Начальная

Windows Commander

Far
WinNavigator
Frigate
Norton Commander
WinNC
Dos Navigator
Servant Salamander
Turbo Browser

Winamp, Skins, Plugins
Необходимые Утилиты
Текстовые редакторы
Юмор

File managers and best utilites

Доклад: Салтыков-щедрин m. e. - жанр сказки в творчестве салтыкова-щедрина. Роль салтыкова щедрина в истории русской литературы реферат


Читать реферат по литературе: "Салтыков-Щедрин "Господа Головлевы""

назад (Назад)скачать (Cкачать работу)

Функция "чтения" служит для ознакомления с работой. Разметка, таблицы и картинки документа могут отображаться неверно или не в полном объёме!

реферат

по литературе

М. Е. Салтыков-Щедрин

«Господа Головлевы»

Ученика 10 б класса

ФОГУ средней школы

Г. Чехова-2

Сигаева Глеба

УчительБухарова Г. М. 2007-2008 г.г.

ПЛАН РЕФЕРАТА:

    Вступление. Биография М. Е. Салтыкова-Щедрина.История создания романа «Господа Головлевы».Сюжет. Краткая характеристика героев.Заключение. Значение творчества М. Е. Салтыкова-Щедрина в русской литературе и жизни русского

общества.

Никто не карал наших общественныхпороков словом более горьким, невыставлял перед нами наших общественныхязв с большей беспощадностью. Н. Г. Чернышевский

    Вступление. Биография М. Е. Салтыкова-Щедрина.

Михаил Ефграфович Салтыков родился в Центральной России – в Тверской губернии. Его отец принадлежал к старинному, но обедневшему дворянскому роду, мать – из семьи богатого московского купца. Детство и отчасти юношеские годы писателя прошли в родовой усадьбе отца, в обстановке «повседневного ужаса» крепостнического быта, впоследствии описанного им в «Пошехонской старине». Учился Салтыков в пансионе Московского дворянского института, в 1844 году окончил Царскосельский лицей. В течение многих лет служил чиновником в различных ведомствах, а в 1858 – 1862 г.г. был вице-губернатором в Рязани, а затем в Твери. Служба дала Салтыкову огромный запас наблюдений и материалов для его произведений, разоблачавших насквозь прогнивший самодержавно-крепостнический государственный и административный аппарат.

В 60-е годы писатель сблизился с лидерами революционной демократии, а после ареста Чернышевского по приглашению Некрасова вошел в редакцию журнала «Современник». После увольнения в отставку с запрещением занимать какие-либо должности на государственной службе в 1868 – 1884 г.г. Салтыков становится соредактором журнала «Отечественные записки», всецело уходит в писательство и редакторский труд.

За свою раннюю юношескую повесть «Запутанное дело» (1848), в

которой идеологи самодержавия усмотрели стремление к распространению революционных идей, он поплатился многолетней ссылкой в глухой в то время провинциальный город Вятку. Вернувшись после изгнания в Петербург, он создает свои знаменитые «Губернские очерки» (1856 – 1857), опубликованные псевдонимом «Н. Щедрин», навсегда закрепившимся за писателем.

Блестяще начатое творчество сатирика-демократа в последующие три с лишним десятилетия приобретало все более широкий размах и становилось все более воинствующим. На протяжении 50 – 80-х годов голос гениального сатирика, общественного «прокурора русской жизни», как называли его современники, громко и гневно звучал на всю Россию, вдохновляя лучшие силы нации на борьбу с социально-политическим режимом самодержавия.

В «Сказках» (1882 – 1886), этой малой сатирической энциклопедии народа, созданной на последнем этапе творчества, он продолжал наносить меткие удары по всем косным силам общества и с чувством глубокого сострадания изобразил трагические бедствия русского крестьянства, изнывавшего под тройным гнетом – бюрократии, помещиков и буржуазии.

«Умру на месте битвы», - говорил сатирик. И он до конца дней

своих оставался верным этому обещанию. Могучая сила передовых общественных идеалов, которым Щедрин служил до конца жизни со всей страстью своего воинствующего темперамента, высоко поднимала его над личными невзгодами, не давала замереть в нем художнику и была постоянным источником творческого вдохновения.

    История создания романа «Господа Головлевы».

Все созданные Салтыковым сатирические циклы, от «Губернских очерков» до «Круглого года», в 1879 – 1881 годах вышли повторно. Обилие переизданий за такой кратчайший срок необычайно. Вызывалось оно прежде всего огромной популярностью писателя. Появилось стремление подытожить свой творческий путь и у самого сатирика.

Именно в эту пору Салтыков задумывает из серии «Благонамеренные речи» выделить так называемые головлевские очерки, которые сразу же обратили на себя внимание. С похвалой отозвались о них Н. А. Некрасов, И. С. Тургенев, литературный критик П. В. Анненков.

Салтыков решает продолжить начатую тему. В особом рассказе он думает изобразить «конец головлевского семейства».

Мысль выделить хронику Головлевых в самостоятельный роман вполне созревает еще весной 1876 года. В течение года появляются в печати четыре новые главы. И только в майской книжке «Отечественных записок» за 1880 год Салтыков помещает «Последний эпизод из Головлевской хроники», а в июле того же года впервые издает «Господ Головлевых».

Роман-хроника как-то естественно отпочковался от цикла «Благонамеренные речи». Больные вопросы современности воздействовали на его идейное и художественное оформление.

В преддверии новой революционной ситуации 1879 – 1881 годов Салтыков-Щедрин различал резкие очертания «переворотившейся» России. Поездки за границу расширили круг его наблюдений. Охват жизни в очерках заметно расширился.

Злободневность замысла «Господ Головлевых» можно по достоинству оценить, если вспомнить, как активно обсуждалось в это время проблема семьи в газетных статьях, научных трактатах, в художественной литературе и официальных документах.

Слава создателя головлевской хроники перешагнула границы России. «Господа Головлевы» были переведены на многие языки мира. Знаменитый американский писатель Теодор Драйзер так вспоминал в 1939 году о первом своем чтении основного труда Салтыкова: «Книга настолько по-особому, так живо и действенно изображала русскую семью и все ее окружение, что это заставило меня увидеть в авторе не только выдающегося писателя своего народа, но и фигуру мирового значения».

    Сюжет. Краткая характеристика героев.

Россия, середина XIX в. Крепостное право уже на исходе. Однако семья помещиков Головлевых еще вполне процветает и все более рас­ширяет границы и без того обширных своих имений. Заслуга в том всецело принадлежит хозяйке — Арине Петровне Головлевой. Жен­щина она непреклонная, строптивая, самостоятельная, привыкшая к полному отсутствию какого-либо противодействия. Муж Арины Пет­ровны, Владимир Михайлович Головлев, как смолоду был безалаберным и бездельным, так и остался. Жизнь свою он тратит на сочинение стишков в духе Баркова, подражание пению птиц, тайное пьянство да подкарауливание дворовых девок. Потому-то Арина Петровна вни­мание свое устремила исключительно на дела хозяйственные. Дети, ради которых вроде бы и творились все предприятия, были ей, в сущности, обузой. Детей было четверо: три сына и дочь.

Старший сын Степан Владимирович слыл в семействе под именем Степки-балбеса и Степки-озорника. От отца перенял он неистощи­мую проказливость, от матери — способность быстро угадывать сла­бые стороны людей; эти дарования использовал для передразнивания и иного шутовства, за что был нещадно бит матерью. Поступив в университет, он не ощутил ни малейшего позыва к труду, а вместо того стал шутом у богатеньких студентов, благодаря чему, впрочем, не пропал с голоду при скуднейшем пособии. Получив диплом, Сте­пан скитался по департаментам, пока вконец не изверился в своих чиновничьих дарованиях. Мать «выбросила сыну кусок», состоявший из дома в Москве, но, увы, и с этим запасом Степка-балбес прогорел, частью проев «кусок», частью проиграв. Продавши дом, попробовал было он выпрашивать то табачку, то денежку у зажиточных крестьян матери, живших в Москве, однако вынужден был сознаться, что бро­дить уже не в силах и остался ему только один путь — обратно в Го-ловлево на даровое довольство. И Степан Владимирович отправляется домой.

Дочь, Анна Владимировна, также не оправдала маменькиных ожиданий: Арина Петровна отправила ее в институт в чаянье сделать из нее дарового домашнего секретаря и бухгалтера, а Аннушка од­нажды в ночь сбежала с корнетом и повенчалась. Мать ей «выбросила кусок» в виде чахлой деревнюшки и

referat.co

Реферат - Особенности авторских приемов в творчестве Михаила Салтыкова-Щедрина

М.Е Салтыков-Щедрин один из самых известных сатириков 19 века. Писатель проявил себя во многих жанрах литературы, таких как романы, повести, рассказы, очерки, сказки.

Почти все произведения Салтыкова-Щедрина имеют сатирическую направленность. Писателя возмущало русское общество, несправедливое отношение господ к рабам, покорность простого народа перед высшими чиновниками. В своих произведениях автор высмеивал пороки и несовершенство русского общества.

Ярким и доступным примером безнравственности общества в творчестве Салтыкова-Щедрина служат для читателя сюжеты сказок. Казалось, такой литературный жанр предназначен для детского понимания добра и зла. Но сказки Салтыкова-Щедрина проникнуты иронией, в них заключена проблема русского общества, которую автор хочет разрешить на простом примере, высмеивая в отдельных моментах поступки своих героев.

Салтыков-Щедрин выбрал, как мне кажется, самый сложный жанр литературы — сатиру. Ведь сатира — это вид комического, наиболее беспощадно высмеивающий действительность и, в отличие от юмора, не дающий шанса на исправление.

Писатель обладал даром чутко улавливать самые острые конфликты, назревающие в России, и выставлять их напоказ перед всем русским обществом в своих произведениях.

Неизбежное падение царского режима, процесс разрушения не только политических, но и моральных его устоев наглядно изображены в романе «Господа Головлевы». Здесь мы видим историю трех поколений дворян Головлевых, а также яркую картину разложения и вырождения целого дворянского сословия. В образе Иудушки Головлева воплощены язвы и пороки как семьи, так и всего класса собственников. Особенно меня поражает речь Иудушки-человеконенавистника и блудослова. Вся она состоит из вздохов, лицемерных обращений к богу, беспрерывных повторений: «Ан бог-то — вот он он. И там, и тут, и вот с нами, покуда мы с тобой говорим — везде он! И все он видит, все слышит, только делает вид, будто не замечает».

