Сентиментализм. Реферат
Сентиментализм (от франц. Sentiment — чувство, чувственность) — направление в культуре второй половины XVIII — начала XIX века, который характеризуется стремления воссоздать мир чувств простого человека и вызвать сочувствие к героям у читателей. Сентиментализм получил свое название от романа английского писателя Лоренса Стерна «Сентиментальное путешествие по Франции и Италии» (1768 p.). Само же слово «сентиментальный» существовало в Англии еще до публикации романа Стерна: его первое использование зафиксировал английский словарь 1749 года. Однако до выхода романа Стерна оно употреблялось в языке художественной литературы редко, и к тому же выступало в двух основных значениях: «благоразумный» и «способный к сочувствию». С 60-х годов XVIII века начинает преобладать второе значение слова «сентиментальный».Черты сентиментализма как нового направления заметны в европейских литературах ЗО-50-х годов XVIII века. Сентименталистские тенденции наблюдаются в литературе Англии (поэзия Дж. Томсона, Э. Юнга, Т. Грея), Франции (романы Г. Мариво и А. Прево, «слезливая комедия» П. Лашоссе), Германии («серьезная комедия» X . В. Геллерта, отчасти «Мессиада» Ф. Клопштока). Но как отдельное литературное направление сентиментализм оформляется в 1760-е годы. Наиболее яркими писателями-сентименталистами были С Ричардсон («Памела», «Кларисса»), О. Голдсмит («Векфильдський священник»), Л. Стерн («Жизнь и мнения Тристрамю Шенди», «Сентиментальное путешествие») в Англии; И. В. Гете («Страдания юного Вертера»), Ф. Шиллер («Разбойники»), Жан Поль («Зибенкез») в Германии; Ж.-Ж. Руссо («Юлия, или Новая Элоиза», «Исповедь»), Д. Дидро («Жак-фаталист», «Монахиня»), Б. де Сен-Пьер («Поль и Виргиния») во Франции; М. Карамзин («Бедная Лиза», «Письма русского путешественника»), А. Радищев («Путешествие из Петербурга в Москву») в России. Сказалось направление сентиментализма и на других европейских литературах: венгерской (И. Карман), польской (К. Бродзинський, Ю. Немцевичем), сербской (Д. Обрадович).В отличие от многих других литературных направлений, эстетические принципы сентиментализма не находят окончаного выражения в теории. Сентименталисты не создавали каких-либо литературных манифестов, не выдвигали своих идеологов и теоретиков, какими были, в частности, Н. Буало для классицизма, Ф. Шлегель для романтизма, Э. Золя для натурализма. Нельзя сказать, что сентиментализм разработал и собственный творческий метод. Правильнее было бы рассматривать сентиментализм как определенное умонастроение с характерными признаками: чувство как основная человеческая ценность и измерение, меланхолическая мечтательность, пессимизм, чувственность.Сентиментализм зарождается внутри просветительской идеологии. Он становится отрицательной реакцией на просветительский рационализм. Культу ума, господствовавшему как в классицизме, так и в просвещении, сентиментализм противопоставил культ чувства. На смену знаменитому высказыванию философа-рационалиста Рене Декарта: «Cogito, ergo sum» («Я мыслю, следовательно, существую») приходят слова Жан-Жака Руссо: «Я чувствую, следовательно, существую». Художники-сентименталисты решительно отвергают однобокость рационализма Декарта, который воплотился в нормативности и строгой регламентации в классицизме. Сентиментализм опирается на философию агностицизма английского Мыслителя Дэвида Юма. Агностицизм был полемически направлен против рационализма просветителей. Он подвергал сомнению веру в безграничные возможности разума. По Д. Юму, все представления человека о мире могут быть ложнымы, а нравственные оценки людей — основаны не на советах ума, а на эмоциях или «активных чувствованиях». «Разум, — считает английский философ, — никогда не имеет перед собой никаких вещей, кроме восприятий.
.. «Согласно этому недостатки и добродетели являются категориями субъективными. «Когда вы признаете какой-то поступок или характер ложным, — утверждает Д. Юм, — вы имеете в виду под этим лишь то, что в силу особой организации вашей природы вы испытываете при его созерцании …» Философскую почву для сентиментализма подготовили два других английских философа — Фрэнсис Бэкон и Джон Локк. Они отдавали первоочередную роль в познании мира именно чувству. «Разум может ошибаться, чувство — никогда», — это выражение Ж. Руссо можно считать общим философским и эстетическим кредо сентиментализма.Сентиментальный культ чувства предопределяет более широкий, чем в классицизме, интерес к внутреннему миру человека, к его психологии. Мир же внешний, отмечает известный российский исследователь П. Берков, для сентименталистов «является ценным лишь постольку, поскольку он дает возможность писателю найти богатство своих внутренних переживаний … Для сентименталиста важно самораскрытие, обнажение сложной психической жизни, что происходит в нем ». Писатель-сентименталист выбирает из ряда жизненных явлений и событий именно такие, которые способны растрогать читателя, заставить волноваться. Авторы сентименталистских произведений обращаются к тем, кто способен сопереживать героям, они описывают страдания одинокого человека, несчастную любовь, а нередко и смерть героев. Писатель-сентименталист всегда стремится вызвать сочувствие к судьбе персонажей. Так российский сентименталист А. Клущин призывает читателя посочувствовать герою, который из-за невозможности соединить свою судьбу с любимой девушкой кончает жизнь самоубийством: «Чувствительное, непорочное сердце! Пролей слезы сожаления о несчастной любви самоубийцы; помолись об нем — Берегись любви! — Берегись сего тирана чувств наших! Стрелы его ужасные, раны неисцелимы, терзания ни с чем не сравненны ».Герой сентименталистов демократизируется. Это уже не царь или полководец классицистов, который действует в исключительных, экстраординарных условиях, на фоне исторических событий. Герой сентиментализма — вполне ординарная личность, как правило, представитель низших слоев населения, человек чувствительный, скромный, с глубокими чувствами. События в произведениях сентименталистов происходят на фоне повседневной, вполне прозаической жизни. Нередко оно замыкается в середине семейного быта. Такая личная, частная жизнь обычного человека противостоит экстраординарным, неправдоподобным событиям в жизни аристократического героя классицизма. Кстати, простой человек у сентименталистов иногда страдает от произвола дворян, но он способен также и «позитивно влиять» на них. Так, служанку Памелу с одноимённого романа С. Ричардсона преследует и пытается соблазнить ее хозяин — сквайр Б. Однако Памела является образцом добропорядочности — она отклоняет все ухаживания. Это обусловило изменение отношения дворянина к служанке. Убедившись в ее добродетели, он начинает уважать Памелу и по-настоящему влюбляется в нее, а в конце романа — женится на ней.Чувствительные герои сентиментализма зачастую являются чудаками, людьми крайне непрактичными, неприспособленными к жизни. Особенно эта черта присуща героям английских сентименталистов. Они не умеют и не хотят жить «как все», жить «по уму». Персонажи романов Голдсмита и Стерна имеют свои собственные увлечения, которые воспринимаются как чудацкие: пастор Примроз из романа О. Голдсмита пишет трактаты о единобрачие духовенства. Тоби Шенди из романа Стерна строит игрушечные крепости, которые сам и берет в осаду. Герои произведений сентиментализма имеют своего «конька». Стерн, который и изобрел это слово, писал: «Конек — это веселое, переменчивое создание, светлячок, бабочка, картинка, мелочь, что-нибудь, за что цепляется человек, чтобы уйти от обычного течения жизни, оставить на часок жизненные тревоги и заботы ».
Вообще, поиски своеобразия в каждом человеке обуславливают яркость и разнообразие характеров в литературе сентиментализма. Авторы сентименталистских произведений не противопоставляют резко «положительных» и «отрицательных» героев. Так, Руссо характеризует замысел своей «Исповеди» как желание показать «одного человека во всей правде его природы». Герой «сентиментального путешествия» Йорик совершает поступки как благородные, так и низкие, а порой оказывается в таких сложных ситуациях, когда однозначно оценить его действия невозможно.Сентиментализм меняет жанровую систему современной ему литературы. Он отвергает классицистическую иерархию жанров: у сентименталистов уже нет жанров «высоких» и «низких», все они равноправны. Жанры, которые доминировали в литературе классицизма (ода, трагедия, героическая поэма), уступают место новым жанрам. Изменения происходят во всех родах литературы. В эпосе господствуют жанры путевых заметок («Сентиментальное путешествие» Стерна, «Путешествие из Петербурга в Москву» А. Радищева), эпистолярного романа («Страдания юного Вертера» Гете, романы Ричардсона), появляется семейно- бытовая повесть («Бедная Лиза» Карамзина). В эпических произведениях сентиментализма важную роль играют элементы исповеди («Исповедь» Руссо) и воспоминаний («Монахиня» Дидро), что дает возможность для более глубокого раскрытия внутреннего мира персонажей, их чувств и переживаний. Жанры лирики, — элегии, идиллии, послания, — имеют целью психологический анализ, раскрытие субъективного мира лирического героя. Выдающимися лириками сентиментализма были английские поэты (Дж. Томсон, Е. Юнг, Т. Грей, О. Голдсмит). Мрачные мотивы в их произведениях обусловили возникновение названия «кладбищенская поэзия». Поэтическим произведением сентиментализма становится «Элегия, написанная на сельском кладбище» Т. Грея. Пишут сентименталисты и в жанре драмы. Среди них — так называемые «мещанская драма», «серьезная комедия», «слезливая комедия». В драматургии сентиментализма отменяются «три единства» классицистов, синтезируются элементы трагедии и комедии. Справедливость жанрового смещения был вынужден признать Вольтер. Он подчеркивал, что оно вызвано и оправдано самой жизнью, поскольку «в одной комнате смеются с того, что служит предметом волнения в другой, и то же лицо иногда переходит на протяжении какого-то четверти часа от смеха до слез от одного и того же поводу ».Отвергает сентиментализм и классицистические каноны композиции. Произведение строится теперь не по правилам строгой логичности и соразмерности, а достаточно свободно. В произведениях сентименталистов распространяются лирические отступления. Нередко отсутствуют в них классические пять элементов сюжета. Усиливается в сентиментализме и роль пейзажа, который выступает средством выражения переживаний и настроений персонажей. Пейзажи у сентименталистов в основном сельские, они изображают сельские кладбища, руины, живописные уголки, которые должны вызывать меланхоличные настроения.Наиболее эксцентричным по форме произведением сентиментализма является роман Стерна «Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена». Именно фамилия главного героя означает «нерассудительный». Такой же «безрассудным» кажется и вся структура произведения Стерна.В нем много лирических отступлений, всевозможных остроумных замечаний, начатых, но не оконченных новелл. Автор постоянно отступает от темы, рассказывая о каком-то событии, он обещает дальше вернуться к ней, но этого не делает. Нарушен в романе хронологически последовательное изложение событий. Некоторые разделы произведения напечатаны не по порядку их нумерации. Иногда Л. Стерн вообще оставляет пустые страницы, предисловие же и посвящение к роману располагаются не на традиционном месте, а внутри первого тома. В основу «Жизни и мнений» Стерн положил не логический, а эмоциональный принцип построения. Для Стерна важна не внешняя рациональная логика и последовательность событий, а изображения внутреннего мира человека, постепенная смена настроений и душевных движений.
info-shkola.ru
Ранее других противников классицизма в русской литературе появился и оформился сентиментализм . Его развитие было неразрывно связано с деятельностью Карамзина, главным образом с его художественной прозой. Однако ростки сентиментализма уходят вглубь XVIII в.: его влиянием отмечено напр. «пастушеское представление с музыкой» «Увенчанная добродетель» В. Майкова (1777). К началу 90-х гг. относятся литературные дебюты Карамзина. За автором «Бедной Лизы» в духе сентиментализма писали В. С. Подшивалов (стихотворения и лирические стихи в прозе), кн. П. И. Шаликов (сборники стихов «Плод свободных чувствований», 3 чч., 1798—1801), «Цветы граций» (1802), «Послания в стихах» (1816), «Повести» (1819), два «Путешествия в Малороссию» (1803 и 1804), В. И. Панаев («Идиллии», 1820), В. В. Измайлов («Путешествие в Полуденную Россию в письмах», 1800—1802) и др.; но успешнее всего в этой области действовал Жуковский своим переводом элегии Грея «Сельское кладбище» (1802), «Певцом в стане русских воинов» (1812), «Вадимом» (1817) и др. произведениями. Журнальной базой этой школы был редактировавшийся Карамзиным и Измайловым «Вестник Европы».
