Читать сочинение по литературе: "Прометей прикованный". Реферат прометей прикованный

Реферат - Эсхил. Прометей прикованный

Эсхил. Прометей прикованный

----------------------------------------------------------------------------

дата написания - 443-444 гг. до н. э.

перевод с древнегреческого - С. Апта

Источник - Эсхил. Трагедии. - М.: Худож. лит., 1971

OCR: Тимофеев Алексей.

----------------------------------------------------------------------------

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Власть и Сила, слуги Зевса

Гефест

Прометей

Хор Океанид

Ио, дочь Инаха

Гермес

ПРОЛОГ

Пустынные скалы на берегу моря. Гефест, Власть и Сила вводят

закованного в цепи Прометея.

ВЛАСТЬ

Ну, вот мы и на месте, у конца земли,

В безлюдном скифском, дальнем и глухом краю.

Пора, Гефест, исполнить, что наказано

Тебе отцом, и святотатца этого

К скалистым здешним кручам крепко-накрепко

Железными цепями приковать навек.

Твою ведь гордость, силу всех ремесл - огонь

Похитил он для смертных. За вину свою

Пускай теперь с богами рассчитается,

Чтоб наконец признал главенство Зевсово

И чтоб зарекся дерзостно людей любить.

Гефест

Вы, Власть и Сила, все, что поручил вам Зевс,

Уже свершили, ваше дело сделано.

А я - ужель я бога, мне подобного,

К суровым этим скалам приковать решусь?

Увы, решусь. Ведь нет другого выхода:

Всего опасней словом пренебречь отца.

Фемиды мудрой сын высокомыслящий,

Я против воли и твоей и собственной

Тебя цепями к голой прикую скале,

Где голосов не слышно человеческих

И лиц людских не видно. Солнце жгучее

Тебе иссушит тело. Будешь ночи рад,

Что звездным платьем жаркий закрывает свет.

И солнцу, что ночную топит изморозь.

Не будет часа, чтобы мукой новою

Ты не томился. Нет тебе спасителя.

Вот человеколюбья твоего плоды.

Что ж, поделом, ты бог, но гнева божьего

Ты не боялся, а безмерно смертных чтил.

И потому на камне этом горестном,

Коленей не сгибая, не смыкая глаз,

Даль оглашая воплями напрасными,

Висеть ты будешь вечно: непреклонен Зевс.

Всегда суровы новые правители.

ВЛАСТЬ

Что медлишь и зачем ты богу этому, Врагу богов, беззлобно соболезнуешь?

Ведь он же отдал смертным и твои права.

Гефест

Родство и дружбу не могу не чтить, пойми.

ВЛАСТЬ

Я понимаю. Но отца ослушаться

Неужто можешь? Это ль не всего страшней?

ГЕФЕСТ

Ни мягкости не знаешь, ни сочувствия.

ВЛАСТЬ

О нем скорбеть что толку? Где помочь нельзя,

Там и напрасно убиваться нечего.

ГЕФЕСТ

О, как мне ненавистно ремесло мое!

ВЛАСТЬ

Оно при чем? Ведь разум говорит тебе,

Что не твое искусство эту боль родит.

ГЕФЕСТ

По мне б, им лучше кто-нибудь другой владел.

ВЛАСТЬ

Все тяжко, только над богами властвовать

Нетяжко, и свободен только Зевс один.

ГЕФЕСТ

Я знаю. Да и кто не знает этого?

ВЛАСТЬ

Поторопись же приковать преступника,

Чтоб не увидел вдруг отец, как медлишь ты.

ГЕФЕСТ

Гляди-ка, вот и кольца приготовлены.

ВЛАСТЬ

Надень ему их на руки и молотом

К скале прибей покрепче, не жалея сил.

ГЕФЕСТ

Я не сижу, и дело, видишь, движется.

ВЛАСТЬ

Сожми потуже, чтоб зазоров не было,

А то искать лазейки не его учить.

ГЕФЕСТ

Ну, этою рукой не шевельнуть ему.

ВЛАСТЬ

Так закрепи ж и эту, чтобы помнил впредь,

Что, как он ни искусен, Зевс искуснее.

ГЕФЕСТ

Лишь Прометей и вправе побранить мой труд.

ВЛАСТЬ

Теперь шипом железным и безжалостным

Ему с размаху, с силой грудь насквозь проткни.

ГЕФЕСТ

Ах, Прометей, я плачу о беде твоей!

ВЛАСТЬ

Опять жалеешь Зевсовых ты недругов

И стонешь? Не пришлось бы пожалеть себя.

ГЕФЕСТ

Глаза боятся видеть то, что видишь ты.

ВЛАСТЬ

Я вижу лишь возмездье справедливое.

Теперь кольцом железным охвати бока!

ГЕФЕСТ

Не нужно понуканий. Все я сделаю.

ВЛАСТЬ

Нет, понукать я буду и покрикивать.

Спустись теперь и скуй покрепче голени.

ГЕФЕСТ

Покончено и с этим. Был недолог труд.

ВЛАСТЬ

Теперь покрепче гвозди вбей в отверстия.

Работу будет строгий принимать судья.

ГЕФЕСТ

Слова твои ужасны, как и облик твой.

ВЛАСТЬ

Изволь, будь мягок сам. Но не брани меня

За мой суровый, твердый и жестокий нрав.

ГЕФЕСТ

Уйдем! Железом тело сплошь опутано.

ВЛАСТЬ

(Прометею)

Вот здесь теперь и буйствуй, и права богов

Букашкам однодневным отдавай. Но кто

Из смертных сможет муки прекратить твои?

Нет, имя прозорливца незаслуженно

Дано тебе богами: как избавишься

От этих пут надежных, предскажи пойди!

Власть, Сила и Гефест уходят.

ПРОМЕТЕЙ

О свод небес, о ветры быстрокрылые,

О рек потоки, о несметных волн морских

Веселый рокот, и земля, что все родит,

И солнца круг, всевидец, -- я взываю к вам:

Глядите все, что боги богу сделали!

Глядите, какую меня обрекли

Муку терпеть тысячи лет,

Вечную вечность!

Эту позорную казнь изобрел

Блаженных богов новоявленный вождь.

От боли кричу, которой сейчас

Казнюсь, и от той, что завтра придет.

Мученью конца я не вижу.

Напрасен ропот! Все, что предстоит снести,

Мне хорошо известно. Неожиданной

Не будет боли. С величайшей легкостью

Принять я должен жребий свой. Ведь знаю же,

Что нет сильнее силы, чем всевластный рок.

Но ни молчать, ни говорить об участи

Своей нельзя мне. Я в ярме беды томлюсь

Из-за того, что людям оказал почет.

В стволе нартека искру огнеродную

Тайком унес я: всех искусств учителем

Она для смертных стала и началом благ.

И вот в цепях, без крова, опозоренный,

За это преступленье отбываю казнь.

Но что я слышу!

И шорох какой-то, и ветром пахнуло.

То боги, или люди, или, может быть,

Те и другие к утесам далеким

Пришли, чтоб казнь увидеть? Для чего ж еще?

Глядите, вот я, скованный, несчастный бог.

Да, я ненавистен и Зевсу и всем

Богам, что при Зевсовом служат дворе.

Они ненавидят меня потому,

Что меры не знал я, смертных любя.

О, горе, что слышу? Не стая ли птиц

Шумит надо мною? От рокота крыл,

От мерного шелеста воздух дрожит.

Что б ни было это, мне страшно.

ПАРОД

Со стороны моря, в крылатой колеснице, появляется хор Океанид.

ХОР

СТРОФА 1 Ободрись! Не бойся!

Ведь с любовью наша стая

Взапуски, на крыльях быстрых,

К этой скале прилетела. Отец

Просьбам дочерним внял.

Гнали меня легкие ветры.

Грохот железа проник и в глубь

Наших пещер, и, скромность забыв, босиком

Я в колеснице крылатой сюда метнулась.

ПРОМЕТЕЙ

Увы, увы!

Дети лона Тефии, которых она

Родила Океану, что воду струит,

Извиваясь, и землю потоком своим

Омывает бессонно!

Поглядите, какими цепями меня

Приковали к скале

И какую, обрыва отвесного страж,

Незавидную службу несу я!

ХОР

АНТИСТРОФА 1 Прометей, я вижу.

Пеленой тумана слезы

Мне окутывают очи:

Горько глядеть мне, как тело твое

Сохнет в цепях стальных,

К камню прикованное позорно.

В новых сегодня руках Олимп,

Правит на нем, законов не ведая, Зевс.

Те, что великими слыли, ничтожны стали.

ПРОМЕТЕЙ

Пускай бы меня под землю, в Аид

Упрятал он, в Тартар низвергнул глухой,

Пускай бы в темницу бросил меня,

Где мертвые мраком сокрыты!

Тогда б никого, ни богов, ни людей,

Потешить страданье мое не могло.

Ведь я на потеху заклятым врагам

Игралищем ветров повешен!

ХОР

СТРОФА 2 Кто из богов так тверд и зол,

Чтоб радостью была ему

Твоя беда? Кто боль твою

Не разделяет? Зевс один. Упрям и дик,

Он Урановых детей

Злобно душит. Он уймется,

Лишь когда насытит сердце

Или кто-то, изловчившись,

Власть у него отнимет силой.

ПРОМЕТЕЙ

Сегодня ,в оковах железных томлюсь,

Но время придет, и правитель богов

Попросит меня указать и раскрыть

Тот заговор новый, который его

Державы лишит и престола.

Но будет он тщетно меня обольщать

Своим сладкоречьем, и тщетны тогда

Любые угрозы его -- ни за что

Не выдам я тайны, покуда с меня

Не снимет безжалостных этих оков,

Покуда за этот позорный мой плен

Сполна не заплатит!

ХОР

АНТИСТРОФА 2 Ты дерзок, не сдаешься ты,

Под пыткой на своем стоишь.

Не лучше ль придержать язык?

Томит, изводит душу мне сверлящий страх,

За тебя страшусь, пойми.

Где, плывя по морю муки,

Берег мирный увидал ты?

Непреклонно сердце Зевса,

Тверд и жесток рожденный Кроном.

ПРОМЕТЕЙ

Я знаю, суров он и волю свою

Считает законом. Но время придет -

Согнется и он,

Смягчится, уступит. Заставит нужда.

Уймет он тогда безумный свой гнев

И сам поспешит, союзник и друг,

Ко мне -- союзнику-другу.

^ ЭПИСОДИЙ ПЕРВЫЙ ПРЕДВОДИТЕЛЬНИЦА ХОРА

Будь откровенен с нами, расскажи нам все.

