Реферат: Особенности жанра баллады в творчестве Василия Жуковского. Реферат романтическая баллада в русской литературе

Доклад - Баллады Жуковского - Литература и русский язык

«Баллады» Жуковского.

Василий Андреевич Жуковский — один из создателей русской романтической поэзии. Русская литературная критика исключительно высоко оценила значение его творчества. По мнению Гуковского, он «открыл русской поэзии душу человеческую».

Романтизм часто противопоставляет цивилизации нетронутую природу, естественные человеческие отношения, простой уклад жизни. Все это происходит, вероятно, из-за недовольства собой, окружающим миром, неуверенности в возможность земного счастья. Эти настроения были свойственны и Жуковскому. Жажда обретения гармонии с миром станет постоянной спутницей поэта и во многом определит характер его творчества. Жуковского отличало постоянное «стремление за пределы мира». Этим объясняется его интерес к такому жанру, как баллада.

Настоящим сюрпризом для русского читателя стало произведение «Людмила». В основу его фантастического сюжета легли средневековые религиозные представления, вера в чудесное спасение или погибель души. Поэта привлекало всё таинственное, обычно скрытое от человеческих глаз. «Людмила» — это вольный перевод. Взяв за основу сюжет баллады немецкого поэта Бюргера «Ленора», Жуковский создаёт своё оригинальное произведение.

А в написанной позже балладе «Светлана» нам кажется, что оживают «приданья старины глубокой». Стихия народной жизни, фольклор становятся для Жуковского источником высокой поэзии:

Раз в крещенский вечерок

Девушки гадали:

За ворота башмачок,

Сняв с ноги, бросали;

Снег пололи; под окном

Слушали; кормили

Счётным курицу зерном…

Эта баллада стала более популярной, чем «Людмила», и Жуковского часто именовали «певцом Светланы». Сюжет этого произведения трактован в рамках бытовой сцены гаданий девушек «в крещенский вечерок», что дало возможность поэту воспроизвести черты русского национального быта, народных обычаев, обрядов и так далее. Жуковский тонко и верно передал состояние души девушки, охваченной романтическим страхом перед возможными ночными чудесами и боязнью за жизнь любимого:

Робко в зеркало глядит:

За её плечами

Кто-то, чудилось, блестит

Яркими глазами…

Занялся от страха дух…

Затем из чудесного мира героиня возвращается в мир реальный. Но этот мир сильно идеализирован поэтом, который после счастливого возращения жениха рассуждает о том, что несчастья бывают только во сне, а наяву — всегда счастье:

Вот баллады толк моей:

«Лучший друг нам в жизни сей

Вера в проведенье.

Благ зиждителя закон:

Здесь несчастье — лживый сон;

Счастье — пробужденье».

Таким образом, в конце этого произведения Ж. подчёркивает, что для торжества любви необходима непоколебимая вера человека в провидение. В отличие от Людмилы, которая утратила надежду («Небо к нам неумолимо; царь небесный нас забыл…»), Светлана верила до конца.

Ещё одним очень известным произведением этого жанра является баллада «Эолова арфа». Баллада написана в ноябре 1814 года, а напечатана в 1815 году. Автобиографический сюжет «запрещённой любви» (к Марии Андреевне Протасовой) облечён в форму баллады в духе «Песен Оссиана». Имена собственные отчасти также заимствованы из «Песен Оссиана», например, Морвена — название страны в одной из поэм Оссиана.

Любопытно замечание В.Г.Белинского об «Эоловой арфе»: "…она — прекрасное и поэтическое произведение, где сосредоточен весь смысл, вся благоухающая прелесть романтики Жуковского". Поэт довольно верно отразил нравы замковой жизни позднего Средневековья. Но это только внешний фон действия. Используя сюжет, построенный на социальном неравенстве любящей пары, поэт подчеркивает его только потому, что оно усиливает неудовлетворенность жизнью, возвышенность и глубину переживаний влюбленных. В центре его внимания душевные переживания героев, их нежная любовь, чуждая житейских интересов. Но такая любовь обречена на неудачу в реальных, земных условиях:

И нет уж Минваны…

Когда от потоков, холмов и полей

Восходят туманы…

То, что прежде считалось достоянием разума, у Жуковского — часть душевной жизни. Не только любовь и дружба, но и философия, мораль, социальные аспекты жизни стали предметами внутреннего переживания. Произведения Жуковского приобретают личный характер, что придаёт особый лиризм его поэтическому творчеству

www.ronl.ru

Жанр баллады в русской литературе

Жанр баллады в русской литературе

Баллада — один из любимых лирико-эпических жанров русских романтиков, который позволял полностью отойти от реальности, создать собственный фантастический мир, противопоставленный миру реальности. К этому жанру обращались такие великие поэти, как Жуковский, Пушкин и Лермонтов.

В. А. Жуковский, которого по праву считают основоположником русского созерцательного романтизма, первым обратился к балладе. Развитие этого жанра было очень важным для самоопределения русского романтизма. Большинство баллад поэта переводные («Людмила», «Лесной царь», «Ивиковы журавли» и другие), но они производят впечатление оригинальных.

Для многих баллад Жуковского характерна поэтика ужасного, атмосфера тайны. В связи с этим возникают постоянные образы: луна, вороны, совы, гробы, саваны, мертвецы.

Тускло светится луна В сумраке тумана...

«Светлана»Дом твой — гроб; жених — мертвец.

«Людмила»Ворон каркает: печаль!«Светлана»

Действие баллад часто разворачивается с полночь. Герои постоянно находятся в состоянии ужаса и страха.

Мир баллад строится на антитезе: добро — зло.

Ак, в «Светлане» добро одерживает победу над силами зла, все ужасы и кошмары оказываются лишь сном. А героиня другой баллады, Людмила, наказывается за роптание на судьбу. Здесь необходимо отметить, что в балладах Жуковского присутствует некоторый моралистический элемент, но дидактизм не уменьшает их романтический пафос.

Важным является мотив рока, проходящий через все творчество, поэта. Так, в балладах жизнь показана как постоянное противопоставление судьбе, как поединок человека и обстоятельств, мы видим неизбежность возмездия. Основой балладного сюжета является преодоление преграды между реальным и потусторонним миром.

Жуковский часто обращался к образам феодального Средневековья и античности, Они позволяли ему подняться над окружающей действительностью и перенестись в мир фантастики, таким способом он бежал от реальности, как и все романтики.

Переводя Баллады, Жуковский сохранял многие черты подлинника, но сосредоточивал свое внимание на важнейших этапах сюжета. Так, в балладе «Людмила» Жуковский передает большую степень задумчивости, усиливает моралистический элемент, утверждает идею смирения перед судьбой. А в «Светлане» он еще дальше, уходит от оригинала («Леноры» Бюргера), усиливается национальный колорит, который создается деталями быта, картинами русской природы. В балладе «Лесной царь» перед нами предстает иной, чем у Гете, образ царя: «Он в темной короне, с густой бородой».

Характерной особенностью переводных Баллад Жуковского является то, что они русифицированы. Например, «Людмила» — это перевод «Леноры» Бюргера, но действие перенесено в Московское царство XVI-XVII веков, а главной героиней стала Людмила, русская девушка. В балладе «Светлана» мы видим еще больше русских черт: описание гадания «в крещенский вечерок», примет и обычаев, встречаются элементы фольклора («ворота тесовые», «кони борзые»). Позднее (в 1831 г.) Жуковский вновь обратится к этой балладе и напишет одноименную («Ленора»), но на этот раз достаточно близкую к оригиналу.

Итак, для балладного творчества Жуковского характерным является то, что большинство его произведений этого жанра являются переводными. Но он привносит в них национальные русские особенности. В балладах Жуковского важен не сюжет, а настроение, которое вызывают события.

Пушкин на определенном этапе своего творчества так же, как и Жуковский, был романтиком. Именно в этот период он пишет балладу «Песнь о вещем Олеге» (1822 г.). Материалом для произведения послужило событие, взятое из средневековой истории, так же как и многие сюжеты Баллад Жуковского. Сходен и главный мотив — мотив предопределенности судьбы. Но существуют и важные различия между балладами Пушкина и Жуковского. Прежде всего, стихотворения Александра Сергеевича написаны на русский исторический сюжет, в то время как материалом Баллад Жуковского является, как правило, европейское Средневековье. Важную роль играет то, что в основе сюжета «Песни о вещем Олеге» лежит летописный рассказ, и Пушкин старается быть исторически достоверным. Для этого он вводит исторические реалии:

Твой щит на вратах Цареграда...

Поэт показывает древние обычаи и традиции, что придает пушкинской балладе вид подлинности. По сравнению с историческими Балладами Жуковского «Песнь о вещем Олеге» кажется более национальной и более народной.

В связи с темой неизбежного рока возникают такие образы, как череп, кости, гробовая змея:Из мертвой главы гробовая змея, Шипя, между тем выползала...

Итак, Баллада Пушкина исторически достоверна, то есть можно сказать, что по сравнению с балладами Жуковского она наиболее приближена к реальности. Главным в этом произведении является то, что человек не способен изменить того, что ему предначертано.

Продолжая традиции Жуковского, Лермонтов Также обращается к Жанр баллады («Воздушный корабль», «Перчатка» и другие). Лермонтов редко обращается к сюжетам Средневековья. Баллада «Воздуш-Ный корабль» посвящена Наполеону. Главным мотивом является мотив одиночества:Но в цвете надежды и силы Угас его царственный сын, И долго, его поджидая, Стоит император один...

Так же как и в балладах Жуковского, мы видим мистический пейзаж: ночь, звезды, скалы — возникают романтические образы, любимые обоими поэтами (могила, гроб, мертвец), мы оказываемся в фантастическом мире, далеком от реальности.

Как и большинство Баллад Жуковского, «Воздушный корабль» является переводом (из Зейдлида).

Баллады в основном написаны на сюжеты, взятые из прошлого, и, чтобы передать соответствующее настроение, используются различные средства. Этому подчинен и язык баллад. Поэты используют различные эпитеты и метафоры, а в Балладах Жуковского и Пушкина встречаются архаизмы, фольклорные, сказочные элементы.

Таким образом, большинство баллад русской литературы начала XIX века являлись переводами баллад западноевропейских романтиков, но на русской почве они приобретали ряд особенностей. Жанр баллады играет важную роль в развитии русского романтизма и занимает значительное место в творчестве В. А. Жуковского, А. С. Пушкина и М. Ю. Лермонтова.

historylib.net

Баллада в творчестве русских романтиков

Тема: Особенности баллады в творчестве русских романтиков (2 часа)

Цели урока:

1. Предметные: формировать понимание связи литературных произведений с эпохой написания, умение анализировать литературное произведение

2. Личностные: воспитывать уважительное отношение к литературе, формировать умение пользоваться различными источниками

3. Метапредметные: формировать умение самостоятельно организовывать свою деятельность.

Ход урока

1. Оргмомент

11. Постановка цели

111. Проверка домашнего задания

1 уровень: зачитывают «поле исследования» «Черты романтизма в изученных произведениях»

2 уровень: сообщение «Образ лирического героя в произведениях поэтов-романтиков»

1У. Усвоение нового материала

- найдите в Толковом ловаре значение слова «баллада»

(Слово “ баллада” произошло от французского “ballade”, а то в свою очередь от позднелатинского “ballo” – “танцую”.)

