Человек и вещь в аспекте межтекстовых связей. Вещь и человек в аспекте взаимодействия реферат
Вещь и Человек в аспекте взаимодействия — реферат
МИНОБРНАУКИ РОССИИ
ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ БЮДЖЕТНОЕ
ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ
УЧРЕЖДЕНИЕ ВЫСШЕГО ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО
ОБРАЗОВАНИЯ
«БЕЛГОРОДСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ТЕХНОЛОГИЧЕСКИЙ
УНИВЕРСИТЕТ им. В. Г. ШУХОВА»
Кафедра социологии и управления
Реферат по дисциплине «Культурология» тема: «Вещь и Человек в аспекте взаимодействия»
Выполнил: студент группы ЖД-11 Рутенко А.Ю. Проверил : Доцент кафедры социологии и управления Приставка Т. А.
Белгород 2013
Содержание
Введение…………………………………………………………………1
- Понятия имя и имя вещи………………………………………....2
- Вещь………………………………………………………...2–3
- Понятие "предмет" и "вещь"……………………………....3–4
- Имя…………………………………………………………..4–5
- Как понимал Аристотель человека……………………………….5
- Аристотель: человек есть общественное животное, наделенное разумом……………………………………………………...6
- Человек как мера всех вещей……………………………………..7
- Взаимодействие вещи с человеком………………………………8–11
Заключение………………………………………………………………12
Список литературы……………………………………………………...13
Введение
Стремление человека закрепить себя в мире извечно: он строит, обустраивает, приобретает, изготавливает и творит с такой одержимостью, что безудержное производство и накопление неисчислимого культурного «инвентаря» постепенно превращает отношение с ним в социальную проблему. Человек постоянно ищет опору, при этом, каждую минуту рискует быть обманутым: опора какой бы прочной она не оказалась, обязательно подведет, но воля строить, как на «камне», остаётся неистребимой и ищет все новые и новые возможности для своего проявления. Вещи создают вокруг нас тот обитаемый мир, в котором мы чувствуем себя защищенными.
Основу философского понимания извечного стремления человека упрочить свое бытие в вещах заложили греки, для которых мир сущего раскрывался либо в смысле фюсис, либо в смысле техне. Аристотель различает их как «начало в себе» и «начало в ином», то есть в человеке, открывало мир возможностей, многократно превосходящих человеческие, и перспектива «продолжить» себя в вещах, казалось, обещала искомую опору и защиту.
- Понятия имя и имя вещи
Имя не просто звук, имя вещи – это сила самой вещи. Имя неотделимо от вещи, оно «есть оформление самой вещи в ее объективном существовании».По мнению А. Лосева вещи и имена не могут существовать сами по себе, «ибо всякая социальная действительность предполагает, что между вещами, между всяческими субъектами и объектами, всегда есть живое и разумное общение. Отрыв имен от вещей есть печальный продукт той ужасающей тьмы и духовной пустоты….». Что такое вещь и что такое имя вещи, - известно каждому. И тем не менее проблема вещи и отношения ее к имени есть труднейшая проблема в философии вообще, и кроме того - это одна из основных ее проблем. Поэтому целью данной работы является определение понятий «вещь» и «имя», выявление взаимосвязей между этими категориями. Всякий знает, что такое вещь, что такое ее имя и, наконец, каково отношение имени к вещи. Но если попробовать действительно узнать доподлинно эту взаимосвязь и отдать себе в ней философский отчет, то можно натолкнутся на огромные трудности.
- Вещь
Что такое вещь как вещь? Вещь, говорят, есть все то, что нами воспринимается. Сначала должна быть вещь сама по себе, а потом она будет восприниматься. Если еще нет вещи, то, как же она может быть воспринимаемой? Следовательно, вещь вовсе не есть то, что воспринимается, ни внешними органами чувств, ни какими бы то ни было другими. Вещь должна быть определима как вещь, в своей полной объективности и предметной законченности, независимо от того, воспринимает ли ее кто-нибудь или не воспринимает.
