§ 4. Самоубийство и эвтаназия: проблемы соотношения. Эвтаназия и суицид соотношение понятий реферат
§ 4. Самоубийство и эвтаназия: проблемы соотношения
Весьма важной проблемой в контексте настоящего исследования является разграничение самоубийства и эвтаназии как явлений, влекущих за собой разные правовые последствия.
Самоубийство, суицид (от лат. sui - себя, caedere - убивать), - умышленное лишение себя жизни. Это лишь одно из самых элементарных обозначений сложнейшего междисциплинарного феномена.
Исторически отношение к самоубийству менялось неоднократно и самым тесным образом было связано с тем, как то или иное социокультурное сообщество воспринимало понятие смерти. Это и определяло различия в отношении к акту суицида государства, юристов, священнослужителей, философов, медиков и простых людей.
Определение суицида сформулировано Эмилем Дюркгеймом сто лет тому назад: "Самоубийством называется всякий смертный случай, являющийся непосредственным или опосредованным результатом положительного или отрицательного поступка, совершенного самим пострадавшим, если этот пострадавший знал об ожидавших его результатах"*(627).
Более лаконично ту же дефиницию излагает современный суицидолог Морис Фарбер: "Самоубийство - это сознательное, намеренное и быстрое лишение себя жизни"*(628).
В российском уголовном законодательстве нет определения самоубийства. Разумеется, с объективной стороны самоубийство есть деяние, при котором субъект собственноручно лишает себя жизни. Однако утверждение о самоубийстве лишь как о собственноручном лишении себя жизни - это выражение, свойственное той эпохе, когда в уголовном праве царило объективное вменение, которое было характерным для рабовладельческих и феодальных государств. В этот период к самоубийству относились так же, как к убийству особого рода, в котором и исполнитель, и потерпевший сливаются в одно лицо. Поэтому оно и наказывалось в уголовном порядке довольно строго. Свидетельство тому - уголовное законодательство петровской эпохи.
Такому взгляду на самоубийство в огромной мере способствовали религиозные воззрения, согласно которым жизнь - дар Божий, и отнять ее может только сам Всевышний. Поэтому самоубийство считалось тяжким грехом, а самоубийца не мог быть погребен по христианскому обычаю.
Строго относилась к самоубийству и мусульманская религия.
В целом ряде стран английского общего права до настоящего времени даже попытка суицида остается уголовно наказуемым деянием. Так, в соответствии с УК Брунея (ст. 309), Индии (ст. 309), Нигерии 1916 г. (ст. 327), Сингапура (ст. 309), Судана (ст. 133) это деяние карается тюремным заключением сроком до одного года или штрафом или же обоими вышеупомянутыми наказаниями одновременно. По УК Тонги (ст. 100) покушавшемуся на свою жизнь грозит до трех лет тюрьмы.
И все же такое положение вещей скорее исключение, чем правило. На смену объективному пришло субъективное вменение: решающее значение приобрела вина, т.е. интеллектуально-волевая сторона преступного поведения. Соответственно изменялось и понятие самоубийства, которое теперь можно четко отличить от всякого убийства.
В современном уголовном законодательстве нигде не содержится запрета на самоубийство как таковое. Поэтому, несмотря на то, что это деяние в большинстве стран рассматривается как социально негативное явление, и самоубийство, и покушение на него в контексте изменения взгляда на юридическую природу самоубийства уже не считаются преступлением.
Причину этого, оценивая акт самоубийства с правовой точки зрения, дал еще Ч. Беккария, который писал: "Самоубийство является преступлением, по которому, казалось бы, не может применяться наказание в собственном смысле, потому что оно поражает или невиновных, или холодное бесчувственное тело"*(629).
Более упрощенный подход к суициду определял его соотечественник Э. Ферри, который "уголовно-правовое осуждение самоубийства называл пережитком"*(630).
Ж.П. Марат расценивал наказание самоубийц как "акт ужасной тирании"*(631), возможность предотвращения самоубийств связывал с благотворительностью государства.
Известный русский криминалист И.Я. Фойницкий утверждал, что "уголовно наказуемым может быть только лишение жизни другого лица, ибо в заповеди "не убий" речь идет не о самоубийстве"*(632).
Против идеи наказуемости самоубийства выступали и другие теоретики уголовного права. В частности, В.Д. Набоков называл наказуемость самоубийства "юридическим абсурдом"*(633).
С 1922 г. в России самоубийство не подвергалось криминализации. Поэтому современное российское уголовное право не предусматривает самоубийство в качестве самостоятельного преступления.
Но можно ли считать, что самоубийство - это любое лишение себя жизни или только добровольный и абсолютно сознательный собственноручный акт, которым человек убивает себя. Ведь зачастую деяния по лишению самого себя жизни сопровождают советы, указания, предоставление информации, средств или орудий другими лицами. К самоубийству можно склонить путем уговора, подкупа, угрозы или другим способом.