Несмотря на то, что русский сентиментализм оформился под сильным воздействием зап.-европейской культуры, он получил в России глубоко отличную и специфическую направленность. В Англии, Франции и Германии XVIII в. «чувствительность» (французский «sentimentalisme») была идеологическим оружием буржуазии, враждебной господствовавшему в ту пору феодально-крепостническому режиму. Такие писатели, как Ричардсон («Памела», 1740), Лилло (драма «Джон Барнвелль, или Лондонский купец», 1731), Лашоссе, Руссо («Новая Элоиза»), Шиллер, несмотря на различие своего национального происхождения и политических воззрений, сходились между собой в энергичной защите прав «среднего сословия», протесте против феодального угнетения. В России XVIII в., где буржуазная оппозиция почти не существовала, где беспредельно господствовал крепостнический уклад, сентиментализм зап.-европейского типа не мог пустить сколько-нибудь прочных корней. Движение сентиментализма в русских условиях претерпевает в результате указанного положения особое смещение. В руках господствующей дворянской группы сентиментализм стал средством, чтобы опереться на более демократические слои тогдашнего общества с тем, чтобы обеспечить феодализму возможность дальнейшего существования и процветания.
Анализ социально-политических симпатий русских сентименталистов без труда устанавливает их феодально-крепостническую подоплеку. «Как не петь нам? Мы счастливы, славим барина-отца. Наши речи не красивы, но чувствительны сердца. Горожане нас умнее: их искусство говорить. Что ж умеем мы? Сильнее благодетелей любить». («Куплеты из одной сельской комедии, игранной благородными любителями театра», 1805). С этой идиллической картиной Карамзина созвучен хор «земледельцев» в пастушеской драме В. Майкова, описание веселия чистосердечных поселян в «Путешествии в Малороссию» кн. Шаликова и др. Русские сентименталисты стремились прежде всего к всемерной идеализации феодальных отношений. В их произведениях нам никогда не встретятся те образы нищих и бесправных крестьян, которые были так типичны для русской действительности конца XVIII в. и которые нашли себе такое яркое выражение в безыменном «Плаче холопов». «О, горе, нам, холопем, от господ и бедство! А когда прогневишь их, так отымут и отцовское наследство. Что в свете человеку хуже сей напасти? Что мы сами наживем — и в том нам нет власти. Пройди всю подселенную — нет такого житья мерзкого». Этой потрясающей наготе жизненной правды русские сентименталисты противопоставляли слащавые картины глубокого доверия «холопей» к «господам» и беспредельного «трудолюбия» этих «холопей». У русских сентименталистов фигурируют поющие земледельцы, веселые пейзане, трудолюбиво обрабатывающие поля своего господина и «благодетеля».
Из этой крепостнической в своей основе идеологии растут симпатии сентименталистов к сытому, зажиточному крестьянству, образ которого подается ими с характерно-помещичьей идеализацией. «Пусть Виргилии, — патетически восклицал Карамзин, — прославляют Августов! Пусть красноречивые льстецы хвалят великодушие знатных! Я хочу хвалить Фрола Силина, простого поселянина...» Идеальным ореолом был им окружен «Фрол Силин, трудолюбивый поселянин, который всегда лучше других обрабатывал свою землю, всегда более других сбирал хлеба и (характерный рецепт преуспевания! — А. Ц.) никогда не продавал всего, что сбирал». Патетически описывая благодеяния, оказанные добрым Фролом своим односельчанам, Карамзин уверял его, что в загробном мире «рука милости» поставит его «выше многих царей земных».
Феодально-крепостническая сущность сентиментализма становится окончательно ясной, если отметить характерную для него неприязнь к шумному и испорченному городу и неизменную тягу на девственное лоно природы. Этот общий для всех их мотив с особой выразительностью звучит у Карамзина и Жуковского. Идеал сентименталиста — это «состояние независимого земледельца». Он не желает обитать ни в великолепных палатах, ни в крестьянской хижине, — «самое лучшее есть для меня среднее состояние между изобилием и недостатком, между знатностью и унижением» («Разговор о щастии»). Сентименталисты обращаются ко всему массиву помещичьего класса, делая в трудных для их класса исторических условиях ставку на идеализацию усадебных отношений, на «доброго» господина. «Главное право русского дворянина быть помещиком, главная должность его быть добрым помещиком» («Письмо сельского жителя» Карамзина, 1802).
С этой пропагандой помещичьей «доброты» были связаны многие прогрессивные черты сентиментальной литературы и прежде всего ее интерес к людям «низкого состояния» — мещанам, крестьянам и пр. Сила этого воздействия лучше всего характеризовалась «Бедной Лизой» (1792). Образ «бедной поселянки», обольщенной «ветреным» баричем и покончившей жизнь самоубийством, легко мог быть истолкован читателями в социально-протестантском плане. Как нельзя более боявшийся такого толкования Карамзин не случайно заставил Эраста мучиться раскаянием быть «до конца жизни своей несчастливым» и получить на том свете прощение от Лизы. Как бы ни была здесь притушена общественная сторона этого конфликта, Карамзин впервые в русской дворянской литературе поставил в центр внимания демократический образ, решительно высказавшись за внимание к личному чувству Лизы («и крестьянки любить умеют»).
Но прогрессивная функция сентиментализма проистекала не только от его курса на «гуманизм»: она в неменьшей мере обусловлена была разнообразием его художественной практики. Холодной и абстрактной героике классицизма сентименталисты противопоставили внимание к средним людям. Придворно-аристократический классицизм интересовался прежде всего троном и двором; представлявшие собою широкие слои поместного дворянства сентименталисты провозгласили внимание к частному быту, к семье и к личности («Один тот, кто способен наслаждаться семейственной жизнью, есть прямо добрый и следовательно прямо счастливый человек»). Сентиментализм со всей силой развернул культ интимных переживаний человека, наделив своих героев неизменной чувствительностью, меланхолией (по определению Карамзина, «страстью нежных, кротких душ»), взаимной дружбой, идеальной любовью, чуждающейся всего плотского и более походящей на «дружескую влюбленность» («amitié amoureuse»). Сентименталисты создали целый ряд новых, до них не фигурировавших в художественной литературе жанров. В прозе они культивировали: сентиментальное путешествие («Письма русского путешественника» Карамзина, создавшиеся под влиянием Л. Стерна и вызвавшие к жизни множество аналогичных им сентиментальных путешествий), сентиментальный роман («Российская Памела» Львова, произведений Ф. Эмина ), историческую повесть из русского прошлого («Наталья боярская дочь», «Марфа Посадница» Карамзина, «Вадим Новгородский» Жуковского и др.), сентиментальное рассуждение («Что нужно автору», «О любви к отечеству и народной гордости» и пр.). Но самым популярным жанром русского сентиментализма была бесспорно сжатая по объему, насыщенная мягким лиризмом и вместе с тем драматичная «чувствительная повесть». За созданной в этой манере «Бедной Лизой» последовало множество подражаний и вариаций на ту же тему: «Бедная Маша, российская, отчасти справедливая повесть» А. Е. Измайлова (1801), «Несчастная Лиза», «Прекрасная Татьяна, живущая у подошвы Воробьевых гор», «Украинская сирота» и мн. другие.
Характерные черты мировоззрения сентименталистов с особой рельефностью выразились в их лирической поэзии. Господствующим мотивом этой лирики являлся культ меланхолии («нежнейшего перелива от скорби и тоски к утехам наслажденья»), созерцания природы, преимущественно ночной, таинственной, волнующей воображение (для «меланхолии — сумерки милее ясных дней»), чувства дружбы («Ты едина есть блаженство на земле», ср. в прозе Карамзина «Цветок на гроб моего Агатона»). Все эти темы получили свое синтетическое выражение в творчестве Жуковского, которому «рок судил брести неведомой стезей, быть другом мирных сел, любить красы природы, дышать под сумраком дубравной тишиной, и, взор склонив на пенны воды, творца, друзей, любовь и счастье воспевать». Мотивы эти раскрываются такими жанрами, как элегия (у Жуковского — перевод «Сельского кладбища» Грея, позднее «Вечер» и др.), пастушескими пасторалью и идиллией («Когда она была пастушкою простой»), романсом («Сиротка»), песнью («Мой друг, хранитель — ангел мой») и др. Вместе с тем сентименталисты не порвали связей и с витийственной манерой, обращаясь к ней в те моменты, когда дворянскому государству угрожала опасность или тогда, когда оно торжествовало свою победу над врагом (оды Карамзина, «Певец во стане русских воинов» Жуковского и др.). Эта же связь с классицизмом обнаружилась и в драматургических опытах сентиментальной школы, представленных прежде всего трагедиями В. А. Озерова . В области трагедии, требовавшей «высоких» чувствований, сентиментализм естественно оказался менее самостоятельным, нежели в прозе и в поэзии. Трагедия Озерова («Эдип в Афинах», 1804, «Фингал», 1805, и особенно «Дмитрий Донской», 1807, с шумным успехом шедший на сцене в дни Отечественной войны) высоко ценились их современниками. Озеров достиг успеха у зрителей не столько новизной своего подхода к материалу, сколько благодаря эклектизму этого подхода. Не сумев создать нового трагедийного стиля, драматург ограничился тем, что пронизал «чувствительностью» традиционный каркас классической трагедии, с ее трафаретными образами добродетельных героев, отвратительных злодеев, верных наперсниц и пр. Гораздо более удовлетворявший по сравнению напр. с Сумароковым требованиям «правдоподобия», Озеров не создал однако ничего такого, что давало бы нам право говорить о рождении нового художественного качества. Преобразование трагедии оказалось Озерову не под силу — ее блистательно совершил «Борис Годунов».
