Политическая риторика – один из видов ораторского искусства. Развитие его тесно связано с развитием демократических учреждений; оно возникает там, где народные массы начинают принимать участие в государственных делах, и следовательно, лица, желающие влиять на ход государственных дел, должны обладать искусством убеждения.
Впервые П.К достигло значительного развития в Сиракузах в начале V в. до Р. Хр.; оттуда оно перешло в Афины, где процветало в течение V и в особенности IV в. (Демосфен, Исократ, Лисия, Эсхин), затем в Рим, где оно особенно развилось в последний период Республики (Гортензий, Катон Старший, Цезарь, Цицерон). Характер ведения дел на политических собраниях древности давал возможность произносить длинные речи: оживленные прения имели место довольно редко; вероятно, вследствие этого древние ораторы почти всегда писали свои речи заранее, выучивали их наизусть, тщательно вырабатывая мимику, и затем декламировали; импровизация встречалась редко; искусства оратора и актера были в близком родстве, нередко первый брал уроки у последнего.
В средние века не было места для П.К. Оно возродилось в новое время вместе с возникновением парламентских учреждений.
Особого расцвета эта отрасль ораторского искусства достигла в эпоху Революций Нового времени. Каждая конституционная страна, каждая крупная политическая партия выставляет нескольких крупных политических ораторов. Политическое красноречие нового времени резко противоположно Политическому красноречию древности. Характер парламентских и внепарламентских прений сравнительно редко дает возможность заранее подготовиться к речи; подготовка состоит в приобретении знаний, научном ознакомлении с предметом прений, выработке способности говорить экспромтом, возражая на замечания противников. Тщательно обдуманная жестикуляция, заранее подготовленные повышения и понижения голоса везде, не исключая и Франции, повели бы за собою фиаско речи, которая по современным требованиям, даже будучи подготовлена заранее, должна звучать, как импровизированная.
В понятие ораторского искусства для политического оратора входит, таким образом, не только умение составить хорошую речь и хорошо произнести ее, но также находчивость; последняя нужна как для того, чтобы искусно парировать возражения противников, так и для того, чтобы самому отыскивать у противников слабые места и метко возразить на них или выставить их на всеобщее осмеяние. Это уменье составляет искусство дебатера, входящее как составная часть в искусство политического оратора.
Другою отличительною чертою современного П. красноречия является его простота; только у романских народов, преимущественно у французов, допускаются риторические украшения, напоминающие речи Цицерона и других ораторов древности. Наиболее важные по значению политические речи произносятся обыкновенно в парламентах: но гораздо большее их количество говорится на народных собраниях, в особенности во время политических выборов. Сообразно с этим П. красноречие делится напарламентское и внепарламентское.
Парламентские речи адресуются непосредственно к депутатам — следовательно, к людям образованным и специально подготовленным к обсуждению каждого данного вопроса; но так как у депутатов взгляды бывают обыкновенно составлены заранее, то оратор редко рассчитывает убедить их в чем-нибудь; для парламента каждая речь имеет скорее значение манифеста какой-либо группы депутатов. Зато парламентские речи всегда печатаются и в печатном виде читаются народными массами; а так как в печатном отчете все чисто ораторские достоинства речи пропадают, то ораторы заботятся преимущественно о богатстве фактического содержания их, о строгой логичности и убедительности.
Напротив того, речи в народных собраниях имеют в виду непосредственно толпу и потому стремятся повлиять на чувства, причем ораторы не всегда заботятся даже о точности сообщаемых ими фактов.
По Аристотелю красноречие принято делить на три рода: судебное, совещательное и торжественное.
Если слушатель выступает судьей того, что уже совершилось, перед нами судебное красноречие. Поэтому судебные речи обвиняют или оправдывают, говорит философ. Это, в самом деле, особый случай, и он может иметь место не только в настоящем суде. Суть именно в том, что события уже свершились и надо принять ту или иную их версию. Причем от слушателей, что для риторики существенно, ход самих событий не зависит.
Если же слушатель выступает «судьей» того, что должно случиться (например, бросает в урну бюллетень), перед нами совещательное красноречие. Дело совещательных речей, говорит философ, склонять или отклонять. Это существенно иной случай. Решая вопрос о том, имел ли место поджог или пожар был случайностью, слушатель не вправе сказать: «Я хочу, чтобы это был поджог, и да будет так!» Но, решая вопрос о выборе президента, слушатель может и даже должен рассуждать следующим образом: «Я хочу, чтобы выбрали моего кандидата, да будет так! Я сам приложу к этому свои силы». Поэтому эмоциональные аргументы получают здесь гораздо большее оправдание, чем тогда, когда мы решаем, что же именно произошло на самом деле.
Третий случай, по Аристотелю, состоит в том, что слушатель является простым зрителем. Назначение торжественной речи, по словам философа, хвалить или порицать. Разумеется, такая речь формирует определенное мнение, на основании которого слушатель в будущем будет поступать так или иначе, но в момент произнесения речи слушатель не стоит перед выбором, от него не требуется никаких действий, и именно поэтому Аристотель выделяет этот случай как самостоятельный. В остальном же торжественное красноречие близко к совещательному, так как обращено только в будущее потенциальное, возможно, очень отдаленное, возможно, размытое. Так, восхваление героя может привести к тому, что слушатель когда-нибудь станет ему подражать. Совещательное же красноречие обращено в актуальное, ближайшее будущее.
Вот яркий пример торжественного красноречия. Перикл произносит речь на могиле павших воинов. При этом он прославляет и пропагандирует определенные политические идеи:
«Наш государственный строй не подражает чужим учреждениям; мы сами скорее служим образцом для некоторых, чем подражанием другим. Называется этот строй демократическим, потому что он зиждется не на меньшинстве, а на большинстве их [граждан]» (цитируется по Фукидиду).
Политическое красноречие – это в первую очередь красноречие совещательное. Сам Аристотель, говоря о совещательных речах, называет их темами финансы, вопросы войны и мира, охраны страны, снабжения ее продовольствием, выработку законодательства. Политическое красноречие обращено в будущее. От воли его слушателей зависит не только принятие решения (скажем, при голосовании), но и в определенной мере общественное поведение (трудолюбие, лень, решимость, мужество, терпение, скепсис – все это персонажи общественной драмы). Поэтому политическое красноречие захватывает и зону красноречия торжественного, направленного на воспитание определенных качеств, на мобилизацию определенных психологических ресурсов. Кроме того, в наше время, когда предвыборные кампании длятся месяцами, возникает и красноречие промежуточного вида – совещательное, ибо в конечном счете речь идет о единовременном акте выбора, и в то же время торжественное, так как реальный выбор все-таки далеко. В отдельных случаях, когда речь идет об анализе прошлого, политическое красноречие сближается с судебным, но эта связь слаба.
Основная задача политической риторики – убеждать.
Мир убеждающих речей можно представить себе как систему четырех взаимозависимых типов: ораторика, гомилетика,дидактика и символика.
Ораторика – то, что Аристотель называл судебным и совещательным красноречием – решает злободневные задачи, черпая свои темы из актуальной действительности. Ораторика рассчитана на достижение конкретного результата, на убеждение колеблющихся или даже несогласных. Она достаточно напориста, но она же склонна к диалогу и всегда чутко реагирует на возражения оппонентов. Каждое выступление оратора можно понять как реплику в большом диалоге: на ораторику отвечают ораторикой же. Предвыборные выступления кандидатов, например, – это типичная ораторика
Гомилетика в узком смысле слова – это теория церковных проповедей. Однако термин понимают и шире, особенно при противопоставлении ораторике. В широком смысле слова гомилетика – то, что Аристотель называл торжественным красноречием. В отличие от ораторики гомилетика не склонна оперировать казусами. Ее излюбленный прием – развернутая метафора, притча. Гомилетика – это всегда истолкование действительности, это обязательно проповедь неких положений или воззрений, которые разворачиваются чаще всего с помощью уподоблений. Гомилетика и ораторика взаимно дополняют друг друга. Торжественная, «тронная» речь признанного политического лидера, моралиста, пользующегося широкой общественной поддержкой.
Символика – это редкий и особый случай убеждающей речи. Государственная гомилетика иллюстрирует положения какого-то важного государственного текста – конституции, декларации, манифеста, хартии. Если даже за политической проповедью не стоит определенный письменный текст, то она опирается на определенный символический ряд. Все эти питающие гомилетику тексты высшего уровня, писанные и реже неписанные, мы и называем символикой.
Ораторика тоже заинтересована в символике, но связана с ней по-другому: она черпает оттуда общие места и словесные формулы. Это хорошо видно по количеству библеизмов, встречающихся в речи христианского оратора даже тогда, когда он участвует в злободневной полемике, а не произносит проповедь. Нечто сходное наблюдается и в политической области. Советские судебные ораторы постоянно ссылались на «советский образ жизни», на «моральный облик советского человека», т.е. на советскую символику, например, на «моральный кодекс строителя коммунизма». Для символических текстов характерна особая смысловая емкость. Это одновременная реализация двух стратегий: метафорической, основанной на уподоблении, и метонимической, основанной на казуальности. Символические тексты сразу и обобщают, и говорят о конкретном. Они принадлежат и горнему, и дольнему мирам. В этом и состоит их специфика. Они выполняют в политике и религии ту же роль, что аксиомы в науке.
Дидактика – это убеждение в форме обучения. Любое обучение – это утверждение определенной картины мира. Дидактика опирается на символику, как наука на аксиоматику. В основе любой картины мира лежат аксиоматические представления: постулаты Евклида, представления об историческом прогрессе, библейская картина мира, марксистская диалектика, просветительские идеи и т.д. Дидактика не развивает изначальных символов, как это делает проповедь, поучение, но имеет дело со знаниями, полученными на основе символики и упорядочивает их в своих классификациях. Ее главная стратегия – установление родовидовых отношений. Излюбленный прием дидактики – дефиниция.
Ярким примером дидактики в нашем недалеком прошлом были политзанятия. Цель этих занятий состояла в том, чтобы наложить на жизнь определенную идеологизированную координатную сетку. Слушателю объясняли, например, что общество состоит из классов, что есть эксплуататоры и эксплуатируемые, что между ними существуют антагонистические противоречия, что в основе экономической жизни лежат производительные силы и производственные отношения и т.д.
«Политграмота» была задумана как дидактическое закрепление определенной политической идеологии, определенного видения мира. Дидактика консервативна. Если символику можно ниспровергнуть, как можно отказаться от аксиомы, то заменить одну дидактику другой, одни громоздкие умственные построения другими достаточно сложно. Вот почему дидактика становится дисфункциональной, когда меняется аксиоматика, когда ниспровергаются символы.
Ораторика и гомилетика пользуются данными дидактики как научно доказанными и общественно признанными теоретическими положениями.
Литература:
А. Аристотель Риторика. Поэтика .Издательство: Лабиринт , 2011 г.
Г.Хазагеров. Политическая риторика: Часть 2. Мир убеждающей речи и судьба русской политической риторики.
Василий Павлович Москвин. Риторика и теория коммуникации: Виды, стили и тактики речевого общения. Издательство: Книжный дом "ЛИБРОКОМ" , 2012 г.
studfiles.net
Качественными основными характеристиками любой речи являются:
* Правильность (грамматика)
* Точность
* Логичность
* Чистота (связь с литературным языком)
* Выразительность
* Богатство речи
* Уместность
Эволюция политической риторики
Риторика появилась в Древней Греции. В основе ее возникновения лежали различные причины, в том числе и экономические, т.е. люди отстаивали при помощи риторики свои интересы, защищали публично свою собственность.
В Афинах существовала система народных собраний, где нужно было выступать, говорить речи. Право участия в публичных собраниях имели мужчины с 20 лет, имеющие собственность.
При существующей в те времена системе народной демократии себя можно было проявить в качестве оратора в дискуссиях о войне и мире, в публичном избрании должностных лиц, в издании постановлений и решений.
Острокизм - форма молчаливого согласия - голосование черепками. Разбивали сосуд, и каждый брал черепок. Если человек был не согласен, то бросал свой черепок в общую кучу. Таким образом принимались решения по различным вопросам.
Одним из известных древнегреческих ораторов является Демокрит. Перикл также был оратором. Он правил Афинами 15 лет. Знаменит своими достижениями в области законодательной и политической риторики. В период его правления был принят целый ряд законов, поддерживающих дальнейшее развитие демократии. Известный оратор Демосфен проявил себя в 30-летней критике царя Филиппа (главный враг Афин), в постоянных выступлениях и речах против него. Одной из лучших его речей называют "О венке". В ней он выступал против промакедонской партии. "Не слова и не звук голоса составляют славу оратора, но направление его политики…" Древнегреческий оратор Котон любую свою речь заканчивал одной и той же фразой: "И все-таки, я полагаю, Карфаген должен быть разрушен!" Цицерон был сторонником того, что "в жизни человека важны 2 искусства: талант полководца и дар оратора". Он полагал, что обладая этими двумя качествами человек сможет стать настоящим политиком.
Представителем классической политической риторики является Аристотель. Известно несколько его работ о риторике:
* "Поэтика". В этой работе Аристотель впервые сказал, что любая речь состоит из пафоса, этоса и логоса. В свой текст политик должен привносить чувства. Любое выступление, на его взгляд, является театрализацией написанного текста (комедия, трагедия, драма и т.д.)
* "Риторика". В данном труде древнегреческий мыслитель выразил свои наставления о публичной речи.
* "Аналитика". Аристотель выделил приемы речи и выразительности, определил риторически фигуры.
* "Категории". Определил правила (категории) выступления.
Аристотель разделил все речи на 3 категории. Критериями его деления было время, т.е. с какой позиции выступает оратор: прошлое, настоящее, будущее:
Аристотель провел аналогию между социальным устройством общества (характер или тип общества) и типом речей, преобладающих в этом обществе. Он говорил о том, что форма политического устройства общества задает этический критерий выступлениям оратора.
Монархия | Тирания |
Аристократия | Олигархия |
Полития | Демократия|
Левый столбец относится к публичной, совещательной речи. Данный вид речи направлен на общественные интересы, т.е. это чистая политическая речь. А правый - речи тиранов, олигархов и демократов. Эти речи направлены на личную корысть.
Также Аристотель определил связь между характером аудитории и типом общества. Эту связь он выразил при помощи чисел: т.е. численность слушающих или выступающих косвенно указывает на политическую систему общества (от 1 до бесконечности).
Аристотель в своих трудах затронул вопрос о целях публичных речей. На его взгляд, цели речей следующие:
1. Добиться принятия решения.
2. Добиться принятия законов.
3. Торжественное действие
Композиция и стиль политической публичной речи
Первый риторический канон был сформулирован в Древней Греции Аристотелем (инвенция, элокуция, диспозиция, акцио, меморио).
Инвенция – выбор темы и предварительная подготовка к созданию текста
Диспозиция – работа над композицией текста и его планом
Элокуция – создание текста и его написание
Меморио – запоминание устного текста
Акцио – непосредственное произнесение текста
Время речи должно быть определено заранее, она должна быть подготовлена. Хорошая речь - это не импровизация, а систематическая длительная подготовка (например, Черчилль разрабатывал свои речи тщательно, некоторые части заучивал наизусть).
