Аквинский Ф.
ЕСТЕСТВЕННАЯ ТЕОЛОГИЯ.
В этой части своего труда Фома размышляя о философии, религии и спасении человека приходит к мысли, что божественное дается человеку в виде откровений и эти откровения необходимо преподавать с помощью некоей науки. Человеческому разуму в большинстве случаев сложно постичь божественное откровение, более того, даже если это и возможно, то все равно от заблуждений и примесей «ненужных» мыслей не избавиться. А так как от постижения этой истины зависит спасение человека, то без этой некоей науки никак невозможно обойтись.
«Итак, было необходимо, чтобы философские дисциплины, которые получают свое знание от разума, были дополнены наукой, священной и основанной на откровении.
Хотя человек не обязан испытывать разумом то, что превышает возможности человеческого познания, однако же то, что преподано Богом в откровении, следует принять на веру.
Различие в способах, при помощи которых может быть познан предмет, создает многообразие наук.» далее Фома говорит о том, что теология – это также наука, хотя и отличная от остальных, это священное учение и познать это можно лишь путем Божественного откровения
«Эта наука (теология) может взять нечто от философских дисциплин, но не потому, что испытывает в этом необходимость, а лишь ради большей доходчивости преподаваемых ею положений. Ведь основоположения свои она заимствует не от других наук, но непосредственно от Бога через откровение.»
ЕСТЕСТВЕННАЯ ТЕОЛОГИЯ
Фома полагал, что человек приходит к умозаключениям через переживания и считал, что через эти переживания и умозаключения можно доказать существование Бога. Он видит 5 путей доказывающих то, что Бог есть. Более того, он считает их неоспоримыми.
1 путь. Исходить из понятия движения. Очевидно, что все движется, но само по себе оно двигаться не может, а значит находится в зависимости от того, к чему оно движется. Так или иначе, но цепочка заканчивается некоей субстанцией, именно ее Фома и называет Богом.
2 путь. Исходит из понятия производящей причины. Фома полагает, что всему есть причина. Далее размышляет, что сама вещь не может быть себе причиной, а значит, есть что-то, опять таки – некая субстанция, именуемая Богом.
3 путь. Исходит из понятий возможности и необходимости. Фома размышляет, что есть вещи, для которых может быть и бытие и небытие. Затем он доказывает, что для всего в мире есть причина.
«Не все сущее случайно, но в мире должно быть нечто необходимое. Однако все необходимое либо имеет некоторую внешнюю причину своей необходимости, либо не имеет. Между тем невозможно, чтобы ряд необходимых сущностей, обусловливающих необходимость друг друга, уходил в бесконечность…» поэтому этот ряд заканчивается некоей нашей знакомой субстанцией – Богом.
4 путь. Исходит из различных степеней, которые обнаруживаются в вещах. Есть вещи более совершенные и менее совершенные. Но ведь степень есть только тогда, есть с чем сравнить. Если есть понятие совершенства, значит должно быть то, что есть совершенным. По мнению Фомы Аквинского, совершенным может быть только Бог.
5 путь исходит из распорядка природы. Вещи в природе лишенные разума все же совершают целесообразные действия. Отсюда следует, что они достигают цели не случайно, а будучи руководимы сознательной волей. Так как своей сознательной волей они не наделены, то эта воля – Бог.
МЕТАФИЗИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ БЫТИЯ И ТЕОРИЯ ПОЗНАНИЯ
Полагает Бога не материальной причиной, а идеальной, твердо становясь на позиции идеализма. Он видит Бога чем-то совершенным и беспредельным. Фома размышляет, что же есть бесконечное. Приходит к выводу, что то, что наделено формой и материей, а именно все, что есть в материальном мире есть ограничено. Ибо форма ограничена материей и наоборот.
Далее следуют размышления о вечности и времени как категориях. Первое видится как величина неизменная и неограниченная, время же есть величина подвижная. «Вечность в каждом своем мгновении целокупна, времени же это не присуще; а также и в том, что вечность есть мера пребывания, а время — мера движения.»
Человек способен познать лишь вещи материальные, форма которых материализовалась. Есть две формы познания: первая посредством органов, вторая посредством интеллекта. В первом случае знания отрывочны и единичны, во втором – обобщенны. Однако, больше чем дано человеческой душе, соединенной с телом, человеку воспринять невозможно. Субстанциональное бытие может познать лишь Бог, ибо есть творцом. Мы же есть творение и познать все сущее и себя в том числе как творение не можем. Но можем частично познать Бога, через его милость (соединение интеллекта с Богом).
Далее следуют пространственные размышления философа о Боге, человеке и познании.
Выражается мысль по поводу сотворения мира и идеи Бога, как формы, которую он наполнил материей. Выводится понятие истины, как согласованности между интеллектом и вещью. Отсюда познать эту согласованность означает познать истину. Несогласованность между истинами из-за различных интеллектов у разных людей. Согласованность – понятие динамичное, может меняться вещь, может меняться суждение о вещи. Так или иначе, но это превращает истину в ложь. Как интеллект обуславливает вещь, так вещь может обуславливать интеллект. Если человек не понимает какой-то вещи, значит его интеллект не в состоянии это познать, ибо во всем есть божие проведение. Если есть недостатки, значит они нужны для того, чтобы были в мире и достоинства(блага).
«… Бог есть первопричина всех вещей как их образец…»
По-сути причиной зла есть совершенство вселенной, которое требует наличия как совершенных вещей, так и несовершенных, как несущих благо, так и несущих порчу. «…зло, состоящее в несовершенстве действования, неизменно имеет свою причину в несовершенстве действующего лица.»
«…нет единого первичного начала зла в том смысле, в котором есть единое первичное начало блага.» Зло – это вторично от блага. И хотя зло умаляет его, но не уничтожает. Если бы что-то было по природе зло, то в конечном итоге оно бы разрушило самое себя.
Есть зло, которое может нести в себе благо, постичь это можно через активный интеллект. Лишь он схватывает сущность вещей. Чувственное восприятие способно охватить лишь внешние формы, а значит, и знание будет лишь поверхностным.
«Познание истины двояко: это либо познание через природу, либо познание через благодать.»
Душа не есть тело, но есть акт тела – его начало. У души 2 компоненты: интеллектуальная и чувственная.
Начало интеллектуальной деятельности – души – не является телом в следствии того, что душа способна познавать внешний мир, однако, это познание было бы затруднительно, если бы душа была частью того мира, который пытается постичь. Действие разума проистекает из самое себя.
Чувственная душа осуществляет действие через тело и неразрывно связана с ним. Отсюда следует, что души животных не действуют через самих себя, а значит и не есть самосущи.
Человеческий интеллект не одинаков. Фома признает, что люди разные и наделены своей индивидуальностью. Считает, что интеллектуальная компонента может нуждаться в чувственной и неразрывно с ней связана, а так как чувственная нуждается в органе чувств, то через нее связана с телом. Есть то, что порождается без участия органов чувств (волнение и мышление), а есть то, что рождается при помощи зрения, слуха и т.д.
www.ronl.ru
Заочный Теологический Институт Пятидесятников
Реферат
по курсу:
«Введение в богословие»
на тему:
«Опыт религиозных исследований»
(конспект книги Кеннета Г. Хаукенса)
| Выполнил: | студент 1-го курса, Козуб Т.В. |
| Преподаватель: | Онуфрийчук П.И. |
| Набранные баллы: | __________________ |
| Подпись: | __________________ |
Москва, 2006
Действительно ли всерьез можно говорить о существовании живого Бога, или же мы имеем дело с устаревшей идеей? Был ли Иисус только человеком – пусть даже удивительно добрым, ли же Он был единственным Сыном Божьим, как говорил об этом Он Сам и как о Нем говорит Библия? Да и сама эта книга – является ли она творением одним лишь рук человеческих, или же это поистине Слово Божие, в каком бы смысле мы это не понимали?
Да, конечно, Библия – очень древняя книга, однако считать, что все старое изжило себя и уже неактуально, значит просто-напросто страдать «хронологической заносчивостью». Да, сегодня Библию непросто понять и принять.
Библия не ищет и не приводит доказательств того, что есть какой-то Бог. Она начинается с того, что Бог несомненно существует и что Он – живой Бог, Сам открывающий Себя.
«Тема всей Библии – живой Бог», однако именно Он, живой Бог, Единственный, Кому надлежит поклоняться и служить, становится предметом холодного академического исследования, и новые знания о Нем становятся не путеводителем по жизни, а материалом для написания эссе. Необходимо сознательно избегать этого, прилежно продолжать индивидуальную молитву и совместное богослужение.
Христианство уникально своим отношением к истории. Оно не имеет мифов с вневременными событиями, такими, как умирание и пробуждение богов, но содержит историю Божьих действий в этом мире. Оно провозглашает не просто нормы жизни, но активное спасение. В итоге оно предполагает не нирвану, не безличное слияние с божеством индуизма, не материалистический рай ислама, но вечную жизнь с Самим Богом.
«Целью христианской теологии является исследовать, излагать и проводить в жизнь христианскую веру, то научное исследование религии не занимается изложением и претворением в жизнь той или иной веры, хотя и имеет прямое отношение к такой задаче». Такой подход всего лишь означает, что религия исследуется как феномен или как нечто, имеющее место в жизни людей во всем мире.
Если Бог есть живой Бог, то мы вряд ли сможем заключить все Его действия в рамках естественных категорий.
«Непосредственным предметом философского теолога, — говорит Хейвуд Томас, — является не Бог, но язык о Боге». В современно религиозном опыте особое внимание теперь уделяется не изучению природы, атрибутов и действий живого Бога, а изучению человеческого опыта. Это соответствует общераспространенной в современном богословском мире тенденции акцентировать теперешний опыт, настоящий. Однако Джозеф Гард писал: «Истинной религии от жизни не оторвать, сердце должно чувствовать, ум должен что-то знать».
Религиозный опыт необходимо исследовать и для того, чтобы убедиться, что он истинный, а не ложный. Но что касается самого христианина, то чрезмерное увлечение исследованием христианского опыта может привести к плачевным результатам, например, к тому, что он сосредоточит свой интерес не на Боге, а на себе. Студент-христианин мало чего добьется, если перестанет познавать Бога и утратит религиозный опыт.
«…Ветхий Завет не дает нам описания Бога, он ничего не говорит нам о том, каков Бог Сам в Себе. Из него мы узнаем лишь, каков Бог в общении со Своим народом, в соприкосновении с народом Израиля, каким Он открывает Себя в действиях Своего Духа».
Исходной точкой всей Библии является тот живой Бог, Который говорит, действует и вступает в общение с человеком. Это – живой Бог, Который постоянно сохраняет инициативу за Собой. Именно Он создал мир и человека, и когда человек восстал против Него, Он взял на Себя инициативу в восстановлении взаимоотношений. Это живой Бог, Который управляет силами природы и ходом человеческой истории. «Реальность Бога для Израиля, — пишет Панненберг, — не исчерпывается тем, что Бог является Началом этого мира, то есть естественного самоповторяющегося жизненного процесса и совершающихся событий. Следовательно, этот Бог может вторгнуться в естественный ход жизни Своего творения и непредсказуемым образом дать начало новым явлениям и событиям. Уверенность в том, что Бог постоянно совершает новые действия, что Он есть живой Бог, составляет основу иудейского понимания реальности как линейного исторического процесса, движущегося к определенной цели».
Поэтому история – это не просто то, что происходит, но то, что совершает живой Бог. Грех – это не просто нарушение законов, но разрыв взаимоотношений с живым Богом. Восстановление – не просто покаяние, но дарование новой жизни.
В своем обзоре по истории толкования Библии Р.М.Грант пишет: «Единство [Библии] основывается на фундаментальной предпосылке: Бог живет и действует в истории; Он избрал народ, чтобы этот народ был Его народом; Он управлял и продолжает управлять жизнью этого народа и его деятельностью, невзирая на восстание этого народа против Него…»
Живой Бог – вот что является исходной предпосылкой Библии. Принять Его как живого Бога, означает принять определенный взгляд как на природу, так и на историю. Мы должны решить, возможно ли и сегодня принять Его.
Мы не можем доказать ни того, что Бог существует, ни того, что Он есть живой Бог. В философии фундаментальные предпосылки не могут быть доказаны, иначе они перестанут быть фундаментальными предпосылками. Их можно только проверить. И проверкой будет возможность построить цельную, логически последовательную философскую систему. Если это возможно, значит, тем самым мы докажем, что данные предпосылки могут быть верными. В Библии представлен цельный взгляд на природу и историю, где живой Бог управляет, действует и говорит. В ней неопровержимо доказано, что нет ничего меньше, чем этот несократимый минимум, не может являться основанием подлинно современного и истинно христианского мировоззрения. Без веры в живого Бога со всем тем, что такая вера включает в себя, жизнь, история и этот мир для христианина не имеют настоящего смысла. И только если Бог является живым Богом, возможно подлинно личное общение с Ним; и молитва тогда – это не одна из форм магии и не психологическое упражнение, но выражение такого живого общения.
Принять живого Бога есть акт веры. И он подразумевает не только ум, которым мы выражаем нашу философию жизни и наше понимание Божьего самооткровения, но также посвящение Ему всего нашего естества. Потому что Он не только живой – Он есть Бог.
Демифологизация
Процесс демифилогизации неполон. Основная идея демофилогизации состоит в отрицании историчности, то есть в утверждении, что события в действительности не происходили. Тем не менее остаются некоторые незначительные элементы истории и божественного действия, которые выражаются всего-навсего в том, что был Иисус из Назарета и что Бог действовал в Нем. Когда библейский рассказ демифлогизируется, его историческая достоверность отвергается и он подается исключительно как иллюстрация сегодняшней жизни.
Среди сторонников радикальной позиции есть так называемые теологи «смерит Бога». Они утверждают, что Бог «мертв», но каждый из них наделяет это выражение своим особым смыслом. Вероятно, само существование таких теологов является грустным свидетельством мертвого состояния значительной части современной церкви. Ибо в Церкви, где чтят и знают Бога живого, говорить о Его «смерти» совершенно абсурдно, какими бы ловкими ни были доводы.
Ведь, в конце концов, если демифологизировать все божественные действия, то Бог уже ровно ничего не будет значить и Его несложно устранить вообще.
«Во всей Библии Бог изображается непосредственно действующим в мире, в истории спасения. Поэтому, те, кто отвергают историю и рассматривают ее как миф, занимаются не толкованием Библии, а изменением ее основного содержания». «Евангельская история радикально отличается от легендарных рассказов о богах и олицетворенных силах природы, с полным на то основанием называемых мифами, поскольку они не касаются реальных людей или событий, которые могут стать объектом исторического исследования.
«… теолог не обязан приспосабливать христианское учение к современному секуляризованному самосознанию, до он и не может делать этого» — напоминает Маккуорри. В I в. по Р.Х. Павел пытался быть всем для всех, чтобы сделать Евангелие доступным, но в то же самое время он сознавал, что, поскольку, он проповедовал Христа распятого, это было «для Иудеев – соблазн, а для Еллинов (язычников) – безумие». И вновь, выступая перед афинянами, Павел всячески старался сделать проповедуемую им весть понятной, сообразуя ее с мировосприятием своих слушателей. Однако при этом он не шел на компромисс и не менял содержания вести, если даже оно явно противоречило некоторым представлениям его слушателей. Он бы никогда не стал демифологизировать Благовестие в угоду «современным афинянам».
Чудеса, наука и история
Физика ли, химия, биология или другая область науки доказывают невозможность чудес? Нам так же следует спросить: какие именно ученые говорят об этом? И еще мы должны уяснить, утверждают они это как ученые или это просто их философские рассуждения. Ведь можно заметить, что утверждение, будто наука опровергла чудеса, исходит чаще от теологов-радикалов, а не от ученых. на самом же деле многие ученые признают реальность чудес.
Вопрос о том, произошло ли чудо в том или ином случае – это дело историков, а не ученых. Наука по своей природе не может опровергать чуда. Невозможно привлечь науку и для доказательства реальности чудес. «… Было бы нелогично пытаться доказать сверхъестественное естественными опытами, так как в ходе таких опытов можно выявить только естественные аспекты события, но никак нельзя охарактеризовать его как сверхъестественное». Таким образом, если бы можно было научно продемонстрировать возможность данного чуда, это явилось бы свидетельством того, то данное событие – не чудо.
Касаясь воскресения Христа, мы имеем дело с одним конкретным событием. Мы не задаем научного вопроса о том, воскресают люди обычно или нет, но задаем исторический вопрос: произошло ли в данном конкретном случае такое уникальное событие, как воскресение Христово. «Каким бы необыкновенным ни было событие, умозаключение о том, произошло оно или нет, в конечном счете, должен дать историк, и естественнонаучные знания [на современном этапе развития науки] не могут влиять на то, каким оно будет».
