В настоящее время не так часто встречаются книги, чтение которых оставляло бы впечатление беседы с мудрым и понимающим тебя собеседником. Мне по-настоящему дорога всё-таки классика. Герои Лермонтова, Л. Толстого, Ф.М. Достоевского, М. Шолохова останутся в моей памяти навсегда. В последнее время появились оригинальные по содержанию произведения, авторы которых пытаются убедить нас в правильности изображения событий сталинского периода, кровавой полосы в жизни России. Нам, молодым, очень трудно давать объективную оценку тому, что происходило много лет тому назад. Народ пережил такие большие социальные трагедии, как революция, гражданская война, коллективизация и большой террор. Противоречивыми, внутренне драматическими были судьбы писателей, втянутых в водоворот этих событий, - А. Платонова, А. Солженицына, Б. Пастернака, М. Булгакова. Все они дети своего времени и делили со своей страной её страшные испытания, её духовную драму. Их творчество - выстраданная боль за судьбы отечества, пораженного тяжелым недугом, за судьбы родной культуры, естественное развитие которой было насильственно прервано, сломано, искажено. Прочитав книги А. Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ» и «Один день Ивана Денисовича», я был потрясён описанием событий в них. Писатель, как мне кажется, достоверно рассказал о трагических судьбах русской интеллигенции, изуродованной, онемевшей, сгинувшей в ГУЛАГе. Миллионы русских интеллигентов бросили сюда на увечья, на смерть, без надежды на возвращение. Впервые в истории такое множества людей развитых, зрелых, богатых культурой оказались навсегда «в шкуре раба, невольника, лесоруба и шахтёра». А. Солженицын в начале своего повествования пишет о том, что в его книге нет ни вымышленных лиц, ни вымышленных событий. Люди и места названы их собственными именами. Архипелаг - все эти «острова», соединенные между собой «трубами «канализаций», по которым «протекают »люди, переваренные чудовищной машиной тоталитаризма в жидкость - кровь, пот, мочу; архипелаг, живущий «собственной жизнью, испытывающий то голод, то злобную радость, то любовь, то ненависть; архипелаг, расползающийся, как раковая опухоль страны, метастазами во все стороны... ». Обобщая в своём исследовании тысячи реальных судеб, неисчислимое множество фактов, Солженицын пишет, что «если бы чеховским интеллигентам, всё гадавшим, что будет через двадцать- тридцать лет, ответили бы, что через сорок лет на Руси будет пыточное следствие, будут сжимать череп железным кольцом, опускать человека в ванну с кислотой, голого и привязанного пытать муравьями, загонять раскаленный на примусе шомпол в анальное отверстие, медленно раздавливать сапогами половые органы, «ни одна бы чеховская пьеса не дошла до конца»: многие зрители попали бы в сумасшедший дом ». Я, человек девяностых годов, не могу в это поверить. Неужели была такая необходимость издеваться над народом? Ведь в таких условиях может произойти ломка сознания, самодеградация, отказ от своих убеждений, от сознания невиновности. И А. Солженицын доказал это, приведя в пример Елизавету Цветкову, узницу, которой в тюрьму пришло письмо от дочери, попросившей мать сообщить, виноватали она. Если виновата, то пятнадцати летняя девочка от неё откажется и вступит в комсомол. Тогда невиновная женщина пишет дочери неправду : «Я виновата. Вступай в комсомол». «Как же дочери жить без комсомола ?»- думает бедная женщина. А.И. Солженицын, бывший узник ГУЛАГа, ставший писателем для того, чтобы поведать миру о бесчеловечной системе насилия и лжи, вынес в печать свою лагерную повесть «Один день Ивана Денисовича». Один день героя Солженицына, пробежавший перед моим взором, разрастается до пределов целой человеческой жизни, до масштабов народной судьбы, до символа целой эпохи в истории России. Иван Денисович Шухов, заключенный, жил как все, воевал часто, пока не попал в плен. Но Иван Денисович не поддался процессу расчеловечивания даже в ГУЛАГе, он остался человеком. Что же помогло ему устоять? Кажется, в Шухове всё сосредоточено на одном - только бы выжить. Он не задумывается над проклятыми вопросами : почему так много народа, хорошего и разного, сидит в лагере? В чем причина возникновения лагерей? Он даже не знает, за что его посадили. Считается, что Шухов находился в заключении за измену Родине. Шухов- обычный человек, жизнь его прошла в лишениях, недостатке. Он ценит прежде всего удовлетворение первых простых потребностей - еды, питья, тепла, сна. Этот человек далек от размышлений, анализа. Ему присуща высокая приспособляемость к нечеловеческим условиям в лагере. Но это не имеет ничего общего с приспособленчеством, униженностью, потерей человеческого достоинства. Шухову доверяют, потому что знают: честен, порядочен, живет по совести. Главное для Шухова - это труд. В лице тихого, терпеливого Ивана Денисовича, Солженицын воссоздал почти символический образ русского народа, способного перенести невиданные страдания, лишения, издевательства тоталитарного режима и, несмотря ни на что, выжить в этом «десятом круге ада» и сохранить при этом доброту к людям, человечность, снисходительность к человеческим слабостям и непримиримости к нравственным порокам. Произведения А. Солженицына по-настоящему заставили меня задуматься над прошлым моей страны. А без прошлого, я уверен, нет будущего.
