Почему мы помним детство так отрывочно, словно калейдоскоп из ярких картинок, а остальное тонет во тьме? Можно ли научить ребенка запоминать свою жизнь лучше, чем запоминали мы? "Летидор" решил побеседовать на эту тему с профессором факультета психологии МГУ им. Ломоносова, доктором психологических наук, автором многих учебников на тему автобиографической памяти Вероникой Нурковой. Оказалось, что воспоминания детства у людей разных стран - очень разные. И они зависят вовсе не от яркости событий - а от наших культурных установок и от того, что и как рассказывают нам родители. И чем больше в семье правильных разговоров с воспоминаниями, тем благополучнее семья.
- Почему мы запоминаем из детства только яркие обрывочные эпизоды, а не целые связные истории?
Мы пользуемся в нашей взрослой жизни тем, чему мы научились в раннем возрасте: умение ходить, есть, держать положение – это так называемая «процедурная» память. Другая памать, семантическая память – это «знания о мире», это совокупность информации об окружающем мире, которой ребенок овладевает в первые годы жизни. При этом ни тот, ни другой вид памяти мы можем даже не осознавать.
Ребенок просто составляет свою имплицитную картину мира – это та картина, которую нам даже не приходит в голову анализировать, но мы предполагаем, что оно в мире так и есть. Это тот возраст, когда ребенок перестает радоваться внезапному появлению якобы исчезнувшей игрушки, потому что понимает, что она никуда не исчезала, а просто мама ее спрятала под одеяло. Так мы запоминаем огромное количество информации, и обращаемся к этим воспоминаниям, не отдавая себе в этом отчет.
А вот, например, автобиографических воспоминаний про раннее детство у нас нет. Потому что у нас нет автобиографической памяти – она возникает очень поздно. Не только у индивида, а вообще у человечества… И культурологи бьются над загадками прошлого, над тем, как люди жили раньше. Представляете, когда не было фотографии, люди не могли вспомнить, как они выглядели в молодости, в детстве, не могли сравнить с тем, как они выглядят сейчас. Никто не знал, как у него выглядели бабушки и дедушки. На самом деле человек был совершенно другой.
Так что фотография – это такая очень мощная технология для развития и поощрения автобиографической памяти. Такое впечатление, что она специально для этого и была изобретена.
А еще раньше люди не помнили вообще, что было с ними в молодости, например, то есть они помнили в пределах посевного года – не было никаких воспоминаний о детстве, юношестве… Потому что ничего из этого не было нужно.
- От чего же зависит автобиографическая память?
Это настолько было странно, когда эту особенность заметили, что многие участники конференции, на которой исследование было обнародовано, не поверили докладчику! И на следующий год она привезла с собой подтверждающие это видеоматериалы. Вот, например, какое у вас самое яркое детское воспоминание?
- Ну, наверное, как мы с мамой идем на пляж в Севастополе. Мы там отдыхали два лета подряд, поэтому мне трудно сказать, к какому именно лету это относится. Мне в этом воспоминании - то ли в сентябре будет 4 года, то ли 5. Я понимаю, что моей маме уже 29 лет, и она больше не комсомолка. Я так расстраиваюсь по этому поводу, а мама меня утешает. На мне польский клетчатый сарафанчик в голубую клетку, на маме марлевка с вышитыми цветами и джинсы.
Итак, американский вариант: «Мне около 3-х лет, Рождество, елка, собрались гости, я готовлюсь прочитать стишок, на мне такое нарядное платьице, все в оборках, я встаю на табуретку и начинаю читать стишок, все смотрят на меня, и вдруг я забываю слово в этом стишке… и я готова уже заплакать, но мама подсказывает мне следующее слово, я дочитываю стишок до конца, все мне хлопают, я так рада, что не могу этого выдержать и убегаю…» Это все рассказывает 30-летняя женщина.
Теперь китайский вариант: «Больше всего из моего детства мне запомнилось, как по субботам папа читал мне сказки». Все!
У каждого рассказа уникальная конфигурация, то есть эти детские воспоминания снимают кальку с личности человека. Американский вариант: во-первых, возраст – достаточно ранний. В центре истории – Я, сюжет – мои переживания, это было какое-то уникальное событие, в данном случае – Рождество, повествование по большей части о себе или во взаимоотношениях с каким-то близким человеком (в данном случае – с мамой).
Китайский вариант: во-первых, и это самое главное – это не обо мне! То есть мое воспоминание не обо мне, а о других: «папа читал мне сказки». Во-вторых, это не уникальное событие – «по субботам», событие регулярное. В сюжете нет собственных переживаний. Обязательный компонент – это обозначенные социальные роли: «папа», который хорошо или плохо выполняет свои обязанности. И наконец, таких воспоминаний мало, и они более позднего возраста. У нас обычно помнят себя лет с 3-х , некоторые даже с 2-х…
- Я помню себя лет с полутора.
- Нет!
Многие люди якобы вспоминали первый день своей жизни! Как они его вспоминали, и как они потом верили в это… Я же вам говорила, что пока ребенок не говорит, у него нет памяти о себе.
Так вот, вернемся к разным моделям в разных культурах. Отсутствие переживаний, регулярное событие, поздний возраст и социальные роли - отличительные черты китайского воспоминания.
Теперь русский вариант: во-первых, конечно, «Я», но я включенное в какие-то взаимоотношения, причем в этих взаимоотношениях важна не социальная роль, а именно отношения. Конечно, это не повторяющиеся события, а уникальное событие, однако оно всегда в соотношении с другим неуникальным - вы сказали, что вы с мамой два лета подряд ездили отдыхать в Севастополь, и к какому именно лету это воспоминание относится, вы не можете сказать. То есть вы рассказали абсолютно классическое русское воспоминание – возраст чуть попозже, чем в Америке, но раньше, чем в Китае, много, подробно, ярко.
И этот анализ полностью отражает менталитет национальности. Культурные модели.
Самые известные измерения – это коллективизм/индивидуализм. В американских воспоминаниях, очевидно, индивидуализма больше.
Eсть и другие измерения, например, маскулинность/фемининность. У нас, например, культура женская абсолютно. У нас тоже сознание коллективисткое. Так в чем разница между русским коллективизмом и китайским? А в том, что у них культура маскулинная, а у нас наоборот. А у американцев общество мужественное, но индивидуалистическое. Поэтому американское воспоминание крутится вокруг какого-то достижения и тех людей, кто помог или помешал достигнуть планируемое.
А у китайцев, корейцев, и японцев – везде поздние воспоминания, потому что ранние воспоминания не запоминаются, так как ребенок еще не включен ни в какую социальную структуру в совсем раннем возрасте: "Мои собственные воспоминания вообще никому не интересны, поэтому и вспоминать нечего, больше всего ценится участие в жизни социальной группы. А это воспоминание было о том, что вот, мой отец хороший, потому что он читал мне по субботам сказки".
А что можно сказать о вашей маме из вашего рассказа? Ничего. Вы ничего о ней по сути не говорите. Не говорите о том, как она выполняет свои материнские функции.
- На самом деле это все о старении мамы…
Так вот, эти детские воспоминания снимают срез менталитета лучше любой национальной идеи! Вообще изменить это крайне сложно. Но можно чуть-чуть поменять акценты, и эмоциональная окраска изменится. Например, если я вам скажу, что ваше воспоминание на самом деле - об утраченных землях российских, у вас, таким образом, искусственно вызовется прилив патриотизма.
- Я всегда знала, что Севастополь – город русских моряков, у меня там папа служил в военном флоте…
- У меня пятилетний сын, к** ак мне развивать у него автобиографическую память?**
- А сейчас как ее формировать? Сын ходит в детский сад...
- Что делать тем, у кого ребенок не ходит в детский сад?
Проводили даже такой эксперимент: под столы в семье приделывали диктофоны, записывали разговоры за воскресными обедами. Так вот, в благополучных семьях автобиографические темы возникали примерно каждые 7 минут. Это очень часто! Чем реже, тем опаснее.
Вот, например, начинается конфликт, и возникает какая-то автобиографическая отсылка… и конфликт снимается сам собой! «А, помнишь, твоя бабушка всегда говорила…» - и все, дальше спорить никто не хочет!
Существует два стиля автобиографических разговоров: первый используют чаще восточные матери, а второй – западные. Эти стили принято называть "прагматический" и "развивающий".
Прагматический – это когда преследуется какая-то конкретная цель: "пришел без варежек? где потерял, вспомни". Задача - получить конкретную информацию и двинуться дальше в общении.
А развивающий – это приятное времяпрепровождение. Для ребенка это пока еще не слишком большое удовольствие, потому что он пока просто не понимает, что от него хотят, а для матери – это безусловное удовольствие.
И тут тоже есть некоторое подразделение на стили. Есть матери, которым нравится, когда за ними повторяют, например: «А потом мы пошли в зоопарк. Куда мы пошли? Правильно, в зоопарк!». Это мнемонический стиль.
А другой вариант развивающего стиля – провоцирующий, когда мать иногда даже привирает ребенку, с целью его спровоцировать на реакцию возражения, чтобы ребенок спорил и высказывал свое мнение. Или спрашивает про то, про что ребенок точно не может знать, например: «А помнишь, как тебя забрали в больницу, помнишь, мы позвонили бабушке, и она тоже приехала. А на чем она приехала?» - «Откуда же я знаю, на чем бабушка приехала, она же приехала уже после того, как меня забрали в больницу!»
То есть ребенок проводит мониторинг, что у него нет такого готового ответа на этот вопрос. И таким образом он научается отделять свои воспоминания от рассказов о событии взрослых. Например, ему сказали, что бабушка приехала на такси. Однако он об этом не мог знать и, соответственно, даже если он слышал от взрослых, то он не станет выдавать это за собственное воспоминание. Такие «провоцирующие» беседы очень полезны для развития автобиографической памяти.
Я, безусловно, не призываю постоянно врать ребенку, провоцируя его на возмущение. Однако же, подобные эпизоды я бы советовала включить в общение с детьми.
Прагматический стиль – эмоционально бедный, не формирует ярких картинок. То есть, конечно, лучше использовать в общении с ребенком развивающий стиль, тогда его воспоминания сформируют его жизненный ресурс, который всегда будет с ним. И в тяжелые минуты жизни он будет перебирать эти яркие картинки из детства и у него будет повышаться настроение.
Однако в развивающем мнемоническом стиле, который через повторение, получается, что дети просто заучивают, причем не свои воспоминания, а родительские. С одной стороны это хорошо и приятно: ребенок помнит именно то, что я хочу. Но с другой стороны, у таких детей возникает «копирующая» автобиографическая память, то есть они не разделяют рассказы о событиях и собственные воспоминания.
У тех детей, с которыми общались родители в провоцирующем стиле, у них возникало больше критериев оценки мира – это научный факт. То есть они обладают более полной картиной мира.
Проводился такой эксперимент: в детском саду была реальная пожарная тревога, полная эвакуация, неразбериха и паника – все куда-то бегут, кричат, подгоняют… Так вот, после этого случая разделили детей на две группы. Контрольной группе сразу задавали вопрос о том, что произошло, а остальным – нет. Их спрашивали только через несколько месяцев, через год, через 3 года и через 10 лет. В итоге те, кому сразу не задавали вопрос о случившимся - не смогли вспомнить, что произошло вообще. А контрольная группа помнила о событии и через 10 лет.
То есть «нерассказанное» воспоминание долго не продержится в памяти. И в яркие картинки не превращается. Таким образом, ребенок обязательно должен рассказать про то, что было. При этом, если ребенка заставляют повторять за взрослым, то он повторяет ситуативно, но не запоминает сам. Соответственно, мнемонический метод также не слишком эффективен. Ребенок должен рассказать кому-то, а потом во взрослом состоянии уже можно рассказывать не вслух, а про себя, а можно и писать о чем-то.
- Так почему же у нас детство состоит из ярких вспышек? Мы их как-то отбираем?
На каждую свойственную для человека эмоцию есть воспоминание. Основные модели отношений, основные сюжеты – и вот, у нас есть такой вот архивчик. А многое из остального забывается, так как детство кончилось. И оно, как это часто бывает, никак не связано с дальнейшей жизнью, и, соответственно, в дальнейшей жизни ничего, кроме этого архивчика мы не используем. А то, что не используется, то забывается.
И если подсчитать, сколько мы можем вспомнить о разных периодах жизни, то получится любопытная картина. Сначала вообще ничего – период детской амнезии (это до того, как ребенок заговорил), потом формирование «Я» - потому что пока нет «Я», то мы ничего не можем о себе рассказать. То есть автобиографическая память – очень искусственно созданная надстройка. Создана она при воспитании ребенка родителями.
Кроме того, она еще и культуро-зависящая надстройка. Если ребенок будет жить в собачьей конуре, он тем не менее поймет, что земля жесткая и холодная, а собака кусачая - но о себе он ничего не будет знать! Да, и ребенок в раннем возрасте еще не может выстроить и рассказать связную историю о чем-либо, в том числе и о себе, поэтому он и прошлое так запоминает - картинкой, а не связной историей!
Кроме того, сюда могут приплетаться фантазии и сны, так как ребенок еще не умеет различать, где явь, где фантазия, а где сон. А как вы объясните ребенку, что это было не на самом деле? Никак! Ни один датчик, ни один сканер не отличит где сон, а где явь. Даже если я закрою глаза и буду представлять вас, как мы с вами беседуем, это для мозга ничем не будет отличаться от реальной беседы! При этом яркость образа – не критерий ни разу, ведь воображаемый образ может быть ярче настоящего! Но мы сейчас углубимся в философскую область, про реальность реальности...
_ Читайте также:Семейная фотокнига: как распорядиться тоннами цифровых снимковСемейное наследие: как нас программируют предкиКак всегда: ритуалы в жизни ребенкаСемейные традиции: создаем самиПривет в будущее_
letidor.ru
Тяжело представить человеческое существование без такого психического процесса, как память. А правильнее сказать невозможно. Все, что делает человек в любой момент времени так или иначе связано с памятью. Человеческая жизнь невозможна без памяти. Память, занимающая особую роль в психической жизни человека, всегда волновала умы психологов.
Наиболее интересной нам представляется тематика автобиографической памяти, которая включает в себя воспоминания, в которых, как правило, мы уверены. Однако следует учитывать тот факт, что автобиографические воспоминания не всегда являются истинными. Современные исследования доказывают, что работа всех мнемических подсистем включает в себя конструктивные компоненты. Ученые [3, 10, 11] подтверждают, что, то, что мы вспоминаем, не является точной копией воспринятого, а претерпевает серьезные изменения по причинам как когнитивного, так и мотивационного характера. То есть наши воспоминания обладают пластичностью и могут подвергаться значительным трансформациям.
В литературе мы часто сталкиваемся с тем, что, раскрывая понятие «памяти», ученые так или иначе обращаются к понятию «времени». Действительно, запоминание и хранение информации (событий прошлого) происходит благодаря последовательной смене событий, которые происходят в определенный промежуток времени. Следовательно, благодаря восприятию времени происходит осмысление психической реальности.
