works.tarefer.ru

Реферат - Страны Востока (20 век)

1. Первый период трансформации азиатских обществ: конец XIX - середина XX века. 2. Второй период трансформации Азии: начало 50-х - рубеж 80-90-х годов. 3. Некоторые итоги цивилизационных процессов в Азии.

Первый период трансформации азиатских обществ: конец XIX - середина XX века О веке XX можно говорить в цивилизационном смысле не как о формальной хронологической данности, а как о достаточно законченной цивилизационной стадии развития человечества. Поэтому век XX формально начался еще в XIX. Пожалуй, суть этого цивилизационного феномена можно свести к двум вещам: торжеству (относительному) западной цивилизации и великому социальному экспериментаторству (последнее включает в себя и марксизм - от Ленина и Сталина до Мао Цзедуна, Пол Пота и Ким Ир Сена, и идеологизированный национализм - от Муссолини и Гитлера до императорской Японии). Первые формы учебы у Запада увидела уже вторая половина века XIX. Трансформация Азии в первой половине XX в. - до окончания второй мировой войны - полностью наследовала этим росткам трансформации и составила, собственно, первый период трансформации Азии. При этом пути реформирования обществ были абсолютно различны. Япония, совершив реставрацию Мэйдзи, сохранила традиционную систему власти и хозяйствования (авторитаризм в экономике), заимствовав у Запада, по сути, только одну вещь: концепцию "прогресса". Как мы уже говорили, "прогресс" - понятие крайне широкое, но в нем все же есть ядро, а именно - линейное развитие на основе неограниченного совершенствования науки и техники. В Японии это вылилось в два процесса: заимствование научно-технических достижений Запада и рождение идеи экспансии Японии. На протяжении веков Япония существовала исключительно в пределах Японских островов, не идя даже на освоение ничейных земель к северу и северо-западу (которые она формально могла включить в свои владения задолго до появления на тихоокеанских берегах России). Однако ее концепция исторической перспективы не требовала линейной пространственной экспансии. Экспансия как род деятельности в принципе не существовала для японцев. Запад принес концепцию "прогресса", а вместе с нею и концепцию реального - а не идеального, как было, например, в Китае, - распространения влияния своего этноса далеко за пределы изначального ареала. В конце XIX в. Япония начала активную экспансию в Восточной Азии, пользуясь смутой и слабостью Китая и Кореи, сталкивается с Россией и побеждает ее. Всего через тридцать лет после реставрации Мэйдзи пополняет число мировых держав - единственная из азиатских стран. Темпы ошеломляющие. Еще в середине XIX в. появившиеся на рейде Нагасаки паровые корабли американцев повергали японцев в прострацию; в мае 1905 г. в Цусимском проливе адмирал Того наголову разбил мощную эскадру адмирала Рождественского - эскадру России, которая к тому времени уже два полных века была морской державой. Цусима - не просто грандиозная морская битва, но еще и цивилизационный прорыв Японии. Складывается принципиально новая ситуация: азиатская нация, никогда не проводившая экспансионистскую политику, начинает завоевывать Азию же; более того - праматерь японской культуры (Китай и Корею, откуда Япония получила в свое время цивилизационные основы). Кроме Японии, ни одна азиатская нация до второй половины века такой модели не следует. Такую модель можно назвать авторитарно-военной, т.е. перенятием западных артефактов (лат. arte - искусственно и factus - сделанный) главным образом для последующей широкой экспансии, и развивается она на взлете стремительного переосмысления начал национального сознания. Долгие годы Япония была уникальна; но в 70-е годы по той же модели пошел Вьетнам, пытаясь объединить под своей эгидой Индокитай, исходя из других социальных посылок, но схожестью модели доказывая, что социальные посылки по сравнению с цивилизационными вторичны. Реакция Китая была совершенно иного рода - смута и хаос. Являвшийся своего рода прародителем японской цивилизации, Китай, тем не менее, продемонстрировал специфику своего национального духа. В экстремальных условиях, когда стресс (всех видов, от чисто психологического до военного) оказался чрезвычайно силен, китайское общество выдало совершенно другую реакцию, нежели японское: Япония отреагировала созданием волевого режима; Китай ответил бессилием. Привитие концепции "прогресса" к древу китайской цивилизации привело к лихорадке всего организма. При цивилизационной-то родственности Японии и Китая - почему? Ни один однозначный ответ не удовлетворителен. Однако можно предположить, что Китай, будучи эпицентром замкнутой модели мира, был во много раз более, нежели Япония, приспособлен к слому старой модели. Япония, в которой замкнутая модель была слабее укоренена, справилась с инъекцией; для Китая доза западного влияния оказалась летальной; государство исчезло, распавшись на тридцать лет на враждующие формирования; правительство Чан Кайши представляло на мировой арене Китай сугубо формально; на деле вплоть до победы коммунистов в 1949 г. Китай как государство прекратил существование. Разрушенная концепцией "прогресса" (интродукция которой означала крах всех устоев, в первую очередь - самых важных - психологически-бытийных), китайская цивилизация оказалась не в силах справиться с цивилизационным шоком. Для Китая - в силу прочности и фундаментальности его цивилизационных устоев (в большей мере, нежели в Японии) появление западной цивилизации было сопоставимо с тем гипотетическим воздействием, которое имела бы для Земли интродукция (не менее гипотетических) "инопланетян". Причем это "инопланетное" воздействие развивалось в двух пластах. Отсталость мира артефактов казалась банкротством цивилизации. Чем мог Китай, "в принципе" изобретший порох и даже отравляющие газы, ответить западным пушкам и ружьям? Что мог Китай, изобретший практически все, необходимое для самодостаточной замкнутой цивилизации (в том числе бумагу, книгопечатание), противопоставить плодам научной и промышленной революции - тот же самый телеграф был совершенно "инопланетян". Китайская наука не отставала от западной, она была действительно "инопланетной", со своими законами развития, через которые она не могла переступить. Китайская (тибетская, японская, вьетнамская, монгольская и т.п.) наука могла досконально изучить человеческое тело и овладеть естественными методами лечения, потенциально более верными, чем западные методы вмешательства. Однако китайская наука была направлена по циклическим, а не линейным измерениям. Циркуляция жизненной энергии в человеческом теле - одно дело, а линейное проникновение в физические законы — от закона тяготения до расщепления атома — было совершенно другим. Поэтому те артефакты, которые были привезены Западом в Китай сначала (пока масштабы проникновения не были широки) воспринимались как игрушки - часы, глобусы и т.д., а затем - как нечто инопланетное, т.е. совершенно непостижимое и произрастающее из иного цивилизационного корня. Однако как ни был велик шок, артефактам можно было научиться, что и продемонстрировала Япония. Но, когда мощная цивилизационная концепция Китая столкнулась с цивилизационными концепциями Запада Китай не смог справиться и распался. По каким параметрам проникла концепция "прогресса" в Китай? В Японии было перенято одно - линейная экспансия государства, государственный "прогресс", так, как его понимало европейское государство на протяжении веков - расширение своих пределов за счет соседей, причем расширение поистине беспредельное, если соседи слабы. Эта же концепция действовала и у северных кочевников, которые неоднократно покоряли части Китая, а дважды - весь Китай (монголы и маньчжуры) и угрожали даже вторжением в Японию (монголы). Однако исходившая от примитивных племен, жадно поглощавших китайскую культуру (и преследовавших цели экспансии, очевидно, только в результате естественного доминирования в зачаточных этносах того инстинкта, который Ницше назвал "Волей к Власти"), концепция эта не могла быть воспринята. Когда ее принесли в совокупности идей пришельцы с Запада, дело изменилось, и Япония переняла эту концепцию. С Китаем было другое. Он экспансии речь не шла: Поднебесная была крайне слаба и легко сдалась под ударами западного империализма, чтобы затем погрузиться во внутреннюю смуту. Однако смута отражала концепцию "прогресса"; некоторые участники смуты были ее носителями. Попробуем разобраться. С концепцией "прогресса" в Китай пришла и эсхатология, выраженная в буддизме слабо по сравнению с христианством, а в конфуцианстве и даосизме и вовсе не выраженная. К тому же старый Китай, как казалось, уже действительно вошел в Апокалипсис; должен был родиться новый. Революционный эсхатологизм развивался по двум ветвям - гоминдановский и коммунистический. Гоминьдановская ветвь поборола эсхатологию достаточно быстро и стала идти по пути перенятия артефактов и возвращения к традиционным цивилизационным посылкам. Коммунистический эсхатологизм же оказался чрезвычайно жизнеспособным. Многолетняя вооруженная борьба компартии Китая - до 1945 г. фактически без какой-либо ощутимой помощи со стороны СССР - объяснялась во многом именно силой этого революционного эсхатологизма. Разрушение практически всех устоев старого общества и построение абсолютно нового - этот постулат для азиатской страны имел совершенно особый смысл; в России построение нового общества и разрушение старого не означало смену цивилизационной концепции: как бы ни боролись в революционной России со старым, революция тем не менее осуществлялась в старой цивилизационной сетке координат. Азиатским же обществам предстояло освоить нечто более значимое и базовое, чем марксизм: концепцию "прогресса". Китай дает нам три модели реакции Востока на включение в общецивилизационный поток: - смута; однако, эта реакция не может рассматриваться как самоценностный феномен, как ступень в цивилизационном развитии; это, скорее, вертикальная часть ступени, переходный период; - агрессивное отторжение традиционных структур с последующей борьбой за торжество западных; этот тип реакции, естественно, должен рассматриваться как самостоятельный историко-цивилизационный феномен; такова была реакция сегментов китайского общества, ориентированных на компартию Китая; было и иное - идеализация западных демократий, основанная на том же самоуничижении; - перенятие техники западных артефактов при значительном сохранении традиционных структур; этот феномен, как и предыдущий, также вышел из смуты и стал самодостаточен; он был характерен для сегментов китайского общества, ориентированных на гоминдан. Чан Кайши имел сначала советских, потом немецких, потом американских советников, гоминьдан имел ЦИК и т.д., однако национальность режима не подлежала сомнению и культивировалась; в книге "Судьба Китая" Чан Кайши резко поставил вопрос о западном вмешательстве и национальной гордости и значимости - чего в этот период практически не делали лидеры компартии Китая. Развитие Индии в первый период взаимодействия Азии и Запада (первая половина XX в.) также можно рассматривать в рамках последней модели. Индийское общество находилось в процессе бурных перемен; главным было формирование местной буржуазии и становление демократических институтов - и то, и другое происходило при активном участии колониальных хозяев - англичан. Однако вестернизации Индии хотели немногие индийцы. Традиция никогда не прерывалась; самой значительной фигурой первой половины века в Индии был, безусловно, Махатма Ганди, организовавший Индийский национальный конгресс и боровшийся за неведомые раньше индийской цивилизации формы демократии посредством отлично знакомых каждому индийцу религиозно-философских постулатов. Существовал своего рода парадокс: конгресс выступал за демократию, о которой как феномене азиатское общество не имело никакого понятия, однако оперировал при этом архетипами национального сознания. Зерна демократии, ее идеалы, а не институты существовали в индийском религиозно-философском наследии, вот почему появились силы, готовые добиваться демократии посредством традиционных концепций, в частности концепции ненасилия. В связи с этим можно высказать и более общую мысль, относящуюся к взаимодействию Азии с Западом в целом: артефакты Запада победили артефакты Востока - в этом Восток, безусловно, и радикально изменился. Но, даже сознательно принимая всем сердцем, идеалы общественно-бытийные -права человека, демократию, прогресс и т.д., - человек Азии мог принять их не в той мере, в какой ему позволяли полученные на Западе или у Запада знания, а в той мере, в какой новые общественно-бытийные идеалы существовали в потенции в национальных мифах. Поэтому (и мы к этому вернемся ниже) трансформация Азии, как она виделась Западу в рамках известной "цивилизаторской миссии", так и не удалась: Восток остался Востоком, переняв западные артефакты. Возвращаясь к очерченным нами моделям реакции на западное вторжение, надо сказать, что последняя форма — перенятие артефактов при значительном сохранении старых структур - имела наибольшие перспективы. Однако в первый период азиатской истории XX в. ее доминирование еще было совершенно неочевидно. Как мы уже сказали выше, главным историческим содержанием XX в. была трансформация азиатских обществ, однако не per se, a именно благодаря исключительно влиянию Запада. Если беспрецедентные трансформации России, Германии, Австро-Венгрии и т.д. были порождены именно эндемичными причинами, то перемены в Японии, Китае, Индии, других странах Азии были вызваны не их циклически стабильным на протяжении столетий развитием, а приходом Запада. Это можно продемонстрировать хотя бы на примере Тибета. Изолированный практически от всего мира и лишь условно входивший в сферу влияния Поднебесной империи, Тибет к XX в. неожиданно стал местом международного взаимодействия. Англия и отчасти Россия начали примеряться к Тибету. Воспользовавшись смутой в Китае, Тибет обрел полную независимость. Западное влияние не успело затронуть основ тибетского общества; Тибет продолжал оставаться святая святых Азии - самым сокровенным, закрытым от Запада ее местом. Но проникновение Запада породило в Китае мощное коммунистическое эсхатологическое движение, которое, придя в 1949 г. к власти, немедленно покорило Тибет, ликвидировав его de facto независимый статус; Тибет вошел в эпоху беспросветного коммунистического тоталитаризма. Одна азиатская культура (китайская) стала уничтожать другую азиатскую культуру (тибетскую). Беспрецедентное явление; раньше китайцы были абсолютно веротерпимы. Однако Запад привнес в Китай новые бытийные структуры. Концепция "прогресса" требовала максимально возможной государственной экспансии и ликвидации "отсталости", в том числе Тибета, который, сохранившись в неприкосновенности, выглядел как вызов для китайской культуры, на время отказавшейся от своего прошлого. В чем же заключались основные итоги трансформации Азии в первой половине XX в.? Как представляется, определенным рубежом явился конец второй мировой войны на тихоокеанском театре военных действий. Основные феномены трансформации сводились к следующему. Авторитарно-военная модель потерпела крах в Японии под ударами союзников. Это не было простым поражением режима в войне; устрашенные последствиями бесконтрольной трансформации азиатского общества, американцы взяли дело в свои руки. Послевоенная трансформация Японии стала уже развиваться под контролем американцев. Пока же первая ступень приспособления к Западу рухнула. Япония не была чистым листом: опыт перенесения западных артефактов насчитывал уже 80 лет; правда, в прошлом это было перенятие военных артефактов. Однако на этом опыте предстояло строить новую модель. В Китае, напротив, победили две имеющиеся модели - коммунистическая эсхатологическая и национальная, заимствующая артефакты. Первая победила с установлением Китайской Народной Республики; вторая утвердилась на Тайване (можно, конечно, говорить о том, что Тайвань был скорее бастионом гоминьдана, чем полем эксперимента; однако даже в этом бастионе тем не менее, общество стало развиваться по какой-то определенной модели). Обе модели, выношенные в утробе смуты, в 1949 г. появились на свет в качестве осей государственности. Индия получила независимость именно в рамках национальной модели, заимствующей артефакты. (При этом традиционные структуры дали о себе знать разделением бывшей колонии на две части - индуистскую собственно Индию и мусульманский Пакистан.) Страны Юго-Восточной Азии вошли в решающую фазу антиколониальной борьбы. При этом трансформация опять-таки происходила под воздействием западных идей - не в последнюю очередь марксизма и вообще левого движения. Революционный эсхатологизм в это время преобладал, хотя Филиппины получили независимость из рук американцев после многолетних цивилизаторских усилий последних. Мы можем датировать конец первого периода трансформации Азии примерно началом 50-х годов, когда сложился послевоенный политический миропорядок, и сложный конгломерат феноменов, подытоживающих включение Азии в мировой цивилизационный поток, устоялся в какую-то логическую общность.