Что же нужно для того, чтобы получилась именно вещь? Воспринимается она кем-нибудь или не воспринимается, это совершенно не важно для определения вещи, для определения действительной вещи. И ничто нам не дает права ограничивать вещи только областью одних человеческих восприятии, т. е. очень узкой, случайной и условной областью.
То, что вещь находится вне мыслящего, вне ощущающего и вне восприятия, ровно еще ничего не говорит о принципиальной ее немыслимости и неощутимости. Парк, который виден из окна комнаты, безусловно, находится вне меня и, следовательно, вне мышления, восприятия и ощущения, но он вполне и мыслим, и воспринимаем, и ощущаем.
Мышление, восприятие, ощущение, чувствование и т. д. вещей только и возможно при помощи их имен, через природу имени.
- Понятия «предмет» и «вещь»
«Слова «предмет и вещь» могут относиться к одному и тому же образованию, который представляет определенный, относительно независимый и устойчивый результат человеческой активности, каких – то действий. Вещество природы становится предметом, попадая под воздействие человека. Именно эта, активно – деятельная, преобразующая сторона отношения человека к чему – либо им создаваемому подчеркивается в понятии «предмет»: предмет возникает в процессе преобразования мира и для дальнейшего преобразования. Он предстоит человеку, являясь чем – то качественно отличным и одновременно возникая благодаря присутствию и усилиям последнего. Предмет несет информацию о своём создателе и играет ту или иную роль в процессе жизни человека. Подчеркивая этот аспект мы и будем обозначать его как вещь.
В зависимости от характера деятельности человека предмет может быть как материальным, так и идеальным (предмет познания), тогда как идеальные образования не называются вещами. Разводить слишком далеко, противопоставлять друг другу предмет и вещь нецелесообразно. В зависимости от подчеркиваемого смысла – качественного своеобразия или связи со своим создателем, одна и та же целостность может называться предметом или вещью, тем более становление вещи как вещи начинается с процесса опредмечивания, преобразования вещества природы посредствам человека. В ходе этого процесса знания, навыки, потребности, ценностные ориентиры человека как индивида и как родового существа фиксируются в природном субстрате, придавая ему новое качество – предмета культуры. Вещь открывается для нас как нечто сугубо материальное, несводимое к совокупности своих технологических характеристик и функциональных качеств, связанное с человеческим существованием, с жизнью человека в культуре».
Поскольку слово «вещь» в словоупотреблении европейской метафизики именует все, что вообще и каким бы то ни было образом есть, постольку значение имени существительного «вещь» меняется сообразно истолкованию того, что есть, т. е. сущего. Кант таким же образом говорит о «вещах», как Мейстер Экхарт, и имеет в виду под этим именем все, что есть. Но то, что есть, становится для Канта уже предметом представления, складывающегося в самосознании человеческого Я. Вещь в себе означает для Канта: предмет в себе. Характер этого «в себе» говорит, для Канта, что предмет в себе есть предмет без отношения к человеческому представлению, т. е. без того противостояния, в силу которого он впервые только и оказывается существующим для этого сознания. «Вещь в себе», осмысленная строго по Канту, означает предмет, никак не являющийся предметом для нас, ибо существующий без всякого противостояния человеческому представлению, которое шло бы ему навстречу.
В свое время испанский мыслитель Франсиско Суарес (1548-1617) так определял проблему основания всех вещей: «В каждой вещи заключен ее собственный принцип индивидуальности, поскольку каждая вещь представляет собой онтологически неразрывное соединение сущности и существования, потенции и акта, материи и формы и других «элементов бытия».
«Вещь» для Аристотеля, по смыслу слова («практика») есть «то, с чем можно или нужно иметь дело». Вещь толкает к действию (вещь-дело, само ведет, «Метафизика» I). Реакция на вещь как на естественный повод для действия продолжается в современной философии.
Определение вещи как «относительно независимого» носителя свойств и отношений (Философская энциклопедия 1983) приглашает к разложению вещи на составляющие, к анализу и редукции. Заслоняемый этой операциональной трактовкой вещи, в европейской традиции существует символизм, который усматривает в каждом явлении далеко идущие аналогии и, в конечном счете «целостный образ мира».
