Курсовая работа: Песнь о Нибелунгах. Песнь о нибелунгах реферат


Реферат: Песнь о Нибелунгах

МОСКОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

им. М.В.ЛОМОНОСОВА

Факультет  журналистики

ИСТОРИЯ ЗАРУБЕЖНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

РЕФЕРАТ

"Пространственно-временной континиум "Песни о Нибелунгах" (конспект статьи С.Я. Гуревича)

студент: ГУЛЯЕВ Роман Юрьевич

группа: 117

МОСКВА 1996 г.

 

"Песнь о Нибелунгах" стоит в конце длительной традиции легенд - песней о Сигурде (Зигфриде) , бургундских

королях, Гудрун  (Кримхильде),  Брюнхильд  (Брюнхильде) и

Атли (Этцеле). То, что на рубеже ХII и ХIII вв. в империи Штауфенов, в период расцвета феодального строя и подъема рыцарской культуры, неизвестный австрийский поэт вновь обращается к преданию, которое ведет свое начало от вре-

мен Великих переселений народов и по-новому его перерабатывает, в высшей степени показательно. Этот факт свидетельствует об определенной преемственности в развитии культуры германских народов, как доказательство того, что старые темы и образы героической поэзии еще не потеряли своего обаяния.

Стадиально "Песня о Нибелунгах" представляет собой более позднее явление, чем эддические песни, которые дошли до нас в рукописи второй половины ХIII в. Если следовать теории А.Хойслера о "разбухании" песней в обширный эпос, то эддические песни "предшествуют" немецкой эпопее: сжатость, спрессованность, скупость в выражении эмоций (помимо прямых речей героев) уступают место чрезвычайной распространенности, местами даже растянутости повествования в "Песни о Нибелунгах".

"Песнь о Нибелунгах; кажется далеко ушедшей от той интерпретации сказаний о Сигурде и бургундах, которая дана в "Старшей Эдде", - если, конечно, не придерживаться иной точки зрения, а именно, что исландский и немецкий циклы не представляли собой двух последовательных стадий развитии эпоса, не противостояли один другому в качестве разных вариантов, развивавшихся своими путями. Для того чтобы яснее понять связь "Песни о Нибелунгах" с другими произведениями на этот сюжет, равно как и степень различия между ними, мне представляется существенным рассмотреть интерпретацию в ней времени.

Начать с того, что в эпосе герои не стареют. Напомню, что Беовульф, несмотря на то, что он правил геатами на протяжении пятидесяти лет, вступив на престол уже взрослым и свершив свои великие подвиги, тем не менее оказывается способным выдержать на склоне дней единоборство с драконом.

Собственно, то же самое мы видим в эддических песнях о героях. Каждая песнь, правда, воспевает обычно лишь одно событие, либо серию их, но в таком случае они тесно между собой связаны.

Мы не знаем, сколь длительное время протекло между отдельными эпизодами. Для эпического сознания это не существенно.

Как интерпретируется возраст героя в "Песни о Нибелунгах"? В начальных авентюрах песни Кримхильда - юная девушка. Но и в последних авентюрах по-прежнему прекрасная женщина, хотя миновало около сорока лет. Не убывает за все эти годы могущество Хагена, он и будучи убелен сединами остается все тем же непобедимым богатырем. О короле Гизельхере, который впервые появился в эпопее почти ребенком, как было сказано - "дитя", так до конца и говориться; пав в бою вполне взрослым мужчиной, Гизельхер остался "дитятей". Эпический поэт не слишком внимательно следит за возрастом своих персонажей. Так, младший брат Хагена Данкварт говорит перед началом решающей схватки между бургундами и гуннами:"Когда скончался Зигфрид, мне было мало лет,// И не обязан я держать за смерть его ответ" (строфа 1924). Но эти слова противоречат всему, что известно из первых авентюр эпопеи, где Данкварт фигурирует как "могучий витязь" и полноценный участник поездки Гунтера к Брюнхильде. Зигфрид появляется в песни облике юного нидерландского принца. Но за плечами у него уже серия богатырских подвигов: победа над сказочными обладателями клада - Нибелунгами, одоление дракона, в крови которого он омылся, приобретя тем самым неуязвимость. Когда свершал он все эти деяния, неизвестно. Первые подвиги Зигфрида в рамках "Песни о Нибелунгах" занимают год или два. После его женитьбы на Кримхильде проходит десять лет, прежде чем Зигфрид погибает таким же прекрасным и юным, каким впервые появился в Вормсе.

Итак, всего песнь охватывает время примерно в тридцать восемь лет. Из них двадцать шесть Кримхильда вынашивает мысль о мести за мужа.

На самом деле время, которое имеет отношение к повествованию, еще более протяженно. Уже упомянуто время сказочных подвигов Зигфрида, о которых рассказывает Хаген, но которые не описаны в самой эпопее. К этому нужно

прибавить, что  какое-то  время  до  появления Зигфрида в

Вормсе наш герой имел некие отношения с Брюнхильдой -  на

это имеются намеки, хотя автор "Песни о Нибелунгах" их не

расшифровывает, видимо,  потому,  что подобный  сказочный

сюжет не мог органически включиться в рыцарский эпос. Ау-

дитория ХIII в., вне сомнения, эти намеки понимала.

Таким образом, герои "Песни о Нибелунгах" проходят сквозь весьма значительный пласт времени. Но они не меняются: юные остаются юными, зрелые, как Хаген, Этцель или Дитрих, так и остаются зрелыми, а Хильдебранд - пожилым. Не происходит внутреннего развития героев С теми свойствами, с какими они в эпопею вошли, они из нее и выйдут.

Но возвратимся к "хронотопу" "Песни о Нибелунгах". Эпическое течение времени неспешно. Обычная единица его исчисления - годы, самое меньшее - недели. Приготовление в дорогу, шитье нарядов, снаряжение войска, передвижение, пребывание в гостях - все значительные промежутки времени. Сбор в поход против саксов длится двенадцать недель, шитье платьев для короля Гюнтера и сопровождающих его в сватовстве друзей - семь недель, три с половиной года после смерти Зигфрида Кримхильда беспрерывно его оплакивает, праздник в Вене - свадьба Этцеля - длится семнадцать суток и т.д. Измерение эпического времени расплывчато.

Ускорение хода времени наблюдается лишь в заключительной части эпопеи, где примерно за сутки страшное побоище приводит к всеобщей гибели его участников. В особенности последние сцены (умерщвление Гунтера и Хагена) даны крайне суммарно, почти скороговоркой, и находятся в разительном контрасте с чрезвычайно детализированными описаниями менее значительных эпизодов. Столь резкую смену темпа можно понять так: долгое время, годы, десятилетия готовилась катастрофа, наконец час пробил, и одним

ударом решается судьба Нибелунгов!

Но сцене убийства Гунтера и Хагена предшествует эпизод, который, мне кажется, проливает свет на трактовку времени эпическим поэтом. Это сцена в последней авентюре

- "О том, как Дитрих бился с Гунтером и Хагеном". Дитрих

Бернский, потрясенный гибелью всех своих дружинников, обращается к Хагену и Гунтеру с требованием дать ему удовлетворение, а именно - сдаться ему в качестве заложников. Они отвечают отказом, и тогда между Дитрихом и Хагеном происходит поединок. Бернец одолел Хагена, связал его и отвел к Кримхильде, взяв с нее обещание не умерщвлять его. Спрашивается: чем все это время был занят Гунтер? Он как бы забыт. Но вот эпизод стычки между Дитрихом и Хагеном завершен, Дитрих передал пленного Кримхильде, и мы читаем: "Меж тем державный Гунтер взывал у входа в зал:// "Куда же бернский богатырь, обидчик мой пропал?" После

этого происходит схватка между Гунтером и Дитрихом и пленение вормского короля. Современному переводчику вве-

дение слов "меж тем" необходимо для того, чтобы возвратиться во двор, где Гунтер стоит без дела, ожидая своей очереди сразиться с Дитрихом.Но для средневекового поэта столь же естественно не замечать подобной несуразности: на время схватки между Дитрихом и Хагеном Гунтер просто-напросто был выключен из действия, и теперь автор вполне непринужденно возвращается к нему, лишь наделив Гунтера вопросом о запропастившемся противнике.

В любом художественном произведении невозможно изобразить все протекающее время, и авторы всегда вычленяют эпизоды, особо ими оцениваемые и пристально изображаемые. Но в современной литературе этот неизображаемый массив всегда ощущается, подразумевается; покидая на время своих героев автор не убирает их в ящик, где они, неподвижно и никак не изменяясь, ожидают нового выхода на сцену,- они продолжают жить, стареть. В эпопее же не существует реально того времени, которое не стало предметом описания,

- оно выключается, останавливается.

Чем занята Кримхильда все те годы, которые протекли между убийством Зигфрида и выходом ее замуж за Этцеля? Она вдовела непрерывно горюя. Что делала она после выхода замуж за Этцеля и вплоть до приезда Гунтера со всеми остальными бургундами к ним в гости? Она жаждала мести им. Иными словами, она не жила не изменялась, - она пребывала в одном определенном состоянии.

Нет представления о непрерывно текущем потоке времени, оно дискретно, прерывисто. Время эпоса - время шахматных часов.

Эпическому поэту ничего не стоит свести вместе людей, которые на самом деле жили в разное время. Дитрих Бернский живет при дворе Этцеля. Но Аттила, прототип Этцеля умер в 453 г., тогда как Теодорих, прототип Дитриха родился около 471 г. и правил Италией с 493 по 526 г.К тому же, в противоположнность Дитртху "Песни о Нибелунгах", исторический Теодорих не был изгнанником,- он завоевал Италию.

Все исторические персонажи, по тем или иным причинам включающиеся в эпос,- современники, все они пребывают в особом времени, и это эпическое время не пересекается с хронологией хронотопа.

Проблема времени в "Песни о Нибелунгах" не исчерпаема. Внимательное рассмотрение этого произведения приводит к заключению, что интерпретация времени принадлежит к самой сути  того,  что можно было бы назвать концепцией всей немецкой эпопеи. Герои ее,равно и место их действия, теснейшим образом  соотнесены с некоторыми пластами времени. Самое главное,  то, что пласты эти - разные. Здесь мы переходим к  признаку,  отличающему "Песнь о Нибелунгах" от иных произведений эпического жанра. Ведь в песнях о героях дан только один пласт времени. Это абсолютное прошлое. Все, о чем поется в героических песнях,  было  "некогда", "очень давно". Иначе обстоит дело в " Песни о Нибелунгах".

Зигфрид, Брюнхильда принадлежат времени древнему. Хаген- персонаж, укорененный в эпохе Великих переселений, так же как и Дитрих,- они ведь и встречались когда- то прежде.Гунтер с братьями принадлежат к новому времени. Перед нами- три слоя времени: вневременная сказочная древность, героическая эпоха переселений, современность.

В различных сферах пространства "Песни о Нибелунгах" развертывается и протекает собственное время. Страна Нибелунгов- местность, пребывающая в сказочном "первобытном" времени. Здесь возможны подвиги богатырей, добывание клада, волшебного жезла, поединок героя Зигфрида с Брюнхильдой.

Страна прошлого , но уже не сказочно-эпического,- страна Этцеля, гуннская держава. Вормс в эпопеи как бы

двоится. Он занимает одну и ту же точку  в  пространстве,

но они расположены и в эпохе около 1200 г.  и в эпохе Великих переселений.

Наличие разных пространственно-временных единств приводит к тому, что герои, перемещаясь в пространстве, переходят из одного времени в другое. Зигфрид, сказочный победитель дракона, прибывает в Вормс- из седой старины он приходит в куртуазную современность. Напротив, когда Гюнтер едет из Вормса в Изенштейн за невестой, он перемещается из современности в древность.

Любопытно, что переход из одного пространства-времени в другое совершается каждый раз преодолением водной преграды: нужно переплыть море, что бы добраться до страны

Нибелунгов. Воды Дуная оказываются тем рубежом, за которым начинается иное время для путников, покинувших Вормс.

Таким образом, перемещение героев эпопеи из одного времени в иное приобретает новый смысл: это не просто путешествие- такие перемещения имеют мифологический характер,наподобие сказочных визитов героев мифа в иной мир. Поэтому и судьбы героев обусловлены не стечением обстоятельств,- они детерминированы тем, что герой, покидая родную почву попадает в мир не соответствующий его при-

роде. Тем самым его гибель оказывается неизбежной и вполне мотивированной.

Можно ли утверждать, что автор, живший около 1200 г., сознательно построил "Песнь о Нибелунгах" на контрасте разных пространственно-временных пластов? Или же подобную структуру "примысливают" люди XX века?

Фр. Нойман констатировал противоречия, несообразности в поведении основных персонажей эпопеи. Они как бы двоятся. Перед нами - два разных Зигфрида: примитивный герой и придворный рыцарь; две Кримхильды - куртуазная сестра короля и кровожадная мстительница, упорно добивающаяся возвращения клада - источника власти. Хаген также имеет два облика: ворский верный феодальный вассал и персонаж героических песней варварской поры, каким он оказывается в гунских пределах. Нойман на основании этой констатации пришел к выводу, что герои "Песни о Нибелунгах; под рыцарскими одеяниями и внешним лоском сохраняют более примитивную внешность. Что касается Брюнхильды, то эта первобытная дева-богатырша, пришедшая в рыцарский мир из сказки о сватовстве, никак не может в него вжиться и выполнив свою роль в развертывании конфликта, попросту исчезает из песни.

В.И. Шредер делает шаг дальше и находит в ней "напряжение" между "современностью" и "древностью#, характеризующее, по его оценке, всю структуру песни. В полярности типов, принадлежащим разным пластам времени, коренится сам конфликт эпопеи. Действительно, в объединении и противостоянии разных срезов времени, видимо, заключается своеобразие понимания истории автором ХIII в.

Немецкий поэт начала ХIII в. в своей интерпретации истории не был ни вполне оригинален, ни самостоятелен. Он черпал из того фонда представлений о времени и его течении, который был более или менее общим достоянием людей той эпохи. Как известно, линейное течение времени не было в Средние века единственным, - наряду с ним в общественном сознании сохранялись и иные формы восприятия и переживания времени, связанные с идеей его возвращения, повторения.Да и в самом христианстве, в той мере, в какой оно оставалось мифологией, время воспроизводится: сакральное прошлое, искупительная жертва Христа возвращается с каждой литургией и годичным праздником. Средневековому сознанию присуща многоплановость отношения к времени, и эта многоплановость находит выражение в "Песни о Нибелунгах".

Но помимо древности существует современность. Оба пласта времени сопоставляются в немецком эпосе. Это со- и

противопоставление обнаруживает различия.В "Песни о Нибелунгах" различия между былым и нынешним осознаются глубже, чем в германской героической поэзии Раннего Средневековья. В ней обострено ощущение истории. Поэт ссылается не "давние сказания", - этим упоминанием и открывается песнь, перенося аудиторию в прежние времена. При сравнении с современной ей поэзией и рыцарским романом "Песнь о Нибелунгах должна была восприниматься как несколько архаичная и по своему языку и применяемой в ней "кюренбер-

говой строфе". Подобная архаизирующая стилизация способствовала созданию перспективы, в которой виделись события, воспеваемые эпопеей, В этой перспективе рассматривается и собственное время автора.

В песни немало фантастичного. Но,я бы сказал, в самом этом фантастичном в свою очередь имеются разные слои. Схватка сотен и сотен тысяч воинов в пиршественном зале Этцеля, или успешное отражение двумя героями, Хагеном и Фолькером, атаки полчища гуннов, или переправа войска бургундов в утлой ладье через Дунай неправдоподобны для современности "Песни о Нибелунгах", но кажутся возможными для героического времени. Однако в эпопее имеется фантастический элемент и другого рода. Таковы юношеские подвиги Зигфрида, сцена сватовства - борьбы с Брюнхильдой, расчлененная на два поединка - ристания ее с Зигфридом в Изенштейне и схватку Гунтера с невестой в его опочивальне; таковы и вещие сестры-русалки, предрекающие Хагену судьбу бургундов. К миру сверхъестественного близок и Хаген. Здесь имеется в виду уже не эпоха Великих переселений

и вообще не история. Мы оказываемся в мире сказки и мифа.

Чувство времени в "Песни о Нибелунгах" во многом определяется тем, как в ней преподнесена христианская религия, но этот давно дискутируемый вопрос заслуживал бы особого рассмотрения. Тем не менее не могу не указать на то, что в песни как саморазумеющиеся упоминаются месса, собор, священники, церковные шествия, погребения по христианскому обряду; герои клянутся именем Господа, взывают

к нему. В отличии от героического эпоса Раннего Средневековья "Песнь о Нибелунгах" обнаруживает сильную тенденцию к сентиментализации традиционного сюжета.Ее персонажи охотно сетуют на невзгоды, плачут, рыдают. Стенаниями и завершается эпопея. Героической сдержанности в изъявлении чувств, в особенности горя, нет и в помине, у фигурирующих в ней людей открылся "слезный дар". Но эта новая черта находится в противоречии с жестокостью и безжалостностью, которые они проявляют во многих ситуациях. Жажду мести полностью утоляемую всеми героями эпопеи трудно примирить с христианским учением о любви к ближнему, да автор и не пытается их координировать.

"Песнь о Нибелунгах демонстрирует нам, как миф, сказка, древнее предание, воплощавшие архаические тенденции сознания, оставаясь существенными аспектами мировидения человека ХIII в., переплетались с историческими представлениями, созданными христианством. Вместе они образовывали сложный и противоречивы сплав - "хронотоп", приспосабливавший древнюю эпическую традицию к новому миропониманию. Но подобная трансформация не исчерпывала содержания "пространственно-временного континуума" изучаемой эпохи.

www.referatmix.ru

Курсовая работа - Песнь о Нибелунгах

          МОСКОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙУНИВЕРСИТЕТ

                    им. М.В.ЛОМОНОСОВА

                 Факультет  журналистики

              ИСТОРИЯ ЗАРУБЕЖНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

                         РЕФЕРАТ

    «Пространственно-временной континиум»Песни о Нибелунгах"

             (конспект статьи С.Я. Гуревича)

                             студент: ГУЛЯЕВРоман Юрьевич

                             группа: 117

                               МОСКВА 1996 г.

     «Песнь о  Нибелунгах» стоит в конце длительнойтради-

ции легенд — песней о Сигурде  (Зигфриде)  , бургундских

королях,Гудрун  (Кримхильде),  Брюнхильд (Брюнхильде) и

Атли (Этцеле).То, что на рубеже ХII и ХIII вв. в империи

Штауфенов, в  период расцвета феодального строя и подъема

рыцарскойкультуры,  неизвестный австрийский  поэт вновь

обращается кпреданию, которое ведет свое начало от вре-

мен Великихпереселений народов и по-новому его перераба-

тывает, в  высшей степени показательно.  Этот факт свиде-

тельствуетоб  определенной  преемственности  в развитии

культурыгерманских народов, как доказательство того, что

старые темы иобразы героической поэзии еще  не  потеряли

своего обаяния.

     Стадиально «Песня  о Нибелунгах» представляет собой

более позднееявление, чем эддические песни, которые дош-

ли до нас врукописи второй половины ХIII в.  Еслиследо-

вать теорииА.Хойслера о «разбухании» песней в  обширный

эпос, тоэддические песни «предшествуют» немецкой эпопее:

сжатость,  спрессованность,  скупость в выражении  эмоций

(помимо  прямых речей героев) уступают месточрезвычайной

распространенности,местами даже растянутости повествова-

ния в «Песнио Нибелунгах».

     «Песнь о  Нибелунгах; кажется далеко ушедшей от той

интерпретациисказаний о Сигурде и бургундах, которая да-

на в»Старшей Эдде",  — если,  конечно, не придерживаться

иной точкизрения,  а именно,  что исландский и  немецкий

циклы не  представляли собой двух последовательных стадий

развитииэпоса,  не противостояли один другому вкачестве

разныхвариантов,  развивавшихся своимипутями.  Для того

чтобы яснеепонять связь «Песни о Нибелунгах» с  другими

произведениями наэтот сюжет,  равно как и степень разли-

чия между ними,  мне представляется существенным рассмот-

ретьинтерпретацию в ней времени.

     Начать с того,  что в эпосе герои не стареют. Напом-

ню, чтоБеовульф,  несмотря на то,  что он правил геатами

на протяжениипятидесяти  лет,  вступив на  престол  уже

взрослым и  свершив свои  великие подвиги,  тем не менее

оказываетсяспособным выдержать на склоне дней единоборс-

тво с драконом.

     Собственно, то же самое мы видим вэддических песнях

о героях. Каждаяпеснь, правда, воспевает обычно лишь од-

но событие,  либо серию их,  но в таком случае они  тесно

между собойсвязаны.

     Мы не знаем,  сколь длительное время протекло  между

отдельнымиэпизодами.  Для эпического сознания этоне су-

щественно.

     Как интерпретируется  возраст героя в «Песни о Нибе-

лунгах»? Вначальных авентюрах песни Кримхильда  -  юная

девушка. Но  и в последних авентюрах по-прежнему прекрас-

ная женщина,  хотя миновало около сорока лет.  Не убывает

за все эти годымогущество Хагена, он и будучи убелен се-

динами остаетсявсе тем же непобедимым богатырем. О коро-

леГизельхере,  который  впервые появился в эпопее почти

ребенком, какбыло сказано — «дитя», так до конца и гово-

риться; пав в боювполне взрослым мужчиной, Гизельхер ос-

тался«дитятей».  Эпический поэтне  слишком  внимательно

следит завозрастом своих персонажей.  Так,  младший брат

Хагена Данквартговорит перед  началом  решающей схватки

между бургундамии гуннами:«Когда скончался Зигфрид, мне

было мало лет,//И не обязан я держать за смерть его  от-

вет» (строфа1924).  Но эти слова противоречат всему,что

известно изпервых авентюр эпопеи, где Данкварт фигуриру-

ет как  «могучий витязь»  и полноценныйучастник поездки

Гунтера кБрюнхильде.  Зигфрид появляется впесни  облике

юного нидерландскогопринца. Но за плечами у него уже се-

рия богатырскихподвигов: победа над сказочными обладате-

лями клада — Нибелунгами, одоление дракона, в крови кото-

рого ономылся,  приобретя тем самымнеуязвимость.  Когда

свершал он  все эти деяния,  неизвестно.  Первые подвиги

Зигфрида в рамках«Песни о Нибелунгах» занимают год  или

два. После  его женитьбы  на  Кримхильде проходит десять

лет, прежде чемЗигфрид погибает таким  же  прекрасным и

юным, какимвпервые появился в Вормсе.

     Итак, всего песнь охватывает времяпримерно в  трид-

цать восемь лет.Из них двадцать шесть Кримхильда вынаши-

вает мысль омести за мужа.

     На самом деле время,  которое имеетотношение к по-

вествованию, ещеболее протяженно.  Уже  упомянуто время

сказочныхподвигов  Зигфрида,  о которых рассказывает Ха-

ген, но которыене описаны в самой эпопее. К этому нужно

прибавить,что  какое-то  время до  появления Зигфрида в

Вормсе наш геройимел некие отношения с Брюнхильдой -  на

это имеютсянамеки, хотя автор «Песни о Нибелунгах» их не

расшифровывает,видимо,  потому,  что подобный сказочный

сюжет не могорганически включиться в рыцарский эпос. Ау-

дитория ХIII в.,вне сомнения, эти намеки понимала.

     Таким образом,  герои «Песни о Нибелунгах» проходят

сквозь весьмазначительный пласт времени. Но они не меня-

ются: юныеостаются юными,  зрелые, как Хаген,Этцель или

Дитрих, так иостаются зрелыми,  а Хильдебранд — пожилым.

Непроисходит  внутреннего  развития героев С теми свойс-

твами, с какимиони в эпопею вошли, они из нее и выйдут.

     Но возвратимся  к «хронотопу» «Песни о Нибелунгах».

Эпическое течениевремени неспешно.  Обычная единица  его

исчисления — годы,  самое меньшее — недели.Приготовление

в дорогу, шитьенарядов, снаряжение войска, передвижение,

пребывание  в гостях — все значительные промежутки време-

ни.  Сбор в поход против саксов длится двенадцатьнедель,

шитье  платьев для короля Гюнтера и сопровождающих его в

сватовстве друзей- семь недель,  три  с половиной  года

после  смерти Зигфрида Кримхильда беспрерывно егооплаки-

вает,  праздник в Вене — свадьба Этцеля — длится  семнад-

цать суток и т.д.Измерение эпического времени расплывча-

то.

     Ускорение хода  времени наблюдается лишь в заключи-

тельной частиэпопеи,  где примерно за сутки страшноепо-

боищеприводит  к всеобщей гибели егоучастников.  В осо-

бенностипоследние сцены (умерщвление Гунтера и  Хагена)

даны крайнесуммарно,  почти скороговоркой, инаходятся в

разительномконтрасте  с  чрезвычайно  детализированными

описаниями менеезначительных эпизодов. Столь резкую сме-

ну темпа можнопонять так:  долгое время, годы,десятиле-

тияготовилась  катастрофа,  наконец час пробил,  и одним

ударом решаетсясудьба Нибелунгов!

     Но сцене убийства Гунтера и Хагенапредшествует эпи-

зод,который,  мне кажется,  проливает свет на  трактовку

времени эпическимпоэтом.  Это сцена в последней авентюре

— «О том,как Дитрих бился с Гунтером и Хагеном». Дитрих

Бернский,потрясенный гибелью всех своих дружинников, об-

ращается к Хагенуи Гунтеру с требованием дать ему  удов-

летворение, аименно — сдаться ему в качестве заложников.

Они отвечаютотказом,  и тогда между Дитрихом  и Хагеном

происходитпоединок.  Бернец одолел Хагена,  связал его и

отвел кКримхильде,  взяв с нее  обещание не  умерщвлять

его.Спрашивается: чем все это время был занят Гунтер? Он

как бы забыт. Новот эпизод стычки между Дитрихом и Хаге-

номзавершен,  Дитрих  передал пленного Кримхильде,  и мы

читаем: «Межтем державный Гунтер взывал у входа в зал://

»Кудаже  бернский богатырь,  обидчик мой пропал?" После

этого происходитсхватка между  Гунтером  и Дитрихом  и

пленениевормского короля.  Современномупереводчику вве-

дение слов«меж тем» необходимо для того, чтобы  возвра-

титься водвор,  где Гунтер стоит без дела,  ожидая своей

очереди сразитьсяс Дитрихом.Но для средневекового  поэта

столь же  естественно не замечать подобной несуразности:

на время схваткимежду Дитрихом и  Хагеном  Гунтер прос-

то-напростобыл  выключен  из действия,  и  теперь автор

вполненепринужденно возвращается к  нему,  лишь наделив

Гунтера вопросомо запропастившемся противнике.

     В любом художественном произведенииневозможно изоб-

разить все  протекающее время,  и авторы всегда вычленяют

эпизоды, особоими оцениваемые и пристально изображаемые.

Но в  современной литературе  этот неизображаемыймассив

всегда ощущается,подразумевается; покидая на время своих

героев автор неубирает их в ящик,  где они, неподвижно и

никак неизменяясь,  ожидают нового выхода насцену,- они

продолжаютжить,  стареть.  В эпопее же не существует ре-

ально тоговремени,  которое не стало предметомописания,

— оновыключается, останавливается.

     Чем занята Кримхильда все те годы,  которые протекли

междуубийством  Зигфрида  и выходом ее замуж за Этцеля?

Она вдовеланепрерывно горюя. Что делала она после выхода

замуж за  Этцеля и вплоть до приезда Гунтера со всемиос-

тальнымибургундами к ним в гости?  Она жаждала местиим.

Иными словами,она не жила не изменялась, — она пребывала

в одномопределенном состоянии.

     Нет представления о непрерывно текущемпотоке време-

ни, онодискретно,  прерывисто.  Время эпоса — время шах-

матных часов.

     Эпическому поэту ничего не стоитсвести  вместе  лю-

дей,  которые на самом деле жили в разное время. Дитрих

Бернский живетпри дворе Этцеля.  Но Аттила, прототипЭт-

целя умер в 453г.,  тогда как Теодорих, прототип Дитриха

родился около 471г.  и правил Италией с 493 по  526 г.К

тому же,  в противоположнность Дитртху «Песнио  Нибелун-

гах»,исторический Теодорих не был изгнанником,- он заво-

евал Италию.

     Все исторические персонажи, по тем илииным причинам

включающиесяв  эпос,- современники,  все они пребывают в

особомвремени,  и это эпическое время непересекается  с

хронологиейхронотопа.

     Проблема времени в «Песни оНибелунгах» не исчерпае-

ма. Внимательноерассмотрение этого произведения приводит

к заключению, чтоинтерпретация времени принадлежит к са-

мой сути  того, что можно было бы назвать концепцией всей

немецкой эпопеи.Герои ее, равно и место их действия, тес-

нейшимобразом  соотнесены с некоторыми пластамивремени.

Самоеглавное,  то, что пласты эти — разные.Здесь мы пе-

реходим к  признаку, отличающему «Песнь о Нибелунгах» от

иных произведенийэпического жанра. Ведь в песнях о геро-

ях дан толькоодин пласт времени. Это абсолютное прошлое.

Все, о чем поетсяв героических песнях,  было  «некогда»,

«оченьдавно». Иначе обстоит дело в " Песни о Нибелунгах".

     Зигфрид, Брюнхильда  принадлежат времени  древнему.

Хаген- персонаж,укорененный в эпохе Великих переселений,

так же как иДитрих,- они ведь и  встречались  когда- то

прежде.Гунтерс  братьями  принадлежат к новому времени.

Перед нами-  три слоя  времени:  вневременная сказочная

древность,героическая эпоха переселений, современность.

     В различных сферах пространства«Песни о Нибелунгах»

развертывается ипротекает собственное время.  Страна Ни-

белунгов-местность,  пребывающая в сказочном  «первобыт-

ном»времени. Здесь возможны подвиги богатырей, добывание

клада, волшебногожезла,  поединок героя Зигфрида с Брюн-

хильдой.

     Страна прошлого, но уже  не сказочно-эпического,-

страна Этцеля,  гуннская держава.  Вормс в эпопеи как бы

двоится. Онзанимает одну и ту же точку  в  пространстве,

но онирасположены и в эпохе около 1200 г.  и вэпохе Ве-

ликихпереселений.

     Наличие разных   пространственно-временных   единств

приводит к тому,  что герои, перемещаясь в пространстве,

переходят изодного времени в другое.  Зигфрид,сказочный

победительдракона,  прибывает в Вормс- изседой  старины

он приходит вкуртуазную современность.  Напротив,  когда

Гюнтер едет изВормса в Изенштейн за невестой, он переме-

щается изсовременности в древность.

     Любопытно, что переход из одногопространства-време-

ни в  другое совершается  каждый разпреодолением водной

преграды: нужнопереплыть море, что бы добраться до страны

Нибелунгов. ВодыДуная оказываются тем рубежом,  за кото-

рым начинаетсяиное время для путников, покинувших Вормс.

     Таким образом,  перемещение героев эпопеи из одного

времени в иноеприобретает новый смысл: это не просто пу-

тешествие-такие  перемещения имеют мифологическийхарак-

тер, наподобиесказочных визитов героев мифа в иной  мир.

Поэтому и  судьбы героев обусловлены не стечениемобстоя-

тельств,- онидетерминированы  тем,  что герой,  покидая

родную почву  попадает в мир не соответствующий его при-

роде. Тем самымего гибель оказывается неизбежной и впол-

немотивированной.

     Можно ли утверждать,  что автор, живший около  1200

г., сознательнопостроил «Песнь о Нибелунгах» на контрас-

те разныхпространственно-временных пластов?  Илиже  по-

добную структуру«примысливают» люди XX века?

     Фр. Нойман констатировал противоречия,несообразнос-

ти в поведенииосновных персонажей  эпопеи.  Они как  бы

двоятся.  Перед нами — два разных Зигфрида: примитивный

герой ипридворный рыцарь;  две Кримхильды  - куртуазная

сестра короля икровожадная мстительница, упорно добиваю-

щаяся возвращенияклада — источника власти.  Хаген  также

имеет два облика:ворский верный феодальный вассал и пер-

сонаж героическихпесней варварской поры, каким он оказы-

вается в гунскихпределах. Нойман на основании этой конс-

татации пришел квыводу,  что герои «Песни о  Нибелунгах;

под рыцарскимиодеяниями и внешним лоском сохраняют более

примитивнуювнешность.  Что касается Брюнхильды,  то  эта

первобытнаядева-богатырша,  пришедшая в рыцарскиймир из

сказки осватовстве,  никак не может в неговжиться и вы-

полнив свою рольв развертывании конфликта,  попросту ис-

чезает из песни.

     В.И. Шредер делает шаг дальше и находит вней  „нап-

ряжение“ между»современностью" и «древностью#, характе-

ризующее, по егооценке, всю структуру песни. В полярнос-

ти типов,принадлежащим разным пластам времени, коренится

сам конфликтэпопеи.  Действительно, в объединении ипро-

тивостоянии  разных срезов времени,  видимо, заключается

своеобразиепонимания истории автором ХIII в.

     Немецкий поэт  начала ХIII в.  в своей интерпретации

истории не был нивполне оригинален, ни самостоятелен. Он

черпал  из того фонда представлений о времени и еготече-

нии,  который был более или менее общимдостоянием  людей

той эпохи. Какизвестно, линейное течение времени не было

в Средние векаединственным,  — наряду с ним вобществен-

ном  сознании сохранялись и иные формы восприятияи пере-

живаниявремени,  связанные с идеей еговозвращения, пов-

торения.Да  и в самом христианстве,  в той мере, в какой

оно оставалосьмифологией,  время  воспроизводится:  сак-

ральное прошлое,искупительная жертва Христа возвращается

с каждойлитургией и годичным праздником.  Средневековому

сознанию  присуща многоплановость отношения квремени,  и

этамногоплановость находит выражение в „Песни о Нибелун-

гах“.

     Но помимо древности  существует  современность.  Оба

пласта временисопоставляются в немецком эпосе. Это со- и

противопоставлениеобнаруживает различия.В „Песни о Нибе-

лунгах“  различия между былым и нынешним осознаютсяглуб-

же, чем вгерманской героической поэзии Раннего Средневе-

ковья.  В ней обострено ощущение истории.  Поэт ссылается

не „давниесказания“,  — этим упоминанием  и открывается

песнь,  перенося аудиторию в прежние времена. Присравне-

нии с современнойей поэзией и рыцарским романом „Песнь о

Нибелунгах должнабыла восприниматься как несколько арха-

ичная и по своемуязыку и  применяемой в ней“кюренбер-

говойстрофе». Подобная архаизирующая стилизация способс-

твовала созданиюперспективы, в которой виделись события,

воспеваемыеэпопеей, В этой перспективе рассматривается и

собственное времяавтора.

     В песни немало фантастичного.  Но, я бы сказал, в са-

мом этомфантастичном в свою очередь имеются разные слои.

Схватка  сотен и сотен тысяч воинов в пиршественном зале

Этцеля,  или успешное отражение двумя героями,  Хагеном и

Фолькером,  атаки полчища  гуннов,  или переправа войска

бургундов в утлойладье через Дунай  неправдоподобны  для

современности«Песни о Нибелунгах», но кажутся возможными

для героическоговремени. Однако в эпопее имеется фантас-

тический элементи другого рода. Таковы юношеские подвиги

Зигфрида,  сцена сватовства — борьбы с Брюнхильдой,расч-

лененная  на два  поединка  - ристания ее с Зигфридом в

Изенштейне исхватку Гунтера с невестой в его опочиваль-

не;  таковы и вещие сестры-русалки, предрекающие Хагену

судьбу бургундов.К миру сверхъестественного близок и Ха-

ген. Здесьимеется в виду уже не эпоха Великих переселений

и вообще неистория. Мы оказываемся в мире сказки и мифа.

     Чувство времени в «Песни оНибелунгах» во многом оп-

ределяется тем,как в ней преподнесена христианская рели-

гия,  но этот  давно  дискутируемый вопрос заслуживал бы

особогорассмотрения.  Тем не менее не могу неуказать на

то,  что  впесни как саморазумеющиеся упоминаются месса,

собор,священники, церковные шествия, погребения по хрис-

тианскому обряду;герои клянутся именем Господа, взывают

к нему. В отличииот героического эпоса Раннего Средневе-

ковья «Песньо Нибелунгах» обнаруживает сильную тенденцию

к  сентиментализации  традиционного сюжета.Ее  персонажи

охотно сетуют наневзгоды,  плачут,  рыдают. Стенаниями и

завершаетсяэпопея. Героической сдержанности в изъявлении

чувств,  в особенности горя, нет и в помине, уфигурирую-

щих в ней людейоткрылся «слезный дар». Но эта новая чер-

та  находится в  противоречии с жестокостью ибезжалост-

ностью,  которые они проявляют во многих ситуациях.Жажду

мести  полностью утоляемую  всеми  героями эпопеи трудно

примирить схристианским учением о любви к ближнему,  да

автор и непытается их координировать.

     «Песнь о  Нибелунгах демонстрирует  нам,  как миф,

сказка, древнеепредание, воплощавшие архаические тенден-

ции сознания,оставаясь существенными аспектами мировиде-

ния  человека ХIII  в.,  переплетались с  историческими

представлениями,созданными христианством. Вместе они об-

разовывалисложный и противоречивы  сплав  - »хронотоп",

приспосабливавшийдревнюю эпическую традицию к новому ми-

ропониманию. Ноподобная трансформация не исчерпывала со-

держания  «пространственно-временногоконтинуума» изучае-

мой эпохи.

www.ronl.ru

"Песнь о Нибелунгах": краткое содержание и характеристика героев / Другие авторы

Поэма «Песнь о Нибелунгах» (около 1200 г.) дошла до нас в десяти полных рукописях. Три из них написаны на пергаменте и принадлежали к XIII в., семь других - к XIV в., XV и XVI вв. Автор ее - придворный шпильман, рыцарь или мужчина, который жил кругу рыцарей, - изобразил трагическое прошлое, воспроизвел современную ему эпоху, характеризующуюся кровавыми распрями феодалов и безграничными страданиями людей. Главным мотивом стал мотив столкновения добра и зла.

«Песнь о Нибелунгах» - монументальное произведение, включающее в себя 39 «авентюре» (песен, частей) и состоящее из 10 тыс. стихов, написанных «нибелунговой строфой» (строфы по четыре стиха с парной рифмовкой, каждый стих разделен на два полустишья, из которых в первом четыре ударных, во втором - три, что было признаком влияния куртуазной литературы). 

Происхождение слова «Нибелунги» окончательно не выяснено, его связывают со словом Nebel - «туман». Нибелунгами в первой части эпопеи были сказочные существа, которые охраняли сокровища, и богатырь Зигфрид, а во второй - бургунди, которых называли нибелунгами.

Главная тема поэмы – изображение феодальных споров и семейно-бытовых мотивов, а идея - осуждение жестокости феодальных споров, поступков, которые несли горе народным массам.

"Песнь о Нибелунгах": краткое содержание

Сюжет произведения прост. При дворе бургундского короля появился богатырь Зигфрид Нидерландский, прославившийся своими подвигами еще в юношестве. Он одолел нибелунгов, завладел их большим богатством. Зигфрид забрал во время битвы у карлика Альбериха шапку-невидимку, убил страшного дракона и искупался в его крови. С тех пор он стал непобедимым.

Королевич посетил многие земли, проверил свою богатырскую силу. Его красота и сила вызывали всеобщее восхищение. До Зигфрида дошли слухи о необычайной красоте сестры бургундского короля Кримхильды, поэтому он решил приехать в Вормс просить ее руки. Родители не очень-то хотели отпускать сына, поскольку им была известна сила и гордость бургундки.

Взяв с собой двенадцать отважных рыцарей, Зигфрид отправился в путь. Целый год он провел при дворе короля, весело развлекаясь. Юная красавица находилась под защитой своих братьев Гунтера, Гернота и Гизельхера. Герой не имел возможности видеть ее, а она тайно любовалась им из окна.

Когда король саксов Лиутгер вместе с королем Лиутгастом объявил войну бургундцам, Зигфрид пришел на помощь Гунтеру. С тысячей лучших бургундских воинов и своими спутниками он отправился в поход. После победы вернулся в Вормс, захватив с собой пленных. В честь победителей Гунтер устроил праздник, на котором присутствовала Кримхильда со своей матерью. Праздник продолжался двенадцать дней. Кримхильда каждый день выходила к гостям. Пламя любви охватило юношу и девушку. Когда все гости начали разъезжаться, Зигфрид тоже решил вернуться домой, но Гизельхер уговорил его остаться.

Король Гунтер пожелал заключить брак с исландской королевой-воином Брунгильдой. Помочь осуществить свое намерение он попросил Зигфрида, пообещав ему руку своей сестры. Однако эта помощь была связана с ложью: богатырский подвиг, осуществление которого было залогом успеха сватовства, совершил не Гунтер, а Зигфрид с помощью плаща-невидимки. Брунгильда не могла не отметить доблести Зигфрида, но ее заверили, что он только вассал Гунтера. Она грустила о мезальянсе, в который вступила сестра ее мужа, тем самым унизив ее сословную гордость.

Вняв просьбе Брунгильды, через семь лет Гунтер пригласил Зигфрида и Кримхильду к себе. Во время спора королев (чей муж лучший) открылась неправда. Выяснилось, что лучший Зигфрид, потому что это он снял с Брунгильды кольцо и пояс целомудрия во время брачной ночи. Возмущенная и оскорбленная королева решила отомстить Зигфриду. Вассал Гунтера Хаген осуществил месть во время охоты. Он предательски убил Зигфрида, а его золотой клад, когда-то отвоеванный у сказочных нибелунгов, достался королю Бургундии. Хаген спрятал его в водах Рейна.

Прошло 13 лет постоянного унижения Кримхильды. Гуннский правитель Этцель стал вдовцом и искал себе жену. До него дошли слухи о вдове Кримхильде. Он отправил послов в Вормс. После долгого сопротивления вдова согласилась на второй брак: она хотела отомстить за смерть любимого.

Через 13 лет Кримхильда получила разрешение от Этцеля пригласить братьев и Хагена к себе в гости. Бургундцы приняли приглашение гуннского правителя, хотя знали, что это опасно. После их приезда на земле гуннов возник спор, который превратился в настоящую резню, в которой погибло много людей. Подговоренные Кримхильдой гунны напали на гостей. По ее приказу был подожжен замок вместе с людьми. В страшных мучениях погибли сотни людей. Разъяренная Кримхильда, не узнав тайну сокровищ, приказала убить Гунтера, а потом своими руками убила Хагена. Старый Хильдебранд, единственный дружинник короля Дитриха Бернского, наказал и Кримхильду за ее кровожадность. В живых остались Этцель и Дитрих. Так погибли нибелунги.

"Песнь о Нибелунгах": характеристика героев

В песне воплощены идеалы феодального общества: вассальная преданность сюзерену и рыцарское служение даме, а также идеал правителя, который заботился о благосостоянии подчиненных.

Кримхильда - образец немецкой женщины Средневековья. Она руководствовалась не только своей любовью, но и глубокими нравственными принципами. Отдав навсегда свое сердце любимому, она никогда не стремилась забрать его обратно. Кримхильда жаждала любви и готова была на самопожертвование. Женственность, мягкость, доброта сочетались в ней с суровой моралью. Известие о гибели Зигфрида сделало ее сердце холодным. Ради мести она принесла в жертву незапятнанную совесть, оставила город, второй раз вышла замуж не за молодого героя-рыцаря, а за грозного правителя гуннов.

Кримхильда не теряла гордости, когда ее унижали, в счастье была способна протянуть руку даже своему врагу. Героиня умела прощать и делала это так, что тот, кого она прощала, не испытывал никакого унижения. Вместе с тем мужество в ней преобладало над женственностью. Это произошло из-за того, что со стороны братьев она подвергалась грубости и насилию. Поэтому Кримхильда тоже не испытывала к ним ни любви, ни уважения, проявив жестокость по отношению к этим людям. В ней уже невозможно узнать прежнюю нежную женщину. Таким образом, ее поступок объясняется не фамильной местью, а страстной любовью. Она ощущала свою вину в том, что доверилась Хагену и рассказала о тайне своего мужа – открыла уязвимое место на его теле; что своими руками вышила на его одежде условный знак и попросила Хагена во время битвы прикрывать это место щитом.

Такое изображение женщины в немецкой литературе было нормой. В большинстве случаев женщины chanson de geste ("песен о деяниях") были свободны от сентиментальности, держали себя независимо, действовали решительно, почти не раздумывая. Красноречивым примером является образ Брунгильды. Она ценила мужа прежде всего как доблестного воина, сама любила вступать в поединок и наблюдать за ним. 

Гунтер - бургундский король. Сначала он показан мощным, великодушным и мудрым правителем, который заботился о своих родных и подданных. Со временем Гунтер очень изменился, превратился в отрицательного героя, злого короля. Он устранил своего бывшего товарища и союзника Зигфрида, не помешал убийству, принял сторону не сестры, а жены. Поддавшись на уговоры Хагена, Гунтер лишил Кримхильду сокровища нибелунгов. При этом он не ощущал никакой вины, так как в его сознании мораль короля и общечеловеческая мораль не совпадали.

Зигфрид - королевич, победитель нибелунгов. Ему присущи все черты идеального эпического героя: богатырская сила, благородство, мужество, честность, достоинство, скромность, преданность дружбе и любви. Он не историческая личность, а героизированный сказочный персонаж. В нем соединены черты героя мифов и сказок с чертами рыцаря. Как и гомеровский Ахилл, Зигфрид имел уязвимое место: искупавшись в крови дракона, он стал неуязвимым к стрелам, однако липовый лист, который упал с дерева и прикрыл часть тела между лопатками, оставил незащищенным это место на его теле. Именно туда и направил свое копье Хаген. 

Образ Дитриха Бернского появлялся эпизодически, однако видно, что поэт относился к нему с уважением. Только он смог победить в единоборстве сильнейших в мире воинов - Гунтера и Гашена. Дитрих - главная фигура национального немецкого эпоса и воплощение народного идеала. Он играл у немцев такую же роль, как Сид у испанцев, Марко Кралевич у сербов, Илья Муромец у русских. Это фигура историческая - Теодорих Великий (475-526), самый известный из немецких конунгов, победитель Одоакра, завоеватель Италии. Прозвище «Бернский» объясняется победой, которую одержал Теодорих в 489 году у города Верона.

Хаген - верный вассал Гунтера. Он сильный, храбрый, кровожадный, коварный и хитрый. На его счету два страшных преступления - убийство Зигфрида и маленького сына Кримхильды Ортлиба. Он убил Зиифрида не только потому, что был вассалом Брунгильды и выполнял ее желание (хотя прямо об этом она его и не просила), а потому, что хотел устранить его как идеал, который постоянно напоминал бургундцам об их собственном несовершенстве. Хаген не ограничился только убийством Зигфрида, но также отобрал у Кримхильды сокровище Нибелунгов, сделав ее бедной и материально зависимой от своих братьев. Кроме того, он стремился навсегда искоренить в ней и других память о нем. Война для Хагена - стихия, он зачинщик междоусобиц. Это из-за него Гунтер вооружился во время визита к сестре, что и привело к трагедии.

В поэме сказочные мотивы переплелись с подробным описанием придворной жизни, где возник конфликт. Под внешним блеском усматриваются скрытые внутренние проблемы. Власть Гунтера, благополучие его двора поддерживалось благодаря таинственной силе богатыря Зигфрида, коварным действиям Брунгильды. Такое несоответствие привело к гибели королевского двора бургундцев. Погибли не только герои, но и народ и государство. Автор осудил жестокость феодальных споров, тех поступков, которые принесли горе народу.

Источник (в переводе): Давыденко Г.Й., Акуленко В.Л. История зарубежной литературы Средних веков и эпохи Возрождения. - К.: Центр учебной литературы, 2007

classlit.ru

Реферат - Песнь о Нибелунгах

Песнь о Нибелунгах

Автор: Фольклор

АВЕНТЮРА I.

Полны чудес сказанья давно минувших дней

Про громкие деянья былых богатырей.

Про их пиры, забавы, несчастия и горе

И распри их кровавые услышите вы вскоре.

Жила в земле бургундов1 девица юных лет.

Знатней ее и краше еще не видел свет.

Звалась она Кримхильдой и так была мила,

Что многих красота ее на гибель обрекла.

Любить ее всем сердцем охотно б каждый стал.

Кто раз ее увидел, тот лишь о ней мечтал.

Наделена высокой и чистою душой,

Примером быть она могла для женщины любой.

Взрастала под защитой трех королей она.

Бойцов смелей не знала бургундская страна.

То были Гунтер, Гернот, млад Гизельхер удалый.

Сестру от всех опасностей любовь их ограждала.

Всем взяли — и отвагой и щедростью они,

И род их достославный был знатен искони.

Владели эти братья Бургундией втроем,

И многих гуннов Этцеля2 сразил их меч потом.

На Рейне в Вормсе жили с дружиной короли,

И верность нерушимо вассалы их блюли:

Не изменили долгу герои даже там,

Где смерть им уготовила вражда двух знатных дам.

Была в крещенье Утой их мать наречена.

Отец их Данкрат умер, и перешла страна

По праву и закону под власть его сынов.

А смолоду он тоже был грозою для врагов.

Могущественны были три брата-короля.

Служили им оплотом, как вам поведал я,

Богатыри-вассалы, привыкшие к победам,

Отважные воители, которым страх неведом.

Владетель Тронье Хаген, и Ортвин Мецский с ним,

И Фолькер из Альцая, что слыл бойцом лихим,

И Данкварт, храбрый витязь, брат Хагена меньшой,

И два маркграфа — Эккеварт и Гере удалой.

Начальником над кухней был в Вормсе Румольт смелый.

Следили он, и Синдольт, и Хунольт, чтоб имела

Дружина все, что нужно для честного житья.

А сколько добрых воинов не называю я!

За чашника был Синдольт, воитель, полный сил.

Постельничим был Хунольт, конюшим Данкварт был,

И стольник Ортвин Мецский, его племянник славный,

С ним честь владык Бургундии оберегал исправно.

О том дворе блестящем, о тех богатырях,

О подвигах великих и доблестных делах,

При жизни совершенных отважными бойцами,

Я мог бы вам без устали рассказывать часами.

И вот Кримхильде знатной однажды сон приснился,

Как будто вольный сокол у ней в дому прижился,

Но был двумя орлами заклеван перед нею.

Смотреть на это было ей всех смертных мук страшнее.

Про сон свой вещий Уте поведала девица,

И мать ей объяснила, какой в нем смысл таится:

«Тот сокол — славный витязь. Пусть Бог хранит его,

Чтоб у тебя не отняли супруга твоего».

«Нет, матушка, не надо о муже толковать.

Хочу, любви не зная, я век провековать.

Уж лучше одинокой до самой смерти жить,

Чем, потеряв любимого, потом о нем тужить».

«Не зарекайся, дочка,- так Ута ей в ответ.-

Без милого супруга на свете счастья нет.

Познать любовь, Кримхильда, придет и твой черед,

Коль витязя пригожего Господь тебе пошлет».

Сказала королевна: «Нет, госпожа моя,

Любви конец плачевный не раз видала я.

Коль платится страданьем за счастье человек,

Ни с кем себя венчанием я не свяжу вовек».

И вот, любви чуждаясь, прекрасна и юна,

Покоем наслаждаясь, жила она одна

И сердце не дарила ни одному бойцу,

Покуда витязь доблестный с ней не пошел к венцу.

То был тот самый сокол, что снился ей во сне.

И страшно отомстила она потом родне,

Кем у нее был отнят супруг и господин:

Погибли многие за то, что принял смерть один.

1 «Песнь о Нибелунгах», как и другие немецкие эпичеческие поэмы, сохраняет многие черты героических народных сказаний, восходящих к эпохе переселения народов. В IV-V вв. германское племя бургундов осело на левом берегу Рейна, где основало королевство с центром в Вормсе. Разгромленные гуннами в 437 г., бургунды переселились на юг нынешней Франции.

2 Исторически этот образ восходит к Аттиле (ум. 453 г.), вождю гуннского племенного союза, подчинившего себе обширную территорию от Кавказа на востоке до Рейна на западе, от Дании на севере до правого берега Дуная на юге Резиденция Аттилы, правившего гуннской державой в 434-453 гг. (до 445 г. вместе с братом и соправителем Бледой, затем убитым им), находилась на территории современной Венгрии.

АВЕНТЮРА II.

О ЗИГФРИДЕ

В ту пору в Нидерландах сын королевский жил.

От Зигмунда Зиглиндой рожден на свет он был.

И рос, оплот и гордость родителей своих,

На нижнем Рейне в Ксантене, столице крепкой их.

Носил он имя Зигфрид и, к славе сердцем рьян,

Перевидал немало чужих краев и стран,

Отвагою и мощью везде дивя людей.

Ах, сколько он в Бургундии нашел богатырей!

Еще юнцом безусым был королевич смелый,

А уж везде и всюду хвала ему гремела.

Был так высок он духом и так пригож лицом,

Что не одной красавице пришлось вздыхать о нем.

Отменно воспитали родители его,

Хоть был природой щедро он взыскан без того.

Поэтому по праву воитель молодой

Считался украшением страны своей родной.

Когда ж герою время жить при дворе пришло,

Его там каждый встретил сердечно и тепло.

Он стал желанным гостем в кругу прекрасных дам,

Он им пришелся по сердцу и это видел сам.

Отныне с пышной свитой он начал выезжать.

Богато одевали его отец и мать.

Он у мужей, искусных в совете и в бою,

Учился быть правителем и честь блюсти свою.

Стал скоро в состоянье носить доспехи он,

Затем что был с рожденья бесстрашен и силен.

На женщин все упорней он пылкий взор стремил.

Его вниманье льстило им: любой был Зигфрид мил.

Узрев, что сыну время сан рыцарский носить,

Велел вассалов Зигмунд на пир к себе просить

И в сопредельных землях дал знать через гонцов,

Что дарит платьем и конем своих и пришлецов.

На празднество созвали всех юношей, чей род

По возмужанье право стать рыцарем дает,

И препоясал Зигмунд в день торжества того

Мечом и королевича, и сверстников его.1

Про праздник тот рассказы дивят людей поныне.

Гостеприимный Зигмунд был щедр на благостыню.

Радушней, чем Зиглинда, не знал хозяйки мир.

Недаром столько витязей к ним съехалось на пир.

Всем однолеткам сына — четыремстам бойцам

Король одежду роздал: над ней немало дам

В честь Зигфрида трудились все дни до торжества.

Они каменья в золото оправили сперва,

А после их нашили на бархат дорогой —

Ведь смелым и пристало носить наряд такой.

Был в день солнцеворота тот пышный праздник дан,

Где принял Зигфрид рыцаря достоинство и сан.

Пошли оруженосцы и рыцари в собор.

Служили, как ведется со стародавних пор,

Юнцам мужи и старцы на этих торжествах.

Все ожидали празднества с веселием в сердцах.

Пока во славу Божью обедня в храме шла,

Толпа простого люда на площади росла.

Народ валил стеною: не всякому опять

Чин посвященья в рыцари удастся увидать.

Потом воитель каждый был оделен конем.

Большой турнир устроил король перед дворцом.

Дрожмя дрожали стены от грохота копыт —

Всегда потеха ратная отважных веселит.

Сшибались молодые и старые бойцы.

Обламывались копий каленые концы,

Со свистом отлетая с ристалища к дворцу.

Усердно бились витязи, как удальцам к лицу.

Но поднял Зигмунд руку, и развели бойцов.

Ах, сколько там валялось изрубленных щитов

И сколько с их застежек попадало камней!

Они траву усеяли, как жар, сверкая в ней.

