""
Пауткин А. А.
Средипроизведений древнерусской литературы «Слово о полку Игореве»занимает совершенно особое место. Его международная известность столь велика,что произведение средневекового автора можно отнести к своеобразным символамкультуры Киевской Руси. «Слово» переведено на многие языки мира,изучается представителями различных областей гуманитарного знания, вызвалоогромное число откликов в культуре нового времени. Несмотря на длительнуюисторию изучения, этот памятник до сих пор вызывает у исследователей немаловопросов, порождает научные споры, а подчас и скептические суждения. Многиесложные проблемы отпали бы, если бы наука и современные читатели располагалиподлинником рукописи «Слова». Трудно установить точную дату созданияэтого анонимного произведения. В медиевистике нет единого мнения по этомувопросу. Большинство авторитетных исследователей относят появление«Слова» в Киево-Черниговской Руси к периоду между 1185 г. и 90-мигг.XII в. Единственный список «Слова» был случайно обнаружен в концеXVIII в. в составе сборника, объединившего в себе части XVI и XVII вв. Такиеразновидности рукописей, собранные из тетрадей, переписанных в разное время,называются конволютами. Счастливая находка коллекционера А.И.Мусина-Пушкинастала эпохальным событием в истории накопления сведений о древней письменности,в процессе расширения круга литературных источников. Однако довольно скороценнейшая рукопись навсегда была утрачена во время пожара Москвы 1812 г.
Воснове произведения лежат реальные исторические события, происходившие весной1185 г., когда новгород-северский князь Игорь Святославич в окружении своихближайших родственников отправился в поход против половецких ханов.
Кэтому времени история русско-половецких отношений насчитывала уже многодесятилетий. Заселив северное Причерноморье, кочевники, относящиеся к группетюркских народов, с 60-х гг. XI в. стали совершать набеги на русские города.Угроза грабежей и разорения нависла над многими удельными княжествами. Русьнесла не только экономический урон. Половцы угоняли в неволю множество людей,проявляя при этом крайнюю жестокость. Постепенно набеги и опасное соседствоюжных земель Руси со степью превратились в повседневную реальность. Борьба скочевниками шла с переменным успехом. Некоторые князья прославились своимипобедами над половецкими ханами. Особыми заслугами в этой борьбе обладалВладимир Мономах (ум. в 1125 г), после побед которого половцы на долгие годыутратили способность к серьезному сопротивлению.
Снаступлением раздробленности русских земель половцы превратились в силу,которую стали использовать в междоусобной борьбе те или иные правители. Однимиз первых стал приглашать на Русь степняков Олег Святославич — дед главногогероя «Слова». Постепенно установилась практика создания временныхкоалиций, закрепляемых династическими браками русских князей и дочерейполовецких ханов. Половецкое общество не было единым. Каждый влиятельный ханвел самостоятельную политику в отношении Руси. Иногда в сражениях XII в.,происходивших между дружинами русских князей, половецкие воины моглиподдерживать представителей обеих сторон. К подобным действиям хановподталкивали как посулы богатой добычи, так и родственные связи с той или иной ветвьюкняжеского рода. Главными представителями половецкой знати в эпоху неудачногопохода Игоря были могущественные ханы Гзак и Кончак.
Открытие и опубликование «Слова о полкуИгореве». Судьба рукописи.
Втораяполовина XVIII века была временем возросшего интереса к российским древностям.Активно пополнялись собрания рукописей, актов, документов прошлого. Собираниераритетов стало даже своеобразной модой среди образованных дворян. Коллекциинекоторых «дилетантов» могли соперничать с государственными архивамиили библиотеками профессиональных ученых-историков. Одним из наиболее известныхсобирателей книжных сокровищ Древней Руси был граф Алексей ИвановичМусин-Пушкин (1744-1817).
Мусины-Пушкины- старинный дворянский род, возводивший своих предков к легендарному Ратше,дружиннику XIII в. Потомок Ратши в десятом колене стал в XV в. родоначальникомМусиных-Пушкиных (ср. стихотворные строки А.С.Пушкина: «Я просто Пушкин,не Мусин…» («Моя родословная», 1830). Особого возвышения предкисобирателя достигли в XVII в. Алексей Иванович — вельможа эпохи ЕкатериныВеликой, видный государственный деятель ее царствования. Он был весьмаобразованным, влиятельным и чрезвычайно богатым человеком. Мусин-Пушкин былженат на Екатерине Алексеевне Волконской (1754-1829). В молодости он состояладъютантом при фаворите императрицы Григории Орлове и сделал придворнуюкарьеру. Уже в 70-е годы XVIII в. проявил интерес к истории, искусству илитературе. Коллекционер древностей, историк-любитель, издатель памятников, онбыл действительным членом Российской Академии, президентом Академии художеств.Русский историк В.О.Ключевский назвал графа Мусина-Пушкина«антикварием-публицистом». Мусин-Пушкин был поклонником историкаВ.Н.Татищева, вокруг него объединялся «Кружок любителей отечественной истории»,куда входили Н.Н.Бантыш-Каменский, И.П.Елагин, А.Ф.Малиновский, И.Н.Болтин идр. Он не делал тайны из своего собрания. В его библиотеке работали многиеученые рубежа XVIII — XIX вв., в том числе и Н.М.Карамзин.
ИмяМусина-Пушкина вошло в историю культуры в связи с открытием и опубликованием«Слова о полку Игореве», однако именно им было осуществлено такжепервое издание «Русской Правды» и «Поучения» Владимира Мономаха.
Будучиобер-прокурором Святейшего Синода, коллекционер имел возможность инспектироватьмонастырские библиотеки. Многие архивные собрания находились в XVIII в. вплачевном состоянии. Через своих комиссионеров библиофил приобретал старинныерукописи. Он выкупил у наследников или получил в дар ряд известных собранийМосквы.
Почтидо самого конца XVIII в. Мусин-Пушкин проживал в Петербурге, на Мойке. Выйдя вотставку при Павле I, он перебрался в Москву, где купил большую городскуюусадьбу, состоявшую в Басманной части. Дом на Разгуляе (ныне старое зданиеМИСИ) стал тем местом, где были сконцентрированы несметные книжные сокровища.Здесь и суждено было впоследствии погибнуть вместе с другими рукописямиподлиннику «Слова о полку Игореве».
Вопросо том, как было обнаружено всемирно известное произведение, всегда оставалсясложным, запутанным. Сам коллекционер не любил распространяться о своихприобретениях и только незадолго до своей смерти, уже после московского пожара1812 г., уничтожившего рукопись «Слова», поведал, что приобрел ее узаштатного архимандрита Ярославского Спасо-Преображенского монастыря Иоиля(Быковского) (1726-1798).
Вцарствование Екатерины II было упразднено немало монастырей. В их число попалаи древняя Спасо-Преображенская обитель, место нахождения которой на берегувпадающей в Волгу реки Которосль оказалось теперь в самом центре историческойчасти Ярославля. На территории монастыря в XVIII в. действовала духовнаясеминария, ректором которой был Иоиль. После закрытия монастыря здесьобосновалось архиерейское подворье. Престарелому настоятелю упраздненногомонастыря Иоилю (Быковскому) было позволено доживать здесь свой век.Мусин-Пушкин сообщил, что именно у Иоиля, нуждавшегося в конце жизни всредствах, и была приобретена рукопись хронографа, содержавшая дотоленеизвестный уникальный памятник.
Времясамого обнаружения рукописи точно не известно. До сегодняшнего дня выдвигаютсяразличные версии, называются несколько дат, устанавливаемых по косвеннымданным. Судя по всему, рукопись Спасо-Ярославского хронографа, содержавшая«Слово», была обнаружена в первой половине 90-х годов XVIII века.Первым о находке уведомил читателей писатель и журналист П.А.Плавильщиков(1760-1812), издававший вместе с И.А.Крыловым журнал «Зритель». Приэтом Плавильщиков не указал прямо ни имени коллекционера, ни названияпамятника. Он упоминал некие «стихотворные поэмы» в честь князяЯрослава и его детей, сообщал о трудах «охотников до редкостей древностиотечественной», благодаря которым «Россия вскоре увидит… драгоценныеостатки» домонгольской литературы. В 1947 г. литературовед П.Н.Берковвысказал предположение о том, что Плавильщиков намекал именно на обнаружение«Слова». Скорее всего, автор публикации не видел самого текстапамятника.
Всередине 90-х годов XVIII в. в дар императрице Екатерине II (1729-1796) былаподнесена писарская копия, снятая с рукописи «Слова». Екатерина живоинтересовалась прошлым России, создавала сочинения на исторические темы, длянее и ранее снимались копии с древних рукописей. На подаренном ей списке«Слова» сохранились ее собственноручные пометы. После смертиимператрицы копия затерялась и вновь была введена в научный оборот через многодесятилетий.
Дваследующих, более конкретных упоминания об открытии Мусина-Пушкина принадлежатпоэту М.М.Хераскову (1733-1807) и писателю и историку Н.М.Карамзину (1766 — 1826). Херасков при опубликовании в 1797 г. второй редакции своей поэмы«Владимир» сообщил читателям об открытии древней поэмы. Сравниваябезымянного ее автора с Оссианом и Гомером, поэт, помимо самого упоминания встихотворном тексте, предложил сноску, где писал: «Недавно отысканарукопись под названием „Песнь о полку Игоря“, неизвестным писателемсочиненная, — кажется, за многие до нас веки, в ней упоминается Боян,российский песнопевец».
Осеньютого же 1797 г. на страницах выходившего в Гамбурге франкоязычного журнала«Spectateur du Nord» Карамзин под псевдонимом N.N. поведал о том, что«два года тому назад в наших архивах был обнаружен отрывок из поэмы»об Игоре. Писатель, как и было принято в конце XVIII — начале XIX вв., говорило «Песне воинам Игоря» в контексте оссианизма.
Вэто время еще только велась подготовка к первому изданию памятника. В переводе,комментировании и прочтении самой рукописи Мусину-Пушкину помогали двапрофессиональных архивиста — Н.Н.Бантыш-Каменский (1737 — 1814) иА.Ф.Малиновский (1762-1840). Эта работа была завершена к 1800 г. В ноябре — декабре 1800 г. вышло из печати первое издание «Слова». Памятник былнапечатан в Москве, в Сенатской типографии тиражом 1200 экземпляров. Книжкабыла названа издателями следующим образом: «Ироическая песнь о походе наполовцов удельнаго князя Новагорода — Северскаго Игоря Святославича, писаннаястаринным русским языком в исходе XII столетия с переложением на употребляемоеныне наречие». С этого момента начинается серьезное изучение памятника.Первое издание «Слова» положило также начало художественному освоениюэтого произведения в культуре и литературе нового времени. В настоящее времясохранившиеся экземпляры первого издания являются библиографической редкостью.Л.А.Дмитриев в своей книге «История первого издания „Слова о полкуИгореве“» (1960) учитывал шестьдесят экземпляров, известных на тотмомент. К концу 70-х годов XX века было известно 68 экземпляров книги, каждыйиз которых в свою очередь является предметом книговедческих исследований.
РукописьСпасо-Ярославского хронографа была навсегда утрачена спустя двенадцать летпосле осуществления первой публикации. Причиной этой драматической утраты сталпожар 1812 г., случившийся во время пребывания наполеоновской армии в Москве. Вдоме на Разгуляе погибло практически все собрание Мусина-Пушкина. Беда,постигшая коллекционера, переживалась им очень болезненно. Схожая участьожидала и ряд других библиотек Москвы. С весны 1812 г. собиратель, к томувремени уже пожилой человек, находился далеко от первопрестольной, в своемярославском имении Иломна. Незадолго до оставления Москвы неприятелю из деревнибыли присланы подводы для эвакуации барского имущества. Этих подвод явно нехватило бы для спасения всего собрания. Часть имущества была отправлена изМосквы. По странному стечению обстоятельств в отсутствие хозяина не былиэвакуированы рукописи, составлявшие действительную ценность для потомков исамого собирателя. Современным исследователям известны письма домоправителюШепягину, в которых супруги Мусины-Пушкины пеняют этому человеку нанерачительность к хозяйскому добру. Возможно, необразованный слуга по-своемутолковал ценность хозяйских сокровищ, отдав предпочтение предметам богатогоубранства, серебру и т.д.
Домна Разгуляе оказался на самом краю большого массива застройки города,подвергшегося опустошительному пожару. Неизвестно, было ли «Слово»уничтожено огнем или же подверглось разграблению и уничтожению солдатамиВеликой армии. Сам дом Мусина-Пушкина был впоследствии восстановлен. Потомкиграфа продали его городу, и во второй половине XIX века в его стенахрасполагалась гимназия. В настоящее время историческое здание надстроено наодин этаж, сохранился также один из флигелей.
Вначале XX в. внучка Мусина-Пушкина опубликовала свои воспоминания, в которыхпредложила семейную легенду, передающую возможную версию произошедшего наРазгуляе в 1812 г. Во многих домах Москвы перед вступлением противникавоздвигались ложные стены, призванные уберечь от чужих глаз барские ценности.Но о замурованных таким образом помещениях знали дворовые люди. В соответствиис легендой слуги Мусина-Пушкина бражничали с французскими солдатами и в ответна хвастовство собутыльников ружьями и амуницией решили доказать превосходствобарской оружейной коллекции. Так были вскрыты замурованные помещения, асодержимое тайников утрачено.
Несколькораз на протяжении двух столетий возникали слухи о находке нового списка«Слова», которые, к сожалению, не получали убедительногоподтверждения. Исчезновение рукописи, безусловно, затруднило исследованиепамятника, придав произведению ореол таинственности, заставляя исследователейопираться на косвенные данные и свидетельства современников.
Образыкнязей в «Слове о полку Игореве». Памятник дает богатейший материалпо истории Руси XI -XII вв. В яркой образной форме безымянный авторхарактеризует правителей многих земель и городов, своих современников и князей,живших много лет назад. В «Слове» упомянуто более четырех десятковкнязей и княгинь. Конечно, ведущее место принадлежит фигуре Игоря Святославича.Литературное произведение обессмертило имя этого князя. Один из удельныхправителей второй половины XII в. занял в памяти потомков место наряду с самымивыдающимися деятелями эпохи Древней Руси. Немалую роль в этом, безусловно,сыграли и последующие отклики на «Слово» в литературе и искусственового времени. Реальные военно-политические деяния и заслуги Игоря гораздоскромнее.
ИгорьСвятославич (христианское имя Георгий) — историческое лицо (вспомним, чтолитература средневековья почти не знала вымышленных персонажей). Новгород-северскийкнязь родился 2 апреля 1151 г. Он был сыном черниговского правителя СвятославаОльговича. Дед Игоря — известный князь-крамольник, родоначальник черниговскихОльговичей — Олег Святославич (в «Слове» назван Гориславичем), которыйбыл неизменным противником Владимира Мономаха. Вторая половина XII в. былавременем обостренного соперничества князей, периодом междоусобиц ираздробленности Руси. Новгород-северский князь участвовал в этих распрях, неотставал от своих соседей в желании укрепить свое положение, расширитьвладения. Он был женат на дочери могущественного Ярослава ВладимировичаГалицкого. Автор «Слова» дает тестю Игоря весьма лестнуюхарактеристику: " Галичкы Осмомысле Ярославе! Высоко седиши на своемъзлатокованнемъ столе, подпер горы угорскыи (венгерские, то есть Карпаты) своимижелезными плъки, заступивъ королеви путь, затворив Дунаю ворота, меча бремены(то есть тяжести чрезъ облакы, суды рядя до Дуная. Грозы твои по землямътекутъ, отворяеши Киеву врата". Столь силен по мысли создателя«Слова» этот правитель юго-западной Руси. За гиперболизированнойпередачей военной силы мудрого (отсюда, видимо, происходит прозвание«Осмомысл») князя, незыблемости его политического положения,поэтической характеристикой широты его юрисдикции и стратегического положенияземель, стоит реальная действительность той поры. Осмомысл умер в 1187 г.,автор же обращается к нему как к живому, что позволяет исследователямиспользовать эту дату как одну из возможных хронологических вех при датировкепамятника.
Послесмерти старшего брата (1180) Игорь стал держателем Новгород-Северской земли.Подобно деду, прибегавшему в междоусобицах к помощи половцев, Игорь в 1181 г. всоюзе с ханами Кончаком и Кобяком участвовал в борьбе князей на сторонеСвятослава Всеволодовича. Но когда в 1184 г. киевский князь организовал большойкоалиционный поход в степи, новгород-северский князь не присоединился к полкамСвятослава Всеволодовича, а пошел на половцев весной следующего года вокружении своих ближайших родственников. Поэтическим откликом на этоттрагический поход и явилось «Слово».
Опрометчиваяэкспедиция князей Ольговичей завершилась небывалым дотоле поражением русских ипленением всех князей, последовавших за Игорем. Знатные пленники — ВсеволодСвятославич Курский и Трубчевский (родной брат Игоря), Владимир ИгоревичПутивльский (сын Игоря), Святослав Ольгович Рыльский (племянник Игоря)достались разным ханам. Сам Игорь оказался в руках своего недавнего союзникаКончака. Судя по всему, еще в пору совместных походов с половецкими ханамиИгорь и Кончак решили поженить своих тогда еще малолетних детей. Так чтоинициатор похода в степи 1185 г. оказался в руках у своего свата. Простыедружинники практически все погибли в безводных степях. Поражение значительноослабило южные рубежи Руси, чем не преминули воспользоваться кочевники.
ПоходИгоря начался в апреле 1185 г. В его начале ничто не предвещало беды. Но 1 мая,когда полки Игоря уже углубились в степи, произошло солнечное затмение.Подобные астральные явления оценивались в древности с провиденциальных позиций,как предвестие беды, им придавалось символическое значение. Несмотря на уговорыдружинников вернуться, Игорь решает продолжить движение по вражеским землям.Желание славы «ему знамение заступи». В первом бою русичи одержалипобеду, захватили богатую добычу: «Съ зарания въ птокъ потопташа поганыяпълкы Половецкыя, и рассушась стрелами по полю, помчаша красныя девкыполовецкыя, а съ ними злато, и паволокы, и драгыя оксамиты (дорогиеткани)». Однако во второй битве на берегу Каялы (до настоящего времени несуществует единого мнения о местонахождении этой гибельной реки, не исключено,что под Каялой древний автор подразумевал некое нравственное понятие, местопокания, расплаты за прегрешения) в кровопролитной битве, длившейся три дня,Игоревы полки были наголову разбиты объединенными силами нескольких ханов.
Оказавшисьв плену у своего недавнего союзника и свата Кончака, Игорь пользовалсяотносительным почетом и свободой. Воспользовавшись этим, князь вскоре сумелбежать с помощью половца по имени Овлур. Автор «Слова» описываетприбытие беглеца в стольный город Киев, где новгород-северский неудачникнадеялся получить заступничество и помощь других князей.
Послесобытий 1185 г. Игорь Святославич прожил еще семнадцать лет. Но дальнейшая егосудьба уже не интересует создателя «Слова». Из летописей известно,что в 1198 г. Игорь стал Черниговским князем. Умер он в декабре 1202 г. Допервого появления монголо-татар, роковой для Руси и половцев битвы на Калкеоставалось чуть более двадцати лет.
СынИгоря Владимир, которому во время похода было всего четырнадцать лет, женился вплену на дочери влиятельного хана Кончака. Необычна в этом браке лишь самаситуация — свадьба пленника и дочери победителя. Вообще же династические бракирусских князей с половчанками к концу XII в. стали достаточно обыденнымявлением. По летописным сообщениям, юный Игоревич на следующий год послепоражения вернулся на Русь с женой и «дитятей».
ИгорьСвятославич не узнал о трагической судьбе трех других своих сыновей, которыеуже после смерти отца вступили в жестокую борьбу за обладание Галицкимиземлями. В 1211 г. Роман, Святослав, и Ростислав были схвачены и повешеныгалицкими боярами.
