Каталог :: Литература. Гумилев реферат

Реферат "Самый непрочитанный поэт"(Николай Гумилев: судьба, биография, творчество).

Р Е Ф Е Р А Т

«САМЫЙ  НЕПРОЧИТАННЫЙ  ПОЭТ»

(Николай Гумилев: судьба, биография, творчество).

Кучкина Ирина,

ученица 11 М класса.

         СОДЕРЖАНИЕ

Стр.

1. «Великое  предназначение…» (Род Гумилевых )                                

2. Детство поэта – путь конквистадора.                                                    

3. « Романтические стихи» - эта зеленая книжка –

     отражение не только исканий красоты , но и

     красоты исканий» (И. Анненский )

4. Н. Гумилев и Анна Ахматова. (Тайное единоборство).

5. «Цех Поэтов». Создание нового литературного направления-

    акмеизма.

6. «Что делать нам с бессмертными стихами?» (Анализ стихов).

7. Дело Гумилева.

8. …Я должен рассказать, как сладко жить, как сладко побеждать

    моря и девушек, врагов и слово. (Гимн слову Н. Гумилева).                                                                                        

                                                                          Золотое сердце  России

                                                                                 Мерно бьется в груди моей.

                                                                                                     Николай Гумилев

В жизни и смерти Николай Степановича Гумилева (1886 – 1921), в его стихах, взглядах, поступках нет ничего случайного.

Он сам строил свою судьбу, как строят дом, сам ее складывал, как складывают книгу. Он  сам сделал себя таким, каким остался в истории русской литературы.

Николай Степанович был роду не знатного, хотя и дворянского, - но попробуйте припомнить в русской поэзии 20 века большего аристократа, большего « рыцаря», чем этот сын корабельного врача из Кронштадта.

Теперь, когда запрет на издания снят, испытание угрожает и самому поэту. Читать его стали бегло, без внимания; его книги есть во многих домах; и снова отходит в сторону СУДЬБА, без попытки понять которую мы не только Гумилева и Серебряный век русской поэзии не сможем воспринимать объективно, но и не поймем главного – осознания трагической судьбы, трудного пути русской интеллигенции.

Я попробую, говоря о жизни и творчестве Николая Гумилева, приблизиться к такому пониманию, помня как  о том, что поэт в России – больше чем поэт, так и о том, что судьба всегда больше и значительней биографии.

Николай Гумилев  родился ночью, в Кронштадте, когда был на море шторм. Старая нянька, глядя на разыгравшуюся 3 апреля 1886 года бурю, увидела в   этом   своеобразный  знак, сказав, что  у  родившегося  «будет бурная жизнь». В сущности, она оказалась права.

Было предопределено и место рождения будущего поэта – морская крепость; это связано с родом деятельности его отца, корабельного врача Степана Яковлевича Гумилева. Основная  черта его характера – упорство и трудолюбие – перешла к сыну. Не каждый в юном возрасте решается стать причиной семейного конфликта, выказав непослушание. Степан Яковлевич осмелился. Будучи младшим сыном в большой семье дьякона в Рязанской губернии и зная, что ему уготовано место в отцовском приходе, он в 18 лет после  обучения  в духовной семинарии твердо знал, что духовная будущность – не для него. И поступил на медицинский факультет Московского университета. В 1861 году уже дипломированный медик, бывший государственный стипендиат ( т.е. обязанный отработать в назначенном месте ) едет в Кронштадт. Там он познакомился с сестрой адмирала Л.И. Львова Анной Ивановной, которая в 1876 году стала его женой. Спустя 10 лет, когда до выхода Степана  Яковлевича в отставку осталось меньше года, родился второй ребенок – Николай. Так слились воедино кровь князя Милюка (Род Львовых ) и гены сельского дьякона.

К пяти годам Николай умел читать и писать, чему его обучали в семье, которая переехала из Кронштадта в Царское Село . Любил рисовать. Сочинять, мечтал о путешествиях, любил географию.

Он увлекался Купером, игрой в индейцев, много  мечтал.

Именно в эти годы совершался  нелегкий труд в формировании себя, труд души, плоды которого спустя  десятилетия заметят все. Это как история о гадком утенке, но с той разницей, что Гумилев не ждал, а – преодолевал.

            Вопреки застенчивости  старался быть раскрепощенным.  Вопреки слабостям и болезням верховодил, завоевывал право на первенство в мальчишечьих играх. Вопреки неуверенности в себе… Вопреки неуклюжести и некрасивости… Вопреки, вопреки, вопреки…

Смолоду, как рассказывают мемуаристы и как признавался сам Гумилев, он был очень некрасив, неуклюж, болезненно застенчив и скован -  в это трудно  поверить: настолько значительным, светящимся красотою и  благородством стало лицо, глядящее на нас с поздних фотографий, настолько единодушно изумление, с каким современники вспоминают безупречную « гвардейскую» выправку поэта и его подчеркнутое « джентльменство» - весьма выразительное.

То, над чем так упорно работал подросток Гумилев, сейчас называют словом « имидж». Но тут больше подходит определение – маска. И он этого не скрывал. В гимназиях – в том числе и в знаменитой Николаевской Царскосельской, директором которой был поэт Иннокентий Фёдорович Анненский,- Гумилев учился, как говорят плоховато, не закончил он курса ни Сорбонны, ни Петербургского университета – в это трудно поверить, настолько не похож на недоучку автор классических « Писем о русской поэзии», блистательный переводчик, историк и теоретик искусства, знаток не только европейской, но и африканской, и восточной культур.

Для него словно бы не существовало несбыточное. Ему – так , во всяком случае, кажется – в принципе  была неведома грань между мечтой и ее претворением в жизнь, намерением и поступком, романтическими грезами и явью.

Назвав первую книгу « Путь конквистадоров», он создал образ, к которому стремился, - образ сильного, гордого, мужественного покорителя. Образ, корнями уходящий в отроческие годы.                                                          

            Так что к 1901 году, ко времени переезда семьи в Тифлис, Гумилев уже наполнил сосуд души размышлениями в достаточной мере для того, чтобы внутренняя творческая энергия могла реализоваться.

Сам Кавказ, новые друзья, самостоятельность, первая влюбленность – все это требовало выхода. Так 8 сентября 1902 года в « Тифлисском листке» появилась первая публикация Н. Гумилева – стихотворение « Я в лес бежал из городов» Само название позволяет многое понять: и состояние автора, и его сомнения, и мучительное раздумье над выбором пути, над тем, что есть идеал, что есть ответственность перед собою и перед Богом за талант, за насилие над душою.

Тифлисский период принято считать даже не ученическим – доученическим, а стихи, написанные за эти 2 года – подражательными. Но такие стихи, как:  «Много в жизни моей я трудов испытал…». «Во мраке безрадостном ночи…», «Я вечернею порою над заснувшею рекою..» взял бы любой столичный журнал.

Это – к вопросу об уровнях и о строгости отбора: сам Гумилев потом к этим стихам  не  возвращался.  Не   отличаясь   особым  пристрастием к наукам, Н. Гумилев несколько изменил свое  отношение к учебному  заведению. Связано это не столько с самой  гимназией, сколько с ее  директором, поэтом Иннокентием Анненским.

Встречи и беседы с ним во многом формировали эстетический  вкус молодого поэта. Не случайно, в 1905 году девятнадцатилетний поэт выпустил первый  свой сборник – « Путь конквистадоров».

Спустя годы, отдавая  дань памяти наставнику, он напишет:

                            Был Иннокентий Анненский последним

                            Из царскосельских лебедей.                                                

Кстати, в этой книге уже есть стихи, посвященные Анне Горенко, с которой он к этому времени уже дружил два года. О « Пути конквистадоров» сложилось мнение, что это – ученический опыт. Да и сам поэт оценил сборник строже всех  рецензентов, а выпуская четвертую по счету книгу « Чужое небо» , умышленно назвал ее третьей, тем самым как бы вычеркнув « Путь Конквистадоров» из своего творчества.

Конечно, не надо завышать первые успехи молодого поэта, но и умалять их не стоит. Были бы они подражанием, едва ли  на них откликнулся  Брюсов, написавший о «нескольких прекрасных стихах, действительно удачных образах.». « Путь конквистадоров» интересен и тем, что в нем явно запечатлен образ, к которому стремился тогда Гумилев.

Я конквистадор в панцире железном,

                        Я весело преследую звезду…    

«Конквистадор» - это сам Гумилев, а звездою, звездою, которую он весело преследовал, - поэзия.

Этого ему не могли простить домоседовские царскоселы – их насмешки он слышал часто. Но не в характере молодого поэта было принимать подобное близко к сердцу. Вернее – показывать, что принимает. Не зря же с детства он сам делал себя, создавая маску и приучая к ней окружающих. И о поэзии  он думал точно так же: что поэтом можно стать хорошо изучив технику стиха, стиль, приемы. Поэтому он прилежно изучал и старательно копировал, доказывая прежде всего самому себе: мол, у меня не хуже получается. Но уже вошла в голову мысль о «границе, где кончаются опыты и начинается творчество», мысль, подогреваемая самостоятельным изучением французской литературы. В 1906 году Гумилев едет в Париж и учится в Сорбонне.

Как творческая, так и личная жизнь Н. Гумилева в Париже была довольно насыщенной: клуб русских художников, издание собственного журнала «Сириус», подготовка первой книги – «Романтические цветы», и одновременно – очередной отказ Анны Андреевны стать его женой (он дважды пытается покончить с собой из – за этих отказов).              

       Как и следовало ожидать, издание «Сириуса» пришлось вскоре прекратить – не было ни денег, ни русских авторов. Средств было меньше, чем того требовала жизнь, мечты оказались величественнее жизни. Но он сделал верные выводы. Блажен, кто родился потом, кто, как Лермонтов, способен в 15 лет написать «Молитву». Но трижды, хочется верить, блажен тот, кто нашел в себе волю стать поэтом, кто научился «располагать лучшие слова в лучшем порядке». И Гумилев учится. Его письма Брюсову, датированные 1907 и 1908 годами, кажутся отчетами самолюбивого, гордого, работоспособного ученика. Вот, например, одно из самых первых писем мастеру:» Не забывайте, что мне теперь только двадцать лет и у меня отсутствует чисто техническое умение писать прозаические вещи. Идей и сюжетов у меня много. Но когда я подхожу к столу, чтобы записать все те чудные вещи, которые только что были в моей голове, на бумаге получаются только бессвязные отрывочные фразы».

Или вот еще: «Благодаря моим работам по прозе, я пришел к заключению о необходимости переменить и стихотворный стиль по тем приемам, которые вы мне советовали. И поэтому все мои теперешние стихи не более чем ученические работы».

И еще одно:

«Одно меня мучает и сильно – это мое несовершенство в технике стиха. Стараюсь  по Вашему совету отыскивать новые размеры, пользоваться аллитерацией и внутренними рифмами».

Невозможно – правда ведь? – вообразить себе Блока или Пастернака, сочиняющих такие письма. Но Гумилев работал так и цели своей,  безусловно,  достиг.  В сборнике «Романтические стихи» (1908г.) по оценке того же Брюсова,  «не осталось и следов прежней небрежности размеров, неряшливости рифм, неточности образов. Стихи Гумилева теперь красивы, изящны и большей частью интересны по форме; теперь он резко и определенно очерчивает свои образы и с большей  придуманностью и изысканностью выбирает эпитеты… Конечно, несмотря на отдельные удачные пьесы… Романтические цветы – только ученическая книга. Но хочется верить, что Н. Гумилев принадлежит к числу писателей, развивающихся медленно и по тому самому встающих высоко.

А вот как  отозвался об этом сборника И. Анненский:

«Зеленая книжка оставила во мне сразу же впечатление чего – то пряного, сладкого, пожалуй, даже экзотического, но вместе с тем и такого, что жаль было долго и пристально смаковать и разглядывать на свет: дал скользнуть по желобку языка – и как – то невольно тянешься повторить этот сладкий глоток. Лучшим комментарием к книжке служит слово Париж на ее этикетке. Русская книжка, написанная в Париже, навеянная Парижем. Зеленая книжка отразила не только «искание красоты, но и красоту исканий».

         Париж в жизни Гумилева, как впрочем и в жизни русской интеллигенции вообще, тогда много значил. Изучение литературы и живописи, расширение круга знакомств, издание журнала и книги. И все же все сильней и сильней влечет его  домой. И он едет в Севастополь, в Царское Село, в Березки, в Слепнево, В Петербург,  в Москву – к Брюсову, в Киев – к Анне Андреевне. С Анной Андреевной ( тогда еще Аней ) он познакомился в 1904 году. Часто, возвращаясь домой из гимназии он ожидал ее. Он специально познакомился с Аниным младшим братом Андреем, чтобы приникнуть в их довольно замкнутый дом. Ане Гумилев не нравился, вероятно, в этом возрасте девушкам нравятся молодые  люди старше себя. Но Коля не привык отступать перед неудачами. Он не был красив – в этот период он был несколько деревянным, высокомерным с виду и очень неуверенным внутри. Он много читал, любил французских живописцев, символистов. Роста он был высокого, худощав, с очень красивыми руками, несколько удлиненным бледным лицом. Позже, возмужав и пройдя суровую кавалерийскую военную школу, он сделался лихим наездником

В 1905 году Горенко уехали из Царского Села по семейным обстоятельствам. Анна не говорила о любви к Гумилеву, но часто упоминала о его настойчивой привязанности, о неоднократных предложениях брака. Гумилев приезжал в Киев. И вскоре состоялась свадьба. Из воспоминаний Валерии Срезневской:

«Вдруг, в одно прекрасное утро я получаю извещение об их свадьбе. Меня это удивило. Вскоре приехала Аня и пришла ко мне. Как – то мельком сказала о своем браке. И мне показалось, что ничто в ней не изменилось; как будто это событие не может иметь значения ни для нее, ни для меня. Она читала стихи. В них я не нашла образа Коли. Как и в последующей лирике, где скупо и мимолетно можно найти намеки о муже. Конечно, они были слишком свободными и большими людьми, чтобы стать парой воркующих «сизых голубков». Их отношения были скорее тайным единоборством.

С ее стороны – для утверждения как свободной от оков женщины; с его – желание не поддаться никаким колдовским чарам, остаться самим собой, независимым и властным  над этой  вечно, увы, ускользающей от него женщиной.

