В современных международных отношениях региональные конфликты превратились в доминирующую форму диалога между странами. Это явление стало объективной реальностью общественного бытия. Само появление новых очагов раздора уже никого не удивляет, покончить с ними не возможно. Но вот мирно урегулировать какой-либо конфликт в рамках международного права — обязанность всего мирового сообщества, которое разводит «драчунов» по разным углам, требуя от них успокоиться и договориться.
Международное гуманитарное право (МГП) содержит достаточное количество положений, которые применимы к современной войне. Проблема только в том, чтобы добиться соблюдения этих положений и применения их на практике всеми сторонами.
Стоит отметить что, не смотря на изменения в специфики современных вооруженных конфликтов, нормы гуманитарного права также изменяются, вырабатываются новые положения, которые призваны защищать все население воюющих сторон согласно принципам международного права и морали.
Одной из самых наиболее актуальных проблем в современной России является терроризм. Крупнейшие по своим масштабам акты терроризма, совершённые на территории Российской Федерации, не обошлись без международного участия, то есть привлечения к участию в данных преступлениях террористической направленности граждан иностранных государств.
В 2004 г., после трагедии Беслана стало доподлинно известно, что значительная часть террористов проникает на территорию России с территории Грузии (Панкисское ущелье), представителями военного руководства Российской Федерации было сделан ряд заявлений о том, что Россия может нанести превентивные удары по базам террористов во всём мире. Заместитель министра иностранных дел РФ Юрий Федотов сообщил, что заявления о нанесении превентивных ударов по базам террористов во всем мире не противоречат Уставу ООН, так как он предполагает возможность применения вооружённой силы государства в целях самообороны.
В условиях изменения международной и внутренней обстановки крайне важно иметь законодательную базу, чётко регламентирующую в правовом отношении деятельность по обеспечению национальной безопасности Российской Федерации.
Учитывая международный характер большинства преступлений террористической направленности, 6 марта 2006 г. в России был принят Федеральный закон «О противодействии терроризму», в котором закреплено право Российской Федерации на применение Вооружённых Сил за пределами национальной юрисдикции в целях пресечения международной террористической деятельности. Другие государства имеют аналогичные правовые основания для защиты своих интересов в сфере национальной безопасности.
Основываясь на логической модели научного объяснения (теории Гемпеля-Оппенгейма), нами был проведен юридический анализ п.4 ст.6 Федерального закона «О противодействии терроризму», предусматривающего применение Вооружённых Сил Российской Федерации в целях пресечения международной террористической деятельности за пределами государственной территории Российской Федерации, как логического вывода, предпосылками которого являются ст.51 Устава ООН, Резолюции Совета Безопасности ООН № 1368 (2001) и № 1737 (2001), принятые в связи с актами международного терроризма 11 сентября 2001 г. в США.
Проведенный анализ показал, что п.4 ст.6 ФЗ «О противодействии терроризму» 2006 г. является логическим выводом, следующим из ст.51 Устава ООН, которая предусматривает право Члена ООН на индивидуальную и коллективную самооборону в случае нападения на него до принятия мер Советом Безопасности ООН. Резолюции Совета Безопасности ООН: № 1368 (2001), содержащая прямое указание на то, что события 11 сентября 2001 г. и любой другой акт международного терроризма угрозой для международного мира и безопасности, что позволяет применять санкции ст.51 Устава ООН, и № 1373 (2001), подтверждающая право государства на индивидуальную или коллективную самооборону, признанное в Уставе Организации Объединенных Наций и подтвержденное в резолюции 1368 (2001) -являются логическим обоснованием указанной выше нормы антитеррористического закона Российской Федерации.
Результаты исследования свидетельствуют о том, что норма Федерального Закона «О противодействии терроризму», закрепляющая право на применение Вооружённых Сил Российской Федерации в целях пресечения международной террористической деятельности за пределами своей государственной территории, является логическим выводом из указанных выше источников международного права. При разработке закона использовался не только собственный, но и международный опыт борьбы с терроризмом — главной угрозой мировой цивилизации. В нём учтены многие нормы международного права.
Сейчас на нашей планете осталась только одна территория, где не действует сила права, а действует право силы. Территория, где решения правительств даже ведущих стран мира не имеют абсолютной силы и где легко прячутся люди, находящиеся не в ладах с законом. Это — Мировой океан.
Если борьба с терроризмом на море приобрела наибольшую актуальность только в середине XX столетия, то борьба с пиратством ведется с давних времен.
По статистике за последние годы нападениям пиратов подверглось около 1500 судов более чем из 60 стран мира.
На самом деле случаев пиратства гораздо больше, чем официально регистрируется (а регистрируется их менее 80% случаев).
Пиратство как преступление международного характера издавна было признано мировым сообществом в качестве обычной нормы международного права в силу его особой опасности для международного морского судоходства. На международном уровне делалось немало попыток дать общее определение пиратства и закрепить его как преступление в договорной форме.
Тем не менее, на сегодняшний момент единообразного понятия пиратства не выработано, кроме того, понятие, закрепленное в международных документах, существенно отличается от определения, данного в ныне действующем Уголовном кодексе Российской Федерации.
Проведя детальный анализ двух конструкций пиратства (по цели, объекту, предмету посягательства), можно сделать вывод о том, что они существенно отличаются друг от друга. При этом понятие пиратства, сформулированное в ст.227 УК, намного шире, чем это следует из определения пиратства, закрепленного в международных Конвенциях, и не содержит признаков, имеющих существенное значение для отграничения пиратства от других преступлений.
Поскольку в УК РФ декларируется, что «настоящий кодекс основывается на… общепризнанных принципах и нормах международного права», следовательно, необходимо привести ст.227 УК РФ в соответствие со ст.101 Конвенции 1982 г. Для этого следует максимально полно отразить и конкретизировать признаки пиратства, которые имеют существенное значение для его уголовно-правовой характеристики, исходя из исторически сложившихся представлений, понятий и норм международного права.
До сих пор это было общепризнанной нормой. Не просто нормой — одним из фундаментальных принципов, на которые опирается современный мир. Ибо в основе его не просто положение международного права. В этом элементарная справедливость: в конфликте виновны обе стороны, им и договариваться, им учиться уступать и жить вместе, как подобает цивилизованным народам. Международное сообщество вмешивается, чтобы пресечь беззаконие и кровопролитие, спасти жизни. Но не для того, чтобы помочь одной из сторон добиться победы и реализовать свои цели без оглядки на интересы другой стороны и на право. Такого пока не было.
И вдруг, уникальный пример — провозглашение независимости Косово, поддержанное правительствами большинства стран вопреки Хельсинскому международному договору 1975 года о нерушимости границ суверенных государств, провозгласившему правило: отделение части от государства допускается только с их обоюдного согласия и только политическими средствами. Кроме того, Косово не обладает необходимыми основаниями для признания независимым государством. Так, автономный край Косово не имеет четко определенной территории и границ, а также не осуществляет властных полномочий на собственной территории, поскольку в данный момент эти полномочия осуществляет ООН.
В первую очередь, хочется отметить пошатнувшийся авторитет международного права и Организации Объединенных наций, которая начинает напоминать Лигу Наций, не сумевшую предотвратить в свое время Вторую Мировую войну.
Во-вторых, в мире сейчас насчитывается около 200 конфликтных этнических регионов, где существует острое недовольство тем, сколько суверенитета им отмерено национальными конституциями. Уже на десятки идет счет непризнанных республик, фактически отпавших от своих «материнских» государств. И все эти «мины замедленного действия» очень внимательно следят за судьбой Косово.
