Реферат Философия Джордано Бруно. Джордано бруно реферат философия

Реферат - Джордано Бруно 2

Федеральное агентство по образованию

Саратовский государственный технический университет

Кафедра

Реферат на тему:

Джордано Бруно (Giordano Bruno /Iordanvs Brvnvs Nolanvs/)

Выполнил:

Студент 2-го курса

Саратов – 2006 г.

1. Введение……………………………………………………………3

2. Биография…………………………………………………………4-7

3. Труды и учение Джордано Бруно……………………………….8-10

4. Звездные миры Бруно и Вселенная христианской церкви…….11-16

5. Заключение………………………………………………………..17

6. Список использованной литературы…………………………….18

Magus significant hominem sapientem cum virtute agendi.

Магия делает человека мудрым и добродетельным.

Джордано Бруно. др.

Воззрения Джордано Бруно , являющегося философом и поэтом, характеризуются как пантеизм (pan –Все и theos- Бог) – философское учение, согласно которому Бог отождествляется с мировым целым. В этом мировом целом мировая душа и мировой божественный разум совпадают. Оформлению пантеистической натурфилософии во многом способствовало знакомство Джордано Бруно с воззрениями Николая Кузанского: Бруно усматривал цели философии в познании не сверхприродного Бога, а природы, являющейся «Богом в вещах». Разделяя космологическую теорию Николая Коперника, оказавшую на него огромное влияние, Бруно развивал идеи о бесконечности природы и бесконечном множестве миров Вселенной. Он рассматривал диалектические идеи о внутреннем родстве и совпадении противоположностей. В бесконечности, согласно Бруно, отождествляясь, сливаются прямая и окружность, центр и периферия, форма и материя. Основной единицей сущего является монада, в деятельности которой оказываются слиянными телесное и духовное, объект и субъект. Высшую субстанцию составляет «монада монад», или Бог. Как целое она проявляется во всем единичном по принципу «все во всем».

Этическое воззрение Бруно заключаются в утверждении «героического энтузиазма», безграничной любви к бесконечному. Это уподобляет людей божеству, отличает их как подлинных мыслителей, поэтов, героев, которые возвышаются над размерной повседневностью. Идеи Бруно оказали влияние на таких мыслителей, как Б.Спиноза, Г.Лейбниц, Ф.В.Шеллинг и

Джордано Бруно родился в семье военного в 1548 году в городе Ноле, что в неаполитанском королевстве. О его детстве мало что известно. Первые десять лет прошли довольно безмятежно, насколько это было возможно в условиях жестоких притеснений со стороны испанских властей. Правил неаполитанским королевством герцог Альба, и под его руководством из страны выгребалось все, что имело хоть какую-то ценность. Но хуже всего была инквизиция, всюду преследовавшая свободу совести. Это была реальная власть, подчинившая себе весь уклад жизни. Люди истреблялись по малейшему подозрению.

В десять лет Бруно покидает Нолу и поселяется в Неаполе у своего дяди, содержавшего там учебный пансион. В 15 лет Джордано поступает в доминиканский монастырь. Молодой человек уже с 12 лет ревностно изучает древнюю и новейшую философию и за время пребывания в монастыре получает обширнейшие сведения по самым разным отраслям знания. Большое впечатление на него оказывают Эмпедокл, Платон, Аристотель, Плотин. Также он знакомится с Кабалой. Читает арабских мыслителей. Читает произведения Фомы Аквинского и Николая Кузанского.

Тайно Бруно написал комедию, где сатирически изображались нравы тамошнего общества. Говорят, позднее Мольер заимствовал у него немало сцен для своих комедий. Пишет Бруно и сонеты.

Год за годом выработалось новое мировоззрение. Конечно, так трудно сдержаться, и с уст срываются опасные слова. На него поступает первый донос, что Джордано вынес из своей кельи всех угодников и оставил одно только Распятие. Только молодость спасла Джордано.

В 24 года он получает сан священника. Открываются новые возможности для труда и общения. Он читает труды первых гуманистов, знакомится с книгой Коперника «Об вращении небесных тел».

Церковному начальству становится известным «опасное умоуклонение» Бруно, и тому приходится бежать в Германию, сбросив монашеское одеяние. Он едет в Нолу, потом в Савону, Турин… Так начинаются скитания. Тогда же написана книга «Знамения времени», бесследно исчезнувшая.

Бруно прибывает в Тулузу, где ему удается получить вакансию на кафедре философии. Здесь он не стесняется нападать на авторитет Аристотеля, логику и физику которого наряду с астрономической системой Птолемея считали неотделимой частью христианской веры. И даже спустя четверть века после сожжения Бруно парламент Сорбонны постановил, что противоречить Аристотелю — значит идти против церкви. Отрицательное отношение к Аристотелю и всему тогдашнему ученому сословию снискало Джордано враждебную атмосферу, обратило жизнь в постоянную борьбу с ученым цехом. Ему приходится сделать горький вывод, что «истина и справедливость покинули мир с тех пор, как мнения сект и школ сделались средством к существованию» и что «самые жалкие из людей — это те, кто из-за куска хлеба занимаются философией».

Бруно перебирается в Париж, где правит король Генрих III, отличающийся веротерпимостью и расположением к наукам и искусствам. Молва о громадной эрудиции и поразительной памяти Бруно идет впререди него, и он принимается высшими кругами парижского общества. Однако из-за недовольства сторонников Аристотеля ему приходится покинуть Париж. Он отправлятся в Англию.

Здесь он появляется в 1583 году с прекрасными рекомендательными письмами короля Франции. Его берут в Оксфордский университет. Маленький темпераментный итальянец говорит такие вещи, от которых краснеют стены богословской аудитории: он толкует о бессмертии души и тела, как последнее разлагается и видоизменяется, как душа, покинув плоть, затем долгим процессом образует вокруг себя новое тело. «Природа души, -говорит Бруно,- одинакова у всех организованных существ, и разница ее проявлений определяется большим или меньшим совершенством тех орудий, которыми оно располагает в каждом случае.»

В конце концов «созвездие педантов» вынуждает итальянского профессора прекратить свои лекции.

Изгнание из Оксфорда Бруно ознаменовал книгой, в которой он заклеймил грубость, с какой обошлись с ним, назвав Оксфорд «вдовой здравого знания». В этом сочинении Джордано Бруно изложил самые широкие взгляды на строение Вселенной, и когда ученый Кеплер читал этот труд, то испытывал при этом головокружение; тайный ужас охватывал его при мысли, что он блуждает в пространстве, где нет ни центра, ни начала, ни конца!

Бруно вернулся в Лондон и в течение двух лет написал еще несколько трудов, в частности: «О причине, начале всего и едином», «О бесконечном, вселенной и небесных телах», «Изгнание торжествующего животного», «Тайное учение Пегасского коня с присоединением такого же учения Силенского осла», «О героическом энтузиазме».

В его книгах злая усмешка, уничтожающая ирония соединяются с героическим воодушевлением вечными идеалами человечности и твердой уверенностью в окончательной победе истины и справедливости. «Истина есть пища каждой истинно героической души; стремление к истине — единственное занятие, достойное героя.»

Джордано Бруно открыто отстаивает свои убеждения. В Венеции он берет в ученики некоего патриция, тайным желанием которого было приобрести от Бруно какие-то особые магические познания. Не получив их, ученик совершает предательство — приводит в дом учителя капитана инквизиции. Бруно арестован и отправлен в тюрьму. От бывшего ученика посыпались доносы — один гнуснее другого.

Многое пришлось говорить в свое оправдание. «Я учу бесконечности вселенной как результату действия бесконечной божественной силы, ибо было бы недостойно Божества ограничиться созданием конечного мира, в то время, как оно обладает возможностью творить все новые и новые бесчисленные миры. Я утверждаю, что существует бесконечное множество миров, подобных нашей земле, которую я представляю себе, как и Пифагор, в виде небесного тела, похожего на Луну, планеты и другие звезды. Все они населены, бесконечное множество в безграничном пространстве образует вселенную. В последней существует всеобщее Провидение, благодаря которому все живое растет, движется и преуспевает в своем совершенствовании. Это провидение или сознание я понимаю в двойном смысле: во-первых, наподобие того, как проявляется душа в теле, то есть одновременно в целом и в каждой отдельной части; такую форму я называю природой, тенью или отражением Божества. Затем сознанию присуща еще другая форма проявления во вселенной и над вселенной, именно не как часть, не как душа, а иным, непостижимым для нас образом».

Под Духом Святым, объяснил Бруно на допросе, он понимает душу вселенной. От Святого Духа снисходит все живое — жизнь и душа. Она также бессмертна, как неуничтожаема плоть. Жизнь есть расширение, смерть — сжатие живого существа. Бруно все время настаивает, что все, чему он учил, он учил как философ, а не как теолог, и догматов церковных не касался никогда.

Его ответы на вопросы инквизиции напоминают ответы на уроках катехизиса. Однако судьи этим не удовлетворяются. Инквизитор предупреждает, что если обвиняемый станет упорно отказываться от всего, в чем впоследствии он может быть изобличен, то ему нечего будет удивляться, если инквизиция в отношении его прибегнет к законным средствам, которые предоставлены ей применять ко всем, кто не хочет познать милосердие Божие и христианскую любовь этого святого учреждения, и которые предназначены к тому, чтобы находящихся во тьме обращать к свету, а сбившихся с истинного пути — на стезю вечной жизни.

Судьи стали угрожать, и Бруно идет на уступки. Он обещает отбросить все ошибки и впредь не допускать их; он раскаивается в содеянном и умоляет, снисходя к его слабости, разрешить ему вернуться в лоно церкви и испытать на себе милость Божию.

Страх смерти был так велик, что Бруно даже пал перед судьями на колени и со слезами на глазах умолял судей простить его.

Джордано Бруно был передан на судилище Римской инквизиции, ибо венецианская инквизиция не осмелилась выносить приговор, который наверняка не привел бы к костру.

27 февраля 1593 года 45 лет от роду Джордано Бруно был перевезен в Рим. Ему был придан ранг вождя еретиков, и приговор был предопределен. Причем судьи прекрасно сознавали, что судят они в высшей степени эрудированного человека, выдающийся ум современности.

Бруно намеревался повторить свое отречение и в Риме. Но его свыше шести лет томили в тюрьме, хотя обычно такие дела делались быстро. От него требовали отречения от своих взглядов без всяких оговорок. Но может ли Свет служить тьме, не погибнув? Бруно не мог отрешиться от всего, что составляло самую суть его. Тюрьма лишь укрепила его. Он не смог отказаться от своей философии, ибо это означало бы изменить Истине. Он лишь в религиозных чувствах готов был сделать уступки своим судьям.

Сам он писал: " Храбро боролся я, думая, что победа достижима. Но телу было отказано в силе, присущей духу, и злой рок вместе с природою подавляли мои стремления… Я вижу, что победа есть дело судьбы… Силы мои направлены на то, чтобы заслужить признание будущего."

«Есть люди, у которых любовь к божественной воле так велика, что их не могут поколебать никакие угрозы или застращивания. Тот, кто заботится еще о своей плоти, не может чувствовать себя в общении с Богом. Лишь тот, кто мудр и добродетелен, может быть вполне счастлив, ибо он более не чувствует старданий». Бруно отказался от своих прежних отречений.

20 января 1600 года состоялось заключительное заседание по делу Бруно. 9 февраля был отправлен во дворец великого инквизитора Мадручи, и там он был лишен священнического сана и отлучен от церкви. После этого его предали светским властям, поручая им подвергнуть его «самому милосердному наказанию без пролития крови». Такова была лицемерная формула, означавшая требование сжечь живым.

Бруно держал себя с невозмутимым спокойствием и достоинством. Только один раз он нарушил молчание:

«Быть может, вы произносите приговор с большим страхом, чем я его выслушиваю».

На 12 февраля было назначено исполнение приговора, но оно не состоялось. Инквизиция все еще надеялась, что Бруно откажется от своих взглядов. Но Джордано бруно сказал:

«Я умираю мучеником добровольно и знаю, что моя душа с последним вздохом вознесется в рай».

17 февраля. День казни. Ни одной молбы, ни одного стона не вырвалось из груди Джордано Бруно.

9 июня 1889 года в Риме был воздвигнут памятник Джордано Бруно. Католические церкви стыдливо были закрыты в этот день. Сама жизнь свидетельствовала, что Бруно поднял голос за свободу мысли для всех народов, и смерть его явилась образцом мужества и стойкости Великого Духа, принявшего чашу страданий от облагодетельствованного им человечества.

Вот что утверждал Джордано Бруно.

1. Земля имеет лишь приблизительно шарообразную форму: у полюсов она сплющена.

2. И солнце вращается вокруг своей оси

3. "… земля изменит со временем центр тяжести и положение свое к полюсу".

4. Неподвижные звезды суть также солнца.

5. Вокруг этих звезд вращаются, описывая правильные круги или эллипсы, бесчисленные планеты, для нас, конечно, невидимые вследствие большого расстояния.

6. Кометы представляют лишь особый род планет.

7. Миры и даже системы их постоянно изменяются и, как таковые, они имеют начало и конец; вечной пребудет лишь лежащая в основе их творческая энергия, вечной останется только присущая каждому атому внутренняя сила, сочетание же их постоянно изменяется.

В 1584 году он публикует диалог «Изгнание торжествующего зверя», в котором проповедуется скорое пришествие или точнее, возрождение магической религии египтян.

Позволю себе пространную цитату: «Вот, значит, никогда не обоготворялись сами по себе крокодилы, петухи, лук, репа, но боги и божество в крокодилах, петухах и прочем; божество, которое с течением времени, от места к месту, постепенно, то тут то там, проявлялось, проявляется и будет проявляться в различных предметах, хотя бы они и были смертны: египтяне смотрели на божество, как на близкое и дружественное им, а не как на высшее, заключённое в себе самом, не пребывающее в сотворённых вещах. Смотри же, как простое божество, которое находится во всех вещах, плодоносная природа, мать хранительница вселенной сообразно различным своим проявлениям отображается в различных предметах и принимает различные имена. Смотри, как к ней единой, различным образом должно восходить, приобщаясь к различным дарам: иначе напрасно будешь черпать воду сетями и ловить рыбу лопатой.

Для всего этого, конечно, необходимы та мудрость и суждение, то искусство, деятельность и пользование духовным светом, каковые духовное солнце открывает миру в иные времена больше, в иные – меньше. Вот этот обряд и называется Магией, и поскольку занимается сверхъестественными началами, она – божественна, а поскольку наблюдением природы, доискиваясь до её тайн, она – естественна, срединной и математической называется, поскольку исследует силы и способности души…»

Здесь Бруно, отбрасывая попытки Фичино примирить христианство и магию, безоговорочно возвращается к её языческим истокам. И далее он уповает на то, что великолепная магическая религия египтян вернётся, их нравственные установления придут на смену хаоса нынешнего века, пророчества исполнятся, а небесным знамением, возвещающим, что египетский свет уже возвращается, является гелиоцентрическая система Коперника. Причём, опираясь на Коперника, Бруно идёт в своих размышлениях дальше. Развивая принцип полноты, — смысл которого в том, что бесконечная причина — Бог, должна иметь бесконечные следствия и не может существовать предел его творящей силе, Бруно приходит к выводу о существовании бесчисленного и бесконечного количества миров. Эти его размышления сильно напоминают осуждённые Церковью еретические воззрения Оригена.

Уже, будучи в руках инквизиции, Бруно в камере проповедовал, что крест на самом деле священный знак египтян, и что крест на котором был распят Христос имел не такую форму, как у крестов на алтарях, а крест в его нынешней форме изображён на груди у богини Изиды, и что христиане украли его у египтян.

Вторым и очень ярким произведением, которое публикует Бруно в Англии, стала «Великопостная Вечерня». Произведение в яркой и сатирической форме описывает непростые взаимоотношения, которые возникли между Бруно и тогдашней Оксфордской профессурой. Суть конфликта станет понятной, если процитировать отрывок, в котором Бруно описывает сам себя: «…тот, кто пересёк воздушное пространство, проникнувший в небо, пройдя меж звёздами за границы мира». И в другом месте: «Филотео Джордано Бруно Ноланец, доктор самой изощрённой теологии, профессор самой чистой и безвредной магии, известный в лучших академиях Европы, признанный и с почётом принимаемый философ, всюду у себя дома, кроме как у варваров и черни, пробудитель спящих душ, усмиритель наглого и упрямого невежества, провозвестник всеобщего человеколюбия, предпочитающий итальянское не более, нежели британское, скорее мужчина, чем женщина, в клобуке скорее, чем в короне, одетый скорее в тогу, чем облечённый в доспехи, в монашеском капюшоне скорее, чем без оного, нет человека с более мирными помыслами, более обходительного, более верного, более полезного…» и далее в таком же духе.

