Духовой, деревянный, 4.аэрофон
сыбызгы, хобрах, камыль
Азат Аиткулов, Ишмулла Дильмухаметов, Гата Сулейманов, Гайфулла Сарбаев, Кахым-туря, Роберт Юлдашев, Юмабай Исанбаев и др.
Вакиль Шугаюпов, Ансар Янгужин и др.
Курай на Викискладе
Курайчы һәйкәле. Уфа. Курай (баш. ҡурай, тат. лат. quray) — татар һәм башкорт халыкларының милли тынлы музыка коралы [1].
Татарларда курай элек-электән үк киң таралган уен коралы булган. Курайларның тавыш югарылыгы, ягъни музыкаль регистрның көйләнеш югарылыгы, төрле булырга мөмкин һәм ул курайчының (гадәттә курайчылар коралларын үзләре ясаган) теләге, аның тавыш көпшәсе үлчәмнәрен (озынлыгын, юанлыгын) нинди итеп сайлаганлыгы белән бәйле. Гадәттә, курайларның озынлыгын тотам белән үлчиләр. Шуннан чыгып курайлар җиде, сигез, тугыз, яисә ун тотамлы озынлыкта булалар.
Борынгы төрки телендәге qağuray(тат. лат.) «корыган сабак» сүзеннән: «qaq» тамыры «коры», «кипкән» мәгънәсендә. Алтай телендә каурай «коры камыш», монгол телендә хуурай «коры»[2], борынгы монгол телендә кагурай «коры сабак», себер татарлары телендә курау «корып кибү», чирмеш телендә каура «корыган», «тиз сына торган», маҗар телендә koro «корыган сабак» [3].
Курай озынлыгы төренә карап төрлечә була — 120—180 мм алып 450—1000 мм хәтле була.
Идел буе Болгары дәүләтендә курай кулланыла инде, Алтын Урда һәм Казан ханлыгы дәверендә аның кулланышы киңәя[4]. Тарихи чыганаклар буенча курай Төрки каһанлыгында барлыкка килгән, шуңа күрә төрле төрки халыкларда охшаш тынлы милли корал бар: мәсәлән татарларда, башкортларда - курай, алтайлыларда - шоор, кыргызларда - чоор, казакъларда - сыбызгы, төрекмәннәрдә - гаргы төйдек, маҗарларда, болгарларда - кавал һ.б. һ.б.[5]
Борынгы заманда татарлар курайны камыштан ясаганнар, төрле металлдан ясалган курайлар да билгеле. Хәзерге вакытта агач курай киң таралган, шулай ук алюминий һәм пластиктан ясала[6].
Татар кураенда 7 уйнау тишеге бар: 6-сы - алда, берсе арткы якта урнашкан, шуңа күрә курайда теләгән 7-ноталы көйне уйнарга була[6].
Курай Татарстанның Мөслим районының байрагында һәм гербында сурәтләнгән.
Татарларда курай белән кызыксыну бүгенгә хәтле сүнмәгән. Татарстанда һәм татарлар яшәгән башка җирләрдә курай белән кызыксыну көннән көн арта. Курайда татар халык көйләрен һәм хәзерге заман җырларын да башкарып була.
tt.wikipedia.org
Гомумән, уен кораллары һәм аның барлыкка килүе кешенең хезмәте белән бәйләнгән. Иң беренче бәрмә уен кораллары (ударные дибез) булган. Мәсәлән, борынгы кеше ике таш алып, бер-берсенә суга икән, менә сиңа беренче уен коралы. Ике агач кисәге алып суга башлый, бәрмә уен корал килеп чыга. Ритм чыга, кеше шул ритмга бәлки бии башлый. Бәлки җырлый, ниндидер музыкаль тавышлар чыгара башлый.
Кешеләр элек уктан ата торган булган бит инде. Җәя кылын тартып караганда тавыш чыкканлыгын сизгәннәр. Кыллы уен коралларының нигезе шуннан тора дип уйлыйбыз. Шул ук җәягә тагын бер кылны тартса кеше, ике тавыш килеп чыга. Кыллар санын арттырырга була: өченчесен, дүртенчесен кушарга мөмкин. Шуннан гөслә килеп чыга. Җәяне башка куеп уйнап карап, бәлки думбрага нигез салынгандыр.
Җил исеп камышны сындыра һәм аның эченнән һава дулкыннары уза. Ниндидер тавыш чыга. Кызыклы бит. Тынлы уен кораллары турында сөйләгәндә, шундыйрак фараз белдерергә мөмкин.
Курайның барлыкка килүенә бәйле төрле риваятьләр бар. Җил өргәндә, камышның куыш урыныннан тавыш чыкканын ишетеп, кеше дә өреп карый һәм шундый нәрсәгә игътибар итә: көпшә озынрак булган саен, тавыш калынрак чыга. Көпшә кыска булса, нечкәрәк тавыш килеп чыга. Кеше ике көпшәне янәшә куеп уйнап карый. Кызыклы күренеш булуын аңлый. Ике көпшәне бер юлы кулланып булмаганын аңлый, шуңа күрә кеше көпшәгә тишекләр тишә башлый.
Курай татар уен коралы димәс идем мин. Курайга охшаган уен коралы һәрбер халыкта да бар. Русларда свирель, кемдәдер най дип атала.
Ни өчен без нәкъ курай дибез? Чөнки хәзер курай дип атала торган уен коралы татар көйләренә җайлаштырып эшләнгән. Шул ук пентаноникага җайлаштырылган. Беренче курайларыбыз 2-3 тишекле булганнар, хәзер алар 7 тишекле дә була ала. Музыка уен коралларының төрләрен карасак, безнең халыкта ике кыллы думбра бик популяр. Думбра да бик күп халыкларда бар: калмыкларда да, казахларда да, русларда да бар. Руслардагы уен коралы балалайка дип атала. Аның килеп чыгышы да бик бәхәсле: бик күп белгечләр балалайка ике кыллы думбрадан килеп чыккан ди. Саз да кыллы уен коралы. Аның тавыш чыгару ысуллары гына икенче төрле. Думбрада бармак белән кыллар буенча йөртеп уйныйлар. Ә сазда чиертеп уйныйлар.
Гөслә дә безнең халыкта бик популяр булган. Хәзер шул уен коралын кире кайтарырга йөрибез. Гөсләчеләребез дә, уен коралын ясаучыларыбыз да бар. Алар “Бермәнчек” ансамблендә дә, башка коллективларда да барлыкка килеп, кулланыла башладылар.
Думбраны яңадан кайтардык дисәк тә була. Шул ук мөнәҗәтләрне думбрасыз күз алдына китереп булмый.
Бәрмә уен коралларының төре йөзләгән. Кашыклар, шакылдавыклар да бәрмә уен коралына керә. Элек һәрбер авылда бәләк булган. Нәрсә ул бәләк? Бәләк – керне югач, тигезләү, яки кер тактасы рәвешендә кулланыла торган махсус җайланма. Русларда ул рубель дип атала. Менә шул бәләк матур тавыш чыгара торган булган. Хәзер иң популяр бәрмә уен коралларының берсе – дәф. Тәгәрмәч рәвешендәге, тире белән әйләндерелеп алынган корал. Аның бер төре – бубин. Дәфнең төрләре күп. Дәфсез бәет, мөнәҗәт, борынгы җырларны башкарып булмый. Элек алар барысы да бары тик дәф ярдәмендә генә башкарылар торган булганнар. Ул төрек илләрендә бигрәк тә популяр.
