Речь пойдет о временах, скрытых веками, и людях, давно уже канувших в небытие, но оставивших неизгладимый след в истории государства Российского. О первых, самых древних, русских князьях. О тех людях, которые смогли расширить, развить, защитить древнюю Русь, и, в конце – концов, сделать из нее развитое феодальное государство. О тех правителях, которые превратили языческую Русь в продвинутую христианскую страну, ничем не уступающую передовым европейским государствам того времени.

Что значат имена князей Ольги, Владимира Красное Солнышко и Ярослава Мудрого, поднявших Русь на новый культурный уровень, для русских людей? А как в свое время князья Олег и Святослав раздвинули границы Руси, как защитили её от врагов? И как между всеми ними смотрится князь Игорь, почти ничем не прославивший своё имя, и погибший от собственной алчности? Были ли эти древние люди личностями? (Кто был, а кто – нет). Именно этот вопросы и будут рассмотрены.

Личность – это индивидуальность, индивид, особенный и сильный человек, способный совершать великие дела. Все выше перечисленные люди подходили под это определение. И хотя жили они давно, когда даже не было этого понятия, но все же они были личностями даже в большей степени, чем многие нынешние властители, политические деятели и многие другие.

Личность каждого человека выражается в его деяниях, поступках. В той памяти, что они оставляют людям. Чтобы разобраться в особенностях личности в древний период, будут рассмотрены истории выдающихся людей той эпохи. Их деяния, и их след в отечественной истории.

В решении это проблемы помогут некоторые источники: труды Соловьева и Карамзина, книга Костомарова, и несколько статей Кожинова, взяты даже кое-какие моменты из жития святых князей и отрывки из церковных проповедей.

1) Книги Карамзина и Соловьева дают основной материал для работы. Здесь перечислены и описаны все основные события, произошедшие во время правления древних князей. Описаны деяния этих людей, даже есть кое – какие выводы об их характере и личности. Обе эти книги почти — что повторяют друг друга, говоря одними и теми же словами. Но это и не удивительно, ведь о тех временах осталось очень мало информации, возможно оба автора пользовались одними и теми же источниками.

2) Книга Костомарова «Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей» дает много интересных деталей, много занимательных подробностей о жизни князей, по которым можно оценить их личность. Этому историку удалось воссоздать интересные и подробные картины именно жизни, а не чисто правления, Владимира I и Ярослава Мудрого.

3) Статьи В.Кожинова о Ярославе Мудром тоже дают много интересных деталей и подробных жизнеописаний, хотя большая часть повествования направлена на описание политической, экономической, просветительской и пр. деятельности Ярослава.

4) В житиях и проповедях, канонизирующих Святую Ольгу и Владимира, эти люди описаны с большим пафосом. Многое преувеличено. Здесь речь ведется только о личности, о характере, о душе князей. Но из всего этого напыщенного повествования можно извлечь много фактов, касающихся данной темы.

Итак, пользуясь всеми выше указанными источниками, будет доказано, что древние князья были личностями, причем личностями с большой буквы.

Г лава 1. Олег. Князь или Воевода.

Первым русским князем, о котором пойдет речь, будет Олег. Конечно, нужно было бы начать с Рюрика. Первого князя – варяга, призванного на Русь, чтобы править ею, помочь построить государственность. Но об этом человеке очень мало известно, ведь даже до древних летописцев дошло мало материалов о нем.

О том, кем был Олег для Рюрика неизвестно, то ли он был его родственником то ли просто близким доверенным лицом (воеводой). Но Рюрик оставил Олега регентом при своем малолетнем сыне Игоре. Но как бы то ни было, последний как старший в роде, а не как опекун малолетнего князя, получил всю власть Рюрика и удерживал ее до конца жизни своей. «Рюрик, по словам летописи, вручил Олегу правление за малолетством сына. Сей опекун Игорев скоро прославился великою своею отважностию, победами, благоразумием, любовию подданных.» [1]

Олег как старший в роде, а не как опекун малолетнего князя, получил всю власть Рюрика и удерживал ее до конца жизни своей. Если Рюрик уже сделал шаг вперед на юг по восточному пути, перейдя из Ладоги в Новгород, то преемник его двинулся гораздо далее и дошел до конца пути. Движение это было, однако, довольно медленно: три года, по счету летописца, пробыл Олег в Новгороде до выступления в поход на юг; потом он двинулся по водному восточному пути, собрав войско из варягов и из всех подвластных ему племен — чуди, славян (ильменских), мери, веси, кривичей. Это обстоятельство — самое важное в нашей начальной истории. Варягам давно был известен великий водный путь из Балтийского моря в Черное, давно ходили они по нем, но ходили малыми дружинами, не имели ни желания, ни средств утвердиться на этом пути, смотрели на него, как на путь только, имея ввиду другую цель. Но вот на северном конце этого пути из нескольких племен составляется владение, скрепленное единством власти; повинуясь общему историческому закону, это владение стремится подчинить своему влиянию другие племена, менее сильные. Князь северного владения выступает в поход как вождь всех северных племен; он идет по обычному варяжскому пути, но не с целью одного грабежа, не для того, чтобы только пробраться в Византию; пользуясь своей силой, он подчиняет себе все встречающиеся ему на пути племена, объединяя их в одно сильное владение. Сила северного князя основывается на его правительственных отношениях к северным племенам, соединившимся и призвавшим власть.

Перейдя волок и достигнув Днепра, Олег продвигаясь вниз по Днепру, утверждается в земле днепровских кривичей и северян, присоединяет к своим владениям их города Смоленск и Любеч и присоединил их к своему владению, сажает там своих наместников с дружинами, достаточными для удержания за собой нового владения. Наконец, Олег достиг Киева, где княжили Аскольд и Дир; здесь, по преданию, он оставил большую часть своих лодок назади, скрыл ратных людей на тех лодках, на которых подплыл к Киеву, и послал сказать Аскольду и Диру, что земляки их, купцы, идущие в Грецию от Олега и княжича Игоря, хотят повидаться с ними. Аскольд и Дир пришли, но тотчас же были окружены ратными людьми, повыскакавшими из лодок; Олег будто бы сказал киевским князьям: «Вы не князья, ни роду княжеского, а я роду княжеского» и, указывая на вынесенного в это время Игоря, прибавил: «Вот сын Рюриков». Аскольд и Дир были убиты и погребены на горе. В этом предании видно как будто намерение оправить Олега, дать северным князьям Рюрикова рода право на владение Киевом, где сели мужи Рюрика, не князья, не имевшие права владеть городом независимо. Олег представлен не завоевателем, но только князем, восстанавливающим право своего рода, нарушенное дерзкими дружинниками.

Убив Аскольда и Дира, Олег утвердился в Киеве, сделал его своим стольным городом; по свидетельству летописца, Олег сказал, что Киев должен быть «матерью городам русским». Олег не встретил сопротивления от дружины прежних владельцев Киева: эта дружина и при благоприятных обстоятельствах была бы не в состоянии сопротивляться войскам Олега после ее несчастного похода греческого; часть ее перешла к Олегу, недовольные ушли в Грецию. Причинами того, почему Олег остался в Киеве были: благопрятный климат, красота местоположения и богатства страны по сравнению с севером. Кроме того Киев находится там где Днепр, приняв самые большие притоки справа и слева, Припять и Десну, поворачивает на восток, в степи — жилище кочевых народов. Здесь, следовательно, должна была утвердиться главная защита, главный острог нового владения со стороны степей; здесь же, в начале степей, должно было быть и, вероятно, было прежде сборное место для русских лодок, отправлявшихся в Черное море. Таким образом два конца великого водного пути, на севере со стороны Ладожского озера и на юге со стороны степей, соединились в одном владении. Отсюда видна вся важность этого пути в нашей истории: по его берегам образовалась первоначальная Русская государственная область; отсюда же понятна постоянная тесная связь между Новгородом и Киевом, которую мы видим впоследствии; понятно, почему Новгород всегда принадлежал только старшему князю, великому князю киевскому. Первым делом Олега в Украине было построение городов, острожков, как для утверждения своей власти в новых областях, так же и для защиты со стороны степей. Потом нужно было определить отношения к старым областям, к племенам, жившим на северном конце водного пути, что было необходимо вследствие нового поселения на юге; главная форма, в которой выражались отношения этих племен к князю, была дань, и вот Олег установил дани славянам (ильменским), кривичам и мери; новгородцы были особо обязаны платить ежегодно 300[2] гривен для содержания наемной дружины из варягов, которые должны были защищать северные владения. Сначала, как видно, эта стража состояла исключительно из варягов, потом, когда эта исключительность исчезла, то вместо варягов встречаем уже общее название гридей, наемная плата увеличивалась по обстоятельствам: так, после раздавалась гридям уже тысяча гривен вместо трехсот; прекратилась эта выдача денег со смертью Ярослава I, вероятно, потому, что с этого времени новгородцы не могли больше опасаться нападений ни с которой стороны, а, может быть, также между ними и князьями сделаны были другого рода распоряжения относительно внешней защиты.

Построив города и установив дани у племен северных, Олег, по преданию, начинает подчинять себе другие племена славянские, жившие к востоку и западу от Днепра. Прежде всего Олег идет на древлян, у которых давно шла вражда с полянами; древляне не поддались добровольно русскому князю, их нужно было «примучить», чтобы заставить платить дань, которая состояла в черной кунице с жилья. В следующем, по счету летописца, году (884)[3] Олег пошел на северян, победил их и наложил дань легкую; эта легкость объясняется тем, что северяне не оказали сопротивления т. к. платили дань козарам и, следовательно, могли легко согласиться платить ее русскому князю; со своей стороны Олег должен был наложить на них только легкую дань, чтобы показать им выгоду русской зависимости перед козарской; он, по преданию, говорил северянам: «Я враг козарам, а вовсе не вам». Радимичи, платившие также дань козарам, в следующем году не оказали никакого сопротивления Олегу, он послал спросить у них: «Кому даете дань?» Те отвечали: «Козарам». «Не давайте козарам, — велел сказать им Олег, — а давайте лучше мне», и радимичи стали платить русскому князю те же два «шляга от рала», которые давали козарам. Но не так легко было справиться с теми племенами, которые прежде были независимы, не платили никому дани, не хотели и теперь платить ее Руси; сопротивление древлян длившееся двадцать лет, по счету летописца, Олегу удалось покорить дулебов, хорватов и тиверцев, но угличей не удалось. Только в 907[4] году Олег собрался в поход на греков; оставив Игоря в Киеве, он пошел со множеством варягов, славян (новгородцев), чуди, кривичей, мери, полян, северян, древлян, радимичей, хорватов, дулебов и тиверцев, пошел на конях и в кораблях; кораблей было 2000, на каждом корабле по 40 человек. Из предания видно, что поход этот был совершен соединенными силами всех племен, подвластных Руси, северных и южных, а не был набегом варяжской шайки: отсюда объясняется робость греков, удача предприятия. Когда русские корабли явились пред Константинополем, говорит предание, то греки замкнули гавань, заперли город. Олег вышел беспрепятственно на берег, корабли были выволочены, ратные рассеялись по окрестностям Царя-града и начали опустошать их. Далее Олег велел поставить лодки свои на колеса, и флот при попутном ветре двинулся на парусах по суше к Константинополю. Олег приготовился к осаде города; греки испугались и послали сказать ему: «Не губи город, мы беремся давать тебе дань, какую хочешь». Олег, продолжает летопись, отправил к императору послов — Карла, Фарлофа, Велмуда, Рулава и Стемира, которые вытребовали по 12 гривен на корабль да еще уклады на русские города: Киев, Чернигов, Переяславль, Полоцк, Ростов, Любеч и другие, в которых сидели наместники Олега; Олег требовал также, чтобы Русь (Русь – дружинники княжеские), приходящая в Царьград, могла брать съестных припасов, сколько хочет; гости (купцы) имеют право брать съестные припасы в продолжение шести месяцев — хлеб, вино, мясо, рыбу, овощи; могут мыться в банях, сколько хотят, а когда пойдут русские домой, то берут у царя греческого на дорогу съестное, якоря, канаты, паруса и все нужное. Император и вельможи его приняли условия, только с следующими изменениями: русские, пришедшие не для торговли, не берут месячины; князь должен запретить своим русским грабить села в стране греческой; русские, пришедши в Константинополь, могут жить только у св. Мамы, император пошлет переписать их имена, и тогда они будут брать свои месячины — сперва киевляне, потом черниговцы, переяславцы и другие; входить в город будут они одними воротами, вместе с чиновником императорским, без оружия, не более 50 человек и пусть торгуют, как им надобно, не платя никаких пошлин. Из этих условий видна недоверчивость греков к русским, которые любили при удобном случае переменить характер купцов на характер воинов. Императоры Леон и Александр целовали крест в соблюдении договора; привели также к присяге Олега и мужей его, те клялись по русскому закону: оружием, Перуном, богом своим, Волосом, скотьим богом, и таким образом утвердили мир. Олег, заключает предание, возвратился в Киев с золотом, дорогими тканями, овощами, винами и всяким узорочьем; народ удивился такому успеху и прозвал князя «вещим», то есть кудесником, волхвом.