Безымянныйавтор изображает Игоря мужественным воином. И хотя князь не показан в бою(описана отвага в сражении его брата Всеволода Буй Тура), отчаянная храбростьгероя и всех Ольговичей неоднократно подчеркивается: «ХрабрыйСвятославич», «Олегово храброе гнездо», «храбрыйполк», «храбрые русичи». Даже в «золотом слове»Святослава Всеволодовича («Тогда великыи Святъслав изрони злато слово сслезами смешано»), где киевский князь укоряет Игоря за то, что тот свел нанет его усилия по борьбе со степью, содержится отчетливое признание отвагиучастников сепаратного похода: «Ваю храбрая сердца въ жестоцемъ харалузескована, а въ буести закалена». Великий князь призывает отомстить за раныИгоря. Симпатия автора к новгород-северскому князю, «иже истягну умъкрепостию своею и поостри сердца своего мужеством», безусловна. Не даром вроковые минуты затмения Игорь говорит своим воинам: «Луце жъ бы потятубыти, неже полонену быти… Хощу главу свою приложити, а либо испити шеломомДону». Особую роль в характеристике князя играет мотив братолюбия, нежнойпривязанности его ко Всеволоду. Младший брат тоже демонстрирует преданность илюбовь к инициатору похода: «Одинъ брат, один светъ светлый ты, Игорю, обаесве Святъславличя!».
Однакопоражение Игоря стало причиной новых набегов кочевников. Поэтому, наряду спризнанием отваги Ольговичей и их предводителя, автор «Слова»осуждает недальновидность Святославича. Жажда славы приводит героя кдраматическим переменам в судьбе. Князь пересел «из седла злата, а въседло кощиево» (рабское). По мысли автора, своим поступкомновгород-северский князь пробудил горе, беду и «коварство», которыеусыпил Святослав Киевский. Поражение Игоря — повод для поэтических раздумийавтора обо всей Русской земле, раздираемой распрями эпохи раздробленности(«И нача князи про малое „се великое“ млъвити, а сами на себекрамолу ковати»). В борьбе с половецкой угрозой необходимо объединениеусилий правителей всех земель.
Выражаютсвое отношение к опрометчивому поступку Игоря и представители окрестныхнародов. «Кают» русского князя «немцы, венедици, греци иморава». Сама природа словно бы противится намерениям князя, предупреждаетего. Так, опираясь на народно-поэтические традиции, создатель «Слова»показывает всю пагубность поступков Ольговичей. В результате поражения всеобъято печалью, тоска разливается по Русской земле, «въстона бо, братие, Киевътугою, а Черниговъ напастьми», «ничить трава жалощами, а древо стугою к земли преклонилось». Все изменяется, когда Игорь бежит из плена.На смену печали приходит радость («страны ради, гради весели»), асилы природы помогают недавнему узнику, Бог указывает беглецу путь домой.
Стольже контрастна и световая образность. Тьма солнечного затмения, черные тучиугрозы, мрак поражения («оба багряная стлъпа погасоста» — имеются ввиду два брата Святославича) сменяются в образном строе «Слова»светом в тот момент, когда Игорь оказывается на свободе: «Солнце светитсяна небесе, Игорь князь въ Русской земли». Финал произведения радостен. Всеприветствуют возвращение Святославича, который славится автором вместе состальными участниками похода.
Безусловно,одним из наиболее ярких образов «Слова», да и самым известным длячитателей, благодаря литературе и искусству XIX-XX вв., является Ярославна.Жена Игоря, дочь Ярослава Владимировича Осмомысла именуется в тексте поотчеству, как и жена Всеволода Буй Тура («красная Глебовна»). С концаXVIII в. считается, что имя Ярославны — Ефросинья. У Игоря Святославича былопятеро сыновей и дочь. Как уже отмечалось, три Игоревича погибли в начале XIIIв., пытаясь завладеть Галичем. События этой драмы становятся не совсем ясными иобъяснимыми, если принять точку зрения некоторых исследователей, полагающих,что Ярославна — вторая жена Игоря, а все дети князя — ее пасынки.
Образтоскующей по мужу Ярославны — одно из ярчайших поэтических достиженийбезымянного создателя «Слова». Им, по сути, открывается чередамногочисленных образов русских женщин в отечественной литературе и искусстве. ВЯрославне воплотился внесословный идеал женщины Древней Руси. В отличие откнягини Ольги, мудрой и преданной памяти мужа мстительницы (такой она предстаетперед читателем на страницах «Повести временных лет»), Ярославна — носительница лирического, женственного начала. Она воплощает в себе мир,любовь, семейные узы. Традиции средневекового искусства подразумевали особыйрелигиозно-аскетический взгляд на женщину и ее судьбу. В «Слове» же,напротив, торжествует народное начало, восходящее к фольклору. Так, авторобратился к особому жанру — плачу (плач русских жен, плач Ярославны).
Плачрусской княгини — весьма важный элемент поэтического строя памятника. Композиционноон предваряет рассказ о бегстве Игоря из половецкого плена. Ярославна,стенающая на высокой стене Путивля (город, которым владел ее сын Владимир,географически расположен ближе с половецкой степи), заклинает силы природы. Втроекратном обращении к ветру («О ветре, ветрило!»), Днепру («ОДнепре, Словутицю!») и солнцу («Светлое и тресветлое слънце!»)звучит и упрек («Чему, господине, мое веселие по ковылию развея?»), ипризыв о помощи («Взълелей, господине, мою ладу къ мне»). Природныестихии, словно бы отзываясь на мольбы Ярославны, начинают помогать Игорю,пережившему горечь поражения и раскаяние, в его стремлении вернуться на Русь.Всепобеждающая сила любви воплощена в плаче княгини, жалобы которойуподобляются крику кукушки, символизирующей тоскующую женщину. Печальный голосЯрославны летит над землей, он слышен на Дунае: «Полечу, — рече, — зегзицею по Дунаеви, омочу бебрян рукав въ Каяле реце, утру князю кровавыя егораны на жестоцемъ его теле».
СобытияИгорева похода описываются не только в «Слове», которое можноохарактеризовать как поэтический отклик на события 1185г. Гораздо болеетрадиционный способ передачи драматических происшествий похода можно увидеть вдревнерусских летописях. Повести на эту тему сохранились в составеЛаврентьевской (1377) и Ипатьевской (нач. XV в.) летописей. Эти большие сводыдонесли до нас повествования, созданные в XII в. в разных частях Руси. Поэтомулетописные рассказы отличаются как по своей форме, так и по оценкеслучившегося. В Лаврентьевской летописи читается повесть северо-восточногопроисхождения. Ее создатель не очень заботился об изысканности формы своегопроизведения. Его, прежде всего, интересовали сами события, ихпоследовательность. Кроме того, тут проявилось не сочувственное отношение ккнязьям из рода Ольговичей, а именно они оказались разбитыми в далекихполовецких степях. Южнорусский летописец, рассказ которого донесла до насИпатьевская летопись, напротив, оставил весьма подробное, искусно построенное,а главное, исполненное сочувствия к Игорю и его сподвижникам произведение.Именно летописные повести, созданные в XII в., стали важнейшим подспорьем визучении и комментировании текста «Слова».
«Слово»в силу своей уникальности занимает особое место в системе жанров литературыДревней Руси. Со всей наглядностью это можно заметить при сопоставлении спроизведениями одной темы — летописными повестями, рассказывающими о походеИгоря. Вообще весьма сложно однозначно определить жанр широко известногопроизведения XII в. Уже в самом тексте можно встретить достаточнопротиворечивые определения — «слово», «песнь»,«трудная повесть». «Словами» в Древней Руси называлиораторские произведения. В связи с этим немало внимания уделялось изучениюименно ораторских приемов, соотношения «Слова» с произведениямириторов домонгольского периода. Особенно детально исследовал эту сторону«Слова о полку Игореве» И.П.Еремин, относивший его к памятникамполитического красноречия. Большинство комментаторов переводят словосочетание«трудная повесть» как «воинская повесть» (иное, менеераспространенное прочтение — «печальная повесть»). Одним из ведущихжанров исторической книжности в Древней Руси была именно воинская повесть. Ейсвойственны свои приемы запечатления баталий и походов, и, прежде всего, — устойчивые формулы, традиционные словосочетания, при помощи которыхсредневековые авторы отражали суровую действительность частых вооруженныхстолкновений. Летописные повествования о походе Игоря — типичные воинскиеповести. Сложность заключена в том, что и в «Слове» можно встретитьнекоторые подобные топосы. Значит, при всей уникальности поэтического строяэтого произведения нельзя всецело отвергать его связь с традиционным жанромвоинской повести. Все сказанное объясняет, почему медиевисты, как правило,говорят о проблеме жанра «Слова».
Новедь в «Слове» присутствует и еще один компонент, еще болееосложняющий его жанровую природу. Это песня. Действительно, невозможно незаметить связи «Слова» с фольклором, эпической традицией. Да и как неучитывать значительный языческий элемент в произведении. Безымянный авторобращался к наследию легендарного певца Бояна («Боян бо вещий, аще комухотяше песнь творити…»), вступал с ним в своеобразную полемику,использовал солнечную символику, олицетворял силы природы и прибегал кустно-поэтическим приемам и символам. Важную роль тут играют образы дождя,грома и молний. А ведь сравнительно недавно центральное место в пантеонедревних русичей — язычников занимал бог громовержец Перун. Трудным и однозначноне разрешенным вопросом является проблема ритмической организации произведения.Но ритм письменного текста также несет на себе следы влияния устной поэзии.Возможно, всем этим устно-поэтическим компонентом объясняется своеобразнаяархаичность «Слова» на фоне иных текстов Киевской Руси.
Кемже был создатель «Слова»? Этим вопросом задавались многие поколенияученых. Многократно на протяжении двух столетий предпринимались попыткиустановить имя гениального автора. Большинство подобных гипотез не выдерживаетсерьезной критики. Правда, гипотетические атрибуции подчас высвечивают новыестороны материала, на которые прежде не обращалось столь пристального внимания.Одну из наиболее аргументированных атрибуций предложил во второй пол. XX в.академик Б.А.Рыбаков. Историк считал, что автором «Слова» был бояринПетр Бориславич, имевший непосредственное отношение к южнорусскому летописаниюXII в. В ряду иных гипотез эта — наиболее детально разработана в несколькихкнигах и статьях .
Какбы там ни было, при всей неоднозначности характеристики возможного автора«Слова», допустимо говорить о том, что безымянный создательпроизведения — современник описываемых событий. Он, помимо яркого поэтическогодарования, имел обширные познания в междукняжеских отношениях, ценил героику ивоинскую славу, хорошо разбирался в дружинном быте и нравах и, конечно,использовал в своем творчестве наследие эпических певцов прошлого.
Христианскиемотивы занимают в «Слове» достаточно скромное место, поэтому труднопредположить, чтобы создателем произведения, несущего в себе двоеверческиечерты, был человек духовного звания. Инок, безусловно, отказался бы от всего,что связано с языческим прошлым.
Однимиз дополнительных подтверждений подлинной древности «Слова» сталиисследования памятника на фоне мировой эпической традиции. Еще в XIX в. былиотмечены черты типологического сходства «Слова» с произведениямисредневекового эпоса разных народов. Прежде всего, текст «Слова»сопоставлялся с «Песней о Роланде», «Песней о Нибелунгах»,«Песней о моем Сиде». К интересным наблюдениям пришли японскиеслависты, обнаружившие ряд параллелей древнерусской поэмы и средневековогояпонского «Сказания о доме Тайра». Элементы двоеверия, декларированиепринципов дружинной (рыцарской) морали, внимание к астральным явлениям исимволам, особая роль лирической темы и, конечно, образ родной земли — все этопозволяет говорить об общности закономерностей литературного развития в периодраннего Средневековья.
Важнейшие этапы в изучении «Слова о полкуИгореве».
Задва столетия, прошедшие со дня первой публикации памятника в 1800 г., возниклаи успешно развивается особая отрасль гуманитарного знания, связанная сизучением «Слова». Множество вопросов поставило это произведениеперед медиевистами разных специальностей, заставив по-новому взглянуть накультуру Древней Руси. Среди тысяч работ, посвященных «Слову», немалоставших событием в истории отечественной науки. Далеко не все концепциивыдержали проверку временем, некоторые идеи и теории стали за эти годыпредметом острых дискуссий. Исчезновение самой рукописи, уникальность памятникастановились уже с начала XIX в. причиной появления скептических настроений. Нераз на протяжении двух веков истории изучения «Слова» отдельныеавторы подвергали сомнению древнюю подлинность этого произведения. В появлениискептических идей определенную роль сыграла и сама эпоха обретения памятника.Это время увлечения поэмами Оссиана, долгое время воспринимавшимися как записьподлинного древнешотландского эпического произведения. Переведенная на многиеевропейские языки (на русский язык в XVIII веке пер. поэт Е.И.Костров), эталитературная мистификация, принадлежавшая перу Джеймса Макферсона (1736-1796),покорила не только читателей, но и завладела умами литераторов, породиламножество подражаний. Уже в начале XIX в. была научно обоснована искусственностьэтой стилизации. Эпоха романтизма с ее увлечением средневековой культурой,мотивами таинственности добавляла сомнений. Торжествовала так называемая«скептическая школа» и в отечественной исторической науке первойтрети XIX в. Поэтому обоснование подлинности «Слова», обнаружениедокументальных, а подчас и косвенных свидетельств известности в Древней Русиего текста стало важным направлением в изучении памятника киево-черниговскойкнижности конца XII в.
Так,весьма важное открытие было сделано филологом и археографом К.Ф.Калайдовичем(1792-1832). В 1813 г. он обнаружил в рукописи Псковского Апостола 1307 г.,переписанной в стенах Пантелеймонова монастыря г. Пскова книжником Домидом,приписку, характеризующую события начала XIV в.: «При сих князех сеяшетсяи ростяше усобицами, гыняше жизнь наша, в князех которы и веци скоротишасячеловеком». Исследователь указал на сходство этой фразы с характеристикойкняжеских междоусобиц в «Слове»: «Тогда при Ользе Гориславичисеяшется и растяшет усобицами, погибашеть жизнь Даждьбожа внука, в княжихкрамолах веци человекомь скратишась». Эта приписка псковского монахасвидетельствует о его знакомстве с текстом «Слова».
Всередине 30-х годов XIX в. профессор Киевского университета Св. ВладимираМ.А.Максимович прочитал курс лекций, посвященный «Слову». В лекциях,публиковавшихся «Журналом министерства народного просвещения», и рядестатей, выходивших в последующие годы, исследователь сопоставлял древнийпамятник с народной и, прежде всего, украинской поэзией. В «Слове» онв отличие от скептиков видел «первообраз самобытной русской эпическойпоэзии и в духе, и в формах». Труды Максимовича знали и высоко ценилиА.С.Пушкин и Н.В.Гоголь.
Средизащитников подлинности «Слова» особое место принадлежит А.С.Пушкину.Поэт в 1836 г. написал статью «Песнь о полку Игореве» (при жизниавтора не печаталась), где он, в частности, пишет: «Некоторые писателиусомнились в подлинности древнего памятника нашей поэзии и возбудили жаркиевозражения». Поэт отстаивает подлинность «Слова», не находявозможных стилизаторов, подобных Макферсону, среди известных русских писателейXVIII в. («Кто из наших писателей в XVIII в. мог иметь на то довольноталанта?») Пушкин, судя по этой статье, готовился к осуществлению перевода«Слова». Он дает трактовку некоторых слов и выражений, комментируетотдельные фрагменты поэмы. Критик и литератор С.П.Шевырев (1806-1864)вспоминал: «Слово» Пушкин помнил от начала до конца наизусть иготовил ему объяснение. Оно было любимым предметом его последних разговоров".Отстаивал древность «Слова» поэт и в открытой дискуссии. Еще осенью1832 г. он посетил Московский университет, где вступил в полемику с главой«скептической школы» проф. М.Т.Каченовским (1775-1842), считавшим«Слово» позднейшей подделкой. (На протяжении нескольких последних летжизни Каченовский был ректором Московского университета.) Воспоминания о спореПушкина и Каченовского оставил писатель И.А.Гончаров (1812-1891), бывший в товремя студентом.
Важнойвехой явилась публикация в 1852 г. во «Временнике Общества истории идревностей российских» текста «Задонщины» — поэтической повестио победе на Куликовом поле русских войск под предводительством московскогокнязя Дмитрия Ивановича над полчищами хана Мамая (1380). Введение в научныйоборот этого произведения конца XIV — нач. XV вв., создававшегося сиспользованием образов и композиции «Слова», открыло новую страницу вистории изучения и комментирования памятника. Медиевисты получили возможностьсопоставительного изучения этих произведений, а также свидетельство знакомствакнижников Московской Руси с поэтическим откликом на события неудачного походаИгоря Святославича.
Черезнесколько лет историк и литературовед П.П.Пекарский (1827-1872) обнаружил средирукописей императрицы Екатерины II писарскую копию «Слова»,поднесенную ей А.И.Мусиным-Пушкиным. Долгое время копия считалась утерянной ине могла быть использована исследователями до 1864 г. После ее опубликованияпоявился новый важный элемент в системе доказательств древности исчезнувшего в1812 г. сборника. Пекарский первым стал сравнивать екатерининскую копию сизданием Мусина-Пушкина 1800 г.
Значительныйвклад в исследование «Слова» внесли такие выдающиеся ученые XIX в.,как представитель культурно-исторической школы литературоведения Н.С.Тихонравов(1832-1893), В.Ф.Миллер (1848-1913), А.А.Потебня (1835-1891). В конце 80-х гг.XIX в. появилось трехтомное фундаментальное исследование Е.В.Барсова(1836-1917). Значительная часть второго тома его исследования «Слово ополку Игореве» как художественный памятник Киевской дружинной Руси"посвящена толкованию так называемых «темных мест». Третий том сталпервым подробным словарем языка древнерусского памятника (доведен до буквы «м»).
Вконце XIX в. вновь зазвучали голоса скептиков. Так, французский славист ЛуиЛеже (1843-1923) опубликовал книгу «Russes et Slaves», в которойвысказал идею о зависимости «Слова» от «Задонщины».Исследователь при этом не исключал, что само «Слово» могло бытьсоздано в XIV-XV вв.
Черезнесколько десятилетий перед второй мировой войной французский славист АндреМазон (1881-1967) опубликовал свою книгу «Le Slovo de?Igor», кудавошли его работы 30-х гг. XX в. Исследователь отстаивал первичность«Задонщины» по отношению к «Слову». Мазон полагал, что«Слово» было создано в конце XVIII в. в окружении Мусина-Пушкина иявилось своеобразным откликом на причерноморскую политику Екатерины II.Суждения Мазона вызвали бурную научную полемику, развернувшуюся уже послевойны.
Вначале 60-х гг. XX в. с дальнейшим развитием идеи о первичности«Задонщины» выступил видный советский историк А.А.Зимин (1920-1980).Его доклад на заседании Сектора древнерусской литературы ИРЛИ АН СССР,сделанный в 1963 г., вызвал бурные споры и противодействия. В соответствии сего концепцией «Слово» было создано в 80-х гг. XVIII в. архимандритомСпасо-Преображенского монастыря Иоилем Быковским, который, будучи весьмаобразованным человеком, сумел создать высокохудожественную подделку. По мыслиисторика, источниками, которыми воспользовался Иоиль, стали известная ему«Задонщина», летописи и фольклорные произведения.
Вовторой половине XX в. особое значение для всестороннего изучения «Слова ополку Игореве» имели труды И.П.Еремина (1904-1963), Л.А.Дмитриева(1921-1993), В.П.Адриановой-Перетц (1888-1972), Д.С.Лихачева (1906-1999),Б.А.Рыбакова (1908-2002).