Кыллы уен кораллары арасыннан кыл-кубыз дигәне бар. Атның ялыннан смычок ясыйлар. Шуның ярдәмендә тавыш чыгарылган. Ул бүген камилләштерелә һәм кире үзебезгә кайтарыла. Соңрак башка уен кораллары барлыкка килә. Мәсәлән, гармун. Ул безгә – Татарстанга XIX гасырның урталарында гына килеп керә. Гармунның тарихы Кытайга барып тоташа. Осталар Европага килеп, гармун ясый башлыйлар. Шуннан безгә килеп эләгә инде. Россиядә гармун бик каты популярлаштырыла. Һәрбер халык гармунны үзенең көйләренә җайлаштырып, гармун ясый. Кавказ халкының кавказская гармоникасы бар. Аерым Саратов гармуны бар. Аның Саратов халкы такмакларын башкару өчен үз җае, хәтта кыңгыравы да бар. Татар халык көйләрен башкарырга үзебезнең тальян гармуныбыз бар.
Кызганычка каршы, төрле вакыйгалар аркасында думбра һәм саз безнең мәдәниятыбыздан китеп бара. Аңа алмашка мандолина килә. Билгеле булганча, мандолина Италия, Испания якларыннан безгә килә. Төрле гастрольләрдә йөрүче артистлар белән килеп кергәндер инде ул, күрәсең. Скрипка да шул яктан килгән. Ләкин безнең борынгы уен коралларына нигезләнеп эшләнгән. Мандолина – чиста италиян уен коралы. Ләкин сазга бик якын. Мандолинаны карасак, бер үк төрле тонга көйләнгән ике кыл (сазда кыл саны өчәү була) татар милли көйләрен уйнау өчен бик җайлы. Мәсәлән, укытучылар әзерли торган беренче уку йортларында татар укытучылары барысы да мандолинада уйный белергә тиеш булалар. Чөнки алар, шул мандолинаны күтәреп, авылга кайталар һәм җыр дәресләре алып барганнар. Ул вакытта фортепиано да, баян да, магнитофон да булмаган. Мандолинада уйнаучылар турында әйткәндә, Мансур Мозафаров, Нәкый Исәнбәт, Муса Җәлилләрне искә төшерәбез. Бөтенесе дә мандолинада бик яхшы уйнаганнар. Чөнки ул чакта мандолина бик популяр була татар дөньясында. XX гасырның 40 елларында авылларда укытучылар җыр дәресләрен мандолина белән алып баралар иде. Кызганычка каршы, мандолинаны хәзер башка уен кораллары кысып чыгара. Шул ук гармун, мәсәлән. Дөньяда бер генә уен коралы да беренчел рәвештә калмый. Елдан-ел камилләшеп тора. Шул ук гармуннан баян килеп чыккан. Баян гармунны кысырыклап чыгара башлый. Чөнки баянның көй башкару, уйнау мөмкинлекләре гармунныкына караганда киңрәк. Кайбер авылларда, мәктәпләрдә һәм мәдәният йортларында фортепиано килеп чыга. Аннан соң фортепианоны да кысырыклап чыгара торган уен коралы барлыкка килә. Анысы – синтезатор (электрон уен коралы). Әлбәттә, аның мөмкинлекләре бик зур. Ләкин аның кирәкмәгән ягы да бар: электрон музыканың тавышы кеше тавышына туры килми, аның җаны юк. Кеше тавышны үзе чыгара икән, музыканың җаны барлыкка килә. Синтезатор бик популяр, ләкин тәрбия ягыннан аның шул бер кимчелеге бар. Синтезатор белән җырлаган җырчы… Җыр башкаралар дип күзаллыйк. Җырчының бер тавышны озаграк тотасы килә ди. Җырчы билгеле бер урынны сузып тора, ә синтезатор аны эшли алмый. Ул машина кебек, бары тик ритм суга. Җырчы туктап калды ди, ә синтезатор тукталмый. Җырчы көйне әкренәйтә, тизләтә дә алмый. Синтезатор тыңлар өчен матур. Ләкин җырчының башкару осталыгын кыса, минемчә. Бөтен музыка белгечләре дә бу фикер белән килешә.
Замана үзгәрә, электрон уен кораллары барлык килә. Ләкин алар милли музыка уен кораллары түгел. Бәлки шуңа күрәдер чит илдәге һәм кайбер Россия уку йортларында шундый кафедралар барлыкка килә. Мәсәлән, безнең консерваториядә этномузыкология кафедрасы бар. Кафедараларга халык иҗатын, борынгы уен коралларын өйрәнү хас. Ә инде чит илләрдә борынгы музыка кафедралары бар. Борынгы скрипка, виолончель, гобой, флейта, контрабасларда ничек уйнаганнар – шуны тикшерәләр. Андый кафедралар бик популярлашты. Хәтта Мәскәү консерваториясендә дә шундый кафедра бар.
Үзебезнең тарихыбызга, гореф-гадәтләребезгә пистолеттан атсак, киләчәк безгә пушкадан атачак. Шуңа күрә гореф-гадәтләребезне онытырга ярамый. Ул – безнең нигезебез.
Принадлежит ли курай татарскому народу?
Музыкальные инструменты и их появление связано с физическим трудом человека. Первыми появились ударные инструменты. Например, представим, что древний человек взял в руки два камня и ударил один камень о другой. Появился звук и первый музыкальный инструмент. Если ударить кусок дерева о другой кусок дерева, то тоже можно услышать звуки. Появляется ритм и какие-то музыкальные звуки.
Раньше люди стреляли из лука. Основа струнных инструментов появилась именно так. Люди протянули стрелу и услышали, что появляется какой-то звук. Если на лук натянуть еще одну стрелу, то появляется два разных звука. Можно увеличивать количество струн: три, четыре. Чем больше струн, тем больше звуков. Так появляется гусли. Если перевернуть лук, то получится домра.
Представим, что ветер сломал камыш. Через дуло камыша проходят потоки воздуха, и появляется какой-то звук. Интересно. Можно предположить, что так появились духовые музыкальные инструменты.
Есть несколько преданий и легенд о появлении курая. Человек услышал, что из дула камыша появляются звуки и сам пробует дуть. Со временем замечает, что чем длиннее трубка из камыша, тем ниже звук. А если трубка камыша короче, то и звук получается мягче, нежнее. Человек пробует играть на обеих трубках одновременно и понимает, что это очень интересно. Но использовать две трубки одновременно неудобно и сложно. Тогда человек начинает делать отверстия в трубках. Так появляется курай.
Я бы не сказал, что курай принадлежит только татарам. Музыкальные инструменты похожие на курай есть во всех народах. У русских – свирель, у кого-то – най.
Почему именно курай? Музыкальный инструмент, называемый курай, полностью передает татарскую музыку, ту же самую пентатонику. Первый курай был с 2-3 отверстиями. Сейчас в курай может быть до 7 отверстий.
Если рассматривать виды музыкальных инструментов, то у нас была и остается популярной двухструнная домбра. Домра есть у многих народов: у кумыков, казахов, у русских. Русский музыкальный инструмент, похожий на домру, называется балалайка. Есть много споров и сомнений относительно ее появления. Многие ученые считают, что балалайка появилась от двухструнной домры. Саз (щипковый музыкальный инструмент) так же струнный инструмент. Отличается лишь способы воссоздания звуков. На домре играют, проводя пальцами по струнам. А на саз играют, щелкая по струнам.
Гусли тоже были очень популярны у татар. Сейчас гусли снова возвращается в наш народ, культуру. Есть люди, которые играют на гусли, и те, кто делает гусли. Наш ансамбль «Бермянчек» играет на них, так и в других ансамблях они стали использоваться.
Можно сказать, что мы вернули домру в нашу культуру. Нельзя представить исполнение мунаджатов без домры.
Возвращаясь к ударным музыкальным инструментам, это же первый вид. Мы уже говорили о звуках камней и дерева.