Если у Николая Степановича была любовь – то это была Анна Ахматова.

У Анны Ахматовой была большая и сложная жизнь сердца. Но Гумилев, отец ее единственного ребенка, занимал в ее жизни скромное место.

Великий Толстой отметил эту черту в Анне Карениной.

Гумилев был нежным и любящим сыном и отцом. Ни у Ахматовой, ни у Гумилева каких – либо поводов внешних к разрыву отношений не было. Но как – то вечером, сидя на большом диване, Анна Андреевна сказала, что хочет расстаться. Гумилев страшно побледнел, помолчал и сказал: «Я всегда говорил, что ты совершенно свободна делать все, что хочешь», Встал и вышел. Многого ему стоило промолвить это… ему, властно желавшему распоряжаться женщиной. Но все же он сказал это!

Во втором браке, меньше чем через год, он отправил юную жену к своей маме, в глушь, в одинокую и безрадостную жизнь. Она была ему не нужна. Это тот Гумилев, который был только раз сражен в поединке с женщиной. И это – то и есть настоящий, подлинный Гумилев. У Гумилева была холодная душа и горячее воображение. Во всяком случае, брак Гумилева был браком по своей воле и по своей любви. А что его нельзя  назвать счастливым браком… Пушкин не  без горечи сказал: «На свете счастья нет, но есть покой и воля» У Гумилева покоя было мало, но воли много. А у Ахматовой женщины с таким содержанием, с таим свободолюбием счастливы только тогда, когда ни от чего и ни от кого не зависят. Она не зависела от мужа, рано стала печататься, имела деньги. Но счастливою не была никогда. Покой в ней был. Покой светлый.

       К весне 1910 года вышла третья поэтическая книга «Жемчуга». Она была расценена как принципиальная удача не только Брюсовым, но и Вячеславом Ивановым. Предсказания Иванова сбылись: звезда Брюсова становилась все тусклее, а звезда Гумилева все ярче.

В «Жемчугах» исследуется мир души, а не внешних проявлений; философская струя здесь чище и мощней: от «Волшебной скрипки», до «Христоса», от «Завещания» до «Ворот рая». Пока книга готовилась, окончательно наметился кризис символизма. Но и от модернизма Брюсова Гумилев к тому времени отошел, он предпочел подводить собственные итоги и начал думать о направлении, которое могло бы подхватить из рук символизма поэтическое знамя.

Так в 1911 году появился «Цех поэтов». К тому времени уже отшумели дискуссии о судьбе символизма. Уверенный в том, что поэтический дар – не от Бога, что писать стихи может каждый, если его этому обучить, Гумилев создает цех. Взяв бразды правления в свои руки, он сразу разделил членов сообщества на «мастеров», «синдиков» ( он сам и Городецкий ) и подмастерьев, которые должны были работать по заданию «мастера».

Далеко не всем нравились такие порядки, поэтому многие предпочли покинуть «Цех». Сюда входили Лозинский, Ахматова, Мандельштам и другие. Вряд ли такую структуру можно считать великим достижением. Но создание «Цеха», разработку нового течения «акмеизма» можно поставить в заслугу Гумилеву.

От греческого «акме» - произведение, вершина, «синдики» сообщили в 1892 году о нем на собрании «Академии стиха», а затем опубликовали манифест «Наследие символизма и акмеизма».В учителя были выбраны Шекспир, Рабле. Не исключено, что каноны акмеизма были для Гумилева лишь условностью, причина же – в увлечении поэзией Готье. («Жизнь- вот наиглавнейшее качество в  искусстве, за него можно все простить» ).

Свое глубокое увлечение поэзией Готье Н. Гумилев  решил возвысить до уровня самостоятельного направления. И надо признать, это ему удалось.         Следующая книга «Чужое небо» наиболее значительна: он предстает здесь как лирик, переводчик, драматург. Пора ученичества прошла. До второй войны Гумилев не дожил. Но и первая война ему виделась не как «Страшный путь», а как правое дело. Он был освобожден от воинской повинности  ( болезнь глаз ). Но добился разрешения стрелять с левого плеча., был записан добровольцем в кавалерию. Да, это поэт, путешественник, воин. Да, поэт – это несомненно, даже теоретик стиха, хотя Ахматова верно подметила, что «акмеизм – это личные черты Николая Степановича». Да, путешественник. Коллекции, привезенные им из Африки, по мнению специалистов, стоят на втором месте после коллекции Миклухо – Маклая. Да, воин. Он за короткое время продвинулся до прапорщика, был награжден двумя Георгиевскими крестами – так  оценили его бесстрашие.

Без Гумилева «Цех поэтов» распался в 1914 году. Из – за болезни он редко был в столице, однако его влияние  на литературную жизнь ослабло.

    Общепринятый (после работ Ю. Тынянова о Блоке, В. Жирмунского об Ахматовой) подход к стихам как к личному дневнику поэта. Как к духовной автобиографии его лирического героя мало что дает для представления о творчестве  Гумилева.

Лишь однажды (в стихотворении «Память») - своего рода очерк своего духовного развития - он никак не может быть назван и летописцем эпохи. Стихов о России, о времени, в какое выпало жить, у Гумилева действительно мало. Да  и те, что есть («Старые усадьбы», «Старая дева», «Городок» ) видятся скорее легендами, «снами» о России и русских людях, русской истории. Реальность словно бы не заботила поэта. Почему? Гумилев ответил на этот вопрос своими стихами:

                                         Я вежлив с жизнью современною

                                           Но между нами есть преграда,

                                            Все, что смешит ее, надменную,

                                            Моя единая отрад

                                             Победа, слава, подвиг – бледные

                                            Слова, затерянные ныне,

                                            Гремят в душе, как громы медные,

                                            Как голос Господа в пустыне.

И корень, видимо, в этом. В несоотносимости личных  понятий поэта о правах, обязанностях, призвании человека и навязываемых современностью условий. В том, что в душе Гумилева – и путешественника, и воина, и литератора- громче всех прочих, заглушая шум бытия, гремели «Слова, затерянные ныне».                

Он был чужим в этом мире. Но он еще и культивировал, пестовал свою несовместимость с толпой, с ее интересами. Эта несовместимость исключала не только похвалу реальности, но и порицания ее. Вот почему стихи с самого начала были не способом погружения в жизнь, а способом зашиты, ухода от нее. Совершенство стиха – это единственная альтернатива жизненного несовершенства.

Гумилев не был бы Гумилевым, если бы и жизнь свою не  пытался построить на контрасте. Его путешествия в Африку, интерес к китайской культуре, его «Цех поэтов», даже участие в войне можно оценить как  бегство от томящей скуки.

Стихи, написанные на войне («Записки Кавалериста») дают представление о патриотическом чувстве, но почти ничего не говорят о страшном быте войны, ее крови, грязи.

                               Как собака на цепи тяжелой,

                               Тявкает за лесом пулемет,

                               И жужжат шрапнели, словно пчелы,

                               Собирая ярко – алый мед.

Не обязательно, право, было гнить в окопах, так красиво о войне можно было написать и в кабинете. И не обязательно было участвовать в научных экспедициях, чтобы рассказать о них в стихах, лишенных эффекта личного присутствия:

                                Я на карте моей под ненужною четкой

                                Сочиненных для скуки долгот и широт

                                Замечаю, как что – то чернеющей веткой,

                                Виноградной оброненной веткой ползет.

                                А вокруг города, точно горсть виноградин,

                                Это – Бусса, и Гомба, и  царь Тимбукту,

                                Самый звук Этих слов мне, как солнце отраден,

                                Точно бой барабанов, он будит мечту.

Похоже, что Гумилев грезил наяву – совсем так, как грезил наяву «Колдовской ребенок», словом останавливающий дождь, как пассажир «Заблудившегося трамвая», что мчится «через Неву, через Нил и Сену». Он, пожалуй, единственный в своем роде «сновидец» и «снотворец» в русской поэзии 20 века. Недаром реальная жизнь часто представлялась ему дурным сном, а огонь поэзии высекается при столкновении «дневного» и «ночного» ликов бытия. И самый обычный жест для Гумилева – жест перенесения себя и читателей в забытье, перемещения в пространстве и во времени.

                                 И кажется – в мире, как прежде, есть страны,

                                 Куда не ступала людская нога,

                                 Где в солнечных рощах живут великаны

                                 И светят в прозрачной воде жемчуга.

                                 И карлики с птицами спорят за гнезда,

                                 И нежен у девушки профиль лица…

                                 Как будто не все пересчитаны звезды,

                                 Как будто наш мир не открыт до конца.

То, что в юности виделось да и было для Гумилева игрой, в зрелости стало основой истинно трагического мироощушения. И этот трагизм вызван не только внутренней эволюцией поэта, но и лавинным ходом событий. Здесь уже угадывалась революция.

Гумилев- и в этом его исключительность -  ни словом не откликнулся на революцию, ни полусловом не поддержал новой власти. У него нет стихов, ни озвученной «музыкой революции», ни навеянных романтикой  Белого движения. И Гумилева вообще нет политических стихов, он уклонился от прямого диалога с современностью. Действительность была такова, что и молчание осознавалось и истолковывалось (учениками, читателями и, конечно же, властью) как акт гражданского выбора, как  недвусмысленная политическая позиция.                                                                        

В августе 1921 года по постановлению Петроградской  губернской чрезвычайной комиссии был расстрелян Н. Гумилев. Сам факт его участия в контрреволюционном заговоре оказался неожиданностью для многих современников, да и не только современников. Поверили не все. Но тем не менее  Гумилев 66 лет официально считался контрреволюционером. Публикация стихов была практически невозможна.

Если бы Гумилева казнили в 30 –е- годы, то  его бы и  реабилитировали давным – давно в числе  других  жертв беззакония. Но в данном случае  задача осложнялась, т. к. любая попытка оправдать поэта  воспринималась как попытка дискредитировать Ч.К. Действительно, если Гумилев не был заговорщиком, то и  заговора не было, значит – расстреляли невиновных. И произошло это не в печально известные времена Берии или Ягоды, а раньше. И не где – нибудь в провинции , а в Петрограде. Признать такое трудно даже после 20 съезда. Во главе заговора стоял комитет, в который, кроме руководителя В. И. Таганцева, входили бывшие офицеры. Начальнику военной части ПБО подполковнику Иванову удалось привлечь к работе лиц комсостава Красной Армии.

Согласно замыслам заговорщиков город был разбит на районы, во главе которых были поставлены руководители  соответствующих групп, и в установленный срок «одномоментно с активным выступлением в Петрограде должны были произойти восстания в Рыбинске, Бологое, ст, Руссе с целью отрезать Петроград от  Москвы». Вот в какую организацию вступил или отказался вступить Гумилев. Есть ли основания предполагать, что Петроградская боевая организация не существовала? Да, есть. Анализируя сообщение В Ч К и другие статьи, легко заметить, что данные о социальном составе и численности ПБО явно не соответствует ее структуре и планам. Если верить официальному сообщению, то заговорщиков было более 200, причем рабочие, крестьяне, матросы составляли около 10% от общей численности. Гумилев и еще 60 арестованных были казнены. По сообщению «Петроградской правды» , конечной целью заговора была реставрация буржуазно- помещичьей власти. Случайна ли гибель поэта?                                        Закономерна ли? Необходим тщательный анализ документальных свидетельств.                    

А пока есть только домыслы, вымыслы. И речь даже не о тайне «дела» Гумилева – речь о трагедии народа, о судьбе русской  интеллигенции, неотъемлемой частью которой был Гумилев, о насилии. Судьба поэта у нас никогда не была  частным делом – поэт в России больше чем «поэт».

Есть художники, счастливо одаренные природой, что уже самые первые их создания дышат гением, пленяют «моцартианской» легкостью и утренней свежестью. И есть другие. Они и начинают трудно, и растут медленно, словно бы набирая очко к очку, обретая магическую энергию и духовную зрелость  вместе с опытом – человеческим и профессиональным. Гумилев, в творческом сознании которого и тенью не присутствовал какой бы то ни было «сальеризм», боготворил поэтов первого – моцартовского – пушкинского, блоковского – типа. Но сам был из других, и волнение охватывает, когда, ступая по живому следу, подряд читаешь его стихи – от  самых первых, ученических, блеклых, до поздних, словно бы выкованных из гулкой меди или высеченных из  благородного камня. И восхищение вызывает крепость характера, сила воли.

По – разному заклинает себя автор от жизни. В том – то тайна поэтической силы Гумилева, что его фантастика воспринимается на фоне «хмурой смерти», которой можно бросить вызов, но уйти от которой никто не в силах. И поэтому особо можно выделить эту черту раздумья автора о смерти. Мы обращаем внимание на наличие в творчестве в творчестве Гумилева того особого  чувства  жизни, которое производит сильное впечатление на фоне исключительного бесстрашия и сознательного пренебрежения «рокового конца». В 1920 году поэт написал такие простые, но такие сильные слова:

                                      Петербургская злая ночь;      

                                      Я один, и перо в руке.

                                      И никто не может помочь

                                      Безысходной моей тоске…

Сказать просто, что у Гумилева было «мужественное отношение к смерти», даже «Вызов, смерти брошенной», - это еще ничего не значит, если за этим нет  мистического или религиозного отношения к ней.

Поэт, настоящий поэт, рано или поздно подходит к последним тайнам бытия, ему никогда не уйти от последнего вопроса: «А что потом и там? Зачем томится душа в плену жизни?». Вот именно это соприкосновение поэзии с религией было ясно Гумилеву, написавшему «Поэзия  и религия – две стороны одной монеты». И если раннее творчество носит черты нарочитого бравирования, подчеркнутого  пренебрежения к наступлению конца, то как это далеко в стихотворении «Камень»:

                                  Но где бы ты ни скрылся, спящий,

                                  Тебе его не обмануть,

                                  Тебя отыщет он, летящий,

                                  И дико ринется на грудь,

                                  И ты застонешь в изумленье,

                                  Завидя блеск его огней,

                                 Заслыша шум его паденья

                                 И жалкий треск твоих костей.

Или:

                                 И умру я не на постели,

                                 При нотариусе и враче,

                                 А в какой–нибудь дикой щели,

                                 Утонувшей в густом плюще.