Так, первыми в очереди за суверенитетом стоят Абхазия и Южная Осетия. Затем третья автономия постсоветского пространства — Приднестровье. Но и это далеко не все. Внутри благополучного Евросоюза также стали крепнуть сепаратистские настроения.
Региональное правительство Страны Басков — автономной области на севере Испании — увидело в решении Косово «пример для подражания». Каталония собирается идти аналогичным путем.
Взять на вооружение опыт косовских албанцев готовы и некоторые представители Палестинской автономии.
И, наконец, третья опасность, к которой приведет независимость автономного края Косово — это размещение на его территории Соединенными Штатами крупнейшей засекреченной военной базы «Бондстил». О «Бондстил», о том, что происходит внутри и вокруг нее, известно крайне мало.
Последствия косовского прецедента в целом — это нарушение всякой управляемости мира, это вспышки конфликтов разного рода по всему земному шару, возникновение предпосылок новой холодной войны. Мы не должны забывать, что от действий мирового сообщества сегодня зависит диалог между цивилизациями завтра.
Анализируя вооруженные столкновения, произошедшие в разных странах в только начавшемся XXI веке, а также, учитывая специфику большинства из них, незащищенность и судьба тысяч людей, не по своей воле оказавшихся внутри таких конфликтов, вызывает глубокую тревогу. В последнее время все чаще проявляет себя терроризм, который в большей степени затрагивает гражданских лиц и основные нормы гуманитарного права.
Международный Комитет Красного Креста безоговорочно осуждает такие преступления и одновременно он настаивает на том, чтобы шаги, предпринимаемые в ответ на подобные деяния, осуществлялись в рамках, установленных международным правом. Когда борьба с терроризмом принимает форму вооруженного конфликта, государства обязаны соблюдать принципы международного гуманитарного права, даже если речь идет об их безопасности. Это значит, что лица, лишенные свободы, не могут содержаться и допрашиваться, таким образом, и с применением таких методов, которые выходят за рамки права.
Для достижение более эффективного применения норм гуманитарного права государствам необходимо проводить более обширную политику по имплементации в национальное законодательство. Данный процесс подразумевает обеспечение их доступа к закону и его понимание, а также необходимость подготовки личного состава и командования вооруженных сил в этой области, что немало важно, так как именно эти люди выступают с оружием и являются законными воюющими сторонами в конфликтах. Это также означает, что против тех, кто нарушает правила, должны применяться соответствующие санкции, включая, уголовные.
Нарушения и различного рода посягательства можно предотвратить, если в первую очередь МГП сможет выполнять свою превентивную роль. В то время как ряд механизмов регламентированы договорами, основная проблема заключается не столько в недостатке структур, сколько в недостатке политической воли.
Практика применения МГП претерпела значительные изменения за последний период, и поводом основных изменений послужила необходимость приведения в соответствие норм и институтов МГП фактическим условиям современных конфликтов. К сожалению, войны, вооруженные конфликты различного характера — это объективная реальность современного этапа развития человечества, которые независимо от своего характера, ставят под угрозу реализацию большинства основных прав и свобод человека, в том числе важнейшее право человека — право на жизнь.
Представляется, что осуществление МГП — это не только и не столько вопрос законодательной деятельности и принятия соответствующих правоприменительных мер. Важно, чтобы нормы этого права были приняты правосознанием возможно большего числа людей. Таким образом, недостаточно предписать соблюдение определенных правил поведения в ходе вооруженного конфликта. Необходимо включить их в неформальную культуру права, проследить за соответствием правовых норм основополагающим представлениям конкретного народа о должном и нравственном, обеспечить добровольное признание, уважение и доверие к этим нормам.
Вооруженное вторжение США в Ирак в 2003г. стало серьезным испытанием для общепризнанных правовых устоев системы международной безопасности: угроза силой и ее реальное применение перестали рассматриваться как «крайние меры», требующие соответствующего многостороннего политического решения и международно-правового обоснования. Новый доктринальный тезис США касательно права осуществлять «односторонними действиями вторжения в другие страны и низвержения их правительств», права на предвосхищающий — превентивный — удар является новым вызовом современному международному праву и мировой правоприменительной практике13. В данном контексте особую актуальность приобретает необходимость устранения противоречий в понимании права на самооборону согл. ст.51 Устава ООН. Определенная двусмысленность существует: принятое узкое толкование ст.51 Устава ООН исключает всякую самооборону, не предпринятую как ответ на вооруженное нападение; расширительное толкование допускает осуществление самообороны в случае нависшей, т.е. очевидной угрозы. При этом следует отметить, что расширительное толкование данной статьи носит сугубо политический, а не правовой характер и находит свое выражение именно в национальных доктринальных установках. События 11 сентября и последующая военная операция США в Ираке не способствовали установлению единообразного понимания степени неотвратимости угрозы, принципов необходимости и пропорциональности самообороны. В правилах и руководящих принципах применения силы, предлагаемых Группой высокого уровня по угрозам, вызовам и переменам, зафиксировано, что ст.51 Устава ООН не должна быть ни переработана, ни по новому истолкована с целью расширить ее давно сложившуюся сферу охвата (с тем, чтобы превентивные меры можно было применять в отношении угроз, не носящих непосредственного характера) или ограничить ее (с тем, чтобы можно было ее применить лишь в отношении совершенных нападений).
Необходимо окончательно договориться о более полном, консенсусном определении агрессии. Главное при этом, с учетом развития иракской операции, дать юридически более четкое, общеприемлемое разграничение права применения силы и тех действий, которые могут квалифицироваться как агрессия. Решение вопроса во многом осложняется позицией США против определения агрессии согл. резолюции ГА ООН 3314 (1974г).
США и союзники наряду с «банальными» причинами объявления войны полностью проигнорировали юридическое измерение в международных отношения. В решении о нападении на Ирак подтвердилась, как считают, линия США на «возврат» к доктрине В. Вильсона: «мир строится не через международные отношения, а через внутреннюю трансформацию в той или иной стране».
Подходы США к разрешению ситуации в Ираке противоречат положениям Устава ООН и нормам jus cogens. Причинами противоречий называется «неэффективность» ООН, ее «неспособность» адекватно реагировать в «стрессовых» ситуациях, а также негативная реакция на усиление роли США. Реализация права jus gladii, как показала иракская война, оказалась неприемлемой для партнеров США по антитеррористической коалиции. Операция США в Ираке не стала прецедентом неуважения важнейшего международного принципа — неприменения силы, если рассматривать политику США manu militar, начиная с Гренады и Судана и кончая Панамой и Косово. В Косово была изобретена формула ‘illegal but legitimate’ — «незаконное, но узаконенное», призванная оправдать операцию НАТО. Вместе с тем было признано, что необходимость операции обосновывалась несоответствующими действительности масштабами убийств албанцев сербскими войсками и полувоенными формированиями. Несмотря на то, что НАТО определяла данную операцию как исключение из правил, не ставящее целью создать новое международное право, данные утверждения не помешали сторонникам войны с Ираком использовать этот прецедент для военного вторжения в Ирак и свержения режима С. Хусейна. Резолюции СБ ООН 1472 (20 марта 2003г) и 1546 (8 июня 2004г) не означают легитимации военной акции участников коалиции, которая квалифицируется как оккупационные силы.
