Начальная

Windows Commander

Far
WinNavigator
Frigate
Norton Commander
WinNC
Dos Navigator
Servant Salamander
Turbo Browser

Winamp, Skins, Plugins
Необходимые Утилиты
Текстовые редакторы
Юмор

File managers and best utilites

Доклад: Биография и творческий путь Сальвадора Дали. Творчество сальвадора дали реферат


Доклад - Жизнь и творчество Сальвадора Дали

МОСКОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

КУЛЬТУРЫ И ИСКУССТВ

Факультет Масс Медиа

Специальность реклама Реферат

На тему:

Жизнь и творчество Сальвадора Дали Выполнила: студентка 2 курса

Москва 2010

Содержание

Введение……………………………………………………………………….2стр.

Глава I Сальвадор Дали

1.1 Биография………………………………………………………………....3стр.

Глава II Сюрреализм Сальвадора Дали

2.1 Сальвадор Дали — король сюрреализма…………………………….…....8стр.

2.2 Сюрреализм и фрейдизм………………………………………………...14стр.

2.3 Сюрреализм и ницшеанство……………………………………….…….18стр.

Глава II Из дневника Дали

3.1 ГАЛА-ГРАДИВЕ той, что вела меня вперед…………………………… 21стр.

Заключение…………………………………………………………………...25стр

Список использованной литературы………………………………………..26стр. Введение

Что такое сюрреализм Сюрреализм (от французского surrealisme — буквально сверхреализм) — модернистское направление в искусстве, появившееся после первой мировой войны во Франции, в 20-х годах нашего века.

Создавался не просто новый стиль в искусстве и литературе, а, в первую очередь, проявлялось стремление переделать мир и изменить жизнь. Сюрреалисты были уверены в том, что бессознательное и неразумное начало олицетворяет собой ту высшую истину, которая должна быть утверждена на земле.

Искусство Сальвадора Дали вырастает именно из сюрреалистической эстетики в которой он нашел близкие ему мотивы: чувство потерянности человека в огромном мире. Сюжеты, переходящие  из одной картины Сальвадора Дали в другую, открывают вселенную его личных переживаний.

бессмысленно упрекать Дали в непоследовательности, т.к. алогизм и иррациональность — его программа и его стихия. Именно таков был метод творчества Дали и в жизни, и в искусстве. Он похож на рискованный эксперимент со смыслами и ценностями европейской традиции. Дали словно испытывает их на прочность, сталкивая между собой и причудливо соединяя несоединимое. Но в результате создания этих чудовищных образных и смысловых амальгам явно распадается сама материя, из которой они состоят. Дали опасен для тихого и уютного устройства человеческих дел, для человеческого «благосостояния», потому что он дискредитирует смысл и ценности культуры. Он дискредитирует и религию, и безбожие, и нацизм, и антифашизм, и поклонение традициям искусства, и авангардный бунт против них, и веру в человека и неверие в него. Глава I Сальвадор Дали

1.1 Биография

11 мая 1904 года в семье дона Сальвадора Дали – и — Куси и доньи Фелипы Доменеч родился мальчик, которому было суждено стать в будущем одним из величайших гениев эпохи сюрреализма. Звали его Сальвадор Фелипе Хасинто Дали. Детство Дали прошло в Каталонии, на севере – востоке Испании.

Уже в раннем детстве по поведению и пристрастиям маленького Сальвадора можно было отметить его неудержимую энергию и эксцентричность характера. Частые капризы и истерики приводили отца Дали в гнев, но мать, напротив всячески старалась угодить любимому сыну. Она прощала ему даже самые отвратительные выходки. В итоге отец стал неким воплощением зла, а мать напротив – символом добра.

Талант к живописи проявился у Дали достаточно в юном возрасте. В четыре года он с удовольствием для столь маленького ребёнка старанием пытался рисовать. В шестилетнем возрасте Дали привлёк образ Наполеона, и как бы отождествляя себя с ним, он почувствовал в себе потребность в некой власти.

Первою свою картину Сальвадор Дали нарисовал, когда ему было 10 лет. Это был небольшой импрессионистский пейзаж, написанный на деревянной доске масляными красками. Талант гения рвался наружу. Дали целыми днями просиживал в маленькой, специально выделенной ему комнате рисуя картины. В Фигерасе Дали брал уроки рисунка у профессора Жоана Нуньеса. Можно сказать, что под опытным руководством профессора талант юного Сальвадора Дали принял свои реальные формы. Уже в 14 лет нельзя было усомниться в способности Дали к рисованию.

Когда Дали было почти 15 лет, его выгнали монашеской школы за непотребное поведение. Но он смог успешно сдать все экзамены и поступить в институт

(так в Испании называли школу, дающую законченное среднее образование).

Институт в 1921 году ему удалось закончить с блестящими оценками. Далее он поступил в Мадридскую Художественную академию.

В шестнадцать лет Дали стал излагать свои мысли на бумаге. С этого времени живопись и литература оказались в равней мере частями его творческой жизни. В 1919 году в самодельном издании «Студиум» он публикует очерки о Веласкесе, Гойе, Эль Греко, Микеланджело и Леонардо. Участвует в студенческих волнениях, за что на сутки попадает в тюрьму.

В начале 20 – х. годов Дали был восхищён работами футуристов, но всё же он был полон решимости создать собственный стиль в живописи. В это время у него появились новые друзья и знакомства. Сдери них были такие выдающиеся и талантливые люди, как поэт Федерико Гарсиа Лорка и Луис Бануэль. В Мадриде Дали впервые оказался предоставлен самому себе. Экстравагантный вид художника изумлял и шокировал обывателей. Это приводило самого Дали в неописуемый восторг. В 1921 году уминает мать Дали.

В 1923 году за нарушение дисциплины он был на год отстранён от занятий в академии. В этот период интерес Дали был привлечён к творениям великого гения кубизма Пабло Пикассо. В картинах Дали того времени можно заметить влияние кубизма.

В 1925 году с 14 по 27 ноября проходит первая персональная выставка его работ в галерее Далмау. На этой выставке было 27 картин и 5 рисунков начинающего великого гения. Школа живописи, в которой он учился постоянно разочаровывала его и в 1926 Дали был изгнан из академии за своё вольнодумие. В томже 1926 году Сальвадор Дали уехал в Париж, пытаясь найти там для себя что то по душе. Вступив в группу, объединившуюся вокруг Андре Бретона он начал создавать свои первые сюрреалистические работы («Мёд слаще крови» 1928; «Светлые радости» 1929).

В начале 1929 года состоялась премьера фильма «Андалузский лес» по сценарию Сальвадора Дали и Луиса Бунюэля. Сам сценарий был написан за шесть дней! После скандальной премьеры этого фильма был задуман ещё один фильм под названием «Золотой век».

К 1929 году сюрреализм стал спорным, для многих неприемлемым течением в живописи.

Личная жизнь Сальвадора Дали до 1929 года не имела ярких моментов ( если только не считая его многочисленных увлечений нереальными девочками, девушками и женщинами). Но именно в том 1929 году Дали влюбился в реальную женщину – Елену Дьяконову или Галу. В то время Гала была женой писателя Поля Элюара, но отношения с её мужем к тому времени уже были прохладными. Имена эта женщина станет на всю оставшуюся жизнь музой, вдохновением гения Дали.

В 1930 году картины Сальвадора Дали стали приносить ему известность («Расплывшееся время»; «Постоянство памяти»). Неизменными темами его творений были разрушение, тление, смерть, а также мир сексуальных переживаний человека (влияние книг Зигмунда Фрейда).

В начале 30- х. годов Сальвадор Дали вступает в некий конфликт на политической почве с сюрреалистами. Его восхищение Адольфом Гитлером и монархические наклонности шли в разрыв с идеями Бретона. Дали порвал с сюрреалистами после того, как те обвинили его в контрреволюционной деятельности.

В январе 1931 года в Лондоне состоялась премьера второго фильма – «Золотой век ».

К 1934 году Гала уже развелась со своим мужем, и Дали мог жениться на ней. Удивительная особенность этой семейной пары была в том, что они чувствовали и понимали друг друга. Гала в прямом смысле, жила жизнью Дали, а он в свою очередь обожествлял её, восхищался ей.

Между 1936 и 1937 годом Сальвадор Дали пишет одну из самых известных картин «Метаморфоза Нарцисса». Одновременно выходит его литературная работа под названием «Метаморфоза Нарцисса». Кстати ранее (1935 г.) в работе « Покорение иррационального » Дали сформулировал теорию параноидально – критического метода.

В 1937 году Дали посещает Италию с целью ознакомления с живописью Возрождения.

После оккупации во Франции в 1940 году Дали уезжает в США (Калифорнию), где открывает новую мастерскую. Именно там великий гений пишет, наверно одну из самых лучших своих книг «Тайная жизнь Сальвадора Дали», написанная им самим. Когда эта книга в 1942 году была издана, она немедленно навлекла на себя серьёзную критику со стороны прессы и сторонников пуританского общества. Но ностальгия по родине берёт своё и в 1948 году он возвращается в Испанию. Находясь в Порт – Льигате Дали обращается в своих творениях к религиозно – фантастической тематике.

В 1953 году проходит большая ретроспективная выставка Сальвадора Дали в Риме. На ней были представлены 24 картины, 27 рисунков, 102 акварели.

Ранее в 1951 году, накануне холодной войны, Дали разрабатывает теорию «атомного искусства» опубликованную в этом же году в «Мистическом манифесте». Дали ставит перед собою цель, донести до зрителя идею о постоянстве духовного бытия даже после исчезновения материи.

В 1959 году Дали и Гала обустроили по настоящему свой дом в Порт – Льигате.

К тому времени уже никто не мог усомниться в гениальности великого художника. Его картины окупали за огромные деньги поклонники и любители роскоши. Громадные холсты написанные али в 60-е. годы оценивались огромными суммами. У многих миллионеров считалось шиком иметь коллекцию картин Сальвадора Дали.

В конце 60-х отношения между Дали и Галой стали сходить на нет. И по просьбе Галы, Дали был вынужден купить ей свой замок, где она много времени проводила в обществе молодых людей. Остаток их совместной жизни представлял собой тлеющие головешки, бывшие когда-то ярким костром страсти.

В 1973 году в Фигуэрасе был открыт «Музей Дали». Это бесподобное сюрреалистическое творение и по сей день приводит в восторг посетителей. Музей представляет собой ретроспективу жизни великого художника.

Ближе к 80-м годам у Дали начались проблемы со здоровьем. Смерть Франко потрясла и напугала Дали. Являясь патриотом он не мог спокойно переживать перемены в судьбе Испании. Врачи подозревали у Дали болезнь Паркинсона. Эта болезнь когда-то стала смертельной для его отца.

1982 года 10 июня умерла Гала. Хоть их отношения нельзя было назвать близкими, Дали воспринял её смерть как страшный удар.

К концу 1983 года его настроение, как казалось, несколько поднялось. Он стал иногда гулять по саду, начал писать картины. Но это продолжалось, увы не долго. Старость брала вверх над гениальным разумом. 30 августа 1984 года в доме Дали произошёл пожар. Ожоги на теле художника охватывали 18% кожи.

К февралю 1985 года самочувствие Дали несколько наладилось и он смог дать интервью крупнейшей испанской газете «Паис».

Сердце Сальвадора Дали остановилось 23 января 1989 года.

Глава II Сюрреализм Сальвадора Дали

2.1 Сальвадор Дали — король сюрреализма

Сальвадор Дали (1904-1989 Фигерос Каталония). Сальвадор Дали очень рано проявил себя как человек необычайного   живого ума. Получил образование в мадридской Академии художеста и сначала писал в духе академизма, серьезно увлекался «метафизической живописью». Первая выставка работ Сальвадора Дали прошла в ноября 1925г. в Барселоне.В это время он пишет композиции, в которых изображает  морские пейзажи — «Женщина перед скалами»,1926. Сальвадор Дали знакомится с Пикассо и  Бpeтоном присоединяясь к группе сюрреалистов, и в 1929 полностью внедряется в неё. Тогда же он знакомится с Галой Элюар,  которая вскоре становится его женой и вдохновительницей. Сальвадор Дали создал сюрреализму блестящую рекламу. Он увлечён  изображением на холсте образов, вызванных свободными ассоциациями. Отсюда картины Сальвадора Дали, на которых под видимостью тонкой оптической иллюзии предметы растягиваются (мягкие часы)  растворяются. Искусство Сальвадора Дали вырастает именно из сюрреалистической эстетики в которой он нашел близкие ему мотивы: чувство потерянности человека в огромном мире. Сюжеты, переходящие  из одной картины Сальвадора Дали в другую, открывают вселенную его личных переживаний. Все эти мотивы нашли отражение и в поэмах и фильмах, снятых в сотрудничестве с Бюнюэлем («Андалузский пес», 1928, «Золотой век», 1930).   В 1936  Сальвадор Дали совершает неожиданный  и подчеркнутый поворот к итальянскому классицизму. В 1940-48 он живет в США. По возвращении в Испанию он живет в Порт-Лигат в Каталонии. В своем творчестве Сальвадор Дали  обращается к самым разным источникам — нидерландскому реализму, итальянскому барокко, абстракционизму, попарту. С 1970-х  Сальвадор Дали нередко прибегает к методам, позволяющим как можно реальнее передать рельефность (наподобие голографии или стереоскопиии). Жизнь  и творчество Сальвадора Дали причудливо сплелись в единое мистическое целое, как ещё одно произведение художника.

Сальвадор Дали — «король сюрреализма» стал известен в нашей стране в сентябре (1994) закончилась ретроспективная выставка его работ на Крымском валу «Дали без границ». Эта выставка собрала огромное количество почитателей таланта художника и просто любопытных.

Сон и явь, бред и действительность перемешаны и неразличимы, так что не понять, где они сами по себе слились, а где были увязаны между собой умелой рукой художника. Фантастические сюжеты, чудовищные галлюцинации, гротеск в сочетании с виртуозной живописной техникой — именно это привлекает меня и, возможно, других зрителей в произведениях Дали.

Скорее всего, имея дело с этим художником и человеком, надо исходить из того, что буквально все, что его характеризует (картины, литературные произведения, общественные акции и даже житейские привычки) следовало бы понимать как сюрреалистическую деятельность. Дали очень целостен во всех своих проявлениях. Читая его «Дневник одного гения», понимаешь, что это не просто дневник, а дневник сюрреалиста. Читая о Дали, о его шокирующих публику выходках, понимаешь, что и вся его жизнь была жизнью сюрреалиста. Если верить его «Дневнику», он даже хотел превратить кусок реального мира в своей каталонской резиденции в подобие своей сюрреалистической картины, усеяв берег множеством слоновьих черепов, специально выписанных для этой цели из тропических стран.

По мнению А. Якимовича, «сюрреализм, действительно, есть не течение в искусстве, а именно тип мышления, способ взаимодействия с миром и, следовательно, стиль жизни. Сюрреализм стремился по-новому поставить и решить коренные вопросы бытия и экзистенции человека, на меньшее он не соглашался».

Поэтому, чтобы понять и осмыслить творчество и личность Сальвадора Дали, необходимо, хотя бы в общих чертах, познакомиться с тем, что скрывается под названием сюрреализм.

Сюрреализм (от французского surrealisme — буквально сверхреализм) — модернистское направление в искусстве ХХ века., провозгласившее источником искусства сферу подсознания (инстинкты, сновидения, галлюцинации), а его методом разрыв логических связей, замененных субъективными ассоциациями. Главными чертами сюрреализма являются пугающая противоестественность сочетания предметов и явлений, которым придается видимая достоверность.

Сюрреализм возник в Париже в 20-х годах. В это время вокруг писателя и теоретика искусства Андре Бретона группируется ряд единомышленников — это художники Жан Арп, Макс Эрнст, литераторы и поэты — Луи Арагон, Поль Элюар, Филипп Супо и др. Они не просто создавали новый стиль в искусстве и литературе, они, в первую очередь, стремились переделать мир и

изменить жизнь. Они были уверены в том, что бессознательное и внеразумное начало олицетворяет собой ту высшую истину, которая должна быть утверждена на земле. Свои собрания эти люди называли термином sommeils — что означает «сны наяву». Во время своих «снов наяву» сюрреалисты (как они себя назвали, позаимствовав слово у Гийома Апполинера) занимались странными вещами — они играли. Их интересовали случайные и бессознательные смысловые сочетания, которые возникают

в ходе игр типа «буриме»: они по очереди составляли фразу, ничего не зная о частях, написанных другими участниками игры. Так однажды родилась фраза " изысканный труп будет пить молодое вино". Целью этих игр была тренировка отключения сознания и логических связей. Таким образом из бездны вызывались глубинные подсознательные хаотические силы.

Что до Дали, так он в это время (в 1922 г.), восемнадцати лет отроду, поступил в Высшую школу изящных искусств в Мадриде; сдружился с поэтом Федерико Гарсией Лоркой; с огромным интересом штудировал труды Зигмунда Фрейда.

Тем временем в Париже Сюрреалистическая группа А. Бретона объединилась с группой художника Андре Массона, который стремился создавать картины и рисунки, освобожденные от контроля сознания. А. Массон разрабатывал оригинальные приемы психотехники, призванные отключить «рацио» и черпать образы из сферы подсознательного. В результате этого слияния в 1924 г. появился «Первый манифест сюрреализма», написанный Андре Бретоном и переведенный на все европейские языки, был также основан журнал «Сюрреалистическая революция» ("La Revolution surrealiste"). С этого времени сюрреализм стал действительно интернациональным движением, проявившимся в живописи, скульптуре, литературе, театре, киноискусстве. Десятилетие с 1925 г. (первая общая выставка сюрреалистов) по 1936 г. («Интернациональная сюрреалистическая выставка» в Лондоне, экспозиция «Фантастическое искусство, дада и сюрреализм» в Нью-Йорке и другие) ознаменовалось триумфальным шествием сюрреализма по мировым столицам.

К этому времени С. Дали примкнул к сюрреалистам и принимал участие в их выставках.

В формировании творческого пути и личности Дали важное место занимает предшествовавшее сюрреализму течение — дадаизм. Дадаизм или искусство дада (это словечко — не то детский лепет, не то — бред больного, не то шаманское заклинание) — это дерзкое, эпатирующее «антитворчество», возникшее в обстановке ужаса и разочарования художников перед лицом катастрофы — мировой войны, европейских революций. Это течение в

1916-1918 гг. смущало покой Швейцарии, а затем прокатилось по Австрии, Франции и Германии. Дадаизм в принципе отвергал всякую позитивную эстетическую программу и предлагал «антиэстетику». Для дадаистов все

«разумное, доброе, вечное» потерпело крах, мир оказался безумным, подлым, эфемерным. Программа дадаистов заключалась в разрушении любого стиля, любой эстетики посредством «безумия». Главным видом деятельности

дадаистов стало абсурдизированное зрелище, воинствующая «антихудожественность», которая, в частности, выразилась в использовании предметов фабричного производства в художественных композициях.

Например, выставка живописи и графики дадаистов в Париже в 1921 г. происходила в темноте, зрители при входе осыпались ругательствами, устроители выставки мяукали, играли в догонялки, изредка зажигали спички и т.п. Бунт дадаистов был недолгим и к середине 20-х годов исчерпал себя. Однако богемный анархизм дадаистов сильно повлиял на Дали и он стал верным продолжателем их скандальных выходок.

Дадаисты первыми положились на Случай как на главный рабочий инструмент. Художники стали бросать на холст краски, предоставляя красочному веществу и силе броска самим образовывать иррациональные конфигурации. Сам творец рассматривался при этом как орудие, марионетка каких-то мировых сил. Сюрреалистическое отношение к бессознательному, к

стихии хаоса прямо вырастает из дадаистского «посева». Однако направленность творческой активности у сюрреалистов была иной: не просто разрушительной, а созидательной, но через разрушение.

Итак, по мнению Макса Эрнста (одного из основоположников сюрреализма) — одним из первых революционных актов сюрреализма было то, что он настаивал на чисто пассивной роли так называемого автора в механизме поэтического вдохновения и разоблачал всяческий контроль со стороны разума, морали и эстетических соображений. Чтобы освободиться от

«контроля разума» сюрреалисты применяли два вида приемов. Это были чисто механические методы «охоты за случайностью» (например, подкладывали под лист бумаги шероховатые поверхности и натирали бумагу сухими красками, получая при этом фантастические конфигурации, напоминавшие заросли фантастического леса — техника «фроттажа»).

Ведущие мастера не могли удовлетвориться такими примитивными методами. Они добивались и внутренней, личностной иррациональности, отключения разума на уровне психической жизни. Для этого практиковались своеобразные формы зрительного самогипноза. «Завораживающая» сила, как известно, проявляется при длительном наблюдении языков пламени, движения

облаков и т.п.

Переход от «механических» приемов к «психическим» (или психоаналитическим) постепенно захватил всех ведущих мастеров сюрреализма.

Андре Массон сформулировал три условия бессознательного творчества: 1 — освободить сознание от рациональных связей и достичь состояния, близкого к

трансу; 2 — полностью подчиниться неконтролируемым и неразумным внутренним импульсам; 3 — работать по возможности быстро, не задерживаясь для осмысления сделанного.

Под этими рекомендациями мог бы подписаться и Сальвадор Дали.

Сам Дали возлагал большие надежды на освобождающую силу сна, поэтому принимался за холст сразу же после утреннего пробуждения, когда мозг еще полностью не освободился от образов бессознательного. Иногда он вставал среди ночи, чтобы работать.

По сути дела, метод Дали соответствует одному из фрейдовских приемов психоанализа: записывание сновидений как можно скорее после пробуждения (считается, что промедление приносит с собой искажение образов сна под воздействием сознания).

Для понимания философии сюрреализма и феномена Дали, в особенности, необходимо остановиться на философии бессознательного, т.е. на идеях Зигмунда Фрейда в отношении искусства.

2.2 Сюрреализм и фрейдизм

Фрейдистские взгляды настолько были усвоены многими лидерами сюрреализма, что превратились в их способ мышления. Они даже не вспоминали о том, из какого источника взято то или иное воззрение или подход. Так, Макс Эрнст развивал свое зрительное воображение, созерцая предметы прихотливой, иррациональной формы. Тем самым он разумеется использовал советы Леонардо да Винчи — но, безусловно, они были восприняты через призму Фрейда, который по-своему интерпретировал эту склонность к завороженному созерцанию разводов на старой стене или причудливых скал, возбуждающих в воображении неожиданные образы и комбинации. Чисто «фрейдистским» методом пользовался и Дали, который писал картины в еще не совсем проснувшемся состоянии, пребывая хотя бы частично во власти сновидения, о чем уже говорилось раньше.

Доверие к иррациональному, преклонение перед ним как перед источником творчества было у Дали абсолютным, не допускающим никаких компромиссов. «Все мои притязания в области живописи состоят в том, чтобы материализовать с самой воинственной повелительностью и точностью деталей образы конкретной иррациональности».

Это, по сути дела, клятва верности фрейдизму. Считается и не без оснований, что именно Сальвадор Дали был чуть ли — не главным проводником фрейдистских взглядов в искусстве ХХ века. Не случайно он был единственным из современных художников, кто сумел встретиться с престарелым, больным и замкнутым Фрейдом в его лондонском доме в 1936 году. В то же самое время Дали удостоился одобрительного упоминания Фрейда в его письме к Стефану Цвейгу — тоже случай уникальный, поскольку Фрейд совершенно не интересовался современными ему течениями живописи.

По признанию Дали, для него мир идей Фрейда означал столько же, сколько мир Священного Писания означал для средневековых художников или мир античной мифологии — для художников Возрождения.

Проявлением этой внутренней связи является и то обстоятельство, что Дали часто цитирует, перефразирует, пересказывает мысли Фрейда в своем «Дневнике». К примеру, Дали пишет: «Ошибки всегда имеют в себе нечто священное. Никогда не пытайтесь исправлять их. Наоборот: их следует рационализировать и обобщать. После того станет возможным сублимировать их». Это одна из самых общеизвестных идей фрейдизма, согласно которой ошибки, обмолвки, остроты — суть неконтролируемые выбросы кипящей, бродящей материи подсознания, которая таким образом прорывает застывшую корку «Эго». Не удивительно поэтому, что «Дневник» открывается цитатой Фрейда. Дали относился к Фрейду, по сути дела, как к духовному отцу и никогда ни в чем не проявил непослушания, не усомнился ни в одном слове.

Дали позволял себе быть непочтительным к кому угодно, он доходил до пределов сюрреалистической раскованности, апеллируя в своей живописи или

словесных высказываниях, к каким угодно «властителям дум».

Среди великих людей он почитал безоговорочно одного только Фрейда — подобно тому, как среди родственников и близких людей он никогда не задел одну лишь «Галарину». Можно привести и другие примеры почитания Фрейда Сальвадором Дали и другими сюрреалистами. Идеи венского психолога и мыслителя имели особый смысл для этих людей, потому что фрейдизм был жизненно важен для сюрреалистов и был, быть может, одним из главных факторов подъема и успеха их доктрины. Однако было бы упрощением думать, что сюрреалисты работали по рецептам Фрейда или «иллюстрировали» его идеи. Фрейдизм помогал им в ином плане.

Сами концепции сюрреалистов получали мощную поддержку со стороны психоанализа и других открытий фрейдизма. И перед собой и перед другими они получали весомые подтверждения правильности своих устремлений. Они не могли не заметить, что «случайностные» методы раннего сюрреализма (напр. фроттаж) соответствовали фрейдовской методике «свободных ассоциаций», употреблявшейся при изучении внутреннего мира человека. Когда позднее в искусстве Дали и др. художников утверждается принцип иллюзионистского «фотографирования бессознательного», то нельзя не вспомнить о том, что психоанализ выработал технику «документального реконструирования » сновидений. Кроме того, психоанализ обращал первостепенное внимание именно на те состояния души, которые прежде всего интересовали и сюрреалистов (сон, психические расстройства, детская ментальность, первобытная психика, свободная от ограничений и запретов цивилизации).

Таким образом, нельзя не признать параллельности интересов, точек зрения, методов и выводов сюрреализма и фрейдизма.

Опытные данные замечательного психолога, его проницательность, глубокое знание человеческой натуры подтверждали и освящали устремления сюрреалистов. Более сильного союзника трудно было найти.

Обновленная Фрейдом психология привлекала к себе широкое внимание и выглядела как новый взгляд на человека, на его историю, его религию, его искусство. Новая психология доказывала, что бессознательная жизнь людей — бурная, активная и во многом определяющая поведение, идеи, творческие возможности человека — развивается по таким законам, которые не имеют ничего общего ни с моралью, ни с рассудком, ни с «вечными ценностями». Фрейдизм приводил к тому выводу, что величайший на свете праведник подсознательно равнодушен к заповедям морали, а лучшему мыслителю разум не столько помогает, сколько мешает.

Европейское человечество уже давно было погружено в споры о сущности, пределах и необходимости нравственности: имморализм Фридриха Ницше мало кого оставил равнодушным. Но фрейдизм вызвал более широкий резонанс. Он не был просто философским тезисом. Он был более или менее научным течением, он предлагал и предполагал опытную проверяемость своих постулатов и выводов, он разрабатывал клинические методы воздействия на психику — методы, дававшие несомненный успех. Фрейдизм укоренился не только на университетских кафедрах и в сознании интеллектуалов, он неудержимо завоевывал себе место в более широких сферах общественного бытия. И он исключал мораль и разум из самих основ жизнедеятельности человека, считая их вторичными и во многом даже обременительными образованиями цивилизации.

Семья, религия, государство, заповеди, правила этики, логические понятия, эстетические нормы с позиций фрейдизма следовало понимать как нечто условное. Безусловна же и абсолютна бессознательная жизнь со всеми своими особыми законами, сложившимися задолго до того, как появились понятия о добре и зле, о боге, о разуме. Фрейдизм впечатляюще доказывал, что нельзя недооценивать значения подсознания или считать его чем-то второстепенным. Оно не рудимент, не атавизм, который изредка прорывается во снах, обмолвках, болезненных маниях. Фрейдизм открыл дорогу «фрейдистской истории искусства». Благодаря фрейдизму сюрреализм получил возможность настаивать на том, что он не беспочвенная фантазия, не выдумка анархистов, а новое слово в понимании человека, искусства, истории, мысли. Это была такая солидная опора, что уже не приходится удивляться влиятельности и распространенности сюрреализма, его всеохватности до середины ХХ века.

2.3 Дали и ницшеанство.

Выше уже было сказано, что европейская культура XX в. испытала влияние философско-художественной прозы Фридриха Ницше, который в своих произведениях («По ту сторону добра и зла» 1886г.) выступал с критикой буржуазной культуры и проповедовал эстетический имморализм, т. е нигилистическое отношение ко всяким нравственным принципам. В книге «Так говорил Заратустра» 1883-84гг. Ницше создал миф о «сверхчеловеке», при этом культ сильной личности сочетался у него с романтическим идеалом «человека будущего».

Сальвадор Дали был последовательным представителем ницшеанства XXв. Дали читал и почитал Ф. Ницше, вел с ним диалоги в своих картинах и своих писаниях. В «Дневнике одного гения» неоднократно упоминается Ницше. Дали писал: «Заратустра казался мне героем грандиозных масштабов, чьим величием души я искренне восхищался… Настанет день, и я превзойду его своим величием! ». Слова «сверхчеловек — смысл жизни» — стали одним из девизов Дали. В его «Дневнике» читаем: «Самое главное на свете — это Гала и Дали. Потом идет один Дали. А на` третьем месте — все остальные, разумеется, включая и нас двоих». И, разумеется, что гениальнейший из гениев, спаситель человечества и творец нового мироздания не обязан подчиняться правилам поведения всех прочих людей. Сальвадор Дали неукоснительно помнит об этом и постоянно напоминает о своей исключительности весьма своеобразными способами: рассказывает о том, о чем «не принято» говорить по причине запретов, налагаемых стыдом; пишет на одной из своих картин: «Я ненавижу свою мать», которую искренне любил; совершает шокирующие публику поступки, например, прибывает в Сорбонну на свою лекцию о «Кружевнице» Вермеера и Носороге на белом «ролс-ройсе», набитом тысячью кочанов цветной капусты или стреляет на Монмартре из аркебузы по гравировальному камню, создавая тем самым иллюстрации к «Дон Кихоту».

Сам Дали так пишет о том, как начиналось его сюрреалистическое творчество: «Но вот случилось то, чему суждено было случиться, — явился Дали. Сюрреалист до мозга костей, движимый ницшеанской „волей к власти“, он провозгласил неограниченную свободу от какого-либо эстетического или морального принуждения и заявил, что можно идти до конца, до самых крайних, экстремальных пределов в любом творческом эксперименте, не заботясь ни о какой последовательности или преемственности».

Для сюрреализма в том виде, как его исповедовал Дали, нет ни политики, ни интимной жизни, ни эстетики, ни истории, ни техники и ничего другого. Есть только Сюрреалистическое Творчество, которое превращает в нечто новое все то, к чему оно прикасается.

Дали прикасался буквально ко всему, что было существенно для человека его времени. Его картины не обошли таких тем, как сексуальная революция («Загадка желания», «Великий мастурбатор») и гражданские войны («Лицо войны», «Предчувствие гражданской войны»), атомная бомба («Ядерный крест») и нацизм («Загадка Гитлера»), католическая вера («Распятие», «Христос св. Иоанна») и наука, классическое искусство музеев и даже приготовление еды. И почти обо всем он высказывал что-то немыслимое, что-то шокирующее практически всех здравомыслящих людей. И этот вызов был не только его личным делом, это было целью сюрреализма. Дали действительно был сюрреалистом до мозга костей. В сюрреалистические образы превращалось все, что он делал или говорил. Дали всерьез пестовал и культивировал свое сюрреалистическое «Я» теми самыми способами, которые особенно ценились и почитались всеми сюрреалистами. В глазах «разумных и нравственных» людей радикальная философия сюрреализма, взятая совершенно серьезно и без всяких оговорок (как у Дали), вызывает протест.

В той или иной степени Дали обошелся дерзко, провокационно, парадоксально, непочтительно буквально со всеми теми идеями, принципами, ценностями, явлениями и людьми, с которыми он имел дело. Это относится к политическим силам ХХ века, к собственной семье, к правилам приличий, к картинам старых мастеров. Он взял идеи сюрреализма и довел их до крайности. В таком виде эти идеи действительно превратились в динамит, разрушающий все на своем пути, расшатывающий любую истину или принцип, если они опираются на основы разума, порядка веры, добродетели, гармонии, идеальной красоты — всего того, что стало в глазах радикальных новаторов искусства и жизни синонимом обмана и безжизненности. Парадоксальные суждения Дали об искусстве приводили в ярость как сторонников радикального авангардизма, так и консерваторов-традиционалистов. С одной стороны он проповедовал «музейный стиль» в живописи, а с другой стороны — предлагал разрушить исторический центр Барселоны, чтобы построить на этом месте город будущего. Дали настроил против себе своих друзей-сюрреалистов, которые стали его всерьез отрицать и опровергать.

Но бессмысленно упрекать Дали в непоследовательности, т.к. алогизм и иррациональность — его программа и его стихия. Именно таков был метод творчества Дали и в жизни, и в искусстве. Он похож на рискованный эксперимент со смыслами и ценностями европейской традиции. Дали словно испытывает их на прочность, сталкивая между собой и причудливо соединяя несоединимое. Но в результате создания этих чудовищных образных и смысловых амальгам явно распадается сама материя, из которой они состоят. Дали опасен для тихого и уютного устройства человеческих дел, для человеческого «благосостояния», потому что он дискредитирует смысл и ценности культуры. Он дискредитирует и религию, и безбожие, и нацизм, и антифашизм, и поклонение традициям искусства, и авангардный бунт против них, и веру в человека и неверие в него.

Глава II Из дневника Дали.

3.1 ГАЛА-ГРАДИВЕ той, что вела меня вперед Ну не гений ли я?

В шесть лет я хотел стать поваром. В семь — Наполеоном. Да и позднее мои притязания росли не меньше, чем тяга к величию. В дневнике Стендаля приведены слова некоей итальянской маркизы, отведавшей мороженого в знойный летний вечер: «Как жаль, что это не греховное удовольствие!» Так вот, когда мне было шесть лет, есть прямо на кухне было серьезным прегрешением. Входить в эту часть дома мне было запрещено родителями. Помню, часами, глотая слюнки, я улучал момент, чтобы проникнуть в святая — святых, место безумных наслаждений. И, наконец, прорывался туда, преследуемый криками служанок… И, рискуя и задыхаясь, хватал то ломтик сырого мяса, то жареный гриб, испытывая такую радость и невыразимое счастье, что одно это усугубляло вину. Все остальное мне позволяли. А вот входить на кухню — ни-ни. Я писался в постель чуть ли не до восьми лет — только ради своего удовольствия. В доме я царил и повелевал. Для меня не было ничего невозможного. Отец и мать разве что не молились на меня. На день Инфанты я получил среди бесчисленных подарков великолепный костюм короля с накидкой, подбитой настоящим горностаем, и корону из золота и драгоценных камней. И долго потом хранилось у меня это блистательное (хотя и маскарадное) подтверждение моей избранности. Помню: служанки бдительно следили, чтобы запрет не нарушался, и чуть что — прогоняли меня… И вот я стою как вкопанный в полутьме коридора, одетый в свое королевское платье, в одной руке — скипетр, в другой — вздрагивает хлыстик: вот я их сейчас отхлещу, этих скотин, будут знать, как смеяться надо мной! Такие сцены разыгрывались, как правило, ближе к полудню — в тот томительный летний час, когда в спертом воздухе рождаются миражи. Я прячусь за приоткрытой дверью кухни и слышу, как скачут за мной галопом эти женщины-животные с красными руками, вижу их могучие крупы, встрепанные гривы. Из полуденного зноя и смутного шума обеденных приготовлений ко мне доносится кисловатый дух женского пота, виноградных ягод, топленого масла, выдранного из кроличьих подмышек пуха, почек и майонеза — предвосхищающих аромат еды — и все вместе сливается в какое-то подобие конского запаха. Белок разбитого яйца, сверкающий как луч солнца, пробивается сквозь клубы дыма и тучи мух и блестит точь-в-точь как пена, что сбивается на губах исхлестанных в кровь лошадей после долгого пыльного бега. Как уже говорилось, я был избалованным, испорченным ребенком... Мой брат умер от менингита семи лет, года за три до моего рождения. Отчаявшиеся отец и мать не нашли иного утешения, кроме моего появления на свет. Мы были похожи с братом как две капли воды: та же печать гениальности (Позже, в 1929 году, у меня появилось четкое осознание своей гениальности, и оно так укрепилось во мне, что не вызывает никаких так называемых возвышенных чувств. И все же должен признать, что эта вера во мне — одно из самых приятных постоянных ощущений.), то же выражение беспричинной тревоги. Мы различались некоторыми психологическими чертами. Да еще взгляд у него был другой — как бы окутанный меланхолией, «неодолимой» задумчивостью. Я был не так смышлен и, видимо, взамен наделен способностью все отражать. Я стал в высшей степени отражателем из-за своей «искаженной полиморфности», а также феноменальной отсталости в развитии; запечатлев в памяти смутные райские воспоминания грудного младенца — эротического происхождения, я цеплялся за удовольствия с безграничным упрямством эгоиста. И не встречая сопротивления, становился опасным. Как-то вечером я до крови исцарапал булавкой щеку моей дорогой кормилицы — только за то, что лавка, куда она меня водила покупать мои любимые лакомства, была уже заперта. Итак, без сомнения, я был жизнеспособен. Мой брат был только первой пробой меня самого, воплотившегося в невозможном, абсолютном избытке.

Сегодня мы знаем: форма всегда есть результат инквизиторского насилия над материей. Пространство давит на нее со всех сторон — и материя должна упираться и напрягаться, хлестать через край до предела своих возможностей. Кто знает, сколько раз материя, одушевленная порывом абсолютного избытка, гибнет, уничтожается? И даже куда более скромная в своих притязаниях, более приспособленная материя сопротивляется тирании пространства, согласуясь с сутью своей оригинальной формы. Есть ли что-либо легче, вольнее, фантазийнее цветения минеральных кристаллов? Но и они — продукт принуждения более концентрированной «коллоидной среды», которая, мучая их, заключает в жесткую структуру. Самые совершенные, самые воздушные разветвления — всего лишь график агонии, отчаянных мук, последних вздохов материи, которая умирает, но не сдается, последнее цветение мира минералов. Но и для розы закон тот же! Каждый цветок распускается в неволе. Свобода бесформенна. Морфология (слава Гете, изобретшему это слово в восторге перед творческой бесконечностью Леонардо) — так вот, морфология открывает нам, что наряду с триумфальным царством жесткой иерархии форм есть более анархические, более разнородные тенденции, раздираемые противоречиями.

Так узкие и ограниченные умы были опалены кострами Святой Инквизиции, а разнородные и анархические души несли на себе отсвет высокого огня своей духовной морфологии. Брат мой, как я уже говорил, обладал неодолимой задумчивостью уникального свойства, неспособной к изменчивости, гнетущей самое себя. Я же, по контрасту, был полиморфным искажением, живучим и анархическим. Все мои сознательные действия выражались в чревоугодии, и все мое чревоугодие становилось сознательным действием. Все меня видоизменяло, ничто меня не изменило. Я был вялым, трусливым и противным. В суровости испанской мысли моя натура искала высшее проявление полнокровных, изощренных и прихотливых кристаллов своего неповторимого гения. Родители окрестили меня Сальвадором, как и брата. И — по значению имени — мне было предназначено ни много ни мало как спасти Живопись от небытия модернизма, и это в эпоху катастроф, в той механической и обыденной вселенной, где мы, к счастью и несчастью, живем. Если бы я мог попасть в Прошлое, Рафаэль и иже с ним казались бы мне истинными богами. Наверно, я единственный, кто понял, почему сегодня невозможно приблизиться хотя б ненамного к совершенству рафаэлевских форм. Мое собственное творчество кажется мне большим несчастьем. Как бы я хотел жить в эпоху, когда ничего не надо спасать! Но, возвращаясь в Настоящее, почитаю благом, что, оценивая многих мастеров гораздо выше себя, я тем не менее ни за что на свете не желал бы поменяться местами ни с кем из живущих ныне.

В одиночку постичь и выразить смысл жизни, значит сравниться с великими титанами Возрождения. Такова моя жена Гала (Елена Дмитриевна Дьяконова, русская по происхождению-прим. пер.), которую я обрел себе на счастье. Ее мимолетные движения, жесты, ее выразительность — это все равно что вторая Новая Симфония: выдает архитектонические контуры совершенной души, кристаллизующиеся в благодати самого тела, в аромате кожи, в сверкающей морской пене ее жизни. Выражая изысканное дыхание чувств, пластика и выразительность материализуются в безукоризненной архитектуре из плоти и крови.