Своеобразнымитогом двухсотлетнего изучения памятника стала вышедшая в Петербурге в 1995 г.пятитомная Энциклопедия «Слова о полку Игореве», подготовленнаяучеными сектора древнерусской литературы ИРЛИ РАН (Пушкинский дом). Насегодняшний день это наиболее полное справочное издание, раскрывающеехудожественный мир «Игоревой песни».
Поэтическиепереложения «Слова». Вскоре после опубликования Мусиным-Пушкинымтекста «Слова» стали появляться его первые поэтические переводы илипереложения отдельных фрагментов памятника. Также «Слово» сталоисточником образов, мотивов и реминисценций. Первые попытки стихотворныхпереводов относятся уже к самому началу XIX в. (И.Серяков, А.Палицын,В.В.Капнист, И.И.Язвицкий, И.Левитский, Н.Ф.Белюстин, Н.В.Грамматин, И.И.Козлов,М.П.Загорский). Не все попытки поэтических обращений к «Слову» былиуспешными. Отдельные переложения давно забыты. Среди наиболее выдающихся переводовпервой четверти XIX в. особое место занимает замечательное переложениеВ.А.Жуковского (1783-1852). Поэт завершил свою работу в 1819 г., однакочитатели познакомились с его переложением только в 1882 г. Один из списковперевода дошел среди бумаг А.С.Пушкина с его пометами. Поэтому при публикации сначалавозникли сомнения относительно авторства Жуковского. Перевод ошибочноатрибутировали Пушкину. Жуковский впервые передал в своем поэтическомпереложении ритмическую основу древнего оригинала.
В1833 г. известный писатель А.Ф.Вельтман (1800-1870) предпринял издание«Слова», где предложил свое переложение древней поэмы. Здесьсочетался прозаический и ритмически организованный текст. Исследователи назвалитакой перевод «вольным». С переложением Вельтмана был знакомА.С.Пушкин.
Сиспользованием стихотворной техники, близкой народным песням, переложил древнийпамятник поэт и драматург Л.А.Мей (1822-1862). Его перевод, напечатанный в 1850г. журналом «Москвитянин», пользовался большой популярностью вовторой половине XIX в. Видный исследователь древнерусской литературыС.К.Шамбинаго (1871-1948), автор работы о художественных переложениях«Слова», относил перевод Мея к наиболее удачным.
Некоторыеиз поэтов XIX в. при создании своих переложений «Слова»экспериментировали со стихотворными размерами. Не всегда это способствовало адекватнойпередаче оригинала. Так, М.Д.Деларю (1811-1868) попытался придатьдревнерусскому памятнику античное звучание. Перевод был сделан«русским» гекзаметром, который автор счел «мерою, стольсвойственною строению и духу языка русского». Существенно переработалтекст древнего произведения Д.И.Минаев (1808-1876). Он предложил читателям в1846 г. своеобразный вольный отклик на «Слово». Медиевист И.П.Ереминсравнил перевод Минаева с романтической поэмой. На двенадцать песен разделилтекст «Слова» Н.В.Гербель (1827-1883), стремясь подобрать каждой изних свой стихотворный размер.
Четырегода работал над своим переводом А.Н.Майков (1821-1897). Поэт всестороннеизучал старину. Для передачи текста древнего памятника Майков обратился кпятистопному хорею. Его перевод, сделанный белыми стихами, высоко ценилисовременники. Так, И.А.Гончаров, познакомившийся с этим переложением еще в 1868г., то есть до опубликования полного текста петербургским журналом«Заря» в 1870 г., весьма лестно отозвался о труде Майкова в письме кИ.С.Тургеневу: «Перевод талантливый, поэтичный, так что поэма сделаетсяпопулярной книгой, а не археологической загадкой».
Нескольковесьма удачных переложений «Слова» было сделано разными поэтами в XXв. Находившийся в эмиграции известнейший поэт русского символизма К.Д.Бальмонт(1867-1942) в 1930 г. завершил свой перевод, который читатели в СССР впервыесмогли прочитать лишь в 1967 г. Мелодичный, богатый интонациями переводБальмонта был сделан четырехстопным хореем.
Примернов это же время обратился к «Слову» писатель и переводчик С.В.Шервинский(1892-1991). Автор стремился достаточно бережно подойти к ритмическому строюпамятника. Тонкий ценитель поэзии К.И.Чуковский полагал, что переводШервинского «более музыкальный» по сравнению с не менее известным всоветское время переводом Г.Шторма. Событием в литературной жизни сталоопубликование в 1946 г. на страницах журнала «Октябрь» перевода,осуществленного Н.А.Заболоцким (1903-1958). Поэт исходил в своей работе изпредположения о том, что безымянный автор XII в. «творилсинкретически», то есть был одновременно творцом, исполнителем имузыкантом. Поэтому Заболоцкий использовал различные ритмические приемы,добивался особого мелодизма стиха. Не только простые читатели, но и медиевисты,профессионально занимающиеся памятниками литературы Древней Руси, высокооценили этот перевод.
Кчислу лучших переложений древнего памятника, пришедших к читателю во второйполовине XX в., принадлежит перевод, выполненный И.Шкляревским (р.1938). Впервыеон был опубликован журналом «Октябрь» в 1980 г. По словам автора, онстремился передать «гул, которым наполнена древняя песня». Поэт сумелдобиться высокой точности в передаче оригинала. Его работа не раз отмечаласьакадемиком Д.С.Лихачевым.
Стихотворныепереводы «Слова» образуют самостоятельную страницу в истории русскойпоэзии. Но еще более многочисленны и разнообразны иные обращения писателейнового времени к мотивам и образам всемирно известного памятника. Реминисценции«Слова» сами по себе давно уже стали предметом изучения филологов.
Неменее грандиозное воздействие оказало «Слово» и на другие видыискусства. Вспомним хотя бы оперу А.П.Бородина (первая постановка-1890 г.), надкоторой композитор работал семнадцать лет. Известно, что идея создания оперы насюжет «Слова» принадлежала критику В.В.Стасову. Невозможноперечислить даже малую часть откликов на памятник в русском изобразительномискусстве. Самым широко известным живописным воплощением событий 1185 г.,конечно, стала картина В.М.Васнецова «После побоища ИгоряСвятославича»(1880). Герои «Слова» запечатлены на гравюрах И.Я.Билибина(1929) и В.А.Фаворского (1950-е гг.), исторических полотнах Н.К.Рериха,И.С.Глазунова, В.Назарука и др. Эскизы костюмов и декораций к опереА.П.Бородина выполняли К.А.Коровин и Н.К.Рерих. Среди многочисленных работиллюстраторов выделяются своей необычностью работы палешанина И.И.Голикова(1934 г.)
Список литературы
Дляподготовки данной работы были использованы материалы с сайта www.portal-slovo.ru/
www.ronl.ru
""
Пауткин А. А.
Средипроизведений древнерусской литературы «Слово о полку Игореве»занимает совершенно особое место. Его международная известность столь велика,что произведение средневекового автора можно отнести к своеобразным символамкультуры Киевской Руси. «Слово» переведено на многие языки мира,изучается представителями различных областей гуманитарного знания, вызвалоогромное число откликов в культуре нового времени. Несмотря на длительнуюисторию изучения, этот памятник до сих пор вызывает у исследователей немаловопросов, порождает научные споры, а подчас и скептические суждения. Многиесложные проблемы отпали бы, если бы наука и современные читатели располагалиподлинником рукописи «Слова». Трудно установить точную дату созданияэтого анонимного произведения. В медиевистике нет единого мнения по этомувопросу. Большинство авторитетных исследователей относят появление«Слова» в Киево-Черниговской Руси к периоду между 1185 г. и 90-мигг.XII в. Единственный список «Слова» был случайно обнаружен в концеXVIII в. в составе сборника, объединившего в себе части XVI и XVII вв. Такиеразновидности рукописей, собранные из тетрадей, переписанных в разное время,называются конволютами. Счастливая находка коллекционера А.И.Мусина-Пушкинастала эпохальным событием в истории накопления сведений о древней письменности,в процессе расширения круга литературных источников. Однако довольно скороценнейшая рукопись навсегда была утрачена во время пожара Москвы 1812 г.
Воснове произведения лежат реальные исторические события, происходившие весной1185 г., когда новгород-северский князь Игорь Святославич в окружении своихближайших родственников отправился в поход против половецких ханов.
Кэтому времени история русско-половецких отношений насчитывала уже многодесятилетий. Заселив северное Причерноморье, кочевники, относящиеся к группетюркских народов, с 60-х гг. XI в. стали совершать набеги на русские города.Угроза грабежей и разорения нависла над многими удельными княжествами. Русьнесла не только экономический урон. Половцы угоняли в неволю множество людей,проявляя при этом крайнюю жестокость. Постепенно набеги и опасное соседствоюжных земель Руси со степью превратились в повседневную реальность. Борьба скочевниками шла с переменным успехом. Некоторые князья прославились своимипобедами над половецкими ханами. Особыми заслугами в этой борьбе обладалВладимир Мономах (ум. в 1125 г), после побед которого половцы на долгие годыутратили способность к серьезному сопротивлению.
Снаступлением раздробленности русских земель половцы превратились в силу,которую стали использовать в междоусобной борьбе те или иные правители. Однимиз первых стал приглашать на Русь степняков Олег Святославич — дед главногогероя «Слова». Постепенно установилась практика создания временныхкоалиций, закрепляемых династическими браками русских князей и дочерейполовецких ханов. Половецкое общество не было единым. Каждый влиятельный ханвел самостоятельную политику в отношении Руси. Иногда в сражениях XII в.,происходивших между дружинами русских князей, половецкие воины моглиподдерживать представителей обеих сторон. К подобным действиям хановподталкивали как посулы богатой добычи, так и родственные связи с той или иной ветвьюкняжеского рода. Главными представителями половецкой знати в эпоху неудачногопохода Игоря были могущественные ханы Гзак и Кончак.
Открытие и опубликование «Слова о полкуИгореве». Судьба рукописи.
Втораяполовина XVIII века была временем возросшего интереса к российским древностям.Активно пополнялись собрания рукописей, актов, документов прошлого. Собираниераритетов стало даже своеобразной модой среди образованных дворян. Коллекциинекоторых «дилетантов» могли соперничать с государственными архивамиили библиотеками профессиональных ученых-историков. Одним из наиболее известныхсобирателей книжных сокровищ Древней Руси был граф Алексей ИвановичМусин-Пушкин (1744-1817).
Мусины-Пушкины- старинный дворянский род, возводивший своих предков к легендарному Ратше,дружиннику XIII в. Потомок Ратши в десятом колене стал в XV в. родоначальникомМусиных-Пушкиных (ср. стихотворные строки А.С.Пушкина: «Я просто Пушкин,не Мусин…» («Моя родословная», 1830). Особого возвышения предкисобирателя достигли в XVII в. Алексей Иванович — вельможа эпохи ЕкатериныВеликой, видный государственный деятель ее царствования. Он был весьмаобразованным, влиятельным и чрезвычайно богатым человеком. Мусин-Пушкин былженат на Екатерине Алексеевне Волконской (1754-1829). В молодости он состояладъютантом при фаворите императрицы Григории Орлове и сделал придворнуюкарьеру. Уже в 70-е годы XVIII в. проявил интерес к истории, искусству илитературе. Коллекционер древностей, историк-любитель, издатель памятников, онбыл действительным членом Российской Академии, президентом Академии художеств.Русский историк В.О.Ключевский назвал графа Мусина-Пушкина«антикварием-публицистом». Мусин-Пушкин был поклонником историкаВ.Н.Татищева, вокруг него объединялся «Кружок любителей отечественной истории»,куда входили Н.Н.Бантыш-Каменский, И.П.Елагин, А.Ф.Малиновский, И.Н.Болтин идр. Он не делал тайны из своего собрания. В его библиотеке работали многиеученые рубежа XVIII — XIX вв., в том числе и Н.М.Карамзин.
ИмяМусина-Пушкина вошло в историю культуры в связи с открытием и опубликованием«Слова о полку Игореве», однако именно им было осуществлено такжепервое издание «Русской Правды» и «Поучения» Владимира Мономаха.
Будучиобер-прокурором Святейшего Синода, коллекционер имел возможность инспектироватьмонастырские библиотеки. Многие архивные собрания находились в XVIII в. вплачевном состоянии. Через своих комиссионеров библиофил приобретал старинныерукописи. Он выкупил у наследников или получил в дар ряд известных собранийМосквы.
Почтидо самого конца XVIII в. Мусин-Пушкин проживал в Петербурге, на Мойке. Выйдя вотставку при Павле I, он перебрался в Москву, где купил большую городскуюусадьбу, состоявшую в Басманной части. Дом на Разгуляе (ныне старое зданиеМИСИ) стал тем местом, где были сконцентрированы несметные книжные сокровища.Здесь и суждено было впоследствии погибнуть вместе с другими рукописямиподлиннику «Слова о полку Игореве».
Вопросо том, как было обнаружено всемирно известное произведение, всегда оставалсясложным, запутанным. Сам коллекционер не любил распространяться о своихприобретениях и только незадолго до своей смерти, уже после московского пожара1812 г., уничтожившего рукопись «Слова», поведал, что приобрел ее узаштатного архимандрита Ярославского Спасо-Преображенского монастыря Иоиля(Быковского) (1726-1798).
Вцарствование Екатерины II было упразднено немало монастырей. В их число попалаи древняя Спасо-Преображенская обитель, место нахождения которой на берегувпадающей в Волгу реки Которосль оказалось теперь в самом центре историческойчасти Ярославля. На территории монастыря в XVIII в. действовала духовнаясеминария, ректором которой был Иоиль. После закрытия монастыря здесьобосновалось архиерейское подворье. Престарелому настоятелю упраздненногомонастыря Иоилю (Быковскому) было позволено доживать здесь свой век.Мусин-Пушкин сообщил, что именно у Иоиля, нуждавшегося в конце жизни всредствах, и была приобретена рукопись хронографа, содержавшая дотоленеизвестный уникальный памятник.
Времясамого обнаружения рукописи точно не известно. До сегодняшнего дня выдвигаютсяразличные версии, называются несколько дат, устанавливаемых по косвеннымданным. Судя по всему, рукопись Спасо-Ярославского хронографа, содержавшая«Слово», была обнаружена в первой половине 90-х годов XVIII века.Первым о находке уведомил читателей писатель и журналист П.А.Плавильщиков(1760-1812), издававший вместе с И.А.Крыловым журнал «Зритель». Приэтом Плавильщиков не указал прямо ни имени коллекционера, ни названияпамятника. Он упоминал некие «стихотворные поэмы» в честь князяЯрослава и его детей, сообщал о трудах «охотников до редкостей древностиотечественной», благодаря которым «Россия вскоре увидит… драгоценныеостатки» домонгольской литературы. В 1947 г. литературовед П.Н.Берковвысказал предположение о том, что Плавильщиков намекал именно на обнаружение«Слова». Скорее всего, автор публикации не видел самого текстапамятника.
Всередине 90-х годов XVIII в. в дар императрице Екатерине II (1729-1796) былаподнесена писарская копия, снятая с рукописи «Слова». Екатерина живоинтересовалась прошлым России, создавала сочинения на исторические темы, длянее и ранее снимались копии с древних рукописей. На подаренном ей списке«Слова» сохранились ее собственноручные пометы. После смертиимператрицы копия затерялась и вновь была введена в научный оборот через многодесятилетий.
Дваследующих, более конкретных упоминания об открытии Мусина-Пушкина принадлежатпоэту М.М.Хераскову (1733-1807) и писателю и историку Н.М.Карамзину (1766 — 1826). Херасков при опубликовании в 1797 г. второй редакции своей поэмы«Владимир» сообщил читателям об открытии древней поэмы. Сравниваябезымянного ее автора с Оссианом и Гомером, поэт, помимо самого упоминания встихотворном тексте, предложил сноску, где писал: «Недавно отысканарукопись под названием „Песнь о полку Игоря“, неизвестным писателемсочиненная, — кажется, за многие до нас веки, в ней упоминается Боян,российский песнопевец».
Осеньютого же 1797 г. на страницах выходившего в Гамбурге франкоязычного журнала«Spectateur du Nord» Карамзин под псевдонимом N.N. поведал о том, что«два года тому назад в наших архивах был обнаружен отрывок из поэмы»об Игоре. Писатель, как и было принято в конце XVIII — начале XIX вв., говорило «Песне воинам Игоря» в контексте оссианизма.
Вэто время еще только велась подготовка к первому изданию памятника. В переводе,комментировании и прочтении самой рукописи Мусину-Пушкину помогали двапрофессиональных архивиста — Н.Н.Бантыш-Каменский (1737 — 1814) иА.Ф.Малиновский (1762-1840). Эта работа была завершена к 1800 г. В ноябре — декабре 1800 г. вышло из печати первое издание «Слова». Памятник былнапечатан в Москве, в Сенатской типографии тиражом 1200 экземпляров. Книжкабыла названа издателями следующим образом: «Ироическая песнь о походе наполовцов удельнаго князя Новагорода — Северскаго Игоря Святославича, писаннаястаринным русским языком в исходе XII столетия с переложением на употребляемоеныне наречие». С этого момента начинается серьезное изучение памятника.Первое издание «Слова» положило также начало художественному освоениюэтого произведения в культуре и литературе нового времени. В настоящее времясохранившиеся экземпляры первого издания являются библиографической редкостью.Л.А.Дмитриев в своей книге «История первого издания „Слова о полкуИгореве“» (1960) учитывал шестьдесят экземпляров, известных на тотмомент. К концу 70-х годов XX века было известно 68 экземпляров книги, каждыйиз которых в свою очередь является предметом книговедческих исследований.
РукописьСпасо-Ярославского хронографа была навсегда утрачена спустя двенадцать летпосле осуществления первой публикации. Причиной этой драматической утраты сталпожар 1812 г., случившийся во время пребывания наполеоновской армии в Москве. Вдоме на Разгуляе погибло практически все собрание Мусина-Пушкина. Беда,постигшая коллекционера, переживалась им очень болезненно. Схожая участьожидала и ряд других библиотек Москвы. С весны 1812 г. собиратель, к томувремени уже пожилой человек, находился далеко от первопрестольной, в своемярославском имении Иломна. Незадолго до оставления Москвы неприятелю из деревнибыли присланы подводы для эвакуации барского имущества. Этих подвод явно нехватило бы для спасения всего собрания. Часть имущества была отправлена изМосквы. По странному стечению обстоятельств в отсутствие хозяина не былиэвакуированы рукописи, составлявшие действительную ценность для потомков исамого собирателя. Современным исследователям известны письма домоправителюШепягину, в которых супруги Мусины-Пушкины пеняют этому человеку нанерачительность к хозяйскому добру. Возможно, необразованный слуга по-своемутолковал ценность хозяйских сокровищ, отдав предпочтение предметам богатогоубранства, серебру и т.д.
Домна Разгуляе оказался на самом краю большого массива застройки города,подвергшегося опустошительному пожару. Неизвестно, было ли «Слово»уничтожено огнем или же подверглось разграблению и уничтожению солдатамиВеликой армии. Сам дом Мусина-Пушкина был впоследствии восстановлен. Потомкиграфа продали его городу, и во второй половине XIX века в его стенахрасполагалась гимназия. В настоящее время историческое здание надстроено наодин этаж, сохранился также один из флигелей.
Вначале XX в. внучка Мусина-Пушкина опубликовала свои воспоминания, в которыхпредложила семейную легенду, передающую возможную версию произошедшего наРазгуляе в 1812 г. Во многих домах Москвы перед вступлением противникавоздвигались ложные стены, призванные уберечь от чужих глаз барские ценности.Но о замурованных таким образом помещениях знали дворовые люди. В соответствиис легендой слуги Мусина-Пушкина бражничали с французскими солдатами и в ответна хвастовство собутыльников ружьями и амуницией решили доказать превосходствобарской оружейной коллекции. Так были вскрыты замурованные помещения, асодержимое тайников утрачено.