Огромной исторической заслугой сентименталистов был удар, нанесенный ими трафаретом классицизма. Но, включив в поле своего внимания целый ряд новых, дотоле не освещавшихся сторон действительности, сентиментализм не мог порвать с тем приукрашиванием действительности, которым с такой настойчивостью занимались классики. Это в сильнейшей мере было обусловлено свойственной обеим этим школам крепостнической идеологией. Провозгласив внимание к личному миру человека, сентименталисты не сумели однако сколько-нибудь глубоко его отразить и быстро истощили свои силы в описании «нежной», «чувствительной» души, до краев полной самой сладостной «меланхолии». Ограниченность общественно-политического кругозора и проистекавшая отсюда узость тематики способствовали успеху множества бездарных эпигонов сентиментализма. Эти отрицательные стороны сентименталистов осмеивались с разных литературных позиций. «Староверы» шишковской школы (Шаховской, Марин и др.) язвительно высмеивали эстетизм и чувствительность сентиментальной школы. Грибоедов и Катенин делали это в комедии «Студент» (1817), авторы анонимного памфлета «Заповеди карамзинистов» рекомендовали «помнить сочинения Карамзина наизусть», обходить «без плана и без цели» московские окрестности, а «главное — чтить русского путешественника и бедную Лизу, да грустно тебе будет и да слезлив будеши на земли».
В осмеянии сентименталистской слезливости деятельно участвовали и некоторые «арзамасцы», напр. кн. Вяземский (см. хотя бы его «Отъезд Вздыхалова», 1811, где за насмешками над кн. Шаликовым явно чувствовалось недовольство непомерной слезоточивостью школы).
Положительная литературная роль сентиментализма все же бесспорна. Она сказалась и в неизмеримо большей по сравнению с классиками глубине психологического анализа, и в искусстве пейзажа, всегда тесно связанного с действием, и в демократизации языка, освобожденного от загромождавших его прежде церковно-славянизмов, облегченного по своему синтаксису, обогащенного множеством неологизмов и т. д. Все это быстро вошло в литературный обиход. Тот интерес к мелким людям, который содержался в зародыше в «Бедной Лизе», нашел себе иное, углубленное выражение в демократическом гуманизме «Станционного смотрителя» и «Муму» и в сентиментализме «Бедных людей».
superbotanik.net
Ранее других противников классицизма в русской литературе появился и оформился сентиментализм . Его развитие было неразрывно связано с деятельностью Карамзина, главным образом с его художественной прозой. Однако ростки сентиментализма уходят вглубь XVIII в.: его влиянием отмечено напр. «пастушеское представление с музыкой» «Увенчанная добродетель» В. Майкова (1777). К началу 90-х гг. относятся литературные дебюты Карамзина. За автором «Бедной Лизы» в духе сентиментализма писали В. С. Подшивалов (стихотворения и лирические стихи в прозе), кн. П. И. Шаликов (сборники стихов «Плод свободных чувствований», 3 чч., 1798—1801), «Цветы граций» (1802), «Послания в стихах» (1816), «Повести» (1819), два «Путешествия в Малороссию» (1803 и 1804), В. И. Панаев («Идиллии», 1820), В. В. Измайлов («Путешествие в Полуденную Россию в письмах», 1800—1802) и др.; но успешнее всего в этой области действовал Жуковский своим переводом элегии Грея «Сельское кладбище» (1802), «Певцом в стане русских воинов» (1812), «Вадимом» (1817) и др. произведениями. Журнальной базой этой школы был редактировавшийся Карамзиным и Измайловым «Вестник Европы».
Несмотря на то, что русский сентиментализм оформился под сильным воздействием зап.-европейской культуры, он получил в России глубоко отличную и специфическую направленность. В Англии, Франции и Германии XVIII в. «чувствительность» (французский «sentimentalisme») была идеологическим оружием буржуазии, враждебной господствовавшему в ту пору феодально-крепостническому режиму. Такие писатели, как Ричардсон («Памела», 1740), Лилло (драма «Джон Барнвелль, или Лондонский купец», 1731), Лашоссе, Руссо («Новая Элоиза»), Шиллер, несмотря на различие своего национального происхождения и политических воззрений, сходились между собой в энергичной защите прав «среднего сословия», протесте против феодального угнетения. В России XVIII в., где буржуазная оппозиция почти не существовала, где беспредельно господствовал крепостнический уклад, сентиментализм зап.-европейского типа не мог пустить сколько-нибудь прочных корней. Движение сентиментализма в русских условиях претерпевает в результате указанного положения особое смещение. В руках господствующей дворянской группы сентиментализм стал средством, чтобы опереться на более демократические слои тогдашнего общества с тем, чтобы обеспечить феодализму возможность дальнейшего существования и процветания.
Анализ социально-политических симпатий русских сентименталистов без труда устанавливает их феодально-крепостническую подоплеку. «Как не петь нам? Мы счастливы, славим барина-отца. Наши речи не красивы, но чувствительны сердца. Горожане нас умнее: их искусство говорить. Что ж умеем мы? Сильнее благодетелей любить». («Куплеты из одной сельской комедии, игранной благородными любителями театра», 1805). С этой идиллической картиной Карамзина созвучен хор «земледельцев» в пастушеской драме В. Майкова, описание веселия чистосердечных поселян в «Путешествии в Малороссию» кн. Шаликова и др. Русские сентименталисты стремились прежде всего к всемерной идеализации феодальных отношений. В их произведениях нам никогда не встретятся те образы нищих и бесправных крестьян, которые были так типичны для русской действительности конца XVIII в. и которые нашли себе такое яркое выражение в безыменном «Плаче холопов». «О, горе, нам, холопем, от господ и бедство! А когда прогневишь их, так отымут и отцовское наследство. Что в свете человеку хуже сей напасти? Что мы сами наживем — и в том нам нет власти. Пройди всю подселенную — нет такого житья мерзкого». Этой потрясающей наготе жизненной правды русские сентименталисты противопоставляли слащавые картины глубокого доверия «холопей» к «господам» и беспредельного «трудолюбия» этих «холопей». У русских сентименталистов фигурируют поющие земледельцы, веселые пейзане, трудолюбиво обрабатывающие поля своего господина и «благодетеля».
Из этой крепостнической в своей основе идеологии растут симпатии сентименталистов к сытому, зажиточному крестьянству, образ которого подается ими с характерно-помещичьей идеализацией. «Пусть Виргилии, — патетически восклицал Карамзин, — прославляют Августов! Пусть красноречивые льстецы хвалят великодушие знатных! Я хочу хвалить Фрола Силина, простого поселянина...» Идеальным ореолом был им окружен «Фрол Силин, трудолюбивый поселянин, который всегда лучше других обрабатывал свою землю, всегда более других сбирал хлеба и (характерный рецепт преуспевания! — А. Ц.) никогда не продавал всего, что сбирал». Патетически описывая благодеяния, оказанные добрым Фролом своим односельчанам, Карамзин уверял его, что в загробном мире «рука милости» поставит его «выше многих царей земных».
Феодально-крепостническая сущность сентиментализма становится окончательно ясной, если отметить характерную для него неприязнь к шумному и испорченному городу и неизменную тягу на девственное лоно природы. Этот общий для всех их мотив с особой выразительностью звучит у Карамзина и Жуковского. Идеал сентименталиста — это «состояние независимого земледельца». Он не желает обитать ни в великолепных палатах, ни в крестьянской хижине, — «самое лучшее есть для меня среднее состояние между изобилием и недостатком, между знатностью и унижением» («Разговор о щастии»). Сентименталисты обращаются ко всему массиву помещичьего класса, делая в трудных для их класса исторических условиях ставку на идеализацию усадебных отношений, на «доброго» господина. «Главное право русского дворянина быть помещиком, главная должность его быть добрым помещиком» («Письмо сельского жителя» Карамзина, 1802).
С этой пропагандой помещичьей «доброты» были связаны многие прогрессивные черты сентиментальной литературы и прежде всего ее интерес к людям «низкого состояния» — мещанам, крестьянам и пр. Сила этого воздействия лучше всего характеризовалась «Бедной Лизой» (1792). Образ «бедной поселянки», обольщенной «ветреным» баричем и покончившей жизнь самоубийством, легко мог быть истолкован читателями в социально-протестантском плане. Как нельзя более боявшийся такого толкования Карамзин не случайно заставил Эраста мучиться раскаянием быть «до конца жизни своей несчастливым» и получить на том свете прощение от Лизы. Как бы ни была здесь притушена общественная сторона этого конфликта, Карамзин впервые в русской дворянской литературе поставил в центр внимания демократический образ, решительно высказавшись за внимание к личному чувству Лизы («и крестьянки любить умеют»).
Но прогрессивная функция сентиментализма проистекала не только от его курса на «гуманизм»: она в неменьшей мере обусловлена была разнообразием его художественной практики. Холодной и абстрактной героике классицизма сентименталисты противопоставили внимание к средним людям. Придворно-аристократический классицизм интересовался прежде всего троном и двором; представлявшие собою широкие слои поместного дворянства сентименталисты провозгласили внимание к частному быту, к семье и к личности («Один тот, кто способен наслаждаться семейственной жизнью, есть прямо добрый и следовательно прямо счастливый человек»). Сентиментализм со всей силой развернул культ интимных переживаний человека, наделив своих героев неизменной чувствительностью, меланхолией (по определению Карамзина, «страстью нежных, кротких душ»), взаимной дружбой, идеальной любовью, чуждающейся всего плотского и более походящей на «дружескую влюбленность» («amitié amoureuse»). Сентименталисты создали целый ряд новых, до них не фигурировавших в художественной литературе жанров. В прозе они культивировали: сентиментальное путешествие («Письма русского путешественника» Карамзина, создавшиеся под влиянием Л. Стерна и вызвавшие к жизни множество аналогичных им сентиментальных путешествий), сентиментальный роман («Российская Памела» Львова, произведений Ф. Эмина ), историческую повесть из русского прошлого («Наталья боярская дочь», «Марфа Посадница» Карамзина, «Вадим Новгородский» Жуковского и др.), сентиментальное рассуждение («Что нужно автору», «О любви к отечеству и народной гордости» и пр.). Но самым популярным жанром русского сентиментализма была бесспорно сжатая по объему, насыщенная мягким лиризмом и вместе с тем драматичная «чувствительная повесть». За созданной в этой манере «Бедной Лизой» последовало множество подражаний и вариаций на ту же тему: «Бедная Маша, российская, отчасти справедливая повесть» А. Е. Измайлова (1801), «Несчастная Лиза», «Прекрасная Татьяна, живущая у подошвы Воробьевых гор», «Украинская сирота» и мн. другие.