Когда Гала отдыхает, могу сказать, что она равна своей грацией часовне Темпьетто ди Браманти, что близ собора Святого Петра Монтозио в Риме. И как Стендаль в Ватикане, я позже и независимо от него могу поставить на одну доску стройные колонны с ее гордостью, нежные и упорные перила с ее детскостью, божественные ступени с ее улыбкой. Долгими часами перед мольбертом, украдкой любуясь ею, когда она этого не замечала, я твердил себе, что она такое же прекрасное полотно, как работы Вермеера и Рафаэля. Тогда как другие, кто нас окружает, кажутся всегда, так мало прорисованными, так посредственно отделанными, что похожи скорее на гнусные карикатуры, намалеванные на скорую руку голодным художником на террасе кафе. Заключение

По-видимому, можно утверждать, что задача изучения основ сюрреализма не есть чисто искусствоведческая или чисто литературоведческая или киноведческая задача. Сюрреализм в действительности есть не течение в искусстве, а именно тип мышления, система ментальности, способ взаимодействия с миром и, соответственно, стиль жизни.

Дали прикасался буквально ко всему, что было существенно для человека его времени. Его картины не обошли таких тем, как сексуальная революция («Загадка желания», «Великий мастурбатор») и гражданские войны («Лицо войны», «Предчувствие гражданской войны»), атомная бомба («Ядерный крест») и нацизм («Загадка Гитлера»), католическая вера («Распятие», «Христос св. Иоанна») и наука, классическое искусство музеев и даже приготовление еды. И почти обо всем он высказывал что-то немыслимое, что-то шокирующее практически всех здравомыслящих людей. И этот вызов был не только его личным делом, это было целью сюрреализма. Дали действительно был сюрреалистом до мозга костей. В сюрреалистические образы превращалось все, что он делал или говорил. Дали всерьез пестовал и культивировал свое сюрреалистическое «Я» теми самыми способами, которые особенно ценились и почитались всеми сюрреалистами. В глазах «разумных и нравственных» людей радикальная философия сюрреализма, взятая совершенно серьезно и без всяких оговорок (как у Дали), вызывает протест.

Когда один из журналистов спросил Сальвадора Дали, что же такое сюрреализм, художник ответил: "

Сюрреализм — это Я".

Список использованной литературы

1. А. К. Якимович «Сюрреализм и Сальвадор Дали»: Вступительная статья. «Дневник одного гения» М.: «Искусство», 1991, с. 5-43.

2. Советский энциклопедический словарь. М: «Советская энциклопедия», 1980.

3. Сальвадор Дали. «Дневник одного гения». М: «Искусство» 1991.

4. Ф. Ницше. «Сочинения в двух томах», т. 2, М: «Мысль», 1990.

www.ronl.ru

Доклад - Сюрреализм и творчество Сальвадора Дали

Московский государственный технический университет

им. Н. Э. Баумана

Калужский филиал

Реферат по культорологии

на тему:

’’Сюрреализм и творчество Сальвадора Дали.’’

Калуга 2004 г.

Сюрреализм

В 1920-е годы в художественной культуре возникло новое направление — сюрреализм, провозгласившее источником искусства сферу подсознания (инстинкты, сновидения, галлюцинации), а его методом — разрыв логических связей, замененных свободными ассоциациями. Сюрреализм провозглашал радикальное изменение косного индивидуалистического мышления путем раскрепощения подсознательных процессов человеческой психики, ее очищения в высвобождении из-под власти подавленных эротических, садистических и других невротических комплексов.

В 20-х годах в Париже вокруг писателя и теоретика искусства Андре Бретона группируется ряд единомышленников — это художники Жан Арп, Макс Эрнст, литераторы и поэты — Луи Арагон, Поль Элюар, Филипп Супо и др. Они не просто создавали новый стиль в искусстве и литературе, они, в первую очередь, стремились переделать мир и изменить жизнь. Они были уверены в том, что бессознательное и внеразумное начало олицетворяет собой ту высшую истину, которая должна быть утверждена на земле. Свои собрания эти люди называли термином sommeils — что означает «сны наяву». Во время своих «снов наяву» сюрреалисты (как они себя назвали, позаимствовав слово у Гийома Апполинера) занимались странными вещами — они играли. Их интересовали случайные и бессознательные смысловые сочетания, которые возникают в ходе игр типа «буриме»: они по очереди составляли фразу, ничего не зная о частях, написанных другими участниками игры. Так однажды родилась фраза " изысканный труп будет пить молодое вино". Целью этих игр была тренировка отключения сознания и логических связей. Таким образом, из бездны вызывались глубинные подсознательные хаотические силы.

Бретон, который учился на врача и совершил глубокое исследование работ Зигмунда Фрейда, был рупором сюрреалистов. От Фрейда Бретон воспринял и развил мысль о том, что, раскопав скрытые на самом дне разума невыраженные мысли, сюрреализм мог разорвать цепи европейского мышления и создать новый образ жизни и способ ее восприятия. Первый шаг в этом направлении был сделан раньше художественным движением, известным как дадаизм. Целью этого вида искусства было разрушить или сделать бессмысленными все существующие общепринятые истины. Среди лидеров дадаизма были Фрэнсис Пикабия и Тристан Тзара. Сюрреализм придал дадаизму внутреннее содержание и, согласно Бретону, помог в разрушении политического порядка. Это не могло не подтолкнуть Бретона к соединению сюрреализма с коммунизмом, который был в то время возвышенной идеологией, призванной создать новый порядок в мире.

По мнению Макса Эрнста (одного из основоположников сюрреализма) — одним из первых революционных актов сюрреализма было то, что он настаивал на чисто пассивной роли так называемого автора в механизме поэтического вдохновения и разоблачал всяческий контроль со стороны разума, морали и эстетических соображений. Чтобы освободиться от «контроля разума» сюрреалисты применяли два вида приемов. Это были чисто механические методы «охоты за случайностью» (например, подкладывали под лист бумаги шероховатые поверхности и натирали бумагу сухими красками, получая при этом фантастические конфигурации, напоминавшие заросли фантастического леса — техника «фроттажа»).

Ведущие мастера не могли удовлетвориться такими примитивными методами. Они добивались и внутренней, личностной иррациональности, отключения разума на уровне психической жизни. Для этого практиковались своеобразные формы зрительного самогипноза. «Завораживающая» сила, как известно, проявляется при длительном наблюдении языков пламени, движения облаков и т.п.

Переход от «механических» приемов к «психическим» (или психоаналитическим) постепенно захватил всех ведущих мастеров сюрреализма.

Сюрреалистическая группа А. Бретона объединилась с группой художника Андре Массона, который стремился создавать картины и рисунки, освобожденные от контроля сознания. А. Массон разрабатывал оригинальные приемы психотехники, призванные отключить «рацио» и черпать образы из сферы подсознательного, освободив свой разум от сознательного контроля и позволив мыслям всплывать к поверхности, как мыльным пузырям, без какой-либо сознательно установленной последовательности. Это назвали «автоматизмом», и при письме это отразилось в создании абстрактных форм, которые представляли собой образы из подсознания.

Андре Массон сформулировал три условия бессознательного творчества:

1. освободить сознание от рациональных связей и достичь состояния, близкого к трансу;

2. полностью подчиниться неконтролируемым и внеразумным внутренним импульсам;

3. работать по возможности быстро, не задерживаясь для осмысления сделанного.

В результате объединения в 1924 г. появился «Первый манифест сюрреализма», написанный Андре Бретоном и переведенный на все европейские языки, был также основан журнал «Сюрреалистическая революция» («La Revolution surrealiste»). С этого времени сюрреализм стал действительно интернациональным движением, проявившимся в живописи, скульптуре, литерату, театре, киноискусстве. Десятилетие с 1925 г. (первая общая выставка сюрреалистов) по 1936 г. («Интернациональная сюрреалистическая выставка» в Лондоне, экспозиция «Фантастическое искусство, дада и сюрреализм» в Нью-Йорке и другие) ознаменовалось триумфальным шествием сюрреализма по мировым столицам.

С начала 1940-х годов центр сюрреализма сместился в США (куда эмигрировали Бретон, Дали, Танги и некоторые другие).

САЛЬВАДОР ДАЛИ

11 мая 1904 года в семье дона Сальвадора Дали-и-Куси и доньи Фелипы Доменеч родился мальчик, которому было суждено стать в будущем одним из величайших гениев эпохи сюрреализма. Звали его Сальвадор Фелипе Хасинто Дали.

Его отец был государственным нотариусом в Фигерасе. Он знал свое место в обществе и, как многие каталонцы, был антимадридским республиканцем и к тому же атеистом. Мать Сальвадора также была типичным представителем своего класса. Она была любящей женой и непоколебимой католичкой, которая, вне всякого сомнения, настояла на том, чтобы ее семья регулярно посещала церковь.

У Сальвадора сложилось устойчивое мнение о том, что родители любили вовсе не его, а старшего брата, которого тоже звали Сальвадор, умершего за два года до его рождения. Это откровение появилось в «Невысказанных откровениях Сальвадора Дали», книге, опубликованной в 1976 году, после издания трех предыдущих его автобиографий. Было ли это изгнанием последствий травмы или плодом живого воображения художника, всю свою жизнь создававшего скрытые и двусмысленные образы, автора так называемого процесса параноидально-критического мышления, мы можем лишь догадываться. Несмотря на это мнение Дали, оба родителя, по всей видимости, любили Сальвадора и его младшую сестру Анну-Марию и обеспечили им самое лучшее для того времени образование, которое было доступно им.

Дали утверждал, что начал думать, еще когда находился во чреве матери, в семь месяцев. «Было тепло, мягко и тихо, — говорил он. — Это был рай».

Уже в раннем детстве по поведению и пристрастиям маленького Сальвадора можно было отметить его неудержимую энергию и эксцентричность характера. Частые капризы и истерики приводили отца Дали в гнев, но мать, напротив всячески старалась угодить любимому сыну. Она прощала ему даже самые отвратительные выходки. В итоге отец стал неким воплощением зла, а мать напротив — символом добра.

Талант к живописи проявился у Дали достаточно в юном возрасте. В четыре года он с удивительным для столь маленького ребенка старанием пытался рисовать.

В шестилетнем возрасте Дали привлек образ Наполеона и как бы отождествляя себя с ним, он почувствовал потребность в некой власти. Одев на себя маскарадный костюм короля он получал огромное удовольствие от своего вида.

Детство и большая часть юности Дали прошло семейном домике возле моря в Кадакесе. в Каталонии, на северо-востоке Испании, красивейшем уголке земного шара. Здесь мальчик с богатым воображением общался с местными рыбаками и рабочими, вбирая в себя мифологию низших слоев общества и изучая суеверия своего народа. Возможно, это повлияло на его талант и стало предпосылкой вплетения мистических тем в его искусство.

Первую свою картину Сальвадор Дали нарисовал, когда ему было десять лет. Это был небольшой импрессионистский пейзаж, написанный на деревянной доске масляными красками. Талант гения рвался наружу. Дали целыми днями просиживал в маленькой, специально выделенной ему комнате, рисуя картины.

Поиск новых решений, форм в искусстве Дали искал уже в детстве. Однажды, решив употребить для своих упражнений старую дверь (по причине отсутствия холста) всего тремя красками и без использования кисти нарисовал натюрморт, изумивший друзей и родственников, увидевших его тогда. Это было изображение пригоршни вишен, лежащих на солнце. Кто-то из зрителей заметил, что у вишен нет хвостиков, о которых юный художник действительно забыл. Быстро сориентировавшись, Дали начал есть вишни, которые служили ему натурой, а настоящие хвостики прикреплять к ягодам на картине. Древоточцев, изъевших же деревянную дверь и вылезавших теперь наружу сквозь слой краски поменял местами с червячками из натуральных вишен. Восторгу зрителей не было предела.

В Фигерасе Дали брал уроки рисунка у профессора Жоана Нуньеса.Можно сказать, что под опытным руководством профессора талант юного Сальвадора Дали принял свои реальные формы. Уже в 14 лет нельзя было усомниться в способности Дали к рисованию.

Когда Дали было почти 15 лет его выгнали из монашеской школы за непотребное поведение. Но он смог успешно сдать все экзамены и поступить в институт (так в Испании называли школу, дающую законченное среднее образование). Институт в 1921 году ему удалось закончить с блестящими оценками. Дали в то время исполнилось семнадцать и он уже начал завоевывать признание в художественных кругах Фигераса. Он покинул дом, уговорив отца помочь основать свою художественную студию в Мадриде при Академии изящных искусств Сан-Фернандо, одним из самых известных директоров которой был Франсиско Гойя. Сальвадор Дали отправился в Мадрид в 1922 году. Он был полон самоуверенности молодого человека, ищущего приключений, но знающего, что дома его ждет тихая пристань. Однако впоследствии это убеждение было сильно поколеблено.

В шестнадцать лет Дали стал излагать свои мысли на бумаге. С этого времени живопись и литература оказались в равной мере частями его творческой жизни. В 1919 году в самодельном издании «Студиум» он публикует очерки о Веласкесе, Гойе, Эль Греко, Микеланджело и Леонардо. Участвует в студенческих волнениях, за что на сутки попадает в тюрьму.

В начале 20-х годов Дали был восхищен работами футуристов, но все же он был полон решимости создать собственный стиль в живописи. В это время у него появились новые друзья и знакомства. В Мадриде Дали познакомился с людьми, которые оказали большое влияние на его жизнь. Одним из них был Луис Бюнюэль, который впоследствии стал одним из самых уважаемых в Европе киноавангардистов на следующие полвека. Другим большим другом Дали, оказавшим на него огромное влияние, был Федерико Гарсия Лорка, поэт, ставший вскоре одним из самых популярных драматургов Испании. Во время гражданской войны он был застрелен солдатами диктатора генерала Франсиско Франке. Отношения между Дали и Лоркой были очень близкими. В 1926 году было опубликовано стихотворение Лорки «Ода Сальвадору Дали», а в 1927 году Дали разработал декорации и костюмы для постановки «Марианы Пинеды» Лорки. Как Бюнюэль, так и Лорка являлись частью новой интеллектуальной жизни в Испании. Они бросали вызов консервативным и догматическим доктринам политической верхушки и католической церкви, которые, в основном, формировали испанское общество того времени.

В Мадриде Дали впервые оказался предоставлен самому себе. Экстравагантный вид художника изумлял и шокировал обывателей. Это приводило самого Дали в неописуемый восторг.

В 1921 году от рака умирает мать Дали. Ее смерть явилась огромным эмоциональным потрясением и тяжелым ударом для семьи.

В 1923 году талантливый юноша ухитрился одновременно получить несколько призов за лучшие работы и быть отстраненным от занятий в академии на год за подстрекательство студентов на бунт против неправильного, как он считал, назначения нового профессора.

В этот период интерес Дали был прикован к творениям великого гения кубизма Пабло Пикассо. В картинах Дали того времени можно заметить влияние кубизма («Молодые девушки» (1923)).

Даже до поездки Дали в Париж в его работах проявлялись сюрреалистические качества. На картине «Фигура женщины у окна», написанной в 1925 году, художник изобразил свою сестру Анну-Марию смотрящую из окна на залив в Кадакесе. Полотно пропитано духом нереальности сна, хотя написано в дотошном реалистическом стиле. В нем присутствует аура пустоты и одновременно чего-то невидимого, что притаилось за пространством картины. Кроме того, картина создает ощущение тишины. Если бы это была работа импрессионистов, зритель чувствовал бы ее атмосферу: слышал бы море или шептание бриза, но здесь кажется, что вся жизнь замерла.

В 1925 году с 14 по 27 ноября проходит первая персональная выставка его работ в галерее Далмау. На этой выставке были 27 картин и 5 рисунков начинающего великого гения. Большинство его работ в то время было сделано в духе исследования новых течений, преобладавших тогда в художественном мире Парижа. Он попробовал себя в качестве импрессиониста в «Автопортрете с шеей в стиле Рафаэля» (1921-22). Горы в Кадакесе на втором плане картины стали типичным пейзажным мотивом работ Дали. Затем была попытка создания картины в стиле кубизма. Подражая его основателям Жоржу Браку и Пабло Пикассо, Дали написал еще один автопортрет: «Автопортрет с „Ла Публичитат“» (одна из барселонских газет). В 1925 году Дали написал еще одну картину в стиле Пикассо: «Венера и моряк». Она вошла в число семнадцати картин, экспонировавшихся на первой персональной выставке Дали.

Влияние идей Лорки и Бюнюэля стимулировало и без того радикальное мышление Дали. Это привело его к несогласию с методами Академии изящных искусств Мадрида, где он учился. Дали надеялся найти здесь достойных учителей, которые бы смогли научить святому ремеслу, но быстро разочаровался. Публично заявив, что не намерен сдавать экзамены «тем, кто знает неизмеримо меньше, почти ничего не смыслит и вовсе ничего не умеет», Дали был исключен из Академии в 1926 году за подстрекательство к беспорядкам среди студентов.

В том же 1926 году Сальвадор Дали вместе с семьей уехал в Париж, мировой центр искусства, пытаясь найти там для себя что-то по душе. Дали пока не видел оригиналы современных картин, хотя в Барселоне в 1920 году прошла выставка современного искусства. В то время на художника оказали большое влияние журнальные репродукции. В Париже Дали побывал в мастерской Пикассо. Однако Дали не спешил в следующую поездку в Париж. Возможно, он хотел понять, что он там ищет. Но кроме того, как это выяснилось позже, когда ему пришлось часто переезжать, чтобы поддержать свой растущий мировой статус, он не любил менять привычную обстановку Кадакеса и Коста Брава в Каталонии.

Другим фактором, влиявшим на образ мышления Дали в тот период, было отсутствие у него настоящего интереса к развитию новых эстетических подходов в технике письма. Совершенство техники, достигнутое художниками Ренессанса, как вскоре он признается сам себе в глубине души, нельзя улучшить. Это предположение подтвердилось после поездки в Брюссель, которую он совершил во время визита в Париж. Искусство фламандских мастеров с их удивительным вниманием, уделяемым деталям, произвело на Дали огромное впечатление.

Когда Дали вернулся в Кадакес после изгнания из Академии искусств, он продолжал писать в своем стиле. На картине, «Фигура девушки на скале» (1926) он изобразил свою сестру лежащей на камнях. Внешне казалось, что полотно написано в стиле Пикассо, однако оно не походило по духу на его работы и было просто реалистическим изучением перспективы.

Вторая выставка работ Дали, состоявшаяся в Барселоне в галерее Делмо в конце 1926 года, была встречена с еще большим энтузиазмом, чем первая. Возможно, благодаря этому отец Дали несколько смирился с шокирующим исключением своего сына из Академии после которого исчезла любая возможность сделать официальную карьеру.

В 1928 году в Париже Дали сблизился с сюрреалистами и, при поддержке каталонского художника и сюрреалиста Хоана Миро, он влился в новое движение, которое начало все больше влиять на художественные и литературные круги Европы., и был принят в ряды сюрреалистов в 1929 году, сразу же после его приезда в Париж. Вступив в группу, объединившуюся вокруг Андре Бретона, Дали начал создавать свои первые сюрреалистические работы («Мёд слаще крови», 1928; «Светлые радости», 1929). А. Бретон относился к этому выряженному щеголю — испанцу, который писал картины — ребусы, с изрядной долей недоверия. Он не увидел пользу, которую Дали мог принести их общему делу.

Интерес Дали к деятельности группы сюрреалистов под руководством Бретона бысторо угас. Дали с удовольствием вернулся к восхищению мастерами Ренессанса и на время забыл о Париже. Но в 1929 г. пришло приглашение от друга Бюнюэля, которое художник не мог не принять. Его пригласили в Париж для работы над сюрреалистическим фильмом с использованием образов, выловленных из подсознания человека.

В начале 1929 года состоялась премьера фильма «Андалузский пес» по сценарию Сальвадора Дали и Луиса Бунюэля. Сам сценарий был написан за шесть дней! Теперь этот фильм является классикой сюрреализма. Это был короткий фильм, созданный для того, чтобы шокировать и задеть за живое буржуазию и высмеять крайности авангарда. Среди самых шокирующих кадров есть и по сей день знаменитая сцена, которую, как известно, придумал Дали, где глаз человека разрезается пополам при помощи лезвия. Разлагающиеся ослы, которые мелькали в других сценах, тоже являлись частью вклада Дали в работу по созданию фильма.

После первой публичной демонстрации фильма в октябре 1929 года в Театр дез Урсулин в Париже, Бюнюэль и Дали сразу же стали известными и прославленными.

После скандальной премьеры этого фильма был задуман еще один фильм под названием «Золотой век».

Дали много работал. Сюжет большого числа картин основывался на его сложных проблемах сексуальности и отношений с родителями.

В 1929 году Дали написал картину «Великий мастурбатор», одну из наиболее значительных работ того периода. В этой картине художник выразил свою постоянную озабоченность сексом, насилием и чувством вины.

На картине изображена большая, похожая на восковую голова с темно-красными щеками и полуприкрытыми глазами с очень длинными ресницами. Огромный нос упирается в землю, а вместо рта нарисована гниющая саранча. По брюшку насекомого ползают муравьи.На картине также присутствует нагромождение скал, которые будут сопровождать художника на протяжении всего творчества, и такой типичный для Дали образ, как саранча — одно из насекомых, населяющих его кошмары. Подобные темы были характерны для работ Дали 30-х годов: он питал необыкновенную слабость к образам кузнечиков, муравьев, телефонов, ключей, костылей, хлеба, волос. Дали сам называл свою технику ручной фотографией бетонной иррациональности. Эта глубоко личная картина имеет очень большое значение. Она навеяна Дали его собственным подсознанием.

К 1929 году сюрреализм стал спорным, для многих неприемлемым течением в живописи.

Личная жизнь Сальвадора Дали до 1929 года не имела ярких моментов (если только не считать его многочисленные увлечения нереальными девочками, девушками и женщинами). Но именно 1929 год стал для Дали судьбоносным. Закончив работу над «Андалузским псом», которого он создавал вместе с Бюнюэлем, художник вернулся в Кадакес, чтобы поработать над выставкой своих картин, которую согласился устроить осенью парижский торговец произведениями искусства Камиль Гоэманс. Среди многочисленных гостей Дали в то лето посетил поэт Поль Элюар, который приехал со своей дочерью Сесиль и женой Галой (урожденной русской Еленой Делувиной-Дьяконовой). Отношения Галы с ее мужем к тому времени уже были прохладными.

Ее встреча с Сальвадором Дали летом 1929 года стала роковой для обоих. Гала, которая была почти на десять лет старше его, казалась Дали утонченной самоуверенной женщиной, вращавшейся долгое время в высших художественных кругах Парижа, в то время как он был всего — навсего простым молодым человеком из маленького провинциального городка на севере Испании. Сначала Дали был поражен красотой Галы и разражался смущенным истерическим хихиканьем, когда они разговаривали. Он не знал, как вести себя при ней.

Она вскоре стала любовницей, а затем и женой Дали. Гала — чьей реакцией на неистовую страстную любовь Дали были, как утверждают, слова: «Мой мальчик, мы никогда не расстанемся» — стала для него не просто удовлетворяющей его страсть любовницей. Именно Гала станет на всю оставшуюся жизнь музой, вдохновением гения Дали. Когда она в конце концов бросила своего мужа и переехала к Дали в 1930 году, то проявила себя как отличный организатор, деловой менеджер и патронесса.

Чтобы выразить свои чувства к этой удивительной женщине, Дали изобразил ее в виде Градивы, героини популярного романа Уильяма Дженсена, где Градива предстает, как ожившая статуя из Помпей, в которую влюбился молодой человек, что в конечном итоге изменило его жизнь. На картине «Градива вновь открывает для себя антропоморфные развалины» на фоне скал, написать которые художника вдохновил скалистый пейзаж Коста Брава, на переднем плане изображена Градива, моделью для которой послужила Гала, окутанная скалой, на которой стоит чернильница, возможно, как намек на ее бывшего мужа-поэта.

Дали наслаждался шоком, вызванным в обществе как «Андалузским псом», так и своими картинами. Но вместе с тем его картина «Святое сердце» вызвала нежелательные личные последствия. В центре картины был изображен силуэт Мадонны со Святым Сердцем, Вокруг силуэта было грубо нацарапано: «Иногда мне нравится плевать на портрет моей матери». То, что, возможно, задумывалось Дали как небольшая рекламная шутка, показалось его отцу осквернением святой памяти его первой жены и матери семейства. К его недовольству картинами сына примешивалось и неодобрение связи Дали с Галой Элюар. В результате отец запретил Дали когда-либо посещать дом семьи. Согласно его последующим рассказам, художник, мучимый угрызениями совести, обстриг все волосы и похоронил их в своем любимом Кадакесе.

В 1930 году картины Сальвадора Дали стали приносить ему известность («Расплывшееся время»; «Постоянство памяти»). Неизменными темами его творений были разрушение, тление, смерть, а так же мир сексуальных переживаний человека (влияние книг Зигмунда Фрейда).

В то время образ пустынного берега прочно засел в сознании Дали. Художник писал пустынный пляж и скалы в Кадакесе без какой-либо определенной тематической направленности. Как он утверждал позже, пустота для него заполнилась, когда он увидел кусок сыра камембер. Сыр становился мягким и стал таять на тарелке. Это зрелище вызвало в подсознании художника определенный образ, и он начал заполнять пейзаж тающими часами, создавая таким образом один из самых сильных образов нашего времени. Дали назвал картину «Постоянство памяти».

«Постоянство памяти» была завершена в 1931 году и стала символом современной концепции относительности времени. Кроме того, картина вызывает у зрителя другие глубоко запрятанные чувства, которые трудно определить. Спустя год после экспозиции в парижской галерее Пьера Коле самая известная картина Дали была куплена нью-йоркским Музеем современного искусства.

В начале 30 -х годов Сальвадор Дали вступил в некий конфликт на политической почве с сюрриалистами. Его восхищение Адольфом Гитлером и монархические наклонности шли в разрез с идеями Бретона. Дали порвал с сюрреалистами после того, как те обвинили его в контрреволюционной деятельности.

В январе 1931 года в Лондоне состоялась премьера второго фильма — «Золотой век». Критики приняли новый фильм с восторгом. Но потом он стал яблоком раздора между Бюнюэлем и Дали: каждый утверждал, что он сделал для фильма больше, чем другой. Однако несмотря на споры, их сотрудничество оставило глубокий след в жизни обоих художников и направило Дали на путь сюрреализма.

К 1934 году Гала уже развелась со своим мужем, и Дали мог жениться на ней. Удивительная особенность этой семейной пары была в том, что они чувствовали и понимали друг друга. Гала, в прямом смысле, жила жизнью Дали, а он в свою очередь обожествлял ее, восхищался ей.

Женитьба на Гале пробудила в Дали неистощимую фантазию и новую неисчерпаемую энергию. В его творчестве начался плодотворный период. В это время его личный сюрреализм полностью превозобладал над нормами и установками остальной группы и привел к полному разрыву с Бретоном и другими сюрреалистами, которые в 1934 году исключили уже известного живописца из своего движения, объявив, что «он проявляет нездоровый интерес к деньгам и повинен в вульгаризаторстве и академизме».

Теперь Дали никому не принадлежал и утверждал: «Сюрреализм — се муа» («Сюрреализм — это я»).

Между 1936 и 1937 годом Сальвадор Дали пишет одну из самых известных картин «Метаморфоза Нарцисса». Это была его самая удачная картина того периода с двоякими образами. На первый взгляд кажется, что на ней изображены конечности двух фигур на обычном фоне. Но затем можно заметить, что конечности в левой части картины принадлежат фигуре человека, частично скрытого в тени и смотрящегося в воду, которая отражает его изображение, — изображение Нарцисса. Справа — набор похожих форм, но теперь конечности — это пальцы, держащие яйцо, из трещин которого вырастает цветок нарцисса.

Одновременно выходит его литературная работа под названием «Метаморфозы Нарцисса. Параноидная тема. „Кстати ранее (1935 г.) в работе “Покорение иррационального» Дали сформулировал теорию параноидально-критического метода. Этот метод — единственная возможность получить то, что он называл иррациональным знанием, и пояснить его. Художник был твердо убежден, что для того, чтобы освободить глубоко запрятанные мысли, был необходим разум сумасшедшего или кого-нибудь, кто из-за своего так называемого сумасшествия не был бы ограничен стражем рационального мышления, то есть сознательной частью разума с ее моральными и рациональными установками. Человек, находящийся в таком бреду, утверждал Дали, не был ничем ограничен или скован и потому просто был вынужден быть сумасшедшим. Однако, как уверял Дали своих зрителей, разница между ним и сумасшедшим была в том, что он не сошел с ума, следовательно, его паранойя была связана с критической способностью.

Ключом к миру Дали был Зигмунд Фрейд, чьи исследования подсознательных сексуальных травм у своих пациентов с помощью психоанализа широко раскрыли двери человеческой души. Это было таким же шокирующим и невероятным событием, как и открытие Чарльза Дарвина полвека тому назад. Для Дали открытие подсознания имело три плюса: это порождало новые темы для картин, позволяло исследовать и объяснить некоторые свои личные проблемы и было той взрывчаткой, которая могла уничтожить старый порядок. Кроме того, это было отличным средством рекламы творчества.

Дали был ярым поклонником идей Фрейда, еще в юности проштудировав его «Толкования сновидений» и возлагал большие надежды на освобождающую силу сна, поэтому принимался за холст сразу же после утреннего пробуждения, когда мозг еще полностью не освободился от образов бессознательного. Иногда он вставал среди ночи, чтобы работать. По сути дела, метод Дали соответствует одному из фрейдовских приемов психоанализа: записывание сновидений как можно скорее после пробуждения (считается, что промедление приносит с собой искажение образов сна под воздействием сознания).

Доверие к иррациональному, преклонение перед ним как перед источником творчества было у Дали абсолютным, не допускающим никаких компромиссов. «Все мои притязания в области живописи состоят в том, чтобы материализовать с самой воинственной повелительностью и точностью деталей образы конкретной иррациональности». Это, по сути дела, клятва верности фрейдизму. Считается и не без оснований, что именно Сальвадор Дали был чуть ли не главным проводником фрейдистских взглядов в искусстве ХХ века. Не случайно он был единственным из современных художников, кто сумел встретится с престарелым, больным и замкнутым Фрейдом в его лондонском доме в 1936 году. В то же самое время Дали удостоился одобрительного упоминания Фрейда в его письме к Стефану Цвейгу — тоже случай уникальный, поскольку Фрейд совершенно не интересовался современными ему течениями живописи.

Дали часто цитирует, перефразирует, пересказывает мысли Фрейда в своем «Дневнике». К примеру, Дали пишет: «Ошибки всегда имеют в себе нечто священное. Никогда не пытайтесь исправлять их. Наоборот: их следует рационализировать и обобщать. После того станет возможным обобщать их». Это одна из самых общеизвестных идей фрейдизма, согласно которой ошибки, обмолвки, остроты — суть неконтролируемые выбросы кипящей, бродящей материи подсознания, которая таким образом прорывает застывшую корку «Эго». Не удивительно поэтому, что «Дневник» открывается цитатой Фрейда. Дали относился к Фрейду, по сути дела, как к духовному отцу и никогда ни в чем не проявил непослушания, не усомнился ни в одном слове.

По признанию Дали, для него мир идей Фрейда означал столько же, сколько мир Священного Писания означал для средневековых художников или мир античной мифологии — для художников Возрождения.

Дали заложил идею существования целого мира подсознания в 1936 году в своей картине «Предместья параноидально-критического города: полдень на окраинах европейской истории». На этой картине, на первый взгляд, изображен типичный город. Раздражающие детали сразу не вызывают чувство удивления и шока. Однако вскоре зритель начинает понимать, что перспективы отдельных частей картины не связаны друг с другом, что, впрочем, не нарушает единства композиции. Изображенный город кажется вышедшим из подсознательного сновидения и имеет определенный смысл до тех пор, пока зритель не начинает критически рассматривать его. Кроме деталей, присущих только снам, в разных частях города происходят события, никак не связанные между собой, но являющиеся настоящими плодами памяти Дали. Гала держит гроздь винограда, который перекликается с частичной фигурой лошади и классическим зданием на втором плане, что, в свою очередь, отражается в игрушечном доме, помещенном в открытый ящик комода. В общем законченный, но разобщенный сюжет объясняется в подзаголовке названия картины: это действительно история Европы, прошедшей полпути, дышащая ностальгией, сожалением.

Желание Дали быть признанным в обществе, которое, в сущности, было равнодушным к искусству, особенно современному, вызвало в нем его естественную склонность к привлечению к себе внимания. Именно в это время, около середины 1930-х, художник начал создавать сюрреалистические объекты, ставшие его самыми известными произведениями. Из парикмахерского манекена он сделал бюст, положив на него французский батон и чернильницу. Затем последовал шокирующий и вызывающий смокинг — афродизиак, увешанный бокалами для вина. Другими его памятными работами были «Телефон — омар», созданная в 1936 году композиция, и шокирующий «Диван-губы Маэ Уэст» (1936-37): деревянная рама, обтянутая розовым атласом.

Но больше всего внимания к Дали привлекли не эти странные предметы, а его лекция в Лондон Групп Румз, Бэрлингтон Гардэнз в июле 1936 года. Она проводилась в рамках Международной выставки сюрреалистов. Художник появился в костюме водолаза — глубоководника. «Так будет удобнее опускаться в глубины подсознания», — сохраняя полную серьезность, сказал художник и был встречен шумными аплодисментами. К сожалению, он забыл прихватить с собой дыхательную трубку и во время лекции стал задыхаться, начал отчаянно жестикулировать, вызвав страх и растерянность у аудитории. Это было не совсем то, что задумывал Дали, однако внимание широкой публики было привлечено к первой выставке сюрреалистических работ, проводимой в Лондоне, в галерее на Корк-стрит. Выставка, пользующаяся огромной популярностью, проводилась американским коллекционером Пегги Гуггенхайм. Кроме рекламы выставки, инцидент с костюмом водолаза привлек к Дали внимание издателей журнала «Тайм»: на обложке последнего номера 1936 года была помещена его фотография. Под фотографией, сделанной Маном Рэем, был следующий комментарий: «Горящая сосна, архиепископ, жираф и облако перьев вылетели из окна».

Мисс Гуггенхайм стала вторым меценатом Дали из богатых нью-йоркских покровителей художников (до этого он читал лекции о сюрреализме в Музее современного искусства Нью-Йорка в 1935 году). Вскоре эти меценаты стали его самыми горячими сторонниками.

Возвращению Дали в Испанию после лондонской выставки сюрреалистов в 1936 году помешала гражданская война, начавшаяся с восстания генерала Франке и верных ему войск против народного правительства. Правительство было вынуждено бежать в Валенсию, а затем,

Страх Дали за судьбу своей страны и ее народа отразился в его картинах, написанных во время войны. Среди них — трагическая и ужасающая «Мягкая конструкция с вареными бобами: предчувствие гражданской войны» (1936). Чувства, выраженные Дали в этой картине, сравнимы с ошеломляющей «Герникой» Пикассо.

Хотя Дали часто выражал мысль о том, что события мировой жизни, такие как войны, мало касались мира искусства, его сильно волновали события в Испании. Свои непреходящие страхи он выразил в «Осеннем каннибализме» (1936), где переплетенные пальцы едят друг друга. Ужас художника смягчен здесь привычным пейзажем Кадакеса на втором плане как выражение мысли о том, что такие события, даже гражданская война, преходящи, а жизнь все равно продолжается.

Комментарий Дали гражданской войны в Испании был назван просто «Испания». Картина была написана в 1938 году, когда война достигла кульминационного момента. На этой двусмысленной, параноидально — критической работе изображена фигура женщины, опирающейся локтем на комод с одним открытым ящиком, из которого висит кусок красной ткани. Верхняя часть тела женщины соткана из маленьких фигурок, большая часть которых — в воинственных позах, напоминая о группах Леонардо да Винчи. На втором плане изображена пустынная песчаная равнина.

Многие друзья Дали стали жертвами гражданской войны на его родине. По привычке он старался не думать о плохом. Одним из способов забыть была анестезия разума, для которой идеально подходил сон. Это отражено в картине «Сон» (1937), где художник создал один из самых сильных образов. Голова без туловища покоится на непрочных подпорках, которые могут обломиться в любой момент. В левом углу картины изображена собака, которую тоже поддерживает подпорка. Справа вырастает деревня, похожая на одну из деревень побережья Коста Брава. Остальное пространство картины, кроме далекой маленькой рыбацкой лодки, пусто, символизируя беспокойство художника.

Во время гражданской войны в Испании в 1937 году Дали и Гала посетили Италию, чтобы посмотреть работы художников эпохи Возрождения, которыми Дали больше всего восхищался. Они также побывали на Сицилии. Это путешествие вдохновило художника написать «Африканские впечатления» (1938). Семейная пара вернулась во Францию, где ходили слухи о скорой войне в Европе, и нашла время, чтобы еще раз побывать в Соединенных Штатах в первой половине 1939 года.

В другой группе картин, где проявилась тревога Дали по поводу явно приближающейся мировой войны, использовалась телефонная тема. В «Загадке Гитлера» (около 1939) изображены телефон и зонтик на пустынном пляже. Картина намекает на неудачную встречу премьер-министра Великобритании Невилла Чемберлена с Адольфом Гитлером. Как в «Возвышенном моменте», так и в «Горном озере», написанных в 1938 году, художник использовал (кроме телефона) изображение костыля, типичный для Дали символ дурных предчувствий.

Сразу же после начала войны в сентябре 1939 Дали оставил Париж и отправился в Аркашон, что на морском побережье южнее Бордо. Отсюда Гала и он перебрались в Лиссабон, где среди бегущих от войны они встретили знаменитого дизайнера Эльзу Скьяпарелли, для которой он уже разрабатывал платья и шляпы, и кинорежиссера Рене Клера. После оккупации во Франции в 1940 году Дали уезжает в США, где открывает новую мастерскую.

Тем временем за картины Дали выкладывали крупные суммы. Анаграмма «Авида Долларз» была сделана в 1941 году из имени Сальвадора Дали Андре Бретоном как насмешка над суетой Дали по поводу зарабатывания денег. Но в ней скрывалось что-то, гораздо большее, чем укол зависти, вызванной растущим успехом Дали, взлет которого начался в 1936 году, и удивительно теплым приемом, оказанным художнику в Соединенных Штатах как богатыми меценатами, так и простыми зрителями.

Популярность картин Дали объяснялась отчасти тем, что они выглядели как работы старых мастеров, старательно и на совесть сделанные. Важно было и то, что их написал человек, хоть иногда и эксцентричный во время своего появления на публике, но симпатичный, воспитанный, хорошо одетый и, скорее всего, не революционер и не коммунист.

Но главная причина популярности Дали в Америке была в другом. В художественных кругах Европы Дали не считали серьезным претендентом на корону эстета, так как он был погружен в экзотерические теории искусства. Но в США, где искусство еще руководствовалось традиционными установками и за традиционным европейским искусством охотились миллионеры и короли бизнеса, Дали встречали с энтузиазмом. Его картины, хоть и с загадочным содержанием, были доступны для визуального восприятия, так как на них были изображены понятные предметы, поэтому эта импульсивная личность, всюду отталкиваемая и всех раздражающая в Европе, была принята в Соединенных Штатах, которые гордились своими откровенными, твердохарактерными, всеобъемлющими персоналиями и шоуменами.

Дали и Гала нехотя покинули Европу, но вскоре удобно устроились в Фридриксбурге, штат Вирджиния, в Хэмтон Мэнор, в доме Карее Кросби, авангардного издателя. Здесь Гала начала вить для Дали уютное гнездышко, реквизировав библиотеку и заказав необходимые для живописи принадлежности из близлежащего города Ричмонда.

Спустя год Дали и Гала переехали с миссис Кросби через Соединенные Штаты в Монтерей, неподалеку от Сан-Франциско, штат Калифорния. Дом в этом городе стал их основным прибежищем, хоть они и жили подолгу в Нью-Йорке, купаясь в роскоши. За восемь лет, проведенных Галой и Дали в Америке, Дали нажил состояние. При этом, как утверждают некоторые критики, он поплатился своей репутацией художника.

В мире художественной интеллигенции репутация Дали всегда была невысокой. Он не только вел себя вызывающе, что приносило ему какие-то рекламные дивиденды, но рассматривалось любителями искусства как простое кривляние для привлечения внимания к своим работам. Во время поездки в Америку Сальвадор Дали показал встречавшим его репортерам картину, где была изображена его обнаженная подруга Гала с бараньими отбивными на плечах. Когда его спросили, при чем здесь отбивные, он ответил: «Все очень просто. Я люблю Гала и люблю бараньи отбивные. Здесь они вместе. Отличная гармония!»