Несколькораз на протяжении двух столетий возникали слухи о находке нового списка«Слова», которые, к сожалению, не получали убедительногоподтверждения. Исчезновение рукописи, безусловно, затруднило исследованиепамятника, придав произведению ореол таинственности, заставляя исследователейопираться на косвенные данные и свидетельства современников.
Образыкнязей в «Слове о полку Игореве». Памятник дает богатейший материалпо истории Руси XI -XII вв. В яркой образной форме безымянный авторхарактеризует правителей многих земель и городов, своих современников и князей,живших много лет назад. В «Слове» упомянуто более четырех десятковкнязей и княгинь. Конечно, ведущее место принадлежит фигуре Игоря Святославича.Литературное произведение обессмертило имя этого князя. Один из удельныхправителей второй половины XII в. занял в памяти потомков место наряду с самымивыдающимися деятелями эпохи Древней Руси. Немалую роль в этом, безусловно,сыграли и последующие отклики на «Слово» в литературе и искусственового времени. Реальные военно-политические деяния и заслуги Игоря гораздоскромнее.
ИгорьСвятославич (христианское имя Георгий) — историческое лицо (вспомним, чтолитература средневековья почти не знала вымышленных персонажей). Новгород-северскийкнязь родился 2 апреля 1151 г. Он был сыном черниговского правителя СвятославаОльговича. Дед Игоря — известный князь-крамольник, родоначальник черниговскихОльговичей — Олег Святославич (в «Слове» назван Гориславичем), которыйбыл неизменным противником Владимира Мономаха. Вторая половина XII в. былавременем обостренного соперничества князей, периодом междоусобиц ираздробленности Руси. Новгород-северский князь участвовал в этих распрях, неотставал от своих соседей в желании укрепить свое положение, расширитьвладения. Он был женат на дочери могущественного Ярослава ВладимировичаГалицкого. Автор «Слова» дает тестю Игоря весьма лестнуюхарактеристику: " Галичкы Осмомысле Ярославе! Высоко седиши на своемъзлатокованнемъ столе, подпер горы угорскыи (венгерские, то есть Карпаты) своимижелезными плъки, заступивъ королеви путь, затворив Дунаю ворота, меча бремены(то есть тяжести чрезъ облакы, суды рядя до Дуная. Грозы твои по землямътекутъ, отворяеши Киеву врата". Столь силен по мысли создателя«Слова» этот правитель юго-западной Руси. За гиперболизированнойпередачей военной силы мудрого (отсюда, видимо, происходит прозвание«Осмомысл») князя, незыблемости его политического положения,поэтической характеристикой широты его юрисдикции и стратегического положенияземель, стоит реальная действительность той поры. Осмомысл умер в 1187 г.,автор же обращается к нему как к живому, что позволяет исследователямиспользовать эту дату как одну из возможных хронологических вех при датировкепамятника.
Послесмерти старшего брата (1180) Игорь стал держателем Новгород-Северской земли.Подобно деду, прибегавшему в междоусобицах к помощи половцев, Игорь в 1181 г. всоюзе с ханами Кончаком и Кобяком участвовал в борьбе князей на сторонеСвятослава Всеволодовича. Но когда в 1184 г. киевский князь организовал большойкоалиционный поход в степи, новгород-северский князь не присоединился к полкамСвятослава Всеволодовича, а пошел на половцев весной следующего года вокружении своих ближайших родственников. Поэтическим откликом на этоттрагический поход и явилось «Слово».
Опрометчиваяэкспедиция князей Ольговичей завершилась небывалым дотоле поражением русских ипленением всех князей, последовавших за Игорем. Знатные пленники — ВсеволодСвятославич Курский и Трубчевский (родной брат Игоря), Владимир ИгоревичПутивльский (сын Игоря), Святослав Ольгович Рыльский (племянник Игоря)достались разным ханам. Сам Игорь оказался в руках своего недавнего союзникаКончака. Судя по всему, еще в пору совместных походов с половецкими ханамиИгорь и Кончак решили поженить своих тогда еще малолетних детей. Так чтоинициатор похода в степи 1185 г. оказался в руках у своего свата. Простыедружинники практически все погибли в безводных степях. Поражение значительноослабило южные рубежи Руси, чем не преминули воспользоваться кочевники.
ПоходИгоря начался в апреле 1185 г. В его начале ничто не предвещало беды. Но 1 мая,когда полки Игоря уже углубились в степи, произошло солнечное затмение.Подобные астральные явления оценивались в древности с провиденциальных позиций,как предвестие беды, им придавалось символическое значение. Несмотря на уговорыдружинников вернуться, Игорь решает продолжить движение по вражеским землям.Желание славы «ему знамение заступи». В первом бою русичи одержалипобеду, захватили богатую добычу: «Съ зарания въ птокъ потопташа поганыяпълкы Половецкыя, и рассушась стрелами по полю, помчаша красныя девкыполовецкыя, а съ ними злато, и паволокы, и драгыя оксамиты (дорогиеткани)». Однако во второй битве на берегу Каялы (до настоящего времени несуществует единого мнения о местонахождении этой гибельной реки, не исключено,что под Каялой древний автор подразумевал некое нравственное понятие, местопокания, расплаты за прегрешения) в кровопролитной битве, длившейся три дня,Игоревы полки были наголову разбиты объединенными силами нескольких ханов.
Оказавшисьв плену у своего недавнего союзника и свата Кончака, Игорь пользовалсяотносительным почетом и свободой. Воспользовавшись этим, князь вскоре сумелбежать с помощью половца по имени Овлур. Автор «Слова» описываетприбытие беглеца в стольный город Киев, где новгород-северский неудачникнадеялся получить заступничество и помощь других князей.
Послесобытий 1185 г. Игорь Святославич прожил еще семнадцать лет. Но дальнейшая егосудьба уже не интересует создателя «Слова». Из летописей известно,что в 1198 г. Игорь стал Черниговским князем. Умер он в декабре 1202 г. Допервого появления монголо-татар, роковой для Руси и половцев битвы на Калкеоставалось чуть более двадцати лет.
СынИгоря Владимир, которому во время похода было всего четырнадцать лет, женился вплену на дочери влиятельного хана Кончака. Необычна в этом браке лишь самаситуация — свадьба пленника и дочери победителя. Вообще же династические бракирусских князей с половчанками к концу XII в. стали достаточно обыденнымявлением. По летописным сообщениям, юный Игоревич на следующий год послепоражения вернулся на Русь с женой и «дитятей».
ИгорьСвятославич не узнал о трагической судьбе трех других своих сыновей, которыеуже после смерти отца вступили в жестокую борьбу за обладание Галицкимиземлями. В 1211 г. Роман, Святослав, и Ростислав были схвачены и повешеныгалицкими боярами.
Безымянныйавтор изображает Игоря мужественным воином. И хотя князь не показан в бою(описана отвага в сражении его брата Всеволода Буй Тура), отчаянная храбростьгероя и всех Ольговичей неоднократно подчеркивается: «ХрабрыйСвятославич», «Олегово храброе гнездо», «храбрыйполк», «храбрые русичи». Даже в «золотом слове»Святослава Всеволодовича («Тогда великыи Святъслав изрони злато слово сслезами смешано»), где киевский князь укоряет Игоря за то, что тот свел нанет его усилия по борьбе со степью, содержится отчетливое признание отвагиучастников сепаратного похода: «Ваю храбрая сердца въ жестоцемъ харалузескована, а въ буести закалена». Великий князь призывает отомстить за раныИгоря. Симпатия автора к новгород-северскому князю, «иже истягну умъкрепостию своею и поостри сердца своего мужеством», безусловна. Не даром вроковые минуты затмения Игорь говорит своим воинам: «Луце жъ бы потятубыти, неже полонену быти… Хощу главу свою приложити, а либо испити шеломомДону». Особую роль в характеристике князя играет мотив братолюбия, нежнойпривязанности его ко Всеволоду. Младший брат тоже демонстрирует преданность илюбовь к инициатору похода: «Одинъ брат, один светъ светлый ты, Игорю, обаесве Святъславличя!».
Однакопоражение Игоря стало причиной новых набегов кочевников. Поэтому, наряду спризнанием отваги Ольговичей и их предводителя, автор «Слова»осуждает недальновидность Святославича. Жажда славы приводит героя кдраматическим переменам в судьбе. Князь пересел «из седла злата, а въседло кощиево» (рабское). По мысли автора, своим поступкомновгород-северский князь пробудил горе, беду и «коварство», которыеусыпил Святослав Киевский. Поражение Игоря — повод для поэтических раздумийавтора обо всей Русской земле, раздираемой распрями эпохи раздробленности(«И нача князи про малое „се великое“ млъвити, а сами на себекрамолу ковати»). В борьбе с половецкой угрозой необходимо объединениеусилий правителей всех земель.
Выражаютсвое отношение к опрометчивому поступку Игоря и представители окрестныхнародов. «Кают» русского князя «немцы, венедици, греци иморава». Сама природа словно бы противится намерениям князя, предупреждаетего. Так, опираясь на народно-поэтические традиции, создатель «Слова»показывает всю пагубность поступков Ольговичей. В результате поражения всеобъято печалью, тоска разливается по Русской земле, «въстона бо, братие, Киевътугою, а Черниговъ напастьми», «ничить трава жалощами, а древо стугою к земли преклонилось». Все изменяется, когда Игорь бежит из плена.На смену печали приходит радость («страны ради, гради весели»), асилы природы помогают недавнему узнику, Бог указывает беглецу путь домой.
Стольже контрастна и световая образность. Тьма солнечного затмения, черные тучиугрозы, мрак поражения («оба багряная стлъпа погасоста» — имеются ввиду два брата Святославича) сменяются в образном строе «Слова»светом в тот момент, когда Игорь оказывается на свободе: «Солнце светитсяна небесе, Игорь князь въ Русской земли». Финал произведения радостен. Всеприветствуют возвращение Святославича, который славится автором вместе состальными участниками похода.
Безусловно,одним из наиболее ярких образов «Слова», да и самым известным длячитателей, благодаря литературе и искусству XIX-XX вв., является Ярославна.Жена Игоря, дочь Ярослава Владимировича Осмомысла именуется в тексте поотчеству, как и жена Всеволода Буй Тура («красная Глебовна»). С концаXVIII в. считается, что имя Ярославны — Ефросинья. У Игоря Святославича былопятеро сыновей и дочь. Как уже отмечалось, три Игоревича погибли в начале XIIIв., пытаясь завладеть Галичем. События этой драмы становятся не совсем ясными иобъяснимыми, если принять точку зрения некоторых исследователей, полагающих,что Ярославна — вторая жена Игоря, а все дети князя — ее пасынки.
Образтоскующей по мужу Ярославны — одно из ярчайших поэтических достиженийбезымянного создателя «Слова». Им, по сути, открывается чередамногочисленных образов русских женщин в отечественной литературе и искусстве. ВЯрославне воплотился внесословный идеал женщины Древней Руси. В отличие откнягини Ольги, мудрой и преданной памяти мужа мстительницы (такой она предстаетперед читателем на страницах «Повести временных лет»), Ярославна — носительница лирического, женственного начала. Она воплощает в себе мир,любовь, семейные узы. Традиции средневекового искусства подразумевали особыйрелигиозно-аскетический взгляд на женщину и ее судьбу. В «Слове» же,напротив, торжествует народное начало, восходящее к фольклору. Так, авторобратился к особому жанру — плачу (плач русских жен, плач Ярославны).
Плачрусской княгини — весьма важный элемент поэтического строя памятника. Композиционноон предваряет рассказ о бегстве Игоря из половецкого плена. Ярославна,стенающая на высокой стене Путивля (город, которым владел ее сын Владимир,географически расположен ближе с половецкой степи), заклинает силы природы. Втроекратном обращении к ветру («О ветре, ветрило!»), Днепру («ОДнепре, Словутицю!») и солнцу («Светлое и тресветлое слънце!»)звучит и упрек («Чему, господине, мое веселие по ковылию развея?»), ипризыв о помощи («Взълелей, господине, мою ладу къ мне»). Природныестихии, словно бы отзываясь на мольбы Ярославны, начинают помогать Игорю,пережившему горечь поражения и раскаяние, в его стремлении вернуться на Русь.Всепобеждающая сила любви воплощена в плаче княгини, жалобы которойуподобляются крику кукушки, символизирующей тоскующую женщину. Печальный голосЯрославны летит над землей, он слышен на Дунае: «Полечу, — рече, — зегзицею по Дунаеви, омочу бебрян рукав въ Каяле реце, утру князю кровавыя егораны на жестоцемъ его теле».
СобытияИгорева похода описываются не только в «Слове», которое можноохарактеризовать как поэтический отклик на события 1185г. Гораздо болеетрадиционный способ передачи драматических происшествий похода можно увидеть вдревнерусских летописях. Повести на эту тему сохранились в составеЛаврентьевской (1377) и Ипатьевской (нач. XV в.) летописей. Эти большие сводыдонесли до нас повествования, созданные в XII в. в разных частях Руси. Поэтомулетописные рассказы отличаются как по своей форме, так и по оценкеслучившегося. В Лаврентьевской летописи читается повесть северо-восточногопроисхождения. Ее создатель не очень заботился об изысканности формы своегопроизведения. Его, прежде всего, интересовали сами события, ихпоследовательность. Кроме того, тут проявилось не сочувственное отношение ккнязьям из рода Ольговичей, а именно они оказались разбитыми в далекихполовецких степях. Южнорусский летописец, рассказ которого донесла до насИпатьевская летопись, напротив, оставил весьма подробное, искусно построенное,а главное, исполненное сочувствия к Игорю и его сподвижникам произведение.Именно летописные повести, созданные в XII в., стали важнейшим подспорьем визучении и комментировании текста «Слова».
«Слово»в силу своей уникальности занимает особое место в системе жанров литературыДревней Руси. Со всей наглядностью это можно заметить при сопоставлении спроизведениями одной темы — летописными повестями, рассказывающими о походеИгоря. Вообще весьма сложно однозначно определить жанр широко известногопроизведения XII в. Уже в самом тексте можно встретить достаточнопротиворечивые определения — «слово», «песнь»,«трудная повесть». «Словами» в Древней Руси называлиораторские произведения. В связи с этим немало внимания уделялось изучениюименно ораторских приемов, соотношения «Слова» с произведениямириторов домонгольского периода. Особенно детально исследовал эту сторону«Слова о полку Игореве» И.П.Еремин, относивший его к памятникамполитического красноречия. Большинство комментаторов переводят словосочетание«трудная повесть» как «воинская повесть» (иное, менеераспространенное прочтение — «печальная повесть»). Одним из ведущихжанров исторической книжности в Древней Руси была именно воинская повесть. Ейсвойственны свои приемы запечатления баталий и походов, и, прежде всего, — устойчивые формулы, традиционные словосочетания, при помощи которыхсредневековые авторы отражали суровую действительность частых вооруженныхстолкновений. Летописные повествования о походе Игоря — типичные воинскиеповести. Сложность заключена в том, что и в «Слове» можно встретитьнекоторые подобные топосы. Значит, при всей уникальности поэтического строяэтого произведения нельзя всецело отвергать его связь с традиционным жанромвоинской повести. Все сказанное объясняет, почему медиевисты, как правило,говорят о проблеме жанра «Слова».
Новедь в «Слове» присутствует и еще один компонент, еще болееосложняющий его жанровую природу. Это песня. Действительно, невозможно незаметить связи «Слова» с фольклором, эпической традицией. Да и как неучитывать значительный языческий элемент в произведении. Безымянный авторобращался к наследию легендарного певца Бояна («Боян бо вещий, аще комухотяше песнь творити…»), вступал с ним в своеобразную полемику,использовал солнечную символику, олицетворял силы природы и прибегал кустно-поэтическим приемам и символам. Важную роль тут играют образы дождя,грома и молний. А ведь сравнительно недавно центральное место в пантеонедревних русичей — язычников занимал бог громовержец Перун. Трудным и однозначноне разрешенным вопросом является проблема ритмической организации произведения.Но ритм письменного текста также несет на себе следы влияния устной поэзии.Возможно, всем этим устно-поэтическим компонентом объясняется своеобразнаяархаичность «Слова» на фоне иных текстов Киевской Руси.
Кемже был создатель «Слова»? Этим вопросом задавались многие поколенияученых. Многократно на протяжении двух столетий предпринимались попыткиустановить имя гениального автора. Большинство подобных гипотез не выдерживаетсерьезной критики. Правда, гипотетические атрибуции подчас высвечивают новыестороны материала, на которые прежде не обращалось столь пристального внимания.Одну из наиболее аргументированных атрибуций предложил во второй пол. XX в.академик Б.А.Рыбаков. Историк считал, что автором «Слова» был бояринПетр Бориславич, имевший непосредственное отношение к южнорусскому летописаниюXII в. В ряду иных гипотез эта — наиболее детально разработана в несколькихкнигах и статьях .
Какбы там ни было, при всей неоднозначности характеристики возможного автора«Слова», допустимо говорить о том, что безымянный создательпроизведения — современник описываемых событий. Он, помимо яркого поэтическогодарования, имел обширные познания в междукняжеских отношениях, ценил героику ивоинскую славу, хорошо разбирался в дружинном быте и нравах и, конечно,использовал в своем творчестве наследие эпических певцов прошлого.
Христианскиемотивы занимают в «Слове» достаточно скромное место, поэтому труднопредположить, чтобы создателем произведения, несущего в себе двоеверческиечерты, был человек духовного звания. Инок, безусловно, отказался бы от всего,что связано с языческим прошлым.
Однимиз дополнительных подтверждений подлинной древности «Слова» сталиисследования памятника на фоне мировой эпической традиции. Еще в XIX в. былиотмечены черты типологического сходства «Слова» с произведениямисредневекового эпоса разных народов. Прежде всего, текст «Слова»сопоставлялся с «Песней о Роланде», «Песней о Нибелунгах»,«Песней о моем Сиде». К интересным наблюдениям пришли японскиеслависты, обнаружившие ряд параллелей древнерусской поэмы и средневековогояпонского «Сказания о доме Тайра». Элементы двоеверия, декларированиепринципов дружинной (рыцарской) морали, внимание к астральным явлениям исимволам, особая роль лирической темы и, конечно, образ родной земли — все этопозволяет говорить об общности закономерностей литературного развития в периодраннего Средневековья.
Важнейшие этапы в изучении «Слова о полкуИгореве».
Задва столетия, прошедшие со дня первой публикации памятника в 1800 г., возниклаи успешно развивается особая отрасль гуманитарного знания, связанная сизучением «Слова». Множество вопросов поставило это произведениеперед медиевистами разных специальностей, заставив по-новому взглянуть накультуру Древней Руси. Среди тысяч работ, посвященных «Слову», немалоставших событием в истории отечественной науки. Далеко не все концепциивыдержали проверку временем, некоторые идеи и теории стали за эти годыпредметом острых дискуссий. Исчезновение самой рукописи, уникальность памятникастановились уже с начала XIX в. причиной появления скептических настроений. Нераз на протяжении двух веков истории изучения «Слова» отдельныеавторы подвергали сомнению древнюю подлинность этого произведения. В появлениискептических идей определенную роль сыграла и сама эпоха обретения памятника.Это время увлечения поэмами Оссиана, долгое время воспринимавшимися как записьподлинного древнешотландского эпического произведения. Переведенная на многиеевропейские языки (на русский язык в XVIII веке пер. поэт Е.И.Костров), эталитературная мистификация, принадлежавшая перу Джеймса Макферсона (1736-1796),покорила не только читателей, но и завладела умами литераторов, породиламножество подражаний. Уже в начале XIX в. была научно обоснована искусственностьэтой стилизации. Эпоха романтизма с ее увлечением средневековой культурой,мотивами таинственности добавляла сомнений. Торжествовала так называемая«скептическая школа» и в отечественной исторической науке первойтрети XIX в. Поэтому обоснование подлинности «Слова», обнаружениедокументальных, а подчас и косвенных свидетельств известности в Древней Русиего текста стало важным направлением в изучении памятника киево-черниговскойкнижности конца XII в.