Поэтому, если вопрос с правовым статусом самоубийства выглядит достаточно определенным, то совсем иначе обстоит дело с поведением третьих лиц, способствующих совершению самоубийства. Как показывают проведенные исследования, к мысли о добровольном уходе из жизни человек чаще всего приходит через нравственные страдания, а не из-за затруднения в удовлетворении элементарных физиологических потребностей. И в связи с этим для принятия либо непринятия решения причинить себе смерть весьма весомо внешнее воздействие на такого индивида.
Представляются вполне допустимыми ситуации, когда к акту принятия решения о лишении себя жизни примешиваются воля и действия другого человека. Человек может убить себя в силу физического или психического принуждения со стороны других лиц. Например, некто под угрозой причинения нестерпимых мучений, оглашения позорящих сведений, наконец, просто угрожая в случае несогласия предать потерпевшего или близких ему людей смерти через невероятные нравственные или физические страдания, дает жертве пистолет с единственным патроном, и человек использует этот шанс, чтобы уйти из жизни менее мучительным способом либо спасти от позора или смерти иных лиц. Как известно, такой метод расправы широко практикуется среди участников криминальных группировок.
Кроме того, жертва может быть обманом введена в заблуждение относительно существенных обстоятельств, касающихся ее жизни, и под влиянием этого причинить себе смерть (например, человеку внушена ложная мысль, что он болен неизлечимой и смертельной болезнью, а избавлением от предстоящих мучений может служить самоубийство). При таких обстоятельствах нет оснований утверждать, что лишение себя жизни было добровольным.
Подобное воздействие почти повсеместно в мире в той или иной форме признается общественно опасным и иногда даже приравнивается к убийству.
Так называемое "подстрекательство или помощь в самоубийстве", уголовно наказуемо по УК Бразилии, Италии, Канады, Португалии, Перу, Чили, штата Калифорния и др.
Проблема правовой оценки причастности к самоубийству для России не нова. Склонение и пособничество к самоубийству по Уложению о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. приравнивалось к пособничеству в предумышленном убийстве (ст. 1946). Эта норма перешла и в Уложение в редакции 1885 г. (ст. 1475). По Уголовному Уложению 1903 г. ответственность за предоставление средств к самоубийству предусматривалась в ст. 462 и в 463 (за подговор к самоубийству лица, не достигшего двадцати одного года, или лица, заведомо не способного понимать свойства и значение им совершаемого или руководить своими поступками, или за склонение к самоубийству таких лиц советом или указанием и т.д.).
В ст. 148 УК РСФСР 1922 г. была установлена уголовная ответственность за "содействие или подговор к самоубийству несовершеннолетнего или лица, заведомо не способного понимать свойства или значение им совершаемого или руководить своими поступками, если самоубийство или покушение на него последовали".
В УК РСФСР 1926 г., наряду с установлением в ч. 1. ст. 141 уголовной ответственности за доведение до самоубийства, была сохранена ответственность за содействие или подговор к самоубийству несовершеннолетнего или лица, заведомо не способного понимать свойства или значение им совершаемого и руководить своими поступками.
По замечаниям А.Н. Красикова, "в ст. 141 УК РСФСР 1926 г. в различных ее частях с одинаковой санкцией были предусмотрены разные формы причастности к самоубийству. Первая - подговор к самоубийству. Под этим понимались разного рода деяния, вызвавшие решимость лишить себя жизни у человека, который раньше и не помышлял о суициде, при отсутствии признаков состава доведения до самоубийства. Вторая - содействие самоубийству, когда человек сам решил расстаться с жизнью, но, хотя его желание и возникло без постороннего вмешательства, ему все же по его просьбе была оказана помощь в лишении себя жизни. Потерпевшими в таких случаях, как указывалось в законе, могли оказаться несовершеннолетние или лица, которые заведомо не могли понимать совершаемого или руководить своими поступками"*(634).
В УК РСФСР 1960 г. ответственность за такого рода деяния не предусматривалась.
В настоящее время в России и в ряде государств бывшего СССР, в отличие от законодательства большинства зарубежных стран, уголовно наказуемо лишь доведение до самоубийства. Указанный состав закрепляют Уголовные кодексы: Азербайджана (ст. 125), Албании (ст. 99), Беларуси (ст. 145), Грузии (ст. 115), Казахстана (ст. 102), Киргизии (ст. 102), Латвии (ст. 124), Литвы (ст. 133), Македонии (п. 4 ст. 128), Молдовы (ст. 150), России (ст. 110), Таджикистана (ст. 109), Туркменистана (ст. 106), Узбекистана (ст. 103), Украины (ст. 120).
Ни пособничество, ни подстрекательство, ни понуждение к самоубийству по действующему российскому уголовному законодательству уголовно ненаказуемы. Эти действия находятся за рамками конкретного состава преступления, являясь, таким образом, уголовно нейтральными. Однако общественная опасность склонения или содействия самоубийству очевидна. В настоящее время количество самоубийств не имеет тенденции к уменьшению*(635). Потеря обществом огромного количества его активных членов в результате самоубийств, возможность сокрытия умышленного лишения жизни другого человека под видом самоубийства определили в целом негативное отношение законодателей разных стран к этому явлению.