Большинство художников и любителей видели искусство того времени как поиск нового языка, при помощи которого нашли бы свое выражение современное общество и все новые идеи, которые в нем рождаются. Старая техника, как в литературе, так и в музыке или пластических видах искусства, по их мнению, не подходила для двадцатого века.

Многим казалось, что традиционный стиль письма Дали не сочетался с работой по поиску нового языка живописи, отразившейся на картинах таких мастеров двадцатого века как Пикассо и Матисс. Однако у Дали были последователи из числа европейских любителей искусства, особенно тех, кто интересовался движением сюрреалистов, кто видел в его работах уникальный способ выражения скрытых частей духа человека.

Дали во время своего пребывания в Америке участвовал в многочисленных коммерческих проектах: в театре, балете, в области ювелирных украшений, моде и даже издавал газету в целях саморекламы (вышло всего два номера). Так как со временем число проектов росло, он казался скорее массовиком-затейником, чем серьезным художником, занятым исследованием выразительных средств. Хоть популярность его и росла, Дали начал терять, по крайней мере в Европе, поддержку художественных критиков и историков, от которых зависела репутация художника на протяжении его жизни.

Из своей тихой гавани в Вирджинии, а затем в Калифорнии, Дали начал триумфальное покорение мира искусства нового континента. Американские друзья были готовы и дальше помогать художнику в его карьере. Одним из первых его заказов стало оформление павильона «Мечта Венеры» на Международной нью-йоркской выставке в 1939 году. Дали планировал построить бассейн внутри павильона, в который он намеревался поместить русалок. На фасаде же он хотел изобразить фигуру Венеры в стиле Боттичелли, но с головой трески или подобной рыбы. Дирекция выставки не утвердила эти планы, и павильон не был сооружен, но у Дали появилась возможность опубликовать свой первый американский манифест: «Декларация независимости воображения и прав человека на собственное сумасшествие».

Случай с Бонуитом Тэллером произошел до инцидента с Международной выставкой. Дали заказали оформление витрин универмага Бонуита Тэллера в Нью-Йорке. Дали выполнил этот заказ в своем неподражаемом экстравагантном стиле, выставив черную атласную ванну и навес из головы буйвола с окровавленным голубем в зубах. Эта композиция привлекла столько публики, что было невозможно пройти по тротуарам Пятой авеню. Администрация закрыла композицию. Это так расстроило Дали, что он перевернул ванну, разбив при этом зеркальное стекло окна, и вышел через него на улицу, где его арестовала нью-йоркская полиция.

Дали вынесли приговор с отсрочкой исполнения. Это привлекло столько внимания к его личности, что следующая его выставка в нью-йоркской галерее пользовалась безумным успехом. Такие случаи, иногда шокирующие, создали хорошую рекламу Дали среди обычной публики, которая видела в художнике воплощение свободы личности, которой так гордились Соединенные Штаты и которую, как он заявлял, можно найти только в Америке (то есть не в Европе).

Когда некоторые журналисты усомнились во вменяемости Дали и целесообразности его кривляний, он принял вызов. Отвечая на статью в «Арт Дайджест», интересующуюся, просто ли он сумасшедший или обычный удачливый бизнесмен, художник ответил, что не знает сам, где начинается глубокий, философствующий Дали и где заканчивается сумасшедший и абсурдный Дали.

Все это было частью духа Нового Света того времени и сделало из Дали пользующийся спросом товар вне поля деятельности дилеров и художественных галерей. Он уже разрабатывал модели для Эльзы Скьяпарелли. Теперь же он начал изобретать более фантастические предметы моды, которые попадали на страницы «Вог» и «Харперз базар» и завоевывали ему популярность среди богатой и изысканной публики. Маркиз де Куэвас, основатель балета Монте-Карло, тоже ввел Дали в свой мир, заказав оформление сцены для «Вакханалии» с костюмами от Коко Шанель. Другими заказами на оформление сцены для балета от Маркиза де Куэваса были «Лабиринт» (1941) с постановкой хореографии Леонидом Массином, «Сентиментальный разговор, Китайское кафе» и «Разрушенный мост» (1944).

Именно в Америке великий гений пишет, наверно одну из самых лучших своих книг «Тайная жизнь Сальвадора Дали, написанная им самим. Когда эта книга в 1942 году была издана, она немедленно навлекла на себя серьезную критику со стороны прессы и сторонников пуританского общества.

В Нью-Йорке пристанищем Дали и Галы стал отель Санкт-Реджис, где художник создал свою мастерскую. Там он трудился над портретами миссис Джордж Тейт Второй, Елены Рубинштейн, королевы косметики (Дали также работал над дизайном ее квартиры), миссис Лютер Грин.

К тому же Дали снова был вовлечен в работу над фильмами. Он с энтузиазмом приветствовал этот способ самовыражения, в котором видел царство творчества будущего, несмотря на то, что потом умалил вклад кинематографа в искусство. Именно он создал знаменитую сюрреалистическую последовательность сна в фильме Альфреда Хичкока „Зачарованный“ в 1945 году. Хичкок хотел создать первый фильм про психоанализ в то время, как учение Фрейда начало оказывать глубокое влияние на мышление американцев, поэтому сам Бог велел ему обратиться к Дали. В следующем году художник начал работать над проектом Уолта Диснея „Дестино“, который, к сожалению, не был доведен до конца. Был создан лишь еще один полнометражный фильм по сценарию Дали „Дон Жуан Тенорио“, сделанный в Испании в 1951 году.

Дали, как правило, нравилась активная деятельность, и вместе с Галой, постоянно находящейся рядом с ним, он стал известен всем Соединенным Штатам Америки как король современного искусства. Он даже нашел время, чтобы написать роман „Скрытые лица“ о группе аристократов на пороге второй мировой войны.

Новое видение мира, как утверждал Дали, родилось во вспышке просветления, явившейся еще одним последствием, кроме грохота и радиоактивного свечения, взрыва атомной бомбы над Хиросимой 6 августа 1945 года. Дали искал мистический ответ в черных тучах, поднятых взрывом. Абсолютное видение значения всего этого должно быть даровано, как он считал, Божьей милостью и милостью правды. Идея Божьей милости была взращена в нем еще в детстве во время религиозного воспитания. Что же касается милости правды, то художник рассчитывал найти ее в открытиях современной физики.

Хоть представления Дали о жизни, Боге и современной науке начали созревать в мозгу художника еще в Соединенных Штатах и стали проявляться в его работах того периода, они окончательно созрели и стали приносить плоды лишь после возвращения на родину в Испанию в 1948 году.

Дали был настолько потрясен атомной бомбой, что написал целую серию картин, посвященных атому. Первой из этой серии была „Три сфинкса атолла Бикини“, созданная в 1947 г. „Сфинксы“ — это три грибовидных тела, похожих на грибовидное облако, образующееся после взрыва этого оружия массового уничтожения. Первый гриб на переднем плане вырастает из шеи женщины, как облако волос, второй -появляется в центре и похож на листву дерева, третье, самое отдаленное, облако встает из-за пейзажа Кадакеса.

Это была первая работа из серии картин и рисунков, с ними Дали обратился к разрушительному послевоенному миру, на который художник смотрел с беспокойством и который подтолкнул его к мистическому подходу в работе.

После окончания войны в 1945 году Дали решил остаться в Соединенных Штатах, где он готовился к своему художественному возрождению. Теперь он был как никогда уверен, что художники периода Возрождения были правы, рисуя на религиозные темы, причем так, как они это делали. Он объявил войну академическому стилю письма, предпочитаемому традиционными салонами, африканскому искусству, которое оказало глубокое влияние на такие важные фигуры в европейском искусстве, как Модильяни, Пикассо и Матисс, и декоративному плагиату художников, ставших абстракционистами потому, что им на самом деле нечего было сказать. Дали заявил, что собирается возродить испанский мистицизм и показать единство Вселенной, изобразив духовность материи.

Одной из первых картин, несущих его новое видение мира, стала „Дематериализация возле носа Нерона“ (1947). На ней изображен рассеченный куб под аркой, в изгибе которой плавает бюст Нерона. Рассечение символизирует расщепление атома. Дали стал постоянно пользоваться этим приемом.

В то же время Дали работал и над несколькими другими проектами, среди которых декорации и костюмы к постановке балете Мануэля дэ Фалла „Эль сомбреро де трес пикос“ (»Треугольная шляпа"). Дали поместил на сцене мешки с мукой и деревья, парящие в пространстве, в то время как сам домик мельника разлетается с косыми дверями и окнами, одно из которых улетает в небо.

Дали писал и много портретов, среди которых портрет художественного коллекционера Джеймса Дана, сделанный в 1949 году. В 1950-х годах Дали написал ряд прекрасных портретов артистов театра, в том числе Катерины Корнел (1951) и Лоренса Оливера в роли Ричарда III (1951). Портреты, как источник больших доходов, были на первом месте у Дали до 1970-х. Портрет дочери Франсиско Франке Кармен Бордью — Франко был подарен испанскому лидеру в 1974 году на специальной церемонии. Самой значительной картиной Дали 1951 года была «Распятие Христа от святого Иоанна» с распятием, висящим в небе над Порт Лигат. Эта безукоризненная и ненавязчивая картина без каких-либо сюрреалистических обертонов, была продана Художественной галерее Глазго. Однако сразу же после того, как ее повесили, она была порезана вандалом, протестующим против суммы в 8200 фунтов стерлингов, заплаченной за картину галереей. (За пять лет галерея вернула эти деньги от процентов, продажи входных билетов и прав на производство репродукций.) Еще одна картина с таким же упрощенным визуальным подходом называется «Евхаристический натюрморт». На ней изображен покрытый скатертью стол с лежащими на нем хлебом и рыбой. Обе эти картины дышат необычной для Дали простотой. Возможно, в них отразились радость и благодарность Дали по поводу его возвращения на родную землю в Порт Лигат.

Вскоре после возвращения в Испанию Дали начал работу над двумя заказами. Для Питэра Брука, английского театрального режиссера, который ставил «Саломею» Штрауса, и для Лукино Висконти, итальянского кинорежиссера, делающего новую версию шекспировского «Как вам это нравится».

Находясь в Порт-Льигате Дали обращается в своих творениях к религиозно-фантастической тематике. Религиозные мотивы, классицистическая композиция, подражание технике старых мастеров характерны для таких его картин 1950-х гг., как «Мадонна порта Льигат» (1949), где Гала изображалась в виде Мадонны, «Христос св. Ионна на кресте» (1951), «Тайная вечеря» (1955), «Открытие Америки, или Мечта Христофора Колумба» (1958-1959).

В 1953 году проходит большая ретроспективная выставка Сальвадора Дали в Риме. На ней представлены 24 картины,27 рисунков,102 акварели!

Ранее в 1951 году, накануне холодной войны, Дали разрабатывает теорию «атомарного искусства» опубликованную в этом же году в «Мистическом манифесте». Дали ставит перед собой цель, донести до зрителя идею о постоянстве духовного бытия даже после исчезновения материи (Взрывающаяся голова Рафаэля.1951).

В 1959 году Дали и Гала обустроили по настоящему свой дом в Порт-Льигате. К тому времени уже никто не мог усомниться в гениальности великого художника. Его картины покупались за огромные деньги поклонниками и любителями роскоши. Громадные холсты написанные Дали в 60-е годы оценивались огромными суммами. У многих миллионеров считалось шиком иметь в коллекции картины Сальвадора Дали.

Реализовывая новые идеи со своей обычной неистощимой энергией, Дали создал еще несколько балетов, среди которых «Собиратели винограда» и «Балет для Галы», для которого он разработал либретто и декорации, а Морис Бежар — хореографию. Премьера состоялась в 1961 году в венецианском театре «Феникс». Он продолжал удивлять публику своими экстравагантными появлениями. Например, в Риме он предстал в «Метафизическом кубе» (простой белый ящик, покрытый научными значками). Большая часть зрителей, приходивших посмотреть на спектакли Дали, была попросту привлечена эксцентричной знаменитостью. Однако его настоящим поклонникам не нравились эти кривляния. Они считали, что шоумен бросает тень на работы художника.

На это Дали отвечал, что он не клоун, а ужасно циничное общество по своей наивности не подозревает, что играет серьезную пьесу, чтобы скрыть свое безумие. Критикуя современное искусство за то, что оно завело публику в тупик, Дали благосклонно высказывался о таких когда-то любимых, а теперь непопулярных французских художниках исторического жанра как Жан-Луи-Эрнест Месонье и Мариано Фортуни, которые писали великие и благородные эпические сцены для зданий, где размещалисьструктуры власти. Эти художники, которых любители современного искусства обозвали «помпъерс» («пожарные»), по мнению Дали, писали в хорошей реалистичной манере. Свое умение писать в том же духе он продемонстрировал в большой картине «Битва при Тетюан» (1962), которая была помещена рядом с работой Фортуни в Паласьо дэль Тинел в Барселоне. В этой картине Дали чувствовалось сильное влияние стиля Эжэна Делакруа с его многочисленными сценами боя. Кроме того, художник хорошо проработал детали, сделал сюжет активным и действенным и, конечно же, поместил на второй план Галу.

В конце 60-х отношения между Дали и Галой стали сходить на нет. И по просьбе Галы, Дали был вынужден купить ей свой замок, где она много времени проводила в обществе молодых людей. Остаток их совместной жизни представлял собой тлеющие головешки бывшие когда-то ярким костром страсти.

Начиная примерно с 1970 года здоровье Дали стало ухудшаться. Хоть его творческая энергия и не уменьшилась, стали беспокоить мысли о смерти и бессмертии. Он верил в возможность бессмертия, включая бессмертие тела, и исследовал пути сохранения тела через замораживание и пересадку ДНК, чтобы вновь родиться. Однако более важным было сохранение работ, что стало его основным проектом. Он направил на это всю свою энергию.

Художнику пришла идея построить для своих работ музей. Вскоре он взялся за перестройку театра в Фигерасе, своей родине, сильно разрушенного во время гражданской войны в Испании. Над сценой был воздвигнут гигантский геодезический купол. Зрительный зал был расчищен и разделен на сектора, в которых могли быть представлены его работы разных жанров, включая спальню Маэ Уэст и большие картины, такие как «Галлюциногенный тореадор».

Дали сам расписал входное фойе, изобразив себя и Галу, моющих золото в Фигерасе, со свисающими с потолка ногами. Салон был назван Дворец Ветров, по одноименной поэме, в которой рассказывается легенда о восточном ветре, чья любовь женилась и живет на западе, поэтому всегда, когда приближается к ней, он вынужден повернуть, при этом на землю падают его слезы. Эта легенда очень понравилась Дали, великому мистику, который посвятил другую часть своего музея эротике.

В Театре-музее Дали было выставлено много других работ и прочих безделушек. Салон открылся в сентябре 1974 года и был похож не столько на музей, сколько на базар. Там, среди прочего, были результаты экспериментов Дали с голографией, из которой он надеялся создать глобальные трехмерные образы. (Его голограммы сначала выставлялись в галерее Кнедлер в Нью-Йорке в 1972 году. Он перестал экспериментировать в 1975 году.) Кроме того, в Театре — музее Дали выставлены двойные спектроскопические картины с изображением обнаженной Галы на фоне картины Клода Лорэна и другие предметы искусства, созданные Дали.

«Музей Дали» – это бесподобное сюрриалистичекое творение и по сей день приводит в восторг посетителей. Музей представляет собой ретроспективу жизни великого художника.

Спрос на работы Дали стал сумасшедшим. Издатели книг, журналы, дома мод и режиссеры театров боролись за него. Он уже создал иллюстрации ко многим шедеврам мировой литературы, таким как Библия, «Божественная комедия» Данте, «Потерянный рай» Милтона, «Бог и монотеизм» Фрейда, «Искусство любви» Овидия. Он также создавал сюрреалистические композиции, такие как «Посмертная маска Наполеона на носороге», «Галлюциногенный тореадор» с барабанами, ножницами, ложками, мягкими часами, увенчанный короной, или «Видение де л'Андж с большим пальцем Бога и двенадцатью апостолами».

Многие десятилетия своей жизни Сальвадор Дали отдал бизнесу и коммерции. На протяжении нескольких лет он писал одну картину в год — обычно за огромную плату, а сам занимался чем угодно — от продажи литографий до разработки рисунков костюмов и рекламы авиакомпаний. «Дали лучше спится после получения чеков на большие суммы», — любил говорить он. Наверно, Дали и впрямь спал как ребенок, потому что его имя красовалось на упа- ковках косметики, на бутылках бренди, на мебельных гарнитурах. Одно из самых несерьезных его занятий — расписанные Дали в 1973 году панели пассажирских самолетов испанской авиакомпании. Работы художника в рекламе заставили большинство критиков согласиться с тем, что по крайней мере два последних десятилетия творчества Дали бы- ли примечательны больше его чудачествами, чем какими-либо настоящими художественными достижениями.

Культ Дали, обилие его работ в разных жанрах и стилях привели к появлению многочисленных подделок, что вызвало большие проблемы на мировом рынке искусства. Сам Дали был замешан в скандале в 1960 году, когда подписал много чистых листов бумаги, предназначаемых для создания оттисков с литографических камней, хранимых у дилеров в Париже. Было выдвинуто обвинение в незаконном использовании этих чистых листов. Однако Дали этот скандал оставил равнодушным. «Люди так не волновались бы, если б я был посредственным художником, фыркнул он. — Всех великих художников подделывали» и в 1970-х художник продолжал вести свою беспорядочную и активную жизнь, как всегда продолжая поиск новых пластичных путей исследования своего удивительного мира искусства.

В 1974 году Дали подписал с американским рекламным агентством договор на телерекламу, в которой он расписывал красками надетые на модель колготки. Позднее, когда он уезжал из Америки во Францию, его видели с огромной куклой Баггс Банни, прощальным подарком фирмы. «Это самое уродливое и ужасное создание в мире, — сказал Дали. — Я ее покрашу майонезом и сделаю предметом искусства».

В последние годы Дали часто обращается к фотографии. Он читает лекции, выпускает книги, посвященные себе и своему искусству, в которых безудержно восхваляет свой талант («Дневник одного гения», «Дали по Дали», «Золотая книга Дали», «Секретная жизнь Сальвадора Дали»). Он всегда отличался причудливой манерой поведения, постоянно меняя экстравагантные костюмы и фасон усов.

В 1976 году была опубликована биография Дали «Необыкновенные признания Сальвадора Дали». В ней художник утверждал, что он — единственный в мире здравомыслящий человек: «Клоун на самом деле не я, а наше страшно циничное и бесчувственное общество, так наивно играющее в серьезность, что это помогает ему наилучшим способом скрывать собственное безумие. А я не устану это повторять! — я не сумасшедший».

У Сальвадора Дали было две мечты: одна родилась из идей, кишащих у него в голове, другая была результатом юношеских мечтаний прожить полноценную жизнь с необходимыми удобствами. Первая, полностью его собственная, иногда слегка приоткрывалась и позволяла внешнему миру, никогда до конца не понимавшему загадку ума художника, уловить свой отблеск. Вторая была взлелеяна Галой и друзьями, которые помогли ему получить признание и достичь мировой славы. Признание важной роли Галы в своей жизни Дали постоянно выражал в своих работах. Ее влияние, как музы и натурщицы, было очень важным для большинства его картин. В конце 1960-х благодарность Дали приняла более ощутимую форму: он купил для нее замок в Пубол, неподалеку от Фигераса, украсив его своими картинами и снабдив всеми удобствами и сделав роскошным. Остается неясным, хотела ли Гала иметь замок. Многие считали, что она хотела бы жить в Тоскании. Неясно также, означал ли подарок жене замка начало раздельной жизни. Жизнь и деловое партнерство Гала — Дали были настолько нераздельными, что невозможно было представить их полный разрыв.

Всю жизнь с Дали Гала играла роль серого кардинала, предпочитая оставаться на втором плане. Некоторые считали ее движущей силой Дали, другие — ведьмой, плетущей интриги. Когда английский тележурналист Рассел Харти брал у Дали интервью для телепрограммы Би-Би-Си в 1973 году, Гала нехотя согласилась появиться в дверях на несколько секунд. Но когда съемочная группа собралась последовать за Дали в бассейн, она вообще исчезла. Возможно, теперь она устала от кривляния и трюков, рассчитанных на публику.

Гала и Дали всегда управляли своими делами и его постоянно растущим богатством с расторопной деловитостью. Именно она настояла на том, чтобы брать деньги за его выступления перед публикой, и внимательно следила за частными сделками по покупке его картин. Она была необходима физически и морально, поэтому когда она умерла 10 июня 1982 года, Дали воспринял ее смерть как страшный удар. Детей у них не было. Художник всегда говорил, что ни в коем случае и не хотел их иметь. «Великие гении всегда производят на свет посредственных детей, и я не хочу быть подтверждением этого правила, — сказал он. — Я хочу оставить в наследство лишь самого себя».

Подталкиваемый сильным желанием быть рядом с ее духом, Дали переехал в замок Пубол, почти прекратив появляться в обществе. Несмотря на это, его репутация росла. В 1982 году Музей Сальвадора Дали, открытый в Кливленде, штат Огайо, и содержавший большую часть его работ, собранных Е. и А. Рейнолдз Морз, переехал во внушительное здание в Санкт-Петербурге, штат Флорида. Центр Жоржа Помпиду в Париже устроил большую ретроспективу работ Дали в 1979 году, которая позже была послана через Ла-Манш в галерею «Тейт» в Лондоне. Двойной показ ретроспективы позволил широким слоям населения Европы ознакомиться с работами Дали и принес ему огромную популярность.

Среди наград, посыпавшихся на Дали как из рога изобилия, было членство в Академии изящных искусств Франции. Испания удостоила его наивысшей чести, наградив Большим крестом Изабеллы-католички, врученным ему королем Хуаном Карлосом. Дали был объявлен Маркизом дэ Пубол в 1982 году.

Несмотря на все это, Дали был несчастен и чувствовал себя плохо. Ближе к 80-м годам у него начались проблемы со здоровьем. Смерть Франко потрясла и испугала Дали. Являясь патриотом, он не мог спокойно переживать перемены в судьбе Испании. Врачи подозревали у Дали болезнь Паркинсона. Эта болезнь когда — то стала смертельной для его отца.

Дали с головой ушел в работу. Всю свою жизнь он восхищался итальянскими художниками эпохи Возрождения, поэтому начал рисовать картины, навеянные головами Джульяно дэ Медичи, Моисея и Адама (находятся в Сикстинской капелле) кисти Микеланджело и его «Снятием с креста» в церкви святого Петра в Риме. Он также начал рисовать в свободном стиле. Линейный, экспрессионистский стиль письма, напоминающий манеру Винсента ван Гога, проявился в такой его картине, как «Кровать и прикроватный столик яростно атакуют виолончель» (1983), где четкие классические линии ранних работ Дали уступают более свободному, более романтичному стилю.

К концу 1983 года настроение Дали, как казалось, несколько поднялось. Он стал иногда гулять по саду, начал писать картины. Но это продолжалось, увы, не долго. Старость брала верх над гениальным разумом. 30 августа 1984 года в доме Дали произошел пожар. Художник чуть было не лишился жизни. Он уже несколько дней был прикован к постели, когда каким-то образом загорелась кровать. Возможно, причиной была неисправная лампа при кровати. Запылала вся комната. Ему удалось доползти до дверей. Роберт Дэшарне, управляющий делами Дали на протяжении многих лет, спас его от смерти, вытащив из горящей комнаты.

Дали получил тяжелые ожоги, и с тех пор о нем было мало слышно, хоть в 1984 Дэшарне и опубликовал монографию «Сальвадор Дали: человек и его работа». Вскоре поползли неизбежные слухи о том, что Дали был полностью парализован, что он болен болезнью Паркинсона, что его насильно держат взаперти. И даже о том, что он на протяжении нескольких лет физически не мог делать те работы, которые продолжали появляться под его именем.

Профессиональная деятельность Дали пришла в полный упадок. Секретари и агенты вымогали у него деньги как только могли, продавали его авторские права, права на репродукции по всему миру. Большая часть дохода оседала в их глубоких карманах.

К февралю 1985 года самочувствие Дали несколько наладилось и он смог дать интервью крупнейшей испанской газете «Паис».

Но в ноябре 1988 года Дали положили в клинику с диагнозом «сердечная недостаточность».

Сердце Сальвадора Дали остановилось 23 января 1989 года, спустя шесть лет после завершения своей последней работы «Ласточкин хвост», простой каллиграфической композиции на белом листе. Простота картины напоминает работы Поля Кли и трогательна, как музыка скрипки.

Работая над своей последней картиной, Дали однажды признался редкому гостю, что собирается написать серию картин, основанную не на чистом воображении, настроении или снах, а на реальности его болезни, существования и важных воспоминаниях. При этом нельзя иногда не подумать, что Дали представлял свою жизнь как какую-то катастрофу. Благословленный титанической энергией и живым творческим умом, он был одновременно проклят естественным талантом заводилы и балагура, который бросал тень на его репутацию художника. Как большинство художников, включая таких современных мастеров, как Поль Сезанн и Клод Моне, Дали скорее всего чувствовал, что не выразил всего виденного, что жгло его душу. Но его бесспорное мастерство, которое он развил, и сила его самых выразительных образов затронули струны души многих людей, принадлежащих к самым разнообразным культурным слоям. Его запоминающиеся образы находятся среди символов духовного пантеона искусства и, скорее всего, останутся стойкими вехами искусства двадцатого века.

Его тело забользамировали, как он просил, и на протяжении недели он лежал в своем музее в Фигерасе. Тысячи людей приезжали, что бы простится с великим гением.

Сальвадор Дали, со свойственной ему при жизни странностью, лежит непохороненный, как он и завещал, в склепе в своем Театре-музее Дали в Фигерасе. Он оставил свое состояние и свои работы Испании.

Литература

1. Энциклопедия Кирилла и Мефодия 2003.

2. Хрестоматия по культурологии под редакцией А.А.Радугина. Москва, Издательство «Центр», 1998г.

3. «Культурология в вопросах и ответах». Учебное пособие под редакцией Г.В.Драча. Ростов-на-Дону, издательство «Феникс», 1997г.

4. www.queenworld.ru/dali

www.ronl.ru

Реферат - Сюрреализм и творчество Сальвадора Дали

Московский государственный технический университет

им. Н. Э. Баумана

Калужский филиал

Реферат по культорологии

на тему:

’’Сюрреализм и творчество Сальвадора Дали.’’

Калуга 2004 г.

Сюрреализм

В 1920-е годы в художественной культуре возникло новое направление — сюрреализм, провозгласившее источником искусства сферу подсознания (инстинкты, сновидения, галлюцинации), а его методом — разрыв логических связей, замененных свободными ассоциациями. Сюрреализм провозглашал радикальное изменение косного индивидуалистического мышления путем раскрепощения подсознательных процессов человеческой психики, ее очищения в высвобождении из-под власти подавленных эротических, садистических и других невротических комплексов.

В 20-х годах в Париже вокруг писателя и теоретика искусства Андре Бретона группируется ряд единомышленников — это художники Жан Арп, Макс Эрнст, литераторы и поэты — Луи Арагон, Поль Элюар, Филипп Супо и др. Они не просто создавали новый стиль в искусстве и литературе, они, в первую очередь, стремились переделать мир и изменить жизнь. Они были уверены в том, что бессознательное и внеразумное начало олицетворяет собой ту высшую истину, которая должна быть утверждена на земле. Свои собрания эти люди называли термином sommeils — что означает «сны наяву». Во время своих «снов наяву» сюрреалисты (как они себя назвали, позаимствовав слово у Гийома Апполинера) занимались странными вещами — они играли. Их интересовали случайные и бессознательные смысловые сочетания, которые возникают в ходе игр типа «буриме»: они по очереди составляли фразу, ничего не зная о частях, написанных другими участниками игры. Так однажды родилась фраза " изысканный труп будет пить молодое вино". Целью этих игр была тренировка отключения сознания и логических связей. Таким образом, из бездны вызывались глубинные подсознательные хаотические силы.

Бретон, который учился на врача и совершил глубокое исследование работ Зигмунда Фрейда, был рупором сюрреалистов. От Фрейда Бретон воспринял и развил мысль о том, что, раскопав скрытые на самом дне разума невыраженные мысли, сюрреализм мог разорвать цепи европейского мышления и создать новый образ жизни и способ ее восприятия. Первый шаг в этом направлении был сделан раньше художественным движением, известным как дадаизм. Целью этого вида искусства было разрушить или сделать бессмысленными все существующие общепринятые истины. Среди лидеров дадаизма были Фрэнсис Пикабия и Тристан Тзара. Сюрреализм придал дадаизму внутреннее содержание и, согласно Бретону, помог в разрушении политического порядка. Это не могло не подтолкнуть Бретона к соединению сюрреализма с коммунизмом, который был в то время возвышенной идеологией, призванной создать новый порядок в мире.

По мнению Макса Эрнста (одного из основоположников сюрреализма) — одним из первых революционных актов сюрреализма было то, что он настаивал на чисто пассивной роли так называемого автора в механизме поэтического вдохновения и разоблачал всяческий контроль со стороны разума, морали и эстетических соображений. Чтобы освободиться от «контроля разума» сюрреалисты применяли два вида приемов. Это были чисто механические методы «охоты за случайностью» (например, подкладывали под лист бумаги шероховатые поверхности и натирали бумагу сухими красками, получая при этом фантастические конфигурации, напоминавшие заросли фантастического леса — техника «фроттажа»).

Ведущие мастера не могли удовлетвориться такими примитивными методами. Они добивались и внутренней, личностной иррациональности, отключения разума на уровне психической жизни. Для этого практиковались своеобразные формы зрительного самогипноза. «Завораживающая» сила, как известно, проявляется при длительном наблюдении языков пламени, движения облаков и т.п.

Переход от «механических» приемов к «психическим» (или психоаналитическим) постепенно захватил всех ведущих мастеров сюрреализма.

Сюрреалистическая группа А. Бретона объединилась с группой художника Андре Массона, который стремился создавать картины и рисунки, освобожденные от контроля сознания. А. Массон разрабатывал оригинальные приемы психотехники, призванные отключить «рацио» и черпать образы из сферы подсознательного, освободив свой разум от сознательного контроля и позволив мыслям всплывать к поверхности, как мыльным пузырям, без какой-либо сознательно установленной последовательности. Это назвали «автоматизмом», и при письме это отразилось в создании абстрактных форм, которые представляли собой образы из подсознания.

Андре Массон сформулировал три условия бессознательного творчества:

1. освободить сознание от рациональных связей и достичь состояния, близкого к трансу;

2. полностью подчиниться неконтролируемым и внеразумным внутренним импульсам;

3. работать по возможности быстро, не задерживаясь для осмысления сделанного.

В результате объединения в 1924 г. появился «Первый манифест сюрреализма», написанный Андре Бретоном и переведенный на все европейские языки, был также основан журнал «Сюрреалистическая революция» («La Revolution surrealiste»). С этого времени сюрреализм стал действительно интернациональным движением, проявившимся в живописи, скульптуре, литерату, театре, киноискусстве. Десятилетие с 1925 г. (первая общая выставка сюрреалистов) по 1936 г. («Интернациональная сюрреалистическая выставка» в Лондоне, экспозиция «Фантастическое искусство, дада и сюрреализм» в Нью-Йорке и другие) ознаменовалось триумфальным шествием сюрреализма по мировым столицам.

С начала 1940-х годов центр сюрреализма сместился в США (куда эмигрировали Бретон, Дали, Танги и некоторые другие).

САЛЬВАДОР ДАЛИ

11 мая 1904 года в семье дона Сальвадора Дали-и-Куси и доньи Фелипы Доменеч родился мальчик, которому было суждено стать в будущем одним из величайших гениев эпохи сюрреализма. Звали его Сальвадор Фелипе Хасинто Дали.

Его отец был государственным нотариусом в Фигерасе. Он знал свое место в обществе и, как многие каталонцы, был антимадридским республиканцем и к тому же атеистом. Мать Сальвадора также была типичным представителем своего класса. Она была любящей женой и непоколебимой католичкой, которая, вне всякого сомнения, настояла на том, чтобы ее семья регулярно посещала церковь.

У Сальвадора сложилось устойчивое мнение о том, что родители любили вовсе не его, а старшего брата, которого тоже звали Сальвадор, умершего за два года до его рождения. Это откровение появилось в «Невысказанных откровениях Сальвадора Дали», книге, опубликованной в 1976 году, после издания трех предыдущих его автобиографий. Было ли это изгнанием последствий травмы или плодом живого воображения художника, всю свою жизнь создававшего скрытые и двусмысленные образы, автора так называемого процесса параноидально-критического мышления, мы можем лишь догадываться. Несмотря на это мнение Дали, оба родителя, по всей видимости, любили Сальвадора и его младшую сестру Анну-Марию и обеспечили им самое лучшее для того времени образование, которое было доступно им.

Дали утверждал, что начал думать, еще когда находился во чреве матери, в семь месяцев. «Было тепло, мягко и тихо, — говорил он. — Это был рай».

Уже в раннем детстве по поведению и пристрастиям маленького Сальвадора можно было отметить его неудержимую энергию и эксцентричность характера. Частые капризы и истерики приводили отца Дали в гнев, но мать, напротив всячески старалась угодить любимому сыну. Она прощала ему даже самые отвратительные выходки. В итоге отец стал неким воплощением зла, а мать напротив — символом добра.

Талант к живописи проявился у Дали достаточно в юном возрасте. В четыре года он с удивительным для столь маленького ребенка старанием пытался рисовать.

В шестилетнем возрасте Дали привлек образ Наполеона и как бы отождествляя себя с ним, он почувствовал потребность в некой власти. Одев на себя маскарадный костюм короля он получал огромное удовольствие от своего вида.

Детство и большая часть юности Дали прошло семейном домике возле моря в Кадакесе. в Каталонии, на северо-востоке Испании, красивейшем уголке земного шара. Здесь мальчик с богатым воображением общался с местными рыбаками и рабочими, вбирая в себя мифологию низших слоев общества и изучая суеверия своего народа. Возможно, это повлияло на его талант и стало предпосылкой вплетения мистических тем в его искусство.

Первую свою картину Сальвадор Дали нарисовал, когда ему было десять лет. Это был небольшой импрессионистский пейзаж, написанный на деревянной доске масляными красками. Талант гения рвался наружу. Дали целыми днями просиживал в маленькой, специально выделенной ему комнате, рисуя картины.

Поиск новых решений, форм в искусстве Дали искал уже в детстве. Однажды, решив употребить для своих упражнений старую дверь (по причине отсутствия холста) всего тремя красками и без использования кисти нарисовал натюрморт, изумивший друзей и родственников, увидевших его тогда. Это было изображение пригоршни вишен, лежащих на солнце. Кто-то из зрителей заметил, что у вишен нет хвостиков, о которых юный художник действительно забыл. Быстро сориентировавшись, Дали начал есть вишни, которые служили ему натурой, а настоящие хвостики прикреплять к ягодам на картине. Древоточцев, изъевших же деревянную дверь и вылезавших теперь наружу сквозь слой краски поменял местами с червячками из натуральных вишен. Восторгу зрителей не было предела.

В Фигерасе Дали брал уроки рисунка у профессора Жоана Нуньеса.Можно сказать, что под опытным руководством профессора талант юного Сальвадора Дали принял свои реальные формы. Уже в 14 лет нельзя было усомниться в способности Дали к рисованию.

Когда Дали было почти 15 лет его выгнали из монашеской школы за непотребное поведение. Но он смог успешно сдать все экзамены и поступить в институт (так в Испании называли школу, дающую законченное среднее образование). Институт в 1921 году ему удалось закончить с блестящими оценками. Дали в то время исполнилось семнадцать и он уже начал завоевывать признание в художественных кругах Фигераса. Он покинул дом, уговорив отца помочь основать свою художественную студию в Мадриде при Академии изящных искусств Сан-Фернандо, одним из самых известных директоров которой был Франсиско Гойя. Сальвадор Дали отправился в Мадрид в 1922 году. Он был полон самоуверенности молодого человека, ищущего приключений, но знающего, что дома его ждет тихая пристань. Однако впоследствии это убеждение было сильно поколеблено.

В шестнадцать лет Дали стал излагать свои мысли на бумаге. С этого времени живопись и литература оказались в равной мере частями его творческой жизни. В 1919 году в самодельном издании «Студиум» он публикует очерки о Веласкесе, Гойе, Эль Греко, Микеланджело и Леонардо. Участвует в студенческих волнениях, за что на сутки попадает в тюрьму.

В начале 20-х годов Дали был восхищен работами футуристов, но все же он был полон решимости создать собственный стиль в живописи. В это время у него появились новые друзья и знакомства. В Мадриде Дали познакомился с людьми, которые оказали большое влияние на его жизнь. Одним из них был Луис Бюнюэль, который впоследствии стал одним из самых уважаемых в Европе киноавангардистов на следующие полвека. Другим большим другом Дали, оказавшим на него огромное влияние, был Федерико Гарсия Лорка, поэт, ставший вскоре одним из самых популярных драматургов Испании. Во время гражданской войны он был застрелен солдатами диктатора генерала Франсиско Франке. Отношения между Дали и Лоркой были очень близкими. В 1926 году было опубликовано стихотворение Лорки «Ода Сальвадору Дали», а в 1927 году Дали разработал декорации и костюмы для постановки «Марианы Пинеды» Лорки. Как Бюнюэль, так и Лорка являлись частью новой интеллектуальной жизни в Испании. Они бросали вызов консервативным и догматическим доктринам политической верхушки и католической церкви, которые, в основном, формировали испанское общество того времени.

В Мадриде Дали впервые оказался предоставлен самому себе. Экстравагантный вид художника изумлял и шокировал обывателей. Это приводило самого Дали в неописуемый восторг.

В 1921 году от рака умирает мать Дали. Ее смерть явилась огромным эмоциональным потрясением и тяжелым ударом для семьи.

В 1923 году талантливый юноша ухитрился одновременно получить несколько призов за лучшие работы и быть отстраненным от занятий в академии на год за подстрекательство студентов на бунт против неправильного, как он считал, назначения нового профессора.

В этот период интерес Дали был прикован к творениям великого гения кубизма Пабло Пикассо. В картинах Дали того времени можно заметить влияние кубизма («Молодые девушки» (1923)).

Даже до поездки Дали в Париж в его работах проявлялись сюрреалистические качества. На картине «Фигура женщины у окна», написанной в 1925 году, художник изобразил свою сестру Анну-Марию смотрящую из окна на залив в Кадакесе. Полотно пропитано духом нереальности сна, хотя написано в дотошном реалистическом стиле. В нем присутствует аура пустоты и одновременно чего-то невидимого, что притаилось за пространством картины. Кроме того, картина создает ощущение тишины. Если бы это была работа импрессионистов, зритель чувствовал бы ее атмосферу: слышал бы море или шептание бриза, но здесь кажется, что вся жизнь замерла.

В 1925 году с 14 по 27 ноября проходит первая персональная выставка его работ в галерее Далмау. На этой выставке были 27 картин и 5 рисунков начинающего великого гения. Большинство его работ в то время было сделано в духе исследования новых течений, преобладавших тогда в художественном мире Парижа. Он попробовал себя в качестве импрессиониста в «Автопортрете с шеей в стиле Рафаэля» (1921-22). Горы в Кадакесе на втором плане картины стали типичным пейзажным мотивом работ Дали. Затем была попытка создания картины в стиле кубизма. Подражая его основателям Жоржу Браку и Пабло Пикассо, Дали написал еще один автопортрет: «Автопортрет с „Ла Публичитат“» (одна из барселонских газет). В 1925 году Дали написал еще одну картину в стиле Пикассо: «Венера и моряк». Она вошла в число семнадцати картин, экспонировавшихся на первой персональной выставке Дали.

Влияние идей Лорки и Бюнюэля стимулировало и без того радикальное мышление Дали. Это привело его к несогласию с методами Академии изящных искусств Мадрида, где он учился. Дали надеялся найти здесь достойных учителей, которые бы смогли научить святому ремеслу, но быстро разочаровался. Публично заявив, что не намерен сдавать экзамены «тем, кто знает неизмеримо меньше, почти ничего не смыслит и вовсе ничего не умеет», Дали был исключен из Академии в 1926 году за подстрекательство к беспорядкам среди студентов.

В том же 1926 году Сальвадор Дали вместе с семьей уехал в Париж, мировой центр искусства, пытаясь найти там для себя что-то по душе. Дали пока не видел оригиналы современных картин, хотя в Барселоне в 1920 году прошла выставка современного искусства. В то время на художника оказали большое влияние журнальные репродукции. В Париже Дали побывал в мастерской Пикассо. Однако Дали не спешил в следующую поездку в Париж. Возможно, он хотел понять, что он там ищет. Но кроме того, как это выяснилось позже, когда ему пришлось часто переезжать, чтобы поддержать свой растущий мировой статус, он не любил менять привычную обстановку Кадакеса и Коста Брава в Каталонии.