Допустив к себе русских на продолжительное житье в Константинополь, греческий двор должен был договориться с киевским князем, как поступать в случаях столкновений русских с подданными Империи; поэтому в 911[5] году, следовательно, по счету летописца, через четыре года, Олег послал в Царьград мужей своих утвердить мир и «положить ряд» между греками и Русью на основании прежнего ряда, заключенного тотчас после похода. Послами были отправлены те же пять мужей, которые заключали и первый договор, — Карл, Фарлоф, Велмуд (Веремуд), Рулав, Стемир (Стемид), но с прибавкою еще девяти: Инегельд, Гуды, Руальд, Карн, Фрелаф, Рюар, Актеву, Труан, Бидульфост. Несмотря на искажение имен, легко заметить, что почти все они звучат не по-славянски; славянские звуки можно уловить только в двух — Велмуде (Велемудре) и Стемире. Причина этого может заключаться в том, что большинство дружины Олеговой состояло в это время еще из скандинавов или, может быть, варяги были отправлены в Константинополь потому, что, подобно многим своим соотечественникам, уже бывали там прежде, знали греческие обычаи, язык. Эти мужи посланы были от великого князя Олега, от всех подручных ему князей (знак, что, кроме Олега и Игоря, существовали еще другие родичи Рюриковы), бояр и от всей подручной ему руси. Послы заключили обоюдовыгодный договор.

Император одарил русских послов золотом, дорогими тканями, платьем и по обычаю приставил к ним людей, которые должны были водить их по церквам цареградским, показывать богатства их, также страсти Христовы мощи святых, при чем излагать учение веры. Послы возвратились к Олегу в 912[6] году, осенью этого года князь умер. Было любопытное предание, которое легло в основу «Песни о Вещем Олеге» А.С. Пушкина. Спрашивал он волхвов кудесников, от чего ему умереть? И сказал ему один кудесник: «Умереть тебе, князь, от любимого коня, на котором ты всегда ездишь». Олег подумал: «Так никогда же не сяду на этого коня и не увижу его», — и велел кормить его, но не подводить к себе и так не трогал его несколько лет, до самого греческого похода. Возвратившись в Киев, жил Олег четыре года, на пятый вспомнил о коне, оказалось, что конь уже умер. Тогда Олег, посмеявшись над кудесником, поехал посмотреть кости коня. Когда князь приехал на место, где лежали голые кости конские и череп голый, то сошел с лошади и наступил ногой на череп, говоря со смехом: «Так от этого-то черепа мне придется умереть!» Но тут выползла из черепа змея и ужалила Олега в ногу: князь разболелся и умер.

_________________________________________________________

При разборе преданий об Олеге мы видим, что в народной памяти он представлялся не столько храбрым воителем, сколько вещим князем, мудрым или хитрым, что, по тогдашним понятиям, значило одно и то же: хитростью Олег овладевает Киевом, ловкими переговорами подчиняет себе без насилий племена, жившие на восточной стороне Днепра; под Царьградом хитростью пугает греков, не дается в обман самому хитрому народу и прозывается от своего народа вещим. В предании он является также и князем-нарядником земли: он располагает дани, строит города; при нем впервые почти все племена, жившие по восточному водному пути, собираются под одно знамя, получают понятие о своем единстве, впервые соединенными силами совершают дальний поход. Таково предание об Олеге — собирателе племен.

Глава 2. Игорь.

Об этом князе многого сказать нельзя. Принял он власть в зрелом возрасте, проправил недолго, проведя все это время в походах, не увенчавшихся большими успехами, и в конце – концов был убит. Он не был особо яркой фигурой на фоне предшественника Олега и его преемницы Ольги.

По счету летописца, преемник Олегов Игорь, сын Рюриков, княжил 33 года (912 — 945)[7] и только пять преданий записано в летописи о делах этого князя; для княжения Олега высчитано также 33 года (879 — 912)[8]. В летописи сказано, что Игорь остался по смерти отца младенцем; в предании о занятии Киева Олегом Игорь является также младенцем, которого не могли даже вывести, а вынесли на руках; если Олег княжил 33 года, то Игорю по смерти его должно было быть около 35 лет. Под 903[9] годом упоминается о женитьбе Игоря: Игорь вырос, говорит летописец, ходил по Олеге, слушался его, и привели ему жену из Пскова именем Ольгу. Во время похода Олегова под Царьград Игорь оставался в Киеве. Первое предание об Игоре, занесенное в летопись, говорит, что древляне, примученные Олегом, не хотели платить дани новому князю, затворились от него, т. е. не стали пускать к себе за данью ни князя, ни мужей его. Игорь пошел на древлян, победил и наложил на них дань больше той, какую они платили прежде Олегу.Потом летописец знает русское предание и греческое известие о походе Игоря на Константинополь: в 941[10] году русский князь пошел морем к берегам Империи, болгары дали весть в Царьград, что идет Русь; выслан был против нее протовестиарий Феофан, который пожег Игоревы лодки греческим огнем. Потерпев поражение на море, руссы пристали к берегам Малой Азии и по обычаю сильно опустошали их, но здесь были застигнуты и разбиты патрикием Бардою и доместиком Иоанном, бросились в лодки и пустились к берегам Фракии, на дороге были нагнаны, опять разбиты Феофаном и с малыми остатками возвратились назад в Русь. Эту причину поражения можно объяснить тем, что поход Игоря не был похож на предприятие Олега, совершенное соединенными силами многих племен; это был скорее набег шайки, малочисленной дружины. Что войска было мало, и этому обстоятельству современники приписывали причину неудачи, показывают слова летописца, который тотчас после описания похода говорит, что Игорь, пришедши домой, начал собирать большое войско, послал за море нанимать варягов, чтоб идти опять на Империю. Второй поход Игоря на греков летописец помещает под 944[11] годом; на этот раз он говорит, что Игорь, подобно Олегу, собрал много войска: варягов, русь, полян, славян, кривичей, тиверцев, нанял печенегов, взявши у них заложников, и выступил в поход на ладьях и конях, чтоб отомстить за прежнее поражение. Корсунцы и болгары узнали, что на них идет Русь с бесчисленным множеством кораблей. И что Русь наняла и печенегов. Тогда, по преданию, император послал к Игорю и печенегам лучших бояр своих с просьбою: «Не ходи, но возьми дань, которую брал Олег, придам и еще к ней». Игорь, дошедши до Дуная, созвал дружину и начал с нею думать о предложениях императорских; дружина решила взять выкуп и отправиться домой, не ввязываясь в битву. Игорь послушался дружины, приказал печенегам воевать Болгарскую землю, взял у греков золото и паволоки на себя и на все войско и пошел назад в Киев. В следующем, 945[12] году, был заключен договор с греками также, как видно, для подтверждения кратких и, быть может, изустных усилий, заключенных тотчас по окончании похода. Для этого по обычаю отправились в Константинополь послы и гости. Они заключили мир вечный до тех пор, пока солнце сияет и весь мир стоит. Были введены новые условия мира для послов, которых не было при Олеге. Были введены специальные грамоты, в которой князь должен написать, что послал столько-то кораблей: по этому греки и будут знать, что Русь пришла с миром. А если придут без грамоты, то греки будут держать их до тех пор, пока не обошлются с князем русским; если же русские будут противиться задержке вооруженною рукою, то могут быть перебиты, и князь не должен взыскивать за это с греков; если же убегут назад в Русь, то греки отпишут об этом к русскому князю, и он поступит с беглецами, как ему вздумается. После повторения Олеговых условий о месте жительства и содержании русских послов и гостей прибавлена следующая статья: к русским будет приставлен человек от правительства греческого, который должен разбирать спорные дела между русскими и греками. Русские купцы, вошедши в город, не имеют права покупать паволоки дороже 50 золотников; все купленные паволоки должны показывать греческому чиновнику, который кладет на них клеймо; этого ограничения мы не находим в договоре Олеговом. По новому договору, русские не могли зимовать у св. Мамы; в Олеговом договоре этого условия также нет; впрочем, и там князь требовал содержания гостям только на 6 месяцев. Если убежит раб из Руси или от русских, живущих у св. Мамы, и если найдется, то владельцы имеют право взять его назад; если же не найдется, то русские должны клясться, христиане и нехристиане — каждый по своему закону, что раб действительно убежал в Грецию и тогда, как постановлено прежде, возьмут цену раба -две паволоки. Если раб греческий уйдет к русским с покражею, то должно возвратить и раба, и принесенное им в целости, за что возвратившие получают два золотника в награду. В случае покражи вор с обеих сторон будет строго наказан по греческому закону и возвратит не только украденное, но и цену его, если же украденная вещь отыщется в продаже, то и цену должно отдать двойную. В Олеговом договоре ничего не сказано о наказании вора, а только о возвращении украденного; в Игоревом — греки дают силу своему закону, требующему наказания преступника. Князь русский не имеет права воевать область Корсунскую и ее городов, эта страна не покоряется Руси. В случае нужды с обеих сторон обязываются помогать войском. В случае, если русские найдут греческий корабль, выброшенный на какой-нибудь берег, то не должны обижать находящихся на нем людей, в противном случае преступник повинен закону русскому и греческому — здесь опять греческий закон подле русского; положительная обязанность Олегова договора заменена здесь отрицательной -только не трогать греков. Русские не должны обижать корсунцев, ловящих рыбу в устье днепровском, русские не могут зимовать в устье Днепра, в Белобережье и у св. Еферия, но когда придет осень, должны возвращаться домой в Русь. Греки хотят, чтобы князь русский не пускал черных (дунайских) болгар воевать страну Корсунскую. Если грек обидит русского, то русские не должны самоуправством казнить преступника, наказывает его греческое правительство. Следующие затем условия, как поступать в уголовных случаях, сходны с условиями Олегова договора.

