Книга Контрольный поцелуй читать онлайн. Поцелуй контрольный читать онлайн
Страница 5 Контрольный поцелуй читать онлайн
ГЛАВА 5 Пообещав Вере успешную карьеру на подиумах Парижа, ринулась к Артамоновым. Только доставленный сегодня утром из ремонта “Вольво” отчего-то плохо заводился, астматически кашляя и фыркая. Я ворвалась в квартиру, споткнулась о собак и чуть не упала на Валерию Петровну. – Дашенька, ты слишком уж стремительная, весьма неодобрительно заметила та. Но мне сейчас не до китайских церемоний. – Нашла девушку, которая увела Полю и Наденьку со двора! Лера села на диван, лицо ее заметно напряглось. – Не может быть! – Очень даже может, – ликовала я, – причем вы великолепно ее знаете! – Да? – нервно вздрогнула Валерия. – Вера Подушкина, ваша студентка. – Вера, Вера… – принялась повторять дама, как бы припоминая, потом вскрикнула: – Верочка! Невероятно, как ты узнала? – Порасспрашивала кое-кого, – гордо ответила я, – ее видели дети, газетчик на площади, мороженщица. Валерия Петровна забегала по холлу. – Вера! Бог мой, но зачем ей девочки? Не поверишь, я очень плохо знаю эту Подушкину. Меня просил ее взять Леопольд Грибов, приятель Андрея и Лиды. Я пригляделась – вроде работоспособная, не без таланта, ну и пригрела! Змею на груди! Ведь в дом ходила. Мне иногда удобнее заниматься здесь, а не в институте! Что же теперь делать? – Обязательно сообщить в милицию, – твердо сказала я, – пусть допросят девчонку, живо всю правду расскажет. Не такие раскалывались. – Да, – пробормотала Лера как-то подавленно, – несомненно, признается. – Потом она тяжело задышала, рухнула в кресло и слабым голосом попросила: – Принеси из холодильника нитроглицерин. Ее руки дрожали так сильно, что пальцы никак не могли подцепить плоскую крышечку. Я отобрала у Леры круглый пластмассовый пенальчик и вытряхнула две белые крупинки. – Спасибо, – прошептала Артамонова. – Мы посидели минуту-другую в молчании. Потом Валерия Петровна шумно вздохнула: – Кажется, отпустило. – Давайте прямо сейчас звонить в милицию! – Дашенька, пойми меня правильно, дело непростое, речь идет о судьбе детей, я не могу одна принимать столь важное решение, – засопротивлялась эта актриса, – лучше подождать родителей. – Где они? – спросила я, удивляясь отсутствию Лидочки. – Андрюша на репетиции, – пояснила Лера, – а Лида просто неразумное существо! Ведь просила ее не делать глупостей, Так нет, ни в какую, поеду, и все тут! – Куда? – Вбила себе в голову, что сама найдет Надюшу, и отправилась на станцию “Аэропорт” – страшно глупо! К тому же и опасно. Оставив Леру поджидать сына, я поехала на Ленинградский проспект. Было около шести вечера, и на платформе метро толпились пассажиры. Я пошла по перрону, напряженно вглядываясь в людей. Люди толкались, бесцеремонно прокладывая себе дорогу… Ну просто удивительно, в парижской подземке подобного не увидишь – человеческая масса вас плавно обтекает. Чувствуя, что начинаю заражаться всеобщей суетой, я присела на скамейку, и тут под своды взметнулся дикий, нечеловеческий вопль. И женский крик: – Упала, помогите, остановите поезд! Вой нарастал. В противоположном от меня конце платформы творилось что-то невероятное. Визжали женщины, бежали со всех ног милиционеры и дежурные. Выезжавший из туннеля поезд остановился посередине станции и стоял, не открывая дверей. За освещенными стеклами виднелись встревоженные лица пассажиров. – Что случилось? – спросила я у пробегавшего мимо мужчины. – Баба под поезд прыгнула, дура, – ответил тот, почти не останавливаясь, – нашла тоже место! Люди домой спешат, а теперь движение остановят, и неизвестно, когда поезда снова начнут ходить. Хочешь с собой покончить, так сигай из своего окна, нечего другим мешать! Нехорошее предчувствие проникло в душу. На мягких, почти не слушающихся ногах я подобралась поближе к месту трагедии. Часть перрона оцепили милиционеры, я пробилась сквозь зевак поближе к красно-белой ленте. – Нельзя, гражданочка, – остановила дежурная. Я во все глаза глядела туда, где лежало нечто, закрытое одеялом. Рядом валялись туфли… красивые темно-синие кожаные лодочки, привезенные Андрюшкой из Испании. "Нет, только не это!” – пронеслось в моей голове. Я отпихнула дежурную. – Ну нельзя же, куда прешь? – грубо одернула меня та. Но я уже подлезла под ленту и уставилась на несчастную. В абсолютно серой женщине, распростертой на полу, трудно узнать Лидочкуt но сомнений нет – передо мной лежала она. – Лидуша! – выкрикнула я, кидаясь на колени. – Лидуля, зачем? – Знаете ее? – спросил один из милиционеров. Не в силах отвечать, я только кивнула. И тут появились врачи. Один из них принялся ловко приделывать капельницу. – Она жива? – ухватилась я за надежду. – Пока да, – сухо ответил доктор, профессионально втыкая в безжизненное тело иголки. Потом странно провисающую Лидочку положили на носилки, я зачем-то подобрала туфли и побежала за санитарами. Но в реанимобиль меня не впустили. Белый автобусик оглушительно взвыл сиреной и унесся, я осталась стоять на проспекте, прижимая к груди туфли. Домой добралась только к десяти, абсолютно сама не своя. Не отвечая на вопросы детей, еле-еле доползла до кровати и рухнула лицом в подушку. – Утром меня никто не трогал, но проснулась почему-то около восьми. Аркаша с Машей завтракали в столовой. – Что случилось? – спросил сын. – Ты вчера пришла зеленая, просто страшно смотреть. – Лида Артамонова бросилась под поезд метро. – Боже, – ужаснулся Аркаша. – Почему? – Не знаю, – пробормотала я и, отодвинув чашку с кофе, взяла телефон. У Артамоновых трубку схватили сразу. – Алло! – прокричал Андрюшка. – Говорите… – Как Лида? В мембране послышались странные звуки. – Что? – испугалась я. – Пока жива, – ответил Андрей, судорожно кашляя, – но очень плоха, в сознание не приходит. Господи, зачем она это сделала? Бросив трубку на стол, я повторила вопрос: – А в самом деле, зачем? Лидочка удивительно стойкое существо. В раннем детстве осталась без отца и матери – погибли в авиакатастрофе. У девочки не оказалось никаких родственников, только двоюродная бабушка где-то в Перми. Женщина не замедлила приехать в Москву и поселиться в просторной квартире сироты. Через год туда перебрались все многочисленные уральские домочадцы: бабкин сын с женой и двумя детьми, дочь с супругом… Лидусю отселили в небольшой чуланчик без окна, но скоро и эта жилплощадь показалась бабке слишком шикарной для мешавшей всем девчонки. Лиду отправили в загородный детдом санаторного типа, причем мотивировали гадкий поступок весьма благородно – якобы у ребенка развилась сильнейшая аллергия и свежий воздух ей просто необходим. Когда завершившая учебу в восьмом классе Лидуся вернулась в Москву, даже чулан в квартире ей давать не хотели. Девочка, увлекавшаяся рисованием и лепкой, поступила в ПТУ и стала учиться на гримера. По вечерам старалась как можно дольше задерживаться в училище, чтобы не возвращаться в неприветливый дом, где к ней все время придирались, выживая из дому. Однажды учительница математики спросила, отчего Лидуля так засиделась. Девочка не выдержала и рассказала преподавательнице все. Майя Михайловна пришла в ужас и немедленно начала действовать. В советское время довольно легко было начать кампанию в защиту обиженного ребенка. Майя Михайловна за один день обежала нужные инстанции, и к противной бабке разом заявились проверяющие: из районного отдела народного образования, домовой партийной организации, комсорг ПТУ… Замыкал группу разгневанных женщин местный участковый, грозно потребовавший предъявить паспорта. Родственников сгубила элементарная жадность. Перебравшись с Урала в Москву, они не захотели терять жилплощадь в Перми. В Лидочкиных хоромах оказалась прописана только зловредная бабка. Разгорелся скандал. Старуху лишили права опекунства, а заодно и московской прописки. Бабуля умоляла внучку не выгонять ее, но Лидочка проявила удивившую даже ее саму твердость. Ни фальшивые слезы стярухи, ни угрозы ее снохи, ни вопли сына не подействовали на сироту, и через два месяца она оказалась в хоромах одна. Директриса ПТУ, тронутая судьбой ученицы, пристроила девушку гримером в популярный московский театр. Лидочка с восторгом окунулась в абсолютно незнакомый, волнующий мир кулис. Наконец-то Лидуля почувствовала свою необходимость. Скоро славную девушку, просто горевшую на работе, выделили, стали поручать работу с капризными примами и стареющими “благородными отцами”. Было у нее замечательное, редкое в среде людей театра качество: Лидуля не распространяла сплетен. Все, что говорилось или происходило в гримерной, никогда не выносилось наружу. И в необъятном чемодане гримерши всегда имелись нужные мелочи – нитки, иголки, лекарства, пара колготок, вата и даже… бутылка коньяка. Через год актеры уже не понимали, как до сих пор жили без Лиды. “Наша-Флоренс Найнтингейл” – прозвал ее главный режиссер после того, как Лидуся ловко развела за кулисами в разные стороны его законную супружницу и любовницу, намеревавшихся вцепиться друг в друга и учинить скандал. А потом в театр пришел Андрей Артамонов, и девушка, что называется, пропала. Сказать, что она влюбилась, значит ничего не сказать. Лида потеряла голову. Всем, кто готов был слушать, она восторженно рассказывала о красоте, уме и необыкновенной талантливости актера. За кулисами сначала посмеивались, правда, по-доброму – Лидочку любили. Потом стали сочувственно вздыхать. И наконец настал момент, когда актрисы решили действовать. Одна самая пожилая и маститая позвонила Валерии Петровне и спела хвалебную оду в честь Лидуши. Две другие, помоложе, зажали как-то Андрюиу в угол и грозно посоветовали разуть глаза. – Ну заведи с ней роман, – требовали коллеги, – трахни в конце концов, совсем девка извелась! Андрюшка только-только развелся со второй женой и ни о какой женитьбе не помышлял. Но страстное обожание девушки льстило, и он снизошел до гримерши. За полгода Лидочка сумела стать для него незаменимой. В конце концов Андрюшка предложил ей руку, но мне всегда казалось, что прилагающееся в таких случаях сердце он оставил при себе. В его женитьбе было пожалуй больше расчета, чем настоящего чувства. Стоило послушать, как молодожен рассказывал друзьям про жену: – Она великолепная хозяйка, невероятная чистюля. У меня никогда не было таких белых рубашек… Лидочка со страстью отдалась семейной жизни. Даже недовольно поджимавшая губы при виде ее Лера не отравила ей жизни. И свекрови пришлось все же прикусить раздвоенный язык. Невестка попалась просто бесценная: часами стояла у плиты, вылизывала комнаты и до полуночи стирала и наглаживала белье. Андрюшка жил как в оранжерее. Когда он в десять утра в тепленьком халатике возникал на кухне, там уже священнодействовала Лидушка. И угощала его не какими-нибудь подгоревшими тостами, а вкусными, горячими кушаньями. Пока он с аппетитом набирался перед спектаклем калорий; жена успевала сбегать на рынок за овощами и парной телятиной… Лидочкино счастье омрачало только отсутствие детей. Честно говоря, ей было хорошо и вдвоем с Андреем. Но дом без ребенка – не семья. Две предыдущих жены не смогли или не захотели родить, Лидуля же решила завести потомство. Несколько лет детей все-таки не было. Тогда под протестующие возгласы Леры Лида потащила Андрюшу в консультационный центр “Семья и брак”. Неделю спустя объявила, что Андрюша абсолютно здоров, а у нее легкий, быстро устранимый дефект. Лидуля легла на несколько дней в больницу, потом подлечилась в санатории и благополучно родила сначала Наденьку, а потом и Полину. Лида боготворила долгожданных детей, превратилась просто в образцовую мать. Но я никак не могла забыть происшествие, случившееся с нами несколько лет назад. Мы ехали к Артамоновым на дачу. Андрюшка за рулем, Лида рядом, я с девочками на заднем сиденье. Внезапно машину занесло в глубокий кювет. По счастью, обошлось только царапинами и ушибами. Кое-как выкарабкались из повалившегося на бок “Мерседеса”. Лидуся вылезла последней. Убедившись, что мы невредимы, она прежде всего кинулась к мужу. Не к крохотной Полине, не к