Сообщение учащегося (индивидуальное задание)

Жанр баллады сложился в средние века. Первоначально так называли народную плясовую песнь; затем широкое распространение получили баллады, повествующие о преступлениях, кровавых распрях, несчастной любви и сиротстве. Развитие балладных сюжетов шло по двум основным направлениям: чрезвычайно продуктивными оказались сюжеты героико – исторического характера; параллельно им развивались сюжеты, связанные с любовной тематикой. В действительности четкой грани между этими двумя группами не было. Героические и любовные сюжеты часто переплетались, вбирали в себя сказочные фольклорные мотивы, трактовались порой в комическом ключе, приобретали какие-то специфические черты, связанные с местом зарождения или бытования той или иной баллады.

Героические баллады складывались, когда времена мифов, легенд, эпических героев отошли в далекое прошлое. В основе героических баллад лежат конкретные исторические события, которые в большей или меньшей степени прослеживаются в каждой из них, что и дает право называть их героико-историческими.

Баллады о любви составили самую многочисленную группу. Только о любви ли они? Скорее, о любовных горестях, неисчислимых опасностях и препятствиях, которые подстерегали влюбленных на каждом шагу в те отдаленные времена.

Такова была баллада в средние века. С развитием других литературных жанров баллада отошла на второй план и широкой популярностью не пользовалась.

В 18 веке происходит возрождение этого жанра. Причиной этому стали удивительная лиричность и пластичность баллады: в ней сочетается историческое, легендарное, страшное, таинственное, фантастическое, смешное. Возможно, поэтому к балладе обращались С. Колридж, Г. Бюргер, Ф. Шиллер, И.В. Гете, Р. Бернс, В. Скотт, А. Мицкевич. Эти писатели не только возродили этот жанр, но и изыскали для него новые источники, предложили новые темы, наметили новые тенденции.

Многие из них написаны в традициях страшной сумрачной баллады (например, “Крысолов”, “Лесной царь”, “Коринфская невеста” пронизывают ощущения ночных страхов).Но есть и произведения, мотив которых – утверждение земных радостей; ни ворожба, ни кладоискательство не принесут счастья, оно в любви, в дружбе, в самом человеке.

В балладах Гете сочетается фантастическое и маловероятное, страшное и смешное, но все это всегда пронизывает четкая мысль, все логично вытекает одно из другого – и вдруг часто неожиданный трагичный финал. Обнаженность чувств, столь характерная для фольклорных произведений, – еще одно важное свойство баллад Гете.

Мы знакомы с балладами Гете по переводам В.А. Жуковского, Ф.И. Тютчева, Б.Л. Пастернака, которые сумели четко передать и эмоциональный настрой, и неповторимую атмосферу, и колорит, созданные гением Гете. Позднее его произведения переводили романтики (Веневитинов), поэты “чистого искусства”, поэты – символисты.

Наиболее известны баллады Шиллера и Бюргера в переводах В.А. Жуковского. Ему удалось сохранить “величаво – эпическую архитектонику” баллад Шиллера и “ простонародность” стиля Бюргера.

Учитель: Баллада не только возрождалась, но и развивался жанра баллады. Появилась новая, более широкая и актуальная тематика, баллада стала более проблематичной. Все возрастающая роль сюжета, все более полное раскрытие его потенциальных возможностей как раз и было тем путем, по которому шло развитие баллады. “Сюжетность” становится постепенно тем особенным признаком, который выделяет балладу из числа других жанров. Именно в этом смысле о балладе принято говорить как о лиро-эпическом виде поэзии.

Благодаря переводам Пушкина, Батюшкова, Жуковского, Лермонтова жанр баллады адаптировался и развился на русской почве.

В русской литературе баллада появилась благодаря творчеству Василия Андреевича Жуковского и прошла сложный путь от заимствованного до истинно русского жанра, обладающего типичными чертами и особенностями национальной литературы.Сюжеты баллад Жуковского, как правило, были заимствованы, однако ему удалось так полно отразить в них свою душу, так преобразовать их на свой лад, что они, безусловно, являются его собственными произведениями. Характерным примером тому может служить баллада "Лесной царь", в основе которой лежит сюжет произведения Гете "Erlhoinig". В этой балладе Жуковский не только изменил размер стиха, но и усилил лирические и трагические нотки.Баллада Жуковского – «Людмила» является вольным переводом "Леноры" немецкого поэта - романтика Г. А. Бюргера. Бюргер основывает сюжет своей баллады на материале немецкого Средневековья, а Жуковский переносит действие в Россию. Легенде о невесте и видении ей жениха, убитого в дальнем сражении, Жуковский придает ярко - выраженный национальный колорит

Учитель: Что положено в основу баллады?

Ученик: В основу фантастического сюжета баллады легли средневековые религиозные представления, вера в чудесное спасение или погибель души.

Учитель: найдите приемы русского фольклора, используемые поэтом

Ученик: В ней широко используются приемы русского фольклора: плеоназмы ("ждет - пождет Людмила"), постоянные эпитеты ("ветер буйный", "борзый конь"), народная песенная традиция ("к персям очи преклонив, тихо в терем свой идет").

Учитель: В живых образах и картинах раскрыт неведомый ранее русской читающей публике мир романтически настроенной личности, устремленной в неведомое. В ней затрагивается тема любви и смерти. Героиня не верит в вечную силу любви и жаждет смерти не в надежде на сладкий час соединения влюбленных, а в полной безнадежности:

Милый друг, всему конец.Что прошло - невозвратимо,Небо к нам неумолимо.

Неверие в загробную встречу с любимым привело героиню к тому, что они соединяются не в вечной жизни, а в вечной смерти, в холодном гробу:

Расступись, моя могила,Гроб, откройся, полно жить! Дважды сердцу не любить!Нам постель - темна могила,Завес - саван гробовой.Сладко спать в земле сырой!

Героиня изменила романтическому миропониманию.

Учитель: К чему призывал поэт?

Ученик: "Верь тому, что сердце скажет", - призывал Жуковский. - "Сердце верить отказалось", - в отчаянии признается Людмила.

Учитель: Людмила пожелала смерти и получила ее. Однако смысл баллады не сводится к религиозно - моральной идее. Романтизм "Людмилы" заключается, по словам Белинского, не только в содержании, но и в "фантастическом колорите красок, которыми оживлена местами эта детски простодушная легенда". Одно из самых впечатляющих мест баллады - это встреча Людмилы со своим мертвым женихом.

- зачитайте встречу Людмилы с мертвым женихом. Как описан этот эпизод

Ученик: В отличие от первоисточника, изобилующего натуралистическими картинами (безглазый череп, кожа, слезающая с костей), в "Людмиле" данный эпизод описан в мистико - романтических тонах, не столь антиэстетически (мутный взор, впалые ланиты; саваном обвит). Погибший жених находится под властью скорее демонических, нежели божественных сил

Учитель: В балладе «Людмила» героиня ждет жениха с войны, тоскует о нем и, наконец, потеряв надежду, отчаивается.

-как вы понимаете слова: «Сердце верить отказалось…»?

Ученик: Выражение это несет два смысла: у Людмилы иссякла вера как в то, что жених жив и что он возвратился, так и в милость Бога, пообещавшего ей вернуть жениха живым с войны. Она думает, что жених умер, что Бог не выполнил своего обещания и что это приговор судьбы, лишивший ее счастья. И тогда раздается ее ропот на Бога, на Провидение.

Учитель: Бунт против Бога, против судьбы – явное (в других балладах – скрытое) богоборчество. Ропот на свою незавидную участь – непростительный грех. И мать укоряет Людмилу. Но героиня ей отвечает: «Что, родная, муки ада? С милым вместе – всюду рай».

- с чем сопоставляет свои беды Людмила?

Ученик: Людмила сопоставляет свои беды с очень высокими понятиями – адом и раем. Она хочет сказать, что без любимого ей всюду уготован ад, что она вынесет муки ада, лишь бы быть вместе с ним. Без любимого даже рай превращается для нее в ад, а с любимым ад становится раем.

Учитель: Отчаяние сместило у Людмилы все ценности мироустройства. В этом и состоит ее грех. Как Фауст продает свою душу Мефистофелю ради познанья, так Людмила жертвует своей душой ради любви. Олицетворением судьбы предстает в «Людмиле» ночной всадник, который под видом жениха является к ней и увозит на кладбище, где ее ждет могила. Так опровергаются слова Людмилы, будто ад может стать раем. Не может, даже если там героиня пребывает с любимым. Судьба оказывается сильнее героев, и Божий суд всегда окончателен. Он торжествует.

Этот сюжет – победа судьбы над человеком, который, сталкиваясь с роком, ропщет на Божью несправедливость, – основан на необычных обстоятельствах и необычном поведении героев. Исключительность и фантастичность балладного мира породили жанровое единство баллады и совокупность составляющих ее признаков. Баллада порывает с рационалистической логикой, со здравым смыслом. Она не допускает вопросов рассудочного толка. События, фабулу и сюжет баллады надо принимать такими, какими они предстают у автора, рассчитывающего на понимание условности ситуаций. Всадник, явившийся к Людмиле под видом жениха, увлекает ее, и она едет с ним в его жилище.

По дороге он прозрачно намекает Людмиле, что дом ее жениха – гроб.

- почему Людмила, несмотря на явные намеки всадника, прикинувшегося женихом, и предупреждения нечистых сил, все-таки спешила за мертвецом и сама влеклась к гибели?

Ученик: Людмила у Жуковского словно не внимает никаким мрачным предостережениям. Она прислушивается только к голосу собственного сердца. Рядом с ней ее милый, и она вся отдается своему чувству. Сюжет баллады строится так, что рациональная логика поведения героини исчезает, утрачивает свои права. Отсюда, по мнению критиков, возникают сюжетные несообразности, логически необъяснимые поступки героев. Однако в балладе Жуковского берет верх логика чувства. Людмила поверила разуму, убедившему ее в смерти жениха, а не сердцу и была наказана роковой встречей с ночным гостем, который внезапно обернулся мертвецом. Естественная ее радость вдруг сменилась испугом и страхом, которых она раньше даже не чувствовала. Всюду в балладах ощутимо присутствие судьбы и непредвиденное вмешательство внеличных, сверхъестественных, роковых сил.

Учитель: Это одна сторона. Другая заключена в том, что балладе присуща фантастика. Читатель понимает, что мир баллады – предание, легенда, фантастика – события исключительные, чудесные. А это означает, что происшествия баллады предстают в двойном свете – реальном и нереальном, в их правдивость нужно верить и нельзя верить. Фантастика уберегает читателя от буквального восприятия событий. Она смягчает страшное, ужасное, не дает испугаться и вместе с героями провалиться в мрачную бездну. Читатель начинает понимать, что автор-балладник ведет с ним литературную игру. Все, что совершается в балладе, напоминает сон, и читатель словно находится в двух состояниях одновременно – во сне и наяву. Только в финале, когда Людмилой овладевает испуг, когда страх поглощает ее душу, колебание между явью и сном разрешается в пользу яви. Сон превращается в явь, и путь спасения для героини отрезан. Окончательную точку ставит приговор Божьего суда.