Другим фактором, влиявшим на образ мышления Дали в тот период, было отсутствие у него настоящего интереса к развитию новых эстетических подходов в технике письма. Совершенство техники, достигнутое художниками Ренессанса, как вскоре он признается сам себе в глубине души, нельзя улучшить. Это предположение подтвердилось после поездки в Брюссель, которую он совершил во время визита в Париж. Искусство фламандских мастеров с их удивительным вниманием, уделяемым деталям, произвело на Дали огромное впечатление.

Когда Дали вернулся в Кадакес после изгнания из Академии искусств, он продолжал писать в своем стиле. На картине, «Фигура девушки на скале» (1926) он изобразил свою сестру лежащей на камнях. Внешне казалось, что полотно написано в стиле Пикассо, однако оно не походило по духу на его работы и было просто реалистическим изучением перспективы.

Вторая выставка работ Дали, состоявшаяся в Барселоне в галерее Делмо в конце 1926 года, была встречена с еще большим энтузиазмом, чем первая. Возможно, благодаря этому отец Дали несколько смирился с шокирующим исключением своего сына из Академии после которого исчезла любая возможность сделать официальную карьеру.

В 1928 году в Париже Дали сблизился с сюрреалистами и, при поддержке каталонского художника и сюрреалиста Хоана Миро, он влился в новое движение, которое начало все больше влиять на художественные и литературные круги Европы., и был принят в ряды сюрреалистов в 1929 году, сразу же после его приезда в Париж. Вступив в группу, объединившуюся вокруг Андре Бретона, Дали начал создавать свои первые сюрреалистические работы («Мёд слаще крови», 1928; «Светлые радости», 1929). А. Бретон относился к этому выряженному щеголю — испанцу, который писал картины — ребусы, с изрядной долей недоверия. Он не увидел пользу, которую Дали мог принести их общему делу.

Интерес Дали к деятельности группы сюрреалистов под руководством Бретона бысторо угас. Дали с удовольствием вернулся к восхищению мастерами Ренессанса и на время забыл о Париже. Но в 1929 г. пришло приглашение от друга Бюнюэля, которое художник не мог не принять. Его пригласили в Париж для работы над сюрреалистическим фильмом с использованием образов, выловленных из подсознания человека.

В начале 1929 года состоялась премьера фильма «Андалузский пес» по сценарию Сальвадора Дали и Луиса Бунюэля. Сам сценарий был написан за шесть дней! Теперь этот фильм является классикой сюрреализма. Это был короткий фильм, созданный для того, чтобы шокировать и задеть за живое буржуазию и высмеять крайности авангарда. Среди самых шокирующих кадров есть и по сей день знаменитая сцена, которую, как известно, придумал Дали, где глаз человека разрезается пополам при помощи лезвия. Разлагающиеся ослы, которые мелькали в других сценах, тоже являлись частью вклада Дали в работу по созданию фильма.

После первой публичной демонстрации фильма в октябре 1929 года в Театр дез Урсулин в Париже, Бюнюэль и Дали сразу же стали известными и прославленными.

После скандальной премьеры этого фильма был задуман еще один фильм под названием «Золотой век».

Дали много работал. Сюжет большого числа картин основывался на его сложных проблемах сексуальности и отношений с родителями.

В 1929 году Дали написал картину «Великий мастурбатор», одну из наиболее значительных работ того периода. В этой картине художник выразил свою постоянную озабоченность сексом, насилием и чувством вины.

На картине изображена большая, похожая на восковую голова с темно-красными щеками и полуприкрытыми глазами с очень длинными ресницами. Огромный нос упирается в землю, а вместо рта нарисована гниющая саранча. По брюшку насекомого ползают муравьи.На картине также присутствует нагромождение скал, которые будут сопровождать художника на протяжении всего творчества, и такой типичный для Дали образ, как саранча — одно из насекомых, населяющих его кошмары. Подобные темы были характерны для работ Дали 30-х годов: он питал необыкновенную слабость к образам кузнечиков, муравьев, телефонов, ключей, костылей, хлеба, волос. Дали сам называл свою технику ручной фотографией бетонной иррациональности. Эта глубоко личная картина имеет очень большое значение. Она навеяна Дали его собственным подсознанием.

К 1929 году сюрреализм стал спорным, для многих неприемлемым течением в живописи.

Личная жизнь Сальвадора Дали до 1929 года не имела ярких моментов (если только не считать его многочисленные увлечения нереальными девочками, девушками и женщинами). Но именно 1929 год стал для Дали судьбоносным. Закончив работу над «Андалузским псом», которого он создавал вместе с Бюнюэлем, художник вернулся в Кадакес, чтобы поработать над выставкой своих картин, которую согласился устроить осенью парижский торговец произведениями искусства Камиль Гоэманс. Среди многочисленных гостей Дали в то лето посетил поэт Поль Элюар, который приехал со своей дочерью Сесиль и женой Галой (урожденной русской Еленой Делувиной-Дьяконовой). Отношения Галы с ее мужем к тому времени уже были прохладными.

Ее встреча с Сальвадором Дали летом 1929 года стала роковой для обоих. Гала, которая была почти на десять лет старше его, казалась Дали утонченной самоуверенной женщиной, вращавшейся долгое время в высших художественных кругах Парижа, в то время как он был всего — навсего простым молодым человеком из маленького провинциального городка на севере Испании. Сначала Дали был поражен красотой Галы и разражался смущенным истерическим хихиканьем, когда они разговаривали. Он не знал, как вести себя при ней.

Она вскоре стала любовницей, а затем и женой Дали. Гала — чьей реакцией на неистовую страстную любовь Дали были, как утверждают, слова: «Мой мальчик, мы никогда не расстанемся» — стала для него не просто удовлетворяющей его страсть любовницей. Именно Гала станет на всю оставшуюся жизнь музой, вдохновением гения Дали. Когда она в конце концов бросила своего мужа и переехала к Дали в 1930 году, то проявила себя как отличный организатор, деловой менеджер и патронесса.

Чтобы выразить свои чувства к этой удивительной женщине, Дали изобразил ее в виде Градивы, героини популярного романа Уильяма Дженсена, где Градива предстает, как ожившая статуя из Помпей, в которую влюбился молодой человек, что в конечном итоге изменило его жизнь. На картине «Градива вновь открывает для себя антропоморфные развалины» на фоне скал, написать которые художника вдохновил скалистый пейзаж Коста Брава, на переднем плане изображена Градива, моделью для которой послужила Гала, окутанная скалой, на которой стоит чернильница, возможно, как намек на ее бывшего мужа-поэта.

Дали наслаждался шоком, вызванным в обществе как «Андалузским псом», так и своими картинами. Но вместе с тем его картина «Святое сердце» вызвала нежелательные личные последствия. В центре картины был изображен силуэт Мадонны со Святым Сердцем, Вокруг силуэта было грубо нацарапано: «Иногда мне нравится плевать на портрет моей матери». То, что, возможно, задумывалось Дали как небольшая рекламная шутка, показалось его отцу осквернением святой памяти его первой жены и матери семейства. К его недовольству картинами сына примешивалось и неодобрение связи Дали с Галой Элюар. В результате отец запретил Дали когда-либо посещать дом семьи. Согласно его последующим рассказам, художник, мучимый угрызениями совести, обстриг все волосы и похоронил их в своем любимом Кадакесе.

В 1930 году картины Сальвадора Дали стали приносить ему известность («Расплывшееся время»; «Постоянство памяти»). Неизменными темами его творений были разрушение, тление, смерть, а так же мир сексуальных переживаний человека (влияние книг Зигмунда Фрейда).

В то время образ пустынного берега прочно засел в сознании Дали. Художник писал пустынный пляж и скалы в Кадакесе без какой-либо определенной тематической направленности. Как он утверждал позже, пустота для него заполнилась, когда он увидел кусок сыра камембер. Сыр становился мягким и стал таять на тарелке. Это зрелище вызвало в подсознании художника определенный образ, и он начал заполнять пейзаж тающими часами, создавая таким образом один из самых сильных образов нашего времени. Дали назвал картину «Постоянство памяти».

«Постоянство памяти» была завершена в 1931 году и стала символом современной концепции относительности времени. Кроме того, картина вызывает у зрителя другие глубоко запрятанные чувства, которые трудно определить. Спустя год после экспозиции в парижской галерее Пьера Коле самая известная картина Дали была куплена нью-йоркским Музеем современного искусства.

В начале 30 -х годов Сальвадор Дали вступил в некий конфликт на политической почве с сюрриалистами. Его восхищение Адольфом Гитлером и монархические наклонности шли в разрез с идеями Бретона. Дали порвал с сюрреалистами после того, как те обвинили его в контрреволюционной деятельности.

В январе 1931 года в Лондоне состоялась премьера второго фильма — «Золотой век». Критики приняли новый фильм с восторгом. Но потом он стал яблоком раздора между Бюнюэлем и Дали: каждый утверждал, что он сделал для фильма больше, чем другой. Однако несмотря на споры, их сотрудничество оставило глубокий след в жизни обоих художников и направило Дали на путь сюрреализма.

К 1934 году Гала уже развелась со своим мужем, и Дали мог жениться на ней. Удивительная особенность этой семейной пары была в том, что они чувствовали и понимали друг друга. Гала, в прямом смысле, жила жизнью Дали, а он в свою очередь обожествлял ее, восхищался ей.

Женитьба на Гале пробудила в Дали неистощимую фантазию и новую неисчерпаемую энергию. В его творчестве начался плодотворный период. В это время его личный сюрреализм полностью превозобладал над нормами и установками остальной группы и привел к полному разрыву с Бретоном и другими сюрреалистами, которые в 1934 году исключили уже известного живописца из своего движения, объявив, что «он проявляет нездоровый интерес к деньгам и повинен в вульгаризаторстве и академизме».

Теперь Дали никому не принадлежал и утверждал: «Сюрреализм — се муа» («Сюрреализм — это я»).

Между 1936 и 1937 годом Сальвадор Дали пишет одну из самых известных картин «Метаморфоза Нарцисса». Это была его самая удачная картина того периода с двоякими образами. На первый взгляд кажется, что на ней изображены конечности двух фигур на обычном фоне. Но затем можно заметить, что конечности в левой части картины принадлежат фигуре человека, частично скрытого в тени и смотрящегося в воду, которая отражает его изображение, — изображение Нарцисса. Справа — набор похожих форм, но теперь конечности — это пальцы, держащие яйцо, из трещин которого вырастает цветок нарцисса.

Одновременно выходит его литературная работа под названием «Метаморфозы Нарцисса. Параноидная тема. „Кстати ранее (1935 г.) в работе “Покорение иррационального» Дали сформулировал теорию параноидально-критического метода. Этот метод — единственная возможность получить то, что он называл иррациональным знанием, и пояснить его. Художник был твердо убежден, что для того, чтобы освободить глубоко запрятанные мысли, был необходим разум сумасшедшего или кого-нибудь, кто из-за своего так называемого сумасшествия не был бы ограничен стражем рационального мышления, то есть сознательной частью разума с ее моральными и рациональными установками. Человек, находящийся в таком бреду, утверждал Дали, не был ничем ограничен или скован и потому просто был вынужден быть сумасшедшим. Однако, как уверял Дали своих зрителей, разница между ним и сумасшедшим была в том, что он не сошел с ума, следовательно, его паранойя была связана с критической способностью.

Ключом к миру Дали был Зигмунд Фрейд, чьи исследования подсознательных сексуальных травм у своих пациентов с помощью психоанализа широко раскрыли двери человеческой души. Это было таким же шокирующим и невероятным событием, как и открытие Чарльза Дарвина полвека тому назад. Для Дали открытие подсознания имело три плюса: это порождало новые темы для картин, позволяло исследовать и объяснить некоторые свои личные проблемы и было той взрывчаткой, которая могла уничтожить старый порядок. Кроме того, это было отличным средством рекламы творчества.

Дали был ярым поклонником идей Фрейда, еще в юности проштудировав его «Толкования сновидений» и возлагал большие надежды на освобождающую силу сна, поэтому принимался за холст сразу же после утреннего пробуждения, когда мозг еще полностью не освободился от образов бессознательного. Иногда он вставал среди ночи, чтобы работать. По сути дела, метод Дали соответствует одному из фрейдовских приемов психоанализа: записывание сновидений как можно скорее после пробуждения (считается, что промедление приносит с собой искажение образов сна под воздействием сознания).

Доверие к иррациональному, преклонение перед ним как перед источником творчества было у Дали абсолютным, не допускающим никаких компромиссов. «Все мои притязания в области живописи состоят в том, чтобы материализовать с самой воинственной повелительностью и точностью деталей образы конкретной иррациональности». Это, по сути дела, клятва верности фрейдизму. Считается и не без оснований, что именно Сальвадор Дали был чуть ли не главным проводником фрейдистских взглядов в искусстве ХХ века. Не случайно он был единственным из современных художников, кто сумел встретится с престарелым, больным и замкнутым Фрейдом в его лондонском доме в 1936 году. В то же самое время Дали удостоился одобрительного упоминания Фрейда в его письме к Стефану Цвейгу — тоже случай уникальный, поскольку Фрейд совершенно не интересовался современными ему течениями живописи.

Дали часто цитирует, перефразирует, пересказывает мысли Фрейда в своем «Дневнике». К примеру, Дали пишет: «Ошибки всегда имеют в себе нечто священное. Никогда не пытайтесь исправлять их. Наоборот: их следует рационализировать и обобщать. После того станет возможным обобщать их». Это одна из самых общеизвестных идей фрейдизма, согласно которой ошибки, обмолвки, остроты — суть неконтролируемые выбросы кипящей, бродящей материи подсознания, которая таким образом прорывает застывшую корку «Эго». Не удивительно поэтому, что «Дневник» открывается цитатой Фрейда. Дали относился к Фрейду, по сути дела, как к духовному отцу и никогда ни в чем не проявил непослушания, не усомнился ни в одном слове.

По признанию Дали, для него мир идей Фрейда означал столько же, сколько мир Священного Писания означал для средневековых художников или мир античной мифологии — для художников Возрождения.

Дали заложил идею существования целого мира подсознания в 1936 году в своей картине «Предместья параноидально-критического города: полдень на окраинах европейской истории». На этой картине, на первый взгляд, изображен типичный город. Раздражающие детали сразу не вызывают чувство удивления и шока. Однако вскоре зритель начинает понимать, что перспективы отдельных частей картины не связаны друг с другом, что, впрочем, не нарушает единства композиции. Изображенный город кажется вышедшим из подсознательного сновидения и имеет определенный смысл до тех пор, пока зритель не начинает критически рассматривать его. Кроме деталей, присущих только снам, в разных частях города происходят события, никак не связанные между собой, но являющиеся настоящими плодами памяти Дали. Гала держит гроздь винограда, который перекликается с частичной фигурой лошади и классическим зданием на втором плане, что, в свою очередь, отражается в игрушечном доме, помещенном в открытый ящик комода. В общем законченный, но разобщенный сюжет объясняется в подзаголовке названия картины: это действительно история Европы, прошедшей полпути, дышащая ностальгией, сожалением.

Желание Дали быть признанным в обществе, которое, в сущности, было равнодушным к искусству, особенно современному, вызвало в нем его естественную склонность к привлечению к себе внимания. Именно в это время, около середины 1930-х, художник начал создавать сюрреалистические объекты, ставшие его самыми известными произведениями. Из парикмахерского манекена он сделал бюст, положив на него французский батон и чернильницу. Затем последовал шокирующий и вызывающий смокинг — афродизиак, увешанный бокалами для вина. Другими его памятными работами были «Телефон — омар», созданная в 1936 году композиция, и шокирующий «Диван-губы Маэ Уэст» (1936-37): деревянная рама, обтянутая розовым атласом.

Но больше всего внимания к Дали привлекли не эти странные предметы, а его лекция в Лондон Групп Румз, Бэрлингтон Гардэнз в июле 1936 года. Она проводилась в рамках Международной выставки сюрреалистов. Художник появился в костюме водолаза — глубоководника. «Так будет удобнее опускаться в глубины подсознания», — сохраняя полную серьезность, сказал художник и был встречен шумными аплодисментами. К сожалению, он забыл прихватить с собой дыхательную трубку и во время лекции стал задыхаться, начал отчаянно жестикулировать, вызвав страх и растерянность у аудитории. Это было не совсем то, что задумывал Дали, однако внимание широкой публики было привлечено к первой выставке сюрреалистических работ, проводимой в Лондоне, в галерее на Корк-стрит. Выставка, пользующаяся огромной популярностью, проводилась американским коллекционером Пегги Гуггенхайм. Кроме рекламы выставки, инцидент с костюмом водолаза привлек к Дали внимание издателей журнала «Тайм»: на обложке последнего номера 1936 года была помещена его фотография. Под фотографией, сделанной Маном Рэем, был следующий комментарий: «Горящая сосна, архиепископ, жираф и облако перьев вылетели из окна».

Мисс Гуггенхайм стала вторым меценатом Дали из богатых нью-йоркских покровителей художников (до этого он читал лекции о сюрреализме в Музее современного искусства Нью-Йорка в 1935 году). Вскоре эти меценаты стали его самыми горячими сторонниками.

Возвращению Дали в Испанию после лондонской выставки сюрреалистов в 1936 году помешала гражданская война, начавшаяся с восстания генерала Франке и верных ему войск против народного правительства. Правительство было вынуждено бежать в Валенсию, а затем,

Страх Дали за судьбу своей страны и ее народа отразился в его картинах, написанных во время войны. Среди них — трагическая и ужасающая «Мягкая конструкция с вареными бобами: предчувствие гражданской войны» (1936). Чувства, выраженные Дали в этой картине, сравнимы с ошеломляющей «Герникой» Пикассо.

Хотя Дали часто выражал мысль о том, что события мировой жизни, такие как войны, мало касались мира искусства, его сильно волновали события в Испании. Свои непреходящие страхи он выразил в «Осеннем каннибализме» (1936), где переплетенные пальцы едят друг друга. Ужас художника смягчен здесь привычным пейзажем Кадакеса на втором плане как выражение мысли о том, что такие события, даже гражданская война, преходящи, а жизнь все равно продолжается.

Комментарий Дали гражданской войны в Испании был назван просто «Испания». Картина была написана в 1938 году, когда война достигла кульминационного момента. На этой двусмысленной, параноидально — критической работе изображена фигура женщины, опирающейся локтем на комод с одним открытым ящиком, из которого висит кусок красной ткани. Верхняя часть тела женщины соткана из маленьких фигурок, большая часть которых — в воинственных позах, напоминая о группах Леонардо да Винчи. На втором плане изображена пустынная песчаная равнина.

Многие друзья Дали стали жертвами гражданской войны на его родине. По привычке он старался не думать о плохом. Одним из способов забыть была анестезия разума, для которой идеально подходил сон. Это отражено в картине «Сон» (1937), где художник создал один из самых сильных образов. Голова без туловища покоится на непрочных подпорках, которые могут обломиться в любой момент. В левом углу картины изображена собака, которую тоже поддерживает подпорка. Справа вырастает деревня, похожая на одну из деревень побережья Коста Брава. Остальное пространство картины, кроме далекой маленькой рыбацкой лодки, пусто, символизируя беспокойство художника.

Во время гражданской войны в Испании в 1937 году Дали и Гала посетили Италию, чтобы посмотреть работы художников эпохи Возрождения, которыми Дали больше всего восхищался. Они также побывали на Сицилии. Это путешествие вдохновило художника написать «Африканские впечатления» (1938). Семейная пара вернулась во Францию, где ходили слухи о скорой войне в Европе, и нашла время, чтобы еще раз побывать в Соединенных Штатах в первой половине 1939 года.

В другой группе картин, где проявилась тревога Дали по поводу явно приближающейся мировой войны, использовалась телефонная тема. В «Загадке Гитлера» (около 1939) изображены телефон и зонтик на пустынном пляже. Картина намекает на неудачную встречу премьер-министра Великобритании Невилла Чемберлена с Адольфом Гитлером. Как в «Возвышенном моменте», так и в «Горном озере», написанных в 1938 году, художник использовал (кроме телефона) изображение костыля, типичный для Дали символ дурных предчувствий.

Сразу же после начала войны в сентябре 1939 Дали оставил Париж и отправился в Аркашон, что на морском побережье южнее Бордо. Отсюда Гала и он перебрались в Лиссабон, где среди бегущих от войны они встретили знаменитого дизайнера Эльзу Скьяпарелли, для которой он уже разрабатывал платья и шляпы, и кинорежиссера Рене Клера. После оккупации во Франции в 1940 году Дали уезжает в США, где открывает новую мастерскую.

Тем временем за картины Дали выкладывали крупные суммы. Анаграмма «Авида Долларз» была сделана в 1941 году из имени Сальвадора Дали Андре Бретоном как насмешка над суетой Дали по поводу зарабатывания денег. Но в ней скрывалось что-то, гораздо большее, чем укол зависти, вызванной растущим успехом Дали, взлет которого начался в 1936 году, и удивительно теплым приемом, оказанным художнику в Соединенных Штатах как богатыми меценатами, так и простыми зрителями.

Популярность картин Дали объяснялась отчасти тем, что они выглядели как работы старых мастеров, старательно и на совесть сделанные. Важно было и то, что их написал человек, хоть иногда и эксцентричный во время своего появления на публике, но симпатичный, воспитанный, хорошо одетый и, скорее всего, не революционер и не коммунист.

Но главная причина популярности Дали в Америке была в другом. В художественных кругах Европы Дали не считали серьезным претендентом на корону эстета, так как он был погружен в экзотерические теории искусства. Но в США, где искусство еще руководствовалось традиционными установками и за традиционным европейским искусством охотились миллионеры и короли бизнеса, Дали встречали с энтузиазмом. Его картины, хоть и с загадочным содержанием, были доступны для визуального восприятия, так как на них были изображены понятные предметы, поэтому эта импульсивная личность, всюду отталкиваемая и всех раздражающая в Европе, была принята в Соединенных Штатах, которые гордились своими откровенными, твердохарактерными, всеобъемлющими персоналиями и шоуменами.

Дали и Гала нехотя покинули Европу, но вскоре удобно устроились в Фридриксбурге, штат Вирджиния, в Хэмтон Мэнор, в доме Карее Кросби, авангардного издателя. Здесь Гала начала вить для Дали уютное гнездышко, реквизировав библиотеку и заказав необходимые для живописи принадлежности из близлежащего города Ричмонда.

Спустя год Дали и Гала переехали с миссис Кросби через Соединенные Штаты в Монтерей, неподалеку от Сан-Франциско, штат Калифорния. Дом в этом городе стал их основным прибежищем, хоть они и жили подолгу в Нью-Йорке, купаясь в роскоши. За восемь лет, проведенных Галой и Дали в Америке, Дали нажил состояние. При этом, как утверждают некоторые критики, он поплатился своей репутацией художника.

В мире художественной интеллигенции репутация Дали всегда была невысокой. Он не только вел себя вызывающе, что приносило ему какие-то рекламные дивиденды, но рассматривалось любителями искусства как простое кривляние для привлечения внимания к своим работам. Во время поездки в Америку Сальвадор Дали показал встречавшим его репортерам картину, где была изображена его обнаженная подруга Гала с бараньими отбивными на плечах. Когда его спросили, при чем здесь отбивные, он ответил: «Все очень просто. Я люблю Гала и люблю бараньи отбивные. Здесь они вместе. Отличная гармония!»

Большинство художников и любителей видели искусство того времени как поиск нового языка, при помощи которого нашли бы свое выражение современное общество и все новые идеи, которые в нем рождаются. Старая техника, как в литературе, так и в музыке или пластических видах искусства, по их мнению, не подходила для двадцатого века.

Многим казалось, что традиционный стиль письма Дали не сочетался с работой по поиску нового языка живописи, отразившейся на картинах таких мастеров двадцатого века как Пикассо и Матисс. Однако у Дали были последователи из числа европейских любителей искусства, особенно тех, кто интересовался движением сюрреалистов, кто видел в его работах уникальный способ выражения скрытых частей духа человека.

Дали во время своего пребывания в Америке участвовал в многочисленных коммерческих проектах: в театре, балете, в области ювелирных украшений, моде и даже издавал газету в целях саморекламы (вышло всего два номера). Так как со временем число проектов росло, он казался скорее массовиком-затейником, чем серьезным художником, занятым исследованием выразительных средств. Хоть популярность его и росла, Дали начал терять, по крайней мере в Европе, поддержку художественных критиков и историков, от которых зависела репутация художника на протяжении его жизни.

Из своей тихой гавани в Вирджинии, а затем в Калифорнии, Дали начал триумфальное покорение мира искусства нового континента. Американские друзья были готовы и дальше помогать художнику в его карьере. Одним из первых его заказов стало оформление павильона «Мечта Венеры» на Международной нью-йоркской выставке в 1939 году. Дали планировал построить бассейн внутри павильона, в который он намеревался поместить русалок. На фасаде же он хотел изобразить фигуру Венеры в стиле Боттичелли, но с головой трески или подобной рыбы. Дирекция выставки не утвердила эти планы, и павильон не был сооружен, но у Дали появилась возможность опубликовать свой первый американский манифест: «Декларация независимости воображения и прав человека на собственное сумасшествие».

Случай с Бонуитом Тэллером произошел до инцидента с Международной выставкой. Дали заказали оформление витрин универмага Бонуита Тэллера в Нью-Йорке. Дали выполнил этот заказ в своем неподражаемом экстравагантном стиле, выставив черную атласную ванну и навес из головы буйвола с окровавленным голубем в зубах. Эта композиция привлекла столько публики, что было невозможно пройти по тротуарам Пятой авеню. Администрация закрыла композицию. Это так расстроило Дали, что он перевернул ванну, разбив при этом зеркальное стекло окна, и вышел через него на улицу, где его арестовала нью-йоркская полиция.

Дали вынесли приговор с отсрочкой исполнения. Это привлекло столько внимания к его личности, что следующая его выставка в нью-йоркской галерее пользовалась безумным успехом. Такие случаи, иногда шокирующие, создали хорошую рекламу Дали среди обычной публики, которая видела в художнике воплощение свободы личности, которой так гордились Соединенные Штаты и которую, как он заявлял, можно найти только в Америке (то есть не в Европе).

Когда некоторые журналисты усомнились во вменяемости Дали и целесообразности его кривляний, он принял вызов. Отвечая на статью в «Арт Дайджест», интересующуюся, просто ли он сумасшедший или обычный удачливый бизнесмен, художник ответил, что не знает сам, где начинается глубокий, философствующий Дали и где заканчивается сумасшедший и абсурдный Дали.

Все это было частью духа Нового Света того времени и сделало из Дали пользующийся спросом товар вне поля деятельности дилеров и художественных галерей. Он уже разрабатывал модели для Эльзы Скьяпарелли. Теперь же он начал изобретать более фантастические предметы моды, которые попадали на страницы «Вог» и «Харперз базар» и завоевывали ему популярность среди богатой и изысканной публики. Маркиз де Куэвас, основатель балета Монте-Карло, тоже ввел Дали в свой мир, заказав оформление сцены для «Вакханалии» с костюмами от Коко Шанель. Другими заказами на оформление сцены для балета от Маркиза де Куэваса были «Лабиринт» (1941) с постановкой хореографии Леонидом Массином, «Сентиментальный разговор, Китайское кафе» и «Разрушенный мост» (1944).

Именно в Америке великий гений пишет, наверно одну из самых лучших своих книг «Тайная жизнь Сальвадора Дали, написанная им самим. Когда эта книга в 1942 году была издана, она немедленно навлекла на себя серьезную критику со стороны прессы и сторонников пуританского общества.

В Нью-Йорке пристанищем Дали и Галы стал отель Санкт-Реджис, где художник создал свою мастерскую. Там он трудился над портретами миссис Джордж Тейт Второй, Елены Рубинштейн, королевы косметики (Дали также работал над дизайном ее квартиры), миссис Лютер Грин.

К тому же Дали снова был вовлечен в работу над фильмами. Он с энтузиазмом приветствовал этот способ самовыражения, в котором видел царство творчества будущего, несмотря на то, что потом умалил вклад кинематографа в искусство. Именно он создал знаменитую сюрреалистическую последовательность сна в фильме Альфреда Хичкока „Зачарованный“ в 1945 году. Хичкок хотел создать первый фильм про психоанализ в то время, как учение Фрейда начало оказывать глубокое влияние на мышление американцев, поэтому сам Бог велел ему обратиться к Дали. В следующем году художник начал работать над проектом Уолта Диснея „Дестино“, который, к сожалению, не был доведен до конца. Был создан лишь еще один полнометражный фильм по сценарию Дали „Дон Жуан Тенорио“, сделанный в Испании в 1951 году.

Дали, как правило, нравилась активная деятельность, и вместе с Галой, постоянно находящейся рядом с ним, он стал известен всем Соединенным Штатам Америки как король современного искусства. Он даже нашел время, чтобы написать роман „Скрытые лица“ о группе аристократов на пороге второй мировой войны.

Новое видение мира, как утверждал Дали, родилось во вспышке просветления, явившейся еще одним последствием, кроме грохота и радиоактивного свечения, взрыва атомной бомбы над Хиросимой 6 августа 1945 года. Дали искал мистический ответ в черных тучах, поднятых взрывом. Абсолютное видение значения всего этого должно быть даровано, как он считал, Божьей милостью и милостью правды. Идея Божьей милости была взращена в нем еще в детстве во время религиозного воспитания. Что же касается милости правды, то художник рассчитывал найти ее в открытиях современной физики.

Хоть представления Дали о жизни, Боге и современной науке начали созревать в мозгу художника еще в Соединенных Штатах и стали проявляться в его работах того периода, они окончательно созрели и стали приносить плоды лишь после возвращения на родину в Испанию в 1948 году.

Дали был настолько потрясен атомной бомбой, что написал целую серию картин, посвященных атому. Первой из этой серии была „Три сфинкса атолла Бикини“, созданная в 1947 г. „Сфинксы“ — это три грибовидных тела, похожих на грибовидное облако, образующееся после взрыва этого оружия массового уничтожения. Первый гриб на переднем плане вырастает из шеи женщины, как облако волос, второй -появляется в центре и похож на листву дерева, третье, самое отдаленное, облако встает из-за пейзажа Кадакеса.

Это была первая работа из серии картин и рисунков, с ними Дали обратился к разрушительному послевоенному миру, на который художник смотрел с беспокойством и который подтолкнул его к мистическому подходу в работе.

После окончания войны в 1945 году Дали решил остаться в Соединенных Штатах, где он готовился к своему художественному возрождению. Теперь он был как никогда уверен, что художники периода Возрождения были правы, рисуя на религиозные темы, причем так, как они это делали. Он объявил войну академическому стилю письма, предпочитаемому традиционными салонами, африканскому искусству, которое оказало глубокое влияние на такие важные фигуры в европейском искусстве, как Модильяни, Пикассо и Матисс, и декоративному плагиату художников, ставших абстракционистами потому, что им на самом деле нечего было сказать. Дали заявил, что собирается возродить испанский мистицизм и показать единство Вселенной, изобразив духовность материи.

Одной из первых картин, несущих его новое видение мира, стала „Дематериализация возле носа Нерона“ (1947). На ней изображен рассеченный куб под аркой, в изгибе которой плавает бюст Нерона. Рассечение символизирует расщепление атома. Дали стал постоянно пользоваться этим приемом.

В то же время Дали работал и над несколькими другими проектами, среди которых декорации и костюмы к постановке балете Мануэля дэ Фалла „Эль сомбреро де трес пикос“ (»Треугольная шляпа"). Дали поместил на сцене мешки с мукой и деревья, парящие в пространстве, в то время как сам домик мельника разлетается с косыми дверями и окнами, одно из которых улетает в небо.

Дали писал и много портретов, среди которых портрет художественного коллекционера Джеймса Дана, сделанный в 1949 году. В 1950-х годах Дали написал ряд прекрасных портретов артистов театра, в том числе Катерины Корнел (1951) и Лоренса Оливера в роли Ричарда III (1951). Портреты, как источник больших доходов, были на первом месте у Дали до 1970-х. Портрет дочери Франсиско Франке Кармен Бордью — Франко был подарен испанскому лидеру в 1974 году на специальной церемонии. Самой значительной картиной Дали 1951 года была «Распятие Христа от святого Иоанна» с распятием, висящим в небе над Порт Лигат. Эта безукоризненная и ненавязчивая картина без каких-либо сюрреалистических обертонов, была продана Художественной галерее Глазго. Однако сразу же после того, как ее повесили, она была порезана вандалом, протестующим против суммы в 8200 фунтов стерлингов, заплаченной за картину галереей. (За пять лет галерея вернула эти деньги от процентов, продажи входных билетов и прав на производство репродукций.) Еще одна картина с таким же упрощенным визуальным подходом называется «Евхаристический натюрморт». На ней изображен покрытый скатертью стол с лежащими на нем хлебом и рыбой. Обе эти картины дышат необычной для Дали простотой. Возможно, в них отразились радость и благодарность Дали по поводу его возвращения на родную землю в Порт Лигат.

Вскоре после возвращения в Испанию Дали начал работу над двумя заказами. Для Питэра Брука, английского театрального режиссера, который ставил «Саломею» Штрауса, и для Лукино Висконти, итальянского кинорежиссера, делающего новую версию шекспировского «Как вам это нравится».

Находясь в Порт-Льигате Дали обращается в своих творениях к религиозно-фантастической тематике. Религиозные мотивы, классицистическая композиция, подражание технике старых мастеров характерны для таких его картин 1950-х гг., как «Мадонна порта Льигат» (1949), где Гала изображалась в виде Мадонны, «Христос св. Ионна на кресте» (1951), «Тайная вечеря» (1955), «Открытие Америки, или Мечта Христофора Колумба» (1958-1959).

В 1953 году проходит большая ретроспективная выставка Сальвадора Дали в Риме. На ней представлены 24 картины,27 рисунков,102 акварели!

Ранее в 1951 году, накануне холодной войны, Дали разрабатывает теорию «атомарного искусства» опубликованную в этом же году в «Мистическом манифесте». Дали ставит перед собой цель, донести до зрителя идею о постоянстве духовного бытия даже после исчезновения материи (Взрывающаяся голова Рафаэля.1951).

В 1959 году Дали и Гала обустроили по настоящему свой дом в Порт-Льигате. К тому времени уже никто не мог усомниться в гениальности великого художника. Его картины покупались за огромные деньги поклонниками и любителями роскоши. Громадные холсты написанные Дали в 60-е годы оценивались огромными суммами. У многих миллионеров считалось шиком иметь в коллекции картины Сальвадора Дали.

Реализовывая новые идеи со своей обычной неистощимой энергией, Дали создал еще несколько балетов, среди которых «Собиратели винограда» и «Балет для Галы», для которого он разработал либретто и декорации, а Морис Бежар — хореографию. Премьера состоялась в 1961 году в венецианском театре «Феникс». Он продолжал удивлять публику своими экстравагантными появлениями. Например, в Риме он предстал в «Метафизическом кубе» (простой белый ящик, покрытый научными значками). Большая часть зрителей, приходивших посмотреть на спектакли Дали, была попросту привлечена эксцентричной знаменитостью. Однако его настоящим поклонникам не нравились эти кривляния. Они считали, что шоумен бросает тень на работы художника.

На это Дали отвечал, что он не клоун, а ужасно циничное общество по своей наивности не подозревает, что играет серьезную пьесу, чтобы скрыть свое безумие. Критикуя современное искусство за то, что оно завело публику в тупик, Дали благосклонно высказывался о таких когда-то любимых, а теперь непопулярных французских художниках исторического жанра как Жан-Луи-Эрнест Месонье и Мариано Фортуни, которые писали великие и благородные эпические сцены для зданий, где размещалисьструктуры власти. Эти художники, которых любители современного искусства обозвали «помпъерс» («пожарные»), по мнению Дали, писали в хорошей реалистичной манере. Свое умение писать в том же духе он продемонстрировал в большой картине «Битва при Тетюан» (1962), которая была помещена рядом с работой Фортуни в Паласьо дэль Тинел в Барселоне. В этой картине Дали чувствовалось сильное влияние стиля Эжэна Делакруа с его многочисленными сценами боя. Кроме того, художник хорошо проработал детали, сделал сюжет активным и действенным и, конечно же, поместил на второй план Галу.

В конце 60-х отношения между Дали и Галой стали сходить на нет. И по просьбе Галы, Дали был вынужден купить ей свой замок, где она много времени проводила в обществе молодых людей. Остаток их совместной жизни представлял собой тлеющие головешки бывшие когда-то ярким костром страсти.

Начиная примерно с 1970 года здоровье Дали стало ухудшаться. Хоть его творческая энергия и не уменьшилась, стали беспокоить мысли о смерти и бессмертии. Он верил в возможность бессмертия, включая бессмертие тела, и исследовал пути сохранения тела через замораживание и пересадку ДНК, чтобы вновь родиться. Однако более важным было сохранение работ, что стало его основным проектом. Он направил на это всю свою энергию.

Художнику пришла идея построить для своих работ музей. Вскоре он взялся за перестройку театра в Фигерасе, своей родине, сильно разрушенного во время гражданской войны в Испании. Над сценой был воздвигнут гигантский геодезический купол. Зрительный зал был расчищен и разделен на сектора, в которых могли быть представлены его работы разных жанров, включая спальню Маэ Уэст и большие картины, такие как «Галлюциногенный тореадор».

Дали сам расписал входное фойе, изобразив себя и Галу, моющих золото в Фигерасе, со свисающими с потолка ногами. Салон был назван Дворец Ветров, по одноименной поэме, в которой рассказывается легенда о восточном ветре, чья любовь женилась и живет на западе, поэтому всегда, когда приближается к ней, он вынужден повернуть, при этом на землю падают его слезы. Эта легенда очень понравилась Дали, великому мистику, который посвятил другую часть своего музея эротике.

В Театре-музее Дали было выставлено много других работ и прочих безделушек. Салон открылся в сентябре 1974 года и был похож не столько на музей, сколько на базар. Там, среди прочего, были результаты экспериментов Дали с голографией, из которой он надеялся создать глобальные трехмерные образы. (Его голограммы сначала выставлялись в галерее Кнедлер в Нью-Йорке в 1972 году. Он перестал экспериментировать в 1975 году.) Кроме того, в Театре — музее Дали выставлены двойные спектроскопические картины с изображением обнаженной Галы на фоне картины Клода Лорэна и другие предметы искусства, созданные Дали.

«Музей Дали» – это бесподобное сюрриалистичекое творение и по сей день приводит в восторг посетителей. Музей представляет собой ретроспективу жизни великого художника.

Спрос на работы Дали стал сумасшедшим. Издатели книг, журналы, дома мод и режиссеры театров боролись за него. Он уже создал иллюстрации ко многим шедеврам мировой литературы, таким как Библия, «Божественная комедия» Данте, «Потерянный рай» Милтона, «Бог и монотеизм» Фрейда, «Искусство любви» Овидия. Он также создавал сюрреалистические композиции, такие как «Посмертная маска Наполеона на носороге», «Галлюциногенный тореадор» с барабанами, ножницами, ложками, мягкими часами, увенчанный короной, или «Видение де л'Андж с большим пальцем Бога и двенадцатью апостолами».

Многие десятилетия своей жизни Сальвадор Дали отдал бизнесу и коммерции. На протяжении нескольких лет он писал одну картину в год — обычно за огромную плату, а сам занимался чем угодно — от продажи литографий до разработки рисунков костюмов и рекламы авиакомпаний. «Дали лучше спится после получения чеков на большие суммы», — любил говорить он. Наверно, Дали и впрямь спал как ребенок, потому что его имя красовалось на упа- ковках косметики, на бутылках бренди, на мебельных гарнитурах. Одно из самых несерьезных его занятий — расписанные Дали в 1973 году панели пассажирских самолетов испанской авиакомпании. Работы художника в рекламе заставили большинство критиков согласиться с тем, что по крайней мере два последних десятилетия творчества Дали бы- ли примечательны больше его чудачествами, чем какими-либо настоящими художественными достижениями.

Культ Дали, обилие его работ в разных жанрах и стилях привели к появлению многочисленных подделок, что вызвало большие проблемы на мировом рынке искусства. Сам Дали был замешан в скандале в 1960 году, когда подписал много чистых листов бумаги, предназначаемых для создания оттисков с литографических камней, хранимых у дилеров в Париже. Было выдвинуто обвинение в незаконном использовании этих чистых листов. Однако Дали этот скандал оставил равнодушным. «Люди так не волновались бы, если б я был посредственным художником, фыркнул он. — Всех великих художников подделывали» и в 1970-х художник продолжал вести свою беспорядочную и активную жизнь, как всегда продолжая поиск новых пластичных путей исследования своего удивительного мира искусства.