Держась принципа аналогии и однородности, историк говорит, что все события прошлого и будущего – одного и того же рода, а значит, прошедшее мы понимаем по аналогии с настоящим. Таким образом, если в настоящем мы не сталкиваемся с чудесами, то и не можем допустить, то они когда-либо имели место в прошлом. Мы исключаем возможность чудес, руководствуясь предположениями, а не доказательствами. Это еще раз указывает на важность исходных предпосылок. «Когда историк сталкивается со свидетельствами об особом событии, которое, как он глубоко убежден, никак не могло произойти, он всегда говорит, что очевидцы, было ли их двое или двести, находились в плену самообмана». Поэтому неудивительно, что некоторые считают, что одних исторических свидетельств о чудесах и сверхъестественном недостаточно. Если человек не имеет, по крайней мере, подлинной готовности признать возможность таких явлений, то, сколько бы мы ни приводили исторических свидетельств, они все равно не смогут его убедить.
По крайней мере, нам должно быть ясно, что невозможно законно и обоснованно утверждать, будто современный ученый мир, современная теология и наука и современные исторические исследования доказали невозможность чудес и сверхъестественного.
Наиважнейший вопрос – реальность воскресения Иисуса Христа из мертвых. И если воскресение – исторически достоверное событие, то всякое другое чудо в Библии можно рассматривать в свете этого факта. К тому же одно-единственное сверхъестественное событие может разрушить всю бультманскую теорию. Поэтому нам надо серьезно отнестись к вопросу о воскресении.
Воскресение Христово
«Если Христос не воскрес, то вера наше тщетна: вы еще во грехах ваших». Предельно ясное заявление! Воскресение – это суть христианства, и на основании всех имеющихся доказательств совершенно очевидно, что так было с самого начала. Итак, если бы не было воскресения, то не было бы и христианства. Дело не в том, то «Христос воскрес», но в том, что воскресил Его Бог. Воскресение, таким образом, всегда рассматривается как действие Бога.
С одной стороны, воскресение, разумеется принадлежит истории – в смысле свидетельств о пустой могиле и воскресшем Христе, с другой же стороны, оно за пределами истории – в том смысле, что это есть действие Божье. Оно лежит за пределами истории только в том смысле, что причина события не может быть найдена в этом мире. Таким образом, мы можем сказать, что это – Божье действие в истории.
Христиане «веруют не в свидетельства о воскресении, а в Воскресшего». Воспоминания о том, что Бог сделал в прошлом, являются основанием для веры в Бога в настоящем. Безусловно, вера опирается на Личность, а не на отрезок истории. Но вера в Воскресшего подразумевает веру в Того, Кто воскрес, что включает в себя и исторический факт. Если то, что Он воскрес, не является историческим фактом, то Он – не Воскресший. И наоборот, можно спросить, возможно, ли для человека в действительности верить рассказам о воскресении без того, чтобы в результате не уверовать в Воскресшего?
Как и в чисто человеческих отношениях, знание человека и знание о человеке приобретаются вместе: личностное знание по-прежнему имеет реальное содержание. История же деяний живого Бога – это и основание веры, и гарантия ее рациональности.
Новозаветный призыв веровать в Воскресшего, вопреки утверждениям Царнта, опирается на факты, свидетельства и исторические доказательства. Апостолы, первыми провозглашали Благовестие Воскресшего, сами были свидетелями воскресения Христа, что фактически и являлось основным условием апостольства. На то, какое решающее значение имеет историческая достоверность события, указывает Павел.
Если мы исходим из того, что сверхъестественного не существует и Бог не вмешивался в ход событий то никакие свидетельства, сколько бы их ни было, не убедят нас в том, что Христос восстал из мертвых; мы должны будем пытаться объяснить факты каким-то иным способом. Необходимо будет найти удовлетворительное объяснение пустой могиле, встречам Христа с учениками во воскресении, истолковать происхождение и существование христианской церкви, перенос священного дня с седьмого на первый день недели, а также изменения, происшедшие в самих апостолах. Но другого удовлетворительного объяснения до сих пор нет.
«Слабость экзестенциалистической теологии, — говорит Алан Ричардсон, — состоит в том, что она не дает убедительного рационального объяснения происхождению церкви и ее вере, исходя из предположения, будто воскресения Христово не было историческим событием».
Библейская критика
Критика вовсе не обязательно предполагает отыскание ошибок, это исследование, и поэтому в критике как таковой нет ничего дурного. Если мы верим, что Бог сотворил наш разум, мы должны пользоваться им, как об этом уже говорилось выше. Кроме того, у христианина нет повода бояться истины: если его убеждения истины, тщательное исследование не может им повредить, поскольку любая истина, каким бы образом она ни была открыта и к какой бы сфере не принадлежала, всегда остается таковой.
Впрочем, такое утверждение по сути своей наивно. Нет сомнения, что возникнут явные противоречия, требующие разрешения, хотя разрешить их не всегда бывает легко, если это вообще возможно. Если складывается впечатление, что обе противоположные идеи в равной мере обоснованы, лучше даже воздержаться от оценок, чем отвергать какую-то одну из них. Вполне возможно, что в дальнейшем проблема разрешится, однако даже если этого не произойдет, несправедливо отвергать одну из идей или теорий ради построения собственной стройной системы рассуждений.
Какую бы сферу исследовательской работы студент ни избрал, он должен знать и изучать неприемлемые для него взгляды, и религиозные исследования – не исключение. Прямо противоположность такой установке составляют те, кто с свете библейской критики целиком и полностью отвергают богодухновенность и авторитет Библии. В действительности такая позиция является столь же косной и ненаучной, как и упомянутая выше. Необходимо исследовать методы и выводы библейской критики, соглашаясь с нею там, где это действительно оправданно. Студенту подобная установка может показаться непосильной задачей, — в таком случае его работу уместно сравнивать с работой присяжных. Как известно, доказательства по делу говорят и представляют эксперты, однако заключение об их весомости делают обыкновенные люди. Работа присяжных основывается только на честности и здравом смысле. Студент тоже должен уметь объективно учитывать имеющиеся свидетельства и делать самостоятельные выводы.
Текстологическая критика
Цель текстологической критики сводится к тому, что путем исследования рукописей (а также древних переводом и цитат) выявить точный текст в его первоначальном варианте и избавиться от ошибок, которые случайно вкрались в него при переписывании.
Ни один серьезный ученый не станет реконструировать текст, исходя из своих личных богословских пристрастий и не сообразуясь с убедительными свидетельствами рукописей.
Сталкиваясь с той или иной неясностью в тексте, важно помнить, что общее количество текстов с неясным прочтением весьма невелико. Нередко сочинения древнегреческих и римских авторов доходят до нас всего лишь в полудюжине рукописей, а иногда в того меньше, но в то же время существует по меньшей меря пять тысяч греческих рукописей, полностью или частично содержащих тест Нового Завета, — весьма значительная разница. Разночтений, однако, очень мало, и можно с уверенностью сказать, что не до конца ясное прочтение того или иного текста не делает проблематичным ни один аспект христианского вероучения.
Лингвистическая критика
Целью лингвистической критики являются сравнительные исследования древних языков для выявления смысла слов. Библия написана на еврейском, арамейском и греческом языках. На первый взгляд может показаться что, несмотря на всю трудоемкость, перевод в итоге оказывается совершенно точным, однако в действительности добиться этой точности очень нелегко. Например, какое-нибудь еврейское слово может встретиться только единожды или дважды во всем ВЗ, и его значение остается не совсем ясным. Однако это же слово в слегка измененной форме может встретиться в других родственных древнесемитских языках, дающих ключ к пониманию его значения. Таким образом, применительно к этим древним языкам существует обширная область сравнительных исследований. Что касается НЗ, то здесь постижению смысла греческих слов во многом может способствовать знакомство с их употреблением в папирусах делового характера, найденных археологами. На сегодня известно что греческий язык НЗ являлся «общим» языком простых людей.
Литературная критика
Этот раздел библейской критики занят выяснением того, как была написана та или иная книга, когда и кем. Критика такого рода приложима ко всем видам литературы. Конечно, Библия содержит убедительные заявления о себе как о Слове Божьем, однако она написана на языке людей и в литературных формах, принятых в человеческой практике. Нет сомнения, что в Библии присутствуют как человеческий, так и божественный аспекты, и ни один из них нельзя игнорировать. В ней в качестве различных литературных форм представлены исторические повествования, поэзия, послания и евангелия. Кроме того, очевидно, что стиль сочинений заметно варьируется, свидетельствуя о тех или иных особенностях характера библейских писателей. Это гораздо заметнее при чтении на языке оригинала, чем в переводах на другие современные языки, поскольку последние стремятся выровнять и сгладить стиль, скрывая имеющиеся различия. А это как раз таки и есть человеческий аспект в Библии, который может являться предметом литературной критики.
Вклад археологии
Археология – это наука со своими собственными законами, и пренебрежение ими может привести к тому, что человек несведущий начнет использовать отрывочную и внешне подходящую аргументацию, пытаясь показать истинность содержания той или иной части Библии. В прошлом так и делалось, однако в настоящее время эта проблема решается на гораздо более высоком научном уровне. По существу, археология создает фон, необходимый для проведения библейских исследований в различных аспектах. Имеются не только данные, свидетельствующие, что те или иные события действительно совершались, но и материалы, отражающие и проясняющие для нас жизнь и обычаи людей в библейские времена. Кроме того, в настоящее время многое известно о тогдашнем культурном фоне. Некоторые теории, и по сей день находящие широкое признание, в свете археологических открытий оказываются несостоятельными.
В ранней церкви передаваемая весть расценивалась не как несущественных рассказ, а как нечто чрезвычайно важное. Ее не нашептывали – ее проповедовали и ею наставляли; ее слышали не один раз, а постоянно. Если конкретные свидетельства с достаточной очевидностью говорят о том, что все христианское Благовестие восходит к Самому Христу и именно оно создало христианскую общину, надо найти очень сильный аргумент, чтобы убедить в обратном, то есть в том, что Благовестие было создано общиной.
В ВЗ постоянно слышится призыв верить в живого Бога, известного нам из Его слов и дел. Одним из таких деяний Божьих был исход евреев из Египта, и если бы этого не произошло, не было бы ни еврейского народа, ни религии Израиля. Так же и в Новом Завете имеется свидетельство о воскресении как об историческом событии. Акцент на истории как раз и отличает библейскую веру от язычества. «Языческие религии лишены чувства истории, однако в Библии истории и историческим преданиям как первичной сфере, в которой Бог являет Себя Самого, уделяется особое внимание. Обстоятельно проанализировав новозаветный текст и выявив его разноплановость и присутствующие в нем расхождения, мы обнаруживаем, что евангельские писатели «с их разной стилистикой и разными категориями мышления стремились выразить общее убеждение в том, что живой Бог ради спасения Своего народа говорил и действовал через Своего Мессию».
Откровение или открытие
Главный вопрос состоит в том, кто же, Бог или человек, должен быть в центре нашего внимания. В религиозных исследованиях постоянно преобладает акцент на человеке, человеческой природе и опыте, таким образом, имеется тенденция к превращению богословия (науки о Боге) в антропологию (науку о человеке).
Рассматривая Библию во всей целостности ее значения, мы постоянно видим, что именно живой Бог проявляет активность, отыскивая человека, а человек если и ищет Бога, то только отвечая на Его изначальную инициативу. «Несмотря на разнообразие своих источников, ВЗ являет нам такое единство мысли, которое не могло быть продуктом человеческого разума».
Одним из важнейших вопросов, лейтмотивом проходящий через все религиозные исследования, состоит не только в том, открывает ли Себя Бог вообще, а в том, «говорит» ли Он в каком-то реальном смысле. «Бог не дает нам информацию посредством сообщения, Он дает нам Себя Самого в общении с нами».
Не всегда Слово Божие сопутствует Божьим действиям ради их истолкования: иногда оно предшествует им. Так, в истории с исходом из Египта Бог, согласно имеющимся у нас повествованию, сначала говорил, а потом действовал, таким образом, «сказанное, а затем исполненное Слово Божие по существу было откровением Его самого и Его замысла».
Итак, в ВЗ постоянно утверждается, что Бог говорил рабам Своим, что некоторые, кому Он говорил, записали Его слова (хотя и неясно, в каком объеме), причем значительная часть ветхозаветного материала представлена в форме повествования о том, что говорил Бог. Конечно, утверждение – не доказательство, и здесь мы хотим только отметить его.
Христос и Ветхий Завет
Иисус утверждал, что в ВЗ говорится о Нем и что в Нем ВЗ исполнился. Поэтому первым записанным словом Его в Писании было слово «исполнилось». Прочитав в Назаретской синагоге 1-2 стихи 61-й главы книги пророка Исаии, Он сказал, что «ныне исполнилось Писание сие». Согласно четвертому Евангелию, Он утверждал, что Писание свидетельствует о Нем. Согласно Евангелию от Луки, Иисус, «начав от Моисея, из всех пророков изъяснял им сказанное о Нем в Писании». Иисус считал ВЗ богодухновенным. Он видел в ВЗ источник истинного познания Бога и Его характера, а также окончательный ответ на религиозные вопросы.
Вовсе не предполагая упразднить Закон, Он усматривал в нем более глубокий смысл и настаивал на том, чтобы он соблюдался не только в поступках, но также в мыслях и побуждениях. Иисус рассматривал ВЗ как Слово Божие, данное народу через Моисея и пророков, причем таким образом, что не принявший это Слово не может поверить, даже если кто из мертвых встанет. Он утверждал, что говорит и поступает как наделенный божественной властью, но никогда не противопоставлял это авторитетности ВЗ.
«Все Писание богодухновенно» (2 Тим. 3:16). Это не означает, что Бог наделил человеческие слова какой-то особой ценностью или авторитетностью, это значит, что слова Писания исходят от Самого Бога; Он «вдохнул» их. Иисус не знал никакого Писания, кроме ВЗ, никакого Бога, кроме ветхозаветного; именно к этому Богу Он обращался со словами «Отец».
Именно таков верховный авторитет ВЗ, утверждаемый им в отношении себя самого, признаваемый Иисусом Христом и в равной мере принимаемый апостолами и новозаветными писателями.
Откровение включает в себя Бога говорящего и Бога действующего.
Необходимо рассмотреть, что же понимается под «речением» Бога в полном смысле этого слова. Быть может, те, кому Он говорил, слышали реальный голос, наподобие человеческого? Если сообщение было словесным, нет необходимости непременно считать, что оно оформилось посредством физического голоса (то есть реальных звуковых волн, распространяющихся в воздухе). Так же, если человек Божий «слышал» Бога, «слышал» он Его в конечном счете своим сознанием или мозгом. Обращал ли Бог Свое Слово непосредственно к сознанию или нет – можно лишь гадать, что в принципе интересно, однако не особенно важно. Суть в том, что божественному речению вовсе не обязательно оформляться материально, и не следует, ссылаясь на это, отрицать его вероятность. Таким образом, вверившись Божьей воле, человек Божий в богомыслии и написании Слова Божия использует свой собственный разум, однако в то же время может полностью оставаться под водительством Бога.
Принять чей-либо авторитет мы можем на основании более высокого авторитета, однако если Библия претендует на высший авторитет, а именно на авторитет Бога, то в таком случае у нас нет более высокого авторитета, к которому мы могли бы обратиться. И в конечном счете нам остается или принять его, или отвергнуть.
Убедительно доказать истину Библии можно в той степени, в какой она является исторически достоверным повествованием. Истинное доказательство заключает в себе практический смысл. Если мы принимаем тот факт, что Иисус умер и воскрес, если мы принимаем как божественное откровение, что Иисус умер за наши грехи и что Бог воскресил Его из мертвых, если мы принимаем как божественное обетование, что через распятого и воскресшего Христа мы можем получить прощение грехов, а также восстановить добрые отношения с Богом в надежде на вечную жизнь, которая начинается ныне и не кончается никогда, — в таком случае мы чувствуем, что на собственном опыте переживаем все вышеперечисленное.
В известном смысле это акт веры, который представляет собой прыжок во тьму. Однако в действительности это не так, поскольку на протяжении многих веков, начиная от Авраама, мы имеем свидетельства множества мужчин и женщин, примеру которых мы следуем. Авраам просто поверил Богу в слове Его, и верой этой он был оправдан, о чем мы читаем в Ветхом и Новом Заветах. Благодаря таким примерам нашу веру нельзя воспринимать всего лишь как прыжок с закрытыми глазами во тьму.
Конечно, вера в Бога – это не тоже самое, что вера в Библию, однако это вера в Бога, Который говорил миллионам людей. «Это не гипотеза и не догма, а констатация факта, — пишет Алан Ричардсон. – Возражения тех, кто никогда не слышал Бога, столь же убедительны, как и попытки дальтоника доказать, что красное и зеленое – одно и то же». Вербальная инспирация – не обязательно диктовка, скорее, это руководство процессом написания слов, осуществляемое Богом так, что слова выражают именно то, что Ему угодно.
Еще одно свидетельство в пользу богодухновенности Библии кроется в удивительном единстве ее содержания, о чем мы уже говорили. Хотя это и не доказательство, однако, принимая во внимание повсеместную разноголосицу мнений по поводу разнообразных источников библейских книг, можно сказать, что живая богодухновенность является самым простым объяснением этого единства. И тем не менее для христианина окончательное доказательство – в Самом Христе. Именно отношение Христа к Писаниям (т.е. к ВЗ) должно определять отношение к ним христианина. Трудно представить, каким образом христианин смог бы признать авторитет Христа, не принимая авторитета Писания, признаваемого Христом.
