9. Язык и религия в структуре общественного сознания. Религия и язык реферат


9. Язык и религия в структуре общественного сознания

В истории духовной культуры человечества язык и религия занимают особое место. Это древнейшие, исключительно важные и при этом глубоко различные формы общественного сознания.

Своеобразие языка как формы общественного сознания состоит в том, что язык, наряду с психофизиологической способностью отражать мир, является предпосылкой общественного сознания, его семантическим фундаментом и универсальной оболочкой разных форм общественного сознания. По своему содержанию семантическая система языка ближе всего к обыденному сознанию. Посредством языка осуществляется специфически человеческая форма передачи социального опыта (культурных норм и традиций, естественно-научного и технологического знания).

Своеобразие языка как общественного явления, по сути дела, коренится в его двух особенностях: во-первых, в универсальности языка как средства общения и, во-вторых, в том, что язык – это с р е д с т в о, а не содержание и не цель общения; семантическая о б о л о ч к а общественного сознания, но не само с о д е р ж а н и е сознания. Роль языка по отношению к духовной культуре общества сопоставима с ролью словаря по отношению ко всему разнообразию текстов, которые можно написать с использованием этого словаря. Один и тот же язык может быть средством выражения полярных идеологий, разноречивых философских концепций, бесчисленных вариантов житейской мудрости.

Итак, язык выступает как универсальное средство общения народа. Он сохраняет единство народа в исторической смене поколений и общественных формаций, вопреки социальным барьерам, тем самым объединяя народ во времени, в географическом и социальном пространстве.

Если язык – это универсальная оболочка общественного сознания, то религия, точнее, мифолого-религиозное сознание человечества – это общий родник самых глубоких и жизненно важных смыслов общественного сознания. Из мифолого-религиозного сознания развилось все содержание человеческой культуры, постепенно приобретавшее семиотически различные формы общественного сознания (такие, как обыденное сознание, искусство, этика, право, философия, наука).

Язык и религия: две семиотики, два образа мира, две стихии в душе человека, уходящие корнями в подсознание, два самых глубоких, несхожих и взаимосвязанных начала в человеческой культуре...

Язык, религия и народный менталитет

10. Воздействует ли язык на культуру? Идеи в.Гумбольдта и а.А.Потебни

В культуре и психологии каждого народа есть черты, составляющие его индивидуальное этническое своеобразие, и есть черты, объединяющие этот народ с другими народами или группами народов, а также, разумеется, со всем человечеством. Например, одни черты объединяют белорусов со всеми славянами; другие – с литовцами и поляками; третьи – с народами, исповедующими христианство; четвертые – с жителями Европы; пятые – с народами СНГ и т.д. Народный менталитет (культурно-психологическое своеобразие народа) складывается из соединения взаимодействия всех "слагаемых", причем этническая индивидуальность определяется не только сугубо индивидуальными особенностями народа, но и уникальностью самого соединения индивидуальных и групповых черт – соединения именно "этих ингредиентов" и именно в такой неповторимой "пропорции".

Язык и религия относятся к тем факторам, которые определяют народный менталитет и при этом влияют на формирование как индивидуально-неповторимых, так и некоторых общих с другими народами, групповых черт.

Вера в определяющее воздействие языка на духовное развитие народа лежала в основе философии языка Вильгельма фон Гумбольдта (1767-1835), выдающегося представителя немецкого классического гуманизма. Изучая язык испанских басков, резко отличный от языков индоевропейской семьи, Гумбольдт пришел к мысли о том, что разные языки – это не просто разные оболочки общечеловеческого сознания, но различные в И д е н и я мира. Позже в работе "О различии строения человеческих языков и его влиянии на духовное развитие человечества" Гумбольдт писал: "В каждом языке заложено самобытное миросозерцание. Как отдельный звук встает между предметом и человеком, так и весь язык в целом выступает между человеком и природой, воздействующей на него изнутри и извне <...>. И каждый язык описывает вокруг народа, которому он принадлежит, круг, откуда человеку дано выйти лишь постольку, поскольку он тут же вступает в круг другого языка" (Гумбольдт. [1830-35] 1984, 80).

В России идеи Гумбольдта о влиянии языка на народное сознание развивал А.А. Потебня (1835-1891), крупнейший в XIX в. отечественный филолог-мыслитель. Потебня находил органическое участие национального (этнического) языка не только в формировании народного мировосприятия, но и в самом развертывании мысли: "Человек, говорящий на двух языках, переходя от одного к другому, изменяет вместе с тем характер и направление течения своей мысли, притом так, что усилие его воли лишь изменяет колею его мысли, а на дальнейшее течение ее влияет лишь посредственно. Это усилие может быть сравнено с тем, что делает стрелочник, переводящий поезд на другие рельсы" (Потебня, [1895] 1976, 260).

Таким образом, лучшие умы XIX в. понимали язык как духовную силу, которая формирует культуру народа. В XX в. идеи Гумбольдта и Потебни получили дальнейшее развитие и, что особенно интересно, делались попытки проверить эти гипотезы экспериментально.