Поэтому отсутствие состава склонения или содействия в самоубийстве в уголовном законе России и большинства других стран СНГ представляется очевидным и неоправданным пробелом. Хотя тому есть, казалось бы, юридическое обоснование: не могут быть уголовно наказуемыми деяния по подстрекательству либо пособничеству совершить уголовно ненаказуемое деяние.
Действительно, из конструкции ч. 1 ст. 105 УК РФ, определяющей убийство как умышленное причинение смерти другому человеку, следует вполне очевидный вывод, что самоубийство как действие по причинению смерти самому себе не является преступлением. Если следовать подобной логике, то доведение до самоубийства тоже является, по сути, доведением до непреступного с точки зрения закона уголовного деяния. Но может ли в связи с этим понятие "соучастие в самоубийстве" (подстрекательство, пособничество) быть лишено юридического смысла? Ответ, исходя из определения подстрекательства и пособничества, установленного УК РФ, должен быть положительный - может, поскольку подстрекательство и пособничество есть, соответственно, склонение другого лица к совершению преступления путем уговора, подкупа, угрозы или другим способом и содействие совершению, опять же, преступления советами, указаниями, предоставлением информации, средств или орудий совершения преступления и т.д. Следовательно, установление уголовной ответственности за подстрекательство или пособничество в самоубийстве будет юридическим нонсенсом.
Однако это вовсе не оправдывает отсутствие уголовной ответственности за склонение или содействие в самоубийстве в УК РФ. Учитывая высокую степень общественной опасности таких действий, во многом похожих на убийство, следует криминализовать их, дополнив УК РФ ст. 110.1 "Склонение или содействие в самоубийстве" следующего содержания:
"Склонение к самоубийству путем уговора, подкупа, обмана или другим способом, а также содействие совершению самоубийства советами, указаниями, предоставлением информации, средств или орудий совершения преступления наказывается ограничением свободы на срок до трех лет или лишением свободы на срок до пяти лет".
При этом объектом склонения к самоубийству или содействия ему, как и объектом убийства, является жизнь человека (возможность находиться в живом состоянии), понимаемая не только как физиологический процесс, но и как обеспеченная законом возможность существования личности в обществе.
С объективной стороны склонение к самоубийству или содействие ему, как и при убийстве, типичное преступление с материальным составом и представляет собой единство трех элементов: 1) действие (бездействие), направленное на лишение жизни другого лица; 2) смерть потерпевшего как обязательный преступный результат; 3) причинная связь между действием (бездействием) виновного и наступившей смертью потерпевшего.
Поскольку с субъективной стороны действия лица, склоняющего или содействующего совершению кем-либо самоубийства (советами, уговорами, обманом и т.п.), направлены на умышленное причинение смерти другому человеку, то так же, как и при убийстве, предполагается наличие прямого или косвенного умысла на причинение смерти.
Высокая степень схожести с составом убийства весомый, но не единственный аргумент против возможного возражения установить уголовную ответственность за склонение или содействие в самоубийстве, которое (самоубийство) само по себе не является преступлением.
Установление уголовной ответственности за склонение к самоубийству или содействие ему устранит противоречие, существующее на сегодняшний день между законодательными формулировками уголовно-правовой нормы об ответственности за доведение до самоубийства (ст. 110 УК) и ст. 45 Основ законодательства об охране здоровья граждан 1993 г., в соответствии с которой "лицо, которое сознательно побуждает больного к эвтаназии и (или) осуществляет эвтаназию, несет уголовную ответственность". Как уже было сказано, в ст. 110 УК РФ предусмотрена уголовная ответственность лишь за доведение до самоубийства, склонение или содействие суициду - за рамками уголовно-правового регулирования.
Склонение или содействие в самоубийстве очень схоже с убийством по просьбе потерпевшего.
Еще Э.Ф. Лист обращал внимание на то, что "пособничество при самоубийстве близко именно к лишению жизни по требованию убитого, почему зачастую трудно провести между обоими деяниями ясную грань". Далее он отмечал: "Для снисходительной оценки требуется в этом случае наличие одинаковой мотивировки, одинакового душевного состояния у пособника, как и у совершающего свое деяние. Пособничество может носить характер истинно дружеской услуги. Случаи самоубийства, часто имеющие место среди влюбленных, когда одно лицо по какой-нибудь причине (осечка огнестрельного оружия, трусость при выполнении) не совершает задуманного, должны быть отнесены сюда же; равным образом сюда же относятся и случаи коллективного самоубийства, когда целые семьи, например, под влиянием бедственного положения (что часто случалось за последние годы) решают покончить с собой и когда задуманное деяние осуществляется не в полной мере"*(636).
