Когда мы говорим о творчестве, то обычно имеем в виду великих людей: писателей, художников, ученых. Однако каждый человек занимается творчеством, когда пытается не просто механически выполнить свою работу, но и внести в нее что-то от себя, хоть в чем-то ее усовершенствовать. Везде, где цель деятельности рождается из глубины человеческого духа, имеет место творчество. Везде, где человек работает с любовью, вкусом и вдохновением, он становится мастером. Творчество, считал Н. Бердяев, выдает гениальную природу человека, каждый человек гениален, а соединение гениальности и таланта создает гения. Можно не быть гением, но быть гениальным. Гениальными могут быть любовь матери к ребенку, мучительные поиски смысла жизни и искание правды жизни.

Счастье.

Никто, конечно, не знает точно, что такое счастье, и разные люди понимают его по-разному. Наиболее распространенная точка зрения подменяет счастье удовольствием.

Удовольствие - это имитация счастья. Самым крайним видом такого иллюзорного счастья является наркотическое опьянение: человек полностью отрешен от мира, полностью растворен в чистом удовольствии, он абсолютно счастлив и доволен, и больше ничего ему в данный момент не нужно. Правда, потом наступит очень тяжелое похмелье, человека ждут тяжкие страдания, но сейчас он об этом не думает.

Многие отождествляют счастье с полным удовлетворением своих потребностей: у них все есть, они богато живут, им легко доступны физические и духовные удовольствия - что еще надо для счастья? Есть старая древнегреческая легенда, в которой повествуется, как богатый царь Крез спросил мудреца Солона, видел ли когда-нибудь Солон счастливого человека. На что Солон ответил, что никогда не видел и вообще видеть счастливого человека нельзя. "Но ведь я перед тобой, - возмутился Крез, - самый счастливый, потому что я самый богатый". Но Солон ответил, что об этом еще рано судить, так как Крез еще жив. Действительно, вскоре на Креза напали враги, разгромили и разграбили его государство и убили его самого.

Греки считали, что лишь смерть придает жизни законченный вид. Жизнь должна завершиться, и тогда можно ответить, счастлив ли человек. А пока она продолжается, сказать этого нельзя.

Получается что Счастье - это внутренняя умиротворенность, когда вместо страха и забот, жизнь проникнута пониманием святости каждой прожитой минуты, святости и красоты окружающего мира, которые отражаются в его душе.

Любовь – самый верный свидетель существования. Только находясь в состоянии любви, человек чувствует, что действительно живет, а не через него что-то живется, которое случается помимо его воли или желания.

С точки зрения философии то, что человек кого-нибудь любит, объясняется не предметом любви, а человеческой способностью любить. Другие причинами нельзя объяснить возникновение любви.

Любят не за что-то, любят, потому что любят.

Для любви нет причин, как нет причин для добрых поступков, нет причин для существования совести. А когда находят, то ни любви, ни совести нет. Человек делает добро, поступает по совести, не потому что преследует какую-то конкретную цель, а потому что он добр, совестлив и не может жить иначе. Человек любит потому, что не может не любить, даже когда обнаруживает, что его любимый человек не обладает особыми достоинствами. Любящий видит в любимом, то чего не видят окружающие. Любовь не возможно проследить различными тестами, исследованиями, опросами, любовь – это чувство, которое дано нам свыше, это дар Бога. Человек который не любит не полноценный человек, он не видит всей красоты мира, природы, людей, общества. Когда человек любит ему открываются новые краски мира, сияния.

Часто мы слышим, и даже сталкиваемся с такими жестокими словами: «За что ты его/её полюбил/а?» На этот вопрос нельзя ответить словами, тот человек кто спрашивал, должен сам любить, ибо любящий человек не спросит такого. В любимом человеке мы видим божественную красоту. У не которых людей этой красоты нет, не потому что они родились такими, нет, человек рождается чистым и в ребенке уже присутствует божественная красота. Но в дальнейшем мы можем потерять эту красоту, на более «существенное» и материальное – деньги. Любовь в своей основе есть религиозное восприятие человека, видение в нем божественного начала.

Человек без любви – жалкое, неполноценное существо, не постигающее смысла своего существования. Любить – значит жить.

Труд - это основная форма человеческой жизнедеятельности, условие существования человека. Поэтому труд не может рассматриваться лишь в контексте собственно экономических учений, например трудовой теории стоимости. Нужно принимать во внимание и другие - ценностно-этические, религиозные и философские - представления о труде.

Труд как мука. В рамках античного мировоззрения простой хозяйственный труд представлялся занятием, недостойным свободных людей. Труд был занятием низким, уделом рабов и вольноотпущенников. Доблесть в глазах членов античного общества состояла не в труде, а в созерцании, благородной праздности. Труд физический рассматривался как тягость, как мука.

Свободный гражданин античного общества - это политик, воин, участник или зритель спортивных состязаний, посетитель дружеских пиров, театра или, если он настроен более созерцательно, философских школ. Лишь для земледельческого труда делалось некоторое исключение, что определялось самим характером античного хозяйства, которое держалось, в конечном счете, на аграрном производстве. Вместе с тем на закате античности, в древнем Риме, даже этот жизненный корень был подрублен. Люмпены, простолюдины требовали не возможностей для продуктивного труда, но "хлеба и зрелищ". Говоря современным языком, античное общество не выработало позитивной трудовой этики. Труд воспринимался как наказание. Вероятно, только в такой культуре возможен образ Сизифа.

Теология труда. Христианство решительно изменило это негативное отношение к труду, свойственное языческой античной культуре. Труд стал пониматься как позитивная ценность, как богоугодное дело. Средневековую цивилизацию многие историки культуры трактуют как цивилизацию труда. В самих исходных постулатах христианства нетрудно обнаружить истоки положительной оценки труда. "В поте лица ешь хлеб свой" - говорится в Евангелии. Апостол Павел учил: "Если кто не хочет трудиться, тот и не ешь".

Вера. Религиозная вера – это возможность сверхчувственного опыта. Но для очень большого числа людей такой опыт – пустой звук. И даже люди, которым он доступен, часто не улавливают присущего ему сверхчувственного характера. Можно наслаждаться красотой и при этом воображать, то красота исчерпывается приятными эмоциями. Можно верить в Бога, но сомневаться, но сомневаться в религиозном опыте, считать его иллюзией.

Вера, считал Франк, есть воля открывать душу навстречу истине, прислушиваться к тихому, не всегда различимому «голосу Божию». Это воля заставляет нас пристально вглядываться в ту незримую и в этом смысле темную глубь нашей души, где «тлеет» искорка, и в этой искорке увидеть ke? исходящего из самого солнца духовного бытия.

Вера в своем первичном существовании есть не мысль, не убеждение в существовании трансцендентного личного бога как такового, а некое внутреннее состояние духа, живая полнота сердца, подобная свободной радостной игре сил в душе ребенка. И это состояние духа определенно чувством нашей неразрывной связи с родственной нам божественной стихией бесконечной любви, с неисчерпаемой сокровищницей добра, покоя , блаженства, святости.

Таким образом, жить в вере – значит жить в постоянном напряжении всех своих сил, целиком жить в настоящем, жить сердцем, для которого любой предмет, любая внешняя данность открывается в ее несказанности, значительности, таинственной глубине. Вера – это горение сердца, зажженного силой, которая по своей значительности и ценности с очевидностью воспринимается как нечто высшее и большее, чем сам человек. Вера не есть, ни идея, ни система идей. Она есть жизнь и источник жизни, самосознание, которое само испытывается и действует как живая и животворящая сила.

Смерть - важнейший фактор человеческого существования. Только вглядываясь в лицо смерти, мы начинаем любить жизнь. Если бы не было смерти, жизнь была бы бессмысленна. В древнегреческой мифологии самое страшное наказание, к которому боги могли приговорить человека - это бессмертие. Что может быть страшнее бессмертия, хотя в тысячах книг, романов, трактатов бессмертие преподносилось как главная мечта человечества. Представьте себе, что вы бессмертны: уже умерли все ваши родственники и друзья, дети и дети ваших детей, а вы все живете и живете, абсолютно одиноким и заброшенным в чужые, непонятные вам время и культуру.

В каждой культуре свое специфическое отношение к смерти. В Индии, как в древности, так и в наше время, умершего человека сжигают на костре, прах развеивают по ветру и от него ничего не остается. А в древнеегипетской цивилизации был настоящий культ мертвых - набальзамированные египетские императоры до сих пор лежат в европейских музеях. Европейские кладбища - это сложнейшая архитектура памятников, надгробий, склепов.

Человек в этом смысле - самое несчастное из животных, поскольку знает заранее о своей будущей смерти. Но в то же время это дает огромное преимущество человеку, поскольку смерть организует человеческую жизнь, заставляет человека в краткие годы найти смысл и оправдать перед самим собой свое существование.

mirznanii.com

3. Категории человеческого бытия.

Основные категории бытия человека, определяющие его жизнь, — это прежде всего свобода, поиски смысла жизни, творчество, любовь, счастье, вера, смерть и др.

Любовь. Любовь — самый верный свидетель существования. Только находясь в состоянии любви, человек чувствует, что действительно живет, а не через него что-то живется, случается помимо его воли или желания. Он чувствует это каждую минуту так же, как идеально здоровый спортсмен чувствует каждую клеточку своего молодого тренированного тела.

С точки зрения философии то, что кто-нибудь кого-нибудь любит, объясняется не предметом любви, а способностью любить. Другими причинами нельзя объяснить возникновение любви. Например, я люблю этого человека, потому что он (она) очень красивый. Но почему я остановился именно на этом, когда есть тысячи более красивых людей? Я люблю, потому что он умный. Но разве за это любят? Я люблю, потому что он богатый — это уже совсем несерьезная причина для любви.