М. Эпштейн обращает внимание, на то, что в русском языке контекст слова «вещь» всегда требует в качестве дополнения одушевленного существительного, выступает как принадлежность субъекта (вещь чья? – подруги, отца), тогда как синонимичное на первый взгляд слово «предмет» - неодушевленного (предмет чего? – обсуждения экспорта). Это же подтверждает этимологический анализ: в древних языках (латынь, древнеиндийский, славянский) «вещь» и «весть» были однокоренными словами: вещь это то, что имеет голос, следовательно, одушевленно. Интуитивное, проявляющееся в языке одушевление вещи, по мнению М. Эпштейна, должно быть осмысленно теоретически: «Предмет превращается в вещь лишь по мере своего духовного освоения…»
1.3. Имя
Павел Флоренский говорит об имени [человека] как «об последней выразимости в слове начала личного». Имя наиболее обобщенно «показывает личность, удерживая её индивидуальный тип , без которого она не могла бы быть сама собой . В имени наиболее четко познается духовное строение личности, не затуманенное вторичными проявлениями… Не дойти до него – значит застрять в метущейся области чувственных впечатлений, не сплоченных воедино; перейти за него – значило бы утратить точку опоры мысли и потребовать от мысли недоступное»
«Формирующие деятели» личности становятся материалом для формообразующей деятельности имени . «Объединяя их в цельную личность , имя воплощается в них и через них делается конкретно воспринимаемым в жизненном опыте, хотя и не чувственным опытом. Без имени нет целостности личности ; но в опыте мы никогда не встречаем чистого имени, без того материала, в котором оно воплощено и которым, следовательно , оно и окрашено. Как сложные радикалы в химии, имена служат ядром личности и самой её сути…» Так же и имя, выраженное в слове, состоит из частей, слоёв, образующих его смысловые значения.
- Как понимал Аристотель человека
2.1. Аристотель: «Человек есть общественное животное, наделенное разумом
Аристотель однако, как и Платон, считал государство не просто средством обеспечения безопасности индивидов и регуляции общественной жизни с помощью законов. Высшая цель государства, согласно Аристотелю, состоит в достижении добродетельной жизни, а поскольку добродетель - условие и гарантия счастья, то, соответственно, жизни счастливой. Не случайно греческий философ определяет человека как общественное животное, наделенное разумом. Человек самой своей природой предназначен к жизни сообща; только в общежитии люди могут формироваться, воспитываться как нравственные существа. Такое воспитание, однако, может осуществляться лишь в справедливом государстве: с одной стороны, подлинная справедливость, наличие хороших законов и их соблюдение совершенствуют человека и способствуют развитию в нем благородных задатков, а с другой - “целью государства является благая жизнь ... само же государство представляет собой общение родов и селений ради достижения совершенного самодовлеющего существования”, наилучшей жизни, которая. по Аристотелю, предполагает не просто материальный достаток (Аристотель был сторонником среднего материального достатка, когда в обществе нет ни бедных, ни слишком богатых людей), но в первую очередь соблюдение справедливости. Справедливость венчает все добродетели, к которым Аристотель относил также благоразумие, великодушие, самоограничение, храбрость, щедрость, правдивость, благожелательность.
Предпосылка политических концепций античных философов - признание законности необходимости рабовладения. И у Платона, и у Аристотеля речь идет о государстве свободных: рабы не считаются гражданами государства. Люди от природы неравны, считает Аристотель; те, кто не в состоянии сам отвечать за свои поступки, не способен стать господином самого себя, не может воспитать в себе умеренность, самоограничение, справедливость и другие добродетели, тот раб по природе и может осуществлять лишь волю другого.
- Человек как мера всех вещей
Человек и сознание - вот тема, которая входит в греческую философию вместе с софистами (софисты - учителя мудрости).Наиболее известными среди них были Протагор (490-420 годы до н. э) и Горгий (480-380 г. до н.э).