Послы передали условия Игорю, и тот согласился на них. Игорь присягнул корсунцам, а они — ему.

Так рассказывает летописец о войне и мире с греками; для нас договор Игоря и рассказ летописца замечательны во многих отношениях. Прежде всего мы замечаем, что договор Игоря не так выгоден для Руси, как был прежде договор Олегов; ясно виден перевес на стороне греков; в нем больше стеснений, ограничений для русских; подле закона русского имеет силу закон греческий. Потом останавливают нас в договоре чисто славянские имена между родичами князя и купцами русскими. Далее встречаем замечательное выражение — Русская земля, которое попадается здесь в первый раз: знак большей твердости в отношениях к стране, теснейшей связи с нею. Наконец, и в договоре и в рассказе летописца ясно обнаруживаются следствия походов на Византию, связи с греками: Русь разделяется на языческую и христианскую, в Киеве видим соборную церковь св. Илии.

Кроме столкновений с греками, в летопись занесено предание о столкновениях Игоря с кочующими степными народами — с печенегами. Мы видели, что Олег утвердил стол князей русских на степной границе; следовательно, постоянною обязанностию нового владения будет борьба с степными варварами. В это время господствующим народом в степях донских и волжских были козары, бравшие дань со многих племен славянских; мы видели, что Олег заставил эти племена платить дань себе, а не козарам, вследствие чего надо было бы ожидать враждебного столкновения Руси с последними, но, как видно, до летописца не дошло предание об нем. Если в самом деле столкновения не было или было весьма слабое, то это должно приписать тому, что козары были заняты тогда сильною борьбою с печенегами. Юная Русь могла оставаться некоторое время спокойною на берегах Днепра; при Олеге палатки венгров явились у Киева, но о столкновениях этого народа с Русью до летописца не дошло преданий. Скоро, впрочем, по следам угров явились на границах Руси победители их — печенеги, грозившие большею опасностию преемникам Олега. Под 915[13] годом летописец помещает первое известие о появлении печенегов в пределах Руси; на этот раз Игорь заключил с ними мир, и они отправились к Дунаю, но через пять лет русский князь должен был уже силою отражать варваров; потом видим печенегов союзниками его в греческом походе.

Под 946[14] годом летописец помещает последнее предание об Игоре. Как пришла осень, рассказывает он, то дружина стала говорить князю: «Отроки Свенельда богаты оружием и платьем, а мы наги; пойди, князь, с нами в дань: и ты добудешь, и мы!». Послушался их Игорь, пошел за данью к древлянам, начал брать у них больше прежнего, делал им насилия и дружина его также. Взявши дань, Игорь пошел в свой город; на дороге, подумав, сказал дружине: «Идите с данью домой, а я возвращусь, похожу еще». Отпустив большую часть дружины домой, Игорь с небольшим числом ратников возвратился, чтоб набрать еще больше дани. Древляне, услыхав, что Игорь опять идет, начали думать с князем своим Малом: «Повадится волк к овцам, перетаскает все стадо, пока не убьют его, так и этот: если не убьем его, то всех нас разорит». Порешивши так, они послали сказать Игорю: «Зачем идешь опять? Ведь ты взял всю дань?» Но Игорь не послушался их, тогда древляне, вышедши из города Коростена, убили Игоря и всех бывших с ним. Так, по преданию, погиб Игорь.

Игорь в войне с Греками не имел успехов Олега; не имел, кажется, и великих свойств его: но сохранил целость Российской Державы, устроенной Олегом; сохранил честь и выгоды ее в договорах с Империею; был язычником, но позволял новообращенным Россиянам славить торжественно Бога Христианского и вместе с Олегом оставил наследникам своим пример благоразумной терпимости, достойный самых просвещенных времен. Два случая остались укоризною для его памяти: он дал опасным Печенегам утвердиться в соседстве с Россиею и, не довольствуясь справедливой, то есть умеренною данию народа, ему подвластного, обирал его, как хищный завоеватель. Игорь мстил Древлянам за прежний их мятеж; но Государь унижается местию долговременною: он наказывает преступника только однажды. — Историк, за недостатком преданий, не может сказать ничего более в похвалу или в обвинение Игоря, княжившего 32 года.

Рассмотрев занесенные в летопись предания об Игоре, мы видим, что преемник Олега представлен в них князем недеятельным, вождем неотважным. Он не ходит за данью к прежде подчиненным уже племенам, не покоряет новых, дружина его бедна и робка подобно ему: с большими силами без боя возвращаются они назад из греческого похода, потому что не уверены в своем мужестве и боятся бури. Но к этим чертам Игорева характера в предании прибавлена еще другая — корыстолюбие, недостойное по тогдашним понятиям хорошего вождя дружины, который делил все с нею, а Игорь, отпустив дружину домой, остался почти один у древлян, чтоб взятою еще данью не делиться с дружиною — здесь также объяснение, почему и первый поход на греков был предпринят с малым войском, да и во втором не все племена участвовали.

Г лава 3 . Ольга[15] . Мать князей русских .

«Она предтекла христианству в земле нашей,

как зарница перед солнцем, как утренняя заря

перед светом полуденным. Как луна в ночи, так

светила она между людьми неверными. Она и

по смерти молит Бога за Русь»

Преподобный Нестор Летописец.

О характере и личности этой княгини существует так же много мнений, как и ее происхождении. Одни её считают хитрой и очень мстительной, по — язычески жестокой. Это мнение историков. Другие — святой, справедливой, благочестивой и чистой сердцем княгиней. Это преимущественно писания о Святой Ольге, проповеди. Причисленную к лику святых княгиню наделяют свойствами маловероятными в то время вообще. Ей прощают жестокие казни и расправы над древлянами, считают ее месть праведной. Единственное, чего никто не оспаривает, так это ее острый ум и редкую красоту, позволившие ей попасть в семью правящих князей. А вскоре и самой стать мудрой правительницей.

История её начинается во Пскове, где, судя по всему, она и родилась. Одни историки говорят, что она была из рода князей Изборских, потомков Гостомысла (первого русского государственника, призвавшего некогда варяг на Русь). Другие источники утверждают, что она была из варяжкского народа, была удочерена Олегом. Но все же чаще всего придерживаются мнения о ее славянском происхождении. Даже известно, что она сначала носила имя Прекрасна. И только потом, когда выходила замуж за Игоря получила имя Ольги (от имени Олега).[16]

Вот как с пафосом описывается молодая Ольга в одной из церковных проповедей: «Будущей великой княгине поначалу дали имя Прекрасна. Она действительно поражала всех и внешней, и душевной красотой. С юности Прекрасна была чужда суеты и суетности. Но, любя уединение среди полей и дубрав, хранила в сердце торжественный строй высоких и непраздных мыслей. Еще не зная истинного Бога, она в силу своей чистоты и невинности тянулась к нему всем существом. На ней сбылись слова священного писания: «Блаженны чистые сердцем, яко тии Бога узрят». Ей был уготован поистине божественный путь. »[17] .

Однажды она встретила князя Игоря, заблудившегося в псковских

лесах. После недолгого разговора с ней, Игорь влюбляется в неё же в церковных писаниях чистота и нравственность Ольги. (Опять

противопоставляется распущенности Игоря. Говорят о том, что Ольга перевоспитала его и имела на него благотворное влияние). А вскоре, с

согласия и с помощью Олега, женится на ней. Но их брак продолжился не долго. В 946[18] году, при повторном сборе дани с древлян Игорь был убит,

стал жертвой собственной алчности. Ольга, по языческим обычаям, взялась отомстить за мужа. Эта месть была очень жестокой, даже по тем временам. Именно в этот период проявились все ее дурные наклонности, вся изощренность ума ее была направлена во зло. Она жестоко казнила посланников древлянского князя Мала, приехавших сватать ее. Она посекла много древлян на тризне по Игорю, сожгла древлянскую столицу Икоростень, придумывая для всех этих расправ самые мудреные хитрости.

«Ольга была еще язычница. А языческое мщение – это даже не ветхозаветное «око за око и зуб за зуб», это был древний гнев, безудержный, беспощадный, ненасытный. Тысячи древлян погибли, попавшись в ловушки, расставленные хитрым умом Ольги. На могильный холм Игоря она швырнула и голову князька Мала. Остатки древлян Ольга обложила тягчайшей данью. Но совершая кровавое дело языческой «справедливости», Ольга утратила бесценную вещь – душу сына Святослава. Она взяла маленького князя с собой на войну. Мальчик первым бросил копьё, что послужило знаком начала боя. В тот час Святослав на всю последующую жизнь опьянился кровавым вином войны. После он стал великим воином, разгромившим Хазарский каганат, долго терзавший Русь. Но Святослав так и не смог принять христианства, ставя мнение его дружины и воинскую честь выше истинной веры и культуры»[19] .

Князь Игорь мало занимался делами правления, а его воинственный наследник Святослав вообще не заботился о внутренней жизни государства, предоставив все эти заботы матери. Историки называют Ольгу первой истинной правительницей Руси: главным делом всех её предшественников на престоле была война, а она начала упорядочивать жизнь народа: делить землю на погосты, устанавливать справедливые размеры оброков, давать простые и ясные указы о том, как люди должны относиться к государству и друг к другу. Великая Княгиня, провождаемая воинскою дружиною, вместе с юным Святославом объехала всю Древлянскую область, уставляя налоги в пользу казны государственной; но жители Коростена долженствовали третью часть дани своей посылать к самой Ольге в ее собственный Удел, в Вышегород, основанный, может быть, героем Олегом и данный ей в вено, как невесте или супруге Великого Князя: чему увидим и другие примеры в нашей древней Истории. Сей город, известный Константину Багрянородному и знаменитый в Х веке, уже давно обратился в село, которое находится в 7 верстах от Киева, на высоком берегу Днепра, и замечательно красотою своего местоположения. — Ольга, кажется, утешила Древлян благодеяниями мудрого правления; по крайней мере все ее памятники — ночлеги и места, где она, следуя обыкновению тогдашних Героев, забавлялась ловлею зверей — долгое время были для сего народа предметом какого-то особенного уважения и любопытства.

В следующий год, оставив Святослава в Киеве, она поехала в северную Россию, в область Новогородскую; учредила по Луге и Мсте государственные дани; разделила землю на погосты, или волости; сделала без сомнения все нужнейшее для государственного блага по тогдашнему гражданскому состоянию России и везде оставила знаки своей попечительной мудрости. Через 150 лет народ с признательностию воспоминал о сем благодетельном путешествии Ольги, и в Несторово время жители Пскова хранили еще сани ее, как вещь драгоценную. Вероятно, что сия Княгиня, рожденная во Пскове, какими-нибудь особенными выгодами, данными его гражданам, способствовала тому цветущему состоянию и даже силе, которою он после, вместе с Новымгородом, славился в России, затмив соседственный, древнейший Изборск и сделавшись столицею области знаменитой.

Утвердив внутренний порядок Государства, Ольга возвратилась к юному Святославу, в Киев, и жила там несколько лет в мирном спокойствии, наслаждаясь любовию своего признательного сына и не менее признательного народа. — Здесь, по сказанию Нестора, оканчиваются дела ее государственного правления; но здесь начинается эпоха славы ее в нашей Церковной Истории.