Надюше, заходившейся в крике, а к Андрюшке. Лидка принялась ощупывать его, тормошить и расспрашивать. И только удостоверившись, что обожаемый супруг в полном порядке, обратила внимание на дочек. После этого случая мне сразу стало понятно, кто в ее сердце на первом месте. Нет, не могла она броситься под поезд и оставить муженька. Вот если бы украли Андрюшку, то вполне вероятно, не захотела бы жить. И потом, прошло почти две недели, с чего бы именно сейчас прыгать с платформы? Чем больше я думала, тем яснее понимала – самоубийство исключается, значит – несчастный случай. Ну, надеюсь теперь, когда Валерия Петровна знает про Веру, они обратились в милицию? Андрюшка в ответ на мой звонок начал мямлить что-то невразумительное, потом закашлялся и наконец выдавил из себя: – Давай встретимся в городе, в Доме литераторов, часа в два, сможешь? В пять минут третьего мы уже сидели в старинном, отделанном деревом зале. Артамонов выбрал самый удобный столик, в углу, у незажженного камина. Здесь нас не сразу увидят знакомые… Он заказал судак-орли, и я отметила, что последние события не слишком повлияли на аппетит Андрюшки. Во всяком случае, куски запеченной в тесте рыбы исчезали в его желудке с завидной скоростью. – Так вы сообщили в милицию? – приставала я к нему. Артамонов покачал головой. – Почему? – заорала я так, что сидевший за соседним столиком лысый писатель возмущенно оглянулся в нашу сторону. – Тише, – прошипел Андрей, – не хватало только скандала! Меня тут все знают… Не сообщили, потому что детей скоро вернут, долго не продержат. Я внимательно поглядела на его сытое, гладкое лицо. Продюсер выглядел, как всегда, превосходно. Дорогой костюм, ослепительная рубашка, подобранный в тон галстук… В отличие от многих деятелей сцены, предпочитавших любым нарядам джинсы и куртки, Артамонов одевался как денди. Даже сегодня, несмотря на исчезнувших дочерей и находящуюся при смерти жену, его волосы аккуратно уложены феном, а руки сияют свежесделанным маникюром. Потрясающее самообладание или невероятное равнодушие. Ей-богу, мне было бы приятней увидеть его растерянным, даже с немытой шеей. И потом, откуда эта странная уверенность в скором возвращении детей! – Так ты знаешь, где они, – прошептала я, – тебе известно, кто украл девочек?.. Андрюшка слегка изменился в лице и принялся мести хвостом. – Даже не подозреваю, откуда у тебя такие глупые мысли? Но по его искривившейся роже я поняла, что попала в точку. – Вот что, – решительно произнесла я, отодвигая от себя нетронутую тарелку с цыпленком табака, – мне в отличие от тебя кусок в горло не лезет! Немедленно все выкладывай, или я прямо отсюда еду на Петровку. Лиду пожалей, женщина пыталась с собой покончить! Артамонов залпом опрокинул фужер с коньяком. – Да это не из-за детей! – Тогда какая причина? – наступала я на него. – Знаешь, мне никогда в голову не приходило развестись с Лидой… Я кивнула. Какой дурак убьет курицу, несущую золотые яйца? От таких жен, как Лидия, не уходят. – Но женаты-то мы уже десять лет, понимаешь? – Ну! – Не то чтобы Лида надоела, но… Он еще помялся немного, потом выложил все. Лидочка устраивала мужа со всех сторон. За время жизни с ней Андрюша ни разу не переступил порог продовольственного магазина. В любое время дня и ночи к нему могли завалиться друзья. Долгие командировки, возвращение с работы за полночь, частые походы с приятелями в баню – все это Лидочка принимала как должное и никогда не ревновала. Не жена, а золото. Только одно “но”: Лидуля со своей неуемной заботой и патологической любовью надоела мужу просто до колик. – Всю жизнь на вульгарных стерв тянуло, – каялся Артамонов, – ну вспомни моих предыдущих, Лизку и Ленку! Да уж, пираньи, иначе не назовешь. – А Лидуся просто Дева Мария, – усмехался Андрюшка, – абсолютно положительный экземпляр. Первое время еще ничего было, а потом – тоска. С ней даже поругаться невозможно, начнешь орать, а она: “Не волнуйся, милый, ты прав”. Представляешь, какой кошмар! И упрекнуть не в чем, и жить невозможно, вот ведь какое дело. Ну жизнь какая-то пресная, вроде геркулесовой кашки на воде без соли и сахара. Полезно, но противно. Короче, Андрюшка начал бегать налево. “Путь на экран лежит через диван”. Данная пословица правдиво определяет дух кулис. Поэтому недостатка в молодых, готовых на все актрисульках богатый продюсер не испытывал. Легкие, необременительные отношения, просто гимнастика для повышения жизненного тонуса. Угрызения совести не мучили. Семья не ущемлялась. Словно рачительный воробей, Андрюшка вил гнездышко: делал евроремонт, покупал жене шубу и драгоценности, отправлял своих девочек на три месяца к теплому морю. Любовницы сменяли одна другую, а поскольку Андрея и в самом деле как магнитом тянуло к дамам редкой стервозности, то частенько возникали скандалы. Правда, мужику всегда довольно успешно удавалось погасить пламя. Одна получила главную роль, другая отправилась на фестиваль в Англию, третья утешилась, став обладательницей новенькой машины. Театральный мир узок до безобразия. И хотя Артамонов старательно избегал романов в коллективе, где работал бок о бок с Лидочкой, слухи расползались, как тараканы. Позавчера какая-то сволочь позвонила женщине и в деталях описала, что за взаимоотношения связывают Андрея с молоденькой Эльвирой Балчуг. Разговор подслушала Валерия Петровна, взяв трубку параллельного аппарата. Свекровь ожидала, что невестка устроит скандал, кинется бить посуду, но Лидуша выслушала сообщение и коротко ответила: “Эльвира Балчуг? Что ж, ей повезло, Андрюша великолепный любовник”. И все. Ни мужу, ни затаившейся свекрови не сказала ни слова. Просто ушла и бросилась под поезд. Молча. Не оставив записки или письма. Я потрясенно глядела на Андрея, переваривая информацию. Первые лучи понимания забрезжили в; голове. – Слушай, так ты думаешь, детей похитила какая-то из твоих бывших пассий, чтобы насолить Лиде? – В общем, да, – признался мужик, – поэтому я и не хотел заявлять в милицию. Представляешь, начнется следствие, станут грязным бельем трясти… Наде с Полиной плохо не сделают, ну подержат на даче недельки две, потом вернут. Даже догадываюсь, кто это сделал! – Кто? – подскочила я на стуле. – Маринка Воропаева. Она Эльвире сказала, что устроит Лидке небо с овчинку. Вот и украла девчонок. Я глядела на него во все глаза. Чудовищно. С абсолютно спокойным лицом говорит, что знает, где дочки, а несчастная Лида сходила с ума, потеряв покой. – Почему ты ничего не сказал жене? – Да только недавно в голову пришло, – оправдывался Артамонов, – вот сегодня ночью и догадался. Но по его блудливому взору я понимала: беззастенчиво врет. – Вот что, – решительно сказала я, испытывая большое искушение надеть ему на уложенную голову миску с “Оливье”, – говори адрес мадам Воропаевой, поеду разузнавать. – Ладно, – обрадовался Андрюшка, вытаскивая записную книжку, – да скажи ей, получит роль Офелии, если спокойно отдаст девочек. Это было уже слишком. Я встала, обошла столик, наклонилась к Андрюшке, пишущему на салфетке информацию, молча сунула листочек в карман и быстрым движением локтя отправила ему на колени чашку с кофе. – Bay! – завопил продюсер, тряся мокрыми брюками, – Ты совсем сдурела? – Извини, – мило улыбнулась я, глядя, как он размазывает салфеткой пятно. – Случайно вышло, очень жаль. Я пошла к выходу. Если чего и жаль, так это того, что кофе пролился на толстые ляжки ловеласа, честно говоря, надеялась угодить горячей жидкостью на другое, более чувствительное место.readme.club
Страница 6 Контрольный поцелуй читать онлайн
ГЛАВА 6 Жаждущая получить роль Офелии Марина Воропаева проживала в самом центре, на улице Алексея Толстого. Езды от Дома литераторов пара минут. И по дороге я едва успела вспомнить, что знаю о данной даме. К сожалению, сведения крайне скудные. Недавно по телевизору показывали очередной дурацкий сериал. Неумелая отечественная подделка под латиноамериканские страсти: брошенные дети, покинутые супруги, неверные любовники… И море слез пополам с соплями. Одну из главных героинь играла Марина. Этакую белокурую крошку с огромными невинными глазами и пухлым ротиком. Подобное создание просто хочется прижать к груди и лелеять. Точеные слабые руки, бледная кожа, хрупкая шейка – меньше всего Воропаева походит на злобную мегеру. Девушка, открывая дверь, выглядела точь-в-точь как героиня сериала. – Что вам угодно? – прощебетала она, распахивая огромные наивные глаза. – Газета “Театральная жизнь”, – представилась я. Воропаева – теперь уже цепким, совсем не наивным взглядом – посмотрела на “журналистку” и посторонилась. Я оказалась в роскошном холле. Вот это да! Все стены обиты белой кожей, по углам стоят васильковые бархатные кресла, на полу мех неизвестного животного, поражающий густотой ворса. Марина грациозно опустилась в одно из кресел картинно сложила ноги. – Слушаю внимательно. – Мы получили много писем от читателей, желающих узнать побольше о любимой актрисе… Лицо Воропаевой вспыхнуло от удовольствия. Минут десять она рассказывала биографию, делилась творческими планами. Наконец я подошла к главному вопросу: – А на личном фронте? Расскажите о супруге, о детях… .Марина развела руками: – Увы, на личную жизнь нет времени. Да и какой муж станет терпеть жену, целыми днями пропадающую на театральных подмостках… Только если он сам актер. Но среди нашего брата актера практически невозможно встретить настоящего мужика, они либо педики, либо недоумки, да вы сами знаете. Я согласно закивала головой и решила подобраться к проблеме с другой стороны. – Статья пойдет со снимками. Давайте посмотрим, где лучше запечатлеть вас, чтобы я могла дать указание фотографу. Знаете, читатели любят разглядывать интерьеры. Сколько в квартире комнат? – Три, – охотно сообщила Марина, – ну и конечно, кухня. – Побываем везде, – сказала я, и мы пошли по широкому коридору в спальню. Небольшую, метров пятнадцати комнату наполовину занимало огромное ложе. Одна стена представляла собой зеркальный шкаф, в углу телевизор. – Прекрасно, – воодушевилась я. – Одно фото на кровати… Потом покажем, как вы выбираете костюм. Ну-ка, откройте шкаф. Привыкшая подчиняться командам режиссера, Воропаева безропотно раздвинула створки. Внутри обнаружился склад платьев, брюк и юбок, аккуратно развешанных по плечикам. Затем двинулись в гостиную. Два огромных окна закрывали тяжелые бархатные гардины темно-фиолетового цвета. Стены обтянуты сиреневым шелком, на полу желтый ковер. Кожаная мебель радовала глаз лимонным оттенком. Тут и там развешаны картины, изображавшие женщин в разной степени раздетости. Две из них – копии полотен Моне, авторы остальных незнакомы. И никаких шкафов, где можно кого-либо спрятать. Потом отправились на кухню. И опять совершенно новая мебель. Ярко-красные шкафы, холодильник и плита. Сразу заболела голова. Ну как она готовит еду в такой обстановке? Впрочем, небось питается готовыми блюдами, разогревает в микроволновке. Я заставила Марину продемонстрировать и санузел. Ванна оказалась обычной, а не джакузи, зато унитаз поражал роскошью – розовый с золотом. Естественно, полы с подогревом, и везде, даже в туалете, горы косметики. Только шампуней насчитала семь штук. Одна из стен ванной комнаты сплошь увешана полочками. И они до отказа забиты кремами, масками, дезодорантами, пузыречками, флакончиками, тюбиками… – Ну, когда придет фотограф? – поинтересовалась Воропаева, вводя меня снова в белый холл. – Завтра, – пообещала я и спросила: – Помнится, вы говорили о трех комнатах или я ослышалась? Марина замялась: – Наверное, хватит того, что вы видели, в кабинете пока беспорядок. – Все же покажите! – Право не стоит, там старые газеты и грязь… Но я уже неслась по коридору к заветной двери. Глубокое разочарование постигло меня, лишь только распахнула створку. Помещение абсолютно пустое. На полу толстым слоем настелена бумага да валяется несколько банок из-под краски. – Не успела ремонт закончить, – пояснила актриса, – предложили новую роль, вот и сделала перерыв. К зиме надеюсь привести всю квартиру в порядок. Стремясь