Так, Э.Гуссерль предпосылкой порождения внутреннего времени считает вневременную структуру сознания, называя ее абсолютной субъективностью. Э.Гуссерль не использует понятие автобиографической памяти, но, на наш взгляд, его толкование времени очень близко к данному понятию. «В объективном отношении каждое переживание, как и каждое реальное бытие и момент бытия, может иметь свое место в одном единственном объективном времени, следовательно, и переживание восприятия времени и само представление времени» [5, с.6].
В феноменологии Э.Гуссерля в качестве основного понятия можно выделить «сознание времени». По Э.Гуссерлю, прошлое в сознании можно представить как воспоминание. В ходе воспоминаний прошлое как бы встраивается в настоящее, и, следовательно, оно может претерпевать некоторые трансформации, благодаря нашим ощущениям и фантазии.
Проводя анализ сознания времени, Э.Гуссерль замечает, что «интересно исследовать, как время, которое в сознании времени положено как объективное, соотносится с действительным объективным временем, и соответствуют ли оценки временных интервалов объективно действительным временным интервалам, или как они отклоняются от них» [там же].
Э.Гуссерль справедливо утверждает, что два различных временных отрезка не могут существовать одновременно. Каждому времени принадлежит ранний или более поздний интервал.
Размышляя о сознании времени, Э.Гуссерль использует такое понятие, как ретенция (первичная память). «Память, или ретенция, не есть образное сознание, но нечто совершенно иное. Того, что вспоминается, нет, конечно, теперь — иначе оно было бы не бывшим, но настоящим, и в памяти (ретенции) оно не дано как теперь, иначе память, или ретенция, была бы как раз не памятью, но восприятием» [5, с.37].
Помимо ретенции (первичной памяти), которая присоединяется к каждому восприятию, Э.Гуссерль указывает на существование вторичной памяти (или воспоминания), которая появляется после того, как первичная память исчезла. Он пишет: «Возьмем событие во времени; я могу пережить его в опыте в первый раз, я могу снова пережить его в повторных (воспроизводящих) опытах и схватить его идентичность. Я могу всегда снова вернуться к нему в моем мышлении, и могу это мышление удостоверить через изначально воспроизводящий опыт. И лишь таким образом конституируется объективное время и прежде всего объективное время только-что прошедшего, по отношению к которому процесс опыта, в котором устанавливается длительность, и каждая ретенция всей длительности суть только «оттенение»» [5, с.124].
Проблема автобиографической памяти пересекается с философскими взглядами о времени и в трудах М.Хайдеггера. В своих работах он говорит о взаимосвязи времени и бытия. Бытие определено временем, временным. «Временное значит преходящее, такое, что проходит с течением времени» [12, с.392]. Он акцентирует внимание на том, что характеристику времени настоящее образует с прошлым и будущим. «Настоящее — называя его само по себе, мы уже думаем также о прошедшем и будущем, о Раньше и Позже в отличие от Теперь» [12, с.397].
М.Хайдеггер задается вопросом, имеем ли право рассуждать о времени и бытии, как о вещах, с которыми мы имеем дело. «Время никак не вещь, соответственно оно не нечто сущее, но остается в своем протекании постоянным, само не будучи ничем временным наподобие существующего во времени» [12, с.392]. Время и бытие взаимосвязаны, но нельзя рассматривать время как сущее, а бытие как временное. «Бытие — вещь, с которой мы имеем дело, но не нечто сущее. Время — вещь, с которой мы имеем дело, но не нечто временно» [12, с.393]. Не эта ли мысль М.Хайдеггера таит в себе основу представления о хронотопе?
Главной характеристикой истинной временности М.Хайдеггер определяет ее конечность. Он выделяет структурные компоненты времени: значимость, приуроченность, продолжительность, публичность, которые связывают время и бытие человека в мире.
Анализируя специфику памяти, французский философ А.Бергсон, в своих работах синтезировал идеи многих своих предшественников. Бергсон пытался решить вопрос о соотношении материи и духа. По его мнению, существуют две теоретически независимые и самостоятельные формы памяти. Первую, возникающую посредством повторения одного и того же усилия, он назвал «памятью — привычкой». Примером тому может служить заучивание стихотворения наизусть. Вторая «память воображающая», регистрирующая в форме образов все происходящее с человеком. При такой памяти, каждое событие жизни характеризуется определенной временной и пространственной отметкой. «Без задней мысли о пользе или практическом применении она сохраняет прошедшее только в силу естественной необходимости. При ее помощи становится возможным разумное или, скорее, интеллектуальное узнавание уже пережитого восприятии; к ней мы прибегаем всякий раз, когда поднимаемся по сколу нашей прошлой жизни, чтобы найти там какой-то определенный образ». [2, с.208].
При этом, по мере того, как однажды воспринятые образы закрепляются, сопровождающие их движения преобразуют организм, создавая новые предпосылки к действию. А.Бергсон рассматривает движение как действие.
Помимо этого, кроме памяти о прошлом А.Бергсон выделяет память о настоящем. «Совпадающая по протяженности с сознанием, она удерживает и последовательно выстраивает одно за другим, по мере того, как они поступают, все наши состояния, оставляя за каждым произошедшим его место (и таким образом обозначая его дату) и действительно двигаясь в ставшем и определившемся прошлом, в отличие от первой памяти, которая действует в непрестанно начинающемся настоящем» [2, с.255].
Однако основным источником воспоминаний является память биографическая, в которой однажды воспринятый образ остается навсегда. Таким образом, А.Бергсон считает, что прошлое может накапливаться в двух формах: в виде двигательных механизмов и в виде индивидуальных образов — воспоминаний. По его мнению, практическая операция памяти — это использование прошлого опыта для действия в настоящем.
Размышляя о взаимодействии данных видов памяти, А.Бергсон подчеркивает, что память на прошлое поставляет двигательным механизмам воспоминания, которые могут пригодиться при формировании адекватной реакции на настоящее. «...прошлое действительно, по-видимому, накапливается, как мы это и видели, в двух крайних формах: с одной стороны, в виде двигательных механизмов, которые извлекают из него пользу, с другой — в виде личных образов-воспоминаний, которые регистрируют все его события. С их контуром, окраской и местом во времени» [2, с.212].
Философ упоминает, что «когда психологи говорят о воспоминании, как о приобретенной извилине, как о впечатлении, которое, повторяясь, отпечатывается все глубже, они забывают, что огромное большинство наших воспоминаний связано с событиями и подробностями нашей жизни, сущность которых в том, что они относятся к определенному моменту времени и, следовательно, уже никогда не воспроизводятся» [2, с.209]. Воспоминания, которые приобретаются с помощью воли и повторения, редки, исключительны.
Значимость временности отметил Б. Рассел. Он подчеркивает непосредственную связь воспоминания с настоящим. Воспоминание — это факт настоящего. Ведь именно в этот момент (данный настоящий момент), человек может вспоминать события прошлого, иметь какое-либо воспоминание. Автор указывает, «что из моего настоящего воспоминания я могу вывести вспоминаемое прошедшее событие» [11, с.170]. Несмотря на то, что наполнение воспоминания принадлежит прошлому, память, актуализируется в настоящем.
Анализируя связь настоящего и памяти, Б.Рассел указывает, что последняя нам необходима для того, чтобы ориентироваться в более продолжительных периодах времени, так как настоящее является лишь некоторой малой частью жизни. Именно за счет памяти увеличивается время являющегося настоящего.
Б.Рассел выделяет два источника познания времени. Первый из которых представляет собой восприятие следования в течение одного являющегося настоящего, а второй — воспоминание. Воспоминание может содержать в себе события различной давности. По Б.Расселу именно благодаря этому «все мои настоящие воспоминания располагаются в хронологическом порядке» [11, с.193].
Таким образом, благодаря автобиографической памяти уже произошедшие события складываются в определенную последовательность.
Огромный вклад в исследование памяти внес Г.Эббингауз, которому принадлежит огромная роль в области экспериментальной психологии. Его заслуга состоит в том, что он сделал главным объектом своего внимания память, которая в то время считалась несовместимой с экспериментом. В своей работе «О памяти» он описывает эмпирические исследования процессов запоминания, узнавания, воспроизведения.
Г.Эббингауз изучал ассоциативные связи и такие их характеристики, как устойчивость, сила, прочность. Сама ассоциативная связь устанавливается благодаря близости душевных переживаний в пространстве и времени. Что касается воспоминания, то Г.Эббингауз считал его такой формой появления памяти, ведущую роль в которой играет воля. Он пишет: «…присутствие Я может быть указано во всякое время; оно появляется везде и всегда, как только я вызову его, очевидно потому, что оно не перестало существовать ни на один момент» [13, с.10].
Благодаря воспоминанию у человека появляется возможность воспроизведения прошлого и правильного размещения данного воспроизведения во времени. «Представление о некотором прошлом, планы на счет будущего, являются тем, чем мое Я обладает и что обсуждает, как нечто отдельное от него, именно когда они стоят пред ним на первом плане его душевной жизни, когда они овладевают его интересом; напротив, они же представляют собой составную часть самого Я, образуют часть его сущности, когда на первый план выдвигаются другие переживания» [13, с.13–14]. Г.Эббингауз выделяет, что «настоящим носителем и ядром душевной жизни» будет то, что является для человека особенно важным. Такими важными событиями могут быть представления определенного жизненного этапа, какие-либо отношения с другими людьми.
На наш взгляд, эти идеи Г.Эббингауза очень близки к современным представлениям о содержании автобиографической памяти.
Согласно экологическому подходу У. Найссера человек рассматривается во взаимодействии со средой. Его основная мысль заключается в том, что восприятие представляет собой процесс развернутого во времени взаимодействия человека и реального мира [9]. Причем на это взаимодействие в равной степени накладывают отпечаток как различные влияния со стороны среды, так и активность самого субъекта. «На уровне человеческого восприятия мир структуирован с помощью событий, то есть в отличие от гипотетических единиц кодирования в ультра сенсорной памяти, автобиографическая память адекватна окружающей человека среде» [9, с.48]. У.Найссер предположил, что результат человеческого восприятия можно сравнить с гипотезой, которую человек формулирует с целью получения объяснения об информации из окружающего мира. Далее, исходя из собственного прошлого опыта, человек может подтвердить или же опровергнуть данную гипотезу.
Интересным представляется нам взгляд на проблему памяти З.Фрейда. В соответствии с собственной теорией о строении психического, он заострил свое внимание в основном на ошибках памяти. Объясняя феномен забывания, он доказал, что помимо временного фактора, существуют мотивационно обусловленные компоненты, природа которых лежит в области бессознательного. В том, случае, если воспоминание несет для субъекта травмирующий опыт, то оно может быть вытеснено из сферы сознания. Таким образом, З.Фрейд обращал внимание на возможные трансформации воспоминаний.
В отечественной психологической науке в рамках культурно-исторического подхода Л. С. Выготского, «организация автобиографической памяти как макросистемы, фиксирующей историю жизни личности, представляет собой новую форму интеграцию высших психических мнемических функций, опосредованных понятием «судьба»» [Цит. по 9, с.22]. На автобиографическую память накладывают отпечаток два процесса: социализация и индивидуализация, которые на протяжении всей жизни человека влияют на индивидуальную концепцию «судьбы».
Немаловажный вклад в исследование памяти внес С. Л. Рубинштейн, сформулировавший индуктивный закон, согласно которому «чем более заполненным и, значит, расчлененным на маленькие интервалы является отрезок времени, тем более длительным он представляется» [Цит. по 3, с.163]. Исходя из данного закона, можно проследить закономерность искажения психологического времени воспоминания прошедшего. Однако большая точность наблюдается в отображении последовательности событий. Этот факт отмечает и Е.А Громова: «…события, запечатлеваемые в нашей памяти, имеют определенную метку времени. Действительно, когда мы хотим вспомнить какой-то фрагмент нашей жизни из прошлого, мы можем определить, какое событие чему предшествовало, то есть с достаточной точностью можем восстановить хронологию событий, относившихся к отдаленному прошлому. Таким образом, хотя у человека и нет специального «временного» анализатора, подобно слуховому, зрительному, вкусовому, способность каким-то путем отсчитывать время существует» [4, с.22–23].
С. Л. Рубинштейн уделяет внимание понятию «жизненный путь», представляя его как некую целостность, но, в тоже время, состоящую из этапов, каждый из которых может стать поворотным в жизни личности. Каждый возрастной этап развития человека имеет важную роль в жизненном пути. По С. Л. Рубинштейну, человек может изменить собственную историю с помощью своих поступков и действий. Такого рода изменения будут являться «поворотными этапами» в жизни человека. С. Л. Рубинштейн называет их «поворотными событиями» и указывает на их влияние на историю формирования личности.
Современные отечественные исследователи (К. А. Абульханова-Славская, А. А. Кроник, Р. А. Ахмеров, Н. А. Логинова, И. С. Кон и др.) также уделяют свое внимание термину «жизненный путь личности». На наш взгляд, можно говорить о соотношении понятий «жизненный путь» и «автобиографическая память». Жизненный путь включает в себя конкретные жизненные события. «Время, последовательность и способ осуществления любого жизненного события, будь то вступление в брак или выход на пенсию, не менее важны, чем сам факт, что данное событие имело место» [7, с.282]
На сегодняшний день в России активно занимается изучением вопросов автобиографической памяти В. В. Нуркова. По ее мнению, автобиографическая память представляет собой вид памяти, который обеспечивает субъективное отражение пройденного человеком отрезка своего жизненного пути [9]. В. В. Нуркова подчеркивает, что в автобиографическую память включены автобиографически значимые события и состояния человека. «Единицами организации автобиографической памяти являются дискретные события, имеющие четыре аспекта существования, которые были объективированы нами как воспоминания о самом ярком, самом важном, переломном и характеризующим «суть личности» событиях жизни» [9, с.84]. Воспоминание о ярком событии всегда эмоционально и организовано по пространственно-временному принципу. Решающим фактором запечатления информации как о ярком событии является его чувственная насыщенность, а не значимость воспоминания для дальнейшей жизни, как в воспоминаниях о важном событии. Воспоминания о важном событии личностно значимы. Каждое такое событие погружено в смысловой контекст. «Основное содержание воспоминания о важном событии составляет описание результатов и последствий события, «взгляд на прошлое из сегодняшнего дня»» [9, с.91]. Таким образом, важное событие становится для человека автобиографическим опытом.
Именно содержание автобиографической памяти, представление о себе, исходя из собственных воспоминаний в различные периоды жизни, определяют уникальность и самоидентичность личности.
Итак, подводя итог сказанному, мы можем сделать вывод, что понятие автобиографической памяти вошло в психологическую науку относительно недавно. Хотя особенностями данного вида памяти (однако, не называя ее автобиографической) были заинтересованы многие авторы уже давно. И на сегодняшний день, исследование автобиографической памяти является актуальной и не достаточно изученной областью исследования.
Литература:
1. Абульханова-Славсская, К. А. Стратегия жизни. — М., 1991.
