Реферат "Современное декоративно-прикладное искусство России". Реферат декоративно прикладное искусство


Реферат "Современное декоративно-прикладное искусство России"

Реферат

на тему

Современное декоративно – прикладное искусство России

Казулино - 2016

         

 

 

План.

  1. Введение. -------------------------------------------------------------------------стр. 4

  2. Виды современного декоративно – прикладного искусства--------стр. 5

  3. Батик--------------------------------------------------------------------------------стр. 5-6

  4. Гобелен -----------------------------------------------------------------------------стр. 6-8

  5. Печворк -----------------------------------------------------------------------------стр. 8

  6. Текстильная скульптура -----------------------------------------------------стр. 9-10

  7. Керамика -------------------------------------------------------------------------стр.10-12

  8. Художественное стекло -----------------------------------------------------стр. 12-14

  9. Художественная ковка и литьё ---------------------------------------------стр. 15

  10. Бисероплетение ------------------------------------------------------------------стр.16

  11. Заключение ------------------------------------------------------------------------стр. 17

  12. Библиографический список ---------------------------------------------------стр. 18

Введение

Современные изделия декоративно – прикладного искусства сделаны с учётом народных традиций и моды сегодняшнего дня.

Городская культура современной России 1990-2000г сформировала и поставила в один ряд с общепризнанными областями искусства XX столетия, направления творчества, лежащие ранее на периферии «высокого» декоративного искусства – в сфере традиционных ремёсел и рукоделия .

Многие направления декоративного искусства подверглись серьёзной эволюции, а творческий потенциал расширился за счёт участия в художественных процессах непрофессиональных исполнителей, а так же с переориентацией профессионалов с выставочных и музейно-эксклюзивных образцов на салонные изделия и предметы для частного интерьера и арт-дизайн.

Знакомство с произведениями современного декоративного искусства, дают нам возможность сопоставить два склада мышления – народный, основанный на традиции, и профессиональный, связанный с максимальным проявлением творческой индивидуальности художника, с широкими возможностями экспериментирования в том или ином материале.

Работая над данной темой мы узнаем какие новые черты несёт в себе современное искусство.

1.Виды современного декоративно – прикладного искусства.

Современное декоративно-прикладное искусство разнообразно – это керамика, стекло, металл, гобелен, батик. Широкую популярность приобрели пэчворк, бисероплетение, художественное шитьё, роспись пасхальных яиц и матрёшки, художественная кукла.

С распространением цифровых технологий и появлением новых красочных и пластических материалов, в том числе — полимерных, области декоративного искусства стали тесно взаимодействовать друг с другом, объединяться со скульптурой и графикой. Авторы в качестве художественных элементов начали использовать фотографические изображения и опираться при создании декоративных изделий на высокотехнологичные машинные процессы.

2.Батик.

Художественная роспись по ткани, при создании станковых форм и массовых фабричных изделий — товаров народного потребления, сохранила господствующую позицию среди декоративных искусств, получив при этом обобщенное современное определение «батик».

Современные художники работают в разных техниках батика. Одна из них холодный батик. Холодный батик — это роспись ткани специальными красками. Эта техника позволяет создать красоту из ничего. Почему же холодный батик? Дело в том, что при использовании техники наносится резервирующий слой, который позволяет краске не растекаться, он грубо отделяет одни  цвета от других. 

hello_html_55db66a5.jpg«Яблоневый цвет» холодный батик

Более трудоёмкий способ росписи - горячий батик. Растопленный воск наносится на ткань точно по рисунку и постепенно им покрывают все цвета в соответствии с рисунком – художник работает по принципу «от светлого к тёмному».

hello_html_6aabd79.jpg«Тюльпаны» горячий батик

В настоящее время художники для создания станковых произведений и оригинальных модельных тканей начали использовать цветную принтерную печать по авторским рисункам и фотографиям, обработанным с помощью цифровых технологий.

Лучшие творческие образцы ежегодно представляются на международных текстильных смотрах.

3.Гобелен.

Гобелены — тематические и декоративные стенные композиции, выполненные по классической технологии плетения шпалеры из окрашенных шерстяных, льняных, хлопчатобумажных и синтетических нитей. Создаётся гобелен за ткацким станком.

hello_html_m1ceb687c.jpg

В настоящее время гобелен является одной из немногих областей декоративного искусства, базирующихся на ручной технике исполнения, одновременно включающих, наряду с текстильной нитью, разнообразные материалы: металл, стекло, пластики, керамику, бумагу, конский волос и другие. Такие гобелены получили название таписерия.

hello_html_2eea482f.jpg«На вершине чувства», ручная работа.

Компьютерная технология используется и для создания оригинальных текстильных большеформатных композиций, вытканных из шерстяных, шелковых и синтетических нитей, в основе которых лежат авторские проекты, использующие графические и живописные изображения, фотографии и цифровой монтаж. Эти композиции, близкие технике исполнения к машинным жаккардовым гобеленам и тканям, не получили еще своего окончательного определения и носят условное наименование «ком-пьютерных гобеленов».

hello_html_m7ab8b2f8.jpgНетканый гобелен. Овсепян Ю.Н.

4. Печворк.

Классическое лоскутное шитье геометрического рисунка, характерной особенностью которого были скрытые швы и наличие внешней прострочки, дополнилось аппликацией из ткани и кружева, нашитой тесьмой, шнуром и другими элементами, что позволило авторам создавать разнообразные текстильные декоративные и тематические картины и панно. В настоящее время лоскутное шитье остается одной из популярных областей декоративного искусства.

hello_html_40671854.jpgПокрывало.

5. Текстильная скульптура.

К лоскутному шитью — объемному квилту примыкает текстильная скульптура, получившая признание в начале 2000-х годов. Ранее это направление развивалось в тесной связи с нетканым гобеленом, в котором рельефные и объемные элементы соседствовали с аппликацией, а также с текстильной художественной куклой. Сегодня скульптура из текстиля приобрела самостоятельный характер и стала одной из областей декоративного искусства, где наряду со станковыми формами, авторами создаются многофигурные композиции, трехмерные интерьерные объекты и текстильные инсталляции.

hello_html_5432b9bf.jpgТекстильная скульптура Т. Овчинниковой.

Самым молодым направлением декоративного искусства России стала художественная кукла. До конца 1980-х годов кукла изготавливалась массовым тиражом и была игровой или сувенирной, а авторами ее выступали художники, работающие на фабриках игрушки и на предприятиях народных художественных промыслов. На рубеже 80-х–90-х годов в эту область пришли скульпторы, театральные художники и модельеры. Их усилиями в декоративном искусстве сформировалось самостоятельное направление,

которое в настоящее время представлено оригинальными авторскими работами из фарфора или специального пластика и текстиля, имеющими преимущественно выставочно -коллекционный характер, разнообразными текстильными (тряпичными) куклами и куклами из папье-маше.

hello_html_6ac90f6e.jpgХудожественная кукла. Г. Алексеева

hello_html_3824e3a0.jpgФарфоровая кукла

6.Керамика.

Художественная керамика пережила за последние два десятилетия несколько периодов общественного интереса. В 1990-е годы с распадом крупных производств и организацией малых предприятий и мастерских, в условиях сравнительно дешевых энергоносителей, художники обратились к созданию разнообразной керамической скульптуры малых форм, декоративных панно, расписной майоликовой посуды, сувениров, глиняной игрушки, фарфоровых изделий с подглазурной кобальтовой росписью и

оригинальных авторских композиций, выполненных надглазурными красками по фарфоровому белью.

hello_html_549dfe2.jpgКерамика. Скульптура малых форм.

hello_html_720df7e6.jpg«Кислые щи» Панно. Терракота

hello_html_2c0afbd4.jpgМайолика.

hello_html_26833e54.jpgКобальтовая посуда.

Сохраняется популярность глиняной игрушки.

hello_html_32a74e88.jpg

7.Художественное стекло.

Художественное стекло начала ХХI века остается одной из самых живых и развивающихся областей декоративного искусства. Пережив многочисленные утраты технологий, сложившихся за десятилетия, в связи с ликвидацией крупных производств и переходом к студийной форме изготовления авторских образцов, оно успешно продолжает играть ведущую роль в декоративном искусстве России. Работа художника – стекольщика сложна. Она требует высокого мастерства и чувства материала. Отдельные формы и целые декоративные композиции рождаются у раскалённой стеклоплавильной печи. Выдувное стекло, получаемое ручным способом, называют – гутное стекло.

hello_html_64c620b8.jpgГутное стекло.

hello_html_5409f4c6.jpg«Корзина с птенцом». Композиция из стекла.

Рост интереса к частному интерьеру, желание владельцев придать ему индивидуальный характер за счет включения оригинальных декоративных

элементов, способствовал популярности росписи по стеклу, витража и техники цветного стекла — «тиффани».

hello_html_m72b7a94.jpgВитраж художественное стекло в технике Тиффани.

Новыми развивающимися и совершенствующимися технологиями ХХI века стало спекание пластин стекла — фьюзинг с целью создания многослойных композиций и изготовление объемных художественных моделей по технологии Pate de Verre из стеклянных фритов, осуществляемые в специальных электрических печах.

hello_html_102c5e09.jpgФьюзинг.

По-прежнему остается востребованным выполнение художниками оригинальных авторских настольных композиций, елочных украшений, бижутерии и сувенирной продукции.

8. Художественная ковка и литьё.

Работа с металлом требует «железного» характера мастера и твёрдой руки. Занимаясь художественной ковкой художник своими руками создаёт из раскалённого железа образы, которые рождает его фантазия.

hello_html_30dddb43.jpghello_html_m6a8b0054.jpg

Художественная ковка.

Существует ещё техника работы с металлом – литьё. Раскалённая масса заливается в специальные формы, в которых она, остывая приобретает форму будущего изделия.

hello_html_m439706da.jpg

9. Бисероплетение.

Этот вид рукоделия появился со времён Древнего Египта.

Вышивка бисером и стеклярусом являлась важнейшим декоративным элементом костюма XVIII столетия.

В 90-е годы бисероплетение стало самостоятельным направление в декоративном искусстве.

hello_html_m3fbf3e69.jpghello_html_m414ea9c8.jpg

Из бисера своими руками можно создавать не только бижутерию и аксессуары. Сделанные в технике бисероплетения цветы, бонсаи, миниатюрные скульптуры могут послужить интересными интерьерными аксессуарами, сувенирами и подарками к праздникам.

Заключение.

Современное отечественное декоративно-прикладное искусство находится в постоянном развитии. Искусство всегда созвучно своему времени, оно современно и отражает  мировоззрение общества в целом. В свою очередь, искусство оказывает сильное влияние на массы, поэтому так важно, отношение самого художника к жизни. 

Лучшие представители культуры: художники, графики, скульпторы, архитекторы, кинематографисты, актеры, писатели  вчера и сегодня стремятся в своем творчестве отражать лучшие мысли и чувства человечества, бережно относиться к шедеврам мировой культуры.        

Библиографический список

infourok.ru

Реферат - Декоративно-прикладное и народное искусство

ДЕКОРАТИВНО-ПРИКЛАДНОЕ И НАРОДНОЕ ИСКУССТВО

ВВЕДЕНИЕ

В русском прикладном искусстве в первой половине XIX столетия не происходило значительных перемен по сравнению с предшествующим временем. Восприняв традиции классицизма, идя в ногу с архитектурой, русская мебель, мелкая пластика, фарфор, посуда, ткани и другие предметы декоративно-прикладного искусства приобретали все большую строгость стиля. Этот процесс достиг высшей точки в первые десятилетия XIX в. К середине же столетия по мере ослабления всеобщего влияния классицизма декоративно-прикладное искусство начало утрачивать прежнюю цельность и приобретать черты эклектичности.

Мебель начала XIX в., большие фарфоровые вазы, изготовленные на Императорском фарфоровом заводе (ныне завод им. Ломоносова), чайные сервизы, даже маленькие фарфоровые фигурки, выполненные на заводе Ф. Гарднера (ныне Дмитровский фарфоровый завод), нельзя не соотнести с интерьерами, которые они украшали. Архитекторы и мебельщики в креслах, комодах, туалетах либо диванах из красного дерева или карельской березы любили использовать выразительность широких полированных плоскостей, применяли бронзовые детали, иногда вводили в предметы мебели карнизы, кронштейны, пилястры или арки, уподобляя эти предметы архитектурным сооружениям. В больших фарфоровых вазах также проявлялось тяготение к монументальности. Вспомним, что часто авторами эскизов ваз или образцов мебели были видные архитекторы — такие, как Воронихин и Росси.

В искусстве ткани, где мастера охотно применяли растительный орнамент, в большей мере использовались народные традиции. Правда, и в этой области прикладного творчества общее развитие стиля сказалось достаточно определенно. Русская текстильная промышленность сделала в первой половине века немалые успехи, что было замечено и иностранными специалистами.

Наиболее устойчивыми формами прикладного творчества были различные области народного искусства, народного художественного ремесла. В первой половине века народные мастера продолжали работать в прежних видах и направлениях — они режут и расписывают прялки, изготовляют из дерева разного рода ковши и скобкари, мастерицы расшивают полотенца, плотники режут из дерева узорные доски-рельефы для изб. Резьба по кости продолжает прежнюю линию узорной филигранной отделки. Правда, и в керамике, и в резных деталях народной архитектуры в известной мере проявляются черты господствовавшего тогда в «ученом» искусстве классицизма. Но общих путей народного творчества эти черты не определяют. Это творчество продолжает сохранять прежнюю наивность, непосредственность, простоту. В нем по-прежнему выражаются эстетические представления трудового люда.

ЖИВОПИСЬ

Если архитектура и скульптура угасали вместе с классицизмом, то живопись, напротив, по мере того как классицизм старел и умирал, все более расцветала, утверждая себя на новых путях художественного движения. Те живописцы, которые шли проторенными путями классицизма, приобретшего в живописи к началу XIX в. академический оттенок, не достигли больших высот. Правда, современники высоко ценили их искусство; исторический жанр, в котором они работали, считался в Академии самым высоким. Однако история не пощадила этих художников, отодвинув их на второй план, впереди поставив тех, кто стремился по-новому осмысливать и истолковывать современную действительность.

ИСТОРИЧЕСКАЯ ЖИВОПИСЬ

Правда, в исторической живописи происходили некоторые перемены. Они заключались в том, что все больший вес приобретала национальная тематика. Один из самых известных исторических живописцев начала столетия Андрей Иванов — отец великого Александра Иванова — чаще всего посвящал свои произведения героям из древней истории России — Мстиславу Удалому, победившему в единоборстве половецкого князя Редедю, или молодому киевлянину, пробравшемуся с великим риском для жизни сквозь половецкую осаду, чтобы вызвать подмогу осажденному Киеву. Другой художник начала XIX в. Дмитрий Иванов посвятил свою картину Марфе Посаднице, которая тогда в представлении передовых людей начала XIX в. была последовательным борцом за новгородскую вольницу. Исторические персонажи во всех этих произведениях выступали как подлинные герои. Их подвиги должны были служить поводом для сопоставления истории с современностью, которая также требовала героических поступков в то напряженное время. Иногда даже события недавних лет — например, расстрел французскими войсками так называемых поджигателей в Москве в 1812 г.— становились сюжетами для исторических живописцев и даже задавались в качестве программ в Академии.

И, тем не менее, историческая живопись в чем-то самом существенном не продвинулась вперед по сравнению с мастерами конца XVIII столетия. Больше того, в ней усилились моменты внешней театрализации действия, условность жестов, сухость и академичность рисунка, холодность и абстрактность цветовых решений.

Особенно отчетливо мы представляем себе уже с исторической позиции это отставание академического исторического жанра от успехов тех художников, которые прокладывали новые пути. С первых же шагов новая русская живопись XIX в. связала свою судьбу с романтизмом.

О. КИПРЕНСКИЙ

Одним из художников, стоявших у истоков искусства XIX в. был Орест Адамович Кипренский (1782—1836). Если на весы истории положить, с одной стороны, все картины исторических живописцев начала века, а с другой — несколько портретов Кипренского, то последние бесспорно перевесят. Именно они говорят нам о том времени; в них душа тех лет. В них красота волнения и порыв, стремление к динамике внутренней жизни. Кипренский не удовлетворялся окружающей его действительностью; он искал в человеке возвышенное начало, изображая своих героев в лучшие минуты, передавая их способность чувствовать, их стремление жить духовной жизнью.

Кипренский писал портреты. Лучшие из них были созданы в конце 1800-х — в 1810-х годах. Художник всегда как бы держал перед глазами высокий человеческий идеал; он искал его отблески в тех конкретных людях, которые оказывались перед его мольбертом. Им постоянно руководила вера в способности человека, в истинные человеческие качества, не зависящие от сословия и общественного положения. Художник часто обращался к автопортрету. Он через собственный характер, на опыте своего мира чувств познавал человеческие страсти. Ранние автопортреты Кипренского могут вызвать в памяти автопортреты Жерико или Делакруа. Всюду мы встречаем образ молодого человека, известного нам по романам Стендаля, живущего в сфере чувств, лица частного, не имеющего отношения к государственным или общественным иерархиям, отчужденного от этих социальных систем и противостоящего им своей индивидуальностью. Но выступают и черты различия. Автопортреты Кипренского, как и другие его портреты, несут в себе черты сдержанности, подчас даже некоторой робости чувств перед открытым миром. Эти герои еще не самоутвердились. Если герой французского портрета романтического времени входит в мир, подчиняя его себе, несмотря на конфликтность среды, в которой он находится, то в русском портрете герой еще чем-то остановлен в этом движении, в этой экспрессии. Автопортретные образы Кипренского, образы Ростопчиной (1809), Давыдова (1809), мальчика Челищева (1808— 1809), Жуковского (1816) «раздумчивы». Герои Кипренского вглядываются в мир, вверяют себя собеседнику. Не случайно эти портреты иногда сравнивают со стихотворными посланиями другу — с тем жанром лирической поэзии, который был широко распространен в предпушкинское и пушкинское время. Не зря модели Кипренского, живущие в своем особом мире, открываются зрителю, словно предлагая почувствовать их внутренний мир — всегда сложный, подвижный, подверженный мимолетным настроениям.

Кипренский открыл не только новые качества человека, но и новые возможности живописи. Каждый его портрет имеет свой особый живописный строй. Одни построены на резком контрасте света и тени. В других главным живописным средством оказывается тонкая градация близких друг другу цветов. То поражает тонкость и драгоценность валерной живописи. То — как в портрете мальчика Челищева — звучный аккорд чистых красок: красный, синий и белый сопоставлены решительно, но гармонично; они сплетаются вместе в живописи лица — необычайно свободной и открытой по фактуре. Каждый портрет неповторим в своем живописном качестве. Это многообразие проявлений творческого лица художника также принадлежит новому веку — романтической творческой концепции.

Разумеется, романтизм в русской живописи начала века не был столь же мощным направлением, как во Франции или Германии. Россия не имела в те годы той почвы для последовательного развития романтизма, какая была во Франции после разочарования в последствиях прошедшей революции, или в Германии, где, словно сама действительность требовала освежающего порыва «бури и натиска», породившего романтизм. Романтизм Кипренского не знает проявлений крайней взволнованности, не знает неразрешимых противоречий. Он вбирает в себя нечто от классической гармонии. Ибо время его расцвета совпадает с временем общественного подъема в России, а в такое время невозможно крайне обостренное противопоставление человеческой личности всему окружающему миру. И тем не менее творчеством Кипренского, стремившегося весь мир пропустить сквозь собственную душу, отрицавшего своим искусством нормативность классицизма, начинается русский романтизм.

Все вышесказанное мы можем отнести к раннему периоду деятельности художника. В поздний период (20—30-е годы XIX в.) удача приходит к Кипренскому сравнительно редко. Тем не менее он сумел создать лучший прижизненный портрет Пушкина (1827), передающий высокое вдохновение поэта, и целый ряд превосходных графических портретных произведений. В большинстве своем живописные работы позднего Кипренского свидетельствовали об ослаблении былого вдохновенного подъема; в них не было прежней живописной изысканности или напряженности. Идеал художника померк, утратил свою жизненную основу, оказался иллюзорным. Что же касается графики, то в ней с самого начала Кипренский рассчитывал на более бытовой, повседневный аспект истолкования человеческой личности. Графика художника почти до последних лет его творчества продолжала сохранять высокое качество. Рисунки Кипренского в целом сыграли большую роль в развитии графического искусства: впервые рисуночные портреты приобрели столь важное самостоятельное значение, а сама графическая техника оказалась последовательно выявленной в своих специфических возможностях.