Потом за стол уселся с гостями властелин.

Для них не пожалел он отборных яств и вин.

В одно мгновенье ока прошла усталость их.

Король на славу чествовал приезжих и своих.

Весь день, до поздней ночи, гуляли храбрецы.

В искусстве состязались бродячие певцы,

А гости награждали их от своих щедрот.

Тот пир прославил Зигмунда и весь его народ.

Король позволил сыну, как делал встарь и сам,

В лен города и земли пожаловать друзьям,

И сверстников отважных так оделил герой,

Что был своей поездкою доволен гость любой.

Семь дней тянулся праздник, не молкли шум и смех,

И золотом Зиглинда одаривала всех,

Чтоб сын ее пригожий стал людям мил и люб:

Не будет тот им по сердцу, кто на даянье скуп.

Стал самый бедный шпильман2 за эти дни богат.

Был каждый приглашенный так щедр и тороват,

Как будто жить осталось ему лишь до утра.

Пышней и расточительней не видел мир двора.

Когда ж простились гости с радушным королем,

Знатнейшие вассалы речь завели о том,

Что Зигфриду пора бы воссесть на отчий трон.

Но даже слышать не хотел об этой чести он.

Пока живут на свете его отец и мать,

Он, сын их, на корону не станет притязать;

Но если враг посмеет грозить родной стране,

Заменит он родителя охотно на войне.

1 Обряд препоясания мечом — ранняя немецкая форма посвящения в рыцари. Посвящение в рыцари путем удара мечом по плечу посвящаемого — французский обычай, привившийся в Германии лишь в эпоху позднего средневековья.

2 Шпильман — в средневековой Германии народный поэт, певец и потешник. Некоторые из шпильманов обосновывались при феодальных дворах и становились служилыми людьми, выполнявшими подчас важные поручения феодала (как, например, Вербель и Свеммель в «Песни о нибелунгах»).

АВЕНТЮРА III.

О ТОМ, КАК ЗИГФРИД ПРИЕХАЛ В ВОРМС

Так жил воитель смелый, не ведая забот,

Покуда не услышал в свой час и свой черед

О девушке бургундской, что так была мила.

Она и счастье Зигфриду и горе принесла.

Ходил по многим странам слух о ее красе,

За добрый нрав и разум ее хвалили все,

И так везде пленяла мужчин молва о ней,

Что не было у Гунтера отбою от гостей.

Но между тех, кто б с нею охотно в брак вступил,

Никто Кримхильде не был настолько люб и мил,

Чтоб в сердце королевны мог воцариться он:

Еще не знала девушка того, кто ей сужден.

Меж тем стал думать Зигфрид: кого в супруги взять?

Кто б жениху такому решился отказать?

Кто из знатнейших женщин не жаждал брака с ним?

Недаром он Кримхильдою был так потом любим.

Он о любви все чаще мечтал день ото дня,

И стали все упорней дружина и родня

Твердить, чтоб в жены выбрал он ровню по рожденью.

И Зигфрид так ответствовал на эти наставленья:

«С бургундской королевной хочу я в брак вступить —

Ничья краса не может Кримхильдину затмить.

Славнейший император, мечтай он о жене,

Ее бы счел невестою, достойною вполне».

Весь двор пришел в волненье, узнав ответ его,

И Зигмунд огорчился за сына своего.

Старик-король боялся, что кончится бедой

Любовь его наследника к бургундке молодой.

Когда ж поведал Зигмунд Зиглинде обо всем,

Она загоревала об отпрыске своем:

Ей страх большой внушали бургунды искони.

И сына отговаривать взялись вдвоем они.

Но молвил пылкий Зигфрид: «Мой дорогой отец,

Уж лучше не пойду я вовеки под венец,

Коль не могу жениться на той, кого люблю,

И в этом, как ни гневайтесь, я вам не уступлю».

«Ну, раз ты так настойчив,- король в ответ ему,-

Не стану я перечить желанью твоему

И облегчу чем в силах тебе твои труды.

Но помни: люди Гунтера спесивы и горды.

А смелый Хаген стоит всех прочих, взятых вместе.

Ревниво он печется о королевской чести.

Гляди, мой сын, чтоб ссоры у вас не вышло с ним,

Коль мы к такой красавице посвататься решим».

Лишь усмехнулся Зигфрид: «Отец, да что мне в том?

Коль я свою невесту не получу добром,

Ее я силой вырву у братьев-королей,

А земли их и подданных возьму в придачу к ней».

Король ему, нахмурясь: «Опасные слова!

А вдруг на Рейн к бургундам их донесет молва?

Тогда тебе не видеть вовеки их страны:

Я знаю, Гунтер с Гернотом отважны и сильны.

К тому ж,- добавил Зигмунд,- я помню, сын мой милый,

Что брать себе невесту не подобает силой.

Но коль охрану хочешь ты взять с собой туда,

Тебе надежных спутников сыщу я без труда».

Ответил королевич: «Иду я не в поход,

И мне с дружиной ехать к бургундам не расчет.

Снискать любовь Кримхильды едва ль сумею я,

Коль силою оружия ей навяжусь в мужья.

Нет, я ее добуду лишь доблестью своей.

Я еду сам-двенадцать к бургундам в Вормс за ней.

А вас прошу пристойно одеть моих бойцов».

Тут Зигмунд их пожаловал мехами двух цветов.

Заплакала Зиглинда, узнав про сватовство,-

Так боязно ей стало за сына своего.

А вдруг уже не будет ему пути назад?

Вдруг жизни люди Гунтера ее дитя лишат?

Но он пошел в покои, где горевала мать,

И начал королеву любовно утешать:

«Вам, матушка, о сыне лить слезы ни к чему.

В бою с любым противником легко я верх возьму.

Вы лучше тех, кто едет со мною в край чужой,

Снабдите на дорогу одеждою такой,

В какой предстать бургундам мы без стыда могли бы,

И вам скажу за это я великое спасибо».

Она в ответ: «Коль скоро стоишь ты на своем,

Тебе не откажу я, дитя мое, ни в чем

И дам такое платье всем спутникам твоим,

Чтоб рыцари знатнейшие завидовали им».

Ей отдал королевич признательный поклон.

«Со мной людей немного,- учтиво молвил он,-

Нас будет лишь двенадцать. Сбирайте ж сына в путь.

Мне на Кримхильду гордую не терпится взглянуть».

Созвала дам Зиглинда, а те, чтоб ей помочь,

Прилежно за работой сидели день и ночь.

И Зигфриду успели одежду к сроку сшить.

Не внял он просьбам подданных поездку отложить.

Чтоб с честью сын покинул родной страны предел,

Отец доспехом ратным снабдить его велел.

Он ни кольчуг блестящих, ни шлемов, ни щитов

Не пожалел для Зигфрида и для его бойцов.

Но вот приспело время к бургундам путь держать.

Весь двор, стеня, собрался героя провожать.

Кто знал, вернется ль Зигфрид домой, к родне своей?

Кладь уложили путники на вьючных лошадей,

А сами ловко сели на скакунов лихих.

Отделкой золотою сверкала сбруя их.

Собой гордиться было к лицу таким бойцам.

Сын попросил родителей: «Дозвольте ехать нам».

Те дозволенье дали, хотя их страх терзал,

А Зигфрид на прощанье им ласково сказал:

«Напрасно не тревожьтесь, не плачьте обо мне.

За жизнь мою вы можете спокойны быть вполне».

Душили слезы женщин, тоска гнела мужчин.

Унынью предавались они не без причин:

Подсказывало сердце в тот миг, наверно, им,

Что многим плакать предстоит по ближним и родным.

Застал в пути героев рассвет седьмого дня.

Бойцы скакали к Вормсу, оружием звеня.

Они тропой вдоль Рейна неслись во весь опор,

И золотом поблескивал их воинский убор.

Все в прочных звонких шлемах, при каждом новый щит,

Они являли взору великолепный вид.

Мир не знавал им равных — столь дорогой наряд

Носил любой, кто Зигфридом в Бургундию был взят.

До самых шпор свисало мечей их острие.

Большого веса было у каждого копье,

У Зигфрида же — ровно в две пяди толщиной.

Легко броню распарывал конец его стальной.

У них и кони были красавцы хоть куда —

Поперсие из шелка, злаченая узда.

Народ глазеть сбегался на витязей чужих.

Потом и люди Гунтера встречать явились их.

Вот рыцари к приезжим спешат со всех сторон

И, как велит обычай, им отдают поклон.

Щиты оруженосцы снимают с рук гостей

И под уздцы заботливо берут их лошадей.

Коней усталых в стойла они уже ведут,

Но Зигфрид, витязь смелый, бургундов просит тут:

«Нет, нет, пусть наши кони останутся при нас.

Мы снова в путь намерены пуститься сей же час.

Вы ж нам не откажите в услуге превеликой:

Хочу я знать, где Гунтер, Бургундии владыка.

Кому известно это, тому молчать не след».

И так промолвил Зигфриду один бургунд в ответ:

«Коль впрямь король вам нужен, как вы сейчас сказали,

Его увидеть можно вон в том просторном зале.

В кругу своей дружины он восседает там,

Внимая многоопытным и доблестным мужам».

Меж тем шепнули вормсцы владыке своему,

Что чужеземец знатный пожаловал к нему

Со свитой в пышном платье, в сверкающей броне,

А как их звать — не ведает никто во всей стране.

Осведомился Гунтер у всех, кто был кругом,

Откуда эти люди в уборе дорогом —

При каждом меч блестящий, широкий новый щит,

И был он раздосадован, что двор в ответ молчит.

Но встал тут Ортвин Мецский и королю сказал

(То был могучий воин и преданный вассал):

«Пускай мой дядя Хаген придет и бросит взгляд

На незнакомых витязей, что у ворот стоят.

Уж он-то их узнает, ручаюсь в этом я.

Недаром он объездил все страны и края».

За Хагеном поспешно король послал гонцов,

И витязь прибыл во дворец с толпой своих бойцов.

Спросил с поклоном Хаген, что королю угодно.

«Явился в Вормс со свитой воитель благородный,

А кто он — неизвестно. Взгляд на пришельцев бросьте.

Быть может, вы нам скажете, откуда наши гости».

«Извольте»,- молвил витязь, открыл окно во двор

И в удальцов приезжих вперил свой острый взор.

Их платьем и оружьем был Хаген восхищен.

Но понял, что в Бургундии не мог их видеть он,

И молвил: «Эти люди, откуда б ни пришли,

Иль королей посланцы, иль сами короли.

У них на славу кони, да и наряд хорош.

В них сразу знатных рыцарей по виду узнаешь.

Я вам,- добавил Хаген,- вполне могу ручаться,

Хоть и не проходилось мне с Зигфридом встречаться,

Что это он со свитой стоит перед дворцом.

Себя он сразу выдает и статью и лицом.

О нем уже немало дошло до нас вестей.

Сразил он нибелунгов, двух братьев-королей:

Из них был Шильбунг старшим и Нибелунг меньшим

Тот бой затмил все подвиги, содеянные им.

Слыхал я, что без свиты, с конем своим сам-друг,

Однажды ехал Зигфрид и гору видит вдруг,

А под горой толпятся какие-то бойцы.

Тогда еще не ведал он, кто эти храбрецы.

То были нибелунги, которые когда-то

Там, на горе, в пещере, зарыли клад богатый,

А ныне порешили достать и разделить.

Могло такое зрелище любого удивить.

Подъехал витязь ближе к толпе бойцов чужих,

И, путника приметив, вскричал один из них:

»Вон, Зигфрид Нидерландский, прославленный герой!.."

Да, навидался удалец чудес под той горой!

Тут Шильбунг с Нибелунгом встречать его пошли.

Вняв общему совету, просили короли,

Чтоб клад отважный витязь делить им пособил,

И были столь настойчивы, что Зигфрид уступил.

Там камней драгоценных была такая груда,

Что их на ста подводах не увезли б оттуда,

А золота, пожалуй, и более того.

Таков был клад, и витязю пришлось делить его.

Меч нибелунгов взял он в награду за труды,

Но помощью своею довел лишь до беды:

Остались недовольны два брата дележом

И с Зигфридом рассорились, виня его во всем.

Хотя и охраняли особу королей

Двенадцать великанов, лихих богатырей,-

Что толку? Поднял Зигфрид свой Бальмунг, добрый меч,

И великаньи головы в траву упали с плеч.

Семь сотен нибелунгов он истребил в бою,

А те, кто помоложе, страшась за жизнь свою,

Его молили слезно, чтоб соизволил впредь

Он их землей и замками, как государь, владеть.

Затем воздал воитель двум братьям-королям,

Хоть, жизни их лишая, чуть не погиб и сам:

С ним бой затеял Альбрих, мстя за своих господ,

Но карлик поражение изведал в свой черед.

Не смог и он тягаться с противником таким.

На гору победитель взлетел, как лев, за ним,

Плащ-невидимку отнял, и в плен был Альбрих взят.

Вот так во власти Зигфрида и оказался клад.

Расправившись со всеми, кто с ним вступил в сраженье,

Распорядился витязь, чтоб клад на сохраненье

В пещеру потайную был вновь перенесен,

И Альбриха к сокровищу приставил стражем он.

А тот ему поклялся его слугою стать, Сказал владелец Тронье и продолжал опять:

— Таков отважный Зигфрид, храбрейший из мужей.

Досель еще не видел мир бойца, его сильней.

Могу я и другое порассказать о нем.

Он страшного дракона убил своим мечом,

В крови его омылся и весь ороговел.

С тех пор чем ни рази его, он остается цел.

Быть должен принят с честью воитель молодой,

Чтоб нам за нерадушье он не воздал враждой.

Нехудо будет лаской того к себе привлечь,

Кто совершает чудеса, пуская в ход свой меч".

Сказал могучий Гунтер: «Наш смелый Хаген прав.

Все в госте обличает неукротимый нрав.

Он в бой, судя по виду, готов вступить всегда.

Ему навстречу надлежит мне выйти, господа».

«И это,- молвил Хаген,- для чести не урон.

Ведь он не первый встречный, а королем рожден.

К тому ж бойца такого к нам из чужой земли

Дела не пустяковые, наверно, привели».

В ответ король бургундский: «Нам этот гость приятен:

Ведь мы теперь узнали, что он и смел и знатен.

Найдет он здесь почетный и ласковый прием».

И Гунтер вышел к Зигфриду со всем своим двором.

Бургундами учтиво был встречен знатный гость.

Знавать людей радушней ему не довелось,

И Гунтеру он отдал поклон от всей души

За то, что с ним хозяева так были хороши.

Спросил король немедля: «Узнать хотел бы я,

Как и зачем попали вы в здешние края.

Что нужно, смелый Зигфрид, на Рейне в Вормсе вам?»

И гость сказал хозяину: «Ответ охотно дам.

Слыхал в стране отцовской я от людей не раз,

Что состоит немало лихих бойцов при вас.

Любой король гордился б вассалами такими.

И силами померяться мне захотелось с ними.

Рассказывают также, что храбры вы и сами,

Что равного в бесстрашье вам нет меж королями.

По сопредельным странам гремит о вас молва,

И жажду убедиться я, насколь она права.

Как вы, я — тоже витязь, и ждет меня корона,

Но доказать мне надо, что я достоин трона

И что владеть по праву своей страной могу.

Я ставлю честь и голову в залог, что вам не лгу.

Коль впрямь бойца отважней, чем вы, не видел свет,

Я спрашивать не стану, согласны вы иль нет,

А с вами бой затею и, если верх возьму,

Все ваши земли с замками у вас поотниму».

Немало удивились король и двор его,

Когда они узнали от гостя своего,

Что он все достоянье отнять у них решил.

Дружину возмущенную безмолвный гнев душил.

«Ну нет,- ответил Гунтер, Бургундии властитель,-

Тем, чем владел так долго и с честью наш родитель,

Вовеки чужеземцу не дам я завладеть

Иль права зваться рыцарем лишен я буду впредь».

Упрямо молвил Зигфрид: «Я на своем стою,

И коль меня оружьем не сломишь ты в бою,

Я на престол твой сяду, как сядешь ты на мой,

Коль скоро в силах справиться окажешься со мной.

Земель твоих бургундских мое наследье стоит.

Так пусть число владений и подданных удвоит

Тот, кто убьет другого и разрешит наш спор».

Тут смелый Хаген с Гернотом вступили в разговор.

Воскликнул Гернот: «Что вы! Зачем нам враждовать?

Не станем у другого мы землю отбивать —

И без того обширна бургундская страна.

По праву нам, как отчина, принадлежит она».

Своим ответом Гернот друзей разгневал так,

Что бросил Ортвин Мецский, прославленный смельчак:

«Мне миролюбье ваше не по душе пришлось.

Ведь вызовом без повода нас всех обидел гость.

Пусть даже с целым войском он к нам сюда придет,

А вас и ваших братьев покинет наш народ,

С ним в одиночку биться я буду до конца

И от привычки хвастаться отважу гордеца».

Воитель нидерландский от гнева покраснел:

«Тебе со мной тягаться не след, хоть ты и смел.»

Я — государь могучий, а ты — вассал простой.

Не справиться и дюжине таких, как ты, со мной".

Меч вынул Ортвин Мецский движением одним —

Ему недаром Хаген был дядею родным.

Но сам боец из Тронье молчал, чем всех дивил.

По счастью, Гернот Ортвина в тот миг остановил.

Воскликнул он: «Вам, Ортвин, сдержаться надлежит —

Ведь Зигфрид нам пока что не причинил обид.

Для нас почетней будет поладить с ним добром.

Тогда мы не противника, а друга в нем найдем».

Могучий Хаген молвил: «Как каждый ваш вассал,

Задет я нашим гостем: он ясно показал,

Что с умыслом недобрым приехал к нам сюда,

Хоть зла ему не сделали вы, наши господа».

Ответил смелый Зигфрид: «Коль не по нраву вам

То, что сказал я, Хаген, здесь вашим господам,

Придется вам увидеть, как под руку свою

Возьму я всю Бургундию, а их сломлю в бою».

«Не допущу я ссоры»,- вмешался Гернот тут

И приказал вассалам, пусть все себя ведут

Так, чтоб надменной речью гостей не раздражать.

Притих и Зигфрид, устрашась Кримхильду потерять.

Промолвил Гернот: «Биться вам с нами не расчет.

Ведь в том, что бесполезно цвет наших стран падет,

Нам будет чести мало, вам тоже проку нет».

И Зигфрид, отпрыск Зигмунда, сказал ему в ответ:

«Зачем так медлит Хаген и Ортвин поутих?

Что ж на меня не двинут они друзей своих?

Иль те боятся схватки и пыл их поостыл?»

Бургунды не ответили — им Гернот запретил.

Сын Уты молвил снова: «Прошу вас гостем быть.

Здесь вам и вашим людям все рады угодить.

А я с родней своею всегда служить готов».

И стал вином он потчевать могучих пришлецов.

Сказал державный Гунтер: «Попросите добром —

И никогда отказа не встретите ни в чем.

Все — жизнь и достоянье — мы отдадим за вас».

Гнев господина Зигфрида от этих слов угас.

Приезжим снять доспехи бургунды помогли

И лучшие покои в дворце им отвели.

Там Зигфрида и свиту с дороги отдых ждал.

С тех пор герой в Бургундии желанным гостем стал.

Тех почестей, какими его там осыпали,

И тысячную долю я опишу едва ли.

Он этим был обязан лишь доблестям своим:

Кто б Зигфриду ни встретился, все восхищались им.

Какой потехой ратной ни тешился бы двор,

Был в каждой Зигфрид первым, всему наперекор.

В метании ли копий, в бросании ль камней

Он был любых соперников ловчее и сильней.

Когда же развлекались бойцы по вечерам

Учтивою беседой в кругу прекрасных дам,

Те глаз не отводили от гостя своего —

Такою страстью искренней дышала речь его.

Он им во всех затеях всегда был рад помочь,

Но сам лишь о Кримхильде мечтал и день и ночь,

Да и она, хоть деву еще не видел он,

Тайком все чаще думала, как смел он и силен.

Чуть во дворе потеху затеет молодежь,

От окон королевну силком не оторвешь:

На рыцарские игры весь день глядит она,

И больше никакая ей забава не нужна.

Узнай об этом Зигфрид, как витязь был бы рад,

Что на него бросает Кримхильда теплый взгляд!

Ведь он всем сердцем жаждал так пылко и давно,

Чтоб было с милой свидеться ему разрешено.

Когда же прерывалась для отдыха игра

И гость в толпе героев стоял среди двора,

Отважный сын Зиглинды был так хорош собой,

Что чувства нежные будил он в женщине любой.

Нередко думал Зигфрид: «Когда ж предлог найду я

Воочию увидеть Кримхильду молодую?

Ее люблю я пылко и здесь давно гощу,

Но с ней еще не встретился и оттого грущу».

Когда ж объезд владений свершали короли,

Они с собою брали весь цвет своей земли

И — к горю королевны — сопровождал их гость.

Не раз ему по девушке потосковать пришлось.

Вот так,- и я порукой в том, что молва не лжет,-

В земле бургундов прожил воитель целый год,

Но все еще не видел той, кем он был пленен,

С кем счастье и страдание потом изведал он.

АВЕНТЮРА IV.

О ТОМ, КАК ОН БИЛСЯ С САКСАМИ

Однажды в Вормс примчались гонцы из стран чужих.

Два короля могучих на Рейн послали их,

Чтоб объявить трем братьям жестокую войну.

Повергла весть в смятение бургундскую страну.

Скажу я вам, что первым из этих королей

Был Людегер, правитель саксонских областей,

И Людегастом Датским звался из них второй.

Немало сильных воинов вели они с собой.

Услышав о приезде неведомых гонцов,

Бургундские вельможи спросили пришлецов:

«Что передать велели нам ваши короли?»

И к Гунтеру немедленно посланцев отвели.

Сказал король учтиво: «Прошу вас быть гостями.

Но я еще не знаю, кто вас прислал с вестями.

Нам это без утайки должны вы объявить».

Гонцы в ответ, хоть Гунтера боялись прогневить:

«Мы обо всем доложим вам, государь, честь честью.

От вас мы скрыть не вправе столь важные известья.

Узнайте же: послали сюда, в ваш край родной,

Нас Людегер и Людегаст, что вам грозят войной.

Немало вы чинили им всяческих обид,

И в них — то нам известно — гнев против вас кипит.

Хотят они нагрянуть на Рейн и Вормс занять.

Поверьте мне, огромная у них готова рать.

Недель через двенадцать они с ней выйдут в поле,

А вы пока сзывайте друзей, числом поболе,

Не то у вас все замки и земли отберут.

Немало будет сломано мечей и копий тут.

Но лучше было б миром уладить дело вам

И для переговоров послать гонца к врагам.

Тогда уж не ворвется к вам в землю войско их

И много славных рыцарей останется в живых».

Отважный Гунтер молвил: «Повременить прошу,

Пока я все не взвешу и твердо не решу.

Совет держать я должен с вассалами своими:

Хочу прискорбной новостью я поделиться с ними».

Король был опечален, вздыхал он тяжело.

Ему на сердце камнем известие легло.

За Гернотом немедля послать он приказал

И Хагена с вельможами созвал в приемный зал.

Когда они собрались, сказал им Гунтер так:

«Грозит границам нашим опасный, сильный враг.

Всем нам его вторженье сулит немало бед».

И Гернот, витязь доблестный, вскричал ему в ответ:

«От бед нам меч защита, отвага наш оплот.

Где суждено погибнуть, там смерть тебя найдет.

Не поступлюсь я честью, чтоб жизнь свою продлить.

Нас вражье нападение должно лишь веселить».

Боец из Тронье молвил: «Совет ваш нехорош.

На рать датчан и саксов без войска не пойдешь,

А мы ведь не успеем собрать свои отряды».

И он добавил: «Зигфриду сказать про все нам надо».

Король посланцев в Вормсе на отдых поместил

И задевать приезжих бургундам запретил.

Решил он, что разумней не раздражать врагов,

Не разузнав, кто из друзей встать за него готов.

Ходил невесел Гунтер, забыв покой и сон,

И растревожил гостя своим уныньем он.

Увидел нидерландец его тоску-кручину

И стал просить хозяина назвать ее причину.

Сказал отважный Зигфрид: «Давно меня дивит

Ваш непривычно мрачный и удрученный вид.

Что вас, король, лишило веселия былого?»

И молвил Гунтер доблестный ему такое слово:

«Не с каждым поделиться король печалью может.

Таить я в сердце должен то, что меня тревожит:

Ведь правду открывают лишь преданным друзьям».

В лице меняясь, знатный гость внимал его речам.

Он Гунтеру ответил: «Располагайте мной.

Я вам прийти на помощь готов в беде любой.

Коль верный друг вам нужен, я буду им для вас,

Покуда не придет конец и мне в свой срок и час».

«Пусть бог воздаст вам, Зигфрид, за эту речь сполна.

Нам дорога не помощь, хоть и нужна она,

А то, как поспешили ее вы предложить.

Сочтемся мы услугою, коль суждено мне жить.

Я вам скажу, какая стряслась со мной беда.

Мои враги прислали своих гонцов сюда,

Войну мне объявили и нас врасплох застали:

Ведь нашу землю недруги доселе не топтали».

«Тревогой не терзайтесь при мысли о войне,-

На это молвил Зигфрид,- а разрешите мне

Поднять за вас оружье, вам к выгоде и чести,

И пусть вассалы ваши в бой идут со мною вместе.

Поверьте, тридцать тысяч отборных храбрецов

Сломлю в жестокой сече я с тысячью бойцов,

И будет пораженье нанесено врагу».

Рек Гунтер: «Не останусь я перед тобой в долгу».

«Итак, мне соизвольте дать тысячу мужей —

Ведь здесь всего двенадцать со мной богатырей,

И недругов принудить сумею к бегству я.

Всегда вам будет преданно служить рука моя.

Пусть Хаген, Данкварт, Ортвин и Синдольт удалой,

Что вами так любимы, идут в поход со мной.

Мне также нужен Фолькер, бесстрашный человек —

Ведь знаменосца лучшего я не найду вовек.

Велите возвращаться на родину гонцам,

Затем что очень скоро мы сами будем там,

А я от нападенья ваш край обороню».

Тогда король велел сзывать дружину и родню.

Явились за ответом послы к нему опять

И с радостью узнали, что могут уезжать.

Великодушный Гунтер их щедро одарил

И отослал с охраною, чем сильно ободрил.

Он молвил на прощанье: «Такой я дам ответ:

Идти на нас войною врагам расчета нет;

Пускай не нарушают покой моей страны,

Иль плохо это кончится, коль мне друзья верны».

Богатые подарки он дал гостям потом —

Не дорожился Гунтер казною и добром.

Послы же, чтоб отказом его не гневать зря,

Все приняли и отбыли, судьбу благодаря.

Когда ж пределов датских они достигли снова

И Людегасту стало известно слово в слово,

Какой ответ на Рейне был дан его гонцам,

Отметить решил он в ярости бургундским гордецам.

Добавили посланцы: «Во вражеской земле

Есть храбрецов немало, и блещет в их числе

Приезжий витязь Зигфрид. Из Нидерландов он».

Король был этой новостью встревожен и смущен.

Она усугубила старания и тщанье,

С какими войско к бою готовили датчане,

И скоро двадцать тысяч отборных смельчаков

Повел отважный Людегаст походом на врагов.

И Людегер Саксонский стянул свои войска.

Набралось сорок тысяч иль больше сорока

Датчан и саксов в рати обоих королей.

В Бургундии тем временем король сзывал друзей.

Его родня, и братья, и Хаген удалой,

И все их люди были вступить готовы в бой.

Все знали: неизбежна кровавая война,

И многим славным витязям сулит конец она.

Как только снарядилась в поход опасный рать,

Ее из Вормса стали за Рейн переправлять.

Бесстрашный Фолькер знамя назначен был нести,

А Хагену доверили дружинников вести.

Поехал с войском Синдольт, и Хунольт не отстал —

Не зря так щедро Гунтер всегда их награждал.

В поход пошли и Данкварт, и Ортвин Мецский с ним

Прославиться в сражении легко бойцам таким.

Сказал могучий Зигфрид: «Король, останьтесь тут.

Коль скоро ваши люди в поход со мной идут,

Живите в Вормсе мирно и охраняйте дам.

Ни вас, ни ваших подданных в обиду я не дам.

Врагам, идущим к Рейну, чтоб Вормсом овладеть,

Я докажу, что лучше б им по домам сидеть,

И сам победоносно по землям их пройду.

Они вам вызов бросили себе же на беду».

От Рейна через Гессен, противнику навстречу,

Повел дружину Зигфрид, вступить готовый в сечу.

В пути он жег и грабил окрестную страну —

Пусть пожалеют недруги, что начали войну.

Когда ж достигло войско саксонских рубежей,-

Не подступал вовеки к ним супостат страшней! —

Неустрашимый Зигфрид соратников спросил:

«Кому с оруженосцами прикрыть поручим тыл?»

Ответили бургунды: «Известен Данкварт силой.

Пусть вместе с молодежью нас прикрывает с тыла.

А коль ему в придачу мы Ортвина дадим,

В любом бою останется отряд наш невредим».

Тогда промолвил Зигфрид: «Я сам в дозор поеду.

Коль над врагом желаем мы одержать победу,

Нам надо знать, откуда на нас он двинет рать».

И начал отпрыск Зигмунда доспехи надевать.

В дорогу снарядившись, он приказанье дал,

Чтоб войско взяли Хаген и Гернот под начал,

И во владенья саксов, один, погнал коня,

Немало шлемов изрубил он там в теченье дня.

И вот он видит в поле несметные войска.

Людей в них сорок тысяч иль больше сорока.

Неизмеримо меньше у Зигфрида бойцов,

Но храбреца лишь радует обилие врагов.

Вдруг витязю навстречу другой наездник мчит.

Он в панцире и шлеме, при нем копье и щит.

Врагом замечен Зигфрид, и враг замечен им,

И вот уже сближаются они один с другим.

А был,- скажу вам это,- тот всадник удалой,

Чей щит сверкал на солнце отделкой золотой,

Сам Людегаст: он тоже отправился в дозор.

Скакун под датским королем летел во весь опор.

Датчанин гневным взглядом окинул чужака.

Коням всадили шпоры наездники в бока.

Во вражий щит нацелясь, склонились копья их,

И Людегаст встревожился, хоть был могуч и лих.

С разбега сшиблись кони и на дыбы взвились,

Потом друг мимо друга, как ветер, пронеслись.

Бойцы их повернули и съехались опять,

Чтоб счастье в схватке яростной мечами попытать.

Врага ударил Зигфрид, и дрогнула земля.

Столбом взметнулись искры над шлемом короля,

Как будто кто-то рядом большой костер зажег.

Бойцы друг друга стоили: взять верх никто нс мог.

Все вновь и вновь датчанин разит врага сплеча.

Щиты звенят протяжно, встречая сталь меча.

Тут, Людегаста видя в опасности большой,

На помощь тридцать воинов спешат к нему толпой,

Но поздно: крепкий панцирь, сверкающий огнем,

Уже три раза Зигфрид успел рассечь на нем.

Весь меч у нидерландца от вражьей крови ал.

Беду почуял Людегаст и духом вовсе пал.

Он запросил пощады, сказал, кто он таков,

Поклялся, что вассалом стать Зигфриду готов.

Но в этот миг примчались и бой пришельцу дали

Те тридцать датских воинов, что схватку увидали.

Свою добычу Зигфрид не отдал им назад.

Воитель знал, что пленник и знатен и богат,

И за него сражался столь яростно и люто,

Что всем его защитникам пришлось куда как круто.

В живых один остался из тридцати датчан.

В залитом кровью шлеме он ускакал в свой стан,

Где горестную новость все угадали сразу —

Служили раны вестника заменою рассказу.

Когда узнало войско, что в плен попал король,

Вассалам датским сердце стеснили страх и боль,

А Людегер от гнева побагровел с лица —

Так он скорбел, что брат его в руках у пришлеца.

Так Людегаст отважный и угодил в полон,

И был в бургундский лагерь насильно увезен,

Где Зигфрид под охрану сдал Хагену его,

И эта весть в уныние не ввергла никого.

Поднять знамена Зигфрид бургундам дал приказ.

«Вперед! — воззвал он к войску.- Ждет нынче слава нас.

И если не погибну я от руки врагов,

Появится в Саксонии сегодня много вдов.

За мной, герои Рейна! Не отставать, друзья!

Вам прорублю дорогу сквозь вражье войско я

И покажу, как шлемы раскалывать мечом.

Мы с Людегера дерзкого навеки спесь собьем».

Тут Гернот и бургунды вскочили на коней,

И поднял Фолькер знамя над головой своей.

За шпильманом могучим все устремились в бой.

Блистательное зрелище отряд являл собой.

Хоть тысяча, не больше, бургундов шли в набег

Да с ними нидерландцев двенадцать человек,

От пыли, взбитой ими, померк вокруг простор.

Щиты их золоченые огнем слепили взор.

Тем временем и саксы выстраивались к бою.

Мечи их отличались отменной остротою.

С врагом рубиться насмерть была готова рать.

Кому же земли с замками охота отдавать?

Вот их вожди воззвали к воителям: «Вперед!»

Но тут на саксов Зигфрид ударил в свой черед

Со свитой, в Вормс прибывшей с ним из родных краев.

Немало обагрила кровь в тот день стальных клинков.

Разили Синдольт, Хунольт и Гернот наповал

Столь быстро, что датчанин иль сакс не успевал

Им доказать, как лихо умеет драться он.

Немало слез тот бой исторг из глаз прекрасных жен.

Бесстрашный Фолькер, Хаген и Ортвин бились так,

Что с каждым их ударом еще один шишак

Напитывался кровью и от нее тускнел.

Свершил и Данкварт доблестный немало славных дел.

Датчане тоже были в бою не новички.

В щиты вонзались с лязгом булатные клинки,

И ветер гул ударов над полем разносил.

Дрались, под стать союзникам, и саксы что есть сил.

Бургунды напирали на саксов и датчан,

Им нанося немало таких глубоких ран,

Что кровь, залив доспехи, стекала на седло.

Сражение у витязей за честь и славу шло.

А в самой гуще боя стоял немолчный стук —

То Зигфрид Нидерландский крушил щиты вокруг.

Делила с ним дружина нелегкий ратный труд:

Куда бы он ни ринулся, она уж тут как тут.

По ярким шлемам саксов текла ручьями кровь.

В ряды их королевич врубался вновь и вновь.

За ним никто из рейнцев не поспевал вдогон.

Клинком себе прокладывал путь к Людегеру он.

Три раза нидерландец сквозь вражью рать пробился.

Затем могучий Хаген с ним рядом появился,

И тут уж утолили они свой пыл сполна:

Урон немалый понесла саксонская страна.

Но Зигфрида приметил и Людегер лихой.

Узрев, как он вздымает в бою над головой

Клинок свой, добрый Бальмунг, и саксов им разит,

Король в душе почувствовал жестокий гнев и стыд.

Кругом кипела схватка, звенела сталь мечей.

Полки бросались в сечу все злей и горячей,

Но чуть сошелся Зигфрид с противником своим,

Как саксы прочь отхлынули — так страшно стало им.

Когда их властелину поведали о том,

Что Людегаст отважный захвачен был врагом,

Он долго мнил, что брата лишь Гернот мог пленить,

И только под конец узнал, кого ему винить.

Король с такою силой нанес удар врагу,

Что конь под нидерландцем шатнулся на бегу,

Однако не свалился, и через миг седок

Вновь яростно обрушиться на Людегера смог.

А Хаген, Данкварт, Фолькер и Гернот гнали прочь

Всех саксов, государю пытавшихся помочь.

Им славно Синдольт, Хунольт и Ортвин помогали.

Удары их без промаха бегущих настигали.

Меж тем сошлись вплотную два царственных бойца.

Хотя над ними копья свистели без конца

И дротики впивались в край их щитов стальных,

Лишь за своим противником следил любой из них.

Вот спешились герои и начали опять

Ударами лихими друг друга осыпать,

Не замечая даже, что бой вокруг идет

И в них, что ни мгновение, летит копье иль дрот.

У короля порвалась застежка под щитом.

Почуял королевич, что справится с врагом.

Уже немало саксов умолкнуло навек.

Ах, сколько ярких панцирей меч Данкварта рассек!

Вдруг Людегер, чей натиск вторично был отбит,

Увидел, что короной украшен вражий щит.

Король могучий понял, что за боец пред ним,

И крикнул громким голосом воителям своим:

«Мои вассалы, битву прервите сей же час.

Сын Зигмунда сегодня войной пошел на нас.

Здесь Зигфрид Нидерландский — его я узнаю.

Видать, сам черт привел меня столкнуться с ним в бою»,

Велел он, чтоб дружина знамена опустила.

Ему на мир врагами дано согласье было,

Коль с ними, как заложник, на Рейн поедет он.

Так Людегер был Зигфридом в покорность приведен.

Вожди посовещались и прекратили бой.

Сложили наземь саксы, нарушив ратный строй,

Кто щит, кто шлем разбитый, кто целиком доспех —

Следы мечи бургундские оставили на всех.

Отдав приказ носилки для тех соорудить,

Кто из-за ран тяжелых совсем не мог ходить,

Меж пленных стали Гернот и Хаген выбирать —

На Рейн пятьсот заложников им удалось угнать.

Датчане возвратились на родину бесславно.

Снедало их унынье, а саксов и подавно:

Не принесла им битва удачи и похвал,

Любой из них о родиче иль друге горевал.

Вновь к Вормсу шли бургунды, доспехи взяв на вью:

В сражении победу добыл им гость и друг,

И в том, что только Зигфрид рассеял их врагов,

Любой дружинник Гунтера поклясться был готов.

Гонцов проворных Гернот послал на Рейн вперед.

«Пускай друзья узнают, что кончился поход

И что за честь бургундов я постоять сумел,

Свершив с дружиной нашею немало славных дел».

Гонцы-оруженосцы, не мешкая в пути,

В столицу поспешили известье привезти.

Возликовали вормсцы, забыв свои печали,

И женщины расспрашивать гонцов не уставали

О подвигах бургундов, об их борьбе с врагом.

Был и к Кримхильде позван один гонец тайком:

Поговорить открыто она не смела с ним —

Ведь вместе с войском шел и тот, кто ею был любим.

Когда в покой к Кримхильде посланец был введен,

Такую речь услышал от королевны он:

«Скажи мне все, что знаешь, и коли весть — не ложь,

Ты здесь получишь золото и друга обретешь.

Ответь, как брат мой Гернот и все мои друзья,

И многих ли меж ними недосчитаюсь я,

И кто был в битве первым, поведай непритворно-).

»Меж нами трусов не было,- сказал гонец проворный,

Но тем, кто всех смелее давал отпор врагу,-

И верьте, королевна, ни словом я не лгу,-

Был Зигфрид Нидерландский, ваш благородный гость,

Чьи подвиги в сражении мне видеть довелось.

Хоть мощный Хаген, Данкварт и прочие бойцы

Себя на поле боя вели, как храбрецы,

Все их труды — забава, пустая трата сил

В сравнении с деяньями, что Зигфрид совершил.

С противником могучим они сражались честно,

Но то, что сделал Зигфрид, поистине чудесно.

Никто не знает счета убитым им врагам.

Поплакать он о родичах заставил многих дам.

Он друга сердца отнял из них не у одной.

Обрушивал на шлемы он свой клинок стальной

Так, что ручьем багряным хлестала кровь из ран.

Всем взял воитель доблестный: он смел и в сече рьян.

Чинил и Ортвин Мецский врагу немалый вред:

Кто был хоть раз в сраженье его мечом задет,

Тот ранен или тлеет в сырой земле теперь.

Но никогда еще никто не нес таких потерь,

Какие войско саксов,- признаюсь в этом смело,-

Сражаясь с вашим братом, от Гернота терпело.

Бургунды были в битве так грозны и ужасны,

Что больше вражьи происки их чести не опасны.

Врагов свергали наземь они с лихих коней.

Все поле оглашали удары их мечей.

Так безудержно рейнцы кипели пылом бранным,

Что лучше б бой не затевать ни саксам, ни датчанам

Когда пошла стеною на саксов наша рать,

Бойцы из Тронье тоже себя им дали знать.

Немало жизней Хаген пресек мечом своим.

Найдется что порассказать о нем его родным.

А Синдольт, Хунольт, Румольт, за Гернотом идя,

С противником рубились не хуже их вождя,

И Людегеру долго себя придется клясть

За то, что он осмелился на Гунтера напасть.

И все же высший подвиг, каким себя навек

В кровавой битве может прославить человек,

Был Зигфридом могучим бестрепетно свершен.

Толпу вельможных пленников ведет с собою он.

Отважный витязь силой принудил к сдаче их.

Им Людегаст захвачен, король датчан лихих,

И Людегер Саксонский, его державный брат.

Еще о многом, госпожа, я вам поведать рад.

Двух этих государей взял нидерландец сам.

И раньше доставалось немало пленных нам,

Но все ж намного меньше, чем он ведет с собой".

Рассказ гонца был по сердцу Кримхильде молодой.

«Пятьсот иль больше даже из них идут пешком,

А восемьдесят стража,- вы знать должны о тоВвиду их ран тяжелых сама должна нести.

Вот что такое Зигфриду стать поперек пути!

Спесивцы объявили Бургундии войну,

А ныне оказались у Гунтера в плену

И к радости всех вормсцев сегодня будут здесь».

Весельем преисполнила Кримхильду эта весть.

Алее свежей розы она зарделась вдруг

При мысли, что вернется ее сердечный друг,

Что юный витязь Зигфрид остался цел в бою.

Порадовалась девушка и за родню свою.

Красавица сказала: «Тебе за твой рассказ

Отсыплю десять марок1 я золотом сейчас

И подарю одежду, расшитую шелками».

Не худо весть приятную доставить знатной даме!

И золото и платье дала гонцу она.

Меж тем ее подружки столпились у окна

И вскоре увидали, как к городу идет

Отряд бургундских витязей, закончивший поход.

Несли того, кто ранен; шел тот, кто невредим.

Внимать приветным кликам не стыдно было им.

Верхом поехал Гунтер воителей встречать.

Он, горести свои забыв, повеселел опять.

К своим и к чужеземцам равно был ласков он,

Как это и пристало тому, кто сел на трон:

Питать король обязан признательность к вассалам,

За честь его сражавшимся с бесстрашьем небывалым.

Затем державный Гунтер порасспросил дружину,

Кто из бойцов бургундских нашел в бою кончину.

Убитых насчитали всего лишь шестьдесят.

Оплакали, как водится, тех, кто могилой взят.

На уцелевших тоже оставил метку враг:

Почти у всех изрублен был щит или шишак.

У стен дворца дружина сошла с лихих коней.

Вокруг толпа несметная хвалу гремела ей.

По Вормсу Гунтер войско расставил на постой,

Велев, чтоб принимали приезжих с теплотой,

А уж о тех, кто ранен, пеклись, как о родных.

Не обошел он милостью и пленников своих.

Он Людегасту молвил: «Я в Вормсе рад вас видеть.

Хотя меня жестоко дерзнули вы обидеть,

Теперь, когда вы пленник, я зла не помню вам.

Пусть Бог за дружбу верную воздаст моим друзьям».

Тут Людегер воскликнул: «Воздать им есть за что!

Заложников знатнее не брал еще никто.

Мы щедро вам отплатим казною и добром

За обращенье мягкое и ласковый прием».

Сказал король бургундский: «Свободу вам даю

В обмен на обещанье тайком страну мою

Не покидать, покуда не отпущу вас я».

Ему ответил Людегер: «Вот вам рука моя».

Распорядился Гунтер, чтоб всем был отдых дан.

В постели уложили тех, кто страдал от ран,

И принесли здоровым вино и крепкий мед,

Чтоб позабыли витязи, как труден был поход.

Убрали с глаз немало изрубленных щитов

И седел, побуревших от крови седоков,-

Пусть жены слез напрасных при виде их не льют.

Недешево воителям дался их ратный труд.

Хотя гостей и было у Гунтера полно,

Всех — и своих и пленных — он чествовал равно;

А об увечных пекся он так самозабвенно,

Что сердце всех заложников завоевал мгновенно.

На тех, кто ранен, Гунтер казны не пожалел.

Он лекарей искусных приставить к ним велел —

Пусть на ноги поднимут героев поскорей.

Осыпал и подарками король своих гостей.

Домой не соглашался их Гунтер отпустить

И всех просил в столице подольше погостить.

Собрав вельмож, он молвил: «Как наградить бойцов,

Столь доблестно Бургундию спасавших от врагов?»

Ответил брату Гернот: «Отпустим их отсель,

Но пусть они вернутся к нам через шесть недель,

И пиршество мы с вами в их честь устроим тут —

Тогда уж раны тяжкие у многих заживут».

Собрался в Нидерланды и Зигфрид уезжать,

И сколько ни пытался хозяин возражать.

Его склоняя в Вормсе пожить еще чуть-чуть,

Не будь сестры у Гунтера, гость тронулся бы в путь.

Служил он не за плату — богат он без того,

К тому же сам хозяин в долгу был у него

За подвиги, которых так много он свершил

В тот день, когда с бургундами их недругов крушил.

Нет, лишь Кримхильды ради остался в Вормсе гость,

И вскоре увидаться ему с ней довелось.

Красавицу назвал он, как и мечтал, женой

И отбыл с новобрачною к отцу, в свой край родной.

Устраивал нередко в те шесть недель до пира

Для молодежи Гунтер забавы и турниры

И приказал за Вормсом, у самых рейнских вод,

Разбить просторные шатры для тех, кого он ждет.

Когда всего неделя до празднества осталась,

Красавица Кримхильда у братьев допыталась,

Что пир державный Гунтер намерен дать друзьям,

И эта весть заставила всех благородных дам

Сесть за шитье нарядов, не медля ни минуты.

Тем временем узнала и королева Ута,

Что в Вормс на пир прибудут соседи и вассалы.

Она достать из кладовых одежду приказала.

Блюдя обычай древний и честь детей своих,

Богато королева одела челядь их,

А также дам придворных без счета и числа

И в дар приезжим витязям по платью припасла.

1 Марка — мера веса для благородных металлов.

АВЕНТЮРА V.

О ТОМ КАК ЗИГФРИД ВПЕРВЫЕ УВИДЕЛ КРИМХИЛЬДУ

Все больше в Вормс на Рейне съезжалось с каждым днем

Бойцов, на праздник званных бургундским королем,

И всех гостей хозяин радушно привечал:

Любой в подарок скакуна и платье получал.

Всем приглашенным Гунтер, готовясь к торжеству,

Отвел места по сану, рожденью, старшинству,

Хоть только государей сошлось за тридцать там.

Соперничали в пышности наряды знатных дам.

Млад Гизельхер и Гернот со свитою своей

Достойно принимали пришельцев и друзей.

Приветливое слово для всех у них нашлось.

С почетом и учтивостью был встречен каждый гость.

Повсюду так сверкали и восхищали взгляд

То щит с отделкой пышной, то дорогой наряд,

То золотою нитью расшитое седло,

Что и у тяжко раненных уныние прошло.

Те, кто из-за увечий с постели встать не мог,

Забыли, что осталось им жить короткий срок.

Никто не думал больше о хворых и недужных:

Одно лишь было на уме у горожан досужных —

Удастся ль этот праздник и что он им несет.

На пире королевском надеялся народ

Повеселиться вволю и всласть попить вина.

У всех бургундов радостью душа была полна.

В день троицын, с зарею, сошлись со всех концов

На берег Рейна толпы приезжих удальцов.

Собралось их пять тысяч иль более того

На шумное, нарядное, честное торжество.

Разумен был хозяин: давно заметил он,

Что нидерландский витязь в его сестру влюблен,

Хотя еще ни разу не видел Зигфрид той,

Что затмевала всех девиц своею красотой.

Неустрашимый Ортвин дал королю совет:

«Чтоб удался ваш праздник и было все как след,

Велите, пусть немедля пожалуют сюда

Красавицы, чьей прелестью Бургундия горда.

Отрады нет мужчине и скукой он томим,

Когда прекрасных женщин не видно рядом с ним.

Дозвольте и сестрице с гостями сесть за стол».

В восторг немало витязей такой совет привел.

Ответил славный Гунтер: «Я так и поступлю».

Признательны все были за это королю.

Он приказал, чтоб Ута и с ней сестра его,

Равно как все их женщины, пришли на торжество.

Подоставали дамы из скрынь и кладовых

Немало пышных платьев, уборов дорогих,

Запястья, серьги, кольца понадевали все —

Пусть витязи приезжие дивятся их красе.

А юноши — те тоже мечтали, осмелев,

Привлечь к себе вниманье бургундских знатных дев,

Которых не случалось им видеть до сих пор.

Трон отдал бы любой из них за нежный женский взор.

Сто родичей приставил король к сестре своей,

Чтоб стражею почетной они служили ей.

Вкруг юной королевны с мечами шли они,

Как у владык Бургундии ведется искони.

В то утро дочку Ута на пир сопровождала,

И следовало с нею придворных дам немало —

Сто или даже больше — в одежде дорогой.

Не меньше шло и девушек с Кримхильдой молодой.

Едва они успели с крыльца во двор сойти,

Как выстроились гости стеной вдоль их пути:

Любой воитель тешил себя надеждой сладкой,

Что сможет на красавицу взглянуть хотя б украдкой.

Как луч зари багряной из мрачных облаков,

Предстала королевна пред взором смельчаков,

И все свои печали забыл мгновенно тот,

Кто по прекрасной девушке томился целый год.

Каменьем драгоценным наряд ее сверкал,

А лик, как роза утром, был нежен, свеж и ал.

Когда б ей повстречался хулитель самый злобный,-

И тот изъяна б не нашел в красавице подобной.

Как меркнут звезды ночью в сиянии луны,-

Когда она на землю взирает с вышины,

Так дева затмевала толпу своих подруг.

Не диво, что у всех мужчин забилось сердце вдруг.

Шла пред Кримхильдой стража, ей расчищая путь,

А витязи теснились, чтоб только как-нибудь

Увидеть ту, чья прелесть слепила все глаза.

Взор Зигфрида туманили то счастье, то слеза.

Он сокрушенно думал: «Напрасные мечты!

Меня своей любовью не осчастливить ты,

А без тебя в могилу сведет меня тоска».

То в жар, то в дрожь от этих дум бросало смельчака.

У Зигмунда на диво пригожий сын возрос.

Казался он картиной, которую нанес

Художник на пергамент искусною рукой.

Мир не видал еще красы и статности такой.

Учтиво оттесняла толпу с дороги стража,

И гости расступались, не возмущаясь даже:

Такой восторг и радость в сердца бойцов лихих

Вселяла поступь чинная красавиц молодых.

Возвысил голос Гернот: «Мой господин и брат,

Здесь тот, кто всей душою вам услужить был рад,

И вы при всех за это должны воздать ему.

Вот мой совет, и слов своих назад я не возьму.

Пусть к Зигфриду Кримхильда с приветом обратится.

Подобная учтивость сторицей возместится.

Такую честь впервые сестра бойцу окажет,

И нас со славным витязем навеки дружба свяжет».

За нидерландцем Гунтер послал своих людей,

И был отыскан ими герой в толпе гостей.

«Ступайте к государю — перед лицом двора

Сегодня вас приветствием почтит его сестра».

Возрадовался Зигфрид, услышав эту весть.

Теперь он был не скорбью, а счастьем полон весь

При мысли, что Кримхильда с ним говорить должна.

Приветствовала дружески воителя она.

Предстал пред ней зардевшись прославленный смельчак,

А дочь почтенной Уты ему сказала так:

«Неустрашимый Зигфрид, примите мой привет».

И духом богатырь воспрял, надеждою согрет.

Он деве поклонился, и руку подала

Кримхильда нидерландцу и рядом с ним пошла,

На спутника украдкой бросая нежный взор.

Никто четы прекраснее не видел до сих пор.

Я утверждать не смею, считал иль нет герой,

Что руку пожимает она ему порой,

Но не могу поверить, что скрыть ей удалось

Любовь, которую в нее вселил отважный гость.

Ни ярким летним утром, ни в светлый день весенний

Не испытал воитель столь сладостных волнений,

Как в миг, когда бок о бок шел с тою наконец,

Кого с такой охотою повел бы под венец.

И каждый витязь думал: «Я был бы счастлив тоже

Пройтись с Кримхильдой рядом иль разделить с ней ложе».

Но в жизни не сумел бы никто среди гостей

Служить учтивей Зигфрида владычице своей.

Дружинники простые и гордые князья,

Все на чету смотрели, дыханье затая.

Поцеловать героя велел сестре король,

И тут еще счастливее стал гость, чем был дотоль.

Увидев это, молвил в сердцах король датчан:

«Привет Кримхильды куплен ценою многих ран

Нанес их Зигфрид в сече мне и бойцам моим.

Не приведи нас бог опять войну затеять с ним».

Вновь королевне стража очистила дорогу.

Направилась Кримхильда в собор молиться богу,

А с нею и вельможи, и много знатных дам,

Но разлучен был с девушкой герой при входе в храм.

Торжественно и чинно за нею свита шла,

И так была Кримхильда нарядна и мила,

Что всех мужчин при виде подобной красоты

Тревожили напрасные, но сладкие мечты.

Всю службу нетерпенье терзало удальца,

Хоть и благословлял он свой жребий без конца

За то, что благосклонность и нежность прочитал

Во взоре и пожатье той, о ком весь год мечтал.

В конце обедни первым покинул церковь он

И был, дождавшись девы, к ней снова подведен.

Вот тут героя стала Кримхильда в первый раз

Благодарить за то, что он бургундов в битве спас.

Красавица сказала: «Пусть по заслугам вам

Воздаст Господь за храбрость и преданность друзьям,

А мы вас будем, Зигфрид, всегда любить душевно».

И нидерландец с нежностью взглянул на королевну.

Он пламенно воскликнул: «Слугой везде и всюду

Я вплоть до самой смерти вам, госпожа, пребуду.

Что б вы ни приказали, свершить готов и рад

Я все для той, чьи милости мне слаще всех наград».

Двенадцать дней веселых шел в Вормсе пир горой,

И каждый день Кримхильду сопровождал герой,

Когда пора ей было на праздник выходить:

Во всем-то Гунтер Зигфриду старался угодить.

Шумя, смеясь, ликуя с зари и до зари,

Утехам предавались везде богатыри —

И за столом в покоях, и под шатром небес.

Немало Ортвин с Хагеном творили там чудес.

Какою бы забавой ни пожелали вдруг

Приезжие развлечься, чтоб скоротать досуг,

Верх эти два бургунда немедля брали в ней

К великой чести Гунтера и всей страны своей.

Участвовать в забавах хотелось даже тем,

Кто из-за ран недавно не мог ходить совсем.

Теперь же снова с ними тягались их друзья

В умении владеть щитом, в метании копья.

Приветливый хозяин был щедр на угощенье —

Ведь королю зазорно, когда за упущенья

Или за скупость гости корят его потом.

Всегда охотно сиживал он с ними за столом.

Сказал он на прощанье: «Я вам припас дары,

И взять их до отъезда вы будете добры.

Прошу, не отвергайте даянья моего.

Вам по заслугам, витязи, вручаю я его».

Ему в ответ датчане: «Спасибо вам за пир,

Но мы хотим, чтоб с нами вы заключили мир.

Без этого из Вормса нас отпускать грешно —

Довольно вами Дании потерь нанесено».

Хотя здоров и крепок был вновь король датчан,

Хоть Людегер Саксонский оправился от ран,

Их войско претерпело и впрямь большой урон.

Посовещаться с Зигфридом был Гунтер принужден.

Спросил он нидерландца: «Скажи, что делать нам?

Заложники уедут заутра по домам,

Но прежде мир желают со мною заключить.