2. Бергсон, А. Собрание сочинений: В 4 т. Т.1: опыт о непосредственных данных сознания; материя и память. — М., 1992.
3. Веккер Л. М. Психика и реальность: единая теория психических процессов. М.:Смысл, 1998.
4. Громова, Е. А. Память и ее резервы. — М., 1983.
5. Гуссерль, Э. Собрание сочинений. Том 1. Феноменология внутреннего сознания времени.- М., 1994.
6. Зинчекно, П. И. Непроизвольное запоминание: избранные психологические труды. — М., 1996.
7. Куликов, Л. В. Психология личности в трудах отечественных психологов.- СПб, 2009.
8. Леонтьев, А. Н. Избранные психологические произведения: В 2-х т. Т.2. — М., 1983.
9. Нуркова, В. В. Автобиографическая память (Структура, функции, механизмы): Дис.... канд. психол. наук: 19.00.01: Москва, 1998..
10. Нуркова, В. В. Память. Общая психология. В 7 т.т.// Под ред. Б. С. Братуся. Т.3. М.:Академия, 2006.
11. Рассел, Б. Человеческое познание: его сфера и границы. — М., 2000.
12. Хайдеггер, М. Время и бытие. — М., 1993.
13. Эббинггаусъ, Г. Основы психологии. Томъ 1 (пер. с нем. изд. со 2-го Г. А. Котляра)/ под ред.В. С. Серебреникова и Э. Л. Радлова. — С.-Петербург, 1911.
Основные термины (генерируются автоматически): автобиографической памяти, понятие автобиографической памяти, вклад в исследование памяти, тематика автобиографической памяти, Проблема автобиографической памяти, о содержании автобиографической памяти, «организация автобиографической памяти, организации автобиографической памяти, содержание автобиографической памяти, исследование автобиографической памяти, памяти о прошлом А.Бергсон, и в памяти, существование вторичной памяти, и самостоятельные формы памяти, о важном событии, первичная память, проблему памяти З.Фрейда, счет памяти, специфику памяти, в исследование памяти внес С. Л. Рубинштейн.
moluch.ru
Международный научно-исследовательский журнал ¦ № 1 (43) ¦ Часть 3 ¦ ЯнварьПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ / PSYCOLOGYDOI: 10. 18 454/IRJ. 2016. 43. 006 Василевская К. Н.Кандидат психологических наук, Психологический Институт Российской Академии Образования ФУНКЦИИ АВТОБИОГРАФИЧЕСКОЙ ПАМЯТИ ЛИЧНОСТИАннотацияВ статье систематизированы основные направления современных исследований функций автобиографической памяти личности, проанализирован ряд зарубежных исследований по данной проблематике, описаны основные группы функций автобиографической памятиКлючевые слова: типы автобиографической памяти, функции автобиографической памяти.Vasilevskaya K.N.PhD in Psychology, Psychological Institute of the Russian Academy of Education FUNCTIONS OF THE AUTOBIOGRAPHICAL MEMORYAbstractThis article contains analysis of the main groups in recent studies of functions of the autobiographical memory and presents the results of investigation of autobiographical memory. The main groups of functions of the autobiographical memory are described.Keywords: types of autobiographical memory, functions of autobiographical memoryПроблематика развития и реализации взрослого человека как индивидуальности неизбежно сталкивается с проблемами рефлексии и построения идентичности. Но любая дискуссия об осознании человеком самого себя неизбежно упирается в его аргументацию через осмысление своей деятельности, своих поступков, а также связанных с этим эмоций и переживаний. Другими словами, обращаясь к рефлексии и самопознанию человека, мы получаем его идентичность, основанную на материале автобиографической памяти.В настоящее время сложилась относительно общепризнанная классификация видов памяти по времени хранения -рабочая, кратковременная, долговременная память. Долговременная память объединяет, в свою очередь, виды памяти, различающиеся по содержанию (и, соответственно, по функциям, принципам хранения, механизмам забывания и т. д.) — это эпизодическая память, семантическая память и автобиографическая память (см. [20]). Автобиографическая память оперирует воспоминаниями о личностно значимых событиях и состояниях (которые, в отличие от семантических «знаний» и хронологической информации эпизодов, могут храниться в памяти человека практически бесконечно, именно автобиографический материал лежит в основе мемуаров и воспоминаний, именно он заставляет удивляться, что человек преклонных лет может во всех деталях рассказать эпизод из своего детства). Основная функция автобиографической памяти — построение и поддержание непрерывной идентичности (что воспринимается субъектом приблизительно так: «я все тот же человек, что и тридцать лет назад, хотя выгляжу по-другому, поступаю по-другому, могу переехать жить в другую страну и говорить на другом языке, общаться с другими людьми, но несмотря на все внешние различия, я все тот же человек»).Память обычного человека в его обычной жизниНаучное изучение памяти длительное время было сфокусировано на процессах кратковременной памяти (см. классические эксперименты Г. Эббингауза) и тех ультракратковременных явлений памяти, которые можно относительно точно исследовать в лабораторных условиях. Ряд исследований был посвящен нарушениям памяти, в том числе связанными с травмами амнезиями, а в советской психологической школе были описаны и возможности сверх-памяти — эйдетическая память (Л.С. Выготский) и случай выдающегося развития памяти с помощью мнемотехники (А.Р. Лурия).Около 40 лет назад произошел перелом в сторону экологического подхода к изучению памяти — то есть, к изучению реального функционирования памяти человека в его обычной жизни. «Несмотря на столетие научных, эмпирических исследований памяти, психологи могут объяснить крайне незначительное число тех проблем памяти, с которыми сталкиваются обычные люди в своей повседневной жизни» — так Ульрих Найссер описал сложившееся положение в психологии в своем докладе на состоявшейся в 1978 году конференции по практическим аспектам памяти. «Я полагаю, нам следует выяснить, как люди используют свой прошлый опыт при встрече с настоящим и думая о будущем. Нам нужно понять, как этот процесс происходит в естественных условиях: обстоятельства, при которых он имеет место- формы, которые он принимает- переменные, от которых он зависит- различия между индивидами в их использовании прошлого. Естественные условия не подразумевают джунгли или пустыню, если только это не там местность, где живут наши испытуемые. Это означает работу памяти в школе и дома, на работе и в процессе размышлений- это касается и беззаботных детей, и предающихся воспоминаниям пожилых мужчин и женщин» (цит. по: [4], с. 24).Пытаясь классифицировать те явления памяти, которые психологии следует изучать, Найссер предложил отталкиваться от функций памяти (для чего мы используем прошлое). В данном докладе Найссером были перечислены следующие функции, которые, по его мнению, должны были стать предметом экологического, «реалистичного» изучения памяти:• самоопределение: кто я такой? Что я успел сделать, какие чувства переживал, с кем был знаком — мое прошлое определяет меня, наряду с моим настоящим и будущим) —• самосовершенствование: где я ошибся? Мог ли я поступить иначе? С чего все это началось?-• планирование будущих действий и запоминание повседневной информации (куда положили вещь, или на какой станции выйти) —81Международный научно-исследовательский журнал ¦ № 1 (43) ¦ Часть 3 • Январь• избирательное запоминание: человек лучше запоминает то, что связано с профессиональной деятельностью или сферой интересов, поэтому каждый человек — это чудо для окружающих, поскольку он помнит то, чего не помнят другие.В последние десятилетия большой массив зарубежных работ был сконцентрирован на изучении работы памяти в повседневной жизни: объема запоминаемой информации, ее точности и т. д. Теперь фокус исследований постепенно сдвигается в сторону функционального подхода: вопрос теперь не в том, сколько автобиографической информации запоминает человек, но — как и зачем люди помнят события своей жизни? Каким функциям служат воспоминания, размышления, разделение с другими людьми своего жизненного опыта?Функциональный подход, провозглашенный Найссером [20], получил в наши дни широкое распространение [9- 11- 13- 22- 24], и можно встретить немало работ, изучающих память именно в этой парадигме. При исследовании воспоминаний, которыми обладают люди, и историй, которые они рассказывают, важен и количественный подход. Функциональный же подход не означает попытку оценить информацию как корректную или ошибочную, актуальную или устаревшую, но — понять, как действует мнемическая система в ходе повседневной жизни, и прежде всего -понять, почему люди вспоминают свое прошлое именно таким образом.На сегодняшний день выделено множество конкретных функций АП, большинство из которых укладываются в три группы. Эти три группы предложены Дэвидом Пиллемером [22] в описании автобиографической памяти как обладающей личностными (self — само-протяженность, целостность), коммуникативными (социальные связи) и директивными функциями (планирование настоящих и будущих действий).Дальше мы рассмотрим эти три группы функций. Необходимо отметить, что отдельное описание не означает непременного дискретного осуществления этих функций. Сюзан Блак [10] приводит такой пример: некий человек может припомнить прошлый успех (например, его речь была хорошо принята на конференции) для осуществления директивной функции подготовки грядущего доклада. Одновременно, то же самое воспоминание может обслуживать социальную функцию установления или поддержания отношений с теми, кто был на конференции. Но возможно, что при одновременном осуществлении нескольких функций, одна может быть выделена как имеющая приоритет над другими.Личностные функции автобиографической памятиАналогично утверждению «мы есть то, что мы едим» можно сформулировать «мы есть то, что мы помним». В современных работах не теряет актуальности замечание Уильяма Джеймса о том, что если бы человек проснулся утром с полностью стертыми воспоминаниями, то это был бы уже совершенно другой человек. Продолжая ту же идею о связи идентичности и автобиографической памяти, следует вспомнить работу Шактера, описавшего пациента с травмой головы, который утратил свои воспоминания, и вслед за ними — чувство идентичности.У многих авторов можно встретить высказывания схожие по смыслу с рубинштейновским «быть личностью -значит иметь историю своего существования» [7]. Связь идентичности и автобиографической памяти стала предметом многопланового изучения, существование этой связи уже является общепризнанным. Как написали Энн Уилсон и Майкл Росс, «возможно, это трюизм — говорить о том, что самоидентичность основывается на автобиографической памяти, но природа и сила этой связи зависит от характеристик как идентичности, так и воспоминаний. Больше того, эти отношения можно назвать реципрокными: воспоминания человека влияют на его видение себя и наоборот» ([24]- с. 137). Другими словами, человек, обладая некоторой идентичностью, обращается к воспоминаниям об автобиографических событиях прошлого, чтобы подтвердить свои наиболее важные и значимые личностные характеристики- и обратно, анализируя свой жизненный опыт, человек может открыть в себе что-то новое, познать самого себя, на что он способен. Интересно, что К. Леонгард использовал обращение к автобиографическим воспоминаниям для проверки акцентуации характера: он предлагал пациентам подтвердить сформулированные при самоописании качества личности примерами из своих воспоминаний. Неспособность привести подтверждающие примеры расценивалась им как показатели истероидной акцентуации [2]. В случае рассогласования имеющейся концепции личности и неких автобиографических фактов наблюдается феномен «прерванной идентичности» («diachronic disunity») — [17] и на первый план выходят экзистенциальные функции автобиографической памяти, отвечающие задаче осознания смысла жизни, предназначения [3].Многие теоретические формулировки указывают на то, что функция воспоминаний состоит в поддержании чувства протяженности личности (the continuity of the self). Мартин Конвей [13] утверждает, что адекватность автобиографического знания зависит от его возможности поддержать и развивать чувство протяженности и личностный рост. Подобно этому, гипотетическая функция личного прошлого состоит в том, чтобы поддерживать чувство тождественности самому себе на протяжении времени". Робин Фивуш описывает, как это чувство тождественности самому себе развивается в раннем детстве [14], а Хабермас и Блак очерчивают траекторию развития биографической идентичности на протяжении взрослого возраст [16].Автобиографические воспоминания могут быть особенно важны, когда личность находится в неблагоприятных условиях, требующих изменений в себе [23- 5]. Уилсон и Росс предлагают исследование двух личностных функций АП: сглаживание противоречий в видении себя и акцент происходящего личностного роста. Их работа проливает свет на то, каким образом память позволяет нам сказать «Я тот же, что и прежде — но лучше» [24]. В различных исследованиях авторы обнаружили, что люди показывают свой личностный рост, оценивая себя в прошлом ниже, по сравнению с текущим образом Я. Текущая личность может превозноситься с помощью девальвации прошлой, через воспоминания себя-прошлого как не такого доброго и приятного, не столь мотивированного или умного, как теперь. В этой работе показано, что хотя мы часто думаем о памяти как о череде событий, это также и череда личностей, или запись, фиксирование личности на протяжении времени — есть автобиография.Отдельную подгруппу личностных функций автобиографической памяти принято называть саморегуляционными. В работе Пэсупати [21] представлено изучение такого явления как использование воспоминаний для регуляции настроения. Важный аспект личных воспоминаний заключается в том, что эмоциональная интенсивность исходных82Международный научно-исследовательский журнал ¦ № 1 (43) ¦ Часть 3 • Январьповседневных событий отличается от интенсивности воспоминаний, в момент рассказа о нем другим людям. Это различие в воспоминании эмоций и показывает работу регуляционной функции АП. Работа этой исследовательницы показывает, каким образом эмоциональная регуляция осуществляется в социальном контексте, то есть, в ходе беседы-воспоминания. Разумеется, эта беседа может одновременно обслуживать и социальную функцию АП (например, эмпатийную), но здесь мы видим, что личностные и социальные функции существуют во взаимодействии. В данной работе было показано, что при пересказе исходных событий происходит уменьшение негативных эмоций- в то же время, позитивные эмоции остаются константными (акцентуирование позитивных и элиминация негативных эмоций). Другими словами, испытуемые (и особенно мужчины) припоминают негативные события таким образом, который позволяет регулировать (снизить) негативные эмоции. Альтернативное объяснение, предлагаемое Пасупати, заключается в том, что люди вспоминают негативные эмоции точно так же, но не ощущают необходимости отражать, демонстрировать эти эмоции, то есть они регулируют свою речь, а не воспоминания.Несколько позднее С. Блак [10] предложила свою интерпретацию найденному явлению: вероятно, эмоциональная регуляция не является первичной функцией автобиографической памяти, но она должна рассматриваться как механизм, обслуживающий три основные функции АП (личностную, социальную и директивную). Так, например, рассказывая о трудной ситуации и не показывая негативных эмоций, человек может представить слушателю воспоминания в благоприятном ключе (сильный, храбрый). Или другой пример — включение эмоциональной регуляции в социальную функцию автобиографической памяти: женщина может включать в свой автобиографический рассказ больше негативных эмоций (чем мужчина), чтобы вызвать эмпатию у собеседника.