Так,весьма важное открытие было сделано филологом и археографом К.Ф.Калайдовичем(1792-1832). В 1813 г. он обнаружил в рукописи Псковского Апостола 1307 г.,переписанной в стенах Пантелеймонова монастыря г. Пскова книжником Домидом,приписку, характеризующую события начала XIV в.: «При сих князех сеяшетсяи ростяше усобицами, гыняше жизнь наша, в князех которы и веци скоротишасячеловеком». Исследователь указал на сходство этой фразы с характеристикойкняжеских междоусобиц в «Слове»: «Тогда при Ользе Гориславичисеяшется и растяшет усобицами, погибашеть жизнь Даждьбожа внука, в княжихкрамолах веци человекомь скратишась». Эта приписка псковского монахасвидетельствует о его знакомстве с текстом «Слова».
Всередине 30-х годов XIX в. профессор Киевского университета Св. ВладимираМ.А.Максимович прочитал курс лекций, посвященный «Слову». В лекциях,публиковавшихся «Журналом министерства народного просвещения», и рядестатей, выходивших в последующие годы, исследователь сопоставлял древнийпамятник с народной и, прежде всего, украинской поэзией. В «Слове» онв отличие от скептиков видел «первообраз самобытной русской эпическойпоэзии и в духе, и в формах». Труды Максимовича знали и высоко ценилиА.С.Пушкин и Н.В.Гоголь.
Средизащитников подлинности «Слова» особое место принадлежит А.С.Пушкину.Поэт в 1836 г. написал статью «Песнь о полку Игореве» (при жизниавтора не печаталась), где он, в частности, пишет: «Некоторые писателиусомнились в подлинности древнего памятника нашей поэзии и возбудили жаркиевозражения». Поэт отстаивает подлинность «Слова», не находявозможных стилизаторов, подобных Макферсону, среди известных русских писателейXVIII в. («Кто из наших писателей в XVIII в. мог иметь на то довольноталанта?») Пушкин, судя по этой статье, готовился к осуществлению перевода«Слова». Он дает трактовку некоторых слов и выражений, комментируетотдельные фрагменты поэмы. Критик и литератор С.П.Шевырев (1806-1864)вспоминал: «Слово» Пушкин помнил от начала до конца наизусть иготовил ему объяснение. Оно было любимым предметом его последних разговоров".Отстаивал древность «Слова» поэт и в открытой дискуссии. Еще осенью1832 г. он посетил Московский университет, где вступил в полемику с главой«скептической школы» проф. М.Т.Каченовским (1775-1842), считавшим«Слово» позднейшей подделкой. (На протяжении нескольких последних летжизни Каченовский был ректором Московского университета.) Воспоминания о спореПушкина и Каченовского оставил писатель И.А.Гончаров (1812-1891), бывший в товремя студентом.
Важнойвехой явилась публикация в 1852 г. во «Временнике Общества истории идревностей российских» текста «Задонщины» — поэтической повестио победе на Куликовом поле русских войск под предводительством московскогокнязя Дмитрия Ивановича над полчищами хана Мамая (1380). Введение в научныйоборот этого произведения конца XIV — нач. XV вв., создававшегося сиспользованием образов и композиции «Слова», открыло новую страницу вистории изучения и комментирования памятника. Медиевисты получили возможностьсопоставительного изучения этих произведений, а также свидетельство знакомствакнижников Московской Руси с поэтическим откликом на события неудачного походаИгоря Святославича.
Черезнесколько лет историк и литературовед П.П.Пекарский (1827-1872) обнаружил средирукописей императрицы Екатерины II писарскую копию «Слова»,поднесенную ей А.И.Мусиным-Пушкиным. Долгое время копия считалась утерянной ине могла быть использована исследователями до 1864 г. После ее опубликованияпоявился новый важный элемент в системе доказательств древности исчезнувшего в1812 г. сборника. Пекарский первым стал сравнивать екатерининскую копию сизданием Мусина-Пушкина 1800 г.
Значительныйвклад в исследование «Слова» внесли такие выдающиеся ученые XIX в.,как представитель культурно-исторической школы литературоведения Н.С.Тихонравов(1832-1893), В.Ф.Миллер (1848-1913), А.А.Потебня (1835-1891). В конце 80-х гг.XIX в. появилось трехтомное фундаментальное исследование Е.В.Барсова(1836-1917). Значительная часть второго тома его исследования «Слово ополку Игореве» как художественный памятник Киевской дружинной Руси"посвящена толкованию так называемых «темных мест». Третий том сталпервым подробным словарем языка древнерусского памятника (доведен до буквы «м»).
Вконце XIX в. вновь зазвучали голоса скептиков. Так, французский славист ЛуиЛеже (1843-1923) опубликовал книгу «Russes et Slaves», в которойвысказал идею о зависимости «Слова» от «Задонщины».Исследователь при этом не исключал, что само «Слово» могло бытьсоздано в XIV-XV вв.
Черезнесколько десятилетий перед второй мировой войной французский славист АндреМазон (1881-1967) опубликовал свою книгу «Le Slovo de?Igor», кудавошли его работы 30-х гг. XX в. Исследователь отстаивал первичность«Задонщины» по отношению к «Слову». Мазон полагал, что«Слово» было создано в конце XVIII в. в окружении Мусина-Пушкина иявилось своеобразным откликом на причерноморскую политику Екатерины II.Суждения Мазона вызвали бурную научную полемику, развернувшуюся уже послевойны.
Вначале 60-х гг. XX в. с дальнейшим развитием идеи о первичности«Задонщины» выступил видный советский историк А.А.Зимин (1920-1980).Его доклад на заседании Сектора древнерусской литературы ИРЛИ АН СССР,сделанный в 1963 г., вызвал бурные споры и противодействия. В соответствии сего концепцией «Слово» было создано в 80-х гг. XVIII в. архимандритомСпасо-Преображенского монастыря Иоилем Быковским, который, будучи весьмаобразованным человеком, сумел создать высокохудожественную подделку. По мыслиисторика, источниками, которыми воспользовался Иоиль, стали известная ему«Задонщина», летописи и фольклорные произведения.
Вовторой половине XX в. особое значение для всестороннего изучения «Слова ополку Игореве» имели труды И.П.Еремина (1904-1963), Л.А.Дмитриева(1921-1993), В.П.Адриановой-Перетц (1888-1972), Д.С.Лихачева (1906-1999),Б.А.Рыбакова (1908-2002).
Своеобразнымитогом двухсотлетнего изучения памятника стала вышедшая в Петербурге в 1995 г.пятитомная Энциклопедия «Слова о полку Игореве», подготовленнаяучеными сектора древнерусской литературы ИРЛИ РАН (Пушкинский дом). Насегодняшний день это наиболее полное справочное издание, раскрывающеехудожественный мир «Игоревой песни».
Поэтическиепереложения «Слова». Вскоре после опубликования Мусиным-Пушкинымтекста «Слова» стали появляться его первые поэтические переводы илипереложения отдельных фрагментов памятника. Также «Слово» сталоисточником образов, мотивов и реминисценций. Первые попытки стихотворныхпереводов относятся уже к самому началу XIX в. (И.Серяков, А.Палицын,В.В.Капнист, И.И.Язвицкий, И.Левитский, Н.Ф.Белюстин, Н.В.Грамматин, И.И.Козлов,М.П.Загорский). Не все попытки поэтических обращений к «Слову» былиуспешными. Отдельные переложения давно забыты. Среди наиболее выдающихся переводовпервой четверти XIX в. особое место занимает замечательное переложениеВ.А.Жуковского (1783-1852). Поэт завершил свою работу в 1819 г., однакочитатели познакомились с его переложением только в 1882 г. Один из списковперевода дошел среди бумаг А.С.Пушкина с его пометами. Поэтому при публикации сначалавозникли сомнения относительно авторства Жуковского. Перевод ошибочноатрибутировали Пушкину. Жуковский впервые передал в своем поэтическомпереложении ритмическую основу древнего оригинала.
В1833 г. известный писатель А.Ф.Вельтман (1800-1870) предпринял издание«Слова», где предложил свое переложение древней поэмы. Здесьсочетался прозаический и ритмически организованный текст. Исследователи назвалитакой перевод «вольным». С переложением Вельтмана был знакомА.С.Пушкин.
Сиспользованием стихотворной техники, близкой народным песням, переложил древнийпамятник поэт и драматург Л.А.Мей (1822-1862). Его перевод, напечатанный в 1850г. журналом «Москвитянин», пользовался большой популярностью вовторой половине XIX в. Видный исследователь древнерусской литературыС.К.Шамбинаго (1871-1948), автор работы о художественных переложениях«Слова», относил перевод Мея к наиболее удачным.
Некоторыеиз поэтов XIX в. при создании своих переложений «Слова»экспериментировали со стихотворными размерами. Не всегда это способствовало адекватнойпередаче оригинала. Так, М.Д.Деларю (1811-1868) попытался придатьдревнерусскому памятнику античное звучание. Перевод был сделан«русским» гекзаметром, который автор счел «мерою, стольсвойственною строению и духу языка русского». Существенно переработалтекст древнего произведения Д.И.Минаев (1808-1876). Он предложил читателям в1846 г. своеобразный вольный отклик на «Слово». Медиевист И.П.Ереминсравнил перевод Минаева с романтической поэмой. На двенадцать песен разделилтекст «Слова» Н.В.Гербель (1827-1883), стремясь подобрать каждой изних свой стихотворный размер.
Четырегода работал над своим переводом А.Н.Майков (1821-1897). Поэт всестороннеизучал старину. Для передачи текста древнего памятника Майков обратился кпятистопному хорею. Его перевод, сделанный белыми стихами, высоко ценилисовременники. Так, И.А.Гончаров, познакомившийся с этим переложением еще в 1868г., то есть до опубликования полного текста петербургским журналом«Заря» в 1870 г., весьма лестно отозвался о труде Майкова в письме кИ.С.Тургеневу: «Перевод талантливый, поэтичный, так что поэма сделаетсяпопулярной книгой, а не археологической загадкой».
Нескольковесьма удачных переложений «Слова» было сделано разными поэтами в XXв. Находившийся в эмиграции известнейший поэт русского символизма К.Д.Бальмонт(1867-1942) в 1930 г. завершил свой перевод, который читатели в СССР впервыесмогли прочитать лишь в 1967 г. Мелодичный, богатый интонациями переводБальмонта был сделан четырехстопным хореем.
Примернов это же время обратился к «Слову» писатель и переводчик С.В.Шервинский(1892-1991). Автор стремился достаточно бережно подойти к ритмическому строюпамятника. Тонкий ценитель поэзии К.И.Чуковский полагал, что переводШервинского «более музыкальный» по сравнению с не менее известным всоветское время переводом Г.Шторма. Событием в литературной жизни сталоопубликование в 1946 г. на страницах журнала «Октябрь» перевода,осуществленного Н.А.Заболоцким (1903-1958). Поэт исходил в своей работе изпредположения о том, что безымянный автор XII в. «творилсинкретически», то есть был одновременно творцом, исполнителем имузыкантом. Поэтому Заболоцкий использовал различные ритмические приемы,добивался особого мелодизма стиха. Не только простые читатели, но и медиевисты,профессионально занимающиеся памятниками литературы Древней Руси, высокооценили этот перевод.
Кчислу лучших переложений древнего памятника, пришедших к читателю во второйполовине XX в., принадлежит перевод, выполненный И.Шкляревским (р.1938). Впервыеон был опубликован журналом «Октябрь» в 1980 г. По словам автора, онстремился передать «гул, которым наполнена древняя песня». Поэт сумелдобиться высокой точности в передаче оригинала. Его работа не раз отмечаласьакадемиком Д.С.Лихачевым.
Стихотворныепереводы «Слова» образуют самостоятельную страницу в истории русскойпоэзии. Но еще более многочисленны и разнообразны иные обращения писателейнового времени к мотивам и образам всемирно известного памятника. Реминисценции«Слова» сами по себе давно уже стали предметом изучения филологов.
Неменее грандиозное воздействие оказало «Слово» и на другие видыискусства. Вспомним хотя бы оперу А.П.Бородина (первая постановка-1890 г.), надкоторой композитор работал семнадцать лет. Известно, что идея создания оперы насюжет «Слова» принадлежала критику В.В.Стасову. Невозможноперечислить даже малую часть откликов на памятник в русском изобразительномискусстве. Самым широко известным живописным воплощением событий 1185 г.,конечно, стала картина В.М.Васнецова «После побоища ИгоряСвятославича»(1880). Герои «Слова» запечатлены на гравюрах И.Я.Билибина(1929) и В.А.Фаворского (1950-е гг.), исторических полотнах Н.К.Рериха,И.С.Глазунова, В.Назарука и др. Эскизы костюмов и декораций к опереА.П.Бородина выполняли К.А.Коровин и Н.К.Рерих. Среди многочисленных работиллюстраторов выделяются своей необычностью работы палешанина И.И.Голикова(1934 г.)
Список литературы
Дляподготовки данной работы были использованы материалы с сайта www.portal-slovo.ru/
www.ronl.ru
Смоленский Государственный Университет
Реферат на тему
Композиция «Слова о полку Игореве»
Смоленск 2007
Введение
Многим вся древнерусская литература известна только по одному произведению – «Слову о полку Игореве». Традиционны мнения о низком уровне культуры Древней Руси. Как заблуждаются скептики!
Величайшая патриотическая поэма Древней Руси посвящена страшному поражению, в котором впервые за всю русскую историю князь оказался плененным, а войско почти уничтоженным. Автор «Слова» смотрит в глаза действительности, обращается ко всем русским князьям, призывает их защитить Русскую землю, поэтому в «Слове» нет уныния. «Слово» лаконично, как обращения Игоря к дружине. Это зов перед боем. Поэма обращена к будущему, пронизана заботой об этом будущем. Победа – это конец битвы, поражение же для автора «Слова» – это только начало битвы. Поражение должно объединить русских.
Я выбрала тему «Композиция «Слова о полку Игореве» потому, что это один из самых ярких аспектов в анализе произведения. Особенность «Слова» состоит в том, что оно отличается сложным построением вопреки мнениям о несостоятельности древнерусской литературы. Целью моей работы является изучение структуры одного из величайших памятников литературы, выявление композиционных особенностей. Для этого я обращу внимание на общую характеристику композиции и рассмотрю главные элементы композиции: время и пространство и композиционные вставки.
При работе над рефератом я использовала работы Дмитрия Сергеевича Лихачева. Его исследования в области происхождения «Слова» и его месте в литературе Древней Руси дали мне не только материал для работы, но и новую интересную информацию о древнерусской литературе вообще. Также мне повезло познакомиться со статьями различных исследователей «Слова», объединенными в специальные сборники. Это было интересно, так как каждая статья была посвящена одному аспекту в рассмотрении произведения. При этом исследователи замечательно раскрывали тему, рассматривали проблему порой с неожиданных сторон.
Основная часть
1. Композиции «Слова о полку Игореве»: общая характеристика
В основе сюжета произведения – неудачный поход Игоря Святославича против половцев 1185 года, который он совершил в союзе с другими князьями. «Слово о полку Игореве» было написано почти сразу после возвращения князя Игоря из плена, поэтому автор не считает необходимым вдаваться в подробности, хорошо известные современникам. Начало «Слова» непосредственно не связано с описываемыми событиями, здесь помещены размышления автора: какую манеру повествования выбрать. Он отвергает манеру Бояна и решает придерживаться действительных событий.
Пусть начнется же песнь эта
по былинам нашего времени,
а не по замышлению Бояна.
Это – лирическое вступление, которое создает впечатление непосредственности, убеждает, что перед нами импровизация, свободная от скованности литературными традициями. Вступление к «Слову», в котором автор обращается к Бояну, кажется наибольшей странностью в произведении. Но подобные вступления к «словам», житиям или проповедям типичны для древнерусской литературы.
В экспозиции дается короткая характеристика Игоря и причины его похода в половецкие степи. Весь рассказ о походе Игоря выдержан в чертах характеристики Святославом: безрассудный Игорь идет в поход, несмотря на то, что поход с самого начала обречен на неудачу. Главной движущей силой является стремление к личной славе.
Завязку сюжета составляет рассказ о выступлении русских войск. «Тогда вступил Игорь-князь в золотое стремя и поехал по чистому полю» и повел он свои «храбрые полки на землю половецкую за землю Русскую». Сведения о том, откуда вышла дружина и по какому маршруту она двигалась, в произведении отсутствуют. В пути дружинники наблюдают различные природные явления, которые как бы предсказывают их судьбу.
Перипетии в произведении – это сражения русских войск с половцами. В первом сражении с половцами русские полки одержали победу.
Спозаранок в пятницу
потоптали они поганые полки половецкие
и, разлетевшись стрелами по полю,
помчали красных девушек половецких,
а с ними золото,
и паволоки,
и дорогие оксамиты.
Покрывалами,
и плащами,
и кожухами
стали мосты мостить по болотам
и по топким местам,
и всякими узорочьями половецкими.
Перед вторым сражением природа предвещает несчастье («в час ранний кровавые зори свет возвещают; черные тучи с моря идут»). Это сражение описано очень ярко, с достоверными деталями; создается ощущение, что автор сам в нем участвовал:
С раннего утра до вечера,
с вечера до света
летят стрелы каленые,
гремят сабли о шлемы,
трещат копья булатные
в поле незнаемом,
среди земли Половецкой.
Поражение войска князя Игоря является кульминацией сюжета «Слова». Оно приводит к тяжелым последствиям для Руси.
Очень важное место в «Слове» занимают композиционные вставки. Это сон Святослава, из которого князь узнает о поражении Игоря. Это «золотое слово» Святослава, в котором он призывает князей постоять за «землю Русскую», отомстить «за раны Игоревы», прекратить междоусобицы. «Золотое слово» Святослава занимает центральное место в произведении. Этим автор подчеркивает свою приверженность объединительной идее. Также важное место в композиции занимают «плач Ярославны» и «славы».
Побег Игоря из плена половецкого – развязка произведения. Князь возвращается на родную землю.
Русская литература уже с древнейших времен была пронизана высоким патриотизмом, интересом к общественно-важным темам, связью с народным творчеством. И композиция «Слова» полностью соответствует основной авторской идее – идее объединения Руси. Произведение лирично и эпично одновременно. Автор постоянно вмешивается в ход событий, прерывает самого себя восклицаниями, сравнивает прошлое с настоящим, призывает князей к активным действиям. И.П. Еремин писал: «Автор «Слова» заполняет собою все произведение от начала до конца. Голос его отчетливо слышен везде…»[1] Такие черты особенно характерны для литературы XII–XIII веков – для «Слова о погибели Русской земли», «Повести о разорении Рязани Батыем». Автор «Слова» обращается к князьям-современникам и в целом, и по отдельности. Через ораторские обращения и восклицания передается авторское отношение к событиям. Это – характерная черта древнерусской литературы, которая еще подвергалась сильному влиянию стихии устной речи. В «Слове» органически слиты фольклорные и книжные элементы. Больше всего книжные элементы сказываются в начале произведения. Как будто автор еще недостаточно оторвался от письменной традиции. Однако последние части «Слова», особенно «плач Ярославны», почти лишены характерных книжных элементов. Эта двойственность выразилась и в бинарности «Слова»: по мнению Лихачева, там не один, а, по крайней мере, два рассказчика; в произведении можно выделить два смысловых центра – вопрос / ответ, факт / обобщение.
