Предпосылки возникновения культуры
В.А. Чудинов
Культура настолько тесно связана с человеком, что человеческое общество без культуры просто немыслимо. Но обходятся же без культуры животные! Если так, то возникает весьма интересная проблема необходимости культуры для человека. Ее можно разделить на ряд подпроблем: 1) как животные обходятся без достижения культуры; 2) действительно ли у животных нет зачатков культуры и 3) почему человечество начало форсировать свое развитие именно в сторону культуры, а не в какие-то иные стороны.
Почему культура не нужна животным. Животные весьма неплохо вписаны в окружающий их мир, и если они смогли продержаться на Земле в течение многих миллиардов лет, значит, они не так уж плохо приспособлены. Еще лет двести назад ученые полагали, что бог сотворил всех тварей именно так, чтобы они были наилучшим образом приспособлены к своей среде обитания, однако позже выяснилось, что географическая оболочка Земли непрерывно меняется, океаны наступают на сушу и уходят с нее, периодически происходят оледенения или, напротив, наступают периоды засух и небывалой жары. Иными словами, постоянных физико-химических условий на Земле нет, и вслед за их изменениями должны меняться и организмы. Следовательно, весь мир живых существ Земли непрерывно эволюционирует.
В середине XIX века эта истина получила статус научного факта в концепции дарвинизма. Согласно учению Чарльза Дарвина, любые незначительные отличия каждого конкретного организма от прототипа могут стать очень существенными в борьбе за существование. И именно эта борьба и направляет естественный отбор по определенному пути. Выживают только те особи, у которых случайно оказались нужные особенности тела или поведения, так что ничего конструировать самому организму не нужно; это за него делает Его Величество Случай. Поэтому никакой культуры не может быть в принципе, она совершенно не нужна.
В ХХ веке, однако, ограниченность дарвинизма постепенно стала заметна невооруженным глазом. Если бы выживали только приспособленные к данным сиюминутным условиям, то основная масса родившихся живых существ, не имеющих случайных отличий, погибла бы тут же, и мир оказался бы забитым трупами неприспособленных. Но что еще хуже, совершенно неясно, каким образом должны были сохраняться в наследственности случайные отклонения выживших родителей. Более того, согласно концепции номогенеза отечественного ученого Л.С. Берга, строение тела далеких потомков намечается уже у их предков, так что эволюция происходит не случайно, а вполне закономерно. А в трудах другого отечественного биолога, И.И. Шмальгаузена, было показано, что имеются два типа отбора, стабилизирующий, и эволюционный, и если для первого важно сохранить любой вид живых существ именно таким, каков он есть, то для второго важно изменить его в сторону приспособления к изменившимся условиям существования. Иными словами, организм должен быть перестроен.
Здесь уже мы не можем сказать безоговорочно, что данный процесс не имеет с культурой ничего общего. Напротив, если бы речь шла о том, что человек по своему желанию должен был бы изменить свой внешний вид, то каждый из нас отнес бы подобные изменения к сфере культуры. Однако у живых существ есть отличия: их перестройка происходит, во-первых, не по желанию, и во-вторых, вообще никак не связана ни с сознанием (которого у них нет), ни даже с деятельностью мозга (которого нет ни у растений, ни у одноклеточных, ни у доклеточных существ). Нет у них и произвола или какой-либо воли. За их перестройку отвечает не мозг, а генетическая система, аппарат, открытый только в ХХ веке (тогда как мозги животных известны людям тысячелетия), работа которого пока еще лишь начинает выясняться. Именно там конструируются будущие формы организма, хотя как это происходит, мы пока не можем сказать ничего вразумительного, равно как и о планах или чертежах этого будущего организма, построение которого занимает несколько миллионов лет. Наконец, речь идет именно о перестройке организма, но не окружающей его среды, так что уловить будущее окультуривание ландшафта в этой деятельности почти невозможно.
Но по сути дела на этом сходство с культурой и ограничивается; пока генетическая система чутко реагирует на запросы среды обитания и перестраивает организм, никакой потребности в культуре, то есть в системе придуманных мозгом и воплощенных в материале внешней среды объектов, включенных в деятельность живого существа, не возникает. Так, например, при понижении температуры окружающей среды у наземных животных вырастает шерстяной покров; в человеческой культуре та же проблема решалась вначале тем, что человек покрыл себя шкурой убитых им животных; позже место всей шкуры занял сваляный в толстый пласт подшерсток – войлок; еще позже шерсть стали прясть в нитки, из которых получали ткани, а уж из ткани шилась одежда. Но шерсть на кожном покрове животных – это и есть пригнанная по их фигуре одежда; при наличии разных температурных режимов в течение года подшерсток то разрастается, то выпадает; иными словами, природная «одежда» на теплое время года «снимается». Тем самым природа в виде перестроек организма достигает того же результата, что и культура.
Генетическая система очень консервативна и может перестроить организм на протяжении тысяч поколений; в самом быстром случае – на протяжении десятков поколений. На адаптивную прижизненную перестройку организма она не рассчитана, и если некоторые насекомые проходят очень сложные изменения через фазы личинки, куколки и взрослого организма, то не потому, что такие изменения предназначены только для одной особи, а потому, что таков путь всех поколений. Для прижизненных и очень быстрых изменений поведения, а возможно, и формы живого существа потребовалась гораздо более мобильная система – нервная. А ее самой развитой частью стал головной мозг.
Появление головного мозга стало мощным фактором адаптации поведения животного к условиям окружающей среды. Помимо безусловных рефлексов появились условные, система которых образовала навыки. Отныне каждый организм стал отличаться от другого своим прижизненным опытом; в дополнение к видовым свойствам у организма появились и индивидуальные. А это означает, что у животных возникли физиологические предпосылки для создания культуры. Но пока генетическая система справлялась со своими задачами, никаких потребностей в культуре, несмотря на наличие предпосылок, не было.
Тем самым на вопрос о том, нужна ли культура животным, ответ может быть такой: в принципе она может быть нужна, если генетическая система перестает справляться со своими задачами, но до определенного уровня развития мозга у животных нет нужных механизмов для ее создания.
Зачатки культуры у животных. По мере развития интеллекта деятельность животных становится все более сложной. Уже насекомые отличаются строительной деятельностью, причем пауки ткут ловчую сеть (нить испускают из себя), пчелы строют соты (воск имеет органическое происхождение), но термиты уже используют материал окружающей среды для постройки гигантских термитников. Постройки (хатки) строют бобры, гнезды вьют птицы, используя для этого растения. При этом интересно: по данным одного орнитолога птицы его местности со временем немного изменили вид гнезда, из чего он заключил, что помимо инстинкта в строительной деятельности живых существ играет роль и обучение. Это прямо противоречит тезису Маркса о том, что в основе деятельности животных лежит только инстинкт.
Самые сложные виды построек из пернатых имеет птица шалашник, названная так за то, что создает не гнездо, но брачный дворец, соединяя определенным образом пучки травы так, что получается некий шалаш из нескольких помещений. Однако комнатки сами по себе еще не привлекают внимание самки до тех пор, пока они не устланы перышками в качестве ковра; но из всех типов покрытий у одного вида шалашников выше всего ценятся только синие перышки, которых нет у самих шалашников – самец, желающий завоевать сердце свой подруги, обязан утащить их у птиц другого вида. Если проводить аналогию с таким видом человеческой деятельности, как строительство, то в случае шалашников пред нами возникает не только архитектурное сооружение определенного стиля, но и с соответствующей внутренней отделкой.
Животные умеют пользоваться орудиями. Так, дятловый вьюрок прибегает к помощи маленькой палочки, если не может дотянуться до насекомого в коре дерева. Ворона, желающая выпить воды из сосуда и не достающая до нее клювом, начинает бросать в сосуд камешки, чтобы уровень воды поднялся. Шимпанзе любят лакомиться термитами, для чего уже не только используют орудия в виде веточки, но и предварительно обдирают зубами веточку от лишних сучков и листочков. Опустив веточку в термитник, обезьяны ждут, пока насекомые начнут по ней подниматься, а затем аккуратно слизывают добычу, словно лакомки мороженое. Иными словами, в ряде случаев имеется не только навык употребления орудий, но и навык их изготовления.
Еще более удивительны зачатки духовной культуры у животных. Всем известно, что птицы поют, но мало кто знает, что далеко не вся песня птиц инстинктивна. «Можно заключить, – отмечает зоопсихолог Реми Шовен, – что некоторые характеристики песни у зябликов должны заучиваться на ранней стадии развития, когда сами птенцы не способны еще издать ни одного звука. По-видимому, начиная с сентября, они усваивают, что песня должна состоять из трех фраз и что они могут позволить себе украсить финал; сами же «фиоритуры» образуются только в результате соревнования между многими певцами… Врожденной является лишь самая общая основа песни...»[1, с. 385]. Таким образом, заученная часть песни зябликов очень напоминает заученную людьми часть музыкальной культуры, а украшения в виде самостоятельно придуманных «фиоритур» сопоставимы с человеческим музыкальным творчеством. И хотя эти части песни идут на основе инстинкта, они все же не сводятся к нему.
Еще больше напоминает культуру очеловеченная речь обезьян. Поскольку голосовой обезьян приматов иной, чем у человека, научить их говорить звуками не удалось ни одному исследователю. Однако неожиданный успех выпал на долю тех ученых, которые обучали шимпанзе речи жестами, принятыми среди глухонемых, например, варианту, известному под именем амслен. Оказалось, что обезьяны не только способны беседовать своими лапами с человеком, но со временем могут поддерживать беседы и друг с другом; тем самым часть человеческой культуры становится элементом культуры животных, хотя и в эксперименте. А в жизни можно наблюдать, например, использование собаками автобуса или лифта в качестве транспортного средства, а также переход оживленной улицы по сигналу светофора вслед за человеком. Иными словами, животные высокого интеллектуального уровня способны вобрать в свое поведение некоторую часть человеческой культуры, для понимания и воспроизведения которой у них сформировались соответствующие нейрофизиологические механизмы.
Все это приводит к выводу о том, что при попадании в сложные условия, в которых врожденные механизмы инстинктов уже не срабатывают, а на освоение адаптивного поведения отпущено не слишком большое время, животные вынуждены вырабатывать зачатки культуры.
Почему обезьяны не становятся людьми? Такой вопрос часто задают студенты. Если процесс эволюции всех живых существ на Земле продолжается, и магистральной линией развития является человеческое общество с его культурой, то обезьяны должны «очеловечиваться», то есть прежде всего «окультуриваться». Однако мы этого не замечаем. В чем же дело?
Вообще говоря, проблему надо разбить на две: 1) происходит ли эволюция живых существ в сторону создания их собственной культуры или усвоения человеческой культуры и 2) замечаем ли мы это. Что касается первой, то ответить надо, видимо, утвердительно: птицы, начавшие строить гнезда по-новому, или создавшие новые рулады в своем пении, не только оказываются замеченными другими птицами, но и тем самым создают новый стиль построек или пения, то есть новое направление в их «культуре». То же самое и в отношении домашних животных: кошка, например, по утрам, начинает «здороваться», приветствуя хозяев мяуканьем, ибо у людей при встрече после ночного сна принято издавать возгласы. Собака, приученная приносить хозяину шлепанцы, со временем начинает это делать по своему почину, как заботливый слуга. Все это говорит о том, что животные со временем вписываются в окружающую их культуру, но, разумеется, только в меру отпущенных им возможностей.
Обезьяны, живущие с людьми, особенно обученные речи жестами, тоже «очеловечиваются» – хотя и весьма своеобразно. Они предпочитают общество людей, вступают в речевой контакт с людьми, перенимают некоторые человеческие стороны деятельности. Так, увидев художника, пишущего красками, обезьяны с удовольствием начинают размазывать пигменты из тюбиков по холсту. Тем самым имитируется процесс создания картины, его внешняя сторона; однако обезьяна не понимает смысла такой деятельности и, разумеется, не выражает в красках никакой реальности, в результате получается типичная мазня. С позиций человека подобное поведение комично, ибо внешне напоминает деятельность человека, но бессмысленно, поэтому человек не склонен видеть в нем очеловечивание животного; с позиций обезьяны все выглядит иначе. Одной из таких подопытных шимпанзе дали пачку фотографий людей и других обезьян и предложили разложить их на две стопки. Когда ей попалась фотография ее самой, она без колебаний положила это изображение в стопку фотографий людей. Иными словами, она себя считала «человеком», а не обезьяной, поскольку «овладела» человеческой культурой.
Тем самым дан ответ и на второй вопрос: мы обычно не замечаем сдвига в сторону нашей культуры животных именно потому, что по нашим меркам он очень невелик. Кошка, приветствуя по утрам хозяев, все равно говорит «Мяу», а не «Доброе утро», «Guten Tag» или «Hi». Обезьяна, взяв в руки кисти и начертав на полотне некие мазки красками, на что неспособны ни кошка, ни собака, все равно не пытается отразить ими внешний мир. Иными словами, мы придаем гораздо большее значение тому нейрофизиологическому субстрату, на базе которого возникает поведение животного, чем реальным сдвигам поведения животного в сторону культуры, и если персидские породы кошек оказываются более миролюбивыми к людям и не царапаются, мы считаем, что так и надо, не замечая гигантской дистанции пройденного ими пути по приспособлению к жизни рядом с человеком.
Итак, животные с их точки зрения как раз «становятся людьми», живя в мире человеческой культуры, однако в наших глазах они продолжают оставаться животными.
Когда нашим предкам понадобилась культура. Из изложенного ясно, что генетическая система животных своевременно перестраивает их тело и привычки, так что потребности в особых созданных искусственно постройках или ритуалах у них или не возникает, или возникает в очень незначительной степени. Почему же человек представляет исключение?
Когда мы начинаем сравнивать человека с животными, мы обычно говорим, что он имеет самый развитый мозг и, как следствие, наиболее тонко управляемые руки, самое выверенное поведение и великолепную наблюдательность, приводящую к далеко идущим выводам. Однако мозг сначала должен был развиться, а для его развития должны были существовать какие-то причины. Странно было бы предположить, что человеческий мозг развился сам по себе безо всяких видимых причин.
