Выдвигая курс на «социалистическое преобразование сельского хозяйства», большевики в России, безусловно, рассчитывали на позитивные сдвиги в аграрном секторе и вовсе не ставили своей целью уничтожить крестьянство, как часто утверждается в нынешней литературе. Их политику сплошной коллективизации деревни тоже следует, на наш взгляд, рассматривать в общем контексте модернизационных процессов. При этом также необходимо учитывать идеологическую и экономическую сторону дела. Идеология требовала «выкорчевывания самых глубоких корней капитализма», которые для большевиков олицетворялись в мелком крестьянском хозяйстве. Связанные с этим настроения имели достаточно широкое хождение в советском обществе. Идеологией определялась и политика ликвидации кулачества как класса, «кулаков, подкулачников и поющих с их голоса элементов».
Курс на сплошную коллективизацию предусматривал полное производственное кооперирование мелких крестьянских хозяйств в форме колхозов или же их обобществление в рамках государственного сектора(совхозы). Такая форма объединения также вытекала из идеологических установок. С экономической точки зрения она представляла собой искусственное насаждение наиболее развитых организационных форм обобществления труда в сельскохозяйственном производстве, возможных только при наличии определенных условий (высокая степень механизации, разделения труда, специализации и т. д.). Ничего подобного в период «социалистического наступления» не было, хотя защитники колхозного строя и пытались утверждать противоположное. Они же нередко апеллировали к положительному якобы опыту колхозного строительства до начала сплошной коллективизации.
История, однако, свидетельствует о следующем. Опыт коммун, насаждаемых в годы военного коммунизма, показал их нежизнеспособность. С введением нэпа большинство из них распалось. К 1928 г. они составляли лишь 7% коллективных хозяйств, 26% из них составляли артели, а 67%, т. е. подавляющее большинство, — первичные производственные объединения ТОЗы (товарищества по совместной обработке земли). Уровень обобществления в этих хозяйствах был очень различен. Если в коммунах он достигал 100%, то в артелях — от 30 до 50%, в ТОЗах — от 5 до 30% в зависимости от того, что обобществлялось (земля, скот, инвентарь и т. д.). Как правило, это были объединения маломощных крестьянских хозяйств, способ их выживания и взаимопомощи. Средний размер коллективного хозяйства — 12 дворов, 54 десятины посевов, 5 лошадей и 7 коров. Объединения эти были в общем добровольными, хотя к концу 1920-х годов усилился нажим на крестьян с целью побудить их к вступлению в колхозы. Последние находились в особых отношениях с государством, оказывавшим им первоочередную поддержку, но и требовавшим от них систематических поставок сельхозпродукции на определенных условиях. Это достигалось за счет сокращения внутреннего потребления колхозников, что объясняло более высокую «товарность» колхозного производства. Уровень существования и организации труда в коллективных хозяйствах был очень низким (об этом имеется масса свидетельств), и крестьянство в целом было настроено против них. Тем не менее именно та модель, которая предусматривала почти полное обобществление средств и орудий труда, была избрана политическим руководством в качестве образца при проведении сплошной коллективизации. Причем план ее проведения даже с позиций той же идеологии выглядел с точностью до на-оборот: первоочередной коллективизации подлежали те районы, где требовалась особенно осторожная политика в отношении крестьянства.
Главную роль в форсировании сплошной коллективизации, по-видимому, сыграла обострившаяся проблема государственных хлебозаготовок, возможность без особых усилий изымать у коллективных хозяйств производимую ими продукцию. Как говорили крестьяне, «собрать хлеб в один груд, чтобы забирать было легче». Создавалась иллюзия простоты и легкости решения зерновой проблемы путем чисто организационных мероприятий. При этом Сталин утверждал, что «даже простое сложение крестьянских орудий даст нам такое приращение сельскохозяйственных продуктов, о котором мы не смели и мечтать, и через несколько лет наша страна станет самой хлебной страной в мире».
Проводимая путем принуждения и насилия массовая коллективизация деревни, сопровождаемая многочисленными извращениями, в значительной мере дискредитировала идею преобразования сельского хозяйства на коллективистских началах, хотя, как полагает ряд отечественных экономистов, она лежит в русле традиций российской деревни, общинного землепользования и землевладения. Другие же, большей частью публицисты и писатели, хлестко называя колхозный строй агроГУЛАГом, ратуют за создание на селе «хозяина» типа американского фермера, забывая о том, что тот является продуктом хорошо организованной, высокомеханизированной, основанной на самой передовой научной технологии системы сельскохозяйственного производства. Есть и такие, которые призывают к возвращению к исконным формам существования деревни, воспевая «работящих аж до седьмого пота мужиков», занятых на своих клочках земли.