www.ronl.ru
Молиться надо о духовном: чтоб Господь с нашего сердца накипь злую снимал. А.И. Солженицын. “Один день Ивана Денисовича”
Давно известно, что русская литература — это литература вопросов. Множество проблем названо отечественными писателями: “Кто виноват?”, “С чего начать?”, “Что делать?”. Мучительно пытаясь понять “Кто мы?” и “Что с нами происходит?”, художники слова старались своими творениями ответить на вопросы общества. Солженицын больше чем какой-либо другой русский писатель отвечает на вопрос “Кто — мы нынешние?” через вопрос “Что с нами происходит?”. “Не результат важен… А дух! не что сделано — а как. Не что достигнуто — а какой ценой”, — не устает повторять он, выявляя ложные нравственные основы общества. Яркой чертой отечественной словесности является изображение жизни человеческой в страдании. Ведь так складывалась русская история, что выражение “смотреть в глаза правде” мы понимаем как “смотреть в глаза страданию”. Крепостничество, революция и гражданская война, коллективизация, террор тридцатых годов и Отечественная война, годы культа и застоя — все это не просто жизненные эпизоды, а сама жизнь. Через страдания человека мы постигаем страдания народа — страдания человечества. Поэтому роль настоящего писателя, живущего общей судьбой со своей страной, — роль страдательная. Обязательно в русской литературе появляется писатель, который, пересилив свою собственную страдальческую судьбу, решался говорить о людском несчастье не от своего, а от народного имени. Одним из таких творцов стал А. И. Солженицын. Не случайно, размышляя о роли художника слова, он выделяет в соответствии с литературными традициями XIX века два типа писателей. Один “мнит себя творцом независимого духовного мира и взваливает на свои плечи акт творения этого мира”. Другой знает над собой силу высшую: не “им этот мир создан… художнику дано лишь острее других ощутить гармонию мира, красоту и безобразие человеческого вклада в него — и остро передать это людям”. Искусство и, в частности, литература обладают возможностью рассказать людям о них самих, раскрыть тайники души, понять человека и помочь ему не погубить лучшее, что скрыто в нем. Это основные принципы гуманизма, на которых строится творчество писателя. Первым, “дебютным” выступлением в печати стала повесть об одном счастливом дне з/к Щ-854 “Один день Ивана Денисовича”. Это был тот редкий в литературе случай, когда выход в свет художественного произведения в короткий срок стал событием общественно-политическим. Замысел автора был строг и прост, почти аскетичен — рассказать час за часом об одном дне одного заключенного, от подъема и до отбоя. И это была тем большая смелость, что трудно было себе представить, как можно остаться простым, спокойным, естественным, почти обыденным в такой жестокой и трагической теме. Самое же парадоксальное и смелое, что автор выбирает из длинной череды дней, проведенных Иваном Денисовичем за колючей проволокой, день не просто рядовой, но даже удачный для Шухова, “почти счастливый”. К чему это? Не хочет же он в самом деле уверить нас, что и в лагере “жить можно”? Но ведь и о мере несчастья человека можно дать понятие, рассказав о том, что кажется ему счастьем. Все, к чему давно притерпелись глаза Ивана Денисовича, что вошло в его быт и стало казаться обычным, по существу своему страшно и бесчеловечно. И когда мы читаем в конце повести, что Шухов засыпал “вполне удоволенный”, потому что на дню у него выдалось много удач: в карцер не посадили, на Соцгородок бригаду не выгнали, в обед он “закосил” лишнюю кашу и т.д., — это приносит нам не чувство облегчения, но чувство щемящей, мучительной боли. О прошлом Ивана Денисовича знаем мы мало. Жил Шухов в маленькой деревне. Началась война — на войну пошел и воевал честно; потом армию окружили, многие попали в плен, но Шухов из плена бежал, его обвинили в измене: мол, задание немецкой разведки выполнял. “Какое ж задание — ни Шухов сам не мог придумать, ни следователь. Так и оставили просто задание”. Умирать ни за что ни про что было глупо, бессмысленно, противоестественно. Шухов выбрал жизнь — хоть лагерную, скудную, мучительную, но жизнь, и тут задачей его стало не просто выжить как-нибудь, любой ценой выжить, но вынести это испытание судьбы так, чтобы за себя не было совестно, чтобы сохранить уважение к себе. У Ивана Денисовича руки рабочего человека, а глаз мастера, повадка мастера. Чтобы лучше понять Шухова, надо помнить, что он не так прост, чтобы ко всякому труду, какой он ни будь, относиться без разбора. Работа, рассуждает Иван Денисович, “она как палка, конца в ней два: для людей делаешь — качество дай, для дурака делаешь — дай показуху”. Та работа, что зазря или по пустому принуждению, не по душе Шухову. Вот тут и проявляется интересный парадокс, связь с общей идеей повести. Когда на картину труда принудительного как бы наплывает картина труда свободного, труда по внутреннему побуждению, это заставляет глубже и острее понять, чего стоят такие люди, как наш Иван Денисович и какая преступная нелепость держать их вдали от родного дома, под охраной автоматчиков, за колючей проволокой. Кроме труда, другая внутренняя опора Ивана Денисовича, помогающая ему жить и “утверждаться”, — это его отношения с людьми: соседями по вагонке, товарищами по бригаде. Едва ли не на каждой странице мы убеждаемся, что годы каторги не заставили Шухова озлобиться, ожесточиться. Но в нем сохранились вопреки всему доброта, отзывчивость, сердечное, благожелательное отношение к людям, за которое ему в бригаде платят тем же. После Шухова бригада — второй главный герой повести Солженицына. Бригада — как нечто пестрое, шумное, разнородное, но в то же время и как одна большая семья (“Как семья большая. Она и есть семья, бригада”). Эти люди могут казаться со стороны жестокими, грубыми, но они никогда не откажут в поддержке. Поэтому неуместно рассуждать о “трагедии одиночества” Ивана Денисовича. Речь в повести идет о другой трагедии — трагедии честных людей, ставших жертвами произвола и насилия. В повести перед читателями проходят десятки лиц, соседей Ивана Денисовича по бараку, надзирателей, конвойных. И художественная концентрированность этого текста такова, что большинство из них, даже отмеченные двумя-тремя летучими штрихами, надолго остаются в памяти. Морской офицер Буйновский и добросовестный работяга Сенька Клевшин, бежавший из Бухенвальда, чтобы оказаться в советской неволе; московский кинорежиссер Цезарь Маркович в пушистой шапке и со своими столичными разговорами об искусстве; и опустившийся вконец, подбирающий окурки Фетюков… Крестьяне, солдаты, люди интеллигентского круга, они думают о многом по-разному и говорят о разном — не только о повседневном лагерном быте, но и о том, с чем связано их прошлое: о коллективизации, о войне, об искусстве, о том, как живет деревня. Это очень важные страницы книги. Чего стоит одна история жизни бригадира Тюрина, рассказанная им самим, — поразительное по своей глубине и силе место в повести! Для Солженицына не существует деления на “простой люд” и “интеллигентов”, в лагере он видит более общее и важное различие: людей трудовых и людей, сознательно или бессознательно паразитирующих на чужом труде. Представление об Иване Денисовиче было бы неполным, если бы Солженицын показал нам только то, что сближает Шухова с его товарищами по несчастью, и не увидел в лагерной среде своих противоречий и контрастов. Речь идет о тайной вражде заключенных со “стукачами”, подобными некоему Пантелееву, которого оставляют днем под видом больного в бараке и который внушает Ивану Денисовичу настороженное и брезгливое чувство. Читая повесть, мы не только узнаем обиход жизни заключенных, их подневольную работу и скудный радостями быт. Мы узнаем там людей, в каждом из которых отозвалось что-то типичное, существенное для понимания времени. Восхищает в произведении уровень правды — без уклончивости и компромиссов, правды обжигающей и неожиданной, с глубокой, свойственной русской традиции болью за человека. Бросается в глаза выбор героя, чьим уважительным именем и отчеством названа повесть. Это самый обычный рядовой крестьянин, один из безгласных миллионов, и его глазами автор увидел запроволочную жизнь с грязной вагонки в вонючем душном бараке, из колонны бредущих по морозу на каторжную работу людей, взглядом исподлобья над миской с жидкой баландой… Александр Исаевич Солженицын создал поистине народный характер. Гуманистический пафос этой повести, как и других произведений, роднит писателя с творцами литературы XIX века. Величайшая заслуга А. Солженицына заключена в его жгучем стремлении к отысканию правды и во взыскательной доброте к людям. Завершая нобелевскую лекцию, А. И. Солженицын произнес пророческие слова, отразившие его позицию писателя-гуманиста, борца за справедливость: “Простой шаг простого мужественного человека: не участвовать во лжи, не поддерживать ложных действий!.. Писателям же и художникам доступно большее: победить ложь!.. Против многого в мире может выстоять ложь — но только не против искусства... Вот почему я думаю, друзья, что мы способны помочь миру в его раскаленный час. Не отнекиваться безоружностью, не отдаваться беспечной жизни — но выйти на бой! В русском языке излюбленны пословицы о правде. Они настойчиво выражают немалый тяжелый народный опыт и иногда поразительно: “Одно слово правды весь мир перетянет”. Вот на таком мнимо фантастическом нарушении закона сохранения масс и энергий основана и моя собственная деятельность, и мой призыв к писателям мира”.