Убеждение в том, что люди видят мир по-разному – сквозь призму своего родного языка, лежит в основе теории "лингвистической относительности" знаменитых американских языковедов Эдварда Сепира (1884-1939) и Бенджамина Ли Уорфа (1897-1941). Они стремились доказать, что различия между "среднеевропейской" (западной) культурой и иными культурными мирами (в частности, культурой североамериканских индейцев) обусловлены различиями в языках.

В 60-х гг. проводились многочисленные экспериментальные проверки гипотезы "лингвистической относительности".

Например, ставился вопрос: если в языке есть одно отдельное слово для желто-зеленого цвета (как, скажем, в языке шона в Родезии: cicena означает 'желто-зеленый'), в отличие от языков, где этот цвет не имеет однословного обозначения, а есть два отдельных слова для двух пограничных участков цветового спектра (как в русском – желтый и зеленый, английском, немецком и др.), то значит ли это, что носитель языка шона скорее, легче, точнее определит цвет желто-зеленого предмета, чем это сделает носитель языка, в котором этот цвет не имеет однословного, т.е. уже готового, "подсказанного" самим языком обозначения? Психологи-экспериментаторы отвечают на этот и подобные вопросы отрицательно.

В целом эксперименты не обнаружили зависимости результатов познавательных процессов от лексической и грамматической структуры языка. В лучшем случае в таких опытах можно было видеть подтверждение "слабого варианта" гипотезы Сепира-Уорфа: "носителям одних языков л е г ч е говорить и думать об определенных вещах потому, что сам язык облегчает им эту задачу" (Слобин, Грин, 1976. 203-204). Однако в других экспериментах даже и такие зависимости не подтверждались. Психологи приходили к выводу, что в познавательных процессах в отношениях между языком и мыслительной деятельностью р е ш а ю щ е й промежуточной переменной является активность познающего человека (подробно см.: Мечковская, 1994, 64-66).

В экспериментах гипотеза Сепира-Уорфа теряет свою обобщенно-философскую внушительность. Речь идет уже не о разных картинах мира, увиденных сквозь призму разных языков, а об участии языка в процессах восприятия, запоминания, воспроизведения.

Итак, человек не находится "в плену" у языка. Картина мира родного языка не является непреодолимой преградой для иного видения мира: человек строит иные "картины мира" (например, философскую, биологическую или физическую) и с достаточной надежностью переводит тексты с одного языка на другой, даже в тех случаях, когда между языками лежат многие столетия. Не язык, а народ создает культуру.

Вместе с тем для человека мир его родного языка – это "дом бытия", "самое интимное лоно культуры" (Мартин Хайдеггер). Это естественная психологическая "среда обитания" человека, тот образный и мыслительный "воздух", которым дышит, в котором живет его сознание.

studfiles.net

Религиоведение - Язык и религия .

Язык и религия .

С точки зрения семиотики (науки о знаках), язык и религия – это две самобытные знаковые системы, обладающие своим содержанием и своим способом передачи этого содержания. С точки зрения философии, язык и религия – это две формы общественного сознания в ряду таких других форм отображения мира в сознании людей, как искусство, философия, мораль, право, повседневное (или обыденное) сознание, науки и технологии и др. По характеру своего содержания язык и религия занимают в ряду других форм общественного сознания крайние точки: это полярные противоположности. Язык заключает в себе самую простую, элементарную картину мира; религия – самую сложную, при этом в содержание религии входят компоненты разной психической природы (чувственно-наглядной, логической, эмоциональной, интуитивной, трансцендентной). Язык выступает как предпосылка и универсальная форма, оболочка всех других форм общественного сознания; религия – как универсальное содержание, исторически первый источник, из которого развилось все последующее содержание общественного сознания. Можно сказать, что язык – это универсальное средство, техника общения; религия – это универсальные смыслы, транслируемые в общении, заветные смыслы, самые важные для человека и общества.Несмотря на полярную противоположность планов содержания языка и религии, между ними существуют сложные взаимосвязи – в силу их глубокой укорененности в сознании человека, укорененности, восходящей к истокам человеческого в человеке.=> Религиозно-конфессиональные факторы играли (и играют!) выдающуюся роль в судьбах языков и, шире, в истории человеческой коммуникации. Это понятно, если принять во внимание только что сказанное: религия – это заветные для человечества смыслы.=> Труднее увидеть и объяснить обратную зависимость – религии от языка. Конечно, эта зависимость не такая прямая и определенная, как конфессиональный фактор в истории литературных языков. Однако парадоксальным образом "заветные смыслы" оказывались как бы неотделимыми от тех слов, на которых они впервые были сказаны. Это создавало внутреннюю и "множественную", едва ли не с каждым словом связанную, зависимость "заветных смыслов" от своей языковой формы. Поэтому в истории религий вопросы языка часто приобретали жизненную важность. Перевод Писания на новые языки нередко приводил не к распространению учения, а к его видоизменению. Потребность в новых переводах или новых толкованиях могла оказаться и проявлением и фактором различных еретических и диссидентских движений.Драматизм и парадоксальность связи языка и религии в том, что язык, будучи "всего лишь" коммуникативной техникой, оказывался способным быть предпосылкой (одной из предпосылок) и формой проявления религиозных противоречий, что, в конечном счете, вело к изменениям в содержании "заветных смыслов".В основе этой связи языка и религии лежит не случайность или недоразумение архаического сознания. Дело в том, что религия – это область повышенного внимания к слову.Религия мыслится верующими как с в я з ь между высшей и вечной сущностью (Абсолютом, Богом, богами) и людьми. Эта связь состоит в том, что Абсолют с о о б щ и л людям самое главное знание и между Абсолютом и людьми установился своего рода д о г о в о р: люди стремятся жить, руководствуясь главным знанием, полученным от Бога, и надеясь на его помощь, поддержку, награду свыше, в том числе в некоторых религиях – надеясь на иную, вечную жизнь. В самых разных религиях в круг ключевых значений входят понятия, связанные с передачей информации: Откровение, слово Бога, заповедь, завет, пророчество, благая весть, вестник, посланник, пророк, Священное Знание… История религий состоит в движении и изменении некоторой специальной информации – в ее территориальном распространении или сокращении, в ее той или иной трансляции – передаче, пересказе, переводе, перетолковании, разъяснении. Именно в сфере религии впервые, но во весь рост встала проблема п о н и м а н и я – т.е. та проблема, ради которой существует филология.Во взаимоотношениях языка и религии есть своя логика, свои парадоксы и драматизм, заключенные в соединении понятий "стихия" и "культура" – стихия культуры . Стихия – от той глубины человеческого, в которую уходят корни языка и религии. Культура – потому что в религии и языке коренятся все начала человеческой культуры.

