WinNavigator

Frigate

Norton Commander

WinNC

Dos Navigator

Servant Salamander

Turbo Browser

Winamp, Skins, Plugins

Необходимые Утилиты

Текстовые редакторы

Юмор

File managers and best utilites

Глава 2. Символика образов поэмы: медный всадник (памятник) и «Медный всадник». Образ стихии и его значение. Символика поэмы медный всадник реферат

медный всадник (памятник) и «Медный всадник». Образ стихии и его значение.

Образы «Медного всадника» имеют обобщенно-философический, аллегорико-символический характер.

Когда Пушкин пишет о Неве, которая «дышит, как с битвы прибежавший конь», то река предстает стихией не только природной, но и социальной. Действия наводнения социально разрушительны. Нева проявляет себя как вор, разбойник, злодей, то есть не как природная, а как человеческая сила. Нева то державна, то революционна. Сближая Неву с мятежной силой народного возмущения, поэт использует образ осажденного Зимнего дворца («дворец казался островом печальным» среди потопа).

Медный всадник на коне — всадник, оседлавший стихию, управляющий ею с помощью железной узды. Конь — Нева — державная власть — народ — бунт — все это звенья метафорической цепи, каскад переносов значения, «смысловой игры», аллегорических сближений, феерия смыслового содержания. Эта небольшая по объему поэма — средоточие «сверхплотного вещества» смысла. Ее малый объем не только результат великого чувства художественной меры, но и знак спрессованности ее смысла. Конечно же, стихия потопа не прямо тождественна народному бунту, но имеет известное художественно-моделирующее значение: наводнение то действительно схоже с народным возмущением, то прямо сопрягается, перекликается с реальным народом, стоящим по берегам Невы в ожидании развязки событий:

Народ зрит божий гнев и казни ждет.

Огромную роль образ водной стихии играет в поэме «Медный всадник». Поэт описал реальное наводнение, случившееся в Петербурге, но сумел увидеть в нем глубокий символический смысл. Во вступлении к поэме Пушкин рисует фигуру Петра I, который своей непреклонной волей сумел обуздать Россию, как ретивого коня. Поэт называет Петербург творением Петра, потому что город был построен наперекор всему по воле царя. Однако природная стихия не подчиняется даже царям. Пушкин не жалеет ярких красок при описании наводнения. И ветер, который гонит воду из Финского залива вспять, и Нева, затопляющая город, выступают в поэме одушевленными существами. Автор использует прием олицетворения, когда природа наделяется человеческими качествами. Морская стихия как будто гневается на людей, посмевших построить город в таком опасном месте. Александр I говорит в поэме, что с божьей стихией царям не совладать. Знаменитый памятник Петру I, Медный всадник, возвышается над волнами. С ним стихия ничего сделать не может.

Глава 3. Петровские преобразования в оценке Пушкина. Образ Евгения. Проблема личности и государства в поэме.

Петровские преобразования в оценке Пушкина. За «Медным всадником» прочно утвердилась репутация загадочного произведения, и это несмотря на то, что он изучен с самых разных сторон и, вероятно, трудно высказать новое суждение о поэме или сделать новое наблюдение, которое в той или иной форме уже не было высказано. Загадочность поэмы сама по себе загадочна. В ней нет никаких неясных мест, тёмных символов. Загадочны не отдельные частности, а целое, общая идея, мысль поэта.

Высоко оценивая личность Петра («Сильный человек», «северный исполин») и прогрессивность его преобразований (Пётр ввёл европейское просвещение, которое должно было иметь своим неминуемым следствием народную свободу), Пушкин не закрывает глаза на теневые стороны петровских реформ: разобщение просвещённой, европеизированной части дворянства и народа, всеобщее рабство и безмолвное повиновение («История представляет вдруг его всеобщее рабство … все состояния окованные без разбора, были равны перед его дубинкою. Всё дрожало, всё безмолвно повиновалось»). И тем не менее поэт полон исторического оптимизма. Ему представлялось, что лишённое политических свобод русское дворянство заменит отсутствующее в России третье сословие и, несмотря на культурную разобщенность с народом, соединится с ним в борьбе «противу общего зла», и сумеет одержать победу, даже не прибегая к кровопролитию. «Желанье лучшего соединяет все состояния» и «твёрдое мирное единодушие», а не «страшное потрясение» уничтожит в России «закоренелое рабство» и «скоро поставит нас наряду с просвещёнными народами Европы». (VIII, 125— 127).

Но надеждам этим не суждено было осуществиться. Пушкин много размышлял над неудачей декабрьского восстания. В «Записке о народном воспитании» он писал, что люди, разделявшие образ мыслей заговорщиков, «с одной стороны, …увидели ничтожность своих замыслов и средств, с другой— необъятную силу правительства, основанную на силе вещей». Под «силой вещей» Пушкин подразумевал «дух народа» и отсутствующее в России общественное мнение. («Общее мнение, ещё не существующее»). Это значит, что не проходит даром разрыв между европеизированной просвещённой частью русского дворянства и народом, сумевшим «удержать бороду и русский кафтан», и не проходит даром «всеобщее рабство», всеобщее безмолвное повиновение.

Поэтому меняется и оценка петровских преобразований. По мнению Пушкина, именно Пётр сумел «чинами» уничтожить потомственное дворянство как общественную силу, игравшую столь важную роль в московский период русской истории. И на место старинного потомственного дворянства, главными качествами которого являются независимость, храбрость и честь, и на значение которого быть «мощными защитниками» народа «1а sauvegarde трудолюбивого класса», пришла бюрократия. «Деспотизм окружает себя преданными наёмниками и этим по давляется всякая оппозиция и всякая независимость. Потомственность высшего дворянства — гарантия этой независимости. Обратное неизбежно связано с тиранией, вернее, с низким и дряб лым деспотизмом». Отсюда вывод: конец дворянства в монар хическом государстве означает рабство народа (VIII, 147—148).

Образ Евгения. Сложен образ Евгения. Евгений - бедный чиновник, представитель столичной мелкоты, тех городских низов, для которых наводнение как раз и ужаснее всего. И в то же время в образе Евгения характерно отразились напряженные историко-политические размышления Пушкинана тему о русском дворянстве, которые нашли место в его многочисленных заметках, планах, набросках, наконец, В ряде произведений тридцатых годов. Евгений, подобно самому поэту, выходец из того феодального «старинного дворянства», которое в результате централизующей государственной политики Петра «упало, - говоря словами Пушкина, - в неизвестность»: «обеднело», «пришло в упадок», «составило род третьего сословия». И поэт считает необходимым довести это до сведения читателей, представляя им своего героя:

Прозванья нам его не нужно,
Хотя в минувши времена
Оно, быть может, и блистало,
И под пером Карамзина
В родных преданьях прозвучало;
Но ныне светом и молвой
Оно забыто.

Все это определяет то сложное историческое и социальное обобщение, которое стоит за «мятежом» Евгения, следующим сразу же после лирического отступления Пушкина. Кулак на Медного Всадника сжимает не только петербургский бедняк, счастье и жизнь которого разбиты в щепы выбором места для новой столицы, но и «темный потомок» «некогда знатного, боярского рода», мститель за обиды «униженных» и «раздавленных» Петром предков. «Мятеж» Евгения - основное содержание его второй встречи с Медным Всадником - дан с еще большей, чем все предшествующее, пластической выразительностью и силой. Сперва, как и во время первой встречи, Евгений находится позади Медного Всадника, который и теперь обращен к нему спиною. Затем, после того как «прояснились в нем страшно мысли», Евгений обходит памятник кругом и оказывается перед Медным Всадником лицом к лицу. Там - Евгений и Медный Всадник были поставлены друг около друга, здесь - друг против друга. Там - сопоставление, здесь - противопоставление, конфликт.

Кругом подножия кумира
Безумец бедный обошел
И взоры дикие навел
На лик державца полумира.
Стеснилась грудь его.
Чело К решетке хладной прилегло,
Глаза подернулись туманом,
По сердцу пламень пробежал,
Вскипела кровь.
Он мрачен стал
Пред горделивым истуканом
И, зубы стиснув, пальцы сжав,
Как обуянный силой черной,
«Добро, строитель чудотворный!
Шепнул он, злобно задрожав,- Ужо тебе!..»

Слово «ужо» весьма выразительно как по своей стилистической, сугубо просторечной, окраске, так и по своей семантике (значит «потом», «позже» и вместе с тем зачастую употребляется как угроза мести, наказания).

И в «Ужо тебе!..» Евгения заключено в высшей степени значительное историческое и политическое содержание. О характере его можно судить по следующему. Издавна установилась, встречается уже в русской публицистике XVI века, символика коня и всадника: народ и царь (см. басню Крылова «Конь и Всадник», впервые опубликованную в 1816 году и в издании 1825 года поставленную на первом месте; см. аналогичное сравнение в пушкинском «Борисе Годунове» - в диалоге Басманова с Борисом). Эта же символика прямо выражена в пушкинском «Россию поднял на дыбы». На фальконетовском памятнике Петру конь и всадник слиты воедино. Но в поэме Пушкина между ними проводится и тонкое различение: в отличие от «горделивого» всадника, коню придан эпитет «гордый»; о всаднике сказано в прошедшем времени: «Россию поднял…», о коне - в настоящем и будущем: «Куда ты скачешь…» и «где опустишь…» В связи с этим особую выразительность приобретает рисунок фалькокетовского памятника Петру, набросанный Пушкиным в его черновых тетрадях примерно около этого же времени. На рисунке - скала; на ней - конь; но всадника на коне нет.

В ответ на слова Басманова:
Всегда народ к смятенью тайно склонен:
Так борзый конь грызет свои бразды
По что ж? Конем спокойно всадник правит
царь Борис отвечает)
Конь иногда сбивает седока.

Па рисунке Пушкина гордый конь сбил горделивого седока. Это, несомненно, бросает яркий свет и на «Ужо тебе!..» Евгения. Но восклицание-угроза Евгения-прозрение в далекое будущее.’ Что же касается «мятежа» Евгения - это еще только бунт «частного» против «общего», причем - самое главное - бунт во имя только «частного». Поэтому «бунт» Евгения - бунт одиночки, безумный и безнадежный протест, не только неизбежно, но и законно обреченный на неудачу. И все это тоже выражено с необыкновенной пластичностью, в ярких и живых художественных образах «Медного Всадника» - гармонической пере кличкой начала поэмы с ее концом.

Проблема личности и государства в поэме. Если допустим термин «шедевры пушкинского творчества», то поэма «Медный всадник», бесспорно, относится к их числу. Исторические, философские, лирические мотивы слились в единый художественный сплав. И «петербургская повесть», как по жанру определил ее Пушкин, приобрела те черты масштабности, которые позволяют отнести «Медного всадника» к «вечным», бесценным памятникам поэзии, не разгаданным до конца.

В центре поэмы — личность Петра I, великого преобразователя, деятельность которого постоянно интересовала поэта, потому что петровская эпоха — один из крупных поворотов в истории России.

Поэма «Медный всадник» — грандиозное философское раздумье Пушкина о поступательном ходе истории. Вступление композиционно противопоставлено двум частям, в которых развертывается сюжет «петербургской повести». В нем дан величественный образ Петра — преобразователя, осуществляющего великое национальное дело, о котором мечтали многие поколения, — укрепление русского государства на берегах Балтийского моря:

Отсель грозить мы будем шведу,

Здесь будет город заложен

Назло надменному соседу

Природой здесь нам суждено

В Европу прорубить окно…

Петр выступает здесь и как покоритель самой природы, ее стихий, и как воплощение победы культуры и цивилизации над той дикостью и отсталостью, которые до него веками царили «на берегу пустынных волн».

Пушкин сложил поэтический гимн могучей силе разума, воли и творческого труда человека, способного на такое чудо, как возведение из «тьмы лесов» и «топи блат» великого и прекрасного города, символа новой, преобразованной России.

Это пример человека, который, мог, казалось, предугадать поворот в течении истории и повернуть Россию в ее новое русло, мог, выходит, стать «властелином судьбы» не только своей собственной, но и всей России:

О мощный властелин судьбы!

Не так ли ты над самой бездной

На высоте, в узде железной …

Россию поднял на дыбы?

Да, Петр поднял Россию на дыбы, но и на дыбу одновременно. Самодержец и самодур. Человек власти, этой властью развращенный, употребляющий ее на великое и низкое. Великий человек, унижающий достоинство других людей. Герцен писал: «Петр I — самый полный тип эпохи или призванный к жизни гений-палач, для которого государство было все, а человек ничего, он начал нашу каторжную работу истории, продолжающуюся полтора века и достигнувшую колоссальных результатов». Слова эти можно поставить эпиграфом к «Медному всаднику».

…Проходит сто лет, осуществлен гениальный замысел Петра. Облик Петербурга — «Петра творенья» — Пушкин рисует с чувством гордости и восхищения. Лирическая часть вступления завершается гимном Петру и его делу, незыблемость которого — залог достоинства и величия обновленной им России:

Красуйся, град Петров, и стой

Неколебимо, как Россия.

Но возвышенный пафос вступления сменяется печальным рассказом последующих глав. К чему привели петровские преобразования? Лучше ли стало обыкновенному, бедному человеку? Пушкин рассказывает историю жизни бедного чиновника Евгения, нежно влюбленного в Парашу.

Мечты Евгения о семейном счастье и личной независимости вполне законны, но им, увы, не суждено сбыться. Стихийное возмущение природы, противопоставленное разумной воле Петра, несет гибель и Параше, и всему бедному люду.

Пушкин переносит столкновение между стихией и разумной деятельностью Петра в план социально-философский. Евгению противостоит уже не Петр-преобразователь, а тот самодержавный порядок, который олицетворен в бронзовом изваянии («кумир на бронзовом коне»). Евгений чувствует на себе мощь деспотизма Петра, представшего ему в образе Медного всадника, «горделивого истукана». И он отважно бросает ему вызов: «Ужо тебе! …». Но бунт отчаявшегося одиночки лишен смысла. Едва бросив вызов кумиру, Евгений, в ужасе от собственной дерзости, бежит прочь. Сломленный, раздавленный, он жалко кончает свои дни.

А что же горделивый всадник, «державец полумира»? Все напряжение, вся кульминация поэмы в жуткой, мистической картине, которая последовала за вызовом Евгения.

Бежит и слышит за собой

Как будто грома грохотанье

Тяжело-звонкое скаканье

По потрясенной мостовой.

И, озарен луною бледной,

Простерши руку в вышине,

За ним несется Всадник Медный

На звонко-скачущем коне.

Оказывается, жалкого выкрика бедного безумца оказалось достаточно, чтобы горделивый истукан потерял покой и с сатанинским рвением стал преследовать свою жертву.