В наше время большинство политиков заказывают речи у специалистов и потом просто их произносят.
Способы подачи композиции (основные элементы речи:
1. Речь экспромтом. Тут очень важна искренность, открытость, честность.
2. Речи импровизация. Здесь важно знание материала, фундаментальная подготовка.
3. Заученная речь. Недостаток - нет обратной связи с аудиторией.
Написание и чтение речей.
Ошибкой является то, что иногда человек не видит разницы между текстом и речью. Иногда очень хороший текст не звучит, когда его произносишь. В 21 веке для политика важно умение играть, использовать свое обаяние во время произнесения речей, артистизм, манера вести себя.
Привлечения и удержания внимания во время публичных выступлений определяется следующими аспектами:
Технология эффективного выступления.
1 способ
Древние греки - "выступление - это риторическое древо". В ходе выступления Вы должны "посадить свое дерево". Элементы дерева:
1. корень - цель выступления, причины почему вы на трибуне: желание стать известным, деньги (гонорар), предположение о том, что Вы несете знания кому-то
2. Ствол - сквозная тема выступления
3. Несущие ветви - вопросы, которых, как правило, должно быть 3.
4. Мелкие ветви - детали, подвопросы
5. Крона - слова, которыми оратор "одевает" речь
6. Плоды и цветы - украшения, которыми речь делается выразительнее, приятнее: " цитаты" пословицы" юмор" астрология" обращения" риторические вопросы
2 способ
Речь, побуждающая к аплодисментам:
1. контраст - в начале должна быть отрицательная часть, а в конце - позитивная составляющая.
2. перечень - перечисление политических вопросов, подчеркивая их смысл и выделяя заключительную часть, которую аудитория уже может предугадать.
3. решение загадок - политик в начале задает загадку аудитории, затем предлагает ответ на нее и в конце выступления рассказывает как она решается.
4. ударное заявление, заголовок - в начале говорим что сделаем заявление и делаем его в конце выступления.
5. комбинация 1,2,3,4 пунктов.
6. обозначение совей позиции - сначала описывается обезличенное положение дел, а в конце высказывается своя позиция.
7. убеждение - несколько раз повторяем свою основную идею.
3 способ - Риторические приемы, средства.
1. Пример
2. Сравнение
3. Метафора
4. Рассказ
5. Повтор
6. Разъяснение
7. рафинирование
8. призыв
9. Цитирование
10. перекрещивание
11. повышение напряжения
12. Противопоставление
13. Цепь
14. Промедление
15. Неожиданность
16. Предуведомление
17. Игра слов
18. Намек
19. Описание
20. Гипербола
21. Парадокс
22. Вставка
23. Постановка возражения
24. Риторические вопросы
25. переименование
Примеры речи политических деятелей
Из речи Франклина Д. Рузвельта при вступлении в должность президента США
Рузвельт стал президентом в период тяжелейшего экономического кризиса в США. В речи, произнесенной по радио 4 марта 1933 г., он не приукрасил ситуацию, напротив, открыто показал американцам всю серьезность экономического положения страны и указал на причины неудач. Но вместе с этим он сообщил нации о мерах, необходимых для преодоления трудностей, рассказав о них обоснованно, образно и понятно каждому. Отрывок:
«Сегодня – торжественный день для нашей страны и, конечно, все американцы ждут, что я, вступая в должность президента, скажу решительно и откровенно, что требует современное положение нашего народа».
«Настало время сказать правду, всю правду (расширенный повтор), откровенно и смело (повышение напряжения по сравнению с первым предложением). Нам не нужно бояться правды, когда мы рассматриваем ситуацию в стране. Эта великая нация выстоит, как она выстаивала в прежние времена, она возродится для нового процветания (повышение эмоционального воздействия). Так позвольте мне подтвердить мое прочное убеждение: мы страшимся собственного страха (игра слов) – неосознанного, бессмысленного, неоправданного страха (расширенный повтор), ослабляющего наши усилия, благодаря которым мы превратим наше отступление в триумф» (противопоставление).
Заключение
Политическая риторика - это не новая тема для исследований в сфере языка. Тем не менее, актуальность этой темы не уменьшается уже много тысячелетий - точные технологии воздействия на аудиторию волнуют современных политиков не меньше, чем их далеких предшественников, вещавших с афинских и римских трибун. Современная коммуникация становится все более массовой, все более качественной. Этим объясняется возросший интерес к риторике, появление новых канонов публичных выступлений, огромное число учебной литературы, где профессионалы делятся собственным опытом создания речей.
Список использованных источников.
1. Словарь по общественным наука Глоссарий.ру http://www.glossary.ru/
2. Мельникова С.В. Деловая риторика (речевая культура делового общения): Учебное пособие. - Ульяновск: УлГТУ, 1999.
3. Зарецкая Е.Н. Риторика: Теория и практика речевой коммуникации. 4-е изд
4. Аннушкин В. И. Политика как искусство речи и политическая риторика
5. Рождественский Ю.В. Теория риторики. М., 1999
6. Хайнц Леммерман. УРОКИ РИТОРИКИ И ДЕБАТОВ. М.: ООО «Издательство «Уникум Пресс», 2002.
7. Ведение в культурологию. Курс лекций / Под ред. Ю. Н. Солонина, Е. Г. Соколова. СПб., 2003
referat911.ru
Содержание
Введение
1. Исследования политической лингвистики в США
2. Дискурс в американской политической риторике
Список литературы
Введение
Адекватное владение устной речью, способность к публичному выступлению признается многими исследователями как важный компонент человеческой деятельности, от которого может зависеть успех индивида, прежде всего общественного и политического деятеля, в самых различных жизненных ситуациях.
Речи политика — это важнейшее средство его общения как со своим электоратом, так и со всем мировым сообществом. Это один из способов, при помощи которого президент диктует свою политику, завоевывает признание определенных политических кругов и объединяет нацию во время кризиса.
В условиях коммуникативной научной парадигмы настоящего времени возникает интерес не просто к изучению лингвистических явлений как таковых, но и к их проявлению в социальной сфере, т.е. реализации в конкретном социальном, и ситуативном контексте человеческого общения. В связи с этим особый интерес для исследователя представляет не только публичная ораторская речь, но и личность говорящего, лингвистические черты его речевого портрета.
В традиции русской филологии изучение ораторского искусства ведется в настоящее время в рамках далеко не одной науки. Данным вопросом занимаются социология, психолингвистика, риторика, а в настоящее время в исследование данного вопроса включилась и экспериментальная фонетика.
Речи политиков, президентов в особенности, представляют собой единицы высшего уровня вербальной сферы, и их составление и произнесение немаловажно как для самого оратора, так и для слушающей его аудитории. Это формирует среду вокруг оратора, привлекает к нему внимание, говорит о его прошлом и будущем, а также влияет на проявление или изменение его имиджевых характеристик. Со времен Джорджа Вашингтона до настоящих дней американские президенты использовали публичное обращение к нации для выражения своих надежд, планов и воли. Из этого следует, что публичная политическая речь на протяжении столетий претерпела достаточно много изменений, приобретая различные оттенки, формы и тематику. Речи одних президентов были описательны или поучительны, в то время как речи других несли вдохновение и были полны надежды. (Комова, 2000) Менялись времена, менялись президенты, менялись речи.
В связи с этим актуальным является рассмотрение просодических форм публичной речи, отражающих особенности политического имиджа оратора в определенный исторический момент. Актуальность исследования объясняется также и тем фактом, что просодия политической ораторской речи рассматривается в культурно-социальном аспекте. Важным является изучение социокультурной нормы и совокупности просодических средств американской политической речи в условиях различного историко-политического контекста. Просодическая система американского варианта английского языка достаточно полно описана с точки зрения структурных и функциональных особенностей ее мелодики, именуемой в работах американских фонетистов «интонацией». Однако, ситуативная вариативность просодии остается наименее разработанной в социальном аспекте, несмотря на наличие экспериментальных работ в этой области.
Просодические характеристики американских президентов как людей образованных и владеющих искусством риторики, позволяют изучить самый престижный современный вариант американского произносительного стандарта.
Существует мнение, что для американского варианта английского языка характерна монотонность, узкий тональный диапазон, а также медленный темп.
В зависимости от контекста ситуации, в которой звучит речь, а также от имиджевых характеристик оратора, появляется необходимость в особой экспрессивности и эмоциональной окраске речи. Это не может не отразиться на просодическом оформлении речи. Недаром еще в античной риторике обращалось внимание на необходимость использования особого рода фонетических средств, которые помогали достичь наибольшей убедительности речи.
Изучение просодических особенностей ораторской речи дает возможность изучить особенности замедления темпа в условиях официальности, торжественности, высокого социального статуса говорящих и необходимости речевой экспрессии на фоне замедленного темпа американской речи в целом.
1. Исследования политической лингвистика в США
В последние годы исследования политической коммуникации активно ведутся на всех континентах, соответствующие публикации регулярно появляются в столь различных государствах, как Новая Зеландия, Пакистан, Тунис, Корея, Южная Африка, Африка и Уругвай. Как известно, наука не признает границ. Вместе с тем специальные наблюдения позволяют выделить три основных мегарегиональных научных объединения - североамериканское, восточноевропейское (постсоветское) и европейское.
Для представителей североамериканского направления в исследовании политической коммуникации характерны следующие черты:
- значительная (более половины) доля исследований, выполненных в рамках риторического направления;
- активное использование критического метода анализа дискурса и иных способов демонстрации своей гражданской, политической позиции;
- повышенное внимание к изучению институционального политического дискурса, особенно текстов, созданных широко известными политическими лидерами; показательно, что американские исследователи предпочитают изучать американский политический дискурсс и нечасто занимаются сопоставлением политической коммуникации в различных странах;
- повышенное внимание к изучению специфики личностного дискурса и исторического дискурса отдаленных эпох.
Как известно, Северная Америка была и остается одним из признанных лидеров в развитии политической лингвистики: именно здесь работали многие ее основоположники, в том числе - Г. Лассвелл, У. Липпманн, П. Лазарсфельд.
Среди работавших в Соединенных Штатах ведущих специалистов, относящихся к риторическому направлению, необходимо назвать Р. Айви, К. Берка, Б. Бэйтса, Дж. Гуднайта, С. Дафтона, К. Джемисон, Р. Карпентера, М. Медхерста, М. Осборна, С. Перри, В. Риккерта, Р. Скотта, С. Сильберштейн, М. Стакки, Т. Уиндта, Ф. Уондера, Д. Хана, М. Харимана.
Существуют политические феномены, которые особенно часто привлекают внимание американских специалистов. В частности, значительная часть американских публикаций связана с исследованием концептуальных метафор, связанных войной в Персидском заливе. Первое исследование было опубликовано Дж. Лакоффом еще в 1991 г. Позднее Лакофф обратился и к исследованию метафор периода второй войны в Заливе. Проанализировав метафоры, актуализированные администрацией и СМИ США для оправдания этой войны, Дж. Лакофф выделил базовые метафорические (метонимические) модели, которые, дополняя друг друга, занимают центральное место в осмыслении внешней политики в американском сознании.
Детальный анализ "метафорической войны" по косовской проблеме в американском политическом дискурсе представлен в работе Р. Пэриса (Paris, 2001). Как показывает автор, в выступлениях администрации Б. Клинтона и дебатах членов Конгресса доминировали четыре группы исторических метафор: "Вьетнам", "Холокост", "Мюнхен" и "балканская пороховая бочка". Р. Пэрис выделяет два уровня метафорического противостояния политических мнений. Участники дебатов спорили не только об уместности исторических метафор применительно к ситуации в Косово (первый уровень), но и об оценочных смыслах используемых метафор (второй уровень). Например, если мюнхенское соглашение в большинстве случаев рассматривалось, как пример нежелания остановить агрессора, то на уроки вьетнамских событий ссылались как противники, так и сторонники военного вмешательства. Противники говорили о невинных жертвах и других ужасах войны, а сторонники считали, что во Вьетнаме американская армия воевала "со связанной рукой за спиной", поэтому не следует повторять вьетнамских ошибок в Косово.
С исследованиями метафор в нарративе войны тесно связаны публикации, посвященные метафорическому представлению событий 11 сентября 2001 г. и их последствиям. Так, К. Халверсон (Halverson, 2003) анализирует метафоры в политическом нарративе "Война с террором (11 сент. 2001 - янв. 2002)" и выделяет две основные метафоры, моделирующие осмысление терроризма в американском политическом дискурсе: Антропоморфизм ценностей и Сказка о справедливой войне. Анализ корреляции метафор в американском сознании и событий 11 сентября 2001 г. в сочетании с осмыслением социокультурных причин терроризма представлен в публикации Дж. Лакоффа (Lakoff, 2001b).
Значительный вклад в развитие учения о когнитивной метафоре внесла теория блендинга. Эвристики теории концептуальной интеграции (блендинга) можно продемонстрировать на примере некогда популярной в Соединенных Штатах метафоры: "Если бы Клинтон был Титаником, то утонул бы айсберг" (Turner, Fauconnier, 2000). В рассматриваемом бленде осуществляется концептуальная интеграция двух исходных ментальных пространств, в котором президент соотносится с кораблем, а скандал с айсбергом. Бленд заимствует фреймовую структуру как из фрейма "Титаник" (присутствует путешествие на корабле, имеющем пункт назначения, и столкновение с чем-то огромным в воде), так и каузальную и событийную структуру из известного сценария "Клинтон" (Клинтон уцелел, а не потерпел крушение). В рассматриваемом примере общее пространство включает один объект, вовлеченный в деятельность и побуждаемый к ней определенной целью, который сталкивается с другим объектом, представляющим огромную опасность для деятельности первого объекта. Очевидно, что в общем пространстве результат этого столкновения не предопределен. Междоменная проекция носит метафорический характер, однако смешанное пространство обладает каузально-событийной структурой, не выводимой из фрейма источника. Если метафорические инференции выводить только из ментального пространства-источника, то Клинтон должен потерять президентский пост. Показательно, что полученные инференции не выводятся и из пространства-цели. В бленде появляется новая структура: Титаник все-таки не потопляем, а айсберг может утонуть. Эта "невозможная" структура не доступна из исходных пространств, она конструируется в бленде и привносит совершенно новые, но понятные инференции.
Важно подчеркнуть стремление многих американских исследователей рассмотреть роль метафоры в развитии социальных процессов. С этой точки зрения особого внимания заслуживают работы Р.Д. Андерсона, посвященные роли метафоры в процессах демократизации общества. В соответствии с его дискурсивной теорией демократизации истоки демократических преобразований в обществе следует искать в дискурсивных инновациях, а не в изменении социальных или экономических условий. По Р.Д. Андерсону, при смене авторитарного дискурса власти демократическим дискурсом в массовом сознании разрушается представление о кастовом единстве политиков и их "отделенности" от народа. Дискурс новой политической элиты элиминирует характерное для авторитарного дискурса наделение власти положительными признаками, сближается с "языком народа", но проявляет значительную вариативность, отражающую вариативность политических идей в демократическом обществе. Всякий текст (демократический или авторитарный) обладает информативным и "соотносительным" значением. Когда люди воспринимают тексты политической элиты, они не только узнают о том, что политики хотят им сообщить о мире, но и о том, как элита соотносит себя с народом (включает себя в социальную общность с населением или отдалятся от народа).