Второй период трансформации Азии: начало 50-х - рубеж 80-90-х годов Каковы были основные цивилизационные феномены второго периода? Очевидно, их можно свести к трем группам. Первая группа - строительство небывалой, невиданной цивилизации на основах коммунистического эсхатологизма. Именно эта группа явилась определяющей для Азии. Да, экономический скачок Японии имел место; более того, если сегодня мы стоим, по сути, на руинах социалистического мира, то феномен Японии устойчив, и японский путь в отличие от социалистического доказал свою жизненность. Социалистическая же цивилизация как феномен остается в прошлом. Но если посмотреть, что составляло ось развития Азии во второй период трансформации в XX в., то со всей определенностью можно сказать, что это было социалистическое цивилизаторство и противодействие ему; перенесение западной (некоммунистической) цивилизации в Азию имело смысл не только само по себе, но и во многом как противовес революционному эсхатологизму. Начавшись с грандиозной победы революции в Китае, радикально изменившей не только мировой баланс сил, но и мировой цивилизационный баланс, коммунистический эсхатологизм перекинулся в Северную Корею и Индокитай, причем последние его успехи выражались в транснациональном социализме в Индокитае, начиная с конца 70-х годов, когда Вьетнам на короткий период практически объединил Индокитай. При этом практически все страны Азии испытали на себе значительное влияние социалистической идеи; ряд стран - Индия, Индонезия, Бирма, Сингапур - в разное время играли с ней, так, впрочем, и, не переходя грань декларативности и не допуская деструктивные силы социализма до сути своего внутреннего развития. Важно отметить, что при этом социалистическое строительство в Азии было достаточно автономным феноменом. Да, оно было индуцировано цивилизационным всплеском социализма в России в 1917 г., да, организационно оно поддерживалось и направлялось сначала Коминтерном, затем ЦК КПСС, но никогда социалистические страны Азии не были в той мере послушны и управляемы, как восточноевропейские. Правда, не стоит, и преувеличивать неавтономность социализма в Восточной Европе: не говоря уже о Югославии и Албании, даже страны Варшавского Договора, как показывают появившиеся в последнее время источники, не всегда были в полной мере послушны Москве. Но все равно между большинством восточноевропейских стран и азиатскими была колоссальная разница: в восточноевропейские страны (опять же за исключением Югославии и Албании, и это показательно) социализм был практически привнесен на штыках Советской Армии. В Азии социализм был выпестован антиколониальной борьбой, переварен будущей коммунистической элитой в ходе войн; в течение длительного времени компартии действовали независимо от Москвы. Они наследовали эсхатологические модели трансформации Азии и оказались трудноуправляемы, а в случае с Китаем - и неуправляемы вовсе. Социализм в Азии принял, пожалуй, еще более совершенные формы, чем в Европе. Дело здесь отнюдь не в числе "жертв социализма", а в его тотальности: масштабы его разрушительной деятельности в Азии были несравненно шире. Мао Цзедуну, Ким Ир Сену, Пол Поту удалось добиться в полном смысле слова абсолютного контроля над обществом, построить социализм действительно по его пятому классику - Орвеллу, создать не только тотальный репрессивный аппарат, но и общество тотального социализма, которое преследовало не просто "врагов народа", но и за недостаток социалистической истерии. В европейских социалистических странах всегда существовал какой-то островок суверенности (во внутреннем мире личности и даже в социуме), несмотря на все усилия репрессивного аппарата. В Азии такого островка не было. Не случайно, что именно в Азии имели место многочисленные вооруженные агрессии соцстран - Кореи в 1950 г., Вьетнама в 1975 и 1978 гг., Китая в 1979 г. Можно возразить на это, что и Советский Союз вторгался в Венгрию и Чехословакию; но это качественно иной вид агрессии: вводить войска в страну-сателлита. Это, строго говоря, не агрессия, а реинтервенция, подтверждение своего господства, достигнутого в результате второй мировой войны. В Азии же было другое — именно агрессия, именно расширение своей сферы влияния наново. Пожалуй, единственный аналог этого в западном социалистическом мире - интервенция СССР в Афганистане. Нельзя не сказать и о другом: социализм в Азии вообще оказался более социалистичным как формация, чем в Европе. Геноцид Пол Пота на порядок отличался от геноцида Сталина. Отношение Мао Цзедуна к ядерной войне было радикально другим, нежели не только Хрущева, но и Сталина (последние ядерной войны все же серьезно опасались). Вряд ли можно объяснить все это случайным стечением обстоятельств. Скорее всего, здесь сказалась азиатская концепция личности - отсутствие ее суверенитета, интегрированность личности в государство, безусловный примат всех вышестоящих структур - семьи, производственной ячейки, партии, государства. Автору уже приходилось говорить о существовании так называемой "дилеммы Субботы", которую можно сформулировать на основе евангельского текста: что для чего - человек для Субботы (служившей в Евангелиях символом устоявшихся социальных структур и приоритетов) или Суббота для человека. Иначе говоря, что важнее - суверенность личности или подчинение личности интересам высших структур - семье, производственной ячейке, партии, национальности, конфессии, государству. В европейском сознании эта проблема так и осталась на уровне неразрешимой дилеммы, так или иначе присутствующей во всех основных учениях и в личном выборе человека. В Азии же, как представляется, дилемма Субботы была решена однозначно и именно в те времена, когда формировались циви-лизационные устои; при этом со всей определенностью было обозначено, что не Суббота для человека, а человек для Субботы. Если обратиться к Евангелиям, то мы обнаружим прелюбопытную вещь: судя по всему схожее решение дилеммы формировалось и в Иудее, но Иисус разбил примат высших структур над человеком, подчинив его только Богу. Если бы не христианство, возможно, в средиземноморском очаге цивилизации сформировались бы сходные с азиатскими концепции взаимоотношения личности и высших структур. Однако этого не произошло. Азия же решила дилемму Субботы однозначно, и это сказалось решительно на всех моделях трансформации Азии в XX в., но, пожалуй, ни в одной так отчетливо, как в азиатской социалистической формации. Это легко объяснимо. Социализм по определению тоже решает дилемму Субботы в пользу Субботы - высших структур, в особенности партии и государства. Однако в средиземноморском ареале цивилизации его усилия нейтрализовались давней традицией выбора, двойственности решения, его вечной неопределенности. В Азии, напротив, традиция в этом смысле становилась на сторону социализма. Отсюда и орвеллианский социализм Азии. Второй группой феноменов трансформации Азии было развитие по квазизападному пути - привнесение рыночных отношений, либеральных институтов, интеграция в мир. Наиболее крупных успехов здесь добилась, конечно, Япония, по практически большинство несоциалистических стран Азии в той или иной мере шло по этому пути. Однако это не включило их в цивилизационном смысле в западный мир; более того в цивилизационном отношении они сохранили близость скорее к соцстранам Азии. Объяснение этого лежит, очевидно, в плоскости той же самой дилеммы Субботы. Азиатские общества заимствовали институты и экономические механизмы Запада, но в итоге по-прежнему говорили с Западом на разных языках. Если в мировых экономических отношениях язык Азии был все же понятен Западу, то уже во внутриэкономическом развитии этих стран этот язык становился труднопонятен, и экономический скачок Японии, Южной Кореи или Сингапура объяснялся не только волшебной силой рынка, но и абсолютной подчиненностью личности интересам высших структур. Отношения японца или южнокорейца с его фирмой оставались за пределами понимания Запада: да, уход в "работу с головой был известен и Америке, и ФРГ, и Австралии, но нигде он не принимал таких абсолютных форм, как в Азии. В годы "холодной войны" господствовало деление стран Азии на "своих" и "чужих", но это была условность. Во-первых, те страны, которые находились под американским военным зонтиком (в той или иной степени) или под политическим влиянием США, тем не менее, отличались от Запада по своим цивилизационным установкам. Во-вторых, существовала и ничейная земля - как в лице отдельных стран (Индия, Бирма), так и в лице отдельных бытийно-цивилизационных пластов в сознании формально верных союзников (Япония, Южная Корея). И это подводит нас к третьей группе феноменов, которая вовсе не обозначает отдельную группу стран, но которая присутствовала практически во всех странах Азии. Эту группу феноменов можно назвать поисками своего традиционного лица в новом цивилизационном потоке. Азия уже долгое время существовала в новой цивилизационной среде; каждая культура выдавала свою реакцию на эту среду, и среда деформировала культуры, местами снимая с них значительные пласты. Сложилась видимость цивилизационной победы Запада над Азией; реальностью была определенная фрустрация национальных азиатских "я", "я" периода трансформаций под влиянием Запада. Но ядро культур сохранялось, и вот пришло время, когда начались поиски своего нового "я". "Я" не могли застыть надолго в состоянии ущербности, фрустрации. Они могли манифестировать только в выявлении своей уникальности, своеобычности, своего национального, наконец, того, что могло противостоять обезличенному новому "трансформированному" облику. Если можно использовать здесь термины психологии, это была борьба с мучительной деперсонализацией, вызванной новым цивилизационным потоком. Ни одна страна не осталась в стороне от этих процессов. Так, социалистическая трансформация Китая сопровождалась хаотичными поисками своего национального "я" и была чисто формально выражена в лозунге "строительства социализма с китайской спецификой". Ни одна страна по сию пору еще не нашла своего "я". Больше всего вопросов в этой связи вызывает Япония, самостоятельная внешняя политика которой до сих пор сводится фактически к проблеме "северных территорий" и отчасти политическому проникновению в Юго-Восточную Азию. Принимая во внимание огромный экономический потенциал Японии, понятно, что XXI век во многом зависит именно от того, каким будет новообретенное "я" японцев. Есть и еще одно обстоятельство, о котором в настоящем контексте необходимо сказать. Новое "я" сложно найти даже гомогенным японцам. Для подавляющего же большинства стран Азии эта задача усложняется безмерно, поскольку они состоят из нескольких, а во многих случаях и из множества национальностей. Индия в поисках своего "я" уже разделилась в 1947 г. на две части; позднее Восточный Пакистан продолжил процесс обособления национальных "я". Сегодня Индию раздирают национальные противоречия. Поиски своего "я" делаются безмерно трудными. Мало того, что приходится находить свое место в цивилизационном потоке, приходится строить небывалое наднациональное "я" нескольких национальностей. За небольшим исключением страны современной Азии до колонизации не были устойчивыми государственными образованиями (это относится хотя бы к гиганту Азии -Индии). Поэтому "простое" (!) возвращение к старому "я" для них хотя бы уже поэтому невозможно. Создание же нового "я" - задача не для одного поколения. Рассмотрим в качестве примера Сингапур. Около 80% населения - этнические китайцы, выходцы из южных провинций Китая. Два главных национальных меньшинства - малайцы (ближайшие соседи с севера) и тамилы (выходцы из Южной Индии). В этом государстве, созданном практически с нуля англичанами на вдохновенной волне колониальной трансформации Азии, на незаселенном острове, оставшимся бы просто оконечностью Малайского полуострова, островом джунглей и мангров, трансформация Азии, инспирированная Западом, фактически создала социум, состоящий ныне из представителей не просто трех национальностей, но и трех культур - конфуцианско-буддийской, мусульманской и индуистской - с сильным христианским влиянием. Строить новое "я" на культурной основе большинства - значит провоцировать раскол и смуту; до последнего времени сингапурские лидеры удачно балансировали искусственным шестом "сингапурской нации", испытывая все время сильнейшее беспокойство, особенно в отношении малайцев-мусульман, опасаясь возникновения фундаментализма, особенно в силу близости двух исламских стран — Малайзии и Индонезии. Однако знамением времени становится тот процесс, который А.Д. Богатуров удачно назвал "обнажением традиционных структур"4 и который в глобальном мировом контексте может быть охарактеризован как борьба против цивилизаторской деперсонализации Запада, будь то в социалистической или в либерально-рыночной системе координат. Как будут в этой связи развиваться поиски Азией своего "я", сказать невозможно. Ясно только, что обозначенная выше третья группа феноменов будет становиться все более значимой - и, пожалуй, в этом едва ли не основной итог второго периода трансформации Азии. В трехмерной системе координат - с экономической, военной и политической осями - можно наблюдать окончательную интеграцию Азии в мировое сообщество. Даже такой отшельник Азии, как Северная Корея, и тот прочно интегрирован в мировое сообщество — пока еще не в том смысле, что он принимает общепринятые нормы, а в том, что он зависит от существующей системы международных отношений по всем трем главным осям. Существует достаточно устоявшийся миф, что режиму Ким Ир Сена удалось изолировать страну от цивилизационного потока. Но в том и состоит суть цивилизационного потока, что он всеобщей и всепроникающ. До каких бы масштабов ни дошла ксенофобия в северокорейском обществе, как ни пресекаются все контакты с зарубежьем, но цивилизационный поток проникает в страну и размывает идеологическо-благостный рай, потому что страна жизненно нуждается в одной из ипостасей цивилизационного потока - научно-технической. В этих целях режим опирается на корейскую диаспору в Японии. Интенсивные визиты членов диаспоры в Северную Корею приносят режиму то, без чего он не смог бы создать фасад процветания, а также реальные блага для элиты - артефакты технологической цивилизации. Но вместе с артефактами проникает и весь цивилизационный поток, и странно было бы преувеличивать изолированность и неосведомленность северокорейцев. Цивилизационный поток подтачивает тоталитарную крепость, и в не столь далеком будущем это станет вполне очевидно. Второй период трансформации Азии завершился вместе со всем послевоенным миропорядком. Главнейшим фактором этого процесса был планетарный распад социализма. Революционный эсхатологизм пришел к своему логическому концу. На 1991 год из всех социалистических стран Азии лишь одна Монголия пошла по пути полного прекращения социалистического экспериментаторства. Однако демократическое движение в Китае, реформы во Вьетнаме, Лаосе, приближение к урегулированию положения в Камбодже, дальнейшее обострение кризиса Северной Кореи - все это ознаменовало конец революционного эсхатологизма. Социалистическая флюктуация в Азии стала самоликвидироваться, как это уже произошло к этому времени в Восточной Европе и Советском Союзе. Одно русло цивилизационного потока уже высохло у своих истоков, и в Азии катились только последние его волны (возможно, самая последняя волна захлестнула Непал в 1990 г.). Всем бывшим странам социализма предстояло искать новую бытийную модель; интеллектуальная элита этих стран все с большим вниманием смотрела на соседей, избравших модель заимствования западных артефактов при сохранении некоторых традиционных бытийных структур.

