Реферат: Русский народ в изображении НАНекрасова. Реферат русский народ

Русский народ: культура, традиции и обычаи

Русский народ – представители восточнославянского этноса, коренные жители России (110 миллионов человек - 80% населения Российской Федерации), самая многочисленная этническая группа в Европе. Русская диаспора насчитывает около 30 миллионов человек и она сосредоточена в таких государствах как Украина, Казахстан, Белоруссия, в странах бывшего СССР, в США и странах ЕС. В результате проведенных социологических исследований было установлено, что 75% русского населения России - последователи православия, а существенная часть населения не причисляет себя к какой-то конкретной религии. Национальным языком русского народа является русский язык.

Каждая страна и его народ имеют свое значение в современном мире, очень важны понятия народной культуры и истории нации, их становление и развитие. Каждый народ и его культура уникальны по своему, колорит и неповторимость каждой народности не должны потеряться или раствориться в ассимиляции с другими народами, подрастающее поколение всегда должно помнить, кто они на самом деле. Для России, которая является многонациональной державой и домом для 190 народов, вопрос национальной культуры стоит довольно остро, вследствие того, что на протяжении последних лет особенно заметно её стирание и на фоне культур других национальностей.

Культура и быт русского народа

(Русский народный костюм)

Первые ассоциации, возникающие с понятием «русский человек», это конечно широта души и сила духа. А ведь национальную культуру формируют люди, именно эти черты характера имеют огромное влияние на её становление и развитие.

Одной из отличительных черт русского народа всегда была и есть простота, в прежние времена славянские дома и имущество очень часто подвергались разграблению и полному уничтожению, отсюда и идет упрощенное отношение к вопросам быта. И конечно эти испытания, выпавшие на долю многострадального русского народа, только закалили его характер, сделали сильнее и научили с гордо поднятой головой выходить из любых жизненных ситуаций.

Еще одной из черт, превалирующей в характере русского этноса, можно назвать доброту. Всему миру хорошо известно понятие русской гостеприимности, когда «и накормят, и напоят, и спать уложат». Уникальное сочетание таких качеств как сердечность, милосердие, сострадание, великодушие, терпимость и опять же простота, очень редко встречающиеся у других народов мира, все это в полной мере проявляется в той самой широте русской души.

Трудолюбие – еще одна из главных черт русского характера, хотя многие историки в исследовании русской народности отмечают, как её любовь к труду и огромный потенциал, так и её лень, а также полную безынициативность (вспомните Обломова в романе Гончарова). Но все таки работоспособность и выносливость русских людей это неоспоримый факт, против которого трудно возразить. И как бы ученые всего мира не хотели понять «загадочную русскую душу», вряд ли это под силу любому из них, ведь она настолько уникальна и многогранна, что её «изюминка» навсегда останется секретом для всех.

Традиции и обычаи русского народа

(Русская трапеза)

Народные традиции и обычаи представляют собой уникальную связь, эдакий «мост времен», связывающий далеко прошлое с настоящим. Некоторые из них уходят своими корнями в языческое прошлое русского народа, еще до крещения Руси, понемногу их сакральное значение было утеряно и позабыто, но основные моменты сохранились и соблюдаются до сих пор. В селах и поселках русские традиции и обычаи чтят и помнят в большей степени, чем в городах, что связано с более обособленным образом жизни городских жителей.

Большое количество обрядов и традиций связано с семейной жизнью (это и сватовство, и свадебные торжества, и крещенье детей). Проведение старинных обрядов и ритуалов гарантировало в будущем успешную и счастливую жизнь, здоровье потомков и общее благополучие семьи.

(Раскрашенный снимок русской семьи начала XX века)

Издавна славянские семьи отличались большим количеством членов семьи (до 20 человек), взрослые дети, уже поженившись, оставались жить в родном доме, главой семейства был отец или старший брат, их все должны были слушаться и беспрекословно выполнять все их наказы. Обычно свадебные торжества проводились либо осенью, после уборки урожая, либо зимой после праздника Крещенья (19 января). Затем очень удачным временем для свадьбы стала считаться первая неделя после Пасхи, так называемая «Красная горка». Самой свадьбе предшествовал обряд сватовства, когда к семье невесты приезжали родители жениха вместе к его крестными, если родители соглашались отдать дочь замуж, далее проводились смотрины (знакомство будущих молодоженов), потом шел обряд сговора и рукобитья (родители решали вопросы приданного и дате проведения свадебных гуляний).

Обряд крещения на Руси тоже был интересен и уникален, ребенок должен был креститься сразу после рождения, для этого выбирались крестные родители, которые всю жизнь будут в ответе за жизнь и благополучие крестника. В годик малыша садили на изнанку овечьего тулупа и стригли его, выстригая на темечке крест, с таким смыслом, что нечистые силы не смогут проникнуть к нему голову, и не будут иметь над ним власти. Каждый Сочельник (6 января) немного подросший крестник должен приносить крестным родителям кутью (кашу из пшеницы с медом и маком), а те в свою очередь должны одарить его сладостями.

Традиционные праздники русского народа

Россия является действительно уникальным государством, где наравне с высокоразвитой культурой современного мира бережно чтят старинные традиции своих дедов и прадедов, уходящие вглубь веков и хранящие память не только православных обетов и канонов, а еще и древнейших языческих обрядов и таинств. И по сегодняшний день отмечаются языческие праздники, народ прислушивается к приметам и вековым традициям, помнит и рассказывает своим детям и внукам старинные предания и легенды.

Основные народные праздники:

• Рождество   7 января
• Святки   6 - 9 января
• Крещение   19 января
• Масленица   с 20 по 26 февраля

• Прощёное воскресенье   (перед наступлением Великого поста)
• Вербное воскресенье   (в воскресенье, предшествующее Пасхе)
• Пасха   (первое воскресенье после полнолуния, наступающего не ранее дня условного весеннего равноденствия 21 марта)
• Красная горка   (первое воскресенье после Пасхи)

• Троица   (в воскресенье в день Пятидесятницы - 50-й день после Пасхи)
• Иван Купала   7 июля
• День Петра и Февронии   8 июля
• Ильин день   2 августа

• Медовый Спас   14 августа
• Яблочный Спас   19 августа
• Третий (Хлебный) Спас   29 августа
• Покров день   14 октября

Существует поверье, что в ночь на Ивана Купала (с 6 на 7 июля) один раз в году в лесу расцветает цветок папоротника, и тот, кто его найдет, обретет несметные богатства. Вечером около рек и озер разжигают большие костры, люди одетые в праздничные древнерусские одеяния водят хороводы, поют ритуальные песнопения, прыгаю через костер, и пускают венки по течению, в надежде найти свою вторую половинку.

Масленица – традиционный праздник русского народа, отмечаемый в течение недели пред Великим Постом. Очень давно масленица была скорее не праздником, а обрядом, когда чтилась память ушедших предков, задабривая их блинами, просили у них плодородного года, а сжиганием соломенного чучела проводили зиму. Прошло время, и русский народ, жаждущий веселья и положительных эмоций в холодное и унылое время года, превратил грустный праздник в более веселое и разудалое торжество, которое стало символизировать радость скорого окончания зимы и прихода долгожданного тепла. Смысл изменился, а традиция печь блины осталась, появились захватывающие зимние развлечения: катания с горок на санках и в конных упряжках, сжигалось соломенное чучело Зимы, всю масленичную неделю родственник ходили на блины то к тещ, то к золовке, везде царила атмосфера праздник и веселья, на улицах проводились различные театральные и кукольные представления с участием Петрушки и других фольклорных персонажей. Одним из весьма колоритных и опасных развлечений на Масленицу было проведение кулачных боев, в них участвовало мужское население, для которых было честью принимать участие в своеобразном «ратном деле», проверяющем их на мужество, смелость и ловкость.

Особо почитаемыми христианскими праздниками среди русского народа считаются Рождество и Пасха.

Рождество Христово – не только светлый праздник православия, также он символизирует возрождение и возращение к жизни, традиции и обычаи этого праздника, наполненные добротой и человечностью, высокими нравственными идеалами и торжеством духа над мирскими заботами, в современном мире заново открываются обществу и переосмысливаются им. День перед Рождеством (6 января) носит название Сочельник, потому что главным блюдом праздничного стола, который должен состоять из 12 блюд, является специальная каша «сочиво», состоящая из вареной крупы политой медом, посыпанной маком и орехами. Садиться за стол можно только после появления в небе первой звезды, Рождество (7 января) - семейный праздник, кода все собирались за одним столом, ели праздничное угощение и дарили друг другу подарки. 12 дней после праздника (до 19 января) называются святки, раньше в это время девушки на Руси проводили различные посиделки с гаданьями и обрядами на привлечение женихов.

Светлая Пасха издавна считалась на Руси великим праздником, который ассоциировался у людей с днем общего равенства, прощения и милосердия. Накануне пасхальных торжеств обычно русские женщины пекут куличи (праздничный сдобный пасхальный хлеб) и пасхи, убирают и украшают свои жилища, молодежь и дети раскрашивают яйца, которые по древнему преданию символизируют капли крови Иисуса Христа, распятого на кресте. В день Святой Пасхи нарядно одетые люди, встречаясь, говорят «Христос Воскресе!», отвечают «Воистину воскресе!», затем следует троекратный поцелуй и обмен праздничными пасхальными яйцами.

xn----8sbiecm6bhdx8i.xn--p1ai

Реферат - Русский народ и государство

Ни в одной стране Западной Европы мы не встречаемся с явлением, которое до последнего времени можно было наблюдать в России: именно, с резким разрывом между духовной жизнью высших классов и духовной жизнью широких народных масс. Со времени Петра Великого высшие классы жили духовными интересами западноевропейского культурного мира, не только слепо подражая Западу, но и своеобразно претворяя западные начала в русской стихии, свидетельством чему является русская литература, музыка, живопись, театр и т.д. Русские же народные массы в это время жили своей собственной, во многих отношениях еще и теперь не опознанной жизнью, чуждой западным влияниям и питающейся единственно силами русской национальной души. Глубоко неверно думать, что русский народ просто жил в сплошном духовном мраке или в погруженности в чисто материальные интересы, Нет, русский народ во многих отношениях жил собственной духовной жизнью, по-своему верил в Бога, имел собственную устную поэзию, даже свою собственную писанную литературу, свои собственные нравственные представления, даже свое обычное право. Мы имеем в виду характеристику одной из самых малоизученных сторон русской народной жизни — именно, воззрений русского народа на государство, его политические идеалы.

Если взять Россию высших классов, то она имеет свою философию государства и права. Нельзя сказать, что философия эта отличается слишком большой оригинальностью. Во многих отношениях она представляет собою отражение западно-европейских течений, также в некотором своеобразном преломлении, пожалуй, только менее оригинальном, чем, например, русское искусство.

Однако, эта философия права совершенно неизвестна русским народным массам и не оказала на их представления ровно никакого влияния. Русский народ имеет какую-то свою собственную интуицию политического мира, отличную от воззрений западных народов и в то же время не вполне сходную с воззрениями народов чисто восточных.

Политические идеи, особенно народные, нельзя изучать вне связи с той исторической обстановкой, в которой они родились и выросли, и, чтобы понять эту особую интуицию русским народом политического мира, следует начать с характеристики особенностей русской истории. Тема эта, как известно, старая, но доселе не утратившая своей остроты. Вокруг нее витает множество мифов, навеянных стремлением представить исторические судьбы русского народа в особом, нигде не повторяющемся свете, изобразить русские исторические пути, как вполне самобытные и оригинальные. Много в этих мифах было подмечено истинного, ибо едва ли можно отрицать, что русский народ шел действительно своими путями, но много в то же время в них и надуманных теорий и романтических вымыслов. Истина и сказка переплелись здесь в одно целое, и они до сих пор еще не отделены друг от друга, хотя отделения их как будто требует величайшая и истинно трагическая серьезность настоящего исторического момента.

Начало этим мифам об особенностях русской истории было положено славянофилами, воззрения которых оказали громадное, еще до сих пор не вполне оцененное влияние как на общее понимание русской истории, так и на практические выводы, вытекающие из исторических концепций и ими обусловленные. По учению славянофилов, едва ли не самым характерным свойством русской истории является совсем особое положение в ней государства. На Западе человеческие общества основаны были завоеванием, возникали насильственно, «из борьбы насмерть двух враждебных племен» 1. Поэтому западные общества изначала представлялись как некоторые насильственные союзы, как огосударственные общественные единства. Напротив, славяне «не образуют из себя государство», государство не их исконное существование, государство призывается ими только впоследствии как средство необходимого сохранения жизни". Государство, политическое устройство не сделалось целью их стремлений, ибо они отделяли себя или земскую жизнь от государства и для охранения первой призвали последнее 2. Вот это особое происхождение государства не могло не оставить неизгладимого следа и в его строении и во всей его последующей истории. Российское государство было искони государством добровольным, основанным на «взаимной доверенности» народа и власти. «Не брань, не вражда, — как говорит К. Аксаков, характеризуя русское государство, — как это было у других народов, вследствие завоевания, а мир вследствие добровольного призванья» 3. Мир и нравственное единство — таковы были самобытные начала русского государства. Свободное согласие пронизало отношения между властвующими и подвластными, которые соединялись единым нравственным убеждением, а не формальной юридической нормой, не правовыми гарантиями. «Гарантия не нужна! — восклицали славянофилы. — Гарантия есть зло. Где нужна она, там нет добра; пусть лучше разрушится жизнь, в которой нет доброго, чем стоять с помощью зла. Вся сила в идеале. Да и что значат условия и договоры, как скоро нет силы внутренней!» 4. Основой государства была не «внешняя правда», а «правда внутренняя», то есть внутреннее убеждение и связанное с ним «бытовое предание». На твердости быта, проникнутого началами православной религии, а не на нормах римского права, как это было на Западе, покоилось все русское государство. Цельность бытового бытия — вот что составляло фундамент России, и она представляла собою истинно нравственное целое, приближающееся к идеалу «Нам скажут, — говорил К. Аксаков, — но уж то же было полное блаженство! Конечно, нет. На земле нельзя найти совершенного положения, но можно найти совершенные начала… Россия нашла истинные начала, никогда не изменяла им, и святая взаимная доверенность власти и народа, легшая в основу ее, долго неизменно в ней сохранилась» 5.

Таким понятием о русском государстве определяется и славянофильская концепция русского исторического процесса. Это был, в противоположность западному, путь согласия и мира. Западные государства, начавшись насилием, должны были развиваться переворотами. Не «спокойное произрастание», а постоянная революция была условием их прогресса. В русской же истории мы почти не наблюдаем «следов разномыслия» 6. Во время русской истории народ русский не изменял правительству, не изменял монархии" 7, «Русское общество выросло самобытно и естественно, под влиянием одного внутреннего убеждения. Церковью и бытовым преданием воспитанного» 8.

А как же, можно спросить, те многочисленные внутренние потрясения, которыми была полна русская история и которые каким-то чудом ускользают от взора многих ее повествователей? Россия, как национальное государство, сложилась при царях Иване III и Василии III, то есть приблизительно к началу XVI столетия. Однако в тот момент, когда она сложилась, на горизонте ее уже начали появляться грозные тучи. Царствование Ивана IV, официально изменившего титул великого князя московского на царя всей России, ознаменовалось грозной «революцией сверху», не уступающей по своим ужасам революциям, произведенным «снизу». В конце этого продолжительного царствования явно началась завязка тех событий, которые иностранцы называют «tragedia moskovita». События эти принято объяснять кончиной династии и вопросом о престолонаследии, между тем корни их конечно заложены гораздо глубже. Со смертью Грозного началось смятение русской земли, которое продолжалось четырнадцать лет, до избрания первого Романова (1598-1613 гг.). Первые годы царствования Михаила ознаменовались казацкими восстаниями на юге, проникновением казаков с атаманом Баловнем вплоть до Москвы, господством разбойничьих шаек во всей России. Конец царствования как будто прошел спокойнее, но в начале воцарения Алексея Михайловича, следовательно, через тридцать лет по окончании великой смуты, поднялся московский бунт 1648 года. Не прошло и десяти лет, как в Москве началась церковная смута, кончившаяся расколом, поддержанным довольно широкими массами московского населения. Прошло десять лет после осуждения Никона (1658 г.) — началось казацкое движение на юго-востоке, завершившееся огромным мятежом Стеньки Разина, этого любимейшего народного героя русской истории (1670-1671 гг.). В 1675 году умер царь Алексей, и опять над Москвой повисли тучи. Кратковременное царствование царя Федора Алексеевича завершилось московской смутой 1682 года. Смутой ознаменовалось вступление на престол Петра. В 1698 году, после отъезда юного Петра за границу, вспыхнул стрелецкий бунт, потом бунт астраханских казаков, потом Булавинский бунт (1707 г.). Во время всего царствования Петра росла и углублялась церковная смута. После смерти императора Петра I в Петербурге происходила перманентная революция, которая, однако, ограничивалась дворцовыми сферами и не затрагивала широкие народные массы. Однако в 1773 году поднялся бунт яицких казаков, началась пугачевщина, потрясшая здание империи до основания и едва его не разрушившая. Итак, за 300 лет какое количество потрясений! И большинство из них двигалось огромными народными массами, которые волновались, приходили в движение и колебали государство. Стало быть, русская история потрясениями своими не беднее европейской, так как же можно не видеть в ней «разномыслия» и считать, что она создана была силою мирного внутреннего убеждения? Но славянофилов не смущают эти вопросы. Волнения были, говорят они. однако происходили они по пустякам. Мы не даем себе достаточного отчета в том, сколь широко влияние этой исторической концепции — и в русской исторической науке и в русской политике, даже современной. Изображать «русскую смуту» как вопрос династический и как результат боярских интриг склонны все наши большие историки — и Соловьев, и Ключевский, и даже Платонов. Мы уже не говорим об историках, прямо испытавших влияние славянофильских теорий. для которых смута «не революция», а только «шатание», виной которому было правительство и правящие классы; смута началась «во дворце», и корни ее в дворцовой боярской крамоле. Характерно, что даже Ключевский склонен была отрицать серьезный социальный характер за казацкими движениями до пугачевского бунта и только в этом последнем он усматривает известную социальную основу. Только историки, испытавшие влияние марксистских идей, решительно порвали с этой старой, навеянной славянофилами традицией и пытались объяснить «русскую смуту», как продукт социально-экономических условий, как выражение классовой борьбы. Нельзя не видеть громадного научного превосходства этих последних воззрений, благодаря которым впервые становится понятным, почему сравнительно незначительные династические вопросы вдруг, как кажется, ни с того ни с сего, начинают поднимать тысячи людей, вести их на смерть, сталкивать с другими тысячами и приводить общественную жизнь в состояние небывалого кризиса. Таких движений не объяснишь, если не понять социального быта народных масс и соответствующей им народной психологии. «Русская смута» проявляла себя в течение описанных трех столетий не потому, что мутили крамольники, но вследствие глубоких трещин, обнаружившихся в теле русского государства. Не мирное согласие, а глухая, подземная рознь, глубокие вулканические течения, клокотавшие внутри русского общества, — вот что порождало русскую смуту. Пора скинуть с русской истории эти романтические прикрасы, которыми наделили ее славянофилы. И скинуть их нужно вовсе не во имя утверждения тождества путей русских и путей западных, но в полном сознании всех отличий, российской истории свойственных. Россия не теряет своего особого лица от того, что история ее полна смут.