С другой стороны, мы очень не любим отмечать (и потому почти никогда этого не делаем), что человек очень уступает животным по части обоняния (в сотни тысяч и миллионы раз по чувствительности и в сотни раз по диапазону пахнущих веществ), что человек (впрочем, как и высшие приматы) лишен хвоста (и тем самым является своеобразным инвалидом), и что он в отличие от других животных располагается и перемещается вертикально, а не горизонтально. А из этого следуют большие выводы. Так, обоняние является главным видом чувствительности животных; когда возникают сомнения у собаки, хозяина или кого-то другого она видит перед собой, она должна его обнюхать, и если это произведено, то больше никаких сомнений не возникает. Человек же за счет потери обоняния вышел из сферы основной сигнализации животных, из маркирования запахом пола, возраста, состояния здоровья животного, из оставления им пахучих меток на границах его территории. Тем самым он для животных перестал быть своим, переключился на аудиовизуальные средства постижения мира, и потому был вынужден в этом новом аудиовизуальном пространстве создавать новые способы сигнализации. Только времени на это было отпущено мало, каких-нибудь два-три миллиона лет, и по мере уменьшения обонятельных долей головного мозга необычайно сильно разрастались затылочные доли, ответственные за зрение и височные, ответственные за слух.
Что же касается потери хвоста, точнее, его усыхания до крошечного копчика, то и эта трансформация внешнего облика вывела человека из «культуры» многих животных. В самом деле: кошки и собаки передают информацию о своем внутреннем состоянии посредством хвоста. Так, если собака относится добродушно, ее хвост поднят; если она радуется, хвост колеблется из стороны в сторону, если угнетена – хвост висит между ног, как веревка. Напротив, если кошка относится добродушно, у хвоста нет определенного состояния, а вот если он бьет сверху вниз – значит, недовольна. С отсутствием хвоста исчезает возможность передавать с его помощью эмоциональное состояние; приходится приводить в движение совершенно другие части тела, прежде всего лицевые мышцы, и выражать эмоции наиболее подвижной частью лица – губами. Улыбка за счет поднятия уголков губ, передача озабоченности за счет напряжения губ и их утоньшение или огорчения при опускании уголков губ – вот лишь немногие из новых сигналов. Тем самым, лишившись традиционной «зачаточной культуры» животных за счет потери тех или иных чувств или органов, человек был вынужден создавать свои особые виды культуры, соответствующие его возможностям.
Так становится ясной перестройка «культуры» животных на культуру человека, но пока еще остается необъясненной сама расширенная потребность человека в культуре по сравнению с животными. Для понимания этой части проблемы необходимо проследить эволюцию приматов. Самые ранние приматы были насекомоядными, и в поисках насекомых переселились на деревья, где этой пищи было больше, чем на земле или в траве. Поэтому пришлось приспосабливаться к древесному образу жизни, что привело к вертикальной позе, наличию хватательных конечностей (пальцы рук и ног, способные охватывать ветки), удлинению бедер и сокращению стоп (что лучше соответствовало перемещению по вертикали). При этом для отражения опасностей стада обезьян часто кидали в нападавших на них животных плоды деревьев или отломанные ветки. Так что наши далекие предки хорошо вписались в освоенную ими экологическую нишу – в древесный образ жизни.
Однако под влиянием каких-то причин (пока в точности неустановленных) приматы вынуждены были спуститься на землю, будучи совершенно неприспособленными к этому образу жизни. Вертикальная поза, такая удобная на дереве при его вертикальном стволе и при ветках сверху и снизу, оказалась невыгодной для быстрого бега; звуковая сигнализация, столь удачная при отсутствии зрительного контакта между особями в густых кронах деревьев, на открытой местности действовала всего на расстоянии десятка метров – дальше сила звука падала, а ветер мог вообще относить звуки в прямо противоположную сторону; подручные плоды и ветки для отражения противника на земле отсутствовали. Земная ниша на первых порах была опасной.
Первая материальная культура, которую начал осваивать становящийся человек, была, в сущности, лишь видоизмененной «зачаточной культурой» приматов. Так, вместо крепкого ореха в голову неприятеля можно было запустить еще более крепкий и тяжелый камень, а роль очищенной от листьев ветки с успехом стал исполнять высохший от времени фрагмент ствола или крупной ветки – палка или дубина. Тем самым особой «культурной революции» не произошло; человечество лишь заменило привычные орудия, находимые на деревьях, на менее привычные, находимые на земле. Однако появилось и нечто новое. Орехи и ветки бросались с определенного расстояния; обезьяны очень редко ввязываются в ближний бой. Люди же стали применять камни и палки и в ближнем бою, не выпуская их из рук; так ими орудовать сложнее, ибо ими нужно одновременно и ударять (то есть, как бы их выпускать из рук), и в то же время их сжимать (то есть не выпускать). Вместо броска появился удар. Удар был более эффективным, если орудие было заострено; тем самым орудие из ударного стало рубящим. Оказалось, однако, что рубящие движения эффективны не только в бою, но и для обработки материалов: мяса (при разделке туши), дерева (при изготовлении деревянных орудий), камня (для заострения каменных орудий). Получалось, что анатомо-физиологический аппарат, приспособленный к древесному образу жизни с его повышенными нагрузками на конечности, особенно на верхние, простаивал бы на земле, если бы не возможность оперировать с находимыми на земле аналогами древесных орудий, то есть с палками и камнями. И это уже привело к «культурной революции»: этот аппарат стал совершенствоваться, производя соответствующую материальную культуру.
Из этого можно сделать интересный вывод: каждому уровню культуры живых существ соответствует определенный анатомо-физиологический и нервный аппарат, без которого этот вид деятельности не может ни быть создан, ни функционировать. Иными словами, культура существует не сама по себе, а лишь в условиях определенной экологической ниши и определенного уровня развития организма.
Что дал людям переход к культуре. Как видим, на первых порах человеческая культура мало отличалась от предкультуры животных, и лишь со временем она, неуклонно развиваясь, становилась все распространеннее и разнообразнее. И если поначалу выгоды от перехода к культуре были малоощутимы и вполне сопоставимы с иными путями биологической эволюции, то позже успехи в культуре были просто ошеломляющими. Возьмем, например, освоение полета живыми существами. Научиться летать пытались многие позвоночные: и рыбы, и рептилии, и млекопитающие, но лучшими летунами мы все-таки признаем не летучих рыб или летучих мышей, а птиц. На это ушли сотни миллионов лет – обычный срок биологического прогресса.
Но вот за дело взялся человек. До поры до времени это ему совершенно не удавалось, но затем, когда в самом конце XIX века для этого возникли соответствующие предпосылки, появилась авиация. На это ушло несколько десятков лет – темп культурной эволюции в таком случае оказался примерно в десяток миллионов раз выше темпа биологического прогресса. Таков выигрыш в скорости. Однако авиация отличалась не только темпами развития. Прежде всего, она превзошла птиц по грузоподъемности. Уже журавли настолько тяжелы, что могут взлетать только с разбега; страусы вообще не в состоянии поднять себя в воздух. Самолеты тяжелее страусов как минимум в сотни раз и поднимают не только себя, но и весьма солидные грузы. Самолеты поднимаются в десятки, а то и сотни раз выше птиц, и их скорости тоже перекрывают птичьи в сотни раз. Самолеты имеют огромную дальность полета, которая в случае необходимости может быть увеличена за счет дозаправки в воздухе. Иными словами, культурная эволюция идет в миллионы раз быстрее и приносит результаты в сотни раз более значительные, чем биологическая эволюция.
Из этого, в частности, следует, что человечество, развивая культуру, эволюционирует быстрее любого вида живых существ. Кстати, этот же вывод справедлив и для различных этносов: страна, отставшая на каком-то этапе эволюции культуры, позже практически не может догнать лидера, и разрыв между развитыми и развивающимися странами со временем только увеличивается. Прямым следствием этого стала замена экологической ниши человечества нишами социальной и культурной, в которых человек проводит свои лучшие годы и к которым он долго приспосабливается. И чем дальше, тем специализированнее становится ниша в культуре.
Можно ли не развивать культуру. В XVIII веке некоторые философы, например, Ж.-Ж. Руссо призывали забыть прелести цивилизации и вернуться назад к природе. До некоторой степени данный призыв имел успех. Однако возможно ли современному человеку вернуться к природе в полном смысле слова?
Ответ будет, разумеется, отрицательным. И природа не та, и человек уже не тот. С одной стороны, мы отвыкли бегать по тридцать километров в стужу и слякоть по следам животного, чтобы вступить с ним в схватку с крохотным деревянным копьем, напоминающим ручку от швабры. С другой стороны, тех животных уже нет, как нет тех лесов и угодий. Но даже если бы они были, они бы смогли прокормить не десятки тысяч людей на квадратный километр, а лишь в тысячу раз меньше. Поэтому мечты о возврате в предыдущие эпохи так и остаются мечтами. Для современного горожанина, мечтающего об отдыхе в деревне от городской сутолоки, первые дни кажутся райской жизнью. Но скоро деревенская тишина начинает казаться заброшенностью, простая пища и утварь – бедностью, а безделье утомляет хуже самой тяжелой работы. Человек тоскует о своей культурной нише, в которую он врос всей душой, и ее ему ничто не заменит.
Развитие культуры уже оставило неизгладимые следы на теле человека. В ледниковый период ему было холодно, своей шерсти ему уже было мало, и он стал одевать шкуры убитых животных. Но это достижение материальной культуры привело к тому, что собственный волосяной покров был почти утрачен, и кожа человека теперь стала почти такой же лысой, как и кожда лягушки. Когда-то все виды человеческой деятельности были либо ходячими, либо стоячими, но уже века два назад появилась сидячая работа, и число ее видов с каждым десятилетием все увеличивается. Следствием этого является гиподинамия, ожирение, излишний вес, ослабление конечностей. Применение рубленой и протертой пищи, вареной и размягченной приправами, очень ослабило весь желудочно-кишечный тракт, начиная от зубов. Постоянный температурный комфорт, ванны, лекарства притупили сопротивляемость организма. Современный человек стал выше и ловчее своего предка, однако слабее и изнеженнее. И со временем положение может разве что усугубиться.
Так что мы при всем желании не можем ни идти вспять, ни даже оставаться на том уровне культуры, на котором находимся сейчас. Единственное, что нам позволено, так это идти в будущее чуть быстрее или чуть медленнее.
Список литературы
Шовен Реми. Поведение животных. М., 1972
www.ronl.ru
МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РФ
МОСКОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ
ТЕХНИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ (МАМИ)
РЕФЕРАТ
Культурология
На тему «Возникновение культуры»
Выполнила студентка: Аршакян И.М №22406
Курс:1 Семестр:2
Группа: Менеджмент организации.
Москва 2011 г.
Содержание
Введение
1.Функции культуры
2.Адаптационная функция культуры как важнейшая из функций
3.Роль культуры в приспособлении человека к окружающей среде
Заключение.
Список использованной литературы.
Введение
Термин культура стал употребляться как самостоятельное понятие лишь с XVIII века, до этого он употреблялся в словосочетаниях, обозначая качество того или иного явления относящегося к неприродной сфере. Например Немецкий правовед и историк Пуфендорф называл культурным человеком, человека подвергшегося воздействию цивилизации, в отличии от человека естественного, природного, то есть собственно дикаря. Этим термином так же обозначали, те формы цивилизации которые создавались отдельными народами, мы и сейчас используем термин культура в этом смысле говоря о национальной культуре.
В XIX и ХХ веках понятие культуры вошло в обиход социологов и психологов, публицистов, политиков и даже широких слоев населения. В конце XIX века сложилась характерная для западной культурологии традиция исследовать культурологию в комплексе антропологических дисциплин. Этот подход к культуре был заложен Э. Тайлором который определил ее как: целостный комплекс, который включает в себя знания, верования, искусство верования, нравы право, обычаи и все прочие способности характерные черты и привычки, приобретаемые человеком как членом общества. В настоящее время существует порядка 500 дефиниций культуры. В настоящее время существует порядка 500 зафиксированных подходов к определению сущности культуры. Делались попытки систематизировать этот многообразный методологический аппарат. Адаптивные - трактуют культуру как свойственный людям способ удовлетворения потребностей, как особый вид деятельности, посредством которого человек приспосабливается к окружающей среде.
Человек и его культура несут в себе природу земли, свою биологическую предысторию. Культура – природное продолжение и преобразованное человеческой деятельностью. Только в такой связи она надприродна и внебиологична. Осмысление культуры с т. зрения ее противопоставления природе как исключительной сферы обитания человека в среде ест. предполагает учет их взаимной обусловленности, взаимовлияния и сл. связи.
При первом рассмотрении мир культуры видится совокупным результатом материальных и духовных достижений общества, имеющих ценностную окраску. Но главная составляющая и ценность культуры – сам человек. Вне рамок культуры не существует человек и в мировом смысле человек и есть культура. Как биологическая особь он всего лишь один из представителей мира животных.
Человеческая сущность в том, что это существо мыслящее, нравственное, обладающее эстетическим чувством, т.е. культурное. Отсюда становится ясно, что содержание культуры и ее главная характеристика имеют измерением гуманизм.
Культура – непрерывный процесс самовоспроизводства человека, осуществляемый в его материальной и духовной деятельности. Таким образом, человек выступает и главным субъектом и главным объектом культуры. Значит, понятие культуры обозначает универсальное отношение человека к миру, через которое человек создает мир и себя. Но самовоспроизводство человека идет на творческой основе. Человек, действуя непрерывно, меняет мир и себя, реализуя свои потенциальные возможности, к созданию принципиально новых форм. Поэтому творчество есть способ развития культуры, а каждая культура – способ творческой самореализации человека. В силу этого постижение иных культур обогащает нас не только новым знанием, но и новым творческим опытом. Многогранность аспектов человеческого творчества выливается в культурное многообразие, и культурный процесс разворачивается во времени и пространстве как единство многообразного.
В истории этот принцип демонстрируют культурные эпохи, проблема границ которых и есть поиск культурного единства. В поисках основ этого единства культуру анализируют как смысловой мир человека. Ведь отношение человека к миру определяется смыслом. Смысл соотносит любое явление, любой предмет с человеком. Если нечто лишено смысла, оно перестает существовать для человека. Смысл следует отличать от значения, т.е. предметно выраженного образа или понятия. Смысл не всегда осознается человеком: большинство смыслов таится в бессознательных глубинах человеческой души. Но смысл может стать общезначимым, объединяя многих людей, и выступая основой их мысли и чувств. Именно такие смыслы образуют культуру. Человек наделяет этими смыслами весь мир, вносит свои оценки, создает коллективными творческими усилиями и сохраняет некую идеальную реальность и мир выступает для человека в своей человеческой значимости. Таким образом, культуру можно определить также через понятие смысла. В этом случае она – универсальный способ смысловой самореализации человека, стремление скрыть и утвердить смысл человеческой жизни.
Как производство смысла культура вдохновляет людей и сплачивает их в некоторые сообщества – нация, религиозная группа и др. В смысловом плане культуру следует понимать как средство превращения мира в дом человеческого бытия. Поэтому постижение, изучение культуры приближает человека к истине о себе самом. Еще Сократ определил человека существом, которое постоянно ищет самого себя.