Любят не за что-то, любят, потому что любят. Для любви нет причин, как нет причин для добрых поступков, нет причин для существования совести. А когда находятся такие причины, то ни любви, ни совести нет.

Человек делает добро, поступает по совести не потому, что преследует какую-нибудь конкретную цель, а потому, что он добр, совестлив и не может жить иначе. Человек любит потому, что не может не любить, даже когда обнаруживает, что любимый на самом деле не обладает особыми достоинствами. Любящий видит в любимом то, чего не видят другие, чего не видит весь мир. Человека невозможно познать никакими тестами, никакими опросами и исследованиями. Но есть одно безошибочное средство узнать человека — надо его полюбить.

Иногда можно услышать, как один человек говорит другому: «За что ты ее полюбил, она ведь такая некрасивая?» На что этот другой мог бы, конечно, ответить: ты ее не видишь, ее вижу только я, только мне открыта ее божественная красота, а у тебя нет глаз, которыми ты можешь это увидеть. Любовь в своей основе есть религиозное восприятие человека, видение в нем божественного начала.

Поскольку нет никаких биологических, физических или психологических оснований для любви, поскольку любят не за что-то, любят потому, что не могут не любить, то у любви есть только метафизические основания.

В этом мире любовь встречается очень редко. Согласно древнему мифу об андрогине, раньше человек был един, он был одновременно мужчиной и женщиной. Потом Бог разорвал его на две половинки и бросил их в разные стороны. И с тех пор они ищут друг друга. Когда находят, возникает любовь. Многие верят, что любят или любили, но на самом деле чаще всего они себя убеждают в этом, на самом деле это лишь имитация любви. Вл. Соловьев считал, что любовь для человека — пока то же, что разум для животного, т.е. только неопределенная возможность.

Любовь — не массовое явление, а редкий подарок, достающийся далеко не всем людям. Она встречается редко еще и потому, что люди боятся любви, так как это — постоянная забота и тревога за любимого человека, постоянная ответственность. Любовь никак не совпадает со счастьем в будничном смысле этого слова.

Любовь — очень парадоксальная вещь. Во-первых, любовь нередко возникает тогда, когда любить нельзя, и развивается, преодолевая различные препятствия. Вся художественная литература построена на описании этого конфликта — любовь Тристана и Изольды, Ромео и Джульетты, Алексея Вронского и Анны Карениной. Не только в литературе, но и в жизни любовь всегда развивается в борьбе с внешними обстоятельствами, в борьбе с судьбой, с обществом.

Отсюда вытекает второй парадокс — любовь всегда связана со смертью: или потому, что препятствия для ее осуществления оказываются непреодолимыми, или потому, что любящий человек осознает, как хрупко и недолговечно его чувство, когда он остро переживает тот факт, что он живет, дышит, радуется жизни, и поэтому своим главным врагом считает небытие, распад, смерть. Андрей Болконский перед своей кончиной думал о том, что только любовь может противостоять смерти, только любовь является ее действительной соперницей и может спасти человека. Ибо жизнь как таковая, осуществляемая в смене поколений, бессмертна.

Воспитывать — значит пробуждать способность любить. Труд жизни начинается с труда души, с любви, а уже потом идет труд ума и рук. Обычно говорят, что всех любить невозможно, что есть люди не достойные любви. Тем не менее детей надо прежде всего учить любви: научатся любить людей — будет кого и что любить, а они потом уже сами научатся ненавидеть тех, кто хочет погубить любимое и дорогое. Если проповедовать выборочную любовь — этих можно любить, они хорошие, а этих не надо, то постепенно можно прийти к выводу, что у всех людей есть недостатки, все в чем-то плохи и любить никого не надо.

Исключительная роль в понимании и утверждении любви принадлежит христианской религии. Она учит, что Бог есть любовь, любовь вообще, чистая любовь, поднимаясь к которой, человек начинает жить в атмосфере любви и становится способным к любому конкретному ее проявлению: может полюбить человека, животное, природу. В Послании Иоанна говорится: «...всякий любящий рожден от Бога и знает Бога; Кто не любит, тот не познал Бога...».

Религиозная, христианская суть любви, считал Франк, не имеет ничего общего с рационалистическим требованием всеобщего равенства и альтруизма, которое постоянно вновь и вновь возрождалось во многих идейных течениях — от софизма V в. до коммунистического I «Интернационала». Нельзя любить человечество вообще и человека вообще, можно любить только данного, отдельного, индивидуального человека во всей конкретности его образа. Любящая мать любит каждого своего ребенка в отдельности, любит то, что есть единственного, несравнимого в каждом из ее детей.

Скажем несколько слов о теории любви Фрейда. Постоянная задача развивающейся человеческой культуры есть обуздание любовной жизни, и первые собственно культурные законы направлены сначала на запрет сексуальных отношений между родственниками, а потом и на ограничение сексуальной жизни вообще, например браком. Но многочисленные запреты, наложенные культурой на сексуальное наслаждение, сказались и в том, что позднейшее разрешение его в браке не давало человеку полного удовлетворения. Правда, и неограниченная половая свобода не приводила, по Фрейду, к лучшим результатам. Ценность любовной потребности тотчас понижалась, если удовлетворение становилось слишком доступным.

Люди стали создавать условные препятствия, чтобы наслаждаться любовью. Там, где не было таких препятствий, любовь была обесценена, а жизнь пуста. Настоящую психическую ценность придали любви аскетические течения христианства. Никакие предшествующие эпохи не наполняли любовь таким глубоким и сильным напряжением чувств, воли, памяти.

Культура всегда находится в разладе с сексуальной жизнью. Человеческие гениталии, по Фрейду, не проделали вместе со всем человеческим телом развития в сторону эстетического совершенствования, они остались животными, и потому любовь в своей основе осталась такой животной, какой она была испокон веков. Любовные влечения с трудом поддаются воспитанию, а попытка обуздать их, подавить приводит к серьезным нарушениям психики, к неврозам. Поэтому невозможно найти равновесия между требованиями полового влечения и культуры, иначе в будущем человеческий род вообще прекратится в силу его необычайно мощного культурного развития.

Человек не удовлетворен культурой, которая резко обуздывает его свободу, в том числе и сексуальную, не дает ему возможности полного удовлетворения сексуальных потребностей. Но, по Фрейду, именно это становится источником величайших культурных достижений, ибо половая энергия переходит в культурную деятельность. Какие мотивы могли бы заставить людей находить другое применение своим сексуальным импульсам, если бы они могли быть полностью счастливы в половой деятельности? Полностью счастливый человек ничего не стал бы делать для развития культуры.

Таким образом, любовь, прежде всего сексуальная, является, по Фрейду, базисом человеческой культуры. Она не просто связывает одного человека с другим. Эрос объединяет семьи, племена, народы, нации в одно большое целое — человечество. Человеческие массы должны быть либидозно связаны, одна лишь необходимость объединения в труде не могла бы удержать их вместе. Но есть и вторая изначальная сила — склонность к агрессии. Инстинкт агрессии является отпрыском и главным представителем первичного позыва смерти, Танатоса, разделяющего с Эросом господство над миром. Судьба рода человеческого зависит от того, удастся ли развитию культуры — и в какой мере — обуздать человеческий первичный позыв агрессии и самоуничтожения. В настоящее время, полагал Фрейд, люди так далеко зашли в своем господстве над силами природы, что они легко могут уничтожить друг друга вплоть до последнего человека. «Следует, однако, надеяться, что другая из двух «небесных сил» — вечный Эрос — сделает усилие, чтобы отстоять себя в борьбе со столь же бессмертным противником. Но кто может предвидеть исход борьбы и предсказать, на чьей стороне будет победа?».

Любовь не только конституирует человека как личность, но и является средством более глубокого и более точного открытия реальности. Гёте, например, говорил, что ему претят всякие узкопрофессиональные занятия, он во всем старается остаться «любителем», ибо «любитель» от слова «любить», а узкий профессионал — не «любитель», и поэтому от него, как правило, бывает скрыта исконная цель его профессии. Это же имел в виду Лосев, комментируя Платона: «Любящий всегда гениален, так как открывает в предмете своей любви то, что скрыто от всякого нелюбящего... Творец в любой области, в личных отношениях, в науке, искусстве, в общественно-политической деятельности всегда есть любящий; только ему открыты новые идеи, которые он хочет воплотить в жизнь и которые чужды нелюбящему»1.

Очень часто люди довольствуются эрзацами, суррогатами, многочисленными формами псевдолюбви. Об этих формах писал Фромм в своей книге «Искусство любить».

Во-первых, большинство людей считает, что любовь — дитя сексуального наслаждения и если два человека научатся в этом смысле вполне удовлетворять друг друга, то они постигнут искусство любить. На самом же деле, полагал Фромм, истина прямо противоположна этому предположению. Любовь не является следствием сексуального удовлетворения: наоборот, даже знание так называемых сексуальных приемов — это результат любви.

Второй формой псевдолюбви, которая вместо человеческого счастья приводит лишь к неврозам, страданиям, является привязанность одного или обоих «любовников» к фигуре одного из родителей. Уже во взрослом состоянии они переносят на любимого человека чувство ожидания или страха, которые испытывали по отношению к отцу или матери. Они никогда не освобождаются от образа зависимости и ищут этот образ в своих любовных требованиях. В подобных случаях человек в смысле чувств остается ребенком, хотя интеллектуально и социально находится на уровне своего возраста.