В 1974 году Дали подписал с американским рекламным агентством договор на телерекламу, в которой он расписывал красками надетые на модель колготки. Позднее, когда он уезжал из Америки во Францию, его видели с огромной куклой Баггс Банни, прощальным подарком фирмы. «Это самое уродливое и ужасное создание в мире, — сказал Дали. — Я ее покрашу майонезом и сделаю предметом искусства».

В последние годы Дали часто обращается к фотографии. Он читает лекции, выпускает книги, посвященные себе и своему искусству, в которых безудержно восхваляет свой талант («Дневник одного гения», «Дали по Дали», «Золотая книга Дали», «Секретная жизнь Сальвадора Дали»). Он всегда отличался причудливой манерой поведения, постоянно меняя экстравагантные костюмы и фасон усов.

В 1976 году была опубликована биография Дали «Необыкновенные признания Сальвадора Дали». В ней художник утверждал, что он — единственный в мире здравомыслящий человек: «Клоун на самом деле не я, а наше страшно циничное и бесчувственное общество, так наивно играющее в серьезность, что это помогает ему наилучшим способом скрывать собственное безумие. А я не устану это повторять! — я не сумасшедший».

У Сальвадора Дали было две мечты: одна родилась из идей, кишащих у него в голове, другая была результатом юношеских мечтаний прожить полноценную жизнь с необходимыми удобствами. Первая, полностью его собственная, иногда слегка приоткрывалась и позволяла внешнему миру, никогда до конца не понимавшему загадку ума художника, уловить свой отблеск. Вторая была взлелеяна Галой и друзьями, которые помогли ему получить признание и достичь мировой славы. Признание важной роли Галы в своей жизни Дали постоянно выражал в своих работах. Ее влияние, как музы и натурщицы, было очень важным для большинства его картин. В конце 1960-х благодарность Дали приняла более ощутимую форму: он купил для нее замок в Пубол, неподалеку от Фигераса, украсив его своими картинами и снабдив всеми удобствами и сделав роскошным. Остается неясным, хотела ли Гала иметь замок. Многие считали, что она хотела бы жить в Тоскании. Неясно также, означал ли подарок жене замка начало раздельной жизни. Жизнь и деловое партнерство Гала — Дали были настолько нераздельными, что невозможно было представить их полный разрыв.

Всю жизнь с Дали Гала играла роль серого кардинала, предпочитая оставаться на втором плане. Некоторые считали ее движущей силой Дали, другие — ведьмой, плетущей интриги. Когда английский тележурналист Рассел Харти брал у Дали интервью для телепрограммы Би-Би-Си в 1973 году, Гала нехотя согласилась появиться в дверях на несколько секунд. Но когда съемочная группа собралась последовать за Дали в бассейн, она вообще исчезла. Возможно, теперь она устала от кривляния и трюков, рассчитанных на публику.

Гала и Дали всегда управляли своими делами и его постоянно растущим богатством с расторопной деловитостью. Именно она настояла на том, чтобы брать деньги за его выступления перед публикой, и внимательно следила за частными сделками по покупке его картин. Она была необходима физически и морально, поэтому когда она умерла 10 июня 1982 года, Дали воспринял ее смерть как страшный удар. Детей у них не было. Художник всегда говорил, что ни в коем случае и не хотел их иметь. «Великие гении всегда производят на свет посредственных детей, и я не хочу быть подтверждением этого правила, — сказал он. — Я хочу оставить в наследство лишь самого себя».

Подталкиваемый сильным желанием быть рядом с ее духом, Дали переехал в замок Пубол, почти прекратив появляться в обществе. Несмотря на это, его репутация росла. В 1982 году Музей Сальвадора Дали, открытый в Кливленде, штат Огайо, и содержавший большую часть его работ, собранных Е. и А. Рейнолдз Морз, переехал во внушительное здание в Санкт-Петербурге, штат Флорида. Центр Жоржа Помпиду в Париже устроил большую ретроспективу работ Дали в 1979 году, которая позже была послана через Ла-Манш в галерею «Тейт» в Лондоне. Двойной показ ретроспективы позволил широким слоям населения Европы ознакомиться с работами Дали и принес ему огромную популярность.

Среди наград, посыпавшихся на Дали как из рога изобилия, было членство в Академии изящных искусств Франции. Испания удостоила его наивысшей чести, наградив Большим крестом Изабеллы-католички, врученным ему королем Хуаном Карлосом. Дали был объявлен Маркизом дэ Пубол в 1982 году.

Несмотря на все это, Дали был несчастен и чувствовал себя плохо. Ближе к 80-м годам у него начались проблемы со здоровьем. Смерть Франко потрясла и испугала Дали. Являясь патриотом, он не мог спокойно переживать перемены в судьбе Испании. Врачи подозревали у Дали болезнь Паркинсона. Эта болезнь когда — то стала смертельной для его отца.

Дали с головой ушел в работу. Всю свою жизнь он восхищался итальянскими художниками эпохи Возрождения, поэтому начал рисовать картины, навеянные головами Джульяно дэ Медичи, Моисея и Адама (находятся в Сикстинской капелле) кисти Микеланджело и его «Снятием с креста» в церкви святого Петра в Риме. Он также начал рисовать в свободном стиле. Линейный, экспрессионистский стиль письма, напоминающий манеру Винсента ван Гога, проявился в такой его картине, как «Кровать и прикроватный столик яростно атакуют виолончель» (1983), где четкие классические линии ранних работ Дали уступают более свободному, более романтичному стилю.

К концу 1983 года настроение Дали, как казалось, несколько поднялось. Он стал иногда гулять по саду, начал писать картины. Но это продолжалось, увы, не долго. Старость брала верх над гениальным разумом. 30 августа 1984 года в доме Дали произошел пожар. Художник чуть было не лишился жизни. Он уже несколько дней был прикован к постели, когда каким-то образом загорелась кровать. Возможно, причиной была неисправная лампа при кровати. Запылала вся комната. Ему удалось доползти до дверей. Роберт Дэшарне, управляющий делами Дали на протяжении многих лет, спас его от смерти, вытащив из горящей комнаты.

Дали получил тяжелые ожоги, и с тех пор о нем было мало слышно, хоть в 1984 Дэшарне и опубликовал монографию «Сальвадор Дали: человек и его работа». Вскоре поползли неизбежные слухи о том, что Дали был полностью парализован, что он болен болезнью Паркинсона, что его насильно держат взаперти. И даже о том, что он на протяжении нескольких лет физически не мог делать те работы, которые продолжали появляться под его именем.

Профессиональная деятельность Дали пришла в полный упадок. Секретари и агенты вымогали у него деньги как только могли, продавали его авторские права, права на репродукции по всему миру. Большая часть дохода оседала в их глубоких карманах.

К февралю 1985 года самочувствие Дали несколько наладилось и он смог дать интервью крупнейшей испанской газете «Паис».

Но в ноябре 1988 года Дали положили в клинику с диагнозом «сердечная недостаточность».

Сердце Сальвадора Дали остановилось 23 января 1989 года, спустя шесть лет после завершения своей последней работы «Ласточкин хвост», простой каллиграфической композиции на белом листе. Простота картины напоминает работы Поля Кли и трогательна, как музыка скрипки.

Работая над своей последней картиной, Дали однажды признался редкому гостю, что собирается написать серию картин, основанную не на чистом воображении, настроении или снах, а на реальности его болезни, существования и важных воспоминаниях. При этом нельзя иногда не подумать, что Дали представлял свою жизнь как какую-то катастрофу. Благословленный титанической энергией и живым творческим умом, он был одновременно проклят естественным талантом заводилы и балагура, который бросал тень на его репутацию художника. Как большинство художников, включая таких современных мастеров, как Поль Сезанн и Клод Моне, Дали скорее всего чувствовал, что не выразил всего виденного, что жгло его душу. Но его бесспорное мастерство, которое он развил, и сила его самых выразительных образов затронули струны души многих людей, принадлежащих к самым разнообразным культурным слоям. Его запоминающиеся образы находятся среди символов духовного пантеона искусства и, скорее всего, останутся стойкими вехами искусства двадцатого века.

Его тело забользамировали, как он просил, и на протяжении недели он лежал в своем музее в Фигерасе. Тысячи людей приезжали, что бы простится с великим гением.

Сальвадор Дали, со свойственной ему при жизни странностью, лежит непохороненный, как он и завещал, в склепе в своем Театре-музее Дали в Фигерасе. Он оставил свое состояние и свои работы Испании.

Литература

1. Энциклопедия Кирилла и Мефодия 2003.

2. Хрестоматия по культурологии под редакцией А.А.Радугина. Москва, Издательство «Центр», 1998г.

3. «Культурология в вопросах и ответах». Учебное пособие под редакцией Г.В.Драча. Ростов-на-Дону, издательство «Феникс», 1997г.

4. www.queenworld.ru/dali

www.ronl.ru

Доклад - Биография и творческий путь Сальвадора Дали

Сальвадор Дали

Понимание места Сальвадора Дали в истории современного искусства сходно с восприятием его картин — ощутимые и четкие образы оказываются одновременно полными неопределенности и двусмысленности. Судя по тому, что известно о его ранней юности, им двигало желание отличаться от своих современников, и в то же время ему хотелось быть признанным ими главенствующей личностью со своими всегда правильными взглядами.

Психологическое объяснение — самому Дали оно очень нравилось — могло бы быть таковым, что он ясно осознавал свою собственную неполноценность, которую ему нужно было как-то компенсировать. Но если все обстояло таким образом, откуда взялись эти чувства и как они развились? Его жизнь в небольшом каталонском городке Фигерас на севере Испании, казалось, была счастливой и типичной для выходца из провинциальной семьи среднего достатка.

НАЧАЛО

Сальвадор Филипп Яхинто Дали и Доминик родился II мая 1904 года. Его отец был государственным нотариусом в Фигерасе. Он знал свое место в обществе и, как многие каталонцы, был антимадридским республиканцем и к тому же атеистом. Мать Сальвадора также была типичным представителем своего класса. Она была любящей женой и непоколебимой католичкой, которая, вне всякого сомнения, настояла на том, чтобы ее семья регулярно посещала церковь. Оба родителя любили Сальвадора и его младшую сестру Анну-Марию и обеспечили им самое лучшее для того времени образование, которое было доступно им.

Вскоре у Сальвадора сложилось устойчивое мнение о том, что родители любили вовсе не его, а старшего брата, умершего в 1903, за год до его рождения. Это откровение появилось в «Невысказанных откровениях Сальвадора Дали», книге, опубликованной в 1976 году, после издания трех предыдущих его автобиографий. Было ли это изгнанием последствий травмы или плодом живого воображения художника, всю свою жизнь создававшего скрытые и двусмысленные образы, автора так называемого процесса параноидально -критического мышления, мы можем лишь догадываться.

Дали, несомненно, был умным юношей, хотя он любил утверждать обратное. Он обладал природным талантом в рисовании, что отразилось в рисунках на полях его учебников и карикатурах, которые он рисовал, чтобы позабавить свою сестру. Его талант развивал Рамон Пихо, местный художник импрессионист -пуантилист и друг семьи Дали.

Большая часть юности Дали прошла в семейном домике возле моря в Кадакесе. Здесь мальчик с богатым воображением общался с местными рыбаками и рабочими, вбирая в себя мифологию низших слоев общества и изучая суеверия своего народа. Возможно, это повлияло на его талант и стало предпосылкой вплетения мистических тем в его искусство. Как утверждала Анна-Мария, их дом был такой же, как и все остальные. Жизнь казалась счастливой, хотя смерть матери от рака в 1921 году явилась огромным эмоциональным потрясением и тяжелым ударом для семьи.

Когда Дали исполнилось семнадцать, он уже начал завоевывать признание в художественных кругах Фигераса. Он покинул дом, уговорив отца помочь основать свою художественную студию в Мадриде при Академии изящных искусств Сан-Фернандо, одним из самых известных директоров которой был Франсиско Гойя. Сальвадор Дали отправился в Мадрид в 1922 году. Он был полон самоуверенности молодого человека, ищущего приключений, но знающего, что дома его ждет тихая пристань. Однако впоследствии это убеждение было сильно поколеблено.

ВЛИЯНИЕ НА РАННЕЕ ТВОРЧЕСТВО И ИНТРИГИ

Четыре года спустя после смерти жены отец Дали женился на бывшей жене своего брата. Дали счел это предательством. Так родилась одна из самых первых его аллегорий, основанная на истории Вильгельма Телля, которого Дали превратил в Эдиповского отца, желающего уничтожить своего сына. Дали использовал эту тему в некоторых своих картинах на протяжении многих лет. Иногда он включал в них свою жену Галу и Владимира Ильича Ленина, которого Дали считал неприкосновенной фигурой отца (как тому учили сюрреалисты).

В Мадриде Дали познакомился с людьми, которые оказали большое влияние на его жизнь. Одним из них был Луис Бюнюэль, который впоследствии стал одним из самых уважаемых в Европе киноавангардистов на следующие полвека. Другим большим другом Дали, оказавшим на него огромное влияние, был Федерико Гарсия Лорка, поэт, ставший вскоре одним из самых популярных драматургов Испании. Во время гражданской войны он был застрелен солдатами диктатора генерала Франсиско Франке. Отношения между Дали и Лоркой были очень близкими. В 1926 году было опубликовано стихотворение Лорки «Ода Сальвадору Дали», а в 1927 году Дали разработал декорации и костюмы для постановки «Марианы Пи-неды» Лорки.

Как Бюнюэль, так и Лорка являлись частью новой интеллектуальной жизни в Испании. Они бросали вызов консервативным и догматическим доктринам политической верхушки и католической церкви, которые, в основном, формировали испанское общество того времени. Новые идеи стимулировали и без того радикальное мышление Дали. Это привело его к несогласию с методами Академии изящных искусств Мадрида, где он начал учиться и откуда был исключен в 1926 году за подстрекательство к беспорядкам среди студентов. К этому времени на его счету уже была первая персональная выставка, прошедшая в ноябре 1925 года в Галерее Делмо в Барселоне, где ее благосклонно встретили. Большинство его работ в то время было сделано в духе исследования новых течений, преобладавших тогда в художественном мире Парижа. Он попробовал себя в качестве импрессиониста в «Автопортрете с шеей в стиле Рафаэля» (1921-22). Горы в Кадакесе на втором плане картины стали типичным пейзажным мотивом работ Дали. Затем была попытка создания картины в стиле кубизма. Подражая его основателям Жоржу Браку и Пабло Пикассо, Дали написал еще один автопортрет: «Автопортрет с „Ла Публичитат“ (одна из барселонских газет). В 1925 году Дали написал еще одну картину в стиле Пикассо: „Венера и моряк“. Она вошла в число семнадцати картин, экспонировавшихся на первой персональной выставке Дали.

РЕАЛИСТ И СЮРРЕАЛИСТ

Даже до поездки Дали в Париж в его работах проявлялись сюрреалистические качества. На картине „Фигура женщины у окна“, написанной в 1925 году, художник изобразил свою сестру Анну-Марию смотрящую из окна на залив в Кадакесе. Полотно пропитано духом нереальности сна, хотя написано в дотошном реалистическом стиле. В нем присутствует аура пустоты и одновременно чего-то невидимого, что притаилось за пространством картины. Кроме того, картина создает ощущение тишины. Если бы это была работа импрессионистов, зритель чувствовал бы ее атмосферу: слышал бы море или шептание бриза, но здесь кажется, что вся жизнь замерла. Фигура Анны-Марии изолирована, она находится в другом мире, и ее широкий зад, часть женского тела, которым Дали был одержим, лишен чувственности женских образов Ренуара или Дега.

Большинство сюрреалистов, таких как Андре Массон, Макс Эрнст и Хоан Миро, начали исследование подсознательного, освободив свой разум от сознательного контроля и позволив мыслям всплывать к поверхности, как мыльным пузырям, без какой-либо сознательно установленной последовательности. Это назвали „автоматизмом“, и при письме это отразилось в создании абстрактных форм, которые представляли собой образы из подсознания.

Подход Дали был иным. Он рисовал образы, знакомые разуму: людей, животных, здания, пейзажи — но позволял им соединиться под диктовку сознания. Он часто сливал их в гротескной манере так, что, например, конечности превращались в рыб, а туловища женщин — в лошадей. В какой-то мере это несколько походило на сюрреалистический автоматизм письма, где слова были знакомыми, так как использовались в каждодневном общении, но выстраивались в ряд свободно и без ограничений, чтобы выразить свободные идеи. Впоследствии Дали назовет свой уникальный подход „параноидально — критическим методом“. Как утверждал художник, он освобождался от подсознательных образов, как сумасшедший. Единственным его отличием от сумасшедшего было то, что он не был таковым. Дали пока что не был членом группы сюрреалистов, возглавлямых Андре Бретоном и Максом Эрнстом, но благодаря дружбе с другим каталонским художником и сюрреалистом Хоаном Миро он влился в новое движение, которое начало все больше влиять на художественные и литературные круги Европы.

Бретон, который учился на врача и совершил глубокое исследование работ Зигмунда Фрейда, был рупором сюрреалистов. От Фрейда Бретон воспринял и развил мысль о том, что раскопав скрытые на самом дне разума невыраженные мысли, сюрреализм мог разорвать цепи европейского мышления и создать новый образ жизни и способ ее восприятия. Первый шаг в этом направлении был сделан раньше художественным движением, известным как дадаизм. Целью этого вида искусства было разрушить или сделать бессмысленными все существующие общепринятые истины. Среди лидеров дадаизма были Фрэнсис Пикабия и Тристан Тзара. Сюрреализм придал дадаизму внутреннее содержание и, согласно Бретону, помог в разрушении политического порядка. Это не могло не подтолкнуть Бретона к соединению сюрреализма с коммунизмом, который был в то время возвышенной идеологией, призванной создать новый порядок в мире.

Что касается Дали, то его интерес к этому быстро угас. Однако несмотря на это, при поддержке Миро, Дали был принят в ряды сюрреалистов в 1929 году, сразу же после его приезда в Париж. Бретон относился к этому выряженному щеголю — испанцу, который писал картины — ребусы, с изрядной долей недоверия. Он не увидел пользу, которую Дали мог принести их общему делу.

1929 год стал для Дали судьбоносным. Закончив работу над „Андалузским псом“, которого он создавал вместе с Бюнюэлем, художник вернулся в Кадакес, чтобы поработать над выставкой своих картин, которую согласился устроить осенью парижский торговец произведениями искусства Камиль Гоэманс. Среди многочисленных гостей Дали в то лето посетил поэт Поль Элюар, который приехал со своей дочерью Сесиль и женой Галой. Она вскоре стала любовницей, а затем и женой Дали.

Дали много работал. Сюжет большого числа картин основывался на его сложных проблемах сексуальности и отношений с родителями. В „Великом мастурбаторе“ голова, как мягкий вариант скалы на побережье Кадакеса, вырастает из массивной глыбы. Шея переходит в женскую голову, чьи губы стремятся к неясным гениталиям на тепе мужчины. Его окровавленные колени наводят на мысль о каком-то кровопролитии, возможно, кастрации.

Эта картина стала вехой в творчестве Дали. В ней он выразил свою постоянную озабоченность сексом, насилием и чувством вины. На картине также присутствует нагромождение скал, которые будут сопровождать его на протяжении всего творчества, и такой типичный для Дали образ, как саранча — одно из насекомых, населяющих его кошмары. По брюшку насекомого ползут муравьи, что наталкивает на мысль о коррупции. Чуть ниже женской головы находится лилия калла, чей желтый пестик в форме фаллоса вырастает из мягких бледных лепестков. Эта глубоко личная картина имеет очень большое значение. Она навеяна Дали его собственным подсознанием.

В другой картине этого периода, „Первые дни весны“, художник наслаждается своим чувством свободы. Диагональные линии в центре полотна похожи на дорогу или ступеньки, ведущие к горизонту. Фигура одиноко сидящего человека слева намекает на кого — то, повернувшегося спиной к остальной части картины, на которой среди прочего есть маленькая фотография Дали — ребенка и женщина, к груди которой прицепилась саранча. На переднем плане мы видим парочку. Мужчина сует свои горящие руки в ведро, из которого вырастает фигура фаллоса.

Похожая виньетка появляется и в „Озаренных удовольствиях“, где у женщины из парочки окровавленные руки.

Дали наслаждался шоком, вызванным в обществе как „Андалузским псом“, так и своими картинами. Но вместе с тем его картина „Святое сердце“ вызвала нежелательные личные последствия. В центре картины был изображен силуэт Мадонны со Святым Сердцем, Вокруг силуэта было грубо нацарапано: „Иногда мне нравится плевать на портрет моей матери“. То, что, возможно, задумывалось Дали как небольшая рекламная шутка, показалось его отцу осквернением святой памяти его первой жены и матери семейства. К его недовольству картинами сына примешивалось и неодобрение связи Дали с Галой Элюар. В результате отец запретил Дали когда-либо посещать дом семьи. Согласно его последующим рассказам, художник, мучимый угрызениями совести, обстриг все волосы и похоронил их в своем любимом Кадакесе.

Гала Элюар (урожденная русская Елена Делувина-Дьяконова) была любовницей Макса Эрнста, основателя дадаизма, а затем и сюрреализма, даже тогда, когда она стала женой французского поэта Поля Элюара. Ее встреча с Сальвадором Дали летом 1929 года стала роковой для обоих. Гала, которая была почти на десять лет старше его, казалась Дали утонченной самоуверенной женщиной, вращавшейся долгое время в высших художественных кругах Парижа, в то время как он был всего — навсего простым молодым человеком из маленького провинциального городка на севере Испании.

ПРИХОД ГАЛЫ

Сначала Дали был поражен красотой Галы и разражался смущенным истерическим хихиканьем, когда они разговаривали. Он не знал, как вести себя при ней, хотя втайне признавал, что она его возбуждала. В свою очередь, Галу смущал этот напряженный молодой человек и его озабоченность мастурбацией и кастрацией.

Когда Поль Элюар вернулся один в Париж, Дали и Гала нашли выход из сложившейся проблематичной ситуации в сексе. „Первый поцелуй, — писал Дали позже, — когда столкнулись наши зубы и переплелись наши языки, был лишь началом того голода, который заставил нас кусать и грызть друг друга до самой сути нашего бытия“. Такие образы часто появлялись в последующих работах Дали: отбивные котлеты на теле человека, жареные яйца, каннибализм — все эти образы напоминают о неистовом сексуальном освобождении молодого человека. Когда эта парочка впервые сбежала вместе, они заперлись в своей комнате в замке Кари-ле-Руэ неподалеку от Марселя и отрезали себя от остального мира. Это бегство продолжалось всю их супружескую жизнь, даже тогда, когда Дали стал скандально знаменитым.

Гала — чьей реакцией на неистовую страстную любовь Дали были, как утверждают, слова: „Мой мальчик, мы никога не расстанемся“ — стала для него не просто удовлетворяющей его страсть любовницей. Когда она в конце концов бросила своего мужа и переехала к Дали в 1930 году, то проявила себя как отличный организатор, деловой менеджер и патронесса. А когда они наконец-то поженились в 1934 году, бывший муж Галы Поль Элюар был одним из свидетелей на брачной церемонии.

Чтобы выразить свои чувства к этой удивительной женщине, Дали изобразил ее в виде Градивы, героини популярного романа Уильяма Дженсена, где Градива предстает, как ожившая статуя из Помпей, в которую влюбился молодой человек, что в конечном итоге изменило его жизнь. На картине „Градива вновь открывает для себя антропоморфные развалины“ на фоне скал, написать которые художника вдохновил скалистый пейзаж Коста Брава, на переднем плане изображена Градива, моделью для которой послужила Гала, окутанная скалой, на которой стоит чернильница, возможно, как намек на ее бывшего мужа-поэта.

ПРЕДМЕТЫ ИСКУССТВА

Желание Дали быть признанным в обществе, которое, в сущности, было равнодушным к искусству, особенно современному, вызвало в нем его естественную склонность к привлечению к себе внимания. Именно в это время, около середины 1930-х, художник начал создавать сюрреалистические объекты, ставшие его самыми известными произведениями. Из парикмахерского манекена он сделал бюст, положив на него французский батон и чернильницу. Затем последовал шокирующий и вызывающий смокинг — афродизиак, увешанный бокалами для вина. Другими его памятными работами были „Телефон — омар“, созданная в 1936 году композиция, и шокирующий „Диван-губы Маэ Уэст“ (1936-37): деревянная рама, обтянутая розовым атласом.

Но больше всего внимания к Дали привлекли не эти странные предметы, а его лекция в Лондон Групп Румз, Бэрлингтон Гардэнз в июле 1936 года. Она проводилась в рамках Международной выставки сюрреалистов. Художник появился в костюме водолаза — глубоководника. Костюм подходил для погружения в подсознание и был встречен шумными аплодисментами. Однако когда Дали стал задыхаться и начал отчаянно жестикулировать, аплодисменты сменились страхом и растерянностью. Это было не совсем то, что задумывал Дали, однако внимание широкой публики было привлечено к первой выставке сюрреалистических работ, проводимой в Лондоне, в галерее на Корк-стрит. Выставка, пользующаяся огромной популярностью, проводилась американским коллекционером Пегги Гуггенхайм. Кроме рекламы выставки, инцидент с костюмом водолаза привлек к Дали внимание издателей журнала „Тайм“: на обложке последнего номера 1936 года была помещена его фотография. Под фотографией, сделанной Маном Рэем, был следующий комментарий: „Горящая сосна, архиепископ, жираф и облако перьев вылетели из окна“.

Мисс Гуггенхайм стала вторым меценатом Дали из богатых нью-йоркских покровителей художников (до этого он читал лекции о сюрреализме в Музее современного искусства Нью-Йорка в 1935 году). Вскоре эти меценаты стали его самыми горячими сторонниками.

МОЗГ МИСТИКА

Это была первая работа из серии картин и рисунков, с ними Дали обратился к разрушительному послевоенному миру, на который художник смотрел с беспокойством и который подтолкнул его к мистическому подходу в работе. Это была одна из сторон личности Дали, проявившаяся еще в „Искушении святого Антония“.

После окончания войны в 1945 году Дали решил остаться в Соединенных Штатах, где он готовился к своему художественному возрождению. Теперь он был как никогда уверен, что художники периода Возрождения были правы, рисуя на религиозные темы, причем так, как они это делали. Он объявил войну академическому стилю письма, предпочитаемому традиционными салонами, африканскому искусству, которое оказало глубокое влияние на такие важные фигуры в европейском искусстве, как Модильяни, Пикассо и Матисс, и декоративному плагиату художников, ставших абстракционистами потому, что им на самом деле нечего было сказать. Дали заявил, что собирается возродить испанский мистицизм и показать единство Вселенной, изобразив духовность материи.

Одной из первых картин, несущих его новое видение мира, стала „Дематериализация возле носа Нерона“ (1947). На ней изображен рассеченный куб под аркой, в изгибе которой плавает бюст Нерона. Рассечение символизирует расщепление атома. Дали стал постоянно пользоваться этим приемом.

Вскоре после возвращения в Испанию Дали начал работу над двумя заказами. Для Питэра Брука, английского театрального режиссера, который ставил „Саломею“ Штрауса, и для Лукино Висконти, итальянского кинорежиссера, делающего новую версию шекспировского „Как вам это нравится“. Он также работал над эскизами к „Мадонне Порт Лигат“, где Гала изображалась в виде Мадонны. Однако прежде всего он завершил другую свою важную работу с изображением Галы: „Леда Атомика“ (1949), эскизы к которой начал делать еще с 1947 года. Кроме того, остался незаконченным вариант этой картины, начатый в 1948 году.

В „Леде Атомике“ обнаженная Гала парит на пьедестале. Позади нее распростерты крылья лебедя. Под пьедесталом и вокруг него парят невесомые предметы. На втором плане видны утесы Кадакеса. Миф о Леде был очень важен для Дали, так как он отождествлял свои отношения с Галой с браком Зевса и Леды, от которого лебедь родил два яйца, а из них на свет появились две пары близнецов: Елена и Полидевк и Кастор и Клитемнестра. Дали видел в себе с Галой двух близнецов, имеющих одну на двоих жизнь и память и не способных существовать друг без друга.

В картине „Мадонна“ — сходная композиция: Гала одета, как традиционная Мадонна эпохи Возрождения. Тонкость техники двойственного образа Дали хорошо видна в этом фрагменте, где умирающий бык является частью плаща матадора, глаз быка — трупной мухой, повторяемой для создания иллюзии блесток на костюме матадора. Мухи, блестки и точки напоминают разлетающиеся частицы, что согласуется с представлениями Дали о физике и природе материи. Центральная часть ее платья открыта. В образовавшемся проеме виден ребенок-Христос, парящий над синим облаком или подушкой. Мадонна сидит в расколотой арке. Над ее головой парит яйцо, а над ним — створчатая раковина, символизирующая святого Иакова, прибывшего к берегам Испании на раковине, как Афродита прибыла к берегам Кипра. Среди других предметов, плавающих вокруг Мадонны, — раковины и рыбы. Побережье Кадакеса снова появляется на втором плане. Картина написана в откровенном стиле, без эффектов параноидально-критического метода, двойственного образа и иллюзии реальности, что подтверждает заявленное намерение Дали работать в классических рамках, которые для него были наивысшей точкой художественного развития и из которых должно начинаться любое новое искусство. Дали далеко отошел от своих радикальных социальных и политических взглядов 1930-х. Это было подчеркнуто и фактом его аудиенции у папы римского Пия XII в ноябре 1949, во время которой он попросил благословить первый вариант „Мадонны Порт Лигат“. Можно лишь догадываться, что папа римский не знал, что Гала, позировавшая для Мадонны, была женщиной, неразборчивой в своих связях, а Дали считал ее божественной.

Дали написал более позднюю версию „Мадонны Порт Лигата“ в 1950 году, используя такую же, как и на первой картине композицию, но добавив больше важных для себя и для Галы деталей, включая носорогов, появившихся в его „Кружевнице“ и серии с носорогами.

ПОСТОЯНСТВО ДАЛИ

В то же время Дали работал и над несколькими другими проектами, среди которых декорации и костюмы к постановке балета Мануэля дэ Фалла „Эль сомбреро де трес пикос“ (»Треугольная шляпа"). Дали поместил на сцене мешки с мукой и деревья, парящие в пространстве, в то время как сам домик мельника разлетается с косыми дверями и окнами, одно из которых улетает в небо.

Дали писал и много портретов, среди которых портрет художественного коллекционера Джеймса Дана, сделанный в 1949 году. В 1950-х годах Дали написал ряд прекрасных портретов артистов театра, в том числе Катерины Корнел (1951) и Лоренса Оливера в роли Ричарда 111(1951). Портреты, как источник больших доходов, были на первом месте у Дали до 1970-х. Портрет дочери Франсиско Франке Кармен Бордью — Франко был подарен испанскому лидеру в 1974 году на специальной церемонии. Самой значительной картиной Дали 1951 года была «Распятие Христа от святого Иоанна» с распятием, висящим в небе над Порт Лигат. Эта безукоризненная и ненавязчивая картина без каких-либо сюрреалистических обертонов, была продана Художественной галерее Глазго. Однако сразу же после того, как ее повесили, она была порезана вандалом, протестующим против суммы в 8200 фунтов стерлингов, заплаченной за картину галереей. (За пять лет галерея вернула эти деньги от процентов, продажи входных билетов и прав на производство репродукций.) Еще одна картина с таким же упрощенным визуальным подходом называется «Евхаристический натюрморт». На ней изображен покрытый скатертью стол с лежащими на нем хлебом и рыбой. Обе эти картины дышат необычной для Дали простотой. Возможно, в них отразились радость и благодарность Дали по поводу его возвращения на родную землю в Порт Лигат.

Теперь главной заботой Дали стало развитие своих взглядов на мистицизм и науку. Он сделал несколько рисунков разлагающейся рафаэлевской головы, которая выглядела, как Пантеон в Риме. Его постоянные исследования нового направления — дезинтегрирующих или взрывных картин — достигли высшей точки в «Галатее сфер» (1952), где голова Галы состоит из вращающихся сфер. Он также изобразил себя обнаженным и на коленях перед дезинтегрирующей головой Галы, назвав картину «Обнаженный Дали, размышляющий перед пятью обычными телами, превращающимися в частицы, из которых неожиданно появляется Леда Леонардо, хромосоматизированная лицом Галы» (1954).

Его озабоченность новыми идеями теории относительности подтолкнула его к возврату к «Постоянству памяти» 1931 года. Теперь в «Дезинтеграции постоянства памяти» (1952-54) Дали изобразил свои мягкие часы под уровнем моря, где камни, похожие на кирпичи, тянутся в перспективу. Сама память разлагалась, так как время уже не существовало в том значении, какое придавал ей Дали.

Дали, рисующему на религиозные и научные темы, был необходим отдых. Отдыхал же художник, создавая эротические работы и произведения с черным юмором. Вместе со своим другом фотографом Филиппом Халсманом Дали издал в 1954 году книгу под названием: «Усы Дали: фотоинтервью». «Я сошел с ума? Да я гораздо нормальнее любого, кто купил эту книгу» — было типичной фразой художника на презентации этой книги, где воспевались его знаменитые удивительно навощенные усы, называемые им самим «антенны для восприятия искусства». В том же году он также написал «Юную девственницу, самосодомируемую своим собственным целомудрием». На картине изображалась обнаженная женщина, которой угрожают несколько рогов носорогов. Рог носорога стал для Дали новым символом. Художник связал его с «Кружевницей» Яна Вермера в нескольких своих работах 1955 года. Эта идея была также использована в фильме «Гениальная история Дентелиер и носорогов») снятом Робертом Дешарне, где Дали воспроизводил картину Вермера в клетке с носорогами Венсэнского зоопарка в Париже. Это несообразное сопоставление кружевницы и носорогов означало возврат Дали в его параноидально — критический мир. На этом он заработал состояние, явившись на свою лекцию о «феноменологическом аспекте параноидально-критического метода», которую должен был читать в Сорбонне, в лимузине («лимузином» Дали называл пенис), покрытым цветной капустой.

Но Дали не оставил своей рвущейся наружу тяги к религии. Она снова проявилась в 1955 году в «Тайной вечере», где коленопреклоненные фигуры, завернутые в плащи, стоят вокруг стола в комнате с видом на залив Порт Лигат, из вод которого вырастает почти прозрачный Христос. Религиозная тема так же сильна во «Вселенском соборе» (1960), куда Дали поместил и свое изображение. В центре Гала держит крест. Позади нее — какая-то туманная сцена с фигурами, над которыми парит белый голубь, олицетворяющий Святой Дух.

Многочисленные работы художника того периода отличаются разнообразием стилей и подходов, как будто бы он еще не нащупал новый путь в искусстве, который указывали ему мистицизм и наука. Совершенство его техники оставалось неизменным, как, например, в «Открытии Америки Христофором Колумбом» ( 1958). На этом шедевре изображены Гала и корабль Колумба в сложной сине — серой композиции. Или в «Святой Деве Гуадалупской» (1959) с ее пирамидальной композицией: два священника стоят на коленях на облаках, из которых вырастает восхитительная ряса, увенчанная Святой Девой и Ребенком. Дали также искал новые подходы в технике письма и даже экспериментировал со специально изготовленным ружьем, стреляя из него гвоздями и кусками металла по рисункам.

РИСУЯ ИСТОРИЮ И ПОЕЗДА

Реализовывая новые идеи со своей обычной неистощимой энергией, Дали создал еще несколько балетов, среди которых «Собиратели винограда» и «Балет для Галы», для которого он разработал либретто и декорации, а Морис Бежар — хореографию. Премьера состоялась в 1961 году в венецианском театре «Феникс». Он продолжал удивлять публику своими экстравагантными появлениями. Например, в Риме он предстал в «Метафизическом кубе» (простой белый ящик, покрытый научными значками). Большая часть зрителей, приходивших посмотреть на спектакли Дали, была попросту привлечена эксцентричной знаменитостью. Однако его настоящим поклонникам не нравились эти кривляния. Они считали, что шоумен бросает тень на работы художника.

На это Дали отвечал, что он не клоун, а ужасно циничное общество по своей наивности не подозревает, что играет серьезную пьесу, чтобы скрыть свое безумие. Критикуя современное искусство за то, что оно завело публику в тупик, Дали благосклонно высказывался о таких когда-то любимых, а теперь непопулярных французских художниках исторического жанра как Жан-Луи-Эрнест Месонье и Мариано Фортуни, которые писали великие и благородные эпические сцены для зданий, где размещались структуры власти.

Эти художники, которых любители современного искусства обозвали «помпъерс» («пожарные»), по мнению Дали, писали в хорошей реалистичной манере. Свое умение писать в том же духе он продемонстрировал в большой картине «Битва при Тетюан» (1962), которая была помещена рядом с работой Фортуни в Паласьо дэль Тинел в Барселоне. В этой картине Дали чувствовалось сильное влияние стиля Эжэна Делакруа с его многочисленными сценами боя. Кроме того, художник хорошо проработал детали, сделал сюжет активным и действенным и, конечно же, поместил на второй план Галу.

После одного из своих регулярных визитов в Соединенные Штаты, где его слава уже облетела континент, благодаря чему продажа картин пошла успешнее, Дали вернулся в Европу в 1962 г. с очередной научной разработкой для создания картин. Устройство называлось «электрокулярный монокль» и позволяло передавать изображение при помощи телевизионного сигнала на телескопическую трубу и видеть как предмет, так и его окружение. Этот аппарат, объяснял Дали, был ответом на егометод двойственного образа и параноидально — критический метод, так как был призван помочь расширить зрение, в то время как другие для этого использовали наркотики.

Непонятно, чем это было вызвано, однако параноидально-критический метод Дали вновь с силой проявился в «Железнодорожной станции в Перпиньяне» (1965). Перпиньян — первая железнодорожная станция во Франции сразу же после пересечения границы Испании, поэтому она имеет особое символическое значение для художника как точка входа и выхода в остальной мир. Но именно здесь он однажды заметил, что «когда Гала договаривается о доставке картин поездом нам вслед, мне приходят в голову самые необычные идеи».

В изображении Дали этого важного места железнодорожный вокзал представляет собой неопределенное место. Поезд висит над пустотой, в которую падает или свободно парит в ней безвесая фигура самого Дали с раскинутыми руками перед призрачной фигурой мужчины. С каждой стороны стоят мужчина и женщина из «Ангела» Милле. Позади них расположилась другая парочка, объединенная сексуальной темой.

«НАСТОЯЩИЙ ДАЛИ»

Сальвадор Дали, Маркиз Пубол, умер 23 января 1989 года, спустя шесть лет после завершения своей последней работы «Ласточкин хвост», простой каллиграфической композиции на белом листе. Простота картины напоминает работы Поля Кли и трогательна, как музыка скрипки.

Был ли это настоящий Дали? Скрывался ли под усами-антеннами, которые один журналист из французского журнала однажды попросил сбрить, чтобы увидеть настоящего Дали, простой деревенский философ с инстинктивной мудростью? Многие так считают и сожалеют о появлении сексуального смокинга, омаров, символизирующих половую зрелость, содомируемых роялей и системы «Kara n mehra» («Гадь и ешь»), при помощи которых он постоянно привлекал к себе внимание.

Работая над своей последней картиной, Дали однажды признался редкому гостю, что собирается написать серию картин, основанную не на чистом воображении, настроении или снах, а на реальности его болезни, существования и важных воспоминаниях. При этом нельзя иногда не подумать, что Дали представлял свою жизнь как какую-то катастрофу. Благословленный титанической энергией и живым творческим умом, он был одновременно проклят естественным талантом заводилы и балагура, который бросал тень на его репутацию художника. Как большинство художников, включая таких современных мастеров, как Поль Сезанн и Клод Моне, Дали скорее всего чувствовал, что не выразил всего виденного, что жгло его душу. Но его бесспорное мастерство, которое он развил, и сила его самых выразительных образов затронули струны души многих людей, принадлежащих к самым разнообразным культурным слоям. Его запоминающиеся образы находятся среди символов духовного пантеона искусства и скорее всего останутся стойкими вехами искусства двадцатого века.

Сальвадор Дали, со свойственной ему при жизни странностью, лежит непохороненный, как он и завещал, в склепе в своем Театре-музее Дали в Фигерасе. Он оставил свое состояние и свои работы Испании.

www.ronl.ru

Доклад - Сюрреализм в жизни и творчестве Сальвадора Дали

Российский государственный торгово-экономический университет

РЕФЕРАТ

по дисциплине культурология

на тему:

«Сюрреализм в жизни и творчестве

Сальвадора Дали»

Выполнила студентка

группы РГБ-13д

Стромская Ольга

Москва 2003г.