По-разному можно оценивать поэму. В ней многие видели воспевание сильной государственной власти, имеющей право пренебречь судьбами отдельной личности ради общего блага. Но есть в поэме Пушкина и другое — гимн гуманизму, сочувствие «маленькому человеку», восставшему против «воли роковой».

Воля Петра, противоречивость его деяний, и есть точка символического сопряжения всех сюжетных компонентов повествования о бедном петербургском чиновнике — натуральных, фантастических, исторических, загадочно связанных с судьбами послепетровской России.

Величие Петра, прогрессивность его деяний оборачиваются гибелью бедного человека, имеющего право на счастье. Конфликт между государством и личностью неизбежен. Личность всегда терпит поражение, когда ее интересы приходят в столкновение с самовластительным порядком. Гармония между личностью и государством не может быть достигнута на почве несправедливого общественного порядка. Эту мысль Пушкина подтверждает вся трагическая история нашей страны.

studfiles.net

Медный всадник

А.С.Пушкин

Поэма «Медный всадник» (1830)

Петербург в поэме. Петербург поэмы «Медный всадник» – образ многозначный, символический. С одной стороны, это любимый поэтом город белых ночей, дружеских встреч, поэтического вдохновения, утонченной, величественной красоты и блеска. С другой – это символ созданного Петром государства, в котором сочетаются сила, мощь, величие, энергия, но и холодное равнодушие к судьбе «маленького человека». Город, возведенный «над бездной», сравнивается с гордым конём, скачущим в неизвестность:

Куда ты скачешь, гордый конь,

И где опустишь ты копыта?

Можно вспомнить Русь-«птицу-тройку» в поэме Н.В.Гоголя «Мертвые души», где подобный вопрос также остался без ответа: «Русь, куда ж несёшься ты? Дай ответ! Не даёт ответа».

Многозначность образа Медного всадника. Образ Петра Первого в поэме также многозначен, и это чувствуется уже в эпитетах: с одной стороны – «строитель чудотворный», «державец полумира», «мощный властелин судьбы», с другой – «горделивый истукан», «бронзовый кумир», «грозный царь» с его «роковой волей». Медный всадник прекрасен, величествен и одновременно ужасен. Он полное воплощение того государства, которое создал Петр. Медный всадник одновременно напоминает о величии России, но и гнетёт, рождает ужас, ощущение полного бессилия человека перед монолитной мощью государства, что особенно чувствуется в сцене погони.

Символика образа стихии. Образ стихии совмещает и конкретное, и символическое. Это воплощение той стихии природы, которая укрощена строителями Петербурга, закована в гранит нового города. Вырвавшись на некоторое время на волю, она мстит за своё укрощение, становится силой, с которой «царям не совладать».

Стихия символизирует непредсказуемость судьбы, губительную силу неподвластного человеку рока, не случайно Пушкин часто употребляет слово «вдруг»: «вдруг на город кинулась», «всё вокруг вдруг опустело», «воды вдруг втекли в подземные подвалы». Обычная жизнь обычного человека оказалась сломана стихией, равнодушно выброшена из пространства жизни.

Есть и еще один смысловой оттенок образа стихии: стихия становится символом державной власти, безжалостной к мечтам, судьбе и самой жизни «маленького человека».

Образ «маленького человека». Впервые в русской литературе главным героем поэмы – «высокого» жанра – становится незаметный чиновник, который «живёт в Коломне, где-то служит». Евгений в поэме – личность, со своей уникальной судьбой, надеждами, чувствами. «Маленький человек» в поэме Пушкина не принижен, не обезличен, он включен в поэзию обычной человеческой жизни, с ее мечтами о тихом счастье с любимой. Евгений благороден, для него честь – одно из основных достоинств человека, в час наводнения все его тревоги не о себе – о любимой Параше. Евгений вызывает не только сочувствие, жалость, но и восхищение: в минуту, когда он грозит царю, в нем вспыхивают сильные чувства, воля к возмездию.

Евгений нарушил незыблемое спокойствие Медного Всадника, который увидел в этом жалком безумце достойную преследования силу. «Бунт» Евгения направлен против права высшей силы жестоко разрушать обычное течение жизни человека, обрывать его мечты. Евгений защищает право на свою, пусть скромную, жизнь, своё будущее, на их неприкосновенность. Эта мысль – мысль о неприкосновенности частной жизни человека, ее свободе от вмешательства государства – была очень близка Пушкину в тридцатые годы.

Однако бунт «маленького человека» оказался бессильным, обреченным, это был последний всплеск жизненной силы в Евгении. Противостояние с государственной мощью заканчивается смертью «маленького человека» - иначе и быть не могло, однако то, что Евгений оказался способен на протест, пусть и такой бессильно-робкий («Ужо тебе!»), - немало.

studfiles.net

«Символика и фантастика в творчестве А. С. Пушкина («Каменный гость», «Пиковая дама», «Медный всадник») - Реферат

Тема: «Символика и фантастика в творчестве

А. С. Пушкина («Каменный гость», «Пиковая дама», «Медный всадник»)

Содержание

Введение
«Медный всадник»
«Каменный гость»
«Пиковая дама»
Заключение
Используемая литература
Приложение

Символ - предмет или действие, служащее условным знаком какого – нибудь понятия, чего – нибудь отвлечённого (1).

Наша жизнь тесно связана с символами. Нередко мы слышим, например, голубь – символ мира, радуга - символ счастья и т.д.

Символ же в художественном произведении приобретает особое значение: как правило, они заключают в себе жизненные взгляды, представления, осмысления писателем философских проблем и их взаимосвязь с всеобщим мировым ходом. Несмотря на то, что определенная часть символов может быть заимствованной, они наполняются сугубо индивидуальным смыслом, в чем и заключатся их значимость.

Фантастика – фантастическое начало в чем – либо(2). Обычно смысл этого слова сводится к элементарной выдумке. В художественных произведениях фантастическое начало характеризует, как правило, невозможность решения какой - либо проблемы в реальном мире, и поэтому автор вносит ирреальный мир.

В творчестве Пушкина мы неоднократно сталкиваемся с символами. Причём как в прозе, так и в стихотворных поэмах, и, само собой разумеется, в сказках. Но его символы носят фантастический характер, т. е. являются не только материальным воплощением чего – либо, но и облачаются в живую натуру.

Поэтический символ нельзя рассматривать изолировано. Мы должны исходить из его тесного взаимодействия с другими символами, и со всей единой системой произведений поэта.

У Пушкина сложилась собственная мифологическая система, которая является целиком и полностью исключительно собственно достоянием поэта.

Цель нашей работы – анализ символической системы трёх шедевров поэта – «Каменный гость», «Пиковая дама», «Медный всадник».

В исследовательской литературе за последние десятилетия данная проблема освещается довольно разрозненно. В нашей работе мы попытаемся рассмотреть в совокупности эти произведения.

Как правило, в заглавиях оригинальных творений Пушкина – эпических или драматических – указывается либо главное действующее лицо, либо место действия: «Руслан и Людмила», «Жених», «Кавказский пленник» и «Полтава», «Бахчисарайский фонтан» и т. д.

Сходство изучаемых нами произведений просматривается уже в заголовках: «Каменный гость», «Пиковая дама», «Медный всадник».

______________________________________________________________

1.С. И. Ожегов «Словарь русского языка». Москва «ОНИКС 21 век», «Мир и Образование» 2004., стр. 937

2. Там же, стр. 1112

«Медный всадник»

Открывается повесть описанием вида природа, представшей перед Петром 1.

На берегу пустынных волн

Стоял он, дум великих полн,

И вдаль глядел. Пред ним широко

Река неслася; бедный челн

Под ней стремился одиноко.

По мшистым, топким берегам

Чернели избы тут и там,

Приют убого чухонца;

И лес, неведомый лучам

В тумане спрятанного солнца,

Кругом шумел…

Описание пустынного, безжизненного состояние природы символизирует состояние России на тот период. Росли привилегии имущих, происходило засилье бюрократии; стремительно развивалось холопство и крепостное право. По - прежнему было много причин для недовольства, не прекращались выступления обездоленных и обманутых. Пётр решает основать сильное, мощное централизованное государство со столицей, выстроенной на «мшистых и топких берегах». Географическое положение Петербурга поможет усилить не только военную мощь России, но и повысит культурный уровень страны.

«Прошло сто лет,…и юный град вознёсся пышно, горделиво…» Пушкин поёт торжественную оду Петербургу и его основателю. Пётр заковал природную стихию: Нева «оделася в гранит», над её водами повисли мосты, темно – зелёные сады покрыли острова.

Всё дальнейшее описание жизни Петербурга воспринимается двояко. С одной стороны, перед нам открывается обычная жизнь города: вёсёлое катание на санях по Неве, шумные балы, холостые пирушки (Шипенье пенистых бокалов и пунша пламень голубой), воинственная живость. Теперь это место не приют убогого чухонца, а сильное, мощное, выстроенное Петром Великим по европейской модели государство. Величие Петербурга подчёркивают красивые и звучные архаизмы, которые словно лучики сливаются в общем сиянии города:

Творенье Петра прекрасно, это торжество гармонии и света, пришедшее на смену хаосу и тьме.

Но, несмотря на внешнюю живость, чувствуется внутренняя пустота. Ночи в Петербурге задумчивы, зима жестокая, красивость однообразная, блеск безлунный. Петр усмирил и победил стихию. Его Петербург - символ государства и государственности, в нём отразилась вся новая Россия. Царь хотел, чтобы его город был вечным, и построил его из гранита, мрамора и меди - на гнилом финском болоте. Сам Пётр стал по середине его царём – памятником, горделивым медным кумиром этой торжествующей мощи. Великолепный император в лавровом венке на вздыбленном коне на диком, необработанном камне, символизирующим собой Россию. Её всю ещё придётся обработать, превратить в правильную империю по образу града Петрова. Древнюю Москву грозный император ненавидел как противостоящее ему и его «правильному» граду бесформенное, но живучее гнездо русской вольности и мятежа.

Первая часть опять же начинается с описания состояния природы.

Над омрачённым Петроградом

Дышал ноябрь осенним хладом.

Плеская шумною волной

В края своей ограды стройной,

Нева металась, как больной

В своей постели беспокойной…

Перед нами предстает мечущаяся водная стихия, которую своей властной натурой заковал Пётр в гранитный берег. Она ещё не бунтует, она «плещет шумною волной».

В этот момент появляется молодой чиновник Евгений. Пушкин рисует в его образе маленького человека. Он живёт в Коломне, где – то служит, дичится знатных и не думает о государственных делах. Поэт настолько обезличивает его, что не даёт ему фамилию. Фамилия забыта, утеряна во времени. Она уже не нужна Евгению, поскольку Россия, европеизированная бюрократическая машина, загнала его в многотысячную толпу мелких чиновников, о которых в своё время будет писать Гоголь. Евгению удаётся только мечтать о своей «маленькой жизни» - жениться на Параше, трудиться день и ночь, устроить приют и заниматься воспитанием детей.

Это скромное счастье герой стремится обрести в военно-феодальном государстве и новой императорской столице. А они, как и сама наша история, подвержены изменениям, великим переворотам и потрясениям, потому что Петербург основан жестоким монархом, «чьей волей роковой над морем город основался».

Позабыто русское начало нашего государства, нарушены все законы природы и заповеди христианства. На строительства града согнаны и в массе своей погибли от холода, гнилого климата и болезней десятки тысяч крестьян. Страшная цена заплачена за это холодное, нечеловеческое великолепие, за самодовольное торжество европейской цивилизации среди финских болот и низин. Такое мнение высказал Карамзин в знаменитой бесцензурной «Записке о древней и новой России». «Человек не одолеет натуры», - написал он в своей записке.

Стихия, было укрощенная, оказывается сильнее препон, поставленных человеком, она перехлестывает через гранит, она рушит кров и приносит гибель тысячам людей - там, где раньше от нее на бедном челне легко спасался убогий чухонец. Доверял ей, не ограждался - и жил; а обитатели роскошной столицы полумира гибнут, потому что роковая воля основателя противопоставила их стихии. И вот море принимает вызов: "Осада! приступ! злые волны..." Вот на чем делает ударение Пушкин - на попятном движении стихии, возвращающейся в свои законные, природой определенные места.

Вечный символ мятежности – водная стихия, под умелым пером Пушкина приобретает особую красоту. Это не просто Нева, вышедшая из берегов, это – разъярённый зверь:

Нева вздувалась и ревела,

Котлом клокоча и клубясь,

И вдруг, как зверь остервенясь

На город кинулась…

Стихия рушит всё. На улицах «обломки хижин, брёвны, кровли,…гробы с размытого кладбища плывут по улицам!». Народ ждёт божьей казни.

Именно наводнение сталкивает лицом к лицу простого, мелкого человека Евгения и Петра, а точнее, его медную копию. Впрочем, в данном произведении сам Пётр ничем не отличается от памятника.

Вспомним начало:

На берегу пустынных волн

Стоял он, дум великих полн,

И вдаль глядел.

Как видим, ни жеста, ни движения. Только чёткий, устремлённый взгляд вперёд. На лицо явная заданность, точность движений. Такие бывают у статуй. Именно это и сближает «живого» Петра и его памятник. К тому же, Пушкин намеренно подчёркивает во второй части выражение лица статуи: «какая дума на челе!». К смыслу такого сопоставления мы обратимся позже.

Евгений в ужасе, он застыл, но не от проливного дождя и буйного ветра:

Его отчаянные взоры

На край один наведены

Недвижно были…

Боже, боже! там-

Увы! близёхонько к волнам,

Почти у самого залива-

Забор некрашенный, да ива

И ветхий дом: там оне,

Вдова и дочь, его Параша

Его мечта…

Всё рушится! Все планы, все мечтания этого человека уносит вода. Пушкинские Евгений и Параша - молоды, полны желанием быть счастливыми, но их идиллический союз разрушен не в конце, а в начале. Чета, которая обещала стать идеальной, не состоялась. Удар, нанесенный государственной утопией семейной идиллии, тут приходится глубже - по самому основанию. И уже сам Евгений превращается в статую:

И он, как будто околдован,

Как будто к мрамору прикован,

Сойти не может!

А к нему обращён спиною в непоколебимой вышине кумир на бронзовом коне.

Кумир – статуя языческого божества. Ему слепо поклоняются и приносят жертвы, часто человеческие. Идол имперской государственности поворачивается спиной к реальному человеку, его трагедии. В его империи нет и не может быть устойчивости. Покоя, достойного существования, социальной благоустроенности, взаимного уважения власти и конкретного человека. «Этот бронзовый гигант не мог уберечь участи индивидуальностей, обеспечивая участь народа и государства», - верно сказал Белинский. Тем самым перед нами предстаёт следующая скульптурная композиция. Навстречу беснующийся стихии обращены двое: впереди, почти вплотную к реке, - недвижный Пётр на коне; сзади, по ту сторону площади, - «на мраморном звере» недвижный Евгений. Несмотря на общее сходство положений, вызваны они разными причинами.

