ОпубликоватьПеревезенцев С. В.
Сведения о времени жизни Парменида (вторая пол. VI — сер.V вв. до н.э.) из южноиталийского города Элея достаточно противоречивы. Есть упоминание о том, что его акмэ приходится на 504-501 гг. до н.э., т.е. в данном случае Парменид оказывается практически ровесником Гераклита. В то же время, Платон сообщает, что 65-летний Парменид беседовал с юным Сократом, а это означает, что Парменид был намного моложе и Гераклита, и Ксенофана и родился приблизительно в 515 г. до н.э. Мнение Платона как будто подтверждает и свидетельство о том, что Парменид был одно время учеником Ксенофана. Впоследствии Парменид сам стал главой философской школы, сторонники которой получили прозвание элеатов (от названия г. Элея).
Философское учение изложено Парменидом в сочинении «О природе», написанном гекзаметрами. От этой философской поэмы целиком сохранился «Пролог», значительные фрагменты из первой части и некоторые куски из второй части.
Свои мысли Парменид вкладывает в уста некой богини, которая призывает в свои божественные чертоги юного Парменида. Путь к богине Парменид описывает в прекрасных образах — карета, запряженная «мудрыми конями», в которой по всей Вселенной летит на встречу с богиней Парменид; управляющие ею Девы Дочери Солнца; Ворота путей Дня и Ночи; грозновозмездная Правда, стерегущая двойные ключи от этих ворот. И, наконец, сама богиня, обещающая открыть Пармениду великое знание об истинном и неистинном. Этому описанию посвящен «Пролог» поэмы.
В первой («Путь Истины») богиня раскрывает Пармениду учение об истинном и умопостигаемом бытие, которое чуждо большинству мнений смертных. По сути дела, здесь ставятся две важнейшие философские проблемы: вопрос об отношении бытия и небытия и вопрос об отношении бытия и мышления.
Уже в начале этой части поэмы мы встречаемся с дилеммой, имеющей глубочайшее значение, т.к. на ней строится вся философия Парменида: ЕСТЬ — НЕ ЕСТЬ. ЕСТЬ — это то, что не может не быть, это бытие. НЕ ЕСТЬ — это, наоборот, то, что не может быть, т.е. небытие. Бытие — это то, что существует. Небытие — это то, что не существует.
И здесь впервые в античной философии Парменид приводит логические доказательства в пользу своего мнения, ибо до него философы либо изрекали истины, либо опирались на аналогии и метафоры, как, например, Гераклит. Например, главное доказательство несуществования небытия в том, что его невозможно познать, невозможно выразить в слове. Небытие — немыслимо, невыразимо, следовательно оно не может существовать. Более того, сама мысль о небытие является доказательством того, что небытие не существует. Мысль о небытие предполагает существование данного небытия, ибо, иначе не о чем было бы и мыслить. Значит небытие существует. Но если небытие существует, то оно в таком случае является бытием. Следовательно, сама мысль о существовании небытия доказывает как раз обратное — то, что небытие не существует.
Существует же лишь только то, что мыслимо и выразимо в словах, т.е. бытие. И тогда получается, что «мыслить — то же, что быть». В этой фразе Парменид формулирует идею совпадения, тождества бытия и мышления. Более того, самое главное доказательство существования бытия и состоит в том, что его можно осмыслить.
Парменид выделяет основные признаки или свойства бытия:
1) бытие не возникло.
2) бытие не подвержено гибели;
3) бытие целокупно, т.е. не состоит из многих частей;
4) бытие единородно, что надо понимать в смысле его единственности;
5) бытие неподвижно;
6) бытие закончено или совершенно.
Все эти свойства бытия необходимо вытекают из несуществования небытия, ибо только при наличии небытия само бытие может иметь момент рождения и момент гибели, может состоять из многих частей и не быть единственным, может двигаться и не быть законченным. В силу же отсутствия небытия бытие обладает как раз совсем противоположными свойствами.
Во второй части своей поэмы («Путь мнений») Парменид излагает «мнения» смертных, которые не соотносятся с истиной, ибо ошибочны. Эти мнения могут только в какой-то степени соответствовать истине и одно из наиболее правдоподобных философ приводит в своем сочинении.
Учение Парменида стало своего рода возражением учению Гераклита. Если эфесский мыслитель воспевал противоречивый и постоянно изменчивый мир, то Парменид утверждал как раз обратное — в мире царит неподвижность и непротиворечивость. Само запрещение противоречия — своего рода закон мышления, ибо чтобы мыслить противоречиями, нужно иметь две головы, иначе противоречивые мысли не могут быть поняты.
Учение Парменида и других элеатов сыграло огромную роль в истории философии. По сути дела, впервые в истории европейской цивилизации столь ярко и убедительно прозвучала мысль о мощи человеческого разума. Оказывается, что поиск мудрости мира может быть заключен не только и не столько в изучении природы, сколько в осмыслении свойств самого человеческого разума, в познании его способности мыслить. В трактовке Парменида — мыслить, значит быть. Мышление, логика — вот главная сила человека, вот что может позволить людям познать истину. Остальные же пути познания — ложные.
www.ronl.ru
Грекине были склонны к умеренности ни в своих теориях, ни в своей практике. Гераклитутверждал, что все изменяется. Парменид возразил, что ничего не изменяется.Парменид был уроженцем Элеи, что в Южной Италии; расцвет его деятельностиприходится на первую половину V века до н.э. Согласно Платону, Сократ в своеймолодости (как говорят, около 450 года до н.э.) беседовал с Парменидом, в товремя глубоким стариком, и многое почерпнул из этой беседы.
Состояласьэта беседа или нет в действительности, мы не знаем, но по крайней мере мы можемсделать вывод, что сам Платон совершенно очевидно находился под влиянием ученияПарменида. Южноитальянские и сицилийские философы были более склонны кмистицизму и религии, чем ионийские философы; последние в своей тенденции былив целом научны и скептичны. Но благодаря влиянию Пифагора математика болеепроцветала в Великой Греции, чем в Ионии. Однако в то время математиказапуталась в мистицизме. Парменид находился под влиянием Пифагора, но о силеэтого влияния можно только предполагать. Историческое значение Парменидасостояло в том, что он изобрел форму метафизической аргументации, которая в томили ином виде может быть обнаружена у большинства последующих метафизиков,включая Гегеля. Часто говорят, что Парменид изобрел логику, но вдействительности он изобрел метафизику, основанную на логике.
УчениеПарменида изложено в его поэме «О природе». Он считает чувстваобманчивыми и рассматривает множество чувственных вещей как простую иллюзию.Единственное истинное бытие — бесконечное и неделимое «Единое». Ононе является, как у Гераклита, единством противоположностей, поскольку никаких противоположностейнет. Например, он, вероятно, думал, что «холод» означает только«не горячее», что «темное» означает только «несветлое». «Единое» понималось Парменидом не так, как мы понимаемБога; он, по-видимому, мыслил его материальным и протяженным, ибо он говорит онем как о шаре. Но Единое не может быть разделено, потому что оно в своейцелостности находится всюду. I Парменид делит свое учение на две части, которыеон соответственно называет «путь истины» и «путь мнения».Нам нет необходимости касаться последнего. Наиболее существенное, чтосохранилось из его учения о «пути истины», состоит в следующем:
Одно.непрерывное…
Каки откуда оно выросло? Из не-сущего [«того, чего нет»]?