Свободный рисунок Кипренского основан на тональном многообразии; художник использует различные приемы — штриховки, подцветки пастелью, акварелью или цветными карандашами, разнообразит штрих, давая широкую градацию его вариантов — от тонкого, еле ощутимого касания до сильного нажима мягкого итальянского карандаша.

А. ОРЛОВСКИЙ

Кипренский был не одинок. К формам романтического портрета обращался А. Г. Варнек, хотя и редко достигавший непосредственной передачи чувств. Как последовательный романтик выступает А. О. Орловский (1777—1832), проведший молодые годы на своей родине — в Польше, учившийся там у француза Норблена и попавший в Россию в самом начале XIX столетия. Прожив более 30 лет в России, Орловский не только принес в русское искусство черты западного романтизма, но и сам оказался под сильным влиянием русской художественной культуры, сжился с ней, воспринял многие ее черты.

Наиболее последовательным выражением романтической тенденции стали в творчестве Орловского многочисленные изображения всадников, кораблекрушений, воинских бивуаков. Здесь он в большей мере, чем в других сюжетах, отдавал дань западным образцам. Большой интерес представляют другие виды и жанры художественного творчества, в которых, несмотря на немалую долю дилетантизма, Орловскому суждено было сыграть известную роль в развитии русской живописи и графики. Одним из первых он начал культивировать карикатуру. Этот вид графики приобрел популярность в годы войны с Наполеоном.

Карикатуры, разоблачающие французских генералов, Наполеона, французоманию в России, рисовали многие — скульптор И. И. Теребенев, бывший одновременно и видным графиком, А. Г. Венецианов — известный живописец того времени. Однако рисунки, которые они делали, не были карикатурами в полном смысле этого слова. Все они имитировали народный лубок; их листы были скорее народными картинками. Орловский же в своих карикатурах исходил из новых установок романтического направления — он искал в своих «моделях» характерное, причудливое, преувеличивал эти особые качества.

Вместе с Кипренским Орловский сделал рисунок самостоятельным, самоценным произведением искусства. Рисуночные портреты Орловского разнообразны. Иногда он воплощает идеал романтизма: в автопортрете 1809 г., нарисованном углем, сангиной и мелом, он передает порыв, мятежную взволнованность, напряжение; в иных случаях, как в портретах И. А. Крылова или Л. С. Пушкина, художник спокойно изучает модель, внимательно воспроизводит ее характерные черты и особенности.

Еще более реалистические тенденции дают себя знать в жанровых работах мастера, затрагивающих существенные стороны жизни.

Примечательны сюжеты, которые выбирает Орловский. Он изображает в своих рисунках и литографиях различного рода уличные сцены. Его острый глаз запечатлевает арестантов, бредущих под конвоем по улицам Петербурга и просящих подаяния; иногда он изображает многолюдные сцены на улицах или на площадях, где снует народ, идет торговля; часто под пером или карандашом Орловского перед нами оживают всадники — башкиры, «иноплеменные» воины, которых художник мог видеть в Петербурге. Он рисует постоялые дворы, сцены зимних скачек на Неве, каменщика с тачкой в руках и многое другое. Все эти сюжеты в более позднее время получат широкое распространение в русской живописи и графике. Оценивая вклад этого мастера, можно сказать, что Орловский, с одной стороны, предвещал новый этап романтического движения, начавшийся в 30-е годы и давший в большинстве случаев более внешнее выражение романтической концепции, а с другой — развитие жанра, расцвет которого в 20—30-е годы указывал путь к реализму.

СИЛЬВЕСТР ЩЕДРИН

Замыкает группу художников, представляющих русский романтизм на первом его этапе, пейзажист Сильвестр Щедрин (1791 — 1830). Он начинал в то время, когда в русском пейзаже наблюдался некоторый застой: декоративный пейзаж XVIII в. завершал свое развитие, а наметившиеся тенденции лирического осмысления природы оказались вытесненными протокольной строгостью и сухостью видописи и классицистическим схематизмом. В раннем творчестве Сильвестра Щедрина заметна известная остановка на месте: он повинуется традиции, создает произведения довольно стереотипные, используя определенные законы пейзажной живописи, утвердившиеся к тому времени: четко членит пространство на три плана в глубину, по краям картины изображает какие-то предметы, служащие своеобразными кулисами, в глубине в центре помещает какое-либо здание, оказывающееся смысловым и композиционным центром пейзажа. Понадобились существенные перемены в жизни, освобождение от академического надзора, поездка в Италию, чтобы преодолеть этот застой и приникнуть к источнику реальной живой жизни. Более десяти лет художник провел в Италии, которая рисовалась тогда русским художникам и поэтам «землей обетованной». Там он пережил расцвет творчества; там же и умер, не успев вернуться на родину. Это были лучшие годы его короткой жизни и полного исканий творчества. Щедрин писал итальянские виды. Италия с ее живописной, великолепной природой рисовалась ему как раз тем местом, где может и должен творить художник-пейзажист. Природа у Щедрина всегда возвышенная, сияющая радостными красками; она опьяняет человека, приносит ему сладостное ощущение счастья. Она словно предрасполагает к тому «прекрасному ничегонеделанью», которое в глазах русских было истинной основой итальянской жизни. Путь к такому пониманию природы был открыт художнику новыми романтическими представлениями о взаимоотношениях человека и окружающей его природной среды; природа оказалась способной подавить человека своим необъятным величием (как это случилось в пейзаже немецкого живописца того времени Каспара Давида Фридриха) или же открыть ему свою внутреннюю жизнь для совместного бытия. Последним путем пошли англичанин Констебль, французы — молодой Коро, Мишель и русский живописец Щедрин, каждый из которых явился для своей национальной школы родоначальником пленэра.

Щедрин был первым русским художником, начавшим работать на открытом воздухе. Он лишь завершал свои картины в мастерской — «украшал» их, как говорил он сам. Это были первые шаги на пути завоевания пленэра. И чтобы сделать эти первые шаги, необходимо было отказаться от старого понимания пейзажа. Первые серьезные результаты этих новых исканий были достигнуты в середине 20-х годов XIX в. Картина «Новый Рим», несколько раз повторенная художником ввиду большого спроса со стороны покупателей из разных стран, изображает набережную Тибра, рыбаков за своим занятием, простые дома, а в стороне от них — древние памятники — средневековый замок св. Ангела, вдали — собор св. Петра. Если мастера классицистического пейзажа, изображая Рим, всегда интересовались прежде всего памятниками Вечного города, то для Щедрина эти памятники оказываются лишь равноценной с другими частью современного городского пейзажа и художник не стремится их как-либо выделить, поместить в центре, подвести к ним глаз зрителя с помощью перспективы или композиции. Не зря он и картину свою называет «Новый Рим». Современная жизнь в своей повседневной красоте несет в себе возвышенное начало.

Такими же чертами отмечены и «Берег в Сорренто с видом на остров Капри» (1826), несколько вариантов картин, изображающих гавани в Сорренто, набережную в Неаполе. В этих местах Щедрин подолгу проводил время, наслаждаясь неаполитанским воздухом, прекрасным побережьем, наблюдая жизнь простолюдинов, запечатлевая ее в своих произведениях. Жанровые мотивы, включенные в пейзаж, у него остаются прежние: рыбаки, раскидывающие свое сети, люди, стоящие группами и беседующие друг с другом, женщины и мужчины, торгующие на набережной разными товарами, отдыхающие где-нибудь в тени путники. Но главным остается для Щедрина природа — немеркнущая в своей красоте, исполненная неги, сладострастной истомы, спокойная и умиротворенная. Гавани у Щедрина закрыты цепью скал, не подвержены воздействию бурь, изолированы от бесконечного и бескрайнего пространства. Композиции этих картин всегда уравновешенны.

Новые мотивы, взятые из окружающей действительности, стремление художника запечатлеть жизнь в ее реальности заставляли Щедрина постоянно искать живописную правду — правду воздуха, света, их взаимодействия, овладевать законами пленэрной живописи. Художник изгонял из своей палитры традиционные коричневые «музейные» тона ради холодных тонов, серебристых, серых, всегда сложных в переходах и вариациях. Под конец жизни он вернулся к горячим краскам. Примерами этого возврата были картины с изображением одной и той же веранды, увитой виноградом, выполненные в конце 20-х годов. В этих картинах Щедрин стремился к цветовому напряжению; его холсты загорались теплыми тонами; он часто прибегал к красной краске, как бы разбрасывая теплые коричневые или розовые блики по всей картинной плоскости и постепенно подготавливая сильные яркие удары красного — в одежде или в головных уборах людей, скрывающихся в тени веранд. Но эти яркие краски не нарушали воздушной убедительности картин Щедрина, уже овладевавшего всей сложностью цветосветовых отношений.

Щедрин пользовался всеобщей славой: его картины расходились по различным коллекциям, многие из них так и остались за границей. Художник охотно повторял по нескольку раз свои излюбленные мотивы. Эти повторения способствовали развитию живописного таланта Щедрина: он с большим вниманием относился к деталям, к конкретным световым ситуациям. Последний мотив Щедрина — вид Неаполя в лунную ночь — таил в себе нечто новое. В эффектном сопоставлении двух световых источников — луны и костра на берегу — заключалось уже зерно нового романтизма в духе Максима Воробьева, с его световыми эффектами и контрастами светотени.

Как и у Орловского, другим важным для развития живописи увлечением Щедрина был жанр. Дело не только в наличии человеческих фигур в пейзажах; у Щедрина были самостоятельные жанровые сценки. Интерес к жанровым мотивам у Орловского и Сильвестра Щедрина, который был пейзажистом, у Кипренского, казалось бы, далекого в своих романтических устремлениях от моментов повседневности, но тем не менее нередко запечатлевавшего крестьянских детей или целые сцены обыденной действительности,— этот интерес сам по себе весьма показателен. Жанровые тенденции последовательно развивались и расширялись; они как бы пролегали через разные направления, различные стили и преобладали в творчестве тех двух художников, которые наиболее ярко выявили этот интерес к жанру. Этими художниками были В. А. Тропинин и А. Г. Венецианов. Ставя их рядом друг с другом, нельзя, однако, забывать ту разницу, которая между ними была. Несмотря на общее для них обоих тяготение к повседневности, только Венецианова следует считать истинным родоначальником жанровой живописи. У Тропинина же это тяготение проявилось в других формах: он жанризировал портрет, в то время как бытовой жанр в его варианте оставался в пределах прежней, характерной для XVIII в. зависимости от фламандских образцов.

В. ТРОПИНИН

В.А. Тропинин (1776—1857) демонстрировал своим творчеством постепенный, а не резкий, как у Кипренского, переход от XVIII к XIX столетию. Сначала крепостной художник, не успевший по вине своего хозяина доучиться в Академии, он лишь к 45 годам освободился от крепостной зависимости и, обосновавшись в Москве, уже получив признание, звание академика, развернул свою обширную портретную деятельность, добившись успехов, славы и высокого совершенства. Тропинин усвоил традиции сентиментализма Боровиковского и вообще использовал наследие XVIII в., что особенно заметно в ранних произведениях. В «Девушке с Подола» (800-е годы) дает себя знать стремление к чувствительности, к внешней благообразности, а чувства самого художника по отношению к своей модели можно было бы уподобить умилению. Однако вскоре художник утвердил и собственный принцип трактовки человека. Его портреты 20—30-х годов, т. е. периода расцвета, свидетельствуют уже о совершенно самостоятельной образной концепции. Тропинина можно считать антиподом Кипренского. Портреты московского мастера всегда простые, «домашние». В его героях нет особого внутреннего волнения. Но зато они ведут себя непринужденно, спокойно. Художник с большой непосредственностью воспринимает и передает особенности модели и ту обстановку, в которой эта модель пребывает. В этих портретах есть правда характеров и правда среды. В них проявляется интерес к конкретному окружению человека, к его одежде, к точно отмеченному моменту, в котором выявляется именно данное состояние человека. Вместе с тем эти портреты отличаются высокими живописными достоинствами: мягкая моделировка объема, сопровождавшаяся тональным единством, не мешает Тропинину видеть подчас и ценность самостоятельных цветовых качеств, и красоту фактуры. Все эти особенности мы можем наблюдать в портретах сына (ок. 1818), Булахова (1823), Равича (1825), Зубовой (1834) и др. Портрет сына отличается особенной непосредственностью. Это погрудное изображение мальчика, показанного в сильном движении. Голова его повернута в сторону; солнечный свет заливает правую часть фигуры, привнося в образ момент живой случайности. Разметавшиеся, непричесанные волосы светятся под солнечными лучами. Все объемы вылеплены сочной светотенью. Портрет сына Тропинина составляет разительный контраст портрету мальчика Челищева. Если у Кипренского изображен «взрослый» ребенок, вдумчивый, погруженный в свой собственный мир мыслей и переживаний, то у Тропинина, напротив, в портрете сына выявлено все детское, простое и непосредственное.

Портрет Булахова также свидетельствует об особой манере Тропинина. Герой его одет в домашнее платье. В мягком, уютном халате он спокойно сидит перед художником, держа в руке книгу и обратив свой дружелюбный взгляд на зрителя. В этом образе царит благорасположение, чувство симпатии, спокойная домовитость.

Интерес художника к среде, к обстановке, в которой пребывают люди, привел его к особому типу картины, в которой портрет соединяется с жанром. В многочисленных «Кружевницах», «Золотошвейках», «Гитаристах», как правило, присутствует типизированный портретный образ и вместе с тем художник воссоздает некое действие, пусть однозначное и простое. В этих работах особенно ясна связь Тропинина с сентименталистским наследием предшествующих живописцев, но тропининские образы больше тяготеют к жанру, к бытовому началу.

Знаменитая «Кружевница» (1823) свидетельствует о том, как жанр и портрет идут навстречу друг другу. Судя по предварительному рисунку, художник начинал с совершенно конкретного образа молодой женщины, затем несколько идеализировал его, но все же сохранил портретную основу. Жанровый мотив также получил известное, хотя и неполное развитие. Тро-пинин показал процесс работы кружевницы, точно изобразил все детали. Но сам сюжет не имеет в картине значительного развития: повествование еле намечено, нет завязки и развязки. Эти элементы, включи их Тропинин в свою картину, разрушили бы портретную основу, перенесли бы акцент на жанровое построение образа. Чисто жанровые сцены — изображения деревенской свадьбы, жатвы и другие — остались в наследии Тропинина явлениями второстепенными. А «Кружевница» -и ей подобные «полужанры-полупортреты» стали закономерным выражением основных творческих интересов художника.

Тропининское творчество во многом определило специфически московские черты живописи. Тропинин был в московской живописи центральной фигурой. Хоть он сам и не вел преподавательскую работу, учителя и ученики Московского училища ориентировались на опыт Тропинина и его традиция продолжалась вплоть до конца XIX столетия.

А. ВЕНЕЦИАНОВ

Истинным родоначальником бытового жанра в русской живописи стал Алексей Гаврилович Венецианов (1780—1847). Сначала простой служащий, чертежник и землемер, он в самом начале XIX века занялся живописью, отдавая предпочтение портрету. Переехав из Москвы в Петербург, он брал уроки у Боровиковского, быстро восполнив тем самым серьезные пробелы в художественном образовании. Карандашные, пастельные и масляные портреты, выполненные Венециановым в первое десятилетие века, имеют раннеромантический характер. Затем художник обращается к карикатуре и бытовой зарисовке. «Журнал карикатур», выпущенный Венециановым в 1808 г., стал значительным фактом в биографии художника. Венецианов успел издать лишь первый выпуск журнала. Один из листов, выполненных в технике офорта,— «Вельможа» — послужил причиной запрета, наложенного на журнал царской цензурой, и вмешательства самого императора. Офорт Венецианова был вольной иллюстрацией к одноименной оде Державина и изображал вельможу (видимо, Безбород -ко), спящего на ложе возле своей любовницы, в то время как многочисленные просители толпятся у дверей и в приемной важного сановника. Этот офорт достаточно красноречиво свидетельствует о прогрессивных интересах и настроениях молодого живописца, который безусловно был связан с передовыми кругами русского общества. Это подтверждается и фактом обращения Венецианова к народным персонажам, ставшим главными героями всего его творчества.

На рубеже 10—20-х годов XIX в. Венецианов нашел себя в бытовом жанре. Приобретя небольшое имение в Тверской губернии, он обосновался в деревне и занялся изображением сцен крестьянской жизни. Лучшие его работы были созданы в 20-е годы. Первым произведением, открывшим широкие перспективы, стала картина «Гумно» (1822—1823). Сам Венецианов объяснял свои новые интересы тем впечатлением, которое на него оказало произведение французского живописца XIX века, Франсуа-Мариуса Гране,— сцена в интерьере монастырского храма, возбудившая у русского художника интерес к свету, деталям, подробностям обстановки. На самом деле живописные полотна мастера намного превзошли произведения его французского современника. Впечатления от работы Гране были лишь толчком к реализации тех тенденций, которые уже давно готовы были обнаружить себя. В «Гумне» Венецианов поставил перед собой совершенно определенные задачи. Он изобразил людей в интерьере (повелев выпилить торцовую стену гумна, чтобы перед художником открылось целиком его внутреннее помещение), точно передал свет, льющийся из разных источников, в разных позах и положениях, т. е. запечатлел реальную сцену как она есть.

В этом и заключалась программа Венецианова. Сюжетами своих картин он стал брать самые обыденные явления жизни: крестьяне за чисткой свеклы, помещица, дающая своим крепостным девушкам «урок» на день, пастушок, заснувший у дерева, сцена пахоты, жатвы и сенокоса. Наконец, он создавал портреты крестьян — мальчика Захарки, немолодого мужика, глядящего грустным взглядом на зрителя, девушки с васильками. Художник воспевал простых людей, не думая о противоречиях крестьянского бытия, не выявляя критического начала и стараясь найти прежде всего поэзию в самих основах жизни современной ему деревни. Вернее было бы сказать — Венецианову не приходилось искать эту поэзию, ибо жизнь в его представлении была наделена этими поэтическими свойствами; они изначала присущи самой действительности. И дело не в позиции художника, не в том, чтобы наделить жизнь поэтическими чертами, а в том, чтобы извлечь их из окружающей реальности.

Жанр Венецианова имеет специфические черты, отделяющие его от жанра более позднего. В картинах художника, как правило, нет сюжетного развития. Ничего особенного в них не происходит. Показанное действие односложно. Венецианов почти никогда не вводит конфликт в свои сюжеты. Он не стремится раскрыть смысл своих сцен в каком-либо столкновении героев. Чаще всего человека в картинах Венецианова окружает природа. Художник впервые открывает красоту национального сельского пейзажа и подлинное единство человека и природы. В пейзаже Венецианова нет эффектов; он тих и прост; с трогательной наивностью художник отмечает, даже перечисляет все то, что встречает на своем пути его непредубежденный, непредвзятый глаз,— маленькие деревца, кусты, трава, комья земли, еще не разрыхленной бороной.

В некоторых вещах мастер последовательно осваивает пространство, уходящее вглубь и намеренно противопоставленное фигурам и предметам, находящимся на переднем плане. Интерес к глубине, к активному восприятию и истолкованию пространства становится в произведениях Венецианова признаком новой творческой концепции, отзвуком современной ему романтической системы. С другой стороны, его образы несут на себе следы классицистических представлений, они часто соразмерны с высоким идеалом. К тому же они содержат ту долю чувствительности, которая связывает их с традициями сентиментализма. Как видим, из сложного сплава разных тенденций рождается новое явление, открывшее перспективы реализма.

Самыми совершенными проявлениями венециановского таланта можно считать его картины «Спящий пастушок» (1824), «На пашне. Весна» и «На жатве. Лето» (обе — 20-е годы).

В «Спящем пастушке» с небывалым простодушием и целомудренностью Венецианов изображает пейзаж: замершую в сонных берегах речку, рыбака, застывшего за своим тихим занятием, женщину, несущую ведра с водой, каждый кустик, листочек, всякую травинку.

Если в «Спящем пастушке» пейзаж как бы отделен от главной фигуры, то в двух других перечисленных картинах они слиты в нечто единое и целостное. В «Весне» Венецианову удается достичь выразительности через самое малое. Сам мотив, использованный Венециановым, крайне прост: женщина ведет под уздцы двух лошадей, запряженных бороной; а на краю поля сидит ребенок, занятый игрой. В этой незамысловатой сцене художник раскрывает величие простого мира. Обычный русский пейзаж с полем и высоким небом словно преображается и приобретает те же черты величия. В фигуре женщины заметны черты классических образцов — ив пропорциях, и в торжественном повороте головы, и в плавной походке.