скрыть досаду, я вытащила сигареты. Да, во всяком случае, Поли с Надей тут нет! Ладно, суну палку в нору и поверчу, авось лиса выскочит. – Читатели часто просят нас задать коварные вопросы кумиру. Ведь вокруг актеров так много сплетен! – Что поделаешь, издержки профессии. – Читательница Сидорова из Москвы интересуется, правда ли, что у вас был роман с актером, режиссером и продюсером Андреем Артамоновым? Марина улыбнулась: – Можно не отвечать? – Эту часть интервью читатели станут изучать особенно тщательно, поймите их интерес. – Тогда напишите, что нас связывают прочные дружеские отношения, а роман в прошлом. – Так он был? – Весьма недолго. – Анна Сергеевна Петелина из Петербурга утверждает, что Артамонов не дал вам роли Офелии в свой постановке “Гамлета”. – Скажите, какая осведомленность! – восхитилась Воропаева. – Вопрос еще не решен до конца. Андрей пока колеблется между мной и Эльвирой Балчуг. Но, между нами говоря, госпожа Балчуг не слишком подходящая кандидатура. – Отчего же? – Из-за внешности. Эльвира смахивает на неумытую цыганку. Смуглая, с карими глазами и черными мелко вьющимися волосами, такие кудри появляются, если передержать химическую завивку. Традиционно Офелию играют светловолосые девушки и, как это ни странно, славянского типа, поэтому, надеюсь, чаша весов склонится в мою пользу. – Одна маленькая птичка начирикала, что вы предприняли весьма необычный шаг, чтобы получить эту роль. – Интересно, какой? – Похитили дочек Артамонова и теперь обещаете вернуть их в обмен на контракт. Двух зайцев убиваете сразу: и ангажемент в руках, и Лида в предсмертном состоянии. Марина секунду просидела с открытым ртом, потом с нежных губ потоком понеслись такие глаголы и существительные, какие не принято употреблять в приличном обществе. Такие слова называются непечатными. Слушая, как робкая Офелия выдает трехэтажные обороты, я подивилась столь глубокому знанию ненормативной лексики. Актриса высказывалась подобным образом почти пять минут. Наконец этот грязный фонтан иссяк. – Знаю, знаю, как зовут птичек, напевших про меня эти гнусности, – нервно проговорила Марина, выхватывая из пачки сигарету, – отлично понимаю кому это нужно! – Кому же? – Лягушке Эльвирке, сучке немытой! – Лягушке? – Вы эту стерву знаете под именем Риммы Тышкевич. Тоже мне! Полька недоделанная! Да все знают, что она Римка Лягушкина из Подмосковья. Толи в Люберцах жила, то ли в Мытищах. В общем – элита. И отца-то своего никогда не видела, а мать на обувной фабрике подметки клеила… А потом бац – заявляется в театр в прошлом году осенью, прошу любить и жаловать: пани Тышкевич! Оказывается, отыскался ее папулька – будто бы польский граф. Смеху было, все просто уписались! Это надо же – пани Тышкевич! – За что она вас так ненавидит? – Послушайте, – топнула изящной ножкой Марина, – не слишком ли вы любопытны? Вы лезете не в свое дело, папарацци чертова! – Папарацци – фотографы. Однако вы правы, журналист должен сдерживать неуемное любопытство, но сотрудник МВД – нет. – Не поняла, – насторожилась Марина. – Придется вам простить меня за ложь, на самом деле я майор милиции, работаю по розыску пропавших граждан. Марина опять раскрыла рот, но на этот раз удержалась от ругани. Я спокойно пускала дым. Надо как-нибудь спросить у Александра Михайловича, есть ли в системе МВД подобная служба и как она на самом деле называется! – Девочек в самом деле похитили? – снялась наконец с тормоза Воропаева. Я кивнула. – Какой ужас! – воскликнула актриса, и было видно, что она и впрямь поражена, а не изображает по актерской привычке чувства.. – Терпеть не могла Лидку, но это уж слишком, даже жалко ее! – Лида Артамонова пыталась покончить с собой, прыгнула под поезд метро, но, по счастью, осталась жива. – Боже! – прошептала Марина. – Надо позвонить Андрюше, может, помощь требуется. Маска популярной актрисы свалилась с лица, и стало понятно, что Воропаева, в сущности, совсем незлая. Я вздохнула. – Марина! Убедительно прошу вас никому не рассказывать о похищении детей. Преступники предупредили, что убьют девочек, если родители заявят в милицию. – Конечно, конечно, – закивала головой моя собеседница, – не дура, понимаю. А зачем их украли? Я пожала плечами: – Пока теряемся в догадках, думаем, здесь замешана какая-нибудь обиженная женщина. – А, – протянула Воропаева, – так вот почему вы ко мне заявились! Тогда расскажу, что между нами было, и вы поймете, что пришли не по адресу. Марина попала в театр, в общем, случайно. Готовилась стать киноактрисой и успешно снялась в нескольких лентах, но тут ее близкий приятель создал театральную труппу “У арки”. Естественно, предложил Воропаевой ангажемент. Та согласилась. В одном из спектаклей ее и увидел Андрюшка. Артамонов тогда ставил “Чувство и чувствительность” по Джейн Остин. Белокурая Марина идеально подходила на роль Марианны. Одна из двух главных партий, весь вечер на сцене. То ли народ устал от чернухи с порнухой, то ли добрый рассказ о незатейливой жизни английской семьи растрогал зрителя, но спектакль имел просто невероятный успех. Зрители крушили кассы. Лишний билетик спрашивали уже в метро, что просто невероятно в наше-то время. Как иногда случается с актрисами, Марина сразу стала известна, популярна, любима. И, естественно, начался роман с Артамоновым. Ни к чему не обязывающий, легкий флирт – букеты, конфеты, рестораны, постель. Именно в такой последовательности. Воропаева и не думала разрушать семью Артамоновых, замуж за Андрюшку не собиралась. Но Лидина позиция злила ее ужасно. Иногда женщины сталкивались в самых разных местах, и Лидка при этом подчеркнуто доброжелательно разговаривала с Мариной. Окончательно возненавидела актриса эту гримершу после совершенно невероятной сцены. Как-то раз в Доме кино собралась шумная тусовка. Артамонов пришел с Лидой, Маринка подошла к ним. В самый разгар приятной беседы вклинился абсолютно пьяный критик Рогов. – Лидка, – заорал мужик, брызжа слюной, – зачем ты с этой шалавой щебечешь, она же с Андрюшкой спит, все это знают! Жадный до скандалов народ радостно замер. Но Лидия лишь усмехнулась, взяла Марину под руку и громко сказала: – У моего мужа отличный вкус, все, чем он обладает, должно быть высшего качества. И потом, разве может мужчина остаться равнодушным при виде столь совершенной красоты? Но досталась она моему Андрюше. С тобой, Рогов, Марина даже и разговаривать не станет. Ведь так? Воропаевой осталось только кивать и улыбаться. Тусовка загудела. Странным образом у актрисы сложилось полное ощущение, что ее вымазали с ног до головы дерьмом, и она возненавидела невозмутимо улыбающуюся Лидушу. – Каждый раз потом, встречаясь с Андреем, чувствовала себя так, будто его хитрая мама меня наняла, чтобы сыночек не шлялся с кем попало, – делилась Марина. Роман затух сам по себе. Андрюшка принялся обхаживать другую даму – Эльвиру Балчуг. – Если кому и нужна до усрачки роль Офелии, так это нашей черномазенькой, – злобилась Марина, – у меня уже имя есть и зритель. Ну, подумаешь, в другом спектакле выйду. А у Эльвиры пока одни надежды да амбиции, ей себя показать надо. Да пусть играет, хрен с ней, но просто обидно! Ведь совсем для роли не подходит! Но хитрая бестия. Небось пообещала отблагодарить после спектакля. Кстати, если кто и хотел сделать Лиде вред, так это Эльвирка, Прямо синела, когда ее видела, да и Лягушка тоже… – Почему? – Не знаю, – пожала плечами Марина, – скандал там какой-то вышел, вы историю про салат слышали? – Нет. Марина оживилась и с удовольствием принялась рассказывать. Года два назад Артамонов и Лида сидели в Доме актера в ресторане. Все знали, что у Андрея с Риммой романчик, поэтому, когда в зал вбежала Лягушкина-Тышкевич, посетители замерли, предчувствуя интересные события. И не ошиблись! Быстрым шагом Римма подошла к столику, схватила тарелку с салатом “Оливье” и надела эту емкость на голову Артамонова. Народ просто попадал. Сцена напоминала эпизоды из голливудских кинокомедий. Артамонов вскочил. Густой майонез с овощами и мясом медленно стекал по щекам не ожидавшего ничего подобного мужика. Римма хохотала. Из кухни со всех ног бежал одышливый метрдотель. Пока Андрюшку освобождали от миски и отводили в туалет, Лида тихонько исчезла. На следующий день, когда на самом деле довольные “подруги” принялись звонить и высказывать фальшивое негодование, Лида спокойно отвечала: – Ой, девочки, ничего не знаю, я в этот момент вышла, но по секрету мне рассказали, что Римма поспорила с Никитой Богословским. Старик ее подначил, мол, слабо на Артамонова салат вывалить, а та – не слабо. На кону у них как будто бы тысяча долларов стояла, ну Лягушка и польстилась. Хулиганство, конечно, но она вечно в долгах. Мы с Андрюшкой всю ночь хохотали. Жалко, что камеру не захватили. А костюм… черт с ним, ради такого веселья не жаль. Я вышла от Марины и поглядела на часы – семь. В такое время ни безобразницы Риммы, ни жаждущей славы Эльвиры, конечно же, дома нет. Поеду в Ложкино, отдохну и сделаю несколько звонков.readme.club
Страница 16 Контрольный поцелуй читать онлайн
ГЛАВА 16 Около одиннадцати я уже бродила по гулким коридорам театрального института. В учебной части узнала, что Вера училась в 307-й группе. Я отыскала девятнадцатую аудиторию, попробовала сунуть туда голову, но прозвенел звонок. Группа юношей и девушек вышла в коридор. Я приблизилась к тощенькой, похожей на страусенка девице и спросила: – Вера Подушкина из вашей группы? – Ara, – подтвердила замухрышка, подводя тоненькие губы яркой помадой, – тут уже из милиции приходили, всех допрашивали. – Иногда приходится обращаться к свидетелям не один раз, – туманно намекнула я на свою причастность к органам. – Толку-то? – справедливо заметила девчонка, не отрываясь от текущего редактирования своей мордочки. – Я, например, про нее ничего не знаю, только на занятиях встречались. Мы ведь люди простые, из провинции, а она столичная штучка, все время подчеркивала, что не царское это дело с нами ручкаться… – Так-таки ни с кем и не дружила? – Почему? Вот с Лизой Костиной, Настей Мартиросян и Олегом Фадеевым очень даже зналась. Ну это понятно, у одной папа – секретарь Союза кинематографистов, у другой – известный актер, а у Олега вообще все близкие родственники народные да заслуженные, его и в институт, можно считать, без экзаменов приняли. Не то что нас – по два раза заваливали. Лиза Костина отыскалась в библиотеке. Рыхловатая девушка с белесыми ресницами и бровями альбиноса. Ну что делать такой в театральном институте? Если не талантлива до зубовного скрежета. – Вы близко дружили с Верой Подушкиной? – накинулась я на студентку. Со всех сторон зашикали. Пришлось выйти в садик. Солнышко пригревало не по-сентябрьски жарко, и Лиза сняла курточку. – Вы дружили с Подушкиной? – повторила я вопрос, мгновенным движением руки демонстрируя “удостоверение”. Лиза замялась. – Не слишком. – А если подробней? Девушка вытащила пачку “Вог” и любезно предложила мне сигарету, помолчала немного и добавила: – Нас в группе оказалось четверо москвичей – Настя, Олег, Вера и я. Остальные из провинции, причем поступали по несколько раз, вот и не любят нас, мягко выражаясь. Уверены, что мы приняты по блату, что таланта нет… Ну, в общем, понимаете. Я кивнула. Все, как обычно. На первом курсе группа сразу разделилась на два лагеря, перебежчиков не принимали. За удачами и неудачами друг друга следили пристально, не гнушались порой сделать мелкую гадость. Когда зимой Оля Коростылева, необыкновенно красивая девочка из Вологды, к тому же с чудесным голосом, сдавала зачет по вокалу, Вера и Настя сели в первом ряду и, пользуясь тем, что комиссия расположилась в пятом, демонстративно сосали лимоны. Попробуйте хорошо спеть, если рот не правильно наполняется слюной. Оля не осталась в долгу: на премьере зачетного спектакля по танцу Насте в балетные туфли насыпала сахарного песку. Результат – стертые в кровь ноги и жирный “неуд” хромоногому лебедю. Потом кто-то из мальчишек затянул прозрачной пленкой унитаз в туалете, а Олег как раз пришел помочиться. Мокрый почти с