У нас есть возможность посмотреть, насколько это самомнение расходится с взглядом со стороны. Вот мнение о Джордано Бруно, высказанное Джоржем Эбботом, слушавшем его выступление в Оксфорде: «…он (Бруно) скорее отважно, чем разумно, встал на высочайшем месте нашей лучшей и самой известной школы, засучив рукава, будто какой-то Жонглёр, и говоря нам много о центре, круге и окружности, он решил среди очень многих других вопросов изложить мнение Коперника, что земля ходит по кругу, а небеса покоятся; хотя на самом деле это его собственная голова шла кругом, и его мозги не могли успокоиться». Какой-то жонглёр с кружащейся головой и неспокойными мозгами, как видно, Оксфордские слушатели наградили его не очень лестными эпитетами.

Но, в общем-то, если не считать неприязненного отношения к нему академической среды, период пребывания в Англии был для Бруно, пожалуй, самым спокойным и плодотворным в его жизни. Помимо своих научных опусов Бруно написал несколько похвальных речей королеве Елизавете. Его восхищала мудрость её правления, и он восхваляет возрождение света протестантской истины из католической тьмы. Подобного рода речи делают его пребывание в Англии безоблачным, но в последствии доставят ему массу неприятностей на допросах инквизиции.

В связи с изменившейся политической обстановкой в 1586 году Бруно из Англии возвращается опять в Париж.

В середине августа 1586 года Бруно покидает Париж из-за смуты, вызванной противостоянием между протестантски настроенным герцогом Генрихом Наваррским (впоследствии ставшим королём Франции Генрихом IV) и прокатолически настроенной Лигой и отправляется в Германию.

1586 — 1588 год он проводит в Виттенберге, где преподаёт в местном университете. Многочисленные произведения Бруно, созданные и опубликованные в Виттенберге, видимо, по большей части представляют собой его тамошние лекции.

В начале 1588 года Бруно уехал из Виттенберга в Прагу, где пробыл около шести месяцев. Здесь Бруно издаёт книгу под названием «Тезисы против математиков» («Articuliadversusmathematicos»). Книгу иллюстрирует загадочная серия диаграмм. У них обманчиво геометрический вид, хотя иногда и с включением неожиданных предметов, вроде змеи или лютни. Книга путанная и сложная для восприятия, возможно написанная каким-то шифром.

Император наградил Бруно за книгу деньгами но ни должности, ни места ему не дал, и Бруно отправился в Хельмштедт. Здесь Бруно перешёл на крайне радикальные антикатолические и антипапские позиции. Он пишет о тирании, посредством которой гнусное священство губит естественный порядок вещей, и гражданское право в Италии и Испании, в то время как Галлия и Бельгия разрушены религиозными войнами, и в самой Германии множество областей находятся в самом плачевном состоянии.

И в доносах на Бруно, и в письме Шоппе нечестивость философа как-то связывалась с учением о множественности миров. Однако это учение до Бруно, вообще-то говоря, не считалось еретическим и даже активно обсуждалось средневековыми теологами, полагавшими, что создание только одного мира недостойно бесконечного могущества Бога. В конце XIII в. архиепископ Парижа даже осудил, как еретический тезис о невозможности для Бога создать множество миров. Что же в таком случае так пугало всех в учении Бруно?

В фундаментальной монографии «Идея множественности миров», само появление которой во многом обусловлено современными поисками внеземных форм жизни и разума, автор этого историко-философского исследования В. П. Визгин пишет, что принципиальным отличием учения Бруно от других концепций множественности миров было радикальное переосмысление взглядов на наш мир и его место во Вселенной. Визгин объясняет, что, допуская существование каких-либо иных миров, мыслители Античности и Средневековья представляли эти миры как сугубо геоцентрические и даже геоморфные, т. е. для них в каждом из этих миров сохранялось жесткое противопоставление Земли и Неба, зачастую представления о плоскостности Земли и т. п. Эти миры — а их могло быть и бесконечное множество — находились в каких-то абстрактных пространствах и не имели ничего общего с видимыми нами звездами и планетами, так как звездное небо считалось неотъемлемой частью нашего мира. Поэтому, например, допускалось существование миров, на небе которых могли бы быть иные светила или вообще не быть никаких светил. Однако где и как расположены такие миры, каждый из которых, как и наш, мыслился конечным, разделенным на небо и землю, было совершенно не ясно.

В определенной степени такие представления об иных мирах созвучны идеям современных ученых, предполагающих наличие в каких-то иных измерениях других вселенных, в которых физические константы и законы могут радикально отличаться от констант и законов нашей Вселенной. Конечно, эти идеи достаточно неординарны, но в целом они, например, совершенно не затрагивают «физикоцентризм» современного научного мировоззрения. По сути, учеными допускается существование законов природы еще не известного нам типа, но само, сугубо антропоморфное, понятие «закон» под сомнение при этом не ставится.

Эта параллель с современными идеями позволяет, как мне кажется, лучше понять революционность бруновского учения, не только преодолевавшего гео- и гелиоцентризм, но и делавшего бессмысленным вообще какой-либо пространственный «центризм», учения, которое, с одной стороны, низводило Землю до уровня затерянной в бескрайних просторах песчинки, а с другой стороны, превращало наш замкнутый мир в бесконечную Вселенную, где привычные звезды уже не просто светила для человека, а миры, подобные нашему.

«Кристалл небес мне не преграда боле , рассекши их, подъемлюсь в бесконечность», — писал Бруно в одном из своих сонетов

Я думаю, что даже современные люди, с детства привыкшие слышать об иных мирах, были бы немало удивлены, если бы им стали доказывать, что нечто совершенно привычное, сугубо земное на самом деле является частью иной жизни и иного разума. Вспомним, например, какое чувство внутреннего протеста вызывают, пусть даже в шутку высказываемые, предположения о том, что земная жизнь и мы сами — это результат какого-то космического эксперимента. Стоит ли тогда удивляться реакции сокамерников Бруно — людей простых, не искушенных в схоластических дискуссиях? Впрочем, дело не сводилось к научной смелости идей Бруно, который, по выражению Визгина, «астрономизировал» концепцию множественности миров, отождествив видимое всеми небо с бесконечной Вселенной, а звезды и планеты с иными мирами.

Безусловно, Бруно не мог совершить такой переворот в одиночку. Многое в этом направлении, причем в логическом отношении гораздо глубже, сделал еще в середине XV в. Николай Кузанский, которого Бруно неоднократно называл своим учителем. В то же время в учении Бруно сохранилось немало реликтов средневековых концепций множественности миров. Полная «астрономизация» этой концепции стала возможной лишь в рамках науки Нового времени, в частности, после введения Ньютоном понятия абсолютного, единого для всей Вселенной пространства. «Рассечение небес» было тесно связано у Бруно с критикой основ христианского мировоззрения. Именно поэтому Шоппе называл миры Бруно нечестивыми, а сокамерники вспоминали его философские построения не со скукой, а с ужасом.

В литературе, посвященной Бруно и его эпохе, нередко можно встретить примерно следующее объяснение причин, по которым учение о множественности миров могло представлять опасность для церкви. Во-первых, это учение в корне противоречило господствовавшему в средние века геоцентризму, которого придерживалась и церковь, во-вторых, оно не соответствовало догмату о том, что человек — венец творения, Земля — центр мира, а Христос — спаситель рода человеческого. Следует отметить, что ко времени этого процесса церковь уже полстолетия мирилась с учением Коперника, и скорее можно предположить, что именно Бруно в полной мере раскрыл глаза Ватикану на опасность дальнейшего распространения концепции гелиоцентризма. (В отличие от католиков протестанты с самого начала были настроены антикоперникански.) Далее. Сама по себе идея множественности миров была индифферентна и по отношению к учению о гелиоцентризме, и по отношению к догматам христианской церкви. Каждый из множества миров можно считать геоцентрическим, что, собственно, и делалось многими античными и средневековыми мыслителями. Эта идея не противоречила и положению об универсальном значении искупительной жертвы Христа. Ведь можно допустить, что такая жертва приносилась или должна быть принесена в каждом из миров Вселенной.

Это предположение использовалось для критики идеи о множественности миров протестантским теологом середины XVI в. Филиппом Меланхтоном, который считал, что принятие этой идеи означало бы издевательство над таинством искупления. Богочеловек, писал Меланхтон, пришел в обличии человека в наш и только наш мир, здесь он прошел свой крестный путь, и мы не можем допустить, чтобы эта драма повторялась бессчетное число раз во всех бесчисленных мирах Понятно, что такое «тиражирование» показалось бы еще более кощунственным, если бы иные миры находились рядом с нашим, как это следовало из учения Бруно.

Не исключено также, что в иных мирах вообще не было грехопадения, а поэтому не нужно и искупление. Наконец, можно считать, что Богочеловек появился только в одном месте Земли (и всей Вселенной тоже), что ставит перед последователями Христа миссионерскую задачу космических масштабов. Поэтому учение о множественности миров вполне могло использоваться для обоснования миссионерских задач церкви в эпоху великих географических открытий, когда слово Христа приходилось нести народам, о существовании которых никто ранее даже не подозревал. Необходимо подчеркнуть, что встречи с новыми народами ставили перед Европой XVI в. не только миссионерские задачи. До сих пор путешественники сталкивались с обществами, стоящими на более низкой ступени социального развития и исповедующими более примитивные, а то и варварские формы религии. (Последнее обстоятельство для людей той эпохи было куда важнее технической отсталости.) Но что, если мы обнаружим народы, по сравнению с которыми сами будем выглядеть дикарями, а наша религия — варварским суеверием? Во времена Бруно таких народов еще не встречали, но уже в 1516 г. Томас Мор написал свою знаменитую «Утопию», а в 1602 г. пожизненный узник неаполитанской тюрьмы Томмазо Кампанелла завершил «Город Солнца» — рассказ мореплавателя, якобы попавшего в идеальное государство, жители которого значительно опередили другие народы в науке и социальном устройстве. Заметим, что в 1598 — 1599 гг. Кампанелла возглавил в Калабрии заговор с целью свержения на юге Италии испанского владычества и создания там идеального общества, подобного описанному им затем в книге. Таким образом, фантазии об иных государствах оказывались неразрывно связанными с попытками революционного переустройства существующих порядков. Понятно, что аналогичным, и даже куда более мощным, потенциалом могла обладать идея множественности миров.

Впрочем, вопросы социального равенства интересовали Бруно мало. Гораздо более его увлекала проблема постижения истинного Бога. Вспомним, что еще на допросе в Венеции Бруно утверждал, что считает недостойным благости и могущества Бога создание единственного и конечного мира. Бог всемогущ, настаивал Бруно, и именно эта, вполне христианская идея, постепенно привела его к выводу о том, что Бог христианства слишком земной, слишком антропоморфный, чтобы быть истинным. А значит, поклоняться такому Богу – кощунство. Биографы философа отмечают, что еще в молодые годы Бруно «не без влияния реформаторских идей выставил из кельи образа святых, оставив одно лишь распятие: в почитании образов он видел остатки языческого многобожия и идолопоклонства».

Для правильного понимания творчества Бруно и роли в нем идеи множественности миров важно учитывать то, что Бруно не был ученым, хотя и затрагивал в своих сочинениях научные проблемы. Он плохо разбирался в астрономии и математике, а как философ-логик значительно уступал своему учителю — Николаю Кузанскому. Тем не менее, Бруно лучше многих современников чувствовал динамизм своей эпохи, ее устремленность к радикально новому, ее, по словам Гегеля, «одержимость бесконечностью». Свое ощущение эпохи Бруно попытался выразить в философско-религиозном учении, которое он называл «героическим энтузиазмом», «философией рассвета» и т. п. Это учение должно было, по-видимому, прийти на смену христианству, чтобы способствовать преодолению разногласия между протестантами и католиками, а также, чтобы включить в себя идеи коперниканство, бесконечности Вселенной и, самое главное, нового человека, способного рассекать ограничивающий его волю и разум «кристалл небес».

В диалоге «Пир на пепле» Бруно признается, что поначалу отнесся к идее движения Земли как к безумию и лишь постепенно, в ходе своих философских поисков, осознал истинность этой идеи. Таким образом, не астрономия сделала Бруно еретиком, а весьма распространенное в ту эпоху стремление обновить христианство, побудившее его искать подходящие основания для такого обновления в идеях Коперника, в античной философии, магии и, наконец, в учении о множественности миров.

Надо сказать, что многое из бруновской «философии рассвета» ранее уже разрабатывалось философами и теологами (идея деперсонифицированного бога, непостижимого с помощью земных аналогий; новое понимание человека и его места в мире; проблема синтеза Библии и Книги Природы и т. д.) или, во всяком случае, носилось в воздухе. Однако двигаться по этому пути слишком последовательно мыслители эпохи Возрождения опасались из-за возможности разрыва с христианством. Причем этого разрыва боялись не от недостатка мужества, а уже хотя бы потому, что, теряя связь с Христом, человек терял основу для постижения истины. Отсюда проблема «христианской совести», о которой говорил А. Ф. Лосев. Люди Ренессанса, писал он, «тоже были своего рода героическими энтузиастами. Но всех их страшила трагедия изолированной человеческой личности (потерявшей связь с Христом),и если они увлекались ее самоутверждением, то скоро тут же каялись в этом». Другое дело — Бруно, который заполнял возникающий при разрыве с христианством идейный вакуум религиозно-мистическим чувством связи с иными мирами, обитатели которых могли, подобно жителям островов-утопий, приблизиться к постижению истинного Бога в большей степени, чем земляне. Вот с позиций этих вероятных учений Бруно и мог смотреть на христианство так, как на него не смотрели со времен римских императоров: не как на универсальный путь к спасению, а как на местечковую религию, смесь суеверий и шарлатанства. Существенную роль в формировании у Бруно таких взглядов могла сыграть распространившаяся в эпоху Ренессанса и, безусловно, хорошо известная инквизиции античная антихристианская литература, намеки на которую можно найти в работах Бруно «Изгнание торжествующего зверя», «Пир на пепле» и «Тайна Пегаса».

По-видимому, возможность такого взгляда на христианство «сверху», с позиций более совершенных, более адекватных реалиям XVI в. религий, могла показаться инквизиции куда страшнее, чем реформация или атеизм. Ведь и протестантизм, обвинивший Ватикан во всех смертных грехах, но сам затем в них погрязший, и примитивный атеизм, смело утверждавший, что Бога нет, но затруднявшийся объяснить, что же правит миром, христианства как такового не затрагивали. Более того, протестантизм, даже внеся в христианство ряд фундаментальных новаций, провозглашал себя возвратом к евангельской, раннехристианской традиции, не испорченной папством. Другое дело — «философия рассвета» Джордано Бруно, сохраняющая веру в Творца и (в то же время) устремленная вперед, в Неведомое, включающая или пытающаяся включить в себя мировоззренческую революцию XVI в. и воздвигающая всемогущему Богу единственно достойный ему храм в виде бесконечной Вселенной, заполненной бесконечными мирами, обитатели которых различными путями движутся к постижению той истины, которая приоткрылась бывшему доминиканскому монаху, живущему на планете Земля.

Фундаментальная новация Бруно состояла во введении в религию идеи прогресса, т. е. представления о том, что с ходом времени происходит не деградация некоего «золотого века», истинной мудрости, подлинной святости и т. п., а наоборот, приумножение и совершенствование знаний, включая знание о Боге. «Современная мудрость превосходит мудрость древних», — писал Бруно в книге «Пир на пепле». Тем самым он обнаруживал в истории необратимое развитие и экстраполировал его на иные миры, многие из которых могли уйти в своей эволюции дальше Земли.

В. С. Библер отмечал, что, только начиная с XVIII в. «утопический социальный строй расположен уже не рядом с государством наличным (в том же времени, но в другой точке пространства, в „нигде“), теперь новый истинный строй социального бытия встраивается в шкалу временную на основе идеи прогресса». По сути, идея множественности миров играла для Бруно примерно ту же роль, какую для последующих столетий играла идея прогресса — условия непременного изменения всех существующих социальных институтов. Именно поэтому, как мне представляется, отрекаясь в ходе следствия от многих ересей, Бруно категорически не желал отрекаться от своих космогонических идей, при помощи которых он обосновывал возможность и необходимость дальнейшего обновления церкви — главного социального института того времени.

