Список использованной литературы:. Философские письма чаадаева реферат

Список использованной литературы:

1. Чаадаев П.Я. «Полное собрание сочинений и избранные письма» в двух томах, Том 1. Издательство «Наука», Москва 1991.

2. Зеньковский В. В. «История русской философии». Издательство «Москва», 2001.

3. Борохов Э. «Энциклопедия афоризмов». Издательство «АСТ», Москва 2002.

4. Фролов И.Т. «Введение в философию». Издательство «Республика», Москва 2004.

5. Тарасов Б. «Жизнь замечательных людей. Чаадаев». Издательство «Молодая гвардия». Москва 1986.

Реферат: Философские письма Чаадаева

ПИСЬМО ПЕРВОЕ Да приидет царствие твое Сударыня. Прямодушие и искренность итменно те черты, которые я в вас более всего люблю и ценю. Судите же сами, как меня должно было поразить ваше письмо. Эти самые любезные свойства ваши и очаровали меня при нашем знакомстве, они-то и побудили меня заговорить с вами о религии. Все вокруг Вас призывало меня к молчанию. Повторяю, посудите каково же было мое удивление при получении вашего письма. Вот все, что я имею вам сказать, сударыня, по поводу выраженных там предположений об оценке мною вашего характера. Не будем говорить более об этом и прямо перейдем к существенной части вашего письма. И, прежде всего, откуда в вашем уме берется это смятение, до того вас волнующее и утомляющее, что оно, по вашим словам, отражается и на здоровье? Неужели это печальное следствие наших бесед? Вместо успокоения и мира, которое должно было бы внести пробужденное в сердце чувство, оно вызвало тревогу, сомнения, чуть ли не угрызения совести. Впрочем, чему удивляться? Это естественное следствие того печального положения вещей, которому подчинены у нас все сердца и все умы. Вы просто поддались действию сил, которые приводят у нас в движение все, начиная с самых высот общества и кончая рабом, существующим лишь для утехи своего владыки. Да и как могли бы вы этому противиться? Те самые свойства, которыми вы выделяетесь из толпы, должны сделать вас тем более подверженной вредному воздействию воздуха, которым вы дышите. Среди всего окружающего вас, могло ли сообщить устойчивость вашим идеям то немногое, что мне было позволено вам поведать? Мог ли я очистить атмосферу, в которой мы живем? Последствия я должен был предвидеть, да я их и предвидел. Отсюда частые умолчания, мешавшие убеждениям проникнуть вам в душу и вводившие вас, естественно, в заблуждение. И если бы только я не был уверен, что религиозное чувство, пробужденное хотя бы частично в чъем-либо сердце, какие бы оно не причиняло ему муки, все же лучше полного его усыпления, мне бы пришлось раскаиваться в своем усердии. Тем не менее, я надеюсь, что облака, омрачающие сейчас ваше небо, однажды превратятся в благодатную росу и она оплодотворит семя, брошенное в ваше сердце, и произведенное на вас действие нескольких ничего не стоящих слов служит мне верной порукой более значительных результатов, их непременно вызовет в будущем работа вашего собственного сознания. Смело вверьтесь, сударыня, волнениям, вызываемым в вас мыслями о религии: из этого чистого источника могут вытекать только чистые чувства. По отношению к внешним условиям вам пока достаточно знать, что учение, основанное на высшем начале единства и непосредственной передачи истины в непрерывном преемстве ее служителей, только и может быть самым согласным с подлинным духом религии, потому что дух этот заключается всецело в идее слияния всех, сколько их ни есть в мире, нравственых сил - в одну мысль, в одно чувство и в постепенном установлении социальной системы или церкви, которая должна водворить царство истины среди людей. Всякое иное учение, вследствие одного уже отпадения от учения первоначального, далеко отталкивает от себя возвышенное обращение Спасителя: "Молю тебя, Отче, да будут они одно, как мы одно" и не желает водворения царства божьего на земле. Но отсюда совсем еще не следует, что вы обязаны провозглашать во всеуслышание эту истину перед лицом земли: конечно, не таково ваше призвание. То самое начало, из которого эта истина исходит, обязывает вас, напротив, при вашем положении в свете,видеть в ней только внутренний светоч вашей веры - и ничего более. Я почитаю за счастье, что способствовал обращению ваших мыслей к религии, но я почувствовал бы себя очень несчастным, сударыня, если бы вместе с тем вызвал замешательство в вашем сознании, которое, со временем, не могло бы не охладить вашей веры. Я вам, кажется, как-то сказал, что лучшее средство сохранить религиозное чувство - это придерживаться всех обычаев, предписанных церковью, Такое упражнение в покорности важнее, чем обыкновенно думают, и то, что его налагали на себя продуманно и сознательно величайшие умы, является настоящим служением Богу. Ничто так не укрепляет разум в его верованиях, как строгое выполнение всех относящихся к ним обязанностей. Впрочем, большинство обрядов христианской религии, проистекающее из высшего разума, является действенной силой для каждого, способного проникнуться выраженными в них истинами. Есть только одно исключение из этого правила, имеющего безусловный характер, - а именно, когда обретаешь в себе верования более высокого порядка нежели те, которые исповедуют массы, верования, возносящие душу к тому самому источнику, из коего проистекают все убеждения, причем верования эти нисколько не противоречат народным, а, напротив, их подтверждают6 в таком случае, но единственно в этом, позволительно пренебречь внешней обрядностью, чтобы свободнее посвятить себя более важным трудам. Но горе тому, кто принял бы иллюзии своего тщеславия или заблуждения своего разума за необычайное озарение, освобождающее от общего закона. А вы, сударыня, не всего ли лучше облечься в одежды смирения, столь приличные вашему полу? Поверьте, это лучше всего сможет успокоить смущение вашего духа и внести мир в ваше существование. Да даже и с точки зрения светских взглядов, скажите, что может быть естественнее для женщины, развитый ум которой умеет находить прелесть в научных занятиях и серьезных размышлениях, чем сосредоточенная жизнь, посвященная главным образом религиозным помыслам и упражнениям? Вы говорите, что при чтении книг ничто так не действует на ваше воображение, как картины мирных и вдумчивых существований, которые подобно прекрасной сельской местности на закате дня вносят мир в душу и вырывают вас на мгновение из тягостной или бесцветной действительности. Но ведь это вовсе не фантастические картины: только от вас зависит осуществление одного из этих пленительных вымыслов. Вы имеете все необходимое для этого. Как видите, я вовсе не проповедую вам мораль слишком строгую: в ваших же вкусах, в самых приятных грезах вашего воображения я ищу то, что может внести мир в вашу душу. В мире есть обстоятельства, относящиеся не к физическому, а к духовному бытию, пренебрегать ими не следует, есть режим для души, как есть режим и для тела: надо уметь ему подчиниться. Я знаю, что это старая истина, но у нас она, кажется, имеет всю ценность новизны. Одна из самых прискорбных особенностей нашей своеобразной цивилизации состоит в том, что мы все еще открываем истины, ставшие избитыми в других странах и даже у народов, гораздо более от нас отсталых. Дело в том, что мы никогда не шли вместе с другими народами, мы не принадлежим ни к одному из известных семейств человеческого рода, ни к Западу,ни к Востоку, и не имеем традиций ни того, ни другого. Мы стоим как бы вне времени, всемирное воспитание человеческого рода на нас не распространилось. Дивная связь человеческих идей в преемстве поколений и история человеческого духа, приведшие его во всем остальном мире к его современному состоянию, на нас не оказали никакого действия. Впрочем, то, что издавна составляет самую суть общества и жизни, для нас еще только теория и умозрение. И, к примеру сказать, вы, сударыня, столь счастливо одаренная для восприятия всего доброго и истинного на свете, вы, как бы созданная для испытания самых сладостных и чистых душевных наслаждений, чего вы, спрашивается, достигли при всех этих преимуществах? Вам все еще приходится разыскивать, чем бы наполнить даже не жизнь, а только текущий день. Впрочем, вы совсем лишены того, что создает необходимые рамки жизни, естественно вмещающие в себя повседневные события, а без них также невозможно здоровое нравственное состояние, как без свежего воздуха невозможно здоровое состояние физическое. Вы понимаете, дело пока еще не идет ни о нравственных принципах, ни о философских положениях, а просто о благоустроенной жизни, об этих привычках, об этих навыках сознания, которые придают уют уму и душе, непринужденность, размеренное движение. Взгляните вокруг. Разве что-нибудь стоит прочно? Можно сказать, что весь мир в движении. Ни у кого нет определенной сферы деятельности, нет хороших привычек, ни для чего нет правил, нет даже и домашнего очага, ничего такого, что привязывает, что пробуждает вашим симпатии, вашу любовь, ничего устойчивого, ничего постоянного, все течет, все исчезает, не оставляя следов ни вовне, ни в вас. В домах наших мы как будто определены на постой, в семьях мы имеем вид чужестранцев, в городах мы похожи на кочевников, мы хуже кочевников, пасущих стада в наших степях, ибо те более привязаны к своим пустыням, нежели мы к нашим городам. И не подумайте, что это пустяки. Бедные наши души! Не будем прибавлять к остальным нашим бедам еще и ложного представления о самих себе, не будем стремиться жить жизнью чисто духовной, научимся благоразумно жить в данной действительности. Но поговорим сначала еще немного о нашей стране, при этом мы не отклонимся от нашей темы. Без этого предисловия вы не сможете понять, что я хочу вам сказать. У всех народов есть период бурных волнений, страстного беспокойства, деятельности без обдуманных намерений. Люди в такое время скитаются по свету и дух их блуждает. Это пора великих побуждений, великих свершений, великих страстей у народов. Они тогда неистовствуют без ясного повода, но не без пользы для грядущих поколений. Все общества прошли через такие периоды, когда вырабатываются самые яркие воспоминания, свои чудеса, своя поэзия, свои самые сильные и плодотворные идеи. В этом и состоят необходимые общественные устои. Без этого они не сохранили бы в своей памяти ничего, что можно было бы полюбить, к чему пристраститься, они были бы привязаны лишь к