Еще одна форма псевдолюбви — любовь-поклонение. Люди часто имеют склонность обожествлять любимого. Будучи отчужденным от своих собственных сил, человек проецирует их на своего кумира, почитаемого как воплощение любви, света, блаженства. Он теряет себя в любимом человеке, вместо того чтобы находить себя в нем. Но никакой человек не может жить в таком состоянии в течение долгого времени, поэтому неизбежно наступает разочарование, возникает новый идол, потом еще один.

Проявление невротической любви вызвано нежеланием замечать свои грехи и сосредоточенностью на недостатках и слабостях «любимого» человека. Индивид беспощадно обличает даже маленькие слабости другого человека и охотно закрывает глаза на свои собственные пороки. Если два человека делают это одновременно, то их любовные отношения превращаются в пытку постоянного взаимного разоблачения.

Видом псевдолюбви является также «временная аберрация». Многие помолвленные или молодожены мечтают о блаженстве, которое, как они думают, ожидает их впереди, хотя в данный момент они уже начинают скучать друг с другом. Эта тенденция совпадает с общей установкой, характерной для современного человека. Он живет в прошлом, сентиментально вспоминая свое детство, или в будущем, строя счастливые планы на завтра, но не в настоящем. Переживается ли любовь «заместительно», как фиктивное участие в переживаниях других людей, переносится ли она из настоящего в прошлое или в будущее — такие абстрактные и отчужденные формы любви служат, согласно Фромму, лишь наркотиком, облегчающим боль реальности, одиночества и отчуждения.

И наконец, очень частая форма псевдолюбви — проекция своих проблем на детей. Когда человек чувствует, что не в состоянии придать смысл собственной жизни, он старается обрести его в сыне или дочери. Но так можно, считал Фромм, ввергнуть в беду как самого себя, так и своего ребенка. Не найдя смысла для себя, можно и ребенка воспитать неправильно. Часто не расторгают несчастливый брак, выдвигая такой аргумент: мы не можем разойтись, чтобы не лишать ребенка благодеяний единой семьи. Однако на самом деле атмосфера напряженности и безрадостности в подобной семье более вредна для ребенка, чем открытый разрыв.

В заключение можно сказать, что состояние постоянной борьбы в сегодняшнем российском обществе, борьбы всех против всех, привело к общему ожесточению, к забвению того, что любовь — это не сентиментальное чувство, не каприз настроения и не ослепляющая болезнь, это вообще не только и не столько человеческое качество или способность, а объективный закон существования человеческого мира. Любовь — это усилие во что бы то ни стало остаться живым, не поддаться омертвляющему воздействию «мира» — ненависти, насилию, автоматизму мышления и поведения, сохранить в себе искру божественного начала.

Понимание того, что человек без любви — жалкое, неполноценное существо, не постигающее смысла своего существования, выражено в Послании апостола Павла коринфянам: «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я — медь звенящая или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, — то я ничто» (1 Кор. 13:1—2).

Творчество. В современной научной литературе прослеживается очевидное стремление исследовать конкретные виды творчества — творчество в науке, технике, искусстве, — его психологические основы и т.п. Во всех работах такого рода рассматриваются прикладные аспекты творчества, в них не ставится и не исследуется собственно философский вопрос: как вообще возможно творчество?

При анализе наследственных способностей субъекта творчества, его таланта, голосовой, слуховой или зрительной исключительности, которые всегда уникальны и неповторимы, мы не можем сделать никаких теоретических выводов о сути и истоках творчества. Мы также не уйдем далеко, изучая психологию субъекта — его темперамент, скорость психических реакций, способность образовывать далекие ассоциации; эти и другие не менее важные характеристики всегда относятся к конкретному эмпирическому субъекту. Описание психологических механизмов интуиции или озарения — это всегда описание задним числом уже случившихся актов творчества. Например, какой вывод можно сделать из признания многих великих творцов, что озарение пришло к ним во сне? Разве что — больше спать. Мы можем последовать совету Эйнштейна и профессионально заниматься музыкой, играть на скрипке или внимательно вчитываться в Достоевского, т.е. соблюдать все условия, необходимые, по Эйнштейну, для творчества, и если нам повезет, натолкнуться на счастливую идею в физике или математике. Однако это всегда будет неконтролируемым чудом. Сами по себе способности, таланты, воспитание, образование, культурная изощренность еще не делают человека творцом.

Попытки понять и описать феномен творчества наталкиваются на неразрешимые парадоксы: люди, много знающие о творчестве, сами не творят (обычно они пишут статьи и книги по проблеме творчества). Тот же, кто творит, создает совершенно новые ценности в науке или искусстве, чаще всего не знает, как он это делает; то, что он потом рассказывает теоретикам творчества, особой ценности не представляет, ибо никаких общих выводов или рекомендаций из его сугубо индивидуального опыта получить нельзя.

Когда мы говорим о творчестве, то прежде всего имеем в виду великих людей: писателей, художников, ученых. Однако если человек пытается не просто механически выполнить свою работу, но и внести в нее что-то от себя, хоть в чем-то ее усовершенствовать — он занимается творчеством. Везде, где цель деятельности рождается из глубины человеческого духа, имеет место творчество. Везде, где человек работает с любовью, вкусом и вдохновением, он становится мастером, творцом.

Можно сколько угодно перебирать знания, полученные в школе, вычитанные из книг, — ничего нового не создашь. Нужно самому измениться, нужно научиться все время удивляться миру, видеть тайны и проблемы там, где другой ничего подобного не видит. Творчество — это образ жизни.

Увидеть что-либо впервые чрезвычайно трудно, потому что наши знания, наше образование, наша привычка сейчас же все объясняют, переводят в привычные штампы. Вот идет первый снег, он пошел вдруг, хотя его ждали давно, и вместо того, чтобы поразиться тому, как большие белые хлопья медленно, словно танцуя, падают в вечернем темнеющем воздухе, мы говорим: «Подумаешь! Что тут удивительного? Просто циклон принес холодный воздух со Скандинавского полуострова!»

Каждый ребенок в пору формирования личности должен «увидеть» что-то прекрасное, не важно что, но важно, чтобы увиденное глубоко запало в душу, в память сердца, чтобы произошло «прикосновение» к миру и родилось изумление перед ним, будь то лучи солнца, пробивающиеся через кроны деревьев, или полная луна в бездонном весеннем небе.

В философии такое видение, такое открытие мира называется созерцанием. Созерцание — это смотрение не только глазами, не только умом, но всей душой, всей человеческой сущностью. С него всегда начинается творчество. Если не было такого видения, то не возникло и главных условий для творчества, для того чтобы человек стал творцом. Что-то не состоялось в человеке, недозавершилось, осталась пустота, на которую не могут опереться ни интеллект, ни чувства. Если у человека никогда не было переживания удивительной новизны, свежести бездонной неисчерпаемости мира, не было прорыва к этому состоянию то он остается один на один с собой, со скудным набором правил жизни с постепенно крепнущим убеждением, что жизнь скучна, уныла, однообразна и не имеет никакого внутреннего смысла. Увидеть мир по-новому, не так, как его видели и объясняли до тебя, — значит увидеть его вне готовых стереотипов видения и объяснения, которые постоянно наваливаются на наше восприятие, гася его, переводят в общеизвестные штампы и стереотипы видения.

Это принципиально новое видение: мы вдруг видим мир так, как будто увидели его впервые, переживаем удивительный подъем духа и чувствуем, что происходит наше «слияние» с миром и понимание его «изнутри». В эти мгновения и рождаются новая мысль и сам человек как творец.

Увидеть впервые трудно еще и потому, что для рассудочности и механической памяти (а именно ими мы обычно и пользуемся) все тривиально, для них нет ничего оригинального, на любое внешнее воздействие или проблему следует тот или иной ответ, та или иная автоматическая реакция. Мы часто действуем, основываясь не на личном наблюдении, а на знаниях, полученных извне, и такой способ бытия отчасти превращает нас в бездумную машину, делает неспособными к творчеству, мы автоматически проецируем свои знания, свои старые навыки на новую ситуацию. Чтобы действительно увидеть настоящее, нужно изменить отношение ко всему известному, прошлому. Конечно, это не значит, что мы должны стереть воспоминания, нужно только перестать реагировать на настоящее, основываясь исключительно на прошлых знаниях и привычках. Без памяти и прошлых знаний, без преемственности человек не может существовать и развиваться. Однако новое знание возникает не тогда, когда мы, утилитарно относясь к своей памяти, пытаемся отыскать аналог нового явления и не успокаиваемся, пока не отыщем, не классифицируем его, не переведем в ряд типичных, но тогда, когда, сталкиваясь с новым феноменом, воспроизводим заново свое живое и полное присутствие.

Счастье. Ницше считал, что мудрый человек не обязан быть счастливым — если человек знает, зачем он живет, ему не важно, как он живет. Но большинству людей, особенно в юном возрасте, такие рассуждения покажутся чересчур суровыми, чересчур пессимистичными. Как это нет счастья, когда каждый день приносит столько радости? А сколько таких радостей, сколько счастья ожидает впереди!

Конечно, никто не знает точно, что такое счастье, и разные люди понимают его по-разному. Наиболее распространенная точка зрения подменяет счастье удовольствием. Удовольствие — это имитация счастья. Крайним видом такого иллюзорного счастья является наркотическое опьянение: человек полностью отрешен от мира, полностью растворен в чистом удовольствии, абсолютно счастлив и доволен, в данный момент больше ничего ему не нужно, и сейчас он не думает о том, что наступит очень тяжелое похмелье, тяжкие страдания..