В «Жатве» художник вновь обращается к теме труда, вплетая в эту тему мотив материнства и окружая крестьян прекрасной природой. Жаркие краски в этой картине передают сияние солнечного света, наполняют предметы внутренним горением.

Во всех этих произведениях Венецианов открывает для искусства новый пласт жизни. Он открыл мир русской деревни для художественного творчества, показал внутреннюю красоту крестьянства и его труда, сделал «низкий» предмет предметом высокого искусства.

ХУДОЖНИКИ КРУГА ВЕНЕЦИАНОВА

Особое место в истории русской живописи 20—40-х годов XIX в. принадлежит художникам, учившимся у Венецианова или примыкавшим к венециановской школе. У мастера было много учеников; с его именем связано понятие о целой школе, о значительном явлении русской изобразительной культуры 20—40-х годов XIX в., связанном с расширением прав бытового жанра, с поэтической интерпретацией повседневности. Эти ученики воспитывались Венециановым в двух местах: в Петербурге и в Сафонкове — имении художника, где вокруг него собрались талантливые крестьянские парни из окрестных деревень. Однако часто понятие венециановской школы трактуют расширительно, имея в виду целое направление искусства, и включают в него творчество художников, которые у Венецианова и не учились, но были близки его ученикам своей творческой установкой. При этом, однако, подлинные ученики выразили главные тенденции этого направления последовательнее.

Венецианов в своей педагогической системе отдавал предпочтение натуре, разрешал копировать образцы лишь на поздних стадиях обучения, заставляя учеников рисовать и писать маслом простые предметы. Он уравнивал в правах разные жанры — бытовой, портрет, натюрморт, интерьер,— не отдавая предпочтения ни одному из них и нередко смешивая их друг с другом. Его ученики часто писали простые сцены в интерьере, сцены, которые можно истолковать и как групповые портреты. Жанр венециановцев оставался на той же первой стадии своего развития — конфликт еще не был введен в сюжет, фигуры еще не объединились в едином действии; событие не вошло в картину; последняя продолжала зиждиться на показе явления, а не события. При этом явление, как и у Венецианова, сохраняло свою исконную поэтическую основу.

Творчество художников венециановского круга и близких им мастеров, многими своими чертами напоминая аналогичные явления в западноевропейских школах, отличалось и своими особыми чертами. Главное же заключалось в том, что, словно повинуясь традициям древнерусского искусства, эти художники в большей мере полагались на некое правило, общий, заранее уготованный принцип, на устойчивое ремесленное начало, чем на проявление индивидуального своеобразия. Как в средневековом искусстве, почти любое среднее произведение венециановца обладает определенными качествами. Последние не являются следствием особых свойств автора, а есть результат традиции, определившейся творческой концепции. Это не исключает наличия среди художников ве-нециановского круга таких ярких и самобытных талантов, в трогательном искусстве которых достигнута необыкновенная простота и ясность.

Венециановцы расширили границы бытового жанра, затронув самые различные стороны жизни. Не только крестьяне, но и ремесленники, мелкие чиновники, люди самых разных профессий, картины городской жизни, улицы Петербурга с разносчиками и продавцами, провинциальные площади — вот герои и сюжеты своеобразных «физиологических очерков» многих венециановцев. В их творчестве жанр подошел вплотную к тому перелому, который произошел в конце 40-х годов благодаря усилиям Федотова.

Пожалуй, наиболее разносторонним мастером венециановского круга был А. В. Тыранов, который писал пейзажи («На берегу реки Тосно»), портреты (наиболее известны его автопортреты), сцены в интерьере, жанровые сцены и натюрморты. В картине «Мастерская братьев Н. Г. и Г. Г. Чернецовых» (1828) он как бы соединил все эти жанры вместе. Образы двух художников безусловно портретны. В сцене еле намечено действие — один из братьев играет на гитаре, что вносит элемент жанра. Предметы — особенно палитра, положенная на стул,— переданы с натюрмортной достоверностью. Наконец, в окно виден городской пейзаж. А все вместе это объединено спокойной поэзией.

Типичным произведением художников венециановской школы является картина Е. Ф. Крендовского «Площадь провинциального города». В медленном, спокойном ритме разворачивается перед нами многолюдная сцена на фоне неподвижной архитектуры типичного русского провинциального классицизма. Перед нами проходят гуляющие по городу семьи или чинные пары, женщины, несущие в ведрах воду, стоящие и разговаривающие друг с другом чиновники; проносятся пролетки с седоками, медленно ползут телеги с бочками, запряженные волами. Все эти группы раскинулись по площади, напоминающей скорее пустырь, и не связаны друг с другом единым действием. Художник с любовью выписывает каждую фигуру, передавая характер этой провинциальной толпы.

Самым талантливым учеником Венецианова можно с полным основанием считать Г. В. Сороку (1823—1864). Трагичной была судьба этого человека. Крепостной, так и не получивший вольную, он освободился от крепостной зависимости лишь по реформе 1861 г., но вошел в конфликт с помещиком из-за условий выкупа земли, за что был арестован и в ожидании телесного наказания, которое должно было последовать, наложил на себя руки.

Лучший период творчества Сороки — 40-е годы, когда он учился, делал первые успехи и создал прекрасные произведения, исполненные просветленной поэзии и тихой выразительности. «Кабинет в Островках» (1844) и «Рыбаки. Вид на озеро Молдино» (вторая половина 40-х годов) дают самые типичные примеры творчества Сороки. В «Кабинете» каждый предмет, изображенный художником на столе, фигура мальчика, простые дощатые полы и стены словно обласканы кистью художника. Тишина и покой разлиты по всей природе, изображенной в «Рыбаках». Такой трогательной любовью к родной земле мог наполнить свои образы именно крепостной художник, сроднившийся с ней и познавший ее красоту в самых простых и естественных проявлениях.

www.ronl.ru

Доклад - Декоративно-прикладное искусство - Культура

Билет №15 (1)

Декоративно-прикладное искусство— сложное и многогранное явление культуры. Оно охватывает многие виды народных промыслов, связанных с созданием художественных изделий, имеющих практическое назначение в быту, и художественной обработкой утилитарных предметов (утварь, мебель, ткани, орудия труда, средства передвижения, одежда, украшения, игрушки и т. д.). Декоративно- прикладное искусство живет вместе с народом, уходя корнями в седую древность и развиваясь в наши дни.

 

Произведения декоративно-прикладного искусства обычно тесно связаны с архитектурно-пространственным окружением, ансамблем (на улице, в парке, в интерьере) и между собой, образуя художественный комплекс. Возникнув в глубокой древности, декоративно-прикладное искусство стало одной из важнейших областей народного творчества. Его история связана с художественным ремеслом, художественной промышленностью, с деятельностью профессиональных художников и народных мастеров, а с начала XXв. — с художественным конструированием и дизайном.

 

Человек издавна стремился украсить свое жилище и все, с чем ему приходилось сталкиваться в быту. При изготовлении любой вещи народный мастер думал не только о ее практическом назначении, но и о красоте. Из самых простых материалов — дерева, металла, камня, глины — создавал он истинные произведения искусства, передававшие поэтическое представление мастера об окружающем мире.

 

В народном искусстве всегда находила свое отражение родная природа. Знакомые каждому с детства цветы и травы, изображения зверей и птиц, солнца и неба, земли и воды, преображенные фантазией художника, пре вращались в изделии в яркий, вырази тельный орнамент.

 

Декоративно-прикладное искусство имеет свой язык и свои законы. Выражая представление о прекрасном своими специфическими средствами, оно никогда не стремится слепо копировать окружающий мир, а передает только самое характерное и выразительное. Художник творчески перерабатывает формы, найденные в природе, с учетом конкретного материала, его декоративных достоинств и особенностей технологической обработки.

 

Язык декоративно-прикладного искусства отличается стилизацией или, напротив, необычайной точностью форм; выявлением и обыгрыванием фактуры и пластических свойств материала; использованием орнаментов, включающих как мотивы традиционных изображений, так и авангардные формы. Композиционное построение декора в предметах декоративно-прикладного искусства всегда основано на гармонии частей и целого.

ш

 

Современные изделия декоративно- прикладного искусства созданы с учетом народных традиций и моды сегодняшнего дня. До сих пор самыми попу­лярными предметами этого искусства, овеянными дымкой старинных традиций, являются изделия из стали, ковры, сделанные вручную и украшенные традиционным орнаментом, — в восточных странах; керамика, предметы из морских раковин — в южных; изделия из янтаря — в прибалтийском регионе; ритуальные маски — в Африке; фарфор, перегородчатая эмаль, ткани, расписанные цветами, фруктами, фантастическими животными, — в Китае и Японии и т. д.

 

Много прекрасных образцов декоративно-прикладного искусства можно увидеть в художественных, исторических, краеведческих и этнографических музеях, а также в книгах, альбомах и на страницах журналов. Каждая выставка народного искусства — это всегда открытие мира красоты и мудрости. Изделия, сработанные старыми и современными художниками, неизменно вызывают восхищение посетителей, а у некоторых появляется желание следовать примеру народных мастеров.

 

Каждому, кто соприкасается с произведениями декоративно-прикладного искусства, важно не оставаться праздными зрителями, а стремиться быть исследователями, всякий раз пытаясь понять, какими художественными и техническими приемами мастер смог достичь совершенства. Многое из того, что каждый из вас попытается любовно сделать своими руками, будет доставлять окружающим людям.

Рассмотрите предметы декоративно-прикладного искусства на страницах учебника. Как и с какой целью украшали предметы быта и орудия труда древние люди?

Проанализируйте символику орнаментов на различных произведениях декоративно-прикладного искусства. Какую информацию несут формы и украшения этих предметов?

Послушайте народные мелодии и наигрыши. Какие предметы, изображенные на развороте, соответствуют им по стилю?

 

Художественно-творческие задания

Подберите информацию об истории одного из известных народных промыслов, подготовьте альбом, стенд, компьютерную презентацию, познакомьте с ней одноклассников.

Выполните эскиз росписи по мотивам какого-либо русского народного промысла: Жостово, Городец, Хохлома и др. (по выбору), на одну из тем: «Времена года», «Утро», «Лесная сказка», «Золотая рожь» и др.

 

Подготовьте с одноклассниками выставку изделий декоративно-прикладного искусства разных жанров. Продумайте музыкальное сопровождение, подберите образцы народного словесного творчества (отрывки из сказок, преданий, пословицы, поговорки и др.). Проведите экскурсию по данной экспозиции для младших школьников, родителей, гостей школы.

 

www.ronl.ru

Реферат - Декоративно-прикладное искусство - Культура и искусство

ДЕКОРАТИВНО-ПРИКЛАДНОЕИСКУССТВО

Введение

Для декоративно-прикладного искусства классицизма характерны общиечерты этого стиля – тяготение к строгости и ясности форм, прямым линиям илогической упорядоченности. На примере мебели видно, что растительный узоруступает место геометрическому орнаменту – рельефной резьбе и медальонам,восходящим к античным прототипам. На смену яркой раскраске и позолоте приходиттеплая гамма красного дерева, более спокойная по рисунку обивка мебели и стен.Осветительные приборы, декоративная скульптура малых форм и особенности костюматакже отмечены общим тяготением к благородной сдержанности.

Скульптура

Во второй половине XVIII в. происходит подъем русской скульптуры.Такие замечательные мастера, как Ф. Шубин, Ф. Гордеев, М. Козловский,Ф. Щедрин, И. Мартос (о двух последних говорится в разделе,посвященном началу XIX в.), ничем не уступают лучшим зарубежным скульпторам своеговремени, а кое в чем и превосходят их.

Русские ваятели второй половины XVIII в., несмотря наразличие индивидуальных манер, основываются на общих творческих принципах. Этоисходное единство придает скульптуре как художественному явлению особуюцелостность, которой не было в предшествующий период. Помимо прочихобстоятельств это объясняется тем, что все ведущие мастера окончили Академиюхудожеств и были учениками выдающегося педагога Никола Жилле.

Огромную роль в единстве творческой направленности сыграло иобращение скульптуры к классицизму, предполагавшее обязательное изучениепамятников античности и ренессанса. Слепки, копии и некоторые подлинникиштудировались на родине, знаменитые подлинные произведения – во время поездокза границу. Широко распространились сюжеты из античной мифологии и истории,библейских преданий, всемирной и отечественной истории. Становится общепринятымследование высоким заветам античности, основанным на идеях гражданственности ипатриотизма. Под влиянием античных идеалов скульпторы воспевают героическимужественную или мягкую женственную красоту обнаженного человеческого тела. Онистремятся к гармонизации тем, связанных с конфликтом и борением. Их лирическиеобразы полнокровны, лишены изощренной утонченности, слабости, вялости. Мастераизучают натуру, стремясь уйти от частностей, добиться совершенствапроизведения, его общечеловеческой значимости. Уроки классики сказываются и всредствах выразительности: в том, как строится композиция, группируются фигуры,трактуются одеяния. Наследие древнеримского и ренессансного скульптурногопортрета с его меткостью характеристики, глубиной постижения модели,отточенностью художественной формы и блестящим владением материалом в своюочередь много дает русским ваятелям.

Ф. Шубин

Крупнейший русский скульптор XVIII в. Федот ИвановичШубин (1740–1805) родился на севере России, в Архангельской губернии,славящейся искусством резьбы по кости. Этим традиционным ремеслом занимались ибратья Шубины. Уже взрослым девятнадцатилетним юношей Шубин попал в Петербург,был принят в Академию художеств и, блестяще окончив ее, совершил длительноезаграничное путешествие по Франции и Италии. Он учился у видных мастеров; засвои успехи был избран членом Болонской Академии художеств.

Творческий диапазон Шубина весьма разнообразен. Он включает имонументальные произведения, и декоративную пластику, и рельефы, украшающиеинтерьеры прославленных дворцов. Но конечно, первое место занимают егопортреты. Парадоксально, что современники Шубина эту наиболее сильную грань егодарования ценили не особенно высоко. «Ничего не может быть горестнее, какслышать от сотоварищей: он портретной», – с грустью писал о себескульптор. В эпоху, когда Академия отдавала предпочтение историческимкомпозициям, портрет действительно рассматривался как менее престижнаяразновидность художественного творчества. Однако теперь, когда от времениШубина нас отделяет большой исторический период, мы прекрасно отдаем себе отчетв том, какое значение имеет портретный жанр вообще и каким ценнейшимхудожественным наследием является искусство этого скульптора.

Портреты Шубина одновременно и схожи между собой, ибо все они«дети» одного мастера, и очень разнообразны по своему духовному строю,композиционным приемам и избранному материалу. Ранние произведения Шубина,выполненные в Италии, несут на себе отпечаток неизгладимых впечатлений отримского портрета. Вернувшись в Петербург и целиком окунувшись в бурнуюхудожественную жизнь России, Шубин все яснее осознает свое время и мир своихгероев и именно благодаря своей зоркости и таланту доносит до нас полнокровныйи исторически достоверный облик людей той эпохи.

Одно из самых замечательных его произведений – бюст А.М. Голицына(1775). По сравнению с ранними работами, он отличается большой живостью имногогранностью характеристики. Эта многогранность раскрывается при круговомобзоре бюста; становится очевидным сложное сочетание зрелого ума иначинающегося старения, энергии и усталой грации, властности и благороднойснисходительности – качеств крупного государственного деятеля и ловкогопридворного. Изысканная непринужденность ощущается в великолепном силуэте исложном контуре, в живописных драпировках плаща, в кружевах, свободнообрамляющих шею, в изящных буклях парика. Мастерство Шубина поразительно. Чемдольше всматриваешься в его произведение, тем яснее ощущаешь, как, тщательно«прощупывая» голову портретируемого, он передает мельчайшие подробности лица,затененные надбровные дуги, острый прищур глаз, прихотливый излом рта. Тончайшемоделированное, до блеска отшлифованное лицо резко выделяется по сравнению сматовой фактурой одежд. В портрете А.М. Голицына и других произведенияхпервой половины 70-х годов Шубиным владеет типично раннеклассицистическоевидение. Своих героев, разных по возрасту и социальному положению, он неизменно«пропускает» сквозь призму обобщенно-идеального представления, окрашенногофилософией просветительства.

С годами ощущение окружающего обостряется. Пристально вглядываясьв свои модели, художник стремится изобразить человека с неповторимымиособенностями его облика. Шубин находит содержательное и глубокое во внешненеброских и далеко не идеальных чертах, обаяние неповторимости в почтигротескно выпученных глазах и вздернутых носах, топорных лицах, тяжелыхмясистых подбородках. Все это делает его произведения сугубо конкретными.

Среди поздних работ очень интересен бюст П.В. Завадовского (90-егоды), сохранившийся в гипсовом оригинале. И художник, и модель находятся вовласти поисков вдохновенного, образа. Резкий поворот закинутой назад головы,пронзительный взор, естественная волнистость пышных волос, смятый воротник изавязанный свободным узлом шейный платок создают ощущение мгновенно схваченногосостояния. Заострившиеся черты как бы обветренного лица и впалые щекиобнаруживают властную, страстную натуру. Привкус сословности ощущаетсяподспудно – не как зримые проявления богатства и власти, выступающие в антуражеорденов и мундира, а скорее как узаконенное право на своенравный, ноблагородный порыв. Этот духовный аристократизм предвещает поиски мятущейсядуши, связанные с зарождающейся концепцией романтизма.

Еще одно позднее произведение Шубина – бюст Павла I, особенно удавшийся вбронзовых вариантах (1798 и 1800). Гротескность нездоровых черт лица императоракак бы компенсирована художественным совершенством великолепно скомпонованных ифилигранно отделанных аксессуаров – орденов, регалий и нарядных складок плаща.

Э.М. Фальконе

К 1765–1782 гг. относится создание прославленного памятникаПетру Iна Сенатской площади. Его автор – Этьенн Морис Фальконе (1716–1791) былизвестен во Франции как мастер станковой, камерной и миниатюрной скульптуры.«Медный всадник» – его единственный монумент – итог 12-летней напряженнойработы. Она протекала в условиях подъема русской художественной жизни, и потомупамятник по праву является детищем отечественной культуры. Свободное творческоевоображение и высокое мастерство органически сочетаются у Фальконе с обширнымипознаниями и склонностью к анализу. Друг Дидро, он разделяет философские иэстетические воззрения просветительства: «Монумент мой будет прост… Яограничусь только статуей этого героя, которого я не трактую ни как великогополководца, ни как победителя, хотя он, конечно, был и тем и другим. Гораздовыше личность созидателя, законодателя, благодетеля своей страны, и вот ее-то инадо показать людям». При совершенной естественности движения коня, позы, жестаи одежды всадника они глубоко символичны. Таковы конь, усилием мощной рукивздыбленный у края обрыва, скала, волной взмывшая вверх и вознесшая на гребневсадника, отвлеченный характер одеяния Петра, звериная шкура, на которой онвосседает. Единственный аллегорический элемент – змея, попираемая копытами, –олицетворяет преодоленное зло. Эта деталь важна и в конструктивном отношении,ибо служит третьей точкой опоры. Композиция открывает возможности восприятия ссамых разных точек зрения. Благодаря этому логика движения коня и всадника – напряженностьпути и победный финал – становится очевидной. Гармонию образного строя ненарушает сложное противопоставление безудержного взлета и мгновенной остановки,свободы движения и волевого начала.

Не менее совершенна голова Петра. Вместе со своей ученицейМари-Анн Колло Фальконе создал образ, созвучный общему замыслу монумента.Величие, внешняя сдержанность и ощущаемая за ними могучая импульсивность, ясныйразум и всепобеждающая воля читаются в страстных глазах Петра, плотно сжатыхгубах, в складке, прорезающей высокий лоб, во вдохновенном повороте головы.

Ф. Гордеев

Видный мастер монументальной и декоративной скульптуры, Ф.Г. Гордеев(1744–1810), как и Шубин, принадлежит к старшему поколению питомцев Академиихудожеств. Он учился у Жилле, а после окончания курса, с 1767 г.,стажировался в Париже и Риме. Вернувшись в Россию, Гордеев наиболее яркопроявляет себя в мемориальной пластике.

К ранним образцам ее принадлежит памятник Н.М. Голицыной(1780). Русское искусство нового времени и в этой области отдает предпочтениесветскому началу. В барельефе Гордеева к классической традиции восходит фигураплакальщицы и изображение погребальной урны. Множество особенностей сообщаетэтому произведению последовательно лирическую устремленность. Она обусловленауже небольшими размерами памятника – фигура сделана меньше, чем в натуру. Как встанковой работе, рама отгораживает изображение от окружающего пространства.Композиция замкнута в себе и вписана в овал. Внутри него создается камерныйсамоценный мир, независимый от внешнего окружения. В эмоциональном строенадгробия нет не только патетического воззвания к какой-либо аудитории, но дажепотребности в сопереживании.