праху земли своей. Эта увлекательная эпоха в истории народов, это их юность. Это время, когда всего сильнее развиваются их дарования, и память о нем составляет отраду и поучение их зрелого возраста. Мы, напротив, не имели ничего подобного. Сначала дикое варварство, затем грубое суеверие, далее иноземное владычество, жестокое и унизительное, дух которого национальная власть впоследствии унаследовала, - вот печальнаЯ история нашей юности. Поры бьющей через край деятельности, кипучей игры нравственных сил народа - ничего подобного у нас не было. Эпоха нашей социальной жизни, соответствующая этому возрасту, была наполнена тусклым и мрачным существованием без силы, без энергии, одушевляемом только злодеяниями и смягчаемом только рабством. Никаких чарующих воспоминаний, никаких пленительных образов в памяти, никаких действенных наставлений в национальной традиции. Окиньте взором все прожитые века, все занятые нами пространства, и вы не найдете ни одного приковывающего к себе воспоминания, ни одного почтенного памятника, который бы властно говорил о прошедшем и рисовал его живо и картинно. Мы живем лишь в самом ограниченном настоящем без прошедшего и без будущего6 среди плоского застоя. Иесли мы иногда волнуемся, то не в ожидании и не с пожеланием какого-нибудь общего блага, а в ребяческом легкомыслии младенца, когда он тянется и протягивает руки к погремушке, которую ему показывает кормилица. Настоящее развитие человеческого существа в обществе еще не началось для народа, пока жизнь не стала в нем более упорядоченной, более легко1й, более приятной, чем в неопределенности первой поры. Пока общества еще колеблются без убеждений и без правил в повседневной жизни, как можно ожидать созревания в них зачатков добра? Пока это все еще хаотическое брожение предметов нравственного мира, подобное тем переворотам в истории земли, которые предшествовали современному состоянию нашей планеты в ее теперешнем виде. Мы до сих пор еще в таком положении. Первые наши годы, протекшие в неподвижной дикости, не оставили никакого следа в нашем уме и нет в нас ничего лично нам присущего, на что могла бы опереться наша мысль, выделенные по странной воле судьбы из всеобщего движения человечества, не восприняли мы и традиционных идей человеческого рода. А между тем именно на них основана жизнь народов. Если мы хотим подобно другим цивилизованным народам иметь свое лицыо, необходимо как-то вновь повторить у себя все воспитание человеческого рода. Для этого мы имеем историю народов и перед нами итоги движения веков. Без сомнения, эта задача трудна и одному человеку, пожалуй, не исчерпать столь обширного предмета, однако прежде всего надо понять, в чем дело, в чем заключается это воспитание человеческого рода и каково занимаемое нами в общественном строе место. Народы живут только сильными впечатлениями, сохранившимися в их умах с прошедших времен, и общением с другими народами. Этим путем каждая отдельная личность ощущает свою связь со всем человечеством. В чем заключается жизнь человека, говорит Цицерон, если память о протекших временах не связывает настоящего с прошлым? Мы же, явившись на свет как незаконнорожденые дети, без наследства, без связи с людьми, предшественниками нашими на Земле, не храним в сердцах ничего из поучений, оставленных еще до нашего появления. Необходимо, чтобы каждый из нас сам пытался связать порванную нить родства. То, что у других народов является просто привычкой, инстинктом, то нам приходится вбивать себе в головы ударом молота. Наши воспоминания не идут дальше вчерашнего дня. Мы так удивительно шествуем во времени, что по мере движения вперед пережитое пропадает для нас безвозвратно. Это естественное последствие культуры, всецело заимствованной и подражательной. У нас совсем нет внутреннего развития, естественного прогресса, прежние идеи выметаются новыми, потому что последние не происходят из первых, а появляются у нас неизвестно откуда. Мы воспринимаем только совершенно готовые идеи, поэтому те неизгладимые следы, которые отлагаются в умах последовательным развитием мысли и создают умственную смилу, не бороздят наших сознаний. Мы растем, но не созреваем, мы подвигаемся вперед по кривой, то есть по линии, не приводящей к цели.Мы подобны тем детям, которых не заставили самих рассуждать, так что, когда они вырастают, своего в них нет ничего, все их знание поверхностно, вся их душа вне их. Таковы же и мы. Народы - существа нравственные, точно так, как и отдельные личности, их воспитывают века, как людей воспитывают годы. Про нас можно сказать, что мы составляем как бы исключение среди народов. Мы принадлежим к тем из них, которые как бы не входят составной частью в род человеческий, а сущдествуют лишь для того, чтобы преподать великий урок миру. Конечно, не пройдет без следа и то наставление, которое нам суждено дать, но кто знает день, когда мы вновь обретем себя среди человечества и сколько бед испытаем мы до свершения наших судеб? Народы Европы имеют общее лицо, семейное сходство. Несмотря на их разделение на ветви латинскую и тевтонскую, на южан и северян, существует общая связь, соединяющая их всех в одно целое, явная для всякого, кто углубится в их общую историю. Вы знаете, что еще сравнительно недавно вся Европа носила название Христианского мира, и слово это значилось в публичном праве. Помимо общего всем характера, каждый из народов этих имеет свой характер, но все это только история и традиция. Они составляют идейное наследие этих народов. А каждый отдельный человек обладает своей долей общего наследства, без труда, без напряжения подбирает в жизни рассеянные в обществе знания и пользуется ими. Проведите параллель с тем, что делается у нас, и судите сами, какие элементарные идеи мы можем почерпнуть в повседневном обиходе, чтобы ими так или иначе воспользоваться для руководства в жизни? и заметьте, что речь идет здесь не об учености, не очрении, не о чем-то литературном или накчном, а просто о соприкосновении сознаний, о мыслях, которые охватывают ребенка в колыбели, окружают его среди игр, которые нашептывает, лаская, его мать, о тех, которые в форме различных чувств проникают до мозга его костей вместе с возжухом, которым он дышит, и которые образуют его нравственую природу ранее выхода в свет и появления в обществе. Хотите знать, что это за мысли? Это мысли о долге, справедливости, правде, порядке. Они происходят от тех самых событий, которые создали там общества, они образуют составные элементы социального мира тех стран. Вот, она атмосфера Запада, это нечто большее, чем история или психология, это физиология европейского человека. А что вы видите у нас? Не знаю, можно ли вывести из сказанного сейчас, что-нибудь вполне бесспорное и построить на этом непреложное положение; но очевидно, что на душу каждой отдельной личности из народа должно сильно влиять столь странное положение, когда народ этот не в силах сосредоточить своей мысли ни на какомряде идей, которые постепенно развертывались в обществе ипонемногу вытекали обна из другой, когда все его участие в общем движении человеческого разума сводится к слепому, поверхностному, очень часто бастолковому подражанию другим народам. Вот почему, как Вы сможете заметить, всем нам не хватает какой-то устойчивости, какой-то последовательности в уме, какой-то логики. Силлогизм Запада нам незнком. В лучших головах наших есть нечто, еще хужшее, чем легковесность. Лучшие идеи, лишенные связи и последовательности, как бесплодные заблуждения парализуются в нашем мозгу. В природе человека теряться, когда он не нохит сповоба связаться с тем, что было до него и что будет после него; он тогда утрачивет всякую твердость, всякую уверенность; не руководимый лщущунием непрерывной деятельности, он чувствует себя заблудившимся в мир. Такие растерянные существа встречются во всех странах; у нас это общее свойство. Тут вовсе не то легкомыслие, в которм когда-то упрекали французов и которое, впрочем, было не чем иным, как легким способом постигать вещи, что не исключало ни глубины, ни широты ума, вносило столько прелести и обаяния в обращении; тут бесечность жизни без опыта и предвидения, не имеющая отношения ни к чему, кроме призрачного сущнствования личности, оторванной от своей среды, не считающейся ни с честью, ни с успехами какой-либо совокупности идей и интересов, ни даже с родовым наследием данной семьи и со всеми предписаниями и перспективами, которые определяют и общественную и частнуюжизнь в строе, основанном на памяти опрошлом и тревоге за будущее. В наших головах не решительно ничего общего, все там обсобленно и все там шатко и неполно. Я нахожу даже, что в нашем взгляде есть что-то до странности неопределенное, холодное, неуверенное, напоминающее отличие народов, стоящих на самых низших ступенях соцальной лестницы. В чужих краях, осоденно на Юге, где люди так одушевлены и выразительны, я столько раз сравнавал лица своих земляков с лицами местных жителей и бывал поражен немотой наших лиц. Иностранцы ставили нам в заслугу своего рода беспечную отвагу, особенно замечательную в низших классах народа; но имея возможность наблюдать лишь отдельные черты народного характера, они не смогли судить о нем в целом. Они не заметили, что то самое начало, которое делает нас подчас столь отважными, постоянно лишает нас глубины и настойчивости;они не заметили, что свойство, делающее нас столь базразличными к превратностям жизни, вызывает в нас также безразличие к равнодушик к добру и злу, ко всякой истине, ко всякой лжи, и что именно это и лишает нас тех сильных заблуждний которые направляют нас на путях к совершенствованию; они не заметили, что именно вследствие такой ленивой отваги, даже и высшие классы, как ни прискорбно не свободны от пороков, которые свойственны только классам низшим; они, наконец, не заметили, что если мы обладаем некоторыми достоинствами народов молодых и отставших от цивилизации, то мы не имеем ни одного, отличающего народы зрелые и высококультурные. Я, конечно, не утверждаю, что среди нас обни только пороки, а среди народов Европы одни добродетели, избави Бог. Но я говорб, что для суждения о народах надо исследовать общий дух способен вознести их сущность, ибо только этот общий дух способен вознести их к более совершенному нравственному состоянию и направить к бесконечному развитию, а не та или другая черта их характера.