Признать, что та или иная книга Библии богодухновенна, еще не значит определить, как или когда она была написана. Само по себе такое признание не исключает возможности использования различных источников, а также вероятности позднейшего редактирования. Богодухновенность означает, что Бог участвовал в появлении книги на свет, однако не указывает, как это происходило. Теория диктовки исключает из этого процесса какое-либо человеческое участие и тем самым фактически упраздняет возможность критики. Однако согласно библейском взгляду на богодухновенность, Бог прибегает к помощи людей, используя разум.
Значительная несостыковка между библейской критикой и теорией вербальной инспирации возможна только в том случае, если первая прибегает к нехристианским и небиблейским предположениям или использует несостоятельные методы исследования, а вторая страдает небиблейской косностью. С уверенностью можно сказать, что никакие подлинно «выверенные результаты» библейской критики не могут поставить под сомнение богодухновенность и авторитет Библии. Христианин, однако, может использовать Библию как Слово Божие и, читая ее, встречаться с Самим живым Богом.
Некоторые вопросы ветхозаветной критики
Сам Иисус был евреем, воспитанным на ВЗ; на нем же было вскормлено христианство, столь многое от него заимствовавшее. Именно ВЗ дал язык Новому и заложил его основу. Противопоставлять ВЗ Новому – значить впасть в явное заблуждение. Нет сомнения в том, что существует определенный прогресс в самооткровении живого Бога, однако Он остается тем же Богом, Который являет Себя в Ветхом и Новом Заветах.
Иммануил Кант считал, что мы не будем приписывать Богу какие-либо свойства, «посредством которых на представлениях о Нем скажутся объекты нашего опыта, и тем самым, избежим догматического антропоморфизма; однако мы припишем их отношению этого Существа к миру и выйдем к символическому антропоморфизму». Если в размышлении о Боге мы используем человеческий язык, это не значит, что мы имеем с Ним связь не в меньшей степени, чем с человеком; человеческий язык описывает Бога в отношении, а не Бога в Себе.
Полезно помнить, что ВЗ был написан как книга жизни, а не как книга для изучения, и поэтому почувствовать исходящий от него призыв есть лучший способ понимать его. Киднер подчеркивал, что ветхозаветное отношение к Богу – это отношение страха, знания, веры и любви. «Выясняется, что любовь – это прежде всего обязательство, и лишь потом чувство. В этом смысле сокрыта суть ветхозаветной нравственности, поскольку основание всех ее требований личностно: это – живой Бог. Бог может действовать через человека несмотря на его несовершенство.
Поскольку НЗ свидетельствует о том, что церемониальный закон нашел свое исполнение и завершение во Христе, то, следовательно, теперь он никак не касается христиан.
Истолкование Ветхого Завета
Говоря о ВЗ, необходимо вспомнить несколько моментов. Например, в Книге Иова разворачивается долгий спор между Иовом и его «утешителями», а в конце книги Бог упрекает этих «утешителей» за все ими сказанное. Совершенно ясно, что если мы возьмем отдельный стих из речи какого-нибудь «утешителя», он вполне может войти в противоречие с идеей всей книги. Поэтому, если мы считаем, что эта книга богодухновенна, мы должны брать ее в целом и истолковывать отдельные стихи в свете этого целого. Признать богодухновенность Библии – не значит признать, что любой ее стих можно использовать как доказательство того или иного положения. Каждый стих надо осмыслить в его непосредственном контексте, который, в свою очередь, должен осмысляться в контексте всей книги, а та – в свете всей Библии в целом. Только таким путем мы сможем прийти к «богословию Ветхого Завета» и к «библейскому богословию».
Лучше вообще не употреблять термина «миф», поскольку он достаточно полисемантичен. По меньшей мере, мы можем рассматривать эти повествования как историю в том смысле, что творение реально совершилось и Бог действительно сотворил Вселенную, мир и человека.
Невозможно утверждать, что сотворение Богом Вселенной в научном плане ложно, а в религиозном истинно. Утверждение может быть истинным или ложным, однако его язык в большей степени может быть религиозным, нежели научным; и употребляться он может больше в области религиозной, чем научной. Однако в рамках нашего единого понимания Вселенной религия и наука должны дополнять друг друга, акцентируя внимание на различных аспектах, а не противореча одна другой.
Классика не говорит нам больше, чем сказала Библия, и сам ее авторитет берет начало в Библии. В конечном счете, вся ценность классики зиждется на истолковании и применении того, о чем уже сказала Библия.
Библия представляет собой нечто завершенное. ВЗ устремлен к чему-то грядущему, и печать его авторитета утвердил на нем Сам Христос. НЗ возвещает не только новый, но и последний период божественного плана спасения. Он возвещает, что последние дни, предсказанные ВЗ, уже наступили. Христос есть «последнее слово» Божие. Таким образом, в Библии мы обретаем Слово Божие полностью. Библия не ограничена произвольными рамками, но все содержащееся в ней исходит от природы Божьего спасения и Его самооткровения. В Библии содержится более чем достаточно материала, чтобы занять человека на всю жизнь. Признание божественного аспекта Библии не позволяет нам принять критические методы и аргументацию, однозначно отрицающие деятельность живого Бога, будь то в предсказаниях или сверхъестественных событиях.
Бог явил Свою волю в отдельных обстоятельствах. Необходимо исследовать эти обстоятельства и выявить принципы, лежащие в основе откровения божественной воли, чтобы потом приложить их к современным условиям, поскольку наше общество не может совпадать с древним на всех деталях социальной жизни.
Рассмотрев вопрос о назначении Библии, мы пришли к выводу, что ее изучение ради знаний, а не ради жизни является ошибочным и представляет собой злоупотребление Библией. Изучение Библии, в конечном счете, должно сводиться к раскрытию воли Бога и Его Сына и к послушанию этой воле. Дж. Б. Филипс неоднократно предостерегал от «пагубной возможности так расчленить предмет вашего исследования, что жизнь уйдет из него. Как только все его источники и составные части будет пронумерованы и помечены, это трепещущее, живое тело превратиться в обыкновенный труп, распластанный на операционном столе теологии».
Поэтому на практике всякий раз, когда студент что-либо узнает из Библии или пишет научное исследование, он должен спросить себя: как это повлияет на мою жизнь?
Бог – это «Ты», а не «Оно». С Ним надо встретиться, а не вести дискуссию о Нем.
Существует два типа познания: познание материального мира и познание мира личностного. Мы можем знать о личности то же, что знаем о предмете, но познать саму личность – значит проникнуть гораздо глубже. Это значит иметь с ней связь. Знание теологии относится к первому виду познания, а знание Бога – ко второму. Конечно, оба вида отличаются друг от друга не полностью, однако можно сказать, что знание теологии без знания Бога – тяжкий жребий. И, тем не менее, с сожалением приходиться признать, что встречается такое нередко. В то же время знание Бога и Его Сына есть жизнь вечная. Можно углубиться в чтение книг по библейской теологии, не читая саму Библию. В результате начинается изучение не того, что говорит Библия, а того, что она якобы говорит с точки зрения разных ученых.
Расхождение же во взглядах на авторитет Библии или на чудеса определяет полное расхождение по многим вопросам.
Бог Библии – это живой Бог, Который смотрит нам в лицо, Который взывает к нам, Которым мы восхищаемся и Которому мы поклоняемся.
Список литературных источников
1. Кеннет Г. Хаукинс. Опыты религиозных исследований (введение в теологию). /Пер. с англ./ С-Пб.: Библия для всех, 2003. — 220 с.
2. Миллард Эриксон. Христианское богословие. С-Пб.: «Библия для всех» 2004. — 1088 с.
www.ronl.ru
Заочный Теологический Институт Пятидесятников
Реферат
по курсу:
«Введение в богословие»
на тему:
«Опыт религиозных исследований»
(конспект книги Кеннета Г. Хаукенса)
| Выполнил: | студент 1-го курса, Козуб Т.В. |
| Преподаватель: | Онуфрийчук П.И. |
| Набранные баллы: | __________________ |
| Подпись: | __________________ |
Москва, 2006
Действительно ли всерьез можно говорить о существовании живого Бога, или же мы имеем дело с устаревшей идеей? Был ли Иисус только человеком – пусть даже удивительно добрым, ли же Он был единственным Сыном Божьим, как говорил об этом Он Сам и как о Нем говорит Библия? Да и сама эта книга – является ли она творением одним лишь рук человеческих, или же это поистине Слово Божие, в каком бы смысле мы это не понимали?
Да, конечно, Библия – очень древняя книга, однако считать, что все старое изжило себя и уже неактуально, значит просто-напросто страдать «хронологической заносчивостью». Да, сегодня Библию непросто понять и принять.
Библия не ищет и не приводит доказательств того, что есть какой-то Бог. Она начинается с того, что Бог несомненно существует и что Он – живой Бог, Сам открывающий Себя.
«Тема всей Библии – живой Бог», однако именно Он, живой Бог, Единственный, Кому надлежит поклоняться и служить, становится предметом холодного академического исследования, и новые знания о Нем становятся не путеводителем по жизни, а материалом для написания эссе. Необходимо сознательно избегать этого, прилежно продолжать индивидуальную молитву и совместное богослужение.
Христианство уникально своим отношением к истории. Оно не имеет мифов с вневременными событиями, такими, как умирание и пробуждение богов, но содержит историю Божьих действий в этом мире. Оно провозглашает не просто нормы жизни, но активное спасение. В итоге оно предполагает не нирвану, не безличное слияние с божеством индуизма, не материалистический рай ислама, но вечную жизнь с Самим Богом.
«Целью христианской теологии является исследовать, излагать и проводить в жизнь христианскую веру, то научное исследование религии не занимается изложением и претворением в жизнь той или иной веры, хотя и имеет прямое отношение к такой задаче». Такой подход всего лишь означает, что религия исследуется как феномен или как нечто, имеющее место в жизни людей во всем мире.
Если Бог есть живой Бог, то мы вряд ли сможем заключить все Его действия в рамках естественных категорий.
«Непосредственным предметом философского теолога, — говорит Хейвуд Томас, — является не Бог, но язык о Боге». В современно религиозном опыте особое внимание теперь уделяется не изучению природы, атрибутов и действий живого Бога, а изучению человеческого опыта. Это соответствует общераспространенной в современном богословском мире тенденции акцентировать теперешний опыт, настоящий. Однако Джозеф Гард писал: «Истинной религии от жизни не оторвать, сердце должно чувствовать, ум должен что-то знать».
Религиозный опыт необходимо исследовать и для того, чтобы убедиться, что он истинный, а не ложный. Но что касается самого христианина, то чрезмерное увлечение исследованием христианского опыта может привести к плачевным результатам, например, к тому, что он сосредоточит свой интерес не на Боге, а на себе. Студент-христианин мало чего добьется, если перестанет познавать Бога и утратит религиозный опыт.
«…Ветхий Завет не дает нам описания Бога, он ничего не говорит нам о том, каков Бог Сам в Себе. Из него мы узнаем лишь, каков Бог в общении со Своим народом, в соприкосновении с народом Израиля, каким Он открывает Себя в действиях Своего Духа».
Исходной точкой всей Библии является тот живой Бог, Который говорит, действует и вступает в общение с человеком. Это – живой Бог, Который постоянно сохраняет инициативу за Собой. Именно Он создал мир и человека, и когда человек восстал против Него, Он взял на Себя инициативу в восстановлении взаимоотношений. Это живой Бог, Который управляет силами природы и ходом человеческой истории. «Реальность Бога для Израиля, — пишет Панненберг, — не исчерпывается тем, что Бог является Началом этого мира, то есть естественного самоповторяющегося жизненного процесса и совершающихся событий. Следовательно, этот Бог может вторгнуться в естественный ход жизни Своего творения и непредсказуемым образом дать начало новым явлениям и событиям. Уверенность в том, что Бог постоянно совершает новые действия, что Он есть живой Бог, составляет основу иудейского понимания реальности как линейного исторического процесса, движущегося к определенной цели».
Поэтому история – это не просто то, что происходит, но то, что совершает живой Бог. Грех – это не просто нарушение законов, но разрыв взаимоотношений с живым Богом. Восстановление – не просто покаяние, но дарование новой жизни.
В своем обзоре по истории толкования Библии Р.М.Грант пишет: «Единство [Библии] основывается на фундаментальной предпосылке: Бог живет и действует в истории; Он избрал народ, чтобы этот народ был Его народом; Он управлял и продолжает управлять жизнью этого народа и его деятельностью, невзирая на восстание этого народа против Него…»
Живой Бог – вот что является исходной предпосылкой Библии. Принять Его как живого Бога, означает принять определенный взгляд как на природу, так и на историю. Мы должны решить, возможно ли и сегодня принять Его.
Мы не можем доказать ни того, что Бог существует, ни того, что Он есть живой Бог. В философии фундаментальные предпосылки не могут быть доказаны, иначе они перестанут быть фундаментальными предпосылками. Их можно только проверить. И проверкой будет возможность построить цельную, логически последовательную философскую систему. Если это возможно, значит, тем самым мы докажем, что данные предпосылки могут быть верными. В Библии представлен цельный взгляд на природу и историю, где живой Бог управляет, действует и говорит. В ней неопровержимо доказано, что нет ничего меньше, чем этот несократимый минимум, не может являться основанием подлинно современного и истинно христианского мировоззрения. Без веры в живого Бога со всем тем, что такая вера включает в себя, жизнь, история и этот мир для христианина не имеют настоящего смысла. И только если Бог является живым Богом, возможно подлинно личное общение с Ним; и молитва тогда – это не одна из форм магии и не психологическое упражнение, но выражение такого живого общения.
Принять живого Бога есть акт веры. И он подразумевает не только ум, которым мы выражаем нашу философию жизни и наше понимание Божьего самооткровения, но также посвящение Ему всего нашего естества. Потому что Он не только живой – Он есть Бог.
Демифологизация
Процесс демифилогизации неполон. Основная идея демофилогизации состоит в отрицании историчности, то есть в утверждении, что события в действительности не происходили. Тем не менее остаются некоторые незначительные элементы истории и божественного действия, которые выражаются всего-навсего в том, что был Иисус из Назарета и что Бог действовал в Нем. Когда библейский рассказ демифлогизируется, его историческая достоверность отвергается и он подается исключительно как иллюстрация сегодняшней жизни.
Среди сторонников радикальной позиции есть так называемые теологи «смерит Бога». Они утверждают, что Бог «мертв», но каждый из них наделяет это выражение своим особым смыслом. Вероятно, само существование таких теологов является грустным свидетельством мертвого состояния значительной части современной церкви. Ибо в Церкви, где чтят и знают Бога живого, говорить о Его «смерти» совершенно абсурдно, какими бы ловкими ни были доводы.
Ведь, в конце концов, если демифологизировать все божественные действия, то Бог уже ровно ничего не будет значить и Его несложно устранить вообще.
«Во всей Библии Бог изображается непосредственно действующим в мире, в истории спасения. Поэтому, те, кто отвергают историю и рассматривают ее как миф, занимаются не толкованием Библии, а изменением ее основного содержания». «Евангельская история радикально отличается от легендарных рассказов о богах и олицетворенных силах природы, с полным на то основанием называемых мифами, поскольку они не касаются реальных людей или событий, которые могут стать объектом исторического исследования.
«… теолог не обязан приспосабливать христианское учение к современному секуляризованному самосознанию, до он и не может делать этого» — напоминает Маккуорри. В I в. по Р.Х. Павел пытался быть всем для всех, чтобы сделать Евангелие доступным, но в то же самое время он сознавал, что, поскольку, он проповедовал Христа распятого, это было «для Иудеев – соблазн, а для Еллинов (язычников) – безумие». И вновь, выступая перед афинянами, Павел всячески старался сделать проповедуемую им весть понятной, сообразуя ее с мировосприятием своих слушателей. Однако при этом он не шел на компромисс и не менял содержания вести, если даже оно явно противоречило некоторым представлениям его слушателей. Он бы никогда не стал демифологизировать Благовестие в угоду «современным афинянам».
Чудеса, наука и история
Физика ли, химия, биология или другая область науки доказывают невозможность чудес? Нам так же следует спросить: какие именно ученые говорят об этом? И еще мы должны уяснить, утверждают они это как ученые или это просто их философские рассуждения. Ведь можно заметить, что утверждение, будто наука опровергла чудеса, исходит чаще от теологов-радикалов, а не от ученых. на самом же деле многие ученые признают реальность чудес.
Вопрос о том, произошло ли чудо в том или ином случае – это дело историков, а не ученых. Наука по своей природе не может опровергать чуда. Невозможно привлечь науку и для доказательства реальности чудес. «… Было бы нелогично пытаться доказать сверхъестественное естественными опытами, так как в ходе таких опытов можно выявить только естественные аспекты события, но никак нельзя охарактеризовать его как сверхъестественное». Таким образом, если бы можно было научно продемонстрировать возможность данного чуда, это явилось бы свидетельством того, то данное событие – не чудо.