Характерные черты мировоззрения сентименталистов с особой рельефностью выразились в их лирической поэзии. Господствующим мотивом этой лирики являлся культ меланхолии («нежнейшего перелива от скорби и тоски к утехам наслажденья»), созерцания природы, преимущественно ночной, таинственной, волнующей воображение (для «меланхолии — сумерки милее ясных дней»), чувства дружбы («Ты едина есть блаженство на земле», ср. в прозе Карамзина «Цветок на гроб моего Агатона»). Все эти темы получили свое синтетическое выражение в творчестве Жуковского, которому «рок судил брести неведомой стезей, быть другом мирных сел, любить красы природы, дышать под сумраком дубравной тишиной, и, взор склонив на пенны воды, творца, друзей, любовь и счастье воспевать». Мотивы эти раскрываются такими жанрами, как элегия (у Жуковского — перевод «Сельского кладбища» Грея, позднее «Вечер» и др.), пастушескими пасторалью и идиллией («Когда она была пастушкою простой»), романсом («Сиротка»), песнью («Мой друг, хранитель — ангел мой») и др. Вместе с тем сентименталисты не порвали связей и с витийственной манерой, обращаясь к ней в те моменты, когда дворянскому государству угрожала опасность или тогда, когда оно торжествовало свою победу над врагом (оды Карамзина, «Певец во стане русских воинов» Жуковского и др.). Эта же связь с классицизмом обнаружилась и в драматургических опытах сентиментальной школы, представленных прежде всего трагедиями В. А. Озерова . В области трагедии, требовавшей «высоких» чувствований, сентиментализм естественно оказался менее самостоятельным, нежели в прозе и в поэзии. Трагедия Озерова («Эдип в Афинах», 1804, «Фингал», 1805, и особенно «Дмитрий Донской», 1807, с шумным успехом шедший на сцене в дни Отечественной войны) высоко ценились их современниками. Озеров достиг успеха у зрителей не столько новизной своего подхода к материалу, сколько благодаря эклектизму этого подхода. Не сумев создать нового трагедийного стиля, драматург ограничился тем, что пронизал «чувствительностью» традиционный каркас классической трагедии, с ее трафаретными образами добродетельных героев, отвратительных злодеев, верных наперсниц и пр. Гораздо более удовлетворявший по сравнению напр. с Сумароковым требованиям «правдоподобия», Озеров не создал однако ничего такого, что давало бы нам право говорить о рождении нового художественного качества. Преобразование трагедии оказалось Озерову не под силу — ее блистательно совершил «Борис Годунов».
Огромной исторической заслугой сентименталистов был удар, нанесенный ими трафаретом классицизма. Но, включив в поле своего внимания целый ряд новых, дотоле не освещавшихся сторон действительности, сентиментализм не мог порвать с тем приукрашиванием действительности, которым с такой настойчивостью занимались классики. Это в сильнейшей мере было обусловлено свойственной обеим этим школам крепостнической идеологией. Провозгласив внимание к личному миру человека, сентименталисты не сумели однако сколько-нибудь глубоко его отразить и быстро истощили свои силы в описании «нежной», «чувствительной» души, до краев полной самой сладостной «меланхолии». Ограниченность общественно-политического кругозора и проистекавшая отсюда узость тематики способствовали успеху множества бездарных эпигонов сентиментализма. Эти отрицательные стороны сентименталистов осмеивались с разных литературных позиций. «Староверы» шишковской школы (Шаховской, Марин и др.) язвительно высмеивали эстетизм и чувствительность сентиментальной школы. Грибоедов и Катенин делали это в комедии «Студент» (1817), авторы анонимного памфлета «Заповеди карамзинистов» рекомендовали «помнить сочинения Карамзина наизусть», обходить «без плана и без цели» московские окрестности, а «главное — чтить русского путешественника и бедную Лизу, да грустно тебе будет и да слезлив будеши на земли».
В осмеянии сентименталистской слезливости деятельно участвовали и некоторые «арзамасцы», напр. кн. Вяземский (см. хотя бы его «Отъезд Вздыхалова», 1811, где за насмешками над кн. Шаликовым явно чувствовалось недовольство непомерной слезоточивостью школы).
Положительная литературная роль сентиментализма все же бесспорна. Она сказалась и в неизмеримо большей по сравнению с классиками глубине психологического анализа, и в искусстве пейзажа, всегда тесно связанного с действием, и в демократизации языка, освобожденного от загромождавших его прежде церковно-славянизмов, облегченного по своему синтаксису, обогащенного множеством неологизмов и т. д. Все это быстро вошло в литературный обиход. Тот интерес к мелким людям, который содержался в зародыше в «Бедной Лизе», нашел себе иное, углубленное выражение в демократическом гуманизме «Станционного смотрителя» и «Муму» и в сентиментализме «Бедных людей».
bukvasha.ru
Реферат на тему:
Сентиментали́зм (фр. sentimentalisme, от англ. sentimental, фр. sentiment – чувство) — умонастроение в западноевропейской и русской культуре и соответствующее литературное направление. Произведения, написанные в этом жанре, основаны на чувствах читателя. В Европе существовал с 20-х по 80-е годы XVIII века, в России — с конца XVIII до начала XIX века.
Доминантой «человеческой природы» сентиментализм объявил чувство, а не разум, что отличало его от классицизма. Не порывая с Просвещением, сентиментализм остался верен идеалу нормативной личности, однако условием её осуществления полагал не «разумное» переустройство мира, а высвобождение и совершенствование «естественных» чувств. Герой просветительской литературы в сентиментализме более индивидуализирован, его внутренний мир обогащается способностью сопереживать, чутко откликаться на происходящее вокруг. По происхождению (или по убеждениям) сентименталистский герой — демократ; богатый духовный мир простолюдина — одно из основных открытий и завоеваний сентиментализма.
Наиболее выдающиеся представители сентиментализма — Джеймс Томсон, Эдуард Юнг, Томас Грей, Лоренс Стерн (Англия), Жан Жак Руссо (Франция), Николай Карамзин (Россия).
Томас Грей
Родиной сентиментализма была Англия. В конце 20-х годов XVIII в. Джеймс Томсон своими поэмами «Зима» (1726), «Лето» (1727) и т. п., впоследствии соединёнными в одно целое и изданными (1730) под названием «Времена года», содействовал развитию в английской читающей публике любви к природе, рисуя простые, непритязательные сельские ландшафты, следя шаг за шагом за различными моментами жизни и работ земледельца и, видимо, стремясь поставить мирную, идиллическую деревенскую обстановку выше суетной и испорченной городской.
В 40-х годах того же столетия Томас Грей, автор элегии «Сельское кладбище» (одно из известнейших произведений кладбищенской поэзии), оды «К весне» и др., подобно Томсону, старался заинтересовать читателей деревенскою жизнью и природою, пробудить в них сочувствие к простым, незаметным людям с их нуждами, горестями и верованиями, придавая вместе с тем своему творчеству задумчиво-меланхолический характер.
Другой характер носят знаменитые романы Ричардсона — «Памела» (1740), «Кларисса Гарло» (1748), «Сэр Чарльз Грандисон» (1754) — также являющиеся ярким и типичным продуктом английского сентиментализма. Ричардсон был совершенно нечувствителен к красотам природы и не любил её описывать, — но он выдвинул на первое место психологический анализ и заставил английскую, а затем и всю европейскую публику живо интересоваться судьбою героев и особенно героинь его романов.
Лоренс Стерн, автор «Тристрама Шенди» (1759—1766) и «Сентиментального путешествия» (1768; по имени этого произведения и самое направление было названо «сентиментальным») соединял чувствительность Ричардсона с любовью к природе и своеобразным юмором. «Сентиментальное путешествие» сам Стерн называл «мирным странствием сердца в поисках за природою и за всеми душевными влечениями, способными внушить нам больше любви к ближним и ко всему миру, чем мы обыкновенно чувствуем».
Жак-Анри Бернарден де Сен-Пьер
Перейдя на континент, английский сентиментализм нашёл во Франции уже несколько подготовленную почву. Совершенно независимо от английских представителей этого направления аббат Прево («Манон Леско», «Клевеланд») и Мариво («Жизнь Марианны») приучили французскую публику восторгаться всем трогательным, чувствительным, несколько меланхолическим.
Под тем же влиянием создалась и "Юлия"или «Новая Элоиза» Руссо (1761), который всегда с уважением и сочувствием отзывался о Ричардсоне. Юлия многим напоминает Клариссу Гарло, Клара — её подругу, miss Howe. Морализирующий характер обоих произведений также сближает их между собою; но в романе Руссо играет видную роль природа, с замечательным искусством описываются берега Женевского озера — Вевэ, Кларан, роща Юлии. Пример Руссо не остался без подражания; его последователь, Бернарден де Сен-Пьер, в своём знаменитом произведении «Поль и Виржини» (1787) переносит место действия в Южную Африку, точно предвещая лучшие сочинения Шатобриана, делает своими героями прелестную чету влюбленных, живущих вдали от городской культуры, в тесном общении с природою, искренних, чувствительных и чистых душою.
Николай Карамзин "Бедная Лиза"
В Россию сентиментализм проник в 1780-х–начале 1790-х благодаря переводам романов Вертера И.В.Гете, Памелы, Клариссы и Грандисона С.Ричардсона, Новой Элоизы Ж.-Ж. Руссо, Поля и Виржини Ж.-А.Бернардена де Сен-Пьера. Эру русского сентиментализма открыл Николай Михайлович Карамзин Письмами русского путешественника (1791–1792).
Его роман Бедная Лиза (1792) – шедевр русской сентиментальной прозы; от гетевского Вертера он унаследовал общую атмосферу чувствительности и меланхолии и тему самоубийства.
Сочинения Н.М.Карамзина вызвали к жизни огромное число подражаний; в начале 19 в. появились Бедная Маша А.Е.Измайлова (1801), Путешествие к Полуденную Россию (1802), Генриетта, или Торжество обмана над слабостью или заблуждением И.Свечинского (1802), многочисленные повести Г.П.Каменева (История бедной Марьи; Несчастная Маргарита; Прекрасная Татьяна) и пр.
Иван Иванович Дмитриев принадлежал к группе Карамзина, выступавшей за создание нового поэтического языка и боровшейся против архаического высокопарного слога и изживших себя жанров.
Сентиментализмом отмечено раннее творчество Василия Андреевича Жуковского. Публикация в 1802 перевода Элегии, написанной на сельском кладбище Э.Грея стала явлением в художественной жизни России, ибо он перевел поэму «на язык сентиментализма вообще, перевел жанр элегии, а не индивидуальное произведение английского поэта, имеющее свой особый индивидуальный стиль» (Е.Г.Эткинд). В 1809 Жуковский написал сентиментальную повесть Марьина роща в духе Н.М.Карамзина.
Русский сентиментализм к 1820 исчерпал себя.
Он был одним из этапов общеевропейского литературного развития, который завершал эпоху Просвещения и открывал путь к романтизму.
Итак, приняв во внимание все вышеперечисленное, можно выделить несколько основных черт русской литературы сентиментализма: уход от прямолинейности классицизма, подчеркнутая субъективность подхода к миру, культ чувства, культ природы, культ врожденной нравственной чистоты, неиспорченности, утверждается богатый духовный мир представителей низших сословий.
Направление западного искусства второй половины XVIII., выражающее разочарование в “цивилизации”, основанной на идеалах “разума” (идеологии Просвещения). С. провозглашает чувство, уединенное размышление, простоту сельской жизни “маленького человека”. Идеологом С. считается Ж.Ж.Руссо.