Подавляющее большинство международных юристов квалифицировали военную операцию в Ираке как незаконную, противоречащую договорным обязательствам США, являющуюся нарушением внутренних законов США и международного права. По квалификации французских ученых данная операция явилась попыткой восстановить архаические институты, отделявшие от развитых цивилизованных отсталые варварские нации, к которым неприменимы нормы международного права. Правовые оценки российских ученых сводятся к тому, что применение силы США не санкционировано СБ ООН, является акцией противоправной, противоречащей Уставу ООН и может рассматриваться как агрессия. Совет Безопасности ООН, т.к два его постоянных члена являются нападающими сторонами, лишен возможности принять резолюцию по данному вопросу.
Противоречия в правовых и политических оценках позиций государств — членов ООН в ходе иракского кризиса дали основания считать, что уже в ближайшее время речь может пойти о возникновении «нового международного права». Оно, в частности, позволит использовать право применения силы, включая превентивные, упреждающие военные санкции, предоставит «полномочия» на ведение превентивных войн против «стран-изгоев». Это положит конец основополагающему принципу международного права — запрещения применения или угрозы силой. Необходимо не допустить принятия в качестве действующего принципа самообороны на правоведения превентивной войны, нападение на Ирак должно рассматриваться как нарушение международного права. Содержание новой «национальной стратегии безопасности» США может пониматься как их исключительное право на проведение «превентивных акций».
В целях оптимизации права государства на применение вооружённых сил для самообороны от актов международного терроризма необходимо указать «пресечение международной террористической деятельности» как одну из целей создания ООН, посредством внесения поправок в ч.1 ст.1 Устава ООН, и принять Всемирную конвенцию в рамках ООН «О противодействии международной террористической деятельности», которая должна установить единообразное понимание терроризма и ответственности за осуществление международной террористической деятельности.
Все чаще вспыхивающие вооруженные конфликты постоянно становятся нам напоминанием о том, что человеческое достоинство часто становится одной из первых жертв войны. Во время вооруженных конфликтов, происходящих по всему миру, многочисленные преступления совершаются против гражданских лиц, раненых и больных комбатантов, а также лиц, лишенных свободы. Это происходит, несмотря на то, что практически все государства присоединились к Женевским конвенциям, основным документам международного гуманитарного права, которое требует от всех сторон в конфликте защищать жизнь и достоинство лиц, не принимающих или прекративших принимать участие в военных действиях.
1. Соболев В.А. Организационный аспекты государственной политики противодействия терроризму // Центр исслед. Проблем безопасности РАН; Науч. совет при Совете Безопасности РФ. — М.: Наука, 2006.
2. Патрушев Н.П. Введение. Правовые и организационные аспекты противодействия терроризму. Терроризм. Правовые аспекты противодействия: нормативные и международные правовые акты с комментариями, научные статьи / под ред. И.Л. Трунова и Ю.С. Горбунова. — Изд-е 2-е, перераб. и доп. — М.: Эксмо, 2007.
3. Троекуров Н.Е. (2006) Верховенство права в современных международных отношениях. М.: Научная книга
4. Уткин А.И. (2006) Удар американских богов. М.: Алгоритм
5. Сергей РОГОЖИН, Международное гуманитарное право в зеркале мнений Журнал «Правозащитник» № 2 за 2008.
6. Якоб Келленбергер., Ответственность государств за нарушения международного гуманитарного права 19 мая 2004 года., газета «Financial Times»
7. Демиденко В.В., Прусс В.М., Шемякин А.Н. Пиратство, терроризм, мошенничество на море / В.В. Демиденко. — Одесса: АО Бахва, 2007.
8. Ефимова Л.М. Современные пираты южных морей // Финансовый бизнес. — 2004. — № 9-10.
www.ronl.ru
В современных международных отношениях региональные конфликты превратились в доминирующую форму диалога между странами. Это явление стало объективной реальностью общественного бытия. Само появление новых очагов раздора уже никого не удивляет, покончить с ними не возможно. Но вот мирно урегулировать какой-либо конфликт в рамках международного права — обязанность всего мирового сообщества, которое разводит «драчунов» по разным углам, требуя от них успокоиться и договориться.
Международное гуманитарное право (МГП) содержит достаточное количество положений, которые применимы к современной войне. Проблема только в том, чтобы добиться соблюдения этих положений и применения их на практике всеми сторонами.
Стоит отметить что, не смотря на изменения в специфики современных вооруженных конфликтов, нормы гуманитарного права также изменяются, вырабатываются новые положения, которые призваны защищать все население воюющих сторон согласно принципам международного права и морали.
Одной из самых наиболее актуальных проблем в современной России является терроризм. Крупнейшие по своим масштабам акты терроризма, совершённые на территории Российской Федерации, не обошлись без международного участия, то есть привлечения к участию в данных преступлениях террористической направленности граждан иностранных государств.
В 2004 г., после трагедии Беслана стало доподлинно известно, что значительная часть террористов проникает на территорию России с территории Грузии (Панкисское ущелье), представителями военного руководства Российской Федерации было сделан ряд заявлений о том, что Россия может нанести превентивные удары по базам террористов во всём мире. Заместитель министра иностранных дел РФ Юрий Федотов сообщил, что заявления о нанесении превентивных ударов по базам террористов во всем мире не противоречат Уставу ООН, так как он предполагает возможность применения вооружённой силы государства в целях самообороны.
В условиях изменения международной и внутренней обстановки крайне важно иметь законодательную базу, чётко регламентирующую в правовом отношении деятельность по обеспечению национальной безопасности Российской Федерации.
Учитывая международный характер большинства преступлений террористической направленности, 6 марта 2006 г. в России был принят Федеральный закон «О противодействии терроризму», в котором закреплено право Российской Федерации на применение Вооружённых Сил за пределами национальной юрисдикции в целях пресечения международной террористической деятельности. Другие государства имеют аналогичные правовые основания для защиты своих интересов в сфере национальной безопасности.
Основываясь на логической модели научного объяснения (теории Гемпеля-Оппенгейма), нами был проведен юридический анализ п.4 ст.6 Федерального закона «О противодействии терроризму», предусматривающего применение Вооружённых Сил Российской Федерации в целях пресечения международной террористической деятельности за пределами государственной территории Российской Федерации, как логического вывода, предпосылками которого являются ст.51 Устава ООН, Резолюции Совета Безопасности ООН № 1368 (2001) и № 1737 (2001), принятые в связи с актами международного терроризма 11 сентября 2001 г. в США.
Проведенный анализ показал, что п.4 ст.6 ФЗ «О противодействии терроризму» 2006 г. является логическим выводом, следующим из ст.51 Устава ООН, которая предусматривает право Члена ООН на индивидуальную и коллективную самооборону в случае нападения на него до принятия мер Советом Безопасности ООН. Резолюции Совета Безопасности ООН: № 1368 (2001), содержащая прямое указание на то, что события 11 сентября 2001 г. и любой другой акт международного терроризма угрозой для международного мира и безопасности, что позволяет применять санкции ст.51 Устава ООН, и № 1373 (2001), подтверждающая право государства на индивидуальную или коллективную самооборону, признанное в Уставе Организации Объединенных Наций и подтвержденное в резолюции 1368 (2001) -являются логическим обоснованием указанной выше нормы антитеррористического закона Российской Федерации.
Результаты исследования свидетельствуют о том, что норма Федерального Закона «О противодействии терроризму», закрепляющая право на применение Вооружённых Сил Российской Федерации в целях пресечения международной террористической деятельности за пределами своей государственной территории, является логическим выводом из указанных выше источников международного права. При разработке закона использовался не только собственный, но и международный опыт борьбы с терроризмом — главной угрозой мировой цивилизации. В нём учтены многие нормы международного права.