Однако понятие склонения к самоубийству или содействия ему значительно шире понятия убийства по просьбе потерпевшего, поскольку включает в себя не только случаи наличия просьбы, но и ее отсутствие.
От эвтаназии в собственном понимании этого слова необходимо отличать суицид при врачебном содействии, т.е. содействие самоубийству.
Решение лишить себя жизни принимается пациентом самостоятельно. Так же самостоятельно им совершаются действия, направленные на прекращение собственной жизни. Врач только дает ему рекомендации по применению тех или иных препаратов или средств, обеспечивающих наступление смерти (например, оказывая содействие в приготовлении смертельного лекарства, выписывая желающему покончить с собой пациенту лекарство, врач информирует его о дозе, которая приведет к смертельному исходу). Американские врачи, как сообщается, иногда идут на хитрость: кладут перед больным таблетки... и говорят: если принять пять - это полезно, если десять - смерть; и уходят - решай, мол, сам, а мы "умываем руки"*(637).
При ассистированном самоубийстве за пациентом в любом случае остается право выбора. Но доказать причастность врача к суициду практически невозможно.
Тем временем в определенных медицинских кругах уже обсуждается вопрос о создании так называемых "пилюль смерти". Сторонники эвтаназии с нетерпением их ждут, а противники, в частности ведущие психологи, предупреждают: само появление на фармацевтическом рынке "вечного снотворного" может резко увеличить число самоубийств; более того, у людей с неустойчивой нервной системой неизбежно появится желание угостить подобной пилюлей, купленной в ближайшей аптеке, кого-либо еще. И спрашивают: во что превратится в таком случае наша мораль?"*(638).
Зарубежные нормы об ответственности за подобные деяния - склонение или помощь в самоубийстве, отличаются слабой конкретизацией и, соответственно, значительным сходством. В то же время такие понятия, как "убийство по просьбе потерпевшего" и "помощь в самоубийстве", законодатель и судебная практика обычно достаточно четко разграничивают. В основе разграничения обозначенных составов преступлений лежит критерий "распределения ролей". Иными словами, квалификация деяния в каждом конкретном случае зависит от того, кто "делает смертельный укол" - врач или сам больной. Если врач, то он подлежит ответственности за убийство по просьбе потерпевшего, а если больной - действия врача квалифицируются как содействие в самоубийстве.
Так, УК Дании гласит: "Любое лицо, которое убивает другое лицо по высказанной просьбе последнего, подлежит тюремному заключению под стражу на срок не менее чем 60 дней".
"Любое лицо, которое помогает другому лицу в совершении самоубийства, подлежит штрафу или простому заключению под стражу" (параграф 239)*(639).
"Если такое деяние, сопровождающееся помощью, совершено по причине личной заинтересованности, то наказанием должно быть тюремное заключение на любой срок, не превышающий трех лет" (параграф 240)*(640).
Хотя это разграничение, очевидно, носит чисто формальный характер, на практике оно приводит иногда к серьезным последствиям. Так, в США широко известный под кличкой "Доктор Смерть" и неоднократно упоминаемый нами врач Джек Кеворкян умертвил около 130 больных людей, давая им шприц со смертельной инъекцией. Он избегал наказания до тех пор, пока в сентябре 1998 г., вопреки своим правилам, не сделал такую инъекцию собственноручно. За это убийство он был приговорен к тюремному заключению сроком в 25 лет.
На сегодняшний день надлежит говорить о следующих кардинальных различиях эвтаназии и суицида.
1. Психологический критерий. В основе акта эвтаназии (если мы говорим о ней в строгом понимании этого термина) может лежать лишь одна причина - невыносимые физические страдания, обусловленные терминальной стадией неизлечимого заболевания.
2. Философский критерий. Эвтаназия - это не выбор между жизнью и смертью. Самоубийца при всем его видимом категоричном отрицании жизни все-таки хочет жить. Он протестует против невыносимости жизни, обреченный пациент - против невыносимости смерти. У безнадежно больного нет альтернативы. Перед ним - только смерть.
3. Правовой критерий. Эвтаназия всегда предполагает непосредственное участие другого лица. В этом случае больной сам не способен убить себя наиболее безболезненным способом и молит других лиц, чаще всего врачей или близких ему людей, помочь ему уйти из жизни.
4. Организационный критерий. Самоубийство - это чаще всего неожиданная реакция на крайне неблагоприятную ситуацию, которая, может быть, возникла не совсем неожиданно, но осознание безысходности ее последствий приходит мгновенно, желание свести все счеты с жизнью обрушивается на человека молниеносно, не оставляя ему времени на размышление о средствах безболезненной смерти. Самоубийца редко тщательно и заблаговременно готовится к этому акту. Поэтому в момент исполнения решения он пользуется способом, как правило, страшным и мучительным: выбрасывается с большой высоты, вешается, бросается в воду, в огонь, под колеса поезда, автомобиля, сжигает себя и т.п.