Есть сотни видов ударных музыкальных инструментов. Даже ударив друг о друга две ложки, получаешь звук. Это же тоже ударный инструмент. Как и «шакылдавык». Раньше в каждой деревне был «белек». Доска для стирки. Раньше не было утюгов, им пользовались для разглаживания белья и для стирки грязных пятен. Люди им пользовались, он и сейчас сохранился. Издавал красивый звук. У русских он называется рубель, у нас «белек». Вот, ударный инструмент. Сейчас самый популярный ударный инструмент – даф (дәф). Он такой колесообразный, сделан из кожи. У русских это бубен, у нас – даф. Есть много видов у этого инструмента. Мунаджат, беит и древние песни, все исполнялись с помощью дафа. Среди ударных инструментов именно этот инструмент был популярен в Восточных странах
Среди струнных музыкальных инструментов есть кыл-кубыз. У скрипки есть же смычок, мы знаем. Из гривы, то есть из волосяных нитей коня делают этот смычок. Именно с помощью этого смычка появляется музыка. Этот кыл-кубыз был популярным, слава Богу, сейчас возвращается понемногу. Позже появились другие виды музыкальных инструментов. Например, гармонь. В Татарстане гармонь появилась в середине 19 века. История появления гармонь связана с Китаем. Существовал инструмент «шэн». Можно много говорить об этом. Он распространился в Европе, и там начали делать гармони, и они пришли к нам из Европы. И в России гармонь сильно популяризируется. Каждый народ подстраивал гармонь под свой лад и под свою культуру. У Кавказцев есть кавказская гармоника. Подстраивают гармонь под себя. Есть Саратовская гармонь. Она была сделана для исполнения саратовских частушек, с колокольчиком. Для исполнения татарской музыки есть тальянка. Она была для исполнения татарских народных мелодий.
К сожалению, по разным причинам домра и саз были утеряны в нашей культуре. На смену им пришла мандолина. Как известно, мандолина пришла к нам из Италии и Испании. Можно предположить, что мандолину «занесли» к нам гастролирующие артисты. Скрипка так же пришла из этих краев. Она сделана основываясь на наших древних музыкальных инструментах.
Мандолина – чисто итальянский музыкальный инструмент. Но очень близок к сазу. Если сравнивать саз и мандолину, например, две или иногда три струны настроены на один тон, это саз. А у мандолины они парные. На нем легко играть татарскую музыку. Раньше, в университетах, которые готовили учителей, всех студентов учили играть на мандолине. Потому что учителя были обязаны проводить уроки пения и музыки. Мансур Музафаров, Накый Исанбет, Муса Джалиль так же играли на мандолине. Потому что мандолина была очень популярна у татарского народа в то время, в конце XIX — в начале XX века. Я сам помню, что в 40х годах учителя вели уроки музыки с мандолиной. К сожалению, мандолина была вытиснута другими музыкальными инструментами. Например, та же гармонь. Ни один музыкальный инструмент не остается в исконном виде, а постоянно совершенствуется. Например, гармонь совершенствовалась в баян. Баян — это та же самая гармонь, только усовершенствованная. Баян вытиснул гармонь, потому что на нем легче играть, в нем шире спектр возможностей воспроизведения музыки.
Позже в деревнях, школах и домах культуры появляются фортепиано. А потом появился инструмент, которые вытиснули и фортепиано. Это – синтезатор. Конечно, у него больше возможностей. Но есть и ненужные функции. Звук электронной музыки не совпадает с человеческим звуком. У него нет души. У электронной музыки нет души. Синтезатор очень популярен. Но у него есть недостаток. Синтезатор не подстраивается на исполнителя. Представим, что исполнитель, певец захотел растянуть ноту и растянул. А синтезатор так не может. Он как машина, создает только ритм. Синтезатор продолжает отбивать ритм, а певец уже остановился. Он не может ни помедлить, ни ускориться. Поэтому это плохая сторона синтезатора, он как машина. Приятно слушать, но, по-моему, он не раскрывает все мастерство певца. И не только я так думаю, а все остальные знатоки музыки.
Времена меняются. Появляются электронные музыкальные инструменты. Но они не национальные музыкальные инструменты. Возможно именно поэтому в иностранных и в некоторых Российских университетах появляются специальные кафедры. Например, в нашей консерватории есть кафедра этномузыкологии. В иностранных университетах есть кафедры древней музыки. На кафедрах изучают древнюю скрипку, виолончель, гобой, флейту, контрабас. Такие кафедры очень популярны. Есть такая кафедра даже в Московской консерватории. Изучение древних инструментов, какие они были раньше. А то стали забывать про них.
Как известно, есть такая пословица, выражение. Если выстрелить в свое прошлое и в свои традиции из пистолета, то будущее выстрелить в нас из пушки. Поэтому никогда нельзя забывать прошлое. Это наша основа, фундамент. Возьмем хоть культуру, музыкальное искусство, нельзя забывать эту основу.
elbette.ru
- Шигырьда җан өргән диелген.
Ә курайны ничек уйныйлар икән? (Өреп) Сезнең дә өреп уйнап карасыгыз киләме? (Берәмләп уйнатып карау)
Курай сүзенең мәгънәсен дә ачыклап китик әле.
Кыу сүзе эче буш дигәнне аңлата. Мәсәлән, куыш, кура җиләгенең сабагының дә эче буш.
- Узебезнең темабызга кире әйләнеп кайтыйк.
Курай син кайдан?
- Ә курайны каян алалар сон? (Балаларның җавапларын тыңлау).
- Ә иң беренче курай ничек барлыкка килгән?
Мин шуның турында сезгә әкият сөйләп ишеттерим әле.
Бик борын заманда Борҗән якларында Байгазы авылы янында шайтаннар узәгендә бик куп курай үскән, дип сөйлиләр. Бу җирне кешеләр hәp вакыт урап үтер булган, чөнки аннан төрле сәер тавыш ишетелә икән. Анда шайтаннар оялагандыр, дип куркканнар. Ә соңрак карасалар, исләре киткән! Кибеп беткән гөпшәле үләннәр сына да, җил өргән саен, hәp бересе бер тавыш чыгара икән. Шуннан аны кешеләр, көз җиткәч, үлән кипкәч кисеп алып, тишекләр тишеп, шуңа өреп, шагирь әйтмешли җан өреп уйнар булганнар. Исеме ничек булды икан? (Курай).
- Әйе. Менә ул. (Күрсәтү). Ә сезнең мондый үләнне кургәнегез бармы? Яз җиткәч урманда балтырган, гөпшә үсә. Могаен сезгә әтиләрегез алып кайтып ашатканы бардыр. Менә шул балтырган, гөпшә көз җиткәнче зур булып үсеп кибеп, менә шушындый үланга әйләнә.
- Курай!
- Әү!
- Син нигә уйнамыйсың?
- Ә мине бит курайчы уйный.
- Курайчы кем була икән ул балалар?
(Курай уйнаучы кеше)
- Буген бездә кунакта шушы мәктәптә укып чыккан, районыбызның беренче курайчысы Борханов Алик абыегыз. Хәзер ул шушы үләннән ничек итеп курай ясап булыуы турында сөйләп китер.
(Курай турында сөйлап, уйнап күрсәтә).
- Ә хәзер, әйдәгез, балалар курай янында уйнап алыйк.
1. Курай тавышын ишетеп, 2. Түгәрәк буйлап тавышсыз
Без киләбез чирәмгә. Без йөгереп йөрибез.
Курайчы белән бергәләп Шауламагыз, шауламагыз,
«Кем суктылы» уйнарга. Сугып алыйк беребез.
hайЗ матур яшел болында, hай4
hайЗ уйнап алаек шунда. Мин тугел да, мин тугел
Кураеңны безгә бирдә, hай4
Узең карама безгә. Кем сукканын узең бел.