По – другому и не мог покинуть земную юдоль поэт, вознесши над нею»огненный столп», всем своим творчеством, всей жизнью доказавший несовместимость с тем, что стало в его стране. «Взлет поэзии Гумилева в последние три года его жизни нисколько не случаен: споря со своим временем и противопоставляя себя ему, он оставался его сыном – «верным сыном, как всякий большой художник».

То, что выделяло Гумилева из круга современников, стало паролем незримого братства, стало словом, вокруг которого можно объединяться. Ребяческая бравада сошла на нет, «маски» слились в единый образ поэта, который знает, зачем и к кому он обращается.

                                Много их, сильных и веселых,

                                Убивавших слонов и людей,

                                Умиравших от жажды в пустыне,

                                Замерзавших на кромке вечного льда,

                                Верных нашей планете,

                                Сильной, веселой и злой.

                                А когда придет их последний час,

                                Ровный, красный туман застелет взоры,

                                Я научу их сразу припомнить

                                Всю жестокую, гнилую жизнь,    

                                     Всю родную, страшную землю

                                     И, представ перед ликом Бога

                                     С простыми и мудрыми словами,

                                      Ждать спокойно его суда.

Прощаясь с жизнью, написал Гумилев свои самые светлые, самые пронзительные стихи о любви. Именно «у гробового схода» он с ласковой улыбкой оглянулся на собственное детство.

И Гумилев сложил едва ли не самый величественный гимн Слову, его таинству и чудотворству из всех, какие только знает русская поэзия. Он напомнил времена, когда « Солнце останавливали словом,  Словом разрушали города».

Он возвысил Слово над «низкой жизнью». Он преклонил пред ним колени – как мастер, готовый к продолжению ученичества, к послушанию и подвигу. Он всего себя подчинил Слову. И дальний отсвет этого слова лег на стихи самого Гумилева, на его счастливую, страдальческую, легендарную судьбу.              

                               С ПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

1. Сергей Чупринин. Из твердого камня. «Новый мир» 1989г., №3, Стр.197-200.
2. Иван Панкеев. «Высокое косноязычие». «Лит. в школе» 1990г., №5 .

Стр. 12 – 18.

1. Д.Фельдман. «Дело Гумилева». «Новый мир» 1989 г., №4, стр. 265.
2. А. Бем. Еще о Гумилеве. Литература, Приложение к газете «1 сентября»

Октябрь 2000 год, стр. 11.

nsportal.ru

Реферат - Николай Степанович Гумилев

12

Гумилев

Содержание

Введение

1 Образование Гумилева.

2 Эмиграция в Париж

3 Возвращение в Россию. Литературная жизнь столицы

4 Акмеизм Гумилева.

5 Влияние военного периода на творчество

6 Снова в эмиграции

7 Отношение к революции

8 Гибель поэта

Заключение

Список литературы.

Введение

Николай Степанович Гумилев родился 3(15) апреля 1886 года в Кронштадте, где его отец, Степан Яковлевич, окончивший гимназию в Рязани и Московский университет по медицинскому факультету, служил корабельным врачом. По некоторым сведениям, семья отца происходила из духовного звания, чему косвенным подтверждением может служить фамилия (от латинского слова humilis, "смиренный"), но дед поэта, Яков Степанович, был помещиком, владельцем небольшого имения Березки в Рязанской губернии, где семьяГумилевых иногда проводила лето. Б. П. Козьмин, не указывая источника, говорит, что юный Н. С. Гумилев, увлекавшийся тогда социализмом и читавший Маркса (он был в то время Тифлисским гимназистом - значит, это было между 1901 и 1903 годами), занимался агитацией среди мельников, и это вызвало осложнения с губернатором Березки были позднее проданы, и на место их куплено небольшое имение под Петербургом.

Мать Гумилева, Анна Ивановна, урожденная Львова, сестра адмирала Л. И. Львова, была второй женой С. Я. И на двадцать с лишним лет моложе своего мужа. У поэта был старший брат Дмитрий и единокровная сестра Александра, в замужестве Сверчкова. Мать пережила обоих сыновей, но точный год ее смерти не установлен.

Образование Гумилева.

Гумилев был еще ребенком, когда отец его вышел в отставку и семья переселилась в Царское Село. Свое образование Гумилев начал дома, а потом учился в гимназии Гуревича, но в 1900 году семья переехала в Тифлис, и он поступил в 4-й класс 2-й гимназии, а потом перевелся в 1-ю. Но пребывание в Тифлисе было недолгим. В 1903 году семья вернулась в Царское Село, и поэт поступил в 7-й класс Николаевской Царскосельской гимназии, директором которой в то время был и до 1906 года оставался известный поэт Иннокентий Федорович Анненский. Последнему обычно приписывается большое влияние на поэтическое развитие Гумилева, который во всяком случае очень высоко ставил Анненского как поэта. По-видимому, писать стихи (и рассказы) Гумилев начал очень рано, когда ему было всего восемь лет. Первое появление его в печати относится к тому времени, когда семья жила в Тифлисе: 8 сентября 1902 года в газете "Тифлисский Листок" было напечатано его стихотворение "Я в лес бежал из городов...".

По всем данным, учился Гумилев плоховато, особенно по математике, и гимназию кончил поздно, только в 1906 воду. Зато еще за год до окончания гимназии он выпустил свой первый сборник стихов под названием "Путь конквистадоров", с эпиграфом из едва ли многим тогда известного, а впоследствии столь знаменитого французского писателя Андрэ Жида, которого он, очевидно, читал в подлиннике. Об этом первом сборнике юношеских стихов Гумилева Валерий Брюсов писал в "Весах", что он полон "перепевов и подражаний" и повторяет все основные заповеди декадентства, пора жившие своей смелостью и новизной на Западе лет за двадцать, а в России лет за десять до того. Все же Брюсов счел нужным добавить: "Но в книге есть и несколько прекрасных стихов, действительно удачных образов. Предположим, что она только путь нового конквистадора и что его победы и завоевания впереди". Сам Гумилев никогда больше не переиздавал "Путь конквистадоров" и, смотря на эту книгу, очевидно, как на грех молодости, при счете своих сборников стихов опускал ее (поэтому "Чужое небо" он назвал в 1912 году третьей книгой стихов, тогда как на самом деле она была четвертой).

Эмиграция в Париж

Из биографических данных о Гумилеве неясно, что он делал сразу по окончании гимназии. А. А. Гумилева, упомянув, что ее муж, окончив гимназию, по желанию отца поступил в Морской Корпус и был одно лето в плавании, прибавляет: "А поэт по настоянию отца должен был поступить в университет", и дальше говорит, что он решил уехать в Париж и учиться в Сорбонне. Согласно словарю Козьмина, Гумилев поступил в Петербургский университет уже гораздо позднее, в 1912 году, занимался старо-французской литературой на романо-германском отделении, но курса не кончил. В Париж же он действительно уехал и провел заграницей 1907-1908 годы, слушая в Сорбонне лекции по французской литературе. Если принять во внимание этот факт, поражает как он в 1917 году, когда снова попал во Францию, плохо писал по-французски, и с точки зрения грамматики, и даже с точки зрения правописания: о его плохом знании французского языка свидетельствует хранящийся в моем архиве собственноручный меморандум Гумилева о наборе добровольцев в Абиссинии для армии союзников, а также его собственные переводы его стихов на французский язык.

В Париже Гумилев вздумал издавать небольшой литературный журнал под названием "Сириус", в котором печатал собственные стихи и рассказы под псевдонимами "Анатолий Грант" и "К-о", а также и первые стихи Анны Андреевны Горенко, ставшей вскоре его женой и прославившейся под именем Анны Ахматовой - они были знакомы еще по Царскому Селу. В одной из памяток о Гумилеве, написанной вскоре после его смерти, цитируется письмо Ахматовой к неизвестному лицу, написанное из Киева и датированное 13 марта 1907 года, где она писала: "Зачем Гумилев взялся за "Сириус"? Это меня удивляет и приводит в необычайно веселое настроение. Сколько несчастиев наш Микола перенес и все понапрасну! Вы заметили, что сотрудники почтивсе так же известны и почтенны, как я? Я думаю что нашло на Гумилева затмение от Господа. Бывает". К сожалению, даже в Париже оказалось невозможно найти комплект "Сириуса" (всего вышло три тоненьких номера журнала), и из напечатанного там Гумилевым мы имеем возможность дать в настоящем издании лишь одно стихотворение и часть одной "поэмы в прозе". Были ли в журнале какие-нибудь другие сотрудники кроме Ахматовой и скрывавшегося под разными псевдонимами Гумилева, остается неясным.

В Париже же в 1908 году Гумилев выпустил свою вторую книгу стихов - "Романтические цветы". Из Парижа он еще в 1907 году совершил свое первое путешествие в Африку. По-видимому, путешествие это было предпринято наперекор воле отца, по крайней мере, вот как пишет об этом А. А. Гумилева:

Об этой своей мечте [поехать в Африку]... поэт написал отцу, но отец категорически заявил, что ни денег, ни его благословения на такое (по тем временам) "экстравагантное путешествие" он не получит до окончания университета. Тем не менее Коля, не взирая ни на что, в 1907 году пустился в путь, сэкономив необходимые средства из ежемесячной родительской получки. Впоследствии поэт с восторгом рассказывал обо всем виденном: - как он ночевал в трюме парохода вместе с пилигримами, как разделял с ними их скудную трапезу, как был арестован в Трувилле за попытку пробраться на пароход и проехать "зайцем". От родителей это путешествие скрывалось, и они узнали о нем лишь пост-фактум. Поэт заранее написал письма родителям, и его друзья аккуратно каждые десять дней отправляли их из Парижа.

В этом рассказе, может быть, и не все точно: например, остается непонятным, почему по дороге в Африку Гумилев попал в Трувилль (в Нормандии) и был там арестован - возможно, что тут перепутаны два разных эпизода - но мы все же приводим рассказ А. А. Гумилевой, так как об этой первой поездке поэта в Африкудругих воспоминаний как будто не сохранилось.

Возвращение в Россию. Литературная жизнь столицы.

В 1908 году Гумилев вернулся в Россию. Теперь у него уже было некоторое литературное имя. О вышедших в Париже "Романтических цветах" написал опять в "Весах" Брюсов. В этой книге он увидел большой шаг вперед по сравнению с "Путем". Он писал:

... видишь, что автор много и упорно работал над своим стихом. Не осталось и следов прежней небрежности размеров, неряшливости рифм, неточности образов. Стихи Н. Гумилева теперь красивы, изящны, и большей частью интере сн ы по форме; теперь он резко и определенно вычерчивает свои образы и с большой продуманностью и изысканностью выбирает эпитеты. Часто рука ему еще изменяет, [но?] он - серьезный работник, который понимает, чего хочет, и умеет достигать, чего добивается.

Брюсов правильно отмечал, что Гумилеву больше удается лирика "объективная", где сам поэт исчезает за нарисованными Им образами, где больше дано глазу, чем слуху. В стихах же, где надо передать внутренние переживания музыкой стиха и очарованием слов, Н. Гумилеву часто не достает силы непосредственного внушения. Он немного парнасец в своей поэзии, поэт типа Леконта де Лиля... Свою рецензию Брюсов заканчивал так:

Конечно, несмотря на отдельные удачные пьесы, и "Романтические цветы" - только ученическая книга. Но хочется верить, что Н. Гумилев принадлежит к числу писателей, развивающихся медленно, и по тому самому встающих высоко. Может быть, продолжая работать с той упорностью, как теперь, он сумеет пойти много дальше, чем мы то наметили, откроет в себе возможности, нами не подозреваемые.

В этом своем предположении Брюсов оказался как нельзя более прав. Так как Брюсов считался критиком строгим и требовательным, такая рецензия должна была окрылить Гумилева. Немного позлее, рецензируя в "Весах" (1909) один журнал, в котором были напечатаны стихи Гумилева, вошедшие потом в "Жемчуга", Сергей Соловьев говорил, что иногда у Гумилева "попадаются литые строфы, выдающие школу Брюсова", и тоже писал о влиянии на него Леконта де Лиля.

В период между 1908 и 1910 гг. Гумилев завязывает литературные знакомства и входит в литературную жизнь столицы. Живя в Царском Селе, он много общается с И. Ф. Анненским. В 1909 году знакомится с С. К. Маковским и знакомит последнего с Анненским, который на короткое время становится одним из столпов основываемого Маковским журнала "Аполлон". Журнал начал выходить в октябре 1909 года, а 30 ноября того же года Анненский внезапно умер от разрыва сердца на Царскосельском вокзале в Петербурге. Сам Гумилев с самого же начала стал одним из главных помощников Маковского по журналу, деятельнейшим его сотрудником и присяжным поэтическим критиком. Из года в год он печатал в "Аполлоне" свои "Письма о русской поэзии". Лишь иногда его в этой роли сменяли другие, например Вячеслав Иванов и М. А. Кузмин, а в годы войны, когда он был на фронте - Георгий Иванов.

Весной 1910 года умер отец Гумилева, давно уже тяжело болевший. А несколько позже в том же году, 25-го апреля, Гумилев женился на Анне Андреевне Горенко. После свадьбы молодые уехали в Париж. Осенью того же года Гумилев предпринял новое путешествие в Африку, побывав на этот раз в самых малодоступных местах Абиссинии. В 1910 же году вышла третья книга стихов Гумилева, доставившая ему широкую известность - "Жемчуга". Книгу эту Гумилев посвятил Брюсову, назвав его своим учителем. В рецензии, напечатанной в "Русской Мысли" (1910), сам Брюсов писал по поводу "Жемчугов", что поэзия Гумилева

живет в мире воображаемом и почти призрачном. Он как-то чуждается современности, он сам создает для себя страны и населяет их им самим сотворенными существами: людьми, зверями, демонами. В этих странах - можно сказать, в этих мирах, - явления подчиняются не обычным законам природы, но новым, которым повелел существовать поэт; и люди в них живут и действуют не по законам обычной психологии, но по странным, необъяснимым капризам, подсказываемым автором суфлером.

