Сравнение романтического героя Байрона и романтического героя Лермонтова. Байрон и лермонтов реферат

Реферат - М. Ю. Лермонтов и Дж. Байрон. Тема Байрона в лирике Лермонтова. Лермонтов переводчик Байрона

М.Ю. Лермонтов и Дж. Байрон. Тема Байрона в лирике Лермонтова. Лермонтов – переводчик Байрона.

Поэзия Байрона проникла в сердце юного поэта Лермонтова в самом начале его творческого пути. Тогда, в 1828 – 1829 гг, Лермонтов, еще не зная английского языка, воспринимал Байрона через переводы 20-х гг. XIX в. – «Шильонский узник» Жуковского, «Абидосская невеста» Козлова, «Паризина» Верберевского, через байронические поэмы Козлова ( «Чернец»), Бестужева-Марлинского («Андрей Переяславский»), а также через французские переводы и подражания (Гюго и де Ламартин). Ранние романтические поэмы Лермонтова («Черкесы», «Кавказский пленник», «Корсар», «Два брата») носят ученический характер и в значительной мере являются переделками байронических поэм Пушкина, Козлова и др. Мало самостоятельны и первые лирические стихи Лермонтова.

Осенью 1829 г. Лермонтов начал изучать английский язык. Летом 1830 года он, по свидетельству Сушковой, был «… неразлучен с огромным Байроном» - скорее всего, это были не сочинения Байрона, а только что вышедший первый том писем и дневников английского поэта, изданный Томасом Муром.

Юный Лермонтов так увлекся Байроном, что постоянно приравнивает судьбу его к своей. Свою раннюю любовь он поясняет сходством с ним. Сходство он видит и в первых приемах проявления своего таланта: «Когда я начал марать стихи в 1828 г., я как бы по инстинкту переписывал и прибирал их. Они теперь еще у меня. Ныне я прочел в жизни Байрона, что он делал то же самое: это сходство меня поразило». Затем далее он пишет: «Еще сходство в жизни моей с лордом Байроном: его матери в Шотландии предсказала старуха, что он будет великий человек и будет два раза женат; про меня на Кавказе старуха предсказала то же самое моей бабушке. Дай Бог, чтоб и надо мной сбылось, хотя б я был так же несчастлив, как Байрон». Однако и это влияние Лермонтов скоро пережил и понял, что он – не Байрон, а «другой, еще неведомый избранник», и избранник с русскою душой.

Постепенно воздействие Байрона на поэмы Лермонтова («Литвинка», «Исповедь») становится прямым и более явным. Его восприятие композиционных, метрических особенностей байроновской поэзии совпадает с глубоким интересом к общественно-философскому содержанию творчества английского поэта. Как и в поэмах Байрона, герой Лермонтова как бы заслоняет остальных персонажей: таковы Азраил («Азраил») и Ангел («Ангел смерти»), напоминающие в этом смысле героев «Каина» и «Неба и земли» - байроновских поэм. Также байронические мотивы легко прослеживаются в поэмах Лермонтова о мстителе Аджи («Каллы»), о любви и смерти («Аул Бастунжи», об участии героя в освободительной войне («Измаил-бей»). Но хотя образ Измаила во многом навеян Байроном, все же поэма Лермонтова представляет самостоятельный интерес, т.к. основана на оригинальном сюжете и отличается большой исторической точностью. Близость к Байрону проявляется и в поэмах «Хаджи Абрек» и «Боярин Орша». В этих поэмах Лермонтов заимствует не только отдельных ситуации из поэм Байрона «Гяур», «Паризина», «Осада Коринфа», например, отступничество героя, его конфликт с обществом из-за преступной страсти, но и экзотическую обстановку, напряженность чувств. Как и у Байрона и его подражателей, стиль Лермонтова отличается предельной экспрессивностью, эмоциональностью, ясно выражая авторское отношение к описываемому. Но в то же время уже в данных поэмах намечается преодоление Байронизма, которое завершилось в «Мцыри», хотя и здесь повторяются характерные для поэм Байрона исповедь героя-пленника, его стремление к свободе. Уже в «Боярине Орше» намечена историческая обстановка, с которой связаны судьбы персонажей: в этом Лермонтов опирается на историзм позднего Байрона. Вслед за Байроном, он соединяет образ разбойника-мстителя с темой национально-освободительной борьбы.

Присущие Байрону ненависть к политическому и национальному гнету, прославление революционной борьбы, противопоставление природы и естественных чувств обществу, разочарование в людях и сосредоточенность в себе отвечали потребностям внутреннего развития Лермонтова, стимулировали его. В лирике Лермонтова байронические мотивы приобрели самостоятельное звучание.

Изображая страсть, раскрывающую личность лирического героя, Лермонтов следует ораторскому декламационному стилю Байрона с его приверженностью к гиперболизации, антитезам, к афористичности и заострению мысли. Метрика стиха Лермонтова близка метрике Байрона, более свободного, чем русский. В соответствии с практикой английского стихосложения, Лермонтов использует, например, пятистопные ямбы с одними мужскими рифмами и варианты трехдольных размеров, не свойственные русской поэзии.

После ученических прозаических переводов 1930 г – отрывка из стихотворения «Тьма» (“Darkness”, 1816), начала «Гяура», первой строфы «Беппо» (1818) и «Прощанья Наполеона» (“Napoleon’s farewell”, 1815) Лермонтов переводит стихотворение «Прости» (1808), сохраняя его английское название - - “Farewell”, а также начало баллады о черном монахе из «Дон Жуана» - «Баллада», сокращая текст, но сохраняя его размер и стиль, и «Стихи, записанные в альбом на Мальте» (1809). Вольный их перевод стал второй строфой стихотворения «В альбом» («Нет! – я не требую вниманья»). Более точный и совершенный перевод сделан в 1836 году («Как одинокая гробница»).

В 1831 г. Лермонтов уже не переводит, а пишет самостоятельные стихи на темы Байрона. Стихотворения «К Л.» и «Подражание Байрону» сокращены по сравнению с оригиналом. У Лермонтова уже нет ни одной строфы, которая точно бы воспроизводила английский текст. «Видение» Лермонтова вдохновлено «Сном» Байрона. Лермонтов включил его в драму «Странный человек» (сцена IV). В основном, стихи Лермонтова этого периода дают новые, своеобразные вариации на темы Байрона. Так, первая строфа стихотворения «Время сердцу быть в покое» производит начало байроновского стихотворения с тем же названием, но далее поэт перелагает стихи другого английского поэта – Кольриджа. Влияние Байрона ощущается также в стихотворении «Стансы («Взгляни, как мой спокоен взор»), «К Л.», «Когда в тебе молвы рассказ».

К Байрону восходят стихи Лермонтова, посвященные Наполеону, но Лермонтов дает свою трактовку личности Наполеона с точки зрения так называемого русского национального самосознания. Строки в стихотворении «Не думай, чтоб я был достоин сожаленья» (« молод, но кипят на сердце звуки и Байрона достигнуть я б хотел», а также стихотворение «Нет, я не Байрон, я другой» говорят не только о том, как сам Лермонтов осознавал значение английского поэта для своего духовного развития, но и о его высоком сознании своей миссии как миссии национальной, обязывающей его искать свой собственный путь в литературе, отличный от пути Байрона.

В период зрелости Лермонтов, сохраняя живые связи с Байроном, творчески совершенно самостоятелен. Новаторство Лермонтова по сравнению с Байроном особенно ясно в лирике 1836 – 1841 гг., хотя в этот период он снова и более точно переводит стихотворение из «Еврейских мелодий» Байрона «Душа моя мрачна», пишет стихотворение «Умирающий гладиатор», развивая мотивы 140 – 141 строф IV песни поэмы Байрона «Чайльд Гарольд», хотя и в его оригинальных стихах можно уловить отзвуки стихов английского поэта. Эти переклички, по-видимому, бессознательные, говорят лишь об общем значении байронизма как явления русской культуры и о силе воздействия Байрона на Лермонтова даже в годы его зрелости. Но его поэзия 1836 – 1841 гг. больше соотнесена с конкретными психологическими ситуациями: большую роль в ней играют жанр сюжетного или символического пейзажа, образы природы. Если у Байрона чувства лирического героя всегда окружены поэтическими и трагическими ассоциациями, которым соответствует возвышенность фразеологии, синтаксическая сложность, то у Лермонтова чувства и речь проще, будничнее, даже в трагических ситуациях. Таким образом, народность, психологическая и социальная конкретность зрелой лирики Лермонтова говорят о преодолении байронизма.

www.ronl.ru

Влияние Байрона на творчество Лермонтова

МУНИЦИПАЛЬНОЕ БЮДЖЕТНОЕ ОБЩЕОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ СРЕДНЯЯ ОБЩЕОБРАЗОВАТЕЛЬНАЯ ШКОЛА №1 РАБОЧЕГО ПОСЁЛКА ХОР МУНИЦИПАЛЬНОГО РАЙОНА ИМЕНИ ЛАЗО ХАБАРОВСКОГО КРАЯ

РЕФЕРАТ

       Влияние Д. Байрона на творчество                    

                     М.Ю. Лермонтова

Выполнена

ученицей 9Б класса МБОУ СОШ №1

пос. Хор, р-на им.Лазо                                                                              Бельды Анастасией

                                                                                                Руководитель

учитель русского языка и литературы

Литвиненко Светлана Юрьевна

пос. Хор

2011 г.

АННОТАЦИЯ

       Интерес к творчеству и личности М.Ю. Лермонтова сложился у меня давно, ещё при изучении баллады «Бородино» в пятом классе. По мере взросления мне удалось расширить свои знания об этом замечательном русском поэте, его одарённости, гениальности и своеобразном влиянии на мир литературы вцелом.  А так же, удалось узнать, что неотразимое воздействие на него имел Джордж Байрон.

     Влияние Байрона  на творческий рост поэта было просто колоссальным, особенно в первый период его творчества (1828 – 1832 гг.). Байрон  был для Лермонтова кумиром, образцом для  подражания, а затем и опорой для собственного становления в русской поэзии.

     В процессе более глубокого изучения библиографического наследия мне удалось познакомиться с истинными ценителями лермонтовского наследия, теми, кто непосредственно изучал его творческую биографию и истолковывал поэтические и прозаические шедевры. Это, конечно же, Висковатов П.А., Макагоненко Г.П., Марченко А., Андроников И.Л. Эти работы раскрывают творчество Лермонтова, показывают его творческий рост внутри отдельных жанров: в лирике, поэмах, драматургии, прозе.

     Поэтому целью данной работы стала попытка показать влияние Байрона на творческое становление поэта.

     Исходя из поставленной цели, был определён ряд задач: изучить литературу по данной теме; сравнить и сопоставить творчество Лермонтова и Байрона; проанализировать проделанную работу; составить реферат.

     Объектом исследования в данной работе будет являться творчество обоих поэтов, а именно - лирика.

     При выполнении работы основными методами исследования стали анализ, обобщение, сравнение, сопоставление, сравнительно-исторический и историко-функциональный методы.

     СОДЕРЖАНИЕ

1. Введение. «Во всём дойти до совершенства…»

1. Обобщение.
2. «Мой гений веки пролетит…»
3. Юность и творчество.
4. «Во всём дойти до совершенства…»
5. Да, он стремился к совершенству.

      II. Основная часть. «Байронизм» в духовном развитии русского общества и творческом  становлении Лермонтова.

2.1.    Джордж Байрон – «властитель дум».

1. Влияние Байрона на людей 20-30х годов.
2. Дж.Байрон – автор бунтарской идеологии.
3. Байронизм в России.
4. Знакомство Лермонтова с творчеством Байрона.

2.2.   «И Байрона достигнуть я хотел…». Начало творческого пути поэта.

1. Цель Лермонтова – достигнуть Байрона.
2. Роднение Байрона и Лермонтова в фактах биографии.
3. Определение творческой индивидуальности Лермонтова.
4. Политические мотивы в творчестве Лермонтова.
5. Родина и Наполеон – любимые темы поэтов.

          2.3.   «Нет, я не Байрон, я другой…». Пути овладения стихотворным мастерством.

1. Лермонтов – «не Байрон» («Нет, я не Байрон, я другой»).
2. Отношение к Наполеону. Протестантство.
3. Отсутствие цели жизни у Лермонтова. Трагизм личности.
4. Поэтическая родина поэтов. Проблема романтического героя.
5. «Мцыри» и «Демон» - высшее выражение

лермонтовского байронизма.

6. Эволюция Лермонтова в творческом плане.
7. «Преодоление байронизма».

III. Заключение.  Лермонтов – ученик, продолжатель и завершитель поэзии Байрона.

1. Преемственность поэтов.
2. Лермонтов - ученик, продолжатель и завершитель поэзии Байрона.

IV. Список литературы.

V. Приложение.

   I. Введение.    «Во всём дойти до совершенства…»

Новая русская литература, созданная Пушкиным и его современниками, позволила русским людям свободно и равноправно почувствовать себя в европейской культуре, и это самоощущение, особенно видно в творчестве Лермонтова, начиная с юношеских опытов и до конца пути. Имена Шекспира, Байрона, Шиллера, Вальтера Скотта, Гюго, Бальзака, то упоминаются самим поэтом или его героями, то о них вспоминают его читатели и критики.      

«Гонимый миром странник» - это общеромантический штамп, одно из привычных определений романтического героя. Но в жизни Лермонтова многие штампы обрели реальный житейский смысл благодаря личному, биографическому опыту. Мотив странничества, мотивы одиночества, утраты возлюбленной, довременной гибели, восточная экзотика и тоска по «милому северу» - всё странным образом реализовалось в жизни.

Как и многие одаренные юноши, Лермонтов мечтал о славе. Он был уверен: «Мой гений веки пролетит». Его мечта исполнилась. Уже в 1837 году, когда автору «Смерти Поэта» не было и двадцати трёх лет, вся грамотная Россия с восторгом и благодарностью повторяла его имя.

          Испытание славой, да еще столь ранней и быстрой, - тяжкое испытание. Лермонтов выдержал искус.

           В отрочестве и в первой юности поэт писал много, быстро, напряжено, но словно бы для себя. Писал, как ведут дневник: из потребности к самопознанию. В расчете на широкого читателя Лермонтов начал работать практически только после того, как успех стихов на смерть Пушкина возвёл его в ранг поэтической звезды первой величины.

 Однако, «Смерть Поэта» не родилась, подобно Афине Палладе из головы Зевса, готовой. За совершенством «железной» элегии, этого трагического Слова о гибели гения Русской земли, одического этого Плача, в котором так чудно соединились три главных лермонтовских дара: сила, пламенность и нежность, стоит воистину титанический труд. В семнадцать лет Лермонтов уже знал:

Мне нужно действовать, я каждый день

Бессмертным сделать бы желал, как тень

Великого героя, и понять

Я не могу, что значит отдыхать.[1] («1831-го июня 11 дня», т.1, стр.237)

         За что бы Лермонтов ни брался, он всё делал хорошо. Хорошо ещё ребенком лепил из крашенного воска целые картины, увлекался театром марионеток и тоже весьма преуспел в этом деле, хорошо играл на многих музыкальных инструментах – флейте, фортепьяно, скрипке. При переходе в 6-й класс Московского благородного пансиона успешно выдержал «испытание в искусствах», сыграв аллегро из скрипичного концерта Маурера, который исполняли в те времена самые известные виртуозы. И даже романсы пел – и, как утверждают современники, - очень хорошо» правда, не совсем пел, а «говорил их речитативом».

К чему ищу так славы я?

                 Известно, в славе нет блаженства,

                 Но хочет всё душа моя

Во всём дойти до совершенства. («Слава»,1831-1833,т.1,стр.222)

Поэтому  просто хорошо написанные стихи его не устраивали. Не устраивала и формальная безупречность стихотворной речи; и душа, и мысль, беспокойная, пытливая и независимая, искали иного – высшего совершенства – в себе, в мире – во всём.

Да, Лермонтов желал действовать. Да, он спешил жить и потому очень рано научил себя «удваивать время», не желая, не умея, не понимая, «что значит отдыхать». Но подгоняло, подхлестывало, не давая передышки и заставляя работать в любых условиях, не просто желание прославиться – как можно скорей. Слава была лишь результатом, пределом, к которому стремилась сжигающая его жажда совершенства.

II. Основная часть. «Байронизм» в творческом становлении Лермонтова.

2.1 Джордж Байрон – «властитель дум» Лермонтова.

Исключительное по масштабам влияние английского поэта-романтика Байрона на современников, людей 20-30 годов XIX века заключается в том, что он наиболее обобщённо и мощно выразил свой протест против правительственного круга. Благодаря этому Байрон становился «властителем дум» пробуждающегося общественного сознания и оставался им до тех пор, пока протест не конкретизировался, пока на первый план не выступили более насущные задачи.

В истории русского байронизма это проявилось особенно резко. Байронизм, порожденный обострением общественно-политическим недовольством в широких кругах русской дворянской интеллигенции, ознаменовал идеологию дворянской революционности в России.

Байрон Джордж Гордон Ноэл (1788-1824) – участник революционно-освободительного движения в Италии и Греции. Он выразил умонастроение эпохи крушения просветительских идеалов. Сочетание в его поэзии скорби, иронии и  воли к борьбе, противопоставление героической личности буржуазному миру сделали байронизм этапом в духовном развитии передового европейского общества. В России Байрон известен с конца 1810-х гг.; интерес к нему углубился после поражения восстания 1825г.: привлекал разрыв Байрона с официальной идеологией, бунтарский дух его стихов, преданность революции.

Выразителем русского постдекабрьского байронизма стал М.Ю.Лермонтов, но байронизм уже приобрёл другой поэтический смысл, и вследствие этого другую тональность и степень лирической напряженности.

Поворот к реализму и подлинной народности, интерес к художественной прозе характерен для Лермонтова. Поражение дворян-декабристов, думавших обойтись без народа, создало почву для более сильного разочарования. Таков байронизм поэта.

В связи с усилением байронизма лиризм поэта должен стать более острым и напряженным. Таким и является лиризм Лермонтова. Тяга у Лермонтова к прозе выразилась сильно. Фактически он признает равноправие стихов и прозы.

            Россия узнала Байрона с небольшим опозданием, но с большим энтузиазмом. Вслед за французскими переводами и переводами французских статей о Байроне (1818 – 1819гг.) широким потоком хлынули русские переводы поэм («Гяур», «Мазепа», «Корсар», «Лара», «Абидосская невеста»), драматической поэмы «Манфред», лирики. Но только немногие счастливцы могли знать всего Байрона, не переводимого на язык царской цензуры («Каин», отдельные песни «Чайльд-Гарольда» и «Дон-Жуана»). Для мракобесов имя Байрона было синонимом революции.[2]

Ненавидимый политической и литературной реакцией, ужасавший даже Жуковского, творец «Чайльд-Гарольда» был «властителем дум» «оппозиции» 20-х годов. Во время общественного подъема особенно ясно было, что «краски его романтизма сливаются часто с красками политическими». Романтический, абстрактный герой Байрона наполнялся реальным содержанием в представлении деятелей первого периода освободительного движения, а с другой стороны, соответствовал ещё не вполне оформленной революционности.

Двадцатые годы передали тридцатым культ Байрона, особенно выраженный в стихотворениях на смерть Байрона, жанр романтической поэмы и начатки скептической поэзии. Их значение определяется передачей байроновской традиции и преодолением некоторых сторон байронизма.

В подлиннике Лермонтов познакомился с Байроном только в 1830г., а 1829г. прошел под знаком Шиллера. Что же касается Шиллера, то ведь и молодой Байрон им зачитывался, и вообще нет ничего естественнее перехода от Шиллера к Байрону – это два последовательных литературных течения.  

В 1828 – 1829 Лермонтов, еще не зная английского языка, воспринимал Байрона через переводы 20-х годов – «Шильонский узник» В.А. Жуковского (1822), «Абидосская невеста» И.И. Козлова (1826), «Паризина» В. Вердеревского (1827), через байронические поэмы Козлова  («Чернец», 1825), А.И. Подолинского («Див и Пери», 1827; «Борский», 1829; «Нищий», 1830), а также через французские переводы и подражания (В. Гюго и А. де Ламартин).  Ранние романтические поэмы Лермонтова («Черкесы», «Кавказский пленник», «Корсар», «Преступник») носят ученический характер и в значительной мере являются переделками байронических поэм Пушкина, Козлова и др. Мало самостоятельны и первые лирические стихи Лермонтова, однако обильные текстовые заимствования из Байрона и Пушкина подчинены уже здесь авторскому замыслу и воспроизведению личных переживаний.[3]

Успешно пройдя испытания, Михаил Лермонтов 1 сентября 1828 года был зачислен сразу в четвертый класс Московского пансиона. Началась новая для него жизнь: появилось пансионное братство, хотя отношения со сверстниками складывались  не всегда удачно, рождалось поэтическое вдохновение и первая в жизни любовь – к Варваре Лопухиной.

Осенью 1829 года Лермонтов начал учиться английскому языку под руководством прекрасного преподавателя англичанина Виндсона. Менее чем за год он овладел английским, чтобы читать британского барда в оригинале. И в 1830 году он, наконец-таки, открыл для себя Байрона в подлиннике. По свидетельству А. П. Шан-Гирея, троюродного брата: «Мишель начал учиться английскому языку по Байрону и через несколько месяцев стал свободно понимать его; читал Мура и поэтические произведения Вальтера Скотта (кроме этих трёх, других поэтов Англии я у него никогда не видал), но свободно объясняться по-английски никогда не мог, французским же и немецким языком владел как собственным. Изучение английского языка замечательно тем, что с этого времени он начал передразнивать Байрона».[4]

2.2 «И Байрона достигнуть я хотел…». Начало творческого пути поэта.

Два года пройдут под знаком Байрона. Душа, одержимая идеей совершенства («Но хочет всё душа моя во всём дойти до совершенства»), деятельный ум, жаждущий великой цели, нашёл-таки её: достигнуть Байрона.

Я молод, но кипят на сердце звуки,

              И Байрона достигнуть я б хотел;

                У нас одна душа, одни и те же муки, -

                О, если б одинаков был удел!..(«К ***, 1830,т.1,стр.177)

Непосредственное влияние Байрона на Лермонтова сразу приняло огромные размеры. Разнообразным оно было по формам проявления. Даже по немногочисленным сохранившимся заметкам 1830 г. видно, как восторженный юноша всё примеривал на рост Байрона. Ознакомившись с жизнеописанием Байрона, написанным Томасом Муром, близкого друга Лермонтова, точнее, с первым томом, так как второй том вышел в Англии только в самом конце 1830 г., молодой поэт с особенным интересом отнёсся к тем деталям биографии Байрона, которые, как ему казалось, роднят их.

Как уже было сказано, 1830 год был поворотным пунктом и в жизни, и в поэтической деятельности Лермонтова. В этом же году он поступил в университет и в это же время обнаруживает необычайную стихотворную продуктивность.

Увлечение личностью и творчеством великого английского поэта Байрона помогло ему определить свою собственную творческую индивидуальность. Знакомство с Байроном обогащало не только темами, мыслями и образом, учило Лермонтова не только мужским рифмам и разнообразной строфике, какой не было в русской поэзии. Оно и воспитывало решение Лермонтова «Байрона достигнуть» и в жизни, и в творчестве.  Означало и на словах, и на деле быть таким же пламенным борцом за свободу, таким же непримиримым врагом деспотизма, косности, рутины и обывательщины. В условиях русской жизни быть борцом за свободу  значило пойти по стопам декабристов, и Лермонтов мечтает не только о славе поэта, но и о казни. Готовность пойти по плаху поднимала Лермонтова в его собственных глазах. Может быть, в связи с этим находится нередкое у него предчувствие ранней смерти.

Это дает новую глубоко эмоциональную тему, какой не было в пансионском периоде.

             Юный поэт, решивший посвятить себя литературе и, как всякий другой, в предшествующем литературном материале искавший образцы, на которые он мог бы опереться, замечает: «Наша литература так бедна, что я из нее ничего не могу заимствовать»

С исключительно силой эта духовная близость выражена в уже упомянутом известном стихотворении «К***»(1830), где он хотел достигнуть Байрона.

Как он, ищу забвенья и свободы,

Как он, в ребячестве пылал уж я душой,

Любил закат в горах, пенящиеся воды,

И бурь земных и бурь небесных вой. –

             Как он, ищу спокойствия напрасно,

             Гоним повсюду мыслию одной

Гляжу назад – прошедшее ужасно;

Гляжу вперед – там нет души родной

Из этого поэтического «предчувствия» берет свои истоки вся литературная продукция Лермонтова-студента.

             Вовсе не случайно в 1830 и 1831 гг. Лермонтов зачитывался Байроном, Июльская революция во Франции всколыхнула и Россию и вызвала вновь к жизни забытые, было, декабристские настроения, особенно среди передовой части студенчества. Все вспомнили Байрона, поэта-борца, осуществившего  в своем творчестве «союз меча и лиры».

Мечта об «уделе» Байрона преследует юного поэта. Его «гордая душа», полная «жаждой бытия», ищет «боренья», без которого «жизнь скучна»:

               Мне нужно действовать, я каждый день

               Бессмертным сделать бы желал, как тень

               Великого героя… (там же, т.1, стр.237)

В лирике этих двух лет звучат чисто политические ноты, связанные с традициями декабризма и имеющие образец в лице Байрона. Вслед за Байроном Лермонтов поднимает «знамя вольности», выступает в защиту свободы, против тиранов «10 июля (1830)», «30 июля (Париж) 1830 года»

             К политическим мотивам близко примыкают стихи о Наполеоне, поэтическая интерпретация которого является особенно ярким примером неразрывной связи и в то же время отличия Лермонтова от Байрона. Для современников Лермонтова Байрон и Наполеон были наиболее полными выразителями их века. Лермонтов не только чувствовал эту связь, но и поэтически ее выразил в том, что для него Байрон и Наполеон – и только они – «великое земное», реальные образы возвышенного и трагического романтического героя.

            Тема «Наполеон» оказалась очень устойчивой. В одном 1830 году о французском императоре написано несколько стихотворений. Кое-что из этого пригодилось автору потом, когда он писал «Последнее новоселье» и «Воздушный корабль».

            Например, в думе «Наполеон»[6] в трех строфах находим описание его фигуры.