Одной из характерных особенностей русского портретного искусства этого периода была гражданственность. Герои портрета уже не живут в своем замкнутом обособленном мире. Сознание быть необходимым и по-лезным отечеству, вызванное патриотическим подъемом в эпоху отечественной войны 1812 года, расцвет гуманистической мысли, в основе которой лежало уваже-ние к достоинству отдельного человека, ожидание близких социальных перемен пе-рестраивают мироощущение передового человека. К этому направлению примыкает представленный в зале портрет Н.А. Зубовой, внучки А.В. Суворова, скопированный неизвестным мастером с портрета И.-Б. Лампи Старшего, изображающий молодую женщину в парке, вдали от условностей светской жизни. Она задумчиво с полуулыбкой смотрит на зрителя, в ней все - простота и естественность. Сентиментализм противопоставлен прямолинейному и излишне логическому рассуждению о природе человеческого чувства, эмоциональное восприятие, непосредственно и более надежно ведущее к постижению истины. Сентиментализм рас-ширил представление о душевной жизни человека, приблизившись к пониманию ее противоречий, самого процесса человеческого переживания. На рубеже двух веков развивалось творчество Н.И. Аргунова, одаренного крепо-стного графов Шереметьевых. Одна из существенных тенденций в творчестве Аргу-нова, которая не прерывалась на протяжении XIX веков - стремление к конкретности выражения, непритязательности подхода к человеку. В зале представлен портрет Н.П. Шереметьева. Он был подарен самим графом Ростовскому Спасо-Яковлевскому монастырю, где на его средства возводился собор. Портрету свойст-венна реалистическая простота выражения, свободная от украшательства и идеали-зации. Художник избегает писать кисти рук, сосредотачивает внимание на лице мо-дели. Колорит портрета построен на выразительности отдельных пятен чистого цве-та, красочных плоскостей. В портретном искусстве этого времени складывается тип скромного камерного портрета, полностью освобождающегося от каких либо черт внешней обстановки, демонстративного поведения моделей (портрет П.А. Бабина, П.И. Мордвинова). Они не претендуют на глубокий психологизм. Мы имеем дело лишь с достаточно ясной фиксацией моделей, спокойного душевного состояния. Отдельную группу составляют представленные в зале детские портреты. В них подкупает простота и ясность трактовки образа. Если в XVIII веке чаще всего дети изображались с атрибутами мифологических героев в виде амуров, Аполлонов и Диан, то в XIX веке художники стремятся передать непосредственный образ ребен-ка, склад детского характера. Портреты представленные в зале, за редкими исключениями происходят из дво-рянских усадеб. Они входили в усадебные портретные галереи, основой которых были фамильные портреты. Собрание носило интимный преимущественно мемори-альный характер и отражало личные привязанности моделей и их отношение к пред-кам и современникам, память о которых старались сохранить для потомков. Изучение портретных галерей углубляет представление об эпохе, позволяет бо-лее рельефно ощутить ту конкретную обстановку, в которой жили произведения прошлого, и понять ряд особенностей их художественного языка. Портреты дают бо-гатейший материал для изучения истории отечественной культуры.
Особенно сильное влияние сентиментализма испытал В.Л. Боровиковский, изображавший многие свои модели на фоне английского парка, с мягким, чувственно-ранимым выражением на лице. Боровиковский был связан с английской традицией через кружок Н.А. Львова - А.Н. Оленина. Он хорошо знал типологию английского портрета, в частности, по работам модной в 1780 -е годы немецкой художницы А.Кауфман, получившей образование в Англии.
Некоторое влияние на русских живописцев оказали и английские пейзажисты, например, такие мастера идеализированного классицистического пейзажа, как Я.Ф. Хаккерт, Р.Уилсон, Т.Джонс, Дж.Форрестер, С.Дэлон. В пейзажах Ф.М. Матвеева прослеживается влияние "Водопадов" и "Видов Тиволи" Я. Мора.
В России также была популярна графика Дж. Флаксмана (иллюстрации к Гормеру, Эсхилу, Данте), оказавшая влияние на рисунки и гравюры Ф.Толстого, и мелкая пластика Веджвуда - в 1773 году императрица сделала британской мануфактуре фантастический по объему заказ на "Сервиз с зеленой лягушкой" из 952 предметов с видами Великобритании, хранящийся теперь в Эрмитаже.
В английском вкусе были исполнены миниатюры Г.И. Скородумова и А.Х. Ритта; на фарфоре воспроизводились исполненные Дж. Аткинсоном жанровые "Живописные зарисовки манер, обычаев и развлечений русских в ста раскрашенных рисунках" (1803-1804).
Британских художников во второй половине XVIII века в России работает меньше, чем французских или итальянских. Среди них наибольшую известность приобрел Ричард Бромптон, придворный художник Георга III, работавший в Петербурге в 1780 - 1783 гг. Ему принадлежат портреты великих князей Александра и Константина Павловичей, и принца Георга Уэльского, ставшие образцами изображения наследников в юном возрасте. Неоконченное Бромптоном изображение Екатерины на фоне флота получило воплощение в портрете императрицы в храме Минервы Д.Г. Левицкого.
Француз по происхождению П.Э. Фальконе был учеником Рейнолдса и поэтому представлял английскую школу живописи. Представленный в его произведениях традиционный английский аристократический пейзаж, восходящий к Ван Дейку английского периода, не получил широкого признания в России.
Однако картины Ван Дейка из коллекции Эрмитажа, были часто копируемы, что способствовало распространению жанра костюмированного портрета. Мода на изображения в английском духе приобрела большее распространение после возвращения из Британии гравера Скородмова, назначенного "кабинета Ея императорского величества гравером" и избранного Академиком. Благодаря деятельности гравера Дж. Уокера в Петербурге распространялись гравированные копии картин Дж. Ромини, Дж. Рейнолдса, У. Хора. В записках, оставленных Дж. Уокером, много говорится о преимуществах английского портрета, а также описывается реакция на приобретенные Г.А. Потемкиным и Екатериной II картины Рейнолдса: "манера густо накладывать краску … казалась странной … на их (русских) вкус это было чересчур". Однако как теоретик Рейнолдс был принят в России; в 1790 на русский язык были переведены его "Речи", в которых, в частности, обосновывалось право портрета принадлежать к ряду "высших" родов живописи и вводилось понятие "портрет в историческом стиле".
wreferat.baza-referat.ru
Сентиментализм
Ранее других противников классицизма в русской литературе появился и оформился сентиментализм . Его развитие было неразрывно связано с деятельностью Карамзина, главным образом с его художественной прозой. Однако ростки сентиментализма уходят вглубь XVIII в.: его влиянием отмечено напр. «пастушеское представление с музыкой» «Увенчанная добродетель» В. Майкова (1777). К началу 90-х гг. относятся литературные дебюты Карамзина. За автором «Бедной Лизы» в духе сентиментализма писали В. С. Подшивалов (стихотворения и лирические стихи в прозе), кн. П. И. Шаликов (сборники стихов «Плод свободных чувствований», 3 чч., 17981801), «Цветы граций» (1802), «Послания в стихах» (1816), «Повести» (1819), два «Путешествия в Малороссию» (1803 и 1804), В. И. Панаев («Идиллии», 1820), В. В. Измайлов («Путешествие в Полуденную Россию в письмах», 18001802) и др.; но успешнее всего в этой области действовал Жуковский своим переводом элегии Грея «Сельское кладбище» (1802), «Певцом в стане русских воинов» (1812), «Вадимом» (1817) и др. произведениями. Журнальной базой этой школы был редактировавшийся Карамзиным и Измайловым «Вестник Европы».
Несмотря на то, что русский сентиментализм оформился под сильным воздействием зап.-европейской культуры, он получил в России глубоко отличную и специфическую направленность. В Англии, Франции и Германии XVIII в. «чувствительность» (французский «sentimentalisme») была идеологическим оружием буржуазии, враждебной господствовавшему в ту пору феодально-крепостническому режиму. Такие писатели, как Ричардсон («Памела», 1740), Лилло (драма «Джон Барнвелль, или Лондонский купец», 1731), Лашоссе, Руссо («Новая Элоиза»), Шиллер, несмотря на различие своего национального происхождения и политических воззрений, сходились между собой в энергичной защите прав «среднего сословия», протесте против феодального угнетения. В России XVIII в., где буржуазная оппозиция почти не существовала, где беспредельно господствовал крепостнический уклад, сентиментализм зап.-европейского типа не мог пустить сколько-нибудь прочных корней. Движение сентиментализма в русских условиях претерпевает в результате указанного положения особое смещение. В руках господствующей дворянской группы сентиментализм стал средством, чтобы опереться на более демократические слои тогдашнего общества с тем, чтобы обеспечить феодализму возможность дальнейшего существования и процветания.
Анализ социально-политических симпатий русских сентименталистов без труда устанавливает их феодально-крепостническую подоплеку. «Как не петь нам? Мы счастливы, славим барина-отца. Наши речи не красивы, но чувствительны сердца. Горожане нас умнее: их искусство говорить. Что ж умеем мы? Сильнее благодетелей любить». («Куплеты из одной сельской комедии, игранной благородными любителями театра», 1805). С этой идиллической картиной Карамзина созвучен хор «земледельцев» в пастушеской драме В. Майкова, описание веселия чистосердечных поселян в «Путешествии в Малороссию» кн. Шаликова и др. Русские сентименталисты стремились прежде всего к всемерной идеализации феодальных отношений. В их произведениях нам никогда не встретятся те образы нищих и бесправных крестьян, которые были так типичны для русской действительности конца XVIII в. и которые нашли себе такое яркое выражение в безыменном «Плаче холопов». «О, горе, нам, холопем, от господ и бедство! А когда прогневишь их, так отымут и отцовское наследство. Что в свете человеку хуже сей напасти? Что мы сами наживем и в том нам нет власти. Пройди всю подселенную нет такого житья мерзкого». Этой потрясающей наготе жизненной правды русские сентименталисты противопоставляли слащавые картины глубокого доверия «холопей» к «господам» и беспредельного «трудолюбия» этих «холопей». У русских сентименталистов фигурируют поющие земледельцы, веселые пейзане, трудолюбиво обрабатывающие поля своего господина и «благодетеля».
Из этой крепостнической в своей основе идеологии растут симпатии сентименталистов к сытому, зажиточному крестьянству, образ которого подается ими с характерно-помещичьей идеализацией. «Пусть Виргилии, патетически восклицал Карамзин, прославляют Августов! Пусть красноречивые льстецы хвалят великодушие знатных! Я хочу хвалить Фрола Силина, простого поселянина...» Идеальным ореолом был им окружен «Фрол Силин, трудолюбивый поселянин, который всегда лучше других обрабатывал свою землю, всегда более других сбирал хлеба и (характерный рецепт преуспевания! А. Ц.) никогда не продавал всего, что сбирал». Патетически описывая благодеяния, оказанные добрым Фролом своим односельчанам, Карамзин уверял его, что в загробном мире «рука милости» поставит его «выше многих царей земных».
Феодально-крепостническая сущность сентиментализма становится окончательно ясной, если отметить характерную для него неприязнь к шумному и испорченному городу и неизменную тягу на девственное лоно природы. Этот общий для всех их мотив с особой выразительностью звучит у Карамзина и Жуковского. Идеал сентименталиста это «состояние независимого земледельца». Он не желает обитать ни в великолепных палатах, ни в крестьянской хижине, «самое лучшее есть для меня среднее состояние между изобилием и недостатком, между знатностью и унижением» («Разговор о щастии»). Сентименталисты обращаются ко всему массиву помещичьего класса, делая в трудных для их класса исторических условиях ставку на идеализацию усадебных отношений, на «доброго» господина. «Главное право русского дворянина быть помещиком, главная должность его быть добрым помещиком» («Письмо сельского жителя» Карамзина, 1802).