Коммуникативные функции автобиографической памятиИзвестный «эффект попутчика» прекрасно отражает суть социальных функций автобиографической памяти (эффект заключается в том, что постороннему человеку иногда доверяют много сугубо личной или даже сокровенной информации). Обмен воспоминаниями о своем прошлом, разделение своих воспоминаний (раскрытие себя, своего мира и своих переживаний) и получение аналогичной информации от собеседника предоставляет нам возможность установления новых социальных контактов, облегчения и упрощения знакомства, поддержания старых отношений. В литературе многократно описано, что близкому, субъективно «родному» человеку мы можем и хотим рассказывать обо всех событиях и эпизодах жизни, а со ставшими далекими и чужими людьми можем только «вспоминать былое», и не в состоянии поделиться своей нынешней жизнью.Для многих исследователей социальная функция АП является наиболее фундаментальной [20- 10 и др.]. Автобиографическая память представляет материал для общения и более глобально — для облегчения социального взаимодействия [12], или достижения «социальной солидарности». Автобиографические воспоминания и рассказы делают общение более правдоподобным, достоверным и убедительным и таким образом предоставляют возможность для обучения или информирования других. Эта функция обучения, наставления может быть особенно важна в конкретных — к примеру, в детско-родительских отношениях [15]. Автобиографическая память позволяет нам лучше понимать других людей и сопереживать им [12]. К примеру, разделение личных воспоминаний может заинтересовать слушателя, вовлечь его в рассказ, усилить эмоциональный отклик, особенно если слушатель отвечает своими воспоминаниями [22]. Важная роль автобиографической памяти в установлении, развитии или поддержании социальных связей была неоднократно отмечена и иногда связывалась с возможным эволюционным адаптивным значением [20- 19].Рассказ о событии кому-то, не присутствовавшему при этом эпизоде, также представляет ему информацию о рассказчике и его мире [12]- а разделение воспоминаний с присутствовавшим при этом событии осуществляет социальную функцию углубления межличностных отношений [14].Николь Алеа и Сюзан Блак [8] предлагают два возможных определения социальной функции автобиографической памяти. Первое — таксономическое определение функции как использования: в каких типах социальных ситуаций возможно использование памяти (поддержание отношений, обучение/наставление, вызов сопереживания)? Второе определение более строгое: насколько велико влияние конкретной социальной функции (то есть, действительно ли интимность отношений усиливается после обсуждения общих воспоминаний)? Авторы перечисляют индивидные (гендер), социальные (продолжительность отношений между рассказчиком и слушателем), качественные (количество деталей, интенсивность эмоций), и уровневые (формирование, этап жизни), мнемические переменные, которые влияют на эффективность выполнения социальной функции. Например, показано, что причины, по которым люди размышляют о прошлом и обсуждают свои воспоминания с другими, изменяются и зависят от их стадии жизни.Изучение социальной функции научения/передачи опыта плодотворно изучалось Робин Фивуш: она исследовала детско-родительские отношения. Главный вопрос заключался в том, для чего родители (в данном случае, мамы), включаются в совместное воспоминание событий с ребенком. Оказалось, что в ходе такого общения родители влияют на формирование у детей Я-концепции, дети учатся понимать свои отношения с другими людьми, и воспринимать эмоции составной частью социальных отношений. Другая функция — обучать и информировать — то есть, социализировать детей: как выражать и даже как переживать свои эмоции, как совладать с ними, регулировать их. Обучение эмоциональной регуляции крайне важно для совладания с негативным эмоциональным опытом в ходе обыденной жизни. Таким образом, детско-родительские разговоры о прошедших ситуациях, когда ребенок чувствовал досаду, злость или страх, способствуют тому, чтобы ребенок понял каждую из этих эмоций и возможности ее проявления [15].Изучая социализацию ребенка, многие исследователи задавались вопросом о том, в чем кроется исток формирования гендерных различий в автобиографической памяти. Некоторые исследования показали, что родители по-разному общаются с детьми в зависимости от их пола. Исследуя «memory talk» (беседы-воспоминания), авторы обнаружили, что девочкам родители обычно передают более сложные воспоминания (больше контекста, дополнительной информации). Однако эти данные были опровергнуты другим исследователем, который уделил особое внимание организации эксперимента: для своей работы он выбрал только те семьи, в которых были дети обоих83Международный научно-исследовательский журнал ¦ № 1 (43) ¦ Часть 3 • Январьполов, в возрасте 3−5 лет. Таким образом, оказалось, что матери одинаково общаются с детьми, независимо от их пола, но в беседах с младшими используют более конкретную информацию, содержащую больше оценок и сравнений [18].Таким образом, все многообразие социальных функций автобиографической памяти можно, по существу, объединить в две группы: установление социальных связей и передача опыта.Прагматические функции автобиографической памятиНесмотря на убежденность некоторых авторов в первенстве социальной функции автобиографической памяти, директивная функция также представляется немаловажной. Автобиографическая память позволяет нам обращаться к прошлому опыту с новыми вопросами, сталкиваясь с проблемными ситуациями или чтобы предсказать будущие события [9]. Использование прошлого опыта для того, чтобы сконструировать модель для понимания внутреннего мира других людей и предсказания их дальнейших действий — эта функция может быть рассмотрена и как директивная, и как социальная. Подобно этому, Лохкарт утверждал, что главная функция автобиографической памяти заключается в том, чтобы обеспечивать гибкость в создании и обновлении правил, которые позволяют индивидам понимать прошлое и предсказывать последующие события. То есть, сравнивая различные события прошлого или сравнивая события с принятыми правилами, индивид может проверить гипотезу о том, каким образом мир (и не только социальный мир) фактически действует и предсказать дальнейшее развитие событий. Во многих исследованиях испытуемые рассказывали о том, что в трудных ситуациях они вспоминают прошлые события и почерпнутые из них «жизненные уроки».Наибольший вклад в изучение директивной функции автобиографической памяти внес Пиллемер [22]. Центральной идеей его статьи является демонстрация важности, и, по его словам, «направляющей силы конкретного эпизода». Он приводит примеры повседневных и травматических воспоминаний, поясняющие это явление. Директивная функция воспоминаний о личных событиях (случившихся в определенное время, в определенном месте, которые включают некие уникальные обстоятельства, с которыми связаны сенсорные образы и чувства) прежде получала слишком мало внимания со стороны исследователей, т.к. приоритетным источником указаний, направлений и побуждений всегда считалась общая семантическая память (поведение зачастую управляется ожиданиями или сценариями- Тульвинг: знания о мире более полезны, чем личные воспоминания- Нельсон: более полезна память на повторяющиеся, рутинные события). На все эти аргументы Дэвид Пиллемер приводит возражение: все это может быть верно лишь для обыденных повседневных условий, но не для тех ситуаций, для которых не существует известных и отработанных сценариев, или когда их применение терпит неудачу [22, с. 194]. В этих случаях руководящая, директивная сила жизненного события может быть особенно важной.Хотя директивы памяти всегда связаны с конкретным эпизодом, его влияние может быть достаточно отдаленным, а сам эпизод может быть широко применимым- это «широкое влияние» на мысли человека может быть гораздо сложнее выявить и операционализировать, чем это предполагалось в некоторых исследованиях. Ведь даже в тех случаях, когда автобиографические воспоминания используются для решения некоторой проблемы, память может работать на неосознаваемом уровне, почти автоматически, что мы можем не уловить этого влияния даже при самоотчете.В качестве примера травматического события, осуществляющего директивную функцию, Пиллемер приводит воспоминания американцев о террористической атаке 9 сентября (само событие произошло внезапно, в определенном месте и времени, оно вызвало экстраординарные эмоции: страх, горе, панику, и для многих людей переступило порог «психической травмы»). На этом примере автор показывает, каким образом одно и то же воспоминание может выполнять различные функции автобиографической памяти. Личностная функция воспоминания о теракте проявляется в «вызывающих боль размышлениях о том, что мы отстаиваем, и что значит быть американцем» [22, с. 195]. Социальная функция очевидно проявляется в бесконечных пересказах события, и в той силе сопереживания, которую вызывают эти воспоминания. Директивная функция стала центром основной активности людей, их действий в течение нескольких дней после атаки, которые были направлены на предотвращение дополнительного вреда и сохранение будущей безопасности. Как же одно историческое событие может так сильно воздействовать на изменение планов и действий всей страны? Влияние этого воспоминания отчетливо проявляется в жизни как каждого отдельного человека, так и в более широком контексте общественной активности: принимались экстраординарные меры безопасности, люди избегали перелетов и общественных мест, а, к примеру, на психологической конференции посещаемость оказалась на 30−40% ниже, чем ожидалось до террористической атаки.Дополнительные аргументы в пользу приоритета директивной функции после трагедии Пиллемер приводит из клинического опыта: посттравматическое восстановление происходит в три этапа. Целью первого этапа является сохранение будущей безопасности, установление безопасной окружающей среды. На втором этапе восстановления главной задачей являются воспоминания и траур, механизмом реабилитации является разделение воспоминаний — эта реконструктивная работа фактически трансформирует травматическое воспоминание, чтобы оно могло быть включено в историю жизни человека. На последнем, третьем этапе выздоровления, происходит установление новых связей и формирование новой (измененной) идентичности. Эти три этапа реализуются при поддержке директивной, социальной и личностной функций автобиографической памяти соответственно.Повседневные события жизни также могут обладать директивной силой. Воспоминания взрослых о наиболее типичных жизненных эпизодах часто содержат руководства к действию или убеждениям. Их влияние проявляется при столкновении человека с подобной ситуацией.Хранящиеся в памяти «послания» от значимых других иллюстрируют директивную функцию личностно важных воспоминаний. Пиллемер приводит пример воспоминаний девушки о разговоре с ее родителями, когда они пытались разрешить возникшие проблемы в общении. Мои мама и папа могли разговаривать с людьми свободно, т.к. оба они их знали,… я же была, как будто я никого не знала, была чужой и сидела в сторонке… Родители сказали «Будь открытой, просто разговаривай с людьми», и таким образом они вроде бы учили меня и в то же время показывали все на своем примере… Я до сих пор испытываю затруднения, но это воспоминание помогает мне проще84Международный научно-исследовательский журнал ¦ № 1 (43) ¦ Часть 3 • Январьразговаривать с людьми. Я думаю, что этот опыт я буду помнить еще очень долго. Когда у меня возникают проблемы при разговоре, я могу просто оглянуться, вспомнить этот эпизод и сказать себе «ОК, мои родители могли это, и я смогу»… (цит. по: [22])Вспоминаемые «послания» появляются в нашей жизни довольно часто. Когда Пиллемер с коллегами попросил студентов припомнить яркий эпизод своей жизни, содержащий некие высказывания родителей, 46% от припомненных утверждений содержали советы или указания. Аналогично, и психотерапевтической практике «многие клиенты вспоминают высказывания своих родителей или значимых других. Контакт с ними может быть давно утрачен, но их утверждения, тем не менее, играют важную роль в жизни клиента» [22, с. 196].Подобным же образом, направляющая сила воспоминания о прошлой неудаче может обеспечивать позитивную мотивацию дальнейших действий. Звезда профессионального баскетбола Майкл Джордан так описывает свое воспоминание:«Я был смущен, я не смог создать команду. Список очень-очень долго висел на стене, и моего имени в нем не было. Я помню, что бы просто вне себя. Теперь, когда я устаю, и кажется, что должен остановиться, я закрываю глаза и вижу тот список в раздевалке, в котором меня нет, и это заставляет меня двигаться дальше». Можно привести еще множество примеров того, как конкретные воспоминания становятся для нас не просто «жизненными уроками», но средствами.В последующих статьях мы предложим анализ частотного распределения функций автобиографической памяти и индивидуальные различия в работе этой мнемической подсистемы.Литература1. Василевская К. Н. Разработка и апробация диагностического опросника «Функции автобиографической памяти личности» // Психологическая наука и образование. — 2008. — № 4. — с. 101−110.2. Леонгард К. Акцентуированные личности. — Ростов-на-Дону: из-во «Феникс», 2000. — 311с.3. Леонтьев Д. А. Самореализация и сущностные силы человека // Психология с человеческим лицом: гуманистическая перспектива в постсоветской психологии / Под ред. Д. А. Леонтьева, В. Г. Щур. М.: Смысл, 1997. -336 с. С. 156−176.4. Найссер У. Память день за днем // Когнитивная психология памяти. 2-е международное издание. / Под ред. У. Найссера, А. Хаймен. — СПб: Прайм-еврознак, 2005. — с. 157−164.5. Нуркова В. В., Василевская К. Н. Автобиографическая память в трудной жизненной ситуации: новые феномены // Вопросы психологии. — 2003. — № 5. — с. 93−102.6. Нуркова В. В. Свершенное продолжается: Психология автобиографической памяти личности. — М.: Изд-во УРАО, 2000. — 320 с.7. Рубинштейн С. Л. Бытие и сознание. Человек и мир. — СПб.: Питер, 2003. — 512 с.8. А1еа N., Bluck S. Why are you telling me that? A conceptual model of the social function of autobiographical memory // Memory. — 2003. — 11. pp. 165−1789. Baddeley A. But what the hell it is for? // M.M. Gruneberg, P.E. Morris & amp- R.N. Sykes (Eds.) Practical aspects of memory: Current research and issues (pp. 3−18). Chichester, UK: Wiley, 1987.10. Bluck S. Autobiographical memory: Exploring its functions in everyday life // Memory. — 2003. — 11 (2). -pp. 113−123.11. Bruce D. Functional explanations of memory // L.W. Poon, D.C. Rubin & amp- B.A. Wilson (Eds.) Everyday cognition in adulthood and late life. — Cambridge: Cambridge University Press, 1989. — pp. 44−58.12. Cohen G. The effects of aging in autobiographical memory // C.P. Thompson, D.J. Hermann, D. Bruce, J.D. Read, D.G. Payne, & amp- M.P. Toglia (Eds.) Autobiographical memory: theoretical and applied perspectives. — Mahwah, NJ: Lawrence Erlbaum Assosiates Inc. — 1998. — pp. 105−123.13. Conway M.A. Autobiographical knowledge and autobiographical memories // D.C. Rubin (Ed.), Remembering in our past: Studies in autobiographical memory. — Cambridge: Cambridge University Press, 1996 — pp. 67−93.14. Fivush R. The function of event memory: Some comments on Nelson and Barsalou// U. Neisser & amp- E. Winograd (Eds.), Remembering reconsidered: Ecological and traditional approaches to the study of memory. — Cambridge: Cambridge University Press, 1998.15. Fivush R. Maternal Reminiscing Style and Children’s Developing Understanding of Self and Emotion // Clinical Social Work Journal. — 2007. 