Говоря о включенных Гумилевым в книгу стихах из "Романтических цветов", Брюсов отмечал, что там

фантастика еще свободней, образы еще призрачней, психология еще причудливее. Но это не значит, что юношеские стихи автора полнее выражают его душу. Напротив, надо отметить, что в своих новых поэмах он в значительной степени освободился от крайностей своих первых созданий и научился замыкать свои мечты в более определенные очертания. Его видения с годами приобрели больше пластичности, выпуклости. Вместе с тем явно окреп и его стих. Ученик И. Анненского, Вячеслава Иванова и того поэта, которому посвящены "Жемчуга" [т. е. самого Брюсова], Н. Гумилев медленно, но уверенно идет к полному мастерству в области формы. Почти все его стихотворения написаны прекрасно, обдуманным и утонченно звучащим стихом. Н. Гумилев не создал никакой новой манеры письма, но, заимствовав приемы стихотворной техники у своих предшественников, он сумел их усовершенствовать, развить, углубить, что, быть может, надо признать даже большей заслугой, чем искание новых форм, слишком часто ведущее к плачевным неудачам.

Вячеслав Иванов тогда же в "Аполлоне" (1910) писал о Гумилеве по поводу "Жемчугов", как об ученике Брюсова, говорил о его "замкнутых строфах" и "надменных станцах", о его экзотическом романтизме. В поэзии Гумилева он видел еще только "возможности" и "намеки", но ему уже тогда казалось, что Гумилев может развиться в другую сторону, чем его "наставник" и "Вергилий": такие стихотворения как "Путешествие в Китай" или "Маркиз де Карабас" ("бесподобная идиллия") показывают, писал Иванов, что "Гумилев подчас хмелеет мечтой веселее и беспечнее, чем Брюсов, трезвый в самом упоении". Свой длинный и интересный отзыв Иванов заканчивал следующим прогнозом:

... когда действительный, страданием и любовью купленный опыт души разорвет завесы, еще обволакивающие перед взором поэта сущую реальность мира, тогда разделятся в нем "суша и вода", Тогда его лирический эпос станет объективным эпосом, и чистою лирикой - его скрытый лиризм, - тогда впервые будет он принадлежать жизни.

К 1910-1912 гг. относятся воспоминания о Гумилеве г-жи В. Неведомской. Она и ее молодой муж были владельцами имения Подобино, старого дворянского гнезда в шести верстах от гораздо более скромного Слепнева, где Гумилев и его жена проводили лето после возвращения из свадебного путешествия. В это лето Неведомские познакомились с ними и встречались чуть не ежедневно. Неведомская вспоминает о том, как изобретателен был Гумилев в выдумывании разных игр. Пользуясь довольно большой конюшней Неведомских,он придумал игру в "цирк".

Николай Степанович ездить верхом, собственно говоря, не умел, но у него было полное отсутствие страха. Он садился на любую лошадь, становился на седло и проделывал самые головоломные упражнения. Высота барьера его никогда не останавливала, и он не раз падал вместе с лошадью. В цирковую программу входили также танцы на канате, хождение колесом и т. д. Ахматова вы- ступала как "женщина-змея": гибкость у нее была удивительная - она легко закладывала ногу за шею, касалась затылком пяток, сохраняя при всем этом строгое лицо послушницы. Сам Гумилев, как директор цирка, выступал в прадедушкином фраке и цилиндре, извлеченных из сундука на чердаке. Помню, раз мы заехали кавалькадой человека десять в соседний уезд, где нас не знали. Дело было в Петровки, в сенокос. Крестьяне обступили нас и стали расспрашивать - кто мы такие? Гумилев, не задумываясь, ответил, что мы бродячий цирк и едем на ярмарку в соседний уездный город давать представление. Крестьяне попросили нас показать наше искусство, и мы проделали перед ними всю нашу "программу". Публика пришла в восторг, и кто-то начал собирать медяки в нашу пользу. Тут мы смутились и поспешно исчезли.

Неведомская рассказывает также о придуманной Гумилевым игре в "типы", в которой каждый из играющих изображал какой-нибудь определенный образ или тип, например "Дон Кихота" или "Сплетника", или "Великую Интриганку", или "Человека, говорящего всем правду в глаза", причем Должен был проводить свою роль в повседневной жизни. При этом назначенные роли могли вовсе не соответствовать и даже противоречить настоящему характеру данного "актера". В результате иногда возникали острые положения. Старшее поколение относилось критически к этой игре, молодых же "увлекала именно известная рискованность игры". По этому поводу г-жа Неведомская говорит, что в характере Гумилева "была черта, заставлявшая его искать и создавать рискованные положения, хотя бы лишь психологически", хотя было у него влечение и к опасности чисто физической.

Вспоминая осень 1911 года, г-жа Неведомская рассказывает о пьесе, которую сочинил Гумилев для исполнения обитателями Подобина, когда упорные дожди загнали их в дом. Гумилев был не только автором, но и режиссером. Г-жа Неведомская пишет:

Его воодушевление и причудливая фантазия подчиняли нас полностью и мы покорно воспроизводили те образы, которые он нам внушал. Все фигуры этой пьесы схематичны, как и образы стихов и поэм Гумилева. Ведь и живых людей, с которыми он сталкивался, Н. С. схематизировал и заострял, применяясь к типу собеседника, к его "коньку", ведя разговор так, что человек становился рельефным; при этом "стилизуемый объект" даже не замечал, что Н. С. его все время "стилизует".

Акмеизм Гумилева.

В 1911 году у Гумилевых родился сын Лев. К этому же году относится рождение Цеха Поэтов, - литературной организации, первоначально объединявшей очень разнообразных поэтов (в нее входили и Блоки Вячеслав Иванов), но вскоре давшей толчок к возникновению акмеизма, который, как литературное течение, противопоставил себя символизму. Здесь не место говорить об этом подробно. Напомним только, что к 1910 году относится знаменитый спор о символизме. В созданном при "Аполлоне" Обществе Ревнителей Художественного Слова были прочитаны доклады о символизме Вячеслава Иванова и Александра Блока. Оба эти доклады были напечатаны в "Аполлоне" (1910 г.). А в следующем номере появился короткий и язвительный ответ на них В. Я. Брюсова, озаглавленный "О речи рабской, в защиту поэзии". Внутри символизма наметился кризис, и два с лишним года спустя на страницах того нее "Аполлона" (1913) Гумилев и Сергей Городецкий в статьях носивших характер литературных манифестов провозгласили идущий на смену символизму акмеизм или адамизм. Гумилев стал признанным вождем акмеизма (который одновременно противопоставил себя и народившемуся незадолго до того футуризму), а "Аполлон" его органом. Цех Поэтов превратился в организацию поэтов-акмеистов, и при нем возник небольшой журнальчик "Гиперборей", выходивший в 1912 - 1913 гг., и издательство того же имени.

Провозглашенный Гумилевым акмеизм в его собственном творчестве всего полнее и отчетливее выразился в вышедшей именно в это время (1912 г.) сборнике "Чужое небо", куда Гумилев включил и четыре стихотворения Теофиля Готье, одного из четырех поэтов - весьма друг на друга непохожих - которых акмеисты провозгласили своими образцами. Одно из четырех стихотворений Готье, вошедших в "Чужое небо" ("Искусство"), может рассматриваться как своего рода кредо акмеизма. Через два года после этого Гумилев выпустил целый том переводов из Готье - "Эмали и камеи" (1914 г.). Хотя С. К. Маковский в своем этюде о Гумилеве и говорит, что недостаточное знакомство с французским языком иногда и подводило Гумилева в этих переводах, другой знаток французской литературы, сам ставший французским эссеистом и критиком, покойный А. Я. Левинсон, писал в некрологе Гумилева:

Мне доныне кажется лучшим памятником этой поры в жизни Гумилева бесценный перевод "Эмалей и камей", поистине чудо перевоплощения в облик любимого им Готье. Нельзя представить, при коренной разнице в стихосложении французском и русском, в естественном ритме и артикуляции обоих языков, более разительного впечатления тождественности обоих текстов. И не подумайте, что столь полной аналогии возможно достигнуть лишь обдуманностью и совершенством фактуры, выработанностью ремесла; тут нужно постижение более глубокое, поэтическое братство с иностранным стихотворцам.

В эти годы, предшествовавшие мировой войне, Гумилев жил интенсивной жизнью: "Аполлон", Цех Поэтов, "Гиперборей", литературные встречи на башне у Вячеслава Иванова, ночные сборища в "Бродячей Собаке", о которых хорошо сказала в своих стихах Анна Ахматова и рассказал в "Петербургских зимах" Георгий Иванов. Нои не только это, а и поездка, в Италию в 1912 году, плодом которой явился ряд стихотворений, первоначально напечатанных в "Русской Мысли" П. Б. Струве (постоянными сотрудниками которой в эти годы стали и Гумилев и Ахматова) и в других журналах, а потом вошедших большей частью в книгу "Колчан"; и новое путешествие в 1913 году в Африку, на этот раз обставленное как научная экспедиция, с поручением от Академии Наук (в этом путешествии Гумилева сопровождал его семнадцатилетний племянник, Николай Леонидович Сверчков). Об этом путешествии в Африку (а может быть отчасти и о прежних) Гумилев писал в напечатанных впервые в "Аполлоне" "Пятистопных ямбах":

Но проходили месяцы, обратно

Я плыл и увозил клыки слонов,

Картины абиссинских мастеров,

Меха пантер - мне нравились их пятна -

И то, что прежде было непонятно,

Презренье к миру и усталость снов.

О своих охотничьих подвигах в Африке Гумилев рассказал в очерке, который будет включен в последний том нашего Собрания сочинений, вместе с другой прозой Гумилева.

"Пятистопные ямбы" - одно из самых личных и автобиографических стихотворений Гумилева, который до того поражал своей "объективностью, своей "безличностью" в стихах. Полные горечи строки в этих "Ямбах" явно обращены к А. А. Ахматовой и обнаруживают наметившуюся к этому времени в их отношениях глубокую и неисправимую трещину:

Я знаю, жизнь не удалась... и ты,

Ты, для кого искал я на Леванте

Нетленный пурпур королевских мантий,

Я проиграл тебя, как Дамаянти

Когда-то проиграл безумный Наль.

Взлетели кости, звонкие как сталь,

Упали кости - и была печаль.

Сказала ты, задумчивая, строго:

- "Я верила, любила слишком много,

А ухожу, не веря, не любя,

И пред лицом Всевидящего Бога,

Быть может самое себя губя,

Навек я отрекаюсь от тебя". -

Твоих волос не смел поцеловать я,

Ни даже сжать холодных, тонких рук.

Я сам себе был гадок, как паук,

Меня пугал и мучил каждый звук.

И ты ушла в простом и темном платье,

Похожая на древнее Распятье.

Об этой личной драме Гумилева не пришло еще время говорить иначе как словами его собственных стихов: мы не знаем всех ее перипетий, и еще жива А. А. Ахматова, не сказавшая о ней в печати ничего.

Из отдельных событий в жизни Гумилева в этот предвоенный период - период, о котором много вспоминали его литературные друзья - можно упомянуть его дуэль с Максимилианом Волошиным, связанную с выдуманной Волошиным "Черубиной де Габриак" и ее стихами. Об этой дуэли - вызов произошел в студии художника А. Я. Головина при большом скоплении гостей - рассказал довольно подробно С. К. Маковский, а мне о ней рассказывал также бывший свидетелем вызова Б. В. Анреп.

Влияние военного периода на творчество

Всему этому был положен конец в июле 1914 года, когда в далеком Сараеве раздался выстрел Гавриила Принципа, а затем всю Европу охватил пожар войны, и с него началась та трагическая эпоха, которую мы переживаем по сею пору.

Патриотический порыв тогда охватил все русское общество. Но едва ли не единственный среди сколько-нибудь видных русских писателей, Гумилев отозвался на обрушившуюся на страну войну действенно, и почти тотчас же (24-го августа) записался в добровольцы. Он сам, в позднейшей версии уже упоминавшихся "Пятистопных ямбов", сказал об этом всего лучше:

И в реве человеческой толпы,

В гуденьи проезжающих орудий,

В немолчном зове боевой трубы

Я вдруг услышал песнь моей судьбы

И побежал, куда бежали люди,

Покорно повторяя: буди, буди.

В нескольких стихотворениях Гумилева о войне, вошедших в сборник "Колчан" (1916) - едва ли не лучших во всей "военной" поэзии в русской литературе: сказалось не только романтически-патриотическое, но и глубоко религиозное восприятие Гумилевым войны.

Н. А. Оцуп в своем предисловии к "Избранному" Гумилева (Париж, 1959) отметил близость военных стихов Гумилева к стихам французского католического поэта Шарля Пеги, который так же религиозно воспринял войну и был убит на фронте в 1914 году.

В приложении к настоящему очерку читатель найдет "Послужной описок" Гумилева. В нем в голых фактах и казенных формулах запечатлены военная страда и героический подвиг Гумилева. Два солдатских Георгия на протяжении первых пятнадцати месяцев войны сами говорят за себя. Сам Гумилев, поэтически воссоздавая и переживая заново свою жизнь в замечательном стихотворении "Память" (которое читатель найдет во втором томе нашего собрания) так сказал об этом:

Знал он муки голода и жажды,

Сон тревожный, бесконечный путь,

Но святой Георгий тронул дважды

Пулею нетронутую грудь.

В годы войны Гумилев выбыл из литературной среды и жизни и перестал писать "Письма о русской поэзии "для "Аполлона" (зато в утреннем издании газеты "Биржевые Ведомости" одно время печатались его "Записки кавалериста"). Из его послужного списка вытекает, что до 1916 года он ни разу не был даже в отпуску. Но в 1916 году он провел в Петербурге несколько месяцев, будучи откомандирован для держания офицерского экзамена при Николаевском кавалерийском училище. Экзамена этого Гумилев почему-то не выдержал и производства в следующий после прапорщика чин так и не получил.