Характерность русской истории, как это впрочем установлено нашими большими историками, определяется причинами чисто естественными, географическими. Главное явление нашей истории, как справедливо указал С. М. Соловьев, есть колонизация. Но в процессе колонизации восточной Европы из всех европейских народов славяне были крайними, пограничными с безмерными пространствами кочевой Азии. Отсюда вся наша история и есть прежде всего борьба с Азией, приспособление к Азии и ассимиляция Азии. Государство наше родилось в процессе суровой долголетней борьбы с азиатскими кочевниками, которые были сначала победителями, а потом постепенно стали побежденными. Государство наше, выросшее в этой борьбе, типично имело характер военного общества, построенного как большая армия, по принципу суровой тягловой службы. Свободные формы промышленных обществ были ему совершенно чужды. Оттого жизнь в государстве нашем была не из легких — «постылое тягло», как говорил наш народ, — «всю землю облегло». И понятно, что суровое московское тягло не всем было по душе, подвижные элементы населения всячески старались от него укрыться. А вольных элементов этих было много, кочевая вольница была даже нашей своеобразной стихией, проявлявшейся и в новгородских «ушкуйниках» и в славных низовых «товариществах» южного казачества. Особенностью нашего государства было то, что вокруг него на юге и востоке простирались бесконечные земли, где укрыться было действительно легко и удобно. В этом наше отличие от Запада, где мир был узок и укрыться было некуда, разве только в бесконечных морских пространствах. Потому проблема Запада была проблемой, решаемой на конечной территории, а наша проблема разрешалась на территории неопределенной. Потому на Западе стремились к усовершенствованию внутренней стороны общественной жизни, а у нас стремились к внешнему расширению в пространстве. Потому западная история следовала принципу социальной интенсификации, мы же шли путем экстенсивным. На Западе, если государство давило, можно было придумать только один исход: усовершенствовать государство и ослабить давление. У нас государство давило по необходимости, но мы не стремились усовершенствовать государства, а уходили от него в степь и в леса. Государство настигало ушедших — они опять уходили дальше. Так и протекал процесс колонизации.

Первостепенную роль играла в нашей истории русская вольница, которой русский народ присвоил имя «казачества», — явление не знакомое Западу, но составляющее типичную особенность Московской и Литовской Руси. Если посмотреть на все вышеперечисленные потрясения Российского Государства, то оказывается, что большинство их питалось силами вольницы или поддерживалось ими. Та «революция сверху», которую в конце XVI века произвел Грозный, уничтожив «княжат» и заведя опричнину, удалась только потому, что, как указывают ныне историки, тягловое население боярских земельных владений «заказаковало», вырвалось из тягла и ушло в дикое поле. Боярское крупное землевладение пало, родовая аристократия обеднела и не могла противостоять монархической власти, как противостояла феодальная аристократия Запада. Отсюда и укрепление в России самодержавия в формах, не знакомых Западной Европе 9. Но под влиянием бегства населения постепенно подготовился жестокий экономический кризис начала XVII века. Путешественники, описывающие Россию конца XVI века, рисуют страшные картины ее запустения. Флетчер между Вологдой и Ярославлем на протяжении 180 верст насчитал до 50 деревень, в которых не было ни одного жителя. Бегство населения снизило развитие сельскохозяйственной техники, способствовало распространению переложной системы, при которой земледелец сожжет лес. попашет, выпашет все из земли и побежит дальше. При такой системе населению грозил голод, который и проявился со страшной силой тогда, когда наступили неблагоприятные в климатическом отношении годы (начиная с 1601 г.). Картины этого голода, доведшего россиян до людоедства, живо напоминают голодовку 1921-1922 годов. Тогда-то и зашевелилась на окраинах вольница. Предприятие первого самозванца не кончилось бы таким успехом, если бы его не поддержала бродячая вольница и разный беглый московский люд. Справедливо указывают, что самая идея самозванца родилась у приволжских казаков, которые, еще до появления Лжедмитрия, велели сказать царю Борису: «Вот мы, казаки, скоро прийдем в Москву с царем Дмитрием Ивановичем». Лжедмитрия I поддержало западное казачество с его первых шагов. Царь Борис был извещен своим агентом Гаврилом Круповичем, что «казаки с Запорожья послали до того господарчика, чтобы им награду дал, а они его в Москву нести поднималися». Посольство, присланное с Дона, било челом Лжедмитрию, «чтобы он не замешкал, шел в Московское государство, а они (казаки) ему все рады 10. Правительство второго самозванца было правительством просто казацким. Казаки с присоединившимися, освободившимися от тягла элементами осуществляли по всей России программу „экспроприации“, именуемую московскими людьми „воровством“. В 1612 году казаки вовсе не смирились, а ушли с Заруцким, оставив в Москве только наиболее склонную к государственному порядку часть (казаков домовитых), которая и принимала столь существенное участие в выборах Михаила Романова. Казаки беспокоили Москву в царствование Михаила, многие раскольники ушли в казаки после церковной смуты, казацким было восстание Разина, казаки бунтовали при Петре и из яицкого казачества вышел пугачевский бунт. Народ наш и связал в своей памяти смуту с казачеством. Не даром, как указал Н. Н. Фирсов, народная песня, вспоминая смутное время, припевает: „Ой с Дону, ой с Дону!“…

Снимая таким образом с русской истории романтический флер, мы должны сказать, что определяющими силами ее были, с одной стороны, силы, организующие государство, силы порядка, с другой, — силы дезорганизующие, анархические, внешне выражающиеся в различных проявлениях русской смуты. Особенностью русской истории является то, что смута эта не была попыткой организации вольницы в пределах государственного порядка, но представляла собою вечный выход ее из государства в дикое поле и в темные леса. Уход от государства есть первостепенный факт русской истории, который физическое свое воплощение нашел в казачестве и свое нравственное оправдание — в различных политических воззрениях, оправдывающих бегство от организованных политических форм общественной жизни.

Основной организующей идеей русской истории была идея московской самодержавной монархии, которая с воцарением Петра истолкована была в смысле западного абсолютизма и превратилась в идею Российской Империи петербургского стиля. В другом месте мы пытались показать, что идея московской неограниченной монархии была идеей языческой, d точности воспроизводящей все основные моменты древневосточного абсолютизма 11. Теория же восточного абсолютизма утверждала, что государственный порядок является отражением порядка небесного, что земной владыка является носителем божественных функций, что он есть существо страшное, карающее и милующее, что жизнь и смерть людей — в его руках, что он, как бог, несет спасение подданным, с которыми он связан не правовой, а чисто нравственной связью. Публицисты московской монархии, и главным образом Иосиф Санин и его школа, в точности воспроизвели в своих воззрениях все эти основные пункты, изложенные впоследствии в политической теории Ивана Грозного. Таким образом, иосифлянство стало официальной теорией московского самодержавия. Авторы этой теории принадлежали к образованным классам московского государства, были частью старой московской интеллигенции, преимущественно состоящей из духовенства. Вот эту иосифлянскую теорию, официально признанную московским правительством, обычно считают теорией общенародной, национальной. Полагают, что, как думали иосифляне, так смотрел на государство весь русский народ. Никаких других воззрений у него не существовало, а если они и были, то это была крамола, шатание, выдумка некоторых злоумышленников и бунтарей. Такому взгляду способствует изложенная нами выше концепция русской истории как процесса, в котором не было разномыслия, но все вытекало из мирного убеждения и религиозно-обоснованного бытового уклада. При отвержении этой наивной концепции само собой ставится вопрос: а что же волнующиеся, вулканические народные течения, они-то, когда выступали против государства, исповедовали те же идеи, что и иосифляне? Или же у них было какое-то иное воззрение на государство, не сходное с официальной теорией московского самодержавия? Можно прежде всего сказать, как это обычно и делают, что, если бы иосифлянская теория была простой интеллигентской выдумкой, никогда не построилась бы мощное здание московского абсолютизма. Для построения государственного порядка недостаточно, чтобы ему сочувствовала кучка образованных людей; необходимо, чтобы в построении его участвовали широкие народные массы, которые уверовали в правду данного государственного строя и почувствовали себя его искренними сторонниками и защитниками. Русский народ должен был почувствовать себя конгениальным замыслу иосифлян — иначе не было бы и Московского государства. Наиболее ярким показателем того, что идеал неограниченной монархии московского стиля не был простой теорией, являются события Смутного времени, на которые и указывают, как мы видели, писатели славянофильского толка. Народ сначала смирно созерцал смуту, „не знал, как помочь беде“, „как взяться за дело“. По наивности он дал себя вовлечь в крамолу, но скоро он понял, „что здесь ему, кроме своих боков, отстаивать и защищать нечего“. Тогда он и пошел в ополчение Минина и Пожарского, обнаружив непомерное „богатство нравственных сил“ и „прочность своих исторических и гражданских устоев“ 12. Так им и была провозглашена монархия московского стиля — этот исконный общенародный русский идеал. Хотя приведенные рассуждения и грешат несомненной исторической наивностью, однако же нельзя отрицать, что скверные посадские люди и скверные мужики, шедшие на освобождение Москвы, — эта московская „общественная середина“, — по-видимому, действительно поддерживали программу московской монархии. Не увлекаясь „ни реакционными планами княжеского боярства“, ни „исканием общественного переворота“, они олицетворяли собою ту консервативную силу, для которой монархической идеал не был простым словом, но более или менее глубоким убеждением 13.

Что московская монархия не лишена была популярности в широких народных массах, свидетельствует также и отношение народа к царствованию Ивана Грозного. Искоренение бояр, борьба с родовой аристократией были поняты широкими народными массами как истинно народное дело. „Лучше грозный царь, чем семибоярщина“ — гласит народная пословица. „Грозное царствие лучше междуцарствия“. Как не раз уже это отмечалось в русской литературе, народ наш в своих песнях и в былинном эпосе предал забвению большинство наших царей, но сохранил память об Иване Васильевиче Грозном, причем главным образом о светлых сторонах его характера. Все это показывает, что народу нашему по душе был тот крайний тип монархической идеологии, который олицетворен был и в личности, и в воззрениях Грозного царя. Но что самое главное: народ наш в пословицах своих буквально воспроизвел теорию самодержавной монархии, как она в точном соответствии с языческими образцами, воспроизведена была иосифлянами и их державным учеником.

Народные пословицы наши утверждают прежде всего ту истину, которая лежала в основе восточно-языческого монархизма, — истину о подобии порядка небесного и порядка земного. „Бог на небе, царь на земле“, — говорит его мудрость. „Что Бог на небе, то на земле царь“. Поэтому „без Бога свет не стоит, без царя земля не строится“. Как и древние народы, русский народ любит уподоблять царя солнцу: „Светится одно солнце на небе, а царь русский на земле“. Оттого царь и является носителем божественной воли:

»Чего Бог не изволит, того и царь не изволит". «Царь повелевает, а Бог на истинный путь наставляет». «Сердце царево — в руках Божиих». «Одному Богу Государь ответ держит». Здесь мы понимаем, на чем покоится неограниченность истинного монарха: он неограничен по близости своей к Богу, как носитель божеских предначертаний и божественной правды. «Где царь, тут и правда». «Царское осуждение бессудно, не судима воля царская». «Царь судит, как Бог на сердце ему положит». «Правда Божия, а суд царев». «Суд царев — суд Божий». И понятно, что носитель божественных предначертаний, существо особо близкое к небу, не может не быть страшным и грозным. «Царь — не огонь, а ходя близ него, опалишься». «Близ царя — близ смерти». Такой царь есть носитель божественного гнева и божественной милости. «Карать да миловать — Богу и царю». «Царев гнев — посол смерти». «Нет больше милосердия, как в сердце царевом». Поэтому царь есть «батюшка», спаситель и хранитель. «Царь щедр — отец есть всем». «Без царя — народ сирота». «Без царя земля вдова» (или Русь вдова). «Богом да царем Русь крепка».

Пословица есть «готовая формула нравственного поведения» первобытных народов, мысль которых усматривает критерий истины не в согласии с разумом, а в исконности, в ореоле нерушимого предания, завещанного от предков. «Пословица не даром молвится» — и не даром русский народ в пословицах своих обоготворил монархию.

Монархия иосифлянского стиля стала его подлинным, «народным» делом — и последним, может быть, самым убедительным доказательством этого являются знаменательные события русской истории, носящие имя раскола. С точки зрения истории политических идей раскол представляется явлением, совершенно исключительным по самобытности тех процессов, которые обнаружились вместе с его постепенным развитием. Раскол не был «протестантским», «реформаторским» движением — напротив, он истекал из глубин московского бытового консерватизма. Раскол мог родиться только в атмосфере иосифлянского государства, поставившего своей главной целью защиту правоверия. Проблема раскола, в сущности говоря, задана была самим Иосифом Волоколамским, и то, что совершилось, было позднейшим историческим выполнением этого задания. Не без основания раскольники считали Иосифа «своим» и высоко чтили 14. В сочинениях Иосифа был ясно поставлен вопрос о том, как должно относиться к правительству, если оно перестало стоять на страже истинной веры. Без колебаний Иосиф утверждал, что истинный православный не обязан признавать такое правительство и ему повиноваться 15. Так и стали поступать раскольники в тот момент, когда, по их мнению, государство перестало быть хранителем правоверия. Впрочем, пока отступничество государства от правоверия было еще не вполне решительным, можно было не предавать его безусловному осуждению. Можно было считать, что государство действует «по простоте», по недомыслию, и не впадает в неисправимый грех. Оттого предметом отрицания раскольников было сначала не государство, а только представители официальной церкви. Первые вожди раскола старались выгородить и обелить государство, переложить всю долю ответственности на представителей официальной церкви. «Церковь православна, — говорили они, — а догматы церковные от Никона еретика»… «А государь наш, царь и великий князь Алексей Михайлович, православен, но токмо простою своею душою принял от Никона, мнимого пастыря, внутреннего волка, книги, чая их православны, не рассмотря плевел еретических в книгах» 16. Наиболее горячий сторонник раскола, протопоп Аввакум, еще полон веры в силу царской власти 17.

Русский народ, расходясь в расколе с официальной церковью, старается еще держаться за государство и за царскую власть. И он держался так вплоть до царствования Петра I, вплоть до учреждения империи, когда, по мнению довольно широких народных кругов, государство бесповоротно впало в грех. Учреждение империи резко обозначает тот водораздел, перейдя который известные части русского народа уже прямо начинают отвращаться от государства, переставшего хранить заветы старины и правой веры. И прежде всего раскольники отходят от теории божественного происхождения власти, от постулатов христианской лояльности по отношению к государству, впадая в настроения ветхозаветные и апокалипсические 18. Раскольничьи писатели с подробностью останавливаются на критике того взгляда на государство, согласно которому всякая власть происходит от Бога и всякая душа должна повиноваться властям предержащим. Раскольники считают, что теорию эту создали «лже-праведники» и что она совершенно не подходит к современным условиям жизни. «В начале бо евангельской проповеди, — говорят они. — всюду бе власти языческие, а зде еретицы богохульные обладаша, и они тогда, языческие властители, слуги токмо дьявола нерекошася, зде же о самом сатане по числу его (666) состоит слово» 19. Поэтому следует говорить не о «покорении» этим властям, но о брани с ними, не о почитании их, но о ненависти. «Сатанинские власти Бог, словами пророка, яко врагов истине повелевает ненавидити. глаголя, ненавидящие тя. Господи, возненавидех, совершенною ненавистью возненавидех их, бо враги быше мои» 20.

Такою ненавистью и возненавидели раскольники империю, учреждение которой истолковано ими было как новое своеобразное язычество, как служение новым Ваалам и Астартам. Император стал для них «лжехристом», который «нача превозношатися паче всех глаголемых Богов». «И бысть самовластен, не имея никого в равенстве себе, восхитив на себя не токмо точию царскую власть, но и святительскую, божию, бысть самовластный пастырь, едина безглавая глава над всеми» 21. Он как бы приписал себе славу сына Божия. Те поэтические славословия, с которыми наше образованное общество обращалось к Петру, истолковывались просто как кощунство.

Он бог твой, бог твой, о Россия!

Он члены взял в тебе плотские

Сошед к тебе от горних мест...

Ссылаясь на эти слова, народные противники императорской власти прямо говорили: «И паки именовался божеством России»… «Ибо он древний змий, сатан, прелестник, свержен бысть за свою гордыню от горних ангельских чинов, сошел по числу своему 1666 (год рождения Петра), взяв члены себе плотские, якоже святии пишут Ефрем и Ипполит: родится сосуд скверный от жены, и сатана в него вселится и начнет творити волею своею». Невыносимы были для народной фантазии сами светские изображения Петра. Взирая на гравюру, резанную в 1764 году, изображающую императора вместе с Минервою, раскольники говорили, что все это «иконы Антихристовы», «образы звериные». «И трон их общий, и книги законные под ногами их, и якоже Меркурий, бог эллинский, бог купечества и красноречия, и ворам помогатель, со оною же Минервою сим же видом описуя изобразуют». Образ этот «подоболепне существа идола, Даниилом виденного».

Раскол наш справедливо получил название старообрядчества, так как он представлял собою острую реакцию, проявленную старым московским бытом на новые петербургские порядки. И с поразительной простотой и ясностью формулировалась политическая программа старообрядчества. «Императором Александра Николаевича не признаю, а признаю его царем, » показывал в 1855 году арестованный раскольник (федосеевец). — Титул император значит Перун, Титан или Дьявол; герб двуглавого орла есть также дьявольский, ибо человек, зверь и птица имеют по одной голове, а две головы — у одного дьявола. Благочестивейшими и благоверными царя и всю царскую фамилию признаю тогда, когда они станут веровать в истинного Иисуса, а не Иисуса-антихриста, и когда освободят нас. верующих в древнюю церковь и страждущих в заточении, от вашего ложного трехперстного духовенства, которое состоит из щепотников, осквернивших церковь и веру… Законы гражданские созданы не царем, а начальством;

царем же подписаны только из одной боязни и опасения за свою жизнь; а потому я эти законы считаю ложными и беззаконными, а признаю Стоглавый закон Иоанна Грозного. Властей мирских я признаю только тех, кои поставлены были царем, а не императором. Начальников над нами, правоверными, ныне вовсе нет никаких, а прежде были бояре и воеводы. Сенат же ваш — есть дьявольский комитет" 22.

Едва ли можно с большей четкостью выразить силу впечатления, произведенного идеей иосифлянского государства на душу подлинного русского человека. Еще в половине прошлого столетия русский политический вопрос сводился у него к простой формуле «сияющий православием» московский царь да воссядет на престол петербургского императора и да станет он хранителем правоверия, соответствующего дониконианской эпохе. Ибо «Церковь ваша православною и святою была до патриарха Никона, — говорили старообрядцы. — Со времен же Никона духовенство нарушило веру христианскую и церковь ваша, которую вы называете православною, осквернена… Я же чту древнюю церковь, бывшую до Никона, а нынешнюю вашу проклинаю и никогда в нее не хожу»… 23. Дониконианская церковь вместо никоновской, царь вместо императора. Стоглав вместо свода законов, бояре и воеводы вместо чиновников, приказы вместо «дьявольского комитета, олицетворяемого сенатом, — это ли не обнаружение действенной силы московского миросозерцания, дожившего до конца XIX века и, неоспоримо, пошедшего на убыль уже на нашей памяти?