Некоторые итоги цивилизационных процессов в Азии "Торжество" западного начала в азиатских обществах было лишь видимым. Ф. Фукуяма, безусловно, поторопился возвестить о конце истории, приняв за него глобальный кризис социализма и слом послевоенного миропорядка. На самом деле для цивилизационного потока это - не более чем преодоление одного порога, вокруг которого на протяжении десятилетий бушевали волны. Порог преодолен. Поток стремится дальше. Интродукция западных концепций в азиатские общества увенчалась лишь частичным "успехом". В известном смысле Ф. Фукуяма прав, говоря о западном либерализме как основном русле цивилизации. Западный либерализм коснулся и Азии, однако нигде не прижился по-настоящему. В Азии до сих пор нет ни одной по-настоящему демократической страны в западном, собственно говоря - нормативном - понятии "демократии".

www.ronl.ru

Восток в первой половине XX века

Описание:

Цель занятия – изучить особенности политической, экономической и социальной сферы жизни восточных стран. В презентации автор рассматривает такие страны как Индия, Китай и Япония. Наверное, всем известный тот факт, что в восточных странах большое значение имеют многовековые традиции. Также стоит вспомнить и то, каким образом повлияла модернизация, на жизнь восточных стран.

После этого небольшого вступления, автор начинает рассказывать о каждой из стран в отдельности. 

Первой в рассказе идет Япония. Автор говорит о последствиях модернизации для страны, как она повлияла на жизнь внутри страны, на устройство государства, как задела экономику и политику, и как в будущем помогла стать одной из технически развитых стран мира. Далее говориться о революции, произошедшей в Китае, о приходе коммунистической власти, вспоминаются важные личности. В завершении презентации говориться об Индии, об социально-религиозном течении – гандизме.  

Категория:

Слайды:

Информация:

• Дата создания материала: 30 Января 2013 г.
• Слайды: 32 слайда
• Дата создания файла презентации: 30 Января 2013 г.
• Размер презентации: 1065 Кб
• Тип файла презентации: .rar
• Скачана: 2860 раз
• Последний раз скачана: 16 Апреля 2018 г., в 15:25
• Просмотров: 21639 просмотров

Рекомендуем:

• Для учеников 7 класса

Скачать:

pwpt.ru

Страны Востока в ХХ веке

Содержание:

1. Основные пути модернизации стран Востока.2. А) Японский вариант развития;Б) Индийский вариант развития;В) Вариант развития на основе марксистского социализма;Г) Африканская модельСписок литературы.

1. Основные пути модернизации стран Востока.

.В настоящее время в мире появилась группа стран Востока (регион Дальнего Востока), которая структурно перестает быть Востоком в классическом смысле этого слова. В таком же направлении несколько медленней и много трудней идут еще две группы стран — ряд латиноамериканских и юго-восточноазиатских. Часть стран Востока, двигаясь в сторону структурной перестройки, являет собой сложные системы из сосуществующих и имеющих шансы еще долго сосуществовать двух структур, старой и новой. И наконец, остальные достаточно твердо держатся за сохранение старой структуры либо просто не в состоянии добиться существенных результатов в попытке ее трансформации  очень трудно.Во второй половине двадцатого столетия в странах Востока сложилась трудная социально-экономическая ситуация.Упадок роли европейских государств после Второй мировой войны создал условия для краха колониализма. Освободившиеся страны видели свою главную задачу в преодолении отсталости, которая усугублялась начавшимся после войны быстрым ростом населения. Освободившиеся страны, учитывая особенность их развития, называют поэтому «третьим миром» в отличие от Запада и Востока. Считая виновником своей отсталости "империализм", освободившиеся страны поначалу добивались своей экономической независимости. Они пытались повысить цены на вывозимое ими сырье и заменить импорт машин с Запада собственным производством. Они, таким образом, пытались противопоставить себя мировой экономике. Это оказалось недостижимой задачей. Освободившиеся страны стали искать пути интеграции в мировую экономику. Они стали поощрять экспорт, иностранные капиталовложения. Это была уже новая экономическая политика. Для  привлечения иностранного капитала надо было проводить рыночные реформы: стабилизировать денежное обращение, приватизировать государственный сектор, вводить свободные цены и т.д. Все это означало не противопоставление себя мировой экономике, а попытку интегрироваться в нее, стать ее органической частью. На примере "новых индустриальных стран" стало очевидно, что это единственный путь преодоления отсталости.Преодоление отсталости оказалось для стран Азии и Африки не только экономической проблемой. Оно стало, в сущности, взаимодействием цивилизаций. Ведь отсталость была связана с господством традиционных вековых укладов. ее преодоление означало модернизацию общества. Модернизация оказалась не чем иным, как попыткой внедрить элементы новой, чуждой цивилизации. Это цивилизационное взаимодействие породило невероятные сочетания, которыми так богат "третий мир", когда за фасадом парламентских институтов вдруг обнаруживались родоплеменные отношения, когда вдруг появились "исламские республики", закреплявшие в конституциях бесправие женщин и допускавшие телесные наказания, когда в ультрасовременном городе вдруг обнаруживалось, что для женщин существуют отдельные лифты и т.д. Попытка ускоренной модернизации приводила к попятному движению. Так,   в Иране произошла исламская революция, государство перестало быть светским, были восстановлены нормы исламского права.В решении всех проблем страны "третьего мира" нащупывали каждая свой путь развития. У них были разные стартовые позиции и развивались они неодинаковыми темпами. С точки зрения экономического развития особое место, конечно же, занимают страны - экспортеры нефти, имеющие достаточно стабильный источник доходов. Среди них наиболее благополучно выглядят арабские государства Персидского залива, правда, как это ни парадоксально, богатство обернулось консервацией в этих странах патриархально-кланового строя и абсолютных монархий.В Юго-Восточной  Азии  деколонизация шла гораздо сложнее. Ряд стран добились независимости после вооруженной борьбы. В этом регионе также пролег фронт "холодной войны". Значительное влияние имела на страны Юго-Восточной Азии Вьетнамская война. В результате поражения США Вьетнам стал своеобразной местной сверхдержавой. Но сам он оказался в тяжелом экономическом положении. В конце концов он отказался от экспансии и по примеру Китая стал проводить рыночные реформы, чтобы оживить экономику. Остальные страны сделали ставку на развитие по японскому образцу экспортных отраслей промышленности. Они добились больших успехов. Гонконг, Индонезия, Малайзия, Сингапур и Филиппины вошли в число "новых индустриальных стран". Используя иностранный капитал и технологии, обильные трудовые ресурсы на местах, этим странам удалось создать развитую обрабатывающую промышленность, работающую в основном на экспорт и успешно конкурирующую на рынках стран Запада. Наименее развитыми во всех отношениях остаются страны Тропической и Южной Африки.Несмотря на все трудности, модернизация стран "третьего мира" шла семимильными шагами. Им удалось создать отечественную промышленность. Сделало шаг вперед и сельское хозяйство: внедрение современных технологий, "зеленая революция' сняли угрозу массового голода в большинстве развивающихся стран. Они добились признания своих проблем как проблем глобальных, их голос отчетливо звучит на всех мировых форумах. Изменилась их социальная структура. Значительная часть самодеятельного населения уже работает по найму, появился местный предпринимательский капитал, свой средний класс, ушло в прошлое всесилие помещиков и родовой знати. В целом, хоть и неравномерно, уровень жизни вырос. Постепенно формируются социально-экономические условия для укоренения демократических институтов. В 80-е годы этот процесс, совпавший с демократическими преобразованиями в Восточной Европе, впервые привел к тому, что более половины населения мира живет в условиях политической свободы. Столь динамичные изменения - еще один феномен XX столетия.Восток в наши дни состоит из трех основных групп стран, развивающихся в рамках отличных друг от друга моделей. Первые две из них — японская модель гармоничного синтеза и индийская модель симбиоза — жизнеспособны и в постоянной помощи извне не нуждаются. Более того, часть из них сама способна оказать помощь другим и делает это (имеются в виду Япония и нефтедобывающие страны). Третья группа стран, развивающаяся по африканской модели и тяготеющая к традиции в ее наиболее отсталой, чаще всего полупервобытной модификации, явно нежизнеспособна. В лучшем из ее вариантов развитие по этой модели ведет к стагнации, в худшем —к кризису и катастрофам. Эта группа стран не может жить без чужой помощи в самом элементарном смысле слова: страны Африки, пусть даже не все, просто не в состоянии себя прокормить. Это же относится и к некоторым беднейшим странам Азии.Не все страны современного Востока вписываются в вычлененные основные три модели. Часть их находится как бы вне их. Это относится, в первую очередь, к таким странам, как Китай и Вьетнам, энергично приступившим к переделке структуры, а также к таким, как КНДР, где все это еще впереди.Формально руководство КНР (да и Вьетнама) все время подчеркивает, что ориентируется на строительство социализма. Однако на деле речь идет о существенной роли социальных гарантий и об ограниченности функций рынка и частной собственности, которые традиционно контролирует восточное государство.Если подвести все разнообразие современного Востока под какие-то генеральные рамки, то перед нами окажутся четыре основные модели. Рассмотрим их более основательно, с учетом потенций и перспектив.

2. А) Японский вариант развития

К группе стран, объединяемых в рамках первой модели, относятся некоторые страны Дальнего Востока, добившиеся наиболее заметных успехов в развитии по еврокапиталистическому пути.Эти страны зримо сближаются с еврокапиталистическим стандартом по многим основным параметрам: для них характерно полное, практически абсолютное господство свободного рынка с конкуренцией выходящих на него частных собственников.  Велика здесь и патронирующая роль государства, и контролирующая роль системы налогов, пошлин, банковских процентов и учетных ставок, и т. д. Так, В Японии государство  напоминает чуткий барометр, моментально реагирующий на экономические затруднения и принимающий почти автоматически меры, необходимые для регулирования рынка. Не будучи само втянуто в экономику через какие-либо госкапиталистические предприятия, оно тем не менее все время держит свою весомую руку на руле хозяйственного регулирования экономической политики. И за этот счет японская экономика обретает дополнительные очки в конкуренции с другими.Успех Японии объясняется следующими факторами: высокоэффективным использованием иностранной, в первую очередь американской, экономической помощи; массовым обновлением основного капитала; расширением внутреннего рынка, в том числе за счет аграрной реформы; широким использованием иностранных научно-технических достижений, беспрецедентной закупкой патентов, лицензий, ноу-хау и т.п. С 1945 по 1969 г. заимствовано свыше 10 тыс. технологических процессов.Кроме того, японские аналитики указывают на такие особенности, как: высококачественная рабочая сила: еще в 1947 г. в Японии было введено обязательное и бесплатное 9-класс-ное образование, создана система подготовки и переподготовки кадров; редчайшая инициативность японских предпринимателей всех уровней и сложившаяся система принятия решений; традиционно сложившаяся система наемного труда, проявляющаяся в гармоничных отношениях между администрацией фирмы и наемным персоналом; относительно высокая норма накопления капитала; стремительное развитие собственной научно-исследовательской базы, особенно в отраслях, определяющих научно-технический прогресс, и в первую очередь в области электроники. Только с 1960 по 1970 г. затраты на научно-технические изыскания возросли в 6 раз.Эти факторы в последнее время дополняются следующими: гомогенностью японской нации, что выражается в осмыслении необходимости концентрации всех материальных и моральных сил нации на экономическом развитии страны и объединении всех на традиционных японских ценностях; отсутствием сырьевых ресурсов; Япония импортирует  99 % необходимых ей природных ресурсов, в том числе 100 % бокситов, хлопка, натурального каучука, 99,7 % сырой нефти, 99,5 % железной руды, что заставляет вести постоянную модернизацию структуры производства, внедрять материало- и энергосберегающие технологии, проводить поиск альтернативных источников сырья и топлива; действующей антивоенной Конституцией Японии, которая декларировала три неядерных принципа — не иметь, не производить, не ввозить ядерное оружие; не содержать армии, ограничившись силами самообороны, а также выделять средства на оборону в рамках 1 % от ВНП; выгодным географическим положением, которое объясняется тем, что со второй половины XX в. Азиатско-Тихоокеанский регион стал стратегическим центром развития мировой экономики. Все большую популярность приобретает утверждение о наступлении "тихоокеанской эры".Все эти факторы предопределили успехи Японии.Структурная перестройка японской экономики приняла особенно широкие масштабы в начале 80-х гг., когда в ходе второго этапа научно-технической революции появились новые производства и целые отрасли — производство микроэлектронной техники, больших и сверхбольших интегральных схем, новых видов учетно-измерительных приборов, биотехнологии и т.д.Концепция "гражданского благополучия" трансформировалась в "японскую модель общества благополучия". Отличительная черта этой модели — минимальные общественные ассигнования, связанные с решением социальных проблем. Основной акцент делался на "свободу индивидов" и гарантию минимального дохода, не ослабляющего побудительные мотивы к высококачественному труду. Трудовая мотивация рассматривалась как необходимое условие достижения основной цели — "создание общества богатых, стабильных, свободных индивидов". Принцип "справедливого распределения" уступил место принципу "равных возможностей". В 80-е гг. была сформулирована долгосрочная цель, которая должна была стимулировать динамизм японской нации, — превратить Японию в великую технологическую державу.Япония перестала быть государством традиционно-восточным и стала едва ли не более государством евро-капиталистического типа, чем государства в странах Западной Европы или США. Но  при всем том Япония не перестала быть Японией, она осталась страной Востока, причем в этом ее сила и даже ее преимущество перед Европой. В общем, Япония — убедительный пример гармоничного и во многих отношениях весьма удачного, едва ли не оптимального синтеза.По пути Японии ныне идут сегодня и другие страны. Для всех них — это и есть критерий отнесения их к первой группе — свойственно господство рыночных связей и вовлечение подавляющего большинства населения в сферу такого рода связей. Характерно и приведение системы государственного воздействия к японскому стандарту или в состояние, близкое к нему. Наиболее заметен такого рода процесс на примере Южной Кореи, которая очень быстро превратилась в демократическую страну. Государство восточно-автократического типа здесь, как и на Тайване, немало сделало в качестве силового административного института, целенаправленно способствовавшего трансформации традиционной структуры и переориентации населения к существованию в условиях рыночной экономики. При этом Корея осталась Кореей, так же как и населенные китайцами автономно существующие территории (Тайвань, Гонконг) не утеряли своего «китайского» лица, что отражается в сохранении многих традиций, норм и принципов жизни.Важно обратить внимание на то, что те традиции, которые могли помешать трансформации структуры, ослаблены либо видоизменены; те же, что не мешали ей, сохранились, пусть подчас тоже в несколько измененной форме. В целом же именно влияние традиции делает сегодня Японию Японией, а Корею — Кореей. Эта традиция  гармонично слилась с наиболее важными элементами евро-капиталистической структуры. Это-то и привело к синтезу, который является определяющей характеристикой стран первой модели.Б) Индийский вариант развития