головы до ног парень был вынужден ехать домой переодеваться, кличка Сыкун прилипла к нему намертво. Вот так обстояли дела, но внутри своей стаи они дружили. Вера же наплевала и на эти отношения. Зимой Лизе неожиданно предложили небольшую рольку в телесериале. Работа не такая уж интересная, но это ее самая первая роль, и Костина обрадовалась до потери пульса. Естественно, придя в институт, стала рассказывать друзьям о необычайной удаче. Настя и Олег порадовались за девушку, Вера же поджала губы. Через два дня Лизе позвонил администратор и извиняющимся голосом сказал, что кто-то наябедничал режиссеру о… беспробудном пьянстве Костиной. На всякий случай, по принципу нет дыма без огня, постановщик решил не связываться со студенткой. Роль отошла другой. – Это Верка позвонила, – уверенно сказала Лиза. – Почему так решили? – Больше некому. – А вдруг ошибаетесь? Может, кто-то из иногородних решил сделать вам навредю. Сами же рассказали, как изводите друг друга. – Так-то оно так, – вздохнула Лиза, – только, видите ли, никто, кроме Насти, Олега и Веры, не знал об этом предложении. Наши педагоги не одобряют съемок, Причем на телевидении особенно. Поэтому больше никому не сказала. И еще: режиссер Афанасьев – знакомый моих родителей, не близкий, но все же… Честно говоря, поэтому роль и предложил. Так вот, через какое-то время он случайно проговорился, что Подушкина просилась в сериал на мое место. Дескать, Лиза – пьяница, с ней одни мучения, а я трудолюбивая и талантливая… Но Афанасьеву Вера не подошла по типажу. С тех пор Лиза здоровалась с Верой сквозь зубы. Но той как с гуся вода. Подушкина будто не замечала неулыбчивого лица Костиной и вела себя так, словно ничего не случилось. – Она гадкая, хотя о покойниках плохо не говорят, – утверждала Лиза, – ничего святого в душе, абсолютно бесчувственная, эгоистичная особа. – Вы не совсем правы, – возразила я. – Вера покончила с собой, значит, что-то с ней такое происходило… – Ха, – выкрикнула Лиза, – да не верю я ни на минуту в ее добровольный уход из жизни. Скорей всего ее придавили за вредность. И потом у нее такие знакомые были!.. – Какие? Лиза пошла пятнами. – Лучше к Мартиросян обратитесь, та с ней дружила, прямо в рот глядела, да поинтересуйтесь про Никиту. Так и спросите, где найти Никиту? Уж он-то про эту фифу все знает. Насти Мартиросян не оказалось в институте, прогуливал занятия и Олег Фадеев. Но услужливая Лиза сообщила адрес девушки и, недвусмысленно улыбнувшись, добавила с хитрым видом: – Небось дома оттягивается, пока папашка с мамашкой на гастролях. Да вы поезжайте, там и Олега найдете. – И она противно захихикала. Я села в “Вольво” и повертела бумажку с адресом: Хлебный переулок… Славное место, самый центр и тихо. Престижный район с дорогими квартирами, старые московские дворы. Но тут затрещал телефон. – Мать, – сурово произнес Аркадий, – немедленно дуй домой. – Что случилось? – испугалась я. – Увидишь! – коротко пообещал сынуля и бросил трубку. Полная дурных предчувствий, я, конечно, покатила в Ложкино. Телефон позвонил опять. На этот раз Зайка. – Аркадий всегда так мерзко разговаривает, – пожаловалась она, – небось гадаешь, что случилось? Не волнуйся, просто приехала гостья из Америки, говорит, наша близкая родственница, а мы не понимаем, кто она и что с ней делать. – По-русски хоть изъясняется, – спросила я, мгновенно успокаиваясь, – а то я по-английски ни уха ни рыла. – Нас с тобой за пояс заткнет, – утешила Зайка. Я перебралась из левого ряда в правый и медленно покатила в потоке. Слава богу, ничего не произошло, а в нашей семье все привыкли уже к неожиданным визитам. Быть богатой женщиной, конечно, приятно, но у любой медали есть оборотная сторона. В нашем случае – это постоянные гости. Где бы мы ни жили – в Москве или Париже, визитеры тянутся косяком, словно журавли на юг. Про нас с Наташкой вспомнили все мыслимые и немыслимые родственники. Не слишком общительный Аркадий их терпеть не может, вот и вызвал меня срочно из города. Солнечный сентябрьский день тихо катился к вечеру. Установилась теплая погода, настоящее бабье лето. Я притормозила возле метро “Динамо” и вышла купить бутылку минералки, пить хотелось невыносимо. Рядом с ларьками пристроился шаткий столик с книжками. Обожаю детективы, поэтому стала шарить глазами но разноцветным обложкам, выискивая новинки. И вот тут началось!.. На небольшую площадку выскочили матерящиеся парни, в мгновение ока они взломали дверь ларька и вытряхнули оттуда продавца. Тот отчаянно орал и плевался. Нападавшие потащили его к машине. Жертва рухнула на землю и зацепилась руками за железный бордюр, ограждавший газон. Послышался хруст, потом нечеловеческий вопль – очевидно, бедолаге что-то сломали. Притихшая площадь с ужасом наблюдала за происходящим. В этот момент из-за киоска “Мороженое” вылетела группа мужиков. Увидев, как один выдергивает из-за пояса револьвер, я моментально рухнула головой под столик с книжками, мысленно вознося молитвы на всех известных языках. С другой стороны в той же позе лежал продавец – щуплый мужичонка с мутными красноватыми глазами. Секунду мы глядели друг на друга, потом лоточник неожиданно приветливо сказал: – Здрасьте. Какой роскошный сентябрь, не находите? – Изумительный, – откликнулась я, слушая, как над головой свистят пули и носится разгоряченный мат. – Бабье лето, как и положено. – Книжечку желаете приобрести… любовный роман? – Детективчик. – Замечательно, – возрадовался мужичонка, – сейчас вылезем и подберем по вкусу, у меня, знаете ли, цены дешевле на целый рубль, чем у других. Считайте, вам повезло, что именно ко мне под столик забрались. Он заулыбался, я тоже. Мы лежали под прикрытием и корчились от смеха, а вокруг носились стреляющие братки. Внезапно воцарилась тишина. Энергично работая задом, я вылезла наружу и перевела дух. Посреди площади, странно вывернув ноги, лежали двое, а в сторону стадиона убегали парни. Один обернулся и что-то крикнул. Я запомнила его красивое порочное лицо с крупными чертами и неприятным шрамом на лице. Лоточники стали выползать из укрытий. Большинство, как и я, лежали под столиками и теперь отряхивались. Продавщица хот-догов подняла упавший набок пластмассовый короб и принялась собирать рассыпавшиеся по земле булки с торчащими из них сосисками. Нет, все-таки хорошо, что я не рискнула купить у нее “лакомство”, небось не в первый раз по грязи катает. Вдали раздался вой сирены, и к площади подскочило несколько милицейских машин. Я купила парочку детективов и, размазав по костюму грязь, пошла к машине. Здесь меня ждал сюрприз – простреленная шина. Еще полчаса ушло на поиски умельца и замену колеса. Так что в Лож-кино я, грязная и усталая, добралась как раз в тот момент, когда домашние усаживались за стол. – На кого ты похожа! – ужаснулся Аркадий, он ткнул пальцем в большое пятно на юбке: – Описалась, что ли? Пришлось вкратце объяснить, что произошло, Дети разинули рты. – А всё из-за дурацкого пристрастия к детективам, – констатировала Ольга, большая любительница любовных романов. – Как можно читать эту макулатуру. – Вот у Саши Хейфец мама никогда ни во что не вляпывается, – вставила Маня. – Чем ты вообще целыми днями занимаешься, – вскипел Кеша, – опять у милиции под ногами путаешься? Да нормальные люди видят покойников только на похоронах! А моей мамуле стоит только выехать в центр – пожалуйста, парочка кадавров[1]. Да, детки в своем репертуаре. – Вы, наверное, ушиблись и сильно перепугались?. – участливо спросила хорошенькая темноволосая женщина, сидевшая возле Мани. – Может, коньяку налить? Я с благодарностью посмотрела на говорившую. – Познакомься, – протянул Кеша, – Капитолина приехала из городка Юм, штат Пенсильвания. Вот только никак не сообразим, кем она нам приходится. Капитолина доброжелательно улыбнулась: – Я третья жена Геннадия. – Это кто же такой? – полюбопытствовала Маня. – Мой последний муж, – объяснила я. – Гена. – Ах Гена, – ехидно повторил Кеша, – четвертый папочка… Так он вроде в Америку эмигрировал, а его жена нам Маньку подкинула… Постойте, постойте – значит, вы биологическая мать Мани? Нет, какой все-таки паршивец, надо же выискать такой оборот – “биологическая мать”. На всякий случай Манюня подошла ко мне и ухватила за руку. С самого раннего детства делает так, если чего-нибудь боится. Во всяком случае, когда мы иногда смотрим по телику “Секретные материалы”, она вцепляется в меня хваткой бульдога. Увидав перепуганные и насторожившиеся лица домашних, я поспешила внести ясность: – Рената давно умерла, а Генка опять женился, правда? Капитолина закивала. Выяснилось, что она дочь эмигрантов первой, так сказать, “колбасной” волны. Ее родители ухитрились попасть в Америку в самом начале пятидесятых. Был такой короткий период, когда Сталин отпускал на постоянное жительство в Израиль евреев. Мать Капитолины – иудейка, вот семья этим и воспользовалась… Капа родилась уже в Пенсильвании и никогда не видела России. Но как многие эмигранты, считала себя, несмотря ни на что, россиянкой, мечтала побывать в Москве. А тут возникло одно дело… Женщина замялась, потом сказала: – Гена сказал, что я могу положиться на вас, только не хочется обсуждать проблему при ребенке… – Марья, выйди вон, – велел Кеша. Самолюбивая Маруся терпеть не может, когда ее считают маленькой, и ни за что бы не послушалась Аркадия, но присутствие незнакомой женщины обязывало к вежливости. И со словами: – Больно нужны мне ваши секреты, – девочка выскочила в коридор. Я отметила, что дверь она не прикрыла до конца. Все ясно: сейчас, по выражению Кеши, “греет уши” возле щелки. Капитолина стала рассказывать. В Америке у ее родителей маленький, но хорошо налаженный бизнес – торговля бакалейными товарами. Генка, педиатр по профессии, сначала бедствовал, работал водителем такси, но затем поднатужился, бросил пить, сдал необходимые экзамены и получил разрешение на частную практику. Врач он божьей милостью, ребят понимает, берет недорого, и скоро почти все детское население небольшого Юма понесло ему свои болячки. Капитолина преподает в местном колледже музыку. У них хороший дом, сад, новенькая машина и солидный счет в банке. Одна беда – нет детей и не будет, у Капы неисправимый дефект – детская матка. Семья без детей – не семья, особенно в провинциальной Америке. Вот Генка с Капой и решили взять ребенка из приюта. Но в Соединенных Штатах подобную операцию провернуть трудно. Им предложили очаровательную негритянскую девочку, но супруги уже решили поступить по-другому. Капа приехала в Москву, чтобы усыновить русского ребенка. В России получить младенца проще. Мы молчали, переваривая информацию. – У нас практически не осталось в России знакомых, – вздохнула Капитолина, – родители во время “холодной войны” боялись писать в Москву не хотели портить жизнь приятелям. Сейчас спохватились, а никого уже нет. Одни умерли, другие уехали. – Иных уж нет, а те далече, – неожиданно уточнила из-за двери начитанная Маня. Капа нервно вздрогнула. – Ладно уж, возвращайся, – проворчал Аркадий и пояснил: – От нее все ровно ничего не скрыть. – Вот тут Гена и посоветовал обратиться к вам, – продолжала гостья. – Сказал, что обязательно поможете, и потом, мы все-таки родственники, хоть и бывшие. И она улыбнулась широкой американской улыбкой, обнажив безупречные зубы. Невольно вспомнив о двух не заделанных дырках в резцах, я все же сказала: – Однако вы рисковали: вот так, без звонка, просто как снег на голову… – Почему? – удивилась Капа. – Мы отправили вам подробную телеграмму, указали день и час прилета. Честно говоря, я немного растерялась, когда никто не встретил, но, слава богу, адрес оказался правильным… – Мы ничего не получали! – в голос воскликнули Зайка с Аркадием. – Телеграмма могла не дойти, – предположила я растерянно, чувствуя, как Капитолина нам не верит и скорей всего думает, что гостеприимные хозяева поленились съездить в аэропорт. – Ой, – закричала Маня, – была, была телеграмма!.. – И где она? – осведомилась Зайка. Манюня виновато заморгала: – Куда-то делась, а я забыла сказать… – Право, не стоит переживать, – стала утешать девочку воспитанная гостья. Потом повернулась ко мне: – Я ненадолго, надеюсь, не обременю. – И бесхитростно добавила: – А то, вижу, у вас ремонт. Зайка покраснела, оглядела перевернутую вверх дном гостиную с одним вымытым окном и успокоила Капитолину: – Да нет, просто генеральная уборка. Уж не знаю, что подумала американка, разглядывая царящий кругом беспорядок, к тому же на ужин подали сосиски с картошкой и кефир. Ольга решила временно прекратить кулинарные эксперименты и перешла на те блюда, в съедобности которых была уверена. Во всяком случае Капа после трапезы смущенно произнесла: – Не хочется сидеть у вас на шее. С удовольствием оплачу расходы на мое питание. – Что вы, – возмутилась Ольга. – Мы одна семья, какие тут счеты!readme.club
