WinNavigator

Frigate

Norton Commander

WinNC

Dos Navigator

Servant Salamander

Turbo Browser

Winamp, Skins, Plugins

Необходимые Утилиты

Текстовые редакторы

Юмор

File managers and best utilites

Доклад: Светская беседа: опыт теоретического осмысления. Реферат светская культура

Реферат - Живопись церковная и светская

в наши дни

В первой половине VI века в христианском мире произошли два знаменательных события, напоминание о которых может явиться своеобразным эпиграфом к данной теме. В 522 году в палестинской пустыне отошла ко Господу великая подвижница Христианской аскезы, преподобная Мария Египетская. В 537 году в Константинополе был освящен один из величайших храмов христианского мира — храм св. Софии. Сооружение несказанной красоты и великолепия, благоукрашенное золотыми мозаиками, иконами и всяческими драгоценностями… А у Марии Египетской, 48 лет прожившей в пустыне, не было буквально ничего, может быть даже нательного креста, было лишь испепеленное зноем и холодом собственное тело, которое само стало живой иконой. Какой разительный контраст! Иногда возникает искушение противопоставить эти два начала и сурово напомнить, что, дескать, золотом иконостасов и церковных риз душа не спасается. Но вот какой удивительный разговор произошел в первые минуты встречи аввы Зосимы с преподобной Марией, заговорившей впервые после полувекового молчания: «Скажи мне прежде авва, — вопрошает преподобная, — как живут ныне христиане, как растут и благоденствуют святые Божии Церкви?» Вот чем озабочена великая подвижница! Авва Зосима отвечал ей: «Вашими святыми молитвами Бог даровал Церкви и нам всем совершенный мир. Но внемли и ты мольбе недостойного старца, мать моя, помолись, ради Бога, за весь мир...» Мы видим, что жизнь Церкви соединяет в себе два неразделимых начала: личное и соборное, и без этого двуединства жизнь христианина не может быть полной. Личное духовное делание совершается сокровенно в душе каждого христианина — и за это он несет ответственность перед Богом. А вот соборная жизнь Церкви нуждается в строгих уставах и правилах, зафиксированных письменно, в текстах и чинопоследованиях. Эти правила тоже имеют двойственную природу: они рождаются из личного духовного опыта, но должны быть приняты соборно, ибо соборное согласие является залогом и свидетельством существования Церкви как единого Тела Христова. В эту всеобъемлющую систему входят и различные искусства: архитектура, пение, прикладные ремесла — и живопись. То, что существует живопись светская и церковная, доказывать не надо. Более того, в наше время утвердилось представление об их внутреннем противостоянии и даже враждебности. Но всегда ли так было? Является ли это противостояние изначальным? Если мы окинем взглядом историю изобразительного творчества, то у истоков его такого противостояния не обнаружим — оно возникло в результате искажения природы изобразительного творчества. Поэтому церковная живопись должна сегодня видеть врага не в светской живописи, а в глубинной ущербности сознания, которая одинаково отрицательно влияет как на светскую, так и на церковную культуру в целом. В чем же заключается эта ущербность? Творческий процесс в любом искусстве — это таинство сердца, и сколько бы мы о нем ни говорили, мы всегда будем высвечивать лишь какую-то часть, а целое останется тайной, ибо истоки его уходят за пределы человеческого сознания. Мы можем сказать только, что истинное произведение рождается как результат встречи Воли Божественной и воли человеческой, как результат их взаимной любви и согласия. Если же человеческая воля самочинствует, то возникают ущербные формы культуры, которые мы характеризуем в светском искусстве как заумные, холодные, уродливые, а в церковном как мертвые, внешне стилизованные. Так что самочинство человеческого сознания, которое на поверхности жизни проявляется как духовное извращение или как воинствующее невежество — вот основной враг любой культуры, как светской, так и церковной. Противопоставляя живопись светскую и церковную, ревнители благочестиия иногда акцентируют внимание на том, что, дескать, иконописец должен, в отличие от светского художника, духовно готовить себя к работе, очищать душу, поститься, усиленно молиться и т.