Вторая модель заметно отличается от первой внутренней неоднородностью, контрастом. Сюда относится  большая  группа стран,  успешно  развивающихся  по  евро-капиталистическому пути, но при этом далеко еще не перестроивших свою традиционную внутреннюю структуру. Практически это значит, что заметная часть страны и ее населения (речь преимущественно о городах, хотя и не только о них) уже существует в рамках новой, трансформированной по капиталистическому образцу экономики, что в масштабах государства в целом активно функционируют важные элементы евро-капиталистической структуры — многопартийная система, демократические процедуры, европейского типа судопроизводство и т. п. В то же время большая часть населения, подчас подавляющее его большинство, по-прежнему сохраняет   привычного для их предков образ жизни, лишь едва затронутого нововведениями и переменами. И хотя обе части активно контактируют друг с другом, они в то же время остаются обособленными и живут каждая по своим законам, составляя в то же время единый организм.Наиболее типичный представитель стран второй модели — Индия с ее системой общин и каст, которая продолжает держать в плену большинство населения страны. Индийский национальный конгресс, ставший правящей партией после обретения независимости, взял курс на создание смешанной экономики. Государственному сектору и планированию отводилась важная роль в развитии страны при сохранении частного сектора. В стране осуществлялись аграрные реформы, помещичье землевладение ограничивалось, государство оказывает поддержку крестьянским хозяйствам.К этой же модели относятся многие страны Юго-Восточной Азии, от Таиланда до Индонезии, а также ряд стран ислама (Турция, Пакистан, Египет и др.). Васильев Л.С. указывает, что в любой из них активно идет процесс экономического роста, укрепляются многие элементы структуры европейского типа, но в то же время существует определенный барьер, опирающийся как на экономическую отсталость сельского населения, так и на социопсихологические стереотипы массового сознания и связанные с ними жесткие формы социального бытия, что особенно заметно в странах ислама.Для всех них характерно заметное поступательное движение в сторону постепенного сближения с евро-капиталистическим стандартом. Элементы европейской структуры постепенно превращаются в ведущую идейно-институциональную основу успешного развития. В результате в стране возникает новая ситуация, ослабляющая потенции старой структуры и силу ее возможного сопротивления, включая взрывы национализма и тем более экстремизма в форме прежде всего фундаментализма.Ряд стран описываемой модели, как Турция или Таиланд, уже стоят на грани перехода к первой— японской — модели, к структуре гармоничного синтеза.Вариантом второй модели следует считать примыкающую к странам этой группы, но по ряду важных параметров отличную от нее группу арабских нефтедобывающих монархий. Страны Персидского залива  с 70-х годов стали создавать собственные кредитно-финансовые учреждения и стали самостоятельно распоряжаться капиталами. Громадные средства были потрачены этими государствами на закупку суперсовременной военной техники и подготовку соответствующего персонала. Но одновременно в этих странах была создана современная инфраструктура – транспорт, связь, мощности нефте- и газоперерабатывающей промышленности, модернизировано  сельское хозяйство. Однако модернизируя экономику, правители этих стран делали все возможное, чтобы законсервировать общественные отношения, патриархально-клановый строй. Жизнь в этих странах регулируется  нормами средневекового исламского права: разрешено многоженство и запрещена продажа спиртных напитков, применяются   телесные наказания, а приговоренным к смертной казни отрубают голову. Здесь сохраняются абсолютные монархии. Такое сочетание современности и традиций оказывается возможным прежде всего за счет поддержания общего высокого уровня жизни местного населения, а также широкого использования в промышленности и сфере услуг не местной, а иностранной рабочей силы.Общее для всех стран второй модели в том, что они в принципе находятся в состоянии определенного равновесия, устойчивой стабильности. Экономика их если и не процветает, то, во всяком случае, вполне может обеспечить существование страны и народа. В регулярной помощи страны, развивающиеся по этой модели, не нуждаются, и даже есть определенные перспективы экономического роста. Существенна политическая стабильность большинства стран второй модели.

В) Вариант развития на основе марксистского социализма

Подлинно марксистско-социалистическими считаются  лишь несколько восточных: Китай, Северную Корею, Вьетнам. Особый статус у Монголии. Иногда с оговорками в это число включались такие страны, как Лаос, Камбоджа, с еще большими оговорками — Ангола, Эфиопия, Никарагуа. Остальные страны с марксистско-социалистическими режимами обычно относились к разряду стран «социалистической ориентации». Остановимся на рассмотрении трех основных из названных стран, которые могут считаться олицетворением марксистско-социалистического режима в странах современного Востока.Во всех этих странах социалистический  эксперимент был сравнительно недолог, в пределах тридцати-сорока лет, если считать до начала радикальных реформ (разве что в КНДР он затянулся несколько дольше). Ни у одной из них не было синдрома враждебного окружения, при всем том, что страны, о которых идет речь, вели реальные войны и, если иметь в виду Китай и Корею, до сих пор активно противостоят своим более удачливым некоммунистическим южным частям. Но самое главное — во всех них сохранилось крестьянское население. И стоило в Китае или во Вьетнаме начать рыночные реформы, как крестьяне первыми поняли, что от них требуется, и энергично взялись за производство и рыночный обмен, что и позволило реформам быстро побрить силу и дать результаты.Как и СССР, все перечисленные страны (в том числе Ангола и Эфиопия, Лаос и Камбоджа) испытали ни себе, что такое структура без частной собственности и свободного рынка, которые замещаются жестким тоталитарным режимом с гипертрофированной экономической, с жесткой социальной дисциплиной и суровыми репрессиями за малейшее отклонение от строго сформулированной нормы. Как и в СССР, в них после первых связанных с верой и энтузиазмом успехов в строительстве новой жизни — к тому же при помощи СССР — возникло естественное разочарование  в  достигнутых  результатах  и  резко  упали  производительность   труда,   результативность   экономического развития. Всюду развилась бюрократическая администрация, в большей или меньшей степени теневая экономика, основанная на черном рынке и коррупции власти. Люди постепенно переставали хорошо работать и производить качественные изделия. В Китае, например, вскоре после реформ 1978 г. в печати стали раздаваться жалобы на то, что за годы экспериментов люди разучились хорошо трудиться и что молодому поколению следует учиться качественному труду заново.Словом, все пороки, имманентные системе, которая стоит на тотальном огосударствлении экономики и самого человека, проявили себя в полной мере в каждой из стран Востока, где был установлен марксистско-социалистический режим. Разумеется, у каждой из стран были своя судьба, свои особенности. Но все они, включая Кубу, КНДР, которые пока еще из последних сил пытаются стоять на своем, прошли один и тот же сходный с советский путь. Попытки половинчатых реформ, как правило, лишь усугубляли положение, как и новые рискованные эксперименты типа маоцзэдуновских в Китае. По-прежнему подавлялись частная собственность и черный рынок, причем в отдельных случаях, как на Кубе и КНДР, весьма решительно.Найти выход из тупика удалось  в радикальных реформах, коренным образом менявших внутреннюю структуру и де-факто кончавших с марксистской утопией. Такого рода реформы в Китае начались после смерти Мао, в 1978 г.; во Вьетнаме—позже, в 80-х. Сегодня они проводятся также и во многих других странах, жестко или не очень жестко следовавших по пути марксистского эксперимента. Реформы всюду идут достаточно успешно, причем их успеху содействует прежде всего то обстоятельство, что уставшие от экспериментов люди еще не забыли старую, до социалистических экспериментов жизнь, пусть даже в условиях по-восточному контролируемого рынка. Этот-то рынок и восстанавливается в странах, о которых идет речь, в первую очередь.Обобщая ситуацию, можно заключить, что марксистско-социалистические режимы на Востоке в силу ряда причин не сыграли здесь той роковой роли, что аналогичный режим сыграл в России. Неизвестно, как будет обстоять дело с теми странами, которые не пошли по пути спасительных реформ. Затяжка с этим явно будет содействовать более болезненному для страны выходу из тупика. Но относительно КНДР можно прогнозировать, что скорее всего ее ждет судьба ГДР,— и это несколько обнадеживает, ибо в любом случае спасает положение.

Г) Африканская модель

Для стран, объединенных в рамках этой модели — а они численно преобладают, да и по количеству населения, особенно с учетом темпов прироста, весомы,— типичны не столько развитие и тем более стабильность, сколько отставание и кризис. Именно здесь накал драматизма наиболее заметен и ситуация наименее перспективна. К странам  этой  модели  относится  подавляющее  большинство африканских стран, некоторые страны исламского мира, в частности Афганистан и Бангладеш, а также другие бедные страны Азии, как Лаос, Камбоджа, Бирма и т. п.Хотя в подавляющем большинстве этих стран еврокапиталистиче-ская структура имеет весомые позиции в экономике, отсталая, а то и полупервобытная периферия здесь много более значима и практически задает тон. В строгом смысле слова применительно к странам этой модели тоже можно говорить о симбиозе, ибо сосуществование современного и традиционного секторов очевидно. Но если в странах второй модели симбиоз как феномен сопровождается внутренней устойчивостью и явной позитивной динамикой в сторону укрепления экономической базы и даже развития по направлению к будущему синтезу, то в странах этой модели положение иное. Отсталость этих стран усугубляется рядом обстоятельств, среди которых – очень высокий прирост населения, ошибки молодых лидеров независимых государств, этнические конфликты и политическая нестабильность.Лишь немногие из них со временем и при благоприятном стечении обстоятельств имеют шансы передвинуться в ряды стран второй модели, т. е. добиться некоей внутренней устойчивости и самообеспечения. Для большинства же видится удел незавидный, во всяком случае в обозримой перспективе. Страны африканской  модели в большинстве своем обречены на отставание, причем разрыв между ними и развитыми странами долго еще, видимо, будет только возрастать.Причины этого очевидны: здесь и низкий исходный уровень развития, отсутствие либо слабость имеющегося религиозно-цивилизационного фундамента, и скудость природных ресурсов, во всяком случае таких, которые, как нефть, могли бы легко приносить доход. Здесь наблюдается феномен некомпенсируемого существования, неспособности к самообеспечению или, в ряде случаев, феномен полупервобытного комплекса, способного гарантировать существование на полупервобытном уровне.Важно учесть и еще одно обстоятельство. Там, где такой уровень привычен и где феномен потребительства не слишком известен, как в Афганистане, экономические проблемы не очень остры — несмотря даже на внутренние междоусобицы. Хуже обстоит дело там, где демонстрационный эффект, т. е. связанное с законами капиталистического рынка энергичное стимулирование потребления, достиг внушительных размеров при невозможности обеспечить население теми товарами, которые в обилии на рынке и которые оно желало бы иметь. Драматический разрыв между желаемым и возможным рождает эффект иждивенчества, естественное стремление потреблять, не производя эквивалента. Частично такой разрыв покрывается за счет кредитов, но задолженность при этом растет угрожающими темпами, что рано или поздно приводит к прекращению кредитов и к еще более драматическому несоответствию между предложением свободного рынка и возможностями населения.Единственный    выход — массированная    целенаправленная политика, преследующая своей целью искусственное форсирование развития с прицелом на постепенное втягивание в экономику рыночного сектора все большего количества пока еще мало пригодного для этого местного населения. Нужно создавать рабочие места, вести работу по социопсихологической перестройке массового сознания. Тому и другому способствуют большие города, число и размеры которых, в частности в Африке, быстро увеличиваются. Но не слишком: нужны долгие десятилетия целенаправленных и дорогостоящих усилий для достижения хоть сколько-нибудь заметных позитивных результатов. Очевидно, рано или поздно, необходимость таких усилий для всеобщего блага будет осознана в мире.

Список использованной литературы

1. Васильев Л.С. История Востока. В 2 т. Т.2.- М.: Высшая школа,1993.2. Экономическая история зарубежных стран/ Н.И. Полетаева, В.И. Голубович и др.-  Мн.: ИП «Экоперспектива»,1997.3. Кредер А.А. Новейшая история ХХ век. В 2-х Ч. Ч.2.- М.:ЦГО,1995.4. Гаврилов Ю.Н. Развитие современной  цивилизации и японские грани «человеческого фактора»// Кентавр.-1992.- №6.

© Размещение материала на других электронных ресурсах только в сопровождении активной ссылки

Вы можете заказать оригинальную авторскую работу на эту и любую другую тему.