www.ronl.ru
Оглавление
Введение
Глава 1 А. И. Солженицын.Творческий путь
1.1 Анализлитературных произведений…………………………...6
1.2 «Вкруге первом»………………………………………………..31
1.3Система творческих координат Солженицына – «Архипелаг ГУЛАГ» …………………………………………………………54
1.4 Одиндень зэка и история страны………………………………75
Глава 2 Владимирская страницаСолженицына
2.1 «Нестоит село без праведника»……………………………….93
2.2 Раковый корпус……………………...………………………….93
2.3 Солженицын и Я……………………………………………….109
Заключение……………………………………………………………….114Списоклитературы………………………………………………………120
Введение
Творчество Солженицына впоследнее время заняло подобающее ему место в истории отечественной литературы20 века. Современные последователи творчества Солженицына больше вниманияуделяют, на мой взгляд, политическим, философским, историческим аспектам. Лишькасаясь художественных особенностей произведений, очень многое остается запределами внимания критики.
А ведь книги А. И. Солженицына –это история возникновения, разрастания и существования Архипелага ГУЛАГ,ставшего олицетворением трагедии России 20 века. От изображения трагедии страныи народа неотделима тема страдания человека, проходящая через все произведения.Особенность книги Солженицына в том, что автор показывает «противостояниечеловека силе зла…»
Каждое слово и точно, и верно.Герои произведений настолько мудры. Солженицын вернул в литературу героя, вкотором соединились терпение, разумность, расчетливая сноровистость, умениеприспособиться к нечеловеческим условиям, не потеряв лица, мудрое понимание иправых, и виноватых, привычка напряженно думать «о времени и о себе».
С 1914 года начинается для «всейземли нашей» «страшный выбор». «… И одна революция. И другая революция. И весьсвет перевернулся.» Вот здесь – то и лежит начало развала во всей России.Отсюда пошли и безответная кротость, и дикая озлобленность, и жадность, идоброта сильная и счастливая «Две загадки в мире есть: как родился – не помню,как умру – не знаю». А между этим – целая жизнь. Солженицынскиегерои являют собой пример золотого сердца. Тип народного проведения, которыйпоэтизирует Солженицын, есть основа и опора всей земли нашей. Солженицын ратовалза подлинных чернь, борцов, не склонных смириться с несправедливостью и злом:«Без них – то и не стоит село. Ни народ. Ни вся земля наша».
Цель моей дипломной работы –выявить особенности художественного исследования жизни писателя, диапазонидейно – художественных исканий Солженицына. Это наиболее трудный и важныйвопрос для понимания задач, которые автор поставил перед собой.
Большой писатель – всегда фигуранеоднозначная. Вот и в творчестве Солженицына трудно понять и осознать, принятьвсе безоговорочно, разом.
Солженицын. Человек, прошедший пофронтам Великой Отечественной иарестованный в конце ее как изменник Родины. Тюрьмы, лагеря, ссылка и перваяреабилитация в 1957 году. Смертельная болезнь – рак – и чудесное исцеление.Широкая известность в годы «оттепели» и замалчивание в пору застоя. Нобелевскаяпремия по литературе и исключение из союза писателей, мировая слава и изгнаниеиз СССР… Что значит Солженицын для литературы нашей, для общества? Задаю себеэтот вопрос и задумываюсь над ответом… я считаю, что в мире сейчас писательномер один – Солженицын, а вершиной русской новеллистикиявляется, на мой взгляд, «Матренин двор». Хотя вхождение в литературу обычносвязывают с «Одним днем Ивана Денисовича». Эту повесть выдвигали на Ленинскуюпремию. «Иван Денисович» стал для всех откровением. Это было открытием лагернойтемы.
«Матренин двор» стал откровениемдля меня. Нет, до этого работали Овечкин, Абрамов, Солоухин…
уже были написаны ранее рассказыНосова, «Деревня Бердяйка» Белова. Задел деревенскойпрозы был. Но отправная точка – «Матренин двор». Наша деревенская проза вышлаиз «Матренина двора». Дело коснулось, наконец, как и в «Привычном деле» Белова, судьбы простейшей и трагической.Я считаю «Привычное дело» при всем глянце, какой новелла на эту повестькритика, трагедией русской семьи и русской бабы. Трагедия деревенской русскойженщины, описанная Солженицыным – наиболее концентрированная, наиболее выразительная,вопиющая.
И на каком художественном уровне! Аязык?! Солженицын – явление русской литературы, художник мирового масштаба.
Оставаясь в любви к своей Родине,земле, людям, Солженицын в то же время поднимается до трагических, страшныхмоментов истории нашей.
Весь творческий процесс писателя,на мой взгляд, — это прежде всего процесс внутреннего борения исамоусовершенствования. Внутреннее усовершенствование дается, во-первых,огромным знанием жизни, соприкосновением большой культурой, беспрестаннымчтением хорошей литературы. Писатель всегда, если он настоящий писатель, былнад жизнью. Всегда немножко впереди, выше. И всегда должен иметь возможностьоглянуться назад, осмыслить время.
Как сложно настоящему художникутворить. Надо иметь огромное мужество, благородство и культуру – внутреннююкультуру, – чтобы подняться над своими обидами.
Присутствие в мире АлександраИсаевича, его работа, его честь – путеводная звезда. Чтобы мы не совсем уж втемном углу – то тыкались, на бревна не натыкались – освещает он нам путь.
Аскетизм, высочайшее самоотречение, когда человек такпоглощен своим творческим трудом, что все земное отпадает.
Совестливый художник, простохороший писатель Солженицын написал просто русского человека с достоинством.Можно его на колени поставить, но унизить трудно. А унижая простой народ, любаясистема унижает прежде всего себя.
Матрена, Иван Денисович и естьистинно русские люди. Как станционный смотритель Пушкина, Максим Максимова в«Герое нашего времени», мужики и бабы из «Записок охотника Тургенева, толстовскиекрестьяне, бедные люди Достоевского, подвижники духа Лескова
.Глава 1 А. И. Солженицын. Творческий путь
1.1Анализлитературных произведений
АлександрИсаевич Солженицын сказал в одном из своих интервью: «Я отдал почти всю жизньрусской революции».