В чем уличен ты Зевсом и за что тебя

Такой позорной он карает мукою?

Скажи нам, если это не грозит ничем.

ПРОМЕТЕЙ

Рассказывать мне тяжко, но и тягостно

Молчать об этом. Боль моя всегда со мной.

Когда среди бессмертных распря вспыхнула

И меж собою боги перессорились, --

Одни с престола Крона сбросить чаяли,

Чтоб Зевс царил, другие же владычества

Над божествами не желали Зевсова, -

Тогда титанам, неба и земли сынам,

Помочь советом добрым я хотел. Но мой

Совет отвергли. Презирая вкрадчивость

И всякое лукавство, те надеялись,

Что грубой силой без труда захватят власть.

А мать моя -- и Геей и Фемидою

Она зовется -- много раз, заранее

Исход той распри зная, говорила мне,

Что победитель победит не силою,

А хитростью, коварством он одержит верх.

Но тщетно убеждал я и доказывал,

Меня тогда и слушать не хотел никто.

И, видя это, я почел за лучшее

По доброй воле и в союзе с матерью

Пойти на помощь Зевсу. Помощь принял он.

Моим стараньем в черной пасти Тартара

Бесследно сгинул древний Крон и все, кто с ним

Сражался рядом. Вот какой услугою

Обязан мне великий властелин богов.

И вот как он за это наградил меня!

Болезнь такая, видно, всем правителям

Присуща -- никогда не доверять друзьям

Но вы спросили, за какую мучит Зевс

Вину меня. Извольте, и о том скажу

Едва успевши на престол родительский

Усесться, сразу должности и звания

Богам он роздал, строго между ними власть

Распределил. А человечьим племенем

Несчастным пренебрег он. Истребить людей

Хотел он даже, чтобы новый род растить.

Никто, кроме меня, тому противиться

Не стал. А я посмел. Я племя смертное

От гибели в Аиде самовольно спас.

За это и плачусь такими муками,

Что их и видеть больно -- каково ж терпеть!

Жалел я смертных, только самого меня

Не пожалели. Пытка беспощадная -

Удел мой. Зевсу славы не прибавит он.

ПРЕДВОДИТЕЛЬНИЦА ХОРА

Железным сердцем и душою каменной

Тот обладает, Прометей, кто мирится

С твоим страданьем. Лучше бы не видеть мне,

Как мучишься, но вижу и скорблю с тобой.

ПРОМЕТЕЙ

Меня увидев, даже недруг сжалится.

ПРЕДВОДИТЕЛЬНИЦА ХОРА

Ни в чем ты больше не был виноват? Скажи.

ПРОМЕТЕЙ

Еще у смертных отнял дар предвиденья.

ПРЕДВОДИТЕЛЬНИЦА ХОРА

Каким лекарством эту ты пресек болезнь?

ПРОМЕТЕЙ

Я их слепыми наделил надеждами.

ПРЕДВОДИТЕЛЬНИЦА ХОРА

Благодеянье это, и немалое.

ПРОМЕТЕЙ

Вдобавок я же и огонь доставил им.

ПРЕДВОДИТЕЛЬНИЦА ХОРА

И пламенем владеют те, чей век -- как день?

ПРОМЕТЕЙ

Оно научит их искусствам всяческим.

ПРЕДВОДИТЕЛЬНИЦА ХОРА

За эти, значит, преступленья Зевс тебя...

ПРОМЕТЕЙ

Карает и вовеки не помилует.

ПРЕДВОДИТЕЛЬНИЦА ХОРА

Ужель мученью этому и срока нет?

ПРОМЕТЕЙ

Один лишь срок: покуда не смягчится Зевс.

ПРЕДВОДИТЕЛЬНИЦА ХОРА

Надеешься -- смягчится? Иль не видишь ты,

Что виноват был? Не хочу вины твоей

Касаться, это больно и тебе и мне.

О ней -- ни слова. Думай, как помочь беде!

ПРОМЕТЕЙ

Ах, как легко тому, кто в безопасности,

Увещевать и поучать попавшего

В беду. Но я ведь это все и раньше знал.

О да, о да, прекрасно знал, что делаю,

И, людям помогая, сам на пытку шел.

Не думал, правда, что такая выпадет

Мне пытка -- чахнуть на утесе каменном,

Над пропастью повиснув, средь пустынных скал.

Но не тужите о моих сегодняшних

Невзгодах, а спуститесь и о будущих

Услышьте судьбах, чтобы все, как есть, узнать.

Молю, молю вас, будьте сострадательны,

Беду чужую видя. Ведь без устали

Кочует злополучье от одних к другим.

ХОР

Мы с готовностью просьбу исполним твою,

Поверь, Прометей.

Легким шагом покинем, к тебе спеша,

Быстролетный престол,

Воздух чистый, где птицы свой путь вершат,

И на эту скалистую землю слетим,

Чтобы все до конца

Узнать о твоих злоключеньях.

Хор спускается к скале. Со стороны моря на крылатом коне

появляется Океан.

ОКЕАН

Вот он, долгой дороги моей предел.

Я у цели. Меня, Прометей, к тебе

Эта птица примчала. Не удила

Направляли полет ее -- помысел мой,

Состраданье к печальной твоей судьбе

Внушено мне, должно быть, нашим родством.

Но пускай бы и кровь

Не роднила нас -- знай, все равно никого

Нет на свете, кто был бы мне дорог, как ты.

Что правду сказал я, увидишь. Чужда

Речам моим лесть. Ты лишь намекни,

Как можно помочь тебе, чем услужить,

И скажешь ты сам, что не знаешь друзей

Вернее меня, Океана.

ПРОМЕТЕЙ

О, что я вижу! Ты среди свидетелей

Моих мучений? Как же ты покинуть смел

Поток, что назван по тебе, и скрытые

В камнях пещеры, чтоб в железородную

Явиться землю? Поглядеть на жребий мой

Сюда пришел ты, горю посочувствовать?

Что ж, погляди. Смотри, как друга Зевсова,

Его державной власти содобытчика,

Чудовищною мукой истязает Зевс.

ОКЕАН

Да, Прометей, я вижу, и совет благой

Тебе я дал бы, хоть и сам ты опытен.

С собою справься и повадку новую

Усвой. Ведь новый нынче над богами царь.

Не нужно больше злобные и резкие

Бросать слова: их Зевс, хоть высоко сидит,

Услышать может, и тогда покажется

Тебе забавой нынешняя боль твоя.

Так не упорствуй в гневе, бедный мученик,

А постарайся выход из беды найти.

Сочтешь, возможно, речь мою ты старческой,

Но сам ведь видишь, Прометей, как дорого

Приходится за дерзкий свой язык платить.

А ты все не смирился, все упорствуешь.

Зачем? Чтоб к прежней новую прибавить боль?

Послушайся совета моего, не лезь

Ты на рожон упрямо. Сам же видишь ведь:

У власти непреклонный и жестокий царь.

Я удаляюсь. Коль смогу, попробую

Тебя избавить от твоих ужасных мук.

А ты молчи, ты вольных не веди речей.

Тебе ль, такому мудрецу, неведомо,

Что бит бывает всякий, кто болтать горазд?

ПРОМЕТЕЙ

Сухим ты вышел из воды, -- завидую, --

Хоть в стороне и не был от моих затей.

Но успокойся, хлопоты оставь теперь.

Его ты не упросишь. Он ведь к просьбам глух.

Будь осторожен, сам не попади в беду.

ОКЕАН

Гораздо лучше ты другим, чем сам себе,

Даешь советы, судя по твоим делам.

Но моего порыва ты не сдерживай:

Я верю, твердо верю: эту милость мне

Окажет Зевс и муку прекратит твою.

ПРОМЕТЕЙ

Благодарю за это. И всегда тебе

Я благодарен буду за усердие.

Но труд оставь свой: все твои усилия

Не принесут мне пользы, сколько сил ни трать.

Не вмешивайся лучше, отойди, уймись.

Да, я страдаю. Только из-за этого

Я на других не стану навлекать беду.

О нет, меня и так уж вечно мучает

Судьба Атланта-брата, что опорный столб

Земли и неба, тяжесть непомерную,

В краю вечернем держит на плечах своих.

Еще мне больно думать, что дитя земли,

Стоглавый обитатель Киликийских гор,

Злосчастный великан, Тифон неистовый,

Побит и сломлен. Челюстями страшными

Он скрежетал, бунтуя против всех богов.

Глаза его сверкали диким пламенем,

Вот-вот, казалось, Зевсову низвергнет власть.

Но Зевс в него стрелу свою бессонную

Направил, громом и огнем разящую,

И вмиг с его бахвальством и надменностью

Покончил. Прямо в грудь стрела ударила,

Испепелила силу, мощь дотла сожгла.

И нынче, дряблой распластавшись тушею,

Подножьем Этны накрепко придавленный,

Близ узкого пролива он лежит, Тифон,

А на высоких кручах раскаленное

Кует Гефест железо. Хлынет некогда

Поток огня отсюда, и в зубах огня

Исчезнут нивы тучные Сицилии.

Так гнев Тифона шквалом огнедышащим

Вскипит и страшной изольется бурею,

Хоть и перуном Зевса опален гордец.

Да ты и сам все знаешь. Не нужны тебе

Мои советы. Думай, как себя спасти.

А я уж буду все терпеть, что выпадет,

Покуда в сердце Зевса не утихнет гнев.

ОКЕАН

Иль ты не знаешь, Прометей, что вылечить

Способно слово бурный, нездоровый гнев?

ПРОМЕТЕЙ

Да, если ты смягчаешь сердце вовремя,

А не смиряешь силой раздраженный дух.

ОКЕАН

Не понимаю, что тебе не нравится

В отзывчивой отваге? Объясни, прошу.

ПРОМЕТЕЙ

Пустое рвенье, простодушье глупое.

ОКЕАН

Упрек нестрашный. Это очень выгодно --

Глупцом казаться, если ты совсем не глуп.

ПРОМЕТЕЙ

Боюсь я, что твой промах мне вменят в вину.

ОКЕАН

Отправиться велишь ты восвояси мне.

ПРОМЕТЕЙ

Чтоб сам врага не нажил, обо мне скорбя.

ОКЕАН

В том, кто недавно на престол верховный сел?

ПРОМЕТЕЙ

Его остерегайся, не дразни его.

ОКЕАН

Твое несчастье, Прометей, наука мне.

ПРОМЕТЕЙ

Ступай и будь, как прежде, рассудителен.

ОКЕАН

Да, я и в самом деле собираюсь в путь.