Цель работы рассмотреть культуру как средство приспособления людей к окружающей среде. Задачи работы рассмотреть:
1. Функции культуры
2. Адаптационная функция культуры как важнейшая из функций
3. Роль культуры в приспособлении человека к окружающей среде
1.Функции культуры
Можно классифицировать основные функции культуры по двум пересекающимся «осям». Располагаемые по первой оси функции культуры ориентированы - одни на события окружающей среды, другие - на события внутри культуры. По второй оси одни функции ориентированы на решение «сиюминутных» задач, другие - на достижение отдаленных целей. Дмитриева Н. А Краткая история искусств, М.: Искусство, 2002.-226с.
Среди «ориентированных вовне» функций культуры отметим, во-первых, защитно-адаптивную.
Следующая функция - коммуникативная. Она связана с социальностью человека. Без общения с себе подобными человек не может стать нормальным существом, развить свои родовые способности. Длительный отрыв от общества приводит к психической и духовной деградации. Ни одну сколько-нибудь сложную жизненную задачу человек не может решить без помощи других людей или общественных учреждений.
Между тем, природа не наделила нас способностью устанавливать эмоциональный контакт, обмениваться информацией без помощи знаков, звуков, письма. Для того чтобы сделать содержание своего сознания доступным другому, мы используем естественный язык, различные искусственные языки и коды, а также технику. Наука обеспечивает наиболее емкий и эффективный способ «упаковки» информации, когда oна передается в концентрированном виде и используется для решения сложных задач.
Хотя нет оснований сомневаться в существовании телепатии, непосредственного психобиологического взаимодействия, эти способы коммуникации играют небольшую роль в общественном развитии и повседневной жизни. Именно культура снабжает нас наиболее эффективными средствами коммуникации.
Сам процесс коммуникации очень сложен. Эффективная коммуникация обеспечивается целым рядом культурных условий, таких как наличие общего языка, каналов передачи информации, соответствующей мотивации, этических и семитических правил, которые определяют кому, что, когда и как мы можем что-то сообщать и от кого и когда ждать получения информации. Коммуникация - это и работа, и искусство.
Развитие коммуникации - интереснейший аспект истории культуры, во многом определяющий все другие стороны общественной жизни. Прогресс коммуникации состоит в возрастании мощности и дальнодействия средств связи, увеличении информационных потоков, возрастании скорости передачи информации. Наряду с этим происходит прогресс в глубине взаимопонимания, возрастании способности к сочувствию, сопереживанию, хотя, к сожалению, имеют место и другие тенденции - к огрублению и упрощению коммуникации, возрастанию отчужденности людей, нетерпимости и жестокости.
Многие проблемы воспитания, управления, поддержания порядка и согласованности в действиях не могут быть решены из-за недостаточной развитости коммуникативной функции. Радио, телевидение сравнительно недавно вошли в общественно-культурную жизнь. Они уже сейчас называются «четвертой властью» (наряду с законодательной, исполнительной и судебной). Но их возможности по-настоящему еще не осознаны, используются не в полной мере, нередко не на пользу, а во вред обществу. Несмотря на обилие передаваемой и получаемой информации, значительная ее часть не воспринимается, не находит своего адресата. Воздействие многих передаваемых программ на умы и сердца людей вряд ли благотворно.
С коммуникацией тесно связана «сигнификативная» функция (от англ. sign - знак), буквально - функция «означивания», приписывания значений и ценностей. Весь освоенный человеком мир есть сфера значений. Поскольку каждый элемент культуры обладает каким-то значением, всю культуру можно рассматривать как «сетку значений» наложенную на воспринимаемую и переживаемую действительность. Вещи, поступки, события и психические состояния так или иначе «означены». Желая понять поведение людей какой-либо культуры, мы должны, прежде всего, изучить их язык, значение основных понятий.
Сигнификативная функция обусловлена внутренней потребностью в осмыслении действительности. Ведь разум, как бы ни был он слаб у некоторых индивидов, есть все же отличительная черта нашего рода, именуемого «человек разумный». Разум, в какой-то степени, природное качество. Но его использование и развитие во многом обусловлены культурой. Культура обеспечивает работу разума, создавая систему знаков и значений, которыми разум оперирует, создавая модели видимого и мыслимого мира, стратегии поведения, планы и сценарии хода событий.
Сигнификативная функция культуры - это ее способность создавать целостные, осмысленные представления о мире и самостоятельные философские и поэтические миры. Для этого культура вырабатывает запас значений, имен, знаков, язык. Наука, искусство, философия - это особым образом организованные знаковые системы, призванные с разных сторон представить мир, сделать его понятным, осмысленным, близким человеку.
Важнейшая особенность культуры в том, что она поддерживает преемственность поколений, обеспечивает единство культуры во времени.! Эта ее особенность проявляется в функции накопления и хранения информации. Системы значений не только помогают понять мир, но и фиксируют это понимание, передают его через время и пространство.
В истории культуры сменилось несколько способов накопления и хранения информации. Важнейшие из них: естественная память, письменность, книгопечатание, электронные системы.
В примитивных культурах информация может закрепляться во всякого рода изображениях, тотемных фигурах. Информация упорядочивается в мифе. Способом ее хранения служит память, а способом передачи - устная речь. Если в наше время все познанное записывается, то в древности знания постоянно «выговаривались». Естественная память обладает гибкостью, избирательностью, способна извлекать из своих кладовых то, что нужно в данный момент. Но процесс припоминания зависит от физического состояния человека - носителя информации. В старости теряется способность приобретать и рекомбинировать знания. Со смертью человека гибнут и его знания.
Мощный толчок развитию культуры был дан изобретением письменности. Это была подлинная революция. Записанная информация стала накапливаться, систематизироваться. Письменность многократно увеличивает «емкость» памяти. Она создает условия для работы с огромными объемами информации и позволяет делать такие выводы, которые не были бы возможны, если бы человек пользовался только естественной памятью.
С появлением письменности духовная культура как бы «отслаивается» от непосредственного жизненного процесса. Концентрированная информация приобретает собственный импульс к развитию. Начинается формирование сложных информационных систем. Работа с информацией становится профессиональным занятием. Дело выглядит так, как будто не человек добывает информацию и пользуется ею для своих надобностей, а информация пользуется способностями человека для своего роста и усложнения.
Письменность позволяет расчленить и систематизировать знания, в частности, отделить науку от религии, практику от теории, опыт одной культуры от опыта другой. Психика освобождается от обязанности все запоминать и получает свободу для творчества и импровизации.
turboreferat.ru
РЯЗАНСКИЙ ФИЛИАЛ ФЕДЕРАЛЬНОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО БЮДЖЕТНОГО ОБРАЗОВАТЕЛЬНОГО УЧРЕЖДЕНИЯ ВЫСШЕГО ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ
"МОСКОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ ПУТЕЙ СООБЩЕНИЯ"
РЕФЕРАТ
Культурология
Теории возникновения культуры
Рязань 2015 г.
СОДЕРЖАНИЕ
Введение
. Происхождение культуры как философско-культурологическая проблема
.1 Труд создал культуру
.2 Преодоление инстинкта
.3 Магия сотворила культуру
.4 Исток культуры - пробуждение совести
.5 Культуру создала игра
. Анализ и оценка теорий происхождения культуры
Заключение
Список литературы
Введение
В Музее антропологии МГУ хранятся уникальные коллекции предметов быта и искусства индейцев далекой Аляски, в частности, племени, называвшего себя тлинкиты, что в переводе на русский язык означает люди. Тлинкиты были искусны в различных ремеслах. Плетенные из расщепленных корней канадской сосны сосуды и утварь водонепроницаемы; охотничьи снасти отличаются подобающей им прочностью. Но приглядимся внимательнее к тем и другим.
Если следовать логике ученых, считающих культуру плодом способности человека к орудийной деятельности, то непонятно, зачем эти сугубо утилитарные вещи украшать простым, но выразительным орнаментом? Впрочем, в XX в. относительно происхождения культуры существует несколько теорий. К орудийно-трудовой концепции добавились многие другие - психологические, антропологические, социокультурные.
Как в природном мире возник радикально новый феномен - культура? Что явилось истоком нового явления? В своей работе мы рассмотрим основные версии происхождения культуры.
Предполагается, что происхождение (генезис) социального и культурного непосредственно связано со становлением человеческого труда, который и сделал обезьяну человеком, стадо - обществом, а природу - культурной средой.
Наиболее обстоятельно деятельностный подход к культуре разработан в марксистской традиции, в рамках которой отличие человека от животных усматривается, прежде всего, в способности к труду как целенаправленной и целесообразной деятельности. Человек - творец культуры, разумное умелое и общественное существо.
Глубочайшая пропасть отделяет самые сложные формы зоологического стада от примитивнейших из всех известных типов архаической общины. Пропасть эта в непреложном факте, что там, где начинается человеческий род, кончается безраздельное господство так называемых естественных факторов. Любая стадная организация животных легко раскрывается как результат взаимодействия естественно-биологических механизмов; напротив, социальный организм, сколь бы архаичным он ни был, не поддается никакому пониманию с точки зрения естествознания, - пишет отечественный исследователь Ю.М. Бородай.
В XIX в. человека обыкновенно определяли как животное, использующее орудия труда. Мамфорд считает, что античному философу Платону такое определение показалось бы странным, поскольку он приписывал восхождение человека из примитивного состояния, в равной степени как Марсу (богу войны) и Орфею (великому певцу), так и Прометею и Гефесту (богу-кузнецу). Иначе говоря, в античности происхождение культуры вовсе не связывали только с материальной деятельностью человека. Предполагалось, что в развитии культуры участвовали разные возможности, заложенные в человеческой природе.
По мнению американского культуролога Л. Мамфорда, выражение и передача смыслов в человеческом поведении были несравнимо более важными для дальнейшего человеческого развития и создания культуры, нежели обработка ручных топоров. Рассматривать человека главным образом как животное, изготавливающее орудие, - это значит пропустить основные главы человеческой предыстории. Именно они были важными для происхождения культуры.
Механизм культуры есть путь отвлечения от природы. Чем дальше развивается человечество, тем основательнее его отрыв от органической, естественной основы жизни. Австрийский философ Зигмунд Фрейд подошел к проблеме происхождения культуры, основываясь только на внутренней жизни человека, не привлекая никаких внешних факторов (орудия труда и т.д.). Фрейд пришел к выводу: чтобы понять тайну культуры, надо посмотреть, как живут архаические племена. Возможно, здесь ситуация выглядит яснее, ведь европейская культура прошла длительный путь развития. Теперь трудно распознать, как родилась культура в целом. Ответ на этот вопрос позволит объяснить во всех деталях становление человека, что и объясняет особую актуальность данной работы.
1. Возникновение культуры как философско-культурологическая проблема
.1Труд создал культуру
Человек живет в обществе. Но является ли оно исключительным достоянием человека, только ему присущим творением? Правда ли, что социальность есть специфическое определение человека? Ведь и животные живут стадом, стаей, кланом, колонией. Все это формы коллективного существования. Причем, если приглядеться к природным сообществам, можно обнаружить много знакомого, привычного для людей. В Англии, скажем, есть королева, верховная правительница. Но в улье тоже есть матка. Все ей подчиняются. Другая матка появиться в улье не может. Только когда прежняя погибнет, объявится другая. Королева умерла, да здравствует королева!
Никогда улей не бывает прекраснее, чем накануне героического отречения. Это для него несравненный час, оживленный, несколько лихорадочный и тем не менее ясный, - пишет Морис Метерлинк, - час изобилия и торжественного веселья. Попробуем представить себе его не так, как видят пчелы, потому что мы можем вообразить, каким магическим образом отражаются явления в шести или семи тысячах их боковых глаз и в тройном циклопическом глазу на лбу, но представим себе этот час таким, каким мы бы его увидели, если бы были ростом с пчелу. Далее бельгийский исследователь показывает, каковы чудеса пчелиной организации, в которой нет ни разумности, ни истинной сознательности. Значит, это общество есть не что иное, как физическое соединение, требуемое природой и независимое от какого бы то ни было сознания, какого бы то ни было рассуждения. По мнению Метерлинка, столь многочисленная республика, с такими разнообразными, так чудесно согласованными работами не могла бы существовать в молчании и умственной обособленности стольких тысяч существ.
Чем же все-таки животное сообщество отличается от человеческого? Ответив на этот вопрос, мы получим ответ о происхождении культуры. Нам, очевидно, что природные особи могут развернуть только те связи, которые заложены в инстинкте. Животный мир своеобразен, сложен. Но, в сущности, люди тоже озабочены тем, как сорганизоваться, выжить, решить общие проблемы.
Природное царство закреплено инстинктом. У человека, кроме инстинкта, есть сознание, разум. Инстинктивные действия отличаются и имеют смысл только в определенных (обычных, естественных) условиях. При резком изменении обстановки инстинкты могут оказаться нецелесообразными. Так, олениха родившая олененка, воспринимает его вместе со средой. Перемещенная в другой лес, может не узнать собственное чадо, отказаться от него.
1.2Преодоление инстинкта
Теория происхождения человека изложена немецким мыслителем Фридрихом Энгельсом (1820- 1895) в 1873-1876 гг. в статье Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека, которая явилась одной из глав его работы Диалектика природы. Энгельс, анализируя данные многих ученых, занимавшихся до него проблемой происхождения человека как творца культуры, сделал вывод: действительно, в известном смысле мы можем сказать, что труд создал человека. Под трудом он понимал целесообразную деятельность, которая началась с изготовления орудий из камня, кости и дерева. По мнению К. Маркса и Ф. Энгельса, в процессе труда у людей возникло сознание, а с ним и потребность что-то сказать друг другу. Так появилась речь как средство общения и совместной трудовой деятельности. Последствия этих предпосылок - процесс труда и речи - огромны. Дело не только в том, что обезьяна превратилась в человека. Деятельность человека породила культуру.
Социальный механизм воспроизводства человеческой деятельности значительно расширяет пространство культуры. В этом отношении человек с самого начала выступает как общественное существо, т.е. как существо, образцы поведения которого заложены не в нем (генетически), а вне его, в социальной форме общения. Эта концепция во многом интересна, однако современная наука и философия ставят множество вопросов, на которые с позиции орудийно-трудовой концепции происхождения культуры ответить трудно. В прошлом веке можно было поверить, что обезьяны, открывая возможность добывать пропитание с помощью орудий труда и организованных коллективных действий, на практике убедившись в преимуществе искусственных орудий перед естественными, стали изготавливать орудия и сообща трудиться, тренируя конечности, приучаясь к прямохождению, развивая мозг, речь, и постепенно создали культуру.