Гладкий нейтральный фон барельефа обрекает прильнувшую к погребальнойурне женщину на одиночество. Она не только не хочет, но и не может обратитьсяза сочувствием – рядом с ней никого нет. Как бы осознавая это, плакальщицастремится слиться со всем, что связано с умершей. Скорбный взор прикован квензелю Голицыной, мягкие руки и обволакивающие их складки плаща обнимаюттвердую пластину медальона и камень урны, отгораживая их от равнодушияокружающего пространства. Оказавшись за пределами сферы живого человеческогочувства, увядают пышные гирлянды цветов, бессильно кренится фамильный герб.Тонкость и гибкость идейно-образной структуры памятника всецело зависят отсовершенства его воплощения. В относительно невысоком рельефе Гордеев достигаетвпечатления естественной объемности изображения. Скульптор безошибочно прослеживаетдвижение тела, скрытого под складками одежды. Складки-то мелкие, беспокойные,то медлительные и величавые – становятся важнейшим выразительным средством.Разнообразие фактур – результат виртуозной обработки мрамора – позволяетпередать живое тепло рук и лица, холодность камня, беззащитность цветов,печальное, словно влажное, полотнище плаща.

Творчество Гордеева отражает основные тенденции развитияскульптуры, в основе которой лежит человеческая личность.

М. Козловский

М.И. Козловский (1753–1802) принадлежит к поколению,завершающему развитие русской скульптуры XVIII в. Подобно другимскульпторам, он окончил Академию художеств, долгие годы жил в Париже и Риме.Козловский – один из наиболее сильных и тонких талантов. В отличие отбольшинства современников, он много и удачно работает в жанре станковойпластики.

Козловский органически живет в мире античных героев, обладаясугубо индивидуальным, высшим чувством вкуса и меры. Он почти не дает женскоймодели (за исключением холодноватых аллегорических портретов Екатерины II), а больше всего />ценит полудетскую и юношескую натуру. ЕгоАмуры, пастушки с зайцами и барашками, Гименей – прекрасные юные боги и герои.Они не кокетничают со зрителем, хотя и исполнены сознания собственной прелести,почти переходящего в самолюбование нарциссов. Удлиненные пропорции нежноготела, где мускулатура как бы «притушена» тончайшей пленкой матового покровапористого мрамора, изящная поступь слегка опирающихся на пальцы стройных ног,изысканно склоненные головы, густые кудри, осеняющие то открытые и смелые, тотаинственные и серьезные, то застенчиво-задорные лица, передают радостьрасцветающей силы.

Козловский любит не только переходность возрастов, но иизменчивость состояний. Его «Ахилл» на минуту задремал на ложе, но нога егоспущена на землю, а рука опирается на обнаженный меч. Юный «АлександрМакедонский» воспитывает волю: стоит забыться – полуразжатые пальцы разомкнутсяи шар со стуком упадет в вазу. Все построено на плавном и скульптурнооправданном перетекании контура.

Вместе с тем спокойствие обманчиво, оно не обещает постоянства.Безвольно склоненная голова готова в любое мгновение соскользнуть с кисти руки,усталый локоть – с колена. Тогда сладкое томление преобразится в движениесильного мускулистого тела.

В станковых произведениях Козловского прослеживается и другаялиния – более действенная, порой патетическая. Таковы герои-воины, образцызрелой мужской красоты – еще не остывший от возбуждения боя Аякс с безжизненнымтелом Патрокла, Геркулес, легко взлетающий на коне, Самсон, с почти барочнойстрастностью разрывающий пасть льву.

Обе тенденции как бы синтезированы в памятнике Суворову,воздвигнутом в 1799–1801 гг. на Марсовом поле в Петербурге сначала вглубине площади, а затем перенесенном ближе к Неве. Козловский, по существу,создает обобщенный образ воина, используя мотивы своих станковых произведений,но внося момент некоторого портретного сходства. Однако первое все-такипреобладает. Памятник отражает не столько личность Суворова, сколько идеювоенного триумфа России. Фигура прекрасного воина в изящной, почти танцевальнойпозе помещена на узкой площадке стройного цилиндрического постамента. Широкийразлет раздутого ветром плаща, элегантное движение порывисто вынутого из ноженмеча, горделивый поворот головы, увенчанной нарядным шлемом с плюмажем, делаютсилуэт изысканно прихотливым и одинаково привлекательным с любой точки обзора.Подобно большинству монументов XVIII в., он решен подчеркнуто объемно, самоценнои не составляет обязательное целое с определенным архитектурным сооружением.Мужественная грация «Суворова» ярко воплощает понимание прекрасного XVIII столетием.

Живопись Ф.Рокотов

 

Начиная с 60-х годов XVIII в. важнейшие изменения происходят вживописи. Наиболее высокого уровня достигает искусство портрета.

Среди прославленных мастеров второй половины столетия ярковыделяется Федор Степанович Рокотов (1732 или 1735/36 – 1808). Рокотов – мастерогромного дарования, художественная значимость его произведений выходит далекоза границы XVIII столетия. Наряду с такими мастерами, как Баженов и Шубин, онсоставляет гордость национальной культуры. Судьба его очень необычна, и до сихпор не все в биографии выявлено. По всей вероятности выходец из крепостныхРепниных, он рано стал известен крупнейшему меценату И.И. Шувалову. По егораспоряжению Рокотов был принят в 1760 г. в Академию художеств. Раннийпетербургский период отмечен исканиями, связанными с традициями середины XVIII в. В портретахзаметны рокайльные черты, обязанные Ро-тари, под сильным влиянием которогонаходился тогда русский мастер. Большая роль одежды, аксессуаров, а главное – красочнаягамма, в которой преобладают довольно яркие цвета, а также заметнаяжестковатость рисунка отличают эти произведения.

Тяготясь административными обязанностями, возложенными на негоАкадемией, около 1766 г. Рокотов возвращается в Москву. С этого моментаначинается новая полоса его жизни. Сосредоточение здесь прогрессивнойинтеллигенции, составлявшей своего рода фронду более аристократической иофициальной среде Петербурга, влияние Московского университета, ставшего важнымкультурным центром, близость к широко мыслящим просвещенным людям, окружавшимРокотова, стимулируют развитие камерного портрета и его разновидности – интимногоизображения. Художник и зритель не связаны в такой ситуации условностямиофициального заказа, равны и дружественны по отношению друг к другу. Этасвобода никогда не переходит в XVIII в. в панибратство или фамильярность. Налицозаставляющее догадываться о себе взаимное тяготение и родство сердец. Именноэто сообщает особую прелесть глубоким и прекрасным в своей благороднойсдержанности движениям человеческих душ, которые живут в произведенияхРокотова.

Художник очень любит молодые модели, еще не отмеченные печатьюофициальной жизни (портреты братьев Воронцовых, Римского-Корсакова,Неизвестного в тре/>уголке), прекраснопередает сдержанную красоту уже отошедшей от дел насущных умудренной старости(портрет Квашни-ной-Самариной). Поиск своего рода идеального типа человеческойличности приводит к тому, что индивидуальные черты теряют первостепенноезначение. Они словно притушены общим стремлением к возвышенному, что делаетперсонажи Рокото-ва несколько похожими друг на друга.

Портрет «Неизвестной в розовом» написан в 70‑х годах XVIII в. Небольшое поразмеру, скромное по композиции, далекое от внешне эффектных изощрений,произведение пленяет своей одухотворенностью и изысканностью колористическогомастерства. Уходит в прошлое яркая определенность цветов раннего Рокотова, насмену им является новая манера. Фон трактуется как мягко мерцающая мгла, вкоторой почти утопает фигура, теряющая определенность контуров. Существующая внатуре форма, многоцветная звонкость окружающего мира утрачивают свое значение.Живопись становится почти монохромной, и розовый цвет в его тончайших градациях– в ленте парика, деталях платья, в потепленном колорите лица, щек и сдержанноулыбчатых губ – обнаруживает свое волшебное многообразие. Краски прозрачны ипочти невесомы. Благодаря виртуозной игре перемежающихся оттенков цветов – холодноватых,медленно отодвигающихся на задний план, и теплых, мягко проступающих напереднюю плоскость холста, – создается зримое дыхание той жизни, которойисполнены портреты Рокотова.

Портрет В.Е. Новосильцевой (1780) выявляет несколькоиную грань дарования Рокотова, несет оттенок изменившихся эстетическихтребований. По сравнению с ранними произведениями это гораздо более светская инарядная живопись. Изысканная композиция, вписанная в великолепно очерченныйовал, статичная в своей горделивости осанка модели, значительная рольаксессуаров – свободно лежащего платья, пышного, нарочито распадающегося парика– все это придает портрету оттенок рафинированной артистичности. Художникстремится здесь к большей завершенности и ясности характеристики.Высокохудожественная объективность почти граничит с холодноватой отрешенностью.Не столько личная авторская концепция Рокотова, его идеальный взгляд наотвлеченно прекрасный, милый сердцу образ, сколько просветленно зоркое видениемодели во всем многообразии ее индивидуальности волнует здесь мастера. Подвнешней замкнутостью он провидит неоднозначность образа: сквозь светскую позупроступает глубоко затаенный оттенок разочарованности. И потому правы те, ктоусматривает в портрете Новосильцевой тонкое сочетание женственности и силы,нарядной нежности и внутренней независимости. Под стать всему и живописнаясистема – поразительное, доведенное до изысканности мастерство фактуры и цвета.Невидимый свет как бы омывает лицо, придавая ему редкостную, почтинематериальную озаренность. На этом фоне особую выразительность обретают по-рокотовскиудлиненные, темные загадочные глаза.

Д. Левицкий

Другой крупнейший художник этого времени – Дмитрий ГригорьевичЛевицкий (1735–1822) родился на Украине в семье священника, который занималсягравированием и привил сыну любовь к искусству. Не позднее 1758 г.Левицкий приехал в Петербург, где учился у Антропова, а затем принимал участиев работе над парадными портретами, в связи с коронацией Екатерины II.

В 1770 г. к живописцу пришел большой успех: за одно изпроизведений, экспонированных на первой в России публичной выставке в Академиихудожеств, он был удостоен звания академика. Левицкий долгие годы велпортретный класс и интенсивно трудился над выполнением заказов, оставивобширное наследие. Он одинаково умело владеет всеми формами портрета – отпарадного до камерного – и может найти подход к самым разным моделям.

Начало творчества художника, совпадающее с большим общественнымподъемом, отмечено созданием замечательного портрета известного богача и филантропаП.А. Демидова (1773). По своим типологическим особенностям этот портретявляется парадным: он имеет большой размер; фигура изображена в рост на фонеколонн и пышной драпировки. Система композиции с первым затененным планом,вторым, на котором изображен портретируемый, и дальним третьим также находитсяв соответствии с традиционными приемами. Однако ряд черт поражает своейнеобычностью. Демидов показан в халате и домашних туфлях, вместо парика на немутренний колпак. Окружающие предметы на редкость обыденны – стул, луковицырастений, глиняные горшки с цветами. Парадный портрет, изображающий модель вподчеркнуто небрежном, хотя и дорогом домашнем одеянии, является как быигровым, костюмированным. Известный богач и промышленник Демидов представлен вкачестве пожертвователя на строительство московского Воспитательного дома (онвиден на заднем плане), а цветы, лейка и книга по ботанике символизируют рольпокровителя. Именно высокое предназначение «садовника» и оправдываетнеожиданность ситуации, доступную просвещенному зрителю XVIII в., хорошознакомому с системой аллегорического мышления той эпохи. Нарочитаянезависимость персонажа как бы противостоит традиционному взаимоотношениюкомпонентов парадного портрета: здесь, условно говоря, не пышный антураж и одеждыкрасят человека, а как бы человек своими высокими делами украшает место.Левицкий артистически передает раскованную постановку фигуры, имеющую сложныйвнутренний «каркас», мягкие изгибы холеного тела, вольно облегаемые шелковымодеянием. До иллюзорности достоверны блеск ткани, ее податливость, переливчатостьцветов, варьированных от зеленовато-серых до красновато-коричневых. Они как быприглушены и связаны единой тональностью. Цвета не имеют четких границ и,напротив, обнаруживают тенденцию к почти незаметному взаимопроникновению.Изображение персонажа в амплуа филантропа, широкой натуры, стремящейся кобщественному благу, характерно для мировоззрения эпох просветительства.

Интересны портреты смольнянок-воспитанниц Смольного института вПетербурге – закрытого учебного заведения, предназначенного для девочек издворянских родов. Система их воспитания включала многие предметы, необходимые вбудущей светской жизни, – танцы, пение, музыку, декламацию. Время отвремени в институте устраивались вечера и спектакли. В присутствиипетербургской знати, иностранных гостей и часто самой императрицы воспитанницыдемонстрировали результаты утонченного воспитания. Показному характеру подобныхзатей, конечно, не противоречило искреннее удовольствие, с которым девочки принималиучастие в спектаклях. Заказ, данный Левицкому, предполагал создание своего родасерии портретов воспитанниц всех возрастов – от младшего до выпускного. Картиныприближались по размерам, композиционным признакам и живописной системе кпанно. Тонко воспринимавший происходящее, художник написал далеко неоднозначные вещи. Перед нами то совсем маленькие девочки (Ржевская и Давыдова),с забавной неуклюжестью подражающие взрослым, то уже вполне вошедшие в рольсветских дам Левшина и Алымова. Композиция ряда произведений носит взаимносогласованный характер. Так, двойные портреты «Ржевская и Давыдова» и «Хрущеваи Хованская», изображающие персонажей пасторальных пьес XVIII в., могли бысоставить своего рода обрамление к среднему портрету Нелидовой. Последняя выступаетв роли Серпины из оперы Перголези «Служанка-госпожа». Радостное сознаниесобственной прелести, потребность нравиться органически сочетаются с прекрасноусвоенными навыками театральной манеры поведения. Фигурка, уверенно вставшая вбалетную позицию, ручка, изящно приподнимающая кружевной передничек, розовыеленты, украшающие соломенную шляпку «пастушки», создают ощущение своего родакукольной фарфоровое™. Тонкую искусственность такой ситуации выдают живоевыражение лица, смеющиеся глаза и улыбка, разъясняющая, что перед нами светскаяигра взрослого человека. Впрочем, в некоторых полотнах, например в изображенииБорщовой, восторженное детское восхищение перекрывает нарочитостьпроисходящего, с блеском обнаруживая естественное в этой «неестественной» ситуации.

В «Смольнянках» образная система во многом зависит отдекоративно-условных пейзажных фонов с мягкими зелеными купами деревьев,легкими нарядными облаками. Почти неощутимые переливы шелковых платьев и лент,ажурность кружева переданы с необыкновенным артистизмом.

Особое место в творчестве Левицкого занимают камерные портреты.Наиболее привлекательны посвященные друзьям художника, представителяминтеллигенции, связанным с мастером узами дружбы и тонкого взаимопонимания.Среди них изображения известного поэта и архитектора Н.А. Львова, членовсемьи Бакуниных. Духовная общность и искреннее чувство освещают портрет М.А. Дьяковой– невесты Львова (1778). Очарование образа проистекает от глубоко искреннеговосхищения прелестью непосредственной, живой и смелой натуры, от сочетаниясерьезности и веселости, молодой силы и подвижности, которая нетерпеливопрорывается вопреки необходимости позировать художнику. Тончайшими лессировкамиЛевицкий передает свежесть молодого лица, подернутые влажной пеленой глаза, розовые,готовые улыбнуться губы, пышные локоны.

В. Боровиковский

Третий художник из плеяды крупнейших мастеров второй половины века– В.Л. Боровиковский (1757–1825) – родился на Украине и первоначальнообучался иконописному мастерству у себя на родине. Его судьба как портретистаопределилась в 1788 г., когда художник переехал в Петербург и сблизился сЛьвовым. Творчество Боровиковского является как бы связующим звеном сискусством начала XIX столетия и во многом предвещает его особенности.

Портрет М.И. Лопухиной (1797) – одно из лучшихпроизведений Боровиковского – принадлежит к той поре, когда наряду склассицизмом утверждается сентиментализм. Интерес к облику отдельной модели,мельчайшим оттенкам ее индивидуального темперамента, признание права на глубоколичное, затаенное и частное по своей природе переживание выступает каксвоеобразная реакция на известную идею общечеловеческой нормативности.Горделивая непринужденность сказывается в артистически небрежной свободежестов, капризно-своенравном наклоне головки, своевольном изгибе мягких губ,чуть прищуренных глазах, в скрытой от постороннего взора самососредоточенностихарактера. Как бы отстраняясь от людей, человек сливается с природой, котораявластно вторгается в портрет: потемневшие стволы деревьев, зеленые листьямолодой поросли, пышно распустившиеся розы щедро обнимают изящную фигуркуЛопухиной, составляя неотъемлемую часть ее изысканно-томного облика.Боровиковский играет блекло-переливчатыми цветами платья, свободноперехваченного широким голубым поясом, фиолетовой шали, темно-розового цветка,легкими тенями, положенными на мягко опущенной руке и на лице, где сиреневатыерефлексы перекликаются с голубизной напудренных волос. Нежная «фарфоровость»гаммы прекрасно дополняет этот филигранно-тонкий и изящно одухотворенный образ.

В конце 90-х годов XVIII в. и особенно на протяжении первогодесятилетия XIX в. манера Боровиковского видоизменяется. Культчувствительной дружбы, крепких семейных уз и союза родственных сердецсохраняется, но приобретает несколько демонстративный оттенок. Показательнопоявление портретов с двумя или тремя фигурами. Одно из лучших произведенийтакого рода – «Портрет А.И. Безбородко с дочерьми» (1803). Матьсильно и нежно привлекает к себе детей. Искусно сплетенные руки, с любовью обращенныедруг к другу лица наглядно выражают нежную привязанность. Ритмический стройпортрета пронизан горделиво-томной медлительностью, а не той хрупкойрефлексией, которая присуща портрету Лопухиной.

Большинство произведений этого времени отличается сходством.Заметно усиление черт, связанных с влиянием развивающегося искусства позднегоклассицизма. Легкое недовольство духа уступает место величавой независимости,иногда граничащей с надменностью.

Фигуры укрупняются, нарастает их объемность, порой переходящая вскульптурную мощь. Лица часто смуглеют. Красочный слой становится более густыми плотным. Цвет, утрачивая прежнюю прозрачность, приобретает торжественнуюзвучность. Эти тенденции вполне соответствуют тяготению к парадности имонументальности, характерному для развивающегося искусства позднегоклассицизма.

Иностранные художники-портретисты

Во второй половине столетия в России трудится ряд крупныхиностранных портретистов. Среди них Александр Рослин (Рослен) – швед попроисхождению, долгие годы работавший во Франции и как бы соединивший в своейманере черты обеих школ. Подобно другим его произведениям, портреты Н.И. Панинаи Е.А. Чернышевой отличаются сочетанием живости и меткости характеристики.Художник любовно смакует детали лиц – веселых, угрюмых и насмешливых, как бызаставая людей врасплох и перенося их на холст с непринужденной откровенностью.Столь же определенен колорит Рослина. Жизнелюбие и внутренняя душевнаянезависимость позволяют портретисту показать те черты человеческого характера,которые в общем оставались за пределами более сдержанной манеры русскихмастеров.

В 80-е и особенно 90-е годы в Петербурге работал француз Жан-ЛуиВуаль (1744 – после 1803). Многие из его произведений отражаютпредромантические искания. По сравнению с Рослином Вуаль не всегда«договаривает до конца» и выделяется подчеркнуто деликатным подходом к натуре –порою теплым, порою холодновато-рафинированным. Парные портреты супруговПаниных отмечены подчеркнутой одухотворенностью, за которой стоит горделивоеосознание избранности. Колорит произведений Вуаля отличается изысканнымипереливами, а живописная поверхность – эмалевидностью, близкой элегантнойманере поздних Рокотова, Левицкого и других художников.

www.ronl.ru

Доклад - Декоративно-прикладное и народное искусство

ДЕКОРАТИВНО-ПРИКЛАДНОЕ И НАРОДНОЕ ИСКУССТВО

ВВЕДЕНИЕ

В русском прикладном искусстве в первой половине XIX столетия не происходило значительных перемен по сравнению с предшествующим временем. Восприняв традиции классицизма, идя в ногу с архитектурой, русская мебель, мелкая пластика, фарфор, посуда, ткани и другие предметы декоративно-прикладного искусства приобретали все большую строгость стиля. Этот процесс достиг высшей точки в первые десятилетия XIX в. К середине же столетия по мере ослабления всеобщего влияния классицизма декоративно-прикладное искусство начало утрачивать прежнюю цельность и приобретать черты эклектичности.