Контрольные работы в Магнитогорске, контрольную работу купить, курсовые работы по праву, купить курсовую работу по праву, курсовые работы в РАНХиГС, курсовые работы по праву в РАНХиГС, дипломные работы по праву в Магнитогорске, дипломы по праву в МИЭП, дипломы и курсовые работы в ВГУ, контрольные работы в СГА, магистерские диссертации по праву в Челгу.

magref.ru

Начальная Windows Commander Far WinNavigator Frigate Norton Commander WinNC Dos Navigator Servant Salamander Turbo Browser Winamp, Skins, Plugins Необходимые Утилиты Текстовые редакторы Юмор		File managers and best utilites Главная » Реферат » Восток в первой половине 20 века реферат Презентация: Восток в первой половине XX века. Восток в первой половине 20 века реферат История восточных стран в первой половине XX века В связи с выпуском брошюр «Анархизм в Японии и Корее» необходимо рассмотреть и общую историю этих стран, чтобы представлять картину целиком, понимать сложившиеся условия, в которых пришлось вести борьбу тогдашним революционерам. Для этого мы подготовили такой материал, который вкратце обрисует  историю трех восточных стран  — Китая, Японии и Корее в первой половине XX века (читайте также первую часть статьи). В этой главе будет рассказано про правящие режимы, взаимоотношения восточных стран друг с другом и с европейскими капиталистическими державами. Также будет рассказано о восстаниях, политических деятелях и движениях. Кроме того, начало XX века характеризуются появлением большого числа фотографий, что безусловно делает чтение статьи более ярким. Китай Первая половина XX-ого века стала для Китая непростым периодом. За 40 с лишним лет на территории бывшей Китайской империи сменилось три государственных строя, причем перемены происходили далеко не мирным путем. Чем же была вызвана такая ситуация? Ослабевшая династия Цин во главе с, прямо скажем, маразматической императрицей Цыси, узурпировавшей трон своего племянника во время переворота в 1898 году, не могла обеспечить империи процветание. Усугубила ситуацию и китайско-японская война, подорвавшая экономику Китая, который, в свою очередь, будучи аграрной страной, особо остро почувствовал на себе все ужасы разорения территорий. Также на ситуацию в стране повлияли пресловутые «Сто дней реформ», отмена которых императрицей Цыси поставила государство на краю пропасти и спровоцировала все последующие восстания. В мае 1900 года в Китае началось большое восстание, получившее название боксёрского или Ихэтуаньского восстания. 20 июня в Пекине был убит германский посол Кеттелер. Вслед за этим восставшими были осаждены дипломатические миссии, находившиеся в особом квартале Пекина. Было осаждено также здание католического кафедрального собора Петанг (Бейтанг). Начались массовые убийства «ихэтуанями» китайцев-христиан, в том числе было убито 222 православных китайца. 21 июня 1900 года Императрица Цыси, поддавшаяся ура-патриотическим настроениям, объявила войну Великобритании, Германии, Австро-Венгрии, Франции, Италии, Японии, США и России. Великие державы согласились о совместных действиях против восставших. Главнокомандующим экспедиционными силами был назначен германский генерал Вальдерзее. Однако когда он прибыл в Китай, Пекин был уже освобожден небольшим передовым отрядом под командованием русского генерала Линевича. Русская армия заняла нужную позицию — Маньчжурию. Восстание это преследовало цель — освободить Китай от интервенции, под которой националистически настроенные китайцы понимали: дипломатические миссии, иностранных торговцев, христианских миссионеров и т.д. Однако это выступление привело к обратному, по негласному договору между «странами-миротворцами», участвовавшими в подавлении восстания, Китай был поделен на сферы влияния, в частности, России досталась Маньчжурия — Северо-Восток Китая, а также аренда на 50 лет Порт-Артура и Порта Дальний. Во многом это стало причиной Русско-Японской войны, сухопутные сражения которой велись в основном на территории Китая. Причины войны: Со стороны России: стремление укрепить свое влияние на Востоке; концепция Плеве «о маленькой победоносной войне», которая должна была упрочить имидж российской монархии, находящейся в кризисном состоянии. Со стороны Японии: стремление помешать укреплению России в Китае; завоевание новых территорий для расширения ареала хозяйственной деятельности. Хоть Китай напрямую и не участвовал в этой войне, но она сильно подорвала его социально-экономическое состояние и расшатала политический строй. Китай в этой войне играл роль «лакомого кусочка», за который и воевали претенденты на гегемонию на Дальнем Востоке. По результатам войны Япония получила Порт-Артур и Порт Дальний, а также оккупировала большую часть Кореи и половину Сахалина, а также получила КВЖД в аренду. 14 декабря 1908 года в один день умерли Императрица Цыси и Император Гуансюй, которого Цыси ранее отстранила от власти. Гуансюй был отравлен, так как Цыси не хотела, чтобы он её пережил. На престол взошёл Император Пу И, которому было два года. Регентом назначен его отец князь Чунь, однако вскоре власть перешла к его брату. В 1911 году на фоне нестабильной ситуации в стране и продолжавшейся интервенции вспыхнуло Учанское восстание, явившееся началом Синьхайской буржуазно-демократической (по марксистской классификации) революции. В результате династия Цин оказалась свергнута и была провозглашена Китайская республика. После падения монархии, Богдо-хан Монголии отказался повиноваться республике и объявил, что его страна признавала сюзеренитет маньчжурской династии, а не Китайской республики. 3 ноября 1912 г. было заключено соглашение Монголии с Россией. Англия воспользовалась внутренней борьбой в Китае для усиления своего влияния в Тибете. Тибет поднялся на борьбу и заставил китайский гарнизон покинуть страну. С тех пор вплоть до оккупации Китаем Тибет оставался независимым государством. Россия согласилась считать Тибет английской сферой влияния, а Англия признала русские интересы в независимой (Внешней) Монголии. 12 февраля 1912 года малолетний Пу И отрекся от престола, и президентом новоиспеченной Китайской республики был провозглашен генерал Юань Шикай, командовавший восставшими во время Учанского восстания, однако фактически образовавшаяся военная диктатура не смогла решить всех скопившихся в Китае проблем, поэтому произошла Вторая революция под предводительством Сунь Ятсена, которая, впрочем, успехом не увенчалась и была подавлена феодалами-милитаристами Шикая. С началом крупномасштабных действий Первой мировой войны Китай заявил о своем нейтралитете, но и это не спасло его от высадки войск интервентов. 22 августа 1914 года Япония объявила войну Германии и высадила 30-тысячную армию севернее Циндао — центра немецкой колонии в провинции Шаньдун. После двухмесячной военной кампании Япония захватила германские владения в Шаньдун, а также распространила свой контроль на всю территорию провинции. В 1915 году китайские принцы голосуют за установление в Китае монархии с Юанем Шикаем на императорском троне. Распускается парламент. Объявляется о создании Китайской империи. Это вызывает ряд восстаний в провинциях Китая. Независимость от Пекина объявляют провинции Юньнань, Гуйчжоу и Гуанси. Потом отделяются Гуандун, Чжэцзян, Сычуань и Хунань. 22 марта 1916 года республика была восстановлена усилиями демократически настроенных государственных и военных чиновников. Юань Шикай отрекся от престола. После реставрации республики Китай фактически распадается на множество феодально-милитаристких группировок, финансируемых иностранными спецслужбами. Эту ситуацию смогла исправить  партия Гоминьдан. Взять власть ей помог созданный в СССР Коминтерн, который объединил Гоминьдан и Коммунистическую партию Китая в борьбе за единство страны и избавление ее от многочисленных военных хунт. В октябре 1924 г. в Гуанчжоу на должность главного военного советника прибыл Василий Константинович Блюхер. В том же году была принята Конституция Китая — законодательным органом становился Парламент, состоящий из Сената, избираемого органами местного самоупраления сроком на 6 лет, и Палаты Депутатов, избираемого народом сроком на 3 года, главой государства Президент, избираемый Парламентом сроком на 5 лет, исполнительным органом Кабинет, состоящий из Премьер-Министра и министра, назначаемых Президентом с согласия Палаты Депутатов, высшей судебной инстанцией — Верховный Суд, председатель которого назначался с согласия Сената, представительными органами местного самоуправления — собрания, избираемые населением, исполнительным органами местного самоуправления — административные советы, избираемые населением сроком на 4 года. Чан Кайши Однако не все в истории так радужно, как хотелось бы, и стремление к власти зачастую убивает в человеке и морально-нравственное, и рациональное начала. В марте 1926 года Чан Кайши – ученик Сунь Ятсена осуществил в Кантоне военный переворот, изгнал из города коммунистов, а спустя три месяца был избран председателем Гоминьдана и главнокомандующим вооруженными войсками. Добившись власти, Чан Кайши пригласил немецких советников во главе с бывшим генералом рейхсвера фон Сектом. В 1926 г. Национально-революционная армия Китая Чан Кайши предприняла так называемый Северный поход. В течение шести месяцев непрерывных боев от власти местных военных правителей были освобождены центральные районы Китая. В начале 1927 г. Чан Кайши пошёл на открытый развал единого фронта Гоминьдана и КПК: его войска начали разоружение шанхайских отрядов и дружин, начались массовые аресты и казни профсоюзных деятелей и коммунистов. В ответ на это коммунисты организовали 1 августа в городе Наньчан восстание части гоминьдановских войск, вошедшее в историю Китая как «Наньчанское восстание». В декабре 1927 г. было поднято коммунистическое восстание в Кантоне, которое гоминьдановцы подавили после четырёх дней кровопролитных боев. После нескольких военных операций к 1927 г. году войска Гоминьдана контролировали большую часть территории Китая. Осенью 1931 г. Япония напала на Китай. 18 сентября после серии провокаций японцы перешли в наступление, за короткое время оккупировав всю Манчжурию. В марте 1932 г. здесь было провозглашено государство Маньчжоу-Го, которое возглавил Айсиньгёро Пуи — последний император маньчжурской империи Цин, свергнутой в годы Синьхайской революции. В этих сложных условиях Чан Кайши был вынужден бороться одновременно с тремя врагами: внешней японской агрессией, спорадическими бунтами отдельных милитаристов на местах и вооружёнными силами КПК, претендовавшими на захват власти в стране. Он выбрал политику компромисса с японцами, с милитаристами вёл дела в зависимости от конкретных обстоятельств, с коммунистами же никакой компромисс был невозможен. В 1934 году основные силы КПК были блокированы в провинции Цзянси. В этих сложных условиях руководство КПК сумело организовать прорыв и после многомесячного марша привело войска на Северо-Запад страны в т. н. «особый район» с центром в городе Яньань; эти события вошли в историю КПК как «Великий поход». Чан Кайши планировал продолжать борьбу с коммунистами и там, но тут взбунтовался ряд его генералов, считавших более приоритетной задачей примирение с коммунистами и совместную борьбу с японской агрессией. В результате было подписано соглашение о создании единого фронта между КПК и Гоминьданом. Шеренга японских солдат на марше с трофейными пулеметами. На плечах у японских солдат пулеметы, захваченные в ходе боев с китайской армией: чешские ZB 26/30 и бельгийский FN1928 (на основе американского BAR). Китай, 1939 год Правительство Чан Кайши ещё во времена Веймарской республики фон Гинденбурга получало военную помощь от Германии. С приходом к власти Гитлера эта помощь была увеличена в целях борьбы с коммунистами. 25 ноября 1936 года Япония и Германия заключили Антикоминтерновский пакт, направленный против СССР и коммунистического движения, Китай тоже попадал под него. 7 июля 1937 г. конфликтом у моста Лугоуцяо недалеко от Пекина началась «большая» война между Японией и Китаем. С этого момента, по мнению китайских историков, начинается Вторая мировая война. 21 августа 1937 года был подписан Советско-китайский договор о ненападении, после чего СССР стал оказывать военную и экономическую помощь правительству Чан Кайши (Китаю поставлялась самолёты И-16 и другая военная техника, в первое время на стороне Китая воевали советские лётчики). Германская военная помощь Китаю была прекращена. После завершения Второй мировой войны и капитуляции Японии в Китае началачь гражданская война, основными противоборствующими силами которой являлись уже знакомые нам Гоминьдан и КПК. На севере Китая при поддержки советских военных специалистов была создана и обучена Народно-освободительная армия Китая, которая вступила в противостояние с правительственными силами Гоминьдана. С самого начала командование войск гоминьдана допустило стратегическую ошибку: несмотря на успехи первых столкновений с НОА в Маньчжурии, военные действия в Северо-Восточном Китае не были доведены до конца, Гоминьдан направил свои усилия не на борьбу с регулярными войсками КПК, а на уничтожение партизанского движения и партизанских баз в Центральном, Восточном и Северном Китае. За короткие сроки было разбито 52 дивизии Чан Кайши, ещё 26 дивизий, обученных военными инструкторами США, перешли на сторону КПК. В начале 1949 г. армия вошла в Северный Китай, где объединилась с войсками 8-й армии КПК. 15 января был взят Тяньцзинь, 22 января — Пекин. К весне 1949 г. вооруженные силы КПК освободили от гоминьдановцев весь Китай севернее реки Янцзы и восточнее провинции Ганьсу. К концу гражданской войны Народно-освободительная армия представляла собой мощную 4-миллионую армию, крупнейшую в Азии. 24 апреля 1949 г. войска КПК под командованием маршала Лю Бочэна вступили в столицу гоминьдановского Китая — город Нанкин. Само гоминьдановское правительство ещё в феврале переехало на юг страны, в Кантон, а затем вместе с остатками верных ему войск — бежало на остров Тайвань. С 1949 года администрации Чан Кайши и его преемников контролируют только Тайвань и прилегающие острова. Долгое время администрация Китайской Народной Республики считалась Китайской Республикой незаконной и узурпаторской, а суверенитет Китайской Республики с точки зрения Гоминьдана распространялся на весь Китай. До 1971 г. Китайская Республика входила в Совет безопасности ООН. Правление Чана было в значительной степени авторитарным и диктаторским, но после его смерти в 1970-е годы в Китайской Республике начались демократические реформы. В настоящее время Китайская Республика держит курс на фактическую независимость от материка и пытается вступить в ООН самостоятельно. В конце года Народно-освободительная армия Китая уничтожила основные группировки Гоминьдана на континенте, победоносно завершив третью гражданскую войну в Китае. На этом можно закончить историю Китайской империи и Китайской республики и перейти к истории нового государства – Китайской народной республики. Победа над Гоминьданом и захват власти КПК стали возможны благодаря решающей поддержке Советским Союзом. 1 октября 1949 г. в Пекине была провозглашена Китайская Народная Республика. На следующий день Советский Союз первым признал КНР и заключил с ней «Договор о дружбе, союзе и взаимной помощи». Следуя Советской модели, КПК принялась за создание плановой экономики. Однако в отличие от СССР Китай не спешил с проведением жесткой аграрной коллективизации и поспешной индустриализации с советской помощью. Сблизившись с СССР, Китай соответственно оказался в экономической изоляции со стороны США и других стран НАТО. Япония В ХХ век Япония вошла мощной военно-морской державой, претендовавшей на главенство на Дальнем Востоке и в Юго-Восточной Азии. Только что закончив японо-китайскую войну 1894-1895 гг., по результатам которой Япония фактически получала под свой протекторат Корею, японское правительство начало подготовку к войне с Россией. Эта война была выгодна обеим странам, так как для Японии это был шанс окончательно укрепиться на материке, а для российской императорской короны – шанс укрепить свою власть в соответствие с концепцией «маленькой победоносной войны» министра внутренних дел Плеве. В.