Эти философы углубляют критическое отношение ко всему, что для человека выступает как непосредственно данное, как предмет подражания или веры. Они требуют проверки на прочность всякого утверждения, бессознательно приобретенного убеждения, некритически принятого мнения. Софистика воевала против всего того, что жило в сознании людей без удостоверения его законности. Софисты выступили с критикой основания старой цивилизации. Они видели порок этих оснований - нравов, обычаев, устоев - в их непосредственности, которая составляет неотъемлемый элемент традиции. Отныне право на существование получило только такое содержание сознания, которое было допущено самим этим сознанием, то есть обоснованно, доказано им. Тем самым индивид становился судьей над всем тем, что раньше индивидуального суда не допускало.
Софистов справедливо называют представителями греческого Просвещения: они не столько углубляли философские учения прошлого, сколько популяризировали знание, распространяя в широких кругах своих многочисленных учеников то, что уже было приобретено к тому времени философией и наукой. Софисты были первыми среди философов, кто стал получать гонорары за обучение.
- Взаимодействие вещи с человеком
Проблемы опредмечивания мысли и осмысления вещи не новы, но актуализировались в наши дни в связи с ростом потребительства, наступления вещественности на духовную жизнь, исчезновения человека в окружающем его предметном мире. Пожалуй, ни одна из культурных сфер не выявляет столь полно дуалистического положения человека, выступающего творцом и творением одновременно, как мир вещей. Именно это положение является отправной точкой в диссертации В.С.Дуцева, посвященной человеческому измерению вещного мира культуры. Осуществив в своем исследовании синтез субстанциональных и субстратных мер в едином - разделенном конструкте субъекта и объекта культуры, автор заключает: «Существует единая - разделенная структура мира культуры по образу и подобию «мирового целого». Она соподчиняет субстанционально-субстратные характеристики субъекта и объекта, обеспечивая соизмеримость человеческого и вещного, духовного и материального, идеального и реального многообразия культуры».
freepapers.ru
Человек и вещь в аспекте межтекстовых связей
Язык вещей, а такая метафора стала устойчивой и отражает определенное содержание надметафорического уровня, создает текст вещей, требующий своего читателя. Вещь (неживая) не может превратиться в человека (живое), но их связывает общая и индивидуальная генетика - создание и использование. И в этом процессе человек выступает и как читатель, и как писатель предметного текста. Эти рассуждения необходимы для того, чтобы подчеркнуть: вещь воспринимается не сама по себе, не изолированно, а в контексте с другими вещами и людьми. При этом необходимо подчеркнуть, что мир вещей представляет собой открытую систему, он пополняется, улучшается, видоизменяется, воздействует. Благодаря вещам произошел переворот в мире от «человека сотворенного» и объекта творения в «человека творящего», субъекта создаваемого. Возникновение жизни вещей в определенных культурных условиях позволяет также говорить о «культурной биографии» или тексте отдельной вещи. Концепция «культурной биографии» вещей была разработана А. Аппадураи и И. Копытофф. В их работах была сформулирована идея о том, что вещи, как и люди, проживают жизнь в социуме, являясь не только товаром или экономической реальностью, но также и реальностью, принадлежащей порядку культуры. В рамках концепции предлагается новый подход, согласно которому социальная жизнь вещей может быть исследована как биография человека, то есть как совокупность его жизненного опыта, изложенная в хронологическом порядке. Иными словами, по отношению к жизни вещей могут быть поставлены следующие вопросы: откуда появилась вещь и кто ее произвел, какой была ее жизнь и какую жизнь люди считают идеальной для этой вещи, какова обычная продолжительность жизни вещи, какие культурные маркеры существуют для вещи, как изменяется ценность вещей с годами и что происходит с вещью, когда она исчерпывает свою полезность. Возможным оказывается выделить три