«Слово» было с самого начала написано автором, хотя автор и «слышал» то, что писал, проверял на слух его ритм, звучание, обращался к своим читателям, как оратор к слушателям, а иногда и как собеседник[2]. Связь «Слова» с устной народной поэзией была отмечена еще Пушкиным, который в плане своей статьи по истории русской литературы поместил между летописями и «Словом» сказки, песни, пословицы. Как доказательство того, что автор «Слова» опирается и на известную русскую письменность XI–XII столетия, могут служить следы внимательного изучения автором древнерусской летописи, подлинной энциклопедии жизни древнерусского государства[3]. Письменное происхождение повлияло на построение произведения. В нем смешались различные приемы устного народного творчества, используются обращение от современности к прошлому, критические выражения и черты, характерные для стиля монументального историзма.
2. Время и пространство в «Слове»
Понятия о времени и пространстве в «Слове» связаны, прежде всего, с понятием стиля монументального историзма, которому принадлежат XI–XIII века в истории культуры Древней Руси. Стиль монументального историзма характеризуется взглядом на предметы с больших дистанций: пространственных и временных. Это стиль, в пределах которого все значимое предстает величественным. Стремясь к подобному эффекту, летописцы, авторы житий смотрят на мир как бы с большой высоты или с большого удаления.[4]
В этот период развито так называемое «панорамное зрение», акцент на огромность расстояний, сопряжение удаленных друг от друга географических пунктов.
В действие «Слова» втянуты широкие географические пространства. Половецкая степь, Дон, Черное и Азовское моря, Волга, Днепр, Дунай, Западная Двина, города Корсунь, Киев, Полоцк, Тмуторокань, Курск, Чернигов, Переяславль, Новгород, Белгород, Галич и др. Нет сомнения в том, что в поле зрения автора вся Русь. Примечательно, что автор не отделяет Русскую землю из окружающих ее народов, заставляет прислушаться к событиям немцев, греков, венецианцев, моравов. Непосредственно вовлечены в ход истории литовцы, половцы, ятвяги.
Автор видит Русь с идеальной высоты. Раздольность Русской земли подчеркивается одновременностью действия в разных ее концах: «девицы поют на Дунае, вьются голоса через море до Киева», «кони ржут за Сулою, звенит слава в Киеве». Такими же, как у него самого, обостренным слухом и зрением, способным прозревать пространство, наделяет автор своих героев. Широкое пространство действия объединено гиперболической быстротой передвижения в нем действующих лиц. Быстрота передвижения – это символ власти над пространством. Быстрота похода – символ овладения пространством. Той же грандиозностью отличается пейзаж в «Слове», всегда, тем не менее, конкретный, взятый в движении. Наблюдая Русскую землю с такой высоты, автор видит и слышит ее во всех деталях.
На другой день спозаранок
кровавые зори свет возвещают;
черные тучи с моря идут,
хотят прикрыть четыре солнца,
а в них трепещут синие молнии.
Еще одна особенность пространства в «Слове» – связь города с окружающим миром, «вынос» города за пределы самого города. Например, кольцо монастырей по горизонту за пределами Новгорода: Нередицкий, Михайло-Сковородский, Андрея на Ситке, Кириллов, Ковалевский, Волотовский и т. д.
Особое значение придавалось пространству и в быту. Победа над врагом – это обретение пространства. Напротив, поражение или пленение – это потеря пространства. Пленение – это, кроме того, разлука: разлучаются односельчане, братья, пленные разводятся в разные стороны[5]. Пространство находится в общем владении. Именно поэтому поражение – потеря пространства, связанное с разлукой, а победа – обретение, связанное с единением. Отсюда ясно, что призыв автора к единению князей особенно выразительно сочетается для своего времени с призывом к походу на половцев.
Еще одна черта, характерная для «Слова» как воплощения стиля монументального историзма, – это историческая дистанция во времени. Там, где в искусстве динамизм, там обычно вступает в силу и историческая тема, появляется обостренный интерес к истории. Движение в пространстве тесно связано с законами передвижения во времени[6]. Довольно четко устанавливается та «временная дистанция», которая нужна автору, чтобы опоэтизировать современность. Это – примерно век или чуть меньше. Автор привлекает русскую историю XI века. События XII века не годятся и не упоминаются. Олег Святославович и Всеслав Полоцкий, поединок Мстислава Тмутороканского и Редеди, певец Боян – все это XI век. История XII века, предшествующая походу Игоря, будто отсутствует в «Слове» – она не нужна эстетически. Представления об истории были представлениями своего времени, историческое время было скорее эпическим, а не летописным.
Были века Трояна,
минули годы Ярославовы;
были походы Олеговы,
Олега Святославовича.
Тот ведь Олег мечом крамолу ковал
и стрелы по земле сеял.
Историчность монументального стиля соединяется со стремлением утвердить вечность. Вечность не противоречит движению, это не неподвижность. Ведь библейские события историчны и вечны одновременно.
Таким образом, можно сделать следующий вывод: одной из самых ярких особенностей композиции «Слова о полку Игореве» являются время и пространство в произведении. Главная временная характеристика – нарушение хронологии. Автор свободно перемещается во времени от времен Бояновых до времен междоусобиц и походов на половцев. Главная пространственная характеристика – масштабность, «панорамное зрение» (как бы с высоты птичьего полета, как отмечал Лихачев). Это дало автору возможность включить в действие произведения огромные географические пространства, при этом не упустив ни одной детали. Эти аспекты оказали влияние на остальные композиционные элементы.
3. Композиционные вставки в «Слове»
Композиционные вставки в «Слове» составляют наибольший объем и имеют огромное значение. Они не только добавляют в произведение лирику, но и являются выражением авторской позиции. Это – авторско-исполнительское начало, дающее возможность лирически интерпретировать события, сопровождающее рассказ горестными размышлениями, лирическими восклицаниями и отступлениями, призывами объединиться и стать на защиту Русской земли. Также эти вставки обращают внимание на связь «Слова» с традициями устного народного творчества, на близость к народу (плачи и «славы»), на связь с мифологией (сон князя Святослава). Все это, несомненно, обогащает «Слово» и позволяет глубже проникнуть в его смысл, проследить взаимосвязь произведения с литературными процессами Древней Руси.
Главный процесс, отразившийся, в том числе и на композиции «Слова», – образование новых жанров в русской литературе XI–XII веках. По большей части эти жанры рождались на стыке фольклора и литературы. Возможно даже, что зарождение новых жанров происходит в устной форме, а потом уже закрепляется в литературе[7]. «Слово о полку Игореве» вышло из среды княжеских певцов, принадлежит к числу книжных отражений раннефеодального эпоса. Автор причисляет свое произведение к «трудным повестям», то есть к повествованиям о военных деяниях. Но наряду с рассказом о военных действиях мы находим в «Слове» сильное лирическое и публицистическое начало, без которых произведение потеряло бы свой истинный смысл.
3.1 Сцена солнечного затмения
Древнерусские авторы не стремятся описывать картины природы, изображать ее статические состояния, спокойные пейзажи. Природе уделяется внимание только тогда, когда она теснейшим образом связана с судьбой действующих лиц, когда она оказывает на них влияние, когда она проявляется в действии. Сцена солнечного затмения в «Слове» – один из тех немногих случаев в древнерусских произведениях, когда природа играет прямую роль, она включена в самый ход повествования.
Как известно, солнечные затмения воспринимались в старину как божьи знамения, сулящие добро или зло. Вполне естественно, что при виде такого знамения у средневекового человека невольно возникал вопрос: а что оно значит? Именно так отреагировал в первый момент и князь Игорь. За сообщением о солнечном затмении следует обращение Игоря к дружине. Принято считать, что это обращение является реакцией князя на затмение. Но пред нами девиз, типичный для воинского этикета средневековья, который обычно произносился перед походом или перед битвой:
О дружина моя и братья!
Лучше ведь убитым быть,
Чем плененным быть…
После этого автор «Слова» говорит: «Спала князю умъ похоти и жалость…», что обычно понимается как пояснение к речи князя Игоря. Сильное замешательство Игоря, вызванное затмением, само собой подразумевает вопрос от лица князя о смысле затмения. Но, во-первых, здесь произвольно нарушен порядок слов оригинала. Во-вторых, «жалость» не имело значения «жажда, страстное желание». В-третьих, при такой трактовке Игорь предстает противопоставляющим себя судьбе, пренебрегающим ради своего желания божьим знамением. Это противоречит не только реальным событиям, лежащим в основе «Слова», но и всему духу эпохи средневековья, которой принадлежит автор. Если Игорь, увидев затмение, не повернул назад, то это не значит, что он решил действовать наперекор судьбе. И здесь важно учитывать принципы христианской морали, которыми Игорь руководствуется[8] .
По существу не отступая в сцене солнечного затмения от действительности, автор «Слова» превратил конкретно-исторические факты в яркую драматическую картину. Она предопределяет общий тон повествования. И это закономерно, так как сцена солнечного затмения является составной частью вступления к «Слову».
После соединения со Всеволодом повествование продолжается: «Тогда въступи Игорь-князь въ златъ стремень и поЂха по чистому полю. Солнце ему тъмою путь заступаше, – нощь, стонущи ему грозою, птичь убуди». Здесь не дается повторного изображения затмения, оно лишь мельком упоминается как нечто уже известное (читатель знает о нем из вступления). Причем солнечное затмение упоминается сопоставительно с ночным.
Такова композиция начала «Слова». Будучи художественно совершенной, она не требует никаких поправок.
3.2 «Плачи» и «славы»
В «Слове» соединены два фольклорных жанра – «плачи» и «славы»: прославление князей с оплакиванием печальных событий. В самом произведении и «славы» и «плачи» упоминаются неоднократно. В других произведениях Древней Руси также можно заметить соединение этих жанров. Например, «Слово о погибели Русской земли» – это соединение «плача» о гибнущей Русской земле со «славой» ее могучему прошлому.
«Плачи» и «славы» автор «Слова» буквально приводит в произведении и им же больше всего следует в своем изложении. Они эмоционально противоположны. Это дает обширный диапазон чувств и настроений, который характерен для «Слова» и который отличает его от произведений устной народной словесности, где каждое произведение подчинено в основном одному жанру и настроению[9] .
«Плачи» автор упоминает не менее пяти раз: плач Ярославны, плач жен русских воинов, падших в походе Игоря, плач матери Ростислава, плачи имеются в виду, когда говорится о стонах Киева и Чернигова и всей Русской земли после похода Игоря. Дважды приведены и сами «плачи» – плач Ярославны и плач русских жен.
Близость «Слова» к плачам особенно видна в плаче Ярославны. С него начинается третья часть «Слова». Это важное звено в дальнейшем развитии сюжета, плач предваряет развязку – бегство Игоря из плена. Автор будто цитирует плач Ярославны – приводит его в большом отрывке или сочиняет его за Ярославну, но в форме, которая реально могла ей принадлежать. Плач Ярославны состоит из четырех обращений: К Каяле, к ветру, к Днепру и к солнцу. Каждое обращение Ярославны начинается со сходных слов.
Ярославна рано плачет
в Путивле на забрале, приговаривая:
«О ветер, ветрило!
Зачем, господин, веешь ты навстречу?.»
Во втором и третьем обращении последняя фраза заключает в себе конкретное предложение. В первом и последнем – некую конкретизацию ситуации[10]. Плач Ярославны – это голос живой, всепобеждающей любви. Он обращен не к людям, которые бессильны помочь ей, а к стихийным силам. Думая об участи мужа, Ярославна думает и о всех русских воинах, ушедших с ним. Любовь к Игорю неразрывно связана с любовью к Русской земле и ее защитникам. По глубине чувства, по художественной выразительности плач Ярославны не имеет себе равных во всей мировой литературе. И словно откликаясь на страстный призыв, природа приходит на помощь. Ветер отвечает Ярославне тем, что посылает смерчи, указывающие путь Игорю. Солнце посылает тьму. Днепр пробивает каменные горы и несет на себе Святославовы насады, предоставляя Игорю путь по Донцу. Неоднозначность пронизывает все уровни плача – вплоть до жанрового, где соединились традиции причитаний и языческих заклинаний.
Не менее активно участвуют в «Слове» песенные славы. С упоминания о славах, которые пел Боян, «Слово» начинается. Ее поют Святославу немцы, венидици, греки, морава. Слава звенит в Киеве, ее поют девицы на Дунае. Отдельные отрывки из слав как бы звучат в «Слове»: там, где автор говорит о Бояне, где слагает примерную песнь в честь похода Игоря. Славой Игорю, Всеволоду, Владимиру и дружине «Слово» заключается. Это заключение – обязательная часть любой речи торжественного типа, непременная в церковном красноречии. Это – речь не только агитационная, посвященная острой политической проблеме своего времени – обороне границ Русской земли, но одновременно и речь «похвальная», написанная во славу князей и дружины, борющихся «за христьяны на поганыя плъки».
Сказали Боян и Ходына,
Святославовы песнотворцы
старого времени Ярославова,
Олега-князя любимцы:
«Тяжко голове без плеч,
беда телу без головы» –
так и Русской земле без Игоря.
В рамках похвального «слова» автор дал замечательный анализ сложившейся в стране обстановки, показал, почему опасность со стороны «Поля» становится все серьезнее, придал своему рассказу о поражении Игоря на Каяле характер обобщающего примера, внушающего тревогу за будущее всей земли Русской, обрушился с критикой в адрес князей-современников, которые забыли о своем долге беречь Русь.
3.3 Сон князя Святослава
Вещие сны не редкость в средневековых памятниках литературы. В «Слове» сон – это раскрытие образа Святослава. Сон предвещает несчастье с людьми, зависевшими от князя. Это войско Игоря, потерпевшее поражение на Каяле. Поражение уже состоялось, но известие еще не дошло до Святослава: он узнает о нем затем от бояр. Святослав видит себя одариваемым подарками. К этим подаркам имеют отношение те, кто стал причиной несчастья. Святослава кто-то одевает черной паполомою и угощает синим вином. На него сыпят жемчуг, символ слез, из колчанов «поганых толковин» – союзных Игорю ковуев, которые первые бежали в битве и из-за которых Игорь попал в плен.
Тягостный сон Святослава считается одним из важных и поэтических в общей художественной структуре мест «Слова о полку Игореве». Сон делится на две неравные части. Первая из них относится к самому Святославу.
«Этой ночью с вечера одевают меня, – говорит, –
черным покрывалом
на кровати тисовой;
черпают мне синее вино,
с горем смешанное;
сыплют мне из пустых колчанов поганых иноземцев
крупный жемчуг на грудь
и нежат меня.
Уже доски без князька
в моем тереме златоверхом…»
Вторая имеет в виду зловещее явление природы, усиливающее мрачное впечатление от сна в целом.
«…Всю ночь с вечера
серые вороны каркают у Плесеньска,
в предградье стоял лес Кияни,
понесли меня вороны к синему морю».
Из двух частей первая не возбуждает сомнений, поэтому все усилия исследователей направлялись преимущественно на истолкование второй части, начиная с вороньего грая у Плесеньска[11]. Однако и в первой части сна есть немало подробностей, которые были обделены вниманием, потому что казались понятными или вполне разъясненными.
Святослав, рассказывая, что ему виделось, перечисляет зловещие приметы. И главную трудность для исследователей составила следующая строка текста: «Уже доски без князька в моем тереме златоверхом…». «Князек» в древнерусском варианте – «кнес». По-видимому, эта подробность должна была стать решающей в некой связной системе зловещих предвещаний. Но почему в эту строку вложен решающий смысл?
Вопрос о том, «верхнюю перекладину» («князя») или какую-либо другую часть Святославова терема нужно понимать под «кнесом», изредка поднимался в исследованиях, пояснения по этому поводу были краткими и однообразными. Истолкование сна Святослава продвигалось медленно, тем более, что в нем были и другие загадки, привлекавшие куда больше внимания.
В попытках объяснения «кнеса» можно встретиться, прежде всего, с книжными, лексическими параллелями к нему, подбираемыми из разных языков. Но данные поиски не увенчались успехом. Между тем, указание на «доски без кнеса» не случайная деталь, она должна быть связана с другими подробностями сна. Во множестве «вещих снов» в древней письменности не встретилось одновременно несколько из тех примет, о которых идет речь в «Слове о полку Игореве». Были сделаны многократные попытки привлечь параллели из народной поэзии – великорусской, белорусской, украинской, сербской, болгарской и т.д.
В новейшей литературе о «Слове о полку Игореве» вопрос о «кнесе» считается решенным – большинство объяснений и переводов отождествляет его с «князьком», реже с «коньком». Эти объяснения основываются, прежде всего, на наблюдениях над живыми народными говорами. И здесь можно выявить значение «князька». Выражение «перерубить конек» означает, что живущее в том доме семейство подверглось изгнанию, и видеть во сне, что конек перерублен или сломался сам, значит, что смерть или другое великое несчастье должны постигнуть главу того дома[12] .
То, что Святослав видит во сне исчезновение «кнеса» со своего терема, вполне естественно и окончательно разъясняет ему смысл всех предшествующих примет, которые оставляли, может быть, тень надежды. Но «кнеса» нет, и сомнений не остается: Святославу грозит гибель. Поэтому и дальнейшие видения сна Святослава не относятся более к нему самому, а дают широкие картины общего несчастия и возможной гибели. Все тонко рассчитано автором, но сон написан, как и все «Слово о полку Игореве», лаконично. Это и создает препятствия для его полного истолкования, но одновременно служит свидетельством выдающихся художественных совершенств.
3.4 «Золотое слово» Святослава
Образ Святослава раскрывается также и в его «золотом слове». Это одно из девяти мест в «Слове», где реализуется прямая речь.
«Злато слово» князя Святослава в начальной своей части находит себе относительно близкую параллель в летописном рассказе. Но литературный характер слова не подлежит сомнению уже потому, что летописная речь Святослава производит впечатление литературной переработки действительно сказанных Святославом слов. Отчетливо заметен след попытки летописца показать Святослава в характерном для «Слова» образе не только старца, оплакивающего приключившуюся с его «сыновьями» беду, но и политического патриарха Русской земли вопреки исторической правде[13] .
«Золотое слово» Святослава может послужить примером «вольного» перехода прямой речи в речь «автора», что было типично для памятников художественной ораторской прозы. Здесь «автор» систематически перебивает речь своего героя, то отбирая у него «злато слово», то возвращая назад. Вот почему попытка ряда исследователей «Слова о полку игореве» точно указать, где заканчивается «золотое слово», представляется бесплодной.
Заслуживает внимания тот факт, что только в «золотом слове» князя Святослава мы встречаем упрек в адрес Игоря и Всеволода – упрек, за которым, однако, чувствуется теплая симпатия к этим князьям и глубокое уважение к их мужеству. Святослав упрекает их только в неудаче. Причину неудачи Святослав видит в том, что Игорь и Всеволод слишком рано выступили в поход:
О дети мои, Игорь и Всеволод!
Рано начали вы Половецкой земле
мечами обиду творит,
а себе славы искать.
Этот упрек вполне соответствует исторической действительности. Дальнейший упрек в похвальбе уже вызывает сомнения:
Но сказали вы: «Помужествуем сами:
Прошлую славу себе похитим,
А будущую сами поделим!»
Фраза может относиться и к Игорю и к Всеволоду, а может относиться и к тем князьям, которые от участия в борьбе уклоняются и храбры только на словах. Последнее обвинение Святослава относится к остальным князьям: «Но вот зло – князья мне не помогают».
«Золотое слово» князя Святослава – это выражение объединительной идеи всего произведения. Оно занимает центральное место в композиции. «Злато слово» является примером замечательной художественности ораторского искусства, а также удивительным по своей патриотической силе лирическим излиянием не только действующего лица – князя Святослава, но и автора «Слова о полку Игореве».