Как быть мне? — вот чему меня прошу я научить.

Условья мира, Зигфрид, я от тебя не скрою.

Пятьсот коней, груженных казною золотою,

Дать в выкуп обещает мне побежденный враг».

Ответил витязь: «Поступать не подобает так.

Нет, отпустите пленных без выкупа домой,

А чтоб они не смели идти на вас войной,

Обоих государей заставьте слово дать

На вас и ваших подданных вовек не нападать».

«Согласен»,- молвил Гунтер и с Зигфридом вдвоем

Заложникам немедля пошел сказать о том,

Что золота не примет от пленников своих.

Пусть отправляются домой, где все заждались их.

Послушавшись совета, который Гернот дал,

Щиты с казною Гунтер велел доставить в зал,

И каждому на долю досталось от него

Пять сотен марок золотом иль более того.

Король гостей не раньше в дорогу отпустил,

Чем каждый из приезжих Кримхильду посетил,

Чтоб и она, и Ута могли проститься с ним.

Герои были польщены вниманием таким.

Вновь после их отъезда притих дворец пустынный.

Остался в нем лишь Гунтер с роднёю и дружиной.

Вершил дела правленья он днем, а ввечеру

Со свитой вместе навещал красавицу-сестру.

Отважный Зигфрид тоже решил покинуть двор,

Где так и не добился Кримхильды до сих пор.

Был опечален Гунтер, но возражать не смел.

По счастью, гостя удержать млад Гизельхер сумел.

Воскликнул он: «Куда вы и чем вам плохо тут,

Где двор и брат мой Гунтер так любят вас и чтут,

Где столько знатных женщин, чья прелесть тешит глаз?

Нет, Зигфрид благороднейший, не покидайте нас!»

Сказал могучий Зигфрид: «Таким речам я рад.

Пусть с нас щиты снимают, коней ведут назад.

На родину бы отбыл я до скончанья дня,

Но юный друг мой Гизельхер отговорил меня».

Вот так был Зигфрид в Вормсе остаться принужден,

Но на судьбу за это не обижался он:

В каких других владеньях, в каком другом краю

Он мог бы видеть каждый день любимую свою?

Гостил он у бургундов, пленен красой ее,

И проводил в забавах беспечное житье,

Хоть с каждым днем сильнее его томила страсть,

Из-за которой суждено ему и было пасть.

АВЕНТЮРА VI.

О ТОМ, КАК ГУНТЕР ПОЕХАЛ В ИСЛАНДИЮ ЗА БРЮНХИЛЬДОЙ

Молва распространяла в прирейнских странах весть

А в странах тех немало девиц пригожих есть,-

Что хочет славный Гунтер обзавестись женой.

Король и впрямь любовь питал к красавице одной.

Царила королева на острове морском,

Была она прекрасна и телом, и лицом,

Но женщины сильнее не видел мир досель.

Она могла, метнув копье, насквозь пробить им цель

И, бросив тяжкий камень, прыжком его догнать.

В трех состязаньях с нею был верх обязан взять

Любой, кто к королеве посвататься решался,

Но, проиграв хотя б одно, он головы лишался.

Вот так она сгубила немало удальцов.

Узнали и на Рейне о ней в конце концов,

И славный вормский витязь о деве возмечтал.

Союз их брачный роковым потом для многих стал.

Сказал правитель рейнский: «Я отправляюсь в путь

И счастья попытаю, а там уж будь что будь:

Иль за морем Брюнхильду добуду в жены я,

Иль скатится до времени с плеч голова моя».

Возвысил голос Зигфрид: «Вам уезжать не след.

Все знают, сколь жестокий Брюнхильдой дан обет.

Нет, голову не стоит терять из-за нее.

Оставить вам разумнее намеренье свое».

«Коль ехать,- молвил Хаген,- и вправду вам охота,

Просите, чтобы с вамп опасность и заботы

Неустрашимый Зигфрид по дружбе разделил.

Ведь он обычаи и нрав Брюнхильды изучил».1

Король воскликнул: «Зигфрид, надеюсь, ты не прочь

Отправиться со мною и в сватовстве помочь?

Коль за морем Брюнхильду добыть удастся нам,

Я за тебя — лишь пожелай — и жизнь и честь отдам».

Сын Зигмунда ответил: «Тебе помочь я рад

И от тебя за службу не попрошу наград,

Коль ты готов мне в жены отдать сестру свою.

Уже давно я к ней любовь в душе своей таю».

«Готов,- уверил Гунтер,- и в том тебе клянусь.

Коль я, добыв Брюнхильду, в Бургундию вернусь,

С Кримхильдой в брак ты вступишь, разделишь с нею ложе

И будешь жить да поживать с супругою пригожей».

Герои дали клятву, что слово соблюдут.

Их ждал в стране заморской безмерно тяжкий труд.

Немало пережили они опасных дней,

Пока с Брюнхильдой сладили и в Вормс вернулись с ней.

Чтоб быть всегда готовым к опасности любой,

Плащ-невидимку Зигфрид в дорогу взял с собой.

Добычу эту Зигфрид у Альбриха отбил,

Когда он вызван карликом на поединок был.

Едва свой плащ волшебный воитель надевал,

Тот разом мощь такую владельцу придавал,

Что Зигфрид силой равен был дюжине бойцов.

Без этого сгубила бы Брюнхильда удальцов.

К тому же, обладая сокровищем таким,

Герой, что б он ни делал, был для людей незрим.

Вот так в краю заморском и удалось ему

Добыть Брюнхильду хитростью, к несчастью своему.

«Скажи, бесстрашный Зигфрид, не следует ли мне,

Чтоб приняли с почетом меня в чужой стране,

Взять за море с собою внушительную рать?

Я тысяч тридцать воинов легко могу собрать».

Ответил нидерландец? «Сбери хоть тысяч сто —

Живым из рук Брюнхильды не ускользнет никто.

Грознее королевы еще не видел свет.

Нет, Гунтер, друг мой доблестный, я дам иной совет.

Как витязям пристало, всего лишь вчетвером

Мы спустимся по Рейну, и морем поплывем,

И явимся к Брюнхильде, а там уж будь что будь.

Сейчас я перечислю тех, кому сбираться в путь.

Из них ты будешь первым: вторым меня возьми ты;

Пусть третьим станет Хаген — он витязь знаменитый;

А коль примкнуть четвертым и Данкварт к нам готов,

В любом бою дадим отпор мы тысяче врагов».

«Скажи мне также, Зигфрид,- спросил король тогда,-

Покамест мы с тобою не отбыли туда,

В каком я должен платье предстать Брюнхильде милой,

Чтоб доброй славы Гунтера оно не посрамило».

«В нарядах наилучших, какие только есть.

Богатырям скупиться не позволяет честь.

Одет народ богато там, где Брюнхильда правит,

И нас за платье бедное молва потом ославит».

Сказал отважный Гунтер: «Коль так, пойду-ка я

Узнать, не пособит ли мне матушка моя.

Пускай для нас одежду нашить она велит,

Чтоб не краснеть нам за морем за наш убогий вид».

Владетель Тронье Хаген ему ответил смело:

«Нет, мать подобной просьбой обременять не дело,

Но вы сестре скажите, что помощь вам нужна,

И в путь с большой охотою нас соберет она».

Король дал знать Кримхильде, что к ней в покои скоро

Он с Зигфридом могучим придет для разговора.

Принарядилась дева, чтоб с честью встретить их.

Не в тягость был красавице приход гостей таких.

Оделась попышнее и свита, ей под стать.

Кримхильду не заставил король бургундский ждать.

Едва вошел он к деве со спутником своим,

Она, учтиво с места встав, пошла навстречу им.

Сказала королевна: «Привет примите мой!

Вам, милый брат, и гостю я рада всей душой.

Признайтесь, что за дело вас привело сюда.

Чем услужить мы, женщины, вам можем, господа?»

Державный Гунтер молвил: «Отвечу вам с охотой.

Обременен я ныне немалою заботой.

Со сватовством мы едем в заморские края,

И в платье подобающем, сестра, нуждаюсь я».

«Прошу покорно: сядьте и расскажите мне,

Чью вы любовь хотите снискать в чужой стра-

Такой вопрос Кримхильда учтиво задала

И за руки своих гостей с улыбкою взяла.

Пошли они все трое и сели на скамью,

А там парча лежала, и по ее тканью

Узоры золотые бежали тут и там.

Взыграли духом витязи в кругу столь знатных дам.

На королевну Зигфрид посматривал украдкой.

Взирать на нидерландца ей тоже было сладко:

Ведь он любил Кримхильду превыше всяких благ.

Недаром вскоре с витязем она вступила в брак.

Промолвил славный Гунтер: „Любезная сестра,

Мы за Брюнхильдой едем, нам отплывать пора,

Но мы отбыть не можем без помощи твоей:

Мне нужно платье для меня и для моих друзей“.

»Любезный брат мой Гунтер,- в ответ ему она,-

Во всем любую помощь, какая вам нужна,

Я окажу охотно и не прощу тому,

Кто в этом не последует примеру моему.

Меня, достойный витязь, упрашивать не надо.

Я вам, как господину, повиноваться рада.

Какой ни пожелали б вы мне отдать приказ,

Исполнен всепокорнейше он будет сей же час".

«Так вот, сестра, прошу я, чтоб ты своей рукой

Скроила нам побольше одежды дорогой,

И пусть твои девицы для нас сошьют ее.

Откладывать не хочется мне сватовство мое».

Красавица сказала ему в ответ на это:

«Шелк у меня найдется, нужны лишь самоцветы.

Пусть их в щиты насыплют2 и принесут скорей».

Ни словом Гунтер с Зигфридом не возразили ей.

Спросила королевна: «Кто с вами поплывет?

Знать это, брат мой милый, мне надо наперед».

Сестре ответил Гунтер: «Мы едем вчетвером:

Я, Зигфрид, Хаген с Данквартом, лихим богатырем.

Всем четверым придется,- запомни, королевна! —

Менять свою одежду три раза ежедневно,

И так мы будем делать подряд четыре дня,

Чтоб двор Брюнхильды в скупости не укорял меня».

Едва простились гости и удалились прочь,

Созвать велела свиту достойной Уты дочь

И отобрала тридцать отменных мастериц

Из множества сбежавшихся в покои к ней девиц.

Каменья понашили искусницы сперва

На шелк из Цацаманки3, зеленый, как трава,

И аравийский, белый, как первый снег зимой,

А ткань пришлось раскраивать красавице самой.

С умением и толком работа шла у них.

Покрыли этим шелком меха зверей морских.

На те меха глядели бургунды как на чудо.

Но про одежду я сказал еще не все покуда.

Кримхильде привозили не раз издалека

Ливийский и мароккский тончайшие шелка.

Нашлось их в Вормсе больше, чем при любом дворе,

И было ничего не жаль для Гунтера сестре.

Казался слишком дешев ей даже горностай.

Для тех, кто за невестой в заморский ехал край.

Для них был выбран бархат чернее, чем агат.

И в наши дни украсил бы бойца такой наряд!

Он златом аравийским и камнями сверкал.

Хоть труд искусниц юных был тяжек и немал,

За семь недель девицы закончили шитье.

Собрали и воители оружие свое.

Тем временем на Рейне корабль надежный им

Построили бургунды с усердием большим,

Чтоб смело вышел в море король на судне том.

Недаром знатным девушкам пришлось спешить с шитьем.

От королевны Гунтер узнал в свой срок и час,

Что в точности исполнен им отданный приказ:

Одежда понашита для всех бойцов его,

И больше он откладывать не должен сватовство.

За спутниками Гунтер отправил по гонцу —

Пусть явятся и скажут, к лицу иль не к лицу

И впору иль не впору обновы им пришлись.

Обрадовались витязи и тотчас собрались.

И каждый рукодельниц благодарил сердечно:

На всех бойцах одежда сидела безупречно,

У всех наряды были столь пышны и богаты,

Что в них предстать с достоинством могли Брюнхильде сваты.

Осыпав похвалами искусниц молодых,

Вновь поблагодарили бойцы за платье их

И начали прощаться с учтивостью такой,

Что увлажнилось много глаз невольною слезой.

Сказала королевна: «Мой брат, останьтесь здесь.

Ведь и у нас на Рейне прекрасных дам не счесть.

Не лучше ли вам дома найти себе жену,

Чем плыть, рискуя головой, в заморскую страну?»

Знать, сердце ей шепнуло, что всем беда грозит.

С Кримхильдой вместе свита заплакала навзрыд.

Так много слез струилось у женщин из очей,

Что потускнело золото нагрудных их цепей.

Она сказала: «Зигфрид, вам поручаю я

Того, кто мне дороже, чем жизнь и честь моя.

Пусть Гунтера повсюду от бед хранит ваш меч».

И протянул ей руку гость в ответ на эту речь.

Он обещал Кримхильде: «Пока я не паду,

Ваш брат,- ручаюсь в этом,- не попадет в беду.

Жив и здоров со мною на Рейн вернется он».

И отдала красавица воителю поклон.

Затем взвели на судно ретивых скакунов.

Снесли туда доспехи и платье удальцов.

Все было в путь готово, настал прощальный миг.

У королевны молодой померк от скорби лик.

Красавицы у окон столпились, все в слезах.

Гудел попутный ветер в надутых парусах.

Стоял на судне Гунтер среди друзей своих.

«Кого ж мы кормчим сделаем?»- спросил король у них.

«Меня,- ответил Зигфрид.- Я наш корабль туда,

Где царствует Брюнхильда, доставлю без труда:

Пути-дороги в море давно знакомы мне».-

«Прощай!» — сказали весело бойцы родной стране.

Дал Зигфрид Нидерландский ладье багром толчок,

И к морю все быстрее понес ее поток.

Встал Гунтер самолично у крепкого руля,

И вскоре скрылась из виду бургундская земля.

На корабле хватало отборных яств и вин —

Всем нужным в путь запасся бургундский властелин.

Довольно было места и людям и коням.

Спокойно судно прочное скользило по волнам.

От ветра мачта гнулась, поскрипывал канат.

За двадцать миль от Вормса бойцов застал закат.

Нес к морю неуклонно их судно Рейн седой.

Кто знал тогда, что кончатся все их труды бедой!

Двенадцатое утро они в пути встречали,

Когда в страну Брюнхильды корабль валы примчали

И башни Изенштейна взнеслись над гладью вод.

Из путников лишь Зигфриду знаком был остров тот.

Спросил державный Гунтер, когда увидел он,

Что остров и обширен, и густо населен:

«Чье здесь владенье, Зигфрид, чьи замки и земля?»

Не затруднили витязя вопросы короля.

Он тотчас же промолвил: «Могу ответить — чье.

Здесь царствует Брюнхильда, живет народ ее.

Плывем мы к Изенштейну, Брюнхильдиной твердыне.

Немало там вы встретите прекрасных женщин ныне.

Уговоримся сразу, как отвечать им так,

Чтоб и себя не выдать, и не попасть впросак.

С Брюнхильдой шутки плохи, а к ней явиться мы

Обязаны сегодня же, до наступленья тьмы.

Так вот, когда предстанем мы девушке пригожей,

Вам надлежит, герои, твердить одно и то же:

Что Гунтер — мой владыка, а я — вассал его.

Тогда уж он наверняка добьется своего».

Свое высокомерье на время обуздав,

Все трое согласились, что нидерландец прав.

Вот почему от смерти спастись им удалось,

Когда с Брюнхильдой Гунтеру вступить в борьбу пришлось.

«Король,- добавил Зигфрид,- я не тебе служу,

А той, кем больше жизни и чести дорожу.

Я для тебя согласен сейчас на все пойти,

Дабы потом в сестре твоей супругу обрести».

1 Первый из довольно многочисленных (см. 378, 382, 384, 407, 419, 511), восходящих к более ранним вариантам сказания о нибелунгах намеков на то, что Зигфрид был знаком с Брюнхильдой еще до поездки Гунтера в Исландию.

2 В раннесредневековом быту щиты часто использовались для переноски звонкой монеты.

3 Цацаманка — сказочная восточная страна, упоминаемая и в других памятниках средневековой немецкой литературы, например в романе Вольфрама фон Эшенбаха (1170-1220) «Парцифаль».

АВЕНТЮРА VII.

О ТОМ, КАК ГУНТЕР ДОБЫЛ БРЮНХИЛЬДУ

Все ближе к Изенштейну нес судно пенный вал,

И Гунтер в окнах замка внезапно увидал

Немало дев, взиравших на витязей чужих.

Король был раздосадован тем, что не знает их.

Он спутнику промолвил: «Узнать я был бы рад,

Что это за девицы у окон встали в ряд,

Вперяя взоры в море, где наш корабль бежит,

И почему у них такой высокомерный вид?»

Ему ответил Зигфрид: «Вы лучше осторожно

На тех девиц взгляните и молвите неложно,

Какую б вы избрали, когда б вам выбор дать».

Воскликнул Гунтер доблестный: «Нетрудно угадать!

С осанкой горделивой стоит она одна

В одежде белоснежной вон у того окна.

Пленила взор мой жадный она красой своей,

И если б был мне выбор дан, женился б я на ней».

«Ты не ошибся, Гунтер. Сбылась твоя мечта:

Перед тобой Брюнхильда, перед тобою та,

В кого ты понаслышке уже давно влюблен».

Красою девы царственной король был ослеплен.

Она уйти велела прислужницам своим:

Невместно на приезжих глядеть из окон им.

Исполнили послушно они приказ ее,

Но лишь затем, чтоб тут же вновь приняться за свое.

Принарядившись наспех, они опять тайком

Приникли к узким окнам в надежде хоть глазком

(От века любопытством страдает женский пол!)

Взглянуть на тех, кого Господь в их дальний край привел.

Сошли четыре гостя на берег с корабля.

По сходням королевич свел лошадь короля,

И Гунтер словно вырос — так был он горд и рад,

Что взоры женские за ним в подобный миг следят.

Надежно нидерландец держал егоя,-

А был тот конь могучий и резв, и полн огня,-

Покуда Гунтер в стремя ногою не ступил,

Но все услуги Зигфрида король потом забыл.

Хоть быть слугой впервые пришлось в тот день ему

И не держал с рожденья он стремя никому,

Проделал это Зигфрид, не устыдившись дам,

И своего коня затем на сушу вывел сам.

У короля бургундов и Зигфрида бела,

Как первый снег, одежда и масть коней была.

У каждого на локте сверкал блестящий щит.

Собой являли витязи великолепный вид.

К Брюнхильде в замок мчалась четверка смельчаков,

И скакуны их были достойны седоков:

Поперсия и седла сплошь в дорогих камнях,

Бубенчики из золота на узких поводах.

Отточенные копья вздымали удальцы.

До самых шпор свисали у них мечей концы,

А меч был остр и тяжек у каждого бойца,

И все это заметила Брюнхильда из дворца.

За нидерландцем Данкварт и смелый Хаген мчались.

Красой и шириною щиты их отличались,

И был крыла воронья чернее их наряд,

О чем сказанья древние поныне говорят.

Унизанная густо индийскими камнями,

Одежда их сверкала в лучах зари огнями.

Вот так, оставив судно у побережных скал,

Сын Зигмунда с бургундами до замка доскакал.

Насчитывалось башен там восемьдесят шесть,

Да три больших палаты, да зал, который весь

Был мрамором отделан зеленым, как трава.

В том дивном зале двор и ждал гостей в день сватовства.

Ворота распахнулись, и замок отворен,

И люди королевы бегут со всех сторон,

Дабы достойно встретить гостей, прибывших к ней.

Снимают слуги с них щиты, уводят их коней.

Постельничий им молвил: «Клинки и шишаки

Мне на храненье сдайте».- «Нам это не с руки,-

Вскричал владелец Тронье.- Носить хочу свой меч я».

Но королевич Хагена унял разумной речью:

«При входе в этот замок сдают оружье гости.

Таков обычай здешний, а потому без злости

Смолчать и покориться разумней будет вам».

Был Хаген раздосадован, но внял его словам.

Вином их угостили, и был им отдых дан.

Тем временем немало бойцов-островитян

Уже стекалось к замку в одеждах дорогих,

Но пышностью затмить гостей не мог никто из них.

Извещена Брюнхильда была людьми своими,

Что к ней приплыли гости, чье неизвестно имя,

Хотя весь облик — царствен, наряд — ему под стать,

И слугам стала госпожа вопросы задавать.

Сказала королева: «Вы разузнать должны,

Что здесь за незнакомцы и из какой страны,

И как их именуют, и для чего сюда

Явились эти витязи, чья поступь так горда».

Один исландец молвил: «Признаться должен честно,

Что эти чужеземцы мне тоже неизвестны,

Хотя один уж очень на Зигфрида похож,

И я принять их ласково советовал бы все ж

Второй из них столь важен в спокойствии своем,

Что знатную особу узнать нетрудно в нем.

Такой боец, бесспорно, был королем рожден.

Смотрите, как величествен, как неприступен он!

Хоть третий из приезжих запальчив и гневлив,

Он, как и остальные, поистине красив.

Но этот воин злобой, сдается мне, объят —

Недаром мечет он вокруг такой свирепый взгляд.

И самый младший тоже весьма хорош собой.

На вид куда скромнее он девушки любой.

Вот и сейчас стоит он, потупив чинно взор,

Но худо будет тем, кто с ним дерзнут затеять спор.

Хотя учтив, приветлив и весел он всегда,

Но многих дам поплакать заставит без труда,

Коль честь его затронуть решатся их друзья —

Таких, как он, воителей не часто видел я».

Сказала королева: «Подайте платье мне.

Коль очутился Зигфрид затем в моей стране,

Что возымел надежду вступить со мною в брак,

Он головой поплатится за свой безумный шаг».

Красавица Брюнхильда оделась побыстрей

И вышла к чужеземцам со свитою своей

Из ста иль даже больше одетых пышно дам,

Сгоравших от желания скорей предстать гостям.

По сторонам Брюнхильды, с мечами наголо,

Пятьсот иль даже больше бойцов исландских шло —

Успел с досадой Гунтер число их подсчитать,

Когда пред королевою пришлось приезжим встать.

Теперь я, правды ради, поведаю сполна,

Что, Зигфрида увидев, промолвила она:

«Приветствую вас, Зигфрид, в моем родном краю.

Зачем пожаловали вы в Исландию мою?»

«Передо мною первым такую речь держа,

Ко мне не по заслугам добры вы, госпожа.

Мой господин — пред вами, и вам при нем не след

К его вассалу скромному свой обращать привет.

Он уроженец Рейна, но бросил край родной,

Чтоб за морем Брюнхильду назвать своей женой.

В намерении этом он непоколебим.

Подумайте, разумно ли вам состязаться с ним.

Он Гунтером зовется, король могучий он.

Одной любовью только сюда он приведен.

Что мне еще добавить? Я здесь лишь потому,

Что в путь угодно было взять меня с собой ему».

Она в ответ: «Коль скоро ты лишь простой вассал

B господин твой вправду моей любви взалкал,

В трех состязаньях должен он победить меня,

А проиграет — вас казнят до истеченья дня».

Владелец Тронье молвил: «Нам, госпожа, ответьте,

В чем будут заключаться три состязанья эти.

Ужель они и вправду столь трудны могут быть,

Что мой король откажется от мысли вас добыть?»

«Он бросить должен камень, догнать его прыжком,

Затмить меня в уменье цель поражать копьем.

С решеньем не спешите,- добавила она,-

Не то вас ждет бесчестие и смерть вам суждена».

Отвел отважный Зигфрид в сторонку короля,

Его не падать духом вполголоса моля:

«Спокойствие храните и будьте посмелей.

Ручаюсь вам, что хитростью возьму я верх над ней».

Сказал державный Гунтер: «На все пойти я рад.

Пусть будут состязанья труднее во сто крат,

Без колебаний жизнью я, госпожа, рискну,

Коль этою ценой могу в вас обрести жену».

Увидев, что на гостя ей страху не нагнать,

Брюнхильда состязанье решила начинать

И свите приказала: пусть та ей поспешит

Дать панцирь раззолоченный и добрый звонкий щит.

Под панцирь королевой надет подлатник был.

Ничей клинок ни разу его не прорубил.

Пошли на тот подлатник ливийские шелка,

И золотом расшила их искусная рука.

Смутила гордость девы гостей отважных дух.

Был Хаген нем и мрачен, взор Данкварта потух.

Что станет с государем? Как Гунтера спасти?

«Домой,- так оба думали,- нам нет уже пути».

Меж тем на берег Зигфрид отправился тайком.

Там их корабль качался, колеблем ветерком.

Плащ-невидимку витязь из тайника достал,

Надел его и в тот же миг незрим для глаза стал.

Вернувшись спешно в замок, увидел удалец,

Что все для состязанья готово наконец,

Через толпу прокрался и подошел к друзьям,

По-прежнему невидимый тем, кто собрался там.

Был круг для игр очерчен, а за его чертою

Семьсот исландцев встали железною стеною.

Звенели их доспехи, оружие блестело.

За состязаньем наблюдать им госпожа велела.

Вступила в круг Брюнхильда, но вооружена

Была скорей для боя, чем для игры она.

Сияло золотое, блестящее шитье

На пышном платье шелковом, надетом на нее.

Несли за нею следом оруженосцы щит,

Что золотом червонным искусно был обит

И прочными стальными застежками снабжен.

Брюнхильде в состязаниях служил прикрытьем он.

Расшит ремень подщитный каменьем был у ней.

Травы каменье это казалось зеленей

И пламенело ярче, чем золото щита.

Да, лишь героем быть могла Брюнхильда добыта!

Хоть щит ее широкий нз золота и стали

Четыре сильных мужа с натугой поднимали

И был он посредине в три пяди толщиной,

Справлялась с ним играючи она рукой одной.

Когда увидел Хаген, как этот щит тяжел,

Лихой боец из Тронье в изрядный гнев пришел

И Гунтеру промолвил: «Погибнуть мы должны.

Вы в дьяволицу сущую, король мой, влюблены».

Я про одежду девы еще не кончил речь.

Поверх брони спускалась у ней рубаха с плеч

Из ткани, что красою всем женщинам мила,-

Из ацагоукских1 шелков рубаха та была.

Затем велела дева копье себе подать.

Она его умела без промаха кидать.

Огромно было древко тяжелого копья

И остры наконечника каленые края.

На то копье железа истратили немало —

Четыре с половиной четверика металла.

Три воина Брюнхильды несли его с трудом,

И горько пожалел король о сватовстве своем.

Державный Гунтер думал: «Да что же здесь творится?

Сам черт живым не выйдет из рук такой девицы,

И окажись я чудом в Бургундии моей,

Поостерегся б докучать я вновь любовью ей».

Сказал отважный Данкварт, брат Хагена меньшой:

«В том, что сюда приехал, я каюсь всей душой.

Мы — витязи лихие; тем горше будет стыд,

Коль обезглавить женщина таких бойцов велит.

Нет, плыть на этот остров нам было ни к чему.

Вот если б брат мой Хаген и я, под стать ему,

Мечи свои не сдали на сохраненье здесь,

С людей Брюнхильды сразу бы слетела вся их спесь.

Но если б даже дали исландцы нам уйти,

А я сто раз им честью поклялся мир блюсти,

Все ж до того, как пал бы мой господин в бою,

Пришлось бы гордой девушке утратить жизнь свою».

Ответил Хаген брату: «И в плен не взяли б нас,

И плыли б мы спокойно на родину сейчас,

Когда бы нам вернули доспехи и клинки.

Тогда б уж было чваниться Брюнхильде не с руки».

Услышала Брюнхильда двух братьев разговор

И молвила с усмешкой, взглянув на них в упор:

«Коль впрямь они так смелы и нравом горячи,

Пусть им доспехи отдадут и возвратят мечи».

Дала приказ Брюнхильда — и вот мечи несут.

От радости зарделся отважный Данкварт тут.

«Пусть начинают игры! — воскликнул громко он.-

Пока при нас оружие, король не побежден».

Безмерной силой дева была наделена.

Внести метальный камень велела в круг она,

А этот тяжкий камень размером был таков,

Что подняли его с трудом двенадцать смельчаков.

Вслед за копьем метала она его всегда.

Почуяли бургунды, что им грозит беда.

«Вот горе! — молвил Хаген.- Король влюбился зря:

В мужья ей нужно дьявола, а не богатыря».

Проворно засучила Брюнхильда рукава

И щит на левый локоть повесила сперва,

Затем рукою белой схватилась за копье.

Испуг король почувствовал, увидев прыть ее.

Бой начался, и Гунтер простился б с головою,

Когда бы друга Зигфрид не подменил собою.

Он за плечо бургунда украдкой тронул вдруг

И этим пуще прежнего привел его в испуг.

«Да кто ж это коснулся оплечья моего?» —

Подумал муж отважный, не видя никого.

И тут услышал шепот: «Мой друг, воспрянь душой!

Я — Зигфрид, и с Брюнхильдою мы выиграем бой.

На локоть незаметно повесь мне щит свой прочный

И повторяй за мною мои движенья точно.

Ты только притворяйся — все сделаю я сам».

Король, душою вновь воспряв, внимал его словам.

«Коль никому не скажешь ты о моем обмане,

Ты избежишь бесчестья, которому заране

Обречь тебя сегодня воительница мнит.

Смотри, какой уверенный у королевы вид!»

Тут дева-богатырша копье метнула в цель.

Столь страшного удара в сражениях досель

Могучий сын Зиглинды не отбивал щитом.

Из стали искры брызнули и вверх взвились столбом.

Конец копья каленый сквозь щит прошел, звеня,

И грянул в прочный панцирь, исторгнув сноп огня.

Толчок поверг бы наземь воителей лихих,

Но спас от верной гибели плащ-невидимка их.

Кровь хлынула струею из Зигфридова рта.

Отпрыгнул нидерландец и вырвал из щита

Застрявшее в навершье Брюнхильдино копье,

Чтоб отплатить противнице оружием ее.

Но жалость к королеве вдруг овладела им,

И он копье направил вперед концом тупым,

С такою силой древко в исландку он метнул,

Что издала ее броня протяжный звонкий гул.

Столбом взметнулись искры, сверкнула сталь, как жар,

И ощутила дева чудовищный удар.

На землю им Брюнхильду сын Зигмунда свалил:

У Гунтера для этого недоставало сил.

Вскричала королева, вскочив с земли сырой:

«Спасибо, Гунтер знатный, вам за удар лихой!»

Она ведь полагала, что с нею бьется он.

Нет, ей другим, кто посильней, удар был нанесен.

Затем огромный камень, лежавший рядом с ней,

Взметнула богатырша над головой своей

И вдаль его швырнула, придя в великий гнев,

И прыгнула вослед ему, кольчугой зазвенев.

В двенадцати саженях упал он на песок,

Но королеву дальше уже унес прыжок.

Тогда за камень Гунтер схватился для того,

Чтоб все подумали, что сам он и метнул его.

Был витязь нидерландский высок, силен и смел.

Он бросить камень дальше, чем девушка, сумел

И обогнал в полете его одним прыжком,

Хотя и прыгал не один, а вместе с королем.

Когда же пал на землю тот камень необхватный,

То близ него, как прежде, стоял лишь Гунтер знатный.

Отважный нидерландец его вторично спас.

От гнева лик красавицы зардел в последний раз.

Решив, что перепрыгнул король почти весь круг,

Брюнхильда объявила толпе вельмож и слуг:

«Ко мне, мои вассалы, ко мне, моя родня!

Вы — подданные Гунтера с сегодняшнего дня».

С себя доспехи сняли и дева и жених.

Пред Гунтером Бургундским, владыкой новым их,

Пришлось склонить колени исландским удальцам:

Все думали, что выиграл он состязанье сам.

Он поклонился деве, как витязю к лицу,

И протянула руку Брюнхильда удальцу,

Ему передавая свою страну и трон,

Чем даже Хаген доблестный был умиротворен.

Бургундов попросила Брюнхильда наконец

Пожаловать немедля с ней вместе во дворец.

Теперь прием радушный нашел там каждый гость,

Что по душе и Данкварту и Хагену пришлось.

Меж тем отважный Зигфрид опять сумел схитрить,

Успев в надежном месте плащ-невидимку скрыть,

Затем вернулся в замок, вошел в приемный зал

И там, при дамах, Гунтеру такую речь сказал:

«Король, что ж не спешите вы игры начинать?

Мне, вашему вассалу, не терпится узнать,

Что ждет — венец иль плаха владыку моего?»

И все подумали, что он не видел ничего.

Спросила королева: «А по какой причине

Вы, Зигфрид, пропустили те игры, в коих ныне

Ваш господин победу стяжал своей рукой?»

И Хаген из Бургундии ей дал ответ такой:

«Нас так смутил сначала суровый ваш прием,

Что в час, когда тягались вы с рейнским королем,

Ушел на берег Зигфрид и наш корабль стерег.

Вот почему он, госпожа, на играх быть не мог».

Отважный Зигфрид молвил: «Признаюсь откровенно,

Я рад, что смелый витязь сломил ваш прав надменный,

Что и на вас управа нашлась среди мужчин

И увезет вас, госпожа, на Рейн мой властелин».

Красавица сказала: «Не торопитесь так.

С вассалами обдумать должна я этот шаг.

Родимый край не раньше смогу покинуть я,

Чем мне на то согласие дадут мои друзья».

Брюнхильда разослала по острову гонцов,

Чтоб те мужей созвали со всех его концов.

Пускай ее вассалы к ней в Изенштейн спешат —

В дар каждому из них она даст дорогой наряд.

К Брюнхильдиному замку со всей ее земли

Дружины королевы и днем и ночью шли.

«Беда! — воскликнул Хаген.- Пока мы медлим тут,

Сюда мужи исландские с оружием идут.

А вдруг, собрав вассалов со всей земли своей,-

Ведь мы отнюдь не знаем, что на уме у ней,-

На нас она внезапно возьмет да нападет?

Ох, всем нам эта девушка наделает хлопот!»

Сказал могучий Зигфрид: «Я и на этот раз

Предотвращу опасность, что вам грозит сейчас,

И приведу на помощь таких бойцов сюда,

Каких еще никто из вас не видел никогда.

Меня вы не ищите — уеду я тайком.

Пусть сохранит Создатель вам жизнь в краю чужом,

Пока не подоспеют, за Зигфридом вослед,

К вам десять сотен воинов, которым равных нет».

Державный Гунтер молвил: «Не медлите в пути

И постарайтесь быстро подмогу привести».

Ответил Зигфрид: «Скоро вернусь я с удальцами,

А вы Брюнхильде скажете, куда я послан вами».

1 Ацагоук — сказочная восточная страна, упоминаемая и в других памятниках средневековой немецкой литературы.

АВЕНТЮРА VIII.

О ТОМ, КАК ЗИГФРИД ЕЗДИЛ ЗА СВОИМИ НИБЕЛУНГАМИ

Плащ-невидимка снова воителю помог

Тайком уйти на взморье и там найти челнок.

Взял королевич весла, уселся на скамью,

И словно ветром унесло от берега ладью.

Стрелой она летела, греб Зигфрид все сильней,

Но думали исландцы, гребца не видя в ней,

Что гонит лодку ветер, и только он один.

Нет, то работал веслами Зиглинды смелый сын.

Весь день и ночь в придачу он греб что было сил.

Сто длинных миль иль больше сын Зигмунда проплыл

И увидал с рассветом в тумане пред собой

Край нибелунгов, где хранил он клад бесценный свой.

Он вытащил на берег суденышко свое,

Пошел к горе соседней, поднялся на нее

И в замок, там стоявший, стучаться громко стал,

Как всякий путник делает, когда в пути устал.

Ждал нидерландец долго у запертых ворот —

Закрыт врагу надежно был доступ в замок тот,

Пока на окрик гостя и непрестанный стук

Привратник, ростом исполин, не отозвался вдруг.

Был этот страж суровый отважен, зол, силен.

С оружьем даже ночью не расставался он.

«Кто ломится в ворота?»- воскликнул великан.

Тут Зигфрид голос изменил и ввел его в обман.

Ответил он: «Я — витязь. Впусти скорей меня,

Не то с постели мягкой до наступленья дня

Поднимет многих в замке мой верный спутннк — меч».

Разгневала привратника столь дерзостная речь.

Спустя минуту к бою готов был он совсем: —

Схватил свое оружье, надел огромный шлем,

Повесил щит на локоть, ворота распахнул

И к пришлецу незваному, рассвирепев, шагнул.

Как смеет гость тревожить хозяев здешних мест?

Бил исполин так сильно, что гул пошел окрест.

Щит Зигфрида удары выдерживал с трудом,

И все застежки прочные полопались на нем.

Свист палицы железной услышав над собой,

Стал Зигфрид опасаться, что проиграет бой,

И все ж не рассердился на своего врага:

Он счастлив был, что у него столь преданный слуга.

Весь замок нибелунгов от грохота дрожал.

Врывались через окна и лязг и крики в зал.

Но гость осилил стража и, повалив, скрутил,

Чем нибелунгов доблестных встревожил и смутил.

В той потайной пещере, где Зигфрид спрятал клад,

Услышал грозный Альбрих, как панцири звенят.

Он взялся за оружье и побежал туда,

Где смелый гость привратника вязал не без труда.

Был карлик и отвагой и силой наделен,

Броней и прочным шлемом надежно защищен.

Держал в руке могучей он золотой кистень.

Пришлось вторично Зигфриду сражаться в этот день.

Кистень с семью шипами был тяжек до того,

Что разъяренный Альбрих при помощи его

Одним ударом метким разбил герою щит.

Сын Зигмунда почувствовал, что смерть ему грозит.

Он бросил щит разбитый, вложил в ножны клинок:

Слуге, который честно его же клад стерег,

Не мог удар смертельный он сгоряча нанесть —

Быть даже в гневе сдержанным повелевает честь.

В объятиях железных сдавил врага смельчак,

За бороду седую его рванувши так,

Что карлик взвыл от боли и побелел с лица.

Подобного приема он не ждал от пришлеца.

«Пощады! — вскрикнул Альбрих.- Даю вам, рыцарь, слово,

Что если бы я не был вассал бойца другого,

Кому до смерти верность поклялся я блюсти,

Во мне слугу отменного могли б вы обрести».

Стал, как и великана, пришлец его вязать

И мощными руками пребольно сжал опять.

«Да кто ж вы?»- молвил пленник, когда нажим ослаб.

Герой ответил: «Зигфрида тебе узнать пора. б».

Сказал могучий Альбрих: «Я счастлив видеть вас.

Делами доказали вы и на этот раз,

Что взяли власть по праву над нашею страною;.

Коль вы мне жизнь оставите — располагайте мною».

Промолвил витязь Зигфрид: «Ступай да поскорей

Сыщи меж нибелунгов мне десять сот мужей

Отважных, сильных, рослых, привычных к бою смлада».

Он умолчал лишь об одном — зачем сыскать их надо.

Веревки с великана и карлика он снял.

Помчался Альбрих в замок, влетел с разбегу в зал

И крикнул нибелунгам: «С себя стряхните сон!

К нам Зигфрид припожаловал. Вас хочет видеть он».

Всех нибелунгов поднял с постели этот крик.

Одежду и доспехи они надели вмиг,

К воротам устремились трехтысячной толпой,

И встречен был торжественно вассалами герой.

За рвенье королевич их поблагодарил,

Вина с дороги выпил и так заговорил:

«Я за море с собою вас, удальцы, возьму»

Готов был каждый нибелунг сопутствовать ему.

Но выбрал из трех тысяч мужей отважных этих

Воитель нидерландский всего одну лишь треть их.

Велел одеться пышно он спутникам своим —

В страну Брюнхильды завтра же они отбудут с ним.

Он молвил: «Не забудьте, что все вы без изъятья

Предстать очам Брюнхильды должны в богатом платье.

Взирать на вас там будет немало знатных дам,

А значит, понаряднее одеться нужно вам».

Они отплыли утром, чуть заалел восток.

Нарадоваться Зигфрид на спутников не мог:

Их кони были резвы, богато платье их

Не стыдно было ко двору везти бойцов таких.

Пригожие девицы стояли на стене.

Спросила королева: «Скажите, девы, мне,

Кто жалует к нам в гости и чьи это суда

Под парусами белыми стрелой летят сюда?»

Властитель рейнский молвил: «К вам так стремился я,

Что от меня в дороге отстала рать моя,

Но я послал: за нею, и вот плывет она».

В гостей вперили жадный взор все девы, как одна.

Стоял, от всех поодаль, на судне головном

Неустрашимый Зигфрид в наряде дорогом.

Спросила королева: «Почтить мне их приветом,

Иль вы не видите, король, нужды особой в этом?»

Король в ответ: «Вы встретить их у дворца должны.

Вниманьем вашим будут вассалы польщены».

Всех обласкала дева, как наказал он ей,

И обошлась лишь с Зигфридом чуть-чуть похолодней.

С бойцов доспехи сняли, им отвели жилье.

Смекнул жених Брюнхильды, что в замке у нее

Нельзя гостей столь многих удобно расселить,

И молвил, что пора ей с ним в Бургундию отплыть.

Брюнхильда объявила: «Отличен будет мной

Тот, кто гостей одеждой и золотой казной

Мне одарить поможет». И Данкварт ей сказал

(Млад Гизельхеру он служил и был его вассал):

«Уж коль ключи доверить благоволите мне вы,

Гостей не обделю я дарами, королева,

А обделю, так буду один и виноват».

Всем доказал брат Хагена, что он не скуповат.

Едва ему Брюнхильда ключи велела дать,

Как стал он всех казною без счета награждать.

Бедняк, кому богатством казалась раньше марка,

Отныне мог в довольстве жить за счет его подарка.

По сотне фунтов разом давал он всем подряд,

И тот, кто накануне обноскам был бы рад,

Роскошною одеждой теперь дворец дивил.

Не в меру щедрый казначей Брюнхильду прогневил.

«Король, я опасаюсь,- воскликнула она,-

Что ваш слуга ретивый мое добро сполна

Раздарит, не оставив мне ровно ничего.

Скажу спасибо я тому, кто сдержит прыть его.

Торопится он слишком — еще не умерла я.

К тому ж сама сумею, коль смерти возжелаю,

Я отчее наследье истратить без труда».

Такого казначея мир не видел никогда!

Владетель Тронье молвил: «Поболее, чем здесь,

И золота и платья у нас на Рейне есть.

Добро везти с собою вам, госпожа, не след —

У государя моего ни в чем нехватки нет».

Сказала королева: «Не сомневаюсь в том,

И все же мы в дорогу десятка два возьмем

Казною и шелками наполненных ларцов,

Чтоб в Вормсе одарить могла я мужниных бойцов»

Тут принесли ей груды каменьев дорогих,

Но по ларцам рассыпал уже не Данкварт их,

А спальники Брюнхильды, над чем исподтишка

Посмеивался с Хагеном ее жених слегка.

Спросила королева: «Кого назначить мне

Блюстителем престола в моей родной стране?»

Промолвил Гунтер знатный: «Такой ответ я дам:

Пусть будет здесь наместником тот, кто угоден вам»

Ближайшего из присных — был деве дядей он —

Назначила Брюнхильда блюсти исландский трон:

«Пусть вам подвластны будут мой край и мой народ,

Пока их под руку свою сам Гунтер не возьмет».

По слову королевы две тысячи мужей,

А также нибелунги, приехавшие к ней,

Отправились на берег и там на корабли

Снесли свое оружие и лошадей взвели.

Взяла с собой Брюнхильда, блюдя свой сан и честь,

Девиц придворных — сотню, дам — восемьдесят шесть,

И всем им не терпелось в Бургундию отплыть.

Зато оставшимся пришлось немало слез пролить.

Простясь, как подобает, с народом и страной,

Расцеловалась дева с ближайшею родней

И тут же знак к отплытью поторопилась дать,

И больше ей не довелось отчизну увидать.

От скуки по дороге никто не изнывал:

Тот тешился беседой, тот игры затевал.

Гудел попутный ветер в надутых парусах.

Все на чужбину ехали с веселием в сердцах.

Но не исторг у девы жених любви залог,

Покуда не приплыли они в свой час и срок

На Рейн, в страну бургундов, где в Вормсе наконец

Повел король ликующий Брюнхильду под венец.

АВЕНТЮРА IX.

О ТОМ, КАК ЗИГФРИД БЫЛ ПОСЛАН В ВОРМС

В десятый раз зардела заря на небосклоне,

Когда бургундам молвил лихой владетель Тронье:

«Известье в Вормс на Рейне пора отправить нам.

Давно бы нашему гонцу быть надлежало там».

«Вы правы, друг мой Хаген,- сказал король в ответ,-

И лучшего посланца, чем вы, конечно, нет.

В Бургундию родную отправьтесь сей же час

И нашим милым землякам поведайте про нас».

«Нет,- отмахнулся витязь,- в гонцы я не гожусь

И с большею охотой здесь, в море, потружусь,

Оберегая женщин, поклажу и казну,

Пока не возвратимся мы в бургундскую страну.

Пусть лучше Зигфрид едет гонцом от вас туда.

Он ваше порученье исполнит без труда.

А если вам отказом ответит он в досаде,

Его просите уступить сестрицы вашей ради».

Послал державный Гунтер за Зигфридом людей

И молвил: «Мы подходим к родной стране моей,

И должен известить я сестру и мать о том,

Что в стольный Вормс мы вскорости по Рейну приплывем.

Коль быть гонцом согласны вы, друг бесстрашный мой,

В долгу я не останусь, когда вернусь домой».

Не согласился Зигфрид, но Гунтер стал опять

С настойчивыми просьбами к герою приступать.

«Вам за услугу эту воздам не только я —

Вовеки не забудет о ней сестра моя,

Пригожая Кримхильда, которой Зигфрид мил».

Тут королевич сразу же решенье изменил.

«Служить гонцом я счастлив вам, Гунтер благородный,

Я для сестрицы вашей готов на что угодно.

Ужели отказать я хоть в чем-нибудь решусь

Той, чье благоволение утратить так страшусь?»

«Тогда скажите Уте, что сватовство свое

Осуществил с успехом счастливый сын ее.

Скажите также братьям и всем друзьям моим,

Что ныне в добром здравии в отчизну мы спешим.

Вас передать прошу я сестре моей пригожей

Земной поклон от брата и от Брюнхильды тоже.

Пусть ведает вся челядь и каждый мой вассал,

Что я добился за морем того, чего желал.

Пусть Ортвин, мой племянник, немедля разобьет

И уберет богато шатры у рейнских вод,

И пусть без промедленья даст знать моей родне,

Что я на свадьбу всех прошу пожаловать ко мне.

Уведомите, Зигфрид, сестру мою особо,

Что буду я Кримхильде признателен до гроба,

Коль, встретившись впервые с невестою моей,

Радушье и внимание она окажет ей».

Брюнхильде Зигфрид отдал почтительный поклон.

Со свитой королевы затем простился он

И в Вормс помчался сушей, чтоб обогнать суда.

Никто гонца проворнее не видел никогда.

Скакало с нидерландцем две дюжины бойцов.

Весь город всполошило прибытье храбрецов —

Узнав, что королевич вернулся к ним один,

Решили вормсцы в ужасе: «Погиб наш господин!»

Как только Зигфрид спрыгнул с коня у стен дворца,

Сбежал ему навстречу млад Гизельхер с крыльца,

За ним вдогонку Гернот, который закричал,

Узрев, что королевич в Вормс без Гунтера примчал:

«С приездом, смелый Зигфрид! Я был бы слышать рад,

Что с Гунтером случилось. Где наш любезный брат?

Ужель не совладал он с Брюнхильдой молодою

И завершилось сватовство великою бедою?»

«Ни вам, ни вашим ближним тревожиться не след.

Через меня мой спутник вам шлет большой привет.

С чужбины возвратился он цел и невредим.

С хорошими известьями вперед я послан им.

Вы лучше так устройте, чтоб я сию ж минуту

Мог повидать Кримхильду и королеву Уту —

Мне передать велели невеста и жених,

Что к счастью обоюдному все сладилось у них».

Млад Гизельхер ответил: «Идемте к ним сейчас.

Ручаюсь, будет рада сестра увидеть вас.

Она о брате слезы и днем и ночью льет,

Но все ее сомнения рассеет ваш приход».

«Я,- молвил смелый Зигфрид,- ей предан всей душой,

Все для нее свершу я с охотою большой,

Но мой приход внезапный перепугает дам».

И Гизельхер пообещал, что предварит их сам.

Он отыскал немедля свою сестру и мать

И стал с веселым видом такую речь держать:

«К нам Зигфрид Нидерландский явился во дворец.

Он Гунтером вперед на Рейн отправлен как гонец.

Я вас прошу покорно принять скорей его.

Пускай он все расскажет про брата моего —

Ведь им же вместе ездить в Исландию пришлось».

Немалые волнения доставил дамам гость.

Они оделись наспех, и был в покои к ним

Введен посланец знатный с почтением большим.

Предстал Кримхильде Зигфрид к восторгу своему,

И обратилась девушка приветливо к нему:

«С приездом, славный Зигфрид, храбрейший из мужей!

Но где ж державный Гунтер, король страны моей?

Ужель мой брат могучий Брюнхильду не сломил?

Коль на чужбине он погиб, мне белый свет не мил».

Сказал отважный витязь: «Не лейте больше слез.

Я радостные вести, красавица, привез

И жду за них награды, положенной гонцам.

Жив и здоров ваш смелый брат, меня пославший к вам.

Он и его невеста должны быть скоро тут

И в ожиданье встречи родне поклоны шлют.

Вы плачете напрасно, ручаюсь в этом честью».

Кримхильда век не слышала отраднее известья.

Оборкой платья белой, как первый зимний снег,

Она смахнула слезы с ланит, ресниц и век.

Прошли ее печали, рассеялась тревога,

За что она была гонцу признательна премного.

Кримхильда сесть велела посланцу на скамью

И молвила сердечно: «Признательность мою —

Вот все, что дать в награду могу я вам, смельчак:

Тому не нужно золота, кто им богат и так».

«Будь я,- ответил Зигфрид,- богаче в тридцать раз,

Любой подарок принял я и тогда б от вас».

Красавица зарделась: «Благодарю за честь»,

И приказала спальнику дары гонцу принесть.

Две дюжины запястий, широких, золотых,

Украшенных рядами каменьев дорогих,

Дала послу Кримхильда, но не взял их герой.

А щедро ими одарил ее прислужниц рой.

Когда ж и Ута стала его благодарить,

Он молвил: «Вас обеих я должен предварить,

Что просьбу к вам имеет король, ваш сын и брат.

Коль вы ее исполните, он будет очень рад.

Надеется он твердо, что всех гостей его

Вы примете с почетом, и хочет, сверх того,

Чтоб вышли вы со свитой на берег их встречать.

Я думаю, его не след отказом огорчать».

Воскликнула Кримхильда: «Вовек не откажу!

Всегда с большой охотой я брату услужу.

Что мне он ни прикажет, я все исполню вмиг».

И заалел от радости ее прекрасный лик.

Теплей не принимали ни одного посла.

Не будь ей стыдно, дева его бы обняла.

Когда ж он с ней учтиво простился наконец,

Все сделали бургунды так, как им велел гонец.

Созвали Синдольт, Хунольт, а также Румольт смелый

Дворцовую прислугу и принялись за дело,

Спеша убрать к прибытью невесты с женихом

Шатры, уже разбитые на берегу речном.

Отважный Ортвин с Гере трудились, им под стать.

Они гонцов к вассалам успели разослать,

На свадьбу государя прося их всех прибыть.

Не управлялись женщины себе наряды шить.

В дворцовых помещеньях все стены до одной

Увешали коврами в честь Гунтера с женой.

Богато изукрашен был пиршественный зал.

С веселым нетерпением весь город свадьбы ждал.

Родные и вассалы трех братьев-королей

И день и ночь скакали на Рейн встречать гостей.

Все в Вормсе неизменно приезжим были рады,

Все доставали из ларцов богатые наряды.

Внезапно от дозорных известия пришли,

Что корабли Брюнхильды уже видны вдали.

Народ на берег хлынул, поднялись шум и гам —

Всегда на храбрецов взглянуть охота храбрецам.

Промолвила Кримхильда своим подружкам тут:

«Те, кто со мною вместе гостей встречать идут,

Одежду побогаче пусть вынут из ларцов,

Чтоб заслужили мы хвалу приезжих удальцов».

Затем явилась стража, чтоб дам сопровождать.

И челядь поспешила коней к крыльцу подать —

На берег предстояло им женщин отвезти.

Их сбруя так была пышна, что краше не найти.

Отделкой золотою слепили седла взгляд.

На сбруе самоцветы нашиты были в ряд.

Порасставляла челядь для всадниц молодых

Подножки золоченые, подстлав меха под них.

Перед крыльцом дворцовым, как помнить вы должны,

Наездниц знатных ждали лихие скакуны.

Поперсия их были из шелка дорогого —

Никто из вас, наверное, и не видал такого.

Придворных дам, а было их восемьдесят шесть,

Взяла с собой Кримхильда, блюдя свой сан и честь.

Шли вслед за ними девы, одна милей другой,

Покамест не носившие повязки головной.1

Горели ленты ярко в их русых волосах.

Богатыри смотрели с волнением в сердцах,

Как пятьдесят четыре девицы эти шли

Встречать с почетом Гунтера, владыку их земли.

Богатством отличались наряды дев и дам.

Красавицы мечтали понравиться гостям

И потому оделись с изяществом таким,

Что мог лишь тот, кто очень глуп, быть равнодушен к ним.

На оторочку платьев пошли у них у всех

И шкурки горностая, и соболиный мех.

Шелк рукавов широких запястья облегали.

Нет, все уборы их назвать под силу мне едва ли.

Была неотразима их гордая краса.

Вкруг талий обвивались цветные пояса.

Под тонким феррандином2 из аравийских стран

Угадывался явственно прелестный гибкий стан.

Корсаж с тугой шнуровкой высоко грудь вздымал,

И яркостью наряды румянец затмевал.

Переполняла радость сердца прекрасных дев.

Честь эта свита сделала б любой из королев.

Вот так они собрались, и сели на коней,

И поскакали к Рейну с толпой богатырей,

Был каждый из которых вооружен щитом

И ясеневым дротиком с каленым острием.

1 По средневековым обычаям замужние женщины не появлялись на людях с непокрытой головой.

2 Феррандин — дорогая восточная ткань.

АВЕНТЮРА Х.

О ТОМ, КАК БРЮНХИЛЬДУ ПРИНЯЛИ В ВОРМСЕ

Вот, наконец, увидел на берегу народ,

Что через реку Гунтер с гостями в Вормс плывет,

А дамы вниз по склону съезжают чередой,

И лошадь каждой в поводу ведет боец лихой.

Гребли усердно гости, проворны и сильны.

Стрелой по рейнским волнам летели их челны,

И с каждым взмахом весел все близилась земля,

Где ждали с нетерпением бургунды короля.

Теперь повествованье я поведу о том,

Как королева Ута со свитою верхом

Направилась на берег, чтоб сына встретить там.

Немало познакомилось в тот день бойцов и дам.

Сначала герцог Гере коня Кримхильды вел,

Но у ворот дворцовых к ней Зигфрид подошел

И дальше всю дорогу служил прекрасной он,

За что ее взаимностью был вскоре награжден.

Коня почтенной Уты вел Ортвин под уздцы.

За ними вслед попарно — девицы и бойцы.

Вовек никто не видел,- признаюсь вам по чести,-

Там много смелых воинов и жен прекрасных вместе.

Кримхильду развлекали на всем пути герои

То удалою скачкой, то воинской игрою,

Покамест кавалькада к реке не подошла

И витязи учтивые не сняли дам с седла.

Но вот король причалил, и ринулась родня

К воде, ему навстречу, доспехами звеня,

В бою потешном копья ломая сгоряча

И о щиты соседние шипом щита стуча.