Пустословие и лицемерие помогали ему скрывать истинную сущность его натуры — стремление «вымучить, разорить, обездолить, пососать кровь». Имя Иудушки сделалось нарицательным для всякого эксплуататора, тунеядца. Силой своего таланта Салтыков-Щедрин создал яркий, типический, незабываемый образ, беспощадно изобличающий политическое предательство, алчность, ханжество. Мне кажется, что здесь уместно привести слова Михайловского, сказавшего о «Господах Головлевых», что это «критическая энциклопедия русской жизни».

Писатель проявил себя во многих жанрах литературы. Из-под его пера вышли романы, хроники, повести, рассказы, очерки, пьесы. Но наиболее ярко художественный талант Салтыкова-Щедрина выражен в его знаменитых «Сказках». Сам писатель определил их так: «Сказки для детей изрядного возраста». Они сочетают в себе элементы фольклора и авторской литературы: сказки и басни. В них наиболее полно отражены жизненный опыт и мудрость сатирика. Несмотря на злободневные политические мотивы, сказки все равно сохраняют все обаяние народного творчества: «В некотором царстве Богатырь родился. Баба-Яга его родила, вспоила, вскормила…» («Богатырь»).

Особое место в творчестве Салтыкова-Щедрина занимают сказки, так как в них присутствуют аллегорические образы, в которых автор сумел сказать о русском обществе шестидесятых-восьмидесятых годов девятнадцатого века больше, чем историки тех лет.

Салтыков-Щедрин пишет «сказки» «для детей изрядного возраста», то есть для взрослого читателя, которому надо открыть глаза на жизнь. Сказка по простоте своей формы доступна любому, даже неискушенному читателю, и поэтому особенно опасна для «верхов». Недаром цензор Лебедев доносил: «Намерение г. С. издать некоторые свои сказки отдельными брошюрами более чем странно. То, что г. С. называет сказками, вовсе не соответствует своему названию; его сказки — это та же сатира, и сатира едкая, тенденциозная, более или менее направленная против общественного и политического нашего устройства».

Основная проблема сказок — взаимоотношения эксплуататоров и эксплуатируемых. В сказках дана сатира на царскую Россию: на чиновничество, на бюрократов, на помещиков. Перед читателем проходят образы правителей России («Медведь на воеводстве», «Орел-меценат»), эксплуататоров и эксплуатируемых («Дикий помещик», «Как один мужик двух генералов прокормил»), обывателей («Премудрый пескарь», «Вяленая вобла» и другие).

Разоблачению обывательщины посвящены многие сказки Салтыкова-Щедрина. Одна из наиболее острых — «Премудрый пескарь». Пескарь был «умеренным и либеральным». Папенька научил его «мудрости жизни»: ни во что не вмешиваться, беречь себя. Теперь сидит всю жизнь в своей норе и дрожит, как бы не угодить в уху или не оказаться в пасти щуки. Прожил он так более ста лет и все дрожал, а когда пришло время умирать, то и, умирая, дрожал. И оказалось, что ничего хорошего он в жизни не сделал, и никто не помнит его и не знает.

Сатирик говорит о реальных событиях современной ему жизни, сохраняя дух и стиль народной сказки. Хотя действие происходит в «некотором царстве, некотором государстве», на страницах сказки изображен вполне конкретный образ русского помещика. Весь смысл его существования сводится к тому, чтобы «понежить свое тело белое, рыхлое, рассыпчатое». Он живет за счет своих мужиков, но ненавидит их, боится, не выносит их «холопьего духу». Себя он считает истинным представителем Русского государства, опорой его, гордится тем, что он — потомственный российский дворянин, князь Урус-Кучум-Кильдибаев. Он радуется, когда каким-то вихрем мякинным унесло неизвестно куда всех мужиков, и воздух стал в его владениях чистый-пречистый. Но исчезли мужики, и наступил голод такой, что в городе "…на базаре ни куска мяса, ни фунта хлеба купить нельзя". А сам помещик совсем одичал: «Весь он, с головы до ног, оброс волосами… а ноги у него сделались, как железные. Сморкаться уж он давно перестал, ходил же все больше на четвереньках. Утратил даже способность произносить членораздельные звуки…». Чтобы не умереть с голоду, когда был съеден последний пряник, российский дворянин стал охотиться: заметит зайца — «словно стрела соскочит с дерева, вцепится в свою добычу, разорвет ее ногтями, да так со всеми внутренностями, даже со шкурой, съест». Помещик одичал потому, что без помощи «мужика» ему не прожить. Недаром, как только «рой мужиков» отловили и водворили на место, «запахло в том уезде мякиной и овчиной; на базаре появились мука и мясо, и живность всякая, а податей в один день поступило столько, что казначей, увидев такую груду денег, только всплеснул руками от удивления…»

Если сопоставить народные сказки о барине и мужике с известными сказками Салтыкова-Щедрина, то увидим, что образ помещика в щедринских сказках очень близок к народным сказкам. Но его мужики отличаются от сказочных. В народных сказках мужик сметливый, ловкий, находчивый, побеждает глупого барина. Так в «Диком помещике» возникает собирательный образ тружеников, кормильцев страны и в то же время мучеников-страдальцев, звучит их «слезная молитва сиротская»: «Господи, легче нам пропасть и с детьми малыми, нежели всю Жизнь так маяться!» Видоизменяя народную сказку, Салтыков-Щедрин осуждает долготерпение народное, и сказки его звучат, как призыв подняться на борьбу, отрешиться от рабского мировоззрения. Многие сказки Салтыкова-Щедрина посвящены разоблачению обывательщины.

До конца своей жизни Салтыков-Щедрин оставался верен идеям своих друзей по духу: Чернышевскому, Добролюбову, Некрасову. Велико значение творчества М. Е. Салтыкова-Щедрина еще и тем, что в тяжелейшие годы реакции он почти в одиночестве продолжал прогрессивные идейные традиции шестидесятых годов 19 века.

www.ronl.ru

Сатирические традиции Салтыкова-Щедрина в русской литературе (Салтыков-Щедрин)

Салтыков-Щедрин, несомненно, писатель гоголевской школы. Но существует и немалое различие в формах проявления юмора у двух крупнейших русских сатириков. Но справедливому наблюдению академика А. С. Бушмина, «если к гоголевскому юмору приложима формула «смех сквозь слезы», то более соответствующей щедринскому юмору будет формула «смех сквозь презрение и негодование».

Глубочайший анализ общественно-политической жизни и человеческой психологии, беспощадный реализм, блеск фантазии, язвительное остроумие, переходящее в скорбный сарказм, порою приближающийся к трагедии, неповторимый стиль с характерными только для Щедрина меткими образами, сравнениями, неожиданными словосочетаниями (иногда в науке их называют «щедринизмами») — все это придавало его творчеству громадную силу обличения, гнева и страсти.

О сатире автора «Истории одного города» можно сказать словами Некрасова:

* «То сердце не научится любить, Которое устало ненавидеть». Ненависть Салтыкова-Щедрина, его обличение, его смех были проникнуты стремлением воспитать «будущего человека». Он был убежден в том, что именно литература способна сыграть огромную роль в «подготовлении почвы будущего»

Поэтому писатель считал литературу делом чрезвычайно серьезным и рассчитывал на такое же ответственное отношение к ней со стороны читателей. В его произведения надо вчитываться, напряженно следить за развитием мысли сатирика, порою даже разгадывать смысл отдельных образов и намеков. Но зато какое богатство содержания раскрывается перед внимательным читателем, какое художественное наслаждение он получит! Ведь Салтыков-Щедрин дорог для нас не только как выразитель передовых идей своего времени, но и как замечательный писатель, обладавший громадным художественным талантом.

Не было во второй половине XIX в. ни в русской, ни в мировой литературах сатирика, равного по масштабу Салтыкову-Щедрину.

Его сатира включала в себя изображение действительности в формах самой жизни, глубокий психологизм, тонкость анализа внутреннего мира человека и одновременно гротескность, деформацию привычных пропорций, «кукольность» персонажей, заострение и фантастичность сюжетов, пародийность, переосмысление ситуаций и героев из иных литературных источников. Иносказания, «эзоповская манера» письма были не только прикрытием от цензуры; они оказывались эффективным средством сатирического изображения жизни, позволяя подойти к тем или иным явлениям с неожиданной стороны и остроумно осветить их. Щедрин пользовался исключительной популярностью у своих современников. Он вызывал восхищение у друзей, раздражение у врагов, но равнодушным не оставался никто. Его любили или ненавидели; середины не было.

Отмечая огромное пропагандистское значение сатирика, Белинский писал в 1892 г.: «Хорошо бы вообще от времени до времени вспоминать, цитировать и растолковывать в «Правде» Щедрина и других писателей «старой» народнической демократии».

Салтыков-Щедрин оказал благотворное влияние на дальнейшее развитие русской демократической литературы начиная со своих современников, поэтов и писателей сатирического журнала «Искра», Гл. Успенского, Лескова, в дальнейшем Чехова. В XX в. сатирические традиции Щедрина отразились в ряде произведений Горького, Маяковского, Булгакова, других писателей.

Творчество Салтыкова-Щедрина сыграло значительную роль в усилении сатирического направления и в углублении критического реализма в украинской литературе. Не случайно именно Шевченко первым оценил все принципиальное значение уже ранних произведений сатирика в процессе демократизации как русской, так и украинской литератур. 5 сентября 857 г. великий украинский поэт записал в своем Дневнике: «Как хороши «Губернские очерки»… Я благоговею перед Салтыковым». И далее Шевченко очень точно определил, что Щедрин относится к числу «гениальных учеников» Гоголя. Подобную точку зрения высказывали и передовые представители русского революционно-демократического движения.

Призыв Шевченко — следовать по пути, проложенному Гоголем и Салтыковым-Щедриным, нашел свое воплощение прежде всего в творчестве Марко Вовчок, которая была активной участницей как украинского, так и русского литературного процесса. Ее постоянное сотрудничество сначала в «Современнике», а затем и в «Отечественных записках» имело важное значение в истории русско-украинских литературных связей. Критики этих журналов, включая самого Салтыкова-Щедрина, встречали произведения украинской писательницы неизменно положительными отзывами.

Еще при жизни сатирика появились переводы его произведений на украинский язык. В 870 г. в львовском журнале «Правда» была опубликована «Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил» в переводе И. Нечуя-Левицкого. Особенно выдающуюся роль в изучении и пропаганде творчества Салтыкова-Щедрина сыграл Франко. Он перевел ряд сатир русского писателя, в частности главу из «Истории одного города»: «О корени происхождения глуповцев», которую приспособил к галицкой жизни, придав ей местный колорит. В своих статьях о Салтыкове Франко продемонстрировал прекрасное знание основных произведений писателя, понимание политического и литературного значения его сатиры.