При этом Бруно допускал, что душа может свободно перемещаться из одного мира в другой. Такое предположение радикально противоречило христианской догматике, отводившей для души особое, внемировое пространство «того света», но зато оно было необходимо Бруно для установления принципиально возможной связи с иными мирами, отделенными, по Бруно, от нашего только пространственным барьером. Таким образом, бруновское учение о множественности миров затрагивало святая святых христианской веры, и именно поэтому следователи настойчиво предлагали Бруно отказаться от еретических взглядов, будто душа человека подобна не аристотелевской форме (неотделимой телесным образом от материи), а кормчему на корабле. Бруно отказался это сделать, потому что именно такая душа была необходима ему для связи с иными мирами, образующими, по мысли философа, некоторую целостность, аналогичную организму. В число важнейших составляющих философии Бруно входил гилозоизм — учение, отождествляющее «живое» и «сущее» и, в частности, рассматривающее Космос как живой организм. Понятно, что такой душе уже не нужна прежняя церковь (как посредник между принципиально различными земным и небесным мирами), однако самой церкви вряд ли могла понравиться перспектива лишиться человеческих душ, а вместе с ними и прихожан. Гораздо проще было навсегда расстаться с одним из них.

Единство и бесконечность мира, его несотворимость и неуничтожимость – таковы исходные посылки философии итальянского мыслителя Джордано Бруно. На этом базируется его космологическое представление. Бруно открыто порывает с теоцентрической концепцией устройства мироздания. По его мнению, движущаяся вокруг своей оси и вокруг Солнца Земля – лишь ничтожная пылинка в беспредельном мироздании. Земля не может быть центром Космоса, потому, что в мире вообще нет ни центра, ни границы. Понятие «вверх», «низ» и им подобные применимы лишь к отдельным, ограниченным и временным системам, но не к Космосу, вечному и бесконечному.

« В безмерном лоне бесконечной Вселенной возникают, развиваются, уничтожаются и снова рождаются бесчисленные миры. Наша Солнечная система – лишь одна из бесчисленного множества других, подобных систем.» «Существуют бесчисленные солнца, бесчисленные земли, которые кружатся вокруг своих солнц, подобно тому, как наши семь планет кружатся вокруг Солнца» — писал Джордано Бруно в книге « О бесконечности, вселенных и мирах.» Так идеи Джордано Бруно и его предшественников Николая Кузанского и Коперника заложили основы для развития философии и естествознания Нового времени.

1.Канке В.А. Философия. 1996г.

2.Философия. Под редакцией Кохановского. 1999г. Ростов-на-Дону

3.Чанышев А.Н. курс лекций по древней и средневековой философии. 1991г. Москва

4.Реале Д. и Антисери Д. Западная философия от истоков до наших дней. Том I и II.

www.ronl.ru

Реферат Философия Джордано Бруно

Государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования

МОСКОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ОТКРЫТЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

Факультет «Бизнес и управление»

Кафедра «Философии»

Реферат

По дисциплине «Философия»

На тему «Философия Джордано Бруно»

Исполнитель: студентка II курса

з/о 150935 Карелина Л.А.Проверил: проф. Куренков И.С.

Москва 2010г.

Оглавление

Введение………………………………………………………………………1

1.Возрождение мысли человеческой…………..……………………….…...2

2. Ключи к философии Бруно…………………..…………………………...4

3.Зрелые плоды XVII-XVIII вв ……………………………………………..8

Заключение…………………………………………………………………..13

Список литературы………………………………………………………….15

ВведениеЗабытые гении прошлого вновь оживают в памяти человечества, давно заброшенные рукописи и произведения искусства начинают вновь изучаться и возбуждают изумление народов глубиною и свежестью замысла; отверженные прежде, как будто за негодностью, учения вновь приковывают к себе внимание мыслителей и поражают их высотою обнимаемой ими истины.

Такой период весны пережила человеческая мысль в так называемую эпоху возрождения, во второй половине XV и в XVI веках. Накопившиеся, вследствие долгого сна, силы стали проситься наружу и во всех направлениях закипела новая жизнь. Итальянец Колумб и португалец Магеллан начали ряд открытий никому не известных стран, народов, языков и нравов. Немец Гуттенберг совершил такое единственное в своём роде изобретение, как изобретение книгопечатания. Поляк Коперник сделал одно из величайших астрономических открытий, — обнаружив вращение планет вокруг неподвижного солнца, начал этим длинный ряд поразительнейших научных откровений. Наконец, в Германии, с лёгкой руки Лютера, началось и религиозное, а вместе с ним и социальное обновление западной Европы, путём реформации.

Одновременно всходят новые молодые ростки научной и философской мысли. Немного прошло времени и в соседстве с учением Коперника, под животворными лучами того же весеннего солнца, роскошно расцветает и новая философская система итальянского философа гения второй половины XVI в., Джордано Бруно. Мы постараемся понять глубину самосознания этого гения, тот род субъективной индукции, которая открыла ему душу вселенной — Бога, и вместе с тем заставила его понять глубокий смысл истинной религии и истинной философии.Возрождение мысли человеческойМожем ли мы себе объяснить, почему именно в XV и в XVI вв., а не ранее и не позже, наступила вновь эта весна человеческой жизни? Вообще, какие бы отдельные факты мы ни взяли, они не объяснят нам, сами по себе, того сложного исторического явления, которое называется Эпохой Возрождения. Все эти факты сами суть моменты одного и того же сложного исторического процесса, и сводить одни к другим было бы насилием над истиной: восстановление древней культуры, критика схоластической науки, новые религиозные и социальные движения, небывалые научные открытия и технические изобретения — все это события параллельные, вытекающие из одной общей сложной цепи причин, стоящей вне их. Но тогда, что же вызвало эти факты?

Отчего седой дед Платон и великий научный гений Аристотель были, наконец, правильно поняты и оценены в западной Европе именно в эту эпоху? Ведь сочинения их отчасти были известны, отчасти могли быть разысканы и истолкованы в прежние века, когда имена этих философов так часто употреблялись всуе. Отчего природа, всегда находившаяся под руками у человека, именно в эту эпоху стала внимательнее изучаться и возбуждать живой интерес своими явлениями и законами даже в римских кардиналах, тогда как прежде целые века она почти никого не интересовала и никем не изучалась? Отчего, наконец, давнишние злоупотребления католического духовенства именно в эту эпоху, а не ранее, возбудили то колоссальное религиозное движение, которое история отметила именем реформации? Ведь и прежде были попытки отдельных личностей возбудить все эти движения, но попытки большей частью неудачные. Отчего монаху Роджеру Бэкону в XIII в. не удалось, несмотря на все его усилия, заставить ученых обратиться от формальных схоластических пререканий к непосредственному изучению природы, а подобный же взгляд Телесия в XV в. нашел такую массу последователей? Отчего Иоанну Гусу в начале XV в. не удалось вызвать того реформационного движения, которое вызвал Лютер в начале XVI столетия?

Оттого, скажем мы, что пора общеевропейского возрождения мысли настала именно во второй половине XV в., а не ранее. А почему же она настала в этот момент? Возможно потому, что и в развитии мысли зима в известный момент сменяется весною. Это факт, а точное объяснение его пусть найдёт социальная наука будущего. Мы полагаем только, что она не будет в состоянии сделать этого, пока не будут открыты психологические законы, управляющие жизнью целого человечества. В новое время различие философии от науки и родство её с искусством всего глубже сознавал Дж. Бруно. Ключи к философии Бруно

Философия Бруно многогранна и затрагивает комплекс самых разнообразных вопросов. О нем часто говорят, что он родился раньше своего времени, так как лишь спустя 400 лет после его смерти наука, философия и искусство ХХ века стали принимать многие его предположения и учения как актуальные и истинные.

В момент очередной смены эпох, в то время, когда массу невежественных людей заставляли воспринимать как догму, что звезды — это лишь лампадки, зажженные Богом на небе, а Земля — центр неподвижной, серой и безжизненной Вселенной, в то время, когда религиозное чувство сводилось к страху перед инквизицией и перед вечным пламенем ада, в то время, когда официальная философская мысль сводилась к спорам схоластов и теологов, которые до отупения разжевывали ту или иную церковную догму, то или иное предположение Аристотеля, в то время, когда владыки мира и официальные представители религии погрязали в пороках, в крови и злодеяниях, ведя политические интриги и сражаясь за власть, — отважные учения Джордано Бруно и его попытки повернуть застывшее сознание при таких обстоятельствах многим казались настоящим сумасшествием, делом, обреченным уже с самого начала. Казались многим — но не ему.

Новым языком говорил он о гелиоцентрической системе, о бесконечной, вечно трансформирующейся Вселенной, о бесконечном числе параллельных миров, форм жизни и эволюции, содержащихся в ней, об одном, Едином Боге, проявляющемся не через церковные догмы, а через бесконечные и многообразные формы существования в Космосе.

Он призывал вернуться к истокам, к герметической традиции Египта, Индии, Персии, Греции, Рима, и считал их лишь разными сторонами великой Универсальной Мудрости — Софии, не признающей первенства какой-либо одной эпохи, культуры, религии или философского течения.

Он говорил о Магии как о сумме священных действий, посредством которых отражались и применялись бы в жизни принципы и законы, руководящие Вселенной, а также вечные духовные и моральные законы, руководящие человеком.

Он говорил о глубоких духовных потенциалах в человеке и учил тому, как они пробуждаются и развиваются через комплексные и целостные системы Памяти и Воображения. Он воспевал великую Небесную Любовь, вдохновляющую каждого философа — «любящего мудрость».Он говорил о качествах героя, спящих в душе каждого искателя истины, ибо только мечтать недостаточно, Идея должна быть выстрадана нами, и за нее нужно сражаться. Он пытался достучаться до сознания своих современников не только беседами, лекциями, многочисленными философскими и научными трудами, но и своими стихами, красоте и глубокому смыслу которых мог бы позавидовать любой поэт. Мы приводим несколько основных ее положений.О Вселенной

В своей концепции Вселенной Джордано Бруно не ограничивается выступлениями в защиту учения Коперника о гелиоцентрической системе, считая, что эта теория интересна не только с математической точки зрения, а прежде всего завораживает своим метафизическим и мистическим смыслом.

Если Коперник на гелиоцентрическую систему смотрит глазами астронома и математика, то для Бруно она является только одним «иероглифом» среди многочисленных священных знаков, отражающих Божественные Мистерии Вселенной. Воображение Бруно рисует те дали, существование которых с математической точки зрения подтверждает, причем не полностью, только наука ХХ века. О нашей Солнечной системе он образно говорит как о маленьком атоме, развивающемся и продвигающемся среди бесконечного числа ему подобных, внутри великого живого организма — нашей Вселенной, не имеющей ни начала, ни конца. Наша Вселенная бесконечна. Она состоит не только из клеток — галактик, но также из множества параллельных миров, постоянно трансформирующихся; в них проявляется бесконечное количество форм жизни и принципов эволюции.

О ЕдиномПонятия Бога и Единого (Единства) отождествляются. Бог есть везде и во всем, но Он также находится и за пределами проявленного Космоса, и за пределами любого вида сознания. Он одновременно «везде» и «во всем» и за пределами этого «везде» и этого «всего». Он отождествляется со Вселенной, проистекающей из Него, но в то же время Он от нее существенно отличается. Высший Разум, Душа и Субстанция-Материя — вот три лица Бога.

О магииПринимая за основу герметическую традицию, Бруно понимает Магию как совокупность священных действий, отражающих божественные законы Вселенной. Вселенная — это единое целое, оживленное Anima Mundi, всепроникающей Космической Душой.

Таким образом, во Вселенной все связано между собой вибрациями взаимной симпатии, по принципу сообщающихся сосудов. Как вверху, так и внизу. Если воздействовать на какую-нибудь точку Вселенной, то это воздействие и его последствия будут отражаться и на всех остальных по принципу резонанса, словно волны, расходящиеся по поверхности воды после того, как в нее брошен камень. Все есть Музыка Сфер, и все является частью мистической души и тела Вселенной. Все связано между собой невидимыми нитями симпатий и антипатий, сочетания и несочетания. Искусство мага состоит в том, чтобы подключиться к этой Музыке Сфер, стать частью этой бесконечной «сети» симпатий, пронизывающих всю Вселенную, понимать суть космического принципа аналогии и уметь владеть им и таким образом стать проводником гармонии Неба на Земле.Бруно говорит о трех видах магии, о священных действиях, соответствующих законам и познанию трех миров: метафизическая магия, или теургия, математическая магия и натуральная магия, или магия Природы.

Для Бруно магия в таком понимании является не отдельной специальностью и не отдельным видом познания, а образом жизни, универсальной философией, путем Ученичества. Истинный маг должен сочетать в себе достоинства ученого, философа (мудреца), мистика и героя, «этот человек способен дойти до такого уровня совершенства внутри себя, чтобы трансформироваться, превратить себя в Образ — отражение Вселенной и завоевать таким способом мощь, которую несет сама Природа».

О воображении и памяти

Для Бруно эти механизмы дают возможность прямого применения божественных принципов Магии. В их основе лежит стремление и возвращение к добру, к истине и к прекрасному. Сила, движущая ими, — это Героическая Любовь и Героический Энтузиазм.

Воображение и память являются двумя сторонами единого процесса познания Божественного через Природу. Воображение — как путь, канал Души, связь между «Небом» и «Землей», миром «Вечного» и миром «Преходящего». Память не просто как процесс запоминания, а как искусство, дающее возможность зафиксировать следы Бога в Природе.

Оба они являются лучшей терапией для Души и для Духа, пробуждающей в человеке его глубокие потенциалы и силы, связанные с «воспоминанием о Вечном».

Искусство памяти основывается на использовании символическиех образах, оживленные воображением, организованные внутри особого «священного пространства сознания» и создающие таким способом своего рода «семью архетипальных символов», размещаются внутри комплексной системы динамичных колес, вращающихся и взаимодействующих между собой подобно созвездиям на небе. Живые архетипальные символы дают доступ к источникам универсального познания.

О героеПроявляя сверхчеловеческие усилия, Герой стремится к тому, чтобы «вырваться» из объятий материи, освободиться от притяжения всего преходящего и недолговечного, так как душа его, исполненная истинной Ностальгии, тяги к Вечному, к Божественному, испытывает настоящие страдания, осознавая, как далеко он находится от всего этого.Цель Героя состоит не только в том, чтобы слиться с Божественным, но также в том, чтобы, двигаясь к нему, стать проводником Божественных Принципов и Идей через Мечту, за которую можно было бы сражаться на земле.

Для того, чтобы Герой мог выполнить свою миссию, осуществить Мечты и слиться в конечном итоге с Божественным, он должен столкнуться с семью формами слепоты внутри себя и вокруг себя и пробудить в себе семь добродетелей, составляющих природу Героя.

Такова великая, парящая так высоко над атмосферой нашей земли, в бесконечном эфире вселенной, и потому столь успокоительная и умиротворяющая человеческий дух философия Бруно, и кто поймет ее, поймет и восклицание, вырвавшееся когда-то у Фейербаха: «Какие чистые, какие божественные идеи встречаем мы у современника Кальвина и Безы, у итальянского философа Джордано Бруно».

Да, чисты и божественны идеи Бруно, а между тем, что сделали с ним люди? Одна и та же, вечная скорбная история, — история Сократа, история Христа и его сподвижников, история всех исключительных людей, непонятых толпой. С 27-ми летнего возраста Бруно преследуют злые или глупые люди; он бродит целые 16 лет нищим и непризнанным по всем странам образованной Европы, пока не попадает в руки инквизиции, которая, после девятилетнего заключения его в тюрьмах Венеции и Рима, сжигает его на костре в 1600 году.

Одно утешение для Бруно. Он презирает толпу, он махнул рукой на свое настоящее и работает для будущих веков.

В одном из латинских стихотворений своих Бруно восклицает: «Храбро боролся я, думая, что победа достижима. Но телу было отказано в силе, присущей духу, и злой рок вместе с природой подавляли мои стремления… Я вижу, однако, что победа есть дело судьбы. Было во мне все-таки то, что могло быть при этих условиях и в чем не откажут мне будущие века, а именно: «страх смерти был чужд ему, скажут потомки, силой характера он обладал более чем кто-либо, и стоял выше всех наслаждений жизни в борьбе за истину». Силы мои были направлены на то, чтобы заслужить признание будущего». Но будущее не скоро оценило Бруно и до нашего времени слышится эхо клеветы, которой старались запятнать этого великого человека и мыслителя враги его.