К.Плеве (в 1904 году был убит эсером) 30 января 1902 года Япония подписала договор с Великобританией, признававший японские интересы в Китае. В июне 1903 года Япония попыталась урегулировать отношения с Россией, предложив взаимное признание целостности Китая и Кореи с одновременным признанием железнодорожных прав России в Маньчжурии и японских экономических и политических интересов в Корее. Однако Россия в октябре 1903 года ответила такими контрпредложениями, которые фактически полностью игнорировали англо-японский союз. Японское правительство не могло принять требования России и в январе 1904 года ответило отказом в резкой форме. 5 февраля 1904 года Япония разорвала дипломатические отношения с Россией. Без предупреждения в ночь с 8 на 9 февраля японский флот атаковал русский флот в Порт-Артуре, а 10 февраля Япония формально объявила войну России. Знаменитый крейсер Варяг, который не сдается врагу (события как раз времен начала войны) На начальном этапе войны для японской стороны важнейшей задачей было установить контроль над Корейским проливом, чтобы перебросить свои войска на материк и обеспечить их всем необходимым для ведения боевых действий. Эту задачу ей удалось выполнить 13 апреля, когда было нанесено поражение российскому флоту на подходе к Порт-Артуру, после чего русская эскадра оказалась запертой в Порт-Артуре. Это позволило Японии перебросить свои войска в Корею, захватить Сеул и выйти к реке Ялу. Картина: битва у реки Ялу, 1904 29 апреля — 1 мая японцы нанесли первое поражение русской армии (Тюренченский бой). Затем 1-я японская армия, перейдя реку Ялу, быстро двинулась на юг Маньчжурии. В это же время 2-я армия была высажена на Ляодунский полуостров. Несколькими днями позже 3-я армия окружила Порт-Артур  и начала его осаду. Попытка эскадры, запертой в Порт-Артуре, 10 августа прорвать блокаду была неудачной. 29-августа — 3 сентября 1904 года русским войскам было нанесено поражене при Ляояне, после чего они отступили к Мукдену. 2 января 1905 года пал Порт-Артур, а позднее, 10 марта 1905 года, русская армия потерпела поражение в решающем сражении под Мукденом. Разгром эскадры адмирала Рожественского японским флотом под командованием адмирала Того в Цусимском проливе 27 мая 1905 года довершил военную катастрофу России. Ведение войны с Россией, несмотря на то, что основные ресурсы последней были сосредоточены в европейской части страны, было для Японии серьёзнейшим испытанием. Хотя разгром русского флота и снял угрозу непосредственно территории Японии, тем не менее силы её были истощены. Государственный долг по сравнению с довоенным вырос в 4 раза, резко ухудшилось положение масс, выросла безработица, уменьшилось производство основных сельскохозяйственных культур. Это обусловило стремление Японии выйти из войны, несмотря на то, что к началу войны Япония, казалось бы, обладала немалым военно-экономическим потенциалом. В результате 5 сентября 1905 года был подписан мирный договор в городе Портсмут, в качестве посредника выступали США. По мирному договору Япония, как признанная победившей сторона, получала возможность аренды Порт-Артура и Порта Дальнего, КВЖД и южную часть острова Сахалин (и то, только благодаря усилиям русского дипломата С.Ю.Витте). Далее японская экспансия устремилась на юг. В декабре 1905 года, после подписания с Кореей Договора о протекторате, правительством Японской империи было введена в Корее должность генерального резидента. На эту должность был назначен Ито Хиробуми. Генеральный резидент стал управлять внешней политикой этой страны, имел право приказывать командующему японскими войсками в Корее. Корейское правительство и местные власти также находились в его подчинении. В 1907 году император Коджон послал трех человек на Гаагскую конференцию о мире, чтобы попытаться представить Договор о протекторате как несправедливый и аннулировать его. Однако страны-участницы конференции отказались предоставить корейцам право голоса. Узнавший об этом инциденте Ито потребовал от Коджона объяснений. Слабовольный император сказал, что никого не посылал. Ито информировал об этом конференцию. Вскоре после этого инцидента Ито и лидер прояпонской фракции в Корее Ли Ванён вынудили Коджона отречься от престола в пользу своего сына Сунджона, а после этого подписали Новый японо-корейский договор о сотрудничестве, после которого генерал-резидент стал де-факто правителем страны. С точки зрения Ито, формальная аннексия Кореи была бы неразумной. Однако его сравнительно мягкая позиция не находила поддержки в японских правящих кругах, поэтому 14 июня 1909 года он ушёл в отставку с поста генерал-резидента. 30 мая 1910 год генерал-резидентом Кореи стал Тэраути Масатакэ. Японские морские пехотинцы бегут в атаку (Вторая Мировая война). На фото виден военный флаг Соединенного флота Японии, представляющий собой белое полотнище с красным солнечным кругом и шестнадцатью лучами 26 октября 1909 года во время встречи в Харбине с российским министром финансов В. Н. Коковцовым Ито Хиробуми был убит. Убийство Ито усилило позиции «радикалов» и послужило предлогом для окончательной аннексии Кореи Японией. 22 августа 1910 года генерал-резидент Кореи Тэраути Масатакэ подписал Договор о присоединении Кореи к Японии. Со стороны Кореи подпись поставил премьер-министр Кореи Ли Ванён, представитель императора Сунджона. После этого Корея окончательно утратила свой суверенитет; её правителем стал император Японии. До 1913 года в Японии было относительно спокойно: император Тайсё проводил либеральные реформы, направленные на усиление роли парламента и ослабление контроля над колониями, однако в дела вмешалась Первая мировая война. Японская империя вступила в Первую мировую войну на стороне Антанты. 23 августа 1914 года она объявила войну Германии. Поскольку Германия не могла организовать серьёзного сопротивления в Восточной Азии, Япония быстро оккупировала немецкие азиатские колонии. Для Японской империи крупнейшим сражением Первой мировой войны стала осада Циндао. В 1919 году Японская империя, наряду с Америкой, Великобританией, Францией и Италией, стала одной из пяти великих держав, принимавших участие в Версальской мирной конференции. По итогам Первой мировой войны Японская империя получила немецкие территории в Шаньдуне. Кроме того, Японская империя стала одной из стран-основателей Лиги Наций. Японские солдаты в ожидании сигнала атаки Несмотря на такие попытки стать страной-миротворцем, Япония продолжала придерживаться милитаристского курса, что, несомненно, влияло в лучшую сторону на ее военно-промышленный комплекс. В 1931 году Япония заняла территорию Маньчжурии, основав там марионеточное государство Маньчжу-Го. Такой шаг подвергся жесткой критике со стороны Лиги Наций, после чего Япония покинула Лигу. В 1939 году произошел конфликт Японии с СССР, вылившийся в бои на Халхин-Голе. Эта локальная война завершилась разгромом японской армии. Японские солдаты позируют с трофеями, захваченными в боях на Халхин-Голе. У одного из японцев в руках советский 7,62-мм танковый пулемет системы Дегтярева образца 1929 года ДТ-29.Трофеи могли быть захвачены как у советских войск, так и у войск Монгольской народной республики Выход из Лиги Наций привел Японию к сближению с нацисткой Германией и вступлению Японии в страны «Оси» в 1941 году. В этом же году был подписан Пакт о нейтралитете между СССР и Японией, однако оба государства на протяжении всей Второй мировой держали на своей границах достаточный контингент войск, чтобы в любой момент начать атаку. В 1937 году Япония начала вторую японо-китайскую войну, восточные историки считают именно ее началом Второй мировой. Несмотря на нейтралитет в отношениях с СССР, Япония активно вела боевые действия против США:  7 декабря 1941 года Японская империя напала на США, осуществив на американскую базу Перл-Харбор. Так началась Тихоокеанская война. Первоначальная стратегическая инициатива находилась в руках Японии, однако после поражений в битве у атолла Мидуэй и сражении за остров Гуадалканал она перешла к Америке. В 1944 году США захватили большую часть японских колоний в Тихом океане и приступили к бомбардировкам японской метрополии. Нападение на Перл-Харбор Утром 6 августа 1945 года американский бомбардировщик B-29 «Enola Gay сбросил на японский город Хиросима атомную бомбу «Little Boy» («Малыш»). Три дня спустя атомная бомба «Fat Man» («Толстяк») была сброшена на город Нагасаки. Этот снимок с воздуха дает возможность представить, какая мощь понадобилась, чтобы сломить оборону японцев на Иводзиме, 17 марта 1945 года. Десантные корабли ожидают возможности подойти к берегу, мелкие лодки снуют от берега к транспортам и обратно, доставляя на берег подкрепления и увозя раненых. На горизонте транспорты и эскорт из эсминцев и крейсеров. На берегу, рядом с первым слева аэродромом, видно наступление танков морской пехоты Существуют различные мнения о роли бомбардировок в капитуляции Японии и необходимости их проведения. Так, ныне в Соединённых Штатах доминирует воззрение, что бомбардировки помогли закончить войну на месяцы ранее, чем было бы без них, таким образом спасая множество жизней, которые были бы потеряны с обеих сторон, если бы произошло запланированное американцами вторжение в Японию. В Японии большинство считает, что бомбардировки не были необходимы, поскольку японское гражданское руководство тайно стремилось положить конец войне. Знаменитая фотография: морские пехотинцы подымают американский флаг на Иводзиме После атомной бомбардировки Хиросимы и Нагасаки и объявления Советским Союзом войны Японии 9 августа премьер-министра Кантаро Судзуки, министра императорского флота Мицумасу Ёнай и министра иностранных дел Сигэнор Того посоветовать Императору Японии, Хирохито, принять условия Потсдамской декларации и объявить о безоговорочной капитуляции. Однако офицерами Министерства армии, а также служащими Императорской гвардии в ночь на 15 августа была предпринята попытка государственного переворота, с тем, чтобы воспрепятствовать капитуляции. Заговорщики потерпели неудачу и совершили самоубийство. Император 15 августа впервые в истории Японии по радио обратился к нации и объявил о капитуляции Японии. Однако японские войска не прекратили сопротивления советским войскам в Маньчжурии. Только в конце августа разгромленные части Квантунской армии сдались. Акт о капитуляции был подписан 2 сентября 1945 года в Токийском заливе на борту американского линкора «Миссури». После капитуляции Японии во Второй мировой войне она была оккупирована союзными войсками вплоть до вступления в силу в 1952 году Сан-Францисского мирного договора. В течение этого периода Япония не обладала государственным суверенитетом, правительство и император подчинялись Верховному Командующему Союзными войсками. За время оккупации была проведена демилитаризация и демократизация Японии. В течение этого периода прошёл Токийский процесс, принята новая Конституция страны и начато восстановление японской экономики. Новая Конституция Японии была принята 3 мая 1947 года при участии оккупационных властей. Согласно 9-ой статье Конституции, Япония объявляла себя пацифистским государством и отказывалась от права на ведение войны. Император объявлялся символом японского государства. Официальное название Японии было изменено с «Великой Японской империи» на «Государство Япония». Принятие Конституции считается формальным окончанием истории Японской империи. Американские военные в Париже празднуют безоговорочную капитуляцию Японии Корея Корея вступила в ХХ век в достаточно непростом положении. Усиливающаяся Япония, давно положившая глаз на Корейский полуостров и норовила захватить его. Это и случилось в 1904 году вместе с началом русско-японской войны, в которой Корея, однако, официально не участвовала, что не помешало Японии не только дислоцировать свои войска на территории Корейского полуострова, но и вести у ее берегов морские сражения против России. Карикатура, посвященная русско-японской войне. Японский солдат идет по Корее в Маньчжурию. Надпись на бумаге «Настоящим предоставляю право прохода по корейской территории». Надпись сверху: «Так любезно» Попав в зависимость от Японии, Корея, соответственно, как и любая колония, встала на политический путь своей метрополии. Владычество Японии над Кореей историки делят на три периода: Первый период 1905-1919. Характеризуется ускоренными темпами индустриализации отсталой Кореи. Второй период 1920-1930. Отмечен временной разрядкой  в отношениях между колонией и метрополией. На пост правителя Кореи – генерал-губернатора могли назначаться гражданские люди корейского происхождения, до этого этот пост могли занимать исключительно японские военные. Третий период  1930-1945. Характеризуется повышенной ассимиляцией корейской и японской культуры. Корейцы призывались в японскую армию, буддисты и христиане обращались в синтоизм. С началом Второй японо-китайской и Тихоокеанских войн положение корейцев ухудшилось: генерал-губернаторство начало проводить политику вывоза корейских подданных в метрополию в качестве рабочей силы. Позднее корейцев стали также призывать в Императорскую армию (ранее туда призывали только подданных из метрополии). Кроме того, тысячи кореянок были вынуждены работать в полевых борделях японской армии в качестве проституток (официальное название — «женщины для комфорта»). После окончания Второй мировой войны и капитуляции Японии Корея вновь попала под влияние других государств. На этот раз это были две сверхдержавы: СССР и США. Они подписали соглашение о совместном управлении страной. Граница зон их влияния проходила по 38-ой параллели. В 1948 году были образованы 2 государства – КНДР на севере и Республика Корея на юге. Корейская война 1950-1953 года окончательно закрепила раскол. Больше о внутренней политики Японии и японской политики в Корее можно узнать в самих брошюрах. Моряк и медсестра целуются на Таймс Сквер в Нью-Йорке. Город празднует окончание Второй мировой войны, 14 августа 1945 года. (AP Photo/U.S. Navy/Victor Jorgensen) Поделись с друзьями! www.libfront.org Реферат История Страны Востока (20 век)	Доклад по истории на тему: «СТРАНЫ ВОСТОКА: НЕКОТОРЫЕ ИТОГИ ЦИВИЛИЗАЦИОННЫХ ПРОЦЕССОВ (XX в)» П Л А Н 1. Первый период трансформации азиатских обществ: конец XIX - середина XX века. 2. Второй период трансформации Азии: начало 50-х - рубеж 80-90-х годов. 3. Некоторые итоги цивилизационных процессов в Азии. Первый период трансформации азиатских обществ: конец XIX - середина XX века О веке XX можно говорить в цивилизационном смысле не как о формальной хронологической данности, а как о достаточно законченной цивилизационной стадии развития человечества. Поэтому век XX фор­мально начался еще в XIX. Пожалуй, суть этого цивилизационного феномена можно свести к двум вещам: торжеству (относительному) западной цивилизации и великому социальному экспериментаторству (последнее включает в себя и марксизм - от Ленина и Сталина до Мао Цзедуна, Пол Пота и Ким Ир Сена, и идеологизированный национа­лизм - от Муссолини и Гитлера до императорской Японии). Первые формы учебы у Запада увидела уже вторая половина века XIX. Трансформация Азии в первой половине XX в. - до окончания второй мировой войны - полностью наследовала этим росткам транс­формации и составила, собственно, первый период трансформации Азии. При этом пути реформирования обществ были абсолютно раз­личны. Япония, совершив реставрацию Мэйдзи, сохранила традиционную систему власти и хозяйствования (авторитаризм в экономике), заимст­вовав у Запада, по сути, только одну вещь: концепцию "прогресса". Как мы уже говорили, "прогресс" - понятие крайне широкое, но в нем все же есть ядро, а именно - линейное развитие на основе неограничен­ного совершенствования науки и техники. В Японии это вылилось в два процесса: заимствование научно-технических достижений Запада и рождение идеи экспансии Японии. На протяжении веков Япония су­ществовала исключительно в пределах Японских островов, не идя даже на освоение ничейных земель к северу и северо-западу (которые она формально могла включить в свои владения задолго до появления на тихоокеанских берегах России). Однако ее концепция исторической перспективы не требовала линейной пространственной экспансии. Экс­пансия как род деятельности в принципе не существовала для японцев. Запад принес концепцию "прогресса", а вместе с нею и концепцию реального - а не идеального, как было, например, в Китае, - распрост­ранения влияния своего этноса далеко за пределы изначального ареала. В конце XIX в. Япония начала активную экспансию в Восточной Азии, пользуясь смутой и слабостью Китая и Кореи, сталкивается с Росси­ей и побеждает ее. Всего через тридцать лет после реставрации Мэйдзи пополняет число мировых держав - единственная из азиатских стран. Темпы ошеломляющие. Еще в середине XIX в. появившиеся на рейде Нагасаки паровые корабли американцев повергали японцев в прострацию; в мае 1905 г. в Цусимском проливе адмирал Того наголову разбил мощную эскадру адмирала Рождественского - эскадру России, которая к тому времени уже два полных века была морской державой. Цусима - не просто грандиозная морская битва, но еще и цивилизационный прорыв Японии. Складывается принципиально новая ситуация: азиатская нация, никогда не проводившая экспансионистскую политику, начинает завоевывать Азию же; более того - праматерь японской культуры (Китай и Корею, откуда Япония получила в свое время цивилизационные основы). Кроме Японии, ни одна азиатская нация до второй половины века такой модели не следует. Такую модель можно назвать авторитарно-военной, т.