www.ronl.ru
3. Проблема путей развития крестьянского хозяйства в научной и общественно-политической мысли 20-х гг. Чтобы лучше понять истоки и природу колхозной истории, есть необходимость в общих чертах охарактеризовать состояние отечественной общественно-политической мысли по вопросу о судьбах мелкого крестьянского хозяйства в связи с реализацией курса на форсированную индустриализацию. В рядах партии сталинской Ставке на «революцию сверху» в качестве более безболезненного варианта решения проблемы «социалистической модернизации» деревни противостояли взгляды лидеров «правого уклона», которые в современной литературе получили название бухаринской альтернативы. продолжение --PAGE_BREAK--
www.ronl.ru
Коллективизация сельского хозяйства Оглавление Введение. 3 Идея коллективного земледелия. 4 Рост экспорта зерна и продовольствия. 6 Начало коллективизации. 8 Методы достижения цели. 12 Раскулачивание. 16 Голод 1932-1933 годов. 18 "Успехи". 21 Итоги коллективизации. 22 Заключение. 24 Список литературы. 26 Тема коллективизации и раскулачивания – пожалуй, одна из тех, к которым постоянно будут обращаться историки. И это естественно – ведь почти вся Россия была крестьянской и всю её ломали, гнули в бараний рог с тем, чтобы поставить сельское хозяйство на социалистические рельсы. Интерес к процессу коллективизации резко возрастает при каждом значительном повороте нашей общественной жизни. Так было после XX съезда КПСС, когда историки развернули большую и довольно успешную работу по исследованию этого глубочайшего переворота в жизни основной массы населения страны. Многие исследователи задаются вопросом: в чем исторический смысл аграрного переворота, совершенного Великой Октябрьской социалистической революцией? Понимание этого факта имеет значение для того, чтобы оценить все последующие события, связанные с переустройством сельского хозяйства. Россию долгое время называли крестьянской страной – накануне Октября и даже спустя десятилетие после его победы в деревне еще жило, и было связано с сельским хозяйством свыше 4/5 всего населения. Революция Октября победила потому, что в России пролетарская революция против буржуазии слилась с крестьянской революцией против помещиков – об этом многократно говорил В. И. Ленин. Именно крестьянская аграрная революция, поддержанная российским пролетариатом, смела помещичье и вообще частное землевладение, а вместе с ним всю систему помещичье-самодержавного гнета в деревне. Это был важнейший момент, поворотный момент в судьбах крестьянства. Коллективизация сельского хозяйства означала коренные изменения не только в судьбах многомиллионного крестьянства, но и в жизни всей страны. Тридцатые годы XX века отличаются большой уплотнённостью событий, быстрым переходом одного состояния в другое, своеобразием контекста в мировой политике. Этот период вобрал в себя беспрецедентную по темпам и размерам реконструкцию промышленности и срывы производственных программ начала и конца десятилетия, широкомасштабное перераспределение собственности в сельском хозяйстве, наступление на кулака, голод и частичную стабилизацию экономики в середине 30-х годов, маргинализацию общества и подавление как левой, так и правой оппозиции. Успешное промышленное строительство и трудовой подъем рабочего класса имели важное значение для социалистической перестройки сельского хозяйства. Со второй половины 1929 г. в СССР начался бурный рост коллективных хозяйств – колхозов. К середине 20-х годов на основе НЭПа после сильнейшей разрухи было в основном восстановлено сельское хозяйство. Одновременно, в ходе реализации кооперативного плана, в стране складывалась крепкая система сельскохозяйственной кооперации. К 1927 году она объединяла третью часть крестьянских хозяйств (8 млн. крестьянских хозяйств из 24 млн.). Вместе с другими видами кооперации она охватывала более двух третей товарооборота между городом и деревней, обеспечивая тем самым прочную экономическую связь между крестьянскими хозяйствами и промышленностью.[1] Однако во второй половине 20-х годов выявилось отставание темпов развития сельского хозяйства от темпов развития промышленности. Возникшее противоречие могло стать тормозом развития страны. Поэтому преобразование сельского хозяйства становилось одной из непосредственных задач аграрной политики правящей партии. Идея коллективного земледельческого хозяйства как основы социальной справедливости, свободы и равенства, уничтожения эксплуатации человека человеком родилась в далеком прошлом. В ней всегда находил выражение протест трудящихся против разделения общества на собственников и несобственников, богатых и бедных, угнетателей и угнетенных. Мечта о свободе и равенстве всех людей давно стала связываться с общим трудом на общей земле. Идея коллективного земледелия была исходной в системе утопического социализма, особенно в проектах Шарля Фурье и Роберта Оуэна, а затем и в программах основателей русского крестьянского социализма Герцена, Чернышевского и их последователей. Горячим сторонником и пропагандистом коллективного, артельного земледелия был, например, выдающийся русский ученый, публицист А. Н. Энгельгардт, создавший образцовое сельское хозяйство на Смоленщине (впоследствии опытная станция). Он был убежден, что будущее принадлежит хозяйствам тех людей, которые будут сами обрабатывать свою землю и вести хозяйство не единолично, каждый сам по себе, а сообща. Коллективизация сельского хозяйства диктовалась объективной необходимостью коренного изменения производственных отношении в деревне. Нельзя было строить социализм на двух разных социально-экономических основах — на основе передовой социалистической промышленности, с одной стороны, и мелкого крестьянского хозяйства — с другой. В то время как социалистическая промышленность развивалась быстрыми темпами, в мелком крестьянском хозяйстве не всегда осуществлялось даже простое воспроизводство. Для достижения победы социализма требовалось социалистическое переустройство сельского хозяйства. Коллективизация была единственным путем к освобождению крестьян от кулацкой эксплуатации и неуклонному подъему их материального благосостояния и культуры. Только она позволяла добиться высокого уровня производительности и товарности сельского хозяйства, обеспечить страну продовольствием и сырьем. В этой индустриализации рывок тяжело отразился на положении крестьянских хозяйств. Чрезмерное налоговое обложение возбуждало недовольство сельского населения. Непомерно увеличивались цены на промышленные товары. Одновременно искусственно зажались государственные закупочные цены на хлеб. В результате резко сократились поставки зерна государству. Это вызвало осложнения с хлебозаготовками и глубокий хлебный кризис конца 1927 г. Он ухудшил экономическую ситуацию в стране, поставил под угрозу выполнение плана индустриализации. Часть экономистов и хозяйственников видели причину кризиса в ошибочности курса партии. Для выхода из создавшегося положения предлагалось изменить взаимоотношения между городом и деревней, добиться их большей сбалансированности. Но для борьбы с хлебозаготовительным кризисом был избран иной путь.