Потребность в эвтаназии ощущают чаще всего люди, испытавшие невыносимые страдания в результате болезни, как правило, в терминальной и предтерминальной стадии. Их решение о смерти не спонтанно, а, как правило, тщательно продумано и спланировано
Поэтому эвтаназия не может рассматриваться ни как частный, ни как весьма специфический случай самоубийства.
Однако, даже несмотря на несколько меньшую степень общественной опасности самоубийства при врачебном содействии по сравнению с эвтаназией, мировое медицинское сообщество резко осуждает его. В частности, в "Положении о самоубийстве с помощью врача" (Всемирная медицинская ассоциация, 1992) четко обрисовано отношение специалистов: "Самоубийство с помощью врача, подобно эвтаназии, является неэтичным и должно быть осуждено медиками. Однако право отказаться от лечения является основным правом пациента, и врач не действует неэтично даже тогда, когда соблюдение такого желания приведет к смерти пациента"*(641).
Не является эвтаназия и самостоятельной, не сводящейся к самоубийству формой реализации "правомочия гражданина по распоряжению своей жизнью". Суть дела в том, что эвтаназия отличается комплексной правовой природой: c одной стороны, в ее основе лежит деяние по распоряжению собственной жизнью, а с другой - эвтаназия является актом лишения жизни одного лица другим.
Проведенное исследование позволяет предложить и авторское определение самоубийства, которое, как нам представляется, наиболее точно раскрывает суть рассматриваемого явления.
Под самоубийством следует понимать собственноручное, сознательное и добровольное лишение себя жизни по любым причинам, кроме случаев сознательного целенаправленного воздействия на волеизъявление человека со стороны других лиц, под влиянием которого он принимает решение причинить себе смерть не добровольно, а в силу обмана, безвыходной ситуации, физического и психического принуждения и иных условий, сложившихся по воле этих лиц.
Такое определение дает основания для разграничения самоубийства от посредственного причинения смерти, которое всегда есть не что иное, как убийство умышленное или неосторожное, а также от склонения или содействия в самоубийстве. В случаях постороннего воздействия на волю лица, которому причиняется смерть, вопрос о праве на смерть не возникает, так как при этом нет факта свободного выбора.
studfiles.net
Эвтаназия и проблема самоубийства
Эвтаназия и проблема самоубийства
Смертельно больные люди, испытывающие тяжкие страдания, должны иметь право отказаться от лечения. Тем самым реализуется суверенное и неотчуждаемое право человека на жизнь и достойную смерть. Им должно быть предоставлено право умереть как свободным и разумным существам. В некоторых случаях они имеют право на получение средств для ускорения смерти, если они сами потребуют этого. Таково право на активную эвтаназию или самоубийство, которое является частью общего и фундаментального права человека на свободную, достойную жизнь и свободу умереть осмысленно, мужественно и достойно.
Однако право на смерть и реализация этого права далеко не одно и то же. И светский гуманист занимает по этому вопросу определенную позицию.
Проблема самоубийства одна из вечных философских, моральных и юридических проблем. Но прежде всего она экзистенциальная, [307] жизненная проблема, которая приходит или может возникнуть перед нами не из книжки, а из жизни.
Большинство нравственных и религиозных учений рассматривают самоубийство как безусловное зло, не имеющее никаких оправданий. В некоторых законодательствах попытка самоубийства считается преступлением, и уголовно наказуема. Согласно теистической морали, только Бог является высшей инстанцией в вопросах жизни и смерти личности и только ему решать, должны ли мы умереть или продолжать жить. Иногда в этой связи приводятся аргументы против вмешательства медицины: она должна самоустраниться, поскольку препятствует воле Бога. Это, безусловно, антигуманный аргумент.
Однако в некоторых учениях самоубийство возводится в ранг добродетели, а такие философы как Сократ и Шопенгауэр считали допустимым самоубийство как акт, совершаемый на основе продуманного свободного выбора.
Но если право на самоубийство проблематично, то тем более спорна реализация этого права. Если жизнь — это нечто единственное и самое дорогое для нас, тем более если мы не верим в бессмертие, то по мере всех наших возможностей и сил мы должны достойно длить ее, избегая опасности, риска, угрозы для жизни и тем более самоубийства, которое кажется абсурдным в своей абсолютной угрозе самому драгоценному для нас — жизни с присущей ей разумом, свободой, достоинством и многим другим, что делает ее столь удивительной, интересной и неповторимо щедрой.
Я полагаю, что самоубийство связано с пограничной ситуацией, когда здравый смысл, логика и многие другие фундаментальные качества человека начинают давать сбой под напором внутренних и внешних деструктивных факторов. В этом смысле человек как бы прекращается, умирает или гибнет в момент принятия решения о самоубийстве и приведения этого решения к исполнению. Самоубийство свидетельствует не о его оправданности, а о том, что произошла какая-то ошибка и что мы несем за это определенную ответственность.