Многие отождествляют счастье с полным удовлетворением своих потребностей: у них все есть, они богато живут, им доступны любые физические и духовные удовольствия — что еще надо для счастья? В одной древнегреческой легенде повествуется о том, как богатый царь Крез спросил мудреца Солона, видел ли когда-нибудь тот счастливого человека. На это Солон ответил, что никогда не видел и вообще нельзя видеть счастливого человека. «Но ведь я перед тобой, — возмутился Крез. — Я самый счастливый, потому что самый богатый». Но Солон ответил, что об этом еще рано судить, так как Крез еще жив. Действительно, вскоре враги разгромили и разграбили государство Креза и убили его самого. Греки считали, что лишь смерть придает жизни законченный вид. Только тогда, когда жизнь завершится, можно ответить на вопрос, счастлив ли был человек, а пока она продолжается, сказать этого нельзя.

Некоторые люди связывают свое представление о счастье с карьерой, прежде всего с политической: им кажется, что настоящее счастье — иметь власть, управлять другими людьми, все время быть на виду, слушать слова одобрения. Но, как показывает жизнь, политические деятели редко бывают счастливы — власть быстро развращает и опустошает человека.

Ни забвение, ни наслаждение, ни удовлетворение всех потребностей, ни власть не приносят, видимо, настоящего счастья, они дают лишь имитацию счастливой жизни, которую сменяют пресыщение и разочарование. Мудрецы считали, что единственно возможный вид счастья — жизнь в согласии с самим собой, без страха, без напрасных надежд и мечтаний, в спокойном и ясном видении проблем и невзгод. Счастье — это внутренняя умиротворенность, когда вместо страха и забот жизнь проникнута пониманием святости каждой прожитой минуты, святости и красоты окружающего мира, которые отражаются в его душе.

Все внешние источники счастья и наслаждений, писал Шопенгауэр, по своей природе крайне ненадежны, сомнительны, преходящи, подчинены случаю. В этом отношении больше, чем в каком-либо ином, важно, что именно мы имеем в себе. «В мире вообще немного можно раздобыть: он весь полон нуждою и горем, тех же, кто их избег, подкарауливает на каждом шагу скука. К тому же, по общему правилу, власть принадлежит дурному началу, а решающее слово — глупости. Судьба жестока, а люди жалки. В устроенном таким образом мире тот, кто много имеет в себе, подобен светлой, веселой, теплой комнате, окруженной тьмою и снегом декабрьской ночи. Поэтому высокая, богатая индивидуальность, а в особенности широкий ум, означают счастливейший удел на Земле, как бы мало блеска в нем ни было»1.

Счастье возможно только сейчас, в эту минуту, в настоящем. Но обычно мы не задерживаемся в настоящем, утверждал Паскаль. Мы вспоминаем прошлое, мы предвкушаем будущее, словно хотим поторопить его слишком медленный шаг. Мы так неосмотрительны, что блуждаем по недоступным нам временам и вовсе не думаем о том единственном времени, которое нам принадлежит. Мы так легкомысленны, считал Паскаль, что мечтаем только о воображаемых временах и без рассуждений бежим от единственно существующего в действительности. Это потому, что настоящее обычно ранит нас. Мы его прячем от самих себя, потому что оно нас удручает, а если оно нам приятно, то жалеем, что оно ускользает. Мы пытаемся удержать его в будущем и предполагаем распоряжаться такими вещами, которые отнюдь не в нашей власти, в том времени, до которого мы вовсе не обязательно доживем.

Мы почти не думаем о настоящем, считал он, а если и думаем, то лишь для того, чтобы в нем научиться получше управлять будущим. Настоящее никогда не бывает нашей целью. Таким образом, мы вообще никогда не живем, но лишь собираемся жить и постоянно надеемся на счастье, но никогда не добиваемся его, и это неизбежно.

Пока человек не нашел ничего святого в своей жизни, не почувствовал глубину, волнующую красоту настоящего мгновения, его жизнь поверхностна. Он может жениться, иметь детей, хороший дом и деньги, может быть умным и удачливым. Но его жизнь будет лишена того аромата мудрости и спокойствия, без которого все похоже на тень.

Труд и игра. Всем известен религиозный сюжет изгнания человека из рая, после которого он сам должен был в поте лица добывать хлеб свой, должен был трудиться. Человеку в раю было дано все, что ему нужно было для жизни, он ни в чем не нуждался, получая в готовом виде основные блага для своего существования. Так или почти так жили первобытные люди. Но как только то или иное племя увеличивалось, появлялось избыточное население, человек вынужден был трудиться, чтобы добывать достаточно того, что в ограниченном количестве давала природа. С этого момента труд стал формой существования человека. Ни одно животное не трудится, ибо получает все необходимое от природы. Работает только человек, и работа дает ему власть — пусть ограниченную — над природой: природой окружающей и природой естественной. Эта власть отличает его от других живых существ, дает ему свободу, ответственность за свою жизнь. До труда всю ответственность за человека «несла» природа.

Человек в труде сравнивает себя с Богом, поскольку творит вещи, которых в природе нет, и в то же время он не Бог и даже не божок, ибо все его завоевания оплачиваются его потерями — отчуждением от природы, уничтожением и порчей земли, воды, воздуха, постоянным покушением на собственное здоровье.

Каких бы успехов ни достигал человек в результате своего труда, какие бы глобальные достижения ни были бы ему по плечу, природа все равно остается всевластной. Вся деятельность человека на фоне бесконечности природы исчезнет когда-нибудь под песком и пылью, как уже исчезали ранее целые культуры и народы.

В труде наиболее отчетливо проявляется самоотчуждение человека — все свои силы, свои мысли, воображение он вкладывает в труд, опредмечивает их и тем самым отчуждается от себя. Очеловечивание вещей есть одновременно овеществление человека.

Кажется, что совершенно противоположным труду феноменом человеческого бытия является игра. Обычно игру противопоставляют труду, в лучшем случае видят в игре тренировку перед серьезным делом или необходимое восполнение монотонной односторонней деятельности. Традиционно считают, что только ребенку пристало жить игрой. Только в детстве у человека еще есть время для игры, а потом времени уже нет, ибо оно разлагается на «потом», «теперь», «уже». Обычно чистое настоящее детство считается временем игры, а для взрослых игра — только отдых, расслабление, нечто несерьезное.

Игра требует беззаботности, а это, на первый взгляд, не человеческое состояние, оно — скорее удел животных. Но животные, строго говоря, не бывают ни беззаботными, ни озабоченными, так же как не бывают свободными или занятыми. Однако очень часто, если не всегда, игра воспринимается играющими — будь то шахматисты или футболисты, будь то болельщики или завороженные хитросплетениями игры дети — очень серьезно. Отношение игра — серьезное во все времена остается неустойчивым. Игра превращается в серьезное, а серьезное — в игру. «Игра похищает нас из-под власти привычной и будничной серьезности жизни, проявляющейся прежде всего в суровости и тягости труда, в борьбе за власть. Это похищение возвращает нас к еще более глубокой серьезности, к бездонно-радостной, трагикомической серьезности, в которой мы созерцаем бытие, словно в зеркале».

Интенсивность игры не объяснить никаким биологическим анализом, и именно в ней кроется сущность игры, ее исконное качество.

Всякая деятельность совершается во имя определенных целей, для достижения результата, приносящего пользу. Цели нет только у игры, она совершается не ради счастливого будущего, она — сама по себе счастье. С точки зрения детерминированно мыслимого мира, мира сплошного взаимодействия сил, игра, считал Хейзинга, есть в самом полном смысле слова излишество, избыток. Только вмешательство духа, снимающего эту всеобщую детерминированность, делает наличие игры возможным, мыслимым, постижимым. Животные могут играть, значит, они уже нечто большее, чем просто механизмы. Мы играем, и мы знаем, что мы играем, значит, мы более, чем просто разумные существа, ибо игра есть занятие внеразумное.

Игра старше культуры, человеческая цивилизация не добавила никакого существенного признака общему понятию игры. Игра, как и труд, выражает сущность человека. Но в отличие от труда игре присуще настроение удовольствия, которое больше простой радости от достижения чего-либо конкретного. Здесь мы радуемся своей свободе. Во всех сферах деятельности человека проявляются явные или замаскированные формы игры. Игре причастны все возрасты, все время от времени погружаются в игру, испытывая освобождение, окрыленность, счастье, — от детей до глубоких старцев. Игра охватывает все сферы человеческого существования. Играют в смерть, в похороны, в любовь, в труд. «Что было бы с влюбленными с их поистине бесконечной задачей без разыгранной шутки? Чем была бы война без авантюры, без правил рыцарской игры? Чем был бы труд без игрового гения, чем была бы политическая сцена без добровольного или принудительного фарса властителей? Иногда высказываемая во всех этих областях серьезность есть не более чем хорошо сидящая маска скрытой игры»2.

Игра — всегда свободная деятельность. Игра по приказу — больше уже не игра. Благодаря своему свободному характеру игра выходит за рамки природного процесса и располагается поверх него как украшение. В этом смысле игра — это не обыденная жизнь и не жизнь как таковая. Она — скорее выход из рамок этой жизни, в специфический мир, имеющий собственное время и пространство. Все играющие знают, что они играют, а не живут, что всё, совершающееся ими, совершается как будто взаправду. Но самозабвением, восторгом это «как будто» снимается. И дети, и животные не могут не играть, ибо так им повелевает инстинкт, к тому же, играя, они развиваются. Но взрослый человек может обойтись без игры, она для него — некое излишество. Он может играть, а может и отложить игру, поскольку она не диктуется внешней необходимостью. Лишь по мере развития культуры, понятия долженствования, обязанности привязываются к игре. Она становится постоянным сопровождением, приложением жизни. Она украшает жизнь, дополняет ее и вследствие этого является необходимой. Игра необходима человеку как биологическая функция, и она необходима обществу в силу своей выразительной ценности, в силу завязываемых ею духовных и социальных связей, необходима как культурная функция.