[2] В силу того, что Россия являлась аграрной страной с низким уровнем развития промышленности, обновление материальной базы промышленности шло за счет импорта машин и оборудования. При этом продавали то, что имели: зерно, продовольствие, некоторые технические культуры. Не случайно по экспорту зерновых Россия была на одном из первых мест в мире. Для оснащения новых заводов в годы индустриализации пришлось покупать за границей большое количество станков и механизмов. Резко возрос экспорт зерна. Если в 1928 году было продано 100 тыс.т, то в 1931 5200 тыс.т зерна. Причем, валовый сбор зерна с 1928 по 1931 год сократился с 73,3 до 69,5 млн.т. Отток продовольствия за границу так же неблагоприятно сказывался на ситуации в сельском хозяйстве. Увеличение заготовок зерна, поступавшего в распоряжение государства. В связи с быстрым ростом городского населения торгово-рыночные отношения, обеспечивавшие решение продовольственного снабжения, оказались неэффективными. Правительство было вынуждено увеличить заготовки продовольствия. Если в 1928 году было заготовлено 10,8 млн.т.зерна, то в 1931 году - 22,8 млн.т. Это означало, что у крестьянина меньше продуктов оставалось для продажи, для развития хозяйства. Материальная заинтересованность в повышении производительности труда падала.[3] Поводом для изменения политики в области преобразования сельского хозяйства стал кризис хлебозаготовок в конце 1927 года. Кризис возник как результат колебаний рыночных цен. Рыночная коньюнктура позволила крестьянству уплатить налоги, реализовав технические культуры и продукты животновдства. Это обстоятельство в свою очередь дало возможность кулакам, которые производили 20% товарного зерна, и части середняков придержать хлеб в расчете на повышение цен, как это было в 1925/1926 гг. Сокращение хлебозаготовок привело к затруднениям с реализацией экспортных и импортных поставок, создало угрозу планам промышленного строительства и осложнило экономическую ситуацию в стране. К началу 1928 года проблема с хлебозаготовками стала еще острее. Политическое руководство страны было вынуждено принять решение о проведении административных мер. Причины кризиса хлебозаготовок и поиск путей его преодоления стали предметом анализа политического руководства, при этом столкнулись две точки зрения. Н.Бухарин предложил выход из кризиса на принципах НЭПа, но победила позиция И.Сталина на применение административных мер, которые весной 1929 года стали применяться шире. Однако следует заметить, что политическое руководство страны понимало, что административные меры могут дать кратковременный эффект. Создалась ситуация, когда с оттоком сельского населения в город возросла и стала главной проблема повышения производительности труда в сельском хозяйстве, то есть меньшее количество работников должно было производить значительно больше продукции. Основной путь, который практиковался в западных странах, состоял в оснащении сельского хозяйства техникой, минеральными удобрениями. Для нашей страны такая возможность была отдаленной. Тракторные и комбайновые заводы еще только строились. Оставался другой путь: объединение крестьян-производителей в сельскохозяйственные предприятия на базе объединения земли, техники, тяглового и крупного рогатого скота, что давало возможность как для приобретения сельскохозяйственной техники, так и для проведения агрономических мероприятий на больших площадях обрабатываемой земли. Это было выгодно и государству, которое могло контролировать доходы и расходы, оказывать целевую помощь в виде машинно-тракторных станций, создавать условия для оснащения техникой и подготовки специалистов. Более предпочтительным оказался путь развития сельскохозяйственной артели, коллективных хозяйств - колхозов. Государственные (советские) хозяйства - совхозы - играли вспомогательную роль, так как требовали больших государственных капиталовложений. Основным был избран вариант преобразования сельского хозяйства в виде ускоренной коллективизации. Ускоренное объединение крестьянских хозяйств в крупное общественное производство стало рассматриваться как средство решения хлебной проблемы в самые короткие сроки. Необходимым условием объединения земли явилась ликвидация кулачества, что было провозглашено важной задачей. В1929 году, торжественно провозглашая начало великого перелома в социалистическом строительстве и обосновывая его целесообразность, И.В. Сталин обещал, что крупное колхозное и совхозное земледелие "будут проявлять чудеса роста", что "практика" колхозов и совхозов опровергнет возражения "науки" относительно эффективности "крупных зерновых фабрик в 40-50 тыс. гектаров", что "если развитие колхозов и совхозов пойдёт усиленным темпом... наша страна через каких-нибудь три года станет одной из самых хлебных стран, если на самой хлебной страной в мире". (В жизни не оправдалось ни одно из этих утверждений.) С лета 1929 года началась коллективизация сельского хозяйства, носившая в целом отнюдь не добровольный характер. С июля до конца года в колхозы было объединено около 3,4 млн. крестьянских хозяйств, т.е. 14% их общего числа; к исходу февраля 1930 года в колхозах численность уже 14 млн. хозяйств - 60% общего числа. Зажиточные хозяйства раскулачивались, их владельцы вместе с семьями выселялись в отдалённые не обжитые районы. Только в 1930 - 1931 годах было выселено свыше 380 тыс. семей, т.