В 1603 г., через три года после сожжения Бруно, сочинения его были включены в список запрещенных книг (index librorum prohibitorum). Но могли ли погибнуть его идеи? Нет: его читают, над ним задумываются, им увлекаются и от оставшихся в почве европейского самосознания корней его глубокой философской мысли во всех странах Европы быстро разрастаются новые побеги.Зрелые плоды XVII-XVIII вв.Прекрасная и бурная весна возрождения минула. Лето человеческой мысли нового времени, XVII век, украшается новыми могучими философскими учениями и системами — Бэкона, Декарта, Спинозы, Лейбница, Локка. Новая доктрина экспериментальной науки Бэкона , новое математически обработанное философское учение о Боге, духе и материи Декарта, великая пантеистическая доктрина и построенная на ней теория нравственности Спинозы, обольстительное единством идеи и гармонией выполнения сложное мировоззрение Лейбница, великое по глубине критической мысли психологическое учение Локка — все эти и другие законченные и поражающие стройностью доктрины XVII века быстро возникают одна за другой. Долго не могли объяснить себе их внезапного обильного появления, а главное, их изумительной зрелости. Но эмбриология мысли, историко–философская критика, открыла, наконец, те семена и корни, из которых эти системы выросли. Оказывается, что знаменитое новое учение Бэкона об экспериментальном методе науки, как плоть от плоти, вышло из однородных по духу учений двух философов эпохи возрождения — Телесия и Джордано Бруно, что знаменитое «cogito ergo sum» (я мыслю, следовательно, я существую) Декарта, вызванное исканием источника очевидности и построенное на предварительном сомнении во всем, тоже опирается на однородное учение того же Джордано Бруно и жившего немного позже другого итальянского мыслителя Фомы Кампанеллы. Джордано Бруно также признает началом философских построений сомнение во всем: «Ничего нет несчастнее привычки верить на слово, говорит он. Кто имеет охоту философствовать, пусть сначала по принципу усомниться во всем». А добиваясь критерия очевидности в познании истинного бытия Вселенной, Бруно тоже рекомендует опираться на самосознание. Декарту оставалось только придумать формулу для выражения этого критерия философской очевидности. Но этого мало: знаменитое нравственное учение Спинозы и не менее прославленная монадология Лейбница представляют собой еще в большей степени только систематическое развитие некоторых частей философской доктрины Джордано Бруно.

Истинные творческие гении, истинно цельная мысль принадлежат XVI в., и эта мысль воплощается всего полнее в системе Дж. Бруно.

С XVI веком окончилась весна возрождения, с XVII в. минула и горячая летняя пора развития мысли человечества. Настал XVIII век, и этот осенний век стал пожинать зрелые плоды мысли XVI и XVII столетия. Кто знает хорошо историю философии, согласится, конечно, с тем, что Беркли, со своим сомнением в реальности внешнего материального миpa, и Юм, со своим скептическим отрицанием познаваемости всех сущностей и причин вещей, суть плоды Бэконовской философии, оплодотворенной Декартовскою, — что Кант и его последователи, со своим открытием субъективных форм познания, суть плоды Декартовской философии, оплодотворенной Бэконовской.

В первой четверти XIX в. в умственной атмосфере Европы устанавливается суровая зима: розовые мечты человечества как будто навсегда отброшены, холодная трезвость все более и более вытесняет поэтические порывы, ледяная кора надолго заковывает столь резво струившиеся прежде надежды человечества на познание «внутреннего смысла вселенной». Кантовская система сменяется системами все более и более грустными и апогеем зимней грусти человеческой мысли являются мрачные пессимистические доктрины Шопенгауэра и Гартмана.

Не даром XIX в. так похож на XV. То же общее недовольство старым, отрицание прежних идеалов и неудовлетворенность настоящим, то же религиозное и социальное брожение, тот же расцвет положительного специального знания, те же неожиданные открытия и поразительные технические изобретения. Железные дороги, телеграфы и телефоны — не напоминают ли они нам об изобретении компаса и книгопечатания? Открытие нового мира органических клеток и различных бацилл, — чем оно хуже открытия Америки и вообще новых частей света? Таким образом, состояние условий общественной жизни, состояние науки и техники в XIX-ХХ вв., сильно напоминают состояние их в XV-м, в начале эпохи возрождения. Остается доказать, что и в области философии готовится такой же переворот, какой совершился в XVI столетии. Прогресс науки всегда опережает прогресс философии. Наука начинает расцветать именно тогда, когда философия падает. И это неудивительно. Философия падает, когда окончательно притупляются чувство и фантазия народов; но притупление чувства и фантазии сопровождается напряжением ощущений и холодного рассудка, а это именно и содействует развитию положительных знаний и техники. Следовательно, прогресс наук начинается именно еще в зимний период развития «самосознания» человечества и служит преддверием новой весны возрождения философской мысли.

Едва ли можно вечно жить идеалом смерти: из смерти во всей природе рождается новая жизнь и будем надеятся, что с концом XIX в. и началом XXI в. мы должны вступить в новую эру возрождения самосознания человечества.ЗаключениеВеличайшие гении человечества, лучшие философы, обладая сами высшей степенью жизни и чувства жизни, лучше всего были способны к субъективной индукции, лучше всего были способны спуститься в процессе ограничения своего чувства жизни до понимания биения пульса жизни бессознательной природы, до понимания жизни растений и предметов неодушевленных, и, с другой стороны, лучше всего были способны подняться в процессе беспредельного расширения своего чувства жизни до живого понимания самосознания вселенной, сущности её - Бога.

Таким гением-философом был Джордано Бруно. Мы не можем лучше почтить его память, как стараясь понять его гениальную субъективную индукцию. Если мы сами, путем субъективной индукции, поймем глубину самосознания этого гения, то через него мы научимся понимать и тот род субъективной индукции, которая открыла ему душу вселенной — Бога, и вместе с тем заставила его понять глубокий смысл истинной религии и истинной философии.

Если мы поймем его субъективную индукцию, то поймем и то, что сущность вещей постижима, но не сущность объективная, внешняя, ибо такой вовсе и не может быть, а сущность субъективная, внутренняя. Тогда мы снова поймём и значение философии, и возможность нового возрождения её, путём объединения данных объективного, научного, и субъективного, религиозного опыта человечества. Этим внутренним перерождением своим, которое дает нам возможность вступить в новую фазу возрождения философии, — в новый период весны человеческой мысли, мы будем обязаны Джордано Бруно. И тогда мы признаем открыто, что Джордано Бруно был по глубине философской мысли своей настоящим Платоном нового времени. Но он был не только своего рода Платоном: по высоте нравственного подвига его можно назвать Сократом нового времени, ибо и он тоже смело выпил свою чашу яда.

Без участия философии, невозможно обновление жизни, ибо философия есть, прежде всего, именно «теория жизни вселенной».Список литературы

1.Грот Н. Журнал «Человек без границ» -М.: Инфра-М, 2010.

2. Сафонов И.В. «Жизнь замечательных людей – Джрдано Бруно» -М.: 2001г.

3. Сикирич Е. «Джордано Бруно — Титан эпохи Возрождения»- М.: Каро 2009.

Джордано Бруно родился в 1548 году в Италии, в маленьком местечке Нола близ Неаполя, неподалеку от Везувия. Воспоминания детства, глубокая ностальгия по родным краям сопровождали его до конца жизни. Оттуда и прозвище, которым любил представляться Джордано Бруно, — Ноланец.1559–1565 годы:учится в Неаполе в частной гуманистической школе. Читает запрещенные книги, посещает запрещенные круги неаполитанских ученых и философов, участвует в диспутах, знакомится с трудами Коперника и с мировоззрением натурофилософии.1565–1575 годы:согласно семейной традиции, поступает в монастырь, в орден доминиканцев. Очень скоро он становится свидетелем «фарса» и «фальши», пронизывающих монастырскую жизнь. Его огненная натура не может не реагировать, он выступает против идолопоклонства образам святых и абсурдных толкований в молитвенниках и церковных книгах, а также разоблачает монахов как «воплощение пороков и невежества».Впоследствии он подвергается преследованиям орденской инквизиции, которая дважды привлекает его к суду и сурово наказывает. В монастыре Бруно пишет первый труд — «Ноев ковчег», сатирическую поэму, в алллегориях разоблачающую многочисленные споры между разными теориями, догмами и верованиями внутри института церкви.В период пребывания в монастыре, в 1571 году, он посещает Рим и папский двор, где перед его святейшеством римским папой Пием V излагает свое учение об искусстве памяти.В 1575 году он получает ученую степень доктора теологии и защищает докторскую диссертацию, ссылаясь в многочисленных своих беседах и диспутах на многих философов древнего мира, вдохновляющих его мировоззрение и являющихся его предшественниками. Он упоминает жрецов Египта и Тота-Гермеса Трисмегиста, магов Халдеи и Ассирии, учения Зороастра, «гимнософистов» Индии, Орфея, Пифагора, Платона, Плотина, неоплатоников, кардинала Кузанского, Коперника, Парацельса и многих других.1576 год: в Риме на него поступает серьезный донос, в котором его обвиняют в эклектизме и в еретических мыслях и высказываниях и настаивают на необходимости вмешательства инквизиции. Чтобы не попасть в ее когти и избежать тюрьмы, Джордано Бруно тайно покидает Рим. Окончательно оставив монастырь и духовный сан, он становится отступником, преследуемым всеми.Дальнейшая его жизнь продолжается в вечных скитаниях по Европе. Его отважные учения, огненная, темпераментная натура непримиримого врага любой фальши, его прямые, яркие и острые высказывания, попадающие прямо в точку, врожденные честность, благородство и искренность, — все это приводит в бешенство представителей самых разнообразных официальных кругов, религиозных, научных и философских, навлекая на Джордано Бруно жгучую ненависть и преследование многих, даже тех, кто между собой проявлял вражду и нетерпимость.На Джордано Бруно буквально охотились со всех сторон, поэтому он вынужден был покидать все города, в которых временно останавливался.В своей жизни, сам того не желая, он воплощал образ настоящего Дон Кихота, одинокого странствующего рыцаря без страха и упрека, не имеющего ничего своего — ни дома, ни уголка, ни семьи, ни возлюбленной, но имеющего зато свои Идеи и очень много учеников и единомышленников по всей Европе, которых ему удалось вдохновить и зажечь.1576–1579 годы:скитания по Италии. Венеция, Падуя, Савона, Турин, Милан, Генуя — лекции, беседы, диспуты, доносы на него.1579–1580 годы:Женева, Швейцария. Работает помощником в типографии и параллельно проводит факультативные занятия в Женевском университете. Публично защищает Парацельса и сражается за новое видение медицины. Публично разоблачает проповедников богословия и официальных врачей-шарлатанов. За еретические высказывания и за «оскорбление святой реформации» предан двойному суду: городского совета и кальвинистской инквизиции. Благодаря помощи друзей бежит во Францию.1580–1583 годы:Франция. Читает лекции перед десятитысячной аудиторией в университете города Тулуза. Часть профессуры и студентов, возмущенная его смелыми взглядами, доносит на него. Бруно вынужден покинуть город.1581 год: Париж. Перед королем Генрихом III Бруно излагает свою теорию памяти. Пишет книгу на эту тему — «О тенях Идеи» — и посвящает ее королю. Назначается неординарным профессором Сорбоннского университета. Издает свои первые труды. На лекциях и занятиях, помимо остальных тем, публично защищает знаменитого философа и мистика Корнелия Агриппу и пишет «Трактат о магии» как продолжение учения Агриппы. На него доносят. Во избежание тюрем инквизиции вынужден покинуть Париж и бежать в Англию.1583–1585 годы:Англия, Лондон. Бруно живет при дворе французского посла и имеет свободный доступ ко двору королевы Елизаветы, где в дворянских, научных, философских кругах встречается с выдающимися представителями своей эпохи. Здесь происходит его встреча с Шекспиром, который цитирует некоторые высказывания Бруно в своем «Гамлете» и выводит его в одном из персонажей «Ромео и Джульетты».В Лондоне Бруно издает самые известные свои труды: «Пир на пепле», «О бесконечности, Вселенной и мирах», «О причине, начале и едином», «О героическом энтузиазме», «Изгнание торжествующего зверя».Страшный скандал начинается после очередных выступлений в Оксфорде — цитадели пуританства и богословия, где перед теологами и схоластами Бруно публично встает на защиту нового миропонимания и представляет учение о бесконечности и бесчисленности миров. Так как без инквизиции дело не обошлось, Бруно вынужден покинуть Англию и бежать во Францию.1585–1586 годы:Франция, Париж. Настоящая буря разразилась после выступления Бруно в Сорбонне против Аристотеля и перипатетиков в защиту Платона и Пифагора и после выхода «120 статей», изданных на эту тему.Схема повторяется: донос студентов и докторов богословия — инквизиция — побег в Германию.1586–1592 годы:города Германии, визит в Прагу. В Виттенберге Бруно произносит свое знаменитое «Прощальное слово».На полгода он останавливается в Праге, при дворе императора Рудольфа II, покровителя философов, алхимиков и ученых. Помимо проведения диспутов и лекций в Праге Бруно издает две книги, одну из которых посвящает императору.В Гельмштедте и Франкфурте он издает 13 важных философских трудов. Из самых известных можно назвать «Трактат о магии», «О медицине», «О бесконечных мирах».Первый раз за годы долгих странствий Бруно покидает страну по своей воле. Он принимает приглашение молодого аристократа приехать в Венецию и научить его своей мудрости. Это было началом конца.1591–1592 годы:Венеция, измена, инквизиция. Молодой аристократ Джованни Мочениго, пригласив Бруно в Венецию и став его учеником, изменяет ему и предает учителя в руки инквизиции. В 1591—1592годах Бруно находится в тюрьмах венецианской инквизиции и подвергается постоянным допросам.1593–1600 годы:Бруно переводят в тюрьму инквизиции в Рим, где в течение семи лет инквизиция подвергает его ужасным пыткам и многочисленным абсурдным допросам в попытках добиться его раскаяния и признания в еретическом мировоззрении. Не получив желаемого, инквизиция осуждает Бруно на смерть. Приговор приводится в исполнение 17 февраля 1600 года, когда на Кампо ди Фьори (Площади Цветов) в Риме Джордано Бруно живым сжигают на костре.

bukvasha.ru

Реферат Философия Джордано Бруно

Джордано Бруно

tarefer.ru

Реферат - Джордано Бруно и его философские идеи

Министерствообразования Российской Федерации  Тамбовский Государственный Технический Университет

<img src="/cache/referats/15480/image001.gif" v:shapes="_x0000_s1026">

Джордано Бруно и его философские идеи

<img src="/cache/referats/15480/image003.jpg" v:shapes="_x0000_i1025">

Студентки:Цыгулевой Ольги факультета АХП/группа Л-21.

Преподаватель:Чуфистова Лидия Ивановна.

Тамбов2001

                              Содержание:

 “Земной шовинизм” и звездные миры Джордано  Бруно

1.Введение…………………………………………………………….3

2.Современныйкризис древней идеи……………………………….4

3.Непонятныйприговор……………………………………………...5

4.Зачто же, в конце концов, сожгли Джордано Бруно?……………8

5.Звездныемиры Бруно и Вселенная христианской церкви……….14

6.Звездныемиры или земное зеркало? Уроки процесса Бруно…………………………………………………………………...20

7.Заключение…………………………………………………………..24

<img src="/cache/referats/15480/image004.gif" " v:shapes="_x0000_s1027">

      Воззрения  Джордано Бруно (1548-1600),являющегося философом и поэтом, характеризуются как пантеизм (pan–Все и   theos — Бог) – философское учение, согласно которому Боготождествляется с мировым целым. В этом мировом целом мировая душа и мировойбожественный разум совпадают. Оформлению пантеистической натурфилософии вомногом способствовало знакомство Джордано Бруно с воззрениями НиколаяКузанского: Бруно усматривал цели философии в познании не сверхприродного Бога,а природы, являющейся «Богом в вещах». Разделяя космологическую теорию Николая Коперника, оказавшую на негоогромное влияние, Бруно развивал идеи о бесконечности природы и бесконечноммножестве миров Вселенной. Он рассматривал диалектические идеи о  внутреннем родстве и совпадениипротивоположностей. В бесконечности, согласно Бруно, отождествляясь, сливаютсяпрямая и окружность, центр и периферия, форма и материя. Основной единицейсущего является монада, в деятельности которой оказываются слиянными телесное идуховное, объект и субъект. Высшую субстанцию составляет «монада монад», или Бог. Как целое она проявляется вовсем  единичном по принципу «все во всем».