35.16. Habermas T., Bluck S. Getting a life: The emergence of the life story in adolescence // Psychological bulletin. -2000. — 176. — pp. 748−769.17. Lampinen J.M., Odegard T.N., Leding J.K. Diachronic Disunity // The Self and memory. — NY, 2003.18. Lewis K. Maternal style in reminiscing to child individual differences // Cognitive Development. — 1999 Jul Vol 14(3). — p. 381−399.19. Nelson K. Self and social functions: Individual autobiographical memory and collective narrative // Memory. -2003. — 11. — pp. 125−136.20. Niesser U. Memory: What are the important questions? // M.M. Greeneberg, P.E. Morris & amp- R.N. Sykes (Eds.) Practical aspects of memory. — London, England: Academic Press, 1978. — p. 3−19.21. Pasupathi M. Emotion regulation during social remembering: Differences between emotions elicited during an event and emotions elicited when talking about it // Memory. — 2003. — # 11. — pp. 151−163.22. Pillemer D. B. Directive functions of autobiographical memory: The guiding power of the specific episode // Memory. — 2003. — # 11. — pp. 193−202.23. Robinson J.A. Sampling autobiographical memory // Cognitive Psychology, 1976, N8. p. 578−595.24. Wilson A. E. & amp- Ross M. The identity function of autobiographical memory: Time is on our side // Memory. — 2003. -№ 11 (2). pp. 137−149.85Международный научно-исследовательский журнал ¦ № 1 (43) ¦ Часть 3 • ЯнварьReferences1. Vasilevskaja K.N. Razrabotka i probacija diagnosticheskogo oprosnika «Funkcii avtobiograficheskoj pamjati lichnosti» // Psihologicheskaja nauka i obrazovanie. — 2008. — № 4. — s. 101−110.2. Leongard K. Akcentuirovannye lichnosti. — Rostov-na-Donu: iz-vo «Feniks», 2000. — 311s.3. Leont'-ev D.A. Samorealizacija i sushhnostnye sily cheloveka // Psihologija s chelovecheskim licom: gumanisticheskaja perspektiva v postsovetskoj psihologii / Pod red. D.A. Leont'-eva, V.G. Shhur. M.: Smysl, 1997. — 336 s. S. 156−176.4. Najsser U. Pamjat'- den'- za dnem // Kognitivnaja psihologija pamjati. 2-e mezhdunarodnoe izdanie. / Pod red. U. Najssera, A. Hajmen. — SPb: Prajm-evroznak, 2005. — s. 157−164.5. Nourkova V.V., Vasilevskaja K.N. Avtobiograficheskaja pamjat'- v trudnoj zhiznennoj situacii: novye fenomeny // Voprosy psihologii. — 2003. — № 5. — s. 93−102.6. Nourkova V.V. Svershennoe prodolzhaetsja: Psihologija avtobiograficheskoj pamjati lichnosti. — M.: Izd-vo URAO, 2000. — 320 s.7. Rubinshtejn S.L. Bytie i soznanie. Chelovek i mir. — SPb.: Piter, 2003. — 512 s.8. Alea N., Bluck S. Why are you telling me that? A conceptual model of the social function of autobiographical memory // Memory. — 2003. — 11. pp. 165−1789. Baddeley A. But what the hell it is for? // M.M. Gruneberg, P.E. Morris & amp- R.N. Sykes (Eds.) Practical aspects of memory: Current research and issues (pp. 3−18). Chichester, UK: Wiley, 1987.10. Bluck S. Autobiographical memory: Exploring its functions in everyday life // Memory. — 2003. — 11 (2). -pp. 113−123.11. Bruce D. Functional explanations of memory // L.W. Poon, D.C. Rubin & amp- B.A. Wilson (Eds.) Everyday cognition in adulthood and late life. — Cambridge: Cambridge University Press, 1989. — pp. 44−58.12. Cohen G. The effects of aging in autobiographical memory // C.P. Thompson, D.J. Hermann, D. Bruce, J.D. Read, D.G. Payne, & amp- M.P. Toglia (Eds.) Autobiographical memory: theoretical and applied perspectives. — Mahwah, NJ: Lawrence Erlbaum Assosiates Inc. — 1998. — pp. 105−123.13. Conway M.A. Autobiographical knowledge and autobiographical memories // D.C. Rubin (Ed.), Remembering in our past: Studies in autobiographical memory. — Cambridge: Cambridge University Press, 1996 — pp. 67−93.14. Fivush R. The function of event memory: Some comments on Nelson and Barsalou// U. Neisser & amp- E. Winograd (Eds.), Remembering reconsidered: Ecological and traditional approaches to the study of memory. — Cambridge: Cambridge University Press, 1998.15. Fivush R. Maternal Reminiscing Style and Children’s Developing Understanding of Self and Emotion // Clinical Social Work Journal. — 2007. 35.16. Habermas T., Bluck S. Getting a life: The emergence of the life story in adolescence // Psychological bulletin. -2000. — 176. — pp. 748−769.17. Lewis K. Maternal style in reminiscing to child individual differences // Cognitive Development. — 1999 Jul Vol 14(3). — p. 381−399.18. Lampinen J.M., Odegard T.N., Leding J.K. Diachronic Disunity // The Self and memory. — NY, 2003.19. Nelson K. Self and social functions: Individual autobiographical memory and collective narrative // Memory. -2003. — 11. — pp. 125−136.20. Niesser U. Memory: What are the important questions? // M.M. Greeneberg, P.E. Morris & amp- R.N. Sykes (Eds.) Practical aspects of memory. — London, England: Academic Press, 1978. — p. 3−19.21. Pasupathi M. Emotion regulation during social remembering: Differences between emotions elicited during an event and emotions elicited when talking about it // Memory. — 2003. — # 11. — pp. 151−163.22. Pillemer D. B. Directive functions of autobiographical memory: The guiding power of the specific episode // Memory. — 2003. — # 11. — pp. 193−202.23. Robinson J.A. Sampling autobiographical memory // Cognitive Psychology, 1976, N8. p. 578−595.24. Wilson A. E. & amp- Ross M. The identity function of autobiographical memory: Time is on our side // Memory. — 2003. -№ 11 (2). pp. 137−149.86
Показать Свернутьreferat.bookap.info
— Начнем, как принято, с определений. Что такое автобиографическая память?
— Если коротко, то это память о себе.
— А корректно ли говорить, что эта память у некоторых людей более развита, чем у других?
— У меня есть два тезиса.Развитие автобиографической памяти у человечества еще очень далеко от полного и идеального, потому что это такой вид памяти, который появился относительно недавно.Это изобретение человечества — как любовь, дружба и так далее.По сравнению с любовью и дружбой автобиографическую память мы придумали еще позже — культура прощупывала, как ее развить и сформировать, но это еще далеко от завершения.Мы в процессе еще достаточно быстрых перемен и быстрого развития. Это для человечества в целом.
Если брать индивидуальный подход, то есть люди, которые специально занимаются формированием воспоминаний, а есть те, которые не занимаются.Некоторые пишут мемуары, например, ведут дневники, осознанно, с какой-то целью собирают свои фотоальбомы.А есть другие, которые проскакивают мимо того, что их жизнь должна иметь какую-то историю — их жизнь им неинтересна.
— Вы сказали, что этот вид памяти сформировался недавно — это когда?
— Автобиографическая память — научное понятие.Есть понятное всем выражение «личная память». Сами эти слова существовали очень давно, но что за ними стоит?Семья сейчас и триста лет назад — совершенно разные реальности. Если мы возьмем автобиографическую память, как мы сейчас ее понимаем, то получается достаточно связная во времени, протяженная история своей собственной жизни, которая включает в себя обязательно рассказ о детстве и о своем происхождении.Не только рассказ, конечно, но и яркие воспоминания, из которых этот рассказ составляется. Эта история также включает в себя рассказ о своей социальной карьере, социальных достижениях.Иногда включается личная, интимная история, которая может пересекаться или нет с остальной частью жизни.Кроме того, вся сложная система доказательств о том, что все так и было: система фотографий, документы, перекрестные свидетельства современников.То есть это такая сложная конструкция, которую мы специально развиваем в течение своей жизни.
Трудно себе представить, но еще 150 лет назад люди не представляли, как выглядели их бабушка с дедушкой.Была какая-то память о себе, но она была очень короткая.Люди, например, не знали и не могли знать, как они выглядели в детстве.«Я» — это я сейчас. Если человек был относительно состоятельным, то он мог еще в зеркало посмотреть, а простой крестьянин мог разве что услышать, как соседские девки говорят:«А парень-то видный!»И все. То есть все, что для нас сейчас развернуто в длинную историю, в те времена ограничивалось примерно двумя-тремя годами. Обычные люди даже не знали, сколько им лет. Ну и не очень интересовались.
— То есть автобиографическая память возникла где-то полтора века назад.
— Есть очень важные точки — ведь история и цивилизация не развиваются равномерно.Есть определенные изобретения, которые не становятся массовыми: допустим, Леонардо да Винчи изобрел вертолет, но это не значит, что все спустя 10 лет стали летать на этом вертолете.Отдельные представители человечества опережают свое время.Так же сами по себе крупицы этой памяти появились россыпью очень давно.Был относительно древний автобиографический жанр: например, исповедь блаженного Августина.Есть соответствующая средневековая литература. Ее очень мало, с легкостью пересчитывается по пальцам двух рук.
По-серьезному автобиографическое движение (если так можно выразиться) началось в конце XVIII века в связи с появлением индивидуализма.В философии и в культуре в целом началась эпоха романтизма.И почему-то вдруг оказалось интересным не то, что человек делает и чего достигает, а что он при этом думает, чувствует и переживает. Допустим, с какой стати вам должно быть интересно, что у меня было в детстве?Ведь это совершенно непрактичное знание.Но для самих людей это становится ценным, потому что они свою личность начинают растягивать во времени — потому что сама личность становится ценностью.А если для них это становится ценным, то надо как-то заставить других людей «покупать» эту историю.И из каких-то отрывочных, очень непонятных для других проблесков воспоминаний, которые есть у каждого человека и были, наверное, всегда у всех, они начинают выстраивать эту красивую машинерию автобиографической памяти. Тогда же возникает практика личного дневника, появляется жанр мемуаров.Не политических мемуаров с наставлением, когда политический деятель рассказывает, как он повоевал или послужил трону, а именно воспоминания, связанные с личной жизнью.Это как раз произшло на рубеже XVIII и XIX веков.
Следующий прорыв случился с появлением фотографии.Ведь ее придумали специально для того, чтобы была память.Один из первых критиков этого изобретения Оливер Холмс на появление фотографии отреагировал так: изобрели зеркало с памятью. Это очень удобный образ: человек научился останавливать мгновение.Но на самом деле его интересует не мгновение, а его собственное Я в разных контекстах и ситуациях. То есть ты останавливаешь время. Фотография — это очень эффективный враг времени.
Я все время сожалею, что фотографию изобрели в 1839 году.Почему же не на два года раньше — тогда бы у нас были фотографии Пушкина, а не Натальи Гончаровой, которые нам совершенно не нужны.Изначально это была очень сложная технология: полчаса неподвижного мучения, но развитие шло невероятными темпами.Уже через три-четыре года после изобретения во всех столицах и крупных городах появились десятки ателье. Эти сроки даже для нашего времени очень впечатляют, ведь нужно было подготовить полный цикл производства, которое требовало серьезной химической подготовки.
Человечество достаточно быстро пришло к неслучайным улучшениям технологии производства фотографии, которые развивали именно автобиографическую память. И в скором времени сформировалась фотографическая память.
— Как это изобретение отразилось на психике человека?
— Довольно серьезно.То, что было невозможно до изобретения фотографии, стало возможным после.Фотография стоила очень дорого, поэтому печатали одновременно множество маленьких портретов на одну пластину.И эти картинки были своеобразной визитной карточкой человека: люди подписывались ими, обменивались, отправляли вместо себя в гости — появилась куча всяких игр, о которых можно почитать у Золя.То есть человек впервые стабилизировал свою идентичность — ведь до этого не было никакого массового способа получить образ себя. Появилось ощущение персональной, личной идентичности.
Кроме того, это изобретение зафиксировало время жизни: «я» в разных в возрастах. С появлением фотографии стало возможноным зафиксировать детство: оно прошло, но оно было.Причем сначала у каждого человека было по одной фотографии — чуть позже, в начале 20 века, было уже по 5-6 фотографий: дети с родителями, армия, свадьба, с детьми, с внуками и похороны, которые тоже обязательно фиксировались. Кстати, посмертная фотография опять вернулась как некая культурная практика в последние лет 10.
Кроме того, через фотографию фиксируется принадлежность к социальным группам.Ведь что такое семья?Это люди, чьи картинки находятся под одной обложкой в альбоме.Писатель Сьюзан Зонтаг это называла симулякром — копией, у которой нет оригинала. Никакой семьи как физического факта не существует.Это люди, которые объединены общей автобиографической памятью, которые помнят друг про друга что-то, что они там себе напридумывали.Так вот, раньше это напоминало предание, это был миф: твой дедушка делал то-то, был хорошим человеком.Кто мой дедушка?Откуда он?А с появлением фотографии все эти дедушки-бабушки, все эти люди стали материальными.Люди получили возможность создавать эти виртуальные социальные сообщества.
Причем, конечно, семейные сообщества — это самый простой пример.Есть такое мнение, что один из существенных эпизодов цивилизационного мышления и начало глобализации — это момент, когда напечатали фотографию Земли из космоса.Ведь на самом деле это коллективный портрет всех жителей планеты.Раз мы все вместе сфотографировались, значит мы вместе. Мы — одна группа.Были социально-психологические исследования, когда людей фотографировали вместе и по отдельности и даже не показывали фотографий.Потом исследователи наблюдали, как эти люди описывают свой опыт прохождения через эту процедуру.Люди, которых фотографировали вместе, говорили «мы», те, которых фотографировали врозь, говорили «я и он».То есть фотография объединяет группы.Быть на фотографии значит быть вместе.Отсюда эта странная тяга фотографироваться со знаменитостями.То есть начали создаваться сообщества, которых раньше и помыслить было невозможно.
Кроме того, со специальными техническими средствами люди научились выходить за пределы видимого мира.Скажем, рентгеновская фотография.То есть люди увидели себя изнутри.Ведь до этого было невозможно представить себе, что там.Там, возможно, цветы и пашни. И пока человек был жив, было невозможно узнать его внутреннее устройство.То есть не какому-то ученому, хирургу, а чтобы сам человек увидел.Совсем недавно, в советское время, дома держали специальные серые конверты и хранили рентгены. Зачем, спрашивается?Ну, а вдруг пригодится? С какой-нибудь надписью: «Машин сломанный палец. 73-й год».Это воспринималось и работало так же, как фотография — не внешнего, а внутреннего.То есть очень сильно расширяется критерий, что такое мое и что такое я.Или возьмем всякие УЗИ, когда родители, а потом сам человек видит себя до рождения.Еще нет таких исследований, но люди, у которых есть свои фотографии до рождения, должны хотя бы чуть-чуть по-другому представлять свою жизнь.
Как только изобрели фотографию, общество начало каталогизировать людей. Ведь раньше было совершенно непонятно, как идентифицировать человека. Ходил мужик, ну выдали ему паспорт, а там написано: Никита Кривой, крестьянин Петра Петровича Зыкова.Ну и что? Кто это?Совершенно непонятно, все было неперсонофицировано.Одна из первых социальных практик, связанных с фотографией, — это тюремная и полицейская фотография.Еще при царе люди, которые делали фотографии в фотоателье, должны были обязательно сдавать копию картинок в участок, где были специальные хранилища.