И в дальнейшем развитии украинской демократической литературы традиции Салтыкова-Щедрина проявлялись в творчестве Панаса Мирного, Карпенко-Карого, Леси Украинки, Василя Стефаника, а также писателей Украины, которые воспринимают наследие великого сатирика, гуманиста, патриота как пример боевого наступательного искусства, чрезвычайно важный для развития всей многонациональной литературы.

www.allsoch.ru

Курсовая работа - Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин

(1826-1889)

Ю.В.Лебедев

Мастер сатиры

Даже внешний облик Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина поражает нас драматическим сочетанием мрачной суровости и затаенной, сдержанной доброты. Острым резцом прошлась по нему жизнь, испещрила глубокими морщинами. Неспроста сатира издревле считалась наиболее трудным видом искусства. «Блажен незлобивый поэт»,- писал Некрасов. Но иную участь он пророчил сатирику:

Его преследуют хулы:

Он ловит звуки одобренья

Не в сладком ропоте хвалы,

А в диких криках озлобленья.

Судьба сатирика во все времена была тернистой. Внешние препятствия в лице вездесущей цензуры заставляли его выражать мысли обиняками, с помощью всякого рода иносказаний — «эзоповским» языком. Сатира часто вызывала недовольство и у читателей, не склонных сосредоточивать внимание на болезненных явлениях жизни. Но главная (*4) трудность была в другом: искусство сатиры драматично по своей внутренней природе. На протяжении всего жизненного пути сатирик имеет дело с общественным злом, которое постоянно испытывает его душевные силы. Лишь стойкий человек может выдержать это каждодневное испытание, не ожесточиться, не утратить веры в жизнь, в ее добро и красоту. Вот почему классическая сатира — явление редкое. Имена сатириков в мировой литературе буквально наперечет. Эзоп в древней Греции, Рабле во Франции, Свифт в Англии, Марк Твен в Америке и Салтыков-Щедрин в России. Сатира возникает лишь на высоком взлете национальной литературы: требуется большая энергия жизнеутверждения, стойкая вера в идеал, чтобы удержать напряженную энергию отрицания.

Русская литература XIX века, возведенная, по словам Чернышевского, в достоинство общенационального дела, сосредоточила в себе мощный заряд жизнеутверждения и создала благодатную почву для появления великого сатирика. Не случайно Салтыков-Щедрин писал: «Лично я обязан литературе лучшими минутами моей жизни, всеми сладкими волнениями ее, всеми утешениями». А Достоевский считал классическую сатиру признаком высокого подъема всех творческих сил национальной жизни: «Народ наш с беспощадной силой выставляет на вид свои недостатки и перед целым светом готов толковать о своих язвах, беспощадно бичевать самого себя; иногда даже он несправедлив к самому себе,- во имя негодующей любви к правде, истине… С какой, например, силой эта способность осуждения, самобичевания проявилась в Гоголе, Щедрине и всей отрицательной литературе… Сила самоосуждения прежде всего — сила: она указывает на то, что в обществе есть еще силы. В осуждении зла непременно кроется любовь к добру: негодование на общественные язвы, болезни — предполагает страстную тоску о здоровье». Творчество Салтыкова-Щедрина, открывшего нам и всему миру вековые недуги России, явилось в то же время показателем нашего национального здоровья, неистощимых творческих сил, сдержанных и подавляемых, но пробивающих себе дорогу в слове, за которым, по неуклонной логике жизни, рано или поздно приходит черед и делу.

Детство, отрочество, юность и молодость Салтыкова-Щедрина

Жизненные противоречия с детских лет вошли в душевный мир сатирика. Михаил Евграфович Салтыков родился 15 (27) января 1826 года в селе Спас-Угол Калязинского уезда Тверской губернии. Отец писателя принадлежал к (*5) старинному дворянскому роду Салтыковых, к началу XIX века разорившемуся и оскудевшему. Стремясь поправить пошатнувшееся материальное положение, Евграф Васильевич женился на дочери богатого московского купца О. М. Забелиной, властолюбивой и энергичной, бережливой и расчетливой до скопидомства.

Михаил Евграфович не любил вспоминать о своем детстве, а когда это волей-неволей случалось, воспоминания окрашивались неизменной горечью. Под крышей родительского дома ему не суждено было испытать ни поэзии детства, ни семейного тепла и участия. Семейная драма осложнилась драмой общественной. Детство и молодые годы Салтыкова совпали с разгулом доживавшего свой век крепостного права. «Оно проникало не только в отношения между поместным дворянством и подневольною массою — к ним, в тесном смысле, и прилагался этот термин,- но и во все вообще формы общежития, одинаково втягивая все сословия (привилегированные и непривилегированные) в омут унизительного бесправия, всевозможных изворотов лукавства и страха перед перспективою быть ежечасно раздавленным».

Юноша Салтыков получил блестящее по тем временам образование сначала в Дворянском институте в Москве, потом в Царскосельском лицее, где сочинением стихов он стяжал славу «умника» и «второго Пушкина». Но светлые времена лицейского братства студентов и педагогов давно канули в Лету. Ненависть Николая I к просвещению, порожденная страхом перед распространением свободолюбивых идей, обратилась прежде всего на лицей. «В то время, и в особенности в нашем „заведении“,- вспоминал Салтыков,- вкус к мышлению был вещью очень мало поощряемою. Высказывать его можно было только втихомолку и под страхом более или менее чувствительных наказаний». Все лицейское воспитание было направлено тогда к одной исключительно цели — «приготовить чиновника».

Юный Салтыков восполнял недостатки лицейского образования по-своему: он с жадностью поглощал статьи Белинского в журнале «Отечественные записки», а по окончании лицея, определившись на службу чиновником Военного ведомства, примкнул к социалистическому кружку М. В. Петрашевского. Этот кружок «инстинктивно прилепился к Франции Сен-Симона, Кабе, Фурье, Луи Блана и в особенности Жорж Занда. Оттуда лилась на нас вера в человечество, оттуда воссияла нам уверенность, что „золотой век“ находится не позади, а впереди нас… Словом сказать, все доброе, все желанное и любвеобильное — все шло оттуда».

Но и здесь Салтыков обнаружил зерно противоречия, из которого выросло впоследствии могучее дерево его сатиры. Он заметил, что члены социалистического кружка слишком прекраснодушны в своих мечтаниях, что они живут в России лишь «фактически» или, как в то время говорилось, «имеют образ жизни»: ходят в канцелярию на службу, питаются в ресторанах и кухмистерских… Духовно же они живут во Франции, Россия для них представляет собой «область, как бы застланную туманом».

В повести «Противоречия» (1847) Салтыков заставил своего героя Нагибина мучительно биться над разгадкой «необъяснимого феникса» — русской действительности, искать пути выхода из противоречия между идеалами утопического социализма и реальной жизнью, идущей вразрез с этими идеалами. Герою второй повести — «Запутанное дело» (1848) Мичулину тоже бросается в глаза несовершенство всех общественных отношений, он также пытается найти выход из противоречий между идеалом и действительностью, найти живое практическое дело, позволяющее перестроить мир. Здесь определились характерные признаки духовного облика Салтыкова: нежелание замыкаться в отвлеченных мечтах, нетерпеливая жажда немедленного практического результата от тех идеалов, в которые он уверовал.

Вятский плен

Обе повести были опубликованы в журнале «Отечественные записки» и поставили молодого писателя в ряд сторонников «натуральной школы», развивающих традиции гоголевского реализма. Но принесли они Салтыкову не славу, не литературный успех… В феврале 1848 года началась революция во Франции. Под влиянием известий из Парижа в конце февраля в Петербурге был организован негласный комитет с целью «рассмотреть, правильно ли действует цензура и издаваемые журналы соблюдают ли данные каждому программы». Правительственный комитет не мог не заметить в повестях молодого чиновника канцелярии Военного ведомства «вредного направления» и «стремления к распространению революционных идей, потрясших уже всю Западную Европу». В ночь с 21 на 22 апреля 1848 года Салтыков был арестован, а шесть дней спустя в сопровождении жандарма отправлен в далекую и глухую по тем временам Вятку.

Убежденный социалист в течение многих лет носил мундир провинциального чиновника губернского правления, на собственном жизненном опыте ощущая драматический разрыв между идеалом и реальностью. "… Молодой энтузиазм, политические идеалы, великая драма на Западе и… почтовый (*7) колокольчик. Вятка, губернское правление… Вот мотивы, сразу, с первых шагов литературной карьеры овладевшие Щедриным, определившие его юмор и его отношение к русской жизни",- писал В. Г. Короленко.

Но суровая семилетняя школа провинциальной жизни явилась для Салтыкова-сатирика плодотворной и действенной. Она способствовала преодолению отвлеченного, книжного отношения к жизни, она укрепила и углубила демократические симпатии писателя, его веру в русский народ и его историю. Салтыков впервые открыл для себя низовую, уездную Русь, познакомился с жизнью провинциального мелкого чиновничества, купечества, крестьянства, рабочих Приуралья, окунулся в животворную для писателя «стихию достолюбезного народного говора». Служебная практика по организации в Вятке сельскохозяйственной выставки, изучение дел о расколе в Волго-Вятском крае приобщили Салтыкова к устному народному творчеству. «Я несомненно ощущал, что в сердце моем таится невидимая, но горячая струя, которая без ведома для меня самого приобщает меня к первоначальным и вечно бьющим источникам народной жизни»,- вспоминал писатель о вятских впечатлениях.

Итоги вятской ссылки

С демократических позиций взглянул теперь Салтыков и на государственную систему России. Он пришел к выводу, что «центральная власть, как бы ни была просвещенна, не может обнять все подробности жизни великого народа; когда она хочет своими средствами управлять многоразличными пружинами народной жизни, она истощается в бесплодных усилиях». Главное неудобство чрезмерной централизации в том, что она «стирает все личности, составляющие государство». «Вмешиваясь во все мелочные отправления народной жизни, принимая на себя регламентацию частных интересов, правительство тем самым как бы освобождает граждан от всякой самобытной деятельности» и самого себя ставит под удар, так как «делается ответственным за все, делается причиною всех зол и порождает к себе ненависть». Централизация в масштабах такой огромной страны, как Россия, приводит к появлению «массы чиновников, чуждых населению и по духу, и по стремлениям, не связанных с ним никакими общими интересами, бессильных на добро, но в области зла являющихся страшной, разъедающей силой».

Так образуется порочный круг: самодержавная, централизованная власть убивает всякую народную инициативу, искусственно задерживает гражданское развитие народа, держит его в «младенческой неразвитости», а эта нераз-(*8)витость, в свою очередь, оправдывает и поддерживает централизацию. «Рано или поздно народ разобьет это прокрустово ложе, которое лишь бесполезно мучило его». Но что делать сейчас? Как бороться с антинародной сущностью государственной системы в условиях пассивности и гражданской незрелости самого народа?