2. Дискурс в американской политической риторике
Американская политическая риторика нередко вызывала чувство вражды или неприязни, причем без "видимых причин" (войны или ее реальной угрозы, других деструктивных факторов). Его могут спровоцировать несовместимость фундаментальных ценностей, религиозных или светских идеалов, расистская идеология, шовинизм и т.д. В своих классических формах конца XIX - начала ХХ в. основывалась на "американской мечте", выводимой за пределы континента, чтобы помочь всем народам устроить жизнь на тех началах, которые в Соединенных Штатах обусловили динамизм, политическую стабильность, постоянный прогресс, высокий уровень жизни. "Международная" составляющая "мечты" - мессианская убежденность в том, что все захотят перенять эти ценности, чтобы жить не хуже американцев. А для этого необходимо в первую очередь перестать быть заложниками местных элит, отсталых диктаторских и имперских режимов.
В 1930-е годы в идеологии и практике внешней политики США возобладал изоляционизм, отвечавший, по мнению американских правящих кругов, национальным интересам страны перед лицом угрозы гегемонистских устремлений Германии в Европе и Японии в Азии. После второй мировой войны геополитические доктрины снова вышли на авансцену. Задачи борьбы с коммунизмом придали второе дыхание идее настойчивого ознакомления других народов с американскими ценностями. Их экспорт мог осуществляться, в том числе, и с применением силы: "не против народа, а против режима" (как показал опыт корейской и вьетнамской войн, войны 1991 г. в Персидском заливе, конфликта 1999 г. в Косово, данная схема не срабатывала: страдали народы, а "режим" оставался во время военных действий незыблемым).
Одна из особенностей такой политики - интерпретация сопротивления Соединенным Штатам как вызова не столько им самим, сколько ценностям свободы, демократии и прогресса. Шведский исследователь послевоенной внешней политики США Г. Лундестад назвал такую модель "империей по приглашению" (Empire by invitation). В политико-культурном лексиконе принят термин "американизация", имеющий много общего с термином "глобализация": фактически это глобализация с включенными в нее образцами американской национальной культуры, бизнеса, товаров, услуг и др. Отметим, что Соединенные Штаты фактически стояли у истоков этой тенденции еще в XIX в., когда отстаивали принцип "открытых дверей" и "равных возможностей" в мировой торговле, будучи уверены, что в открытом экономическом пространстве выиграют именно они.
Упрекать за желание разделить собственный позитивный опыт с другими - глупо и неблагодарно. Налицо бескорыстие дарителя: "у меня это есть, и я хочу поделиться!". Даримые ценности нетрудно понять: они конкретны, "упакованы" и "расфасованы". Но понять еще не значит принять. Можно напороться на "подводные камни" чужой культуры. Однажды представитель некой американской фирмы прочитал чиновнику французского министерства, осуществлявшему надзор за сделкой, целую лекцию о преимуществах рыночного капитализма. Американец был уверен, что его доводы неотразимы; француз же, оказавшийся социалистом, нашел его тон и слова оскорбительными. Позже французским менеджерам пришлось улаживать конфуз в министерстве и учить американца корректному поведению.
С американцами мы ни разу не воевали, а в двух мировых войнах были союзниками. Америка неоднократно помогала русским (во время голода в Поволжье в 1921 г., поставками по ленд-лизу и т.д.). В политике мы находим общий язык, особенно перед угрозой международного терроризма. Не сокращаются иммиграция и очередь за американскими визами, программы туризма и университетского обмена. В России укоренилось многое из американской массовой культуры (лучшие ли образцы, это другой вопрос). Но резко отрицательное отношение к США не сошло со сцены, часть россиян предпочла бы дружить с врагами Америки, - этих людей гораздо меньше (если вообще) раздражают страны, оставшиеся должниками России или признанные международным сообществом анклавами терроризма. С другой стороны, и у части американцев уцелели негативные стереотипы в отношении России. Но почему?
Поставим вопрос иначе: почему в российском менталитете гораздо большее хождение получил "образ врага" в лице США, а не, скажем, Германии, хотя наши только людские потери в Великой Отечественной войне составили 27 млн. человек? Военные вторжения всегда были величайшим бедствием для России, а угроза конфликта с Соединенными Штатами отсутствует. Но в восприятии их образа, оценки их поведения - весь спектр мнений: от полного одобрения до резкого отрицания, причем полярность позиций нередко подпитывается реакцией не на Америку, а спорящих - друг на друга.
Антагонизм между Россией и США - порождение и "холодной войны", и новой политической реальности. Чтобы лучше понять его сущность, остановимся на соотношении политических (военных) и культурных конфликтов между Россией и Европой. Каких было больше? Ответ может удивить: политических. Даже во время петровских реформ протест приверженцев старины был нацелен против инициатора перемен, а не их "иноземной" природы. Самостоятельно европейская культура в Россию не продвигалась, она "вводилась" царскими указами. А далее европеизация протекала плавно и органично.
В целом, процесс шел без спешки и на рациональной основе. Только то европейское, что отвечало вкусам и потребностям русских, отбиралось и приживалось. Очаги напряженности, вроде "засилья немцев" в армии или в молодой российской науке XVIII столетия, рассасывались без больших усилий. Политические же и гражданские ценности Запада трансформировались "сверху" в эпоху реформ Александра II применительно к российским условиям.
Европейцы обычно приезжали в Россию ради заработка, и уже по этой причине держали себя в культурном плане не агрессивно, а толерантно, "политкорректно", извлекая выгоду из status quo. Они не выходили из роли служащих и исполнителей тех или иных заказов. Многие принимали российское подданство, пополняя ряды военных, чиновников, купцов, ученых, педагогов, даже крестьян, как немцы Поволжья, и успешно ассимилировались, отличаясь только нерусскими фамилиями. Нуждаясь в притоке квалифицированных кадров, Российская Империя была чем-то вроде "Америки" для соседних стран. Русские же ездили в Европу больше ради развлечений, лечения или учебы. Потреблять все это можно было и "не теряя лица". Если и возникал культурный протест, как, например, славянофилов, то адресовался он своим же "западникам".
Наполеон и Гитлер делали ставку на военную силу, а не на культурную экспансию. Более того, образ врага-завоевателя не имел ничего общего с ценностями этих стран (война - отдельно, ценности - отдельно). Так столетиями складывался, несмотря на военные столкновения, европейско-российский культурный консенсус, совместное культурное пространство.
С американцами контакты и диалоги развивались гораздо менее интенсивно. До 1917 г. имели место обмен деловыми визитами и небольшой американский бизнес в России. "Наплыв" специалистов из США в СССР и учеба советских стажеров за океаном в конце 1920-х - начале 1930-х годов приняли беспрецедентный размах, но американцы лишь выполняли советские заказы. В годы второй мировой войны сложился, и тоже на короткое время, военно-политический союз, напоминавший брак по расчету - без глубокой привязанности и влечения друг к другу. Далее - "биполярный" мир в годы "холодной войны", когда доминировало геополитическое соперничество, а культурное пространство заполнял "образ врага", создававшийся с обеих сторон средствами пропаганды, не только отталкивающий, но и по-своему интригующий (поэтому публика по обе стороны океана всегда испытывала большой интерес к приехавшим "оттуда" мастерам искусств, выставкам и т.д.).
Из-за отсутствия демократической традиции в российской политической культуре развал советской системы не ослабил у россиян желания иметь лидера, наставника, вождя. Наряду с новой законной властью образовавшийся вакуум заполнили... американцы. На рубеже 80-90-х годов завораживающий образ американской мощи, благополучия, уверенности в себе, непрерывного прогресса, готовности помочь желающим пойти тем же путем с силой ниагарского водопада обрушился на обломки традиционных ценностей. Интеллектуалы и молодежь уже были частично (на уровне настроений и неприятия прошлого) "вестернизированы" и приветствовали новые ценности, другая часть общества пребывала в растерянности или испытывала ностальгию и страх. Защитные механизмы селекции, привычные отношения с Западом на уровне "заказчик - исполнитель" перестали работать.
С образом Америки не конкурировал в этой ситуации никакой другой (западноевропейские страны не взяли на себя миссию, подобную американской), в то же время его продвижение осуществлялось исключительно интенсивно: выпускалась обширная популярная переводная литература, посвященная истории, экономике и культуре США, политическим институтам, обычаям и традициям, образу жизни американцев и т.д. По-другому решить задачу "дистантного обучения" было, по-видимому, невозможно. Но продвигавшиеся стереотипные образы, самопредставления американцев и американского (self-images) работали в режиме напористой рекламной кампании.
Это создавало определенные неувязки - прежде всего между "рекламными" и "реальными" американцами, встреченными в жизни или даже в литературе и кино, где герои не всегда только побеждают, но и страдают, ошибаются, разочаровываются, словом, ведут себя "как люди". Разительно контрастировали американские и российские традиционные (при отсутствии других) культовые ценности, объекты национальной гордости: американские - вещественные, потребительские и ориентированные на сегодняшний день; наши - событийные, жертвенные и взятые из прошлого. Американский self-image имел на вооружении постулат: "мы живем хорошо потому, что..."; "мы довольны собой и своей страной потому, что...". Российскому адресату оставалось прочитать прилагаемое (или подразумеваемое) объяснение, чтобы убедиться: "у нас такого не было и нет...". От этого понимания один шаг до комплекса неполноценности, порождающего либо унылую апатию, либо зависть и агрессию.
Из-за трудности разграничения рекламных стереотипов и реальности возникали сомнения в природе "продвигаемых" образов и конфликты представлений, равно неглубоко усвоенных. Например: на экране американцы обоего пола подтянуты и спортивного вида, а в стране полно толстых. Так называемые "сексуальные домогательства" (sexual harassment) там, говорят, наказуем, а в их фильмах полно сексуальных сцен в общественных местах. Как сочетаются с хвалеными индивидуализмом и свободой добровольно-принудительные кампании по борьбе с курением, с избыточным весом, "служебными романами" и т.п.? Только избавились от советского конформизма, как нам расхваливают другой? Если Америка развивалась благодаря иммиграции, почему получить иммигрантскую визу становится все труднее?!
Американские политические наставления: "решайте мирно чеченский вопрос", "развивайте демократию", "продолжайте курс реформ", "развивайте рыночную экономику", - риторически оформлялись как лозунги, на которые и в советские-то времена не обращали внимания. Тяготы и потрясения 90-х годов усилили в сознании многих россиян традиционные ментальные напластования, абсолютно несовместимые с американской культурой, а при появлении провоцирующих обстоятельств - даже враждебные ей. Привычка в трудные времена видеть перед собой врага (особенно внешнего) в считанные годы трансформировала образ доброго "дяди Сэма" в обратном направлении, к оставшемуся от "холодной войны" образу коварного хищника. Как на грех, последовали события на Балканах... Разумеется, "гибридный" характер современных российских ценностей не допускает какого-либо одностороннего обобщения, но к концу ХХ столетия оформились силы, претендующие на "возрождение России" как противовеса США на международной арене.
В XXI веке чисто силовая или чисто дипломатическая биполярность или многополярность бесперспективны. Не "центры силы", а "центры влияния" смогут быть эффективными, а они должны опираться прежде всего на экономическое благополучие и социальную стабильность, формирующие культурные общности и пространства.
У американцев было и есть чему поучиться, но лучшие результаты дает свободный, неторопливый, сознательный выбор. Демьяну не надо потчевать гостя, пусть гость сам рассчитает возможности своего желудка. Пример культурного конфликта, когда даритель рассчитывал на быстрый позитивный отклик, дает рассказ широко читаемого, в том числе в Соединенных Штатах, А.П. Чехова "Новая дача".
Построив рядом с убогой деревней нарядную дачу, ее владелец захотел жить с крестьянами в мире и дружбе. Его жена и дочь занимались благотворительностью, деликатно и мило общались со всеми, предлагали построить школу, и далее в таком роде. Но деревенские новых соседей не приняли и всячески пакостили им, пока не выжили. Правда, один мужик так утешал барыню: "Потерпи годика два. И школу можно, и дороги можно, а только не сразу... Хочешь, скажем к примеру, посеять на этом бугре хлеб, так сначала выкорчуй, выбери камни все, да потом вспаши, ходи да ходи... И с народом, значит, так... ходи да ходи, пока не осилишь".
Разительным контрастом на этом фоне служит поступок американского морского офицера Джона Пола Джонса, который, будучи приглашен на русскую службу при Екатерине II, подарил самодержавной императрице издание американской Конституции. Впрочем, у небогатого моряка просто не нашлось ничего лучшего, чем ответить на царскую милость, а Екатерина отличалась любознательностью и обожала раритеты.
Список литературы
1. Дюбуа Ж. и др. Общая риторика. М., 1986
2. Ивин А.А. Основы теории аргументации. М., 1997
3. Рождественский Ю.В. Теория риторики. М., 1999
4. Апресян Г.З. Ораторское искусство. М., 1978
5. Одинцов В. В. Стилистический анализ публичного выступления. - М.: Знание, 1973.
6. Политический дискурс: методы анализа тематической структуры и метафорики. – М.:, 2004
7. Хазагеров Г.Г. Политическая риторика: [учеб. По полит.красноречию]. – М.: Никколо-Медиа, 2002
Теги: Политическая риторика в США Реферат Английскийdodiplom.ru
«Прагматические особенности современной политической риторики на примере предвыборных речей Б.Обамы»
Содержание
Введение………………………………………………………………………..3
Глава 1. Речь политика и риторический образ
1.1 Сущность понятия «риторика». Центральные и периферийные проблемы………………………………………………………………………… 6
1.2 Риторические модели речевого взаимодействия………………………….7
1.3 Специфика политической риторики……………………………………….9
Выводы по первой главе………………………………………………………..12
Глава 2 Политическая лингвистика
2.1 Основные положения политической лингвистики………………………...14
Выводы по второй главе………………………………………………………...23
Глава 3 Прагматический потенциал политического текста
3.1 Основные положения прагматики………………………………………….25
3.2 Средства реализации прагматического эффекта в политической риторике:
3.2.1 Специфика политического монолога…………………………………….32
3.2.2 Ключевые слова……………………………………………………………33
3.2.3 Проблема политического доверия………………………………………..35
3.2.4 Языковые средства контакта с аудиторией………………………………36
3.2.5 Средства адресации………………………………………………………..40
3.2.6 Вводные конструкции……………………………………………………..41
3.2.7 Нормирование «речевого образа»………………………………………...43
3.2.8 Эмоциональное противопоставление…………………………………….51
3.3 Прагматический потенциал предвыборной речи (на примере предвыборных речей Б.Обамы)…………………………………………………53
Выводы по третьей главе………………………………………………………..66
Заключение……………………………………………………………………...68
Список литературы…………………………………………………………….70
Введение
Политическая деятельность всегда играла особую роль в жизни общества. От определенной политической позиции или ситуации зависит место страны на международной арене, ее взаимоотношения с другими государствами, ее роль в деятельности мирового сообщества. Однако важную роль в определении имиджа страны играет способ ее презентации политическими лидерами данного государства. Посредством выступлений политики имеют возможность обратиться как к международному сообществу, так и к гражданам своей страны.