Как женщина, Ольга была способнее ко внутреннему распорядку, хозяйственной деятельности; как женщина, она была способнее к принятию христианства. Ольга достигла уже тех лет, когда смертный, удовлетворив главным побуждениям земной деятельности, видит близкий конец ее перед собою и чувствует суетность земного величия. Тогда истинная Вера, более нежели когда-нибудь, служит ему опорой или утешением в печальных размышлениях о тленности человека. Ольга была язычница, но имя Бога Вседержителя уже славилось в Киеве. Она могла видеть торжественность обрядов Христианства; могла из любопытства беседовать с Церковными Пастырями и, будучи одарена умом необыкновенным, увериться в святости их учения. Плененная лучом сего нового света, Ольга захотела быть Христианкою и сама отправилась в столицу Империи и Веры Греческой, чтобы почерпнуть его в самом источнике. В 955[20] году, по счету летописца, вернее в 957[21], отправилась Ольга в Константинополь и крестилась там при императорах Константине Багрянородном и Романе и патриархе Полиевкте. При описании этого события летописец основывается на том предании, в котором характер Ольги остается до конца одинаковым: и в Константинополе, во дворце императорском, как под стенами Коростеня, Ольга отличается ловкостию, находчивостию, хитростию; перехитряет императора, как прежде перехитрила древлян.

Император, говорит предание, предложил Ольге свою руку; та не отреклась, но прежде требовала, чтоб он был ее восприемником; император

согласился, но когда после таинства повторил свое предложение, то Ольга напомнила ему, что по христианскому закону восприемник не может жениться на своей крестнице: «Ольга! ты меня перехитрила!» — воскликнул изумленный император и отпустил ее с богатыми дарами.

Наставленная в святых правилах Христианства самим Патриархом, Ольга возвратилась в Киев. Император, по словам Летописца, отпустил ее с богатыми дарами и с именем дочери; но кажется, что она вообще была недовольна его приемом: следующее служит тому доказательством. Скоро приехали в Киев Греческие Послы требовать, чтобы Великая Княгиня исполнила свое обещание и прислала в Грецию войско вспомогательное; хотели также даров: невольников, мехов драгоценных и воску. Ольга сказала им: «Когда Царь ваш постоит у меня на Почайне столько же времени, сколько я стояла у него в Суде (гавани Константинопольской): тогда пришлю ему дары и войско» — с чем Послы и возвратились к Императору. Из сего ответа должно заключить, что подозрительные Греки не скоро впустили Ольгу в город и что обыкновенная надменность Двора Византийского оставила в ее сердце неприятные впечатления.

Однако ж Россияне, во все царствование Константина Багрянородного, сына его и Никифора Фоки, соблюдали мир и дружбу с Грециею: служили при Дворе Императоров, в их флоте, войсках, и в 964[22] году, по сказанию Арабского Историка Новайри, сражались в Сицилии, как наемники Греков, с Аль-Гассаном, Вождем Сарацинским. Константин нередко посылал так называемые златые буллы, или грамоты с золотою печатию, к Великому Князю, надписывая: Грамота Христолюбивых Императоров Греческих, Константина и Романа, к Российскому Государю

Ольга, воспаленная усердием к новой Вере своей, спешила открыть сыну заблуждение язычества; но юный, гордый Святослав не хотел внимать ее наставлениям. Напрасно сия добродетельная мать говорила о счастии быть Христианином, о мире, коим наслаждалась душа ее с того времени, как она познала Бога истинного. Святослав ответствовал ей: «Могу ли один принять новый Закон, чтобы дружина моя посмеялась надо мною?»[23] Напрасно Ольга представляла ему, что его пример склонил бы весь народ к Христианству. Юноша был непоколебим в своем мнении и следовал обрядам язычества; не запрещал никому креститься, но изъявлял презрение к Христианам и с досадою отвергал все убеждения матери, которая, не преставая любить его нежно, должна была наконец умолкнуть и поручить Богу судьбу народа Российского и сына.

Дожила Ольга до глубокой старости, передав свою власть сыну, воинственному Святославу, который оказался лишь номинальным правителем и проводил все время в походах, расширяя границы Руси. «В глубокой старости, после многих праведных трудов отошла к возвеличившему ее Господу духовная мать Руси святая равноапостольная Ольга. Господь и по смерти прославил ее останки. Когда ее продолжатель равноапостольный князь Владимир святой, по совету митрополита Леонтия Киевского, вскрыл ее могилу, тело ее оставалось нетленным и благоуханными »[24] .

Да, Ольга была Великой Княгиней. Еще долго после кончины Ольги те, кто помнил ее правление, называли ее мудрейшей из всех людей, и поистине разум ее был сильнее, чем у всех русичей того времени, ибо сделал святую княгиню богомудрой. И хотя в начале своего правления мудрость эта была направлена отнюдь не на божественные и благие дела. С дьявольской хитростью и изобретательностью она изводит древлян, творя месть за смерть мужа. Но потом, переосмыслив все сделанное, она раскаивается и становится на праведный путь: принимает христианство сама и пытается принести эту религию на Русь. По словам жития: «начатки просвещения народа нашего Господь соизволил в посрамление жестокосердных мужей явить через блаженную Ольгу»[25] .

___________________________________________________________

Г лава 4. Святослав.

Рассказ об этом князе будет довольно большим, хотя Святослав и не прославился ничем более, кроме своих грандиозных военных походов и своим великим патриотизмом. Но сами эти походы достойны подробного рассмотрения, ибо в них проявились все главные черты этого князя. Мало того, эти походы имели огромное значение для складывания Русской государственности, определения ее исторической территории.

Игорь оставил сына-младенца, Святослава, да жену Ольгу; воспитателем (кормильцем) Святослава был Асмуд, воеводою — знаменитый Свенельд. Ольга воспитывала сына своего до возраста и мужества его, говорит летописец. Когда князь Святослав вырос и возмужал, то начал набирать воинов многих и храбрых, ходя легко, как барс, много воевал. Вот как описывается военный быт и нравы князя: “Идя в поход, возов за собою не возил, ни котлов, потому что мяса не варил, но, изрезав тонкими ломтями конину или зверину, или говядину, пек на угольях; шатра у него не было, а спал он на конском потнике, положивши седло под голову; так вели себя и все его воины. Он посылал в разные стороны, к разным народам с объявлением: «Хочу на вас идти!»”[26] Начальные слова предания о Святославе показывают набор дружины, удальцов, которые, как обыкновенно тогда водилось, прослышав о храбром вожде, стекались к нему отовсюду за славою и добычею. Поэтому Святослав совершал свои подвиги с помощью одной своей дружины, а не соединенными силами всех подвластных Руси племен: и точно, при описании походов его летописец не вычисляет племен, принимавших в них участие. Святослав набирал воинов многих и храбрых, которые были во всем на него похожи: так можно сказать только об отборной дружине, а не о войске многочисленном, составленном из разных племен. Самый способ ведения войны показывает, что она велась с небольшою отборною дружиною, которая позволяла Святославу обходиться без обозу и делать быстрые переходы: он воевал, ходя легко, как барс, т. е. делал необыкновенно быстрые переходы, прыжками, так сказать, подобно названному зверю.

При князьях, предшественниках Святослава, не было тронуто одно только славянское племя на восток от Днепра — то были вятичи. С них-то и начал Святослав свои походы, узнав, что это племя платило дань хазарам, Святослав бросился на последних, одолел их кагана, взял его главный город на Дону — Белую Вежу; потом победил ясов и касогов, жителей Прикавказья. К 968[27] году относят восточные писатели поход руссов на волжских болгар, разграбление главного города их (Болгар), который был складкою товаров, привозимых из окрестных стран; потом Русь вниз по Волге спустилась до Казерана, разграбила и этот город, равно как Итиль и Семендер. Все это согласно с русским преданием о походе Святослава на Волгу и битвах его с козарами, ясами и касогами. Так отомстил Святослав приволжскому народонаселению за недавние поражения руссов. По всем вероятностям, ко времени этих походов Святослава относится подчинение Тмутаракани русскому киевскому князю. На возвратном пути с востока Святослав, говорит летопись, победил вятичей и наложил на них дань. С этого времени начинаются подвиги Святослава, мало имеющие отношения к нашей истории. Греческий император Никифор, угрожаемый войною с двух сторон, — и со стороны арабов и со стороны болгар — решился по обычаю вооружить против варваров других варваров: послал патриция Калокира к русскому князю нанять его и привести воевать Болгарию. Калокир, говорят греческие историки, подружился с Святославом, прельстил его подарками и обещаниями; уговорились: Святославу завоевать Болгарию, оставить ее за собою и помогать Калокиру в достижении императорского престола, за что Калокир обещал Святославу несметные сокровища из императорской казны. В 967[28] году Святослав с своею дружиною отправился в Болгарию, завоевал ее и остался жить там в Переяславце на Дунае; он княжил в Переяславце, говорит летописец, а Русь оставалась без князя: в Киеве жила престарелая Ольга с малолетними внуками, а подле была степь, откуда беспрестанно можно было ожидать нападения кочевых варваров. И вот пришли печенеги, оборонить было некому, Ольга затворилась в Киеве со внуками. Бесчисленное множество печенегов обступило город, нельзя было ни выйти из него, вести послать, и жители изнемогали от голода и жажды. На противоположной стороне Днепра, говорит предание, собрались ратные люди в лодках, но не смели напасть на печенегов и не было сообщения между ними и киевлянами. Тогда последние решили послать кого-нибудь на тот берег или сдаться. Нашелся один человек, который смог перебраться через реку и передать воинам сообщение от киевлян. Ратные люди решились напасть и все – таки смогли отогнать печенегов, а тем временем Ольга со внуками успела сесть в лодку и переехать на другой берег. Печенеги отступили от города, но стали не в далеком расстоянии от него; летописец говорит, что русским нельзя было коней напоить: на Лыбеди стояли печенеги.