основных периода в биографии вещей: появление, функционирование и исчезновение. Появление предполагает исследование попадания вещи на рынок и затем в руки потребителя. Под анализом функционирования вещи понимается исследование практик, которые отражают процесс взаимодействия человека и предметов материальной культуры, а также социокультурных контекстов, в которых предметы функционируют. Особое внимание уделяется перемещению вещей из одного культурного контекста в другой. Примером такого перемещения служит «импорт» - феномен товарного перемещения объекта повседневности из одной культуры в другую. В социологическом смысле импорт представляет собой перемещение вещей, а также связанных с ними кодов (названий), функций, идеологий, стилей, повседневных практик из одного культурного контекста в другой. Появление той или иной вещи изменяет культурный контекст, изменяется и социальный смысл самой вещи. Анализ продолжительности жизни вещи связан с установлением срока длительности использования вещи — является ли скорость обмена вещей высокой или низкой. По мнению А. Аппадураи и И. Копытоффа, концепция «культурной биографии» представляет собой кратковременную историю жизни отдельного объекта материальной культуры. Существует также «социальная история» класса или объекта, которая показывает продолжительные исторические сдвиги и динамические трансформации. При этом культурная биография и социальная история вещи оказываются связанными. Социальная история складывается из кратковременных биографий, а биографии, в свою очередь, аккумулируются и ведут к изменению истории. Таким образом, концепция культурной биографии представляет теоретическую рамку, позволяющую анализировать продолжительность жизни вещей в повседневности на микроуровне, на уровне повседневных практик, в которые включены вещи и в которых отражено обыденное, рутинное взаимодействие человека и вещи в обществе. Однако можно утверждать, что биография вещей различается в зависимости от социокультурного контекста. Так, вещи проживали в советской культуре как бы двойную жизнь. Одна - та, что диктовалась официально, другая - реальная жизнь. В первой вещь являлась «товарищем» - скромным, надежным, во второй - яркая, модная, она становилась объектом желания, объектом добычи, обретающим чуть ли не сакральное значение. В наибольшей степени такому образу соответствовала «импортная» вещь. Ее сверхзначимость в неофициальной советской культуре становится очевидной, если обратить внимание, до каких подробностей в воспоминаниях о том времени обычно описаны детали быта. «На этот период как раз пришлось окончательное крушение сталинской эстетики и воцарение «кафельной плиточности» во всём. Неудивительно, что к тому времени среди интеллигентных людей процвёл сумасшедший культ Западных Вещей. Это касалось не только одежды, обуви и прочих «удобств жизни». Например, именно в те годы возникла уникальная, нигде в мире более не встречающаяся привычка: коллекционировать пустые бутылки из-под импортных напитков. У любителей этого дела на полках пылились целые ряды блестящих сосудов с красивыми загадочными этикетками. Иногда их пытались приспособить к какому-нибудь делу: Окуджава не случайно пел про «банку тёмного стекла из-под импортного пива», в которой «роза красная цвела» (если вдуматься, запредельная пошлятина, но тогда «импортная бутылка» казалась куда более элегантной, чем любой советский хрусталь). Но, как правило, всё это стекло просто стояло - как набор идолов в хижине дикаря. Да эти бутылки и были самыми настоящими идолами: им только что не молились. Ещё бы: они ведь свидетельствовали о реальном существовании гламурного мира. Такое же примерно почтение оказывалось и прочим мелочам «оттуда» - например, авторучкам, зажигалкам, и прочему дешёвому барахлу, которого у нас почему-то «не было в заводе». Невозможность беспроблемного приобретения вещи порождала еще более острое желание ее иметь (увеличивало ее «субъективную ценность») и формировало «заочные» взаимоотношения будущего владельца и вещи. Встреча предвосхищается, и, более того, со стороны потребителя требуются дополнительные усилия и смекалка, чтобы она состоялась. Добывание вещи нередко было связано с моральным выбором: пользоваться блатом или нет; давать ли взятку; уступить ли кому-то доставшийся при распределении на работе талон и т.