В поисках ответа на этот вопрос Салтыков приходит к теории, в какой-то мере успокаивающей его гражданскую совесть: он начинает «практиковать либерализм в самом капище антилиберализма», внутри бюрократического аппарата. «С этой целью предполагалось наметить покладистое влиятельное лицо, прикинуться сочувствующим его предначертаниям и начинаниям, сообщить последним легкий либеральный оттенок, как бы исходящий из недр начальства (всякий мало-мальски учтивый начальник не прочь от либерализма), и затем, взяв облюбованный субъект за нос, водить его за оный. Теория эта, в шутливом русском тоне, так и называлась теорией вождения влиятельного человека за нос, или, учтивее: теорией приведения влиятельного человека на правый путь».

В «Губернских очерках» (1856-1857), ставших художественным итогом вятской ссылки, такую теорию исповедует герой, от имени которого ведется повествование и которому суждено стать «двойником» Салтыкова,- надворный советник Н. Щедрин. Общественный подъем 60-х годов дает Салтыкову уверенность, что «честная служба» социалиста Щедрина способна подтолкнуть общество к радикальным переменам, что единичное добро, творимое в самом «капище антилиберализма», может принести некоторые плоды, если носитель этого добра держит в уме предельно широкий демократический идеал.

Вот почему и после освобождения из «вятского плена» Салтыков-Щедрин продолжает (с кратковременным перерывом в 1862-1864 годах) государственную службу сначала в Министерстве внутренних дел, а затем в должности рязанского и тверского вице-губернатора, снискав в бюрократических кругах кличку «вице-Робеспьера». В 1864-1868 годах он служит председателем казенной палаты в Пензе, Туле и Рязани.

Административная практика открывает перед сатириком самые потаенные стороны бюрократической власти, весь скрытый от внешнего наблюдения потаенный ее механизм. Одновременно Салтыков создает циклы очерков «Сатиры в прозе» и «Невинные рассказы», в период сотрудничества в редакции «Современника» (1862-1864) пишет публицисти-(*9)ческую хронику «Наша общественная жизнь», а в 1868-1869 годах, став членом редколлегии обновленного Некрасовым журнала «Отечественные записки», публикует очерковые книги «Письма о провинции», «Признаки времени», «Помпадуры и помпадурши».

Постепенно Салтыков изживает веру в перспективы «честной службы», которая все более превращается в «бесцельную каплю добра в море бюрократического произвола». Реформа 1861 года не оправдывает его ожиданий, а в пореформенную эпоху русские либералы, с которыми он искал союза, круто поворачивают вправо. В этих условиях Салтыков-Щедрин приступает к работе над одним из вершинных произведений своего сатирического творчества — «Историей одного города».

Проблематика и поэтика сатиры «История одного города»

Если в «Губернских очерках» основные стрелы сатирического обличения попадали в провинциальных чиновников, то в «Истории одного города» Щедрин поднялся до правительственных верхов: в центре этого произведения — сатирическое изображение взаимоотношений народа и власти, глуповцев и их градоначальников. Салтыков-Щедрин убежден, что бюрократическая власть является следствием «несовершеннолетия», гражданской незрелости народа.

В книге сатирически освещается история вымышленного города Глупова, указываются даже точные даты ее: с 1731 по 1826 год. Любой читатель, мало-мальски знакомый с русской историей, увидит в фантастических событиях и героях щедринской книги отзвуки реальных исторических событий названного автором периода времени. Но в то же время сатирик постоянно отвлекает сознание читателя от прямых исторических параллелей. В книге Щедрина речь идет не о каком-то узком отрезке отечественной истории, а о таких ее чертах, которые сопротивляются течению времени, которые остаются неизменными на разных этапах отечественной истории. Сатирик ставит перед собою головокружительно смелую цель — создать целостный образ России, в котором обобщены вековые слабости ее истории, достойные сатирического освещения коренные пороки русской государственной и общественной жизни.

Стремясь придать героям и событиям «Истории одного города» обобщенный смысл, Щедрин часто прибегает к анахронизмам — смешению времен. Повествование идет от лица вымышленного архивариуса эпохи XVIII — начала XIX века. Но в его рассказ нередко вплетаются факты и события более позднего времени, о которых он знать не мог. А Щедрин, (*10) чтобы обратить на это внимание читателя, нарочно оговаривает анахронизмы в примечаниях «от издателя». Да и в глуповских градоначальниках обобщаются черты разных государственных деятелей разных исторических эпох. Но особенно странен и причудлив с этой точки зрения образ города Глупова.

Даже внешний облик его парадоксально противоречив. В одном месте мы узнаем, что племена головотяпов основали его на болоте, а в другом месте утверждается, что «родной наш город Глупов имеет три реки и, в согласность древнему Риму, на семи горах построен, на коих в гололедицу великое множество экипажей ломается». Не менее парадоксальны и его социальные характеристики. То он является перед читателями в образе уездного городишки, то примет облик города губернского и даже столичного, а то вдруг обернется захудалым русским селом или деревенькой, имеющей, как водится, свой выгон для скота, огороженный типичной деревенской изгородью. Но только границы глуповского выгона соседствуют с границами… Византийской империи!

Фантастичны и характеристики глуповских обитателей: временами они походят на столичных или губернских горожан, но иногда эти «горожане» пашут и сеют, пасут скот и живут в деревенских избах, крытых соломой. Столь же несообразны и характеристики глуповских властей: градоначальники совмещают в себе повадки, типичные для русских царей и вельмож, с действиями и поступками, характерными для уездного городничего или сельского старосты.

Чем объяснить эти противоречия? Для чего потребовалось Салтыкову «сочетание несочетаемого, совмещение несовместимого»? Один из знатоков щедринской сатиры, Д. Николаев, так отвечает на этот вопрос: «В „Истории одного города“, как это уже видно из названия книги, мы встречаемся с одним городом, одним образом. Но это такой образ, который вобрал в себя признаки сразу всех городов. И не только городов, но и сел, и деревень. Мало того, в нем нашли воплощение характерные черты всего самодержавного государства, всей страны».

Работая над «Историей одного города», Щедрин опирается на свой богатый и разносторонний опыт государственной службы, на труды крупнейших русских историков: от Карамзина и Татищева до Костомарова и Соловьева. Композиция «Истории одного города» — пародия на официальную историческую монографию типа «Истории государства Российского» Карамзина. В первой части книги дается общий очерк глуповской истории, а во второй — описания жизни (*11) и деяний наиболее выдающихся градоначальников. Именно так строили свои труды многие современные Щедрину историки: они писали историю «по царям». Пародия Щедрина имеет драматический смысл: глуповскую историю иначе и не напишешь, вся она сводится к смене самодурских властей, массы остаются безгласными и пассивно покорными воле любых градоначальников. Глуповское государство началось с грозного градоначальнического окрика: «Запорю!» Искусство управления глуповцами с тех пор состоит лишь в разнообразии форм этого сечения: одни градоначальники секут глуповцев без всяких объяснений — «абсолютно», другие объясняют порку «требованиями цивилизации», а третьи добиваются, чтоб сами обыватели желали быть посеченными. В свою очередь, в глуповской массе изменяются лишь формы покорности. В первом случае обыватели трепещут бессознательно, во втором — с сознанием собственной пользы, ну а в третьем возвышаются до трепета, исполненного доверия к властям!

В описи градоначальников даются краткие характеристики глуповских государственных людей, воспроизводится сатирический образ наиболее устойчивых отрицательных черт русской истории. Василиск Бородавкин повсеместно насаждал горчицу и персидскую ромашку, с чем и вошел в глуповскую историю. Онуфрий Негодяев разместил вымощенные его предшественниками улицы и из добытого камня настроил себе монументов. Перехват-Залихватский сжег гимназию и упразднил науки. Уставы и циркуляры, сочинением которых прославились градоначальники, бюрократически регламентируют жизнь обывателей вплоть до бытовых мелочей — «Устав о добропорядочном пирогов печении».

Жизнеописания глуповских градоначальников открывает Брудастый. В голове этого деятеля вместо мозга действует нечто вроде шарманки, наигрывающей периодически два окрика: «Раззорю!» и «Не потерплю!» Так высмеивает Щедрин бюрократическую безмозглость русской государственной власти. К Брудастому примыкает другой градоначальник с искусственной головой — Прыщ. У него голова фаршированная, поэтому Прыщ не способен администрировать, его девиз — «Отдохнуть-с». И хотя глуповцы вздохнули при новом начальстве, суть их жизни изменилась мало: и в том, и в другом случае судьба города находилась в руках безмозглых властей.

Когда вышла в свет «История одного города», критика стала упрекать Щедрина в искажении жизни, в отступлении от реализма. Но эти упреки были несостоятельны. Гротеск и сатирическая фантастика у Щедрина не искажают дейст-(*12)вительности, а лишь доводят до парадокса те качества, которые таит в себе любой бюрократический режим. Художественное преувеличение действует подобно увеличительному стеклу: оно делает тайное явным, обнажает скрытую от невооруженного глаза суть вещей, укрупняет реально существующее зло. С помощью фантастики и гротеска Щедрин часто ставит точный диагноз социальным болезням, которые существуют в зародыше и еще не развернули всех возможностей и «готовностей», в них заключенных. Доводя эти «готовности» до логического конца, до размеров общественной эпидемии, сатирик выступает в роли провидца, вступает в область предвидений и предчувствий. Именно такой, пророческий смысл содержится в образе Угрюм-Бурчеева, увенчивающем жизнеописания глуповских градоначальников.

На чем же держится деспотический режим? Какие особенности народной жизни его порождают и питают? «Глупов» в книге — это особый порядок вещей, составным элементом которого является не только администрация, но и народ — глуповцы. В «Истории одного города» дается беспримерная сатирическая картина наиболее слабых сторон народного миросозерцания. Щедрин показывает, что народная масса в основе своей политически наивна, что ей свойственны неиссякаемое терпение и слепая вера в начальство, в верховную власть.

«Мы люди привышные! — говорят глуповцы.- Мы претерпеть могим. Ежели нас теперича всех в кучу сложить и с четырех концов запалить — мы и тогда противного слова не молвим!» Энергии, администрирования они противопоставляют энергию бездействия, «бунт» на коленях: «Что хошь с нами делай! — говорили одни,- хошь — на куски режь, хошь — с кашей ешь, а мы не согласны!» — «С нас, брат, не что возьмешь! — говорили другие,- мы не то что прочие, которые телом обросли! Нас, брат, и уколупнуть негде». И упорно стояли при этом на коленах".