Мебель начала XIX в., большие фарфоровые вазы, изготовленные на Императорском фарфоровом заводе (ныне завод им. Ломоносова), чайные сервизы, даже маленькие фарфоровые фигурки, выполненные на заводе Ф. Гарднера (ныне Дмитровский фарфоровый завод), нельзя не соотнести с интерьерами, которые они украшали. Архитекторы и мебельщики в креслах, комодах, туалетах либо диванах из красного дерева или карельской березы любили использовать выразительность широких полированных плоскостей, применяли бронзовые детали, иногда вводили в предметы мебели карнизы, кронштейны, пилястры или арки, уподобляя эти предметы архитектурным сооружениям. В больших фарфоровых вазах также проявлялось тяготение к монументальности. Вспомним, что часто авторами эскизов ваз или образцов мебели были видные архитекторы — такие, как Воронихин и Росси.

В искусстве ткани, где мастера охотно применяли растительный орнамент, в большей мере использовались народные традиции. Правда, и в этой области прикладного творчества общее развитие стиля сказалось достаточно определенно. Русская текстильная промышленность сделала в первой половине века немалые успехи, что было замечено и иностранными специалистами.

Наиболее устойчивыми формами прикладного творчества были различные области народного искусства, народного художественного ремесла. В первой половине века народные мастера продолжали работать в прежних видах и направлениях — они режут и расписывают прялки, изготовляют из дерева разного рода ковши и скобкари, мастерицы расшивают полотенца, плотники режут из дерева узорные доски-рельефы для изб. Резьба по кости продолжает прежнюю линию узорной филигранной отделки. Правда, и в керамике, и в резных деталях народной архитектуры в известной мере проявляются черты господствовавшего тогда в «ученом» искусстве классицизма. Но общих путей народного творчества эти черты не определяют. Это творчество продолжает сохранять прежнюю наивность, непосредственность, простоту. В нем по-прежнему выражаются эстетические представления трудового люда.

ЖИВОПИСЬ

Если архитектура и скульптура угасали вместе с классицизмом, то живопись, напротив, по мере того как классицизм старел и умирал, все более расцветала, утверждая себя на новых путях художественного движения. Те живописцы, которые шли проторенными путями классицизма, приобретшего в живописи к началу XIX в. академический оттенок, не достигли больших высот. Правда, современники высоко ценили их искусство; исторический жанр, в котором они работали, считался в Академии самым высоким. Однако история не пощадила этих художников, отодвинув их на второй план, впереди поставив тех, кто стремился по-новому осмысливать и истолковывать современную действительность.

ИСТОРИЧЕСКАЯ ЖИВОПИСЬ

Правда, в исторической живописи происходили некоторые перемены. Они заключались в том, что все больший вес приобретала национальная тематика. Один из самых известных исторических живописцев начала столетия Андрей Иванов — отец великого Александра Иванова — чаще всего посвящал свои произведения героям из древней истории России — Мстиславу Удалому, победившему в единоборстве половецкого князя Редедю, или молодому киевлянину, пробравшемуся с великим риском для жизни сквозь половецкую осаду, чтобы вызвать подмогу осажденному Киеву. Другой художник начала XIX в. Дмитрий Иванов посвятил свою картину Марфе Посаднице, которая тогда в представлении передовых людей начала XIX в. была последовательным борцом за новгородскую вольницу. Исторические персонажи во всех этих произведениях выступали как подлинные герои. Их подвиги должны были служить поводом для сопоставления истории с современностью, которая также требовала героических поступков в то напряженное время. Иногда даже события недавних лет — например, расстрел французскими войсками так называемых поджигателей в Москве в 1812 г.— становились сюжетами для исторических живописцев и даже задавались в качестве программ в Академии.

И, тем не менее, историческая живопись в чем-то самом существенном не продвинулась вперед по сравнению с мастерами конца XVIII столетия. Больше того, в ней усилились моменты внешней театрализации действия, условность жестов, сухость и академичность рисунка, холодность и абстрактность цветовых решений.

Особенно отчетливо мы представляем себе уже с исторической позиции это отставание академического исторического жанра от успехов тех художников, которые прокладывали новые пути. С первых же шагов новая русская живопись XIX в. связала свою судьбу с романтизмом.

О. КИПРЕНСКИЙ

Одним из художников, стоявших у истоков искусства XIX в. был Орест Адамович Кипренский (1782—1836). Если на весы истории положить, с одной стороны, все картины исторических живописцев начала века, а с другой — несколько портретов Кипренского, то последние бесспорно перевесят. Именно они говорят нам о том времени; в них душа тех лет. В них красота волнения и порыв, стремление к динамике внутренней жизни. Кипренский не удовлетворялся окружающей его действительностью; он искал в человеке возвышенное начало, изображая своих героев в лучшие минуты, передавая их способность чувствовать, их стремление жить духовной жизнью.

Кипренский писал портреты. Лучшие из них были созданы в конце 1800-х — в 1810-х годах. Художник всегда как бы держал перед глазами высокий человеческий идеал; он искал его отблески в тех конкретных людях, которые оказывались перед его мольбертом. Им постоянно руководила вера в способности человека, в истинные человеческие качества, не зависящие от сословия и общественного положения. Художник часто обращался к автопортрету. Он через собственный характер, на опыте своего мира чувств познавал человеческие страсти. Ранние автопортреты Кипренского могут вызвать в памяти автопортреты Жерико или Делакруа. Всюду мы встречаем образ молодого человека, известного нам по романам Стендаля, живущего в сфере чувств, лица частного, не имеющего отношения к государственным или общественным иерархиям, отчужденного от этих социальных систем и противостоящего им своей индивидуальностью. Но выступают и черты различия. Автопортреты Кипренского, как и другие его портреты, несут в себе черты сдержанности, подчас даже некоторой робости чувств перед открытым миром. Эти герои еще не самоутвердились. Если герой французского портрета романтического времени входит в мир, подчиняя его себе, несмотря на конфликтность среды, в которой он находится, то в русском портрете герой еще чем-то остановлен в этом движении, в этой экспрессии. Автопортретные образы Кипренского, образы Ростопчиной (1809), Давыдова (1809), мальчика Челищева (1808— 1809), Жуковского (1816) «раздумчивы». Герои Кипренского вглядываются в мир, вверяют себя собеседнику. Не случайно эти портреты иногда сравнивают со стихотворными посланиями другу — с тем жанром лирической поэзии, который был широко распространен в предпушкинское и пушкинское время. Не зря модели Кипренского, живущие в своем особом мире, открываются зрителю, словно предлагая почувствовать их внутренний мир — всегда сложный, подвижный, подверженный мимолетным настроениям.

Кипренский открыл не только новые качества человека, но и новые возможности живописи. Каждый его портрет имеет свой особый живописный строй. Одни построены на резком контрасте света и тени. В других главным живописным средством оказывается тонкая градация близких друг другу цветов. То поражает тонкость и драгоценность валерной живописи. То — как в портрете мальчика Челищева — звучный аккорд чистых красок: красный, синий и белый сопоставлены решительно, но гармонично; они сплетаются вместе в живописи лица — необычайно свободной и открытой по фактуре. Каждый портрет неповторим в своем живописном качестве. Это многообразие проявлений творческого лица художника также принадлежит новому веку — романтической творческой концепции.

Разумеется, романтизм в русской живописи начала века не был столь же мощным направлением, как во Франции или Германии. Россия не имела в те годы той почвы для последовательного развития романтизма, какая была во Франции после разочарования в последствиях прошедшей революции, или в Германии, где, словно сама действительность требовала освежающего порыва «бури и натиска», породившего романтизм. Романтизм Кипренского не знает проявлений крайней взволнованности, не знает неразрешимых противоречий. Он вбирает в себя нечто от классической гармонии. Ибо время его расцвета совпадает с временем общественного подъема в России, а в такое время невозможно крайне обостренное противопоставление человеческой личности всему окружающему миру. И тем не менее творчеством Кипренского, стремившегося весь мир пропустить сквозь собственную душу, отрицавшего своим искусством нормативность классицизма, начинается русский романтизм.

Все вышесказанное мы можем отнести к раннему периоду деятельности художника. В поздний период (20—30-е годы XIX в.) удача приходит к Кипренскому сравнительно редко. Тем не менее он сумел создать лучший прижизненный портрет Пушкина (1827), передающий высокое вдохновение поэта, и целый ряд превосходных графических портретных произведений. В большинстве своем живописные работы позднего Кипренского свидетельствовали об ослаблении былого вдохновенного подъема; в них не было прежней живописной изысканности или напряженности. Идеал художника померк, утратил свою жизненную основу, оказался иллюзорным. Что же касается графики, то в ней с самого начала Кипренский рассчитывал на более бытовой, повседневный аспект истолкования человеческой личности. Графика художника почти до последних лет его творчества продолжала сохранять высокое качество. Рисунки Кипренского в целом сыграли большую роль в развитии графического искусства: впервые рисуночные портреты приобрели столь важное самостоятельное значение, а сама графическая техника оказалась последовательно выявленной в своих специфических возможностях.

Свободный рисунок Кипренского основан на тональном многообразии; художник использует различные приемы — штриховки, подцветки пастелью, акварелью или цветными карандашами, разнообразит штрих, давая широкую градацию его вариантов — от тонкого, еле ощутимого касания до сильного нажима мягкого итальянского карандаша.

А. ОРЛОВСКИЙ

Кипренский был не одинок. К формам романтического портрета обращался А. Г. Варнек, хотя и редко достигавший непосредственной передачи чувств. Как последовательный романтик выступает А. О. Орловский (1777—1832), проведший молодые годы на своей родине — в Польше, учившийся там у француза Норблена и попавший в Россию в самом начале XIX столетия. Прожив более 30 лет в России, Орловский не только принес в русское искусство черты западного романтизма, но и сам оказался под сильным влиянием русской художественной культуры, сжился с ней, воспринял многие ее черты.

Наиболее последовательным выражением романтической тенденции стали в творчестве Орловского многочисленные изображения всадников, кораблекрушений, воинских бивуаков. Здесь он в большей мере, чем в других сюжетах, отдавал дань западным образцам. Большой интерес представляют другие виды и жанры художественного творчества, в которых, несмотря на немалую долю дилетантизма, Орловскому суждено было сыграть известную роль в развитии русской живописи и графики. Одним из первых он начал культивировать карикатуру. Этот вид графики приобрел популярность в годы войны с Наполеоном.

Карикатуры, разоблачающие французских генералов, Наполеона, французоманию в России, рисовали многие — скульптор И. И. Теребенев, бывший одновременно и видным графиком, А. Г. Венецианов — известный живописец того времени. Однако рисунки, которые они делали, не были карикатурами в полном смысле этого слова. Все они имитировали народный лубок; их листы были скорее народными картинками. Орловский же в своих карикатурах исходил из новых установок романтического направления — он искал в своих «моделях» характерное, причудливое, преувеличивал эти особые качества.

Вместе с Кипренским Орловский сделал рисунок самостоятельным, самоценным произведением искусства. Рисуночные портреты Орловского разнообразны. Иногда он воплощает идеал романтизма: в автопортрете 1809 г., нарисованном углем, сангиной и мелом, он передает порыв, мятежную взволнованность, напряжение; в иных случаях, как в портретах И. А. Крылова или Л. С. Пушкина, художник спокойно изучает модель, внимательно воспроизводит ее характерные черты и особенности.

Еще более реалистические тенденции дают себя знать в жанровых работах мастера, затрагивающих существенные стороны жизни.

Примечательны сюжеты, которые выбирает Орловский. Он изображает в своих рисунках и литографиях различного рода уличные сцены. Его острый глаз запечатлевает арестантов, бредущих под конвоем по улицам Петербурга и просящих подаяния; иногда он изображает многолюдные сцены на улицах или на площадях, где снует народ, идет торговля; часто под пером или карандашом Орловского перед нами оживают всадники — башкиры, «иноплеменные» воины, которых художник мог видеть в Петербурге. Он рисует постоялые дворы, сцены зимних скачек на Неве, каменщика с тачкой в руках и многое другое. Все эти сюжеты в более позднее время получат широкое распространение в русской живописи и графике. Оценивая вклад этого мастера, можно сказать, что Орловский, с одной стороны, предвещал новый этап романтического движения, начавшийся в 30-е годы и давший в большинстве случаев более внешнее выражение романтической концепции, а с другой — развитие жанра, расцвет которого в 20—30-е годы указывал путь к реализму.

СИЛЬВЕСТР ЩЕДРИН

Замыкает группу художников, представляющих русский романтизм на первом его этапе, пейзажист Сильвестр Щедрин (1791 — 1830). Он начинал в то время, когда в русском пейзаже наблюдался некоторый застой: декоративный пейзаж XVIII в. завершал свое развитие, а наметившиеся тенденции лирического осмысления природы оказались вытесненными протокольной строгостью и сухостью видописи и классицистическим схематизмом. В раннем творчестве Сильвестра Щедрина заметна известная остановка на месте: он повинуется традиции, создает произведения довольно стереотипные, используя определенные законы пейзажной живописи, утвердившиеся к тому времени: четко членит пространство на три плана в глубину, по краям картины изображает какие-то предметы, служащие своеобразными кулисами, в глубине в центре помещает какое-либо здание, оказывающееся смысловым и композиционным центром пейзажа. Понадобились существенные перемены в жизни, освобождение от академического надзора, поездка в Италию, чтобы преодолеть этот застой и приникнуть к источнику реальной живой жизни. Более десяти лет художник провел в Италии, которая рисовалась тогда русским художникам и поэтам «землей обетованной». Там он пережил расцвет творчества; там же и умер, не успев вернуться на родину. Это были лучшие годы его короткой жизни и полного исканий творчества. Щедрин писал итальянские виды. Италия с ее живописной, великолепной природой рисовалась ему как раз тем местом, где может и должен творить художник-пейзажист. Природа у Щедрина всегда возвышенная, сияющая радостными красками; она опьяняет человека, приносит ему сладостное ощущение счастья. Она словно предрасполагает к тому «прекрасному ничегонеделанью», которое в глазах русских было истинной основой итальянской жизни. Путь к такому пониманию природы был открыт художнику новыми романтическими представлениями о взаимоотношениях человека и окружающей его природной среды; природа оказалась способной подавить человека своим необъятным величием (как это случилось в пейзаже немецкого живописца того времени Каспара Давида Фридриха) или же открыть ему свою внутреннюю жизнь для совместного бытия. Последним путем пошли англичанин Констебль, французы — молодой Коро, Мишель и русский живописец Щедрин, каждый из которых явился для своей национальной школы родоначальником пленэра.

Щедрин был первым русским художником, начавшим работать на открытом воздухе. Он лишь завершал свои картины в мастерской — «украшал» их, как говорил он сам. Это были первые шаги на пути завоевания пленэра. И чтобы сделать эти первые шаги, необходимо было отказаться от старого понимания пейзажа. Первые серьезные результаты этих новых исканий были достигнуты в середине 20-х годов XIX в. Картина «Новый Рим», несколько раз повторенная художником ввиду большого спроса со стороны покупателей из разных стран, изображает набережную Тибра, рыбаков за своим занятием, простые дома, а в стороне от них — древние памятники — средневековый замок св. Ангела, вдали — собор св. Петра. Если мастера классицистического пейзажа, изображая Рим, всегда интересовались прежде всего памятниками Вечного города, то для Щедрина эти памятники оказываются лишь равноценной с другими частью современного городского пейзажа и художник не стремится их как-либо выделить, поместить в центре, подвести к ним глаз зрителя с помощью перспективы или композиции. Не зря он и картину свою называет «Новый Рим». Современная жизнь в своей повседневной красоте несет в себе возвышенное начало.

Такими же чертами отмечены и «Берег в Сорренто с видом на остров Капри» (1826), несколько вариантов картин, изображающих гавани в Сорренто, набережную в Неаполе. В этих местах Щедрин подолгу проводил время, наслаждаясь неаполитанским воздухом, прекрасным побережьем, наблюдая жизнь простолюдинов, запечатлевая ее в своих произведениях. Жанровые мотивы, включенные в пейзаж, у него остаются прежние: рыбаки, раскидывающие свое сети, люди, стоящие группами и беседующие друг с другом, женщины и мужчины, торгующие на набережной разными товарами, отдыхающие где-нибудь в тени путники. Но главным остается для Щедрина природа — немеркнущая в своей красоте, исполненная неги, сладострастной истомы, спокойная и умиротворенная. Гавани у Щедрина закрыты цепью скал, не подвержены воздействию бурь, изолированы от бесконечного и бескрайнего пространства. Композиции этих картин всегда уравновешенны.

Новые мотивы, взятые из окружающей действительности, стремление художника запечатлеть жизнь в ее реальности заставляли Щедрина постоянно искать живописную правду — правду воздуха, света, их взаимодействия, овладевать законами пленэрной живописи. Художник изгонял из своей палитры традиционные коричневые «музейные» тона ради холодных тонов, серебристых, серых, всегда сложных в переходах и вариациях. Под конец жизни он вернулся к горячим краскам. Примерами этого возврата были картины с изображением одной и той же веранды, увитой виноградом, выполненные в конце 20-х годов. В этих картинах Щедрин стремился к цветовому напряжению; его холсты загорались теплыми тонами; он часто прибегал к красной краске, как бы разбрасывая теплые коричневые или розовые блики по всей картинной плоскости и постепенно подготавливая сильные яркие удары красного — в одежде или в головных уборах людей, скрывающихся в тени веранд. Но эти яркие краски не нарушали воздушной убедительности картин Щедрина, уже овладевавшего всей сложностью цветосветовых отношений.

Щедрин пользовался всеобщей славой: его картины расходились по различным коллекциям, многие из них так и остались за границей. Художник охотно повторял по нескольку раз свои излюбленные мотивы. Эти повторения способствовали развитию живописного таланта Щедрина: он с большим вниманием относился к деталям, к конкретным световым ситуациям. Последний мотив Щедрина — вид Неаполя в лунную ночь — таил в себе нечто новое. В эффектном сопоставлении двух световых источников — луны и костра на берегу — заключалось уже зерно нового романтизма в духе Максима Воробьева, с его световыми эффектами и контрастами светотени.

Как и у Орловского, другим важным для развития живописи увлечением Щедрина был жанр. Дело не только в наличии человеческих фигур в пейзажах; у Щедрина были самостоятельные жанровые сценки. Интерес к жанровым мотивам у Орловского и Сильвестра Щедрина, который был пейзажистом, у Кипренского, казалось бы, далекого в своих романтических устремлениях от моментов повседневности, но тем не менее нередко запечатлевавшего крестьянских детей или целые сцены обыденной действительности,— этот интерес сам по себе весьма показателен. Жанровые тенденции последовательно развивались и расширялись; они как бы пролегали через разные направления, различные стили и преобладали в творчестве тех двух художников, которые наиболее ярко выявили этот интерес к жанру. Этими художниками были В. А. Тропинин и А. Г. Венецианов. Ставя их рядом друг с другом, нельзя, однако, забывать ту разницу, которая между ними была. Несмотря на общее для них обоих тяготение к повседневности, только Венецианова следует считать истинным родоначальником жанровой живописи. У Тропинина же это тяготение проявилось в других формах: он жанризировал портрет, в то время как бытовой жанр в его варианте оставался в пределах прежней, характерной для XVIII в. зависимости от фламандских образцов.