Трагический конец баллады «Людмила» предупреждает о том, что может произойти с человеком, если он будет роптать на Бога и, отчаявшись, откажется верить и впадет в уныние. Разочарование и отчаяние, хочет сказать Жуковский, относятся не к мироустройству вообще, а только к земному порядку, в котором все несовершенно. Разочарование не абсолютно, а только относительно. Мы речь вели о кладбищенской балладе, декабристская баллада (П. Катенина, А. Одоевского, В. Кюхельбекера) была сознательно ориентирована на темы русской, часто исторической жизни, на национального героя, на использование образности и стилистики фольклора, произведений древнерусской литературы

Ученик: Особое место в творческом наследии Катенина занимают баллады («Наташа» (1814), «Певец» (1814), «Убийца» (1815), «Ольга» (1816)). В 1816 г. Катенин опубликовал балладу «Ольга», которая была, как и произведение Жуковского «Людмила», вольным переложением «Леноры» Бюргера. Это событие вызвало оживленную полемику о балладе между сторонниками Жуковского (Н.И. Гнедич) и Катенина (А.С. Грибоедов). Катенин иначе, чем Жуковский и Гнедич, представлял себе, как надо изображать национальный характер и народную жизнь. Если для Гнедича народный характер был гармоничен (что запечатлено в идиллии «Рыбаки»), то для Катенина народная жизнь и народный характер представлялись более противоречиво и сложно. В народном характере совмещались как злые, так и добрые начала. В балладе «Убийца» старик, воспитывающий сироту, и его убийца, терзаемый муками совести, – два проявления народного характера, в котором соседствуют добродетель и греховность.

Баллады Катенина были своеобразной реакцией на произведения В. Жуковского. Сюжеты произведений Катенина также восходили к западноевропейским источникам – балладам Бюргера, Гете, Шиллера, но поэт сознательно придал им национальное звучание, связал с конкретными событиями русской истории, с определенным историческим местом. В балладе «Наташа» события отнесены ко времени войны 1812 г. и разворачиваются в Москве, в «Ольге» упоминается о походах Петра I, в «Певце» действие происходит при дворе киевского князя Владимира. Катенин насыщает баллады народными поверьями, фольклорными образами, образами «Слово о полку Игореве»:

Вещий перст живые струны

Всколебал; гремят перуны:

Зверем рыщет он в леса,

Вьется птицей в небеса.

В основу баллад Катенина положены события, вписанные в национальную историю, автор широко использует фольклорные и древнерусские мотивы, включает в повествование просторечия, лишает сюжеты баллад мистических мотивов. Эти черты свидетельствовали о новой форме баллады, которую называют «простонародной». Эта форма оказалась достаточно продуктивной в русской литературе. Ей широко пользовались поэты-декабристы (Кюхельбекер, А. Одоевский) и Пушкин («Жених», «Утопленник»).

У. Регламентированная дискуссия

(Входят заранее подготовленные дети, в одежде которых присутствуют элементы моды времени поэтов-классиков. Они становятся под портретами «оригиналов» у стены вполоборота к классу)

Звучит баллада П.Катенина «Ольга»

Учитель: Но в 10-х годах XIX в. баллады Катенина были восприняты как нарушение признанных поэтических канонов. Начинается шумная полемика. Против «Ольги» Катенина выступил Н. И. Гнедич, нашедший в этой балладе стихи, «оскорбляющие слух, вкус и рассудок». Спор между Жуковским и Катениным о национальном содержании жанра баллады в русской поэзии неоднократно был предметом исследования литературоведов. Вместе с тем эта крайне продуктивная в художественном плане дискуссия не рассматривалась до сих пор как единый диалог, в ходе которого репликами выступают отдельные произведения.

Критик: По поводу баллады Жуковского «Людмила» и переложения того же стихотворения Бюргера, выполненного П. Катениным, сразу по выходе этих произведений в свет, разгорелась острая дискуссия, в которой приняли участие Грибоедов, Гнедич, Пушкин, Батюшков, Кюхельбекер. Гнедич выступал в защиту «Людмилы» Жуковского, Грибоедов – на стороне Катенина. Спор шел главным образом вокруг проблемы народности.

(Входят заранее подготовленные дети, в одежде которых присутствуют элементы моды времени поэтов-классиков. Они становятся под портретами «оригиналов» у стены вполоборота к классу)

Гнедич:

Грибоедов: Удивляюсь, что в своих придирках к различным выражениям Катенина вы не заметили простоты языка баллады.Бог с ними, с мечтаниями; ныне в какую книжку ни заглянешь, что ни прочтешь, песнь или послание, везде мечтания, а натуры ни на волос.Я усматриваю у Жуковского много противоречащего «натуре», а в речи мертвеца — «тон аркадского пастушка». По поводу описания пляски теней - Людмиле, вероятно, было «довольно весело» при встрече с такими «приятными тенями».

К. Н. Батюшков: критика Гнедича прекрасна. Надобно бы доказать, что Жуковский поэт; надобно, говорю, перед лицом света: тогда все Грибоедовы исчезнут.

Пушкин: Я признаю «Людмилу» Жуковского «неверным и прелестным подражанием» «Леноре», ослабившим «дух и формы своего образца». Считаю правильным стремление Катенина «показать нам «Ленору» в энергической красоте ее первобытного создания». «Но сия простота и даже грубость выражений, сия сволочь, заменившая воздушную цепь теней, сия виселица вместо сельских картин, озаренных летнею луною, неприятно поразили непривычных читателей, и Гнедич взялся высказать их мнения в статье, коей несправедливость обличена была Грибоедовым»

В. К. Кюхельбекер: задачи, поставленные перед литературой прогрессивным романтизмом: и признание высокой общественной роли поэта, требуют гражданского содержания в искусстве, тяготение к «важным» литературным жанрам и культ «высокого» стиля, в котором большая роль отводится славянизмам. Хотя это дает повод и современникам, и историкам литературы связывать нас с архаистами группы А. С. Шишкова, но к этому нет ни литературных, ни тем более политических оснований. Своеобразный «архаизм» для нас не средство сохранения отживших идей и форм, а один из путей к высокому содержанию и национальным формам в литературе.

Гнедич:. «Слезный сон» , я считаю, «сухой эпитет», «рано поутру – сухая проза», «Ах, родима, все пустое!» – «простота, но не поэтическая»; рать, с моей точки зрения, не может идти «под звон колоколов», а только «при звоне».

 Спишь ли, милая, в потьме? – надо написать: «в потьмах» – а по поводу стихов:

 Мчатся всадник и девица,

 Как стрела, как пращ, как птица! – хочу сказать: «Эти бы стихи летели, но – увы! – пращи не летают. Пращ есть веревка или ремень, которые всегда остаются в руках человека, мечущего ими камни».

Грибоедов: Фантастический и трогательный сюжет (жених уходит на войну, невеста в разлуке горюет и ропщет на Провидение, в полночь жених возвращается и везет обрадованную невесту на далекое кладбище, к свежей могиле; жених — мертвец), пленительная сладость стихов Жуковского, их легкость и музыкальность.

Белинский: да, Жуковский «угадал и удовлетворил потребности времени» своей балладой. «Людмила» стала началом русского романтизма, образцом русской баллады на все времена, одним из крупнейших событий в истории русской поэзии вообще.

И именно сюда, именно в эту точку приложения общих симпатий, общего обожания и умиления направил удар Катенин, предприняв в 1816 году собственный перевод «Леноры».

Грибоедов: Перевод Катенина считается в наше время более точным (сам Жуковский молчаливо признал это, заново переведя «Ленору» в 1831 году), но Катенин не для того ввязался в драку, чтобы отобрать у Жуковского лавры лучшего переводчика России. «Людмила» или «Ольга» точнее передают текст второстепенного памятника немецкой предромантической поэзии — этот вопрос, совсем неважный сегодня. Катенин предложил Жуковскому спор о началах, формирующих самосознание национальной культуры и определяющих ее самобытие. И, как давно уже признано наукой, именно Катенин «стоял на верном пути, ведущем в будущее русской поэзии».

Гнедич: Катенинский вызов оставляется Жуковским без ответа. (Все знают, что Жуковский был выше литературной вражды.) Верный правилу не говорить о людях плохо, этот святой человек ни разу больше не упомянул имени Катенина ни в своей литературно-критической прозе, ни в дневниках, ни в письмах своих.

Пушкин: Гнедич, Ваша статья на «Ольгу» «несправедливая», рабски повторяющая дилетантские суждения «непривычных читателей» о новаторской поэзии Катенина.

Грибоедов: Истина в том, что перевод Катенина имеет более народный, национальный характер, чем перевод Жуковского.

Для наглядности сличим два-три параллельных места в «Людмиле» и  «Ольге». Сцена отчаяния героини у Жуковского занимает 18 строк, наполненных пленительными, но ненужными, ослабляющими драматизм повествования пейзажными зарисовками: «С гор простерты длинны тени, // И лесов дремучих сени, // И зерцало зыбких вод, // И небес далекий свод // В светлый сумрак облеченны... // Спят пригорки отдаленны...» и прочее.

Та же сцена у Катенина свободно укладывается в восемь строк:

Так весь день она рыдала, // Божий Промысел кляла, // Руки белые ломала, // Черны волосы рвала; // И стемнело небо ясно, // Закатилось солнце красно, // Все к покою улеглись, // Звезды ясные зажглись, —

которые не только «дышат пиитическою простотою, но еще и мостят дорогу в будущее русской поэзии. Ведь именно из этих строк родятся в недалеком будущем пушкинские «Мертвая царевна» и «Царь Салтан».

Вот картина ночного кладбища, открывшаяся героям Жуковского:

Слышат шорох тихих теней: // В час полуночных видений, // В дыме облака, толпой, // Прах оставя гробовой // С поздним месяца восходом, // Легким светлым хороводом // В цепь воздушную свились... — и т.д.

То же место у Катенина:

Казни столп; кругом в мерцанье, // Чуть-чуть видно при луне // Адской сволочи скаканье, // Смех и пляски в вышине.

Тут не о чем спорить. «Тощие мечтания» Жуковского блекнут перед суровой, сжатой энергией катенинского стиха. Русифицированный перевод Катенина точнее передает букву и дух немецкого оригинала, чем общечеловеческий, среднеевропейский перевод Жуковского. (Путь к общечеловеческим ценностям проходит через сердцевину собственной народности. Этот фундаментальный закон действует только в кругу «взрослых», зрелых национальных культур..

Я считаю, что Жуковский вопреки оригиналу, заметно «олитературил», сделал мало народной свою балладу.

Гнедич: В этом есть известная доля правды. «Ольга» господина Катенина в сравнении с «Людмилой» господина Жуковского выглядит грубее, проще, менее литературной и, соответственно, более близкой балладе Бюргера. Жуковский не собирался точно переводить балладу (он сделал это позднее, оставив заглавие Бюргера). Его цель была иной – создать оригинальное произведение по мотивам баллады немецкого автора. И хотя Жуковский дал «Людмиле» подзаголовок «русская баллада», воспроизведение национального колорита также не стало его задачей. Он лишь слегка окрасил балладу в русские тона – приурочил действие к русско-ливонским войнам, ввел русские понятия и реалии, которые не встречались у Бюргера, заменил имя героини (немецкое Ленора на славянское Людмила). Однако русский колорит имеет второстепенное значение и подобен больше театральной декорации, которая легко может быть убрана со сцены и на ее место поставлена другая.

Грибоедов: Но и Жуковский не вовсе пренебрег народным характером бюргеровой «Леоноры». Народностью и он дорожил.

Гнедич: Правильно, господин Грибоедов, он дал только свою собственную версию народности, которая вполне согласовывалась с элегическим настроением его поэзии. Он старался уловить и передать народные ритмы, народную песенность слога и интонаций – и он сознательно уклонился от тех народных представлений и выражений, которые казались ему слишком грубыми и материальными

Гнедич: В"Людмиле" поэт отходит от оригинала, перенося действие на русскую почву. Сохраняя ответвленный и возвышенный характер образности, он наполняет художественную ткань деталями русской жизни (ополчение, дружина, терем, икона и др.), историческими реалиями второй половины 16 века. В таинственности происходящего для него открывается возможность обрисовать свою концепцию потустороннего как ночного мира, недоступного для обыденного взгляда, но полного своеобразной красоты и волшебства.