Это также очень интересно с точки зрения журналистики.Вот что вы сейчас делаете? Зачем вы меня фотографируете?Вы перед читателем подтверждаете, что я реально существующий субъект, что я есть.Причем так как я совершаю определенные движения, то я, пожалуй, живая, не робот.Зачем это нужно, какой в этом смысл?Зачем ваши интервью снабжать фотографией интервьюируемого?На самом деле дополнительной никакой информации это не несет.Это отголосок этой репортажности — идеи о том, что если на фотографии это есть, значит это правда.Причем здесь речь идет о непробиваемом доверии.Ведь прошло 150 лет и даже смешно, ведь существуют фотошопы, ретушь.Но если что-то снабжено фотографией — это уже доказано.Проводилось множество исследований, которые это показали.То же самое с памятью.Есть масса способов, как можно манипулировать воспоминаниями, делая ложные фотографии.Люди эту наживку глотают мгновенно и сами создают воспоминания по мотивам этих ложных фотографий. То есть мир получил измерение достоверности за счет фотографии.Ну и вообще, что после человека остается? Раньше был хотя бы мешок фотографий, а теперь они все хранятся где-то на сервере, на облаках.
— А что произойдет дальше? Ведь сейчас этих фотографий становится все больше и больше.
— Моя студентка Галя Козяр недавно провела очень интересное исследование на реальных людях.Она задалась вопросом и получила результат, который я и ожидала.Ее вопрос на первый взгляд звучит странно: отличаются ли воспоминания, которые индуцированы фотографиями, созданными простым аналоговым способом и цифровым?Казалось бы, какая разница?Ведь обычные люди не отличают цифру от аналога.Гипотеза была такая: когда мы делаем традиционную аналоговую фотографию, мы не знаем, что получится, там надо проявлять пленку и так далее.И поэтому мы подстраховываемся и заучиваем много другой информации, того, что не увидели в объективе.А когда мы делаем цифровую фотографию, мы сразу программируем на дисплее результат, мы ему доверяем и не успеваем ничего запомнить. Так вот, Галя отловила много реальных людей и давала оба вида устройств.Испытуемых пригласили на музыкальный фестиваль, и они должны были сделать определенное количество фотографий цифровой и аналоговой камерами, которые им выдавали.Уже через несколько недель, а потом через год их приглашали снова и просили вспомнить, что там было.Оказалось, что, действительно, воспоминания, которые были с опорой на аналоговые фотографии, разворачивались как истории: человек вспоминал, что было до, что было после, помнил замысел, контекст, что делали другие люди вне кадра.А когда человек вспоминал с опорой на цифровую фотографию, у него все упиралось в точку, он смотрел на фотографию и описывал то, что есть в кадре.
Выводы достаточно философские.Получается, что когда технологии встраиваются в нашу деятельность, когда они ее дополняет и улучшают, то все получается хорошо.А когда технология подменяет нашу деятельность, то наши функции нарушаются. То есть в первом случае есть память, и я в эту память встраиваю средство фотографии, чтобы потом лучше вспомнить то, что запомнил.В результате у меня есть развернутое воспоминание, которое не портится со временем.То есть фотография выступает как консервант.А во втором случае получается, что фотографии подменяют собой мою память: запоминать ничего вообще не нужно, я просто буду делать их, даже смотреть и классифицировать не буду.
— Так называемая фотогенная амнезия.
— Да, ее можно назвать так.Хотя слово амнезия не самое подходящее.Ведь амнезия — это когда что-то помнил, а потом забыл. А здесь нет запоминания.Человек не запоминает, потому что надеется на какое-то средство, которое на самом деле не срабатывает, потому что оно требует специального с собой обращения.Это все равно что я не буду читать книжку, а положу ее рядом с собой на подушку и лягу спать. И буду надеяться, что эти мысли за ночь в мою голову перекочуют.
— Чем, например, моя психика — человека, у которого практически нет детских фотографий — отличается от психики человека, у которого их много? Как изменится автобиографическая память современных детей — ведь их снимают чуть ли не каждую минуту?
— Давайте подумаем.Мягкая гипотеза: наверное, если у вас нет фотографий вашего детства, то вы свое детство помните по-другому по сравнению с теми, у которых их много, и тем более если эти фотографии вовлечены в обиход.Они их рассматривают, запоминают.Есть еще такая интересная форма: ментальная фотография.Это не сами фотографии, а как я помню свои фотографии.Понятно, что я помню их не такими, какие они есть на самом деле, они становятся для меня такими внутренними образами.
Значит ли это что-то?Имеет ли это какое-то значение для вашей жизни?Ну мало ли, один человек пошел в первый класс с розами, другой с гладиолусами.Является ли это предиктором его успеха в супружеской жизни?Это вопрос примерно такого рода.Я считаю, что то, как мы помним детство, существенно связано с тем, как мы себя понимаем сейчас.Другое дело, что радость в том, что здесь такие реципрокные отношения.То есть, с одной стороны, то, как мы запоминаем наше детство, формирует нашу личность, с другой стороны, то, какие мы сейчас, формирует наши воспоминания о детстве.Это очень хорошо исследовано и показано, это такая циклическая история.Давайте подумаем вместе. Какие же у нас предикции?Вы же знаете себя лучше, чем я вас.
— Мне по ощущениям кажется, что все мои детские воспоминания — это вымысел.
— То есть ваше самонаблюдение: меньшая субъективная реалистичность.Мы только что говорили: если что-то есть на фотографии, значит, так оно и было.Меньшая реалистичность особенно потому, что у вас есть фотографии относительно других периодов жизни.Будут различия также с яркостью или с уровнем обобщенности.Можно субъективно шкалировать яркость воспоминаний о детстве у людей, у которых есть постоянная возможность возвращаться к некому отпечатку.У обладателей большого количества фотографий воспоминания будут детальные, а у вас менее подвижные — нечто вроде схем.
Как это функционирует?Во-первых, поскольку вы не привязаны к этому средству, к этому инструменту, то, возможно, вы можете более свободно себя чувствовать со своими воспоминаниями о детстве и использовать этот ресурс пластичности в своих целях.Во-вторых, вы можете их использовать в более символическом смысле.То есть, допустим, у человека есть его детская фотография, где он на велосипеде и воспоминание о том, что он как-то катался на велосипеде и упал в лужу.В вашем случае та же самая история может быть концептуализирована во что-то более символическое: например, то, что все должны быть готовы к трудностям.Конечно, я придумываю на ходу. Но мне кажется разница должна быть.
— Зачем мы вообще вспоминаем о детстве?
— Воспоминания о детстве очень удобны для того, чтобы регулировать свои эмоциональные состояния.Детство было давно, все это не правда и мало кого волнует, правда это или нет.Это уже относится не к настоящему «я», а к тому «я», которое существовало очень давно.То есть это такой безопасный резервуар, которым можно пользоваться для эмоциональной регуляции.С другой стороны, конечно, символически мы, уже будучи взрослыми, на эти детские воспомнания надеваем устойчивые модели своих взаимоотношений с другими людьми.Многие профессиональные актеры этим пользуются — у них есть набор детских воспоминаний, в которых они фиксируют любые эмоции.
У некоторых людей плохо с эмоциональной саморегуляцией, они не могут выйти за пределы текущей ситуации и ведут себя импульсивно.Они реагирует, как если бы все происходило здесь и сейчас.Это, кстати, очень важный человеческий признак: ориентироваться не на здесь и сейчас, а на что-то другое.Так вот, у таких людей, как правило, зафиксированы большие проблемы с воспоминаниями о детстве, вплоть до того, что у них очень сильно сдвинут возраст воспоминаний о детстве. То есть они себя помнят со значимо позднего возраста.
— А каков механизм формирования автобиографической памяти? Родители участвуют в этом процессе?
Было проведено множество исследований, которые показали, что родители очень специфическим образом разговаривают со своим детьми, когда они просят их вспомнить, что было в детском саду или, например, в школе.Это не просто просьба, а формирование.Европейские матери, которые применяют западные индивидуалистические модели, разговаривают с ребенком так, что в результате он научается рассказывать о себе, а значит и помнить себя, и мыслить себя.У такого ребенка «я» находится в середине, там же его чувства и эмоции.Другие воспринимаются в контексте этих чувств: как они на эти чувства реагируют.События должны быть уникальные.Это все должно быть подчинено нарративному правилу, должен получится грамотный рассказ с интригой и развязкой.
У восточных людей этот автобиографический рассказ устроен по-другому.Азиаты помнят себя с более позднего возраста.Есть такая китайская исследовательница Кай Ванг, у нее родной китайский язык, и сохранились все социальные связи на родине.Но при этом она лет 20 живет в Англии.Поэтому она делает очень хорошие кросс-культурные исследования.Не так, как это обычно делают европейцы, которые приезжают на Восток, и там им помогают 10 переводчиков.Так вот, когда она начала показывать свои данные, ей сначала никто не верил.Выяснилось, что на Востоке на просьбу рассказать о себе люди начинают описывать не личный, а коллективный опыт.Получается рассказ, не полный уникальных деталей, а отсылающий скорее к какому-то мифу.Скорее всего, мы имеем разные форматы личности.Западная личность ориентирована на себя, восточный тип — на социальные отношения.
Автобиографическая память — это культурный феномен.Поэтому получается, что в каждой культуре складываются достаточно устойчивые приемы формирования этой памяти.Ее формирование является самым удобным способом делать личность такой, какой хочет каждый человек.Мы такие, какими мы себя помним.Мы ведь на самом деле в каждый отдельный момент — люди без свойств.Я вот помню, что я — профессор МГУ, поэтому я здесь что-то вещаю.Хотя давно могла бы есть торт в буфете — и, в общем, я не вполне еще с этой идеей распростилась.
Ведущая европейская лаборатория, изучающая автобиографическую память, работает в Орхусском университете при поддержке ЕС.
m-introduction.livejournal.com
Автобиографическая память — специфическая разновидность декларативной памяти для фиксации, хранения, интерпретации и актуализации автобиографической информации.
Данный вид памяти невозможно однозначно отнести к одной из двух систем декларативной памяти — семантической или эпизодической (по классической классификации Э. Тульвинга), так как автобиографическая память обладает свойствами обеих этих систем — она содержит как знания человека о себе самом, так и воспоминания о событиях, которые происходили с этим человеком.
Выделяют три основные группы функций автобиографической памяти:
1. Интерсубъективные — связаны с жизнью человека в обществе. К таким функциям относятся:
2. Интрасубъективные — связаны с личностной саморегуляцией. К ним относятся:
3. Экзистенциальные — связанные с переживанием и пониманием своей уникальности. К ним относятся:
Одной из наиболее полных моделей автобиографической памяти является предложенная М. Конвеем и К. Плейдел-Пирсом модель трёхкомпонентной структуры. В рамках данной модели автобиографическая память делится на три уровня (в зависимости от уровня специфичности воспоминаний по отношению к конкретному моменту):
1. Событиях, отмечающих начало пути к долгосрочной цели.
2. Событиях, меняющих планы относительно первоначальных целей.
3. Событиях, подтверждающих определенные убеждения и цели.
4. Событиях прошлого, направляющих поведение человека в настоящий момент.
Три уровня данной модели иерархически организованы внутри базы автобиографических знаний, вместе они составляют общую историю жизни человека. Воспоминания, касающиеся периодов жизни, связаны с воспоминаниями об общих событиях, а те, в свою очередь, со знаниями, присущими определенному моменту. Когда определенный сигнал активирует иерархию базы автобиографических знаний, становятся доступными все три уровня знаний, и формируется автобиографическое воспоминание.
Воспоминания могут быть неточными, так как важные детали непосредственного опыта часто забываются или искажаются в памяти. Дневниковый метод позволяет обойти эти вопросы, так как для него набираются группы участников, которые долгое время (несколько недель или месяцев) делают записи о повседневных событиях, которые им запомнились. Таким образом можно собрать в достаточной степени соответствующую реальности выборку автобиографических воспоминаний. Позже эти истинные воспоминания можно включать в тестирования памяти, где реальные дневниковые записи сравниваются с фальсифицированными. Результаты подобных исследований говорят об уровне детализации воспоминаний, хранящихся в автобиографической памяти в течение длительного времени. Таким образом можно выделить особенности, делающие одни воспоминания более запоминающимися, нежели другие.
Данный метод первоначально был разработан Ф. Гальтоном в 1879 году. В пробе используется список слов, служащих подсказками для вызова в памяти тех или иных автобиографических воспоминаний, которые затем как можно более подробно пытается описать участник исследования. Результаты затем могут быть использованы для улучшения понимания того, как вызвать в памяти то или иное автобиографическое воспоминание. Особенно актуальны такие исследования в случаях, связанных с повреждениями головного мозга или амнезиями. Некоторые исследования подобного рода использовали в роли подсказок невербальные сигналы: запахи и визуальные образы. Исследователи Чу и Даунс обнаружили многочисленные свидетельства того, что запахи являются особенно эффективными стимулами для припоминания автобиографических воспоминаний. Связанные с запахами воспоминания о конкретных событиях оказывались более подробными и эмоционально насыщенными, нежели воспоминания, связанные с вербальными, визуальными и прочими не связанными с запахами стимулами.
Часто при вспоминании определенных событий люди вновь видят связанные с этими событиями зрительные образы. Важной характеристикой этих образов является роль, которую в них занимает сам человек. Существует две основные роли:
Роли участника и наблюдателя иначе называются «дорефлексивной» и «рефлексивной» соответственно. Достоверно известно, что при воспроизведении воспоминаний с дорефлексивной и рефлексивной точек зрения активируются разные участки мозга.
Экспериментально подтверждено, что автобиографическая память может легко подвергаться искажениям. Одно из исследований, где изучался этот феномен, принадлежит Э. Лофтус: участниками были пары братьев и сестер, в которых старший сиблинг рассказывал младшему про случай из детства, которого на самом деле не происходило. Через некоторое время в ходе проверки памяти у младших сиблингов было обнаружено, что до 25 % испытуемых после подобной процедуры считали вымышленные события реальными детскими воспоминаниями.
Для внушения ложных содержаний памяти разработаны различные приемы. В частности, доказано, что наиболее сильный внушающий эффект оказывают фотографии. Их визуальная очевидность заставляет испытуемых искажать свои автобиографические воспоминания.
Пример: в работе К. Уэйд, М. Марри, Дж. Рида и Д. Линдсея с помощью графического редактора Photoshop изменяли детские фотографии испытуемых, помещая на фотографию воздушный шар. После, рассматривая фотографии и видя среди них подделку, около 50 % испытуемых в подробностях описывали данный момент своей биографии. При этом когда им рассказывали о фальсификации, они отказывались признавать данный факт и продолжали считать воспоминание правдивым. Этот эффект достигается за счет диссонанса между авторитетным источником, в котором говорится о факте из жизни человека, и отсутствием данного воспоминания в собственной биографии. Чтобы разрешить ситуацию диссонанса, сознание создает ложное воспоминание и встраивает его в автобиографическую память, поэтому ложное воспоминание кажется знакомым. Схожий эффект наблюдается в тех случаях, когда люди, занимающиеся творческой деятельностью, неосознанно принимают чужой опыт за свой собственный, например, некоторые писатели воспринимают события из жизни своих героев так, словно сами переживали нечто подобное.