Написание речей – весьма сложный процесс, так как в большинстве случаев политики в процессе выступления должны не только проинформировать аудиторию о каком-либо аспекте общественной жизни, но, что важнее, добиться расположения аудитории, убедить слушателей принять ту или иную позицию, а также заручиться поддержкой граждан. Особенно важно это учитывать при составлении предвыборных речей.
На современном этапе развития лингвистики становится очевидным необходимость создания эффективной модели публичного политического выступления, которая позволила бы политику учитывать не только экстралингвистические факторы, которые отражают динамику общественного развития, но и прагматические характеристики языковых средств, их наиболее эффективное сочетание в рамках отдельного выступления. Для достижения этой цели необходимо соотнести производимое высказывание с широким неязыковым контекстом, при этом оно должно быть релевантно ситуации общения. Учет ситуации общения, ее общих и частных характеристик, правильное использование стилистических приемов, их выразительных возможностей может привести к эффективному взаимодействию политика и аудитории, к достижению желаемых результатов.
Таким образом, современная политическая риторика представляет собой трехстороннюю коммуникацию, что подразумевает не только общение адресант-адресат, но и учет конкретной ситуации общения, позволяющий добиться поставленных целей. Такой подход к анализу политического дискурса предпринят впервые. Этим и определяется актуальность данного исследования .
Объектом исследования является современная политическая риторика с точки зрения реализации ее лингвопрагматического потенциала.
Предметом исследования в данной работе являются особенности достижения прагматического эффекта в политических текстах.
Материалом для исследования послужили предвыборные выступления Барака Обамы, отобранные методом сплошной выборки.
Цель работы сводится к выявлению средств реализации прагматического потенциала в текста предвыборных речей.
Для реализации заявленной цели необходимо решение следующих задач :
1) рассмотреть основные понятия риторики и выявить специфику политической риторики;
2) ознакомиться с основными положениями прагматики;
3) выявить особенности создания прагматического потенциала политических текстов;
4) провести анализ предвыборных текстов, с точки зрения реализации их прагматического эффекта.
В работе мы использовали следующиеметоды исследования:
— контент-анализ;
— метод стилистического анализа;
— метод коммуникативно-прагматического анализа;
— метод сравнительно-сопоставительного анализа.
Данная работа состоит из введения, трех глав, заключения и списка использованной литературы. Во введении обоснованы актуальность исследования, сформулированы цели и задачи, обозначены объект и предмет исследования. В первой главе рассматривается сущность понятия «риторика» и риторический образ политика. Во второй главе обозначены основные положения политической лингвистики. В третьей главе описываются основные положения прагматики, средства реализации прагматического эффекта в политическом сообщении. В практической части проведен анализ предвыборных речей с точки зрения реализации прагматического потенциала. В заключении дан обзор основных положений и результатов проведенной работы.
Список литературы содержит сорок два печатных теоретических источника по риторике, прагматике и политической лингвистике, двадцать два источника из сети Интернет, использованных при подборе материала для анализа.
Глава 1. Речь политика и риторический образ
1.1 Сущность понятия «риторика». Центральные и периферийные проблемы.
Риторика – это наука о воздействии на человека с помощью слова. Центральная категория для изучения этого воздействия – категория убеждения. [1]
Но воздействовать с помощью слова можно не только убеждая. С одной стороны, сюда входят способы воздействия, связанные со скрытым или явным принуждением: манипулирование, обман, приказ. Все это случаи принудительного словесного воздействия на слушателя. Только в приказе оно осуществляется напрямую, с опорой на силу, а при обмане и манипулировании нежелание подчинения чужому слову скрыта от самого слушателя. С другой стороны, слушатель может испытать вполне добровольное влияние и помимо убеждения. Речь, например, может производить хорошее впечатление, очаровывать, забавлять, но не убеждать.
Однако прямой предмет риторики именно убеждающая речь. Манипулирование и обман для риторики явления периферийные, которые она рассматривает преимущественно с позиции воспринимающего речь: учит разгадывать уловки и противостоять им. Такие свойства речи, как привлекательность, приятность, также периферийны для риторики. Они рассматриваются ею как вспомогательные, обеспечивающие главное – убедительность.
Ключевым коммуникативным качеством речи, напрямую связанным с убедительностью и чрезвычайно важным для понимания сути риторики, является ясность речи. Ясность выделяют наряду с такими коммуникативными качествами речи, как правильность, уместность и красота.
Правильностью речи ведает ортология, куда входят орфография, пунктуация и орфоэпия – наука о правильном произношении. Для риторики это подготовительный уровень владения речью и специально ортологическими вопросами она не занимается. [2]
Уместность – соответствие речи данной речевой ситуации – изучается функциональной стилистикой, разрабатывающей рекомендации о том, как выстраивать речь при официальном или неофициальном, научном или деловом, обыденном или торжественном общении. Ее базовая категория – функциональный стиль (деловой, научный, публицистический, разговорный), а усилия ее направлены на распределение единиц языка по функциональным стилям. И этот уровень изучения речи можно назвать дориторическим. Правда, уместная речь создает ее носителю репутацию адекватного человека, а это, в свою очередь, может повлиять на убедительность речи. Тем не менее вопросы уместности для риторики периферийны.
Привлекательность речи обеспечивается красотой. Красивую речь хочется услышать снова (речи ораторов редко перечитывают, а художественную литературу – часто). Человек, владеющий красивой речью, – хороший собеседник. Вот почему, хотя красота речи и находится в ведении поэтики, для риторики это качество также важно. Недаром такой авторитетный оратор, как Цицерон, именно красоту считал главным качеством убеждающей речи [ 33, c. 56].
Убедительной речь делается благодаря ясности. Ясной называют такую речь, содержание которой быстро и надежно схватывается адресатом. В ясной речи ее форма идеально соответствует содержанию. Это и придает речи убедительность: все стоит на своем месте, все мотивировано. Именно ясность Аристотель считал главным качеством убедительной речи [3, c.14].
1.2 Риторические модели речевого взаимодействия
Модель риторического воздействия можно представить следующим образом. У слушающего нет ясности в каком-то вопросе Говорящий проясняет для него этот вопрос. За это слушатель платит тем, что принимает предлагаемую говорящим картину мира. Это и есть убеждение. Проблема ясной убеждающей речи – центральная проблема риторики. При этом следует различать убеждение и манипулирование.
В случае прямого обмана говорящий не проясняет слушателю ситуации, а запутывает ее, сообщая заведомо ложные факты. В случае манипулирования говорящий, отрезая слушателя от независимых источников информации, подталкивает его к ложным выводам, т.е. опять запутывает ситуацию. Так, сообщение «Ученые подсчитали на компьютере, что будущее России за социализмом» без указания на то, что это за ученые и как они считали, – манипулирование, рассчитанное на простаков, которые сделают из правдивого сообщения (положим, кто-то что-то действительно считал) ложные выводы [22, c 56].
И обман, и манипулирование – оружие обоюдоострое. Для риторики не составляет труда обратить его против самого манипулятора, именно опираясь на главное качество риторики – прояснение ситуации, в данном случае прояснение самой речевой ситуации.
Опасность обмана в риторической речи состоит в том, что эта речь всегда опирается на ту или иную систему общих мест, а запрет на обман входит в такие системы. Рано или поздно оратору придется взывать к честности и другим этическим нормам, а имея репутацию обманщика, он поставит себя в смешное положение. Поэтому оратор, делающий ставку на обман, уже не может ссылаться на моральные аргументы (доводы к этосу) практически любых развитых этических систем. Поэтому риторика не может назвать обман эффективным приемом и не учит обманывать.
Гораздо сложнее категория манипулирования. Субъективной основой манипулирования является некритическое мышление и низкий культурный уровень слушателей. Объективной – сокрытие независимых источников информации. В большинстве культур обманутых безусловно жалеют, к «обмороченным по собственной глупости» относятся по-разному, но сам «обморочиватель» больших общественных симпатий не вызывает. Особенно негативно оценивается манипуляция, основанная на силе (источники сокрыты грубой силой, «железным занавесом», например), и манипуляция, примененная к детям, больным, вообще слабым. Поэтому манипулирование, как игра на слабости, вещь антиэтосная, особенно в христианской культуре.
Заключение
Политическая риторика — это не новая тема для исследований в сфере языка. Тем не менее, актуальность этой темы не уменьшается уже много тысячелетий — точные технологии воздействия на аудиторию волнуют современных политиков не меньше, чем их далеких предшественников, вещавших с афинских и римских трибун. Современная коммуникация становится все более массовой, все более качественной. Этим объясняется возросший интерес к риторике, появление новых канонов публичных выступлений, огромное число учебной литературы, где профессионалы делятся собственным опытом создания речей. С точки зрения лингвистики особый интерес представляет предвыборный дискурс, так как кандидатами, баллотирующимися на тот или иной высокий пост, используются разнообразные языковые средства, нацеленные на формирование определенного общественного мнения, на завоевание голосов избирателей, побуждающие их к принятию необходимого выборного решения. С лингвистической точки зрения предвыборная кампания – это сложное коммуникативное событие, происходящее между адресантом и адресатом в процессе коммуникативного действия в определенном временном, пространственном и прочем контексте. Таким контекстом является ситуация предвыборной борьбы. Как отмечают исследователи, в политических текстах практически невозможно обнаружить какие-либо фонетические, морфологические и синтаксические явления, отсутствующие в других подсистемах национального языка. Это не удивительно, ведь чтобы быть понятыми народом, политики должны говорить на общедоступном языке.
Поскольку целью нашей работы было рассмотрение особенностей достижения прагматического эффекта в текстах предвыборных речей, основной акцент нами был сделан на лексико-стилистическое содержание сообщения. Залогом успешной реализации прагматического потенциала политического сообщения является грамотное использование классических лексических средств и приемов, таких как метафоры, риторические восклицания, обращение, ключевые слова и т.д. Это позволяет добиться четкой аргументированности, открытости, ясности и точности информации, содержащейся в политическом сообщении. Кроме того, они позволяют сохранить такие коммуникативные качества речи, как ясность, правильность, уместность, красота и правдивость. Пренебрежение столь существенными для речи характеристиками может привести к краху всего выступления, что особенно опасно при написании политических речей, ведь именно на основании выступления политика строится речевой портрет, создается его имидж. Таким образом, лингвистические средства являются одним из способов речевого воздействия, которое преследует цель изменения принципов выбора кандидатов в соответствии с задачами предвыборной кампании.
Список литературы:
1 Алтунян А. Власть и общество. Спор литератора и министра: опыт анализа политического текста // Вопросы литературы. — 1993. — № 1. – 352 с.
2 Алтунян А. Г. От Булгарина до Жириновского. Идейно стилистический анализ политических текстов. М.: Российск. гос. гуманит. ун-т, 1999. — 263 с.
3 Аристотель. Риторика 1358b. – Античные риторики. М., Изд-во МГУ, — 1978 -153 с.
4 Арнольд И.В Стилистика современного английского языка. – М.,: 2002 – 288 с.
5 Арутюнова Н. Д., Падучева Е. В. Истоки, проблемы и категории прагматики // Новое в зарубежной лингвистике. — М., — 1985. Вып.16 — 67 — 68 с.
6 Балли Ш. Общая лингвистика и вопросы французского языка / Ш. Балли; ред., вступ. ст. и примеч. Р.А. Будагова. – М.: УРСС, 2001. – 416 с.
7 Баранов А. Н., Казакевич Е. Г. Парламентские дебаты: традиции и новации. М.: Знание, 1991. — 64 с.
8 Белявин В.П. Психолингвистика. – М.: Флинта: Московских психолого-социальный институт, 2008 – 265 с.
9 Бенвенист Э. Общая лингвистика – М.: УРСС, 2002. –448 с.
10 Грайс Г.П. Логика и речевое общение//Новое в зарубежной лингвистике. Выпуск 16: Лингвистическая прагматика. — М., 1985. – 315 с.
11 Данилина В.В. Ритмические особенности политической ораторской речи (на материале английского языка). Вестник МГУ. Серия 19. Лингвистика и межкультурная коммуникация.-2002.-№ 4- 74 с.
12 Демьянков В.З. Доминирующие лингвистические теории в конце XX века // Язык и наука конца 20 века. М.: Институт языкознания РАН, — 1995. – 406 с.
13 Дресслер В. Синтаксис текста // Новое в зарубежной лингвистике. М., 1978. Вып. 8. – 150 с.
14 Кара-Мурза С. Манипуляция сознанием.— М.: Алгоритм, 2000. – 253 с.
15 Лакофф Дж. Метафоры, которыми мы живем / Дж. Лакофф, М. Джонсон; под ред. и с предисл. А.Н. Баранова. — М.: УРСС, 2004. — 254 с.
16 Лебедева М.М. Вам предстоят переговоры. — М., 1993. – 96 с.
17 Лебон Г. Психология народов и масс. — СПб.: Макет, 1995. – 165 с.
18 Лотман Ю. М. «Пиковая дама» и тема карт и карточной игры в русской литературе начала ХIХ века // Избранные статьи в трех томах. Т. 2. Таллинн, — 1992. — 729 с.
19 Маркичева Т.Б., Ноэксин Е.А. Мастерство публицистического выступления. — 1989. – 305 с.
20 Мошкой С.В. Политическая реклама. — Екатеринбург, — 1994, — 198 с.
21 Музыкант В.Л. Теория и практика современной рекламы. — М, 1998. – 266 с.
22 Панасюк А.Ю. Как победить в споре, или искусство убеждать. —М.: Олимп, — 1998. – 106 с.
23 Перельман Я.И. Занимательная наука. – Из-во: АСТ, Харвест, 2008 – 288 с.
24 Пиболи Д., Шмелев А.Г., Андреева Г.М., Граменицкий А.Е. Психосемантический анализ стереотипов русского характера: кросскультурный аспект // Вопросы психологии, 1993, № 3. – 325 с.
25 Поршнев Б.Ф. О начале человеческой истории (Проблемы палеопсихологии) — М.: Издательство «Мысль», 1974. – 487 с.
26 Проскуряков М. Р. Дискурс борьбы: Очерк языка выборов // Вестник Московского университета. Серия 9. Филология. 1999. — № 1. – 75 с.
27 Райгородский Д.Я. Психология и психоанализ власти: Хрестоматия: В 2-х т.— Самара: Бахрах, 1999. – 260 с.
28 Резников Н.А. Аспекты эмоционального воздействия в политическом выступлении: на материале английского языка: автореферат дис. Кандидата филологических наук: 10.02.04, Моск.пед. Гос.Ун-т.-М., — 2006. – 345 с.
29 Рябова, Т. Б «Свои» и «чужие» в российском политическом дискурсе. Сб. научн.трудов.СПб., — 2001. – 166 с.
30 Савкова З.В. Искусство оратора. СПб., Знание, — 2000. – 93 с.
31 Сорокин Ю. А. Политический дискурс: попытка истолкования понятия // Политический дискурс в России. М., 1997.с 203 — с. 57
32 Стрибжев В.В. Эффективность общения и статус речевого клише./Известия ТулГУ, Серия Психология, Вып.4- Тула, — 20 с.
33 Утченко С. Л., Цицерон и его время, М., 1972 – 230 с.