cribs.me

Доклад - Религия как вид познания. Грани религии, легко переводимые на язык науки

Реферат по философии на тему:

«Религия как вид познания. Грани религии, легко переводимые на язык науки»

Содержание

Введение……………………………………………………………………………….3

1. Определение понятия религии…………………………………………………….4

2. Проблемы возникновения и развития религии…………………………………..7

3. Знание и вера……………………………………………………………………...10

3.1. Соотношение знания и веры в рамках гносеологии и за ее пределами……..10

3.2. Вера как основа саморегуляции……………………………………………………...12

3.3. «Верующий разум» русских философов………………………………………………14

4. Религия и наука…………………………………………………………………...15

5. Столкновение науки и религии…………………………………………………..18

6. Список литературы……………………………………………………………….19

Введение

Религия выступает как одна из форм мировоззрения. Она пришла на смену мифологическому мировоззрению, которое не смогло дать удовлетворительные ответы на вопросы, возникав­шие в древнем обществе при переходе от первобытнообщинных отношений к более усложненным, классовым.

Религиозное сознание, возникнув в древности и претерпев различные изменения, связанные с развитием общественных отношений, продолжает оказывать влияние на поведение и по­ступки очень многих людей и в наши дни.

В истории человеческого общества религия играла неоднозначную роль. Например, в Европе в Средние века (с V по XV вв.) христианское мировоззрение являлось господствующим. Христианство определяло развитие всех сфер жизни общества, все решалось в соответствии с его предписаниями.

В дальнейшем, при переходе от феодальных отношений к буржуазным, с развитием наук стала выявляться ограниченность несостоятельность христианских постулатов. Первые шаги в освобождении от религии происходили в ученой среде, а с расширением образования и новыми научными открытиями влияние религии постепенно стало ослабевать и в других слоях общества. Жизнь общества стала секуляризироваться, т. е. освобождаться от религиозного влияния.

В современную эпоху даже в тех государствах Западной Европы и Америки, где христианство традиционно поддерживается официальном уровне, идет заметное ослабление его влияния на развитие культуры. «В прошлом это влияние было громадно, его наследством мы продолжаем пользоваться по сей день; сегодня оно ничтожно мало»[1, с. 73]. В это же время в странах бывшего социалистического лагеря, где официально осуществлялось атеистическое воспитание, наблюдается возрастание интереса к религиозным проблемам.[2, с. 492-493]

1. Определение понятия религии

Одна из сложнейших проблем философии религии — определение сути феномена религии и места религиозного сознания среди прочих форм духовной ориентации человека в мире. Рассмотрим эту проблему, анализируя сходства и различия между религией и наукой. Многие из специалистов убеждены в невозможности такого универсального определения религии, которое охватило бы собой все многообразие конкретных форм и видов религиозных верований. К примеру, «гносеологический» подход к религии, считающий ее основным признаком веру, не подлежащую рациональному анализу и проверке на истинность, сталкивается с немалыми сложностями при попытке отличить собственно религиозные верования от схожих идеологических феноменов (типа некритической веры в коммунизм, в национальное превосходство и пр.). Аналогичные трудности вызывает и распространенное представление о религии как о системе миропонимания (и связанного с ним институционального поведения), основанного на вере в существование Бога (или богов) — высшей потусторонней сверхъестественной силы, сотворившей мир и человека в нем. Многие ученые считают, что при таком подходе не учитывается опыт религиозных направлений (к примеру, конфуцианства или буддизма), которые вполне «обходятся» без бога в христианском или мусульманском его понимании [3, с. 56].