Кумир «стоит с протёртою рукою» на бронзовом коне. Глагол «стоит» подчёркивает решительность, активность позы. Тем более её усиливает жест – с простёртою рукою. Сама статуя выражает стремление укротить стихию. Если во вступлении Пётр - зодчий, то - защитник воздвигшегося по его замыслам города. (Опять же: города, а не человека, т. к. он стоит спиной).

Евгений «сидит недвижный, страшно бледный … руки сжав крестом».В начале повести герой чувствовал себя хозяином судьбы: он был готов жениться, трудиться, чтобы доставить себе независимость и честь. Сейчас он полностью покоряется стихии, его жизненное русло полностью сливается с бушующей водой, он теряет смысл своего существования на земле:

…иль вся наша

И жизнь ничто, как сон пустой,

Насмешка неба над землёй?..

Как мы видим, конфликта здесь ещё нет. Мы видим сопоставление государства и человека, общего и частного. Но самая отчётливость, острота такого параллельно – контрастного сопоставления и, в особенности, только что указанная, заканчивающая всю сцену и полная огромной смысловой выразительности, экспрессии, поза кумира подготавливают в сознании читателя закономерность будущего конфликта, являются его предпосылкой.

Но вот стихия, насытившись своими разрушениями, успокоилась. Слишком велика цена этого покоя:

Скривились домики, другие

Совсем обрушились, иные

Волнами сдвинуты; кругом,

Как будто в поле боевом,

Тела валяются…

Евгений видит разрушенный дом его невесты. Он сходит с ума.

…он скоро свету

Стал чужд. Весь день бродил пешком,

А спал на пристани; питался

В окошко поданным куском…

…злые дети

Бросали камни вслед ему.

Нередко кучерские плети

Его стегали, потому

Что он не разбирал дороги

Уж никогда; казалось – он

Не примечал…

Природная катастрофа неизбежно открывает всю бесчеловечность, все скрытые болезни и пороки внешне красивой государственной машины. Простой человек, перенеся потрясение, не может выжить. Не только гибнут личные мечты Евгения, но и само великое дело Петрово рушится, видно, что построено не только на человеческих костях, но и на песке, ибо оно не народно.

Конфликт разворачивается всё с новой и новой силой.

Снова ненастный осенний вечер, уныло воет ветер. Евгений, заснув на невской пристани, просыпается не от плохой погоды, а от схожей обстановки, в которой он оказался. Герой вспоминает ужас, пережитый им в часы наводнения. Он очутился на том самом месте, где бушевала стихия, и видит перед собой в «тёмной вышине над ограждённою скалою» кумира.

Евгений вздрогнул. Прояснились

В нём страшно мысли…

Евгений впервые понял причинно - следственную связь между статуей, неподвижно возвышающейся во мраке, и человеком, который основал этот город.

Какая дума на челе!

Какая сила в нём сокрыта!

В ком? В Петре? В бронзовом кумире? «Неподвижная статуя подвижного существа понимается либо как движущаяся статуя, либо как статуя неподвижного существа. В эпической поэме обе эти трансформации объективируются, они становятся частью сюжета»(3), т.е. становятся единым целым. Это же относится и к коню:

Куда ты скачешь, гордый конь,

И где опустишь ты копыта?

«Эта мысль поэта есть лирическое воплощение скульптурного мотива, этот мотив – бег коня – воображение поэта развёртывает во времени, и встаёт насущный вопрос о том, что последует далее. Бронзовый конь понимается здесь как подвижный, и из этой подвижности проистекает подлинное движение – это есть эпическая реализация скульптурного мотива: «Медный всадник с грохотом скачет «по потрясённой мостовой»…»(4)

Этот конь обладает такой же мощной силой, как и сам всадник.

О мощный властелин судьбы!

Не так ли над самою бездной,

На высоте, уздой железной

Россию поднял на дыбы?

Это описание памятника заимствовано у Мицевича в "Отрывке" из третьей части "Дзядов", целиком посвященном России. Город Петра здесь толкуется как создание самых злых, сатанинских сил истории, обреченное - рано или поздно - Божьему гневу и разрушению:

Рим создан человеческой рукою,

Венеция богами создана;

Но каждый согласился бы со мною,

Что Петербург построил сатана.

Для Мицкевича Петербург - это город, взошедший на крови ("Втоптал тела ста тысяч мужиков, И стала кровь столицы той основой") и потому не способный произрастить на своей почве ничего истинно великого ("Нe зреет хлеб на той земле сырой, Здесь ветер, мгла и слякоть постоянно"). Пушкин не только не отбрасывает, но и развивает "сатанинский" мотив, предложенный Мицкевичем,- в образе ожившей статуи.

Пушкин, естественно, не провозглашает своей солидарности с народной легендой и ее романтической вариацией - не только из-за цензурных ограничений, не только потому, что ему вообще чужд пафос открытой риторики, свойственный иногда Мицкевичу, но потому, что в Петре сложно соединено фаустовское и мефистофелевское, и последнее не должно проявляться в чистом виде - оно есть лишь тайное и ужасное свойство, проступающее вдруг в чудотворном строителе.

«Сатанизм» Петра обозначен прежде всего словами "горделивый истукан", "кумир на бронзовом коне" - словами, имевшими в религиозно-культурной традиции только один - отрицательный - смысл: "не сотвори себе кумира", "не делай себе богов литых", "не делайте предо Мною богов серебряных или богов золотых".

__________________________

3.Р. О. Якобсон. Статуя в поэтической мифологии Пушкина//Работы по поэтике. М., 1987, стр. 168

4.Р. О. Якобсон, там же.

В Апокалипсисе, где развернут ряд таких понижающихся в ранге и материале "богов" на всю будущую историю человечества, выражено требование "не поклоняться бесам и золотым, серебряным, медным, каменным и деревянным идолам, которые не могут ни видеть, ни слышать, ни ходить". О том, насколько очевидна была негативная подоплека понятий "кумир", "истукан", свидетельствует удаление их Пушкиным из официального варианта поэмы, предназначавшегося к печати (перед этим сам царь, прочитав поэму глазами цензора, вычеркнул из нее эти крамольные слова, которым поэт был вынужден искать неравноценную замену: "гигант", "скала") [3].

Р. Якобсон объясняет зловещий смысл скульптурного изображения не только общерелигиозным, но и специфически православным миропониманием. «Православная традиция, страстно осуждавшая скульптуру, не допускавшая ее в храмы, почитавшая за языческий или дьявольский соблазн (что для церкви одно и то же),- вот что предопределило у Пушкина тесную связь между статуями и идолопочитанием, чертовщиной, чародейством». «На русской почве она соотносится ближайшим образом с нехристианским или даже антихристианским началом петербургского самодержавия»

Но Петр в поэме - не просто медный истукан, который "не может ни видеть, ни слышать, ни ходить",- это истукан, услышавший угрозу Евгения, обративший на нeгo лицо и погнавшийся за ним по потрясенной мостовой.

Оживление мертвого тела - будь это изваяние, механизм, труп, кукла, картина - есть достаточно традиционный в литературе образ вторжения демонических сил в человеческий мир. Легче всего он проникает в этот мир, им осужденный и отринутый, извне, через мертвую материю - разрисованную поверхность холста, изваянную в бронзе статую и т. п., причем загадочная сила, внезапно одушевляющая эти вещи, выдает свою дьявольскую природу тем, что она враждебна всему живому, она является в мир не для продолжения и развития жизни, но чтобы умертвить, оцепенить, забрать с собою в ад.

Точно так же и оживший истукан в "Медном всаднике" покидает свой постамент, чтобы преследовать живого Евгения, угрожая ему смертью. Показательно, что в случаях соприкосновения с дьявольской силой Евгений в "Медном всаднике", сходит с ума, а затем уже гибнет. Разрушение духа предшествует разрушению тела.

Было бы ошибочно принимать субъективно-психологическую мотивировку события за исчерпывающее его объяснение: дескать, Евгений сошел с ума, потому и чудится ему "тяжело-звонкое скаканье". Нет, безумие во всех этих случаях - не причина иллюзии, а следствие факта, действующего на героев с непреложностью истины: помраченность рассудка лишь отражает кромешный мрак, явившийся им в потусторонних фигурах. Выход Невы из берегов, сошествие памятника с постамента и сумасшествие Евгения - во всех трех событиях, стирающих грани вещей, ощущается первоначальная "роковая воля" того, кто сдвинул раздел между морем и сушей, произвел - в буквальном смысле слова - переворот, благодаря которому "под морем город основался".

refdb.ru

Реферат - «Символика и фантастика в творчестве А. С. Пушкина («Каменный гость», «Пиковая дама», «Медный всадник»)

Тема: «Символика и фантастика в творчестве

А. С. Пушкина («Каменный гость», «Пиковая дама», «Медный всадник»)

Содержание

22Введение

«Медный всадник»

«Каменный гость»

«Пиковая дама»

Заключение

Используемая литература

Приложение

______________________________________________________________

1.С. И. Ожегов «Словарь русского языка». Москва «ОНИКС 21 век», «Мир и Образование» 2004., стр. 937

2. Там же, стр. 1112

«Медный всадник»

Открывается повесть описанием вида природа, представшей перед Петром 1.^ На берегу пустынных волн Стоял он, дум великих полн,

И вдаль глядел. Пред ним широко

Река неслася; бедный челн

Под ней стремился одиноко.

По мшистым, топким берегам

Чернели избы тут и там,

Приют убого чухонца;

И лес, неведомый лучам

В тумане спрятанного солнца,

Кругом шумел…Описание пустынного, безжизненного состояние природы символизирует состояние России на тот период. Росли привилегии имущих, происходило засилье бюрократии; стремительно развивалось холопство и крепостное право. По - прежнему было много причин для недовольства, не прекращались выступления обездоленных и обманутых. Пётр решает основать сильное, мощное централизованное государство со столицей, выстроенной на «мшистых и топких берегах». Географическое положение Петербурга поможет усилить не только военную мощь России, но и повысит культурный уровень страны. «Прошло сто лет,…и юный град вознёсся пышно, горделиво…» Пушкин поёт торжественную оду Петербургу и его основателю. Пётр заковал природную стихию: Нева «оделася в гранит», над её водами повисли мосты, темно – зелёные сады покрыли острова. Всё дальнейшее описание жизни Петербурга воспринимается двояко. С одной стороны, перед нам открывается обычная жизнь города: вёсёлое катание на санях по Неве, шумные балы, холостые пирушки (Шипенье пенистых бокалов и пунша пламень голубой), воинственная живость. Теперь это место не приют убогого чухонца, а сильное, мощное, выстроенное Петром Великим по европейской модели государство. Величие Петербурга подчёркивают красивые и звучные архаизмы, которые словно лучики сливаются в общем сиянии города:

Творенье Петра прекрасно, это торжество гармонии и света, пришедшее на смену хаосу и тьме.

Первая часть опять же начинается с описания состояния природы.

^ Над омрачённым Петроградом Дышал ноябрь осенним хладом.

Плеская шумною волной

В края своей ограды стройной,

Нева металась, как больной

В своей постели беспокойной…

Нева вздувалась и ревела,

Котлом клокоча и клубясь,

И вдруг, как зверь остервенясь

На город кинулась…

Вспомним начало:^ На берегу пустынных волн Стоял он, дум великих полн,

И вдаль глядел.

Евгений в ужасе, он застыл, но не от проливного дождя и буйного ветра:

Его отчаянные взоры

На край один наведены

Недвижно были…

Боже, боже! там-

Увы! близёхонько к волнам,

Почти у самого залива-

Забор некрашенный, да ива

И ветхий дом: там оне,

Вдова и дочь, его Параша

Его мечта…

И он, как будто околдован,

Как будто к мрамору прикован,

Сойти не может!

А к нему обращён спиною в непоколебимой вышине кумир на бронзовом коне.

…иль вся наша

И жизнь ничто, как сон пустой,

Насмешка неба над землёй?..

Но вот стихия, насытившись своими разрушениями, успокоилась. Слишком велика цена этого покоя:

Скривились домики, другие

Совсем обрушились, иные

Волнами сдвинуты; кругом,

Как будто в поле боевом,

Тела валяются…

Евгений видит разрушенный дом его невесты. Он сходит с ума.

…он скоро свету

Стал чужд. Весь день бродил пешком,

А спал на пристани; питался

В окошко поданным куском…

…злые дети

Бросали камни вслед ему.

Нередко кучерские плети

Его стегали, потому

Что он не разбирал дороги

Уж никогда; казалось – он

Не примечал…

Конфликт разворачивается всё с новой и новой силой.

Евгений вздрогнул. Прояснились

В нём страшно мысли…

Какая дума на челе!

Какая сила в нём сокрыта!

Куда ты скачешь, гордый конь,

И где опустишь ты копыта?

Этот конь обладает такой же мощной силой, как и сам всадник.

О мощный властелин судьбы!

Не так ли над самою бездной,

На высоте, уздой железной

Россию поднял на дыбы?

Рим создан человеческой рукою,

Венеция богами создана;

Но каждый согласился бы со мною,

Что Петербург построил сатана.

__________________________

3.Р. О. Якобсон. Статуя в поэтической мифологии Пушкина//Работы по поэтике. М., 1987, стр. 168

4.Р. О. Якобсон, там же.

Вообще между Медным всадником и бушующей рекой обнаруживается какая-то тайная общность намерений - не только в том, что оба они преследуют Евгения и сводят его с ума, но и в непосредственной обращенности друг к другу. Разъяренная Нева не трогает всадника, как бы усмиряется подле него,- сам же всадник "над возмущенною Невою стоит с простертою рукою". Ведь бунт Hевы против Петербурга заведомо предопределен бунтом самого Петра против природы - и в этом смысле они союзники. ^ Евгений, безусловно, чувствует демонический характер статуи. Каждый раз, проходя по этой площади, на его лице изображалось смятенье. Его бунт против статуи не удался. «Ужо тебе…!» звучит угрожающе. Мы воспринимаем этот бунт как бунт одиночки, поэтому он законно обречён на неудачу. Но Пушкин в своём произведении сам предрекает возможность другой развязки. Исследователь Д. Благой заметил, что поэт проводит тонкое различие между всадником и конём: «о всаднике сказано в прошедшем времени: «Россию поднял…», о коне - «в настоящем и будущем: «Куда ты скачешь…» и «где опустишь…» В связи с этим особую выразительность приобретает рисунок фальконетовского памятника Петру, набросанный Пушкиным в его черновых тетрадях примерно около этого же времени. На рисунке – скала; на ней – конь; но всадник на коне нет…»(5)В связи с этим вспоминается пугачёвский бунт и многочисленные народные восстания, направленные против царизма.