Снова в эмиграции

Как отнесся Гумилев к февральской революции, неизвестно. Может быть, с начавшимся развалом в армии было связано то, что он "отпросился" на фронт к союзникам и в мае 1917 года через Финляндию, Швецию и Норвегию уехал на Запад. По-видимому, предполагалось, что он проследует на Салоникский фронт и будет причислен к экспедиционному корпусу генерала Франше д-Эспере, но он застрял в Париже. По дороге в Париж Гумилев пробыл некоторое время в Лондоне, где Б. В. Анреп, его петербургский знакомец и сотрудник "Аполлона", познакомил его с литературными кругами. Так, он возил его к лэди Оттолине Моррелл, которая жила в деревне и в доме которой часто собирались известные писатели, в том числе Д. X. Лоуренс и Олдус Хаксли. В сохранившихся в лондонском архиве Гумилева записных книжках записан ряд литературных адресов, а также много названий книг - по английской и другим литературам - которые Гумилев собирался читать или приобрести. Записи эти отражают интерес Гумилева к восточным литературам, и возможно, что-либо в это первое пребывание в Лондоне, либо в более длительное на обратном пути (между январем и апрелем 1918 года) он познакомился с известным английским переводчиком китайской поэзии, Артуром Уэли(Waley), служившим в Британском Музее. Переводами китайских поэтов Гумилев занялся в Париже. О жизни Гумилева в Париже, продолжавшейся шесть месяцев (с июля 1917 по январь 1918 года) известно мало. По словам известного художника М. Ф. Ларионова (в частном письме ко мне) самой большой страстью Гумилева в этот его парижский период была восточная поэзия, и он собирал все до нее касающееся. С Ларионовым и его женой, Н. С. Гончаровой, жившими в то время в Париже, Гумилев много общался, и принадлежащий мне сейчас лондонский альбом стихов Гумилева иллюстрирован их рисунками в красках (есть в нем и один рисунок Д. С. Стеллецкого). Вспоминая о пребывании Гумилева в Париже, М. Ф. Ларионов писал мне: "Вообще он был непоседой. Париж знал хорошо и отличался удивительным умением ориентироваться. Половина наших разговоров проходила об Анненском и Жерар де Нервале. Имел странность в Тюильри садиться на бронзового льва, который одиноко скрыт в зелени в конце сада, почти у Лувра".

Из других русских знакомств Гумилева известно об его встречах с давно уже жившим заграницей поэтом К. Н. Льдовым (Розенблюмом), письмо которого к Гумилеву из Парижа в Лондон с вложенными в него стихами сохранилось среди бумаг, переданных мне Б. В. Анрепом.

Но хотя Ларионов говорит о восточной литературе, как главной страсти Гумилева в Париже, известно и о другой его парижской страсти - о любви его к молодой Елене Д., полу-русской, полу-француженке, вышедшей потом замуж за американца. Об этой "любви несчастной Гумилева в год четвертый мировой войны", как он сам охарактеризовал ее, говорит целый цикл его стихов, записанных в альбом Елены Д., которую он называл своей "синей звездой", и напечатанных по тексту этого альбома - уже после его смерти - в сборнике "К синей звезде"(1923 Многие из этих стихотворений были записаны Гумилевым и в его лондонский альбом, иногда в новых вариантах.

Короткий заграничный период оказался творчески продуктивным в жизни Гумилева. Помимо стихов "К синей звезде" и переводов восточных поэтов, составивших книгу "Фарфоровый павильон", Гумилев задумал и начал писать в Париже и продолжал в Лондоне свою "византийскую" трагедию "Отравленная туника". К этому же времени относится интересная неоконченная повесть "Веселые братья", хотя возможно, что работу над ней Гумилев начал еще в России. Может показаться странным, что в то время как и Швеция, и Норвегия, и Северное море, которые он видел проездом, навеяли ему стихотворения (эти стихотворения вошли в книгу "Костер", 1918), ни Париж ни Лондон, где он пробыл довольно долго, сами по себе не оставили следов в его поэзии, если не считать упоминаний парижских улиц в любовных стихах альбома "К синей звезде".

Гумилев в январе 1918 года покинул Париж и перебрался в Лондон. У него было, невидимому, серьезное намерение отправиться на месопотамский фронт и сражаться в английской армии. В Лондоне он запасся у некоего Арунделя дель Ре, который позднее был преподавателем итальянского языка в Оксфордском университете, письмами к итальянским писателям и журналистам (в том числе к знаменитому Джованни Папини) - на случай, если ему придется по пути задержаться в Италии: письма эти сохранились в записных книжках в моем архиве. Возможно, что к отправке Гумилева на Ближний Восток встретились какие-то препятствия с английской стороны вследствие того, что к тому времени Россия выбыла из войны. При отъезде из Парижа Гумилев был обеспечен жалованьем по апрель1918 года, а также средствами на возвращение в Россию. Думал ли он серьезно о том, чтобы остаться в Англии, мы не знаем. Едва ли, хотя в феврале 1918 года он, по-видимому, сделал попытку приискать себе работу в Лондоне. Из этой попытки, очевидно, ничего не вышло. Гумилев покинул Лондон в апреле 1918 года: среди его лондонских бумаг сохранился датированный 10апреля счет за комнату, которую он занимал в скромной гостинице неподалеку от Британского Музея и теперешнего здания Лондонского университета, на Guilford Street Вернуться тогда в Россию можно было лишь кружным путем - через Мурманск:. В мае 1908 года Гумилев уже был в революционном Петрограде.

В том же году состоялся его развод с А А. Ахматовой, а в следующем году он женился на Анне Николаевне Энгельгардт, дочери профессора-ориенталиста, которую С. К. Маковский охарактеризовал, как "хорошенькую, но умственно незначительную девушку". В 1920 году у Гумилевых, по словам А. А. Гумилевой, родилась дочь Елена. О ее судьбе, как и о судьбе ее матери, мне никогда не приходилось встречать никаких упоминаний. Что касается сына А. А. Ахматовой, то он в тридцатых годах стяжал себе репутацию талантливого молодого историка, причем специальностью своей он как будто выбрал историю Средней Азии. Позднее, при обстоятельствах до сих пор до конца не выясненных, он был арестован и сослан.

Отношение к революции

Вернувшись в Советскую Россию, Н. С. Гумилев окунулся в тогдашнюю горячечную литературную атмосферу революционного Петрограда. Как многие другие писатели, он стал вести занятия и читать лекции в Институте Истории Искусств и в разных возникших тогда студиях - в "Живом Слове", в студии Балтфлота, в Пролеткульте. Он принял также близкое участие в редакционной коллегии издательства "Всемирная Литература", основанного по почину М. Горького, и вместе с А. А. Блоком и М. Л. Лозинским стал одним из редакторов поэтической серии. Под его редакцией в 1919 году и позже были выпущены "Поэма о старом моряке" С. Кольриджа в его, Гумилева, переводе, "Баллады" Роберта Саути и "Баллады о Робин Гуде".В переводе Гумилева с его же коротким предисловием и введением ассириолога В. К. Шилейко, который сталвторым мужем А. А. Ахматовой, был выпущен также вавилонский эпос о Гильгамеше. Вместе с Ф. Д.Батюшковым и К. И. Чуковским Гумилев составил книгу о принципах художественного перевода. В 1918 году, вскоре после возвращения в Россию, он задумал переиздать некоторые из своих дореволюционных сборников стихов: появились новые, пересмотренные издания "Романтических цветов" и "Жемчугов"; были объявлены, ноне вышли "Чужое небо" и "Колчан". В том же году вышел шестой сборник стихов Гумилева "Костер",содержавший стихи 1916-1917 гг., а также африканская поэма "Мик" и уже упоминавшийся "Фарфоровыйпавильон". Годы 1919 и 1920 были годами, когда издательская деятельность почти полностью приостановилась,а в 1921 году вышли два последних прижизненных сборника стихов Гумилева - "Шатер" (стихи об Африке) и"Огненный столп".

Кроме того, Гумилев активно участвовал и в литературной политике. Вместе с Н. Оцупом, Г. Ивановым и Г.Адамовичем он возродил Цех Поэтов, который должен был быть "беспартийным", не чисто акмеистским, но рядпоэтов отказался в него войти, а Ходасевич кончил тем, что ушел. Уход Ходасевича был отчасти связан с тем,что в петербургском отделении Всероссийского Союза Поэтов произошел переворот и на место Блокапредседателем был выбран Гумилев. В связи с этим много и весьма противоречиво писалось о враждебныхотношениях между Гумилевым и Блоком в эти последние два года жизни обоих, но эта страница литературнойистории до сих пор остается до конца не раскрытой, и касаться этого вопроса здесь не место.

Гумилев с самого начала не скрывал своего отрицательного отношения к большевистскому режиму.

Едва ли правильно думать, как утверждали многие, что дело было в "наивном" и несколько старомодном, традиционном монархизме Гумилева. Отрицательное отношение к новому режиму было общим тогда для значительной части русского интеллигентного общества, и оно особенно усилилось после репрессий, последовавших за покушением на Ленина и убийством Урицкого, совершенным поэтом Леонидом Каннегиссером. Но многими тогда овладел и страх. Гумилева от многих отличали его мужество, его неустрашимость, его влечение к риску и тяга к действенности. Так же как неверно, думается, изображать Гумилева как наивного (или наивничающего) монархиста, так же неправильно думать, что в так называемый заговор Таганцева он оказался замешанным более или менее случайно. Нет оснований думать, что Гумилев вернулся весной 1918 года в Россию с сознательным намерением вложиться в контрреволюционную борьбу, но есть все основания полагать, что, будь он в России в конце 1917 года, он оказался бы в рядах Белого Движения. Известно, что с одним из руководителей "заговора", профессором - государствоведом Н. И. Лазаревским, Гумилев был знаком еще до отъезда из России в 1917 году.

Гибель поэта

Гумилев был арестован 3-го августа 1921 года, за четыре дня до смерти А. А. Блока. И В. Ф. Ходасевич, и Г. В. Иванов в своих воспоминаниях говорят, что в гибели Гумилева сыграл роль какой-то провокатор. По словам Ходасевича, этот провокатор был привезен из Москвы их общим другом, которого Ходасевич характеризует как человека большого таланта и большого легкомыслия, который "жил... как птица небесная, говорил - что Бог надушу положит" и к которому провокаторы и шпионы "так и льнули". Гумилеву "провокатор", называвший себя начинающим поэтом, молодой, приятный в обхождении, щедрый на подарки, очень понравился, и они стали часто видеться. Горький говорил потом, что показания этого человека фигурировали в гумилевском деле и что он был "подослан". Г. Иванов связывал провокатора с поездкой Гумилева в Крым летом 1921 года в поезде адмирала Немица и так описывал его: "Он был высок, тонок, с веселым взглядом и открытым юношеским лицом. Носил имя известной морской семьи и сам был моряком - был произведен в мичманы незадолго до революции. Вдобавок к этим располагающим свойствам, этот "приятный во всех отношениях" молодой человек писал стихи, очень недурно подражая Гумилеву". По словам Иванова, "провокатор был точно по заказу сделан, чтобы расположить к себе Гумилева". Хотя в рассказе. Иванова есть подробности, которых нет у Ходасевича, похоже, что речь идет об одном и том же человеке.

С рассказом Ходасевича расходится рассказ Георгия Иванова. По словам Иванова, Гумилев в день ареста вернулся домой около двух часов ночи, проведя весь вечер в студии, среди поэтической молодежи. Иванов ссылается на студистов, которые рассказывали, что в этот вечер Гумилев был особенно оживлен и хорошо настроен и потому так долго засиделся. Провожавшие Гумилева несколько барышень и молодых людей якобы видели автомобиль, ждавший у подъезда Дома Искусств, но никто не обратил на это внимания - в те дни, пишет Иванов, автомобили перестали быть "одновременно и диковиной и страшилищем". Из рассказа Иванова выходит, что это был автомобиль Чеки, а люди, приехавшие в нем, ждали Гумилева у него в комнате с ордером на обыск и арест.

Н. Н. Берберова в частном письме к Б. А. Филиппову относит арест Гумилева к 4 августа и вспоминает, что 3-гоавгуста она гуляла с Гумилевым по Петербургу до восьми часов вечера (они познакомились лишь за девять дней до того, когда Берберова была принята в кружок молодых поэтов "Звучащая Раковина", которым руководил Гумилев).

О том, что последовало за арестом, есть несколько рассказов, но все они из вторых или третьих рук. Георгий Иванов в уже упомянутой статье, ссылаясь на поэта-футуриста Сергея Боброва, которого он называет "полу-чекистом", и на настоящего чекиста, следователя петербургской Чеки Дзержибашева, рассказывает о том, как смело держал себя Гумилев на допросах и как мужественно он умер. Оцуп эти рассказы называет рассказами "таинственных очевидцев", прибавляя: "и без их свидетельства нам, друзьям покойного, было ясно, что Гумилев умер достойно своей славы мужественного и стойкого человека". Оцуп входил в группу четырех человек, которые, узнав об аресте Гумилева и о том, что его не выпускают, на похоронах Блока сговорились идти в Чекуи просить о выпуске арестованного на поруки Академии Наук, "Всемирной Литературы" и других организаций, не очень "благонадежных", говорит Оцуп, но к которым в самую последнюю минуту прибавили и благонадежный Пролеткульт. В эту группу входили еще непременный секретарь Академии Наук С. Ф. Ольденбург, известный критик А. Л. Волынский и журналист Н. М. Ролковысский. Они не только ничего не добились, но и ничего не узнали. Им сказали, что Гумилев арестован за "должностное преступление". Когда на это последовало замечание, что Гумилев ни на какой должности не состоял, председатель петербургской Чеки проявил, по словам Оцупа, неудовольствие, что с ним спорят, и сказал: "Пока ничего не могу сказать. Позвоните в среду. Во всяком случае ни один волос с головы Гумилева не упадет". В среду, когда Оцуп позвонил, ему ответили: "Ага, это по поводу Гумилева, завтра узнаете". После этого Оцуп и молодой поэт бросились искать Гумилева по всем тюрьмам. На Шпалерной им сказали, что Гумилев ночью был взят наГороховую. По словам Оцупа, в тот же вечер председатель Чеки на закрытом заседании Петербургского Советасделал доклад о расстреле осужденных по делу Таганцева. Как дату расстрела Гумилева разные источникиназывают и 23, и 24, и 25, и 27 августа. Сообщение о "деле Таганцева" и список осужденных по нему ирасстрелянных был напечатан в "Петроградской Правде" только 1-го сентября. Когда был приведен висполнение приговор, в сообщении не было сказано, но дата постановления Петроградской ГубернскойЧрезвычайной Комиссии о расстреле была дана как 24 августа. Список расстрелянных "активных участниковзаговора в Петрограде" содержал 61 имя. Об одном из трех лиц, возглавлявших комитет "Петроградской БоевойОрганизации", бывшем офицере Юрии Павловиче Германе, было сказано, что он оказал вооруженноесопротивление при аресте на границе Финляндии и был убит. Гумилев фигурировал в списке под №30, и о нем было сказано в этом длиннейшем официальном сообщении:

Гумилев Николай Степанович, 33 лет, б. дворянин, филолог, поэт, член коллегии "Изд-во Всемирная Литература", беспартийный, б. офицер. Участник Петроградской Боевой Организации, активно содействовал составлению прокламации контр-революционного содержания, обещал связать с организацией в момент восстания группу интеллигентов, которая активно примет участие в восстании, получал от организации деньги на технические надобности.