studfiles.net

Философские письма Чаадаева. - реферат

ПЕРЕВОД СОЧИНЕНИЙ С ФРАНЦУЗСКОГО И СОЧИНЕНИЯ НА РУССКОМ ЯЗЫКЕ ФИЛОСОФИЧЕСКИЕ ПИСЬМА 1829 - 1830 ПИСЬМО ПЕРВОЕ Да приидет царствие твое Сударыня. Прямодушие и искренность итменно те черты, которые я в вас более всего люблю и ценю. Судите же сами, как меня должно было поразить ваше письмо. Эти самые любезные свойства ваши и очаровали меня при нашем знакомстве, они-то и побудили меня заговорить

с вами о религии. Все вокруг Вас призывало меня к молчанию. Повторяю, посудите каково же было мое удивление при получении вашего письма. Вот все, что я имею вам сказать, сударыня, по поводу выраженных там предположений об оценке мною вашего характера. Не будем говорить более об этом и прямо перейдем к существенной части вашего письма. И, прежде всего, откуда в вашем уме берется это смятение, до того вас волнующее и утомляющее, что оно,

по вашим словам, отражается и на здоровье Неужели это печальное следствие наших бесед Вместо успокоения и мира, которое должно было бы внести пробужденное в сердце чувство, оно вызвало тревогу, сомнения, чуть ли не угрызения совести. Впрочем, чему удивляться Это естественное следствие того печального положения вещей, которому подчинены у нас все сердца и все умы. Вы просто поддались действию сил, которые приводят у нас в движение все, начиная с самых высот

общества и кончая рабом, существующим лишь для утехи своего владыки. Да и как могли бы вы этому противиться Те самые свойства, которыми вы выделяетесь из толпы, должны сделать вас тем более подверженной вредному воздействию воздуха, которым вы дышите. Среди всего окружающего вас, могло ли сообщить устойчивость вашим идеям то немногое, что мне было позволено вам поведать Мог ли я очистить атмосферу, в которой мы живем

Последствия я должен был предвидеть, да я их и предвидел. Отсюда частые умолчания, мешавшие убеждениям проникнуть вам в душу и вводившие вас, естественно, в заблуждение. И если бы только я не был уверен, что религиозное чувство, пробужденное хотя бы частично в чъем-либо сердце, какие бы оно не причиняло ему муки, все же лучше полного его усыпления, мне бы пришлось раскаиваться в своем усердии. Тем не менее, я надеюсь, что облака, омрачающие сейчас ваше небо, однажды

превратятся в благодатную росу и она оплодотворит семя, брошенное в ваше сердце, и произведенное на вас действие нескольких ничего не стоящих слов служит мне верной порукой более значительных результатов, их непременно вызовет в будущем работа вашего собственного сознания. Смело вверьтесь, сударыня, волнениям, вызываемым в вас мыслями о религии из этого чистого источника могут вытекать только чистые чувства. По отношению к внешним условиям вам пока достаточно знать, что

учение, основанное на высшем начале единства и непосредственной передачи истины в непрерывном преемстве ее служителей, только и может быть самым согласным с подлинным духом религии, потому что дух этот заключается всецело в идее слияния всех, сколько их ни есть в мире, нравственых сил - в одну мысль, в одно чувство и в постепенном установлении социальной системы или церкви, которая должна водворить царство истины среди людей. Всякое иное учение, вследствие одного уже отпадения от учения первоначального, далеко отталкивает

от себя возвышенное обращение Спасителя Молю тебя, Отче, да будут они одно, как мы одно и не желает водворения царства божьего на земле. Но отсюда совсем еще не следует, что вы обязаны провозглашать во всеуслышание эту истину перед лицом земли конечно, не таково ваше призвание. То самое начало, из которого эта истина исходит, обязывает вас, напротив, при вашем положении в свете,видеть в ней только внутренний светоч вашей веры - и ничего

более. Я почитаю за счастье, что способствовал обращению ваших мыслей к религии, но я почувствовал бы себя очень несчастным, сударыня, если бы вместе с тем вызвал замешательство в вашем сознании, которое, со временем, не могло бы не охладить вашей веры. Я вам, кажется, как-то сказал, что лучшее средство сохранить религиозное чувство - это придерживаться всех обычаев, предписанных церковью, Такое упражнение в покорности важнее, чем обыкновенно думают, и то, что его налагали на себя продуманно

и сознательно величайшие умы, является настоящим служением Богу. Ничто так не укрепляет разум в его верованиях, как строгое выполнение всех относящихся к ним обязанностей. Впрочем, большинство обрядов христианской религии, проистекающее из высшего разума, является действенной силой для каждого, способного проникнуться выраженными в них истинами. Есть только одно исключение из этого правила, имеющего безусловный характер а именно, когда обретаешь

в себе верования более высокого порядка нежели те, которые исповедуют массы, верования, возносящие душу к тому самому источнику, из коего проистекают все убеждения, причем верования эти нисколько не противоречат народным, а, напротив, их подтверждают6 в таком случае, но единственно в этом, позволительно пренебречь внешней обрядностью, чтобы свободнее посвятить себя более важным трудам. Но горе тому, кто принял бы иллюзии своего тщеславия или заблуждения своего разума за необычайное озарение,

освобождающее от общего закона. А вы, сударыня, не всего ли лучше облечься в одежды смирения, столь приличные вашему полу Поверьте, это лучше всего сможет успокоить смущение вашего духа и внести мир в ваше существование. Да даже и с точки зрения светских взглядов, скажите, что может быть естественнее для женщины, развитый ум которой умеет находить прелесть в научных занятиях и серьезных размышлениях, чем сосредоточенная жизнь, посвященная главным образом религиозным помыслам и упражнениям

Вы говорите, что при чтении книг ничто так не действует на ваше воображение, как картины мирных и вдумчивых существований, которые подобно прекрасной сельской местности на закате дня вносят мир в душу и вырывают вас на мгновение из тягостной или бесцветной действительности. Но ведь это вовсе не фантастические картины только от вас зависит осуществление одного из этих пленительных вымыслов. Вы имеете все необходимое для этого. Как видите, я вовсе не проповедую вам мораль слишком

строгую в ваших же вкусах, в самых приятных грезах вашего воображения я ищу то, что может внести мир в вашу душу. В мире есть обстоятельства, относящиеся не к физическому, а к духовному бытию, пренебрегать ими не следует, есть режим для души, как есть режим и для тела надо уметь ему подчиниться. Я знаю, что это старая истина, но у нас она, кажется, имеет всю ценность новизны. Одна из самых прискорбных особенностей нашей своеобразной цивилизации состоит в том, что мы все еще

открываем истины, ставшие избитыми в других странах и даже у народов, гораздо более от нас отсталых. Дело в том, что мы никогда не шли вместе с другими народами, мы не принадлежим ни к одному из известных семейств человеческого рода, ни к Западу, ни к Востоку, и не имеем традиций ни того, ни другого. Мы стоим как бы вне времени, всемирное воспитание человеческого рода на нас не распространилось. Дивная связь человеческих идей в преемстве поколений и история человеческого духа, приведшие его во

всем остальном мире к его современному состоянию, на нас не оказали никакого действия. Впрочем, то, что издавна составляет самую суть общества и жизни, для нас еще только теория и умозрение. И, к примеру сказать, вы, сударыня, столь счастливо одаренная для восприятия всего доброго и истинного на свете, вы, как бы созданная для испытания самых сладостных и чистых душевных наслаждений, чего вы, спрашивается, достигли при всех этих преимуществах

Вам все еще приходится разыскивать, чем бы наполнить даже не жизнь, а только текущий день. Впрочем, вы совсем лишены того, что создает необходимые рамки жизни, естественно вмещающие в себя повседневные события, а без них также невозможно здоровое нравственное состояние, как без свежего воздуха невозможно здоровое состояние физическое. Вы понимаете, дело пока еще не идет ни о нравственных принципах, ни о философских положениях, а просто о благоустроенной жизни, об этих привычках, об этих навыках сознания,

которые придают уют уму и душе, непринужденность, размеренное движение. Взгляните вокруг. Разве что-нибудь стоит прочно Можно сказать, что весь мир в движении. Ни у кого нет определенной сферы деятельности, нет хороших привычек, ни для чего нет правил, нет даже и домашнего очага, ничего такого, что привязывает, что пробуждает вашим симпатии, вашу любовь, ничего устойчивого, ничего постоянного, все течет, все исчезает, не оставляя следов ни вовне, ни в вас.

В домах наших мы как будто определены на постой, в семьях мы имеем вид чужестранцев, в городах мы похожи на кочевников, мы хуже кочевников, пасущих стада в наших степях, ибо те более привязаны к своим пустыням, нежели мы к нашим городам. И не подумайте, что это пустяки. Бедные наши души Не будем прибавлять к остальным нашим бедам еще и ложного представления о самих себе, не будем стремиться жить жизнью чисто духовной, научимся благоразумно жить в данной действительности.

Но поговорим сначала еще немного о нашей стране, при этом мы не отклонимся от нашей темы. Без этого предисловия вы не сможете понять, что я хочу вам сказать. У всех народов есть период бурных волнений, страстного беспокойства, деятельности без обдуманных намерений. Люди в такое время скитаются по свету и дух их блуждает. Это пора великих побуждений, великих свершений, великих страстей у народов.

Они тогда неистовствуют без ясного повода, но не без пользы для грядущих поколений. Все общества прошли через такие периоды, когда вырабатываются самые яркие воспоминания, свои чудеса, своя поэзия, свои самые сильные и плодотворные идеи. В этом и состоят необходимые общественные устои. Без этого они не сохранили бы в своей памяти ничего, что можно было бы полюбить, к чему пристраститься, они были бы привязаны лишь к праху земли своей.

Эта увлекательная эпоха в истории народов, это их юность. Это время, когда всего сильнее развиваются их дарования, и память о нем составляет отраду и поучение их зрелого возраста. Мы, напротив, не имели ничего подобного. Сначала дикое варварство, затем грубое суеверие, далее иноземное владычество, жестокое и унизительное, дух которого национальная власть впоследствии унаследовала вот печальнаЯ история нашей юности.

Поры бьющей через край деятельности, кипучей игры нравственных сил народа - ничего подобного у нас не было. Эпоха нашей социальной жизни, соответствующая этому возрасту, была наполнена тусклым и мрачным существованием без силы, без энергии, одушевляемом только злодеяниями и смягчаемом только рабством. Никаких чарующих воспоминаний, никаких пленительных образов в памяти, никаких действенных наставлений в национальной традиции. Окиньте взором все прожитые века, все занятые нами пространства, и вы не найдете

ни одного приковывающего к себе воспоминания, ни одного почтенного памятника, который бы властно говорил о прошедшем и рисовал его живо и картинно. Мы живем лишь в самом ограниченном настоящем без прошедшего и без будущего6 среди плоского застоя. Иесли мы иногда волнуемся, то не в ожидании и не с пожеланием какого-нибудь общего блага, а в ребяческом легкомыслии младенца, когда он тянется и протягивает руки к погремушке, которую ему показывает кормилица. Настоящее развитие человеческого существа в обществе

еще не началось для народа, пока жизнь не стала в нем более упорядоченной, более легко1й, более приятной, чем в неопределенности первой поры. Пока общества еще колеблются без убеждений и без правил в повседневной жизни, как можно ожидать созревания в них зачатков добра Пока это все еще хаотическое брожение предметов нравственного мира, подобное тем переворотам в истории земли, которые предшествовали современному состоянию нашей планеты в ее теперешнем виде.