е. около 2 млн. человек. Всего же было раскулачено значительно больше. В 1928 году Сталин неожиданно объявил, что кулаками являются 5% всех крестьян (1,2 млн. крестьянских хозяйств и 6,2 млн. тогдашнего сельского населения), причём 2 - 3 % из них (500 - 700 тыс. крестьянских дворов) - особенно зажиточные, подлежащие индивидуальному налогообложению. Данные эти были явно завышены. Обследование 614 тыс. крестьянских хозяйств, проведённое в 1927 году, выявило, что только 3,2% из общего числа являлись кулацкими (им принадлежало 7,5% рабочего скота, 21,7% машин и орудий).[4] К осени 1929 по расчётам академика Тихонова, фактически было ликвидировано не менее 3 млн. крестьянских хозяйств, т.е. 11 - 12% всех дворов. "Это значит, - пишет он, - не менее 15 млн. душ осталось без крова. Около 2 млн. "пристроилось" на индустриальных стройках. Остальные в лучшем случае в переселение на сибирский лесоповал, а около миллиона взрослых трудоспособных отправилось торить дорогу в лагеря"... Партия исходила из того, что для упрочения диктатуры пролетариата и построения социалистического общества, кроме индустриализации, необходим ещё переход от мелкого индивидуального крестьянского хозяйства к крупному коллективному сельскому хозяйству, снабжённому тракторами и современными сельхозмашинами, как единственно прочной основе Советской власти в деревне. Она же исходила из того, что без коллективизации невозможно вывести нашу страну на широкую дорогу построения экономического фундамента социализма, невозможно избавить многомиллионное трудящееся крестьянство от нищеты. Созданная 8 декабря 1929 года при Политбюро комиссия, возглавляемая наркомземом Яковлевым предложила провести Сплошную коллективизацию" районов Нижней Волги к осени 1930, Центральной чернозёмной области и степной Украины - к осени 1931, левобережной Украины - к весне 1932, Севера и Сибири - к 1933 году. Сталин и ближайший его в это время соратник Молотов настаивал на ещё большем убыстрении темпов. Вступление в колхоз означало передачу коллективу всего имущества. 10 декабря созданный в это время Колхозцентр направил директивную телеграмму "всем местным организациям в районах сплошной коллективизации": "осуществить 100% коллективизацию тяглового скота и коров, 80% - свиней, 60% - овец и птиц, 25% коллективных хозяйств должно быть коммунами". Несмотря на принятое решение, в Политбюро ЦК ВКЩб), и низовые партийные организации были намерены провести коллективизацию в более сжатые соки. Началось "соревнование" местных властей за рекордно быстрое создание "районов сплошной коллективизации". В марте 1930 г. был принят Примерный устав сельскохозяйственной артели. В нем провозглашался принцип добровольности вхождения в колхоз, определялся порядок объединения и объем обобществляемых средств производства. Однако на практике эти положения повсеместно нарушалась, что вызвало сопротивление крестьян. Поэтому многие первые колхозы, созданные весной 1930 г., быстро распались. Потребовалась отправка на село отрядов "сознательных" рабочих-партийцев. В деревню направляются коммунисты - двадцать пять тысяч - для того, чтобы загнать крестьян в колхоз. Вместе с работниками местных парторганизаций и ОПТУ, переходя от уговоров к угрозам, они убеждали крестьян вступать в колхозы. Крестьянам заявляют: кто не идёт в колхоз, тот враг советской власти. [5] Не смущаясь ничем, Сталин не перестаёт "подхлёстывать партийных работников на местах, а они в свою очередь - рядовых членов партии, "двадцатипятитысячников". Растёт число колхозников: на 1 июля 1928 года в колхозах было 1,7% крестьян, в ноябре 1929 - 7,6%, в марте 1930 года - 58%. Сокращается число "кулаков", определения понятия "кулак" не было. Кулаками считали тех, у кого было две коровы, или две лошади, или хороший дом. Поскольку не было ясного представления, что такое "кулак", каждый район получал норму коллективизации и раскулачивания. Норма коллективизации была всюду одинаковой - 100%, норма раскулачивания - разной, в среднем 5 - 7%. Но "многие из крестьян, которые ранее относились к середнякам или зажиточным середнякам, теперь были записаны в кулаки и подвергнуты "раскулачиванию". Впрочем, выселению подверглись и многие маломощные середняки, бедняки и даже некоторые бедняки, которые... для удобства репрессий были обозначены нелепым термином "подкулачник"...
За два года удельный вес крестьянских хозяйств, которые объединились в колхозы, вырос с 0,8 до 3,7%. Колхозы создавались тогда на основе добровольности и материальной заинтересованности, сохранялось разнообразие их форм. Наибольшее разнообразие получают товарищества по совместной обработке земли и сельскохозяйственные артели. Быстрый рост числа колхозов, а также наметившаяся к середине 1929 года тенденция поворота части середняка к коллективным хозяйствам, привели политическое руководство страны к выводу, что можно ускорить коллективизацию. Начиная с 1928 года возрастают масштабы государственной помощи колхозам: кредитами, снабжением машинами и орудиями, им передавались лучшие земли, для них устанавливались налоговые льготы. Развертывается пропаганда коллективного земледелия, оказывается практическая помощь по организации колхозов С целью укрепления материальной базы коллективного сельского хозяйств. Коммунистическая партия и Советское правительство организовали прокатные пункты, тракторные колонны, машинно-тракторные станции (МТС). Первая машинно-тракторная станция возникла в ноябре 1928 г. на базе тракторного отряда совхоза имени Т. Г. Шевченко в Одесском округе Украинской ССР. В течение 1929 г. были созданы 102 такие станции и организован их всесоюзный центр — «Трактороцснтр». Машинно-тракторные станции явились особой формой государственных предприятий, опорными пунктами в деле социалистического переустройства сельского хозяйства и помощи крестьянству со стороны Советского государства.