В числе расстрелянных было довольно много представителей интеллигенции. Но наряду с ними и с офицерами (главным образом морскими) было несколько матросов, по большей части участников кронштадтского восстания в том же году, крестьян, мещан и рабочих. В списке фигурировало 16 женщин; большая часть их обвинялась как активные соучастницы мужей. Но был и один случай, когда 25-летнийучастник заговора ("беспартийный, крестьянин, слесарь" - сказано было в официальном сообщении) был назван" прямым соучастником в делах жены".

В воспоминаниях о Гумилеве не раз цитировалась фраза из письма его к жене из тюрьмы: "Не беспокойся обо мне. Я здоров, пишу стихи и играю в шахматы". Упоминалось также, что в тюрьме перед смертью Гумилев читал Гомера и Евангелие. Написанные Гумилевым в тюрьме стихи не дошли до нас. Они были вероятно конфискованы Чекой и, может быть - кто знает? - сохранились в архиве этого зловещего учреждения. И Гумилев- первый в истории русской литературы большой поэт, место погребения которого да- же неизвестно. Как сказала в своем стихотворении о нем Ирина Одоевцева:

И нет на его могиле

Ни холма, ни креста - ничего.

Заключение

В сталинские времена физическая смерть расстрелянного поэта - не говоря уж о том, что о ней даже не сообщили бы - означала бы и его литературную смерть. В те времена это было не так, или не совсем так. В 1921-22 годах памяти Гумилева посвящались вечера, кружок "Звучащая Раковина" приготовил посвященный ему сборник стихов. В 1922 году выходили еще в России сборники стихов Гумилева и его переводы, в том числе посмертный сборник стихотворений с предисловием Г. Иванова, дополненный в 1923 году. В 1923 году вышел, также с предисловием Г. Иванова, сборник статей Гумилева "Письма о русской поэзии". В 1922 году драма Гумилева "Гондла" была поставлена на петроградской сцене. Она имела успех, и на первом представлении из публики стали кричать: "Автора! Автора!" После этого пьеса была снята с репертуара. Здесь не место говорить о влиянии Гумилева на ряд молодых послереволюционных поэтов (например, на Багрицкого, на Антокольского): об этом влиянии много и тогда и потом писалось в советской прессе. О влиянии акмеизма на советскую поэзиюписал еще в 1927 году поэт Виссарион Саянов и даже в 1936 году об этом говорил известныйкритик-коммунист А. Селивановский, погибший в конце тридцатых годов при чистках оппозиции. С течениемвремени однако вокруг имени Гумилева образовалась завеса молчания. Но читатели и почитатели у негооставались. Стихи его распространялись в рукописи, заучивались наизусть; по его строкам, говоря словамипоэта Николая Моршена, выросшего под советским режимом и оказавшегося в эмиграции во время войны,узнавали друг друга единоверцы.

Список литературы.

1. В.В. Бабайцева, Л.Ю. Максимов - “Современный Русский язык”. ч.3. Синтаксис. Пунктуация.; М., 1987 г

2. В.В. Виноградов “Поэтика русской литературы”, М.: Наука, 1976 г

3. В.И. Даль “Толковый словарь живого великорусского языка”, в 4 т. М.: 1978-1980 г.

4. В.М. Жирмунский, “Теория литературы. Поэтика. Стилистика”. Л.: Наука, 1977 г.

5. С.И. Ожегов “Словарь русского языка” М.: 1985 г

6. Словарь современного русского литературного языка. В 17 т. М.: , Л.: 1950-1965 г

7. Н.К. Соколова “Слово в русской лирике начала XX века” Воронеж: Издательство ВГУ 1980 г

8. Ю.С. Степанов “В трехмерном пространстве языка” М.: Наука 1985 г

ref.repetiruem.ru

Реферат - Н.С. Гумилев - Рефераты на репетирем.ру

Н. С. Гумилев

Литература XX века развивалась в обстановке войн, революций, затем становления новой послереволюционной действительности. Все это не могло не сказаться на художественных исканиях авторов этого времени. Социальные катаклизмы начала нашего столетия усилили стремление философов, писателей понять смысл жизни и искусства, объяснить постигшие Россию потрясения. Поэтому неудивительно, что любая область литературы начала XX века поражает необычностью и разнообразностью авторских мироощущений, форм, структур. Художественные искания обрели редкую напряженность и совершенно новые направления. За каждым Мастером прочно укрепилась слава первооткрывателя какого-либо нового прежде недоступного направления или приема в литературе.

Модернисты "Серебряного века" Литературные течения, противостоящие реализму, назывались модернистскими.

Модернисты (с французского - "новейший", " современный") отрицали социальные ценности и старались создать поэтическую культуру, содействующую духовному совершенствованию человечества. Каждый автор представлял это по-своему, вследствие чего в модернистской литературе образовалось несколько течений. Основными были: символизм, акмеизм и футуризм. Также существовали художники слова, организационно не связанные с этими литературными группами, но внутренне тяготевшие к опыту той или другой (М. Волошин, М. Цветаева и др.) .

Развитие модернизма имело свою, весьма напряженную историю. В острой полемике одно течение сменялось другим. Между членами каждого из объединений нередко разгорались споры. Так проявлялась яркая оригинальность творческих индивидуальностей. Художественные свершения участников движения навсегда остались с нами и для нас.

Период творчества основных представителей модернизма принято называть "серебряным веком" по аналогии с "золотым" XIX веком в русской литературе. Действительно, никогда прежде не было такого множества и разнообразия талантливых авторов. Условно началом "серебряного века" принято считать 1892 год, когда идеолог и старейший участник движения символистов Дмитрий Мережковский прочитал доклад "О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы". Так впервые модернисты заявили о себе. Фактический же конец "серебряного века" пришел с Октябрьской революцией. Первые годы после нее еще были возможны какие-либо искания у отдельных поэтов, но с постановлением "О политике партии в области литературы" в 1925 году все они прекратились, и была признана только пролетарская литература и только метод соцреализма как единственно возможные.

Одним из наиболее известных направлений в модернистской литературе был акмеизм. Объединение акмеистов выдвинуло свою эстетическую программу взаимодействия с миром, свое представление о гармонии, которую оно стремилось внести в жизнь. Из Советского Энциклопедического Словаря: "Акмеизм (от греч. akme - высшая степень чего-либо, цветущая сила) , течение в русской поэзии 1910-х годов (С. Городецкий, М. Кузмин, ранние Н. Гумилев, А. Ахматова, О. Мандельштам) ; провозгласил освобождение поэзии от символистских порывов к "идеальному", от многозначности и текучести образов, усложненной метафоричности, возврат к материальному миру, предмету, стихии "естества", точному значению слова. Однако "земной" поэзии акмеистов присущи модернистские мотивы, склонность к эстетизму, камерности или к поэтизации чувств первозданного человека. " Идея такого нового направления в литературе впервые была высказана Михаилом Кузминым (1872-1936) в его статье "О прекрасной ясности" (1910) . В ней были изложены все основные постулаты будущих акмеистов. Собственно акмеистическое движение возникло в 1913 году на почве авторского объединения "Цех поэтов", в который входили Николай Гумилев, Сергей Городецкий (1884-1967) , Анна Ахматова (1889-1966) и Осип Мандельштам (1891-1938) . Первые манифесты акмеизма появились в журнале "Аполлон" (модернистском литературном журнале начала века) в январе. В своей статье "Наследие символизма и акмеизм" Гумилев подверг символистов сильной критике; Сергей Городецкий в статье "Некоторые течения в современной русской литературе" высказывался еще более резко, декларируя катастрофу символизма. Но тем не менее многие акмеисты все же тяготели к поэзии Бальмонта, Брюсова или Блока, хотя своими Учителями считали Иннокентия Анненского и Михаила Кузмина. И хотя акмеисты, как объединение просуществовали недолго, всего 2 года, они, без сомнения, внесли огромный вклад в русскую литературу.

Биография Николая Гумилева

Одним из ведущих поэтов-акмеистов был Николай Степанович Гумилев. В действительности же, его творчество было гораздо более широко и разнообразно, а его жизнь была необычайно интересной, хотя и завершилась трагично.

Николай Степанович Гумилев родился 3 апреля (по старому стилю) 1886 года в Кронштадте, где его отец работал военным врачом. Вскоре его отец вышел в отставку, и семья переехала в Царское Село. Стихи и рассказы Гумилев начал писать очень рано, а впервые в печати его стихотворение появилось в газете "Тифлисский листок" в Тифлисе, где семья поселилась в 1900 году. Через три года Гумилев возвращается в Царское Село и поступает в 7-й класс Николаевской гимназии, директором которой был замечательный поэт и педагог И. Ф. Анненский, оказавший большое влияние на своего ученика. Учился Гумилев, особенно по точным наукам, плохо, он рано осознал себя поэтом и успехи в литературе ставил для себя единственной целью. Окончив гимназию, он уехал в Париж, успев выпустить до этого первый сборник "Путь Конквистадоров". Эту книгу юношеских стихов он, видимо, считал неудачной и никогда не переиздавал ее.

В Париже Гумилев слушал лекции в Сорбонне по французской литературе, изучал живопись и издал три номера журнала "Сириус", где печатал свои произведения, а также стихи царскосельской поэтессы Анны Горенко (будущей знаменитой Анны Ахматовой) , ставшей вскоре его женой.

В 1908 году в Париже вышла вторая книга Гумилева "Романтические цветы". Требовательный В. Брюсов, сурово оценивший первый сборник поэта, в рецензии на "Романтические цветы" указал на перспективу пути молодого автора: "Может быть, продолжая работать с той упорностью, как теперь, он сумеет пойти много дальше, чем мы то наметили, откроет в себе возможности, нами не подозреваемые".

Приехав в Россию, Гумилев сближается с Вяч. Ивановым, под руководством которого была создана так называемая "Академия стиха". Одним из инициаторов ее организации стал Гумилев. В основанном С. Маковским журнале "Аполлон" он начинает постоянно печатать свои "Письма о русской поэзии", собранные в 1923 году Г. Ивановым в вышедший в Петрограде отдельный сборник.

В 1910 году Гумилев женился на А. А. Горенко, а осенью этого года впервые отправился в Абиссинию, совершив трудное и опасное путешествие.

"Я побывал в Абиссинии три раза, и в общей сложности я провел в этой стране почти два года. Свое последнее путешествие я совершил в качестве руководителя экспедиции, посланной Российской Академии наук", - писал в "Записях об Абиссинии" Николая Степанович Гумилев.

Можно только восхищаться любовью русского поэта, путешественника, к великому, его людям и культуре. До сих пор в Эфиопии сохраняется добрая память о Н. Гумилеве. Африканские стихи Гумилева, вошедшие в подготовленный им сборник "Шатер", и сухая точная проза дневника дань его любви к Африке.

Третья книга Гумилева "Жемчуга" (1910) принесла ему широкую известность. Она была посвящена В. Брюсову, которого автор назвал учителем. Отмечая романтизм стихотворений, включенных в сборник, сам Брюсов писал: "... Явно окреп и его стих. Гумилев медленно, но уверенно идет к полному мастерству в области формы. Почти все его стихотворения написаны прекрасно обдуманными и утонченно звучащими стихами".

А Вяч. Иванов именно в "Жемчугах" увидел точки расхождения Гумилева с Брюсовым и предрек молодому поэту иной путь. Характерно, что именно с освобождением от влияния Брюсова связан поиск своего места в русской поэзии начала века таких разных поэтов, как Блок и Гумилев.

Многие стихи "Жемчугов" популярны, но, конечно, прежде всего, знаменитая баллада "Капитаны". Свежий ветер настоящего искусства наполняет паруса "Капитанов", безусловно, связанных с романтической традицией Киплинга и Стивенсона. Н. Гумилев называл свою поэзию Музой Дальних Странствий. До конца дней он сохранил верность этой теме, и она при всем многообразии тематики и философской глубине поэзии позднего Гумилева бросает совершенно особый романтический отсвет на его творчество.

Разгоревшаяся в 1910 году полемика вокруг символизма выявила глубинный кризис этого литературного направления. Как реакция на символизм возникло созданное Н. Гумилевым и С. Городецким новое литературное течение - акмеизм, предтечей которого стало литературное объединение Цех Поэтов. Организационное собрание Цеха, на котором присутствовал А. Блок, состоялось на квартире С. Городецкого 20 октября 1911 года.

Акмеисты, противопоставляющие себя не только символистам, но и футуристам, организационно оформились вокруг Цеха Поэтов, издавая небольшой журнальчик "Гиперборей".

На щите акмеистов было начертано - "ясность, простота, утверждение реальности жизни". Акмеисты отвергали "обязательную мистику" символистов. "У акмеистов, - писал в журнале "Аполлон" С. Городецкий, - роза опять стала хороша сама по себе, своими лепестками, запахом и цветом, а не своими мыслимыми подобиями с мистической любовью или чем-нибудь еще".

Первая мировая война сломала привычный ритм жизни. Николай Гумилев добровольцем пошел на фронт. Его храбрость и презрение к смерти были легендарны. Редкие для прапорщика награды - два солдатских "Георгия" - служат лучшим подтверждением его боевых подвигов. В сборнике "Колчан" нашли отражение темы войны:

И залитые кровью недели

Ослепительны и легки

Надо мною рвутся шрапнели,

Птиц быстрей взлетают клинки.

Я кричу, и мой голос дикий,

Это медь ударяет в медь,

Я, носитель мысли великой,

Не могу, не могу умереть.

Словно молоты громовые

Или воды гневных морей,

Золотое сердце России

Мерно бьется в груди моей.