Мы до сих пор еще в таком положении. Первые наши годы, протекшие в неподвижной дикости, не оставили никакого следа в нашем уме и нет в нас ничего лично нам присущего, на что могла бы опереться наша мысль, выделенные по странной воле судьбы из всеобщего движения человечества, не восприняли мы и традиционных идей человеческого рода. А между тем именно на них основана жизнь народов. Если мы хотим подобно другим цивилизованным народам иметь свое лицыо, необходимо как-то вновь повторить

у себя все воспитание человеческого рода. Для этого мы имеем историю народов и перед нами итоги движения веков. Без сомнения, эта задача трудна и одному человеку, пожалуй, не исчерпать столь обширного предмета, однако прежде всего надо понять, в чем дело, в чем заключается это воспитание человеческого рода и каково занимаемое нами в общественном строе место. Народы живут только сильными впечатлениями, сохранившимися в их умах с прошедших времен, и общением

с другими народами. Этим путем каждая отдельная личность ощущает свою связь со всем человечеством. В чем заключается жизнь человека, говорит Цицерон, если память о протекших временах не связывает настоящего с прошлым Мы же, явившись на свет как незаконнорожденые дети, без наследства, без связи с людьми, предшественниками нашими на Земле, не храним в сердцах ничего из поучений, оставленных еще до нашего появления. Необходимо, чтобы каждый из нас сам пытался связать порванную нить родства.

То, что у других народов является просто привычкой, инстинктом, то нам приходится вбивать себе в головы ударом молота. Наши воспоминания не идут дальше вчерашнего дня. Мы так удивительно шествуем во времени, что по мере движения вперед пережитое пропадает для нас безвозвратно. Это естественное последствие культуры, всецело заимствованной и подражательной. У нас совсем нет внутреннего развития, естественного прогресса, прежние идеи выметаются новыми, потому

что последние не происходят из первых, а появляются у нас неизвестно откуда. Мы воспринимаем только совершенно готовые идеи, поэтому те неизгладимые следы, которые отлагаются в умах последовательным развитием мысли и создают умственную смилу, не бороздят наших сознаний. Мы растем, но не созреваем, мы подвигаемся вперед по кривой, то есть по линии, не приводящей к цели.Мы подобны тем детям, которых не заставили самих рассуждать, так что, когда они вырастают, своего в

них нет ничего, все их знание поверхностно, вся их душа вне их. Таковы же и мы. Народы - существа нравственные, точно так, как и отдельные личности, их воспитывают века, как людей воспитывают годы. Про нас можно сказать, что мы составляем как бы исключение среди народов. Мы принадлежим к тем из них, которые как бы не входят составной частью в род человеческий, а сущдествуют лишь для того, чтобы преподать великий урок миру. Конечно, не пройдет без следа и то наставление, которое

нам суждено дать, но кто знает день, когда мы вновь обретем себя среди человечества и сколько бед испытаем мы до свершения наших судеб Народы Европы имеют общее лицо, семейное сходство. Несмотря на их разделение на ветви латинскую и тевтонскую, на южан и северян, существует общая связь, соединяющая их всех в одно целое, явная для всякого, кто углубится в их общую историю. Вы знаете, что еще сравнительно недавно вся Европа носила название

Христианского мира, и слово это значилось в публичном праве. Помимо общего всем характера, каждый из народов этих имеет свой характер, но все это только история и традиция. Они составляют идейное наследие этих народов. А каждый отдельный человек обладает своей долей общего наследства, без труда, без напряжения подбирает в жизни рассеянные в обществе знания и пользуется ими.

Проведите параллель с тем, что делается у нас, и судите сами, какие элементарные идеи мы можем почерпнуть в повседневном обиходе, чтобы ими так или иначе воспользоваться для руководства в жизни и заметьте, что речь идет здесь не об учености, не очрении, не о чем-то литературном или накчном, а просто о соприкосновении сознаний, о мыслях, которые охватывают ребенка в колыбели, окружают его среди игр, которые нашептывает, лаская, его мать, о тех, которые в форме различных чувств проникают до мозга его костей вместе с возжухом,

которым он дышит, и которые образуют его нравственую природу ранее выхода в свет и появления в обществе. Хотите знать, что это за мысли Это мысли о долге, справедливости, правде, порядке. Они происходят от тех самых событий, которые создали там общества, они образуют составные элементы социального мира тех стран. Вот, она атмосфера Запада, это нечто большее, чем история или психология, это физиология европейского человека. А что вы видите у нас

Не знаю, можно ли вывести из сказанного сейчас, что-нибудь вполне бесспорное и построить на этом непреложное положение но очевидно, что на душу каждой отдельной личности из народа должно сильно влиять столь странное положение, когда народ этот не в силах сосредоточить своей мысли ни на какомряде идей, которые постепенно развертывались в обществе ипонемногу вытекали обна из другой, когда все его участие в общем движении человеческого разума сводится к слепому, поверхностному, очень часто бастолковому подражанию другим

народам. Вот почему, как Вы сможете заметить, всем нам не хватает какой-то устойчивости, какой-то последовательности в уме, какой-то логики. Силлогизм Запада нам незнком. В лучших головах наших есть нечто, еще хужшее, чем легковесность. Лучшие идеи, лишенные связи и последовательности, как бесплодные заблуждения парализуются в нашем мозгу. В природе человека теряться, когда он не нохит сповоба связаться с тем, что было до него и что будет

после него он тогда утрачивет всякую твердость, всякую уверенность не руководимый лщущунием непрерывной деятельности, он чувствует себя заблудившимся в мир. Такие растерянные существа встречются во всех странах у нас это общее свойство. Тут вовсе не то легкомыслие, в которм когда-то упрекали французов и которое, впрочем, было не чем иным, как легким способом постигать вещи, что не исключало ни глубины, ни широты ума, вносило столько прелести

и обаяния в обращении тут бесечность жизни без опыта и предвидения, не имеющая отношения ни к чему, кроме призрачного сущнствования личности, оторванной от своей среды, не считающейся ни с честью, ни с успехами какой-либо совокупности идей и интересов, ни даже с родовым наследием данной семьи и со всеми предписаниями и перспективами, которые определяют и общественную и частнуюжизнь в строе, основанном на памяти опрошлом и тревоге за будущее. В наших головах не решительно ничего общего, все там обсобленно

и все там шатко и неполно. Я нахожу даже, что в нашем взгляде есть что-то до странности неопределенное, холодное, неуверенное, напоминающее отличие народов, стоящих на самых низших ступенях соцальной лестницы. В чужих краях, осоденно на Юге, где люди так одушевлены и выразительны, я столько раз сравнавал лица своих земляков с лицами местных жителей и бывал поражен немотой наших лиц. Иностранцы ставили нам в заслугу своего рода беспечную отвагу, особенно замечательную в низших классах

народа но имея возможность наблюдать лишь отдельные черты народного характера, они не смогли судить о нем в целом. Они не заметили, что то самое начало, которое делает нас подчас столь отважными, постоянно лишает нас глубины и настойчивостиони не заметили, что свойство, делающее нас столь базразличными к превратностям жизни, вызывает в нас также безразличие к равнодушик к добру и злу, ко всякой истине, ко всякой лжи, и что именно это и лишает нас тех сильных заблуждний которые направляют нас на путях

к совершенствованию они не заметили, что именно вследствие такой ленивой отваги, даже и высшие классы, как ни прискорбно не свободны от пороков, которые свойственны только классам низшим они, наконец, не заметили, что если мы обладаем некоторыми достоинствами народов молодых и отставших от цивилизации, то мы не имеем ни одного, отличающего народы зрелые и высококультурные. Я, конечно, не утверждаю, что среди нас обни только пороки, а среди народов

Европы одни добродетели, избави Бог. Но я говорб, что для суждения о народах надо исследовать общий дух способен вознести их сущность, ибо только этот общий дух способен вознести их к более совершенному нравственному состоянию и направить к бесконечному развитию, а не та или другая черта их характера.

2dip.su

Реферат по философии П. Я. Чаадаев «Философические письма»

ГОУ ВПО Российский Государственный Медицинский Университет Кафедра философии

Реферат по философии

П.Я.Чаадаев «Философические письма»

Выполнила: студентка I курса

Иващенко Анастасия Андреевна

Преподаватель: Моисеенко

Галина Викторовна

СОДЕРЖАНИЕ

1. Введение…………………………………………………………………3

2. Глава 1: Христианская философия Чаадаева………………………….5

3. Глава 2: Чаадаев о прошлом и настоящем России……………………9

4. Глава 3: Будущее России по "Философическим письмам"…………12

5. Заключение…………………………………………………………….17

6. Список использованной литературы…………………………………19

7. Приложения……………………………………………………………20

ВВЕДЕНИЕ Основными направлениями русской философии XIX века явились: декабристская философия, философия западников и славянофилов, философия Чаадаева, консервативная религиозная монархическая философия, философия писателей Достоевского и Толстого, революционно-демократическая философия, а также либеральная философия.

Историческая философия была представлена творчеством П.Я. Чаадаева. Воззрения Чаадаева формировались благодаря двум различным, противостоящим воздействиям – научно-рационалистическому, просветительскому, и религиозно-иррационалистическому. На философию Чаадаева оказали влияние такие немецкие философы, как Кант и Фихте, а с Шеллингом Чаадаев даже состоял в переписке. Повлияло также и подавление декабристского восстания, а также вступление Чаадаева в масонское общество.

Основными направлениями чаадаевской философии были философия человека и философия истории. Человек по Чаадаеву есть соединение материальной и духовной субстанций. Жизнь человека возможна только в коллективе. Коллективное общественное сознание полностью объединяет индивидуальное, субъективное. Чаадаев против индивидуализма, эгоизма, противопоставления частных корыстных интересов общественным. Согласно Чаадаеву, в основе исторического процесса лежит Божественное Провидение. Воплощение Божественной воли – христианство. Христианство- это стержень и двигатель истории. Одним из главных факторов, влияющих на историю, судьбу государства народов, по мнению философа, является географический. Главными причинами , вызвавшими деспотическое самодержавие, диктат центральной власти, крепостное право Чаадаев считал необъятные, несоизмеримые с другими странами просторы России.

«Философические письма»(ФП) являются главным трудом жизни П. Я. Чаадаева. Это историко-философское произведение, в особенности первое философическое письмо, вызвало большой резонанс в просвещенном русском обществе. Сам Чаадаев писал: « Я уверен, что если эти письма… увидят свет, в них непременно усмотрят парадоксы». В ФП I и ФП II автор говорит главным образом о России, затрагивая в этой связи и проблемы философии истории, к которым затем возвращается для более углубленного и систематического рассмотрения в ФП VI и ФП VII. В ФП III – ФП V Чаадаев изучает общефилософские проблемы. ФП VIII подводит итоги и доводит изложенные ранее взгляды до логического завершения. Но безусловно главными в сочинении Чаадаева являются две темы – это тема России, ее прошлого, настоящего и будущего, а также общая философская концепция автора, которая является достаточно противоречивой и эволюционирует под влиянием среды, в которой находился сам Чаадаев.