д. Все это правильно, не будем только забывать, что внутренняя рассеянность и легкомысленная растрата жизненных сил светскому художнику тоже пользы никогда не приносила. Кроме того, если даже церковный художник добросовестно ведет благочестивый образ жизни, то здесь его подстерегает опасность самообольщения — этакая заведомая уверенность в святости результатов собственного труда. Ведь с церковного художника не снимается условие, которое на первом месте стоит и перед светским живописцем: увидеть образ внутренним зрением прежде, чем воплотить его в живописном материале. И по этой шкале труд художника оценивается без всяких скидок и «привилегий» в отношении его церковности и даже не взирая на личное благочестие самого художника. Скорее наоборот, спрос с церковного художника более высокий — потому что настоящую икону написать гораздо труднее, чем картину, и духовное напряжение здесь требуется гораздо более высокое и чистое. Поэтому, когда в наши дни иконописание становится подчас сравнительно быстро и легко приобретаемой профессией, полем деятельности для начинающих художников или даже вообще не художников, то ожидать настоящего возрождения иконописной традиции довольно трудно. Потребность человека в создании изображений -неотъемлемая часть его духа, сознания. Эта потребность сплетается из двух стремлений. Одно из них — стремление к подражанию видимой природе. Другое исходит из желания видимого запечатления «вещей невидимых». Это возможно с помощью создаваемых художником живописных объектов — знаков. Знаковость в изобразительном искусстве — область художественного мышления, некое «умное делание» в сфере зрительного познания мира. Православный иконописный канон — это таинственно сложившаяся знаковая система, знаковый язык, на котором осуществляется молчаливая, умозрительная проповедь Православной Церкви. Знак — слово одного корня со словами «знать», «знаменить» — это то, что подлежит узнаванию, запоминанию и наполнению живым содержанием. Подражание природе и знаковость — отнюдь не взаимоисключающие стороны живописи, но два ее крыла, на которые она опирается. В светской живописи знаковая система иная, чем в иконописи — она чаще всего подчинена подражательности, мимезису. Но и светская живопись без знаковости превращается в хаос и унылый натурализм. Живопись же церковная сегодня предстала перед нами как необозримый океан многовековых традиций. Но в сфере современной практики это пока смоковница, не дающая плода. Осмелюсь утверждать, что сегодня ни один учебный курс иконописи, даже в специальных учебных заведениях особых надежд не вызывает. Сегодня нужен самоотверженный, по сути, первопроходческий труд — и лучше не в одиночестве. Поэтому уже давно назрела идея создания некоего «центра», где могло бы идти серьезное обучение иконописанию без штатных учителей, где бы накапливался иконографический и текстовый материал по иконописанию и где можно было бы собираться учащимся иконному делу профессионалам художникам. Сегодня нужно не учить, а учиться — учиться практическому профессиональному освоению иконописного канона. Это — самая главная задача церковной живописи на сегодняшний день. Плодотворный путь открыт — он, без сомнения, долгий и трудный, особенно в наше время, но всегда радостный внутренне. Уныние одолевает человека, идущего ложным, легким путем, а путь, ведущий к реальным плодам, — чем труднее, тем радостнее, потому что это путь возвращения к живым истокам изобразительного творчества.