Большинство специалистов связывает феномен религии с особой формой человеческого опыта, одинакового для всех разновидностей религии, — верой в священное, сакральное. Представления о священном разнятся у разных народов. На ранних этапах развития религии они совпадают с представлением о необычном, не укладывающемся в нормальный ход вещей и лишь позднее обретают этические характеристики и становятся представлениями об абсолютном благе, истине, красоте.

Каковы бы ни были разногласия в определении понятия религии, все исследователи согласны с тем, что она выполняет важнейшие функции в общественной жизни. Для отдельно взятых человеческих индивидов, как полагает М. Йингер, религия становится средством решения «последних, конечных» проблем жизни, выступает как «отказ капитулировать перед смертью». «Религиозное существование включает веру человека в то, что зло, боль, разрушение и гибель, несправедливость и бесправие относятся не к случайным, но к фундаментальным условиям жизни и что все же есть силы и действия (священное), благодаря которым человек способен преодолеть зло во всех его обличиях» [4, с. 288].

Для общества, взятого в целом, религия выступает как мощное средство социальной интеграции, сплочения людей, поскольку общие верования придают высший смысл их деятельности. В социальном плане религия реализуется как особый общественный институт — церковь; на первых этапах — просто как объединение верующих, позднее (почти во всех религиях) — как клерикальная структура, объединяющая лиц, особо посвященных в сакральные тайны и выступающих в роли своеобразных «посредников» между объектом веры и людьми.

Конечно, не все философы и социологи положительно оценивали роль религии в человеческой культуре. Известно отношение К. Маркса к религии как к искаженной форме сознания, которая способствует эксплуатации народных масс. Он характеризовал ее как «опиум для народа» и «вздох угнетенной твари». Отрицательно относился к религии также и 3. Фрейд, рассматривая ее как своеобразную болезнь общества, как форму наркотического опьянения. Многие мыслители, руководствовавшиеся прежде всего идеалами Просвещения, были убеждены во временном характере религиозных верований, полагая, что религия непременно падет под ударами развивающейся науки. Упадок религии в XIX-XX вв. казался многим симптомом ее надвигающейся гибели. XX в., однако, вновь подтвердил устойчивость религиозной системы ценностей. Было осознано главное — религию нельзя рассматривать как альтернативу науке и «пережиток» общественного сознания.

Фиксируя подобные трудности, известный культуролог, специалист в области сравнительного религиоведения М. Элиаде замечает: «Очень жаль, что у нас нет более точного слова, чем „религия“, для обозначения опыта священного. Разве не странно обозначать одним и тем же словом опыт Ближнего Востока, иудаизма, христианства, ислама, буддизма, конфуцианства и так называемых примитивных народов? Но искать новый термин поздно, и мы можем использовать понятие религии, если будем помнить, что оно не обязательно предполагает веру в бога, богов или духов, но означает опыт священного и, следовательно, связано с идеями существования, значения и истины». [3, с. 62]

2. Проблемы возникновения и развития религии.

Анимизм — это система взглядов, основанная на персонификации природных явлений и наделении их свойствами и способностями человека. «Рассматривая характер и сущность великих политеистических богов, которым приписывается наиболее обширная деятельность во Вселенной, мы увидим, что эти могучие существа сформированы по образцу человеческой души. Мы увидим, что их чувства и симпатии, их характер и привычки, их воля и действия, даже самый образ и материальная структура их, несмотря на все преувеличения и приспособления, содержат черты, в значительной степени заимствованные у человеческой души» [3, с. 64]. Вера в самостоятельную жизнь освободившейся от телесной оболочки души порождает и веру в возможность контакта с умершими душами. В основе этого лежит особенность первобытного мышления, связанная с неразличимостью объективного, того, что находится вне человека, и субъективного, того, что является продуктом его разума. Так, например, образы, видимые человеком во сне, воспринимались столь же реально, как и окружающий его мир, и те и другие были одинаково значимы. Поэтому общение во сне с умершими или отсутствующими людьми воспринималось так же, как встреча с живыми. В то же время боязнь призраков, т.е. бесплотных теней душ умерших людей, порождает целую систему предохранительных обрядов (при обряде похорон — особый порядок выноса тела из дома, положение тела при захоронении, сам факт обязательного захоронения, поминальные обряды и т.д.). Считалось, что особенно часто и непрошенно являются призраки тех душ, тела которых не были погребены согласно обычаю, а также души самоубийц или насильно убитых. Анимистические представления в той или иной форме присутствуют во всех религиях.