Когда же глуповцы берутся за ум, то, «по вкоренившемуся исстари крамольническому обычаю», или посылают ходока, или пишут прошение на имя высокого начальства. «Ишь, поплелась! — говорили старики, следя за тройкой, уносившей их просьбу в неведомую даль,- теперь, атаманы-молодцы, терпеть нам не долго!» И действительно, в городе вновь сделалось тихо; глуповцы никаких новых бунтов не предпринимали, а сидели на завалинках и ждали. Когда же проезжие спрашивали: как дела? — то отвечали: «Теперь наше дело верное! теперича мы, братец мой, бумагу подали!»

В сатирическом свете предстает со страниц щедринской (*13) книги «история глуповского либерализма» (свободомыслия) в рассказах об Ионке Козыреве, Ивашке Фарафонтьеве и Алешке Беспятове. Прекраснодушная мечтательность и полная практическая беспомощность — таковы характерные признаки глуповских свободолюбцев, судьбы которых трагичны. Нельзя сказать, чтобы глуповцы не сочувствовали своим заступникам. Но и в самом сочувствии сквозит у них та же самая политическая наивность: «Небось, Евсеич, небось! — провожают они в острог правдолюбца,- с правдой тебе везде жить будет хорошо!» «С этой минуты исчез старый Евсеич, как будто его на свете не было, исчез без остатка, как умеют исчезать только „старатели“ русской земли».

Когда по выходе в свет «Истории одного города» критик А. С. Суворин стал упрекать сатирика в глумлении над народом, в высокомерном отношении к нему, Щедрин отвечал: «Рецензент мой не отличает народа исторического, то есть действующего на поприще истории, от народа как воплотителя идеи демократизма. Первый оценивается и приобретает сочувствие по мере дел своих. Если он производит Бородавкиных и Угрюм-Бурчеевых, то о сочувствии не может быть и речи… Что же касается „народа“ в смысле второго определения, то этому народу нельзя не сочувствовать уже по тому одному, что в нем заключается начало и конец всякой индивидуальной деятельности».

Заметим, что картины народной жизни все же освещаются у Щедрина в иной тональности, чем картины градоначальнического самоуправства. Смех сатирика здесь становится горьким, презрение сменяется тайным сочувствием. Опираясь на «почву народную», Щедрин строго соблюдает границы той сатиры, которую сам народ создавал на себя, широко использует фольклор.

«История одного города» завершается символической картиной гибели Угрюм-Бурчеева. Она наступает в момент, когда в глуповцах заговорило чувство стыда и стало пробуждаться что-то похожее на гражданское самосознание. Однако картина бунта вызывает двойственное впечатление. Это не грозовая, освежающая стихия, а «полное гнева оно», несущееся с Севера и издающее «глухие, каркающие звуки». Как все губящий, все сметающий смерч, страшное «оно» повергает в ужас и трепет самих глуповцев, падающих ниц. Это «русский бунт, бессмысленный и беспощадный», а не сознательный революционный переворот.

Такой финал убеждает, что Салтыков-Щедрин чувствовал отрицательные моменты стихийного революционного движения в крестьянской стране и предостерегал от его разруши-(*14)тельных последствий. Угрюм-Бурчеев исчезает в воздухе, не договорив известной читателю фразы: «Придет некто за мной, который будет еще ужаснее меня». Этот «некто», судя по «Описи градоначальников»,- Перехват-Залихватский, который въехал в Глупов победителем («на белом коне»!), сжег гимназию и упразднил науки! Сатирик намекает на то, что стихийное возмущение может повлечь за собой еще более реакционный и деспотический режим, способный уже остановить само «течение истории».

Тем не менее книга Щедрина в глубине своей оптимистична. Ход истории можно прекратить лишь на время: об этом свидетельствует символический эпизод обуздания реки Угрюм-Бурчеевым. Кажется, что правящему идиоту удалось унять реку, но ее поток, покрутившись на месте, все-таки восторжествовал: «остатки монументальной плотины в беспорядке уплывали вниз по течению, а река журчала и двигалась в своих берегах». Смысл этой сцены очевиден: рано или поздно живая жизнь пробьет себе дорогу и сметет с лица русской земли деспотические режимы угрюм-бурчеевых и перехват-залихватских.

Благодаря своей жестокости и беспощадности, сатирический смех Щедрина в «Истории одного города» имеет великий очистительный смысл. Надолго опережая свое время, сатирик обнажал полную несостоятельность существовавшего в России полицейско-бюрократического режима. Незадолго до первой русской революции другой писатель, Лев Толстой, говоря о современной ему общественной системе, заявлял: «Я умру, может быть, пока она не будет еще разрушена, но она будет разрушена, потому что она уже разрушена на главную половину в сознании людей».

«Общественный» роман «Господа Головлевы»

В конце 60-х — начале 70-х годов Салтыков-Щедрин в ряде своих критических работ утверждал необходимость появления в русской литературе нового «общественного» романа. Он считал, что старый любовный, семейный роман исчерпал себя. В современном обществе подлинно драматические конфликты все чаще и чаще обнаруживаются не в любовной сфере, а в «борьбе за существование», в «борьбе за неудовлетворенное самолюбие», «за оскорбленное и униженное человечество». Эти новые, более широкие общественные вопросы настойчиво стучатся в двери литературы. «Роман современного человека разрешается на улице, в публичном месте — везде, только не дома; и притом разрешается самым разнообразным, почти непредвиденным образом. Вы видите: драма началась среди уютной обстановки семейства, а кончилась… (*15) получением прекрасного места, Сибирью и т. п.». По мнению Салтыкова-Щедрина, «разработывать по-прежнему помещичьи любовные дела сделалось немыслимым, да и читатель стал уже не тот. Он требует, чтоб ему подали земского деятеля, нигилиста, мирового судью, а пожалуй, даже и губернатора». Если в старом романе на первом плане стояли вопросы «психологические», то в новом — «вопросы общественные».

К «общественному» роману Салтыков-Щедрин вплотную подошел в «Господах Головлевых» (1880). В распаде буржуазной семьи писатель одновременно с Толстым и Достоевским увидел верные признаки тяжелой социальной болезни, охватившей русское общество. Головлевы, равно как и Карамазовы у Достоевского, далеко не похожи на патриархальных дворян типа Ростовых или Болконских в толстовской «Войне и мире». Это люди с иной, буржуазно-потребительской психологией, которая торжествует во всех их мыслях и поступках. Теме дворянского оскудения Щедрин придает новый, неожиданный поворот. Его современники сосредоточивали внимание на экономическом оскудении дворянских гнезд. В «Господах Головлевых» акцент на другом: они легко приспособились к пореформенным буржуазным порядкам и не только не разоряются, а стремительно богатеют. Но по мере их материального преуспеяния в собственнической душе совершается страшный процесс внутреннего опустошения, который и интересует Щедрина. Шаг за шагом прослеживает он этапы духовной деградации всех своих героев и в первую очередь — Порфирия Головлева, судьба которого находится в центре романа.

Благонамеренная речистость свойственна Порфирию Головлеву с детских лет. Это «медоточивое» умение приласкаться к «милому другу маменьке» с помощью липких, как паутина, елейных слов. Ими герой, прозванный Иудушкой, прикрывает свои эгоистические цели. Щедрин исследует в романе истоки пустословия Иудушки, различные его формы и внутреннюю эволюцию.

Язык, призванный быть средством общения, у Иудушки используется как средство обмана и одурачивания своих жертв. Вся жизнь его — сплошное надругательство над словом, над духовной природой человека. Уже в детстве в ласковых словах Иудушки Арина Петровна чувствовала что-то зловещее: говорит он ласково, а взглядом словно петлю накидывает. И действительно, елейные речи героя не бескорыстны: внутренний их источник — стремление к личной выгоде, желание урвать у маменьки самый лакомый кусок.

По мере того как богатеет Иудушка, изменяется и его пустословие. Из медоточивого в детстве и юности оно превращается в тиранствующее. Подобно злому пауку, Иудушка в главе «По-родственному» испытывает наслаждение при виде того, как в паутине его липких слов задыхается и отдает Богу душу очередная жертва — больной брат Павел.

Но вот герой добивается того, к чему стремился. Он становится единственным и безраздельным хозяином головлевских богатств. Теперь его пустословие из тиранствующего превращается в охранительное. Привычными словоизвержениями герой отгораживает себя от жизни, отговаривается от «посягательств» родного сына Петра. Истерическая мольба сына о помощи и спасении глушится и отталкивается отцовским пустословием.

Наступает момент, когда никакое, даже самое действительное горе не в состоянии пробить брешь в нещадном Иудушкином словоблудии. «Для него не существует ни горя, ни радости, ни ненависти, ни любви. Весь мир в его глазах есть гроб, могущий служить лишь поводом для бесконечного пустословия». Охранительная болтовня постепенно вырождается в празднословие. Иудушка настолько привык лгать, ложь так срослась с его душой, что пустое слово берет в плен всего героя, делает его своим рабом. Он занимается празднословием без всякой цели, любой пустяк становится поводом для нудной словесной шелухи. Подадут, например, к чаю хлеб, Иудушка начинает распространяться, «что хлеб бывает разный: видимый, который мы едим и через это тело свое -поддерживаем, и невидимый, духовный, который мы вкушаем и тем стяжаем себе душу...».

Празднословие отталкивает от Иудушки последних близких ему людей, он остается один, и на этом этапе существования его празднословие переходит в пустомыслие. Иудушка запирается в своем кабинете и тиранит воображаемые жертвы, отнимает последние куски у обездоленных мужиков. Но теперь это не более чем пустая игра развращенной, умирающей, истлевающей в прах души. Запой пустомыслия окончательно разлагает его личность. Человек становится фальшивкой, рабом обмана. Как паук, он запутывается в собственной липкой паутине слов. Надругательство Иудушки над словом оборачивается теперь надругательством слова над душой Иудушки.

Наступает последний этап — предел падения: запой праздномыслия сменяется алкоголем. Казалось бы, на этом уже чисто физическом разложении героя Щедрин и должен был поставить точку. Но он ее не поставил. Писатель верил, (*17) что именно на последней ступени падения жизнь мстит человеку за содеянное, и не сам по себе умирает такой разложившийся субъект — совесть просыпается в нем, но лишь для того, чтобы своим огненным мечом убить его.

На исходе Страстной недели, во время слушания в церкви «Двенадцати евангелий» вдруг что-то прорывается в душе Иудушки. До него неожиданно доходит истинный смысл высоких божественных слов. «Наконец, он не выдержал, встал с постели и надел халат. На дворе было темно, и ниоткуда не доносилось ни малейшего шороха. Порфирий Владимирыч некоторое время ходил по комнате, останавливался перед освещенным лампадкой образом Искупителя в терновом венце и вглядывался в него. Наконец он решился. Трудно сказать, насколько он сам сознавал свое решение, но через несколько минут он крадучись добрался до передней и щелкнул крючком, замыкавшим входную дверь.