И тем не менее не все благополучно было в этом исконном, национальном русском политическом идеале. В действительности за старое московское государство многие из его современников держались, но держались с большими оговорками. Об этом уже свидетельствует сама, выраженная в пословицах народная мудрость. В пословицах и поговорках русский народ, как мы видели, обоготворил монархию, однако нельзя в них не открыть в то же время резкого политического протеста, глубокой социальной критики. „До Бога высоко, — говорит народная мудрость, — до Царя далеко“. „Не ведает царь, что делает псарь“. „Царь жалует, псарь разжалует“. В этих изречениях порицается не сама монархия как институт, но ее реальные воплощения. Монарх покинул народ, как Бог покинул мир, — таковы настроения способствующие в религиозном сознании проповеди манихейства, в политическом — развенчиванию религиозно обоснованного государства. Иногда, впрочем, русская пословица идет и еще дальше: народу не по душе, что он во всем зависит от посторонних, высших сил. „Душа — Божья, голова — царская, спина — боярская“. „Осудари наши, воля ваша, хоть дрова на нас вози, лишь понемногу клади“. Особенно протест этот резок тогда, когда дело идет о зависимости не от Бога и царя, а от высших классов. „Мы и в аду служить будем на бар: они будут в котле кипеть, а мы дрова подкладывать“. Баре и бояре — вот корень социального зла, искажающего и природу царской власти. „Царские милости сквозь боярское сито сеются“. Особенно же вредными считаются государевы слуги, служилое сословие, бюрократия. „Воевода хоть не стоит лыка, а ставь его за велика“. „Помути, Господи, народ, да покорми воевод“. „Бог сотворил два зла: приказного да козла“. „Дерет коза лозу, а волк — козу, а мужик — волка, а поп — мужика, а попа — приказный, а приказного — черт“. „Приказный за перо возьмется, у мужика мошна и борода трясется“. Бичеванию подвергается продажность и своеволие царских слуг. „Вор виноват, а подьячий мошне его рад“. „От черта отобьешься дубиной, а от подьячего полтиной“. „С подьячим возиться — камень за пазухой держать“. „Дьяк у места, что кот у теста: а дьяк на площади, то Боже пощади“. Особенно же народное сознание возмущает неправедность государева суда. „Из людей не скоро праведных найдешь судей“. „Суд прямой, да судья кривой“. „Не бойся закона, бойся судьи“. „Тот и закон, как судья знаком“. „Когда рак свистнет, тогда судья решит право“. „Подпись судейская, а совесть лакейская“. „Бог любит праведника, а судья — ябедника“. „Судьям полезно, что им в карман полезло“. „Судейский карман, что поповское брюхо, что утиный зоб“. „Судью подаришь, все победишь“.

Так искажаются в народном сознании божественные установления монархии. Монархия-то Божье дело, да порядки в ней, скорее, дело нечистого». И вот возникает у русского человека глубочайшее стремление — исправить эти порядки. Пожалуй, силой такого стремления, искренностью его, самоотверженностью с которою оно реализовалось, русский человек отличается от многих других народов. С величайшим подъемом ищет он «правды» и хочет государство свое построить как «государство правды». Сторонники того воззрения, которое считает иосифлянскую монархию единственным национальным идеалом нашим, совершенно упускают из вида эти исконные стремления русской души, свойственные вовсе не одной интеллигенции петербургского периода, но столь же дорогие старому московскому и просвещенному, и непросвещенному человеку.

Список литературы

Н.Алексеев. Русский народ и государство

www.ronl.ru

Доклад - Русский народ и государство

Ни в одной стране Западной Европы мы не встречаемся с явлением, которое до последнего времени можно было наблюдать в России: именно, с резким разрывом между духовной жизнью высших классов и духовной жизнью широких народных масс. Со времени Петра Великого высшие классы жили духовными интересами западноевропейского культурного мира, не только слепо подражая Западу, но и своеобразно претворяя западные начала в русской стихии, свидетельством чему является русская литература, музыка, живопись, театр и т.д. Русские же народные массы в это время жили своей собственной, во многих отношениях еще и теперь не опознанной жизнью, чуждой западным влияниям и питающейся единственно силами русской национальной души. Глубоко неверно думать, что русский народ просто жил в сплошном духовном мраке или в погруженности в чисто материальные интересы, Нет, русский народ во многих отношениях жил собственной духовной жизнью, по-своему верил в Бога, имел собственную устную поэзию, даже свою собственную писанную литературу, свои собственные нравственные представления, даже свое обычное право. Мы имеем в виду характеристику одной из самых малоизученных сторон русской народной жизни — именно, воззрений русского народа на государство, его политические идеалы.

Если взять Россию высших классов, то она имеет свою философию государства и права. Нельзя сказать, что философия эта отличается слишком большой оригинальностью. Во многих отношениях она представляет собою отражение западно-европейских течений, также в некотором своеобразном преломлении, пожалуй, только менее оригинальном, чем, например, русское искусство.

Однако, эта философия права совершенно неизвестна русским народным массам и не оказала на их представления ровно никакого влияния. Русский народ имеет какую-то свою собственную интуицию политического мира, отличную от воззрений западных народов и в то же время не вполне сходную с воззрениями народов чисто восточных.

Политические идеи, особенно народные, нельзя изучать вне связи с той исторической обстановкой, в которой они родились и выросли, и, чтобы понять эту особую интуицию русским народом политического мира, следует начать с характеристики особенностей русской истории. Тема эта, как известно, старая, но доселе не утратившая своей остроты. Вокруг нее витает множество мифов, навеянных стремлением представить исторические судьбы русского народа в особом, нигде не повторяющемся свете, изобразить русские исторические пути, как вполне самобытные и оригинальные. Много в этих мифах было подмечено истинного, ибо едва ли можно отрицать, что русский народ шел действительно своими путями, но много в то же время в них и надуманных теорий и романтических вымыслов. Истина и сказка переплелись здесь в одно целое, и они до сих пор еще не отделены друг от друга, хотя отделения их как будто требует величайшая и истинно трагическая серьезность настоящего исторического момента.

Начало этим мифам об особенностях русской истории было положено славянофилами, воззрения которых оказали громадное, еще до сих пор не вполне оцененное влияние как на общее понимание русской истории, так и на практические выводы, вытекающие из исторических концепций и ими обусловленные. По учению славянофилов, едва ли не самым характерным свойством русской истории является совсем особое положение в ней государства. На Западе человеческие общества основаны были завоеванием, возникали насильственно, «из борьбы насмерть двух враждебных племен» 1. Поэтому западные общества изначала представлялись как некоторые насильственные союзы, как огосударственные общественные единства. Напротив, славяне «не образуют из себя государство», государство не их исконное существование, государство призывается ими только впоследствии как средство необходимого сохранения жизни". Государство, политическое устройство не сделалось целью их стремлений, ибо они отделяли себя или земскую жизнь от государства и для охранения первой призвали последнее 2. Вот это особое происхождение государства не могло не оставить неизгладимого следа и в его строении и во всей его последующей истории. Российское государство было искони государством добровольным, основанным на «взаимной доверенности» народа и власти. «Не брань, не вражда, — как говорит К. Аксаков, характеризуя русское государство, — как это было у других народов, вследствие завоевания, а мир вследствие добровольного призванья» 3. Мир и нравственное единство — таковы были самобытные начала русского государства. Свободное согласие пронизало отношения между властвующими и подвластными, которые соединялись единым нравственным убеждением, а не формальной юридической нормой, не правовыми гарантиями. «Гарантия не нужна! — восклицали славянофилы. — Гарантия есть зло. Где нужна она, там нет добра; пусть лучше разрушится жизнь, в которой нет доброго, чем стоять с помощью зла. Вся сила в идеале. Да и что значат условия и договоры, как скоро нет силы внутренней!» 4. Основой государства была не «внешняя правда», а «правда внутренняя», то есть внутреннее убеждение и связанное с ним «бытовое предание». На твердости быта, проникнутого началами православной религии, а не на нормах римского права, как это было на Западе, покоилось все русское государство. Цельность бытового бытия — вот что составляло фундамент России, и она представляла собою истинно нравственное целое, приближающееся к идеалу «Нам скажут, — говорил К. Аксаков, — но уж то же было полное блаженство! Конечно, нет. На земле нельзя найти совершенного положения, но можно найти совершенные начала… Россия нашла истинные начала, никогда не изменяла им, и святая взаимная доверенность власти и народа, легшая в основу ее, долго неизменно в ней сохранилась» 5.

Таким понятием о русском государстве определяется и славянофильская концепция русского исторического процесса. Это был, в противоположность западному, путь согласия и мира. Западные государства, начавшись насилием, должны были развиваться переворотами. Не «спокойное произрастание», а постоянная революция была условием их прогресса. В русской же истории мы почти не наблюдаем «следов разномыслия» 6. Во время русской истории народ русский не изменял правительству, не изменял монархии" 7, «Русское общество выросло самобытно и естественно, под влиянием одного внутреннего убеждения. Церковью и бытовым преданием воспитанного» 8.

А как же, можно спросить, те многочисленные внутренние потрясения, которыми была полна русская история и которые каким-то чудом ускользают от взора многих ее повествователей? Россия, как национальное государство, сложилась при царях Иване III и Василии III, то есть приблизительно к началу XVI столетия. Однако в тот момент, когда она сложилась, на горизонте ее уже начали появляться грозные тучи. Царствование Ивана IV, официально изменившего титул великого князя московского на царя всей России, ознаменовалось грозной «революцией сверху», не уступающей по своим ужасам революциям, произведенным «снизу». В конце этого продолжительного царствования явно началась завязка тех событий, которые иностранцы называют «tragedia moskovita». События эти принято объяснять кончиной династии и вопросом о престолонаследии, между тем корни их конечно заложены гораздо глубже. Со смертью Грозного началось смятение русской земли, которое продолжалось четырнадцать лет, до избрания первого Романова (1598-1613 гг.). Первые годы царствования Михаила ознаменовались казацкими восстаниями на юге, проникновением казаков с атаманом Баловнем вплоть до Москвы, господством разбойничьих шаек во всей России. Конец царствования как будто прошел спокойнее, но в начале воцарения Алексея Михайловича, следовательно, через тридцать лет по окончании великой смуты, поднялся московский бунт 1648 года. Не прошло и десяти лет, как в Москве началась церковная смута, кончившаяся расколом, поддержанным довольно широкими массами московского населения. Прошло десять лет после осуждения Никона (1658 г.) — началось казацкое движение на юго-востоке, завершившееся огромным мятежом Стеньки Разина, этого любимейшего народного героя русской истории (1670-1671 гг.). В 1675 году умер царь Алексей, и опять над Москвой повисли тучи. Кратковременное царствование царя Федора Алексеевича завершилось московской смутой 1682 года. Смутой ознаменовалось вступление на престол Петра. В 1698 году, после отъезда юного Петра за границу, вспыхнул стрелецкий бунт, потом бунт астраханских казаков, потом Булавинский бунт (1707 г.). Во время всего царствования Петра росла и углублялась церковная смута. После смерти императора Петра I в Петербурге происходила перманентная революция, которая, однако, ограничивалась дворцовыми сферами и не затрагивала широкие народные массы. Однако в 1773 году поднялся бунт яицких казаков, началась пугачевщина, потрясшая здание империи до основания и едва его не разрушившая. Итак, за 300 лет какое количество потрясений! И большинство из них двигалось огромными народными массами, которые волновались, приходили в движение и колебали государство. Стало быть, русская история потрясениями своими не беднее европейской, так как же можно не видеть в ней «разномыслия» и считать, что она создана была силою мирного внутреннего убеждения? Но славянофилов не смущают эти вопросы. Волнения были, говорят они. однако происходили они по пустякам. Мы не даем себе достаточного отчета в том, сколь широко влияние этой исторической концепции — и в русской исторической науке и в русской политике, даже современной. Изображать «русскую смуту» как вопрос династический и как результат боярских интриг склонны все наши большие историки — и Соловьев, и Ключевский, и даже Платонов. Мы уже не говорим об историках, прямо испытавших влияние славянофильских теорий. для которых смута «не революция», а только «шатание», виной которому было правительство и правящие классы; смута началась «во дворце», и корни ее в дворцовой боярской крамоле. Характерно, что даже Ключевский склонен была отрицать серьезный социальный характер за казацкими движениями до пугачевского бунта и только в этом последнем он усматривает известную социальную основу. Только историки, испытавшие влияние марксистских идей, решительно порвали с этой старой, навеянной славянофилами традицией и пытались объяснить «русскую смуту», как продукт социально-экономических условий, как выражение классовой борьбы. Нельзя не видеть громадного научного превосходства этих последних воззрений, благодаря которым впервые становится понятным, почему сравнительно незначительные династические вопросы вдруг, как кажется, ни с того ни с сего, начинают поднимать тысячи людей, вести их на смерть, сталкивать с другими тысячами и приводить общественную жизнь в состояние небывалого кризиса. Таких движений не объяснишь, если не понять социального быта народных масс и соответствующей им народной психологии. «Русская смута» проявляла себя в течение описанных трех столетий не потому, что мутили крамольники, но вследствие глубоких трещин, обнаружившихся в теле русского государства. Не мирное согласие, а глухая, подземная рознь, глубокие вулканические течения, клокотавшие внутри русского общества, — вот что порождало русскую смуту. Пора скинуть с русской истории эти романтические прикрасы, которыми наделили ее славянофилы. И скинуть их нужно вовсе не во имя утверждения тождества путей русских и путей западных, но в полном сознании всех отличий, российской истории свойственных. Россия не теряет своего особого лица от того, что история ее полна смут.

Характерность русской истории, как это впрочем установлено нашими большими историками, определяется причинами чисто естественными, географическими. Главное явление нашей истории, как справедливо указал С. М. Соловьев, есть колонизация. Но в процессе колонизации восточной Европы из всех европейских народов славяне были крайними, пограничными с безмерными пространствами кочевой Азии. Отсюда вся наша история и есть прежде всего борьба с Азией, приспособление к Азии и ассимиляция Азии. Государство наше родилось в процессе суровой долголетней борьбы с азиатскими кочевниками, которые были сначала победителями, а потом постепенно стали побежденными. Государство наше, выросшее в этой борьбе, типично имело характер военного общества, построенного как большая армия, по принципу суровой тягловой службы. Свободные формы промышленных обществ были ему совершенно чужды. Оттого жизнь в государстве нашем была не из легких — «постылое тягло», как говорил наш народ, — «всю землю облегло». И понятно, что суровое московское тягло не всем было по душе, подвижные элементы населения всячески старались от него укрыться. А вольных элементов этих было много, кочевая вольница была даже нашей своеобразной стихией, проявлявшейся и в новгородских «ушкуйниках» и в славных низовых «товариществах» южного казачества. Особенностью нашего государства было то, что вокруг него на юге и востоке простирались бесконечные земли, где укрыться было действительно легко и удобно. В этом наше отличие от Запада, где мир был узок и укрыться было некуда, разве только в бесконечных морских пространствах. Потому проблема Запада была проблемой, решаемой на конечной территории, а наша проблема разрешалась на территории неопределенной. Потому на Западе стремились к усовершенствованию внутренней стороны общественной жизни, а у нас стремились к внешнему расширению в пространстве. Потому западная история следовала принципу социальной интенсификации, мы же шли путем экстенсивным. На Западе, если государство давило, можно было придумать только один исход: усовершенствовать государство и ослабить давление. У нас государство давило по необходимости, но мы не стремились усовершенствовать государства, а уходили от него в степь и в леса. Государство настигало ушедших — они опять уходили дальше. Так и протекал процесс колонизации.

Первостепенную роль играла в нашей истории русская вольница, которой русский народ присвоил имя «казачества», — явление не знакомое Западу, но составляющее типичную особенность Московской и Литовской Руси. Если посмотреть на все вышеперечисленные потрясения Российского Государства, то оказывается, что большинство их питалось силами вольницы или поддерживалось ими. Та «революция сверху», которую в конце XVI века произвел Грозный, уничтожив «княжат» и заведя опричнину, удалась только потому, что, как указывают ныне историки, тягловое население боярских земельных владений «заказаковало», вырвалось из тягла и ушло в дикое поле. Боярское крупное землевладение пало, родовая аристократия обеднела и не могла противостоять монархической власти, как противостояла феодальная аристократия Запада. Отсюда и укрепление в России самодержавия в формах, не знакомых Западной Европе 9. Но под влиянием бегства населения постепенно подготовился жестокий экономический кризис начала XVII века. Путешественники, описывающие Россию конца XVI века, рисуют страшные картины ее запустения. Флетчер между Вологдой и Ярославлем на протяжении 180 верст насчитал до 50 деревень, в которых не было ни одного жителя. Бегство населения снизило развитие сельскохозяйственной техники, способствовало распространению переложной системы, при которой земледелец сожжет лес. попашет, выпашет все из земли и побежит дальше. При такой системе населению грозил голод, который и проявился со страшной силой тогда, когда наступили неблагоприятные в климатическом отношении годы (начиная с 1601 г.). Картины этого голода, доведшего россиян до людоедства, живо напоминают голодовку 1921-1922 годов. Тогда-то и зашевелилась на окраинах вольница. Предприятие первого самозванца не кончилось бы таким успехом, если бы его не поддержала бродячая вольница и разный беглый московский люд. Справедливо указывают, что самая идея самозванца родилась у приволжских казаков, которые, еще до появления Лжедмитрия, велели сказать царю Борису: «Вот мы, казаки, скоро прийдем в Москву с царем Дмитрием Ивановичем». Лжедмитрия I поддержало западное казачество с его первых шагов. Царь Борис был извещен своим агентом Гаврилом Круповичем, что «казаки с Запорожья послали до того господарчика, чтобы им награду дал, а они его в Москву нести поднималися». Посольство, присланное с Дона, било челом Лжедмитрию, «чтобы он не замешкал, шел в Московское государство, а они (казаки) ему все рады 10. Правительство второго самозванца было правительством просто казацким. Казаки с присоединившимися, освободившимися от тягла элементами осуществляли по всей России программу „экспроприации“, именуемую московскими людьми „воровством“. В 1612 году казаки вовсе не смирились, а ушли с Заруцким, оставив в Москве только наиболее склонную к государственному порядку часть (казаков домовитых), которая и принимала столь существенное участие в выборах Михаила Романова. Казаки беспокоили Москву в царствование Михаила, многие раскольники ушли в казаки после церковной смуты, казацким было восстание Разина, казаки бунтовали при Петре и из яицкого казачества вышел пугачевский бунт. Народ наш и связал в своей памяти смуту с казачеством. Не даром, как указал Н. Н. Фирсов, народная песня, вспоминая смутное время, припевает: „Ой с Дону, ой с Дону!“…

Снимая таким образом с русской истории романтический флер, мы должны сказать, что определяющими силами ее были, с одной стороны, силы, организующие государство, силы порядка, с другой, — силы дезорганизующие, анархические, внешне выражающиеся в различных проявлениях русской смуты. Особенностью русской истории является то, что смута эта не была попыткой организации вольницы в пределах государственного порядка, но представляла собою вечный выход ее из государства в дикое поле и в темные леса. Уход от государства есть первостепенный факт русской истории, который физическое свое воплощение нашел в казачестве и свое нравственное оправдание — в различных политических воззрениях, оправдывающих бегство от организованных политических форм общественной жизни.