Тотемизм — система первобытных представлений, основанная на вере в сверхъестественное родство между группой людей (родом) и тотемами, которыми могут выступать какие-либо животные или растения, реже — явления природы и неодушевленные предметы. Кроме общих тотемов для всего рода у первобытных людей были тотемы индивидуальные. Тотемистические представления лежат в основе всех мифов и волшебных сказок, а тотемы в качестве особых ритуальных предметов присутствуют в развитых религиях.

Фетишизм — вера в сверхъестественные свойства некоторых предметов (фетишей), в качестве которых могло выступать что угодно — от камня необычной формы, куска дерева или части животного, до изображения в виде статуэтки (идол). С.А. Токарев отмечает, что фетишизм, по-видимому, возникает как форма «индивидуализации религии» и связан с распадом старых родовых связей. «Отдельная личность, чувствуя себя недостаточно защищенной родовым коллективом и его покровителями, ищет для себя опоры в мире таинственных сил». Не случайно среди фетишей появляются талисманы и амулеты — предметы для ношения на теле. Они должны были выполнять защитные функции. Пользование этими предметами часто сопровождалось различными заклинаниями. Постепенно изначальное значение талисмана забывается и он превращается в предмет украшения [4, с. 145-146].

Магия — первобытные представления о возможности сверхъестественного воздействия злых или добрых сил на других людей, домашний скот, жилище и т.д. В основе веры в магические силы и средства лежит способность человеческого сознания к ассоциациям, которая позволяет соединять в мышлении вещи, несоединимые в реальности. В результате создается система вымышленных связей и закономерностей, с помощью которых человек пытается построить свои отношения с миром духов аналогично тому, как он строит свои взаимоотношения с реальным миром.

Магическое знание носит тайный характер. Магическое действо всегда выполнялось лишь специально посвященными людьми. Поэтому эффективность магических действий и заклинаний определялась лишь по результату, т.е. задним числом, и в случае негативного результата всегда можно было сослаться на сильное противодействие духов.

Магия как средство практического воздействия на мир связана с конкретными формами жизнедеятельности людей. Обычно магию делят на хозяйственную, лечебную (белая) и вредоносную (черная). По Дж. Фрезеру, магия может быть подражательной. В этом случае воздействие на реальный объект осуществляется манипулированием над его образом. Заразительная магия осуществляется по сопричастности, и магическое манипулирование при этом ведется над частями одежды или тела человека.

В своей рафинированной, наукообразной форме магия представляет собой особый раздел оккультизма, выступая как средство связывания мира духовного и реального через обращение к астральным силам. Несмотря на то что целый ряд религий не одобряют магии и колдовства, в снятом виде элементы магических действий и обрядов присутствуют во всех религиях [2, с. 500].

3. Знание и вера

3.1.Соотношение знания и веры в рамках гносеологии и за ее пределами.

Знание претендует на адекватное отражение действительности. Оно вос­производит объективные закономерные связи реального мира, стремит­ся к отбрасыванию ложной информации, к опоре на факты. Знание делает истину доступной для субъекта посредством доказательства. Оно рассматривается как результат познавательной деятельности. А с гла­голом «знать» связывают наличие той или иной информации или со­вокупность навыков для выполнения той или иной деятельности. В этом смысле допустимо суждение: «Я знаю, как это делается».

Вера в отличие от знания есть сознательное признание чего-либо истинным на основании преобладания субъективной значимо­сти. Вера — это не только основное понятие религии, но и важней­ший компонент внутреннего духовного мира человека, психический акт и элемент познавательной деятельности. Она обнаруживает себя в непосредственном, не требующем доказательства принятии тех или иных положений, норм, суждений за истинные. Как психологи­ческий акт вера проявляется в состоянии убежденности и связана с чувством одобрения или неодобрения. Как внутреннее духовное со­стояние вера требует от человека соблюдения тех принципов и мо­ральных предписаний, в которые он верит, например: в справед­ливость, нравственную чистоту, мировой порядок, добро.

Понятие веры может полностью совпадать с понятием религии и выступать как религиозная вера, противоположная рациональному знанию. Религиозная вера предполагает не доказательство, а открове­ние. «Верую, потому что абсурдно», — это высказывание Тертуллиа-на в емкой форме отражает суть религиозной веры. «Слепая» вера ни­чем не отличается от суеверия. Проблема взаимоотношения знания и веры активно обсуждалась средневековыми схоластами. Вера основы­валась на авторитете догматов и традиции. Считалось необходимым познать в свете разума то, что уже принято верой. «Credo, ut intelli-gam» — «Верую, чтобы познать» — гласит латинское изречение, ос­нованное на христианском: «Блажен не видящий, но знающий».

Соотношение знания (разума) и веры не может быть решено в пользу одной или другой компоненты. Так же как знание не мо­жет заменить веру, так и вера не может заменить знание. При помощи веры нельзя решить проблемы физики, химии, экономики. Однако вера как доинтеллектуальный акт, досознательная связь субъекта с миром предшествовала появлению знания. Она была связана не с понятиями, логикой и разумом, а с воображением, фантазией, чувственно-образным восприятием мира.