Содержание

1. История сюрреализма

1.1. Что такое сюрреализм;

1.2. Истоки сюрреализма;

1.3. Основные идеи направления;

2. Сальвадор Дали – король сюрреализма.

3. Заключение

4. Список использованной литературы

1. История сюрреализма.

1.1. Понятие сюрреализма

Сюрреализм (от французского surrealisme — буквально сверх реализм) – направление в современном буржуазном искусстве, зародившееся в начале 20-х годов во Франции. Являясь характерным выражением кризиса капиталистического общества, сюрреализм находит свои философские основы в субъективно-идеалистической теории Фрейда. Противоречия, раздирающие буржуазный строй, чувства ужаса перед реальным миром, порождаемые этими противоречиями у некоторых оторвавшихся от народа художников-сюрреалистов, воплощаются последними в образах, вызывающих отвращение к реальности, к жизни. Отсюда особый интерес сюрреалистов к воспроизведению кошмарных снов, галлюцинаций, патологических состояний. Созданные на основе «принципов» сюрреализма картины Сальвадора Дали наполнены ужасами, кошмарами, пессимизмом.[1]

Его создатели – молодые художники, поэты рассматривали сюрреализм как способ познания подсознательного, сверхъестественного. По определению основателя и идеолога этого направления Андре Бретона сюрреализм есть «чистый психический автоматизм, имеющий целью выразить, или устно, или письменно, или другим способом, реальное функционирование мысли. Диктовка мысли вне всякого контроля со стороны разума, вне каких бы то ни было эстетических или нравственных соображений». В своем «Манифесте сюрреализма» Бретон назвал следующие основные приемы нового искусства: автоматизм, использование так называемых обманок и сновидческие образы.

Создавался не просто новый стиль в искусстве и литературе, а, в первую очередь, проявлялось стремление переделать мир и изменить жизнь. Сюрреалисты были уверены в том, что бессознательное и внеразумное начало олицетворяет собой ту высшую истину, которая должна быть утверждена на земле.

1.2. Истоки сюрреализма. Искусство дада.

Выразителями иррациональности бытия и последователями нетрадиционных средств выражения своего отношения к миру были многие великие художники: голландец Иеронимус Босх, английский живописец и поэт-романтик Уильям Блейк, «принц грез» — француз Одилон Редон и даже немецкий пейзажист Каспар Давид Фридрих. Но наибольшее развитие иррациональный взгляд на мир получил в творчестве сюрреалистов.

В промежутке между 1910 и 1920 годами — в исторически насыщенное, переломное и трагическое время — в искусстве происходят события, предсказавшие пути развития сюрреализма. Нужно упомянуть такое имя, как Джордже де Кирико — автор странных протосюрреалистических фантазий.

И все же более непосредственно и сильно определил дальнейшее так называемый дадаизм, не случайно фигурировавший рядом с сюрреализмом в названии итоговой нью-йоркской выставки 1936 года. Дадаизм, или искусство дада, — это дерзкое, эпатирующее «антитворчество», возникшее в обстановке ужаса и разочарования художников перед лицом катастрофы — мировой войны, европейских революций и, как казалось, самих принципов европейской цивилизации. Кружки, группы, выставки, журналы, общественные акции дадаистов смущают покой мирной Швейцарии уже в 1916 году, а с 1918 года эта волна прокатывается по Австрии, Франции и Германии.

Сюрреалисты многим обязаны этому богемному анархизму, выбравшему себе названием не то словечко из детского лексикона, не то бредовое бормотание больного, не то шаманское заклинание дикаря: «дада».

Дадаизм в принципе отвергал всякую позитивную эстетическую программу и предлагал «антиэстетику». К нему пришли художники разных направлений — экспрессионисты, кубисты, абстракционисты и прочие. «Программа» и «эстетика» дадаизма заключалась в разрушении всяких эстетических систем и всякого стиля посредством того, что сами дадаисты восхищенно именовали «безумием». Для них «разумное, доброе, вечное» обанкротилось, мир оказался безумным, подлым и эфемерным, и они пытались сделать самые последовательные выводы из того жизненного опыта, который объединил француза Дюшана, испанца Пикабиа, немца Макса Эрнста, румына Тристана Тцара и некоторых других.

Среди прочего принципы дадаизма выразились в использовании готовых предметов фабричной выделки (позднее появился и утвердился термин ready-made). Тем самым воинствующая антипластичность и «антихудожественность» их намерений получала радикальное воплощение. Но все же главным видом деятельности дадаистов стало абсурдизированное зрелище — то, что впоследствии возродилось под именами «хепенинга» и «перформанса».

После нескольких скандальных акций такого рода происходит итоговая экспозиция дадаистов в Париже в мае 1921 года, буквально в преддверии рождения группы Бретона. Он сам и его друзья уже там. На выставке были представлены и живописные произведения, и графика, и коллажи, и готовые объекты в духе Дюшана, но суть дела вовсе не в том, какие именно вещи были выставлены и какими особенностями они отличались. О «произведениях искусства» можно было и даже следовало вообще забыть, поскольку, согласно замыслу устроителей, в подвальном помещении галереи «О сан парейль» не было освещения, так что разглядеть экспонаты было физически невозможно. Кроме того, специально посаженный за ширмами человек непрерывно осыпал присутствующих ругательствами, что, разумеется, никогда не может способствовать осмотру выставки. Никто ее и не смотрел, тем более что там было нечто другое, на что можно было полюбоваться. Спектакль был своеобразный. Андре Бретон якобы освещал выставку, время от времени зажигая спички. Луи Арагон мяукал. Другие тоже были заняты по мере своих сил и способностей. Рибмон-Дессень непрерывно восклицал: «Дождь капает на голову!» Филипп Супо и Тристан Тцара играли в догонялки, и так далее.

То был своего рода подпольный скандальный карнавал, словно предназначенный для таких людей, как Сальвадор Дали, который любил подобные шабаши и знал в них толк. Но его-то и не было: он еще занимался тем, что писал в Барселоне свои ранние реалистические картины, в которых еще нет почти ничего от будущего Дали.

Бунт дадаистов был недолговечным, и к середине 20-х годов он исчерпал себя. Другие идеи и течения вышли вперед. Но верным продолжателем дадаистской традиции скандалов и публичных выходок стал именно Дали.

1.3. Основные идеи направления

Одним из первых шагов сюрреализма было так же сосредоточение на чисто пассивной роли автора. Чтобы освободиться от «контроля разума» применялись чисто механические методы «охоты за случайностью» (например, подкладывали под лист бумаги шероховатые поверхности и натирали бумагу сухими красками, получая при этом фантастические конфигурации, напоминавшие заросли фантастического леса — техника «фроттажа»). Ведущие мастера не могли удовлетвориться такими примитивными методами. Они добивались и внутренней, личностной иррациональности, отключения разума на уровне психической жизни. Для этого практиковались своеобразные формы зрительного самогипноза. «Завораживающая» сила, как известно, проявляется при длительном наблюдении языков пламени, движения облаков и т.п. Переход от «механических» приемов к «психическим» (или психоаналитическим) постепенно захватил всех ведущих мастеров сюрреализма.

Андре Массон сформулировал три условия бессознательного творчества:

-Освободить сознание от рациональных связей и достичь состояния, близкого к трансу;

-Полностью подчиниться неконтролируемым и внеразумным внутренним импульсам;

-Работать по возможности быстро, не задерживаясь для осмысления сделанного.

Полному отрицанию подвергались подробные описания в художественном произведении, похожие на «набор картинок из каталога», убаюкивающие сознание и не дающие возможности домыслить, дофантазировать.

Своеобразными «тренировками» были собрания сюрреалистов, которые они называли термином sommeils — что означает «сны наяву». Во время своих «снов наяву» они играли. Их интересовали случайные и бессознательные смысловые сочетания, которые возникают в ходе игр типа «буриме»: они по очереди составляли фразу, ничего не зная о частях, написанных другими участниками игры. Так однажды родилась фраза " изысканный труп будет пить молодое вино". Целью этих игр была тренировка отключения сознания и логических связей. Таким образом, из бездны вызывались глубинные подсознательные хаотические силы.

2. Сальвадор Дали – король сюрреализма.

«Нормальность ставит меня в тупик»

Сальвадор Дали

Многоликий гений, с присущей ему чисто каталонской изменчивостью (столь заметной также у Пикассо и Миро), Дали, очень рано проявил себя как человек необычайно живого ума. В 1920-1925 он испытал искушение писать в духе академизма (он получил образование в мадридской Академии художеств), голландского и испанского реализма, футуризма, кубизма и кубизирующего реализма послевоенного времени (Девушка у окна, 1925. Мадрид, Испанский музей современного искусства). Его пристрастие к изображению подсознательного было инспирировано чтением Фрейда, и Дали серьезно занялся вначале метафизической живописью .

Его первая выставка прошла в ноябре 1925 в Барселоне (гал. Дальмау ). В это время он пишет композиции, в которых неустанно изображает морские пейзажи, отпечатавшиеся в памяти с детства, — навязчивая идея, не покидавшая художника никогда (Женщина перед скалами, 1926, Милан, частное собрание). Приезжая в Париж в 1927, а затем в 1928, он знакомится с Пикассо и Бретоном и с готовностью присоединяется к группе сюрреалистов, разрабатывавшей идеи, близкие его собственным, и, по словам Бретона, уже в 1929 полностью внедряется в нее. Дали создал сюрреализму шумную и блестящую рекламу. В 1929 на выставке в гал. Геманс экспонировались его сюрреалистические произведения (Загадка желания. Моя мать, моя мать, моя мать, 1929, Цюрих, частное собрание), иллюстрирующие его теорию критической паранойи, изложенную в книге Видимая женщина (1920). Речь идет о продолжении традиции, берущей свое начало в творчестве Боттичелли, Пьеро ди Козимо, Леонардо да Винчи (который сформулировал ее в своем Трактате о живописи ). Затем, благодаря ташизму и фроттажам Макса Эрнста, Дали увлекся изображением на холсте образов, вызванных свободными ассоциациями по поводу случайно избранных форм, имеющих какое-либо значение или нет. Отсюда — его картины, на которых, под видимостью тонкой оптической иллюзии, предметы растягиваются (мягкие часы), растворяются, разлагаются, превращаются в другие предметы; этой же идеей были вдохновлены и интерпретации, подчас неприличные, знаменитых картин (таких, например. как Анжелюс Милле, где в трактовке Дали мужская шляпа прикрывает половой орган в состоянии эрекции). Это было своеобразной интеллектуальной тренировкой художника, в которой, несомненно присутствовал элемент самолюбования и которая не имела границ.

Несмотря на разрыв с Бретоном в 1934, вызванный поведением художника, искусство Дали вырастает именно из сюрреалистической эстетики, в которой он нашел столь близкие ему мотивы: чувство потерянности человека в огромном мире, чувство юмора, и самое главное — полная свобода воображения (Стойкость воспоминания, 1931, Нью-Йорк, Музей современного искусства, Предчувствие гражданской войны, 1936, Филадельфия, Музей искусства). Было бы ошибкой отрицать оригинальность этих мотивов: если свою технику исполнения сам художник с вызывающей гордостью сближал с техникой Мейссонье, то сюжеты, переходящие из одной картины Дали в другую, открывают вселенную его личных переживаний, в которой присутствуют и эротизм, и садизм, и гниение. Влияние Де Кирико, Эрнста и Танги были ассимилированы Дали с явным отвращением к простоте, художник воплотил их под знаком стиля модерн своего соотечественника Гауди, в котором он воспевал ужасающую и съедобную красоту. Все эти мотивы нашли отражение и в поэмах и фильмах художника, снятых в сотрудничестве с Бюнюэлем (Андалузский пес, 1928, Золотой век, 1930).

В 1936 Дали совершает неожиданный и подчеркнутый поворот к итальянскому классицизму, что обозначало разрыв с историческим сюрреализмом. В своем творчестве Дали обращается к самым разным источникам — нидерландскому реализму, итальянскому барокко (Христос св. Иоанна на кресте, 1951, Глазго, Художественная гал.), абстракционизму (в частности, к живописи действия ), поп-арту. С 1970-х он нередко прибегает к методам, позволяющим как можно реальнее передать рельефность (наподобие голографии или стереоскопии).

Художник проявил свой талант саморекламы, имевшей целью создать и укрепить в глазах публики миф о Дали как об экстраординарной личности и починном представителе сюрреализма. И эта цель была достигнута посредством головокружительных затей и махинаций, предложений и компромиссов в отношениях с общественностью, политической и религиозной властями.

Дали часто настаивает на своем абсолютном превосходстве над всеми лучшими художниками, писателями, мыслителями всех времен и народов. В этом плане он старается быть как можно менее скромным, и надо отдать ему должное — тут он на высоте. Пожалуй, лишь к Рафаэлю и Веласкесу он относится сравнительно снисходительно, то есть позволяет им занять место где-то рядом с собой.

Дали — последовательный представитель радикального ницшеанства XX века. Так вот, даже похвалы и поощрения, адресованные самому Фридриху Ницше, часто похожи в устах Дали на комплименты монарха своему любимому шуту. Напр., художник довольно свысока упрекает автора «Заратустры» в слабости и немужественности. Потому и упоминания о Ницше оказываются в конечном итоге поводом для того, чтобы поставить тому в пример самого себя — Сальвадора Дали, сумевшего побороть всяческий пессимизм и стать подлинным победителем мира и людей.

Дали снисходительно одобряет и психологическую глубину Марселя Пруста — не забывая отметить при этом, что в изучении подсознательного он сам, великий художник, пошел гораздо далее, чем Пруст. Что же касается такой «мелочи», как Пикассо, Андре Бретон и некоторые другие современники и бывшие друзья, то к ним «король сюрреализма» безжалостен.

Эти черты личности — или, быть может, симптомы определенного состояния психики — вызывают много споров и догадок насчет того, как же понимать «манию величия» Сальвадора Дали. Специально ли он надевал на себя маску психопата или же откровенно говорил то, что думал?

Скорее всего, имея дело с этим художником и человеком, надо исходить из того, что буквально все то, что его характеризует (картины, литературные произведения, общественные акции и даже житейские привычки), следовало бы понимать как сюрреалистическую деятельность. Он очень целостен во всех своих проявлениях. Сон и явь, бред и действительность перемешаны и неразличимы, так что не понять, где они сами по себе слились, а где были увязаны между собой умелой рукой. Дали в своем «Дневнике одного гения» с упоением повествует о своих странностях и «пунктиках» — например, о своей необъяснимой тяге к такому неожиданному предмету, как череп слона. Если верить «Дневнику», он мечтал усеять берег моря невдалеке от своей каталонской резиденции множеством слоновьих черепов, специально выписанных для этой цели из тропических стран. Если у него действительно было такое намерение, то отсюда явно следует, что он хотел превратить кусок реального мира в подобие своей сюрреалистической картины.

Здесь не следует удовлетворяться упрощенным комментарием, сводя к мании величия мысль о том, чтобы переделать уголок мироздания по образу и подобию параноидального идеала. То была не одна только сублимация личной мании. За ней стоит один из коренных принципов сюрреализма, который вовсе не собирался ограничиваться картинами, книгами и прочими порождениями культуры, а претендовал на большее: делать жизнь.

В «Дневнике» приведен рассказ о том, как Дали зарисовывал обнаженные ягодицы какой-то дамы во время светского приема, где и он, и она были гостями. Озорство этого повествования «нельзя, впрочем, связывать с ренессансной традицией жизнелюбивой эротики Боккаччо или Рабле. Жизнь, органическая природа и человеческое тело в глазах Дали вовсе не похожи на атрибут счастливой и праздничной полноты бытия: они, скорее, суть какие-то чудовищные галлюцинации, внушающие художнику, однако, не ужас или отвращение, а необъяснимый неистовый восторг, своего рода мистический экстаз.

Будучи прилежным и понятливым последователем Фрейда, Дали не сомневался в том, что всяческие умолчания о жизни тела, подавление интимных сфер психики ведут к болезни. Он хорошо знал, что очень уязвим с этой стороны. О своем психическом здоровье он вряд ли особенно заботился — тем более что фрейдизм утверждает относительность понятий „здоровье“ и „болезнь“ в ментальной сфере. Но что было крайне важно для Дали, так это творческая сублимация. Он твердой рукой направлял свои подсознательные импульсы в русло творчества и не собирался давать им бесцельно бушевать, расшатывая целостность личности.

Судя по всему, „бесстыдные“ откровенности Дали — это форма психотерапии, а она нужна для того, чтобы поддерживать в нужном состоянии свое творческое „Я“ (только не в смысле „Эго“, а, скорее, в смысле „Ид“). Его собеседники, интервьюеры и читатели волей-неволей исполняют функции психотерапевтов. Он освобождается от какой бы то ни было зажатости, исповедуясь перед нами, именно для того, чтобы жар фантазий и галлюцинаций разгорался без всяких помех и выплавлял бы новые и новые картины, рисунки, гобелены, иллюстрации, книги и все то прочее, чем он ненасытно занимался. Таким образом, он сделал радикальные практические выводы из психологических концепций XX века и поставил их на службу сюрреалистической творческой деятельности.

Основная личностная установка Дали — интенсифицировать поток иррациональных сюрреалистических образов — проявляется столь же резко и решительно и в других сферах, напр., в политической.

В 1930-е годы Сальвадор Дали не один раз изобразил в своих картинах Ленина и по крайней мере один раз запечатлел Гитлера. В картине „Загадка Вильгельма Телля“ Ленин появляется в чрезвычайно странном виде, как персонаж бредового видения. Гитлер фигурирует в картине „Загадка Гитлера“ в виде оборванной и замусоленной фотографии, валяющейся почему-то на огромном блюде под сенью гигантской и чудовищной телефонной трубки, напоминающей отвратительное насекомое. Вспоминая эти произведения через много лет (уже после второй мировой войны) в своем „Дневнике“, Дали заявляет, что он не политик и стоит вне политики. Обычно этой декларации не верят: как же он мог говорить о своей аполитичности, прикасаясь так вызывающе к самым острым аспектам политической жизни XX века? Правда, о своем отношении к Ленину (то есть, следовательно, ко всему комплексу тех идей, ценностей и фактов, которые с этим именем связаны) художник в „Дневнике“ умалчивает, предоставляя нам свободу для догадок. Что же касается Гитлера, то в связи с ним произносится один из самых вызывающих и „диких“ пассажей, которые когда-либо сходили с языка или пера Сальвадора Дали. Он пишет, что в его восприятии Гитлер был идеалом женственности. Оказывается, отношение к Гитлеру было у Дали эротическим: художник пылко рассказывает о том, как он был влюблен в манящую плоть фюрера.

Для сюрреализма, в том виде, как его исповедовал Дали, нет ни политики, ни интимной жизни, ни эстетики, ни истории, ни техники и ничего другого. Есть только Сюрреалистическое Творчество, которое превращает в нечто новое все то, к чему оно прикасается.

Сюрреалист всерьез пестовал и культивировал свое сюрреалистическое „Я“ теми самыми средствами, которые особенно ценились и почитались всеми сюрреалистами. В глазах „разумных и нравственных“ людей радикальная философия сюрреализма, взятая совершенно всерьез и без всяких оговорок (так, как у Дали), вызывает протест. Именно это и нужно сюрреализму.

В той или иной степени Дали обошелся дерзко, скандально, колко, провокационно, парадоксально, непредсказуемо или непочтительно буквально со всеми теми идеями, принципами, понятиями, ценностями, явлениями, людьми, с которыми он имел дело. Это относится к основным политическим силам XX века, к собственной семье художника, к правилам приличий, картинам художников прошлого. Здесь дело не в его личности только. Он взял идеи сюрреализма и довел их до крайности. В таком виде эти идеи превратились, действительно, в динамит, разрушающий все на своем пути, расшатывающий любую истину, любой принцип, если этот принцип опирается на основы разума, порядка, веры, добродетели, логики, гармонии, идеальной красоты — всего того, что стало в глазах радикальных новаторов искусства и жизни синонимом обмана и безжизненности.

Таковы известные „откровения“ Дали насчет того, что модернизм — враг истинного искусства, что единственное спасение художника — вернуться к академизму, к традиции, к искусству музеев. Эти декларации, созвучные с программой и деятельностью советской Академии художеств в сталинские и брежневские (впрочем, и более поздние) времена, также насквозь двусмысленны и коварны. Не издевательство ли кроется за ними в устах автора „сумасшедших“, играющих с паранойей картин?

Даже друзья-сюрреалисты приняли всерьез выходки Дали и стали его всерьез отрицать, всерьез опровергать. Но ведь лучше всех опровергал Дали сам Дали — и делал это с азартом и выдумкой. В начале 30-х годов, когда в Испании возникли яростные споры о культурном наследии и отношении к нему, Дали демонстративно выступил с призывом полностью разрушить исторический городской центр Барселоны, изобилующий постройками средневековья и Возрождения. На этом месте предлагалось возвести суперсовременный „город будущего“.

Дело не в том, что эти анархистские, авангардистские предложения „противоречат“ проповеди академизма, классического наследия и „музейного стиля“ в живописи. Точнее сказать, то особые противоречия, и устанавливать их вовсе не означает уличать их виновника в непоследовательности или несостоятельности мышления. Этот тип мышления не только не избегает противоречий, он их жаждет, к ним стремится, ими живет. Алогизм, иррациональность — его программа и его стихия. Последовательность и цельность этого мышления достигаются за счет предельного напряжения ради абсолютного и тотального Противоречия. Священное пророческое безумие Спасителя-Сальвадора опровергает всю мудрость мира сего, как и полагается по традиции пророчествования. Противоразумно, безумно создавать смесь из фрейдизма и католицизма, публично оскорблять память любимой матери, носиться с мыслью о „слоновьих черепах“, расписывать свое эротическое чувство к фюреру нацистов, проповедовать „музейный стиль“ и разрушение исторических памятников.

Но именно таков был способ творчества Сальвадора Дали в жизни и искусстве. Он похож на рискованный эксперимент со смыслами и ценностями европейской традиции. Дали словно испытывает их на прочность, сталкивая между собой и причудливо соединяя несоединимое. Но в результате создания этих чудовищных образных и смысловых амальгам явно распадается сама материя, из которой они состоят. Дали опасен для тихого и уютного устройства человеческих дел, для человеческого „благосостояния“ (в широком смысле слова) не потому, что он „реакционер“ или „католик“, а потому, что он дискредитирует полярные смысл и ценности культуры. Он дискредитирует и религию, и безбожие, и нацизм и антифашизм, и поклонение традициям искусства и авангардный бунт против них, и веру в человека и неверие в него.

И поэтому можно утверждать, что сюрреализм, действительно, есть не течение в искусстве, а именно тип мышления, система ментальности, способ взаимодействия с миром и, соответственно, стиль жизни. Сюрреализм стремился по-новому поставить и решить коренные вопросы бытия и экзистенции человека. На меньшее он не соглашался.

5. Заключение

Из всего вышесказанного следует, что сюрреализм – течение, зародившееся во Франции, которое отвергало всякие эстетические начала, а принимало только образы чего-то безсознательного и сновиденческого. Сюрреалисты называли искусством то, чего нормальный человек порой не мог понять, но неоднозначное понимание и было смыслом всего этого течения. Сейчас уже по прошествии нескольких десятков лет с того момента как зародилось течение сюрреалистов, многие и вовсе не считают их произведения за искусство, но также существуют люди, которые интересуются им и пытаются его понять. Я считаю, что самая привлекательная сторона сюрреализма в том, что его нельзя понять однозначно. Разные люди могут видеть в сюрреалистических картинах и скульптурах разный смысл, так как во многом искусство сюрреализма – искусство знаков и символов, которые могут быть поняты по-разному. Сюрреализм заставляет человека смотреть и размышлять над тем или иным произведением.

Сальвадор Дали является одним из известнейших сюрреалистов в мире. Как уже было сказано не все его произведения можно отнести к этому направлению, ведь сначала его картины были полны жизнерадостности и вполне могли были отнесены к импрессионизму (Лодка, 1918г.). Однако те, которые называются сюрреалистическими, имеют полное право так называться: они полны необъяснимых знаков, которые нужно складывать как головоломку, чтоб понять смысл (Твердость памяти, 1931г.); многие картины напоминают сон, из-за того, что сюжет картины очень динамичен и подвижен (Открытие Америки усилием сна Христофора Колумба, 1958-1959г.); есть и такие картины и композиции, которые меняют сюжет под разными углами зрения. Однако сюрреализм присутствовал не только в творчестве, но и с жизни каталонского гения, что подтверждает «Дневник одного гения». В конце можно добавить, что фраза «Сюрреализм – это я», сказанная Дали, вполне оправдана и его творчеством и жизнью.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ :

1. Марко Ди Капуа «Сальвадор Дали: жизнь, творчество». М., «Спика», 1997г.

2. С.Дали. «Дневник одного гения». Москва, издательство «Искусство», 1997г.

3. С.Дали. «Тайная жизнь Сальвадора Дали, написанная им самим. О себе и обо всем прочем.». Перевод Н. Малиновской. Москва, издательство «СВАРОГ и К», 1998г.

4. К. Рохас. «Мифический и магический мир Сальвадора Дали». Москва, издательство «Республика», 1998г.

[1] Филосовский словарь. Подредакцией М.М. Розенталя и П.Ф. Юдина. М., 1963г.

www.ronl.ru

Сочинение - Сюрреализм и творчество Сальвадора Дали

Московский государственный технический университет

им. Н. Э. Баумана

Калужский филиал

Реферат по культорологии

на тему:

’’Сюрреализм и творчество Сальвадора Дали.’’

Калуга 2004 г.

Сюрреализм

В 1920-е годы в художественной культуре возникло новое направление — сюрреализм, провозгласившее источником искусства сферу подсознания (инстинкты, сновидения, галлюцинации), а его методом — разрыв логических связей, замененных свободными ассоциациями. Сюрреализм провозглашал радикальное изменение косного индивидуалистического мышления путем раскрепощения подсознательных процессов человеческой психики, ее очищения в высвобождении из-под власти подавленных эротических, садистических и других невротических комплексов.

В 20-х годах в Париже вокруг писателя и теоретика искусства Андре Бретона группируется ряд единомышленников — это художники Жан Арп, Макс Эрнст, литераторы и поэты — Луи Арагон, Поль Элюар, Филипп Супо и др. Они не просто создавали новый стиль в искусстве и литературе, они, в первую очередь, стремились переделать мир и изменить жизнь. Они были уверены в том, что бессознательное и внеразумное начало олицетворяет собой ту высшую истину, которая должна быть утверждена на земле. Свои собрания эти люди называли термином sommeils — что означает «сны наяву». Во время своих «снов наяву» сюрреалисты (как они себя назвали, позаимствовав слово у Гийома Апполинера) занимались странными вещами — они играли. Их интересовали случайные и бессознательные смысловые сочетания, которые возникают в ходе игр типа «буриме»: они по очереди составляли фразу, ничего не зная о частях, написанных другими участниками игры. Так однажды родилась фраза " изысканный труп будет пить молодое вино". Целью этих игр была тренировка отключения сознания и логических связей. Таким образом, из бездны вызывались глубинные подсознательные хаотические силы.

Бретон, который учился на врача и совершил глубокое исследование работ Зигмунда Фрейда, был рупором сюрреалистов. От Фрейда Бретон воспринял и развил мысль о том, что, раскопав скрытые на самом дне разума невыраженные мысли, сюрреализм мог разорвать цепи европейского мышления и создать новый образ жизни и способ ее восприятия. Первый шаг в этом направлении был сделан раньше художественным движением, известным как дадаизм. Целью этого вида искусства было разрушить или сделать бессмысленными все существующие общепринятые истины. Среди лидеров дадаизма были Фрэнсис Пикабия и Тристан Тзара. Сюрреализм придал дадаизму внутреннее содержание и, согласно Бретону, помог в разрушении политического порядка. Это не могло не подтолкнуть Бретона к соединению сюрреализма с коммунизмом, который был в то время возвышенной идеологией, призванной создать новый порядок в мире.

По мнению Макса Эрнста (одного из основоположников сюрреализма) — одним из первых революционных актов сюрреализма было то, что он настаивал на чисто пассивной роли так называемого автора в механизме поэтического вдохновения и разоблачал всяческий контроль со стороны разума, морали и эстетических соображений. Чтобы освободиться от «контроля разума» сюрреалисты применяли два вида приемов. Это были чисто механические методы «охоты за случайностью» (например, подкладывали под лист бумаги шероховатые поверхности и натирали бумагу сухими красками, получая при этом фантастические конфигурации, напоминавшие заросли фантастического леса — техника «фроттажа»).

Ведущие мастера не могли удовлетвориться такими примитивными методами. Они добивались и внутренней, личностной иррациональности, отключения разума на уровне психической жизни. Для этого практиковались своеобразные формы зрительного самогипноза. «Завораживающая» сила, как известно, проявляется при длительном наблюдении языков пламени, движения облаков и т.п.

Переход от «механических» приемов к «психическим» (или психоаналитическим) постепенно захватил всех ведущих мастеров сюрреализма.

Сюрреалистическая группа А. Бретона объединилась с группой художника Андре Массона, который стремился создавать картины и рисунки, освобожденные от контроля сознания. А. Массон разрабатывал оригинальные приемы психотехники, призванные отключить «рацио» и черпать образы из сферы подсознательного, освободив свой разум от сознательного контроля и позволив мыслям всплывать к поверхности, как мыльным пузырям, без какой-либо сознательно установленной последовательности. Это назвали «автоматизмом», и при письме это отразилось в создании абстрактных форм, которые представляли собой образы из подсознания.

Андре Массон сформулировал три условия бессознательного творчества:

1. освободить сознание от рациональных связей и достичь состояния, близкого к трансу;

2. полностью подчиниться неконтролируемым и внеразумным внутренним импульсам;

3. работать по возможности быстро, не задерживаясь для осмысления сделанного.

В результате объединения в 1924 г. появился «Первый манифест сюрреализма», написанный Андре Бретоном и переведенный на все европейские языки, был также основан журнал «Сюрреалистическая революция» («La Revolution surrealiste»). С этого времени сюрреализм стал действительно интернациональным движением, проявившимся в живописи, скульптуре, литерату, театре, киноискусстве. Десятилетие с 1925 г. (первая общая выставка сюрреалистов) по 1936 г. («Интернациональная сюрреалистическая выставка» в Лондоне, экспозиция «Фантастическое искусство, дада и сюрреализм» в Нью-Йорке и другие) ознаменовалось триумфальным шествием сюрреализма по мировым столицам.

С начала 1940-х годов центр сюрреализма сместился в США (куда эмигрировали Бретон, Дали, Танги и некоторые другие).

САЛЬВАДОР ДАЛИ

11 мая 1904 года в семье дона Сальвадора Дали-и-Куси и доньи Фелипы Доменеч родился мальчик, которому было суждено стать в будущем одним из величайших гениев эпохи сюрреализма. Звали его Сальвадор Фелипе Хасинто Дали.

Его отец был государственным нотариусом в Фигерасе. Он знал свое место в обществе и, как многие каталонцы, был антимадридским республиканцем и к тому же атеистом. Мать Сальвадора также была типичным представителем своего класса. Она была любящей женой и непоколебимой католичкой, которая, вне всякого сомнения, настояла на том, чтобы ее семья регулярно посещала церковь.

У Сальвадора сложилось устойчивое мнение о том, что родители любили вовсе не его, а старшего брата, которого тоже звали Сальвадор, умершего за два года до его рождения. Это откровение появилось в «Невысказанных откровениях Сальвадора Дали», книге, опубликованной в 1976 году, после издания трех предыдущих его автобиографий. Было ли это изгнанием последствий травмы или плодом живого воображения художника, всю свою жизнь создававшего скрытые и двусмысленные образы, автора так называемого процесса параноидально-критического мышления, мы можем лишь догадываться. Несмотря на это мнение Дали, оба родителя, по всей видимости, любили Сальвадора и его младшую сестру Анну-Марию и обеспечили им самое лучшее для того времени образование, которое было доступно им.

Дали утверждал, что начал думать, еще когда находился во чреве матери, в семь месяцев. «Было тепло, мягко и тихо, — говорил он. — Это был рай».

Уже в раннем детстве по поведению и пристрастиям маленького Сальвадора можно было отметить его неудержимую энергию и эксцентричность характера. Частые капризы и истерики приводили отца Дали в гнев, но мать, напротив всячески старалась угодить любимому сыну. Она прощала ему даже самые отвратительные выходки. В итоге отец стал неким воплощением зла, а мать напротив — символом добра.

Талант к живописи проявился у Дали достаточно в юном возрасте. В четыре года он с удивительным для столь маленького ребенка старанием пытался рисовать.

В шестилетнем возрасте Дали привлек образ Наполеона и как бы отождествляя себя с ним, он почувствовал потребность в некой власти. Одев на себя маскарадный костюм короля он получал огромное удовольствие от своего вида.

Детство и большая часть юности Дали прошло семейном домике возле моря в Кадакесе. в Каталонии, на северо-востоке Испании, красивейшем уголке земного шара. Здесь мальчик с богатым воображением общался с местными рыбаками и рабочими, вбирая в себя мифологию низших слоев общества и изучая суеверия своего народа. Возможно, это повлияло на его талант и стало предпосылкой вплетения мистических тем в его искусство.

Первую свою картину Сальвадор Дали нарисовал, когда ему было десять лет. Это был небольшой импрессионистский пейзаж, написанный на деревянной доске масляными красками. Талант гения рвался наружу. Дали целыми днями просиживал в маленькой, специально выделенной ему комнате, рисуя картины.

Поиск новых решений, форм в искусстве Дали искал уже в детстве. Однажды, решив употребить для своих упражнений старую дверь (по причине отсутствия холста) всего тремя красками и без использования кисти нарисовал натюрморт, изумивший друзей и родственников, увидевших его тогда. Это было изображение пригоршни вишен, лежащих на солнце. Кто-то из зрителей заметил, что у вишен нет хвостиков, о которых юный художник действительно забыл. Быстро сориентировавшись, Дали начал есть вишни, которые служили ему натурой, а настоящие хвостики прикреплять к ягодам на картине. Древоточцев, изъевших же деревянную дверь и вылезавших теперь наружу сквозь слой краски поменял местами с червячками из натуральных вишен. Восторгу зрителей не было предела.

В Фигерасе Дали брал уроки рисунка у профессора Жоана Нуньеса.Можно сказать, что под опытным руководством профессора талант юного Сальвадора Дали принял свои реальные формы. Уже в 14 лет нельзя было усомниться в способности Дали к рисованию.

Когда Дали было почти 15 лет его выгнали из монашеской школы за непотребное поведение. Но он смог успешно сдать все экзамены и поступить в институт (так в Испании называли школу, дающую законченное среднее образование). Институт в 1921 году ему удалось закончить с блестящими оценками. Дали в то время исполнилось семнадцать и он уже начал завоевывать признание в художественных кругах Фигераса. Он покинул дом, уговорив отца помочь основать свою художественную студию в Мадриде при Академии изящных искусств Сан-Фернандо, одним из самых известных директоров которой был Франсиско Гойя. Сальвадор Дали отправился в Мадрид в 1922 году. Он был полон самоуверенности молодого человека, ищущего приключений, но знающего, что дома его ждет тихая пристань. Однако впоследствии это убеждение было сильно поколеблено.

В шестнадцать лет Дали стал излагать свои мысли на бумаге. С этого времени живопись и литература оказались в равной мере частями его творческой жизни. В 1919 году в самодельном издании «Студиум» он публикует очерки о Веласкесе, Гойе, Эль Греко, Микеланджело и Леонардо. Участвует в студенческих волнениях, за что на сутки попадает в тюрьму.

В начале 20-х годов Дали был восхищен работами футуристов, но все же он был полон решимости создать собственный стиль в живописи. В это время у него появились новые друзья и знакомства. В Мадриде Дали познакомился с людьми, которые оказали большое влияние на его жизнь. Одним из них был Луис Бюнюэль, который впоследствии стал одним из самых уважаемых в Европе киноавангардистов на следующие полвека. Другим большим другом Дали, оказавшим на него огромное влияние, был Федерико Гарсия Лорка, поэт, ставший вскоре одним из самых популярных драматургов Испании. Во время гражданской войны он был застрелен солдатами диктатора генерала Франсиско Франке. Отношения между Дали и Лоркой были очень близкими. В 1926 году было опубликовано стихотворение Лорки «Ода Сальвадору Дали», а в 1927 году Дали разработал декорации и костюмы для постановки «Марианы Пинеды» Лорки. Как Бюнюэль, так и Лорка являлись частью новой интеллектуальной жизни в Испании. Они бросали вызов консервативным и догматическим доктринам политической верхушки и католической церкви, которые, в основном, формировали испанское общество того времени.

В Мадриде Дали впервые оказался предоставлен самому себе. Экстравагантный вид художника изумлял и шокировал обывателей. Это приводило самого Дали в неописуемый восторг.

В 1921 году от рака умирает мать Дали. Ее смерть явилась огромным эмоциональным потрясением и тяжелым ударом для семьи.

В 1923 году талантливый юноша ухитрился одновременно получить несколько призов за лучшие работы и быть отстраненным от занятий в академии на год за подстрекательство студентов на бунт против неправильного, как он считал, назначения нового профессора.

В этот период интерес Дали был прикован к творениям великого гения кубизма Пабло Пикассо. В картинах Дали того времени можно заметить влияние кубизма («Молодые девушки» (1923)).

Даже до поездки Дали в Париж в его работах проявлялись сюрреалистические качества. На картине «Фигура женщины у окна», написанной в 1925 году, художник изобразил свою сестру Анну-Марию смотрящую из окна на залив в Кадакесе. Полотно пропитано духом нереальности сна, хотя написано в дотошном реалистическом стиле. В нем присутствует аура пустоты и одновременно чего-то невидимого, что притаилось за пространством картины. Кроме того, картина создает ощущение тишины. Если бы это была работа импрессионистов, зритель чувствовал бы ее атмосферу: слышал бы море или шептание бриза, но здесь кажется, что вся жизнь замерла.

В 1925 году с 14 по 27 ноября проходит первая персональная выставка его работ в галерее Далмау. На этой выставке были 27 картин и 5 рисунков начинающего великого гения. Большинство его работ в то время было сделано в духе исследования новых течений, преобладавших тогда в художественном мире Парижа. Он попробовал себя в качестве импрессиониста в «Автопортрете с шеей в стиле Рафаэля» (1921-22). Горы в Кадакесе на втором плане картины стали типичным пейзажным мотивом работ Дали. Затем была попытка создания картины в стиле кубизма. Подражая его основателям Жоржу Браку и Пабло Пикассо, Дали написал еще один автопортрет: «Автопортрет с „Ла Публичитат“» (одна из барселонских газет). В 1925 году Дали написал еще одну картину в стиле Пикассо: «Венера и моряк». Она вошла в число семнадцати картин, экспонировавшихся на первой персональной выставке Дали.

Влияние идей Лорки и Бюнюэля стимулировало и без того радикальное мышление Дали. Это привело его к несогласию с методами Академии изящных искусств Мадрида, где он учился. Дали надеялся найти здесь достойных учителей, которые бы смогли научить святому ремеслу, но быстро разочаровался. Публично заявив, что не намерен сдавать экзамены «тем, кто знает неизмеримо меньше, почти ничего не смыслит и вовсе ничего не умеет», Дали был исключен из Академии в 1926 году за подстрекательство к беспорядкам среди студентов.

В том же 1926 году Сальвадор Дали вместе с семьей уехал в Париж, мировой центр искусства, пытаясь найти там для себя что-то по душе. Дали пока не видел оригиналы современных картин, хотя в Барселоне в 1920 году прошла выставка современного искусства. В то время на художника оказали большое влияние журнальные репродукции. В Париже Дали побывал в мастерской Пикассо. Однако Дали не спешил в следующую поездку в Париж. Возможно, он хотел понять, что он там ищет. Но кроме того, как это выяснилось позже, когда ему пришлось часто переезжать, чтобы поддержать свой растущий мировой статус, он не любил менять привычную обстановку Кадакеса и Коста Брава в Каталонии.

Другим фактором, влиявшим на образ мышления Дали в тот период, было отсутствие у него настоящего интереса к развитию новых эстетических подходов в технике письма. Совершенство техники, достигнутое художниками Ренессанса, как вскоре он признается сам себе в глубине души, нельзя улучшить. Это предположение подтвердилось после поездки в Брюссель, которую он совершил во время визита в Париж. Искусство фламандских мастеров с их удивительным вниманием, уделяемым деталям, произвело на Дали огромное впечатление.