На дворе выл ветер и крутилась мартовская мокрая метелица, посылая в глаза целые ливни талого снега. Но Порфирий Владимирыч шел по дороге, шагая по лужам, не чувствуя ни снега, ни ветра и только инстинктивно запахивая полы халата.

На другой день, рано утром, из деревни, ближайшей к погосту, на котором была схоронена Арина Петровна, прискакал верховой с известием, что в нескольких шагах от дороги найден закоченевший труп головлевского барина».

«Сказки»

Над книгой «Сказок» Салтыков-Щедрин работал с 1882 по 1886 год. Эту книгу считают итоговым произведением писателя: в нее вошли все основные сатирические темы его творчества. Обращение сатирика к сказочному жанру обусловлено многими причинами. К 80-м годам сатира Щедрина принимает все более обобщенный характер, стремится взлететь над злобой дня к предельно широким и емким художественным обобщениям. Поскольку общественное зло в эпоху 80-х годов измельчало, проникло во все поры жизни, растворяясь в повседневности и врастая в быт, потребовалась особая сатирическая форма, преодолевающая будни жизни, мелочи повседневного существования. Сказка помогала Щедрину укрупнить масштаб художественного изображения, придать сатире вселенский размах, увидеть за русской жизнью жизнь всего человечества, за русским миром — мир в его общечеловеческих пределах. И достигалась эта «всемирность» путем врастания в «народную почву», которую писатель считал «единственно плодотворной» для сатиры.

Нельзя не заметить, что в основе щедринских фантастики и гротеска лежит народный юмористический взгляд на жизнь, (*18) что многие фантастические его образы являются развернутыми фольклорными метафорами. И «органчик» у Брудастого, и «фаршированная голова» у Прыща в «Истории одного города» восходят к распространенным народным пословицам, поговоркам: «На тулово без головы шапки не пригонишь», «Тяжело голове без плеч, худо телу без головы», «У него голова трухой набита», «Потерять голову», «Хоть на голове-то густо, да в голове пусто». Богатые сатирическим смыслом народные присловья без всякой переделки попадают в описания Салтыковым-Щедриным глуповских бунтов и междоусобиц. Часто обращается сатирик и к народной сказочной фантастике, пока на закате своей жизни не находит в ней лаконичную форму для своих сатирических обобщений.

В основе сатирической фантазии итоговой книги Щедрина лежат народные сказки о животных. Писатель использует готовое, отточенное вековой народной мудростью содержание, освобождающее сатирика от необходимости развернутых мотивировок и характеристик. В сказках каждое животное наделено устойчивыми качествами характера: волк жаден и жесток, лиса коварна и хитра, заяц труслив, щука хищна и прожорлива, осел беспросветно туп, а медведь глуповат и неуклюж. Это на руку сатире, которая по природе своей чуждается подробностей, изображает жизнь в наиболее резких ее проявлениях, преувеличенных и укрупненных. Поэтому сказочный тип мышления органически соответствует самой сути сатирической типизации. Не случайно среди народных сказок о животных встречаются сатирические сказки: «О Ерше Ершовиче, сыне Щетинникове» — яркая народная сатира на суд и судопроизводство, «О щуке зубастой» — сказка, предвосхищающая мотивы «Премудрого пискаря» и «Карася-идеалиста».

Заимствуя у народа готовые сказочные сюжеты и образы, Щедрин развивает заложенное в них сатирическое содержание. А фантастическая форма является для него надежным способом «эзоповского» языка, в то же время понятного и доступного самым широким, демократическим слоям русского общества. С появлением сказок существенно изменяется сам адресат щедринской сатиры, писатель обращается теперь к народу. Не случайно революционная интеллигенция 80-90-х годов использовала щедринские сказки для пропаганды среди народа.

Условно все сказки Салтыкова-Щедрина можно разделить на четыре группы: сатира на правительственные круги и господствующее сословие; сатира на либеральную интеллигенцию; сказки о народе; сказки, обличающие эгоистическую (*19) мораль и утверждающие социалистические нравственные идеалы.

К первой группе сказок можно отнести: «Медведь на воеводстве», «Орел-меценат», «Богатырь», «Дикий помещик» и «Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил». В сказке «Медведь на воеводстве» развертывается беспощадная критика самодержавия в любых его формах. Рассказывается о царствовании в лесу трех воевод-медведей, разных по характеру: злого сменяет ретивый, а ретивого — добрый. Но эти перемены никак не отражаются на общем состоянии лесной жизни. Не случайно про Топтыгина первого в сказке говорится: «он, собственно говоря, не был зол, а так, скотина». Зло заключается не в частных злоупотреблениях отдельных воевод, а в звериной, медвежьей природе власти. Оно и совершается с каким-то наивным звериным простодушием: «Потом стал корни и нити разыскивать, да кстати целый лес основ выворотил. Наконец, забрался ночью в типографию, станки разбил, шрифт смешал, а произведения ума человеческого в отхожую яму свалил. Сделавши это, сел, сукин сын, на корточки и ждет поощрения». В сказке «Орел-меценат» Щедрин показывает враждебность деспотической власти просвещению, а в «Богатыре» история российского самодержавия изображается в образе гниющего богатыря и завершается полным его распадом и разложением.

Обличению паразитической сущности господ посвящены сказки о диком помещике и о двух генералах. Между ними много общего: и в том, и в другом случае Щедрин оставляет господ наедине, освобожденными от кормильцев и слуг. И вот перед «освобожденными» от мужика господами открывается один-единственный путь — полное одичание.

Беспримерная сатира на русскую интеллигенцию развернута в сказках о рыбах и зайцах. В «Самоотверженном зайце» воспроизводится особый тип трусости: заяц труслив, но это не главная его черта. Главное — в другом: «Не могу, волк не велел». Волк отложил съедение зайца на неопределенный срок, оставил его под кустом сидеть, а потом разрешил даже отлучиться на свидание с невестою. Что же руководило зайцем, когда он обрек себя на съедение? Трусость? Нет, не совсем: с точки зрения зайца — глубокое благородство и честность. Ведь он волку слово дал! Но источником этого благородства оказывается возведенная в принцип покорность — самоотверженная трусость! Правда, есть у зайца и некий тайный расчет: восхитится волк его благородством да вдруг и помилует.

Помилует ли волк? На этот вопрос отвечает другая сказка (*20) под названием «Бедный волк». Волк не по своей воле жесток, а «комплекция у него каверзная», ничего, кроме мясного, есть не может. Так в книге зреет мысль сатирика о тщетности надежд на милосердие и великодушие властей, хищных по своей природе и по своему положению в мире людей.

«Здравомысленный заяц» в отличие от самоотверженного — теоретик, проповедующий идею «цивилизации волчьей трапезы». Он разрабатывает проект разумного поедания зайцев: надо, чтобы волки не сразу зайцев резали, а только бы часть шкурки с них сдирали, так что спустя некоторое время заяц другую бы мог представить. Этот «проект» — злая пародия Щедрина на теории либеральных народников, которые в реакционную эпоху 80-х годов отступили от революционных принципов и перешли к проповеди «малых дел», постепенных уступок, мелкого реформизма.

«Здравомысленный заяц» в отличие от самоотверженного проповедует свои теоретические принципы. То же самое делает вяленая вобла в сравнении с премудрым пискарем. Премудрый пискарь жил и дрожал. Вяленая вобла переводит такую жизненную практику в разумную теорию, которая сводится к формуле: «уши выше лба не растут». Из этой формулы она выводит следующие принципы: «Ты никого не тронешь, и тебя никто не тронет». Но приходит срок — и проповедующая «умеренность и аккуратность» вяленая вобла обвиняется в неблагонадежности и отдается в жертву «ежовым рукавицам».

К сказкам о либералах примыкает «Карась-идеалист», она отличается грустной сатирической тональностью. В этой сказке Щедрин развенчивает драматические заблуждения русской и западноевропейской интеллигенции, примыкающей к социалистическому движению. Карась-идеалист исповедует высокие социалистические идеалы и склонен к самопожертвованию ради их осуществления. Но он считает социальное зло простым заблуждением умов. Ему кажется, что и щуки к добру не глухи. Он верит в достижение социальной гармонии через нравственное перерождение, перевоспитание щук.

И вот карась развивает перед щукой свои социалистические утопии. Два раза ему удается побеседовать с хищницей, отделавшись небольшими телесными повреждениями. В третий раз случается неизбежное: щука проглатывает карася, причем важно, как она это делает. Первый вопрос карася-идеалиста «Что такое добродетель?» заставляет хищницу разинуть пасть от удивления, машинально потянуть в себя воду, а вместе с ней так же машинально проглотить карася.

Этой деталью Щедрин подчеркивает, что дело не в «злых» и «неразумных» щуках: сама природа хищников такова, что они проглатывают карасей непроизвольно — у них тоже «комплекция каверзная»!

Итак, тщетны все иллюзии на мирное переустройство общества, на перевоспитание хищных щук, орлов, медведей и волков. Перед сатириком вставал вопрос, какая сила решит исход освободительной борьбы. Писатель понимал, что этой силой должна быть сила народная. Однако русское крестьянство 80-х годов не давало повода для оптимистических надежд. Щедрин всегда смотрел на мужика трезво и критически, он был далек как от славянофильской, так и от народнической его идеализации. Скорее, он преувеличивал политическую наивность и гражданскую пассивность мужика. Сочувствие сатирика народу основывалось на трезвом понимании законов исторического развития, в котором именно народу принадлежало решающее слово. Это понимание и заставляло Щедрина предъявлять к народу самые высокие требования и горько разочаровываться в том, что пока они неосуществимы.

В «Повести о том, как один мужик двух генералов прокормил» два подхода Щедрина к оценке народа как явления «исторического» и как «воплотителя идеи демократизма» совмещены. Эта сказка — остроумный вариант «робинзонады». Генералы, оказавшись на необитаемом острове, лишь доводят до логического конца людоедские принципы своей жизни, приступая буквально к взаимному поеданию. Только мужик является у Щедрина первоосновой и источником жизни, подлинным Робинзоном. Щедрин поэтизирует его ловкость и находчивость, его трудолюбивые руки и чуткость к земле-кормилице. Но здесь же с горькой иронией сатирик говорит о крестьянской привычке повиновения. Вскрывается противоречие между потенциальной силой и гражданской пассивностью мужика. Он сам вьет генералам веревку, которой они привязывают его к дереву, чтобы он не убежал. Узел всех драматических переживаний сатирика — в этом неразрешимом пока противоречии.