Таким образом, наблюдается тесная связь между символами «Медного всадника» и основным значением этого произведения. Однообразность, серость Петербурга, Нева, спокойная и воинствующая, конь и статуя, сначала неподвижные, а затем фантастически приобретающие движение олицетворяют собой трагическое право государственной мощи (олицетворением которой и стал Пётр I) распоряжаться жизнью не только частного человека, но и вершить по собственной воле историю России.

Тут не мысль человека Петра творит город, а город в лице памятника Петру преследует человека и сводит его с ума. Начало поэмы - великая мысль Петра, конец - жалкое безумие Евгения. В промежутке - камень, воплотивший мысль и разрушивший ее.

Народ своими помыслами пробуждает дремлющую в недрах исторического бытия стихию, которая оборачивается разрушительным наводнением, угрожающим счастью человека. Разрешение драматического конфликта Пушкин видит в преодолении разрыва между величием государственных задач и кругозором частной личности.

_____________________________________________

5. Д. Благой. Мастерство Пушкина». Москва, сов. пис., 1953 г., стр. 219

«Каменный гость».

В заглавии этого произведения, подобно как в «Медном всаднике», мы видим противопоставление безжизненной, неподвижной массы, из которой вылеплена статуя, и подвижного, одушевлённого существа, которое статуя изображает. Следовательно, главный символ – всё та же губительная статуя.

Мотив загробного мира появляется с самого начала. Дон Гуан вспоминает об умершей деве Инезе, с которой он проводил время у монастыря. Но в его памяти всплывает не весь образ, а лишь глаза:

Инеза! – черноглазая…о, помню…

Странную приятность

Я находил в её приятном взоре…

Чёрный цвет – цвет траура, скорби. Исследователи "маленьких тpагедий" трактуют ещё и синий, лунный цвета как мpачные, могильные, тpагические (именно лунным цветом окрашена встреча Дона Гуана и Лауры).

Вообще, глаза как центp изобpажения – хаpактеpная особенность изобpажения лица в иконописном каноне. Глаза - символ вечной жизни. Синий цвет означает божественность.

В «Откpовении» святого Иоанна Богослова «Богоматеpь» - жена, облеченная в солнце; под ногами ее луна, и на главе ее венец из двенадцати звезд». Hа иконах Богоматеpь пишется в синем (или пуpпуpном) мафоpии.

Воспоминание красоте Инезы, окрашенное в трагические цвета, готовит сознание Дона Гуана к восприятию красоты Доны Анны. Сам факт, что сначала о ней рассказывает монах, придаёт ей божественный образ.

Со слов Дона Гуана, она представляет собой воплощение ангела:

…Вы чёрные власы на мрамор бледный

Рассыплете – мнится мне, что тайно

Гробницу эту ангел посетил…

…Я дивлюсь безмолвно

И думаю – счастлив, чей хладный мрамор

Согреет её дыханием небесным

И окроплён любви её слезами…

Дон Гуан (у котоpого даже слуга достаточно искушен в знании "наших живописцев, включая малоизвестного Пеpеза) стpоит свою замысловато-комплиментаpную pечь на пеpесказе сюжета каpтины "Св.Инеса". По легенде, эта юная девушка, не желавшая поклоняться языческим богам, была выставлена обнаженной на всеобщий обзор. Но произошло чудо - ее волосы внезапно отросли до пят, а появившийся ангел накинул на ее тело пелену. Дона Анна закрыта от нескромных взоров Дон Гуана, он смог заметить всего лишь узкую пятку.

Здесь, как и в «Медном всаднике», мы видим только назреване конфликта между тёмным и светлым, загробным и божественным. Пушкин, играя цветом и символом, готовит сознание читателя к неожиданному повороту сюжета. Фантастическая борьба между «нашим» о «потусторонним» миром всегда готовит неожиданную развязку.

Дон Гуан выпрашивает у Доны Анны свидание. Его слуга Лепорелло замечает недобрый взгляд статуи. Дон Гуан, насмехаясь над воображением Лепорелло, просит его пригласить командора стоять на часах во время его любовного свидания. Он высмеивает не только своего слугу, но и статую, причём делает это не в первый раз (вспомним монолог, в котором он называет ещё живого Командора стрекозой). «Здесь жизненность командора отделена от его человеческой жизни (возможно, что покойник успокоился, возможно, что нет), а жизнь статуи, точно так же, как человеческая жизнь командора, становится, так сказать, единым отрезком общего существования командора».

Передаваемое кивком статуи внезапное, т.е. быстрое и непредвиденное, не предвещаемое никакими признаками изменение внутреннего состояния знакомо каждому, вне зависимости от сферы деятельности, человеку как "озарение". Это внезапное прояснение сознания, внезапное понимание чего-то, что еще секунду назад пребывало в уме и душе как смутное томление.

Такой поворот определялся, по-видимому, общим умонастронием времени. Он лежит в общем pусле «истинного pомантизма», пеpеосмысления пpосветительской каpтины миpа и восстановления утpаченной полноты внутpенней жизни человека.

Ужасы Фpанцузской pеволюции были свежи в памяти. Безнpавственность человека уже не уpавновешивалась пpитягательностью антицеpковного бунта, доведенного pационалистической кpитикой до бунта антиpелигиозного. Hаобоpот, возвpащение к pелигии, очищенной от фанатизма и неопpавданных пpитязаний цеpкви на области человеческой деятельности, лежащие вне пpеделов ее компетенции, pассматpивалось как pавноценный, если не единственный путь к восстановлению нpавственного и духовного достоинства человека.

Дон Гуан психологически не свободен от статуи. Это замечает и Дона Анна: «Муж мой и во гробе вас мучит?».

В IV сцене мы наблюдаем духовное перерождение Дона Гуана:

Вас полюбя, люблю я добродетель

И в первый раз смиренно перед ней

Дрожащие колена преклоняю.

Дон Гуан ведет беседу не в монастыре, и если он заговорил о добродетели, то мы вправе поинтересоваться, что при этом имеется в виду.

В реабилитации, восстановлении жизнестpоительного значения pелигиозного миpоотношения Пушкин - не пеpвооткpыватель,но со-мыслитель, сотpудник в евpопейском пpоцессе пеpеосмысления философских pезультатов века Пpосвещения. Роль Жеpмены де Сталь в этом пpоцессе не подлежит сомнению, и ее интеpпpетация понятия, скомпpометиpованного девальвацией pелигиозного языка, поможет нам уpазуметь пpизнание Гуана. "Добpодетель - и пpивязанность души и осознанная истина; ее нужно либо почувствовать, либо понять" (6).

6.^ Жермена де Стал

www.ronl.ru

Дипломная работа - Петр I в поэме АСПушкина Медный всадник проблемы интерпретации

Содержание

Введение

Поэты XVIII в. о Петре I

Пушкин – историк Петра: «История Петра I», «Арап Петра Великого», «Стансы», «Полтава», «Пир Петра Первого».

Петербургская повесть А. С. Пушкина «Медный всадник»:

«Медный всадник» и литературная критика

Музыкальность поэмы

Символика поэмы. Историческая трактовка

Памятник – главный герой произведения

«Медный всадник» как образец петербургского текста

V. Заключение

Список литературы

I. Введение.

С приближением шестидесятой годовщины победы в Великой Отечественной войне всё чаще говорят о патриотизме, славе и доблести русских воинов. Миллионы людей отдавали жизни за свою страну, и их жертвы были не напрасны. Так уж сложилось: проблема отсутствия героев перед Россией никогда не стояла. Герои – это не только солдаты, но и ученые, полководцы, руководители, писатели, архитекторы, дипломаты. Их всегда высоко ценили, воспевали в былинах, преданиях, одах и поэмах.

В настоящее время мы вновь вспоминаем этих людей. В телевизионных программах просят высказать мнение: кого вы считаете патриотами – любые два человека за всю отечественную историю. Ответы различны: Суворов, академик Сахаров, Пушкин и Жуковский, маршал Жуков, Толстой. Я же думаю, что никто не сделал для России больше и не любил её так, как Пётр I. Великий император, о котором так много создано произведений русскими поэтами, особенно М.В. Ломоносовым и А.С. Пушкиным. Но, пожалуй, самым ярким, возвышенным и неоднозначным художественным творением об этом представителе династии Романовых является петербургская повесть А.С. Пушкина «Медный Всадник».

Цель данной работы состоит в том, чтобы раскрыть идейный смысл поэмы А.С. Пушкина «Медный Всадник», уточнить специфику художественной интерпретации поэтом фигуры Петра I, прояснить характер смысловых связей между полюсами «Петр I– Петербург – Россия – Народ» в пушкинском тексте.

II. Поэты XVIIIв. о Петре I.

М.П.Погодин, историк, живший в пушкинские времена, писал в своём эссе «Петр Великий»: «Мы просыпаемся. Какой ныне день? 1 января 1841 года. Петр Великий велел считать годы от Рождества Христова, Петр Великий велел считать месяцы от Января. Пора одеваться – наше платье сшито по фасону, данному Петром Первым, мундир по его форме. Сукно выткано на фабрике, которую завел он, шерсть настрижена с овец, которых развел он. Попадается на глаза книга – Петр Великий ввел в употребление этот шрифт и сам вырезал буквы. Вы начнете читать её – этот язык при Петре Первом сделался письменным, литературным, вытеснив прежний, церковный. Приносят газеты – Петр Великий их начал. Вам нужно искупить разные вещи – все они, от шелкового шейного платка до сапожной подошвы, будут напоминать вам о Петре Великом…За обедом, от соленых сельдей и картофеля, который он указал сеять, до виноградного вина, им разведенного, все блюда будут говорить вам о Петре Великом. После обеда вы едете в гости – это ассамблея Петра Великого. Встречаете там дам, допущенных до мужской компании по требованию Петра Великого».

Но если бы только шейные платки, соленые сельди и ассамблеи…Погодин продолжает: «Место в системе европейских государств, управление, разделение, судопроизводство, права сословий, Табель о рангах, войско, флот, подати, ревизии, рекрутские наборы, фабрики, заводы, гавани, каналы, дороги, почты, земледелие, лесоводство, скотоводство, рудокопство, садоводство, виноделие, торговля внешняя и внутренняя, одежда, наружность, аптеки, госпитали, лекарства, летоисчисление, язык, печать, типографии, военные училища, академии – суть памятники его неутомимой деятельности и его гения».1

Воспевание личности царя-реформатора, подчеркивание его особых личных достоинств – характерная черта публицистики петровского времени. Она неизбежно влекла за собой создание подлинного культа личности преобразователя России, только ему обязанной всем достигнутым, возведенной только его усилиями на недосягаемую прежде высоту. Как писал современник Петра И. Неплюев, «на что в России не взгляни, все его началом имеет, и чтобы впредь не делалось, от сего источника черпать будут». Такой культ персоны монарха – незнакомое явление русской политической культуре предшествующих времен.

Петровские публицисты (Феофан, Шафиров) подчеркнуто прославляли личные достоинства Петра, особо отмечая, что “не обрящется не токмо в нынешних нашей памяти веках, но ниже в гисториях прежних веков, его величеству равного, в котором бы едином толико монарху надлежащих добродетелей собрано было и которой бы не во многие лета в своем государстве, толь многие славные дела, не только начал, но и от большей части в действо произвел и народ свой, который в таких делах до его государствования отчасти мало, отчасти же и ничего не был искусен, не токмо обучил, но и прославил”. Уже при жизни Петра сравнивали с выдающимися деятелями русской и мировой истории: Александром Невским, Александром Македонским, Цезарем и т. д.

К числу ранних произведений поэта В.К. Тредиаковского относится его «Элегия о смерти Петра Великого». По живым следам трагического события эта «Элегия», как надгробное слово Ф. Прокоповича и «Слава печальная»Ф. Жуковского, описывает безмерное горе россиян:

Что за печаль повсюду слышится ужасно?

Ах! Знать Россия плачет в многолюдстве гласно!

Где ж повседневных торжеств, радостей громады?

Слышь, не токмо едина; плачут уж и чады!

Г.Р. Державин в стихотворении «Монумент Петра Великого» (1776) воспевает Петра как просвещенного монарха:

Кто был в трудах неутомленный,

Прямой отечества отец?

Великие цари вселенны!

В Петре ваш зрите образец.

Твоя пребудет добродетель,

О, Петр! Любезна всем векам,

Храни, храни всегда, содетель,

Его в преемниках ты нам!

Будучи сторонником монархического правления в России, А.П. Сумароков вместе с тем резко отрицательно относился к деспотическому самовластию. В одном из своих публицистических произведений ( «Некоторые статьи о добродетели») он заявил: «Монархическое правление, я не говорю деспотическое, есть лучшее». Идеальным правителем для Сумарокова оставался просвещенный монарх-преобразователь (каким был Петр I), боровшийся с застоем в культурной жизни, с суеверием, предрассудками и невежеством. Свое отношение к деятельности Петра IСумароков высказал в «Слове похвальном о государе Петре Великом», помещенном в журнале «Трудолюбивая пчела» (этот журнал издавал сам Сумароков в 1759 году): «До времени Петра Великого Россия не была просвещена ни ясным о вещах понятием, ни полезнейшими знаниями, ни глубоким учением; разум наш утопал во мраке невежества…Вредительная тьма разума приятна была, и полезный свет тягостен казался…Возмужал Великий Петр, взошло солнце и мрак невежества рассыпался. Обманулись невежи и упрямцы, с суеверами, в мерзкой своей надежде...» Для верховного правителя, по Сумарокову, должно быть превыше всего благо его подданных, он неукоснительно должен соблюдать законы и не поддаваться своим страстям.