е. перенятием западных артефактов (лат. arte - искусственно и factus - сделанный) главным образом для последующей широкой экспансии, и развивается она на взлете стремительного переосмысления начал национального сознания. Дол­гие годы Япония была уникальна; но в 70-е годы по той же модели по­шел Вьетнам, пытаясь объединить под своей эгидой Индокитай, исходя из других социальных посылок, но схожестью модели доказывая, что социальные посылки по сравнению с цивилизационными вторичны. Реакция Китая была совершенно иного рода - смута и хаос. Являв­шийся своего рода прародителем японской цивилизации, Китай, тем не менее, продемонстрировал специфику своего национального духа. В экстремальных условиях, когда стресс (всех видов, от чисто психо­логического до военного) оказался чрезвычайно силен, китайское общество выдало совершенно другую реакцию, нежели японское: Япония отреагировала созданием волевого режима; Китай ответил бессилием. Привитие концепции "прогресса" к древу китайской цивилизации привело к лихорадке всего организма. При цивилизационной-то родст­венности Японии и Китая - почему? Ни один однозначный ответ не удовлетворителен. Однако можно предположить, что Китай, будучи эпицентром замкнутой модели мира, был во много раз более, нежели Япония, приспособлен к слому старой модели. Япония, в которой замкнутая модель была слабее укоренена, справилась с инъекцией; для Китая доза западного влияния оказалась летальной; государство исчез­ло, распавшись на тридцать лет на враждующие формирования; прави­тельство Чан Кайши представляло на мировой арене Китай сугубо формально; на деле вплоть до победы коммунистов в 1949 г. Китай как государство прекратил существование. Разрушенная концепцией "прогресса" (интродукция которой означала крах всех устоев, в первую очередь - самых важных - психологически-бытийных), китайская цивилизация оказалась не в силах справиться с цивилизационным шоком. Для Китая - в силу прочности и фундамен­тальности его цивилизационных устоев (в большей мере, нежели в Японии) появление западной цивилизации было сопоставимо с тем гипо­тетическим воздействием, которое имела бы для Земли интродукция (не менее гипотетических) "инопланетян". Причем это "инопланетное" воздействие развивалось в двух пластах. Отсталость мира артефактов казалась банкротством цивилизации. Чем мог Китай, "в принципе" изобретший порох и даже отравляющие газы, ответить западным пушкам и ружьям? Что мог Китай, изобрет­ший практически все, необходимое для самодостаточной замкнутой цивилизации (в том числе бумагу, книгопечатание), противопоставить плодам научной и промышленной революции - тот же самый телеграф был совершенно "инопланетян". Китайская наука не отставала от западной, она была действительно "инопланетной", со своими законами развития, через которые она не могла переступить. Китайская (тибет­ская, японская, вьетнамская, монгольская и т.п.) наука могла доско­нально изучить человеческое тело и овладеть естественными методами лечения, потенциально более верными, чем западные методы вмеша­тельства. Однако китайская наука была направлена по циклическим, а не линейным измерениям. Циркуляция жизненной энергии в челове­ческом теле - одно дело, а линейное проникновение в физические законы — от закона тяготения до расщепления атома — было совершен­но другим. Поэтому те артефакты, которые были привезены Западом в Китай сначала (пока масштабы проникновения не были широки) воспри­нимались как игрушки - часы, глобусы и т.д., а затем - как нечто ино­планетное, т.е. совершенно непостижимое и произрастающее из иного цивилизационного корня. Однако как ни был велик шок, артефактам можно было научиться, что и продемонстрировала Япония. Но, когда мощная цивилизационная концепция Китая столкнулась с цивилизационными концепциями Запада Китай не смог справиться и распался. По каким параметрам проникла концепция "прогресса" в Китай? В Японии было перенято одно - линейная экспансия государства, госу­дарственный "прогресс", так, как его понимало европейское государст­во на протяжении веков - расширение своих пределов за счет соседей, причем расширение поистине беспредельное, если соседи слабы. Эта же концепция действовала и у северных кочевников, которые неоднократ­но покоряли части Китая, а дважды - весь Китай (монголы и маньчжуры) и угрожали даже вторжением в Японию (монголы). Однако исхо­дившая от примитивных племен, жадно поглощавших китайскую куль­туру (и преследовавших цели экспансии, очевидно, только в результате естественного доминирования в зачаточных этносах того инстинкта, который Ницше назвал "Волей к Власти"), концепция эта не могла быть воспринята. Когда ее принесли в совокупности идей пришельцы с Запада, дело изменилось, и Япония переняла эту концепцию. С Китаем было другое. Он экспансии речь не шла: Поднебесная была крайне слаба и легко сдалась под ударами западного империализ­ма, чтобы затем погрузиться во внутреннюю смуту. Однако смута отражала концепцию "прогресса"; некоторые участники смуты были ее носителями. Попробуем разобраться. С концепцией "прогресса" в Китай пришла и эсхатология, выражен­ная в буддизме слабо по сравнению с христианством, а в конфуцианстве и даосизме и вовсе не выраженная. К тому же старый Китай, как каза­лось, уже действительно вошел в Апокалипсис; должен был родиться новый. Революционный эсхатологизм развивался по двум ветвям - гоминдановский и коммунистический. Гоминьдановская ветвь поборола эсхатологию достаточно быстро и стала идти по пути перенятия арте­фактов и возвращения к традиционным цивилизационным посылкам. Коммунистический эсхатологизм же оказался чрезвычайно жизнеспо­собным. Многолетняя вооруженная борьба компартии Китая - до 1945 г. фактически без какой-либо ощутимой помощи со стороны СССР - объяснялась во многом именно силой этого революционного эсхатологизма. Разрушение практически всех устоев старого общества и построение абсолютно нового - этот постулат для азиатской страны имел совершенно особый смысл; в России построение нового общества и разрушение старого не означало смену цивилизационной концепции: как бы ни боролись в революционной России со старым, революция тем не менее осуществлялась в старой цивилизационной сетке координат. Азиатским же обществам предстояло освоить нечто более значимое и базовое, чем марксизм: концепцию "прогресса". Китай дает нам три модели реакции Востока на включение в общецивилизационный поток: - смута; однако, эта реакция не может рассматриваться как самоценностный феномен, как ступень в цивилизационном развитии; это, скорее, вертикальная часть ступени, переходный период; - агрессивное отторжение традиционных структур с последующей борьбой за торжество западных; этот тип реакции, естественно, должен рассматриваться как самостоятельный историко-цивилизационный феномен; такова была реакция сегментов китайского общест­ва, ориентированных на компартию Китая; было и иное - идеализация западных демократий, основанная на том же самоуничижении; - перенятие техники западных артефактов при значительном сохра­нении традиционных структур; этот феномен, как и предыдущий, также вышел из смуты и стал самодостаточен; он был характерен для сегментов китайского общества, ориентированных на гоминдан. Чан Кайши имел сначала советских, потом немецких, потом американских советников, гоминьдан имел ЦИК и т.д., однако национальность режима не подлежала сомнению и культивировалась; в книге "Судьба Китая" Чан Кайши резко поставил вопрос о западном вмешательстве и национальной гордости и значимости - чего в этот период практически не делали лидеры компартии Китая. Развитие Индии в первый период взаимодействия Азии и Запада (первая половина XX в.) также можно рассматривать в рамках послед­ней модели. Индийское общество находилось в процессе бурных пере­мен; главным было формирование местной буржуазии и становление демократических институтов - и то, и другое происходило при активном участии колониальных хозяев - англичан. Однако вестернизации Индии хотели немногие индийцы. Традиция никогда не прерывалась; самой значительной фигурой первой половины века в Индии был, безусловно, Махатма Ганди, организовавший Индийский национальный конгресс и боровшийся за неведомые раньше индийской цивилизации формы демо­кратии посредством отлично знакомых каждому индийцу религиозно-философских постулатов. Существовал своего рода парадокс: конгресс выступал за демократию, о которой как феномене азиатское общество не имело никакого понятия, однако оперировал при этом архетипами национального сознания. Зерна демократии, ее идеалы, а не институты существовали в индийском религиозно-философском наследии, вот поче­му появились силы, готовые добиваться демократии посредством тради­ционных концепций, в частности концепции ненасилия. В связи с этим можно высказать и более общую мысль, относящуюся к взаимодейст­вию Азии с Западом в целом: артефакты Запада победили артефакты Востока - в этом Восток, безусловно, и радикально изменился. Но, даже сознательно принимая всем сердцем, идеалы общественно-бытийные -права человека, демократию, прогресс и т.д., - человек Азии мог принять их не в той мере, в какой ему позволяли полученные на Западе или у Запада знания, а в той мере, в какой новые общественно-бытийные идеалы существовали в потенции в национальных мифах. Поэтому (и мы к этому вернемся ниже) трансформация Азии, как она виделась Западу в рамках известной "цивилизаторской миссии", так и не удалась: Восток остался Востоком, переняв западные артефакты. Возвращаясь к очерченным нами моделям реакции на западное втор­жение, надо сказать, что последняя форма — перенятие артефактов при значительном сохранении старых структур - имела наибольшие перс­пективы. Однако в первый период азиатской истории XX в. ее домини­рование еще было совершенно неочевидно. Как мы уже сказали выше, главным историческим содержанием XX в. была трансформация азиатских обществ, однако не per se, a именно благодаря исключительно влиянию Запада. Если беспрецедент­ные трансформации России, Германии, Австро-Венгрии и т.д. были порождены именно эндемичными причинами, то перемены в Японии, Китае, Индии, других странах Азии были вызваны не их циклически стабильным на протяжении столетий развитием, а приходом Запада. Это можно продемонстрировать хотя бы на примере Тибета. Изолиро­ванный практически от всего мира и лишь условно входивший в сферу влияния Поднебесной империи, Тибет к XX в. неожиданно стал местом международного взаимодействия. Англия и отчасти Россия начали при­меряться к Тибету. Воспользовавшись смутой в Китае, Тибет обрел полную независимость. Западное влияние не успело затронуть основ тибетского общества; Тибет продолжал оставаться святая святых Азии - самым сокровенным, закрытым от Запада ее местом. Но про­никновение Запада породило в Китае мощное коммунистическое эсхатологическое движение, которое, придя в 1949 г. к власти, немед­ленно покорило Тибет, ликвидировав его de facto независимый статус; Тибет вошел в эпоху беспросветного коммунистического тоталитариз­ма. Одна азиатская культура (китайская) стала уничтожать другую азиатскую культуру (тибетскую). Беспрецедентное явление; раньше китайцы были абсолютно веротерпимы. Однако Запад привнес в Китай новые бытийные структуры. Концепция "прогресса" требовала макси­мально возможной государственной экспансии и ликвидации "отсталос­ти", в том числе Тибета, который, сохранившись в неприкосновенности, выглядел как вызов для китайской культуры, на время отказавшейся от своего прошлого. В чем же заключались основные итоги трансформации Азии в первой половине XX в.? Как представляется, определенным рубежом явился конец второй мировой войны на тихоокеанском театре военных действий. Основные феномены трансформации сводились к следую­щему. Авторитарно-военная модель потерпела крах в Японии под ударами союзников. Это не было простым поражением режима в войне; устра­шенные последствиями бесконтрольной трансформации азиатского общества, американцы взяли дело в свои руки. Послевоенная транс­формация Японии стала уже развиваться под контролем американцев. Пока же первая ступень приспособления к Западу рухнула. Япония не была чистым листом: опыт перенесения западных артефактов насчиты­вал уже 80 лет; правда, в прошлом это было перенятие военных арте­фактов. Однако на этом опыте предстояло строить новую модель. В Китае, напротив, победили две имеющиеся модели - коммунисти­ческая эсхатологическая и национальная, заимствующая артефакты. Первая победила с установлением Китайской Народной Республики; вторая утвердилась на Тайване (можно, конечно, говорить о том, что Тайвань был скорее бастионом гоминьдана, чем полем эксперимента; однако даже в этом бастионе тем не менее, общество стало развиваться по какой-то определенной модели). Обе модели, выношенные в утробе смуты, в 1949 г. появились на свет в качестве осей государственности. Индия получила независимость именно в рамках национальной моде­ли, заимствующей артефакты. (При этом традиционные структуры дали о себе знать разделением бывшей колонии на две части - индуист­скую собственно Индию и мусульманский Пакистан.) Страны Юго-Восточной Азии вошли в решающую фазу антиколони­альной борьбы. При этом трансформация опять-таки происходила под воздействием западных идей - не в последнюю очередь марксизма и вообще левого движения. Революционный эсхатологизм в это время преобладал, хотя Филиппины получили независимость из рук американ­цев после многолетних цивилизаторских усилий последних. Мы можем датировать конец первого периода трансформации Азии примерно началом 50-х годов, когда сложился послевоенный политический миропорядок, и сложный конгломерат феноменов, подытоживаю­щих включение Азии в мировой цивилизационный поток, устоялся в какую-то логическую общность. Второй период трансформации Азии: начало 50-х - рубеж 80-90-х годов Каковы были основные цивилизационные феномены второго периода? Очевидно, их можно свести к трем группам. Первая группа - строи­тельство небывалой, невиданной цивилизации на основах коммунистического эсхатологизма. Именно эта группа явилась определяющей для Азии. Да, экономический скачок Японии имел место; более того, если сегодня мы стоим, по сути, на руинах социалистического мира, то феномен Японии устойчив, и японский путь в отличие от социалисти­ческого доказал свою жизненность. Социалистическая же цивилизация как феномен остается в прошлом. Но если посмотреть, что составляло ось развития Азии во второй период трансформации в XX в., то со всей определенностью можно сказать, что это было социалистическое цивилизаторство и противодействие ему; перенесение западной (некомму­нистической) цивилизации в Азию имело смысл не только само по себе, но и во многом как противовес революционному эсхатологизму. Начавшись с грандиозной победы революции в Китае, радикально