С этой пропагандой помещичьей «доброты» были связаны многие прогрессивные черты сентиментальной литературы и прежде всего ее интерес к людям «низкого состояния» мещанам, крестьянам и пр. Сила этого воздействия лучше всего характеризовалась «Бедной Лизой» (1792). Образ «бедной поселянки», обольщенной «ветреным» баричем и покончившей жизнь самоубийством, легко мог быть истолкован читателями в социально-протестантском плане. Как нельзя более боявшийся такого толкования Карамзин не случайно заставил Эраста мучиться раскаянием быть «до конца жизни своей несчастливым» и получить на том свете прощение от Лизы. Как бы ни была здесь притушена общественная сторона этого конфликта, Карамзин впервые в русской дворянской литературе поставил в центр внимания демократический образ, решительно высказавшись за внимание к личному чувству Лизы («и крестьянки любить умеют»).
Но прогрессивная функция сентиментализма проистекала не только от его курса на «гуманизм»: она в неменьшей мере обусловлена была разнообразием его художественной практики. Холодной и абстрактной героике классицизма сентименталисты противопоставили внимание к средним людям. Придворно-аристократический классицизм интересовался прежде всего троном и двором; представлявшие собою широкие слои поместного дворянства сентименталисты провозгласили внимание к частному быту, к семье и к личности («Один тот, кто способен наслаждаться семейственной жизнью, есть прямо добрый и следовательно прямо счастливый человек»). Сентиментализм со всей силой развернул культ интимных переживаний человека, наделив своих героев неизменной чувствительностью, меланхолией (по определению Карамзина, «страстью нежных, кротких душ»), взаимной дружбой, идеальной любовью, чуждающейся всего плотского и более походящей на «дружескую влюбленность» («amitié amoureuse»). Сентименталисты создали целый ряд новых, до них не фигурировавших в художественной литературе жанров. В прозе они культивировали: сентиментальное путешествие («Письма русского путешественника» Карамзина, создавшиеся под влиянием Л. Стерна и вызвавшие к жизни множество аналогичных им сентиментальных путешествий), сентиментальный роман («Российская Памела» Львова, произведений Ф. Эмина ), историческую повесть из русского прошлого («Наталья боярская дочь», «Марфа Посадница» Карамзина, «Вадим Новгородский» Жуковского и др.), сентиментальное рассуждение («Что нужно автору», «О любви к отечеству и народной гордости» и пр.). Но самым популярным жанром русского сентиментализма была бесспорно сжатая по объему, насыщенная мягким лиризмом и вместе с тем драматичная «чувствительная повесть». За созданной в этой манере «Бедной Лизой» последовало множество подражаний и вариаций на ту же тему: «Бедная Маша, российская, отчасти справедливая повесть» А. Е. Измайлова (1801), «Несчастная Лиза», «Прекрасная Татьяна, живущая у подошвы Воробьевых гор», «Украинская сирота» и мн. другие.
Характерные черты мировоззрения сентименталистов с особой рельефностью выразились в их лирической поэзии. Господствующим мотивом этой лирики являлся культ меланхолии («нежнейшего перелива от скорби и тоски к утехам наслажденья»), созерцания природы, преимущественно ночной, таинственной, волнующей воображение (для «меланхолии сумерки милее ясных дней»), чувства дружбы («Ты едина есть блаженство на земле», ср. в прозе Карамзина «Цветок на гроб моего Агатона»). Все эти темы получили свое синтетическое выражение в творчестве Жуковского, которому «рок судил брести неведомой стезей, быть другом мирных сел, любить красы природы, дышать под сумраком дубравной тишиной, и, взор склонив на пенны воды, творца, друзей, любовь и счастье воспевать». Мотивы эти раскрываются такими жанрами, как элегия (у Жуковского перевод «Сельского кладбища» Грея, позднее «Вечер» и др.), пастушескими пасторалью и идиллией («Когда она была пастушкою простой»), романсом («Сиротка»), песнью («Мой друг, хранитель ангел мой») и др. Вместе с тем сентименталисты не порвали связей и с витийственной манерой, обращаясь к ней в те моменты, когда дворянскому государству угрожала опасность или тогда, когда оно торжествовало свою победу над врагом (оды Карамзина, «Певец во стане русских воинов» Жуковского и др.). Эта же связь с классицизмом обнаружилась и в драматургических опытах сентиментальной школы, представленных прежде всего трагедиями В. А. Озерова . В области трагедии, требовавшей «высоких» чувствований, сентиментализм естественно оказался менее самостоятельным, нежели в прозе и в поэзии. Трагедия Озерова («Эдип в Афинах», 1804, «Фингал», 1805, и особенно «Дмитрий Донской», 1807, с шумным успехом шедший на сцене в дни Отечественной войны) высоко ценились их современниками. Озеров достиг успеха у зрителей не столько новизной своего подхода к материалу, сколько благодаря эклектизму этого подхода. Не сумев создать нового трагедийного стиля, драматург ограничился тем, что пронизал «чувствительностью» традиционный каркас классической трагедии, с ее трафаретными образами добродетельных героев, отвратительных злодеев, верных наперсниц и пр. Гораздо более удовлетворявший по сравнению напр. с Сумароковым требованиям «правдоподобия», Озеров не создал однако ничего такого, что давало бы нам право говорить о рождении нового художественного качества. Преобразование трагедии оказалось Озерову не под силу ее блистательно совершил «Борис Годунов».
Огромной исторической заслугой сентименталистов был удар, нанесенный ими трафаретом классицизма. Но, включив в поле своего внимания целый ряд новых, дотоле не освещавшихся сторон действительности, сентиментализм не мог порвать с тем приукрашиванием действительности, которым с такой настойчивостью занимались классики. Это в сильнейшей мере было обусловлено свойственной обеим этим школам крепостнической идеологией. Провозгласив внимание к личному миру человека, сентименталисты не сумели однако сколько-нибудь глубоко его отразить и быстро истощили свои силы в описании «нежной», «чувствительной» души, до краев полной самой сладостной «меланхолии». Ограниченность общественно-политического кругозора и проистекавшая отсюда узость тематики способствовали успеху множества бездарных эпигонов сентиментализма. Эти отрицательные стороны сентименталистов осмеивались с разных литературных позиций. «Староверы» шишковской школы (Шаховской, Марин и др.) язвительно высмеивали эстетизм и чувствительность сентиментальной школы. Грибоедов и Катенин делали это в комедии «Студент» (1817), авторы анонимного памфлета «Заповеди карамзинистов» рекомендовали «помнить сочинения Карамзина наизусть», обходить «без плана и без цели» московские окрестности, а «главное чтить русского путешественника и бедную Лизу, да грустно тебе будет и да слезлив будеши на земли».
В осмеянии сентименталистской слезливости деятельно участвовали и некоторые «арзамасцы», напр. кн. Вяземский (см. хотя бы его «Отъезд Вздыхалова», 1811, где за насмешками над кн. Шаликовым явно чувствовалось недовольство непомерной слезоточивостью школы).
Положительная литературная роль сентиментализма все же бесспорна. Она сказалась и в неизмеримо большей по сравнению с классиками глубине психологического анализа, и в искусстве пейзажа, всегда тесно связанного с действием, и в демократизации языка, освобожденного от загромождавших его прежде церковно-славянизмов, облегченного по своему синтаксису, обогащенного множеством неологизмов и т. д. Все это быстро вошло в литературный обиход. Тот интерес к мелким людям, который содержался в зародыше в «Бедной Лизе», нашел себе иное, углубленное выражение в демократическом гуманизме «Станционного смотрителя» и «Муму» и в сентиментализме «Бедных людей».
Список литературы
Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://feb-web.ru
samzan.ru
Сентиментализм
Ранее других противников классицизма в русской литературе появился и оформился сентиментализм . Его развитие было неразрывно связано с деятельностью Карамзина, главным образом с его художественной прозой. Однако ростки сентиментализма уходят вглубь XVIII в.: его влиянием отмечено напр. «пастушеское представление с музыкой» «Увенчанная добродетель» В. Майкова (1777). К началу 90-х гг. относятся литературные дебюты Карамзина. За автором «Бедной Лизы» в духе сентиментализма писали В. С. Подшивалов (стихотворения и лирические стихи в прозе), кн. П. И. Шаликов (сборники стихов «Плод свободных чувствований», 3 чч., 1798—1801), «Цветы граций» (1802), «Послания в стихах» (1816), «Повести» (1819), два «Путешествия в Малороссию» (1803 и 1804), В. И. Панаев («Идиллии», 1820), В. В. Измайлов («Путешествие в Полуденную Россию в письмах», 1800—1802) и др.; но успешнее всего в этой области действовал Жуковский своим переводом элегии Грея «Сельское кладбище» (1802), «Певцом в стане русских воинов» (1812), «Вадимом» (1817) и др. произведениями. Журнальной базой этой школы был редактировавшийся Карамзиным и Измайловым «Вестник Европы».
Несмотря на то, что русский сентиментализм оформился под сильным воздействием зап.-европейской культуры, он получил в России глубоко отличную и специфическую направленность. В Англии, Франции и Германии XVIII в. «чувствительность» (французский «sentimentalisme») была идеологическим оружием буржуазии, враждебной господствовавшему в ту пору феодально-крепостническому режиму. Такие писатели, как Ричардсон («Памела», 1740), Лилло (драма «Джон Барнвелль, или Лондонский купец», 1731), Лашоссе, Руссо («Новая Элоиза»), Шиллер, несмотря на различие своего национального происхождения и политических воззрений, сходились между собой в энергичной защите прав «среднего сословия», протесте против феодального угнетения. В России XVIII в., где буржуазная оппозиция почти не существовала, где беспредельно господствовал крепостнический уклад, сентиментализм зап.-европейского типа не мог пустить сколько-нибудь прочных корней. Движение сентиментализма в русских условиях претерпевает в результате указанного положения особое смещение. В руках господствующей дворянской группы сентиментализм стал средством, чтобы опереться на более демократические слои тогдашнего общества с тем, чтобы обеспечить феодализму возможность дальнейшего существования и процветания.
Анализ социально-политических симпатий русских сентименталистов без труда устанавливает их феодально-крепостническую подоплеку. «Как не петь нам? Мы счастливы, славим барина-отца. Наши речи не красивы, но чувствительны сердца. Горожане нас умнее: их искусство говорить. Что ж умеем мы? Сильнее благодетелей любить». («Куплеты из одной сельской комедии, игранной благородными любителями театра», 1805). С этой идиллической картиной Карамзина созвучен хор «земледельцев» в пастушеской драме В. Майкова, описание веселия чистосердечных поселян в «Путешествии в Малороссию» кн. Шаликова и др. Русские сентименталисты стремились прежде всего к всемерной идеализации феодальных отношений. В их произведениях нам никогда не встретятся те образы нищих и бесправных крестьян, которые были так типичны для русской действительности конца XVIII в. и которые нашли себе такое яркое выражение в безыменном «Плаче холопов». «О, горе, нам, холопем, от господ и бедство! А когда прогневишь их, так отымут и отцовское наследство. Что в свете человеку хуже сей напасти? Что мы сами наживем — и в том нам нет власти. Пройди всю подселенную — нет такого житья мерзкого». Этой потрясающей наготе жизненной правды русские сентименталисты противопоставляли слащавые картины глубокого доверия «холопей» к «господам» и беспредельного «трудолюбия» этих «холопей». У русских сентименталистов фигурируют поющие земледельцы, веселые пейзане, трудолюбиво обрабатывающие поля своего господина и «благодетеля».