Предшественником А.С. Пушкина, определившим развитие всей русской литературы был М.В.Ломоносов. В его одах создаётся образ идеального правителя, заботящегося о распространении просвещения, об успехах наук, об улучшении экономического положения и о духовном росте своих подданных. Примером, достойным всяческого подражания для очередных российских венценосцев, Ломоносов, естественно, избрал Петра I. В сознании передовых современников Ломоносова Петр Iзакрепился как царь-реформатор, обновитель России, а «дело Петрово» стало знаменем в борьбе за дальнейшее развитие страны. Самого же Ломоносова, кроме того, привлекали демократизм и энергичность Петра – этого «много трудившегося российского Геркулеса». Он, конечно, не упускал ни одного повода для возвеличения Петра в своих одах, настойчиво внушая и терпеливо разъясняя российским самодержцам необходимость продолжить и завершить начатые Петром преобразования. Нередко случалось так, что оды Ломоносова, адресованные его «высокородному» современнику, в конечном счете, превращались в панегирики Петру. Правда, в рамках оды, носившей нередко официальный, а порой «должностной» характер, Ломоносову было трудно воссоздать цельный образ любимого героя, и Ломоносов прославляет личность и деятельность Петра в «надписях», в публицистическом жанре «похвального слова», в неоконченной героической поэме «Петр Великий». Достаточно ярко определены личные качества и заслуги Петра перед отечеством в «Надписи Iк статуе Петра Великого»:

Се образ изваян премудрого героя,

Что, ради подданных лишил себя покоя,

Последний принял чин и царствуя служил,

Свои законы сам примером утвердил,

Рожденны к скипетру простер в работу руки,

Монаршу власть скрывал, чтоб нам открыть науки.

Когда он строил град, сносил труды в войнах,

В землях далеких был и странствовал в морях,

Художников сбирал и обучал солдатов,

Домашних побеждал и внешних супостатов;

И, словом, се есть Петр, отечества отец.

Земное божество Россия почитает,

И столько алтарей пред зраком сим пылает,

Коль много есть ему обязанных сердец.

Петр I в понимании Ломоносова – это творец и одновременно символ новой России, человек, совершивший нечто неподвластное человеку, — перевернувший весь жизненный уклад огромной страны, определивший её настоящее величие и заложивший основы величия будущего, сотворивший мир новых культурных ценностей, создавший оптимальные условия для формирования нового человека и нового отношения к человеку, и сам воплотивший в себе идеал нового человека: просвещенного, сильного духом и широкого душой, увлекающегося и расчетливого и т.п., — человека мощной индивидуальности, решающей чертой которой является гармоническое сочетание личного и общенационального интереса. Поэма «Петр Великий» должна была художественно увенчать предшествующие творческие усилия Ломоносова в создании образа царя-просветителя, предпринятые в похвальных одах, надписях, ораторской прозе. Во многом благодаря этим усилиям русское просветительство XVIIIв. в своих общественно-политических построениях развивалось с оглядкой на великую личность Петра I (если западноевропейские просветители мыслили себе идеал государя, просвещенного монарха в неопределенном будущем, до для всех русских просветителей, за исключением Радищева, этот идеал уже был воплощен в действительность в недавнем прошлом). Причем, обращаясь к Петру I, наша общественная мысль XVIIIв. начиная с Ломоносова (и опять-таки во многом благодаря ему), выделяла в этом «идеальном государе» прежде всего его деятельный характер: если на Западе «идеальный государь» в представлениях великих умов эпохи – это по преимуществу «философ на троне», то в России сама жизнь Петра I и масштабы его дел исподволь приводили к заключению, что «идеальный государь» – это «работник на троне». Здесь Ломоносов по прямой линии является предшественником Пушкина.

--PAGE_BREAK--

Ломоносов первым постиг «всеобъемлющую душу» на троне вечного работника и испытал при этом нечто вроде «священного ужаса». В 1755г., непосредственно перед началом работы над поэмой, в «Слове похвальном Петру Великому» он писал: «Я в поле меж огнем; я в судных заседаниях между трудными рассуждениями; я при строении городов, пристаней, каналов между бесчисленным народа множеством; я меж стенанием валов Белого, Черного, Балтийского, Каспийского моря и самого Океана духом обращаюсь; везде Петра Великого вижу, в поте, в пыли, в дыму, в пламени; и не могу сам себя уверить, что один везде Петр, но многие; и не краткая жизнь, а лет тысяча. С кем сравню великого государя!.. Итак, ежели человека богу подобного, по нашему понятию найти надобно, кроме Петра Великого не обретаю». Здесь Ломоносов как бы расшифровывает знаменитую формулу

Петра I, содержащуюся в его оде 1743г.:

Он Бог, он Бог твой был, Россия…

В сущности, в «Слове похвальном Петру Великому» содержится программа будущей поэмы: выдвинув тезис о божественном характере творческой деятельности Петра I, он должен подтверждать его конкретными примерами, и постепенно эти конкретные примеры, в которых во всем размахе и со всей возможной детальностью обрисовывается сущность и величие Петровых дел, выступают на первый план: «…Коль великою любовию, коль горячею ревностию к государю воспалялось начинающееся войско, видя его в своем сообществе за одним столом, тую же приемлющего пищу; видя лице его, пылью и потом покрытое; видя, что от них ничем не разнится, кроме того, что в обучении и в трудах всех прилежнее, всех превосходнее». Именно этот второй, «иллюстративный» план составляет основу повествования в поэме «Петр Великий». Прав Д.Д.Благой, когда пишет, что свою поэму Ломоносов строил как произведение историческое»2. В этом Ломоносов выступил как подлинный новатор: «…если Буало считал, что «эпос величавый» требует непременно «вымысла», «высокой выдумки» и «роя мифических прикрас», если он предостерегал эпического поэта от перегрузки сюжета событиями и от подражания «историкам спесивым», то Ломоносов наперекор теории французского классицизма, заявлял, что предметом его поэмы будут «истинные дела», то есть как раз именно события и притом подлинно исторические»3. Уже в первых двух песнях Ломоносов скрупулезно точен в изложении. Перед ним стояла трудная задача соединения в художественное целое объективности историка и «высокой выдумки» поэта. Вряд ли стоит гадать, удался бы ему этот синтез или нет. Здесь уместно напомнить слова Шувалова о том, что «Петр Великий» остался незавершенным, так как Ломоносов «был много занят, и время для фантазии было очень близко»4

Очевидно, он высказывал не только своё мнение: Ломоносов и сам должен был понимать, что хронологическая дистанция между ним и Петром Iбыла ещё «очень близка» (к тому же была жива дочь Петра) и время для «фантазии», то есть для художественного освоения материала ещё не пришло. Так или иначе перед нами лишь вступление к поэме и две песни. Отношение к ним современников и ближайших потомков было противоречивым. Н. И. Новиков причислял «Петра Великого» к произведениям Ломоносова, обессмертившим его имя. А. П. Сумароков, по обыкновению, «ругательной» эпиграммой раскритиковал поэму. Молодой Г. Р. Державин выступил в защиту Ломоносова и отвечал Сумарокову своей эпиграммой. А. Н. Радищев считал, что Ломоносов «томился в эпопее». Н. М. Карамзин не увидел в поэме «того богатства идей, того всеобъемлющего взора, искусства и вкуса, которые нужны для представления картины нравственного мира и возвышенных, иройских страстей». Высоко оценивал поэму поэт К. Н. Батюшков. Пушкин не оставил прямых высказываний об этом произведении Ломоносова, но его оценка «Петра Великого» содержится в «Стансах» («В надежде славы и добра…»), а также «Полтаве», «Пире Петра Первого», «Истории Петра I» и «Медном всаднике».

II. Пушкин – историк Петра: «История Петра I», «Арап Петра Великого», «Стансы», «Полтава», «Пир Петра Первого».

Впервые Пушкин коснулся темы Петра в «Заметках по русской истории 18 века». Поэт видит в нём мудрого царя – реформатора, защитника просвещения. «Ничтожные наследники северного исполина, изумлённые блеском его величия, с суеверной точностью подражали ему во всём, что только не требовало нового вдохновения. … Пётр I не страшился народной свободы, неминуемого следствия просвещения, ибо доверял своему могуществу и презирал человечество, может быть, более, чем Наполеон».

Работая над петровской темой, Пушкин использовал различные жанры. В 1826 году он пишет о Петре I в «Стансах». В начале царствования Николай I не обладал авторитетом, основанным на реализации конкретных позитивных мероприятий. Более того: для армии он являлся бывшим бригадным командиром, известным своим формализмом и педантизмом, а для всей России – царем, который начал правление с казней и ссылок. И, видимо, Николай с радостью встретил «Стансы» А. С. Пушкина (1826 г.), в которых поэт сравнивал начало царствования Петра с николаевским почином:

В надежде славы и добра

Гляжу вперед я без боязни:

Начало славных дел Петра

Мрачили мятежи и казни (III, 140)[4].

То, чего царь, казалось бы, должен стыдиться, – аресты и репрессии, – стало основанием для лестного сопоставления с Петром I.

Петр I значим для поэта не только как герой сражений и триумфатор. Созидательное начало самодержавной власти, власти исторически преемственной и исторически ответственной – таким видел и за то ценил Пушкин Петра:

Самодержавною рукой

Он смело сеял просвещенье,

Не презирал страны родной:

Он знал её предназначенье.

Приступая к созданию «Арапа Петра Великого» (1829), поэт видел в Петре идеального носителя прогрессивного начала истории, и если в «Полтаве» (1828) мы видим продолжение одической традиции («Лишь ты воздвиг, герой Полтавы, Огромный памятник себе»), то «прозаическое» изображение царя строится на контрасте между бытовой простотой и государственным величием.

«В углу человек высокого росту, в зеленом кафтане, с глиняною трубкою во рту, облокотясь на стол, читал гамбургские газеты. <...> „Ба! Ибрагим? — закричал он, вставая с лавки. — Здорово, крестник!“ Немудрено, что, оставшись наедине, Ибрагим „едва мог опомниться“. Великий человек не брезгует физическим трудом, чужд сословной спеси и отечески заботиться об Ибрагиме (»умри я сегодня, завтра что с тобою будет, бедный мой арап?") и, разумеется, выступает в роли свата. «Все, брат, кончено, — сказал Петр, взяв его под руку. — Я тебя сосватал. <...> А теперь, — продолжал он, потряхивая дубинкою, — заведи меня к плуту Данилычу, с которым мне надо переведаться за прежние его проказы».

Петр, пославший своего крестника Ибрагима обучаться военному делу в Париж, тактичен: осознав, что того удерживают во Франции амурные причины, передает через герцога Орлеанского разрешение остаться. Петр, встречающий Ибрагима в ямской избе, за 28 верст до Петербурга, доступен; Петр, решающий государственные дела, быстр; Петр, строящий корабль в шерстяной фуфайке, деловит. (Что бросается в глаза недоумевающему парижанину Корсакову, который привык к принципиально иному образу правителя.) Петр, играющий на «ассамблее» со шкипером в шахматы и наблюдающий, как провинившемуся Корсакову дают выпить из штрафного кубка, весел; Петр, запросто приезжающий в дом боярина Ржевского, скрыто оппонирующий ему, мудр; Петр, сватающий любимца арапа за дочь Ржевского, ласков и заботлив: он заранее думает, как сложится российская судьба православного негра после смерти покровителя (и заодно стремится связать старую элиту родством с новой знатью).

Такое решение петровского образа было подсказано Пушкину общим направлением романного замысла: изобразить «Россию молодую», рождающуюся империю, как некий акт государственного творчества, зримо противостоящего распаду пресыщенной французской государственности и неподвижности старого русского уклада.

Неоконченность первого пушкинского исторического романа не повлияла на популярность одного из главных его героев, и романисты-современники, ошибочно приняв простоту пушкинского Петра за легкость создания его образа, принялись усердно осваивать новое для себя пространство — тему «очеловеченного» царя. Новую вариацию мифа, новый портрет Петра (вечного труженика XVIII века, но более близкого к простому человеку) создавали разные — и по убеждениям, и по степени одаренности — авторы, но их произведения мало известны читателям современной России.

Художественный опыт «Арапа Петра Великого» как эпическое решение темы Петра I отразился и в поэме «Полтава». Поэма начинается как семейная драма, а разворачивается как народная трагедия. Кочубей, Мария, Мазепа связаны друг с другом личными отношениями, которые находят настоящую оценку лишь в отношении к истории. Пётр поставлен вне круга личных отношений, он «свыше вдохновленный». Мысль Пушкина о русской истории определила и название поэмы. Он назвал её не «Мазепа», не «Пётр Великий», а «Полтава», указывая на великий народный подвиг, совершённый в этой битве, которая была одним «из самых важных и счастливых происшествий царствования Петра Великого».

Пушкин сумел придать «Полтаве» черты глубокой народности в содержании и в стиле. Пётр Великий, неотделимый от своих дружин, похожий на героев торжественной оды и эпической поэмы, нарисован в традициях литературы 18 века.

И он промчался пред полками,

Могущ и радостен как бой.

Взглянув глазами кинорежиссера на описание выхода Петра в «Полтаве» Пушкина, Ф. М. Эйзенштейн восклицает: «Как точно даны все планы, даны все сцены!» и объясняет:

«Тогда-то свыше вдохновенный

Раздался звучный глас Петра:

«За дело, с богом!»

Значит, шатер, круг людей, и слышен голос из шатра, то есть дана подача сначала звуком.

Из шатра,

Толпой любимцев окруженный…

Кто-то выходит в середине толпы, но кто – ещё не неизвестно.

Выходит Петр.

Петр на фоне любимцев, которые окружают его. И сразу же дается характеристика Петра:

«Его глаза сияют» – крупно: резанное лицо.

«Лик его ужасен» – план расширяется на всё лицо.

«Движенья быстры» – ясно, что дана фигура.

«Он прекрасен, он весь, как божия гроза» – здесь дан образный кадр, где размещена подвижная фигура Петра. Он стоит, как грозовая туча, и, после того как он показан статически, даётся одно слово:

продолжение --PAGE_BREAK--

«Идет» – это значит, что он, выйдя из шатра, остановился, затем повернулся, и в этом мощном повороте дан образ «божией грозы5…»»

Возвеличивая подвиг и мужество Петра и его воинства, Пушкин не забывает и о сильных противниках русских – шведах. Однако поэт даёт почувствовать, что и сам Карл, и его армия не воодушевлены ничем высоким, тогда как Пётр и его дружины исполнены патриотизма, уверенности в победе.

Пушкин восхищается благородством Петра на пиру:

При кликах войска своего,

В шатре своём он угощает

Своих вождей, вождей чужих,

И славных пленников ласкает,

И за учителей своих заздравный кубок подымает.

В стихотворении 1835 года “Пир Петра Первого” обращает на себя внимание необычность описания событий. Особенности лексики и специфика размера (четырехстопного хорея) создают отчетливое впечатление сказочности всего происходящего. Соответственно, мифологизированной оказывается и фигура Петра. На первый план выходит мотив необыкновенной, сказочной милости Петра. В четвертой строфе стихотворения происходит перечисление всех празднеств, по поводу которых Петр теоретически может устроить пир. Но в пятой строфе раскрывается реальная причина торжества: “… он с подданным мирится;// Виноватому вину // Отпуская, веселится; //Кружку пенит с ним одну”. Событие, из-за которого происходит пиршество, тем самым для Петра настолько же ценно, насколько ценны другие перечисленные события. А. С. Пушкину очень важна идея отпущения “виноватому вины”. Заслуги и подвиги Петра Первого оказываются не более существенны, чем его человечность и демократичность (насколько так вообще можно сказать о Петре).