Задача свидетельствовать об утаенных трагическихповоротах русской истории обусловила потребность поиска и осмысления их истоков.Они видятся именно в русской революции. «Я как писатель действительнопоставлен в положение говорить за умерших, но не только в лагерях, а за умершихв российской революции, — так обозначил задачу своей жизни Солженицын винтервью 1983 г. — Я 47 лет работаю над книгой о революции, но в ходе работынад ней обнаружил, что русский 1917 год был стремительным, как бы сжатым,очерком мировой истории XX века. То есть буквально: восемь месяцев, которыепрошли от февраля до октября 1917 в России, тогда бешено прокрученные, — затеммедленно повторяются всем миром в течение всего столетия. В последние годы,когда я уже кончил несколько томов, я с удивлением вижу, что я каким-токосвенным образом писал также и историю Двадцатого века» (Публицистика, т. 3,с. 142).
Свидетелеми участником русской истории XX в. Солженицын был и сам. Окончаниефизико-математического факультета Ростовского университета и вступление вовзрослую жизнь пришлось на 1941 г. 22 июня, получив диплом, он приезжает наэкзамены в Московский институт истории,философии, литературы (МИФЛИ), на заочных курсах которого учился с 1939 г.Очередная сессия приходится на начало войны. В октябре мобилизован в армию,вскоре попадает в офицерскую школу в Костроме. Летом 1942 г. — звание лейтенанта,а в конце — фронт: Солженицын командует звукобатареейв артиллерийской разведке. Военный опыт Солженицына и работа его звукобатареи отражены в его военной прозе конца 90-х гг.(двучастный рассказ «Желябугские выселки» и повесть «Адлиг Швенкиттен» — «Новый мир».1999. № 3). Офицером-артиллеристом он проходит путь от Орла до ВосточнойПруссии, награждается орденами. Чудесным образом он оказывается в тех самыхместах Восточной Пруссии, где проходила армия генерала Самсонова. Трагическийэпизод 1914 г. — самсоновская катастрофа — становитсяпредметом изображения в первом «Узле» «Краен Колеса» — в «АвгустеЧетырнадцатого». 9 февраля 1945 г. капитана Солженицына арестовывают накомандном пункте его начальника, генерала Травкина, который спустя уже год послеареста даст своему бывшему офицеру характеристику, где вспомнит, не побоявшись,все его заслуги — в том числе ночной вывод из окружения батареи в январе 1945г., когда бои шли уже в Пруссии. После ареста — лагеря: в Новом Иерусалиме, вМоскве у Калужской заставы, в спецтюрьме № 16 всеверном пригороде Москвы (та самая знаменитая Марфинскаяшарашка, описанная в романе «В круге первом», 1955-1968). С 1949 г. — лагерь вЭкибастузе (Казахстан). С 1953 г. Солженицын — «вечный ссыльнопоселенец» вглухом ауле Джамбулской области, на краю пустыни. В1957 г. — реабилитация и сельская школа в поселке Торфо-продуктнедалеко от Рязани, где он учительствует и снимает комнату у Матрены Захаровой,ставшей прототипом знаменитой хозяйки «Матрениного двора» (1959). В 1959 г.Солженицын «залпом», затри недели, создает переработанный, «облегченный»вариант рассказа «Щ-854», который после долгих хлопот А.Т. Твардовского и сблагословения самого Н.С. Хрущева увидел свет в «Новом мире» (1962. № 11) подназванием «Один день Ивана Денисовича».
К моментупервой публикации Солженицын имеет за плечами серьезный писательский опыт —около полутора десятилетий: «Двенадцать лет я спокойно писал и писал. Лишь натринадцатом дрогнул. Это было лето 1960 года. От написанных многих вещей — ипри полной их безвыходности, и при полной беззвестности,я стал ощущать переполнение, потерял легкость замысла и движения. Влитературном подполье мне стало не хватать воздуха», — писал Солженицын в автобиографическойкниге «Бодался теленок с дубом». Именно в литературном подполье создаютсяроманы «В круге первом», несколько пьес, киносценарий «Знают истину танки!» оподавлении Экибастузского восстания заключенных,начата работа над «Архипелагом ГУЛагом», Эвмысленроман о русской революции под кодовым названием «Р-17», воплотившийсядесятилетия спустя в эпопею «Красное Колесо».
В середине60-х гг. создается повесть «Раковый корпус» (1963-1967) и «облегченный» вариантромана «В круге первом». Опубликовать их в «Новом мире» не удается, и обавыходят в 1968 г. на Западе. В это же время идет начатая ранее работа над«Архипелагом ГУЛагом»(1958-1968; 1979) и эпопеей «Красное Колесо» (интенсивнаяработа низ большим историческим романом «Р-17», выросшим в эпопею «КрасноеКолесо», начата в 1969 г.).
В 1970 г.Солженицын становится лауреатом Нобелевской премий. выехать из СССР он нехочет, опасаясь лишиться гражданства и возможности бороться на родине —поэтому личное получение премии и речь нобелевского лауреата покаоткладываются. История с получением Нобелевской премии описана в главе«Нобелиана» («Бодался теленок с дубом»). В то же время его положение в СССРвсе более ухудшается: принципиальная и бескомпромиссная идеологическая илитературная позиция приводит к исключению из Союза писателей (ноябрь 1969г.), в советской прессе разворачивается кампания травли Солженицына. Этозаставляет его дать разрешение на публикацию в Париже книги «Август Четырнадцатого» (1971) —первого тома эпопеи «Красное Колесо». В 1973 г. в парижском издательствеYMCA-PRESS увидел свет первый том «Архипелага ГУЛага».
Идеологическаяоппозиционность не только не скрывается Солженицыным, но и прямодекларируется. Он пишет целый ряд открытых писем: Письмо IV Всесоюзному съездуСоюза советских писателей (1967), Открытое письмо Секретариату Союза писателейРСФСГ (1969), Письмо вождям Советского Союза (1973), которое посылает по почтеадресатам в ЦК КПСС, а не получив ответа, распространяет в самиздате. Писательсоздает цикл публицистических статей, которые предназначаются для философско-публицистическогосборника». «Из-под глыб» («На возврате дыхания и сознания», «Раскаяние исамоограничение как категории национальной жизни», «Образованщина»), «Жить не по лжи!» (1974).
Разумеется,говорить о публикации этих произведений не приходилось — они распространялись всамиздате.
В 1975 г.опубликована автобиографическая книга «Бодался теленок с дубом»,представляющая собой подробный рассказ о творческом пути писателя от началалитературной деятельности до второго ареста и высылки и очерк литературнойсреды и нравов 60-х — начала 70-х гг.
В феврале1974 г. на пике разнузданной травли, развернутой в советской прессе,Солженицына арестовывают и заключают в Лефортовскуютюрьму. Но его ни с чем не сравнимый авторитет у мировой общественности непозволяет советскому руководству просто расправиться с писателем, поэтому еголишают советского гражданства и высылают из СССР. В ФРГ, ставшей первойстраной, принявшей изгнанника, он останавливается у Генриха Бёлля, после чегопоселяется в Цюрихе (Швейцария). О жизни на Западе повествует вторая автобиографическаякнига Солженицына «Угодило зернышко промеж двух жерновов», публикацию которойон начал в «Новом мире» в 1998 и продолжил в 1999 г.