В первой:

Сей острый взгляд с возвышенным челом

                         И две руки, сложенные крестом.

           В третьей строфе:

                   Сей малый остров, брошенный в морях,

                    ……………………………………………

                   Где стаивал он на берегу морском,

                   Как ныне грустен, руки сжав крестом.

            В четвертой строфе указана только одна деталь: шляпа.

                   Он тот же все; и той же шляпой он,

                   Сопутницею жизни, осенен.

            Наконец, в последней строфе:

                   ……..недвижный смуглый лик,

                   Под шляпою, с нахмуренным челом,

                   И две руки, сложенные крестом.

В этой думе описывается тень Наполеона.(«Наполеон»,1830,т.1,с.161)

На основании целого ряда примеров можно установить, что основной метод творческой работы Лермонтова – годами вынашивать темы, образцы, эпитеты. Почти каждый его шедевр последних годов имеет длинную генеалогию предков: различных вариаций и разновидностей темы, не удовлетворивших автора – «взыскательного художника».

            Две излюбленные Лермонтовым темы – родина и Наполеон – скрещиваются в балладе «Бородино» (1837), которая является переработкой через шесть или семь лет баллады «Поле Бородина» (1830-1831), написанной Лермонтовым в студенческие годы. «Поле Бородина» было большим новаторством в истории русской строфики. Ни у Жуковского, ни у Пушкина такой строфы не было. Не было и у Байрона. Эта строфа представляет собой одиннадцатистишие. Размер – четырёхстопный ямб, имеющий и женские, и мужские рифмы, строчки девятисложные и восьмисложные. Оригинальность строфы заключается в том, что седьмая и одиннадцатая строки – не четырёхстопный, а трехстопный ямб с мужским окончанием, то есть имеет не девять, а шесть слогов.

Всю ночь у пушек пролежали

Мы без палаток, без огней,

Штыки вострили да шептали

                 Молитву родины своей.

Шумела буря до рассвета;

         Я, голову подняв с лафета,

               Товарищу сказал:

                «Брат, слушай песню непогоды:

                 Она дика, как песнь свободы».

                Но, вспоминая прежние годы,

                 Товарищ не слыхал.[7]  (там же, т.1., стр.212)

              Вероятнее всего, что «Поле Бородина» написано было в 1831 году 26 августа, в день Бородина, взята была Варшава. Это вызвало ряд стихотворений с воспоминаниями о Бородинском бое.

            Замысел «Поле Бородина» впоследствии раздвоился. В результате, с одной стороны, появилось «Бородино» со слегка сокращенной строфой и перенесением некоторых строк целиком в новое произведение, с другой стороны, некоторые образы и настроения «Поля Бородина», где уже заложено начало критическое отношение к войне, развиты были Лермонтовым в «Валерике». Ни «Поля Бородина», ни «Валерика» Лермонтов не собирался печатать. Это было написано для себя и для узкого круга знакомых.

Если «Поле Бородина» расценивать в связи с поэзией того момента, когда эта баллада написана, а также в связи с упорной работой Лермонтова над углублением своих тем и овладением стихотворной формой, то это произведение надо считать одним из несомненных и заметных достижений Лермонтова в его студенческие годы.

             В 1831 году у Лермонтова начинают появляться такие прекрасные во всех отношениях произведения, как «Желание».

Зачем я не птица, не ворон степной,

Пролетевший сейчас надо мной?

Зачем не могу в небесах я парить

И одну лишь свободу любить? (там же, т.1., стр.242)

           Стихотворение это навеяно увлечением английской поэзией и размышлением о шотландском предке Лермонте. По пометке автора мы знаем день, и место, когда было написано это стихотворение: «Середниково. Вечер на бельведере. 29 июля».[8]

            Вторая и третья строфы первоначально звучали так:

                         На запад, на запад помчался бы я,

                         Где цветут моих предков края,

                         Где в замке пустом, на туманных горах

                         Их забвенный покоится прах.

                         На древней стене их наследственный щит,

                         И заржавленный меч их висит.

                         Я стал бы летать над мечом и щитом

                         И смахнул бы с них пыль и кругом. (там же, т.1., стр.243)

            «Бы я» и «края» - прекрасные рифмы, и, тем не менее, Лермонтов «края» заменил другой, менее удачной рифмой – «поля». Почему? «Предков края» - значит «родина предков»; «предков поля» - значит «владения предков». Очевидно, Лермонтову захотелось изменить смысл, и ради этого он пожертвовал более звучной рифмой.

Изменен был и последний стих приведенного отрывка.

              Лермонтов изменил «кругом» на «крылом» и сделал некоторую перестановку слов, получилось:

 И смахнул бы я пыль с них крылом.

Пятая строфа первоначально звучала так:

                         Напрасны мечты, бесполезны мольбы

                         Против строгих законов судьбы.

                         Меж мной и холмами отчизны моей

                         Расстилаются волны морей.

В предыдущих строфах были мечты – «пламень воображения», - а здесь начинает говорить голос рассудка. Явное противоположение. Лермонтов зачеркивает «Напрасны» в первой строке и пишет «Но тщетны». И без того строчка отличалась благозвучием, между прочим, благодаря внутренним рифмам «мечты – мольбы», а после изменения стала еще лучше: ударное 2е» в слове «тщетны» (1-я стопа амфибрахия) стала гармонировать с ударной же «е» в слове «бесполезны» (3-я стопа амфибрахия), вторая и четвертая стопы амфибрахия рифмуют. Получилось:

Но тщетны мечты, бесполезны мольбы.

В последней строфе Лермонтов первоначально назвал себя не русским:

                         Последний потомок отважных бойцов

                         Увядает средь чуждых снегов;

                         Я здесь был рожден, но не русский душой…

                         О, зачем я не ворон степной?.. (там же, т.1, стр.243)

Но назвать себя «не русским» было уже чересчур, и Лермонтов предпочел слово «нездешний», отчуждающее его от окружающей обстановки, но в то же время более соответствующее романтическому стилю стихотворения.

Из любовных стихотворений 1831 года самыми удачными и по лирической взволнованности, и по звуковому оформлению надо считать два: «У ног не забывал» и «Опять, опять я видел взор твой милый». Оба вызваны действительным сильным чувством. Как во многих стихотворениях этих лет, тут чередование более длинных с более короткими, что нередко находил Лермонтов у Байрона. Первое из них «У ног других не забывал» даже имеет подзаголовок «Подражание Байрону». Подлинник, которому подражал Лермонтов, гораздо длиннее; в нём иной размер, иные рифмовка и строфика. Только рефрен каждой строфы у Байрона: «Потому что я могу любить только одну» переведен близко: «люблю, люблю одну».

Из черновых вариантов наиболее интересны во второй половине первой строфы:

Было:

                      Так грусть, мой мрачный властелин,

                      Все будит старину,

                      И я твержу везде один:

                      Люблю тебя, люблю!

Стало:

                      Так память, демон-властелин,

                      Всё будит старину,

                      И я твержу один, один:

                      Люблю, люблю одну![9] ( КЛ. - Подражание Байрону,т.1.,стр.252)

О превосходстве второй редакции говорить не приходится.

В окончательной редакции стихотворение вышло безукоризненным.

2.3 «Нет, я не Байрон, я другой…».

            Так постепенно, стараясь «Байрона достигнуть», всё уверенней и уверенней Лермонтов овладевал мастерством стихотворного искусства. И он уже имел право в 1832 году сказать, что он «не Байрон» («Нет, я не Байрон, я другой»).

            В технике стиха Лермонтов обязан был Байрону увлечением мужскими рифмами, но позднее он стал в этом отношении сдержаннее.

            Что же касается до байронической прозы, которую отмечали почти все, говорившие о Лермонтове-студенте: и ближайший родственник Шан-Гирей, и поэтесса Ростопчина, и Сушкова, то наполовину они были правы.

             Шан-Гирей говорит: «В домашней жизни Лермонтов был почти всегда весел, ровного характера… байронизм был не больше как драпировка».[10] А Ростопчина рассказывает, что его любимым героем и образом был Дон-Жуан Байрона. Он стал бить на таинственность, на мрачное и на колкости… «вследствие того, что он представлял из себя Лара и Манфреда, он привык бать таким».[11]

Три года (1830 – 1832) кроме ряда  безукоризненных стихотворений дали и три истинных шедевра: в 1830 году – «Нищего», в 1831 году – «Ангела», в 1832 году - «Парус».

         Подытожив сказанное, можно с уверенностью сказать, что Байрон помог Лермонтову найти свое творческое лицо и свою собственную индивидуальность.

        В 1831 и 1832 году, еще не достигнув 18-тилетнего возраста, Лермонтов  в некоторых произведениях является созревшим почти художником. Не говоря о лирических стихотворениях, упомянутых выше, «Белеет парус одинокий…», но и большие его поэмы доходят до известного совершенства, как, например «Измаил-Бей». Лермонтов в эти годы много занимался Байроном; в его произведениях сильно отражаются манера и мысли английского поэта; оттого обыкновенно о Лермонтове говорят как о подражателе Байрона, несмотря на последующие сочинения его, свидетельствующие о совершенной его оригинальности. Влияли  на Лермонтова и Шиллер, и Гёте, и Гейне, влияли Батюшков, Жуковский, Пушкин, и, конечно же,  Байрон. Из этого, однако, не следует, что Лермонтов был только подражателем. В одном с ними возрасте Лермонтов является даже более оригинальным и зрелым в своих произведениях.

        Подражая в раннем творчестве британскому поэту, Лермонтов оставался и тогда уже самим собою, своеобразным. Всё, что он написал, выливалось из души, переживши то, что старался он передать в стройных рифмах своей поэзии. Он занимал у поэтов форму, брал даже стихи, но только если они отвечали его душе. Он не был слепым подражателем: не чужая рифма и образы руководили им, как это бывает обыкновенно в отзывчивых молодых душах, в юные годы воображающих себя поэтами, - нет, он брал только то, что по духу считал своим. Великие поэты служили ему образцами. Под их руководством он делал первые шаги в искусстве: так художник, будь он великий Рафаэль, изучая и копируя кисть своего учителя, руководясь ею, рано уже высказывает собственную мысль и душу и, будучи под влиянием великих образцов, всё же не может быть назван их подражателем. Таков был Лермонтов.

В поэтическом обиходе 20-х годов мы встречаем ряд повторяющихся оборотов и сравнений, большинство которых ведёт своё происхождение из западной литературы. К числу их принадлежит, например, сравнение человека с челноком, брошенным в море или выброшенным бурею на песок. Через некоторое время аллегория человек-челнок потеряет свою поэтическую силу, но от неё остаётся обломок, который продолжает жить. На нём охотно останавливается внимание поэта даже в тех случаях, когда он не имеет никакого символического значения. В «Абидосской невесте» Байрона описывается рассвет после бури: на берегу видны разные следы от бури — в том числе «сломанный факел, челнок без вёсел» («А broken torch, an oarless boat»). Из этого упоминания о челноке Козлов в своём переводе Байрона делает две особые строки:

Вот опрокинутый челнок

Волною брошен на песок.

У Лермонтова в стихотворении «По произволу дивной власти» (1832 г.) мы находим:

По произволу дивной власти

Я выкинут из царства страсти,

Как после бури на песок

Волной расшибленный челнок.

Это сравнение использовано потом в «Боярине Орше»:

Но узник был невозмутим,

Бесчувственно внимал он им.

Так бурей брошен на песок

Худой, увязнувший челнок,

Лишенный весел и гребцов,

Недвижим ждёт напор валов.

В изменённой форме мы встречаемся с ним в „Маскараде“:

Опять мечты; опять любовь

В пустой груди бушуют на просторе;

Изломанный челнок, я снова брошен в море!

Вернусь ли к пристани я вновь?  (Действие 1-е, сц. III, выход II.)

Лермонтов быстро усваивал себе, что было нужно, как пользовался он творениями других поэтов для собственного совершенствования и развития и затем выходил на свою оригинальную дорогу. И чем более зрел он, тем менее отражалось влияние занимавшего его поэта. В тетрадях 1829 года, когда он начал свою поэтическую деятельность, мы видим концепцию и целые песни, взятые у Пушкина. В тетрадях 1830-1831 годов, когда является влияние других поэтов и особенно Байрона, Лермонтов уже далеко не в такой степени им подчиняется. Не боязливым учеником является он, - не учеником, подражающим мастерству и вводящим в чужое произведение некоторые своим мотивы, - нет, он здесь уже сознает свои силы. Удивляясь наставнику и учась у него, он предъявляет смело права своей индивидуальности и знает, что, по силе дарования, рано или поздно встанет с ним рядом, самостоятельным, как и он, великим талантом.

Нет, я не Байрон, я другой,

Еще неведомый избранник, -

Как он, гонимый миром странник,

Но только с русскою душой.

Я раньше начал, кончу ране,

Мой ум не много совершит;

В душе моей, как в океане,

Надежд разбитых груз лежит.

Кто может, океан угрюмый,

Твои изведать тайны? Кто

Толпе мои расскажет думы? –

                 Я – или бог – или никто!.[12]  (там же, т.1, стр.288-289)

         В отношении к Наполеону отразилось всё различие между Лермонтовым и Байроном. Не с точки зрения гражданских идеалов «гуманизма революции», а с позиций романтически-индивидуалистических (сначала) и приближающихся к демократическим (потом) воспринимал Лермонтов все факты общественной жизни. Оба этих этапа имели свои точки соприкосновения с поэзией Байрона  и питались ею, но всегда имели свое выстраданное содержание. Не прекращаясь, шёл сложнейший внутренний прогресс, не богатый, подчас, явными успехами, но таящий в себе огромные потенциальные возможности, которые лишь ждали случая прорваться наружу, снова всё смешать и вдруг, точно в процессе кристаллизации, выделить драгоценную добычу, принадлежащую мыслителю и художнику.

Было бы большим упрощением видеть в этих грустных стихах простое желание «эмансипироваться», к чему призывал в 1835 году Мицкевича Баратынский; это ещё большее упрощение, чем если бы видеть в первом стихотворении простое желание «подражать». Лермонтов просто вносит необходимые, с его точки зрения, коррективы в установленное и никогда им не отвергаемое духовное «родство». Это «как он… но» - первый проблеск сознания различных условий, в которых суждено действовать двум столь «сходным» поэтам.

        Главная мысль стихотворения не в том, что поэт, так недавно ещё мечтавший об «уделе» Байрона, хотевший «Байрона достигнуть», заявляет теперь: «Нет, я не Байрон», «мой ум не много совершит». Это оправдавшееся лишь наполовину описание. Глубочайший же смысл этого стихотворения заключён в утверждении поэта «с русской душой», что только он может «рассказать» свои «думы». Правда, отличия этих «дум» от байроновских не сформулировано, если не считать «надежд разбитых груз». Жизнь разбила у Байрона не одну надежду.

        Протест Байрона питался не исчерпавшей ещё себя буржуазной революционностью. Несмотря на своё разочарование в идеях в XVIII в., Байрон  насквозь гражданствен, что прекрасно чувствовали декабристы. Эта гражданственность питалась не только теоретической преемственностью, но и практикой национально-освободительного движения, активным участником  которого он был.

        Байронизм 20-х годов в России вырос на основе декабризма. 30 –е годы вновь восстановили преемственность революционных идей, но носители их оказались одиночками, способными лишь на вспышки бессильного протеста. Дворянская революционность как политическое течение исчерпала себя, а революционно-демократическая мысль находилась еще в начале пути. Всякий протест в таких  условиях неизбежно облекался в индивидуалистическую форму, при которой общественно-политические и сатирические мотивы не были устойчивыми, тогда как у Байрона они никогда не прекращались.

        Трагизм положения Лермонтова усугублялся тем, что не было ещё и цели жизни. Байрон метался между признанием неограниченных прав личности и общественным идеалом буржуазной революции. Лермонтов как раз его-то и не знает, ещё не знает, ибо Россия ещё не выработала общественного идеала, о котором скоро так много будут спорить западники и славянофилы. Идеал личного счастья у Лермонтова бесконечно далёк от светских «идеалов», но он и не общественная программа, а значит, трагически противоречив, эгоистичен, бессилен в борьбе за своё осуществление (что показывает Лермонтов). Глубоко прав Белинский, видевший пафос поэзии Байрона в отрицании, тогда пафос поэзии Лермонтова «заключается в нравственных вопросах о судьбе и правах человеческой личности». Только в ходе творчества он осознает личность как часть к целому, благодаря чему трагедия личности для него становится отражением конкретной общественной трагедии. Байрону это стало понятно довольно скоро, Лермонтов же шёл к этому с большими трудностями, но и с большими успехами. Трудности были связаны прежде всего с сознанием одиночества, отражавшим фактическое положение Лермонтова, в отличие от Байрона, и особенно болезненно переживаемым юношей, одиноким даже биографически, особенно в период юнкерской школы (1832-1834).

Центральным стихотворением всей юношеской лирики Лермонтова является «1831-го июня 11 дня». Здесь во весь рост дан лирико-романтический герой, «великий», но непонятный, с душой, ищущей с детских лет чудесного, с печатью ранней грусти, с преувеличенными страстями:

…я любил

Всем напряжением душевных сил.

………………………………….

Так лишь в разбитом сердце может страсть

Иметь неограниченную власть.[13]

        Играющая такую роль в судьбе романтического героя роковая любовь, «любовь… как чумное пятно», пронизывает почти всю лирику этих лет, особенно «7 августа», «Видение», «Подражание Байрону» и др. Влияние байроновского  «Сна»  чувствуется буквально в каждой строке. Его признавал и сам Лермонтов.         В стихотворении «1831-го июня 11 дня» дана обобщённая характеристика романтического героя. Когда-то в поисках «чудесного», видя «таинственные сны», детская фантазия питалась миражами:

…но все образы мои,

Предметы мнимой злобы иль любви,

Не походили на существ земных.

О нет! всё было ад или небо в них.[14]

        Воображение, как у героя «Отрывка из начатой повести», «наполнялось чудесами дикой храбрости и картинами мрачными и понятиями противуобщественными». Теперь же поэт сознает, что эти «предметы», сконструированные по принципу: «в одном всё чисто, в другом всё зло», не соответствуют действительности. Это факт, хотя и печальный, что:

…в человеке встретиться могло

Священное с порочным. Все его

Мученья происходят оттого.[15]   

        Герои Лермонтова не исключение из этого правила, а, напротив, его самое крайнее выражение. Метод контрастов, чрезвычайно характерный уже для Байрона, был воспринят и развит романтической школой в борьбе с поэтикой классицизма и представляет значительное художественное завоевание, так как, пусть ещё абстрактно, но все же раскрывается сила и слабость героя, протест и бессилие этого протеста вследствие ограниченной формы его проявления. В лирике это могло отразиться только в общих чертах; более обстоятельно двойственность романтического героя раскрывается в поэмах, занимающих наряду с лирикой центральное место в раннем творчестве.

        Зависимость многочисленных романтических поэм Лермонтова от Байрона, проявилась как в прямых заимствованиях, так и в целой тщательно продуманной системе эпиграфов из Байрона, выражавших, основную мысль поэмы и отдельных её глав, строф, образов. Эпиграф к «черкесской повести» «Каллы», взятый из «Абидосской невесты», может служить эпиграфом ко всем так называемым «кавказским поэмам», или, как часто называл  их сам Лермонтов, «восточным повестям», и указывает на зависимость их то «восточных поэм» Байрона:

Это природа Востока; это страна Солнца –

        Может ли оно приветствовать такие деяния, какие совершали его дети?      

        О! неистовы, как голоса прощающихся любовников,

        Сердца в них груди и рассказы, которые они передают.( там же, т.2, стр.176)

Строка из «Гяура»: «Когда такой герой родился снова?», взятая эпиграфом к «Последнему сыну вольности», исчерпывающе передает основную мысль поэмы. В «Моряке» развернут эпиграф из «Корсара».

        Кавказ, это, по выражению Белинского, «поэтическая родина» русских поэтов, воспоминание о неоднократном посещении которой жило в юноше Лермонтове, был для него тем, чем были для Байрона последовательно Шотландия, Восток, Швейцария и Италия.

Мой гений сплёл себе венок

В ущелинах кавказских скал, -

сказал Лермонтов.

        Но, устремившись вслед за Байроном на Восток, Лермонтов, очутился в более благоприятных условиях. Кавказ, вскоре окончательно вытеснивший Испанию и Шотландию, Италию и Литву, был своего рода романтическим конкретным пейзажем и бытом. От экзотики спасали не личные впечатления (Байрон был богаче ими), а сам материал Кавказа, позволявший вопросы свободы брать в связи с Россией, не отрываясь, таким образом, окончательно от родины, а, наоборот, всё более и более приближаясь к ней.

        У Байрона:

Что мне твои все почести и слава,

                   Народ-младенец, прежде или впредь,

                   Хотя за них отдать я мог бы, право,

                   Все, кроме лавров, - мог бы умереть?

                   В тебя влюблен я страстно! Так, пленяя,

                   Влечет бедняжку-птичку взор змеи, -

                   И вот спустилась пташка, расправляя

                   Навстречу смерти крылышки свои...

                   Всесильны ль чары, слаб ли я пред ними, -

                   Но побежден я чарами твоими!..        

                                                         («Последние слова о Греции».)

        У Лермонтова:

                Златой Восток, страна чудес,

Страна любви и сладострастья,

Где блещет роза — дочь небес,

Где всё обильно, кроме счастья;

Где чище катится река,

Вольнее мчатся облака,

Пышнее вечер догорает

И мир всю прелесть сохраняет

Тех дней, когда печатью зла

Душа людей, по воле рока,

Не обесславлена была,

Люблю тебя, страна Востока!

                                  («Ангел смерти».)        

        В трёх словах: «свобода, мщенье и любовь» дана исчерпывающая характеристика содержания всех поэм, как и всего раннего творчества Лермонтова. Очевидна общность этих тем с байроновскими, но «Свобода, мщенье и любовь» у Байрона выступали неразрывно, а у Лермонтова свобода уже отнята, любовь несёт одни страданья, остаётся только месть, являющая центральной темой романтических поэм. Месть за отнятую любовь или отнятую свободу, а вовсе не способ занятий, как «корсарство» у Байрона. Месть, полная противоречий, вытекающих не только из самой страсти, но и позиции мстителя.

        У Байрона:

Я на тебя взирал, когда наш враг шел мимо,

                         Готов его сразить иль пасть с тобой в крови,

                         И если б пробил час - делить с тобой, любимой,

                        Все, верность сохранив свободе и любви.

                                                        («Любовь и смерть».)

У Лермонтова:

Всё тот же он, и власть его —

Не изменилась ничего;

Прошло печали в нем волненье,

Как улетает призрак сна,

И только хладное презренье

К земле оставила она:

За гибель друга в нем осталось

Желанье миру мстить всему;

И ненависть к другим, казалось,

Была любовию к нему…

                                («Ангел смерти».)

        Характерно, что там, где Лермонтов наименее связан с Байроном – в драмах и прозаической повести особенно ярко проявляются его слабые и сильные стороны по сравнению с Байроном. Уступая Байрону в романтическом обобщении, Лермонтов превосходит его в конкретном. При этом непосредственные подражания Байрону, проявляющиеся в частностях, не ограничены и производят впечатление ненужных привесков, вставок (богоборческие ноты, подражание, перевод «Еврейской мелодии», описание турецкой войны и «розы Гулистана»). Творческая переработка заимствованных мотивов не всегда удавалась, тем более что обнаруживались специфические трудности. Лермонтов одновременно усиливал субъективно-романтический элемент восточных поэм и прорывался к общественным вопросам, к реализму. На фоне одних иногда чуждыми и лишними оказывались другие. Для Байрона тоже была характерна борьба реалистических и романтических тенденций. От романтизма он постепенно шёл к реализму. Этой постепенности не было у Лермонтова. Уже сразу он как бы раздираем взаимно исключающими методами. Байрон легко заменил для него всю предшествующую литературу, потому что в байронизме в «снятом» виде были заключены и руссоизм, и Шиллер. Но современная литература, романтическая и реалистическая, соответствовала внутренней борьбе Лермонтова-художника.

        Роль Байрона в формировании жанра и героя романтических поэм Лермонтова была исключительно велика. Русская литературная традиция не давала достаточно материала, даже если говорить о байронической традиции.

        Байрон утверждал романтического героя. Лермонтов же его снова возвысил, но уже как противоречивое явление, соединив личный протест с темой родины и народа (как в «Измаил-Бее» и «Вадиме»), а впоследствии обобщив его («Мцыри», «Демон»). В творческой истории «Мцыри» и «Демона» отражен весь путь от «страстей» к «думам». Удивительно, как почувствовал это Белинский, почти не знакомый с сложным процессом создания этих поэм. Он высоко оценил «Мцыри», «несмотря на незрелость идеи и некоторую натянутость в содержании», и в особенности «Демона», «это детское, незрелое и колоссальное создание»[16], в котором «мысль… глубже и несравненно зрелее, чем мысль «Мцыри».

          Лермонтова много раз упрекали за то, что его тема личного счастья уже байроновская, общечеловеческая. Однако, надо понять закономерность этой темы у Лермонтова, её противоречия и перспективу разрешения этих противоречий. Тогда раскроется подлинное значение поэмы как трагедии индивидуалистического протеста, которому, однако, созвучен «вечный ропот человека», не случайно последним аккордом завершающий поэту.

«Мцыри», и в особенности «Демон», - высшее выражение лермонтовского байронизма. Лермонтов вплотную, хотя и в романтическом аспекте, подходит к важнейшим противоречиям. Романтические обобщения становятся более гибкими.

«Демон», как наиболее обобщённое выражение романтического образа, естественно, означал и его завершение. Он обнаруживал также невозможность средствами романтического метода вскрыть причины «болезни века».

Условия России 30-х годов в большей степени, чем где бы то ни было, питали и романтику, и реализм, заставляли и бежать от жизни, и вновь возвращаться к ней, требовали и романтического протеста, и реалистического изображения условий, определяющих положение личности в современном обществе. Поэтому нигде не было такого сочетания и внутреннего развития (уже с первых шагов) обеих тенденций, как в творчестве Лермонтова. Романтические мотивы при всей своей незрелости содержали протест, который принимал всё более существенный и конкретный характер. Это противоречие романтических произведений вело к реализму и в нём находило свои разрешения.