IV. Петербургская повесть А. С. Пушкина «Медный всадник»:

1. «Медный всадник» и литературная критика.

Поэма «Медный Всадник» была написана Пушкиным в болдинскую осень 1833-го года. Хотя все материалы и черновики полностью сохранились, проникнуть в сокровенный замысел «Петербургской повести», «раскрыть тайну поэмы», как говорил известный пушкинист И.В. Измайлов, не удалось ни одному исследователю. Попыток было предпринято немало, и в прошлом веке, и в начале нынешнего, но все они не «достигали дна», являясь либо субъективными фантазиями, либо отражая чрезвычайно узкую смысловую грань поэмы. Валерий Брюсов разделил их на три группы. Мнение исследователей первой выразил Белинский, считавший, что в поэме выражено столкновение двух воль, коллективной и индивидуальной. «И смиренным сердцем, — пишет он, — признаем мы торжество общего над частным, не отказываясь от нашего сочувствия этому частному. Этот бронзовый гигант не мог уберечь участи индивидуальностей, обеспечивая участь государства и народа… за него историческая необходимость». (По книге Анциферова «Быль и миф», стр. 60.) Это мнение, вместе с модным в то время гегельянством (все действительное разумно) не долго владело русским обществом.

Ко второй группе Брюсовым отнесены те, кто вместе с Мережковским считал, что в героях поэмы представлены две изначальные силы, борющиеся между собой в недрах европейской цивилизации, язычество и христианство. Евгений представлял собой христианство, а Петр язычество. И, наконец, третья группа полагала, что смысл поэмы в мятеже против деспотизма. Существовали также различные варианты этих мнений. Одному пушкинисту пришла на ум мысль, что «Медный Всадник» — это зашифрованное изображение восстания декабристов, другому, что в ней символически и тайно скрыт польский мятеж и т.д. За сто с лишним лет палитра мнений о «Петербургской повести» существенно не обогатилась. На знаменитом пушкинском вечере 1921-го года, проходившем в петроградском доме литераторов, было названо восемь возможных интерпретаций: национальная трагедия, столкновение самодержавия с исконным свободолюбием масс, бунт Евгения — протест личности против государственного принуждения, трагедия Евгения как отражение проблемы Петербург — окно в Европу, столкновение человека с темными потусторонними силами, мятеж Польши против России, опять пресловутое и тайное изображение восстания декабристов. Это многообразие мнений косвенным образом свидетельствует о том, насколько Пушкин в своем духовном развитии обогнал свое время. По известным обстоятельствам проблема, как и вся традиционная проблематика русской литературы, была забыта на семьдесят с лишним лет, пушкинисты предпочитали исследовать формальную сторону творчества поэта и частные подробности его жизни.

2. Музыкальность поэмы.

Нигде музыкальная и стилистическая сторона не играет такой роли, как в «Медном всаднике». Фабулы в точном смысле здесь нет. Единственное действующее лицо – Евгений. Его конфликт с Петром нереален. Он происходит только в его расстроенном воображении. В его обвинениях против Петра нет логики: не Петр ответствен за наводнение. Но Евгений находится в состоянии безумия, и ему не до логики. В первый момент он никак не связывает наводнения с «роковой волей» грозного самодержца. Эта мысль приходит ему потом, через год, когда он в ненастный осенний вечер случайно очутился у памятника и в нем воскресло впечатление невозмутимого в своей «неколебимой вышине» всадника, торжествующего над разъяренной водной стихией. Тут не столько логика, сколько ассоциация, возникшая при виде этой медной, непреклонной фигуры на скачущем коне. Вот он гордо восседает в своем триумфальном наряде, подняв коня на дыбы, а любимая девушка – где она? В этом эпизоде Евгений вовсе не революционер, бросающий вызов самодержавию, а несчастный человек, который потерял всё: имущество, любимую, рассудок.

Вступление представляет собой типичную оду – только проникнутую, в отличие от оды XVIIIв., глубоким, искренним, лирическим пафосом. Рисуется абстрактный, одический образ Петра:

На берегу пустынных волн

Стоял Он, дум великих полн,

И вдаль глядел…

В черновике было проще, ближе к реальности:

На берегу пустынных волн

Стоял, задумавшись глубоко

Однажды царь…

В этом «однажды» и «задумавшись» есть какой-то оттенок обыденности. Это полубытовой Петр. В последней редакции это уже Петр обобщенный. Тон повышается до одического: «Он (с прописной буквы), дум великих полн.»

Монументальная фигура Петра контрастирует с бедностью обстановки: «бедный челн», «мшистые, топкие берега», чернеющие «здесь и там» избы, «приют убогого чухонца», и спрятанное в тумане солнце. Все мрачно и неприветливо. Торжество и печаль, величие и ничтожество, грандиозны планы и жалкая действительность – вот контраст, который в различных формах лейтмотивом проходит через всю поэму.

Во вступлении Петербург изображается с лицевой, парадной стороны, в лирическом плане. Картина следует за картиной в правильном одическом порядке. Мягкий лиризм белых «задумчивых» ночей, затем веселье и блеск петербургской «зимы жестокой» (тон повышается), далее – сила и мощь императорской «военной столицы» с её «твердыней» – и, наконец, взрыв настоящего одического «восторга»:

Красуйся, град Петров, и стой

Неколебимо, как Россия!..

Таков лирический ход заключающегося во вступлении гимна Санкт-Петербургу. Основные черты здесь – «громадность» и «стройность»:

Громады стройные теснятся

Дворцов и башен…

И ясны спящие громады

Пустынных улиц…

Признак «стройности» тавтологически подчеркивается в применении к военным парадам:

В их стройно зыблемом строю…

В начале первой части:

Плеская шумною волной

В края своей ограды стройной…

Наводнение нарушает эту «стройность», обнажает изнанку парадного Петербурга:

Лотки под мокрой пеленой,

Обломки хижин, бревна, кровли,

Товар запасливой торговли,

Пожитки бледной нищеты,

Грозой снесенные мосты,

Гроба с размытого кладбища

Плывут по улицам!..

В «Медном всаднике» повторяется в развернутом виде антитеза, намеченная раньше в стихотворении:

Город пышный – город бедный,

Дух неволи – стройный вид…

Этому сопоставлению силы и слабости, «стройности» и обусловленной ею «неволи» соответствует в «Медном всаднике» противоположность двух стилей – одического (со славянизмами) в применении к Петру и Петербургу и прозаического, сказового в применении к Евгению. О Петербурге (во вступлении):

Прошло сто лет, и юный град,

Полнощных стран краса и диво,

Из тьмы лесов, из топи блат

Вознесся пышно, горделиво…

О Евгении (в первой части):

Итак, домой пришед, Евгений

Стряхнул шинель, разделся, лег…

О чем же думал он? О том,

Что был он беден, что трудом

продолжение --PAGE_BREAK--

Он должен был себе доставить

И независимость, и честь…

В свое время Валерий Брюсов обратил внимание на обилие в «Медном всаднике» точек и логических остановок внутри стиха. Это касается преимущественно тех эпизодов, где говорится о Евгении. Его чувства передаются той разорванной, психологически мотивированной речью, которая знакома нам по пушкинской лирике и «Евгению Онегину»:

Жениться? Ну…зачем же нет?

Оно и тяжело, конечно…

Почти у самого залива –

Забор некрашеный, да ива

И ветхий домик; там оне,

Вдова и дочь, его Параша,

Его мечта…Или во сне

Он это видит?..

И тут же переключение на торжественный лад, как только появляется фигура медного всадника в финале первой части. Речь размеренная, плавная, где ритмические и грамматические деления совпадают:

И обращен к нему спиною,

В неколебимой вышине

Над возмущенною Невою

Стоит с простертою рукою

Кумир на бронзовом коне.

В конце поэмы возвращение к сказу:

Наводненье

Туда, играя, занесло.

Домишко ветхий…

Его прошедшею весною

Свезли на барке…

У порога

Нашли безумца моего,

И тут же хладный труп его

Похоронили ради бога.

Поэма говорит красками, ритмом и звуком. Для вступления характерны «рокочущие» сочетания:

Громады стройные теснятся…

В гранит оделася Нева…

Твоих оград узор чугунный…

И ясны спящие громады…

Красуйся, град Петров…

Различные звуковые комбинации приобретают иной раз определенное изобразительное значение. В стихе:

Твоей твердыни дым и гром –

ясно слышится эхо Петропавловских пушек.

Самым же ярким примером звуковой картинности является знаменитая скачка медного всадника:

И он по площади пустой

Бежит и слышит за собой –

Как будто грома грохотанье –

Тяжело-звонкое скаканье

По потрясенной мостовой,

И, озарен луною бледной,

Простерши руку в вышине,

За ним несется Всадник Медный

На звонко-скачущем коне;

И во всю ночь безумец бедный

Куда стопы ни обращал,

За ним повсюду Всадник Медный

С тяжелым топотом скакал.

Тут нет никакого явного, преднамеренного звукоподражания, слова ложатся совершенно свободно, без всякого принуждения. Однако все вместе – и ритм и звук – производит такое впечатление, будто это за нами, а не за бедным Евгением несется всадник медный на своем звонко скачущем коне: мы слышим его «тяжело-звонкое скаканье по потрясенной мостовой». Кошмар Евгения кажется явью, и, таким образом, поэтическая антитеза превращается в реально происходящий конфликт «горделивого истукана» с его подданным.

Ощутимость эта достигается ритмом и звуком. Картина погони разделяется на два ритмических движения: одно захватывает пять стихов, объединенных тройной рифмой (пустой – собой – мостовой), другое – восемь стихов с четверной рифмой (бледной – медный – бедный – медный). Что касается звукового состава, создающего иллюзию скачки, то здесь и «грохочущие» аллитерации (грома грохотанье), и «к», иллюстрирующее цоканье копыт по мостовой (тяжело-звонкое скаканье, на звонко-скачущем коне, с тяжелым топотом скакал), и певучие «л» и «н», связанные с мотивом лунного света (и озарен луною бледной), и многое другое.

Справедливо замечает Брюсов, что «Медный всадник» – «одна сплошная звукопись». Во всей поэме буквально нет ни одной нейтральной в звуковом и ритмическом отношении строчки – каждую можно было бы подвергнуть анализу с этой точки зрения. В стихах «Медного всадника», по словам Брюсова, «Пушкин вполне раскрывает свое искусство живописать звуками». «Можно сказать, — заключает он, — что в «Медном всаднике», как и в других стихотворениях последних лет жизни, Пушкин достиг вершин своей стихотворной техники и дал ещё не превзойденные образцы русской стихотворной речи вообще6».

3. Символика поэмы. Историческая трактовка.

Как уже отмечалось ранее, «Медный всадник» – это самая неоднозначная, с точки зрения критики, поэма А. С. Пушкина. При внимательном прочтении текста данного произведения, затем ознакомлении с мнениями исследователей творчества Пушкина появляются сомнения в их справедливости. По этой причине представляется возможным предложить следующую трактовку «Медного всадника».

Прежде всего, «Медный всадник» – поэма историческая, поскольку в ней упоминается русский император Петр I, а также его поступки и достижения. Вполне логично предположить, что прототипом Евгения тоже является историческая личность. Кто из известных людей жил в период правления Петра I, отдалился от него, пытался бежать, но вернулся и при невыясненных обстоятельствах погиб? К кому царь в прямом и переносном смысле повернулся спиной? Наконец, кто выступил против правителя, но в результате подвергся преследованию и был вынужден скрываться от людей? Такой человек действительно существовал – это сын Петра Iцаревич Алексей.

Немного истории: Алексей — сын Петра от первой, сосланной в 1698 г. в монастырь, жены Евдокии Лопухиной – почти с младенчества оказался на дальней периферии интересов царя. Как живое и неприятное напоминание о неудачном первом браке, да и вообще обо всей ненавистной Петру «московской жизни», он не мог стать отцу близким человеком. По-видимому, причина длительного семейного конфликта была связана и с тем, что Петр в воспитании своего сына исходил из распространенной тогда педагогической концепции принуждения – он назначил Алексею содержание, определил учителей и воспитателей, утвердил программу образования и, занятый тысячами срочных дел, успокоился, полагая, что наследник на верном пути, а если что – страх наказания поправит дело. Но, как часто бывает в жизни, давление на личность ребенка порождало желание найти противовес диктату отца. Сильное скрытое сопротивление всему, что исходило от царя, привело в итоге к непониманию и неприятию грандиозных дел, составлявших главный смысл и цель жизни Петра.

Теперь обратимся к тому, что пишет о Евгении Пушкин, и сопоставим это с биографией Алексея:

Пришел Евгений молодой…

Мы будем нашего героя

Звать этим именем. Оно

Звучит приятно; с ним давно

Моё перо к тому же дружно.

Прозванья нам его не нужно.

Хотя в минувши времена

Оно, быть может, и блистало

И под пером Карамзина

В родных преданьях прозвучало…

Об Алексее Н. М. Карамзин писал в своей «Истории Государства Российского», и Пушкин был знаком с его монументальным трудом.

Но ныне светом и молвой

Оно забыто…

как и многие другие имена наследников престола, которым не суждено было управлять страной.

…Наш герой

Живет в Коломне; где-то служит,

Дичится знатных и не тужит

Ни о почиющей родне,

продолжение --PAGE_BREAK--

Ни о забытой старине…

После свадьбы Петра I с Екатериной Алексей стал им не нужен, а когда Екатерина родила сына – тем более.

«Жениться? Мне? Зачем же нет?..

…Уж кое-как себе устрою

Приют смиренный и простой…

…И станем жить, и так до гроба

Рука с рукой дойдем мы оба,

И внуки нас похоронят…»

Мечты Евгения очень похожи на мечты цесаревича Алексея. Его крепостная Ефросинья на одном из допросов показала: «Да он же, царевич, говаривал: когда он будет государем и тогда будет жить в Москве, а Питербурх оставит простой город; также и корабли оставит и держать их не будет, а войско-де станет держать только для обороны, а войны ни с кем иметь не хотел, а хотел довольствоваться старым владением и намерен был жить зиму в Москве, а лето – в Ярославле…»

…И вдруг стремглав

Бежать пустился. Показалось

Ему, что грозного царя,

Мгновенно гневом возгоря,

Лицо тихонько обращалось…

В письме 11 октября 1715 г. Петр I пригрозил сыну лишить его наследства. 29 октября родился Петр Петрович, и Алексей ответил: «Наследия…не претендую и впредь претендовать не буду…» Переписка продолжилась: «Или отмени свой нрав и нелицемерно удостой себя наследником, или будь монах», — «Желаю монашеского чина и прошу о сем милостиваго позволения». Петр приказал царевичу немедленно постричься в монастырь, Алексей же этого не хотел, и тогда он решается бежать от отца и своей судьбы. Не в силах оказать сопротивление подчиняющему все и вся государственным целям деспотизму Петра, но и не желая отказываться от престола, а уж тем более идти в монастырь, он совершил страшное для российских подданных преступление – побег за границу, расценивавшийся однозначно как государственная измена. То есть и Алексей и Евгений пытались бежать, а их преследователем был и в том и в другом случае Петр I – в качестве бронзового изваяния и как живой человек.