С особой силой эти переживания отразились в сказке «Коняга». Загнанный крестьянский коняга — символ народной жизни. «Нет конца работе! Работой исчерпывается весь смысл его существования; для нее он зачат и рожден, вне ее он не только никому не нужен, но, как говорят расчетливые хозяева, представляет ущерб». В основе конфликта сказки лежит народная пословица о «пустоплясах», изнеженных барских лошадях: «Рабочий конь — на соломе, пустопляс — (*22) на овсе». Народ вкладывал в пословицу широкий смысл: речь шла о голодных тружениках и сытых бездельниках.

В сказке ставится вопрос: где выход? — и дается ответ: в самом коняге. Окружающие его пустоплясы-интеллигенты могут сколько угодно спорить о его мудрости, трудолюбии, здравом смысле, но споры их кончаются, когда они проголодаются и начнут кричать дружным хором: «Н-но, каторжный, н-но.!»

Драматические раздумья Щедрина о противоречиях народной жизни достигают кульминации в сказке «Кисель». Сначала ели кисель господа, «и сами наелись, и гостей употчевали», а потом уехали «на теплые воды гулять», кисель же свиньям подарили. «Засунула свинья рыло в кисель по самые уши и на весь скотный двор чавкотню подняла». Смысл иносказания очевиден: сначала господа доводили народ до разорения, а потом им на смену пришли прожорливые буржуа. Но что же народ? Как ведет он себя в процессе его пожирания? «Кисель был до того размывчив и мягок, что никакого неудобства не чувствовал оттого, что его ели». Даже еще радовался: «Стало быть, я хорош, коли господа меня любят!»

В сказках, высмеивающих мораль эксплуататоров и пропагандирующих социалистические принципы нравственности, проводится мысль о ненормальности нормального в обществе, где все представления о добре и зле извращены. Героя сказки «Дурак» Иванушку все окружающие считают дураком, так как он не может признать за норму эгоизм. Сатирик использует поэтическую традицию народных сказок об Иванушке-дурачке, оказывающемся на самом деле умным, смелым и находчивым.

С удивительной проникновенностью показывает Щедрин внутреннее родство социалистической морали с глубинными основами христианской народной культуры в сказке «Христова ночь». Пасхальная ночь. Тоскливый северный пейзаж. На всем печать сиротливости, все сковано молчанием, беспомощно, безмолвно и задавлено какой-то грозной кабалой… Но раздается звон колоколов, загораются бесчисленные огни, золотящие шпили церквей,- и мир оживает. Тянутся по дорогам вереницы деревенского люда, подавленного, нищего. Поодаль идут богачи, кулаки — властелины деревни. Все исчезают в дали проселка, и «новь наступает тишина, но какая-то чуткая, напряженная… И точно. Не успел заалеть восток, как совершается чудо: воскресает поруганный и распятый Христос для суда на этой грешной земле. „Мир вам!“ — говорит Христос нищему люду: они не утратили веры в торже-(*23)ство правды, и Спаситель говорит, что приближается час их освобождения. Затем Христос обращается к толпе богатеев, мироедов, кулаков. Он клеймит их словом порицания и открывает им путь спасения — суд их совести, мучительный, но справедливый. И только предателям нет спасения. Христос проклинает их и обрекает на вечное странствие.

В сказке „Христова ночь“ Щедрин исповедует народную веру в торжество правды и добра. Христос вершит Страшный суд не в загробном мире, а на этой земле, в согласии с крестьянскими представлениями, заземлявшими христианские идеалы.

Неизменной осталась вера Салтыкова-Щедрина в свой народ, в свою историю. „Я люблю Россию до боли сердечной и даже не могу помыслить себя где-либо, кроме России,- писал Щедрин.- Только раз в жизни мне пришлось выжить довольно долгий срок в благорастворенных заграничных местах, и я не упомню минуты, в которую сердце мое не рвалось бы к России“. Эти слова можно считать эпиграфом ко всему творчеству сатирика, гнев и презрение которого рождались из суровой и требовательной любви к Родине, из выстраданной веры в ее творческие силы, одним из ярчайших проявлений которых была русская классическая литература.

Вопросы и задания: В чем трудности искусства сатирика? Каковы итоги вятской ссылки М. Е. Салтыкова-Щедрина? Назовите главную проблему сатиры „История одного города“. Раскройте сатирический смысл приемов „смешения времен“, сатирического гротеска и фантастики, пародирования. Как связаны в книге глуповцы и градоначальники? Каковы характерные особенности глуповцев и как они проявляются в истории глуповского свободомыслия? Каков смысл финала „Истории одного города“? Для чего Салтыков-Щедрин вводит в книгу эпизод обуздания реки Угрюм-Бурчеевым? Что понимал Салтыков-Щедрин под „общественным“ романом? Какие черты „общественного“ романа отразились в „Господах Головлевых“? Что нового внес Салтыков-Щедрин в тему дворянского оскудения? Каковы основные этапы духовного распада Иудушки? Как вы понимаете смысл финала „Господ Головлевых“? Каковы основные причины обращения Салтыкова-Щедрина к жанру сказки? Какие возможности открывал перед ним этот жанр? Что сближает сказки Салтыкова-Щедрина с народными сказками и в чем их отличие? Назовите основные тематические группы сказок и дайте им характеристику на примере любой понравившейся вам сказки.

www.ronl.ru

Доклад - Салтыков-щедрин m. e. - жанр сказки в творчестве салтыкова-щедрина

Салтыков-щедрин m. e. — жанр сказки в творчестве салтыкова-щедрина

Салтыков-Щедрин явился продолжателем сатирических традиций Фонвизина, Грибоедова, Гоголя. Губернаторская деятельность Щедрина позволила ему глубже разглядеть “пороки российской действительности” и заставила задуматься над судьбой России. Он создал своего рода сатирическую энциклопедию русской жизни. Сказки подвели итог 40-летней работе писателя и были созданы в течение четырех лет: с 1882 по 1886 год. Целый ряд причин побудил Салтыкова-Щедрина обратиться к сказкам. Сложная политическая ситуация в России: нравственный террор, разгром народничества, полицейское преследование интеллигенции — не позволили выявить все социальные противоречия общества и напрямую подвергнуть критике существующие порядки. С другой стороны, жанр сказки был близок характеру писателя-сатирика. Фантастика, гипербола, ирония, обычные для сказки, очень характерны для поэтики Щедрина. Кроме этого, жанр сказки очень демократичен, доступен и понятен широким кругам читателей, народу. Сказке свойствен дидактизм, а это напрямую соответствовало публицистическому пафосу, гражданским устремлениям сатирика. Салтыков-Щедрин охотно пользовался традиционными приемами народного творчества. Сказки у него зачастую начинаются как и народные, словами “жили да были”, “в некотором царстве, в некотором государстве”. Часто встречаются пословицы и поговорки. “Конь бежит — земля дрожит”, “Двум смертям не бывать, одной не миновать”. Очень сближает сказки Щедрина с народными традиционный прием повторения. Автор сознательно подчеркивает в каждом персонаже какую-то одну черту, что также характерно для фольклора. Но тем не менее Салтыков-Щедрин не копировал структуру народной сказки, а внес в нее свое, новое. Прежде всего это появление образа автора. За маской наивного балагура скрыта саркастическая усмешка беспощадного сатирика. Совершенно иначе, чем в народной сказке, нарисован образ мужика. В фольклоре мужик обладает сметливостью, ловкостью, неизменно побеждает барина. В сказках Салтыкова-Щедрина отношение к мужику неоднозначно. Часто именно он остается в дураках, несмотря на свою сметливость, как в сказке “Как один мужик двух генералов прокормил”. Мужик показал себя молодцом: все умеет, даже суп в пригоршне сварит. И в то же время покорно исполняет приказ генералов: сам вьет для себя веревку, чтоб не убежал! Писатель по существу создал новый жанр — политическую сказку*. Жизнь русского общества второй половины XIX века запечатлелась в богатейшей галерее персонажей. Щедрин показал всю социальную анатомию, коснулся всех основных классов и слоев общества: дворянства, буржуазии, бюрократии, интеллигенции. Так, в сказке “Медведь на воеводстве” сразу бросаются в глаза грубость и невежество высшей власти, враждебное отношение к образованию. Очередной Топтыгин, прибыв на воеводство/хочет найти какой-нибудь институт, чтобы его “спалить”. Главным мудрецом и советником Льва писатель делает Осла, — воплощение тупости и упрямства. Поэтому в лесу царят насилие и хаос. Используя гиперболу, Щедрин делает образы необычайно яркими, запоминающимися. Дикий помещик, все время мечтавший избавиться от несносных мужиков, от их холопьего духа, наконец-то остался один-одинешенек. И… одичал: “Весь он… оброс волосами.., а когти у него сделались как железные”. И становится ясно: все держится на труде народа. В “Премудром пескаре” Щедрин рисует образ той интеллигенции, что поддалась панике, ушла от активной борьбы в мир личных забот и интересов. Пескарь-обыватель, боясь за свою жизнь, замуровал себя в темной норе. Всех “перемудрил”! А итог его жизни можно выразить словами: “Жил — дрожал, умирал — дрожал”. В галерее образов Салтыкова-Щедрина и интеллигент-мечтатель (“Карась-идеалист”), и самодержец, разыгрывающий роль мецената (“Орел-меценат”), и никчемные генералы, и покорный “самоотверженный заяц”, надеющийся на милость “хищников” (вот еще одна сторона рабской психологии!), и многие другие, отразившие историческую эпоху, с ее социальным злом и демократическими идеями. В сказках Щедрин проявил себя блестящим художником. Он показал себя мастером эзоповского языка, при помощи которого умел доносить до читателя острую политическую мысль и передавать социальные обобщения в аллегорической форме. Таким образом, начиная фантастика народной сказки органически сочетается у Щедрина с реалистическим изображением действительности. Крайнее преувеличение в описании героев и ситуаций дает возможность сатирику заострить внимание на опасных сторонах жизни русского общества. Сказки Салтыкова-Щедрина оказали большое воздействие на дальнейшее развитие русской литературы и особенно жанра сатиры.

www.ronl.ru

Курсовая работа - Сказки М. Е. Салтыкова-Щедрина

Сказки М. Е. Салтыкова-Щедрина

Автор: Салтыков-Щедрин М.Е.

М. Е. Салтыков-Щедрин — один из величайших русских сатириков, который бичевал самодержавие, крепостничество, а после реформы 1861 года — пережитки крепостного права, укоренившиеся в психологии людей.