Этогоя не разрешу
Тебевысказывать или мыслить, ибо нельзя ни высказать, ни помыслить:
«Неесть»…
Какимобразом то, что есть [сущее-сейчас], могло бы быть потом?
Какимобразом оно могло бы быть-в-прошлом [или: «стать»]?
Еслионо «было» [или:«стало»], то оно не есть, равна как еслиему [лишь]
некогдапредстоит быть. Так рождение угасло и гибель пропала без вести.
Однои то же — мышление и то, о чем мысль,
Ибобез сущего, о котором она высказана,
Тебене найти мышления.
Ибонет и не будет ничего, Кроме сущего…
Сущностьэтого довода состоит в следующем.
Когдавы думаете, то думаете о чем-либо, когда вы употребляете какое-нибудь название,то это должно быть название чего-либо. Следовательно, и мышление и речь требуютобъектов вне себя. И поскольку вы можете мыслить вещь или говорить о ней влюбое время, то все, что может быть мыслимо или высказано, должно существоватьвсегда. Поэтому не может быть изменения, поскольку оно состоит в том, что вещивозникают или уничтожаются.
Вфилософии это первый пример широкой аргументации от мысли и языка к миру вцелом. Эту аргументацию нельзя, конечно, считать основательной, но в то жевремя стоит посмотреть, какой элемент истины она содержит.
Мыможем изложить эту аргументацию следующим образом: если язык не простобессмыслица, то слова должны что-то значить. И в общем они должны обозначать нетолько другие слова, но нечто существующее независимо от того, говорим мы о немили нет. Предположим, что мы, например, говорим о Джордже Вашингтоне. Если быне было исторической личности, которая носила это имя, то оно (очевидно) былобы бессмысленным и содержащие это имя предложения также были бы бессмысленными.Из утверждения Парменида следует, что Джордж Вашингтон не только должен былсуществовать в прошлом, но в некотором смысле он должен существовать и внастоящем, раз мы еще можем значимо употреблять это имя. По-видимому, этосовершенно ложно, но как нам обойти этот довод?
Возьмемвоображаемую личность, например Гамлета. Рассмотрим положение: «Гамлет былпринцем датским». В определенном смысле это истинно, но истинно не впрямом историческом смысле. Истинное утверждение таково: «Шекспир говорит,что Гамлет был принцем датским», — или более ясно: «Шекспир говорит,что был принц датский по имени Гамлет». Здесь уже нет ничеговоображаемого: Шекспир, Дания и звук «Гамлет» — все это реально, но звук«Гамлет» не является на самом деле настоящим именем, поскольку никтов действительности не назывался Гамлетом. Если вы скажете, что«Гамлет» — это имя воображаемой личности, то, строго говоря, этоневерно; вы должны были бы сказать: «Воображают, что „Гамлет“ — имя действительной личности».
Гамлет- воображаемая личность, единороги — воображаемый вид животных. Некоторыепредположения, в которых встречается слово «единорог», — истинны, анекоторые — ложны, но в любом случае не непосредственно. Рассмотритеутверждения: «единорог имеет один рог» и «корова имеет дварога». Чтобы доказать последнее, вы должны взглянуть на корову, ибонедостаточно сказать, что в некоторых книгах говорится, будто коровы имеют дварога. Но доказательство того, что «единороги имеют один рог», можнонайти только в книгах, и фактически правильным будет положение: «Внекоторых книгах утверждается, что имеются животные с одним рогом, называемые»единорогами". Все утверждения о единорогах на самом деле являются утверждениямио слове «единорог», так же как все утверждения о Гамлете на самомделе относятся к слову «Гамлет»".
Ноочевидно, что в большинстве случаев мы высказываемся не о словах, а о том, чтослова обозначают. И это опять возвращает нас к аргументу Парменида, что еслислово может быть употреблено значимо, оно должно обозначать нечто, а не ничто,и, следовательно, обозначаемое словом должно в известном смысле существовать.
Чтоже мы тогда должны сказать о Джордже Вашингтоне? По-видимому, мы имеем лишь двеальтернативы: одна состоит в том, чтобы сказать, что он еще существует, другая- в том, чтобы сказать, что, когда мы употребляем слова «ДжорджВашингтон», мы на самом деле не говорим о человеке, носившем это имя. Обеальтернативы кажутся парадоксальными, но последняя менее парадоксальна, и япопытаюсь показать, в каком смысле она истинна.
Парменидполагает, что слова имеют постоянное значение. Это фактически основа егоаргументации, которую он считает бесспорной. Но, хотя словарь или энциклопедиядают нам то, что может быть названо официальным или общественносанкционированным значением слова, нет двух людей, которые в своем сознаниивкладывают в одно и то же слово одинаковое содержание.
СамДжордж Вашингтон мог употреблять свое имя и слово «я» как синонимы.Он мог воспринимать свои собственные мысли и движения своего тела и мог,следовательно, вкладывать в свое имя более полное содержание, чем кто-либо еще.В его присутствии друзья могли воспринимать движения его тела и угадывать егомысли; и для них имя «Джордж Вашингтон» еще значило нечто конкретное,данное в их личном опыте. После его смерти они должны были заместить восприятиявоспоминаниями, что предполагает изменения в психических процессах, связанных супотреблением его имени. У нас, никогда не знавших его, психические процессыопять-таки носят иной характер. Мы можем подумать о его портрете и сказатьсебе: «Да, это тот самый человек». Мы можем думать о «первомпрезиденте Соединенных Штатов». Если мы очень невежественны, то он для насможет быть просто «человеком, которого звали „ДжорджВашингтон“». Что бы ни говорило нам это имя, для нас оно все же несам человек, поскольку мы никогда не знали его, но лишь нечто наличествующее вэтот момент в памяти, чувстве или мысли. Это показывает ложность аргумента Парменида.
Постоянноеизменение в значениях слов скрывается тем фактом, что в общем это изменение невносит изменений в истинность или ложность предложении, в которых употребляютслова. Если вы возьмете любое истинное предложение, содержащее имя «ДжрджВашингтон», оно, как правило, останется истинным тогда, когда вы это имязамените выражением «первый президент Соединенных Штатов». Естьисключения из этого правила. До избрания Вашингона человек мог сказать: «Янадеюсь, что Джордж Вашингтон будет левым президентом Соединенных Штатов»,- но он не сказал бы «Я надеюсь, что первый президент Соединенных Штатовбудет левым президентом Соединенных Штатов», — если бы не пылалнеобкновенной страстью к закону тождества. Тем не менее легко образоватьправило для исключения этих исключительных случаев, а в тех, которые останутся,мы можем заменить слова «Джордж Вашингон» любым описательнымвыражением, приложимым к нему одному. Именно только посредством таких фраз мыможем знать о нем то что знаем.