Невозможно сопоставлять произведения Лермонтова только с одним каким-нибудь произведением Байрона. В любом из них проявляется отношение к Байрону соответствующего периода и к его творчеству в целом, потому что на каждом этапе Лермонтов «обгонял» Байрона, ускоренно совершал байроновскую эволюцию, используя весь пройденный Байроном путь. Уже в ранние поэмы, в основном соответствующие восточным поэмам Байрона и на них ориентирующиеся, врывается влияние более зрелых произведений: «Шильонского узника», «Манфреда» и «Каина», обобщающих идеи свободы и счастья. Более того, на их основе сразу зарождаются центральные циклы, в дальнейшем претерпевающие значительную эволюцию и в ней снова «обгоняющие» Байрона, как Печорин идёт дальше не только Дон-Жуана, но и Онегина. Герой «Исповеди» близок и к Гяуру, и к шильонскому узнику, Арсений стоит между узником и Уго. Демон первых редакций испытал влияние и «Каина», и мистерии, изображавшей любовь ангела и смертной. Оригинальное лермонтовское перекликается сразу и с ранним, и с более зрелым Байроном, оно противоречиво. Идет беспрестанная борьба Лермонтова сегодняшнего с Лермонтовым вчерашним, и Лермонтова завтрашнего с Лермонтовым сегодняшним. Трудности роста сказываются даже в прекращении работы над противоречивым замыслом, пока, наконец, более зрелая концепция не пробьёт себе дорогу. Мцыри уже к шильонскому узнику, мотивы которого не раз звучали и в лирике; окончательный демон ближе к Каину. Лермонтов в «Демоне», как Байрон в «Каине», переходит к романтизму, который можно назвать скептическим по отношению к самому романтизму, и от которого один шаг к реализму.

Такой быстрый, при всей своей сложности, идейный и художественный рост Лермонтова объясняется тем, что он, подобно своему герою:

Из детских рано вырвался одежд

И сердце бросил в море жизни шумной...

Смерть Пушкина разбила Лермонтова основательнее декабристских настроений 1830-1831 гг. И прежде всего Лермонтова-поэта. Он начал осознавать и осуществлять роль поэта-трибуна. Во втором обращении к Байрону, падающем уже на зрелое творчество, нет и тени подражательности, столь характерной для ранней поры.

В своём зрелом творчестве он пошёл дальше Байрона не только в выражении типично байронической темы («Мцыри», «Демон»), но и в «преодолении байронизма», отчасти уже начатого английским поэтом. Прежде всего в корне изменился творческий облик Лермонтова. Доминирует уже не романтическая лирика, а лирическая «дума», сатирико-бытовая повесть в стихах и роман. Все эти жанры также восходят к Байрону. Важнее показать специфику их у Лермонтова.

У Байрона Лермонтов учился «воевать с людскими предрассудками». Вероятно, Байрона Лермонтов имел в виду, когда писал в «Сашке»:

Клянусь, иметь великий надо гений,

Чтоб разом сбросить цепь предубеждений...

Байрон действительно «разом» порвал с аристократическим обществом, жил своими нуждами и запросами. Лермонтов, как и другие «лучшие люди из дворян» в России, ещё не осуществил этого разрыва. Превосходство Лермонтова сказалось в другом. Если Байрон, по словам Белинского, стремился «не только к изображению современного человечества, сколько к суду над его прошедшей и настоящей историей», то Лермонтов, по-своему продолжая этот «суд», переходит к реалистическому «изображению» типических явлений современности.

Влияние байроновского романа в стихах, осложнённое «Онегиным», явственно и в «нравственной поэме» «Сашка», которая даже названа «романом» и в «Сказке для детей». Описание жизни героя и героини восходит к описанию юности Дон-Жуана. Сашка в известном смысле может даже быть назван русским Дон-Жуаном. Это «добрый малый», «чуждый общественных связей», растрачивающий жизнь на самые элементарные уроки «науки страсти нежной». Разнообразие, отсутствие четкого плана, отступления и подгонка сюжета, некоторая «тёмность» замысла – всё это идёт от Байрона, как и основная сатирическая струя.

Сатирические повести в стихах оказались лишь переходной ступенью к новому, не известному Байрону и даже Пушкину, жанру прозаического романа, наиболее отвечающему задачам не только максимально объективного описания «болезней века», но и вскрытия их причин. А новый жанр, естественно, требовал и нового метода. В «Сашке» автор ещё не развертывал психологического анализа, который в «Герое нашего времени» становится основным.

Печорин – уже сознательно реалистическое обобщение. И если в романтических обобщениях Лермонтов был связан преимущественно с Байроном, то в реалистических, кроме «горькой сатиры» Байрона, он опирался на опыт родоначальника новой русской литературы,  утвердившего в ней бесстрашие художественного критического анализа и глубоко человеческий моральный подход к жизненным явлениям. Но Лермонтов углубляет пушкинскую характеристику «современного человека».

Он в более зрелую эпоху, чем Пушкин,  воспринял, перечувствовал и начал одолевать в себе «байроновское» состояние, характеризующее переходный период с его «бурями», «мятежностью», «страстями» и «думами»,  с его безудержными стремлениями и поисками «цели».

Отмеченная Белинским «двойственность Печорина»[17] - огромный шаг вперёд по сравнению с Байроном и Пушкиным, хотя и у них, особенно у последнего, было сознание этой двойственности. Но Лермонтов резко подчеркнул её, тогда как в Байроне Пушкин имел некоторое основание сказать, что он:

Облёк в унылый романтизм

И безнадежный эгоизм, -

а сам Пушкин недостаточно ясно видел сильные, протестующие стороны «эгоизма».

В противоречивых характеристиках героев Лермонтова отразился диалектический XIX век, тогда как Байрон ещё не был свободен от метафизики XVIII в. Реализм был знамением времени и подготовлялся всем творчеством, вызревал в отдельных описаниях быта, войны, крепостного права, но окончательно восторжествовал лишь тогда, когда Лермонтов всецело обратился к современности. При этом сами демонические и скептические мотивы, как показал Белинский, анализируя стихотворение «И скучно и грустно», приобретают всё более конкретный характер мучительных размышлений не о жизни вообще (как у Байрона), а о жизни «нашего поколения».

Реалистическое выражение двойственности героя и было подлинным «преодолением байронизма», которое совершилось и могло совершиться только в России, потому что для России, только что освобождавшейся от романтизма, «преодоление байронизма» было задачей времени, и его осуществил Лермонтов, развив протестующие и обличительные тенденции. Кроме гениальных предшественников, Лермонтов своим успехом обязан своему переходному времени, нарастанию общественного движения 40-х годов, определившему роль «Героя нашего времени» в цепи генеральных произведений русской литературы.

III. Заключение. Лермонтов – ученик, продолжатель и завершитель поэзии Байрона.

В данной работе шла речь не просто о «влиянии», «заимствовании», или «подражании» Лермонтова – Байрону. Речь шла и не о простом «отражении», а по сути дела – о преемственности этих двух знаковых поэтов.

На произведения Лермонтова, как на картины художника из его повести, тоже легла «печать той горькой поэзии, которую наш бедный век выжимал иногда из сердца её первых проповедников».[18] 

Байрон, действительно, был эхом буржуазной революционности, самым мощным, но далеко не последним. Про Лермонтова же мало сказать, что он «являлся как бы последышем, последним и глубоко искренним эхом декабрьских настроений». «Декабрьские настроения» только «разбудили» его. Лермонтов не мог остановиться на исторически пережитом этапе. Уже Белинский угадал в нём поэта новой эпохи. Трагедия и надорванность лермонтовского творчества, неудовлетворённость настоящим, тоска по жизни, жажда «бури» и поиски «цели» отражали муки переходного периода к новому этапу освободительного движения. Таким образом, и по отношению к Байрону это была новая в своём своеобразии эпоха. В борьбе с тёмными силами реакции Лермонтов и Байрон перекликались. Отсюда вырастал протест, но отсюда же и бессилие, порождающее пессимизм в поэтах «безвременья», периода разочарований. Но это был активный пессимизм, не позволявший примириться с существующим злом. Поэтому передовые люди 40-х годов (Белинский, Герцен и др.) видели в «мрачной поэзии такого необъятного колоссального поэта, как Байрон», пафос отрицания, «зарю нового романтизма», подхваченного в России Лермонтовым, учеником, продолжателем и завершителем поэзии Байрона, «представителем» байронизма в русской литературе. Но если пафос отрицания восходил к Байрону, то реализм и народность продолжали пушкинские традиции. Конечно, в самом-то Лермонтове эти две традиции были слиты воедино и взаимно проникали друг в друга.

 Эпоха Байрона пробила первую брешь в буржуазной и дворянской революционности. Лермонтов делает центральным то, что не стояло в центре внимания Байрона. Индивидуальный протест соответствовал переходному периоду от революционности дворянской к демократической.

Оригинальное лермонтовское вхождение в жизнь и чувства человеческие было подготовлено его предшественниками и с отрицательной стороны. Подготовлен был и пафос его поэзии, заключающийся «в нравственных вопросах о судьбе и правах человеческой личности» Но у Лермонтова он выражен уже в форме мучительных вопросов. И прежде всего это вопрос не о цели жизни вообще, как он негативно поставлен в «Каине» и позитивно Пушкиным, а жизни «современного человека», «героя нашего времени». Правда, и у Лермонтова  он поставлен ещё абстрактно.

Лермонтов протестовал и призывал к бунту. Конкретизируя протест и его объективные причины, он не только не порывал с Байроном, а, наоборот, преемствовал пафос отрицания и утверждение прав личности, преодолевая в то же время односторонности индивидуалистического и отрицательного взгляда на жизнь.

Только поэт страны, переживающей, по крайней мере в литературе «все моменты европейской жизни», мог стать и стал преемником прогрессивных сторон поэзии Байрона. Это был новый симптом  перемещения литературного центра в Россию ещё задолго до первых симптомов перемещения в неё центра революционного.

Лермонтов завершил «европеизацию» русской литературы, начатую еще в  XVIII в., но основательно продвинутую только Пушкиным. Вместе с тем продолжал отстаивать оригинальность русского искусства.

IV.   Список литературы

1. Висковатов П.А. Михаил Юрьевич Лермонтов. Жизнь и творчество.- М.: «Современник», 1987.
2. Владимир Лермонтов – официальная страница писателя. http://www.vlermontov.ru
3. Лермонтов М.Ю. Сочинения в 4-х томах. Т.1 /Вступ. Статья и комм. Г.П. Макагоненко. – М.: Правда, 1986. – 384 с.
4. Лермонтов М.Ю. в воспоминаниях современников./ Редкол.: В. Вацуро, Н.Гей, Г. Елизаветина и др.; Сост. подгот. текста и коммент. М. Гиллельсона и О. Миллер; вступ. Статья М. Гиллельсона. – М.: Худож.лит., 1989.(Литературные мемуары)
5. Лермонтовская энциклопедия. – М., 1981.
6. Полн. собр. соч. Лермонтова под ред. Б.М.Эйзенбаума, «Academia», М. – Л., 1935-1937.
7. Розанов И.Н. Литературные репутации. – М.: Советский писатель, 1990.
8. ФЭБ: Нольман. Лермонтов и Байрон. – 1941 (текст).http://feb –web

5. Приложение.

Автопортрет М.Ю. Лермонтова

(1837 г.)

Н.Е. Заболоцкий. Портрет М.Ю. Лермонтова.

1837. Фрагмент.

                    Портрет Дж.Байрона.  

                                       Неизвестный автор.

«Зачем я не птица, не ворон степной,

Пролетевший сейчас надо мной?

Зачем не могу в небесах я парить

И одну лишь свободу любить?

На запад, на запад помчался бы я.

Где цветут моих предков поля,

Где в замке пустом на туманных горах,

Их забвенный покоится прах.

На древней стене их

Наследственный щит

И заржавленный меч их висит.

Я стал бы летать над мечом и щитом,

И смахнул бы я пыль с них крылом…

…Но тщетны мечты, бесполезны мольбы

Против строгих законов судьбы.

Меж мной и холмами отчизны моей

Расстилаются волны морей.

Последний потомок отважных бойцов

Увядает средь чуждых снегов;

Я здесь был рожден, но нездешний душой…

О! Зачем я не ворон степной?..

                                  М.Ю. Лермонтов. «Желание», 1831

[1] М.Ю. Лермонтов. Сочинения в 4-х томах. Т.1 /Вступ. Статья и комм. Г.П. Макогоненко.- М.: Правда, 1986.-384с., с. 237

[2] ФЭБ: Нольман. Лермонтов и Байрон. – 1941 (текст). http//feb-web.ru , с.466

[3] Лермонтовская энциклопедия. – М., 1981, с. 43

[4]Лермонтов М. Ю. в воспоминаниях современников./ Редкол.: В. Вацуро, Н. Гей, Г. Елизаветина и др.; Сост., подгот. Текста и коммент. М. Гиллельсона и О. Миллер; Вступ. Статья М. Гиллельсона. – М.: Худож. Лит., 1989. – 672с. (Литературные мемуары). с. 38

[5] Лермонтов М. Ю. Сочинения в 4-х томах. Т. 1 с. 226

[6] Лермонтов М. Ю. Сочинения в 4-х томах. Т. 1 с. 161

[7] Лермонтов М. Ю. Сочинения в 4-х томах. Т. 1,  с. 212

[8] Розанов И. Н. Литературные репутации. – М.: Советский писатель, 1990. – с. 149.

[9] Лермонтов М. Ю. Сочинения в 4-х томах. Т. 1  с.  252

[10] Лермонтов М. Ю. в воспоминаниях современников, с. 38

[11] Лермонтов М. Ю. в воспоминаниях современников, с.371

[12]Лермонтов М. Ю. Сочинения в 4-х томах. Т. 1   с. 288

[13]Лермонтов М. Ю. Сочинения в 4-х томах. Т. 1   с. 232

[14] Лермонтов М. Ю. Сочинения в 4-х томах. Т. 1   с. 232

[15]Лермонтов М. Ю. Сочинения в 4-х томах. Т. 1    с. 238

[16] Лермонтовский текст везде цитируется по пятитомному изданию Полн. Собр. Соч. Лермонтова под ред. Б. М. Эйхенбаума,  «Academia», М. – Л., 1935 – 1937.

[17] Лермонтов М. Ю. в воспоминаниях современников  стр.301

[18]ФЭБ: Нольман. Лермонтов и Байрон. – 1941 (текст). http//feb-web.ru с. 514

nsportal.ru

Лермонтов: происхождение поэта. Влияние Байрона на Лермонтова / Лермонтов М.Ю.

Мы знаем достаточно много о родных Лермонтова: о ранней смерти его матери, о разлуке с отцом, о том, что его воспитывала бабушка, которая очень любила внука. Но что же нам известно о более отдаленных предках поэта? И что знал о них сам Михаил Юрьевич Лермонтов? Происхождение великого русского поэта будет рассмотрено в этой статье.

Со стороны матери поэт происходил из очень знатного и богатого старинного русского рода Арсеньевых-Столыпиных. Бабушка Михаила Елизавета Алексеевна хотела, чтобы ее дочь Мария вышла замуж за достойного их рода человека. Вот почему она так невзлюбила Юрия Петровича Лермонтова, который посватался к ее дочери. Он был отставным капитаном, принадлежавшим к старинной, но обедневшей дворянской семье, и владел лишь небольшим сельцом Кропотовым в Тульской губернии. В свое время Юрий Петрович окончил Первый кадетский корпус в Петербурге, участвовал во многих военных кампаниях русской армии, но в 1811 году вышел в отставку. Во время войны с Наполеоном в 1812 году он служил офицером в Тульском народном ополчении, затем был ранен и в начале 1814 года вернулся домой после лечения. Это был вполне типичный путь простого русского дворянина и офицера той эпохи, и Елизавете Алексеевне Юрий Петрович казался слишком уж «простым» для роли жениха ее дочери. В результате их свадьба состоялась почти против воли Елизаветы Алексеевны.

Но оказывается, она ошибалась: на самом деле род Лермонтовых происходит из глубокой древности и своими корнями связан с Англией и Шотландией. Из достоверных исторических источников известно, что род Лермонтовых происходит из Шотландии. Но на этом история взаимосвязей Лермонтова с шотландской и английской родословной не кончается. Более того, именно оттуда тянутся связи Михаила Лермонтова с поэзией. Не все в этой древней истории подтверждается достоверными фактами, но от этого она не становится для нас менее интересной. По некоторым сведениям род Лермонтовых восходит к средним векам, а именно к шотландскому поэту, жившему в XIII веке, Томасу Лермонту, прозванному Рифмачом. Он стал героем народных преданий, легенд, шотландских баллад, повествующих о волшебной стране эльфов. По преданиям, королева Эльфийской земли, услышавшая, как Томас поет свои стихи, унесла его на снежно-белом коне в свою волшебную страну, где он провел много лет, прежде чем вернулся домой. Впоследствии Вальтер Скотт написал балладу о легендарном Томасе Лермонте. О нем же рассказывает знаменитый английский писатель, автор трилогии «Властелин колец» Дж.Р.Р. Толкиен в книге «Дерево и лист». Интересно, что и сейчас в Шотландии можно увидеть остатки древнего замка, принадлежавшего, как утверждают, Лермонту.

Михаил Юрьевич Лермонтов, происхождение которого столь любопытно, знал эти предания о своем далеком предке, и во многих стихах русского поэта-романтика, особенно ранних, отзвуки поэтических шотландских сказаний нашли свое отражение:

Стоит могила ОссианаВ горах Шотландии моей.

Но для нас, может быть, самое интересное то, что тот русский поэт, которого еще при жизни называли «русским Байроном», действительно оказался в родстве, правда весьма дальнем, с английским поэтом-романтиком Джорджем Гордоном Байроном. Известно, что Байрон был кумиром юного Лермонтова, который стремился во всем ему подражать.

Ранняя романтическая лирика Лермонтова отмечена влиянием байронизма, так популярного тогда в России. В его первых еще во многом подражательных стихах и поэмах есть следы прямых заимствований как из Пушкина, так и Байрона. Например, в романтической поэме Лермонтова 1828 года «Корсар» название взято из поэмы Байрона, а сюжет как бы продолжает пушкинскую поэму «Братья разбойники».

Но юный поэт уже в своем раннем творчестве не был просто подражателем: он строил, создавал свой неповторимый стиль, опираясь на опыт великих предшественников, близких ему по духу. Так же он строил и свою личность, пытаясь найти для себя точку опоры в личности и судьбе великого английского романтика.

Судьба английского романтика, тот «удел», о сходстве с которым мечтал для себя Лермонтов, — это возможность активного участия в борьбе за свободу.  Лермонтов имел возможность познакомиться с подробностями жизни Байрона, поскольку в 1830 году в Лондоне английским поэтом Томасом Муром были изданы его письма и дневники с подробными биографическими сведениями. К этому времени Михаил Юрьевич настолько усовершенствовался в английском языке, что мог свободно прочитать в подлиннике книгу Томаса Мура «Жизнь Байрона», как и стихи своего любимого английскою поэта. Сочетание глубокой философской мысли и гражданской активности, поэзия «сердечных мук», борьбы и подвига, характерные для его кумира, оказались близки такому поэту, как Михаил Юрьевич Лермонтов.

Происхождение его, к сожалению, открыли только исследователи его творчества. Как жаль, что русский поэт так и не узнал о своем родстве с великим английским поэтом! А ведь оно как раз точно доказано. Известно, что одна из представительниц линии Лермонтов, жившая в конце XVII века, вышла замуж за Вильямса Гордона, а в 1785 году на их дочери Екатерине Гордон женился барон Байрон — это были родители будущего поэта, прославившего Англию.

Но даже не зная ничего этого, Лермонтов как будто почувствовал близкую для себя душу, родственную поэзию. Это было счастливое совпадение двух поэтических стихий. По словам поэта той эпохи Д.В. Веневитинова, Байрон «в пламенной душе своей сосредоточил стремление целого века». Таким поэтом для России 1830-х годов стал и Лермонтов. Всего два года спустя после стихотворения, в котором он мечтает быть во всем похожим на Байрона, в 1832 году Михаил Юрьевич пишет стихотворение, в котором уже чувствуется сила и мощь вполне самоопределившегося поэта, осознавшего свое место в жизни и творчестве.

Нет, я не Байрон, я другой…

Действительно, многие произведения начала 1830-х годов показывают, что Лермонтов вполне осознал себя как поэт национальный со своей неповторимой творческой индивидуальностью и полностью оправдал название «русский Байрон». Гений Лермонтова, тревожный, мятущийся, тоскующий по идеалу, сомневающийся во всем и неустанно стремящийся к свету, добру, совершенству. Может, потому его стихи так волнуют, зовут к размышлениям о месте человека в мире, о его страданиях и радостях, борьбе и отчаянии. Мятежный парус, белеющий в морской синеве, стал символом страстной, бунтарской и бесконечно одинокой, страдающей личности поэта:

Белеет парус одинокийВ тумане моря голубом!..

Великому английскому романтику Лермонтов, происхождение которого мы рассмотрели, посвятил многие свои стихотворения и навсегда остался верен свободолюбивой и мятежной музе, как будто переданной ему в наследство знаменитым английским сородичем.

Источник: Аристова М.А. Доклады по литературе. 10 класс/ М.А. Аристова. - М.: "Экзамен", 2009

classlit.ru

Реферат влияние Д. Байрона на творчество М. Ю. Лермонтова Выполнена

В технике стиха Лермонтов обязан был Байрону увлечением мужскими рифмами, но позднее он стал в этом отношении сдержаннее.

Что же касается до байронической прозы, которую отмечали почти все, говорившие о Лермонтове-студенте: и ближайший родственник Шан-Гирей, и поэтесса Ростопчина, и Сушкова, то наполовину они были правы.

Шан-Гирей говорит: «В домашней жизни Лермонтов был почти всегда весел, ровного характера… байронизм был не больше как драпировка».10 А Ростопчина рассказывает, что его любимым героем и образом был Дон-Жуан Байрона. Он стал бить на таинственность, на мрачное и на колкости… «вследствие того, что он представлял из себя Лара и Манфреда, он привык бать таким».11

Три года (1830 – 1832) кроме ряда безукоризненных стихотворений дали и три истинных шедевра: в 1830 году – «Нищего», в 1831 году – «Ангела», в 1832 году - «Парус».

Подытожив сказанное, можно с уверенностью сказать, что Байрон помог Лермонтову найти свое творческое лицо и свою собственную индивидуальность.

В 1831 и 1832 году, еще не достигнув 18-тилетнего возраста, Лермонтов в некоторых произведениях является созревшим почти художником. Не говоря о лирических стихотворениях, упомянутых выше, «Белеет парус одинокий…», но и большие его поэмы доходят до известного совершенства, как, например «Измаил-Бей». Лермонтов в эти годы много занимался Байроном; в его произведениях сильно отражаются манера и мысли английского поэта; оттого обыкновенно о Лермонтове говорят как о подражателе Байрона, несмотря на последующие сочинения его, свидетельствующие о совершенной его оригинальности. Влияли на Лермонтова и Шиллер, и Гёте, и Гейне, влияли Батюшков, Жуковский, Пушкин, и, конечно же, Байрон. Из этого, однако, не следует, что Лермонтов был только подражателем. В одном с ними возрасте Лермонтов является даже более оригинальным и зрелым в своих произведениях.

Подражая в раннем творчестве британскому поэту, Лермонтов оставался и тогда уже самим собою, своеобразным. Всё, что он написал, выливалось из души, переживши то, что старался он передать в стройных рифмах своей поэзии. Он занимал у поэтов форму, брал даже стихи, но только если они отвечали его душе. Он не был слепым подражателем: не чужая рифма и образы руководили им, как это бывает обыкновенно в отзывчивых молодых душах, в юные годы воображающих себя поэтами, - нет, он брал только то, что по духу считал своим. Великие поэты служили ему образцами. Под их руководством он делал первые шаги в искусстве: так художник, будь он великий Рафаэль, изучая и копируя кисть своего учителя, руководясь ею, рано уже высказывает собственную мысль и душу и, будучи под влиянием великих образцов, всё же не может быть назван их подражателем. Таков был Лермонтов.

В поэтическом обиходе 20-х годов мы встречаем ряд повторяющихся оборотов и сравнений, большинство которых ведёт своё происхождение из западной литературы. К числу их принадлежит, например, сравнение человека с челноком, брошенным в море или выброшенным бурею на песок. Через некоторое время аллегория человек-челнок потеряет свою поэтическую силу, но от неё остаётся обломок, который продолжает жить. На нём охотно останавливается внимание поэта даже в тех случаях, когда он не имеет никакого символического значения. В «Абидосской невесте» Байрона описывается рассвет после бури: на берегу видны разные следы от бури — в том числе «сломанный факел, челнок без вёсел» («А broken torch, an oarless boat»). Из этого упоминания о челноке Козлов в своём переводе Байрона делает две особые строки: Вот опрокинутый челнок

Волною брошен на песок.У Лермонтова в стихотворении «По произволу дивной власти» (1832 г.) мы находим: По произволу дивной власти

Я выкинут из царства страсти,

Как после бури на песок

Волной расшибленный челнок.

Это сравнение использовано потом в «Боярине Орше»: Но узник был невозмутим,

Бесчувственно внимал он им.

Так бурей брошен на песок

Худой, увязнувший челнок,

Лишенный весел и гребцов,

Недвижим ждёт напор валов. В изменённой форме мы встречаемся с ним в „Маскараде“: Опять мечты; опять любовь

В пустой груди бушуют на просторе;

Изломанный челнок, я снова брошен в море!

Вернусь ли к пристани я вновь? (Действие 1-е, сц. III, выход II.)

Лермонтов быстро усваивал себе, что было нужно, как пользовался он творениями других поэтов для собственного совершенствования и развития и затем выходил на свою оригинальную дорогу. И чем более зрел он, тем менее отражалось влияние занимавшего его поэта. В тетрадях 1829 года, когда он начал свою поэтическую деятельность, мы видим концепцию и целые песни, взятые у Пушкина. В тетрадях 1830-1831 годов, когда является влияние других поэтов и особенно Байрона, Лермонтов уже далеко не в такой степени им подчиняется. Не боязливым учеником является он, - не учеником, подражающим мастерству и вводящим в чужое произведение некоторые своим мотивы, - нет, он здесь уже сознает свои силы. Удивляясь наставнику и учась у него, он предъявляет смело права своей индивидуальности и знает, что, по силе дарования, рано или поздно встанет с ним рядом, самостоятельным, как и он, великим талантом.Нет, я не Байрон, я другой,

Еще неведомый избранник, -

Как он, гонимый миром странник,

Но только с русскою душой.