Если вера покидала сферу религии, а религия — это вера в сверхъестественное, то в составе познавательного процесса она обо­значала уверенность в истинности научных выводов, в высказан­ных гипотезах, являлась могучим стимулом научного творчества. В связи с эти весьма примечательно высказывание А.Эйнштейна, который отмечал, что без веры в познаваемость мира нет никакого естествознания. Мы верим в существование внешнего мира, в трех­мерность пространства, необратимость времени, развитие науки. Вера есть бездоказательное признание истинным того или иного явления.[5, с. 433]

3.2. Вера как основа саморегуляции. Феномен веры может иметь ре­лигиозную, гносеологическую и экзистенциальную окраску. Само­сознание каждого человека включает в качестве неотъемлемого ком­понента экзистенциальную веру в себя, в факт существования ок­ружающего мира, личностно значимых ценностей: дружбы, любви, справедливости, благородства, порядочности и пр. Самосознание всегда присутствует в двух основных модусах: как самопознание и как саморегуляция. Установка «Познай самого себя», которую, со­гласно легенде, провозгласил дельфийский оракул и которую Со­крат сделал основным принципом своей философии, может рабо­тать не только как источник нового знания о себе. Она может вы­ступить основой саморегуляции или же ее антипода — самодеструк­ции. Это подчеркивает, как тесно связаны самопознание и саморе­гуляция. Зачастую в интроспективном плане самопознание и само­регуляция сливаются в едином феномене — в общении с самим со­бой. Вместе с тем существуют определенные отличия самопознания и саморегуляции. Если самопознание всегда происходит в состоянии явного сознания, когда включается рефлексия, проясняющая внут­реннее состояние, обеспечивающее его «прозрачность», то саморе­гуляция как раз наоборот. Она совершается перед порогом сознания. Это то «тайное брожение духа», о котором говорил Гегель, проти­вопоставляя его процессу познания. Саморегуляция всегда осущест­вляется на уровне смутных ощущений, предчувствий, неудовлетво­ренности собой, внутреннего дискомфорта, т.е. тогда, когда само­познание затруднено. Можно сказать, что заинтересованное в себе самопознание, имея психотерапевтический эффект, и есть частич­ная саморегуляция. Однако оно не приводит ни к чему новому, а лишь позволяет «разобраться в своем состоянии», «упорядочить пе­реживания», «сориентироваться в себе». Чтобы саморегуляция имела конструктивный эффект, она должна опираться на духовные опоры веры, которые особенно востребуемы в условиях современного нестабильного мира.[5, с. 438-439]

3.3. «Верующий разум» русских философов. Вопрос о соотношении веры и знания всегда интересовал русскую философскую мысль. Рас­пространившееся в XIX в. увлечение немецким идеализмом было мощ­ным импульсом для развития русской философии. Творчество славя­нофилов А.Хомякова (1804—1860) и И.Киреевского (1806—1856) представляет собой попытку выработать систему православного ми­ропонимания. Обращают на себя внимание сами названия работ Киреевского: «О характере просвещенной Европы и его отношения к просвещенной России», «О необходимости и возможности новых начал для философии». Именно потому, что на Западе вера ослаб­лена, что западный человек утратил «коренные понятия о вере» и принял «ложные выводы» безбожного материализма, Киреевский отрицает не только западный путь развития, но и опровергает саму ценность европейского типа мышления. Торжество рационализма имеет отрицательное значение для «внутреннего сознания». Западная образованность несет в себе раздвоение и рассудочность. Образован­ность русская основывается на восприятии «цельного знания», со­четающего разум и веру. Подлинная философия должна быть фило­софией «верующего разума». Можно назвать программным следую­щий тезис Киреевского, в котором он пытается определить истоки цельного философствования. Человек стремится собрать «все свои отдельные силы», важно, «чтобы он не признавал своей отвлечен­ной логической способности за единственный орган разумения ис­тины; чтобы голос восторженного чувства, не соглашенный с дру­гими силами духа, он не почитал безошибочным указанием прав­ды..., но чтобы постоянно искал в глубине души того внутреннего корня разумения, где все отдельные силы сливаются в одно живое и цельное зрение ума». Живое и цельное «зрение ума» — «то, ради чего» есть гармоническое сочетание всех духовных сил: «мышления, чувств, эстетического созерцания, любови своего сердца, совести и бескорыстной воли к истине». Такое знание, основанное на целост­ном единстве всех духовных сил и скрепленное верой, глубоко от­личается от знания, вырабатываемого отвлеченным «логическим ра­зумом».