Говоря о военной лирике Гумилева, нельзя не помнить о психологических особенностях его личности. Гумилева не зря называли поэт-воин. Современник поэта писал: "Войну он принял с простотою современной, с прямолинейной горячностью. Он был пожалуй, одним из тех немногих людей в России, чью душу война застала в наибольшей боевой готовности". Но Гумилев видел и сознавал ужас войны, показывал его в прозе и стихах, а некоторая романтизация боя, подвига была особенностью Гумилева - поэта и человека с ярко выраженным, редкостным, мужественным, рыцарским началом и в поэзии и в жизни.

В "Колчане" же начинает рождаться новая для Гумилева тема - "о России". Совершенно новые мотивы звучат здесь - творения и гений Андрея Рублева и кровавая гроздь рябины, ледоход на Неве и древняя Русь. Он постепенно расширяет и углубляет свои темы, а в некоторых стихотворениях достигает даже пугающей прозорливости, как бы предсказывая собственную судьбу:

Он стоит пред раскаленным горном,

Невысокий старый человек.

Взгляд спокойный кажется покорным

От миганья красноватых век.

Все товарищи его заснули,

Только он один еще не спит:

Все он занят отливаньем пули,

Что меня с землею разлучит.

Октябрьская революция застала Гумилева за границей, куда он был командирован в мае 1917 года. Он жил в Лондоне и Париже, занимался восточной литературой, переводил, работал над драмой "Отравленная туника". В мае 1918 года он вернулся в революционный Петроград. Его захватила тогдашняя напряженная литературная атмосфера. Н. Гумилев вместе с А. Блоком, М. Лозинским, К. Чуковским и другими крупными писателями работает в созданном А. М. Горьким издательстве "Всемирная литературе". В 1918 году выходит шестой сборник Н. Гумилева "Костер" и сборник переводов восточной поэзии "Фарфоровый павильон".

Последние прижизненные сборники стихов Н. Гумилева изданы в 1921 году - это "Шатер" (африканские стихи) и "Огненный столп". В этом сборнике мы видим нового, "вершинного" Гумилева, чье отточенное поэтическое искусство лидера акмеизма обогатилось простотой высокой мудрости, чистыми красками, мастерским использованием причудливо переплетающихся прозаически-бытовых и фантастических деталей для создания многомерного, глубоко символического художественного образа:

Шел я по улице незнакомой

И вдруг услышал вороний грай,

И звоны лютни, и дальние громы,

Передо мною летел трамвай.

Как я вскочил на его подножку,

Было загадкою для меня,

В воздухе огненную дорожку

Он оставлял и при свете дня.

Где я? Так томно и так тревожно

Сердце мое стучит в ответ:

Видишь вокзал, на котором можно

В Индию Духа купить билет?

У совершенно политически безграмотного Гумилева была своя "теория" о том, что должно, оставаясь при любых убеждениях, честно и по совести служить своей Родине, независимо от того, какая существует в ней власть. Поэтому он признавал Советскую власть, считал, что обязан быть во всех отношениях лояльным, несмотря на то, что был в тяжелых личных условиях существования, и на то, что страна находилась в состоянии разрухи. Но жизнь Н. С. Гумилева трагически оборвалась в августе 1921 года. Долгие годы официально утверждалось, что поэт был расстрелян за участие в контрреволюционном, так называемом Таганцевском, заговоре. Но на деле его вина заключалась лишь в недонесении органам, о том, что ему предлагали вступить в заговорщическую организацию, что, кстати, также подлежит сомнению.

"Таганцевское дело" вызвало широкий негативный резонанс. Мировая общественность не могла согласиться с таким приговором. Алексей Толстой написал позже: "Я не знаю подробностей его убийства, но, зная Гумилева, знаю, что стоя у стены он не подарил палачам даже взгляда смятения и страха. Мечтатель, романтик, патриот, суровый учитель, поэт. Хмурая тень его, негодуя отлетела от... страстно любимой им Родины... Свет твоей душе. Слава - твоему имени".

Анализ творчества Гумилева Поэзия Гумилева в разные периоды его творческой жизни сильно отличается. Иногда он категорически отрицает символистов, а иногда настолько сближается с их творчеством, что трудно догадаться что все эти замечательные стихотворения принадлежат одному поэту. Здесь вспоминаются слова проницательного А. Блока: "Писатель - растение многолетнее... душа писателя расширяется периодами, а творение его - только внешние результаты подземного роста души. Поэтому путь развития может представляться прямым только в перспективе, следуя же за писателем по всем этапам пути, не ощущаешь этой прямизны и неуклонности, вследствие остановок и искривлений".

Эти слова Блока, поэта, высоко ценимого Гумилевым, и в то же время основного его оппонента в критических статьях, наиболее подходят к описанию творческого пути Гумилева. Так, ранний Гумилев тяготел к поэзии старших символистов Бальмонта и Брюсова, увлекался романтикой Киплинга, и в то же время обращался к зарубежным классикам: У. Шекспиру, Ф. Рабле, Ф. Вийону, Т. Готье и даже к эпически-монументальным произведениям Некрасова. Позже он отошел от романтической декоративности экзотической лирики и пышной яркости образов к более четкой и строгой форме стихосложения, что и стало основой акмеистического движения. Он был строг и неумолим к молодым поэтам, первый объявил стихосложение наукой и ремеслом, которому нужно так же учиться, как учатся музыке и живописи. Талант, чистое вдохновение должны были, по его пониманию, обладать совершенным аппаратом стихосложения, и он упорно и сурово учил молодых мастерству. Стихотворения акмеистического периода, составившие сборник "Седьмое небо", подтверждают такой трезвый, аналитический, научный подход Гумилева к явлениям поэзии. Основные положения новой теории изложены им в статье "Наследие символизма и акмеизм". "Новому направлению" было дано два названия: акмеизм и адамизм (с греческого - "мужественно-твердый и ясный взгляд на жизнь") . Главным их достижением Гумилев считал признание "самоценности каждого явления", вытеснение культа "неведомого" "детски мудрым, до боли сладким ощущением собственного незнания". Также к этому периоду относится написание Гумилевым серьезной критической работы "Письма о русской поэзии", опубликованной позже в 1923 году.

Эта книга исключительно поэтической критики занимает особое место в истории русской критической мысли. Статьи и рецензии, вошедшие в нее, писал большой поэт и страстный теоретик стиха, человек безупречного поэтического слуха и точного вкуса. Обладая безусловным даром предвидения, Гумилев-критик намечает в своих работах пути развития отечественной поэзии, и мы сегодня можем убедиться, как точен и прозорлив был он в своих оценках. Свое понимание поэзии он выразил в самом начале своей программной статьи "Анатомия стихотворения", открывающей сборник "Письма о русской поэзии". "Среди многочисленных формул, определяющих существо поэзии, выделяются две, - писал Н. Гумилев, - предложенные поэтами же, задумывающимися над тайнами своего ремесла. Они гласят: "Поэзия есть лучшие слова в лучшем порядке" и "Поэзия есть то, что сотворено и, следовательно, не нуждается в переделке". Обе эти формулы основаны на особенно ярком ощущении законов, по которым слова влияют на наше сознание. Поэтом является тот, кто "учитывает все законы, управляющие комплексом взятых им слов". Именно это положение и лежит в основе той громадной работы, которую после революции проводил Гумилев с молодыми поэтами, настойчиво обучая их технике стиха, тайнам того ремесла, без которого, по его мнению, настоящая поэзия невозможна. Гумилев хотел написать теорию поэзии, этой книге не суждено было родиться, и отношение его к "святому ремеслу" поэзии сконцентрировано в нескольких статьях и рецензиях, составивших "Письма о русской поэзии".

Но с годами поэзия Гумилева несколько меняется, хотя основа остается прочной. В сборниках военной эпохи в ней вдруг возникают отдаленные отзвуки блоковской, опоясанной реками, Руси и даже "Пепла" Андрея Белого. Эта тенденция продолжается и в послереволюционном творчестве. Поразительно, но в стихотворениях "Огненного столпа" Гумилев как бы протянул руку отвергаемому и теоретически обличаемому символизму. Поэт словно погружается в мистическую стихию, в его стихах вымысел причудливо переплетается с реальностью, поэтический образ становится многомерным, неоднозначным. Это уже новый романтизм, лирико-философское содержание которого значительно отличается от романтизма знаменитых "Капитанов", акмеистической "прекрасной ясности" и конкретности.

Заключение

Николай Гумилев был далеко незаурядной личностью с удивительной и вместе с тем трагичной судьбой. Не подлежит сомнению его талант как поэта и литературного критика. Его жизнь была полна суровых испытаний, с которыми он с доблестью справился: несколько попыток самоубийства в юности, несчастная любовь, чуть ли не состоявшаяся дуэль, участие в мировой войне. Но она оборвалась в возрасте 35 лет, и кто знает, какие бы гениальные произведения Гумилев бы еще мог создать. Прекрасный художник, он оставил интересное и значительное наследие, оказал несомненное влияние на развитие российской поэзии. Его ученикам и последователям, наряду с высоким романтизмом, свойственна предельная точность поэтической формы, так ценимая самим Гумилевым, одним из лучших русских поэтов начала XX века.

Литература

1. "Гумилев Николай Степанович. Стихотворения и поэмы".

2. "Русская литература XX века". Л. А. Смирнова, А. М. Турков, А. М. Марченко и др.

3. Советский Энциклопедический Словарь.

4. "Таганцевское дело". В. Хижняк. ("Вечерняя Москва") .