Из этой крепостнической в своей основе идеологии растут симпатии сентименталистов к сытому, зажиточному крестьянству, образ которого подается ими с характерно-помещичьей идеализацией. «Пусть Виргилии, — патетически восклицал Карамзин, — прославляют Августов! Пусть красноречивые льстецы хвалят великодушие знатных! Я хочу хвалить Фрола Силина, простого поселянина...» Идеальным ореолом был им окружен «Фрол Силин, трудолюбивый поселянин, который всегда лучше других обрабатывал свою землю, всегда более других сбирал хлеба и (характерный рецепт преуспевания! — А. Ц.) никогда не продавал всего, что сбирал». Патетически описывая благодеяния, оказанные добрым Фролом своим односельчанам, Карамзин уверял его, что в загробном мире «рука милости» поставит его «выше многих царей земных».
Феодально-крепостническая сущность сентиментализма становится окончательно ясной, если отметить характерную для него неприязнь к шумному и испорченному городу и неизменную тягу на девственное лоно природы. Этот общий для всех их мотив с особой выразительностью звучит у Карамзина и Жуковского. Идеал сентименталиста — это «состояние независимого земледельца». Он не желает обитать ни в великолепных палатах, ни в крестьянской хижине, — «самое лучшее есть для меня среднее состояние между изобилием и недостатком, между знатностью и унижением» («Разговор о щастии»). Сентименталисты обращаются ко всему массиву помещичьего класса, делая в трудных для их класса исторических условиях ставку на идеализацию усадебных отношений, на «доброго» господина. «Главное право русского дворянина быть помещиком, главная должность его быть добрым помещиком» («Письмо сельского жителя» Карамзина, 1802).
С этой пропагандой помещичьей «доброты» были связаны многие прогрессивные черты сентиментальной литературы и прежде всего ее интерес к людям «низкого состояния» — мещанам, крестьянам и пр. Сила этого воздействия лучше всего характеризовалась «Бедной Лизой» (1792). Образ «бедной поселянки», обольщенной «ветреным» баричем и покончившей жизнь самоубийством, легко мог быть истолкован читателями в социально-протестантском плане. Как нельзя более боявшийся такого толкования Карамзин не случайно заставил Эраста мучиться раскаянием быть «до конца жизни своей несчастливым» и получить на том свете прощение от Лизы. Как бы ни была здесь притушена общественная сторона этого конфликта, Карамзин впервые в русской дворянской литературе поставил в центр внимания демократический образ, решительно высказавшись за внимание к личному чувству Лизы («и крестьянки любить умеют»).
Но прогрессивная функция сентиментализма проистекала не только от его курса на «гуманизм»: она в неменьшей мере обусловлена была разнообразием его художественной практики. Холодной и абстрактной героике классицизма сентименталисты противопоставили внимание к средним людям. Придворно-аристократический классицизм интересовался прежде всего троном и двором; представлявшие собою широкие слои поместного дворянства сентименталисты провозгласили внимание к частному быту, к семье и к личности («Один тот, кто способен наслаждаться семейственной жизнью, есть прямо добрый и следовательно прямо счастливый человек»). Сентиментализм со всей силой развернул культ интимных переживаний человека, наделив своих героев неизменной чувствительностью, меланхолией (по определению Карамзина, «страстью нежных, кротких душ»), взаимной дружбой, идеальной любовью, чуждающейся всего плотского и более походящей на «дружескую влюбленность» («amitié amoureuse»). Сентименталисты создали целый ряд новых, до них не фигурировавших в художественной литературе жанров. В прозе они культивировали: сентиментальное путешествие («Письма русского путешественника» Карамзина, создавшиеся под влиянием Л. Стерна и вызвавшие к жизни множество аналогичных им сентиментальных путешествий), сентиментальный роман («Российская Памела» Львова, произведений Ф. Эмина ), историческую повесть из русского прошлого («Наталья боярская дочь», «Марфа Посадница» Карамзина, «Вадим Новгородский» Жуковского и др.), сентиментальное рассуждение («Что нужно автору», «О любви к отечеству и народной гордости» и пр.). Но самым популярным жанром русского сентиментализма была бесспорно сжатая по объему, насыщенная мягким лиризмом и вместе с тем драматичная «чувствительная повесть». За созданной в этой манере «Бедной Лизой» последовало множество подражаний и вариаций на ту же тему: «Бедная Маша, российская, отчасти справедливая повесть» А. Е. Измайлова (1801), «Несчастная Лиза», «Прекрасная Татьяна, живущая у подошвы Воробьевых гор», «Украинская сирота» и мн. другие.
Характерные черты мировоззрения сентименталистов с особой рельефностью выразились в их лирической поэзии. Господствующим мотивом этой лирики являлся культ меланхолии («нежнейшего перелива от скорби и тоски к утехам наслажденья»), созерцания природы, преимущественно ночной, таинственной, волнующей воображение (для «меланхолии — сумерки милее ясных дней»), чувства дружбы («Ты едина есть блаженство на земле», ср. в прозе Карамзина «Цветок на гроб моего Агатона»). Все эти темы получили свое синтетическое выражение в творчестве Жуковского, которому «рок судил брести неведомой стезей, быть другом мирных сел, любить красы природы, дышать под сумраком дубравной тишиной, и, взор склонив на пенны воды, творца, друзей, любовь и счастье воспевать». Мотивы эти раскрываются такими жанрами, как элегия (у Жуковского — перевод «Сельского кладбища» Грея, позднее «Вечер» и др.), пастушескими пасторалью и идиллией («Когда она была пастушкою простой»), романсом («Сиротка»), песнью («Мой друг, хранитель — ангел мой») и др. Вместе с тем сентименталисты не порвали связей и с витийственной манерой, обращаясь к ней в те моменты, когда дворянскому государству угрожала опасность или тогда, когда оно торжествовало свою победу над врагом (оды Карамзина, «Певец во стане русских воинов» Жуковского и др.). Эта же связь с классицизмом обнаружилась и в драматургических опытах сентиментальной школы, представленных прежде всего трагедиями В. А. Озерова . В области трагедии, требовавшей «высоких» чувствований, сентиментализм естественно оказался менее самостоятельным, нежели в прозе и в поэзии. Трагедия Озерова («Эдип в Афинах», 1804, «Фингал», 1805, и особенно «Дмитрий Донской», 1807, с шумным успехом шедший на сцене в дни Отечественной войны) высоко ценились их современниками. Озеров достиг успеха у зрителей не столько новизной своего подхода к материалу, сколько благодаря эклектизму этого подхода. Не сумев создать нового трагедийного стиля, драматург ограничился тем, что пронизал «чувствительностью» традиционный каркас классической трагедии, с ее трафаретными образами добродетельных героев, отвратительных злодеев, верных наперсниц и пр. Гораздо более удовлетворявший по сравнению напр. с Сумароковым требованиям «правдоподобия», Озеров не создал однако ничего такого, что давало бы нам право говорить о рождении нового художественного качества. Преобразование трагедии оказалось Озерову не под силу — ее блистательно совершил «Борис Годунов».
Огромной исторической заслугой сентименталистов был удар, нанесенный ими трафаретом классицизма. Но, включив в поле своего внимания целый ряд новых, дотоле не освещавшихся сторон действительности, сентиментализм не мог порвать с тем приукрашиванием действительности, которым с такой настойчивостью занимались классики. Это в сильнейшей мере было обусловлено свойственной обеим этим школам крепостнической идеологией. Провозгласив внимание к личному миру человека, сентименталисты не сумели однако сколько-нибудь глубоко его отразить и быстро истощили свои силы в описании «нежной», «чувствительной» души, до краев полной самой сладостной «меланхолии». Ограниченность общественно-политического кругозора и проистекавшая отсюда узость тематики способствовали успеху множества бездарных эпигонов сентиментализма. Эти отрицательные стороны сентименталистов осмеивались с разных литературных позиций. «Староверы» шишковской школы (Шаховской, Марин и др.) язвительно высмеивали эстетизм и чувствительность сентиментальной школы. Грибоедов и Катенин делали это в комедии «Студент» (1817), авторы анонимного памфлета «Заповеди карамзинистов» рекомендовали «помнить сочинения Карамзина наизусть», обходить «без плана и без цели» московские окрестности, а «главное — чтить русского путешественника и бедную Лизу, да грустно тебе будет и да слезлив будеши на земли».
В осмеянии сентименталистской слезливости деятельно участвовали и некоторые «арзамасцы», напр. кн. Вяземский (см. хотя бы его «Отъезд Вздыхалова», 1811, где за насмешками над кн. Шаликовым явно чувствовалось недовольство непомерной слезоточивостью школы).
Положительная литературная роль сентиментализма все же бесспорна. Она сказалась и в неизмеримо большей по сравнению с классиками глубине психологического анализа, и в искусстве пейзажа, всегда тесно связанного с действием, и в демократизации языка, освобожденного от загромождавших его прежде церковно-славянизмов, облегченного по своему синтаксису, обогащенного множеством неологизмов и т. д. Все это быстро вошло в литературный обиход. Тот интерес к мелким людям, который содержался в зародыше в «Бедной Лизе», нашел себе иное, углубленное выражение в демократическом гуманизме «Станционного смотрителя» и «Муму» и в сентиментализме «Бедных людей».
Список литературы
Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://feb-web.ru
topref.ru
Ранее других противников классицизма в русской литературе появился и оформился сентиментализм . Его развитие было неразрывно связано с деятельностью Карамзина, главным образом с его художественной прозой. Однако ростки сентиментализма уходят вглубь XVIII в.: его влиянием отмечено напр. «пастушеское представление с музыкой» «Увенчанная добродетель» В. Майкова (1777). К началу 90-х гг. относятся литературные дебюты Карамзина. За автором «Бедной Лизы» в духе сентиментализма писали В. С. Подшивалов (стихотворения и лирические стихи в прозе), кн. П. И. Шаликов (сборники стихов «Плод свободных чувствований», 3 чч., 1798—1801), «Цветы граций» (1802), «Послания в стихах» (1816), «Повести» (1819), два «Путешествия в Малороссию» (1803 и 1804), В. И. Панаев («Идиллии», 1820), В. В. Измайлов («Путешествие в Полуденную Россию в письмах», 1800—1802) и др.; но успешнее всего в этой области действовал Жуковский своим переводом элегии Грея «Сельское кладбище» (1802), «Певцом в стане русских воинов» (1812), «Вадимом» (1817) и др. произведениями. Журнальной базой этой школы был редактировавшийся Карамзиным и Измайловым «Вестник Европы».
Несмотря на то, что русский сентиментализм оформился под сильным воздействием зап.-европейской культуры, он получил в России глубоко отличную и специфическую направленность. В Англии, Франции и Германии XVIII в. «чувствительность» (французский «sentimentalisme») была идеологическим оружием буржуазии, враждебной господствовавшему в ту пору феодально-крепостническому режиму. Такие писатели, как Ричардсон («Памела», 1740), Лилло (драма «Джон Барнвелль, или Лондонский купец», 1731), Лашоссе, Руссо («Новая Элоиза»), Шиллер, несмотря на различие своего национального происхождения и политических воззрений, сходились между собой в энергичной защите прав «среднего сословия», протесте против феодального угнетения. В России XVIII в., где буржуазная оппозиция почти не существовала, где беспредельно господствовал крепостнический уклад, сентиментализм зап.-европейского типа не мог пустить сколько-нибудь прочных корней. Движение сентиментализма в русских условиях претерпевает в результате указанного положения особое смещение. В руках господствующей дворянской группы сентиментализм стал средством, чтобы опереться на более демократические слои тогдашнего общества с тем, чтобы обеспечить феодализму возможность дальнейшего существования и процветания.