Касаясь воскресения Христа, мы имеем дело с одним конкретным событием. Мы не задаем научного вопроса о том, воскресают люди обычно или нет, но задаем исторический вопрос: произошло ли в данном конкретном случае такое уникальное событие, как воскресение Христово. «Каким бы необыкновенным ни было событие, умозаключение о том, произошло оно или нет, в конечном счете, должен дать историк, и естественнонаучные знания [на современном этапе развития науки] не могут влиять на то, каким оно будет».
Держась принципа аналогии и однородности, историк говорит, что все события прошлого и будущего – одного и того же рода, а значит, прошедшее мы понимаем по аналогии с настоящим. Таким образом, если в настоящем мы не сталкиваемся с чудесами, то и не можем допустить, то они когда-либо имели место в прошлом. Мы исключаем возможность чудес, руководствуясь предположениями, а не доказательствами. Это еще раз указывает на важность исходных предпосылок. «Когда историк сталкивается со свидетельствами об особом событии, которое, как он глубоко убежден, никак не могло произойти, он всегда говорит, что очевидцы, было ли их двое или двести, находились в плену самообмана». Поэтому неудивительно, что некоторые считают, что одних исторических свидетельств о чудесах и сверхъестественном недостаточно. Если человек не имеет, по крайней мере, подлинной готовности признать возможность таких явлений, то, сколько бы мы ни приводили исторических свидетельств, они все равно не смогут его убедить.
По крайней мере, нам должно быть ясно, что невозможно законно и обоснованно утверждать, будто современный ученый мир, современная теология и наука и современные исторические исследования доказали невозможность чудес и сверхъестественного.
Наиважнейший вопрос – реальность воскресения Иисуса Христа из мертвых. И если воскресение – исторически достоверное событие, то всякое другое чудо в Библии можно рассматривать в свете этого факта. К тому же одно-единственное сверхъестественное событие может разрушить всю бультманскую теорию. Поэтому нам надо серьезно отнестись к вопросу о воскресении.
Воскресение Христово
«Если Христос не воскрес, то вера наше тщетна: вы еще во грехах ваших». Предельно ясное заявление! Воскресение – это суть христианства, и на основании всех имеющихся доказательств совершенно очевидно, что так было с самого начала. Итак, если бы не было воскресения, то не было бы и христианства. Дело не в том, то «Христос воскрес», но в том, что воскресил Его Бог. Воскресение, таким образом, всегда рассматривается как действие Бога.
С одной стороны, воскресение, разумеется принадлежит истории – в смысле свидетельств о пустой могиле и воскресшем Христе, с другой же стороны, оно за пределами истории – в том смысле, что это есть действие Божье. Оно лежит за пределами истории только в том смысле, что причина события не может быть найдена в этом мире. Таким образом, мы можем сказать, что это – Божье действие в истории.
Христиане «веруют не в свидетельства о воскресении, а в Воскресшего». Воспоминания о том, что Бог сделал в прошлом, являются основанием для веры в Бога в настоящем. Безусловно, вера опирается на Личность, а не на отрезок истории. Но вера в Воскресшего подразумевает веру в Того, Кто воскрес, что включает в себя и исторический факт. Если то, что Он воскрес, не является историческим фактом, то Он – не Воскресший. И наоборот, можно спросить, возможно, ли для человека в действительности верить рассказам о воскресении без того, чтобы в результате не уверовать в Воскресшего?
Как и в чисто человеческих отношениях, знание человека и знание о человеке приобретаются вместе: личностное знание по-прежнему имеет реальное содержание. История же деяний живого Бога – это и основание веры, и гарантия ее рациональности.
Новозаветный призыв веровать в Воскресшего, вопреки утверждениям Царнта, опирается на факты, свидетельства и исторические доказательства. Апостолы, первыми провозглашали Благовестие Воскресшего, сами были свидетелями воскресения Христа, что фактически и являлось основным условием апостольства. На то, какое решающее значение имеет историческая достоверность события, указывает Павел.
Если мы исходим из того, что сверхъестественного не существует и Бог не вмешивался в ход событий то никакие свидетельства, сколько бы их ни было, не убедят нас в том, что Христос восстал из мертвых; мы должны будем пытаться объяснить факты каким-то иным способом. Необходимо будет найти удовлетворительное объяснение пустой могиле, встречам Христа с учениками во воскресении, истолковать происхождение и существование христианской церкви, перенос священного дня с седьмого на первый день недели, а также изменения, происшедшие в самих апостолах. Но другого удовлетворительного объяснения до сих пор нет.
«Слабость экзестенциалистической теологии, — говорит Алан Ричардсон, — состоит в том, что она не дает убедительного рационального объяснения происхождению церкви и ее вере, исходя из предположения, будто воскресения Христово не было историческим событием».
Библейская критика
Критика вовсе не обязательно предполагает отыскание ошибок, это исследование, и поэтому в критике как таковой нет ничего дурного. Если мы верим, что Бог сотворил наш разум, мы должны пользоваться им, как об этом уже говорилось выше. Кроме того, у христианина нет повода бояться истины: если его убеждения истины, тщательное исследование не может им повредить, поскольку любая истина, каким бы образом она ни была открыта и к какой бы сфере не принадлежала, всегда остается таковой.
Впрочем, такое утверждение по сути своей наивно. Нет сомнения, что возникнут явные противоречия, требующие разрешения, хотя разрешить их не всегда бывает легко, если это вообще возможно. Если складывается впечатление, что обе противоположные идеи в равной мере обоснованы, лучше даже воздержаться от оценок, чем отвергать какую-то одну из них. Вполне возможно, что в дальнейшем проблема разрешится, однако даже если этого не произойдет, несправедливо отвергать одну из идей или теорий ради построения собственной стройной системы рассуждений.
Какую бы сферу исследовательской работы студент ни избрал, он должен знать и изучать неприемлемые для него взгляды, и религиозные исследования – не исключение. Прямо противоположность такой установке составляют те, кто с свете библейской критики целиком и полностью отвергают богодухновенность и авторитет Библии. В действительности такая позиция является столь же косной и ненаучной, как и упомянутая выше. Необходимо исследовать методы и выводы библейской критики, соглашаясь с нею там, где это действительно оправданно. Студенту подобная установка может показаться непосильной задачей, — в таком случае его работу уместно сравнивать с работой присяжных. Как известно, доказательства по делу говорят и представляют эксперты, однако заключение об их весомости делают обыкновенные люди. Работа присяжных основывается только на честности и здравом смысле. Студент тоже должен уметь объективно учитывать имеющиеся свидетельства и делать самостоятельные выводы.
Текстологическая критика
Цель текстологической критики сводится к тому, что путем исследования рукописей (а также древних переводом и цитат) выявить точный текст в его первоначальном варианте и избавиться от ошибок, которые случайно вкрались в него при переписывании.
Ни один серьезный ученый не станет реконструировать текст, исходя из своих личных богословских пристрастий и не сообразуясь с убедительными свидетельствами рукописей.
Сталкиваясь с той или иной неясностью в тексте, важно помнить, что общее количество текстов с неясным прочтением весьма невелико. Нередко сочинения древнегреческих и римских авторов доходят до нас всего лишь в полудюжине рукописей, а иногда в того меньше, но в то же время существует по меньшей меря пять тысяч греческих рукописей, полностью или частично содержащих тест Нового Завета, — весьма значительная разница. Разночтений, однако, очень мало, и можно с уверенностью сказать, что не до конца ясное прочтение того или иного текста не делает проблематичным ни один аспект христианского вероучения.
Лингвистическая критика
Целью лингвистической критики являются сравнительные исследования древних языков для выявления смысла слов. Библия написана на еврейском, арамейском и греческом языках. На первый взгляд может показаться что, несмотря на всю трудоемкость, перевод в итоге оказывается совершенно точным, однако в действительности добиться этой точности очень нелегко. Например, какое-нибудь еврейское слово может встретиться только единожды или дважды во всем ВЗ, и его значение остается не совсем ясным. Однако это же слово в слегка измененной форме может встретиться в других родственных древнесемитских языках, дающих ключ к пониманию его значения. Таким образом, применительно к этим древним языкам существует обширная область сравнительных исследований. Что касается НЗ, то здесь постижению смысла греческих слов во многом может способствовать знакомство с их употреблением в папирусах делового характера, найденных археологами. На сегодня известно что греческий язык НЗ являлся «общим» языком простых людей.
Литературная критика
Этот раздел библейской критики занят выяснением того, как была написана та или иная книга, когда и кем. Критика такого рода приложима ко всем видам литературы. Конечно, Библия содержит убедительные заявления о себе как о Слове Божьем, однако она написана на языке людей и в литературных формах, принятых в человеческой практике. Нет сомнения, что в Библии присутствуют как человеческий, так и божественный аспекты, и ни один из них нельзя игнорировать. В ней в качестве различных литературных форм представлены исторические повествования, поэзия, послания и евангелия. Кроме того, очевидно, что стиль сочинений заметно варьируется, свидетельствуя о тех или иных особенностях характера библейских писателей. Это гораздо заметнее при чтении на языке оригинала, чем в переводах на другие современные языки, поскольку последние стремятся выровнять и сгладить стиль, скрывая имеющиеся различия. А это как раз таки и есть человеческий аспект в Библии, который может являться предметом литературной критики.
Вклад археологии
Археология – это наука со своими собственными законами, и пренебрежение ими может привести к тому, что человек несведущий начнет использовать отрывочную и внешне подходящую аргументацию, пытаясь показать истинность содержания той или иной части Библии. В прошлом так и делалось, однако в настоящее время эта проблема решается на гораздо более высоком научном уровне. По существу, археология создает фон, необходимый для проведения библейских исследований в различных аспектах. Имеются не только данные, свидетельствующие, что те или иные события действительно совершались, но и материалы, отражающие и проясняющие для нас жизнь и обычаи людей в библейские времена. Кроме того, в настоящее время многое известно о тогдашнем культурном фоне. Некоторые теории, и по сей день находящие широкое признание, в свете археологических открытий оказываются несостоятельными.
В ранней церкви передаваемая весть расценивалась не как несущественных рассказ, а как нечто чрезвычайно важное. Ее не нашептывали – ее проповедовали и ею наставляли; ее слышали не один раз, а постоянно. Если конкретные свидетельства с достаточной очевидностью говорят о том, что все христианское Благовестие восходит к Самому Христу и именно оно создало христианскую общину, надо найти очень сильный аргумент, чтобы убедить в обратном, то есть в том, что Благовестие было создано общиной.
В ВЗ постоянно слышится призыв верить в живого Бога, известного нам из Его слов и дел. Одним из таких деяний Божьих был исход евреев из Египта, и если бы этого не произошло, не было бы ни еврейского народа, ни религии Израиля. Так же и в Новом Завете имеется свидетельство о воскресении как об историческом событии. Акцент на истории как раз и отличает библейскую веру от язычества. «Языческие религии лишены чувства истории, однако в Библии истории и историческим преданиям как первичной сфере, в которой Бог являет Себя Самого, уделяется особое внимание. Обстоятельно проанализировав новозаветный текст и выявив его разноплановость и присутствующие в нем расхождения, мы обнаруживаем, что евангельские писатели «с их разной стилистикой и разными категориями мышления стремились выразить общее убеждение в том, что живой Бог ради спасения Своего народа говорил и действовал через Своего Мессию».
Откровение или открытие
Главный вопрос состоит в том, кто же, Бог или человек, должен быть в центре нашего внимания. В религиозных исследованиях постоянно преобладает акцент на человеке, человеческой природе и опыте, таким образом, имеется тенденция к превращению богословия (науки о Боге) в антропологию (науку о человеке).
Рассматривая Библию во всей целостности ее значения, мы постоянно видим, что именно живой Бог проявляет активность, отыскивая человека, а человек если и ищет Бога, то только отвечая на Его изначальную инициативу. «Несмотря на разнообразие своих источников, ВЗ являет нам такое единство мысли, которое не могло быть продуктом человеческого разума».
Одним из важнейших вопросов, лейтмотивом проходящий через все религиозные исследования, состоит не только в том, открывает ли Себя Бог вообще, а в том, «говорит» ли Он в каком-то реальном смысле. «Бог не дает нам информацию посредством сообщения, Он дает нам Себя Самого в общении с нами».
Не всегда Слово Божие сопутствует Божьим действиям ради их истолкования: иногда оно предшествует им. Так, в истории с исходом из Египта Бог, согласно имеющимся у нас повествованию, сначала говорил, а потом действовал, таким образом, «сказанное, а затем исполненное Слово Божие по существу было откровением Его самого и Его замысла».
Итак, в ВЗ постоянно утверждается, что Бог говорил рабам Своим, что некоторые, кому Он говорил, записали Его слова (хотя и неясно, в каком объеме), причем значительная часть ветхозаветного материала представлена в форме повествования о том, что говорил Бог. Конечно, утверждение – не доказательство, и здесь мы хотим только отметить его.
Христос и Ветхий Завет
Иисус утверждал, что в ВЗ говорится о Нем и что в Нем ВЗ исполнился. Поэтому первым записанным словом Его в Писании было слово «исполнилось». Прочитав в Назаретской синагоге 1-2 стихи 61-й главы книги пророка Исаии, Он сказал, что «ныне исполнилось Писание сие». Согласно четвертому Евангелию, Он утверждал, что Писание свидетельствует о Нем. Согласно Евангелию от Луки, Иисус, «начав от Моисея, из всех пророков изъяснял им сказанное о Нем в Писании». Иисус считал ВЗ богодухновенным. Он видел в ВЗ источник истинного познания Бога и Его характера, а также окончательный ответ на религиозные вопросы.
Вовсе не предполагая упразднить Закон, Он усматривал в нем более глубокий смысл и настаивал на том, чтобы он соблюдался не только в поступках, но также в мыслях и побуждениях. Иисус рассматривал ВЗ как Слово Божие, данное народу через Моисея и пророков, причем таким образом, что не принявший это Слово не может поверить, даже если кто из мертвых встанет. Он утверждал, что говорит и поступает как наделенный божественной властью, но никогда не противопоставлял это авторитетности ВЗ.
«Все Писание богодухновенно» (2 Тим. 3:16). Это не означает, что Бог наделил человеческие слова какой-то особой ценностью или авторитетностью, это значит, что слова Писания исходят от Самого Бога; Он «вдохнул» их. Иисус не знал никакого Писания, кроме ВЗ, никакого Бога, кроме ветхозаветного; именно к этому Богу Он обращался со словами «Отец».
Именно таков верховный авторитет ВЗ, утверждаемый им в отношении себя самого, признаваемый Иисусом Христом и в равной мере принимаемый апостолами и новозаветными писателями.
Откровение включает в себя Бога говорящего и Бога действующего.
Необходимо рассмотреть, что же понимается под «речением» Бога в полном смысле этого слова. Быть может, те, кому Он говорил, слышали реальный голос, наподобие человеческого? Если сообщение было словесным, нет необходимости непременно считать, что оно оформилось посредством физического голоса (то есть реальных звуковых волн, распространяющихся в воздухе). Так же, если человек Божий «слышал» Бога, «слышал» он Его в конечном счете своим сознанием или мозгом. Обращал ли Бог Свое Слово непосредственно к сознанию или нет – можно лишь гадать, что в принципе интересно, однако не особенно важно. Суть в том, что божественному речению вовсе не обязательно оформляться материально, и не следует, ссылаясь на это, отрицать его вероятность. Таким образом, вверившись Божьей воле, человек Божий в богомыслии и написании Слова Божия использует свой собственный разум, однако в то же время может полностью оставаться под водительством Бога.
Принять чей-либо авторитет мы можем на основании более высокого авторитета, однако если Библия претендует на высший авторитет, а именно на авторитет Бога, то в таком случае у нас нет более высокого авторитета, к которому мы могли бы обратиться. И в конечном счете нам остается или принять его, или отвергнуть.
Убедительно доказать истину Библии можно в той степени, в какой она является исторически достоверным повествованием. Истинное доказательство заключает в себе практический смысл. Если мы принимаем тот факт, что Иисус умер и воскрес, если мы принимаем как божественное откровение, что Иисус умер за наши грехи и что Бог воскресил Его из мертвых, если мы принимаем как божественное обетование, что через распятого и воскресшего Христа мы можем получить прощение грехов, а также восстановить добрые отношения с Богом в надежде на вечную жизнь, которая начинается ныне и не кончается никогда, — в таком случае мы чувствуем, что на собственном опыте переживаем все вышеперечисленное.
В известном смысле это акт веры, который представляет собой прыжок во тьму. Однако в действительности это не так, поскольку на протяжении многих веков, начиная от Авраама, мы имеем свидетельства множества мужчин и женщин, примеру которых мы следуем. Авраам просто поверил Богу в слове Его, и верой этой он был оправдан, о чем мы читаем в Ветхом и Новом Заветах. Благодаря таким примерам нашу веру нельзя воспринимать всего лишь как прыжок с закрытыми глазами во тьму.