Парменидутверждает, что, поскольку мы можем теперь знать то, что обычно считаетсяпрошлым, оно на самом деле не может быть прошлым, но в определенном смыследолжно существовать и настоящее время. Отсюда он делает вывод, что несуществует такой вещи, как изменение. Этот аргумент преодолевается тем, что мыговорили о Джордже Вашингтоне. Могут сказать, что в определнном смысле у наснет знания о прошлом. Когда мы что-нибудь вспоминаем, то воспоминанияпроисходят в настоящее время и не тождественны с предметом воспоминания. Новоспоминание дает описание прошлого события, и для большинства практическихцелей нет необходимости различать между описанием и тем, что им описывается.
Вцелом этот довод показывает, как легко делать метафизические выводы, исходя изязыка, и что единственным средством избежания ложных доводов этого рода должнобыть более широкое логическое и психологическое исследование языка, нежели то,которое проделано большинством метафизиков.
Однакоя думаю, если бы Парменид мог воскреснуть из мертвых и прочесть только чтосказанное о нем, он счел бы это весьма поверхностным. «Откуда вамизвестно, — сказал бы он, — что ваши положения о Джордже Вашингтоне относятся кпрошлому? Согласно собственным вашим рассуждениям, прямое указание возможнотолько на вещи, существующие в настоящее время. Например, ваши вспоминанияпроисходят в настоящем, а не в то время, о котором вы думаете, когдавспоминаете. Если память считать источником знания, то прошлое должно бытьперед сознанием в настоящем и в известном смысле должно еще существовать».
Яне буду сейчас пытаться опровергать этот аргумент, так как это потребовало быобсуждения проблемы памяти — предмета очень сложного. Я привел здесь этотаргумент для того, чтобы напомнить читателю, что философские теории, если онизначительны, могут, вообще говоря, возрождаться в новой форме после того, как всвоем первоначальном варианте они были отброшены. Опровержения редко бываютокончательными; в большинстве случаев они знаменуют собой только началодальнейших усовершенствований.
Последующаяфилософия, включая и философию самого новейшего времени, восприняла отПарменида не учение о невозможности всякого изменения которое было слишкомневероятным парадоксом, но учение о неразрушимости субстанции. Слово«субстанция» еще не употребляется его непосредственными преемниками,но соответствующее ему понятие уже присутствует в их рассуждениях. Подсубстанцией стали понимать постоянный (persistent) субъект различныхпредикатов. В этом своем значении она была и остается в течение более двухтысяч лет одним из главных понятий философии, психологии, физики и теологии.Подробнее я скажу об этом ниже. Теперь же я просто хочу заметить что этопонятие было введено, чтобы отдать должное аргументам Парменида и в то же времяне противоречить очевидным фактам. Бертран Рассел «История западнойфилософии»
Список литературы
Дляподготовки данной работы были использованы материалы с сайта istina.rin.ru/
www.ronl.ru
Греки не были склонны к умеренности ни в своих теориях, ни в своей практике. Гераклит утверждал, что все изменяется. Парменид возразил, что ничего не изменяется. Парменид был уроженцем Элеи, что в Южной Италии; расцвет его деятельности приходится на первую половину V века до н.э. Согласно Платону, Сократ в своей молодости (как говорят, около 450 года до н.э.) беседовал с Парменидом, в то время глубоким стариком, и многое почерпнул из этой беседы.
Состоялась эта беседа или нет в действительности, мы не знаем, но по крайней мере мы можем сделать вывод, что сам Платон совершенно очевидно находился под влиянием учения Парменида. Южноитальянские и сицилийские философы были более склонны к мистицизму и религии, чем ионийские философы; последние в своей тенденции были в целом научны и скептичны. Но благодаря влиянию Пифагора математика более процветала в Великой Греции, чем в Ионии. Однако в то время математика запуталась в мистицизме. Парменид находился под влиянием Пифагора, но о силе этого влияния можно только предполагать. Историческое значение Парменида состояло в том, что он изобрел форму метафизической аргументации, которая в том или ином виде может быть обнаружена у большинства последующих метафизиков, включая Гегеля. Часто говорят, что Парменид изобрел логику, но в действительности он изобрел метафизику, основанную на логике.
Учение Парменида изложено в его поэме "О природе". Он считает чувства обманчивыми и рассматривает множество чувственных вещей как простую иллюзию. Единственное истинное бытие - бесконечное и неделимое "Единое". Оно не является, как у Гераклита, единством противоположностей, поскольку никаких противоположностей нет. Например, он, вероятно, думал, что "холод" означает только "не горячее", что "темное" означает только "не светлое". "Единое" понималось Парменидом не так, как мы понимаем Бога; он, по-видимому, мыслил его материальным и протяженным, ибо он говорит о нем как о шаре. Но Единое не может быть разделено, потому что оно в своей целостности находится всюду. I Парменид делит свое учение на две части, которые он соответственно называет "путь истины" и "путь мнения". Нам нет необходимости касаться последнего. Наиболее существенное, что сохранилось из его учения о "пути истины", состоит в следующем:
Одно. непрерывное...
Как и откуда оно выросло? Из не-сущего ["того, чего нет"]?
Этого я не разрешу
Тебе высказывать или мыслить, ибо нельзя ни высказать, ни помыслить:
"Не есть"...
Каким образом то, что есть [сущее-сейчас], могло бы быть потом?
Каким образом оно могло бы быть-в-прошлом [или: "стать"]?
Если оно "было" [или:"стало"], то оно не есть, равна как если ему [лишь]
некогда предстоит быть. Так рождение угасло и гибель пропала без вести.
Одно и то же - мышление и то, о чем мысль,
Ибо без сущего, о котором она высказана,
Тебе не найти мышления.
Ибо нет и не будет ничего, Кроме сущего...
Сущность этого довода состоит в следующем.
Когда вы думаете, то думаете о чем-либо, когда вы употребляете какое-нибудь название, то это должно быть название чего-либо. Следовательно, и мышление и речь требуют объектов вне себя. И поскольку вы можете мыслить вещь или говорить о ней в любое время, то все, что может быть мыслимо или высказано, должно существовать всегда. Поэтому не может быть изменения, поскольку оно состоит в том, что вещи возникают или уничтожаются.
В философии это первый пример широкой аргументации от мысли и языка к миру в целом. Эту аргументацию нельзя, конечно, считать основательной, но в то же время стоит посмотреть, какой элемент истины она содержит.
Мы можем изложить эту аргументацию следующим образом: если язык не просто бессмыслица, то слова должны что-то значить. И в общем они должны обозначать не только другие слова, но нечто существующее независимо от того, говорим мы о нем или нет. Предположим, что мы, например, говорим о Джордже Вашингтоне. Если бы не было исторической личности, которая носила это имя, то оно (очевидно) было бы бессмысленным и содержащие это имя предложения также были бы бессмысленными. Из утверждения Парменида следует, что Джордж Вашингтон не только должен был существовать в прошлом, но в некотором смысле он должен существовать и в настоящем, раз мы еще можем значимо употреблять это имя. По-видимому, это совершенно ложно, но как нам обойти этот довод?