[6] Задачам и способам социалистического преобразования мелкокрестьянского сельского хозяйства было уделено много внимания на VIII съезде РКП (б), который состоялся в марте 1919 года. Перегибы при организации коллективных и советских хозяйств были решительно осуждены. «Действовать здесь насилием – говорил на съезде Ленин, — значит погубить все дело. Здесь нужна работа длительного воспитания…Задача здесь сводится не к экспроприации среднего крестьянина, а к тому, чтобы…учиться у крестьян способам перехода к лучшему строю и не сметь командовать!». В решениях съезда были определены основные принципы коллективизации: добровольность, убеждение практическим примером, создание материальных условий, самодеятельность. Эти важнейшие идеи и решения получили в дальнейшем развитие в ленинских работах первых лет новой экономической политики и в совокупности с ними составили кооперативный план перехода крестьян на путь социализма. Что же произошло? Почему так круто стал меняться курс в вопросах социалистического переустройства деревни? Как известно, Сталин назвал 1929 год «годом великого перелома». Что это значило на деле? Применительно к 1929 году говорить о «великом переломе» можно лишь в одном смысле: Сталин впервые получил возможность навязывать партии, стране свои собственные оценки, взгляды, методы, политические решения. С наибольшей наглядностью и наиболее тяжелыми последствиями такой «перелом» появился в политике коллективизации. Безоглядное форсирование коллективизации, нараставшее осенью 1929 года изо дня в день, отражало позицию Сталина и его ближайшего окружения (Молотова, Кагановича и др.). В основе этой позиции лежало пренебрежение к настроениям крестьянства, его неготовности, нежеланию отказаться от собственного мелкого хозяйства, игнорирование ленинских принципов, партийных решений о недопустимости и пагубности торопливости и насилия при кооперировании деревни. В этих условиях обсуждение задач дальнейшего развития колхозного строительства на пленуме ЦК ВКП (б), который состоялся в ноябре того же года, проходило в однозначном плане. В решениях пленума признавались серьезные трудности в процессе коллективизации, связанные с низким уровнем технической базы, слабой организованностью и низкой производительностью труда в колхозах, острым недостатком подготовленных кадров. Однако в резолюции пленума говорилось: «Колхозное движение ставит уже задачу сплошной коллективизации перед отдельными областями». 5 января 1930 года было принято постановление ЦК ВКП (б) «О темпе коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству», в котором зерновые районы были разграничены на две зоны по срокам завершения коллективизации. Но эти сроки в результате внесенных Сталиным поправок были резко сокращены. Северный Кавказ, Нижняя и Средняя Волга должны были в основном завершить коллективизацию осенью 1930 года или во всяком случае весной 1931, а остальные зерновые районы – осенью 1931 года или во всяком случае весной 1932. из постановления оказались исключенными положения о степени обобществления скота и инвентаря, о порядке образования неделимых фондов и т. д. Не было дано рекомендаций по этим вопросам и в Примерном уставе сельскохозяйственной артели, опубликованном к тому же с большим опозданием – только в феврале 1930 года. [7] Под сильнейшим нажимом сверху выносились решения завершить коллективизацию в течение весенней посевной компании 1930 года. Разъяснительная и организационная работа в массах подменялась грубым нажимом, угрозами, демагогическими обещаниями. Раскулачивать стали не только кулаков, но и середняков – тех, кто еще не хотел вступать в колхозы. Грубейшие извращения допускались при обобществлении средств производства. ТОЗы в административном порядке переводились на уставы артелей и коммун. В артелях добивались максимального обобществления хозяйства, включая не только единственную корову, но даже и последнюю курицу. Уровень коллективизации стремительно повышался: к началу января 1930 года в колхозах числилось свыше 20 процентов крестьянских хозяйств, к началу марта – свыше 50 процентов. Конечно, среди них было немало «дутых», значившихся лишь на бумаге. Нереальность директив, угрозы за их неисполнение, парадная шумиха толкали многих местных работников на путь очковтирательства (именно со времен коллективизации оно стало непременным элементом всякого рода отчетов, докладов, рапортов). Однако главным последствием насилия при создании колхозов стало массовое недовольство и открытые протесты крестьян, вплоть до антисоветских вооруженных выступлений. С начала января до середины марта 1930 года их было зарегистрировано 1678 на территории СССР без Украины. С учетом данных по Украине число антиколхозных восстаний окажется намного больше двух тысяч. Росли случаи расправ над коммунистами и колхозными активистами. Истребление скота приобрело массовый характер и наблюдалось уже повсеместно. Неверно было бы отрицать наличие в это время в деревне сторонников коллективизации, ее подлинных энтузиастов, борцов за колхозы. Они были представлены беднотой и сознательной частью середнячества. Без их активной поддержки ни коллективизация, ни ликвидация кулачества были бы просто невозможны. Но и самый убежденный сторонник коллективного земледелия не мог понять и принять того разгула бюрократического насилия, который ворвался в деревню зимой 1929—30 года. В конце концов, под давлением обстоятельств сталинскому руководству пришлось принимать срочные меры. Следует заметить, что о происходившем в деревне на первом этапе сплошной коллективизации, разумеется, знали все, включая и Сталина и его непосредственное окружение. Не говоря уже о сообщениях по обычным каналам партийной и государственной информации, известно, что за осень и зиму на имя Сталина и Калинина из деревни поступило около 90 тысяч писем с жалобами и протестами, с описанием творившихся безобразий. И, тем не менее, нажим на местные организации продолжал нарастать. Только во второй половине февраля 1930 года ЦК партии дал директивы о ликвидации спешки при организации колхозов и прекращении раскулачивания там, где сплошная коллективизация еще не началась, о необходимости учета местных условий в национальных республиках. В марте-апреле 1930 года ЦК ВКП (б) принял ряд важных документов, направленных на преодолений извращений в коллективизации и нормализацию общей обстановки в деревне. Исчезли «бумажные» и насильственно созданные колхозы. Уже к августу этого же года, когда прекратился выход крестьян из хозяйств, колхозы объединяли 21,4 процента крестьянских