2

Основной организующей идеей русской истории была идея московской самодержавной монархии, которая с воцарением Петра истолкована была в смысле западного абсолютизма и превратилась в идею Российской Империи петербургского стиля. В другом месте мы пытались показать, что идея московской неограниченной монархии была идеей языческой, d точности воспроизводящей все основные моменты древневосточного абсолютизма 11. Теория же восточного абсолютизма утверждала, что государственный порядок является отражением порядка небесного, что земной владыка является носителем божественных функций, что он есть существо страшное, карающее и милующее, что жизнь и смерть людей — в его руках, что он, как бог, несет спасение подданным, с которыми он связан не правовой, а чисто нравственной связью. Публицисты московской монархии, и главным образом Иосиф Санин и его школа, в точности воспроизвели в своих воззрениях все эти основные пункты, изложенные впоследствии в политической теории Ивана Грозного. Таким образом, иосифлянство стало официальной теорией московского самодержавия. Авторы этой теории принадлежали к образованным классам московского государства, были частью старой московской интеллигенции, преимущественно состоящей из духовенства. Вот эту иосифлянскую теорию, официально признанную московским правительством, обычно считают теорией общенародной, национальной. Полагают, что, как думали иосифляне, так смотрел на государство весь русский народ. Никаких других воззрений у него не существовало, а если они и были, то это была крамола, шатание, выдумка некоторых злоумышленников и бунтарей. Такому взгляду способствует изложенная нами выше концепция русской истории как процесса, в котором не было разномыслия, но все вытекало из мирного убеждения и религиозно-обоснованного бытового уклада. При отвержении этой наивной концепции само собой ставится вопрос: а что же волнующиеся, вулканические народные течения, они-то, когда выступали против государства, исповедовали те же идеи, что и иосифляне? Или же у них было какое-то иное воззрение на государство, не сходное с официальной теорией московского самодержавия? Можно прежде всего сказать, как это обычно и делают, что, если бы иосифлянская теория была простой интеллигентской выдумкой, никогда не построилась бы мощное здание московского абсолютизма. Для построения государственного порядка недостаточно, чтобы ему сочувствовала кучка образованных людей; необходимо, чтобы в построении его участвовали широкие народные массы, которые уверовали в правду данного государственного строя и почувствовали себя его искренними сторонниками и защитниками. Русский народ должен был почувствовать себя конгениальным замыслу иосифлян — иначе не было бы и Московского государства. Наиболее ярким показателем того, что идеал неограниченной монархии московского стиля не был простой теорией, являются события Смутного времени, на которые и указывают, как мы видели, писатели славянофильского толка. Народ сначала смирно созерцал смуту, „не знал, как помочь беде“, „как взяться за дело“. По наивности он дал себя вовлечь в крамолу, но скоро он понял, „что здесь ему, кроме своих боков, отстаивать и защищать нечего“. Тогда он и пошел в ополчение Минина и Пожарского, обнаружив непомерное „богатство нравственных сил“ и „прочность своих исторических и гражданских устоев“ 12. Так им и была провозглашена монархия московского стиля — этот исконный общенародный русский идеал. Хотя приведенные рассуждения и грешат несомненной исторической наивностью, однако же нельзя отрицать, что скверные посадские люди и скверные мужики, шедшие на освобождение Москвы, — эта московская „общественная середина“, — по-видимому, действительно поддерживали программу московской монархии. Не увлекаясь „ни реакционными планами княжеского боярства“, ни „исканием общественного переворота“, они олицетворяли собою ту консервативную силу, для которой монархической идеал не был простым словом, но более или менее глубоким убеждением 13.

Что московская монархия не лишена была популярности в широких народных массах, свидетельствует также и отношение народа к царствованию Ивана Грозного. Искоренение бояр, борьба с родовой аристократией были поняты широкими народными массами как истинно народное дело. „Лучше грозный царь, чем семибоярщина“ — гласит народная пословица. „Грозное царствие лучше междуцарствия“. Как не раз уже это отмечалось в русской литературе, народ наш в своих песнях и в былинном эпосе предал забвению большинство наших царей, но сохранил память об Иване Васильевиче Грозном, причем главным образом о светлых сторонах его характера. Все это показывает, что народу нашему по душе был тот крайний тип монархической идеологии, который олицетворен был и в личности, и в воззрениях Грозного царя. Но что самое главное: народ наш в пословицах своих буквально воспроизвел теорию самодержавной монархии, как она в точном соответствии с языческими образцами, воспроизведена была иосифлянами и их державным учеником.

Народные пословицы наши утверждают прежде всего ту истину, которая лежала в основе восточно-языческого монархизма, — истину о подобии порядка небесного и порядка земного. „Бог на небе, царь на земле“, — говорит его мудрость. „Что Бог на небе, то на земле царь“. Поэтому „без Бога свет не стоит, без царя земля не строится“. Как и древние народы, русский народ любит уподоблять царя солнцу: „Светится одно солнце на небе, а царь русский на земле“. Оттого царь и является носителем божественной воли:

»Чего Бог не изволит, того и царь не изволит". «Царь повелевает, а Бог на истинный путь наставляет». «Сердце царево — в руках Божиих». «Одному Богу Государь ответ держит». Здесь мы понимаем, на чем покоится неограниченность истинного монарха: он неограничен по близости своей к Богу, как носитель божеских предначертаний и божественной правды. «Где царь, тут и правда». «Царское осуждение бессудно, не судима воля царская». «Царь судит, как Бог на сердце ему положит». «Правда Божия, а суд царев». «Суд царев — суд Божий». И понятно, что носитель божественных предначертаний, существо особо близкое к небу, не может не быть страшным и грозным. «Царь — не огонь, а ходя близ него, опалишься». «Близ царя — близ смерти». Такой царь есть носитель божественного гнева и божественной милости. «Карать да миловать — Богу и царю». «Царев гнев — посол смерти». «Нет больше милосердия, как в сердце царевом». Поэтому царь есть «батюшка», спаситель и хранитель. «Царь щедр — отец есть всем». «Без царя — народ сирота». «Без царя земля вдова» (или Русь вдова). «Богом да царем Русь крепка».

Пословица есть «готовая формула нравственного поведения» первобытных народов, мысль которых усматривает критерий истины не в согласии с разумом, а в исконности, в ореоле нерушимого предания, завещанного от предков. «Пословица не даром молвится» — и не даром русский народ в пословицах своих обоготворил монархию.

Монархия иосифлянского стиля стала его подлинным, «народным» делом — и последним, может быть, самым убедительным доказательством этого являются знаменательные события русской истории, носящие имя раскола. С точки зрения истории политических идей раскол представляется явлением, совершенно исключительным по самобытности тех процессов, которые обнаружились вместе с его постепенным развитием. Раскол не был «протестантским», «реформаторским» движением — напротив, он истекал из глубин московского бытового консерватизма. Раскол мог родиться только в атмосфере иосифлянского государства, поставившего своей главной целью защиту правоверия. Проблема раскола, в сущности говоря, задана была самим Иосифом Волоколамским, и то, что совершилось, было позднейшим историческим выполнением этого задания. Не без основания раскольники считали Иосифа «своим» и высоко чтили 14. В сочинениях Иосифа был ясно поставлен вопрос о том, как должно относиться к правительству, если оно перестало стоять на страже истинной веры. Без колебаний Иосиф утверждал, что истинный православный не обязан признавать такое правительство и ему повиноваться 15. Так и стали поступать раскольники в тот момент, когда, по их мнению, государство перестало быть хранителем правоверия. Впрочем, пока отступничество государства от правоверия было еще не вполне решительным, можно было не предавать его безусловному осуждению. Можно было считать, что государство действует «по простоте», по недомыслию, и не впадает в неисправимый грех. Оттого предметом отрицания раскольников было сначала не государство, а только представители официальной церкви. Первые вожди раскола старались выгородить и обелить государство, переложить всю долю ответственности на представителей официальной церкви. «Церковь православна, — говорили они, — а догматы церковные от Никона еретика»… «А государь наш, царь и великий князь Алексей Михайлович, православен, но токмо простою своею душою принял от Никона, мнимого пастыря, внутреннего волка, книги, чая их православны, не рассмотря плевел еретических в книгах» 16. Наиболее горячий сторонник раскола, протопоп Аввакум, еще полон веры в силу царской власти 17.

Русский народ, расходясь в расколе с официальной церковью, старается еще держаться за государство и за царскую власть. И он держался так вплоть до царствования Петра I, вплоть до учреждения империи, когда, по мнению довольно широких народных кругов, государство бесповоротно впало в грех. Учреждение империи резко обозначает тот водораздел, перейдя который известные части русского народа уже прямо начинают отвращаться от государства, переставшего хранить заветы старины и правой веры. И прежде всего раскольники отходят от теории божественного происхождения власти, от постулатов христианской лояльности по отношению к государству, впадая в настроения ветхозаветные и апокалипсические 18. Раскольничьи писатели с подробностью останавливаются на критике того взгляда на государство, согласно которому всякая власть происходит от Бога и всякая душа должна повиноваться властям предержащим. Раскольники считают, что теорию эту создали «лже-праведники» и что она совершенно не подходит к современным условиям жизни. «В начале бо евангельской проповеди, — говорят они. — всюду бе власти языческие, а зде еретицы богохульные обладаша, и они тогда, языческие властители, слуги токмо дьявола нерекошася, зде же о самом сатане по числу его (666) состоит слово» 19. Поэтому следует говорить не о «покорении» этим властям, но о брани с ними, не о почитании их, но о ненависти. «Сатанинские власти Бог, словами пророка, яко врагов истине повелевает ненавидити. глаголя, ненавидящие тя. Господи, возненавидех, совершенною ненавистью возненавидех их, бо враги быше мои» 20.

Такою ненавистью и возненавидели раскольники империю, учреждение которой истолковано ими было как новое своеобразное язычество, как служение новым Ваалам и Астартам. Император стал для них «лжехристом», который «нача превозношатися паче всех глаголемых Богов». «И бысть самовластен, не имея никого в равенстве себе, восхитив на себя не токмо точию царскую власть, но и святительскую, божию, бысть самовластный пастырь, едина безглавая глава над всеми» 21. Он как бы приписал себе славу сына Божия. Те поэтические славословия, с которыми наше образованное общество обращалось к Петру, истолковывались просто как кощунство.

Он бог твой, бог твой, о Россия!

Он члены взял в тебе плотские

Сошед к тебе от горних мест...

Ссылаясь на эти слова, народные противники императорской власти прямо говорили: «И паки именовался божеством России»… «Ибо он древний змий, сатан, прелестник, свержен бысть за свою гордыню от горних ангельских чинов, сошел по числу своему 1666 (год рождения Петра), взяв члены себе плотские, якоже святии пишут Ефрем и Ипполит: родится сосуд скверный от жены, и сатана в него вселится и начнет творити волею своею». Невыносимы были для народной фантазии сами светские изображения Петра. Взирая на гравюру, резанную в 1764 году, изображающую императора вместе с Минервою, раскольники говорили, что все это «иконы Антихристовы», «образы звериные». «И трон их общий, и книги законные под ногами их, и якоже Меркурий, бог эллинский, бог купечества и красноречия, и ворам помогатель, со оною же Минервою сим же видом описуя изобразуют». Образ этот «подоболепне существа идола, Даниилом виденного».

Раскол наш справедливо получил название старообрядчества, так как он представлял собою острую реакцию, проявленную старым московским бытом на новые петербургские порядки. И с поразительной простотой и ясностью формулировалась политическая программа старообрядчества. «Императором Александра Николаевича не признаю, а признаю его царем, » показывал в 1855 году арестованный раскольник (федосеевец). — Титул император значит Перун, Титан или Дьявол; герб двуглавого орла есть также дьявольский, ибо человек, зверь и птица имеют по одной голове, а две головы — у одного дьявола. Благочестивейшими и благоверными царя и всю царскую фамилию признаю тогда, когда они станут веровать в истинного Иисуса, а не Иисуса-антихриста, и когда освободят нас. верующих в древнюю церковь и страждущих в заточении, от вашего ложного трехперстного духовенства, которое состоит из щепотников, осквернивших церковь и веру… Законы гражданские созданы не царем, а начальством;

царем же подписаны только из одной боязни и опасения за свою жизнь; а потому я эти законы считаю ложными и беззаконными, а признаю Стоглавый закон Иоанна Грозного. Властей мирских я признаю только тех, кои поставлены были царем, а не императором. Начальников над нами, правоверными, ныне вовсе нет никаких, а прежде были бояре и воеводы. Сенат же ваш — есть дьявольский комитет" 22.

Едва ли можно с большей четкостью выразить силу впечатления, произведенного идеей иосифлянского государства на душу подлинного русского человека. Еще в половине прошлого столетия русский политический вопрос сводился у него к простой формуле «сияющий православием» московский царь да воссядет на престол петербургского императора и да станет он хранителем правоверия, соответствующего дониконианской эпохе. Ибо «Церковь ваша православною и святою была до патриарха Никона, — говорили старообрядцы. — Со времен же Никона духовенство нарушило веру христианскую и церковь ваша, которую вы называете православною, осквернена… Я же чту древнюю церковь, бывшую до Никона, а нынешнюю вашу проклинаю и никогда в нее не хожу»… 23. Дониконианская церковь вместо никоновской, царь вместо императора. Стоглав вместо свода законов, бояре и воеводы вместо чиновников, приказы вместо «дьявольского комитета, олицетворяемого сенатом, — это ли не обнаружение действенной силы московского миросозерцания, дожившего до конца XIX века и, неоспоримо, пошедшего на убыль уже на нашей памяти?

И тем не менее не все благополучно было в этом исконном, национальном русском политическом идеале. В действительности за старое московское государство многие из его современников держались, но держались с большими оговорками. Об этом уже свидетельствует сама, выраженная в пословицах народная мудрость. В пословицах и поговорках русский народ, как мы видели, обоготворил монархию, однако нельзя в них не открыть в то же время резкого политического протеста, глубокой социальной критики. „До Бога высоко, — говорит народная мудрость, — до Царя далеко“. „Не ведает царь, что делает псарь“. „Царь жалует, псарь разжалует“. В этих изречениях порицается не сама монархия как институт, но ее реальные воплощения. Монарх покинул народ, как Бог покинул мир, — таковы настроения способствующие в религиозном сознании проповеди манихейства, в политическом — развенчиванию религиозно обоснованного государства. Иногда, впрочем, русская пословица идет и еще дальше: народу не по душе, что он во всем зависит от посторонних, высших сил. „Душа — Божья, голова — царская, спина — боярская“. „Осудари наши, воля ваша, хоть дрова на нас вози, лишь понемногу клади“. Особенно протест этот резок тогда, когда дело идет о зависимости не от Бога и царя, а от высших классов. „Мы и в аду служить будем на бар: они будут в котле кипеть, а мы дрова подкладывать“. Баре и бояре — вот корень социального зла, искажающего и природу царской власти. „Царские милости сквозь боярское сито сеются“. Особенно же вредными считаются государевы слуги, служилое сословие, бюрократия. „Воевода хоть не стоит лыка, а ставь его за велика“. „Помути, Господи, народ, да покорми воевод“. „Бог сотворил два зла: приказного да козла“. „Дерет коза лозу, а волк — козу, а мужик — волка, а поп — мужика, а попа — приказный, а приказного — черт“. „Приказный за перо возьмется, у мужика мошна и борода трясется“. Бичеванию подвергается продажность и своеволие царских слуг. „Вор виноват, а подьячий мошне его рад“. „От черта отобьешься дубиной, а от подьячего полтиной“. „С подьячим возиться — камень за пазухой держать“. „Дьяк у места, что кот у теста: а дьяк на площади, то Боже пощади“. Особенно же народное сознание возмущает неправедность государева суда. „Из людей не скоро праведных найдешь судей“. „Суд прямой, да судья кривой“. „Не бойся закона, бойся судьи“. „Тот и закон, как судья знаком“. „Когда рак свистнет, тогда судья решит право“. „Подпись судейская, а совесть лакейская“. „Бог любит праведника, а судья — ябедника“. „Судьям полезно, что им в карман полезло“. „Судейский карман, что поповское брюхо, что утиный зоб“. „Судью подаришь, все победишь“.

Так искажаются в народном сознании божественные установления монархии. Монархия-то Божье дело, да порядки в ней, скорее, дело нечистого». И вот возникает у русского человека глубочайшее стремление — исправить эти порядки. Пожалуй, силой такого стремления, искренностью его, самоотверженностью с которою оно реализовалось, русский человек отличается от многих других народов. С величайшим подъемом ищет он «правды» и хочет государство свое построить как «государство правды». Сторонники того воззрения, которое считает иосифлянскую монархию единственным национальным идеалом нашим, совершенно упускают из вида эти исконные стремления русской души, свойственные вовсе не одной интеллигенции петербургского периода, но столь же дорогие старому московскому и просвещенному, и непросвещенному человеку.

Список литературы

Н.Алексеев. Русский народ и государство

www.ronl.ru

Реферат - Русский народ в изображении НАНекрасова

Некрасова часто называют народным поэтом, и это действительно так. Он как никто часто обращался к теме русского народа.

Некрасов жил еще при крепостном праве и воочию мог наблюдать картины жизни порабощенных, не смеющих поднять головы людей. Подавляющее большинство стихотворений Некрасова (особенно известных) посвящено русскому мужику. Ведь куда ни кинешь взгляд — везде страдания. Едешь ли по железной дороге — за окном незримо встают тысячи безымянных людей, положивших свои жизни на ее строительство. Стоишь ли у парадного подъезда — видишь несчастных, оборванных, отчаявшихся, ждущих ответа на свои прошения (а дожидались часто лишь того, что их выталкивали в шею). Любуешься ли красотами Волги — по ней бурлаки со стоном тянут баржу.

Ни в городе, ни в деревне не находится простого мужика, который был бы действительно счастлив. Хотя счастье-то они ищут. Некрасов рассказывает об этом в поэме “Кому на Руси жить хорошо”. Сошлись мужики с простой, казалось бы, целью: найти счастье, узнать, кому хорошо живется и почему. Да только выходит, что нет мужика, которому бы хорошо жилось. Нет у него никаких прав, не может он противостоять хамству и самоуправству вышестоящих. Получается, что вольготно жить только господам, которые и делать-то ничего не умеют, зато обладают незаработанными деньгами и незаслуженной властью.

Вывод, к которому приходит Некрасов, прост и очевиден. Счастье — в свободе. А свобода еще только брезжит впереди тусклым огоньком. До него надо дойти, но займет это многие годы.

Да, русскому народу тяжело живется. Но ведь в любом самом беспросветном существовании случаются яркие проблески. Некрасов со знанием дела описывает деревенские праздники, когда все от мала до велика пускаются в пляс. Ведь тот, кто умеет работать, умеет и отдыхать. Тут царит истинное, ничем не омраченное веселье. Забываются все заботы и труды. А похьд к обедне — это целый ритуал. Из сундуков извлекаются лучшие наряды, и вся семья, от детей до стариков, чинно отправляется в церковь.

Вообще, крестьянской религиозности Некрасов уделяет особое внимание. Религия испокон веков поддерживала русского человека. Ведь нельзя было рассчитывать ни на чью помощь, кроме Божьей. Поэтому и бежали в случае болезней и несчастий к чудотворным иконам. Каждый человек имеет право на надежду, она — последнее, что у него остается даже в пору тяжелейших испытаний. Для крестьян вся надежда, весь свет были сосредоточены в Иисусе Христе. Кто же еще их убережет, если не он?

Некрасов создал целую плеяду образов простых русских женщин. Возможно, он несколько романтизирует их, однако нельзя не признать, что ему удалось показать облик крестьянки так, как никому более. Крепостная женщина для Некрасова — своеобразный символ. Символ возрождения России, ее непокорности судьбе.

Наиболее известные и запоминающиеся образы русских женщин в изображении Некрасова — это, конечно, Матрена Тимофеевна в “Кому на Руси жить хорошо” и Дарья в поэме “Мороз, Красный нос”. Объединяет этих двух женщин главное их горе — они крепостные крестьянки:

Три тяжкие доли имела судьба,

И первая доля — арабом повенчаться,

Вторая — быть матерью сына раба,

А третья — до гроба рабу покоряться,

И все эти тяжкие доли легли

На женщину русской земли.

Крестьянка обречена страдать до самой смерти и молчать о своих страданиях. Никто не будет слушать ее жалоб, да и она слишком горда, чтобы поверять кому-нибудь свое горе. В поэме “Кому на Руси жить хорошо” к Матрене Тимофеевне приходят мужики, ищущие счастья. И что же они слышат от нее? Историю жизни крепостной женщины. Она была счастлива, оберегаема, любима родителями до своего замужества. Но в девках долго не засидишься, находится жених, и начинается тяжелая жизнь в чужом доме. Приходится работать с утра до ночи, да еще ни от кого не услышишь ласкового слова. Муж на заработках, а семья его не жалует невестку. Первый сын Матрены Тимофеевны умирает в младенчестве, другого взяли в рекруты. Нет просвета впереди, не на что надеяться. Матрена Тимофеевна говорит мужикам:

Не дело — между бабами

Счастливую искать!..