Автор Артемьев А.В.

www.ronl.ru

Реферат - Светская беседа опыт теоретического осмысления

И.В. Костина

Светскую беседу можно причислить к разряду речевых жанров, незаслуженно обойдённых вниманием жанроведов. Игнорирование данного речевого жанра (далее – РЖ), на первый взгляд, кажется странным: ведь с точки зрения языковой интуиции и речевого опыта сам факт существования данного типа беседы представляется бесспорным. (Такое интуитивное «знание» о речевом жанре Т.В. Шмелёва называет «интуитивной жанровой рефлексией» [16]). Кроме того, как при общетеоретическом осмыслении типологии РЖ в целом, так и при попытках классификации фактических речевых жанров (далее – ФРЖ) исследователи, как правило, не обходят вниманием ни жанр беседы в целом, ни (чаще всего) СБ как таковую [6], [8], [9], [10], [11], [13], [14], [16].

В то же время приходится констатировать отсутствие общетеоретического осмысления данного феномена разговорной речи и единой позиции в отношении места СБ в иерархии как ФРЖ, так и РЖ в целом. Такую ситуацию можно объяснить наличием целого ряда нерешённых аспектов теории речевых жанров. В данной статье предпринята попытка внести некоторую ясность в эти аспекты.

Сама номинация жанра «светская беседа» наводит на мысль о том, что сферой её бытования является непосредственно свет, то есть аристократическое (дворянское) общество. Поскольку же социальная дифференциация на основе меритократии как результат нелёгкой исторической судьбы России в современном российском обществе стёрта, напрашивается вывод и об утрате феномена СБ как типа беседы, релевантного лишь для не существующих более аристократических кругов. (Этой точки зрения придерживается, в частности, И.А. Стернин [13. С. 13]).

С другой стороны, как справедливо указывает В.В. Дементьев, «оппозиция светский – несветский в современном русском языке небессодержательна, причём характер данного содержания – коммуникативный, фатический, жанровый. Это элементарно доказывается тем, что в современной русской речи выражения светская беседа (а также светский тон, светские манеры, светская хроника) не представляют собой аномалии» [15. С. 157]. Однозначное, хотя и косвенное подтверждение актуальности определения светский находим также у И.Н. Горелова и К.Ф. Седова, предлагающих ввести в качестве критерия СБ «установку на присутствие в качестве адресата интеллигентной, гуманитарно образованной (светской) женщины» (курсив наш – И.К.) [4. С. 173].

Возможно ли разрешить столь явно наметившееся противоречие между анахроничностью СБ по определению и небессодержательностью самого понятия, а также существованием концепта светская беседа в сознании современного носителя языка? Для того, чтобы ответить на этот вопрос, обратимся к существующим в жанроведении определениям СБ.

Одна из формулировок данного речевого жанра принадлежит И.А. Стернину, определяющему светское общение следующим образом: «Это взаимно приятный, ни к чему формально не обязывающий разговор на общие темы, основная цель которого – провести время с собеседником, оставаясь с ним в вербальном контакте» [13. С. 13].

Там же находим: «Светское общение – разновидность фатического, но это фатическое общение, соответствующее требованиям, нормам, принятым в культурном, образованном обществе; это этикетное фатическое общение. Светское общение представляет собой ритуальную беседу, которую этикет предписывает вести людям в официальной обстановке, в официальных ситуациях, когда они выступают в официальных ролях – попутчиков, официальных гостей, официальных участников какоголибо приёма, собрания, мероприятия, либо в роли только что представленных друг другу людей» [13. С. 13]. Исходя из приведённых выше положений, попытаемся вычленить конститутивные признаки светской беседы (или «светского общения», по И.А.Стернину): облигаторность соблюдения требований этикета; высокая культура речи; нейтральность тем разговора, их отбор в соответствии с актуальностью для всех собеседников; демонстрация дружелюбия, спокойный тон общения, трансляция положительного эмоционального настроя, а также, как следствие, табуированность спорных, конфликтных тем; официальность ситуации общения. Большинство упомянутых признаков (кроме последнего) совпадает с параметрами СБ, выделяемыми другими исследователями.

Сомнение вызывают, на наш взгляд, лишь два момента.