Дрожит тропа эфира: то крылами бьет

Летучий конь мой. Как ему не терпится

Домой вернуться, в стойле отдохнуть, прилечь.

Океан улетает.

СТАСИМ ПЕРВЫЙ ХОР

СТРОФА 1 О жребии горьком твоем скорблю, Прометей.

Слезы бегут из глаз

И катятся по щекам

Печальным потоком.

Зевс владычествует грозно,

По своим законам правит,

Свысока копьем всевластным

Он отжившим грозит богам.

АНТИСТРОФА 1 Рыдает и стонет земля. Она о твоей

Славе скорбит былой,

О кровниках о твоих,

Могучих когда-то.

Все, чей дом в краях соседних

Азии, страны священной,

О твоей тоскуют доле,

Соболезнуют, верь, тебе.

СТРОФА 2 Плачут дочери Колхиды,

Что не знают страха в битве,

Плачут скифские кочевья

На далеком краю земли,

Возле вод Меотийских.

АНТИСТРОФА 2 Плачут Арии герои,

Что живут вблизи Кавказа,

В городах на склонах скал,

Ратоборцы, и вторит им

Острых копий бряцанье.

СТРОФА 3 В такой беде мне только одного

Случилось видеть бога: титан Атлант,

Силой безмерной своею славный,

Под землю и свод небесный спину,

Плача, подставил.

АНТИСТРОФА 3 Шумит, ревет, морской прибой...

... сшибаясь, гремят валы,

Черные недра гудят Аида

И стонут потоки рек священных

От состраданья.

ЭПИСОДИЙ ВТОРОЙ ПРОМЕТЕЙ

Ни спеси, ни бахвальства нет, поверьте мне,

В моем молчанье. Сердце мне терзает боль,

Когда я вижу, как меня унизили.

Ведь кто же, как не я, всем этим нынешним

Богам в удел назначил и почет и власть?

Об этом, впрочем, помолчу: все знаете

И так прекрасно. Лучше вы послушайте

О бедах человеков. Ум и сметливость

Я в них, дотоле глупых, пробудить посмел.

Об этом не затем, чтоб их кольнуть, скажу,

А чтоб понять вам, как я к людям милостив.

Они глаза имели, но не видели,

Не слышали, имея уши. Теням снов

Подобны были люди, весь свой долгий век

Ни в чем не смысля. Солнечных не строили

Домов из камня, не умели плотничать,

А в подземельях, муравьями юркими,

Они без света жили, в глубине пещер.

Примет не знали верных, что зима идет,

Или весна с цветами, иль обильное

Плодами лето -- разуменья не было

У них ни в чем, покуда я восходы звезд

И скрытый путь закатов не поведал им.

Премудрость чисел, из наук главнейшую,

Я для людей измыслил и сложенье букв,

Мать всех искусств, основу всякой памяти.

Я первый, кто животных приучил к ярму,

И к хомуту, и к вьюку, чтоб избавили

Они людей от самой изнурительной

Работы. А коней, послушных поводу,

Красу и блеск богатства, я в повозки впряг,

Не кто иной, как я, льняными крыльями

Суда снабдил и смело по морям погнал.

Вот сколько ухищрений для людей земных

Придумал я, злосчастный. Мне придумать бы,

Как от страданий этих самому спастись.

ПРЕДВОДИТЕЛЬНИЦА ХОРА

Позорной мукой сломлен, растерялся ты

И духом пал, как скверный врач пред собственной

Болезнью. Ты найти не в силах снадобья,

Которое тебя же исцелить могло б.

ПРОМЕТЕЙ

Еще не так ты удивишься, выслушав

Других искусств, открытых мною, перечень.

Важнейшее сначала. Прежде не было

Спасенья от болезней. Ни травы такой,

Ни мази, ни питья не знали смертные

И гибли без лекарства до тех пор, пока

Я всяких смесей болеутоляющих

Не указал им, чтоб любой пресечь недуг.

Я ввел разнообразные гадания

И первый распознал, какие сбудутся

Сны и какие -- нет. И темных знамений,

Да и примет дорожных объяснил я смысл.

Полет когтистых птиц я людям тщательно

Растолковал: какие предвещают зло,

Какие -- благо, каковы обычаи

У каждой, как враждуют меж собой они,

Как любят птицы, как летают стаями,

Какого цвета, гладкости какой богам

Угодны потроха и виды разные

И печени и желчи -- все открыл я им.

Огузки в туке и огромный окорок

Я сжег, чтоб смертных труднопостижимому

Искусству вразумить, и знаков огненных

Смысл, непонятный прежде, объяснить сумел.

Вот как все было. А богатства, скрытые

В подземных недрах, -- серебро и золото,

Железо, медь, -- кто скажет, что не я, а он

Их обнаружил первым и на свет извлек?

Короче говоря, одну ты истину

Запомни: все искусства -- Прометеев дар.

ПРЕДВОДИТЕЛЬНИЦА ХОРА

О людях непомерно не пекись теперь,

А о своих подумай бедах. Верю я,

Что день настанет -- ты из плена вырвешься

И будешь так же, как сегодня Зевс, могуч.

ПРОМЕТЕЙ

Еще не хочет Мойра всевершащая

Исполнить это. Только после тысяч мук

И после тысяч пыток плен мой кончится.

Умение любое -- пред судьбой ничто.

ПРЕДВОДИТЕЛЬНИЦА ХОРА

А кто же правит кормовым веслом судьбы?

ПРОМЕТЕЙ

Три Мойры да Эринии, что помнят все.

ПРЕДВОДИТЕЛЬНИЦА ХОРА

Так что же, Зевс им уступает силою?

ПРОМЕТЕЙ

И Зевс от предрешенной не уйдет судьбы.

ПРЕДВОДИТЕЛЬНИЦА ХОРА

Что, кроме вечной власти, суждено ему?

ПРОМЕТЕЙ

На это не отвечу, не выспрашивай.

^ ПРЕДВОДИТЕЛЬНИЦА ХОРА Наверно, это тайна, и священная.

ПРОМЕТЕЙ

К другому лучше перейди. Об этом речь

Вести еще не время. Чем уклончивей

Отвечу я, тем лучше. Лишь молчанием

От плена, от позора и от мук спасусь.

^ СТАСИМ ВТОРОЙ ХОР

СТРОФА 1 Зевс, что над миром царит,

Сердце мне да не полнит строптивой силой.

Да не устану вовек дарами,

Мясом тельцов, ублажать бессмертных

Там, где отца Океана вечный плещет поток.

Да не унижу хулой

Уст моих. Этим желаньям вовек да буду верна.

АНТИСТРОФА 1 Сладкая доля -- всю жизнь

Жить, согревая душу надеждой твердой,

Счастьем безоблачным и весельем,

Но содрогаюсь, когда я вижу

Тысячи мук и терзаний, бездну бедствий твоих.

Страх перед Зевсом забыв,

Смертных ты чтил непомерно, ты был строптив, Прометей.

СТРОФА 2 Кто ж за услугу заплатит, скажи, откуда, скажи мне, милый,

Помощи ждать? От тех ли, чей век как день?

Ты ли не видел, как слеп и бессилен

Род человечий, немощью, словно сном,

Скованный? Нет, во веки веков не сможет

Воля людей нарушить законы Зевса.

АНТИСТРОФА 2 Этому зрелище учит меня твоих, Прометей, страданий.

Песню иную пела я в день, когда

Мылась невеста твоя Гесиона,

К свадьбе готовясь, -- в день, когда ты, жених,

Девичье сердце к браку склонив дарами,

В дом ее ввел и с нею взошел на ложе.

^ ЭПИСОДИЙ ТРЕТИЙ Вбегает Ио, превращенная Герой в корову.

ИО

Чей край, что за племя, кто предо мной

На камне, в оковах томясь, висит

Игралищем бурь?

За какую вину гибнешь, ответь.

Скажи мне, куда

Меня, злополучную, занесло?

Горе, о, горе!

Опять слепень впился в меня. Беда мне!

Вот, вижу, Аргус, сын Земли.

Долой, долой!

Вот он опять, пастух тысячеглазый,

По пятам за мною, во взгляде -- ложь.

Его и смерть не скрыла в преисподней,

Вышел из царства мертвых, рыщет, как ловчий пес;

И неотступно за мною, голодной, жалкой,

Мчится по взморью, песок топча.

СТРОФА Воском скрепленная, песню поет свирель,

Хочется сном забыться.

Горе мне, горе! В какие дали

Дальний мой путь ведет?

Крона дитя, в чем ты меня мог уличить,

Кару за что такую,

Горькой, послал? Словно слепень,

Страх и безумье жалят.

Огнем сожги меня, землей засыпь меня,

Плоть мою гадам морским скорми!

Слезной молитве, прошу,

Внемли, владыка!

Вдоволь скиталица наскиталась.

Ведать не ведаю, где конец

Этой муке великой.

Слышишь ли ты волнорогой девушки речь?

ПРОМЕТЕЙ

Как не услышать дочери Инаховой,

Слепнем гонимой, той, что сердце Зевса жжет

Любовью и в скитаньях нескончаемых

По воле Геры гневной коротает век?

ИО

АНТИСТРОФА Кто тебе имя отца моего открыл?

Кто ты, ответь мне, сжалься.

Кто тебе, бедный, о бедах Ио

Верную весть принес?

Назван тобой посланный мне богом недуг:

С места на место гонит,

Мучит меня жало мое.

Вскачь я сюда бежала.

Голод глодал меня, Гера гнала меня,

Мстительной злобой дыша, гнала.

Кто тот несчастный, чья боль

С этой сравнится?

Ясно скажи мне, какие муки

Ждут меня. Как побороть недуг,

Если знаешь, поведай.

Девушке бедной ответ, умоляю, дай.

ПРОМЕТЕЙ

Все, что узнать ты хочешь, расскажу тебе,

На все отвечу без загадок, попросту,

Как принято с друзьями разговаривать.

Я Прометей, который людям дал огонь.

ИО

На благо ты явился человечеству,

За что же, бедный Прометей, страдаешь так?

ПРОМЕТЕЙ

Я лишь недавно выплакал печаль свою.

ИО

Мне, значит, не окажешь этой милости?

ПРОМЕТЕЙ

О чем узнать ты хочешь? Все скажу тебе.

ИО

Кто к этому утесу приковал тебя?

ПРОМЕТЕЙ

Рука -- Гефеста, а решенье -- Зевсово.

ИО

А за какие платишься провинности?

ПРОМЕТЕЙ

Довольно! Хватит и того, что сказано.

ИО

Еще открой несчастной, чем окончатся

Ее скитанья и какой им срок сужден.