Глава 1. Христианская философия Чаадаева

Для Чаадаева в его философии главное вовсе не живая душа, живой Бог и их связь, а мировое совершенство, мировой распорядок и общий закон, полная подчиненность которому и есть высшее благо.

«Та высшая жизнь, к которой должен стремиться человек, жизнь совершенства, достоверности, ясности, беспредельного знания, но прежде всего – жизнь совершенной подчиненности»1.

«Вся наша активность есть лишь проявление силы, заставляющей нас встать в порядок общий, в порядок зависимости. Соглашаемся ли мы с этой силой, или противимся ей – всё равно, мы вечно под ее властью»2. Ну чем не стоическое – кто смирился с судьбой, того она ведет, кто противится ей – того она тащит? И эту силу Чаадаев называет Промыслом Божьим, а тот «всеобщий распорядок», который она поддерживает – Небом.

Как свобода, личная воля («Я») человека являются непременными условиями его отношений с Богом, его любви к Богу, так несвобода и безличие есть непременные условия всеобщего господства «совершенного миропорядка»: только вещи, камни и безжизненные деревяшки идеально подчиняются «распорядку» и только из безликой, аморфной массы мировая сила может вылепить новые проявления «общего закона». Поэтому, вместе с «подчиненностью общему закону», для Чаадаева высшей ценностью являются как раз несвобода и безликость.

Слияние с миром и природой есть высшее благо для Чаадаева, а вовсе не обожание, не любовь к Богу, которая может исходить только от личности, от обособленного существа, только от целостного Я. Слияние с природой и достижение совершенства, девиз которого «всё – одно», может быть осуществлено только путем устранения личности и отказа от свободы. Это – важнейшая мысль, на которой основана вся философия Чаадаева и без которой невозможно понимание его концепции истории.

Ясно, что ни одно живое, действительно свободное существо не откажется от своей свободы, пусть даже во имя совершенства совершенств. И поэтому Чаадаев вынужден констатировать, что свобода, которой мы обладаем, мнима, она –только видимость, а раз так, если ее по сути и нет, то, получается, от нее не обидно и отказаться.

«Наша свобода заключается лишь в том, что мы не ощущаем нашей зависимости: этого достаточно, чтобы почесть себя совершенно свободными»3. Совершенство – это соответствие формы содержанию. Содержание – полная зависимость, форма – человеческое сознание свободы. Поэтому силе, поддерживающей «мировой порядок», надо привести видимость человеческой свободы в соответствие истинному положению дел – всеобщей зависимости. Тогда человек станет подобно бездушным камням и, тем самым слившись с миром, и мир станет однородным, единообразным, во всех частях полностью подчиненным, будет «всё – одно». Это и есть совершенство, конечная точка прогресса. И для Чаадаева, как это вполне вытекает из его философии, прогресс есть процесс в сознании человечества. Он складывается из двух составляющих: это, во-первых, развитие в индивидуальном сознании идей, изначально брошенных туда Богом, и во-вторых, это процесс слияния индивидуальных в сознание общее, безличное.

Человек, развивая в себе разум и мораль, всё более вырабатывает в себе сознание подчиненности и одновременно с этим всё более отрекается от своей личности, всё более сливается с целым и общим. Т.е. разум и мораль одновременно являются в человеке основой сразу двух составляющих прогресса по Чаадаеву. Они незаменимы для прогресса, они - «основа слияния сознаний и мирового развития разумного существа».

Итак, нравственность и разум, развившись в индивидууме, заставляют его сливаться с массой себе подобных. При этом образуется «нравственное целое» и Сверх-разум («всеобщий разум»). Вместе они составляют Сверх-сознание, высшую точку прогресса человечества, по Чаадаеву. А вот уже это безликое Сверх-сознание, уже в полной мере может слиться со всем миром, т.к. в нем уже нет ничего, что бы этому препятствовало – нет ни Я, ни свободы. Сверх-сознание становится одной из слепых стихийных сил мира, и мир благодаря этому обретает полную однородность и совершенную подчиненность закону общего, закону отчуждения. Это и есть, по Чаадаеву, высшее совершенство, цель прогресса человечества и мира.

«…совершается великое действие слияния душ и различных нравственных сил мира в одну душу, в единую силу. Это слияние – вот предназначение христианства. Истина едина: царство Божье, небо на земле»4.

Дело в оценке. Чаадаев руководствуется нехристианскими ценностями и поэтому видит в Сверх-человеке цель истории. Но есть и другая, христианская оценка: «Град Земной, в Августиновском смысле, твердыня противления и ненависти к Богу, отстроится тогда, когда личность будет окончательно поглощена целым; но печать этого града – печать Антихристова – будет наложена на чело лишь того, кто не сумеет прежде всего отстоять свою личность, - не самолюбивые, конечно, притязания, не поверхностное своенравие внешнего человека, но свое внутреннее бытие, с его святынями, залогами и обетами сердца, и непреклонную силу свободного самоопределения «перед людьми и Божеством»…5

Здесь с Чаадаевым можно долго спорить (например, с тем, что у русского народа не было исторической юности, и что от прошлого нам ничего не осталось). Но и здесь дело прежде всего в оценке. Какая основная мысль первого письма? – Русские не приняли участия во всемирном прогрессе, они оторваны от христианской Европы, которая движет этим прогрессом. «Глядя на нас, можно сказать, что по отношению к нам всеобщий закон человечества сведен на нет. Одинокие в мире, мы миру ничего не дали, ничего у мира не взяли, мы не внесли в массу человеческих идей ни одной мысли, мы ни в чем не содействовали движению вперед человеческого разума»;«В крови у нас есть нечто, отвергающее всякий настоящий прогресс»6.

Еще одним важнейшим положением системы Чаадаева является утверждение, что возможно «небо на земле», возможно осуществление царства Божьего усилиями человеческими. Оно еще раз подтверждает конечную стадию чаадаевского прогресса как царство антихристово.

Чаадаев считает, что и в этом мире может быть построено царство Божье – царство Божье без Бога, не требующее Его пришествия. Оно раз и навсегда закрепит и освятит мировой порядок. «Небо на земле» - высшая форма самоутверждения безбожного человечества – мы сами всё можем сделать без Бога и вместо Бога.

По Чаадаеву, царство Божье на земле призвана осуществить европейская (сформировавшаяся на основе католичества) цивилизация.

«Невзирая на все незаконченное, порочное и преступное в европейском обществе, как оно сейчас сложилось, всё же царство Божие в известном смысле в нем действительно осуществлено, потому что общество это содержит в себе начало бесконечного прогресса и обладает в зародыше и в элементах всем необходимым для его окончательного водворения в будущем на земле»7. «В мире христианском всё должно непременно способствовать установлению совершенного строя на земле, да и ведет к этому на самом деле»8. Глава 2. Чаадаев о прошлом и настоящем России. Проблема России, т.е. характеристика её настоящего осознания и уяснение будущего, была для Чаадаева главной темой, поэтому проблемы из области философии, истории, гносеологии, онтологии, истории философии он рассматривал в связи с этой главной темой.

Эти аспекты относятся, прежде всего к философическим письмам. Совокупность решений названных составляющих частей проблемы можно назвать чаадавеской концепцией России, и концепция эта сводится к следующему: Россия является страной аномальной, её история и деятельность складывается вопреки, в противоречии с законами развития и существования народов. Чаадаева не занимают положительные стороны жизни русского народа - его внимание устремлено на поиск, выявление её пороков, несовершенств, заблуждений. Почему Россия так сильно отличается от современных западных стран, где, как он полагает, уже заложены основы царства божьего на земле.

Аномальность России Чаадаев осознает с помощью антитез её истории и современности некоторым всеобщим законам истории человечества и человеческого общежития. Многое в России зависит от её географического положения, но не оно является главной причиной изолированности русской цивилизации от общечеловеческого развития. Россия не принадлежит не Востоку, ни Западу, она пребывает не только вне пространства, но и вне времени, и как бы выпала из исторического прогресса.

В России сложились такие условия, которые невозможны для нормальной жизни человека. Чаадаев характеризовал наше положение так: «мы живем лишь в самом ограниченном настоящем без прошедшего и без будущего, среди плоского застоя»9.

Безрадостное, лишенное человеческого смысла существование в котором нет места личности, Чаадаев выводит из не менее легального прошлого русского народа, давно превращенного в нравственно оцепеневший организм: «Сначала дикое варварство, затем грубое суеверие, далее иноземное владычество, жестокое и унизительное…»10.

Все общества пережили бурные эпохи перехода от юности к зрелости, и только в России ничего не меняется: "Мы растем, но не созреваем, движемся вперед, но по кривой линии; то есть по линии, не приводящей к цели"11. И в прошлом Чаадаев не отрицает такого движения, однако оно происходило почти вслепую и по преимуществу в одном измерении - в нарастании рабства. Сначала Россия находилась в состоянии дикого варварства, потом глубокого невежества, затем свирепого и унизительного чужеземного владычества, деспотический дух которого унаследовала и позднейшая власть.

Освободившись от татарского ига, русские попали в новое рабство - крепостничество. Русская история "была заполнена тусклым и мрачным существованием, лишенным силы и энергии, которое ничего не оживило кроме злодеяний ничего не слисшего, кроме рабства"12.

Такова чаадаевская концепция аномальности России, которую он резюмирует следующим образом: "Про нас можно сказать, что мы составляем исключение среди народов. Мы принадлежим к тем из, иных, которые как бы не входят составной частью в род человеческий"13, и добавляет; "а существуют лишь для того, чтобы преподать великий урок миру: то есть, урок того, как и почему народ выпадает из рода человеческого и как вновь войти в его состав"14.

По мнению Чаадаева, Россия обделена вниманием провидения, которым наделены другие народы. Россия выведена из-под действия закона о единстве народа, единства нет ни между русскими людьми, ни между русскими и другими народами.

Рассуждая о роли христианства в истории Запада и России, Чаадаев утверждает, что уничтожением крепостничества Запад обязан католицизму, а русский народ наоборот, попал в рабство после того, как он стал христианским, и православие не возражало против этого, одно это могло бы заставить усомниться в православии, которым мы кичимся.