изменившей не только мировой баланс сил, но и мировой цивилизацион­ный баланс, коммунистический эсхатологизм перекинулся в Северную Корею и Индокитай, причем последние его успехи выражались в транс­национальном социализме в Индокитае, начиная с конца 70-х годов, когда Вьетнам на короткий период практически объединил Индокитай. При этом практически все страны Азии испытали на себе значительное влияние социалистической идеи; ряд стран - Индия, Индонезия, Бирма, Сингапур - в разное время играли с ней, так, впрочем, и, не переходя грань декларативности и не допуская деструктивные силы социализма до сути своего внутреннего развития. Важно отметить, что при этом социалистическое строительство в Азии было достаточно автономным феноменом. Да, оно было индуциро­вано цивилизационным всплеском социализма в России в 1917 г., да, организационно оно поддерживалось и направлялось сначала Коминтер­ном, затем ЦК КПСС, но никогда социалистические страны Азии не были в той мере послушны и управляемы, как восточноевропейские. Правда, не стоит, и преувеличивать неавтономность социализма в Восточной Европе: не говоря уже о Югославии и Албании, даже страны Варшавского Договора, как показывают появившиеся в послед­нее время источники, не всегда были в полной мере послушны Москве. Но все равно между большинством восточноевропейских стран и азиатскими была колоссальная разница: в восточноевропейские страны (опять же за исключением Югославии и Албании, и это показательно) социализм был практически привнесен на штыках Советской Армии. В Азии социализм был выпестован антиколониальной борьбой, переварен будущей коммунистической элитой в ходе войн; в течение длительного времени компартии действовали независимо от Москвы. Они насле­довали эсхатологические модели трансформации Азии и оказались трудноуправляемы, а в случае с Китаем - и неуправляемы вовсе. Социализм в Азии принял, пожалуй, еще более совершенные формы, чем в Европе. Дело здесь отнюдь не в числе "жертв социализма", а в его тотальности: масштабы его разрушительной деятельности в Азии были несравненно шире. Мао Цзедуну, Ким Ир Сену, Пол Поту удалось добиться в полном смысле слова абсолютного контроля над обществом, построить социализм действительно по его пятому классику - Орвеллу, создать не только тотальный репрессивный аппа­рат, но и общество тотального социализма, которое преследовало не просто "врагов народа", но и за недостаток социалистической истерии. В европейских социалистических странах всегда существовал какой-то островок суверенности (во внутреннем мире личности и даже в социуме), несмотря на все усилия репрессивного аппарата. В Азии такого островка не было. Не случайно, что именно в Азии имели место многочисленные воору­женные агрессии соцстран - Кореи в 1950 г., Вьетнама в 1975 и 1978 гг., Китая в 1979 г. Можно возразить на это, что и Советский Союз вторгался в Венгрию и Чехословакию; но это качественно иной вид агрессии: вводить войска в страну- сателлита. Это, строго говоря, не агрессия, а реинтервенция, подтверждение своего господства, до­стигнутого в результате второй мировой войны. В Азии же было другое — именно агрессия, именно расширение своей сферы влияния наново. Пожалуй, единственный аналог этого в западном социалисти­ческом мире - интервенция СССР в Афганистане. Нельзя не сказать и о другом: социализм в Азии вообще оказался более социалистичным как формация, чем в Европе. Геноцид Пол Пота на порядок отличался от геноцида Сталина. Отношение Мао Цзедуна к ядерной войне было радикально другим, нежели не только Хрущева, но и Сталина (последние ядерной войны все же серьезно опасались). Вряд ли можно объяснить все это случайным стечением обстоя­тельств. Скорее всего, здесь сказалась азиатская концепция личности - отсутствие ее суверенитета, интегрированность личности в государст­во, безусловный примат всех вышестоящих структур - семьи, производ­ственной ячейки, партии, государства. Автору уже приходилось гово­рить о существовании так называемой "дилеммы Субботы", которую можно сформулировать на основе евангельского текста: что для чего - человек для Субботы (служившей в Евангелиях символом устоявшихся социальных структур и приоритетов) или Суббота для человека. Иначе говоря, что важнее - суверенность личности или подчинение личности интересам высших структур - семье, производственной ячейке, партии, национальности, конфессии, государству. В европейском сознании эта проблема так и осталась на уровне неразрешимой дилеммы, так или иначе присутствующей во всех основных учениях и в личном выборе человека. В Азии же, как представляется, дилемма Субботы была решена однозначно и именно в те времена, когда формировались циви-лизационные устои; при этом со всей определенностью было обозначе­но, что не Суббота для человека, а человек для Субботы. Если обра­титься к Евангелиям, то мы обнаружим прелюбопытную вещь: судя по всему схожее решение дилеммы формировалось и в Иудее, но Иисус разбил примат высших структур над человеком, подчинив его только Богу. Если бы не христианство, возможно, в средиземноморском очаге цивилизации сформировались бы сходные с азиатскими концепции взаимоотношения личности и высших структур. Однако этого не произошло. Азия же решила дилемму Субботы однозначно, и это сказалось решительно на всех моделях трансформации Азии в XX в., но, пожа­луй, ни в одной так отчетливо, как в азиатской социалистической фор­мации. Это легко объяснимо. Социализм по определению тоже решает дилемму Субботы в пользу Субботы - высших структур, в особенности партии и государства. Однако в средиземноморском ареале цивилиза­ции его усилия нейтрализовались давней традицией выбора, двойствен­ности решения, его вечной неопределенности. В Азии, напротив, тради­ция в этом смысле становилась на сторону социализма. Отсюда и орвеллианский социализм Азии. Второй группой феноменов трансформации Азии было развитие по квазизападному пути - привнесение рыночных отношений, либеральных институтов, интеграция в мир. Наиболее крупных успехов здесь доби­лась, конечно, Япония, по практически большинство несоциалистичес­ких стран Азии в той или иной мере шло по этому пути. Однако это не включило их в цивилизационном смысле в западный мир; более того в цивилизационном отношении они сохранили близость скорее к соцстранам Азии. Объяснение этого лежит, очевидно, в плоскости той же самой дилеммы Субботы. Азиатские общества заимствовали институты и экономические механизмы Запада, но в итоге по-прежнему говорили с Западом на разных языках. Если в мировых экономических отношениях язык Азии был все же понятен Западу, то уже во внутриэкономическом развитии этих стран этот язык становился труднопонятен, и экономи­ческий скачок Японии, Южной Кореи или Сингапура объяснялся не только волшебной силой рынка, но и абсолютной подчиненностью лич­ности интересам высших структур. Отношения японца или южнокорейца с его фирмой оставались за пределами понимания Запада: да, уход в "работу с головой был известен и Америке, и ФРГ, и Австралии, но нигде он не принимал таких абсолютных форм, как в Азии. В годы "холодной войны" господствовало деление стран Азии на "своих" и "чужих", но это была условность. Во-первых, те страны, которые находились под американским военным зонтиком (в той или иной степени) или под политическим влиянием США, тем не менее, отличались от Запада по своим цивилизационным установкам. Во-вто­рых, существовала и ничейная земля - как в лице отдельных стран (Индия, Бирма), так и в лице отдельных бытийно-цивилизационных пластов в сознании формально верных союзников (Япония, Южная Корея). И это подводит нас к третьей группе феноменов, которая вовсе не обозначает отдельную группу стран, но которая присутство­вала практически во всех странах Азии. Эту группу феноменов можно назвать поисками своего традиционного лица в новом цивилизационном потоке. Азия уже долгое время существовала в новой цивилизационной среде; каждая культура выдавала свою реакцию на эту среду, и среда деформировала куль­туры, местами снимая с них значительные пласты. Сложилась види­мость цивилизационной победы Запада над Азией; реальностью была определенная фрустрация национальных азиатских "я", "я" периода трансформаций под влиянием Запада. Но ядро культур сохранялось, и вот пришло время, когда начались поиски своего нового "я". "Я" не могли застыть надолго в состоянии ущербности, фрустрации. Они могли манифестировать только в выявлении своей уникальности, своеобыч­ности, своего национального, наконец, того, что могло противостоять обезличенному новому "трансформированному" облику. Если можно ис­пользовать здесь термины психологии, это была борьба с мучительной деперсонализацией, вызванной новым цивилизационным потоком. Ни одна страна не осталась в стороне от этих процессов. Так, социа­листическая трансформация Китая сопровождалась хаотичными поиска­ми своего национального "я" и была чисто формально выражена в лозунге "строительства социализма с китайской спецификой". Ни одна страна по сию пору еще не нашла своего "я". Больше всего вопросов в этой связи вызывает Япония, самостоятельная внешняя политика кото­рой до сих пор сводится фактически к проблеме "северных территорий" и отчасти политическому проникновению в Юго- Восточную Азию. Принимая во внимание огромный экономический потенциал Японии, понятно, что XXI век во многом зависит именно от того, каким будет новообретенное "я" японцев. Есть и еще одно обстоятельство, о котором в настоящем контексте необходимо сказать. Новое "я" сложно найти даже гомогенным япон­цам. Для подавляющего же большинства стран Азии эта задача услож­няется безмерно, поскольку они состоят из нескольких, а во многих случаях и из множества национальностей. Индия в поисках своего "я" уже разделилась в 1947 г. на две части; позднее Восточный Пакистан продолжил процесс обособления национальных "я". Сегодня Индию раздирают национальные противоречия. Поиски своего "я" делаются безмерно трудными. Мало того, что приходится находить свое место в цивилизационном потоке, приходится строить небывалое наднациональ­ное "я" нескольких национальностей. За небольшим исключением страны современной Азии до колонизации не были устойчивыми госу­дарственными образованиями (это относится хотя бы к гиганту Азии -Индии). Поэтому "простое" (!) возвращение к старому "я" для них хотя бы уже поэтому невозможно. Создание же нового "я" - задача не для одного поколения. Рассмотрим в качестве примера Сингапур. Около 80% населения - этнические китайцы, выходцы из южных провинций Китая. Два главных национальных меньшинства - малайцы (ближай­шие соседи с севера) и тамилы (выходцы из Южной Индии). В этом государстве, созданном практически с нуля англичанами на вдохновен­ной волне колониальной трансформации Азии, на незаселенном остро­ве, оставшимся бы просто оконечностью Малайского полуострова, островом джунглей и мангров, трансформация Азии, инспирированная Западом, фактически создала социум, состоящий ныне из представите­лей не просто трех национальностей, но и трех культур - конфуцианско-буддийской, мусульманской и индуистской - с сильным христианским влиянием. Строить новое "я" на культурной основе большинства - зна­чит провоцировать раскол и смуту; до последнего времени сингапурские лидеры удачно балансировали искусственным шестом "сингапурской нации", испытывая все время сильнейшее беспокойство, особенно в отношении малайцев-мусульман, опасаясь возникновения фундаментализма, особенно в силу близости двух исламских стран — Малайзии и Индонезии. Однако знамением времени становится тот процесс, кото­рый А.Д. Богатуров удачно назвал "обнажением традиционных струк­тур"4 и который в глобальном мировом контексте может быть охарак­теризован как борьба против цивилизаторской деперсонализации Запа­да, будь то в социалистической или в либерально-рыночной системе координат. Как будут в этой связи развиваться поиски Азией своего "я", сказать невозможно. Ясно только, что обозначенная выше третья группа феноменов будет становиться все более значимой - и, пожалуй, в этом едва ли не основной итог второго периода трансформации Азии. В трехмерной системе координат - с экономической, военной и поли­тической осями - можно наблюдать окончательную интеграцию Азии в мировое сообщество. Даже такой отшельник Азии, как Северная Корея, и тот прочно интегрирован в мировое сообщество — пока еще не в том смысле, что он принимает общепринятые нормы, а в том, что он зависит от существующей системы международных отношений по всем трем главным осям. Существует достаточно устоявшийся миф, что режиму Ким Ир Сена удалось изолировать страну от цивилизационного потока. Но в том и состоит суть цивилизационного потока, что он все­общей и всепроникающ. До каких бы масштабов ни дошла ксенофобия в северокорейском обществе, как ни пресекаются все контакты с зарубежьем, но цивилизационный поток проникает в страну и размыва­ет идеологическо-благостный рай, потому что страна жизненно нужда­ется в одной из ипостасей цивилизационного потока - научно-техничес­кой. В этих целях режим опирается на корейскую диаспору в Японии. Интенсивные визиты членов диаспоры в Северную Корею приносят режиму то, без чего он не смог бы создать фасад процветания, а также реальные блага для элиты - артефакты технологической цивилизации. Но вместе с артефактами проникает и весь цивилизационный поток, и странно было бы преувеличивать изолированность и неосведомленность северокорейцев. Цивилизационный поток подтачивает тоталитарную крепость, и в не столь далеком будущем это станет вполне очевидно. Второй период трансформации Азии завершился вместе со всем послевоенным миропорядком. Главнейшим фактором этого процесса был планетарный распад социализма. Революционный эсхатологизм пришел к своему логическому концу. На 1991 год из всех социалисти­ческих стран Азии лишь одна Монголия пошла по пути полного прекра­щения социалистического экспериментаторства. Однако демократичес­кое движение в Китае, реформы во Вьетнаме, Лаосе, приближение к урегулированию положения в Камбодже, дальнейшее обострение кри­зиса Северной Кореи - все это ознаменовало конец революционного эсхатологизма. Социалистическая флюктуация в Азии стала самоликви­дироваться, как это уже произошло к этому времени в Восточной Европе и Советском Союзе. Одно русло цивилизационного потока уже высохло у своих истоков, и в Азии катились только последние его волны (возможно, самая последняя волна захлестнула Непал в 1990 г.). Всем бывшим странам социализма предстояло искать новую бытийную модель; интеллектуальная элита этих стран все с большим вниманием смотрела на соседей, избравших модель заимствования западных арте­фактов при сохранении некоторых традиционных бытийных структур. Некоторые итоги цивилизационных процессов в Азии "Торжество" западного начала в азиатских обществах было лишь видимым. Ф. Фукуяма, безусловно, поторопился возвестить о конце истории, приняв за него глобальный кризис социализма и слом после­военного миропорядка. На самом деле для цивилизационного потока это - не более чем преодоление одного порога, вокруг которого на протяжении десятилетий бушевали волны. Порог преодолен. Поток стремится дальше. Интродукция западных концепций в азиатские общества увенчалась лишь частичным "успехом". В известном смысле Ф. Фукуяма прав, говоря о западном либерализме как основном русле цивилизации. Запад­ный либерализм коснулся и Азии, однако нигде не прижился по-настоя­щему. В Азии до сих пор нет ни одной по- настоящему демократической страны в западном, собственно говоря - нормативном - понятии "демо­кратии".

Смотрите также

• 
  Реферат на тему красная книга краснодарского края
• 
  Первая мировая война причины и последствия реферат
• 
  Организация дорожного движения реферат для 8 класса
• 
  Реферат состояние окружающей среды в оренбургской области
• 
  Реферат лондон на английском языке с переводом
• 
  Реферат на тему вич и спид инфекция
• 
  Ответственность за нарушение требований охраны труда реферат
• 
  Общение дошкольников со взрослыми и сверстниками реферат
• 
  Проблема энергетики и охрана окружающей среды реферат
• 
  Реферат по технологии 6 класс для девочек
• 
  История государства и права зарубежных стран реферат