34 Хёйзинга Й. Человек играющий. М., 1992. М.: Прогресс-Академия, — 1992. – 153 с.
35 Цуладзе А. Формирование имиджа политика в России.—М., 1999. – 109 с.
36 Чернявская В.Е. Дискурс власти и власть дискурса: проблемы речевого воздействия. – М.: Флинта: Наука, 2006. – 360 с.
37 Чудинов А. П. Политическая лингвистика / Общие проблемы, метафора. Учеб. пособие. Екатеринбург, 2003. — 194 с.
38 Шварценберг Р.-М. Политическая социология.— М., 1992. – 304 с.
39 Шейгал Е. И. Семиотика политического дискурса. Волгоград, 2000. – 136 с.
40 Шестопал Е.Б. Восприятие образов власти: политико-психологический анализ // Политические исследования, 1995, № 4. – 36 с.
41 Эпштейн М. Н. Идеология и язык // Вопросы языкознания. — 1991. — № 6. – 106 с.
42 Hunt S., Hilton J. Individual development and social experience.— London, 1975. – 165 с.
Интернет ресурсы:
1 ru.wikipedia.org/wiki
2 evartist.narod.ru/text7/08.htm
3 books.google.ru/books
4http://blog.lib.umn.edu/cspg/smartpolitics/2009/03/what_euphemism_for_tax_increas.php
5 lib.ru/DPEOPLE/put_nav.txt
6 lib.ru/DPEOPLE/put_nav.txt
7 vlasti.net/news/42613
8 mediamatters.org/research/200807300009
9 www.theglobeandmail.com/news/world/article705549.ece
10 www.nysun.com/national/mccain-speech-louisiana/79230/
11http://www.espeeches.com/index.php?/barakobamaspeeches/obama-night-before-the-election-speech.html
12 my.barackobama.com/page/community/post/samgrahamfelsen/CmBV
13http://obamaspeeches.com/E03-Barack-Obama-Potomac-Primary-Night-Madison-WI-February-12-2008.htm
14 www.cbsnews.com/8301-502443_162-3755529-502443.html
15 edition.cnn.com/2008/POLITICS/01/26/obama.transcript/index.html
16 4flaga.ru/158-obama.html
17http://www.barackobama.com/2008/01/03/remarks_of_senator_barack_obam_39.php
18 www.washingtonpost.com/wp-dyn/articles/A19751-2004Jul27.html
19 www.edrivera.com/?p=429
20http://obamaspeeches.com/007-American-Legion-Legislative-Rally-Obama-Speech.htm
21 navedz.wordpress.com/2008/11/05/the-speech-that-made-barack-obama-famous/
22 edition.cnn.com/2008/POLITICS/11/04/obama.transcript/
www.ronl.ru
Содержание
Введение……………………………..…………………………………………….3
Общее определение риторики……………………………………………………4
Политическая риторика………………………………………………................9
Заключение……………………………………………………………………….17
Список использованных источников…………………………………………...18
Введение
Адекватное владение устной речью, способность к публичному выступлению признается многими исследователями как важный компонент человеческой деятельности, от которого может зависеть успех индивида, прежде всего общественного и политического деятеля, в самых различных жизненных ситуациях.
Речи политика — это важнейшее средство его общения как со своим электоратом, так и со всем мировым сообществом. Это один из способов, при помощи которого президент диктует свою политику, завоевывает признание определенных политических кругов и объединяет нацию во время кризиса.
В условиях коммуникативной научной парадигмы настоящего времени возникает интерес не просто к изучению лингвистических явлений как таковых, но и к их проявлению в социальной сфере, т.е. реализации в конкретном социальном, и ситуативном контексте человеческого общения. В связи с этим особый интерес для исследователя представляет не только публичная ораторская речь, но и личность говорящего, лингвистические черты его речевого портрета.
Речи политиков, президентов в особенности, представляют собой единицы высшего уровня вербальной сферы, и их составление и произнесение немаловажно как для самого оратора, так и для слушающей его аудитории. Это формирует среду вокруг оратора, привлекает к нему внимание, говорит о его прошлом и будущем, а также влияет на проявление или изменение его имиджевых характеристик. Со времен Джорджа Вашингтона до настоящих дней американские президенты использовали публичное обращение к нации для выражения своих надежд, планов и воли. Из этого следует, что публичная политическая речь на протяжении столетий претерпела достаточно много изменений, приобретая различные оттенки, формы и тематику. Речи одних президентов были описательны или поучительны, в то время как речи других несли вдохновение и были полны надежды. Менялись времена, менялись президенты, менялись речи.
Общее определение риторики
Риторика (греч. rhetorike «ораторское искусство»), научная дисциплина, изучающая закономерности порождения, передачи и восприятия хорошей речи и качественного текста.
В момент своего возникновения в древности риторика понималась только в прямом значении термина – как искусство оратора, искусство устного публичного выступления. Широкое осмысление предмета риторики является достоянием более позднего времени. Ныне при необходимости отличить технику устного публичного выступления от риторики в широком смысле, для обозначения первой используется термин оратория.
Центральная и периферийные проблемы риторики. Качества речи и концепция риторики. Риторическая модель речевого взаимодействия. Убеждение, обман и манипулирование. Почему риторика не учит обманывать. Оборотная сторона манипулирования. Допустимые случаи манипулирования. Итак, риторика – это наука о воздействии на человека с помощью слова. Центральная категория для изучения этого воздействия – категория убеждения.
Но воздействовать с помощью слова можно не только убеждая. С одной стороны, сюда входят способы воздействия, связанные со скрытым или явным принуждением: манипулирование, обман, приказ. Все это случаи принудительного словесного воздействия на слушателя. Только в приказе оно осуществляется напрямую, с опорой на силу, а при обмане и манипулировании не добровольность подчинения чужому слову скрыта от самого слушателя. С другой стороны, слушатель может испытать вполне добровольное влияние и помимо убеждения. Речь, например, может производить хорошее впечатление, очаровывать, забавлять, но не убеждать.
Однако прямой предмет риторики именно убеждающая речь. Манипулирование и обман для риторики явления периферийные, которые она рассматривает преимущественно с позиции воспринимающего речь: учит разгадывать уловки и противостоять им. Такие свойства речи, как привлекательность, приятность, также периферийны для риторики. Они рассматриваются ею как вспомогательные, обеспечивающие главное – убедительность.
Ключевым коммуникативным качеством речи, напрямую связанным с убедительностью и чрезвычайно важным для понимания сути риторики, является ясность речи. Ясность выделяют наряду с такими коммуникативными качествами речи, как правильность, уместность и красота.
Правильностью речи ведает ортология, куда входят орфография, пунктуация и орфоэпия – наука о правильном произношении. Для риторики это подготовительный уровень владения речью и специально ортологическими вопросами она не занимается.
Уместность – соответствие речи данной речевой ситуации – изучается функциональной стилистикой, разрабатывающей рекомендации о том, как выстраивать речь при официальном или неофициальном, научном или деловом, обыденном или торжественном общении. Ее базовая категория – функциональный стиль (деловой, научный, публицистический, разговорный), а усилия ее направлены на распределение единиц языка по функциональным стилям. И этот уровень изучения речи можно назвать дориторическим. Правда, уместная речь создает ее носителю репутацию адекватного человека, а это, в свою очередь, может повлиять на убедительность речи. Краткие сведения из области функциональной стилистики и культуры речи будут даны в последних разделах книги. Отметим, тем не менее: вопросы уместности для риторики периферийны.
Привлекательность речи обеспечивается красотой. Красивую речь хочется услышать снова (речи ораторов редко перечитывают, а художественную литературу – часто). Человек, владеющий красивой речью, – желанный собеседник. Вот почему, хотя красота речи и находится в ведении поэтики, для риторики это качество небезынтересно. Недаром такой авторитетный оратор, как Цицерон, именно красоту считал главным качеством убеждающей речи. Но не будем во всем доверять и Цицерону: красота речи все же не главное свойство, делающее речь убедительной.
Убедительной речь делается благодаря ясности. Ясной называют такую речь, содержание которой быстро и надежно схватывается адресатом. В ясной речи ее форма идеально соответствует содержанию. Это и придает речи убедительность: все стоит на своем месте, все мотивировано. Именно ясность Аристотель считал главным качеством убедительной речи.
Модель риторического воздействия можно представить следующим образом. У слушающего нет ясности в каком-то вопросе (или уже в ходе речи он понял, что полной ясности у него не было). Говорящий проясняет для него этот вопрос, делает его кристальным, как бы снимает с души слушателя груз колебаний и неопределенности. За это слушатель платит тем, что принимает предлагаемую говорящим картину мира. Это и есть убеждение. Проблема ясной убеждающей речи – центральная проблема риторики.
Обратимся теперь к феномену манипулирования. В случае прямого обмана говорящий не проясняет слушателю ситуации, а запутывает ее, сообщая заведомо ложные факты. В случае манипулирования говорящий, отрезая слушателя от независимых источников информации, подталкивает его к ложным выводам, т.е. опять-таки запутывает ситуацию. Так, сообщение «Ученые подсчитали на компьютере, что будущее России за социализмом» без указания на то, что это за ученые и как они считали, – манипулирование, рассчитанное на простаков, которые сделают из правдивого сообщения (положим, кто-то что-то действительно считал) ложные выводы. И обман, и манипулирование – оружие обоюдоострое. Для риторики не составляет труда обратить его против самого манипулятора, именно опираясь на главное качество риторики – прояснение ситуации, в данном случае прояснение самой речевой ситуации.
Опасность обмана в риторической речи состоит в том, что эта речь всегда опирается на ту или иную систему общих мест, а запрет на обман входит в такие системы. Рано или поздно оратору придется взывать к честности и другим этическим нормам, а имея репутацию обманщика, он поставит себя в смешное положение. Кроме того, запрет на обман как на неправильное речевое действие корреспондирует с другими запретами, касающимися уже предметной деятельности, в частности, с запретом на воровство и убийство. Поэтому оратор, делающий ставку на обман, уже не может ссылаться на моральные аргументы (доводы к этосу) практически любых развитых этических систем. Такой оратор попадает в положение героя Салтыкова-Щедрина, который действовал «применительно к подлости» и в конце концов получил за это плевок из-за угла от того, кто руководствовался этим же принципом. Обманщику остается надеяться, что обман никогда не вскроется, что при активном речевом поведении крайне маловероятно. Поэтому риторика не может назвать обман эффективным приемом и не учит обманывать.
Гораздо сложнее категория манипулирования. На языке наивной риторики, т.е. на языке осмысления речевого воздействия вне науки и ее терминологии, «манипулировать» означает «морочить голову». Субъективной основой манипулирования является некритическое мышление и низкий культурный уровень слушателей. Объективной – сокрытие независимых источников информации. В большинстве культур обманутых безусловно жалеют, к «обмороченным по собственной глупости» относятся по-разному, но сам «обморочиватель» больших общественных симпатий не вызывает. Особенно негативно оценивается манипуляция, основанная на силе (источники сокрыты грубой силой, «железным занавесом», например), и манипуляция, примененная к детям, больным, вообще слабым. Так, с точки зрения сухой логики, дети, несомненно, отличаются от взрослых более низким культурным уровнем. Но обычно в таких категориях о детях никто не рассуждает и на «использование детской наивности», бесспорно, наложен общественный запрет. Также едва ли большим почетом и уважением в обществе пользуется тот, кто обманывает недалекого человека. Поэтому манипулирование, как игра на слабости, вещь антиэтосная, особенно в христианской культуре.
Тем не менее, существуют, по-видимому, и случаи допустимого манипулирования, когда закрытие источников является вынужденной мерой, с которой впоследствии согласится и сам объект речевого воздействия. Речь идет о крайних ситуациях. Странным было бы во время Отечественной войны публиковать в наших газетах материалы противника. В жизни, действительно, есть случаи, когда надо действовать не рассуждая. Рефлексия и анализ в этих редких случаях сковывают активность. Сент-Экзюпери рассказывает, как летчик, потерпевший катастрофу в пустыне, шел вперед, стараясь не думать о своем положении. Физиолог П.В. Симонов, вспоминая этот случай, констатирует, что летчик тем самым спасся от невроза, который лишил бы его психических и физических сил. В этой связи уместно вспомнить слова Демосфена: «Воины, вместе со мною отважившиеся на предстоящую опасность! Никто из вас в столь затруднительном положении не должен стремиться к тому, чтобы выказать свою сообразительность при оценке всех окружающих вас опасностей».
Но такие ситуации – исключение, а не правило. Жизнь не может состоять из безрассудных поступков. И в громадном большинстве случаев человек, которым манипулируют, не испытывает к манипуляторам чувства благодарности.
Даже отбросив нравственную оценку манипулирования, надо учесть то обстоятельство, что информационная структура современного общества, уровень общественной образованности и речевой конкуренции не позволяют манипуляторам и обманщикам достаточно долго скрывать несанкционированные обществом речевые действия. Сокрытие источников информации одним оратором будет замечено другим, который не преминет обратить на это внимание слушателей, а то и откроет эти источники, продемонстрировав скрытые от слушателя факты и их интерпретации.
Политическая риторика.
Особенности языка и речи.
Существует 3 фактора, которые влияют на речевое поведение человека:
С помощью вербальных средств (например, речь) передается лишь 7% информации. 38% информации передаются через голос и его тональность, интонацию, а 55% - через невербальные средства.
"По одежке встречают, по уму провожают". Для хорошего политолога важно уметь найти середину между умением одеться и умением говорить. Словами мы формируем то или иное настроение. Политическая речь должна быть очищена от обыденных слов.
Существует направление фоносемантика, которое изучает как при помощи звуков можно манипулировать людьми, навязывать свое мнение и образы (нейро-лингвистическое программирование -- НЛП).
Политолог обязан обладать культурой речи. "Высокая культура речи - это умение правильно, точно и выразительно передавать свои мысли средствами языка. Правильная речь та, в которой соблюдаются нормы современного литературного языка. Но вековая культура речи заключается не только в следовании нормам языка. Она заключается еще и в умении найти не только точное средство для выражения своей мысли, но и чтобы это было наиболее выразительным образом и наиболее подходило для данного конкретного случая. Следовательно, речь должна быть стилистически оправданной.". (Ожигов С.И.)
referat911.ru
Содержание
Введение
1. Исследования политической лингвистики в США
2. Дискурс в американской политической риторике
Список литературы
Введение
Адекватное владение устной речью, способность к публичному выступлению признается многими исследователями как важный компонент человеческой деятельности, от которого может зависеть успех индивида, прежде всего общественного и политического деятеля, в самых различных жизненных ситуациях.
Речи политика — это важнейшее средство его общения как со своим электоратом, так и со всем мировым сообществом. Это один из способов, при помощи которого президент диктует свою политику, завоевывает признание определенных политических кругов и объединяет нацию во время кризиса.
В условиях коммуникативной научной парадигмы настоящего времени возникает интерес не просто к изучению лингвистических явлений как таковых, но и к их проявлению в социальной сфере, т.е. реализации в конкретном социальном, и ситуативном контексте человеческого общения. В связи с этим особый интерес для исследователя представляет не только публичная ораторская речь, но и личность говорящего, лингвистические черты его речевого портрета.