хозяйств. [8] А с осени началась новая волна нажима, связанная с хлебозаготовками и дальнейшим развертыванием сплошной коллективизации. На решении этих задач вновь сосредоточились все сила партийных, государственных и общественных организаций. Возрастали масштабы технической реконструкции в сельском хозяйстве. Уровень механизации тяговой силы, не достигавший в 1928 году и двух процентов, в 1932 году поднялся до 19,6 процента. (при этом нужно учесть и сокращение почти вдвое поголовья лошадей за те же пять лет). Был упорядочен процесс обобществления крестьянских средств производства, хотя «недоразумения» с крестьянкой из-за коровы еще продолжались. Только в марте 1932 года было принято постановление ЦК, которое обязало местные организации не только прекратить принудительное обобществление скота, но и помочь колхозникам в обзаведении скотом. Раскулачивание, проведенное в ходе сплошной коллективизации, представляло собой один из самых трагических фактов в разыгравшейся тогда деревенской драме. В системе сталинских стереотипов оно изображалось как классический образец ликвидации эксплуататорского класса, осуществленного в ходе социалистического преобразования. Само слово «раскулачивание» родилось в годы революции и гражданской войны, то есть в условиях резкого обострения классовой борьбы, открытых вооруженных столкновений, когда враждующие стороны доходили до полной ликвидации хозяйства и имущества противника и даже до его физического истребления. Прямая и насильственная экспроприация средств производства в кулацких хозяйствах и стала называться «раскулачиванием». В период НЭПа перед кулаком не закрывалась дорога в новое общество, несмотря на классовую борьбу, которая в разных формах и с разной остротой продолжалась в деревне. Кулацкие хозяйства имели право вступать в сельскохозяйственные кооперативы всех типов, включая колхозы. Существовало единственное ограничение: они не могли выступать учредителями кооперативов и избираться в состав их правлений. Вопрос о судьбе кулачества коренным образом изменился в конце 20-х годов, когда в ход пошли чрезвычайные меры, направленные против кулацких хозяйств. Летом 1929 года принимается решение о запрещении приема кулацких семей в колхозы, и это сразу провело четкую границу между ними и остальным крестьянством, предельно ожесточило их сопротивление. И террор против организаторов и активистов колхозного строительства, и поджоги колхозного имущества, и организация антисоветских мятежей – было все. Но было и другое – искусственное обострение этой борьбы, вызванное безвыходностью положения, в котором оказалась значительная масса людей. Постановление ЦК ВКП (б) «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации» предлагало провести конфискацию у кулаков средств производства, скота, хозяйственных и жилых построек, предприятий по переработке сельскохозяйственной продукции и семенных запасов. Хозяйственное имущество и постройки должны были передаваться в неделимые фонды колхозов в качестве взносов бедняков и батраков за исключением той части, которая шла в погашение долгов кулацких хозяйств государству и кооперации. Этим же постановлением раскулачиваемые делились на три категории: 1. участвовавшие в антисоветстких и антиколхозных выступлениях – «контрреволюционный актив» — они сами подлежали аресту, а их семьи — выселению в отдаленные районы страны; 2. «крупные кулаки и бывшие полупомещики, активно выступавшие против коллективизации» — их вместе с семьями выселяли в отдаленные районы; 3. «остальная» часть кулаков – подлежала расселению специальными поселками в пределах тех же административных районов. Искусственность выделения этих групп и неопределенность их характеристик создавала почву для широкого произвола на местах. Устанавливалось, что число раскулаченных по районам не должно превышать 3-5 процентов всех крестьянских хозяйств, но для зимы 1930 года этот ограничительный предел уже намного превышал число сохранявшихся кулацких хозяйств. [9] «Постановлением ЦИК и СНК СССР от 1 февраля 1930 года краевым и областным исполкомам Советов и правительствам АССР предоставлялось «право применять… все необходимые меры борьбы с кулачеством вплоть до полной конфискации имущества кулаков и выселения их из пределов отдельных районов и краев (областей)». Правительствам союзных республик предписывалось «дать необходимые условия» местным исполкомам, что и было сделано в форме специальных инструкций, переводивших постановление от 30 января на язык нормативных актов». На практике в число раскулачиваемых стали попадать и середняки, и бедняки, не желающие вступать в колхозы. В отдельных районах удельный вес раскулачиваемых к началу марта достиг 10-15 процентов. Прямой угрозой зачисления в разряд кулаков служило лишение избирательных прав. Поэтому не удивительно, что число «лишенцев» возросло до 15-20 процентов. Открытое высказывание против творившегося беззакония было вполне достаточным основанием для зачисления в «контрреволюционный актив» и ареста. Отмечались случаи дележа конфискованного имущества, грабежей и мародерства. Осуждение перегибов и меры, направленные на исправление катастрофически ухудшавшегося положения, в марте-апреле спасли от разорения и выселения значительную часть раскулачиваемых хозяйств, прежде всего ту, которую не успели ликвидировать не деле. Реабилитация раскулаченных (специальные комиссии рассматривали жалобы и в большом количестве отменяли прежние решения) во многих случаях сопровождалась восстановлением их хозяйств. Были приняты даже нормативные акты, регулировавшие порядок и условия возвращения отобранного скота и инвентаря. А вначале 1931 года была проведена новая компания по раскулачиванию, охватившая практически все районы страны. Способность крестьян к открытому сопротивлению была сломлена. Когда речь заходит об ошибках и перегибах, мы всегда ограничиваемся событиями, происходившими в деревне, коллективизацией сельского хозяйства главным образом. Между тем они имели место и в сфере промышленного развития, особенного в политике и практике индустриализации. Иногда за них приходилось расплачиваться тому же мужику. Первые пятилетний план намечал резкий скачек по пути индустриализации, в частности в производстве