Одно остается женщине: терпеть до конца своих дней, работать и растить детей, таких же рабов, как их отец.

Тяжкая доля досталась и Дарье (“Мороз, Красный нос”). Ее семейная жизнь поначалу складывалась более счастливо: и семья была приветливее, и муж при ней. Трудились не покладая рук, но не жаловались на судьбу. И тут на семью обрушивается горе — умирает муж Дарьи. Для крестьян это потеря не только любимого человека, но и кормильца. Без него они просто умрут от голода. Никто больше не сумеет ходить на заработки. В семье остались старики, дети да одинокая женщина. Дарья уходит в лес за дровами (прежде мужская обязанность) и замерзает там.

Есть у Некрасова еще один интересный крестьянский образ. Это Груша из стихотворения “В дороге”. Она выросла в барском доме и не обучалась тяжелому деревенскому труду. Но судьба распорядилась так, что она вышла замуж за простого мужика. Груша начинает чахнуть, и конец ее совсем близок. Ее душа томится, но муж, конечно, не в состоянии понять ее. Ведь вместо того чтобы работать, она “на какой-то натрет все глядит да читает какую-то книжку...” Не под силу ей крестьянский труд. Она бы и рада работать, помогать, да не приучена. Для того чтобы вынести всю эту каторжную работу, нужно привыкнуть к ней с детства. А ведь многие поколения крестьян росли именно в такой обстановке. С детства работали не покладая рук. Но не шло все это впрок: работали на господ, а сами кормились впроголодь, только бы с ног не свалиться.

Таким униженным, но гордым предстает народ в произведениях Некрасова. Русский мужик гнет шею, но не ломается. И всегда его поддерживает женщина, сильная и терпеливая. Некрасов видит свое предначертание в том, чтобы без прикрас описать настоящее русского народа и дать ему надежду на светлое будущее. Поэт верит, что оно настанет, а он будет способствовать этой великой перемене.

www.ronl.ru

Реферат на тему Русский народ и государство

Ни в одной стране Западной Европы мы не встречаемся с явлением, которое до последнего времени можно было наблюдать в России: именно, с резким разрывом между духовной жизнью высших классов и духовной жизнью широких народных масс. Со времени Петра Великого высшие классы жили духовными интересами западноевропейского культурного мира, не только слепо подражая Западу, но и своеобразно претворяя западные начала в русской стихии, свидетельством чему является русская литература, музыка, живопись, театр и т.д. Русские же народные массы в это время жили своей собственной, во многих отношениях еще и теперь не опознанной жизнью, чуждой западным влияниям и питающейся единственно силами русской национальной души. Глубоко неверно думать, что русский народ просто жил в сплошном духовном мраке или в погруженности в чисто материальные интересы, Нет, русский народ во многих отношениях жил собственной духовной жизнью, по-своему верил в Бога, имел собственную устную поэзию, даже свою собственную писанную литературу, свои собственные нравственные представления, даже свое обычное право. Мы имеем в виду характеристику одной из самых малоизученных сторон русской народной жизни - именно, воззрений русского народа на государство, его политические идеалы.

Если взять Россию высших классов, то она имеет свою философию государства и права. Нельзя сказать, что философия эта отличается слишком большой оригинальностью. Во многих отношениях она представляет собою отражение западно-европейских течений, также в некотором своеобразном преломлении, пожалуй, только менее оригинальном, чем, например, русское искусство.

Однако, эта философия права совершенно неизвестна русским народным массам и не оказала на их представления ровно никакого влияния. Русский народ имеет какую-то свою собственную интуицию политического мира, отличную от воззрений западных народов и в то же время не вполне сходную с воззрениями народов чисто восточных.

Политические идеи, особенно народные, нельзя изучать вне связи с той исторической обстановкой, в которой они родились и выросли, и, чтобы понять эту особую интуицию русским народом политического мира, следует начать с характеристики особенностей русской истории. Тема эта, как известно, старая, но доселе не утратившая своей остроты. Вокруг нее витает множество мифов, навеянных стремлением представить исторические судьбы русского народа в особом, нигде не повторяющемся свете, изобразить русские исторические пути, как вполне самобытные и оригинальные. Много в этих мифах было подмечено истинного, ибо едва ли можно отрицать, что русский народ шел действительно своими путями, но много в то же время в них и надуманных теорий и романтических вымыслов. Истина и сказка переплелись здесь в одно целое, и они до сих пор еще не отделены друг от друга, хотя отделения их как будто требует величайшая и истинно трагическая серьезность настоящего исторического момента.

Начало этим мифам об особенностях русской истории было положено славянофилами, воззрения которых оказали громадное, еще до сих пор не вполне оцененное влияние как на общее понимание русской истории, так и на практические выводы, вытекающие из исторических концепций и ими обусловленные. По учению славянофилов, едва ли не самым характерным свойством русской истории является совсем особое положение в ней государства. На Западе человеческие общества основаны были завоеванием, возникали насильственно, "из борьбы насмерть двух враждебных племен" 1. Поэтому западные общества изначала представлялись как некоторые насильственные союзы, как огосударственные общественные единства. Напротив, славяне "не образуют из себя государство", государство не их исконное существование, государство призывается ими только впоследствии как средство необходимого сохранения жизни". Государство, политическое устройство не сделалось целью их стремлений, ибо они отделяли себя или земскую жизнь от государства и для охранения первой призвали последнее 2. Вот это особое происхождение государства не могло не оставить неизгладимого следа и в его строении и во всей его последующей истории. Российское государство было искони государством добровольным, основанным на "взаимной доверенности" народа и власти. "Не брань, не вражда, - как говорит К. Аксаков, характеризуя русское государство, - как это было у других народов, вследствие завоевания, а мир вследствие добровольного призванья" 3. Мир и нравственное единство - таковы были самобытные начала русского государства. Свободное согласие пронизало отношения между властвующими и подвластными, которые соединялись единым нравственным убеждением, а не формальной юридической нормой, не правовыми гарантиями. "Гарантия не нужна! - восклицали славянофилы. - Гарантия есть зло. Где нужна она, там нет добра; пусть лучше разрушится жизнь, в которой нет доброго, чем стоять с помощью зла. Вся сила в идеале. Да и что значат условия и договоры, как скоро нет силы внутренней!" 4. Основой государства была не "внешняя правда", а "правда внутренняя", то есть внутреннее убеждение и связанное с ним "бытовое предание". На твердости быта, проникнутого началами православной религии, а не на нормах римского права, как это было на Западе, покоилось все русское государство. Цельность бытового бытия - вот что составляло фундамент России, и она представляла собою истинно нравственное целое, приближающееся к идеалу "Нам скажут, - говорил К. Аксаков, - но уж то же было полное блаженство! Конечно, нет. На земле нельзя найти совершенного положения, но можно найти совершенные начала... Россия нашла истинные начала, никогда не изменяла им, и святая взаимная доверенность власти и народа, легшая в основу ее, долго неизменно в ней сохранилась" 5.

Таким понятием о русском государстве определяется и славянофильская концепция русского исторического процесса. Это был, в противоположность западному, путь согласия и мира. Западные государства, начавшись насилием, должны были развиваться переворотами. Не "спокойное произрастание", а постоянная революция была условием их прогресса. В русской же истории мы почти не наблюдаем "следов разномыслия" 6. Во время русской истории народ русский не изменял правительству, не изменял монархии" 7, "Русское общество выросло самобытно и естественно, под влиянием одного внутреннего убеждения. Церковью и бытовым преданием воспитанного" 8.

А как же, можно спросить, те многочисленные внутренние потрясения, которыми была полна русская история и которые каким-то чудом ускользают от взора многих ее повествователей? Россия, как национальное государство, сложилась при царях Иване III и Василии III, то есть приблизительно к началу XVI столетия. Однако в тот момент, когда она сложилась, на горизонте ее уже начали появляться грозные тучи. Царствование Ивана IV, официально изменившего титул великого князя московского на царя всей России, ознаменовалось грозной "революцией сверху", не уступающей по своим ужасам революциям, произведенным "снизу". В конце этого продолжительного царствования явно началась завязка тех событий, которые иностранцы называют "tragedia moskovita". События эти принято объяснять кончиной династии и вопросом о престолонаследии, между тем корни их конечно заложены гораздо глубже. Со смертью Грозного началось смятение русской земли, которое продолжалось четырнадцать лет, до избрания первого Романова (1598-1613 гг.). Первые годы царствования Михаила ознаменовались казацкими восстаниями на юге, проникновением казаков с атаманом Баловнем вплоть до Москвы, господством разбойничьих шаек во всей России. Конец царствования как будто прошел спокойнее, но в начале воцарения Алексея Михайловича, следовательно, через тридцать лет по окончании великой смуты, поднялся московский бунт 1648 года. Не прошло и десяти лет, как в Москве началась церковная смута, кончившаяся расколом, поддержанным довольно широкими массами московского населения. Прошло десять лет после осуждения Никона (1658 г.) - началось казацкое движение на юго-востоке, завершившееся огромным мятежом Стеньки Разина, этого любимейшего народного героя русской истории (1670-1671 гг.). В 1675 году умер царь Алексей, и опять над Москвой повисли тучи. Кратковременное царствование царя Федора Алексеевича завершилось московской смутой 1682 года. Смутой ознаменовалось вступление на престол Петра. В 1698 году, после отъезда юного Петра за границу, вспыхнул стрелецкий бунт, потом бунт астраханских казаков, потом Булавинский бунт (1707 г.). Во время всего царствования Петра росла и углублялась церковная смута. После смерти императора Петра I в Петербурге происходила перманентная революция, которая, однако, ограничивалась дворцовыми сферами и не затрагивала широкие народные массы. Однако в 1773 году поднялся бунт яицких казаков, началась пугачевщина, потрясшая здание империи до основания и едва его не разрушившая. Итак, за 300 лет какое количество потрясений! И большинство из них двигалось огромными народными массами, которые волновались, приходили в движение и колебали государство. Стало быть, русская история потрясениями своими не беднее европейской, так как же можно не видеть в ней "разномыслия" и считать, что она создана была силою мирного внутреннего убеждения? Но славянофилов не смущают эти вопросы. Волнения были, говорят они. однако происходили они по пустякам. Мы не даем себе достаточного отчета в том, сколь широко влияние этой исторической концепции - и в русской исторической науке и в русской политике, даже современной. Изображать "русскую смуту" как вопрос династический и как результат боярских интриг склонны все наши большие историки - и Соловьев, и Ключевский, и даже Платонов. Мы уже не говорим об историках, прямо испытавших влияние славянофильских теорий. для которых смута "не революция", а только "шатание", виной которому было правительство и правящие классы; смута началась "во дворце", и корни ее в дворцовой боярской крамоле. Характерно, что даже Ключевский склонен была отрицать серьезный социальный характер за казацкими движениями до пугачевского бунта и только в этом последнем он усматривает известную социальную основу. Только историки, испытавшие влияние марксистских идей, решительно порвали с этой старой, навеянной славянофилами традицией и пытались объяснить "русскую смуту", как продукт социально-экономических условий, как выражение классовой борьбы. Нельзя не видеть громадного научного превосходства этих последних воззрений, благодаря которым впервые становится понятным, почему сравнительно незначительные династические вопросы вдруг, как кажется, ни с того ни с сего, начинают поднимать тысячи людей, вести их на смерть, сталкивать с другими тысячами и приводить общественную жизнь в состояние небывалого кризиса. Таких движений не объяснишь, если не понять социального быта народных масс и соответствующей им народной психологии. "Русская смута" проявляла себя в течение описанных трех столетий не потому, что мутили крамольники, но вследствие глубоких трещин, обнаружившихся в теле русского государства. Не мирное согласие, а глухая, подземная рознь, глубокие вулканические течения, клокотавшие внутри русского общества, - вот что порождало русскую смуту. Пора скинуть с русской истории эти романтические прикрасы, которыми наделили ее славянофилы. И скинуть их нужно вовсе не во имя утверждения тождества путей русских и путей западных, но в полном сознании всех отличий, российской истории свойственных. Россия не теряет своего особого лица от того, что история ее полна смут.

Характерность русской истории, как это впрочем установлено нашими большими историками, определяется причинами чисто естественными, географическими. Главное явление нашей истории, как справедливо указал С. М. Соловьев, есть колонизация. Но в процессе колонизации восточной Европы из всех европейских народов славяне были крайними, пограничными с безмерными пространствами кочевой Азии. Отсюда вся наша история и есть прежде всего борьба с Азией, приспособление к Азии и ассимиляция Азии. Государство наше родилось в процессе суровой долголетней борьбы с азиатскими кочевниками, которые были сначала победителями, а потом постепенно стали побежденными. Государство наше, выросшее в этой борьбе, типично имело характер военного общества, построенного как большая армия, по принципу суровой тягловой службы. Свободные формы промышленных обществ были ему совершенно чужды. Оттого жизнь в государстве нашем была не из легких - "постылое тягло", как говорил наш народ, - "всю землю облегло". И понятно, что суровое московское тягло не всем было по душе, подвижные элементы населения всячески старались от него укрыться. А вольных элементов этих было много, кочевая вольница была даже нашей своеобразной стихией, проявлявшейся и в новгородских "ушкуйниках" и в славных низовых "товариществах" южного казачества. Особенностью нашего государства было то, что вокруг него на юге и востоке простирались бесконечные земли, где укрыться было действительно легко и удобно. В этом наше отличие от Запада, где мир был узок и укрыться было некуда, разве только в бесконечных морских пространствах. Потому проблема Запада была проблемой, решаемой на конечной территории, а наша проблема разрешалась на территории неопределенной. Потому на Западе стремились к усовершенствованию внутренней стороны общественной жизни, а у нас стремились к внешнему расширению в пространстве. Потому западная история следовала принципу социальной интенсификации, мы же шли путем экстенсивным. На Западе, если государство давило, можно было придумать только один исход: усовершенствовать государство и ослабить давление. У нас государство давило по необходимости, но мы не стремились усовершенствовать государства, а уходили от него в степь и в леса. Государство настигало ушедших - они опять уходили дальше. Так и протекал процесс колонизации.

Первостепенную роль играла в нашей истории русская вольница, которой русский народ присвоил имя "казачества", - явление не знакомое Западу, но составляющее типичную особенность Московской и Литовской Руси. Если посмотреть на все вышеперечисленные потрясения Российского Государства, то оказывается, что большинство их питалось силами вольницы или поддерживалось ими. Та "революция сверху", которую в конце XVI века произвел Грозный, уничтожив "княжат" и заведя опричнину, удалась только потому, что, как указывают ныне историки, тягловое население боярских земельных владений "заказаковало", вырвалось из тягла и ушло в дикое поле. Боярское крупное землевладение пало, родовая аристократия обеднела и не могла противостоять монархической власти, как противостояла феодальная аристократия Запада. Отсюда и укрепление в России самодержавия в формах, не знакомых Западной Европе 9. Но под влиянием бегства населения постепенно подготовился жестокий экономический кризис начала XVII века. Путешественники, описывающие Россию конца XVI века, рисуют страшные картины ее запустения. Флетчер между Вологдой и Ярославлем на протяжении 180 верст насчитал до 50 деревень, в которых не было ни одного жителя. Бегство населения снизило развитие сельскохозяйственной техники, способствовало распространению переложной системы, при которой земледелец сожжет лес. попашет, выпашет все из земли и побежит дальше. При такой системе населению грозил голод, который и проявился со страшной силой тогда, когда наступили неблагоприятные в климатическом отношении годы (начиная с 1601 г.). Картины этого голода, доведшего россиян до людоедства, живо напоминают голодовку 1921-1922 годов. Тогда-то и зашевелилась на окраинах вольница. Предприятие первого самозванца не кончилось бы таким успехом, если бы его не поддержала бродячая вольница и разный беглый московский люд. Справедливо указывают, что самая идея самозванца родилась у приволжских казаков, которые, еще до появления Лжедмитрия, велели сказать царю Борису: "Вот мы, казаки, скоро прийдем в Москву с царем Дмитрием Ивановичем". Лжедмитрия I поддержало западное казачество с его первых шагов. Царь Борис был извещен своим агентом Гаврилом Круповичем, что "казаки с Запорожья послали до того господарчика, чтобы им награду дал, а они его в Москву нести поднималися". Посольство, присланное с Дона, било челом Лжедмитрию, "чтобы он не замешкал, шел в Московское государство, а они (казаки) ему все рады 10. Правительство второго самозванца было правительством просто казацким. Казаки с присоединившимися, освободившимися от тягла элементами осуществляли по всей России программу "экспроприации", именуемую московскими людьми "воровством". В 1612 году казаки вовсе не смирились, а ушли с Заруцким, оставив в Москве только наиболее склонную к государственному порядку часть (казаков домовитых), которая и принимала столь существенное участие в выборах Михаила Романова. Казаки беспокоили Москву в царствование Михаила, многие раскольники ушли в казаки после церковной смуты, казацким было восстание Разина, казаки бунтовали при Петре и из яицкого казачества вышел пугачевский бунт. Народ наш и связал в своей памяти смуту с казачеством. Не даром, как указал Н. Н. Фирсов, народная песня, вспоминая смутное время, припевает: "Ой с Дону, ой с Дону!"..

Снимая таким образом с русской истории романтический флер, мы должны сказать, что определяющими силами ее были, с одной стороны, силы, организующие государство, силы порядка, с другой, - силы дезорганизующие, анархические, внешне выражающиеся в различных проявлениях русской смуты. Особенностью русской истории является то, что смута эта не была попыткой организации вольницы в пределах государственного порядка, но представляла собою вечный выход ее из государства в дикое поле и в темные леса. Уход от государства есть первостепенный факт русской истории, который физическое свое воплощение нашел в казачестве и свое нравственное оправдание - в различных политических воззрениях, оправдывающих бегство от организованных политических форм общественной жизни.

2

Основной организующей идеей русской истории была идея московской самодержавной монархии, которая с воцарением Петра истолкована была в смысле западного абсолютизма и превратилась в идею Российской Империи петербургского стиля. В другом месте мы пытались показать, что идея московской неограниченной монархии была идеей языческой, d точности воспроизводящей все основные моменты древневосточного абсолютизма 11. Теория же восточного абсолютизма утверждала, что государственный порядок является отражением порядка небесного, что земной владыка является носителем божественных функций, что он есть существо страшное, карающее и милующее, что жизнь и смерть людей - в его руках, что он, как бог, несет спасение подданным, с которыми он связан не правовой, а чисто нравственной связью. Публицисты московской монархии, и главным образом Иосиф Санин и его школа, в точности воспроизвели в своих воззрениях все эти основные пункты, изложенные впоследствии в политической теории Ивана Грозного. Таким образом, иосифлянство стало официальной теорией московского самодержавия. Авторы этой теории принадлежали к образованным классам московского государства, были частью старой московской интеллигенции, преимущественно состоящей из духовенства. Вот эту иосифлянскую теорию, официально признанную московским правительством, обычно считают теорией общенародной, национальной. Полагают, что, как думали иосифляне, так смотрел на государство весь русский народ. Никаких других воззрений у него не существовало, а если они и были, то это была крамола, шатание, выдумка некоторых злоумышленников и бунтарей. Такому взгляду способствует изложенная нами выше концепция русской истории как процесса, в котором не было разномыслия, но все вытекало из мирного убеждения и религиозно-обоснованного бытового уклада. При отвержении этой наивной концепции само собой ставится вопрос: а что же волнующиеся, вулканические народные течения, они-то, когда выступали против государства, исповедовали те же идеи, что и иосифляне? Или же у них было какое-то иное воззрение на государство, не сходное с официальной теорией московского самодержавия? Можно прежде всего сказать, как это обычно и делают, что, если бы иосифлянская теория была простой интеллигентской выдумкой, никогда не построилась бы мощное здание московского абсолютизма. Для построения государственного порядка недостаточно, чтобы ему сочувствовала кучка образованных людей; необходимо, чтобы в построении его участвовали широкие народные массы, которые уверовали в правду данного государственного строя и почувствовали себя его искренними сторонниками и защитниками. Русский народ должен был почувствовать себя конгениальным замыслу иосифлян - иначе не было бы и Московского государства. Наиболее ярким показателем того, что идеал неограниченной монархии московского стиля не был простой теорией, являются события Смутного времени, на которые и указывают, как мы видели, писатели славянофильского толка. Народ сначала смирно созерцал смуту, "не знал, как помочь беде", "как взяться за дело". По наивности он дал себя вовлечь в крамолу, но скоро он понял, "что здесь ему, кроме своих боков, отстаивать и защищать нечего". Тогда он и пошел в ополчение Минина и Пожарского, обнаружив непомерное "богатство нравственных сил" и "прочность своих исторических и гражданских устоев" 12. Так им и была провозглашена монархия московского стиля - этот исконный общенародный русский идеал. Хотя приведенные рассуждения и грешат несомненной исторической наивностью, однако же нельзя отрицать, что скверные посадские люди и скверные мужики, шедшие на освобождение Москвы, - эта московская "общественная середина", - по-видимому, действительно поддерживали программу московской монархии. Не увлекаясь "ни реакционными планами княжеского боярства", ни "исканием общественного переворота", они олицетворяли собою ту консервативную силу, для которой монархической идеал не был простым словом, но более или менее глубоким убеждением 13.