ПРОМЕТЕЙ

Не знать об этом лучше бы тебе, чем знать.

ИО

Нет, не скрывай мучений, предстоящих мне.

ПРОМЕТЕЙ

Не откажу тебе я в этой милости.

ИО

Так почему же медлишь все, как есть, сказать?

ПРОМЕТЕЙ

Сказать не жаль мне. Только огорчить боюсь.

ИО

Не будь ты так заботлив. Это лишнее.

ПРОМЕТЕЙ

Твое желанье выполняю. Слушай же.

ПРЕДВОДИТЕЛЬНИЦА ХОРА

Постой, мое желанье тоже выполни:

Сначала мы узнаем, в чем недуг ее.

Пускай сперва расскажет о беде своей,

А о дальнейших муках скажешь после ты.

ПРОМЕТЕЙ

Их просьбу, Ио, отвергать не следует.

Они же сестры твоего отца. Где плач

О жребии несчастном слезы горькие

И состраданье слушателей вызовет,

Там и помешкать можно, там и слов не жаль.

ИО

Не в силах вашей просьбе я противиться.

Из речи ясной все, что вы хотите знать,

Узнаете сейчас вы, хоть рассказывать

О том стыжусь я, как меня, несчастную,

Застигла буря божьего неистовства

И как она сгубила красоту мою.

Из ночи в ночь в мои покои девичьи

Сны приходили, и виденья вкрадчиво

Шептали мне: "О девушка счастливая,

Зачем хранишь ты девственность? Высокого

Сподобишься ты брака. Воспылал к тебе

Сам Зевс желаньем и Киприды сладкий труд

Делить с тобою хочет. Ложа Зевсова,

Дитя, не отвергай ты, а на сочный луг

Лернейский выйди, к стойлам и стадам отца,

Чтоб пламя страсти в Зевсовых очах унять".

Такими снами я томилась, горькая,

Все ночи напролет, и вот осмелилась

Отцу об этих призраках ночных сказать.

Тогда в Додону и Пифо гонцов своих

Стал посылать отец мой: он узнать хотел,

Как делом или словом угодить богам.

Гонцы, однако, приносили темные

Ответы, и неясен был вещаний смысл.

Но наконец понятного пророчества

Инах дождался, твердый получил приказ

Прогнать меня, чтоб, отчий дом и родину

Покинув, я скиталась на краю земли.

А не прогонит -- огнеглазой молнией

Ударит Зевс, и сгинет весь Инахов род.

И вот, поверив прорицанью Локсия,

Отец, несчастный сам, меня, несчастную,

Прогнал с порога дома. Покорился он

Узде, в которой держит нас всесильный Зевс.

И тотчас облик мой, как и душа моя,

Преобразился, -- видите рога? -- слепень

Меня ужалил, и прыжками буйными

Я побежала к чистым водам Керхнии,

К кринице Лерны. А за мной, бесчисленных

Глаз не сводя с моих следов, неистовый

Пастух, землей рожденный, по пятам гнался.

Его внезапно жребий неожиданный

Из жизни вырвал. А меня из края в край

Слепень безумья гонит. Это божий бич.

Теперь ты все услышал. Если что-нибудь

О предстоящем знаешь, не щади меня,

Скажи всю правду. Ничего постыднее

Неискренних, нечестных слов на свете нет.

ХОР

О, погоди, помолчи!

Сниться не снилось мне, что таким

Странным рассказом смутят мой слух,

Невыносимо, невыразимо

Сердце мне, словно мечом, ледяным, двуострым,

Горечью, жалостью, ужасом, болью пронзят.

Доля ты, доля, горе ты, горе!

С дрожью на муки Ио гляжу.

ПРОМЕТЕЙ

Пугаешься и стонешь преждевременно:

Сначала остальное ты узнать должна.

ПРЕДВОДИТЕЛЬНИЦА ХОРА

Так говори же. Облегченье страждущим

Всю боль, что суждена им, наперед узнать.

ПРОМЕТЕЙ

Легко мне было просьбу вашу прежнюю

Исполнить. Вы хотели от нее самой

Сперва услышать повесть об ее беде.

Теперь о том, что волей Геры вытерпеть

Отроковице этой предстоит, скажу.

А ты, Инаха семя, ты слова мои

Впивай душою, чтоб конец пути узнать.

Отсюда ты сначала, на восток свернув,

Ступай вперед по землям нераспаханным

К кочевьям скифов, что в плетеных коробах,

Высоких, на колесах, с дальнострельными

Не расставаясь луками, привыкли жить.

Не подходи к ним, а скалистым берегом,

Где волны гулко стонут, дальше путь держи.

Там слева кузнецы, с железом дружные,

Живут, халибы. Этих опасайся ты:

Народ суровый, круты с чужеземцами.

К реке Дикарке выйдя, -- та и впрямь дика, --

Вброд не пускайся: брода не найти тебе,

Покуда до Кавказа, всем горам горы,

Не доберешься, где поток неистовый

С вершин летит. По кручам, что у самых звезд,

Пройдя, тебе дорогой прямо на полдень

Спуститься надо. К амазонкам, воинству,

Враждебному мужчинам, ты придешь (они

Близ Термодонта, в Темискире, некогда

Осядут, где коса у Салмидесса путь

Судам закрыла, мореходам мачеха).

Дорогу там покажут, не чинясь, тебе.

Ты выйдешь к перешейку Киммерийскому,

К воротам узким моря, безбоязненно

Пересечешь теснину Меотийских вод,

И вечно среди смертных славной памятью

Об этой переправе будет имя жить --

"Боспор" -- "Коровий брод". На материк придешь

Азийский из Европы. Не находите ль,

Что царь богов во всех своих деяниях

Равно жесток? Желая с этой смертною

Совокупиться, бог в такое странствие

Погнал ее. Любовник грозный, девушка,

Тебе достался. Все, что ты услышала,

Еще и не начало даже мук твоих.

ИО

Горе мне, горе мне!

ПРОМЕТЕЙ

Опять кричишь и стонешь. Что же сделаешь,

Когда узнаешь меру и дальнейших бед?

ПРЕДВОДИТЕЛЬНИЦА ХОРА

Ты, значит, ей предскажешь беды новые?

ПРОМЕТЕЙ

Бушующее море неизбывных мук.

ИО

На что мне жизнь? Зачем же я не бросилась

Без долгих сборов с этой вот скалы крутой,

Чтоб, рухнув наземь, навсегда избавиться

От всех печалей? Смерть принять единожды

Милей, чем каждый день в сплошном страданье жить.

ПРОМЕТЕЙ

Мои мученья ты едва ли б вынесла:

Ведь смерть и та судьбой мне не дарована,

А смерть освободила бы меня от мук,

Увы, конца терзаний не приходится

Мне ждать, покуда власти не лишится Зевс.

ИО

Возможно ль, что лишится Зевс владычества?

ПРОМЕТЕЙ

Ты, думаю, была бы рада этому.

ИО

Еще бы! Ведь от Зевса и беда моя.

ПРОМЕТЕЙ

Так знай же: это сбудется воистину.

ИО

Но кто отнимет у него державный жезл?

ПРОМЕТЕЙ

Сам и отнимет безрассудным замыслом.

ИО

Каким? Скажи мне, если не опасно знать.

ПРОМЕТЕЙ

Он вступит в брак, и в этом он раскается.

ИО

С богиней или смертной -- если тайны нет?

ПРОМЕТЕЙ

Не все ль едино? Это разглашать нельзя.

ИО

Его жена с престола свергнет, может быть?

ПРОМЕТЕЙ

Сын у нее родится посильней отца.

ИО

И Зевс никак от этой не уйдет судьбы?

ПРОМЕТЕЙ

Если свободу мне не возвратят, то

www.ronl.ru

Роль мотива всемогущества рока и обреченность борьбы с ним в трагедии Эсхила "Прометей прикованный"

ВВЕДЕНИЕ

Эсхила называют "отцом трагедии". В отличии от трагедий предшествующих ему авторов, трагедия Эсхила имела явно законченную форму, которая в дальнейшем продолжала совершенствоваться. Главная её особенность -- величавость. В эсхиловской трагедии отразилось само героическое время, первая половина V в. до н.э., когда греки отстаивали свою свободу и независимость во время греко-персидских войн. Драматург был не только их очевидцем, но и непосредственным участником. Острая борьба за демократическое переустройство общества не затихала и внутри Афин. Успехи демократии были связаны с наступлением на некоторые устои старины. Эти события также отозвались в трагедиях Эсхила, насыщенных конфликтами мощных страстей.

"Эсхил -- творческий гений огромной реалистической силы, раскрывающий с помощью мифологических образов историческое содержание того великого переворота, современником которого он являлся, -- возникновения демократического государства из родового общества", - писал И.М. Тронский.

Драматург писал трагедии на темы, многие из которых не теряют актуальность и сейчас. Целью данной работы является раскрытие темы рока в трагедии Эсхила "Прикованный Прометей", выяснение, что значит в этой трагедии рок для Эсхила, в чем его смысл. А.Ф. Лосев говорил, что в образе Прометея отражена "классическая гармония судьбы и героической воли", когда судьба владеет над человеком, но это не обязательно ведет к безволию и бессилию. Это может вести и к свободе, и к великим подвигам, и к мощному героизму. Предопределение в "Прометее" имеет жизнеутверждающее, оптимистичное содержание. В конечном итоге оно обозначает победу добра над злом, конец власти Зевса-тирана.

Глава I Судьба и воля глазами древнего грека

Что же означало само понятие рок для древнего грека. Рок или судьба (мойра, айса, тихе, ананке) -- имеет в древнегреческой литературе двоякое значение: первоначальное, нарицательное, пассивное -- предопределенной каждому смертному и отчасти божеству доли, участи, и производное, собственное, активное -- личного существа, назначающего, изрекающего каждому его участь, особенно время и вид смерти.

Антропоморфические боги и богини оказывались недостаточными для того, чтобы объяснить в каждом данном случае причину бедствия, постигающего того или другого из смертных часто совершенно неожиданно и незаслуженно. Многие события в жизни отдельных людей и целых народов совершаются вопреки всем человеческим расчетам и соображениям, всем понятиям об участии человекоподобных божеств в людских делах. Это вынуждало древнего грека допускать существование и вмешательство особого существа, воля и действия которого часто неисповедимы и которое поэтому в сознании греков никогда не получило ясно очерченного, определенного облика.

Но понятие рок или судьба содержит в себе далеко не одну черту случайности. Непреложность и необходимость составляют наиболее характеристичный признак этого понятия. Настоятельнейшая, непреодолимая потребность в представлении рока или судьбы является тогда, когда человек стоит лицом к лицу с фактом загадочным, уже совершившимся и поражающим ум и воображение своим несоответствием привычным понятиям и обыкновенным условиям.