Конечно, вера в Бога – это не тоже самое, что вера в Библию, однако это вера в Бога, Который говорил миллионам людей. «Это не гипотеза и не догма, а констатация факта, — пишет Алан Ричардсон. – Возражения тех, кто никогда не слышал Бога, столь же убедительны, как и попытки дальтоника доказать, что красное и зеленое – одно и то же». Вербальная инспирация – не обязательно диктовка, скорее, это руководство процессом написания слов, осуществляемое Богом так, что слова выражают именно то, что Ему угодно.
Еще одно свидетельство в пользу богодухновенности Библии кроется в удивительном единстве ее содержания, о чем мы уже говорили. Хотя это и не доказательство, однако, принимая во внимание повсеместную разноголосицу мнений по поводу разнообразных источников библейских книг, можно сказать, что живая богодухновенность является самым простым объяснением этого единства. И тем не менее для христианина окончательное доказательство – в Самом Христе. Именно отношение Христа к Писаниям (т.е. к ВЗ) должно определять отношение к ним христианина. Трудно представить, каким образом христианин смог бы признать авторитет Христа, не принимая авторитета Писания, признаваемого Христом.
Признать, что та или иная книга Библии богодухновенна, еще не значит определить, как или когда она была написана. Само по себе такое признание не исключает возможности использования различных источников, а также вероятности позднейшего редактирования. Богодухновенность означает, что Бог участвовал в появлении книги на свет, однако не указывает, как это происходило. Теория диктовки исключает из этого процесса какое-либо человеческое участие и тем самым фактически упраздняет возможность критики. Однако согласно библейском взгляду на богодухновенность, Бог прибегает к помощи людей, используя разум.
Значительная несостыковка между библейской критикой и теорией вербальной инспирации возможна только в том случае, если первая прибегает к нехристианским и небиблейским предположениям или использует несостоятельные методы исследования, а вторая страдает небиблейской косностью. С уверенностью можно сказать, что никакие подлинно «выверенные результаты» библейской критики не могут поставить под сомнение богодухновенность и авторитет Библии. Христианин, однако, может использовать Библию как Слово Божие и, читая ее, встречаться с Самим живым Богом.
Некоторые вопросы ветхозаветной критики
Сам Иисус был евреем, воспитанным на ВЗ; на нем же было вскормлено христианство, столь многое от него заимствовавшее. Именно ВЗ дал язык Новому и заложил его основу. Противопоставлять ВЗ Новому – значить впасть в явное заблуждение. Нет сомнения в том, что существует определенный прогресс в самооткровении живого Бога, однако Он остается тем же Богом, Который являет Себя в Ветхом и Новом Заветах.
Иммануил Кант считал, что мы не будем приписывать Богу какие-либо свойства, «посредством которых на представлениях о Нем скажутся объекты нашего опыта, и тем самым, избежим догматического антропоморфизма; однако мы припишем их отношению этого Существа к миру и выйдем к символическому антропоморфизму». Если в размышлении о Боге мы используем человеческий язык, это не значит, что мы имеем с Ним связь не в меньшей степени, чем с человеком; человеческий язык описывает Бога в отношении, а не Бога в Себе.
Полезно помнить, что ВЗ был написан как книга жизни, а не как книга для изучения, и поэтому почувствовать исходящий от него призыв есть лучший способ понимать его. Киднер подчеркивал, что ветхозаветное отношение к Богу – это отношение страха, знания, веры и любви. «Выясняется, что любовь – это прежде всего обязательство, и лишь потом чувство. В этом смысле сокрыта суть ветхозаветной нравственности, поскольку основание всех ее требований личностно: это – живой Бог. Бог может действовать через человека несмотря на его несовершенство.
Поскольку НЗ свидетельствует о том, что церемониальный закон нашел свое исполнение и завершение во Христе, то, следовательно, теперь он никак не касается христиан.
Истолкование Ветхого Завета
Говоря о ВЗ, необходимо вспомнить несколько моментов. Например, в Книге Иова разворачивается долгий спор между Иовом и его «утешителями», а в конце книги Бог упрекает этих «утешителей» за все ими сказанное. Совершенно ясно, что если мы возьмем отдельный стих из речи какого-нибудь «утешителя», он вполне может войти в противоречие с идеей всей книги. Поэтому, если мы считаем, что эта книга богодухновенна, мы должны брать ее в целом и истолковывать отдельные стихи в свете этого целого. Признать богодухновенность Библии – не значит признать, что любой ее стих можно использовать как доказательство того или иного положения. Каждый стих надо осмыслить в его непосредственном контексте, который, в свою очередь, должен осмысляться в контексте всей книги, а та – в свете всей Библии в целом. Только таким путем мы сможем прийти к «богословию Ветхого Завета» и к «библейскому богословию».
Лучше вообще не употреблять термина «миф», поскольку он достаточно полисемантичен. По меньшей мере, мы можем рассматривать эти повествования как историю в том смысле, что творение реально совершилось и Бог действительно сотворил Вселенную, мир и человека.
Невозможно утверждать, что сотворение Богом Вселенной в научном плане ложно, а в религиозном истинно. Утверждение может быть истинным или ложным, однако его язык в большей степени может быть религиозным, нежели научным; и употребляться он может больше в области религиозной, чем научной. Однако в рамках нашего единого понимания Вселенной религия и наука должны дополнять друг друга, акцентируя внимание на различных аспектах, а не противореча одна другой.
Классика не говорит нам больше, чем сказала Библия, и сам ее авторитет берет начало в Библии. В конечном счете, вся ценность классики зиждется на истолковании и применении того, о чем уже сказала Библия.
Библия представляет собой нечто завершенное. ВЗ устремлен к чему-то грядущему, и печать его авторитета утвердил на нем Сам Христос. НЗ возвещает не только новый, но и последний период божественного плана спасения. Он возвещает, что последние дни, предсказанные ВЗ, уже наступили. Христос есть «последнее слово» Божие. Таким образом, в Библии мы обретаем Слово Божие полностью. Библия не ограничена произвольными рамками, но все содержащееся в ней исходит от природы Божьего спасения и Его самооткровения. В Библии содержится более чем достаточно материала, чтобы занять человека на всю жизнь. Признание божественного аспекта Библии не позволяет нам принять критические методы и аргументацию, однозначно отрицающие деятельность живого Бога, будь то в предсказаниях или сверхъестественных событиях.
Бог явил Свою волю в отдельных обстоятельствах. Необходимо исследовать эти обстоятельства и выявить принципы, лежащие в основе откровения божественной воли, чтобы потом приложить их к современным условиям, поскольку наше общество не может совпадать с древним на всех деталях социальной жизни.
Рассмотрев вопрос о назначении Библии, мы пришли к выводу, что ее изучение ради знаний, а не ради жизни является ошибочным и представляет собой злоупотребление Библией. Изучение Библии, в конечном счете, должно сводиться к раскрытию воли Бога и Его Сына и к послушанию этой воле. Дж. Б. Филипс неоднократно предостерегал от «пагубной возможности так расчленить предмет вашего исследования, что жизнь уйдет из него. Как только все его источники и составные части будет пронумерованы и помечены, это трепещущее, живое тело превратиться в обыкновенный труп, распластанный на операционном столе теологии».
Поэтому на практике всякий раз, когда студент что-либо узнает из Библии или пишет научное исследование, он должен спросить себя: как это повлияет на мою жизнь?
Бог – это «Ты», а не «Оно». С Ним надо встретиться, а не вести дискуссию о Нем.
Существует два типа познания: познание материального мира и познание мира личностного. Мы можем знать о личности то же, что знаем о предмете, но познать саму личность – значит проникнуть гораздо глубже. Это значит иметь с ней связь. Знание теологии относится к первому виду познания, а знание Бога – ко второму. Конечно, оба вида отличаются друг от друга не полностью, однако можно сказать, что знание теологии без знания Бога – тяжкий жребий. И, тем не менее, с сожалением приходиться признать, что встречается такое нередко. В то же время знание Бога и Его Сына есть жизнь вечная. Можно углубиться в чтение книг по библейской теологии, не читая саму Библию. В результате начинается изучение не того, что говорит Библия, а того, что она якобы говорит с точки зрения разных ученых.
Расхождение же во взглядах на авторитет Библии или на чудеса определяет полное расхождение по многим вопросам.
Бог Библии – это живой Бог, Который смотрит нам в лицо, Который взывает к нам, Которым мы восхищаемся и Которому мы поклоняемся.
Список литературных источников
1. Кеннет Г. Хаукинс. Опыты религиозных исследований (введение в теологию). /Пер. с англ./ С-Пб.: Библия для всех, 2003. — 220 с.
2. Миллард Эриксон. Христианское богословие. С-Пб.: «Библия для всех» 2004. — 1088 с.
www.ronl.ru
Аквинский Ф.
ЕСТЕСТВЕННАЯ ТЕОЛОГИЯ.
В этой части своего труда Фома размышляя о философии, религии и спасении человека приходит к мысли, что божественное дается человеку в виде откровений и эти откровения необходимо преподавать с помощью некоей науки. Человеческому разуму в большинстве случаев сложно постичь божественное откровение, более того, даже если это и возможно, то все равно от заблуждений и примесей «ненужных» мыслей не избавиться. А так как от постижения этой истины зависит спасение человека, то без этой некоей науки никак невозможно обойтись.
«Итак, было необходимо, чтобы философские дисциплины, которые получают свое знание от разума, были дополнены наукой, священной и основанной на откровении.
Хотя человек не обязан испытывать разумом то, что превышает возможности человеческого познания, однако же то, что преподано Богом в откровении, следует принять на веру.
Различие в способах, при помощи которых может быть познан предмет, создает многообразие наук.» далее Фома говорит о том, что теология – это также наука, хотя и отличная от остальных, это священное учение и познать это можно лишь путем Божественного откровения
«Эта наука (теология) может взять нечто от философских дисциплин, но не потому, что испытывает в этом необходимость, а лишь ради большей доходчивости преподаваемых ею положений. Ведь основоположения свои она заимствует не от других наук, но непосредственно от Бога через откровение.»
ЕСТЕСТВЕННАЯ ТЕОЛОГИЯ
Фома полагал, что человек приходит к умозаключениям через переживания и считал, что через эти переживания и умозаключения можно доказать существование Бога. Он видит 5 путей доказывающих то, что Бог есть. Более того, он считает их неоспоримыми.
1 путь. Исходить из понятия движения. Очевидно, что все движется, но само по себе оно двигаться не может, а значит находится в зависимости от того, к чему оно движется. Так или иначе, но цепочка заканчивается некоей субстанцией, именно ее Фома и называет Богом.
2 путь. Исходит из понятия производящей причины. Фома полагает, что всему есть причина. Далее размышляет, что сама вещь не может быть себе причиной, а значит, есть что-то, опять таки – некая субстанция, именуемая Богом.
3 путь. Исходит из понятий возможности и необходимости. Фома размышляет, что есть вещи, для которых может быть и бытие и небытие. Затем он доказывает, что для всего в мире есть причина.
«Не все сущее случайно, но в мире должно быть нечто необходимое. Однако все необходимое либо имеет некоторую внешнюю причину своей необходимости, либо не имеет. Между тем невозможно, чтобы ряд необходимых сущностей, обусловливающих необходимость друг друга, уходил в бесконечность…» поэтому этот ряд заканчивается некоей нашей знакомой субстанцией – Богом.
4 путь. Исходит из различных степеней, которые обнаруживаются в вещах. Есть вещи более совершенные и менее совершенные. Но ведь степень есть только тогда, есть с чем сравнить. Если есть понятие совершенства, значит должно быть то, что есть совершенным. По мнению Фомы Аквинского, совершенным может быть только Бог.
5 путь исходит из распорядка природы. Вещи в природе лишенные разума все же совершают целесообразные действия. Отсюда следует, что они достигают цели не случайно, а будучи руководимы сознательной волей. Так как своей сознательной волей они не наделены, то эта воля – Бог.
МЕТАФИЗИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ БЫТИЯ И ТЕОРИЯ ПОЗНАНИЯ
Полагает Бога не материальной причиной, а идеальной, твердо становясь на позиции идеализма. Он видит Бога чем-то совершенным и беспредельным. Фома размышляет, что же есть бесконечное. Приходит к выводу, что то, что наделено формой и материей, а именно все, что есть в материальном мире есть ограничено. Ибо форма ограничена материей и наоборот.
Далее следуют размышления о вечности и времени как категориях. Первое видится как величина неизменная и неограниченная, время же есть величина подвижная. «Вечность в каждом своем мгновении целокупна, времени же это не присуще; а также и в том, что вечность есть мера пребывания, а время — мера движения.»
Человек способен познать лишь вещи материальные, форма которых материализовалась. Есть две формы познания: первая посредством органов, вторая посредством интеллекта. В первом случае знания отрывочны и единичны, во втором – обобщенны. Однако, больше чем дано человеческой душе, соединенной с телом, человеку воспринять невозможно. Субстанциональное бытие может познать лишь Бог, ибо есть творцом. Мы же есть творение и познать все сущее и себя в том числе как творение не можем. Но можем частично познать Бога, через его милость (соединение интеллекта с Богом).
Далее следуют пространственные размышления философа о Боге, человеке и познании.
Выражается мысль по поводу сотворения мира и идеи Бога, как формы, которую он наполнил материей. Выводится понятие истины, как согласованности между интеллектом и вещью. Отсюда познать эту согласованность означает познать истину. Несогласованность между истинами из-за различных интеллектов у разных людей. Согласованность – понятие динамичное, может меняться вещь, может меняться суждение о вещи. Так или иначе, но это превращает истину в ложь. Как интеллект обуславливает вещь, так вещь может обуславливать интеллект. Если человек не понимает какой-то вещи, значит его интеллект не в состоянии это познать, ибо во всем есть божие проведение. Если есть недостатки, значит они нужны для того, чтобы были в мире и достоинства(блага).
«… Бог есть первопричина всех вещей как их образец…»
По-сути причиной зла есть совершенство вселенной, которое требует наличия как совершенных вещей, так и несовершенных, как несущих благо, так и несущих порчу. «…зло, состоящее в несовершенстве действования, неизменно имеет свою причину в несовершенстве действующего лица.»
«…нет единого первичного начала зла в том смысле, в котором есть единое первичное начало блага.» Зло – это вторично от блага. И хотя зло умаляет его, но не уничтожает. Если бы что-то было по природе зло, то в конечном итоге оно бы разрушило самое себя.
Есть зло, которое может нести в себе благо, постичь это можно через активный интеллект. Лишь он схватывает сущность вещей. Чувственное восприятие способно охватить лишь внешние формы, а значит, и знание будет лишь поверхностным.
«Познание истины двояко: это либо познание через природу, либо познание через благодать.»
Душа не есть тело, но есть акт тела – его начало. У души 2 компоненты: интеллектуальная и чувственная.
Начало интеллектуальной деятельности – души – не является телом в следствии того, что душа способна познавать внешний мир, однако, это познание было бы затруднительно, если бы душа была частью того мира, который пытается постичь. Действие разума проистекает из самое себя.
Чувственная душа осуществляет действие через тело и неразрывно связана с ним. Отсюда следует, что души животных не действуют через самих себя, а значит и не есть самосущи.
Человеческий интеллект не одинаков. Фома признает, что люди разные и наделены своей индивидуальностью. Считает, что интеллектуальная компонента может нуждаться в чувственной и неразрывно с ней связана, а так как чувственная нуждается в органе чувств, то через нее связана с телом. Есть то, что порождается без участия органов чувств (волнение и мышление), а есть то, что рождается при помощи зрения, слуха и т.д.
www.ronl.ru
Аквинский Ф.
ЕСТЕСТВЕННАЯ ТЕОЛОГИЯ.
В этой части своего труда Фома размышляя о философии, религии и спасении человека приходит к мысли, что божественное дается человеку в виде откровений и эти откровения необходимо преподавать с помощью некоей науки. Человеческому разуму в большинстве случаев сложно постичь божественное откровение, более того, даже если это и возможно, то все равно от заблуждений и примесей «ненужных» мыслей не избавиться. А так как от постижения этой истины зависит спасение человека, то без этой некоей науки никак невозможно обойтись.
«Итак, было необходимо, чтобы философские дисциплины, которые получают свое знание от разума, были дополнены наукой, священной и основанной на откровении.
Хотя человек не обязан испытывать разумом то, что превышает возможности человеческого познания, однако же то, что преподано Богом в откровении, следует принять на веру.
Различие в способах, при помощи которых может быть познан предмет, создает многообразие наук.» далее Фома говорит о том, что теология – это также наука, хотя и отличная от остальных, это священное учение и познать это можно лишь путем Божественного откровения
«Эта наука (теология) может взять нечто от философских дисциплин, но не потому, что испытывает в этом необходимость, а лишь ради большей доходчивости преподаваемых ею положений. Ведь основоположения свои она заимствует не от других наук, но непосредственно от Бога через откровение.»
ЕСТЕСТВЕННАЯ ТЕОЛОГИЯ
Фома полагал, что человек приходит к умозаключениям через переживания и считал, что через эти переживания и умозаключения можно доказать существование Бога. Он видит 5 путей доказывающих то, что Бог есть. Более того, он считает их неоспоримыми.