Что московская монархия не лишена была популярности в широких народных массах, свидетельствует также и отношение народа к царствованию Ивана Грозного. Искоренение бояр, борьба с родовой аристократией были поняты широкими народными массами как истинно народное дело. "Лучше грозный царь, чем семибоярщина" - гласит народная пословица. "Грозное царствие лучше междуцарствия". Как не раз уже это отмечалось в русской литературе, народ наш в своих песнях и в былинном эпосе предал забвению большинство наших царей, но сохранил память об Иване Васильевиче Грозном, причем главным образом о светлых сторонах его характера. Все это показывает, что народу нашему по душе был тот крайний тип монархической идеологии, который олицетворен был и в личности, и в воззрениях Грозного царя. Но что самое главное: народ наш в пословицах своих буквально воспроизвел теорию самодержавной монархии, как она в точном соответствии с языческими образцами, воспроизведена была иосифлянами и их державным учеником.

Народные пословицы наши утверждают прежде всего ту истину, которая лежала в основе восточно-языческого монархизма, - истину о подобии порядка небесного и порядка земного. "Бог на небе, царь на земле", - говорит его мудрость. "Что Бог на небе, то на земле царь". Поэтому "без Бога свет не стоит, без царя земля не строится". Как и древние народы, русский народ любит уподоблять царя солнцу: "Светится одно солнце на небе, а царь русский на земле". Оттого царь и является носителем божественной воли:

"Чего Бог не изволит, того и царь не изволит". "Царь повелевает, а Бог на истинный путь наставляет". "Сердце царево - в руках Божиих". "Одному Богу Государь ответ держит". Здесь мы понимаем, на чем покоится неограниченность истинного монарха: он неограничен по близости своей к Богу, как носитель божеских предначертаний и божественной правды. "Где царь, тут и правда". "Царское осуждение бессудно, не судима воля царская". "Царь судит, как Бог на сердце ему положит". "Правда Божия, а суд царев". "Суд царев - суд Божий". И понятно, что носитель божественных предначертаний, существо особо близкое к небу, не может не быть страшным и грозным. "Царь - не огонь, а ходя близ него, опалишься". "Близ царя - близ смерти". Такой царь есть носитель божественного гнева и божественной милости. "Карать да миловать - Богу и царю". "Царев гнев - посол смерти". "Нет больше милосердия, как в сердце царевом". Поэтому царь есть "батюшка", спаситель и хранитель. "Царь щедр - отец есть всем". "Без царя - народ сирота". "Без царя земля вдова" (или Русь вдова). "Богом да царем Русь крепка".

Пословица есть "готовая формула нравственного поведения" первобытных народов, мысль которых усматривает критерий истины не в согласии с разумом, а в исконности, в ореоле нерушимого предания, завещанного от предков. "Пословица не даром молвится" - и не даром русский народ в пословицах своих обоготворил монархию.

Монархия иосифлянского стиля стала его подлинным, "народным" делом - и последним, может быть, самым убедительным доказательством этого являются знаменательные события русской истории, носящие имя раскола. С точки зрения истории политических идей раскол представляется явлением, совершенно исключительным по самобытности тех процессов, которые обнаружились вместе с его постепенным развитием. Раскол не был "протестантским", "реформаторским" движением - напротив, он истекал из глубин московского бытового консерватизма. Раскол мог родиться только в атмосфере иосифлянского государства, поставившего своей главной целью защиту правоверия. Проблема раскола, в сущности говоря, задана была самим Иосифом Волоколамским, и то, что совершилось, было позднейшим историческим выполнением этого задания. Не без основания раскольники считали Иосифа "своим" и высоко чтили 14. В сочинениях Иосифа был ясно поставлен вопрос о том, как должно относиться к правительству, если оно перестало стоять на страже истинной веры. Без колебаний Иосиф утверждал, что истинный православный не обязан признавать такое правительство и ему повиноваться 15. Так и стали поступать раскольники в тот момент, когда, по их мнению, государство перестало быть хранителем правоверия. Впрочем, пока отступничество государства от правоверия было еще не вполне решительным, можно было не предавать его безусловному осуждению. Можно было считать, что государство действует "по простоте", по недомыслию, и не впадает в неисправимый грех. Оттого предметом отрицания раскольников было сначала не государство, а только представители официальной церкви. Первые вожди раскола старались выгородить и обелить государство, переложить всю долю ответственности на представителей официальной церкви. "Церковь православна, - говорили они, - а догматы церковные от Никона еретика"... "А государь наш, царь и великий князь Алексей Михайлович, православен, но токмо простою своею душою принял от Никона, мнимого пастыря, внутреннего волка, книги, чая их православны, не рассмотря плевел еретических в книгах" 16. Наиболее горячий сторонник раскола, протопоп Аввакум, еще полон веры в силу царской власти 17.

Русский народ, расходясь в расколе с официальной церковью, старается еще держаться за государство и за царскую власть. И он держался так вплоть до царствования Петра I, вплоть до учреждения империи, когда, по мнению довольно широких народных кругов, государство бесповоротно впало в грех. Учреждение империи резко обозначает тот водораздел, перейдя который известные части русского народа уже прямо начинают отвращаться от государства, переставшего хранить заветы старины и правой веры. И прежде всего раскольники отходят от теории божественного происхождения власти, от постулатов христианской лояльности по отношению к государству, впадая в настроения ветхозаветные и апокалипсические 18. Раскольничьи писатели с подробностью останавливаются на критике того взгляда на государство, согласно которому всякая власть происходит от Бога и всякая душа должна повиноваться властям предержащим. Раскольники считают, что теорию эту создали "лже-праведники" и что она совершенно не подходит к современным условиям жизни. "В начале бо евангельской проповеди, - говорят они. - всюду бе власти языческие, а зде еретицы богохульные обладаша, и они тогда, языческие властители, слуги токмо дьявола нерекошася, зде же о самом сатане по числу его (666) состоит слово" 19. Поэтому следует говорить не о "покорении" этим властям, но о брани с ними, не о почитании их, но о ненависти. "Сатанинские власти Бог, словами пророка, яко врагов истине повелевает ненавидити. глаголя, ненавидящие тя. Господи, возненавидех, совершенною ненавистью возненавидех их, бо враги быше мои" 20.

Такою ненавистью и возненавидели раскольники империю, учреждение которой истолковано ими было как новое своеобразное язычество, как служение новым Ваалам и Астартам. Император стал для них "лжехристом", который "нача превозношатися паче всех глаголемых Богов". "И бысть самовластен, не имея никого в равенстве себе, восхитив на себя не токмо точию царскую власть, но и святительскую, божию, бысть самовластный пастырь, едина безглавая глава над всеми" 21. Он как бы приписал себе славу сына Божия. Те поэтические славословия, с которыми наше образованное общество обращалось к Петру, истолковывались просто как кощунство.

Он бог твой, бог твой, о Россия!

Он члены взял в тебе плотские

Сошед к тебе от горних мест...

Ссылаясь на эти слова, народные противники императорской власти прямо говорили: "И паки именовался божеством России"... "Ибо он древний змий, сатан, прелестник, свержен бысть за свою гордыню от горних ангельских чинов, сошел по числу своему 1666 (год рождения Петра), взяв члены себе плотские, якоже святии пишут Ефрем и Ипполит: родится сосуд скверный от жены, и сатана в него вселится и начнет творити волею своею". Невыносимы были для народной фантазии сами светские изображения Петра. Взирая на гравюру, резанную в 1764 году, изображающую императора вместе с Минервою, раскольники говорили, что все это "иконы Антихристовы", "образы звериные". "И трон их общий, и книги законные под ногами их, и якоже Меркурий, бог эллинский, бог купечества и красноречия, и ворам помогатель, со оною же Минервою сим же видом описуя изобразуют". Образ этот "подоболепне существа идола, Даниилом виденного".

Раскол наш справедливо получил название старообрядчества, так как он представлял собою острую реакцию, проявленную старым московским бытом на новые петербургские порядки. И с поразительной простотой и ясностью формулировалась политическая программа старообрядчества. "Императором Александра Николаевича не признаю, а признаю его царем, " показывал в 1855 году арестованный раскольник (федосеевец). - Титул император значит Перун, Титан или Дьявол; герб двуглавого орла есть также дьявольский, ибо человек, зверь и птица имеют по одной голове, а две головы - у одного дьявола. Благочестивейшими и благоверными царя и всю царскую фамилию признаю тогда, когда они станут веровать в истинного Иисуса, а не Иисуса-антихриста, и когда освободят нас. верующих в древнюю церковь и страждущих в заточении, от вашего ложного трехперстного духовенства, которое состоит из щепотников, осквернивших церковь и веру... Законы гражданские созданы не царем, а начальством;

царем же подписаны только из одной боязни и опасения за свою жизнь; а потому я эти законы считаю ложными и беззаконными, а признаю Стоглавый закон Иоанна Грозного. Властей мирских я признаю только тех, кои поставлены были царем, а не императором. Начальников над нами, правоверными, ныне вовсе нет никаких, а прежде были бояре и воеводы. Сенат же ваш - есть дьявольский комитет" 22.

Едва ли можно с большей четкостью выразить силу впечатления, произведенного идеей иосифлянского государства на душу подлинного русского человека. Еще в половине прошлого столетия русский политический вопрос сводился у него к простой формуле "сияющий православием" московский царь да воссядет на престол петербургского императора и да станет он хранителем правоверия, соответствующего дониконианской эпохе. Ибо "Церковь ваша православною и святою была до патриарха Никона, - говорили старообрядцы. - Со времен же Никона духовенство нарушило веру христианскую и церковь ваша, которую вы называете православною, осквернена... Я же чту древнюю церковь, бывшую до Никона, а нынешнюю вашу проклинаю и никогда в нее не хожу"... 23. Дониконианская церковь вместо никоновской, царь вместо императора. Стоглав вместо свода законов, бояре и воеводы вместо чиновников, приказы вместо "дьявольского комитета, олицетворяемого сенатом, - это ли не обнаружение действенной силы московского миросозерцания, дожившего до конца XIX века и, неоспоримо, пошедшего на убыль уже на нашей памяти?

И тем не менее не все благополучно было в этом исконном, национальном русском политическом идеале. В действительности за старое московское государство многие из его современников держались, но держались с большими оговорками. Об этом уже свидетельствует сама, выраженная в пословицах народная мудрость. В пословицах и поговорках русский народ, как мы видели, обоготворил монархию, однако нельзя в них не открыть в то же время резкого политического протеста, глубокой социальной критики. "До Бога высоко, - говорит народная мудрость, - до Царя далеко". "Не ведает царь, что делает псарь". "Царь жалует, псарь разжалует". В этих изречениях порицается не сама монархия как институт, но ее реальные воплощения. Монарх покинул народ, как Бог покинул мир, - таковы настроения способствующие в религиозном сознании проповеди манихейства, в политическом - развенчиванию религиозно обоснованного государства. Иногда, впрочем, русская пословица идет и еще дальше: народу не по душе, что он во всем зависит от посторонних, высших сил. "Душа - Божья, голова - царская, спина - боярская". "Осудари наши, воля ваша, хоть дрова на нас вози, лишь понемногу клади". Особенно протест этот резок тогда, когда дело идет о зависимости не от Бога и царя, а от высших классов. "Мы и в аду служить будем на бар: они будут в котле кипеть, а мы дрова подкладывать". Баре и бояре - вот корень социального зла, искажающего и природу царской власти. "Царские милости сквозь боярское сито сеются". Особенно же вредными считаются государевы слуги, служилое сословие, бюрократия. "Воевода хоть не стоит лыка, а ставь его за велика". "Помути, Господи, народ, да покорми воевод". "Бог сотворил два зла: приказного да козла". "Дерет коза лозу, а волк - козу, а мужик - волка, а поп - мужика, а попа - приказный, а приказного - черт". "Приказный за перо возьмется, у мужика мошна и борода трясется". Бичеванию подвергается продажность и своеволие царских слуг. "Вор виноват, а подьячий мошне его рад". "От черта отобьешься дубиной, а от подьячего полтиной". "С подьячим возиться - камень за пазухой держать". "Дьяк у места, что кот у теста: а дьяк на площади, то Боже пощади". Особенно же народное сознание возмущает неправедность государева суда. "Из людей не скоро праведных найдешь судей". "Суд прямой, да судья кривой". "Не бойся закона, бойся судьи". "Тот и закон, как судья знаком". "Когда рак свистнет, тогда судья решит право". "Подпись судейская, а совесть лакейская". "Бог любит праведника, а судья - ябедника". "Судьям полезно, что им в карман полезло". "Судейский карман, что поповское брюхо, что утиный зоб". "Судью подаришь, все победишь".

Так искажаются в народном сознании божественные установления монархии. Монархия-то Божье дело, да порядки в ней, скорее, дело нечистого". И вот возникает у русского человека глубочайшее стремление - исправить эти порядки. Пожалуй, силой такого стремления, искренностью его, самоотверженностью с которою оно реализовалось, русский человек отличается от многих других народов. С величайшим подъемом ищет он "правды" и хочет государство свое построить как "государство правды". Сторонники того воззрения, которое считает иосифлянскую монархию единственным национальным идеалом нашим, совершенно упускают из вида эти исконные стремления русской души, свойственные вовсе не одной интеллигенции петербургского периода, но столь же дорогие старому московскому и просвещенному, и непросвещенному человеку.

Список литературы

Н.Алексеев. Русский народ и государство

bukvasha.ru

Реферат - Русский народ: этнопсихология и этнократия

О.А.Мельников

В пестроте нынешней российской жизни, в этнокультурной и политической «войне смыслов» мелькают термины: «национальный менталитет», «этнические русские», «русскоязычные» и, наконец, такой шедевр как «многонациональный народ Российской Федерации» (Конституция РФ), а также «демократия», «народовластие», «этнократия»…

Смысловая многозначность русского слова «народ» складывалась веками: «дворяне и народ», «интеллигенция и народ», «враги народа», «из народа», «народонаселение» и т.п.

В XVIII-XIX вв. Прижилось латинского происхождения слово «нация» и греческое слово «этнос», более чётко обозначающее генетическое понятие слова «народ». Слово «нация» быстро приобрело государственный оттенок («национальное государство»), а слово «этнос» стало более «генетическим».

Столь модное сейчас слово «демократия» переводится обычно как «народовластие», что незаметно искажает смысл в переводе. «Демос» — скорее «свободное население», граждане полиса, без учёта их происхождения; это слово имеет более юридический и политический оттенок.

Маленькие полисы Древней Греции были моноэтничны: и демократии, и аристократии — царства, и тирании — диктатуры. Выросшие из их италийских аналогов Римские Республика и Империя были уже полиэтничными, но на красном знамени Рима гордо блистали буквы: S.P.Q.R. — SenatusPopulisQueRomanus — римский сенат и народ. Экспансия греков и римлян была военной, языково-культурной, юридической, но не этнической.

Этнопсихологически население огромной империи не ощущало себя единым народом: оно осознавало себя гражданами Великого Рима. Это — одна из причин его гибели. Понятие «этнократия» — значительно моложе. Это тоже народовластие, только предполагается, что, при любом политическом устройстве, все ступени властной иерархии занимаются исключительно представителями правящего, титульного, государствообразующего этноса.

Этнократия, существующая реально как политическое явление, не обязательно формализуется законодательно, как в современных Эстонии и Латвии.

Весьма влиятельные ныне европейские демократии выросли из этнократий — национально-титульных абсолютных монархий XVI-XVIII веков.

Пока этнопсихологический яд гуманизма, при соблюдении формального расово-этнического равенства, ещё не успел этногенетически погубить их; пока ещё немыслимо избрание, например, не-этнического француза на пост Президента. Однако, при сохранении тенденции к изменению этнического состава населения этих демократий за счёт более быстрого размножения иммигрантов начнёт формироваться, например, государство франкоговорящих негро-арабов.

Демократия, как государственное устройство полиэтнического формализованного социума делает возможным не только освоение языка и культуры ранее доминировавшего этноса, но и проникновение этногенетически и этнопсихологически чуждых ему представителей национальных и расовых меньшинств на всё более высокие уровни властной вертикали.

По прогнозам демографов, через 50 лет англоговорящие негры составят большинство населения США. Оставаясь в рамках объективности, или, хотя бы здравого смысла, даже крайний гуманист вряд ли дерзнёт утверждать, что англоязычный негр сможет ощущать и осознавать себя этнической частью янки — потомков белых англоязычных переселенцев. Что будет с янки при вполне демократическом переходе власти в руки англоговорящего чёрного большинства в середине XXI века, осознающего себя потомками рабов — нетрудно представить! Потомкам нынешних белых американцев предстоит запоздало задуматься: стоило ли захватывать в течении 100 лет расоэтнической экспансии огромную территорию под лозунгом: «хороший индеец — мёртвый индеец», создавать великую державу с претензией на мировое господство, чтоб отдать всё потомкам рабов, завезённых когда-то их предками, обуреваемыми жаждою наживы и не обременённых стратегическим мышлением.

Путь к более адекватному восприятию «раса» и «народ» проходит через изучение их эволюционно-генетических, генетически-культурных и расоэтнопсихологических аспектов.

Не совсем удачный биологический термин «популяция» наиболее наглядно соответствует термину «этнос», пока численность выражена в тысячах, а иммиграционные возможности ограниченны (напр., демографическая ситуация в Европе X века). Общность генофонда этноса обеспечивается замкнутостью воспроизводства — редкостью смешанных браков, которым препятствует языково-культурный барьер и барьер внешнего несходства. Эти барьеры сегодня, как и десятки тысяч лет назад обеспечивают генетическую разнородность этносов и, тем более рас, составляющих человечество как биологический вид. Генетическая разнородность популяций животных, не имеющих языково-культурного барьера, гораздо слабее выражена; имеющийся у животных поведенческий барьер внешнего несходства растягивают становление разновидностей на сотни тысяч лет.

Язык и культура — средство передачи внегенетической информации в поколениях конкретного народа (этноса). Сформированный к 6-му месяцу ребёнок уже слышит слова языка матери, отца, других людей, музыку. В норме он не должен слышать в это время чужого языка (языка врагов), чужих ритмов. Ещё не рождённый ребёнок начинает подсознательно усваивать внегенетическую информацию, а в дальнейшем его подсознательная память играет не последнюю роль в его этнопсихологической самоидентификации. (Несчастные русские дети, которым, начиная с 30-х годов, ещё в утробе матери вбивали в подсознание сначала советские идеологические клише — из всё более мощных динамиков радиоаппаратуры, затем — через телевидение, а с 90-х -чужие ритмы американских негров и чужую английскую речь.)