В традиции русской филологии изучение ораторского искусства ведется в настоящее время в рамках далеко не одной науки. Данным вопросом занимаются социология, психолингвистика, риторика, а в настоящее время в исследование данного вопроса включилась и экспериментальная фонетика.
Речи политиков, президентов в особенности, представляют собой единицы высшего уровня вербальной сферы, и их составление и произнесение немаловажно как для самого оратора, так и для слушающей его аудитории. Это формирует среду вокруг оратора, привлекает к нему внимание, говорит о его прошлом и будущем, а также влияет на проявление или изменение его имиджевых характеристик. Со времен Джорджа Вашингтона до настоящих дней американские президенты использовали публичное обращение к нации для выражения своих надежд, планов и воли. Из этого следует, что публичная политическая речь на протяжении столетий претерпела достаточно много изменений, приобретая различные оттенки, формы и тематику. Речи одних президентов были описательны или поучительны, в то время как речи других несли вдохновение и были полны надежды. (Комова, 2000) Менялись времена, менялись президенты, менялись речи.
В связи с этим актуальным является рассмотрение просодических форм публичной речи, отражающих особенности политического имиджа оратора в определенный исторический момент. Актуальность исследования объясняется также и тем фактом, что просодия политической ораторской речи рассматривается в культурно-социальном аспекте. Важным является изучение социокультурной нормы и совокупности просодических средств американской политической речи в условиях различного историко-политического контекста. Просодическая система американского варианта английского языка достаточно полно описана с точки зрения структурных и функциональных особенностей ее мелодики, именуемой в работах американских фонетистов «интонацией». Однако, ситуативная вариативность просодии остается наименее разработанной в социальном аспекте, несмотря на наличие экспериментальных работ в этой области.
Просодические характеристики американских президентов как людей образованных и владеющих искусством риторики, позволяют изучить самый престижный современный вариант американского произносительного стандарта.
Существует мнение, что для американского варианта английского языка характерна монотонность, узкий тональный диапазон, а также медленный темп.
В зависимости от контекста ситуации, в которой звучит речь, а также от имиджевых характеристик оратора, появляется необходимость в особой экспрессивности и эмоциональной окраске речи. Это не может не отразиться на просодическом оформлении речи. Недаром еще в античной риторике обращалось внимание на необходимость использования особого рода фонетических средств, которые помогали достичь наибольшей убедительности речи.
Изучение просодических особенностей ораторской речи дает возможность изучить особенности замедления темпа в условиях официальности, торжественности, высокого социального статуса говорящих и необходимости речевой экспрессии на фоне замедленного темпа американской речи в целом.
1. Исследования политической лингвистика в США
В последние годы исследования политической коммуникации активно ведутся на всех континентах, соответствующие публикации регулярно появляются в столь различных государствах, как Новая Зеландия, Пакистан, Тунис, Корея, Южная Африка, Африка и Уругвай. Как известно, наука не признает границ. Вместе с тем специальные наблюдения позволяют выделить три основных мегарегиональных научных объединения - североамериканское, восточноевропейское (постсоветское) и европейское.
Для представителей североамериканского направления в исследовании политической коммуникации характерны следующие черты:
- значительная (более половины) доля исследований, выполненных в рамках риторического направления;
- активное использование критического метода анализа дискурса и иных способов демонстрации своей гражданской, политической позиции;
- повышенное внимание к изучению институционального политического дискурса, особенно текстов, созданных широко известными политическими лидерами; показательно, что американские исследователи предпочитают изучать американский политический дискурсс и нечасто занимаются сопоставлением политической коммуникации в различных странах;
- повышенное внимание к изучению специфики личностного дискурса и исторического дискурса отдаленных эпох.
Как известно, Северная Америка была и остается одним из признанных лидеров в развитии политической лингвистики: именно здесь работали многие ее основоположники, в том числе - Г. Лассвелл, У. Липпманн, П. Лазарсфельд.
Среди работавших в Соединенных Штатах ведущих специалистов, относящихся к риторическому направлению, необходимо назвать Р. Айви, К. Берка, Б. Бэйтса, Дж. Гуднайта, С. Дафтона, К. Джемисон, Р. Карпентера, М. Медхерста, М. Осборна, С. Перри, В. Риккерта, Р. Скотта, С. Сильберштейн, М. Стакки, Т. Уиндта, Ф. Уондера, Д. Хана, М. Харимана.
Существуют политические феномены, которые особенно часто привлекают внимание американских специалистов. В частности, значительная часть американских публикаций связана с исследованием концептуальных метафор, связанных войной в Персидском заливе. Первое исследование было опубликовано Дж. Лакоффом еще в 1991 г. Позднее Лакофф обратился и к исследованию метафор периода второй войны в Заливе. Проанализировав метафоры, актуализированные администрацией и СМИ США для оправдания этой войны, Дж. Лакофф выделил базовые метафорические (метонимические) модели, которые, дополняя друг друга, занимают центральное место в осмыслении внешней политики в американском сознании.
Детальный анализ "метафорической войны" по косовской проблеме в американском политическом дискурсе представлен в работе Р. Пэриса (Paris, 2001). Как показывает автор, в выступлениях администрации Б. Клинтона и дебатах членов Конгресса доминировали четыре группы исторических метафор: "Вьетнам", "Холокост", "Мюнхен" и "балканская пороховая бочка". Р. Пэрис выделяет два уровня метафорического противостояния политических мнений. Участники дебатов спорили не только об уместности исторических метафор применительно к ситуации в Косово (первый уровень), но и об оценочных смыслах используемых метафор (второй уровень). Например, если мюнхенское соглашение в большинстве случаев рассматривалось, как пример нежелания остановить агрессора, то на уроки вьетнамских событий ссылались как противники, так и сторонники военного вмешательства. Противники говорили о невинных жертвах и других ужасах войны, а сторонники считали, что во Вьетнаме американская армия воевала "со связанной рукой за спиной", поэтому не следует повторять вьетнамских ошибок в Косово.
С исследованиями метафор в нарративе войны тесно связаны публикации, посвященные метафорическому представлению событий 11 сентября 2001 г. и их последствиям. Так, К. Халверсон (Halverson, 2003) анализирует метафоры в политическом нарративе "Война с террором (11 сент. 2001 - янв. 2002)" и выделяет две основные метафоры, моделирующие осмысление терроризма в американском политическом дискурсе: Антропоморфизм ценностей и Сказка о справедливой войне. Анализ корреляции метафор в американском сознании и событий 11 сентября 2001 г. в сочетании с осмыслением социокультурных причин терроризма представлен в публикации Дж. Лакоффа (Lakoff, 2001b).
Значительный вклад в развитие учения о когнитивной метафоре внесла теория блендинга. Эвристики теории концептуальной интеграции (блендинга) можно продемонстрировать на примере некогда популярной в Соединенных Штатах метафоры: "Если бы Клинтон был Титаником, то утонул бы айсберг" (Turner, Fauconnier, 2000). В рассматриваемом бленде осуществляется концептуальная интеграция двух исходных ментальных пространств, в котором президент соотносится с кораблем, а скандал с айсбергом. Бленд заимствует фреймовую структуру как из фрейма "Титаник" (присутствует путешествие на корабле, имеющем пункт назначения, и столкновение с чем-то огромным в воде), так и каузальную и событийную структуру из известного сценария "Клинтон" (Клинтон уцелел, а не потерпел крушение). В рассматриваемом примере общее пространство включает один объект, вовлеченный в деятельность и побуждаемый к ней определенной целью, который сталкивается с другим объектом, представляющим огромную опасность для деятельности первого объекта. Очевидно, что в общем пространстве результат этого столкновения не предопределен. Междоменная проекция носит метафорический характер, однако смешанное пространство обладает каузально-событийной структурой, не выводимой из фрейма источника. Если метафорические инференции выводить только из ментального пространства-источника, то Клинтон должен потерять президентский пост. Показательно, что полученные инференции не выводятся и из пространства-цели. В бленде появляется новая структура: Титаник все-таки не потопляем, а айсберг может утонуть. Эта "невозможная" структура не доступна из исходных пространств, она конструируется в бленде и привносит совершенно новые, но понятные инференции.
Важно подчеркнуть стремление многих американских исследователей рассмотреть роль метафоры в развитии социальных процессов. С этой точки зрения особого внимания заслуживают работы Р.Д. Андерсона, посвященные роли метафоры в процессах демократизации общества. В соответствии с его дискурсивной теорией демократизации истоки демократических преобразований в обществе следует искать в дискурсивных инновациях, а не в изменении социальных или экономических условий. По Р.Д. Андерсону, при смене авторитарного дискурса власти демократическим дискурсом в массовом сознании разрушается представление о кастовом единстве политиков и их "отделенности" от народа. Дискурс новой политической элиты элиминирует характерное для авторитарного дискурса наделение власти положительными признаками, сближается с "языком народа", но проявляет значительную вариативность, отражающую вариативность политических идей в демократическом обществе. Всякий текст (демократический или авторитарный) обладает информативным и "соотносительным" значением. Когда люди воспринимают тексты политической элиты, они не только узнают о том, что политики хотят им сообщить о мире, но и о том, как элита соотносит себя с народом (включает себя в социальную общность с населением или отдалятся от народа).
2. Дискурс в американской политической риторике
Американская политическая риторика нередко вызывала чувство вражды или неприязни, причем без "видимых причин" (войны или ее реальной угрозы, других деструктивных факторов). Его могут спровоцировать несовместимость фундаментальных ценностей, религиозных или светских идеалов, расистская идеология, шовинизм и т.д. В своих классических формах конца XIX - начала ХХ в. основывалась на "американской мечте", выводимой за пределы континента, чтобы помочь всем народам устроить жизнь на тех началах, которые в Соединенных Штатах обусловили динамизм, политическую стабильность, постоянный прогресс, высокий уровень жизни. "Международная" составляющая "мечты" - мессианская убежденность в том, что все захотят перенять эти ценности, чтобы жить не хуже американцев. А для этого необходимо в первую очередь перестать быть заложниками местных элит, отсталых диктаторских и имперских режимов.
В 1930-е годы в идеологии и практике внешней политики США возобладал изоляционизм, отвечавший, по мнению американских правящих кругов, национальным интересам страны перед лицом угрозы гегемонистских устремлений Германии в Европе и Японии в Азии. После второй мировой войны геополитические доктрины снова вышли на авансцену. Задачи борьбы с коммунизмом придали второе дыхание идее настойчивого ознакомления других народов с американскими ценностями. Их экспорт мог осуществляться, в том числе, и с применением силы: "не против народа, а против режима" (как показал опыт корейской и вьетнамской войн, войны 1991 г. в Персидском заливе, конфликта 1999 г. в Косово, данная схема не срабатывала: страдали народы, а "режим" оставался во время военных действий незыблемым).
Одна из особенностей такой политики - интерпретация сопротивления Соединенным Штатам как вызова не столько им самим, сколько ценностям свободы, демократии и прогресса. Шведский исследователь послевоенной внешней политики США Г. Лундестад назвал такую модель "империей по приглашению" (Empire by invitation). В политико-культурном лексиконе принят термин "американизация", имеющий много общего с термином "глобализация": фактически это глобализация с включенными в нее образцами американской национальной культуры, бизнеса, товаров, услуг и др. Отметим, что Соединенные Штаты фактически стояли у истоков этой тенденции еще в XIX в., когда отстаивали принцип "открытых дверей" и "равных возможностей" в мировой торговле, будучи уверены, что в открытом экономическом пространстве выиграют именно они.
Упрекать за желание разделить собственный позитивный опыт с другими - глупо и неблагодарно. Налицо бескорыстие дарителя: "у меня это есть, и я хочу поделиться!". Даримые ценности нетрудно понять: они конкретны, "упакованы" и "расфасованы". Но понять еще не значит принять. Можно напороться на "подводные камни" чужой культуры. Однажды представитель некой американской фирмы прочитал чиновнику французского министерства, осуществлявшему надзор за сделкой, целую лекцию о преимуществах рыночного капитализма. Американец был уверен, что его доводы неотразимы; француз же, оказавшийся социалистом, нашел его тон и слова оскорбительными. Позже французским менеджерам пришлось улаживать конфуз в министерстве и учить американца корректному поведению.
С американцами мы ни разу не воевали, а в двух мировых войнах были союзниками. Америка неоднократно помогала русским (во время голода в Поволжье в 1921 г., поставками по ленд-лизу и т.д.). В политике мы находим общий язык, особенно перед угрозой международного терроризма. Не сокращаются иммиграция и очередь за американскими визами, программы туризма и университетского обмена. В России укоренилось многое из американской массовой культуры (лучшие ли образцы, это другой вопрос). Но резко отрицательное отношение к США не сошло со сцены, часть россиян предпочла бы дружить с врагами Америки, - этих людей гораздо меньше (если вообще) раздражают страны, оставшиеся должниками России или признанные международным сообществом анклавами терроризма. С другой стороны, и у части американцев уцелели негативные стереотипы в отношении России. Но почему?
Поставим вопрос иначе: почему в российском менталитете гораздо большее хождение получил "образ врага" в лице США, а не, скажем, Германии, хотя наши только людские потери в Великой Отечественной войне составили 27 млн. человек? Военные вторжения всегда были величайшим бедствием для России, а угроза конфликта с Соединенными Штатами отсутствует. Но в восприятии их образа, оценки их поведения - весь спектр мнений: от полного одобрения до резкого отрицания, причем полярность позиций нередко подпитывается реакцией не на Америку, а спорящих - друг на друга.
Антагонизм между Россией и США - порождение и "холодной войны", и новой политической реальности. Чтобы лучше понять его сущность, остановимся на соотношении политических (военных) и культурных конфликтов между Россией и Европой. Каких было больше? Ответ может удивить: политических. Даже во время петровских реформ протест приверженцев старины был нацелен против инициатора перемен, а не их "иноземной" природы. Самостоятельно европейская культура в Россию не продвигалась, она "вводилась" царскими указами. А далее европеизация протекала плавно и органично.
В целом, процесс шел без спешки и на рациональной основе. Только то европейское, что отвечало вкусам и потребностям русских, отбиралось и приживалось. Очаги напряженности, вроде "засилья немцев" в армии или в молодой российской науке XVIII столетия, рассасывались без больших усилий. Политические же и гражданские ценности Запада трансформировались "сверху" в эпоху реформ Александра II применительно к российским условиям.
Европейцы обычно приезжали в Россию ради заработка, и уже по этой причине держали себя в культурном плане не агрессивно, а толерантно, "политкорректно", извлекая выгоду из status quo. Они не выходили из роли служащих и исполнителей тех или иных заказов. Многие принимали российское подданство, пополняя ряды военных, чиновников, купцов, ученых, педагогов, даже крестьян, как немцы Поволжья, и успешно ассимилировались, отличаясь только нерусскими фамилиями. Нуждаясь в притоке квалифицированных кадров, Российская Империя была чем-то вроде "Америки" для соседних стран. Русские же ездили в Европу больше ради развлечений, лечения или учебы. Потреблять все это можно было и "не теряя лица". Если и возникал культурный протест, как, например, славянофилов, то адресовался он своим же "западникам".