Киевляне, продолжает предание, послали сказать Святославу: «Ты, князь, чужой земли ищешь и блюдешь ее, от своей же отрекся, чуть-чуть нас не взяли печенеги вместе с твоею матерью и детьми; если не придешь, не оборонишь нас, то опять возьмут; неужели тебе не жалко отчины своей, ни матери-старухи, ни детей малых?»[29] Услыхав об этом, Святослав немедленно сел на коней, с дружиною пришел в Киев, поздоровался с матерью и детьми, рассердился на печенегов, собрал войско и прогнал варваров в степь. Но Святослав недолго нажил в Киеве: по преданию, он сказал матери своей и боярам: «Не любо мне в Киеве, хочу жить в Переяславце на Дунае -там средина Земли моей; туда со всех сторон свозят все доброе: от греков — золото, ткани, вина, овощи разные от чехов и венгров — серебро и коней, из Руси — меха, воск, мед и рабов»[30]. Ольга на это отвечала ему: «Ты видишь, что я уже больна, куда же это ты от меня уходишь? Когда похоронишь меня, то иди куда хочешь». Через три дня Ольга умерла, и плакались по ней сын, внуки и люди все плачем великим. Ольга запретила праздновать по себе тризну, потому что у ней был священник, который и похоронил ее. Здесь очень важно для нас выражение Святослава о Переяславце: «То есть середа в Земле моей». Святослав своею Землею считал только одну Болгарию, приобретенную им самим, Русскую же землю считал по понятиям того времени владением общим, родовым. Святослав спешил окончить свое княжение на Руси: он посадил старшего сына, Ярополка, в Киеве, другого, Олега, — в земле Древлянской. Княжение Святослава кончилось на Руси; он отдал все свои владения здесь сыновьям и отправился в Болгарию навсегда. Но на этот раз он не был так счастлив, как прежде: болгары встретили его враждебно; еще опаснейшего врага нашел себе Святослав в Иоанне Цимискии — византийском императоре. У нашего летописца читаем предание о подвигах Святослава в войне с греками; это предание, несмотря на неверный свет, который брошен им на события, важно для нас потому, что представляет яркую картину дружинной жизни, очерчивает характер знаменитого вождя дружины, около которого собралась толпа подобных ему сподвижников. По преданию, Святослав пришел в Переяславец, но болгары затворились в городе и не пустили его туда. Мало того, они вышли на сечу против Святослава, сеча была сильная, и болгары стали было уже одолевать; тогда Святослав сказал своим: «Уже нам видно здесь погибнуть; потянем мужески, братья и дружина!» К вечеру Святослав одолел, взял город копьем (приступом). Русь ополчилась, была сеча большая, и Святослав обратил в бегство греков, после чего пошел к Константинополю, воюя и разбивая города, которые и до сих пор лежат пусты, прибавляет летописец. Царь созвал бояр своих в палату и сказал им: «Что нам делать: не можем стать против него!» Бояре отвечали: «Пошли к нему дары, испытаем его, на что он больше польстится — на золото или на ткани дорогие?» Царь послал и золото и ткани, а с ними мужа мудрого, которому наказал: «Смотри хорошенько ему в лицо». Святославу объявили, что пришли греки с поклоном; он велел их ввести; греки пришли, поклонились, разложили перед ним золото и ткани; Святослав, смотря по сторонам, сказал отрокам своим: «спрячьте это». Послы возвратились к царю, который созвал опять бояр, и стали рассказывать: «Как пришли мы к нему и отдали дары, то он и не посмотрел на них, а велел спрятать». Тогда один боярин сказал царю: «Поиспытай-ка его еще: пошли ему оружие». Послали Святославу меч и разное другое оружие; он принял, начал хвалить и любоваться и послал поклон царю. Послы возвратились с этим к последнему, и тогда бояре сказали: «Лют должен быть этот человек, что на богатство не смотрит, а оружие берет; делать нечего, станем платить ему дань,» — и царь послал сказать Святославу: «Не ходи к Царю-городу, но возьми дань, сколько хочешь»; потому что русские были уже недалеко от Царя-града. Греки прислали дань; Святослав взял и за убитых, говоря: «Род их возьмет». Кроме дани, Святослав взял много даров и возвратился в Переяславец с большою честию. Видя, однако, что дружины осталось мало, Святослав начал думать: «Что, как обманом перебьют дружину мою и меня: пойду лучше в Русь, приведу больше дружины». Принявши такое намерение, он отправил к царю в Доростол послов, которые должны были сказать ему от имени своего князя: «Хочу держать с тобою мир твердый и любовь». Царь обрадовался и послал к нему дары больше первых. Святослав, приняв дары, начал говорить дружине: «Если не заключим мира с царем и царь узнает, что нас мало, и греки оступят нас в городе, а Русская земля далеко, печенеги с нами в войне то кто нам поможет? Заключим лучше мир с царем. Греки уже взялись платить нам дань и того будет с нас; если же они перестанут платить дань, то, собравши побольше войска, пойдем опять к Царю-городу». Речь эта полюбилась дружине, и лучшие мужи отправились от Святослава к царю в Доростол. Заключен был мир и написан договор; договор этот также внесен в летопись: Святослав обязался не воевать греческих областей ни сам, ни получать на это другой какой-нибудь народ, не воевать ни страны Корсунской, ни Болгарской, и если другой какой-нибудь народ вздумает идти на греков, то русский князь обязался воевать с ним. Предание, основанное, без сомнения, на рассказах Свенельда и немногих товарищей его, возвратившихся в Киев после гибели Святославовой, согласно с византийскими летописцами относительно гордого вызова Святославова грекам: «Хочу на вас идти, и взять ваш город, как взял этот»; но эти слова у византийцев Святослав сказал в ответ на мирные предложения императора; очень согласно с своим положением Святослав велит сказать Цимискию, что Русь не поденщики, которые питаются трудами рук своих. Самое начало войны было уже, по византийцам, несчастливо для Руси: полководец Цимиския Вард Склир разбил отряд Святославова войска, составленный, кроме руси, из венгров и болгар. Несмотря, однако, на это и по византийцам видно, что Святослав не думал унывать; русские отряды сильно разоряли области Империи, что означено у летописца разрушением городов. Цимиский видел, что необходимо всеми силами государства напасть на Святослава и вытеснить его из Болгарии. Он вступил с огромными войсками в эту землю, и началась война на жизнь и на смерть, как видно из слов самих византийцев, которые отдают справедливость отчаянной храбрости Святославовой дружины. Но эта храбрость не помогла против безмерно большего числа врагов, предводимых полководцем искусным и храбрым, среди враждебных болгар, против которых Святослав, по словам византийцев, употреблял крайне насильственные меры. Русский князь принужден был просить мира у императора с условием очистить Болгарию. После мира имело место свидание обоих вождей Из сличения наших летописных известий с известиями византийцев оказывается одно, что Святослав потерпел неудачу, должен был заключить невыгодный для себя мир с императором, причем обязался оставить Болгарию и возвратиться в Русь. Что же касается до противоречий между русскими и греческими известиями, то ясно, что в летописное известие вошли рассказы Свенельда и его уцелевших товарищей, которые, передавая об одних подвигах своих, умолчали о неудачах. Заключив мир с греками, Святослав пошел в лодьях к днепровским порогам; отцовский воевода Свенельд говорил ему: «Ступай, князь, в обход на конях, потому что стоят печенеги в порогах». Святослав не послушал его и пошел в лодьях; между тем переяславцы послали сказать печенегам: «Идет Святослав в Русь с большим богатством и с малою дружиною». Получив эту весть, печенеги заступили пороги, и когда Святослав приплыл к ним, то уже нельзя было пройти. Князь стал зимовать в Белобережьи, съестные припасы вышли и сделался большой голод, так что платили по полугривне за лошадиную голову. В начале весны Святослав пошел опять в пороги, но здесь был встречен Курею, князем печенежским, и убит; из черепа его сделали чашу, оковали ее золотом и пили из нее. Свенельд пришел в Киев к Ярополку. Это предание, как оно занесено в летопись, требует некоторых пояснений. Здесь прежде всего представляется вопрос: почему Святослав, который так мало был способен к страху, испугался печенегов и возвратился назад зимовать в Белобережье; если испугался в первый раз, то какую надежду имел к беспрепятственному возвращению после, весною; почему он мог думать, что печенеги не будут сторожить его и в это время; наконец, если испугался печенегов, то почему не принял совета Свенельдова, который указывал ему обходный путь степью? Другой вопрос: каким образом спасся Свенельд? Во-первых, мы знаем, каким бесчестием покрывался дружинник, оставивший своего вождя в битве, переживший его и отдавший тело его на поругание врагам; этому бесчестию наиболее подвергались самые храбрейшие, т. е. самые приближенные к вождю, князю; а кто был ближе Свенельда к Святославу? Дружина обещала Святославу, что где ляжет его голова, там и они все головы свои сложат; дружина, не знавшая страха среди многочисленных полчищ греческих, дрогнула перед печенегами? И неужели Свенельд не постыдился бежать с поля, не захотел лечь с своим князем? Во-вторых, каким образом он мог спастись? Мы знаем, как затруднительны бывали переходы русских через пороги, когда они принуждены бывали тащить на себе лодки и обороняться от врагов, и при такой малочисленности Святославовой дружины трудно, чтоб главный по князе вождь мог спастись от тучи облегавших варваров. Для решения этих вопросов мы должны обратить внимание на характер и положение Святослава, как они выставлены в предании. Святослав завоевал Болгарию и остался там жить; вызванный оттуда вестью об опасности своего семейства, нехотя поехал в Русь; здесь едва дождался смерти матери, отдал волости сыновьям и отправился навсегда в Болгарию, свою страну. Но теперь он принужден снова ее оставить и возвратиться в Русь, от которой уже отрекся, где уже княжили его сыновья; в каком отношении он находился к ним, особенно к старшему, Ярополку, сидевшему в Киеве? Во всяком случае ему необходимо было лишить последнего данной ему власти и занять его место; притом, как должны были смотреть на него киевляне, которые и прежде упрекали его за то, что он отрекся от Руси? Теперь он потерял ту страну, для которой пренебрег Русью, и пришел беглецом в родную землю. Естественно, что такое положение должно было быть для Святослава нестерпимо; не удивительно, что ему не хотелось возвратиться в Киев, и он остался зимовать в Белобережье, послав Свенельда степью в Русь, чтоб тот привел ему оттуда побольше дружины, с которою можно было бы снова выступить против болгар и греков, что он именно и обещал сделать перед отъездом из Болгарии. Но Свенельд волею или неволею мешкал на Руси, а голод не позволял Святославу медлить более в Белобережье; идти в обход степью было нельзя: кони были все съедены, по необходимости должно было плыть Днепром чрез пороги, где ждали печенеги. Что Святослав сам отправил Свенельда степью в Киев, об этом свидетельствует Иоакимова летопись.

________________________________________________________

Таковы предания о деятельности и смерти Святослава. Олег и Ольга соединены в предании одним характером: оба представляются нарядниками земли, мудрыми, вещими; Игорь между ними является воином неотважным, князем недеятельным, вождем дружины корыстолюбивым. Святослав представлен образцом воина и только воина, который с своею отборною дружиною покинул Русскую землю для подвигов отдаленных, славных для него и бесполезных для родной земли; эти отношения Святослава к Руси предание выставило в речах послов киевских, отправленных к Святославу в Болгарию. Можно сказать, что Святослав никогда не имел на Руси значения князя: сначала это значение имела его мать, Ольга, потом сыновья его. Утверждение Святослава в Болгарии, успехи его в войне с греками могли иметь важные следствия для новорожденной Руси, но историк не имеет права рассуждать о том, что могло быть, он имеет право только сказать, что неудача Святославова проистекла от недостаточности его средств, от того, что он оторвался от Руси, действовал только с одною отборною дружиною, а не устремил на Грецию соединенные силы всех племен, подвластных Руси; только в последнем случае предприятие Святослава могло иметь важное, решительное влияние на судьбы Восточной Европы. Олег и Ольга предания действуют преимущественно хитростию и перехитряют самих греков; Святослав отличается поведением противоположным; он не нападает на врагов хитростию, но посылает сказать им: иду на вас! И когда однажды он вздумал было схитрить с греками, то его неловкая хитрость обратилась во вред ему самому.

Г лава 5 . Владимир Красное Солнышко .

При князьях, так называемого Рюрикова дома, господствовало полное варварство. Они облагали русский народ непомерной данью. Их власть носила не государственный, а разбойничий, грабительский характер. Князья и их рать жили только набегами и грабежами соседних земель. Ко всем подвластным им народам они относились как к рабам. Они не старались вводить чего-то нового в их жизнь, ломать застоявшиеся уклады и обычаи, лишь бы только они платили дань.