металла. Выплавку чугуна планировалось увеличить с 3,3 млн. тонн до 10 млн. тонн. Это считалось трудным, но возможным заданием. И V Съезд Советов СССР утвердил пятилетний план, ставший таким образом государственным законом. И в январе 1930 года производство чугуна было увеличено до 17 млн. тонн. Этот скачек в металлургии и в ряде других отраслей индустрии привел к дезорганизации промышленного строительства, к резкому осложнению экономической ситуации, к напрасной растрате материальных и человеческих сил страны. Одним из результатов было невыполнение плана по части металлургии: в последний год пятилетки было получено 6,2 млн. тонн чугуна. Другим результатом был голод зимой 1932-1933 года в деревнях зерновых районов страны. Для закупки промышленного оборудования нужна была валюта. Получить ее можно было лишь за счет экспорта хлеба. Высокий по тем временам урожай 1930 года, давший 835 млн. центнеров хлеба, позволил увеличить государственные заготовки зерна до 221,4 млн. центнеров, из них было экспортировано 48,4 млн. центнеров. 1931 год оказался менее урожайным, было получено только 695 млн. центнеров хлеба, но, тем не менее, государственные заготовки возросли до 228,3 млн. центнеров, а вывоз на внешний рынок – до 51,8 млн. центнеров. У многих колхозов был изъят весь хлеб, включая семена. В Сибири, Поволжье, Казахстане, на Северном Кавказе, на Украине возникли серьезные продовольственные трудности, местами начинался голод. И колхозники, и единоличники иногда целыми семьями снимались с места, уходили в города, на стройки. Стали распадаться колхозы, в результате чего уровень коллективизации снизился с 62,6 процента на январь 1932 г. до 61,5 процента на июнь. Продовольственные и семенные ссуды предотвратили тогда массовый смертный голод. Те не менее зима и весна, прожитые впроголодь, не прошли бесследно: физически истощенная деревня еле дотягивала до следующего урожая. Как только стал наливаться хлебный колос на колхозных полях появились «парикмахеры» — чаще всего матери голодающих семей выходили по ночам с ножницами, чтобы состричь колосьев на кашу. Когда же начались уборочные работы, обнаружились массовые хищения зерна колхозниками – несли с колхозных токов в карманах, за пазухой… В ответ принят закон об охране социалистической собственности от 7 августа 1932 года, написанный собственноручно Сталиным. В качестве уголовного наказания за воровство колхозного имущества, независимо от размеров хищения, закон требовал применять «высшую меру социальной защиты – расстрел с конфискацией всего имущества и с заменой при смягчающий обстоятельствах лишением свободы на сок не менее 10 лет с конфискацией всего имущества». До истечения года, за неполных пять месяцев, было осуждено около 55 тысяч человек, в том числе приговорено к расстрелу 2,1 тысячи. Среди осужденных было очень много женщин. В ноябре 1932 года Сталин выступал с речью, в которой обосновывал репрессии против колхозного крестьянства тем, что в нем обнаружились те, кто идет против Советской власти, те, кто поддерживает вредителей и саботаж хлебозаготовок. Он требовал ответить ударом на удар. Удар по колхозному крестьянству действительно был сокрушительным. Зимой 1932-1933 года в сельских местностях зерновых районах страны, то есть на Украине, Дону и Северном Кавказе, Нижнем и Среднем Поволжье, Южном Урале и Казахстане, разразился массовый голод: имелись случаи вымирания целых селений. Размеры продовольственных ссуд были ничтожны. Попытки голодающих найти спасение в более благополучных районах и в городах, как предыдущей зимой, были безуспешны. Они либо натыкались на кордоны, либо безжалостно вылавливались и возвращались туда, где был голод. Есть даже странная «статистика»: весной 1933 года было задержано и возвращено почти 220 тыс. голодавших, отправившихся за хлебом в другие места. [10] Точные цифры голодавшего населения установить очень трудно, поскольку всегда остается неясной граница между голодающими и просто недоедающими. К тому же картина голода была весьма пестрой. Рядом с селением, не выполнившим план хлебозаготовок и сильно голодавшим, находилось селение, голодавшее менее сильно или даже не голодавшее, а зимовавшее впроголодь. Еще предстоит провести необходимые исследования, чтобы дать действительную и полную картину масштаба и последствий голода в хлебопроизводящих краях, ответственность за которые всей тяжестью лежит на сталинском руководстве. То обстоятельство, что хлеб у колхозов изымался на нужды индустриализации, не может оправдать ни насилия при создании колхозов, ни тем более этого голода. Голод 1932-33 годов не может быть оценен иначе, как самое тяжкое преступление сталинского руководства против своего же народа. Экономические итоги коллективизации были плачевными: за четыре года первой пятилетки валовые сборы зерна снизились - по официальным подсчётам - с 733,3 млн. ц. (1928) до 696,7 млн. ц. (1931 - 1932). Урожайность зерна в 1932 году составляла 5,7 ц/га против 8,2 ц/га в 1913.[11] Но партия добилась того, что в продолжение каких-нибудь трёх лет она сумела организовать более 200 тысяч коллективных хозяйств и около 5 тысяч совхозов зернового и животноводческого направления, добившись одновременно расширения посевных площадей за 4 года на 21 миллион гектаров. Было сделано то, что колхозы объединяют теперь свыше 60% крестьянских хозяйств с охватом свыше 70% всех крестьянских площадей, что означает перевыполнение пятилетки в три раза. И партия добилась того, что СССР уже преобразован из страны мелкокрестьянского хозяйства в страну самого крупного сельского хозяйства в мире. Она же добилась того, что вместо 500 - 600 миллионов пудов товарного хлеба, заготовлявшегося в период преобладания индивидуального крестьянского хозяйства, она имеет теперь возможность заготовлять 1200 - 1400 миллионов пудов товарного зерна ежегодно. Этот успех был оплачен, прежде всего, миллионами человеческих жертв. Демографические итоги коллективизации были трагическими. Число жертв коллективизации никогда не было - и теперь уже не будет - точно подсчитано. Данные о рождаемости, смертности, численности населения после 1932 года перестали публиковаться. Статистикой стал ведать лично товарищ Сталин. Колхозная жизнь строилась в таких