Учитель. Жуковскому и его поэзии несомненно была свойственна тяга к народности, но на его народности всегда лежала печать мечтательности и идеальности.

У1. Рефлексия: учащиеся высказывают свое мнение о проделанной работе

У11. Задание на дом:

1 уровень: характерные отличия творчества Жуковского от европейского романтизма

2 уровень: письменный ответ на вопрос: Какой перевод «Леноры» Бюргера П. Катенина или В. Жуковского вам ближе и почему?

kopilkaurokov.ru

Реферат - Особенности жанра баллады в творчестве Василия Жуковского

В. А. Жуковский познакомил русского читателя с одним из наиболее любимых жанров западноевропейских романтиков — балладой. И хотя жанр баллады появился в русской литературе задолго до Жуковского, но именно он придал ему поэтическую прелесть и сделал популярным. Более того, он срастил поэтику жанра баллады с эстетикой романтизма, и в результате жанр баллады превратился в характернейший знак романтизма.

Что же такое баллада? И почему именно этот жанр привлекал Жуковского? Баллада — это краткий стихотворный рассказ преимущественно героико-исторического или фантастического характера. Изложение ярко выраженного сюжета в балладе лирически окрашено. Жуковский написал 39 баллад, из них только пять — оригинальные, остальные — переводы и переложения.

Начало XIX века. Жуковский разочарован в жизни, его душа страдает от несбывшегося счастья с любимой девушкой, с ранних лет он постоянно чувствует горечь социального неравенства. С социальными вопросами он сталкивается постоянно. Это декабристское движение, которое он вынужден воспринимать с двух точек зрения: и как друг многих декабристов и лиц из их окружения, и как придворный человек, близкий к царской семье. Все это и побудило Жуковского встать на путь этического решения острых проблем. С самого начала своего балладного творчества Жуковский боролся за нравственно чистую личность.

Основная тема его баллад — преступление и наказание, добро и зло. Постоянный герой баллад — сильная личность, сбросившая с себя нравственные ограничения и выполняющая личную волю, направленную на достижение сугубо эгоистической цели. Вспомним балладу «Варвик» — оригинальный перевод одноименной баллады Саути. Варвик захватил престол, погубив своего племянника, законного престолонаследника. И все потому, что Варвик хочет царствовать.

По убеждению Жуковского, преступление вызвано индивидуалистическими страстями: честолюбием, жадностью, ревностью, эгоистическим самоутверждением. Человек не сумел обуздать себя, поддался страстям, и его нравственное сознание оказалось ослабленным. Под влиянием страстей человек забывает свой нравственный долг. Но главное в балладах — все же не акт преступления, а его последствия — наказание человека. Преступника в балладах Жуковского наказывают, как правило, не люди. Наказание приходит от совести человека. Так, в балладе «Замок Смальгольм» убийцу барона и его жену никто не наказывал, они добровольно уходят в монастыри, потому что совесть мучает их. Но и монастырская жизнь не приносит им нравственного облегчения и утешения: жена грустит, не мил ей белый свет, а барон «дичится людей и молчит». Совершив преступление, они сами лишают себя счастья и радостей жизни.

Но даже когда в преступнике не просыпается совесть, наказание к нему все равно приходит. Согласно Жуковскому, оно идет как бы из самой глубины жизни. Совесть молчит у жадного епископа Гаттона, который сжег сарай с голодными бедняками и с циничным удовлетворением думал о том, что избавил голодный край от жадных мышей (баллада «Божий суд над епископом»).

Природа в балладах Жуковского справедлива, и она сама берет на себя функцию мести — за преступление: река Авон, в которой был потоплен маленький престолонаследник, вышла из своих берегов, разлилась, и в яростных волнах потонул преступный Варвик. Мыши начали войну против епископа Гаттона и загрызли его.

В балладном мире природа не хочет вбирать в себя зло, сохранять его, она уничтожает его, уносит навсегда из мира бытия. Балладный мир Жуковского утверждал: в жизни часто совершается поединок добра и зла. В конечном счете всегда побеждает добро, высокое нравственное начало. Добро у Жуковского — это справедливое возмездие. Поэт свято верит, что порочный поступок будет обязательно наказан. И главное в балладах Жуковского состоит в торжестве нравственного закона.

Особое место среди произведений Жуковского занимают баллады, посвященные любви: «Людмила», «Светлана», «Эолова арфа» и другие. Главное здесь для поэта — успокоить, наставить на путь истинный влюбленного человека, пережившего трагедию в любви. Жуковский и здесь требует обуздания эгоистических желаний и страстей.

Его несчастная Людмила жестоко осуждена потому, что предается страсти, желанию быть во что бы то ни стало счастливой со своим милым. Любовная страсть и горечь утраты жениха так ослепляют ее, что она забывает о нравственных обязанностях по отношению к другим людям. Жуковский романтическими средствами стремится доказать, как неразумно и даже опасно для человека это эгоистичное желание

собственного счастья вопреки всему:

Гроб, откройся; полно жить;

Дважды сердцу не любить.

Так восклицает обезумевшая от горя Людмила. Гроб открывается, и мертвец принимает Людмилу в свои объятия. Ужас героини страшен: каменеют, меркнут очи, кровь холодеет. И уже невозможно вернуть себе жизнь, так неразумно ею отвергнутую. Но страшная баллада Жуковского жизнелюбива. Поэт отдает предпочтение реальной жизни, несмотря на то что она посылает человеку суровые испытания.

Баллада «Светлана» по сюжету близка «Людмиле», но и глубоко отлична. Эта баллада — свободное переложение баллады немецкого поэта Г. А. Бюргера «Ленора». В ней повествуется о том, как девушка гадает о женихе: тот уехал далеко и долго не шлет вестей. И вдруг он является в очаровательном сне, навеянном гаданием. Милый зовет невесту венчаться, они скачут сквозь вьюгу на бешеных конях. Но жених неожиданно оборачивается мертвецом и едва не утаскивает невесту в могилу. Однако все заканчивается хорошо: наступает пробуждение, жених появляется наяву, живой, и совершается желанное, радостное венчание. Жуковский далеко уходит от оригинала, внося в балладу национальный русский колорит: он включает описание гаданий в «крещенский вечерок», примет и обычаев:

Раз в крещенский вечерок

Девушки гадали:

За ворота башмачок,

Сняв с ноги, бросали,

Снег пололи, под окном

Слушали, кормили

Счетным курицу зерном,

Ярый воск топили,

В чашу с чистою водой

Клали перстень золотой.

Серьги изумрудны,

Расстилали белый плат

И над чашей пели в лад

Песенки подблюдны.

Поэт воспроизводит привлекательный и изящный девичий мир, в котором значимы и башмачок, и серьги изумрудны, и перстень золотой.

Баллада не только рассказала об эпизоде из жизни юного существа, но представила ее внутренний мир. Вся баллада полна жизни, движения и внутреннего, и внешнего, какой-то девичьей суеты. Душевный мир Светланы также полон движений. Она то отказывается от крещенских игр, то соглашается присоединиться к гадающим; она и боится, и надеется получить желанную весть, и во сне ее одолевают те же чувства: страх, надежда, тревога, доверие к жениху. Ее чувства предельно напряжены, ощущения обострены, сердце на все отзывается. Баллада написана в стремительном ритме: балладные кони мчатся, девушка с женихом мчится на них, и сердце ее разрывается.

Интересна в балладе «Светлана» и цветовая гамма. Белым цветом пронизан весь текст: это прежде всего снег, образ которого возникает сразу же, с первых строк, снег, который снится Светлане, вьюга над санями, метелица кругом. Далее — это белый платок, используемый во время гадания, стол, покрытый белой скатертью, белоснежная голубка и даже снежное полотно, которым накрыт мертвец. Белый цвет ассоциируется с именем героини: Светлана, светлая, а по-народному — свет белый. У Жуковского здесь белый цвет, несомненно, символ чистоты и непорочности. Второй контрастный цвет в балладе не черный, а скорее, темный: темно в зеркале, темна даль дороги, по которой мчатся кони. Черный цвет страшной балладной ночи, ночи преступлений и наказаний, в этой балладе смягчен, высветлен.

Таким образом, белый снег, темная ночь и яркие точки огоньков свечей или глаз — вот своеобразный романтический фон в балладе «Светлана».

И все-таки очарование баллады в образе юной влюбленной Светланы. Ее страхи рассеялись, она ни в чем не повинна. Но поэт, верный своим этическим принципам, предупредил юное существо о пороке самолюбия. Вера в провидение оборачивается верой в жизнь:

Улыбнись, моя краса,

На мою балладу,

В ней большие чудеса,

Очень мало складу.

Вот баллады толк моей:

«Лучший друг нам в жизни сей —

Благ зиждителя закон:

Здесь несчастье — лживый сон;

Счастье — пробужденье».

Итак, на примере лучших и главных баллад В. А. Жуковского мы пытались разобрать основные принципы жанра баллады. Надо сказать, что и после Жуковского к этому жанру активно обращались русские писатели: это и А. С. Пушкин «Песнь о вещем Олеге» (1822), и М. Ю. Лермонтов «Воздушный корабль» (1828), «Русалка» (1836), и А. Толстой «Василий Шибанов» (1840).

Со временем жанр оброс штампами, что и вызвало к жизни многочисленные пародии: «Немецкая баллада» Козьмы Пруткова (1854)— пародия на балладу Шиллера в переводе Жуковского «Рыцарь Тогенбург». В 1886 году несколько пародий-баллад написал Вл. Соловьев: «Видение», «Таинственный пономарь».

www.ronl.ru

Реферат - Особенности жанра баллады в творчестве Василия Жуковского

В. А. Жуковский познакомил русского читателя с одним из наиболее любимых жанров западноевропейских романтиков — балладой. И хотя жанр баллады появился в русской литературе задолго до Жуковского, но именно он придал ему поэтическую прелесть и сделал популярным. Более того, он срастил поэтику жанра баллады с эстетикой романтизма, и в результате жанр баллады превратился в характернейший знак романтизма.

Что же такое баллада? И почему именно этот жанр привлекал Жуковского? Баллада — это краткий стихотворный рассказ преимущественно героико-исторического или фантастического характера. Изложение ярко выраженного сюжета в балладе лирически окрашено. Жуковский написал 39 баллад, из них только пять — оригинальные, остальные — переводы и переложения.

Начало XIX века. Жуковский разочарован в жизни, его душа страдает от несбывшегося счастья с любимой девушкой, с ранних лет он постоянно чувствует горечь социального неравенства. С социальными вопросами он сталкивается постоянно. Это декабристское движение, которое он вынужден воспринимать с двух точек зрения: и как друг многих декабристов и лиц из их окружения, и как придворный человек, близкий к царской семье. Все это и побудило Жуковского встать на путь этического решения острых проблем. С самого начала своего балладного творчества Жуковский боролся за нравственно чистую личность.

Основная тема его баллад — преступление и наказание, добро и зло. Постоянный герой баллад — сильная личность, сбросившая с себя нравственные ограничения и выполняющая личную волю, направленную на достижение сугубо эгоистической цели. Вспомним балладу «Варвик» — оригинальный перевод одноименной баллады Саути. Варвик захватил престол, погубив своего племянника, законного престолонаследника. И все потому, что Варвик хочет царствовать.