Такой варварский склад общественной жизни меняется с принятием христианства, с которым из Византии – самой образованной в те времена державы перешли к нам как понятия юридические и государственные, так и начала умственной и литературной деятельности. Принятие христианства было переворотом, оживотворившим и обновившим Русь и указавшим ей историческую дорогу.

Этот переворот совершен Владимиром, получившим имя Владимира Святого, человеком великим по своему времени. К сожалению, жизнь его нам мало известна в подробностях, и летописи, сообщающие его историю, передают немало таких черт, в достоверности которых можно скорее сомневаться, чем принимать их на веру. Откидывая в сторону все, что может подвергаться сомнению, мы ограничимся короткими сведениями, которые, при всей своей скудости, все-таки достаточно показывают чрезвычайную важность значения Владимира в русской истории.

Владимир был сын воинственного Святослава, киевского князя, который предпринял поход на хазар, господствовавших в юго-восточной России, взял их город Саркел на Дону, победил прикавказских народов: ясов и касогов, завоевал Болгарию на Дунае, но должен был после упорной защиты уступить ее греческому императору. На возвратном пути из Болгарии в Русь он был убит печенегами, народом тюркского племени. Будучи еще в детском возрасте, Владимир был призван новгородцами на княжение и уехал в Новгород вместе со своим дядей Добрынею, братом его матери Малуши, ключницы его бабки Ольги. По смерти Святослава между детьми его началось междоусобие. Киевский князь Ярополк убил брата своего, древлянского князя Олега. Владимир со своим дядей убежал в Швецию и возвратился в Новгород с чужеземной ратью. Вражда у них с Ярополком возникла оттого, что дочь князя полоцкого Рогнеда, которой руки просил отказала ему такими словами: «не хочу разуть (разуть жениха — обряд свадебный; разуть — вместо выйти замуж) сына рабы»[31], попрекнув его низостью происхождения по матери, и собиралась выходить за Ярополка. Владимир завоевал Полоцк, убил Рогволода, полоцкого князя, и женился насильно на Рогнеде. Вслед за тем он овладел Киевом и убил своего брата Ярополка. Летописец наш изображает вообще Владимира жестоким, кровожадным и женолюбивым; но мы не можем доверить такому изображению, так как по всему видно, что летописец с намерением хочет наложить на Владимира-язычника как можно более черных красок, чтобы тем ярче указать на чудотворное действие благодати крещения, представить того же князя в самом светлом виде после принятия христианства. С большею достоверностью можно принять вообще Известие о том, что Владимир, будучи еще язычником, был повелителем большого пространства нынешней России и старался как о распространении своих владений, так и об укреплении своей власти над ними. Таким образом он повелевал новгородскою землею — берегами рек: Волхова, Невы, Меты, Луги, — землею белозерскою, землею ростовскою, землею смоленскою в верховьях Днепра и Волги, землею полоцкою на Двине, землею северскою по Десне и Семи, землею полян или киевскою, землею древлянскою (восточною частью Волыни) и вероятно, также западною Волынью. Радимичи, жившие на Сожи и вятичи, жители берегов Оки и ее притоков, хотели отложиться от подданства и были укрощены. Владимир подчинил дани даже отдаленных ятвягов, полудикий народ, живший в лесах и болотах нынешней Гродненской губернии. Не должно, однако, думать, чтобы это обладание имело характер государственный: оно ограничивалось собиранием дани, где можно было собирать ее, и такое собирание имело вид грабежа. Сам Владимир укрепился в Киеве с помощью чужеземцев-скандинавов, называемых у нас варягами, и роздал им города, откуда со своими вооруженными дружинами они могли собирать дани с жителей. В 988[32] году Владимир принял христианство. Обстоятельства, предшествовавшие этому событию и сопровождавшие его, рассказываются с баснословными чертами, которые вполне свойственны изустным преданиям, записанным уже довольно долгое время спустя после означенного события. Достоверно только то, что Владимир крестился и в то же время вступил в брак с греческою царевною Анной, сестрою императоров: Василия и Константина. Крещение его, по всем вероятиям, происходило в Корсуне или Херсоне, греческом городе на юго-западном берегу Крыма; и оттуда Владимир привез в Киев первых духовных и необходимые принадлежности для христианского богослужения. В Киеве он крестил своих сыновей и народ. Жители без явного противодействия крестились в Днепре, отчасти потому, что в самом Киеве уже значительно распространено было христианство и христиане не составляли там незначительного меньшинства, а более всего оттого, что у русских язычников не было жреческого сословия, которое бы разъяснило народу преступность такого переворота с языческой точки зрения и возбуждало бы толпу к сопротивлению. Самое древнее русско-славянское язычество не имело определенного характера, общего для всех, в смысле положительной религии, и состояло из множества суеверий и

представлений, которые при невежестве и впоследствии легко уживались с наружным принятием христианства. Большинство вступало в новую веру и совершало обряд крещения, не понимая, что делает. Борьба язычества с христианством выражалась в продолжительном соблюдении языческих приемов жизни и сохранении языческих суеверий; такая борьба происходила многие века после Владимира: но она не мешала русскому

народу принять крещение, в котором сначала он не видел ничего противного, потому что не понимал его смысла. Только постепенно и для немногих открывался действительно свет нового учения. Владимир деятельно занимался распространением веры, крестил народ по землям, подвластным ему, строил церкви, назначал духовных. В самом Киеве он построил церковь Св. Василия и церковь Богородицы, так называемую «Десятинную»; названную так оттого, что князь назначил на содержание этой церкви и духовенства ее десятую часть княжеских доходов. Для прочного укрепления новопринятой веры Владимир вознамерился распространить книжное просвещение и с этой целью в Киеве и в других городах приказал набирать у значительных домохозяев детей и отдавать их в обучение грамоте. Таким образом на Руси, в каких-нибудь лет двадцать, возросло поколение людей, по уровню своих понятий и по кругозору своих сведений далеко шагнувших вперед от того состояния, в каком находились их родители; эти люди стали не только основателями христианского общества на Руси, но также проводниками переходившей вместе с религией образованности, борцами за начала государственные и гражданские. Эта одна черта уже показывает во Владимире истинно великого человека: он вполне понял самый верный путь к прочному водворению начал новой жизни, которые хотел привить своему полудикому народу; и проводил свое намерение, несмотря на встречаемые затруднения. Летописец говорит, что матери, отпуская детей в школы, плакали о них, как о мертвых. Владимир после крещения является чрезвычайно благодушным. Проникнутый духом христианской любви, он не хотел даже казнить злодеев и, хотя сначала согласился было на увещания корсунских духовных, находившихся около него в Киеве, но потом, с совета бояр и городских старцев, установил наказывать преступников только денежною пенею — вирою, по старым обычаям, рассуждая при этом, что такого рода наказание будет способствовать умножению средств для содержания войска. Сохраняя племенную славянскую веселость, Владимир примирял ее с требованиями христианского благочестия. Он любил пиры и празднества, но пировал не с одними своими боярами, а хотел делиться своими утехами со всем народом — и со старыми и малыми; он отправлял пиршества преимущественно в большие церковные праздники или по случаю освящения церквей (что в то время было памятным событием). Он созывал народ отовсюду, кормил, поил всех пришедших, раздавал неимущим потребное и, даже заботясь о тех, которые почему-нибудь сами не в состоянии были явиться на княжий двор, приказывал развозить по городу пищу и питье. Но такое мирное препровождение времени не мешало ему, однако, воевать против врагов. Тогда Киевскую Русь беспокоили печенеги, народ кочевой и наезднический. Уже около столетия нападали они на русский край и при отце Владимира, во время его отсутствия, чуть было не взяли Киев. Владимир отразил их с успехом и, заботясь как об умножении ратной силы, так и об увеличении населения в крае, прилежащем Киеву, населял построенные им по берегам рек Сулы, Стугны, Трубежа, Десны города или укрепленные места переселенцами из разных земель не только русско-славянских, но и чудских. В 992[33] году он отнял у польского короля червенские города, нынешнюю Галицию и присоединил к Руси этот край, населенный хорватами, ветвью русско-славянского племени. Перед концом жизни Владимир понес сильное огорчение: сын его Ярослав оказал непослушание отцу, и Владимир готовился идти на него. «Теребите путь и мостите мосты», — приказывал он; но смерть застигла его в этих сборах. Он умер 15 июля 1015[34] года в своем подгородном селе Берестове.

___________________________________________________________

Итак, подведем итоги. Принятие христианства (в 988[35] году)было самым важным и великим событием в истории нашего отечества. Становлению этой религии на Руси способствовал не менее великий человек. И принятие христианства купцами, бывавшими в Византии, и крещение княгини Ольги были лишь подготовкой к общему крещению Руси, это были только личные попытки присоединиться к более развитой культуре. Владимир же крестился сам, да еще внес христианство во все древнерусское общество. За это его можно назвать великим реформатором своего времени. А для этого нужно быть сильной и неординарной личностью, смотрящей далеко вперед, в будущее. И хотя в начале жизни своей, подобно своей бабке Ольге, он не был человеком добрым или справедливым, вероятно это было дурным влиянием язычества (ведь и Ольга пожгла древлян, и Владимир в борьбе за власть убивал братьев, убил Рогволда и т.д.). Но с принятием христианства он становится самым мудрым и справедливым правителем своего времени, сострадающим всем бедным и несчастным (кормил их и помогал им во многом), стал первым просветителем русского народа (учил детей «книжной грамоте», создал для них первую школу). Другого такого можно было найти лишь в сказках.

__________________________________________________________________

Г лава 6 . Ярослав Мудрый. Великий просветитель Руси.

Княжение Ярослава может назваться продолжением Владимирова как по отношениям киевского князя к подчиненным землям, так и по содействию к расширению в Руси новых начал жизни, внесенных христианством.