формах, что одновременно с обогащением и механизацией средств производства снижалось, если так можно выразиться, качество главной производительной силы сельского хозяйства- крестьянского умения и крестьянского желания вести хозяйство на земле. Уже в самый момент создания колхозов массовое раскулачивание, захватившее и значительную часть середняков, выбросило из деревни миллионы наиболее крепких, опытных, ведущих сельских хозяев. Их исчезновение (как бы ни оценивалось уничтожение кулачества в любом другом отношении), несомненно, понизило квалификацию совокупного сельскохозяйственного работника нашей страны. Впоследствии, когда колхозная жизнь установилась, многие её черты также способствовали раскрестьяниванию, ослаблению в крестьянской среде ряда крайне важных слагаемых сельской квалификации. Централизм, детальное разделение труда, отсутствие связи заработка с конечным результатом вели к тому, что оставалось неиспользованной, а затем и вовсе терялась бесценная способность крестьянина быть хозяином земли, принимающем в расчёт гигантское разнообразие условий, с которыми надо считаться в сельском хозяйстве. "Теперь, - говорил со странным удовлетворением И. В. Сталин, - крестьяне требуют заботы о хозяйстве и разумного ведения дела не от самих себя, а от руководства колхоза". Впрочем, в рамках административно-приказной системы и у колхозных руководителей исчезали возможности проявлять инициативу и брать на себя ответственность. Прежде столь распространённый в деревне тип работника-хозяина, поглощенного, говоря толстовскими словами, "неотступным думанием" о своём деле, постепенно стал едва ли не редкостным исключением. На смену ему в качестве массовой социальной фигуры пришёл исполнитель - в одних случаях добросовестный, трудолюбивый, дисциплинированный, в других - расхлябанный, ленивый, склонный к пьянству и обману, но во всех случаях не обладающий хозяйским чувством инициативы и зачастую не стремящийся иметь его. Ломка сложившихся в деревне форм хозяйствования вызвала серьезные трудности в развитии аграрного сектора. Среднегодовое производство зерна в 1933-1937 гг. снизилось до уровня 1909-1913 гг., на 40-50% уменьшилось поголовье скота. Это было прямым следствием насильственного создания колхозов и неумелого руководства присланных в них председателей. За пять лет государству удалось провести «блестящую» операцию по вымогательству сельхозпродуктов, покупая её по смехотворно низким ценам, едва покрывавшим 20% себестоимости. Эта операция сопровождалась небывало широким применением принудительных мер, которые содействовали усилению политическо-бюракратического характера режима. Насилие по отношению к крестьянам позволило оттачивать те методы репрессии, которые позже были применены к другим общественным группам. В ответ на принуждение крестьяне работали все хуже, поскольку земля, по существу, им не принадлежала. Государству пришлось внимательно следить за всеми процессами крестьянской деятельности, которые во все времена и во всех странах весьма успешно осуществлялись самими крестьянами: пахотой, севом, жатвой, обмолотом и тд. Лишенные всех прав самостоятельности и всякой инициативы, колхозы были обречены на застой. А колхозники, перестав быть хозяевами, превращались в граждан второго сорта. Начался массовый исход сельского населения в города. Однако это также входило в планы руководства, индустриализации также требовались рабочие руки. В течении 30-х гг. из села ушли более 15 млн. человек, а численность рабочего класса увеличилась с 9 до 24 млн. объемы сельскохозяйственного производства в результаты коллективизации почти не изменились. Лишь среднегодовое производство зерна увеличилось на 6-7 млн.т. Зато эти показатели теперь обеспечивали не 55 млн. крестьян-единоличников, а 35 млн. колхозников. К тому же полностью зависимых от государства. Безусловно, главным историческим результатом коллективизации был осуществлен ценой больших усилий и издержек индустриальный скачок. Коллективизация 30 - 40-х годов привела не к подъему сельхозпроизводства, не к развитию производительных сил сельского хозяйства, а к из разрушению, не к улучшению благосостояния крестьян, а к нищете и разорению, не к «свободной колхозной жизни», а к закрепощению крестьян, к превращению их в подневольных тружеников. С экономической точки зрения всё, чего она достигла, - это возможность кормить народ: чаще - впроголодь, реже сытно, но всё-таки кормить и одновременно изымать на нужды индустриализации, а потом войны и послевоенного восстановления огромную часть людских и материальных ресурсов деревни. Не больше. Но и не меньше. 1. Всемирная история том IX под ред. Е.М. Жукова.-М.:1962 2. История России А.С.Орлов. М.:ПРОСПЕКТ, 1999 3. История России Ш.М.Мунчаев. М.:1993 4. «История России. XX век» под ред. М. Е. Главацкого, М.: Дрофа, 2000г. 5. «Россия во всемирной истории» под ред. О. В. Волобуева, М.: Дрофа, 2000г. 6. Тридцатые годы. Решающие десятилетие. //Верт Н.. История советского государства. - М.; 1995.Гл 6 7. Из постановления ЦКВКП(Б) о борьбе с искривлениями партии в колхозном движении.//Анатомия мировой политической мысли.-М.- 1997.-Т5 8. Чемоданов и.В. Была ли в СССР альтернатива насильственной коллективизации? // Вопросы истории.- 2006.-№2 9. Кооперативный план: иллюзии и действительность. Великий прелом: трагедия крестьянства. //Судьбы Российского крестьянства.-М.-1996
[2] История России А.С.Орлов. М.:ПРОСПЕКТ, 1999.-С.390
[3] История России А.С.Орлов. М.:ПРОСПЕКТ, 1999.-С.393
[4] Всемирная история том IX под ред. Е.М. Жукова.-М.:1962.-С.226
[5] Тридцатые годы. Решающие десятилетие. //Верт Н.. История советского государства. - М.; 1995.Гл 6.-С.209
[6] Всемирная история том IX под ред. Е.М. Жукова.-М.:1962.-С.228
[7] Из постановления ЦКВКП(Б) о борьбе с искривлениями партии в колхозном движении.//Анатомия мировой политической мысли.-М.- 1997.-Т5.-С.286.
[8] История России А.С.Орлов. М.:ПРОСПЕКТ, 1999.-С.397
[9] Всемирная история том IX под ред. Е.М. Жукова.-М.:1962.-С.229
[10] Тридцатые годы. Решающие десятилетие. //Верт Н.. История советского государства. - М.; 1995.Гл 6.-С.210
[11] Тридцатые годы. Решающие десятилетие. //Верт Н.. История советского государства. - М.; 1995.Гл 6.-С.210
bukvasha.ru