Когда Дали вернулся в Кадакес после изгнания из Академии искусств, он продолжал писать в своем стиле. На картине, «Фигура девушки на скале» (1926) он изобразил свою сестру лежащей на камнях. Внешне казалось, что полотно написано в стиле Пикассо, однако оно не походило по духу на его работы и было просто реалистическим изучением перспективы.

Вторая выставка работ Дали, состоявшаяся в Барселоне в галерее Делмо в конце 1926 года, была встречена с еще большим энтузиазмом, чем первая. Возможно, благодаря этому отец Дали несколько смирился с шокирующим исключением своего сына из Академии после которого исчезла любая возможность сделать официальную карьеру.

В 1928 году в Париже Дали сблизился с сюрреалистами и, при поддержке каталонского художника и сюрреалиста Хоана Миро, он влился в новое движение, которое начало все больше влиять на художественные и литературные круги Европы., и был принят в ряды сюрреалистов в 1929 году, сразу же после его приезда в Париж. Вступив в группу, объединившуюся вокруг Андре Бретона, Дали начал создавать свои первые сюрреалистические работы («Мёд слаще крови», 1928; «Светлые радости», 1929). А. Бретон относился к этому выряженному щеголю — испанцу, который писал картины — ребусы, с изрядной долей недоверия. Он не увидел пользу, которую Дали мог принести их общему делу.

Интерес Дали к деятельности группы сюрреалистов под руководством Бретона бысторо угас. Дали с удовольствием вернулся к восхищению мастерами Ренессанса и на время забыл о Париже. Но в 1929 г. пришло приглашение от друга Бюнюэля, которое художник не мог не принять. Его пригласили в Париж для работы над сюрреалистическим фильмом с использованием образов, выловленных из подсознания человека.

В начале 1929 года состоялась премьера фильма «Андалузский пес» по сценарию Сальвадора Дали и Луиса Бунюэля. Сам сценарий был написан за шесть дней! Теперь этот фильм является классикой сюрреализма. Это был короткий фильм, созданный для того, чтобы шокировать и задеть за живое буржуазию и высмеять крайности авангарда. Среди самых шокирующих кадров есть и по сей день знаменитая сцена, которую, как известно, придумал Дали, где глаз человека разрезается пополам при помощи лезвия. Разлагающиеся ослы, которые мелькали в других сценах, тоже являлись частью вклада Дали в работу по созданию фильма.

После первой публичной демонстрации фильма в октябре 1929 года в Театр дез Урсулин в Париже, Бюнюэль и Дали сразу же стали известными и прославленными.

После скандальной премьеры этого фильма был задуман еще один фильм под названием «Золотой век».

Дали много работал. Сюжет большого числа картин основывался на его сложных проблемах сексуальности и отношений с родителями.

В 1929 году Дали написал картину «Великий мастурбатор», одну из наиболее значительных работ того периода. В этой картине художник выразил свою постоянную озабоченность сексом, насилием и чувством вины.

На картине изображена большая, похожая на восковую голова с темно-красными щеками и полуприкрытыми глазами с очень длинными ресницами. Огромный нос упирается в землю, а вместо рта нарисована гниющая саранча. По брюшку насекомого ползают муравьи.На картине также присутствует нагромождение скал, которые будут сопровождать художника на протяжении всего творчества, и такой типичный для Дали образ, как саранча — одно из насекомых, населяющих его кошмары. Подобные темы были характерны для работ Дали 30-х годов: он питал необыкновенную слабость к образам кузнечиков, муравьев, телефонов, ключей, костылей, хлеба, волос. Дали сам называл свою технику ручной фотографией бетонной иррациональности. Эта глубоко личная картина имеет очень большое значение. Она навеяна Дали его собственным подсознанием.

К 1929 году сюрреализм стал спорным, для многих неприемлемым течением в живописи.

Личная жизнь Сальвадора Дали до 1929 года не имела ярких моментов (если только не считать его многочисленные увлечения нереальными девочками, девушками и женщинами). Но именно 1929 год стал для Дали судьбоносным. Закончив работу над «Андалузским псом», которого он создавал вместе с Бюнюэлем, художник вернулся в Кадакес, чтобы поработать над выставкой своих картин, которую согласился устроить осенью парижский торговец произведениями искусства Камиль Гоэманс. Среди многочисленных гостей Дали в то лето посетил поэт Поль Элюар, который приехал со своей дочерью Сесиль и женой Галой (урожденной русской Еленой Делувиной-Дьяконовой). Отношения Галы с ее мужем к тому времени уже были прохладными.

Ее встреча с Сальвадором Дали летом 1929 года стала роковой для обоих. Гала, которая была почти на десять лет старше его, казалась Дали утонченной самоуверенной женщиной, вращавшейся долгое время в высших художественных кругах Парижа, в то время как он был всего — навсего простым молодым человеком из маленького провинциального городка на севере Испании. Сначала Дали был поражен красотой Галы и разражался смущенным истерическим хихиканьем, когда они разговаривали. Он не знал, как вести себя при ней.

Она вскоре стала любовницей, а затем и женой Дали. Гала — чьей реакцией на неистовую страстную любовь Дали были, как утверждают, слова: «Мой мальчик, мы никогда не расстанемся» — стала для него не просто удовлетворяющей его страсть любовницей. Именно Гала станет на всю оставшуюся жизнь музой, вдохновением гения Дали. Когда она в конце концов бросила своего мужа и переехала к Дали в 1930 году, то проявила себя как отличный организатор, деловой менеджер и патронесса.

Чтобы выразить свои чувства к этой удивительной женщине, Дали изобразил ее в виде Градивы, героини популярного романа Уильяма Дженсена, где Градива предстает, как ожившая статуя из Помпей, в которую влюбился молодой человек, что в конечном итоге изменило его жизнь. На картине «Градива вновь открывает для себя антропоморфные развалины» на фоне скал, написать которые художника вдохновил скалистый пейзаж Коста Брава, на переднем плане изображена Градива, моделью для которой послужила Гала, окутанная скалой, на которой стоит чернильница, возможно, как намек на ее бывшего мужа-поэта.

Дали наслаждался шоком, вызванным в обществе как «Андалузским псом», так и своими картинами. Но вместе с тем его картина «Святое сердце» вызвала нежелательные личные последствия. В центре картины был изображен силуэт Мадонны со Святым Сердцем, Вокруг силуэта было грубо нацарапано: «Иногда мне нравится плевать на портрет моей матери». То, что, возможно, задумывалось Дали как небольшая рекламная шутка, показалось его отцу осквернением святой памяти его первой жены и матери семейства. К его недовольству картинами сына примешивалось и неодобрение связи Дали с Галой Элюар. В результате отец запретил Дали когда-либо посещать дом семьи. Согласно его последующим рассказам, художник, мучимый угрызениями совести, обстриг все волосы и похоронил их в своем любимом Кадакесе.

В 1930 году картины Сальвадора Дали стали приносить ему известность («Расплывшееся время»; «Постоянство памяти»). Неизменными темами его творений были разрушение, тление, смерть, а так же мир сексуальных переживаний человека (влияние книг Зигмунда Фрейда).

В то время образ пустынного берега прочно засел в сознании Дали. Художник писал пустынный пляж и скалы в Кадакесе без какой-либо определенной тематической направленности. Как он утверждал позже, пустота для него заполнилась, когда он увидел кусок сыра камембер. Сыр становился мягким и стал таять на тарелке. Это зрелище вызвало в подсознании художника определенный образ, и он начал заполнять пейзаж тающими часами, создавая таким образом один из самых сильных образов нашего времени. Дали назвал картину «Постоянство памяти».

«Постоянство памяти» была завершена в 1931 году и стала символом современной концепции относительности времени. Кроме того, картина вызывает у зрителя другие глубоко запрятанные чувства, которые трудно определить. Спустя год после экспозиции в парижской галерее Пьера Коле самая известная картина Дали была куплена нью-йоркским Музеем современного искусства.

В начале 30 -х годов Сальвадор Дали вступил в некий конфликт на политической почве с сюрриалистами. Его восхищение Адольфом Гитлером и монархические наклонности шли в разрез с идеями Бретона. Дали порвал с сюрреалистами после того, как те обвинили его в контрреволюционной деятельности.

В январе 1931 года в Лондоне состоялась премьера второго фильма — «Золотой век». Критики приняли новый фильм с восторгом. Но потом он стал яблоком раздора между Бюнюэлем и Дали: каждый утверждал, что он сделал для фильма больше, чем другой. Однако несмотря на споры, их сотрудничество оставило глубокий след в жизни обоих художников и направило Дали на путь сюрреализма.

К 1934 году Гала уже развелась со своим мужем, и Дали мог жениться на ней. Удивительная особенность этой семейной пары была в том, что они чувствовали и понимали друг друга. Гала, в прямом смысле, жила жизнью Дали, а он в свою очередь обожествлял ее, восхищался ей.

Женитьба на Гале пробудила в Дали неистощимую фантазию и новую неисчерпаемую энергию. В его творчестве начался плодотворный период. В это время его личный сюрреализм полностью превозобладал над нормами и установками остальной группы и привел к полному разрыву с Бретоном и другими сюрреалистами, которые в 1934 году исключили уже известного живописца из своего движения, объявив, что «он проявляет нездоровый интерес к деньгам и повинен в вульгаризаторстве и академизме».

Теперь Дали никому не принадлежал и утверждал: «Сюрреализм — се муа» («Сюрреализм — это я»).

Между 1936 и 1937 годом Сальвадор Дали пишет одну из самых известных картин «Метаморфоза Нарцисса». Это была его самая удачная картина того периода с двоякими образами. На первый взгляд кажется, что на ней изображены конечности двух фигур на обычном фоне. Но затем можно заметить, что конечности в левой части картины принадлежат фигуре человека, частично скрытого в тени и смотрящегося в воду, которая отражает его изображение, — изображение Нарцисса. Справа — набор похожих форм, но теперь конечности — это пальцы, держащие яйцо, из трещин которого вырастает цветок нарцисса.

Одновременно выходит его литературная работа под названием «Метаморфозы Нарцисса. Параноидная тема. „Кстати ранее (1935 г.) в работе “Покорение иррационального» Дали сформулировал теорию параноидально-критического метода. Этот метод — единственная возможность получить то, что он называл иррациональным знанием, и пояснить его. Художник был твердо убежден, что для того, чтобы освободить глубоко запрятанные мысли, был необходим разум сумасшедшего или кого-нибудь, кто из-за своего так называемого сумасшествия не был бы ограничен стражем рационального мышления, то есть сознательной частью разума с ее моральными и рациональными установками. Человек, находящийся в таком бреду, утверждал Дали, не был ничем ограничен или скован и потому просто был вынужден быть сумасшедшим. Однако, как уверял Дали своих зрителей, разница между ним и сумасшедшим была в том, что он не сошел с ума, следовательно, его паранойя была связана с критической способностью.

Ключом к миру Дали был Зигмунд Фрейд, чьи исследования подсознательных сексуальных травм у своих пациентов с помощью психоанализа широко раскрыли двери человеческой души. Это было таким же шокирующим и невероятным событием, как и открытие Чарльза Дарвина полвека тому назад. Для Дали открытие подсознания имело три плюса: это порождало новые темы для картин, позволяло исследовать и объяснить некоторые свои личные проблемы и было той взрывчаткой, которая могла уничтожить старый порядок. Кроме того, это было отличным средством рекламы творчества.

Дали был ярым поклонником идей Фрейда, еще в юности проштудировав его «Толкования сновидений» и возлагал большие надежды на освобождающую силу сна, поэтому принимался за холст сразу же после утреннего пробуждения, когда мозг еще полностью не освободился от образов бессознательного. Иногда он вставал среди ночи, чтобы работать. По сути дела, метод Дали соответствует одному из фрейдовских приемов психоанализа: записывание сновидений как можно скорее после пробуждения (считается, что промедление приносит с собой искажение образов сна под воздействием сознания).

Доверие к иррациональному, преклонение перед ним как перед источником творчества было у Дали абсолютным, не допускающим никаких компромиссов. «Все мои притязания в области живописи состоят в том, чтобы материализовать с самой воинственной повелительностью и точностью деталей образы конкретной иррациональности». Это, по сути дела, клятва верности фрейдизму. Считается и не без оснований, что именно Сальвадор Дали был чуть ли не главным проводником фрейдистских взглядов в искусстве ХХ века. Не случайно он был единственным из современных художников, кто сумел встретится с престарелым, больным и замкнутым Фрейдом в его лондонском доме в 1936 году. В то же самое время Дали удостоился одобрительного упоминания Фрейда в его письме к Стефану Цвейгу — тоже случай уникальный, поскольку Фрейд совершенно не интересовался современными ему течениями живописи.

Дали часто цитирует, перефразирует, пересказывает мысли Фрейда в своем «Дневнике». К примеру, Дали пишет: «Ошибки всегда имеют в себе нечто священное. Никогда не пытайтесь исправлять их. Наоборот: их следует рационализировать и обобщать. После того станет возможным обобщать их». Это одна из самых общеизвестных идей фрейдизма, согласно которой ошибки, обмолвки, остроты — суть неконтролируемые выбросы кипящей, бродящей материи подсознания, которая таким образом прорывает застывшую корку «Эго». Не удивительно поэтому, что «Дневник» открывается цитатой Фрейда. Дали относился к Фрейду, по сути дела, как к духовному отцу и никогда ни в чем не проявил непослушания, не усомнился ни в одном слове.

По признанию Дали, для него мир идей Фрейда означал столько же, сколько мир Священного Писания означал для средневековых художников или мир античной мифологии — для художников Возрождения.

Дали заложил идею существования целого мира подсознания в 1936 году в своей картине «Предместья параноидально-критического города: полдень на окраинах европейской истории». На этой картине, на первый взгляд, изображен типичный город. Раздражающие детали сразу не вызывают чувство удивления и шока. Однако вскоре зритель начинает понимать, что перспективы отдельных частей картины не связаны друг с другом, что, впрочем, не нарушает единства композиции. Изображенный город кажется вышедшим из подсознательного сновидения и имеет определенный смысл до тех пор, пока зритель не начинает критически рассматривать его. Кроме деталей, присущих только снам, в разных частях города происходят события, никак не связанные между собой, но являющиеся настоящими плодами памяти Дали. Гала держит гроздь винограда, который перекликается с частичной фигурой лошади и классическим зданием на втором плане, что, в свою очередь, отражается в игрушечном доме, помещенном в открытый ящик комода. В общем законченный, но разобщенный сюжет объясняется в подзаголовке названия картины: это действительно история Европы, прошедшей полпути, дышащая ностальгией, сожалением.

Желание Дали быть признанным в обществе, которое, в сущности, было равнодушным к искусству, особенно современному, вызвало в нем его естественную склонность к привлечению к себе внимания. Именно в это время, около середины 1930-х, художник начал создавать сюрреалистические объекты, ставшие его самыми известными произведениями. Из парикмахерского манекена он сделал бюст, положив на него французский батон и чернильницу. Затем последовал шокирующий и вызывающий смокинг — афродизиак, увешанный бокалами для вина. Другими его памятными работами были «Телефон — омар», созданная в 1936 году композиция, и шокирующий «Диван-губы Маэ Уэст» (1936-37): деревянная рама, обтянутая розовым атласом.

Но больше всего внимания к Дали привлекли не эти странные предметы, а его лекция в Лондон Групп Румз, Бэрлингтон Гардэнз в июле 1936 года. Она проводилась в рамках Международной выставки сюрреалистов. Художник появился в костюме водолаза — глубоководника. «Так будет удобнее опускаться в глубины подсознания», — сохраняя полную серьезность, сказал художник и был встречен шумными аплодисментами. К сожалению, он забыл прихватить с собой дыхательную трубку и во время лекции стал задыхаться, начал отчаянно жестикулировать, вызвав страх и растерянность у аудитории. Это было не совсем то, что задумывал Дали, однако внимание широкой публики было привлечено к первой выставке сюрреалистических работ, проводимой в Лондоне, в галерее на Корк-стрит. Выставка, пользующаяся огромной популярностью, проводилась американским коллекционером Пегги Гуггенхайм. Кроме рекламы выставки, инцидент с костюмом водолаза привлек к Дали внимание издателей журнала «Тайм»: на обложке последнего номера 1936 года была помещена его фотография. Под фотографией, сделанной Маном Рэем, был следующий комментарий: «Горящая сосна, архиепископ, жираф и облако перьев вылетели из окна».

Мисс Гуггенхайм стала вторым меценатом Дали из богатых нью-йоркских покровителей художников (до этого он читал лекции о сюрреализме в Музее современного искусства Нью-Йорка в 1935 году). Вскоре эти меценаты стали его самыми горячими сторонниками.

Возвращению Дали в Испанию после лондонской выставки сюрреалистов в 1936 году помешала гражданская война, начавшаяся с восстания генерала Франке и верных ему войск против народного правительства. Правительство было вынуждено бежать в Валенсию, а затем,

Страх Дали за судьбу своей страны и ее народа отразился в его картинах, написанных во время войны. Среди них — трагическая и ужасающая «Мягкая конструкция с вареными бобами: предчувствие гражданской войны» (1936). Чувства, выраженные Дали в этой картине, сравнимы с ошеломляющей «Герникой» Пикассо.

Хотя Дали часто выражал мысль о том, что события мировой жизни, такие как войны, мало касались мира искусства, его сильно волновали события в Испании. Свои непреходящие страхи он выразил в «Осеннем каннибализме» (1936), где переплетенные пальцы едят друг друга. Ужас художника смягчен здесь привычным пейзажем Кадакеса на втором плане как выражение мысли о том, что такие события, даже гражданская война, преходящи, а жизнь все равно продолжается.

Комментарий Дали гражданской войны в Испании был назван просто «Испания». Картина была написана в 1938 году, когда война достигла кульминационного момента. На этой двусмысленной, параноидально — критической работе изображена фигура женщины, опирающейся локтем на комод с одним открытым ящиком, из которого висит кусок красной ткани. Верхняя часть тела женщины соткана из маленьких фигурок, большая часть которых — в воинственных позах, напоминая о группах Леонардо да Винчи. На втором плане изображена пустынная песчаная равнина.

Многие друзья Дали стали жертвами гражданской войны на его родине. По привычке он старался не думать о плохом. Одним из способов забыть была анестезия разума, для которой идеально подходил сон. Это отражено в картине «Сон» (1937), где художник создал один из самых сильных образов. Голова без туловища покоится на непрочных подпорках, которые могут обломиться в любой момент. В левом углу картины изображена собака, которую тоже поддерживает подпорка. Справа вырастает деревня, похожая на одну из деревень побережья Коста Брава. Остальное пространство картины, кроме далекой маленькой рыбацкой лодки, пусто, символизируя беспокойство художника.

Во время гражданской войны в Испании в 1937 году Дали и Гала посетили Италию, чтобы посмотреть работы художников эпохи Возрождения, которыми Дали больше всего восхищался. Они также побывали на Сицилии. Это путешествие вдохновило художника написать «Африканские впечатления» (1938). Семейная пара вернулась во Францию, где ходили слухи о скорой войне в Европе, и нашла время, чтобы еще раз побывать в Соединенных Штатах в первой половине 1939 года.

В другой группе картин, где проявилась тревога Дали по поводу явно приближающейся мировой войны, использовалась телефонная тема. В «Загадке Гитлера» (около 1939) изображены телефон и зонтик на пустынном пляже. Картина намекает на неудачную встречу премьер-министра Великобритании Невилла Чемберлена с Адольфом Гитлером. Как в «Возвышенном моменте», так и в «Горном озере», написанных в 1938 году, художник использовал (кроме телефона) изображение костыля, типичный для Дали символ дурных предчувствий.

Сразу же после начала войны в сентябре 1939 Дали оставил Париж и отправился в Аркашон, что на морском побережье южнее Бордо. Отсюда Гала и он перебрались в Лиссабон, где среди бегущих от войны они встретили знаменитого дизайнера Эльзу Скьяпарелли, для которой он уже разрабатывал платья и шляпы, и кинорежиссера Рене Клера. После оккупации во Франции в 1940 году Дали уезжает в США, где открывает новую мастерскую.

Тем временем за картины Дали выкладывали крупные суммы. Анаграмма «Авида Долларз» была сделана в 1941 году из имени Сальвадора Дали Андре Бретоном как насмешка над суетой Дали по поводу зарабатывания денег. Но в ней скрывалось что-то, гораздо большее, чем укол зависти, вызванной растущим успехом Дали, взлет которого начался в 1936 году, и удивительно теплым приемом, оказанным художнику в Соединенных Штатах как богатыми меценатами, так и простыми зрителями.

Популярность картин Дали объяснялась отчасти тем, что они выглядели как работы старых мастеров, старательно и на совесть сделанные. Важно было и то, что их написал человек, хоть иногда и эксцентричный во время своего появления на публике, но симпатичный, воспитанный, хорошо одетый и, скорее всего, не революционер и не коммунист.

Но главная причина популярности Дали в Америке была в другом. В художественных кругах Европы Дали не считали серьезным претендентом на корону эстета, так как он был погружен в экзотерические теории искусства. Но в США, где искусство еще руководствовалось традиционными установками и за традиционным европейским искусством охотились миллионеры и короли бизнеса, Дали встречали с энтузиазмом. Его картины, хоть и с загадочным содержанием, были доступны для визуального восприятия, так как на них были изображены понятные предметы, поэтому эта импульсивная личность, всюду отталкиваемая и всех раздражающая в Европе, была принята в Соединенных Штатах, которые гордились своими откровенными, твердохарактерными, всеобъемлющими персоналиями и шоуменами.

Дали и Гала нехотя покинули Европу, но вскоре удобно устроились в Фридриксбурге, штат Вирджиния, в Хэмтон Мэнор, в доме Карее Кросби, авангардного издателя. Здесь Гала начала вить для Дали уютное гнездышко, реквизировав библиотеку и заказав необходимые для живописи принадлежности из близлежащего города Ричмонда.

Спустя год Дали и Гала переехали с миссис Кросби через Соединенные Штаты в Монтерей, неподалеку от Сан-Франциско, штат Калифорния. Дом в этом городе стал их основным прибежищем, хоть они и жили подолгу в Нью-Йорке, купаясь в роскоши. За восемь лет, проведенных Галой и Дали в Америке, Дали нажил состояние. При этом, как утверждают некоторые критики, он поплатился своей репутацией художника.

В мире художественной интеллигенции репутация Дали всегда была невысокой. Он не только вел себя вызывающе, что приносило ему какие-то рекламные дивиденды, но рассматривалось любителями искусства как простое кривляние для привлечения внимания к своим работам. Во время поездки в Америку Сальвадор Дали показал встречавшим его репортерам картину, где была изображена его обнаженная подруга Гала с бараньими отбивными на плечах. Когда его спросили, при чем здесь отбивные, он ответил: «Все очень просто. Я люблю Гала и люблю бараньи отбивные. Здесь они вместе. Отличная гармония!»

Большинство художников и любителей видели искусство того времени как поиск нового языка, при помощи которого нашли бы свое выражение современное общество и все новые идеи, которые в нем рождаются. Старая техника, как в литературе, так и в музыке или пластических видах искусства, по их мнению, не подходила для двадцатого века.

Многим казалось, что традиционный стиль письма Дали не сочетался с работой по поиску нового языка живописи, отразившейся на картинах таких мастеров двадцатого века как Пикассо и Матисс. Однако у Дали были последователи из числа европейских любителей искусства, особенно тех, кто интересовался движением сюрреалистов, кто видел в его работах уникальный способ выражения скрытых частей духа человека.

Дали во время своего пребывания в Америке участвовал в многочисленных коммерческих проектах: в театре, балете, в области ювелирных украшений, моде и даже издавал газету в целях саморекламы (вышло всего два номера). Так как со временем число проектов росло, он казался скорее массовиком-затейником, чем серьезным художником, занятым исследованием выразительных средств. Хоть популярность его и росла, Дали начал терять, по крайней мере в Европе, поддержку художественных критиков и историков, от которых зависела репутация художника на протяжении его жизни.

Из своей тихой гавани в Вирджинии, а затем в Калифорнии, Дали начал триумфальное покорение мира искусства нового континента. Американские друзья были готовы и дальше помогать художнику в его карьере. Одним из первых его заказов стало оформление павильона «Мечта Венеры» на Международной нью-йоркской выставке в 1939 году. Дали планировал построить бассейн внутри павильона, в который он намеревался поместить русалок. На фасаде же он хотел изобразить фигуру Венеры в стиле Боттичелли, но с головой трески или подобной рыбы. Дирекция выставки не утвердила эти планы, и павильон не был сооружен, но у Дали появилась возможность опубликовать свой первый американский манифест: «Декларация независимости воображения и прав человека на собственное сумасшествие».

Случай с Бонуитом Тэллером произошел до инцидента с Международной выставкой. Дали заказали оформление витрин универмага Бонуита Тэллера в Нью-Йорке. Дали выполнил этот заказ в своем неподражаемом экстравагантном стиле, выставив черную атласную ванну и навес из головы буйвола с окровавленным голубем в зубах. Эта композиция привлекла столько публики, что было невозможно пройти по тротуарам Пятой авеню. Администрация закрыла композицию. Это так расстроило Дали, что он перевернул ванну, разбив при этом зеркальное стекло окна, и вышел через него на улицу, где его арестовала нью-йоркская полиция.

Дали вынесли приговор с отсрочкой исполнения. Это привлекло столько внимания к его личности, что следующая его выставка в нью-йоркской галерее пользовалась безумным успехом. Такие случаи, иногда шокирующие, создали хорошую рекламу Дали среди обычной публики, которая видела в художнике воплощение свободы личности, которой так гордились Соединенные Штаты и которую, как он заявлял, можно найти только в Америке (то есть не в Европе).

Когда некоторые журналисты усомнились во вменяемости Дали и целесообразности его кривляний, он принял вызов. Отвечая на статью в «Арт Дайджест», интересующуюся, просто ли он сумасшедший или обычный удачливый бизнесмен, художник ответил, что не знает сам, где начинается глубокий, философствующий Дали и где заканчивается сумасшедший и абсурдный Дали.

Все это было частью духа Нового Света того времени и сделало из Дали пользующийся спросом товар вне поля деятельности дилеров и художественных галерей. Он уже разрабатывал модели для Эльзы Скьяпарелли. Теперь же он начал изобретать более фантастические предметы моды, которые попадали на страницы «Вог» и «Харперз базар» и завоевывали ему популярность среди богатой и изысканной публики. Маркиз де Куэвас, основатель балета Монте-Карло, тоже ввел Дали в свой мир, заказав оформление сцены для «Вакханалии» с костюмами от Коко Шанель. Другими заказами на оформление сцены для балета от Маркиза де Куэваса были «Лабиринт» (1941) с постановкой хореографии Леонидом Массином, «Сентиментальный разговор, Китайское кафе» и «Разрушенный мост» (1944).

Именно в Америке великий гений пишет, наверно одну из самых лучших своих книг «Тайная жизнь Сальвадора Дали, написанная им самим. Когда эта книга в 1942 году была издана, она немедленно навлекла на себя серьезную критику со стороны прессы и сторонников пуританского общества.

В Нью-Йорке пристанищем Дали и Галы стал отель Санкт-Реджис, где художник создал свою мастерскую. Там он трудился над портретами миссис Джордж Тейт Второй, Елены Рубинштейн, королевы косметики (Дали также работал над дизайном ее квартиры), миссис Лютер Грин.

К тому же Дали снова был вовлечен в работу над фильмами. Он с энтузиазмом приветствовал этот способ самовыражения, в котором видел царство творчества будущего, несмотря на то, что потом умалил вклад кинематографа в искусство. Именно он создал знаменитую сюрреалистическую последовательность сна в фильме Альфреда Хичкока „Зачарованный“ в 1945 году. Хичкок хотел создать первый фильм про психоанализ в то время, как учение Фрейда начало оказывать глубокое влияние на мышление американцев, поэтому сам Бог велел ему обратиться к Дали. В следующем году художник начал работать над проектом Уолта Диснея „Дестино“, который, к сожалению, не был доведен до конца. Был создан лишь еще один полнометражный фильм по сценарию Дали „Дон Жуан Тенорио“, сделанный в Испании в 1951 году.

Дали, как правило, нравилась активная деятельность, и вместе с Галой, постоянно находящейся рядом с ним, он стал известен всем Соединенным Штатам Америки как король современного искусства. Он даже нашел время, чтобы написать роман „Скрытые лица“ о группе аристократов на пороге второй мировой войны.

Новое видение мира, как утверждал Дали, родилось во вспышке просветления, явившейся еще одним последствием, кроме грохота и радиоактивного свечения, взрыва атомной бомбы над Хиросимой 6 августа 1945 года. Дали искал мистический ответ в черных тучах, поднятых взрывом. Абсолютное видение значения всего этого должно быть даровано, как он считал, Божьей милостью и милостью правды. Идея Божьей милости была взращена в нем еще в детстве во время религиозного воспитания. Что же касается милости правды, то художник рассчитывал найти ее в открытиях современной физики.

Хоть представления Дали о жизни, Боге и современной науке начали созревать в мозгу художника еще в Соединенных Штатах и стали проявляться в его работах того периода, они окончательно созрели и стали приносить плоды лишь после возвращения на родину в Испанию в 1948 году.

Дали был настолько потрясен атомной бомбой, что написал целую серию картин, посвященных атому. Первой из этой серии была „Три сфинкса атолла Бикини“, созданная в 1947 г. „Сфинксы“ — это три грибовидных тела, похожих на грибовидное облако, образующееся после взрыва этого оружия массового уничтожения. Первый гриб на переднем плане вырастает из шеи женщины, как облако волос, второй -появляется в центре и похож на листву дерева, третье, самое отдаленное, облако встает из-за пейзажа Кадакеса.

Это была первая работа из серии картин и рисунков, с ними Дали обратился к разрушительному послевоенному миру, на который художник смотрел с беспокойством и который подтолкнул его к мистическому подходу в работе.

После окончания войны в 1945 году Дали решил остаться в Соединенных Штатах, где он готовился к своему художественному возрождению. Теперь он был как никогда уверен, что художники периода Возрождения были правы, рисуя на религиозные темы, причем так, как они это делали. Он объявил войну академическому стилю письма, предпочитаемому традиционными салонами, африканскому искусству, которое оказало глубокое влияние на такие важные фигуры в европейском искусстве, как Модильяни, Пикассо и Матисс, и декоративному плагиату художников, ставших абстракционистами потому, что им на самом деле нечего было сказать. Дали заявил, что собирается возродить испанский мистицизм и показать единство Вселенной, изобразив духовность материи.

Одной из первых картин, несущих его новое видение мира, стала „Дематериализация возле носа Нерона“ (1947). На ней изображен рассеченный куб под аркой, в изгибе которой плавает бюст Нерона. Рассечение символизирует расщепление атома. Дали стал постоянно пользоваться этим приемом.

В то же время Дали работал и над несколькими другими проектами, среди которых декорации и костюмы к постановке балете Мануэля дэ Фалла „Эль сомбреро де трес пикос“ (»Треугольная шляпа"). Дали поместил на сцене мешки с мукой и деревья, парящие в пространстве, в то время как сам домик мельника разлетается с косыми дверями и окнами, одно из которых улетает в небо.

Дали писал и много портретов, среди которых портрет художественного коллекционера Джеймса Дана, сделанный в 1949 году. В 1950-х годах Дали написал ряд прекрасных портретов артистов театра, в том числе Катерины Корнел (1951) и Лоренса Оливера в роли Ричарда III (1951). Портреты, как источник больших доходов, были на первом месте у Дали до 1970-х. Портрет дочери Франсиско Франке Кармен Бордью — Франко был подарен испанскому лидеру в 1974 году на специальной церемонии. Самой значительной картиной Дали 1951 года была «Распятие Христа от святого Иоанна» с распятием, висящим в небе над Порт Лигат. Эта безукоризненная и ненавязчивая картина без каких-либо сюрреалистических обертонов, была продана Художественной галерее Глазго. Однако сразу же после того, как ее повесили, она была порезана вандалом, протестующим против суммы в 8200 фунтов стерлингов, заплаченной за картину галереей. (За пять лет галерея вернула эти деньги от процентов, продажи входных билетов и прав на производство репродукций.) Еще одна картина с таким же упрощенным визуальным подходом называется «Евхаристический натюрморт». На ней изображен покрытый скатертью стол с лежащими на нем хлебом и рыбой. Обе эти картины дышат необычной для Дали простотой. Возможно, в них отразились радость и благодарность Дали по поводу его возвращения на родную землю в Порт Лигат.

Вскоре после возвращения в Испанию Дали начал работу над двумя заказами. Для Питэра Брука, английского театрального режиссера, который ставил «Саломею» Штрауса, и для Лукино Висконти, итальянского кинорежиссера, делающего новую версию шекспировского «Как вам это нравится».

Находясь в Порт-Льигате Дали обращается в своих творениях к религиозно-фантастической тематике. Религиозные мотивы, классицистическая композиция, подражание технике старых мастеров характерны для таких его картин 1950-х гг., как «Мадонна порта Льигат» (1949), где Гала изображалась в виде Мадонны, «Христос св. Ионна на кресте» (1951), «Тайная вечеря» (1955), «Открытие Америки, или Мечта Христофора Колумба» (1958-1959).

В 1953 году проходит большая ретроспективная выставка Сальвадора Дали в Риме. На ней представлены 24 картины,27 рисунков,102 акварели!

Ранее в 1951 году, накануне холодной войны, Дали разрабатывает теорию «атомарного искусства» опубликованную в этом же году в «Мистическом манифесте». Дали ставит перед собой цель, донести до зрителя идею о постоянстве духовного бытия даже после исчезновения материи (Взрывающаяся голова Рафаэля.1951).

В 1959 году Дали и Гала обустроили по настоящему свой дом в Порт-Льигате. К тому времени уже никто не мог усомниться в гениальности великого художника. Его картины покупались за огромные деньги поклонниками и любителями роскоши. Громадные холсты написанные Дали в 60-е годы оценивались огромными суммами. У многих миллионеров считалось шиком иметь в коллекции картины Сальвадора Дали.

Реализовывая новые идеи со своей обычной неистощимой энергией, Дали создал еще несколько балетов, среди которых «Собиратели винограда» и «Балет для Галы», для которого он разработал либретто и декорации, а Морис Бежар — хореографию. Премьера состоялась в 1961 году в венецианском театре «Феникс». Он продолжал удивлять публику своими экстравагантными появлениями. Например, в Риме он предстал в «Метафизическом кубе» (простой белый ящик, покрытый научными значками). Большая часть зрителей, приходивших посмотреть на спектакли Дали, была попросту привлечена эксцентричной знаменитостью. Однако его настоящим поклонникам не нравились эти кривляния. Они считали, что шоумен бросает тень на работы художника.

На это Дали отвечал, что он не клоун, а ужасно циничное общество по своей наивности не подозревает, что играет серьезную пьесу, чтобы скрыть свое безумие. Критикуя современное искусство за то, что оно завело публику в тупик, Дали благосклонно высказывался о таких когда-то любимых, а теперь непопулярных французских художниках исторического жанра как Жан-Луи-Эрнест Месонье и Мариано Фортуни, которые писали великие и благородные эпические сцены для зданий, где размещалисьструктуры власти. Эти художники, которых любители современного искусства обозвали «помпъерс» («пожарные»), по мнению Дали, писали в хорошей реалистичной манере. Свое умение писать в том же духе он продемонстрировал в большой картине «Битва при Тетюан» (1962), которая была помещена рядом с работой Фортуни в Паласьо дэль Тинел в Барселоне. В этой картине Дали чувствовалось сильное влияние стиля Эжэна Делакруа с его многочисленными сценами боя. Кроме того, художник хорошо проработал детали, сделал сюжет активным и действенным и, конечно же, поместил на второй план Галу.

В конце 60-х отношения между Дали и Галой стали сходить на нет. И по просьбе Галы, Дали был вынужден купить ей свой замок, где она много времени проводила в обществе молодых людей. Остаток их совместной жизни представлял собой тлеющие головешки бывшие когда-то ярким костром страсти.

Начиная примерно с 1970 года здоровье Дали стало ухудшаться. Хоть его творческая энергия и не уменьшилась, стали беспокоить мысли о смерти и бессмертии. Он верил в возможность бессмертия, включая бессмертие тела, и исследовал пути сохранения тела через замораживание и пересадку ДНК, чтобы вновь родиться. Однако более важным было сохранение работ, что стало его основным проектом. Он направил на это всю свою энергию.

Художнику пришла идея построить для своих работ музей. Вскоре он взялся за перестройку театра в Фигерасе, своей родине, сильно разрушенного во время гражданской войны в Испании. Над сценой был воздвигнут гигантский геодезический купол. Зрительный зал был расчищен и разделен на сектора, в которых могли быть представлены его работы разных жанров, включая спальню Маэ Уэст и большие картины, такие как «Галлюциногенный тореадор».

Дали сам расписал входное фойе, изобразив себя и Галу, моющих золото в Фигерасе, со свисающими с потолка ногами. Салон был назван Дворец Ветров, по одноименной поэме, в которой рассказывается легенда о восточном ветре, чья любовь женилась и живет на западе, поэтому всегда, когда приближается к ней, он вынужден повернуть, при этом на землю падают его слезы. Эта легенда очень понравилась Дали, великому мистику, который посвятил другую часть своего музея эротике.

В Театре-музее Дали было выставлено много других работ и прочих безделушек. Салон открылся в сентябре 1974 года и был похож не столько на музей, сколько на базар. Там, среди прочего, были результаты экспериментов Дали с голографией, из которой он надеялся создать глобальные трехмерные образы. (Его голограммы сначала выставлялись в галерее Кнедлер в Нью-Йорке в 1972 году. Он перестал экспериментировать в 1975 году.) Кроме того, в Театре — музее Дали выставлены двойные спектроскопические картины с изображением обнаженной Галы на фоне картины Клода Лорэна и другие предметы искусства, созданные Дали.

«Музей Дали» – это бесподобное сюрриалистичекое творение и по сей день приводит в восторг посетителей. Музей представляет собой ретроспективу жизни великого художника.

Спрос на работы Дали стал сумасшедшим. Издатели книг, журналы, дома мод и режиссеры театров боролись за него. Он уже создал иллюстрации ко многим шедеврам мировой литературы, таким как Библия, «Божественная комедия» Данте, «Потерянный рай» Милтона, «Бог и монотеизм» Фрейда, «Искусство любви» Овидия. Он также создавал сюрреалистические композиции, такие как «Посмертная маска Наполеона на носороге», «Галлюциногенный тореадор» с барабанами, ножницами, ложками, мягкими часами, увенчанный короной, или «Видение де л'Андж с большим пальцем Бога и двенадцатью апостолами».

Многие десятилетия своей жизни Сальвадор Дали отдал бизнесу и коммерции. На протяжении нескольких лет он писал одну картину в год — обычно за огромную плату, а сам занимался чем угодно — от продажи литографий до разработки рисунков костюмов и рекламы авиакомпаний. «Дали лучше спится после получения чеков на большие суммы», — любил говорить он. Наверно, Дали и впрямь спал как ребенок, потому что его имя красовалось на упа- ковках косметики, на бутылках бренди, на мебельных гарнитурах. Одно из самых несерьезных его занятий — расписанные Дали в 1973 году панели пассажирских самолетов испанской авиакомпании. Работы художника в рекламе заставили большинство критиков согласиться с тем, что по крайней мере два последних десятилетия творчества Дали бы- ли примечательны больше его чудачествами, чем какими-либо настоящими художественными достижениями.

Культ Дали, обилие его работ в разных жанрах и стилях привели к появлению многочисленных подделок, что вызвало большие проблемы на мировом рынке искусства. Сам Дали был замешан в скандале в 1960 году, когда подписал много чистых листов бумаги, предназначаемых для создания оттисков с литографических камней, хранимых у дилеров в Париже. Было выдвинуто обвинение в незаконном использовании этих чистых листов. Однако Дали этот скандал оставил равнодушным. «Люди так не волновались бы, если б я был посредственным художником, фыркнул он. — Всех великих художников подделывали» и в 1970-х художник продолжал вести свою беспорядочную и активную жизнь, как всегда продолжая поиск новых пластичных путей исследования своего удивительного мира искусства.

В 1974 году Дали подписал с американским рекламным агентством договор на телерекламу, в которой он расписывал красками надетые на модель колготки. Позднее, когда он уезжал из Америки во Францию, его видели с огромной куклой Баггс Банни, прощальным подарком фирмы. «Это самое уродливое и ужасное создание в мире, — сказал Дали. — Я ее покрашу майонезом и сделаю предметом искусства».