- Алсуга нинди жаза бирәбез?
(Шигырь сөйләсен)
Син сыздырып уйнаганда
Мин кушылып, җырлыймын,
Милли монга җан өрүче
Әлдә син бар, кураем!
- Курай тавышы менә ничек ямьләп җибәрде безнен дәресебезне. Дәрескә бәйрәм төсе керде. Мин аны сезнең күзләрегездән үк тә күреп торам.
Бәйрәмнәрдә курай куңел ачкан, Бәйрәмнәрдә курай биеткән.
Ә алда курайны тагын бер зур бәйрәм көтә. Нинди бәйрәм ул? (Җаваплар тыңланыла).
- Сезгә җавап бирергә менә символиканы да курсәтәм. (Символика күрсәтү).
- Башкортстан Республикасы конен бәйрәм итергә әзерләнәбез. Бу зур бәйрәмдә дә курайның урыны түрдә булыр әле. Шулай ук курай янында республикабызның флагы җилфердәр, гербы торыр. Ихтибар белән карасак флагта да, гербта да нәрсә чәчкәсен күрәсез?
- Аның таҗлары бик куп бит, ә символларда бары тик җиде таҗы гына. Ни өчен шулай икән ул?
(Башкорт халкы ыруның берләшмәсе).
Бу турыда зуррак классларда сөйләшеп китәрбез. Йомгаклау.
- Дәрес башында «Курай син кайдан?» диган сорауга җавап уйлап утырыгыз дигән идем. Хәзер әйдәгез hәp кем уз фикерегезне әйтеп карагыз.
- Мәшhур курайчылар турында видеоязма карау. Кроссворд чиштерү.
botana.cc
Материал из Википедии — свободной энциклопедии
| Курай | |
| Духовой, деревянный, 4.аэрофон | |
|
| |
| сыбызгы, хобрах, камыль | |
| Азат Аиткулов, Ишмулла Дильмухаметов, Гата Сулейманов, Гайфулла Сарбаев, Кахым-туря, Роберт Юлдашев, Юмабай Исанбаев и др. | |
| Вакиль Шугаюпов, Ансар Янгужин и др. | |
| Курай на Викискладе | |
Кура́й (башк. ҡурай, тат. курай) — башкирский и татарский духовой музыкальный инструмент[1]. Имеет несколько разновидностей, отличающихся конструкцией и материалом изготовления. По классификации музыкальных инструментов Хорнбостеля-Закса, курай относятся к аэрофонам, входящим в подгруппу флейтовых (вид продольные флейты, подвиды открытые и свистковые флейты). Также имеются кураи, относящиеся к подгруппе язычковых (вид с бьющимся язычком). Длина варьируется в зависимости от разновидности — от 120—180 мм до 450—1000 мм. Звук, тембр и динамические возможности зависят от конструкции. Традиционным материалом для изготовления являлись срезанные и высушенные стебли уральского реброплодника, однако в настоящее время широко используются современные материалы (строганый шпон, металл). Является сольным, ансамблевым и оркестровым инструментом.
У башкир курай является наиболее широко распространённым музыкальным инструментом. У татар наряду с кураем (сыбызга) используются и другие духовые инструменты[2]
Этимология названия не выяснена. Возможно, это слово иранского происхождения, изменившееся в процессе тюркизации и кыпчакизации, либо оно имеет древнетюркское происхождение. Высказываются предположения, что слово курай образовано слиянием слова кура (стебель крупных зонтичных растений) и най (флейта). По одной из версий курай происходит от древнетюркского qağuray, корень «qaq» соответствует значению «сухой», «высушенный». В алтайском языке каурай означает «сухой камыш», в монгольском языке хуурай — «сухой»[3], в древнем монгольском языке кагурай — «сухой стебель», в сибирскотатарском языке курау — «высушивать», в марийском языке каура — «сухой», «ломкий», в венгерском языке koro — «сухой стебель»[4].
В мировой музыкальной культуре первоначальным названием флейт, как и вообще духовых инструментов, служило название материала, из которого они изготовлялись. Шумерская флейта ги-гид содержит название тростника, камыша ги, иранский най значит «тростник». Названия башкирской и абхазской продольных флейт — курай и ачарпан — обозначают растения, из которых эти инструменты сделаны[5].
Инструменты типа открытой продольной флейты присущи многим культурам мира. Материалы археологических раскопок и письменные источники подтверждают древность музыкальных инструментов как этого типа, так и других — свистковых флейт, многоствольных флейт и пр. Относится это в полной мере и к Волго-Уральскому региону, где фиксируются находки музыкальных инструментов, относящихся кo II веку до н. э. Так, например, открытая продольная флейта без отверстий была обнаружена при раскопках Такталачукского археологического комплекса (Татарстан). В кургане 3 Бишунгаровского могильника (Бишунгаровские курганы, Башкортостан) обнаружена костяная флейта с прямоугольным стволом и прямоугольным каналом для потока воздуха и извлечения звука с одиннадцатью отверстиями, датируемая IV—II вв. до н. э.[5] Археологические находки деревянных духовых инструментов в силу природы материала единичны. Имеющиеся в настоящее время сведения не позволяют установить место возникновения курая. Нельзя полностью исключать версию о параллельном развитии аэрофонов в различных регионах. Однако есть основания рассматривать и некоторые теории о его происхождении — южносибирско-алтайскую (тюркскую) и среднеазиатскую (иранскую). Южносибирско-алтайская теория связывает происхождение курая с культурой древних кочевников-скотоводов Южной Сибири и Алтая, которые в ходе Великого переселения народов переместились на запад. Среднеазиатская теория апеллирует к культурному влиянию тюркских народов Средней Азии, у которых имеются аналогичные кураю аэрофоны — каргы-тюйдюк, сыбызгы, чоор[6].
В целом уже к X веку на территории Волго-Уральского региона были представлены самые разные типы аэрофонов. Увеличивается их разнообразие, конструкция совершенствуется. Продолжается использование подобных музыкальных инструментов и в Волжской Булгарии [7]
Первые письменные упоминания о курае появились в XIII—XIV вв.
Тема происхождения и использования курая нашла своё отражение и в фольклоре, записанном в XIX — начале XX веков. Это, например, башкирский эпос «Акбузат», «Кара-юрга», «Заятуляк и Хыухылу» и множество башкирских народных легенд и сказок. Так, в легенде «Курай» юноша пошёл навстречу услышанной мелодии и увидел, как тростниковое растение издаёт на ветру нежный мелодичный звук. Юноша срезал тростник, приложил его к губам и заиграл.
Первые историко-этнографические работы, в которых дается описание курая, появились в ХVIII веке. Об этом инструменте у башкир и татар упоминает в своей книге «Путешествие по разным провинциям Российской империи», написанной по результатам Академических экспедиций, П. С. Паллас[8][9][7][10].
О курае у башкир пишут также другие участники Академических экспедиций — И. И. Лепёхин и И. И. Георги.
В 1859 году краевед В. М. Черемшанский в своей работе «Описание Оренбургской губернии в хозяйственно-статистическом, этнографическом и промышленном отношении», упоминал у башкир такие музыкальные инструменты, как «чибизга» (курай) и «кубыз».
В конце XIX века возрастает интерес к музыкальному искусству различных народов, населяющих Российскую империю, в том числе и народов Поволжья и Урала.