Игра всегда имеет собственное пространство — арена, стол, храм, экран, стадион. Это отчужденная земля, обособленная территория, на которой свои правила и собственное время: это временные миры — игра рано или поздно кончается и может быть повторена в любое время. Элементы повтора, рефрена встречаются почти на каждом шагу в развитых игровых формах. Игра способна иначе наполнить время, чем все остальные феномены человеческого существования. В обыденной жизни время дано нам как бы взаймы, его никогда не хватает, оно заполнено нужными, необходимыми делами, а свободное время рассматривается только как время, не занятое трудом, оно легко оказывается опустошенным, незаполненным временем, которое может быть занято чем угодно. Иначе обстоит дело, когда мы говорим, что у нас есть свободное время, поскольку мы играем.

Вся человеческая культура возникает, согласно Хейзинге, из игры и в форме игры. Не игра перерастает в культуру, а в первоначальных формах культуры всегда есть нечто игровое. Но по мере развития культуры игровой элемент отступает на задний план. Он растворяется, ассимилируется в сакральной сфере, кристаллизуется в науке и поэзии, в правосознании, формах политической жизни. И в этих сферах игровой момент может проявиться в полную силу. Чем больше пользы игра приносит в практическом или теоретическом плане, тем полнее она растворяется в культуре.

Лотман в «Беседах о русской культуре» писал о значении игры (в частности, карточной) в повседневной жизни. По его мнению, человек играет не с другим человеком, а со Случаем. Азартная игра — модель борьбы человека с Неизвестными Факторами. «Поэтому, — приводил он слова Пушкина, — страсть к игре есть самая сильная из страстей». Такие понятия, как «счастье», «удача», «милость», понимались русским дворянином XVIII—XIX вв. как непредсказуемое нарушение непреложных законов. Игра превращала неожиданность в постоянно действующий механизм, ее ждали, ей радовались или огорчались, но не удивлялись. Многие видные умы того времени усматривали связь между азартной игрой и общей философией романтизма с его культом непредсказуемости, выпадения из общего неотвратимого закона.

Так, игра в карты была чем-то большим, чем стремление к выигрышу как материальной выгоде. Выигрыш, считал Лотман, был не самоцелью, а средством вызвать ощущение риска, внести в жизнь непредсказуемость. Это чувство было оборотной стороной мундирной, пригвожденной к парадам жизни. Петербург, военная служба, самый дух императорской эпохи отнимали у человека свободу, исключали случайность, а игра возвращала их в жизнь.

Видимо, поэтому карточная игра как одна из немногих возможностей проявления свободной инициативы была постоянным мотивом романов и повестей Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Л. Толстого, Достоевского. Да и сами авторы в своей жизни отдали ей немалую дань.

Игра как праздник нужна будням, чтобы победить утилитаризм труда, чтобы человек мог не просто работать, а работать «играючи», а так может работать только мастер, художник своего дела. Для него работа — не тягостная обязанность, а возможность самовыражения, возможность выявления своей свободы. Только такой труд, сопряженный с игрой в самом глубоком смысле этого слова, с игрой как праздником бытия, и является в полном смысле человеческим трудом. Он очеловечивает мир, но не овеществляет человека.

Смерть. Смерть — важнейший фактор человеческого существования. Только вглядываясь в лицо смерти, мы начинаем любить жизнь. Если бы не было смерти, жизнь была бы бессмысленна. В древнегреческой мифологии бессмертие было самым страшным наказанием, к которому боги могли приговорить человека. В тысячах книг, романов, трактатов бессмертие преподносилось как главная мечта человечества — но что может быть страшнее бессмертия. Представьте себе, что вы бессмертны — уже умерли все ваши родственники и друзья, дети и дети ваших детей, а вы все живете и живете, абсолютно одиноким и заброшенным в чужие, не понятные вам время и культуру.

В каждой культуре специфическое отношение к смерти. В Индии как в древности, так и в наше время умершего человека сжигают на костре, прах развеивают и от него ничего не остается. А в древнеегипетской цивилизации был настоящий культ мертвых, набальзамированные египетские фараоны до сих пор лежат в европейских музеях. Европейские кладбища — это сложнейшая архитектура памятников, надгробий, склепов.

Смерть, как и рождение, формирует границы человеческой жизни. Все, что вне этих границ, для человека не существует. Смерть сопровождает человека с момента его рождения. Она представляет собой как бы тень человека, самую верную и привязчивую. В этом смысле человек — самое несчастное из животных, поскольку знает заранее о своей будущей смерти. Но в то же время это дает огромное преимущество человеку, поскольку смерть организует человеческую жизнь, заставляет человека в краткие годы найти смысл и оправдать перед самим собой свое существование.

Смерть — не конец, а венец жизни, она с самого начала присутствует в ней как упорядочивающий жизнь элемент. Но часто в обыденной жизни человек живет так, как будто он бессмертен. Он старается не думать о смерти, всячески отгоняет мысли о ней или полагает, что смерть очень далеко от него. Мудрецы же с древних времен говорили: «Memento mori!» («Помни о смерти!»). Для чего нужно помнить о смерти? Разумеется, не для того, чтобы отравлять себе жизнь и постоянно мучиться страхом. Помнить о смерти — значит каждый день жить так, как будто это последний день жизни, ведь он и в самом деле может оказаться последним. Предполагается, что дурной человек хоть один день, последний, постарается прожить по-человечески — не лгать, не воровать, не убивать.

Если бы смерть, полагал Монтень, была подобна врагу, от которого можно убежать, то лучше было бы сделать это. Но так как от нее ускользнуть невозможно, ибо она одинаково настигает беглеца, будь он плут или честный человек, и так как даже наилучшая броня от нее не обережет, то лучше научиться встречать ее грудью и вступать с ней в единоборство. Нужно лишить ее загадочности, присмотреться к ней, приучиться к ней, размышляя о ней чаще, нежели о чем-либо другом. Надо всюду и всегда вызывать в себе ее образ и притом во всех возможных ее обличьях. Если под нами споткнется конь, если с крыши упадет черепица, если мы наколемся о булавку, будем повторять себе всякий раз: «А что, если это и есть сама смерть?» «Неизвестно, где поджидает нас смерть; так будем же ожидать ее всюду. Размышлять о смерти — значит размышлять о свободе. Кто научился умирать, тот разучился быть рабом. Готовность умереть избавляет нас от всякого подчинения и принуждения. И нет в жизни зла для того, кто постиг, что потерять жизнь — незло»1.

studfiles.net

Категории человеческого бытия. Основные категории человеческой жизни (любовь, игра, вера, труд, смерть…)

Основополагающие категории человеческого бытия — Мегаобучалка

Основные категории бытия человека, определяющие его жизнь - это, прежде всего свобода, смысл жизни, творчество, любовь, счастье, вера, смерть и др.Смысл жизниКаждая философская система, обосновывая определенные ценности, предлагает свою версию ответа на вопрос о цели и смысле жизни. Проблема смысла жизни возникает из осознания человеком своей смертности. Всё многообразие ответов на вопрос о смысле жизни можно объединить в две группы: религиозные и светские версии. Религия и религиозная философия связывают смысл индивидуального бытия с Богом, предлагая искать цель и оправдание жизни в потустороннем. Религиозный смысл жизни заключается в служении Богу, выполнении религиозных заповедей, приготовлении к переходу в вечность. Светская философия отрицает идею Бога, отказывается от поиска смысла в потустороннем, но при этом либо подчиняет индивидуальную жизнь надличностным, внечеловеческим целям, либо пытается обнаружить смысл в самой жизни.СвободаВ целом ряде философских учений тема смысла жизни напрямую связывается с проблемой свободы. Современный человек стремится к свободе, эта ценность санкционирована нашей культурой в качестве фундаментальной. В философии, придерживающейся принципа детерминизма, свобода понимается как действие в соответствии со знанием необходимости. Свободна только субстанция, являющаяся причиной самой себя, всё остальное в мире, в том числе и человек, ограничены в своей свободе.По мнению философов-просветителей, свобода связана со способностью человека действовать в согласии с законами разума. Идея свободы, наряду с идеями Бога и бессмертия души, является регулятивной нормой разума, не имеющей познавательного значения, но заставляющей человека постоянно преодолевать границы возможного опыта. Одной из наиболее развернутых концепций свободы является философия Н. Бердяева. Настоящая свобода обнаруживается не тогда, когда человек должен выбирать, а тогда, когда он сделал выбор. В философии экзистенциализма тема свободы становится центральной.Ничто не может указать человеку, как действовать, в мире нет знамений и предписаний, человек абсолютно свободен. Человек сам выбирает, каким ему быть, что делать, сам выбирает идеалы и ценности, сам формирует свою личность. Счастьев нравственно-философском смысле – это состояние жизни, когда человек предполагает в ней смысл, доволен ее общей направленностью, тем, как он исполняет свое предназначение. Счастье есть единство осуществления блага и связанного с этим устойчивого и глубокого радостного переживания. В зависимости от того, что является для человека смыслом жизни, ее целью и путями к ней, счастье понимается по-разному, в том числе и в различных этических учениях. Важнейшей составной счастья обычно видится чувство удовлетворенности своим индивидуальным бытием (телесно-душевной целостностью) или его перспективами. Поэтому распространено представление о том, что счастье есть реализация присущего человеку как природному существу изначального стремления к самосохранению, устранению страданий, самоутверждению, удовольствию. Любовь – это взаимное влечение мужчины и женщины, биологические инстинкты, одухотворённые и нравственно, и эстетически. О любви много размышляли философы. В средние века любовь считалась главной добродетелью Бога. В Новое время любовь по преимуществу приписывалась человеку, но достаточно часто символ любви – сердце противопоставлялось символу разума – уму. В 20 веке любовь то низводят до физиологических инстинктов, то приравнивают к ценностям эстетики и этики. ТворчествоКогда мы говорим о творчестве, то обычно имеем в виду великих людей. Однако каждый человек занимается творчеством, когда пытается не просто механически выполнить свою работу, но и внести в неё что-то и от себя. Везде, где цель деятельности рождается из глубины человеческого духа, имеет место творчество. Вера- особый феномен сознания, неустранимый из контекста духовной культуры и личной жизни человека. Веру не следует отождествлять только с её религиозной формой. В русском языке существует слово «доверие», которое как раз и фиксирует внерелигиозный аспект веры. Доверие к себе (вера в собственные силы), доверие к другому, доверие к авторитетам, субъективная убежденность в чём-либо - именно эти феномены формируют вектор человеческой жизни, и этот вектор не обязательно должен быть направлен на сверхъестественное.Познание в науке и философии невозможно без веры. Смерть – важнейший фактор человеческого существования. Только вглядываясь в лик смерти, мы начинаем любить жизнь. У каждой культуры специфическое отношение к смерти. В Индии умершего человека сжигают на костре, и от него ничего не остаётся. В древнеегипетской цивилизации был настоящий культ мёртвых. Европейские кладбища – это сложнейшая архитектура памятников, надгробий, склепов.Смерть, как и рождение, формирует границы человеческой жизни и сопровождает человека с момента его рождения. В этом смысле человек – несчастнейшее из животных. Поскольку заранее знает о будущей смерти. Но в то же время это даёт огромное преимущество человеку, поскольку смерть организует человеческую жизнь, заставляет человека спешить найти в этой жизни смысл и оправдать перед самим собой своё существование.