д. и т.п. Кроме того, сами практики покупок провоцировали дальнейшие социальные и экономические интеракции в неформальной сфере - обмены, продажи, ремонты, переделки, дарения, посылки родным и родственникам, передачу дефицитных вещей по наследству, то есть вещи способствовали горизонтальной и вертикальной коммуникации и интеграции в обществе. Происходило вовлечение вещей в сеть социальных отношений в качестве посредников и активных участников. Одним из последствий невозможности купить желаемые или необходимые вещи было сужение сферы индивидуализации потребления и депривации субъективного вкуса, необходимость концентрации на функции вещи, а не на ее символическом значении. Однако потребление выполняло свою социально-дифференцирующую функцию (хотя и в гораздо меньшей степени, чем в капиталистическом обществе): для интеллигенции были ценны книги (как тип товара), а для «мещан», скажем, ковры и люстры. Несмотря на государственную боязнь товарного фетишизма и попытки регулирования личного потребления, происходило увеличение и дифференциация потребительских запросов, росло значение материального благосостояния в социальном самоопределении людей, желание следовать быстро меняющейся моде, иметь определенный набор вещей как гарантию своей «нормальности» (идентичности). Однако, даже имея деньги, «советский человек» не мог купить желаемое или следовать выбранному стилю. Дефицит, присущий экономике в той или иной степени на протяжении всей советской истории, определял то, что количество вещей в советской культуре не соответствовало необходимому уровню, вещи были редки и малодоступны. Недостаток качественных, красивых, модных вещей, был обусловлен феноменом параллельности поля производителей предметов потребления и поля потребителей, что выражалось, например, в несоответствии количества и качества произведенных товаров нуждам, предпочтениям и вкусам потенциальных покупателей. При постоянном дефиците то одного, то другого покупки «про запас» давали ощущение страховки. Зачастую все, за чем стояла очередь, люди были склонны квалифицировать как «дефицит», не зная потом, что делать с приобретенными вещами. Описанием советского отношения к западным вещам (точнее - к западной технике) может служить роман А. и Б. Стругацких «Пикник на обочине», в которой описывается, как предметы из иного мира, добываемые в некоем особом его анклаве с риском и опасностью для жизни и дальнейшей судьбы «сталкерами», впоследствии кое-как приспосабливаемые туземцами для своих туземных нужд, так и остаются непонятными, непостижимыми в самой своей основе, загадочными, блестящими, опасными, бесконечно ценными - изделиями более развитой цивилизации. В основе пропагандируемого советской идеологией отношения к вещам лежала концепция субъект-субъектных, а не субъект-объектных отношений с вещами, сформулированная в 1920-е годы российскими конструктивистами. Согласно этой концепции, советское отношение к вещи должно быть свободно от фетишизма, отчуждения, коммерческого расчета. «Советский человек» смотрит на вещь не как на товар, а как на товарища, и поэтому продлевает ее жизнь, ценит в ней, прежде всего, надежность и искренность, а не внешнюю привлекательность. Чрезмерное внимание к организации быта и вещам («мещанство» и «вещизм») подвергалось осуждению, особенно в периоды, когда соблазн поддаться искушению комфортной жизни в окружении приятных вещей был особенно велик (в период НЭПа и «оттепели»). Проблема вещи в советском культурном пространстве требует отдельных фундаментальных исследований. Однако между теорией, которая исследует производство смысла вещей, и историей отдельных предметов сегодня все еще нет очевидных точек соприкосновения. Каждая вещь теснейшим образом связана и с историческим контекстом своего создания и с тем местом, которое она занимает внутри культурно-гуманитарной эволюции человека. Социальный контекст и повседневность, влияющие на характер взаимодействия человека и вещей, дополняются «продуктами» такого взаимодействия - комфортом, изобилием, модой и прочими сложными культурно-психологическими понятиями. Определение комфорта включает: «1) утешение, успокоение, ободрение, поддержка; 2) отдых, покой; 3) комфорт, удобства»; «comfortable - 1) удобный, комфортабельный, уютный; 2) спокойный, довольный 3) достаточный, приличный 4) утешительный, успокоительный». По определению, данному в словаре В.