С челна, в котором Гунтер подъехал прямо к месту,

Где находились дамы, встречавшие невесту,

Свел за руку Брюнхильду ликующий жених.

Как камни драгоценные, сверкал наряд на них.

Приветлива с невесткой, с ее людьми мила,

Красавица Кримхильда к исландке подошла,

И, сдвинув осторожно венки с чела рукой,

Расцеловались девушки с учтивостью большой.

Сказала королевна: «Безмерно рада я,

Равно как наша свита и Ута, мать моя,

Здесь видеть вас, чья прелесть дивит весь белый свет».

И поклонилась вежливо Брюнхильда ей в ответ.

Тут обнялись две девы вновь и еще тесней.

Едва ль бывала встреча когда-нибудь теплей!

И госпожа Кримхильда, и королева-мать

Не уставали вперебой невестку обнимать.

Меж тем к воде сбежалось немало удальцов.

Исландкам помогали они сойти с челнов,

И каждый, руку гостьи в своей руке держа,

Шел с ней туда, где девушек ждала их, госпожа.

Знакомств немало было в то утро сведено,

Немало поцелуев приветливо дано.

Пока бойцы на берег вели приезжих дев,

Весь двор дивился прелести двух юных королев.

Кто знал их лишь по слухам, тот убедился разом,

Что не напрасно верил восторженным рассказам

И что обеим девам прикрас отнюдь не надо,

Чтоб всех соперниц затмевать и восхищать все взгляды

Кто мнил себя судьею по части красоты,

Тот восхвалял Брюнхильды точеные черты;

А кто был и постарше, и малость поумнее,

Тот предпочтенье отдавал Кримхильде перед нею.

Собралось там немало прекрасных дев и жен.

Сбегавший к Рейну берег был ими запружен,

А в поле, отделявшем столицу от реки,

Шатры из шелка высились, нарядны и легки.

Но вот толпу густую, шумевшую кругом,

Бургундские вельможи рассеяли с трудом,

И, чтоб спастись от зноя, к тем шелковым шатрам

Три королевы двинулись в сопровожденье дам.

А гости и бургунды на лошадей вскочили,

И поле потемнело от черной тучи пыли,

Как будто дым пожара простерся над землей.

То витязи затеяли на копьях конный бой.

Взирало с восхищеньем немало дев на них,

И Зигфрид, мне сдается, особенно был лих,

Когда перед шатрами носился взад-вперед,

И нибелунгов вслед за ним скакало десять сот.

Чтоб женские наряды вконец не запылить,

Король распорядился потеху прекратить.

Владетель Тронье Хаген остановил бойцов,

И возражать ему не стал никто из храбрецов.

Дал Гернот приказанье: «Не уводить коней!

Едва наступит вечер и станет холодней,

Мы до ворот дворцовых проводим дам опять.

Как только двинется король, старайтесь не отстать».

Уставшие изрядно от воинской игры,

Пошли герои к дамам в нарядные шатры

И за беседой с ними день скоротали так,

Что даже не заметили, как стал спускаться мрак.

Вечернею прохладой пахнуло наконец,

И королевы ехать собрались во дворец.

Сопровождали женщин бойцы на всем пути,

И не могли они глаза от спутниц отвести.

Как требует обычай, они потехой ратной

В дороге развлекали красавиц многократно,

Пока у стен дворцовых, блюдя свой долг и честь,

Учтиво им не помогли с высоких седел слезть.

Друг с дружкой распростились три королевы там,

И Ута с милой дочкой в сопровожденье дам,

Храня приличьям верность, ушла в свои покои.

Какой царил повсюду шум, веселие какое!

Теперь настало время засесть за пир честной.

Гостей встречали Гунтер с красавицей-женой.

Бургундская корона у девы на челе

Сверкала ослепительно в вечерней полумгле.

Как говорят сказанья, ломились от еды

Столов, накрытых пышно, бессчетные ряды.

Вин, и медов, и пива хватало там вполне,

А уж гостей наехавших не сосчитать и мне!

Коль уверять вас станут, что побогаче все ж

Порой бывали свадьбы,- не верьте: это ложь.

Ведь Гунтер даже воду, чтоб руки умывать,

Велел в тазах из золота приезжим подавать.

Но сам правитель рейнский еще не вымыл рук,

Как Зигфрид Нидерландский ему напомнил вдруг

Об исполненье клятвы, им данной до того,

Как плыть в Исландию склонил он друга своего.

Гость молвил: «Разве слово вы не дали тогда,

Что в день, когда с Брюнхильдой воротитесь сюда,

Пригожую Кримхильду я получу в супруги?

Иль ни во что не ставите вы все мои услуги?»

«Вы все конечно правы,- сказал король в ответ.-

Вовеки не нарушу я данный мной обет

И пособлю вам, Зигфрид, чем только я могу».

И за сестрою тотчас же он отрядил слугу.

Когда она со свитой войти хотела в зал,

Ей Гизельхер навстречу по лестнице сбежал.

«Немедля отошлите всех дам своих назад.

Лишь вас одну зовет к себе наш государь и брат».

Красавица Кримхильда направилась за ним

На середину зала, где за столом большим

Сидел король с Брюнхильдой, супругою своей,

Среди толпы наехавших из разных стран гостей.

Бургундии властитель промолвил: «Будь добра,

И мой обет исполнить мне помоги, сестра.

За одного героя просватана ты мной.

Отказом нас не огорчай и стань его женой».

Ответила Кримхильда: «Тут просьбы ни к чему:

Не откажу вовеки я брату своему.

Быть вам во всем покорной — обязанность моя.

Я рада выйти за того, кто избран мне в мужья».

Под взором девы Зигфрид мгновенно вспыхнул весь

И молвил, что слугою ей быть почтет за честь.

Поставив их бок о бок, ее спросили вновь,

Отдаст ли королевичу она свою любовь.

Хоть долго стыд девичий ей сковывал язык,

Не изменило счастье герою в этот миг:

Сказала «да» чуть слышно в конце концов она,

И тут же Зигфриду была женой наречена.1

Когда же были клятвы обоими даны

В том, что друг другу будут они по гроб верны,

Красавицу в объятья воитель заключил

И поцелуй при всем дворе от девы получил.

Круг, их двоих обставший, внезапно поредел,

И Зигфрид против зятя за стол с женою сел.

Был к радости всеобщей на это место он

Своими нибелунгами с почетом отведен.

Увидев, как золовка близ Зигфрида сидит,

Надменная Брюнхильда почувствовала стыд,

И горестные слезы, одна другой крупней,

На щеки побледневшие закапали у ней.

Спросил король бургундский: «Что огорчает вас?

Чем омрачен нежданно блеск ваших ясных глаз?

Вам радоваться б надо, что вы приобрели

Так много новых подданных, и замков, и земли».

Ответила Брюнхильда: «Могу ль не лить я слез,

Коль тяжкую обиду мой муж сестре нанес,

За своего вассала ее решив отдать?

Как, видя рядом с ней его, от горя не рыдать?»

Сказал державный Гунтер: «Я объясню позднее,

Зачем мне было нужно, чтоб в брак вступил он с нею.

Покамест же об этом и думать не должны вы,

Тем более что проживут они свой век счастливо».

Она ему: «И все же Кримхильду жалко мне.

Не будь я в вашей власти — ведь я в чужой стране,

Не подпустила вас бы я к ложу ни на шаг,

Пока б вы не ответили, зачем вам этот брак».

Державный Гунтер молвил: «Тогда вы знать должны,

Что благородный Зигфрид — король большой страны.

Богат он и землею, и замками, как я.

Вот почему он избран мной моей сестре в мужья».

Речь короля Брюнхильду утешить не смогла,

Тут высыпали гости во двор из-за стола,

И от потехи ратной вновь задрожал дворец.

Но Гунтер с нетерпеньем ждал, чтоб ей пришел конец.

Хотелось поскорее ему возлечь с женой.

Был славный витязь занят в тот миг мечтой одной —

О том, как он познает любовные услады.

Все пламенней бросал король на молодую взгляды.

Но вот и попросили гостей турнир прервать:

Молодоженам время настало почивать.

По лестнице спустились две королевы вместе.

Тогда еще не полнились сердца их жаждой мести.

Заторопилась свита вдогонку молодым.

Дорогу освещали постельничие им.

За Гунтером немало вассалов знатных шло.

Но было их у Зигфрида не меньшее число.

В свои опочивальни герои удалились.

Перед любовным боем сердца их веселились —

Казалось, в нем победа обоим суждена.

И Зигфрид ею в эту ночь насытился сполна.

Когда воитель ложе с Кримхильдой разделил

И утолила дева его любовный пыл,

Ценить свою супругу стал больше жизни он.

Милей была ему она, чем десять сотен жен.

Но речь об их утехах вести я не охоч.

Послушайте-ка лучше о том, как эту ночь

Провел король бургундский с красавицей женой.

Уж лучше б он возлег не с ней, а с женщиной иной.

Ввели супругов в спальню, и разошелся двор,

И дверь за молодыми закрылась на запор,

И Гунтер мнил, что близок миг торжества его.

Увы! Не скоро он сумел добиться своего.

В сорочке белой дева взошла на ложе нег,

И думал славный витязь: «Я овладел навек

Всем тем, к чему стремился так долго и так страстно».

Теперь он был вдвойне пленен Брюнхильдою прекрасной.

Огонь, горевший в спальне, он потушил скорей

И, подойдя к постели, прилег к жене своей.

Король, желанья полон, от счастья весь дрожал

И дивный стан красавицы в объятьях пылко сжал.

Всю чашу наслаждений испил бы он до дна,

Когда бы сделать это дала ему жена.

Но мужа оттолкнула она, рассвирепев.

Он встретил там, где ждал любви, лишь ненависть и гнев.

«Подите прочь! — сказала красавица ему.-

Я вижу, что вам нужно, но не бывать тому.

Намерена я девство и дальше сохранять,

Пока не буду знать всего, что мне угодно знать».

Сорочку на Брюнхильде король измял со зла.

Стал брать жену он силой, но дева сорвала

С себя свой крепкий пояс, скрутила мужа им,

И кончилась размолвка их расправой с молодым.

Как ни сопротивлялся униженный супруг,

Он был на крюк настенный подвешен, словно тюк,

Чтоб сон жены тревожить объятьями не смел.

Лишь чудом в эту ночь король остался жив и цел.

Недавний повелитель теперь молил, дрожа:

«С меня тугие путы снимите, госпожа.

Я понял, королева, что мне не сладить с вами,

И вам не стану докучать любовными делами».

Но не сумел мольбами Брюнхильду тронуть он.

Его жена спокойно вкушала сладкий сон,

Пока опочивальню рассвет не озарил

И Гунтер на своем крюке не выбился из сил.

Тогда спросила дева: «Не стыдно ль будет вам,

Коль вашим приближенным войти сюда я дам

И все они увидят, что вас связала я?»

Король промолвил ей в ответ: «Погибнет честь моя,

Но вам от срама тоже себя не уберечь.

Поэтому дозвольте мне рядом с вами лечь,

И коль уж так противна вам мужняя любовь,

Я даже пальцем не коснусь одежды вашей вновь».

Брюнхильда согласилась с супруга путы снять

И королю на ложе дала взойти опять,

Но, повинуясь деве, так далеко он лег,

Что до ее одежд рукой дотронуться не мог.

Явились утром слуги будить господ своих

И в новые наряды одели молодых.

Весь двор был весел духом и шумно ликовал,

Один виновник торжества скорбел и тосковал.

Блюдя обычай, чтимый от века в том краю,

Король в собор к обедне повел жену свою.

Пришел туда и Зигфрид с Кримхильдой в свой черед.

Был полон храм, и вкруг него стеной стоял народ.

С почетом превеликим, как королям к лицу,

Пошли две пары вместе торжественно к венцу,

И радовались люди, на молодых смотря,

Что их союз теперь скреплен у божья алтаря.

Шестьсот бургундов юных созвали короли

И в рыцарское званье с почетом возвели.

Возликовал весь город, и тут же меж собой

Был рыцарями новыми потешный начат бой.

Трещали древки копий, сверкала сталь щитов.

Красавицы из окон глядели на бойцов.

Лишь Гунтеру хотелось остаться одному:

Восторг, одушевлявший всех, несносен был ему.

Но хоть король таился от зятя своего,

Тот, как он ни был счастлив, заметил грусть его

И шурину промолвил: «Узнать бы я ночь,-

Коль не обидит вас вопрос,- что принесла вам ночь?»

Сказал хозяин гостю: «Лишь стыд и срам безмерный.

Женился не на деве — на черте я, наверно.

Я к ней со всей душою, она ж меня, мой друг,

Связала и повесила на крюк в стене, как тюк.

Пока я там терзался, жена моя спала

И лишь перед зарею с крюка меня сняла.

Но я позор мой в тайне хранить тебя молю».

Гость молвил: «О случившемся я всей душой скорблю.

Но помогу тебе я, коль ты дозволишь мне,

И нынче лечь придется с тобой твоей жене

Так, чтобы ты отказа ни в чем не получил».

Он этим обещанием скорбь Гунтера смягчил.

Прибавил нидерландец: «Забудь свою тревогу.

Хоть был я нынче ночью тебя счастливей много

И жизни мне дороже теперь сестра твоя,

Заставлю и Брюнхильду стать тебе женою я.

Когда в постель ложиться вам будет с ней пора,

Плащ-невидимка скроет меня от глаз двора,

И вслед за вами в спальню я проберусь, незрим,

А ты прикажешь уходить постельничим своим.

Когда ж погаснут свечи в руках юнцов-пажей,

Знай: это я явился сбить спесь с жены твоей.

Гордячку я сегодня в покорность приведу,

Коль в схватке с богатыршею за друга не паду».

Король ему: «Лишь девства Брюнхильду не лишай,

А в остальном что хочешь над нею совершай,

И если даже смерти предашь мою жену,

Вовек тебе расправу с ней я не вменю в вину».

Ответил нидерландец: «Ручательство даю,

Что не намерен девства лишать жену твою —

Ведь мне моя Кримхильда милей всех дев и жен».

И Гунтер словом Зигфрида был удовлетворен.

Весь день в столице длился у рыцарей турнир.

Они его прервали лишь в час, когда на пир

Опять настало время вести прекрасных дам

И разъезжаться всадникам велели по домам.

Едва от них очищен был подступ ко дворцу,

Как обе королевы направились к крыльцу,

И каждую епископ к столу сопровождал.

Валом валили витязи вослед за ними в зал.

Душой и сердцем весел был Гунтер вечер весь.

Поверил он, что Зигфрид собьет с Брюнхильды спесь,

И день ему казался длинней, чем тридцать дней,-

Так не терпелось королю возлечь с женой своей.

Конца честного пира дождался он с трудом.

Но вот все гости встали, и подкрепиться сном

Пошли две королевы с толпою дам своих.

Ах, сколько смелых витязей сопровождало их!

Неустрашимый Зигфрид с Кримхильдою сидел.

С безмерною любовью он на нее глядел,

И руку пожимала жена ему в ответ,

Как вдруг она увидела, что мужа рядом нет.

Пропал, как в воду канул, ее сердечный друг.

Спросила королева в недоуменье слуг:

«Кто увести отсюда мог мужа моего?

Кем вырвана из рук моих была рука его?»

Затем она умолкла, а Зигфрид в этот миг

Уже к Брюнхильде в спальню, невидимый, проник.

Там погасил он свечи в руках пажей-юнцов,

И Гунтер понял: Зигфрид здесь и в бой вступить готов.

Старательно исполнил король его наказ:

Велел он свите спальню покинуть сей же час

И двери в опустевший супружеский покой

Немедля на двойной засов закрыл своей рукой.

Он свет задул у ложа, и Зигфрид с девой лег,

Затем что по-иному вести себя не мог,

Склонять к игре любовной Брюнхильду начал он,

Чем был король обрадован и все же огорчен.

Но прежде чем коснулся хоть пальцем гость ее,

Воскликнула Брюнхильда: «Вы снова за свое?

Коль не уйметесь, Гунтер, я вас свяжу опять».

Да, много муки с ней пришлось ему в ту ночь принять.

Был Зигфрид осторожен — упорно он молчал,

Но Гунтер ясно слышал (увидеть — мрак мешал),

Что зять не посягает на честь его жены

И что отнюдь не ласками они поглощены.

Брюнхильдой принят Зигфрид и впрямь за мужа был:

Едва в объятьях деву он стиснул что есть сил,

Как сбросила с постели она его толчком,

И о скамейку стукнулся с размаху он виском.

Смельчак, вскочив проворно, на ложе прянул вновь,

Чтоб вынудить Брюнхильду принять его любовь,

Но получил от девы столь яростный отпор,

Какого из мужчин никто не встретил до сих пор.

Увидев, что паденьем не отрезвлен супруг,

Она вскочила с ложа и закричала вдруг:

«Вы мять мою сорочку дерзнули, грубиян,

И будет вам за это мной урок вторично дан».

В охапку смелый витязь был схвачен девой милой.

Связать его Брюнхильда, как Гунтера, решила,

Чтоб он не смел тревожить ее во время сна,

И за сорочку мятую с ним разочлась сполна!

Он был силен, но все же Брюнхильды не сильней

И вскоре убедился, что шутки плохи с ней.

Как Зигфрид ни боролся с могучею женой,

Ей удалось его зажать меж шкафом и стеной.

«Увы! — храбрец подумал.- Пропали все мужья,

Коль здесь от рук девицы погибну нынче я:

Как только разнесется везде об этом весть,

Забудут жены, что на них управа в доме есть».

Король, дрожа за друга, весь обратился в слух.

Тут Зигфрид устыдился, воскрес в нем прежний дух.

Он с силами собрался и, преисполнясь гнева,

Решил любой ценой сломить упорство королевы.

Король все ждал развязки, вперяя взор во мрак.

Меж тем Брюнхильда руки врагу сдавила так,

Что брызнул ток кровавый из-под ногтей его,

Но нидерландец доблестный добился своего

И укротил Брюнхильду, превозмогая боль.

Он не сказал ни слова, но услыхал король,

Как богатыршу с маху на ложе бросил он

И так прижал, что вырвался у ней протяжный стон.

Она — рукой за пояс, чтоб им врага связать,

Но Зигфрид, увернувшись, сдавил ее опять,

И разом затрещали все кости у нее,

И деве обуздать пришлось тщеславие свое.

«Король,- она взмолилась,- не убивай меня.

Тебе покорна стану я с нынешнего дня

И больше мужней воле перечить не дерзну.

Теперь я вижу, что смирить способен ты жену».

Гость отошел от ложа, как если бы совлечь

Хотел с себя одежду, чтоб после с девой лечь,

Но, удаляясь, пояс и перстень золотой

Успел тайком с Брюнхильды снять и унести с собой.

Он отдал их Кримхильде, а для чего — бог весть.

Наверное, беспечность всему виною здесь,

Из-за нее и принял он смерть в свой час и срок…

Меж тем король ликующий с красавицей, возлег.

Жене дарил он ласки, как мужу долг велит,

И та их принимала, смирив свой гнев и стыд.

На ложе сладкой неги, бледна, утомлена,

Мощь и гордыню прежнюю утратила она.

Равна по силе стала она любой из жен.2

Ее красой безмерной был Гунтер восхищен.

Он от жены отказа не получил ни в чем.

Что пользы спорить, коль супруг поставил на своем?

Всю ночь в его объятьях Брюнхильда провела,

Пока перед рассветом не поредела мгла…

Тем временем из спальни, в полночной тишине,

Незримо Зигфрид выскользнул и поспешил к жене.

На нежные расспросы он отвечать не стал

И даже пояс с перстнем Кримхильде передал

Лишь дома, в Нидерландах, когда на трон воссел.

И все же он своей судьбы избегнуть не сумел!

Иным, чем накануне, хозяин встал с одра: —

Был духом бодр и весел он к радости двора

И всех, кто в Вормс приехал, чтоб короля почтить.

Старались гостю каждому бургунды угодить.

Две полные недели тянулся пир честной.

Веселье не стихало ни днем, ни в час ночной,

И развлекались гости, как было им угодно.

Не пожалел на них казны хозяин благородный.

Одеждой, и конями, и всяческим добром,

И золотом червонным, и звонким серебром

Он одарить приезжих велел своей родне,

Чтоб каждый щедростью его доволен был вполне.

Пораздарил и Зигфрид с дружиною своей

Из тысячи могучих воинственных мужей

Все, с чем на Рейн к бургундам приехали они —

Наряды, седла, скакунов. Умели жить в те дни!

Подарки раздавали так много дней гостям,

Что им уж не терпелось уехать по домам.

Да, с Гунтером в радушье никто не мог сравниться.

Так свадебные торжества закончились в столице.

1 В эпоху раннего средневековья брачная церемония состояла в обмене обетами, которые жених и невеста давали, стоя в кругу свидетелей, венчание в церкви не считалось обязательным и могло иметь место уже после фактического совершения брака.

2 Мотив, характерный для эпоса многих народов: лишаясь невинности, дева-воительница одновременно утрачивает былую богатырскую силу.

АВЕНТЮРА XI.

О ТОМ, КАК ЗИГФРИД С ЖЕНОЙ ВЕРНУЛСЯ НА РОДИНУ

Когда простились гости с хозяином честным,

Сын Зигмунда промолвил дружинникам своим:

«Пора и нам сбираться в родную сторону»,-

И этой речью искренне порадовал жену.

Она сказала мужу: «Когда мы едем в путь?

Нам лучше бы с отъездом повременить чуть-чуть —

Сперва удел мой братья мне выделить должны».

Но горд был Зигфрид и не внял таким словам жены.

Три короля явились и молвили ему:

«Даем вам слово, Зигфрид, что зятю своему

До смерти мы готовы служить в делах любых».

И поклонился он шурьям за обещанье их.

Млад Гизельхер промолвил: «Часть замков, и земель,

И стран, принадлежавших по праву нам досель,

Мы выделим Кримхильде, и пусть сестра моя

Владеет ею вместе с тем, кто избран ей в мужья».

Увидел нидерландец, сколь дорог он шурьям,

И дружески ответил бургундским королям:

«Пускай хранит Всевышний и вас, и ваш народ,

Но достоянья вашего Кримхильда не возьмет.

Не нужно нам столь щедро ей выделенной доли.

Уж коль сидеть придется мне с нею на престоле,

У нас довольно будет и замков, и земли.

А в остальном я ваш слуга, как прежде, короли».

Кримхильда возразила: «Мне в землях нужды нет,

Но вот бойцов бургундских нам отвергать не след.

Иметь таких вассалов любой король охоч,

И поделить их с братьями была бы я не прочь».

Сестре ответил Гернот: «Любых себе возьми.

Поделимся охотно с тобою мы людьми.

У нас их тридцать сотен. Тебе мы треть дадим».

Тут королева юная за Ортвином лихим

И Хагеном из Тронье послала поскорей.

Угодно ль им с роднёю пойти на службу к ней?

Ответил Хаген гневно, услышав речи эти:

«Не вправе Гунтер уступать нас никому на свете.

Пускай другие служат вам на чужбине дальней,

А мы, бойцы из Тронье, блюдем свой долг вассальный:

Всегда мы состояли при наших королях,

И наше место при дворе, а не в чужих краях».

Звать Хагена с собою Кримхильда зареклась

И в дальнюю дорогу проворно собралась.

С ней тридцать две девицы, пятьсот бойцов лихих.

Граф Эккеварт сопровождал сестру владык своих.

Достойно проводили весь двор и Гунтер сам

Девиц, оруженосцев, и рыцарей, и дам,

И те, расцеловавшись с друзьями и родней,

Простились, всем довольные, с родимою страной.

Три короля бургундских вперед вельмож послали,

Чтобы они заране ночлег приготовляли

И у Кримхильды с мужем был каждый вечер кров:

А Зигфрид в Ксантен Зигмунду дал знать через гонцов,

Что вскоре возвратится его отважный сын,

Но в отчую столицу прибудет не один —

Прекрасная Кримхильда, дочь Уты, едет с ним.

Был Зигмунд несказанно рад известиям таким.

Он молвил: «Слава богу! Я доживу до дня,

Когда у власти сменит мой смелый сын меня

И с ним престол разделит пригожая жена.

Удвоит блеск его венца своей красой она».

На радостях Зиглинда, блюдя свой сан и честь,

На платье бархат алый дала гонцам за весть,

И золота немало, и много серебра,

И разодела с пышностью дам своего двора.

Решив, что сыну ныне, когда женился он,

Пора короноваться и сесть на отчий трон,

Для торжества Зиглинда убрать велела зал,

А Зигмунд встретить Зигфрида придворным приказал.

Не знаю, принимали ль еще кого-нибудь

Теплее, чем героев, державших в Ксантен путь.

Отправилась Зиглинда с толпой бойцов и дам

Навстречу королевичу, Кримхильде и гостям.

До самого заката была в дороге мать —

Так ей хотелось сына с невесткою обнять.

Лишь к ночи повстречала она их на пути

И поспешила в стольный град к супругу отвезти.

Забыли скорбь Зиглинда и Зигмунд в этот час.

Они расцеловались с невесткой много раз

И долго из объятий не выпускали сына.

Радушно ими принята была его дружина.

В свой зал приемный Зигмунд на пир позвал гостей.

В мгновенье ока сняли девиц и дам с коней —

Помочь им поспешили бойцы наперебой.

За честь служить красавицам считал из них любой.

Был Гунтер щедр, но Зигмунд — его щедрее все ж.

Столь дорогой одежды на свете не найдешь,

Какую в дар Зиглинда приезжим раздавала.

Хозяйки тороватее вовеки не бывало.

Гостей, на праздник званных, она одела так,

Что в платьях златотканых ходил былой бедняк.

Везде сверкали лалы, блестели жемчуга.

С вельможей знатным в пышности соперничал слуга.

А Зигмунд нидерландцам такую речь сказал:

«Пусть знает каждый родич и каждый мой вассал,

Что сын мой Зигфрид сменит меня у власти ныне».

Весть эта по сердцу пришлась народу и дружине.

Был Зигфрид коронован и возведен на трон,

И стал судьей верховным в своих владеньях он,

А суд супруг Кримхильды старался так вершить,

Чтоб страх перед возмездием неправому внушить.

Народом Зигфрид правил со славой девять лет,

А год пошел десятый — и родила на свет

Его супруга сына на радость всей родне

И к ликованью общему в столице и в стране.

Был Гунтером в честь дяди он наречен в купели,

И дали это имя младенцу не без цели:

Пусть будет смел и славен, во всем родне под стать.

Его с великим тщанием старались воспитать.

Но с госпожой Зиглиндой недолго пожил внук:

Оплаканная всеми, она скончалась вдруг,

И дочь достойной Уты теперь уже одна

Все бремя власти на себе нести была должна.

Тем временем на Рейне Брюнхильдою пригожей

На свет наследник трона произведен был тоже,

И, как пришлось мне слышать, в честь зятя своего

Король бургундский Зигфридом решил назвать его.

Был юный принц достоин родителей своих.

Назначил сыну Гунтер наставников таких,

Чтоб стал он мудрым мужем и доблестным бойцом.

Ах, скольких славных родичей лишился он потом!

Поныне повествуют преданья прошлых дней

О вольной шумной жизни лихих богатырей

И там, где Зигфрид правил отцовскою страной,

И там, где Гунтер пребывал с дружиной и родней.

Меж государей первым по мощи Зигфрид был:

К нему, кто Нибелунга и Шильбунга убил,

Их земли и вассалы по праву перешли,

И не могли тягаться с ним другие короли.

Принадлежал к тому же несметный клад ему —

Такой не доставался дотоле никому.

Богатство это Зигфрид добыл под той горой,

Где смерти предан им в бою был не один герой.

Стяжал там королевич немеркнущую славу,

Но и без этой битвы считаться мог по праву

Он первым между всеми, кто сиживал в седле.

Бойца грознее не было от века на земле.

АВЕНТЮРА XII.

О ТОМ, КАК ГУНТЕР ПОЗВАЛ ЗИГФРИДА НА ПИР

Брюнхильда задавала себе вопрос всегда:

«С какой Кримхильда стати так чванна и горда?

Ведь муж моей золовки поныне наш вассал,

Хотя уже давно у нас на службе не бывал».

Брюнхильду эти мысли не раз лишали сна.

В душе она глубоко была уязвлена

Тем, что на службу Зигфрид досель не прибыл к ней,

И правду выведать сполна хотела все сильней.

Тогда она у мужа осведомилась ловко,

Нельзя ль ей будет снова увидеться с золовкой.

Но хоть вопрос подобный невинен был вполне,

Король ответил нехотя красавице-жене.

Сказал державный Гунтер: «Об этом позабудь.

От Ксантена до Вормса не столь короток путь,

Чтоб приглашать Кримхильду сюда имел я право»,-

На что Брюнхильда молвила надменно и лукаво:

«Как подданный ни знатен, как ни прославлен он,

Все ж воля государя и для него закон».

Король лишь усмехнулся — ему-то лучше знать,

Что в Вормсе жил не как вассал его отважный зять.

Взмолилась королева: «Мой милый муж, устрой,

Чтобы приехал Зигфрид сюда с твоей сестрой.

Давным-давно с Кримхильдой нам повидаться надо.

Поверь, что буду встрече с ней я бесконечно рада.

О том, как с ней, прекрасной душою и лицом,

Перед моею свадьбой сидели мы вдвоем,

Поныне вспоминаю с большой любовью я.

Была достойна Зигфрида, мой друг, сестра твоя».

Брюнхильда так просила, что Гунтер уступил:

«Знай, в Вормсе их увидеть я сам бы счастлив был.

Не трать же слов напрасно — согласье я даю

Их пригласить через гонцов на Рейн, в страну мою».

Она ему: «Так жажду я свидеться с родными,

Что ты сказать мне должен, кого пошлеть за ними,

Когда велишь в дорогу отправиться гонцам

И скоро ли мой зять с женой прибудут в гости к нам».

«Скажу,- король ответил.- Я ленников своих

Пошлю к ним три десятка». К себе призвал он их

И снарядил в дорогу, Брюнхильда ж припасла

По платью пребогатому для каждого посла.

Державный Гунтер молвил: «Запомните, герои:.

Когда посольство примут мой зять с моей сестрою,

Вы им передадите дословно от меня,

Что любит их по-прежнему вся вормсская родня,

Что мы с женой их просим пожаловать сюда

И будем за согласье признательны всегда,

Что мы обоих в гости к солнцевороту ждем

И что они найдут у нас заслуженный прием.

Моей сестре особо скажите, что она

С супругом непременно приехать к нам должна,

А Зигмунда уверьте, когда вас примет он,

Что здесь, на Рейне, чтут его и шлют ему поклон».

Тут дамы, и Брюнхильда, и королева-мать

Немало наказали приветов передать

Всем тем, кто в Нидерланды с Кримхильдой отбыл встарь,

И отправляться приказал посланцам государь.

Готов посольство править был каждый из гонцов,

Они проворно сели на добрых скакунов

И понеслись галопом — неблизкий путь их ждал.

Охрану им падежную король в дорогу дал.

Послы скакали быстро и не щадя коней,

Но к Зигфриду попали лишь через двадцать дней.

Он в замке нибелунгов в ту пору находился.

В Норвежской марке замок тот на скалах громоздился.

Король с женою были чуть свет извещены,

Что витязи явились к ним из чужой страны:

Они — в бургундском платье и вид у них лихой.

Кримхильда с ложа спрыгнула, вняв новости такой.

Во двор велела глянуть она одной из дам,

И та ей объявила, что видит Гере там

И что успели гости уже сойти с седла.

В волненье мысль о земляках Кримхильду привела.

«Взгляни, мой друг, кто прибыл в наш замок на заре.

Стоит,- она вскричала,- граф Гере во дворе.

Сюда его с друзьями прислал мой милый брат».

Бесстрашный Зигфрид ей в ответ: «Таким гостям я рад».

Встречать гонцов из Вормса сбежался замок весь.

Им выказать радушье любой считал за честь.

Возликовал и Зигмунд, про их приезд узнав:

Король был стар, но сохранил гостеприимный нрав.

Тут отвели покои для отдыха гостей,

И челядь у приезжих взяла их лошадей.

Затем послов позвали в большой приемный зал,

Где Зигфрид близ жены своей на троне восседал.

Они учтиво встали, когда вошли гонцы.

Тепло был принят Гере, а с ним и все бойцы,

Которым Гунтер ехать в посольство повелел.

Маркграфу предложили сесть, но он не захотел.

«Хотя с дороги дальней немудрено устать,

Нам, государь, пред вами дозвольте постоять,

Пока мы не расскажем, как надлежит гонцам,

С чем Гунтер и Брюнхильда нас сюда прислали к вам.

Садиться нам не время: мы передать должны

Привет, что шлют вам Ута, а с ней ее сыны —

Млад Гизельхер и Гернот, родные и друзья,

И все, кого, сбираясь в путь, успел увидеть я».

«Пусть бог,- промолвил Зигфрид,- воздаст шурьям моим,

А я люблю их нежно и доверяю им.

Моя супруга — также. Теперь сказать должны вы,

По-прежнему ль мои друзья здоровы и счастливы.

Давно я их не видел. Быть может, кто-нибудь

Дерзнул за это время на честь их посягнуть?

Коль так, приду на помощь я им, как в дни былые,

И недруг их поплатится за умышленья злые».

Отважный витязь Гере сказал ему в ответ:

«Живут мои владыки без горестей и бед.

Они на пир веселый вас, государь, зовут.

Ведь Зигфрида, поверьте мне, глубока в Вормсе чтут.

Они супругу вашу приехать просят с вами,

Как только снова минет зима с ее снегами.

До дня солнцеворота вас будут дожидаться».

Король ему: «Едва ль смогу с родней я повидаться».

Тогда посол бургундский заговорил опять:

«На Рейн зовет вас Ута, супруги вашей мать,

И Гизельхер, и Гернот. Грех им не дать согласья:

Сестру и зятя вновь обнять почтут они за счастье.

Брюнхильда, королева и госпожа моя,

Со свитою вас просит о том же, что и я.

Она б безмерно рада увидеть вас была».

Пришлась Кримхильде по сердцу такая речь посла.

В родстве был с нею Гере. На радостях она

Маркграфа усадила и всем дала вина.

Тут старый Зигмунд тоже пришел в приемный зал

И там, бургундов увидав, приветливо сказал:

«Вам, Гунтеровы люди, вам, витязи, привет!

Что ж вы не появлялись здесь целых десять лет,

С тех пор как сын мой Зигфрид Кримхильде стал супругом?

Не подобает своякам пренебрегать друг другом».

Посланцев ободрило радушие такое.

Усталость и заботы с них сняло как рукою.

За стол их усадили, и пир пошел честной.

Не обделили яствами гонцов король с женой.

Шло девять дней веселье у Зигфрида с посольством,

Но, наконец, пресытясь хозяйским хлебосольством,

Бургунды намекнули, что время ехать им.

Тогда король прийти к нему велел друзьям своим.

В таких словах совета у них он попросил:

«Меня мой шурин Гунтер на праздник пригласил.

Мне самому в охоту увидеть свояка,

Да больно до Бургундии дорога далека.

Зовут со мной Кримхильду на Рейн мои шурья,

Но утомить в дороге боюсь супругу я

И сам не знаю — ехать или не ехать мне,

Хоть тридевять земель пройду, чтоб услужить родне».

Ответили вассалы: «Езжайте в добрый час,

Коль погостить на Рейне охота есть у вас,

Но пусть сопровождает вас тысяча бойцов,

Чтоб с честью были приняты вы у своих шурьев».

Тут Зигмунд Нидерландский вошел и слово взял:

«Что ж, сын мой, об отъезде отцу ты не сказал?

Рад, если ты не против, я буду к вам примкнуть

И сотню добрых витязей возьму с собою в путь».

«Коль ехать вам угодно, любезный мой отец,

Я буду только счастлив,- ответил удалец.-

Мы выступим отсюда через двенадцать дней».

Дал Зигфрид спутникам своим одежду и коней.

Когда сказали Гере и остальным гонцам,

Что Зигфрид согласился прибыть на пир к шурьям,

Уехали бургунды к владыке своему

С известьем, что на празднество прибудет зять к нему.

Король и королева, как говорят сказанья,

Подарков столько дали посланцам на прощанье,

Что не смогли их кони подобный груз поднять

И вьючных лошадей на Рейн с собой пришлось им гнать.

С отцом совместно Зигфрид дружинников одел,

А Эккеварт на совесть о дамах порадел:

Маркграф велел, чтоб были для них привезены

Наряды наилучшие со всех концов страны.

Щиты и седла стали готовить удальцы.

Все, кто на Рейн сбирались,- и дамы и бойцы —

В избытке получили, что нужно было им.

Вез Зигфрид свиту пышную с собой к друзьям своим.

Меж тем гонцы скакали дорогою знакомой,

И через три недели посольство было дома,

И Гере спрыгнул наземь с седла перед дворцом,

Где он тепло и радостно был встречен всем двором.

С расспросами пристали и стар и млад к гонцу,

Но он ответил вормсцам, как витязю к лицу:

«Все Гунтер сам расскажет, увидевшись со мной»,-

И в зал пошел, где ожидал послов король с родней.

Вскочил он им навстречу. Затем его жена

Сказала, как посланцам признательна она

За службу и усердье. Потом король спросил:

«Маркграф, как принял вас мой зять, который мне так ли

»Зарделся,- молвил Гере,- от радости он весь,

Когда ему с супругой от вас привез я весть.

Вам с госпожой Брюнхильдой его отец и он

Шлют самый искренний привет и дружеский поклон".

Тогда вопрос маркграфу Брюнхильда задала:

«Все так же ли Кримхильда учтива и мила,

И вправду ли приедет она к нам с мужем в гости?»

Ответил Гере доблестный: «Сомненья в том отбросьте».

Посла к себе и Ута велела пригласить,

Чтоб о здоровье дочки его порасспросить,

И радостью исполнил он королеву-мать,

Сказав, что вскорости она обнимет дочь опять.

Поведали посланцы, как щедр был Зигфрид к ним,

Их одарив казною и платьем дорогим.

Пленили всех вассалов трех братьев-королей

Подарки эти пышностью и красотой своей.

«Нетрудно,- молвил Хаген,- казаться тороватым,

Когда владеешь кладом, у нибелунгов взятым.

До самой смерти Зигфрид не расточит тот клад.

Заполучить в Бургундию его я был бы рад».

Весь Вормс нетерпеливо гостей высоких ждал.

Их поскорей увидеть мечтал любой вассал,

И рук не покладая с зари и до зари

К приезду их готовили дворец богатыри.

И стольник Ортвин Мецский, и чашник Синдольт смелый

Без отдыха трудились — у них хватало дела:

Уж коли пир назначен, зал в срок убрать изволь.

Постельничего Хунольта дал в помощь им король.

Начальник кухни Румольт с отрядом поваров

Орудовал умело десятками котлов,

Чанов, кастрюль, кувшинов, горшков и сковород.

Тот, кто на праздник явится, голодным не уйдет.

АВЕНТЮРА XIII.

О ТОМ, КАК ЗИГФРИД С ЖЕНОЙ ПРИЕХАЛИ НА ПИР

Теперь мы, предоставив бургундов их трудам,

Расскажем, как Кримхильда с толпой придворных дам

Из края нибелунгов на Рейн держала путь.

Навряд ли зрелище пышней видали где-нибудь.

Шел вслед обоз огромный с одеждой дорогою.

Так ехал смелый Зигфрид со свитой и женою,

Чтоб к шурину и другу поспеть на торжество.

Увы, он не подозревал, что ждет беда его!

Его сынку в ту пору так мало было лет,

Что переезд ребенку пойти бы мог во вред,

И первенца оставил король в родном краю,

И больше отрок не видал отца и мать свою.

Сопровождал героя его отец седой.

Когда бы ведал Зигмунд, что кончится бедой

Веселый пир на Рейне, он сына и невестку

Не отпустил бы ни за что в опасную поездку.

Гонцов послал с дороги к трем королям их зять,

И люди Уты гостя поехали встречать.

Отправил с ними Гунтер своих богатырей,

А сам стал думать, как принять приезжих потеплей.

Пошел в покой к супруге и молвил государь:

«Ты помнишь, как Кримхильда тебя встречала встарь?

Не менее радушной теперь ты быть должна».-

«И буду: я ж ее люблю»,- ему в ответ она.

«Я жду их завтра утром,- сказал король жене,-

И выехать навстречу велит учтивость мне:

Не принимал я в жизни гостей столь дорогих.

Сбирайся, если ты со мной желаешь встретить их».

Брюнхильда приказала, созвав придворных дам,

Им всем принарядиться так, чтоб предстать гостям

В одежде самой лучшей, богатой и красивой,

И выполнять ее приказ взялись они ретиво.

На лошадей вельможи им пособили сесть.

Встречать гостей желанных весь двор и город весь

Помчались за Брюнхильдой и Гунтером вослед.

Столь теплой встречи родичей еще не видел свет.

Была с высокой гостьей Брюнхильда так мила,

Что в этот день невестка золовке воздала

За прежнее радушье и ласковый прием.

Дивились их учтивости все, кто стоял кругом.

Вслед за женой и Зигфрид с дружиной подскакал.

Тяжелый конский топот на поле не смолкал,

И тучей черной пыли заволоклось оно.

Повсюду было витязей и дам полным-полно.

Когда король бургундский увидел, что пред ним

Неустрашимый Зигфрид с родителем своим,

Он так обоим молвил: «Привет мой вам, друзья!

Вас видеть в Вормсе счастливы моя родня и я».

Сказал почтенный Зигмунд: «Воздай вам бог, коль так.

С тех пор как сын мой Зигфрид вступил с Кримхильдой в брак

Я о свиданье с вами мечтал неоднократно».

Ответил Гунтер: «Слышать мне такую речь приятно».

Был Зигфрид принят с честью, как государь и друг.

Его расположенья искали все вокруг.

Млад Гизельхер и Гернот пеклись о госте так,

Что большего радушья он желать не мог никак.

Вот съехались вплотную супруги королей,

И дамам, пожелавшим на землю слезть с коней,

Поторопились помощь герои предложить.

Хватило дела всем, кто рад был женщине служить.

Перемешались свиты обеих королев,

И умилились сердцем воители, узрев,

Как обнялись при встрече супруги их владык.

Свели знакомство меж собой немало дам в тот миг.

И гостьи и бургундки с учтивостью такой

Друг к дружке устремлялись с протянутой рукой,

Так нежно целовались по многу раз подряд,

Что восторгались витязи, на них бросая взгляд.

Но счел державный Гунтер, что в Вормс пора скакать,

А по пути, чтоб видел его отважный зять,

Как глубоко он всеми в краю бургундском чтим,

Турнир устроить приказал король мужам своим.

Бойцов в той схватке славной взял Хаген под начал,

И Ортвин за порядком с ним вместе наблюдал.

Им все повиновались — их мощь внушала страх.

А как они заботились о дорогих гостях!

Пока шел бой потешный у городских ворот,

Хозяева с гостями не двигались вперед.

Под свист каленых копий и звон щитов стальных

Казались долгие часы минутами для них.

Гостей король оттуда повез к себе в палаты.

Роскошные попоны, расшитые богато,

У женщин из-под седел свисали до земли.

Вновь у дворца воители слезть дамам помогли.

Отвел приезжим Гунтер покои сей же час.

С золовки не спускала меж тем Брюнхильда глаз.

Кримхильда красотою пленяла всех кругом —

Светлей и чище золота была она лицом.

А гости все стекались, шумя, толпясь, пыля,

Пока конюший Данкварт по слову короля

Над Зигфридовой свитой не принял попеченье.

Для каждого сумел найти он тотчас помещенье.

Затем гостей хозяин велел просить за стол.

Пир и в дворцовом зале, и во дворе пошел.

Король богатый задал на славу торжество:

Ни в чем приезжим не было отказу у него.

Исполнен дружелюбья, он с ними пил и ел,

А зять его с женою, как встарь, напротив сел.

К столу их провожало немало удальцов —

Двенадцать сотен доблестных, испытанных бойцов.

Когда позанимали они места кругом,

Красавица Брюнхильда подумала тайком,

Что мир вовек не видел столь сильного вассала,

Но к Зигфриду в тот миг враждой еще не воспылала.

Веселье затянулось в тот вечер допоздна.

У многих даже платье промокло от вина:

Гость поднятую чару допить не успевал,

Как чашник влагу пенную в нее уж подливал.

Как на пирах ведется, хозяева велели

Постлать для дам приезжих удобные постели.

Всех, кто на праздник прибыл, ждал ласковый прием.

С большим почетом каждый гость был встречен королем.

Когда же день забрезжил сквозь толщу облаков,

Открыли дамы крышки дорожных сундуков

И вынули одежду, хранившуюся в них.

Она слепила взор огнем каменьев дорогих.

Еще не отбыл Гунтер к заутрене в собор,

А уж от звона стали гудел дворцовый двор:

Сошлись оруженосцы и рыцари толпой,

Чтоб в честь хозяина начать большой потешный бой.

Над рейнскою столицей разнесся громкий звук —

То трубы загудели, запели флейты вдруг,

И Вормс проснулся разом, хотя он был велик,

И на коней воители вскочили в тот же миг.

Излюбленной забаве герои предались.

Сердца их молодые отвагою зажглись.

Щитами прикрываясь и горяча коней,

Кидались витязи туда, где бой гремел сильней.

Сражался сам хозяин и все его друзья,

А из дворцовых окон, дыханье затая,

За круговертью схваток, вскипавших там и сям,

Следило много милых дев и благородных дам.

Всех увлекла потеха, за часом час летел,

Но колокол соборный призывно загудел,

И подвели к воротам коней для дам и дев,

И в храм вельможи повезли обеих королев.

У паперти их сняли воители с седла.

К золовке не питала еще Брюнхильда зла.

Рука в руке вступили они под кров святой,

Но обернулась их приязнь раздором и враждой.

Окончилась обедня, и во дворец опять

Поехали хозяйка и гостья пировать,

И дружбу их ни разу не омрачила тень,

Пока над Вормсом не рассвел одиннадцатый день.

АВЕНТЮРА XIV.

О ТОМ, КАК КОРОЛЕВЫ ПОССОРИЛИСЬ

В тот день, перед вечерней, потехой ратной вновь

Погорячить решили себе герои кровь.

От топота и кликов гудел дворцовый двор,

А из дворца на витязей бросали дамы взор.

Сидели королевы бок о бок у окна,

И вдруг о двух героях пришла им мысль одна.

Промолвила Кримхильда: «Супруг мой так силен,

Что мог бы подчинить себе и вашу землю он».

Брюнхильда возразила: «Напрасные мечты!

Вот если б пережили всех нас твой муж да ты,

Наш край и впрямь достался б супругу твоему,

Но раз мой Гунтер здравствует, вовек не быть тому».

Ответила Кримхильда: «Ты лучше посмотри,

Насколько Зигфрид краше, чем все богатыри.

Меж ними он — как месяц меж звезд порой ночной.

Горжусь я тем, что он меня назвал своей женой».

Брюнхильда не смолчала: «Как Зигфрид ни хорош,

Ни храбр, ни прям душою, признать должна ты все ж,

Что Гунтер, брат твой смелый,- знатней и удалей.

С ним не идет в сравнение никто из королей».

Воскликнула Кримхильда: «Поверь, сестра моя,

Превозношу супруга не без причины я:

Себя он так прославил в дни мира и войны,

Что Зигфрид с Гунтером твоим величием равны».

«Тебя я не хотела, Кримхильда, оскорбить,

Но с Гунтером не может супруг твой ровней быть.

Об этом я узнала от них самих в те дни,

Когда искать моей руки приехали они.

Тогда твой брат отвагой любовь мою стяжал,

И Зигфрид мне признался, что он — простой вассал.

А коли так, вассалом он должен и считаться».

Красавица Кримхильда ей: «Как это может статься?

Не верю я, чтоб братья и вся моя родня

За подданного выдать осмелились меня,

А потому покорно прошу тебя, подруга,

Не говорить подобных слов про моего супруга».

«Я говорить их буду,- Брюнхильда ей в ответ.-

Мне с мужем отрекаться от подданных не след:

Пускай и впредь нам служат, как долг и честь велят».

Тут на невестку кинула Кримхильда гневный взгляд.

«Придется все ж отречься тебе от одного:

Мой муж слугою не был вовек ни у кого.

Знатнее, чем твой Гунтер, его отважный зять,

И ты должна свои слова назад немедля взять.

Вот что еще мне странно: коль впрямь он ленник твой

И ты повелеваешь по праву им и мной,

Как он посмел так долго вам дани не платить?

Тебе надменный свой язык пора б укоротить».

Воскликнула Брюнхильда: «Свой чванный нрав уйми!

Ведь мы еще посмотрим, кто больше чтим людьми —

Ты или я, чьей воле покорен каждый здесь».

И тут уж вовсе королев объяли злость и спесь.

«Пусть будет так, Брюнхильда, как ты сейчас сказала.

Ты моего супруга считаешь за вассала,

А я при всех, кто службой обязан вам и нам,

Перед тобою, первая, войду сегодня в храм.

Сегодня ж ты увидишь, что выше родом я

И что славней, чем Гунтер, тот, кто мне дан в мужья.

Отучишься ты думать, что я — твоя раба.

А коль воображаешь ты, что это похвальба,

Я повторяю снова, что первой в храм войду

У всех твоих вассалов и женщин на виду,

Чтоб моему величью дивился вормсский двор»,

Вот так меж королевами и начался раздор.

Брюнхильда заключила: «Коль ты убеждена,

Что верностью вассальной пренебрегать вольна,

Ты от меня отдельно со свитой в храм пойдешь».

И ей вдогонку бросила Кримхильда: «Ну, так что ж?»

Затем велела дамам: «Оденьтесь сей же час.

Пускай в восторг бургунды придут, увидев вас,

И знают, что не в меру их госпожа горда,

И я от чванства отучу Брюнхильду навсегда».

Принарядились дамы, и, свиту оглядев,

Из всех на праздник в Вормсе прибывших с нею дев

В собор взяла с собою Кримхильда сорок три.

Шли с ними люди Зигфрида, бойцы-богатыри.

Шелк яркий аравийский на женщинах сверкал,

Но даже он, казалось, бледнел и померкал,

Как только на Кримхильду бросали вормсцы взгляд —

Так царственно роскошен был в тот день ее наряд.

Народ давался диву: знать, что-нибудь стряслось,

Коль обе королевы идут к вечерне врозь —

Ведь раньше их, бывало, не разольешь водой.

Увы, кто знал, что их раздор для всех чреват бедой!

Тем временем Брюнхильда со свитою своей

Направилась к собору и встала у дверей.

Беседа завязалась у витязей и дам,

А тут и гостья подошла ко входу в божий храм.

Наряд ее прислужниц был сказочно хорош —

Такой вовек не снился и дочерям вельмож.

За Зигфридом не бедно жила его жена:

Богатством тридцать королев могла затмить она.

Вам подтвердил бы каждый, кто был в тот миг у храма,

Что в жизни он не видел пышней одетой дамы,

Чем спутницы Кримхильды, пришедшие в собор.

Она принарядила их невестке вперекор.

Итак, столкнулись свиты обеих королев,

И тут хозяйка гостье, от злобы побелев,

Надменно приказала не преграждать пути:

«Пускай супруга ленника даст госпоже пройти».

Разгневанно Кримхильда воскликнула в ответ:

«Молчи! Твое злоречье тебе самой во вред.

Как саном королевским кичиться может та,

Кто подданным своим была в наложницы взята?»

«Кого же ты, Кримхильда, наложницей зовешь?» —

«Тебя, и ты не смеешь сказать, что это ложь.

Впервые насладился твоею красотой

Не Гунтер, твой законный муж, а милый Зигфрид мой.

Ужель тебе рассудок в ту ночь не подсказал,

Что, к хитрости прибегнув, возлег с тобой вассал?

Уймись и грех свой тайный не ставь себе в заслугу».

Брюнхильда ей: «Твои слова я передам супругу».

«Изволь! Ты не уронишь меня во мненье брата.

Сама ты возгордилась, сама и виновата.

Коль подданной своею ты смела счесть меня,

Меж нами больше дружбы нет с сегодняшнего дня».

Заплакала Брюнхильда, и первой, перед ней,

Вошла в собор Кримхильда со свитою своей.

Вот так вражда меж ними и началась с тех пор,

И помутнел от горьких слез у многих ясный взор.

Какою благолепной вечерня ни была,

Брюнхильда с нетерпеньем конца ее ждала.

В надменной королеве кипели желчь и злость,

Из-за которых многим смерть потом принять пришлось.

Из церкви божьей выйдя, подумала она:

«Бранчливая гордячка мне объяснить должна,

За что меня дерзнула наложницей назвать.

Коль Зигфрид впрямь расхвастался, ему несдобровать!»

Тут вышла и Кримхильда с толпою удальцов.

Брюнхильда ей: «Постойте! Из ваших бранных слов

Мне видно, что назвали наложницей меня вы.

Кто, дерзкая обидчица, вам дал на это право?»

Кримхильда ей: «Дорогу! Ответ на ваш вопрос

Дает вот этот перстень, что Зигфрид мне принес

В ту ночь, когда на ложе вы с ним взошли вдвоем».

Да, для Брюнхильды этот день стал самым черным днем.

Она в ответ сказала: «Не спорю, перстень — мой,

Но у меня украден он чьей-то злой рукой,

И кем он был похищен, теперь я вижу ясно».

Тут обуял обеих гнев, безмерный и ужасный.

Воскликнула Кримхильда: «Нет, не воровка я.

Умолкни, иль навеки погибла честь твоя.

Да, ты принадлежала супругу моему,

И пояс, что на мне надет,- порукою тому».

Из шелка Ниневии был этот пояс свит,

Каменьями унизан и жемчугом расшит.

Заплакала Брюнхильда при взгляде на него

И так сказала подданным супруга своего:

«Пускай властитель рейнский сюда придет сейчас

И от меня услышит, как я вот здесь, при вас,

Его родной сестрою была оскорблена.

Наложницею Зигфрида я ею названа».

Пришел державный Гунтер и с ним весь цвет страны.

Король спросил с участьем у плачущей жены:

«Кто вам посмел обиду, любовь моя, нанесть?»

В ответ Брюнхильда: «У меня для слез причины есть.

Твоей сестрой бесчестью я предана при всех.

Она твердит, что тайно я совершила грех

И что не ты, а Зигфрид со мною первый лег».

Король вспылил: «Несправедлив и лжив ее упрек».

«Она бесстыдно носит мой перстень золотой

И драгоценный пояс, что был потерян мной.

От горя и обиды мне белый свет не мил,

И я молю, чтоб ты с меня пятно позора смыл».

Сказал ей муж: «Мы зятя к ответу призовем.

Коль он в бахвальстве грешен, пусть повинится в том;

А нет — пусть опровергнет слова жены своей».

И повелел он Зигфрида позвать к нему скорей.

Явился нидерландец, в слезах увидел дам

И молвил удивленно собравшимся мужам:

«Что заставляет женщин так горько слезы лить

И для чего меня король просил к нему прибыть?»

В ответ державный Гунтер: «Скрывать не стану, зять.

Осмелилась невестке сестра моя сказать,

Что ты Брюнхильду первым познал в обиду мне

И этим не побрезговал похвастаться жене».

Вскричал могучий Зигфрид: «Коль ты, мой шурин, прав,

Поплатится Кримхильда за свой сварливый нрав,

А я великой клятвой при всем дворе готов

Поклясться, что не говорил супруге этих слов».

Сказал властитель рейнский: «С тобою мы согласны.

Не будет эта клятва ни лишней, ни напрасной.

Она тебя очистит от подозрений в лжи».

Тут окружили Зигфрида бургундские мужи,

А Зигфрид поднял руку и смело клятву дал.