В. ТРОПИНИН

В.А. Тропинин (1776—1857) демонстрировал своим творчеством постепенный, а не резкий, как у Кипренского, переход от XVIII к XIX столетию. Сначала крепостной художник, не успевший по вине своего хозяина доучиться в Академии, он лишь к 45 годам освободился от крепостной зависимости и, обосновавшись в Москве, уже получив признание, звание академика, развернул свою обширную портретную деятельность, добившись успехов, славы и высокого совершенства. Тропинин усвоил традиции сентиментализма Боровиковского и вообще использовал наследие XVIII в., что особенно заметно в ранних произведениях. В «Девушке с Подола» (800-е годы) дает себя знать стремление к чувствительности, к внешней благообразности, а чувства самого художника по отношению к своей модели можно было бы уподобить умилению. Однако вскоре художник утвердил и собственный принцип трактовки человека. Его портреты 20—30-х годов, т. е. периода расцвета, свидетельствуют уже о совершенно самостоятельной образной концепции. Тропинина можно считать антиподом Кипренского. Портреты московского мастера всегда простые, «домашние». В его героях нет особого внутреннего волнения. Но зато они ведут себя непринужденно, спокойно. Художник с большой непосредственностью воспринимает и передает особенности модели и ту обстановку, в которой эта модель пребывает. В этих портретах есть правда характеров и правда среды. В них проявляется интерес к конкретному окружению человека, к его одежде, к точно отмеченному моменту, в котором выявляется именно данное состояние человека. Вместе с тем эти портреты отличаются высокими живописными достоинствами: мягкая моделировка объема, сопровождавшаяся тональным единством, не мешает Тропинину видеть подчас и ценность самостоятельных цветовых качеств, и красоту фактуры. Все эти особенности мы можем наблюдать в портретах сына (ок. 1818), Булахова (1823), Равича (1825), Зубовой (1834) и др. Портрет сына отличается особенной непосредственностью. Это погрудное изображение мальчика, показанного в сильном движении. Голова его повернута в сторону; солнечный свет заливает правую часть фигуры, привнося в образ момент живой случайности. Разметавшиеся, непричесанные волосы светятся под солнечными лучами. Все объемы вылеплены сочной светотенью. Портрет сына Тропинина составляет разительный контраст портрету мальчика Челищева. Если у Кипренского изображен «взрослый» ребенок, вдумчивый, погруженный в свой собственный мир мыслей и переживаний, то у Тропинина, напротив, в портрете сына выявлено все детское, простое и непосредственное.

Портрет Булахова также свидетельствует об особой манере Тропинина. Герой его одет в домашнее платье. В мягком, уютном халате он спокойно сидит перед художником, держа в руке книгу и обратив свой дружелюбный взгляд на зрителя. В этом образе царит благорасположение, чувство симпатии, спокойная домовитость.

Интерес художника к среде, к обстановке, в которой пребывают люди, привел его к особому типу картины, в которой портрет соединяется с жанром. В многочисленных «Кружевницах», «Золотошвейках», «Гитаристах», как правило, присутствует типизированный портретный образ и вместе с тем художник воссоздает некое действие, пусть однозначное и простое. В этих работах особенно ясна связь Тропинина с сентименталистским наследием предшествующих живописцев, но тропининские образы больше тяготеют к жанру, к бытовому началу.

Знаменитая «Кружевница» (1823) свидетельствует о том, как жанр и портрет идут навстречу друг другу. Судя по предварительному рисунку, художник начинал с совершенно конкретного образа молодой женщины, затем несколько идеализировал его, но все же сохранил портретную основу. Жанровый мотив также получил известное, хотя и неполное развитие. Тро-пинин показал процесс работы кружевницы, точно изобразил все детали. Но сам сюжет не имеет в картине значительного развития: повествование еле намечено, нет завязки и развязки. Эти элементы, включи их Тропинин в свою картину, разрушили бы портретную основу, перенесли бы акцент на жанровое построение образа. Чисто жанровые сцены — изображения деревенской свадьбы, жатвы и другие — остались в наследии Тропинина явлениями второстепенными. А «Кружевница» -и ей подобные «полужанры-полупортреты» стали закономерным выражением основных творческих интересов художника.

Тропининское творчество во многом определило специфически московские черты живописи. Тропинин был в московской живописи центральной фигурой. Хоть он сам и не вел преподавательскую работу, учителя и ученики Московского училища ориентировались на опыт Тропинина и его традиция продолжалась вплоть до конца XIX столетия.

А. ВЕНЕЦИАНОВ

Истинным родоначальником бытового жанра в русской живописи стал Алексей Гаврилович Венецианов (1780—1847). Сначала простой служащий, чертежник и землемер, он в самом начале XIX века занялся живописью, отдавая предпочтение портрету. Переехав из Москвы в Петербург, он брал уроки у Боровиковского, быстро восполнив тем самым серьезные пробелы в художественном образовании. Карандашные, пастельные и масляные портреты, выполненные Венециановым в первое десятилетие века, имеют раннеромантический характер. Затем художник обращается к карикатуре и бытовой зарисовке. «Журнал карикатур», выпущенный Венециановым в 1808 г., стал значительным фактом в биографии художника. Венецианов успел издать лишь первый выпуск журнала. Один из листов, выполненных в технике офорта,— «Вельможа» — послужил причиной запрета, наложенного на журнал царской цензурой, и вмешательства самого императора. Офорт Венецианова был вольной иллюстрацией к одноименной оде Державина и изображал вельможу (видимо, Безбород -ко), спящего на ложе возле своей любовницы, в то время как многочисленные просители толпятся у дверей и в приемной важного сановника. Этот офорт достаточно красноречиво свидетельствует о прогрессивных интересах и настроениях молодого живописца, который безусловно был связан с передовыми кругами русского общества. Это подтверждается и фактом обращения Венецианова к народным персонажам, ставшим главными героями всего его творчества.

На рубеже 10—20-х годов XIX в. Венецианов нашел себя в бытовом жанре. Приобретя небольшое имение в Тверской губернии, он обосновался в деревне и занялся изображением сцен крестьянской жизни. Лучшие его работы были созданы в 20-е годы. Первым произведением, открывшим широкие перспективы, стала картина «Гумно» (1822—1823). Сам Венецианов объяснял свои новые интересы тем впечатлением, которое на него оказало произведение французского живописца XIX века, Франсуа-Мариуса Гране,— сцена в интерьере монастырского храма, возбудившая у русского художника интерес к свету, деталям, подробностям обстановки. На самом деле живописные полотна мастера намного превзошли произведения его французского современника. Впечатления от работы Гране были лишь толчком к реализации тех тенденций, которые уже давно готовы были обнаружить себя. В «Гумне» Венецианов поставил перед собой совершенно определенные задачи. Он изобразил людей в интерьере (повелев выпилить торцовую стену гумна, чтобы перед художником открылось целиком его внутреннее помещение), точно передал свет, льющийся из разных источников, в разных позах и положениях, т. е. запечатлел реальную сцену как она есть.

В этом и заключалась программа Венецианова. Сюжетами своих картин он стал брать самые обыденные явления жизни: крестьяне за чисткой свеклы, помещица, дающая своим крепостным девушкам «урок» на день, пастушок, заснувший у дерева, сцена пахоты, жатвы и сенокоса. Наконец, он создавал портреты крестьян — мальчика Захарки, немолодого мужика, глядящего грустным взглядом на зрителя, девушки с васильками. Художник воспевал простых людей, не думая о противоречиях крестьянского бытия, не выявляя критического начала и стараясь найти прежде всего поэзию в самих основах жизни современной ему деревни. Вернее было бы сказать — Венецианову не приходилось искать эту поэзию, ибо жизнь в его представлении была наделена этими поэтическими свойствами; они изначала присущи самой действительности. И дело не в позиции художника, не в том, чтобы наделить жизнь поэтическими чертами, а в том, чтобы извлечь их из окружающей реальности.

Жанр Венецианова имеет специфические черты, отделяющие его от жанра более позднего. В картинах художника, как правило, нет сюжетного развития. Ничего особенного в них не происходит. Показанное действие односложно. Венецианов почти никогда не вводит конфликт в свои сюжеты. Он не стремится раскрыть смысл своих сцен в каком-либо столкновении героев. Чаще всего человека в картинах Венецианова окружает природа. Художник впервые открывает красоту национального сельского пейзажа и подлинное единство человека и природы. В пейзаже Венецианова нет эффектов; он тих и прост; с трогательной наивностью художник отмечает, даже перечисляет все то, что встречает на своем пути его непредубежденный, непредвзятый глаз,— маленькие деревца, кусты, трава, комья земли, еще не разрыхленной бороной.

В некоторых вещах мастер последовательно осваивает пространство, уходящее вглубь и намеренно противопоставленное фигурам и предметам, находящимся на переднем плане. Интерес к глубине, к активному восприятию и истолкованию пространства становится в произведениях Венецианова признаком новой творческой концепции, отзвуком современной ему романтической системы. С другой стороны, его образы несут на себе следы классицистических представлений, они часто соразмерны с высоким идеалом. К тому же они содержат ту долю чувствительности, которая связывает их с традициями сентиментализма. Как видим, из сложного сплава разных тенденций рождается новое явление, открывшее перспективы реализма.

Самыми совершенными проявлениями венециановского таланта можно считать его картины «Спящий пастушок» (1824), «На пашне. Весна» и «На жатве. Лето» (обе — 20-е годы).

В «Спящем пастушке» с небывалым простодушием и целомудренностью Венецианов изображает пейзаж: замершую в сонных берегах речку, рыбака, застывшего за своим тихим занятием, женщину, несущую ведра с водой, каждый кустик, листочек, всякую травинку.

Если в «Спящем пастушке» пейзаж как бы отделен от главной фигуры, то в двух других перечисленных картинах они слиты в нечто единое и целостное. В «Весне» Венецианову удается достичь выразительности через самое малое. Сам мотив, использованный Венециановым, крайне прост: женщина ведет под уздцы двух лошадей, запряженных бороной; а на краю поля сидит ребенок, занятый игрой. В этой незамысловатой сцене художник раскрывает величие простого мира. Обычный русский пейзаж с полем и высоким небом словно преображается и приобретает те же черты величия. В фигуре женщины заметны черты классических образцов — ив пропорциях, и в торжественном повороте головы, и в плавной походке.

В «Жатве» художник вновь обращается к теме труда, вплетая в эту тему мотив материнства и окружая крестьян прекрасной природой. Жаркие краски в этой картине передают сияние солнечного света, наполняют предметы внутренним горением.

Во всех этих произведениях Венецианов открывает для искусства новый пласт жизни. Он открыл мир русской деревни для художественного творчества, показал внутреннюю красоту крестьянства и его труда, сделал «низкий» предмет предметом высокого искусства.

ХУДОЖНИКИ КРУГА ВЕНЕЦИАНОВА

Особое место в истории русской живописи 20—40-х годов XIX в. принадлежит художникам, учившимся у Венецианова или примыкавшим к венециановской школе. У мастера было много учеников; с его именем связано понятие о целой школе, о значительном явлении русской изобразительной культуры 20—40-х годов XIX в., связанном с расширением прав бытового жанра, с поэтической интерпретацией повседневности. Эти ученики воспитывались Венециановым в двух местах: в Петербурге и в Сафонкове — имении художника, где вокруг него собрались талантливые крестьянские парни из окрестных деревень. Однако часто понятие венециановской школы трактуют расширительно, имея в виду целое направление искусства, и включают в него творчество художников, которые у Венецианова и не учились, но были близки его ученикам своей творческой установкой. При этом, однако, подлинные ученики выразили главные тенденции этого направления последовательнее.

Венецианов в своей педагогической системе отдавал предпочтение натуре, разрешал копировать образцы лишь на поздних стадиях обучения, заставляя учеников рисовать и писать маслом простые предметы. Он уравнивал в правах разные жанры — бытовой, портрет, натюрморт, интерьер,— не отдавая предпочтения ни одному из них и нередко смешивая их друг с другом. Его ученики часто писали простые сцены в интерьере, сцены, которые можно истолковать и как групповые портреты. Жанр венециановцев оставался на той же первой стадии своего развития — конфликт еще не был введен в сюжет, фигуры еще не объединились в едином действии; событие не вошло в картину; последняя продолжала зиждиться на показе явления, а не события. При этом явление, как и у Венецианова, сохраняло свою исконную поэтическую основу.

Творчество художников венециановского круга и близких им мастеров, многими своими чертами напоминая аналогичные явления в западноевропейских школах, отличалось и своими особыми чертами. Главное же заключалось в том, что, словно повинуясь традициям древнерусского искусства, эти художники в большей мере полагались на некое правило, общий, заранее уготованный принцип, на устойчивое ремесленное начало, чем на проявление индивидуального своеобразия. Как в средневековом искусстве, почти любое среднее произведение венециановца обладает определенными качествами. Последние не являются следствием особых свойств автора, а есть результат традиции, определившейся творческой концепции. Это не исключает наличия среди художников ве-нециановского круга таких ярких и самобытных талантов, в трогательном искусстве которых достигнута необыкновенная простота и ясность.

Венециановцы расширили границы бытового жанра, затронув самые различные стороны жизни. Не только крестьяне, но и ремесленники, мелкие чиновники, люди самых разных профессий, картины городской жизни, улицы Петербурга с разносчиками и продавцами, провинциальные площади — вот герои и сюжеты своеобразных «физиологических очерков» многих венециановцев. В их творчестве жанр подошел вплотную к тому перелому, который произошел в конце 40-х годов благодаря усилиям Федотова.

Пожалуй, наиболее разносторонним мастером венециановского круга был А. В. Тыранов, который писал пейзажи («На берегу реки Тосно»), портреты (наиболее известны его автопортреты), сцены в интерьере, жанровые сцены и натюрморты. В картине «Мастерская братьев Н. Г. и Г. Г. Чернецовых» (1828) он как бы соединил все эти жанры вместе. Образы двух художников безусловно портретны. В сцене еле намечено действие — один из братьев играет на гитаре, что вносит элемент жанра. Предметы — особенно палитра, положенная на стул,— переданы с натюрмортной достоверностью. Наконец, в окно виден городской пейзаж. А все вместе это объединено спокойной поэзией.

Типичным произведением художников венециановской школы является картина Е. Ф. Крендовского «Площадь провинциального города». В медленном, спокойном ритме разворачивается перед нами многолюдная сцена на фоне неподвижной архитектуры типичного русского провинциального классицизма. Перед нами проходят гуляющие по городу семьи или чинные пары, женщины, несущие в ведрах воду, стоящие и разговаривающие друг с другом чиновники; проносятся пролетки с седоками, медленно ползут телеги с бочками, запряженные волами. Все эти группы раскинулись по площади, напоминающей скорее пустырь, и не связаны друг с другом единым действием. Художник с любовью выписывает каждую фигуру, передавая характер этой провинциальной толпы.

Самым талантливым учеником Венецианова можно с полным основанием считать Г. В. Сороку (1823—1864). Трагичной была судьба этого человека. Крепостной, так и не получивший вольную, он освободился от крепостной зависимости лишь по реформе 1861 г., но вошел в конфликт с помещиком из-за условий выкупа земли, за что был арестован и в ожидании телесного наказания, которое должно было последовать, наложил на себя руки.

Лучший период творчества Сороки — 40-е годы, когда он учился, делал первые успехи и создал прекрасные произведения, исполненные просветленной поэзии и тихой выразительности. «Кабинет в Островках» (1844) и «Рыбаки. Вид на озеро Молдино» (вторая половина 40-х годов) дают самые типичные примеры творчества Сороки. В «Кабинете» каждый предмет, изображенный художником на столе, фигура мальчика, простые дощатые полы и стены словно обласканы кистью художника. Тишина и покой разлиты по всей природе, изображенной в «Рыбаках». Такой трогательной любовью к родной земле мог наполнить свои образы именно крепостной художник, сроднившийся с ней и познавший ее красоту в самых простых и естественных проявлениях.

www.ronl.ru

Курсовая работа - Декоративно-прикладное искусство Киевской Руси

Федеральное агентство по образованию российской федерации

Государственное образовательное учреждение

Высшего профессионального образования

«орловский государственный университет»

Художественно-графический факультет

Кафедра дизайна

РЕФЕРАТ

На тему: «Декоративно-прикладное искусство Киевской Руси»

Вып.: ст.2к. ДПИ Дорофеева Л.Ю

Рук.: Проф. Е.А. Чертыковцева

Орел.2009.

Содержание .

1.Введение.

2.Основная часть.

3.Заключение.

4.Список литературы.

5.Иллюстрации.

Введение.

Какова роль декоративно-прикладного искусства в Киевской Руси? И каково вообще его значение в художественном творчестве любой эпохи?

Вот что в применении к своему времени писал по этому поводу В.В Стасов:

« Есть еще пропасть людей, которые воображают, что нужно быть изящным только в музеях, в картинах и статуях, в громадных соборах, наконец, во всем исключительном, особенном, а что касается до остального, то можно расправляться как ни попало- дескать дело пустое и вздорное. Что может быть несчастнее и ограниченнее таких понятий! Нет, настоящее, цельное, здоровое в самом деле искусство существует лишь там, где потребность в изящных формах, в постоянной художественной внешности простерлась уже на сотни тысяч вещей, ежедневно окружающих нашу жизнь. Народилось настоящее, не призрачное, народное искусство лишь там, где и лестница моя изящна, и комната, и стакан, и ложка, и чашка, и стол, и шкаф, и печка, и шандал, и так до последнего предмета: там уже, наверное, значительна будет и интересна по мысли и форме и архитектура, а вслед за нею и живопись и скульптура. Где нет потребности в том, чтобы художественны были мелкие общежитейские предметы, там и искусство растет еще на песке, не пустило еще настоящих корней».

Мы видели, как именно эта потребность пронизывала весь быт, все стороны жизни языческой Руси. И продолжала пронизывать, все совершенствуясь и обогащаясь, повседневную жизнь Киевской державы, когда наш народ приобщился к великой художественной традиции, корнями своими уходившей в классическую древность.

И эту традицию, равно как и новую религию, наш народ сочетал со своей собственной традицией и своим собственным мироощущением.

Мы уже говорили об этом: подлинно из глубин народной души росло и выкристаллизовывалось эстетическое чувство.

Горький писал, что в средние века « основоположниками искусства были гончары, кузнецы и златокузнецы, ткачихи, каменщики, плотники, резчики по дереву».

Мы знаем, какого замечательного развития достигло художественное ремесло в Киеве. И мы можем сказать, что без этого развития, без всех этих плотников, резчиков, златокузнецов и гончаров немыслим был бы весь центральный ансамбль великокняжеского Киева, с его златоверхими церквями, теремами и величественными Золотыми воротами – парадным въездом в столицу.

Нет, на песке не могла бы вырасти София киевская, чья архитектура плоть от плоти многовекового искусства отечественных древоделей.

Но важен и обратный процесс.

Народное прикладное искусство, стремление к художественности «общежитейских предметов» находило свое увенчание в монументальной живописи и зодчестве, и оно обогащалось их достижениями. Строители Софии многому научились у русских плотников- древоделей, а те в свою очередь совершенствовали свое искусство, имея перед глазами такой образец законченного мастерства, как этот храм.

Гений художника может развиваться только в художественно одаренной среде, которую он в свою очередь обогащает.

Мы уже знаем, какое восхищение вызвало у чужеземцев художественное творчество наших умельцев.

Основная часть.

Внутреннее убранство дома.

« Внутри крестьянские избы были убраны строго, но нарядно. В избе в переднем углу под иконами большой стол для всей семьи, вдоль стен широкие встроенные лавки с резной опушкой, над ними полки для посуды. Северный шкафчик- поставец нарядно украшен росписью, здесь птица Сирин и кони, цветы и картинки с аллегорическими изображениями времён года. Праздничный стол накрывали красным сукном, ставили на него резную и расписную посуду, ковши, разные светцы для лучины. Ковши были самых разнообразных форм и размеров, в них наливали мед или квас. Ручки ковшей делались в виде головы коня или утки. Ковши щедро украшались резьбой или росписью. Вокруг большого ковша, возвышавшегося в центре стола, они были похожи на утят вокруг наседки. Ковши, имеющие форму утки, так и назывались ковши – утицы. Братины точеные сосуды для напитков в виде шара тоже расписывались, давались к ним и надписи, например такого содержания: « Господа, гостите, пьяными не напивайтесь, вечера не дожидайтесь!»Из дерева вырезали красивые солонки в виде коней и птиц, и миски, и, конечно ложки. Деревянные ложки и в наши дни не стали музейными экспонатами.

Из дерева делали всё и мебель, и корзину, и ступу, и сани, и колыбель для ребёнка. Часто эти бытовые предметы из дерева расписывали. Мастер думал не только о том, чтобы они были удобные, но и заботился о красоте предметов, чтобы они радовали людей, и превращая работу в праздник. Особенно почитались у крестьян прялки. Прядение и ткачество было одним из основных занятий русских женщин. Нужно было наткать ткани. Чтобы одеть свою большую семью, украсить дом полотенцами, скатертями. Не случайно прялка была традиционным подарком у крестьян, они с любовью хранились и передавались по наследству.

По старому обычаю парень, посватавшись к девушке, дарил ей прялку ручной работы. Чем прялка наряднее, чем искуснее вырезана и расписана, тем больше чести жениху. В зависимости от изготовления прялки могли быть « стройные, высокие, силуэтом своим напоминали женскую фигуру в пышном сарафане и кокошнике, украшала их обычно сквозная резьба», либо « массивные, тяжелые, сплошь покрыты строгим геометрическим орнаментом, часто ещё и расписаны по резьбе». У практичного хозяина всякое лыко в строку, в работу идут все части дерева: из луба резали всевозможную утварь, из корней, ветвей плели изящные и ловкие корзины. Удивительно красивые и удобные вещи крестьяне делали из бересты (специально обработанной березовой коры). Во всех изделиях из дерева, сделанных народными умельцами, ясно видно высокое техническое и художественное мастерство. Удивительно, как приспособлено всё, что выходит из-под рук мастеров, к быту народа, к окружающей природе. Жива и сейчас деревянная посуда: горит золотом, рдеет алыми цветами. Поистине на старое глядят, новое творят. В современной деревне, конечно, стало меньше расписных и резных изделий из дерева.