Анализ социально-политических симпатий русских сентименталистов без труда устанавливает их феодально-крепостническую подоплеку. «Как не петь нам? Мы счастливы, славим барина-отца. Наши речи не красивы, но чувствительны сердца. Горожане нас умнее: их искусство говорить. Что ж умеем мы? Сильнее благодетелей любить». («Куплеты из одной сельской комедии, игранной благородными любителями театра», 1805). С этой идиллической картиной Карамзина созвучен хор «земледельцев» в пастушеской драме В. Майкова, описание веселия чистосердечных поселян в «Путешествии в Малороссию» кн. Шаликова и др. Русские сентименталисты стремились прежде всего к всемерной идеализации феодальных отношений. В их произведениях нам никогда не встретятся те образы нищих и бесправных крестьян, которые были так типичны для русской действительности конца XVIII в. и которые нашли себе такое яркое выражение в безыменном «Плаче холопов». «О, горе, нам, холопем, от господ и бедство! А когда прогневишь их, так отымут и отцовское наследство. Что в свете человеку хуже сей напасти? Что мы сами наживем — и в том нам нет власти. Пройди всю подселенную — нет такого житья мерзкого». Этой потрясающей наготе жизненной правды русские сентименталисты противопоставляли слащавые картины глубокого доверия «холопей» к «господам» и беспредельного «трудолюбия» этих «холопей». У русских сентименталистов фигурируют поющие земледельцы, веселые пейзане, трудолюбиво обрабатывающие поля своего господина и «благодетеля».
Из этой крепостнической в своей основе идеологии растут симпатии сентименталистов к сытому, зажиточному крестьянству, образ которого подается ими с характерно-помещичьей идеализацией. «Пусть Виргилии, — патетически восклицал Карамзин, — прославляют Августов! Пусть красноречивые льстецы хвалят великодушие знатных! Я хочу хвалить Фрола Силина, простого поселянина...» Идеальным ореолом был им окружен «Фрол Силин, трудолюбивый поселянин, который всегда лучше других обрабатывал свою землю, всегда более других сбирал хлеба и (характерный рецепт преуспевания! — А. Ц.) никогда не продавал всего, что сбирал». Патетически описывая благодеяния, оказанные добрым Фролом своим односельчанам, Карамзин уверял его, что в загробном мире «рука милости» поставит его «выше многих царей земных».
Феодально-крепостническая сущность сентиментализма становится окончательно ясной, если отметить характерную для него неприязнь к шумному и испорченному городу и неизменную тягу на девственное лоно природы. Этот общий для всех их мотив с особой выразительностью звучит у Карамзина и Жуковского. Идеал сентименталиста — это «состояние независимого земледельца». Он не желает обитать ни в великолепных палатах, ни в крестьянской хижине, — «самое лучшее есть для меня среднее состояние между изобилием и недостатком, между знатностью и унижением» («Разговор о щастии»). Сентименталисты обращаются ко всему массиву помещичьего класса, делая в трудных для их класса исторических условиях ставку на идеализацию усадебных отношений, на «доброго» господина. «Главное право русского дворянина быть помещиком, главная должность его быть добрым помещиком» («Письмо сельского жителя» Карамзина, 1802).
Возможно вы искали - Доклад: «Сан-Го-Чжи»
С этой пропагандой помещичьей «доброты» были связаны многие прогрессивные черты сентиментальной литературы и прежде всего ее интерес к людям «низкого состояния» — мещанам, крестьянам и пр. Сила этого воздействия лучше всего характеризовалась «Бедной Лизой» (1792). Образ «бедной поселянки», обольщенной «ветреным» баричем и покончившей жизнь самоубийством, легко мог быть истолкован читателями в социально-протестантском плане. Как нельзя более боявшийся такого толкования Карамзин не случайно заставил Эраста мучиться раскаянием быть «до конца жизни своей несчастливым» и получить на том свете прощение от Лизы. Как бы ни была здесь притушена общественная сторона этого конфликта, Карамзин впервые в русской дворянской литературе поставил в центр внимания демократический образ, решительно высказавшись за внимание к личному чувству Лизы («и крестьянки любить умеют»).
Но прогрессивная функция сентиментализма проистекала не только от его курса на «гуманизм»: она в неменьшей мере обусловлена была разнообразием его художественной практики. Холодной и абстрактной героике классицизма сентименталисты противопоставили внимание к средним людям. Придворно-аристократический классицизм интересовался прежде всего троном и двором; представлявшие собою широкие слои поместного дворянства сентименталисты провозгласили внимание к частному быту, к семье и к личности («Один тот, кто способен наслаждаться семейственной жизнью, есть прямо добрый и следовательно прямо счастливый человек»). Сентиментализм со всей силой развернул культ интимных переживаний человека, наделив своих героев неизменной чувствительностью, меланхолией (по определению Карамзина, «страстью нежных, кротких душ»), взаимной дружбой, идеальной любовью, чуждающейся всего плотского и более походящей на «дружескую влюбленность» («amitié amoureuse»). Сентименталисты создали целый ряд новых, до них не фигурировавших в художественной литературе жанров. В прозе они культивировали: сентиментальное путешествие («Письма русского путешественника» Карамзина, создавшиеся под влиянием Л. Стерна и вызвавшие к жизни множество аналогичных им сентиментальных путешествий), сентиментальный роман («Российская Памела» Львова, произведений Ф. Эмина ), историческую повесть из русского прошлого («Наталья боярская дочь», «Марфа Посадница» Карамзина, «Вадим Новгородский» Жуковского и др.), сентиментальное рассуждение («Что нужно автору», «О любви к отечеству и народной гордости» и пр.). Но самым популярным жанром русского сентиментализма была бесспорно сжатая по объему, насыщенная мягким лиризмом и вместе с тем драматичная «чувствительная повесть». За созданной в этой манере «Бедной Лизой» последовало множество подражаний и вариаций на ту же тему: «Бедная Маша, российская, отчасти справедливая повесть» А. Е. Измайлова (1801), «Несчастная Лиза», «Прекрасная Татьяна, живущая у подошвы Воробьевых гор», «Украинская сирота» и мн. другие.
Характерные черты мировоззрения сентименталистов с особой рельефностью выразились в их лирической поэзии. Господствующим мотивом этой лирики являлся культ меланхолии («нежнейшего перелива от скорби и тоски к утехам наслажденья»), созерцания природы, преимущественно ночной, таинственной, волнующей воображение (для «меланхолии — сумерки милее ясных дней»), чувства дружбы («Ты едина есть блаженство на земле», ср. в прозе Карамзина «Цветок на гроб моего Агатона»). Все эти темы получили свое синтетическое выражение в творчестве Жуковского, которому «рок судил брести неведомой стезей, быть другом мирных сел, любить красы природы, дышать под сумраком дубравной тишиной, и, взор склонив на пенны воды, творца, друзей, любовь и счастье воспевать». Мотивы эти раскрываются такими жанрами, как элегия (у Жуковского — перевод «Сельского кладбища» Грея, позднее «Вечер» и др.), пастушескими пасторалью и идиллией («Когда она была пастушкою простой»), романсом («Сиротка»), песнью («Мой друг, хранитель — ангел мой») и др. Вместе с тем сентименталисты не порвали связей и с витийственной манерой, обращаясь к ней в те моменты, когда дворянскому государству угрожала опасность или тогда, когда оно торжествовало свою победу над врагом (оды Карамзина, «Певец во стане русских воинов» Жуковского и др.). Эта же связь с классицизмом обнаружилась и в драматургических опытах сентиментальной школы, представленных прежде всего трагедиями В. А. Озерова . В области трагедии, требовавшей «высоких» чувствований, сентиментализм естественно оказался менее самостоятельным, нежели в прозе и в поэзии. Трагедия Озерова («Эдип в Афинах», 1804, «Фингал», 1805, и особенно «Дмитрий Донской», 1807, с шумным успехом шедший на сцене в дни Отечественной войны) высоко ценились их современниками. Озеров достиг успеха у зрителей не столько новизной своего подхода к материалу, сколько благодаря эклектизму этого подхода. Не сумев создать нового трагедийного стиля, драматург ограничился тем, что пронизал «чувствительностью» традиционный каркас классической трагедии, с ее трафаретными образами добродетельных героев, отвратительных злодеев, верных наперсниц и пр. Гораздо более удовлетворявший по сравнению напр. с Сумароковым требованиям «правдоподобия», Озеров не создал однако ничего такого, что давало бы нам право говорить о рождении нового художественного качества. Преобразование трагедии оказалось Озерову не под силу — ее блистательно совершил «Борис Годунов».
Огромной исторической заслугой сентименталистов был удар, нанесенный ими трафаретом классицизма. Но, включив в поле своего внимания целый ряд новых, дотоле не освещавшихся сторон действительности, сентиментализм не мог порвать с тем приукрашиванием действительности, которым с такой настойчивостью занимались классики. Это в сильнейшей мере было обусловлено свойственной обеим этим школам крепостнической идеологией. Провозгласив внимание к личному миру человека, сентименталисты не сумели однако сколько-нибудь глубоко его отразить и быстро истощили свои силы в описании «нежной», «чувствительной» души, до краев полной самой сладостной «меланхолии». Ограниченность общественно-политического кругозора и проистекавшая отсюда узость тематики способствовали успеху множества бездарных эпигонов сентиментализма. Эти отрицательные стороны сентименталистов осмеивались с разных литературных позиций. «Староверы» шишковской школы (Шаховской, Марин и др.) язвительно высмеивали эстетизм и чувствительность сентиментальной школы. Грибоедов и Катенин делали это в комедии «Студент» (1817), авторы анонимного памфлета «Заповеди карамзинистов» рекомендовали «помнить сочинения Карамзина наизусть», обходить «без плана и без цели» московские окрестности, а «главное — чтить русского путешественника и бедную Лизу, да грустно тебе будет и да слезлив будеши на земли».
В осмеянии сентименталистской слезливости деятельно участвовали и некоторые «арзамасцы», напр. кн. Вяземский (см. хотя бы его «Отъезд Вздыхалова», 1811, где за насмешками над кн. Шаликовым явно чувствовалось недовольство непомерной слезоточивостью школы).
Похожий материал - Реферат: Форма и содержание: исторический очерк
Положительная литературная роль сентиментализма все же бесспорна. Она сказалась и в неизмеримо большей по сравнению с классиками глубине психологического анализа, и в искусстве пейзажа, всегда тесно связанного с действием, и в демократизации языка, освобожденного от загромождавших его прежде церковно-славянизмов, облегченного по своему синтаксису, обогащенного множеством неологизмов и т. д. Все это быстро вошло в литературный обиход. Тот интерес к мелким людям, который содержался в зародыше в «Бедной Лизе», нашел себе иное, углубленное выражение в демократическом гуманизме «Станционного смотрителя» и «Муму» и в сентиментализме «Бедных людей».
cwetochki.ru