По убеждению Жуковского, преступление вызвано индивидуалистическими страстями: честолюбием, жадностью, ревностью, эгоистическим самоутверждением. Человек не сумел обуздать себя, поддался страстям, и его нравственное сознание оказалось ослабленным. Под влиянием страстей человек забывает свой нравственный долг. Но главное в балладах — все же не акт преступления, а его последствия — наказание человека. Преступника в балладах Жуковского наказывают, как правило, не люди. Наказание приходит от совести человека. Так, в балладе «Замок Смальгольм» убийцу барона и его жену никто не наказывал, они добровольно уходят в монастыри, потому что совесть мучает их. Но и монастырская жизнь не приносит им нравственного облегчения и утешения: жена грустит, не мил ей белый свет, а барон «дичится людей и молчит». Совершив преступление, они сами лишают себя счастья и радостей жизни.

Но даже когда в преступнике не просыпается совесть, наказание к нему все равно приходит. Согласно Жуковскому, оно идет как бы из самой глубины жизни. Совесть молчит у жадного епископа Гаттона, который сжег сарай с голодными бедняками и с циничным удовлетворением думал о том, что избавил голодный край от жадных мышей (баллада «Божий суд над епископом»).

Природа в балладах Жуковского справедлива, и она сама берет на себя функцию мести — за преступление: река Авон, в которой был потоплен маленький престолонаследник, вышла из своих берегов, разлилась, и в яростных волнах потонул преступный Варвик. Мыши начали войну против епископа Гаттона и загрызли его.

В балладном мире природа не хочет вбирать в себя зло, сохранять его, она уничтожает его, уносит навсегда из мира бытия. Балладный мир Жуковского утверждал: в жизни часто совершается поединок добра и зла. В конечном счете всегда побеждает добро, высокое нравственное начало. Добро у Жуковского — это справедливое возмездие. Поэт свято верит, что порочный поступок будет обязательно наказан. И главное в балладах Жуковского состоит в торжестве нравственного закона.

Особое место среди произведений Жуковского занимают баллады, посвященные любви: «Людмила», «Светлана», «Эолова арфа» и другие. Главное здесь для поэта — успокоить, наставить на путь истинный влюбленного человека, пережившего трагедию в любви. Жуковский и здесь требует обуздания эгоистических желаний и страстей.

Его несчастная Людмила жестоко осуждена потому, что предается страсти, желанию быть во что бы то ни стало счастливой со своим милым. Любовная страсть и горечь утраты жениха так ослепляют ее, что она забывает о нравственных обязанностях по отношению к другим людям. Жуковский романтическими средствами стремится доказать, как неразумно и даже опасно для человека это эгоистичное желание

собственного счастья вопреки всему:

Гроб, откройся; полно жить;

Дважды сердцу не любить.

Так восклицает обезумевшая от горя Людмила. Гроб открывается, и мертвец принимает Людмилу в свои объятия. Ужас героини страшен: каменеют, меркнут очи, кровь холодеет. И уже невозможно вернуть себе жизнь, так неразумно ею отвергнутую. Но страшная баллада Жуковского жизнелюбива. Поэт отдает предпочтение реальной жизни, несмотря на то что она посылает человеку суровые испытания.

Баллада «Светлана» по сюжету близка «Людмиле», но и глубоко отлична. Эта баллада — свободное переложение баллады немецкого поэта Г. А. Бюргера «Ленора». В ней повествуется о том, как девушка гадает о женихе: тот уехал далеко и долго не шлет вестей. И вдруг он является в очаровательном сне, навеянном гаданием. Милый зовет невесту венчаться, они скачут сквозь вьюгу на бешеных конях. Но жених неожиданно оборачивается мертвецом и едва не утаскивает невесту в могилу. Однако все заканчивается хорошо: наступает пробуждение, жених появляется наяву, живой, и совершается желанное, радостное венчание. Жуковский далеко уходит от оригинала, внося в балладу национальный русский колорит: он включает описание гаданий в «крещенский вечерок», примет и обычаев:

Раз в крещенский вечерок

Девушки гадали:

За ворота башмачок,

Сняв с ноги, бросали,

Снег пололи, под окном

Слушали, кормили

Счетным курицу зерном,

Ярый воск топили,

В чашу с чистою водой

Клали перстень золотой.

Серьги изумрудны,

Расстилали белый плат

И над чашей пели в лад

Песенки подблюдны.

Поэт воспроизводит привлекательный и изящный девичий мир, в котором значимы и башмачок, и серьги изумрудны, и перстень золотой.

Баллада не только рассказала об эпизоде из жизни юного существа, но представила ее внутренний мир. Вся баллада полна жизни, движения и внутреннего, и внешнего, какой-то девичьей суеты. Душевный мир Светланы также полон движений. Она то отказывается от крещенских игр, то соглашается присоединиться к гадающим; она и боится, и надеется получить желанную весть, и во сне ее одолевают те же чувства: страх, надежда, тревога, доверие к жениху. Ее чувства предельно напряжены, ощущения обострены, сердце на все отзывается. Баллада написана в стремительном ритме: балладные кони мчатся, девушка с женихом мчится на них, и сердце ее разрывается.

Интересна в балладе «Светлана» и цветовая гамма. Белым цветом пронизан весь текст: это прежде всего снег, образ которого возникает сразу же, с первых строк, снег, который снится Светлане, вьюга над санями, метелица кругом. Далее — это белый платок, используемый во время гадания, стол, покрытый белой скатертью, белоснежная голубка и даже снежное полотно, которым накрыт мертвец. Белый цвет ассоциируется с именем героини: Светлана, светлая, а по-народному — свет белый. У Жуковского здесь белый цвет, несомненно, символ чистоты и непорочности. Второй контрастный цвет в балладе не черный, а скорее, темный: темно в зеркале, темна даль дороги, по которой мчатся кони. Черный цвет страшной балладной ночи, ночи преступлений и наказаний, в этой балладе смягчен, высветлен.

Таким образом, белый снег, темная ночь и яркие точки огоньков свечей или глаз — вот своеобразный романтический фон в балладе «Светлана».

И все-таки очарование баллады в образе юной влюбленной Светланы. Ее страхи рассеялись, она ни в чем не повинна. Но поэт, верный своим этическим принципам, предупредил юное существо о пороке самолюбия. Вера в провидение оборачивается верой в жизнь:

Улыбнись, моя краса,

На мою балладу,

В ней большие чудеса,

Очень мало складу.

Вот баллады толк моей:

«Лучший друг нам в жизни сей —

Благ зиждителя закон:

Здесь несчастье — лживый сон;

Счастье — пробужденье».

Итак, на примере лучших и главных баллад В. А. Жуковского мы пытались разобрать основные принципы жанра баллады. Надо сказать, что и после Жуковского к этому жанру активно обращались русские писатели: это и А. С. Пушкин «Песнь о вещем Олеге» (1822), и М. Ю. Лермонтов «Воздушный корабль» (1828), «Русалка» (1836), и А. Толстой «Василий Шибанов» (1840).

Со временем жанр оброс штампами, что и вызвало к жизни многочисленные пародии: «Немецкая баллада» Козьмы Пруткова (1854)— пародия на балладу Шиллера в переводе Жуковского «Рыцарь Тогенбург». В 1886 году несколько пародий-баллад написал Вл. Соловьев: «Видение», «Таинственный пономарь».

www.ronl.ru

Курсовая работа - Идейно-художественное своеобразие баллад В. А. Жуковского

Вопрос двоемирия интересовал человечество с древности. Не существовало ни одной языческой религии, не верящей в загробный мир. Отсюда такое мистическое отношение к смерти, переходу из одного состояния в другое. И наравне с учением о дуализме в человеческом сознаний появляется понятие “душа”. Но если в язычестве душа была только тем, что находится в теле, то с возникновением христианства тело стало земной оболочкой души. Такая перемена “обновила” и все мировоззрение людей. Это не могло не отразиться в искусстве. Непонятная и непостижимая душа становится главным объектом изучения. И уже в средние века в народном творчестве появляется такой жанр, как баллада.

Первоначально это был синтезный жанр двух видов искусства (музыки и литературы), ибо представлял собой плясовую песню любовного содержания. Причем вся Вселенная в балладе была поделена на два мира (“земной” и “заземной”), а цель ее была — показать человеческую душу в обоих этих мирах.

Возрождение этого жанра и превращение в литературный происходит у романтиков. На смену рассудочному веку классицизма — искусство приходит новое направление — романтизм, ставивший своей задачей “опуститься в самые мрачные круги ада души человеческой”. И такой задаче как нельзя лучше соответствовал жанр баллады. Поэтому-то романтики сразу же увлекаются ею. В Англии — это Блейк, Берне, Вальтер Скотт, Саути, Байрон; в Германии — Бюргер, Гете, Шиллер, Уланд; в Австрии — Цедлиц; во Франции — Вийон…

Русская баллада связана с именем В. А. Жуковского. Всего им написано тридцать девять баллад, пять из которых оригинальные. Однако его поэтические переводы действительно могут соперничать с оригиналом. Ведь поэт берет лишь сюжетную канву, изменяя и внося свои поправки в изображение душевного состояния. Нужно сказать, что вся его поэзия очень автобиографична, поэтому, в отличие от западных балладников, Жуковский не разделяет себя и своих героев, своей судьбы и их жизненных перипетий. Таким образом, поэт усложняет свою задачу: раскрыть человеческую душу. Поэтому в повествование вводится огромное количество мотивов. Интересно, что при этом само повествование дробится на множество сюжетов, ведь мотив — это и есть единица его построения, что создает образ необъятной и необъяснимой души.

Главным мотивом, “пронизывающим” все баллады Жуковского, является мотив странничества, пути. Все герои показаны в дороге.

Кто скачет, кто мчится под хладною мглой?

(“Лесной царь”)

Мчится всадник и Людмила.

(“Людмила”)

Мчатся кони по буграм.

(“Светлана”)

Мчит уж в изгнанье ладья через море молодого

певца.

(“Эолова арфа”)

Эсхин возвращается к пенатам своим.

(“Теон и Эсхин”)

Причем очень часто путь этот символичен. “Кони”, “ладья” — это и есть сама жизнь, непредсказуемая и непонятная, движущаяся вперед. Получается, что герои “несутся” навстречу судьбе, и это движение всегда показано в развитии, дана духовная эволюция героев. Так, Эсхин, встретившись с утратами, увядает душой, он уже не может любить ни женщину, ни жизнь, ни природу; научившись “презирать жизнь”, он позволяет скуке “полонить” себя, и это “гибельное чувство” рано или поздно приведет его душу к совершенной погибели, а когда умирает душа, не остается и личности. Теон же, пережив смерть любимого создания, не отчаивается: он находит счастье в прошедшем, где и был тот миг счастья. “Над сердцем утрата бессильна!” — восклицает он. (Кстати, эта тема преждевременной “мертвенности” души подчеркивается Жуковским и с помощью необычного словоупотребления. Каждое слово.его значимо и “оттеночно”. Может быть, поэтому Эсхин не посмотрел, но “вперил” взгляд, а лицо его “скорбно и мрачно”, взор же друга— “прискорбен, но ясен”.) Людмила, потеряв милого друга, отказывается от жизни и надежды, потому и умирает, Светлана же, чье сердце не отказалось верить, просыпается после страшного сна и встречается с милым. Минвана и Арминий-певец, не смирившись, находят друг друга в ином мире…

Возникает новый мотив — мотив двух миров, грань между которыми обозначена смертью, тоже своеобразным путешествием.

Сей гроб — затворенная к счастью дверь.

(“Теон и Эсхин”)

Именно как величайшее счастье воспринимается она, ибо есть переход в Вечность, движение к покою. И дабы противопоставить жизнь до и после смерти, Жуковский намеренно чередует в балладе “Лесной царь” последнюю напряженную картину скачки:

“Ездок погоняет, ездок доскакал...” (поэт воссоздает топот коней и общее состояние тревоги с помощью повторения слов и слогов: ездок-ездок, ска-кал) — и тихое, умиротворенное состояние смерти: “В руках его мертвый младенец лежал”.