К сожалению, генетика отрицает наследование благоприобретенных признаков. Иначе говоря, вряд ли могли закрепиться в животной природе человеческие черты. Но дело не только в этом. Сторонники орудийно-трудовой концепции происхождения культуры пишут: первобытный человек догадался, понял, открыл, изобрел. Один из отечественных исследователей В.М. Вильчек по этому поводу замечает: Но этот первобытный человек - обезьяна. Действительно, существо очень догадливое, умное; но чтобы обладать хотя бы частью тех качеств, которые ей необходимы, чтобы произойти в человека в соответствии с трудовой гипотезой... обезьяна предварительно должна быть уже человеком, находящимся на относительно высокой ступени развития.
Действительно, чтобы снять это внутреннее противоречие в трудовой гипотезе, надо объяснить, каким образом прачеловек мог нечто выдумать, изобрести, открыть, не умея придумывать, изобретать, открывать и решительно ничего не выдумывая, не изобретая и не открывая. Надо объяснить, как искусственные структуры могли складываться естественным путем. Как природа изобрела культуру.
Еще одна трудность в разъяснении проблемы с этой точки зрения. Если воспроизвести логическую цепочку происхождения культуры по Марксу и Энгельсу, получается примерно такая последовательность: человек начал трудиться, возникло сознание, родилась социальность, т.е. способность жить в культурном обществе. К. Маркс считал, что бессознательная рефлекторная деятельность животных вовсе не является трудом; труд - это целесообразная деятельность. Целесообразная, значит: В конце процесса труда получается результат, который уже в начале этого процесса имелся в представлении человека, т.е. идеально. Иными словами, труд с самого начала предполагает сознание в качестве необходимого условия своей целостности.
1.3Магия сотворила культуру
Иную концепцию происхождения культуры находим у американского культуролога Льюиса Мамфорда. Этот исследователь пытается переосмыслить роль орудий и машин в сотворении культуры. Он полагает, что К. Маркс ошибался, полагая, что орудия труда занимают центральное место в человеческом развитии. По мнению Мамфорда, существуют серьезные причины для пересмотра всей картины как человеческого, так и технического развития, на котором основывается организация западного общества.
Мамфорд отмечает, что описание человека, главным образом использующего и изготовляющего орудия труда, стало настолько общепринятым, что простая находка фрагментов черепов вместе с грубо обработанными булыжниками полагается достаточной для того, чтобы объявить о том, что именно здесь рождалась человеческая культура, как раз в результате этой трудовой деятельности. Американский исследователь обращает внимание на такой факт: в течение миллиона лет технология обтесывания камней оставалась неизменной. Но ведь культура развивалась, причем независимо от этих технологических навыков.
Когда культурологи размышляют о прошлом человека, они сильно преувеличивают непреодолимый интерес людей к орудиям, машинам, техническому мастерству, считает Мамфорд. Орудия у древнего человека были такими же, как и у других приматов, - его зубы, когти, кулаки. Так было в течение долгого времени, пока человек не научился создавать каменные орудия, более эффективные, чем эти органы.
Пока у человека не было инородных орудий (палок, камней), он развивал нематериальные элементы своей культуры, на которые исследователи не обратили внимания. О чем идет речь? Прежде всего человек развивал свое тело. Затем люди развили свою способность производить символы. А с точки зрения технической человек, по мнению Мамфорда, как раз выглядел скорее неудачником. Ведь многие насекомые, птицы, млекопитающие сделали значительно более радикальные новшества. Примем во внимание сложные домики, бобровые плотины, геометрические ульи, урбаноидные (похожие на города) муравейники и термитники.
С самого начала человеческое тело было не просто рабочим инструментом. Человек не просто тренировал руку, мускул и глаз при изготовлении орудий. Даже рука была необыкновенным мозолистым рабочим орудием. Она ласкала тело возлюбленного, прижимала ребенка к груди, жестикулировала, выражала в упорядоченном танце и совместном ритуале трудно передаваемые чувства жизни и смерти. Здесь можно выразить мысль Мамфорда такой формулой: магия создала культуру.
Магия - это ряд символических действий и ритуалов с заклинаниями и обрядами. Английский этнограф и социолог Бронислав Малиновский стремился построить такую теорию культуры, которая опиралась бы на многочисленные факты. Потребности человека во всем их многообразии, по мнению Малиновского, играют важную роль в понимании культуры.
Малиновский обратил внимание на тот факт, что магия пронизывает все стороны их хозяйственной деятельности, в особенности те из них, которые сопряжены с определенным риском и опасностями, в которых многое зависит от случая. Сельскохозяйственные работы неразрывно переплетены с магией. Даже небольшая охота всегда сопровождается заклинаниями. То же и рыбная ловля, особенно в тех случаях, когда ее результаты непредсказуемы, а удача неотделима от риска, связана со сложной системой магических действий. Малиновский показывает, что сооружение каноэ (лодки индейцев) сопровождается многочисленными заклинаниями, которые произносятся на разных стадиях этой работы - когда выбирают и сваливают подходящее дерево, когда выдалбливают челнок, когда его раскрашивают, оснащают и на конец спускают на воду. Но так бывает только тогда, когда сооружается относительно крупное судно, предназначенное для хождения по морю. Если же строятся маленькие суденышки, на которых плавают в спокойных лагунах или вблизи берегов, где нет опасностей, никаких магических действий при этом не совершается.
Существует множество заклинаний, которые воздействуют на погоду, то вызывая дождь, то вёдро, управляя солнцем и ветром. Они известны некоторым знатокам, точнее, семействам знатоков, которые передают это знание по наследству и пользуются им, когда их к тому призывают соплеменники. Например, во время военных столкновений, имевших место до того, как на острова пришли законы белых людей, туземцы прибегали к магическому искусству некоторых потомственных профессионалов.
Малиновский отмечает: магия так широко распространена, что, живя среди туземцев, он очень часто совершенно неожиданно оказывался свидетелем каких-либо магических представлений, не говоря уже о тех случаях, когда и сам устраивал дела так, чтобы оказаться на таких церемониях. Заклинания обычно произносятся нараспев под различными растениями. Это происходит в деревне, в хижине самого мага, а затем уже на садовых участках. На сооружении, служащем спальным ложем мага, расстилаются две циновки, одна поверх другой. Собранные травы раскладываются на одной половине верхней циновки и накрываются другой половиной. Слегка приоткрыв свою добычу, маг начинает заклинать нараспев. Губы его прижаты к самому краю циновки так, что ни один звук его голоса не может пропасть даром, все звуки попадают туда, где находятся травы, поглощающие эти звуки вместе с содержащимися в них заклинаниями. Эта процедура поимки голоса, произносящего заклинания, характерна для многих магических распеваний. Когда нужно заколдовать сравнительно небольшой предмет, маг свертывает из листьев нечто вроде раструба, в узкой части которого помещается этот предмет, а заклинания произносятся в широкий конец.
Производство орудий в узком техническом смысле, возможно, восходит к нашим африканским человеческим предкам. Итак, прародина человека находилась где-то в саваннах Тропической Африки. Что же касается вклада этого континента в мировую культуру, например в искусство, то его трудно переоценить. Тех, кого сегодня принято называть африканскими ремесленниками - будь то деревенские кузнецы или лесные резчики по дереву, - в действительности были новаторами и великими мастерами своего времени.
Американский исследователь Теодор Роззак (р. 1933) в своих работах показывает, что до наступления палеолитической эры (древний каменный век) господствовала другая - палеотаумическая (от греч. слов, означавших древний и достойный удивления). Еще не было никаких орудий труда, но уже была магия. Мистические песнопения и танцы выражали суть человеческой природы и определяли ее предназначение до того, как первый булыжник был обтесан для топора. Роззак полагает, что древний человек скорее проявил себя прежде как мечтатель, духовидец, искатель смыслов, творец видений, а уже потом как человек творящий, человек орудий труда.
Вот контуры той древней жизни: сначала мистические видения, потом орудия, мандала вместо колеса, священный огонь для жертвоприношений (лишь значительно позднее - для приготовления пищи), поклонение звездам, а не исчисление по ним времен или ориентиров походов, золотая ветвь вместо посоха пастуха и царского скипетра. Одним словом, по мнению Т. Роззака, молитвенно восторженное восприятие жизни предшествовало практицизму палеолитической эры.
1.4Исток культуры - пробуждение совести
культура социальный запрет нравственный
Изучая жизнь племен патриархального уровня развития, еще сохранившихся в Азии, Австралии, Африке и Америке, австрийский философ З.Фрейд сделал поразительное открытие. Оказалось, что во всех этих племенах каким-то непостижимым образом действует система нравственных запретов, регламентирующих все стороны жизни. Особую роль играют своеобразные тотемические системы, на которые прежде всего распространялись запреты их уничтожения или осквернения. Исследование, основанное на обширнейшем эмпирическом материале, не носит этнографического характера. Фрейд, описывая обычаи и традиции племен, стремился понять, как биологическое стадо превратилось в простейший общественный организм, где действуют нравственные ограничения,.т.е. табу. Загадочное слово табу, которое сохранилось не только в нашем научном языке, но и в нашем обиходе, полинезийского происхождения. Оно означает религиозно-мистический запрет, нарушение которого влечет за собой смерть или болезнь, посылаемые богами, сверхъестественными силами, духами. Табуированию подвергались материальные предметы, табу налагалось на употребление какой-то вещи, на произнесение слова, на действия, на животных и людей.
Первобытные люди относили к табу все, что связано со смертью и кровью, - трупы и любую кровь (при рождении ребенка, менструации), табуировались воины после битвы, убийцы. Табу обеспечивали соблюдение брачных норм, иногда табуировались те, кто преступал брачные коды, а также чужаки, вожди, священники. Специальные обряды, лишенные биологического смысла для человека как природного существа, превращались постепенно в ритуальные действия, в символы-прообразы, оберегающие от опасности, помогающие победить врага или обеспечивающие удачу на охоте. Постепенно часть табу была оформлена в виде норм обычного права, другая, более многочисленная, вошла в религии в виде рудиментов (остатков) запрета, нарушение которого соотносилось с понятиями греха и божественного воздаяния.
Проникая в сущность табу, в природу их происхождения и широкого распространения, Фрейд разработал собственную версию происхождения культуры.
Трудовая концепция вызвала прямые критические замечания Фрейда. Он не мог согласиться с ее принципами. Ведь для того, чтобы начать трудиться, важно было обладать разумом. Неплохо также для этой цели жить сообществом, выбирая правильный способ общения со средой и друг с другом. Но как все-таки бессознательный механизм биологической ориентации мог превратиться в свободный акт произвольного и идеального представления и целеполагания? Как стадные животные могли превратиться в социальный (простейший - тотемический) организм, предполагавший нравственные принципы объединения?
Рассуждения тех, кто осмысливал происхождение культуры до Фрейда, не выходили за пределы замкнутого круга. Сознание рождается только как результат труда. Но чтобы заняться деятельностью, нужно иметь нечто, подобное интеллекту. Праречь возникает внутри общности. Но какая сила побуждает жить сообща и искать общения? Все эти компоненты сцеплены, обусловлены. Непонятно, как они порождают друг друга.
Фрейд полагал, что можно говорить об эволюции сознания, не обязательно связывая себя с теорией Дарвина. Рассудок создает не только орудия труда. Он одухотворяет судьбу, ценность, намерение. Дарвин пытался отстранить эти сомнительные и неясные понятия от науки. Ортодоксальная биология изображала эволюцию исключительно как дело случайного ненаправленного отбора. Возражая против подобной точки зрения, Фрейд отмечал, что человек обладает свойством, которого нет в природном мире. Но это качество не прирожденно человеку, не соприродно ему. Оно возникает случайно, но не бессмысленно, потому что в самой природе человека заложена возможность такого благоприобретения. Речь идет о совести как даре, выделившем человека из царства животных.
В книге Тотем и табу Фрейд пытался разгадать первоначальный смысл тотемизма. Тотемизм (от слова ототеман на языке североамериканских индейцев оджибве - род его) - одна из ранних форм религии, выражающая веру в сверхъестественное родство между человеческими группами (родами) и животным и растительным миром (реже - явлениями природы и неодушевленными предметами). Под тотемом подразумевалось животное или растение, оцениваемое как фактический предок, от которого магическим образом зависели жизнь и благополучие рода в целом и каждого человека в отдельности. Вместилищем тотемных предков были чуринги, хранившиеся в святых местах. Тотемизм включал в себя комплекс верований и возможность постоянного непорочного воплощения (инкарнации) тотема в новорожденных членах рода, т.е. в живых потомках. Тотемы могли быть покровителями людей, защищая их, обеспечивая пищей. Уничтожение тотема грозило гибелью двойника. Рудименты тотемизма обнаруживаются во всех религиях мира, включая иудаизм, христианство, буддизм, индуизм, ислам. Табу жестко регулирует все стороны жизни и господствует над ними.
Британский философ Карл Поппер замечает: Табу не оставляет никаких лазеек. При такой форме жизни практически не существовало никаких проблем и не было ничего даже отдаленно сходного с моральными проблемами. Я не хочу сказать, что от члена племени никогда не требовались большие героизм и стойкость, чтобы действовать в соответствии с табу. Я имею в виду, что он редко попадал в положение, вынуждавшее его сомневаться, каким образом действовать. Правильный путь всегда определен заранее, хотя, следуя по нему, и приходится преодолевать трудности. Он определен табу, магическими племенными институтами, которые никогда не становятся объектами критических рассмотрении. Табу живучи. Наш собственный образ жизни перегружен табу - пищевыми табу, табу вежливости и многими другими. Однако, по мнению Поппера, между нашим и племенным обществами есть существенные различия. В нашем образе жизни между законами государства, с одной стороны, и табу, которые мы обычно соблюдаем, - с другой, существует постоянно расширяющаяся область личных решений с их проблемами и ответственностью. Личные решения могут привести к отмене табу и даже политических законов, которые более уже не представляют табу для всего сообщества. Возможность рациональной рефлексии по поводу встающих перед человеком проблем - вот что составляет коренное отличие двух типов общества.
Исходя из того, что часть запрещений сама по себе понятна по своим целям, другая же, напротив, кажется бессмысленной, Фрейд рассматривал табу как результат двойственности чувств. Так произошло, по Фрейду, рождение человека из животного. Здесь есть попытка объяснить появление сознания из тайн психики. Совесть - это, по сути дела, удвоение реальности. Я восстанавливаю в своей памяти эпизод, который вызывает во мне смятение чувств. Работает мое воображение. Но ведь философы давно подчеркивали, что сознание рождается не из-за потребности людей что-то сказать друг другу, как подчеркивал Ф. Энгельс, а из мучительного процесса воскрешения той навязчивой картины, которая пробудила совесть. Раскаяние, стало быть, породило и феномен культуры как средства преодоления навязчивых вожделений.