Впрочем, ум древнего грека редко успокаивался на ответе, что "если что-либо совершилось вопреки его ожиданиям, то так и должно было совершиться". Чувство справедливости, понимаемой в смысле воздаяния каждому по его делам, побуждало его доискиваться причин поразительной катастрофы, и он обыкновенно находил их или в каких-нибудь исключительных обстоятельствах личной жизни потерпевшего, или, гораздо чаще и охотнее, в прегрешениях его предков. В этом последнем случае с особенной яркостью выступает тесная взаимная связь всех членов рода, а не только семейства. Воспитанный в родовых отношениях, грек был глубоко убежден в необходимости искупления потомками вины предков. Греческая трагедия старательно разрабатывала этот мотив, заложенный в народных сказаниях и мифах. Яркий пример тому - "Орестея" Эсхила.

Для истории понятия о судьбе наибольший интерес и обильнейший материал представляют трагедии Эсхила и Софокла, поэтов, веровавших в отечественных богов; трагедии их назначались для народа и потому гораздо точнее, нежели философские или этические сочинения того же времени, отвечали уровню понимания и нравственным запросам народных масс. Сюжеты трагедий принадлежали мифам и древнейшим легендам о богах и героях, освященным верой и давностью, и, если по отношению к ним поэт дозволял себе уклонения от установившихся понятий, то оправданием ему служили перемены в народных воззрениях на божество. Слияние судьбы с Зевсом, причем перевес переходит на сторону последнего, ясно выражено в трагедиях Эсхила. По закону глубокой старины Зевс направляет судьбу мира: "все совершается так, как назначено судьбою, и нельзя миновать вечного, нерушимого определения Зевса" ("Просительницы"). "Великие Мойры, да совершится волею Зевса то, чего требует правда" ("Несущие возлияния", 298). Особенно поучительна перемена в образе Зевса, взвешивающего и определяющего людской жребий: у Гомера (VIII и XXII) Зевс вопрошает этим способом неведомую для него волю судьбы; у Эсхила в подобной сцене Зевс -- владыка весов, и, по словам хора, человек не в силах сделать что-либо без Зевса ("Просительницы", 809). Такому представлению поэта о Зевсе противоречит то положение, какое он занимает в "Прометее": здесь образ Зевса носит на себе все черты божества мифологического, с его ограниченностью и подчинением судьбе, ему, как и людям, неведомой в своих решениях; тайну судьбы он напрасно пытается исторгнуть насилием у Прометея; кормилом необходимости правят три Мойры и Эринии, и сам Зевс не может избегнуть предназначенной ему участи ("Прометей", 511 и сл.).

Хотя и несомненны усилия Эсхила объединить действия сверхъестественных существ по отношению к людям и возвести их к воле Зевса, как божества верховного, тем не менее в речах отдельных действующих лиц и хоров он оставляет место верованию в непреложный Рок или судьбу, властвующий незримо и над богами, почему в трагедиях Эсхила так часты выражения, обозначающие веление Рока или судьбы. Точно так же Эсхил не отрицает вменяемости преступления; наказание постигает не только виновного, но и его потомство.

Но знание своей судьбы не стесняет героя в его действиях; все поведение героя определяется его личными качествами, отношениями к другим лицам и внешними случайностями. Тем не менее каждый раз в конце трагедии оказывается, по убеждению героя и свидетелей из народа, что постигшая его катастрофа есть дело Рока или судьбы; в речах действующих лиц и особенно хоров часто высказывается мысль, что Рок или судьба преследует смертного по пятам, направляет каждый шаг его; напротив, в поступках этих лиц проявляются их характер, естественное сцепление событий и естественная неизбежность развязки. По верному замечанию Бартелеми, действующие лица в трагедии рассуждают так, как будто они ничего не могут сделать, но действуют так, как будто они могут сделать все. Верование в судьбу не лишало, следовательно, героев свободы выбора и действия.

В своей работе "Двенадцать тезисов об античной культуре" русский мыслитель А. Ф. Лосев писал: "Необходимость -- судьба, и нельзя выйти за ее пределы. Античность не может обойтись без судьбы.

Но вот в чем дело. Новоевропейский человек из фатализма делает очень странные выводы. Многие рассуждают так. Ага, развсе зависит от судьбы, тогда мне делать ничего не нужно. Всё равно судьба все сделает так, как она хочет. К такому слабоумию античный человек не способен. Он рассуждает иначе. Все определяется судьбой? Прекрасно. Значит, судьба выше меня? Выше. И я не знаю, что она предпримет? Если бы я знал, как судьба обойдется со мной, то поступил бы по ее законам. Но это неизвестно. Значит я все равно могу поступать как угодно. Я -- герой.

Античность основана на соединении фатализма и героизма. Ахилл знает, ему предсказано, что он должен погибнуть у стен Трои. Когда он идет в опасный бой, его собственные кони говорят ему: "Куда ты идешь? Ты же погибнешь..." Но что делает Ахилл? Не обращает никакого внимания на предостережения. Почему? Он -- герой. Он пришел сюда для определенной цели и будет к ней стремиться. Погибать ему или нет -- дело судьбы, а его смысл -- быть героем. Такая диалектика фатализма и героизма редка. Она бывает не всегда, но в античности она есть".

Против чего борется трагический герой? Он борется с разными препятствиями, стоящими на пути человеческой деятельности и мешающими свободному развитию его личности. Он борется для того, чтобы не свершалось несправедливости, чтобы преступление было наказано, чтобы постановление законного суда восторжествовало над самовольной расправой, чтобы тайна богов перестала ею быть и сделалась бы справедливостью. Трагический герой сражается за то, чтобы мир стал лучше, а если уж он должен остаться таким, как есть, чтобы у людей было больше мужества и ясности духа, помогающих им жить.

И кроме того: трагический герой сражается, исполненный парадоксального чувства, что преграды, стоящие на его пути, и непреодолимы и в то же время должны быть преодолены во что бы то ни стало, если он хочет достичь полноты своего "я" и не изменить тому сопряженному с большими опасностями стремлению к величию, которое он носит в себе, не оскорбляя при всём этом все, что сохранилось еще в мире богов, и не совершая ошибки.

Известный швейцарский филолог-эллинист А. Боннар в своей книге "Античная цивилизация" пишет: "Трагический конфликт -- это борьба с фатальным: задача героя, затеявшего с ним борьбу, заключается в том, чтобы доказать на деле, что оно не являетс фатальным или не останется им всегда. Препятствие, которое предстоит преодолеть, воздвигнуто на его пути неведомой силой, против которой он беспомощен и которую он с тех пор называет божественной. Самое страшное наименование, которым он наделяет эту силу, -- это Рок."

Трагедия пользуется языком мифов отнюдь не в символическом смысле. Вся эпоха первых двух трагических поэтов -- Эсхила и Софокла -- глубоко проникнута религиозностью. Тогда верили в правдивость мифов. Верили, что в мире богов, раскрываемом народу, существуют угнетающие силы, как бы стремящиеся уничтожить человеческую жизнь. Эти силы названы Судьбой или Роком. Но в других мифах это сам Зевс, представленный грубым тираном, деспотом, враждебным человечеству и намеренным уничтожить род людской.

В задачу поэта входит дать толкование мифов, далеко отстоящих от времени рождения трагедии, и объяснить их в рамках человеческой морали. В этом заключается социальная функция поэта, обращающегося на празднике Диониса к афинскому народу. Аристофан на свой лад подтверждает это в разговоре обоих великих трагических поэтов, Еврипида и Эсхила, которых он выводит на сцене. Какими бы соперниками они ни были представлены в комедии, они оба сходятся по крайней мере на определении трагического поэта и той цели, которую он должен преследовать. Чем должны мы восхищаться в поэте?.. Тем, что мы в наших городах делаем людей лучшими. (Под словом "лучшими" разумеется: более сильными, более приспособленными к битве жизни.) В этих словах трагедия утверждает свою воспитательную миссию.

Если поэтическое творчество, литература есть не что иное, как отражение социальной действительности, то борьба трагического героя против судьбы, выраженная языком мифов, есть не что иное, как борьба народа в VII--V веках до н. э. за освобождение от социальных ограничений, стеснявших его свободу в эпоху появления трагедии, в момент, когда Эсхил сделался ее вторым и подлинным основателем.

Именно в разгар этой извечной борьбы афинского народа за политическое равенство и социальную справедливость и стали внедряться в дни наиболее популярного праздника в Афинах представления об иной борьбе -- борьбе героя с Роком, составляющей содержание трагедийного спектакля.

В первой борьбе налицо, с одной стороны, сила богатого и знатного класса, обладающего землей и деньгами, обрекшего на нужду мелких крестьян, ремесленников и чернорабочих; этот класс угрожал самому существованию всей общины. Ему противостоит огромная жизнеспособность народа, требующего своих прав на жизнь, равной справедливости для всех; этот народ хочет, чтобы право стало тем новым звеном, которое обеспечивало бы жизнь каждого человека и существование полиса.

Вторая борьба -- прообраз первой -- происходит между Роком, грубым, смертоносным и самовластным, и героем, который сражается за то, чтобы между людьми было больше справедливости и человеколюбия, а себе ищет славы. Таким образом трагедия укрепляет в каждом человеке решимость не примиряться с несправедливостью и его волю к борьбе с ней.

Высокий, героический характер эсхиловской трагедии обусловила сама суровая эпоха противостояния персидскому нашествию, борьбы за единство греческих полисов. В своих драмах Эсхил отстаивал идеи демократического государства, цивилизованных форм разрешения конфликтов, идеи воинского и гражданского долга, личной ответственности человека за содеянное и т.д. Пафос эсхиловских драм оказывался чрезвычайно важен для эпохи восходящего развития демократического афинского полиса, однако и последующие эпохи хранили о нем благодарную память как о первом "певце демократии" в европейской литературе.

У Эсхила элементы традиционного мировоззрения тесно переплетаются с установками, порожденными демократической государственностью. Он верит в реальное существование божественных сил, воздействующих на человека и зачастую коварно расставляющих ему сети. Эсхил придерживается даже старинного представления о наследственной родовой ответственности: вина предка ложится на потомков, опутывает их своими роковыми последствиями и влечет к неизбежной гибели. С другой стороны, боги Эсхила становятся блюстителями правовых основ нового государственного устройства, и он усиленно выдвигает момент личной ответственности человека за свободно выбранное им поведение В связи с этим традиционные религиозные представления модернизируются.