Заключение
Безусловно, моя работа – лишь попытка прикоснуться к великому наследию древнерусской литературы. К сожалению, курс школьной программы предусматривает только поверхностное знакомство со «Словом о полку Игореве» и другими произведениями Древней Руси. Я рада, что в университете нам была предоставлена возможность ближе познакомиться с литературным наследием.
Я окунулась в мир исследований по «Слову о полку Игореве» и сделала это в меру своих возможностей. В процессе работы над рефератом я поняла, что древнерусская литература представляет собой прекрасную основу для изучений. И привлекает она не только своей древностью, но и уникальностью в художественном плане. Идейная глубина и художественное совершенство «Слова о полку Игореве» становятся особенно ясными при сопоставлении с современными ему памятниками древнерусского искусства. Все это свидетельствует о том, какой высоты достигло культурное развитие русского народа и его национальное самосознание в первые два столетия исторической жизни древнерусского государства. «Слово» по своим идейным и художественным качествам не только не уступает лучшим произведениям литературы всех времен и народов, но большинство из них даже превосходит.
Почему существует более десятка переводов «Слова» и они продолжают появляться? Почему во многих российских семьях существует «культ» «Слова»? почему 1985 год был объявлен ЮНЕСКО годом «Слова о полку Игореве»? Потому что «Слово» – уникальное произведение, и для меня это уже не пустые слова, которым в школе не придавалось особенного значения.
Список литературы
1. Водовозов Н.В. История древней русской литературы – Москва: Государственное учебно-педагогическое издательство Министерства просвещения РСФСР. – 1962.
2. Еремин И.П. Лекции и статьи по истории Древней русской литературы – Ленинград: Издательство Ленинградского Университета. – 1987.
3. Лихачев Д.С. «Слово о полку Игореве» и культура его времени – Ленинград: Художественная литература. – 1978.
4. Лихачев Д.С. «Слово о полку Игореве». Историко-литературный очерк – Москва: просвещение. – 1976.
5. Лихачев Д.С. Великое наследие: классические произведения литературы Древней Руси – Москва – 1975.
6. «Слово о полку игореве». Сборник статей – Москва, Ленинград: Издательство АН СССР. -1950.
7. Исследования «Слова о полку Игореве» – Ленинград: Наука. – 1986.
[1] Лихачев Д.С. «Слово о полку Игореве» и культура его времени – Ленинград: Художественная литература. – 1978, с.9.
[2] Лихачев Д.С. «Слово о полку Игореве»//Великое наследие: классические произведения литературы Древней Руси – Москва – 1975, с.149.
[3] «Слово о полку Игореве»// Водовозов Н.В. История древней русской литературы – М: Государственное учебно-педагогическое издательство Министерства просвещения РСРФСР – 1962, с.92.
[4] Лихачев Д.С. «Слово о полку Игореве» и культура его времени – Ленинград: Художественная литература. – 1978, с.41.
[5] Лихачев Д.С. «Слово о полку Игореве» и культура его времени – Ленинград: Художественная литература. – 1978, с.51.
[6] Лихачев Д.С. «Слово о полку Игореве» и культура его времени – Ленинград: Художественная литература. – 1978, с.53.
[7] Лихачев Д.С. «Слово о полку Игореве» и культура его времени – Ленинград: Художественная литература. – 1978, с.17.
[8] Медведев В.В. Сцена солнечного затмения в «Слове о полку Игореве»//Исследования «Слова о полку Игореве» — Ленинград: Наука. – 1986, с. 75.
[9] Лихачев Д.С. «Слово о полку Игореве» и культура его времени – Ленинград: Художественная литература. – 1978, с.22.
[10] Лихачев Д.С.Предположение о диалогическом строении «Слова о полку Игореве»// Исследования «Слова о полку Игореве» — Ленинград: Наука. – 1986, с. 21.
[11] Алексеев М.П. К «Сну Святослава» в «Слове о полку игореве»// «Слово о полку игореве». Сборник статей – Москва, Ленинград: Издательство АН СССР. -1950, с. 226.
[12] Алексеев М.П. К «Сну Святослава» в «Слове о полку игореве»// «Слово о полку игореве». Сборник статей – Москва, Ленинград: Издательство АН СССР. -1950, с. 246.
[13] Еремин И.П. «Слово о полку Игореве» как памятник политического красноречия//«Слово о полку игореве». Сборник статей – Москва, Ленинград: Издательство АН СССР. -1950, с. 246.
www.ronl.ru
Дружба без границ
«Слово о полку Игореве» в славянских переводах
Котовой Виолетты,
Школа № 132, 11 класс.
Научный руководитель:
Шошкина Лидия Ивановна,
учитель польского языка.
План работы 1. Введение.
2. «Слово о полку Игореве» как переводческая проблема:
- «Слово» - слово, повесть или песнь?
- Нужно ли переводить «Слово»?
3. Славянские переводы «Слова о полку Игореве»:
- польские переводы;
- болгарские переводы.
- дословный перевод отрывка из «Слова о полку Игореве» (Плач Ярославны) с древнерусского на современный русский, опираясь на проделанный анализ «Слова».
4. Заключение.
^ Цель данной работы – обзор славянских переводов «Слова о полку Игореве» XIX- XX веков.
В связи с этой целью ставятся следующие задачи:
- дать жанровую характеристику «Слова»;
- рассмотреть «Слово» как переводческую проблему;
- проанализировать переводы «Слова» на славянских языках, в частности польские и болгарские переводы.
^ Актуальность данной работы заключается в том, что интерес литературоведов к этому памятнику русской литературы достаточно стабилен. Многочисленные издания «Слова» на славянских языках свидетельствуют об этом.
^ Новизна работы заключается в том, что в нашей работе проанализированы переводы, которые могут пролить свет на «темные» места в тексте «Слова». Работа является обзорной.
^ Источником работы является «Слово о полку Игореве».
Теоретической базой являются работы Э. Я. Гребневой, В. П. Гудкова, Г. В. Ковалевой, М. А. Леонидовой.
Работа демонстрирует, какие уникальные знания в области сравнительной лингвистики можно получить на примере переводов памятника древнерусской литературы «Слово о полку Игореве» на все славянские языки.
На данный момент существует
- 4 чешских перевода XIX в., - 7 чехословацких переводов XX в.,
- 5 польских переводов XIX и 8 переводов XX вв.,
- 4 болгарских перевода XIX и 6 переводов XX вв.,
- 6 сербских переводов XI
- 8 сербскохорватских переводов XX в.
Дело в том, что все эти языки в большей мере, нежели современный русский, сохранили черты и явления, свойственные языку былого общеславянского единства в области фонетики, грамматического строя и особенно в лексике, что делает их более близкими к языку древнерусскому, то есть ко времени создания «Слова о полку Игореве» (XII в.). Именно на этой близости и основано в данной работе разъяснение многих непонятных мест.
Так, например, в произведении говорится, что поход свой Игорь начинал при наступлении затмения солнца, а птицы мечутся от приближения грозы. Это же противоречие! На самом деле ничего странного нет, если учесть, что слово «гроза» обозначало не только погодное явление, но также имело значение ужаса, беды. То же самое можно сказать и о слове «ночь», которая в «Слове» птиц возмутила. В данном случае ночь – это тьма, темень.
Большое количество славянских переводов «Слова» позволяет сопоставлять понимание отдельных выражений и выявить, какие места текста считать «темными», то есть неправильно понятыми, ведь то, что не так понято на русском, может быть совершенно ясно на любом другом славянском языке.
Вот такова концепция анализа языка «Слова» - сопоставление с другими родственными языками.
«Слово о полку Игореве» - слово, повесть или песнь? Все эти три понятия рассматриваются как обозначение жанра произведения. Так, Славомир Вольман в своей работе «Слово о полку Игореве как художественное произведение» пишет: «Анонимный автор понимал, что такое художественная форма. Он сам в разных местах свое произведение называет то «песнью», то «повестью». В данном случае нужно рассматривать значения терминов с точки зрения их смысловой нагрузки, которую они имели в древности.
Название «Слово о полку Игореве» нельзя рассматривать как однозначно авторское. Название «Слово» давалось и другим произведениям древней литературы, которым придавалось большое значение. В нашем случае заглавие подчеркивает, что это не просто повесть о воинском походе, а произведение-обращение. Это был призыв к объединению всех русских князей, предупреждение о грозящей опасности. Правда, в самом тексте название «Слово» как обозначение жанра не используется ни разу, поэтому можно предположить, что название «Слово» появилось позже и отразило идейную значимость произведения.
Термин «повесть» можно сравнить с наиболее древней повестью русской литературы – «Повестью временных лет». Название летописи раскрывает значение данного термина – это поведания, сказания, расположенные по летам времени. Любой рассказ о событиях – повесть. Что же касается термина «песнь», то он тоже вполне допустим, так как поэтическая природа «Слова» довольно своеобразна. Ритмика «Слова» основана на чередовании синтаксических единиц, что выражается в большом количестве параллельных синтаксических конструкций, которые создаются благодаря повторам, а также с помощью интонации – восходящей в начале стихотворной строфы, и нисходящей в конце. Многочисленные восклицания, обращения тоже способствуют созданию особого поэтического строя.
Итак, все три обозначения – слово, повесть, песнь – можно отнести к «Слову о полку Игореве»: по идейной значимости – это слово, по композиции (в тексте несколько рассказов) – это повесть, по поэтической форме – это песнь.
Нужно ли переводить «Слово»? Как переводить «Слово»? Существует ли такая проблема?
История открытия «Слова о полку Игореве» как раз показывает, что первой проблемой, с которой столкнулся первооткрыватель памятника А. И. Мусин-Пушкин, было уяснение его смысла. Прочтение древних рукописей-- дело очень сложное. Все затрудняет: и почерк, и орфография. В рукописи же «Слова» особенно трудным для понимания было то, что в ней слова не отделялись одно от другого, как теперь, а писались подряд, слитно. Надо очень хорошо понимать текст, чтобы разделить слова правильно. А для понимания нужны большие знания в области истории, литературы, языка, палеографии. Эти знания достаточно глубоки в наше время, но в конце XVIII – начале ХIХ века такие предметы, как палеография, археология, критика текста, только зарождались. Естественно, те, кто делал копию для Екатерины (рукописный сборник, принадлежавший А. И. Мусину-Пушкину, в составе которого было «Слово о полку Игореве», сгорел в Москве во время пожара 1812г.), как и те, кто издавал «Слово» в 1800 году, не обладали достаточными знаниями и умениями. Поэтому и в копии, и в первом издании есть ошибки. Больше того, сама рукопись не была авторской, она не была написана в XII веке, а переписана переписчиком, как считают, в XVI веке, с более раннего списка, который, в свою очередь, тоже был скопирован с еще более древней рукописи. Ошибки первых издателей вскоре стали заметны, и исследователи стали исходить из того, что «Слово» полно ошибок, которые надо исправлять. Но многочисленные поправки не только не вносили ожидаемые улучшения в текст, но и портили его, делая некоторые места еще более непонятными. Тогда возникла идея о перепутанных страницах, строках и т. п. Серьезные ученые (А. И. Соболевский, Е. Ляцкий, В. Н. Перетц) высчитывали знаки на страницах и на этом основании пытались что-то переставить, чтобы улучшить текст, сделать его понятнее. Последняя попытка принадлежит академику Б. А. Рыбакову в статье «Попытка восстановления первоначального композиционного строя поэмы. Реконструкция Б. А. Рыбакова».
Пока ученые улучшали и объясняли текст, поэты его переводили. Ученым самим не все было ясно, но переводчики, минуя план понимания, переходили к плану выражения. Так не переводилась еще ни одна книга, поэтому, чтобы приблизить к читателю смысл текста, возник еще один новый вид перевода – объяснительный. Однако уже в первом издании имелись элементы объяснения: « того (Ольга) внуку».
Причина столь медленного усвоения содержания текста в том, что в «Слове» много непонятных слов. Вторая причина – лаконичный стиль «Слова», содержащий часто только намек на предмет или событие, нам не знакомое, но хорошо известное современникам. Даже теперь, почти двести лет спустя после открытия «Слова», нет правильного и полного перевода, поэтому работа продолжается. Очевидно, что до тех пор, пока не будет усвоено содержание текста, не будет адекватного перевода. Текст раскрывается медленно, путем кропотливого и – это главное – доказательного анализа.
« Работа над «Словом», как в целом, так и в его частях, не может ни в коем случае считаться доведенной до конца», - сказал Н. М. Дылевский. Ученый считал, что прочной основой для исследования «Слова» является сопоставительное изучение его лексики в сравнении с лексикой других славянских языков – южных, западных и восточных.
В самом деле, если мы считаем «Слово о полку Игореве» древним памятником, то мы должны в первую очередь обратиться к общеславянской лексике и установить, какое отношение имеет к ней лексика «Слова». Ряд параллелей в разных славянских языках к большому числу слов в памятнике, в том числе и к наиболее непонятным, - убедительнейшее доказательство древности памятника, с одной стороны, а с другой – позволяет пользоваться славянскими параллелями для установления древних значений слов, живущих в русском языке и сейчас, но изменивших свое значение.
Довольно подробно в работе рассматриваются те славянские переводы, которые внесли свой вклад в понимание «Слова о полку Игореве». Нельзя сказать, что славянские переводы «Слова» не изучались наукой. Они стали поводом для многих рецензий на памятник, но никто не рассматривал переводы на славянские языки в качестве материала, способного пролить свет на текст «Слова». Мы анализировали польские и болгарские переводы.
В начале обзора западнославянских переводов «Слова о полку Игореве», следуя хронологии, мы упоминаем первый перевод на польский язык К. Годебского, но подробнее на этом первом опыте останавливаться не стоит. Во-первых, потому что это был перевод не с оригинала, а с неточного немецкого перевода Иоганна Рихтера (1803 г.). Во-вторых, потому, что это были отрывки, переведенные в манере классицизма, весьма удаленной от оригинала, ибо К. Годебский слишком широко понимал права переводчика. И, наконец, потому, что Годебский считал это произведение созданием графа Мусина-Пушкина. Для понимания «Слова» этот перевод ничего не дает, не отразился он и в последующих переводах « Слова о полку Игореве» на польский язык. Известный польский лексикограф С.Б.Линде, переводя на польский язык книгу Н. Греча «Исторические черты Российской литературы», тоже включил в свой перевод отрывки из «Слова о полку Игореве». Здесь «Слово» представлено хотя и не полностью, но шире, чем у предшественников, и преимущественно яркими фрагментами: «А мои ти куряни свъдоми къмети»; «Се вътри, Стрибожи внуци»; картина битвы с половцами; призыв великого князя Святослава к русским князьям; гибель князя Изяслава; плач Ярославны; возвращение Игоря из плена.
Линде переводил не с древнерусского текста, а с русского перевода- пересказа Н.М. Карамзина.
Первый полный перевод «Слова о полку Игореве» на польский языксделал видный деятель польской литературы эпохи романтизма, поэт,переводчик и историк Августин Белёвский.
А. Белёвский — первый из славянских переводчиков, который перевел «Слово» дважды - в прозе и в стихах. В наше время точно так же переводил «Слово» на хорватский язык И. Бадалич, выполнивший сначала прозаический перевод, а потом - стихотворный.
А. Белёвский не указывает, каким изданием он пользовался как источником, но это мог быть перевод Я. Пожарского, где есть ссылки на издание Мусина-Пушкина и Шишкова, мог быть перевод Грамматина, но могли быть и более ранние переводы, поскольку Белёвский был связан с Библиотекой Оссолинских, открытой в 1809 г. и содержавшей огромные книжные богатства. Кроме того, Польша в то время входила в состав России, поэтому русские книги в Польше были доступнее, чем в чешских землях или у южных славян. Белёвский был хорошо осведомлен обо всех переводах, вышедших к 30-м годам. Он хорошо знал перевод Ганки (чешский и немецкий), ссылался на него, знал и о переводе Юнгмана, но только по упоминанию о нем Ганки.
Подобно Ганке, Белёвский часто использует в переводе словаоригинала на том основании, что подобные были в старопольском языке,либо потому, что в современном польском языке сохранились ихпроизводные. Например, «щит» в современном польском языке —tarcza, ноБелёвский употребляет згсгу! на том основании, что в польском языке естьего производные – szcycic sie zaszczecac tarcza (заслонять щитом). Или,используя русское слово «путь» (put), он рядом использует и его польскиесинонимы: droga, szlach и отсылает читателя к словарю Линде, гдеприводятся его производные —putnik (рус.) и patnik (польск.).
А. Обрембска-Яблоньска, уделившая в обзоре польских переводов много места работе А. Белевского, дала ей высокую оценку: «Работа Белёвского заслуживает внимания и признания серьезностью замысла и исключительным качеством исполнения, что признано и позднейшими критиками. Его стихотворный перевод, несомненно, большое литературное событие, он отмечен хорошим пониманием поэтических достоинств «Слова» и поэтическим мастерством. С другой стороны, его дословный перевод очень интересен, так как показывает, как понимал Белёвский задачу буквального перевода текста.».
В дословном переводе Белёвский использует древнерусские слова на том основании, что в польском живут их производные. В поэтическом переводе он подбирает им синонимы, употребительные в польском языке. Для сравнения сопоставим подробнее употребление слова « put»(путь).
В дословном переводе В поэтическом переводе
1) Slonce jemu cma put zastepuje 1) Mgly cmia mu droge
2) Zastapieles put krolowi 2) Krolem zastapiles puty
3) Wielkiemu Chorowi wilkiem put 3) Wielkiemu Choru wilkiem put
przeskaiwal przegania
Лексические совпадения с древнерусским текстом, которые наблюдаются в дословном переводе Белёвского, не однородны по своей природе. Одни, как мы видели, используются на основе употребительности в польском языке их производных, другие опираются на более широкую общеславянскую основу. Например, к слову «трудный» (трудную повъсть) сделано примечание: «большинство переводчиков понимают его как «печальный», но в переводе Ганки «печальный» — мутный (« a Swiatoslaw muten sen widi»). Здесь Белёвский столкнулся с расхождением между чешским и немецким переводом Ганки, ибо в немецком переводе у него: «Und Swatslaw sah einen traurigen traum».Отсюда Белёвский мог вывести, что «мутен» – traurig. Решает Белевский ситуацию таким образом: «Я сохранил в переводе слово из оригинала». Поддерживал такое решение словарь Линде, где к слову «труд» приведены чешские параллели: trud, trapeni. Это последнее слово, означающее «страдание, мучение», и сближает «труд» со словом «печаль».
Переводил «Слово» и А. С. Красиньский. Его предисловие к переводу «Слова» представляет собой хотя и безадресный, но полемически направленный протест против тех, кто пытался опровергать подлинность «Слова о полку Игореве». Возможно, его адресатом был Годебский, поскольку Красиньский перечисляет предшествующие польские переводы, а среди их авторов только Годебский приписывал «Слово» Мусину-Пушкину. Но кто бы ни был адресатом, Красиньский выстроил целую систему возражений, обобщенных в девяти пунктах:
1. Произведение современно описываемым событиям, о чем автор заявляет сразу же; поэма создана «по былинам сего времени», а герой ее Игорь назван нынешним.
2. Среди упомянутых в поэме князей есть имена только тех, кто жил в XI и XII вв., но нет ни одного из XIII в.
3. Поэт, который с такой болью описывает поражение русских в войне с половцами, нигде не упоминает о монголах, первое нашествие которых на Русь было в 1224 г.
4. В поэме как живой упоминается Ярослав Осмомысл Галицкий, который умер в 1187 г.
5. Самые молодые из упоминаемых князей — Давид (ум. в 1194 г.) и Рюрик (ум. В 1214г.).