В соответствии с основными закономерностями памяти события далекого прошлого постепенно должны забываться, уступая место недавним воспоминаниям. Подобные закономерности действительно характерны для автобиографической памяти, но в отличие от других видов долговременной памяти, эти закономерности оказывают существенное влияние на автобиографические воспоминания лишь в течение приблизительно одного года. Если рассматривать более длительные периоды времени, можно видеть иные свойства, присущие автобиографической памяти.
В частности, был описан эффект «пика» воспоминаний. Описанный впервые Д. Рубиным, С. Ветцлером и Р. Небисом, он заключается в том, что взрослые люди вспоминают гораздо больше событий, которые относятся к юности. При этом можно отметить что обычно положительные воспоминания преобладают, тогда как негативные менее выражены и быстрее забываются. Явление эффекта «пика» связывают с понятием идентичности: автобиографическая память важна для поддержания и формирования идентичности, поэтому можно предположить что события юности, запоминаются лучше, так как в этот возрастной период формируется «первая» самостоятельная идентичность. Опыт, полученный в юности, запоминается лучше из-за новизны и эмоциональной насыщенности, поэтому такие моменты становятся «опорными точками памяти».
Существует мнение, утверждающее, что за эффектом «пика» стоят не только универсальные, но и индивидуальные факторы. Идентичность постоянно формируется, она не достигается раз и навсегда, а «опорные точки памяти» считаются прерыванием идентичности. Эти моменты «прерванной идентичности» остаются в воспоминаниях как переломные события жизни, впоследствии в воспоминаниях этим событиям приписывается высокая значимость. Поскольку переломные события воспринимаются субъектом как маркер для определения такого состояния, как «прерванная идентичность», концентрация важных событий вокруг переломного момента обеспечивает максимальный доступ к содержанию памяти о тех периодах жизни, в которые происходило переопределение идентичности человека.
psyguru.com
Читать оригинал публикации на postnauka.ru
Большинство людей, которые сейчас живут на свете, обладают тремя чудесными способностями. Это способности на самом деле чудесные, а именно: во-первых, они убеждены, что у них есть прошлое, у каждого из них; во-вторых, они время от времени вспоминают какие-то картины или сюжеты, вернее, в их сознании появляются полные подробности, эти сюжеты ими атрибутируются к своему личному прошлому, то есть люди вспоминают эпизоды из своего прошлого; в-третьих, люди ведут себя преемственно относительно своей истории. То есть они не каждый день просыпаются и начинают жизнь заново, а ведут себя, основываясь, как будто бы зная, веря в то, что сегодняшнему дню предшествует целый ряд событий, которые определяют их выбор, поступки, мысли и планы.
И, казалось бы, что в этом странного? Но именно эти три способности я бы и объединила в общее название автобиографической памяти. И автобиографическая память, если мы присмотримся к истории памяти в целом, к истории развития памяти, появилась совсем недавно. Подавляющее большинство живых существ на свете этими тремя способностями не обладает вообще. Они обладают другим типом памяти, которая называется семантическая память. То есть они выстраивают на основании своего жизненного опыта такую модель мира, в которой они могут ориентироваться. И эта память есть у всех. Только у очень небольшого количества существ, а именно у высших приматов (есть дискуссия, что, может быть, у некоторых видов птиц), возникает следующая способность, которую называют эпизодическая память: они могут уже фиксировать во времени, запоминать именно связанные со временем эпизоды из своего уже совсем-совсем недавнего прошлого — может быть, несколько минут назад, может быть, несколько часов назад. Опять же есть дискуссия, что, возможно, несколько дней назад, но не более того. И вот только человек (причем не любой человек, а человек, развившийся до определенной степени) обретает эту уникальную способность помнить свою жизненную историю или верить в то, что он ее помнит, что на самом деле было бы более аккуратно сказать.
Но отсюда возникает вопрос: «когда?» и «как?». Я думаю, что автобиографическая память в том виде, в котором она сейчас существует (кстати говоря, она постоянно развивается, изменяется прямо у нас на глазах) появилась совсем недавно, возможно, менее ста лет назад. Это, конечно, не значит, что тысячу лет назад люди совсем не помнили себя, но они помнили себя на гораздо меньших интервалах времени, чем мы это сейчас можем делать. Второй вопрос: откуда это берется? И автобиографическая память, в отличие от тех видов памяти, о которых я говорила прежде, не возникает сама собой. И для того, чтобы эти способности появились, развились и стали базисом и поддержкой того, что называется человеческой личностью, ребенок должен не просто родиться человеком (этого совсем недостаточно), а родиться человеком в очень специальной среде, а именно: его должны окружать взрослые люди, которые, во-первых, тоже уже имеют автобиографическую память, а во-вторых, готовы посвятить свое время и силы на то, чтобы выращивать, специально развивать эту функцию у ребенка. Поэтому, например, у детей, которые воспитываются в детских домах и лишены общения со взрослыми (общение со сверстниками здесь совершенно недостаточно), впоследствии в очень бедном виде развивается эта функция, что ведет к огромным проблемам и очень специфическому типу личности, который потом уже переделать практически невозможно.
Как же это происходит? Происходит обычно это неспециально. Вообще, сейчас, наверное, есть сознательные родители, которые с ребенком учат по плану сколько-то слов в день или делают какие-то специальные упражнения. Но в нормальной ситуации просто взрослые, в первую очередь мать, конечно, общаются с ребенком и среди прочих вопросов часто задают ему вопросы о том, что с ним произошло сегодня, что с ним произошло в детском саду, напоминает, что произошло вчера, когда они куда-то вместе поехали, в гости к бабушке или пошли в зоопарк. И, казалось бы, в этих легких беседах формируется очень важная вещь (думаю, это одна из самых важных вещей), а именно: ребенок интуитивно, конечно, начинает понимать про себя, что в нем важно, что в нем интересует его близкого другого, и он учится запоминать и описывать те события, которые фиксируют эти важные стороны его самого, его взаимодействия с миром и так далее.
Эта рамка, которая формируется в автобиографическом рассказе, на котором и вырастает автобиографическая память, формирует личность. Если для самооценки взрослого человека, например, важно его финансовое состояние или что-то другое — красота или возраст, то это в детстве обсуждалось его родителями с ним. Именно эти аспекты его личности фиксировались. Что очень важно, автобиографическая память очень разная в разных культурах. Взрослые по-разному говорят с детьми о них самих, и получаются различные личности. Например, в европейской культуре обсуждают, что сделал ребенок. «Что ты сделал сегодня? Почему ты пришел с синяком из детского сада? Ты там подрался с кем-то?» То есть его собственные действия. А в восточных культурах обсуждают то, что делали другие люди, без участия самого ребенка, чему он был просто свидетелем или включен опосредованно. Соответственно, получается западный менталитет, восточный менталитет, личность, ориентированная на себя автономно, и личность, которая ориентирована на социальные связи — можно сказать «зависимая», а можно сказать «включенная в социальные отношения».
То, что я сказала, — это только первый шаг на пути развития автобиографической памяти, потому что дальше человек вступает в подростковый возраст, ему нужно уже свою жизнь целиком представлять, потому что автобиографическая память, как я сказала раньше, необходима для того, чтобы планировать будущее. Я помню себя, что со мной было в прошлом, и, исходя из этого, представляю, что будет со мной в будущем, что нужно делать, для того чтобы достичь одних целей и избежать других. И подросток попадает в следующую очень серьезную ситуацию, когда ему нужно учиться пониманию того, что такое жизнь человека и как ее проживать, и это тоже автобиографическая память.
Мы исследуем этот вопрос уже довольно продолжительное время и выяснили несколько интересных вещей. В частности, например, то, что, совершенно не отдавая себе в этом отчет (кстати говоря, и взрослые не отдают себе в этом отчет, какое они оказывают влияние на представление о жизни своих собственных детей), подростки и молодые люди практически полностью заимствуют у своих близких взрослых — у матерей и отцов — представление об эмоциональном профиле, если можно так выразиться, человеческой жизни и, соответственно, имеют такой эмоциональный профиль автобиографической памяти. Если уже совсем взрослому человеку кажется, что его жизнь несчастная, и если его попросить описать пропорцию, например, счастливого и несчастливого прошлого, на что он скажет, допустим: «Было у меня 70% горя и только 10% радости», то это совершенно не значит, что в его жизни было больше неприятностей и несчастий, чем у другого человека, который скажет, что в его жизни было, наоборот, 80% радости и 10% несчастий. Скорее, это значит только то, что у его собственных родителей было такое же представление о своей жизни. Мы заимствуем, не понимая этого, эти модели представления о жизни в целом, проживаем свою жизнь каким-то индивидуальным способом и запоминаем ее, и это представление о жизни управляет нами в соответствии с этими семейными сценариями, семейными паттернами. Здесь тоже огромные культурные отличия, и это тоже очень интересно.
И последнее, если говорить о развитии автобиографической памяти в течение жизни, —это пожилой возраст. Здесь вообще автобиографическая память выходит на передний план, потому что, если до этого все время — память для будущего (ребенок для того, чтобы стать подростком, подросток для того, чтобы спланировать свою жизнь), то пожилой человек уже обращается в прошлое. И один из главных смыслов его жизни — создать такую связанную историю своего прошлого, с тем чтобы передать ее следующим поколениям или пережить некое ощущение завершенности своей жизни, прожить жизнь полностью и до конца. И здесь есть отличная новость. В то время как все другие виды памяти (семантическая, эпизодическая память, тем более рабочая память, то что связано с ориентировкой «здесь и сейчас») портятся с возрастом катастрофически, с автобиографической памятью такого не происходит. Это единственная функция, которая с возрастом улучшается.
Память о себе пожилого человека гораздо ярче, свежее и насыщеннее, чем память о себе молодого человека. Причем он помнит и вспоминает вещи, которые произошли десятки лет назад, со множеством подробностей и, что самое главное, с переживанием полной достоверности того, что это было на самом деле и как это было. Конечно, здесь помогают различные внешние опоры — я имею в виду фотографии, какие-то сувениры, знакомые места и встречи с другими людьми, с которыми эти события в прошлом переживались. Стоит сказать, что автобиографическая память, пожалуй, в большей степени, чем другие виды памяти, носит разделенный характер. То есть то, что я могу вспомнить одна в какой-то ситуации, — это совсем не то, что я могу вспомнить с другим человеком. То, что я обсуждаю с другими людьми, то, что вынесено на какие-то внешние носители, я могу вспомнить с опорой на эти носители. И если все эти средства доступны, то в пожилом возрасте человек может сохранять не просто здравую и здоровую автобиографическую память, а, наоборот, ее еще и развить в большей степени.
У автобиографической памяти есть свои закономерности, которые отличаются от других видов памяти и выделяют этот вид памяти. И первый, наверное, о котором я хотела бы сказать, — это «эффект розовых очков», как условно его сейчас называют люди, которые сейчас работают в этой области. Примерно понятно, что за этим стоит, а именно: это тот факт, что, когда люди вспоминают свое прошлое, те события, которые переживались как крайне несчастные, вспоминаются как менее несчастные. То есть интенсивность негативных эмоций со временем снижается, а интенсивность позитивных эмоций, наоборот, возрастает. Получается, что наша автобиографическая память у здоровых людей работает таким образом, что в общем-то не очень важно, что с нами происходит сейчас, а как раз важно то, чтобы прошло достаточно времени после события, тогда оно уже будет вспоминаться как позитивное и счастливое независимо от того, каким оно было на самом деле.
И это оказывается крайне важным механизмом, который обеспечивает вообще психологическое благополучие. Был выяснен странный факт, что люди в основном счастливы. Когда людей спрашивают, счастливы ли они, то они говорят, что да. И при этом вроде бы никаких причин для этого счастья нет. Более того, уровень счастья не зависит ни от образования, ни от материального положения, ни от наличия семьи, ни даже от болезней и наличия инвалидности, а зависит от единственной вещи — от возраста. Чем старше становятся люди, тем более счастливыми они себя чувствуют. А что с возрастом прибавляется, когда все, наоборот, в основном-то отнимается? Прибавляется автобиографическая память. Я как раз, конечно, говорю сейчас о норме.
Получается, что когда человек, проживший долгую жизнь или имеющий долгую автобиографическую память, вспоминает свое прошлое, то это прошлое за счет этого механизма кажется ему счастливым, даже если там было много трудностей. Даже была война, голод, какие-то трудности, но я был молод и сейчас это вспоминаю как счастливое время. И по сравнению с этим огромным капиталом, драгоценностью этого опыта и памяти, таким образом переработанной, те неприятности, какие-то потери, которые здесь и сейчас или в ближайшем будущем ожидаются, на весах оказываются менее значимыми. И прожить хорошую жизнь — это, наверное, накопить капитал своего опыта и своих воспоминаний и правильно им распорядиться.
lenta.co
текст: Дарья Шухтина
Почему мы помним детство так отрывочно, словно калейдоскоп из ярких картинок, а остальное тонет во тьме? Можно ли научить ребенка запоминать свою жизнь лучше, чем запоминали мы? "Летидор" решил побеседовать на эту тему с профессором факультета психологии МГУ им. Ломоносова, доктором психологических наук, автором многих учебников на тему автобиографической памяти Вероникой Нурковой. Оказалось, что воспоминания детства у людей разных стран - очень разные. И они зависят вовсе не от яркости событий - а от наших культурных установок и от того, что и как рассказывают нам родители. И чем больше в семье правильных разговоров с воспоминаниями, тем благополучнее семья.
- Почему мы запоминаем из детства только яркие обрывочные эпизоды, а не целые связные истории?
- Это иллюзия, это нам так кажется. Надо сказать, что наше сознание умеет работать только со словами. Поэтому до того, как ребенок не научился говорить, никаких воспоминаний у него просто не может быть. То есть он помнит, но в других системах памяти…
Мы пользуемся в нашей взрослой жизни тем, чему мы научились в раннем возрасте: умение ходить, есть, держать положение – это так называемая «процедурная» память. Другая памать, семантическая память – это «знания о мире», это совокупность информации об окружающем мире, которой ребенок овладевает в первые годы жизни. При этом ни тот, ни другой вид памяти мы можем даже не осознавать.
Ребенок просто составляет свою имплицитную картину мира – это та картина, которую нам даже не приходит в голову анализировать, но мы предполагаем, что оно в мире так и есть. Это тот возраст, когда ребенок перестает радоваться внезапному появлению якобы исчезнувшей игрушки, потому что понимает, что она никуда не исчезала, а просто мама ее спрятала под одеяло. Так мы запоминаем огромное количество информации, и обращаемся к этим воспоминаниям, не отдавая себе в этом отчет.