В 1976 г.писатель с семьей переезжает в Америку, в штат Вермонт. Здесь он работает надполным собранием сочинений и продолжает исторические исследования, результатыкоторых ложатся в основу эпопеи «Красное Колесо».
Солженицынвсегда был уверен в том, что вернется в Россию. Даже в 1983 г., когда мысль обизменении социально-политической ситуации в СССР казалась невероятной, навопрос западного журналиста о надежде на возвращение в Россию писательответил: «Знаете, странным образом, я не только надеюсь, я внутренне в этомубежден. Я просто живу в этом ощущении: что обязательно я вернусь при жизни.При этом я имею в виду возвращение живым человеком, а не Книгами, книги-то,конечно, вернутся. Это противоречит всяким разумным рассуждениям, я не могусказать: по каким объективным причинам это может быть, раз я уже не молодойчеловек. Но ведь и часто История идет до такой степени неожиданно, что мы самыхпростых Вещей не можем предвидеть» (Публицистика, т. 3, с. 140).
ПредвидениеСолженицына сбылось: уже в конце 80-х гг. это возвращение стало постепенноосуществляться. В 1988 г. Солженицыну было возвращено гражданство СССР, а в1989 г. в «Новом мире» публикуются Нобелевская лекция и главы из «АрхипелагаГУЛага» » затем, в 1990 г. — романы «В круге первом» и «Раковый корпус». В1994г писатель возвратился в Россию. С 1995 г. в «Новом мире» публикует» новыйцикл — «двучастные» рассказы.
Цель исмысл жизни Солженицына — писательство: «Моя жизнь, — говорил он, — проходит сутра до позднего вечера в работе. Нет никаких исключений, отвлечений, отдыхов,поездок, — в этом смысле» действительно делаю то, для чего я был рожден»(Публицистика, т.3 с. 144). Несколько письменных столов, на которых лежатдесятки раскрытых книг и незаконченные рукописи, составляют основное бытовоеокружение писателя — и в Вермонте, в США, и теперь, по boi. вращении в Россию. Каждый год появляются новые еговещи: публицистическая книга «Россия в обвале» о нынешнем состоянии и судьберусского народа увидела свет в 1998 г. В 1999-м «Новый мир» опубликовал новыепроизведения Солженицына, в которых он обращается к нехарактерной для негоранее тематике военной прозы.
Анализлитературных произведений
Не будетпреувеличением сказать, что предметом изображения в эпосе Солженицына сталрусский XX век во всех его трагических изломах — от Августа Четырнадцатого досего дня. Но будучи в первую очередь художником, он пытается понять, как этисобытия отразились на русском национальном характере.
Концепция личности в рассказах 60-х и 90-х гг.В своевремя М. Горький очень точно охарактеризовал противоречивость характера русскогочеловека: «Люди пегие — хорошие и дурные вместе». Во многом эта «пегость» сталапредметом исследования и у Солженицына.
В главномгерое рассказа «Случай на станции Кочетовка» (1962),молоденьком лейтенанте Васе Зотове, воплощены самые добрые человеческие черты:интеллигентность, распахнутость навстречу фронтовикуили окруженцу, вошедшему в комнату линейнойкомендатуры, искреннее желание помочь в любой ситуации. Два женских образа,лишь слегка намеченные писателем, оттеняют глубинную непорочность Зотова, идаже сама мысль об измене жене, оказавшейся в оккупации под немцами, невозможнадля него.
Композиционныйцентр рассказа составляет встреча Зотова с отставшим от своего эшелонаокружением, который поражает его своей интеллигентностью и мягкостью. Все —слова, интонации голоса, мягкие жесты этого человека, способного даже в надетойна него чудовищной рванине держаться с достоинством и мягкостью, припекаетгероя: ему «была на редкость приятна его манера говорить; его манера останавливаться,если казалось, что собеседник хочет возразить; его манера не размахиватьруками, а как-то легкими движениями пальцев пояснять свою речь». Он раскрываетперед ним свои полудетские мечты о бегстве в Испанию, рассказывает о своейтоске по фронту и предвкушает несколько часов чудесного общения синтеллигентным, культурным и знающим человеком — актером до войны, ополченцембез винтовки — в ее начале, недавним окружением, чудом выбравшимся изнемецкого «котла» и теперь вот отставшим от своего поезда — без документов, сничего не значащим догонным листом, в сущности, и недокументом. И здесь автор показывает борьбу двух начал в душе Зотова:человеческого и бесчеловечного, злого, подозрительного, Уже после того, какмежду Зотовым и Тверитиновым пробежала искра понимания, возникшая некогда междумаршалом Даву и Пьером Безуховым, спасшая тогдаПьера от расстрела, в сознании Зотова возникает циркуляр, перечеркивающийсимпатию и доверие, возникшее между двумя сердцами, которые еще не успеливыстыть на войне. «Лейтенант надел очки и опять смотрел в догонныйлист. Догонный лист, собственно, не был настоящимдокументом, он составлен был СО слов заявителя и мог содержать в себе правду, амог и ложь. Инструкция требовала крайне пристально относиться к окруженцам, а тем более — одиночкам». И случайная обмолвкаТверитинова (он спрашивает всего лишь, как раньше назывался Сталинград)оборачивается неверием в юной и чистой душе Зотова, уже отравленной ядом подозрительности:«И — все оборвалось и охолонуло в Зотове. Значит, неокруженец. Подослан! Агент! Наверно, белоэмигрант,потому и манеры такие». То, что спасло Пьера, не спасло несчастного и беспомощногоТверитинова — молоденький лейтенант «сдает» только что полюбившегося и такискренне заинтересовавшего его человека в НКВД. И последние слова Тверитинова:«Что вы делаете! Что вы делаете! Ведь этого не исправишь!!»— подтверждаютсяпоследней, аккордной, как всегда у Солженицына, фразой: «Но никогда потом вовсю Жизнь Зотов не мог забыть этого человека...».
Наивнаядоброта и жестокая подозрительность — два качества, Казалось бы, несовместимые,но вполне обусловленные советской эпохой 30-х гг., сочетаются в душе героя.
Противоречивостьхарактера предстает иногда и с комической стороны— как в рассказе «Захар-Калита» (1965).
Этотнебольшой рассказ весь построен на противоречиях, и в этом смысле он оченьхарактерен для поэтики писателя. Его нарочито облегченное начало как быпародирует расхожие мотивы исповедальнойилилирической прозы 60-х гг., явно упрощающие проблему национального характера.
«Друзьямои, вы просите рассказать что-нибудь из летнего велосипедного?» — этот зачин,настраивающий на нечто летнее отпускное и необязательное, контрастирует ссодержанием самого рассказа, где на нескольких страницах воссоздается картина сентябрьскойбитвы 1380 г. Но и оборачиваясь на шесть столетий назад, Солженицын не можетсентиментально и благостно, в соответствии с «велосипедным» зачином, взглянутьна обремененное историографичной торжественностьюповоротное событие русской истории: «Горька правда истории, но легче высказатьее, чем таить: не только черкесов и генуэзцев привел Мамай, не только литовцы сним были в союзе, но и князь рязанский Олег. Для того и перешли русские черезДон, чтобы Доном ощитить свою спину от своих же, от рязанцев: не ударили бы, православные». Противоречия,таящиеся в душе одного человека, характерны и для нации в целом — «Не отсюда липовелась судьба России? Не здесь ли совершен поворот ее истории? Всегда литолько через Смоленск и Киев роились на нас враги?..». Так от противоречивостинационального сознания Солженицын делает шаг к исследованию противоречивостинациональной жизни, приведшей уже значительно позже к другим поворотамрусской-истории.