Я раньше начал, кончу ране,

Мой ум не много совершит;

В душе моей, как в океане,

Надежд разбитых груз лежит.

Кто может, океан угрюмый,

Твои изведать тайны? Кто

Толпе мои расскажет думы? –

Я – или бог – или никто!.12 (там же, т.1, стр.288-289)В отношении к Наполеону отразилось всё различие между Лермонтовым и Байроном. Не с точки зрения гражданских идеалов «гуманизма революции», а с позиций романтически-индивидуалистических (сначала) и приближающихся к демократическим (потом) воспринимал Лермонтов все факты общественной жизни. Оба этих этапа имели свои точки соприкосновения с поэзией Байрона и питались ею, но всегда имели свое выстраданное содержание. Не прекращаясь, шёл сложнейший внутренний прогресс, не богатый, подчас, явными успехами, но таящий в себе огромные потенциальные возможности, которые лишь ждали случая прорваться наружу, снова всё смешать и вдруг, точно в процессе кристаллизации, выделить драгоценную добычу, принадлежащую мыслителю и художнику.

Было бы большим упрощением видеть в этих грустных стихах простое желание «эмансипироваться», к чему призывал в 1835 году Мицкевича Баратынский; это ещё большее упрощение, чем если бы видеть в первом стихотворении простое желание «подражать». Лермонтов просто вносит необходимые, с его точки зрения, коррективы в установленное и никогда им не отвергаемое духовное «родство». Это «как он… но» - первый проблеск сознания различных условий, в которых суждено действовать двум столь «сходным» поэтам.

Главная мысль стихотворения не в том, что поэт, так недавно ещё мечтавший об «уделе» Байрона, хотевший «Байрона достигнуть», заявляет теперь: «Нет, я не Байрон», «мой ум не много совершит». Это оправдавшееся лишь наполовину описание. Глубочайший же смысл этого стихотворения заключён в утверждении поэта «с русской душой», что только он может «рассказать» свои «думы». Правда, отличия этих «дум» от байроновских не сформулировано, если не считать «надежд разбитых груз». Жизнь разбила у Байрона не одну надежду.

Протест Байрона питался не исчерпавшей ещё себя буржуазной революционностью. Несмотря на своё разочарование в идеях в XVIII в., Байрон насквозь гражданствен, что прекрасно чувствовали декабристы. Эта гражданственность питалась не только теоретической преемственностью, но и практикой национально-освободительного движения, активным участником которого он был.

Байронизм 20-х годов в России вырос на основе декабризма. 30 –е годы вновь восстановили преемственность революционных идей, но носители их оказались одиночками, способными лишь на вспышки бессильного протеста. Дворянская революционность как политическое течение исчерпала себя, а революционно-демократическая мысль находилась еще в начале пути. Всякий протест в таких условиях неизбежно облекался в индивидуалистическую форму, при которой общественно-политические и сатирические мотивы не были устойчивыми, тогда как у Байрона они никогда не прекращались.

Трагизм положения Лермонтова усугублялся тем, что не было ещё и цели жизни. Байрон метался между признанием неограниченных прав личности и общественным идеалом буржуазной революции. Лермонтов как раз его-то и не знает, ещё не знает, ибо Россия ещё не выработала общественного идеала, о котором скоро так много будут спорить западники и славянофилы. Идеал личного счастья у Лермонтова бесконечно далёк от светских «идеалов», но он и не общественная программа, а значит, трагически противоречив, эгоистичен, бессилен в борьбе за своё осуществление (что показывает Лермонтов). Глубоко прав Белинский, видевший пафос поэзии Байрона в отрицании, тогда пафос поэзии Лермонтова «заключается в нравственных вопросах о судьбе и правах человеческой личности». Только в ходе творчества он осознает личность как часть к целому, благодаря чему трагедия личности для него становится отражением конкретной общественной трагедии. Байрону это стало понятно довольно скоро, Лермонтов же шёл к этому с большими трудностями, но и с большими успехами. Трудности были связаны прежде всего с сознанием одиночества, отражавшим фактическое положение Лермонтова, в отличие от Байрона, и особенно болезненно переживаемым юношей, одиноким даже биографически, особенно в период юнкерской школы (1832-1834).

Центральным стихотворением всей юношеской лирики Лермонтова является «1831-го июня 11 дня». Здесь во весь рост дан лирико-романтический герой, «великий», но непонятный, с душой, ищущей с детских лет чудесного, с печатью ранней грусти, с преувеличенными страстями:…я любил

Всем напряжением душевных сил.

………………………………….

Так лишь в разбитом сердце может страсть

Иметь неограниченную власть.13Играющая такую роль в судьбе романтического героя роковая любовь, «любовь… как чумное пятно», пронизывает почти всю лирику этих лет, особенно «7 августа», «Видение», «Подражание Байрону» и др. Влияние байроновского «Сна» чувствуется буквально в каждой строке. Его признавал и сам Лермонтов. В стихотворении «1831-го июня 11 дня» дана обобщённая характеристика романтического героя. Когда-то в поисках «чудесного», видя «таинственные сны», детская фантазия питалась миражами:…но все образы мои,

Предметы мнимой злобы иль любви,

Не походили на существ земных.

О нет! всё было ад или небо в них.14Воображение, как у героя «Отрывка из начатой повести», «наполнялось чудесами дикой храбрости и картинами мрачными и понятиями противуобщественными». Теперь же поэт сознает, что эти «предметы», сконструированные по принципу: «в одном всё чисто, в другом всё зло», не соответствуют действительности. Это факт, хотя и печальный, что:…в человеке встретиться могло

Священное с порочным. Все его

Мученья происходят оттого.15Герои Лермонтова не исключение из этого правила, а, напротив, его самое крайнее выражение. Метод контрастов, чрезвычайно характерный уже для Байрона, был воспринят и развит романтической школой в борьбе с поэтикой классицизма и представляет значительное художественное завоевание, так как, пусть ещё абстрактно, но все же раскрывается сила и слабость героя, протест и бессилие этого протеста вследствие ограниченной формы его проявления. В лирике это могло отразиться только в общих чертах; более обстоятельно двойственность романтического героя раскрывается в поэмах, занимающих наряду с лирикой центральное место в раннем творчестве.

Зависимость многочисленных романтических поэм Лермонтова от Байрона, проявилась как в прямых заимствованиях, так и в целой тщательно продуманной системе эпиграфов из Байрона, выражавших, основную мысль поэмы и отдельных её глав, строф, образов. Эпиграф к «черкесской повести» «Каллы», взятый из «Абидосской невесты», может служить эпиграфом ко всем так называемым «кавказским поэмам», или, как часто называл их сам Лермонтов, «восточным повестям», и указывает на зависимость их то «восточных поэм» Байрона:Это природа Востока; это страна Солнца –

Может ли оно приветствовать такие деяния, какие совершали его дети?

О! неистовы, как голоса прощающихся любовников,

Сердца в них груди и рассказы, которые они передают.( там же, т.2, стр.176)Строка из «Гяура»: «Когда такой герой родился снова?», взятая эпиграфом к «Последнему сыну вольности», исчерпывающе передает основную мысль поэмы. В «Моряке» развернут эпиграф из «Корсара».

Кавказ, это, по выражению Белинского, «поэтическая родина» русских поэтов, воспоминание о неоднократном посещении которой жило в юноше Лермонтове, был для него тем, чем были для Байрона последовательно Шотландия, Восток, Швейцария и Италия.Мой гений сплёл себе венок

В ущелинах кавказских скал, -сказал Лермонтов.

Но, устремившись вслед за Байроном на Восток, Лермонтов, очутился в более благоприятных условиях. Кавказ, вскоре окончательно вытеснивший Испанию и Шотландию, Италию и Литву, был своего рода романтическим конкретным пейзажем и бытом. От экзотики спасали не личные впечатления (Байрон был богаче ими), а сам материал Кавказа, позволявший вопросы свободы брать в связи с Россией, не отрываясь, таким образом, окончательно от родины, а, наоборот, всё более и более приближаясь к ней.У Байрона:Что мне твои все почести и слава,

Народ-младенец, прежде или впредь,

Хотя за них отдать я мог бы, право,

Все, кроме лавров, - мог бы умереть?

В тебя влюблен я страстно! Так, пленяя,

Влечет бедняжку-птичку взор змеи, -

И вот спустилась пташка, расправляя

Навстречу смерти крылышки свои...

Всесильны ль чары, слаб ли я пред ними, -

Но побежден я чарами твоими!..

(«Последние слова о Греции».)У Лермонтова:Златой Восток, страна чудес,

Страна любви и сладострастья,

Где блещет роза — дочь небес,

Где всё обильно, кроме счастья;

Где чище катится река,

Вольнее мчатся облака,

Пышнее вечер догорает

И мир всю прелесть сохраняет

Тех дней, когда печатью зла

Душа людей, по воле рока,

Не обесславлена была,

Люблю тебя, страна Востока!

(«Ангел смерти».) В трёх словах: «свобода, мщенье и любовь» дана исчерпывающая характеристика содержания всех поэм, как и всего раннего творчества Лермонтова. Очевидна общность этих тем с байроновскими, но «Свобода, мщенье и любовь» у Байрона выступали неразрывно, а у Лермонтова свобода уже отнята, любовь несёт одни страданья, остаётся только месть, являющая центральной темой романтических поэм. Месть за отнятую любовь или отнятую свободу, а вовсе не способ занятий, как «корсарство» у Байрона. Месть, полная противоречий, вытекающих не только из самой страсти, но и позиции мстителя.У Байрона:Я на тебя взирал, когда наш враг шел мимо,

Готов его сразить иль пасть с тобой в крови,

И если б пробил час - делить с тобой, любимой,

Все, верность сохранив свободе и любви.

(«Любовь и смерть».)У Лермонтова:Всё тот же он, и власть его —

Не изменилась ничего;

Прошло печали в нем волненье,

Как улетает призрак сна,

И только хладное презренье

К земле оставила она:

За гибель друга в нем осталось

Желанье миру мстить всему;

И ненависть к другим, казалось,

Была любовию к нему…

(«Ангел смерти».)Характерно, что там, где Лермонтов наименее связан с Байроном – в драмах и прозаической повести особенно ярко проявляются его слабые и сильные стороны по сравнению с Байроном. Уступая Байрону в романтическом обобщении, Лермонтов превосходит его в конкретном. При этом непосредственные подражания Байрону, проявляющиеся в частностях, не ограничены и производят впечатление ненужных привесков, вставок (богоборческие ноты, подражание, перевод «Еврейской мелодии», описание турецкой войны и «розы Гулистана»). Творческая переработка заимствованных мотивов не всегда удавалась, тем более что обнаруживались специфические трудности. Лермонтов одновременно усиливал субъективно-романтический элемент восточных поэм и прорывался к общественным вопросам, к реализму. На фоне одних иногда чуждыми и лишними оказывались другие. Для Байрона тоже была характерна борьба реалистических и романтических тенденций. От романтизма он постепенно шёл к реализму. Этой постепенности не было у Лермонтова. Уже сразу он как бы раздираем взаимно исключающими методами. Байрон легко заменил для него всю предшествующую литературу, потому что в байронизме в «снятом» виде были заключены и руссоизм, и Шиллер. Но современная литература, романтическая и реалистическая, соответствовала внутренней борьбе Лермонтова-художника.

Роль Байрона в формировании жанра и героя романтических поэм Лермонтова была исключительно велика. Русская литературная традиция не давала достаточно материала, даже если говорить о байронической традиции.

Байрон утверждал романтического героя. Лермонтов же его снова возвысил, но уже как противоречивое явление, соединив личный протест с темой родины и народа (как в «Измаил-Бее» и «Вадиме»), а впоследствии обобщив его («Мцыри», «Демон»). В творческой истории «Мцыри» и «Демона» отражен весь путь от «страстей» к «думам». Удивительно, как почувствовал это Белинский, почти не знакомый с сложным процессом создания этих поэм. Он высоко оценил «Мцыри», «несмотря на незрелость идеи и некоторую натянутость в содержании», и в особенности «Демона», «это детское, незрелое и колоссальное создание»16, в котором «мысль… глубже и несравненно зрелее, чем мысль «Мцыри».

Лермонтова много раз упрекали за то, что его тема личного счастья уже байроновская, общечеловеческая. Однако, надо понять закономерность этой темы у Лермонтова, её противоречия и перспективу разрешения этих противоречий. Тогда раскроется подлинное значение поэмы как трагедии индивидуалистического протеста, которому, однако, созвучен «вечный ропот человека», не случайно последним аккордом завершающий поэту.

«Мцыри», и в особенности «Демон», - высшее выражение лермонтовского байронизма. Лермонтов вплотную, хотя и в романтическом аспекте, подходит к важнейшим противоречиям. Романтические обобщения становятся более гибкими.

«Демон», как наиболее обобщённое выражение романтического образа, естественно, означал и его завершение. Он обнаруживал также невозможность средствами романтического метода вскрыть причины «болезни века».

Условия России 30-х годов в большей степени, чем где бы то ни было, питали и романтику, и реализм, заставляли и бежать от жизни, и вновь возвращаться к ней, требовали и романтического протеста, и реалистического изображения условий, определяющих положение личности в современном обществе. Поэтому нигде не было такого сочетания и внутреннего развития (уже с первых шагов) обеих тенденций, как в творчестве Лермонтова. Романтические мотивы при всей своей незрелости содержали протест, который принимал всё более существенный и конкретный характер. Это противоречие романтических произведений вело к реализму и в нём находило свои разрешения.

Невозможно сопоставлять произведения Лермонтова только с одним каким-нибудь произведением Байрона. В любом из них проявляется отношение к Байрону соответствующего периода и к его творчеству в целом, потому что на каждом этапе Лермонтов «обгонял» Байрона, ускоренно совершал байроновскую эволюцию, используя весь пройденный Байроном путь. Уже в ранние поэмы, в основном соответствующие восточным поэмам Байрона и на них ориентирующиеся, врывается влияние более зрелых произведений: «Шильонского узника», «Манфреда» и «Каина», обобщающих идеи свободы и счастья. Более того, на их основе сразу зарождаются центральные циклы, в дальнейшем претерпевающие значительную эволюцию и в ней снова «обгоняющие» Байрона, как Печорин идёт дальше не только Дон-Жуана, но и Онегина. Герой «Исповеди» близок и к Гяуру, и к шильонскому узнику, Арсений стоит между узником и Уго. Демон первых редакций испытал влияние и «Каина», и мистерии, изображавшей любовь ангела и смертной. Оригинальное лермонтовское перекликается сразу и с ранним, и с более зрелым Байроном, оно противоречиво. Идет беспрестанная борьба Лермонтова сегодняшнего с Лермонтовым вчерашним, и Лермонтова завтрашнего с Лермонтовым сегодняшним. Трудности роста сказываются даже в прекращении работы над противоречивым замыслом, пока, наконец, более зрелая концепция не пробьёт себе дорогу. Мцыри уже к шильонскому узнику, мотивы которого не раз звучали и в лирике; окончательный демон ближе к Каину. Лермонтов в «Демоне», как Байрон в «Каине», переходит к романтизму, который можно назвать скептическим по отношению к самому романтизму, и от которого один шаг к реализму.

Такой быстрый, при всей своей сложности, идейный и художественный рост Лермонтова объясняется тем, что он, подобно своему герою:Из детских рано вырвался одежд

И сердце бросил в море жизни шумной...Смерть Пушкина разбила Лермонтова основательнее декабристских настроений 1830-1831 гг. И прежде всего Лермонтова-поэта. Он начал осознавать и осуществлять роль поэта-трибуна. Во втором обращении к Байрону, падающем уже на зрелое творчество, нет и тени подражательности, столь характерной для ранней поры.

В своём зрелом творчестве он пошёл дальше Байрона не только в выражении типично байронической темы («Мцыри», «Демон»), но и в «преодолении байронизма», отчасти уже начатого английским поэтом. Прежде всего в корне изменился творческий облик Лермонтова. Доминирует уже не романтическая лирика, а лирическая «дума», сатирико-бытовая повесть в стихах и роман. Все эти жанры также восходят к Байрону. Важнее показать специфику их у Лермонтова.

У Байрона Лермонтов учился «воевать с людскими предрассудками». Вероятно, Байрона Лермонтов имел в виду, когда писал в «Сашке»:Клянусь, иметь великий надо гений,

Чтоб разом сбросить цепь предубеждений...Байрон действительно «разом» порвал с аристократическим обществом, жил своими нуждами и запросами. Лермонтов, как и другие «лучшие люди из дворян» в России, ещё не осуществил этого разрыва. Превосходство Лермонтова сказалось в другом. Если Байрон, по словам Белинского, стремился «не только к изображению современного человечества, сколько к суду над его прошедшей и настоящей историей», то Лермонтов, по-своему продолжая этот «суд», переходит к реалистическому «изображению» типических явлений современности.

Влияние байроновского романа в стихах, осложнённое «Онегиным», явственно и в «нравственной поэме» «Сашка», которая даже названа «романом» и в «Сказке для детей». Описание жизни героя и героини восходит к описанию юности Дон-Жуана. Сашка в известном смысле может даже быть назван русским Дон-Жуаном. Это «добрый малый», «чуждый общественных связей», растрачивающий жизнь на самые элементарные уроки «науки страсти нежной». Разнообразие, отсутствие четкого плана, отступления и подгонка сюжета, некоторая «тёмность» замысла – всё это идёт от Байрона, как и основная сатирическая струя.

Сатирические повести в стихах оказались лишь переходной ступенью к новому, не известному Байрону и даже Пушкину, жанру прозаического романа, наиболее отвечающему задачам не только максимально объективного описания «болезней века», но и вскрытия их причин. А новый жанр, естественно, требовал и нового метода. В «Сашке» автор ещё не развертывал психологического анализа, который в «Герое нашего времени» становится основным.

Печорин – уже сознательно реалистическое обобщение. И если в романтических обобщениях Лермонтов был связан преимущественно с Байроном, то в реалистических, кроме «горькой сатиры» Байрона, он опирался на опыт родоначальника новой русской литературы, утвердившего в ней бесстрашие художественного критического анализа и глубоко человеческий моральный подход к жизненным явлениям. Но Лермонтов углубляет пушкинскую характеристику «современного человека».

Он в более зрелую эпоху, чем Пушкин, воспринял, перечувствовал и начал одолевать в себе «байроновское» состояние, характеризующее переходный период с его «бурями», «мятежностью», «страстями» и «думами», с его безудержными стремлениями и поисками «цели».

Отмеченная Белинским «двойственность Печорина»17 - огромный шаг вперёд по сравнению с Байроном и Пушкиным, хотя и у них, особенно у последнего, было сознание этой двойственности. Но Лермонтов резко подчеркнул её, тогда как в Байроне Пушкин имел некоторое основание сказать, что он:Облёк в унылый романтизм

И безнадежный эгоизм, -а сам Пушкин недостаточно ясно видел сильные, протестующие стороны «эгоизма».

В противоречивых характеристиках героев Лермонтова отразился диалектический XIX век, тогда как Байрон ещё не был свободен от метафизики XVIII в. Реализм был знамением времени и подготовлялся всем творчеством, вызревал в отдельных описаниях быта, войны, крепостного права, но окончательно восторжествовал лишь тогда, когда Лермонтов всецело обратился к современности. При этом сами демонические и скептические мотивы, как показал Белинский, анализируя стихотворение «И скучно и грустно», приобретают всё более конкретный характер мучительных размышлений не о жизни вообще (как у Байрона), а о жизни «нашего поколения».

Реалистическое выражение двойственности героя и было подлинным «преодолением байронизма», которое совершилось и могло совершиться только в России, потому что для России, только что освобождавшейся от романтизма, «преодоление байронизма» было задачей времени, и его осуществил Лермонтов, развив протестующие и обличительные тенденции. Кроме гениальных предшественников, Лермонтов своим успехом обязан своему переходному времени, нарастанию общественного движения 40-х годов, определившему роль «Героя нашего времени» в цепи генеральных произведений русской литературы.

publekc.ru

Сравнение романтического героя Байрона и романтического героя Лермонтова

Министерство общего и специального образования РФ

Муниципальное общеобразовательное учреждение

«Гуманитарно-юридический лицей» №86

Реферат

Сравнение романтического героя Байрона и романтического героя Лермонтова

Выполнила: Скобелева А.И.

Преподаватель: Князева Г.Г.

Ижевск

2008

Содержание

Введение

Часть 1

1.1 Романтизм как направление в мировой литературе. Предпосылки его появления

1.2 Джордж Ноэл Гордон Байрон и его лирика

1.3  Характерные черты лирики М.Ю. Лермонтова

Часть 2

2.1   Характерные черты лирического героя Лермонтова. Мцыри

2.2   Характерные черты лирического героя Байрона. Шильонский узник

Часть 3

3.1 Сравнение романтических героев. Сравнение русского и западноевропейского романтизма

Заключение

Приложение

Библиография

Введение

Тема моей реферативной работы – сравнение романтического героя Байрона и романтического героя Лермонтова. Я поставила перед собой задачу найти сходства и различия между русским и западноевропейским романтизмом. Для этого мне предстоит рассмотреть творчество двух романтиков – представителей русского и английского романтизма. Мой выбор пал на М. Ю. Лермонтова и Д. Г. Байрона, так как они, на мой взгляд, являются одними из самых ярких писателей своего направления. Чтобы проанализировать их лирику более детально, я сделаю это на примерах конкретных романтических героев.

Исходя из всего вышеперечисленного, целями моей работы являются:

- Сравнение романтического героя Байрона и романтического героя Лермонтова.

- Выявление причин отличия русского романтизма от романтизма западноевропейского.

Поэтому в ходе работы были поставлены следующие задачи:

- Выявление характерных черт романтического героя Байрона.

- Выявление характерных черт романтического герояЛермонтова.

Часть 1

1.1   Романтизм как направление в мировой литературе Исторические предпосылки его появления

XIX век стал для человечества временем значительных общественных потрясений. Это была эпоха распада феодально-средневекового мира и возникновения на его обломках капиталистического строя. Волна буржуазных революций прокатилась по Европе и не оправдала возлагавшихся на неё надежд, не разрешила основных общественных противоречий, не принесла людям свободы и справедливости, не привела к построению на земле «царства разума», которое предсказывали столь популярные в XVIII веке философы-просветители. Возникшее в результате революций буржуазное общество выглядело немногим привлекательнее старого – феодального. Основано оно было на власти денег, на расчёте и корысти, и оказалось, по выражению Ф. Энгельса «Злой, вызывающей горькое разочарование карикатурой на блестящие обещания просветителей»*.

Также в эту тревожную эпоху мир потрясло другое явление – сильный технический прогресс. На заводах и фабриках стали появляться механизмы новых технологий. В результате промышленного переворота утвердилось машинное производство и капиталистические отношения. Но появление машин нового образца существование человеку не облегчило. К. Маркс, словно подводя итоги первой половины века, сказал на юбилее английской рабочей газеты в 1856 году: «Мы видим, что машины, обладающие чудесной силой сокращать и делать плодотворнее человеческий труд, приносят людям

голод и изнурение. Новые, до сих пор неизвестные источники богатства, благодаря каким-то странным, непонятным чарам, превращаются в источники нищеты… Человечество подчиняет себе природу, человек становится рабом других людей, либо же рабом своей собственной подлости»*.

В это тяжёлое время человек чувствовал себя одиноким и неприкаянным, выбитым из привычной колеи. Ещё не успевший свыкнуться с новыми порядками, он ощущал себя на переломе двух жизненных укладов. Вера во всемогущество человеческого разума оказалась теперь подорванной. Мыслящим людям нового столетия дальнейшие пути общественного развития представлялись крайне неопределенными и туманными. И, тем не менее, они понимали: остановить начавшееся обновление жизни уже невозможно.

В этих сложных условиях, в вихре новых идей, в столкновении противоречивых настроений, возникает художественное направление, получившее наименование романтизма. Романтизм - одно из ведущих направлений в искусстве начала XIX века, появившееся на смену классицизму и просветительскому реализму. Романтизм, возникший первоначально в Германии и чуть позднее в Англии, получил затем широкое распространение едва ли не во всех европейских странах и оказал влияние на мировую культуру. Он выдвинул множество поэтов и прозаиков, художников и скульпторов, актеров и музыкантов. Писателей-романтиков, отличает невиданная ранее интенсивность и острота переживаний, сознание могущества и свободы человеческого духа. Беспощадно требовательные к обществу, миру и личности, они безудержны в своей ориентации и в своих мечтах.

Характерной чертой романтизма является крайняя неудовлетворенность действительностью, подчас полное разочарование в ней, глубокое сомнение в том, что жизнь общества в целом и даже жизнь отдельной личности может быть построена на началах добра, разума и справедливости. Обличение буржуазного общества, духовной скудости и ограниченности «людей плоти», которые, по выражению немецкого поэта-романтика Новалиса «живут лишь обыденным»*, стало одной из главных тем романтического искусства, романтической литературы. Также получила широкое распространение тема противопоставления «гения», человека исключительного, сильную личность, не понятую обществом, и «толпы», с их точки зрения тупой, косной массы.

И всё-таки не критику современного общества, не обличение буржуазного образа жизни считали романтики главной задачей. Свою цель видели они в том, чтобы вырвать читателя из тесного и ограниченного житейского мирка, увлечь его как можно дальше от прозаической повседневности. Они хотели бы вознестись вместе с ним в заоблачные выси идеала. Романтическая личность «живёт не в обыденности, но создает свой собственный, выдуманный мир, построенный по собственным законам»**, - писал один из представителей немецкого романтизма Фридрих Шлегель. Мечтой романтиков являлось коренное переустройство мира и человека. Им свойственно страстное стремление (наперекор логике, фактам, реальности) к возвышенному идеалу, недостижимому, не всегда ясному, но властно подчиняющему себе душу художника. Противоречие между идеалом и действительностью (оно находило выражение и в творчестве писателей, принадлежавшим другим литературным направлениям) достигает у романтиков невиданной остроты, становится источником напряженных, трагических переживаний.