Жизнь человека принадлежит ему. Но в той мере, в какой он инкорпорирован, вовлечен в область взаимоотношений с обществом, природой и другими субстанциальными реальностями его жизнь является относительной реальностью и потому самоубийство является не только актом самооскорбления и самопредательства, но и дезертирством, недостатком свободного и разумного человека, нарушением неких экзистенциальных и моральных обязательств не только перед родными, близкими и обществом, но и перед природой, а для верующих и перед Богом. Мы никогда не можем исключить, что кто-то любит нас, [308] что мы кому-то нужны и дороги для кого-то. Самоубийство — это всегда горе, и потому его необходимо избегать.
Вместе с тем мы не должны забывать, что к самоубийству приводят некоторые психические заболевания, когда человек не в состоянии найти разумный выход из положения и преодолеть недуг. В этом случае можно сказать, что это скорее смерть как результат болезни, а не самоубийство в точном смысле этого слова.
Более сложные случаи реализации права личности на самоубийство связаны с ситуацией, когда оно становится единственным способом самоутверждения, защитой своего достоинства, свободы и самого себя, или когда человек стремится тем самым избежать невыносимых пыток и оскорблений, будучи уверен в том, что его ожидает смерть. Такие случаи имели место в концентрационных лагерях фашизма и сталинизма, и у нас нет каких-либо серьезных этических оснований осуждать акты самоубийства, совершенные в этих исключительных условиях, поскольку невозможно исключить, что решающим мотивом самоубийства здесь могло быть нежелание допустить абсолютной власти зла над своей жизнью.
Дискуссионной является такая форма самоубийства как активная и пассивная эвтаназия («легкая смерть»). Некоторые врачи, юристы, ученые считают, что эвтаназия допустима и, возможно, этически оправдана только в тех случаях, если пациент прибегает к ней в ситуации, когда в результате смертельной болезни или несчастного случая его жизнь обречена, сам он испытывает невыносимую боль и страдание, находится при этом в здравом уме, компетентен и осведомлен о своем состоянии и его выбор доброволен. Пассивная эвтаназия означает прекращение использования для сохранения жизни больного поддерживающих ее средств, если он не хочет их применять. Активная эвтаназия — это не просто прекращение лечения, но и ускорение смерти больного по его требованию. Принимаемые здесь решения — исключительно сложный процесс, вовлекающий в себя массу юридических, моральных и социальных проблем. «...К праву эвтаназии нужно относиться с уважением и в то же время со всеми мерами предосторожности... она должна основываться на информированном согласии, решение о ней не должно приниматься в спешке или по принуждению. Оно должно быть продуманным и приниматься после некоторого промежутка времени» (Куртц П. Запретный плод. С.207.).
Нельзя не игнорировать в этих случаях и таких аспектов, как возможность создания новых лекарств, которые могут неожиданно открыть перспективу излечения пациента, нежелание врача давать согласие на эвтаназию по моральным или религиозным соображениям, либо [309] из-за страха быть осужденным коллегами или обществом, нежелание врачей обретать статус убийц, или подрывать в себе волю и упорство в лечении больного.
Не менее сложные дилеммы возникают и у близких умирающего человека. Всегда существует опасность, что под видом эвтаназии будет осуществлено, скажем, элементарное убийство из-за наследства или, напротив, родные будут до конца жизни осуждать себя за помощь человеку в его желании умереть.
Таким образом, решения, принимаемые в связи с эвтаназией, бывают исключительно трудными. Поэтому они должны быть разумными, тщательно взвешенными и ответственными, конфиденциальными и не нарушающими законодательство, которое в различных странах различным образом регулирует весь этот комплекс вопросов. Например, в Нидерландах существуют санитары и врачи, которые по требованию умирающего пациента помогают ему покончить со своей жизнью, тогда как в законодательствах других стран это явление никак не отражено, а его обсуждение фактически находится под запретом. Между тем, эвтаназия как этическая и медицинская проблема существует издревле. В прошлом врачи, как правило, сами принимали и осуществляли свое решение. Все эти случаи латентной и тихой эвтаназии проходили без публичного обсуждения, огласки и контроля. В демократических обществах она с необходимостью стала обсуждаться, углубляя тем самым общественное самосознание, ответственность людей перед лицом жизни и смерти.
www.humanism.ru
§ 5. Отграничение эвтаназии от иных смежных правовых явлений и институтов
К настоящему времени в теории уголовного права сложилось несколько точек зрения на оценку эвтаназии. Одни специалисты предлагают признать эвтаназию дополнительным обстоятельством, исключающим общественную опасность деяния *(642), другие в своих предложениях развивают идею декриминализации, третьи видят в эвтаназии деяние, совершенное в состоянии крайней необходимости, четвертые приравнивают эвтаназию к убийству, пятые к самоубийству и т.д. *(643)
С учетом многообразия возможных форм эвтаназии и ситуаций, схожих с нею, последнюю в собственном понимании этого слова следует отличать помимо самоубийства и суицида при врачебном содействии (рассмотренных нами в предыдущем параграфе) от следующих правовых институтов:
- обстоятельств, исключающих преступность деяния, в том числе от крайней необходимости;
- неоказания помощи больному;
- оставления в опасности.