Нормализация русской действительности может быть осуществлена на путях снятия всех этих антитез в порядке воспитания, аналогичного тому, какое прошло западное человечество, - воспитание по западному образцу.

Позиция Чаадаева идеалистична. Но идеализм этот своеобразный. Объясняя и приветствуя реформы Петра, он пишет: "Ничто великое или плодотворное в порядке общественном не появляется, если оно вызвано настоятельной потребностью, и социальные реформы удаются лишь при том условии, если они отвечают этой потребности". Он решительно приветствует деятельное начало преобразовательную деятельность людей во имя прогресса общества и государства.

В России, по Чаадаеву, даже умы, одаренные от природы, изящные и истинные по своей направленности и те не далеко ушли. Истинное общественное развитие не начиналось еще для народа, если его глушь не сделалась правильнее, легче, удобнее, неопределенной жизни первых годов его существования. Как может процветать общество, которое даже в предметах ежедневности колеблется еще без убеждений.

"Мы живем в каком - то равнодушии ко всему, в самом тесном горизонте без прошлого и будущего. Если ж иногда и принимаем в нем участие, то не от желания, не с целью достигнуть истинного, существенно нужного и приличного нам блага, а по детскому легкомыслию ребенка, который подымается и протягивает руки к погремушке, которую ему протягивает кормилица.»15, не понимая ни смысла её, ни употребления по этим причинам история русского народа составляет сплошь один ряд последовательных отречений в пользу своих правителей.

Это обстоятельство в политической жизни России как раз и побуждает Чаадаева доискиваться до корней её собственного порабощения и порабощения всех соседних народов.

Особенно тягостно Чаадаеву, что в России только открываются истины, давно известные у других народов, а то, что у других народов вошло в жизнь для нас до сих пор еще только умственная теория: «Опыт времен для нас не существует. Века и поколения протекли для нас бесследно…Мы миру ничего не дали, ничего у мира не взяли…мы не дали себе труда ничего создать в области воображения и из того, что создано воображением других, мы заимствовали одну лишь обманчивую внешность и бесполезную роскошь»16, а также: «все его участие[русского народа] …сводится к слепому, поверхностному, очень часто бестолковому подражанию другим народам»17.

Глава 3. Будущее России по "Философическим письмам"

В исторической науке глубоко укоренилось мнение о чаадаевской концепции России как пессимистической. Герцен считал, что по Чаадаеву, у России нет будущего, Плеханов даже называл одну из своих статей о Чаадаеве "Пессимизм П.Я.Чаадаева". Но Чаадаев смотрит на будущее России с оптимизмом. Квалифицировать взгляд Чаадаева на русскую историю как пессимистический - неверно.

При всем своем критицизме, он определенно заявляет: "Я, конечно, не утверждаю, что среди нас одни только пороки, а среди народов Европы одни только добродетели, избави Бог»18. Его мнение однозначно: "Настанет пора рассуждений, мы вновь обретем себя среди человечества, мы существуем, чтобы преподать великий урок миру.19"

Он в весьма парадоксальной форме указывает на то, что же предстоит России сделать в будущем, хотя "провидение и не представило нам этой роли…Раскинувшись между двух делений мира, между Востоком и Западом, опираясь одним локтем на Китай, другим на Германию, мы должны бы были сочетать в себе два великих начала духовной природы - воображение и разум, и объединить в нашей цивилизации историю всего земного шара»20.

"Проклятая действительность" подавляет все усилия, порывы, ума, а без новых продуктивных идей ее не изменить. Чтобы совершить какое - либо движение вперед "Сначала придется себе все создавать вплоть до воздуха для дыхания, вплоть до почвы над ногами, а главное уничтожить в русском раба"21.

Самодержавие и крепостничество - вот главные пороки русской жизни, её темные, позорные пятна. По мнению Чаадаева, Русские одарены природным умом. Нельзя отрицать общечеловеческую роль русского народа. Она велика, но чисто отрицательна и состоит в том, чтобы своим прошедшим и настоящим преподать народам важный урок.

Чаадаев ждет от народа прогрессивных истинных идей. В первом же философическом письме он называет их: «это мысли о долге, справедливости, праве, порядке. Они образуют составные элементы социального мира тех стран. А что видите вы у нас?»22 , - так призывает Чаадаев русский народ к прогрессу.

Сказать даже в завуалированной форме о том, что ничего подобного в России нет, что её история покоится на иных началах, было чрезвычайной смелостью. Так, что не без основания укоренилась за мыслителем слова первого русского критика русской истории.

Нельзя не учитывать и больших познаний Чаадаева в области всеобщей политической истории, которая давала ему соответствующий материал для оценок. "Я держусь того взгляда, - пишет он А.И.Тургеневу в 1855г, что Россия призвана к необъятному умственному делу; ее задача дать в свое время разрешение всем вопросам, возбуждающим споры в Европе. России поручены интересы человечества, и в этом её будущее, в этом ее прогресс. Придет день, когда мы станем умственным средоточием Европы, как мы сейчас являемся её политическим средоточием, и наше грядущее могущество, основанное на разуме, превысит наше теперешнее могущества, опирающееся на материальную силу"23.

Отвечая на многочисленные обвинения в пессимизме по поводу судеб России, Чаадаев пишет: "У меня есть глубокое убеждение, что мы призваны решить большую часть проблем социального порядка, завершить большую часть идей, возникших в старых обществах, ответить на важнейшие вопросы, которые занимают человечество».

Но прежде чем Россия станет "совестным судом" по тяжбам человеческого духа, она должна понять свое прошлое, признать свои собственные заблуждения, раскаяться в них, сделать плодотворные выводы на будущее.

Известно, что в первом философическом письме и в ряде других, в том числе частных писем Чаадаев постоянно подчеркивает значение духовной жизни людей.

Именно умственный прогресс, прогресс в образовании, в овладении передовыми идеями, внедрение их в жизнь, в первую очередь заботит Чаадаева при рассмотрении будущего России. Уже в первом философическом письме он замечает: "У нас нет развития собственного, самобытного, совершенствования логического. Старые идеи уничтожаются новыми, потому, что последние не исключают из первых, а западают к нам Бог знает откуда, наши умы не бороздятся неизгладимыми следами последовательного движения идей, которые составляют их силу, потому что мы заимствуем идеи, которые уже развиты. Мы угадываем, а не изучаем, мы с чрезвычайной ловкостью присваиваем себе чужое изобретение, а сами не изобретаем"24.

Чаадаев всегда склонялся на позиции западного пути развития России, но уже в первом философическом письме решительно выступает против слепого, дурного, поверхностного подражания иностранцам. Чаадаев выступает против славянофилов в "Письме неизвестного неизвестной", считая, что если России и выпадет миссия облагородить человечество, то только в будущем, и конечно, не военными средствами (как пыталась сделать это Россия в период военных выступлений в Крыму 1854 г.). Чаадаев смотрит на проблему конкретно - исторически: "Европа не впадает в варварство, а Россия овладела пока лишь крупицами цивилизации, Европа - наследник, благодетель, хранитель всех предшествующих цивилизаций. Россия во многом обязана европейской цивилизации, просвещению Запада"25.

Чаадаев приверженец просветительства, в просветительской деятельности главное он видит, не в расширении области наших идей, а в том, чтобы исправить их и придать им новое направление.

Россия же, если она только уразумеет свое призвание, должна принять на себя инициативу проведения всех великодушных мыслей, ибо она не имеет привязанностей, страстей, идей и интересов Европы. Все это, по мнению Чаадаева, на данном этапе неприемлемо для России. Однако никакая земная власть не помешает миру идти вперед. Российскому народу надо наращивать духовную мощь, так как внимание, которое возбуждают к себе народы, зависит от их нравственного влияния в мире, а не от мира, который они производят.

Цель нравственного облагораживания была личной целью Чаадаева. Он понимал ограниченность тех политических учений, которые достижение наилучшего образа жизни видели только в воспитании мудрости и добродетелей в правителях и их помощниках.

Отмечая обстоятельства, в силу которых Россия отстала в умственном развитии(а это - обособленность сознания), Чаадаев одновременно видит в них на будущее "большие преимущества". Он выражает надежду, что русское общество, по крайней мере в лице его образованной части, начнет свое движение вновь с того места, на котором оборвалась нить, свертывающая его с другими народами западного мира. Призывая к этому, он успокаивает тех, кто "боится революции на манер западно - европейских", поскольку в русском народе есть что-то неотвратимое, а именно - его полное равнодушие к природе той власти, которая им управляет.

Чаадаев находит "наше положение счастливым" ибо Россия стоит перед лицом опередившего её запада. «Мы пришли позже других, а значит сможем сделать лучше их», если сумеем правильно оценить свое преимущество, и использовать опыт так, "чтобы не входить в ошибки, в их заблуждения и суеверия. Больше того: у меня есть глубокое убеждение, что мы призваны решить большую часть проблем социального порядка"26.

Уяснения особенностей русской истории и причин отсталости страны, невозможно без раскрытия социологической концепции "философических писем", которая заключает в себе последующую полемику о судьбах России, и является первой философией отечественного исторического процесса.

Самое, пожалуй, утопическое мнение Чаадаева было таково: чтобы улучшить будущее России, нужно прежде всего оживить веру всеми возможными способами и дать себе истинно христианский импульс, так как на Западе все создано христианством, а у нас православие обрекает Россию на отсталость, замыкается в своем религиозном обособлении от европейских принципов жизни. А в католичестве заложено некое объединяющее начало, которое сформулировало западный мир. Оно создало политический уклад, философию, науку, литературу, улучшило нравы, создало предпосылки для свободы личности. Поэтому для России целесообразно было бы перенять идеи католицизма.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ Проанализировав «Философические письма» Чаадаева с интересующих нас аспектов, можно сказать, что концепция России, выдвинутая Чаадаевым, является новаторской. В процессе построения своей теории Чаадаев сосредотачивается на многих пороках и несовершенствах русской жизни. Тут и крепостничество, и отсутствие основных демократических свобод, устоев, традиций, тут и бескультурье народа, подражательность, пустое, бездумное перенятие западной культуры. Выявление этих недостатков, выведение их на всеобщую оценку и обсуждение – очень важный и смелый шаг для русской общественной мысли.

Интересно то, что Чаадаев, придерживаясь западного пути развития России, осуждал слепое подражание всем европейским веяниям, так как считал, что если и заимствовать что-либо, то делать это надо осмысленно и всегда оставаться патриотом своей страны, вот то, с чем можно уверенно согласиться.