Сейчас на нашей планете осталась только одна территория, где не действует сила права, а действует право силы. Территория, где решения правительств даже ведущих стран мира не имеют абсолютной силы и где легко прячутся люди, находящиеся не в ладах с законом. Это — Мировой океан.
Если борьба с терроризмом на море приобрела наибольшую актуальность только в середине XX столетия, то борьба с пиратством ведется с давних времен.
По статистике за последние годы нападениям пиратов подверглось около 1500 судов более чем из 60 стран мира.
На самом деле случаев пиратства гораздо больше, чем официально регистрируется (а регистрируется их менее 80% случаев).
Пиратство как преступление международного характера издавна было признано мировым сообществом в качестве обычной нормы международного права в силу его особой опасности для международного морского судоходства. На международном уровне делалось немало попыток дать общее определение пиратства и закрепить его как преступление в договорной форме.
Тем не менее, на сегодняшний момент единообразного понятия пиратства не выработано, кроме того, понятие, закрепленное в международных документах, существенно отличается от определения, данного в ныне действующем Уголовном кодексе Российской Федерации.
Проведя детальный анализ двух конструкций пиратства (по цели, объекту, предмету посягательства), можно сделать вывод о том, что они существенно отличаются друг от друга. При этом понятие пиратства, сформулированное в ст.227 УК, намного шире, чем это следует из определения пиратства, закрепленного в международных Конвенциях, и не содержит признаков, имеющих существенное значение для отграничения пиратства от других преступлений.
Поскольку в УК РФ декларируется, что «настоящий кодекс основывается на… общепризнанных принципах и нормах международного права», следовательно, необходимо привести ст.227 УК РФ в соответствие со ст.101 Конвенции 1982 г. Для этого следует максимально полно отразить и конкретизировать признаки пиратства, которые имеют существенное значение для его уголовно-правовой характеристики, исходя из исторически сложившихся представлений, понятий и норм международного права.
До сих пор это было общепризнанной нормой. Не просто нормой — одним из фундаментальных принципов, на которые опирается современный мир. Ибо в основе его не просто положение международного права. В этом элементарная справедливость: в конфликте виновны обе стороны, им и договариваться, им учиться уступать и жить вместе, как подобает цивилизованным народам. Международное сообщество вмешивается, чтобы пресечь беззаконие и кровопролитие, спасти жизни. Но не для того, чтобы помочь одной из сторон добиться победы и реализовать свои цели без оглядки на интересы другой стороны и на право. Такого пока не было.
И вдруг, уникальный пример — провозглашение независимости Косово, поддержанное правительствами большинства стран вопреки Хельсинскому международному договору 1975 года о нерушимости границ суверенных государств, провозгласившему правило: отделение части от государства допускается только с их обоюдного согласия и только политическими средствами. Кроме того, Косово не обладает необходимыми основаниями для признания независимым государством. Так, автономный край Косово не имеет четко определенной территории и границ, а также не осуществляет властных полномочий на собственной территории, поскольку в данный момент эти полномочия осуществляет ООН.
В первую очередь, хочется отметить пошатнувшийся авторитет международного права и Организации Объединенных наций, которая начинает напоминать Лигу Наций, не сумевшую предотвратить в свое время Вторую Мировую войну.
Во-вторых, в мире сейчас насчитывается около 200 конфликтных этнических регионов, где существует острое недовольство тем, сколько суверенитета им отмерено национальными конституциями. Уже на десятки идет счет непризнанных республик, фактически отпавших от своих «материнских» государств. И все эти «мины замедленного действия» очень внимательно следят за судьбой Косово.
Так, первыми в очереди за суверенитетом стоят Абхазия и Южная Осетия. Затем третья автономия постсоветского пространства — Приднестровье. Но и это далеко не все. Внутри благополучного Евросоюза также стали крепнуть сепаратистские настроения.
Региональное правительство Страны Басков — автономной области на севере Испании — увидело в решении Косово «пример для подражания». Каталония собирается идти аналогичным путем.
Взять на вооружение опыт косовских албанцев готовы и некоторые представители Палестинской автономии.
И, наконец, третья опасность, к которой приведет независимость автономного края Косово — это размещение на его территории Соединенными Штатами крупнейшей засекреченной военной базы «Бондстил». О «Бондстил», о том, что происходит внутри и вокруг нее, известно крайне мало.
Последствия косовского прецедента в целом — это нарушение всякой управляемости мира, это вспышки конфликтов разного рода по всему земному шару, возникновение предпосылок новой холодной войны. Мы не должны забывать, что от действий мирового сообщества сегодня зависит диалог между цивилизациями завтра.
Анализируя вооруженные столкновения, произошедшие в разных странах в только начавшемся XXI веке, а также, учитывая специфику большинства из них, незащищенность и судьба тысяч людей, не по своей воле оказавшихся внутри таких конфликтов, вызывает глубокую тревогу. В последнее время все чаще проявляет себя терроризм, который в большей степени затрагивает гражданских лиц и основные нормы гуманитарного права.
Международный Комитет Красного Креста безоговорочно осуждает такие преступления и одновременно он настаивает на том, чтобы шаги, предпринимаемые в ответ на подобные деяния, осуществлялись в рамках, установленных международным правом. Когда борьба с терроризмом принимает форму вооруженного конфликта, государства обязаны соблюдать принципы международного гуманитарного права, даже если речь идет об их безопасности. Это значит, что лица, лишенные свободы, не могут содержаться и допрашиваться, таким образом, и с применением таких методов, которые выходят за рамки права.
Для достижение более эффективного применения норм гуманитарного права государствам необходимо проводить более обширную политику по имплементации в национальное законодательство. Данный процесс подразумевает обеспечение их доступа к закону и его понимание, а также необходимость подготовки личного состава и командования вооруженных сил в этой области, что немало важно, так как именно эти люди выступают с оружием и являются законными воюющими сторонами в конфликтах. Это также означает, что против тех, кто нарушает правила, должны применяться соответствующие санкции, включая, уголовные.
Нарушения и различного рода посягательства можно предотвратить, если в первую очередь МГП сможет выполнять свою превентивную роль. В то время как ряд механизмов регламентированы договорами, основная проблема заключается не столько в недостатке структур, сколько в недостатке политической воли.
Практика применения МГП претерпела значительные изменения за последний период, и поводом основных изменений послужила необходимость приведения в соответствие норм и институтов МГП фактическим условиям современных конфликтов. К сожалению, войны, вооруженные конфликты различного характера — это объективная реальность современного этапа развития человечества, которые независимо от своего характера, ставят под угрозу реализацию большинства основных прав и свобод человека, в том числе важнейшее право человека — право на жизнь.
Представляется, что осуществление МГП — это не только и не столько вопрос законодательной деятельности и принятия соответствующих правоприменительных мер. Важно, чтобы нормы этого права были приняты правосознанием возможно большего числа людей. Таким образом, недостаточно предписать соблюдение определенных правил поведения в ходе вооруженного конфликта. Необходимо включить их в неформальную культуру права, проследить за соответствием правовых норм основополагающим представлениям конкретного народа о должном и нравственном, обеспечить добровольное признание, уважение и доверие к этим нормам.