Наполеон и Гитлер делали ставку на военную силу, а не на культурную экспансию. Более того, образ врага-завоевателя не имел ничего общего с ценностями этих стран (война - отдельно, ценности - отдельно). Так столетиями складывался, несмотря на военные столкновения, европейско-российский культурный консенсус, совместное культурное пространство.
С американцами контакты и диалоги развивались гораздо менее интенсивно. До 1917 г. имели место обмен деловыми визитами и небольшой американский бизнес в России. "Наплыв" специалистов из США в СССР и учеба советских стажеров за океаном в конце 1920-х - начале 1930-х годов приняли беспрецедентный размах, но американцы лишь выполняли советские заказы. В годы второй мировой войны сложился, и тоже на короткое время, военно-политический союз, напоминавший брак по расчету - без глубокой привязанности и влечения друг к другу. Далее - "биполярный" мир в годы "холодной войны", когда доминировало геополитическое соперничество, а культурное пространство заполнял "образ врага", создававшийся с обеих сторон средствами пропаганды, не только отталкивающий, но и по-своему интригующий (поэтому публика по обе стороны океана всегда испытывала большой интерес к приехавшим "оттуда" мастерам искусств, выставкам и т.д.).
Из-за отсутствия демократической традиции в российской политической культуре развал советской системы не ослабил у россиян желания иметь лидера, наставника, вождя. Наряду с новой законной властью образовавшийся вакуум заполнили... американцы. На рубеже 80-90-х годов завораживающий образ американской мощи, благополучия, уверенности в себе, непрерывного прогресса, готовности помочь желающим пойти тем же путем с силой ниагарского водопада обрушился на обломки традиционных ценностей. Интеллектуалы и молодежь уже были частично (на уровне настроений и неприятия прошлого) "вестернизированы" и приветствовали новые ценности, другая часть общества пребывала в растерянности или испытывала ностальгию и страх. Защитные механизмы селекции, привычные отношения с Западом на уровне "заказчик - исполнитель" перестали работать.
С образом Америки не конкурировал в этой ситуации никакой другой (западноевропейские страны не взяли на себя миссию, подобную американской), в то же время его продвижение осуществлялось исключительно интенсивно: выпускалась обширная популярная переводная литература, посвященная истории, экономике и культуре США, политическим институтам, обычаям и традициям, образу жизни американцев и т.д. По-другому решить задачу "дистантного обучения" было, по-видимому, невозможно. Но продвигавшиеся стереотипные образы, самопредставления американцев и американского (self-images) работали в режиме напористой рекламной кампании.
Это создавало определенные неувязки - прежде всего между "рекламными" и "реальными" американцами, встреченными в жизни или даже в литературе и кино, где герои не всегда только побеждают, но и страдают, ошибаются, разочаровываются, словом, ведут себя "как люди". Разительно контрастировали американские и российские традиционные (при отсутствии других) культовые ценности, объекты национальной гордости: американские - вещественные, потребительские и ориентированные на сегодняшний день; наши - событийные, жертвенные и взятые из прошлого. Американский self-image имел на вооружении постулат: "мы живем хорошо потому, что..."; "мы довольны собой и своей страной потому, что...". Российскому адресату оставалось прочитать прилагаемое (или подразумеваемое) объяснение, чтобы убедиться: "у нас такого не было и нет...". От этого понимания один шаг до комплекса неполноценности, порождающего либо унылую апатию, либо зависть и агрессию.
Из-за трудности разграничения рекламных стереотипов и реальности возникали сомнения в природе "продвигаемых" образов и конфликты представлений, равно неглубоко усвоенных. Например: на экране американцы обоего пола подтянуты и спортивного вида, а в стране полно толстых. Так называемые "сексуальные домогательства" (sexual harassment) там, говорят, наказуем, а в их фильмах полно сексуальных сцен в общественных местах. Как сочетаются с хвалеными индивидуализмом и свободой добровольно-принудительные кампании по борьбе с курением, с избыточным весом, "служебными романами" и т.п.? Только избавились от советского конформизма, как нам расхваливают другой? Если Америка развивалась благодаря иммиграции, почему получить иммигрантскую визу становится все труднее?!
Американские политические наставления: "решайте мирно чеченский вопрос", "развивайте демократию", "продолжайте курс реформ", "развивайте рыночную экономику", - риторически оформлялись как лозунги, на которые и в советские-то времена не обращали внимания. Тяготы и потрясения 90-х годов усилили в сознании многих россиян традиционные ментальные напластования, абсолютно несовместимые с американской культурой, а при появлении провоцирующих обстоятельств - даже враждебные ей. Привычка в трудные времена видеть перед собой врага (особенно внешнего) в считанные годы трансформировала образ доброго "дяди Сэма" в обратном направлении, к оставшемуся от "холодной войны" образу коварного хищника. Как на грех, последовали события на Балканах... Разумеется, "гибридный" характер современных российских ценностей не допускает какого-либо одностороннего обобщения, но к концу ХХ столетия оформились силы, претендующие на "возрождение России" как противовеса США на международной арене.
В XXI веке чисто силовая или чисто дипломатическая биполярность или многополярность бесперспективны. Не "центры силы", а "центры влияния" смогут быть эффективными, а они должны опираться прежде всего на экономическое благополучие и социальную стабильность, формирующие культурные общности и пространства.
У американцев было и есть чему поучиться, но лучшие результаты дает свободный, неторопливый, сознательный выбор. Демьяну не надо потчевать гостя, пусть гость сам рассчитает возможности своего желудка. Пример культурного конфликта, когда даритель рассчитывал на быстрый позитивный отклик, дает рассказ широко читаемого, в том числе в Соединенных Штатах, А.П. Чехова "Новая дача".
Построив рядом с убогой деревней нарядную дачу, ее владелец захотел жить с крестьянами в мире и дружбе. Его жена и дочь занимались благотворительностью, деликатно и мило общались со всеми, предлагали построить школу, и далее в таком роде. Но деревенские новых соседей не приняли и всячески пакостили им, пока не выжили. Правда, один мужик так утешал барыню: "Потерпи годика два. И школу можно, и дороги можно, а только не сразу... Хочешь, скажем к примеру, посеять на этом бугре хлеб, так сначала выкорчуй, выбери камни все, да потом вспаши, ходи да ходи... И с народом, значит, так... ходи да ходи, пока не осилишь".
Разительным контрастом на этом фоне служит поступок американского морского офицера Джона Пола Джонса, который, будучи приглашен на русскую службу при Екатерине II, подарил самодержавной императрице издание американской Конституции. Впрочем, у небогатого моряка просто не нашлось ничего лучшего, чем ответить на царскую милость, а Екатерина отличалась любознательностью и обожала раритеты.
Список литературы
1. Дюбуа Ж. и др. Общая риторика. М., 1986
2. Ивин А.А. Основы теории аргументации. М., 1997
3. Рождественский Ю.В. Теория риторики. М., 1999
4. Апресян Г.З. Ораторское искусство. М., 1978
5. Одинцов В. В. Стилистический анализ публичного выступления. - М.: Знание, 1973.
6. Политический дискурс: методы анализа тематической структуры и метафорики. – М.:, 2004
7. Хазагеров Г.Г. Политическая риторика: [учеб. По полит.красноречию]. – М.: Никколо-Медиа, 2002
www.yurii.ru
Содержание
Введение
1. Исследования политической лингвистики в США
2. Дискурс в американской политической риторике
Список литературы
Введение
Адекватное владение устной речью, способность к публичному выступлению признается многими исследователями как важный компонент человеческой деятельности, от которого может зависеть успех индивида, прежде всего общественного и политического деятеля, в самых различных жизненных ситуациях.
Речи политика — это важнейшее средство его общения как со своим электоратом, так и со всем мировым сообществом. Это один из способов, при помощи которого президент диктует свою политику, завоевывает признание определенных политических кругов и объединяет нацию во время кризиса.
В условиях коммуникативной научной парадигмы настоящего времени возникает интерес не просто к изучению лингвистических явлений как таковых, но и к их проявлению в социальной сфере, т.е. реализации в конкретном социальном, и ситуативном контексте человеческого общения. В связи с этим особый интерес для исследователя представляет не только публичная ораторская речь, но и личность говорящего, лингвистические черты его речевого портрета.
В традиции русской филологии изучение ораторского искусства ведется в настоящее время в рамках далеко не одной науки. Данным вопросом занимаются социология, психолингвистика, риторика, а в настоящее время в исследование данного вопроса включилась и экспериментальная фонетика.
Речи политиков, президентов в особенности, представляют собой единицы высшего уровня вербальной сферы, и их составление и произнесение немаловажно как для самого оратора, так и для слушающей его аудитории. Это формирует среду вокруг оратора, привлекает к нему внимание, говорит о его прошлом и будущем, а также влияет на проявление или изменение его имиджевых характеристик. Со времен Джорджа Вашингтона до настоящих дней американские президенты использовали публичное обращение к нации для выражения своих надежд, планов и воли. Из этого следует, что публичная политическая речь на протяжении столетий претерпела достаточно много изменений, приобретая различные оттенки, формы и тематику. Речи одних президентов были описательны или поучительны, в то время как речи других несли вдохновение и были полны надежды. (Комова, 2000) Менялись времена, менялись президенты, менялись речи.
В связи с этим актуальным является рассмотрение просодических форм публичной речи, отражающих особенности политического имиджа оратора в определенный исторический момент. Актуальность исследования объясняется также и тем фактом, что просодия политической ораторской речи рассматривается в культурно-социальном аспекте. Важным является изучение социокультурной нормы и совокупности просодических средств американской политической речи в условиях различного историко-политического контекста. Просодическая система американского варианта английского языка достаточно полно описана с точки зрения структурных и функциональных особенностей ее мелодики, именуемой в работах американских фонетистов «интонацией». Однако, ситуативная вариативность просодии остается наименее разработанной в социальном аспекте, несмотря на наличие экспериментальных работ в этой области.
Просодические характеристики американских президентов как людей образованных и владеющих искусством риторики, позволяют изучить самый престижный современный вариант американского произносительного стандарта.
Существует мнение, что для американского варианта английского языка характерна монотонность, узкий тональный диапазон, а также медленный темп.
В зависимости от контекста ситуации, в которой звучит речь, а также от имиджевых характеристик оратора, появляется необходимость в особой экспрессивности и эмоциональной окраске речи. Это не может не отразиться на просодическом оформлении речи. Недаром еще в античной риторике обращалось внимание на необходимость использования особого рода фонетических средств, которые помогали достичь наибольшей убедительности речи.
Изучение просодических особенностей ораторской речи дает возможность изучить особенности замедления темпа в условиях официальности, торжественности, высокого социального статуса говорящих и необходимости речевой экспрессии на фоне замедленного темпа американской речи в целом.
1. Исследования политической лингвистика в США
В последние годы исследования политической коммуникации активно ведутся на всех континентах, соответствующие публикации регулярно появляются в столь различных государствах, как Новая Зеландия, Пакистан, Тунис, Корея, Южная Африка, Африка и Уругвай. Как известно, наука не признает границ. Вместе с тем специальные наблюдения позволяют выделить три основных мегарегиональных научных объединения - североамериканское, восточноевропейское (постсоветское) и европейское.
Для представителей североамериканского направления в исследовании политической коммуникации характерны следующие черты:
- значительная (более половины) доля исследований, выполненных в рамках риторического направления;
- активное использование критического метода анализа дискурса и иных способов демонстрации своей гражданской, политической позиции;
- повышенное внимание к изучению институционального политического дискурса, особенно текстов, созданных широко известными политическими лидерами; показательно, что американские исследователи предпочитают изучать американский политический дискурсс и нечасто занимаются сопоставлением политической коммуникации в различных странах;
- повышенное внимание к изучению специфики личностного дискурса и исторического дискурса отдаленных эпох.
Как известно, Северная Америка была и остается одним из признанных лидеров в развитии политической лингвистики: именно здесь работали многие ее основоположники, в том числе - Г. Лассвелл, У. Липпманн, П. Лазарсфельд.
Среди работавших в Соединенных Штатах ведущих специалистов, относящихся к риторическому направлению, необходимо назвать Р. Айви, К. Берка, Б. Бэйтса, Дж. Гуднайта, С. Дафтона, К. Джемисон, Р. Карпентера, М. Медхерста, М. Осборна, С. Перри, В. Риккерта, Р. Скотта, С. Сильберштейн, М. Стакки, Т. Уиндта, Ф. Уондера, Д. Хана, М. Харимана.
Существуют политические феномены, которые особенно часто привлекают внимание американских специалистов. В частности, значительная часть американских публикаций связана с исследованием концептуальных метафор, связанных войной в Персидском заливе. Первое исследование было опубликовано Дж. Лакоффом еще в 1991 г. Позднее Лакофф обратился и к исследованию метафор периода второй войны в Заливе. Проанализировав метафоры, актуализированные администрацией и СМИ США для оправдания этой войны, Дж. Лакофф выделил базовые метафорические (метонимические) модели, которые, дополняя друг друга, занимают центральное место в осмыслении внешней политики в американском сознании.
Детальный анализ "метафорической войны" по косовской проблеме в американском политическом дискурсе представлен в работе Р. Пэриса (Paris, 2001). Как показывает автор, в выступлениях администрации Б. Клинтона и дебатах членов Конгресса доминировали четыре группы исторических метафор: "Вьетнам", "Холокост", "Мюнхен" и "балканская пороховая бочка". Р. Пэрис выделяет два уровня метафорического противостояния политических мнений. Участники дебатов спорили не только об уместности исторических метафор применительно к ситуации в Косово (первый уровень), но и об оценочных смыслах используемых метафор (второй уровень). Например, если мюнхенское соглашение в большинстве случаев рассматривалось, как пример нежелания остановить агрессора, то на уроки вьетнамских событий ссылались как противники, так и сторонники военного вмешательства. Противники говорили о невинных жертвах и других ужасах войны, а сторонники считали, что во Вьетнаме американская армия воевала "со связанной рукой за спиной", поэтому не следует повторять вьетнамских ошибок в Косово.
С исследованиями метафор в нарративе войны тесно связаны публикации, посвященные метафорическому представлению событий 11 сентября 2001 г. и их последствиям. Так, К. Халверсон (Halverson, 2003) анализирует метафоры в политическом нарративе "Война с террором (11 сент. 2001 - янв. 2002)" и выделяет две основные метафоры, моделирующие осмысление терроризма в американском политическом дискурсе: Антропоморфизм ценностей и Сказка о справедливой войне. Анализ корреляции метафор в американском сознании и событий 11 сентября 2001 г. в сочетании с осмыслением социокультурных причин терроризма представлен в публикации Дж. Лакоффа (Lakoff, 2001b).