Важной вехой в изучении курая стали работы С. Г. Рыбакова, который проводил исследования по маршруту Белебей-Уфа-Златоуст и Верхнеуральском уезде Оренбургской губернии — очерк «Курай, башкирский музыкальный инструмент», опубликованный в 1896 году в «Русской музыкальной газете», и более объёмистый труд «Музыка и песни уральских мусульман с очерком их быта», вышедший из печати в 1897 году. В них было представлено первое подробное описание этого музыкального инструмента.
В то же время, необходимо отметить, что в этот период исследователи в своих наблюдениях практически не уделяют внимания татарской инструментальной музыке. Это, очевидно, связано с тем, что татарское старотрадиционное искусство в конце XIX века переживало упадок, вызванный разрушением традиций сельской общины и переходом к европейской культуре. В этих условиях инструментальные традиции сохранились в периферийных районах проживания татар и для их изучения требовались определенные усилия исследователей[11].
С начала 30-х годов ХХ века интенсифицируются работы по сбору и изучению народного музыкального фольклора, активизируется работа фольклорных экспедиций.
В 1931 году в ходе фольклорной экспедиции С. Х. Габяши были собраны сведения о татарских кураях. В отчёте об экспедиции даны описания трёх типов кураев, собраны сведения о традициях игры на курае и приведены нотные записи репертуара кураистов юго-восточных районов Татарии[12].
Значительный вклад в изучение башкирской народной музыки, в том числе и исполняемой на курае, внесли фольклорные экспедиции по Башкирской АССР и соседним областям образованного в 1932 году Башкирского научно-исследовательского института национальной культуры. Среди сотрудников института — Г. С. Альмухаметов, И. В. Салтыков, А. С. Ключарёв, С. Х. Габяши.
Весомый вклад в изучение исполнительского искусства на курае внес научный сотрудник Института этнографии АН СССР Л. Н. Лебединский. В 1937 году в Башкирской АССР им были осуществлены фонозаписи кураистов. В 1939 году он становится консультантом по делам искусств при СНК БАССР и возглавляет комплексную экспедицию по изучению быта, этнографии и фольклора башкир юго-восточных районов Башкирской АССР. Позднее результаты исследований будут обобщены им в фундаментальной работе «Башкирские народные песни и наигрыши» (1962). В этой работе он дает описание курая и инструментальных наигрышей на нём.
С начала 1930-х годов проблемой происхождения и реконструкции курая начинает заниматься музыковед В. М. Беляев. Для выяснения происхождения он предполагает использовать теорию линейных обмеров. Обмеры кураев по системе Беляева были продолжены в 1942 году находящимся в эвакуации в Уфе М. Я. Береговским, который подверг исследованию 8 кураев из различных коллекций, установив, что они имеют естественные размеры, указывающие на древность происхождения инструмента.
Во второй половине 40-х годов XX века обнародует свои материалы любитель-фольклорист И. Мусин, собравший за несколько десятилетий уникальную коллекцию кураев. Однако его попытки привлечь внимание органов власти к необходимости возрождения курайного искусства татар не принесли результатов.
Заметим, что фольклорные экспедиции уже с конца 30-х годов показывали, что народное инструментальное искусство приходит в упадок.
В 70-80-е годы ХХ века искусствовед Р. Ф. Зелинский продолжает исследования курая в Башкирии, а искусствовед Р. Ф. Халитов в Татарии. Искусствовед М. Н. Нигметзянов публикует описание кураев из коллекции И. Мусина.
В постсоветский период исследования игры на курае были продолжены в работах искусствоведов Башкортостана. Рассматривались особенности двухголосного гортанного пения, сопровождаемого игру на курае (искусствовед Х. С. Ихтисамов), проблемы выделения и изучения стилей, исполнительских школ кураистов (искусстовед Ф. Х. Камаев), процессы влияния народной музыки, включая курай, на композиторское творчество и формирование академической музыки в Башкортостане (искусствовед Е. Р. Скурко). Проводилсь исследования, посвященные исполнительскому репертуару, стилям игры кураистов, музыкальным жанрам инструментальных мелодий и их музыковедческому анализу (Р. Ф. Зелинский).
Классический курай — открытая продольная флейта. Длина обычно составляет около 570—810 мм — в основе лежат естественные меры длины, 8-10 ладоней или больше, ширина каждой ладони при обхвате равна 4 пальцам. Диаметр инструмента составляет обычно около 20 мм. В курае 5 отверстий диаметром 5-15 мм. 4 отверстия находятся на лицевой, 1 — на тыльной стороне. Первое отверстие на лицевой стороне находится на расстоянии 4-5 пальцев от нижнего края. Остальные три отверстия располагаются последовательно выше первого через 2-2,5 пальца. Пятое отверстие находится выше четвёртого с другой стороны.
На несколько иное расположение отверстий классического курая указывает С. Г. Рыбаков. Согласно его описанию, первое отверстие находится на расстоянии 3 пальцев от нижнего края, второе отстоит от первого на 2,5 пальца, третье от второго на 2 пальца, четвёртое от третьего на 1,5 пальца. Пятое отверстие вырезается с другой стороны выше четвёртого.
Иногда в педагогических целях на инструменте отверстия сразу не прорезываются и на первом этапе ученик овладевает только звукоизвлечением. По мере овладения инструмента вырезают сначала первое и третье отверстие, затем второе и четвёртое, а затем уже последнее, пятое.
Копшэ курай — открытая продольная флейта. В отличие от классического курая, имеет два отверстия. Первое отверстие на лицевой стороне находится на расстоянии 6 пальцев от нижнего края. Второе — на 5 пальцев выше.
Агач курай (деревянный курай) — свистковая продольная флейта. Изготавливается из ветвей орешника, клёна, калины. Длина инструмента 250—300 мм. Число игровых отверстий — от четырёх до шести.
Медный курай — щелевая свистковая флейта. Изготавливается из латунной трубочки диаметром 20-23 мм. Длина инструмента 260—265 мм. Имеет семь игровых отверстий. Иногда вместо латуни используют другие металлы — серебро, алюминий.
Казан курай (казанский курай) — свистковая продольная флейта. Изготавливается из конусообразных металлических трубок. Длина инструмента — 580—800 мм. Диаметр у верха инструмента — 20-30 мм, у основания — 10-15 мм. Число игровых отверстий — два, пять, шесть, семь.
Ногайский курай — свистковая продольная флейта. Длина инструмента 690—775 мм. Число игровых отверстий — два. Первое отверстие на лицевой стороне находится на расстоянии 5 пальцев от нижнего края. Второе — на 4 пальца выше кромки первого отверстия. Считается женским музыкальным инструментом.
Курай из соломки — аэрофон подгруппы язычковых. Для изготовления использовались стебли соломы злаков. Материал предопределял размеры инструмента. Длина инструмента составляла 120—180 мм. Диаметр — 3-3,5 мм. Язычок-пищик имел длину 20-25 мм, ширину 2,5-3 мм. Его вырезали на расстоянии 8-10 мм от закрытой части стебля. Также делалось несколько игровых отверстий.
Классический курай изготавливается из прямого, высушенного полого стебля Реброплодника уральского (род растений из семейства зонтичных). Существуют и другие зонтичные, пригодные для изготовления курая — Дудник лесной и Дягиль лекарственный. Однако именно реброплодник считается лучшим материалом.
Процесс изготовления включает четыре этапа.
I этап. На этом этапе подбирается подходящее растение, имеющее гладкий, чистый внутри стебель, без внешних дефектов. Предпочтение отдается тонкостенным стеблям, имеющим коническую форму.
II этап. На этом этапе растение срезают и сушат. Обычно это происходит в июле-августе, когда растение уже отцвело и начинает высыхать. Растение срезается под корень и сушится в сухом, темном месте. Иногда процесс сушки осуществляется и на природе. Для этого либо срезают верхушку растения, не трогая сам стебель, либо забирают растение, когда оно уже высохло целиком.