Освоив язык предков в раннем детстве, ребёнок этнопсихологически самоидентифицируется: узнаёт самоназвание своего языка и народа, ассоциируя это с характерным внешним обликом окружающих и картинками в детских книгах. Подросток уже чётко ощущает свою национальную принадлежность. Вопрос же формирования полноценного национального самосознания взрослого человека, не только ощущающего, но и осознающего себя частью своего народа, его готовность защищать национальные интересы, его устойчивость к воздействию чуждых расоэтнокультур — это вопрос ориентации образования и воспитания.

Примерно с середины XIX в. Российское образование и воспитание начинают отравляться этнопсихологическим ядом характерного речевого блока: «Национальность (раса) не имеет значения, был бы человек хороший» (добрый, умный, порядочный и т.п.). И это — в условиях ещё свежей памяти о вторжении Великой Армии Наполеона, когда под руководством близкого к гениальности вождя хорошие, неглупые, добрые и порядочные (для самих себя: не так уж много было там грабителей и насильников), но чуждые представители всех народов Европы пришли «цивилизовать» «дикую» Россию!

Воздействие этнопсихологического яда было одной из основных причин появления в 1917 году инородного правительства России. Бывший грузинский разбойник Сталин, ставший диктатором в конце 20-х годов, взял курс на более пропорциональное представительство народов Империи в её правящей иерархии, сохранив однако, по идеологическим причинам, этнологически отравляющее образование и воспитание молодых поколений. Когда в 1941 году «классово близкий» диктатор Гитлер, завладев ресурсами всей континентальной Европы, поставил Россию на край гибели, «сталинские соколы» вынуждены были закричать о великом русском народе, Родине-матери, о славянстве: «убей немца… коль не хочешь врагу отдать ты жену и сестру и мать… если ты его не убьёшь, то — никто его не убьёт...»

После этой победы, достигнутой благодаря, в том числе и стойкости самосознания к этнопсихологическим и идеологическим ядам, процесс этнопсихологического отравления под гуманистическим и интернациональным соусом продолжался и продолжается усиленно после распада империи в 1991 году.

Пока что в тех самых продвинутых государствах Европы и Азии на высшем уровне власти не попадают представители негосударствообразующих народов. В России же это стало нормой: «Отец — еврей, мама — русская, фамилия украинская, родился в Абхазии.» (С.В. Кириенко, экс-премьер; следует отдать должное его мужеству и честности). Нынешнее полиэтническое Российское государство — историко- эволюционное следствие национального характера наших предков — создателей Империи: они не были склонны добивать племена и народы, не были подобны англосаксам. Будь они более жестоки — у сегодняшней России не было бы этнических проблем.

Почти никто не ставит перед собой вытекающего из объективной этнопсихологии вопроса: может ли человек, сколь бы он не владел русским языком и культурой, но не ощущающий и не осознающий себя русским (знающий что он — Бурбулис, Чубайс, Уринсон, Кох и т.п.) служить националньым интересам России? Чужой — для него — «этой страны»? Это не значит, что среди чистокровных русских не бывает предателей; но людей этнопсихологически не-русских предателями назвать нельзя: они просто будут служить интересам не-русских по самой своей природе — 95% вероятностью! Совершенно не важно при этом, представители какого именно не-русского народа правят Россией, важно, что этого в принципе — быть не должно (по примеру Франции, Германии, Израиля, Японии), если мы не хотим идти по пути западных полиэтнических демократий к генетическому растворению, культурной гибели и физическому вымиранию русского народа.

В заключение следует сказать: или этнократия русских будет восстановлена в России в явной или скрытой форме — или нас ждёт исчезновение с лица Земли.

Политическое же устройство России должно соответствовать тактическим и стратегическим интересам русского народа, а не каким-то инокультурным образцам.

www.ronl.ru

Реферат - Традиции и обычаи русского народа

Национальная культура – это национальная память народа, то, что выделяет данный народ в ряду других, хранит человека от обезличивания, позволяет ему ощутить связь времен и поколений, получить духовную поддержку и жизненную опору.

И с календарем, и с жизнью человека связаны народные обычаи, а также церковные таинства, обряды и праздники.

На Руси календарь назывался месяцесловом. Месяцеслов охватывал весь год крестьянской жизни, «описывая» по дням месяц за месяцем, где каждому дню соответствовали свои праздники или будни, обычаи и суеверия, традиции и обряды, природные приметы и явления.

Народный календарь был календарем земледельческим, что отразилось в названиях месяцев, народных приметах, обрядах и обычаях. Даже определение сроков и продолжительности времен года связано с реальными климатическими условиями. Отсюда несовпадение названий месяцев в разных областях. Например, листопадом может называться как октябрь, так и ноябрь.

Народный календарь является своего рода энциклопедией крестьянского быта с его праздниками и буднями. Он включает в себя знание природы, сельскохозяйственный опыт, обряды, нормы общественной жизни.

Народный календарь является слиянием языческого и христианского начал, народным православием. С утверждением христианства языческие праздники запрещались, получали новое истолкование или перемещались со своего времени. Кроме закреплённых за определёнными датами в календаре, появились передвижные праздники пасхального цикла.

Обряды, приуроченные к крупным праздникам, включали большое количество разных произведений народного искусства: песни, приговоры, хороводы, игры, танцы, драматические сценки, маски, народные костюмы, своеобразный реквизит.

МАСЛЕНИЦА

Что делали на масленицу?

Значительная часть обычаев на масленицу, так или иначе, была связана с темой семейно-брачных отношений: на масленицу чествовали молодоженов, поженившихся в течение прошедшего года. Молодым устраивали своеобразные смотрины в селе: ставили их к столбам ворот и заставляли целоваться у всех на глазах, “зарывали” в снег или осыпали снегомасленицу. Подвергали их и другим испытаниям: когда молодые ехали в санях по селу, их останавливали и забрасывали старыми лаптями или соломой, а иногда устраивали им “целовник” или “целовальник” — когда односельчане могли прийти в дом к молодым и поцеловать молодую. Молодоженов катали по селу, но если за это получали плохое угощение, могли прокатить молодоженов не в санях, а на бороне. Масленичная неделя проходила также во взаимных визитах двух недавно породнившихся семейств.

Эта тема нашла отражение и в специфических масленичных обычаях, посвященных наказанию парней и девушек, не вступивших в брак в течение прошедшего года (фактически не выполнивших своего жизненного предназначения). Подобные обряды получили широкое распространение на Украине и в славянских католических традициях. Например, на Украине и в южнорусских областях наиболее известным обычаем было “тягание”, или “привязывание” колодки, когда парню или девушке к ноге привязывали “колодку” — кусок дерева, ветку, ленту и др. и заставляли некоторое время ходить с ней. Чтобы отвязать колодку, наказанные откупались деньгами или угощением.

Среди разнообразных масленичных обычаев заметное место занимают обряды, относящиеся к хозяйственным делам и, в частности, магические действия, направленные на усиление роста культурных растений. Например, для того, чтобы лен и конопля выросли “ДОЛГИМИ” (ВЫСОКИМИ), в России женщины катались с гор, стараясь съехать как можно дальше, а также дрались, громко пели и т. п. Кое-где на Украине и в Белоруссии женщины веселились и гуляли в масленичный четверг (называемый Власием и Волосием), полагая, что от этого скот в хозяйстве будет лучше вестись.

Наиболее важным днем масленичной недели было воскресенье — заговенье перед началом Великого поста. В России этот день называли Прощеным воскресеньем, когда близкие люди просили друг у друга прощения за все причиненные им обиды и неприятности; по вечерам принято было посещать кладбища и “прощаться” с умершими.

Основным эпизодом последнего дня были “проводы масленицы”, нередко сопровождаемые возжиганим костров. В России к этому дню делали чучело Зимы из соломы или тряпок, наряжали его обычно в женскую одежду, несли через всю деревню, иногда посадив чучело на колесо, воткнутое сверху на шест; выйдя за село, чучело либо топили в проруби, либо сжигали или просто разрывали на части, а оставшуюся солому раскидывали по полю. Иногда вместо куклы по селу возили живую “Масленицу”: нарядно одетую девушку или женщину, старуху или даже старика — пьяницу в рванье. Затем под крик и улюлюканье их вывозили за село и там высаживали или вываливали в снег (“проводили Масленицу”).

Здесь необходимо отметить, что понятие «Чучело Масленицы» имеет несколько ошибочный характер, поскольку в действительности изготавливалось чучело _Зимы, его катали, его провожали и сжигали, но, поскольку это действо происходило на Масленицу (то есть праздник), то очень часто чучело ошибочно называют Масленицей, хотя это неверно.

Там же, где не делали чучела, обряд “проводов масленицы” состоял, главным образом, в возжиганим общесельских костров на возвышенности за селом или у реки. В костры помимо дров бросали, всякое старье — лапти, бороны, кошели, веники, бочки и другие ненужные вещи, предварительно собранные детьми по всей деревне, а иногда и специально для этого украденные. Иногда сжигали в костре колесо, символ солнца, связываемый с приближающейся весной; его чаще надевали на жердь, воткнутую посреди костра.

У западных и южных славян русской “Масленице” соответствовали Запуст, Менсопуст, Пуст и некоторые другие персонажи — чучела, “проводами” которых завершалась масленичная неделя.

В центральных областях России “проводы масленицы” сопровождались удалением за пределы культурного пространства скоромной пищи, символизирующей масленицу. Поэтому в кострах действительно иногда сжигали остатки блинов, масла, лили туда молоко, однако чаще просто говорили детям, что в костре сгорели все скоромные блюда ( “молоко сгорело, в Ростов улетело”). Некоторые обычаи были адресованы детям и должны были устрашить их и принудить к послушанию: на Нижегородчине в последнее воскресенье масленичной недели в центре села устанавливали шест, на который влезал мужик с веником и, делая вид, что бьет кого-то, кричал: “Не проси молока, блинов, яичницы”.

Прощание с МАСЛЕНИЦЕЙ завершалось в первый день Великого поста — Чистый понедельник, который считали днем очищения от греха и скоромной пищи. Мужчины обычно “полоскали зубы”, т.е. в изобилии пили водку, якобы для того, чтобы выполоскать изо рта остатки скоромного; в некоторых местах для “вытряхивания блинов” устраивали кулачные бои и т.п. В Чистый понедельник обязательно мылись в бане, а женщины мыли посуду и “парили” молочную утварь, очищая ее от жира и остатков скоромного.

Среди других обычаев и развлечений масленичной недели было ряжение (в России ряженые сопровождали чучело МАСЛЕНИЦЫ), вождение “козы” или “козла” (восточная Украина), кулачные бои и игры в мяч (порой весьма жестокие и заканчивающиеся увечьями), петушиные и гусиные бои, качели, карусели, молодежные вечерки и др.

Понедельник — встреча В этот день из соломы делали чучело, надевали на него старую женскую одежду, насаживали это чучело на шест и с пением возили на санях по деревне. Затем Масленицу ставили на снежной горе, где начиналось катание на санях. Песни, которые поют в день встречи, очень жизнерадостны. Да вот, например: А мы Масленицу встречали, Повстречали, душа, повстречали, На горушке побывали, Блином гору выстилали, Сыром гору набивали, Маслом гору поливали, Поливали, душа, поливали.

Вторник — заигрыш

С этого дня начинались разного рода развлечения: катания на санях, народные гулянья, представления. В больших деревянных балаганах (помещения для народных театральных зрелищ с клоунадой и комическими сценами) давали представления во главе с Петрушкой и масленичным дедом. На улицах попадались большие группы ряженых, в масках, разъезжавших по знакомым домам, где экспромтом устраивались веселые домашние концерты. Большими компаниями катались по городу, на тройках и на простых розвальнях. Было в почете и другое нехитрое развлечение — катание с обледенелых гор. Среда — лакомка Она открывала угощение во всех домах блинами и другими яствами. В каждой семье накрывали столы с вкусной едой, пекли блины, в деревнях вскладчину варили пиво. Повсюду появлялись театры, торговые палатки. В них продавались горячие сбитни (напитки из воды, меда и пряностей), каленые орехи, медовые пряники. Здесь же, прямо под открытым небом, из кипящего самовара можно было выпить чаю. Четверг — разгул (перелом, широкий четверг) На этот день приходилась середина игр и веселья. Возможно, именно тогда проходили и жаркие масленичные кулачные бои, кулачки, ведущие свое начало из Древней Руси. Были в них и свои строгие правила. Нельзя было, например, бить лежачего (помните пословицу «лежачего не бьют»), вдвоем нападать на одного (двое дерутся — третий не лезь), бить ниже пояса (поговорка есть: удар ниже пояса) или бить по затылку. За нарушение этих правил грозило наказание. Биться можно было «стенка на стенку» (опять поговорка) или «один на один» (как у французов тет-а-тет — «с глазу на глаз»). Велись и «охотницкие» бои для знатоков, любителей таких поединков. С удовольствием наблюдал такие бои и сам Иван Грозный. Для такого случая это увеселение готовилось особенно пышно и торжественно.

Пятница — тещины вечера Целый ряд масленичных обычаев был направлен на то, чтобы ускорить свадьбы, содействовать молодежи в нахождении себе пары. А уж, сколько внимания и почестей оказывалось на масленице молодоженам! Традиция требует, чтобы они нарядные выезжали «на люди» в расписных санях, наносили визиты всем, кто гулял у них на свадьбе, чтобы торжественно под песни скатывались с ледяной горы (и в этом тоже был тайный смысл). Однако, (как вы, наверное, уже поняли из названия этого дня масленичной недели) самым главным событием, связанным с молодоженами и справляемым по всей Руси, было посещение тещи зятьями, для которых она пекла блины и устраивала настоящий пир (если, конечно, зять был ей по душе). В некоторых местах «тещины блины» происходили на лакомки, т. е. в среду на масленичной неделе, но могли приурочиваться к пятнице. Если в среду зятья гостили у своих тещ, то в пятницу зятья устраивали «тещины вечерки» — приглашали на блины. Являлся обычно и бывший дружка, который играл ту же роль, что и на свадьбе, и получал за свои хлопоты подарок. Теща обязана была прислать с вечера все необходимое для печения блинов: сковороду, половник и пр., а тесть посылал мешок гречневой крупы и коровье масло. Неуважение зятя к этому событию считалось бесчестием и обидой, и было поводом к вечной вражде между ним и тещей.

Суббота — золовкины посиделки

Начнем с того, что «золовка» — это сестра мужа. Откуда пошло такое название? Может, от слова зло? Ведь она всегда подмечала в жене своего брата слишком много отрицательных черт, а порой и не скрывала своей неприязни к ней? Что ж, случалось и такое… (но не всегда). Итак, в этот субботний день молодые невестки принимали у себя родных (жены сыновей для матери их мужей были невестками), т.е. пришедшими не отсюда, с их деревни, например, а невесть откуда, — так было принято кое-где раньше: «Не брать в жены своих, местных».

Воскресенье — проводы, целовальник, прощенный день

В книге М. Забылина «Русский народ» рассказывается, как еще в начале XVII века иностранец Маржерет наблюдал следующую картину: если в течение года русские чем-то оскорбили друг друга, то, встретившись в «прощенное воскресенье», они непременно приветствовали друг друга поцелуем, и один из них говорил: «Прости меня, пожалуй». Второй же отвечал: «Бог тебя простит». Обида была забыта. С той же целью в прощеное воскресенье ходили на кладбище, оставляли на могилах блины, молились и поклонялись праху родных. Масленица называлась еще и Сырной седмицей и была последней неделей перед Великим постом.

ПАСХА ХРИСТИАНСКАЯ.

Пасха отмечает воскрешение Иисуса Христа.Это самый важный праздник в христианском календаре.

Пасхальное воскресенье не приходится на одно и то же число каждый год, но бывает всегда между 22 марта и 25 апреля.Оно приходится на первое воскресенье после первого полнолуния, следующего за 21 марта-днем весеннего равноденствия.

Дата пасхального воскресенья была утверждена церковным собором в Никее в 325 году н.э.

Название «Пасха» является прямым перенесением названия иудейского праздника, отмечавшегося ежегодно в течение недели, начиная с 14-го дня весеннего месяца ниссана.Само название «пасха» представляет собой греческое видоизменение древнееврейского слова «pesah», которое толковалось как «прохождение»; оно было заимствовано из более древнего пастушеского обычая празднования перехода с зимних пастбищ на летние.

Смерть и воскресение Христа совпали с праздником Пасхи, а Сам Он уподобился невинному ягненку (ягнцу), закалываемому по обычаю перед началом этого праздника.Христиане чтили воскресный день как день Воскресения Христова.

События евангельской истории совпали с иудейским праздником Пасхи, по времени празднования они были близки.

Расчет времени празднования Пасхи осуществляется в настоящее время в большенстве христианских конфессий по лунно-солнечному календарю.

Всякий священный обряд только тогда может принести нам пользу, когда мы будем понимать его смысл и духовную важность. Когда в православную церковь пришел обычай приветствовать друг друга словами «Христос воскресе», дарить на Пасху крашеные яйца и украшать стол куличами и творожными пасхами?

Есть церковное предание, что по вознесении Христа святая Мария Магдалина, путешествуя по разным странам с проповедью о воскресшем Спасителе, была в Риме. Здесь она предстала императору Тиберию и, поднеся ему красное яйцо, сказала: «Христос воскресе», и таким образом начала свою проповедь о воскресшем Христе. Первые христиане, узнав о таком простом, сердечном приношении равноапостольной жены, начали подражать ему, при воспоминании Воскресения Христова стали друг другу дарить красные яйца. Обычай этот быстро распространился и сделался всеобщим.

Почему дарили именно яйца? Этот символ имеет древнее происхождение. Древние философы изображением яйца показывали происхождение мира. В христианстве яйцо напоминает нам будущее воскресение после смерти, а красный цвет означает радость о спасении нашем воскресшим Господом. Люди при великой неожиданной радости бывают готовы передавать ее каждому знакомому. Так и христиане от избытка пасхальной радости взаимно обмениваются при встрече поцелуями, выражая братскую любовь словами: «Христос воскресе!» — «Воистину воскресе!» Кстати, обычай христосования и одаривания яйцами — отличительная особенность Руси. Ничего подобного в других странах нет.

Русская Пасха характеризуется еще целым рядом традиций, как например, украшение столов освященными творожными пасхами и куличами. Творожная пасха делается в виде усеченной пирамиды — символ Гроба Господня. На боковых ее сторонах изображаются орудия страдания Христа: крест, копье, трость, а также символы воскресения: цветы, проросшие зерна, ростки, буквы «Х.В.».

Но самым главным кулинарным шедевром стола всегда был освященный в храме кулич, являющийся как бы домашним Артосом, который является обязательным символом пасхального богослужения. Артос — это всецельная просфора, большой хлеб с изо-бражением креста, который напоминает о жертвенной гибели Спасителя во искупление грехов человечества. Артос помещается на аналое перед иконостасом и стоит до конца Святой недели, а потом разделяется на небольшие кусочки и раздается верующим в храме.