Но, может быть, сейчас они как никогда радуют нас. На ярмарках, выставках, в музеях народного искусства они создают атмосферу праздничности. красоты, вызывают удивление и восхищение людей.

Русский народный костюм

«Нелёгкая и непростая жизнь была у русской крестьянской семьи в прошлые века. Весной и летом – тяжёлая работа в поле. Нужно было вспахать и засеять землю, посадить овощи, заготовить на зиму сено для скота. Осенью – собрать урожай, сделать запасы на зиму. Зимой – заготовить дрова, если в тёплое время не успел, съездить в город продать кое-что из зимних запасов и купить самые необходимые для семьи вещи. Дел и забот всегда было много и у мужчин и у женщин. Работу крестьяне начинали с первыми лучами солнца, а заканчивали, когда уже было совсем темно. Так шли дни, месяцы, годы...

Зато когда приходил праздник, он был для крестьян особенно радостным и желанным, его ждали, к нему готовились. Все жители деревни в эти дни надевали свою лучшую, праздничную одежду. И чем тяжелее и безрадостнее была жизнь, тем больше хотелось в праздник окружить себя весельем, яркой красотой, всем показать свои наряды, своё мастерство в шитье и в украшении одежды.

В каждой местности одевались по-разному, но основные предметы крестьянского костюма были одинаковыми в большинстве областей России. Одежда резко делилась на будничную и праздничную. Будничная одежда была простой, часто её почти никак не украшали. А праздничная, наоборот, – демонстрировала всё, на что были способны её хозяева. Любую одежду в деревне очень берегли, потому что доставалась она большим трудом, и каждая вещь должна была служить долгие годы, часто не одному поколению семьи.

Женская одежда состояла из длинной рубашки с рукавами. Поверх неё надевали сарафан, обычно шерстяной, а в южных областях носили клетчатую домотканую юбку-понёву, голову покрывали платком. Девушки могли ходить с открытой головой. Они, как правило, заплетали одну косу и украшали голову плотной лентой, обручем или венцом. Сверху, если было нужно, надевали платок. Замужняя женщина не имела права появляться при посторонних с открытой головой. Это считалось неприличным. Волосы у неё были заплетены в две косы, а на голову надевали богато украшенный твёрдый кокошник или особую мягкую шапочку – рогатую кичку, затем платок. В будни вместо парадного кокошника обычно надевали скромный повойник. Открытым у замужних женщин оставались лишь лицо да кисти рук.

Основной частью мужской одежды тоже была рубаха и порты – длинные штаны вроде брюк. Обувь у крестьян, и у мужчин и у женщин, была одинаковая. У бедных – лапти, которые плели из лыка, особым образом очищенной коры липы. Липа – лиственное дерево, которое растёт в России повсюду. Лапти, хотя и не отличались особым изяществом, в сухую погоду были и лёгкой и удобной обувью, но изнашивались очень быстро. Поэтому каждый крестьянин мог сплести лапоточки и делал это быстро, весело и красиво. Но в дождь, в холод в лаптях было плохо. Богатые крестьяне на такое время шили из кожи сапоги, бедные редко могли позволить себе такую роскошь. Зато зимой, когда устанавливались морозы и снег плотно укрывал землю, все надевали валенки. Валенки изготовляли (валяли) из домашней овечьей шерсти. Были они удобными, тёплыми, мягкими, и ходить в них по льду и снегу – одно удовольствие, хотя особенно красивой обувью их не назовёшь.

Изготовление обуви в крестьянской семье традиционно было мужским делом, а одежду всегда делали женщины. Они обрабатывали лён, этот чудесный северный шёлк, пряли из него тонкие мягкие нитки. Долгой и трудной была обработка льна, но под сильными и ловкими руками крестьянок лён превращался и в белоснежные ткани и в суровые холсты, и в прекрасные кружева. Эти же руки шили одежду, красили нитки, вышивали праздничные наряды. Чем трудолюбивее была женщина, тем тоньше и белее были рубашки у всей семьи, тем замысловатее и красивее были на них узоры.

Обучение всем женским работам начиналось с раннего детства. Маленькие девочки с шести-семи лет уже помогали взрослым в поле сушить лён, а зимой пробовали прясть из него нити. Для этого им давали специально сделанные детские веретёна и прялки. Подрастала девочка и с двенадцати-тринадцати лет начинала сама готовить себе приданое. Она пряла нитки и сама ткала холст, который хранили к свадьбе. Затем она шила себе и будущему мужу рубашки и необходимое бельё, вышивала эти вещи, вкладывая в работу всё своё умение, всю душу. Самыми серьёзными вещами для девушки считались свадебные рубашки для будущего жениха и для себя. Мужскую рубашку украшали вышивкой по всему низу, делали неширокую вышивку по вороту, а иногда и на груди. Долгие месяцы девушка готовила эту рубашку. По её работе люди судили, какая из неё будет жена и хозяйка, какая работница.

После свадьбы, по обычаю, только жена должна была шить и стирать рубашки мужа, если не хотела, чтобы другая женщина отобрала у неё его любовь.

Женская свадебная рубашка тоже была богато украшена вышивкой на рукавах, на плечах. Руки крестьянки – от них зависело благополучие семьи. Они всё умели делать, никогда не знали отдыха, они защищали слабого, были добрыми и ласковыми ко всем родным и близким. Поэтому их следовало украсить красиво вышитыми рукавами в первую очередь, чтобы люди сразу замечали их, проникались к ним особым уважением, понимая особую роль рук в жизни женщины-труженицы.

Прясть и вышивать было принято в часы, свободные ото всех других работ. Обычно девушки собирались вместе в какой-нибудь избе и садились за работу. Сюда же приходили парни. Часто они приносили с собой балалайку и получался своеобразный молодёжный вечер. Девушки работали и пели песни, частушки, рассказывали сказки или просто вели оживлённый разговор.

Вышивка на крестьянской одежде не только украшала её и радовала окружающих прелестью узоров, но и должна была защитить того, кто носил эту одежду, от беды, от злого человека. Отдельные элементы вышивки носили символическое значение. Вышила женщина ёлочки – значит, желает она человеку благополучной и счастливой жизни, потому что ель – это древо жизни и добра. Жизнь человека постоянно связана с водой. Поэтому к воде нужно относиться с уважением. С ней нужно дружить. И женщина вышивает на одежде волнообразные линии, располагая их в строго установленном порядке, как бы призывая водную стихию никогда не приносить несчастья любимому человеку, помогать ему и беречь его.

Родился у крестьянки ребёнок. И его первую простую рубашечку она украсит вышивкой в виде прямой линии яркого, радостного цвета. Это прямая и светлая дорога, по которой должен идти её ребёнок. Пусть эта дорога будет для него счастливой и радостной. Вышивка на одежде, её символические узоры связывали человека с окружающим его миром природы, добрым и злым, хорошо знакомым и всегда новым для него. „Язык“ этих символов был понятен людям, они чувствовали его поэтичность и красоту.

Особую роль в русском костюме всегда играли пояски. Маленькая девочка, впервые севшая за ткацкий станок, начинала своё обучение ткачеству именно с пояска. Тканые разноцветные и рисунчатые пояски носили в основном мужчины, завязывая их спереди или чуть сбоку. Каждая невеста должна была обязательно выткать и подарить жениху такой поясок. Завязанный узлом, он становился символом нерушимой связи между мужем и женой, их благополучной жизни. Поясок невесты обовьётся вокруг тела жениха, сохранит его тепло, защитит от злого человека, считали люди. Кроме того, невеста дарила свои пояски всей многочисленной родне будущего мужа. Ведь она входила в новую семью, и с этими людьми ей тоже нужно было установить добрые и прочные отношения. Так пусть её яркие пояски украсят одежду новой родни, защитят от несчастья.

Так в прошлые времена думы русский народ, создавая свои традиции, обычаи, свой национальный костюм, на который мы смотрим сегодня, не переставая удивляться его красочности и поэтичности.

В наше время при создании самой модной одежды художники постоянно используют узоры народной вышивки и кружева, изготовленные мастерицами промыслов. Вы легко узнаете в костюмах наших элегантных современниц элементы той одежды, которую 200 лет тому назад носили наши прабабушки: сарафаны, рубашки, платки, душегрейки, сапоги и многое другое.

Эти славные вещи, вышивки, старинные рисунки ткани и кружева продолжают радовать нас, так как они по-прежнему удобны и приятны. В нашу жизнь они вносят ощущение радости и уюта, праздничности и домашнего тепла. Наверное, это происходит потому, что истинная красота не боится испытания временем.»

Ювелирное дело

Ювелирное дело достигло исключительного расцвета в Киевской Руси. Именно оно, по авторитетному мнению Б. А Рыбакова, полнее всего знакомит нас с достижениями деревенских мастеров.

Да, это тончайшее, изощреннейшее искусство своими корнями уходит глубоко в крестьянский быт, причем первыми деревенскими ювелирами были женщины. Они плели из провощенных шнуров хитрые изделия, которые затем покрывали глиной, воск выжигали и на его место наливали расплавленный металл. Так изготовлялись красивые украшения, как бы сплетенные из проволоки. Но уже в X в. Литье бронзы и серебра перестало быть женским делом: им занимались мужчины – кузнецы. Тогда же наряду с литьем по восковой модели появилось литье в глиняных и каменных формах.

Изучение многочисленных находок в русских древних курганах XI - XIII вв. позволило выделить изделия из близко расположенных курганных групп, отлитые в одной и той же форме, то есть вышедших из рук одного мастера. И вот что особенно интересно. Нанесение всех пунктов на карту, где встречаются вещи, сделанные одним мастером- ювелиром, выявило район сбыта этого мастера. Такой район был очень невелик, самые отдаленные пункты его стояли от мастерской не более чем на десять километров. На Русской земле было множество мастерских. Изготовляемые в них женские украшения отнюдь не были однородны, отображая прежние племенные различия. Пример вплетавшихся в волосы височных бронзовых колец достаточно показателен. Кольца эти, женщины иногда носили по три в ряд на каждом виске, преображали весь головной убор, гармонируя с кокошником и вышивками на одежде. Так вот, в бывшей земле радимичей кольца были с полукруглыми щитками, от которых отходило по семь лучей, так что украшение напоминало звезду. У соседних вятичей лучи расширялись к концу, превращаясь в лопасти. Позднее эти лопасти стали обрамлять металлическим кружевом, а внутри кольца вставляли изображения коней или птиц. Проволочные височные кольца с ромбическими расширениями, а иногда и с подвесками бытовали у новгородцев, спиралевидные – у северян, браслетообразные –у кривичей и т.д.

Ювелирная работа не ограничивалась литьем. Отлитые изделия дополнительно украшались чеканными и гравированным узором.

Искусство ювелиров древнего Киева нашло, быть может, свое самое совершенное выражение в перегородчатой эмали, сложная техника которой была полностью ими усвоена. Эмалью расцвечивались предметы из золота и серебра: короны, бармы, диадемы, колты(серьги), подвески, нагрудные медальоны, пряжки, кресты- складни и оклады книг. В наших музейных собраниях мы можем любоваться замечательными эмалевыми изделиями того времени, в которых народный идеал красоты, жизнелюбивая русская народная фантазия обретают новое звучание благодаря законченной стройности художественного замысла. И часто таким мастерством были выполнены украшающие эти предметы эмалевые фигуры (будь то христианские святые или дивные птицы, например райские Сирины с девичьим ликом), что, право, иной колт или диадема представляется нам совершеннейшим достижением самого высокого искусства.

Совершенно особый мир образов раскрывается нам на широких двустворчатых браслетах. Здесь появляются кентавры, львы, солярные знаки, пьющие и пляшущие люди, гусляры и домрачеи. Есть здесь и изображения сиринов- вил, Симаргла, птиц, «древа жизни», но никогда не встречаются фигуры христианских святых.

Возможно, что полное отсутствие христианских изображений объясняется самим назначение браслетов. Женщины поддерживали браслетами длинные рукава праздничной одежды, надеваемой для плясок. Перед пляской женщина должна была снять браслеты и освободить рукава. Предназначение браслетов для «бесовских игрищ» определяло специфическую тематику их орнаментики и не позволяло мастерам- ювелирам помещать на них изображения каких бы то ни было христианских святых. Большинство широких браслетов разделено по горизонтали на две зоны, резко отличающиеся по системе орнаментации. Чаще всего

Верхнюю зону художники расчленяли несколькими арочками, внутри которых гравировали изображение птиц, зверей, людей, деревьев. Арки иногда напоминают церковные закомары, а иногда настоящие аркады с колоннами.

В нижней зоне браслетов обычно преобладают два орнаментальных мотива: распластанные вширь корневища с отростками и ритмичная плетенка.

Большой интерес вызывают солярные знаки, включенные в плетёный орнамент. Это обычно круг, перекрещенный наискось двумя полосами. Иногда встречаются два косых креста без круга.

Оружие.

Почетное место среди оружейников принадлежит стальному мечу русской работы около 1000 года из окрестностей Миргорода. Его выковал, судя по клейму, «Людо(т)а Коваль». Рукоять меча богато украшена тератологическим орнаментом. Другой меч с растительным орнаментом XI - XII был найден в Волыни.

Большой интерес представляет парадный топорик из Волжкой Болгарии, связываемый с именем князя Андрея Боголюбского на том основании, что в трех местах на топорике размещена буква « А». Сталь топорца высеребрена, рисунок нанесен гравировкой и подчеркнут позолотой. На одной щеке лезвия изображен меч, пронзающий змея, а на другой «древо жизни» с двумя птицами по сторонам. Заклинательную формулу обоих рисунков можно расшифровать так: « Пусть процветает жизнь и да погибнет зло!».

Из парадных богато украшенных доспехов сохранился шлем, найденный на Липецком поле под Юрьевом- Польским, где происходило две битвы: в 1176 и в 1216 году. По всей вероятности, он связан с первой датой. На челе шлема вычеканено по серебру изображение архистратига Михаила, покровителя полководцев, а на шишаке четыре изображения святых. Интересен чеканный бордюр тульи шлема, где в сердцевидных клеймах размещены грифоны и птицы по сторонам « древа жизни».

Заключение.

Судьба русской культуры и прекрасна и драматична. Прекрасна потому, что оставила заметный след в отечественной истории. Трудно представить нашу культуру без «Слова о полку Игореве», Рублевской «Троицы», Московского Кремля, собора Василия Блаженного, сокровищ Оружейной палаты и многого другого.

Драматична же потому, что, как всякое явление своего времени, культура средневековья исторически была обречена. С началом петровских реформ изменился ее характер — она лишилась своего религиозного содержания и стала по преимуществу светской. Словно забыв свои византийские корни, русская архитектура, живопись, декоративное искусство стали осваивать западный художественный опыт. Получила развитие скульптура, почти неизвестная в Древней Руси. Изменился облик городов. Да и сами горожане преобразились — стали иначе одеваться, питаться, усвоили новые нормы повеления.

Правда, перемены те коснулись в основном дворянства. Жизнь крестьян почти не изменилась. Деревня сохраняла свой традиционный быт и культуру, сложившиеся еще в средние века. Болезненная ломка крестьянской культуры произошла уже в XX в., в советское время. После 1917 г. началась борьба с «пережитками старой идеологии», подорвавшая устои духовной жизни деревни. Искоренялись старые обычаи и традиции, исчезли многие праздники. Последовавшая за этим массовая коллективизация разрушила традиционный уклад крестьянской жизни.

За последние семь десятилетий погибло немало памятников средневековой культуры. В годы революции и гражданской войны под предлогом борьбы с религией уничтожали церковную утварь, сжигали иконы, разбивали колокола. В 30-е годы в старых русских городах безжалостно разрушали выдающиеся памятники средневекового зодчества — храмы, монастыри, палаты,

В годы Великой Отечественной войны русской культуре был нанесен новый удар. Фашисты погубили многие памятники древнего искусства в Киеве, Новгороде, Пскова, Смоленске и других городах. Потери оказались невосполнимы, Многие древнерусские шедевры можно увидеть теперь только на фотографиях.

Немало воды утекло с того далекого времени. Растеряв много ценного на этом пути, люди, наконец, становятся мудрее и бережливее. Возрождаются из небытия многие русские традиции и обряды. Растет интерес к народной культуре и быту. Хочется надеяться, что это не временное увлечение, не дань мимолетной моде, а серьезное желание восстановить прерванную связь времен.

Человек, с надеждой смотрящий в будущее, не может жить только настоящим. Еще Пушкин заметил, что уважение к минувшему — черта, отличающая образованность от дикости.

Список литературы.

1. Маёрова К., Дубинская К. Русское народное прикладное искусство. — М.: «Русский язык», 1990. — 269 с.

2. Лев Любимов «Искусство Древней Руси».-М.: «Просвещение»,1981.-116с.

3. Рыбаков Б.А «Декоративно-прикладное искусство Руси».Л.: «Аврора»,1971.

www.ronl.ru

Реферат - Декоративно – прикладное искусство. Палех

ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ ПРОМЫСЛЫ ЦЕНТРАЛЬНОЙ РОССИИ. ПАЛЕХ.

Много на свете народов, много и различных национальных промыслов, но мне больше близко по духу наше, русское искусство. Я хотела бы не только узнать сама, но и рассказать другим, об изумительном таланте российских мастеров.

На Руси издавна существовали географические центры народных промыслов — места, где сложился и развивается определённый вид декоративно — прикладного искусства, где народные мастера создают изумительные по красоте и оригинальности художественные предметы быта. Эти места — Хохлома, Жостово, Городец, Гжель, Палех...

Палехскими миниатюрами я заинтересовалась после того, как учитель по географии задала нам эту тему на домашнее задание. Как только я открыла книжку про Палех, то поняла, насколько увлекателен мир лаковой миниатюры, насколько глубоко уходит корнями в историю искусство палехских мастеров. Я узнала, что несмотря на то, что палехская миниатюра ещё сравнительно молодой вид искусства, она может открыть многое из истории нашего государства.

Палех — это художественный промысел Центральной России. В наши дни очень многие стали забывать о народные творчества, отдавая предпочтение промышленным товарам. Мне кажется, что сейчас нам надо как можно больше приблизиться к нашим культурным истокам, проникнуться идеями наших предков, постараться не забыть наши корни. А поможет нам в этом народное искусство, которое раскроет нам прошлое, покажет настоящее, а может быть приоткроет занавес будущего.

С помощью этой работы мне бы хотелось напомнить тем, кто знает, рассказать тем, кто ни разу не слышал, о великом селе Палех, об его непревзойдённых мастерах и их изумительных произведениях. Дать почувствовать каждому насколько близок нам Палех, насколько тесно он связан с человеческой жизнью, как много несёт радости и красоты всем людям. На мой взгляд, Палех — глубоко национальное явление это особая среда, не только природная и историческая, но и фольклорная, которая впитывается всем существом живущих там художников. Искусство миниатюрной лаковой живописи прошло драматический путь развития. Новый подъём, начавшийся в конце 70 — ах годов, не означает, однако, то что развитие палехского искусства дело сугубо современное. Мне кажется, что именно то, что Палех молодой вид творчества и то, что несмотря на это, зачатки его лежат глубоко в истории, современным людям будет интересно узнать и понять, как в нем переплетается прошлое и настоящее. Мне бы очень хотелось, чтобы моя работа помогла кому-нибудь узнать побольше о наших художественных промыслах, рассказала им то, чего они не знали раньше.

Искусство палехской лаковой миниатюры еще очень молодо – недавно ему исполнилось 60 лет. Оно возникло из стремления небольшой группы художников, бывших до революции иконописцами, воспеть красоту окружающего их мира, как только они одни могли. Соединив отточенные приемы своего ремесла с самим духом народного творчества, они создали собственный художественный язык, созвучный эпохе. Вот их имена: Иван Голиков, Иван Баканов, Аристарх Дыдыкин, Александр и Владимир Котухины, Иван Маркичев, Иван Вакуров, Александр и Иван Зубковы, Николай Зиновьев, Дмитрий Буторин, Алексей Ватагин.

Есть темы, которые проходят через всю 60-летнюю историю палехского искусства. Одна из них, самая дорогая,– тема Родины. Можно с уверенностью сказать, что без нее Палех не состоялся бы.