Отсюда можно вывести отличительную особенность русской философии — убеждение в непосредственном постижении реально­сти, или интуитивизм. Как отмечал известный историк философии Н.Лосский, «обостренное чувство реальности, противящейся субъ-ективированию и психологизированию содержания восприятия предметов внешнего мира, является характерною чертой русской философии». «Идеал целостного знания, т.е. органически всесторон­него единства его, возможен не иначе, как под условием, что субстанциональный аспект мира (чувственные качества), рациональный аспект его (идеальная сторона мира) и сверхрациональные начала даны все вместе в опыте, сочетающем чувственную, интеллектуаль­ную и мистическую интуицию. Выделяя различные уровни реаль­ности — надрациональный, рациональный и сверхрациональный, — русская религиозная философия называет и соответствующие им способы постижения: сердцем, рассудком (наукой), верой (интуи­цией).

Русский философ А.Хомяков рассматривал веру в качестве некоего предела внутреннего развития человека. Хомяков не отвергал науку, не противопоставлял веру и знание, а иерархизировал их отношение: сначала знание, затем вера. Именно недостижимость абсолютного знания является постоянным условием существования веры. Хомяков был уверен, что всякая живая истина, а тем более истина божественная, не укладывается в границах логического по­стижения. Она есть предмет веры не в смысле субъективной уверен­ности, а в смысле непосредственной данности. У Хомякова вера не противоречит рассудку, она даже нуждается в том, чтобы бесконеч­ное богатство данных, получаемых благодаря ее ясновидению, под-вергалось анализу рассудка; только там, где достигнуто сочетание веры и рассудка, получается всецельный разум. По Хомякову, вера, по сути дела, есть интуиция, т.е. способность непосредственно по­знавать подлинное живое бытие. И только в соединении с верой разум возвышается над отдельным мнение и мышлением, преоб-разуясь в цельное соборное сознание.

Н.Бердяев считал, что существует три возможных решения вопроса о взаимоотношении знания и веры:

• верховенство знания, отрицание веры;

• верховенство веры, отрицание знания;

• дуализм знания и веры.

Эти и подобные суждения акцентировали внимание на недос­таточности чисто рассудочного, рационального способа отношения к миру, на острой потребности в основаниях, которые бы вышли за пределы диктата знания и воли, были бы внутренними, лично-стно глубинными регулятивами человеческой жизнедеятельности.

Оформившаяся в рамках русской философии идея всеединст­ва предполагала всеохватывающий синтез как со стороны жизни, так и со стороны мысли, со стороны знания и веры. Идея всеедин­ства, понимаемая как «все едино в Боге», была центральной в философии Вл. Соловьева. Однако при таком подходе Бог лишает­ся антропоморфных характеристик и понимается как космический разум, сверхличное существо, особая организационная сила. Гно­сеологический аспект идеи всеединства проявляется в утвержде­нии потребности в цельном знании. Цельность предполагает органичное объединение трех разновидностей знания: научного (фило­софского), эмпирического (научного) и мистического (созерца­тельно-религиозного). Таким образом, русская философия предла­гает весьма оригинальный проект гносеологии, который и по сей день ждет своего исполнения.[5, с.440]

4. Религия и наука

В «Фаусте» Гёте (см. рис.1) происходит разговор между уче­ным Фаустом и его подругой Гретхен. Гретхен: «А теперь скажи, как ты относишься к религии?». Фауст, не без смущения и вроде бы от чего-то защищаясь: «Не хочу никого лишать его чувства и его Церкви». Чистая и наивная Гретхен верит в Христа.

Рис. 1. Гете

Фауст же ведет себя уклончиво. Разговор между Гретхен и Фаустом — это своеобразная картина сложных взаимоотношений религии и науки. В данном случае мы говорим не о тех людях, которые просто-напросто не сведущи ли­бо в религии, либо в науке. Для таких людей взаимо­отношений религии и науки не существует, они при­знают что-то одно. Намного сложнее приходится тем, кто понимает достоинства как религии, так и науки. Можно ли их согласовать друг с другом, религию и на­уку,— вот в чем вопрос.

В античности и средневековье на этот вопрос, как правило, отвечали утвердительно: «Конечно, можно и сле­дует». Аристотель (см. рис. 2) пришел к представлению о боге-пер­вопричине. Средневековые мыслители везде видели проявление Божественного Разума, в чем их убежда­ла каждая новая открытая закономерность. Такой же позиции придерживались великие естествоиспытатели Нового времени — Кеплер, Ньютон (см. рис.3), Лейбниц, Мопертюи. Постепенно, однако, ситуация стала меняться, все чаще ученые стали подчеркивать, что наука может

Рис. 2. Аристотель обойтись без гипотезы Бога. В современном учебнике, например по физике, вы не встретите рассуждений о Боге. Основание — существование Бога нельзя под­твердить фактами.

В науке очень трепетно относятся к достоверности знания. Знание достоверно, если вы его хорошо обос­новываете логическим Рис. 3. Ньютон путем и соответствующими экс­периментами. Приведем на этот счет характерный при­мер. Современные физики считают, что элементарные частицы состоят из кварков, частиц, которые невозмож­но «оттащить» друг от друга, ибо силы их взаимного притяжения с увеличением расстояния между ними рез­ко нарастают. Выходит, что кварк нельзя подобно эле­ктрону или позитрону «вытащить на белый свет» и провести над ним эксперименты. Тем не менее боль­шинство физиков верят в существование кварков. Они рассуждают так: допустим, что кварки существуют, в та­ком случае в экспериментах должно быть это и это. Экс­перименты дают как раз те результаты, которые были предсказаны. Значит, нет оснований отрицать сущест­вование кварков.