Почти все герои баллад Жуковского мечтают “о милом, о свете другом”. Это во многом объясняет их порыв странствовать, искать нечто подобное. Их родина для них не родина, а лишь временное место пребывания. Их родина — это загробный мир. Такое разделение Вселенной на миг и вечность противопоставляет возможность чувств в обоих мирах. Получается, что мотив иного мира раскрывается с помощью других. Таким образом, два мира проверяются возможностью любви. По Жуковскому, любовь на земле есть слабый отблеск небесной. Настоящая же любовь возможна лишь после смерти (это еще одна причина такого страстного желания приблизить этот час). Получив “миг счастья” на земле, герои всегда скорбят. Так, разлучены Минвана и Арминий-певец, сначала молвой, а затем смертью одного из них. Их простые сердца не могут принять дальнего мира в вечном стремлении к возвышенному идеалу. Людмила, рано насладившаяся жизнью, рано испытала и скорбь; “младость” Эсхина “улетает”, погибает невеста Теона…

Жуковский проверяет своих героев способностью подвига одной души во имя другой. Только так могут они заслужить право “попасть” в горний мир.

Сама земная жизнь воспринимается как испытание (“Все в жизни к великому средство”). И жизнь без печали и разлук невозможна. Потусторонний мир у Жуковского всегда сообщается с внешним. К Людмиле приезжает мертвец, Светлана видит сон, Минвана внимает голосу арфы, Младенец слышит Лесного царя…

И только “вера” и “надежда” способны спасти героев. Возникает новый мотив — “надежды”, “разочарования и возмездия”. Поэтому столь различны судьбы Людмилы и Светланы, Теона и Эсхина, наказан ездок из баллады “Лесной царь”.

“Надежда” лишь некогда озаряла жизнь Людмилы и Эсхина, старик же и вовсе отказывается верить в двоемирие, находя всему лишь материальное объяснение (“все спокойно в ночной тишине”). Они забывают главный обет “надежды”:

Погибшее нам возвратится!

Жуковский оставляет своим героям право выбора, они вольны сами творить свою судьбу; борьба добра и зла всегда происходит лишь в их душе. Получается, что Бог не наказывает их, но, напротив, исполняет их волю, не судьба, но они властны над ней.

Возвышенная душа всегда может предугадать, что произойдет далее. Поэтому поэт вводит еще один мотив — предчувствия.

Увы, предузнала

Душа, унывая, что счастью конец.

( “Золотая арфа” )

Сердце вещее дрожит.

(“Светлана”)

Но Провидение непредсказуемо. И этот мотив веры в “Высшую Волю Небес” отличает всю лирику Жуковского.

Причем очень часто Жуковский объединяет природу и человека в образ единого творения. Может быть, поэтому так часто природа раскрывает душевное состояние (“ворон каркает: печаль!”) и сравнивается с человеком и жизненными явлениями.

Исходя из этого, помимо основных мотивов в балладах Жуковского можно выделить и постоянные лейтмотивы. Это луна, вечная спутница разлук (именно “лунный свет” падает на Светлану и ее жениха, а “блестящая луна” “золотит” последнее свидание Минваны и Арминия...), и звезда, соединяющая два мира, и река, символизирующая течение времени, саму жизнь, ведь реки, как известно, текут то спокойно и плавно, то вдруг низвергаются бурным водопадом (“Пусть воды лиются, пусть годы бегут”).

Сами слова, проходящие лейтмотивом через все баллады, должно понимать неоднозначно. Слово его становится выразительным не в своем основном лексическом смысле, а в дополнительном значении. Так, “тишина” — это всегда покой души, “тихий”, “тайный” — значит потусторонний, “вече-реющий день” обозначает скорый конец жизни.

Все его эпитеты становятся символами двух миров: “печальные дни”, “горестный миг”, “скорби час”, “молчалива и грустна” — это “Здесь”; “кончины сладкий час”, “милая встреча”, “милая надежда”, “сладостное пенье” —это “Там”. Лейтмотивом проходят даже цвета: “черный гроб”, “бледен и унылый”, “тусклая луна”…

Использует Жуковский и субстантивированные прилагательные (“мертвое”, “таинственное”, “желанное”, “печальное”), что создает образ бесконечной недоговоренности и необъяснимости души человеческой.

Итак, с помощью мотивов дороги, иного мира, смерти, разлуки, любви, веры, возмездия, единства человека с природой и лейтмотивов Жуковский передает все сомнения и ощущения души человека и впервые в русской литературе ставит вопрос о приоритете духовного над материальным.

Вообще Жуковского можно назвать поэтом, определившим судьбу всей литературы. Его лирика найдет отражение в творчестве таких поэтов, как Пушкин, Лермонтов, А. К. Толстой, Фет, Бальмонт, Бунин, Брюсов, Вл. Соловьев, Блок…

www.ronl.ru

Баллада - (реферат)

Уже сейчас на сайте вы можете воспользоваться более чем 20 000 рефератами, докладами, шпаргалками, курсовыми и дипломными работами.Присылайте нам свои новые работы и мы их обязательно опубликуем. Давайте продолжим создавать нашу коллекцию рефератов вместе!!!

Вы согласны передать свой реферат (диплом, курсовую работу и т.п.), а также дальнейшие права на хранение,  и распространение данного документа администрации сервера "mcvouo.ru"?

Дата добавления: март 2006г.

    Баллада    ПЛАН    Введение    Глава 1. Баллада как жанр народной поэзии    Глава 2. Английские и шотландские баллады    Заключение    Список использованной литературы    ВВЕДЕНИЕ

Интерес к народным балладам, этому своеобразному жанру песенного фольклора средневековья, “открытому” впервые романтиками и использованному ими для создания литературного жанра романтической баллады, в последнее время заметно возрастает. Сборники баллад и исследования, посвященные им, появляются в ряде стран. Интерес к народной балладе захватывает не только научные круги, но и широкую читательскую общественность. Показателен успех у нашего читателя старинных англо-шотландских баллад в талантливых переводах С. Я. Маршака. Возрождение интереса к балладе идет в русле растущего внимания к культуре прошлых периодов жизни человечества.

Жанр баллады был очень популярен на протяжении всего средневековья, поэтому вопрос о балладе—в значительной мере вопрос и о том, что собой представляло народное самосознание на протяжении долгих веков европейского феодализма, какова была роль народа в создании культуры прошлого.

Интерес к балладе показывает, что жанр этот требует настоятельного научного внимания. К сожалению, в изучении и популяризации русских народных баллад у нас почти ничего не сделано. Баллады рассеяны по различным сборникам, большей частью эпическим, а в этих сборниках—по разным разделам. Лишь в семитомном издании “Великорусских народных песен” А. И. Соболевского баллады выделены и сгруппированы в особый раздел, составивший первый том указанного издания под названием “низших эпических песен”. Имеется только один сборник, посвященный балладам, принципы составления которого вызывают, однако, целый ряд серьезных возражений. Между тем старинные народные баллады заслуживают самого пристального внимания и по своему содержанию, и по своему художественному совершенству.

    Глава 1. Баллада как жанр народной поэзии.

Термин “баллада” давно стал международным, обозначая, общеевропейский жанр, особенности которого выясняются сейчас фольклористами разных стран применительно к фольклору своих наций. В российской фольклористике термин “баллада” также укрепился, хотя под него подводились самые различные явления, относящиеся и к разным эпохам и к разным жанрам, и единого взгляда на сущность баллады до сих пор не было. Что же касается справочных изданий, от “Литературной энциклопедии” до “БСЭ” включительно, то историю понятия “баллада” они начинают, с Запада, а применительно к народным балладам Западом и оканчивают, так что можно подумать, что у нас народных баллад вообще не было. При этом под названием “баллада” объединяют несколько жанров, народных и профессиональных, подчас неправомерно выводя их друг из друга. Это—провансальская баллада XI—XVI веков, англо-шотландская народная баллада, романтическая баллада (жанр профессиональной поэзии) и музыкальная романтическая баллада (жанр профессиональной музыки). Провансальская баллада (от итальянского “ballare”—плясать)— жанр средневековой рыцарской лирики — возникла в XI—XII веках на основе народных весенних (обрядовых) плясовых песен с хоровым припевом. Став профессиональным жанром и приобретя строгую каноническую форму, эта баллада развивалась во Франции в XIV—XVI веках (в жанре баллады писал, в частности, крупнейший поэт французского средневековья Франсуа Вийон) и умерла в конце XVI века. Связывать с этим жанром происхождение других жанров с наименованием “баллада” было бы ошибочно. Название “баллада” (“ballad”) было известно в Англии и Шотландии где им обозначался жанр народных повествовательных песен особого рода. Происхождение этого термина неясно, но его, видимо, никак нельзя свести к итальянскому “ballare”.

В эпоху романтизма в связи с усиленным интересом романтиков к народной песне английские баллады стали всемирно знаменитыми. Последнее произошло не только в результате художественного совершенства англо-шотландских баллад, но и благодаря тому, что первые собрания баллад, вызвавшие общеевропейский интерес к этому жанру были английскими. Это, во-первых, известное собрание старинных баллад и песен Томаса Перси (1765—1794 годы) и, во-вторых, собрание шотландских баллад Вальтера Скотта (1802—1803 годы), за которыми последовал ряд других изданий. Развитие романтизма вызвало интерес к народным балладам во всех странах. Издания баллад, собранных поэтами-романтиками, например Уландом, появляются в Германии. Особенно знаменит сборник Арнима и Брентано “Волшебный рог мальчика”. Баллады, подобные англо-шотландским. Обнаруживаются во всех скандинавских странах, при этом выясняется, что влияние скандинавских баллад на Англию было некогда очень сильным. Баллады выявляются также у европейских народов Средиземноморья.

В большинстве изданий баллады объединялись с другими песнями, что привело к потере твердого представления о сущности балладного жанра. Что такое народная баллада? Исследованиями было установлено принципиальное сходство английских баллад и испанских романсов, а также и то, что у целого ряда народов для баллад имеются свои наименования. Баллады найдены у славян, балладный характер обнаружен у многих сербских эпических песен. В последние годы особенного успеха достигло собирание и изучение баллад в славянских странах. Всемирно известными становятся словацкие, чешские, польские баллады. В Болгарии в настоящее время баллада считается одним из ведущих жанров старого болгарского фольклора. Только в силу традиции господствующим для всего жанра названием остается англо-шотландское наименование “баллада”. К моменту появления в конце XIX века классического, непревзойденного по научному охвату и тщательности подготовки издания англошотландских баллад Ф. Д. Чайлда наличие жанра баллады было установлено почти для всех народов Европы, и в обширную библиографию Чайлда вошли издания баллад нескольких десятков народностей. В издании Ф. Д. Чайлда даны обширные указания на параллели к англо-шотландским балладам в фольклоре других наций. Однако эти параллели от Запада к Востоку встречаются все реже, совпадения сюжетов делаются все отдаленнее, связи—проблематичнее и Россия оказывается, по существу, в стороне от круга этих связей. Поиски русскими учеными Н. Ф. Сумцовым, А. Р. Пельтцером и другими, недостающих параллелей между русскими песнями и балладами из собрания Чайлда, не привели к успешным результатам. В российской дореволюционной фольклористике термин “баллада” уже употреблялся П. В. Киреевским, однако точного ограничения круга песен, вает их с историческими фактами—это имена героев. Добавим, что, имена Михаилы и Романа встречаются в целом ряде самых различных песен.