Тогда воскликнул Гунтер: «Теперь я увидал,

Что мне не причинили вы никакого зла

И что моя сестра на вас напраслину взвела».

Отважный Зигфрид молвил: «Весьма жалею я

О том, что оскорбила в сердцах жена моя

Пригожую Брюнхильду, чей муж — мой верный друг».

Переглянулись витязи, стоявшие вокруг.

Он продолжал: «Мой шурин, обязанность мужчины —

Укоротить супруге язык не в меру длинный.

Ты дай урок Брюнхильде, а я Кримхильде дам.

Из-за ее бесчинств меня постигли стыд и срам».

Но гордых женщин было уже не укротить.

Брюнхильда продолжала по целым дням грустить,

И жалость все вассалы почувствовали к ней,

И Хаген доблестный пошел к владычице своей.

Он расспросил, в чем дело, о чем скорбит она,

И ей поклялся смело, что Зигфриду сполна

Воздаст за поношенье, бесчестье и позор

Иль в жизни радости ему не видеть с этих пор.

Он с Гернотом могучим и Ортвином втроем

Лишить героя жизни задумали тайком.

Но Гизельхер услышал, о чем ведется речь,

И молвил заговорщикам, чтоб друга оберечь:

«Вам, витязи, об этом невместно рассуждать.

За что хотите смерти вы Зигфрида предать?

Ужель заплатит жизнью прославленный герой

За то, что вздорят женщины по пустякам порой?»

Ответил Хаген: «В поле траве не место сорной.

Держать чужих ублюдков в своем дому зазорно.

Погибнет тот, кто клеплет на нашу госпожу,

И пусть не жить мне самому, коль слова не сдержу».

Тогда вмешался Гунтер: «От зятя никогда

Я с братьями не видел бесчестья и вреда.

За что же ненавидеть и убивать того,

Кто, кроме блага, мне и вам не сделал ничего?»

На это Ортвин Мецский дал королю ответ:

«Хоть он силен безмерно, ему спасенья нет,

И лишь мигнуть вам стоит, чтоб я его убил».

Так ими обречен на смерть безвинно Зигфрид был.

От слова к делу, правда, не перешел никто.

Лишь Хаген государю нашептывал про то,

Как много стран захватит по смерти зятя он.

Молчал король, но явно был расстроен и смущен.

А гости в честь Кримхильды затеяли турнир

И много крепких копий, к ней едучи на пир,

Переломать успели от храма до дворца.

Бургундам же великий гнев переполнял сердца.

Сказал вассалам Гунтер: «Умерьте вашу злость.

Пусть здравствует и дальше наш благородный гость.

К тому ж могуч он слишком — ему отпор не дашь,

Коль, на беду, он вызнает про тайный сговор ваш».

«Он нас,- ответил Хаген,- не заподозрит даже.

Беды не опасайтесь — я так все дело слажу,

Что за позор Брюнхильды мы Зигфриду отметим.

Его до смерти буду я считать врагом своим».

Спросил король бургундский: «Но как убить его?»

«От вас я,- молвил Хаген,- не скрою ничего.

Пришлем мы неизвестных здесь никому гонцов

К вам с объявлением войны от имени, врагов.

Как только сообщите вы зятю про войну,

Вам вызовется Зигфрид помочь, как в старину,

И тут уж он погибнет по жениной вине,

Затем что тайну мужнюю Кримхильда выдаст мне».

Так короля на низость сумел вассал подбить,

И Зигфрида бургунды решили погубить,

Пока он все не вызнал и не убил их сам.

Да, много славных витязей унес раздор двух дам!

АВЕНТЮРА XV.

О ТОМ, КАК ЗИГФРИД БЫЛ ПРЕДАН

Чуть солнце в день четвертый сверкнуло поутру,

Как тридцать два посланца явились ко двору

С известьем, что войною враги на Вормс идут.

Какое горе и тоска объяли женщин тут!

Немедля чужеземцев король к себе призвал,

И лжегонцы сказали, что в стольный Вормс прислал

Их Людегер Саксонский, тот самый государь,

Который Зигфридом разбит и в плен был угнан встарь.

Присесть радушный Гунтер велел гостям своим,

Один из них ответил: «Мы лучше постоим,

Покуда вам не скажем то, что сказать должны.

Узнайте ж, государь, что вы — в преддверии войны.

Вас Людегер Саксонский на смертный бой зовет

И с Людегастом Датским на вас идет в поход.

За старые обиды отметить он вам грозит».

Тут сделал Гунтер вид, что он известием убит.

Велел посланцам мнимым он отвести покой.

Не мог бесстрашный Зигфрид, да и никто другой,

Злой умысел бургундов в то время разгадать.

Но им потом за все пришлось самим же пострадать.

В сомненье пребывая, прав Хаген или нет,

Все вновь и вновь с друзьями король держал совет,

И дело бы, пожалуй, уладилось добром,

Когда бы Хаген не стоял упорно на своем.

За тайным совещаньем застав их как-то раз,

Вопрос супруг Кримхильды им задал сей же час:

«Что короля печалит и всех его бойцов?

Коль он обижен кем-нибудь, я отомстить готов».

Сказал державный Гунтер: «Как тут веселым быть!-

Вновь Людегер со мною задумал в бой вступить

И с Людегастом вместе на нас ведет войска».

Ответил витязь доблестный: «Коль так, моя рука

От смерти и бесчестья бургундов оградит,

А недругов, как прежде, постигнут срам и стыд.

Опустошу их земли, смету их замки я.

Да будет в том порукою вам голова моя.

Останьтесь дома, шурин, с дружиною своей.

В поход возьму я только моих богатырей —

Чтоб справиться с врагами, мне большего не надо.

Мои вассалы, как и я, всегда служить вам рады».

В ответ король отвесил признательный поклон,

Как будто ждал от зятя подмоги вправду он,

И Зигфриду промолвил: «Я рад таким словам»,

А тот сказал: «Теперь враги не страшны больше вам».

Затем для виду Гунтер готовить войско стал,

Чтоб гость его случайно обман не разгадал;

А Зигфрид Нидерландский созвал бойцов своих,

И вскоре собрались они в доспехах боевых.

«Родитель мой,- промолвил сын Зигмунда отцу,-

Войну живой рукою мы приведем к концу

И в стольный Вормс с победой воротимся опять,

А вы останьтесь здесь, где вам король не даст скучать».

Взметнулись ввысь знамена, как будто впрямь война.

Не зная, в чем тут дело, смятенная страна

Весь этот шум и сборы за правду принимала,

И с Зигфридом рвались в поход бургундские вассалы.

Доспехи погрузили на вьючных лошадей.

Готов был в поле Зигфрид вести своих людей,

И тут к Кримхильде Хаген пришел в последний миг —

Мол, попрощаться хочет он с сестрой своих владык.

Сказала королева: «Я счастлива, что мне

Достался муж, способный во всем помочь родне.

Шурьев не даст в обиду мой Зигфрид никогда,

Чем я,- прибавила она,- довольна и горда.

А вас, владетель Тронье, люблю я всей душой

И услужить готова вам с радостью большой.

Вы ж на моем супруге не вымещайте зла

За то, что оскорбленье я Брюнхильде нанесла».

Кримхильда продолжала: «Мне дан и так урок.

Когда известно стало, сколь дерзостный упрек

В порыве злобы мною невестке брошен был,

Меня разгневанный супруг безжалостно побил».

«Вы с нею помириться еще найделучай,-

В ответ промолвил Хаген.- Поведайте мне лучше,

Чем Зигфриду я мог бы в бою полезен быть.

Такую честь я никому не склонен уступить».

Красавица сказала: «Я не страшусь того,

Что в битве жизнь отнимут у мужа моего.

Покуда хладнокровен и осторожен он,

Не будет Зигфрид доблестный противником сражен».

Коварный Хаген молвил: «Коль опасенья есть,

Что могут в сече рану ему враги нанесть,

Мне, госпожа, откройте, как отвести беду,

И от него я ни на шаг в бою не отойду».

Воскликнула Кримхильда: «С тобою мы родня,

И ты сберечь супруга обязан для меня.

Тебе его вверяю». И Хагену она

Сболтнула то, о чем по гроб молчать была б должна.

«Мой муж,- она сказала,- и храбр, и полон сил.

Однажды под горою дракона он сразил,

В его крови омылся и стал неуязвим.

Не взять супруга моего оружьем никаким.

И все ж, когда я знаю, что Зигфрид бой ведет,

Что каждый миг в героя летит копье иль дрот,

Безумный страх за мужа испытываю я

И от предчувствий тягостных болит душа моя.

Лишь ты один узнаешь, как родственник и друг,

Куда быть может ранен мой дорогой супруг,

Но за доверье, Хаген, мне верностью воздай

И неотступно Зигфрида в бою сопровождай.

Когда в крови дракона он омываться стал,

Листок с соседней липы на витязя упал

И спину меж лопаток на пядь прикрыл собой.

Вот там, увы, и уязвим супруг могучий мой».

Владетель Тронье молвил: «Нашейте, коли так,

На пышную одежду ему условный знак.

Чтоб видел я, где мною прикрыт быть должен он».

Вот тут и был герой на смерть женою обречен.

Ответила Кримхильда: «Я твой совет приму

И шелковою нитью супругу своему

Едва заметный крестик на месте вышью том,

А ты в сраженье прикрывай его стальным щитом».

Сказал на это Хаген: «Прикрою, госпожа»,-

И распростился с нею, от радости дрожа.

Вот так, спасти желая супруга своего,

Кримхильда помогла сама врагам сгубить его.

Воитель подозрений отнюдь не возымел.

Тут нечему дивиться: никто бы не сумел

Искуснее, чем Хаген, сеть ков и лжи сплести

И к женщине встревоженной в доверие войти.

Опять настало утро, и Зигфрид на врагов

Повел с собой дружину из тысячи бойцов,

Своей родне бургундской надеясь порадеть.

Поехал Хаген рядом с ним, чтоб крестик разглядеть.

Все высмотрев украдкой, велел он двум гонцам

Скакать с известьем новым наперерез войскам:

Мол, Людегер раздумал на Рейн идти в поход

И впредь на земли Гунтера вовек не посягнет.

Не вдруг решился Зигфрид коня поворотить —

Ведь он за дерзкий вызов хотел врагам отметить.

С трудом уговорили его вернуться вспять.

С признательностью Гунтером был встречен смелый зять.

Король воскликнул: «Зигфрид, да наградит вас бог!

Вы вновь врагам не дали застать меня врасплох.

Я за усердье ваше навек в долгу у вас,

И вы мне всех моих друзей дороже во сто раз.

Теперь, когда сумели вы саксов отпугнуть,

В Вогезский лес1 направим мы завтра утром путь:

Там я травить медведей и кабанов люблю.

(Коварный Хаген подсказал все это королю).

Гостей предупрежу я, что едем мы с зарею.

Кто хочет поразмяться, тех я возьму с собою;

А те, кому по чаще за зверем гнаться лень,

Здесь в разговорах с дамами пускай проводят день».

Не отказался Зигфрид участвовать в охоте.

«Я рад поехать с вами, коль вы меня возьмете.

Нужны мне только ловчий да пара добрых псов,

И с вами в лес отправиться я хоть сейчас готов».

В ответ учтиво молвил бургундский властелин:

«Для вас найдется ловчий, и даже не один,

А три иль все четыре, и лес им так знаком,

Что вы с добычей знатною вернетесь вечерком».

Тут Зигфрид Нидерландский ушел в покой к жене,

И с Хагеном остался король наедине,

Чтоб обсудить, как лучше сгубить бойца лихого.

Спокон веков не видел мир предательства такого!

1 Вогезский лес — гористая местность на северо-востоке современной Франции. т. е. на левом берегу Рейна Безымянный автор «Песни о нибелунгах», австриец по рождению, весьма туманно представляет себе географию прирейнских земель: он помещает Вогезский лес на правом берегу Рейна.

АВЕНТЮРА XVI.

О ТОМ, КАК ЗИГФРИД БЫЛ УБИТ

С веселым видом Гунтер и Хаген удалой

Заутра отправлялись из Вормса в лес густой

Лосей, медведей, зубров и кабанов травить.

Что может истым витязям милей охоты быть?

С собой везли бургунды съестных припасов много.

Без опасений Зигфрид собрался в путь-дорогу,

Но у ручья лесного лишился жизни он:

На смерть Брюнхильдой мстительной смельчак был обречен.

Навьючили поклажу бойцы на лошадей.

За Рейном очутиться хотелось им скорей.

Пошел к супруге Зигфрид и с ней прощаться стал,

Но сердце королевы страх томил и угнетал.

Кримхилъду витязь обнял и начал утешать:

«Даст бог, с тобою скоро мы свидимся опять.

Я должен отлучиться на три-четыре дня,

А ты покуда здесь побудь с роднёю без меня».

Тут страшная догадка ей разум озарила.

Припомнила Кримхильда, что Хагену открыла,

И, Зигфриду признаться в своей вине боясь,

Слезами покаянными бессильно залилась.

«Не езди на охоту,- промолвила она.-

Мне сон дурной приснился: гнались два кабана

По лугу за тобою, и все цветы вокруг

Внезапно стали красными. Не езди, мой супруг!

Рыдаю я от страха — мне кажется, что здесь

Какой-то тайный недруг у нас с тобою есть.

Он нам из мести может наделать много бед.

Останься и не уезжай — вот мой тебе совет».

Он молвил: «Дорогая, назад вернусь я скоро.

Здесь у меня к тому же ни с кем не вышло ссоры

И все без исключенья благоволят ко мне —

Ведь я, Кримхильда, лишь добра желал твоей родне».

«Поверь, не зря слезами мой отуманен взор.

Мне сон дурной приснился: стоял ты меж двух гор,

И вдруг они упали, и ты раздавлен был.

Останься, чтобы твой отъезд мне сердце не разбил».

Супругу витязь обнял, прижал к груди своей,

Лобзаньями утешил, потом простился с ней

И поспешил вдогонку за шурином своим,

И больше мужа увидать ей не пришлось живым.

Героев в лес дремучий помчали скакуны.

Взял Гунтер на охоту с собой весь цвет страны.

Лишь Гизельхер и Гернот отсутствовали там —

Не шло веселие на ум двум младшим королям.

Был переправлен первым за Рейн большой обоз.

Немало в тяжких вьюках с собою Гунтер вез

Вин, хлеба, мяса, рыбы — всего, в чем есть всегда

У короля радушного изрядная нужда.

Как только стан разбили,- а расположен он

Был на лесной опушке, где начинался гон,-

От приближенных Гунтер узнал, что прибыл зять,

И отдал приказание к охоте приступать.

Через минуту были все на местах своих,

И смелый нидерландец спросил у остальных:

«Друзья, а кто укажет нам в чаще леса путь

К местам, где зверя красного сумеем мы вспугнуть?»

В ответ промолвил Хаген: «Нам лучше разделиться

И не сходиться вместе, пока охота длится.

Пусть каждый промышляет один и без помех.

Мы поглядим потом, кто был удачливее всех.

Поделим меж собою мы ловчих и собак,»

И всяк, куда захочет, направить может шаг,

И честь тому, кто первым окажется из нас".

Тут разойтись охотники решили сей же час.

Сказал супруг Кримхильды: «Немного нужно мне —

С меня одной собаки достаточно вполне,

Коль этот пес проворен и след легко берет,

Я в том, что зверю не уйти, ручаюсь наперед».

Один искусный ловчий, взяв гончую с собой,

Владыку Нидерландов провел лесной тропой

Туда, где дичь водилась в обилии таком,

Что за собакой поспевал герой с большим трудом.

Но хоть зверей немало в чащобе поднял пес,

Им всем удар смертельный сын Зигмунда нанес:

Был скакуна любого резвее конь под ним,

И сам он — тоже не чета охотникам другим.

Во всяком деле Зигфрид примером всем служил.

Он первым в это утро добычу уложил:

Был им подсвинок дикий без промаха сражен.

Затем на льва огромного в лесу наткнулся он.

Зверь, вспугнутый собакой, прочь от людей пустился,

Но богатырь проворно за лук тугой схватился,

И, трижды прыгнув, хищник на землю мертвым пал,

За что от спутников храбрец наслушался похвал.

Стрелою златоперой пронзенные насквозь,

Свалились тур матерый, четыре зубра, лось.

От Зигфрида ни разу не ускользнула дичь —

Ведь даже лань его скакун мог на бегу настичь.

Вновь след взяла собака, но в тот же миг она

Метнулась в гущу леса, завидев кабана.

Спасая пса, охотник помчался к зверю вскачь,

И ринулся на смельчака разгневанный секач.

Взмахнул мечом воитель, и вепрь свалился с ног.

На свете только Зигфрид свершить такое мог.

Пока, над зверем стоя, собаку он свистел,

Слух о его деянии всю местность облетел.

Охотники взмолились: «Оставьте ради бога

На нашу долю, Зигфрид, добычи хоть немного,

Не то опустошите вы этот лес вконец».

И улыбнулся шутке их польщенный удалец.

В недавно тихой чаще стояли шум и гам,

И разносило эхо по долам и горам

Смех, крики, конский топот и тявканье борзых:

Бежало их две дюжины в тени дерев густых.

Зверей понастреляли богатыри немало —

Ведь каждому хотелось во что бы то ни стало

Охотничьей удачей пред всеми отличиться,

Но с Зигфридом не удалось ни одному сравниться.

Однако постепенно сморил героев зной,

И потянулись к стану они тропой лесной.

Обильную добычу вез каждый зверолов,

И повара без отдыха трудились у костров.

Распорядился Гунтер гостей поторопить —

Пора уж им вернуться и силы подкрепить,

И громко рог призывный разнес повсюду весть

О том, что хочет государь за стол с друзьями сесть.

Тут ловчий нидерландцу сказал: «Прошу прощенья,

Но я раскаты рога заслышал в отдаленье,

А это знак, что Гунтер нас на привале ждет».

Так молвил он и рог к губам приблизил в свой черед.

Ответил смелый Зигфрид: «Туда и поспешим».

Пустилась свита следом за королем своим,

Но тут медведя поднял внезапный стук копыт,

И крикнул витязь, услыхав, как грозный зверь рычит:

«Мне здесь медведь попался. Спустите пса, друзья.

Изрядно распотешу всех наших нынче я,

Живым и целым зверя доставив на привал.

Боюсь я только одного — чтоб он не убежал».

Со сворки пса спустили, нырнул в кусты медведь,

За ним помчался Зигфрид, но не преодолеть

Коню лихому было кустарника густого,

И зверь уже надеялся удрать от верхового.

На землю спрыгнул витязь, и через краткий миг

Беспечного медведя он на бегу настиг,

Но не убил, не ранил, а только взял живьем,

Связал покрепче и к седлу приторочил ремнем.

Ни зубы в ход, ни когти медведь пустить не мог.

К охотничьему стану повез его седок

В надежде распотешить товарищей своих.

Как ликовал тогда герой, как был красив и лих!

Как царственно и гордо он ехал через бор!

Клинок его широкий свисал до самых шпор.

Рог с золотой насечкой носил он на боку

И тяжкое копье в руке вздымал на всем скаку.

Охотника нарядней не видел мир дотоле.

Пошел у нидерландца на шапку мех соболий.

Из шелка цвета угля был у него кафтан,

Обвит тесьмою дорогой вместительный колчан.

От этого колчана струились ароматы —

Был шкурою пантеры отделан он богато.1

Лишь сам могучий Зигфрид свой смертоносный лук

Мог натянуть без ворота, одною силой рук.

На плащ его роскошный из выдровых мехов

Нашиты были сверху меха других цветов.

Был этот плащ просторный и легок, и хорош,

И канителью золотой насквозь прострочен всплошь.

Как мы уже сказали, меч Зигфрида стальной

Изрядной отличался длиной и шириной —

Любые шлемы Бальмунг в сраженье пробивал.

Так ехал, весел и могуч, охотник на привал.

Еще одно поведать о нем я не успел.

Колчан его ломился от златоперых стрел,

Чей острый наконечник был шириною в пядь.

Кто сбит такой стрелою с ног, тому уже не встать.

К охотничьему стану примчался вихрем оп,

И ринулись бургунды к нему со всех сторон.

На землю спрыгнув, витязь им бросил удила.

Привязан был большой медведь к луке его седла.

Он снял со зверя путы. Разинул пленник пасть,

Расправил с ревом лапы и восвояси шасть.

Залаяли собаки, раздались вопли слуг,

И начался переполох на всей опушке вдруг.

В испуге удирая куда глаза глядят,

Зверь забежал на кухню, рассеял поварят,

В костры поопрокинул котлы и вертела.

Эх, сколько яств из-за него испачкала зола!

С мест повскакала челядь, вскочили господа.

Медведь остервенился, и приказал тогда

Король ему вдогонку со свор спустить борзых.

Уж то-то славный был денек у витязей лихих!

За копья и за луки охотники взялись.

Они за зверем долго по зарослям гнались,

Но выстрелить боялись, чтоб не поранить псов.

Весь лес гудел от топота и громких голосов.

Медведь прибавил ходу, спасаясь от собак.

Не удавалось людям настичь его никак.

Лишь муж Кримхильды зверя в лесной глуши нагнал,

Убил мечом и приволок обратно на привал.

Бургундов в изумленье проворством он привел.

Тут пригласил хозяин охотников за стол,

И на лугу зеленом они уселись в круг,

И потянулась с яствами к ним вереница слуг.

Любое угощенье в достатке было там,

И если б не забыли вина подать гостям,

Чему виной не скупость, а умысел дурной,

Гордиться бы хозяин мог, что задал пир такой.

«Дивлюсь я,- молвил Зигфрид.- Еды довольно тут,

А вот вина упорно к столу не подают.

Коль этак принимают охотников у вас,

Не буду вам товарищем я в следующий раз.

Такого обхожденья никак я ждать не мог».

С прискорбьем лицемерным король в ответ изрек:

«Придется, видно, чем-то нам заменить вино.

По небреженью Хагена отсутствует оно».

Сказал владетель Тронье: «Да, я виной всему.

Мне, государь мой, мнилось, не знаю — почему,

Что в Шпессарт на охоту мы повезем гостей.

Туда я и послал вино, но буду впредь умней».

Сердито молвил Зигфрид: «Вы удружили всем.

Сюда б доставить надо вам было вьюков семь

С кларетом и медами, а если уж их нет,

Вдали от Рейна разбивать нам было стан не след».

Ответил хитрый Хаген: «Не гневайтесь, друзья.

К ручью с водой студеной дорогу знаю я

И, если вам угодно, туда вас отведу».

Сколь многим витязям принес его совет беду!

Измучен смелый Зигфрид был жаждою вконец.

Поэтому поспешно поднялся удалец,

Чтоб за водой студеной отправиться к ручью.

Ах, внял совету Хагена он на беду свою!

Зверей, которых Зигфрид успел понастрелять,

Велели на телегах в столицу отослать.

Всяк, кто добычу видел, охотника хвалил.

Лишь Хаген изменил ему и кровь его пролил.

Пошли герои к липе, стоявшей над ручьем,

И тут промолвил Хаген: «Наслышан я о том,

Что в беге верх над всеми берет наш знатный гость.

Пусть скажет, правду или ложь мне слышать довелось».

Ответил смелый Зигфрид: «Разумней в этом вам

Воочью убедиться, чем доверять словам:

Бежим наперегонки, коли желанье есть.

Кто первый будет у ручья, тому хвала и честь».

«Согласен,- молвил Хаген.- Размяться мне в охоту».-

«Тогда,- воскликнул Зигфрид,- получите вы льготу:

Я дам, улегшись наземь, вам убежать вперед».

Был Гунтер, слыша это, рад, что все на лад идет.

Добавил нидерландец: «За вами гнаться сзади

Я собираюсь в полном охотничьем наряде,

На руку щит повесив, с колчаном за спиной».

С собою взял он также лук, копье и меч стальной.

С себя одежду Гунтер вплоть до сорочки снял.

Примеру государя последовал вассал.

К ручью, как две пантеры, бургунды понеслись

И все же позже Зигфрида до цели добрались.

Что бы ни делал витязь, был первым он везде.

Отставших поджидая, спустился он к воде,

Приставил к ближней липе тяжелое копье

И меч с колчаном положил на землю близ нее.

Свой щит отбросил Зигфрид, от жажды еле жив,

Но даже здесь остался любезен и учтив:

Дал королю бургундов сперва напиться он.

Ах, плохо был за вежливость храбрец вознагражден!

Звенел ручей студеный, вода была чиста,

И Гунтер с наслажденьем в ней омочил уста.

Напившись, он поднялся и отошел опять,

И наклонился к роднику его отважный зять.

Вот тут-то за сердечность ему и воздал друг.

Отнес подальше Хаген меч Зигфрида и лук,

Схватил копье героя и, напрягая взгляд,

Всмотрелся в крестик, что нашит был на его наряд.

Как только Зигфрид воду рукою зачерпнул,

Бургунд, нацелясь в крестик, копье в него метнул.

Кровь брызнула из раны на Хагена струёй.

Никто досель не совершал такой измены злой.

До сердца через ребра прошло копье его.

Не бегал в жизни Хаген еще ни от кого

Быстрей, чем в этот полдень по зарослям лесным.

Едва лишь Зигфрид раненый сообразил, что с ним,

Вскочил он и, неистов, метнулся вдоль ручья

С засевшим меж лопаток в спине концом копья:

Сыскать пытался витязь свой лук иль добрый меч,

Чтоб смерти, как и надлежит, предателя обречь.

Но из-за тяжкой раны он не нашел меча.

Лишь щит лежал, как прежде, у звонкого ключа.

Помчался с ним вдогонку за Хагеном смельчак,

И приближенный Гунтера уйти не смог никак.

Был Зигфрид ранен насмерть, но жаждал отомстить.

Он так сумел в убийцу своим щитом пустить,

Что лопнул щит и наземь посыпались дождем

Каменья драгоценные, сверкавшие на нем.

От мощного удара свалился с ног злодей

И разом загудела земля в округе всей.

Будь меч у нидерландца, изменнику б конец —

Так, даже в миг предсмертных мук, был страшен удалец.

Но вот он пошатнулся, внезапно ослабел,

Глаза его померкли, стал лик прекрасный бел,

И смерть на нем незримо поставила печать.

Ах, скольким женщинам пришлось о Зигфриде рыдать!

Всем богатырским телом пал на цветы герой.

На мураву из раны струилась кровь рекой.

Но, от тоски и боли уже лишаясь сил,

Он все таки успел проклясть тех, кто его сгубил.

Сказал боец сраженный: «Вы низки и трусливы,

Коль за мои услуги мне так воздать могли вы.

Я был всегда вам верен и вами же убит.

Но ждут за это весь ваш род позор и вечный стыд.

Предательски и подло заколот вами я.

На вас и ваших детях пребудет кровь моя.

Что из того, что ею вы утолили месть,

Коль все, кто честен, вправе вас изменниками счесть?»

Охотники сбежались туда, где он лежал.

Днем гнева и печали тот день для многих стал.

Всяк, кто не чужд был чести, рыдал над храбрецом.

Грех было бы не горевать о витязе таком!

Стал и король бургундский оплакивать его,

Но раненый промолвил: «Что пользы от того,

Что слезы о злодействе льет сам виновник зла?

Не скроет скорбь притворная постыдные дела».

Сказал жестокий Хаген: «Скорбеть и впрямь не след —

Ведь мы теперь свободны от всех забот и бед.

Отныне не опасен нам ни один боец.

Я рад, что вас от гордеца избавил наконец».

«Легко теперь хвалиться! — чуть слышно Зигфрид рек.-

Когда б друзей в измене я заподозрить мог,

С лица земли давно бы вы были сметены.

Но полно! Думать должен я лишь о судьбе жены.

И участь сына также в меня вселяет страх.

Господь да не попустит, чтоб он в людских глазах

Безвинно опорочен был с детства до могилы

За то, что низость некогда его родня свершила».

Возвысил голос слабый смельчак в последний раз:

«Коль честности хоть капля, король, осталась в вас

И вы еще способны кого-нибудь любить,

Я вас молю моей жене во всем опорой быть.

При вас, по-королевски, Кримхильда жить должна.

Защитником ей будьте — ведь вам сестра она,

А я уж не увижусь ни с батюшкой, ни с ней.

Всем милых нелегко терять, а ей всего трудней».

Цветы вокруг покрылись багряною росой.

Со смертью неминучей вступил в борьбу герой,

Но бой недолго длился — утратил речь храбрец,

И дням его земным пришел безвременный конец.

Когда все убедились, что вечным сном он спит,

Был труп его положен на золоченый щит,

И стали вормсцы думать, как им ловчей схитрить,

Чтоб преступленье Хагена от посторонних скрыть.

«Повинны мы в злодействе,- промолвили вельможи.

Поэтому нам надо твердить одно и то же —

Что Зигфрид в одиночку охотиться любил

И, заблудясь в лесу, убит разбойниками был».

Сказал владетель Тронье: «Труп отвезу я сам.

Пусть все Кримхильда знает — не страшно это нам.

Гордячка честь Брюнхильды осмелилась задеть.

С какой же стати мне ее жалеть теперь и впредь?»

1 По средневековым представлениям шкура пантеры источала благоухание, приманивавшее всех зверей.

АВЕНТЮРА XVII.

О ТОМ, КАК ЗИГФРИД БЫЛ ОПЛАКАН И ПОГРЕБЕН

Назад за Рейн вернулся лишь с сумерками двор.

Едва ль охота хуже бывала до сих пор:

Пролились из-за зверя, убитого на ней,

И слезы женщин горькие, и кровь богатырей.

Теперь мы вам расскажем, как мститель вероломный,

Высокомерный Хаген, под кровом ночи темной

Владыку нибелунгов, заколотого им,

К дверям Кримхильды отнести велел мужам своим.

Положен у порога был труп богатыря.

Знал Хаген, что Кримхильда, едва сверкнет заря,

Наткнется непременно на тело мужа там:

К заутрене она всегда ходила в божий храм.

Как только в церкви стали звонить в колокола,

Своих девиц придворных Кримхильда подняла.

Ей подали одежду и принесли ночник,

И труп один из спальников заметил в этот миг.

Забрызган кровью Зигфрид был с головы до ног,

И своего владыку слуга узнать не смог,

Хотя зажженный факел в руках его дымил.

Кримхильду о несчастии он и уведомил.

Готовы были дамы в собор идти уже,

Когда явился спальник и молвил госпоже:

«Лежит убитый витязь у вашего порога».

Кримхильда плакать начала — проснулась в ней тревога.

Она еще не знала, что это муж ее,

Но чуяла, что счастье утратила свое.

Нет, не случайно Хаген склонял ее к тому,

Чтоб тайну Зигфрида она доверила ему!

Была догадкой этой Кримхильда сражена.

Не вымолвив ни слова, лишилась чувств она,

Но тут же с громким воплем пришла в себя опять,

И стали приближенные бедняжку утешать:

«Быть может, к вашей двери чужой подброшен труп».

Кровь брызнула от горя у королевы с губ.

«Нет, нет,- она вскричала,- там Зигфрид мой лежит.

Брюнхильде в угождение он Хагеном убит».

За дверь Кримхильда вышла на мертвеца взглянуть,

И голову герою приподняла чуть-чуть,

И мужа опознала, хоть мукой искажен

И весь в крови был лик того, кто Зигмундом рожден.

Кримхильда застонала, кляня судьбу свою:

«О горе мне, злосчастной! Сражен ты не в бою,

А пал от рук убийцы — ведь добрый щит твой цел.

Ах, если б только знала я, кто сделать это смел!»

Все дамы и девицы рыдали вместе с ней,

О Зигфриде погибшем скорбя душою всей.

Оскорблена Брюнхильда была его женой,

И умертвил воителя из мести Хаген злой.

Сказала королева: «Пусть кто-нибудь из вас

Всех наших нибелунгов разбудит сей же час

И Зигмунду доставит ужасное известье,

Чтоб мог мой свекор Зигфрида со мной оплакать вместе».

Один из слуг поспешно отправился туда,

Где Зигфридовы люди вкушали сон тогда.

Сперва они решили, что им солгал гонец.

Лишь женский плач их убедил в противном наконец.

Затем к отцу героя направил вестник путь.

Лежал в постели Зигмунд, но глаз не мог сомкнуть

Ему томили сердце тревога и кручина.

Наверно, он предчувствовал, что не увидит сына.

«Мой государь, проснитесь! К вам от Кримхильды я

Оплакать хочет с вами владычица моя

Нежданную утрату, которой равных нет.

Вы вместе с ней постигнуты страшнейшею из бед».

Спросил, вставая, старец: «В своем уме ль ты, друг?

Что за беда случиться могла с Кримхильдой вдруг?»

Гонец ответил, плача: «Скрывать от вас не смею:

Пал Зигфрид, сын ваш доблестный, сражен рукой злодея».

Почтенный Зигмунд молвил: «Не место шуткам здесь,

А я могу лишь шуткой считать такую весть.

Не повторяй же больше, что умер сын мой милый.

Будь это так, о нем бы лил я слезы до могилы».

«Вы мне вольны не верить, но слышите вы стоны?

То госпожа Кримхильда со свитою смятенной

Оплакивает гибель супруга своего».

Тут Зигмунд побелел с лица, и страх объял его.

Собрал король немедля сто витязей своих.

Туда, где плач был слышен, бегом повел он их.

Они мечи стальные держали наголо,

И нибелунгов десять сот вослед за ними шло.

Из уваженья к дамам одни, вскочив с постели,

Одеться поприличней и второпях успели:

Спешили в том, в чем были, на шум и крик другие.

От горя обезумели воители лихие.

Пришел к Кримхильде Зигмунд и молвил ей с тоской:

«Гостить я в час недобрый поехал в край чужой.

Но кто лишил вас мужа, кем сына я лишен

В стране, где все ему друзья и всем был другом он?»

«Знай я, кто это сделал,- в отему она,-

За мужа расквитаться сумела б я сполна.

Убийца не дождался б пощады от меня,

И вдоволь бы наплакалась о нем его родня».

Склонясь над сыном, Зигмунд припал к его устам.

Вассалы, дамы, челядь — все, кто собрался там,

Так сильно горевали о павшем удальце,

Что стон стоял и в городе — не только во дворце.

Никак друзья утешить Кримхильду не могли.

Но вот одежду слуги с героя совлекли.

Был он обмыт, обряжен со тщательностью всей

И на носилки водружен под плач его людей.

Сказали нибелунги: «Сдается нам, что тот,

Кем Зигфрид был заколот, здесь, во дворце, живет.

Нам надлежит к ответу предателя призвать».

И разом бросились они доспехи надевать.

Одиннадцати сотням испытанных бойцов,

Сверкавших сталью шлемов и золотом щитов,

Приказ дать мог бы Зигмунд оружье в ход пустить,

А он не меньше их желал убийце отомстить.

Не знали гости только, с кем биться надо им —

Вполне возможно даже, с хозяином самим:

Ведь это Гунтер зятя охотиться увез.

Кримхильду вид их яростный перепугал до слез.

Как сердце скорбь о муже несчастной ни гнела,

Она о нибелунгах не думать не могла

И, зная, что бургунды в бою раздавят их,

Увещевать по-дружески взялась друзей своих:

«Что, государь мой Зигмунд, вам в голову пришло?

У Гунтера вассалов несметное число,

И, если вы решитесь ударить на него,

Полягут наши витязи здесь все до одного».

В ответ бойцы сомкнули еще тесней ряды.

Их удержать пыталась она на все лады —

То просьбой, то приказом, но ей никто не внял:

Не слышен голос разума тому, кто в ярость впал.

Она сказала свекру: «Вам выждать есть расчет,

Пока удобный случай судьба нам не пошлет.

Когда известен станет виновник преступленья,

Он у меня не избежит заслуженного мщенья.

Теперь еще не время злодея покарать.

У королей бургундских неисчислима рать —

По тридцать рейнцев выйдет на каждого из вас,

Но по заслугам им Господь воздаст в свой срок и час.

Прошу вас, милый свекор, не покидать меня,

И пусть мне наши люди по наступленье дня

В гроб положить помогут супруга моего».-

«Да будет так»,- ответили ей все до одного.

Поведать вам словами удастся мне едва ли,

Как безутешно дамы и витязи рыдали.

Вормс оглашен их плачем был из конца в конец,

И горожане толпами сбегались во дворец.

Скорбел в столице каждый с гостями наравне.

Никто не мог ответить, как и по чьей вине

Погиб бесстрашный Зигфрид, пример всем удальцам.

Простолюдинки вторили рыданьям знатных дам.

Из золота литого, а также серебра

Гроб кузнецы герою ковать взялись с утра.

Был полосами стали обшит надежно он.

Как завопили женщины, услышав в кузне звон!

Когда настало утро и небо заалело,

Кримхильда приказала нести к собору тело

Того, кто был при жизни ей богом дан в мужья.

Вслед за носилками, в слезах, шли все ее друзья.

С высоких колоколен полился звон волной,

К заупокойной службе сзывая люд честной.

Явился к храму Гунтер с толпой своих бойцов.

Пришлось и злому Хагену прийти на скорбный зов.

Король Кримхильде молвил: «Сестра, тебя мне жаль.

Нас всех преисполняет безмерная печаль.

Скорбеть мы будем вечно по мужу твоему».

Несчастная ответила: «Скорбеть вам ни к чему.

Когда бы вы и вправду к сестре питали жалость,

Я б о супруге милом сейчас не убивалась.

Зло не произошло бы, не поощряй вы зла.

Ах, лучше бы не Зигфрид мой — сама я умерла!»

Прибавила Кримхильда в ответ на речи брата:

«Нетрудно оправдаться тем, кто не виноваты:

Им нужно только к трупу вплотную подойти,

Чтоб подозренья от себя навеки отвести».1

Не раз случалось чудо на памяти людей:

Едва лишь приближался к убитому злодей,

Как раны начинали опять кровоточить.

Так удалось и Хагена в то утро уличить.

Чуть подошел он к телу, раскрылась рана вновь.

Заплакал вдвое громче весь Вормс, увидев кровь,

И только Гунтер молвил: «Здесь Хаген ни при чем.

Разбойниками Зигфрид был убит в лесу густом».

Кримхильда возразила: «Знакома с ними я.

Бог даст, отметят им, Гунтер, сполна мои друзья.

Меня лишили мужа ты сам и Хаген твой».

Тут гости — за оружие, и чуть не грянул бой.

Но молвила вассалам вдова: «Повременим».

Затем к останкам зятя, дабы проститься с ним,

Млад Гизельхер и Гернот приблизились в слезах,

И непритворная печаль читалась в их глазах.

Но начиналась служба, и труп внесен был в храм.

Мужчины, жены, дети — все ринулись к дверям.

Совсем сторонним людям — и тем был Зигфрид мил.

Не диво, что в тот день о нем весь город слезы лил.

Млад Гизельхер и Гернот сказали так: «Сестра,

Покойник не воскреснет, а скорбь унять пора.

Тебя мы не оставим, пока живем на свете».

Но утешенья не дали вдове и речи эти.

Закончили работу к полудню кузнецы,

И труп переложили с носилок в гроб бойцы,

Хоть долго это сделать Кримхильда не давала.

На то, чтоб убедить ее, ушло труда немало.

Был драгоценным шелком труп витязя накрыт.

Кто ни смотрел на тело, все плакали навзрыд.

В тоске великой Ута, и свита вместе с ней,

Печалилась о Зигфриде, славнейшем из мужей.

Имел друзей немало он и в стране врагов:

Едва был в гроб положен храбрейший из бойцов

И причет начал службу, как на помин души

Посыпались и золото, и медные гроши.

Но тут Кримхильда свите промолвила, скорбя:

«Я не хочу, чтоб люди в расход ввели себя

Из-за меня, злосчастной, и мужа моего.

Я на помин его души раздам казну его».

Совсем еще младенцев — и тех в тот день печальный

Деньгами оделили для лепты поминальной.

Шли вплоть до самой ночи друзья героя в храм.

Сто с лишним панихид над ним пропето было там.

Когда же смолкло пенье и все пошли домой,

Промолвила Кримхильда: «Пусть кто-нибудь со мной

Останется в соборе и бдит всю ночь до света

Над тем, с чьей смертью лишена я счастья в жизни этой.

Три дня, три ночи в храме я проведу без сна —

На мужа наглядеться я досыта должна.

Даст бог, за это время умру я в свой черед

И благодетельный конец моим скорбям придет».

Вернулись горожане под кров родной опять,

Кримхильда же осталась о муже горевать.

Лишь причет, да монахи, да свита были с ней

В теченье этих горестных трех дней и трех ночей.

Тем было тяжелее над телом в храме бдить,

Что многим не давала печаль ни есть, ни пить,

Хоть Зигмунд яств немало принесть велел туда.

Да, с нибелунгами стряслась великая беда.

Все эти трое суток, как повествуют были,

Над гробом панихиду священники служили.

Зато из них беднейший стал богачом с тех пор —

Так много золотой казны понанесли в собор.

А кто концы с концами сводил едва-едва,

Тем много тысяч марок пораздала вдова

Из денег, что оставил ей Зигфрид по кончине —

Пусть на помин его души их тратят люди ныне.

Дабы не стерлась память о Зигфриде вовек,

Монастыри, а также недужных и калек

Кримхильда одарила участками земли.

В одежде новой от нее все нищие ушли.

Когда на третье утро обедня началась,

На кладбище соборном, где с ночи собралась

Вся рейнская столица, раздались плач и стон:

Друзьям героя дорог был и по кончине он.

Я знаю из преданий, дошедших до меня,

Что тридцать тысяч марок за те четыре дня

На поминанье мужа Кримхильда раздарила.

Увы, ему не помогли его краса и сила!

Но вот обедню в храме допели до конца.

Исполнились тоскою и скорбью все сердца.

Гроб подняли вассалы и понесли к могиле.

Кому покойник дорог был, те горько слезы лили.

Хотя за гробом много мужчин и женщин шло,

Все искренне грустили, всем было тяжело.

На кладбище был Зигфрид отпет в последний раз.

Ах, сколько клириков туда сошлось в тот горький час!

Покамест до могилы Кримхильда добрела,

Рыдающая свита не раз должна была

Холодною водою бедняжку отливать.

Не доводилось никому так сильно горевать!

Осталась только чудом тогда в живых она,

Хотя была заботой всех дам окружена.

К вассалам обратилась вдова с такой мольбой:

«Прошу вас, люди Зигфрида, о милости большой.

Хоть малую утеху доставьте мне, злосчастной,-

Дозвольте снова глянуть на лик его прекрасный».

Она так умоляла, лила так много слез,

Что крышку с гроба пышного снять витязям пришлось.

Когда взглянуть ей дали на мула своего,

Приподняла Кримхильда рукой чело его

И, труп обняв, припала к нему в последний раз.

Не слезы от тоски, а кровь текла у ней из глаз.

Прощалась с телом долго несчастная вдова.

Она сама от горя была полумертва,

Сознание теряла и не могла идти,

И на руках ее пришлось оттуда унести.

И вот в сырую землю героя опустили.

Безмерно нибелунги о Зигфриде грустили.

Был смертью сына Зигмунд так сильно удручен,

Что больше не видал никто, чтоб улыбнулся он.

Горюя о погибшем и недругов кляня,

Иные из вассалов не ели по три дня.

Но день настал четвертый — и полегчало им.

О мертвом веки вечные нельзя грустить живым.

1 В средние века бытовало поверье, что при приближении убийцы раны его жертвы начинают вновь кровоточить.

АВЕНТЮРА XVIII.

О ТОМ, КАК ЗИГМУНД ВОЗВРАТИЛСЯ ДОМОЙ

Пришел к невестке Зигмунд и грустно молвил ей?

«Не жалуют на Рейне таких, как мы, гостей,

И я предпочитаю вернуться в край родной.

Угодно ли, Кримхильда, вам отправиться с мной?

Нельзя измену брата вменять сестре в вину,

И в гибели супруга я вас не упрекну,

Но буду в память сына, столь дорогого мне,

Отцовскую привязанность питать к его жене.

И после смерти мужа вы сохранить должны

Ту власть, какою были при нем облечены.

Венец его носите на зависть всем врагам.

А люди Зигфрида служить охотно будут вам».

Кримхильда согласилась, и сборы начались.

Седлать коней ретивых вассалы принялись,

А дамы и девицы — одежду доставать.

В стране врагов невмоготу им стало пребывать.

Узнав, что хочет Зигмунд Кримхильду взять с собою,

Родня к ней обратилась со слезною мольбою

Остаться там, где братья и мать ее живут.

Вдова сказала с горечью: «Не выдержу я тут.

Легко ль мне будет видеть вседневно и всечасно

Того, кем Зигфрид отнят был у меня, злосчастной?»

Млад Гизельхер ответил: «Но у тебя есть мать,

И твой прямой дочерний долг — ее не покидать.

Зависеть ты не будешь от недругов своих:

Всем нужным обеспечу сестру я и без них».

Кримхильда возразила ему на эти речи:

«Нет, смерть от горя ждет меня, коль Хагена я встречу».

«Да я к тебе и близко не подпущу его.

Живи у Гизельхера, у брата своего,-

Он в горести утешит тебя, сестра моя».-

«Да,- молвила несчастная,- нуждаюсь в этом я».

Упрашивал Кримхильду не только младший брат.

Мать, Гернот и родные — твердили все подряд,

Что здесь о ней сумеют заботиться они,

А во владеньях Зигфрида нет у нее родни.

«Мы все,- прибавил Гернот,- умрем в свой срок и час.

Смерть побеждает даже сильнейшего из нас.

Не забывай об этом и покорись судьбе.

А жить всего разумнее здесь, у своих, тебе».

Кримхильда уступила в конце концов им всем,

А Зигмунд собирался на родину меж тем.

Он погрузить доспехи велел на лошадей

И приготовился домой вести своих людей.

Старик-король к невестке пришел и объявил:

«Здесь, в Вормсе, оставаться у нас нет больше сил.

В дорогу нибелунги уже снаряжены.

Мы ждем лишь вас, чтобы уйти из вражеской страны».

Ответила Кримхильда: «Не стоит ждать меня.

Мне жить в земле бургундской советует родня —

Ведь в крае нибелунгов я буду всем чужой».

Унынье в сердце Зигмунда вселил ответ такой.

Он возражать ей начал: «А я скажу иное.

Поедемте со мною, и власть над всей страною

Я, как при жизни сына, вам передам опять.

Никто вас в гибели его не станет обвинять.

Ваш долг — со мною ехать: у вас ребенок есть.

Его осиротите вы, оставаясь здесь,

А там опорой станет он вам, когда взрастет.

Пока ж он мал, вас с ним не даст в обиду мой народ».

Она в ответ: «Мой свекор, не еду с вами я.

Разумней мне остаться там, где родня моя,

Которая мне в скорби послужит утешеньем»,

На что ей люди Зигфрида сказали с раздраженьем:

«Еще, наверно, мало стряслось несчастий с нами,

Коль наша королева пренебрегла друзьями

И жить предпочитает там, где враги живут.

Не дай нам бог еще раз так попировать, как тут!»

«В седло, мои вассалы, и с богом по домам.

Не бойтесь нападенья — я вам охрану дам.

Когда ж вернетесь в земли супруга моего,

Служите так же, как ему, наследнику его».

Услышав, что Кримхильда е говорит,-

Все Зигмундовы люди заплакали навзрыд.

С тоской внимал невестке и сам старик-король:

При мысли о разлуке с ней испытывал он боль.

В сердцах воскликнул Зигмунд: «Будь проклят этот пир!

Ручаюсь я, не видел и не увидит мир,

Чтоб гость был принят хуже, чем сын мой горемычный,

Вовек меня в Бургундию не зазовут вторично».

А Зигфридовы люди сказали вслух: «Как знать!

Быть может, и придется здесь побывать опять.

Коль станет нам известно, кто Зигфрида сгубил,

Враги увидят, как любим покойник нами был».

Затем простился Зигмунд с невесткою своей.

Ее он крепко обнял и грустно молвил ей:

«Без радости мы едем в родимые края.

Впервые в полной мере здесь изведал горе я».

Повел из Вормса к Рейну король своих бойцов,

Не требуя охраны и не боясь врагов:

Ведь если б нибелунгам и навязали бой,

То постоять бы за себя сумел из них любой.

Сам Зигмунд слов прощальных не молвил никому,

Но Гизельхер и Гернот приблизились к нему

И дали гостю клятву, что вместе с ним скорбят

И что никто из них пред ним ни в чем не виноват.

Сказал с прискорбьем Гернот: «Пусть бог меня сразит,

Коль ведал я, что будет ваш смелый сын убит.

Нет, я не слышал даже, чтоб говорили худо

Здесь про того, кого всю жизнь оплакивать я буду».

Млад Гизельхер охраной снабдил гостей своих.

До самых Нидерландов сопровождал он их.

Домой с недоброй вестью приехали они,

И старый Зигмунд встречен был рыданьями родни.

Сказать вам не могу я, что дальше с ними стало.

Я знаю лишь, как в Вормсе Кримхильда горевала.

Она превозмогала отчаянье свое

Лишь потому, что Гизельхер был около нее.

Настала для Брюнхильды минута торжества.

Ей было горя мало, что слезы льет вдова.

Она к своей золовке питала лишь вражду,

Чем в свой черед и на себя накликала беду.

АВЕНТЮРА XIX.

О ТОМ, КАК КЛАД НИБЕЛУНГОВ БЫЛ ПЕРЕВЕЗЕН В ВОРМС

Когда лишиться мужа пришлось Кримхильде вдруг,

Граф Эккеварт остался при ней с толпою слуг.

По целым дням сидел он с несчастною вдовою

И горевал о Зигфриде с ней вместе всей душою.

Близ вормсского собора ей выстроили дом.

Был он обставлен пышно, хватало места в нем.

Там заперлась Кримхильда и только по утрам

Ходила мужа поминать со свитой в божий храм.

Оттуда отправлялась она в мороз и в зной

На кладбище, где Зигфрид лежал в земле сырой.

Там Господа Кримхильда, как верная подруга,

Молила о спасении души ее супруга.

Нередко к ней являлась и королева-мать.

Не уставала Ута Кримхильду утешать,

Но дочь ее, как прежде, была тоски полна.

Вовеки не печалилась так ни одна жена,

Чей муж погиб до срока, в расцвете лет и сил.

Вдову душою твердой создатель наделил.

Она грустила долго о Зигфриде своем

И отомстила за него с лихвой врагам потом.

Три с половиной года — ручаюсь в этом вам —

Кримхильда предавалась унынью и слезам,

Ни Гунтеру ни разу словечка не сказав,

Ни глаз на злого Хагена ни разу не подняв.

И вот владетель Тронье промолвил: «Государь,

Не худо бы с сестрою вам сблизиться, как встарь.

Когда б опять в доверье к Кримхильде вы вошли,

Клад нибелунгов мы б к себе на Рейн перевезли».

Король сказал: «Считаю совет разумным я

И попрошу, чтоб братья — они ведь с ней друзья —

Кримхильду убедили со мною примириться».

На это Хаген возразил: «Она не покорится».

С маркграфом Гере вместе был Ортвин призван в зал.

Отправиться к Кримхильде король им приказал.

Млад Гизельхер и Гернот сопровождали их,

И Гернот стал увещевать сестру в словах таких:

«Довольно о супруге скорбеть вам день и ночь.

Он умер, и слезами ему нельзя помочь.

Король, наш брат, клянется вам, госпожа, к тому же,

Что нет у вас причин винить его в убийстве мужа».

Она сказала: «В этом я не виню его.

Убил не он, а Хаген супруга моего.

Злодею я открыла, где Зигфрид уязвим,

Зато и каюсь, что была столь откровенна с ним.

Когда б я мужней тайны не выдала сама,

Мне б не пришлось от горя теперь сходить с ума.

Нет, тех, кем сгублен Зигфрид, я не могу простить».

Тут начал Гизельхер сестру за Гунтера просить.

Она дала согласье на встречу с королем,

И к ней явился Гунтер со всем своим двором.

Лишь Хаген не решился отправиться туда —

Уж слишком много причинил Кримхильде он вреда.

А Гунтер оправдался и ею был прощен.

С сестрой расцеловался в знак примиренья он.

Давно бы уж поладить сумел с Кримхильдой брат,

Когда бы он не чувствовал, что вправду виноват.

Немало при свиданье пролито было слез.

Забыла зло Кримхильда всем, кто ей вред нанес,

И в сердце затаила лишь к Хагену вражду —

Ведь это он один навлек на Зигфрида беду.

Затем вдове внушили, что клад на Рейн она

Из края нибелунгов перевезти должна:

Как свадебный подарок, его ей дал супруг,

И неразумно выпускать сокровище из рук.

Она за этим кладом, который в недрах гор

Могучий карлик Альбрих стерег с давнишних пор,

Послала восемь тысяч бургундов удалых.

Вели с собою Гизельхер, а также Гернот их.

Гостей завидел Альбрих и так сказал друзьям:

«Отряжены Кримхильдой они за кладом к нам.

Я ж отказать не смею владычице своей —

Как свадебный подарок клад супругом отдан ей.

Осталось бы, конечно, сокровище у нас,

Когда б бесстрашный Зигфрид до срока не угас

И не исчез бесследно в могиле вместе с ним

Плащ-невидимка, что всегда героем был носим.

Уж лучше б не был витязь заброшен к нам судьбою:

Себе на горе взял он плащ-невидимку с бою

И добыл во владенье край отдаленный наш».

Тут побежал разыскивать ключи от клада страж.

Под самою горою разбили рейнцы стан,

И братьям королевы был клад несметный сдан.

Они на берег моря его перевезли

И стали для отправки в Вормс грузить на корабли.

О нем чудес немало рассказывают были;

Четыре дня и ночи с горы его возили

Двенадцать до отказа нагруженных возов,

И в сутки делал каждый воз не меньше трех концов.

Лишь золото да камни тот составляли клад.

Когда бы дать в нем долю на свете всем подряд,

Он и на марку меньше от этого б не стал.

Недаром Хаген так давно им завладеть мечтал.

Был там и жезл волшебный: кто им владеть умел,

Тот власть над целым миром в своих руках имел.

Утратил смелый Альбрих не только клад в те дни:

За Гернотом уехала и часть его родни.

Когда же возвратились два короля домой

И в Вормсе клад вернули сполна сестре родной,

Там золотом набили все башни и подвалы.

Сокровища несметнее на свете не бывало.

Но тысячею кладов Кримхильда б поступилась

И стать последней нищей охотно согласилась,

Когда б супруга к жизни могла вернуть она.

Вовеки мужу не была столь предана жена.

Теперь, когда Кримхильде был клад ее вручен,

На Рейн съезжаться стали бойцы со всех сторон,

И так их осыпала подарками вдова.

Что повсеместно шла о ней похвальная молва.

Стал государю Хаген нашептывать с тревогой:

«И бедным и богатым дарит она так много,

Что витязи на службу к ней повалят валом,

А это для Бургундии не кончится добром».

«Сестра — хозяйка клада,- изрек король в ответ.-

Как с ним она поступит, мне, право, дела нет.

Утратить слишком страшно мне вновь приязнь ее,

Чтоб я мешал ей расточать имущество свое».

На это молвил Хаген: «Нет, женщину вовек

Не подпустил бы к кладу разумный человек.

Богатства у Кримхильды вам отобрать пора,

Пока вас до беды, король, не довела сестра».

Сказал державный Гунтер: «Поклялся я, что впредь

Кримхильде не придется обид от нас терпеть,

И слова не нарушу: она — сестра моя».

Воскликнул Хаген: «Пустяки! За все в ответе я».

Ему поддался Гунтер, обет свой преступил —

И у вдовы отобран тот клад несметный был,

Ключи ж от клада в руки дал Хагену король.

Был этим Гернот оскорблен, как никогда дотоль.