И с той поры, когда случалось

Идти той площадью ему,

В его лице изображалось

Смятенье. К сердцу своему

Он прижимал поспешно руку,

Как бы его смиряя муку,

Картуз изношенный сымал,

Смущенных глаз не подымал

И шел сторонкой…

Алексей, как и Евгений, тоже вернулся к своему царю: «Пришед прямо к своему родителю, всемилостивейшему государю, заплакав, повалился в ноги и просил прощения в преступлении и того часу его величество повелел встать и изволил объявлять свою родительскую милость…» (из письма обер-фискала А. Нестерова Меншикову).

…У порога

Нашли безумца моего.

И тут же хладный труп его

Похоронили ради бога.

Летом 1718 г. Алексея приговорили к смертной казни, но через день после объявления приговора он неожиданно умер. Почему? Мы не знаем и вряд ли когда-нибудь получим ответ на вопрос: что именно произошло с Евгением и царевичем Алексеем.

«Медный всадник» – это символическая поэма с ярким описанием стихийного бедствия, и понимание символа «наводнение» у критиков различно: всемирный потоп, восстание декабристов на Сенатской площади. Можно предположить, что А. С. Пушкин подразумевал близкое ему по времени событие – Отечественную войну с Наполеоном 1812 года.

Нева вздувалась и ревела,

Котлом клокоча и клубясь,

И вдруг, как зверь остервенясь,

На город кинулась. Пред нею

Все побежало, все вокруг

Вдруг опустело…

Бонапартовы войска форсировали Неман и двинулись по направлению к Москве.

Увы! Все гибнет: кров и пища!

Французы разоряли деревни, что впоследствии заставило их сражаться за Калужскую дорогу.

…В тот грозный год

Покойный царь еще Россией

Со славой правил. На балкон,

Печален, смутен, вышел он

И молвил: «С божией стихией

Царям не совладеть». Он сел

И в думе скорбными очами

На злое бедствие глядел…

Этот эпизод напоминает ситуацию, когда, оказавшись в безвыходном положении, Александр I подписал указ о назначении Кутузова верховным главнокомандующим, после чего заявил: «Общество желало его назначения, и потому я умываю руки».

Но вот насытясь разрушеньем

И наглым буйством утомясь,

Нева обратно повлеклась…

…И грабежом отягощенны,

Боясь погони, утомленны,

Спешат разбойники домой,

Добычу на пути роняя…

— отступление французской армии.

…Утра луч

Из-за усталых, бледных туч

Блеснул над тихою столицей

И не нашел уже следов

Беды вчерашней; багряницей

Уже прикрыто было зло.

В порядок прежний всё вошло…

Война закончилась, но жизнь продолжается, и, восстановив хозяйство, Россия вновь готова к историческим потрясениям и военным конфликтам.

4. Памятник – главный герой поэмы.

Анализируя петербургскую повесть А. С. Пушкина, ученые говорят о маленьком человеке Евгении, соотношении общего и частного, бунте против самодержавия, который обречен на провал, сатире на поэта Хвостова, забывая при этом или уделяя мало внимания главному герою. А ведь им является не Евгений, а, как это видно из названия, Медный Всадник – великолепное произведение искусства с не менее великолепной историей создания.

В 1766 г. Этьен Морис Фальконе по приглашению Екатерины II прибыл в Россию для создания памятника Петру I. Здесь же он получил звание академика Академии Художеств. В 1770г. из Лахты доставили огромную гранитную скалу – пьедестал, на котором предполагалось поставить конную статую Петра. Фальконе был намерен придать скале нужную форму, а кругом все возражали – как можно погубить такой красивый «дикий» утес. Но Фальконе заявил: «Я делаю пьедестал для статуи, а не наоборот!» Ещё в Париже у него созрел необычный план монумента: всадник должен не просто стоять на скале, а взлететь на неё как будто с разгона, в энергичном движении. Возле мастерской был построен специальной помост, на который сотни раз подряд на глазах скульптора взлетали и застывали всадники на лошадях из дворцовой конюшне.

Имперская столица не могла существовать не только без Эрмитажа или театра, но и без конных статуй. И Фальконе это отлично знал и упорно работал. А такого монумента великому основателю города, какой стоял у Фальконе в литейном сарае, мир ещё не видел. Осенью 1777 г. он был уже почти закончен, оставались только штрихи. Но и силы мастера были на исходе. Он покинул столицу, но его главное творение, его душа осталась здесь – совсем близко от берега Невы.

Дело Фальконе завершил Ю.М.Фельтен. Открытие памятника Петру Великому было обставлено как триумф империи и напоминало грандиозное театральное действо. Перед стоявшими в парадном строю войсками и бесчисленными зрителями, заполнившими площадь, предстала «дикая каменная гора», которая была ни чем иным, как огромным футляром, декорацией из раскрашенной парусины. Когда на площадь прибыла государыня, в небо взвилась ракета, и «вдруг, — писали “Санкт – Петербургские ведомости”, — к удивлению зрителей, изображенная каменная гора показала изумлённым очам зрителей Петра на коне, как будто бы из недр оной внезапно выехавшего на поверхность огромного камня с распростёртою повелительною десницею». В тот же момент небо раскололось от грохота пушек с Невы, раздался треск беглого ружейного огня всех стоявших на площади полков.

До сей поры Медный Всадник, как стали называть статую в XIXв., поражает необычной мощью, самодержавным величием и даже какой – то магической силой, как будто исходящей от него. Кажется, что именно в этом месте находится сердцевина города, и пока могучий всадник вздымается на скале – город будет стоять на этих берегах.

продолжение --PAGE_BREAK--

Теперь обратимся к тому, как описывает памятник А. С. Пушкин:

…Вкруг него

Вода и больше ничего!

И, обращен к нему спиною,

В неколебимой вышине,

Над возмущенною Невою

Стоит с простертою рукою

Кумир на бронзовом коне.

В Петербурге произошло страшное событие – наводнение затопило весь город, погибли люди, волны бушуют, но с памятником ничего не случилось.

Нева вернулась в своё русло, а Медный Всадник продолжает возвышаться на своем постаменте. Так и Россия участвовала в войне с Наполеоном, погибли люди, но сражения закончились, и наша страна всё также существует на политической карте мира. И в этом, на наш взгляд, и заключается идейный смысл поэмы: Медный Всадник – это символ России, которая все равно победит, выстоит, несмотря ни на что.

Какие аргументы можно привести в пользу данной версии? Во-первых, существует легенда, по-видимому сообщенная Пушкину Вильегорским, о странном сне князя Голицина, мистика и духовидца. По другой версии, Голицину рассказал этот сон некий майор Батурин. Содержание сна таково: Бронзовый Петр сошел с пьедестала, через Троицкий мост проскакал ко дворцу и обратился к императору Александру: «Ты соболезнуешь о России! Не опасайся! Пока я стою на гранитной скале перед Невой, моему возлюбленному городу нечего страшиться. Не трогайте меня — ни один враг ко мне не прикоснется». В это время как раз обсуждали возможность захвата Петербурга Наполеоном, и государь хотел снять памятник со скалы и перевести его в безопасное место. Эта легенда произвела на Пушкина огромное впечатление. Он говорил Вильегорскому, что уже тогда начал обдумывать содержание «Петербургской повести».

Во-вторых, строки

Какая дума на челе!

Какая сила в нем сокрыта!

А в сем коне какой огонь!

Куда ты скачешь, гордый конь,

И где опустишь ты копыта?

— ассоциируются с не менее известными словами из поэмы Н. В. Гоголя: «Не так ли и ты, Русь, что бойкая необгонимая тройка, несешься? Дымом дымится под тобою дорога, гремят мосты, всё отстает и остается позади…Чудным звоном заливается колокольчик; гремит и становится ветром разорванный в куски воздух; летит мимо все, что ни есть на земли, и, косясь, постораниваются и дают ей дорогу другие народы и государства7.»

И, в-третьих, петербургскую повесть А. С. Пушкина обычные читатели (не критики) воспринимали как произведение патриотическое, а не революционное, особенно в годы Великой Отечественной войны:

«Я и до войны слышала в исполнении Шварца Вступление к «Медному Всаднику». Но когда на Урале, особенно в аудитории, где бывало много ленинградцев, в тишине зала раздавался сильный глубокий голос:

Люблю тебя, Петра творенье,

Люблю твой строгий стройный вид…

— тут было не только описание прекрасного города, но и боль за него; не только сладкая горечь воспоминаний, любовь к Пушкину, но и вера, что город, «полнощных стран краса и диво», останется несокрушимым, несмотря на все свои безмерные страдания. А что творилось в зрительном зале, когда звучали последние повелительные строки:

…и стой

Неколебимо, как Россия…

Люди вскакивали с мест, бросались за кулисы, и там, в дружеских, жарких разговорах и воспоминаниях, оканчивался концерт8».

«Медный всадник» как образец петербургского текста.

К теме Петербурга обращались десятки русских поэтов. Среди них были и гении, и поэты второго или даже третьего ряда. Еще Н. П. Анциферов в своей книге «Душа Петербурга» отметил, что литературные произведения, посвященные этому городу, обладают немалой степенью внутреннего единства. Они образуют как бы цепочку текстов, точнее – целую разветвленную сеть, в которой каждое звено подключено под общее смысловое напряжение. И на этом основании можно говорить, разумеется с определенной долей условности, об этих произведениях как о едином петербургском тексте.

Безусловно, попытки описать Петербург появились со времени его основания, но А. С. Пушкину, как никому другому, удалось воспеть этот город, и его справедливо считают основоположником петербургского текста.

Люблю тебя, Петра творенье,

Люблю твой строгий, стройный вид,

Невы державное теченье,

Береговой её гранит…

Люблю зимы твоей жестокой

Недвижный воздух и мороз,

Бег санок вдоль Невы широкой,

Девичьи лица ярче роз…

Люблю воинственную живость

Потешных Марсовых полей,

Пехотных ратей и коней

Однообразную красивость…

Люблю, военная столица,

Твоей твердыни дым и гром,

Когда полнощная царица

Дарует сына в царский дом,

Или победу над врагом

Россия снова торжествует,

Или, взломав свой синий лед,

Нева к морям его несёт

И, чуя вешни дни, ликует…

Эти слова не нужно комментировать. Вообще, стремление во всем найти скрытый смысл очень характерно для исследователей, но иногда они стараются чрезмерно, в том числе, когда стараются объяснить строки:

Люблю тебя, Петра творенье,

Люблю твой строгий, стройный вид…

Не думаю, что это стоит делать применительно к данному отрывку, задавая вопросы вроде: «Что хотел сказать этим автор?». Что он хотел сказать, то он и сказал. Пушкин любит город Петербург, и я после посещения культурной столицы России в прошлом году его прекрасно понимаю.

Петербург поразил Пушкина, когда он его впервые увидел. Об этой Северной Венеции писали Гоголь, Достоевский, Некрасов, Тютчев, Фет, Бунин, Брюсов, Блок, Волошин, Северянин, Хлебников, Мандельштам, Гумилев, Ахматова, Набоков, Маяковский, Пастернак. «Город на костях» можно любить и ненавидеть, но он обладает способностью удивлять каждого посетителя, оставляя неизгладимое впечатление на всю жизнь. По-видимому, Петербург – это и есть загадочная, непостижимая душа каждого человека, для которого Россия – родная страна.

V.Заключение.

Ломоносов и Пушкин, а также десятки поэтов, воспевали великого русского патриота Петра Алексеевича Романова. Первый из них назвал его «Божеством», второй объяснил, почему это справедливо. Мы ищем героев, но иногда достаточно только почитать русскую классику.

В поэме «Медный всадник» автор восхищается любимым городом, его создателем и своей страной. Он верит в Россию, и мы верим в неё вместе с ним.

В XVIIIв. В.К.Тредиаковский, А.П.Сумароков, Г.Р.Державин посвятили Петру I свои стихотворения. В одах М.В.Ломоносова создаётся образ идеального правителя, заботящегося о распространении просвещения, об успехах наук, об улучшении экономического положения и о духовном росте своих подданных. Примером, достойным всяческого подражания для очередных российских венценосцев, Ломоносов, естественно, избрал Петра I. В сознании передовых современников Ломоносова Петр I закрепился как царь-реформатор, обновитель России, а «дело Петрово» стало знаменем в борьбе за дальнейшее развитие страны.

Николай I поручил А.С. Пушкину заняться составлением истории Петра I. В болдинскую осень 1833-го года Пушкин написал поэму «Медный Всадник». Хотя все материалы и черновики полностью сохранились, проникнуть в сокровенный замысел «Петербургской повести», «раскрыть тайну поэмы», как говорил известный пушкинист И.В. Измайлов, не удалось ни одному исследователю.

Прежде всего, «Медный всадник» – поэма историческая, поскольку в ней упоминается русский император Петр I, а также его поступки и достижения. Вполне логично предположить, что прототипом Евгения тоже является историческая личность. Вероятно, это сын Петра I царевич Алексей, поскольку биографии наследника первого российского императора и молодого человека, героя «Медного Всадника» по многим пунктам совпадают.

Безусловно, попытки описать Петербург появились со времени его основания, но А. С. Пушкину во вступлении к поэме, как никому другому, удалось воспеть этот город, и его справедливо считают основоположником петербургского текста.

Нева вернулась в своё русло, а Медный Всадник, главный герой поэмы, продолжает возвышаться на своем постаменте. Так и Россия участвовала в войне с Наполеоном, погибли люди, но сражения закончились, и наша страна всё также существует на политической карте мира. И в этом, вероятно, и заключается идейный смысл поэмы: Медный Всадник – это символ России, которая все равно победит, выстоит, несмотря ни на что.

Список литературы.