А вот, например, автобиографических воспоминаний про раннее детство у нас нет. Потому что у нас нет автобиографической памяти – она возникает очень поздно. Не только у индивида, а вообще у человечества… И культурологи бьются над загадками прошлого, над тем, как люди жили раньше. Представляете, когда не было фотографии, люди не могли вспомнить, как они выглядели в молодости, в детстве, не могли сравнить с тем, как они выглядят сейчас. Никто не знал, как у него выглядели бабушки и дедушки. На самом деле человек был совершенно другой.
Так что фотография – это такая очень мощная технология для развития и поощрения автобиографической памяти. Такое впечатление, что она специально для этого и была изобретена.
А еще раньше люди не помнили вообще, что было с ними в молодости, например, то есть они помнили в пределах посевного года – не было никаких воспоминаний о детстве, юношестве… Потому что ничего из этого не было нужно.
- От чего же зависит автобиографическая память?
- Есть много лонгитюдных исследований – то есть исследований, которые продолжались десятилетиями: как родители разговаривают с детьми на автобиографические темы (вроде «А помнишь, когда мы были...»). И выяснилось, что от того, как мать или отец, а в случае нашей страны еще бабушки и дедушки, вспоминают с ребенком прошлое, от этого зависит, какой из этого ребенка вырастет человек. Ребенок меняется в зависимости от воспоминаний, а точнее, от того, как ему родители рассказывают о том, что с ним происходило. Поэтому в разных культурах люди помнят о себе совсем разные эпизоды, и рассказывают об этом тоже по-разному.
Это настолько было странно, когда эту особенность заметили, что многие участники конференции, на которой исследование было обнародовано, не поверили докладчику! И на следующий год она привезла с собой подтверждающие это видеоматериалы. Вот, например, какое у вас самое яркое детское воспоминание?
- Ну, наверное, как мы с мамой идем на пляж в Севастополе. Мы там отдыхали два лета подряд, поэтому мне трудно сказать, к какому именно лету это относится. Мне в этом воспоминании - то ли в сентябре будет 4 года, то ли 5. Я понимаю, что моей маме уже 29 лет, и она больше не комсомолка. Я так расстраиваюсь по этому поводу, а мама меня утешает. На мне польский клетчатый сарафанчик в голубую клетку, на маме марлевка с вышитыми цветами и джинсы.
- То что вы сейчас рассказали – это типичный русский вариант детского воспоминания! Это просто чудесно! Сейчас я вам расскажу американский, а потом китайский – и будет понятно, чем и как они все друг от друга отличаются.
Итак, американский вариант: «Мне около 3-х лет, Рождество, елка, собрались гости, я готовлюсь прочитать стишок, на мне такое нарядное платьице, все в оборках, я встаю на табуретку и начинаю читать стишок, все смотрят на меня, и вдруг я забываю слово в этом стишке… и я готова уже заплакать, но мама подсказывает мне следующее слово, я дочитываю стишок до конца, все мне хлопают, я так рада, что не могу этого выдержать и убегаю…» Это все рассказывает 30-летняя женщина.
Теперь китайский вариант: «Больше всего из моего детства мне запомнилось, как по субботам папа читал мне сказки». Все!
У каждого рассказа уникальная конфигурация, то есть эти детские воспоминания снимают кальку с личности человека. Американский вариант: во-первых, возраст – достаточно ранний. В центре истории – Я, сюжет – мои переживания, это было какое-то уникальное событие, в данном случае – Рождество, повествование по большей части о себе или во взаимоотношениях с каким-то близким человеком (в данном случае – с мамой).
Китайский вариант: во-первых, и это самое главное – это не обо мне! То есть мое воспоминание не обо мне, а о других: «папа читал мне сказки». Во-вторых, это не уникальное событие – «по субботам», событие регулярное. В сюжете нет собственных переживаний. Обязательный компонент – это обозначенные социальные роли: «папа», который хорошо или плохо выполняет свои обязанности. И наконец, таких воспоминаний мало, и они более позднего возраста. У нас обычно помнят себя лет с 3-х , некоторые даже с 2-х…
- Я помню себя лет с полутора.
- Только мы тут не забываем, что это нам рассказали потом родители.
- Нет!
- Конечно, нет! (смеется) Конечно же, нет! Это напомнило мне то, как я писала статью в один серьезный психологический журнал, и редактор – очень уважаемый специалист по психологии – мне говорит: «Ну, я же точно помню, как я делала первый шаг! Смотрю на свою ногу, и вот она делает первый шаг!» И спорить с ней об этом бесполезно! - «Ну, я же помню!».
Многие люди якобы вспоминали первый день своей жизни! Как они его вспоминали, и как они потом верили в это… Я же вам говорила, что пока ребенок не говорит, у него нет памяти о себе.
Так вот, вернемся к разным моделям в разных культурах. Отсутствие переживаний, регулярное событие, поздний возраст и социальные роли - отличительные черты китайского воспоминания.
Теперь русский вариант: во-первых, конечно, «Я», но я включенное в какие-то взаимоотношения, причем в этих взаимоотношениях важна не социальная роль, а именно отношения. Конечно, это не повторяющиеся события, а уникальное событие, однако оно всегда в соотношении с другим неуникальным - вы сказали, что вы с мамой два лета подряд ездили отдыхать в Севастополь, и к какому именно лету это воспоминание относится, вы не можете сказать. То есть вы рассказали абсолютно классическое русское воспоминание – возраст чуть попозже, чем в Америке, но раньше, чем в Китае, много, подробно, ярко.
И этот анализ полностью отражает менталитет национальности. Культурные модели.
Самые известные измерения – это коллективизм/индивидуализм. В американских воспоминаниях, очевидно, индивидуализма больше.
Eсть и другие измерения, например, маскулинность/фемининность. У нас, например, культура женская абсолютно. У нас тоже сознание коллективисткое. Так в чем разница между русским коллективизмом и китайским? А в том, что у них культура маскулинная, а у нас наоборот. А у американцев общество мужественное, но индивидуалистическое. Поэтому американское воспоминание крутится вокруг какого-то достижения и тех людей, кто помог или помешал достигнуть планируемое.
А у китайцев, корейцев, и японцев – везде поздние воспоминания, потому что ранние воспоминания не запоминаются, так как ребенок еще не включен ни в какую социальную структуру в совсем раннем возрасте: "Мои собственные воспоминания вообще никому не интересны, поэтому и вспоминать нечего, больше всего ценится участие в жизни социальной группы. А это воспоминание было о том, что вот, мой отец хороший, потому что он читал мне по субботам сказки".
А что можно сказать о вашей маме из вашего рассказа? Ничего. Вы ничего о ней по сути не говорите. Не говорите о том, как она выполняет свои материнские функции.
- На самом деле это все о старении мамы…
- Сравните с американским индивидуализмом. В отличие от русских, которые вспоминают себя обязательно в отношениях с кем-то близких, американцы вспоминают только в отношениях к себе. «Я»-эмоции. Сравните «я забыл слова» или «мама стареет». Или «папа читал мне сказки» - там история про то, как папа хорошо или плохо выполняет свою социальную роль, у них так устроена голова.
Так вот, эти детские воспоминания снимают срез менталитета лучше любой национальной идеи! Вообще изменить это крайне сложно. Но можно чуть-чуть поменять акценты, и эмоциональная окраска изменится. Например, если я вам скажу, что ваше воспоминание на самом деле - об утраченных землях российских, у вас, таким образом, искусственно вызовется прилив патриотизма.
- Я всегда знала, что Севастополь – город русских моряков, у меня там папа служил в военном флоте…
- Ну, в любом случае можно как-то переформулировать, и изменить какие-то оценки относительно собственного прошлого. Это полезно тем, кто недоволен собственным прошлым, постоянно предъявляет к нему претензии – тогда работа с детскими воспоминаниями бывает очень эффективна. Кстати, иногда так лечат от депрессий.
- У меня пятилетний сын, как мне развивать у него автобиографическую память?
- Поздно (смеется). Уже поздновато… Надо с самого начала, как только ребенок научился говорить, формировать эту память.
- А сейчас как ее формировать? Сын ходит в детский сад...
- Детский сад – вообще прекрасный тренажер для развития автобиографической памяти! Не потому, что там этому учат; этому вообще нигде не учат, только с этого учебного года мы собираемся ввести такой факультативный курс в одной из московских школ. А потому, что просто короткие разлуки с родителями стимулируют воспоминания при встрече. То есть ребенку интересно рассказать взрослому, что происходило с ним во время разлуки.
- Что делать тем, у кого ребенок не ходит в детский сад?
- Тогда родителям нужно прикладывать дополнительные усилия, чтоб стимулировать ребенка на воспоминания. Задавать вопросы типа: «А помнишь, в прошлое воскресенье…». Замечено, что любой автобиографический диалог повышает качество общения.
Проводили даже такой эксперимент: под столы в семье приделывали диктофоны, записывали разговоры за воскресными обедами. Так вот, в благополучных семьях автобиографические темы возникали примерно каждые 7 минут. Это очень часто! Чем реже, тем опаснее.
Вот, например, начинается конфликт, и возникает какая-то автобиографическая отсылка… и конфликт снимается сам собой! «А, помнишь, твоя бабушка всегда говорила…» - и все, дальше спорить никто не хочет!
Существует два стиля автобиографических разговоров: первый используют чаще восточные матери, а второй – западные. Эти стили принято называть "прагматический" и "развивающий".
Прагматический – это когда преследуется какая-то конкретная цель: "пришел без варежек? где потерял, вспомни". Задача - получить конкретную информацию и двинуться дальше в общении.
А развивающий – это приятное времяпрепровождение. Для ребенка это пока еще не слишком большое удовольствие, потому что он пока просто не понимает, что от него хотят, а для матери – это безусловное удовольствие.
И тут тоже есть некоторое подразделение на стили. Есть матери, которым нравится, когда за ними повторяют, например: «А потом мы пошли в зоопарк. Куда мы пошли? Правильно, в зоопарк!». Это мнемонический стиль.
А другой вариант развивающего стиля – провоцирующий, когда мать иногда даже привирает ребенку, с целью его спровоцировать на реакцию возражения, чтобы ребенок спорил и высказывал свое мнение. Или спрашивает про то, про что ребенок точно не может знать, например: «А помнишь, как тебя забрали в больницу, помнишь, мы позвонили бабушке, и она тоже приехала. А на чем она приехала?» - «Откуда же я знаю, на чем бабушка приехала, она же приехала уже после того, как меня забрали в больницу!»
То есть ребенок проводит мониторинг, что у него нет такого готового ответа на этот вопрос. И таким образом он научается отделять свои воспоминания от рассказов о событии взрослых. Например, ему сказали, что бабушка приехала на такси. Однако он об этом не мог знать и, соответственно, даже если он слышал от взрослых, то он не станет выдавать это за собственное воспоминание. Такие «провоцирующие» беседы очень полезны для развития автобиографической памяти.
Я, безусловно, не призываю постоянно врать ребенку, провоцируя его на возмущение. Однако же, подобные эпизоды я бы советовала включить в общение с детьми.
Прагматический стиль – эмоционально бедный, не формирует ярких картинок. То есть, конечно, лучше использовать в общении с ребенком развивающий стиль, тогда его воспоминания сформируют его жизненный ресурс, который всегда будет с ним. И в тяжелые минуты жизни он будет перебирать эти яркие картинки из детства и у него будет повышаться настроение.
Однако в развивающем мнемоническом стиле, который через повторение, получается, что дети просто заучивают, причем не свои воспоминания, а родительские. С одной стороны это хорошо и приятно: ребенок помнит именно то, что я хочу. Но с другой стороны, у таких детей возникает «копирующая» автобиографическая память, то есть они не разделяют рассказы о событиях и собственные воспоминания.
У тех детей, с которыми общались родители в провоцирующем стиле, у них возникало больше критериев оценки мира – это научный факт. То есть они обладают более полной картиной мира.
Проводился такой эксперимент: в детском саду была реальная пожарная тревога, полная эвакуация, неразбериха и паника – все куда-то бегут, кричат, подгоняют… Так вот, после этого случая разделили детей на две группы. Контрольной группе сразу задавали вопрос о том, что произошло, а остальным – нет. Их спрашивали только через несколько месяцев, через год, через 3 года и через 10 лет. В итоге те, кому сразу не задавали вопрос о случившимся - не смогли вспомнить, что произошло вообще. А контрольная группа помнила о событии и через 10 лет.
То есть «нерассказанное» воспоминание долго не продержится в памяти. И в яркие картинки не превращается. Таким образом, ребенок обязательно должен рассказать про то, что было. При этом, если ребенка заставляют повторять за взрослым, то он повторяет ситуативно, но не запоминает сам. Соответственно, мнемонический метод также не слишком эффективен. Ребенок должен рассказать кому-то, а потом во взрослом состоянии уже можно рассказывать не вслух, а про себя, а можно и писать о чем-то.
- Так почему же у нас детство состоит из ярких вспышек? Мы их как-то отбираем?
- Мы их не отбираем. Мы, скорее, их выстраиваем, мы делаем для себя такой альбомчик, который отражает все основные эмоции. Поэтому, если дать человеку вспомнить все, что в голову приходит, то получится любопытный срез эмоциональной жизни человека. Сколько там будет обид, сколько радости, сколько удивления…
На каждую свойственную для человека эмоцию есть воспоминание. Основные модели отношений, основные сюжеты – и вот, у нас есть такой вот архивчик. А многое из остального забывается, так как детство кончилось. И оно, как это часто бывает, никак не связано с дальнейшей жизнью, и, соответственно, в дальнейшей жизни ничего, кроме этого архивчика мы не используем. А то, что не используется, то забывается.
И если подсчитать, сколько мы можем вспомнить о разных периодах жизни, то получится любопытная картина. Сначала вообще ничего – период детской амнезии (это до того, как ребенок заговорил), потом формирование «Я» - потому что пока нет «Я», то мы ничего не можем о себе рассказать. То есть автобиографическая память – очень искусственно созданная надстройка. Создана она при воспитании ребенка родителями.
Кроме того, она еще и культуро-зависящая надстройка. Если ребенок будет жить в собачьей конуре, он тем не менее поймет, что земля жесткая и холодная, а собака кусачая - но о себе он ничего не будет знать! Да, и ребенок в раннем возрасте еще не может выстроить и рассказать связную историю о чем-либо, в том числе и о себе, поэтому он и прошлое так запоминает - картинкой, а не связной историей!
Кроме того, сюда могут приплетаться фантазии и сны, так как ребенок еще не умеет различать, где явь, где фантазия, а где сон. А как вы объясните ребенку, что это было не на самом деле? Никак! Ни один датчик, ни один сканер не отличит где сон, а где явь. Даже если я закрою глаза и буду представлять вас, как мы с вами беседуем, это для мозга ничем не будет отличаться от реальной беседы! При этом яркость образа – не критерий ни разу, ведь воображаемый образ может быть ярче настоящего! Но мы сейчас углубимся в философскую область, про реальность реальности...
Читайте также:Семейная фотокнига: как распорядиться тоннами цифровых снимковСемейное наследие: как нас программируют предкиКак всегда: ритуалы в жизни ребенкаСемейные традиции: создаем самиПривет в будущее
letidor.livejournal.com