А Гизельхер воскликнул: «Я Хагена уйму

И притеснять Кримхильду не разрешу ему.

Давно б его осек я, не будь мы с ним в родстве».

Так вновь был нанесен ущерб беспомощной вдове.

Промолвил Гернот: «В тягость нам будет этот клад.

Его мы в воды Рейна опустим, милый брат,

Чтоб не вселял он зависть вовеки ни в кого».

Тут к Гизельхеру, вся в слезах, пришла сестра его.

Она сказала: «Брат мой, сестре защитой будь.

Заставь вдове несчастной ее добро вернуть».

Ей Гизельхер ответил: «Уехать надо нам.

Когда ж воротимся, твой клад тебе верну я сам».

Сопровождать в дорогу трех братьев-королей

Отправилось немало вассалов и друзей.

Один лишь Хаген дома остаться пожелал —

Кримхильде горе новое он приуготовлял.

Пока в отъезде были три венценосных брата,

В Лохгейм на Рейне Хаген увез тот клад богатый

И утопил, чтоб после воспользоваться им,

Но так и не пришлось ему владеть добром чужим.

Когда в столицу братья вернулись наконец,

С толпою дам Кримхильда явилась во дворец.

Узнав, что ей обида нанесена опять,

Не мог негодования млад Гизельхер сдержать.

В своих владыках Хаген такую вызвал злость,

Что двор ему покинуть на долгий срок пришлось,

Но все ж был королями прощен вассал опальный.

Зато стяжал он ненависть вдовы многострадальной.

Еще когда им в реку клад не был погружен,

Друг другу дали клятву три короля и он,

Не прикасаться к кладу, покуда жизнь их длится,

И никому не открывать, где он теперь хранится.

А для вдовы настала печальная пора.

Ее всего лишили — и мужа и добра,

И сердце ей томили обида и кручина,

Предел которым положить сумела лишь кончина.

Так, после смерти мужа,- я вам ручаюсь в том,-

Тринадцать лет Кримхильда жила, скорбя о нем.

О Зигфриде не в силах забыть она была,

За что и воздавалась ей людьми везде хвала.

АВЕНТЮРА XX.

О ТОМ, КАК КОРОЛЬ ЭТЦЕЛЬ ПОСЛАЛИ БУРГУНДИЮ ЗА КРИМХИЛЬДОЙ

По смерти Хельхи Этцель стал спрашивать друзей,

Кого б ему вторично избрать женой своей.

«Коль в брак вступить вы склонны,- ответили друзья,

Пошлите сватов, государь, в бургундские края.

Живет вдова на Рейне, прекрасна и знатна.

Супругу вашу Хельху заменит вам она.

Достойней, чем Кримхильда, для вас подруги нет —

На ней сам Зигфрид был женат, тому тринадцать лет».

«Мне,- рек державный Этцель,- Кримхильда не чета.

Язычник я доселе, она же чтит Христа,

И если б согласилась вдова моею стать,

Я б это, без сомнения, за чудо мог считать».

Вельможи возразили: «Попробовать не грех.

Славнее и богаче вы государей всех.

Достоинства такие прельстить вдову должны,

А вам вовеки не найти прекраснее жены».

«Кому из вас,- промолвил им Этцель в свой черед,-

Знакомы край прирейнский и тамошний народ?» —

«Кримхильду в колыбели когда-то я качал,-

Так Рюдегер Бехларенский владыке отвечал.-

И братьев королевы я знал в былые дни.

Зовутся Гунтер, Гернот и Гизельхер они.

Разумные в совете, отважные в бою,

Они ревниво берегут честь предков и свою».

Спросил маркграфа Этцель: «Мой друг, скажи мне честно,

Насколько между нами супружество уместно

И вправду ли Кримхильда так хороша собой.

Что лучшие мои друзья одобрят выбор мой».

«Мой государь, красива жена у вас была,

Но прелестью Кримхильда и Хельху превзошла.

Прекрасней королевы не видел мир вовек.

Тот, кто супругом станет ей,- счастливый человек».

Воскликнул Этцель: «Сватай Кримхильду за меня

И знай, что если только я доживу до дня,

Когда на ложе с нею взойти удастся мне,

За труд ты будешь, Рюдегер, вознагражден вполне.

Коль ехать ты согласен, дадут тебе и свите

Коней, оружье, платье — все, что ни захотите.

Ни в чем нужды не будешь ты знать, мой друг, в пути.

Лишь постарайся в жены мне Кримхильду привезти».

Но Рюдегер учтиво сказал ему в ответ:

«Нет, ваше достоянье мне расточать не след.

Меня казной так щедро вы оделили встарь,

Что ваш посол вас не введет в расходы, государь».

Державный Этцель молвил: «В дорогу поспеши,

А я здесь буду небо молить от всей души

О полном и скорейшем успехе сватовства.

Дай бог, чтоб не отринула моей любви вдова».

Маркграф ответил: «Скоро я двинусь за рубеж,

Но платьем и оружьем позапасусь допрежь,

Чтоб мы себя на Рейне сумели показать,

Туда с собой пятьсот мужей я собираюсь взять.

Хочу я, чтоб бургунды при нашем появленье

О том, кому мы служим, сказали в изумленье?

»Неслыханно, наверно, их государь силен,

Коль может столько витязей послать в посольство он

А вы не дозволяйте советчикам дурным

Твердить, что был Кримхильдой сын Зигмунда любим.

В стране гостил он вашей, и вы его знавали.

Воитель столь же доблестный на свете был едва ли".

«Ну, что ж! — воскликнул Этцель.- Коль был женат на ней

Славнейший и знатнейший из всех богатырей,

Искать руки Кримхильды отнюдь не стыдно мне

И для меня ее краса желаннее вдвойне».

Тут Рюдегер закончил: «Коль вы на брак согласны,

Дам знать я Готелинде, жене моей прекрасной,

Что вы к Кримхильде сватом отправили меня.

На сборы ж надо будет мне двадцать четыре дня».

Гонца в родной Бехларен послал к жене маркграф,

И к радости и к скорби ей повод вестью дав;

Да, мужу лестно сватом у государя быть,

Но можно ль Хельху милую когда-нибудь забыть?

Когда была ей новость гонцом сообщена,

Спросила со слезами сама себя она,

Какую королеву теперь пошлет ей бог,

И Хельху вспомнила добром, и подавила вздох.

С усердьем долг исполнить всегда готов и рад,

Из Венгрии уехал через неделю сват.

Он по пути был Вену намерен посетить,

Чтоб там для спутников своих одежду захватить.

А Готелинда с дочкой в Бехларене родном

Свиданья ожидали с супругом и отцом.

Снедало нетерпенье их девушек и дам —

Хотелось всем скорей предстать приезжим удальцам.

Маркграф одежду в Вене взял для своих людей.

Немалый груз был взвален на вьючных лошадей,

Но так обоз надежно оберегала стража,

Что на него никто в пути не покусился даже.

Когда маркграф в Бехларен привел бойцов своих,

Нашел он помещенье для каждого из них

И к каждому отнесся с радушием большим.

Как Готелинда счастлива была свиданью с ним!

Была их дочка рада еще сильней, чем мать;

Отца давно хотелось ей снова повидать;

К тому ж взглянуть на гуннов она была не прочь.

С улыбкою промолвила им маркграфиня-дочь:

«Привет тебе, отец мой, и вам, его бойцы!»

Учтиво поклонились в ответ ей удальцы.

А знатной Готелинде хотелось одного —

Скорее все повыспросить у мужа своего.

Когда лежал в постели с ней за полночь супруг,

Она ему шепнула: «Не скажешь ли, мой друг,

Зачем владыкой гуннов ты послан в край чужой».

Ответил Рюдегер: «Скажу с охотою большой.

К бургундам государем как сват я отряжен.

Взамен прекрасной Хельхи подругу ищет он,

И этою подругой Кримихильда стать должна.

Власть над землею гуннскою разделит с ним она».

Жена ему: «Удачи моли себе у бога.

Слыхали о Кримхильде хорошего мы много.

Она, как Хельха, будет нам доброй госпожою,

И государыне такой я рада всей душою».

«Любезная супруга,- маркграф в ответ сказал,-

Тех витязей, которых с собой на Рейн я взял,

Одеждою пристойной снабдить не премини,

Чтоб в путь с душой спокойною отправились они».

Сказала маркграфиня: «Любого из бойцов,

Коль он принять подарок из рук моих готов,

Всем, что в дороге нужно, снабжу охотно я».

Маркграф в ответ: «Приятна мне такая речь твоя».

Шелк и меха достала она из кладовых.

Плащи нашили дамы для витязей лихих

И в новое одели их с головы до ног.

Супруге ткани выбирать сам Рюдегер помог.

С рассветом дня седьмого своих людей посол

Через страну баварцев в Бургундию повел,

И хоть добра немало отряд с собою вез,

Разграбить не смогли в пути разбойники обоз.

На Рейн посол приехал через двенадцать дней.

Дошло о том известье до братьев-королей,

И в зал дворцовый Гунтер вассалов пригласил.

Когда же собрались они, король у них спросил,

Кто знает, что за люди к его двору явились.

Меж тем, на гуннов глядя, прохожие дивились

Обилию поклажи и платьям дорогим.

Как видно, гости знатные пожаловали к ним.

Был размещен на отдых уже весь люд приезжий,

А во дворце и в Вормсе шли разговоры те же —

Кто эти иноземцы и прибыли отколь.

«Как звать их?» — кликнув Хагена, спросил его король,

Сказал владетель Тронье: «Ответить бы не прочь я,

Да нужно мне сначала увидеть их воочью.

Вот если я ответа вам и тогда не дам,

То, значит, из далеких стран они явились к нам».

Пришельцы отдохнули с дороги сколько надо,

Затем переменили обычные наряды

На пышную одежду искусного покроя

И вслед за сватом во дворец поехали толпою.

Отважный Хаген молвил, когда взглянул в окно:

«Хоть я в гостях и не был у Этцеля давно,

Но вам могу ручаться, что скачет там стремглав

Не кто иной, как Рюдегер, бехларенский маркграф».

Рек Гунтер: «Не поверю я, Хаген, никогда,

Чтоб он из края гуннов приехал к нам сюда».

Король еще не кончил, как Хаген увидал,

Что Рюдегера правильно в прибывшем угадал.

Он выбежал с друзьями во двор встречать гостей,

А там уже слезало пятьсот бойцов с коней,

Все в панцирях блестящих и платье дорогом.

Оказан гуннским воинам был ласковый прием.

«Привет,- воскликнул Хаген,- вам гости дорогие,

Бехларенский правитель и витязи лихие!

Мы рады видеть в Вормсе столь доблестных бойцов».

Порадовала речь его приезжих удальцов.

Бургунды обступили гостей со всех сторон,

И молвил Ортвин Мецский, послу отдав поклон:

«Ничей приезд доныне — ив этом нет сомненья —

Нас так еще не радовал, как ваше посещенье».

За честь сказал «спасибо» от всей души посол

И со своей дружиной в дворцовый зал пошел.

В то время находился с друзьями Гунтер там.

Король, любезно с места встав, направился к гостям.

К ним подошел и Гернот, за старшим братом вслед.

Послу с большим радушьем ответив на привет

И обласкав героев, что вместе с ним вошли,

Маркграфа взяли за руки учтиво короли.

Бехларенца бок о бок с собою усадил

В знак уваженья Гунтер, и кравчий нацедил

Приезжим вдоволь меду и лучшего вина,

Какое может произвесть прирейнская страна.

Встречать гостей явился млад Гизельхер поспешно,

С ним Гере, Данкварт, Фолькер, и все они сердечно

Поздравили с приездом достойного посла.

Равно, как прочим, встреча с ним приятна им была.

Шепнул владетель Тронье бургундскому владыке:

«Мы оказать всем гуннам должны почет великий.

Муж милой Готелинды — наш старый, верный друг.

Примите же поласковей его бойцов и слуг».

Державный Гунтер молвил: «Желаньем я сгораю

Узнать, что происходит в далеком гуннском крае.

Надеюсь, Этцель с Хельхой здоровы, как и встарь?»

Маркграф ему: «Отвечу вам охотно, государь».

Встал Рюдегер и встали все, кто вошел с ним в зал.

«Коль вы узнать хотите,- он королю сказал,-

Что за событья ныне у нас в стране случились,

Дозвольте передать ту весть, с какой мы к вам явились».

«Маркграф,- воскликнул Гунтер,- ждать не намерен я»,

Пока ко мне сойдутся держать совет друзья,

И выслушать согласен сейчас же вашу весть.

Вас самолично принимать считаю я за честь".

Сказал посол достойный: «Король великий мой

Вас повелел уверить, что предан всей душой

И вам, властитель рейнский, и вашим ближним он.

Всем вормсцам от него привез я дружеский поклон.

Вам сообщает также о горе он своем.

Его супруга Хельха уснула вечным сном.

Она осиротила, так рано умерев,

И всех нас, подданных ее, и многих знатных дев,

Которые взрастали с младенчества при ней.

Никто о них не сможет заботиться нежней.

Безмерною печалью страна и двор объяты,

А Этцелю не позабыть вовек такой утраты».

Державный Гунтер молвил: «Пусть бог воздаст ему

За дружеские чувства к народу моему.

Все рады здесь привету, который нам он шлет,

И услужить ему всегда готовы в свой черед».

Сказал отважный Гернот, Бургундии король:

«Весть о кончине Хельхи нам причиняет боль:

Мы все за добродетель ее глубоко чтили».

И это вормсцы многие немедля подтвердили.

Тут Рюдегер почтенный заговорил опять:

«Мне, государь, дозвольте еще кой-что сказать.

Поведать вам по правде велел мой господин,

Как ныне, Хельху схоронив, тоскует он один.

А он слыхал, что Зигфрид погиб во цвете лет

И у Кримхильды милой супруга больше нет.

Поэтому он просит руки вдовы прекрасной,

Чтоб с нею разделить престол, коль вы на то согласны».

Сказал любезно Гунтер — всегда он был учтив:

«Я не могу ответить, Кримхильду не спросив,

По нраву ли придется ей ваше предложенье.

Дня через три я сообщу вам о ее решенье».

Бургунды так убрали покои для гостей,

Что Рюдегер подумал: «Я здесь среди друзей».

Пеклись о нем все вормсцы, а Хаген — тот вдвойне:

С маркграфом он дружил, гостя у Этцеля в стране.

Велев посланцу гуннов ответа ждать три дня,

Король распорядился, чтоб вся его родня

И все его вассалы пришли держать совет,

Должна супругой Этцеля Кримхильда стать иль нет.

Отдать ее за гунна все согласились разом,

И только Хаген молвил: «Утратили вы разум!

Нам этот брак, напротив, расстроить надлежит,

Что там ответить Этцелю Кримхильда ни решит».

«Ну, нет! — воскликнул Гунтер.- Она — сестра моя,

И сестриному счастью мешать не вправе я.

Коль Этцелю готова женой Кримхильда стать,

О лучшей доле для нее не можем мы мечтать».

«Отвергли б,- бросил Хаген,- вы это сватовство,

Коль Этцеля бы знали, как знаю я его.

Ведь если в самом деле он трон разделит с нею,

Недешево расплатитесь вы за свою затею».

Король ему ответил: «Вовек тому не быть.

К тому же и не смог бы наш зять нас погубить:

Мы никогда не будем застигнуты врасплох».

Но Хаген вновь и вновь твердил: «Король, расчет ваш плох».

Спросили Гизельхера и Гернота потом,

Быть иль не быть Кримхильде за гуннским королем,

И оба брата дали согласие на брак.

Не удавалось убедить лишь Хагена никак.

Тут Гизельхер Бургундский стал вразумлять вассала:

«Кримхильде причинили вы, Хаген, зла немало,

И если счастье снова познать ей суждено,

То вам замужеству ее препятствовать грешно».

Млад Гизельхер добавил: «На вас одном вина

За то, что к вам враждою сестра моя полна:

Вред столь безмерный вами Кримхильде нанесен,

Что в горе и несчастиях ей равных нет средь жен».

Рек Хаген: «Я б не спорил, не знай я наперед,

Что, коль женою Этцель Кримхильду назовет,

Она, наш давний недруг, возьмет-таки свое:

Немало будет витязей на службе у нее».

На эти речи Гернот ответил: «Не беда!

Нам ни сестра, ни Этцель не причинят вреда:

Покуда оба живы, мы к гуннам ни ногой.

Нет, честь не дозволяет нам расстроить брак такой».

Твердил упрямо Хаген: «С ума сошли вы, что ли?

Ведь коль заменит Хельху Кримхильда на престоле,

Она уж не преминет беду на нас навлечь.

Нет, о ее замужестве идти не может речь».

Млад Гизельхер, сын Уты, вспылил и молвил так:

«Не каждый здесь меж нами, как вы, Кримхильде враг.

Я, что б вы ни сказали, ее удаче рад.

Вреда и зла родной сестре желать не может брат».

Умолк сердито Хаген и помрачнел лицом,

А Гунтер, смелый Гернот и Гизельхер втроем

Решили, что не станут мешать сестре своей,

Коль с Этцелем в супружество вступить угодно ей.

Промолвил славный Гере: «Вдове внушу легко я,

Что отвергать нет смысла ей сватовство такое.

Богат владыка гуннов, могуч и знаменит.

Брак с ним за все страдания ее вознаградит».

Немедля к королеве отправился вассал

И, встреченный радушно, Кримхильде так сказал:

«Готовьте мне награду за радостную весть.

Все ваши беды кончились — вас ждет большая честь.

Велел вам брат ваш Гунтер поведать, госпожа,

Что прибыло посольство к нам из-за рубежа:

Сильнейший и славнейший меж всеми королями

В законное супружество вступить желает с вами».

«Ни вам, ни государю,- она в ответ гонцу,-

Над женщиной несчастной смеяться не к лицу.

Кому еще на свете могу я быть нужна?

Какую радость мужу даст подобная жена?»

Затем, узнав, что Гере ее не убедить,

К вдове решили Гернот и Гизельхер сходить

И долго ей внушали, как братья и друзья,

Что Этцеля она должна избрать себе в мужья.

На все лады старались, но так и не смогли

Склонить к второму браку Кримхильду короли.

Тогда они взмолились: «Пусть будет так, сестрица,

Но хоть посланцу Этцеля дозвольте к вам явиться».

Она в ответ: «Согласна на это я вполне.

Был Рюдегер достойный всегда любезен мне.

Вот если бы приехал сюда гонец иной,

Вовеки б не добился он свидания со мной».

Добавила Кримхильда: «Скажите, чтоб посол

Со мною завтра утром поговорить пришел.

Я сообщу маркграфу сама свое решенье».

И королева впала вновь в печаль и сокрушенье.

Но Рюдегер почтенный как раз и вел к тому,

Чтоб повидаться с нею дозволили ему.

Маркграф умом был светел и жизнью умудрен,

И в том, что убедит вдову, не сомневался он.

Когда заутра в храме обедня отошла,

Народ взглянуть сбежался на гуннского посла,

Который вел к Кримхильде богатырей своих

В доспехах раззолоченных и платьях дорогих.

Всю ночь прогоревала, глаз не сомкнув, она,

А утром рано встала и села у окна.

Обычный вдовий траур был, как всегда, на ней,

Зато уж женщины ее оделись попышней.

Вошел лишь сам-двенадцать в покои к ней маркграф,

И встретила Кримхильда, поспешно с места встав,

Его у самой двери с радушием большим,

Чтоб показать, как глубоко вошедший ею чтим.

На стулья указала вдова своим гостям.

Вокруг нее сидело немало милых дам,

Зато вельмож бургундских там было не видать,

Коль Эккеварта смелого и Гере не считать.

Там не цвели улыбки, не раздавался смех —

Сочувствие к Кримхильде переполняло всех.

У ней промокло платье от горьких слез насквозь,

Что зоркому бехларенцу заметить удалось.

Посол возвысил голос, такую речь держа:

«Дозвольте мне с друзьями подняться, госпожа,

И, перед вами стоя, вам сообщить ту весть,

Из-за которой мы, гонцы, и очутились здесь».

Она в ответ: «Вас видеть я рада всей душой

И вам внимать готова с охотою большой:

Всегда приятно слушать подобного посла».

Но догадались многие, что весть ей не мила.

Бехларенский правитель сказал вдове тогда:

«Со свитою достойной прислал меня сюда

Мой повелитель Этцель, чтоб вам поведал я,

Что просит он, Кримхильда, вас избрать его в мужья.

Он вам любовь и дружбу решился предложить,

Чтоб в мире и согласье до смерти с вами жить,

Как жил с покойной Хельхой, владычицей моей,

Которую оплакивал немало долгих дней».

Ответила Кримхильда: «Маркграф, не стал бы тот,

Кто знает, как жестоко печаль вдову гнетет,

Просить, чтоб согласилась она на брак с другим.

Ведь мною лучший из мужей когда-то был любим».

Посол не отступился: «Когда душа болит,

Ничто ее быстрее и лучше не целит,

Чем преданная дружба и верная любовь.

Найдите мужа по сердцу, и оживете вновь.

Король мой — обладатель двенадцати корон.

Вас, став супругом вашим, венчает ими он,

И всем распоряжаться вы будете вольны

В тех трех десятках государств, что им покорены.

Коль сесть вам доведется на Этцелев престол,

У вас, как и у Хельхи,- так продолжал посол,-

На службе будет много прославленных бойцов

И много девушек и дам из княжеских родов.

Вас Этцель заверяет, коль вы на брак согласны,

Что даст страною править вам столь же полновластно,

Как управляла Хельха, пока была в живых.

Хозяйкою вы будете у нас в делах любых».

Сказала королева: «Могу ли я опять,

Изведав столько горя, в супружество вступать?

Так много слез пролито по смерти мужа мной,

Что больше никому по гроб не стану я женой».

Но гунны возразили: «Не говорите так.

Почет, богатство, счастье — все принесет вам брак.

Желанья ваши будет предупреждать супруг,

А у него достаточно и ленников и слуг.

Из дев, служивших Хельхе, и тех, что служат вам,

Себе такую свиту составите вы там,

Что будут к вам съезжаться бойцы из разных стран.

Не отвергайте наш совет: от всей души он дан».

Она в ответ учтиво: «Беседу мы прервем,

Но коль вы утром снова ко мне придете в дом,

Вам сообщить смогу я решение свое».

И гуннские воители покинули ее.

Когда ушли на отдых все спутники посла,

Кримхильда Гизельхера и Уту призвала

И твердо объявила, что замуж не пойдет

И что в тоске по Зигфриду весь век свой проведет.

Но Гизельхер промолвил: «Сказали гунны мне,-

И этому я верю, сестра моя, вполне,-

Что ты печаль забудешь, став королевой их.

Как ни суди об Этцеле, завидный он жених.

От Роны вплоть до Рейна он всех людей славней.

От Эльбы и до моря нет короля сильней.

Ты радоваться будешь, что обвенчалась с ним —

Положит этот брак конец страданиям твоим».

«Что говоришь ты, брат мой? — воскликнула вдова.-

Осталось мне лишь плакать, покуда я жива.

Украсить двор супруга собой не может та,

Кем навсегда утрачена былая красота».

Тут ласково сказала ей королева-мать:

«Должна совету братьев, дитя мое, ты внять.

Себе ж на благо, дочка, друзей своих послушай,

А то уж слишком долго скорбь тебе терзает душу».

Подумала Кримхильда, что будет вновь она

Казною и одеждой всех одарять вольна,

О чем напрасно Бога молила много раз,

С тех пор как Зигфрид, муж ее, безвременно угас.

Но тут же спохватилась: «Коль христианка я,

Язычника невместно мне избирать в мужья,

Не то моим уделом до смерти будет стыд.

Нет, гунн своим могуществом меня не соблазнит».

На том и порешила почтенной Уты дочь,

Однако размышляла еще весь день и ночь

И плакала в постели до самого утра,

Пока идти к заутрене ей не пришла пора.

Три короля бургундов туда явились тоже

И речь вели с Кримхильдой, идя из церкви Божьей,

О том, что руку гунна ей отвергать не след,

Но не обрадовал вдову их дружеский совет.

Посланцев пригласили в покои к ней затем,

А так как ожиданье наскучило им всем,

То, чтоб скорей услышать в ответ иль «нет», иль «да»

И распроститься с вормсцами на долгие года,

Решил покончить с делом немедленно маркграф,

Хозяевам радушным и их сестре сказав,

Что медлить он не может — не близок путь домой.

Был встречен у порога сват Кримхильдою самой.

Учтиво и любезно он стал просить ее

Ему поведать тотчас решение свое —

Ведь он еще не знает, что Этцелю сказать,

Но от Кримхильды услыхал бехларенец опять,

Что в брак вступать вторично у ней охоты нет.

«Вы, госпожа, неправы,- промолвил он в ответ.-

Зачем вам бесполезно свою красу губить,

Когда могли бы счастливы вы с новым мужем быть?»

Но просьбы были тщетны, покамест наконец

Кримхильду не уверил вполголоса гонец,

Что облегчит ей бремя ее невзгод былых,

И сразу легче сделалось вдове от слов таких.

Он ей сказал: «Не плачьте, владычица моя.

Когда бы вашим другом у гуннов был лишь я,

То и тогда б любого, кто оскорбил бы вас,

От рук моих дружинников никто уже не спас».

Она, услышав это, утешилась вполне

И молвила маркграфу: «Тогда клянитесь мне,

Что за меня отметите любым моим врагам».

И ей ответил Рюдегер: «Такой обет я дам».

С вассалами своими он перед нею встал,

Ей крепко стиснул руку и громко клятву дал

Во всем служить Кримхильде и обнажить свой меч,

Коль это будет надобно, чтоб честь ее сберечь.

Верна осталась мужу и в этот миг вдова.

«Пускай,- она решила,- меня чернит молва.

Что в том, коль я меж гуннов друзей себе сыщу

И недругу с их помощью за Зигфрида отмщу?

Их королю подвластно немало храбрецов,

Я ж привязать сумею к себе его бойцов:

Быть щедрою нетрудно, когда твой муж богат;

А в Вормсе Хаген скаредный прибрал к рукам мой клад».

«На брак,- она сказала,- могла б я согласиться,

Но ваш король — язычник, не хочет он креститься.

К лицу ли христианке идти с ним под венец?» —

«Отбросьте в том сомнения,- ответил ей гонец.-

У Этцеля на службе довольно христиан.

К тому ж другая вера — в супруге не изъян:

Кто вам мешает мужа к крещению склонить?

Ничто вам не препятствует с ним жизнь соединить».

Вновь молвили ей братья: «Согласье дай, сестра.

Забыть печаль и горе тебе давно пора».

Они втроем Кримхильду упрашивали так,

Что с Этцелем вдова вступить пообещала в брак.

Пожав маркграфу руку, она произнесла:

«В край гуннов я готова сопровождать посла,

Но прежде чем уехать, с собой я позову

Тех, кто решил не покидать несчастную вдову».

Бехларенец на это промолвил в свой черед:

«Пусть их при вас лишь двое, зато со мной — пятьсот.

Надежной стражей будет в пути такая рать,

И незачем в Бургундии вам свиту набирать.

С отъездом поспешите — нам медлить здесь не след,

И верьте: я с дружиной исполню свой обет

Во всем беспрекословно повиноваться вам,

Иль пусть уделом будут мне бесчестие и срам.

Послушайтесь совета — его дает вам друг:

За сбруей и конями скорее шлите слуг,

А сами собирайте в дорогу дев своих.

Немало к нам бойцов в пути примкнет, увидев их».

Осталось у Кримхильды кой-что с тех давних дней,

Когда покойный Зигфрид на Рейн приехал с ней.

Пристойно снарядиться сумела в путь она.

Нашлись и седла добрые для всех девиц сполна.

Запас одежд хранила вдова с былых времен.

Теперь меж спутниц ею он был распределен,

Чтоб не пришлось краснеть им за свой убогий вид,

Приехав к гуннам, чей король богат и знаменит.

Осмотр ларцам и скрыням с нарядами чиня,

Трудилась королева четыре с лишним дня.

Велела кладовые затем она открыть —

Хотелось ей людей посла достойно одарить.

Хоть клада нибелунгов лишиться ей пришлось,

Того, что у Кримхильды отнять не удалось,

Сто лошадей на вьюках не увезли бы сразу.

Но Хаген воспротивился и тут ее приказу.

Он молвил: «От Кримхильды прощенья я не жду

И золото не выдам, чтоб не попасть в беду.

Вдове я не позволю распоряжаться им —

Она его намерена раздать врагам моим.

Как гуннам груз подобный ни трудно увезти,

Им лошадей поможет она приобрести,

А после на меня же их исподволь натравит.

Нет, Хагена ключи отдать Кримхильда не заставит».

До слез такие речи Кримхильду довели.

Помочь пообещали ей братья-короли,

Но даже им отказом ответил их вассал,

И только Рюдегер вдове с улыбкою сказал;

«Вам, госпожа, не надо о золоте тужить.

Ведь Этцеля сумели вы так приворожить,

Что он не пожалеет для вас казны своей,

А уж ее не издержать вам до скончанья дней».

«Нет в мире королевы,- она в ответ ему,-

Которой бы достался клад, равный моему,

Но Хаген вероломный прибрал его к рукам».

Тут Гернот, устыдись, пошел в сокровищницу сам.

Рукою королевской он двери распахнул,

И тридцать тысяч марок своей сестре вернул,

И вместе с нею гуннов стал оделять казной.

Порадовался этому и Гунтер всей душой.

Но Этцелев посланец промолвил: «Государь,

Пусть даже королеве вернут весь клад, что встарь

Из края нибелунгов был в Вормс перевезен,

Ни госпожой моей, ни мной не будет принят он.

Велите деньги спрятать — какая в них нужда?

Я золота немало и сам привез сюда.

На путь обратный хватит с лихвой у нас его.

Не гневайтесь, но не возьму у вас я ничего».

А девушки Кримхильды меж тем без лишних слов

Ее добро грузили в двенадцать сундуков

Да так, что ухитрились их доверху набить

Наичистейшим золотом, какое может быть.

Лишь десять сотен марок не уместилось там,

И раздала Кримхильда их тут же по церквам,

За Зигфрида усердно молиться наказав.

Столь нерушимой верностью был поражен маркграф.

«Найду ль,- вдова спросила,- я здесь, в земле родной,

Друзей, готовых к гуннам последовать за мной?

Тот, кто согласен ехать, пусть из казны моей

Получит деньги, чтоб купить одежду и коней».

Дал Эккеварт отважный на это ей ответ:

«У вас я, королева, на службе много лет.

Вам, что бы ни случалось, я оставался верен

И столь же преданным слугой быть до конца намерен.

С собой возьму я к гуннам пятьсот мужей своих.

Защитников надежных вы обретете в них.

Меня ж к разлуке с вами принудит смерть одна».

И поклонилась витязю признательно она.

До час отъезда пробил, коней ввели во двор,

И слезы омрачили друзьям Кримхильды взор.

Преисполняла Уту и многих дам печаль —

Так было с бедною вдовой им расставаться жаль.

Везла с собой Кримхильда сто знатных юных дев,

Их, как и подобало, богато разодев.

Неистово рыдали они в тот день от горя,

Но утешители для них нашлись у гуннов вскоре.

С собою для охраны взяв тысячный отряд,

Млад Гизельхер и Гернот, как долг и честь велят,

Сопровождали долго печальницу-сестру,

Но брат их Гунтер с полпути вернулся ко двору.

Начальник кухни Румольт, и Ортвин вместе с ним,

И благородный Гере с усердием большим

До самого Дуная заботились о том,

Чтоб на ночлегах не было у дам нужды ни в чем.

Посол перед отъездом гонцов послал вперед —

Пусть Этцелю доложат, что Рюдегер везет

Прекрасную Кримхильду к владыке своему.

Сумел жену в Бургундии маркграф добыть ему.

АВЕНТЮРА XXI.

О ТОМ, КАК КРИМХИЛЬДА ЕХАЛА К ГУННАМ

Но мы гонцов оставим — теперь рассказ пошел

О том, как в землю гуннов невесту вез посол,

А Гизельхер и Гернот в теченье многих дней

Служили провожатыми бехларенцу и ей.

Лишь Пферринга достигнув, у берега Дуная,

Просить решились братья, чтоб им сестра родная

Дозволила вернуться в бургундские края,

И с ней, пролив немало слез, расстались как друзья.

Млад Гизельхер промолвил: «Сестрица, не забудь,

Что если кто обидит тебя когда-нибудь

Иль по иной причине ты попадешь в беду,

Тебе по зову первому на помощь я приду».

С бургундами простились дружинники посла.

Вдова родных и ближних сердечно обняла

И поспешила дальше приречною тропой.

С ней сто четыре девушки в одежде дорогой

Из тонких, разноцветных, слепящих взор шелков.

Вокруг скакало много бехларенских бойцов.

При каждом щит надежный, копье и меч булатный.

Бургунды же поехали к себе на Рейн обратно.

Держала путь Кримхильда через баварский край

На Пассау, где с Инном сливается Дунай

И монастырь старинный стоит, поныне цел.

Епископ Пильгрим, муж святой, тем городом владел.

Когда о том, кто едет, известно стало там,

Помчался князь-епископ навстречу пришлецам —

Кримхильде приходился он дядею родным.

Весь Пассау последовал немедленно за ним.

Не зря рвались баварцы встречать гостей своих:

Девицы королевы пленили взоры их.

Свести знакомство с ними был каждый витязь рад.

Сумел удобно разместить всех прибывших прелат.

Пока епископ Пильгрим с Кримхильдой был в пути,

Уже успело в город известие прийти

О том, что он прибудет с племянницей вдвоем,

И ей купцы устроили торжественный прием.

Просил ее хозяин подольше погостить,

Но Эккеварт промолвил: «Вы нас должны простить

За то, что не удастся нам задержаться тут.

Давно уже в Бехларене приезда гостьи ждут».

А Готелинда с дочкой и свитою своей

Готовилась к прибытью супруга и гостей.

Была жена маркграфа им предупреждена,

Что выказать внимание вдове она должна —

Пусть выедет с дружиной на Эннс ее встречать.

Велела Готелинда своих бойцов собрать

И двинулась в дорогу, и повалил валом

Вослед за ней простой народ, кто пеший, кто верхом,

Меж тем до Эффердинга Кримхильда доскакала.

Живет в стране баварской лихих людей немало,

И воры на дорогах шалят там искони.

Ограбить поезд свадебный вполне могли б они.

Но Рюдегер к отпору был день и ночь готов.

С собою вел он больше чем тысячу бойцов.

К тому ж его вассалов несметное число

За маркграфинею на Эннс встречать невесту шло.

На лодках переправив за Траун поезжан,

Сват их доставил к Эннсу, где в чистом поле став

Раченьем Готелинды разбит заране был.

Имелось там все нужное для подкрепленья сил.

Навстречу королеве, покинув свой шатер,

Со свитою помчалась она во весь опор.

Звон бубенцов на сбруе разнесся далеко.

Столь теплой встречей был маркграф взволнован глубоко

Потешный бой затеяв в честь новой королевы,

По сторонам дороги, как справа, так и слева,

Вассалы Готелинды неслись за госпожой.

Была Кримхильда тронута учтивостью такой.

Чем ближе подъезжали к бургундкам смельчаки,

Тем больше крепких копий ломалось на куски.

Самих себя в отваге бойцы превосходили —

Ведь девушки пригожие за схваткою следили.

Но вот она утихла, два поезда сошлись,

И возгласы приветствий повсюду раздались,

И Рюдегер навстречу супруге полетел.

У всех, кто дамам рад служить, в тот день хватило дел.

Когда живым и целым предстал жене посол,

Она печаль забыла и страх ее прошел.

О муже Готелинда тревожилась напрасно —

Вернулся он, и не один, а со вдовой прекрасной.

Приветом обменявшись с супругою своей,

Маркграф велел вассалам снять женщин с лошадей,

И по сердцу пришелся его приказ бойцам:

Был, как всегда, любой из них к услугам милых дам.

Узрев, что маркграфиня сошла с коня на луг

И к венценосной гостье спешит с толпой подруг,

Остановила разом Кримхильда скакуна,

И приближенными с седла была снята она.

Епископ с Эккевартом к ней тотчас подошли.

Они ее навстречу хозяйке повели.

Толпа пред королевой с почтеньем раздалась,

И гостья с Готелиндою сердечно обнялась.

Сказала маркграфиня с учтивостью большой:

«Вам, госпожа Кримхильда, я рада всей душой

И счастлива поздравить с приездом в земли наши

Ту, кто — как вижу я теперь — всех женщин в мире краше».

«Воздай вам бог за ласку,- ответила вдова,-

А я — должница ваша, пока сама жива

И жив жених мой Этцель, сын Ботлунга могучий».

Ах, им еще неведом был их жребий неминучий!

Бургундки устремились к бехларенкам бегом,

И на траве расселись красавицы рядком —

Знакомство за беседой удобнее сводить.

А витязи им всячески старались угодить.

Вина велели гостьям хозяева подать,

А в полдень дамы сели на лошадей опять

И отбыли на отдых в просторные шатры,

Где до вечерних сумерек спасались от жары.

Потом они с удобством всю ночь проспали в них.

Тем временем покинул маркграф гостей своих

И полетел в Бехларен, неутомим и рьян,

Чтоб глянуть, все ль готово там к прибытью поезжан.

Пришельцев принял город с радушием большим.

Все окна распахнулись с зарей навстречу им.

Для всех них помещенье в Бехларене нашлось.

Признателен хозяевам остался каждый гость.

Увидев, что Кримхильду к ним в замок мать везет,

Дочь Рюдегера вышла со свитой из ворот

И новой королеве отвесила поклон.

Немало знатных девушек сошлось там с двух сторон.

Взяв за руки друг дружку, они вступили в зал.

Размером и убранством он взоры поражал.

Шумел Дунай привольный под окнами его.

Там отдыхали путницы все утро дня того.

Не знаю я, как время девицы коротали,

Однако мне известно, что витязи роптали:

Бургундам надоело подолгу женщин ждать,

Бехларенцы ж мечтали их в пути сопровождать.

Так тронула Кримхильду заботливость посла,

Что юной маркграфине она преподнесла

Запястья золотые, двенадцать штук числом,

И платье лучшее свое с узорчатым шитьем.

Хоть клада нибелунгов пришлось лишиться ей,

Она, как встарь, умела привлечь к себе людей

И, в скудости оставшись по-прежнему щедра,

Нашла подарки для всего маркграфова двора.

На это Готелинда ответила ей тем,

Что воинам бургундским, без исключенья всем,

Вручила на дорогу и праздничный наряд,

И много дорогих камней, слепивших блеском взгляд.

Когда, откушав, гостья садилась вновь в седло,

Хозяйка так любезно, сердечно и тепло

Ей выказать сумела почтение свое,

Что в благодарность обняла Кримхильда дочь ее.

А девушка сказала: «Я знаю наперед,

Что к вам меня родитель с охотою пошлет,

Коль быть придворной вашей вы разрешите мне»,

Чем гостье и дала понять, что ей верна вполне.

Простившись с Готелиндой и юной маркграфиней,

Кримхильда сесть велела на скакунов дружине

И двинулась со свитой к ограде городской,

И долго им бехларенки махали вслед рукой.

Бургундки с ними больше ни разу не встречались.

Без остановок гости до замка Мёльк домчались.

Его владелец Астольд ждал на дороге их.

Велел он им подать вина в сосудах золотых.

От Астольда Кримхильда узнала, что должна

Спускаться вдоль Дуная на Маутерн она,

А там уж не собьются с дороги поезжане:

Везде австрийцы их встречать сбегаются заране.

Простился там епископ с племянницей своей

И пожелал, чтоб с мужем жилось счастливо ей

И чтоб она, как Хельха, о подданных пеклась.

Да, высоко теперь опять Кримхильда вознеслась!

На Трайзен прибыл поезд, когда зардел закат.

Бехларенцев оттуда отправили назад —

Уже спешили гунны к реке навстречу им.

Они невесту встретили с почтением большим.

Владел там Этцель замком на берегу речном,

И королева Хельха живала часто в нем.

Богат, просторен, крепок, к тому ж красив на вид,

Тот замок Трайзенмауэр весьма был знаменит.

Кримхильда стала Хельхе преемницей достойной —

По щедрости бургундка была ровня покойной,

За что ее и чтила вся гуннская страна,

Где после долгих бед душой воспряла вновь она.

Себя прославил Этцель так, что из всех краев

К его двору стекалось немало удальцов.

Был с каждым он приветлив, учтив и щедр без меры,

Будь то боец языческой иль христианской веры.

Такого не увидишь теперь уже вовек.

Любой, владыке гуннов служивший человек,

Какой бы он при этом ни соблюдал закон,

Был Этцелем за преданность сполна вознагражден.

АВЕНТЮРА XXII.

О ТОМ, КАК КРИМХИЛЬДА ОБВЕНЧАЛАСЬ С ЭТЦЕЛЕМ

Все те три дня, что в замке Кримхильда провела,

Клубами по дорогам густая пыль плыла,

Как будто загорелись окрестные поля.

То мчались в Трайзенмауэр вассалы короля.

Меж тем от приближенных узнал и сам король,

Забыв при этой вести былую скорбь и боль,

Что прибыла Кримхильда уже в его страну.

Немедля выехал встречать он новую жену.

Мчась по дорогам людным под гул разноязыкий,

Со свитою к Кримхильде летел король великий.

Его сопровождали бойцы из разных стран —

Он взял с собой язычников, равно как христиан.

То на дыбы вздымая своих коней лихих,

То снова с громким криком пришпоривая их,

Скакали русы, греки, валахи и поляки.

Бесстрашием и ловкостью блеснуть старался всякий.

Из луков печенеги — они там тоже были —

Влет меткою стрелою любую птицу били.

Вослед за их шумливой и дикою ордою

Бойцы из Киевской земли неслись густой толпою.

В Тульн, город на Дунае, что в Австрии стоит,

Стеклись встречать Кримхильду мужи, чьи речь и вид

Ей были незнакомы,- и все они потом

Из-за нее безвременно уснули вечным сном.

Вперед владыка гуннов послал с дороги к ней

Две дюжины вассальных князей и королей.

Любой из них был знатен, учтив, прославлен, смел

И Хельхину преемницу узреть скорей хотел.

Примчался в Тульн с дружиной из семисот бойцов

Валашский герцог Рамунг, храбрец из храбрецов.

С ним вместе прибыл Гибих, король большой страны.

Несли людей их быстрые, как птицы, скакуны.

Отважный Хорнбог тоже отправился вперед.

Ему вдогонку мчалось вассалов десять сот.

По гуннскому обычью наездники лихие

Влетели с громким гиканьем в ворота городские.

Датчанин Хаварт, Ирнфрид, тюрингский удалец,

И прямодушный Иринг, прославленный храбрец,

С достоинством предстали жене владыки их

В сопровожденье тысячи двухсот бойцов своих.

Привел за ними следом трехтысячный отряд

Высокородный Блёдель, что Этцелю был брат.

С осанкой горделивой вокруг бросая взор,

К своей невестке будущей он мчал во весь опор.

Затем явились Этцель и Дитрих Бернский1 с ним.

Скакали толпы гуннов за королем своим.

Воителям бесстрашным там не было числа.

Печаль Кримхильды сразу же при виде их прошла.

А Рюдегер промолвил: «Приехал ваш супруг.

Поцеловать вам надо его знатнейших слуг.

Не в силах удостоить вы этой чести всех,

Но тем, кого я назову, отказывать в ней грех».

Велел с седла на землю невесту снять посол.

С коня державный Этцель со свитою сошел.

Не в силах медлить дольше, заторопился он

Навстречу той, с кем разделить был счастлив власть и трон.

Слыхал я, что покуда они друг к другу шли,

Два знатных государя за нею шлейф несли.

Когда ж бургундка к гунну была подведена,

Поцеловала Этцеля приветливо она.

Сползла назад повязка с ее златых волос.

Пленительным румянцем лицо ее зажглось,

И всяк нашел, что Хельхи она еще милей.

Тут Блёдель первым пожелал расцеловаться с ней.

Принять его лобзанье маркграф ей дал совет.

За ним явились Гибих и Дитрих Бернский вслед.

Она поцеловала двенадцать удальцов,

Поклоном поприветствовав всех остальных бойцов.

Покуда с нею Этцель стоял в кругу вельмож,

Потешный бой затеять успела молодежь —

Всегда стремится юность блеснуть на поле чести.

Сражались там язычники и христиане вместе.

Как Дитриховы люди метать умели дрот!

Они с такою силой его пускали в ход,

Что он щиты стальные пронизывал насквозь.

Немало их пробить в тот день и немцам довелось.

Оружие звенело, взметались тучи пыли.

Все Этцелевы гости и гунны в бой вступили.

Богатыри сражались с бесстрашием большим,

Покамест знак прервать турнир король не подал им.

В шатер великолепный пошел с невестой он.

Был множеством палаток шатер тот окружен.

Ждал женщин утомленных желанный отдых там,

И повели воители туда девиц и дам.

В шатре для королевы поставлен был послом

Красивый трон, накрытый столь дорогим ковром,

Что сам владыка гуннов при взгляде на него

За выбор поблагодарил вассала своего.

Не знаю я, что Этцель бургундке говорил.

Известно мне однако, что он смирял свой пыл

И не просил Кримхильду принять его в объятья —

До свадьбы разрешил маркграф им лишь рукопожатья.

Достойно завершился меж тем потешный бой.

Богатыри расстались, довольные собой

Повсюду воцарились покой и тишь опять,

И люди Этцеля пошли в палатки отдыхать.

Проспали в них спокойно всю ночь богатыри,

Когда же тьму рассеял свет утренней зари,

Они проворно встали, вскочили вновь в седло,

И состязание опять в честь Этцеля пошло.

Вести по чести схватку велел король им всем.

Из Тульна в Вену поезд отправился затем.

Его прибытья ждали в том городе уже.

Немало вышло знатных дам навстречу госпоже.

Все было там готово, что нужно для гостей.

Преисполняла радость сердца богатырей.

Невесту пышной свадьбой король решил почтить,

Но в Вене стольких пришлецов не мог он разместить,

И Рюдегер в селеньях за городской чертой

Всех тех, кто не был гостем, поставил на постой.

Тем временем Кримхильда с рассвета допоздна

Толпою знатных витязей была окружена.

Ни Рюдегер, ни Дитрих не расставались с нею.

Все гуннские вельможи, усилий не жалея,

Старались, чтоб доволен был свадьбой каждый гость.

Друзьям бехларенца скучать там тоже не пришлось.

Вступил в закон с Кримхильдой на троицу король.

Могущество такое не снилось ей дотоль:

Ведь даже смелый Зигфрид, ее былой супруг,

Держать не мог бы столько же дружинников и слуг.

Добра она так много пораздала гостям,

Что витязи шептались, дивясь ее дарам:

«Мы думали, Кримхильда в большой нужде живет.

А у нее по-прежнему казне потерян счет».

Семнадцать суток в Вене тянулся праздник шумный,

И было б похвальбою, пустой и неразумной,

Сказать, что видел свадьбу пышнее этой мир.

Ведь Этцель в новое одел всех прибывших на пир.

И даже в Нидерландах, тринадцать лет назад,

Хоть Зигфрид был и славен, и знатен, и богат,

Кримхильде не служили бойцы в числе таком,

Как там, где в брак вступить пришлось ей с гуннским королем.

И никогда столь щедро — что в наши дни, что встарь

Не раздавал в подарок на свадьбе государь

Просторных и удобных плащей такой цены,

Какими Этцель оделил приезжих в честь жены.

Вели себя и гости хозяевам под стать.

Был рад любой и каждый последнее раздать.

Стыдились там на просьбу ответить словом «нет».

Кой-кто сберег лишь тот наряд, что был на нем надет.

И все ж Кримхильде Зигфрид припомнился не раз,

И слезы побежали б у ней из ясных глаз,

Когда б их не сдержала она усильем воли —

Ведь ей оказан был почет, неслыханный дотоле.

Хоть в скупости никто бы не упрекнул гостей,

Во много крат был Дитрих других вельмож щедрей.

Он роздал все, что Этцель ему за службу дал.

От Дитриха и Рюдегер не очень-то отстал.

К восторгу чужеземных и гуннских смельчаков

Немало опорожнил тяжелых сундуков

С серебряной, а также и золотой казною

Достойный Блёдель, правивший венгерскою страною.

По десять сотен марок иль более того

От Этцеля досталось двум шпильманам его.

Из них был первым Вербель, вторым же Свеммель был.

Вот так король в супружество с Кримхильдою вступил.

Через семнадцать суток они расстались с Веной,

И по дороге гунны с отвагой неизменной

До самого прибытья в пределы их земли

В честь венценосных молодых потешный бой вели.

Стал в Хаймбурге старинном весь поезд на ночлег.

Такого многолюдства там не было вовек.

Владыка гуннов счету не знал своим бойцам.

А сколько у него в стране цвело пригожих дам!

В богатом Майзенбурге все сели на суда,

И стала видом сушу напоминать вода:

Везде чернеют люди и кони громко ржут.

Всласть дамы утомленные поотдохнули тут.

Не поленились гунны так сбить суда свои,

Что их не мог разрушить напор речной струп.

На палубах стояли шатры в большом числе,

Как будто не средь волн они, а где-то на земле.

Гонцов с дороги Этцель отправил в замок свой.

Все, кто там жил, взыграли от радости душой.

Воспитанницы Хельхи почуяли уже,

Что жить нехудо будет им при новой госпоже.

Ее прибытья ждали они, повеселев.

Нашла Кримхильда в замке немало знатных дев.

Одних лишь королевен меж ними было семь.

Их прелесть восхищение внушала гуннам всем.

Когда скончалась Хельха, их под крыло свое

Пришлось принять Геррате, племяннице ее,

Отец которой Нентвин был славным королем.

Вступила с Дитрихом она в супружество потом.

Был искренне приятен приезд Кримхильды ей,

И щедро одарила она честных гостей.

Женитьбой новой Этцель доволен был вполне:

Владычицу достойную он дал своей стране.

Жену по сходням с судна на берег свел он сам,

Назвал ей поименно девиц, стоявших там,

И все они с почтением отвесили поклон

Той, кто по праву заняла отныне Хельхин троп.

Прислуживать Кримхильде за честь считал любой.

Она же раздарила все, что везла с собой.

Досталось гуннам много различного добра —

Камней, одежды, золота, а также серебра.

Такою властью вскоре король облек жену,

Какой не обладала и Хельха в старину.

Его друзья, вассалы и родичи сполна

Повиновались слепо ей, пока жила она.

При ней печаль забыли и двор, и вся земля.

Веселье днем и ночью шло в замке короля,

Где Этцель и Кримхильда гостей встречали так,

Что развлеченье находил себе по нраву всяк.

1 Дитрих Бернский — один из самых популярных героев немецкого народного эпоса. Исторически образ его восходит к королю остготов Теодориху (царствовал в 493-526 гг.), основавшему в Италии государство остготов со столицей в Вероне (Берн). В поэмах Дитрихова цикла рассказывается о борьбе Дитриха с коварным Эрменрихом, изгнавшим Дитриха вместе с воспитателем последнего Хильдебрандом и верными вассалами из рода амелунгов из родной страны, что заставило беглецов искать прибежища при дворе гуннского короля Этцеля.

АВЕНТЮРА XXIII.

О ТОМ, КАК КРИМХИЛЬДА ДОБИЛАСЬ, ЧТОБЫ БРАТЬЕВ ЕЕ ПРИГЛАСИЛИ, НА ПИР

Со славою и честью — мне лгать расчета нет —

За Этцелем Кримхильда жила шесть с лишним лет,

А в год седьмой их брака господь послал ей сына

К великой гордости отца и всей его дружины.

Сумела королева супруга улестить,

И Этцель ей дозволил ребенка окрестить.

Был Ортлибом в купели младенец наречен.

Весь гуннский край порадовал своим рожденьем он.

Была при жизни Хельха для подданных как мать.

Во всем с нее Кримхильда пример старалась брать.

Геррата нравы гуннов узнать ей помогла,

Хоть слезы о покойнице по-прежнему лила.

Как во владеньях гуннских, так и за рубежом

Кримхильду поминали всегда и все добром,

Затем что королевы щедрей не видел свет.

Вот так со славой протекло двенадцать с лишним лет.

Кримхильда убедилась, что исполнять готов

Ее приказы каждый из мужниных бойцов.

Но хоть ей здесь служило двенадцать королей,

Она не позабыла зла, что причинили ей.

Не раз ей вспоминалась былая жизнь ее,

И в крае нибелунгов счастливое житье,

И Хаген, поступивший столь беззаконно с нею,

И стала размышлять она, как отомстить злодею.

«Для этого мне нужно, чтоб он попал сюда».

Брат Гизельхер ночами ей снился иногда,

И нежно целовала она его во сне.

Увы, погибнуть должен был и он в чужой стране!

Вновь пробудил сам дьявол, бургундам на беду,

В ней прежнюю обиду и к Гунтеру вражду,

Хоть встарь облобызалась в знак мира с ним она.

Опять одежда у нее была от слез влажна.

Кримхильда сокрушалась и днем, и в час ночной,

Что стала против воли язычнику женой.

А кто ее принудил? На ком вина лежит?

Все те же Хаген с Гунтером, кем Зигфрид был убит.

Отныне лишь о мести тайком она мечтала

И думала: «Коль скоро я вновь богата стала

И недругам заклятым могу сполна воздать,

Пришел черед и Хагену жестоко пострадать.

Тем, кем погублен Зигфрид, я не забыла зла,

И если б снова с ними судьба меня свела,

За мужа заплатили б они его вдове».

Вот что за мысли у нее засели в голове.

Был предан королеве любой ее вассал —

Не зря казною гуннов столь щедро осыпал

Граф Эккеварт отважный, Кримхильдин казначей.

Никто в державе Этцеля не смел перечить ей.

И вот она решила: «Мой муж так добр со мною,

Что даст он мне возможность увидеться с роднёю

И приглашенье в гости пошлет шурьям своим».

Кто знал тогда, что смерть она готовила родным.

Почил король однажды и, отходя ко сну,

Сжал, как всегда, в объятьях красавицу-жену —

Кримхильду больше жизни любил седой супруг,

И тут былые недруги припомнились ей вдруг.

Она сказала мужу: «Супруг и государь,

Коль скоро мной довольны и ныне вы, как встарь,

Хочу я убедиться, что так оно и есть,

И оказать моей родне прошу большую честь».

Ответил Этцель сразу — он не умел хитрить:

«Готов желанье ваше я удовлетворить

И вашим славным братьям на деле доказать,

Какую дружбу ради вас питает к ним их зять».

Промолвила Кримхильда: «Не скрою я от вас,

Мне очень бы хотелось, чтоб у сестры хоть раз

Млад Гизельхер, и Гернот, и Гунтер побывали,

А то уж люди тут меня безродною прозвали».

Воскликнул Этцель пылко: «Владычица моя,

Принять здесь ваших братьев почту за счастье я,

Коль дальняя дорога не испугает их».

Возликовала у нее душа от слов таких.

Прибавила Кримхильда: «Тогда через гонцов

Уведомите в Вормсе всех трех своих шурьев,

Что в гости с нетерпеньем сестра и зять их ждут,

И в скором времени они с дружиной будут тут».

Король ответил: «Просьбу не повторяйте дважды —

Сынов почтенной У ты сильней я видеть жажду,

Чем хочется на братьев вам снова бросить взор.

Жаль, что они не вспомнили о нас до этих пор.

Доверю быть послами я шпильманам своим

И, если вы согласны, уже заутра им

В бургундские пределы отправиться велю».

С зарею смелых шпильманов призвали к королю.

Они без промедленья явились в пышный зал,

Где Этцель на престоле с супругой восседал.