В последние годы Дали часто обращается к фотографии. Он читает лекции, выпускает книги, посвященные себе и своему искусству, в которых безудержно восхваляет свой талант («Дневник одного гения», «Дали по Дали», «Золотая книга Дали», «Секретная жизнь Сальвадора Дали»). Он всегда отличался причудливой манерой поведения, постоянно меняя экстравагантные костюмы и фасон усов.

В 1976 году была опубликована биография Дали «Необыкновенные признания Сальвадора Дали». В ней художник утверждал, что он — единственный в мире здравомыслящий человек: «Клоун на самом деле не я, а наше страшно циничное и бесчувственное общество, так наивно играющее в серьезность, что это помогает ему наилучшим способом скрывать собственное безумие. А я не устану это повторять! — я не сумасшедший».

У Сальвадора Дали было две мечты: одна родилась из идей, кишащих у него в голове, другая была результатом юношеских мечтаний прожить полноценную жизнь с необходимыми удобствами. Первая, полностью его собственная, иногда слегка приоткрывалась и позволяла внешнему миру, никогда до конца не понимавшему загадку ума художника, уловить свой отблеск. Вторая была взлелеяна Галой и друзьями, которые помогли ему получить признание и достичь мировой славы. Признание важной роли Галы в своей жизни Дали постоянно выражал в своих работах. Ее влияние, как музы и натурщицы, было очень важным для большинства его картин. В конце 1960-х благодарность Дали приняла более ощутимую форму: он купил для нее замок в Пубол, неподалеку от Фигераса, украсив его своими картинами и снабдив всеми удобствами и сделав роскошным. Остается неясным, хотела ли Гала иметь замок. Многие считали, что она хотела бы жить в Тоскании. Неясно также, означал ли подарок жене замка начало раздельной жизни. Жизнь и деловое партнерство Гала — Дали были настолько нераздельными, что невозможно было представить их полный разрыв.

Всю жизнь с Дали Гала играла роль серого кардинала, предпочитая оставаться на втором плане. Некоторые считали ее движущей силой Дали, другие — ведьмой, плетущей интриги. Когда английский тележурналист Рассел Харти брал у Дали интервью для телепрограммы Би-Би-Си в 1973 году, Гала нехотя согласилась появиться в дверях на несколько секунд. Но когда съемочная группа собралась последовать за Дали в бассейн, она вообще исчезла. Возможно, теперь она устала от кривляния и трюков, рассчитанных на публику.

Гала и Дали всегда управляли своими делами и его постоянно растущим богатством с расторопной деловитостью. Именно она настояла на том, чтобы брать деньги за его выступления перед публикой, и внимательно следила за частными сделками по покупке его картин. Она была необходима физически и морально, поэтому когда она умерла 10 июня 1982 года, Дали воспринял ее смерть как страшный удар. Детей у них не было. Художник всегда говорил, что ни в коем случае и не хотел их иметь. «Великие гении всегда производят на свет посредственных детей, и я не хочу быть подтверждением этого правила, — сказал он. — Я хочу оставить в наследство лишь самого себя».

Подталкиваемый сильным желанием быть рядом с ее духом, Дали переехал в замок Пубол, почти прекратив появляться в обществе. Несмотря на это, его репутация росла. В 1982 году Музей Сальвадора Дали, открытый в Кливленде, штат Огайо, и содержавший большую часть его работ, собранных Е. и А. Рейнолдз Морз, переехал во внушительное здание в Санкт-Петербурге, штат Флорида. Центр Жоржа Помпиду в Париже устроил большую ретроспективу работ Дали в 1979 году, которая позже была послана через Ла-Манш в галерею «Тейт» в Лондоне. Двойной показ ретроспективы позволил широким слоям населения Европы ознакомиться с работами Дали и принес ему огромную популярность.

Среди наград, посыпавшихся на Дали как из рога изобилия, было членство в Академии изящных искусств Франции. Испания удостоила его наивысшей чести, наградив Большим крестом Изабеллы-католички, врученным ему королем Хуаном Карлосом. Дали был объявлен Маркизом дэ Пубол в 1982 году.

Несмотря на все это, Дали был несчастен и чувствовал себя плохо. Ближе к 80-м годам у него начались проблемы со здоровьем. Смерть Франко потрясла и испугала Дали. Являясь патриотом, он не мог спокойно переживать перемены в судьбе Испании. Врачи подозревали у Дали болезнь Паркинсона. Эта болезнь когда — то стала смертельной для его отца.

Дали с головой ушел в работу. Всю свою жизнь он восхищался итальянскими художниками эпохи Возрождения, поэтому начал рисовать картины, навеянные головами Джульяно дэ Медичи, Моисея и Адама (находятся в Сикстинской капелле) кисти Микеланджело и его «Снятием с креста» в церкви святого Петра в Риме. Он также начал рисовать в свободном стиле. Линейный, экспрессионистский стиль письма, напоминающий манеру Винсента ван Гога, проявился в такой его картине, как «Кровать и прикроватный столик яростно атакуют виолончель» (1983), где четкие классические линии ранних работ Дали уступают более свободному, более романтичному стилю.

К концу 1983 года настроение Дали, как казалось, несколько поднялось. Он стал иногда гулять по саду, начал писать картины. Но это продолжалось, увы, не долго. Старость брала верх над гениальным разумом. 30 августа 1984 года в доме Дали произошел пожар. Художник чуть было не лишился жизни. Он уже несколько дней был прикован к постели, когда каким-то образом загорелась кровать. Возможно, причиной была неисправная лампа при кровати. Запылала вся комната. Ему удалось доползти до дверей. Роберт Дэшарне, управляющий делами Дали на протяжении многих лет, спас его от смерти, вытащив из горящей комнаты.

Дали получил тяжелые ожоги, и с тех пор о нем было мало слышно, хоть в 1984 Дэшарне и опубликовал монографию «Сальвадор Дали: человек и его работа». Вскоре поползли неизбежные слухи о том, что Дали был полностью парализован, что он болен болезнью Паркинсона, что его насильно держат взаперти. И даже о том, что он на протяжении нескольких лет физически не мог делать те работы, которые продолжали появляться под его именем.

Профессиональная деятельность Дали пришла в полный упадок. Секретари и агенты вымогали у него деньги как только могли, продавали его авторские права, права на репродукции по всему миру. Большая часть дохода оседала в их глубоких карманах.

К февралю 1985 года самочувствие Дали несколько наладилось и он смог дать интервью крупнейшей испанской газете «Паис».

Но в ноябре 1988 года Дали положили в клинику с диагнозом «сердечная недостаточность».

Сердце Сальвадора Дали остановилось 23 января 1989 года, спустя шесть лет после завершения своей последней работы «Ласточкин хвост», простой каллиграфической композиции на белом листе. Простота картины напоминает работы Поля Кли и трогательна, как музыка скрипки.

Работая над своей последней картиной, Дали однажды признался редкому гостю, что собирается написать серию картин, основанную не на чистом воображении, настроении или снах, а на реальности его болезни, существования и важных воспоминаниях. При этом нельзя иногда не подумать, что Дали представлял свою жизнь как какую-то катастрофу. Благословленный титанической энергией и живым творческим умом, он был одновременно проклят естественным талантом заводилы и балагура, который бросал тень на его репутацию художника. Как большинство художников, включая таких современных мастеров, как Поль Сезанн и Клод Моне, Дали скорее всего чувствовал, что не выразил всего виденного, что жгло его душу. Но его бесспорное мастерство, которое он развил, и сила его самых выразительных образов затронули струны души многих людей, принадлежащих к самым разнообразным культурным слоям. Его запоминающиеся образы находятся среди символов духовного пантеона искусства и, скорее всего, останутся стойкими вехами искусства двадцатого века.

Его тело забользамировали, как он просил, и на протяжении недели он лежал в своем музее в Фигерасе. Тысячи людей приезжали, что бы простится с великим гением.

Сальвадор Дали, со свойственной ему при жизни странностью, лежит непохороненный, как он и завещал, в склепе в своем Театре-музее Дали в Фигерасе. Он оставил свое состояние и свои работы Испании.

Литература

1. Энциклопедия Кирилла и Мефодия 2003.

2. Хрестоматия по культурологии под редакцией А.А.Радугина. Москва, Издательство «Центр», 1998г.

3. «Культурология в вопросах и ответах». Учебное пособие под редакцией Г.В.Драча. Ростов-на-Дону, издательство «Феникс», 1997г.

4. www.queenworld.ru/dali

www.ronl.ru

Реферат - Сюрреализм и творчество Сальвадора Дали

--PAGE_BREAK--В 1928 году в Париже Дали сблизился с сюрреалистами и, при поддержке каталонского художника и сюрреалиста Хоана Миро, он влился в новое движение, которое начало все больше влиять на художественные и литературные круги Европы., и был принят в ряды сюрреалистов в 1929 году, сразу же после его приезда в Париж. Вступив в группу, объединившуюся вокруг Андре Бретона, Дали начал создавать свои первые сюрреалистические работы («Мёд слаще крови», 1928; «Светлые радости», 1929). А. Бретон относился к этому выряженному щеголю — испанцу, который писал картины — ребусы, с изрядной долей недоверия. Он не увидел пользу, которую Дали мог принести их общему делу. Интерес Дали к деятельности группы сюрреалистов под руководством Бретона бысторо угас. Дали с удовольствием вернулся к восхищению мастерами Ренессанса и на время забыл о Париже. Но в <metricconverter productid=«1929 г» w:st=«on»>1929 г. пришло приглашение от друга Бюнюэля, которое художник не мог не принять. Его пригласили в Париж для работы над сюрреалистическим фильмом с использованием образов, выловленных из подсознания человека. В начале 1929 года состоялась премьера фильма «Андалузский пес» по сценарию Сальвадора Дали и Луиса Бунюэля. Сам сценарий был написан за шесть дней! Теперь этот фильм является классикой сюрреализма. Это был короткий фильм, созданный для того, чтобы шокировать и задеть за живое буржуазию и высмеять крайности авангарда. Среди самых шокирующих кадров есть и по сей день знаменитая сцена, которую, как известно, придумал Дали, где глаз человека разрезается пополам при помощи лезвия. Разлагающиеся ослы, которые мелькали в других сценах, тоже являлись частью вклада Дали в работу по созданию фильма. После первой публичной демонстрации фильма в октябре 1929 года в Театр дез Урсулин в Париже, Бюнюэль и Дали сразу же стали известными и прославленными. После скандальной премьеры этого фильма был задуман еще один фильм под названием «Золотой век». Дали много работал. Сюжет большого числа картин основывался на его сложных проблемах сексуальности и отношений с родителями. В 1929 году Дали написал картину «Великий мастурбатор», одну из наиболее значительных работ того периода. В этой картине художник выразил свою постоянную озабоченность сексом, насилием и чувством вины. На картине изображена большая, похожая на восковую голова с темно-красными щеками и полуприкрытыми глазами с очень длинными ресницами. Огромный нос упирается в землю, а вместо рта нарисована гниющая саранча. По брюшку насекомого ползают муравьи. На картине также присутствует нагромождение скал, которые будут сопровождать художника на протяжении всего творчества, и такой типичный для Дали образ, как саранча — одно из насекомых, населяющих его кошмары. Подобные темы были характерны для работ Дали 30-х годов: он питал необыкновенную слабость к образам кузнечиков, муравьев, телефонов, ключей, костылей, хлеба, волос. Дали сам называл свою технику ручной фотографией бетонной иррациональности. Эта глубоко личная картина имеет очень большое значение. Она навеяна Дали его собственным подсознанием. К 1929 году сюрреализм стал спорным, для многих неприемлемым течением в живописи. Личная жизнь Сальвадора Дали до 1929 года не имела ярких моментов (если только не считать его многочисленные увлечения нереальными девочками, девушками и женщинами). Но именно 1929 год стал для Дали судьбоносным. Закончив работу над «Андалузским псом», которого он создавал вместе с Бюнюэлем, художник вернулся в Кадакес, чтобы поработать над выставкой своих картин, которую согласился устроить осенью парижский торговец произведениями искусства Камиль Гоэманс. Среди многочисленных гостей Дали в то лето посетил поэт Поль Элюар, который приехал со своей дочерью Сесиль и женой Галой (урожденной русской Еленой Делувиной-Дьяконовой). Отношения Галы с ее мужем к тому времени уже были прохладными. Ее встреча с Сальвадором Дали летом 1929 года стала роковой для обоих. Гала, которая была почти на десять лет старше его, казалась Дали утонченной самоуверенной женщиной, вращавшейся долгое время в высших художественных кругах Парижа, в то время как он был всего — навсего простым молодым человеком из маленького провинциального городка на севере Испании. Сначала Дали был поражен красотой Галы и разражался смущенным истерическим хихиканьем, когда они разговаривали. Он не знал, как вести себя при ней. Она вскоре стала любовницей, а затем и женой Дали. Гала — чьей реакцией на неистовую страстную любовь Дали были, как утверждают, слова: «Мой мальчик, мы никогда не расстанемся» — стала для него не просто удовлетворяющей его страсть любовницей. Именно Гала станет на всю оставшуюся жизнь музой, вдохновением гения Дали. Когда она в конце концов бросила своего мужа и переехала к Дали в 1930 году, то проявила себя как отличный организатор, деловой менеджер и патронесса. Чтобы выразить свои чувства к этой удивительной женщине, Дали изобразил ее в виде Градивы, героини популярного романа Уильяма Дженсена, где Градива предстает, как ожившая статуя из Помпей, в которую влюбился молодой человек, что в конечном итоге изменило его жизнь. На картине «Градива вновь открывает для себя антропоморфные развалины» на фоне скал, написать которые художника вдохновил скалистый пейзаж Коста Брава, на переднем плане изображена Градива, моделью для которой послужила Гала, окутанная скалой, на которой стоит чернильница, возможно, как намек на ее бывшего мужа-поэта. Дали наслаждался шоком, вызванным в обществе как «Андалузским псом», так и своими картинами. Но вместе с тем его картина «Святое сердце» вызвала нежелательные личные последствия. В центре картины был изображен силуэт Мадонны со Святым Сердцем, Вокруг силуэта было грубо нацарапано: «Иногда мне нравится плевать на портрет моей матери». То, что, возможно, задумывалось Дали как небольшая рекламная шутка, показалось его отцу осквернением святой памяти его первой жены и матери семейства. К его недовольству картинами сына примешивалось и неодобрение связи Дали с Галой Элюар. В результате отец запретил Дали когда-либо посещать дом семьи. Согласно его последующим рассказам, художник, мучимый угрызениями совести, обстриг все волосы и похоронил их в своем любимом Кадакесе. В 1930 году картины Сальвадора Дали стали приносить ему известность («Расплывшееся время»; «Постоянство памяти»). Неизменными темами его творений были разрушение, тление, смерть, а так же мир сексуальных переживаний человека (влияние книг Зигмунда Фрейда). В то время образ пустынного берега прочно засел в сознании Дали. Художник писал пустынный пляж и скалы в Кадакесе без какой-либо определенной тематической направленности. Как он утверждал позже, пустота для него заполнилась, когда он увидел кусок сыра камембер. Сыр становился мягким и стал таять на тарелке. Это зрелище вызвало в подсознании художника определенный образ, и он начал заполнять пейзаж тающими часами, создавая таким образом один из самых сильных образов нашего времени. Дали назвал картину «Постоянство памяти». «Постоянство памяти» была завершена в 1931 году и стала символом современной концепции относительности времени. Кроме того, картина вызывает у зрителя другие глубоко запрятанные чувства, которые трудно определить. Спустя год после экспозиции в парижской галерее Пьера Коле самая известная картина Дали была куплена нью-йоркским Музеем современного искусства. В начале 30 -х годов Сальвадор Дали вступил в некий конфликт на политической почве с сюрриалистами. Его восхищение Адольфом Гитлером и монархические наклонности шли в разрез с идеями Бретона. Дали порвал с сюрреалистами после того, как те обвинили его в контрреволюционной деятельности. В январе 1931 года в Лондоне состоялась премьера второго фильма — «Золотой век». Критики приняли новый фильм с восторгом. Но потом он стал яблоком раздора между Бюнюэлем и Дали: каждый утверждал, что он сделал для фильма больше, чем другой. Однако несмотря на споры, их сотрудничество оставило глубокий след в жизни обоих художников и направило Дали на путь сюрреализма. К 1934 году Гала уже развелась со своим мужем, и Дали мог жениться на ней. Удивительная особенность этой семейной пары была в том, что они чувствовали и понимали друг друга. Гала, в прямом смысле, жила жизнью Дали, а он в свою очередь обожествлял ее, восхищался ей. Женитьба на Гале пробудила в Дали неистощимую фантазию и новую неисчерпаемую энергию. В его творчестве начался плодотворный период. В это время его личный сюрреализм полностью превозобладал над нормами и установками остальной группы и привел к полному разрыву с Бретоном и другими сюрреалистами, которые в 1934 году исключили уже известного живописца из своего движения, объявив, что «он проявляет нездоровый интерес к деньгам и повинен в вульгаризаторстве и академизме». Теперь Дали никому не принадлежал и утверждал: «Сюрреализм — се муа» («Сюрреализм - это я»). Между 1936 и 1937 годом Сальвадор Дали пишет одну из самых известных картин «Метаморфоза Нарцисса». Это была его самая удачная картина того периода с двоякими образами. На первый взгляд кажется, что на ней изображены конечности двух фигур на обычном фоне. Но затем можно заметить, что конечности в левой части картины принадлежат фигуре человека, частично скрытого в тени и смотрящегося в воду, которая отражает его изображение, — изображение Нарцисса. Справа — набор похожих форм, но теперь конечности — это пальцы, держащие яйцо, из трещин которого вырастает цветок нарцисса. Одновременно выходит его литературная работа под названием «Метаморфозы Нарцисса. Параноидная тема. „Кстати ранее (<metricconverter productid=“1935 г» w:st=«on»>1935 г.) в работе «Покорение иррационального» Дали сформулировал теорию параноидально-критического метода. Этот метод — единственная возможность получить то, что он называл иррациональным знанием, и пояснить его. Художник был твердо убежден, что для того, чтобы освободить глубоко запрятанные мысли, был необходим разум сумасшедшего или кого-нибудь, кто из-за своего так называемого сумасшествия не был бы ограничен стражем рационального мышления, то есть сознательной частью разума с ее моральными и рациональными установками. Человек, находящийся в таком бреду, утверждал Дали, не был ничем ограничен или скован и потому просто был вынужден быть сумасшедшим. Однако, как уверял Дали своих зрителей, разница между ним и сумасшедшим была в том, что он не сошел с ума, следовательно, его паранойя была связана с критической способностью. Ключом к миру Дали был Зигмунд Фрейд, чьи исследования подсознательных сексуальных травм у своих пациентов с помощью психоанализа широко раскрыли двери человеческой души. Это было таким же шокирующим и невероятным событием, как и открытие Чарльза Дарвина полвека тому назад. Для Дали открытие подсознания имело три плюса: это порождало новые темы для картин, позволяло исследовать и объяснить некоторые свои личные проблемы и было той взрывчаткой, которая могла уничтожить старый порядок. Кроме того, это было отличным средством рекламы творчества. Дали был ярым поклонником идей Фрейда, еще в юности проштудировав его «Толкования сновидений» и возлагал большие надежды на освобождающую силу сна, поэтому принимался за холст сразу же после утреннего пробуждения, когда мозг еще полностью не освободился от образов бессознательного. Иногда он вставал среди ночи, чтобы работать. По сути дела, метод Дали соответствует одному из фрейдовских приемов психоанализа: записывание сновидений как можно скорее после пробуждения (считается, что промедление приносит с собой искажение образов сна под воздействием сознания). Доверие к иррациональному, преклонение перед ним как перед источником творчества было у Дали абсолютным, не допускающим никаких компромиссов. «Все мои  притязания в области живописи состоят в том, чтобы материализовать с самой воинственной повелительностью и точностью деталей образы конкретной иррациональности». Это, по сути дела, клятва верности фрейдизму. Считается и не без оснований, что именно Сальвадор Дали был чуть ли не главным проводником фрейдистских взглядов в искусстве ХХ века. Не случайно он был единственным из современных художников, кто сумел встретится с престарелым, больным и замкнутым Фрейдом в его лондонском доме в 1936 году. В то же самое время Дали удостоился одобрительного упоминания Фрейда в его письме к Стефану Цвейгу — тоже случай уникальный, поскольку Фрейд совершенно не интересовался современными ему течениями живописи. Дали часто цитирует, перефразирует, пересказывает мысли Фрейда в своем «Дневнике». К примеру, Дали пишет: «Ошибки всегда имеют в себе нечто священное. Никогда не пытайтесь исправлять их. Наоборот: их следует рационализировать и обобщать. После того станет возможным обобщать их». Это одна из самых общеизвестных идей фрейдизма, согласно которой ошибки, обмолвки, остроты — суть неконтролируемые выбросы кипящей, бродящей материи подсознания, которая таким образом прорывает застывшую корку «Эго». Не удивительно поэтому, что «Дневник» открывается цитатой Фрейда.  Дали относился к Фрейду, по сути дела, как к духовному отцу и никогда ни в чем не проявил непослушания, не усомнился ни в одном слове. По признанию Дали, для него мир идей Фрейда означал столько же, сколько мир Священного  Писания означал для средневековых художников или мир античной мифологии — для художников Возрождения. Дали заложил идею существования целого мира подсознания в 1936 году в своей картине «Предместья параноидально-критического города: полдень на окраинах европейской истории». На этой картине, на первый взгляд, изображен типичный город. Раздражающие детали сразу не вызывают чувство удивления и шока. Однако вскоре зритель начинает понимать, что перспективы отдельных частей картины не связаны друг с другом, что, впрочем, не нарушает единства композиции. Изображенный город кажется вышедшим из подсознательного сновидения и имеет определенный смысл до тех пор, пока зритель не начинает критически рассматривать его. Кроме деталей, присущих только снам, в разных частях города происходят события, никак не связанные между собой, но являющиеся настоящими плодами памяти Дали. Гала держит гроздь винограда, который перекликается с частичной фигурой лошади и классическим зданием на втором плане, что, в свою очередь, отражается в игрушечном доме, помещенном в открытый ящик комода. В общем законченный, но разобщенный сюжет объясняется в подзаголовке названия картины: это действительно история Европы, прошедшей полпути, дышащая ностальгией, сожалением. Желание Дали быть признанным в обществе, которое, в сущности, было равнодушным к искусству, особенно современному, вызвало в нем его естественную склонность к привлечению к себе внимания. Именно в это время, около середины 1930-х, художник начал создавать сюрреалистические объекты, ставшие его самыми известными произведениями. Из парикмахерского манекена он сделал бюст, положив на него французский батон и чернильницу. Затем последовал шокирующий и вызывающий смокинг — афродизиак, увешанный бокалами для вина. Другими его памятными работами были «Телефон — омар», созданная в 1936 году композиция, и шокирующий «Диван-губы Маэ Уэст» (1936-37): деревянная рама, обтянутая розовым атласом. Но больше всего внимания к Дали привлекли не эти странные предметы, а его лекция в Лондон Групп Румз, Бэрлингтон Гардэнз в июле 1936 года. Она проводилась в рамках Международной выставки сюрреалистов. Художник появился в костюме водолаза — глубоководника. «Так будет удобнее опускаться в глубины подсознания», — сохраняя полную серьезность, сказал художник и был встречен шумными аплодисментами. К сожалению, он забыл прихватить с собой дыхательную трубку и во время лекции стал задыхаться, начал отчаянно жестикулировать, вызвав страх и растерянность у аудитории. Это было не совсем то, что задумывал Дали, однако внимание широкой публики было привлечено к первой выставке сюрреалистических работ, проводимой в Лондоне, в галерее на Корк-стрит. Выставка, пользующаяся огромной популярностью, проводилась американским коллекционером Пегги Гуггенхайм. Кроме рекламы выставки, инцидент с костюмом водолаза привлек к Дали внимание издателей журнала «Тайм»: на обложке последнего номера 1936 года была помещена его фотография. Под фотографией, сделанной Маном Рэем, был следующий комментарий: «Горящая сосна, архиепископ, жираф и облако перьев вылетели из окна». Мисс Гуггенхайм стала вторым меценатом Дали из богатых нью-йоркских покровителей художников (до этого он читал лекции о сюрреализме в Музее современного искусства Нью-Йорка в 1935 году). Вскоре эти меценаты стали его самыми горячими сторонниками.     продолжение --PAGE_BREAK--Возвращению Дали в Испанию после лондонской выставки сюрреалистов в 1936 году помешала гражданская война, начавшаяся с восстания генерала Франке и верных ему войск против народного правительства. Правительство было вынуждено бежать в Валенсию, а затем, Страх Дали за судьбу своей страны и ее народа отразился в его картинах, написанных во время войны. Среди них — трагическая и ужасающая «Мягкая конструкция с вареными бобами: предчувствие гражданской войны» (1936). Чувства, выраженные Дали в этой картине, сравнимы с ошеломляющей «Герникой» Пикассо. Хотя Дали часто выражал мысль о том, что события мировой жизни, такие как войны, мало касались мира искусства, его сильно волновали события в Испании. Свои непреходящие страхи он выразил в «Осеннем каннибализме» (1936), где переплетенные пальцы едят друг друга. Ужас художника смягчен здесь привычным пейзажем Кадакеса на втором плане как выражение мысли о том, что такие события, даже гражданская война, преходящи, а жизнь все равно продолжается. Комментарий Дали гражданской войны в Испании был назван просто «Испания». Картина была написана в 1938 году, когда война достигла кульминационного момента. На этой двусмысленной, параноидально — критической работе изображена фигура женщины, опирающейся локтем на комод с одним открытым ящиком, из которого висит кусок красной ткани. Верхняя часть тела женщины соткана из маленьких фигурок, большая часть которых — в воинственных позах, напоминая о группах Леонардо да Винчи. На втором плане изображена пустынная песчаная равнина. Многие друзья Дали стали жертвами гражданской войны на его родине. По привычке он старался не думать о плохом. Одним из способов забыть была анестезия разума, для которой идеально подходил сон. Это отражено в картине «Сон» (1937), где художник создал один из самых сильных образов. Голова без туловища покоится на непрочных подпорках, которые могут обломиться в любой момент. В левом углу картины изображена собака, которую тоже поддерживает подпорка. Справа вырастает деревня, похожая на одну из деревень побережья Коста Брава. Остальное пространство картины, кроме далекой маленькой рыбацкой лодки, пусто, символизируя беспокойство художника. Во время гражданской войны в Испании в 1937 году Дали и Гала посетили Италию, чтобы посмотреть работы художников эпохи Возрождения, которыми Дали больше всего восхищался. Они также побывали на Сицилии. Это путешествие вдохновило художника написать «Африканские впечатления» (1938). Семейная пара вернулась во Францию, где ходили слухи о скорой войне в Европе, и нашла время, чтобы еще раз побывать в Соединенных Штатах в первой половине 1939 года. В другой группе картин, где проявилась тревога Дали по поводу явно приближающейся мировой войны, использовалась телефонная тема. В «Загадке Гитлера» (около 1939) изображены телефон и зонтик на пустынном пляже. Картина намекает на неудачную встречу премьер-министра Великобритании Невилла Чемберлена с Адольфом Гитлером. Как в «Возвышенном моменте», так и в «Горном озере», написанных в 1938 году, художник использовал (кроме телефона) изображение костыля, типичный для Дали символ дурных предчувствий. Сразу же после начала войны в сентябре 1939 Дали оставил Париж и отправился в Аркашон, что на морском побережье южнее Бордо. Отсюда Гала и он перебрались в Лиссабон, где среди бегущих от войны они встретили знаменитого дизайнера Эльзу Скьяпарелли, для которой он уже разрабатывал платья и шляпы, и кинорежиссера Рене Клера. После оккупации во Франции в 1940 году Дали уезжает в США, где открывает новую мастерскую. Тем временем за картины Дали выкладывали крупные суммы. Анаграмма «Авида Долларз» была сделана в 1941 году из имени Сальвадора Дали Андре Бретоном как насмешка над суетой Дали по поводу зарабатывания денег. Но в ней скрывалось что-то, гораздо большее, чем укол зависти, вызванной растущим успехом Дали, взлет которого начался в 1936 году, и удивительно теплым приемом, оказанным художнику в Соединенных Штатах как богатыми меценатами, так и простыми зрителями. Популярность картин Дали объяснялась отчасти тем, что они выглядели как работы старых мастеров, старательно и на совесть сделанные. Важно было и то, что их написал человек, хоть иногда и эксцентричный во время своего появления на публике, но симпатичный, воспитанный, хорошо одетый и, скорее всего, не революционер и не коммунист. Но главная причина популярности Дали в Америке была в другом. В художественных кругах Европы Дали не считали серьезным претендентом на корону эстета, так как он был погружен в экзотерические теории искусства. Но в США, где искусство еще руководствовалось традиционными установками и за традиционным европейским искусством охотились миллионеры и короли бизнеса, Дали встречали с энтузиазмом. Его картины, хоть и с загадочным содержанием, были доступны для визуального восприятия, так как на них были изображены понятные предметы, поэтому эта импульсивная личность, всюду отталкиваемая и всех раздражающая в Европе, была принята в Соединенных Штатах, которые гордились своими откровенными, твердохарактерными, всеобъемлющими персоналиями и шоуменами. Дали и Гала нехотя покинули Европу, но вскоре удобно устроились в Фридриксбурге, штат Вирджиния, в Хэмтон Мэнор, в доме Карее Кросби, авангардного издателя. Здесь Гала начала вить для Дали уютное гнездышко, реквизировав библиотеку и заказав необходимые для живописи принадлежности из близлежащего города Ричмонда. Спустя год Дали и Гала переехали с миссис Кросби через Соединенные Штаты в Монтерей, неподалеку от Сан-Франциско, штат Калифорния. Дом в этом городе стал их основным прибежищем, хоть они и жили подолгу в Нью-Йорке, купаясь в роскоши. За восемь лет, проведенных Галой и Дали в Америке, Дали нажил состояние. При этом, как утверждают некоторые критики, он поплатился своей репутацией художника. В мире художественной интеллигенции репутация Дали всегда была невысокой. Он не только вел себя вызывающе, что приносило ему какие-то рекламные дивиденды, но рассматривалось любителями искусства как простое кривляние для привлечения внимания к своим работам. Во время поездки в Америку Сальвадор Дали показал встречавшим его репортерам картину, где была изображена его обнаженная подруга Гала  с бараньими отбивными на плечах. Когда его спросили, при чем здесь отбивные, он ответил: «Все очень просто. Я люблю Гала и люблю бараньи отбивные. Здесь они вместе. Отличная гармония!» Большинство художников и любителей видели искусство того времени как поиск нового языка, при помощи которого нашли бы свое выражение современное общество и все новые идеи, которые в нем рождаются. Старая техника, как в литературе, так и в музыке или пластических видах искусства, по их мнению, не подходила для двадцатого века. Многим казалось, что традиционный стиль письма Дали не сочетался с работой по поиску нового языка живописи, отразившейся на картинах таких мастеров двадцатого века как Пикассо и Матисс. Однако у Дали были последователи из числа европейских любителей искусства, особенно тех, кто интересовался движением сюрреалистов, кто видел в его работах уникальный способ выражения скрытых частей духа человека. Дали во время своего пребывания в Америке участвовал в многочисленных коммерческих проектах: в театре, балете, в области ювелирных украшений, моде и даже издавал газету в целях саморекламы (вышло всего два номера). Так как со временем число проектов росло, он казался скорее массовиком-затейником, чем серьезным художником, занятым исследованием выразительных средств. Хоть популярность его и росла, Дали начал терять, по крайней мере в Европе, поддержку художественных критиков и историков, от которых зависела репутация художника на протяжении его жизни. Из своей тихой гавани в Вирджинии, а затем в Калифорнии, Дали начал триумфальное покорение мира искусства нового континента. Американские друзья были готовы и дальше помогать художнику в его карьере. Одним из первых его заказов стало оформление павильона «Мечта Венеры» на Международной нью-йоркской выставке в 1939 году. Дали планировал построить бассейн внутри павильона, в который он намеревался поместить русалок. На фасаде же он хотел изобразить фигуру Венеры в стиле Боттичелли, но с головой трески или подобной рыбы. Дирекция выставки не утвердила эти планы, и павильон не был сооружен, но у Дали появилась возможность опубликовать свой первый американский манифест: «Декларация независимости воображения и прав человека на собственное сумасшествие». Случай с Бонуитом Тэллером произошел до инцидента с Международной выставкой. Дали заказали оформление витрин универмага Бонуита Тэллера в Нью-Йорке. Дали выполнил этот заказ в своем неподражаемом экстравагантном стиле, выставив черную атласную ванну и навес из головы буйвола с окровавленным голубем в зубах. Эта композиция привлекла столько публики, что было невозможно пройти по тротуарам Пятой авеню. Администрация закрыла композицию. Это так расстроило Дали, что он перевернул ванну, разбив при этом зеркальное стекло окна, и вышел через него на улицу, где его арестовала нью-йоркская полиция. Дали вынесли приговор с отсрочкой исполнения. Это привлекло столько внимания к его личности, что следующая его выставка в нью-йоркской галерее пользовалась безумным успехом. Такие случаи, иногда шокирующие, создали хорошую рекламу Дали среди обычной публики, которая видела в художнике воплощение свободы личности, которой так гордились Соединенные Штаты и которую, как он заявлял, можно найти только в Америке (то есть не в Европе). Когда некоторые журналисты усомнились во вменяемости Дали и целесообразности его кривляний, он принял вызов. Отвечая на статью в «Арт Дайджест», интересующуюся, просто ли он сумасшедший или обычный удачливый бизнесмен, художник ответил, что не знает сам, где начинается глубокий, философствующий Дали и где заканчивается сумасшедший и абсурдный Дали. Все это было частью духа Нового Света того времени и сделало из Дали пользующийся спросом товар вне поля деятельности дилеров и художественных галерей. Он уже разрабатывал модели для Эльзы Скьяпарелли. Теперь же он начал изобретать более фантастические предметы моды, которые попадали на страницы «Вог» и «Харперз базар» и завоевывали ему популярность среди богатой и изысканной публики. Маркиз де Куэвас, основатель балета Монте-Карло, тоже ввел Дали в свой мир, заказав оформление сцены для «Вакханалии» с костюмами от Коко Шанель. Другими заказами на оформление сцены для балета от Маркиза де Куэваса были «Лабиринт» (1941) с постановкой хореографии Леонидом Массином, «Сентиментальный разговор, Китайское кафе» и «Разрушенный мост» (1944). Именно в Америке великий гений пишет, наверно одну из самых лучших своих книг «Тайная жизнь Сальвадора Дали, написанная им самим. Когда эта книга в 1942 году была издана, она немедленно навлекла на себя серьезную критику со стороны прессы и сторонников пуританского общества. В Нью-Йорке пристанищем Дали и Галы стал отель Санкт-Реджис, где художник создал свою мастерскую. Там он трудился над портретами миссис Джордж Тейт Второй, Елены Рубинштейн, королевы косметики (Дали также работал над дизайном ее квартиры), миссис Лютер Грин. К тому же Дали снова был вовлечен в работу над фильмами. Он с энтузиазмом приветствовал этот способ самовыражения, в котором видел царство творчества будущего, несмотря на то, что потом умалил вклад кинематографа в искусство. Именно он создал знаменитую сюрреалистическую последовательность сна в фильме Альфреда Хичкока „Зачарованный“ в 1945 году. Хичкок хотел создать первый фильм про психоанализ в то время, как учение Фрейда начало оказывать глубокое влияние на мышление американцев, поэтому сам Бог велел ему обратиться к Дали. В следующем году художник начал работать над проектом Уолта Диснея „Дестино“, который, к сожалению, не был доведен до конца. Был создан лишь еще один полнометражный фильм по сценарию Дали „Дон Жуан Тенорио“, сделанный в Испании в 1951 году. Дали, как правило, нравилась активная деятельность, и вместе с Галой, постоянно находящейся рядом с ним, он стал известен всем Соединенным Штатам Америки как король современного искусства. Он даже нашел время, чтобы написать роман „Скрытые лица“ о группе аристократов на пороге второй мировой войны. Новое видение мира, как утверждал Дали, родилось во вспышке просветления, явившейся еще одним последствием, кроме грохота и радиоактивного свечения, взрыва атомной бомбы над Хиросимой 6 августа 1945 года. Дали искал мистический ответ в черных тучах, поднятых взрывом. Абсолютное видение значения всего этого должно быть даровано, как он считал, Божьей милостью и милостью правды. Идея Божьей милости была взращена в нем еще в детстве во время религиозного воспитания. Что же касается милости правды, то художник рассчитывал найти ее в открытиях современной физики. Хоть представления Дали о жизни, Боге и современной науке начали созревать в мозгу художника еще в Соединенных Штатах и стали проявляться в его работах того периода, они окончательно созрели и стали приносить плоды лишь после возвращения на родину в Испанию в 1948 году. Дали был настолько потрясен атомной бомбой, что написал целую серию картин, посвященных атому. Первой из этой серии была „Три сфинкса атолла Бикини“, созданная в <metricconverter productid=»1947 г" w:st=«on»>1947 г. «Сфинксы» — это три грибовидных тела, похожих на грибовидное облако, образующееся после взрыва этого оружия массового уничтожения. Первый гриб на переднем плане вырастает из шеи женщины, как облако волос, второй -появляется в центре и похож на листву дерева, третье, самое отдаленное, облако встает из-за пейзажа Кадакеса. Это была первая работа из серии картин и рисунков, с ними Дали обратился к разрушительному послевоенному миру, на который художник смотрел с беспокойством и который подтолкнул его к мистическому подходу в работе. После окончания войны в 1945 году Дали решил остаться в Соединенных Штатах, где он готовился к своему художественному возрождению. Теперь он был как никогда уверен, что художники периода Возрождения были правы, рисуя на религиозные темы, причем так, как они это делали. Он объявил войну академическому стилю письма, предпочитаемому традиционными салонами, африканскому искусству, которое оказало глубокое влияние на такие важные фигуры в европейском искусстве, как Модильяни, Пикассо и Матисс, и декоративному плагиату художников, ставших абстракционистами потому, что им на самом деле нечего было сказать. Дали заявил, что собирается возродить испанский мистицизм и показать единство Вселенной, изобразив духовность материи. Одной из первых картин, несущих его новое видение мира, стала «Дематериализация возле носа Нерона» (1947). На ней изображен рассеченный куб под аркой, в изгибе которой плавает бюст Нерона. Рассечение символизирует расщепление атома. Дали стал постоянно пользоваться этим приемом. В то же время Дали работал и над несколькими другими проектами, среди которых декорации и костюмы к постановке балете Мануэля дэ Фалла «Эль сомбреро де трес пикос» («Треугольная шляпа»). Дали поместил на сцене мешки с мукой и деревья, парящие в пространстве, в то время как сам домик мельника разлетается с косыми дверями и окнами, одно из которых улетает в небо. Дали писал и много портретов, среди которых портрет художественного коллекционера Джеймса Дана, сделанный в 1949 году. В 1950-х годах Дали написал ряд прекрасных портретов артистов театра, в том числе Катерины Корнел (1951) и Лоренса Оливера в роли Ричарда III (1951). Портреты, как источник больших доходов, были на первом месте у Дали до 1970-х. Портрет дочери Франсиско Франке Кармен Бордью — Франко был подарен испанскому лидеру в 1974 году на специальной церемонии. Самой значительной картиной Дали 1951 года была «Распятие Христа от святого Иоанна» с распятием, висящим в небе над Порт Лигат. Эта безукоризненная и ненавязчивая картина без каких-либо сюрреалистических обертонов, была продана Художественной галерее Глазго. Однако сразу же после того, как ее повесили, она была порезана вандалом, протестующим против суммы в <metricconverter productid=«8200 фунтов» w:st=«on»>8200 фунтов стерлингов, заплаченной за картину галереей. (За пять лет галерея вернула эти деньги от процентов, продажи входных билетов и прав на производство репродукций.) Еще одна картина с таким же упрощенным визуальным подходом называется «Евхаристический натюрморт». На ней изображен покрытый скатертью стол с лежащими на нем хлебом и рыбой. Обе эти картины дышат необычной для Дали простотой. Возможно, в них отразились радость и благодарность Дали по поводу его возвращения на родную землю в Порт Лигат.     продолжение --PAGE_BREAK--

www.ronl.ru


Смотрите также

 

..:::Новинки:::..

Windows Commander 5.11 Свежая версия.

Новая версия
IrfanView 3.75 (рус)

Обновление текстового редактора TextEd, уже 1.75a

System mechanic 3.7f
Новая версия

Обновление плагинов для WC, смотрим :-)

Весь Winamp
Посетите новый сайт.

WinRaR 3.00
Релиз уже здесь

PowerDesk 4.0 free
Просто - напросто сильный upgrade проводника.

..:::Счетчики:::..

 

     

 

 

.