РОЖДЕСТВО ХРИСТОВО

Рождество Христово — это не только светлый праздник православия. Рождество — праздник возвращенный, возрождающийся. Традиции этого праздника, исполненного подлинной человечности и доброты, высоких нравственных идеалов, в наши дни открываются и осмысливаются вновь

Почему на Рождество украшают елки

Предполагают, что первые неукрашенные Рождественские елки появились в Германии в VIII веке. Первое упоминание о ели связано с монахом святым Бонифацием. Бонифаций читал друидам проповедь о Рождестве. Чтобы убедить идолопоклонников, что дуб не является священным и неприкосновенным деревом, он срубил один из дубов. Когда срубленный дуб падал, он повалил на своем пути все деревья кроме молодой ели. Бонифаций представил выживание ели как чудо и воскликнул: «Да будет это дерево деревом Христа». В 17 веке Рождественская елка уже была распространенным атрибутом Рождества в Германии и скандинавских странах. В то время елка украшалась фигурками и цветами, вырезанными из цветной бумаги, яблоками, вафлями, позолоченными вещицами, сахаром. Традиция наряжать елку связана с райским деревом, увешанном яблоками.

Успех Рождественской елки в протестантских странах был еще большим благодаря легенде о том, что сам Мартин Лютер первым придумал зажигать свечи на рождественской елке. Однажды вечером он шел домой, сочиняя проповедь. Блеск звезд, мерцающих среди елей, внушил ему благоговение. Чтобы продемонстрировать эту великолепную картину семейству, он поставил елку в главной комнате, укрепил на ее ветвях свечи и зажег их. Первые Рождественские елки были украшены живыми цветами и фруктами. Позже были добавлены сладости, орехи и другая еда. Затем — рождественские свечи. Такой груз был, безусловно, слишком тяжел для дерева. Немецкие стеклодувы начали производить полые стеклянные елочные игрушки, чтобы заменить фрукты и другие тяжелые украшения.

Рождественский венок

Рождественский венок имеет Лютеранское происхождение. Это вечнозеленый венок с четырьмя свечками. Первую свечу зажигают в воскресенье за четыре недели до Рождества как символ света, который придет в мир с рождением Христа. Каждое следующее воскресенье зажигают еще одну свечу. В последнее воскресенье перед Рождеством зажигают все четыре свечи, чтобы осветить место, где находится венок, о может быть алтарь церкви или обеденный стол

Рождественские свечи

Свет был важной составляющей зимних языческих праздников. С помощью свечей и костров изгоняли силы тьмы и холода. Восковые свечи раздавались римлянам в праздник Сатурналии. В христианстве свечи считаются дополнительным символом значимости Иисуса как Света мира. В викторианской Англии торговцы каждый год дарили своим постоянным покупателям свечи. Во многих странах рождественские свечи означают победу света над тьмой. Свечи на райском дереве породили всеми нами любимую рождественскую елку.

Рождественские подарки

У этой традиции много корней. Святой Николай традиционно считается дарителем подарков. В Риме была традиция дарить подарки детям на праздник Сатурналии. В качестве дарителя подарков может выступать сам Иисус, Санта Клаус, Бефана (итальянский Санта Клаус женского пола), рождественские гномы, различные святые. Согласно старой финской традиции, подарки разбрасывает по домам человек-невидимка.

Рождество на блюдечке

Канун Рождества получил название «сочельник», или «сочевник», и слово это происходит от ритуальной пищи, вкушаемой в этот день, — сочива (или полива). Сочиво — каша из красной пшеницы или ячменя, ржи, гречихи, гороха, чечевицы, смешанная с медом и с миндальным и маковым соком; то есть это кутья — ритуальное поминальное блюдо. Ритуальным было и число блюд — 12 (по числу апостолов). Стол готовился обильный: блины, рыбные блюда, заливное, студень из свиных и говяжьих ножек, молочный поросенок с начинкой из каши, свиная голова с хреном, свиная колбаса домашняя, жаркое. медовые пряники и, конечно, жареный гусь. Пищу в сочельник нельзя было принимать до первой звезды, в память о Вифлеемской звезде, возвестившей волхвам и Рождестве Спасителя. А с наступлением сумерек, когда загоралась первая звезда, садились за стол и делились облатками, желая, друг другу всего доброго и светлого. Рождество — праздник, когда вся семья вместе собирается за общим столом.

КАК ПРОВОДИТЬ СВЯТКИ

Двенадцать дней после праздника Рождества Христова называют святками, то есть святыми днями, так как эти двенадцать дней освящены великими событиями Рождества Христова.

Впервые три века христианства, когда гонения мешали свободе христианского Богослужения, в некоторых восточных Церквах праздник Рождества Христова соединялся с праздником Крещения под общим названием Богоявления. Памятником древнего соединения Рождества Христова и Святого Богоявления является совершенное сходство в отправлении этих праздников, дошедшее и до наших времен. Когда же эти праздники были разделены, то празднование распространилось на все дни, промежуточные от 25 декабря до 6 января, и эти дни как бы составили один день праздника. В народе эти дни называют святыми вечерами, потому что по древнему обычаю православные христиане прекращают свои дневные дела вечером, в воспоминание событий Рождества и Крещения Спасителя, бывших в ночное или вечернее время. Святить двенадцать дней после праздника Рождества Христова Церковь начала с древних времен. Уже в церковном уставе преподобного Саввы Освященного (умер в 530 году), в который вошли еще более древние чиноположения, пишется, что во дни святок «никакоже пост, ниже коленопреклонения бывают, ниже в церкви, ниже в келий», и возбранено совершать священнодействие брака.

Вторым Туронским Собором в 567 году все дни от Рождества Христова до Богоявления названы праздничными.

Между тем святость этих дней и вечеров сейчас нарушается призывами к обычаям языческих празднеств. С экранов телевизоров, по радио, из газет, нам внушают, что на Руси в дни святок были приняты гадания, игрища с переодеванием, народные гуляния. Церковь, заботясь о нашей чистоте, всегда запрещала эти суеверия. В правилах шестого Вселенского Собора говорится: «Прибегающие к волшебникам, или другим подобным, чтобы узнать от них что-либо сокровенное, согласно с прежними отеческими о них постановлениями, да подлежат правилу шестилетней епитимий. Той же епитимий надлежит подвергать и тех, которые производят гадания о счастье, судьбе, родословии, и множество других подобных толков, равно и так именуемых облакогонителей, обаятелей, делателей предохранительных талисманов и колдунов. Закосневающих же в этом и не отвращающихся от этих пагубных и языческих вымыслов определяем совсем извергать из Церкви, как священные правила повелевают. Ибо какое общение праведности с беззаконием? Что общего у света с тьмою? Какое согласие между Христом и Велиаром? (2 Кор. 6, 14-16). Так называемые календы (то есть языческие празднования первого дня каждого месяца). Бота (языческое празднование Пану), Врумалия (празднование языческому божеству — Вакху) и народное сборище в первый день марта желаем совсем исторгнуть из жития верных. Также и всенародные пляски, могущие причинить великий вред и пагубу, равно и в честь богов, которых так ложно называют эллины, пляски и обряды, производимые мужчинами и женщинами, совершаемыми по старинному и чуждому христианского жития обряду, отвергаем и определяем: никому из мужей не одеваться в женскую одежду, не свойственную мужу; не носить масок. Поэтому тех, которые отныне, зная это, дерзнут делать что-либо из вышесказанного, клириков — повелеваем извергать из священного сана, а мирян — отлучать от общения церковного».

В Священном Писании говорится: «На женщине не должно быть мужской одежды, и мужчина не должен одеваться в женское платье, ибо мерзок пред Господом Богом твоим всякий делающий сие» (Втор. 22,5). Православное правительство Российской империи в своих законах запрещало «в навечерие Рождества Христова и в продолжение святок заводить, по старинным идолопоклонническим преданиям, игрища и, наряжаясь в кумирские одеяния, производить по улицам пляски и петь соблазнительные песни».

Святочные гадания

Всем всегда хочется хоть немножко заглянуть в будущее, а святки считались идеальным временем для гаданий — и люди гадали. Для гаданий выбирали «нечистые» места, где, как считалось, обитает нечистая сила, сильно активизировавшаяся в святочный период, — места нежилые и нестандартные: заброшенные дома, бани, хлева, подвалы, сени, чердаки, кладбища и т.п.

Гадавшие должны были снять с себя нательные кресты и пояса, развязывали все узлы на одежде, девушки распускали косы. На гадания направлялись тайком: выходили из дому не перекрестясь, шли молча, босиком в одной рубашке, зажмурившись и покрыв лицо платком, чтобы не быть узнанными. Чтобы окончательно не пропасть предпринимали «защитные» меры против нечистой силы — очерчивали вокруг себя кочергой круг и надевали на голову глиняный горшок.

Тематика гаданий варьировалась от вопросов жизни, смерти и здоровья до приплода скота и медоносности пчел, однако основная часть гаданий была посвящена вопросам брака — девушки старались узнать наиболее подробную информацию о своем суженном.

В основе технологии гадания лежало универсальное верование, что соблюдении определенных условий, будут получены «знаки» судьбы, которые при правильном истолковании приоткроют завесу времени и подскажут будущее. «Знаками» могло быть что угодно — сновидения, случайные звуки и слова, формы расплавленного воска и вылитого в воду белка, степень увялости растений, поведение животных, количество и чет-нечет предметов и др. и т.д. и т.п.

Лай собаки указывал, с какой стороны прибудет жених, стук топора сулил беду и смерть, музыка скорую свадьбу, топот коня — дельную дорогу; гадали не только по случайным звукам и провоцировали их: стучали в ворота хлева, по забору и т.д. А о нраве будущего мужа гадали по поведению тараканов, пауков и муравьев.

Чтобы приснился вещий сон, девушка должна была умыться водой, принесенной из девяти колодцев, вплести в косу травинки, подмести пол перед сном в направлении от порога к углу и обежать дом в обнаженном виде. Также помогало положить под кровать и под подушку мужские штаны, подушечку с зерном, гребень или чашку с водой.

Но все же центральным моментом святочных торжеств была общесемейная трапеза. Готовилось нечетное число блюд, основным из которых была кутья — вид круто сваренной каши из ячменной или пшеничной крупы (а иногда готовившейся из смеси разного вида зерна), готовили также блины и овсяный кисель. На столе ставили дополнительные приборы по число членов семьи умерших в прошедшем году.

По домам в вечернее время и по ночам ходили ряженные — колядующие, специально, для того чтобы получить от хозяев обрядовую пищу и высказать им благожелания в наступающем году, достаток семьи в будущем году, считалось, на прямую зависел от степени одарения колядующих.

РОЖДЕСТВЕНСКИЙ ПОСТ

15 (28) ноября — 24 декабря (6 января), включительно

Как был установлен Рождественский пост

Установление Рождественского поста, как и других многодневных постов, относится к древним временам христианства. Уже с четвертого века св. Амвросий Медиодаланский, Филастрий, блаженный Августин упоминают в своих творениях Рождественский пост. В пятом веке о древности Рождественского поста писал Лев Великий.

Первоначально Рождественский пост длился у одних христиан семь дней, у других — несколько больше. На соборе 1166 года бывшем при константинопольском патриархе Луке и византийском императоре Мануиле всем христианам было положено хранить пост пред великим праздником Рождества Христова сорок дней.

Антиохийский патриарх Вальсамон писал, что «сам святейший патриарх сказал, что, хотя дни этих постов (Успенского и Рождественского. — Ред.) не определены правилом, понуждаемся, однако, последовать неписаному церковному преданию, и долженствуем поститься… от 15 дня ноября». Рождественский пост — последний многодневный пост в году. Он начинается 15 (28 — по новому стилю) ноября и продолжается до 25 декабря (7 января), длится сорок дней и потому именуется в Церковном уставе Четыредесятницей, так же, как и Великий пост. Так как заговенье на пост приходится в день памяти св. апостола Филиппа (14 ноября старого стиля), то этот пост называют Филипповым.

Зачем установлен Рождественский пост

Рождественский пост — зимний пост, он служит для нас к освящению последней части года таинственным обновлением духовного единения с Богом и приготовлением к празднованию Рождества Христова.

Рождественский пост установлен для того, чтобы мы ко дню Рождества Христова очистили себя покаянием, молитвою и постом, чтобы с чистым сердцем, душой и телом могли благоговейно встретить явившегося в мир Сына Божия и чтобы, кроме обычных даров и жертв, принести Ему наше чистое сердце и желание следовать Его учению.

АГРАФЕНА КУПАЛЬНИЦА ДА ИВАН КУПАЛА

Летнее солнцестояние — один из заметных, поворотных моментов года. Издревле все народы Земли отмечали в конце июня праздник вершины лета. У нас таковым праздником является Иван Купала.

Однако же праздник этот был присущ не только русскому народу. В Литве он известен как Ладо, в Польше — как Соботки, на Украине- Купало или Купайло. От Карпат до севера Руси в ночь с 23 на 24 июня все праздновали этот мистический, загадочный, но в то же время разгульный и весёлый праздник Ивана Купала. Правда, из-за отставания Юлианского календаря от ныне принятого Григорианского, смены стиля и прочих календарных сложностей «макушку лета» стали праздновать через две недели после самого солнцестояния…

У наших древних предков существовало божество Купало, олицетворяющее летнее плодородие. В его честь вечерами и распевали песни, и прыгали через костер. Это обрядовое действие превратилось в ежегодное празднование летнего солнцестояния, смешивая в себе языческую и христианскую традицию. Иваном божество Купало стало называться после крещения Руси, когда его заместил ни кто иной, как Иоанн Креститель (точнее — его народный образ), чье рождество праздновалось 24 июня.

Аграфена Купальница, идущий за ней Иван Купала, один из самых почитаемых, самых важных, самых разгульных праздников в году, а также идущие еще через несколько дней «Петр и Павел» сливались в один большой праздник, наполненный для русского человека огромным смыслом и потому включающий множество обрядовых действий, правил и запретов, песен, приговоров, всевозможных примет, гаданий, легенд, поверий.

По самой ходовой версии «Купальницей» св. Аграфену называют потому, что день ее памяти падает на канун Ивана Купалы — но многие связанные с этим днем обряды и обычаи заставляют предположить, что св. Аграфена получила свой эпитет безо всякого отношения к Купале.

На Аграфену обязательно мылись и парились в банях. Обыкновенно именно в день Аграфены Купальницы заготавливали веники на весь год. В ночь с Аграфены на Иванов день существовал обычай: мужики посылали жен «выкатывать ржи» (то есть помять рожь, валяясь по полосе), что должно было принести урожай немалый.

Пожалуй, самым главным событием дня Аграфены Купальницы был сбор трав для лечебных и знахарских целей. «Лихие мужики и бабы в глухую полночь снимают с себя рубахи и до утренней зари роют коренья или ищут в заветных местах клады» — написано в одной из книг начала ХIX века. Считалось, что в эту ночь деревья переходят с места на место и разговаривают друг с другом шелестом листьев; беседуют животные и даже травы, которые этой ночью наполняются особой, чудодейственной силой. До восхода солнца рвали цветы Иван-да-марья. Если их вложить в углы избы, то вор не подойдёт к дому: брат с сестрой (жёлтый и фиолетовый цвета растения) будут говорить, а вору будет казаться, будто разговаривают хозяин с хозяйкой.

Во многих местах баню устраивать и вязать веники было принято не на Аграфену, а в Иванов день. После бани девушки закидывали веник через себя в реку: если потонет, то на этот год помрёшь. На Вологодчине вениками, составленными из разных трав и веток различных деревьев, обряжали недавно отелившихся коров; гадали о своём будущем — перебрасывали веники через головы или бросали с крыши бань, смотрели: если веник упадёт вершиной к погосту, то бросающий вскорости умрёт; костромские девушки обращали внимание на то, куда комлем упадёт веник- туда и замуж выходить. Гадали и так: собирали 12 трав (чертополох и папоротник обязательно!), на ночь клали под подушку, чтоб приснился суженый: «Суженый-ряженый, приходи в мой сад гулять!»

Можно было набрать цветов в полночь и положить под подушку; утром следовало проверить, набралось ли двенадцать разных трав. Если набралось — в этом году замуж выйдешь.

Множество купальских поверий связано и с водою. Ранним утром бабы «черпают росу»; для этого берётся чистая скатерть и ковш, с которым и отправляются на луг. Здесь скатерть таскают по мокрой траве, а потом выжимают в ковш и этой росой умывают лицо и руки, чтобы прогнать всякую болезнь и чтобы лицо было чисто. Роса купальская служит и для чистоты в доме: ею кропят кровати и стены дома, чтобы не водились клопы и тараканы, и чтобы нечисть «в дом не глумилася».

Поутру в Иванов день купаться — обычай всенародный, и только в некоторых областях крестьяне считали такое купание опасным, так как в Иванов день считается именинником сам водяной, который терпеть не может, когда в его царство лезут люди, и мстит им тем, что топит всякого неосторожного. Кое-где считается, что только после Иванова дня добропорядочные христиане могут купаться в реках, озерах и прудах, так как Иван освящает их и усмиряет различную водяную нечисть.

К слову, связано много поверий и с нечистой, ведьминой силой. Считалось, что на Ивана Купалу ведьмы тоже справляют свой праздник, стараясь как можно больше причинить зла людям. У ведьм якобы хранится вода, вскипяченная с пеплом купальского костра. И обрызгав себя этой водою, ведьма может лететь куда ей вздумается…

Один из довольно распространённых купальских обрядов — обливание водой всякого встречного и поперечного. Так, в Орловской губернии деревенские парни одевались в старое и грязное и отправлялись с вёдрами на речку чтобы наполнить их самою мутною водою, а то и просто жидкой грязью, и шли по деревне, обливая всех и каждого, делая исключение разве что для стариков и малолеток. (Кое-где в тех краях, говорят, этот милый обычай сохранился и поныне.) Но всего более, разумеется, доставалось девушкам: парни врывались даже в дома, вытаскивали девушек на улицу силой и здесь окатывали с ног до головы. В свою очередь и девушки старались отомстить парням.

Кончалось тем, что молодёжь, перепачканная, мокрая, в прилипшей к телу одежде, устремлялась на речку и здесь, выбрав укромное местечко, подальше от строгих глаз старших, купалась вместе, «причём, — как замечает этнограф XIX в. — разумеется, и парни и девушки остаются в одеждах.» Невозможно представить купальскую ночь без очищающих костров. Вокруг них плясали, через них прыгали: кто удачнее и выше тот будет счастливее: «Огонь очищает от всякия скверны плоти и духа!..» Считается также, что огонь укрепляет чувства — а потому прыгали и парами.

В некоторых местах через купальский огонь прогоняли домашнюю скотину для защиты её от мора. В купальских кострах матери сжигали снятые с хворых детей сорочки, чтобы вместе с этим бельём сгорели и самые болезни.

Молодёжь, подростки напрыгавшись через костры, устраивали шумные весёлые игры, потасовки, бег наперегонки. Непременно играли в горелки. Ну а напрыгавшись да наигравшись — как не выкупаться! И хотя Купала и считается праздником очищения, нередко после совместного купания у молодых пар завязываются любовные отношения — что бы там этнографы не говорили… Однако по поверьям ребенок, зачатый в ночь Купалы, родится здоровым, красивым и счастливым.

Вот так и проходил праздник Ивана Купалы — в разгульных обрядах, гаданиях и прочих веселых и милых шалостях...

Список литературы

1. Степанов Н.П. Народные праздники на Святой Руси. М.: Российский раритет, 1992

2. Климишин И.А. Календарь и хронология. М.: Наука, 1990.

3. Некрылова А.Ф. Круглый год. Русский земледельческий календарь. М.: Правда, 1989.

4. Панкеев И.А. Полная энциклопедия быта русского народа. Тт. 1, 2. М.: ОЛма-Пресс, 1998.

www.ronl.ru

Смотрите также

• 
  Реферат по шекспиру
• 
  Реферат состоит из
• 
  Реферат философия истории
• 
  Реферат история физкультуры
• 
  О полиции реферат
• 
  Реферат ивана грозного
• 
  Реферат инфекции вич
• 
  Первая мировая реферат
• 
  Древней греции реферат
• 
  Реферат по египту
• 
  Реферат на ломоносова