Король на Рейн обоих в посольство отрядил,

Им выбрал сотоварищей и платьем всех снабдил.

В путь собрались посланцы, две дюжины числом,

И ведено им было великим королем

Звать Гунтера с дружиной к нему на пир честной.

Потом был тайный разговор у них с его женой.

Державный Этцель молвил: «Скажите в Вормсе так!

Своим шурьям желаю я всех возможных благ

И жду, что побывает у нас моя родня.

Гостей приятней, чем они, нет в мире для меня.

Коль ближние Кримхильды проведать нас хотят,

Я у себя принять их сердечно буду рад.

Пусть в дальний путь сбираться начнут уже сейчас —

Хочу я летом видеть их на пиршестве у нас».

Спросил отважный Свеммель, из шпильманов один?

«К какому надо сроку прибыть им, господин?

День празднества заране назвать прошу нижайше».

Король сказал послу в ответ: «Солнцеворот ближайший».

«Исполним»,- молвил Вербель, и тут гонцам шепнуть

Сумела королева, чтоб до отъезда в путь

Они для разговора зашли в покои к ней.

Немало этот разговор сгубил богатырей.

«Коль мне,- она сказала,- вы услужить не прочь

И передать согласны моим родным точь-в-точь

Все то, в чем их уверить я от души хочу,

Я вам наряд богатый дам и вас озолочу.

Представ на Рейне, в Вормсе, пред братьями моими,

Должны вы неизменно твердить в беседах с ними,

Что грустной не случалось меня здесь видеть вам

И что привет сердечный шлю я всем своим друзьям.

Пускай исполнят просьбу супруга моего

И к нам на пир прибудут хотя бы для того,

Чтоб их сестру безродной не смели гунны звать.

На месте их я съездила б сюда уже раз пять.

Пусть знает брат мой Гернот, прославленный герой,

Что не любим никем он так сильно, как сестрой.

Надеюсь, он на праздник, который будет здесь,

Вассалов лучших привезет, чтоб оказать мне честь.

Скажите Гизельхеру, что по его вине

Ни разу в жизни плакать не приходилось мне

И для меня обняться отрадно будет вновь

С тем, от кого я видела лишь верность и любовь.

Поведайте и Уте, какой мне тут почет.

А если Хаген дома остаться предпочтет,

Спросите, кто ж укажет бургундам путь сюда —

Ведь здесь, у гуннов, долго жил он в юные года».

Не поняли посланцы, зачем так нужно ей,

Чтоб был владетель Тронье в числе ее гостей.

Пришлось ошибку эту им искупить в бою,

Где Хаген взял недешево с врагов за жизнь свою.

Затем гонцам посланье к трем королям вручили,

Они казны и платья довольно получили,

Чтоб при дворе бургундском им было чем блеснуть,

И государь с супругою их отпустили в путь,

АВЕНТЮРА XXIV.

О ТОМ, КАК ВЕРБЕЛЬ И СВЕММЕЛЬ ПРАВИЛИ ПОСОЛЬСТВО

Хоть шпильманы в дороге не мешкали нимало,

А все ж еще быстрее везде известно стало,

Что повелел им Этцель на праздник звать шурьев.

Стал этот праздник роковым для многих удальцов.

Посланцы, не слезая с седла по целым дням,

Из края гуннов мчались к бургундским рубежам.

Не зря они спешили: не вправе медлить тот,

Кто приглашение на пир трем королям везет.

В Бехларене оказан им был прием почетный.

Их всем необходимым маркграф снабдил охотно.

С женой своей и дочкой просил посланцев он

Друзьям на Рейне передать приветы и поклон.

В дорогу он дозволил отбыть гостям своим

Не прежде, чем подарки вручить успели им.

Сынам почтенной Уты, а также ей самой

Велел поведать Рюдегер, что чтит их всей душой.

Он наказал Брюнхильду уведомить о «том,

Что искренне ей предан и рад служить во всем.

Когда же на конь снова вскочили два гонца,

Хозяйка обещала им молить за них творца.

Задерживаться Вербель в Баварии не мог,

Но в Пассау он все же заехал на денек.

Скажу вам, не гадая, просил его иль нет

Епископ Пильгрим передать своей родне привет,

Что золотом осыпал двух шпильманов прелат

И рек: „Уверьте вормсцев, что буду очень рад

Детей сестры увидеть я у себя в стране.

Их навестить на родине едва ль удастся мне“.

Как ехали посланцы, к бургундам путь держа,

Я до сих пор не знаю, но с целью грабежа

Никто на них в дороге не думал нападать,

Затем что гнева Этцеля любой страшился тать.

Явились в Вормс на Рейне через двенадцать дней

Два шпильмана отважных со свитою своей.

Немедля доложили об этом королям,

И Гунтер слово обратил к бургундским удальцам:

»Кто эти чужестранцы и из какой земли?"

Но королю ответить вельможи не могли.

Тогда владетель Тронье был спешно призван в зал.

Он Вербеля со Свеммелем узнал и так сказал;

«То шпильманы лихие у Этцеля на службе.

Они в года былые со мною жили в дружбе

И присланы, наверно, к нам вашею сестрой.

В честь Этцеля примите их с любезностью большой».

Гонцы дворца достигли и въехали во двор.

Мир шпильманов столь гордых не видел до сих пор.

К приезжим подбежала толпа проворных слуг,

Чтоб вещи и оружие принять у них из рук.

Наряд дорожный гуннов был так богат, что в нем

Они могли бы тут же предстать пред королем.

Сочли послы, однако, что слишком он неярок,

И предложили челяди их платье взять в подарок.

На это меж бургундов охотники нашлись,

И пришлецы в такую одежду облеклись,

Что — головой ручаюсь — не слышал слыхом свет,

Чтоб был когда-нибудь посол роскошнее одет.

Затем с почетом были отведены они

Туда, где ждал их Гунтер в кругу своей родни.

Встал Хаген торопливо и устремился к ним.

Ему гонцы учтивые в ответ: «Благодарим».

Осведомился тотчас он у друзей былых,

Во здравии ли Этцель и что слыхать у них.

Немедля отозвался из шпильманов один:

«По-прежнему наш край цветет и здрав наш властелин».

Со спутниками Вербель был к трону подведен.

Через толпу героев с трудом пробрался он,

Зато уж принял гуннов учтивее король,

Чем принимал других послов когда-нибудь дотоль.

К ним обратился Гунтер: «С приездом, господа!

Я Этцелевым людям безмерно рад всегда.

Мне, шпильманы, сдается, моей сестры супруг

Сюда по делу важному своих отправил слуг».

С поклоном молвил Вербель в ответ на речь его:

«Да, прибыл я по воле владыки моего.

Ваш зять с сестрою вашей вам шлют привет большой

И заверяют, что они вас любят всей душой».

«Приятно это слышать,- сказал король послам.-

Как поживает Этцель и хорошо ли там,

У вас в стране, Кримхильде, родной сестре моей?»

Вновь смелый шпильман слово взял: «На свете нет людей,

Которые бы жили счастливей, чем она.

Судьбой довольны Этцель, дружина и страна.

Когда к вам отправлялся с товарищами я,

Здоровы были мой король и вся его семья».

«Растроган я приветом,- воскликнул Гунтер тут,-

Который зять с сестрою мне так любезно шлют.

Сердечное спасибо и вам, гонцы, за весть,

А то уже тревожиться стал о сестре я здесь».

Два младших государя явились в зал чуть-позже —

Не сразу их успели уведомить вельможи,

Что от сестры любимой известие пришло.

Млад Гизельхер ее послов приветствовал тепло:

«Любой, кто служит зятю,- для нас желанный гость.

Когда бы вам приехать на Рейн ни довелось,

Тут вы друзей найдете и обойдутся с вами,

Как обходиться надлежит со старыми друзьями».

Промолвил Свеммель: «В этом у нас сомнений пет.

Я выразить не в силах, сколь искренний привет

Мне вам король с супругой велели передать.

Во всем судьбою взысканы у вас сестра и зять.

Она меня просила напомнить вам о том,

Что вы всегда друг друга любили с ней вдвоем.

Но самым первым делом мы сообщить должны,

Что вас и братьев ждет на пир король моей страны.

Шурьев он приглашает прибыть к его двору.

А если не угодно вам повидать сестру,

Рассчитывает Этцель, что, дав ему отказ,

Вы хоть поведаете нам, чем прогневил он вас,

Будь вы совсем чужими владыке моему,

И то пора бы в гости приехать вам к нему.

А уж родных-то братьев своей супруги славной

Увидеть у себя в стране он вправе и подавно».

Сказал на это Гунтер: «Послы, ответ я вам,

Потолковав с друзьями, через неделю дам,

А вы пока с дороги ступайте отдыхать —

Неблизкий и нелегкий путь вас скоро ждет опять».

Возвысил голос Вербель: «Прошу простить за смелость,

Но не уйдет наш отдых, и очень бы хотелось

Нам с госпожою Утой поговорить сперва».

Млад Гизельхер такой ответ дал на его слова:

«Препятствовать не станем мы в этом вам, друзья.

С охотой и радушьем вас примет мать моя,

И ваш приход доставит большую радость ей —

Вы присланы Кримхильдою, родной сестрой моей».

Затем он гуннов к Уте отвел без долгих слов.

Весьма приятно было ей увидать послов.

Она им оказала внимание и честь,

Они же передали ей от милой дочки весть.

Хозяйке храбрый Свеммель сказал, шагнув вперед:

«Вам наша королева привет сердечный шлет.

Сильней всего на свете — я слово в том даю —

Прижать к груди хотелось бы Кримхильде мать свою».

«Увы,- вздохнула Ута,- ничем тут не помочь.

Сама уже давно бы я навестила дочь,

Лежи чуть-чуть поближе от нас ее страна.

Дай бог, чтоб были счастливы и Этцель и она.

Ничей приезд желанней, чем ваш, мне быть не мог.

Когда вам в путь сбираться опять настанет срок,

Заранее об этом меня предупредите».

И обещали ей гонцы дать знать о дне отбытья.

Потом на отдых были они отведены.

Меж тем король бургундский со всех концов страны

Своих друзей ближайших созвал держать совет,

Что лучше и разумнее — поехать или нет.

Знатнейшие меж ними уверили его,

Что к Этцелю он должен прибыть на торжество.

Лишь Хаген, разъяренный, как никогда дотоль,

Сказал вполголоса: «Мы все погибнем там, король.

Сестры остерегаться по гроб вам надлежит:

Немало претерпела она от нас обид.

Собственноручно мною убит ее супруг,

А вы на праздник к Этцелю решились ехать вдруг!»

Король в ответ: «Что было, того не будет вновь.

Кримхильда возвратила родным свою любовь,

Когда в знак примиренья мне поцелуй дала.

Нет, друг мой Хаген, лишь на вас она быть может зла».

Угрюмо Хаген бросил: «Словам послов не верьте,

Обид не позабудет она до самой смерти.

Вам потерять придется у гуннов жизнь и честь.

Всем нам супруга Этцеля тайком готовит месть».

Не согласился Гернот с ним и на этот раз:

«Страшиться мщенья, Хаген, причина есть у вас,

Но то, что вы боязни за жизнь свою полны,

Еще не значит, что сестры мы избегать должны».

Млад Гизельхер добавил: «Коль скоро за собою

Вы знаете провинность перед моей сестрою,

Останьтесь здесь, на Рейне, а нас сопровождать

Поедут те, кто никогда не смел ей досаждать».

Вскипел владетель Тронье: «В край Этцеля дорогу

Получше, чем другие, я знаю, слава богу,

И в этом убедитесь вы, государь, вполне,

Коль с непреклонностью такой внять не хотите мне».

Начальник кухни Румольт был мнения того же:

«Скакать на праздник к гуннам вам, короли, негоже.

Иль гости в Вормс не ездят? Иль оскудел ваш двор?

Вы все с советом Хагена считались до сих пор.

Но раз теперь нет веры тому, что он сказал,

Вам повторит и Румольт, ваш преданный вассал:

Покинуть не стремитесь отечество свое.

Что общего у вас с сестрой и Этцелем ее?

Чем плохо вам на Рейне, где ваша жизнь прекрасна,

Где вражеские козни нисколько не опасны,

Где дорогого платья у вас полным-полно,

Где милых дам вы любите и пьете всласть вино?

К тому ж еды вкуснее нигде вам не дадут.

Но если даже это вас не удержит тут,

Подумайте о женах — уж ради них одних

Без толку рисковать собой не след в краях чужих.

Страна у вас богата, вот и останьтесь в ней,

Где вы от бед нежданных защищены верней,

Чем во владеньях гуннов: бог весть, что будет там.

Послушайтесь же Румольта — добра хочу я вам».

Возвысил голос Гернот: «Оставим спор пустой.

Коль так любезно в гости зовут нас зять с сестрой,

Ответить им отказом не позволяет честь,

А те, кто на подъем тяжел, пусть остаются здесь».

Сказал на это Хаген: «Посмотрим, кто был прав.

Меня не осуждайте за мой строптивый нрав,

А лучше снарядитесь в дорогу к гуннам так,

Чтоб нас врасплох не захватил и самый хитрый враг.

Коль вы решили ехать, извольте дать приказ

Вассалам в Вормс собраться, а я найду для вас

Меж ними десять сотен бойцов как на подбор,

Которые помогут вам Кримхильде дать отпор».

Обрадовался Гунтер: «Такой совет мне мил».

Во все концы державы гонцов он отрядил

И созывать вассалов в столицу им велел.

Кто из бургундов знал тогда, какой их ждет удел!

Сошлись они по зову владыки своего.

Три тысячи их было иль более того.

Распорядился Гунтер коней и платье дать

Всем тем, кто к гуннам вызвался его сопровождать.

Помчался в Тронье Данкварт, что Хагену был брат.

Оттуда он с собою привел большой отряд.

Слепили взор оружьем и платьем дорогим

Все восемьдесят витязей, приехавшие с ним.

Примкнул и шпильман Фолькер к дружине королей.

Пришло с ним вместе тридцать его богатырей

В нарядах столь роскошных, что лучшие едва ли

У государей на плечах когда-нибудь бывали.

Не понимать превратно прошу слова мои.

Был Фолькер из презнатной, владетельной семьи,

А шпильманом был прозван в краю своем родном

Лишь потому, что сызмалу умел владеть смычком.

Из тех, кто ехать к гуннам был с королем готов,

Взял Хаген десять сотен отборных удальцов.

Была ему их доблесть по опыту известна.

Тот, кто их знал, не мог о них не отозваться лестно.

Все время об отъезде вели посланцы речь —

Могла на них задержка гнев Этцеля навлечь,

Но Хаген помешать им старался что есть сил.

Его поступками и тут расчет руководил.

Он Гунтеру промолвил: «Почествовать гостей

Мы здесь должны подольше, чтоб только за семь дней

До нашего отъезда они пустились в путь.

Тогда нас будет недругам труднее обмануть.

Кримхильда не успеет собрать друзей своих

И натравить не сможет на нас заране их,

А если и натравит, придется худо им:

Мы с тысячью бойцов всегда врагу отпор дадим».

И вот сперва снабдили дружинников с лихвой

Оружьем, конской сбруей, одеждой дорогой —

Всем, что с собой в дорогу им нужно было взять,

И лишь потом король к себе гонцов призвал опять.

Так Гернот обратился к послам, вошедшим в зал:

«На пир явиться к зятю король согласье дал.

Мы вместе с ним приедем — не сомневайтесь в том —

И с искреннею радостью сестру к груди прижмем».

Спросил учтиво Гунтер: «Скажите, Свеммель смелый,

Когда назначен праздник, чтоб в гуннские пределы

Я к сроку прибыл с теми, кого туда возьму».

«В ближайший же солнцеворот»,- гонец в ответ ему.

В тот день король впервые к Брюнхильде благородной

Пойти гостям дозволил, коль это им угодно.

Но тут вмешался Фолькер — он чуял наперед,

Что ей лишь огорчение доставит их приход:

«Послы, не в духе нынче владычица моя,

И обождать до завтра советовал бы я.

Тогда она вас примет — даю вам в этом слово».

Но и назавтра к ней гонцов не допустили снова.

Тогда, чтоб их обида рассеялась вполне,

Стал к ним державный Гунтер внимательней вдвойне.

С казною золотою щиты он им вручил.

Старался подражать ему весь двор по мере сил.

Млад Гизельхер и Гернот, и Ортвин с Гере тож

Добра им дали столько, что все и не сочтешь.

Однако отказались послы принять его —

Они страшились прогневить владыку своего.

Такое слово Вербель промолвил королю:

«Я взять назад подарки вас, государь, молю.

Предупредил нас Этцель, что брать их нам не след —

У верноподданных его ни в чем нехватки нет».

Как сильно ни разгневан был Гунтер на послов

За то, что отказались те от его даров,

Он их принять заставил одежду и казну,

Которые и увезли они в свою страну.

Млад Гизельхер по просьбе обоих скрипачей

Отвел перед отъездом их к матери своей,

И Ута пм велела уверить дочку в том,

Что счастья и удачи мать желает ей во всем.

Парчой их оделила и золотом она,

Затем что мать любая так поступать должна —

Пусть видят все, как ею ценимы дочь и зять.

Поэтому пришлось гонцам у ней подарки взять.

Потом, простясь со всеми, с кем их судьба свела,

В обратный путь к Дунаю пустились два посла,

А чтоб никто в дороге им не посмел вредить,

До самой Швабии велел их Гернот проводить.

Когда же восвояси вернулась их охрана,

Поехали и дальше посланцы невозбранно.

Ни скакунов, ни платья не отняли у них —

Страшило имя Этцеля везде людей лихих.

Друзей уведомляли гонцы на всем пути,

Что вскоре должен Гунтер с дружиной здесь пройти —

Он властелином гуннским на праздник приглашен

Об этом Пильгрим в Пассау был также извещен.

Когда через Бехларен посольство проезжало,

В мгновенье ока новость весь город обежала,

И Рюдегер с женою в большой восторг пришли

При мысли, что хотят прибыть к ним братья-короли.

Гонцы, достигнув Грана, где Этцель пребывал,

Явились к государю, как долг повелевал.

От радости и счастья зарделся он с лица,

Узнав, что шлют ему шурья поклоны без конца.

Когда предупредили послы жену его,

Чтоб королева братьев ждала на торжество,

Она возликовала и шпильманов за весть

Осыпала подарками, как требовала честь.

Она сказала: «Вербель и Свеммель, вы одни

Мне можете поведать, кто из моей родни

В совете дал согласье на пир приехать к нам

И что об этом говорил там Хаген королям».

«Он как-то рано утром, — в ответ один посол, —

С большим негодованьем речь о поездке вел.

Все мнили, что на праздник зазорно не прибыть,

Лишь Хаген повторял, что здесь хотят их погубить.

Все трое ваших братьев бесспорно будут тут.

Кого же из вассалов они с собой возьмут —

Мы в точности не знаем, хоть можем утверждать,

Что шпильман Фолькер королей решил сопровождать».

Отозвалась Кримхильда- «Невелика беда,

Коль с Фолькером я в жизни не встречусь никогда.

Иное дело Хаген, прославленный боец.

Его у нас мне хочется увидеть наконец».

Отправилась Кримхильда к супругу своему

И с ласковой улыбкой промолвила ему

«Довольны ль вестью с Рейна вы, повелитель мой?

Сбылось мое желание увидеться с родней».

«Я угодить вам счастлив,- король в ответ жене,-

И вас могу уверить, что ваши братья мне

Милее и дороже, чем кровная родня.

Прибытие их радует заранее меня».

Державный Этцель слугам немедля приказал

Скамейками уставить его дворец и зал,

Дабы гостям желанным нашлось где разместиться.

Был вынужден он вскорости за это поплатиться.

АВЕНТЮРА XXV.

О ТОМ, КАК НИБЕЛУНГИ1 ЕХАЛИ К ГУННАМ

Теперь оставим гуннов — нам рассказать пора

О хлопотах и сборах бургундского двора.

Гостей богаче вормсцев не видел мир давно.

Оружье, платье, скакуны — все было им дано.

С собой на праздник Гунтер взял витязей лихих.

Шло к гуннам десять сотен и шесть десятков их,

А также девять тысяч слуг и простых бойцов.

Оплакали друзья потом всех этих удальцов.

Но вот коней взнуздали, настал прощальный миг,

И шпейерский епископ, уже седой старик,

Пригожей Уте молвил: «Король готов отбыть.

Пусть наших родичей господь не даст врагам сгубить».

Сказала детям Ута: «Останьтесь здесь все трое.

Приснился нынче ночью мне сон дурной, герои,

Как будто всех пернатых в Бургундии у нас

Сразил неведомый недуг в один и тот же час».

«Не страшны сны дурные,- воскликХаген гордо,-

Тому, кто служит долгу и чести верен твердо.

Поэтому на месте владыки моего

Я постарался б тотчас же отбыть на торжество.

Отправиться к Кримхильде мы все отнюдь не прочь.

У ней найдется дело любому, кто охоч

Во имя государя отвагою блеснуть».

Потом он горько пожалел, что торопился в путь.

Конечно, Хаген дал бы совет совсем иной,

Когда б не донял Гернот его насмешкой злой.

Тот бросил: «Хаген помнит, кем Зигфрид был убит,

Вот и боится, что он сам Кримхильдой не забыт».

Владетель Тронье вспыхнул: «Нет, страх неведом мне.

Коль скучно, государи, вам жить в родной стране,

Последовать за вами я к Этцелю готов».

Немало изрубил он там и шлемов, и щитов.

Уже суда стояли у берега реки.

Взялись грузить проворно поклажу смельчаки.

До самого заката хватило им хлопот.

Всем не терпелось поскорей отправиться в поход.

Велел король бургундский за Рейном стан разбить:

Еще хоть ночь Брюнхильда хотела с ним пробыть,

И до рассвета Гунтер с супругою вдвоем

Утехи ложа брачного вкушал в шатре своем.

С зарею трубным звуком был лагерь пробужден.

В последний раз герои прижали к сердцу жен.

Не довелось обняться им больше никогда —

Друг с другом разлучила их Кримхильда навсегда.

Сынам пригожей Уты служил один вассал

Усердно, верно, храбро, как долг повелевал.

В то утро он открыто признался королю:

«О том, что едете вы все ж, глубоко я скорблю».

Затем добавил Румольт — так зя тот смельчак-

«Уж если здесь остаться не склонны вы никак,

Скажите хоть, кто должен без вас престол блюсти.

Ах, для чего себя послам вы дали обвести!».

— «Хранить мой трон и сына ты, Румольт, будешь сам.

Изволь повиноваться во всем желаньям дам,

И облегчай посильно несчастным бремя бед,

И не страшись, что причинят нам у Кримхильды вред»

Давно уж наготове стояли скакуны

Герои, нетерпеньем и радостью полны,

Перед дорогой дальней спешили жен обнять.

Как горько из-за них родне пришлось потом стенать!

Но вот они толпою пошли к коням своим,

А дамы сокрушенно вослед глядели им.

Наверно, сердце многим шептало в этот час,

Что видят братьев и мужей они в последний раз

Заколыхались стяги, ряды пришли в движенье.

Следили за бойцами в тревоге и волненье

Их земляки-бургунды с обоих склонов гор,

А витязи ликующе неслись во весь опор.

Так вместе с королями отправились в поход

Вассалы-нибелунги — их было десять сот

И всех, вдали от ближних, у гуннов смерть ждала:

Кровь Зигфрида по-прежнему Кримхильде сердце жгла.

Взял Данкварт, смелый воин, дружину под начал,

А Хаген, муж бывалый, пред строем первый мчал

И выбирал дорогу для спутников своих.

В восточную Франконию вдоль Майна вел он их.

Оттуда к Швальбенфельду2 герои поскакали.

Был вид их так отважен, доспехи так сверкали,

Что всюду им немало дивился люд честной.

К Дунаю подошел отряд с двенадцатой зарей.

Владетель Тронье первым спустился вниз к воде —

Бессменно нибелунгов он охранял везде.

На землю спрыгнул Хаген с поводьями в руке

И привязал коня к ветле, от волн невдалеке.

Была пора разлива, на всей реке — ни судна.

Смекнули нибелунги, что им придется трудно:

Не переплыть Дуная — он чересчур широк.

Попрыгали они с коней в тревоге на песок.

«Король,- воскликнул Хаген,- опасность перед нами.

Седой Дунай разлился, он весь покрыт волнами,

И если вы решите переправляться тут,

Боюсь, что многие на дно сегодня же пойдут».

В сердцах ответил Гунтер: «Я это вижу сам,

И вы нас не стращайте, а помогите нам.

Ступайте, поищите — авось, найдется брод,

Где люди переправятся да и обоз пройдет».

«Ну, нет,- промолвил Хаген,- тонуть не склонен я.

На кое-что получше сгодится жизнь моя.

Сведут меня в могилу лишь дорогой ценой —

Сначала гунны силою померятся со мной.

На поиски пойду я, а вы побудьте здесь.

Наверно, перевозчик3 тут где-нибудь да есть.

В край Гельфрата доставит он всех нас, короли».

И поднял Хаген удалой свой добрый щит с земли.

Герой на левый локоть надел его затем,

До глаз на лоб надвинул стальной блестящий шлем

И меч поверх кольчуги на пояс привязал.

Тот обоюдоострый меч любой доспех пронзал.

По зарослям прибрежным бродя туда-сюда,

Воитель вдруг услышал, как плещется вода,

И вскоре ключ прохладный предстал его глазам.

Купались сестры вещие со звонким смехом там.

Подкрадываться Хаген к ним стал, держась в тени,

Однако различили его шаги они

И вовремя отплыли, и он их не настиг,

Хоть их одеждой завладел за этот краткий миг.

Сказала Хадебурга, одна из вещих жен:

«Коль вами будет, Хаген, наряд наш возвращен,

Мы вам, достойный витязь, откроем сей же час,

Чем празднество у Этцеля закончится для вас».

Носясь, как птицы, сестры едва касались волн,

И, видя это, Хаген был нетерпенья полн:

Коль скоро им проникнуть в грядущее дано,

У них обязан вызнать он, что статься с ним должно.

Промолвила вещунья: «Ручательство даю,

Что с вами не случится беды в чужом краю.

Без страха отправляйтесь и знайте наперед —

Окажут вам у Этцеля неслыханный почет».

Словам ее был Хаген так неподдельно рад,

Что сразу отдал сестрам волшебный их наряд.

Когда ж его надели провидицы опять,

Они решились витязю всю правду рассказать.

Воскликнула Зиглинда, вторая из сестер:

«Сын Альдриана Хаген, мы лгали до сих пор,

Боясь, что, рассердившись, уйдешь ты с нашим платьем.

Знай, угрожает смерть тебе и всем твоим собратьям.

Вернись, пока не поздно, иль ждет тебя конец.

Не с доброй целью к гуннам ты зазван, удалец.

Вы едете на гибель, а не на торжество.

Убьют вассалы Этцеля вас всех до одного».

«Не лгите,- молвил Хаген,- вам это ни к чему.

Не может быть, чтоб пали мы все лишь потому,

Что нам одна особа мечтает навредить».

Тут попытались сестры вновь пришельца убедить.

Одна из них сказала: «Назначено судьбою

Тебе лишиться жизни и всем друзьям с тобою.

Нам ведомо, что только дворцовый капеллан

Вернется в землю Гунтера из чужедальних стран».

Отважный Хаген вспыхнул: «Довольно слов, всезнайки!

Того сочту я смелым, кто скажет без утайки

Трем нашим государям, что перебьют всех нас.

Ответьте лучше, как попасть нам за Дунай сейчас».

Она ему: «Коль скоро стоишь ты на своем,

То знай: вверх по теченью есть за рекою дом.

Живет в нем перевозчик, и тут другого нет».

Заторопился Хаген прочь, чуть выслушал ответ.

«Постойте! — закричала из вещих жен одна.-

Вам, Хаген, на прощанье совет я дать должна,

Чтоб ваш отряд в дороге не потерпел урон.

Страной владеет здесь маркграф, зовется Эльзе он.

Брат Эльзе Гельфрат правит баварскою землей.

По ней вам ехать надо с опаскою большой.

Всего же пуще бойтесь рассориться в пути

С тем, без кого вам ни за что Дунай не перейти.

Так вспыльчив перевозчик, что худо вам придется,

Коль с ним у вас размолвка иль ссора заведется.

Пускай ему заплатит за труд владыка ваш.

Слуга он верный Гельфрату и переправы страж.

Коль ждать он вас заставит, кричите что есть сил:

»Я — Амельрих злосчастный" — такой боец тут жил,

Но родину покинул, спасаясь от врагов.

К вам перевозчик приплывет, услышав этот зов".

Признательность воитель ей выразил кивком

И, с сестрами расставшись, в кустах исчез молчком.

Он берегом песчаным пошел вверх по реке

И вскорости увидел дом за нею вдалеке.

Он крикнул так, что голос донесся за Дунай:

«Живее, перевозчик, мне лодку подавай.

Коль на баварский берег меня перевезешь,

Получишь золотой браслет — взгляни, как он хорош».

Богат был перевозчик, ни в чем не знал нужды.

Не очень-то прельщался он платой за труды

И слуг держал надменных, хозяину под стать.

Долгонько Хагену пришлось на берегу стоять.

Тогда, перекрывая шум волн и ветра вой,

Герой возвысил снова могучий голос свой:

«Я — Амельрих, служивший у Эльзе вплоть до дня,

Когда изгнали с родины мои враги меня».

Браслет он в воздух поднял на острие клинка,

Чтоб золото увидел гордец издалека

И низменную алчность оно в нем разожгло.

Тут перевозчик наконец схватился за весло.

Для молодой супруги решил он взять браслет.

Кто обуян корыстью, тому спасенья нет.

На золото польстился по жадности глупец

И в стычке с грозным Хагеном нашел себе конец.

Проворно перевозчик Дунай преодолел,

Но за рекой не встретил того, кого хотел,

Чем был в такую ярость и злобу приведен,

Что Хагену отважному свирепо бросил он:

«Хоть Амельрихом тоже, быть может, вас зовут,

Другого человека я мнил увидеть тут.

Мы с ним родные братья, а вы солгали мне.

Сидите в наказание на этой стороне».

«Свой гнев,- ответил Хаген,- уймите, бога ради,

И знайте: не придется вам нынче быть в накладе,

Коль вы перевезете товарищей моих,

С которыми приехал я сюда из стран чужих».

Воскликнул перевозчик: «Не трать напрасно слов.

У тех, кому служу я, немало есть врагов,

И к ним я не намерен возить бог весть кого.

Коль жизнь твоя тебе мила, прочь с судна моего!»

«И все ж браслет возьмите,- сказал герой ему.-

Придете вы на помощь отряду моему.

Коней в нем десять сотен да столько ж человек».

Но перевозчик закричал: «Не быть тому вовек!»

Веслом своим тяжелым спесивец что есть сил

С размаху чужестранца по голове хватил,

И Хаген на колени упал, ошеломлен.

Гневливей перевозчика еще не видел он.

Затем, чтоб не поднялся пришедший в ярость гость

И взяться за оружье ему не удалось,

Силач врага ударил по темени багром,

Но это для него, увы, не кончилось добром.

Багор о шлем разбился, а Хаген вынул меч,

И голова скатилась у грубияна с плеч,

И витязь, вслед за телом, швырнул ее па дно,

О чем бургундам было им потом сообщено.

Едва вассала Эльзе бургунд успел сразить,

Как лодку тут же стало течением сносить.

Встал на корме воитель и на весло налег

И все же повернуть назад отнюдь не сразу смог.

Вверх по Дунаю судно в конце концов пошло,

Но тут переломилось широкое весло.

Хоть не нашлось другого, не оробел смельчак.

Ремнем подщитным он связал обломки кое-как

И к берегу причалить с большим трудом сумел.

Над самою водою там лес густой шумел

И ждал вассала Гунтер с дружиною своей.

Сбежалась Хагена встречать толпа богатырей.

Бургунды были рады, что витязь с ними вновь.

Когда же увидали они на судне кровь

Спесивого невежи, чью голову он снес,

Друзьями задан Хагену был не один вопрос.

Шел пар от свежей крови, и Гунтер угадал,

Как завладел ладьею его крутой вассал.

Спросил он: «Где же судно вы, Хаген, раздобыли

И где же перевозчик сам? Знать, вы его убили?»

Отперся хитрый Хаген: «Нашел я этот челн.

Он кем-то был привязан к ветле у самых волн,

А перевозчик даже не встретился со мною,

И если вправду он убит, не я тому виною».

Король бургундский Гернот прервал беседу их:

«Я сильно опасаюсь за жизнь друзей своих —

Вдруг опрокинет лодку волною невзначай.

Как мы без перевозчиков переплывем Дунай?»

Воскликнул Хаген: «Слуги, поклажу снять с коней!

Служил на перевозе я в юности своей

И равного мне было на Рейне не найти.

Даст бог, сумею к Гельфрату я вас перевезти».

Коней загнали в воду ударами кнутов,

Чтоб вплавь они пустились одни, без седоков,

И реку переплыли лихие скакуны,

Хоть многие и были вниз теченьем снесены.

На судно погрузили затем казну и кладь,

И стал владетель Тронье друзей переправлять.

Когда б он не работал весь этот день веслом,

Не быть бы многим витязям на берегу другом.

Он десять сотен вормсцев сперва отвез туда,

Потом своих вассалов — красавцев хоть куда,

А после девять тысяч простых бойцов и слуг.

Трудился Хаген допоздна, не покладая рук.

Когда отряд успешно им был перевезен,

Владетель Тронье вспомнил слова тех вещих жен,

Которых за купаньем врасплох он захватил.

За это жизнью капеллан чуть-чуть не заплатил.

Над утварью церковной стоял сей муж святой,

Руками опираясь о бок челна крутой.

Не послужил защитой ему духовный сан —

Был за борт сброшен Хагеном несчастный капеллан.

«Остановитесь, Хаген!» — вскричали смельчаки,

Извлечь пытаясь жертву из бурных вод реки.

Млад Гизельхер от гнева едва не онемел,

Но Хаген все ж свой замысел осуществить сумел.

Король бургундский Гернот сказал ему в сердцах:

«За что погибнуть должен наш капеллан в волнах?

Зачем в Дунай глубокий его швырнули вы?

Любой другой лишился бы за это головы».

Священник бедный на борт карабкался напрасно —

В беде бургунды были помочь ему не властны:

Ладьею правил Хаген, а он концом шеста

На дно спровадить норовил служителя Христа.

Надежду на спасенье утратив наконец,

Пустился вплавь священник, хоть был плохой пловец.

И от жестокой смерти его избавил Бог:

Добрался он до берега и вылез на песок.

Стал выжимать он платье, благодаря Творца.

Увидел это Хаген и помрачнел с лица,

А про себя подумал: «Нам всем конец сужден.

Не ложь, а правду слышал я от этих вещих жен».

Едва была поклажа на сушу снесена,

Владетель Тронье в щепы разнес борты челна

И отогнал подальше от берега его

К большому изумлению отряда своего.

Спросил в смятенье Данкварт: «Что ты наделал, брат?

На чем же мы поедем, когда на Рейн назад

Из королевства гуннов нас Гунтер поведет?»

Но Хаген не сказал ему, что за удел их ждет.

Он только молвил: «Судно я изломал сейчас,

Чтоб ни один предатель, коль есть такой меж нас,

Покинуть не решился товарищей в беде.

Пусть знает: трусу всюду смерть — и в сече, и в воде».

С бургундами на праздник скакал один боец.

Он звался шпильман Фолькер, и этот удалец

В делах был смел и пылок, в речах — остер и прям.

Понравился ему ответ, что Хаген дал друзьям.

Коней бойцы взнуздали и собрались в дорогу.

У них пока что было потерь совсем немного:

Пришлось лишь капеллану вернуться с полпути

И в одиночестве, пешком, домой на Рейн брести.

1 Начиная с авентюры XXV имя «нибелунги» то и дело переносится на бургундов.

2 Швальбенфельд — местность на реке Швальб, притоке Верница, впадающего в Дунай у Донауверта. Здесь опять сказывается плохое знание автором географии Западной Германии: в строфе 1524 бургунды направляются к Дунаю через Восточную Франконию вверх по Майну, т. е. обходят Швальбенфельд с севера.

3 Перевозчик — здесь это не простой человек, зарабатывающий свои хлеб перевозом, а богатый вассал маркграфов баварских, которому доверено охранять стратегически важную переправу. В юности перевозчиком был и Хаген.

АВЕНТЮРА XXVI.

О ТОМ, КАК ДАНКВАРТ УБИЛ ГЕЛЬФРАТА

Когда все оказались на правом берегу,

Спросил державный Гунтер: «Кого же я могу

Проводником назначить в чужой для нас стране?»

Могучий Фолькер вызвался: «Доверьте это мне».

На это молвил Хаген: «Молчать прошу я всех!

Сначала мненье друга послушать вам не грех.

Плохую весть сегодня принес я, господа.

Не будет нам в Бургундию возврата никогда.

Мне поутру открыли две вещие жены,

Что все мы на чужбине найти конец должны,

И я предупреждаю сородичей своих:

Готовьтесь дать отпор врагам — у нас немало их.

Я думал, что вещуньи ввели меня в обман,

Когда они сказали: „Из вас лишь капеллан

Живым домой вернется“, но то была не ложь —

Его хотел я утопить, а он не сгинул все ж».

Известье облетело мгновенно все ряды.

Герои побледнели в предчувствии беды.

Легко ли, направляясь на празднество к друзьям,

Услышать неожиданно, что ты погибнешь там?

Под Мерингом успешно отряд был переправлен

И алчный перевозчик за дерзость обезглавлен.

И вот продолжил Хаген: «Врагов я нажил тут.

Они на нас, наверное, в дороге нападут.

Был здешний перевозчик сражен мечом моим,

И это, без сомненья, уже известно им.

Нам встретить их достойно придется, земляки.

Пусть знают Эльзе с Гельфратом, остры ль у нас клинки.

Сраженья ждать недолго — пред нами смелый враг,

И скакунов нам лучше перевести на шаг,

Дабы никто не думал, что бегство предпочли мы».

Воскликнул витязь Гизельхер: «Он прав неоспоримо.

Но все-таки кого же нам отрядить вперед?»

Ответили бургунды: «Пусть Фолькер нас ведет.

Здесь храбрый шпильман знает все тропы и пути».

Едва успели эту речь они произнести,

Как во главе дружины уже стоял скрипач.

Броня на нем сверкала, был конь его горяч.

Значок из ткани красной он прикрепил к копью.

Потом за королей своих герой погиб в бою.

О том, что перевозчик, их верный страж,- в могиле,

Извещены и Гельфрат и Эльзе тотчас были.

Разгневавшись, велели они людей сбирать,

И стягиваться начала под их знамена рать.

Полдня не миновало, а уж во весь опор

Скакали к ним вассалы, бойцы как на подбор,

Чтоб отомстить за гибель собрата своего.

Сошлось их к Гельфрату семьсот иль более того.

Маркграфы за врагами отправились вдогон.

Из них был каждый злобой настолько ослеплен,

Что в схватку не терпелось вступить им поскорей,

Но плохо это кончилось для них и их друзей.

Владетель Тронье с тылу бургундов прикрывал.

Защитника надежней едва ли мир знавал.

Шли с ним его вассалы и Данкварт, брат меньшой.

Заране все предусмотрел он с мудростью большой.

Последний луч заката угас меж облаков.

Был Хаген озабочен судьбою земляков.

Прикрыть себя щитами велел вассалам он —

Вот-вот баварцы нападут на них со всех сторон.

Вокруг и в самом деле был слышен стук копыт.

Все поняли, что недруг по их следам спешит.

Отважный Данкварт бросил: «Начнется бой сейчас.

Потуже должен подвязать свой шлем любой из вас».

Бойцы остановились, и тут из темноты

Сверкнули им навстречу блестящие щиты.

Тогда, прервав молчанье, спросил владетель Тронье!

«Кто вы и почему за мной отправились в погоню?»

Маркграф баварский Гельфрат сказал ему в ответа

«Сюда мы прискакали своим врагам вослед.

Мой перевозчик кем-то сегодня был убит.

Об этом славном витязе душа моя скорбит».

«Так это,- молвил Хаген,- был перевозчик твой!

Да, я его прикончил, но он всему виной,

Затем, что первый ссору со мною завязал.

Еще немного — и меня убил бы твой вассал.

Ему я и одежду и золото сулил,

Коль он нас переправит, но грубиян вспылил

И так меня ударил по темени веслом,

Что, ярым гневом воспылав, за зло воздал я злом.

Извлек молниеносно из ножен я клинок,

И, насмерть пораженный, гордец свалился с ног.

Знай, я немалый выкуп дать за него готов».

Однако Гельфрат не утих и после этих слов.

Вскричал он пылко: «Хаген, не сомневался я,

Что, коль поедет Гунтер через мои края,

Урон немалый будет нам причинен тобою.

Но ты за перевозчика заплатишь головою».

Конец копья наставил на Хагена маркграф,

И понеслись друг к другу противники стремглав.

С неукротимым Эльзе схватился Данкварт смело,

Во мраке зазвенела сталь, и битва закипела.

Нигде бойцов бесстрашней вы видеть не могли б!

Могучий Гельфрат с ходу врага на землю сшиб,

И на коне бургунда поперсье порвалось.

Впервые Хагену с седла свалиться довелось.

Везде трещали копья, повсюду шла резня.

Хоть оглушен был Хаген падением с коня,

В себя пришел он сразу и на ноги вскочил.

Удар маркграфа лишь вдвойне его ожесточил.

Кому-то из вассалов коней стеречь велев,

Враги, в чьих гордых душах пылал великий гнев,

С неистовой отвагой вступили в пеший бой,

Покамест их товарищи сражались меж собой.

Хоть был владетель Тронье могуч, проворен, смел,

На щит его обрушить свой меч маркграф сумел.

Взметнулись к небу искры, и лопнул добрый щит.

Почуял воин Гунтера, что смерть ему грозит.

Он Данкварта окликнул: «На помощь, милый брат,

Иль гибель уготовит мне дерзкий супостат!

Я с витязем столь сильным один не совладаю».

Ответил Данкварт: «С ним сейчас расправлюсь без труда я».

Одним прыжком к баварцу приблизился боец,

И под мечом бургунда маркграф нашел конец.

Как Эльзе ни пытался за Гельфрата воздать,

Его вассалы дрогнули и обратились вспять.

Понес злосчастный Эльзе в ту ночь большой урон.

Он сам был тяжко ранен, и брат его сражен,

И восемьдесят лучших, отборнейших бойцов

Прияли смерть под натиском бесстрашных пришлецов.

Бежала с поля боя баварская дружина.

Кто мешкал хоть минуту, того ждала кончина.

От грохота ударов тряслась земля кругом —

То мчались люди Хагена в погоню за врагом.

Но скоро Данкварт в ножны вложил свой меч булатный

И громко крикнул: «Время нам повернуть обратно.

Исходит недруг кровью — с него посбита спесь,

А наших с тылу некому прикрыть, пока мы здесь».

Когда до места схватки отряд добрался снова,

Своей дружине Хаген сказал такое слово:

«Взгляните, скольких ныне недостает меж нас

И кто в сраженье с Гельфратом безвременно угас».

Лишь четырех героев друзья недосчитались.

К тому ж бойцы из Тронье с врагами расквитались!

Изрядно потускнели щиты стальные их

От крови ста иль более баварцев удалых.

Тут показался месяц из тучи на мгновенье,

И рек вассалам Хаген: «Прошу вас о сраженье

Не говорить покуда трем королям моим.

Пусть душу до утра ничто не омрачает им».

Когда бойцы нагнали тех, кто вперед ушел,

Сморила их усталость — был бой ночной тяжел,

И многие роптали: «Да скоро ли привал?» —

«Никто нас в гости здесь не ждет,- так Данкварт отвечал.-

С седла и не надейтесь до бела дня сойти».

Ему, кто над дружиной начальствовал в пути,

Дал знать отважный Фолькер, что утомилась рать.

Пусть сообщит, где место им для отдыха избрать.

Бесстрашный Данкварт бросил: «Неведомо мне это.

Слезать с коней нельзя нам до самого рассвета,

А утром можно будет и на траве вздремнуть».

Героев не порадовал такой ответ ничуть.

У них от вражьей крови весь панцирь побурел,

Но этого во мраке никто не усмотрел.

Когда же солнце снова сверкнуло из-за гор,

Король, взглянув на Хагена, сказал ему в упор:

«Не очень вас заботит честь ваших королей,

Коль вы вступили в схватку без помощи моей.

Признайтесь хоть, чьей кровью покрыт ваш щит стальной».

Ответил Хаген; «Дали нам баварцы ночью бой.

Но друг их, перевозчик, остался неотмщен.

Неустрашимый Гельфрат был Данквартом сражен,

А Эльзе спасся бегством, лишившись ста бойцов.

Я ж потерял лишь четырех из ваших удальцов».

Где стал на отдых Гунтер — поныне я не знаю,

Но разнеслось известье по землям вдоль Дуная

О том, что дети Уты на празднество спешат.

Был каждый житель Пассау их приближенью рад.

А князь-епископ Пильгрим возликовал вдвойне,

Затем что счастлив видеть был у себя в стране

Трех королей бургундских, племянников своих.

На славу принял он гостей и всю дружину их.

Встречать приезжих вышел святитель на дорогу,

Но слишком мал был город, а их — чрезмерно много"

И лагерь за Дунаем разбили короли.

Всех нибелунгов на судах туда перевезли.

Продлилось ровно сутки их пребыванье там.

Не отказал епископ ни в чем своим гостям.

Направились в Бехларен затем три короля,

О чем узнали Рюдегер и вся его земля.

В нее уже въезжали бургунды шагом скорым,

Как вдруг воитель некий представился их взорам —

Он прямо на границе забылся крепким сном,

И Хаген ловко завладел его стальным клинком.

Тут Эккеварт достойный — так звался воин тот —

Проснулся и увидел: меча недостает.

Пропажею был витязь расстроен и смущен:

Выходит, плохо рубежи оберегает он.

Смельчак сказал в унынье: «Умру я от стыда!

Не в добрый час бургунды приехали сюда.

С тех пор как умер Зигфрид, мне белый свет не мил.

Ах, господин мой Рюдегер, свой долг я позабыл!»

Услышав это, Хаген ему клинок вернул,

А также шесть браслетов любезно протянул:

«Прими-ка их на память, и будем впредь дружить.

Не трус ты, коль пошел один границу сторожить».

Так Эккеварт ответил: «Пусть вам воздаст Творец,

А я не ездить к гуннам прошу вас, удалец.

У Хагена немало врагов меж ними есть.

Они убийце Зигфрида давно готовят месть».

«Защитой,- молвил Хаген,- да будет нам Создатель.

Пока что нас не смеет тревожить неприятель

И лишь одна забота снедает сердце мне —

Где мы найдем на эту ночь приют у вас в стране.

Устали наши кони, припасы истощились,

Достать же их за деньги мы б тут напрасно тщились.

Поэтому мы ищем того, кто хлеб и кров

Великодушно разделить с приезжими готов».

Воскликнул страж: «Найдется такой хозяин тут.

Вам Рюдегер охотно даст пищу и приют.

Клянусь, никто не примет вас более учтиво,

Чем он, коль завернуть к нему согласны по пути вы.

Он славится радушьем во всех краях чужих.

Так много в нем достоинств, что счесть труднее их,

Чем на лугу весеннем возросшие цветы.

Всегда для гостя у него ворота отперты».

«Моим посланцем будьте,- король ему в ответ.-

Скачите и узнайте, согласен или нет

Принять меня с дружиной маркграф, наш старый друг.

Пусть верит: не забуду я вовек его услуг».

Промолвил страж: «Охотно исполню ваш приказ»,-

И в путь с веселым сердцем пустился сей же час,

Чтоб обо всем маркграфу поведать честь по чести.

Давно не слышал Рюдегер такой приятной вести.

Увидел он, что скачет посланец по дороге,

Узнал его и молвил бехларенцам в тревоге:

«Спешит вассал Кримхильды граф Эккеварт сюда.

Наверное, врагами нам учинена беда».

Встречать гонца к воротам отправился маркграф,

А гость, на землю спрыгнув и меч свой отвязав,

Хозяину немедля пересказал те речи,

Которые от пришлецов он услыхал при встрече:

«Король бургундский Гунтер прислал сюда меня.

Он, Гизельхер и Гернот, а также их родня

Мне кланяться велели бехларенским друзьям.

От Хагена и Фолькера привет особый вам.

А смелый Данкварт, взявший дружину под начал,

Перед моим отъездом спросить вас наказал,

Не слишком ли вам трудно найти и хлеб и кров

Не для одних лишь королей, но и для всех бойцов».

С сердечною улыбкой маркграф в ответ ему:

«Я с радостью великой трех королей приму.

Для них и всех, кто с ними, всегда открыт мой дом.

Я столь желанным мне гостям не откажу ни в чем».

«У Данкварта немало воителей лихих.

С ним едет десять сотен и шесть десятков их

Да ровно девять тысяч простых бойцов к тому ж».

Но был обилию гостей лишь рад достойный муж.

Посланцу он промолвил: «Спасибо вам за весть.

Для всех, кто б ни приехал, найдется место здесь.

Считаю я за счастье служить друзьям своим.

В седло, вассалы и родня! Вперед, навстречу им!»

И витязи и слуги седлать коней взялись.

Слова их господина им по душе пришлись.

Тем рьяней исполняли они приказ его.

Лишь Готелинда до сих пор не знала ничего.

АВЕНТЮРА XXVII.

О ТОМ, КАК ОНИ ПРИЕХАЛИ В БЕХЛАРЕН

Маркграф к жене и дочке в покои поспешил

И радостную новость обеим сообщил:

Со старыми друзьями он ждет сегодня встречи —

Три брата их владычицы Кримхильды недалече.

Сказал маркграф супруге: «Любезная жена,

По-дружески ты встретить трех королей должна,

Когда они в Бехларен заедут по пути.

Особенным вниманием и Хагена почти.

Еще о двух бургундах не след нам забывать.

Один зовется Данкварт, другого Фолькер звать.

Облобызайте с дочкой в уста всех шестерых

И обхожденьем ласковым стяжайте дружба их».

Пообещав маркграфу исполнить все точь-в-точь,

Своих девиц и женщин созвали мать и дочь

И пышную одежду достали из ларцов.

Немало задал им хлопот приезд лихих бойцов!

Не портили румяна лицо прекрасных дам,

Зато на косы каждой — клянусь, не лгу я вам! —

Надет весьма искусно был золотой венок,

Чтоб буйный ветер волосы им растрепать не мог.

Однако нам негоже мешать им в их трудах.

Я расскажу вам лучше о том, как на конях

Друзья маркграфа мчались встречать трех королей.

Радушно приняли они столь дорогих гостей.

Приблизились бургунды к воротам городским,

И так хозяин молвил, навстречу выйдя им:

«Приезд ваш, государи,- для нас большая честь.

И вас, и ваших витязей сердечно любят здесь».

Ему был отдан ими признательный поклон,

За то что так приветлив и дружелюбен он.

Особенно почетный ждал Фолькера прием,

А Хагена — тем более; маркграф был с ним знаком.

Хозяин обошелся и с Данквартом учтиво,

Но тот сказал: «Печетесь о нас вы хлопотливо,

А где дружина наша приют себе найдет?»

Маркграф в ответ: «Вкушайте сон, не ведая забот.

Никто дружине вашей не причинит вреда.

Хотя добра немало вы привезли сюда,

У ваших вормсцев шпору — и ту не украдут,

Такой надежной стражею их окружу я тут.

Бойцы, живей за дело — вот место для шатров.

Все, что у вас похитят, я возместить готов.

Узду с коней снимите, пастись пустите их».

Теплей никто не принимал вовек гостей своих.

Так, на поле, в палатках расположилась рать.

Не довелось ни разу ей лучше отдыхать,

Чем искренне довольны остались короли.

Затем со всею свитою их в замок повезли.

В воротах, ожидая прибытия гостей,

Стояли маркграфиня и дочка рядом с ней.

Запястья золотые поверх шелков надев,

Пришло туда, за ними вслед, немало дам и дев.

Каменьями украшен у каждой был наряд.

Все до одной пленяли красою редкой взгляд.

Подъехали бургунды и спрыгнули с седла.

Ах, как у них учтива речь. как стать горда была!

Толпа прекрасных женщин и тридцать шесть девиц

От века мир не видел таких прелестных лиц! —

С вассалами маркграфа направилась к гостям:

Героям лестно услыхать привет от знатных дам.

Дочь Рюдегера, помня, о чем просил маркграф,

И королей бургундских в уста поцеловав,

Лобзанием хотела и Хагена почтить,

Но долго страх пред ним была не в силах победить.

Исполнила, однако, она отцов приказ,

Хотя в лице при этом менялась много раз.

Затем бесстрашный Данкварт лобзаньем был почтен,

А также Фолькер — затмевал отвагой многих он.

Взят за руку был ею млад Гизельхер потом.

Проследовал он в замок со спутницей вдвоем.

Державный Гунтер руку хозяйке старшей дал

И вместе с Готелиндою вступил в обширный зал.

С самим маркграфом в паре отважный Гернот шел.

Уселись в зале дамы и витязи за стол.

Велел подать хозяин вина гостям своим.

Нигде не принимали их с радушием таким.

Вселяла дочь маркграфа в мужчин восторг большой.

К ней каждый витязь втайне тянулся всей душой.

Тут нечему дивиться: и красотой она,

И сердцем добродетельным была наделена.

Все видели, конечно, что их мечты напрасны.

Но и другие дамы там были столь прекрасны,

Что вскорости герои утешились опять.

К тому ж скрипач хозяину помог гостей занять.

Затем бойцам и дамам, как исстари велось,

Для отдыха расстаться на час-другой пришлось,

И приготовить к пиру хозяин зал велел.

Для чужеземцев он ни вин, ни яств не пожалел.

С приезжими воссела за стол жена его,

Но дочке запретила идти на торжество —

Остаться надлежало со сверстницами ей.

Весьма ее отсутствие расстроило гостей.

Поэтому, насытясь и выпив всласть вина,

Бургунды попросили, чтоб вышла к ним она,

И завязался в зале веселый разговор.

Отважный Фолькер был в речах особенно остер.

Воскликнул шпильман громко: «Прославленный маркграф,

Господь явил вам милость, столь щедро вас взыскав

Красавицей-женою, разумной и достойной,

С которой доживете вы до старости спокойно.

Будь я король могучий, а не простой вассал,

Я б вашу дочь в супруги всенепременно взял

И с ней безмерно счастлив был до скончанья лет.

Девицы добродетельней, знатней и краше нет».

Но Рюдегер ответил: «Мечтать не смею я,

Что станет государю женою дочь моя —

Изгнанники мы с нею, в чужой земле живем.

Пускай она красавица — а много ль проку в том?»

На это молвил Гернот учтиво, как всегда:

«Когда б искать невесту приспела мне нужда,

Вступить с подобной девой я был бы счастлив в брак».

Сказал, в поддержку королю, владетель Тронье так:

«Давно жениться хочет млад Гизельхер, ваш брат.

Как все его вассалы, я буду горд и рад,

Коль с юной маркграфиней он под венец пойдет.

Служить столь знатной госпоже любой за честь почтет».

Маркграфу с Готелиндой польстила эта речь,

И тут же все решили, что Гизельхер наречь

Дочь Рюдегера должен невестою своей:

Отнюдь она рождением не ниже королей.

Что суждено судьбою, тому не миновать.

Родители велели девицу в зал позвать.

В зятья взять Гизельхера был ими дан обет.

А он всегда их дочь любить поклялся им в ответ.

Пообещали Гунтер и Гернот удалой,

Что после брачной ночи в подарок молодой

Земли и замков много даст новая родня.