Но как могло проявить себя чувство, которое прежде не было свойственно человеку? На этот вопрос Фрейд отвечает: Я должен утверждать, как бы парадоксально это ни звучало, что чувство вины существовало до проступка... Людей этих с полным правом можно было бы назвать преступниками вследствие сознания вины.
Врожденное бессознательное влечение вызвало грех, который оказался поворотным пунктом в происхождении человека, перводвигателем человеческой истории. Фрейд подчеркивал, что совесть, теперь являющаяся наследственной душевной силой, приобретена человечеством в связи с комплексом Эдипа. Совершив коллективное преступление, пралюди сорганизовались в род, т.е. научились жить социальной жизнью, что и содействовало превращению стадного животного в человека и рождению культуры. Каждая культура, по словам Фрейда, создается принудительно для подавления первичных влечений. При этом у сообщества людей имеются как разрушительные (следовательно, противообщественные), так и созидательные (культурные) тенденции. Этот психологический факт имеет решающее значение для происхождения культуры.
1.5Культуру создала игра
Многие культурологи считают, что культура родилась совсем из другого источника - игры. Восхождение к высоким формам культуры связано с игровыми инстинктами, присущими человеку по самой его природе.
Голландский историк Й. Хёйзинга считает, что игра старше культуры. Понятие культуры, как правило, сопряжено с человеческим сообществом. Человеческая цивилизация не добавила никакого существенного признака к общему понятию игры. Все основные черты игры уже присутствуют в игре животных:
Игра как таковая перешагивает рамки биологической или, во всяком случае, чисто физической деятельности. Игра - содержательная функция со многими гранями смысла. Каждый, по мнению Хёйзинги, кто обращается к анализу игры, находит ее в культуре как заданную величину, существовавшую прежде самой культуры, сопровождающую и пронизывающую ее с самого начала до той фазы культуры, которой живет сам. Важнейшие виды первоначальной деятельности человеческого сообщества переплетаются с игрой. Человечество снова и снова творит рядом с миром природы второй, измышленный мир. В мифе и культе рождаются движущиеся силы культурной жизни.
Хёйзинга делает допущение, что в игре мы имеем дело с функцией живого существа, которая в равной мере может быть обусловлена только биологически, только логически или только этически. Игра - это прежде всего свободная деятельность. Она не есть обыденная жизнь и жизнь, как таковая. Все исследователи подчеркивают незаинтересованный характер игры. Она необходима индивиду как биологическая функция. А обществу нужна в силу заключенного в ней смысла, своей выразительной ценности.
Голландский историк культуры был убежден в том, что игра скорее, нежели труд, была формирующим элементом человеческой культуры. Раньше, чем изменять окружающую среду, человек сделал это в воображении, в сфере игры. Правильно подчеркивая символический характер игровой деятельности, Хёйзинга обходит главный вопрос происхождения культуры. Все животные обладают способностью к игре. Откуда берется тяга к игре? Исследователи отвергают истолкование этой тяги как врожденного инстинкта. Человек не только увлекается игрой, но создает также культуру. Другие живые существа таким даром почему-то не наделены. Пытаясь решить эту проблему, Хёйзинга отмечает, что архаическое общество играет так, как играет ребенок, как играют животные. Внутрь игры мало-помалу проникает значение священного акта. Вместе с тем, говоря о сакральной (священной) деятельности народов, нельзя ни на минуту упускать из виду феномен игры. Когда Хёйзинга говорит об игровом элементе культуры, он вовсе не подразумевает, что игры занимают важное место среди различных форм жизнедеятельности культуры. Но имеется в виду и то, что культура происходит из игры в процессе эволюции. Не следует понимать концепцию Хёйзинги в том смысле, что первоначальная игра преобразовалась в нечто, игрой уже не являющееся, и только теперь может быть названа культурой.
2. Анализ и оценка теорий возникновения культуры
Анализируя трудовую теорию происхождения культуры можно отметить ее следующее спорные моменты. Согласно этой теории, животные будто бы поняли, что палки удлиняют руку, а камень усиливает удар, т.е. убедились в том, что искусственные орудия труда гораздо эффективнее естественных. Тогда они стали создавать эти орудия и сообща трудиться. Мозг начал развиваться. Появилась речь, поскольку именно в труде родилась потребность что-то сказать друг другу. Труд очеловечил человека - так ли это? Происхождение сознания в этой концепции тоже рассмотрено не вполне последовательно. Сознание рождается внутри психики. Но как, через какие стадии? Ответов нет, поскольку утверждается, что осмысленная деятельность может явиться результатом нецелесообразного труда. Но ведь сознание предполагает в качестве предпосылки социальную связь. А как она родилась? Здесь явно обнаруживается логическое противоречие. Все три стороны происхождения культуры (сознание, социальность, труд) оказываются одновременно и предпосылками, и следствиями друг друга.
В противовес первой теории сторонники магической теории полагают, что исходным импульсом культуры был вовсе не труд, не материальная деятельность человека, которая началась с обтесывания камня, а способность людей к исканию смысла в окружающей действительности. Когда первобытный человек стал поклоняться природе, искать с ней общения и заклинать ее, он, по сути дела, стал творить культуру. В этой концепции немало резонов. Действительно, природно-орудийная версия происхождения культуры плохо согласуется с уровнем современных знаний о первобытной жизни людей. Накоплен огромный материал, который показывает, что человек не мог генетически сохранить те приобретения, которые связаны с производством орудий. Однако, научившись накапливать знания в символических формах, он стал передавать благоприобретенное от поколения к поколению. Но это и есть культура, т. е. передача накопленного духовного опыта.
Нас сегодняшний день остается еще неразрешенным вопрос - как же человек создал магию? Откуда появилась у него способность к накоплению смыслов и символов? На эти вопросы современная наука ответить не может. Но все же некоторые исследователи, главным образом философы, приблизились к истолкованию этого феномена.
Теория Фрейда показала, что для истолкования культуры огромное значение имеет система запретов, компенсирующих утрату животных инстинктов. По его мнению, каждый, кто подходит к проблеме табу со стороны психоанализа (исследования бессознательной части индивидуальной душевной жизни), после недолгого размышления обнаружит, что есть вещи, которые он ни при каких обстоятельствах не может допустить. Это наблюдение Фрейда не лишено резонов. Стремление Фрейда преодолеть эволюционно-орудийную концепцию происхождения культуры заслуживает внимания. Он пытался подойти к проблеме через истолкование психической деятельности человека как существа, не обладающего поначалу феноменом совести. Эволюция, таким образом, выглядит как процесс, в ходе которого выявляется нечто радикально иное, хотя и заложенное в поступательном движении материи. Фрейд считал, что ему удалось найти источник социальной организации, моральных норм и, наконец, религии в акте отцеубийства. Он понимал под человеческой культурой все то, чем человеческая жизнь возвышается над животными условиями и чем она отличается от жизни животных. Такое понимание культуры заслуживает пристального внимания и близко нам.
Заключение
Человек - единственное в природе существо, которое преодолело свою инстинктуальную программу и границы собственного вида. Согласно орудийно-трудовой концепции объяснения происхождения культуры человек выделился из животного мира благодаря трудовой деятельности.
Труд в марксистски ориентированной культурологии рассматривается как процесс взаимодействия человека и природы, в котором человек изменяет не только внешнюю, но и свою собственную природу. Труд - это способ существования людей, средство и условие естественного обмена веществ между человеком и природой. Человек не только преобразует форму того, что дано природой, но и заранее создает мысленный образ того, что должно быть сделано, сознательно ставит цель, определяющую способ и характер его действий.
Орудия труда действительно сыграли немалую роль в жизни человека. Однако они не могут полностью раскрыть тайну превращения обезьяны в человека, не могут до конца объяснить чуда сознания, дар совести, секреты социальной жизни. Эволюционной теории, которая исходит из поступательного развития живой материи, здесь, видимо, не все подвластно.
Культура, по мнению З.Фрейда, демонстрирует две стороны. С одной стороны, она охватывает все приобретенные людьми знания и умения, дающие людям возможность овладеть силами природы и получить от нее материальные блага для удовлетворения своих потребностей. С другой - в нее входят все те установления, которые необходимы для упорядочения взаимоотношений в обществе, особенно для распределения достижимых материальных благ.
Появление самого эксцентричного создания на Земле - человека - связано с качественными прорывами в развитии живой материи, которая вдруг стала одухотворенной, мыслящей. Возможно, это произошло так, как представляли себе К. Маркс и Ф. Энгельс. Может быть, сознание человека родилось совсем из других предпосылок, как показывают Т. Роззак, Л. Мамфорд, З.Фрейд или И. Хёйзинга. Однако при всех вариантах феномен культуры расценивается как радикальный сдвиг в развитии человека, человечества и истории.
Список литературы
1.Гуревич П.С. Загадки архаической культуры // Фрейд 3. Тотем и табу. - М., 2008.
2.Гуревич П.С. Философия культуры. - М., 2005.
.Мамфорд Л. Техника и природа человека // Новая технократическая волна на Западе. - М., 2006.
Теги: Теории возникновения культуры Реферат Культурологияdodiplom.ru
Предпосылки возникновения культуры
В.А. Чудинов
Культура настолько тесно связана с человеком, что человеческое общество без культуры просто немыслимо. Но обходятся же без культуры животные! Если так, то возникает весьма интересная проблема необходимости культуры для человека. Ее можно разделить на ряд подпроблем: 1) как животные обходятся без достижения культуры; 2) действительно ли у животных нет зачатков культуры и 3) почему человечество начало форсировать свое развитие именно в сторону культуры, а не в какие-то иные стороны.
Почему культура не нужна животным. Животные весьма неплохо вписаны в окружающий их мир, и если они смогли продержаться на Земле в течение многих миллиардов лет, значит, они не так уж плохо приспособлены. Еще лет двести назад ученые полагали, что бог сотворил всех тварей именно так, чтобы они были наилучшим образом приспособлены к своей среде обитания, однако позже выяснилось, что географическая оболочка Земли непрерывно меняется, океаны наступают на сушу и уходят с нее, периодически происходят оледенения или, напротив, наступают периоды засух и небывалой жары. Иными словами, постоянных физико-химических условий на Земле нет, и вслед за их изменениями должны меняться и организмы. Следовательно, весь мир живых существ Земли непрерывно эволюционирует.
В середине XIX века эта истина получила статус научного факта в концепции дарвинизма. Согласно учению Чарльза Дарвина, любые незначительные отличия каждого конкретного организма от прототипа могут стать очень существенными в борьбе за существование. И именно эта борьба и направляет естественный отбор по определенному пути. Выживают только те особи, у которых случайно оказались нужные особенности тела или поведения, так что ничего конструировать самому организму не нужно; это за него делает Его Величество Случай. Поэтому никакой культуры не может быть в принципе, она совершенно не нужна.
В ХХ веке, однако, ограниченность дарвинизма постепенно стала заметна невооруженным глазом. Если бы выживали только приспособленные к данным сиюминутным условиям, то основная масса родившихся живых существ, не имеющих случайных отличий, погибла бы тут же, и мир оказался бы забитым трупами неприспособленных. Но что еще хуже, совершенно неясно, каким образом должны были сохраняться в наследственности случайные отклонения выживших родителей. Более того, согласно концепции номогенеза отечественного ученого Л.С. Берга, строение тела далеких потомков намечается уже у их предков, так что эволюция происходит не случайно, а вполне закономерно. А в трудах другого отечественного биолога, И.И. Шмальгаузена, было показано, что имеются два типа отбора, стабилизирующий, и эволюционный, и если для первого важно сохранить любой вид живых существ именно таким, каков он есть, то для второго важно изменить его в сторону приспособления к изменившимся условиям существования. Иными словами, организм должен быть перестроен.
Здесь уже мы не можем сказать безоговорочно, что данный процесс не имеет с культурой ничего общего. Напротив, если бы речь шла о том, что человек по своему желанию должен был бы изменить свой внешний вид, то каждый из нас отнес бы подобные изменения к сфере культуры. Однако у живых существ есть отличия: их перестройка происходит, во-первых, не по желанию, и во-вторых, вообще никак не связана ни с сознанием (которого у них нет), ни даже с деятельностью мозга (которого нет ни у растений, ни у одноклеточных, ни у доклеточных существ). Нет у них и произвола или какой-либо воли. За их перестройку отвечает не мозг, а генетическая система, аппарат, открытый только в ХХ веке (тогда как мозги животных известны людям тысячелетия), работа которого пока еще лишь начинает выясняться. Именно там конструируются будущие формы организма, хотя как это происходит, мы пока не можем сказать ничего вразумительного, равно как и о планах или чертежах этого будущего организма, построение которого занимает несколько миллионов лет. Наконец, речь идет именно о перестройке организма, но не окружающей его среды, так что уловить будущее окультуривание ландшафта в этой деятельности почти невозможно.
Но по сути дела на этом сходство с культурой и ограничивается; пока генетическая система чутко реагирует на запросы среды обитания и перестраивает организм, никакой потребности в культуре, то есть в системе придуманных мозгом и воплощенных в материале внешней среды объектов, включенных в деятельность живого существа, не возникает. Так, например, при понижении температуры окружающей среды у наземных животных вырастает шерстяной покров; в человеческой культуре та же проблема решалась вначале тем, что человек покрыл себя шкурой убитых им животных; позже место всей шкуры занял сваляный в толстый пласт подшерсток – войлок; еще позже шерсть стали прясть в нитки, из которых получали ткани, а уж из ткани шилась одежда. Но шерсть на кожном покрове животных – это и есть пригнанная по их фигуре одежда; при наличии разных температурных режимов в течение года подшерсток то разрастается, то выпадает; иными словами, природная «одежда» на теплое время года «снимается». Тем самым природа в виде перестроек организма достигает того же результата, что и культура.
Генетическая система очень консервативна и может перестроить организм на протяжении тысяч поколений; в самом быстром случае – на протяжении десятков поколений. На адаптивную прижизненную перестройку организма она не рассчитана, и если некоторые насекомые проходят очень сложные изменения через фазы личинки, куколки и взрослого организма, то не потому, что такие изменения предназначены только для одной особи, а потому, что таков путь всех поколений. Для прижизненных и очень быстрых изменений поведения, а возможно, и формы живого существа потребовалась гораздо более мобильная система – нервная. А ее самой развитой частью стал головной мозг.