megaobuchalka.ru

Научная работа - Основные категории человеческого бытия

Содержание.

1. Основные категории человеческого бытия: творчество, счастье, любовь, труд, вера, смерть.

2. Динамика общества и его развитие.

1. Основные категории человеческого бытия: творчество, счастье, любовь, труд, вера, смерть.

Творчество.

Счастье.

Удовольствие — это имитация счастья. Самым крайним видом такого иллюзорного счастья является наркотическое опьянение: человек полностью отрешен от мира, полностью растворен в чистом удовольствии, он абсолютно счастлив и доволен, и больше ничего ему в данный момент не нужно. Правда, потом наступит очень тяжелое похмелье, человека ждут тяжкие страдания, но сейчас он об этом не думает.

Многие отождествляют счастье с полным удовлетворением своих потребностей: у них все есть, они богато живут, им легко доступны физические и духовные удовольствия — что еще надо для счастья? Есть старая древнегреческая легенда, в которой повествуется, как богатый царь Крез спросил мудреца Солона, видел ли когда-нибудь Солон счастливого человека. На что Солон ответил, что никогда не видел и вообще видеть счастливого человека нельзя. «Но ведь я перед тобой, — возмутился Крез, — самый счастливый, потому что я самый богатый». Но Солон ответил, что об этом еще рано судить, так как Крез еще жив. Действительно, вскоре на Креза напали враги, разгромили и разграбили его государство и убили его самого.

Получается чтоСчастье — это внутренняя умиротворенность, когда вместо страха и забот, жизнь проникнута пониманием святости каждой прожитой минуты, святости и красоты окружающего мира, которые отражаются в его душе.

Любят не за что-то, любят, потому что любят.

Труд — это основная форма человеческой жизнедеятельности, условие существования человека. Поэтому труд не может рассматриваться лишь в контексте собственно экономических учений, например трудовой теории стоимости. Нужно принимать во внимание и другие — ценностно-этические, религиозные и философские — представления о труде.

Свободный гражданин античного общества — это политик, воин, участник или зритель спортивных состязаний, посетитель дружеских пиров, театра или, если он настроен более созерцательно, философских школ. Лишь для земледельческого труда делалось некоторое исключение, что определялось самим характером античного хозяйства, которое держалось, в конечном счете, на аграрном производстве. Вместе с тем на закате античности, в древнем Риме, даже этот жизненный корень был подрублен. Люмпены, простолюдины требовали не возможностей для продуктивного труда, но «хлеба и зрелищ». Говоря современным языком, античное общество не выработало позитивной трудовой этики. Труд воспринимался как наказание. Вероятно, только в такой культуре возможен образ Сизифа.

Теология труда. Христианство решительно изменило это негативное отношение к труду, свойственное языческой античной культуре. Труд стал пониматься как позитивная ценность, как богоугодное дело. Средневековую цивилизацию многие историки культуры трактуют как цивилизацию труда. В самих исходных постулатах христианства нетрудно обнаружить истоки положительной оценки труда. «В поте лица ешь хлеб свой» — говорится в Евангелии. Апостол Павел учил: «Если кто не хочет трудиться, тот и не ешь».

Смерть — важнейший фактор человеческого существования. Только вглядываясь в лицо смерти, мы начинаем любить жизнь. Если бы не было смерти, жизнь была бы бессмысленна. В древнегреческой мифологии самое страшное наказание, к которому боги могли приговорить человека — это бессмертие. Что может быть страшнее бессмертия, хотя в тысячах книг, романов, трактатов бессмертие преподносилось как главная мечта человечества. Представьте себе, что вы бессмертны: уже умерли все ваши родственники и друзья, дети и дети ваших детей, а вы все живете и живете, абсолютно одиноким и заброшенным в чужые, непонятные вам время и культуру.

В каждой культуре свое специфическое отношение к смерти. В Индии, как в древности, так и в наше время, умершего человека сжигают на костре, прах развеивают по ветру и от него ничего не остается. А в древнеегипетской цивилизации был настоящий культ мертвых — набальзамированные египетские императоры до сих пор лежат в европейских музеях. Европейские кладбища — это сложнейшая архитектура памятников, надгробий, склепов.

Человек в этом смысле — самое несчастное из животных, поскольку знает заранее о своей будущей смерти. Но в то же время это дает огромное преимущество человеку, поскольку смерть организует человеческую жизнь, заставляет человека в краткие годы найти смысл и оправдать перед самим собой свое существование.

Смерть не конец, а венец жизни, она с самого начала присутствует в ней как упорядочивающий жизнь элемент. Но человек в обыденной жизни живет так, как будто он бессмертен. Он старается не думать о смерти, всячески отгоняет мысли о ней или же полагает, что смерть где-то очень далеко от него. Мудрецы же с древних времен говорили: «Помни о смерти!» Для чего нужно помнить о смерти? Разумеется не для того, чтобы отравлять себе жизнь и постоянно мучиться страхом. Помнить о смерти — значит каждый день жить так, как будто это последний день твоей жизни (ведь он и в самом деле может оказаться последним). Предполагается, что хоть в последний день дурной человек постарается прожить по-человечески: не лгать, не воровать, не убивать.

2. Динамика общества и его развитие.

Как уже отмечалось, общество как и природа представляет собой противоречивое единство стабильности и нестабильности, устойчивости и изменчивости, покоя и движения. Поэтому социальный анализ предполагает рассмотрение общества не только в статике, с точки зрения его структуры, но и в динамике, с точки зрения его изменения и развития.

Об обществе, как и о природе, можно сказать, что оно постоянно течет, движется, изменяется. Это универсальное свойство как природного, так и социального бытия было замечено уже Гераклитом и другими древними философами. Но наиболее полное и глубокое учение о развитии было создано, как известно, Гегелем.

Кант и Маркс в своих философских системах уделили большое внимание специфике социального развития, его факторам, эволюционным и революционным формам. Опираясь на их выводы, современные философы считают, что в исследовании социальных явлений необходим так называемый процессуальный подход, который иногда называют диалектическим, или историческим. Иначе говоря, рассмотрение общества в статике, с точки зрения его организации, структуры дополняется анализом его динамики, изменения и развития.

Современный процессуальный анализ развития общества опирается на детально разработанный понятийный аппарат. В социальных исследованиях ныне широко используются такие термины, как ;

· Процесс

· функционирование

· изменение

· развитие

· прогресс

· регресс

· факторы развития

· эволюция

· революция

Рассмотрим кратко содержание этих понятий.

Процесс — это единая серия изменений в социальных системах, т.е. в группах, институтах, других элементах этих систем. Возможны различные виды процессов: (внутри) личности, например, процесс самообразования, самосовершенствования человека; процессы, происходящие во взаимоотношениях людей, например их развитие от согласия до конфликта и обратно; изменения внутри социальных общностей и между ними; процессы изменений, охватывающие структуру общества в целом.

Вокруг проблемы прогресса велось и ведется множество дискуссий. Если определенная часть философов признает прогресс в экономической, научной, политической сферах жизни, то поступательное развитие в области нравственной, в сфере морали оспаривается многими и не только в связи с часто повторяющимися в социальной истории длительными периодами нравственной деградации, которые бывают особенно глубокими во времена мировых войн, революций и других социальных потрясений, но и из-за отсутствия четких критериев морального совершенствования.