В уголовно-правовой литературе к числу обстоятельств, исключающих преступность деяния, ряд авторов относят и согласие потерпевшего. *(644)
Это обстоятельство предусмотрено в уголовном законодательстве некоторых зарубежных стран. Так, УК Швеции (ст. 7 гл. 24) предусматривает, что "деяние, совершенное одним лицом с согласия другого лица, в отношении которого оно было направлено, образует преступление, только если оно, ввиду характера вреда, насилия или опасности, которую оно повлекло, его цели и других обстоятельств, не является оправданным" *(645).
В русском языке под согласием понимается "разрешение, дозволение, изволение, одобрение, утверждение как прямое желание согласившегося на что-нибудь, или как уступка его" *(646).
Ученые, занимавшиеся исследованием проблемы согласия потерпевшего в уголовном праве, исходят из тех же посылок.
Так, по мнению А.Н. Красикова "согласие потерпевшего есть выражение свободного волеизъявления лица на нарушение своих благ или поставление их в опасность... как способ достижения личных интересов" *(647).
Согласно его позиции "согласие потерпевшего на причинение вреда исключает преступность деяния другого лица при соблюдении определенных условий, выработанных в теории уголовного права, которые состоят в следующем: 1) согласие должно распространяться на те права и интересы, которые находятся в свободном распоряжении лица; 2) согласие должно быть дано в пределах свободного распоряжения своими личными правами и интересами; 3) согласие не должно преследовать общественно вредных целей; 4) согласие должно быть действительным, т.е. дано вменяемым, дееспособным лицом или его законным представителем; 5) согласие должно быть добровольным; 6) согласие должно быть дано до совершения деяния" *(648).
Подавляющее большинство авторов полагают, что согласие потерпевшего не устраняет преступности совершенных действий лица, лишившего жизни потерпевшего. В их числе: А.Б. Сахаров, М.Д. Шаргородский, В.И. Ткаченко, Н.И. Загородников, Э.Ф. Побегайло и др.
"Лишение жизни потерпевшего с его согласия, - пишет В.В. Орехов, - противоречит морали и интересам нашего общества, подрывает сознание неприкосновенности жизни человека" *(649).
В российской науке уголовного права обстоятельствами, исключающими преступность деяния, признаются общественно полезные и целесообразные действия, направленные на устранение угрозы, созданной для существующих общественных отношений, и стимулирование полезной деятельности *(650).
В нашем представлении ни одному из устоявшихся признаков обстоятельств, устраняющих преступность деяния, согласие потерпевшего на эвтаназию не отвечает. Несмотря на то, что убийство по просьбе потерпевшего по отношению к лицу, выражающему это желание, является действием вроде бы полезным (избавление от страданий) и целесообразным, характер направленности у него несколько иной. Это выражается в том, что данное деяние не может являться общественно полезным, устраняющим угрозу для существующих общественных отношений.
Более того, убийство по просьбе потерпевшего причиняет вред общественным отношениям по охране жизни человека.
Кроме того, умышленное умерщвление больных не только не стимулирует полезную деятельность, а, как уже указывалось, может явиться причиной деградации медицинской науки и значительного роста убийств не только по причине сострадания.
Еще одним аргументом против признания эвтаназии обстоятельством, исключающим преступность деяния, является публично-правовой характер норм, регламентирующих защиту жизни человека. Учитывая высокую общественную значимость объекта эвтаназии, а также в целях обеспечения стабильности существующих общественных отношений законодатель не счел возможным передать эти вопросы в сферу частноправового регулирования.
Еще труднее согласиться с признанием лица, совершившего убийство по просьбе потерпевшего, действовавшего в состоянии крайней необходимости.
В теоретическом плане под крайней необходимостью следует понимать "ситуацию, при которой устранение опасности, угрожающей личности, ее интересам, охраняемым законом интересам общества и государства, возможно только путем причинения меньшего вреда другим охраняемым законом общественным отношениям, если при этом не было допущено превышения ее пределов" *(651).
Крайняя необходимость всегда представляет собой столкновение двух правоохраняемых интересов, при котором сохранение одного из них возможно лишь путем причинения вреда другому: например, кассир отдает вооруженным преступникам выручку; при пожаре разрушают забор, чтобы огонь не перекинулся на соседнее строение; при аварии капитан приказывает сбросить часть грузов в воду, чтобы спасти судно, и т.д.
Крайняя необходимость исключает преступность деяния при наличии ряда признаков, которые, на наш взгляд, не соответствуют содержанию совокупности обстоятельств причинения смерти безнадежно больному лицу, осуществленных по его просьбе в целях избавления от невыносимых страданий.
Первый признак крайней необходимости заключается в устранении угрозы причинения вреда охраняемым законом интересам.
С одной стороны, в случае осуществления акта эвтаназии смерть причиняется лицу, который просит о ней и наступление которой не противоречит его интересам. Но с другой, убийство по просьбе потерпевшего причиняет вред общественным отношениям по охране жизни человека.