Но еслиповествователь может поставить перед собой такие вопросы и осмыслить их, тоглавный герой рассказа, самозванный сторож Куликова поля Захар-Калита,просто воплощает в себе почти инстинктивное желание сохранить утраченную былоисторическую память. Толку от его постоянного, дневного и ночного пребывания наполе нет никакого — но сам факт существования смешного чудаковатого человеказначим для Солженицына. Перед тем, как описать его, он как бы останавливается внедоумении и даже сбивается на сентиментальные, почти карамзинскиеинтонации, начинает фразу со столь характерного междометия «Ах», а заканчиваетвопросительными и восклицательными знаками.
С однойстороны, Смотритель Куликова поля со своей бессмысленной деятельностью смешон,как смешны его уверения дойти в поисках своей, только ему известной правды, доФурцевой, тогдашнего министра культуры. Повествователь не может удержаться отсмеха, сравнивая его с погибшим ратником, рядом с которым, правда, нет ни меча,ни шита, а вместо шлема кепка затасканная да около руки мешок с подобранными бутылками.С другой стороны, совершенно бескорыстная и бессмысленная, казалось бы,преданность Полю как зримому воплощению русской истории заставляет видеть вэтой фигуре нечто настоящее — скорбь. Авторская позиция не прояснена —Солженицын как бы балансирует на грани комического и серьезного, видя одну изпричудливых и незаурядных форм русского национального характера. Комичны привсей бессмысленности его жизни на Поле (у героев даже возникает подозрение, чтотаким образом Захар-Калита увиливает от тяжелойсельской работы) претензия на серьезность и собственную значимость, его жалобына то, что ему, смотрителю Поля, не выдают оружия. И рядом с этим — совсем ужне комическая страстность героя доступными ему способами свидетельствовать обисторической славе русского оружия. И тогда «сразу отпало все то насмешливое иснисходительное, что мы думали о нем вчера. В это заморозноеутро встающий из копны, он был уже не Смотритель, а как бы Дух этого Поля,стерегущий, не покидавший его никогда».
Разумеется,дистанция между повествователем и героем огромна: герою недоступен тотисторический материал, которым свободно оперирует повествователь, онипринадлежат разной культурной и социальной среде — но сближает их истиннаяпреданность национальной истории и культуре, принадлежность к которой даетвозможность преодолеть социальные и культурные различия.
Обращаясь кнародному характеру в рассказах, опубликованных в первой половине 60-х гг.,Солженицын предлагает литературе новую концепцию личности. Его герои, такие,как Матрена, Иван Денисович (к ним тяготеет и образ дворника Спиридона изромана «В круге первом»), — люди не рефлексирующие,живущие некими природными, как бы данными извне, заранее и не имивыработанными представлениями. И следуя этим представлениям, важно выжитьфизически в условиях, вовсе не способствующих физическому выживанию, но неЦеной потери собственного человеческого достоинства. Потерять его — значитпогибнуть, то есть, выжив физически, перестать быть человеком, утратить нетолько уважение других, но и уважение к самому себе, что равносильно смерти.Объясняя эту, условно говоря, этику выживания, Шухов вспоминает слова своегопервого бригадира Куземина: «В лагере вот ктоподыхает: кто миски лижет, кто на санчасть надеется да кто к куму ходит стучать».
С образом ИванаДенисовича в литературу как бы пришла новая этика, выкованная в лагерях, черезкоторые прошла очень уж немалая часть общества. (Исследованию этой этикипосвящены многие страницы «Архипелага ГУЛага».) Шухов, не желая потерятьчеловеческое достоинство, вовсе не склонен принимать на себя все удары лагернойжизни — иначе просто не выжить. «Это верно, кряхти да гнись, — замечает он. — Аупрешься — переломишься». В этом смысле писатель отрицает общепринятыеромантические представления о гордом противостоянии личности трагическимобстоятельствам, на которых воспитала литература поколение советских людей 30-хгг. И в этом смысле интереснопротивопоставление Шухова и кавторанга Буйновского, героя, принимающего на себя удар, но часто,как кажется Ивану Денисовичу, бессмысленно и губительно для самого себя. Наивныпротесты кавторанга против утреннего обыска на морозетолько что проснувшихся после подъема, дрожащих от холода людей:
«Буйновский — в горло, на миноносцах своих привык, а влагере три месяцев нет:
— Вы праване имеете людей на морозе раздевать! Вы девятую статье уголовного кодекса незнаете!..
Имеют.Знают. Это ты, брат, еще не знаешь».
Чистонародная, мужицкая практичность Ивана Денисовича помогает ему выжить исохранить себя человеком — не ставя перед собой вечных вопросов, не стремясьобобщить опыт своей военной и лагерной жизни, куда он попал после плена (ниследователь, допрашивавший Шухова, ни он сам так и не смогли придумать, какое именно задание немецкой разведкион выполнял). Ему, разумеется, недоступен уровень историко-философского обобщениялагерного опыта как грани национально-исторического бытия XX столетия, накоторый встанет сам Солженицын в «Архипелаге ГУЛаге».
В рассказе«Один день Ивана Денисовича» перед Солженицыным встает творческая задачасовместить две точки'зрения — автора и героя, точкизрения не противоположные, а схожие идеологически, но различающиеся уровнемобобщения и широтой материала. Эта задача решается почти исключительностилевыми средствами, когда между речью автора и персонажа существует чутьзаметный зазор, то увеличивающийся, то практически исчезающий.
Солженицынобращается к сказовой манере повествования, дающей Ивану Денисовичу возможностьречевой самореализации, но это не прямой сказ, воспроизводящий речь героя, авводящий образ повествователя, позиция которого близка позиции героя. Такаяповествовательная форма позволяла в какие-то моменты дистанцировать автора игероя, совершить прямой вывод повествования из «авторской шуховской»в «авторскую солженицынскую» речь… Сдвинув границы шуховского жизнеощущения, автор получил право увидеть и то,чего не мог увидеть его герой, то, что находится вне шуховскойкомпетенции, при этом соотношение авторского речевого плана с планом герояможет быть сдвинуто и в обратном направлении — их точки зрения и их стилевыемаски тотчас же совпадут. Таким образом, «син-таксико-стилистический стройповести сложился в результате своеобразного использования смежных возможностейсказа, сдвигов от несобственно-прямой к несобственно-авторской речи»3,в равной степени ориентированных на разговорные особенности русского языка.