Родился этот князь в 978[36] году и скончался 20 февраля 1054[37] года. Ярослав является в первый раз в истории мятежным сыном против отца. 1014[38] году Ярослав, посаженный отцом в Новгороде, отказался присылать в Киев ежегодно по две тысячи гривен, как делали все посадники новгородские, раздававшие еще тысячу гривен гридям в Новгороде. Владимир сказал: «Исправляйте дороги и мостите мосты»[39]; он хотел идти сам на Ярослава, но разболелся и умер 15 июля следующего 1015 года[40]. Как только в Киеве разнеслась весть о кончине Владимира, то старший сын его Святополк сел на отцовском месте, и уничтожил братьев своих Бориса, Глеба и Святослава. Тогда, по словам летописца, Святополк начал думать: «Перебью всех братьев и приму один всю власть на Руси». Но гроза пришла на него с севера. Ярослав новгородский для защиты от отца призвал к себе заморских варягов; те стали обижать новгородцев и жен их, тогда новгородцы встали и перебили варягов на дворе какого-то Парамона. Ярослав рассердился и задумал отомстить хитростию главным из убийц; он послал сказать им, что на них не сердится более, позвал их к себе и велел умертвить; по некоторым известиям, убито было 1000 человек, а другие убежали. Но в ту же ночь пришла к нему весть из Киева от сестры Предславы о смерти отца и о вероломстве Святополка. Ярослав стал тужить по отце, по брате и по новгородцам, которых перебил вовсе не вовремя. На другой день он собрал остальных новгородцев на вече, раскаялся в содеянной расправе над восставшими новгородцами и попросил помочь ему в походе на Святополка. Новгородцы отвечали согласием помочь. Причину такого решения новгородцев объяснить легко. Предприятие Ярослава против Владимира было в выгоде новгородцев, освобождавшихся oт платежа дани в Киев: отказаться помочь Ярославу, принудить его к бегству — значило возобновить прежние отношения к Киеву, принять опять посадника киевского князя, простого мужа, чего очень не любили города, а между тем Ярослав если убежит, то может возвратиться с варягами, как Владимир прежде, и уже, конечно, не будет благосклонен к гражданам, выгнавшим его от себя, тогда как в случае победы Ярослава над Святополком они были вправе ожидать, что Ярослав не заставит их платить дани в Киев, уже потому, что сам прежде отказался платить ее. Поступок же Ярослава был совершенно в понятиях того времени: князь должен был каким бы то ни было способом схватить убийц варяжских и отдать их на месть варягам, родственникам убитых. Итак, если это было частное дело и обыкновенное, то целому городу не для чего было много обращать на него внимания; Ярослав жалеет не о том, что перебил новгородцев, но о том только, что этим убийством отнял у себя воинов, которые в настоящих обстоятельствах были ему очень нужны, и новгородцы отвечают в этом же смысле: «Хотя наши братья и перебиты, но у нас все еще достаточно народа, чтоб биться за тебя».

После того как новгородцы решились выступить в поход, Ярослав собрал оставшихся у него варягов, по одним известиям — тысячу, по другим -шесть тысяч, да новгородцев 40000, и пошел на Святополка, призвавши имя божие; он говорил: «Не я начал избивать братьев, но Святополк; да будет бог отместник крови братьев моих, потому что без вины пролита кровь праведных Бориса и Глеба; пожалуй, и со мной тоже сделает». Мы слышим здесь те же самые слова, которые летописец влагает и в уста Владимиру, шедшему против Ярополка, с тем только различием, что христианин Ярослав призывает бога в мстители неповинной крови и отдает свое дело на суд божий. Святополк, узнав, что Ярослав идет на него, собрал множество войска из Руси и печенегов и вышел к Любечу; он стал по ту сторону Днепра, а Ярослав — по эту. Ярослав, без сомнения, приплыл в лодках, а Святополк пришел из-за Десны с печенегами. В третий раз Днепр видел враждебное движение Северной Руси на Южную; оба первые раза при Олеге и Владимире сопротивления было мало со стороны юга, но теперь он собрал свои силы, и как север явился с естественными своими союзниками — варягами, так юг соединился с печенегами. Три месяца, а по другим известиям — только три недели, стояли враги по обеим сторонам Днепра; ни те, ни другие не смели перевезтись и напасть. Был в то время обычай поддразнивать врагов, чтоб побудить их начать дело к своей невыгоде. Видя, что главная сила Ярослава состояла из новгородцев горожан и сельчан, воевода Святополков ездя подле берега, бранил новгородцев, называл их ремесленниками, а не воинами. «Эй вы, плотники, — кричал он им, — зачем пришли сюда с хромым своим князем? Вот мы вас заставим рубить нам хоромы». Новгородцев сильно рассердила насмешка, и они сказали Ярославу: «Завтра перевеземся на них, а если кто не пойдет с нами, того сами убьем».

В лагере у Святополка Ярослав имел приятеля, к которому послал ночью спросить: «Что делать? Меду мало варено, а дружины много»; тот отвечал, что пусть Ярослав к вечеру отдаст мед дружине; новгородский князь догадался, что ночью должно сделать нападение. Была заморозь; Святополк стоял между двумя озерами и всю ночь пил с дружиною, а Ярослав перед рассветом исполчил свое войско и перевезся на другой берег, причем новгородцы, высадившись из лодок, оттолкнули их от берега, чтоб отнять у себя всякую возможность к побегу; Ярослав приказал дружине повязать головы платками, чтоб в сече узнавать своих. Враги сошлись, была сеча злая; печенеги, стоявшие за озером, не могли помочь Святополку, который был притиснут с своею дружиною к озеру, принужден вступить на лед, лед обломился, и Ярослав одолел. Святополк бежал в Польшу, а Ярослав сел в Киеве на столе отцовском и дедовском, проживя на севере 28 лет. Новгородцы были отпущены домой и оделены щедро.

Но Святополк был жив, и потому Ярослав не мог успокоиться. Для Болеслава польского открылись такие же теперь виды на восток, какие он имел прежде на запад; на Руси, как прежде у чехов, семейные раздоры приглашали его к посредничеству и к утверждению своего влияния, тем более, что теперь Болеслав должен был помочь своему зятю. Он воспользовался благоприятным случаем: по его наущению печенеги напали на Киев; под самым городом была злая сеча; едва к вечеру Ярослав мог прогнать варваров. С своей стороны Ярослав выступил к польским границам, заключив союз с врагом Болеславовым, императором Генрихом II; но поход русского князя кончился неудачною осадою Бреста; поход императора против Болеслава также не удался, он принужден был заключить с ним мир и, желая избавиться от опасного врага, обратить его деятельность на восток, сам советовал ему вооружиться против русского князя. В 1017[41] году Болеслав выступил в поход, усилив свое войско, и 22 июля достиг берегов Буга, разделявшего польские владения от русских; Ярослав ждал его на другом берегу с русью (жителями Южной Руси), вырягами и славянами (новгородцами). Здесь повторилось то же явление, какое видели на берегах Днепра у Любеча: воевода Ярославов Будый, ездя по берегу, начал смеяться над Болеславом; он кричал ему:«Вот мы тебе проткнем палкою брюхо твое толстое!» Был Болеслав, говорит летопись, велик и тяжел, так что и на коне с трудом мог сидеть, но зато был смышлен. Не вытерпел он насмешки и, обратившись к дружине своей, сказал: «Если вам это ничего, так я один погибну», — сел на коня и бросился в реку, а за ним -и все войско. Полки Ярослава, вовсе не ожидая такого внезапного нападения, не успели приготовиться и обратились в бегство; Ярослав ушел в Новгород только сам-пять; а Болеслав с Святополком почти беспрепятственно вошли в Киев 14 августа. В городе нашли они мачеху, жену и сестер Ярославовых, из которых за одну (Предславу) сватался прежде Болеслав, получил отказ и теперь в отмщение взял ее к себе в наложницы. Часть своего войска он отпустил назад, другую велел развести по русским городам на покорм. Но и в Киеве повторились те же явления, какие мы видели в Праге у чехов, и, как видно, по тем же причинам. Русские вооружились против поляков и стали убивать их; летописец приписывает это приказу Святополка, но очень вероятно известие, что поляки вели себя и на Руси так же, как в Богемии, и возбудили против себя восстание; очень вероятно также, что и Святополк, наскучив неприятным гостем, слишком долго зажившимся в Киеве на его счет, не был против народной мести полякам. Это заставило Болеслава уйти из Киева; пример чешских событий научил его быть осторожнее в подобных обстоятельствах. Половину войска он отослал домой, разосланные по русским городам поляки истреблены, трудно было противиться, если бы вспыхнуло восстание; притом же, вероятно, он слышал уже о новых приготовлениях Ярослава. Но Болеслав ушел не без выгоды: он захватил себе все имущество Ярослава, к которому приставил Анастаса: хитрый грек умел подольститься к каждому сильному и менял отечество, смотря по выгодам; Болеслав ему вверился лестию, говорит летопись. Польский князь повел также с собою бояр Ярославовых, двух сестер его и множество пленников, взятых в бою; на дороге Болеслав захватил и Червенские города, приобретение Владимира Святого; впрочем, вероятно, что эти города были уступлены ему Святополком в награду за помощь.

Между тем Ярослав, явившись в Новгород без войска, хотел бежать за море; но граждане вместе с посадником Константином, сыном Добрыни, рассекли княжеские лодки, приготовленные для бегства, и объявили: «Хотим еще биться с Болеславом и Святополком». Такая решительность понятна: им нечего было теперь ожидать хорошего от Святополка, а защищаться от него без князя было также невыгодно. Они начали собирать деньги, привели варягов, дали им эти деньги, и таким образом у Ярослава набралось много войска, и он двинулся против Святополка; тот был разбит, бежал к печенегам и привел огромные толпы их против Ярослава в 1019 году[42]. Ярослав вышел навстречу и сошелся на реке Альте, где был убит Борис. Место благоприятствовало Ярославу по воспоминанию о преступлении Святополка; летописец говорит, что Ярослав молил бога об отмщении новому Каину. Он же говорит, что сеча была злая, какой еще не бывало на Руси, -секлись, схватываясь, руками, трижды сходились биться, по удольям текла кровь ручьями; к вечеру одолел Ярослав, а Святополк бежал в пограничный польский город Брест, где, вероятно, умер от ран, полученных в битве; по скандинавским преданиям, он пал от руки варяга Эймунда, служившего в войске Ярослава, а по русским, — погиб злою смертию в пустыне между Польшею и Богемиею. Ярослав сел в Киеве, утер пот с дружиною, по выражению летописца, показав победу и труд великий.

Таким образом, северное народонаселение в четвертый раз доставило победу своему князю над югом. С Святополком дело было кончено; но были еще другие братья и родственники у Ярослава; из 12 сыновей Владимира в живых оставались теперь только Ярослав, Мстислав, Судислав, да племянник Брячислав, сын Изяслава полоцкого. Соперников у Ярослава по старшинству не могло быть: Брячислав полоцкий, хотя внук от старшего сына Владимирова, никогда не мог надеяться на старшинство, потому что отец его умер, не будучи старшим; Мстислав и Судислав были младшие братья Ярославу; но все они, как члены одного рода, имели право на равное распределение волостей; мы увидим, что до самого прекращения родовых отношений между князьями младшие из них настаивают на право общего наследства всех родичей после каждого умершего князя, т. е. на новое распределение волостей; теперь восемь сыновей Владимира умерло, и старший из живых, Ярослав не дал из их волостей ничего младшим. Им надобно было самим поискать, как обыкновенно выражались князья, и вот явился опасный искатель волостей с юго-востока, из Тмутаракани, Мстислав. Из всех сыновей Владимира Мстислав больше других похож был на деда своего Святослава, был князь — вождь дружины по преимуществу; жизнь ли в Тмутаракани и постоянная борьба с окрестными варварскими народами развила такой характер в Мстиславе, или уже волость приходилась по нраву, — Мстислав явился богатырем, который любил только свою дружину, ничего не. щадил для нее, до остального же народонаселения ему не было дела. Он был славен в народных преданиях, как князь-богатырь, единоборец. Однажды, говорит летопись, пошел он войною на касогов; касожский князь Редедя вышел к нему навстречу с войском и сказал ему: «Зачем губить дружину, схватимся мы сами бороться, одолеешь ты, возьмешь мое имение, жену, детей и землю мою, я одолею, — возьму все твое». Мстислав согласился и стал бороться с Редедею; боролись крепко и долго, Редедя был велик и силен. Мстислав уже начал изнемогать и, видя беду, сказал: «Пречистая богородица, помоги мне; если я его одолею, то построю церковь в твое имя». Сказавши это, он ударил Редедю об землю, вынул нож и зарезал его, потом пошел в его землю, взял его имение, жену, детей и наложил дань на касогов. Обет был также исполнен: церковь Богородицы, построенная Мстиславом, стояла в Тмутаракани еще во времена летописца. Такой-то князь в 1023[43] году явился в русских пределах искать волостей после умерших братьев; говорят, что он уже и прежде требовал их у Ярослава, и тот давал ему Муром, но Мстиславу было этого мало. Ярослав был в Новгороде, когда Мстислав пришел к Киеву; киевляне, однако, не приняли его, и он принужден был сесть в Чернигове. Между тем Ярослав, управившись на севере, волнуемом остатками язычества, послал по заморских варягов, и к нему пришел слепой Якун с дружиною. Ярослав отправился с Якуном на Мстислава и встретился с ним у Листвена. Мстислав с вечера исполчил свое войско: поставил северян в средине против варягов Ярославовых, а сам стал с дружиною своею по крылам. Ночь была темная и бурная, с дождем и грозою; Мстислав сказал дружине: «Пойдем на них»; северяне сошлись с варягами, и когда варяги уже истомились в битве с северянами, то Мстислав вдруг напал на них с своею свежею дружиною, битва усилилась: как блеснет молния, так и осветит оружие; и гроза была велика, и сеча сильная и страшная, по словам летописи. Наконец, Ярослав побежал с Якуном, князем варяжским; он пришел в Новгород, а Якун пошел за море, потерявши у Листвена и золотую свою луду, или верхнюю одежду. Утром, на другой день битвы, Мстислав объехал поле и сказал своим: «Как не порадоваться? Вот лежит северянин, вот варяг, а дружина моя цела». Эта дружина состояла из козар и касогов!