1 путь. Исходить из понятия движения. Очевидно, что все движется, но само по себе оно двигаться не может, а значит находится в зависимости от того, к чему оно движется. Так или иначе, но цепочка заканчивается некоей субстанцией, именно ее Фома и называет Богом.
2 путь. Исходит из понятия производящей причины. Фома полагает, что всему есть причина. Далее размышляет, что сама вещь не может быть себе причиной, а значит, есть что-то, опять таки – некая субстанция, именуемая Богом.
3 путь. Исходит из понятий возможности и необходимости. Фома размышляет, что есть вещи, для которых может быть и бытие и небытие. Затем он доказывает, что для всего в мире есть причина.
«Не все сущее случайно, но в мире должно быть нечто необходимое. Однако все необходимое либо имеет некоторую внешнюю причину своей необходимости, либо не имеет. Между тем невозможно, чтобы ряд необходимых сущностей, обусловливающих необходимость друг друга, уходил в бесконечность…» поэтому этот ряд заканчивается некоей нашей знакомой субстанцией – Богом.
4 путь. Исходит из различных степеней, которые обнаруживаются в вещах. Есть вещи более совершенные и менее совершенные. Но ведь степень есть только тогда, есть с чем сравнить. Если есть понятие совершенства, значит должно быть то, что есть совершенным. По мнению Фомы Аквинского, совершенным может быть только Бог.
5 путь исходит из распорядка природы. Вещи в природе лишенные разума все же совершают целесообразные действия. Отсюда следует, что они достигают цели не случайно, а будучи руководимы сознательной волей. Так как своей сознательной волей они не наделены, то эта воля – Бог.
МЕТАФИЗИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ БЫТИЯ И ТЕОРИЯ ПОЗНАНИЯ
Полагает Бога не материальной причиной, а идеальной, твердо становясь на позиции идеализма. Он видит Бога чем-то совершенным и беспредельным. Фома размышляет, что же есть бесконечное. Приходит к выводу, что то, что наделено формой и материей, а именно все, что есть в материальном мире есть ограничено. Ибо форма ограничена материей и наоборот.
Далее следуют размышления о вечности и времени как категориях. Первое видится как величина неизменная и неограниченная, время же есть величина подвижная. «Вечность в каждом своем мгновении целокупна, времени же это не присуще; а также и в том, что вечность есть мера пребывания, а время — мера движения.»
Человек способен познать лишь вещи материальные, форма которых материализовалась. Есть две формы познания: первая посредством органов, вторая посредством интеллекта. В первом случае знания отрывочны и единичны, во втором – обобщенны. Однако, больше чем дано человеческой душе, соединенной с телом, человеку воспринять невозможно. Субстанциональное бытие может познать лишь Бог, ибо есть творцом. Мы же есть творение и познать все сущее и себя в том числе как творение не можем. Но можем частично познать Бога, через его милость (соединение интеллекта с Богом).
Далее следуют пространственные размышления философа о Боге, человеке и познании.
Выражается мысль по поводу сотворения мира и идеи Бога, как формы, которую он наполнил материей. Выводится понятие истины, как согласованности между интеллектом и вещью. Отсюда познать эту согласованность означает познать истину. Несогласованность между истинами из-за различных интеллектов у разных людей. Согласованность – понятие динамичное, может меняться вещь, может меняться суждение о вещи. Так или иначе, но это превращает истину в ложь. Как интеллект обуславливает вещь, так вещь может обуславливать интеллект. Если человек не понимает какой-то вещи, значит его интеллект не в состоянии это познать, ибо во всем есть божие проведение. Если есть недостатки, значит они нужны для того, чтобы были в мире и достоинства(блага).
«… Бог есть первопричина всех вещей как их образец…»
По-сути причиной зла есть совершенство вселенной, которое требует наличия как совершенных вещей, так и несовершенных, как несущих благо, так и несущих порчу. «…зло, состоящее в несовершенстве действования, неизменно имеет свою причину в несовершенстве действующего лица.»
«…нет единого первичного начала зла в том смысле, в котором есть единое первичное начало блага.» Зло – это вторично от блага. И хотя зло умаляет его, но не уничтожает. Если бы что-то было по природе зло, то в конечном итоге оно бы разрушило самое себя.
Есть зло, которое может нести в себе благо, постичь это можно через активный интеллект. Лишь он схватывает сущность вещей. Чувственное восприятие способно охватить лишь внешние формы, а значит, и знание будет лишь поверхностным.
«Познание истины двояко: это либо познание через природу, либо познание через благодать.»
Душа не есть тело, но есть акт тела – его начало. У души 2 компоненты: интеллектуальная и чувственная.
Начало интеллектуальной деятельности – души – не является телом в следствии того, что душа способна познавать внешний мир, однако, это познание было бы затруднительно, если бы душа была частью того мира, который пытается постичь. Действие разума проистекает из самое себя.
Чувственная душа осуществляет действие через тело и неразрывно связана с ним. Отсюда следует, что души животных не действуют через самих себя, а значит и не есть самосущи.
Человеческий интеллект не одинаков. Фома признает, что люди разные и наделены своей индивидуальностью. Считает, что интеллектуальная компонента может нуждаться в чувственной и неразрывно с ней связана, а так как чувственная нуждается в органе чувств, то через нее связана с телом. Есть то, что порождается без участия органов чувств (волнение и мышление), а есть то, что рождается при помощи зрения, слуха и т.д.
www.ronl.ru
Бурмистров Михаил Юрьевич
Для сознания человека «теоцентрической эпохи» было свойственно понимание того, что центральное место в мире занимает Бог. После изменения, произошедшего в сознании людей на рубеже XVIII–XIX веков, человек оказался центром вселенной, и именно от него теперь зависит исключительно много. Преподаватель философии ПСТГУ Бурмистров Михаил Юрьевич рассматривает в своей статье актуальнейший на сегодняшний день вопрос о связи христианской теологии с культурной обусловленностью сознания человека.
Всякую вещь, в том числе и теологию, можно рассматривать с разных сторон. В данном случае меня интересует вопрос о связи христианской теологии (в плане концептуальном и структурном) с культурной обусловленностью сознания человека. Исходной ситуацией такой обусловленности сознания в эпоху формирования теологии является, по нашему мнению, теоцентрическая культура, а ситуация последних столетий обозначается нами как культура антропоцентрическая. Начальным пунктом рассуждения мы полагаем тезис о существовании глубоких различий между сознанием человека теоцентрической эпохи и сознанием современного человека. Было бы легкомысленно игнорировать определяющую роль образования и всей современной культурной ситуации в процессе образования базовых установок нашего само- и миропонимания. Эти установки присутствуют до и вне всякой рефликсии, потому столь часто люди склонны их не замечать или игнорировать.
Концепт «теоцентризм» обозначает такую топологию сознания, в которой Бог «по умолчанию», до и вне всяких доказательств находится в центре мира. Он есть главная вещь, поскольку занимает главное место, и наоборот – поскольку Он есть главная вещь, то и занимает главное место. Для сознания «теоцентрической эпохи» очевидным представляется иерархическое устройство мира, которое подразумевает неравноценность различных положений-мест. Положение вверху/в центре задает первенство сущности, занимающей данное – центральное – место. Соответственно все остальные вещи занимают подчиненные места и обретают свой бытийный статус в зависимости от степени близости к центру. Данная топология определяет и сам факт существования всех вещей, в частности, человека, и качество коммуникации между человеком и Богом. Такая структура, такое пред-полагание обнаруживает себя на большом временном промежутке от Аристотеля до Декарта, как в области философии, так и в области теологии. При всей разности понимания, что или кто есть Бог внутри этих разных систем, существует необсуждаемое согласие относительно Его места, т.е. того, где в структурном смысле находится Бог. Он пребывает в центре мира, и к нему тем или иным образом восходят все цепочки причин и оснований (в частности, и в человеческой этике и в познании).
Можно заметить, что на рубеже XVIII–XIX веков в сознании людей произошло серьезное изменение. Суть происшедшего структурного (прежде всего) переворота в том, что человек по умолчанию стал занимать центральное место в мире. Отныне основным пред-положением оказывается замкнутость мира на человека, схождение всех силовых линий к человеку. Возникает так называемая ситуация модерна. Задача описать процесс возникновения модерной структуры сознания здесь не стоит, но важно еще и еще раз промыслить, насколько важно происшедшее изменение.
Человек оказался центром, от которого теперь зависит исключительно много. Дело не столько в том, что людям стало интересно исследовать прежде всего мир природы, а Лаплас заявлял, что не нуждается в гипотезе Бога для исследования этого мира. И даже не в том, что люди захотели создать свой мир, мир своих вещей, мира техники. Для нас существенно важнее, что в системе описания реальности «от человека» оказался и прежний центр – Бог. Он должен быть свободно выбран человеком, должен действовать теперь только через человека, состояться как собеседник, как участник разговора с человеком, а не опознаваться как данность по умолчанию. Хайдеггер обращает внимание на то, что критика исходящая от Ницше, направлена не только на метафизический проект бытия, но и на теологию, связанную с метафизическим определением Бога, морально-метафизически понимаемого Бога. Поскольку метафизика и теология состоят в тесной связи, то девальвация высших ценностей метафизики неминуемо имеет важные теологические последствия[1].
Мир начинает толковаться «от человека», и это вовсе не обязательно означает, что ранее мир толковался как-то возвышенно, из идеальных начал, а теперь сводится к началам материальным. Дело гораздо глубже и значительнее: поскольку человек очутился в центре мира, то все человеческое (и телесность в том числе) приобретает совершенно другой статус, ведь положение в центре – обязывает. Таким образом, мы получаем ранее не существовавшую возможность объяснения всех планов существующих вещей – «от человека», и тем самым метафизические константы, так же как и догматические конструкции, воспринимаются уже в первую очередь как зависимые от человека. Ранее они читались как производные от Бога, и лишь в небольшой степени зависели от возможностей человека. Теперь же – скорее как производные от человека, и лишь в небольшой степени зависящие от чего-то еще или от кого-то еще. Как нетрудно заметить, это свидетельствует о совершенно другой топологии сознания и, следовательно, другом восприятии теологии.
Это позволяет сформулировать следующую проблему: поскольку теология возникла в эпоху теоцентризма, она несет в себе невычитаемый след этой эпохи, что определяется структурой сознания, породившего данную вещь, что отражается и в топологии теологии, и в базовых теологических концептах. Если мы пытаемся воспроизвести все это в неизменном виде в структуре сознания антропоцентричной эпохи, то сталкиваемся со значительными и даже едва ли преодолимыми трудностями. Не претендуя, конечно же, на окончательность и полноту картины, я рискну обобщить результаты моих наблюдений относительно попыток такого рода совмещения. Предварительно можно выделить несколько стратегий, которые осознанно или неосознанно применяются православными христианами в описываемой нами ситуации бытования теологии в антропоцентричном мире. Причем надо заметить, что эти стратегии возникают как в ситуациях практического плана, так и при выработке теоретических построений.
1. Сепарация.Это, пожалуй, наиболее массовая реакция. Сознание человека раздваивается, каждая часть существует практически в автономном режиме. В одной половине содержится все относящееся к образованию, культуре, профессиональной и общественной активности, а в другой сложено все церковное «добро». Поскольку наведение мостиков требует очень много времени и сил, которых, как правило, у работающего взрослого человека не имеется, то возникает привычка к такому раздвоению, а приходящие изредка импульсы к объединению блокируются. В результате человек практически не осознает противоречия и просто переходит в разных случаях жизни из одного на другой виртуальный диск, не опознавая здесь проблемы. Поэтому в одной ситуации он будет убежден, например, что существует одна истина, ведь так будет правильно «по церковному учению», а в другой будет исходить из допущения, что истин много, или же относительно истины вообще нельзя сказать ничего определенного, ведь это он усвоил в процессе восприятия современной культурной парадигмы. Отличительными чертами такой стратегии служат вводные фразы: «по православному учению», «в православии», «в соответствии с православием», и тяжелое претыкание, в которое впадает такой человек, если спросить его, а что же есть в реальности и что он думает на самом деле. Такого рода ситуация может трактоваться как вариант постмодернистского[2] сознания, хотя для самого человека мотивом может выступать как раз стремление сберечь «церковный диск» от замусоренного мирскими вирусами «светского диска». Но поскольку разделение это только виртуальное, то данная стратегия оборачивается своего рода шизофренией.
2. Конфронтация. Другой более жесткой реакцией на возникновение проблемной зоны в сознании оказывается фундаментализм самых разных форм и оттенков: от радикализма ищущих спасения в пещерах до гораздо более распространенного массового брюзжания по поводу современной культуры, западного влияния и всего процесса секуляризации в целом. Такая установка является результатом неудачных попыток сменить культурный тип, привести в соответствие культурные нормы, зафиксированные в Церкви как нормативные с наличным, данным нам типом сознания, содержащим в себе другие культурные нормы (как в структурном, так и в содержательном плане). Поскольку такая работа малопродуктивна, неизбежно появляется общий негативный фон, направляемый в одном случае на «современность», а в другом – на культурные факты, отождествляемые с Церковью. Важной предпосылкой такого рода стратегии является отождествление веры и евангельского благовестия с реальностями, обусловленными в форме выражения и по содержанию установками другой культурной эпохи. В результате одни люди уверяются в апостасийности современной культуры и пытаются найти опору в чем-то традиционном, или по крайней мере выглядящем таковым. Другие же прочно отождествляют Церковь с некоей субкультурой или госкорпорацией и отказываются видеть в ней что-то сверх того. Данную ситуацию осложняет отсутствие внятной общецерковной позиции, что вполне объяснимо, поскольку звучащие иногда суждения определяются скорее политическими соображениями, чем серьезной работой по осознанию и опознанию реальности.
3. Адаптация.Эта довольно обширная по своим направлениям стратегия свойственна прежде всего людям, которые не хотят мириться с нецелостностью сознания. Их объединяет, кроме того, поиск положительных выходов, поиск форм активного и адекватного присутствия церковной проповеди и богословия в современном мире.
С некоторой долей условности можно подразделить их на две группы. Первые обращены скорее к науке в ее истории, теории и практике, при этом они принимают теологию и науку как некоторые данности, чьи границы, состав, содержания достаточно ясны, а вот способ взаимопонимания и взаимодействия является проблемой. Сейчас существует достаточно много литературы, посвященной истории и философии науки. Сама возможность рассмотреть науку как проект, имеющий определенные подспудные основания и некоторую структуру, свидетельствует о частичном выходе современного сознания за пределы парадигмы нововременной науки. Более того, можно зафиксировать постепенную утрату веры людей во всемогущество науки и способность создать на ее основании удовлетворяющую всех метанаррацию. В результате происходит ослабление жестких критериев, позволяющих отличить научное высказывание от ненаучного. На этом фоне вполне понятна возросшая активность теологов, засидевшихся в окопах позиционной войны и с энтузиазмом пытающихся воспользоваться временным ослаблением «противника». Тут представлен целый спектр направлений, от химерического креационизма до перспектив участия теологии в выработке новой научной парадигмы[3].
Вторая группа мыслителей, относимая нами к стратегии адаптации, обращена скорее к теологии в ее философском и общекультурном контексте. Очень ярким примером здесь является попытка В.Н. Лосского отождествить ипостась и личность. Другим случаем подобного рода может послужить стремление Х.Яннарса сопрячь мысль Хайдеггера с Псевдодионисем, сблизив хайдеггеровский вызов бытия и отказ от метафизических структур с апофатическим богословием. Также уместно тут вспомнить владыку Антония Сурожского, столкнувшегося со вполне насущной задачей говорить о Христе людям, воспитанным в современной западной культуре. Популярность всех перечисленных авторов обусловлена как попытками модифицировать структуру теологии для прочтения ее в антропоцентричном сознании, так и употреблением лексики, которая была бы понятна слушателям и читателям, лексики, которая отсылала к смыслам, известным адресатам их сочинений.
Конечно, такая классификация достаточно условна, но маркеры влияния антропоцентрического сознания на церковной почве можно обнаружить повсюду, в частности, изучая православные журналы, Интернет-порталы, форумы. Даже если взять программу одной из самых представительных конференций – Рождественских чтений, можно убедиться в том, что главной темой их является именно человек и человеческий мир. Все увеличивается количество работ, посвященных «православной антропологии», «православной психологии», «православной психиатрии», «православной медицине», «православной педагогике».