Известный специалист по античной литературе И. М. Тронский пишет: "Соотношение между божественным воздействием и сознательным поведением людей, смысл путей и целей этого воздействия, вопрос об его справедливости и благости составляют основную проблематику Эсхила, которую он развертывает на изображении человеческой судьбы и человеческого страдания.

Материалом для Эсхила служат героические сказания. Он сам называл свои трагедии "крохами от великих пиров Гомера", разумея, конечно, при всём этом не только "Илиаду" и "Одиссею", а всю совокупность приписывавшихся "Гомеру" эпических поэм, т. е. "кикл". Судьбу героя или героического рода Эсхил чаще всего изображает в трех последовательных трагедиях, составляющих сюжетно и идейно целостную трилогию; за ней следует драма сатиров на сюжет из того же мифологического цикла, к которому относилась трилогия. При этом заимствуя сюжеты из эпоса, Эсхил не только драматизирует сказания, но и переосмысляет их, пронизывает своей проблематикой".

В трагедиях Эсхила действуют мифологические герои, величественные и монументальные, запечатлены конфликты мощных страстей. Таково одно из прославленных творений драматурга, трагедия "Прометей Прикованный".

Глава II "Прометей прикованный". Всесильный рок и вечная борьба героя

Есть основание полагать, что она -- лишь часть обширного замысла Эсхила и входит в тетралогию, т.е. цикл из четырех драматургических произведений. В состав тетралогии входили помимо названной трагедии еще "Освобожденный Прометей" и "Прометей огненосец", а также четвертое произведение, название которого неизвестно. Сюжет "Прометея прикованного" зиждется на старинном мифе о титане Прометее, благодетеле человечества, оказавшем людям неоценимые услуги, и о его противоборстве со всесильным Зевсом.

Эсхил верит в божественную справедливость, он верит в справедливость Зевса. Природа его справедливости остается загадочной для поэта. Он пишет в трагедии, более ранней, чем "Прометей":

Нелегко разгадать, что замышлено Зевсом.

Вдруг видим его мы повсюду

Запылавшего ярко в потемках глухих...

Пути все божественной мысли

Идут к цели своей по теням густым

И зарослям темным, недоступным смертного взгляду.

Прометей -- бог, проникнутый добротой к людям. Он очень популярен в Аттике, где он остался вместе с Гефестом, покровителем мелких ремесленников, и особенно горшечников из предместья Керамик, отчасти составившего богатство Афин. Прометей не только добыл для людей огонь, но он изобрел для них ремесла и искусство. В честь этого бога, очень почитаемого в Афинах, город ежегодно устраивал праздник, во время которого устраивался эстафетный бег с факелом.

При этом Зевс наказывает этого "благодетеля человечества", бога -- "Друга Людей" за благо, сделанное им людям. Зевс велит Гефесту заковать его в цепи, но так как этот бог слишком сочувственно относится к Прометею, Зевс приказывает проследить за выполнением приказа двум своим слугам -- Власти и Насилию, чей циничный язык вполне отвечает их отталкивающей наружности. Титан прикован к скале, где-то в степях Скифии, далеко от населенных земель, и должен там оставаться, пока не признает "тиранию Зевса". Этой потрясающей сценой начинается трагедия. Прометей не произносит ни одного слова перед своими палачами.

Эсхил знает, что, "похищая огонь" -- достояние богов, Прометей совершил тяжелый проступок. Но этот проступок привел к благу людей, облегчив их тяжелую долю. Этот миф наполняет Эсхила трагической тоской. Поставлена под угрозу его вера в справедливого Зевса -- в Зевса, владыку и начало мирового порядка.

Друг Людей ("Филантроп", как пишет Эсхил, придумавший это слово, в новизне которого выражается вся любовь Прометея к человечеству) оставлен в одиночестве, в пустыне, где он не услышит более никогда "человеческого голоса" и не увидит "человеческого лица".

Отвергнутый богами, недоступный для людей, он в лоне своей матери -- природы. Его мать зовут одновременно Землей и Справедливостью. Именно к этой природе, в которой греки всегда угадывали скрытое присутствие могучей жизни, и обращается Прометей в сверкающих лирических строфах непередаваемой поэтической силы. Он говорит:

О ты, Эфир божественный, и вы,

О ветры быстрокрылые, и реки,

И смех морских неисчислимых волн,

Земля-всематерь, круг всезрящий солнца,

Вас всех в свидетели зову: смотрите,

Что ныне, бог, терплю я от богов!

В эту минуту слышится музыка: природа отвечает на зов Прометея. Словно само небо начинает петь. Титан видит, как приближается к нему по воздуху хор двенадцати дочерей Океана. Из морских глубин они услышали жалобу Прометея и явились разделить его страдания. Начинается диалог между состраданием и яростью. Океаниды принесли с собой слезы и робкие советы подчиниться закону более сильного. Прометей отказывается покориться несправедливости. Он раскрывает другие несправедливости владыки мира. Зевс, которому титан помог в борьбе за овладение небесным престолом, проявил к нему лишь неблагодарность. В отношении смертных Зевс

. . . . . . . . . . уничтожить вздумал

Весь род людской и новый насадить

и лишь Друг Людей помешал ему это исполнить. "Именно любовь Прометея к людям была причиной его наказания. Прометей знал об этом заранее; и зная о том, что его ждет, он все же совершил свой проступок, предвидя все последствия и заранее готовый понести кару".

А. Ф. Лосев пишет об этом так: "Прометей -- сверхчеловек, непреклонная личность, стоящая выше всяких колебаний и противоречий, не идущая ни на какое соглашательство и примеренчество. То, что происходит, Прометей расценивает как волю судьбы (о чём заговаривает не менее шести раз в трагедии)".

"Надо с легкостью

Переносить свой жребий, зная накрепко,

Что власть непобедима Неизбежности".

Пока вершится казнь, Прометей хранит стоическое молчание. И лишь когда его истязатели уходят, дает волю чувствам:

Мученью конца я не вижу.

Напрасен ропот! Все, что предстоит снести,

Мне хорошо известно. Неожиданной

Не будет боли. С величайшей легкостью

Принять я должен жребий свой. Ведь знаю же,

Что нет сильнее силы, чем всевластный рок.

И ни молчать, ни говорить об участи

Своей нельзя мне. Я в ярме беды томлюсь

Из-за того, что людям оказал почет.

Прометей перечисляет благодеяния, которые он совершил по отношению к людям. Перед нами проходит как бы история человечества, его духовного и интеллектуального роста, развития его материальной культуры. Обращаясь к хору, Прометей рассказывает:

...лучше вы послушайте

О бедах человеков. Ум и сметливость

Я в них, дотоле глупых, пробудить посмел.

Теням снов

Подобны были люди, весь свой долгий век

Ни в чем не смысля. Солнечных не строили

Домов из камня, не умели плотничать,

А в подземельях муравьями юркали.

Они без света жили, в глубине пещер.

Примет не знали верных, что зима идет,

Или весна с цветами, иль обильное

Плодами лето -- разуменья не было

У них ни в чем, покуда я восходы звезд

И скрытый путь закатов не поведал им. П

ремудрость чисел, из наук главнейшую,

Я для людей измыслил и сложенье букв,

Суть всех искусств, основу всякой памяти.

Я первый, кто животных приучил к ярму,

И к хомуту, и к вьюку, чтоб избавили

Они людей от самой изнурительной

Работы. А коней, послушных поводу.

Красу и блеск богатства, я в повозки впряг,

Не кто иной, как я льняными крыльями

Суда снабдил и смело по морям погнал.

Вот сколько ухищрений для людей земных

Придумал я, злосчастный. Мне придумать бы,

Как от страданий этих самому спастись.

Прометей также оказался и искусным врачевателем, изготовителем лекарств от болезней, "смесей болеутоляющих", истолкователем знамений, открывателем богатств, сокрытых в подземных недрах: золота, железа, меди.

Тут он уже не только похититель огня, каким он представлен в первичном мифе, унаследованном поэтом, но и гениальный творец рождающейся цивилизации, он сливается с гением человека, изобретающего науки и искусства и простирающего свою власть над миром. Конфликт между Зевсом и Прометеем обретает новый смысл: он означает борьбу человека против сил природы, грозивших ему уничтожением.

Эсхил разделяет гордость Прометея тем, что человеку, не знавшему законов природы, он открыл их, сделал их доступными его пониманию и разуму. Он горд тем, что принадлежит к смертному роду и передает нам это чувство средствами поэзии.

В эту трагедию, Эсхил сумел ввести драматический элемент: он наделил Прометея оружием против Зевса. Этим оружием является тайна, которую он узнал от своей матери и которая имеет отношение к безопасности владыки мира. Прометей раскроет свою тайну, лишь если ему будет обещано освобождение. Раскроет он ее или нет? Принудит его к этому Зевс или нет? В этом завязка драматического действия. Так как вседержитель не может быть показан на сцене, что умалило бы его величие, то и единоборство его с Прометеем ведется на небесных просторах. В вышине небес Зевс слышит угрозы Прометея его могуществу: он начинает дрожать. Угрозы становятся определеннее. Прометей умышленно произносит несколько слов, приоткрывающих тайну. Прибегнет ли Зевс к своим громам? В продолжение всей драмы мы ощущаем его присутствие. К тому же мимо скалы Прометея проходят разные персонажи, связанные с Зевсом узами дружбы, ненависти или раболепствующие перед ним; это шествие, открывающееся Властью и Насилием, дает нам возможность еще лучше познать Зевса во всем его коварстве и жестокости.

Тирания Зевса, который вздумал "уничтожить весь род людской и новый посадить", проявляется в эпизоде с Ио. Это одно из тех существ, которые посещают Прометея. Ио была жрицей Геры. Несчастную, ее соблазнил Зевс, "грозный любовник". Их застала Гера, но Зевс, чтобы избежать скандала, мановением руки превратил Ио в белую корову. Фактически он бросил Ио. Гера же наслала на корову слепня, который непрестанно жалит Ио, заставляя ее скитаться по свету, не находя покоя. Прометей предрекает Ио "будущее море неизбывных мук", та в стенании удаляется.

"Но у власти Зевса есть предел. Выше Зевса -- Мойры, олицетворяющие Судьбу, им подчинены даже боги. "Что суждено, не избежит и Зевс того" - Говорит Прометей. Титан дает понять, что ему известно будущее Зевса. Он задумал вступить в новый брак, но жена "лишит его небесного престола". "Ему грозят мученья", тяжелее, чем его, Прометеевы. "Ему недолго над богами властвовать", -- убежден титан".