Этическоевоззрение Бруно заключаются в утверждении «героического энтузиазма»,безграничной любви к бесконечному.  Этоуподобляет людей божеству, отличает их как подлинных мыслителей, поэтов,героев, которые возвышаются над размерной повседневностью. Идеи Бруно оказаливлияние на таких мыслителей, как Б.Спиноза, Г.Лейбниц,  Ф.В.Шеллинг и др. «ЗЕМНОЙШОВИНИЗМ» И ЗВЕЗДНЫЕ МИРЫ Джордано БРУНО

Историк должен ясно ответить на вопрос: за что же, в конце концов, сожгли  Джордано Бруно?

А. Ф. Лосев. «Эстетика Возрождения „

Не нужно нам других миров. Нам нужно зеркало. Мы не знаем, что делать с иными мирами.

Ст. Лем. “Солярис „

Современный кризисдревней идеи

Более тридцати лет назад,когда только начались космические полеты и резко возросли связанные с ниминадежды на близкую встречу с “братьями по разуму», Станислав Лем вгениальном, на мой взгляд, романе «Солярис» писал, что, отправляясь вКосмос, мы должны быть готовыми к встрече с Неизвестным, т. е. к встрече спринципиально новыми ситуациями, не имеющими никаких земных аналогов. Мы должныпонимать, что развитие иных миров, скорее всего, шло путями, радикальноотличавшимися от земного, поэтому контакт с обитателями таких миров или можетоказаться невозможным, или будет происходить в формах, недоступных анализунашего разума.

К сожалению, предостережения польского фантаста и философапрактически не были услышаны ни многочисленными поклонниками НЛО, ни вполнесерьезными учеными, пытающимися вот уже несколько десятилетий обнаружитьрадиосигналы из других миров, обитатели которых явно мыслятся полными подобиямисовременных научных сотрудников, сидящих у телескопов. Эту разновидность гео — или, скорее, «НИИ-центризма» В. Ф. Шварцман очень удачно назвал«естественнонаучным шовинизмом», отметив, что, не зная, во имя чегодолжны вестись передачи, мы, тем не менее, считаем оптимальным способомкосмических посланий именно радиоволны. В результате проблему контактов с инымимирами мы постоянно сводим к проблеме создания все более крупныхрадиотелескопов, не задумываясь всерьез о целях, возможном содержании и, какследствие, способах передачи подобных посланий.

Пытаясь обнаружить какие-либо сигналы от внеземныхцивилизаций, мы должны, прежде всего, учитывать то, что уже сами понятия«сигнал», «цивилизация» и т. п. слишком земные иантропоморфные, чтобы служить надежной основой для наших космических поисков.Не исключено, впрочем, что слишком земными являются даже такиефундаментальнейшие понятия, как «жизнь» и «разум», и чтоони не приложимы к тем формам бытия, с которыми мы можем столкнуться воВселенной. Но это значит, что в наших поисках главной задачей должно стать ненаращивание мощности телескопов, не фантазирование о возможных путях развитиягипотетических обитателей других миров, а радикальное преодолениеантропоморфизма нашего мышления — постоянного стремления видеть в Неизвестномлишь подобие нас самих.

Исключительно важным и поучительным примером попыткипреодоления этого «земного шовинизма» является трагическая и вомногом загадочная судьба  Джордано Бруно  (1548 — 1600).Историки уже очень давно спорят о том, почему, собственно, учение итальянскогофилософа о бесконечности Вселенной и множественности в ней обитаемых мировпоказалось инквизиции настолько опасным, что для его искоренения 17 февраля1600 г. в Риме на Площади цветов был разведен костер. Однако толькосейчас, приступив к активным поискам сигналов от внеземных цивилизаций иперестав воспринимать как само собой разумеющееся идею о том, что если жизньвозникла на Земле, то почему она не может возникнуть вблизи других звезд, мыначинаем в полной мере осознавать, насколько глубоким был разрыв междувоззрениями  Бруно и распространенными тогда взглядами на устройство мираи насколько все-таки земными остались его гениальные прозрения.

В этой статье я попытаюсь показать, во-первых, чтоосновные причины осуждения  Бруно были обусловлены тем, что, развиваяучение о множественности миров, он пошел гораздо дальше своих предшественникови, в частности, сумел выявить антихристианский потенциал этой древней идеи;во-вторых, что философская концепция  Бруно принципиально не допускаладальнейшего развития. Поэтому ее автор стал заложником собственных взглядов, нежелая отказываться от них совсем и не имея возможности разрабатывать их (какэто сделал Галилей после вынужденного покаяния) в какой-то более приемлемойформе. Отсюда несговорчивость философа, ставшая причиной трагедии.

                           Непонятный приговор

           Причины осуждения  Джордано Бруно были не очень ясны даже очевидцамказни, так как перед народом зачитали лишь приговор без обвинительногозаключения. В. С. Рожицын, автор фундаментального труда о процессе по делу Бруно , пишет, что в тексте приговора отсутствовала важнейшая деталь- причины осуждения. Упоминалось только о восьми еретических положениях, давшихоснование объявить  Бруно  нераскаявшимся, упорным и непреклоннымеретиком. Но в чем именно состояли эти положения, не разъяснялось.

          Юридическая неконкретность приговора породила в Риме слух о казни Бруно «за лютеранство», что было бы вопиющим нарушениемдостигнутого в 1598 г. соглашения о примирении между протестантами икатоликами. Опровергая этот слух, Каспар Шоппе — человек, близкий к папскомудвору, — объяснял в письме к своему другу, что сожженный был не лютеранином, авоинствующим еретиком, который учил в своих книгах таким чудовищным ибессмысленным вещам, как, например, то, что миры бесчисленны, что душа можетпереселяться из одного тела в другое и даже в другой мир, что магия — хорошее идозволенное занятие и т. п. Шоппе писал, что, не раскаявшись в своих грехах, Бруно  жалко погиб, отправившись в другие, измышленные им мирырассказать, что делают римляне с людьми богохульными и нечестивыми.  Шоппе, послание, которого долгое времяоставалось единственным письменным источником, объясняющим причины осуждения  Бруно,несомненно, связывал ересь философа с учением о множественности миров, хотяхарактер этой связи был не совсем ясен. Косвенным же подтверждением такой связислужило то, что запрету и сожжению были подвергнуты книги этого еретика и,наконец, самым важным доказательством существования этой связи явилась танастороженность и враждебность, с какой церковь стала относиться ко всему, чтохоть чем-то напоминало ей идеи  Бруно: запрещение в 1616 г.распространять учение Коперника; сожжение в 1619 г. Ванини, разделявшегонекоторые взгляды  Бруно; осуждение в 1633 г. Галилея

          Авторы статьи считают, что настороженность инквизиции в деле Галилеябыла отчасти обусловлена тем, что в этом ученом она, хотя и совершенноошибочно, заподозрила сторонника бруновских ересей. Неоднократные, хотя ибезуспешные попытки запретить книгу Фонтенеля «Беседы о множествемиров» и др.

          В XIX в., когда учение о бесконечности Вселенной имножественности обитаемых миров получило повсеместное распространение, имя Бруно было занесено в почетный список мучеников за науку, а в1889 г. в Риме на Площади цветов был установлен памятник, на которомнаписано: " Джордано Бруно от столетия, которое он провидел, на томместе, где был зажжен костер". Тем самым справедливость восторжествовала,однако в этом же столетии были обнаружены считавшиеся безвозвратно потеряннымидокументы процесса по делу Бруно.

            Архивы венецианской инквизиции, арестовавшей  Бруно, были найденыЦ. Фукаром в 1848 г. и впервые опубликованы Д. Берти в 1868 г. Крометого, последний в 1876 г. издал несколько документов, осветивших ходримского процесса. Еще 26 декретов римской инквизиции по делу  Бруно былинапечатаны в 1925 г. Основной же массив документов по этому делу погиб в1809 г., когда архивы римской инквизиции были на некоторое время вывезеныв Париж. В 1886 г. в архиве Ватикана обнаружили «Краткое изложениеследственного дела  Джордано Бруно, составленное в 1597 — 1598 гг. пораспоряжению кардиналов-инквизиторов и послужившее основой для вынесенияобвинительного заключения и приговора. Это „Изложение“, однако,удалось опубликовать только в 1942 г., так как папа Лев XIII тайноперенес его в личный архив, где оно было обнаружено лишь в 1940 г.архивариусом А. Меркати, которые стали для историков подлинной сенсацией, таккак заставили по-новому взглянуть на вопрос о причинах осуждения философа. Вчастности, католические историки А. Меркати, Л. Фирпо, Л. Чикуттини пришли ккатегорическому выводу о полной невиновности церкви в этом процессе, где речьшла не о научных и философских проблемах, не о бесконечности и вечностиВселенной, а о проблемах богословия и религии. Джордано Бруно судили не какмыслителя, настаивали эти историки, а как беглого монаха и отступника от веры.По их мнению, церковь могла и должна была вмешаться в его дело. „Способ,которым церковь вмешалась в дело Бруно, — писал Чикуттини, — оправдываетсятой исторической обстановкой, в которой она должна была действовать; но правовмешаться в этом и во всех подобных случаях для любой эпохи являетсяприрожденным правом, которое не подлежит воздействию истории“.

            Следует признать, что у этих историков были серьезные основания длятакого категорического вывода. Из материалов процесса по делу  Бруновидно, что перед инквизицией предстал не мирный философ, а матерый враг церкви.Что же касается хода процесса, то скорее стоит удивляться терпению следователейи судей. По-видимому, они хорошо понимали всю серьезность брошенного церквивызова и бессмысленность „выбивания“ нужных показаний любой ценой.Инквизиции было нужно действительно добровольное и чистосердечное раскаяниеБруно. Именно поэтому он, наверное, и бросил своим судьям ставшие знаменитымислова: „Вероятно, вы с большим страхом произносите приговор, чем я выслушиваюего“. Но что могло испугать судей Бруно, видевших немало различныхеретиков? Для того чтобы ответить на этот вопрос, а также понять, какуювсе-таки роль в осуждении  Бруно сыграла его философия, рассмотрим вначалеосновные моменты процесса над ним.

       За что же, в конце концов, сожглиДжордано Бруно?

            Вначале многих трагедий были слова. Сначала слова новых, не слыханных ранееучений, а затем старых, как мир, доносов. В ночь с 23 на 24 мая 1592 г.Джордано Бруно был арестован инквизицией Венецианской республики. Основаниемдля ареста послужил донос дворянина Джованни Мочениго. 26 мая начались допросы Бруно, а 2 июня, отвечая на вопрос о сути своей философии,  Бруносказал: „В целом мои взгляды следующие. Существует бесконечная Вселенная,созданная бесконечным божественным могуществом. Ибо я считаю недостойнымблагости и могущества божества мнение, будто оно, обладая способностью создать,кроме этого мира, другой и другие бесконечные миры, создало конечный мир. Итак,я провозглашаю существование бесчисленных миров, подобных миру этой Земли.Вместе с Пифагором я считаю ее светилом, подобным Луне, другим планетам, другимзвездам, число которых бесконечно. Все эти небесные тела составляютбесчисленные миры. Они образуют бесконечную Вселенную в бесконечномпространстве”.

                  Вряд ли эти взгляды показались следователю Джованни Салюцци бесспорными,однако в тот момент философия  Бруно интересовала его лишь постольку,поскольку о ней упоминал в своем доносе Мочениго, рассказывая при этом о вещах,куда более страшных, чем иные миры. Так, Мочениго утверждал, что  Бруно,живший в его доме в качестве учителя, в разговорах неоднократно отвергалдогматы католической церкви, называл Христа обманщиком, дурачившим народ,издевался над непорочным зачатием, рассуждал о каких-то бесчисленных мирах,заявлял, что хочет стать основателем “новой философии» и т. п.

Все эти обвинения Бруно категорически и «с гневом» отверг, а на первый (иобязательный!) вопрос следователя, знает ли арестованный, кто мог написать нанего донос и нет ли у написавшего каких-либо причин для мести, сразу же назвалМочениго и объяснил, что, хотя он добросовестно выполнил все взятые на себяобязательства по обучению Мочениго так называемому «лиллиевомуискусству» (моделированию логических операций с использованиемсимволических обозначений), последний не желает рассчитаться и стремится всемисилами оставить  Бруно у себя в доме.

Договариваясь об уроках,Мочениго надеялся, что  Бруно станет учить его не логике, а магии, которую Бруно неоднократно расхваливал в разговорах со знакомыми и намекал, чтосведущ в ней. Намеки на тайные учения можно найти и в трудах  Бруно, чтостало предметом детального исследования Ф. Ейтс, полагающей, что важнейшейпричиной осуждения философа была его приверженность магии. Следует, однако,отметить, что в XVI в. интерес к магии был массовым явлением, каралиже не просто за магию, а за колдовство с целью порчи. Между тем, нет никакихсвидетельств, включая протоколы допросов, того, что  Бруно на практике занималсямагией.

Тем самым по закону доносМочениго терял силу, а венецианские знакомые Бруно отказались подтвердитьпредъявленные ему обвинения. В принципе, Бруно мог надеяться на освобождение,но тут на него поступил донос от сокамерников, которые сообщили, что Бруно издевается над их молитвами и проповедует какие-то ужасные вещи,утверждая, в частности, что наш мир — это такая же звезда, как те, которые мывидим на небе Согласно закону этот донос не мог рассматриваться какдополнительная основа для обвинения, так как исходил от лиц, заинтересованных всмягчении своей участи. Однако он был приобщен к делу, а у инквизиции появилисьвесьма серьезные сомнения в искренности арестованного.

                 Предвосхищая вероятный вопрос о возможности провокаций со стороныинквизиции или просто ложных доносов, отмечу, что стремление лезть на рожонвсегда было отличительной чертой характера  Бруно. В воспоминанияхсовременников он сохранился как человек импульсивный, хвастливый, не желавший впылу полемики считаться ни с чувством собственного достоинства противника, ни стребованиями элементарной осторожности, ни даже с законами логики. Причем всеэти, безусловно, не украшавшие философа черты характера легко обнаружить и вего всегда ярких, полемически заостренных сочинениях. Поэтому у нас нет особыхпричин полагать, что доносчики — люди в основном малограмотные и богобоязненные- что-то специально выдумывали, чтобы опорочить  Бруно. К сожалению, сэтой задачей он справлялся сам. Вот лишь один из ответов Бруно следователям,зафиксированный в «Кратком изложении»: «Обвиняемый отрицал,что высказывался о девственности (Богоматери): „Да поможет мне Бог,я даже считаю, что дева может зачать физически, хотя и придерживаюсь того, чтосвятая дева зачала не физически, а чудесным образом от святого духа“ — и пустился в рассуждения о том, каким образом дева может физическизачать».

Сходным образом  Бруноотвечал и на многие другие вопросы. Обвинения в ересях и кощунствах онкатегорически отвергал, либо говорил, что его неверно поняли и исказили егослова, либо выкручивался и утверждал, что, имея сомнения и неправильныевзгляды, держал их при себе и никогда не проповедовал. Понятно, что такоеповедение  Бруно вряд ли могло убедить следователей и судей в егоискренности и набожности.

Скорее они моглипредположить, что обвиняемый просто издевается над символами веры, и сделать изэтого соответствующие выводы. Тем более что Бруно был беглым доминиканскиммонахом, уже судимым в молодые годы как еретик.

Последнее обстоятельство позволило римской инквизициидобиться выдачи Бруно Риму вскоре после начала следствия в Венеции.

«Ты, брат  Джордано Бруно… еще 8 летназад был привлечен к суду святой службы Венеции за то, что объявлял величайшейнелепостью говорить, будто хлеб превращается в тело (Господне.)» Так начинался приговор, в которомБруно был публично объявлен нераскаявшимся, упорным и непреклонным еретиком, ипосле знакомства с материалами процесса нам трудно не согласиться с темиисториками, которые утверждают, что согласно законам того времени казнь Бруно не была расправой над невиновным.

                  Другой, однако, вопрос, в чем конкретно виновен  Бруно? Публичнобыли перечислены кощунства, способные поразить чувства верующих, но ничего неговорилось об обстоятельствах, при которых они произносились. Между тем длявынесения приговора крайне важно было знать, являлись ли эти слова частьюеретической проповеди, или они произносились в частной беседе, или вообще былириторическими оборотами в богословском диспуте о святотатцах. К сожалению, всеэти тонкости в приговоре не разъяснялись, а сам он напоминал скорее донос, чемюридический документ, содержащий четко выделенные причины осуждения.