Страница 15 Контрольный поцелуй читать онлайн
ГЛАВА 15 На обратной дороге в самолете я даже рискнула выпить коньяку. Что “Эр Франс”, что Аэрофлот – всегда подают пассажирам какое-то пойло, полагая, что бедным людям негде взять другие напитки. Но следовало привести нервы в порядок, и я опрокинула рюмку. Ай да Зоя! Интересно, смогла бы я решиться на подобный поступок? Вот так сразу, не раздумывая, почти голой, уйти из дома с незнакомым мужчиной? Наверное, все же нет. Скорее всего в голову полезли бы дурацкие мысли: а вдруг врет? Вдруг маньяк-убийца? Сейчас завезет в лес и… А Зоя побежала, ни о чем не думая, и выиграла. Во всяком случае, жизнь ее прошла в полном удовольствии, и муки совести ее не тревожили. Лишь в конце своей жизни решила наградить Лиду. Да и то только потому, что детей больше не было. Неизвестно, как все сложилось бы, родись у нее парочка ребятишек от Сержа. Она даже побоялась съездить в Россию, чтобы повидаться с единственным ребенком, настолько страшилась потерять приобретенное благополучие и душевный комфорт… Нет, Зоя не вызывала у меня добрых чувств. Скорей легкое непонимание… К тому же баба оказалась неумной. Придумала дурацкий вопросник, но забыла предупредить подругу, что Лида Артамонова не владеет французским… Да и внешне, честно говоря, мы не слишком похожи. Правда, если опираться только на словесное описание, то мы обе субтильные блондинки с голубыми глазами. Но ведь “Пинкертон” присылал Зое фотографии. Почему не оставила хотя бы одну подруге? Непостижимо. Но больше всего меня занимал сейчас не моральный облик мадам Д'Обиньон-Артамоновой и не ее умственные способности, а все, что связано с наследством. Просто не могу поверить, что Лида знала о больших деньгах, а три миллиона франков – это примерно пятьсот тысяч долларов – и не рассказала об этом мужу. Да, она обожает Андрюшку до беспамятства и готова ради его благополучия пожертвовать и наследством девочек. Это вполне укладывается в структуру ее личности – отказать все муженьку. В конце концов, дочки служили только той веревкой, которая должна была покрепче привязать Андрея к Лиде. И ему она бы первому сообщила о богатстве. Однако, судя по обалделому виду Артамонова, он ничего не знал… Дикое, невероятное предположение пришло мне в голову. Что, если кто-то, пока неизвестно как, узнал о наследстве? Перехватил первое послание мэтра Кассиса, потом отправил от имени Лиды завещание… Значит, этот кто-то вхож в дом Артамоновых, к тому же абсолютно уверен, что, получив деньги, Андрюша поделится с ним… И что из этого следует? От ужаса я покрылась липким потом. Да это же просто, как апельсин: надо избавиться от девчонок и Лидки. И ведь так и произошло. Поля с Надей пропали, и Лидушка в больнице. И вовсе она не покушалась на самоубийство, ее пытались убить и почти преуспели. Значит, следует искать близкую знакомую Артамонова, скорее всего любовницу, бывающую в доме. Это она организовала похищение девочек и “самоубийство” Лиды, а мотив вечен, как мир, – деньги, огромное для российского человека состояние – пятьсот тысяч долларов! Теперь надо быть очень осторожной. Неизвестная преступница умна и хитра, спугнуть ее ничего не стоит; Сейчас она ждет Лидиной смерти. К сожалению, возможно, и девочки давно мертвы. А Надя в инвалидной коляске? Голова окончательно пошла кругом. Да и было отчего! Когда самолет коснулся земли и, подрагивая, понесся по взлетной полосе, я наконец приняла решение. Не стану сообщать Артамонову о Зое. Скажу, что ничего не узнала, что адвокат отказался беседовать с посторонней бабой и выдавать ей информацию. Андрюшке же до Парижа быстро не добраться, у меня самое меньшее месяц в запасе. И за это время надо найти злодейку. Совершенно уверена, что это женщина. Во-первых, подобный дьявольский план мог прийти в голову только бабе, а во-вторых, она явно рассчитывает прибрать к рукам и вдовца, и денежки… В Москве шел дождь. Ну почему в отечестве так часто плохая погода? Стащив с вертящегося круга четыре неподъемных баула с вещичками, я нагрузила тележку и еле-еле дотолкала ее до дверей, а за ними уже возвышался Аркадий и подпрыгивала радостно щебечущая Маня. Дома дети принялись потрошить сумки, я же пошла звонить Артамоновым, Подошла Валерия. – Как Лида? – Стабильно тяжелое состояние, – пояснила Лера, – но врачи говорят, раз ухудшения нет, могут появиться положительные сдвиги. А пока она в коме. Прогнав из головы мысли об одной француженке, пролежавшей перед кончиной двенадцать лет без сознания, я спросила: – Где Андрюша? – В театре, репетирует “Офелию”. Ну да, конечно! Не станет же он, как иногда показывают в кинофильмах, сидеть у изголовья умираюшей жены и держать ее за руку! У Андрея работа на первом месте, впрочем, у Леры тоже, о чем она и поспешила заявить: – Я сейчас тоже убегаю, на лекцию опаздываю. – Подождите, – успела я задать еще один вопрос, – что с девочками? – Ничего, – коротко ответила Валерия. – Пока никаких сведений, видно, придется все-таки обратиться в милицию… Я пошла варить кофе. Наконец-то заботливая бабушка решила искать внучек, да и то, наверное, только потому, что приставучая Дашка Васильева без конца названивает! Я выкатила из гаража “Вольво” и поехала в центр. На завещании, которое показал мне мэтр Кассис, стояла печать нотариуса и адрес конторы – Ленинградское шоссе, дом 64. Побегав минут пять вокруг огромного серого здания, нашла лестницу, ведущую на второй этаж, и небольшую дощечку “Нотариальная контора”. Обычная трехкомнатная квартира, превращен-. пая предприимчивыми людьми в учреждение. Полноватая женщина подняла глаза от бумаг. – Никифорову Анастасию Леонидовну можно видеть? – Это я, – приветливо ответила дама. – Вы по какому вопросу? – Да вот небольшая неприятность получилась, – я изобразила смущение. – Слушаю внимательно, – сказала нотариус. – Во Франции умерла тетя и завещала деньги, большую сумму, моей сестре, Лидии Артамоновой. Мы специально просили ее упомянуть в бумаге только Лиду, чтобы не платить большую пошлину. – Очень разумно, – кивнула головой женщина, – если в семье нормальные отношения, так делают часто. – У нас все в порядке, – заверила я ее. – Но, к сожалению, случилось несчастье, Лида сильно заболела и попала в реанимацию. За несколько недель до этого сестра составила завещание в пользу мужа. Я съездила в Париж, показала бумаги, но местные правоведы утверждают, что завещание оформлено не строго по правилам, могут возникнуть осложнения. – За чем же дело стало? – удивилась нотариус. – Давайте напишем новый документ, учтем все местные требования. – Лида-то без сознания в реанимации… – Право, не знаю, как вам помочь, – растерянно произнесла Анастасия Леонидовна. – Очень просто. Французская сторона успокоится, если нотариус, удостоверивший подпись, даст письменные показания, причем очень лаконичные, просто напишет: “Я, Никифорова Анастасия Леонидовна, подтверждаю, что госпожа Лидия Артамонов подписала бумаги в моем присутствии”. Никифорова забарабанила пальцами по столу. – Странное требование, никогда не слышала ни о чем подобном. – Мы заплатим, – пообещала я, – не волнуйтесь, тут нет ничего противозаконного. Анастасия Леонидовна двинулась к огромному шкафу. – Когда, говорите, приходила Артамонова? – Точно не могу ответить… Летом, но не позже июля. – Мертвый сезон, – пробормотала нотариус и вытащила тоненькую папочку, – кажется, нашла. Действительно, заглядывала ваша сестра. Даже помню ее хорошо, такая интересная девушка, в светлом парике. Я, честно говоря, даже удивилась, зачем с такими чудными волосами носить парик… – Какая у вас память! – поддержала я разговор. – Просто то, что я видела, оказалось смешным, как в кинокомедии, – заулыбалась Никифорова. Артамонова появилась в разгар душного летнего полдня. Вообще-то в контору приходит немного народа, а летом бывают в основном родители, оформляющие документы детям, отъезжающим на отдых за рубеж. Но в тот день перед кабинетом Никифоровой сидели три женщины, одна из них держала на руках отчаянно выворачивающегося годовалого ребенка. Малыш вспотел и устал. Он капризничал, хныкал и в конце концов, улучив момент, вцепился липкими ручонками в волосы Лиды. Мать стала разжимать цепкие ладошки, Лида невозмутимо улыбалась. Никифорова стала случайной свидетельницей этой сцены. Дверь в ее кабинет была открыта. Непорядок, конечно, но не погибать же, от жары в помещении с окнами на солнечную сторону. Малыш издал победный крик и сдернул парик. На плечи посетительницы упали восхитительные темные волосы. От неожиданности ребенок разрыдался еще громче. Мать отобрала у малыша растрепанный парик и стала извиняться. Моя “сестра” скрылась в туалете. – Я еще подумала, – откровенничала Никифорова, – чего только не делают женщины, чтобы выглядеть модно! Ведь жара стояла, как в Сахаре, в парике душно, некомфортно, да и свои волосы у нее такие чудесные! Нет, раз модно в накладке, надела, несмотря ни на что! А еще ребенок ей, наверное, губу расцарапал, потому что в углу рта появился кусочек пластыря. Родители обязаны приглядывать за детьми, и надо было наказать шалуна как следует… Она продолжала излагать свои взгляды на воспитание, но мои мысли уже понеслись в другом направлении. У Лиды никогда не было длинных, густых, темных волос. Насколько помню, она всегда коротко стригла пряди цвета сливочного масла. Перед глазами сама собой возникла Верочка Подушкина. Изумительная прическа темно-каштанового цвета и пикантная крупная родинка над пухлым капризным ротиком… Сдается, именно она, нацепив фальшивые кудри блондинки, приходила в нотариальную контору, а пластырь прикрывал приметную, выступающую родинку… Прямо от нотариуса отправилась в больницу к Лиде. На этот раз доктор разрешил поглядеть в небольшое окошко. Но лучше бы этого не делать – так мне стало нехорошо. Маленькое личико, похожее на мордочку кошки. Запавшие глаза и ввалившиеся щеки. Лежит почему-то почти голая и со всех сторон в тело воткнуты трубки и шланги. Особенно страшно выглядел какой-то аппарату изголовья. Внутри стеклянной емкости с громким чавканьем ходила взад-вперед гофрированная резина. – Видите? – с гордостью сказал доктор. – Насколько нам сегодня лучше. Я уставилась на него с ужасом. Лучше? Тогда что же было раньше? Ведь сейчас Лидуся похожа на покойницу. – Она не может говорить? – Нет, конечно. – А меня услышит? – На этот счет не могу дать точного ответа, вздохнул хирург; – Может, да, а может, нет. Кстати, некоторые больные, находящиеся в коме, приходят в себя, когда с ними постоянно беседуют родственники, не отпускают их, так сказать. У нас был случай, парень один умирал, молодой совсем. Мать две недели рядом сидела, за руку держала, а потом вызвала девчонку, в которую мальчишка был безнадежно влюблен. Вот они вместе по бокам кровати встали, заговорили с ним, и он открыл глаза… А к вашей подруге особенно не приходят. Муж, правда, раз в два дня наведывается, ничего не хочу плохого сказать. Заботливый, просит, чтобы ухаживали получше, медсестер благодарит… Вчера свекровь приезжала, тоже внимательная, лимонов привезла, яблок! Ну скажите мне, на кой черт сейчас Артамоновой фрукты?! Кстати, дети у нее есть? – Дочери… две. – Сколько лет? – Восемь и полтора года. – Приведите сюда, часто матери реагируют на детские