ref.repetiruem.ru

Реферат Н. С. Гумилев | Kursak.NET

Н. С. Гумилев        Литература XX века развивалась в обстановке войн, революций, затем становления новой послереволюционной действительности. Все это не могло не сказаться на художественных исканиях авторов этого времени. Социальные катаклизмы начала нашего столетия усилили стремление философов, писателей понять смысл жизни и искусства, объяснить постигшие Россию потрясения. Поэтому неудивительно, что любая область литературы начала XX века поражает необычностью и разнообразностью авторских мироощущений, форм, структур. Художественные искания обрели редкую напряженность и совершенно новые направления. За каждым Мастером прочно укрепилась слава первооткрывателя какого-либо нового прежде недоступного направления или приема в литературе.    Модернисты "Серебряного века" Литературные течения, противостоящие реализму, назывались модернистскими.    Модернисты (с французского – "новейший", " современный") отрицали социальные ценности и старались создать поэтическую культуру, содействующую духовному совершенствованию человечества. Каждый автор представлял это по-своему, вследствие чего в модернистской литературе образовалось несколько течений. Основными были: символизм, акмеизм и футуризм. Также существовали художники слова, организационно не связанные с этими литературными группами, но внутренне тяготевшие к опыту той или другой (М. Волошин, М. Цветаева и др.) .    Развитие модернизма имело свою, весьма напряженную историю. В острой полемике одно течение сменялось другим. Между членами каждого из объединений нередко разгорались споры. Так проявлялась яркая оригинальность творческих индивидуальностей. Художественные свершения участников движения навсегда остались с нами и для нас.    Период творчества основных представителей модернизма принято называть "серебряным веком" по аналогии с "золотым" XIX веком в русской литературе. Действительно, никогда прежде не было такого множества и разнообразия талантливых авторов. Условно началом "серебряного века" принято считать 1892 год, когда идеолог и старейший участник движения символистов Дмитрий Мережковский прочитал доклад "О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы". Так впервые модернисты заявили о себе. Фактический же конец "серебряного века" пришел с Октябрьской революцией. Первые годы после нее еще были возможны какие-либо искания у отдельных поэтов, но с постановлением "О политике партии в области литературы" в 1925 году все они прекратились, и была признана только пролетарская литература и только метод соцреализма как единственно возможные.    Одним из наиболее известных направлений в модернистской литературе был акмеизм. Объединение акмеистов выдвинуло свою эстетическую программу взаимодействия с миром, свое представление о гармонии, которую оно стремилось внести в жизнь. Из Советского Энциклопедического Словаря: "Акмеизм (от греч. akme – высшая степень чего-либо, цветущая сила) , течение в русской поэзии 1910-х годов (С. Городецкий, М. Кузмин, ранние Н. Гумилев, А. Ахматова, О. Мандельштам) ; провозгласил освобождение поэзии от символистских порывов к "идеальному", от многозначности и текучести образов, усложненной метафоричности, возврат к материальному миру, предмету, стихии "естества", точному значению слова. Однако "земной" поэзии акмеистов присущи модернистские мотивы, склонность к эстетизму, камерности или к поэтизации чувств первозданного человека. " Идея такого нового направления в литературе впервые была высказана Михаилом Кузминым (1872-1936) в его статье "О прекрасной ясности" (1910) . В ней были изложены все основные постулаты будущих акмеистов. Собственно акмеистическое движение возникло в 1913 году на почве авторского объединения "Цех поэтов", в который входили Николай Гумилев, Сергей Городецкий (1884-1967) , Анна Ахматова (1889-1966) и Осип Мандельштам (1891-1938) . Первые манифесты акмеизма появились в журнале "Аполлон" (модернистском литературном журнале начала века) в январе. В своей статье "Наследие символизма и акмеизм" Гумилев подверг символистов сильной критике; Сергей Городецкий в статье "Некоторые течения в современной русской литературе" высказывался еще более резко, декларируя катастрофу символизма. Но тем не менее многие акмеисты все же тяготели к поэзии Бальмонта, Брюсова или Блока, хотя своими Учителями считали Иннокентия Анненского и Михаила Кузмина. И хотя акмеисты, как объединение просуществовали недолго, всего 2 года, они, без сомнения, внесли огромный вклад в русскую литературу.    Биография Николая Гумилева    Одним из ведущих поэтов-акмеистов был Николай Степанович Гумилев. В действительности же, его творчество было гораздо более широко и разнообразно, а его жизнь была необычайно интересной, хотя и завершилась трагично.    Николай Степанович Гумилев родился 3 апреля (по старому стилю) 1886 года в Кронштадте, где его отец работал военным врачом. Вскоре его отец вышел в отставку, и семья переехала в Царское Село. Стихи и рассказы Гумилев начал писать очень рано, а впервые в печати его стихотворение появилось в газете "Тифлисский листок" в Тифлисе, где семья поселилась в 1900 году. Через три года Гумилев возвращается в Царское Село и поступает в 7-й класс Николаевской гимназии, директором которой был замечательный поэт и педагог И. Ф. Анненский, оказавший большое влияние на своего ученика. Учился Гумилев, особенно по точным наукам, плохо, он рано осознал себя поэтом и успехи в литературе ставил для себя единственной целью. Окончив гимназию, он уехал в Париж, успев выпустить до этого первый сборник "Путь Конквистадоров". Эту книгу юношеских стихов он, видимо, считал неудачной и никогда не переиздавал ее.    В Париже Гумилев слушал лекции в Сорбонне по французской литературе, изучал живопись и издал три номера журнала "Сириус", где печатал свои произведения, а также стихи царскосельской поэтессы Анны Горенко (будущей знаменитой Анны Ахматовой) , ставшей вскоре его женой.    В 1908 году в Париже вышла вторая книга Гумилева "Романтические цветы". Требовательный В. Брюсов, сурово оценивший первый сборник поэта, в рецензии на "Романтические цветы" указал на перспективу пути молодого автора: "Может быть, продолжая работать с той упорностью, как теперь, он сумеет пойти много дальше, чем мы то наметили, откроет в себе возможности, нами не подозреваемые".    Приехав в Россию, Гумилев сближается с Вяч. Ивановым, под руководством которого была создана так называемая "Академия стиха". Одним из инициаторов ее организации стал Гумилев. В основанном С. Маковским журнале "Аполлон" он начинает постоянно печатать свои "Письма о русской поэзии", собранные в 1923 году Г. Ивановым в вышедший в Петрограде отдельный сборник.    В 1910 году Гумилев женился на А. А. Горенко, а осенью этого года впервые отправился в Абиссинию, совершив трудное и опасное путешествие.    "Я побывал в Абиссинии три раза, и в общей сложности я провел в этой стране почти два года. Свое последнее путешествие я совершил в качестве руководителя экспедиции, посланной Российской Академии наук", – писал в "Записях об Абиссинии" Николая Степанович Гумилев.    Можно только восхищаться любовью русского поэта, путешественника, к великому, его людям и культуре. До сих пор в Эфиопии сохраняется добрая память о Н. Гумилеве. Африканские стихи Гумилева, вошедшие в подготовленный им сборник "Шатер", и сухая точная проза дневника дань его любви к Африке.    Третья книга Гумилева "Жемчуга" (1910) принесла ему широкую известность. Она была посвящена В. Брюсову, которого автор назвал учителем. Отмечая романтизм стихотворений, включенных в сборник, сам Брюсов писал: "… Явно окреп и его стих. Гумилев медленно, но уверенно идет к полному мастерству в области формы. Почти все его стихотворения написаны прекрасно обдуманными и утонченно звучащими стихами".    А Вяч. Иванов именно в "Жемчугах" увидел точки расхождения Гумилева с Брюсовым и предрек молодому поэту иной путь. Характерно, что именно с освобождением от влияния Брюсова связан поиск своего места в русской поэзии начала века таких разных поэтов, как Блок и Гумилев.    Многие стихи "Жемчугов" популярны, но, конечно, прежде всего, знаменитая баллада "Капитаны". Свежий ветер настоящего искусства наполняет паруса "Капитанов", безусловно, связанных с романтической традицией Киплинга и Стивенсона. Н. Гумилев называл свою поэзию Музой Дальних Странствий. До конца дней он сохранил верность этой теме, и она при всем многообразии тематики и философской глубине поэзии позднего Гумилева бросает совершенно особый романтический отсвет на его творчество.    Разгоревшаяся в 1910 году полемика вокруг символизма выявила глубинный кризис этого литературного направления. Как реакция на символизм возникло созданное Н. Гумилевым и С. Городецким новое литературное течение – акмеизм, предтечей которого стало литературное объединение Цех Поэтов. Организационное собрание Цеха, на котором присутствовал А. Блок, состоялось на квартире С. Городецкого 20 октября 1911 года.    Акмеисты, противопоставляющие себя не только символистам, но и футуристам, организационно оформились вокруг Цеха Поэтов, издавая небольшой журнальчик "Гиперборей".    На щите акмеистов было начертано – "ясность, простота, утверждение реальности жизни". Акмеисты отвергали "обязательную мистику" символистов. "У акмеистов, – писал в журнале "Аполлон" С. Городецкий, – роза опять стала хороша сама по себе, своими лепестками, запахом и цветом, а не своими мыслимыми подобиями с мистической любовью или чем-нибудь еще".    Первая мировая война сломала привычный ритм жизни. Николай Гумилев добровольцем пошел на фронт. Его храбрость и презрение к смерти были легендарны. Редкие для прапорщика награды – два солдатских "Георгия" – служат лучшим подтверждением его боевых подвигов. В сборнике "Колчан" нашли отражение темы войны:    И залитые кровью недели    Ослепительны и легки    Надо мною рвутся шрапнели,    Птиц быстрей взлетают клинки.    Я кричу, и мой голос дикий,    Это медь ударяет в медь,    Я, носитель мысли великой,    Не могу, не могу умереть.    Словно молоты громовые    Или воды гневных морей,    Золотое сердце России    Мерно бьется в груди моей.    Говоря о военной лирике Гумилева, нельзя не помнить о психологических особенностях его личности. Гумилева не зря называли поэт-воин. Современник поэта писал: "Войну он принял с простотою современной, с прямолинейной горячностью. Он был пожалуй, одним из тех немногих людей в России, чью душу война застала в наибольшей боевой готовности". Но Гумилев видел и сознавал ужас войны, показывал его в прозе и стихах, а некоторая романтизация боя, подвига была особенностью Гумилева – поэта и человека с ярко выраженным, редкостным, мужественным, рыцарским началом и в поэзии и в жизни.    В "Колчане" же начинает рождаться новая для Гумилева тема – "о России". Совершенно новые мотивы звучат здесь – творения и гений Андрея Рублева и кровавая гроздь рябины, ледоход на Неве и древняя Русь. Он постепенно расширяет и углубляет свои темы, а в некоторых стихотворениях достигает даже пугающей прозорливости, как бы предсказывая собственную судьбу:    Он стоит пред раскаленным горном,    Невысокий старый человек.    Взгляд спокойный кажется покорным    От миганья красноватых век.    Все товарищи его заснули,    Только он один еще не спит:    Все он занят отливаньем пули,    Что меня с землею разлучит.    Октябрьская революция застала Гумилева за границей, куда он был командирован в мае 1917 года. Он жил в Лондоне и Париже, занимался восточной литературой, переводил, работал над драмой "Отравленная туника". В мае 1918 года он вернулся в революционный Петроград. Его захватила тогдашняя напряженная литературная атмосфера. Н. Гумилев вместе с А. Блоком, М. Лозинским, К. Чуковским и другими крупными писателями работает в созданном А. М. Горьким издательстве "Всемирная литературе". В 1918 году выходит шестой сборник Н. Гумилева "Костер" и сборник переводов восточной поэзии "Фарфоровый павильон".    Последние прижизненные сборники стихов Н. Гумилева изданы в 1921 году – это "Шатер" (африканские стихи) и "Огненный столп". В этом сборнике мы видим нового, "вершинного" Гумилева, чье отточенное поэтическое искусство лидера акмеизма обогатилось простотой высокой мудрости, чистыми красками, мастерским использованием причудливо переплетающихся прозаически-бытовых и фантастических деталей для создания многомерного, глубоко символического художественного образа:    Шел я по улице незнакомой    И вдруг услышал вороний грай,    И звоны лютни, и дальние громы,    Передо мною летел трамвай.    Как я вскочил на его подножку,    Было загадкою для меня,    В воздухе огненную дорожку    Он оставлял и при свете дня.    Где я? Так томно и так тревожно    Сердце мое стучит в ответ:    Видишь вокзал, на котором можно    В Индию Духа купить билет?    У совершенно политически безграмотного Гумилева была своя "теория" о том, что должно, оставаясь при любых убеждениях, честно и по совести служить своей Родине, независимо от того, какая существует в ней власть. Поэтому он признавал Советскую власть, считал, что обязан быть во всех отношениях лояльным, несмотря на то, что был в тяжелых личных условиях существования, и на то, что страна находилась в состоянии разрухи. Но жизнь Н. С. Гумилева трагически оборвалась в августе 1921 года. Долгие годы официально утверждалось, что поэт был расстрелян за участие в контрреволюционном, так называемом Таганцевском, заговоре. Но на деле его вина заключалась лишь в недонесении органам, о том, что ему предлагали вступить в заговорщическую организацию, что, кстати, также подлежит сомнению.    "Таганцевское дело" вызвало широкий негативный резонанс. Мировая общественность не могла согласиться с таким приговором. Алексей Толстой написал позже: "Я не знаю подробностей его убийства, но, зная Гумилева, знаю, что стоя у стены он не подарил палачам даже взгляда смятения и страха. Мечтатель, романтик, патриот, суровый учитель, поэт. Хмурая тень его, негодуя отлетела от… страстно любимой им Родины… Свет твоей душе. Слава – твоему имени".    Анализ творчества Гумилева Поэзия Гумилева в разные периоды его творческой жизни сильно отличается. Иногда он категорически отрицает символистов, а иногда настолько сближается с их творчеством, что трудно догадаться что все эти замечательные стихотворения принадлежат одному поэту. Здесь вспоминаются слова проницательного А. Блока: "Писатель – растение многолетнее… душа писателя расширяется периодами, а творение его – только внешние результаты подземного роста души. Поэтому путь развития может представляться прямым только в перспективе, следуя же за писателем по всем этапам пути, не ощущаешь этой прямизны и неуклонности, вследствие остановок и искривлений".    Эти слова Блока, поэта, высоко ценимого Гумилевым, и в то же время основного его оппонента в критических статьях, наиболее подходят к описанию творческого пути Гумилева. Так, ранний Гумилев тяготел к поэзии старших символистов Бальмонта и Брюсова, увлекался романтикой Киплинга, и в то же время обращался к зарубежным классикам: У. Шекспиру, Ф. Рабле, Ф. Вийону, Т. Готье и даже к эпически-монументальным произведениям Некрасова. Позже он отошел от романтической декоративности экзотической лирики и пышной яркости образов к более четкой и строгой форме стихосложения, что и стало основой акмеистического движения. Он был строг и неумолим к молодым поэтам, первый объявил стихосложение наукой и ремеслом, которому нужно так же учиться, как учатся музыке и живописи. Талант, чистое вдохновение должны были, по его пониманию, обладать совершенным аппаратом стихосложения, и он упорно и сурово учил молодых мастерству. Стихотворения акмеистического периода, составившие сборник "Седьмое небо", подтверждают такой трезвый, аналитический, научный подход Гумилева к явлениям поэзии. Основные положения новой теории изложены им в статье "Наследие символизма и акмеизм". "Новому направлению" было дано два названия: акмеизм и адамизм (с греческого – "мужественно-твердый и ясный взгляд на жизнь") . Главным их достижением Гумилев считал признание "самоценности каждого явления", вытеснение культа "неведомого" "детски мудрым, до боли сладким ощущением собственного незнания". Также к этому периоду относится написание Гумилевым серьезной критической работы "Письма о русской поэзии", опубликованной позже в 1923 году.    Эта книга исключительно поэтической критики занимает особое место в истории русской критической мысли. Статьи и рецензии, вошедшие в нее, писал большой поэт и страстный теоретик стиха, человек безупречного поэтического слуха и точного вкуса. Обладая безусловным даром предвидения, Гумилев-критик намечает в своих работах пути развития отечественной поэзии, и мы сегодня можем убедиться, как точен и прозорлив был он в своих оценках. Свое понимание поэзии он выразил в самом начале своей программной статьи "Анатомия стихотворения", открывающей сборник "Письма о русской поэзии". "Среди многочисленных формул, определяющих существо поэзии, выделяются две, – писал Н. Гумилев, – предложенные поэтами же, задумывающимися над тайнами своего ремесла. Они гласят: "Поэзия есть лучшие слова в лучшем порядке" и "Поэзия есть то, что сотворено и, следовательно, не нуждается в переделке". Обе эти формулы основаны на особенно ярком ощущении законов, по которым слова влияют на наше сознание. Поэтом является тот, кто "учитывает все законы, управляющие комплексом взятых им слов". Именно это положение и лежит в основе той громадной работы, которую после революции проводил Гумилев с молодыми поэтами, настойчиво обучая их технике стиха, тайнам того ремесла, без которого, по его мнению, настоящая поэзия невозможна. Гумилев хотел написать теорию поэзии, этой книге не суждено было родиться, и отношение его к "святому ремеслу" поэзии сконцентрировано в нескольких статьях и рецензиях, составивших "Письма о русской поэзии".    Но с годами поэзия Гумилева несколько меняется, хотя основа остается прочной. В сборниках военной эпохи в ней вдруг возникают отдаленные отзвуки блоковской, опоясанной реками, Руси и даже "Пепла" Андрея Белого. Эта тенденция продолжается и в послереволюционном творчестве. Поразительно, но в стихотворениях "Огненного столпа" Гумилев как бы протянул руку отвергаемому и теоретически обличаемому символизму. Поэт словно погружается в мистическую стихию, в его стихах вымысел причудливо переплетается с реальностью, поэтический образ становится многомерным, неоднозначным. Это уже новый романтизм, лирико-философское содержание которого значительно отличается от романтизма знаменитых "Капитанов", акмеистической "прекрасной ясности" и конкретности.    Заключение    Николай Гумилев был далеко незаурядной личностью с удивительной и вместе с тем трагичной судьбой. Не подлежит сомнению его талант как поэта и литературного критика. Его жизнь была полна суровых испытаний, с которыми он с доблестью справился: несколько попыток самоубийства в юности, несчастная любовь, чуть ли не состоявшаяся дуэль, участие в мировой войне. Но она оборвалась в возрасте 35 лет, и кто знает, какие бы гениальные произведения Гумилев бы еще мог создать. Прекрасный художник, он оставил интересное и значительное наследие, оказал несомненное влияние на развитие российской поэзии. Его ученикам и последователям, наряду с высоким романтизмом, свойственна предельная точность поэтической формы, так ценимая самим Гумилевым, одним из лучших русских поэтов начала XX века.        Литература    1. "Гумилев Николай Степанович. Стихотворения и поэмы".    2. "Русская литература XX века". Л. А. Смирнова, А. М. Турков, А. М. Марченко и др.    3. Советский Энциклопедический Словарь.    4. "Таганцевское дело". В. Хижняк. ("Вечерняя Москва") .

kursak.net

Реферат Литература Жизнь Гумилева