Анисимов Евг. «Ирой спокоен – конь яростен», ж. «Вокруг света» №4, апрель 2003

Анисимов Евг… Время петровских реформ – Л.: Лениздат, 1989

Анциферов Н. П. Душа Петербурга. Пг., 1922

Архангельский А. Н. Герои Пушкина. Очерки литературной характерологии: — М.: Высш. шк., 1999

Благой Д. Д. История русской литературы XVIII века. М., 1951

Брюсов В., Стихотворная техника Пушкина (см. Пушкин, Полн. собр. соч. под редакцией С. А. Венгерова, СПб. 1909, т. VI, стр. 367).

Гоголь Н.В. Полн. Собр. соч., т. 6, М., 1980

Гринева Н. Воспоминания. М., 1960

Измайлов Н.А. Очерки о творчестве Пушкина, изд. «Наука» Л., 1976

Левидов А.М. Автор – Образ – Читатель. Л., Изд-во Ленингр. ун-та, 1977

Ломоносов М. В. Полн. собр. соч., т. 8, М., 1986

Ломоносов М.В… Поэтическая Россия. М.: «Сов. Россия», 1984

Москвитянин, 1852, № 20, кн. 2, отд. IV.

Петербург в русской поэзии: Поэтическая антология/Сост. М. В. Отрадин – Л., Изд-во Ленингр. ун-та, 1988.

Пушкин А. С. Собр. соч. в 3-х томах, М., 1986

Стефанович П. С. Герои эпохи Петра, ж. Отечественная история — №1 – 2004, изд. «Наука», М.

Федоров В. И. Русская литература XVIII в. М.: «Просвещение», 1990

Эйзенштейн С. Примеры изучения масштабного письма. – «Искусство кино», 1955, №4.

www.ronl.ru

Символика поэмы А. С. Пушкина «Медный всадник»

Название литературного произведения всегда выражает авторскую позицию. «Медный всадник» не составляет исключения, но представляет собой весьма интересное явление в творчестве Пушкина. Литературовед Якобсон заметил, что Пушкин всегда называет свое произведение по главному действующему лицу («Евгений Онегин», «Арап Петра Великого», «Гробовщик») или по месту действия («История села Горюхина», «Египетские ночи», «Полтава»). Но есть три произведения, в названии которых фигурирует некая фигура и указание на материал, из которого она сделана. Это «Золотой петушок», «Каменный гость» и «Медный всадник». Интересно и то, что в этих произведениях действие происходит в столицах (в сказочной столице, в Мадриде и в Петербурге). Сюжет в них также схож. Он сводится к тому, что статуя оживает, приносит вред, убивает главного героя или его возлюбленную.

Но авторская позиция выражается не только в названии и символике, но и в композиции. Сложный жанр пушкинской поэмы определен неоднозначным подзаголовком — «петербургская повесть». Это, с одной стороны, означает «повесть об основании Петербурга», о событиях, происходящих в нем. А с другой — то, что эта повесть принадлежит Петербургу, является его преданием, его мифом, если не полностью запечатлевшим народные воззрения, то основанным на них, считающимся с ними, с законами, по которым они существуют в мифе. Не случайно Пушкин использует и прием перифразы. Он не называет царя Петра I его именем, употребляет местоимения «он», «его» (написанные с большой буквы или выделенные курсивом). Надо сказать, что выделенные тем или иным образом местоимения «он» употреблял и Толстой в «Войне и мире»; этот же прием использован и в Библии.

Используя прием перифразы, Пушкин употребляет при описании Петра I слово «кумир». «Кумир» означает плохое существо, мешающее Богу, ложное. Когда люди служат ложному Богу, кумиру, они подвергаются наказанию. Мотив гибели города и мира связан с поклонением кумиру. Лотман считал, что город эксцентрический всегда наказуем. Так же погибла и Атлантида у Платона, так как ее жители не поклонялись Посейдону. Когда Бог видит, что люди совсем забыли его, он насылает на них наводнение.

Использование приема перифразы говорит читателю о том, что Пушкин хотел написать не конкретно о Петре I, а о кумирах вообще. Простертая по направлению к морю рука — мотив покорения стихии; так библейские святые заставляли волны расступиться перед ними. Евгений сидит, будто околдован, что ассоциируется с жертвоприношением. Это устойчивый элемент многих мифов.

Для Евгения Петр I — ложный кумир, здесь авторская позиция не совпадает с позицией Евгения. Пушкин уважает царя, царь — «державец полумира». Слова о лице (не о лике) царя оживляют статую. Пушкин восклицает с восхищением: «Какая дума на челе!» Конь Петра — это Россия. Петр спас ее от гибели, подняв на дыбы, но не повернув на другой путь. Эту тему продолжат и Гоголь, и Блок, и Есенин. Нельзя сказать, на чьей стороне Пушкин — Евгения или Петра. Он сочувствует первому, но считает, что Петр I не ответствен за то, что происходит в России.

Божий гнев, гнев народа, восстания. Может быть, рассказывая о разбушевавшейся стихии, Пушкин намекал на то, что наводнение может превратиться в народный бунт, так как государство было поставлено выше интересов народа, человека. Пушкин находится в ситуации, схожей с положением Кассандры. Ей дали дар предвидения, но ей никто не верил. Пушкинскую поэму почти все современники отказывались понимать.

Белинский видит смысл повести в сопоставлении государственной воли и индивидуальной в лице Евгения. С его точки зрения, прав Петр I, так как он — представитель неизбежного исторического процесса. Мережковский видит две силы, борющиеся в европейской цивилизации: язычество и христианство. Он оправдывает Евгения, считает, что христианство восстает против ложных языческих кумиров. Брюсов считает Петра I воплощением самодержавия, а Евгения — мятежником. А. Белый делает основанный на математическом расчете вывод, что в поэме скрыто восстание 14 декабря. Гроссман порицает Евгения как мятежника-одиночку, почитая Петра I носителем государственной мудрости.

Как историк Пушкин бесстрастен в предисловии «петербургской повести»: дает сухую и очень дельную фактическую справку. Как поэт он пишет мажорное вступление, тревожную первую часть, трагическую вторую часть, минорное заключение. Пять раз говорит он «люблю», обращаясь к городу во вступлении, по его «люблю» ощущается всюду. Он подтверждает то, что сказал незадолго до своей гибели: «Нет истины, где нет любви».

schoolsochinenie.ru

Композиция и символика поэмы А.С. Пушкина «Медный всадник»

Название литературного произведения всегда выражает авторскую позицию. «Медный всадник» не составил исключение, но представляет собой весьма интересное явление в творчестве Пушкина. Литературовед Якобсон заметил, что Пушкин всегда называет свое произведение по главному действующему лицу («Евгений Онегин», «Арап Петра Великого», «Гробовщик») или по месту действия («История села Горюхина», «Египетские ночи», «Полтава»). Но есть три произведения, в названии которых фигурирует статуэтка и указание на материал, из которого она сделана. Это сказка «Золотой петушок», «Каменный гость» и «Медный всадник». Интересно и то, что в этих произведениях действие происходит в столицах (в сказочной столице, в Мадриде и в Петербурге). Сюжет в них также схож. Он сводится к тому, что статуя оживает, приносит вред или убивает главного героя или его возлюбленную. Но авторская позиция выражается не только в названии и символике, но и в композиции. Сложный жанр пушкинской поэмы определен и неоднозначным подзаголовком — «петербургская повесть», что, с одной стороны, означает — повесть об основании Петербурга, о событиях, происходящих в нем, а с другой — то, что эта повесть принадлежит Петербургу, является его преданием, его мифом, если не полностью запечатлевшим народные воззрения, то основанным на них, считающимся с ними, с законами, по которым они существуют в мифе. Не случайно Пушкин использует и прием перифразы. Он не называет царя Петра I его именем, употребляет местоимения «он», «его» (написанные с большой буквы или выделенные курсивом). Надо сказать, что выделенные тем или иным образом местоимения «он» употреблял и Толстой в «Войне и мире»; этот же прием использован и в Библии. Восклицания, оценочные высказывания автора также выражают его позицию. Замечательно восклицание его «Ужасный бледный день!». Ужасный день, судный день, по Библии. Это — скрытая цитата Апокалипсиса. Бог, творец — видит наступающий конец света. Мотив оживления статуи — орудие мести Бога (тот же мотив можно найти и у П. Мериме). Рифма также является одним из значимых средств выражения авторской позиции, кратко описанных выше. Итак, теперь, когда перечислены важнейшие средства выражения позиции автора, следует лучше раскрыть их. Используя прием перифразы, Пушкин употребляет при описании Петра I слово «кумир». Кумир означает плохое существо, мешающее Богу, ложное. Когда люди служат ложному Богу, кумиру, они подвергаются наказанию. Мотив гибели города и мира связан с поклонением кумиру. Лотман считал, что город эксцентрический всегда наказуем, вокруг него собираются эсхатологические мифы (то есть мифы о конце света). Так же погибла и Атлантида у Платона, так как ее жители не поклонялись Посейдону. Когда Бог видит, что люди совсем забыли его, он насылает на них наводнение. Взять, к примеру, Великий потоп из Библии. Прием перифразы говорит читателю о том, что Пушкин хотел написать не конкретно о Петре I, а о кумирах вообще. Простертая рука по направлению к морю — мотив покорения стихии; так библейские святые заставляли волны расступиться перед ними. Евгений сидит, будто околдован, это ассоциируется с жертвоприношением. Это устойчивый элемент многих мифов. «Иль во сне…» — несобственно прямая речь — перифраза книги Иова. Во второй части это вошло у Пушкина в традицию, находится ключевое слово, сравнение. Это сравнение Невы с шайкой разбойников — не с пугачевщиной ли? Нева —Божий гнев, гнев народа, восстания. Может быть, Пушкин намекал на то, что наводнение может превратиться в народный бунт, так как государство было поставлено выше интересов народа, человека. «Нева дышала, как с битвы прибежавший конь» — апокалипсическое предсказание. В Библии было сказано, что бледный («бледный (!) день») конь со всадником проскачет по земле и настанет конец света. В Греции — гибель от коня, а конь — из воды пришел. Пушкин находится в ситуации, схожей с положением Кассандры. Ей дали дар предвиденья, но ей никто не верил. Пушкинскую поэму почти все современники отказывались понимать. Строки, когда Евгения перевозит через реку бесстрашный перевозчик, напоминают Харона, переправлявшего через реку в подземный мир. Гробы с размытого кладбища, плывущие по реке, ассоциируются с судным днем, когда, по преданию, все мертвые оживут. Пушкинское выражение «всплыл Петрополь» говорит о том, что присутствует почти мифологичное, ведь «поль» — это «полис» — античный колорит, как и слова «как Тритон». Тритон — сын Посейдона, божество. В начале поэмы было сказано, что всадник, усмиряя стихию, стоит; в конце наводнения он уже «сидит» — мотив оживления в реальности. Для Евгения Петр I — ложный кумир, здесь авторская позиция не совпадает с позицией Евгения. Пушкин уважает царя, царь — «державец полумира». Слова о лице (не о лике) царя также оживляют статую. Интересно, что поэма начинается как бы над водою и кончается так же, видом опустошенного острова. По мнению Лот- мана, «Медный всадник» — поэма о начале и конце Петербурга. Вспоминается проклятие отосланной в монастырь жены Петра I — «Петербургу быть пусту!». Пушкин соединил две традиции. Мицкевич так сказал: «Висит над бездной, обратившись в лед. Но если солнце вольности блеснет и с запада весна придет к России — что станет с водопадом тирании?» Для Мицкевича и Петр I плох, и государство; он против усиления России. У Пушкина позиция другая. Он восклицает с восхищением: «Какая дума на челе!» Конь Петра — это Россия. Петр спас ее от гибели, подняв на дыбы, но не повернув на другой путь. Эту тему продолжат и Гоголь, и Блок, и Есенин. Нельзя сказать, на чьей стороне Пушкин — Евгения или Петра. Он сочувствует первому, но считает, что Петр I не ответствен за то, что происходит в России. Концовка поэмы повторяет начало. Пушкин задает вопрос о пути России (его и Гоголь задаст: «Куда ты мчишься, Русь-тройка?»): «Куда ты скачешь, гордый конь?» Он знал, что современники не поймут его и не найдут ответа. Эта ситуация характерна для России.У Пушкина были строки «Город пышный, город — бледный». Петербург — двойственный город. Белинский видит смысл повести в сопоставлении государственной воли и индивидуальной в лице Евгения. С его точки зрения, прав Петр I, так как он — представитель неизбежного исторического процесса. Мережковский видел две силы, борющиеся в европейской цивилизации: язычество и христианство. Он оправдывает Евгения, считает, что христианство восстает против ложных языческих кумиров. Брюсов считал Петра I воплощением самодержавия, а Евгения — мятежником. А. Белый сделал основанный на математическом расчете вывод, что в поэме скрыто восстание 14 декабря. Гроссман порицал Евгения как мятежника-одиночку, почитал Петра I носителем государственной мудрости. Несколько слов о том, почему Пушкин не называет имени царя. Имя Бога — табу (Блок: «с неразгаданным именем Бога»), в Библии оно не называется. Считается, если назвать его, настанет конец света. Почему всадник медный? В истории был медный век, когда люди потеряли веру в Бога и он наказал их. Почему у ноги коня змея? Моисей сделал медного змия, чтобы укушенные змеями, которые были посланы в наказание, люди, взглянув на него, излечивались. Эта сила взгляда обыгрывается Пушкиным так: как только Евгений посмотрел на памятник, тот ожил. И немного о рифме. В поэме использована тематическая рифма (такая, как «град» — «блат» (болот), «Нева» — «острова», «Москва» — «вдова», «столица» — «царица» (эта рифма повторяется два раза), «Евгений» — «мучений», «конь» — «огонь», «Медный» —- «бледной» и самая главная, основная рифма «Россия» — «стихия»).Также следует заметить двойной повтор словосочетания «Всадник медный» (в паре со словом «бледный», что подтверждает миф о бледном коне, несущем гибель мира) в конце поэмы.Как только историк, Пушкин бесстрастен в предисловии «петербургской повести» — дает сухую и очень дельную фактическую справку. Как поэт, он пишет мажорное вступление, тревожную первую часть, трагическую вторую часть, минорное заключение. Пять раз сказал он «люблю», обращаясь к городу во вступлении, но его «люблю» ощущается всюду. Он подтвердил то, что скажет незадолго до своей гибели: «Нет истины, где нет любви».

schoolsochinenie.ru

Смотрите также

..:::Новинки:::..

Windows Commander 5.11 Свежая версия.

Новая версия
IrfanView 3.75 (рус)

Обновление текстового редактора TextEd, уже 1.75a

System mechanic 3.7f
Новая версия

Обновление плагинов для WC, смотрим :-)

Весь Winamp
Посетите новый сайт.

WinRaR 3.00
Релиз уже здесь

PowerDesk 4.0 free
Просто - напросто сильный upgrade проводника.

..:::Счетчики:::..