Вооруженное вторжение США в Ирак в 2003г. стало серьезным испытанием для общепризнанных правовых устоев системы международной безопасности: угроза силой и ее реальное применение перестали рассматриваться как «крайние меры», требующие соответствующего многостороннего политического решения и международно-правового обоснования. Новый доктринальный тезис США касательно права осуществлять «односторонними действиями вторжения в другие страны и низвержения их правительств», права на предвосхищающий — превентивный — удар является новым вызовом современному международному праву и мировой правоприменительной практике13. В данном контексте особую актуальность приобретает необходимость устранения противоречий в понимании права на самооборону согл. ст.51 Устава ООН. Определенная двусмысленность существует: принятое узкое толкование ст.51 Устава ООН исключает всякую самооборону, не предпринятую как ответ на вооруженное нападение; расширительное толкование допускает осуществление самообороны в случае нависшей, т.е. очевидной угрозы. При этом следует отметить, что расширительное толкование данной статьи носит сугубо политический, а не правовой характер и находит свое выражение именно в национальных доктринальных установках. События 11 сентября и последующая военная операция США в Ираке не способствовали установлению единообразного понимания степени неотвратимости угрозы, принципов необходимости и пропорциональности самообороны. В правилах и руководящих принципах применения силы, предлагаемых Группой высокого уровня по угрозам, вызовам и переменам, зафиксировано, что ст.51 Устава ООН не должна быть ни переработана, ни по новому истолкована с целью расширить ее давно сложившуюся сферу охвата (с тем, чтобы превентивные меры можно было применять в отношении угроз, не носящих непосредственного характера) или ограничить ее (с тем, чтобы можно было ее применить лишь в отношении совершенных нападений).
Необходимо окончательно договориться о более полном, консенсусном определении агрессии. Главное при этом, с учетом развития иракской операции, дать юридически более четкое, общеприемлемое разграничение права применения силы и тех действий, которые могут квалифицироваться как агрессия. Решение вопроса во многом осложняется позицией США против определения агрессии согл. резолюции ГА ООН 3314 (1974г).
США и союзники наряду с «банальными» причинами объявления войны полностью проигнорировали юридическое измерение в международных отношения. В решении о нападении на Ирак подтвердилась, как считают, линия США на «возврат» к доктрине В. Вильсона: «мир строится не через международные отношения, а через внутреннюю трансформацию в той или иной стране».
Подходы США к разрешению ситуации в Ираке противоречат положениям Устава ООН и нормам jus cogens. Причинами противоречий называется «неэффективность» ООН, ее «неспособность» адекватно реагировать в «стрессовых» ситуациях, а также негативная реакция на усиление роли США. Реализация права jus gladii, как показала иракская война, оказалась неприемлемой для партнеров США по антитеррористической коалиции. Операция США в Ираке не стала прецедентом неуважения важнейшего международного принципа — неприменения силы, если рассматривать политику США manu militar, начиная с Гренады и Судана и кончая Панамой и Косово. В Косово была изобретена формула ‘illegal but legitimate’ — «незаконное, но узаконенное», призванная оправдать операцию НАТО. Вместе с тем было признано, что необходимость операции обосновывалась несоответствующими действительности масштабами убийств албанцев сербскими войсками и полувоенными формированиями. Несмотря на то, что НАТО определяла данную операцию как исключение из правил, не ставящее целью создать новое международное право, данные утверждения не помешали сторонникам войны с Ираком использовать этот прецедент для военного вторжения в Ирак и свержения режима С. Хусейна. Резолюции СБ ООН 1472 (20 марта 2003г) и 1546 (8 июня 2004г) не означают легитимации военной акции участников коалиции, которая квалифицируется как оккупационные силы.
Подавляющее большинство международных юристов квалифицировали военную операцию в Ираке как незаконную, противоречащую договорным обязательствам США, являющуюся нарушением внутренних законов США и международного права. По квалификации французских ученых данная операция явилась попыткой восстановить архаические институты, отделявшие от развитых цивилизованных отсталые варварские нации, к которым неприменимы нормы международного права. Правовые оценки российских ученых сводятся к тому, что применение силы США не санкционировано СБ ООН, является акцией противоправной, противоречащей Уставу ООН и может рассматриваться как агрессия. Совет Безопасности ООН, т.к два его постоянных члена являются нападающими сторонами, лишен возможности принять резолюцию по данному вопросу.
Противоречия в правовых и политических оценках позиций государств — членов ООН в ходе иракского кризиса дали основания считать, что уже в ближайшее время речь может пойти о возникновении «нового международного права». Оно, в частности, позволит использовать право применения силы, включая превентивные, упреждающие военные санкции, предоставит «полномочия» на ведение превентивных войн против «стран-изгоев». Это положит конец основополагающему принципу международного права — запрещения применения или угрозы силой. Необходимо не допустить принятия в качестве действующего принципа самообороны на правоведения превентивной войны, нападение на Ирак должно рассматриваться как нарушение международного права. Содержание новой «национальной стратегии безопасности» США может пониматься как их исключительное право на проведение «превентивных акций».
В целях оптимизации права государства на применение вооружённых сил для самообороны от актов международного терроризма необходимо указать «пресечение международной террористической деятельности» как одну из целей создания ООН, посредством внесения поправок в ч.1 ст.1 Устава ООН, и принять Всемирную конвенцию в рамках ООН «О противодействии международной террористической деятельности», которая должна установить единообразное понимание терроризма и ответственности за осуществление международной террористической деятельности.
Все чаще вспыхивающие вооруженные конфликты постоянно становятся нам напоминанием о том, что человеческое достоинство часто становится одной из первых жертв войны. Во время вооруженных конфликтов, происходящих по всему миру, многочисленные преступления совершаются против гражданских лиц, раненых и больных комбатантов, а также лиц, лишенных свободы. Это происходит, несмотря на то, что практически все государства присоединились к Женевским конвенциям, основным документам международного гуманитарного права, которое требует от всех сторон в конфликте защищать жизнь и достоинство лиц, не принимающих или прекративших принимать участие в военных действиях.
1. Соболев В.А. Организационный аспекты государственной политики противодействия терроризму // Центр исслед. Проблем безопасности РАН; Науч. совет при Совете Безопасности РФ. — М.: Наука, 2006.
2. Патрушев Н.П. Введение. Правовые и организационные аспекты противодействия терроризму. Терроризм. Правовые аспекты противодействия: нормативные и международные правовые акты с комментариями, научные статьи / под ред. И.Л. Трунова и Ю.С. Горбунова. — Изд-е 2-е, перераб. и доп. — М.: Эксмо, 2007.
3. Троекуров Н.Е. (2006) Верховенство права в современных международных отношениях. М.: Научная книга
4. Уткин А.И. (2006) Удар американских богов. М.: Алгоритм
5. Сергей РОГОЖИН, Международное гуманитарное право в зеркале мнений Журнал «Правозащитник» № 2 за 2008.
6. Якоб Келленбергер., Ответственность государств за нарушения международного гуманитарного права 19 мая 2004 года., газета «Financial Times»
7. Демиденко В.В., Прусс В.М., Шемякин А.Н. Пиратство, терроризм, мошенничество на море / В.В. Демиденко. — Одесса: АО Бахва, 2007.