Открыто угрожая своим оружием -- тайной, которой он владеет, Прометей обращается непосредственно к Зевсу и бросает ему вызов через мировое пространство:

Смирится Зевс, хотя он сердцем горд.

Он в брак вступить задумал, но жена

Лишит его небесного престола;

Тогда свершится Кроново проклятье,

Которым, с трона древнего упав,

Он угрожал... А как избегнуть бедствий,

Никто сказать не может из богов.

Я ж знаю -- как. Так пусть сидит надменно,

Надеясь на небесные грома

И потрясая огненной стрелою.

Нет, не помогут молнии ему,

И он падет падением бесславным.

Такого он готовит сам себе

Борца непобедимого, который

Найдет огонь, разящий лучше молний,

И гром сильней громов небесных Зевса.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

И затрепещет Зевс и будет знать,

Что быть рабом не то, что быть владыкой.

При этом Прометей тут не совсем раскрыл свою тайну. Он не объявил имя женщины, которую Зевсу опасно соблазнять.

И все же, услышав слово Прометея, Зевс встревожен. Он посылает Гермеса с предложением открыть ему тайну в обмен на освобождение прикованного титана. Разговор Прометея с Гермесом -- один из кульминационных эпизодов трагедии. Слуга Зевса Гермес всячески пробует склонить Прометея к примирению. Он чередует угрозы с посулами. Но неизменно наталкивается на непреклонность Прометея:

...Так неужели я стану

Богов бояться новых, трепетать, робеть?

Как бы не так! Дорогой, по которой ты

Сюда явился, возвратись назад скорей:

Ни на один вопрос твой не отвечу я.

Напрасно увещевает Гермес Прометея склониться перед Зевсом, отрешиться от "безумия", "разумно, трезво на свою беду взглянуть", выменять открытие тайны на свободу. Но ничто не колеблет несгибаемости Прометея, восклицающего с гордостью:

"Убить меня все же не смогут."

Тогда Гермес объявляет ему решение Зевса. Прометей гордо ждет приближения катастрофы, которая должна поглотить его вместе со всей вселенной.

Тут мир начинает колебаться, и Прометей отвечает:

Уже на деле, а не на словах,

Задрожала земля,

И грома глухие удары гремят,

И пламенных молний извивы блестят,

И вихри крутят вздымаемый прах.

В неистовой пляске несутся ветра

Навстречу друг другу: сшибаясь, шумят

И празднуют дикий и ярый мятеж,

Смешались в одно небеса и земля...

И всю эту бурю послал на меня

Разгневанный Зевс, чтоб меня устрашить!

О матерь святая моя! О Эфир,

Свой свет разливающий всюду, взгляни,

Как я напрасно страдаю!

Заключительная ремарка драматурга: "Удар молнии. Прометей проваливается сквозь землю" -- ставит финальную точку в этой драматической ситуации. Герой низвергнут в недра земли, но не побеждён морально.

Прометей, как провидец, знал с самого начала, что его борьба обречена:

"все предвидел сам заранее"... Но несмотря на это он всё же совершил свой поступок, предвидя все последствия и заранее готовый понести кару. Эсхил показывает, что дух героя нельзя ничем сломить, ни какими страданиями и угрозами, если он вооружён глубокой идейностью и железной волей.

А. Ф. Лосев в своей книге "Античная литература" писал: "В образе Прометея представлена та классическая гармония судьбы и героической воли, которая вообще является огромным и ценным достижением греческого гения: судьба все предопределяет, но это не ведет обязательно к бессилию, к безволию, ничтожеству; она может вести и к свободе, к великим подвигам, мощному героизму. В таких случаях судьба не только не противоречит героической воле, но, наоборот, ее обосновывает, возвышает. Таков Ахилл у Гомера, Этеокл у Эсхила, но в еще большей мере таков Прометей".

Исторической основой для такой трагедии могла послужить только эволюция общества, переход от первобытного состояния человека к цивилизации. Трагедия хочет убедить читателя и зрителя прежде всего в необходимости борьбы со всякой тиранией и деспотией в защиту слабого и угнетенного человека. Эта борьба, по Эсхилу, возможна благодаря цивилизации, а цивилизация возможна благодаря постоянному прогрессу.

Идеология этой трагедии отличается от прочих трагедий Эсхила своим отношением к Зeвсу. А. Ф. Лосев пишет: "В других трагедиях Эсхила мы находим восторженные гимны Зевсу, богословские рассуждения о нем и уж во всяком случае неизменое почитание его. В противоположность этому Зевс "Прикованного Прометея" изображен тираном, жесточайшим деспотом, вероломным предателем, не всемогущим, хитрецом и трусом. Когда же мы начинаем вникать в стиль "Прикованного Прометея", то оказывается, что это отношение к Зевсу является здесь не просто какой-то абстрактной теорией но проводится в самой смелой, дерзкой и даже бунтарской форме, с революционным пафосом, с просветительской убежденностью и с публицистическим задором. Это, несомненно, просветительская трагедия, это -- восторженное похвальное слово борцу с тиранией".

К сожалению, потеря остальных частей трилогии навсегда закрыла от нас великую тайну; что хотел сказать своим творением греческий трагик, какой выход указывал он, как разрешал он конфликт между неограниченными стремлениями человеческого духа и таинственной высшей силой, кладущей предел этим стремлениям? Известный историк литературы начала XX века П.С. Коган в своей книге "Очерки по истории древнегреческой литературы" пишет об этом так: "Что трилогия не была обвинительным актом против мятежного титана, видно из того, что в сохранившейся части ее Зевс выведен в роли мстительного и несправедливого тирана, а Прометей -- в роли благодетеля человечества, друга истины и самоотверженного борца за права людей. Что, с другой стороны, трилогия едва ли была, вызовом высшим силам и мировому порядку в духе Байрона, приходится заключить, зная глубоко религиозное чувство Эсхила. Слова благоразумия и умеренности, раздающиеся постоянно из уст хора, этого беспристрастного и правдивого резонера греческой трагедии, свидетельствует о том, что Эсхил не был безусловным сторонником неумеренных притязаний своего героя. В словах хора власть божества выставляется вечным, неизменным законом. Возможно, что в третьей части Эсхил нашел выход, который был примирением между божественной волей и правами могучей, непокорной личности, между необходимостью и свободой, идеалом и действительностью. Вероятно, Зевс выступал там в ином свете, о чем свидетельствуют и намеки в сохранившейся трагедии, где Зевс сам подчинен законам судьбы. Вероятно, и Прометей в погибшей части трилогии был освещен иначе, чем в известной нам трагедии."

На основании анализа фрагментов не дошедшей до нас полностью трагедии "Освобождённый Прометей", представляющей собой последнюю часть трилогии, учёные предполагают, что в этой трагедии происходило примирение Прометея с Зевсом. Это не означает, что Прометей склонялся перед Зевсом или отказывался от защиты людей; просто каждый из противников осознавал бессмысленность своего упорства. Зевс должен был пойти на уступки, т. к. судьба его власти находилась в руках Прометея. В результате предполагаемого брака с Фетидой Зевс потеряет власть, поэтому боги решают выдать Фетиду за смертного (выбирают Пелея, будущего отца Ахилла). Таким образом "правитель на опыте убеждался в необходимости считаться с волей "слабых", а те в свою очередь должны понять целесообразность подчинения разумной власти. На этом и строится демократическая система правления, и идея трилогии звучит вполне по эсхиловски."

Заключение

В трагедии "Прикованный Прометей" заложена "идея непримиримого конфликта между свободой и необходимостью, между титаническими притязаниями гордой личности и железными оковами, наложенными на неё судьбой".

Рок для Эсхила -- всемогущая сила, борьба с которой обречена. Но не смотря на это эсхиловский Прометей, как и другие герои античных трагедий, вступают в неё. А. Боннар в своей книге "Греческая цивилизация" пишет о значении этой борьбы: "борьба героя и даже его смерть содержат залог, залог того, что они способствуют нашему освобождению от Рока".

Неизменно рисуя победу прогрессивных принципов в морали, праве и государственном устройстве, Эсхил отражал основные исторические тенденции своего времени. В его трагедиях изображались "борьба и смена политических и моральных систем; его персонажи являются представителями нравственных и даже космических сил.

Анализ художественного стиля трагедий Эсхила обнаруживает огромные усилия великого гения изобразить дикое буйство темных сил седой старины, но не просто изобразить, а показать их преображение и просветление, их новую организацию и пластическое оформление. Это происходит в результате развития жизни эмансипированного полиса. Именно полис есть та преобразующая и организующая сила, благодаря которой человек освобождается от этой первобытной дикости. Но для этого нужен крепкий и молодой, мощный и героический полис восходящего рабовладения, для него, в свою очередь, необходимы и мощные герои, наделенные величайшей героической способностью бороться со старым и создавать новое. "Только полис, восходящий полис объясняет нам у Эсхила его новую моралистическую религию, его новую цивилизованную мифологию, его новый монументально-патетический стиль и художественное оформление."

Эсхил шел вместе со своим веком по путям восходящей рабовладельческой демократии, которая вначале отражала собой огромную мощь нового класса и его титанические усилия создать культуру нового типа, связанную с общественно-политической жизнью молодой восходящей демократии. Титанизм Эсхила есть, несомненно, выражение мощного подъема не только его класса, но и всего его великого народа.

"Прикованный Прометей" - трагедия, которая кладет начало высокой, героической трактовке образа Прометея, получившей затем важное продолжение в европейской культуре, оформившей этот образ как "вечный", "мировой".

Вслед за Эсхилом образ Прометея вдохновил ряд великих художников слова. Он -- герой одного из ранних стихотворений Гете. "Прометей" Байрона, написанный в 1816 г. в Швейцарии, -- страстный призыв к сопротивлению любым формам угнетения. Этот древний миф интересовал Байрона с детских лет. Под его пером титан представал как символ "судьбы и силы". Для другого великого поэта романтика, современника и друга Байрона, Шелли, автора драматической поэмы "Освобожденный Прометей" (1819), образ титана был, напротив, окрашен в жизнеутверждающие, оптимистические тона. Его освобождение от мук означало у Шелли начало "золотого века" человечества, раскрепощение и гармоничное развитие всех творческих сил людей в единении с природой. Вдохновлял образ Прометея и композиторов: Листа, Скрябина.

Только в русской поэзии XIX--XX вв. образ Прометея был воспет многими поэтами: среди них Баратынский, Кюхельбекер, Огарев, Бенедиктов, Я. Полонский, Фофанов, Брюсов, Вяч. Иванов и другие.

Это еще раз говорит о том, что образ Прометея вечен.