И это двоемирие, то есть сознание полярности идеала и действительности, ощущение разрыва, пропасти между ними, а с другой стороны, жажда их воссоединения, является важнейшей, определяющей чертой романтического искусства. При этом в творчестве  одних писателей-романтиков (нередко их называют пассивными или консервативными) преобладала мысль о господстве в мире каких-то высших, роковых сил, недоступных разуму человека, не подвластных его воле, мысль о необходимости подчиняться судьбе. В творчестве других писателей романтического направления преобладали настроения борьбы и протеста против царящего в мире зла. Отстаивая право человеческой личности на свободу и независимость, они горячо выступали против деспотизма и социальной несправедливости. Их романтизм часто называют активным или революционным.

Однако, все без исключения романтики были едины в своем отрицании существующего общества, царящих в нем расчета, пошлости, скуки. Главным своим врагом они считали благоразумного и самодовольного обывателя, человека с мертвой душой, для которого смысл жизненного существования состоит в сытости, покое и материальном благополучии.

Романтиков страстно влекли к себе народные предания, фольклор. Их манили дальние страны и минувшие исторические эпохи, жизнь племён и народов, ещё не тронутых европейской цивилизацией. В романтических произведениях присутствует мир народных поверий и легенд, а иногда в них действуют чудесные силы, явь причудливо переплетается с мечтой и сном.

Влюбленные в природу, романтики проникновенно изображали её жизнь. Они нашли невиданные ранее художественные средства, новые звуки и краски, чтобы передать красоту и величие этой вольной стихии.

Романтиков притягивали высшие сферы духа, прежде всего – философия и искусство, а также внутренняя жизнь личности – её мысли, чувства, переживания. Им впервые открылась сложность и глубокая противоречивость внутреннего мира человека, богатство и неисчерпаемое многообразие его духовной жизни.

Романтический герой всегда в конфликте с обществом. Он – изгнанник, скиталец, странник. Одинокий, разочарованный, нередко бросает он вызов несправедливым общественным порядкам, устоявшимся формам жизни, и превращаются в бунтарей, мятежников, протестантов. К другому распространенному типу романтического героя относятся чудаки, фантазёры, мечтатели. Чаще всего это люди, преданные искусству, тоже, разумеется, непонятые и отвергнутые обществом.

Только в искусстве, думали романтики, полностью раскрываются творческие способности человека. И поэтому они проповедовали абсолютную свободу художника, горячо отстаивая его независимость от власти, от невежественного суда тупой и презренной «толпы». В оппозицию сторонникам классицизма, направления, стремящегося подчинить искусство строгим и общеобязательным правилам, романтики были убеждены, что вдохновение и творчество не могут быть ничем ограничены, а всякий настоящий художник создаёт собственные правила. В своих художественных произведениях – словно бы в насмешку над теориями классицизма – смело сочетали высокое и низменное, трагическое и комическое, фантастику и реальность.

Романтики видоизменили и обновили старые жанры, создали новые – такие как исторический роман, лироэпическая поэма, фантастическая повесть-сказка. Они открыли бесценные сокровища народного искусства, сблизили литературу с фольклором. Они решительно изменили представления о драматическом искусстве, необычайно расширили возможности поэзии, проложили новые пути в лирике.

В творчестве писателей-романтиков, живших в разных странах и даже в разное время, можно обнаружить немало сходного. Но между ними существуют и серьёзные различия, порождённые своеобразием культур и традиций в разных странах, и, безусловно, индивидуальностью личностей писателей.

Рассмотрим творческое наследие Д. Г. Н. Байрона и М. Ю. Лермонтова.

1.2   Джордж Ноэл Гордон Байрон и его лирика

До Байрона не было поэта, который с таким же правом мог бы притязать на роль кумира своего поколения, и не только в Англии. Стихами Байрона зачитывались, а самому ему (вернее, тому лирическому герою, в котором видели автопортрет поэта) откровенно подражали. Когда Байрон погиб, его смерть оплакивала вся мыслящая Европа. Его творчество представляет собой одно из самых значительных явлений в истории мировой литературной и общественной мысли. В его поэтических произведениях воплотились наиболее острые, жизненно актуальные проблемы его эпохи. Огромная художественная ценность наследия Байрона неотделима от его исторического значения. Его поэзия, явившаяся откликом на революционные потрясения конца XVIII – начала XIX века, отразила общую позицию европейского романтизма как особого направления духовной жизни эпохи.

Байрон был привержен просветительским идеалам и эстетике классицизма, однако, он является поэтом-романтиком. Преклонение перед разумом сопровождается мыслью о неразумности современной действительности. Признание классицистической строгости и ясности сочетается с изображением сложных и неясных чувств, окрашенных мрачным настроением. Действительность испытывается не только разумом, но и романтической иронией. Идеи просветителей выступают в творчестве Байрона в новом, трансформированном виде. У поэта уже нет оптимистической веры во всесилие разума.

Пафос жизни и творчества Байрона - в борьбе против тирании.

Главной мечтой его была мечта о свободе человечества. Однако идеал свободы у Байрона лишен социальной конкретности, поэтому стремление к свободе у него индивидуалистично. Свободу Байрон видит либо в борьбе, ведущей к разрыву с обществом, либо в эпикуреизме.

Личность Байрона весьма противоречива. В его сознании и творчестве борются различные начала - стремление к борьбе за освобождение народов от тирании и индивидуалистические настроения; устремленность вперед, в будущее и «мировая скорбь». Веря в то, что в будущем свобода восторжествует, поэт, тем не менее, не может отрешиться от скепсиса и пессимизма.

Тяжёлое детство поэта повлияло на его характер и мироощущение. Ранимость, надменность, служившая формой самозащиты, тоска – качества, определяющие для личности Байрона – нередко задают главную тональность его поэзии. Особенно отчётливо она проступает в знаменитом лирическом цикле «Еврейские мелодии»(1815г.), навеянном чтением Библии:

Неспящих солнце! Грустная звезда!

Как слёзно луч мерцает твой всегда!

Как темнота при нём ещё темней!

Как он похож на радость прежних дней!

Так светит прошлое нам в жизненной ночи,

Но уж не греют нас бессильные лучи;

Звезда минувшего так в горе мне видна;

Видна, но далека – светла, но холодна!*

(Перевод А. К. Толстого)

Байрон вольно перелагает библейские мотивы, и они обретают романтическое звучание. Скорбная лирика поэта, исполненная неотступного чувства одиночества и стоического мужества в испытаниях, посылаемых

судьбой, очаровывала современников. Переводя «Еврейские мелодии», юный М. Ю. Лермонтов вкладывал в строки Байрона и собственное ощущение мира:

И если не на век надежды рок унёс, -

Они в груди моей проснутся,

И если есть в очах застывших капля слёз, -

Они растают и прольются.*

«Душа моя мрачна»

Жгучее презрение к благоденствующей толпе, добровольная отверженность, напряженность трагических переживаний, звучащие в лирике Байрона, сделали её воплощением романтизма - и как миропонимания, и как эстетической доктрины. Стихи передавали не только окрашенную в мрачные тона гамму чувств, но и энергию протеста, вольнолюбие, отказ от моральных компромиссов. Прежде считалось немыслимым с подобной откровенностью говорить в стихотворении о любви и ненависти, озарениях и очарованиях, муках и яростях, скрупулезно воссоздавая прихотливые порывы души, и делая это так, что хроника сердечных смут одновременно оказывалась хроникой века. До романтиков в поэзии преобладали обобщенность и почти неизбежная условность чувства. Байрон первым превратил лирику в исповедь и дневник в личности, уникальному по своему духовному опыту, но в месте с тем типичной для своей эпохи.

«Тоски язвительная сила» стала опознавательным знаком поэзии Байрона, которая отразила драму поколения, задыхавшегося в европейской атмосфере после наполеоновских войн. Лермонтов передал основной мотив этой лирики исключительно верно и остро:

Нет слёз в очах, уста молчат,

От тайных дум томится грудь,

И эти думы вечный яд,-

Им не пройти, им не уснуть!*

«Прости! Коль могут к небесам…», 1808

До Байрона господствующим жанром в области поэзии была эпическая поэма; новый шаг Байрона в литературе заключается в том, что он создал поэму лирическую, которая затем широко распространилась по всем европейским литературам XIX века. Также появляется такой термин, как байронизм (так стали называть подобное умонастроение ещё при жизни поэта). Его суть афористично определил А. С. Пушкин: «преждевременная старость души» как драма времени. Всего выразительнее она описана в поэме «Паломничество Чайльд-Гарольда». В ней предстаёт новый тип героя, на котором лежит мета времени. Он томим «мировой скорбью», потому что нигде не нашёл пристанища для изверившейся души. Скепсис, эгоистическое своеволие, несчастный жребий человека, неспособного обрести призвание, а от того страдающего глубоко и безысходно, - вот та «болезнь ума и сердца роковая», которую первым распознал Байрон. Тот же самый человеческий тип был обрисован в других поэмах поэта, созданных в пору высшего расцвета его славы.

Байрон увлекался сатирой. Сатирическое направление в его творчестве развивалось в различных жанрах – поэмах, эпиграммах, пародиях, сатирических эпитафиях. В совершенстве Байрон владел малой формой – в нескольких строках, в остроумной игре слов ему удавалось передать и злободневность события, и его точность.

При чтении некоторых поэм Байрона («Гяур», «Корсар», «Паломничество Чайльд-Гарольда») может создаться впечатление, что в главных героях автор описывает себя. В действительности дело обстоит сложнее. Между автором и его героем сохраняется дистанция – порой владеющая персонажем апатия и неверие в собственные способности вызывают у Байрона горькую насмешку над его несостоятельностью.

Байрон – выдающийся представитель прогрессивного романтизма. Лиризм, скепсис, скорбь, «угрюмый холод» переплелись в его поэзии, создавая неповторимую тональность, которая захватывала и покоряла буквально всех. Через много лет после его гибели Б. Жуковский дал тзамечательно-точную характеристику поэта: «Дух высокий, могучий, но дух отрицания, гордости и презрения. Байрона сколь ни тревожит ум, ни повергает в безнадёжность сердце, ни волнует чувственность, его гений имеет высокость необычайную»*. Его образ останется навсегда как символ высокой романтики, творческого горения, нераздельности поэтического слова и реального выбора в общественной борьбе. Определяя место Байрона в мировой литературе, Белинский указывал, что «всякий великий поэт потому велик, что корни его страдания и блаженства глубоко вросли в почву общественности и истории, что он, следовательно, есть орган и представитель общества, времени, человечества».

1.3   Характерные черты лирики Михаила Юрьевича Лермонтова

Пистолетный выстрел, убивший Пушкина, пробудил, по словам Герцена, душу другого великого поэта – Михаила Юрьевича Лермонтова. Как приговор прямым и косвенным убийцам Пушкина прозвучало его гневное стихотворение «Смерть поэта», написанное в февральские дни 1837г., выразив одновременно и боль от постигшей утраты, и любовь к поэту, и презрение к «жадной толпе, стоящей у трона». Лермонтов был слишком юным, чтобы участвовать в восстании декабристов, но воспламененным этим великим днём. Он видел лишь казни и изгнания, поэтому в его мировоззрении основными были мысли, полные ярости. Они и определили содержание его поэзии, преобладающее её настроение. Неприятие поэтом окружающей среды, горькое ощущение одиночества, обнаженная исповедь души отличают уже раннюю лирику Лермонтова:

Но пылкий, но суровый нрав

Меня грызёт от колыбели…

И в жизни зло лишь испытав,

Умру я, сердцем не познав

Печальных дум, печальной цели.

Без преувеличения тему одиночества в лирике Лермонтова можно назвать ключевой:

На жизнь надеяться страшась,

Живу, как камень меж камней,

Излить страдания скупясь:

Как страшно жизни сей оковы

Нам в одиночестве влачить.

Делить веселье все готовы –

Никто не хочет грусть делить…

Не покидающее поэта ощущение отверженности рождает в его душе чувство своей исключительности, мысль о своём особом предназначении – черта, характерная для романтизма, но доведённая у Лермонтова до предела. Я хочу, чтоб целый мир был зритель

В поэзии Лермонтова достигает предельного напряжения основное противоречие романтизма – противоречие между идеалом и действительностью. Его творчество поражает беспощадностью отрицания и полётом мечты, и оба эти начала тесно взаимосвязаны. Глубина и сила разочарования выступают как прямое следствие повышенной требовательности к людям, миру, к самому себе. Поэт даже склонен упрекать в бездействии своих соотечественников:

Сыны снегов, сыны славян,

Зачем вы мужеством упали?

Зачем? Погибнет ваш тиран,

Как все тираны погибали!..*

«Новгород», 1830

Это было не просто данью элегической традиции русского и европейского романтизма. Чувства поэта носили не литературный, а ярко выраженный социальный характер. Он понимал, что его отрицание существующих порядков и самодержавно-крепостнического уклада жизни носит исторический характер, что страна, народ, общество стоят на пороге социальных потрясений:

Настанет год, России чёрный год,

Когда царей корона упадёт;

Забудет чернь к ним прежнюю любовь,

И пища многих будет смерть и кровь…**

Ценность самой жизни поэт определяет мерой человеческих деяний, борьбой, которая может оправдать существование человека и сделать его достойным высокого призвания: …жизнь скучна, когда боренья нет…

Мне нужно действовать, я каждый день

Бессмертным сделать бы желал, как тень,

Великого героя и понять

Я не могу, что значит отдыхать.

Лермонтов чувствует в себе силы для каких-то больших дел и свершений:

Боюсь не смерти я. О нет!

Боюсь исчезнуть совершенно.

Хочу, чтоб труд мой вдохновенный

Когда-нибудь увидел свет…**

 «1830 Мая, 16 число»

Вместе с тем поэт горько осознаёт своё одиночество, свою неприкаянность в современном ему мире, своё бессилие что-либо изменить.

В небесах торжественно и чудно!

Спит земля в сиянье голубом…

Что же мне так больно и так трудно?

Жду ль чего? Жалею ли о чём?

Уж не жду от жизни ничего я,

И не жаль мне прошлого ничуть

Я ищу свободы и покоя!

Я б хотел забыться и заснуть!..***

 «Выхожу один я на дорогу…», 1841

Презирая самодержавно-крепостническую Россию, «страну рабов, страну господ», Лермонтов пишет проникновенные строки о Родине, о её просторах, о своей любви к ней:

Люблю дымок спаленной жнивы,

В степи ночующий обоз.

И на холме, средь желтой нивы,

Чету белеющих берёз.

С отрадой, многим не знакомой,

Я вижу полное гумно,

Избу, покрытую соломой,

С резными ставнями окно;

Непримиримое столкновение добра и зла, веры и неверия, стремление отъединиться от мира людей и желание соединиться с ними составляет самую суть глубокого внутреннего конфликта в лирике Лермонтова. Порой кажется, что одно из этих начал одерживает победу, но ненадолго. Просветление уступает мрачному демонизму – и наоборот.

Умилением и кротостью дышит его «Молитва»(1839):

С души как бремя скатится

Сомненье далеко –

И верится, и плачется,

И так легко, легко…

А рядом с ней возникают холодные и дерзкие слова «Благодарности» (1840) – гордый вызов Богу: «Устрой лишь так, чтобы тебя отныне недолго я ещё благодарил»***.

В основе лирики Лермонтова лежит двоякий, но внутренне единый конфликт – трагедия одинокой, гордой личности, вызвавшей на бой целый мир и переживающей внутренние боренья. Лирика поэта поражает цельностью жизнеощущения. В ней резче выступает уникальность самого душевного строя личности автора, её внутреннее, психологическое единство. Она не умещается в границах традиционных Жанов: оды, сатиры, элегии. Поэт смешивает их между собой, а чаще всего обращается к свободному жанру лирического монолога.

В своей лирике Лермонтов открыл простор для самоанализа, самоуглубления, диалектики души. В этой сфере он открыл путь прямому предметному слову, точно передающему состояние души в той или иной драматической ситуации. Активный, героический дух поэзии Лермонтова, её лиризм, глубина мысли, тонкость психологического анализа, простота в сочетании с высоким совершенством формы, наконец, удивительная музыкальность его стиха и прозы – всё это ставит Михаила Юрьевича в ряд величайших писателей мира.

Часть 2.

Чтобы сравнить романтических героев Байрона и Лермонтова, я решила рассмотреть конкретные примеры из лирики романтиков, остановила свой выбор на Мцыри Лермонтова и на Шильонском узнике Байрона. Оба они – узники обстоятельств, но так ли похожи они, как нам может показаться на первый взгляд? Схожи ли их мысли, чувства, переживания? На эти и другие вопросы мне предстоит ответить в ходе своей работы, а сейчас познакомимся поближе с романтическим героем Лермонтова – Мцыри.

2.1 Характерные черты романтического героя Лермонтова Мцыри

С грузинского Мцыри переводится как 1-послушник и 2-пришелец, чужеземец, прибывший добровольно или привезённый насильственно из чужих краёв, одинокий человек, не имеющий родных, близких. Наш герой относится к обоим из приведённых определений – он послушник при монастыре, ещё в детстве привезённый туда с родины, оторванный от родных. Характер героя обозначен в эпиграфе из первой книги Царств (Библия): «Вкушая, вкусих мало мёда, и се аз умираю». Этот библейский эпиграф имеет символическое значение запрета, а также свидетельствует о жизнелюбии героя и о его трагической обреченности. Но изначально поэма называлась иначе – «Бэри», с примечанием «по-грузински монах»- и имела другой эпиграф:«On n’a qu’une seule patrie» («У каждого есть только одно отечество»).

Существует рассказ П. А. Висковатова о возникновении замысла поэмы, основанный на свидетельствах А. П. Шан-Гирея и А. А. Хастатова. «Поэт, странствуя в 1837 г. по старой Военно-грузинской дороге, наткнулся в Мцхете… на одинокого монаха или, вернее, старого монастырского служку, «Бэри» по-грузински. Сторож был последний из братии упразднённого близлежащего монастыря. Лермонтов разговорился с ним и узнал, что родом он горец, ещё ребёнком пленённый генералом Ермоловым во время экспедиции. Генерал хотел увезти его с собой, но был вынужден оставить при одном из монастырей по причине неожиданной болезни мальчика. Там он и вырос; долго не мог свыкнуться с монастырём, тосковал, делал попытки к бегству в горы. Последствием одной такой попытки была долгая болезнь, приведшая его на край могилы. Излечившись, дикарь угомонился и остался в монастыре, где особенно привязался к старику монаху»*. Любопытный и живой рассказ «Бэри» произвёл на Лермонтова огромное впечатление.

Если даже сведения, сообщенные Висковатым, не совсем достоверны, нельзя не учитывать того обстоятельства, что захват русскими в плен горцев-детей был в период завоевания Кавказа типичным явлением. Известно, например, что художник-академик П. З. Захаров ребёнком был взят в плен русскими, и генерал Ермолов отвёз его в Тифлис. Лермонтов мог знать полную драматизма историю Захарова и другие, аналогичные ей. Сюжетная ситуация и образы вполне конкретны, хотя одновременно и символичны. Реальный образ томящегося в неволе героя-горца вместе с ним – символ современного Лермонтову человека, переживающего в условиях после восстания декабристов подобного рода драму.

Вся поэма, кроме эпического зачина, представляет собой исповедь-монолог Мцыри, главного героя и рассказчика. Он повествует нам о трёх днях жизни на свободе, за стенами монастыря. Образы монастыря и главного героя символичны, они контрастны по духу. Мцыри – воплощение порыва к воле, монастырь – ограниченное жизненное пространство, символ неволи и чуждого герою уклада жизни.

Мцыри – герой действия, непосредственного поступка. Жить для него значит действовать. Он «естественный человек», вынужденный жить в неволе монастыря. Бегство в естественную среду означает для него возвращение в родную стихию, страну отцов, к самому себе, куда зовёт его «могучий дух», и этот «могучий дух» дан ему с рождения. И герой откликается на этот зов природы, чтобы ощутить жизнь, предназначенную ему по праву. Однако пребывание в монастыре наложило свой отпечаток – Мцыри слаб телом, жизненные силы его не соответствуют могуществу духа. Состояние души и возможности тела находятся в разладе. Причина в том, что герой отдалён от естественной среды. Раздвоённость сознания Мцыри выражается как в тоске по родине, так и трагической гибели иллюзии, будто он может стать частью природного мира и гармонично слиться с ним. Убежавший на волю Мцыри оказывается неприспособленным к такому близкому, родному, но одновременно и непривычному укладу. Это выражается в его метаниях по кругу. Путь героя внутренне замкнут. Природа сначала оправдывает его надежды. Он ликует, рассказывая старику-монаху о первых впечатлениях от родного края:

Мне тайный голос говорил,

Что некогда и я там жил.

И стало в памяти моей

Прошедшее ясней, ясней.*

Ему становятся понятными и доступными «думы скал», духовная жизнь природы в целом. Он будто сливается с природой, постигая смысл мироздания («О, я как брат//обняться с бурей был бы рад!//Глазами тучи я следил//Рукою молнии ловил…»**)

Но одновременно он и страшится стихийных сил («Мне стало страшно,

на краю//Грозящей бездны я лежал». «Всё лес был, вечный лес кругом//Страшней и гуще каждый час//И миллионом чёрных глаз//Смотрела ночи темнота//Сквозь ветви каждого куста…») Естественная природа угрожает Мцыри, становится его врагом, и преодолеть её дикость, необузданность, сжиться с ней он не может. («И смутно понял я тогда,// Что мне на родину следа//Не проложить уж никогда»). Оказывается, возвращение героя, выросшего в неестественной ему среде, в родную природу невозможно, как невозможно и пребывание в монастыре (В этом выражается одна из черт романтического героя – его неприкаянность). Мцыри терпит поражение, но это не уничтожает порыва к свободе, жажды гармонии с природой. Уже сам по себе этот порыв – неуступного и неуспокоенного духа. Несмотря на то, что сила духа угасает, и Мцыри ищет «приют в раю, святом, заоблачном краю», он всё-таки готов отдать «рай и вечность» за вольную и полную опасностей жизнь в стране отцов. Страдания и тревоги героя умирают вместе с ним, не воплощаясь, и достижение свободы остаётся нереальным. Герой бежит не в чуждое ему, а в родное, бежит в естественный для него мир. Он родился в той самой природе, откуда его вырвали. Но, пожив в монастыре и будучи там воспитан, он оказывается не в силах окунуться в природную жизнь. «Природность» героя искажена монастырём. И Мцыри, сравнивая себя с «в тюрьме воспитанным цветком…» признаётся: «На мне печать свою тюрьма оставила…» В этом и заключается проблема поэмы: предвосхищение Мцыри свободной жизни на родине (у героя естественная среда ассоциируется со свободой и родиной) и невозможность реализовать своё стремление к ней.

2.2 Характерные черты романтического героя Байрона

Шильонский узник

Поэма «Шильонский узник» была написана в деревне Уши близ Лозанны, где Байрон и Перси Биши Шелли, посетившие 26 июня 1816 года Шильонский замок, задержались из-за плохой погоды на два дня. Написана она была между 24 и 29 июня, а окончательный вариант был готов 10 июля. Несколько позже Байрон предпослал поэме предисловие и назвал его «Сонет Шильону». В поэме использованы реальные факты биографии швейцарского гуманиста Франсуа Бонивара, прославившегося своим мужеством, когда его родина сражалась за независимость, отражая натиск армий Карла X Савойского. Бонивар был заточен в подземелье вместе с двумя братьями, все трое были прикованы к разным стенам и в темноте не видели друг друга. И все же в этих жестоких условиях герой старался не дать младшим братьям потерять надежду. Но, не выдержав страшных мучений, один из братьев умер, и Бонивара охватило отчаяние. В темнице остались двое. И новой, единственной целью жизни Бонивара стал младший брат. Герой желал, чтобы он бодрее был в неволе, надеялся на то, что когда-нибудь, покинув стены тюрьмы, он сможет стать по-настоящему свободным. Однако, как долго тот ни держался, пришел день, когда силы стали покидать его. Старший брат с ужасом наблюдал, «как силится преодолеть смерть человека». Со смертью младшего брата Бонивар потерял все, что было ему дорого, все, что так сильно любил. На свете он был теперь сиротой, и, казалось, ничто уже не влечет его в мир земной. Однако он продолжал жить мечтой хоть раз еще увидеть красоту родных гор, утесов и лесов, услышать шум ручьев, посетить «хижины веселых сел», «кровы светлых городов». Разлука с родиной, с родным народом болью отдавалась в его душе. Шли годы, и герой постепенно примирился со своей неволей. Когда же пришло долгожданное освобождение, он осознал, что привык к тюрьме.

Судьба Шильонского узника во многом схожа с судьбой Бонивара, но существует одно серьёзное отличие в мировоззрении литературного героя и его прототипа. Бонивар всегда был народным героем, в душе которого жила ненависть к угнетателям и стремление к свободе. Это стремление не смогли сломить холодные застенки тюрьмы – Бонивар мечтал о свободе до конца дней заключения. Что касается Шильонского узника, он более пассивный герой, смирившийся со своей судьбой и мечтающий о смерти.

Таким образом, это произведение о том, как мужественно сражается закованный в кандалы герой с самой судьбой. Он стремится сохранить веру, надежду и поддержать ее в своих умирающих мучительной, медленной смертью братьях. Но постепенно отчаяние берет верх и над ним; суровая жизнь, мрак и холод подземелья постепенно подтачивают его волю, и он уже полностью смиряется со своей участью. Однако, несмотря на то, что пришедшее освобождение уже не радует его, чувствуется, что одного герой не потерял за годы заключения — ненависти к угнетателям, любви к родному народу, веры в торжество справедливости и свободы на земле. Это произведение до сих пор волнует сердца людей своим стремлением к свободе, уверенным призывом к протесту и борьбе.

Поэма представляет собой монолог главного героя – узника Шильонского замка. Он повествует нам о своей судьбе и судьбе своих родственников – шести братьев и отца. Все они трагически погибли.