И. Даля, комфорт - «удобство, уютство, у(при)ют, холя, приволье, домашний покой, удобства и избыток. Комфортабельный - покойный, удобный, приютный, привольный». Комфорт выражается не только во внешнем удобстве, выраженном в расстановке мебели, качестве одежды и так далее, но это и внутреннее ощущение человека: состояние покоя, умиротворенность, удовлетворенность, достаточность, довольство собой и окружающим миром. Однако, как отмечал В. Вейдле, «история этого слова отвечает ходу всемирной истории. Оно значило — утешение (Comforter в английской Библии — эпитет Св. Духа), стало значить уют, а в нынешнем международном языке означает голое удобство». То соединение и материального и духовного, что было присуще понятию «комфорт» изначально, сближает его с понятием «уют» - «приют; укромность, поместительность и удобство; тепло в покоях, подручность всего нужного и пр. комфорт. ... Уютный дом, приютный, приютистый, укромный; небольшой, но удобный, хорошо устроенный, всем снабженный. Одному тесно, а с семьей уютно, добро. ... Уютничать, прибирать, устраивать все в доме, около себя, чтоб было уютно». В быте отражается индивидуальная человеческая мера комфорта: представления о необходимом и излишнем, роскошном, достаточном, привычном, уютном объективируются в предметах обстановки. В отличие от тех материальных благ, которые понимаются в современной культуре под словом «комфорт», - красота, удобство окружающей обстановки, одежды, мебели, душевный комфорт - внутреннее ощущение покоя, умиротворенности - достичь сложнее. Это состояние души - не результат достаточного количества материальных благ, его условие не в комфортабельности обстановки, это состояние гармонии, внутренней, душевной и внешней, выраженной в ощущении комфортности - соответствии предметной среды потребностям, желаниям, индивидуальности человека. Сложно представить современного человека, даже обеспеченного, который был бы способен вести тот образ жизни, который описан И.А. Гончаровым в романе «Обломов». Ощущение душевного комфорта, довольства своей жизнью, что было характерно для главного героя, становится все менее достижимыми. Даже разорившись, Обломов не утратил характерное восприятие мира, так описанное на последних страницах романа: «А сам Обломов? Сам Обломов был полным и естественным отражением и выражением того покоя, довольства и безмятежной тишины. Вглядываясь, вдумываясь в свой быт и все более и более обживаясь в нем, он, наконец решил, что ему некуда больше идти, нечего искать, что идеал его жизни осуществился, хотя без поэзии, без тех лучей, которыми некогда воображение рисовало ему барское, широкое и беспечное течение жизни в родной деревне, среди крестьян, дворни. | www.jourclub.ru
Глава 2. Понятие вещи. Закономерности взаимодействия человека и вещи в культуре
§ 1. Понятие вещи. Объект, предмет, вещь
Актуальный для современной культуры вопрос о будущем связан с осмыслением не только политических или экономических реалий, но и предметного мира в его взаимодействии с человеком. Этому существенному аспекту жизни уделяют много внимания практики и сравнительно мало - теоретики. В то время как архитекторы всегда заинтересованно обсуждали проблемы организации пространственной среды, дизайнеры чаще исследовали собственные характеристики формы, отрываясь от важной темы гуманизации человеческого бытия. В данном разделе будет рассмотрено понятие вещи в его историческом становлении и выделены основные закономерности взаимодействия человека и вещи, влияющие в том числе и на формо- и стилеобразование в дизайне. Это позволит отойти от узко-социологической трактовки потенциального владельца вещи и определить весь спектр взаимосвязей в системе "человек - вещь - человек".