                  Немало вопросов вызывает и то, что инквизиция, занимаясь делом отпетогоеретика и святотатца, тянула следствие восемь лет, хотя в приговоре специальноотмечалось «похвальное рвение инквизиторов» Но разве для того, чтобыразобраться с кощунствами, требовалось столько времени и разве у святой службыне было соответствующих специалистов, в присутствии которых  Бруно вряд лисмог пускаться во фривольные рассуждения о непорочном зачатии? Далее. Неужелидля осуждения всех богохульств  Бруно понадобилось созывать конгрегацию издевяти кардиналов во главе с папой? Нельзя ли в связи с этим предположить, чтоцерковь, публично обвиняя  Бруно в грехах, понятных толпе, на самом деле наказывала его за грехи иные?

                Обращает внимание то, что уже в самом начале процесса люди, решавшиесудьбу  Бруно, прекрасно понимали, что имеют дело с человекомнеординарным. Так, папский посланник, требуя от властей Венеции выдачи  Бруно  римской инквизиции, — а это требование было серьезным посягательством на независимость республики, — подчеркивал, что Бруно  — это «заведомый ересиарх», судитькоторого следует в Риме, под надзором папы. В свою очередь прокураторреспублики Контарини настаивал на том, что Бруно  необходимо оставить вВенеции. В докладе Совету мудрых Венеции Контарини отмечал, что Бруно  «совершилтягчайшие преступления в том, что касается ереси, но это — один из самыхвыдающихся и редчайших гениев, каких только можно себе представить, и обладаетнеобычайными познаниями, и создал замечательное учение». 

Вряд ли, конечно, прокуратор стал бы беспокоитьсяиз-за простого святотатца, а ссылка на «замечательное учение» Бруно заставляет нас вспомнить, что и в доносах на него, и в письме Шоппенечестивость Бруно связывалась с идеей множественности миров, о которых стольчасто любил рассуждать философ. Кроме того, известно, что решающую роль ввыявлении ересей  Бруно сыграл многолетний анализ инквизиторами еготрудов, начало которому положил своеобразный донос. В декабре 1593 г.,когда  Бруно уже несколько месяцев находился в тюрьме римской инквизиции,следователи получили книгу  Бруно  «Изгнаниеторжествующего зверя» с множеством комментариев на полях. (Автор«подарка» остался неизвестным.) Эта книга, представлявшая собойаллегорическую пародию на христианскую церковь, не была философским трактатом,однако она заставила римских инквизиторов обратить внимание на те сочинения, вкоторых  Бруно развивал свое учение.

              В«Кратком изложении» мы находим большой раздел, посвященный по поводумножественности миров, вечности мира, движения Земли и других допросам Бруно   философских вопросов, содержащихся в его книгах.

             То, что материалы этих допросов были включены в «Краткоеизложение» и при этом выделены в специальный раздел, дает, на мой взгляд,серьезное основание полагать, что как минимум одним из восьми неназванныхеретических положений, приведших к осуждению  Бруно, было положение,касающееся его философского учения.

               Причем видно, что на допросах, касающихся философских проблем,Бруно  уже не ерничает, не выкручивается, а излагает взгляды, адекватныетем, которые он развивал в своих трудах. Однако, судя по всему, его ответы неудовлетворяют следователей. Так, следователь в Риме неоднократно возвращается кответам  Бруно, включая изложение его учения о множественности миров,данное на допросе еще в Венеции. Новые ответы либо остаются без комментариев состороны следователя, либо сопровождаются примечаниями типа: «На XIVдопросе, по существу, отвечал в том же роде относительно множества миров исказал, что существуют бесконечные миры в бесконечном пустом пространстве, иприводил доказательства». Или: «Относительно этого ответа (омножественности миров. ) опрошен на XVII допросе, но не ответилутвердительно, ибо вернулся к тем же показаниям».

               И все же попытки утверждать, что  Бруно сожгли за идеюмножественности миров и бесконечности Вселенной, за коперниканство или задругие философские воззрения, наталкиваются на очень серьезные возражения. Так,А. Ф. Лосев вполне резонно указывал, что многое в учении  Бруно былосозвучно взглядам его предшественников и последователей: Николая Кузанского,Фичино, Коперника, Галилея, Кеплера и других, но инквизиция почему-то отправилана костер только  Бруно. Анализируя причины этой селективности, Лосевписал, что роковую роль в судьбе Бруно сыграло то, что он развивал оченьпоследовательную, без каких-либо оглядок на «христианскую совесть»версию пантеизма — философско-религиозного учения, как бы растворяющего Бога вприроде, отождествляющего Бога с миром. Это было характерно для языческогонеоплатонизма античных философов и вело к фактическому отрицанию Творца миракак надмировой абсолютной личности, а значит, к антихристианству иантицерковности. Вот за этот языческий неоплатонизм, писал Лосев, Бруно  и пострадал.

                Следует подчеркнуть, что выявление в учении  Бруно неоплатонизма(пусть даже языческого) или пантеизма еще не объясняет ни антихристианствоБруно, ни того, почему именно он был сожжен.

               Пантеизм  Бруно к тому же далеко не бесспорен. Л. П. Карсавин, например,писал, что многочисленные попытки истолковать систему  Бруно  впантеистическом смысле наталкиваются на совершенно определенные заявленияфилософа о надмирности Бога. Сам Лосев отмечал, что во времена Бруно неоплатонизм был весьма распространен даже среди церковных деятелей. Однаколюди, развивавшие эту философию, каялись затем в своих нехристианских чувствах,причем «каялись безо всякого принуждения, в глубине своей собственнойдуховной жизни и перед своей собственной совестью. Совсем другое дело — Джордано Бруно, который был антихристианским неоплатоником и антицерковником впоследней глубине своего духа и совести».

Сказанное Лосевым означает,что для понимания трагической судьбы  Бруно   мы должны как минимумпопытаться понять, почему у человека, воспитанного в рамках христианскойкультуры, отсутствовала «христианская совесть». Ниже показано, какуюроль в этом сыграла развиваемая философом концепция множественности миров. Приэтом, однако, важно учитывать, что осуждение  Бруно вообще нельзя однозначнообъяснить какими-либо «измами» или ересями. Конечно, церковь бороласьс ересями, язычеством и тем более антихристианством (например, со всевозможнымисектами «сатанистов»), но само по себе наличие в учении какого-либопрегрешения, пусть даже очень серьезного, еще не означало, что автора этогоучения следует отправить на костер. Церковные иерархи нередко закрывали глазана многие ереси, а папа Климент VIII, например, приблизил к себе обвинявшегосяв атеизме философа Чезальпино. Тем не менее, этот же папа возглавил конгрегациюкардиналов, осудивших Бруно, хотя справедливости ради следует отметить, что оннеоднократно использовал свой решающий голос для того, чтобы оттянуть вынесениеокончательного приговора, надеясь на раскаяние подсудимого.

                        Мне кажется, что при анализепроцесса  Бруно резоннее спросить, не за что (причины для расправы можнонайти всегда), а для чего сожгли философа? Ведь, в принципе, подсудимого можнобыло без всякого шума «сгноить» в тюрьме инквизиции, где он ужепросидел несколько лет. Однако церковь почему-то устроила публичную казнь, необъяснив толком, за что сжигают человека, точнее, обвинив философа впримитивных кощунствах. Впрочем, может именно в такой дискредитации мыслителя исостояла основная цель судей? Но это значит, что основную опасность представлялуже не сам Бруно , а его учение, которое могло распространиться благодарятому, что ряд книг философа был издан. Это учение (а идеи о бесконечностиВселенной и множественности миров занимали в нем доминирующее место) итребовалось как-то дискредитировать, продемонстрировав, что из себяпредставляет его автор — «нераскаявшийся, упорный и непреклонныйеретик». Другой вопрос, удалась ли и могла ли вообще удастся затея судей?Но сейчас нам важнее понять, почему учение  Бруно  представляло (ипредставляло ли) опасность для церкви?

Звездные миры  Бруно и Вселеннаяхристианской      церкви

                        Выше  уже написано, что и в доносах на  Бруно,и в письме Шоппе нечестивость философа как-то связывалась с учением омножественности миров. Однако это учение до  Бруно, вообще-то говоря, несчиталось еретическим и даже активно обсуждалось средневековыми теологами,полагавшими, что создание только одного мира недостойно бесконечного могуществаБога. В конце XIII в. архиепископ Парижа даже осудил, как еретическийтезис о невозможности для Бога создать множество миров. Что же в таком случаетак пугало всех в учении Бруно?

В фундаментальной монографии «Идеямножественности миров», само появление которой во многом обусловленосовременными поисками внеземных форм жизни и разума, автор этогоисторико-философского исследования В. П. Визгин пишет, что принципиальнымотличием учения  Бруно  от других концепций множественности мировбыло радикальное переосмысление взглядов на наш мир и его место во Вселенной.Визгин объясняет, что, допуская существование каких-либо иных миров, мыслителиАнтичности и Средневековья представляли эти миры как сугубо геоцентрические идаже геоморфные, т. е. для них в каждом из этих миров сохранялось жесткоепротивопоставление Земли и Неба, зачастую представления о плоскостности Земли ит. п. Эти миры — а их могло быть и бесконечное множество — находились вкаких-то абстрактных пространствах и не имели ничего общего с видимыми намизвездами и планетами, так как звездное небо считалось неотъемлемой частьюнашего мира. Поэтому, например, допускалось существование миров, на небекоторых могли бы быть иные светила или вообще не быть никаких светил. Однакогде и как расположены такие миры, каждый из которых, как и наш, мыслилсяконечным, разделенным на небо и землю, было совершенно не ясно.

В определенной степени такиепредставления об иных мирах созвучны идеям современных ученых, предполагающихналичие в каких-то иных измерениях других вселенных, в которых физическиеконстанты и законы могут радикально отличаться от констант и законов нашейВселенной. Конечно, эти идеи достаточно неординарны, но в целом они, например,совершенно не затрагивают «физикоцентризм» современного научногомировоззрения. По сути, учеными допускается существование законов природы ещене известного нам типа, но само, сугубо антропоморфное, понятие«закон» под сомнение при этом не ставится.

                     Эта параллель с современными идеями позволяет, как мне кажется, лучшепонять революционность бруновского учения, не только преодолевавшего гео- игелиоцентризм, но и делавшего бессмысленным вообще какой-либо пространственный«центризм», учения, которое, с одной стороны, низводило Землю до уровнязатерянной в бескрайних просторах песчинки, а с другой стороны, превращало нашзамкнутый мир в бесконечную Вселенную, где привычные звезды уже не простосветила для человека, а миры, подобные нашему.

                    «Кристалл небес мне не преграда боле, рассекши их, подъемлюсь в бесконечность», — писал  Бруно в одном из своихсонетов

                         Я думаю, что дажесовременные люди, с детства привыкшие слышать об иных мирах, были бы немалоудивлены, если бы им стали доказывать, что нечто совершенно привычное, сугубоземное на самом деле является частью иной жизни и иного разума. Вспомним,например, какое чувство внутреннего протеста вызывают, пусть даже в шуткувысказываемые, предположения о том, что земная жизнь и мы сами — это результаткакого-то космического эксперимента. Стоит ли тогда удивляться реакциисокамерников Бруно — людей простых, не искушенных в схоластических дискуссиях?Впрочем, дело не сводилось к научной смелости идей  Бруно, который, повыражению Визгина, «астрономизировал» концепцию множественностимиров, отождествив видимое всеми небо с бесконечной Вселенной, а звезды ипланеты с иными мирами.

                           Безусловно, Бруно не мог совершить такой переворот в одиночку. Многое в этомнаправлении, причем в логическом отношении гораздо глубже, сделал еще всередине XV в. Николай Кузанский, которого Бруно неоднократно называлсвоим учителем. В то же время в учении  Бруно сохранилось немало реликтовсредневековых концепций множественности миров. Полная «астрономизация»этой концепции стала возможной лишь в рамках науки Нового времени, в частности,после введения Ньютоном понятия абсолютного, единого для всей Вселеннойпространства.  «Рассечениенебес» было тесно связано у  Бруно с критикой основ христианскогомировоззрения. Именно поэтому Шоппе называл миры  Бруно нечестивыми, асокамерники вспоминали его философские построения не со скукой, а с ужасом.

                          В литературе,посвященной  Бруно и его эпохе, нередко можно встретить примерно следующееобъяснение причин, по которым учение о множественности миров могло представлятьопасность для церкви. Во-первых, это учение в корне противоречилогосподствовавшему в средние века геоцентризму, которого придерживалась ицерковь, во-вторых, оно не соответствовало догмату о том, что человек — венецтворения, Земля — центр мира, а Христос — спаситель рода человеческого. Следуетотметить, что ко времени этого процесса церковь уже полстолетия мирилась сучением Коперника, и скорее можно предположить, что именно  Бруно в полноймере раскрыл глаза Ватикану на опасность дальнейшего распространения концепциигелиоцентризма. (В отличие от католиков протестанты с самого начала былинастроены антикоперникански.) Далее. Сама по себе идея множественности мировбыла индифферентна и по отношению к учению о гелиоцентризме, и по отношению кдогматам христианской церкви. Каждый из множества миров можно считатьгеоцентрическим, что, собственно, и делалось многими античными и средневековымимыслителями. Эта идея не противоречила и положению об универсальном значенииискупительной жертвы Христа. Ведь можно допустить, что такая жертва приносиласьили должна быть принесена в каждом из миров Вселенной.

                     Это предположение использовалось для критики идеи о множественностимиров протестантским теологом середины XVI в. Филиппом Меланхтоном,который считал, что принятие этой идеи означало бы издевательство над таинствомискупления. Богочеловек, писал Меланхтон, пришел в обличии человека в наш итолько наш мир, здесь он прошел свой крестный путь

www.ronl.ru

Доклад - Джордано Бруно 2

Федеральное агентство по образованию

Саратовский государственный технический университет

Кафедра

Реферат на тему:

Джордано Бруно (Giordano Bruno /Iordanvs Brvnvs Nolanvs/)

Выполнил:

Студент 2-го курса

Саратов – 2006 г.

1. Введение……………………………………………………………3

2. Биография…………………………………………………………4-7

3. Труды и учение Джордано Бруно……………………………….8-10

4. Звездные миры Бруно и Вселенная христианской церкви…….11-16

5. Заключение………………………………………………………..17

6. Список использованной литературы…………………………….18

Magus significant hominem sapientem cum virtute agendi.

Магия делает человека мудрым и добродетельным.

Джордано Бруно. др.

Воззрения Джордано Бруно , являющегося философом и поэтом, характеризуются как пантеизм (pan –Все и theos- Бог) – философское учение, согласно которому Бог отождествляется с мировым целым. В этом мировом целом мировая душа и мировой божественный разум совпадают. Оформлению пантеистической натурфилософии во многом способствовало знакомство Джордано Бруно с воззрениями Николая Кузанского: Бруно усматривал цели философии в познании не сверхприродного Бога, а природы, являющейся «Богом в вещах». Разделяя космологическую теорию Николая Коперника, оказавшую на него огромное влияние, Бруно развивал идеи о бесконечности природы и бесконечном множестве миров Вселенной. Он рассматривал диалектические идеи о внутреннем родстве и совпадении противоположностей. В бесконечности, согласно Бруно, отождествляясь, сливаются прямая и окружность, центр и периферия, форма и материя. Основной единицей сущего является монада, в деятельности которой оказываются слиянными телесное и духовное, объект и субъект. Высшую субстанцию составляет «монада монад», или Бог. Как целое она проявляется во всем единичном по принципу «все во всем».

Этическое воззрение Бруно заключаются в утверждении «героического энтузиазма», безграничной любви к бесконечному. Это уподобляет людей божеству, отличает их как подлинных мыслителей, поэтов, героев, которые возвышаются над размерной повседневностью. Идеи Бруно оказали влияние на таких мыслителей, как Б.Спиноза, Г.Лейбниц, Ф.В.Шеллинг и

Джордано Бруно родился в семье военного в 1548 году в городе Ноле, что в неаполитанском королевстве. О его детстве мало что известно. Первые десять лет прошли довольно безмятежно, насколько это было возможно в условиях жестоких притеснений со стороны испанских властей. Правил неаполитанским королевством герцог Альба, и под его руководством из страны выгребалось все, что имело хоть какую-то ценность. Но хуже всего была инквизиция, всюду преследовавшая свободу совести. Это была реальная власть, подчинившая себе весь уклад жизни. Люди истреблялись по малейшему подозрению.

В десять лет Бруно покидает Нолу и поселяется в Неаполе у своего дяди, содержавшего там учебный пансион. В 15 лет Джордано поступает в доминиканский монастырь. Молодой человек уже с 12 лет ревностно изучает древнюю и новейшую философию и за время пребывания в монастыре получает обширнейшие сведения по самым разным отраслям знания. Большое впечатление на него оказывают Эмпедокл, Платон, Аристотель, Плотин. Также он знакомится с Кабалой. Читает арабских мыслителей. Читает произведения Фомы Аквинского и Николая Кузанского.