6. В конце автор провозглашает здравицу князьям и дружине. Здравицу можно провозглашать только живым.
7. Поэт с такой сердечностью говорит о своей родине, так оплакивает ее поражение, что ни одна фантазия не могла бы быть столь правдива.
8. Высокая художественная ценность поэмы не является доводом против ее оригинальности. «Если в XI столетии могла быть летопись Нестора и «Русская правда» Ярослава, если могло быть переведено Евангелие и в 1056-57 гг. переписано дьяком Григорием для посадника Остромира, то почему же в конце XII в. не мог появиться гениальный певец Игоря?».
9. В 1852 г. Ундольский опубликовал «Задонщину», созданную в XVI или в начале XVII вв. Она является слепым подражанием «Слову», что доказывает не только факт знакомства автора «Задонщины» со «Словом», но заставляет предполагать, что он знал «Слово» наизусть.
К этим пунктам Красиньский добавляет чисто литературные наблюдения: «Произведение гениального поэта все в целом оригинально. В нем нет следов классицизма и подражания греческим или латинским авторам, о которых поэт и понятия не имеет». Но зато в его произведении живет народная поэзия и остатки языческих верований: Боян – внук Велеса, ветры – внуки Стрибога, Всеслав Хорсу великому путь пересек и т. д.
Красиньский обращает внимание на такие детали, которым другие авторы внимания не уделяют: поэт не упоминает о христианских добродетелях. Нет у него и христианского всепрощения, наоборот, он призывает к мести за русскую землю, за раны Игоря; нет также ни слова о загробной жизни и бессмертии души.
И, наконец, Красиньский обращает внимание на язык поэмы и на тот факт, что некоторые слова из нее уже не встречаются в современном русском языке, но встречаются в польском. И это не только ей не вредит, «но еще более придает народный колорит». Красиньский не хочет быть голословным и для убедительности приводит список таких слов:
потяту быти pocatym byc
блъванъ balwan
свъдоми къмехи swiadomi kmiecie
заря свътъ запала zorza swit zapala
земля тутнеть ziemia tetnie
свычая и обычая zwyczaje I obyczaje
на болони na bloniаки пардуже гнъздо jak pardwie gniazdo .
Красиньский делает справедливый вывод: «Эти слова доказывают, что в ту эпоху, когда было создано «Слово», славянские диалекты расходились еще не так далеко от общего корня и были между собой гораздо ближе, чем теперь». Уважая и признавая труд как русских, так и иностранных своих предшественников, которых Красиньский знает и всех перечисляет, он все же толкует некоторые места памятника по-своему, обосновывая свое понимание. Познакомимся с некоторыми из его толкований:
1.«Не по замышлению Бояню». Некоторые комментаторы понимали «замышление» как «выдумка». Красиньский считает, что это «вдохновение».
2. «Истягну умь крепостию своею и поостри сердца своего мужествомъ». Этот оборот Красиньский считает построенным как сравнение с оружием того времени: с натянутой тетивой лука и с заостренной саблей (мечом) — ум натянул туго (силой своей, т.е. крепостью), как лук, а сердце заострил мужеством, как саблю.
3. «Синее вино съ трудомь смъшено». Многие переводчики понимали «труд» как «отрава» (укр. «отрута», польск. «trucizna»). Красиньский считает, что «трудь» — лекарственное растение (gratiola officinalis), известное и популярное в народной медицине на юге Руси, поэтому он полагает, что Святославу подавали лекарство (вино с лекарством смешано). С этим связано и то, что «поганыхъ тльковинъ» он воспринимает как «знахарей».
4. «Акы пардуже гнездо». До сих пор все переводчики производили это прилагательное от «пардус» и переводили: леопарды, гепарды, шакалы. Красиньский же, как и Белёвский, считает, что речь идет о выводках (гнъздо) куропаток (польск. pardwa), которые, как только выведутся, тут же рассыпаются во все стороны. «Шакалов же на Руси никогда не было, и они не могут рассыпаться из гнезда». Есть еще ряд толкований, на которых мы не останавливаемся, потому что они повторяют устаревшие, на смену которым пришли более удачные.
Перевод Красинского написан 11-сложными стихами с парной и перекрестной рифмой. Перевод неравноценен во всех частях, но встречаются отдельные удачные строфы с энергичным стихом, хорошо передающим динамику действий, которыми насыщено «Слово о полку Игореве», например, строфа, рисующая картину битвы: в обращении к ветру Красиньский сохраняет слово «господине». По-польски следовало бы сказать «раше». Но переводчик делает специальное примечание: «Мы сохранили слово оригинала «господине», ибо оно напоминает то слово, которым встречали возвращающегося короля Казимира: «A witaj ze witaj, nasz mily gospodnie ». И в Псалтыри Малгожаты это слово есть». Но у Красиньского это единичные случаи. Язык его перевода менее архаичен, менее пестрит русизмами, чем перевод Белевского, но в целом он слишком растянут, многословен и не производит такого целостного художественного впечатления, как перевод его предшественника.
А. Обрембска-Яблоньска оценила предисловие и комментарий Красиньского, но все же отметила, что «эффект художественной выразительности у него слабее, чем у Белевского».
Говоря о жизни «Слова о полку Игореве» среди западных славян, нельзя пройти мимо вопроса «Адам Мицкевич и «Слово о полку Игореве».
Поэзия славян, отмечает Мицкевич, реальная, земная, ей не свойственна туманная фантастика норманнов или таинственность, которой греческая поэзия окружала своих богов. Чтобы понимать эту поэзию, «следовало бы для указанной цели лучше узнать если уж не язык, то хотя бы историю данного народа; ибо почти каждое выражение поэмы позднее находится у русских, польских и даже чешских поэтов». Таким образом, Мицкевич устанавливает, бесспорно, славянский характер «Слова». Вся поэтическая образность памятника основана на поэтическом восприятии природы и народных поверьях. «В поэме об Игоре мы находим несколько упоминаний о народных повериях, которые следовало бы выяснить, так как мы позднее встречаем их и в поэзии сербской и даже в польских хрониках». В частности, Мицкевич останавливается на слове «див». Слово это, говорит он, из санскрита, оно и по сей день употребляется у персов и имеет то же значение: в новой восточной поэзии «див» является как дух поверженный. В славянской и сербской поэзии он выступает в той же роли.
XX век дал в Польше новые переводы.
Первый перевод XX в. сделал украинский литератор и поэт Богдан Лэпкий. Он сделал поэтическое переложение и прозаический перевод, который включил в издание стихотворного перевода А. Белёвского.
Богдан Лэпкий, ученый-славист, в 1905 г. издал поэтический перевод «Слова о полку Игореве», а в следующем году предпринял переиздание стихотворного перевода А. Белёвского, который он снабдил литературно-историческим комментарием и собственным прозаическим переводом.
Первым откликом на поэтический перевод Б. Лэпкого была рецензия В.А. Францева в «Русском филологическом вестнике». В. Францев отмечает изящество поэтической формы перевода, в котором Лэпкому удалось, по его мнению, сохранить дух подлинника и его поэтическую форму.
Хронологически переводы Б. Лэпкого составляют как бы мостик между польскими переводами XIX и XX вв. Последним в XIX в. был стихотворный перевод А.С. Красиньского. Лэпкий использовал его достижения, но стихотворный перевод Б. Лэпкого лучше, разнообразнее в поэтическом смысле, ибо Лэпкий мог уже использовать поэтические находки своих русских предшественников (к началу XX в. были уже известны переводы А. Майкова и В. А. Жуковского, были и другие поэтические переложения). В своем стихотворном переводе Б. Лэпкий комбинировал рифмованный стих и стих белый. Местами он отклоняется от текста, расширяя его отдельными деталями, как, например, в рассказе о выступлении Игоря в поход («Тогда вступи Игорь князь въ златъ стремень...»).
…Igor w strzemiona zlociste
Wstapil i ruszyl po polu rozlogiem.
^ Bul wieczor. Slonce zasmione i mgliste
Gaslo. Noc czarna westchnieniem zlowrogiem
Budzila ptactwo…
Описание состояния Игоря перед побегом («Игорь спить, Игорь бдитъ, Игорь мыслию поля мъритъ»), предельно краткое в оригинале, переведено так:
Igor nie spi, czuwa..
Igor nie spi, spac nie moze…
W myslach-dumach jak ptak fruwa… (Выделены слова, добавленные переводчиком). А как в прозаическом переводе: Igor nie spi – Igor czuwa, mylami mierzy pola od wielkiego Donu dk malego Donca. Стремясь сохранить в переводе колорит древности, а также устно-поэтические черты «Слова», Б. Лэпкий использует традиционные приемы устной поэзии (постоянные эпитеты устной поэзии, повторы: тавтологии, слова-связки, присущие устной поэзии):
A na Niemidzie krwa. Nie snopami kryta niwa,
I nie zboze mloca cepy
Jeno miecze i oszczepy
Dusze z ciala wywiewaja…
( А на Немиге кровавая жатва.
Не снопами покрыта нива,
И не хлеб молотят цепами,
Это мечи и копья
Души из тел вывевают…).
Архаические грамматические формы, например, формы творительного падежа мн. ч. существительных мужского рода «hartownymi mieczy» (вм. Мieczami) и др., не затрудняли понимания текста, ибо в старопольском языке такие формы были известны.
В 1928 г. вышел еще один поэтический перевод - Юлиана Тувима..
Ю. Тувим стремился не к толкованиям, не к выяснению значений темных мест (он их просто выпускал), а к известной стилизации, к созданию произведения в духе старины с использованием польских архаизмов и приемов устной поэзии. В отличие от Б. Лэпкого, он использовал для стилизации не русско-украинскую лексику, а польскую, что сделало его перевод более доступным для польского читателя.
В 1954 г. вышло фундаментальное научное издание «Слова о полку Игореве», подготовленное Антониной Обрембской-Яблоньской, куда вошли ее очерки «Историческое и культурное значение произведения», в том числе «История открытия «Слова о полку Игореве», «Поход Игоря в русских летописях», «Слово» на фоне своей эпохи», «Язык произведения и критика текста», «Литературный генезис «Слова», «Содержание и художественный план произведения», «Слово» и скептики», «Слово» в польских переводах». В текстуальной части книги помещена фотокопия издания 1800 г. с вариантами по Екатерининской копии и комментариями, филологический перевод на польский язык, сделанный Обрембской-Яблоньской, и стихотворный перевод Юлиана Тувима по изданию 1950 г.
В языке «Слова» Обрембска-Яблоньска пытается выделить древнейший пласт. Это формы звательного падежа: внуче, соловию, яръ туре Всеволодъ; формы двойственного числа: оба есвъ Святъславличя, вступита господина; местоимения в двойственном числе: наю, ваю, нама; исторические чередования согласных: березъ (от берег), тоцъ (от ток), пороси (от порох) и т.п.; древние формы падежных окончаний творит. пад. сущ. муж, рода мн. ч.: под шеломы, под облакъг, местн. падежа: на ветръх, в мытъх и др.; сохранившиеся древнерусские аористы и имперфекты, формы перфекта: ты пробилъ еси каменныя горы; но связка большей частью в перфекте опускается, если не является сказуемым: оба есвъ Святъславличя, уже за шеломянем еси\ мягкое окончание 3 л. глагола: шумитъ, скачутъ. Но если говорить о принципе перевода древнего произведения, подобного «Слову», то несомненно, что исторический колорит (его можно назвать и архаизацией) должен быть отражен в переводе. Для этого недостаточно только географических названий и имен действующих лиц. Должны быть избраны такие эквиваленты, которые понятны современному читателю, но в то же время воспринимаются как знаки древности, то есть речь идет именно об архаической лексике. Большим достоинством издания, по мнению рецензента, является исчерпывающий комментарий, где обращается внимание и на реалии, и на особенности языка, которые могут затруднить читателя. Вся книга обращена к широкому кругу читателей, так что научным польским изданием остается пока единственное исследование А. Обрембской-Яблоньской.
Обратимся теперь к болгарским переводам.
Первый болгарский перевод появился в преддверии Возрождения, когда собирались национальные силы для свержения османского ига.
Интерес к древнерусской поэме пробудился у болгар ещё до Освобождения. "Это явилось результатом не только большого влияния русской литературы на всю культуру болгарского Возрождения, но и результатом стремления наших деятелей Возрождения популяризировать это сокровище русского художественного слова, которое имело актуальное патриотическое звучание в условиях болгарской национально-освободительной борьбы", - пишет болгарский исследователь «Слова» Михаил Михайлов.
Первый перевод «Слова о полку Игореве» Райко Жинзифова перегружен архаизмами, сохраняет даже юсы, которые уже не употреблялись в болгарском языке. Возможно, Жинзифов делал это целенаправленно, стремясь тем самым сохранить черты древнего памятника..
Предисловие он начинает с важной мысли: язык «Слова» близок всем современным славянским языкам: «Несмотря на то, что «Слово» написано на таком языке, который, кому в большей степени, кому в меньшей, но близок всем современным славянским языкам, оно имеет в себе такие трудные и темные места, что и до сей поры они остаются непонятными и над их разгадкой трудятся учёные мужи не только русские, но и чехи, и сербы, и немцы».
К вопросу о сходстве языка «Слова» со славянскими языками Жинзифов обращается ещё раз: «Мы не отрицаем, что какое-нибудь слово могло проскользнуть, но при этом утверждаем, что большинство слов, сходных с русскими, не есть заимствования из русского языка, а существуют и в нашем языке; кто желает удостовериться в этом, пусть почитает наши народные
песни».
Таким образом, Жинзифов находил сходство между «Словом о полку Игореве» и родными народными песнями. Это и объясняет, почему для перевода он выбрал форму народной песни, тем более что прецедент уже был - перевод И.. Хаджича..
Композицию Жинзифов избрал традиционную для середины XIX века. Произведение делится на 12 песен, а каждая песня на строфы. У Жинзифова плавный народный стих, повторы, растягивающие повествование. Только Жинзифов не везде сохраняет традиционную десятисложную строфу, у него есть строфы из коротких строк. Повторы Жинзифов использует, когда хочет подчеркнуть значимость какого-то слова: «Игорь чекать мила брата, / мила Всеволода»; «Там дек Тур поскочи, / свътейки съ саби разсъчени, / съ саби колени / оть теб, Всеволоде».
Кое-какие тонкости были Жинзифову неизвестны, например, что «плък» в «Слове» это не только воинское соединение, но и «поход», «война», поэтому «бьши плъци Олговы» он понимает как «Олеговы дружинники», хотя речь идёт о войнах и походах Олега.
Многие места «Слова» Жинзифов воспринял через призму своего языкового состояния, и в этих местах перевод точен и близок к оригиналу:
Тогда Игорь възръ Тогда Игорь погледна
на свътлое солнце на свътлое сълнце
и видъ отъ него тьмою и видь отъ него съ мракъ
вся своя воя прикрыты сичку му войску покрыену.
При переводе слова «къмети» наблюдается разнобой у переводчиков, некоторые опускают его совсем. Большинство переводит «опытные воины», некоторые читают, как и в первом издании, "къ меги», Жинзифов перевёл болгарским словом «юнаци». Кто такой «юнак»: 1) Герой, молодец, храбрец; 2) стройный и сильный юноша, богатырь.
.
Из оригинальных толкований Р.Жинзифова хотелось бы отметить перевод фразы «Гзакъ бежить сърымъ влъкомъ, Кончакъ ему слъд править к Дону великому». У Жинзифова это звучит так: «Гзакъ бързатъ какъ вълкъ сърый въ поле, слъдъ него Кончакъ конъ Донъ великий!». (Гзак спешит, как серый волк в поле, а вслед за ним - Кончак к Дону великому).
ще стретить, / Нему путь да править" (Где бы турка ни встретил, должен ему устушггь дорогу).
Возможно, есть связь между словосочетаниями «пугь правигь» и «след править» (как в «Слове»), ибо «след» - это тоже путь, только непроторенный. В этом случае возможно ещё одно истолкование данной фразы: «Гзак бежит серым волком, а Кончак ему путъ уступает к Дону великому».
Как высокохудожественное и патриотическое произведение, «Слово о полку Игореве» вошло в программы болгарских школ и печаталось в оригинале в хрестоматиях для учащихся. Те, кто учился по таким хрестоматиям, загорались желанием изложить это произведение на болгарском языке. Свидетельство тому, что в их числе был известный болгарский поэт Пётр Славейков. Ст. Ангелов нашёл в архиве П. Славейкова два черновых наброска перевода «Слова», которые он датирует восьмидесятыми годами XIX в. Ангелов высказывает предположение, что анонимный перевод «Плача Ярославны» в Старозагорском журнале «Знание» (1884-1885) принадлежал П. Славейкову.
Уже в самом конце XIX в. появился ещё один болгарский перевод «Слова о полку Игореве». Е. Каранов - учитель гимназии, и его перевод был призван сделать великое произведение древней русской литературы доступным учащимся. Перевод Каранова выполнен в стихах, причём границы дозволенного для переводчика он понимал весьма вольно. Стиль оригинала, его художественная форма для него были обязательными условиями. Поэтому болгарский текст очень растянут, изобилует "отсебятинами", и хотя Каранов уже пишет чистым болгарским литературным языком, его перевод не лучше перевода Р. Жинзифова. У Жинзифова было, по крайней мере, соответствие тексту оригинала. А вот как переводит Каранов хотя бы «Плач Ярославны»:
Чий ли глас се тьй
Турчина извива, Сутрин рано се разлива! Кой тьй жално си кукува, реде, плаче и тъгува! Кукувица ли й незнайна, или туй е Ярославна - небе, земя тя заклиня и съдбата си проклиня.
Только по двум словам – «кукувица» и «Ярославна» можно угадать, из какого это произведения. А вот тот же отрывок в переводе Жинзифова:
Ярославнинъ гласъ ся слушать: като клета кукавица в ранни зори выклать, плачить: "На Дунавъ ке летнамъ, рече, като клета кукавица; свиленъ рфавъ ке натопамъ во Каялж быстрлк рыкж... и т.д.
Единственное, что добавил Жинзифов, это эпитет к «кукавице» - «клета», но это постоянный эпитет болгарской устной поэзии (горемычная кукушка).
Таким образом, к концу XIX в. болгары ещё не имели удовлетворяющего всестороннего перевода «Слова», а потребность в нём была велика. Третий переводчик Бойчо Липовский (Никола Васильев). Его перевод прозаический. Липовский отказался от поэтического перевода, а сделал прозаический в духе стихотворений в прозе.
Его перевод, в сравнении с другими, имеет значительно меньше отклонений от русского текста. Вопросительная форма в первом предложении заменена повествовательной: « Да начнём, братья, трудната песен за Игоревия поход, за похода на Игоря Святославича!».
Фраза «А мои ти куряни свъдоми къмети» ставит перед болгарским переводчиком проблему: «кмет» по-болгарски - староста (села или города), следовательно, чтобы перевести, надо было понять, что это слово означало в языке древнерусском. Жинзифов назвал «кьметей» юнаками, что довольно близко к первоначальному значению слова, а Липовский избрал другую форму: «Храбри момчета са те, под тръби повити» - т.е. храбрые ребята (молодцы), под трубами повиты. В этом переводе передаётся не социальная характеристика (опытные воины переводят одни, курские крестьяне - считают другие), а характеристика нравственная, что поддерживается примерами из памятников ХП-ХШ вв. («Девгениево деяние»).
Переводы XX в.
Прошли десятилетия, прежде чем был сделан один из лучших болгарских переводов - перевод Людмила Стоянова..
Для Л.Стоянова, как и для других южных славян, работавших над «Словом» в эти же годы, решающим, видимо, был выход в свет ритмического перевода Д.С.Лихачёва. Возможность передать ритмичность и песенный характер «Слова» путём разделения строк на синтаксической основе избавил
www.ronl.ru