8. Ефимова Л.М. Современные пираты южных морей // Финансовый бизнес. — 2004. — № 9-10.
www.ronl.ru
Что говорит МГП о терроризме? Международное гуманитарное право (МГП) представляет собой свод международно-правовых норм, которые применяются, когда вооруженное насилие достигает уровня вооруженного конфликта – международного или немеждународного. Наиболее известными договорами по МГП являются четыре Женевские конвенции 1949 г. и два Дополнительных протокола к ним 1977 г., но есть и целый ряд других договоров по МГП, призванных облегчить страдания людей во время войны. Среди них можно назвать Оттавскую конвенцию 1997 г. о противопехотных минах. МГП, которое иногда еще называют правом вооруженных конфликтов или правом войны, не дает определения "терроризма", но запрещает в период вооруженных конфликтов большинство деяний, которые были бы квалифицированы как "террористические", будь они совершены в мирное время. Один из основополагающих принципов МГП предписывает всем лицам, участвующим в вооруженном конфликте, в любых обстоятельствах проводить различие между гражданскими лицами и комбатантами, а также между гражданскими и военными объектами. "Принцип проведения различия" - краеугольный камень МГП. Производными от него являются многочисленные конкретные нормы МГП, такие, например, как запрещение умышленных или прямых нападений, направленные против гражданских лиц и гражданских объектов, запрещение нападений неизбирательного характера и использования "живых щитов". Кроме этого, МГП запрещает взятие заложников. В ситуациях вооруженного конфликта с юридической точки зрения было бы бессмысленно квалифицировать как "террористические действия" умышленные акты насилия в отношении гражданских лиц, поскольку они и так считаются военными преступлениями. Согласно принципу универсальной юрисдикции лица, подозреваемые в совершении военных преступлений, могут быть привлечены к уголовной ответственности не только государством, на территории которого имело место преступление, но и вообще любым государством. Есть ли в МГП прямое упоминание терроризма? Да, МГП конкретно упоминает и запрещает "меры запугивания и террора". Статья 33 Женевской конвенции IV гласит: "Коллективные наказания, так же как и всякие меры запугивания или террора, запрещены". Дополнительный протокол II в статье 4 запрещает "акты терроризма", направленные против лиц, не принимающих непосредственного участия или прекративших принимать участие в военных действиях. Главная цель – подчеркнуть, что отдельные гражданские лица и гражданское население в целом не могут подвергаться коллективным наказаниям, которые, несомненно, относятся к числу факторов, создающих обстановку террора. Оба Дополнительных протокола к Женевским конвенциям также запрещают действия, направленные на терроризирование гражданского населения. "Гражданское население как таковое, а также отдельные гражданские лица не должны являться объектом нападения. Запрещаются акты насилия или угрозы насилием, имеющие основной целью терроризировать гражданское население" (ДП I, ст. 51(2) и ДП II, ст. 13(2)). Эти положения представляют собой ключевой элемент норм МГП, регулирующих ведение боевых действий. Они запрещают во время вооруженного конфликта акты насилия, не обеспечивающие реального военного преимущества. Важно иметь в виду, что даже законное нападение на военные объекты может вызывать страх у гражданского населения. Однако данные положения объявляют вне закона нападения, конкретно имеющие цель терроризировать гражданское население, такие, например, как применение артиллерии против гражданского населения в городах или снайперская стрельба по гражданским лицам. Является ли "война против терроризма" вооруженным конфликтом? Как уже упоминалось выше, МГП применяется только во время вооруженных конфликтов. Центральным элементом понятия вооруженного конфликта является наличие "сторон" в конфликте. Сторонами в международном вооруженном конфликте могут быть два или более государств (или государства и национально-освободительные движения), в то время как в немеждународном вооруженном конфликте друг другу могут противостоять в качестве сторон либо государства и вооруженные группы (например, повстанческие силы), либо просто вооруженные группировки. В любом случае сторона в вооруженном конфликте должна быть в определенной степени организована наподобие вооруженных сил, иметь определенную структуру командования и возможность соблюдать МГП и обеспечивать его соблюдение. Нормы МГП в равной степени применяются ко всем сторонам в вооруженном конфликте. Не важно, является ли та или иная сторона агрессором или находится в состоянии самообороны. Не важно и то, является ли сторона в конфликте государством или повстанческой группой. Соответственно, каждой стороне в вооруженном конфликте разрешено нападать на военные объекты и запрещено прибегать к нападениям, непосредственно направленным против гражданских лиц. Равенство прав и обязанностей по МГП позволяет сторонам в конфликте знать, в каких пределах они могут действовать и рассчитывать на аналогичное поведение противной стороны. Именно наличие как минимум двух сторон в вооруженном конфликте, равенство прав сторон согласно МГП, уровень насилия и используемые средства отличают вооруженный конфликт от действий по восстановлению правопорядка. Конкретные аспекты так называемой "войны против терроризма", начатой после террористических актов против США 11 сентября 2001 г., свидетельствуют о том, что имеет место вооруженный конфликт, как он определен в МГП. В качестве иллюстрации можно привести войну, которую коалиция государств под руководством США вела в Афганистане с октября 2001 г. Женевские конвенции 1949 г. и обычные нормы международного права были в полной мере применимы к этому международному вооруженному конфликту, в котором противостояли друг другу возглавляемая США коалиция, с одной стороны, и, Афганистан, с другой. Однако многие акты насилия из числа тех, которые совершаются в других регионах мира и обычно характеризуются как "террористические", являются делом рук слабо структурированных групп или организаций либо отдельных лиц, которых в лучшем случае связывает между собой общность идеологии. Сомнительно, чтобы на основании известных фактов эти группы и организации могли бы рассматриваться как сторона в конфликте в значении, принятом в МГП. Но даже если МГП и не применяется к таким деяниям, они все равно подпадают под действие права. Независимо от мотивов совершающих их лиц, деяния, имеющие место вне рамок конфликта, должны подпадать под действие не права войны, а положений внутригосударственного или международного права. Большинство мер, осуществляемых государствами для предупреждения или пресечения террористических актов, не достигают уровня вооруженного конфликта. Такие меры, как сбор разведывательных данных, сотрудничество правоохранительных и судебных органов, выдача, уголовные санкции, финансовые расследования, замораживание счетов или дипломатическое и экономическое давление на государства, обвиняемые в поддержке лиц, которых подозревают в терроризме, обычно не рассматриваются как акты войны. "Терроризм" – явление, а войну как с практической, так и с юридической точки зрения, невозможно вести против явления. Воевать можно только с поддающейся опознанию стороной в вооруженном конфликте. По этим причинам формулировка "многоплановая борьба с терроризмом" кажется нам более адекватной, чем термин "война с терроризмом". Какое право применимо к лицам, взятым под стражу в ходе борьбы с терроризмом? Государства имеют право и обязаны защищать своих граждан от террористических актов. Соответствующие меры могут включать в себя арест или задержание лиц, подозреваемых в совершении террористических преступлений. Однако осуществляться они должны в рамках, четко очерченных национальным законодательством или международным правом. Лица, задержанные в связи с международным вооруженным конфликтом, в котором участвуют два или более государств и который является частью борьбы с терроризмом, как это было в Афганистане до прихода к власти нового правительства в июне 2002 г., находятся под покровительством международного гуманитарного права, применяемого в период международных вооруженных конфликтов. Захваченные комбатанты имеют право на статус военнопленных. Их можно удерживать до конца активных военных действий в рамках данного международного вооруженного конфликта. Военнопленных нельзя привлекать к ответственности только за факт участия в боевых действиях, но их можно судить за любые военные преступления, которые они могли совершить. В этих случаях их разрешено удерживать на период отбывания ими наказания, назначенного по приговору суда. В случае сомнений относительно того, имеет ли то или иное удерживаемое лицо право на статус военнопленного, Женевская конвенция III предписывает, что решение данного вопроса должно быть