слезы. Жестоко, конечно, показывать ребенку маму в таком состоянии, но все же рекомендую. Я только вздохнула. Знал бы этот славный доктор, что случилось у Артамоновых! – А мне можно зайти? Врач поколебался, потом разрешил: – Бахилы наденьте на ноги и шапочку. Я послушно надела все, что положено, и вошла в палату. Вблизи зрелище оказалось еще более страшным. Сразу стало понятно – надеяться на то, что Лида что-нибудь скажет, не следует. В горле у несчастной торчала какая-то отвратительная на вид Трубка. Я взяла Лидочку за безвольно лежащую руку и с облегчением ощутила тепло и легкое, как крылья бабочки, трепетание пульса. – Лидуля, – тихонько позвала я. В палате стояла неприятная тишина, нарушаемая только попискиваньем и почавкиваньем разнообразных аппаратов. – Ну почему, – почти закричала я, – почему такое должно было случиться именно с тобой! Ну кому это надо! Не успел мой голос отскочить от стен палаты, как Лидуша медленно распахнула веки. Огромные бессмысленные глаза прошлись взглядом по моему лицу и, не сфокусировавшись, снова захлопнулись. – Доктор, – заорала я, кидаясь к выходу, – кто-нибудь, скорей сюда! На крик влетела пожилая медсестра и первым делом кинула взгляд на разноцветные лампочки и стрелочки. Строго спросила: – Ну и что тут происходит? – Она открыла глаза, – возбужденно сообщила я, не обращая внимания на ее недовольный тон, – вот только что смотрела на меня. Медсестра не поверила: – Вам показалось. – Нет, абсолютно точно! Женщина профессионально приветливо посоветовала мне: – Идите-ка лучше домой, палата интенсивной терапии не место для слабонервных. Сняв бахилы и шапочку, я направилась к выходу. Да, скорей всего медперсонал, автоматически ухаживая за Лидой, решил, что Артамоновой не долго осталось жить. Но я-то видела открытые глаза Лидуси. Поеду в самом деле домой, выпью кофейку, расслаблюсь и раскину мозгами в тишине и покое. Подъехав к дому, я оторопела. Во дворе натянуты веревки, на них болтается невероятное количество наших пледов и одеял. С другой стороны вывешены ковры из гостиной, столовой и кабинета. Не понимая, что происходит, вошла в холл и чуть не упала на скользком полу. Посередине помещения мыльные лужи, а Маруся старательно возит тряпкой. – Привет, мамуля! – Девочка поглядела на меня отсутствующим взглядом. – Господи, – испугалась я, – ты что, заболела? – Нет, – угасающим голосом ответила Манюня. – Устала, как раб на плантации. – Что случилось-то? Маруська отставила швабру и, понизив голос почти до нуля, горячо зашептала: – У Зайки крыша поехала, совсем не соображает! – Да что, в конце концов, происходит? В холл влетела растрепанная Ольга с тряпкой в руках. – Явилась, – грозно отметила она. – Ты хоть представляешь, в какой грязи мы живем с тех пор, как заболела Ирка! Кругом ужас и микробы! Я уставилась на нее во все глаза. Честно говоря, я никогда особо за чистоту не боролась. Двухкомнатную “хрущобу” в Медведкове убирала раз в месяц. Да какой смысл вытирать каждый день пыль, если назавтра она опять лежит везде ровным слоем! К тому же я близорука и не вижу сора на полу, а развешанные по стульям брюки. Колготки и рубашки никогда меня не раздражали… И, конечно, с появлением Ирки совсем перестала брать тряпку в руки, впрочем, и Зайка не слишком убивалась на ниве домашнего хозяйства. – Надо навести чистоту, – заявила Ольга. – Может, лучше нанять женщин, – робко предложила я, оглядывая грязные лужи на полу и пыхтевшую от усердия Машу. – Ну что за барство! – возмутилась Ольга. – В стране кризис, нужно во всем экономить. Сами вымоем! Я оглядела ее двухсотдолларовые брюки, простенькие туфельки от Гуччи… Да продав одни только баретки, можно нанять поломойку на целый год! – Говорю же, у нее крыша поехала, – громко зашептала Маруся. – Недавно читала: при климаксе такое случается! Я захохотала: у двадцатичетырехлетней Ольги климакс? Нет, тут дело в другом. – Мы с Аркашей вычистим наши комнаты и кухню, Манюня гостевые спальни, кабинет, столовую, ну и холл! Тебе остается совсем чуть-чуть. Сразу начнешь? – А где Кеша? – робко поинтересовалась я. – Ковры во дворе выбивает! – Зачем? Есть ведь пылесос! – Ты совсем ничего не понимаешь! – всплеснула руками Ольга. – От пыли следует избавляться радикально, а пылесос только гоняет ее с места на место! Вот посмотри! И она сунула мне в руки роскошно изданную книгу “Идеальное домашнее хозяйство”. Я плюхнулась в кресло и принялась перелистывать глянцевые страницы. С ума сойти! Авторов подобных пособий следует убивать мучительной смертью. Книга требовала вполне серьезно – влажную уборку проводить каждый день, а перед тем как застелить кровать, перетряхивать на свежем воздухе белье. Унитаз, раковину и мойку на кухне чистить дважды в сутки. Особое место уделялось стирке и глажке. Дочитавшись до совета гладить носки с двух сторон, я с отвращением захлопнула фолиант и тут обнаружила на титульном листе крупный подзаголовок: “Лучший подарок молодой жене”. Ну конечно, если хочешь видеть ее либо в гробу, либо в клинике для умалишенных!.. Не обращая внимания на Зайкины призывы немедленно хвататься за тряпки и ведра, я поднялась к себе и внимательно оглядела комнату. По-моему, здесь полный порядок. Ну лежит на тумбочке кожура от банана, подумаешь, беда, выкинем… И вообще, если чуть прикрыть шторы, и пыли никакой не заметно… Среди моих знакомых до сих пор я знала только одну психопатку, вылизывавшую квартиру до невероятного блеска, – Лиду Артамонову. Я села на кровать и осторожно закурила – авось, постоянно борющиеся за чистоту воздуха некурящие родственники не унюхают ароматный дым. Завтра попробую разузнать как можно больше о Вере Подушкиной.readme.club
Страница 4 Контрольный поцелуй читать онлайн
ГЛАВА 4 Дома зрел скандал Заплаканная Зайка сунула мне под нос кастрюльку с непонятным черно-белым содержимым. – Попробуй! Я осторожно подцепила ложкой неаппетитную массу и пожевала. На вкус напоминает размокшую туалетную бумагу. – Что это? – Рыбное фрикасе. – А почему кусочки такие черные? Зайка с грохотом поставила кастрюльку на плиту. Фрикасе взметнулось вверх и частично шлепнулось на пол. – Ну вот! И ты туда же! Подгорело чуть-чуть, можно и не заметить. Я оглядела кухню. Повсюду грязная посуда, какие-то кулечки с продуктами и кулинарные книги. Все понятно. Ольга решила приготовить ужин. Но если я первую половину жизни провела в бедности и все-таки могла сварить бульон, сварганить яичницу и манную кашу, то Зайка пришла в наш дом восемнадцатилетней, прямо от папы с мамой. А Ольгина мама Марина готовит так, что даже привередливый Аркашка облизывает тарелку с радостным повизгиванием. Так что дома Ольгу к плите не подпускали, а у нас в то время готовила Наташа. Надо отдать ей должное, все у нее получалось отлично, правда, иногда казалось необычным. Например, подруга добавляла в яичницу варенье. Мы сначала ужаснулись, но потом убедились, что блюдо страшно вкусное. Затем появились кухарки… И вот сегодня Ольга решилась взяться за дело сама. Я вздохнула, вывалила черно-белую массу на суповую тарелку и, чтобы не ощущать отвратительный вкус, стала быстро уничтожать содержимое. – М-м, – причмокивала я, испытывая здоровое отвращение, – выглядит ужасно, а на вкус не так уж плохо. В следующий раз посыпь зеленью и выложи Красиво в салатницу. Сюда картошка на гарнир подойдет. Зайкино лицо разгладилось, и она с подозрением спросила: – В самом деле вкусно? – Восхитительно! – ответила я. – эти не стали, – кивнула невестка в сторону столовой, – пиццу разогрели. – Ты же знаешь, какой Аркашка привередливый… Аркадий ест, как кузнечик. Для меня загадка, как с таким аппетитом он вымахал до метра девяноста пяти и носит 52-й размер. Ему невкусно все – икра, севрюга, фрукты… При виде любого салата сына скосорыливает набок, а сливочное масло вызывает у него истерику. Любимая еда – пицца. Причем если ее пекут не дома. Домашней выпечкой Аркашка всегда недоволен – слишком пышное тесто, слишком много ветчины, слишком острый сыр… Ему нравится только готовое изделие неведомых кулинаров – на картонной подметке с одной маслинкой. Подобный деликатес может есть тоннами. Еще обожает шпроты и крутые яйца. Я взглянула на довольное лицо невестки и подумала: только бы меня не стошнило прямо сейчас. Но в этот момент в окружении собак ворвалась Маня. – Муся, – заинтересовалась она, – что ты ешь такое вкусненькое? В отличие от братца у Манюни аппетит молодого волчонка. Любая еда вызывает у нее здоровое желание тут же съесть увиденное. Поэтому Машка обладает роскошными волосами, белыми зубами и абсолютно резиновой неущипаемой попкой… Девочка заглянула в кастрюлю и сморщила нос, но я наступила ей на ногу и железным, “преподавательским", голосом произнесла: – Зайка приготовила ОЧЕНЬ вкусную рыбу, не понимаю, почему вам не понравилось. Ольга вздохнула и, удовлетворенно сказав: "Пойду принесу грязную посуду”, вышла. Я моментально поставила недоеденное на пол и позвала собак. Но ни всеядный пит, ни прожорливый ротвейлер не пожелали откушать рыбки. Быстренько ополоснув тарелку, я сунула ее в посудомойку и принялась заваривать кофе. Надеюсь, он отобьет мерзкий вкус во рту. В моей жизни было четыре свекрови. К несчастью, ни разу не попался муж-сирота. Досталось мне от них по полной программе. Причем все высказываемые замечания абсолютно справедливы. Готовить не умею, убираю квартиру плохо, глажу только то, что бросается в глаза, трепета перед родственниками не испытываю и считаю, что муж, если он, конечно, не безрукий инвалид, вполне способен сам поставить чайник на плиту. Но дорогие мамули придерживались иного мнения. Поэтому когда Аркашке исполнилось восемнадцать лет, я строго сказала сама себе: если Кешка женится даже на одноглазой негритянке в розовую клеточку, ты станешь рассказывать всем, какая невестка красавица. Но у нас появилась Зайка – хорошенькая блондинка с испуганными карими глазами. Через год мы стали лучшими подругами. Честно говоря, мне глубоко наплевать на то, что Ольга не умеет готовить, шить и вязать, зато она верный, надежный человек. Много было в нашей жизни испытаний, и все их она выдержала с честью. Неужели, чтобы ее не огорчать, мне трудно съесть несколько кусков подгоревшей рыбы? Глядя на мои страдания за тарелкой, Маня хихикнула: – Зайка приготовила отраву! Чтобы не обсуждать эту тему, я пошла в спальню. Следовало обдумать, как действовать дальше. Пока в руках только две тоненькие ниточки – похожая на Орнестину девушка и нянька Зина. И надо как можно подробней узнать о той и другой. На следующее утро я позвонила в журнал “Петр” договорилась о встрече с главным редактором. Представилась владелицей агентства “Моделук” из Парижа, и теперь необходимо принять соответствующий вид. Для начала надела короткое черное платье с темно-желтым пиджаком. Волосы зализала щеткой и покрыла лицо светлой пудрой. Никаких румян, губной помады и туши. Все известные мне дамы из мира моды, кроме манекенщиц, конечно, практически не пользуются ярким макияжем. Только спокойные светло-коричневые тона. И драгоценности надевать в полдень абсолютно дурной тон. А вот деревянные браслеты, оригинальные треугольные бусы из эвкалипта – то, что надо. Редакция газеты “Петр” поражала великолепием. На абсолютно черных стенах развешаны роскошные фото красивых полуобнаженных девушек. Секретарша смотрелась как оживший снимок. Ноги от ушей, тщательно нарисованное лицо и уложенные опытной рукой пергидрольные кудри. Во всем мире сейчас на подиумах царят рыжие и каштановые волосы, но русский человек традиционно предпочитает блондинок. Главный редактор встретил “француженку” с недоверием. – Вам, наверное, легче говорить на родном языке, – хитро улыбнулся он и обратился к сидевшему у окна мальчику: – Костя, начинай. Голубоглазый Костя довольно складно принялся изъясняться на “московском французском”. Скорее всего учился на курсах при МИДе, запас слов вполне приличный, произношение отвратительное, и нет этой летящей вверх в конце каждой фразы интонации. Ладно, если им хочется услышать правильную речь, пожалуйста. И, открыв рот, я, как