Всеобщее потрясение метафизических основ, трансформация или даже исчезновение смысла основных метафизических концептов, оказали сильнейшее влияние на все области культуры, гуманитарного и естественно-научного знания. Избегает ли теология общей участи? В богословском сообществе мы часто хотим сделать вид, что ситуация стабильна и подконтрольна. Однако вместо серьезного продумывания вещей, которые встречаются в теологии прошлых веков, мы имеем многочисленные слова о словах, бесконечные перепевы мелодий, которые еще звучат, хотя причина звука уже исчезла. Мы можем обнаружить также и вполне академичное гуманитарное знание, которое как-то прикрыто вывеской теологии, но существует вполне самодостаточно и уютно в своей нише. При этом самый простой прямой вопрос о смысле какого-нибудь из основных богословских понятий, имеющих метафизическое происхождение, вызывает серьезнейшие трудности. Достаточно спросить современного образованного православного человека, прошедшего курс соответствующего теологического образования, что собственно такое есть «природа» человека? Вам обеспечены затруднения, смятения, попытки воспроизвести куски догматического богословия, но всякий раз скорее задействуются ресурсы памяти и вопрос о смысле понятий останется без ответа. Особую остроту такой ситуации придаст выплывающий постоянно концепт «личности», с которым пока что отождествляет себя большая часть людей. Поскольку все читали о том, что Христос спасает природу человека, и также все читали о том, что личность вроде бы природе противоположна, люди начинают беспокоиться, поскольку под вопросом оказывается как раз то, с чем они себя отождествляют.
В отличие от математики, в теологии от перемены мест слагаемых сумма меняется. Структура сознания, предполагающая по умолчанию человека в центре, – неизбежно создает другую речь о Боге. Несмотря на то, что нами зачастую используется привычный терминологический арсенал, и на это удержание привычной терминологии расходуются большие силы, от нас не могут укрыться другие смыслы, проникающие внутрь прежних терминов и структур. Перед нами встают вопросы, в чем-то сходные с вопросами III–IV века, эпохи воплощения евангельских смыслов в поле эллинской культуры, хотя эти ситуации совсем не тождественны. Есть много признаков выдыхания и опустошения прежних метафизических оснований. Быть может, мы входим в такую эпоху, когда прежние концепты просто перестают действовать. Это может вызывать головокружение и даже ужас, но мы верим, что Бог действовать не перестает. И вспоминаются слова Хайдеггера из его последнего интервью: «…теперь только Бог может нас спасти»[4].
Список литературы
[1] Коначева С.А. Бытие. Священное. Бог. — М.2010.- С.100-101
[2] Мы намеренно опускаем более детальное описание ситуаций модерна и постмодерна, поскольку при данном способе рассмотрения различия между ними не являются определяющими.
[3] Копейкин К. Научные и богословские эпистемологические парадигмы / Научные и богословские эпистемологические парадигмы. Историческая динамика и универсальные основания. – М., ББИ, 2009, — с.174.
[4] Данный текст представляет собой сокращенный вариант статьи, опубликованной в Вестнике ПСТГУ. Бурмистров М.Ю. Теология и конец метафизики/Вестник ПСТГУ. I.3(35). 2011, С.85-98
www.ronl.ru
Содержание:
Введение…………………………………………………………………………...3
1. Экономические воззрения канонистов………………………………………..5
1.1 Экономическая мысль ранних и поздних канонистов……………………...9
2. «Суммы теологии»……………………………………………………………10
2.1 Идеи «справедливой цены»…………………………………………………14
Заключение……………………………………………………………………….19
Список используемой литературы……………………………………………...23
Введение
История экономической мысли начинается с тех незапамятных времен, когда люди впервые задумались над целями своей хозяйственной деятельности, способами и средствами их достижения, отношениями, складывающимися между людьми в процессе и в результате добывания и распределения благ, обмена произведенными продуктами и услугами.
Современные представления об особенностях экономической мысли средневековья (феодального общества) так же, как и времен Древнего мира, базируются на материалах дошедших до нас литературных источников. Но существенной особенностью идеологии рассматриваемого периода, в том числе в области хозяйственной жизни, является ее сугубо богословский характер. По единой причине средневековым экономическим доктринам присуще многообразные хитросплетения схоластических и софистических суждений, причудливые нормы религиозно-этнического и авторитарного свойства, с помощью которых предполагалось не допускать грядущего утверждения рыночных экономических отношений, демократических принципов общественного устройства.
Средневековый тип натурально-хозяйственных отношений, или феодализм, зародился, как известно, в 3-8 вв. В ряде государств Востока и 5-9 вв. — в странах Европы. И с самого начала вся полнота политической власти и экономического могущества была в них достоянием светских и церковных феодалов, которые как явно, так и не явно осуждали тенденции расширения масштабов товарности экономики и ростовщичества.
Своеобразие экономической мысли средневековья ярко отразилось в экономических учениях католицизма. В средние века католическая церковь усиливает свое могущество. Обладая колоссальными богатствами и земельной собственностью, церковники оправдывают господство крепостничества и отстаивают его позиции с помощью церковных правил, так называемых канонов церкви.
Экономическая мысль средневековья тесно связана с экономической политикой государств, рассчитанной на поддержание феодального порядка, его стабилизацию. Защитники интересов феодалов отрицательно относились к торговле и ростовщичеству. Натурально хозяйственная ограниченность производства считалась преимуществом и выдавалась за социальную добродетель. В связи с тем, что церковь в средние века играла исключительную роль, экономическая мысль в ряде случаев облекалась в религиозную оболочку, принимала богословское оформление. Представление об экономических идеях раннего средневековья (VI-X вв.) дает старинная запись судебных обычаев франков «Салическая правда», составленная в начале VI в. н. э. Приводя перечень штрафов за всевозможные преступления, она характеризует экономические воззрения франков: общинного крестьянства с одной стороны, и служилых людей или дружинников — с другой. В ее предписаниях сельское хозяйство выступает как естественное занятие франка. Городам и промышленности не уделялось особого внимания. Проблемы торговли полностью отсутствуют. «Салическая правда» отстаивала позиции общины, устойчивость общинного землевладения, приоритет общинной собственности над частной. Вместе с тем общинные принципы экономической жизни совмещались в ней с признанием рабства, колоната крупного землевладения и королевской власти как правомерных явлений. «Салическая правда» отразила разложение родового строя, начавшийся процесс феодализации дифференциации франкского общества и интересы служилой аристократии, группировавшейся вокруг короля. Спустя три столетия экономические вопросы средневекового поместья получили отражение в «Капитулярии о виллах» (закон о поместьях), изданном при Карле Великом. В нем закреплялась крепостная зависимость крестьян, задача экономической политики сводилась к утверждению крепостничества.
Экономические воззрения канонистов
Наиболее значимым автором западноевропейской экономической мысли средневековья называют, как правило, доминиканского итальянца монаха Фому Аквинского (Аквината) (1225-1274), отнесенного в 1879 г. католической церковью к лику святых. Он стал достойным продолжателем и оппонентом одного из основателей школы раннего канонизма Августина Блаженного (Святого Августина) (353-430), который в конце IV — начале V вв., будучи епископом, во владениях Римской империи в Северной Африке, заложил догматические безальтернативные принципы религиозно-этического подхода к экономическим проблемам. И эти принципы в течение V-10 вв. оставались почти незыблемыми.
Фома Аквинский был самым крупным представителем схоластической философии периода ее расцвета. Он родился в замке Рокасека близ Неаполя и был седьмым сыном графа Аквинского. Учился в Неаполитанском университете, где изучал Аристотеля и семь свободных искусств: логику, риторику, арифметику, геометрию, грамматику, музыку, астрономию. В возрасте 19 лет вступил в члены доминиканского ордена, рассердив тем самым свою семью которая ожидала, что он станет бенедиктинскик монахом. Чтобы помочь ему избежать гнева его родственников, доминиканцы отправили его в Париж, но по дороге он был похищен своими братьями и свыше года содержался дома. Однако он отказался изменить свою верность доминиканцам, и в конце концов ему было разрешено вернуться к ним и возобновить формальные занятия. В 1252 г. он поехал в Парижский университет, чтобы читать лекции и получить звание профессора, которого добился в возрасте 30 лет.
В 1259 г вернулся в Италию и преподавал в различных школах, а в 1269 г возвратился в Париж, но спустя четыре года оказался от преподавания вследствие ухудшения здоровья. Он умер 7 марта 1274 г. в Цистерцианском монастыре близ Фосановы, не оправившись от сердечного приступа, случившегося в то время, когда он направлялся в Лион. Его звали «ангельским доктором». Фома Аквинский оставил после себя большое литературное наследие. В него входят прежде всего комментарии на Сентенции-Петра Ломбардского, к трудам Боэция, к к произведениям Аристотеля, труды под названием «Спорные вопросы», в которых рассматриваются различные философоко-теологические проблемы.
Самыми важными произведениями Фомы Аквинского являются два объемистых тома, подводящие итог его творческой деятельности: «Сумма против язычников» (известная также под другим названием — «Сумма философии») и «Сумма теологии», оставшаяся неоконченной. В основном все произведения Фомы Аквинского касаются философско-теологических вопросов и обходят естественнонаучную проблематику. Логика интересует Фому Аквинского лишь постольку, поскольку она образует структуру, в которой происходит изложение схоластических проблем. Изложение Фомой философско-теологического материала отличалось исключительной логичностью и являлось образцом для дальнейшего освоения.
Каждая проблема или область изложения начиналась с постановки ряда аргументов в защиту того или иного положения, против которого он выступал. После чего следуют контраргументы. Затем идет основная часть, в которой излагается все то, что следует сказать по данному вопросу. Завершается изложение опровержением противоположных аргументов. Фома Аквинский стал известен как основатель томизма — одного из главных направлений ортодоксальной схоластики. Он явился крупнейшим систематизатором всей философско-теологической схоластики и ее обоснователем. В этом и состоит его огромнейшая заслуга в истории философии. Аквинат, как и некоторые его предшественники-философы, говорил о том, что религия и наука обладают разными способами достижения истины. Так, если религия и теология обретают свои истины в откровении в Священном писании, то наука и философия приходят к истинам посредством опыта и разума. В то же время в отношении предметов исследования наука и религия, философия и теология не так резко отличаются, как по отношению к методам исследования. Аквинат полагал, что в теологии существуют истины, которые могут быть обоснованы с философских позиций. Конечно, они могут и обойтись без этого философского обоснования, но все-таки последнее больше укрепляет веру человека в эти истины.
Теология — это священное учение, это такая наука, которая основывается на свете откровения. Утверждение о превосходстве веры над знанием доказывается Аквинатом не только логическими рассуждениями, но множеством примеров, свидетельствующих о чудесном проявлении божественной воли. Так, он повествует о необычном, сверхъестественном лечении больных, о воскресении мертвых, прозрении идиотов и т.п. Позиция превосходства веры над знанием продиктована также стремлением Аквината устранить противоречия между ними, которые возникают, по его мнению, в силу того, что ученые, стремясь к знанию, забывают о Боге, о божественном откровении, и поэтому над ними господствуют ошибки чувственного восприятия и логического рассуждения. Если же возникают противоречия между верой и разумом, то приоритет всегда должен принадлежать вере. Более того, все науки должны согласовывать свои положения с теологией как высшей мудростью, они должны стремиться прежде всего к объяснению всего того что содержится в Библии, а философия, занимаясь также доказательством христианских догматов, выступает как преддверие. При этом Аквинат теологию сделал философичной. Это проявляется прежде всего в доказательствах бытия Бога.
В своих этических воззрениях Фома Аквинский придерживался позиции признания свободной воли, так как в противном случае с человека снималась бы ответственность за свои поступки. Свобода воли, согласно Фоме Аквинскому, дает возможность человеку сделать выбор между добрыми и злыми поступками: добрые поступки — это такие действия, которые направляют его к Богу, злые поступки — это такие действия, которые ведут его от Бога. Зло — это лишь недостаток блага, менее совершенное благо. Аквинат, подобно Августину, пытается снять с Бога ответственность за зло, совершаемое в мире. Свободная воля человека подчинена разуму. Человека направляет к добродетельным поступкам его ум. Высшим же благом признается познание Бога.
Конечной целью деятельности человека Аквинат признавал достижение «блаженства». Блаженство же состоит в деятельности теоретического разума, в познании абсолютной истины — Бога. Душа для Аквината выступает формирующим принципом, она бестелесна, это чистая форма без материи, поэтому она неуничтожима. Фома различает вегетативную душу, которая присуща растениям, сенситивную, которую имеют животные, и разумную, которая присуща человеку. Общественное целое выступает для Фомы в виде иерархии, в которой каждое сословие занимается соответствующими обязанностями. К физическому труду привлечено большинство людей, к умственному труду — меньшинство. Духовные пастыри общества — это служители церкви. Государство Аквинат рассматривал как божественное установление, главная цель его состоит в том, чтобы содействовать общему благу, чтобы в обществе поддерживались мир и порядок, чтобы члены общества вели себя добродетельно и т.п. Философия Фомы Аквинского явилась вершиной ортодоксальной схоластики и была принята католицизмом как официальная философская доктрина. С соответствующими изменениями она развивается в настоящее время неотомизмом.
Экономическая мысль ранних и поздних канонистов
Что касается периода раннего средневековья, то господствовавшая экономическая мысль ранних канонистов категорически осуждала торговую прибыль и ростовщический процент, характеризуя их как результат неправильного обмена и присвоения чужого труда, т.е. как грех. Эквивалентный и пропорциональный обмен считался возможным только при условии установления «справедливых цен». Авторы церковных законов (канонов) выступали также против свойственного идеологам античного мира презрительного отношения к физическому труду, исключительного права на богатство отдельных лиц в ущерб большинству населения. Крупная торговля, ссудные операции, как явления грешные, вообще запрещались. Однако в XIII-ХIV вв., в период расцвета позднего средневековья (когда усилилась сословная дифференциация общества, возросли число и экономическая мощь городов, в которых, наряду с земледелием, стали процветать ремесло, промыслы, торговля и ростовщичество, т.е. когда товарно-денежные отношения обрели для общества и государства судьбоносное значение), поздние канонисты расширили круг аргументов, «объясняющих» экономические проблемы и причины социального неравенства. Здесь имеется в виду то, что методологической базой, на которую опирались ранние канонисты, были прежде всего авторитарность доказательств (посредством ссылок на тексты священного писания и труды церковных теоретиков) и морально-этическая характеристика экономических категорий (включая положение о «справедливой цене"). К этим принципам поздние канонисты прибавили еще принцип двойственности оценок, позволяющий посредством комментариев, уточнений и оговорок первоначальную трактовку конкретного хозяйственного явления или экономической категории преподнести в ином или даже противоположном смысле.
«Сумма теологии»
Вышесказанное очевидно из суждений Ф.Аквинского по многим экономическим проблемам, актуальным в странах Западной Европы в средние века и нашедшим отражение в его трактате «Сумма теологии». Например, если ранние канонисты, подразделяя труд на умственный и физический виды, исходили из божественного (естественного) предназначения, но не отделяли эти виды друг от друга с учетом их влияния на достоинство человека в связи с занимаемым положением в обществе, то Ф.Аквинский «уточняет» это «доказательство» в пользу сословного деления общества. При этом он пишет: «Деление людей по различным профессиям обусловлено, во-первых, божественным провидением, которое разделило людей по сословиям… Во-вторых, естественными причинами, которые определили то, что различные люди склонны к различным профессиям..."
Двойственную и компромиссную позицию в сравнении с ранними канонистами автор «Суммы теологии» занимает также по поводу трактовки таких экономических категорий, как богатство, обмен, стоимость (ценность), деньги, торговая прибыль, ростовщический процент. Рассмотрим вкратце эту позицию ученого применительно к каждой названной категории.
Богатство со времен Августина рассматривалось канонистами как совокупность материальных благ, т.е. в натуральной форме, и признавалось грехом, если оно создано иными средствами, чем прилагаемый для этого труд. В соответствии с этим постулатом бесчестное приумножение (накопление) золота и серебра, считавшихся по своей природе «искусственным богатством», не могло соответствовать нравственным и прочим нормам общества. Но, по Аквинскому, «справедливые цены» (о них речь пойдет ниже) могут быть неоспоримым источником роста частной собственности и создания «умеренного» богатства, что грехом не является.
Обмен в древнем мире и в средние века воспринимался исследователями как акт волеизъявления людей, результат которого пропорционален и эквивалентен. Не отвергая данный принцип, Ф.Аквинский обращает внимание на многочисленные примеры, превращающие обмен в субъективный процесс, обеспечивающий равенство извлекаемой пользы при неэквивалентном, казалось бы, обмене вещей. Иными словами, условия обмена лишь тогда нару- шаются, когда вещь «поступает на пользу одному и в ущерб другому».
«Справедливая цена» — это категория, которая в экономическом учении канонистов подменяла категории «стоимость» (ценность), «рыночная цена». Она устанавливалась и закреплялась на определенной территории феодальной знатью. Ее уровень ранние канонисты «объясняли», как правило, ссылками на трудовые и материальные затраты в процессе товарного производства. Однако Ф.Аквинский затратный подход назначения «справедливой цены» считает недостаточно исчерпывающей характеристикой. По его мысли, наряду с этим следует признать, что продавец может «по праву продавать вещь дороже, чем она стоит сама по себе», и при этом она «не будет продана дороже, чем стоит владельцу», в противном случае ущерб будет нанесен и продавцу, который недополучит соответствующее его положению в обществе количество денег, и всей «общественной жизни».