Возьмем воображаемую личность, например Гамлета. Рассмотрим положение: "Гамлет был принцем датским". В определенном смысле это истинно, но истинно не в прямом историческом смысле. Истинное утверждение таково: "Шекспир говорит, что Гамлет был принцем датским", - или более ясно: "Шекспир говорит, что был принц датский по имени Гамлет". Здесь уже нет ничего воображаемого: Шекспир, Дания и звук "Гамлет" - все это реально, но звук "Гамлет" не является на самом деле настоящим именем, поскольку никто в действительности не назывался Гамлетом. Если вы скажете, что "Гамлет" - это имя воображаемой личности, то, строго говоря, это неверно; вы должны были бы сказать: "Воображают, что "Гамлет" - имя действительной личности".
Гамлет - воображаемая личность, единороги - воображаемый вид животных. Некоторые предположения, в которых встречается слово "единорог", - истинны, а некоторые - ложны, но в любом случае не непосредственно. Рассмотрите утверждения: "единорог имеет один рог" и "корова имеет два рога". Чтобы доказать последнее, вы должны взглянуть на корову, ибо недостаточно сказать, что в некоторых книгах говорится, будто коровы имеют два рога. Но доказательство того, что "единороги имеют один рог", можно найти только в книгах, и фактически правильным будет положение: "В некоторых книгах утверждается, что имеются животные с одним рогом, называемые "единорогами". Все утверждения о единорогах на самом деле являются утверждениями о слове "единорог", так же как все утверждения о Гамлете на самом деле относятся к слову "Гамлет"".
Но очевидно, что в большинстве случаев мы высказываемся не о словах, а о том, что слова обозначают. И это опять возвращает нас к аргументу Парменида, что если слово может быть употреблено значимо, оно должно обозначать нечто, а не ничто, и, следовательно, обозначаемое словом должно в известном смысле существовать.
Что же мы тогда должны сказать о Джордже Вашингтоне? По-видимому, мы имеем лишь две альтернативы: одна состоит в том, чтобы сказать, что он еще существует, другая - в том, чтобы сказать, что, когда мы употребляем слова "Джордж Вашингтон", мы на самом деле не говорим о человеке, носившем это имя. Обе альтернативы кажутся парадоксальными, но последняя менее парадоксальна, и я попытаюсь показать, в каком смысле она истинна.
Парменид полагает, что слова имеют постоянное значение. Это фактически основа его аргументации, которую он считает бесспорной. Но, хотя словарь или энциклопедия дают нам то, что может быть названо официальным или общественно санкционированным значением слова, нет двух людей, которые в своем сознании вкладывают в одно и то же слово одинаковое содержание.
Сам Джордж Вашингтон мог употреблять свое имя и слово "я" как синонимы. Он мог воспринимать свои собственные мысли и движения своего тела и мог, следовательно, вкладывать в свое имя более полное содержание, чем кто-либо еще. В его присутствии друзья могли воспринимать движения его тела и угадывать его мысли; и для них имя "Джордж Вашингтон" еще значило нечто конкретное, данное в их личном опыте. После его смерти они должны были заместить восприятия воспоминаниями, что предполагает изменения в психических процессах, связанных с употреблением его имени. У нас, никогда не знавших его, психические процессы опять-таки носят иной характер. Мы можем подумать о его портрете и сказать себе: "Да, это тот самый человек". Мы можем думать о "первом президенте Соединенных Штатов". Если мы очень невежественны, то он для нас может быть просто "человеком, которого звали "Джордж Вашингтон"". Что бы ни говорило нам это имя, для нас оно все же не сам человек, поскольку мы никогда не знали его, но лишь нечто наличествующее в этот момент в памяти, чувстве или мысли. Это показывает ложность аргумента Парменида.
Постоянное изменение в значениях слов скрывается тем фактом, что в общем это изменение не вносит изменений в истинность или ложность предложении, в которых употребляют слова. Если вы возьмете любое истинное предложение, содержащее имя "Джрдж Вашингтон", оно, как правило, останется истинным тогда, когда вы это имя замените выражением "первый президент Соединенных Штатов". Есть исключения из этого правила. До избрания Вашингона человек мог сказать: "Я надеюсь, что Джордж Вашингтон будет левым президентом Соединенных Штатов", - но он не сказал бы "Я надеюсь, что первый президент Соединенных Штатов будет левым президентом Соединенных Штатов", - если бы не пылал необкновенной страстью к закону тождества. Тем не менее легко образовать правило для исключения этих исключительных случаев, а в тех, которые останутся, мы можем заменить слова "Джордж Вашингон" любым описательным выражением, приложимым к нему одному. Именно только посредством таких фраз мы можем знать о нем то что знаем.
Парменид утверждает, что, поскольку мы можем теперь знать то, что обычно считается прошлым, оно на самом деле не может быть прошлым, но в определенном смысле должно существовать и настоящее время. Отсюда он делает вывод, что не существует такой вещи, как изменение. Этот аргумент преодолевается тем, что мы говорили о Джордже Вашингтоне. Могут сказать, что в определнном смысле у нас нет знания о прошлом. Когда мы что-нибудь вспоминаем, то воспоминания происходят в настоящее время и не тождественны с предметом воспоминания. Но воспоминание дает описание прошлого события, и для большинства практических целей нет необходимости различать между описанием и тем, что им описывается.
В целом этот довод показывает, как легко делать метафизические выводы, исходя из языка, и что единственным средством избежания ложных доводов этого рода должно быть более широкое логическое и психологическое исследование языка, нежели то, которое проделано большинством метафизиков.
Однако я думаю, если бы Парменид мог воскреснуть из мертвых и прочесть только что сказанное о нем, он счел бы это весьма поверхностным. "Откуда вам известно, - сказал бы он, - что ваши положения о Джордже Вашингтоне относятся к прошлому? Согласно собственным вашим рассуждениям, прямое указание возможно только на вещи, существующие в настоящее время. Например, ваши вспоминания происходят в настоящем, а не в то время, о котором вы думаете, когда вспоминаете. Если память считать источником знания, то прошлое должно быть перед сознанием в настоящем и в известном смысле должно еще существовать".
Я не буду сейчас пытаться опровергать этот аргумент, так как это потребовало бы обсуждения проблемы памяти - предмета очень сложного. Я привел здесь этот аргумент для того, чтобы напомнить читателю, что философские теории, если они значительны, могут, вообще говоря, возрождаться в новой форме после того, как в своем первоначальном варианте они были отброшены. Опровержения редко бывают окончательными; в большинстве случаев они знаменуют собой только начало дальнейших усовершенствований.