Сказал на это Рюдегер: «Нет замков у меня,

Зато по гроб я буду вам верен, короли,

А чтобы брак на Рейне неравным не сочли,

В приданое за дочкой назначим мы с женою

Сто лошадей с серебряной и золотой казною».

Как исстари ведется, невеста и жених

На середину вышли, и там обстали их

Вассалы молодые ликующим кольцом.

На Гизельхера с завистью взирали все кругом.

Бехларенку спросили, согласна ли она

Избрать его в супруги, но, от стыда красна,

Красавица не в силах была промолвить «да».

В любви признаться девушка стесняется всегда.

Однако, выждав время, ей приказал отец

Согласьем Гизельхеру ответить наконец,

1 Вальтер Испанский — один из героев средневековых немецких эпических поэм Вальтер Испанский (или Аквитанский, т. е. вестготский, так как в эпоху переселения народов вестготское королевство занимало территорию нынешней Испании и Южной Франции, именовавшейся тогда Аквитанией) в юности живет при дворе Этцеля в качестве заложника вместе с франкским королевичем Хагеном и бургундской королевной Хильдегундой. Хаген бежит на родину. Вальтер с Хильдегундой следуют его примеру и попадают в землю франков, король которых Гунтер с 12 воинами нападает на беглецов у Васкенштайна (т. е. в Вогезском лесу). Хаген, не желая драться с другом, садится в стороне на щит в знак своих мирных намерений.

www.ronl.ru

Песнь о Нибелунгах | Рефераты KM.RU

"Песнь о Нибелунгах" стоит в конце длительной традиции легенд - песней о Сигурде (Зигфриде) , бургундских королях, Гудрун (Кримхильде), Брюнхильд (Брюнхильде) и Атли (Этцеле). То, что на рубеже ХII и ХIII вв. в империи Штауфенов, в период расцвета феодального строя и подъема рыцарской культуры, неизвестный австрийский поэт вновь обращается к преданию, которое ведет свое начало от времен Великих переселений народов и по-новому его перерабатывает, в высшей степени показательно. Этот факт свидетельствует об определенной преемственности в развитии культуры германских народов, как доказательство того, что старые темы и образы героической поэзии еще не потеряли своего обаяния. Стадиально "Песня о Нибелунгах" представляет собой более позднее явление, чем эддические песни, которые дошли до нас в рукописи второй половины ХIII в. Если следовать теории А.Хойслера о "разбухании" песней в обширный эпос, то эддические песни "предшествуют" немецкой эпопее: сжатость, спрессованность, скупость в выражении эмоций (помимо прямых речей героев) уступают место чрезвычайной распространенности, местами даже растянутости повествования в "Песни о Нибелунгах". "Песнь о Нибелунгах; кажется далеко ушедшей от той интерпретации сказаний о Сигурде и бургундах, которая дана в "Старшей Эдде", - если, конечно, не придерживаться иной точки зрения, а именно, что исландский и немецкий циклы не представляли собой двух последовательных стадий развитии эпоса, не противостояли один другому в качестве разных вариантов, развивавшихся своими путями. Для того чтобы яснее понять связь "Песни о Нибелунгах" с другими произведениями на этот сюжет, равно как и степень различия между ними, мне представляется существенным рассмотреть интерпретацию в ней времени. Начать с того, что в эпосе герои не стареют. Напомню, что Беовульф, несмотря на то, что он правил геатами на протяжении пятидесяти лет, вступив на престол уже взрослым и свершив свои великие подвиги, тем не менее оказывается способным выдержать на склоне дней единоборство с драконом. Собственно, то же самое мы видим в эддических песнях о героях. Каждая песнь, правда, воспевает обычно лишь одно событие, либо серию их, но в таком случае они тесно между собой связаны. Мы не знаем, сколь длительное время протекло между отдельными эпизодами. Для эпического сознания это не существенно. Как интерпретируется возраст героя в "Песни о Нибелунгах"? В начальных авентюрах песни Кримхильда - юная девушка. Но и в последних авентюрах по-прежнему прекрасная женщина, хотя миновало около сорока лет. Не убывает за все эти годы могущество Хагена, он и будучи убелен сединами остается все тем же непобедимым богатырем. О короле Гизельхере, который впервые появился в эпопее почти ребенком, как было сказано - "дитя", так до конца и говориться; пав в бою вполне взрослым мужчиной, Гизельхер остался "дитятей". Эпический поэт не слишком внимательно следит за возрастом своих персонажей. Так, младший брат Хагена Данкварт говорит перед началом решающей схватки между бургундами и гуннами:"Когда скончался Зигфрид, мне было мало лет,// И не обязан я держать за смерть его ответ" (строфа 1924). Но эти слова противоречат всему, что известно из первых авентюр эпопеи, где Данкварт фигурирует как "могучий витязь" и полноценный участник поездки Гунтера к Брюнхильде. Зигфрид появляется в песни облике юного нидерландского принца. Но за плечами у него уже серия богатырских подвигов: победа над сказочными обладателями клада - Нибелунгами, одоление дракона, в крови которого он омылся, приобретя тем самым неуязвимость. Когда свершал он все эти деяния, неизвестно. Первые подвиги Зигфрида в рамках "Песни о Нибелунгах" занимают год или два. После его женитьбы на Кримхильде проходит десять лет, прежде чем Зигфрид погибает таким же прекрасным и юным, каким впервые появился в Вормсе. Итак, всего песнь охватывает время примерно в тридцать восемь лет. Из них двадцать шесть Кримхильда вынашивает мысль о мести за мужа. На самом деле время, которое имеет отношение к повествованию, еще более протяженно. Уже упомянуто время сказочных подвигов Зигфрида, о которых рассказывает Хаген, но которые не описаны в самой эпопее. К этому нужно прибавить, что какое-то время до появления Зигфрида в Вормсе наш герой имел некие отношения с Брюнхильдой - на это имеются намеки, хотя автор "Песни о Нибелунгах" их не расшифровывает, видимо, потому, что подобный сказочный сюжет не мог органически включиться в рыцарский эпос. Аудитория ХIII в., вне сомнения, эти намеки понимала. Таким образом, герои "Песни о Нибелунгах" проходят сквозь весьма значительный пласт времени. Но они не меняются: юные остаются юными, зрелые, как Хаген, Этцель или Дитрих, так и остаются зрелыми, а Хильдебранд - пожилым. Не происходит внутреннего развития героев С теми свойствами, с какими они в эпопею вошли, они из нее и выйдут. Но возвратимся к "хронотопу" "Песни о Нибелунгах". Эпическое течение времени неспешно. Обычная единица его исчисления - годы, самое меньшее - недели. Приготовление в дорогу, шитье нарядов, снаряжение войска, передвижение, пребывание в гостях - все значительные промежутки времени. Сбор в поход против саксов длится двенадцать недель, шитье платьев для короля Гюнтера и сопровождающих его в сватовстве друзей - семь недель, три с половиной года после смерти Зигфрида Кримхильда беспрерывно его оплакивает, праздник в Вене - свадьба Этцеля - длится семнадцать суток и т.д. Измерение эпического времени расплывчато. Ускорение хода времени наблюдается лишь в заключительной части эпопеи, где примерно за сутки страшное побоище приводит к всеобщей гибели его участников. В особенности последние сцены (умерщвление Гунтера и Хагена) даны крайне суммарно, почти скороговоркой, и находятся в разительном контрасте с чрезвычайно детализированными описаниями менее значительных эпизодов. Столь резкую смену темпа можно понять так: долгое время, годы, десятилетия готовилась катастрофа, наконец час пробил, и одним ударом решается судьба Нибелунгов! Но сцене убийства Гунтера и Хагена предшествует эпизод, который, мне кажется, проливает свет на трактовку времени эпическим поэтом. Это сцена в последней авентюре - "О том, как Дитрих бился с Гунтером и Хагеном". Дитрих Бернский, потрясенный гибелью всех своих дружинников, обращается к Хагену и Гунтеру с требованием дать ему удовлетворение, а именно - сдаться ему в качестве заложников. Они отвечают отказом, и тогда между Дитрихом и Хагеном происходит поединок. Бернец одолел Хагена, связал его и отвел к Кримхильде, взяв с нее обещание не умерщвлять его. Спрашивается: чем все это время был занят Гунтер? Он как бы забыт. Но вот эпизод стычки между Дитрихом и Хагеном завершен, Дитрих передал пленного Кримхильде, и мы читаем: "Меж тем державный Гунтер взывал у входа в зал:// "Куда же бернский богатырь, обидчик мой пропал?" После этого происходит схватка между Гунтером и Дитрихом и пленение вормского короля. Современному переводчику вве- дение слов "меж тем" необходимо для того, чтобы возвратиться во двор, где Гунтер стоит без дела, ожидая своей очереди сразиться с Дитрихом.Но для средневекового поэта столь же естественно не замечать подобной несуразности: на время схватки между Дитрихом и Хагеном Гунтер просто-напросто был выключен из действия, и теперь автор вполне непринужденно возвращается к нему, лишь наделив Гунтера вопросом о запропастившемся противнике. В любом художественном произведении невозможно изобразить все протекающее время, и авторы всегда вычленяют эпизоды, особо ими оцениваемые и пристально изображаемые. Но в современной литературе этот неизображаемый массив всегда ощущается, подразумевается; покидая на время своих героев автор не убирает их в ящик, где они, неподвижно и никак не изменяясь, ожидают нового выхода на сцену,- они продолжают жить, стареть. В эпопее же не существует реально того времени, которое не стало предметом описания, - оно выключается, останавливается. Чем занята Кримхильда все те годы, которые протекли между убийством Зигфрида и выходом ее замуж за Этцеля? Она вдовела непрерывно горюя. Что делала она после выхода замуж за Этцеля и вплоть до приезда Гунтера со всеми остальными бургундами к ним в гости? Она жаждала мести им. Иными словами, она не жила не изменялась, - она пребывала в одном определенном состоянии. Нет представления о непрерывно текущем потоке времени, оно дискретно, прерывисто. Время эпоса - время шахматных часов. Эпическому поэту ничего не стоит свести вместе людей, которые на самом деле жили в разное время. Дитрих Бернский живет при дворе Этцеля. Но Аттила, прототип Этцеля умер в 453 г., тогда как Теодорих, прототип Дитриха родился около 471 г. и правил Италией с 493 по 526 г.К тому же, в противоположнность Дитртху "Песни о Нибелунгах", исторический Теодорих не был изгнанником,- он завоевал Италию. Все исторические персонажи, по тем или иным причинам включающиеся в эпос,- современники, все они пребывают в особом времени, и это эпическое время не пересекается с хронологией хронотопа. Проблема времени в "Песни о Нибелунгах" не исчерпаема. Внимательное рассмотрение этого произведения приводит к заключению, что интерпретация времени принадлежит к самой сути того, что можно было бы назвать концепцией всей немецкой эпопеи. Герои ее,равно и место их действия, теснейшим образом соотнесены с некоторыми пластами времени. Самое главное, то, что пласты эти - разные. Здесь мы переходим к признаку, отличающему "Песнь о Нибелунгах" от иных произведений эпического жанра. Ведь в песнях о героях дан только один пласт времени. Это абсолютное прошлое. Все, о чем поется в героических песнях, было "некогда", "очень давно". Иначе обстоит дело в " Песни о Нибелунгах". Зигфрид, Брюнхильда принадлежат времени древнему. Хаген- персонаж, укорененный в эпохе Великих переселений, так же как и Дитрих,- они ведь и встречались когда- то прежде.Гунтер с братьями принадлежат к новому времени. Перед нами- три слоя времени: вневременная сказочная древность, героическая эпоха переселений, современность. В различных сферах пространства "Песни о Нибелунгах" развертывается и протекает собственное время. Страна Нибелунгов- местность, пребывающая в сказочном "первобытном" времени. Здесь возможны подвиги богатырей, добывание клада, волшебного жезла, поединок героя Зигфрида с Брюнхильдой. Страна прошлого , но уже не сказочно-эпического,- страна Этцеля, гуннская держава. Вормс в эпопеи как бы двоится. Он занимает одну и ту же точку в пространстве, но они расположены и в эпохе около 1200 г. и в эпохе Великих переселений. Наличие разных пространственно-временных единств приводит к тому, что герои, перемещаясь в пространстве, переходят из одного времени в другое. Зигфрид, сказочный победитель дракона, прибывает в Вормс- из седой старины он приходит в куртуазную современность. Напротив, когда Гюнтер едет из Вормса в Изенштейн за невестой, он перемещается из современности в древность. Любопытно, что переход из одного пространства-времени в другое совершается каждый раз преодолением водной преграды: нужно переплыть море, что бы добраться до страны Нибелунгов. Воды Дуная оказываются тем рубежом, за которым начинается иное время для путников, покинувших Вормс. Таким образом, перемещение героев эпопеи из одного времени в иное приобретает новый смысл: это не просто путешествие- такие перемещения имеют мифологический характер,наподобие сказочных визитов героев мифа в иной мир. Поэтому и судьбы героев обусловлены не стечением обстоятельств,- они детерминированы тем, что герой, покидая родную почву попадает в мир не соответствующий его природе. Тем самым его гибель оказывается неизбежной и вполне мотивированной. Можно ли утверждать, что автор, живший около 1200 г., сознательно построил "Песнь о Нибелунгах" на контрасте разных пространственно-временных пластов? Или же подобную структуру "примысливают" люди XX века? Фр. Нойман констатировал противоречия, несообразности в поведении основных персонажей эпопеи. Они как бы двоятся. Перед нами - два разных Зигфрида: примитивный герой и придворный рыцарь; две Кримхильды - куртуазная сестра короля и кровожадная мстительница, упорно добивающаяся возвращения клада - источника власти. Хаген также имеет два облика: ворский верный феодальный вассал и персонаж героических песней варварской поры, каким он оказывается в гунских пределах. Нойман на основании этой констатации пришел к выводу, что герои "Песни о Нибелунгах; под рыцарскими одеяниями и внешним лоском сохраняют более примитивную внешность. Что касается Брюнхильды, то эта первобытная дева-богатырша, пришедшая в рыцарский мир из сказки о сватовстве, никак не может в него вжиться и выполнив свою роль в развертывании конфликта, попросту исчезает из песни. В.И. Шредер делает шаг дальше и находит в ней "напряжение" между "современностью" и "древностью#, характеризующее, по его оценке, всю структуру песни. В полярности типов, принадлежащим разным пластам времени, коренится сам конфликт эпопеи. Действительно, в объединении и противостоянии разных срезов времени, видимо, заключается своеобразие понимания истории автором ХIII в. Немецкий поэт начала ХIII в. в своей интерпретации истории не был ни вполне оригинален, ни самостоятелен. Он черпал из того фонда представлений о времени и его течении, который был более или менее общим достоянием людей той эпохи. Как известно, линейное течение времени не было в Средние века единственным, - наряду с ним в общественном сознании сохранялись и иные формы восприятия и переживания времени, связанные с идеей его возвращения, повторения.Да и в самом христианстве, в той мере, в какой оно оставалось мифологией, время воспроизводится: сакральное прошлое, искупительная жертва Христа возвращается с каждой литургией и годичным праздником. Средневековому сознанию присуща многоплановость отношения к времени, и эта многоплановость находит выражение в "Песни о Нибелунгах". Но помимо древности существует современность. Оба пласта времени сопоставляются в немецком эпосе. Это со- и противопоставление обнаруживает различия.В "Песни о Нибелунгах" различия между былым и нынешним осознаются глубже, чем в германской героической поэзии Раннего Средневековья. В ней обострено ощущение истории. Поэт ссылается не "давние сказания", - этим упоминанием и открывается песнь, перенося аудиторию в прежние времена. При сравнении с современной ей поэзией и рыцарским романом "Песнь о Нибелунгах должна была восприниматься как несколько архаичная и по своему языку и применяемой в ней "кюренбер- говой строфе". Подобная архаизирующая стилизация способствовала созданию перспективы, в которой виделись события, воспеваемые эпопеей, В этой перспективе рассматривается и собственное время автора. В песни немало фантастичного. Но,я бы сказал, в самом этом фантастичном в свою очередь имеются разные слои. Схватка сотен и сотен тысяч воинов в пиршественном зале Этцеля, или успешное отражение двумя героями, Хагеном и Фолькером, атаки полчища гуннов, или переправа войска бургундов в утлой ладье через Дунай неправдоподобны для современности "Песни о Нибелунгах", но кажутся возможными для героического времени. Однако в эпопее имеется фантастический элемент и другого рода. Таковы юношеские подвиги Зигфрида, сцена сватовства - борьбы с Брюнхильдой, расчлененная на два поединка - ристания ее с Зигфридом в Изенштейне и схватку Гунтера с невестой в его опочивальне; таковы и вещие сестры-русалки, предрекающие Хагену судьбу бургундов. К миру сверхъестественного близок и Хаген. Здесь имеется в виду уже не эпоха Великих переселений и вообще не история. Мы оказываемся в мире сказки и мифа. Чувство времени в "Песни о Нибелунгах" во многом определяется тем, как в ней преподнесена христианская религия, но этот давно дискутируемый вопрос заслуживал бы особого рассмотрения. Тем не менее не могу не указать на то, что в песни как саморазумеющиеся упоминаются месса, собор, священники, церковные шествия, погребения по христианскому обряду; герои клянутся именем Господа, взывают к нему. В отличии от героического эпоса Раннего Средневековья "Песнь о Нибелунгах" обнаруживает сильную тенденцию к сентиментализации традиционного сюжета.Ее персонажи охотно сетуют на невзгоды, плачут, рыдают. Стенаниями и завершается эпопея. Героической сдержанности в изъявлении чувств, в особенности горя, нет и в помине, у фигурирующих в ней людей открылся "слезный дар". Но эта новая черта находится в противоречии с жестокостью и безжалостностью, которые они проявляют во многих ситуациях. Жажду мести полностью утоляемую всеми героями эпопеи трудно примирить с христианским учением о любви к ближнему, да автор и не пытается их координировать. "Песнь о Нибелунгах демонстрирует нам, как миф, сказка, древнее предание, воплощавшие архаические тенденции сознания, оставаясь существенными аспектами мировидения человека ХIII в., переплетались с историческими представлениями, созданными христианством. Вместе они образовывали сложный и противоречивы сплав - "хронотоп", приспосабливавший древнюю эпическую традицию к новому миропониманию. Но подобная трансформация не исчерпывала содержания "пространственно-временного континуума" изучаемой эпохи.

Дата добавления: 27.07.2000

www.km.ru

Реферат - Песнь о Нибелунгах

          МОСКОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙУНИВЕРСИТЕТ

                    им. М.В.ЛОМОНОСОВА

                 Факультет  журналистики

              ИСТОРИЯ ЗАРУБЕЖНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

                         РЕФЕРАТ

    «Пространственно-временной континиум»Песни о Нибелунгах"

             (конспект статьи С.Я. Гуревича)

                             студент: ГУЛЯЕВРоман Юрьевич

                             группа: 117

                               МОСКВА 1996 г.

     «Песнь о  Нибелунгах» стоит в конце длительнойтради-

ции легенд — песней о Сигурде  (Зигфриде)  , бургундских

королях,Гудрун  (Кримхильде),  Брюнхильд (Брюнхильде) и

Атли (Этцеле).То, что на рубеже ХII и ХIII вв. в империи

Штауфенов, в  период расцвета феодального строя и подъема

рыцарскойкультуры,  неизвестный австрийский  поэт вновь

обращается кпреданию, которое ведет свое начало от вре-

мен Великихпереселений народов и по-новому его перераба-

тывает, в  высшей степени показательно.  Этот факт свиде-

тельствуетоб  определенной  преемственности  в развитии

культурыгерманских народов, как доказательство того, что

старые темы иобразы героической поэзии еще  не  потеряли

своего обаяния.

     Стадиально «Песня  о Нибелунгах» представляет собой

более позднееявление, чем эддические песни, которые дош-

ли до нас врукописи второй половины ХIII в.  Еслиследо-

вать теорииА.Хойслера о «разбухании» песней в  обширный

эпос, тоэддические песни «предшествуют» немецкой эпопее:

сжатость,  спрессованность,  скупость в выражении  эмоций

(помимо  прямых речей героев) уступают месточрезвычайной

распространенности,местами даже растянутости повествова-

ния в «Песнио Нибелунгах».

     «Песнь о  Нибелунгах; кажется далеко ушедшей от той

интерпретациисказаний о Сигурде и бургундах, которая да-

на в»Старшей Эдде",  — если,  конечно, не придерживаться

иной точкизрения,  а именно,  что исландский и  немецкий

циклы не  представляли собой двух последовательных стадий

развитииэпоса,  не противостояли один другому вкачестве

разныхвариантов,  развивавшихся своимипутями.  Для того

чтобы яснеепонять связь «Песни о Нибелунгах» с  другими

произведениями наэтот сюжет,  равно как и степень разли-

чия между ними,  мне представляется существенным рассмот-

ретьинтерпретацию в ней времени.

     Начать с того,  что в эпосе герои не стареют. Напом-

ню, чтоБеовульф,  несмотря на то,  что он правил геатами

на протяжениипятидесяти  лет,  вступив на  престол  уже

взрослым и  свершив свои  великие подвиги,  тем не менее

оказываетсяспособным выдержать на склоне дней единоборс-

тво с драконом.

     Собственно, то же самое мы видим вэддических песнях

о героях. Каждаяпеснь, правда, воспевает обычно лишь од-

но событие,  либо серию их,  но в таком случае они  тесно

между собойсвязаны.

     Мы не знаем,  сколь длительное время протекло  между

отдельнымиэпизодами.  Для эпического сознания этоне су-

щественно.

     Как интерпретируется  возраст героя в «Песни о Нибе-

лунгах»? Вначальных авентюрах песни Кримхильда  -  юная

девушка. Но  и в последних авентюрах по-прежнему прекрас-

ная женщина,  хотя миновало около сорока лет.  Не убывает

за все эти годымогущество Хагена, он и будучи убелен се-

динами остаетсявсе тем же непобедимым богатырем. О коро-

леГизельхере,  который  впервые появился в эпопее почти

ребенком, какбыло сказано — «дитя», так до конца и гово-

риться; пав в боювполне взрослым мужчиной, Гизельхер ос-

тался«дитятей».  Эпический поэтне  слишком  внимательно

следит завозрастом своих персонажей.  Так,  младший брат

Хагена Данквартговорит перед  началом  решающей схватки

между бургундамии гуннами:«Когда скончался Зигфрид, мне

было мало лет,//И не обязан я держать за смерть его  от-

вет» (строфа1924).  Но эти слова противоречат всему,что

известно изпервых авентюр эпопеи, где Данкварт фигуриру-

ет как  «могучий витязь»  и полноценныйучастник поездки

Гунтера кБрюнхильде.  Зигфрид появляется впесни  облике

юного нидерландскогопринца. Но за плечами у него уже се-

рия богатырскихподвигов: победа над сказочными обладате-

лями клада — Нибелунгами, одоление дракона, в крови кото-

рого ономылся,  приобретя тем самымнеуязвимость.  Когда

свершал он  все эти деяния,  неизвестно.  Первые подвиги

Зигфрида в рамках«Песни о Нибелунгах» занимают год  или

два. После  его женитьбы  на  Кримхильде проходит десять

лет, прежде чемЗигфрид погибает таким  же  прекрасным и

юным, какимвпервые появился в Вормсе.

     Итак, всего песнь охватывает времяпримерно в  трид-

цать восемь лет.Из них двадцать шесть Кримхильда вынаши-

вает мысль омести за мужа.

     На самом деле время,  которое имеетотношение к по-

вествованию, ещеболее протяженно.  Уже  упомянуто время

сказочныхподвигов  Зигфрида,  о которых рассказывает Ха-

ген, но которыене описаны в самой эпопее. К этому нужно

прибавить,что  какое-то  время до  появления Зигфрида в

Вормсе наш геройимел некие отношения с Брюнхильдой -  на

это имеютсянамеки, хотя автор «Песни о Нибелунгах» их не

расшифровывает,видимо,  потому,  что подобный сказочный

сюжет не могорганически включиться в рыцарский эпос. Ау-

дитория ХIII в.,вне сомнения, эти намеки понимала.

     Таким образом,  герои «Песни о Нибелунгах» проходят

сквозь весьмазначительный пласт времени. Но они не меня-

ются: юныеостаются юными,  зрелые, как Хаген,Этцель или

Дитрих, так иостаются зрелыми,  а Хильдебранд — пожилым.

Непроисходит  внутреннего  развития героев С теми свойс-

твами, с какимиони в эпопею вошли, они из нее и выйдут.

     Но возвратимся  к «хронотопу» «Песни о Нибелунгах».

Эпическое течениевремени неспешно.  Обычная единица  его

исчисления — годы,  самое меньшее — недели.Приготовление

в дорогу, шитьенарядов, снаряжение войска, передвижение,

пребывание  в гостях — все значительные промежутки време-

ни.  Сбор в поход против саксов длится двенадцатьнедель,

шитье  платьев для короля Гюнтера и сопровождающих его в

сватовстве друзей- семь недель,  три  с половиной  года

после  смерти Зигфрида Кримхильда беспрерывно егооплаки-

вает,  праздник в Вене — свадьба Этцеля — длится  семнад-

цать суток и т.д.Измерение эпического времени расплывча-

то.

     Ускорение хода  времени наблюдается лишь в заключи-

тельной частиэпопеи,  где примерно за сутки страшноепо-

боищеприводит  к всеобщей гибели егоучастников.  В осо-

бенностипоследние сцены (умерщвление Гунтера и  Хагена)

даны крайнесуммарно,  почти скороговоркой, инаходятся в

разительномконтрасте  с  чрезвычайно  детализированными

описаниями менеезначительных эпизодов. Столь резкую сме-

ну темпа можнопонять так:  долгое время, годы,десятиле-

тияготовилась  катастрофа,  наконец час пробил,  и одним

ударом решаетсясудьба Нибелунгов!

     Но сцене убийства Гунтера и Хагенапредшествует эпи-

зод,который,  мне кажется,  проливает свет на  трактовку

времени эпическимпоэтом.  Это сцена в последней авентюре

— «О том,как Дитрих бился с Гунтером и Хагеном». Дитрих

Бернский,потрясенный гибелью всех своих дружинников, об-

ращается к Хагенуи Гунтеру с требованием дать ему  удов-

летворение, аименно — сдаться ему в качестве заложников.

Они отвечаютотказом,  и тогда между Дитрихом  и Хагеном

происходитпоединок.  Бернец одолел Хагена,  связал его и

отвел кКримхильде,  взяв с нее  обещание не  умерщвлять

его.Спрашивается: чем все это время был занят Гунтер? Он

как бы забыт. Новот эпизод стычки между Дитрихом и Хаге-

номзавершен,  Дитрих  передал пленного Кримхильде,  и мы

читаем: «Межтем державный Гунтер взывал у входа в зал://

»Кудаже  бернский богатырь,  обидчик мой пропал?" После

этого происходитсхватка между  Гунтером  и Дитрихом  и

пленениевормского короля.  Современномупереводчику вве-

дение слов«меж тем» необходимо для того, чтобы  возвра-

титься водвор,  где Гунтер стоит без дела,  ожидая своей

очереди сразитьсяс Дитрихом.Но для средневекового  поэта

столь же  естественно не замечать подобной несуразности:

на время схваткимежду Дитрихом и  Хагеном  Гунтер прос-

то-напростобыл  выключен  из действия,  и  теперь автор

вполненепринужденно возвращается к  нему,  лишь наделив

Гунтера вопросомо запропастившемся противнике.

     В любом художественном произведенииневозможно изоб-

разить все  протекающее время,  и авторы всегда вычленяют

эпизоды, особоими оцениваемые и пристально изображаемые.

Но в  современной литературе  этот неизображаемыймассив

всегда ощущается,подразумевается; покидая на время своих

героев автор неубирает их в ящик,  где они, неподвижно и

никак неизменяясь,  ожидают нового выхода насцену,- они

продолжаютжить,  стареть.  В эпопее же не существует ре-

ально тоговремени,  которое не стало предметомописания,

— оновыключается, останавливается.

     Чем занята Кримхильда все те годы,  которые протекли

междуубийством  Зигфрида  и выходом ее замуж за Этцеля?

Она вдовеланепрерывно горюя. Что делала она после выхода

замуж за  Этцеля и вплоть до приезда Гунтера со всемиос-

тальнымибургундами к ним в гости?  Она жаждала местиим.

Иными словами,она не жила не изменялась, — она пребывала

в одномопределенном состоянии.

     Нет представления о непрерывно текущемпотоке време-

ни, онодискретно,  прерывисто.  Время эпоса — время шах-

матных часов.

     Эпическому поэту ничего не стоитсвести  вместе  лю-

дей,  которые на самом деле жили в разное время. Дитрих

Бернский живетпри дворе Этцеля.  Но Аттила, прототипЭт-

целя умер в 453г.,  тогда как Теодорих, прототип Дитриха

родился около 471г.  и правил Италией с 493 по  526 г.К

тому же,  в противоположнность Дитртху «Песнио  Нибелун-

гах»,исторический Теодорих не был изгнанником,- он заво-

евал Италию.

     Все исторические персонажи, по тем илииным причинам

включающиесяв  эпос,- современники,  все они пребывают в

особомвремени,  и это эпическое время непересекается  с

хронологиейхронотопа.

     Проблема времени в «Песни оНибелунгах» не исчерпае-

ма. Внимательноерассмотрение этого произведения приводит

к заключению, чтоинтерпретация времени принадлежит к са-

мой сути  того, что можно было бы назвать концепцией всей

немецкой эпопеи.Герои ее, равно и место их действия, тес-

нейшимобразом  соотнесены с некоторыми пластамивремени.

Самоеглавное,  то, что пласты эти — разные.Здесь мы пе-

реходим к  признаку, отличающему «Песнь о Нибелунгах» от

иных произведенийэпического жанра. Ведь в песнях о геро-

ях дан толькоодин пласт времени. Это абсолютное прошлое.

Все, о чем поетсяв героических песнях,  было  «некогда»,

«оченьдавно». Иначе обстоит дело в " Песни о Нибелунгах".

     Зигфрид, Брюнхильда  принадлежат времени  древнему.

Хаген- персонаж,укорененный в эпохе Великих переселений,

так же как иДитрих,- они ведь и  встречались  когда- то

прежде.Гунтерс  братьями  принадлежат к новому времени.

Перед нами-  три слоя  времени:  вневременная сказочная

древность,героическая эпоха переселений, современность.

     В различных сферах пространства«Песни о Нибелунгах»

развертывается ипротекает собственное время.  Страна Ни-

белунгов-местность,  пребывающая в сказочном  «первобыт-

ном»времени. Здесь возможны подвиги богатырей, добывание

клада, волшебногожезла,  поединок героя Зигфрида с Брюн-

хильдой.

     Страна прошлого, но уже  не сказочно-эпического,-

страна Этцеля,  гуннская держава.  Вормс в эпопеи как бы

двоится. Онзанимает одну и ту же точку  в  пространстве,

но онирасположены и в эпохе около 1200 г.  и вэпохе Ве-

ликихпереселений.

     Наличие разных   пространственно-временных   единств

приводит к тому,  что герои, перемещаясь в пространстве,

переходят изодного времени в другое.  Зигфрид,сказочный

победительдракона,  прибывает в Вормс- изседой  старины

он приходит вкуртуазную современность.  Напротив,  когда

Гюнтер едет изВормса в Изенштейн за невестой, он переме-

щается изсовременности в древность.

     Любопытно, что переход из одногопространства-време-

ни в  другое совершается  каждый разпреодолением водной

преграды: нужнопереплыть море, что бы добраться до страны

Нибелунгов. ВодыДуная оказываются тем рубежом,  за кото-

рым начинаетсяиное время для путников, покинувших Вормс.

     Таким образом,  перемещение героев эпопеи из одного

времени в иноеприобретает новый смысл: это не просто пу-

тешествие-такие  перемещения имеют мифологическийхарак-

тер, наподобиесказочных визитов героев мифа в иной  мир.

Поэтому и  судьбы героев обусловлены не стечениемобстоя-

тельств,- онидетерминированы  тем,  что герой,  покидая

родную почву  попадает в мир не соответствующий его при-

роде. Тем самымего гибель оказывается неизбежной и впол-

немотивированной.

     Можно ли утверждать,  что автор, живший около  1200

г., сознательнопостроил «Песнь о Нибелунгах» на контрас-

те разныхпространственно-временных пластов?  Илиже  по-

добную структуру«примысливают» люди XX века?

     Фр. Нойман констатировал противоречия,несообразнос-

ти в поведенииосновных персонажей  эпопеи.  Они как  бы

двоятся.  Перед нами — два разных Зигфрида: примитивный

герой ипридворный рыцарь;  две Кримхильды  - куртуазная

сестра короля икровожадная мстительница, упорно добиваю-

щаяся возвращенияклада — источника власти.  Хаген  также

имеет два облика:ворский верный феодальный вассал и пер-

сонаж героическихпесней варварской поры, каким он оказы-

вается в гунскихпределах. Нойман на основании этой конс-

татации пришел квыводу,  что герои «Песни о  Нибелунгах;

под рыцарскимиодеяниями и внешним лоском сохраняют более

примитивнуювнешность.  Что касается Брюнхильды,  то  эта

первобытнаядева-богатырша,  пришедшая в рыцарскиймир из

сказки осватовстве,  никак не может в неговжиться и вы-

полнив свою рольв развертывании конфликта,  попросту ис-

чезает из песни.

     В.И. Шредер делает шаг дальше и находит вней  „нап-

ряжение“ между»современностью" и «древностью#, характе-

ризующее, по егооценке, всю структуру песни. В полярнос-

ти типов,принадлежащим разным пластам времени, коренится

сам конфликтэпопеи.  Действительно, в объединении ипро-

тивостоянии  разных срезов времени,  видимо, заключается

своеобразиепонимания истории автором ХIII в.

     Немецкий поэт  начала ХIII в.  в своей интерпретации

истории не был нивполне оригинален, ни самостоятелен. Он

черпал  из того фонда представлений о времени и еготече-

нии,  который был более или менее общимдостоянием  людей

той эпохи. Какизвестно, линейное течение времени не было

в Средние векаединственным,  — наряду с ним вобществен-

ном  сознании сохранялись и иные формы восприятияи пере-

живаниявремени,  связанные с идеей еговозвращения, пов-

торения.Да  и в самом христианстве,  в той мере, в какой

оно оставалосьмифологией,  время  воспроизводится:  сак-

ральное прошлое,искупительная жертва Христа возвращается

с каждойлитургией и годичным праздником.  Средневековому

сознанию  присуща многоплановость отношения квремени,  и

этамногоплановость находит выражение в „Песни о Нибелун-

гах“.

     Но помимо древности  существует  современность.  Оба

пласта временисопоставляются в немецком эпосе. Это со- и

противопоставлениеобнаруживает различия.В „Песни о Нибе-

лунгах“  различия между былым и нынешним осознаютсяглуб-

же, чем вгерманской героической поэзии Раннего Средневе-

ковья.  В ней обострено ощущение истории.  Поэт ссылается

не „давниесказания“,  — этим упоминанием  и открывается

песнь,  перенося аудиторию в прежние времена. Присравне-

нии с современнойей поэзией и рыцарским романом „Песнь о

Нибелунгах должнабыла восприниматься как несколько арха-

ичная и по своемуязыку и  применяемой в ней“кюренбер-

говойстрофе». Подобная архаизирующая стилизация способс-

твовала созданиюперспективы, в которой виделись события,

воспеваемыеэпопеей, В этой перспективе рассматривается и

собственное времяавтора.

     В песни немало фантастичного.  Но, я бы сказал, в са-

мом этомфантастичном в свою очередь имеются разные слои.

Схватка  сотен и сотен тысяч воинов в пиршественном зале

Этцеля,  или успешное отражение двумя героями,  Хагеном и

Фолькером,  атаки полчища  гуннов,  или переправа войска

бургундов в утлойладье через Дунай  неправдоподобны  для

современности«Песни о Нибелунгах», но кажутся возможными

для героическоговремени. Однако в эпопее имеется фантас-

тический элементи другого рода. Таковы юношеские подвиги

Зигфрида,  сцена сватовства — борьбы с Брюнхильдой,расч-

лененная  на два  поединка  - ристания ее с Зигфридом в

Изенштейне исхватку Гунтера с невестой в его опочиваль-

не;  таковы и вещие сестры-русалки, предрекающие Хагену

судьбу бургундов.К миру сверхъестественного близок и Ха-

ген. Здесьимеется в виду уже не эпоха Великих переселений

и вообще неистория. Мы оказываемся в мире сказки и мифа.

     Чувство времени в «Песни оНибелунгах» во многом оп-

ределяется тем,как в ней преподнесена христианская рели-

гия,  но этот  давно  дискутируемый вопрос заслуживал бы

особогорассмотрения.  Тем не менее не могу неуказать на

то,  что  впесни как саморазумеющиеся упоминаются месса,

собор,священники, церковные шествия, погребения по хрис-

тианскому обряду;герои клянутся именем Господа, взывают

к нему. В отличииот героического эпоса Раннего Средневе-

ковья «Песньо Нибелунгах» обнаруживает сильную тенденцию

к  сентиментализации  традиционного сюжета.Ее  персонажи

охотно сетуют наневзгоды,  плачут,  рыдают. Стенаниями и

завершаетсяэпопея. Героической сдержанности в изъявлении

чувств,  в особенности горя, нет и в помине, уфигурирую-

щих в ней людейоткрылся «слезный дар». Но эта новая чер-

та  находится в  противоречии с жестокостью ибезжалост-

ностью,  которые они проявляют во многих ситуациях.Жажду

мести  полностью утоляемую  всеми  героями эпопеи трудно

примирить схристианским учением о любви к ближнему,  да

автор и непытается их координировать.

     «Песнь о  Нибелунгах демонстрирует  нам,  как миф,

сказка, древнеепредание, воплощавшие архаические тенден-

ции сознания,оставаясь существенными аспектами мировиде-

ния  человека ХIII  в.,  переплетались с  историческими

представлениями,созданными христианством. Вместе они об-

разовывалисложный и противоречивы  сплав  - »хронотоп",

приспосабливавшийдревнюю эпическую традицию к новому ми-

ропониманию. Ноподобная трансформация не исчерпывала со-

держания  «пространственно-временногоконтинуума» изучае-

мой эпохи.

www.ronl.ru

Реферат : Песнь о Нибелунгах

МОСКОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

им. М.В.ЛОМОНОСОВА

Факультет журналистики

ИСТОРИЯ ЗАРУБЕЖНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

РЕФЕРАТ

"Пространственно-временной континиум "Песни о Нибелунгах" (конспект статьи С.Я. Гуревича)

студент: ГУЛЯЕВ Роман Юрьевич

группа: 117

МОСКВА 1996 г.

"Песнь о Нибелунгах" стоит в конце длительной традиции легенд - песней о Сигурде (Зигфриде) , бургундских

королях, Гудрун (Кримхильде), Брюнхильд (Брюнхильде) и

Атли (Этцеле). То, что на рубеже ХII и ХIII вв. в империи Штауфенов, в период расцвета феодального строя и подъема рыцарской культуры, неизвестный австрийский поэт вновь обращается к преданию, которое ведет свое начало от вре-

мен Великих переселений народов и по-новому его перерабатывает, в высшей степени показательно. Этот факт свидетельствует об определенной преемственности в развитии культуры германских народов, как доказательство того, что старые темы и образы героической поэзии еще не потеряли своего обаяния.

Стадиально "Песня о Нибелунгах" представляет собой более позднее явление, чем эддические песни, которые дошли до нас в рукописи второй половины ХIII в. Если следовать теории А.Хойслера о "разбухании" песней в обширный эпос, то эддические песни "предшествуют" немецкой эпопее: сжатость, спрессованность, скупость в выражении эмоций (помимо прямых речей героев) уступают место чрезвычайной распространенности, местами даже растянутости повествования в "Песни о Нибелунгах".

"Песнь о Нибелунгах; кажется далеко ушедшей от той интерпретации сказаний о Сигурде и бургундах, которая дана в "Старшей Эдде", - если, конечно, не придерживаться иной точки зрения, а именно, что исландский и немецкий циклы не представляли собой двух последовательных стадий развитии эпоса, не противостояли один другому в качестве разных вариантов, развивавшихся своими путями. Для того чтобы яснее понять связь "Песни о Нибелунгах" с другими произведениями на этот сюжет, равно как и степень различия между ними, мне представляется существенным рассмотреть интерпретацию в ней времени.

Начать с того, что в эпосе герои не стареют. Напомню, что Беовульф, несмотря на то, что он правил геатами на протяжении пятидесяти лет, вступив на престол уже взрослым и свершив свои великие подвиги, тем не менее оказывается способным выдержать на склоне дней единоборство с драконом.

Собственно, то же самое мы видим в эддических песнях о героях. Каждая песнь, правда, воспевает обычно лишь одно событие, либо серию их, но в таком случае они тесно между собой связаны.

Мы не знаем, сколь длительное время протекло между отдельными эпизодами. Для эпического сознания это не существенно.

Как интерпретируется возраст героя в "Песни о Нибелунгах"? В начальных авентюрах песни Кримхильда - юная девушка. Но и в последних авентюрах по-прежнему прекрасная женщина, хотя миновало около сорока лет. Не убывает за все эти годы могущество Хагена, он и будучи убелен сединами остается все тем же непобедимым богатырем. О короле Гизельхере, который впервые появился в эпопее почти ребенком, как было сказано - "дитя", так до конца и говориться; пав в бою вполне взрослым мужчиной, Гизельхер остался "дитятей". Эпический поэт не слишком внимательно следит за возрастом своих персонажей. Так, младший брат Хагена Данкварт говорит перед началом решающей схватки между бургундами и гуннами:"Когда скончался Зигфрид, мне было мало лет,// И не обязан я держать за смерть его ответ" (строфа 1924). Но эти слова противоречат всему, что известно из первых авентюр эпопеи, где Данкварт фигурирует как "могучий витязь" и полноценный участник поездки Гунтера к Брюнхильде. Зигфрид появляется в песни облике юного нидерландского принца. Но за плечами у него уже серия богатырских подвигов: победа над сказочными обладателями клада - Нибелунгами, одоление дракона, в крови которого он омылся, приобретя тем самым неуязвимость. Когда свершал он все эти деяния, неизвестно. Первые подвиги Зигфрида в рамках "Песни о Нибелунгах" занимают год или два. После его женитьбы на Кримхильде проходит десять лет, прежде чем Зигфрид погибает таким же прекрасным и юным, каким впервые появился в Вормсе.

Итак, всего песнь охватывает время примерно в тридцать восемь лет. Из них двадцать шесть Кримхильда вынашивает мысль о мести за мужа.

На самом деле время, которое имеет отношение к повествованию, еще более протяженно. Уже упомянуто время сказочных подвигов Зигфрида, о которых рассказывает Хаген, но которые не описаны в самой эпопее. К этому нужно

прибавить, что какое-то время до появления Зигфрида в

Вормсе наш герой имел некие отношения с Брюнхильдой - на

это имеются намеки, хотя автор "Песни о Нибелунгах" их не

расшифровывает, видимо, потому, что подобный сказочный

сюжет не мог органически включиться в рыцарский эпос. Ау-

дитория ХIII в., вне сомнения, эти намеки понимала.

Таким образом, герои "Песни о Нибелунгах" проходят сквозь весьма значительный пласт времени. Но они не меняются: юные остаются юными, зрелые, как Хаген, Этцель или Дитрих, так и остаются зрелыми, а Хильдебранд - пожилым. Не происходит внутреннего развития героев С теми свойствами, с какими они в эпопею вошли, они из нее и выйдут.

Но возвратимся к "хронотопу" "Песни о Нибелунгах". Эпическое течение времени неспешно. Обычная единица его исчисления - годы, самое меньшее - недели. Приготовление в дорогу, шитье нарядов, снаряжение войска, передвижение, пребывание в гостях - все значительные промежутки времени. Сбор в поход против саксов длится двенадцать недель, шитье платьев для короля Гюнтера и сопровождающих его в сватовстве друзей - семь недель, три с половиной года после смерти Зигфрида Кримхильда беспрерывно его оплакивает, праздник в Вене - свадьба Этцеля - длится семнадцать суток и т.д. Измерение эпического времени расплывчато.

Ускорение хода времени наблюдается лишь в заключительной части эпопеи, где примерно за сутки страшное побоище приводит к всеобщей гибели его участников. В особенности последние сцены (умерщвление Гунтера и Хагена) даны крайне суммарно, почти скороговоркой, и находятся в разительном контрасте с чрезвычайно детализированными описаниями менее значительных эпизодов. Столь резкую смену темпа можно понять так: долгое время, годы, десятилетия готовилась катастрофа, наконец час пробил, и одним

ударом решается судьба Нибелунгов!

Но сцене убийства Гунтера и Хагена предшествует эпизод, который, мне кажется, проливает свет на трактовку времени эпическим поэтом. Это сцена в последней авентюре

- "О том, как Дитрих бился с Гунтером и Хагеном". Дитрих

Бернский, потрясенный гибелью всех своих дружинников, обращается к Хагену и Гунтеру с требованием дать ему удовлетворение, а именно - сдаться ему в качестве заложников. Они отвечают отказом, и тогда между Дитрихом и Хагеном происходит поединок. Бернец одолел Хагена, связал его и отвел к Кримхильде, взяв с нее обещание не умерщвлять его. Спрашивается: чем все это время был занят Гунтер? Он как бы забыт. Но вот эпизод стычки между Дитрихом и Хагеном завершен, Дитрих передал пленного Кримхильде, и мы читаем: "Меж тем державный Гунтер взывал у входа в зал:// "Куда же бернский богатырь, обидчик мой пропал?" После

этого происходит схватка между Гунтером и Дитрихом и пленение вормского короля. Современному переводчику вве-

дение слов "меж тем" необходимо для того, чтобы возвратиться во двор, где Гунтер стоит без дела, ожидая своей очереди сразиться с Дитрихом.Но для средневекового поэта столь же естественно не замечать подобной несуразности: на время схватки между Дитрихом и Хагеном Гунтер просто-напросто был выключен из действия, и теперь автор вполне непринужденно возвращается к нему, лишь наделив Гунтера вопросом о запропастившемся противнике.

В любом художественном произведении невозможно изобразить все протекающее время, и авторы всегда вычленяют эпизоды, особо ими оцениваемые и пристально изображаемые. Но в современной литературе этот неизображаемый массив всегда ощущается, подразумевается; покидая на время своих героев автор не убирает их в ящик, где они, неподвижно и никак не изменяясь, ожидают нового выхода на сцену,- они продолжают жить, стареть. В эпопее же не существует реально того времени, которое не стало предметом описания,

- оно выключается, останавливается.

Чем занята Кримхильда все те годы, которые протекли между убийством Зигфрида и выходом ее замуж за Этцеля? Она вдовела непрерывно горюя. Что делала она после выхода замуж за Этцеля и вплоть до приезда Гунтера со всеми остальными бургундами к ним в гости? Она жаждала мести им. Иными словами, она не жила не изменялась, - она пребывала в одном определенном состоянии.

Нет представления о непрерывно текущем потоке времени, оно дискретно, прерывисто. Время эпоса - время шахматных часов.

Эпическому поэту ничего не стоит свести вместе людей, которые на самом деле жили в разное время. Дитрих Бернский живет при дворе Этцеля. Но Аттила, прототип Этцеля умер в 453 г., тогда как Теодорих, прототип Дитриха родился около 471 г. и правил Италией с 493 по 526 г.К тому же, в противоположнность Дитртху "Песни о Нибелунгах", исторический Теодорих не был изгнанником,- он завоевал Италию.

Все исторические персонажи, по тем или иным причинам включающиеся в эпос,- современники, все они пребывают в особом времени, и это эпическое время не пересекается с хронологией хронотопа.

Проблема времени в "Песни о Нибелунгах" не исчерпаема. Внимательное рассмотрение этого произведения приводит к заключению, что интерпретация времени принадлежит к самой сути того, что можно было бы назвать концепцией всей немецкой эпопеи. Герои ее,равно и место их действия, теснейшим образом соотнесены с некоторыми пластами времени. Самое главное, то, что пласты эти - разные. Здесь мы переходим к признаку, отличающему "Песнь о Нибелунгах" от иных произведений эпического жанра. Ведь в песнях о героях дан только один пласт времени. Это абсолютное прошлое. Все, о чем поется в героических песнях, было "некогда", "очень давно". Иначе обстоит дело в " Песни о Нибелунгах".

Зигфрид, Брюнхильда принадлежат времени древнему. Хаген- персонаж, укорененный в эпохе Великих переселений, так же как и Дитрих,- они ведь и встречались когда- то прежде.Гунтер с братьями принадлежат к новому времени. Перед нами- три слоя времени: вневременная сказочная древность, героическая эпоха переселений, современность.

В различных сферах пространства "Песни о Нибелунгах" развертывается и протекает собственное время. Страна Нибелунгов- местность, пребывающая в сказочном "первобытном" времени. Здесь возможны подвиги богатырей, добывание клада, волшебного жезла, поединок героя Зигфрида с Брюнхильдой.

Страна прошлого , но уже не сказочно-эпического,- страна Этцеля, гуннская держава. Вормс в эпопеи как бы

двоится. Он занимает одну и ту же точку в пространстве,

но они расположены и в эпохе около 1200 г. и в эпохе Великих переселений.

Наличие разных пространственно-временных единств приводит к тому, что герои, перемещаясь в пространстве, переходят из одного времени в другое. Зигфрид, сказочный победитель дракона, прибывает в Вормс- из седой старины он приходит в куртуазную современность. Напротив, когда Гюнтер едет из Вормса в Изенштейн за невестой, он перемещается из современности в древность.

Любопытно, что переход из одного пространства-времени в другое совершается каждый раз преодолением водной преграды: нужно переплыть море, что бы добраться до страны

Нибелунгов. Воды Дуная оказываются тем рубежом, за которым начинается иное время для путников, покинувших Вормс.

Таким образом, перемещение героев эпопеи из одного времени в иное приобретает новый смысл: это не просто путешествие- такие перемещения имеют мифологический характер,наподобие сказочных визитов героев мифа в иной мир. Поэтому и судьбы героев обусловлены не стечением обстоятельств,- они детерминированы тем, что герой, покидая родную почву попадает в мир не соответствующий его при-

роде. Тем самым его гибель оказывается неизбежной и вполне мотивированной.

Можно ли утверждать, что автор, живший около 1200 г., сознательно построил "Песнь о Нибелунгах" на контрасте разных пространственно-временных пластов? Или же подобную структуру "примысливают" люди XX века?

Фр. Нойман констатировал противоречия, несообразности в поведении основных персонажей эпопеи. Они как бы двоятся. Перед нами - два разных Зигфрида: примитивный герой и придворный рыцарь; две Кримхильды - куртуазная сестра короля и кровожадная мстительница, упорно добивающаяся возвращения клада - источника власти. Хаген также имеет два облика: ворский верный феодальный вассал и персонаж героических песней варварской поры, каким он оказывается в гунских пределах. Нойман на основании этой констатации пришел к выводу, что герои "Песни о Нибелунгах; под рыцарскими одеяниями и внешним лоском сохраняют более примитивную внешность. Что касается Брюнхильды, то эта первобытная дева-богатырша, пришедшая в рыцарский мир из сказки о сватовстве, никак не может в него вжиться и выполнив свою роль в развертывании конфликта, попросту исчезает из песни.

В.И. Шредер делает шаг дальше и находит в ней "напряжение" между "современностью" и "древностью#, характеризующее, по его оценке, всю структуру песни. В полярности типов, принадлежащим разным пластам времени, коренится сам конфликт эпопеи. Действительно, в объединении и противостоянии разных срезов времени, видимо, заключается своеобразие понимания истории автором ХIII в.

Немецкий поэт начала ХIII в. в своей интерпретации истории не был ни вполне оригинален, ни самостоятелен. Он черпал из того фонда представлений о времени и его течении, который был более или менее общим достоянием людей той эпохи. Как известно, линейное течение времени не было в Средние века единственным, - наряду с ним в общественном сознании сохранялись и иные формы восприятия и переживания времени, связанные с идеей его возвращения, повторения.Да и в самом христианстве, в той мере, в какой оно оставалось мифологией, время воспроизводится: сакральное прошлое, искупительная жертва Христа возвращается с каждой литургией и годичным праздником. Средневековому сознанию присуща многоплановость отношения к времени, и эта многоплановость находит выражение в "Песни о Нибелунгах".

Но помимо древности существует современность. Оба пласта времени сопоставляются в немецком эпосе. Это со- и

противопоставление обнаруживает различия.В "Песни о Нибелунгах" различия между былым и нынешним осознаются глубже, чем в германской героической поэзии Раннего Средневековья. В ней обострено ощущение истории. Поэт ссылается не "давние сказания", - этим упоминанием и открывается песнь, перенося аудиторию в прежние времена. При сравнении с современной ей поэзией и рыцарским романом "Песнь о Нибелунгах должна была восприниматься как несколько архаичная и по своему языку и применяемой в ней "кюренбер-

говой строфе". Подобная архаизирующая стилизация способствовала созданию перспективы, в которой виделись события, воспеваемые эпопеей, В этой перспективе рассматривается и собственное время автора.

В песни немало фантастичного. Но,я бы сказал, в самом этом фантастичном в свою очередь имеются разные слои. Схватка сотен и сотен тысяч воинов в пиршественном зале Этцеля, или успешное отражение двумя героями, Хагеном и Фолькером, атаки полчища гуннов, или переправа войска бургундов в утлой ладье через Дунай неправдоподобны для современности "Песни о Нибелунгах", но кажутся возможными для героического времени. Однако в эпопее имеется фантастический элемент и другого рода. Таковы юношеские подвиги Зигфрида, сцена сватовства - борьбы с Брюнхильдой, расчлененная на два поединка - ристания ее с Зигфридом в Изенштейне и схватку Гунтера с невестой в его опочивальне; таковы и вещие сестры-русалки, предрекающие Хагену судьбу бургундов. К миру сверхъестественного близок и Хаген. Здесь имеется в виду уже не эпоха Великих переселений

и вообще не история. Мы оказываемся в мире сказки и мифа.

Чувство времени в "Песни о Нибелунгах" во многом определяется тем, как в ней преподнесена христианская религия, но этот давно дискутируемый вопрос заслуживал бы особого рассмотрения. Тем не менее не могу не указать на то, что в песни как саморазумеющиеся упоминаются месса, собор, священники, церковные шествия, погребения по христианскому обряду; герои клянутся именем Господа, взывают

к нему. В отличии от героического эпоса Раннего Средневековья "Песнь о Нибелунгах" обнаруживает сильную тенденцию к сентиментализации традиционного сюжета.Ее персонажи охотно сетуют на невзгоды, плачут, рыдают. Стенаниями и завершается эпопея. Героической сдержанности в изъявлении чувств, в особенности горя, нет и в помине, у фигурирующих в ней людей открылся "слезный дар". Но эта новая черта находится в противоречии с жестокостью и безжалостностью, которые они проявляют во многих ситуациях. Жажду мести полностью утоляемую всеми героями эпопеи трудно примирить с христианским учением о любви к ближнему, да автор и не пытается их координировать.

"Песнь о Нибелунгах демонстрирует нам, как миф, сказка, древнее предание, воплощавшие архаические тенденции сознания, оставаясь существенными аспектами мировидения человека ХIII в., переплетались с историческими представлениями, созданными христианством. Вместе они образовывали сложный и противоречивы сплав - "хронотоп", приспосабливавший древнюю эпическую традицию к новому миропониманию. Но подобная трансформация не исчерпывала содержания "пространственно-временного континуума" изучаемой эпохи.

topref.ru


Смотрите также