Таким образом, социально-философский анализ общества как целостной саморазвивающейся системы включает рассмотрение и его статики, и динамики или, говоря иначе, и составляющих его групп, организаций, институтов, и непрерывно происходящих в обществе процессов эволюционного и революционного изменения и развития.

Список использованной литературы.

1. Вальяно М.В. Основы философии. – М.: Владос, 1999. (электр. вариант)

2. Губин В.Д. Основы философии. Учебное пособие. – М.: ТОН, 1999. (электр. вариант)

3. Губин В.Д. Философия || Детская энциклопедия. – М.: Олимп, 1999. (электр. вариант)

4. Гуревич П.С. Основы философии. – М.: «Гардарики», 2000. (электр. вариант)

5. Канке В.А. Основы философии. – М.: «Логос», 1999. (электр. вариант)

6. История философии. – М.: «Мысль»,1991. (электр.вариант)

7. Лосский Н.О. История русской философии. – М.: 1991. (электр. вариант)

8. Лучшие рефераты по философии. – Ростов-на-Дону: «Феникс», 2002. (электр. вариант)

9. Современная западная философия. Словарь. Составители Малахов В.В. – М.: ТОН, 2000. (электр. вариант)

10. Спиркин А. Г. Философия. М.: «Гардарики», 1999. (электр. вариант)

11. Философский словарь. Справочник студента. – М.: 2002. (электр. вариант)

12. Философия. Под редакцией Лавриненко В.Н. – М.: «Юнити», 2001. (электр. вариант)

13. Философия: основные этапы ее становления и развития. Учебное пособие по дисциплине. Кирсанова Г.К. – Лениногорск: ЛНТ, 2003. (электр. вариант)

14. Шаповалов В. Ф. Основы философии. М.: 2001. (электр. вариант)

www.ronl.ru

Категории человеческого бытия

Основные категории бытия человека, определяющие его жизнь — это прежде всего свобода, поиски смысла жизни, творчество, любовь, счастье, труд и игра, вера, смерть. Здесь мы рассмотрим только некоторые категории, ярко выражающие смысл человеческого бытия.

Счастье. Ф. Ницше считал, что мудрый человек не обязан быть счастливым: если он знает, зачем живет, ему неважно, как он живет. Но большинству людей, особенно в юном возрасте, такие рассуждения покажутся чересчур суровыми, чересчур пессимистичными. Как это нет счастья, когда каждый день приносит столько радости? А сколько таких радостей, сколько счастья нас ожидает впереди!

Никто, конечно, не знает точно, что такое счастье, и разные люди понимают его по-разному. Наиболее распространенная точка зрения подменяет счастье удовольствием. Удовольствие — это имитация счастья. Самым крайним видом такого иллюзорного счастья является наркотическое опьянение: человек полностью отрешен от мира, полностью растворен в чистом удовольствии, он абсолютно счастлив и доволен, и больше ничего ему в данный момент не нужно. Правда, потом наступит очень тяжелое похмелье, человека ждут жестокие страдания, но сейчас он об этом не думает.

Многие отождествляют счастье с полным удовлетворением своих потребностей: у них все есть, они богато живут, им легко доступны физические и духовные удовольствия — что еще надо для счастья? Есть старая древнегреческая легенда, в которой повествуется, как богатый царь Крез спросил мудреца Солона, видел ли когда-нибудь тот счастливого человека, на что Солон ответил, что никогда не видел и вообще видеть счастливого человека нельзя. «Но ведь я перед тобой, — возмутился Крез, — самый счастливый, потому что я самый богатый». Но Солон ответил, что об этом рано судить, так как Крез еще жив. Действительно, вскоре на Креза напали враги, разгромили и разграбили его государство и убили его самого. Греки считали, что лишь смерть придает жизни законченный вид. Жизнь должна завершиться, и тогда можно ответить, был ли счастлив человек. А пока она продолжается, сказать этого нельзя.

Некоторые люди связывают свое представление о счастье с карьерой, прежде всего с политической: им кажется, что настоящее счастье — иметь власть, управлять другими людьми, все время быть на виду, слушать крики одобрения. Но, как показывает жизнь, политические деятели редко бывают счастливы — власть быстро развращает и опустошает человека.

Ни забвение, ни наслаждение, ни удовлетворение всех потребностей, ни власть не приносят, видимо, настоящего счастья, они дают лишь имитацию счастливой жизни, после которой быстро наступают пресыщение и разочарование. Мудрецы считали, что единственно возможный вид счастья — это жизнь в согласии с самим собой, без страха, без напрасных надежд и мечтаний, в спокойном и ясном видении проблем и невзгод. Счастье — это внутренняя умиротворенность, когда вместо страха и забот жизнь проникнута пониманием святости каждой прожитой минуты, красоты окружающего мира, которые отражаются в его душе.

Счастье возможно только сейчас, в эту минуту, в настоящем. Но обычно мы никогда не задерживаемся в настоящем, утверждал Б. Паскаль. Мы вспоминаем прошлое, мы предвкушаем будущее, словно хотим поторопить его слишком медленный шаг. Мы так неосмотрительны, что блуждаем по недоступным нам временам и вовсе не думаем о том единственном времени, которое нам принадлежит. Мы так легкомысленны, считал Паскаль, что мечтаем только о воображаемых временах и без рассуждений бежим от единственно существующего в действительности. Это потому, что настоящее обычно ранит нас. Мы его прячем с глаз долой, потому что оно нас удручает, а если оно нам приятно, то жалеем, что оно ускользает. Мы пытаемся удержать его в будущем и предполагаем распоряжаться такими вещами, которые отнюдь не в нашей власти, в том времени, до которого мы вовсе не обязательно доживем.

«Пусть каждый, — призывал он, — разберется в своих мыслях. Он увидит, что все они заняты прошлым или будущим. Мы почти не думаем о настоящем, а если и думаем, то лишь для того, чтобы в нем научиться получше, управлять будущим. Настоящее никогда не бывает нашей целью. Таким образом, мы вообще никогда не живем, но лишь собираемся жить и постоянно надеемся на счастье, но никогда не добиваемся его, и это неизбежно».

Пока человек не нашел ничего святого в своей жизни, не почувствовал глубину, волнующую красоту настоящего мгновения, его жизнь поверхностна. Он может жениться, иметь детей, хороший дом и деньги, может быть умным и удачливым. Но его жизнь будет лишена того аромата мудрости и гармонии, без которого все похоже на тень.

Вера. Вера, полагал русский философ С.Л, Франк, — это возможность сверхчувственного опыта. Но для очень большого числа людей такой опыт — пустой звук. И даже люди, которым он доступен, часто не улавливают присущего ему сверхчувственного характера. Можно наслаждаться красотой и при этом воображать, что она исчерпывается приятными эмоциями. Можно верить в Бога, но сомневаться в религиозном опыте, считать его иллюзией, чем-то призрачным, что только пригрезилось. Ведь Бог не каменная стена, о которую можно, не заметив ее, разбить голову и в которой поэтому нельзя сомневаться. Он есть реальность незримая, открывающаяся только глубинам духа.

Вера есть воля открывать душу навстречу истине, прислушиваться к тихому, не всегда различимому голосу Божию, как мы иногда среди оглушающего шума прислушиваемся к доносящейся издалека тихой мелодии. Эта воля, рассуждал Франк, заставляет нас пристально вглядываться в ту незримую и в этом смысле темную глубь нашей души, где тлеет «искорка», и в этой искорке увидеть луч, исходящий от самого солнца духовного бытия.

Вера, полагал Франк, в своем первичном существовании есть не мысль, не убеждение в существовании трансцендентного личного Бога как такового, а некое внутреннее состояние духа, живая полнота сердца, подобная свободной радостной игре сил в душе ребенка. И это состояние духа определено чувством нашей неразрывной связи с родственной нам божественной стихией бесконечной любви, с неисчерпаемой сокровищницей добра, покоя, блаженства, святости.

Жить в вере, таким образом, значит жить в постоянном напряжении всех своих сил, целиком жить в настоящем, жить сердцем, для которого любой предмет, любая внешняя данность открывается в ее несказанности, значительности, таинственной глубине. Вера — это горение сердца силой, которая по своей значительности и ценности с очевидностью воспринимается как нечто высшее и большее, чем я сам, Вера не есть ни идея, ни система идей. Она есть жизнь и источник жизни, самосознание, которое само испытывается и действует как живая и животворящая сила.

Люди без веры, писал русский мыслитель Лев Шестов, — это обладающие сознанием камни, они мыслят, говорят и действуют по законам их каменного сознания, они-то и создали то окружение, ту среду, в которой приходится жить всему человечеству, т.е. не только обладающим и не обладающим сознанием камням, но и живым людям. Бороться с большинством очень трудно, почти невозможно, особенно ввиду того, что камни более приспособлены к условиям земного существования и всегда легче выживают. Поэтому вера — всегда подвиг, всегда «безумие», которое только и может пробудить человека от оцепенения. Поэтому верующим душам предстоит великая и последняя борьба, которой нет конца. Царство Божие берется силой. И в этой борьбе будет тебе дано по вере твоей, если ты веришь, что ты от Бога, то ты — от Бога, если веришь, что от обезьяны, то ты — от обезьяны.

Когда человек достигает внутреннего преображения, духовной просветленности через усилия веры, то ему открывается реальность, которая по своей очевидности, ошеломляющей силе красоты и мудрости так захватывает и потрясает его, что любые эмпирические факты существования, все радости и невзгоды повседневной жизни кажутся чем-то случайным и совершенно не важным. Состояние веры отличается от состояния повседневной озабоченности, как поэтическое вдохновение от физически тяжелого и бессмысленного труда.