Второй признак непреступности действий по устранению опасности составляет своевременность, т.е. совершение соответствующих действий в промежутке между возникновением угрозы и ее прекращением.
Но к производству эвтаназии установление временных границ неприемлемо, так как в данном случае речь идет об избавлении от невыносимых непрекращающихся страданий, обусловленных болезнью, неминуемо ведущей к его смерти. Поэтому момент возникновения угрозы наличествует, а вероятности объективного установления своевременности прекращения страданий не существует.
Третий признак состоит в требовании, чтобы угроза общественным отношениям не могла быть устранена иначе, как путем причинения вреда другим правоохраняемым интересам. Однако в данном случае конкуренция наблюдается между интересами только одной личности - неизлечимо больного. В случае крайней необходимости - это выбор между интересами нескольких разных субъектов.
Четвертый признак заключается в том, что причиненный вред должен быть по размеру меньшим, чем вред предотвращенный. Причем в целях предотвращения подмены понятий следует иметь в виду, что в случае совершения деяния в состоянии крайней необходимости это признак объективный. Рассматривая соотношение предотвращенного и причиненного вреда с позиции жертвы эвтаназии, т.е. как субъективную категорию, следует согласиться с тем, что размер предотвращенного вреда (непереносимые страдания) больше причиненного (быстрая и легкая смерть). Но, анализируя соотношение предотвращенного и причиненного вреда в качестве объективной категории, принимая во внимание позицию законодателя, что наибольший вред, который может быть причинен человеку, это смерть, понимаем, что эвтаназия не согласуется с приведенным выше четвертым признаком и, следовательно, это служит еще одним основанием против отнесения убийства по просьбе потерпевшего к деянию, совершенному в состоянии крайней необходимости.
Анализ природы обстоятельств, исключающих преступность деяния, позволяет сделать вывод о несостоятельности отнесения эвтаназии к их числу.
Аналогичная позиция и у многих зарубежных ученых и законодателей. Крайняя необходимость признается обстоятельством, исключающим преступность (наказуемость) деяния, во всех странах мира. В подавляющем большинстве государств этот субинститут четко регламентирован в Уголовном кодексе. В других странах он основан на уголовно-правовой доктрине, судебной практике или судебном прецеденте. В частности, не регламентирован законодательно субинститут необходимости в Великобритании (аналогии института крайней необходимости российского уголовного права) и некоторых штатах США, где в данной сфере действуют многочисленные прецеденты.
Разъясняя понятие необходимости, Джеймс Стифен отмечает, что существуют "случаи, которые не могут быть определены заранее, где необходимость нарушить закон возникает с такой непреодолимой настоятельностью, что оказывается возможным оправдать людей за нарушение закона" *(652). Тем самым Д. Стифен четко указывает на понятие общей необходимости, которую следует отграничивать от личной необходимости. Характерным примером того, что человек не может ссылаться на общую (объективную) необходимость, если он совершил преступление по просьбе потерпевшего, является дело врача Найджела Кокса, осужденного за покушение на убийство в 1992 г. *(653) Суд приговорил его к тюремному заключению. Суть дела состояла в том, что Кокс по просьбе своей 70-тилетней пациентки, испытывающей тяжелые физические страдания, сделал ей инъекцию хлорида калия с целью умерщвления. Кокс утверждал, что никакие лекарства не могли снять боли у пациентки, и он, став перед выбором "наименьшего зла", решил дать ей препарат для остановки сердца.
Убийство по мотиву сострадания, конечно же, требует отграничения и от таких составов, как оставление в опасности (ст. 125 УК РФ) и неоказание помощи больному (ст. 124 УК РФ).
У этих деяний есть общее - все они совершаются умышленно. У них может совпадать объективная сторона - бездействие. Эти преступления предполагают особое отношение к потерпевшему. Вследствие этого "неоказание помощи больному лицом, обязанным ее оказывать" *(654), и "заведомое оставление без помощи лица, находящегося в опасном для жизни или здоровья состоянии и лишенного возможности принять меры к самосохранению по малолетству, старости, болезни или вследствие своей беспомощности..." *(655), на первый взгляд, представляет собой пассивную форму осуществления эвтаназии, которая выражается в воздержании от выполнения лечащим врачом каких-либо действий, необходимых для поддержания жизни больного.
Вместе с тем основным критерием отграничения неоказания помощи больному и оставления в опасности от убийства по просьбе потерпевшего являются особенности субъективной стороны этих составов. Как было указано, субъективная сторона убийства по просьбе потерпевшего включает в себя обязательное указание на мотив и цель содеянного.
Кроме того, при эвтаназии лишение жизни безнадежно больного осуществляется исключительно по его категорической и настойчивой просьбе, являющейся выражением его подлинной воли, в отличие от деяний, предусмотренных ст. 124, 125 УК РФ *(656).
studfiles.net