Последующая философия, включая и философию самого новейшего времени, восприняла от Парменида не учение о невозможности всякого изменения которое было слишком невероятным парадоксом, но учение о неразрушимости субстанции. Слово "субстанция" еще не употребляется его непосредственными преемниками, но соответствующее ему понятие уже присутствует в их рассуждениях. Под субстанцией стали понимать постоянный (persistent) субъект различных предикатов. В этом своем значении она была и остается в течение более двух тысяч лет одним из главных понятий философии, психологии, физики и теологии. Подробнее я скажу об этом ниже. Теперь же я просто хочу заметить что это понятие было введено, чтобы отдать должное аргументам Парменида и в то же время не противоречить очевидным фактам. Бертран Рассел "История западной философии"
www.yurii.ru
Парменид
Перевезенцев С. В.
Сведения о времени жизни Парменида (вторая пол. VI - сер.V вв. до н.э.) из южноиталийского города Элея достаточно противоречивы. Есть упоминание о том, что его акмэ приходится на 504-501 гг. до н.э., т.е. в данном случае Парменид оказывается практически ровесником Гераклита. В то же время, Платон сообщает, что 65-летний Парменид беседовал с юным Сократом, а это означает, что Парменид был намного моложе и Гераклита, и Ксенофана и родился приблизительно в 515 г. до н.э. Мнение Платона как будто подтверждает и свидетельство о том, что Парменид был одно время учеником Ксенофана. Впоследствии Парменид сам стал главой философской школы, сторонники которой получили прозвание элеатов (от названия г. Элея).
Философское учение изложено Парменидом в сочинении "О природе", написанном гекзаметрами. От этой философской поэмы целиком сохранился "Пролог", значительные фрагменты из первой части и некоторые куски из второй части.
Свои мысли Парменид вкладывает в уста некой богини, которая призывает в свои божественные чертоги юного Парменида. Путь к богине Парменид описывает в прекрасных образах - карета, запряженная "мудрыми конями", в которой по всей Вселенной летит на встречу с богиней Парменид; управляющие ею Девы Дочери Солнца; Ворота путей Дня и Ночи; грозновозмездная Правда, стерегущая двойные ключи от этих ворот. И, наконец, сама богиня, обещающая открыть Пармениду великое знание об истинном и неистинном. Этому описанию посвящен "Пролог" поэмы.
В первой ("Путь Истины") богиня раскрывает Пармениду учение об истинном и умопостигаемом бытие, которое чуждо большинству мнений смертных. По сути дела, здесь ставятся две важнейшие философские проблемы: вопрос об отношении бытия и небытия и вопрос об отношении бытия и мышления.
Уже в начале этой части поэмы мы встречаемся с дилеммой, имеющей глубочайшее значение, т.к. на ней строится вся философия Парменида: ЕСТЬ - НЕ ЕСТЬ. ЕСТЬ - это то, что не может не быть, это бытие. НЕ ЕСТЬ - это, наоборот, то, что не может быть, т.е. небытие. Бытие - это то, что существует. Небытие - это то, что не существует.
И здесь впервые в античной философии Парменид приводит логические доказательства в пользу своего мнения, ибо до него философы либо изрекали истины, либо опирались на аналогии и метафоры, как, например, Гераклит. Например, главное доказательство несуществования небытия в том, что его невозможно познать, невозможно выразить в слове. Небытие - немыслимо, невыразимо, следовательно оно не может существовать. Более того, сама мысль о небытие является доказательством того, что небытие не существует. Мысль о небытие предполагает существование данного небытия, ибо, иначе не о чем было бы и мыслить. Значит небытие существует. Но если небытие существует, то оно в таком случае является бытием. Следовательно, сама мысль о существовании небытия доказывает как раз обратное - то, что небытие не существует.
Существует же лишь только то, что мыслимо и выразимо в словах, т.е. бытие. И тогда получается, что "мыслить - то же, что быть". В этой фразе Парменид формулирует идею совпадения, тождества бытия и мышления. Более того, самое главное доказательство существования бытия и состоит в том, что его можно осмыслить.
Парменид выделяет основные признаки или свойства бытия:
1) бытие не возникло.
2) бытие не подвержено гибели;
3) бытие целокупно, т.е. не состоит из многих частей;
4) бытие единородно, что надо понимать в смысле его единственности;
5) бытие неподвижно;
6) бытие закончено или совершенно.
Все эти свойства бытия необходимо вытекают из несуществования небытия, ибо только при наличии небытия само бытие может иметь момент рождения и момент гибели, может состоять из многих частей и не быть единственным, может двигаться и не быть законченным. В силу же отсутствия небытия бытие обладает как раз совсем противоположными свойствами.
Во второй части своей поэмы ("Путь мнений") Парменид излагает "мнения" смертных, которые не соотносятся с истиной, ибо ошибочны. Эти мнения могут только в какой-то степени соответствовать истине и одно из наиболее правдоподобных философ приводит в своем сочинении.
Учение Парменида стало своего рода возражением учению Гераклита. Если эфесский мыслитель воспевал противоречивый и постоянно изменчивый мир, то Парменид утверждал как раз обратное - в мире царит неподвижность и непротиворечивость. Само запрещение противоречия - своего рода закон мышления, ибо чтобы мыслить противоречиями, нужно иметь две головы, иначе противоречивые мысли не могут быть поняты.
Учение Парменида и других элеатов сыграло огромную роль в истории философии. По сути дела, впервые в истории европейской цивилизации столь ярко и убедительно прозвучала мысль о мощи человеческого разума. Оказывается, что поиск мудрости мира может быть заключен не только и не столько в изучении природы, сколько в осмыслении свойств самого человеческого разума, в познании его способности мыслить. В трактовке Парменида - мыслить, значит быть. Мышление, логика - вот главная сила человека, вот что может позволить людям познать истину. Остальные же пути познания - ложные.
Список литературы
Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.portal-slovo.ru/
topref.ru
ОпубликоватьРеферат на тему:
Пармени́д из Эле́и (греч. Παρμενίδης; ок. 540 до н. э. или 520 до н. э. — ок. 450 до н. э.) — древнегреческий философ и политический деятель. Свои взгляды выразил в поэме «О природе». Занимался вопросами бытия и познания. Разделил истину и субъективное мнение.
Доказывал, что существует только вечное и неизменное Бытие, тождественное мысли. Основные его тезисы таковы:
Учитель Зенона Элейского.
Тезис. «Бытие есть, а небытия — нет».
Небытия нет, так как про него нельзя мыслить, так как такая мысль была бы противоречива, так как это сводилось бы к: «есть то, чего нет».
Категории: Персоналии по алфавиту, Философы по алфавиту, Статьи о философах без ссылки на Викитеку, Древнегреческие философы, Философы Древней Греции, Философы V века до н э, Элеаты.
Текст доступен по лицензии Creative Commons Attribution-ShareAlike.www.wreferat.baza-referat.ru
Перевезенцев С. В.