Во-первых, даже утверждая, что «светское общение, столь развитое в дореволюционную эпоху, сейчас утратило свою специфику, практически сошло на нет как результат установления социальной разнородности общества, с исчезновением чётких и существенно отличающихся друг от друга многими параметрами социальных групп – носителей такого общения», автор всё же не отрицает, что в некоторой, – пусть не столь объёмной в результате социальноисторического редуцирования сфере – бытование этого жанра всё же остаётся актуальным и по сей день [13. С. 14].

Во-вторых, представляется целесообразным отнести ситуативный параметр официальности, несомненно актуальный для достаточно большой части ситуаций ведения СБ, не к числу конститутивных и постоянных признаков, а скорее к разряду параметров переменных. Ведь сам перечень ситуаций, подталкивающих именно к светскому общению, приводимый И.А. Стерниным, наводит на мысль о факультативности признака официальности: « светское общение необходимо, прежде всего, при общении с малознакомыми людьми, для установления контакта с новыми знакомыми, для общения в группах, где есть люди, как знающие друг друга, так и незнакомые друг другу, для общения в разновозрастных и разнополовых аудиториях» [13. С. 14].

Ещё один исследователь рассматриваемого нами жанра СБ, В.В. Дементьев, справедливо, на наш взгляд, полагает, что «утрата какой-то части системы вербальных и невербальных средств канонической СБ не обязательно означает утрату самого жанра», и аргументирует свою точку зрения тем, что «определённая часть коммуникативного пространства в современной России характеризуется всеми теми лингвистическими доминантами, что и, скажем, СБ XIX века» [7. С. 18]. При этом автор опирается на приведённое выше определение И.А. Стернина.

С другой стороны, в своей работе В.В. Дементьев использует данные исследования Я.Т. Рытниковой, где противопоставляются семейная беседа и беседа на общие темы, которую В.В. Дементьев (как и Я.Т. Рытникова) отождествляет со светской беседой [7. С. 161], [10. С. 185]. Сам термин беседа на общие темы предложен Т.В. Матвеевой и понимается этой исследовательницей как «совместное обсуждение одной или ряда этикетно приемлемых тем: погода, музыка, спорт, новости дня и др., осуществляемое с целью гармонического неофициального общения людей» (курсив наш – И.К.) [9. С. 85].

Таким образом, перед нами ещё одно определение СБ, подтверждающее наше предположение о факультативности ситуативного признака «официальность ситуации». Кроме того, сам термин “беседа на общие темы“ снимает всяческие дискуссии об актуальности СБ в русском коммуникативном пространстве.

О неофициальности ситуаций, в которых развивается СБ, говорят также И.Н. Горелов и К.Ф. Седов: «К коммуникативным параметрам этого жанра нужно отнести неофициальный, но публичный характер общения» (курсив наш – И.К.) [4. С. 173].

С точки зрения пресловутой «интуитивной жанровой рефлексии», термин беседа на общие темы также не является безукоризненным: он не выражает той высокой степени заданности, той облигаторности соблюдения этикетных и структурных особенностей, которая содержится на имплицитном уровне в определении светский. При восприятии термина, предложенного Т.В. Матвеевой, создаётся обманчивое впечатление о безыскусности ведения такой беседы и о возможности участия в ней любого говорящего, независимо от данных его «языкового паспорта», в то время как основным социолингвистическим параметром СБ является именно образованность коммуникантов и наличие у них такой характеристики, как высокий уровень общей культуры вообще и речевой культуры в частности.