III этап. На этом этапе осуществляется выбор длины заготовки для изготовления курая.
IV этап. На этом этапе производится вырезание игровых отверстий и осуществляется доработка курая.
Необходимость массового производства инструментов побудила мастера В. Ш. Шугаюпова к созданию в 1976 году курая из строганого шпона, а через три года на способ было получено авторское свидетельство. Для изготовления курая используется тонкий, узкий лист шпона бука, граба или березы, не имеющий дефектов, толщиной 0,5-0,7 мм. На лист шпона по специально разработанным лекалам наносится разметка и вырезается заготовка. Получившуюся заготовку опускают в горячую воду, где она начинает размякать и скручиваться в спираль. Затем получившуюся заготовку недолго просушивают и, используя для придания нужной формы конусообразный металлический прут, склеивают. Далее заготовку просушивают несколько дней. После того как клей просохнет, приступают к нанесению игровых отверстий, которые проделывают с помощью электрического выжигательного прибора, дорабатывают верхнее входное и нижнее отверстие и обрабатывают заготовку абразивной шкуркой. Получившееся изделие покрывают лаком и сушат. После этого инструмент готов к использованию.
|
Неполный диатонический (олиготонный) звукоряд курая соответствует натуральному гексахорду:
В трудах музыковедов-этнографов натуральный гексахорд (курая) интерпретируется как сцепление двух (от разных тонов) пентатоник[13].
Диапазон курая — около трёх октав. Звучание поэтичное и возвышенное, тембр мягкий, при игре часто сопровождается горловым бурдонным звуком. Русский этнограф С. Г. Рыбаков писал: «Звуки этого инструмента — тихие, меланхолические и задушевные — достаточно хорошо воспроизводят мечтательность башкирских мелодий»[14].
На одном курае можно играть в нескольких тональностях. Например, для курая строя А доступны тональности А-dur, D-dur, Cis, h-moll, e-moll, fis-moll. Изготавливаются инструменты шести строев, конструкционно различающиеся размером изделия; преимущественно используются три из них:
Благодаря шести размерам курая, исполнители могут использовать все тональности квинтового круга, кроме тональностей от fis.
Виртуозы-кураисты помимо традиционных приемов игры на инструменте прибегают к технике исполнения, получившей название узляу или тамак-курай (горловое пение). Эта техника распространена не только у башкир, но и у тувинцев, алтайцев. Узляу — это разновидность двухголосного пения — игры, при котором на курае звучит наигрыш и одновременно поется бурдонный квинтовый бас, с использованием грудного, носового, небного, лобного резонаторов. Узляу был распространен в шаманской практике.
Курай применяется в качестве сольного и ансамблевого инструмента, сопровождающего пение вокалистов. На курае играют как протяжные лирические песни узун-кюй, так и плясовые, короткие кыска-кюй.
В 1998 в Уфе был создан Союз кураистов Республики Башкортостан. В 2003 году его деятельность была прекращена и вновь возобновилась в 2007 году. Деятельность Союза кураистов Республики Башкортостан направлена на возрождение и развитие культурного и духовного наследия башкирского народа, исполнительского мастерства игры на курае и других традиционных башкирских музыкальных инструментах, поддержку различных направлений и школ исполнительских традиций. Также с 1991 года в Республике Башкортостан существует Республиканское детское общество «Курай». Его деятельность направлена на обучение школьников игре на курае, воспитание детей на традициях искусства курая, ведение пропаганды и работы по восстановлению и развитию традиционного искусства курая.
Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть. – Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога! Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом. – Прикажите посадить, ради Бога. – Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый? – Сложили, кончился, – ответил кто то. – Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов. Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова. – Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов. – Нет, контужен. – Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин. – Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие. Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты. – Цел, Петров? – спрашивал один. – Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой. – Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться? Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед. В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги. Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему. Со всех сторон слышны были шаги и говор проходивших, проезжавших и кругом размещавшейся пехоты. Звуки голосов, шагов и переставляемых в грязи лошадиных копыт, ближний и дальний треск дров сливались в один колеблющийся гул. Теперь уже не текла, как прежде, во мраке невидимая река, а будто после бури укладывалось и трепетало мрачное море. Ростов бессмысленно смотрел и слушал, что происходило перед ним и вокруг него. Пехотный солдат подошел к костру, присел на корточки, всунул руки в огонь и отвернул лицо. – Ничего, ваше благородие? – сказал он, вопросительно обращаясь к Тушину. – Вот отбился от роты, ваше благородие; сам не знаю, где. Беда! Вместе с солдатом подошел к костру пехотный офицер с подвязанной щекой и, обращаясь к Тушину, просил приказать подвинуть крошечку орудия, чтобы провезти повозку. За ротным командиром набежали на костер два солдата. Они отчаянно ругались и дрались, выдергивая друг у друга какой то сапог. – Как же, ты поднял! Ишь, ловок, – кричал один хриплым голосом. Потом подошел худой, бледный солдат с шеей, обвязанной окровавленною подверткой, и сердитым голосом требовал воды у артиллеристов. – Что ж, умирать, что ли, как собаке? – говорил он. Тушин велел дать ему воды. Потом подбежал веселый солдат, прося огоньку в пехоту. – Огоньку горяченького в пехоту! Счастливо оставаться, землячки, благодарим за огонек, мы назад с процентой отдадим, – говорил он, унося куда то в темноту краснеющуюся головешку. За этим солдатом четыре солдата, неся что то тяжелое на шинели, прошли мимо костра. Один из них споткнулся. – Ишь, черти, на дороге дрова положили, – проворчал он. – Кончился, что ж его носить? – сказал один из них. – Ну, вас! И они скрылись во мраке с своею ношей. – Что? болит? – спросил Тушин шопотом у Ростова. – Болит. – Ваше благородие, к генералу. Здесь в избе стоят, – сказал фейерверкер, подходя к Тушину. – Сейчас, голубчик. Тушин встал и, застегивая шинель и оправляясь, отошел от костра… Недалеко от костра артиллеристов, в приготовленной для него избе, сидел князь Багратион за обедом, разговаривая с некоторыми начальниками частей, собравшимися у него. Тут был старичок с полузакрытыми глазами, жадно обгладывавший баранью кость, и двадцатидвухлетний безупречный генерал, раскрасневшийся от рюмки водки и обеда, и штаб офицер с именным перстнем, и Жерков, беспокойно оглядывавший всех, и князь Андрей, бледный, с поджатыми губами и лихорадочно блестящими глазами. В избе стояло прислоненное в углу взятое французское знамя, и аудитор с наивным лицом щупал ткань знамени и, недоумевая, покачивал