Появление головного мозга стало мощным фактором адаптации поведения животного к условиям окружающей среды. Помимо безусловных рефлексов появились условные, система которых образовала навыки. Отныне каждый организм стал отличаться от другого своим прижизненным опытом; в дополнение к видовым свойствам у организма появились и индивидуальные. А это означает, что у животных возникли физиологические предпосылки для создания культуры. Но пока генетическая система справлялась со своими задачами, никаких потребностей в культуре, несмотря на наличие предпосылок, не было.
Тем самым на вопрос о том, нужна ли культура животным, ответ может быть такой: в принципе она может быть нужна, если генетическая система перестает справляться со своими задачами, но до определенного уровня развития мозга у животных нет нужных механизмов для ее создания.
Зачатки культуры у животных. По мере развития интеллекта деятельность животных становится все более сложной. Уже насекомые отличаются строительной деятельностью, причем пауки ткут ловчую сеть (нить испускают из себя), пчелы строют соты (воск имеет органическое происхождение), но термиты уже используют материал окружающей среды для постройки гигантских термитников. Постройки (хатки) строют бобры, гнезды вьют птицы, используя для этого растения. При этом интересно: по данным одного орнитолога птицы его местности со временем немного изменили вид гнезда, из чего он заключил, что помимо инстинкта в строительной деятельности живых существ играет роль и обучение. Это прямо противоречит тезису Маркса о том, что в основе деятельности животных лежит только инстинкт.
Самые сложные виды построек из пернатых имеет птица шалашник, названная так за то, что создает не гнездо, но брачный дворец, соединяя определенным образом пучки травы так, что получается некий шалаш из нескольких помещений. Однако комнатки сами по себе еще не привлекают внимание самки до тех пор, пока они не устланы перышками в качестве ковра; но из всех типов покрытий у одного вида шалашников выше всего ценятся только синие перышки, которых нет у самих шалашников – самец, желающий завоевать сердце свой подруги, обязан утащить их у птиц другого вида. Если проводить аналогию с таким видом человеческой деятельности, как строительство, то в случае шалашников пред нами возникает не только архитектурное сооружение определенного стиля, но и с соответствующей внутренней отделкой.
Животные умеют пользоваться орудиями. Так, дятловый вьюрок прибегает к помощи маленькой палочки, если не может дотянуться до насекомого в коре дерева. Ворона, желающая выпить воды из сосуда и не достающая до нее клювом, начинает бросать в сосуд камешки, чтобы уровень воды поднялся. Шимпанзе любят лакомиться термитами, для чего уже не только используют орудия в виде веточки, но и предварительно обдирают зубами веточку от лишних сучков и листочков. Опустив веточку в термитник, обезьяны ждут, пока насекомые начнут по ней подниматься, а затем аккуратно слизывают добычу, словно лакомки мороженое. Иными словами, в ряде случаев имеется не только навык употребления орудий, но и навык их изготовления.
Еще более удивительны зачатки духовной культуры у животных. Всем известно, что птицы поют, но мало кто знает, что далеко не вся песня птиц инстинктивна. «Можно заключить, – отмечает зоопсихолог Реми Шовен, – что некоторые характеристики песни у зябликов должны заучиваться на ранней стадии развития, когда сами птенцы не способны еще издать ни одного звука. По-видимому, начиная с сентября, они усваивают, что песня должна состоять из трех фраз и что они могут позволить себе украсить финал; сами же «фиоритуры» образуются только в результате соревнования между многими певцами.. Врожденной является лишь самая общая основа песни...»[1, с. 385]. Таким образом, заученная часть песни зябликов очень напоминает заученную людьми часть музыкальной культуры, а украшения в виде самостоятельно придуманных «фиоритур» сопоставимы с человеческим музыкальным творчеством. И хотя эти части песни идут на основе инстинкта, они все же не сводятся к нему.
Еще больше напоминает культуру очеловеченная речь обезьян. Поскольку голосовой обезьян приматов иной, чем у человека, научить их говорить звуками не удалось ни одному исследователю. Однако неожиданный успех выпал на долю тех ученых, которые обучали шимпанзе речи жестами, принятыми среди глухонемых, например, варианту, известному под именем амслен. Оказалось, что обезьяны не только способны беседовать своими лапами с человеком, но со временем могут поддерживать беседы и друг с другом; тем самым часть человеческой культуры становится элементом культуры животных, хотя и в эксперименте. А в жизни можно наблюдать, например, использование собаками автобуса или лифта в качестве транспортного средства, а также переход оживленной улицы по сигналу светофора вслед за человеком. Иными словами, животные высокого интеллектуального уровня способны вобрать в свое поведение некоторую часть человеческой культуры, для понимания и воспроизведения которой у них сформировались соответствующие нейрофизиологические механизмы.
Все это приводит к выводу о том, что при попадании в сложные условия, в которых врожденные механизмы инстинктов уже не срабатывают, а на освоение адаптивного поведения отпущено не слишком большое время, животные вынуждены вырабатывать зачатки культуры.
Почему обезьяны не становятся людьми? Такой вопрос часто задают студенты. Если процесс эволюции всех живых существ на Земле продолжается, и магистральной линией развития является человеческое общество с его культурой, то обезьяны должны «очеловечиваться», то есть прежде всего «окультуриваться». Однако мы этого не замечаем. В чем же дело?
Вообще говоря, проблему надо разбить на две: 1) происходит ли эволюция живых существ в сторону создания их собственной культуры или усвоения человеческой культуры и 2) замечаем ли мы это. Что касается первой, то ответить надо, видимо, утвердительно: птицы, начавшие строить гнезда по-новому, или создавшие новые рулады в своем пении, не только оказываются замеченными другими птицами, но и тем самым создают новый стиль построек или пения, то есть новое направление в их «культуре». То же самое и в отношении домашних животных: кошка, например, по утрам, начинает «здороваться», приветствуя хозяев мяуканьем, ибо у людей при встрече после ночного сна принято издавать возгласы. Собака, приученная приносить хозяину шлепанцы, со временем начинает это делать по своему почину, как заботливый слуга. Все это говорит о том, что животные со временем вписываются в окружающую их культуру, но, разумеется, только в меру отпущенных им возможностей.
Обезьяны, живущие с людьми, особенно обученные речи жестами, тоже «очеловечиваются» – хотя и весьма своеобразно. Они предпочитают общество людей, вступают в речевой контакт с людьми, перенимают некоторые человеческие стороны деятельности. Так, увидев художника, пишущего красками, обезьяны с удовольствием начинают размазывать пигменты из тюбиков по холсту. Тем самым имитируется процесс создания картины, его внешняя сторона; однако обезьяна не понимает смысла такой деятельности и, разумеется, не выражает в красках никакой реальности, в результате получается типичная мазня. С позиций человека подобное поведение комично, ибо внешне напоминает деятельность человека, но бессмысленно, поэтому человек не склонен видеть в нем очеловечивание животного; с позиций обезьяны все выглядит иначе. Одной из таких подопытных шимпанзе дали пачку фотографий людей и других обезьян и предложили разложить их на две стопки. Когда ей попалась фотография ее самой, она без колебаний положила это изображение в стопку фотографий людей. Иными словами, она себя считала «человеком», а не обезьяной, поскольку «овладела» человеческой культурой.
Тем самым дан ответ и на второй вопрос: мы обычно не замечаем сдвига в сторону нашей культуры животных именно потому, что по нашим меркам он очень невелик. Кошка, приветствуя по утрам хозяев, все равно говорит «Мяу», а не «Доброе утро», «Guten Tag» или «Hi». Обезьяна, взяв в руки кисти и начертав на полотне некие мазки красками, на что неспособны ни кошка, ни собака, все равно не пытается отразить ими внешний мир. Иными словами, мы придаем гораздо большее значение тому нейрофизиологическому субстрату, на базе которого возникает поведение животного, чем реальным сдвигам поведения животного в сторону культуры, и если персидские породы кошек оказываются более миролюбивыми к людям и не царапаются, мы считаем, что так и надо, не замечая гигантской дистанции пройденного ими пути по приспособлению к жизни рядом с человеком.
Итак, животные с их точки зрения как раз «становятся людьми», живя в мире человеческой культуры, однако в наших глазах они продолжают оставаться животными.
Когда нашим предкам понадобилась культура. Из изложенного ясно, что генетическая система животных своевременно перестраивает их тело и привычки, так что потребности в особых созданных искусственно постройках или ритуалах у них или не возникает, или возникает в очень незначительной степени. Почему же человек представляет исключение?
Когда мы начинаем сравнивать человека с животными, мы обычно говорим, что он имеет самый развитый мозг и, как следствие, наиболее тонко управляемые руки, самое выверенное поведение и великолепную наблюдательность, приводящую к далеко идущим выводам. Однако мозг сначала должен был развиться, а для его развития должны были существовать какие-то причины. Странно было бы предположить, что человеческий мозг развился сам по себе безо всяких видимых причин.
С другой стороны, мы очень не любим отмечать (и потому почти никогда этого не делаем), что человек очень уступает животным по части обоняния (в сотни тысяч и миллионы раз по чувствительности и в сотни раз по диапазону пахнущих веществ), что человек (впрочем, как и высшие приматы) лишен хвоста (и тем самым является своеобразным инвалидом), и что он в отличие от других животных располагается и перемещается вертикально, а не горизонтально. А из этого следуют большие выводы. Так, обоняние является главным видом чувствительности животных; когда возникают сомнения у собаки, хозяина или кого-то другого она видит перед собой, она должна его обнюхать, и если это произведено, то больше никаких сомнений не возникает. Человек же за счет потери обоняния вышел из сферы основной сигнализации животных, из маркирования запахом пола, возраста, состояния здоровья животного, из оставления им пахучих меток на границах его территории. Тем самым он для животных перестал быть своим, переключился на аудиовизуальные средства постижения мира, и потому был вынужден в этом новом аудиовизуальном пространстве создавать новые способы сигнализации. Только времени на это было отпущено мало, каких-нибудь два-три миллиона лет, и по мере уменьшения обонятельных долей головного мозга необычайно сильно разрастались затылочные доли, ответственные за зрение и височные, ответственные за слух.
Что же касается потери хвоста, точнее, его усыхания до крошечного копчика, то и эта трансформация внешнего облика вывела человека из «культуры» многих животных. В самом деле: кошки и собаки передают информацию о своем внутреннем состоянии посредством хвоста. Так, если собака относится добродушно, ее хвост поднят; если она радуется, хвост колеблется из стороны в сторону, если угнетена – хвост висит между ног, как веревка. Напротив, если кошка относится добродушно, у хвоста нет определенного состояния, а вот если он бьет сверху вниз – значит, недовольна. С отсутствием хвоста исчезает возможность передавать с его помощью эмоциональное состояние; приходится приводить в движение совершенно другие части тела, прежде всего лицевые мышцы, и выражать эмоции наиболее подвижной частью лица – губами. Улыбка за счет поднятия уголков губ, передача озабоченности за счет напряжения губ и их утоньшение или огорчения при опускании уголков губ – вот лишь немногие из новых сигналов. Тем самым, лишившись традиционной «зачаточной культуры» животных за счет потери тех или иных чувств или органов, человек был вынужден создавать свои особые виды культуры, соответствующие его возможностям.
Так становится ясной перестройка «культуры» животных на культуру человека, но пока еще остается необъясненной сама расширенная потребность человека в культуре по сравнению с животными. Для понимания этой части проблемы необходимо проследить эволюцию приматов. Самые ранние приматы были насекомоядными, и в поисках насекомых переселились на деревья, где этой пищи было больше, чем на земле или в траве. Поэтому пришлось приспосабливаться к древесному образу жизни, что привело к вертикальной позе, наличию хватательных конечностей (пальцы рук и ног, способные охватывать ветки), удлинению бедер и сокращению стоп (что лучше соответствовало перемещению по вертикали). При этом для отражения опасностей стада обезьян часто кидали в нападавших на них животных плоды деревьев или отломанные ветки. Так что наши далекие предки хорошо вписались в освоенную ими экологическую нишу – в древесный образ жизни.
Однако под влиянием каких-то причин (пока в точности неустановленных) приматы вынуждены были спуститься на землю, будучи совершенно неприспособленными к этому образу жизни. Вертикальная поза, такая удобная на дереве при его вертикальном стволе и при ветках сверху и снизу, оказалась невыгодной для быстрого бега; звуковая сигнализация, столь удачная при отсутствии зрительного контакта между особями в густых кронах деревьев, на открытой местности действовала всего на расстоянии десятка метров – дальше сила звука падала, а ветер мог вообще относить звуки в прямо противоположную сторону; подручные плоды и ветки для отражения противника на земле отсутствовали. Земная ниша на первых порах была опасной.
Первая материальная культура, которую начал осваивать становящийся человек, была, в сущности, лишь видоизмененной «зачаточной культурой» приматов. Так, вместо крепкого ореха в голову неприятеля можно было запустить еще более крепкий и тяжелый камень, а роль очищенной от листьев ветки с успехом стал исполнять высохший от времени фрагмент ствола или крупной ветки – палка или дубина. Тем самым особой «культурной революции» не произошло; человечество лишь заменило привычные орудия, находимые на деревьях, на менее привычные, находимые на земле. Однако появилось и нечто новое. Орехи и ветки бросались с определенного расстояния; обезьяны очень редко ввязываются в ближний бой. Люди же стали применять камни и палки и в ближнем бою, не выпуская их из рук; так ими орудовать сложнее, ибо ими нужно одновременно и ударять (то есть, как бы их выпускать из рук), и в то же время их сжимать (то есть не выпускать). Вместо броска появился удар. Удар был более эффективным, если орудие было заострено; тем самым орудие из ударного стало рубящим. Оказалось, однако, что рубящие движения эффективны не только в бою, но и для обработки материалов: мяса (при разделке туши), дерева (при изготовлении деревянных орудий), камня (для заострения каменных орудий). Получалось, что анатомо-физиологический аппарат, приспособленный к древесному образу жизни с его повышенными нагрузками на конечности, особенно на верхние, простаивал бы на земле, если бы не возможность оперировать с находимыми на земле аналогами древесных орудий, то есть с палками и камнями. И это уже привело к «культурной революции»: этот аппарат стал совершенствоваться, производя соответствующую материальную культуру.
Из этого можно сделать интересный вывод: каждому уровню культуры живых существ соответствует определенный анатомо-физиологический и нервный аппарат, без которого этот вид деятельности не может ни быть создан, ни функционировать. Иными словами, культура существует не сама по себе, а лишь в условиях определенной экологической ниши и определенного уровня развития организма.