Тайно Бруно написал комедию, где сатирически изображались нравы тамошнего общества. Говорят, позднее Мольер заимствовал у него немало сцен для своих комедий. Пишет Бруно и сонеты.

Год за годом выработалось новое мировоззрение. Конечно, так трудно сдержаться, и с уст срываются опасные слова. На него поступает первый донос, что Джордано вынес из своей кельи всех угодников и оставил одно только Распятие. Только молодость спасла Джордано.

В 24 года он получает сан священника. Открываются новые возможности для труда и общения. Он читает труды первых гуманистов, знакомится с книгой Коперника «Об вращении небесных тел».

Церковному начальству становится известным «опасное умоуклонение» Бруно, и тому приходится бежать в Германию, сбросив монашеское одеяние. Он едет в Нолу, потом в Савону, Турин… Так начинаются скитания. Тогда же написана книга «Знамения времени», бесследно исчезнувшая.

Бруно прибывает в Тулузу, где ему удается получить вакансию на кафедре философии. Здесь он не стесняется нападать на авторитет Аристотеля, логику и физику которого наряду с астрономической системой Птолемея считали неотделимой частью христианской веры. И даже спустя четверть века после сожжения Бруно парламент Сорбонны постановил, что противоречить Аристотелю — значит идти против церкви. Отрицательное отношение к Аристотелю и всему тогдашнему ученому сословию снискало Джордано враждебную атмосферу, обратило жизнь в постоянную борьбу с ученым цехом. Ему приходится сделать горький вывод, что «истина и справедливость покинули мир с тех пор, как мнения сект и школ сделались средством к существованию» и что «самые жалкие из людей — это те, кто из-за куска хлеба занимаются философией».

Бруно перебирается в Париж, где правит король Генрих III, отличающийся веротерпимостью и расположением к наукам и искусствам. Молва о громадной эрудиции и поразительной памяти Бруно идет впререди него, и он принимается высшими кругами парижского общества. Однако из-за недовольства сторонников Аристотеля ему приходится покинуть Париж. Он отправлятся в Англию.

Здесь он появляется в 1583 году с прекрасными рекомендательными письмами короля Франции. Его берут в Оксфордский университет. Маленький темпераментный итальянец говорит такие вещи, от которых краснеют стены богословской аудитории: он толкует о бессмертии души и тела, как последнее разлагается и видоизменяется, как душа, покинув плоть, затем долгим процессом образует вокруг себя новое тело. «Природа души, -говорит Бруно,- одинакова у всех организованных существ, и разница ее проявлений определяется большим или меньшим совершенством тех орудий, которыми оно располагает в каждом случае.»

В конце концов «созвездие педантов» вынуждает итальянского профессора прекратить свои лекции.

Изгнание из Оксфорда Бруно ознаменовал книгой, в которой он заклеймил грубость, с какой обошлись с ним, назвав Оксфорд «вдовой здравого знания». В этом сочинении Джордано Бруно изложил самые широкие взгляды на строение Вселенной, и когда ученый Кеплер читал этот труд, то испытывал при этом головокружение; тайный ужас охватывал его при мысли, что он блуждает в пространстве, где нет ни центра, ни начала, ни конца!

Бруно вернулся в Лондон и в течение двух лет написал еще несколько трудов, в частности: «О причине, начале всего и едином», «О бесконечном, вселенной и небесных телах», «Изгнание торжествующего животного», «Тайное учение Пегасского коня с присоединением такого же учения Силенского осла», «О героическом энтузиазме».

В его книгах злая усмешка, уничтожающая ирония соединяются с героическим воодушевлением вечными идеалами человечности и твердой уверенностью в окончательной победе истины и справедливости. «Истина есть пища каждой истинно героической души; стремление к истине — единственное занятие, достойное героя.»

Джордано Бруно открыто отстаивает свои убеждения. В Венеции он берет в ученики некоего патриция, тайным желанием которого было приобрести от Бруно какие-то особые магические познания. Не получив их, ученик совершает предательство — приводит в дом учителя капитана инквизиции. Бруно арестован и отправлен в тюрьму. От бывшего ученика посыпались доносы — один гнуснее другого.

Многое пришлось говорить в свое оправдание. «Я учу бесконечности вселенной как результату действия бесконечной божественной силы, ибо было бы недостойно Божества ограничиться созданием конечного мира, в то время, как оно обладает возможностью творить все новые и новые бесчисленные миры. Я утверждаю, что существует бесконечное множество миров, подобных нашей земле, которую я представляю себе, как и Пифагор, в виде небесного тела, похожего на Луну, планеты и другие звезды. Все они населены, бесконечное множество в безграничном пространстве образует вселенную. В последней существует всеобщее Провидение, благодаря которому все живое растет, движется и преуспевает в своем совершенствовании. Это провидение или сознание я понимаю в двойном смысле: во-первых, наподобие того, как проявляется душа в теле, то есть одновременно в целом и в каждой отдельной части; такую форму я называю природой, тенью или отражением Божества. Затем сознанию присуща еще другая форма проявления во вселенной и над вселенной, именно не как часть, не как душа, а иным, непостижимым для нас образом».

Под Духом Святым, объяснил Бруно на допросе, он понимает душу вселенной. От Святого Духа снисходит все живое — жизнь и душа. Она также бессмертна, как неуничтожаема плоть. Жизнь есть расширение, смерть — сжатие живого существа. Бруно все время настаивает, что все, чему он учил, он учил как философ, а не как теолог, и догматов церковных не касался никогда.

Его ответы на вопросы инквизиции напоминают ответы на уроках катехизиса. Однако судьи этим не удовлетворяются. Инквизитор предупреждает, что если обвиняемый станет упорно отказываться от всего, в чем впоследствии он может быть изобличен, то ему нечего будет удивляться, если инквизиция в отношении его прибегнет к законным средствам, которые предоставлены ей применять ко всем, кто не хочет познать милосердие Божие и христианскую любовь этого святого учреждения, и которые предназначены к тому, чтобы находящихся во тьме обращать к свету, а сбившихся с истинного пути — на стезю вечной жизни.

Судьи стали угрожать, и Бруно идет на уступки. Он обещает отбросить все ошибки и впредь не допускать их; он раскаивается в содеянном и умоляет, снисходя к его слабости, разрешить ему вернуться в лоно церкви и испытать на себе милость Божию.

Страх смерти был так велик, что Бруно даже пал перед судьями на колени и со слезами на глазах умолял судей простить его.

Джордано Бруно был передан на судилище Римской инквизиции, ибо венецианская инквизиция не осмелилась выносить приговор, который наверняка не привел бы к костру.

27 февраля 1593 года 45 лет от роду Джордано Бруно был перевезен в Рим. Ему был придан ранг вождя еретиков, и приговор был предопределен. Причем судьи прекрасно сознавали, что судят они в высшей степени эрудированного человека, выдающийся ум современности.

Бруно намеревался повторить свое отречение и в Риме. Но его свыше шести лет томили в тюрьме, хотя обычно такие дела делались быстро. От него требовали отречения от своих взглядов без всяких оговорок. Но может ли Свет служить тьме, не погибнув? Бруно не мог отрешиться от всего, что составляло самую суть его. Тюрьма лишь укрепила его. Он не смог отказаться от своей философии, ибо это означало бы изменить Истине. Он лишь в религиозных чувствах готов был сделать уступки своим судьям.

Сам он писал: " Храбро боролся я, думая, что победа достижима. Но телу было отказано в силе, присущей духу, и злой рок вместе с природою подавляли мои стремления… Я вижу, что победа есть дело судьбы… Силы мои направлены на то, чтобы заслужить признание будущего."

«Есть люди, у которых любовь к божественной воле так велика, что их не могут поколебать никакие угрозы или застращивания. Тот, кто заботится еще о своей плоти, не может чувствовать себя в общении с Богом. Лишь тот, кто мудр и добродетелен, может быть вполне счастлив, ибо он более не чувствует старданий». Бруно отказался от своих прежних отречений.

20 января 1600 года состоялось заключительное заседание по делу Бруно. 9 февраля был отправлен во дворец великого инквизитора Мадручи, и там он был лишен священнического сана и отлучен от церкви. После этого его предали светским властям, поручая им подвергнуть его «самому милосердному наказанию без пролития крови». Такова была лицемерная формула, означавшая требование сжечь живым.

Бруно держал себя с невозмутимым спокойствием и достоинством. Только один раз он нарушил молчание:

«Быть может, вы произносите приговор с большим страхом, чем я его выслушиваю».

На 12 февраля было назначено исполнение приговора, но оно не состоялось. Инквизиция все еще надеялась, что Бруно откажется от своих взглядов. Но Джордано бруно сказал:

«Я умираю мучеником добровольно и знаю, что моя душа с последним вздохом вознесется в рай».

17 февраля. День казни. Ни одной молбы, ни одного стона не вырвалось из груди Джордано Бруно.

9 июня 1889 года в Риме был воздвигнут памятник Джордано Бруно. Католические церкви стыдливо были закрыты в этот день. Сама жизнь свидетельствовала, что Бруно поднял голос за свободу мысли для всех народов, и смерть его явилась образцом мужества и стойкости Великого Духа, принявшего чашу страданий от облагодетельствованного им человечества.

Вот что утверждал Джордано Бруно.

1. Земля имеет лишь приблизительно шарообразную форму: у полюсов она сплющена.

2. И солнце вращается вокруг своей оси

3. "… земля изменит со временем центр тяжести и положение свое к полюсу".

4. Неподвижные звезды суть также солнца.

5. Вокруг этих звезд вращаются, описывая правильные круги или эллипсы, бесчисленные планеты, для нас, конечно, невидимые вследствие большого расстояния.

6. Кометы представляют лишь особый род планет.

7. Миры и даже системы их постоянно изменяются и, как таковые, они имеют начало и конец; вечной пребудет лишь лежащая в основе их творческая энергия, вечной останется только присущая каждому атому внутренняя сила, сочетание же их постоянно изменяется.

В 1584 году он публикует диалог «Изгнание торжествующего зверя», в котором проповедуется скорое пришествие или точнее, возрождение магической религии египтян.

Позволю себе пространную цитату: «Вот, значит, никогда не обоготворялись сами по себе крокодилы, петухи, лук, репа, но боги и божество в крокодилах, петухах и прочем; божество, которое с течением времени, от места к месту, постепенно, то тут то там, проявлялось, проявляется и будет проявляться в различных предметах, хотя бы они и были смертны: египтяне смотрели на божество, как на близкое и дружественное им, а не как на высшее, заключённое в себе самом, не пребывающее в сотворённых вещах. Смотри же, как простое божество, которое находится во всех вещах, плодоносная природа, мать хранительница вселенной сообразно различным своим проявлениям отображается в различных предметах и принимает различные имена. Смотри, как к ней единой, различным образом должно восходить, приобщаясь к различным дарам: иначе напрасно будешь черпать воду сетями и ловить рыбу лопатой.

Для всего этого, конечно, необходимы та мудрость и суждение, то искусство, деятельность и пользование духовным светом, каковые духовное солнце открывает миру в иные времена больше, в иные – меньше. Вот этот обряд и называется Магией, и поскольку занимается сверхъестественными началами, она – божественна, а поскольку наблюдением природы, доискиваясь до её тайн, она – естественна, срединной и математической называется, поскольку исследует силы и способности души…»

Здесь Бруно, отбрасывая попытки Фичино примирить христианство и магию, безоговорочно возвращается к её языческим истокам. И далее он уповает на то, что великолепная магическая религия египтян вернётся, их нравственные установления придут на смену хаоса нынешнего века, пророчества исполнятся, а небесным знамением, возвещающим, что египетский свет уже возвращается, является гелиоцентрическая система Коперника. Причём, опираясь на Коперника, Бруно идёт в своих размышлениях дальше. Развивая принцип полноты, — смысл которого в том, что бесконечная причина — Бог, должна иметь бесконечные следствия и не может существовать предел его творящей силе, Бруно приходит к выводу о существовании бесчисленного и бесконечного количества миров. Эти его размышления сильно напоминают осуждённые Церковью еретические воззрения Оригена.

Уже, будучи в руках инквизиции, Бруно в камере проповедовал, что крест на самом деле священный знак египтян, и что крест на котором был распят Христос имел не такую форму, как у крестов на алтарях, а крест в его нынешней форме изображён на груди у богини Изиды, и что христиане украли его у египтян.

Вторым и очень ярким произведением, которое публикует Бруно в Англии, стала «Великопостная Вечерня». Произведение в яркой и сатирической форме описывает непростые взаимоотношения, которые возникли между Бруно и тогдашней Оксфордской профессурой. Суть конфликта станет понятной, если процитировать отрывок, в котором Бруно описывает сам себя: «…тот, кто пересёк воздушное пространство, проникнувший в небо, пройдя меж звёздами за границы мира». И в другом месте: «Филотео Джордано Бруно Ноланец, доктор самой изощрённой теологии, профессор самой чистой и безвредной магии, известный в лучших академиях Европы, признанный и с почётом принимаемый философ, всюду у себя дома, кроме как у варваров и черни, пробудитель спящих душ, усмиритель наглого и упрямого невежества, провозвестник всеобщего человеколюбия, предпочитающий итальянское не более, нежели британское, скорее мужчина, чем женщина, в клобуке скорее, чем в короне, одетый скорее в тогу, чем облечённый в доспехи, в монашеском капюшоне скорее, чем без оного, нет человека с более мирными помыслами, более обходительного, более верного, более полезного…» и далее в таком же духе.

У нас есть возможность посмотреть, насколько это самомнение расходится с взглядом со стороны. Вот мнение о Джордано Бруно, высказанное Джоржем Эбботом, слушавшем его выступление в Оксфорде: «…он (Бруно) скорее отважно, чем разумно, встал на высочайшем месте нашей лучшей и самой известной школы, засучив рукава, будто какой-то Жонглёр, и говоря нам много о центре, круге и окружности, он решил среди очень многих других вопросов изложить мнение Коперника, что земля ходит по кругу, а небеса покоятся; хотя на самом деле это его собственная голова шла кругом, и его мозги не могли успокоиться». Какой-то жонглёр с кружащейся головой и неспокойными мозгами, как видно, Оксфордские слушатели наградили его не очень лестными эпитетами.

Но, в общем-то, если не считать неприязненного отношения к нему академической среды, период пребывания в Англии был для Бруно, пожалуй, самым спокойным и плодотворным в его жизни. Помимо своих научных опусов Бруно написал несколько похвальных речей королеве Елизавете. Его восхищала мудрость её правления, и он восхваляет возрождение света протестантской истины из католической тьмы. Подобного рода речи делают его пребывание в Англии безоблачным, но в последствии доставят ему массу неприятностей на допросах инквизиции.

В связи с изменившейся политической обстановкой в 1586 году Бруно из Англии возвращается опять в Париж.

В середине августа 1586 года Бруно покидает Париж из-за смуты, вызванной противостоянием между протестантски настроенным герцогом Генрихом Наваррским (впоследствии ставшим королём Франции Генрихом IV) и прокатолически настроенной Лигой и отправляется в Германию.

1586 — 1588 год он проводит в Виттенберге, где преподаёт в местном университете. Многочисленные произведения Бруно, созданные и опубликованные в Виттенберге, видимо, по большей части представляют собой его тамошние лекции.

В начале 1588 года Бруно уехал из Виттенберга в Прагу, где пробыл около шести месяцев. Здесь Бруно издаёт книгу под названием «Тезисы против математиков» («Articuliadversusmathematicos»). Книгу иллюстрирует загадочная серия диаграмм. У них обманчиво геометрический вид, хотя иногда и с включением неожиданных предметов, вроде змеи или лютни. Книга путанная и сложная для восприятия, возможно написанная каким-то шифром.

Император наградил Бруно за книгу деньгами но ни должности, ни места ему не дал, и Бруно отправился в Хельмштедт. Здесь Бруно перешёл на крайне радикальные антикатолические и антипапские позиции. Он пишет о тирании, посредством которой гнусное священство губит естественный порядок вещей, и гражданское право в Италии и Испании, в то время как Галлия и Бельгия разрушены религиозными войнами, и в самой Германии множество областей находятся в самом плачевном состоянии.