Творчество Щедрина связано с традициями его гениальных предшественников: Пушкина («История села Горюхина») и Гоголя («Мертвые души»). Но сатира Щедрина острее и беспощаднее. Во всем блеске раскрылся талант Щедрина-обличителя в его сказках. Сказки явились своеобразным итогом, синтезом идейно-творческих исканий сатирика. С фольклором они связаны не только наличием определенных устно-поэтических деталей и образов, в них выражено народное миропонимание. В сказках Щедрин раскрывает тему эксплуатации, дает уничтожающую критику дворян, чиновников — всех тех, кто живет народным трудом.

В «Повести о том, как один мужик двух генералов прокормил» Щедрин разоблачает паразитизм двух бывших крупных чиновников, попавших на остров. Это генералы-дармоеды, не принесшие никакой пользы государству, всю жизнь прослужившие в регистратуре, которую затем упразднили «за ненадобностью».

Генералы ни на что не способны, ничего не умеют делать, считают, что «булки в том самом виде родятся, как… их утром к кофею подают». Они чуть не съедают друг друга, хотя кругом масса плодов, рыбы, дичи. Они умерли бы с голоду, если бы рядом не оказалось мужика. Нисколько не сомневаясь в своем праве эксплуатировать чужой труд, генералы заставляют мужика на них работать. И вот опять генералы сыты, к ним возвращается прежняя самоуверенность и самодовольство. «Вот как оно хорошо быть генералами — нигде не пропадешь!» — думают они. В Петербурге генералы «денег загребли», а мужику выслали «рюмку водки да пятак серебра: веселись, мужичина!»

Сочувствуя угнетенному народу, Щедрин выступает против самодержавия и его слуг. Царя, министров и губернаторов высмеивает сказка «Медведь на воеводстве». В ней показаны трое Топтыгиных, последовательно сменявших друг друга на воеводстве, куда они были посланы львом, чтобы «усмирить внутренних супостатов». Первые два Топтыгина занимались разного рода «злодействами»: один — мелкими, «срамными» («чижика съел»), другой — крупными, «блестящими» (задрал у кре стьянина лошадь, корову, свинью и пару овец, но сбежались мужики и убили его). Третий Топтыгин не жаждал «кровопролитиев». Наученный опытом истории, он действовал осторожно и повел либеральную политику. Многие годы получал от тружеников поросят, кур, мед, но в конце концов лопнуло терпение мужиков, и они расправились с «воеводой». Это уже стихийный взрыв недовольства крестьян против угнетателей. Щедрин показывает, что причина бедствий народных — в злоупотреблении властью, в самом характере самодержавной системы. А это значит, что спасение народа — в свержении царизма. Такова основная идея сказки.

В сказке «Орел-меценат» Щедрин разоблачает деятельность самодержавия в области просвещения. Орел — царь птиц — решил «завести» при дворе науки и искусства. Однако орлу вскоре надоело разыгрывать роль мецената: он уничтожил соловья-поэта, надел кандалы на ученого дятла и заточил его в дупло, разорил ворон. Начались «розыски, следствия, судбища», наступил «мрак невежества». Писатель показал в этой сказке несовместимость царизма с наукой, просвещением и искусством, сделал вывод, что «орлы для просвещения вредны».

Щедрин высмеивает и обывателей. Этой теме посвящена сказка о премудром пескаре. Пескарь всю жизнь думал о том, как бы его не съела щука, поэтому сто лет просидел он в своей норе, подальше от опасности. Пескарь «жил — дрожал и умирал — дрожал». А умирая, подумал: чего же ради всю жизнь он дрожал и прятался? Какие были у него радости? Кого он утешил? Кто о его существовании вспомнит? «Неправильно полагают те, кои думают, что лишь те пескари могут считаться достойными гражданами, кои, обезумев от страха, сидят в норах и дрожат. Нет, это не граждане, а по меньшей мере бесполезные пескари. Никому от них ни тепло, ни холодно… живут, даром место занимают», — обращается автор к читателю.

В своих сказках Салтыков-Щедрин показывает, что народ талантлив. Мужик из сказки о двух генералах сообразителен, у него золотые руки: он и силок смастерил «из собственных волос», и «чудо-корабль» построил. Народ подвергался гнету, его жизнь — бесконечный тяжелый труд, и писателю горько, что он своими руками вьет веревку, которую накинули ему на шею. Щедрин призывает народ задуматься над своей судьбой, объединиться в борьбе за переустройство несправедливого мира.

Свою творческую манеру Салтыков-Щедрин называл эзоповой, каждая сказка имеет подтекст, в ней действуют комические персонажи и образы-символы.

Своеобразие сказок Щедрина еще и в том, что в них реальное переплетается с фантастическим, тем самым создавая комический эффект. На сказочном острове генералы находят известную реакционную газету «Московские ведомости'*. От необыкновенного острова недалеко до Петербурга, до Большой Подьяческой. В жизнь сказочных рыб и зверей писатель вводит детали из жизни людей: пескарь „жалованье не получает и прислуги не держит“, мечтает выиграть двести тысяч.

Излюбленные приемы автора — гипербола и гротеск. И ловкость мужика, и невежество генералов чрезвычайно преувеличены. Умелый мужик варит суп в пригоршне. Глупые генералы не знают, что булки из муки пекут. Голодный генерал проглатывает орден своего приятеля.

В сказках Щедрина нет случайных подробностей и лишних слов, а герои раскрываются в действиях и словах. Писатель обращает внимание на смешные стороны изображаемого. Достаточно вспомнить, что генералы были в ночных рубашках, а на шеях у них висело по ордену. В сказках Щедрина видна связь с народным творчеством (»жил-был пескарь", «мед-пиво пил, по усам текло, а в рот не попало», «ни в сказке сказать, ни пером описать»). Однако наряду со сказочными выражениями мы встречаем книжные слова, совсем нехарактерные для народных сказок: «жизнью жертвовать», «пескарь жизненный процесс завершает». Чувствуется иносказательный смысл произведений.

В сказках Щедрина отразились и его ненависть к тем, кто живет за счет трудящихся, и его вера в торжество разума и справедливости.

Сказки эти — великолепный художественный памятник минувшей эпохи. Многие образы стали нарицательными, обозначая социальные явления русской и мировой действительности.

www.ronl.ru

Реферат - Своеобразие сатиры М.Е.Салтыкова-Щедрина

Своеобразие сатиры М.Е.Салтыкова-ЩедринаАвтор: Салтыков-Щедрин М.Е.

М.Е Салтыков-Щедрин один из самых известных сатириков 19 века. Писатель проявил себя во многих жанрах литературы, таких как романы, повести, рассказы очерки сказки. Почти все произведения Салтыкова-щедрина имеют сатирическую направленность. Писателя возмущало русское общество не справедливое отношение господ к рабам покорность простого народа к высшим чиновникам. В своих произведениях автор высмеивал пороки и несовершенство русского общества. Ярким и доступным для читателя примером безнравственности общества в творчестве Салтыкова-щедрина являются сказки, казалось, такой литературный жанр как сказки предназначен для детского понимания добра и зла. Но сказки Салтыкова-Щедрина проникнуты иронией, в них заключена проблема русского общества, которую автор хочет разрешить на простом примере, высмеивая в отдельных моментах поступки своих героев. В романе «История одного города» Щедрин отражает наиболее ужасные стороны жизни русского общества. В своем произведении писатель не напрямую рассказывает о проблемной ситуации в нашей стране. Не смотря на название за образом народа города Глупова, где проходит жизнь главных героев, скрывается целая страна, а именно Россия. Таким образом, Салтыков-Щедрин открывает новые приемы и способы сатирического изображения в литературе. Сатира-вид пафоса, основанный на комическом сюжете. В романе «История одного города» показано резкое отрицательное отношение автора в сложившейся ситуации в обществе, выражающееся в злой насмешке. «История одного города» — сатирическое произведение, где основным художественным средством в изображении истории одного города Глупова, его жителей и градоначальников является гротеск-прием соединения фантастического и реального, создающий комические ситуации. С помощью использования гротеска с одной стороны Салтыков-Щедрин показывает читателю повседневную жизнь каждого человека, а с другой слепую нелепую фантастическую ситуацию главными героями которой являются обыватели города Глупова. Однако роман «История одного города» -реалистическое произведение, Салтыков-Щедрин использовал гротеск, чтобы показать уродливую реальность современной жизни. В описании градоначальников автор также использовал гротеск. Например, давая характеристику одному из градоначальников-Органчику, автор показывает качества не свойственные для человека. Органчик имел в голове механизм и знал только два слова — «не потерплю» и «разорю». При чтении произведения Салтыкова-Щедрина «История одного города» в отличие от других сатирических произведений, читатель сам должен понимать, какая же реальность скрывается за полуфантастическим миром, который показан в романе. Использование писателем в своих произведениях такой прием сатирического изображения как «Эзопов язык» подтверждает то, что за тайной, которую хочет скрыть автор, утаивает его подлинные мысли. Практически полностью на иносказании построен роман Салтыкова-Щедрина «История одного города». Например, под городом Глуповом скрывается изображение всей России. Тогда, следовательно, напрашивается вопрос: «Кто такие глуповцы?» — обыватели губернского города Глупова. Нет. Как ни тяжело признавать, но глуповцы это россияне. В произведении «История одного города» кроме указанных иносказаний есть более конкретные свидетельства: Беневоленский-Сперанский. Угрюм-Бурчеев-Аракчеев, в образе Негодяева таится образ Павла I. Итак «Эзопов язык» помогает понять глубокий образ действительности, а значит, лучше понять саму жизнь. В произведении «История одного города» при описании градоначальников, да и на протяжении всего романа в целом автором показано преувеличение тех или иных свойств. Это называется еще одним способом для изображения сатиры гиперболой. То, что один из градоначальников оказался с фаршированной головой, это является преувеличением автора. Писатель использует в романе гиперболу для придания эмоционального настроя читателю. Обличающий пороки и показывающий нелепость реальной жизни. Салтыков-Щедрин передает читателю особую «злую иронию» по отношению к своим героям. Всю свою творческую деятельность писатель посвятил борьбе с недостатками и пороками России.

www.ronl.ru


Смотрите также

 

..:::Новинки:::..

Windows Commander 5.11 Свежая версия.

Новая версия
IrfanView 3.75 (рус)

Обновление текстового редактора TextEd, уже 1.75a

System mechanic 3.7f
Новая версия

Обновление плагинов для WC, смотрим :-)

Весь Winamp
Посетите новый сайт.

WinRaR 3.00
Релиз уже здесь

PowerDesk 4.0 free
Просто - напросто сильный upgrade проводника.

..:::Счетчики:::..

 

     

 

 

.