Важность вышеупомянутых признаков СБ подчёркивают и другие исследователи этого жанра: «Овладение нормами светской беседы требует специального обучения (в отличие, например, от нериторического жанра болтовни, которым носитель языка овладевает бессознательно), результатом которого становится некоторая искусность в использовании языковых средств (сюда мы отнесём знание ортологических, стилистических и этикетных норм, умение использовать в интеракции тропы, элементы языковой игры, шутки и т.п.). Важной социолингвистической чертой светского общения в целом является то, что это фатическое общение языковых личностей, которые принадлежат к образованным слоям общества» (курсив наш – И.К.) [4. С. 173]. И далее: «К собственно психолингвистическим характеристикам жанра светской беседы следует отнести высокую степень заданности в порождении речи. При том, что интеракция в рамках жанра развивается на основе спонтанного ассоциативного политематического диалога, говорящие должны осознанно контролировать свою речь на уровне тематического отбора (исключаются грубые (скабрезные), интимные, профессиональные и т.п. темы), а также в соблюдении этических норм социального взаимодействия (стремление избегать конфликтных речевых тактик: инвектив (оскорблений), обвинений, упрёков, колкостей и т.д.) [4. С. 173-174]. О.Б. Сиротинина также указывает на то, что «светская беседа – не только речевой, но и риторический жанр» (курсив наш – И.К.), имея в виду сознательное планирование употребления тех или иных специальных средств выражения, например, подчёркнутая вежливость просьбы, умение тонко польстить собеседнику, отпустить изящный комплимент даме, что возможно только при условии высокой речевой культуры [12. С. 26-30].

Таким образом, обе существующих номинации – светская беседа и беседа на общие темы имеют как преимущества, так и недостатки, в силу чего в дальнейшем представляется необходимым поиск альтернативного термина, исключающего вероятность неадекватной трактовки. Кроме того, очевидным оказывается, что в числе актуальных для рассматриваемого жанра ситуаций может выступать как неофициальное общение, так и речевое взаимодействие, не выходящее за рамки официальности.

Хотя во многих работах жанроведов светская беседа определяется как жанр речи, исследователями речевых жанров неоднократно отмечалась нелогичность квалификации жанровых образований беседа, ссора, флирт и т.д. как РЖ, наряду с другими, структурно более однородными и лаконичными – признание, исповедь, сообщение, рассказ, имеющих монологическую структуру, – и уж тем более – анекдот, комплимент, извинение, вообще зачастую совпадающими по своим границам с высказыванием. Такое «уравнивание» перечисленных жанровых образований тем более неправомерно, что в структуру, например, светской беседы в качестве структурных элементов могут входить комплимент, анекдот, тост, сплетня, рассказ и проч.,– то есть налицо более «высокое» положение СБ по отношению к более «простым» жанрам в иерархии жанровых форм. Источником такой неопределённости послужила, на наш взгляд, незавершённость концепции самого М.М. Бахтина, к сожалению, успевшего высказать лишь самые общие положения своей теории. Соположение в его работе самых разнородных жанровых образований – поздравление, приветствие, доклад, жанры интимно-дружеских, салонных, застольных бесед и др. – ни в коей мере нельзя расценивать как типологию РЖ (или даже «зачатки» такой типологии), – это не более чем перечисление, попытка дать наглядное представление о широчайшем диапазоне существующих жанров речи, которые автор предлагал изучать в единой плоскости. Так что упоминание этих РЖ М.М. Бахтиным в одном ряду – вовсе не попытка классификации: «номенклатуры устных речевых жанров пока не существует, и даже пока не ясен и принцип такой номенклатуры» [2. С. 182]. Однако, с другой стороны, М.М.

Бахтиным упоминается «репертуар жанров светской беседы» (курсив наш – И.К.), что свидетельствует о выделении им относительно простых и композиционно осложнённых РЖ как иерархически принципиально неравноправных.

Современные исследователи поразному пытаются разрешить это противоречие: в некоторых работах за отправную точку принимаются «простые» жанры, а более сложные со структурной точки зрения именуются «комплексными» или «сложными»; в другом случае жанроведы идут в обратном направлении, определяя более «простые» жанровые образования термином «суб-жанр» (подробнее об этом: [6. С. 50-53]. Впрочем, для нашего исследования принципиальным является не базовый элемент классификации как таковой, а сам факт признания СБ в типологии РЖ речевым событием более высокого порядка, включающим в себя более «мелкие» жанры.