головой, может быть оттого, что его и в самом деле интересовал вид знамени, а может быть, и оттого, что ему тяжело было голодному смотреть на обед, за которым ему не достало прибора. В соседней избе находился взятый в плен драгунами французский полковник. Около него толпились, рассматривая его, наши офицеры. Князь Багратион благодарил отдельных начальников и расспрашивал о подробностях дела и о потерях. Полковой командир, представлявшийся под Браунау, докладывал князю, что, как только началось дело, он отступил из леса, собрал дроворубов и, пропустив их мимо себя, с двумя баталионами ударил в штыки и опрокинул французов. – Как я увидал, ваше сиятельство, что первый батальон расстроен, я стал на дороге и думаю: «пропущу этих и встречу батальным огнем»; так и сделал. Полковому командиру так хотелось сделать это, так он жалел, что не успел этого сделать, что ему казалось, что всё это точно было. Даже, может быть, и в самом деле было? Разве можно было разобрать в этой путанице, что было и чего не было? – Причем должен заметить, ваше сиятельство, – продолжал он, вспоминая о разговоре Долохова с Кутузовым и о последнем свидании своем с разжалованным, – что рядовой, разжалованный Долохов, на моих глазах взял в плен французского офицера и особенно отличился. – Здесь то я видел, ваше сиятельство, атаку павлоградцев, – беспокойно оглядываясь, вмешался Жерков, который вовсе не видал в этот день гусар, а только слышал о них от пехотного офицера. – Смяли два каре, ваше сиятельство. На слова Жеркова некоторые улыбнулись, как и всегда ожидая от него шутки; но, заметив, что то, что он говорил, клонилось тоже к славе нашего оружия и нынешнего дня, приняли серьезное выражение, хотя многие очень хорошо знали, что то, что говорил Жерков, была ложь, ни на чем не основанная. Князь Багратион обратился к старичку полковнику. – Благодарю всех, господа, все части действовали геройски: пехота, кавалерия и артиллерия. Каким образом в центре оставлены два орудия? – спросил он, ища кого то глазами. (Князь Багратион не спрашивал про орудия левого фланга; он знал уже, что там в самом начале дела были брошены все пушки.) – Я вас, кажется, просил, – обратился он к дежурному штаб офицеру. – Одно было подбито, – отвечал дежурный штаб офицер, – а другое, я не могу понять; я сам там всё время был и распоряжался и только что отъехал… Жарко было, правда, – прибавил он скромно. Кто то сказал, что капитан Тушин стоит здесь у самой деревни, и что за ним уже послано. – Да вот вы были, – сказал князь Багратион, обращаясь к князю Андрею. – Как же, мы вместе немного не съехались, – сказал дежурный штаб офицер, приятно улыбаясь Болконскому. – Я не имел удовольствия вас видеть, – холодно и отрывисто сказал князь Андрей. Все молчали. На пороге показался Тушин, робко пробиравшийся из за спин генералов. Обходя генералов в тесной избе, сконфуженный, как и всегда, при виде начальства, Тушин не рассмотрел древка знамени и спотыкнулся на него. Несколько голосов засмеялось. – Каким образом орудие оставлено? – спросил Багратион, нахмурившись не столько на капитана, сколько на смеявшихся, в числе которых громче всех слышался голос Жеркова. Тушину теперь только, при виде грозного начальства, во всем ужасе представилась его вина и позор в том, что он, оставшись жив, потерял два орудия. Он так был взволнован, что до сей минуты не успел подумать об этом. Смех офицеров еще больше сбил его с толку. Он стоял перед Багратионом с дрожащею нижнею челюстью и едва проговорил: – Не знаю… ваше сиятельство… людей не было, ваше сиятельство. – Вы бы могли из прикрытия взять! Что прикрытия не было, этого не сказал Тушин, хотя это была сущая правда. Он боялся подвести этим другого начальника и молча, остановившимися глазами, смотрел прямо в лицо Багратиону, как смотрит сбившийся ученик в глаза экзаменатору. Молчание было довольно продолжительно. Князь Багратион, видимо, не желая быть строгим, не находился, что сказать; остальные не смели вмешаться в разговор. Князь Андрей исподлобья смотрел на Тушина, и пальцы его рук нервически двигались. – Ваше сиятельство, – прервал князь Андрей молчание своим резким голосом, – вы меня изволили послать к батарее капитана Тушина. Я был там и нашел две трети людей и лошадей перебитыми, два орудия исковерканными, и прикрытия никакого. Князь Багратион и Тушин одинаково упорно смотрели теперь на сдержанно и взволнованно говорившего Болконского. – И ежели, ваше сиятельство, позволите мне высказать свое мнение, – продолжал он, – то успехом дня мы обязаны более всего действию этой батареи и геройской стойкости капитана Тушина с его ротой, – сказал князь Андрей и, не ожидая ответа, тотчас же встал и отошел от стола. Князь Багратион посмотрел на Тушина и, видимо не желая выказать недоверия к резкому суждению Болконского и, вместе с тем, чувствуя себя не в состоянии вполне верить ему, наклонил голову и сказал Тушину, что он может итти. Князь Андрей вышел за ним. – Вот спасибо: выручил, голубчик, – сказал ему Тушин. Князь Андрей оглянул Тушина и, ничего не сказав, отошел от него. Князю Андрею было грустно и тяжело. Всё это было так странно, так непохоже на то, чего он надеялся.
«Кто они? Зачем они? Что им нужно? И когда всё это кончится?» думал Ростов, глядя на переменявшиеся перед ним тени. Боль в руке становилась всё мучительнее. Сон клонил непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и чувство одиночества сливались с чувством боли. Это они, эти солдаты, раненые и нераненые, – это они то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы, и жгли мясо в его разломанной руке и плече. Чтобы избавиться от них, он закрыл глаза. Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне бесчисленное количество предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина, и всю свою историю с Теляниным и Богданычем. Вся эта история была одно и то же, что этот солдат с резким голосом, и эта то вся история и этот то солдат так мучительно, неотступно держали, давили и все в одну сторону тянули его руку. Он пытался устраняться от них, но они не отпускали ни на волос, ни на секунду его плечо. Оно бы не болело, оно было бы здорово, ежели б они не тянули его; но нельзя было избавиться от них. Он открыл глаза и поглядел вверх. Черный полог ночи на аршин висел над светом углей. В этом свете летали порошинки падавшего снега. Тушин не возвращался, лекарь не приходил. Он был один, только какой то солдатик сидел теперь голый по другую сторону огня и грел свое худое желтое тело. «Никому не нужен я! – думал Ростов. – Некому ни помочь, ни пожалеть. А был же и я когда то дома, сильный, веселый, любимый». – Он вздохнул и со вздохом невольно застонал. – Ай болит что? – спросил солдатик, встряхивая свою рубаху над огнем, и, не дожидаясь ответа, крякнув, прибавил: – Мало ли за день народу попортили – страсть! Ростов не слушал солдата. Он смотрел на порхавшие над огнем снежинки и вспоминал русскую зиму с теплым, светлым домом, пушистою шубой, быстрыми санями, здоровым телом и со всею любовью и заботою семьи. «И зачем я пошел сюда!» думал он. На другой день французы не возобновляли нападения, и остаток Багратионова отряда присоединился к армии Кутузова.
Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было. Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми. Пьер, сделавшись неожиданно богачом и графом Безухим, после недавнего одиночества и беззаботности, почувствовал себя до такой степени окруженным, занятым, что ему только в постели удавалось остаться одному с самим собою. Ему нужно было подписывать бумаги, ведаться с присутственными местами, о значении которых он не имел ясного понятия, спрашивать о чем то главного управляющего, ехать в подмосковное имение и принимать множество лиц, которые прежде не хотели и знать о его существовании, а теперь были бы обижены и огорчены, ежели бы он не захотел их видеть. Все эти разнообразные лица – деловые, родственники, знакомые – все были одинаково хорошо, ласково расположены к молодому наследнику; все они, очевидно и несомненно, были убеждены в высоких достоинствах Пьера. Беспрестанно он слышал слова: «С вашей необыкновенной добротой» или «при вашем прекрасном сердце», или «вы сами так чисты, граф…» или «ежели бы он был так умен, как вы» и т. п., так что он искренно начинал верить своей необыкновенной доброте и своему необыкновенному уму, тем более, что и всегда, в глубине души, ему казалось, что он действительно очень добр и очень умен. Даже люди, прежде бывшие злыми и очевидно враждебными, делались с ним нежными и любящими. Столь сердитая старшая из княжен, с длинной талией, с приглаженными, как у куклы, волосами, после похорон пришла в комнату Пьера. Опуская глаза и беспрестанно вспыхивая, она сказала ему, что очень жалеет о бывших между ними недоразумениях и что теперь не чувствует себя вправе ничего просить, разве только позволения, после постигшего ее удара, остаться на несколько недель в доме, который она так любила и где столько принесла жертв. Она не могла удержаться и заплакала при этих словах. Растроганный тем, что эта статуеобразная княжна могла так измениться, Пьер взял ее за руку и просил извинения, сам не зная, за что. С этого дня княжна начала вязать полосатый шарф для Пьера и совершенно изменилась к нему. – Сделай это для нее, mon cher; всё таки она много пострадала от покойника, – сказал ему князь Василий, давая подписать какую то бумагу в пользу княжны. Князь Василий решил, что эту кость, вексель в 30 т., надо было всё таки бросить бедной княжне с тем, чтобы ей не могло притти в голову толковать об участии князя Василия в деле мозаикового портфеля. Пьер подписал вексель, и с тех пор княжна стала еще добрее. Младшие сестры стали также ласковы к нему, в особенности самая младшая, хорошенькая, с родинкой, часто смущала Пьера своими улыбками и смущением при виде его. Пьеру так естественно казалось, что все его любят, так казалось бы неестественно, ежели бы кто нибудь не полюбил его, что он не мог не верить в искренность людей, окружавших его. Притом ему не было времени спрашивать себя об искренности или неискренности этих людей. Ему постоянно было некогда, он постоянно чувствовал себя в состоянии кроткого и веселого опьянения. Он чувствовал себя центром какого то важного общего движения; чувствовал, что от него что то постоянно ожидается; что, не сделай он того, он огорчит многих и лишит их ожидаемого, а сделай то то и то то, всё будет хорошо, – и он делал то, что требовали от него, но это что то хорошее всё оставалось впереди. Более всех других в это первое время как делами Пьера, так и им самим овладел князь Василий. Со смерти графа Безухого он не выпускал из рук Пьера. Князь Василий имел вид человека, отягченного делами, усталого, измученного, но из сострадания не могущего, наконец, бросить на произвол судьбы и плутов этого беспомощного юношу, сына его друга, apres tout, [в конце концов,] и с таким огромным состоянием. В те несколько дней, которые он пробыл в Москве после смерти графа Безухого, он призывал к себе Пьера или сам приходил к нему и предписывал ему то, что нужно было делать, таким тоном усталости и уверенности, как будто он всякий раз приговаривал: «Vous savez, que je suis accable d'affaires et que ce n'est que par pure charite, que je m'occupe de vous, et puis vous savez bien, que ce que je vous propose est la seule chose faisable». [Ты знаешь, я завален делами; но было бы безжалостно покинуть тебя так; разумеется, что я тебе говорю, есть единственно возможное.] – Ну, мой друг, завтра мы едем, наконец, – сказал он ему однажды, закрывая глаза, перебирая пальцами его локоть и таким тоном, как будто то, что он говорил, было давным давно решено между ними и не могло быть решено иначе. – Завтра мы едем, я тебе даю место в своей коляске. Я очень рад. Здесь у нас всё важное покончено. А мне уж давно бы надо. Вот я получил от канцлера. Я его просил о тебе, и ты зачислен в дипломатический корпус и сделан камер юнкером. Теперь дипломатическая дорога тебе открыта. Несмотря на всю силу тона усталости и уверенности, с которой произнесены были эти слова, Пьер, так долго думавший о своей карьере, хотел было возражать. Но князь Василий перебил его тем воркующим, басистым тоном, который исключал возможность перебить его речь и который употреблялся им в случае необходимости крайнего убеждения. – Mais, mon cher, [Но, мой милый,] я это сделал для себя, для своей совести, и меня благодарить нечего. Никогда никто не жаловался, что его слишком любили; а потом, ты свободен, хоть завтра брось. Вот ты всё сам в Петербурге увидишь. И тебе давно пора удалиться от этих ужасных воспоминаний. – Князь Василий вздохнул. – Так так, моя душа. А мой камердинер пускай в твоей коляске едет. Ах да, я было и забыл, – прибавил еще князь Василий, – ты знаешь, mon cher, что у нас были счеты с покойным, так с рязанского я получил и оставлю: тебе не нужно. Мы с тобою сочтемся. То, что князь Василий называл с «рязанского», было несколько тысяч оброка, которые князь Василий оставил у себя. В Петербурге, так же как и в Москве, атмосфера нежных, любящих людей окружила Пьера. Он не мог отказаться от места или, скорее, звания (потому что он ничего не делал), которое доставил ему князь Василий, а знакомств, зовов и общественных занятий было столько, что Пьер еще больше, чем в Москве, испытывал чувство отуманенности, торопливости и всё наступающего, но не совершающегося какого то блага. Из прежнего его холостого общества многих не было в Петербурге. Гвардия ушла в поход. Долохов был разжалован, Анатоль находился в армии, в провинции, князь Андрей был за границей, и потому Пьеру не удавалось ни проводить ночей, как он прежде любил проводить их, ни отводить изредка душу в дружеской беседе с старшим уважаемым другом. Всё время его проходило на обедах, балах и преимущественно у князя Василия – в обществе толстой княгини, его жены, и красавицы Элен. Анна Павловна Шерер, так же как и другие, выказала Пьеру перемену, происшедшую в общественном взгляде на него. Прежде Пьер в присутствии Анны Павловны постоянно чувствовал, что то, что он говорит, неприлично, бестактно, не то, что нужно; что речи его, кажущиеся ему умными, пока он готовит их в своем воображении, делаются глупыми, как скоро он громко выговорит, и что, напротив, самые тупые речи Ипполита выходят умными и милыми. Теперь всё, что ни говорил он, всё выходило charmant [очаровательно]. Ежели даже Анна Павловна не говорила этого, то он видел, что ей хотелось это сказать, и она только, в уважение его скромности, воздерживалась от этого. В начале зимы с 1805 на 1806 год Пьер получил от Анны Павловны обычную розовую записку с приглашением, в котором было прибавлено: «Vous trouverez chez moi la belle Helene, qu'on ne se lasse jamais de voir». [у меня будет прекрасная Элен, на которую никогда не устанешь любоваться.] Читая это место, Пьер в первый раз почувствовал, что между ним и Элен образовалась какая то связь, признаваемая другими людьми, и эта мысль в одно и то же время и испугала его, как будто на него накладывалось обязательство, которое он не мог сдержать, и вместе понравилась ему, как забавное предположение. Вечер Анны Павловны был такой же, как и первый, только новинкой, которою угощала Анна Павловна своих гостей, был теперь не Мортемар, а дипломат, приехавший из Берлина и привезший самые свежие подробности о пребывании государя Александра в Потсдаме и о том, как два высочайшие друга поклялись там в неразрывном союзе отстаивать правое дело против врага человеческого рода. Пьер был принят Анной Павловной с оттенком грусти, относившейся, очевидно, к свежей потере, постигшей молодого человека, к смерти графа Безухого (все постоянно считали долгом уверять Пьера, что он очень огорчен кончиною отца, которого он почти не знал), – и грусти точно такой же, как и та высочайшая грусть, которая выражалась при упоминаниях об августейшей императрице Марии Феодоровне. Пьер почувствовал себя польщенным этим. Анна Павловна с своим обычным искусством устроила кружки своей гостиной. Большой кружок, где были князь Василий и генералы, пользовался дипломатом. Другой кружок был у чайного столика. Пьер хотел присоединиться к первому, но Анна Павловна, находившаяся в раздраженном состоянии полководца на поле битвы, когда приходят тысячи новых блестящих мыслей, которые едва успеваешь приводить в исполнение, Анна Павловна, увидев Пьера, тронула его пальцем за рукав.
wiki-org.ru