Наша главная трудность в понимании философии и истории по Чаадаеву состоит в том, что автор часто бывает противоречив. Например, говоря о множестве недостатков и плачевном положении общества, Чаадаев утверждает, что России предстоит еще важная, благородная миссия, что Россия еще преподаст другим народам главный урок…

Несомненно, идеи, выдвинутые П.Я. Чаадаевым, сохраняют свою значимость, глубину и полноту содержания, иначе не притягивали бы они к себе столько читателей, которые, как и мы, прочитав «Философические письма», задумались о судьбе своей страны, ее будущем и о том, как можно повлиять на грядущее не только относительно себя, но и относительно следующих поколений.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ:

1. Чаадаев П.Я. «Полное собрание сочинений и избранные письма» в двух томах, Том 1. Издательство «Наука», Москва 1991.
2. Зеньковский В. В. «История русской философии». Издательство «Москва», 2001.
3. Борохов Э. «Энциклопедия афоризмов». Издательство «АСТ», Москва 2002.
4. Фролов И.Т. «Введение в философию». Издательство «Республика», Москва 2004.
5. Тарасов Б. «Жизнь замечательных людей. Чаадаев». Издательство «Молодая гвардия». Москва 1986.

ПРИЛОЖЕНИЯ

(1794-1856 г.г.)

Антикварная книга. «Сочинения и письма П. Я. Чаадаева».

konesh.ru

Реферат Философия Философия Чаадаева

Список используемой литературы:

Реферат: Философские письма Чаадаева

Да приидет царствиетвое

Сударыня.Прямодушие и искренность итменно те черты, которые я в васболее всего люблю и ценю. Судите же сами, как меня должно былопоразить ваше письмо. Эти самые любезные свойства ваши и очаровалименя при нашем знакомстве, они-то и побудили меня заговорить с вамио религии. Все вокруг Вас призывало меня к молчанию. Повторяю,посудите каково же было мое удивление при получении вашего письма.Вот все, что я имею вам сказать, сударыня, по поводу выраженных тампредположений об оценке мною вашего характера. Не будем говоритьболее об этом и прямо перейдем к существенной части вашего письма.И, прежде всего, откуда в вашем уме берется это смятение, дотого вас волнующее и утомляющее, что оно, по вашим словам,отражается и на здоровье? Неужели это печальное следствие нашихбесед? Вместо успокоения и мира, которое должно было бы внестипробужденное в сердце чувство, оно вызвало тревогу, сомнения, чутьли не угрызения совести. Впрочем, чему удивляться? Это естественноеследствие того печального положения вещей, которому подчинены у насвсе сердца и все умы. Вы просто поддались действию сил, которыеприводят у нас в движение все, начиная с самых высот общества икончая рабом, существующим лишь для утехи своего владыки.Да и как могли бы вы этому противиться? Те самые свойства,которыми вы выделяетесь из толпы, должны сделать вас тем болееподверженной вредному воздействию воздуха, которым вы дышите. Средивсего окружающего вас, могло ли сообщить устойчивость вашим идеямто немногое, что мне было позволено вам поведать? Мог ли я очиститьатмосферу, в которой мы живем? Последствия я должен был предвидеть,да я их и предвидел. Отсюда частые умолчания, мешавшие убеждениямпроникнуть вам в душу и вводившие вас, естественно, в заблуждение.И если бы только я не был уверен, что религиозное чувство,пробужденное хотя бы частично в чъем-либо сердце, какие бы оно непричиняло ему муки, все же лучше полного его усыпления, мне быпришлось раскаиваться в своем усердии. Тем не менее, я надеюсь, чтооблака, омрачающие сейчас ваше небо, однажды превратятся вблагодатную росу и она оплодотворит семя, брошенное в ваше сердце,и произведенное на вас действие нескольких ничего не стоящих словслужит мне верной порукой более значительных результатов, ихнепременно вызовет в будущем работа вашего собственного сознания.Смело вверьтесь, сударыня, волнениям, вызываемым в вас мыслями орелигии: из этого чистого источника могут вытекать только чистыечувства.По отношению к внешним условиям вам пока достаточно знать, чтоучение, основанное на высшем начале единства и непосредственнойпередачи истины в непрерывном преемстве ее служителей, только иможет быть самым согласным с подлинным духом религии, потому чтодух этот заключается всецело в идее слияния всех, сколько их ниесть в мире, нравственых сил - в одну мысль, в одно чувство и впостепенном установлении социальной системы или церкви, котораядолжна водворить царство истины среди людей. Всякое иное учение,вследствие одного уже отпадения от учения первоначального, далекоотталкивает от себя возвышенное обращение Спасителя: "Молю тебя,Отче, да будут они одно, как мы одно" и не желает водворенияцарства божьего на земле. Но отсюда совсем еще не следует, что выобязаны провозглашать во всеуслышание эту истину перед лицом земли:конечно, не таково ваше призвание. То самое начало, из которого этаистина исходит, обязывает вас, напротив, при вашем положении всвете,видеть в ней только внутренний светоч вашей веры - и ничегоболее. Я почитаю за счастье, что способствовал обращению вашихмыслей к религии, но я почувствовал бы себя очень несчастным,сударыня, если бы вместе с тем вызвал замешательство в вашемсознании, которое, со временем, не могло бы не охладить вашей веры.Я вам, кажется, как-то сказал, что лучшее средство сохранитьрелигиозное чувство - это придерживаться всех обычаев, предписанныхцерковью, Такое упражнение в покорности важнее, чем обыкновеннодумают, и то, что его налагали на себя продуманно и сознательновеличайшие умы, является настоящим служением Богу. Ничто так неукрепляет разум в его верованиях, как строгое выполнение всехотносящихся к ним обязанностей. Впрочем, большинство обрядовхристианской религии, проистекающее из высшего разума, являетсядейственной силой для каждого, способного проникнуться выраженнымив них истинами. Есть только одно исключение из этого правила,имеющего безусловный характер, - а именно, когда обретаешь в себеверования более высокого порядка нежели те, которые исповедуютмассы, верования, возносящие душу к тому самому источнику, из коегопроистекают все убеждения, причем верования эти нисколько непротиворечат народным, а, напротив, их подтверждают6 в такомслучае, но единственно в этом, позволительно пренебречь внешнейобрядностью, чтобы свободнее посвятить себя более важным трудам. Ногоре тому, кто принял бы иллюзии своего тщеславия или заблуждениясвоего разума за необычайное озарение, освобождающее от общегозакона. А вы, сударыня, не всего ли лучше облечься в одеждысмирения, столь приличные вашему полу? Поверьте, это лучше всегосможет успокоить смущение вашего духа и внести мир в вашесуществование.Да даже и с точки зрения светских взглядов, скажите, что можетбыть естественнее для женщины, развитый ум которой умеет находитьпрелесть в научных занятиях и серьезных размышлениях, чемсосредоточенная жизнь, посвященная главным образом религиознымпомыслам и упражнениям? Вы говорите, что при чтении книг ничто такне действует на ваше воображение, как картины мирных и вдумчивыхсуществований, которые подобно прекрасной сельской местности назакате дня вносят мир в душу и вырывают вас на мгновение изтягостной или бесцветной действительности. Но ведь это вовсе нефантастические картины: только от вас зависит осуществление одногоиз этих пленительных вымыслов. Вы имеете все необходимое для этого.Как видите, я вовсе не проповедую вам мораль слишком строгую: вваших же вкусах, в самых приятных грезах вашего воображения я ищуто, что может внести мир в вашу душу. В мире есть обстоятельства,относящиеся не к физическому, а к духовному бытию, пренебрегать имине следует, есть режим для души, как есть режим и для тела: надоуметь ему подчиниться. Я знаю, что это старая истина, но у нас она,кажется, имеет всю ценность новизны. Одна из самых прискорбныхособенностей нашей своеобразной цивилизации состоит в том, что мывсе еще открываем истины, ставшие избитыми в других странах и дажеу народов, гораздо более от нас отсталых. Дело в том, что мыникогда не шли вместе с другими народами, мы не принадлежим ни кодному из известных семейств человеческого рода, ни к Западу,ни кВостоку, и не имеем традиций ни того, ни другого. Мы стоим как бывне времени, всемирное воспитание человеческого рода на нас нераспространилось. Дивная связь человеческих идей в преемствепоколений и история человеческого духа, приведшие его во всемостальном мире к его современному состоянию, на нас не оказалиникакого действия. Впрочем, то, что издавна составляет самую сутьобщества и жизни, для нас еще только теория и умозрение. И, кпримеру сказать, вы, сударыня, столь счастливо одаренная длявосприятия всего доброго и истинного на свете, вы, как бы созданнаядля испытания самых сладостных и чистых душевных наслаждений, чеговы, спрашивается, достигли при всех этих преимуществах? Вам все ещеприходится разыскивать, чем бы наполнить даже не жизнь, а толькотекущий день. Впрочем, вы совсем лишены того, что создаетнеобходимые рамки жизни, естественно вмещающие в себя повседневныесобытия, а без них также невозможно здоровое нравственноесостояние, как без свежего воздуха невозможно здоровое состояниефизическое. Вы понимаете, дело пока еще не идет ни о нравственныхпринципах, ни о философских положениях, а просто о благоустроеннойжизни, об этих привычках, об этих навыках сознания, которые придаютуют уму и душе, непринужденность, размеренное движение.Взгляните вокруг. Разве что-нибудь стоит прочно? Можносказать, что весь мир в движении. Ни у кого нет определенной сферыдеятельности, нет хороших привычек, ни для чего нет правил, нетдаже и домашнего очага, ничего такого, что привязывает, чтопробуждает вашим симпатии, вашу любовь, ничего устойчивого, ничегопостоянного, все течет, все исчезает, не оставляя следов ни вовне,ни в вас. В домах наших мы как будто определены на постой, в семьяхмы имеем вид чужестранцев, в городах мы похожи на кочевников, мыхуже кочевников, пасущих стада в наших степях, ибо те болеепривязаны к своим пустыням, нежели мы к нашим городам. И неподумайте, что это пустяки. Бедные наши души! Не будем прибавлять костальным нашим бедам еще и ложного представления о самих себе, небудем стремиться жить жизнью чисто духовной, научимся благоразумножить в данной действительности. Но поговорим сначала еще немного онашей стране, при этом мы не отклонимсяот нашей темы. Без этого предисловия вы не сможете понять, что яхочу вам сказать.У всех народов есть период бурных волнений, страстногобеспокойства, деятельности без обдуманных намерений. Люди в такоевремя скитаются по свету и дух их блуждает. Это пора великихпобуждений, великих свершений, великих страстей у народов. Онитогда неистовствуют без ясного повода, но не без пользы длягрядущих поколений. Все общества прошли через такие периоды, когдавырабатываются самые яркие воспоминания, свои чудеса, своя поэзия,свои самые сильные и плодотворные идеи. В этом и состоятнеобходимые общественные устои. Без этого они не сохранили бы всвоей памяти ничего, что можно было бы полюбить, к чемупристраститься, они были бы привязаны лишь к праху земли своей. Этаувлекательная эпоха в истории народов, это их юность. Это время,когда всего сильнее развиваются их дарования, и память о немсоставляет отраду и поучение их зрелого возраста. Мы, напротив, неимели ничего подобного. Сначала дикое варварство, затем грубоесуеверие, далее иноземное владычество, жестокое и унизительное, духкоторого национальная власть впоследствии унаследовала, - вотпечальнаЯ история нашей юности. Поры бьющей через крайдеятельности, кипучей игры нравственных сил народа - ничегоподобного у нас не было. Эпоха нашей социальной жизни,соответствующая этому возрасту, была наполнена тусклым и мрачнымсуществованием без силы, без энергии, одушевляемом толькозлодеяниями и смягчаемом только рабством. Никаких чарующихвоспоминаний, никаких пленительных образов в памяти, никакихдейственных наставлений в национальной традиции. Окиньте взором всепрожитые века, все занятые нами пространства, и вы не найдете ниодного приковывающего к себе воспоминания, ни одного почтенногопамятника, который бы властно говорил о прошедшем и рисовал егоживо и картинно. Мы живем лишь в самом ограниченном настоящем безпрошедшего и без будущего6 среди плоского застоя. Иесли мы иногдаволнуемся, то не в ожидании и не с пожеланием какого-нибудь общегоблага, а в ребяческом легкомыслии младенца, когда он тянется ипротягивает руки к погремушке, которую ему показывает кормилица.Настоящее развитие человеческого существа в обществе еще неначалось для народа, пока жизнь не стала в нем более упорядоченной,более легко1й, более приятной, чем в неопределенности первой поры.Пока общества еще колеблются без убеждений и без правил вповседневной жизни, как можно ожидать созревания в них зачатковдобра? Пока это все еще хаотическое брожение предметовнравственного мира, подобное тем переворотам в истории земли,которые предшествовали современному состоянию нашей планеты в еетеперешнем виде. Мы до сих пор еще в таком положении.Первые наши годы, протекшие в неподвижной дикости, не оставилиникакого следа в нашем уме и нет в нас ничего лично нам присущего,на что могла бы опереться наша мысль, выделенные по странной волесудьбы из всеобщего движения человечества, не восприняли мы итрадиционных идей человеческого рода. А между тем именно на нихоснована жизнь народов. Если мы хотим подобно другим цивилизованнымнародам иметь свое лицыо, необходимо как-то вновь повторить у себявсе воспитание человеческого рода. Для этого мы имеем историюнародов и перед нами итоги движения веков. Без сомнения, эта задачатрудна и одному человеку, пожалуй, не исчерпать столь обширногопредмета, однако прежде всего надо понять, в чем дело, в чемзаключается это воспитание человеческого рода и каково занимаемоенами в общественном строе место.Народы живут только сильными впечатлениями, сохранившимися вих умах с прошедших времен, и общением с другими народами. Этимпутем каждая отдельная личность ощущает свою связь со всемчеловечеством.В чем заключается жизнь человека, говорит Цицерон, если памятьо протекших временах не связывает настоящего с прошлым? Мы же,явившись на свет как незаконнорожденые дети, без наследства, безсвязи с людьми, предшественниками нашими на Земле, не храним всердцах ничего из поучений, оставленных еще до нашего появления.Необходимо, чтобы каждый из нас сам пытался связать порванную нитьродства. То, что у других народов является просто привычкой,инстинктом, то нам приходится вбивать себе в головы ударом молота.Наши воспоминания не идут дальше вчерашнего дня. Мы так удивительношествуем во времени, что по мере движения вперед пережитоепропадает для нас безвозвратно. Это естественное последствиекультуры, всецело заимствованной и подражательной. У нас совсем нетвнутреннего развития, естественного прогресса, прежние идеивыметаются новыми, потому что последние не происходят из первых, апоявляются у нас неизвестно откуда. Мы воспринимаем толькосовершенно готовые идеи, поэтому те неизгладимые следы, которыеотлагаются в умах последовательным развитием мысли и создаютумственную смилу, не бороздят наших сознаний. Мы растем, но несозреваем, мы подвигаемся вперед по кривой, то есть по линии, неприводящей к цели.Мы подобны тем детям, которых не заставили самихрассуждать, так что, когда они вырастают, своего в них нет ничего,все их знание поверхностно, вся их душа вне их. Таковы же и мы.Народы - существа нравственные, точно так, как и отдельныеличности, их воспитывают века, как людей воспитывают годы. Про насможно сказать, что мы составляем как бы исключение среди народов.Мы принадлежим к тем из них, которые как бы не входят составнойчастью в род человеческий, а сущдествуют лишь для того, чтобыпреподать великий урок миру. Конечно, не пройдет без следа и тонаставление, которое нам суждено дать, но кто знает день, когда мывновь обретем себя среди человечества и сколько бед испытаем мы досвершения наших судеб?Народы Европы имеют общее лицо, семейное сходство. Несмотря наих разделение на ветви латинскую и тевтонскую, на южан и северян,существует общая связь, соединяющая их всех в одно целое, явная длявсякого, кто углубится в их общую историю. Вы знаете, что ещесравнительно недавно вся Европа носила название Христианского мира,и слово это значилось в публичном праве. Помимо общего всемхарактера, каждый из народов этих имеет свой характер, но все этотолько история и традиция. Они составляют идейное наследие этихнародов. А каждый отдельный человек обладает своей долей общегонаследства, без труда, без напряжения подбирает в жизни рассеянныев обществе знания и пользуется ими. Проведите параллель с тем, чтоделается у нас, и судите сами, какие элементарные идеи мы можемпочерпнуть в повседневном обиходе, чтобы ими так или иначевоспользоваться для руководства в жизни? и заметьте, что речь идетздесь не об учености, не очрении, не о чем-то литературном илинакчном, а просто о соприкосновении сознаний, о мыслях, которыеохватывают ребенка в колыбели, окружают его среди игр, которыенашептывает, лаская, его мать, о тех, которые в форме различныхчувств проникают до мозга его костей вместе с возжухом, которым ондышит, и которые образуют его нравственую природу ранее выхода всвет и появления в обществе. Хотите знать, что это за мысли? Этомысли о долге, справедливости, правде, порядке. Они происходят оттех самых событий, которые создали там общества, они образуютсоставные элементы социального мира тех стран. Вот, она атмосфераЗапада, это нечто большее, чем история или психология, этофизиология европейского человека. А что вы видите у нас?Не знаю, можно ли вывести из сказанного сейчас, что-нибудьвполне бесспорное и построить на этом непреложное положение; ноочевидно, что на душу каждой отдельной личности из народа должносильно влиять столь странное положение, когда народ этот не в силахсосредоточить своей мысли ни на какомряде идей, которые постепенноразвертывались в обществе ипонемногу вытекали обна из другой, когдавсе его участие в общем движении человеческого разума сводится кслепому, поверхностному, очень часто бастолковому подражанию другимнародам. Вот почему, как Вы сможете заметить, всем нам не хватаеткакой-то устойчивости, какой-то последовательности в уме, какой-тологики. Силлогизм Запада нам незнком. В лучших головах наших естьнечто, еще хужшее, чем легковесность. Лучшие идеи, лишенные связи ипоследовательности, как бесплодные заблуждения парализуются в нашеммозгу. В природе человека теряться, когда он не нохит сповобасвязаться с тем, что было до него и что будет после него; он тогдаутрачивет всякую твердость, всякую уверенность; не руководимыйлщущунием непрерывной деятельности, он чувствует себя заблудившимсяв мир. Такие растерянные существа встречются во всех странах; у насэто общее свойство. Тут вовсе не то легкомыслие, в которм когда-тоупрекали французов и которое, впрочем, было не чем иным, как легкимспособом постигать вещи, что не исключало ни глубины, ни широтыума, вносило столько прелести и обаяния в обращении; тут бесечностьжизни без опыта и предвидения, не имеющая отношения ни к чему,кроме призрачного сущнствования личности, оторванной от своейсреды, не считающейся ни с честью, ни с успехами какой-либосовокупности идей и интересов, ни даже с родовым наследием даннойсемьи и со всеми предписаниями и перспективами, которые определяюти общественную и частнуюжизнь в строе, основанном на памятиопрошлом и тревоге за будущее. В наших головах не решительно ничегообщего, все там обсобленно и все там шатко и неполно. Я нахожудаже, что в нашем взгляде есть что-то до странности неопределенное,холодное, неуверенное, напоминающее отличие народов, стоящих насамых низших ступенях соцальной лестницы. В чужих краях, осоденнона Юге, где люди так одушевлены и выразительны, я столько разсравнавал лица своих земляков с лицами местных жителей и бывалпоражен немотой наших лиц.Иностранцы ставили нам в заслугу своего рода беспечную отвагу,особенно замечательную в низших классах народа; но имея возможностьнаблюдать лишь отдельные черты народного характера, они не смоглисудить о нем в целом. Они не заметили, что то самое начало, котороеделает нас подчас столь отважными, постоянно лишает нас глубины инастойчивости;они не заметили, что свойство, делающее нас стольбазразличными к превратностям жизни, вызывает в нас такжебезразличие к равнодушик к добру и злу, ко всякой истине, ко всякойлжи, и что именно это и лишает нас тех сильных заблуждний которыенаправляют нас на путях к совершенствованию; они не заметили, чтоименно вследствие такой ленивой отваги, даже и высшие классы, какни прискорбно не свободны от пороков, которые свойственны толькоклассам низшим; они, наконец, не заметили, что если мы обладаемнекоторыми достоинствами народов молодых и отставших отцивилизации, то мы не имеем ни одного, отличающего народы зрелые ивысококультурные. Я, конечно, не утверждаю, что среди нас обнитолько пороки, а среди народов Европы одни добродетели, избави Бог.Но я говорб, что для суждения о народах надо исследовать общий духспособен вознести их сущность, ибо только этот общий дух способенвознести их к более совершенному нравственному состоянию инаправить к бесконечному развитию, а не та или другая черта иххарактера.