Чтобы уточнить содержание понятия "вещь", сравним его с рядом синонимически употребляемых. Идя от истоков истории, можно развести возникающие в ходе антропоцосиогенеза орудия, инструменты и вещи как таковые. Один и тот же объект можно обозначить как орудие, если делать акцент на технологии изготовления, применении, уровне освоения человеком природы, т.е. на цивилизационной стороне процесса, и как вещь, если обращать внимание на степень воплощенности человеческого замысла, человеческих умений и навыков, отношения к предметному миру и т.п. Для орудий, "человеческих изготовлений из камня" (А. Ф. Еремеев), в настоящее время учеными выведен ряд специальных критериев, позволяющих отличать их от случайных природных образований, таких как правильность огранки наружной поверхности, небольшая площадь удара, наличие отщепа на внутренней части и т.п. Все они сугубо технологичны, связаны со способом изготовления. На начальных этапах существования человека именно они обеспечивали "способность и умение приспосабливаться к среде", "позволяли занять устойчивое положение в добывании средств существованию для себя и своих соплеменников, обеспечивали возможность плюс-гармонии в мироощущении" (1). Они играли важнейшую роль в отношении человека к природе, которое, в свою очередь, было самым существенным на этапе возникновения культуры. Относиться к тем же объектам как к вещам, т.е. увидеть их самобытность и меру человеческого присутствия, можно было очевидно лишь, когда исчезла прямая зависимость от природы. Для вещи четких технологических критериев нет, вернее, их недостаточно при определении ее сущности, многое зависит от условий ее использования, особенностей владельца, культурного контекста. Закономерности отношения человека к вещам не сводятся только к технико-технологическим изменениям, хотя, безусловно, пересекаются с ними. Не случайно значение слова "вещь" подразумевает не только принадлежность к миру материальных явлений, но к "личному движимому имуществу" (С. И. Ожегов). Аналогично сопоставим понятия "вещь" и "предмет", которые часто употребляют как тождественные, имея в виду некоторую материальную целостность, определенность, выделяемую человеком в процессе познания и деятельности. Иначе говоря, слова "вещь" и "предмет" могут относиться к одному и тому же образованию, которое представляет собой определенный, относительно независимый и устойчивый результат человеческой активности, каких-то действий. Вещество природы становится предметом, попадая под воздействие человека. Именно эта, активно-деятельная, преобразующая сторона отношения человека к чему-либо им создаваемому подчеркивается в понятии "предмет": предмет возникает в процессе преобразования мира и для дальнейшего преобразования. Он пред-стоит человеку, являясь чем-то качественно отличным и одновременно возникая только благодаря присутствию и усилиям последнего. Но помимо этого предмет несет в себе информацию о своем создателе и пользователе, играет ту или иную роль в жизни человека, сопровождает его. Подчеркивая этот аспект, мы и будем обозначать его как вещь (2). Кроме того, в зависимости от характера деятельности человека, предмет может быть как материальным (топор), так и идеальным (предмет познания), тогда как идеальные образования не называются вещами. Конечно, что далеко разводить, а тем более противопоставлять друг другу предмет и вещь нецелесообразно. Как уже было сказано, в зависимости от подчеркиваемого смысла - качественного своеобразия или связи с человеком, одна и та же целостность может называться либо предметом, либо вещью, тем более, что становление вещи как вещи начинается с процесса опредмечивания замысла, преобразования вещества природы посредством человека. В ходе этого процесса знания, навыки, потребности, ценностные ориентиры (которые со времен К. Маркса называют "сущностными силами" человека как индивида и как родового существа) фиксируются в природном субстрате, придавая ему новое качество - предмета культуры. Говоря о содержании сущностных сил, особо подчеркивают, что человек опредмечивает не только индивидуальный опыт, но и опыт предшественников, усвоенный им в ходе социализации (3). Богатство человеческого духа как бы вкладывается в определенный фрагмент материи, обживает его, придавая ему совершенно новые качества, которых нет и не может быть в веществе природы. Первый шаг к вещи начинается в момент создания предмета, неслучайно в немецком языке, давшем философии понятие "опредмечивание", оно содержит в качестве корня слово "Ding" (вещь), а не "Gegenstand" (предмет, буквально: то, что стоит напротив). Опредмечивая себя, человек овеществляет материю, фиксирует в ней себя и свою жизнь. Наконец, существует еще понятие "объект", происходящее от латинского "objicio" - бросаю вперед, противопоставляю. Объект есть то, что находится во взаимодействии с субъектом, но противостоит ему в предметно-практической и познавательной деятельности. Объектом то или иное материальное образование будет называться в случае, когда нужно подчеркнуть его нетождественность человеку, противопоставленность, несводимость, инородность. Напротив, понятие "вещь" подчеркивает причастность, связь с человеком. Итак, вещь открывается для нас как нечто сугубо материальное, но отличное от вещества природы, не сводимое к совокупности своих технологических характеристик и функциональных качеств, связанное с человеческим существованием, с жизнью человека в культуре.
studfiles.net