Сведения о времени жизни Парменида (вторая пол. VI - сер.V вв. до н.э.) из южноиталийского города Элея достаточно противоречивы. Есть упоминание о том, что его акмэ приходится на 504-501 гг. до н.э., т.е. в данном случае Парменид оказывается практически ровесником Гераклита. В то же время, Платон сообщает, что 65-летний Парменид беседовал с юным Сократом, а это означает, что Парменид был намного моложе и Гераклита, и Ксенофана и родился приблизительно в 515 г. до н.э. Мнение Платона как будто подтверждает и свидетельство о том, что Парменид был одно время учеником Ксенофана. Впоследствии Парменид сам стал главой философской школы, сторонники которой получили прозвание элеатов (от названия г. Элея).
Философское учение изложено Парменидом в сочинении "О природе", написанном гекзаметрами. От этой философской поэмы целиком сохранился "Пролог", значительные фрагменты из первой части и некоторые куски из второй части.
Свои мысли Парменид вкладывает в уста некой богини, которая призывает в свои божественные чертоги юного Парменида. Путь к богине Парменид описывает в прекрасных образах - карета, запряженная "мудрыми конями", в которой по всей Вселенной летит на встречу с богиней Парменид; управляющие ею Девы Дочери Солнца; Ворота путей Дня и Ночи; грозновозмездная Правда, стерегущая двойные ключи от этих ворот. И, наконец, сама богиня, обещающая открыть Пармениду великое знание об истинном и неистинном. Этому описанию посвящен "Пролог" поэмы.
В первой ("Путь Истины") богиня раскрывает Пармениду учение об истинном и умопостигаемом бытие, которое чуждо большинству мнений смертных. По сути дела, здесь ставятся две важнейшие философские проблемы: вопрос об отношении бытия и небытия и вопрос об отношении бытия и мышления.
Уже в начале этой части поэмы мы встречаемся с дилеммой, имеющей глубочайшее значение, т.к. на ней строится вся философия Парменида: ЕСТЬ - НЕ ЕСТЬ. ЕСТЬ - это то, что не может не быть, это бытие. НЕ ЕСТЬ - это, наоборот, то, что не может быть, т.е. небытие. Бытие - это то, что существует. Небытие - это то, что не существует.
И здесь впервые в античной философии Парменид приводит логические доказательства в пользу своего мнения, ибо до него философы либо изрекали истины, либо опирались на аналогии и метафоры, как, например, Гераклит. Например, главное доказательство несуществования небытия в том, что его невозможно познать, невозможно выразить в слове. Небытие - немыслимо, невыразимо, следовательно оно не может существовать. Более того, сама мысль о небытие является доказательством того, что небытие не существует. Мысль о небытие предполагает существование данного небытия, ибо, иначе не о чем было бы и мыслить. Значит небытие существует. Но если небытие существует, то оно в таком случае является бытием. Следовательно, сама мысль о существовании небытия доказывает как раз обратное - то, что небытие не существует.
Существует же лишь только то, что мыслимо и выразимо в словах, т.е. бытие. И тогда получается, что "мыслить - то же, что быть". В этой фразе Парменид формулирует идею совпадения, тождества бытия и мышления. Более того, самое главное доказательство существования бытия и состоит в том, что его можно осмыслить.
Парменид выделяет основные признаки или свойства бытия:
1) бытие не возникло.
2) бытие не подвержено гибели;
3) бытие целокупно, т.е. не состоит из многих частей;
4) бытие единородно, что надо понимать в смысле его единственности;
5) бытие неподвижно;
6) бытие закончено или совершенно.
Все эти свойства бытия необходимо вытекают из несуществования небытия, ибо только при наличии небытия само бытие может иметь момент рождения и момент гибели, может состоять из многих частей и не быть единственным, может двигаться и не быть законченным. В силу же отсутствия небытия бытие обладает как раз совсем противоположными свойствами.
Во второй части своей поэмы ("Путь мнений") Парменид излагает "мнения" смертных, которые не соотносятся с истиной, ибо ошибочны. Эти мнения могут только в какой-то степени соответствовать истине и одно из наиболее правдоподобных философ приводит в своем сочинении.
Учение Парменида стало своего рода возражением учению Гераклита. Если эфесский мыслитель воспевал противоречивый и постоянно изменчивый мир, то Парменид утверждал как раз обратное - в мире царит неподвижность и непротиворечивость. Само запрещение противоречия - своего рода закон мышления, ибо чтобы мыслить противоречиями, нужно иметь две головы, иначе противоречивые мысли не могут быть поняты.
Учение Парменида и других элеатов сыграло огромную роль в истории философии. По сути дела, впервые в истории европейской цивилизации столь ярко и убедительно прозвучала мысль о мощи человеческого разума. Оказывается, что поиск мудрости мира может быть заключен не только и не столько в изучении природы, сколько в осмыслении свойств самого человеческого разума, в познании его способности мыслить. В трактовке Парменида - мыслить, значит быть. Мышление, логика - вот главная сила человека, вот что может позволить людям познать истину. Остальные же пути познания - ложные.
www.coolreferat.com
Семёнов Владимир Васильевич
«Парменид» — один из сложнейших диалогов в творчестве Платона. И оценки его значимости колеблются от «высочайшего достижения человеческой мысли» до «вольных упражнений по риторике», «логической тренировки». А причина в том, что трудно понять этот диалог в отрыве от проблем, раздиравших древнегреческую философскую мысль. Идея «Парменида» вызревала на фоне первого кризиса античной философии эмпиризма, который привёл к пониманию того, что ни эмпирические (чувственные, опытные) данные, ни понятия естественного языка с его обобщающими абстракциями любого уровня (причина невыразимости единичного) не способны дать знания или представления об объективной реальности (невыразимость, неизречённость абсолютного). Античный древнегреческий эмпиризм давно вынашивал в себе зачатки агностицизма, которые оформились в «системную» критику в философии Протагора, у софистов и в скептицизме Пиррона и его последователей. Агностицизм всегда полагал, что познание возможно только через опыт, который он считал субъективным (необъективным). Следовательно, любая метафизика, выросшая из опытных наук бессмысленна. Агностицизм был духом времени, но, оставаясь в рамках эмпирического метода, демонстрировал свои перманентные свойства (его понятия – результаты обобщающего абстрагирования – до сих пор атрибуты любой теософии, метафизики, онтологии и т.п., т.е. любой философии эмпиризма).
Уже появился противоположный подход к объяснению объективной реальности, исходящий из ее субстанциальности – учение Парменида о бытии. Это философия такой реальности, которая не дана в опыте, не постигаема мистическим переживанием и не выразима (неизречённа) в рассудочном понятии. Сократ четко показывает, что понятия этой логики не могут быть получены путем обобщающего абстрагирования, у них нет эмпирического эквивалента, соответствующего им объекта, т.е. денотата. Красота сама по себе, мужество само по себе, благо само по себе и т.п. оказались неизречёнными, необъяснимыми в терминах обыденной логики. Неэмпирическое (сверхэмпирическое, сверхсущностное) требовало новой логики, но её не было, оставалась только интуиция. Платон вначале по примеру Парменида недоступную дискурсивному охвату реальность постигал интуитивно и отображал в мифе, аллегории, метафоре. Лучше миф, чем обобщение (обобщающее абстрагирование). Образы мифов дают хоть какое-то представление о неизречённом знании и побуждают к поиску его логической формы. От диалога к диалогу идея логики сверхчувственной реальности пробивала себе дорогу. Вот почему полностью лишенный мифов диалог «Парменид» и его логику следует считать апофеозом, итогом всех его исканий.