вынесено компетентным судом. Гражданские лица, помещенные под стражу по соображениям безопасности, имеют право на защиту, предоставляемую Женевской конвенцией IV. Комбатанты, не отвечающие критериям, которые дают право на статус военнопленного (например, открытое ношение оружия) или гражданские лица, принимавшие непосредственное участие в военных действиях в международном вооруженном конфликте (так называемые "непривилегированные" и "незаконные" комбатанты) находятся под защитой Женевской конвенции IV, если они являются гражданами державы противника. В отличие от военнопленных такие лица могут привлекаться к уголовной ответственности по национальному законодательству удерживающей стороны как за сам факт участия в военных действиях, так и за совершенные ими преступные деяния. Они могут быть лишены свободы до конца отбывания назначенного им наказания. Лица, содержащиеся под стражей в связи с немеждународным вооруженным конфликтом, который является частью борьбы с терроризмом, как в Афганистане, начиная с июня 2002 г., пользуются защитой статьи 3, общей для всех четырех Женевских конвенций, и норм обычного международного гуманитарного права. К ним применимы и положения международного права прав человека и внутреннего законодательства. В случае привлечения к уголовной ответственности по подозрению в совершении преступлений они имеют право на судебные гарантии, предусмотренные международным гуманитарным правом и правом прав человека. Все лица, задержанные вне рамок вооруженного конфликта в ходе борьбы с терроризмом, пользуются защитой внутреннего законодательства удерживающего государства и международного права прав человека. Если они предстают пере судом по обвинению в совершении любых преступлений, им предоставляются гарантии справедливого судебного разбирательства, предусмотренные внутренним правом и правом прав человека. При этом особенно важно знать, что ни одно лицо, задержанное в ходе борьбы с терроризмом, не может считаться поставленным вне закона. Нет и не может быть никаких "черных дыр" в системе правовой защиты. Какова роль МККК в отношении лиц, задержанных в ходе борьбы с терроризмом? В соответствии с Женевскими конвенциями МККК должен быть предоставлен доступ к лицам, удерживаемым во время международного вооруженного конфликта, причем независимо от того, являются ли они военнопленными или лицами, пользующимися защитой Женевской конвенции IV. Именно в этом контексте представители МККК посещали целый ряд лиц, содержащихся под стражей, например, в результате международного вооруженного конфликта в Афганистане, и находящихся как в самом Афганистане, так и на военно-морской базе США в Гуантанамо (Куба). МККК неоднократно призывал к четкому определению правового статуса каждого лица, удерживаемого в Гуантанамо, а также общего правового режима, применимого ко всем лицам, задержанных властями США в ходе борьбы с терроризмом. Если борьба с терроризмом принимает форму немеждународного вооруженного конфликта, МККК может предложить свои гуманитарные услуги всем сторонам в конфликте и получить доступ к лицам, содержащимся под стражей, с согласия соответствующих властей. Если ситуация не является вооруженным конфликтом, Устав Международного движения Красного Креста и Красного полумесяца наделяет МККК правом гуманитарной инициативы. Так, большое число лиц, регулярно посещаемых представителями МККК, были взяты под стражу по соображениям безопасности в мирное время. Некоторые из действующих международных конвенций по борьбе с терроризмом содержат конкретные положения, которые предусматривают, что государства могут предоставить МККК доступ к лицам, содержащимся под стражей по подозрению в террористической деятельности. Эти положения, а также нормы, содержащиеся в договорах по МГП и Уставе Международного движения Красного Креста и Красного Полумесяца, признают уникальность роли, которую играет МККК, основывая свою деятельность на принципах нейтральности и беспристрастности.
Читайте также:
lektsia.com
(Публикуемый ниже документ носит чисто информационный характер и не содержит полного изложения официальной позиции МККК по обсуждаемой проблеме. )
Каково отношение МККК к терроризму?МККК резко осуждает акты насилия, которые носят неизбирательный характер и имеют целью терроризировать гражданское население. Он многократно выражал осуждение таких актов, в том числе после событий в США 11 сентября 2001 года.
Что говорит МГП о терроризме?Международное гуманитарное право (МГП) представляет собой свод международно-правовых норм, которые применяются, когда вооруженное насилие достигает уровня вооруженного конфликта – международного или немеждународного. Наиболее известными договорами по МГП являются четыре Женевские конвенции 1949 г. и два Дополнительных протокола к ним 1977 г., но есть и целый ряд других договоров по МГП, призванных облегчить страдания людей во время войны. Среди них можно назвать Оттавскую конвенцию 1997 г. о противопехотных минах.
МГП, которое иногда еще называют правом вооруженных конфликтов или правом войны, не дает определения " терроризма " , но запрещает в период вооруженных конфликтов большинство деяний, которые были бы квалифицированы как " террористические " , будь они совершены в мирное время.
Один из основополагающих принципов МГП предписывает всем лицам, участвующим в вооруженном конфликте, в любых обстоятельствах проводить различие между гражданскими лицами и комбатантами, а также ме жду гражданскими и военными объектами. " Принцип проведения различия " - краеугольный камень МГП. Производными от него являются многочисленные конкретные нормы МГП, такие, например, как запрещение умышленных или прямых нападений, направленные против гражданских лиц и гражданских объектов, запрещение нападений неизбирательного характера и использования " живых щитов " . Кроме этого, МГП запрещает взятие заложников.
В ситуациях вооруженного конфликта с юридической точки зрения было бы бессмысленно квалифицировать как " террористические действия " умышленные акты насилия в отношении гражданских лиц, поскольку они и так считаются военными преступлениями. Согласно принципу универсальной юрисдикции лица, подозреваемые в совершении военных преступлений, могут быть привлечены к уголовной ответственности не только государством, на территории которого имело место преступление, но и вообще любым государством.
Есть ли в МГП прямое упоминание терроризма?Да, МГП конкретно упоминает и запрещает " меры запугивания и террора " . Статья 33 Женевской конвенции IV гласит: " Коллективные наказания, так же как и всякие меры запугивания или террора, запрещены " . Дополнительный протокол II в статье 4 запрещает " акты терроризма " , направленные против лиц, не принимающих непосредственного участия или прекративших принимать участие в военных действиях. Главная цель – подчеркнуть, что отдельные гражданские лица и гражданское население в целом не могут подвергаться коллективным наказаниям, которые, несомненно, относятся к числу факторов, создающих обстановку террора.
Оба Дополнительных протокола к Женевским конвенциям также запрещают действия, направленные на терроризирование гражданского населения. " Гражданское население как таковое, а также отдельные гражданские лица не должны являться объектом нападения. Запрещ аются акты насилия или угрозы насилием, имеющие основной целью терроризировать гражданское население " (ДП I, ст. 51(2) и ДП II, ст. 13(2)). Эти положения представляют собой ключевой элемент норм МГП, регулирующих ведение боевых действий. Они запрещают во время вооруженного конфликта акты насилия, не обеспечивающие реального военного преимущества. Важно иметь в виду, что даже законное нападение на военные объекты может вызывать страх у гражданского населения. Однако данные положения объявляют вне закона нападения, конкретно имеющие цель терроризировать гражданское население, такие, например, как применение артиллерии против гражданского населения в городах или снайперская стрельба по гражданским лицам.
Могут ли определенные аспекты "войны против терроризма" быть в совокупности классифицированы как "транснациональный" вооруженный конфликт?Как уже упоминалось выше, МГП применяется только во время вооруженных конфликтов. Центральным элементом понятия вооруженного конфликта является наличие " сторон " в конфликте. Сторонами в международном вооруженном конфликте могут быть два или более государств (или государства и национально-освободительные движения), в то время как в немеждународном вооруженном конфликте друг другу могут противостоять в качестве сторон либо государства и вооруженные группы (например, повстанческие силы), либо просто вооруженные группировки. В любом случае сторона в вооруженном конфликте должна быть в определенной степени организована наподобие вооруженных сил, иметь определенную структуру командования и возможность соблюдать МГП и обеспечивать его соблюдение.