Шильонский узник - пассивный герой. Он считает, что судьба его предрешена: умереть в заточении, подобно его братьям. Он не пытается её изменить. Он свыкается со сложившимися обстоятельствами настолько, что «безнадёжность полюбил», хотя поначалу это ему трудно даётся – замок «душит» его. Впоследствии свобода даже станет для него нежеланной («И равнодушно цепь скидал»). Герой считает, что единственное, что избавит его от заточения – это смерть:

И содрогалася скала;

И с жадностью душа ждала,

Что рухнет и задавит нас:

Свободой был бы смертный час!*

Сам Шильонский замок весьма неоднородный образ. В связи со сменой обстоятельств он меняет свои роли, точнее, герой пересматривает своё отношение к нему. В начале поэмы Шильон выступает как холодная тюрьма, убившая родственников героя. Порой Шильонский узник замечает за собой, что забывается в своих мечтах:

Вдруг луч внезапный посетил

Мой ум... то голос птички был.

Им очарован, оживлён,

Заслушавшись, забылся я,

Но ненадолго…мысль моя

Стезей привычною пошла,

И я очнулся...

Герой постоянно находится в беспамятстве:

Но что потом сбылось со мной –

Не помню…Свет казался тьмой,

Тьма – светом; воздух исчезал;

В оцепенении стоял,

Он не считает ни дни, ни годы, проведённые в заключении. Шильонский узник так убит своим горем, что не всегда понимает и хочет понимать сложившуюся ситуацию. Это вызвано усталостью от заточения и мыслями о безысходности.

Заточение «съедает» героя изнутри. Мы не знаем, сколько ему лет, но из контекста понятно, что выглядит он намного старше своих лет, и всё это благодаря годам, проведённым в тюрьме:

Взгляните на меня: я сед,

Но не от хилости и лет;

Не страх внезапный в ночь одну

До срока дал мне седину.

Я сгорблен, лоб наморщен мой,

Но не труды, не хлад, не зной –

Тюрьма разрушила меня.

Родственники Узника погибли – во что он долгое время отказывается верить - и с течением времени герой понимает, что он один в этом мире, и что Шильон – единственное, что он имеет. Возможно, он сам не хочет сознаваться себе в этом, но, обретя долгожданную свободу, он особо остро понимает это, вспоминает приятные моменты, проведённые в тюрьме, при этом всё в тюрьме называет своим:

И подземелье стало вдруг

Мне милой кровлей…всё там, друг,

Всё, одноземец, было мой:

Паук темничный надо мной

Так мило ткал в моём окне;

За резвой мышью при луне

Я там подсматривать любил;

Я к цепи руку приучил;

И… столь себе неверны мы!

Когда за дверь своей тюрьмы

На волю я перешагнул –

Я о тюрьме своей вздохнул.

Часть 3.

3.1 Сравнение романтических героев

Итак, охарактеризовав двух романтических героев, попробуем сравнить их характеры, мысли, чувства, судьбы.

Для начала отметим черты, присущие обоим героям.

Первое, на что я обратила внимание при прочтении произведений – схожесть судеб. Создаётся впечатление, что и Шильонскому узнику, и Мцыри, суждено было умереть, но они чудом остались в живых, словно по ошибке. В детстве Мцыри тяжело заболел и «тихо, гордо умирал», ведь «в нём мучительный недуг развил тогда могучий дух», но мальчик оправился от болезни. Что касается Шильонского узника, он, единственный из своих погибших родственников – шести братьев и отца – выжил («Удел несчастного отца – за веру смерть и стыд цепей – уделом стал и сыновей»). Судьба как бы хотела убить героев, но решила оставить скитаться их на этой земле неприкаянными.

Также я обратила внимание на одиночество героев. Это – характерная черта романтизма. Я бы назвала их одиночество «абсолютным». Поясню введённый мною термин: каждый из нас когда-либо чувствовал себя одиноким, при этом зная, что его окружают друзья, родственники. Обычно такое состояние появляется в сложных жизненных ситуациях и со временем проходит. Одиночество моих героев - абсолютно, у них нет ни родственников, ни друзей, ни даже врагов – никого в этом мире. Как это никого? – спросите вы, - а как же монахи и смотрители Шильонского замка? Да, они окружают героев, они постоянно рядом. Но есть ли страже дело до      несчастного узника, томившегося в подвале, а монахам – до маленького послушника, страдающего от неволи и их мнимой опеки? Согласитесь, эти люди только исполняют свой долг.

Ещё одно сходство – своеобразная «болезнь» героев, съедающая их изнутри, болезнь, вызванная неволей. Мцыри болен, он чахнет на глазах, с каждым днём он всё ближе к смерти. В те короткие дни, которые ему

удаётся провести за пределами монастыря, он «оживает», «распускается» как цветок, который долго нуждался во влаге. Но позже беглеца находят, и он вынужден вернуться туда, откуда сбежал. Он умирает в стенах монастыря от гнетущего чувства несвободы, сопровождавшего его почти всю его недолгую жизнь. А узник Шильонского замка? Он рассказывает нам, что его глубокие морщины лишь следствие долгого нахождения в заточении: «Я сед, но не от хилости и лет…Тюрьма разрушила меня». Несвобода давит на героев, убивает их. Они терзаемы мыслями о пленении.

Оба героя не имеют имён. Просто Узник и просто Мцыри. И это символично, так как судьбы этих героев – не истории каких-то определённых людей. На их месте может оказаться кто угодно в любое время – их положение актуально во все времена.

Обратим внимание также на то, что повествование в поэмах Лермонтова и Байрона представлено в виде монолога главного героя. Это тоже является характерной чертой романтической поэмы. Также оба автора обращаются к поэзии, а не к прозе. Возможно, это не существенно, но, думаю, стоит обратить на это внимание, так как это сближает романтиков. Ещё одно сходство: размер стиха. Вот что об этом говорит В. Г. Белинский: «Стих поэмы «Мцыри» чрезвычайно выразителен; этот четырёхстопный ямб с одними мужскими окончаниями, как в «Шильонском узнике», звучит и отрывисто падает, как удар меча, поражающего свою жертву. Упругость, энергия и звучное, однообразное падение его удивительно гармонируют с сосредоточенным чувством, несокрушимою силою могучей натуры и трагическим положением героя поэмы»*.

Как «Шильонский узник», так и «Мцыри», были написаны на основе реальных событий, произошедших с настоящими людьми. Причем сюжет произведений очень близок по содержанию к судьбам этих людей.

Итак, основные сходства двух романтических героев мы разобрали. Рассмотрим отличия.

При чтении поэм я обратила внимание на мысли героев, на их восприятие сложившихся ситуаций, на их действия. В течение всего повествования Шильонский узник рассказывает нам о своей жизни, а точнее – обо всех испытаниях и мучениях, которые он пережил. Жизнь для него – сплошная чёрная полоса. Недовольство жизнью байроновского героя не вызвано конкретным поводом. Жизнь сама по себе кажется ему ужасной, она угнетает его. В его рассказе чувствуется усталость существования. В какой-то степени он мечтает о смерти, правда, чтобы обрести свободу. Он рассуждает: «Хладость к жизни жизнь спасла?» Мцыри же наоборот – любит жизнь, несмотря на то, что в ней предостаточно проблем, печали. В его рассказе присутствуют позитивные настроения. Он тихой радостью рассказывает старому монаху о трёх счастливых днях, проведённых на свободе. Герой понимает, что его смерть близка и неизбежна, но его переполняет радость и светлая печаль.

Герой Байрона не считает ни дни, ни годы. Смысл его жизни иссяк. Узник не делает попыток к бегству, хотя у него есть все возможности для этого, ведь смог же он прорыть оковами отверстие в стене. В своих действиях он пассивен - в его сердце уже нет надежды на освобождение – ему достаточно видеть сквозь проём в стене красоту природы. Шильонского узника уже не привлекает свобода - он смирился со своей судьбой. А когда настал час его освобождения, он «равнодушно цепь скидал». А Мцыри? Его поведение полностью определяется устремлениями к свободе. Он активен в своих действиях. Герой совершает побег из монастыря и ни в коем случае не хочет принимать навязанные ему условия существования. Он хотел сбежать и добился этого. Мцыри умер, но насладившись свободой. Шильонский узник тоже обретает свободу, но тогда, когда он уже не нуждается в ней. Тюрьма стала для героя родным домом, а освобождение потеряло смысл. Ему не важно – в цепях его руки или нет, он привык к неволе: «На волю я перешагнул – я о тюрьме своей вздохнул».

Оба героя оказались на свободе, но разными путями. Мцыри сбежал из монастыря, обретя свободу. И, хотя природа, в образе родины, отвергла его, он не терял надежды слиться с ней воедино. А узник Шильона, уже не мечтающий о свободе, неожиданно обрёл её, не прилагая никаких усилий и уже не нуждаясь в ней.

Мы сравнили двух романтических героев – представителей западноевропейского и русского романтизма. Но почему в их идеологии и характерах наблюдается такое несовпадение? Почему русский романтизм имеет черты, не характерные западноевропейскому? Коснёмся истории, чтобы ответить на этот нелёгкий вопрос.

Русская литература весьма своеобразно откликается на появление в западной Европе такого литературного направления как романтизм. От романтизма западноевропейского она многое заимствует, но при этом решает проблемы собственного национального самоопределения. Русский романтизм по сравнению западноевропейским имеет свою специфику, свои национальные корни.

Напомню, что конец XVIII века в истории христианской Европы был ознаменован глубоким социальным катаклизмом, взорвавшим до основания весь общественный порядок и поставившим под сомнение веру в человеческий разум и мировую гармонию. Кровавые потрясения Великой французской революции 1789-1793 гг., наступившая вслед за ними эпоха наполеоновских войн, установившийся в результате революции буржуазный строй – всё это заставило интеллектуальный слой европейского общества усомниться в истине просветительских учений XVIII века, обещавших человечеству торжество свободы, равенства, братства на разумных началах. Крах веры в разум привёл европейское общество к «космическому пессимизму», безнадёжности и отчаянию, сомнению в ценности современной цивилизации.

В России романтические веяния тоже возникли под влиянием событий Великой французской революции, окрепли в годы либеральной политики начала царствования Александра I, пришедшего на русский престол после дворцового заговора и убийства его отца – императора Павла I. Эти веяния питал подъем национального самосознания в ходе в ходе отечественной войны 1812 г. Отказ после победоносной войны правительства Александра I от либеральных обещаний начала его царствования привели общество к глубокому разочарованию, которое обострилось после краха декабристского движения и по-своему подпитывало романтическое мироощущение. Впоследствии в России сформировался романтизм, несколько отличающийся от западноевропейского. Русский романтизм сохранил исторический оптимизм – надежду на возможное преодоление противоречий между идеалом и действительностью. В романтизме Байрона, например, присутствует пафос свободолюбия, бунт против несовершенного миропорядка; поэт не понимает этот мир и гордо заявляет всем об этом. А. С. Пушкин говорит о нём: Байрон «одному дал свою гордость, другому – свою ненависть, третьему – свою меланхолию»* (Письмо к Раевскому, 1825). Русским романтикам оставались чужды байронический скептицизм, «космический пессимизм», настроение «мировой скорби». Они не приняли так же культ самодовольной, гордой и эгоистичной человеческой личности, противопоставив ему идеальный образ гражданина-патриота или гуманного человека, наделённого чувством христианской любви, жертвенности, сострадания. Романтический индивидуализм западноевропейского героя не нашёл на русской почве поддержки и встретил суровое осуждение. Существенную роль в национальном самоопределении русского романтизма сыграла православно-христианская культура с её тягой к общему согласию и неприятием индивидуализма и тщеславия.

Таким образом, различие в мировоззрении Мцыри и Шильонского узника объясняется особенностями исторически сложившегося национального характера русского народа. А подтверждением моим словам пусть служат слова М. Ю. Лермонтова:

«Нет, я не Байрон, я другой,

Ещё неведомый избранник,

Как он, гонимый миром странник,

Но только с русскою душой».

Заключение

Задачи, которые я поставила перед собой вначале моей работы, выполнены, а цели – достигнуты. В ходе работы я рассмотрела особенности творчества М. Ю. Лермонтова и Д. Г. Байрона, проанализировала поведение двух романтических героев – Мцыри и Шильонского узника. В итоге я сравнила романтических героев Байрона и Лермонтова и объяснила их несхожесть, выяснив причину различия русского и западноевропейского романтизма.

Русский и западноевропейский романтизм имеют много общих черт. Но существует так же серьёзное отличие. Западноевропейскому романтизму присуща «мировая скорбь», а русский романтизм сохранил исторический оптимизм, так как существенную роль в национальном самоопределении этого литературного направления сыграла православно-христианская культура с её тягой к общему согласию и неприятием индивидуализма и тщеславия. Поэтому различие в мировоззрении Мцыри и Шильонского узника объясняется особенностями исторически сложившегося национального характера русского народа.

Приложение

Отрывки поэмы «Мцыри», которые имелись в первоначальной редакции, но в последствии не издавались*.

Отрывок после строки «Люблю, как жизнь мою» (окончание песни золотой рыбки), в котором заключалось описание горцев – соотечественников Мцыри, в том числе и его отца, сражавшихся за свободу. В этом отрывке повествуется о том, что Мцыри хорошо помнит своих соотечественников и своего отца. Вместе с тем он понимает, что возвращение на Родину невозможно, так как пребывание в монастыре сильно изменило героя, воспитало не по законам его отцов и дедов, которые принять его уже не смогут. Это свидетельствует о том, что Мцыри совсем одинок в этом мире.

«Но скоро вихорь новых грёз

Далече мысль мою унёс,

И пред собой увидел я

Большую степь…Ее края

Тонули в пасмурной дали,

И облака по небу шли

Косматой бурною толпой

С невыразимой быстротой:

В пустыне мчится не быстрей

Табун испуганных коней.

И вот я слышу: степь гудит,

Как будто тысячу копыт

О землю ударялись вдруг.

Гляжу с боязнию вокруг

И вижу: кто-то на коне,

Взвивая прах, летит ко мне,

За ним другой, и целый ряд…

Их бранный чуден был наряд!

На каждом был стальной шелом

Обёрнут белым башлыком,

И под кольчугою одет

На каждом красный был бешмет.

Сверкали гордо их глаза;

И с диким свистом, как гроза,

Они промчались близ меня.

И каждый, наклонясь с коня,

Кидал презренья полный взгляд

На мой монашеский наряд

И с громким смехом исчезал…

Томим стыдом, я чуть дышал,

На сердце был тоски свинец…

Последний ехал мой отец.

И вот кипучего коня

Он осадил против меня,

И тихо приподняв башлык,

Открыл знакомый бледный лик:

Осенней ночи был грустней

Недвижный взор его очей.

Он улыбнулся – но жесток

В его улыбке был упрёк!

И стал он звать меня с собой,

Маня могучею рукой,

Но я как будто бы прирос

К сырой земле: без дум, без слёз,

Без чувств, без воли я стоял

И ничего не отвечал».

Отрывок после строки «И кинул взоры я кругом» (глава 20), в котором Мцыри упрекает Бога за то, что тот ему «дал вместо родины тюрьму», а так же вспоминает, как впервые попал в монастырь и понял, что его возвращение на Родину невозможно, так как он стал слабеть духом. Этот отрывок свидетельствует о том, что Мцыри родился в мире природы, откуда его вырвали. Пожив в монастыре и будучи там воспитан, он оказывается не в силах окунуться в природную жизнь.

Тот край казался мне знаком…

И страшно, страшно стало мне!..

Вот снова мерный в тишине

Раздался звук: и в этот раз

Я понял смысл его тотчас:

То был предвестник похорон,

Большого колокола звон.

И слушал я, без дум, без сил,

Казалось, звон тот выходил

Из сердца, будто кто-нибудь

Железом ударял мне в грудь.

О Боже, думал я, зачем

Ты дал мне то, что дал ты всем,

И крепость сил, и мысли власть,

Желанья, молодость и страсть?

Зачем ты ум наполнил мой

Неутолимою тоской

По дикой воле? Почему

Ты на земле мне одному

Дал вместо родины тюрьму?

Ты не хотел меня спасти!

Ты мне желанного пути

Не указал во тьме ночной,

И ныне я как волк ручной.

Так я роптал. То был, старик,

Отчаянья безумный крик,

Страданьем вынужденный стон.

Скажи, ведь буду я прощён?

Я был обманут в первый раз!

До сей минуты каждый час

Надежду темную дарил,

Молился я, и ждал, и жил.

И вдруг унылой чередой

Дни детства встали предо мной,

И вспомнил я ваш тёмный храм,

И вдоль по треснувшим стенам

Изображения святых

Твоей земли. Как взоры их

Следили медленно за мной

С угрозой мрачной и немой!

А на решетчатом окне

Играло солнце в вышине…

О, как туда хотелось мне,

От мрака кельи и молитв,

В тот чудный мир страстей и битв…

Я слёзы горькие глотал,

И детский голос мой дрожал,

Когда я пел хвалу тому,

Кто на земле мне одному

Дал вместо родины – тюрьму…

О! Я узнал тот вечный звон!

К нему был с детства приучён

Мой слух. И понял я тогда,

Что мне на родину следа

Не проложить уж никогда.

И быстро духом я упал.

Мне стало холодно. Кинжал,

Вонзаясь в сердце, говорят,

Так в жилы разливает хлад.

Я презирал себя. Я был

Для слёз и бешенства без сил.

Я с тёмным ужасом в тот миг

Своё ничтожество постиг,

И задушил в груди моей

Следы надежды и страстей,

Как душит оскорблённый змей

Своих трепещущих детей…

Скажи, я слабою душой

Не заслужил ли жребий свой?

Библиография

1. Энциклопедия для детей «Аванта +», «Всемирная литература XIX-XX вв.» том 15, часть вторая. Издательский центр «Аванта +», Москва, 2001.

2. «М. Ю. Лермонтов в жизни и творчестве» Издание второе. В.И. Коровин. Издательство «Русское слово», Москва, 2002.

3. «Детская энциклопедия для среднего и старшего и среднего возраста». Третье издание. Академия педагогических наук СССР. Издательство «Педагогика», Москва, 1976.

4. «История зарубежной литературы XIX века» под редакцией Я. Ню Засурского и С.В. Тураева. Издательство «Просвещение», Москва, 1982.

5. «Зарубежная литература» Р.М. Самарин. Издательство «Высшая школа», Москва, 1978.

6. «О Голдсмите, о Байроне, о Блоке…» статьи о литературе, Борис Кузьмин. Издательство «Художественная литература», Москва, 1977.

7. «Литература» учебник по литературе в двух частях для общеобразовательных учреждений, 8ое издание, переработанное, Ю.В. Лебедев. Издательство «Просвещение», Москва, 2006.

8. «Романтизм в русской литературе», А. М. Гуревич. Издательство «Просвещение», Москва, 1980.

9. «История русской литературы XIX-XX веков» краткий очерк, А.С. Курилов, К. Н. Ломунов, В. Р. Щербина. Академия наук СССР. Издательство «Наука», Москва, 1983.

10. «Хрестоматия по зарубежной литературе», составитель В. А. Скороденко. Издательство Просвещение», Москва, 1968.

11. «М.Ю. Лермонтов. Поэмы» Собрание сочинений в четырёх томах. Том 2ой. Здание второе, исправленное и дополненное. Академия наук СССР. Издательство «Наука», ленинградское отделение, 1980.

12. «Джордж Гордон Байрон. Звезда отважных. Избранные поэтические произведения». Составление, комментарии, предисловие А. Зверева. Издательство «Детская литература», Москва, 1988.

13. http;//www.angl.biz./w_Byron.htm

14. http://www.encyclopedia.com/doc/1E1_English_lit.html

15.http://www.encyclopedia.com/category/Literature_and_the_Arts/Biographies/eng.lit3bio.htm

16. http://English.wikipedia.orglwik./Romanticism./Romantic _hero

dodiplom.ru

Сравнение романтического героя Байрона и романтического героя Лермонтова

Министерство общего и специального образования РФ

Муниципальное общеобразовательное учреждение «Гуманитарно-юридический лицей» №86

Реферат

Сравнение романтического героя Байрона и романтического героя Лермонтова

Выполнила: Скобелева А.И.

Преподаватель: Князева Г.Г.

Ижевск

2008

Содержание

ВВЕДЕНИЕ

Часть 1

1.1 Романтизм как направление в мировой литературе. Предпосылки его появления

1.2 Джордж Ноэл Гордон Байрон и его лирика

1.3 Характерные черты лирики М.Ю. Лермонтова

Часть 2

2.1 Характерные черты лирического героя Лермонтова. Мцыри

2.2 Характерные черты лирического героя Байрона. Шильонский узник

Часть 3

3.1 Сравнение романтических героев. Сравнение русского и западноевропейского романтизма

Заключение

Приложение

Библиография

ВВЕДЕНИЕ

Тема моей реферативной работы - сравнение романтического героя Байрона и романтического героя Лермонтова. Я поставила перед собой задачу найти сходства и различия между русским и западноевропейским романтизмом. Для этого мне предстоит рассмотреть творчество двух романтиков - представителей русского и английского романтизма. Мой выбор пал на М. Ю. Лермонтова и Д. Г. Байрона, так как они, на мой взгляд, являются одними из самых ярких писателей своего направления. Чтобы проанализировать их лирику более детально, я сделаю это на примерах конкретных романтических героев.

Исходя из всего вышеперечисленного, целями моей работы являются:

- Сравнение романтического героя Байрона и романтического героя Лермонтова.

- Выявление причин отличия русского романтизма от романтизма западноевропейского.

Поэтому в ходе работы были поставлены следующие задачи:

- Выявление характерных черт романтического героя Байрона.

- Выявление характерных черт романтического герояЛермонтова.

Часть 1

1.1 Романтизм как направление в мировой литературе Исторические предпосылки его появления

XIX век стал для человечества временем значительных общественных потрясений. Это была эпоха распада феодально-средневекового мира и возникновения на его обломках капиталистического строя. Волна буржуазных революций прокатилась по Европе и не оправдала возлагавшихся на неё надежд, не разрешила основных общественных противоречий, не принесла людям свободы и справедливости, не привела к построению на земле «царства разума», которое предсказывали столь популярные в XVIII веке философы-просветители. Возникшее в результате революций буржуазное общество выглядело немногим привлекательнее старого - феодального. Основано оно было на власти денег, на расчёте и корысти, и оказалось, по выражению Ф. Энгельса «Злой, вызывающей горькое разочарование карикатурой на блестящие обещания просветителей»*.

Также в эту тревожную эпоху мир потрясло другое явление - сильный технический прогресс. На заводах и фабриках стали появляться механизмы новых технологий. В результате промышленного переворота утвердилось машинное производство и капиталистические отношения. Но появление машин нового образца существование человеку не облегчило. К. Маркс, словно подводя итоги первой половины века, сказал на юбилее английской рабочей газеты в 1856 году: «Мы видим, что машины, обладающие чудесной силой сокращать и делать плодотворнее человеческий труд, приносят людям

голод и изнурение. Новые, до сих пор неизвестные источники богатства, благодаря каким-то странным, непонятным чарам, превращаются в источники нищеты… Человечество подчиняет себе природу, человек становится рабом других людей, либо же рабом своей собственной подлости»*.

В это тяжёлое время человек чувствовал себя одиноким и неприкаянным, выбитым из привычной колеи. Ещё не успевший свыкнуться с новыми порядками, он ощущал себя на переломе двух жизненных укладов. Вера во всемогущество человеческого разума оказалась теперь подорванной. Мыслящим людям нового столетия дальнейшие пути общественного развития представлялись крайне неопределенными и туманными. И, тем не менее, они понимали: остановить начавшееся обновление жизни уже невозможно.

В этих сложных условиях, в вихре новых идей, в столкновении противоречивых настроений, возникает художественное направление, получившее наименование романтизма. Романтизм - одно из ведущих направлений в искусстве начала XIX века, появившееся на смену классицизму и просветительскому реализму. Романтизм, возникший первоначально в Германии и чуть позднее в Англии, получил затем широкое распространение едва ли не во всех европейских странах и оказал влияние на мировую культуру. Он выдвинул множество поэтов и прозаиков, художников и скульпторов, актеров и музыкантов. Писателей-романтиков, отличает невиданная ранее интенсивность и острота переживаний, сознание могущества и свободы человеческого духа. Беспощадно требовательные к обществу, миру и личности, они безудержны в своей ориентации и в своих мечтах.

Характерной чертой романтизма является крайняя неудовлетворенность действительностью, подчас полное разочарование в ней, глубокое сомнение в том, что жизнь общества в целом и даже жизнь отдельной личности может быть построена на началах добра, разума и справедливости. Обличение буржуазного общества, духовной скудости и ограниченности «людей плоти», которые, по выражению немецкого поэта-романтика Новалиса «живут лишь обыденным»*, стало одной из главных тем романтического искусства, романтической литературы. Также получила широкое распространение тема противопоставления «гения», человека исключительного, сильную личность, не понятую обществом, и «толпы», с их точки зрения тупой, косной массы.

И всё-таки не критику современного общества, не обличение буржуазного образа жизни считали романтики главной задачей. Свою цель видели они в том, чтобы вырвать читателя из тесного и ограниченного житейского мирка, увлечь его как можно дальше от прозаической повседневности. Они хотели бы вознестись вместе с ним в заоблачные выси идеала. Романтическая личность «живёт не в обыденности, но создает свой собственный, выдуманный мир, построенный по собственным законам»**, - писал один из представителей немецкого романтизма Фридрих Шлегель. Мечтой романтиков являлось коренное переустройство мира и человека. Им свойственно страстное стремление (наперекор логике, фактам, реальности) к возвышенному идеалу, недостижимому, не всегда ясному, но властно подчиняющему себе душу художника. Противоречие между идеалом и действительностью (оно находило выражение и в творчестве писателей, принадлежавшим другим литературным направлениям) достигает у романтиков невиданной остроты, становится источником напряженных, трагических переживаний.

И это двоемирие, то есть сознание полярности идеала и действительности, ощущение разрыва, пропасти между ними, а с другой стороны, жажда их воссоединения, является важнейшей, определяющей чертой романтического искусства. При этом в творчестве одних писателей-романтиков (нередко их называют пассивными или консервативными) преобладала мысль о господстве в мире каких-то высших, роковых сил, недоступных разуму человека, не подвластных его воле, мысль о необходимости подчиняться судьбе. В творчестве других писателей романтического направления преобладали настроения борьбы и протеста против царящего в мире зла. Отстаивая право человеческой личности на свободу и независимость, они горячо выступали против деспотизма и социальной несправедливости. Их романтизм часто называют активным или революционным.