Библиография

Учебная и научная литература

1. Анпеткова-Шарова Г.Г., Дурова В.С. Античная литература; под ред. А.А. Тахо-Годи.- 6-е изд. Испр.-М.: Черо, Минск: ООО Асар, 2001.

2. История античной литературы; Б.А. Гиленсон.- М.: Флинта: Наука, 2001.

3. Никола М.И.Античная литература: Учебное пособие / Практикум.- 2-е изд.-М.: Флинта: Наука, 2003.

4. Тронский И.М. История античной литературы. - М., 1988.

5. Рацдиг С.И. История древнегреческой литературы. - М., 1982.

6. Лосев А.Ф. Античная литература / под ред. А.А. Тахо-Годи.- 6-е изд., исправл.- М.: ЧеРо; Минск: ООО Асар, 2001.

7. Боннар А. Трагедия, Эсхил, Рок и справедливость // Греческая цивилизация. М. 1958. кн 1.

8. Тахо-Годи А.А. Греческая мифология.- М., Искусство, 1989.

9. Коган П.С. Очерки по истории древнегреческой литературы.- М., Книжный дом "Либроком", 2009.

10. Кун Н.А. Легенды и мифы древней Греции.- М., АСТ, 2008.

11. Энциклопедия Брокгауза Ф.А. и Ефрона И.А. (1890 -- 1916гг.) http://www.brocgaus.ru

12. Тронский И.М. История античной литературы. http://www.antique-lit.niv.ru

Художественные тексты:

13. Позднев М. Хрестоматия по литературе Древней Греции.- СПб., Азбука классика, 2004.

14. Эсхил. Орестея. Прикованный Прометей.- СПб., Азбука классика, 2006.

referatwork.ru

Реферат: Прометей прикованный

(Prometheus desmotes) — Трагедия (450-е до н. э.?)

Эсхил (Aischylos) 525–456 до н. э.

Античная литература. Греция

М. Л. Гаспаров

С титаном Прометеем, благодетелем человечества, мы уже встречались в поэме Гесиода «Феогония». Там он — умный хитрец, который устраивает дележ жертвенного бычьего мяса между людьми и богами так, чтобы лучшая часть досталась в пищу людям. А затем, когда разозленный Зевс не хочет, чтобы люди могли варить и жарить доставшееся им мясо, и отказывается дать им огонь, Прометей похищает этот огонь тайком и приносит людям в полом тростнике. За это Зевс приковывает Прометея к столбу на востоке земли и насылает орла выклевывать его печень. Только через много веков герой Геракл убьет этого орла и освободит Прометея.

Потом этот миф стали рассказывать иначе. Прометей стал величавей и возвышенней: он не хитрец и вор, а мудрый провидец. (Само имя «Прометей» значит «Промыслитель».) В начале мира, когда старшие боги, Титаны, боролись с младшими богами, Олимпийцами, он знал, что силою Олимпийцев не взять, и предложил помочь Титанам хитростью; но те, надменно полагаясь на свою силу, отказались, и тогда Прометей, видя их обреченность, перешел на сторону Олимпийцев и помог им одержать победу. Поэтому расправа Зевса со своим бывшим другом и союзником стала казаться еще более жестокой.

Мало этого, Прометею открыто и то, что будет в конце мира. Олимпийцы боятся, что как они свергли в свое время отцов-Титанов, так и их когда-нибудь свергнут новые боги, их потомки. Как это предотвратить, они не знают. Знает Прометей; затем Зевс и терзает Прометея, чтобы вызнать у него эту тайну. Но Прометей гордо молчит. Только когда Зевсов сын Геракл — еще не бог, а только труженик-герой — в благодарность за все добро, которое Прометей сделал людям, убивает терзающего орла и облегчает Прометеевы муки, то Прометей в благодарность открывает тайну, как спасти власть Зевса и всех Олимпийцев. Есть морская богиня, красавица Фетида, и Зевс добивается ее любви. Пусть он не делает этого: судьбой назначено, что у Фетиды родится сын сильнее своего отца. Если это будет сын Зевса, то он станет сильнее Зевса и свергнет его: власти Олимпийцев придет конец. И Зевс отказывается от мысли о Фетиде, а Прометея в благодарность освобождает от казни и принимает на Олимп. Фетиду же выдали замуж за смертного человека, и от этого брака у нее родился герой Ахилл, который действительно был сильнее не только своего отца, но и всех людей на свете.

Вот по этому рассказу и сделал свою трагедию о Прометее поэт Эсхил.

Действие происходит на краю земли, в дальней Скифии, средь диких гор — может быть, это Кавказ. Два демона, Власть и Насилие, вводят на сцену Прометея; бог огня Гефест должен приковать его к горной скале. Гефесту жаль товарища, но он должен повиноваться судьбе и воле Зевса: «Ты к людям свыше меры был участливым». Руки, плечи, ноги Прометея оковывают кандалами, в грудь вбивают железный клин. Прометей безмолвен. Дело сделано, палачи уходят, Власть бросает презрительно: «Ты — Промыслитель, вот и промысли, как самому спастись!»

Только оставшись один, Прометей начинает говорить. Он обращается к небу и солнцу, земле и морю: «Взгляните, что терплю я, бог, от божьих рук!» И все это за то, что похитил для людей огонь, открыл им путь к достойной человека жизни.

Является хор нимф — Океанид. Это дочери Океана, другого титана, они услышали в своих морских далях грохот и лязг Прометеевых оков. «О, лучше бы мне томиться в Тартаре, чем корчиться здесь у всех на виду! — восклицает Прометей. — Но это не навек: силою Зевс ничего от меня не добьется и придет просить меня о своей тайне смиренно и ласково». — «За что он казнит тебя?» — «За милосердие к людям, ибо сам он немилосерден». За Океанидами входит их отец Океан: он когда-то воевал против Олимпийцев вместе с остальными Титанами, но смирился, покорился, прощен и мирно плещется по всем концам света. Пусть смирится и Прометей, не то не миновать ему еще худшей кары: Зевс мстителен! Прометей презрительно отвергает его советы: «Обо мне не заботься, позаботься о себе:

как бы тебя самого не покарал Зевс за сочувствие преступнику!» Океан уходит, Океаниды поют сострадательную песню, поминая в ней и Прометеева брата Атланта, который вот так же мучится на западном конце света, поддерживая плечами медный небосвод. Прометей рассказывает хору, сколько доброго он сделал для людей. Они были неразумны, как дети, — он дал им ум и речь. Они томились заботами — он внушил им надежды. Они жили в пещерах, пугаясь каждой ночи и каждой зимы, — он заставил их строить дома от холода, объяснил движение небесных светил в смене времен года, научил письму и счету, чтобы передавать знания потомкам. Это он указал для них руды под землей, впряг им быков в соху, сделал телеги для земных дорог и корабли для морских путей. Они умирали от болезней — он открыл им целебные травы. Они не понимали вещих знамений богов и природы — он научил их гадать и по птичьим крикам, и по жертвенному огню, и по внутренностям жертвенных животных. «Воистину был ты спасителем для людей,– говорит хор, — как же ты не спас самого себя?» «Судьба сильней меня», — отвечает Прометей. «И сильнее Зевса?» — «И сильнее Зевса». — «Какая же судьба суждена Зевсу?» — «Не спрашивай: это моя великая тайна». Хор поет скорбную песню.

В эти воспоминания о прошлом вдруг врывается будущее. На сцену вбегает возлюбленная Зевса — царевна Ио, превращенная в корову. (На театре это был актер в рогатой маске.) Зевс обратил ее в корову, чтобы скрыть от ревности своей супруги, богини Геры. Гера догадалась об этом и потребовала корову себе в подарок, а потом наслала на нее страшного овода, который погнал несчастную по всему свету. Так попала она, измученная болью до безумия, и к Прометеевым горам. Титан, «защитник и заступник человеческий», ее жалеет; он рассказывает ей, какие дальнейшие скитания предстоят ей по Европе и Азии, сквозь зной и холод, среди дикарей и чудовищ, пока не достигнет она Египта. А в Египте родит она сына от Зевса, а потомком этого сына в двенадцатом колене будет Геракл, стрелок из лука, который придет сюда спасти Прометея — хотя бы против воли Зевса. «А если Зевс не позволит?» — «Тогда Зевс погибнет». — «Кто же его погубит?» — «Сам себя, замыслив неразумный брак». — «Какой?» — «Я не скажу ни слова более». Тут разговору конец: Ио вновь чувствует жало овода, вновь впадает в безумие и в отчаянии мчится прочь. Хор Океанид поет: «Да минет нас вожделенье богов: ужасна их любовь и опасна».

Сказано о прошлом, сказано о будущем; теперь на очереди страшное настоящее. Вот идет слуга и вестник Зевса — бог Гермес. Прометей его презирает как прихлебателя хозяев Олимпийцев. «Что сказал ты о судьбе Зевса, о неразумном браке, о грозящей гибели? Признавайся, не то горько пострадаешь!» — «Лучше страдать, чем прислужничать, как ты; а я — бессмертен, я видел падение Урана, падение Крона, увижу и падение Зевса». — «Берегись: быть тебе в подземном Тартаре, где мучатся Титаны, а потом стоять тебе здесь с раною в боку, и орел будет клевать твою печень». — «Все это я знал заранее; пусть бушуют боги, я ненавижу их!» Гермес исчезает — и действительно Прометей восклицает: «Вот и впрямь вокруг задрожала земля, / И молнии вьются, и громы гремят... / О Небо, о мать святая, Земля, / Посмотрите: страдаю безвинно!» Это конец трагедии.

Список литературы

Все шедевры мировой литературы в кратком изложении. Сюжеты и характеры. Зарубежная литература древних эпох, средневековья и Возрождения: Энциклопедическое издание. / Ред. и сост. В.И.Новиков – М.: «Олимп» ; ООО «Издательство ACT» , 1997.

www.neuch.ru

Прометей прикованный - Реферат | Litsoch.ru

( Prometheus desmotes ) — Трагедия (450-е до н. э.?)

Эсхил (Aischylos) 525–456 до н. э.

Античная литература. Греция

М. Л. Гаспаров

Вот по этому рассказу и сделал свою трагедию о Прометее поэт Эсхил.

сердие к людям, ибо сам он немилосерден». За Океанидами входит их отец Океан: он когда-то воевал против Олимпийцев вместе с остальными Титанами, но смирился, покорился, прощен и мирно плещется по всем концам света. Пусть смирится и Прометей, не то не миновать ему еще худшей кары: Зевс мстителен! Прометей презрительно отвергает его советы: «Обо мне не заботься, позаботься о себе:

Список литературы

www.litsoch.ru