Очевидно также генетическое родство СБ с другими видами беседы: дружеской и семейной, что свидетельствует о иерархически ещё более высоком положении беседы как речевого жанра.

Вместе с тем упоминание в работе М.М. Бахтина таких разновидностей беседы, как светская беседа, застольная беседа, салонная беседа на бытовые, общественные, эстетические или иные темы, наводит на размышление о том, отождествлял ли автор эти разновидности беседы [2. С. 182-183]. Можно попытаться сопоставить их, применяя две наиболее разработанные методики – методику компонентного анализа и иллокутивно-перформативный критерий. Согласно бахтинской теории, типическими для РЖ являются: коммуникативная ситуация; экспрессия и экспрессивная интонация; объём. Эти характеристики полностью совпадают у всех трёх перечисленных разновидностей беседы.

Впрочем, все три случая тождественны также с точки зрения темы, стиля и композиции (в бахтинском понимании). Сопоставление на основании иллокутивноперформативного критерия выявляет здесь тождество таких признаков рассматриваемых типов беседы, как концепция автора, концепция адресата, событийное содержание, фактор коммуникативного прошлого, фактор коммуникативного будущего и языковое воплощение (согласно анкете РЖ Т.В. Шмелёвой) [16].

Таким образом, в рассматриваемых разновидностях беседы совпали практически все параметры иллокутивной функции. Некоторое расхождение обнаруживается лишь на уровне коммуникативной цели. На рассмотрении данного аспекта стоит остановиться подробнее.

В качестве коммуникативной цели СБ все исследователи этого жанра единодушно выделяют общение – установление, развитие или подтверждение отношений (в зависимости от ситуации общения, в частности от степени знакомства собеседников) [1. С. 53-55], [3. С. 139-140], [7. С. 159], [9. С. 85], [10. С. 185-187], [13. С. 13]. Впрочем, необходимо подчеркнуть, что эта однозначно всеми выделяемая коммуникативная цель – явная, лежащая на поверхности целеустановка, взаимно и открыто транслируемая собеседниками в СБ.

Вместе с тем в ряде работ, посвящённых данному речевому жанру, можно встретить и неясное указание на ещё одну мотивировку вступления в СБ, относящуюся к более глубинному уровню и чаще всего не осознаваемую даже самим говорящим. В качестве иллюстрации мотивации такого типа можно процитировать слова Р.М. Фрумкиной: «Когда темы глубоко уходят в объективно значимое, личность утверждает себя косвенно, опосредованно через познавательные, через эстетические возможности разговора. Устное слово тем самым становится прототипом научной и художественной деятельности человека, проводником вечной его потребности в обнародовании своих мыслей, познаний, своего творчества. В произнесённом слове личность приобщается тогда ко всеобщим, внеположенным ценностям, через них утверждая свою собственную ценность; для неё в то же время радостен самый процесс применения своей духовной энергии» [15. С. 242, 243].

И далее: « мотивом высказывания может стать эстетическое переживание самой словесной формы. В той или иной мере оно присутствует и в самом обычном диалоге: образная речь, шутки, остроты и проч. Но диалог может превратиться в род специально эстетической деятельности. Такова, например, культура светского разговора. Художественные возможности устной речи отчётливо раскрываются в рассказывании интересных историй. Помимо словесного оформления здесь существенно построение, развёртывание сюжета. Творческое удовлетворение сочетается у рассказывающего или ведущего искусный диалог с чувством своей власти над слушателями, над их вниманием, над их реакциями, эмоциональными, интеллектуальными.

Вот почему человек часто с меньшей охотой выслушивает неизвестные ему интересные сведения, нежели сам сообщает даже то, что слушателям его уже хорошо известно» [15. С. 243].

Иными словами, Р.М. Фрумкина выделяет ведение беседы (в т.ч. светской) как специально эстетическую деятельность с целью самоутверждения и удовлетворения потребности публичного выражения своих мыслей.