И герою, иповествователю (здесь очевидное основание их единства, выраженного в речевойстихии произведения) доступен тот специфически русский взгляд надействительность, который принято называть народным. Именно опыт чисто«мужицкого» восприятия лагеря как одной из сторон русской жизни XX в. ипроложил путь повести к читателю «Нового мира» и всей страны. Сам Солженицынтак вспоминал об этом в «Теленке»:
«Не скажу,что такой точный план, но верная догадка-предчувствие у меня в том и была: кэтому мужику Ивану Денисовичу не могут остаться равнодушны верхний мужикАлександр Твардовский и верховой мужик Никита Хрущев. Так и сбылось: даже непоэзия и даже не политика ':- решилисудьбу моего рассказа, а вот эта его доконнаямужицкая суть, столько у нас осмеянная, потоптанная и охаянная с ВеликогоПерелома, да и поранее» (с. 27).
Вопубликованных тогда рассказах Солженицын не подошел еще к Одной из самыхважных для него тем — теме сопротивления антинародному режиму. Она станетодной из важнейших в «Архипелаге ГУЛаге». Пока писателя интересовал самнародный характер и его существование «в самой нутряной России — если такаягде-то была, жила», в той самой России, которую ищет повествователь в рассказе«Матренин двор». Но он находит не нетронутый смутой XX в. островок естественнойрусской жизни, а народный характер, сумевший в этой смуте себя сохранить. «Естьтакие прирожденные ангелы, — писал в статье «Раскаяние и самоограничение»писатель, как бы характеризуя и Матрену, — они как будто невесомы, они скользяткак бы поверх этой жижи, нисколько в ней не утопая, даже касаясь ли стопами ееповерхности? Каждый из нас встречал таких, их не десятеро и не сто на Россию,это — праведники, мы их видели, удивлялись («чудаки»), пользовались их добром,в хорошие минуты отвечали им тем же, они располагают, — и тут же погружалисьопять на нашу обреченную глубину» (Публицистика, т. 1, с. 61). В чем сутьправедности Матрены? В жизни не по лжи, скажем мы теперь словами самогописателя, произнесенными значительно позже. Она вне сферы героического или исключительного,реализует себя в самой что ни на есть обыденной, бытовой ситуации, испытываетна себе все «прелести» советской сельской нови 50-х гг.: проработав всю жизнь,вынуждена хлопотать пенсию не за себя, а за мужа, пропавшего с начала войны,отмеривая пешком километры и кланяясь конторским столам. Не имея возможностикупить торф, который добывается везде вокруг, но не продается колхозникам, она,как и все ее подруги, вынуждена брать его тайком. Создавая этот характер,Солженицын ставит его в самые обыденные обстоятельства сельской колхозной жизни50-х гг. с ее бесправием и надменным пренебрежением обычным, несановным человеком. Праведность Матрены состоит в ееспособности сохранить свое человеческое и в столь недоступных для этогоусловиях. •
Но комупротивостоит Матрена, иными словами, в столкновении с какими силами проявляетсяее сущность? В столкновении с Фаддеем, чернымстариком, представшим перед рассказчиком, школьным учителем и Матренинымжильцом, на пороге ее избы, когда пришел с униженной просьбой за внука? Этотпорог он переступил и сорок лет назад, с яростью в сердце и с топором в руках — не дождалась его невеста с войны, вышла замуж за брата. «Стал на пороге, —рассказывает Матрена. — Я как закричу! В колена б ему бросилась!.. Нельзя…Ну, говорит, если б то не брат мой родной — я бы вас порубал обоих!».
По мнениюнекоторых исследователей, рассказ «Матренин двор скрыто мистичен.
Уже в самомконце рассказа, после смерти Матрены, Солженицын перечисляет негромкие еедостоинства:
«Не понятая и брошенная даже мужем своим, схоронившая шестьдетей, но не нрав свой общительный, чужая сестрам, золовкам, смешная, по-глупомуработающая на других бесплатно, — она не скопила имущества к смерти.Грязно-белая коза, колченогая кошка, фикусы...
Все мы жилирядом с ней и не поняли, что есть она тот самый праведник, без которого, попословице, не стоит село.
Нигород.
Ни всяземля наша».
Иостродраматический финал рассказа (Матрена погибает под поездом, помогаяперевозить Фаддею бревна ее же собственной избы) придает концовке совершенно особый,символический смысл: ее ведь больше нет, стало быть, не стоит село без нее? Игород? И вся земля наша?
В 1995—1999 гг. Солженицын опубликовал новыерассказы, которые он назвал «двучастными». Важнейший их композиционный принцип— противоположность двух частей, что дает возможность сопоставления двухчеловеческих судеб и характеров, проявивших себя по разному в общем контекстеисторических обстоятельств. Их герои — и люди, казалось бы, канувшие в безднахрусской истории, и оставившие в ней яркий след, такие, например, как маршалГ.К. Жуков, — рассматриваются писателем с сугубо личной стороны, внезависимости от официальных регалий, если таковые имеются. Проблематику этихрассказов формирует конфликт между историей и частным человеком. Путиразрешения этого конфликта, сколь ни казались бы они различными, всегдаприводят к одному результату: человек, утративший веру и дезориентированный висторическом пространстве, человек, не умеющий жертвовать собой и идущий накомпромисс, оказывается перемолот и раздавлен страшной эпохой, в которую ему выпаложить.
Павел Васильевич Эктов— сельский интеллигент, смысл своей жизни видевший в служении народу,уверенный, что «не требует никакого оправдания повседневная помощь крестьянинув его текущих насущных нуждах, облегчение народной нужды в любой реальнойформе». Во время гражданской войны Эктов не увиделдля себя, народника и народолюбца, иного выхода, как примкнуть к крестьянскомуповстанческому движению, возглавляемому атаманом Антоновым. Самый образованныйчеловек среди сподвижников Антонова, Эктов сталначальником его штаба. Солженицын показывает трагический зигзаг в судьбе этоговеликодушного и честного человека, унаследовавшего от русской интеллигенции неизбывнуюнравственную потребность служить народу, разделять крестьянскую боль. Но выданныйтеми же крестьянами («на вторую же ночь был выдан чекистам по доносу соседскойбабы»), Эктов сломлен шантажом: он не может найти всебе сил пожертвовать женой и дочерью и идет на страшное преступление, по сутидела, «сдавая» весь антоновский штаб — тех людей, к которым он пришел сам,чтобы разделить их боль, с которыми ему необходимо было быть в лихую годину,чтобы не прятаться в своей норке в Тамбове и не презирать себя! Солженицын показывет судьбу раздавленного человека, оказавшегося переднеразрешимым жизненным уравнением и не готовым к его решению. Он может положитьна алтарь свою жизнь, но жизнь дочери и жены? В силах ли вообще человек сделатьподобное? «Великий рычаг применили большевики: брать в заложники семьи».