Первая часть
В диалоге воспроизводится беседа, которую вели 65-летний Парменид, 40-летний Зенон, 20-летний Сократ и юноша Аристотель, впоследствии — один из тридцати тиранов. Сам диалог состоит из двух частей. Первая меньшая часть представляет собой своеобразное введение в логику, разграничивающее свойства идей и свойства вещей (и мышление о них). Идеи – нечто вечное, всеобщее, слитное, не дробящееся. Вещи же и явления эмпирического мира преходящи, множественны, подвержены изменениям и допускают различные трактовки. Так, Зенон, вопреки очевидному приводит логическое доказательство обратному, без особого труда обосновывая, что «многое не существует» (апория предикации). И при этом подчёркивает, что для эмпирии это самая естественная и обычная ситуация, а не «некий великий замысел» [128e].
В диалоге «Парменид» Платон полностью становится на позицию Парменида, даже изложение основной части диалога идёт не от лица Сократа, как обычно, а от лица Парменида. Платон радикально отказывается от объективного существования мира вещей. Эйдос, эйдетческое бытие есть нечто настолько высокое, божественное, что никак не может быть в соответствии с каким-либо эмпирическим предметом [130d — e]. Эйдос не имеет никакого отношения к понятию о вещи, поэтому эйдология не метафизика!
Главный вывод, который делает Платон устами Парменида, утверждает, что идеи существуют сами по себе и лишь к самим себе относятся, и точно так же вещи или их подобия в нас имеют отношение только друг к другу (133с – 134а). Конечно, вещи каким-то образом «приобщаются к идеям, но не посредством подобия: надо искать какой-то другой способ их приобщения» (133а).
Платон однозначно и четко по-парменидовски противопоставил в диалоге сверхчувственное и эмпирическое (вещественно-телесное), однако нужно понимать, что противопоставление это реализовано в гносеологическом плане. Вещи, по Платону, не существуют для субстанции, но остаются некоторым образом причастными к идеям. Мир идей абсолютен (он существует «сам по себе»), вне абсолютного не может быть ничего, так как и оно само ни для чего не может быть иным. Доводя эту мысль до логического завершения, следует сделать вывод, что вещи являются некоторой частью этого абсолюта, но частью своеобразной, ибо находятся в таком отношении к нему, что не влияют ни на его законы, ни на его состояние, существуют как видимость, как искажённое отражение эйдоса, или иначе, являются некоторым временным, случайным (частным, невсеобщим), то есть несущественным изменением самого эйдоса. Это и равнозначно тому, что они для него, как для закона, не существуют. Традиционно после Платона идеализм и рассматривает вещественно-телесные образования как некоторую модификацию части самого идеального.
Вторая часть
Философия софистов предполагала возможность доказательства любого тезиса, как следствие идеи того, что все существующее подлинно, а потому обыденной (традиционной) логики достаточно для описания реальности. Даже неизречённое лишь условно неизречённо, ибо о нем говорится обыденным языком. Для них платоновской логики просто не существовало. В неоплатонической традиции гипотезы рассматриваются не как части структуры логики, а как описание теософической иерархии бытия, вплоть до «второй материи», из которой составлен чувственный космос, Иное оказывается вне существования единого. Сама логика диалектического монизма игнорируется.
Гегель очень высоко ценил логику Платона, более того, сравнение текстов показывает, что он шел уже по проторенному пути. Между логикой гипотез Платона (гипотеза как «основание») и структурой логики Гегеля (в движении идеи от бытия до понятия) существует полное совпадение. В обоих случаях это логика диалектического субстанциализма. В восьми гипотезах Платона излагается концепция, которая позволяет воспроизвести в понятии неизречённое, и основана она на трёх принципах.
Принцип (диалектика) тождества противоположностей. Только тождество противоположностей (в их самодвижении) логично и последовательно объясняет причину единства мира, причину его существования, а все альтернативные исходные посылки в процессе дедуктивного вывода раскрывают свою алогичность.
Принцип снятия, сохранения «в себе» в неявном виде всех этапов развёртывания логики (и у Гегеля любое понятие диалектической логики в снятом виде содержит в себе всю логику).
«Восхождение» от абстрактного к конкретному.
I. Полагание одного (137с — 160b)
Первая гипотеза (137с — 142а) говорит о том, что исходной категорией логики является всеобщее единое (субстанция, или бытие, по Гегелю), которое только по форме абстрактно, бессодержательно. В себе же оно не может быть совершенно пустым (142а), следовательно, имеет в себе содержание, содержит в себе в снятом виде все моменты эйдоса (субстанции). Однако моменты эти ещё не раскрыты. «Следовательно, не существует ни имени, ни слова для него, ни знания о нём, ни чувственного его восприятия, ни мнения» [142a]. Невыразимо, не изречено. Гегель и говорил, что субъект без предиката — это то же, что в явлении вещь без свойств, вещь в себе. Это первое объяснение идеи снятия, реализуемое в исходной категории логики.
У Гегеля Чистое бытие и ничто есть начало как первые определения бытия, исчезающие его моменты. Заметим при этом, что диалектическое «ничто» это омоним обыденного понятия «ничто» — понятия из мира мнения. Платон говорил, например, что небытие существует [Софист, 258е] и указывает лишь на любое «иное по отношению к бытию» [Софист, 259а], следовательно, «мы по праву можем назвать все без исключения небытием» [Софист, 256е].
Вторая гипотеза (142b – 157а) – это уже начало движения самой логики, которая развёртывается из единого, содержащего в снятом виде и субъект, и все его предикаты. Единое "… должно быть тождественно самому себе и отличным от самого себя и точно так же тождественным другому и отличным от него..." (146а – b). В логике единого все его определения (процесс конкретизации) реализуются либо через тождественное, либо через иное (противоположное). "… Оно должно быть тождественно самому себе и отличным от самого себя и точно так же тождественным другому и отличным от него ..." [146a — b]. У Гегеля это начало движения от абстрактного к конкретному. Все парные (противоположные друг другу) определения единого рефлексивны и в рефлексии опосредуются в едином, которое всегда выступает как синтез тезиса и антитезиса. Каждая новая пара категорий выводится из предыдущей и из этого реализованного их синтеза. Тезис снимается в антитезисе, а синтез одной пары противоположностей снимается в последующей. Гегель же только обозначает синтез третьей категорией.