Нормы МГП в равной степени применяются ко всем сторонам в вооруженном конфликте. Не важно, является ли та или иная сторона агрессором или находится в состоянии самообороны. Не важно и то, является ли сторона в конфликте государством или повстанческой группой. Соотв етственно, каждой стороне в вооруженном конфликте разрешено нападать на военные объекты и запрещено прибегать к нападениям, непосредственно направленным против гражданских лиц. Равенство прав и обязанностей по МГП позволяет сторонам в конфликте знать, в каких пределах они могут действовать и рассчитывать на аналогичное поведение противной стороны. Именно наличие как минимум двух сторон в вооруженном конфликте, равенство прав сторон согласно МГП, уровень насилия и используемые средства отличают вооруженный конфликт от действий по восстановлению правопорядка.
Конкретные аспекты " войны против терроризма " , начатой после террористических актов против США 11 сентября 2001 г., свидетельствуют о том, что имеет место вооруженный конфликт, как он определен в МГП. В качестве иллюстрации можно привести войну, которую коалиция государств под руководством США вела в Афганистане с октября 2001 г. Женевские конвенции 1949 г. и обычные нормы международного права были в полной мере применимы к этому международному вооруженному конфликту, в котором противостояли друг другу возглавляемая США коалиция, с одной стороны, и, Афганистан, с другой. Однако многие акты насилия из числа тех, которые совершаются в других регионах мира и обычно характеризуются как " террористические " , являются делом рук слабо структурированных групп или организаций либо отдельных лиц, которых в лучшем случае связывает между собой общность идеологии. Сомнительно, чтобы на основании известных фактов эти группы и организации могли бы рассматриваться как сторона в любом из типов конфликтов, включая " транснациональные " . Но даже если МГП и не применяется к таким деяниям, они все равно подпадают под действие права. Независимо от мотивов совершающих их лиц, деяния, имеющие место вне рамок конфликта, должны подпадать под действие не права войны, а положений внутригосударственного или международного права.
Большинство мер, осуществляемых государствами для предупреждения или пресечен ия террористических актов, не достигают уровня вооруженного конфликта. Такие меры, как сбор разведывательных данных, сотрудничество правоохранительных и судебных органов, выдача, уголовные санкции, финансовые расследования, замораживание счетов или дипломатическое и экономическое давление на государства, обвиняемые в поддержке лиц, которых подозревают в терроризме, обычно не рассматриваются как акты войны.
" Терроризм " – явление, а войну как с практической, так и с юридической точки зрения, невозможно вести против явления. Воевать можно только с поддающейся опознанию стороной в вооруженном конфликте. По этим причинам формулировка " многоплановая борьба с терроризмом " кажется нам более адекватной, чем термин " война с терроризмом " .
Какое право применимо к лицам, взятым под стражу в ходе борьбы с терроризмом?Государства имеют право и обязаны защищать своих граждан от террористических актов. Соответствующие меры могут включать в себя арест или задержание лиц, подозреваемых в совершении террористических преступлений. Однако осуществляться они должны в рамках, четко очерченных национальным законодательством или международным правом.
Лица, задержанные в связи с < b > международным вооруженным конфликтом < /b > , в котором участвуют два или более государств и который является частью борьбы с терроризмом, как это было в Афганистане до прихода к власти нового правительства в июне 2002 г., находятся под покровительством международного гуманитарного права, применяемого в период международных вооруженных конфликтов. Захваченные комбатанты имеют право на статус военнопленных. Их можно удерживать до конца активных военных действий в рамках данного международного вооруженного конфликта. Военнопленных нельзя привлекать к ответственности только за факт участия в боевых действиях, но их можно судить за любые военные преступ ления, которые они могли совершить. В этих случаях их разрешено удерживать на период отбывания ими наказания, назначенного по приговору суда.
В случае сомнений относительно того, имеет ли то или иное удерживаемое лицо право на статус военнопленного, Женевская конвенция III предписывает, что решение данного вопроса должно быть вынесено компетентным судом. Гражданские лица, помещенные под стражу по соображениям безопасности, имеют право на защиту, предоставляемую Женевской конвенцией IV. Комбатанты, не отвечающие критериям, которые дают право на статус военнопленного (например, открытое ношение оружия) или гражданские лица, принимавшие непосредственное участие в военных действиях в международном вооруженном конфликте (так называемые " непривилегированные " и " незаконные " комбатанты) находятся под защитой Женевской конвенции IV, если они являются гражданами державы противника. В отличие от военнопленных такие лица могут привлекаться к уголовной ответственности по национальному законодательству удерживающей стороны как за сам факт участия в военных действиях, так и за совершенные ими преступные деяния. Они могут быть лишены свободы до конца отбывания назначенного им наказания.
Лица, содержащиеся под стражей в связи с < b > немеждународным вооруженным конфликтом < /b > , который является частью борьбы с терроризмом, как в Афганистане, начиная с июня 2002 г., пользуются защитой статьи 3, общей для всех четырех Женевских конвенций, и норм обычного международного гуманитарного права. К ним применимы и положения международного права прав человека и внутреннего законодательства. В случае привлечения к уголовной ответственности по подозрению в совершении преступлений они имеют право на судебные гарантии, предусмотренные международным гуманитарным правом и правом прав человека.
Все лица, задержанные вне рамок вооруженного конфликта в ходе борьбы с терроризмом, пользуются защитой внутреннего законодательства удержи вающего государства и международного права прав человека. Если они предстают пере судом по обвинению в совершении любых преступлений, им предоставляются гарантии справедливого судебного разбирательства, предусмотренные внутренним правом и правом прав человека. При этом особенно важно знать, что ни одно лицо, задержанное в ходе борьбы с терроризмом, не может считаться поставленным вне закона. Нет и не может быть никаких " черных дыр " в системе правовой защиты.
Какова роль МККК в отношении лиц, задержанных в ходе борьбы с терроризмом?В соответствии с Женевскими конвенциями МККК должен быть предоставлен доступ к лицам, удерживаемым во время международного вооруженного конфликта, причем независимо от того, являются ли они военнопленными или лицами, пользующимися защитой Женевской конвенции IV.
Именно в этом контексте представители МККК посещали целый ряд лиц, содержащихся под стражей, например, в результате международного вооруженного конфликта в Афганистане, и находящихся как в самом Афганистане, так и на военно-морской базе США в Гуантанамо (Куба). МККК неоднократно призывал к четкому определению правового статуса каждого лица, удерживаемого в Гуантанамо, а также общего правового режима, применимого ко всем лицам, задержанных властями США в ходе борьбы с терроризмом.
Если борьба с терроризмом принимает форму немеждународного вооруженного конфликта, МККК может предложить свои гуманитарные услуги всем сторонам в конфликте и получить доступ к лицам, содержащимся под стражей, с согласия соответствующих властей.
Если ситуация не является вооруженным конфликтом, Устав Международного движения Красного Креста и Красного полумесяца наделяет МККК правом гуманитарной инициативы. Так, большое число лиц, регулярно посещаемых представителями МККК, были взяты под стражу по соображениям безопасности в мирное время.
Некоторые из действующих международных конвенций по борьбе с терроризмом содержат конкретные положения, которые предусматривают, что государства могут предоставить МККК доступ к лицам, содержащимся под стражей по подозрению в террористической деятельности.
Эти положения, а также нормы, содержащиеся в договорах по МГП и Уставе Международного движения Красного Креста и Красного Полумесяца, признают уникальность роли, которую играет МККК, основывая свою деятельность на принципах нейтральности и беспристрастности.
www.icrc.org
bukvasha.ru