Деньги (монеты) Ф.Аквинским трактуются подобно авторам древнего мира и раннего канонизма. Он указывает, что причиной их возникновения стало волеизъявление людей для обладания «вернейшей мерой» в «торговле и обороте». Выражая свою приверженность номиналистической концепции денег, автор «Суммы теологии» признает, что, хотя монеты имеют «внутреннюю ценность», государство тем не менее вправе допускать некоторое отклонение ценности монеты от ее «внутренней ценности». Здесь ученый вновь верен своему пристрастию к двойственности, с одной стороны, признавая, что порча монеты может сделать бессмысленным измерение достоинства денег на внешнем рынке, а с другой — вверяя государству право устанавливать «номинальную ценность» подлежащих чеканке денег по своему усмотрению.
Торговая прибыль и ростовщический процент осуждались канонистами как не богоугодные, т.е. грешные, явления. С определен-
ными оговорками и уточнениями «осуждал» их и Ф.Аквинский. Поэтому в результате, по его мысли, торговая прибыль и процент за ссуду все же должны присваиваться соответственно торговцем (купцом) и ростовщиком, если при этом очевидно, что они совершают вполне благопристойные деяния. Иначе говоря, необходимо, чтобы такого рода доходы являлись не самоцелью, а заслуженной платой и вознаграждением за имеющие место в торговых, и ссудных операциях труд, транспортные и прочие материальные издержки и даже за риск.
Фома Аквинский развивает мысль о естественности натурального хозяйства и в связи с этим производит деление богатства на естественное (продукты натурального хозяйства) и искусственное (золото и серебро). Последнее, по мысли Фомы Аквинского, не делает человека счастливым, и приобретение такого богатства не может быть целью, так как последняя должна состоять в «нравственном усовершенствовании». Это убеждение вытекает из идеологии христианства, где экономические интересы должны быть подчинены подлинному Делу жизни — спасению души. В средневековой теории нет места такой экономической деятельности, которая не связана с моральной целью. И потому на каждом шагу существуют ограничения, запреты, предупреждения, не позволяющие экономическим интересам вмешиваться в серьезные дела.
Фома Аквинский осуждал ростовщичество, называя его «постыдным ремеслом». Он писал, что, давая деньги в рост, кредиторы стремятся представить сделку честной и требуют процент как плату за время, предоставляемое им заемщику. Однако время — это всеобщее благо, данное Богом всем в равной степени. Таким образом, ростовщик обманывает не только ближнего, но и Бога, за дар которого он требует вознаграждения. Среди средневековых философов общим было убеждение, что ростовщики недостойны честного имени и излишни для общества, так как не доставляют ему необходимых для жизни предметов.
Однако в отношении торговли средневековые схоласты, в том числе и Фома Аквинский, считали, что она представляет собой занятие законное, поскольку различие в природных богатствах разных стран свидетельствует о том, что она предусмотрена Провидением. Торговая прибыль сама по себе не вносит ничего порочного в экономическую жизнь и может быть использована для честной цели. К тому же прибыль может являться платой за труд, если произошла продажа вещи, «измененной к лучшему». Но в то же время торговля — это опасное дело (в плане искушения), и человек должен быть уверен в том, что занимается ею ради всеобщей пользы и что прибыль, которую он извлекает, не превышает справедливой оплаты его труда.
Идеи «справедливой цены»
Интересен у Фомы Аквинского и взгляд на частную собственность и проблему справедливости. Как известно, в раннем христианстве идея равенства воплотилась в идее отказа от частной собственности, обобществления имущества и в утверждении всеобщей обязанности трудиться. В соответствии с давними традициями христианства труд у Фомы Аквинского получил позитивную оценку как необходимый для жизни, избавления от праздности, укрепления нравственности. В то же время Фома Аквинский отвергает идею о равнозначности всех видов труда, рассматривая физический труд как рабское занятие.
Значительные трудности возникают с проблемой оправдания частной собственности. Отходя от идей раннего христианства, мыслители средневековья утверждают, что частная собственность необходима, по крайней мере, в этом несовершенном мире. Когда добро принадлежит отдельным людям, они больше работают и меньше спорят. Поэтому необходимо терпеть существование частной собственности как уступку человеческой слабости, но в то же время сама по себе она отнюдь не желательна. Господствовало мнение, что имущество, даже в наилучшем случае, представляет собой некоторое бремя. При этом оно должно быть добыто законным путем, принадлежать как можно большему числу людей и давать средства для помощи бедным. Пользоваться им нужно по возможности сообща. Его обладатели должны быть готовы делиться с теми, кто в нужде, даже если нужда их не достигает нищеты.
Философским обоснованием этих положений являются идея справедливого Бога и идея ограниченности количества материальных благ. Последняя своими корнями уходит в язычество, к господствующим в период распада родовой жизни представлениям, что чрезмерно удачливый земледелец или охотник — колдун и вор. Если кто-то получил лучший урожай, значит, он украл его у соседа и этот урожай — «духов урожай». Здесь мы видим идею замкнутой вселенной с постоянной, не изменяющейся суммой благ. Отсюда и желание поровну разделить, вследствие чего у всех будет все необходимое и ни у кого не будет излишка.
В представлении Фомы Аквинского общество мыслилось как иерархическое и сословное, где подняться выше своего сословия грешно, ибо деление на сословия установлено Богом. В свою очередь, принадлежность к сословию определяет уровень богатства, к которому должен стремиться человек. Другими словами, человеку дозволено стремиться к такому богатству, которое необходимо для жизни на уровне, подобающем его социальному положению. Но стремление к большему — это уже не предприимчивость, а жадность, которая есть смертный грех.
Эти положения легли в основу рассуждений Фомы Аквинского о справедливой цене. Идею справедливой цены каноническая теория унаследовала от античности. В средние века как крестьянин, так и ремесленник имели более или менее точное представление о затратах труда на производство своих товаров и при обмене определяли их цены в зависимости от труда, затраченного на производство. Закон стоимости действовал задолго до возникновения капиталистического способа производства. Цена, которая основывалась на трудовых затратах, т.е. на обмене эквивалентов, считалась справедливой ценой. Термин «справедливой цены» был выдвинут еще ранними канонистами, в частности «Святым Августином». В то время он включал в себя следующее содержание: Ценность товара должна устанавливаться в соответствии с трудовыми и материальными затратами в процессе его производства по принципу «Справедливой цены». Продолжая начинания канонистов и в то же время прибегая к принципу двойственности оценок Фома Аквинский отходит от затратного принципа установления «Справедливой цены», считая его не совсем точным, так как он может не доставить продавцу соответствующего его положению в обществе количества денег и нанести ущерб. Фома Аквинский обосновал два вида «справедливых цен». Во-первых, он считал цену «справедливой », если она отражает все издержки, то есть затраты на сырье, инструменты, транспортировку. Во-вторых, «справедливая цена » должна обеспечивать пропитание продавцу в соответствии с его сословным положением. Цена на один и тот же товар у ремесленника — одна, а у рыцаря и церковника — другая. В первом виде цен в основе обмена — равенство, а во втором — привилегия для высших сословий. Данная концепция оправдывается следующим: представители привилегированных сословий для государства значат гораздо больше, чем крестьяне и ремесленники. С одной стороны Аквинский считает «справедливой ценой» правильные цены, соответствующие трудовым затратам, а с другой — доказывает правомерность отступления от этой цены, если она не гарантирует каждому участнику обмена приличное его рангу существование. Следовательно, с точки зрения Аквинского, справедливой считалась не одинаковая, а разная для различных сословий цена на один и тот же товар.
В период средневековья дискуссия о справедливой цене включала две точки зрения:
первая — справедлива та цена, которая обеспечивает эквивалентность обмена;
вторая — справедлива та цена, которая обеспечивает людям приличествующее их сословию благосостояние.
Фома Аквинский в своей теории справедливой цены вобрал оба эти положения, различая два вида справедливости в обмене. Один вид справедливости гарантирует цену «сообразно вещи», т.е. сообразно затратам труда и расходам (здесь эквивалентность трактуется в терминах издержек). Второй вид справедливости обеспечивает больше благ тому, кто «больше значит для общественной жизни». Здесь эквивалентность трактуется как присвоение в обмене той доли благ, которая соответствует достоинству обменивающегося. Это означало, что процесс ценообразования ставился в зависимость от социального статуса участников обмена.
Защита привилегий правящих классов обнаруживается в трудах Фомы Аквинского и в оправдании правомерности получения земельной ренты, которую он рассматривает как продукт, созданный силами природы и потому присваемовый земельным собственником. Именно получение ренты, по мнению Фомы Аквинского, дает возможность избранным заниматься духовным трудом «во имя спасения остальных».
С теорией «справедливой цены» тесно связаны рассуждения Аквинского о прибыли и проценте. Безоговорочно оправдывая получение земельной ренты, он по отношению к прибыли и проценту занимал двойственную позицию. Аквинский был сторонником натурализации хозяйственной жизни и подобно своим предшественникам, враждебно относился к крупной торговле, ростовщичеству. Один из вопросов своего основного сочинения он посвятил проблеме греховности взимания процента. Прибыль, получаемая купцами, не противоречит, по его мнению, христианской добродетели и ее следует рассматривать как плату за труд. Уровень прибыли является нормальным, если он обеспечивает семье купца возможность жить соответственно его месту в сословной иерархии общества. Отдавая дань времени, Аквинский делает попытки найти компромиссное решение вопроса о взимании процента, которое в середине XIII в. было запрещено и осуждалось церковью. Он трактует его как вознаграждение кредитору за риск неуплаты, за предоставление отсрочки должнику в платеже его долга или как получение от должника бескорыстных подарков, а также в случае использования должником ссуженных денег с целью извлечения прибыли.
Заключение
В заключение представляется интересным проследить эволюцию взглядов на процент средневековых мыслителей — от полного неприятия до частичного оправдания.
Известно из истории ростовщичества, что первоначально денежные или материальные ссуды брались для непроизводительного использования, часто от «безысходности». Эта практика господствовала вплоть до позднего средневековья. Например, горожанин занимал деньги, чтобы не умереть с голоду; рыцарь — чтобы отправиться в крестовый поход; община — чтобы построить храм. И считалось несправедливым, если кто-то делал прибыль на бедствии или благочестии других.
В то время каноническим правом признавались два довода в пользу взимания процента: возмещение расходов на организацию и содержание кредитных учреждений и возмещение ущерба вследствие невозможности распоряжаться отданными в заем деньгами. Но этот ущерб еще надо было доказать. Когда же к XVI в. производительное и прибыльное вложение капитала стало широко распространенным явлением, тогда ростовщику или банкиру достаточно было доказать торговое или промышленное его назначение, чтобы иметь основания требовать вознаграждения за занятый капитал. Основанием служила потеря кредитором возможности извлечь выгоду из тех операций, которые могли представиться ему за время отсутствия денег. Лишение вероятной прибыли требовало вознаграждения, так как нарушался основной для канонического права принцип — эквивалентность обмена.
В самом деле, должник благодаря чужому капиталу обогащался, а кредитор вследствие его отсутствия терпел убыток. В силу происшедших изменений в экономической жизни в каноническом праве в XVI в. закрепилось оправданное взимание процента. Запрещалось лишь взимание «лихвы», или сверхприбыли ростовщика, для чего устанавливался официальный максимум ссудного процента. Тем не менее в целом отношение к ростовщичеству по-прежнему оставалось отрицательным, что неудивительно, учитывая исходные постулаты христианства.
Фома Аквинский — итальянский монах доминиканского происхождения считается наиболее авторитетной фигурой упоминавшейся выше школы канонистов на позднем этапе ее развития. Ее воззрения в области социально-экономического устройства общества существенно разнятся с положениями основателя канонизма, или, как еще говорят, ранней школы канонистов, Августина Блаженного (353-430). При этом на первый взгляд Аквинат, подобно Августину, опирается на те же принципы религиозно-этического свойства, на основе которых школа на протяжении ряда столетий трактовала «правила» хозяйственной жизни, установления «справедливых цен» и достижения эквивалентного и пропорционального обмена.
Святой Фома Аквинский являлся выдающимся богословом средневековья, получившим титул «ангельского доктора», причисленный 18 июля 1323 г. к лику святых Иоанном XXII и считающийся покровителем католических университетов, колледжей и школ. Папа Лев XIII в энциклике Aеterni Patris (4 августа 1879) объявил его наиболее авторитетным католическим ученым. Будучи членом доминиканского ордена и учеником Альберта Великого (1206-1280), св. Фома преподавал во многих центрах образования, включая Париж, Англию, Рим, Неаполь. В своих изысканиях он использовал огромное количество источников, начиная от христианской традиции (основанной на св. Писании, отцах Церкви и римских авторах) и кончая греческой философией. Фомы посвящены самым разным темам. Наиболее знаменитым среди его главных произведений является Сумма теологии, написанная в период времени между 1265 и 1273 гг. Фома Аквинский, ученый, внесший основной вклад в экономическую мысль средневековой схоластики. Он соглашался с экономической теорией, развитой Аристотелем, включая и концепцию справедливой цены. Аквинский ввел различие между ценой и ценностью. Идея ценности, или справедливой цены, означала не более чем нормальную (конкурентную) цену товара, а превышение ее расценивалось как нарушение норм морали. Согласно Аквинскому торговля изначально является злом, которое, однако, оправдывается приносимой обществу пользой. Аналогично богадство, собственность и государственная деятельность оправдываются их общественной пользой. Ростовщичество по мнению Аквинского, предосудительно, так как является платой за использование денег, которые не имеют потребительской ценности Главный труд Аквинского — работа «Сумма теологии». Ф. Аквинский, учитывая реалии своего времени, изыскивает сравнительно новые «объяснения» социального неравенства в условиях более дифференцированного, чем прежде, сословного деления общества. В частности, в работе «Сумма теологии» он оперирует уже не единичными, а массовыми проявлениями признаков утверждающих себя изо дня в день масштабных товарно-денежных отношений в возросших числом и своим могуществом городах. Иными словами, в отличие от ранних канонистов прогрессирующий рост городского ремесленного производства, первых торговых и ростовщических операций Ф. Аквинский не характеризует отныне как исключительно греховные явления и не требует их запрещения. С точки зрения методологических позиций внешне у автора «Суммы теологии» почти нет расхождения с ранними канонистами. Однако если последние придерживались принципа неоспоримой авторитарности текстов священного писания и трудов церкви, а также метода морально-этического обоснования сути экономических категорий и явлений, то Ф. Аквинский наряду с названными «инструментами» исследования активно использует и так называемый принцип двойственности оценок. Вот почему «Сумма теологии» изобилует двойственными характеристиками и схоластическими суждениями, к которым прибегает ее автор в поисках путей примирения и компромисса по многим, казалось бы, взаимоисключающим теоретическим положениям. Сказанное очевидно из следующих трактовок, которые в современной экономической литературе относят к экономическим воззрениям раннего либо позднего канонизма. Во второй части «Суммы теологии» содержатся экономические взгляды Фомы Аквинского, которые являлись для автора составной частью моральной философии и были изложены ради установления норм поведения людей. Фома Аквинский признает, что торговля и торговцы необходимы в государстве. Конечно, было бы лучше, если бы каждое государство производило все то, что ему нужно, но так как это редко возможно, то нельзя не считаться с деятельностью купцов, даже иностранных.
Но торговая деятельность, направленная к справедливому обмену, должна сообразовываться с требованиями христианской этики. Семьдесят седьмой раздел второй части второй книги «Суммы теологии» содержит любопытный анализ понятия ценности и его применения к практике купли и продажи. Не останавливаясь на схоластической форме изложения и на чисто богословских соображениях, отметим мысли, интересные с точки зрения развития экономических идей.
Само собой разумеется, что строгому осуждению подвергаются все разновидности обмана. Устами святого Фомы церковь требует, чтобы продавец обнаруживал недостатки товара, и чтобы покупатель не пользовался ошибкой или незнанием продавца.
Труднее и интереснее вопрос и закономерности сделок, в которых явного обмана (скрытых дефектов товара) нет. В какой мере может продавец искать прибыли и повышать цену, а покупатель стараться купить дешевле обычной цены?
С точки зрения христианской морали, искание прибыли само по себе недопустимо. Таким образом, становится ясно, что для Фомы главное дело в цели любого дела. Ради помощи бедным, или поддержания домохозяйства, или пользы общественной можно искать прибыли в торговом деле. Нет надобности распространяться, какую брешь пробивает это допущение в учении о строгом равновесии эквивалентов. Еще значительнее второе допущение — труд дает право купцу искать, вознаграждения — в данном случае прибыли. Фома Аквинский не разъясняет, однако, условий такого рода труда.
В общем развитие экономических взглядов за время, предшествовавшее XIV веку, представляет любопытный пример кристаллизации воззрений, соответствовавших в значительной степени условиям раннего средневековья, но стоявших в противоречии с потребностями и практикой хозяйственного возрождения, наступившего в XII и XIII веках.
Список используемой литературы:
1) И.И. Агапова История экономической мысли – М.: Экмос, 1998.
2) Рындина М. И., Василевский Е. Г. История экономических учений – М.: Высшая школа, 1983.
3) Ядгаров Я. С. История экономических учений – М.: ИНФРА-М, 2000
www.ronl.ru