Итак, в разработке теории русской народной баллады до революции не было сделано, по сути, ничего. Не было дано определение жанра, не исследованы ни форма, ни происхождение баллад, даже не выяснен круг песен, которые можно называть балладами.

Несколько больше было сделано собирателями и издателями. Вместе с другими песенными жанрами баллады собирались и публиковались то в эпических сборниках, то среди лирических, “семейных”, “беседных” и прочих песен. Однако и здесь сказывалось отсутствие ясного представления о жанре. Так, П. Н. Рыбников и А. Ф. Гильфердинг балладам уделяли сравнительно мало внимания. Первым большое количество старинных баллад собрал А. Д. Григорьев, да и то благодаря принятой им системе сплошной записи эпических песен. Сам он не считал эти песни балладами. В семитомном своде песен Соболевского баллады, как уже сказано, занимают первый том. Н. П. Андреев справедливо критиковал разнобой в определении жанров Соболевским: тут и тематический принцип, и выделение по художественным особенностям, и по тону повествования, благодаря чему балладные сюжеты могли оказаться в разных отделах. Однако большой художественный вкус и чувство стиля дали возможность Соболевскому выделить в первый том именно балладный материал, хотя и с некоторыми вкраплениями песен других

    жанров.

Так обстояло дело с изучением и изданием русских народных баллад до 1917 года. В первые годы после Великой Октябрьской революции изучение баллад прекратилось и возобновилось много позже, уже в тридцатые годы, когда появился до сих пор единственный, посвященный балладам, сборник В. И. Чернышева со вступительной статьей Н. П. Андреева—“Русская баллада”.

В теории литературы к тому времени существовало только определение литературной баллады как “фабулярного стихотворения”, данное Б. В. Томашевским. Это определение крайне расплывчатое, так как Томашевский пытался отыскать термин, подходящий ко всем жанрам баллад, народных и литературных. Фабулярность, повествовательность, действительно характерна для баллады, но она характерна и для всех жанров эпических песен без исключения и не может быть поэтому названа основным признаком баллады. Кроме того. Томашевский давал свое определение применительно к литературе и на . материале литературы.

Теоретические предпосылки составителей: и практическое “наполнение” сборника “Русская баллада”, необходимо разобрать специально, так как до настоящего времени это единственное специальное и потому авторитетное издание. Придется забежать вперед и дать конспективную характеристику жанра русской баллады и его отличий от эпоса, генетически предшествовавшего балладному жанру, и от лирики, следующей после баллады. Трудно давать определение прежде детального анализа материала, но для обоснования последующей полемической части статьи это необходимо.

Баллада—повествовательная, эпическая песня, причем ее повествовательность, “сюжетность”, подчеркиваются отсутствием описания внешности и переживаний героев, предыстории конфликта, авторского отношения к происходящему—пояснений, морализации. Рассказ строго объективен. Действие баллады сосредоточено на одном эпизоде, одном конфликте. Баллада, вместе с тем, всегда драматична. Конфликты в ней разрешаются в резких столкновениях, передаются самые динамичные узлы событий, развит диалог, динамика действия усилена композиционным приемом повторения с нарастанием. В балладах использованы: средневековая символика, аллегория, народные поверья, также усиливающие драматизм действия. Главное отличие баллады от эпоса заключается в принципе типизации и в способах изображения человека. Эпос создает образы чрезвычайно масштабные, преувеличенные; образы эти, получая самостоятельное значение, кочуют из былины в былину. Эпос “общенароден” и оптимистичен. Баллада же решительно отказывается от эпического преувеличения, обращается к индивидуальной, частной судьбе, к трагическому в жизни. Способом типизации в балладе является сюжетная коллизия, а не образ. Герой баллады не может быть “оторван” от сюжета. Баллада сделала достоянием искусства новые трагические противоречия общественной жизни, незнакомые эпосу. Лирическая песня приносит с собою эмоциональный характер изображения действительности, авторское переживание, оценку события. действующим лицом—героем песни. В балладе этого нет. В песне соответственно меняется композиция, описание начинает преобладать над действием. Сюжет заменяется картиной. Все это позволяет сравнительно легко отличить лирическую песню от баллады. Как уже говорилось, авторы сборника “Русская баллада” столкнулись с полной неизученностью вопроса на русской почве. Сверх того, над ними тяготело непреодоленное еще в 30-х годах наследие вульгарного социологизма в фольклористике и литературоведении. Настораживает уже общее определение баллады, данное авторами, сборника: “Мы можем ориентировочно определить песни-баллады как песни с четко выраженным повествовательным содержанием (то есть эпические—в этом смысле слова), отличающиеся от былин, исторических песен и духовных стихов отсутствием характерных для этих видов специфических особенностей”. Не говоря уже о том, что и названные жанры не совсем ясны в своих границах, такое определение жанра баллады явно недостаточно. На его основе нельзя ничего решить, так как невозможно определить границы– балладного материала.

Характерно замечание В. И. Чернышева в предисловии: “Мы не можем установить в фольклорных памятниках данного рода такой творческой деятельности, которая была бы определенно направлена на создание произведений, литературные свойства которых определялись бы известным содержанием и формою и были бы такими же “балладами”, которые возникли в искусственной художественной литературе”.

Термин “баллада” в русской фольклористике укрепился далеко не сразу. Для группы старинных эпических песен, где главные действующие лица именуются князьями, П. А. Бессонов предложил название “княжеские песни”. Оно было бы верно лишь в том случае, если бы в фольклоре действительно существовал жанр специальных песен про князей; его однако, не было. В конце XIX—начале XX века применительно к балладам укрепилось другое название: “низшие эпические песни”. Низшими эпическими песнями называет баллады и А. И. Соболевский, помещая их в первом томе своего свода. Это название отражало сложившееся мнение, что древняя баллада следует после эпоса и является позднейшей переделкой былин и старших исторических песен; оно не вполне удачно по ряду причин, в том числе и по причине заключенного в нем для нас пренебрежительного эстетического отношения к жанру баллады, как бы худшему, чем жанр былин, хотя слово “низший” здесь было употреблено не в его современном значении, а в значении временной последовательности. Расплывчато и название, предложенное для баллад В. В. Сиповским, —“бытовые песни” (т. е. песни, отражающие быт)—ошибочное уже потому, что нельзя обозначать жанр только по тематическому принципу. Вопрос; о балладе в . пореволюционных авторитетных курсах русской словесности рассматривался так: жанры постепенно переходят друг в друга, былина “опускается” в народ, и баллада есть связующее звено между эпосом и позднейшей песней, знаменующее путь фольклора к реализму.

Вот как определяется баллада в курсе М. Н. Сперанского. Указав, что историческая песня падает, опускается до солдатской, он продолжает: “ В другой же своей части, составляющей удел широких народных масс, эта песня вместе со старой былиной постепенно превращается в так называемую условно “низшую эпическую” песню. Под этим названием подразумеваем песню повествовательного характера, в отличие от песни лирической, как выражающей преимущественно настроение. Эта низшая эпическая песня—прежде всего бытовая: она представляет отражение быта—чаще всего семейного, реже общественного, чаще домашнего, реже государственного; источники этой песни чрезвычайно разнообразны, но, прежде всего, это попытка в художественном обобщении дать пережитое, реальное, иногда изложить поразивший внимание, выходящий из ряда вон случай, иначе сказать: и низшая эпическая песня, подобно казачьей и разбойничьей, реалистична по своему настроению и источникам. С этой-то песней сливается постепенно старшая эпическая песня-былина и историческая песня, или уступая ей сюжеты, или же сама, обобщаясь и обезличиваясь под ее влиянием”.

Подобное мнение еще раньше высказывал В. В. Сиповский. Бытовые песни, пишет он, “принято называть низшими эпическими в отличие от высших эпических—былин и исторических песен. Содержанием этих песен служит обыкновенно какой-нибудь эпизод из частной жизни.... Все подобные произведения очень важны в историко-литературном отношении. Это народные баллады, поэмы, повести в стихах—первые проблески народного романа. В них много драматизма, много движения и страсти; действующие в них лица.... люди простые, обыкновенные— “добрые молодцы” да “красные девушки”, “старые мужья” да “молодые жены”, “злые свекровки” и “несчастные невестки”. Между тем, сколько страданий и радостей вокруг этих обыкновенных людей! Распространение этих песен по всей России—там, где давно замолкла старая былина, ясно указывает нам тот путь, по которому идет поэтическое развитие народа: от образов религиозных, сказочных, фантастических надземных—к земным героям и, наконец, к людям обыкновенным. Это—путь к реализму, путь, пройденный и изящной литературой и живописью”. Это во многом верная и добросовестная констатация фактов. Но сама мысль о постепенности изменения художественных форм затрудняет возможность наметить границы того или иного жанра. Кроме того, такое представление о развитии спорно по самому существу, так как не всегда развитие происходит эволюционным путем. Затем, ошибочно представлять развитие искусства как постепенный ход к реализму. Разумеется. каждый предшествующий этап развития подготовляет последующий, однако, можно легко доказать, что движение к реализму отнюдь не прямолинейно и что подчас художественные явления, ближе стоящие к нашей эпохе, менее реалистичны, чем предыдущие (Шекспир и классицизм).

Кроме того, вопрос, поставленный Якушкиным, оказался неразрешенным и здесь. Сиповский, например, прямо оговаривается, что он в своем изложении от баллады незаметно переходит к лирике; баллада так и не была отделена от лирической песни.

Несколько раньше И. Н. Жданов к анализу трех: старинных баллад: “Мать князя Михаилы губит его жену”, “Князь Роман жену терял” и “Князь Роман и Марья Юрьевна” пытался применить методику исторической школы. Применительно к балладам эта методика выказала свою полную несостоятельность особенно ярко. Жданов, сопоставив героев названных баллад с одноименными русскими князьями, в конце концов, пришел к выводу, что никаких реальных исторических воспоминаний в названных балладах не сохранилось, и единственное, что связанного рода, а просто выделяем из всего огромного русского песенного репертуара подходящий к данному понятию материал”.

Что же это за материал? “.... С одной стороны, это эпические песни, вошедшие в сборники былин, —замечает автор, —с другой—немалая часть повествовательных песен вошла в песни обрядовые, больше всего хороводные”.

Вот тут уже и сказалась расплывчатость термина “повествовательная песня”. Следовательно, перед нами две группы песен: эпических, — с одной стороны, хороводных (обрядовых), —с другой. Можно ли относить хороводные песни к балладам? Вряд ли. У хороводных песен своя поэтика, приспособленная к движению, к пляске. Композиция и сюжет такой песни, будь она даже “повествовательной”, будь она даже когда-то в прошлом балладой (могут быть и такие переходы одного жанра в другой), всегда примут специфический “облегченный характер”; драматическое напряжение, кульминация исчезнет, рассказ приобретет картинность. Повествование в хороводной песне распадается на ряд отдельных картин, как бы нанизываемых на общую нить и подчиненных движению хоровода. Между тем общим у всех исследователей баллад является указание на драматизм, напряженность, сжатость и стремительность повествования этого жанра. То же замечает и Н. П. Андреев во вступительной статье к сборнику.

    Глава 2. Английские и шотландские баллады.