В каждой культуре свое специфическое отношение к смерти. В Индии как в древности, так и в наше время умершего человека сжигают на костре, прах развеивают по ветру, и от него ничего не остается. А в древнеегипетской цивилизации был настоящий культ мертвых — забальзамированные египетские фараоны до сих пор лежат в европейских музеях. Европейские кладбища — это сложнейшая архитектура памятников, надгробий, склепов.

Смерть, как и рождение, формирует границы человеческой жизни. Все, что вне этих границ, для человека не существует. Смерть сопровождает человека с момента его рождения. Какое бы время его жизни мы ни взяли, человек всегда достаточно зрел для того, чтобы умереть. Смерть представляет собой как бы тень человека, самую верную и привязчивую. Человек в этом смысле — самое несчастное из животных, поскольку знает заранее о своей будущей смерти. Но в то же время это дает огромное преимущество, поскольку смерть организует человеческую жизнь, заставляет его в краткие годы найти смысл и оправдать перед самим собой свое существование.

Смерть не конец, а венец жизни, она с самого начала присутствует в ней как упорядочивающий жизнь элемент. Но человек в обыденной жизни живет так, как будто он бессмертен. Он старается не думать о смерти, всячески отгоняет мысли о ней или же полагает, что смерть где-то очень далеко от него. Мудрецы же с древних времен говорили: Memento mori ! (Помни о смерти!) Для чего нужно помнить о смерти? Разумеется, не для того, чтобы отравлять себе жизнь и постоянно мучиться страхом. Помнить о смерти — значит каждый день жить так, как будто это последний день твоей жизни (ведь он и в самом деле может оказаться последним). Предполагается, что хотя бы последний день дурной человек постарается прожить по-человечески: не лгать, не воровать, не убивать.

Смерть — фундаментальное свидетельство нашего «неодиночества». Мы всегда находимся под ее пристальным взглядом. Ощущая ее присутствие, ее реальность за каждым поворотом, мы не позволяем себе распускаться, поддерживая себя на уровне, превышающем тот, к которому склоняет нас наша животная природа. Разумеется, это тяжкая ноша. Осознание нашей смертности требует от нас немалого усилия.

Смерть предполагает высший уровень ответственности. Лишить человека смерти означает, помимо всего прочего, устранить этот уровень ответственности. Человек, будучи конечным существом, отличается от всех животных тем, что прилагает к своей конечности масштаб безусловного и бесконечного. Он должен жить так, говорит философия, как если бы впереди его ожидала вечность, только не в обыденном смысле, когда человек просто не думает о смерти, а в том смысле, что он брал и будет брать на себя задачи, для выполнения которых заведомо не хватит собственной жизни. В этом смысле, творя, любя, делая добро, он прорывается в вечность, побеждает смерть.

Многие, бравшие на себя такие бесконечные задачи, остались жить в вечности в прямом смысле этого слова. Сократ, Эпикур, Ницше, Пушкин гораздо более живые, чем многие ныне здравствующие наши современники.

news.zancor.ru

Реферат: Основные категории человеческого бытия

Содержание.

Основные категории человеческого бытия: творчество, счастье, любовь, труд, вера, смерть.

Динамика общества и его развитие.

1. Основные категории человеческого бытия: творчество, счастье, любовь, труд, вера, смерть.Творчество. Когда мы говорим о творчестве, то обычно имеем в виду великих людей: писателей, художников, ученых. Однако каждый человек занимается творчеством, когда пытается не просто механически выполнить свою работу, но и внести в нее что-то от себя, хоть в чем-то ее усовершенствовать. Везде, где цель деятельности рождается из глубины человеческого духа, имеет место творчество. Везде, где человек работает с любовью, вкусом и вдохновением, он становится мастером. Творчество, считал Н. Бердяев, выдает гениальную природу человека, каждый человек гениален, а соединение гениальности и таланта создает гения. Можно не быть гением, но быть гениальным. Гениальными могут быть любовь матери к ребенку, мучительные поиски смысла жизни и искание правды жизни.Счастье. Никто, конечно, не знает точно, что такое счастье, и разные люди понимают его по-разному. Наиболее распространенная точка зрения подменяет счастье удовольствием. Удовольствие - это имитация счастья. Самым крайним видом такого иллюзорного счастья является наркотическое опьянение: человек полностью отрешен от мира, полностью растворен в чистом удовольствии, он абсолютно счастлив и доволен, и больше ничего ему в данный момент не нужно. Правда, потом наступит очень тяжелое похмелье, человека ждут тяжкие страдания, но сейчас он об этом не думает. Многие отождествляют счастье с полным удовлетворением своих потребностей: у них все есть, они богато живут, им легко доступны физические и духовные удовольствия - что еще надо для счастья? Есть старая древнегреческая легенда, в которой повествуется, как богатый царь Крез спросил мудреца Солона, видел ли когда-нибудь Солон счастливого человека. На что Солон ответил, что никогда не видел и вообще видеть счастливого человека нельзя. "Но ведь я перед тобой, - возмутился Крез, - самый счастливый, потому что я самый богатый". Но Солон ответил, что об этом еще рано судить, так как Крез еще жив. Действительно, вскоре на Креза напали враги, разгромили и разграбили его государство и убили его самого. Греки считали, что лишь смерть придает жизни законченный вид. Жизнь должна завершиться, и тогда можно ответить, счастлив ли человек. А пока она продолжается, сказать этого нельзя. Получается что Счастье - это внутренняя умиротворенность, когда вместо страха и забот, жизнь проникнута пониманием святости каждой прожитой минуты, святости и красоты окружающего мира, которые отражаются в его душе.Любовь – самый верный свидетель существования. Только находясь в состоянии любви, человек чувствует, что действительно живет, а не через него что-то живется, которое случается помимо его воли или желания. С точки зрения философии то, что человек кого-нибудь любит, объясняется не предметом любви, а человеческой способностью любить. Другие причинами нельзя объяснить возникновение любви. Любят не за что-то, любят, потому что любят. Для любви нет причин, как нет причин для добрых поступков, нет причин для существования совести. А когда находят, то ни любви, ни совести нет. Человек делает добро, поступает по совести, не потому что преследует какую-то конкретную цель, а потому что он добр, совестлив и не может жить иначе. Человек любит потому, что не может не любить, даже когда обнаруживает, что его любимый человек не обладает особыми достоинствами. Любящий видит в любимом, то чего не видят окружающие. Любовь не возможно проследить различными тестами, исследованиями, опросами, любовь – это чувство, которое дано нам свыше, это дар Бога. Человек который не любит не полноценный человек, он не видит всей красоты мира, природы, людей, общества. Когда человек любит ему открываются новые краски мира, сияния. Часто мы слышим, и даже сталкиваемся с такими жестокими словами: «За что ты его/её полюбил/а?» На этот вопрос нельзя ответить словами, тот человек кто спрашивал, должен сам любить, ибо любящий человек не спросит такого. В любимом человеке мы видим божественную красоту. У не которых людей этой красоты нет, не потому что они родились такими, нет, человек рождается чистым и в ребенке уже присутствует божественная красота. Но в дальнейшем мы можем потерять эту красоту, на более «существенное» и материальное – деньги. Любовь в своей основе есть религиозное восприятие человека, видение в нем божественного начала. Человек без любви – жалкое, неполноценное существо, не постигающее смысла своего существования. Любить – значит жить. Труд - это основная форма человеческой жизнедеятельности, условие существования человека. Поэтому труд не может рассматриваться лишь в контексте собственно экономических учений, например трудовой теории стоимости. Нужно принимать во внимание и другие - ценностно-этические, религиозные и философские - представления о труде.Труд как мука. В рамках античного мировоззрения простой хозяйственный труд представлялся занятием, недостойным свободных людей. Труд был занятием низким, уделом рабов и вольноотпущенников. Доблесть в глазах членов античного общества состояла не в труде, а в созерцании, благородной праздности. Труд физический рассматривался как тягость, как мука. Свободный гражданин античного общества - это политик, воин, участник или зритель спортивных состязаний, посетитель дружеских пиров, театра или, если он настроен более созерцательно, философских школ. Лишь для земледельческого труда делалось некоторое исключение, что определялось самим характером античного хозяйства, которое держалось, в конечном счете, на аграрном производстве. Вместе с тем на закате античности, в древнем Риме, даже этот жизненный корень был подрублен. Люмпены, простолюдины требовали не возможностей для продуктивного труда, но "хлеба и зрелищ". Говоря современным языком, античное общество не выработало позитивной трудовой этики. Труд воспринимался как наказание. Вероятно, только в такой культуре возможен образ Сизифа. Теология труда. Христианство решительно изменило это негативное отношение к труду, свойственное языческой античной культуре. Труд стал пониматься как позитивная ценность, как богоугодное дело. Средневековую цивилизацию многие историки культуры трактуют как цивилизацию...

www.tnu.in.ua

Смотрите также

..:::Новинки:::..

Windows Commander 5.11 Свежая версия.

Новая версия
IrfanView 3.75 (рус)

Обновление текстового редактора TextEd, уже 1.75a

System mechanic 3.7f
Новая версия

Обновление плагинов для WC, смотрим :-)

Весь Winamp
Посетите новый сайт.

WinRaR 3.00
Релиз уже здесь

PowerDesk 4.0 free
Просто - напросто сильный upgrade проводника.

..:::Счетчики:::..

Основные категории человеческого бытия (стр. 1 из 2). Реферат основополагающие категории человеческого бытия