При этом, все без исключения романтики были едины в своем отрицании существующего общества, царящих в нем расчета, пошлости, скуки. Главным своим врагом они считали благоразумного и самодовольного обывателя, человека с мертвой душой, для которого смысл жизненного существования состоит в сытости, покое и материальном благополучии.

Романтиков страстно влекли к себе народные предания, фольклор. Их манили дальние страны и минувшие исторические эпохи, жизнь племён и народов, ещё не тронутых европейской цивилизацией. В романтических произведениях присутствует мир народных поверий и легенд, а иногда в них действуют чудесные силы, явь причудливо переплетается с мечтой и сном.

Влюбленные в природу, романтики проникновенно изображали её жизнь. Они нашли невиданные ранее художественные средства, новые звуки и краски, чтобы передать красоту и величие этой вольной стихии.

Романтиков притягивали высшие сферы духа, прежде всего - философия и искусство, а также внутренняя жизнь личности - её мысли, чувства, переживания. Им впервые открылась сложность и глубокая противоречивость внутреннего мира человека, богатство и неисчерпаемое многообразие его духовной жизни.

Романтический герой всегда в конфликте с обществом. Он - изгнанник, скиталец, странник. Одинокий, разочарованный, нередко бросает он вызов несправедливым общественным порядкам, устоявшимся формам жизни, и превращаются в бунтарей, мятежников, протестантов. К другому распространенному типу романтического героя относятся чудаки, фантазёры, мечтатели. Чаще всего это люди, преданные искусству, тоже, разумеется, непонятые и отвергнутые обществом.

Только в искусстве, думали романтики, полностью раскрываются творческие способности человека. И поэтому они проповедовали абсолютную свободу художника, горячо отстаивая его независимость от власти, от невежественного суда тупой и презренной «толпы». В оппозицию сторонникам классицизма, направления, стремящегося подчинить искусство строгим и общеобязательным правилам, романтики были убеждены, что вдохновение и творчество не могут быть ничем ограничены, а всякий настоящий художник создаёт собственные правила. В своих художественных произведениях - словно бы в насмешку над теориями классицизма - смело сочетали высокое и низменное, трагическое и комическое, фантастику и реальность.

Романтики видоизменили и обновили старые жанры, создали новые - такие как исторический роман, лироэпическая поэма, фантастическая повесть-сказка. Они открыли бесценные сокровища народного искусства, сблизили литературу с фольклором. Они решительно изменили представления о драматическом искусстве, необычайно расширили возможности поэзии, проложили новые пути в лирике.

В творчестве писателей-романтиков, живших в разных странах и даже в разное время, можно обнаружить немало сходного. Но между ними существуют и серьёзные различия, порождённые своеобразием культур и традиций в разных странах, и, безусловно, индивидуальностью личностей писателей.

Рассмотрим творческое наследие Д. Г. Н. Байрона и М. Ю. Лермонтова.

1.2 Джордж Ноэл Гордон Байрон и его лирика

До Байрона не было поэта, который с таким же правом мог бы притязать на роль кумира своего поколения, и не только в Англии. Стихами Байрона зачитывались, а самому ему (вернее, тому лирическому герою, в котором видели автопортрет поэта) откровенно подражали. Когда Байрон погиб, его смерть оплакивала вся мыслящая Европа. Его творчество представляет собой одно из самых значительных явлений в истории мировой литературной и общественной мысли. В его поэтических произведениях воплотились наиболее острые, жизненно актуальные проблемы его эпохи. Огромная художественная ценность наследия Байрона неотделима от его исторического значения. Его поэзия, явившаяся откликом на революционные потрясения конца XVIII - начала XIX века, отразила общую позицию европейского романтизма как особого направления духовной жизни эпохи.

Байрон был привержен просветительским идеалам и эстетике классицизма, однако, он является поэтом-романтиком. Преклонение перед разумом сопровождается мыслью о неразумности современной действительности. Признание классицистической строгости и ясности сочетается с изображением сложных и неясных чувств, окрашенных мрачным настроением. Действительность испытывается не только разумом, но и романтической иронией. Идеи просветителей выступают в творчестве Байрона в новом, трансформированном виде. У поэта уже нет оптимистической веры во всесилие разума.

Пафос жизни и творчества Байрона - в борьбе против тирании.

Главной мечтой его была мечта о свободе человечества. При этом идеал свободы у Байрона лишен социальной конкретности, поэтому стремление к свободе у него индивидуалистично. Свободу Байрон видит либо в борьбе, ведущей к разрыву с обществом, либо в эпикуреизме.

Личность Байрона весьма противоречива. В его сознании и творчестве борются различные начала - стремление к борьбе за освобождение народов от тирании и индивидуалистические настроения; устремленность вперед, в будущее и «мировая скорбь». Веря в то, что в будущем свобода восторжествует, поэт, тем не менее, не может отрешиться от скепсиса и пессимизма.

Тяжёлое детство поэта повлияло на его характер и мироощущение. Ранимость, надменность, служившая формой самозащиты, тоска - качества, определяющие для личности Байрона - нередко задают главную тональность его поэзии. Особенно отчётливо она проступает в знаменитом лирическом цикле «Еврейские мелодии»(1815г.), навеянном чтением Библии:

Неспящих солнце! Грустная звезда!

Как слёзно луч мерцает твой всегда!

Как темнота при нём ещё темней!

Как он похож на радость прежних дней!

Так светит прошлое нам в жизненной ночи,

Но уж не греют нас бессильные лучи;

Звезда минувшего так в горе мне видна;

Видна, но далека - светла, но холодна!*

(Перевод А. К. Толстого)

Байрон вольно перелагает библейские мотивы, и они обретают романтическое звучание. Скорбная лирика поэта, исполненная неотступного чувства одиночества и стоического мужества в испытаниях, посылаемых

судьбой, очаровывала современников. Переводя «Еврейские мелодии», юный М. Ю. Лермонтов вкладывал в строки Байрона и собственное ощущение мира:

И если не на век надежды рок унёс, -

Они в груди моей проснутся,

И если есть в очах застывших капля слёз, -

Они растают и прольются.*

«Душа моя мрачна»

Жгучее презрение к благоденствующей толпе, добровольная отверженность, напряженность трагических переживаний, звучащие в лирике Байрона, сделали её воплощением романтизма - и как миропонимания, и как эстетической доктрины. Стихи передавали не только окрашенную в мрачные тона гамму чувств, но и энергию протеста, вольнолюбие, отказ от моральных компромиссов. Прежде считалось немыслимым с подобной откровенностью говорить в стихотворении о любви и ненависти, озарениях и очарованиях, муках и яростях, скрупулезно воссоздавая прихотливые порывы души, и делая это так, что хроника сердечных смут одновременно оказывалась хроникой века. До романтиков в поэзии преобладали обобщенность и почти неизбежная условность чувства. Байрон первым превратил лирику в исповедь и дневник в личности, уникальному по своему духовному опыту, но в месте с тем типичной для своей эпохи.

«Тоски язвительная сила» стала опознавательным знаком поэзии Байрона, которая отразила драму поколения, задыхавшегося в европейской атмосфере после наполеоновских войн. Лермонтов передал основной мотив этой лирики исключительно верно и остро:

Нет слёз в очах, уста молчат,

От тайных дум томится грудь,

И эти думы вечный яд,-

Им не пройти, им не уснуть!*

«Прости! Коль могут к небесам…», 1808

До Байрона господствующим жанром в области поэзии была эпическая поэма; новый шаг Байрона в литературе заключается в том, что он создал поэму лирическую, которая затем широко распространилась по всем европейским литературам XIX века. Также появляется такой термин, как байронизм (так стали называть подобное умонастроение ещё при жизни поэта). Его суть афористично определил А. С. Пушкин: «преждевременная старость души» как драма времени. Всего выразительнее она описана в поэме «Паломничество Чайльд-Гарольда». В ней предстаёт новый тип героя, на котором лежит мета времени. Он томим «мировой скорбью», потому что нигде не нашёл пристанища для изверившейся души. Скепсис, эгоистическое своеволие, несчастный жребий человека, неспособного обрести призвание, а от того страдающего глубоко и безысходно, - вот та «болезнь ума и сердца роковая», которую первым распознал Байрон. Тот же самый человеческий тип был обрисован в других поэмах поэта, созданных в пору высшего расцвета его славы.

Байрон увлекался сатирой. Сатирическое направление в его творчестве развивалось в различных жанрах - поэмах, эпиграммах, пародиях, сатирических эпитафиях. В совершенстве Байрон владел малой формой - в нескольких строках, в остроумной игре слов ему удавалось передать и злободневность события, и его точность.

При чтении некоторых поэм Байрона («Гяур», «Корсар», «Паломничество Чайльд-Гарольда») может создаться впечатление, что в главных героях автор описывает себя. В действительности дело обстоит сложнее. Между автором и его героем сохраняется дистанция - порой владеющая персонажем апатия и неверие в собственные способности вызывают у Байрона горькую насмешку над его несостоятельностью.

Байрон - выдающийся представитель прогрессивного романтизма. Лиризм, скепсис, скорбь, «угрюмый холод» переплелись в его поэзии, создавая неповторимую тональность, которая захватывала и покоряла буквально всех. Через много лет после его гибели Б. Жуковский дал тзамечательно-точную характеристику поэта: «Дух высокий, могучий, но дух отрицания, гордости и презрения. Байрона сколь ни тревожит ум, ни повергает в безнадёжность сердце, ни волнует чувственность, его гений имеет высокость необычайную»*. Его образ останется навсегда как символ высокой романтики, творческого горения, нераздельности поэтического слова и реального выбора в общественной борьбе. Определяя место Байрона в мировой литературе, Белинский указывал, что «всякий великий поэт потому велик, что корни его страдания и блаженства глубоко вросли в почву общественности и истории, что он, следовательно, есть орган и представитель общества, времени, человечества»**.

1.3 Характерные черты лирики Михаила Юрьевича Лермонтова

Пистолетный выстрел, убивший Пушкина, пробудил, по словам Герцена, душу другого великого поэта - Михаила Юрьевича Лермонтова. Как приговор прямым и косвенным убийцам Пушкина прозвучало его гневное стихотворение «Смерть поэта», написанное в февральские дни 1837г., выразив одновременно и боль от постигшей утраты, и любовь к поэту, и презрение к «жадной толпе, стоящей у трона». Лермонтов был слишком юным, чтобы участвовать в восстании декабристов, но воспламененным этим великим днём. Он видел лишь казни и изгнания, поэтому в его мировоззрении основными были мысли, полные ярости. Они и определили содержание его поэзии, преобладающее её настроение. Неприятие поэтом окружающей среды, горькое ощущение одиночества, обнаженная исповедь души отличают уже раннюю лирику Лермонтова:

Но пылкий, но суровый нрав

Меня грызёт от колыбели…

И в жизни зло лишь испытав,

Умру я, сердцем не познав

Печальных дум, печальной цели.

Без преувеличения тему одиночества в лирике Лермонтова можно назвать ключевой:

На жизнь надеяться страшась,

Живу, как камень меж камней,

Излить страдания скупясь:

Как страшно жизни сей оковы

Нам в одиночестве влачить.

Делить веселье все готовы -

Никто не хочет грусть делить…

Не покидающее поэта ощущение отверженности рождает в его душе чувство своей исключительности, мысль о своём особом предназначении - черта, характерная для романтизма, но доведённая у Лермонтова до предела. Я хочу, чтоб целый мир был зритель

В поэзии Лермонтова достигает предельного напряжения основное противоречие романтизма - противоречие между идеалом и действительностью. Его творчество поражает беспощадностью отрицания и полётом мечты, и оба эти начала тесно взаимосвязаны. Глубина и сила разочарования выступают как прямое следствие повышенной требовательности к людям, миру, к самому себе. Поэт даже склонен упрекать в бездействии своих соотечественников:

Сыны снегов, сыны славян,

Зачем вы мужеством упали?

Зачем? Погибнет ваш тиран,

Как все тираны погибали!..*

«Новгород», 1830

Это было не просто данью элегической традиции русского и европейского романтизма. Чувства поэта носили не литературный, а ярко выраженный социальный характер. Он понимал, что его отрицание существующих порядков и самодержавно-крепостнического уклада жизни носит исторический характер, что страна, народ, общество стоят на пороге социальных потрясений:

Настанет год, России чёрный год,

Когда царей корона упадёт;

Забудет чернь к ним прежнюю любовь,

И пища многих будет смерть и кровь…**

Ценность самой жизни поэт определяет мерой человеческих деяний, борьбой, которая может оправдать существование человека и сделать его достойным высокого призвания: …жизнь скучна, когда боренья нет…

Мне нужно действовать, я каждый день

Бессмертным сделать бы желал, как тень,

Великого героя и понять

Я не могу, что значит отдыхать.

Лермонтов чувствует в себе силы для каких-то больших дел и свершений:

Боюсь не смерти я. О нет!

Боюсь исчезнуть совершенно.

Хочу, чтоб труд мой вдохновенный

Когда-нибудь увидел свет…**

«1830 Мая, 16 число»

Вместе с тем поэт горько осознаёт своё одиночество, свою неприкаянность в современном ему мире, своё бессилие что-либо изменить.

В небесах торжественно и чудно!

Спит земля в сиянье голубом…

Что же мне так больно и так трудно?

Жду ль чего? Жалею ли о чём?

Уж не жду от жизни ничего я,

И не жаль мне прошлого ничуть

Я ищу свободы и покоя!

Я б хотел забыться и заснуть!..***

«Выхожу один я на дорогу…», 1841

Презирая самодержавно-крепостническую Россию, «страну рабов, страну господ», Лермонтов пишет проникновенные строки о Родине, о её просторах, о своей любви к ней:

Люблю дымок спаленной жнивы,

В степи ночующий обоз.

И на холме, средь желтой нивы,

Чету белеющих берёз.

С отрадой, многим не знакомой,

Я вижу полное гумно,

Избу, покрытую соломой,

С резными ставнями окно;

Непримиримое столкновение добра и зла, веры и неверия, стремление отъединиться от мира людей и желание соединиться с ними составляет самую суть глубокого внутреннего конфликта в лирике Лермонтова. Порой кажется, что одно из этих начал одерживает победу, но ненадолго. Просветление уступает мрачному демонизму - и наоборот.

Умилением и кротостью дышит его «Молитва»(1839):

С души как бремя скатится

Сомненье далеко -

И верится, и плачется,

И так легко, легко…

А рядом с ней возникают холодные и дерзкие слова «Благодарности» (1840) - гордый вызов Богу: «Устрой лишь так, чтобы тебя отныне недолго я ещё благодарил»***.

В основе лирики Лермонтова лежит двоякий, но внутренне единый конфликт - трагедия одинокой, гордой личности, вызвавшей на бой целый мир и переживающей внутренние боренья. Лирика поэта поражает цельностью жизнеощущения. В ней резче выступает уникальность самого душевного строя личности автора, её внутреннее, психологическое единство. Она не умещается в границах традиционных Жанов: оды, сатиры, элегии. Поэт смешивает их между собой, а чаще всего обращается к свободному жанру лирического монолога.

В своей лирике Лермонтов открыл простор для самоанализа, самоуглубления, диалектики души. В этой сфере он открыл путь прямому предметному слову, точно передающему состояние души в той или иной драматической ситуации. Активный, героический дух поэзии Лермонтова, её лиризм, глубина мысли, тонкость психологического анализа, простота в сочетании с высоким совершенством формы, наконец, удивительная музыкальность его стиха и прозы - всё это ставит Михаила Юрьевича в ряд величайших писателей мира.

Часть 2

Чтобы сравнить романтических героев Байрона и Лермонтова, я решила рассмотреть конкретные примеры из лирики романтиков, остановила свой выбор на Мцыри Лермонтова и на Шильонском узнике Байрона. Оба они - узники обстоятельств, но так ли похожи они, как нам может показаться на первый взгляд? Схожи ли их мысли, чувства, переживания? На эти и другие вопросы мне предстоит ответить в ходе своей работы, а сейчас познакомимся поближе с романтическим героем Лермонтова - Мцыри.

2.1 Характерные черты романтического героя Лермонтова Мцыри

С грузинского Мцыри переводится как 1-послушник и 2-пришелец, чужеземец, прибывший добровольно или привезённый насильственно из чужих краёв, одинокий человек, не имеющий родных, близких. Наш герой относится к обоим из приведённых определений - он послушник при монастыре, ещё в детстве привезённый туда с родины, оторванный от родных. Характер героя обозначен в эпиграфе из первой книги Царств (Библия): «Вкушая, вкусих мало мёда, и се аз умираю». Этот библейский эпиграф имеет символическое значение запрета, а также свидетельствует о жизнелюбии героя и о его трагической обреченности. Но изначально поэма называлась иначе - «Бэри», с примечанием «по-грузински монах»- и имела другой эпиграф:«On n'a qu'une seule patrie» («У каждого есть только одно отечество»).

Существует рассказ П. А. Висковатова о возникновении замысла поэмы, основанный на свидетельствах А. П. Шан-Гирея и А. А. Хастатова. «Поэт, странствуя в 1837 г. по старой Военно-грузинской дороге, наткнулся в Мцхете… на одинокого монаха или, вернее, старого монастырского служку, «Бэри» по-грузински. Сторож был последний из братии упразднённого близлежащего монастыря. Лермонтов разговорился с ним и узнал, что родом он горец, ещё ребёнком пленённый генералом Ермоловым во время экспедиции. Генерал хотел увезти его с собой, но был вынужден оставить при одном из монастырей по причине неожиданной болезни мальчика. Там он и вырос; долго не мог свыкнуться с монастырём, тосковал, делал попытки к бегству в горы. Последствием одной такой попытки была долгая болезнь, приведшая его на край могилы. Излечившись, дикарь угомонился и остался в монастыре, где особенно привязался к старику монаху»*. Любопытный и живой рассказ «Бэри» произвёл на Лермонтова огромное впечатление.

Если даже сведения, сообщенные Висковатым, не совсем достоверны, нельзя не учитывать того обстоятельства, что захват русскими в плен горцев-детей был в период завоевания Кавказа типичным явлением. Известно, например, что художник-академик П. З. Захаров ребёнком был взят в плен русскими, и генерал Ермолов отвёз его в Тифлис. Лермонтов мог знать полную драматизма историю Захарова и другие, аналогичные ей. Сюжетная ситуация и образы вполне конкретны, хотя одновременно и символичны. Реальный образ томящегося в неволе героя-горца вместе с ним - символ современного Лермонтову человека, переживающего в условиях после восстания декабристов подобного рода драму.

Вся поэма, кроме эпического зачина, представляет собой исповедь-монолог Мцыри, главного героя и рассказчика. Он повествует нам о трёх днях жизни на свободе, за стенами монастыря. Образы монастыря и главного героя символичны, они контрастны по духу. Мцыри - воплощение порыва к воле, монастырь - ограниченное жизненное пространство, символ неволи и чуждого герою уклада жизни.

Мцыри - герой действия, непосредственного поступка. Жить для него значит действовать. Он «естественный человек», вынужденный жить в неволе монастыря. Бегство в естественную среду означает для него возвращение в родную стихию, страну отцов, к самому себе, куда зовёт его «могучий дух», и этот «могучий дух» дан ему с рождения. И герой откликается на этот зов природы, чтобы ощутить жизнь, предназначенную ему по праву. При этом пребывание в монастыре наложило свой отпечаток - Мцыри слаб телом, жизненные силы его не соответствуют могуществу духа. Состояние души и возможности тела находятся в разладе. Причина в том, что герой отдалён от естественной среды. Раздвоённость сознания Мцыри выражается как в тоске по родине, так и трагической гибели иллюзии, будто он может стать частью природного мира и гармонично слиться с ним. Убежавший на волю Мцыри оказывается неприспособленным к такому близкому, родному, но одновременно и непривычному укладу. Это выражается в его метаниях по кругу. Путь героя внутренне замкнут. Природа сначала оправдывает его надежды. Он ликует, рассказывая старику-монаху о первых впечатлениях от родного края:

Мне тайный голос говорил,

Что некогда и я там жил.

И стало в памяти моей

Прошедшее ясней, ясней.*

Ему становятся понятными и доступными «думы скал», духовная жизнь природы в целом. Он будто сливается с природой, постигая смысл мироздания («О, я как брат//обняться с бурей был бы рад!//Глазами тучи я следил//Рукою молнии ловил…»**)

Но одновременно он и страшится стихийных сил («Мне стало страшно,

на краю//Грозящей бездны я лежал». «Всё лес был, вечный лес кругом//Страшней и гуще каждый час//И миллионом чёрных глаз//Смотрела ночи темнота//Сквозь ветви каждого куста…») Естественная природа угрожает Мцыри, становится его врагом, и преодолеть её дикость, необузданность, сжиться с ней он не может. («И смутно понял я тогда,// Что мне на родину следа//Не проложить уж никогда»). Оказывается, возвращение героя, выросшего в неестественной ему среде, в родную природу невозможно, как невозможно и пребывание в монастыре (В этом выражается одна из черт романтического героя - его неприкаянность). Мцыри терпит поражение, но это не уничтожает порыва к свободе, жажды гармонии с природой. Уже сам по себе этот порыв - неуступного и неуспокоенного духа. Несмотря на то, что сила духа угасает, и Мцыри ищет «приют в раю, святом, заоблачном краю», он всё-таки готов отдать «рай и вечность» за вольную и полную опасностей жизнь в стране отцов. Страдания и тревоги героя умирают вместе с ним, не воплощаясь, и достижение свободы остаётся нереальным. Герой бежит не в чуждое ему, а в родное, бежит в естественный для него мир. Он родился в той самой природе, откуда его вырвали. Но, пожив в монастыре и будучи там воспитан, он оказывается не в силах окунуться в природную жизнь. «Природность» героя искажена монастырём. И Мцыри, сравнивая себя с «в тюрьме воспитанным цветком…» признаётся: «На мне печать свою тюрьма оставила…» В этом и заключается проблема поэмы: предвосхищение Мцыри свободной жизни на родине (у героя естественная среда ассоциируется со свободой и родиной) и невозможность реализовать своё стремление к ней.

2.2 Характерные черты романтического героя Байрона

Шильонский узник

Поэма «Шильонский узник» была написана в деревне Уши близ Лозанны, где Байрон и Перси Биши Шелли, посетившие 26 июня 1816 года Шильонский замок, задержались из-за плохой погоды на два дня. Написана она была между 24 и 29 июня, а окончательный вариант был готов 10 июля. Несколько позже Байрон предпослал поэме предисловие и назвал его «Сонет Шильону». В поэме использованы реальные факты биографии швейцарского гуманиста Франсуа Бонивара, прославившегося своим мужеством, когда его родина сражалась за независимость, отражая натиск армий Карла X Савойского. Бонивар был заточен в подземелье вместе с двумя братьями, все трое были прикованы к разным стенам и в темноте не видели друг друга. И все же в этих жестоких условиях герой старался не дать младшим братьям потерять надежду. Но, не выдержав страшных мучений, один из братьев умер, и Бонивара охватило отчаяние. В темнице остались двое. И новой, единственной целью жизни Бонивара стал младший брат. Герой желал, чтобы он бодрее был в неволе, надеялся на то, что когда-нибудь, покинув стены тюрьмы, он сможет стать по-настоящему свободным. При этом, как долго тот ни держался, пришел день, когда силы стали покидать его. Старший брат с ужасом наблюдал, «как силится преодолеть смерть человека». Со смертью младшего брата Бонивар потерял все, что было ему дорого, все, что так сильно любил. На свете он был теперь сиротой, и, казалось, ничто уже не влечет его в мир земной. При этом он продолжал жить мечтой хоть раз еще увидеть красоту родных гор, утесов и лесов, услышать шум ручьев, посетить «хижины веселых сел», «кровы светлых городов». Разлука с родиной, с родным народом болью отдавалась в его душе. Шли годы, и герой постепенно примирился со своей неволей. Когда же пришло долгожданное освобождение, он осознал, что привык к тюрьме.

Судьба Шильонского узника во многом схожа с судьбой Бонивара, но существует одно серьёзное отличие в мировоззрении литературного героя и его прототипа. Бонивар всегда был народным героем, в душе которого жила ненависть к угнетателям и стремление к свободе. Это стремление не смогли сломить холодные застенки тюрьмы - Бонивар мечтал о свободе до конца дней заключения. Что касается Шильонского узника, он более пассивный герой, смирившийся со своей судьбой и мечтающий о смерти.

Таким образом, это произведение о том, как мужественно сражается закованный в кандалы герой с самой судьбой. Он стремится сохранить веру, надежду и поддержать ее в своих умирающих мучительной, медленной смертью братьях. Но постепенно отчаяние берет верх и над ним; суровая жизнь, мрак и холод подземелья постепенно подтачивают его волю, и он уже полностью смиряется со своей участью. При этом, несмотря на то, что пришедшее освобождение уже не радует его, чувствуется, что одного герой не потерял за годы заключения -- ненависти к угнетателям, любви к родному народу, веры в торжество справедливости и свободы на земле. Это произведение до сих пор волнует сердца людей своим стремлением к свободе, уверенным призывом к протесту и борьбе.

Поэма представляет собой монолог главного героя - узника Шильонского замка. Он повествует нам о своей судьбе и судьбе своих родственников - шести братьев и отца. Все они трагически погибли.

Шильонский узник - пассивный герой. Он считает, что судьба его предрешена: умереть в заточении, подобно его братьям. Он не пытается её изменить. Он свыкается со сложившимися обстоятельствами настолько, что «безнадёжность полюбил», хотя поначалу это ему трудно даётся - замок «душит» его. Впоследствии свобода даже станет для него нежеланной («И равнодушно цепь скидал»). Герой считает, что единственное, что избавит его от заточения - это смерть:

И содрогалася скала;

И с жадностью душа ждала,

Что рухнет и задавит нас:

Свободой был бы смертный час!*

Сам Шильонский замок весьма неоднородный образ. В связи со сменой обстоятельств он меняет свои роли, точнее, герой пересматривает своё отношение к нему. В начале поэмы Шильон выступает как холодная тюрьма, убившая родственников героя. Порой Шильонский узник замечает за собой, что забывается в своих мечтах:

Вдруг луч внезапный посетил

Мой ум... то голос птички был.