В случае же с религией экспериментальные методы бессильны в вопросе подтверждения или опровержения существования Бога. Бог, по определению, дан в его от­кровениях и чудесах. Экспериментально это нельзя не подтвердить, не опровергнуть. Поэтому неопозитивис­ты и аналитики не считают религию наукой. Но они и не собираются ее осмеивать, так как сознают, что ре­лигия — это культурный феномен, отказ от нее если не всегда, то, по крайней мере, в очень многих случаях рав­носилен забвению духовности. «Какими были бы наши чувства, если бы мы ничего не слышали о Христе?» — вопрошал Витгенштейн. Но что же в таком случае есть вера в Бога? В ответе на этот вопрос ученые, как пра­вило, стремятся избежать всякой мистики. Вера в Бо­га — это чувство, считают многие аналитики, вера в Бо­га — это универсальная мысль о добре, полагают, между прочим вслед за Кантом, другие.

Итак, вера в Бога есть некоторая ценность, право­мерность которой подтверждается не физическими экспериментами, а практикой жизни. Религия высту­пает некоторой устремленностью человеческого сознания, которое в отличие от искателей полезных ископа­емых не вгрызается в толщу земли, а строит лестни­цу в небо. Нет никаких научных оснований препятст­вовать этому строительству. Отсюда родилась защищаемая многими учеными формула, согласно ко­торой религия и наука не отрицают, а взаимодополняют друг друга. Нет необходимости противопоставлять науку религии или же возвышать одну над другой.

Положение о дополнительности религии и науки не каждому по нраву — часто отдают приоритет либо ре­лигии, либо науке. Если эта приоритетность выража­ется в резкой форме, то дело доходит до противостоя­ния. Вопрос в том, насколько высоко ценят религию и науку. В этой связи показательны следующие стихо­творные строчки Гёте: Наукой, искусством владея, Религию скупо оценят. Науку, искусство не зная, Религию искренне любят.

Что касается современной, новейшей философии, то она чаще, чем когда бы то ни было ранее, отдает при­оритет науке. Религиозное содержание философии уменьшается. Вместе в тем широко распространены ва­рианты христианской философии. В России культиви­руется православная философия, на Западе — неока­толическая и неопротестантская.[4, с. 167-169]

5. Столкновение науки и религии.

Развитие науки вступило в противоречие с представлениями о структуре мира, закреплённых в древних основополагающих религиозных книгах, если эти представления принимать в буквальном смысле, а не символически. Столкновение было неизбежно, поскольку знание развивается и обогащается не только количественно, но и качественно, принципиально, иногда изменяя самые его основы.

Возникшее противостояние в эпоху Возрождения привело к реакции консервативной церкви, которую в наиболее жестокой форме, в инквизиции, можно охарактеризовать словами «шаг влево, шаг вправо – считаю еретиком». В сочетании с коренными социальными преобразованиями той эпохи прежняя канонизированная религия, которая в предшествующем веке была, естественно, органически обязательной для каждого, породила новые её формы (протестантизм и т.п.), а сама религиозность стала ослабевать и терять своих приверженцев. Быстрое развитие науки привело к тому, что к началу ХХ века в образованной среде религия для очень многих либо модифицировалась в привычный обычай с вялым признанием существования некой неопределенной, но всеохватывающей силы, высшего духа, либо вообще потеряла значение. Особенно силен был этот неагрессивный атеизм российской интеллигенции среди тех, кто занимался естественными науками. Наряду с этим многие глубокие мыслители искали новые пути для религиозной (христианской) идеологии, совместимые с психологией новой эпохи в развитии человечества.

В прошлом ученых служители религии сажали в тюрьмы, сжигали на кострах, подвергали разным гонениям. Сейчас этого нет. Открытая агрессия против науки, ученых сменилась неявной или завуалированной агрессией: в виде борьбы с абортами, выступлений против экспериментов по клонированию человека, распространения антинаучных представлений в системе образования, через средства массовой информации, шельмования всех, кто не верит в бога и доверяет только науке.[ 4, с. 151-153]

6. Список литературы

1. Лобковец Н. Христианство и культура // Вопросы философии. 1993, №3.

2. Философия: Учебник для вузов / Под ред. проф. В. Н. Лавриненко, проф.

В. П. Ратникова. – М. ЮНИТИ-ДАНА, 2003.

3. Гараджа В.И. Социология религии. М., 1995.

4. Балашов Л. Е. Философия: Учебник… — М., 2003.

5. Введение в философию: Учеб. пособие для вузов / Авт. колл.: Фролов И. Т. и др. — 3-е изд., перераб. и доп. — М.: Республика, 2003.

www.ronl.ru


Смотрите также