И в доносах на Бруно, и в письме Шоппе нечестивость философа как-то связывалась с учением о множественности миров. Однако это учение до Бруно, вообще-то говоря, не считалось еретическим и даже активно обсуждалось средневековыми теологами, полагавшими, что создание только одного мира недостойно бесконечного могущества Бога. В конце XIII в. архиепископ Парижа даже осудил, как еретический тезис о невозможности для Бога создать множество миров. Что же в таком случае так пугало всех в учении Бруно?

В фундаментальной монографии «Идея множественности миров», само появление которой во многом обусловлено современными поисками внеземных форм жизни и разума, автор этого историко-философского исследования В. П. Визгин пишет, что принципиальным отличием учения Бруно от других концепций множественности миров было радикальное переосмысление взглядов на наш мир и его место во Вселенной. Визгин объясняет, что, допуская существование каких-либо иных миров, мыслители Античности и Средневековья представляли эти миры как сугубо геоцентрические и даже геоморфные, т. е. для них в каждом из этих миров сохранялось жесткое противопоставление Земли и Неба, зачастую представления о плоскостности Земли и т. п. Эти миры — а их могло быть и бесконечное множество — находились в каких-то абстрактных пространствах и не имели ничего общего с видимыми нами звездами и планетами, так как звездное небо считалось неотъемлемой частью нашего мира. Поэтому, например, допускалось существование миров, на небе которых могли бы быть иные светила или вообще не быть никаких светил. Однако где и как расположены такие миры, каждый из которых, как и наш, мыслился конечным, разделенным на небо и землю, было совершенно не ясно.

В определенной степени такие представления об иных мирах созвучны идеям современных ученых, предполагающих наличие в каких-то иных измерениях других вселенных, в которых физические константы и законы могут радикально отличаться от констант и законов нашей Вселенной. Конечно, эти идеи достаточно неординарны, но в целом они, например, совершенно не затрагивают «физикоцентризм» современного научного мировоззрения. По сути, учеными допускается существование законов природы еще не известного нам типа, но само, сугубо антропоморфное, понятие «закон» под сомнение при этом не ставится.

Эта параллель с современными идеями позволяет, как мне кажется, лучше понять революционность бруновского учения, не только преодолевавшего гео- и гелиоцентризм, но и делавшего бессмысленным вообще какой-либо пространственный «центризм», учения, которое, с одной стороны, низводило Землю до уровня затерянной в бескрайних просторах песчинки, а с другой стороны, превращало наш замкнутый мир в бесконечную Вселенную, где привычные звезды уже не просто светила для человека, а миры, подобные нашему.

«Кристалл небес мне не преграда боле , рассекши их, подъемлюсь в бесконечность», — писал Бруно в одном из своих сонетов

Я думаю, что даже современные люди, с детства привыкшие слышать об иных мирах, были бы немало удивлены, если бы им стали доказывать, что нечто совершенно привычное, сугубо земное на самом деле является частью иной жизни и иного разума. Вспомним, например, какое чувство внутреннего протеста вызывают, пусть даже в шутку высказываемые, предположения о том, что земная жизнь и мы сами — это результат какого-то космического эксперимента. Стоит ли тогда удивляться реакции сокамерников Бруно — людей простых, не искушенных в схоластических дискуссиях? Впрочем, дело не сводилось к научной смелости идей Бруно, который, по выражению Визгина, «астрономизировал» концепцию множественности миров, отождествив видимое всеми небо с бесконечной Вселенной, а звезды и планеты с иными мирами.

Безусловно, Бруно не мог совершить такой переворот в одиночку. Многое в этом направлении, причем в логическом отношении гораздо глубже, сделал еще в середине XV в. Николай Кузанский, которого Бруно неоднократно называл своим учителем. В то же время в учении Бруно сохранилось немало реликтов средневековых концепций множественности миров. Полная «астрономизация» этой концепции стала возможной лишь в рамках науки Нового времени, в частности, после введения Ньютоном понятия абсолютного, единого для всей Вселенной пространства. «Рассечение небес» было тесно связано у Бруно с критикой основ христианского мировоззрения. Именно поэтому Шоппе называл миры Бруно нечестивыми, а сокамерники вспоминали его философские построения не со скукой, а с ужасом.

В литературе, посвященной Бруно и его эпохе, нередко можно встретить примерно следующее объяснение причин, по которым учение о множественности миров могло представлять опасность для церкви. Во-первых, это учение в корне противоречило господствовавшему в средние века геоцентризму, которого придерживалась и церковь, во-вторых, оно не соответствовало догмату о том, что человек — венец творения, Земля — центр мира, а Христос — спаситель рода человеческого. Следует отметить, что ко времени этого процесса церковь уже полстолетия мирилась с учением Коперника, и скорее можно предположить, что именно Бруно в полной мере раскрыл глаза Ватикану на опасность дальнейшего распространения концепции гелиоцентризма. (В отличие от католиков протестанты с самого начала были настроены антикоперникански.) Далее. Сама по себе идея множественности миров была индифферентна и по отношению к учению о гелиоцентризме, и по отношению к догматам христианской церкви. Каждый из множества миров можно считать геоцентрическим, что, собственно, и делалось многими античными и средневековыми мыслителями. Эта идея не противоречила и положению об универсальном значении искупительной жертвы Христа. Ведь можно допустить, что такая жертва приносилась или должна быть принесена в каждом из миров Вселенной.

Это предположение использовалось для критики идеи о множественности миров протестантским теологом середины XVI в. Филиппом Меланхтоном, который считал, что принятие этой идеи означало бы издевательство над таинством искупления. Богочеловек, писал Меланхтон, пришел в обличии человека в наш и только наш мир, здесь он прошел свой крестный путь, и мы не можем допустить, чтобы эта драма повторялась бессчетное число раз во всех бесчисленных мирах Понятно, что такое «тиражирование» показалось бы еще более кощунственным, если бы иные миры находились рядом с нашим, как это следовало из учения Бруно.

Не исключено также, что в иных мирах вообще не было грехопадения, а поэтому не нужно и искупление. Наконец, можно считать, что Богочеловек появился только в одном месте Земли (и всей Вселенной тоже), что ставит перед последователями Христа миссионерскую задачу космических масштабов. Поэтому учение о множественности миров вполне могло использоваться для обоснования миссионерских задач церкви в эпоху великих географических открытий, когда слово Христа приходилось нести народам, о существовании которых никто ранее даже не подозревал. Необходимо подчеркнуть, что встречи с новыми народами ставили перед Европой XVI в. не только миссионерские задачи. До сих пор путешественники сталкивались с обществами, стоящими на более низкой ступени социального развития и исповедующими более примитивные, а то и варварские формы религии. (Последнее обстоятельство для людей той эпохи было куда важнее технической отсталости.) Но что, если мы обнаружим народы, по сравнению с которыми сами будем выглядеть дикарями, а наша религия — варварским суеверием? Во времена Бруно таких народов еще не встречали, но уже в 1516 г. Томас Мор написал свою знаменитую «Утопию», а в 1602 г. пожизненный узник неаполитанской тюрьмы Томмазо Кампанелла завершил «Город Солнца» — рассказ мореплавателя, якобы попавшего в идеальное государство, жители которого значительно опередили другие народы в науке и социальном устройстве. Заметим, что в 1598 — 1599 гг. Кампанелла возглавил в Калабрии заговор с целью свержения на юге Италии испанского владычества и создания там идеального общества, подобного описанному им затем в книге. Таким образом, фантазии об иных государствах оказывались неразрывно связанными с попытками революционного переустройства существующих порядков. Понятно, что аналогичным, и даже куда более мощным, потенциалом могла обладать идея множественности миров.

Впрочем, вопросы социального равенства интересовали Бруно мало. Гораздо более его увлекала проблема постижения истинного Бога. Вспомним, что еще на допросе в Венеции Бруно утверждал, что считает недостойным благости и могущества Бога создание единственного и конечного мира. Бог всемогущ, настаивал Бруно, и именно эта, вполне христианская идея, постепенно привела его к выводу о том, что Бог христианства слишком земной, слишком антропоморфный, чтобы быть истинным. А значит, поклоняться такому Богу – кощунство. Биографы философа отмечают, что еще в молодые годы Бруно «не без влияния реформаторских идей выставил из кельи образа святых, оставив одно лишь распятие: в почитании образов он видел остатки языческого многобожия и идолопоклонства».

Для правильного понимания творчества Бруно и роли в нем идеи множественности миров важно учитывать то, что Бруно не был ученым, хотя и затрагивал в своих сочинениях научные проблемы. Он плохо разбирался в астрономии и математике, а как философ-логик значительно уступал своему учителю — Николаю Кузанскому. Тем не менее, Бруно лучше многих современников чувствовал динамизм своей эпохи, ее устремленность к радикально новому, ее, по словам Гегеля, «одержимость бесконечностью». Свое ощущение эпохи Бруно попытался выразить в философско-религиозном учении, которое он называл «героическим энтузиазмом», «философией рассвета» и т. п. Это учение должно было, по-видимому, прийти на смену христианству, чтобы способствовать преодолению разногласия между протестантами и католиками, а также, чтобы включить в себя идеи коперниканство, бесконечности Вселенной и, самое главное, нового человека, способного рассекать ограничивающий его волю и разум «кристалл небес».

В диалоге «Пир на пепле» Бруно признается, что поначалу отнесся к идее движения Земли как к безумию и лишь постепенно, в ходе своих философских поисков, осознал истинность этой идеи. Таким образом, не астрономия сделала Бруно еретиком, а весьма распространенное в ту эпоху стремление обновить христианство, побудившее его искать подходящие основания для такого обновления в идеях Коперника, в античной философии, магии и, наконец, в учении о множественности миров.

Надо сказать, что многое из бруновской «философии рассвета» ранее уже разрабатывалось философами и теологами (идея деперсонифицированного бога, непостижимого с помощью земных аналогий; новое понимание человека и его места в мире; проблема синтеза Библии и Книги Природы и т. д.) или, во всяком случае, носилось в воздухе. Однако двигаться по этому пути слишком последовательно мыслители эпохи Возрождения опасались из-за возможности разрыва с христианством. Причем этого разрыва боялись не от недостатка мужества, а уже хотя бы потому, что, теряя связь с Христом, человек терял основу для постижения истины. Отсюда проблема «христианской совести», о которой говорил А. Ф. Лосев. Люди Ренессанса, писал он, «тоже были своего рода героическими энтузиастами. Но всех их страшила трагедия изолированной человеческой личности (потерявшей связь с Христом),и если они увлекались ее самоутверждением, то скоро тут же каялись в этом». Другое дело — Бруно, который заполнял возникающий при разрыве с христианством идейный вакуум религиозно-мистическим чувством связи с иными мирами, обитатели которых могли, подобно жителям островов-утопий, приблизиться к постижению истинного Бога в большей степени, чем земляне. Вот с позиций этих вероятных учений Бруно и мог смотреть на христианство так, как на него не смотрели со времен римских императоров: не как на универсальный путь к спасению, а как на местечковую религию, смесь суеверий и шарлатанства. Существенную роль в формировании у Бруно таких взглядов могла сыграть распространившаяся в эпоху Ренессанса и, безусловно, хорошо известная инквизиции античная антихристианская литература, намеки на которую можно найти в работах Бруно «Изгнание торжествующего зверя», «Пир на пепле» и «Тайна Пегаса».

По-видимому, возможность такого взгляда на христианство «сверху», с позиций более совершенных, более адекватных реалиям XVI в. религий, могла показаться инквизиции куда страшнее, чем реформация или атеизм. Ведь и протестантизм, обвинивший Ватикан во всех смертных грехах, но сам затем в них погрязший, и примитивный атеизм, смело утверждавший, что Бога нет, но затруднявшийся объяснить, что же правит миром, христианства как такового не затрагивали. Более того, протестантизм, даже внеся в христианство ряд фундаментальных новаций, провозглашал себя возвратом к евангельской, раннехристианской традиции, не испорченной папством. Другое дело — «философия рассвета» Джордано Бруно, сохраняющая веру в Творца и (в то же время) устремленная вперед, в Неведомое, включающая или пытающаяся включить в себя мировоззренческую революцию XVI в. и воздвигающая всемогущему Богу единственно достойный ему храм в виде бесконечной Вселенной, заполненной бесконечными мирами, обитатели которых различными путями движутся к постижению той истины, которая приоткрылась бывшему доминиканскому монаху, живущему на планете Земля.

Фундаментальная новация Бруно состояла во введении в религию идеи прогресса, т. е. представления о том, что с ходом времени происходит не деградация некоего «золотого века», истинной мудрости, подлинной святости и т. п., а наоборот, приумножение и совершенствование знаний, включая знание о Боге. «Современная мудрость превосходит мудрость древних», — писал Бруно в книге «Пир на пепле». Тем самым он обнаруживал в истории необратимое развитие и экстраполировал его на иные миры, многие из которых могли уйти в своей эволюции дальше Земли.

В. С. Библер отмечал, что, только начиная с XVIII в. «утопический социальный строй расположен уже не рядом с государством наличным (в том же времени, но в другой точке пространства, в „нигде“), теперь новый истинный строй социального бытия встраивается в шкалу временную на основе идеи прогресса». По сути, идея множественности миров играла для Бруно примерно ту же роль, какую для последующих столетий играла идея прогресса — условия непременного изменения всех существующих социальных институтов. Именно поэтому, как мне представляется, отрекаясь в ходе следствия от многих ересей, Бруно категорически не желал отрекаться от своих космогонических идей, при помощи которых он обосновывал возможность и необходимость дальнейшего обновления церкви — главного социального института того времени.

При этом Бруно допускал, что душа может свободно перемещаться из одного мира в другой. Такое предположение радикально противоречило христианской догматике, отводившей для души особое, внемировое пространство «того света», но зато оно было необходимо Бруно для установления принципиально возможной связи с иными мирами, отделенными, по Бруно, от нашего только пространственным барьером. Таким образом, бруновское учение о множественности миров затрагивало святая святых христианской веры, и именно поэтому следователи настойчиво предлагали Бруно отказаться от еретических взглядов, будто душа человека подобна не аристотелевской форме (неотделимой телесным образом от материи), а кормчему на корабле. Бруно отказался это сделать, потому что именно такая душа была необходима ему для связи с иными мирами, образующими, по мысли философа, некоторую целостность, аналогичную организму. В число важнейших составляющих философии Бруно входил гилозоизм — учение, отождествляющее «живое» и «сущее» и, в частности, рассматривающее Космос как живой организм. Понятно, что такой душе уже не нужна прежняя церковь (как посредник между принципиально различными земным и небесным мирами), однако самой церкви вряд ли могла понравиться перспектива лишиться человеческих душ, а вместе с ними и прихожан. Гораздо проще было навсегда расстаться с одним из них.

Единство и бесконечность мира, его несотворимость и неуничтожимость – таковы исходные посылки философии итальянского мыслителя Джордано Бруно. На этом базируется его космологическое представление. Бруно открыто порывает с теоцентрической концепцией устройства мироздания. По его мнению, движущаяся вокруг своей оси и вокруг Солнца Земля – лишь ничтожная пылинка в беспредельном мироздании. Земля не может быть центром Космоса, потому, что в мире вообще нет ни центра, ни границы. Понятие «вверх», «низ» и им подобные применимы лишь к отдельным, ограниченным и временным системам, но не к Космосу, вечному и бесконечному.

« В безмерном лоне бесконечной Вселенной возникают, развиваются, уничтожаются и снова рождаются бесчисленные миры. Наша Солнечная система – лишь одна из бесчисленного множества других, подобных систем.» «Существуют бесчисленные солнца, бесчисленные земли, которые кружатся вокруг своих солнц, подобно тому, как наши семь планет кружатся вокруг Солнца» — писал Джордано Бруно в книге « О бесконечности, вселенных и мирах.» Так идеи Джордано Бруно и его предшественников Николая Кузанского и Коперника заложили основы для развития философии и естествознания Нового времени.

1.Канке В.А. Философия. 1996г.

2.Философия. Под редакцией Кохановского. 1999г. Ростов-на-Дону

3.Чанышев А.Н. курс лекций по древней и средневековой философии. 1991г. Москва

4.Реале Д. и Антисери Д. Западная философия от истоков до наших дней. Том I и II.

www.ronl.ru

Смотрите также

• 
  Главные вопросы экономики реферат
• 
  Витамин в 1 реферат
• 
  Борьба с наркоманией реферат
• 
  Реферат неправильные положения плода
• 
  Разработка стратегии предприятия реферат
• 
  Реферат про улан удэ
• 
  Реферат на тему подорожник
• 
  Реферат на тему альбинизм
• 
  Профилактика вирусных заболеваний реферат
• 
  Проступок и преступление реферат
• 
  Природа наш друг реферат