Что дал людям переход к культуре. Как видим, на первых порах человеческая культура мало отличалась от предкультуры животных, и лишь со временем она, неуклонно развиваясь, становилась все распространеннее и разнообразнее. И если поначалу выгоды от перехода к культуре были малоощутимы и вполне сопоставимы с иными путями биологической эволюции, то позже успехи в культуре были просто ошеломляющими. Возьмем, например, освоение полета живыми существами. Научиться летать пытались многие позвоночные: и рыбы, и рептилии, и млекопитающие, но лучшими летунами мы все-таки признаем не летучих рыб или летучих мышей, а птиц. На это ушли сотни миллионов лет – обычный срок биологического прогресса.
Но вот за дело взялся человек. До поры до времени это ему совершенно не удавалось, но затем, когда в самом конце XIX века для этого возникли соответствующие предпосылки, появилась авиация. На это ушло несколько десятков лет – темп культурной эволюции в таком случае оказался примерно в десяток миллионов раз выше темпа биологического прогресса. Таков выигрыш в скорости. Однако авиация отличалась не только темпами развития. Прежде всего, она превзошла птиц по грузоподъемности. Уже журавли настолько тяжелы, что могут взлетать только с разбега; страусы вообще не в состоянии поднять себя в воздух. Самолеты тяжелее страусов как минимум в сотни раз и поднимают не только себя, но и весьма солидные грузы. Самолеты поднимаются в десятки, а то и сотни раз выше птиц, и их скорости тоже перекрывают птичьи в сотни раз. Самолеты имеют огромную дальность полета, которая в случае необходимости может быть увеличена за счет дозаправки в воздухе. Иными словами, культурная эволюция идет в миллионы раз быстрее и приносит результаты в сотни раз более значительные, чем биологическая эволюция.
Из этого, в частности, следует, что человечество, развивая культуру, эволюционирует быстрее любого вида живых существ. Кстати, этот же вывод справедлив и для различных этносов: страна, отставшая на каком-то этапе эволюции культуры, позже практически не может догнать лидера, и разрыв между развитыми и развивающимися странами со временем только увеличивается. Прямым следствием этого стала замена экологической ниши человечества нишами социальной и культурной, в которых человек проводит свои лучшие годы и к которым он долго приспосабливается. И чем дальше, тем специализированнее становится ниша в культуре.
Можно ли не развивать культуру. В XVIII веке некоторые философы, например, Ж.-Ж. Руссо призывали забыть прелести цивилизации и вернуться назад к природе. До некоторой степени данный призыв имел успех. Однако возможно ли современному человеку вернуться к природе в полном смысле слова?
Ответ будет, разумеется, отрицательным. И природа не та, и человек уже не тот. С одной стороны, мы отвыкли бегать по тридцать километров в стужу и слякоть по следам животного, чтобы вступить с ним в схватку с крохотным деревянным копьем, напоминающим ручку от швабры. С другой стороны, тех животных уже нет, как нет тех лесов и угодий. Но даже если бы они были, они бы смогли прокормить не десятки тысяч людей на квадратный километр, а лишь в тысячу раз меньше. Поэтому мечты о возврате в предыдущие эпохи так и остаются мечтами. Для современного горожанина, мечтающего об отдыхе в деревне от городской сутолоки, первые дни кажутся райской жизнью. Но скоро деревенская тишина начинает казаться заброшенностью, простая пища и утварь – бедностью, а безделье утомляет хуже самой тяжелой работы. Человек тоскует о своей культурной нише, в которую он врос всей душой, и ее ему ничто не заменит.
Развитие культуры уже оставило неизгладимые следы на теле человека. В ледниковый период ему было холодно, своей шерсти ему уже было мало, и он стал одевать шкуры убитых животных. Но это достижение материальной культуры привело к тому, что собственный волосяной покров был почти утрачен, и кожа человека теперь стала почти такой же лысой, как и кожда лягушки. Когда-то все виды человеческой деятельности были либо ходячими, либо стоячими, но уже века два назад появилась сидячая работа, и число ее видов с каждым десятилетием все увеличивается. Следствием этого является гиподинамия, ожирение, излишний вес, ослабление конечностей. Применение рубленой и протертой пищи, вареной и размягченной приправами, очень ослабило весь желудочно-кишечный тракт, начиная от зубов. Постоянный температурный комфорт, ванны, лекарства притупили сопротивляемость организма. Современный человек стал выше и ловчее своего предка, однако слабее и изнеженнее. И со временем положение может разве что усугубиться.
Так что мы при всем желании не можем ни идти вспять, ни даже оставаться на том уровне культуры, на котором находимся сейчас. Единственное, что нам позволено, так это идти в будущее чуть быстрее или чуть медленнее.
Список литературы
Шовен Реми. Поведение животных. М., 1972
www.referatmix.ru
В.А. Чудинов
Культура настолько тесно связана с человеком, что человеческое общество без культуры просто немыслимо. Но обходятся же без культуры животные! Если так, то возникает весьма интересная проблема необходимости культуры для человека. Ее можно разделить на ряд подпроблем: 1) как животные обходятся без достижения культуры; 2) действительно ли у животных нет зачатков культуры и 3) почему человечество начало форсировать свое развитие именно в сторону культуры, а не в какие-то иные стороны.
Почему культура не нужна животным. Животные весьма неплохо вписаны в окружающий их мир, и если они смогли продержаться на Земле в течение многих миллиардов лет, значит, они не так уж плохо приспособлены. Еще лет двести назад ученые полагали, что бог сотворил всех тварей именно так, чтобы они были наилучшим образом приспособлены к своей среде обитания, однако позже выяснилось, что географическая оболочка Земли непрерывно меняется, океаны наступают на сушу и уходят с нее, периодически происходят оледенения или, напротив, наступают периоды засух и небывалой жары. Иными словами, постоянных физико-химических условий на Земле нет, и вслед за их изменениями должны меняться и организмы. Следовательно, весь мир живых существ Земли непрерывно эволюционирует.
В середине XIX века эта истина получила статус научного факта в концепции дарвинизма. Согласно учению Чарльза Дарвина, любые незначительные отличия каждого конкретного организма от прототипа могут стать очень существенными в борьбе за существование. И именно эта борьба и направляет естественный отбор по определенному пути. Выживают только те особи, у которых случайно оказались нужные особенности тела или поведения, так что ничего конструировать самому организму не нужно; это за него делает Его Величество Случай. Поэтому никакой культуры не может быть в принципе, она совершенно не нужна.
В ХХ веке, однако, ограниченность дарвинизма постепенно стала заметна невооруженным глазом. Если бы выживали только приспособленные к данным сиюминутным условиям, то основная масса родившихся живых существ, не имеющих случайных отличий, погибла бы тут же, и мир оказался бы забитым трупами неприспособленных. Но что еще хуже, совершенно неясно, каким образом должны были сохраняться в наследственности случайные отклонения выживших родителей. Более того, согласно концепции номогенеза отечественного ученого Л.С. Берга, строение тела далеких потомков намечается уже у их предков, так что эволюция происходит не случайно, а вполне закономерно. А в трудах другого отечественного биолога, И.И. Шмальгаузена, было показано, что имеются два типа отбора, стабилизирующий, и эволюционный, и если для первого важно сохранить любой вид живых существ именно таким, каков он есть, то для второго важно изменить его в сторону приспособления к изменившимся условиям существования. Иными словами, организм должен быть перестроен.
Здесь уже мы не можем сказать безоговорочно, что данный процесс не имеет с культурой ничего общего. Напротив, если бы речь шла о том, что человек по своему желанию должен был бы изменить свой внешний вид, то каждый из нас отнес бы подобные изменения к сфере культуры. Однако у живых существ есть отличия: их перестройка происходит, во-первых, не по желанию, и во-вторых, вообще никак не связана ни с сознанием (которого у них нет), ни даже с деятельностью мозга (которого нет ни у растений, ни у одноклеточных, ни у доклеточных существ). Нет у них и произвола или какой-либо воли. За их перестройку отвечает не мозг, а генетическая система, аппарат, открытый только в ХХ веке (тогда как мозги животных известны людям тысячелетия), работа которого пока еще лишь начинает выясняться. Именно там конструируются будущие формы организма, хотя как это происходит, мы пока не можем сказать ничего вразумительного, равно как и о планах или чертежах этого будущего организма, построение которого занимает несколько миллионов лет. Наконец, речь идет именно о перестройке организма, но не окружающей его среды, так что уловить будущее окультуривание ландшафта в этой деятельности почти невозможно.
Но по сути дела на этом сходство с культурой и ограничивается; пока генетическая система чутко реагирует на запросы среды обитания и перестраивает организм, никакой потребности в культуре, то есть в системе придуманных мозгом и воплощенных в материале внешней среды объектов, включенных в деятельность живого существа, не возникает. Так, например, при понижении температуры окружающей среды у наземных животных вырастает шерстяной покров; в человеческой культуре та же проблема решалась вначале тем, что человек покрыл себя шкурой убитых им животных; позже место всей шкуры занял сваляный в толстый пласт подшерсток – войлок; еще позже шерсть стали прясть в нитки, из которых получали ткани, а уж из ткани шилась одежда. Но шерсть на кожном покрове животных – это и есть пригнанная по их фигуре одежда; при наличии разных температурных режимов в течение года подшерсток то разрастается, то выпадает; иными словами, природная «одежда» на теплое время года «снимается». Тем самым природа в виде перестроек организма достигает того же результата, что и культура.
Генетическая система очень консервативна и может перестроить организм на протяжении тысяч поколений; в самом быстром случае – на протяжении десятков поколений. На адаптивную прижизненную перестройку организма она не рассчитана, и если некоторые насекомые проходят очень сложные изменения через фазы личинки, куколки и взрослого организма, то не потому, что такие изменения предназначены только для одной особи, а потому, что таков путь всех поколений. Для прижизненных и очень быстрых изменений поведения, а возможно, и формы живого существа потребовалась гораздо более мобильная система – нервная. А ее самой развитой частью стал головной мозг.
Появление головного мозга стало мощным фактором адаптации поведения животного к условиям окружающей среды. Помимо безусловных рефлексов появились условные, система которых образовала навыки. Отныне каждый организм стал отличаться от другого своим прижизненным опытом; в дополнение к видовым свойствам у организма появились и индивидуальные. А это означает, что у животных возникли физиологические предпосылки для создания культуры. Но пока генетическая система справлялась со своими задачами, никаких потребностей в культуре, несмотря на наличие предпосылок, не было.
Тем самым на вопрос о том, нужна ли культура животным, ответ может быть такой: в принципе она может быть нужна, если генетическая система перестает справляться со своими задачами, но до определенного уровня развития мозга у животных нет нужных механизмов для ее создания.
Зачатки культуры у животных. По мере развития интеллекта деятельность животных становится все более сложной. Уже насекомые отличаются строительной деятельностью, причем пауки ткут ловчую сеть (нить испускают из себя), пчелы строют соты (воск имеет органическое происхождение), но термиты уже используют материал окружающей среды для постройки гигантских термитников. Постройки (хатки) строют бобры, гнезды вьют птицы, используя для этого растения. При этом интересно: по данным одного орнитолога птицы его местности со временем немного изменили вид гнезда, из чего он заключил, что помимо инстинкта в строительной деятельности живых существ играет роль и обучение. Это прямо противоречит тезису Маркса о том, что в основе деятельности животных лежит только инстинкт.
Самые сложные виды построек из пернатых имеет птица шалашник, названная так за то, что создает не гнездо, но брачный дворец, соединяя определенным образом пучки травы так, что получается некий шалаш из нескольких помещений. Однако комнатки сами по себе еще не привлекают внимание самки до тех пор, пока они не устланы перышками в качестве ковра; но из всех типов покрытий у одного вида шалашников выше всего ценятся только синие перышки, которых нет у самих шалашников – самец, желающий завоевать сердце свой подруги, обязан утащить их у птиц другого вида. Если проводить аналогию с таким видом человеческой деятельности, как строительство, то в случае шалашников пред нами возникает не только архитектурное сооружение определенного стиля, но и с соответствующей внутренней отделкой.
Животные умеют пользоваться орудиями. Так, дятловый вьюрок прибегает к помощи маленькой палочки, если не может дотянуться до насекомого в коре дерева. Ворона, желающая выпить воды из сосуда и не достающая до нее клювом, начинает бросать в сосуд камешки, чтобы уровень воды поднялся. Шимпанзе любят лакомиться термитами, для чего уже не только используют орудия в виде веточки, но и предварительно обдирают зубами веточку от лишних сучков и листочков. Опустив веточку в термитник, обезьяны ждут, пока насекомые начнут по ней подниматься, а затем аккуратно слизывают добычу, словно лакомки мороженое. Иными словами, в ряде случаев имеется не только навык употребления орудий, но и навык их изготовления.
Еще более удивительны зачатки духовной культуры у животных. Всем известно, что птицы поют, но мало кто знает, что далеко не вся песня птиц инстинктивна. «Можно заключить, – отмечает зоопсихолог Реми Шовен, – что некоторые характеристики песни у зябликов должны заучиваться на ранней стадии развития, когда сами птенцы не способны еще издать ни одного звука. По-видимому, начиная с сентября, они усваивают, что песня должна состоять из трех фраз и что они могут позволить себе украсить финал; сами же «фиоритуры» образуются только в результате соревнования между многими певцами.. Врожденной является лишь самая общая основа песни...»[1, с. 385]. Таким образом, заученная часть песни зябликов очень напоминает заученную людьми часть музыкальной культуры, а украшения в виде самостоятельно придуманных «фиоритур» сопоставимы с человеческим музыкальным творчеством. И хотя эти части песни идут на основе инстинкта, они все же не сводятся к нему.
Еще больше напоминает культуру очеловеченная речь обезьян. Поскольку голосовой обезьян приматов иной, чем у человека, научить их говорить звуками не удалось ни одному исследователю. Однако неожиданный успех выпал на долю тех ученых, которые обучали шимпанзе речи жестами, принятыми среди глухонемых, например, варианту, известному под именем амслен. Оказалось, что обезьяны не только способны беседовать своими лапами с человеком, но со временем могут поддерживать беседы и друг с другом; тем самым часть человеческой культуры становится элементом культуры животных, хотя и в эксперименте. А в жизни можно наблюдать, например, использование собаками автобуса или лифта в качестве транспортного средства, а также переход оживленной улицы по сигналу светофора вслед за человеком. Иными словами, животные высокого интеллектуального уровня способны вобрать в свое поведение некоторую часть человеческой культуры, для понимания и воспроизведения которой у них сформировались соответствующие нейрофизиологические механизмы.