Старые мастера были очень привязаны к родной ивановской земле, напитавшей их творческими соками. После первого триумфального успеха на международных выставках зарубежные меценаты сулили им блестящие условия для творчества в Италии и США. А. М. Горький, страстный поклонник палехского искусства, предлагал поселить палешан в прекраснейших местах Подмосковья – под Звенигородом. Но они не променяли неяркую красоту своего края даже на землю, связанную с именем Андрея Рублева. Так как понимали, что такое переселение равносильно отрыву от родового древа, корни которого уходят в глубь веков.

Если приглядеться к работам этих замечательных мастеров, будь то изображение хоровода или встречи первого трактора, русской былины или песни, почти всюду увидим стройный силуэт палехского храма с шатровой колокольней, тихую речку Палешку (даже если по сюжету должно быть море), белые стволы берез и узорные сосновые ветви, а условные “горки” дают представление о слегка всхолмленных окрестностях нашего села. Но при всем сходстве творческой судьбы и жизненного опыта, как выразился певец нового Палеха, писатель Ефим Вихрев, “по одинаковым дорогам каждый из них пронес свою особую жизнь, свою линию, свой цвет”.

Нервный, трепетный И. Голиков захватывает нас своим переживанием, спешит взволнованно и бурно высказать себя: “Гулянка, хороводы, пляска. Виртуозность во время пляски парня или девушки. В отдаленности где-то гармошка. Запечатлеваю отголоски: какое настроение. Выгон скота – утром, вечером – игра пастуха в рожок… От настроения слезы катятся!”

Темпераментные голиковские “Пляски”, ““Битвы”, “Тройки” поражают динамикой формы, буйством красок. Иногда кажется, что тут все не слишком конкретно: радугой

окрашенные кони, киноварно — красная земля, орнаментальная причудливость композиций, усиленная золотой росписью. Но краски для своих миниатюр мастер брал у природы. Сам Голиков рассказывал так: “Я краски разбрасывал направо и налево. Словом, пользовался собранными цветами с лугов и исходя из них. На первый взгляд у меня получался букет цветов, а когда приглядишься – тут бой или гулянка”, Сколько в этом влюбленности в краски родной земли и стремления говорить не прозой, а стихами.

В противоположность ему И. Зубкова привлекала сама тихая жизнь среднерусской природы. Там, где Голиков волнуется и бурлит, Зубков любуется и созерцает. Главной темой для этого художника с необыкновенно развитым поэтическим видением окружающего стал пейзаж. В своих миниатюрах он не рассказывает о жизни людей в природе, а любуется ее красотой, и действия людей подчинены ее размеренному ритму.

Деревья у него тонкими стволами тянутся к солнцу, поблескивающему золотом в их кронах, речки неторопливо текут между низкими берегами, стада под плавные звуки свирели мирно пасутся на изумрудно-зеленых полянах. Зубковский колорит привлекает многоцветьем неброских красок. Мастер не пересоздает природу по каким-то особым законам декоративности, а просто запечатлевает ее, создавая цветистый узор, легкий и солнечный. В этом узоре активную роль играет золотая роспись: все увиденное в окружающем мире Зубкову “хочется прошить золотом и серебром”.

О современности он повествует с той же задушевной простотой и удивительной проникновенностью. На поля пришли трактора, косилки, комбайны. Но они словно не мешают цвести душистым цветам: милые уголки природы и в преобразованной колхозной деревне сохраняют первозданный вид.

Той же проникновенной любовью к родной земле отмечены произведения И. Баканова, всем естеством художника связанного с поэтикой древнерусского искусства и народного творчества. Он воспринимал мир как ритм и мелодию, неустанно искал в нем певучую гармонию. Его пейзажи с плавно движущимися хороводами, с пастушками, играющими на свирели, полны тишины, покоя и умиротворенности. Это настроение создается мягкими, текучими линиями рисунка, нежными переливами сине-зеленых цветов. А миниатюра, так и названная – “Палех”, звучит широко и эпично. Изображение села дается как бы с высоты птичьего полета. И этот взгляд с высоты, вместе с активно включающимся в композицию черным фоном, расширяет пространство, придавая образу монументальность.

Баканов поразительно свежо и по-молодому радостно воспринимал действительность. Именно он первым из палешан обратился современной теме, подмечая мудрым взглядом пожилого человека ростки нового. Мастер стремится выразить суть изменений, которые принес с собой советский строй. Его жизненные наблюдения ограничиваются и связываются только с Палехом, сразу узнаваемым в бакановских работах. Но образное обобщение впечатлений, выраженное нередко в символической форме, немногословно и емко отражает созидательный пафос той бурной эпохи.

Зато Н. Зиновьев – художник грандиозных замыслов, в творчестве, которого образ современности занимает центральное место. В его динамичных и радостных работах, изображающих то праздники урожая, то новостройки первых пятилеток, как бы слышен пульс времени. Часто это произведения поистине символического звучания. Но вот характерно – символы Зиновьев обычно облекает в сказочную форму. Например, тему электрификации страны художник решает через образ Жар-птицы, в русском фольклоре символизирующей свет, счастье. Подобная поэтизация современности связана с фольклорным восприятием народного мастера, придающим его образам особую теплоту и непосредственность.

Большое место в творчестве Зиновьева занимает детская тема. “Не знаю,– говорил он,– был ли у меня хоть один мотив без малышей”. И верно, с огромной любовью изображал художник юных натуралистов, рыболовов, полеводов. Среди этих произведений интересна миниатюра “Суд пионеров над Бабой Ягой, ведьмой и лешим”, где автор с лукавством и юмором отдает “на расправу” детворе сказочных персонажей, воплощающих темные силы зла.

Лаконизм и монументальность, столь свойственные искусству Древней Руси, отличают наследие И. Маркичева. Все в окружающей жизни он стремится привести к простоте. Однако простота эта… сложная – она вызывает у зрителя множество переживаний. И прежде всего – радость бытия, которая с наибольшей силой звучит в серии миниатюр, изображающих жнитво. Золотое поле ржи, жаркое солнце, три женщины. Открытый, без приглушенности, звонкий, как удар колокола, цвет передает напоенную зноем страдную пору. А плавный ритм движений жниц, светоносность красочных пятен, выверенность композиции придают маркичевским образам силу вечной красоты!

Как и все старые палехские мастера, Маркичев тонко чувствовал поэзию сельской жизни, претворял реальную действительность в романтически возвышенные образы. Торжественным гимном простым труженикам земли звучит его миниатюра “Сельхозработы”. Художник помещает своих героев в центр композиции, словно вознося их на пьедестал. А сзади – широкие просторы полей, колхозные новостройки. Тут хорошо видно, сколь огромны возможности палехского искусства, позволяющего на небольшой черно- лаковой коробочке соединить разновременные действия: пахоту, сев, сенокос, жатву.

Очень просто, но вместе с тем поэтично повествует автор о труде своих современников.

Любой из крупных палехских художников неповторимо своеобразен: мастер композиции, обстоятельный рассказчик А. Котухин и динамичный А. Дыдыкин; хранитель чистоты стиля А. Ватагин и Г. Буреев, внесший живописную свободу в традиционно строгий изобразительный язык Палеха; страстный жизнелюб Д. Буторин и мягкий, интеллигентный И. Вакуров; а у П. Баженова повышенная декоративность работ сочетается с живым наблюдением окружающего.

Каждое из последующих поколений внесло в тему Родины особую ноту, созвучную своему времени. Так, художники 40 – 50-х годов, прошедшие через невзгоды войны, создали немало значительных произведений о народном подвиге. Именно тогда палехские миниатюристы, среди которых еще работали зачинатели нашего искусства, широко обращаются к теме славного прошлого русского народа, не раз отстаивавшего свободу в битвах с захватчиками.

Чуть позже, вновь ощутив радость мирной жизни, палешане отдали дань массовой песне (вспомнить хотя бы, как вся страна распевала стихи М. Исаковского). Песенное начало, составляющее одну из основ художественной специфики Палеха, помогло показать современную жизнь со всей эмоциональной полнотой. Особенно ярко и задушевно про звучала песня в творчестве Т. Зубковой.

Серьезная ответственность легла на плечи сегодняшнего поколения миниатюристов. Последние десятилетия внесли много нового в жизнь старинного русского села. Теперь это районный поселок городского типа, соответственно переменился и весь уклад. Иной раз кажется, что большие города с их специфическими проблемами как бы приблизились к нам, а родная среднерусская природа отступила за околицу. Изменились, конечно, и сами палешане, тем более что среди художников ныне немало уроженцев дальних мест, часто вчерашних горожан.

На первый взгляд все это не касается искусства Палеха. Но так ли? Задумаемся хотя бы вот над чем.

Старым палехским мастерам не нужно было изучать фольклор: сказка, песня, былина,

пословица входили в их каждодневную жизнь. Вспомним еще раз голиковское: “Гулянка, хоровод, пляска… От настроения слезы катятся”. Да, фольклорный взгляд на мир – одна из незыблемых основ нашего искусства, дающая возможность не схематично, а возвышенно поэтически решить самую сложную тему. Особенно это касается “души народа” – песни, образами и ритмами которой буквально пронизано творчество лучших мастеров. К сожалению, в последнее время место задушевной народной песни с ее высокими нравственными идеалами и мелодическим богатством постепенно заняли новые ритмы и мелодии, шумные и быстрые, которые не соответствуют духу народного творчества.

Ясно, что и в эпоху бурной научно-технической революции Палех не имеет права изменить своей художественной природе. Его важнейшая задача – отобрать главное, отразить вечно прекрасное в меняющемся облике Родины. Потому от художника-палешанина требуется ныне не только прочное усвоение секретов ремесла, но, главное, постижение духовной сущности искусства, которому он посвятил свою жизнь.

Понятно, что не каждый, кто оканчивает наше училище, способен на такое служение. Однако истинное лицо сегодняшнего Палеха определяют художники с четкой гражданской и эстетической позицией. Они прекрасно понимают ответственность за будущее своего искусства и в меру собственной человеческой и творческой одаренности продолжают его высокие традиции.

Тема родной земли остается для них самой дорогой. Как и у старых мастеров, Родина в их работах предстает не только милым сердцу пейзажем, но пронизывает весь образный строй миниатюры. У каждого свои заветные сюжеты. Один влюблен в русский фольклор и постоянно обращается к народной песне, сказке, обряду, пословице, стараясь быть даже этнографически точным. Другой воспевает единение человека с родной природой, раскрывает поэзию жатвы и сенокоса, рыбалки и охоты. Третьего интересует отечественная история – летописи, сказания, предания, былины, которые требуют ныне глубокого осмысления. Четвертый тяготеет к литературной классике. Пятому близка современная тематика… И всех их объединяет преданность палехскому искусству, верность глубинной его традиции, без которой Палех давно перестал бы быть Палехом. Художники эти пристально вглядываются в жизнь, пытаясь в самом простом явлении, будь то полив капусты или первый выгон скота в поле, увидеть вечный смысл и превратить украшенную миниатюрой вещь в подлинную драгоценность. Не случайно, взявшись за самую значительную и актуальную тему, лучшие мастера решают ее интересно и глубоко, по-палехски. Так, как только они одни в целом свете могут.

Палех, этот уникальный центр русской культуры, — это старинное село владимиро-суздальской земли. (Приложение 3).

Село Палех принадлежало в XIII веке князьям Палецким, которые играли заметную роль в истории русского государства (Палецкий князь Андрей Фёдорович был соратником Дмитрия Донского в борьбе за укрепление Московского княжества. Участвовал в походах Дмитрия Донского в 1375 против Твери и в битве на Куликовом поле, где и погиб). Дочь Дмитрия Палецкого была замужем за братом Ивана Грозного — Юрием, после смерти которого владел селом сын Ивана IV, а затем перешёл в казну. В XVII веке Палех был отписан Ивану Бутурлину. Этот древний род владел Палехом более 240 лет — до 1861 года. В XVIII веке Палех был крупным торгово-промышленным селом (торговали палешане заморскими и отечественными товарами). В Палехе было много иконописных мастерских, палешане имели свои мастерские в Москве, С.-Петербурге, Н. Новгороде, Саратове, Ярославле, Перми. Палехский стиль сложился в середине XVIII века. Это своеобразный сплав школы новгородской и московской (в частности Строгановской школы).

Письма иконописи Поволжья, Ярославля, Костромы оказали большое влияние на палехскую иконопись. Для палехской иконописи была типична композиционная сложность, удлинённая хрупкость фигур, насыщенность движением.

В XVIII веке после учреждения Петербургской академии художеств, традиционное иконописание стало приходить в упадок, его перестали понимать и ценить.

Родничок иконописной традиции бился в русском искусстве вплоть до XX века благодаря иконописному промыслу — Палеху. Тяжёлым ударом по рукотворной иконе стало создание и массовое распространение дешёвой печатной иконы. До революции Палех был крупнейшим иконописным центром (По обследованию 1894 года жителей было 1400 человек, которые ежегодно расписывали до 10000 икон). В 1917 году Октябрьский переворот нанёс последний удар иконописи, обозначив крутой поворот в развитии палехского искусства (прекратился спрос на иконы, стенные росписи).

Бывшие иконописцы создали в 1918 году ‘’ Первую художественную декоративную палехскую артель’’, которая занималась реставрацией церквей, но она вскоре распалась. В 1920 году живописцы села объединились в артель по росписи деревянной посуды. Они расписывали солонки, ковши, ларцы, амфоры, матрёшки. В 1922 году И. И. Голиков, используя опыт лукутинских лаков, сделал роспись на папье-маше в иконописной манере и технике. Он написал миниатюру ‘’ Адам в Раю’’ и композицию ‘’ Пахарь’’. Заслуги И. И. Голикова в возрождении палехского искусства неоценимы. Он явился создателем новой палехской школы, сохранившей традиции искусства, казалось бы навсегда ушедшего в прошлое. Он был первым миниатюристом и организатором артели древней живописи 5 декабря 1924 года

В 1920-е годы в Палехе расписывали брошки, бисерницы, блокноты, ножи для разрезания бумаги, папиросницы, табакерки, портсигары, пудреницы, письменные приборы, пасхальные яйца, шкатулки.

Новыми материалами рождавшейся палехской миниатюры были: папье-маше и чёрный лак. Именно чёрный лак стал основным цветом фона, условным пространством палехской миниатюры и её отличительной чертой. Она притягивает нас и невольно заставляет задуматься о секрете обаяния искусства, именуемого лаковой миниатюрной живописью, о законах, лежащих в основе этого искусства, о его истории. Искусство лаковой миниатюры на дереве и папье-маше зародилось ещё в древности в странах Дальнего Востока, где для него существовал природный материал — лаковое дерево. С XVI века лаковое дело появилось в странах Западной Европы, а в XVIII веке оно пришло в Россию. Но несмотря на то, что лаковое дело пришло и к нам, такого материала как лаковое дерево у нас не было, именно поэтому нашу лаковую миниатюру стали делать на папье-маше, покрытое чёрным лаком.

Чёрный фон лаковой миниатюры или ‘’ чистый лист’’ как бы собирает в себе, содержит все цвета и воплощает сущность вещи. Он символизирует собой тьму земного начала, из которого рождается свет. Кроме того, чёрный цвет обладает ещё внутренним объёмом, глубиной, которую подметили ещё в античности. Сначала к изделиям из лака относились как к красивой безделушке, иметь которую было престижно, ибо, по словам Мирабо, ’’ хорошо живёт лишь тот, кто каждые полгода меняет лакированные табакерки’’. Из этих слов можно понять, что лаковые произведения искусства были очень дорогими. Во-первых, из-за новизны данного вида творчества, во-вторых, по причине колоссальной трудоёмкости изготовления лаковой миниатюры.

Ведь даже для того, чтобы изготовить только, папье-маше требовалось 1,5-2 месяца тяжёлой работы. После этого изделие покрывается чёрным лаком. Освоение чёрного фона бывшими иконописцами из Палеха происходило довольно сложно. Искусствовед А. В. Бакушинский, много сделавший для развития лаковой миниатюры в России, писал, что ’’ палешане овладевали новым материалом с большим трудом’’. И это понятно. Вспомним, что в иконописи чёрный цвет был цветом конца, цветом смерти, чёрной краской закрашивались только пещеры — символы могилы и ада.

После покрытия чёрной краской вещь готова к росписи и поступает к художнику. Палехские художники сначала пишут белилами, выполняя ими всю композицию. Уже на этой стадии закладывают основу цветочного решения. На те места, где будут светлые тона, кладут белила гуще, в несколько слоёв.

Затем приступают к раскрытию цвета — эта стадия называется роскрашью. Следующий этап — роспись (прорисовывают по роскраши тёмным фоном все контуры и детали), а затем выявляют теневые и световые части композиции — этот процесс у палешан называется приплавкой. Последний этап — окончательная отделка красками объёмов изображаемых предметов. Делается это линиями, называемыми пробелами, накладываемыми в определённой системе, в 3-х тонах, созвучных роскраши, росписи и теневому приплавку. Главное в технике палехской живописи — приёмы плавей, умение обобщать знание и владение техникой письма пробелами. Именно по этим признакам можно отличить подделку от настоящей вещи, если миниатюра написана одним слоем и, если линии нанесены криво — значит перед вами подделка.

Существуют 4 основных вида пробелов: пробел иконопью (бликами и прямыми штрихами ), ’’ в щетинку’’ (тонкие золотые линии ), пробел краской (один из самых древних, накладываемых в 3 тона ) и пробел ’’ в перо’’(оригинален и красив им выполняется роспись складок одежды ).

Художники пишут палехские миниатюры яичной темперой, как иконы. (Для этого берут желток сырого яйца, проколов иголкой оболочку, осторожно выливают содержимое в скорлупу и разбавляют уксусом с водой, затем смешивают с пигментами). Пишут только свежей темперой.

Художники сами вяжут тончайшие кисти из беличьего волоса. Такие кисти бывают разной толщины (для росписи миниатюры их требуется не меньше шести). Чтобы остриё кисточки не ломалось, на них надевают ’’cаночки’’ — трубочки из утиных перьев.

Завершают живопись прописью сусальным золотом и ’’ серебром’’ (вместо серебра используют растёртый алюминий, который лучше полируется). Золото мастера творят тоже сами. Это очень сложный процесс, и у каждого есть свой секрет. Главное не положить слишком много гуммиарабика (соблюсти пропорции).

Для письма золотом берут самую тонкую кисть. Её сначала обмакивают в воду, а затем в золото. Для письма алюминием и бронзой (обычно это порошок) требуется очень тщательное растирание в течение 3 — 4 часов.

Приёмы письма золотом и серебром различаются по системе наложения линий и штрихов для окончательного выявления форм и укрепления всех элементов композиции.

Золото в палехской миниатюре это не только ключевой элемент техники письма, но и часть художественного мировосприятия. Оно неразрывно связано с символом света, который имеет большие исторические традиции, идущие ещё от средневековых представлений о двух началах жизни — светлом и тёмном. Ещё в античной культуре светлое начало связывалось с образом лучезарного, светоносного, солнечного Аполона. В христианской символике свет приобретает особое эстетическое значение, становясь прообразом Божественной благодати. Материальным носителем этого света служит золото, которое символизирует его, является овеществлённой Божественной ясностью.

На мой взгляд искусство палехской миниатюры можно назвать первобытным, в мастерстве его изготовления ничего не изменилось, с тех пор, как начали писать иконы. То есть вся лаковая миниатюра основана на искусстве иконописи.

Мне кажется, что если мы глубже изучим наши народные достояния, тем легче мы сможем решить многие из наших проблем. Например экономическую, ведь лаковые миниатюры — это очень дорогие вещи, которые высоко ценятся заграницей, а сейчас, когда в нашей стране происходит экономический кризис, если отправлять палехские миниатюры на мировой рынок, это может принести неплохой доход нашему государству.

Я прочла много книг про Палех, но на мой взгляд одних книг не достаточно.Мне кажется, что каждый человек должен иметь возможность не только прочесть книги, но и побывать в Палехе, пообщаться с мастерами, стать их учеником.

Изделия палешан выполненные в традиционном древне — русском стиле приобрели всемирную известность. Эти исключительные по своей красоте вещи, в то время как их ценит весь мир, у нас остаются в забытьи, а ведь именно они являются показателем нашей истории, нашей культуры и самих нас.

Так давайте не будем забывать про наши истоки, вырастившие и воспитавшие всех россиян!

И. Баканов. Шкатулка ‘’Палех’’. 1933 г.

А. Клипов. Шкатулка ‘’В стране, где Сороть голубая’’. 1980 г.

www.ronl.ru


Смотрите также