Значительный вклад в развитие учения о когнитивной метафоре внесла теория блендинга. Эвристики теории концептуальной интеграции (блендинга) можно продемонстрировать на примере некогда популярной в Соединенных Штатах метафоры: "Если бы Клинтон был Титаником, то утонул бы айсберг" (Turner, Fauconnier, 2000). В рассматриваемом бленде осуществляется концептуальная интеграция двух исходных ментальных пространств, в котором президент соотносится с кораблем, а скандал с айсбергом. Бленд заимствует фреймовую структуру как из фрейма "Титаник" (присутствует путешествие на корабле, имеющем пункт назначения, и столкновение с чем-то огромным в воде), так и каузальную и событийную структуру из известного сценария "Клинтон" (Клинтон уцелел, а не потерпел крушение). В рассматриваемом примере общее пространство включает один объект, вовлеченный в деятельность и побуждаемый к ней определенной целью, который сталкивается с другим объектом, представляющим огромную опасность для деятельности первого объекта. Очевидно, что в общем пространстве результат этого столкновения не предопределен. Междоменная проекция носит метафорический характер, однако смешанное пространство обладает каузально-событийной структурой, не выводимой из фрейма источника. Если метафорические инференции выводить только из ментального пространства-источника, то Клинтон должен потерять президентский пост. Показательно, что полученные инференции не выводятся и из пространства-цели. В бленде появляется новая структура: Титаник все-таки не потопляем, а айсберг может утонуть. Эта "невозможная" структура не доступна из исходных пространств, она конструируется в бленде и привносит совершенно новые, но понятные инференции.
Важно подчеркнуть стремление многих американских исследователей рассмотреть роль метафоры в развитии социальных процессов. С этой точки зрения особого внимания заслуживают работы Р.Д. Андерсона, посвященные роли метафоры в процессах демократизации общества. В соответствии с его дискурсивной теорией демократизации истоки демократических преобразований в обществе следует искать в дискурсивных инновациях, а не в изменении социальных или экономических условий. По Р.Д. Андерсону, при смене авторитарного дискурса власти демократическим дискурсом в массовом сознании разрушается представление о кастовом единстве политиков и их "отделенности" от народа. Дискурс новой политической элиты элиминирует характерное для авторитарного дискурса наделение власти положительными признаками, сближается с "языком народа", но проявляет значительную вариативность, отражающую вариативность политических идей в демократическом обществе. Всякий текст (демократический или авторитарный) обладает информативным и "соотносительным" значением. Когда люди воспринимают тексты политической элиты, они не только узнают о том, что политики хотят им сообщить о мире, но и о том, как элита соотносит себя с народом (включает себя в социальную общность с населением или отдалятся от народа).
2. Дискурс в американской политической риторике
Американская политическая риторика нередко вызывала чувство вражды или неприязни, причем без "видимых причин" (войны или ее реальной угрозы, других деструктивных факторов). Его могут спровоцировать несовместимость фундаментальных ценностей, религиозных или светских идеалов, расистская идеология, шовинизм и т.д. В своих классических формах конца XIX - начала ХХ в. основывалась на "американской мечте", выводимой за пределы континента, чтобы помочь всем народам устроить жизнь на тех началах, которые в Соединенных Штатах обусловили динамизм, политическую стабильность, постоянный прогресс, высокий уровень жизни. "Международная" составляющая "мечты" - мессианская убежденность в том, что все захотят перенять эти ценности, чтобы жить не хуже американцев. А для этого необходимо в первую очередь перестать быть заложниками местных элит, отсталых диктаторских и имперских режимов.
В 1930-е годы в идеологии и практике внешней политики США возобладал изоляционизм, отвечавший, по мнению американских правящих кругов, национальным интересам страны перед лицом угрозы гегемонистских устремлений Германии в Европе и Японии в Азии. После второй мировой войны геополитические доктрины снова вышли на авансцену. Задачи борьбы с коммунизмом придали второе дыхание идее настойчивого ознакомления других народов с американскими ценностями. Их экспорт мог осуществляться, в том числе, и с применением силы: "не против народа, а против режима" (как показал опыт корейской и вьетнамской войн, войны 1991 г. в Персидском заливе, конфликта 1999 г. в Косово, данная схема не срабатывала: страдали народы, а "режим" оставался во время военных действий незыблемым).
Одна из особенностей такой политики - интерпретация сопротивления Соединенным Штатам как вызова не столько им самим, сколько ценностям свободы, демократии и прогресса. Шведский исследователь послевоенной внешней политики США Г. Лундестад назвал такую модель "империей по приглашению" (Empire by invitation). В политико-культурном лексиконе принят термин "американизация", имеющий много общего с термином "глобализация": фактически это глобализация с включенными в нее образцами американской национальной культуры, бизнеса, товаров, услуг и др. Отметим, что Соединенные Штаты фактически стояли у истоков этой тенденции еще в XIX в., когда отстаивали принцип "открытых дверей" и "равных возможностей" в мировой торговле, будучи уверены, что в открытом экономическом пространстве выиграют именно они.
Упрекать за желание разделить собственный позитивный опыт с другими - глупо и неблагодарно. Налицо бескорыстие дарителя: "у меня это есть, и я хочу поделиться!". Даримые ценности нетрудно понять: они конкретны, "упакованы" и "расфасованы". Но понять еще не значит принять. Можно напороться на "подводные камни" чужой культуры. Однажды представитель некой американской фирмы прочитал чиновнику французского министерства, осуществлявшему надзор за сделкой, целую лекцию о преимуществах рыночного капитализма. Американец был уверен, что его доводы неотразимы; француз же, оказавшийся социалистом, нашел его тон и слова оскорбительными. Позже французским менеджерам пришлось улаживать конфуз в министерстве и учить американца корректному поведению.
С американцами мы ни разу не воевали, а в двух мировых войнах были союзниками. Америка неоднократно помогала русским (во время голода в Поволжье в 1921 г., поставками по ленд-лизу и т.д.). В политике мы находим общий язык, особенно перед угрозой международного терроризма. Не сокращаются иммиграция и очередь за американскими визами, программы туризма и университетского обмена. В России укоренилось многое из американской массовой культуры (лучшие ли образцы, это другой вопрос). Но резко отрицательное отношение к США не сошло со сцены, часть россиян предпочла бы дружить с врагами Америки, - этих людей гораздо меньше (если вообще) раздражают страны, оставшиеся должниками России или признанные международным сообществом анклавами терроризма. С другой стороны, и у части американцев уцелели негативные стереотипы в отношении России. Но почему?
Поставим вопрос иначе: почему в российском менталитете гораздо большее хождение получил "образ врага" в лице США, а не, скажем, Германии, хотя наши только людские потери в Великой Отечественной войне составили 27 млн. человек? Военные вторжения всегда были величайшим бедствием для России, а угроза конфликта с Соединенными Штатами отсутствует. Но в восприятии их образа, оценки их поведения - весь спектр мнений: от полного одобрения до резкого отрицания, причем полярность позиций нередко подпитывается реакцией не на Америку, а спорящих - друг на друга.
Антагонизм между Россией и США - порождение и "холодной войны", и новой политической реальности. Чтобы лучше понять его сущность, остановимся на соотношении политических (военных) и культурных конфликтов между Россией и Европой. Каких было больше? Ответ может удивить: политических. Даже во время петровских реформ протест приверженцев старины был нацелен против инициатора перемен, а не их "иноземной" природы. Самостоятельно европейская культура в Россию не продвигалась, она "вводилась" царскими указами. А далее европеизация протекала плавно и органично.
В целом, процесс шел без спешки и на рациональной основе. Только то европейское, что отвечало вкусам и потребностям русских, отбиралось и приживалось. Очаги напряженности, вроде "засилья немцев" в армии или в молодой российской науке XVIII столетия, рассасывались без больших усилий. Политические же и гражданские ценности Запада трансформировались "сверху" в эпоху реформ Александра II применительно к российским условиям.
Европейцы обычно приезжали в Россию ради заработка, и уже по этой причине держали себя в культурном плане не агрессивно, а толерантно, "политкорректно", извлекая выгоду из status quo. Они не выходили из роли служащих и исполнителей тех или иных заказов. Многие принимали российское подданство, пополняя ряды военных, чиновников, купцов, ученых, педагогов, даже крестьян, как немцы Поволжья, и успешно ассимилировались, отличаясь только нерусскими фамилиями. Нуждаясь в притоке квалифицированных кадров, Российская Империя была чем-то вроде "Америки" для соседних стран. Русские же ездили в Европу больше ради развлечений, лечения или учебы. Потреблять все это можно было и "не теряя лица". Если и возникал культурный протест, как, например, славянофилов, то адресовался он своим же "западникам".
Наполеон и Гитлер делали ставку на военную силу, а не на культурную экспансию. Более того, образ врага-завоевателя не имел ничего общего с ценностями этих стран (война - отдельно, ценности - отдельно). Так столетиями складывался, несмотря на военные столкновения, европейско-российский культурный консенсус, совместное культурное пространство.
С американцами контакты и диалоги развивались гораздо менее интенсивно. До 1917 г. имели место обмен деловыми визитами и небольшой американский бизнес в России. "Наплыв" специалистов из США в СССР и учеба советских стажеров за океаном в конце 1920-х - начале 1930-х годов приняли беспрецедентный размах, но американцы лишь выполняли советские заказы. В годы второй мировой войны сложился, и тоже на короткое время, военно-политический союз, напоминавший брак по расчету - без глубокой привязанности и влечения друг к другу. Далее - "биполярный" мир в годы "холодной войны", когда доминировало геополитическое соперничество, а культурное пространство заполнял "образ врага", создававшийся с обеих сторон средствами пропаганды, не только отталкивающий, но и по-своему интригующий (поэтому публика по обе стороны океана всегда испытывала большой интерес к приехавшим "оттуда" мастерам искусств, выставкам и т.д.).
Из-за отсутствия демократической традиции в российской политической культуре развал советской системы не ослабил у россиян желания иметь лидера, наставника, вождя. Наряду с новой законной властью образовавшийся вакуум заполнили... американцы. На рубеже 80-90-х годов завораживающий образ американской мощи, благополучия, уверенности в себе, непрерывного прогресса, готовности помочь желающим пойти тем же путем с силой ниагарского водопада обрушился на обломки традиционных ценностей. Интеллектуалы и молодежь уже были частично (на уровне настроений и неприятия прошлого) "вестернизированы" и приветствовали новые ценности, другая часть общества пребывала в растерянности или испытывала ностальгию и страх. Защитные механизмы селекции, привычные отношения с Западом на уровне "заказчик - исполнитель" перестали работать.
С образом Америки не конкурировал в этой ситуации никакой другой (западноевропейские страны не взяли на себя миссию, подобную американской), в то же время его продвижение осуществлялось исключительно интенсивно: выпускалась обширная популярная переводная литература, посвященная истории, экономике и культуре США, политическим институтам, обычаям и традициям, образу жизни американцев и т.д. По-другому решить задачу "дистантного обучения" было, по-видимому, невозможно. Но продвигавшиеся стереотипные образы, самопредставления американцев и американского (self-images) работали в режиме напористой рекламной кампании.
Это создавало определенные неувязки - прежде всего между "рекламными" и "реальными" американцами, встреченными в жизни или даже в литературе и кино, где герои не всегда только побеждают, но и страдают, ошибаются, разочаровываются, словом, ведут себя "как люди". Разительно контрастировали американские и российские традиционные (при отсутствии других) культовые ценности, объекты национальной гордости: американские - вещественные, потребительские и ориентированные на сегодняшний день; наши - событийные, жертвенные и взятые из прошлого. Американский self-image имел на вооружении постулат: "мы живем хорошо потому, что..."; "мы довольны собой и своей страной потому, что...". Российскому адресату оставалось прочитать прилагаемое (или подразумеваемое) объяснение, чтобы убедиться: "у нас такого не было и нет...". От этого понимания один шаг до комплекса неполноценности, порождающего либо унылую апатию, либо зависть и агрессию.
Из-за трудности разграничения рекламных стереотипов и реальности возникали сомнения в природе "продвигаемых" образов и конфликты представлений, равно неглубоко усвоенных. Например: на экране американцы обоего пола подтянуты и спортивного вида, а в стране полно толстых. Так называемые "сексуальные домогательства" (sexual harassment) там, говорят, наказуем, а в их фильмах полно сексуальных сцен в общественных местах. Как сочетаются с хвалеными индивидуализмом и свободой добровольно-принудительные кампании по борьбе с курением, с избыточным весом, "служебными романами" и т.п.? Только избавились от советского конформизма, как нам расхваливают другой? Если Америка развивалась благодаря иммиграции, почему получить иммигрантскую визу становится все труднее?!
Американские политические наставления: "решайте мирно чеченский вопрос", "развивайте демократию", "продолжайте курс реформ", "развивайте рыночную экономику", - риторически оформлялись как лозунги, на которые и в советские-то времена не обращали внимания. Тяготы и потрясения 90-х годов усилили в сознании многих россиян традиционные ментальные напластования, абсолютно несовместимые с американской культурой, а при появлении провоцирующих обстоятельств - даже враждебные ей. Привычка в трудные времена видеть перед собой врага (особенно внешнего) в считанные годы трансформировала образ доброго "дяди Сэма" в обратном направлении, к оставшемуся от "холодной войны" образу коварного хищника. Как на грех, последовали события на Балканах... Разумеется, "гибридный" характер современных российских ценностей не допускает какого-либо одностороннего обобщения, но к концу ХХ столетия оформились силы, претендующие на "возрождение России" как противовеса США на международной арене.
В XXI веке чисто силовая или чисто дипломатическая биполярность или многополярность бесперспективны. Не "центры силы", а "центры влияния" смогут быть эффективными, а они должны опираться прежде всего на экономическое благополучие и социальную стабильность, формирующие культурные общности и пространства.
У американцев было и есть чему поучиться, но лучшие результаты дает свободный, неторопливый, сознательный выбор. Демьяну не надо потчевать гостя, пусть гость сам рассчитает возможности своего желудка. Пример культурного конфликта, когда даритель рассчитывал на быстрый позитивный отклик, дает рассказ широко читаемого, в том числе в Соединенных Штатах, А.П. Чехова "Новая дача".
Построив рядом с убогой деревней нарядную дачу, ее владелец захотел жить с крестьянами в мире и дружбе. Его жена и дочь занимались благотворительностью, деликатно и мило общались со всеми, предлагали построить школу, и далее в таком роде. Но деревенские новых соседей не приняли и всячески пакостили им, пока не выжили. Правда, один мужик так утешал барыню: "Потерпи годика два. И школу можно, и дороги можно, а только не сразу... Хочешь, скажем к примеру, посеять на этом бугре хлеб, так сначала выкорчуй, выбери камни все, да потом вспаши, ходи да ходи... И с народом, значит, так... ходи да ходи, пока не осилишь".
Разительным контрастом на этом фоне служит поступок американского морского офицера Джона Пола Джонса, который, будучи приглашен на русскую службу при Екатерине II, подарил самодержавной императрице издание американской Конституции. Впрочем, у небогатого моряка просто не нашлось ничего лучшего, чем ответить на царскую милость, а Екатерина отличалась любознательностью и обожала раритеты.
Список литературы
1. Дюбуа Ж. и др. Общая риторика. М., 1986
2. Ивин А.А. Основы теории аргументации. М., 1997
3. Рождественский Ю.В. Теория риторики. М., 1999
4. Апресян Г.З. Ораторское искусство. М., 1978
5. Одинцов В. В. Стилистический анализ публичного выступления. - М.: Знание, 1973.
6. Политический дискурс: методы анализа тематической структуры и метафорики. – М.:, 2004
7. Хазагеров Г.Г. Политическая риторика: [учеб. По полит.красноречию]. – М.: Никколо-Медиа, 2002
superbotanik.net