Все это приводит к выводу о том, что при попадании в сложные условия, в которых врожденные механизмы инстинктов уже не срабатывают, а на освоение адаптивного поведения отпущено не слишком большое время, животные вынуждены вырабатывать зачатки культуры.
Почему обезьяны не становятся людьми? Такой вопрос часто задают студенты. Если процесс эволюции всех живых существ на Земле продолжается, и магистральной линией развития является человеческое общество с его культурой, то обезьяны должны «очеловечиваться», то есть прежде всего «окультуриваться». Однако мы этого не замечаем. В чем же дело?
Вообще говоря, проблему надо разбить на две: 1) происходит ли эволюция живых существ в сторону создания их собственной культуры или усвоения человеческой культуры и 2) замечаем ли мы это. Что касается первой, то ответить надо, видимо, утвердительно: птицы, начавшие строить гнезда по-новому, или создавшие новые рулады в своем пении, не только оказываются замеченными другими птицами, но и тем самым создают новый стиль построек или пения, то есть новое направление в их «культуре». То же самое и в отношении домашних животных: кошка, например, по утрам, начинает «здороваться», приветствуя хозяев мяуканьем, ибо у людей при встрече после ночного сна принято издавать возгласы. Собака, приученная приносить хозяину шлепанцы, со временем начинает это делать по своему почину, как заботливый слуга. Все это говорит о том, что животные со временем вписываются в окружающую их культуру, но, разумеется, только в меру отпущенных им возможностей.
Обезьяны, живущие с людьми, особенно обученные речи жестами, тоже «очеловечиваются» – хотя и весьма своеобразно. Они предпочитают общество людей, вступают в речевой контакт с людьми, перенимают некоторые человеческие стороны деятельности. Так, увидев художника, пишущего красками, обезьяны с удовольствием начинают размазывать пигменты из тюбиков по холсту. Тем самым имитируется процесс создания картины, его внешняя сторона; однако обезьяна не понимает смысла такой деятельности и, разумеется, не выражает в красках никакой реальности, в результате получается типичная мазня. С позиций человека подобное поведение комично, ибо внешне напоминает деятельность человека, но бессмысленно, поэтому человек не склонен видеть в нем очеловечивание животного; с позиций обезьяны все выглядит иначе. Одной из таких подопытных шимпанзе дали пачку фотографий людей и других обезьян и предложили разложить их на две стопки. Когда ей попалась фотография ее самой, она без колебаний положила это изображение в стопку фотографий людей. Иными словами, она себя считала «человеком», а не обезьяной, поскольку «овладела» человеческой культурой.
Тем самым дан ответ и на второй вопрос: мы обычно не замечаем сдвига в сторону нашей культуры животных именно потому, что по нашим меркам он очень невелик. Кошка, приветствуя по утрам хозяев, все равно говорит «Мяу», а не «Доброе утро», «Guten Tag» или «Hi». Обезьяна, взяв в руки кисти и начертав на полотне некие мазки красками, на что неспособны ни кошка, ни собака, все равно не пытается отразить ими внешний мир. Иными словами, мы придаем гораздо большее значение тому нейрофизиологическому субстрату, на базе которого возникает поведение животного, чем реальным сдвигам поведения животного в сторону культуры, и если персидские породы кошек оказываются более миролюбивыми к людям и не царапаются, мы считаем, что так и надо, не замечая гигантской дистанции пройденного ими пути по приспособлению к жизни рядом с человеком.
Итак, животные с их точки зрения как раз «становятся людьми», живя в мире человеческой культуры, однако в наших глазах они продолжают оставаться животными.
Когда нашим предкам понадобилась культура. Из изложенного ясно, что генетическая система животных своевременно перестраивает их тело и привычки, так что потребности в особых созданных искусственно постройках или ритуалах у них или не возникает, или возникает в очень незначительной степени. Почему же человек представляет исключение?
Когда мы начинаем сравнивать человека с животными, мы обычно говорим, что он имеет самый развитый мозг и, как следствие, наиболее тонко управляемые руки, самое выверенное поведение и великолепную наблюдательность, приводящую к далеко идущим выводам. Однако мозг сначала должен был развиться, а для его развития должны были существовать какие-то причины. Странно было бы предположить, что человеческий мозг развился сам по себе безо всяких видимых причин.
С другой стороны, мы очень не любим отмечать (и потому почти никогда этого не делаем), что человек очень уступает животным по части обоняния (в сотни тысяч и миллионы раз по чувствительности и в сотни раз по диапазону пахнущих веществ), что человек (впрочем, как и высшие приматы) лишен хвоста (и тем самым является своеобразным инвалидом), и что он в отличие от других животных располагается и перемещается вертикально, а не горизонтально. А из этого следуют большие выводы. Так, обоняние является главным видом чувствительности животных; когда возникают сомнения у собаки, хозяина или кого-то другого она видит перед собой, она должна его обнюхать, и если это произведено, то больше никаких сомнений не возникает. Человек же за счет потери обоняния вышел из сферы основной сигнализации животных, из маркирования запахом пола, возраста, состояния здоровья животного, из оставления им пахучих меток на границах его территории. Тем самым он для животных перестал быть своим, переключился на аудиовизуальные средства постижения мира, и потому был вынужден в этом новом аудиовизуальном пространстве создавать новые способы сигнализации. Только времени на это было отпущено мало, каких-нибудь два-три миллиона лет, и по мере уменьшения обонятельных долей головного мозга необычайно сильно разрастались затылочные доли, ответственные за зрение и височные, ответственные за слух.
Что же касается потери хвоста, точнее, его усыхания до крошечного копчика, то и эта трансформация внешнего облика вывела человека из «культуры» многих животных. В самом деле: кошки и собаки передают информацию о своем внутреннем состоянии посредством хвоста. Так, если собака относится добродушно, ее хвост поднят; если она радуется, хвост колеблется из стороны в сторону, если угнетена – хвост висит между ног, как веревка. Напротив, если кошка относится добродушно, у хвоста нет определенного состояния, а вот если он бьет сверху вниз – значит, недовольна. С отсутствием хвоста исчезает возможность передавать с его помощью эмоциональное состояние; приходится приводить в движение совершенно другие части тела, прежде всего лицевые мышцы, и выражать эмоции наиболее подвижной частью лица – губами. Улыбка за счет поднятия уголков губ, передача озабоченности за счет напряжения губ и их утоньшение или огорчения при опускании уголков губ – вот лишь немногие из новых сигналов. Тем самым, лишившись традиционной «зачаточной культуры» животных за счет потери тех или иных чувств или органов, человек был вынужден создавать свои особые виды культуры, соответствующие его возможностям.
Так становится ясной перестройка «культуры» животных на культуру человека, но пока еще остается необъясненной сама расширенная потребность человека в культуре по сравнению с животными. Для понимания этой части проблемы необходимо проследить эволюцию приматов. Самые ранние приматы были насекомоядными, и в поисках насекомых переселились на деревья, где этой пищи было больше, чем на земле или в траве. Поэтому пришлось приспосабливаться к древесному образу жизни, что привело к вертикальной позе, наличию хватательных конечностей (пальцы рук и ног, способные охватывать ветки), удлинению бедер и сокращению стоп (что лучше соответствовало перемещению по вертикали). При этом для отражения опасностей стада обезьян часто кидали в нападавших на них животных плоды деревьев или отломанные ветки. Так что наши далекие предки хорошо вписались в освоенную ими экологическую нишу – в древесный образ жизни.
Однако под влиянием каких-то причин (пока в точности неустановленных) приматы вынуждены были спуститься на землю, будучи совершенно неприспособленными к этому образу жизни. Вертикальная поза, такая удобная на дереве при его вертикальном стволе и при ветках сверху и снизу, оказалась невыгодной для быстрого бега; звуковая сигнализация, столь удачная при отсутствии зрительного контакта между особями в густых кронах деревьев, на открытой местности действовала всего на расстоянии десятка метров – дальше сила звука падала, а ветер мог вообще относить звуки в прямо противоположную сторону; подручные плоды и ветки для отражения противника на земле отсутствовали. Земная ниша на первых порах была опасной.
Первая материальная культура, которую начал осваивать становящийся человек, была, в сущности, лишь видоизмененной «зачаточной культурой» приматов. Так, вместо крепкого ореха в голову неприятеля можно было запустить еще более крепкий и тяжелый камень, а роль очищенной от листьев ветки с успехом стал исполнять высохший от времени фрагмент ствола или крупной ветки – палка или дубина. Тем самым особой «культурной революции» не произошло; человечество лишь заменило привычные орудия, находимые на деревьях, на менее привычные, находимые на земле. Однако появилось и нечто новое. Орехи и ветки бросались с определенного расстояния; обезьяны очень редко ввязываются в ближний бой. Люди же стали применять камни и палки и в ближнем бою, не выпуская их из рук; так ими орудовать сложнее, ибо ими нужно одновременно и ударять (то есть, как бы их выпускать из рук), и в то же время их сжимать (то есть не выпускать). Вместо броска появился удар. Удар был более эффективным, если орудие было заострено; тем самым орудие из ударного стало рубящим. Оказалось, однако, что рубящие движения эффективны не только в бою, но и для обработки материалов: мяса (при разделке туши), дерева (при изготовлении деревянных орудий), камня (для заострения каменных орудий). Получалось, что анатомо-физиологический аппарат, приспособленный к древесному образу жизни с его повышенными нагрузками на конечности, особенно на верхние, простаивал бы на земле, если бы не возможность оперировать с находимыми на земле аналогами древесных орудий, то есть с палками и камнями. И это уже привело к «культурной революции»: этот аппарат стал совершенствоваться, производя соответствующую материальную культуру.
Из этого можно сделать интересный вывод: каждому уровню культуры живых существ соответствует определенный анатомо-физиологический и нервный аппарат, без которого этот вид деятельности не может ни быть создан, ни функционировать. Иными словами, культура существует не сама по себе, а лишь в условиях определенной экологической ниши и определенного уровня развития организма.
Что дал людям переход к культуре. Как видим, на первых порах человеческая культура мало отличалась от предкультуры животных, и лишь со временем она, неуклонно развиваясь, становилась все распространеннее и разнообразнее. И если поначалу выгоды от перехода к культуре были малоощутимы и вполне сопоставимы с иными путями биологической эволюции, то позже успехи в культуре были просто ошеломляющими. Возьмем, например, освоение полета живыми существами. Научиться летать пытались многие позвоночные: и рыбы, и рептилии, и млекопитающие, но лучшими летунами мы все-таки признаем не летучих рыб или летучих мышей, а птиц. На это ушли сотни миллионов лет – обычный срок биологического прогресса.
Но вот за дело взялся человек. До поры до времени это ему совершенно не удавалось, но затем, когда в самом конце XIX века для этого возникли соответствующие предпосылки, появилась авиация. На это ушло несколько десятков лет – темп культурной эволюции в таком случае оказался примерно в десяток миллионов раз выше темпа биологического прогресса. Таков выигрыш в скорости. Однако авиация отличалась не только темпами развития. Прежде всего, она превзошла птиц по грузоподъемности. Уже журавли настолько тяжелы, что могут взлетать только с разбега; страусы вообще не в состоянии поднять себя в воздух. Самолеты тяжелее страусов как минимум в сотни раз и поднимают не только себя, но и весьма солидные грузы. Самолеты поднимаются в десятки, а то и сотни раз выше птиц, и их скорости тоже перекрывают птичьи в сотни раз. Самолеты имеют огромную дальность полета, которая в случае необходимости может быть увеличена за счет дозаправки в воздухе. Иными словами, культурная эволюция идет в миллионы раз быстрее и приносит результаты в сотни раз более значительные, чем биологическая эволюция.
Из этого, в частности, следует, что человечество, развивая культуру, эволюционирует быстрее любого вида живых существ. Кстати, этот же вывод справедлив и для различных этносов: страна, отставшая на каком-то этапе эволюции культуры, позже практически не может догнать лидера, и разрыв между развитыми и развивающимися странами со временем только увеличивается. Прямым следствием этого стала замена экологической ниши человечества нишами социальной и культурной, в которых человек проводит свои лучшие годы и к которым он долго приспосабливается. И чем дальше, тем специализированнее становится ниша в культуре.
Можно ли не развивать культуру. В XVIII веке некоторые философы, например, Ж.-Ж. Руссо призывали забыть прелести цивилизации и вернуться назад к природе. До некоторой степени данный призыв имел успех. Однако возможно ли современному человеку вернуться к природе в полном смысле слова?
Ответ будет, разумеется, отрицательным. И природа не та, и человек уже не тот. С одной стороны, мы отвыкли бегать по тридцать километров в стужу и слякоть по следам животного, чтобы вступить с ним в схватку с крохотным деревянным копьем, напоминающим ручку от швабры. С другой стороны, тех животных уже нет, как нет тех лесов и угодий. Но даже если бы они были, они бы смогли прокормить не десятки тысяч людей на квадратный километр, а лишь в тысячу раз меньше. Поэтому мечты о возврате в предыдущие эпохи так и остаются мечтами. Для современного горожанина, мечтающего об отдыхе в деревне от городской сутолоки, первые дни кажутся райской жизнью. Но скоро деревенская тишина начинает казаться заброшенностью, простая пища и утварь – бедностью, а безделье утомляет хуже самой тяжелой работы. Человек тоскует о своей культурной нише, в которую он врос всей душой, и ее ему ничто не заменит.
Развитие культуры уже оставило неизгладимые следы на теле человека. В ледниковый период ему было холодно, своей шерсти ему уже было мало, и он стал одевать шкуры убитых животных. Но это достижение материальной культуры привело к тому, что собственный волосяной покров был почти утрачен, и кожа человека теперь стала почти такой же лысой, как и кожда лягушки. Когда-то все виды человеческой деятельности были либо ходячими, либо стоячими, но уже века два назад появилась сидячая работа, и число ее видов с каждым десятилетием все увеличивается. Следствием этого является гиподинамия, ожирение, излишний вес, ослабление конечностей. Применение рубленой и протертой пищи, вареной и размягченной приправами, очень ослабило весь желудочно-кишечный тракт, начиная от зубов. Постоянный температурный комфорт, ванны, лекарства притупили сопротивляемость организма. Современный человек стал выше и ловчее своего предка, однако слабее и изнеженнее. И со временем положение может разве что усугубиться.
Так что мы при всем желании не можем ни идти вспять, ни даже оставаться на том уровне культуры, на котором находимся сейчас. Единственное, что нам позволено, так это идти в будущее чуть быстрее или чуть медленнее.
Список литературы
Шовен Реми. Поведение животных. М., 1972
Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://chudinov.ru/
Дата добавления: 30.08.2012
www.km.ru