все истинные парижанки, затарахтела с пулеметной скоростью на языке Дюма и Бальзака. Даже во Франции никто не принимал меня за русскую. Иногда в конце разговора вежливо осведомлялись: “Вы из Германии?” Получила я блестящее знание иностранного языка нетрадиционным образом. Детство прошло в огромной коммунальной квартире на улице Кирова. По гулким коридорам необъятных апартаментов дети катались на велосипедах. Жило тут, ни больше, ни меньше, десять семей, в шести подрастали маленькие дети. А у самой кухни в каморке, служившей когда-то чуланом, тихо обитала самая настоящая француженка с поэтическим именем Сюзанна. В конце тридцатых годов ее муж, убежденный коммунист, приехал из Лиона в Москву, чтобы вместе с советским народом строить светлое будущее сначала в одной, отдельно взятой стране, а уж потом во всем мире. Но благие порывы наказуемы. В сороковом году Пьера арестовали как шпиона. Сюзанну почему-то не тронули. В 1959 году коммуниста реабилитировали, но напуганная Сюзанна так и жила в каморке, высовываясь только в случае крайней необходимости. Наши родители, жалея неизвестно чем питавшуюся женщину, по очереди подсовывали ей еду. Сюзанна улыбалась и шептала: “Мерси, мерси”. Говорить как следует по-русски бедняга так и не выучилась. Шел 1961 год, никто и не заикался о трехлетнем отпуске по уходу за ребенком. Государство давало только три месяца, а дальше приходилось решать – то ли выходить на работу, то ли сдавать ребенка в ясли. Счастье тем, у кого дома была бабушка, но в нашей квартире подобрались почти сплошь матери-одиночки. Дети, отданные в государственные учреждения, стойко болели с сентября по июль. По утрам квартира оглашалась недовольным ревом… И вот однажды кому-то из мам пришла в голову гениальная мысль – пристроить к делу Сюзи. Женщина согласилась, и наша жизнь стала просто прекрасной. Нянька кормила детей по часам, подолгу гуляла с ними на бульваре и пела незнакомые песни. Одна беда – говорила она только на своем языке, и через год шесть ребят из московской коммуналки пугали всех криками: “Allez, Allez!” Мы заговорили по-французски одновременно, Причем не только с Сюзи, но и друг с другом. Видя такой поворот событий, мать отдала меня в специальную школу, но я уже владела языком лучше, чем тамошние учительницы. Главный редактор молча слушал мою отличную речь. Наконец я притормозила и напрямую спросила у переводчика: – Теперь вы убедились, что я из Парижа? Костя покраснел. Как признаться перед лицом высокого начальства, что уловил лишь пару слов из напористой речи противной иностранки? Однако парень сумел выкрутиться: – Ваш вопрос несколько щекотлив, думаю, вам лучше объясниться по вашему делу с Анатолием Ивановичем. – Ступай, – проворчал редактор и вопросительно уставился на меня. – Не понимаю, что тут такого щекотливого? – прикинулась я дурочкой. – Хотим познакомится с Орнестиной. Если девушка подойдет, предложим контракт. Анатолий Иванович совсем растаял. – Хорошо, сейчас позовем девчонку. Но придется подождать, пока она приедет. Я замахала руками. – Нет, мы предпочитаем встречаться с кандидатками в домашних условиях. Хочется посмотреть, как она живет, узнать, так сказать, привычки… Вы понимаете? Редактор кивнул. Конечно, понимает! Среди “вешалок” и фотомоделей невероятно высокий процент алкоголичек и наркоманок. Ни одно приличное агентство не предложит работы даже самой прекрасной по внешности девушке, не разведав как следует о личной жизни. Дешевле раскрутить дурнушку, чем Возиться с порочной красавицей. Анатолии Иванович полез в гигантский шкаф, набитый папками, вытащил одну, бросил на стол и произнес: – Пока поглядите вот это, если подойдет, договоримся. Я полистала странички с довольно скудной информацией. Анна Андреевна Подушкина, 18 лет. Родом из Москвы, не пьет, не балуется таблетками, не курит. Работает фотомоделью. Муж и дети отсутствуют. Остальное место в личном деле занимали фотографии в самой разнообразной одежде и почти без нее. Особняком стояло – натуральная блондинка, зубы в хорошем состоянии, характер приветливый, не капризна, работоспособна, не опаздывает. – На первый взгляд неплохо, – пробормотала я, изображая искушенную профессионалку, – но все же вопрос можно решить только после личной встречи. – Выкладываете триста долларов и получаете адрес, – спокойно заявил редактор. Я вытащила из кошелька пластиковую карточку банка “Лионский кредит” и осведомилась: – В какой форме принимается оплата? – Наличными, – алчно ответил Анатолий Иванович, поглядывая на кредитку. В машине я разглядела бумажки, полученные взамен валюты. Северное Бутово! Где же расположен район? Минут через десять все проблемы разрешились, Бутово нашлось в атласе, а в доме на улице Академика Назарова поджидала, предупрежденная по телефону, Орнестина. Очевидно, девчонка решила встретить владелицу агентства во всеоружии, потому что дверь открыла ожившая картинка из журнала. – Проходите, – радушно пригласила она меня в довольно просторную комнату, обставленную с претензией на артистический шик. Низкая софа, покрытая белым искусственным мехом, пара кресел. На полу на ковре разбросаны подушки, очевидно, заменяющие пуфики. В углу на крутящейся подставке телевизор и видик со стопкой кассет, особняком стоит компьютер. Полное отсутствие книг, а на стене большая фотография Орнестины. Сразу понятно, что девушка запечатлена на мосту Александра III. Модель сложила длинные ножки и грациозно опустилась на подушку. Я плюхнулась в кресло, ощущая себя возле этого небесного создания слоном в игрушечном домике. – Бывали когда-нибудь в Париже? – поинтересовалась я, разглядывая снимок. – Папа нас с сестрой возил, – сообщила девушка. Через полчаса узнала о ней все. Родилась в обеспеченной семье. Папа – профессор математики, мама преподает русский язык и литературу в институте. В модельный бизнес попала случайно, потому что учится на втором курсе филфака. Приятельница пошла на съемку, а Аня увязалась с ней. Фотограф тут же предложил контракт, и сейчас девчонка хорошо зарабатывает. После того как “Петр” сделал ее девушкой месяца под псевдонимом Орнестина, предложения посыпались как из рога изобилия. Приходится даже отказываться от некоторых, потому что Аня решила иметь диплом. Век всякой фотомодели заканчивается в тридцать лет, а зависеть от щедрости будущего мужа не хочется. Слушая ее верные, практичные размышления, я постепенно приходила к выводу, что эта не по года разумная девица скорей всего не имеет ничего общего с похищением детей. – У вас есть сестра? – Да, – закивала Аня, – Верочка на два года старше, учится актерскому мастерству. И тут кто-то открыл дверь и крикнул: – Анька, встала уже или дрыхнешь? Моя собеседница не успела ответить, как в комнату влетела еще одна девушка. На первый взгляд сестры казались похожими, как яйца. Но стоило присмотреться повнимательнее, и сразу бросалось в глаза, что одна – произведение искусства, другая – просто копия не слишком талантливого художника. Лицо Веры чуть-чуть отличалось от Аниного. Но это самое “чуть” и делало младшую элегантной красавицей, а другую просто хорошенькой мордашкой. Кажется, Вера это понимала, потому что пыталась при помощи косметики исправить ошибки природы. Яркая помада слегка увеличивала тонкие губы, карандашная подводка расширяла разрез глаз, бровям явно придали нужную форму, а широковатый кончик носа умело скорректировали более темной пудрой, добившись почти полного сходства с младшей сестрой. Оригинальным в облике Веры казалась только одна деталь – иссиня-черные волосы. Даже крупная родинка в углу рта у нее – тоже в точь как у сестры. – Вы так похожи, – протянула я. – Если бы не красили волосы в разный цвет… Девушки дружно рассмеялись. – Мы не красим волосы. – Но… – Шутка природы, – пояснила старшая, – я родилась брюнеткой, а Анька блондинкой. В остальном как две капли воды. "Это тебе только хочется”, – подумала я, отмечая, что у Веры довольно неприятная улыбка. Но, судя по всему, мне нужна именно старшая девица… – Вам предстоит великолепная карьера, – обратилась я к Ане. В глазах Веры мелькнула неприкрытая зависть. – Но, видите ли… к блондинкам сейчас снизился интерес, как у публики, так и у модельеров. Сейчас в моде темноволосые. Конечно, вам можно перекраситься, но, может быть… есть смысл поработать с вашей сестрой? – Ой, вот здорово! – обрадовалась Аня. – Когда меня взяли на работу, Верочка тоже хотела попробовать, но ей сказали, что две одинаковые модели на подиуме не нужны, предложили сменить макияж и образ, но что-то не получилось. Еще бы, без грима старшенькая небось сливается с толпой. – Вы тут поговорите, а я сбегаю в магазин, дома хоть шаром покати, – изобразила хозяйственное рвение Аня. Девушка явно хотела оставить нас наедине, боясь спугнуть призрак удачи, внезапно замаячивший перед сестрой. Когда за Аней захлопнулась дверь, я принялась о том о сем расспрашивать Веру. И чем дольше длился разговор, тем больше понимала, что следует быть очень и очень осторожной. Во-первых, Вера прекрасно знала Валерию Петровну, училась в ее семинаре, во-вторых, бывала у Артамоновых дома. – Валерия Петровна просто чудо, – откровенничала студентка, – гениальный преподаватель. Попасть к ней в руки – мечта любого, даже коза сумеет у нее звездой стать. Но она берет только тех, кто беспрекословно ее слушается. Слушая, как Верочка поет нашей общей знакомой осанну, я решила подбираться к цели издалека. – Фамилию Артамоновых я, кажется, уже слышала, я ведь русская по происхождению, в Москве бываю часто, хожу в театры… вспоминается мне такой актер… Андрей Артамонов, я не ошибаюсь? – Сын, – пояснила Вера, – ушел сначала в режиссуру, а потом стал продюсером. – Актриса Ирина Артамонова его жена? – Не знаю такую, – сказала Вера. Еще бы, я ее только что придумала! – Супругу Андрея зовут Лидия, – уточнила девушка. – Тоже в театре выступает? – Гримерша, – пренебрежительно заметила собеседница. – И дети у них есть? – Две дочки, – охотно сообщила Подушкина, совершенно не удивляясь моему странному любопытству. – Небось тоже у Валерии Петровны учатся? – Они совсем маленькие, Полина даже в школу не ходит, – улыбнулась Вера, – рано ей о сцене думать. – Вы часто бываете у Артамоновых? – Достаточно, – ловко ушла от ответа девушка. – Наверное, играете с детьми? Вера вздернула брови. – У них няня, а я прихожу заниматься с Валерией Петровной. Боясь, что вопросы на эту тему могут насторожить девушку, я стала рассуждать о модельном бизнесе.readme.club
Страница 21 Контрольный поцелуй читать онлайн