Выбор пар противоположностей непринципиален, предикатом может быть субъект (Гегель утверждал, что предикат есть субъект и наоборот): можно взять «бытие и единое», или «бытие и иное», «единое и иное» и т.д. [142b — c] — любая пара, то есть «оба» в опосредстве своём всегда представляет собой субъект [142с — d] и в независимости от количества пар противоположностей их общим субъектом будет утверждаемое единое (и отрицаемое иное) — единое как части и целое, как движение и покой, как тождественное и нетождественное и т.д.
Итак, идея, или субъект, у Платона на первом этапе анализа обозначается как единое. Но субъект, по Гегелю, всегда есть предикат и как предикат он имеет свою полярную противоположность, совпадающую с ним. Этой тождественной для единого противоположностью будет отрицаемое иное. «Иное не тождественно ни единому, ни бытию» [143b]. Да и само единое, по-видимому, должно быть иным по отношению к самому себе [146c]. «Все не-единое иное по отношению к единому» [146d] и потому иное не может находиться ни в чем из существующего [146e], то есть ни в чем из утверждаемого (единого)!
Платоновское единое как субъект вначале раздваивается на «существующее единое» и «бытие единого». Затем вводятся предикаты тождественности и нетождественности, причастности и непричастности, части и целого, единого и многого, ограниченного и бесконечного и др. Любая категория может выступать не только в качестве предиката, но и в качестве субъекта (круг в определении понятия, то есть идеи-субстанции). Называя одну, мы в принципе имеем ввиду все остальные [143b — 147b]. Единое не имеет никакого развития, "… единое было, есть и будет; оно становилось, становится и будет становиться" [155d]. Но самый главный вывод из диалектики тождества — если субъект обозначен как «единое», то «все, что относится к другому, относится и к единому» [155d — e] и наоборот.
В третьей гипотезе (157b – 159а) Платон объясняет динамику тождества противоположностей. и уточняет сам принцип снятия противоположностей. Противоположность единого не есть единое (157b), но будучи иным, оно не лишено единого, ибо есть по отношению к нему «свое иное». Такую причастность Гегель обозначает как «снятую противоположность».
В четвертой гипотезе (159b – 160b) Платон показывает, что предикат единого можно развернуть точно так же, как и само единое («предикат есть субъект» по Гегелю). Он дважды рассматривает фактически одно и то же (единое в его полярных свойствах, затем иное единого в его полярных свойствах), т. е. повторяется, поэтому эта гипотеза не является самостоятельным (отдельным) этапом развёртывания логики.
II. Отрицание одного (160b — 166c)
Следующие четыре гипотезы имеют общую предпосылку: «Единого не существует» и это в неоплатонической традиции опять трактуется в соответствии с порочной процедурой описания иерархии бытия (т.е. обыденным языком, а не логикой). В первой части диалога Платон постулирует радикальный разрыв между миром вещей и миром идей, утверждая абсолютность эйдоса, а во второй, если верить неоплатоникам, начисто забывает об этом. Четыре последних гипотезы трактуются как теософское описание чувственно воспринимаемого мира, мира изречённого. Но противоречие первой и второй части только кажущееся, вернее, оно возникает из-за неоплатонической интерпретации, которая не согласуется с основной идеей Платона – монизмом и диалектическим субстанциализмом. Единство логики и ее последовательность игнорируются.
Пятая гипотеза (160b – 163b) — это следующий этап развертывания логики единого (идеи, субстанции), этап «несуществующего единого». Субъект логики – единое – не только снимается, но и обозначается иной категорией. Однако такое единое не только не лишено перечисленных ранее предикатов, но, несмотря на своу отрицание, «неявно» должно претерпевать все те же изменения (взаимодействия предикатов и субъекта), У Гегеля это новый тип снятия — снятие «сфер идеи», системных категорий, каждая из которых, как субстанция, развёртывается от абстрактного к конкретному: бытие снимается сущностью, сущность – понятием. «Несуществующие» бытие и сущность присутствуют в снятом виде в диалектике понятия. Это один и тот же субъект (денотат) логики.
У Платона еще не возникла сама категория «снятие», он более интуитивен, чем Гегель, но четко следует логике снятия. Единое, исчерпав все свои определения, уже не определяет дальнейшую рефлексию в качестве субъекта, но «некоторым образом» неявно продолжает присутствовать [163c]. Меняются определения субъекта, неизменным остаётся его денотат. По этому поводу Платон говорит: «А разве изменяющемуся не должно становиться другим, чем прежде, и гибнуть в отношении прежнего своего состояния, а не изменяющемуся — не становиться другим и не гибнуть? — Должно» [163a — b]. Именно это и происходит с единым как субъектом. "… Чем должно быть единое, если не существует?… ему, прежде всего, должно быть присуще то, что оно познаваемо ..." [160d]. «Оно гибнет только в отношении прежнего своего состояния» [163a — b].
Шестая гипотеза (163b – 164b) уточняет, что единое, как субъект логики, — это момент живой субстанции, идеи, оно поддерживает ее жизнь. Субъект логики даже с иным названием остается в себе единым. Без этого единое никак не существует и не имеет никакого бытия [163d]. Если снятое не будет таковым, то не будет никакой логики и никакой диалектики иного.
Седьмая гипотеза (164b – 165d). Объясняет, что в качестве следующего, второго субъекта логики Платон берет категорию «иное». Но это не «иное единого» из тождества противоположностей третьей гипотезы, выбирая именно такую категорию, Платон хотел показать только сам принцип построения логики. Теперь своей противоположностью новое иное должно иметь не единое, которое являлось субъектом логики, а другое иное и вся рефлексия его превращается в отношение не с единым, а с самим собой [164c]. Этот же прием мы обнаруживаем и в логике Гегеля: этап бытия сменяет сущность, а ее сменяет понятие и каждое из них восходит от абстрактного к конкретному, каждое входит в противоречие с самим собой.
Восьмая гипотеза (165е – 166с) является в сущности подведением итогов. "… Если в ином не содержится единое, то иное не есть ни многое, ни единое" (165е). Нет реальности без идеи, субстанции, как нет логики субстанции без общего, единого субъекта, который возникает в самом начальном ее этапе, поэтому "… если единое не существует, то ничего не существует" (166с).
Платон не был первым субстанциалистом, но он решил самую сложную задачу этой философии – создал ее логику, логику диалектического субстанциализма. Это была и новая концепция понятия, понятия, которое возникает не в обобщающем абстрагировании, а в процессе снятия противоположностей, в процессе воспроизведения атрибутов субстанции. Это понятия, содержанием каждого из которых является вся концепция логики диалектического субстанциализма. В представленном учении субстанциализм и идеализм – не синонимы, а по сути учение противоположно и идеализму, и эмпиризму, который, следуя не лучшей философской традиции, некоторые называют материализмом.
Список литературы
Семёнов В.В. Раскрывшаяся тайна платоновского «Парменида» // Философские исследования. – 2007. — № 1. — С. 100 – 113.
Семёнов В.В. Вперед, к Платону! Все пороки антисубстанциализма. — Пущино, 2008. – 208 с.
Семёнов В.В. Уроки Платона. Наука и политика. – Пущино, 2011. – 160с
www.ronl.ru