При первом же обращении к нашим древним эпическим песням-балладам бросается в глаза резкое отличие их от западных баллад но форме: они не имеют ни одного из внешних формальных признаков западной баллады—наличия особой строфы, рифмы, припева и проч. Однако отсутствие сходства внешних формальных признаков еще не играет определяющей роли. так как они более или менее безразличны к содержанию. Важна внутренняя форма—принципы построения образа, характер передачи содержания, сам подход к поэтическому отражению жизненного материала. Какие же особенности общеевропейского жанра баллады считаются установленными фольклористикой? Относительно сущности жанра народной баллады наукой последнего полустолетия были поставлены; и в значительной мере разрешены, следующие проблемы. О происхождении баллады были высказаны такие взгляды: представители теории “коммунального” (коллективного) творчества, полагавшие, что искусство появлялось и развивалось не как деятельность индивидов, а как групповое творчество всего первобытного коллектива (и из них крупнейший Ф. Гаммер), считали балладу произошедшей из первобытных групповых- “коммунальных” хороводных песен, а припев шотландских баллад—остатком хорового припева этих песен. В дальнейшем они насыщались эпическим содержанием, удлинялись, вследствие чего возникли “длинные” баллады без припева. С этим сходен взгляд А. Н. Веселовского, считавшего, что баллада выделилась из весенних хоровых плясовых песен в пору разложения первобытного синкретического искусства и со временем приобрела эпический или лиро-эпический характер.

Однако баллады, дошедшие до нас, имеют эпический характер, а припев, как установлено, при самом возникновении был свойственен только части баллад (шотландской балладе), да и он принципиально отличается от припевов хороводных песен, так как связан не с ритмом, а с. настроением и содержанием баллады. Вопрос не решен до конца, но большинство ученых склоняется ныне к той мысли, что баллады появлялись уже как эпические (повествовательные) песни, вне связи с обрядом. Подтверждается это и тем, что имеется много баллад исторического характера, баллад на эпические сюжеты, баллад—переделок рыцарских романов, которые уже в момент возникновения никак не могли восходить к хоровым обрядовым песням. В соответствии с этим народная баллада считается изначально эпическим, повествовательным жанром, и разговор идет лишь о степени лирико-драматической окраски баллад.

Выясняется также, что баллада—явление стадиально позднейшее по отношению к эпосу. На это указывает и характер эпических сюжетов. использованных в балладах, которые оказываются позднейшими переделками эпоса или стихотворных вставок в прозаические саги. В связи с этим достигнуто согласие относительно времени возникновения баллад, которое устанавливается даже по самим сюжетам. Так, английские баллады, наполовину состоящие из исторических, не знают завоевания Англии в 1066 году; история, известная балладам, начинается на два-три века позже. Исследователи самых разных направлений датируют появление баллады XIII—XIV веками. В. М. Жирмунский в докладе на съезде славистов осенью 1958 года, обобщая итоги исследований по сравнительному изучению эпоса, говорил: “Рядом с рыцарским романом на смену героическому эпосу на Западе приходит одновременно с XIII—XIV века народная баллада”. Наоборот, по вопросу о том, в какой социальной среде возникла баллада, разгорелись жаркие споры. Баллада объявлялась профессиональным творчеством бардов и менестрелей, аристократическим искусством, спустившимся в народную среду, осколком рыцарского романа, приспособленным к вульгарным вкусам толпы и т. д. На таких позициях стоят, например, У. Кортхоуп, заимствовавший эту теорию от Наумана, американская исследовательница Л. Паунд и др. 5

Однако эти заявления, хотя и имеют вид внешнего правдоподобия (герои баллад весьма часто—рыцари и леди), разбиваются при непосредственном изучении материала, так как баллады обнаруживают чисто народные взгляды, вкусы, привычки. Народный характер баллад доказан трудами большинства исследователей.

Народный характер баллад подтверждается отсутствием в них личного авторского начала, особой народной объективностью повествования и наличием в них народных поверий, обычаев, пережитков, языческих воззрений. Вопрос этот освещался Л. Уимберли и другими учеными. Наличие в балладах старинных народных верований современные болгарские фольклористы считают одним из коренных жанровых свойств.

То, что в балладах в качестве действующих лиц выступают многочисленные представители правящего класса, еще не говорит о классовой принадлежности данного жанра, ведь и в народных сказках, например, Иван-царевич в качестве главного героя—весьма частое явление. Такое выведение героев из среды правящих кругов является общей чертой народного искусства средневековья.

В вопросе о времени угасания балладного творчества все исследователи “классической” баллады сходятся на том, что это—XVII век.

Общие свойства жанра англо-шотландской баллады раскрыл и обобщил В. М. Жирмунский еще в 1916 году. В балладах, пишет он, —“передаются не рассуждения по поводу событий, а самые события и страсти, в непосредственной красочной и художественной форме. В событиях проявляется индивидуальность действующих лиц, первобытная, несдержанная в любви и в ненависти, творчески импульсивная и непосредственная”.

Он делит английские баллады на три группы: баллады о пограничных англо-шотландских войнах, цикл баллад о Робин-Гуде и баллады романтические, во многих из которых содержатся элементы чудесного и сказочного: эльфы, королева фей, оживающие мертвецы и проч. Сюжеты английских баллад вообще разнообразного происхождения: есть бродячие сюжеты, сюжеты из классических авторов, средневековых поэм, христианских легенд. “Но не сюжеты, — продолжает В. М. Жирмунский, —представляют характерное отличие баллады как поэтического рода, а своеобразная художественная форма”. Баллада—“произведение эпическое с сильной лирической и драматической окраской”. Повествование “развертывается в каждый отдельный момент времени как лирическое настроение, как драматический диалог”.

“Рядом с этим, для балладного повествования характерна отрывочная, фрагментарная форма, начинающаяся без вступления, с самого действия, не вводящая и часто даже не называющая действующих лиц и место действия, перескакивающая от одного момента действия к другому, от подъема к подъему, без постепенного перехода, без обозначения промежуточных ступеней развития. Эта особенность, объясняющаяся происхождением баллады из устного творчества, дает простор фантазии слушателя, лирически неопределенному вчувствованию в незаконченные факты повествованиями в этом смысле была усвоена поэтикой романтической школы”.

Баллада, указывает В. М, Жирмунский, любит постоянные эпитеты, пользуется приемом эпических повторений (например, посол повторяет слова госпожи). “Но есть в балладе повторения и другого рода: сопровождаемые каждый раз соответствующей вариацией, они как бы передвигают повествование со ступени на ступень”. Пример: девушка просит палача задержать казнь, так как она видит отца, мать, брата и каждый раз надеется, что те спасут ее, и каждый раз обманывается в надеждах, пока не приходит жених-спаситель. Просьбы девушки, ее вопросы к родным, их ответы почти дословно повторяются, но действие идет и напряжение усиливается. Жирмунский указывает, что такое же назначение (усиливать настроение, драматизм баллады) имеет и рефрен, иногда бессмысленный, а иногда “осмысленно подчеркивающий, суммирующий общее настроение баллады, полный лирического настроения, меняющийся сообразно содержанию соответствующей строфы”. Относительно классовой принадлежности англо-шотландских баллад Жирмунский замечает: “Несомненно одно—баллады не отражают настроения индивидуального автора; они передают отношение к жизни и духовные интересы всего народа”. “Баллады—произведения устного творчества”. Особенности народной баллады как общеевропейского жанра пытается наметить современный американский ученый Джерулд, опираясь на данные не только англо-шотландских, но и скандинавских, немецких баллад, испанских романсов и баллад других европейских народов, в том числе славянских. Он определяет балладу как повествовательную народную песню, выделяя три основных жанровых признака.

Первый признак—внимание творцов обращено на сюжет больше, чем на описание характеров. Действие сосредоточено в одном эпизоде, предыдущие причины события опускаются, прошлого нет, рассказ начинается сразу с действия, с факта, ведется с минимумом объяснений или дополнений, что отличает стиль балладного повествования от более обстоятельного стиля эпоса.

Второй признак—драматичность баллад. Обязателен кульминационный пункт действия, события передаются в самых напряженных самых действенных моментах, все, что не относится к действию, убрано. Диалог в балладах посвящен непосредственно действиям, передает и отражает их, увеличивая драматизм. Баллады драматичны, потому что они представляют действия, события, частью которых являются диалоги героев.

Третий признак—объективность повествования, “неперсональность”, отсутствие авторского вмешательства. Чувства выражают герои, но не авторы баллад. Когда баллада начинается рассказом от первого лица, это также не есть авторское вмешательство. Первое лицо—герой баллады, а не автор, рассказ часто переходит затем к объективному изложению, а если эта объективность и нарушается, то, видимо, как предполагает Джерулд, это происходит под влиянием лирики.

Наряду с выяснением сущности “классической” баллады, в исследованиях ученых Запада наблюдается тенденция к стиранию границ балладного жанра. Представительница реакционного крыла фольклористов Л. Паунд считает, например, балладой любое краткое стихотворение, распеваемое в виде песни, автор которого забыт или неизвестен. Такое утверждение позволяет называть балладами все современные песни с каким-либо повествовательным содержанием и приводи?

К стиранию границ жанра и потере всякой жанровой специфики баллады. Подобное определение, конечно, не может быть принято в качестве даже приблизительного обозначения балладного жанра.

Работы исследователей “классической” баллады позволяют говорить о наличии определенного общеевропейского жанра народной баллады.

    ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Итак, в эпоху романтизма в связи с усиленным интересом романтиков к народной песне английские баллады стали всемирно знаменитыми. Последнее произошло не только в результате художественного совершенства англо-шотландских баллад, но и благодаря тому, что первые собрания баллад, вызвавшие общеевропейский интерес к этому жанру были английскими. Это, во-первых, известное собрание старинных баллад и песен Томаса Перси (1765—1794 годы) и, во-вторых, собрание шотландских баллад Вальтера Скотта (1802—1803 годы), за которыми последовал ряд других изданий. Главное отличие баллады от эпоса заключается в принципе типизации и в способах изображения человека. Эпос создает образы чрезвычайно масштабные, преувеличенные; образы эти, получая самостоятельное значение, кочуют из былины в былину. Эпос “общенароден” и оптимистичен. Баллада же решительно отказывается от эпического преувеличения, обращается к индивидуальной, частной судьбе, к трагическому в жизни. Способом типизации в балладе является сюжетная коллизия, а не образ. Герой баллады не может быть “оторван” от сюжета. Баллада сделала достоянием искусства новые трагические противоречия общественной жизни, незнакомые эпосу. Баллада—повествовательная, эпическая песня, причем ее повествовательность, “сюжетность”, подчеркиваются отсутствием описания внешности и переживаний героев, предыстории конфликта, авторского отношения к происходящему—пояснений, морализации. Рассказ строго объективен. Действие баллады сосредоточено на одном эпизоде, одном конфликте.

    Список использованной литературы.

Балашов Д. М. Постановка вопроса о балладе в русской и западной фольклористике. // Труды Карельского филиала Академии наук СССР, 1962. – Выпуск 35 (Вопросы литературы и народного творчества). Ярцева В. Проблема баллады в англо-американской фольклористике. // Советский фольклор (сб. статей и материалов), 1936. - № 4-5.

Жирмунский В. М. Английская народная баллада. // Северные записки, 1916. - № 10.

Скачен 498 раз.

mcvouo.ru

Смотрите также

• 
  Обеспечение личной безопасности на дорогах реферат
• 
  Национальный язык и социальные диалекты реферат
• 
  Реферат сестринские технологии в профилактической медицине
• 
  Реферат на тему экологические проблемы россии
• 
  Реферат на тему детство опаленное войной
• 
  Реферат духовная культура личности и общества
• 
  Культура личности и культура общества реферат
• 
  Культура и религия древнего мира реферат
• 
  Реферат самоконтроль в процессе физического воспитания
• 
  Реферат на тему средства индивидуальной защиты
• 
  Реферат самоконтроль при занятиях физическими упражнениями