ГЛАВА 21 Обиталище Никиты я нашла сразу. Настя Мартиросян подробно объяснила дорогу. Шикарный дом светлого кирпича, современные стеклопакеты, на входной двери домофон. – Кто? – сипло осведомился динамик. – Я. Дверь немедленно распахнулась. Ну надо же, как просто! В холле лежала ковровая дорожка, стояли кадки с искусственными растениями. Я тихонечко присвистнула. Последнее время все больше попадаю в блочные пятиэтажки с удушливой вонью кошачьей мочи и кислых щей. А здесь даже в лифте витал аромат хороших духов, дорогих сигарет и элитного коньяка. На просторной лестничной площадке оказалось всего две двери. Одна распахнута, на пороге возвышался парень с красивым, но каким-то недобрым и порочным лицом. Безупречные черты портил шрам через всю щеку. физиономия хозяина показалась мне знакомой, где-то я уже видела Такие глаза – круглые и настороженные, как у рыси. – Никита? – спросила я, выходя из лифта. Парень кивнул и скорей утвердительно, чем вопросительно, сказал: – Вы Арина от Николая?! Я молча потупилась. – Пойдемте, – парень повернулся спиной. Потом обернулся, шагнул… и я узнала его. Это Коростылев убегал тогда с площади возле метро “Динамо”, оставив там убитого продавца из коммерческого ларька. Он тогда как раз так же откинул голову… Мы прошли через несколько безупречно обставленных холлов и оказались в огромной комнате, скорей всего гостиной. Не предлагая мне сесть, Никита вытащил небольшой пакетик: – Первый сорт. Дрянью не торгую. Цена известна? Я отрицательно покачала головой. – Для кого берете-то? – удивился Коростылев. – Ничего я не беру. – Не понял! – Никита быстро спрятал упаковку с наркотиком. – Вы Арина от Николая? – Нет, Даша от Веры Подушкиной. Никита поглядел на меня в упор своими красивыми, но неприятными глазами. – И когда же Верушка вам подставку сделала? – Как раз перед смертью, только мне наркотики без надобности, лучше скажите, вы хорошо знали Веру? Никита засмеялся. Надо же, внешне парень хорош, хоть на обложку снимай, а смех противный, какой-то квакающий, да и в целом он производит более чем неприятное впечатление. – Дорогая… – весьма нагло заявил парень, и тут я поняла, что ему не двадцать, а хорошенько за тридцать. Возле глаз собрались мелкие морщинки, подбородок чуть обвис. – Дорогая, – продолжал Никита, – гостей не жду, извините, занят. – А мы с вами знакомы… – Не припомню… – Несколько дней назад видела вас убегающим от метро “Динамо”. На лице Никиты проявилась явственно читаемая мысль: “Придавить дуру-бабу прямо сейчас или дать ей высказаться?” Но потом благоразумие взяло верх, и он с усмешкой заявил: – “Динамо”? Не бываю там, обознались, наверное. – Маловероятно, – утешила я его, – есть фотографии. Очень интересные, всего четыре снимка, зато какие! На одном вы вместе с приятелем взламываете ларек, потом тащите продавца, затем убиваете, наконец убегаете прочь. Прямо-таки гангстерский фильм… Коростылев опустил веки и стал похож на марабу. Потом спросил: – Сколько хотите? – В деньгах не нуждаюсь. – Тогда что? – Информация о Вере Подушкиной. Никита спокойно возразил: – Да я о ней мало что знаю. Я развернулась и пошла к двери. – Погодите, – остановил парень, – куда заторопились? Давайте потолкуем! И тут снаружи позвонили. – Черт побери! – выругался Никита и пошел к двери, я машинально последовала за ним. – Кто? – поинтересовался хозяин, глядя в “глазок”. – Никитушка, – послышался старушечий голос, – это я, Леокадия Константиновна, позволь мне, деточка, по телефону позвонить, мой-то сломался… Сделай милость. – Чтоб тебя разорвало, дуру старую, – тихо ругнулся Коростылев и загремел запорами. В холл ворвалась группа людей в камуфляже и черных масках. Они как-то разом заорали: – Лечь на пол! – Ноги раздвинуть! – Руки за спину! – Послушайте, – попыталась я открыть рот, но мне незамедлительно дали чем-то под коленки и со стуком швырнули на ковер. Спустя секунду на вывернутых за спину руках защелкнулись наручники. Никита лежал в той же позе около меня. – Слушай, – еле слышно шепнул он, – молчи про фотки, а то худо будет. – Куда уж хуже, – буркнула я. – А ну заткнулись! – раздался над головой голос, и кто-то пребольно двинул меня в бок ботинком. – Послушайте, – возмутилась я, – во-первых, позвоните полковнику Дегтяреву, во-вторых, я являюсь иностранной гражданкой, сейчас паспорт покажу! – Ишь, распелась, – разозлился один из мужиков, пока другие выворачивали на пол шкафы, – молчи лучше, в отделении разберемся. В этот момент кто-то ухватил меня за волосы и приподнял лицо. Было не больно, а обидно. – Вы Дарья Ивановна Васильева? – спросил вежливый голос. – Следуйте в машину. По дороге спутники молчали, но больше не дрались. Я сидела тихо, чувствуя, как дергается ушибленная бровь. В отделении меня довольно вежливо, но весьма решительно впихнули в небольшую камеру. – Посидите покуда до выяснения, – коротко сообщил суровый милиционер. Хорошо хоть наручники сняли. – Приветик, – раздался тоненький голосок. На деревянных нарах без одеял и подушек лежала прехорошенькая девочка в красной мини-юбке. Густые каштановые волосы падали на очень миленькое личико. Вторая девушка, чуть постарше, полноватая и веснушчатая, добавила: – Прошу к нашему шалашу. Сигаретки не найдется? Я развела руками. – Менты поганые, – лениво процедила хорошенькая. – Ну, давай прописываться. – Чего? – не поняла я. – За что огребли? – Понятия не имею, – совершенно искренне сообщила я, – ворвались, на пол покидали, вон в глаз дали… – Ну и ну… – пробормотала толстенькая. – Жрать охота, – сообщила хорошенькая. – Курить еще больше, – добавила соседка. – Ладно, – сказала симпатяшка, взбивая кудри, – придется на заработок идти. Не успела я сообразить, что она имеет в виду, как девочка стала колотить в дверь ногой. – Хорош, кончай базар, бабы! – раздалось коридора. – Пусти в туалет! – взвыла девка. Лязгнули запоры, и появился белобрысый милиционер лет тридцати с прыщавым лицом. – Чего стучишь? – недовольно прикрикнул он на буянку. – Обосралась, что ли? – Это нам запросто, – захохотала девчонка, выскакивая в коридор. Дверь закрылась. С полчаса мы сидели в полном молчании. Толстенькая пристроилась на нарах и закрыла глаза. Наконец в коридоре послышались шаги – это вернулась наша сокамерница. – Во, – сказала она, вытягивая пачку “Золотой Явы”, – угощайтесь. – Ну ты даешь, Ксюха. – восхитилась толстенькая. – Да что там, – махнула рукой Ксения, – в первый раз, что ли? Только грязный очень, я ему так прям и сказала: “Ты жопу когда-нибудь моешь или просто раз в году лопатой откапываешь?” Девчонки захохотали в голос. Я вздохнула: да уж, милые порядки в этом отделении. Страшно хотелось пить. – А воду тут дают? – поинтересовалась я. – Ага, – ухмыльнулась Ксюша, – нарзан со льдом и крем-соду. Девки вновь заржали, но тут дверь распахнулась, и прогремел железный бас: – Васильева, на выход! В небольшом кабинете с надписью “Начальник” сидели двое – незнакомый мне человек лет пятидесяти и Александр Михайлович. – Она? – спросил хозяин кабинета. – Нашлась дорогая потеря, – вздохнул полковник, – сокровище мое… Спасибо, Олег Васильевич. – Чего уж там, – отмахнулся начальник, потом поглядел на меня: – Как вы оказались в квартире Коростылева? Я пожала плечами: – Совершенно случайно. Пришла к Леокадии Константиновне, а ее дома нет. Позвонила в дверь к соседу, попросила ручку, чтобы записку написать. Он любезно впустил, дал бумагу. Только-только карандаш взяла, слышу, сама Леокадия Константиновна в дверь звонит. Ну я и стала прощаться, а тут ваши ворвались… – Ну-ну, – явно не поверил Олег Васильевич, – бывают же такие совпадения… Можете идти. – Сумочку отдайте. – Виктор! – крикнул начальник. Появился белобрысый милиционер, тот самый, что водил в туалет Ксюшу. – Отдай гражданочке вещи. На улице Александр Михайлович сердито стукнул дверцей старенькой машины и весьма нелюбезно рявкнул: – Ну? Я вытащила пудреницу и обозрела остатки лица. Выглядело впечатляюще. Правая бровь опухла, и глаз практически закрылся. – Ну? – повторил полковник. – Рассказывай, зачем и с какой целью явилась к господину Коростылеву – Говорю же, приходила к Леокадии Константиновне. – Зачем? – Хотела нанять ее временной кухаркой, вместо Катерины, – на ходу придумала я, – а то скоро с голоду помрем от Зайкиной вдохновенной стряпни. Приятель молчал. Краем глаза проследив за дорогой, я поняла, что он везет меня в Ложкино. Наш дом выглядел как клиника для сумасшедших. По всему холлу разбросаны игрушки, в гостиной сняты шторы, кресла почему-то мокрые, на диване непонятные пятна, в воздухе витает запах вареной рыбы… Александр Михайлович оторопел: – Вы затеяли ремонт? Не успела я ответить, как дверь распахнулась, и в комнату легким аллюром влетел Снап. На спине ротвейлера сидела совершенно счастливая Полина. Девчушка просто заливалась радостным смехом. Сзади бежала темноволосая Энн. Правой рукой она крепко держала вниз головой несчастного мопса. – Хучик! – закричал полковник и вызволил собачку из цепких детских объятий. Мопс благодарно взглянул на хозяина и лизнул его в нос. Очевидно, бедолага провел не лучшие часы своей жизни. Снап принялся носиться вокруг стола, Энн выбежала в коридор и через секунду вернулась, неся несчастную йоркширскую терьершу. – Ава, – сказала девочка, протягивая мне ошалевшую от такого обращения Жюли. – Ава! – завопила Поля, погоняя Снапа. Тот с готовностью принялся скакать еще быстрей, наездница упала и издала густой, обиженный вопль. – Это что. за безобразие, – прогремел в коридоре голос Аркадия, – опять работать не даете! Сейчас запру в комнате… На пороге возник сын в крайней степени возмущения. Не поздоровавшись, он начал жаловаться. Ольга уехала в институт. Маня отправилась в Ветеринарную академию, Капа понеслась в “Детский мир” покупать необходимую одежду… А Кеша остался дома, чтобы поработать над выступлением, с которым завтра должен быть в суде. Аркадий хороший отец, любит близнецов и вообще к детям относится терпимо… Но с Анькой и Ванькой постоянно нянчится Серафима Ивановна. Родители получают деток в праздничном, так сказать, виде. Чисто вымытые, накормленные и выспавшиеся близнецы радостно играют с отцом и матерью. Как только детки начинают капризничать, родители немедленно суют их няне. И уж, конечно, им никогда в голову не придет изменить планы из-за того, что некому посидеть с детьми. Ни Ольге, ни Аркадию не приходится нестись сломя голову в ясли и униженно просить у суровой воспитательницы прощение за опоздание. К тому же Анька с Ванькой тихие, беспроблемные дети, говорить они пока не умеют… Поэтому, оставаясь с двумя бойкими полуторагодовалыми девочками, Кеша даже и не предполагал, что его ожидает. Сначала Поля и Энн мирно рисовали в кабинете фломастерами. Потом сын попытался покормить их обедом. Поля вывернула омлет на одно кресло, а другое пострадало от того, что на Энн “усатый нянь” забыл надеть памперс… Следом оказался обмазан горчицей диван, и Аркашка совершенно не понимал, как баночка попала к ним в руки… Измазюкав гарнитур, Энн облизала пальцы. Вопль, изданный ею, оказался настолько ужасен, что кошки унеслись в сад, а собаки, наоборот, примчались в столовую, и девчонки моментально переключились на животных… – То есть ты утверждаешь, – недоверчиво спросил полковник, – что весь этот разгром устроили две крохотные девочки? А как они содрали занавески? – Портьеры сняла Оля, – пояснил Кеша, – у нас генеральная уборка, плафоны тоже она скрутила, хотели с Капой помыть, да не успели… – Кто такая Капа? – продолжал выяснять ничего пока не знающий полковник, поглаживая мелко дрожащего Хуча. – Американка, третья жена маминого четвертого мужа Гены! – Понятно, – захохотал Александр Михайлович, – родственнички прибыли. Поэтому мамаша дочек дома и оставила, знает, что за пройды растут! – Да она их совсем не знает, – отмахнулся Кешка, – только вчера взяла. – Где? – В детском доме! – Объясните, – оживился приятель, – что тут происходит! Но Кеша наконец заметил мой глаз и заорал: – Мать! Это что еще такое! – Так кому объяснять вначале? – Мне! – воскликнули мужчины в один голос. Я прямо схватилась за голову, но тут из коридора послышался стук, потом громкие вопли. Милые детки обвалили декоративный торшер в виде негритенка, держащего над головой лампу. Обладающей безупречным вкусом Ольге почему-то нравился этот китч, располагающийся между гостиной и столовой. Слава богу, подумала я, слушая детский рев и ругань Кеши, теперь лампа разбилась, и можно со спокойной совестью выбросить уродца на помойку. – Долго ли прогостят дорогие родственники? – поинтересовался Александр Михайлович. – И кстати, как насчет перекусить? Конечно, я понимаю. Катя с Ирой уехали… но, может, бутербродик какой найдется? – Кеша, – крикнула я, – сделай кофе! Напиток, сваренный сыном, не поддается названию. Не знаю, из каких соображений, но явно не из жадности, сыночек кладет на литровый кофейник две-три чайные ложки ароматного коричневого порошка. Еще ему кажется, что кофе, как суп, должен хорошенько покипеть перед употреблением. В результате в чашках плещется жидкость орехового цвета. Ни сливки, ни сахар, ни шоколадные конфеты с булочками не могут заглушить непередаваемый вкус пойла. Даже Банду, обожающий выхлебывать у зазевавшихся гостей чай и кофе прямо из чашек, при виде Аркадия с кофейником тихо отбегает в угол, всем своим видом как бы говоря: “Это пейте сами”. – Растворимый! – немедленно завопил Александр Михайлович, услышав, что Кеша отправился на кухню. – Обожаю растворимый “Нескафе”… Я усмехнулась про себя и стала рассказывать официальную версию приобретения детей.readme.club