Видимо, то же самое имеет в виду и Я.Т. Рытникова, характеризуя беседу (в целом) как «плоть от плоти гуманитарной культуры, процессом речедеятельного приобщения индивида к миру коллектива» и отмечая, что «данный жанр повседневного общения формулирует установка на фатическое гедонистическое межличностное общение» (курсив наш – И.К.) [10. С. 181].

Выделяемые же В.В. Дементьевым в качестве конститутивных признаков СБ «соревновательное и концертное начала (характерные для СБ, проводимой “профессионалами”)» можно расценивать, на наш взгляд, как терминологическую вариацию приведённых выше соображений [7. С. 166-167].

Вслед за Р.М. Фрумкиной, В.В. Дементьевым и Я.Т. Рытниковой можно выделить для СБ в качестве отдельного (но факультативного) вида мотивации ведение светской беседы как специально эстетической деятельности в качестве средства самоутверждения и удовлетворения потребности публичного выражения своих мыслей. Такая мотивация реализуется на уровне прагматической цели – получить от общения эстетическое наслаждение и доставить такое наслаждение собеседникам. Целесообразность выделения такой коммуникативной цели подтверждается, в частности, тем, что она может характеризовать не всякое речевое произведение, типизируемое как СБ. К примеру, дамы, коротающие за беседой время в ожидании своей очереди к дантисту, вряд ли станут заботиться о полной реализации своих творческих способностей в образной силе слова, хотя их общение, скорее всего, будет квалифицировано как светское (если они, разумеется, не являются близкими подругами).

Вновь обращаясь к перечисленным выше видам общения (светская, салонная, застольная беседы), можно утверждать, что выделенная выше цель может присутствовать у говорящего лишь в первом и втором случаях. В застольной же беседе (т.е. фактически – в разговоре в перерывах между поглощением пищи) такая цель едва ли может быть поставлена собеседниками. По всем же остальным показателям беседа за трапезой формально вполне отвечает всем требованиям СБ.

Таким образом, цепочка наших рассуждений приводит к выводу, что СБ и салонная беседа едва ли могут рассматриваться как отдельные жанровые образования, поскольку они не обнаружили расхождений ни по одному из рассмотренных параметров. Следовательно, выражения светская беседа и салонная беседа следует считать синонимами. В то же время застольная беседа, безусловно представляя одну из разновидностей СБ, обнаруживает некоторое отличие в целевых установках собеседников: ведение в этих условиях светской беседы как специально эстетической деятельности маловероятно.

Приведённые выше доводы позволяют нам выдвинуть предположение, что застольную беседу можно считать одной из разновидностей СБ. А коль скоро существуют по меньшей мере два вида светской беседы, представляется перспективным поиск других возможных её разновидностей и дальнейшая попытка их типологизации на основании прагматического критерия целеустановки.

С этой целью нами были обработаны тексты из художественной и публицистической литературы, представляющие собой диалоги и полилоги, квалифицированные как СБ. В результате анализа имеющегося материала оказалось возможным выделить следующие четыре разновидности светской беседы:

1. СБ как средство установления, развития или подтверждения отношений. «Удельный вес» примеров, причисленных к данной группе, оказался весьма высоким: сюда были причислены как СБ, протекающие в условиях официального общения, когда коммуниканты выступали в официальных ролях, – беседы с деловыми партнёрами, общение преподавателя со студентами во внеаудиторное время, – так и СБ, тяготеющие к неофициальной обстановке – общение коллег по пути с работы, диалог между ожидающими в очереди пациентами, беседы случайных попутчиков и т.д.

2. СБ как особый вид ритуализованной деятельности. К этому типу СБ нами отнесена застольная беседа, поскольку именно ритуал предписывает поддерживать разговор за трапезой.