Условиятаковы, что и добродетельные качества человека оборачиваются против него.Кровавая гражданская война зажимает частного человека между д
www.ronl.ru
Основной темой творчества А. И. Солженицына является разоблачение тоталитарной системы, доказательство невозможности существования в ней человека. Но в то же время, именно в таких условиях, по А. И. Солженицыну, наиболее ярко проявляется русский национальный характер. Народ сохраняет силу духа и нравственные идеалы — в этом его величие. Нужно заметить, что герои Солженицына сочетают в себе предельный трагизм бытия и жизнелюбие, так же как в творчестве писателя сочетаются трагические мотивы и надежда на лучшую жизнь, на силу народного духа. Народные характеры показаны писателем в рассказах “Матренин двор” и “Один день Ивана Денисовича” в образах старухи Матрены и заключенного Щ-854 Шухова. Понимание народного характера у Солженицына гораздо шире этих двух образов и включает в себя черты не только “простого человека”, а и представителей других слоев общества. Но именно в этих двух образах автор показал то, что создает истинную мощь России, на чем держится Русь. Хотя герои Солженицына пережили много обманов, разочарований в жизни, — и Матрена, и Иван Денисович сохраняют удивительную цельность, силу и простоту характеров. Своим существованием они как бы говорят, что Россия есть, есть надежда на возрождение. Повесть “Один день Ивана Денисовича” — это не только описание одного дня нашей истории, но и повесть о сопротивлении человеческого духа насилию. Иван Денисович в этом страшном, перевернутом мире сохраняет человеческое достоинство. При этом лагерь Солженицына — это не просто реальный лагерь, а символ воплощения зла, ненависти, насилия. Условие выживания — сопротивление лагерному порядку. И весь сюжет повести -рассказ о сопротивлении живого неживому, человека — лагерю. Иван Денисович стремится не просто к физическому выживанию, а к выживанию духовному через все искушения лагеря. Шухов не один: с ним в этой борьбе побеждают кавторанг, каторжанин Х-123, Алешка-баптист, Сенька Клевшин, бригадир Тюрин. Они не из тех, кто “подыхает: кто миски лижет, кто на санчасть надеется, да кто к куму ходит стучать”. Лагерь на каждом шагу угнетает человека, делает бессмысленным любое человеческое действие. Этот мир не сочетается с любой разумной работой. Поэтому большинство заключенных относится к работе так: “для людей делаешь — качество дай, для начальника делаешь — дай показуху”. В Шухове же сохраняется народный дух трудолюбия. Не может крестьянский сын, как и все поколения его предков, работать спустя рукава. В его работе — противостояние лагерю. Тем, что Иван Денисович и отчасти вся бригада Тюрина работают на совесть, умело и споро, они сопротивляются несвободе лагеря. “Так устроен Шухов по-дурацкому, и за восемь лет лагеря никак его отучить не могут: всякую вещь и труд всякий жалеет он, чтоб зря не сгинули”. Бригадир, смеясь, говорит Шухову, обращая внимание на его упорное желание закончить работу уже после съема: “Без тебя же тюрьма плакать будет!” Есть у Ивана Денисовича еще одна характерная национальная черта — отстаивание своей внутренней свободы. Он старается как можно меньше внутренне зависеть от режима лагеря, хоть несколько минут принадлежать себе. “Не подставляться” лагерю нигде — в этом тактика сопротивления Ивана Денисовича. “Миг — наш! Пока начальство разберется...” — принцип Шухова. Так под угрозой десяти суток карцера он проносит на “шмоне” “кусок ножовочного полотна” — это его заработок, хлеб. Иван Денисович прост, открыт, естествен, совестлив, привык “все брать на себя”. Он “никому никогда не давал и не брал ни с кого, и в лагере не научился”. Шухов живет по принципу никого не утруждать, рассчитывать только на себя. Он “понимает жизнь и на чужое добро брюха не распяливает”. Это внутренняя сущность русского крестьянина — человека глубинной народной породы. В повести мы видим, как говорит, думает, действует простой русский крестьянин Шухов. Лагерь показывает нам расточительство народных сил: у Шухова “восьмилетняя катушка на размотье”, бригадир Тюрин, крестьянский сын, уже девятнадцать лет сидит, а “Кильдигсу двадцать пять дали”. При этом “времени-то не бывает подумать: как сел? да как выйдешь?” Все заключенные вырваны из самой глубины русской народной жизни. Абсурдному духу лагеря может противостоять только здоровый народный инстинкт самосохранения, врожденная нравственность. У Ивана Денисовича нет ненависти ни к кому. Он даже в охране видит жертв лагеря. Охранники, русские люди, заняты бессмысленной работой. Завершается повесть спором Ивана Денисовича с Алешкой-баптистом. Алешка находит утешение в Боге. У Шухова же нет этого утешения: он человек от мира сего и не хочет довольствоваться сознанием своей праведности. Земной человек, крестьянин Шухов, не может с этим согласиться. В поисках народного характера Солженицын заглядывает в “самую нутряную Россию” и находит характер, превосходно сохраняющий себя в смутных, нечеловеческих условиях действительности — Матрену Васильевну Григорьеву (“Матренин двор”). На долю старухи Матрены выпало “много обид, много несправедливостей”. Но она, подобно Шухову, не обижается на мир, который относится к ней несправедливо. Говорит она с “лучезарной улыбкой”, доброжелательно, с “теплым мурчанием”. Солженицын выносил и выстрадал этот образ-символ. В бескорыстии и кротости Матрены он усматривает долю праведности. Эта праведность идет из глубины души Матрены — она была “в ладах с совестью своей”. Об этом образе Солженицын пишет: “Есть такие прирожденные ангелы — они как будто невесомы, они скользят как бы поверх этой жизни, нисколько в ней не утопая, даже касаясь ли стопами их поверхности? Каждый из нас встречал таких, их не десятеро и не сто на Россию, это -праведники...” Как и Шухов, Матрена забывается в работе, отдавая ей всю себя. Именно работа спасает ее от антигуманного мира. Ока несет “просветление”, возвращает “доброе расположение духа”. Даже в моменты физической слабости “дела звали” Матрену “к жизни”. Так и жила она: “зимой салазки на себе, летом вязанки на себе”. По Солженицыну, народному характеру свойственны независимость, открытость, искренность, доброжелательность по отношению к людям, и к своим, и к чужим, бескорыстность. Матрена “не могла отказать” и даже “покидала свой черед дел”. При этом она не испытывала и оттенка зависти, если видела изобилие и относительное благополучие в хозяйстве (а именно так всегда и было). Матрена искренне радовалась за людей. Она не была при этом аскетом — просто прекрасно понимала бренность, невечность и ненужность материальных благ (даже элементарных). Матрена “не гналась за обзаводом, не выбивалась, чтобы купить вещи и потом беречь их больше своей жизни, не гналась за нарядами”. Все это Матрена считала глупостью и не одобряла. Глупы были люди, не понимающие истинную ценность жизни и спорящие из-за избы погибшей Матрены. Очень показательна трагедия, произошедшая на переезде — гибель в погоне за материальными благами, за заработком. Заслуга А. Солженицына в изображении народно-национального характера состоит в том, что он спустил с героических высот схематический образ простого человека. Он показал, что мощь России создает не человек-монумент, а миллионы скромных Иванов Денисовичей. Россия, по Солженицыну, будет стоять, пока стоит “… посреди неба” изба праведницы Матрены.
www.ronl.ru