Им очарован, оживлён,

Заслушавшись, забылся я,

Но ненадолго…мысль моя

Стезей привычною пошла,

И я очнулся...

Герой постоянно находится в беспамятстве:

Но что потом сбылось со мной -

Не помню…Свет казался тьмой,

Тьма - светом; воздух исчезал;

В оцепенении стоял,

Он не считает ни дни, ни годы, проведённые в заключении. Шильонский узник так убит своим горем, что не всегда понимает и хочет понимать сложившуюся ситуацию. Это вызвано усталостью от заточения и мыслями о безысходности.

Заточение «съедает» героя изнутри. Мы не знаем, сколько ему лет, но из контекста понятно, что выглядит он намного старше своих лет, и всё это благодаря годам, проведённым в тюрьме:

Взгляните на меня: я сед,

Но не от хилости и лет;

Не страх внезапный в ночь одну

До срока дал мне седину.

Я сгорблен, лоб наморщен мой,

Но не труды, не хлад, не зной -

Тюрьма разрушила меня.

Родственники Узника погибли - во что он долгое время отказывается верить - и с течением времени герой понимает, что он один в этом мире, и что Шильон - единственное, что он имеет. Возможно, он сам не хочет сознаваться себе в этом, но, обретя долгожданную свободу, он особо остро понимает это, вспоминает приятные моменты, проведённые в тюрьме, при всём этом всё в тюрьме называет своим:

И подземелье стало вдруг

Мне милой кровлей…всё там, друг,

Всё, одноземец, было мой:

Паук темничный надо мной

Так мило ткал в моём окне;

За резвой мышью при луне

Я там подсматривать любил;

Я к цепи руку приучил;

И… столь себе неверны мы!

Когда за дверь своей тюрьмы

На волю я перешагнул -

Я о тюрьме своей вздохнул.

Часть 3

3.1 Сравнение романтических героев

Итак, охарактеризовав двух романтических героев, попробуем сравнить их характеры, мысли, чувства, судьбы.

Для начала отметим черты, присущие обоим героям.

Первое, на что я обратила внимание при прочтении произведений - схожесть судеб. Создаётся впечатление, что и Шильонскому узнику, и Мцыри, суждено было умереть, но они чудом остались в живых, словно по ошибке. В детстве Мцыри тяжело заболел и «тихо, гордо умирал», ведь «в нём мучительный недуг развил тогда могучий дух», но мальчик оправился от болезни. Что касается Шильонского узника, он, единственный из своих погибших родственников - шести братьев и отца - выжил («Удел несчастного отца - за веру смерть и стыд цепей - уделом стал и сыновей»). Судьба как бы хотела убить героев, но решила оставить скитаться их на этой земле неприкаянными.

Также я обратила внимание на одиночество героев. Это - характерная черта романтизма. Я бы назвала их одиночество «абсолютным». Поясню введённый мною термин: каждый из нас когда-либо чувствовал себя одиноким, при всём этом зная, что его окружают друзья, родственники. Обычно такое состояние появляется в сложных жизненных ситуациях и со временем проходит. Одиночество моих героев - абсолютно, у них нет ни родственников, ни друзей, ни даже врагов - никого в этом мире. Как это никого? - спросите вы, - а как же монахи и смотрители Шильонского замка? Да, они окружают героев, они постоянно рядом. Но есть ли страже дело до несчастного узника, томившегося в подвале, а монахам - до маленького послушника, страдающего от неволи и их мнимой опеки? Согласитесь, эти люди только исполняют свой долг.

Ещё одно сходство - своеобразная «болезнь» героев, съедающая их изнутри, болезнь, вызванная неволей. Мцыри болен, он чахнет на глазах, с каждым днём он всё ближе к смерти. В те короткие дни, которые ему

удаётся провести за пределами монастыря, он «оживает», «распускается» как цветок, который долго нуждался во влаге. Но позже беглеца находят, и он вынужден вернуться туда, откуда сбежал. Он умирает в стенах монастыря от гнетущего чувства несвободы, сопровождавшего его почти всю его недолгую жизнь. А узник Шильонского замка? Он рассказывает нам, что его глубокие морщины лишь следствие долгого нахождения в заточении: «Я сед, но не от хилости и лет…Тюрьма разрушила меня». Несвобода давит на героев, убивает их. Они терзаемы мыслями о пленении.

Оба героя не имеют имён. Просто Узник и просто Мцыри. И это символично, так как судьбы этих героев - не истории каких-то определённых людей. На их месте может оказаться кто угодно в любое время - их положение актуально во все времена.

Обратим внимание также на то, что повествование в поэмах Лермонтова и Байрона представлено в виде монолога главного героя. Это тоже является характерной чертой романтической поэмы. Также оба автора обращаются к поэзии, а не к прозе. Возможно, это не существенно, но, думаю, стоит обратить на это внимание, так как это сближает романтиков. Ещё одно сходство: размер стиха. Вот что об этом говорит В. Г. Белинский: «Стих поэмы «Мцыри» чрезвычайно выразителен; этот четырёхстопный ямб с одними мужскими окончаниями, как в «Шильонском узнике», звучит и отрывисто падает, как удар меча, поражающего свою жертву. Упругость, энергия и звучное, однообразное падение его удивительно гармонируют с сосредоточенным чувством, несокрушимою силою могучей натуры и трагическим положением героя поэмы»*.

Как «Шильонский узник», так и «Мцыри», были написаны на основе реальных событий, произошедших с настоящими людьми. Причем сюжет произведений очень близок по содержанию к судьбам этих людей.

Итак, основные сходства двух романтических героев мы разобрали. Рассмотрим отличия.

При чтении поэм я обратила внимание на мысли героев, на их восприятие сложившихся ситуаций, на их действия. В течение всего повествования Шильонский узник рассказывает нам о своей жизни, а точнее - обо всех испытаниях и мучениях, которые он пережил. Жизнь для него - сплошная чёрная полоса. Недовольство жизнью байроновского героя не вызвано конкретным поводом. Жизнь сама по себе кажется ему ужасной, она угнетает его. В его рассказе чувствуется усталость существования. В какой-то степени он мечтает о смерти, правда, чтобы обрести свободу. Он рассуждает: «Хладость к жизни жизнь спасла?» Мцыри же наоборот - любит жизнь, несмотря на то, что в ней предостаточно проблем, печали. В его рассказе присутствуют позитивные настроения. Он тихой радостью рассказывает старому монаху о трёх счастливых днях, проведённых на свободе. Герой понимает, что его смерть близка и неизбежна, но его переполняет радость и светлая печаль.

Герой Байрона не считает ни дни, ни годы. Смысл его жизни иссяк. Узник не делает попыток к бегству, хотя у него есть все возможности для этого, ведь смог же он прорыть оковами отверстие в стене. В своих действиях он пассивен - в его сердце уже нет надежды на освобождение - ему достаточно видеть сквозь проём в стене красоту природы. Шильонского узника уже не привлекает свобода - он смирился со своей судьбой. А когда настал час его освобождения, он «равнодушно цепь скидал». А Мцыри? Его поведение полностью определяется устремлениями к свободе. Он активен в своих действиях. Герой совершает побег из монастыря и ни в коем случае не хочет принимать навязанные ему условия существования. Он хотел сбежать и добился этого. Мцыри умер, но насладившись свободой. Шильонский узник тоже обретает свободу, но тогда, когда он уже не нуждается в ней. Тюрьма стала для героя родным домом, а освобождение потеряло смысл. Ему не важно - в цепях его руки или нет, он привык к неволе: «На волю я перешагнул - я о тюрьме своей вздохнул».

Оба героя оказались на свободе, но разными путями. Мцыри сбежал из монастыря, обретя свободу. И, хотя природа, в образе родины, отвергла его, он не терял надежды слиться с ней воедино. А узник Шильона, уже не мечтающий о свободе, неожиданно обрёл её, не прилагая никаких усилий и уже не нуждаясь в ней.

Мы сравнили двух романтических героев - представителей западноевропейского и русского романтизма. Но почему в их идеологии и характерах наблюдается такое несовпадение? Почему русский романтизм имеет черты, не характерные западноевропейскому? Коснёмся истории, чтобы ответить на этот нелёгкий вопрос.

Русская литература весьма своеобразно откликается на появление в западной Европе такого литературного направления как романтизм. От романтизма западноевропейского она многое заимствует, но при всём этом решает проблемы собственного национального самоопределения. Русский романтизм по сравнению западноевропейским имеет свою специфику, свои национальные корни.

Напомню, что конец XVIII века в истории христианской Европы был ознаменован глубоким социальным катаклизмом, взорвавшим до основания весь общественный порядок и поставившим под сомнение веру в человеческий разум и мировую гармонию. Кровавые потрясения Великой французской революции 1789-1793 гг., наступившая вслед за ними эпоха наполеоновских войн, установившийся в результате революции буржуазный строй - всё это заставило интеллектуальный слой европейского общества усомниться в истине просветительских учений XVIII века, обещавших человечеству торжество свободы, равенства, братства на разумных началах. Крах веры в разум привёл европейское общество к «космическому пессимизму», безнадёжности и отчаянию, сомнению в ценности современной цивилизации.

В России романтические веяния тоже возникли под влиянием событий Великой французской революции, окрепли в годы либеральной политики начала царствования Александра I, пришедшего на русский престол после дворцового заговора и убийства его отца - императора Павла I. Эти веяния питал подъем национального самосознания в ходе в ходе отечественной войны 1812 г. Отказ после победоносной войны правительства Александра I от либеральных обещаний начала его царствования привели общество к глубокому разочарованию, которое обострилось после краха декабристского движения и по-своему подпитывало романтическое мироощущение. Впоследствии в России сформировался романтизм, несколько отличающийся от западноевропейского. Русский романтизм сохранил исторический оптимизм - надежду на возможное преодоление противоречий между идеалом и действительностью. В романтизме Байрона, например, присутствует пафос свободолюбия, бунт против несовершенного миропорядка; поэт не понимает этот мир и гордо заявляет всем об этом. А. С. Пушкин говорит о нём: Байрон «одному дал свою гордость, другому - свою ненависть, третьему - свою меланхолию»* (Письмо к Раевскому, 1825). Русским романтикам оставались чужды байронический скептицизм, «космический пессимизм», настроение «мировой скорби». Они не приняли так же культ самодовольной, гордой и эгоистичной человеческой личности, противопоставив ему идеальный образ гражданина-патриота или гуманного человека, наделённого чувством христианской любви, жертвенности, сострадания. Романтический индивидуализм западноевропейского героя не нашёл на русской почве поддержки и встретил суровое осуждение. Существенную роль в национальном самоопределении русского романтизма сыграла православно-христианская культура с её тягой к общему согласию и неприятием индивидуализма и тщеславия.

Таким образом, различие в мировоззрении Мцыри и Шильонского узника объясняется особенностями исторически сложившегося национального характера русского народа. А подтверждением моим словам пусть служат слова М. Ю. Лермонтова:

«Нет, я не Байрон, я другой,

Ещё неведомый избранник,

Как он, гонимый миром странник,

Но только с русскою душой».

Заключение

Задачи, которые я поставила перед собой вначале моей работы, выполнены, а цели - достигнуты. В ходе работы я рассмотрела особенности творчества М. Ю. Лермонтова и Д. Г. Байрона, проанализировала поведение двух романтических героев - Мцыри и Шильонского узника. В итоге я сравнила романтических героев Байрона и Лермонтова и объяснила их несхожесть, выяснив причину различия русского и западноевропейского романтизма.

Русский и западноевропейский романтизм имеют много общих черт. Но существует так же серьёзное отличие. Западноевропейскому романтизму присуща «мировая скорбь», а русский романтизм сохранил исторический оптимизм, так как существенную роль в национальном самоопределении этого литературного направления сыграла православно-христианская культура с её тягой к общему согласию и неприятием индивидуализма и тщеславия. Поэтому различие в мировоззрении Мцыри и Шильонского узника объясняется особенностями исторически сложившегося национального характера русского народа.

Приложение

Отрывки поэмы «Мцыри», которые имелись в первоначальной редакции, но в последствии не издавались*.

Отрывок после строки «Люблю, как жизнь мою» (окончание песни золотой рыбки), в котором заключалось описание горцев - соотечественников Мцыри, в том числе и его отца, сражавшихся за свободу. В этом отрывке повествуется о том, что Мцыри хорошо помнит своих соотечественников и своего отца. Вместе с тем он понимает, что возвращение на Родину невозможно, так как пребывание в монастыре сильно изменило героя, воспитало не по законам его отцов и дедов, которые принять его уже не смогут. Это свидетельствует о том, что Мцыри совсем одинок в этом мире.

«Но скоро вихорь новых грёз

Далече мысль мою унёс,

И пред собой увидел я

Большую степь…Ее края

Тонули в пасмурной дали,

И облака по небу шли

Косматой бурною толпой

С невыразимой быстротой:

В пустыне мчится не быстрей

Табун испуганных коней.

И вот я слышу: степь гудит,

Как будто тысячу копыт

О землю ударялись вдруг.

Гляжу с боязнию вокруг

И вижу: кто-то на коне,

Взвивая прах, летит ко мне,

За ним другой, и целый ряд…

Их бранный чуден был наряд!

На каждом был стальной шелом

Обёрнут белым башлыком,

И под кольчугою одет

На каждом красный был бешмет.

Сверкали гордо их глаза;

И с диким свистом, как гроза,

Они промчались близ меня.

И каждый, наклонясь с коня,

Кидал презренья полный взгляд

На мой монашеский наряд

И с громким смехом исчезал…

Томим стыдом, я чуть дышал,

На сердце был тоски свинец…

Последний ехал мой отец.

И вот кипучего коня

Он осадил против меня,

И тихо приподняв башлык,

Открыл знакомый бледный лик:

Осенней ночи был грустней

Недвижный взор его очей.

Он улыбнулся - но жесток

В его улыбке был упрёк!

И стал он звать меня с собой,

Маня могучею рукой,

Но я как будто бы прирос

К сырой земле: без дум, без слёз,

Без чувств, без воли я стоял

И ничего не отвечал».

Отрывок после строки «И кинул взоры я кругом» (глава 20), в котором Мцыри упрекает Бога за то, что тот ему «дал вместо родины тюрьму», а так же вспоминает, как впервые попал в монастырь и понял, что его возвращение на Родину невозможно, так как он стал слабеть духом. Этот отрывок свидетельствует о том, что Мцыри родился в мире природы, откуда его вырвали. Пожив в монастыре и будучи там воспитан, он оказывается не в силах окунуться в природную жизнь.

Тот край казался мне знаком…

И страшно, страшно стало мне!..

Вот снова мерный в тишине

Раздался звук: и в этот раз

Я понял смысл его тотчас:

То был предвестник похорон,

Большого колокола звон.

И слушал я, без дум, без сил,

Казалось, звон тот выходил

Из сердца, будто кто-нибудь

Железом ударял мне в грудь.

О Боже, думал я, зачем

Ты дал мне то, что дал ты всем,

И крепость сил, и мысли власть,

Желанья, молодость и страсть?

Зачем ты ум наполнил мой

Неутолимою тоской

По дикой воле? Почему

Ты на земле мне одному

Дал вместо родины тюрьму?

Ты не хотел меня спасти!

Ты мне желанного пути

Не указал во тьме ночной,

И ныне я как волк ручной.

Так я роптал. То был, старик,

Отчаянья безумный крик,

Страданьем вынужденный стон.

Скажи, ведь буду я прощён?

Я был обманут в первый раз!

До сей минуты каждый час

Надежду темную дарил,

Молился я, и ждал, и жил.

И вдруг унылой чередой

Дни детства встали предо мной,

И вспомнил я ваш тёмный храм,

И вдоль по треснувшим стенам

Изображения святых

Твоей земли. Как взоры их

Следили медленно за мной

С угрозой мрачной и немой!

А на решетчатом окне

Играло солнце в вышине…

О, как туда хотелось мне,

От мрака кельи и молитв,

В тот чудный мир страстей и битв…

Я слёзы горькие глотал,

И детский голос мой дрожал,

Когда я пел хвалу тому,

Кто на земле мне одному

Дал вместо родины - тюрьму…

О! Я узнал тот вечный звон!

К нему был с детства приучён

Мой слух. И понял я тогда,

Что мне на родину следа

Не проложить уж никогда.

И быстро духом я упал.

Мне стало холодно. Кинжал,

Вонзаясь в сердце, говорят,

Так в жилы разливает хлад.

Я презирал себя. Я был

Для слёз и бешенства без сил.

Я с тёмным ужасом в тот миг

Своё ничтожество постиг,

И задушил в груди моей

Следы надежды и страстей,

Как душит оскорблённый змей

Своих трепещущих детей…

Скажи, я слабою душой

Не заслужил ли жребий свой?

Библиография

1. Энциклопедия для детей «Аванта +», «Всемирная литература XIX-XX вв.» том 15, часть вторая. Издательский центр «Аванта +», Москва, 2001.

2. «М. Ю. Лермонтов в жизни и творчестве» Издание второе. В.И. Коровин. Издательство «Русское слово», Москва, 2002.

3. «Детская энциклопедия для среднего и старшего и среднего возраста». Третье издание. Академия педагогических наук СССР. Издательство «Педагогика», Москва, 1976.

4. «История зарубежной литературы XIX века» под редакцией Я. Ню Засурского и С.В. Тураева. Издательство «Просвещение», Москва, 1982.

5. «Зарубежная литература» Р.М. Самарин. Издательство «Высшая школа», Москва, 1978.

6. «О Голдсмите, о Байроне, о Блоке…» статьи о литературе, Борис Кузьмин. Издательство «Художественная литература», Москва, 1977.

7. «Литература» учебник по литературе в двух частях для общеобразовательных учреждений, 8ое издание, переработанное, Ю.В. Лебедев. Издательство «Просвещение», Москва, 2006.

8. «Романтизм в русской литературе», А. М. Гуревич. Издательство «Просвещение», Москва, 1980.

9. «История русской литературы XIX-XX веков» краткий очерк, А.С. Курилов, К. Н. Ломунов, В. Р. Щербина. Академия наук СССР. Издательство «Наука», Москва, 1983.

10. «Хрестоматия по зарубежной литературе», составитель В. А. Скороденко. Издательство Просвещение», Москва, 1968.

11. «М.Ю. Лермонтов. Поэмы» Собрание сочинений в четырёх томах. Том 2ой. Здание второе, исправленное и дополненное. Академия наук СССР. Издательство «Наука», ленинградское отделение, 1980.

12. «Джордж Гордон Байрон. Звезда отважных. Избранные поэтические произведения». Составление, комментарии, предисловие А. Зверева. Издательство «Детская литература», Москва, 1988.

13. http;//www.angl.biz./w_Byron.htm

14. http://www.encyclopedia.com/doc/1E1_English_lit.html

15.http://www.encyclopedia.com/category/Literature_and_the_Arts/Biographies/eng.lit3bio.htm

16. http://English.wikipedia.orglwik./Romanticism./Romantic _hero

referatwork.ru

Сочинение на тему: ЛЕРМОНТОВ И БАЙРОН

ЛЕРМОНТОВ И БАЙРОН

Михаил Юрьевич Лермонтов… Джордж Гор­дон Байрон… Два имени. Две страны. Два време­ни. Две судьбы… Что общего между этими людь­ми? Что сближает их? Что делает их фигуры та­кими значительными и важными в истории ми­ровой культуры? Что заставляет нас снова и сно­ва говорить об их творчестве? Говорить, как о ярком и неповторимом явлении жизни, литера­туры, истории.

Белеет парус одинокий В тумане моря голубом!..

Что ищет он в стране далекой?

Что кинул он в краю родном?..

Играют волны — ветер свищет,

И мачта гнется и скрыпит…

Увы! он счастия не ищет И не от счастия бежит!

Наверное, трудно найти человека, которому не были бы известны эти прекрасные строки ве­ликого русского поэта М. Ю. Лермонтова. И вряд ли взволнованный, мятежный слог автора может кого-то оставить равнодушным.

Но вот в памяти всплывают другие строки, написанные двумя десятилетиями ранее в дале­кой Англии, другим поэтом:

Все кончено — и вот моя Трепещет на волнах ладья.

Крепчая, ветер снасти рвет,

И громко свищет, и ревет.

Пора… Так, видно, рок сулил…

В них те же чувства, тот же знакомый слог, та же мятежная душа. Но почему в сердцах двух разных поэтов родились такие похожие строки? Что заставляло их героев бежать от родных бере­гов? Куда? Зачем? На эти вопросы может отве­тить история.

Дж. Байрон жил и творил в сложную эпоху, наступившую после Французской революции. Сын своего века, он впитал в себя противоречи­вые устремления послереволюционной поры. Неуравновешенный, бунтарский облик его героя стал отражением переходного времени — перио­да крупных политических и экономических пе­ремен, кровопролитных войн, крушения импе­рии Наполеона.

Его Чайльд-Гарольд, образ во многом автоби­ографичный, охваченный духом непримиримос­ти и неуспокоенности, восклицает:

Наперекор грозе и мгле,

В дорогу, рулевой!

Веди корабль к любой земле,

Но только не к родной!

Привет, привет, морской простор,

И вам — в конце пути — Привет, леса, пустыни гор!

Британия, прости!

«Поэзия Байрона, — писал В. Г. Белинский, — это вопль страдания, это жалоба, но жалоба гор­дая, которая скорее дает, чем просит, скорее снис­ходит, чем умоляет».

Стихотворения этого поэта отражают всю глу­бину его духовного мира, его боль за человека и человечество, страдания энергичной, свободолю­бивой личности, вынужденной жить в эпоху тор­жества реакции. Произведения Байрона пропи­таны героикой борьбы:

Я возглашаю: камни научу я

Громить тиранов! Пусть не говорит

Никто, что льстил я тронам!

Вам кричу я,

Потомки! Мир в оковах рабской тьмы!

Таким, как был он, показали мы!

Те же чувства, то же страдание, то же непре­одолимое стремление к борьбе мы видим и в по­эзии М. Ю. Лермонтова. И, наверное, именно по­этому им были переведены следующие строки Дж. Байрона, удивительно тонко передающие эмоциональное состояние обоих поэтов:

Душа моя мрачна. Скорей, певец, скорей!

Вот арфа золотая;

Пускай персты твои, промчавшися по ней, Пробудят в струнах звуки рая.

Пусть будет песнь твоя дика. Как мой венец, Мне тягостны веселья звуки!

Я говорю тебе: я слез хочу, певец,

Иль разорвется грудь от муки.

Страданьями была упитана она,

Томилась долго и безмолвно;

И грозный час настал — теперь она полна,

Как кубок смерти, яда полный.

В 1814 году, когда родился М. Ю. Лермонтов, в памяти народа еще были свежи воспоминания о разгроме наполеоновской армии. Писать же Ми­хаил Юрьевич начал после разгрома декабристов, в 30-е годы. Исторические события, потрясшие Россию, еще не ушли в прошлое, в воздухе вита­ли тяжелые, противоречивые настроения. И, ко­нечно, поэт не мог пройти мимо этих настроений, не мог не выразить дух эпохи, основными черта­ми которой были тревожные сомнения и разду­мья о жизни, сожаление о прошлом без надежды на будущее:

Печально я гляжу на наше поколенье!

Его грядущее — иль пусто, иль темно,

Меж тем, под бременем познанья и сомненья,

В бездействии состарится оно.

Здесь вспоминаются строки байроновского «Дон Жуана», в которых звучит грустная ирония в адрес тех, кто ведет пассивную, безрадостную жизнь и потому не увидит грядущих перемен:

Где старый мир, в котором я родился? Воскликнул Юнг восьмидесяти лет,

Но я и через восемь убедился,

Что старого уже в помине нет.

Как шар, стеклянный этот мир разбился И растворился в суете сует;

Исчезли денди, принцы, депутаты,

Ораторы, вожди и дипломаты.

Атмосфера в стране во многом повлияла на то, что Лермонтов очень рано осознал себя как поэт, осознал потребность души откликнуться на собы­тия современности, высказать протест против по­корности и пассивности, призвать к борьбе за сво­боду.

Жадно впитывая в себя творчество великих классиков (Пушкина, Жуковского, Рылеева, Шиллера, Гете и др.), Лермонтов у каждого из них находил мысли и чувства, созвучные своим собственным. Но особенно близким по духу ему был именно Байрон. Свобода, независимость и счастье людей стали главным смыслом жизни и творчества М. Ю. Лермонтова, так же, как в свое время эти идеалы стали главными для Дж. Бай­рона.

Лермонтов всерьез увлекся творчеством анг­лийского поэта, многие из его стихотворений пе­ревел на русский язык: «Умирающий гладиа­тор», «Еврейская мелодия» («Душа моя мрач­на…»), «Как одинокая гробница» и др., из неко­торых заимствовал отдельные строки, другие послужили основанием для создания им соб­ственных произведений, таких как «Ночь. I», «Ночь. II», «Подражание Байрону», «Видение» и др. Многочисленные высказывания и мысли Дж. Байрона глубоко и надолго проникали в его сердце, некоторые из них он даже записывал в свою тетрадь: «Говорят (Байрон), что ранняя страсть означает душу, которая будет любить изящные искусства…» Так же как и Байрон, Лер­монтов постоянно стремится к поиску героичес­кой личности, свободной и независимой, непрек­лонной в своем решении противопоставить себя общепринятому, мелочному, пошлому; героя, связанного с великими переменами, совершаю­щимися в мире.

Байрона эти поиски привели к созданию гор­дого Чайльд-Гарольда, «мятежного сына свобо­ды», Лермонтова — к появлению Мцыри, живу­щего «одной, но пламенной страстью» — стремлением к свободе, и восклицающего:

vsesochineniya.ru

Смотрите также

• 
  Профессиональные токсические гепатиты реферат
• 
  Конституция новой зеландии реферат
• 
  Интоксикация оксидом углерода реферат
• 
  Гидротермическая обработка зерна реферат
• 
  Адвокатура в китае реферат
• 
  Манипуляции с имиджем реферат
• 
  Эустресс и дистресс реферат
• 
  Электрофорез реферат по химии
• 
  Экостиль в интерьере реферат
• 
  Экономическая дифференциация мира реферат
• 
  Экология тамбовской области реферат