3. СБ как преимущественно этикетный тип общения. В этот разряд вошли речевые произведения в ситуации вынужденного вербального общения, когда два (и более) незнакомых или едва знакомых человека, оставаясь наедине, ведут беседу преимущественно потому, что требования этикета постулируют неловкость молчания. Примеры такого типа ситуаций – светская беседа в очереди, в ожидании поезда, разговор попутчиков.

4. СБ как эстетическое вербальное наслаждение. Эта группа преимущественно представлена так называемыми салонными беседами, характеризующимися с точки зрения ситуативного критерия, отсутствием ограниченности во времени.

Предложенные выше разновидности СБ не следует считать классификацией. Мы вовсе не предполагаем возможность отнесения конкретного речевого отрезка, классифицируемого как СБ, только к одному из выделенных типов: в нём могут сочетаться черты двух и даже более разновидностей. Например, СБ во время обеда на высшем уровне может сочетать черты всех четырёх выделенных классов. Предложенное нами разграничение скорее характеризует доминирующую целеустановку, но отнюдь не исключает при этом наличия других.

Разумеется, исследование СБ не исчерпывается затронутыми в данном исследовании аспектами. Изучение этого феномена разговорной речи представляет богатейшее поле деятельности. Ограниченные рамки научной статьи не позволили нам остановиться на динамической структуре и тематической организации СБ; ещё только предстоит рассмотреть этот жанр с точки зрения возможности / невозможности содержать в качестве компонентов конкретные «первичные» РЖ. Требуют, на наш взгляд, тщательного рассмотрения социолингвистические параметры СБ; весьма перспективным представляется выявление её этнолингвистических аспектов и национальной специфики.

В заключение следует отметить, что настоящая статья представляет собой лишь попытку теоретического осмысления феномена СБ в целом и некоторых её аспектов и, следовательно, высказанные в ней предположения ни в коей мере не претендуют на окончательность и универсальность. Нельзя говорить и об исчерпанности списка разновидностей СБ, очевидна также возможность других вариантов классификации, основанных на иных параметрах.

Список литературы

1. Арутюнова Н.Д. Человеческий фактор в языке. Коммуникация, модальность, дейксис. М., 1992.

2. Бахтин М.М. Проблема речевых жанров // Бахтин М.М. Собр. соч. в семи томах. Т. 5. М., 1996.

3. Винокур Т.Г. Говорящий и слушающий. Варианты речевого поведения. М., 1993.

4. Горелов И.Н., Седов К.Ф. Основы психолингвистики. М., 2001.

5. Дементьев В.В. Изучение речевых жанров: обзор работ в современной русистике // ВЯ. 1997. No 1.

6. Дементьев В.В. Фатические речевые жанры // ВЯ. 1999. No 1.

7. Дементьев В.В. Светская беседа: жанровые доминанты и современность // Жанры речи. Саратов, 1999.

8. Левонтина И.Б. Время для частных бесед // Логический анализ языка. Язык речевых действий. М., 1994.

9. Матвеева Т.В. К лингвистической теории жанра // Collegium. Киев, 1995. No 1-2.

10. Рытникова Я.Т. Семейная беседа как жанр повседневного речевого общения // Жанры речи. Саратов, 1997.

11. Седов К.Ф. Анатомия жанров бытового общения // Вопросы стилистики. Саратов, 1998. Вып. 27.

12. Сиротинина О.Б. Некоторые размышления по поводу терминов “речевой жанр” и “риторический жанр” // Жанры речи. Саратов, 1999.

13. Стернин И.А. Введение в речевое воздействие. Воронеж, 2001.

14. Федосюк М.Ю. Нерешённые вопросы теории речевых жанров // ВЯ. 1997. No 5.

15. Фрумкина Р.М. Психолингвистика. М., 2001.

16. Шмелёва Т.В. Модель речевого жанра // Жанры речи. Саратов, 1997.

… > … > …>

www.ronl.ru

Доклад - Светская беседа опыт теоретического осмысления