Несмотря на победу, Мстислав не хотел добывать Киева мимо старшего брата; он послал сказать Ярославу: «Садись в своем Киеве, ты старший брат, а мне будет та сторона», т. е. восточный берег Днепра. Но Ярослав не смел идти в Киев на этот зов и держал там своих посадников, а сам жил в Новгороде. Только в следующем, 1025[44] году, собравши большое войско, пришел он в Киев и заключил мир с Мстиславом у Городца; братья разделили Русскую землю по Днепр, как хотел Мстислав: он взял себе восточную сторону с главным столом в Чернигове, а Ярослав — западную с Киевом. «И начали жить мирно, в братолюбстве, — говорит летопись, — перестала усобица и мятеж, и была тишина великая в Земле».

В 1032[45] году умер сын Мстислава, Евстафий, которого имя странно выдается между славянскими именами князей, а в 1036[46] году умер и сам Мстислав на охоте. Летописец говорит, что он был дебел телом, красноват лицом, с большими глазами, храбр на рати, милостив, очень любил дружину, имения, питья и кушанья не щадил для нее. Видно, что этот князь своим богатырством поразил внимание народа и долго жил в его памяти; ни об одном из князей в дошедших до нас списках не встречаем мы таких подробностей, например, о наружном виде.

По смерти Мстислава Ярослав взял всю его волость и был самовластием в Русской земле, по выражению летописца. Но, видно, Судиславу псковскому не нравилось, что Ярослав не делится с ним выморочными волостями братьев, или, по крайней мере, Ярославу казалось, что не нравится: в самый год Мстиславовой смерти Ярослав посадил Судислава в тюрьму во Пскове; летописи прибавляют, что его оклеветали пред старшим братом. Счастливее был племянник Ярослава Брячислав полоцкий. В 1021[47] году он нечаянно напал на Новгород, побрал в плен граждан, взял их имение и пошел назад в Полоцку. Но Ярослав узнал о замыслах его, выступил поспешно из Киева и, настигнув племянника на реке Судомири, обратил его в бегство, отнявши всех пленников новгородских. Несмотря, однако, на эту победу, Ярослав видел, что надобно что-нибудь прибавить Брячиславу к его волости, иначе Новгород никогда не будет безопасен: он дал ему два города — Витебск и Усвят, если только он не дал их за жену свою, похищенную известным Эймундом, как говорят скандинавские предания.

Так кончились отношения Ярослава к братьям и племяннику; обратимся теперь к отношениям внешним. С Скандинавиею продолжалась по-прежнему тесная связь; враждебных отношений не могло быть: с 1024[48] года царствовал в Швеции король Олоф (Schoskonig), которого упрекали тем, что он потерял завоевание упсальского короля Эриха, сына Эймундова, на восточном берегу Балтийского моря, в Финляндии, Карелии, Эстляндии, Курляндии. По скандинавским преданиям, на дочери этого Олофа, Ингигерде был женат наш Ярослав. По смерти Олофа королем в Швеции был Анунд — Яков, которого все внимание обращено было на отношения датские и норвежские. Он поддерживал в Норвегии родственника своего Олофа Святого против могущественного Кнута, короля датского и английского; ревность Олофа к распространению христианства возбудила против него много врагов, и он принужден был бежать из отечества; в изгнании он жил одно время при дворе Ярослава, и сын его Магнус Добрый был здесь воспитан. Родственник Ингигерды, приехавший с нею в Русь и сделанный посадником венового ее города Альдейгаборга (быть может, Ладоги), ярл Рагнвальд имел двух сыновей — ярлов Ульфа и Ейлифа, которые наследовали отцовскую должность; третий сын его — Стенкиль был королем шведским, равно как и сын последнего Инге, проведший часть своей молодости в России у дяди Ейлифа. К княжению Ярослава относятся первые положительные известия о столкновениях русских с финскими племенами: под 1032 годом встречаем известие, что какой-то Улеб (очень быть может, что Ульф — сын Рагнвальда) ходил из Новгорода на Железные ворота, но, как видно, поход был неудачен, потому что из дружины Улебовой мало возвратилось народу. 80 верст к югу от Устьсысольска, у села Водча, находится городок, по-зырянски Карил, т. е. городовой холм; предание и теперь называет это место Железными воротами. В 1042 году Владимир, сын Ярослава, посаженный отцом в Новгороде, ходил на ямь, победил это племя, но потерял коней в дороге от мора. Приведя в связь это известие с предыдущим, можно думать, что поход Владимира был предпринят по следам Улебовым в ту же сторону, на северо-восток, к берегам Северной Двины; таким образом, мы получим верное известие о начале утверждения русских владений в этих странах. Еще ранее, в 1030 году, сам Ярослав утвердил свою власть на западном берегу Чудского озера; это утверждение произошло обычным образом — построением города: основан был Юрьев, нынешний Дерпт. Из походов на западные дикие народы упоминается поход на ятвягов, и в первый раз поход на Литву: эти походы были предприняты, как видно, с целью не покорения, а только отражения набегов. Важнее были отношения к Польше: в 1025[49] году, после королевской коронации своей, умер Болеслав Храбрый. Ему наследовал сын его, Мечислав II, неспособный удержать отцовские приобретения. Мечислав, по обычаю, начал тем, что выгнал брата своего Оттона, или Безпрема; тот обратился к соседним государям с просьбою о помощи, вследствие чего венгры отняли у Польши землю словаков и часть Моравии; скоро потеряна была и вся Моравия. Мы видели, что у чехов младший князь Олдрих выгнал старшего брата Яромира и стал единовластителем. Сын Олдриха Брячислав в 1028[50] году выступил против поляков и отнял у них остальную часть Моравии, прогнал венгров из другой и соединил снова Моравию с Богемиею. Мечислав принужден был уступить чехам Моравню, немцам — лужичей и поделиться с братом Польшею; но этот брат не был так уживчив, как русский Мстислав: он выгнал Мечислава в свою очередь, но скоро был убит своими за тиранство. Мечислав возвратился на престол, однако не мог поправить свои дела и признал себя вассалом императора Конрада II. Если западные соседи воспользовались смертию Храброго, чтобы отнять у Польши его завоевания, то и русский князь должен был также воспользоваться этим удобным случаем. Еще при жизни Болеслава, в 1022[51] году, управившись с Брячиславом полоцким, Ярослав ходил осаждать Брест, удачно, или нет — неизвестно; возгоревшаяся в это время борьба с Мстиславом тмутараканским не могла позволить Ярославу продолжать свои неприязненные движения на Польшу; но, помирившись с Мстиславом в 1030[52] году, Ярослав снова предпринимает поход на Польшу, и берет Бельз. В следующем 1031[53] году оба брата — Ярослав и Мстислав собрали много войска и выступили в Польшу, взяли опять города Червенские, и повоевали Польскую землю, много ляхов привели и разделили между собою, говорит летописец. Ослабленным положением Польши воспользовались опять соседи; у чехов по смерти Олдриха вступил на престол сын его, уже известный прежними счастливыми войнами с Польшею, Брячислав I, один из самых талантливых и деятельных князей чешских. Брячислав напал на Польшу и брал города ее и целые области без сопротивления. Но это усиление чехов на счет Польши спасло последнюю; политика германских императоров не могла допустить усиления одного славянского владения на счет другого: ей нужно было разделение и вражда между ними, и потому император Генрих III объявил войну Брячиславу и принял в свое покровительство Казимира. После упорного сопротивления Брячислав принужден был признать свою подчиненность Империи, отказаться от дальнейших видов на Польшу, но удержал свое завоевание — землю Вратиславскую (Бреславскую) в Силезии. Между тем Казимир, вошедши с немецким отрядом в Польшу, был с радостию принят тою частию народонаселения, которая утомилась смутами анархии и жаждала восстановления порядка; порядок был восстановлен по ту сторону Вислы, но в Мазовии Моислав, один из дружинников прежнего князя Мечислава, пользуясь анархиею, объявил себя независимым, вооружился против Казимира, призвав на помощь языческих пруссов, литву и славян поморских; этот союз намекает, что в борьбе Моислава против Казимира боролось язычество с христианством. Но Казимир в этой борьбе нашел себе сильного союзника в русском князе. Еще в 1041[54] году, вслед за походом против Литвы, Ярослав предпринимал поход в Мазовию на лодках. Быть может, уже тогда был заключен союз с Казимиром, но можно полагать также, что поход в Мазовию был предпринят вследствие союза Моиславова с литовцами, врагами Ярослава, и уже союз с Казимиром был следствием вражды против Моислава. В 1043[55] году Казимир вступил в родство с Ярославом, женился на сестре его, Доброгневе, или Марии, получил за нею богатое приданое, но вместо вена отдал Ярославу 800 пленников, взятых Болеславом из Руси. Следствием такого тесного союза было то, что в том же году упоминается о двукратном походе Ярослава на Мазовию; в 1047[56] году русский князь отправился опять с войском на помощь Казимиру против Моислава; последний был разбит и убит, Мазовия подчинилась снова Пястам. Союз с Польшею был скреплен еще браком Изяслава, одного из сыновей Ярославовых, на сестре Казимировой. Есть известия, более или менее вероятные, о брачных союзах Ярославова семейства с другими владельческими домами в Европе: о браке Гарольда норвежского на Ярославовой дочери Елизавете, короля венгерского Андрея — на Анастасии, Генриха I французского -на Анне; о браке Всеволода Ярославича на царевне греческой, дочери Константина Мономаха, также о браке двоих неизвестных по имени сыновей Ярославовых на двух немецких княжнах.

Ко времени Ярослава относится последнее враждебное столкновение с Византиею. Греческая торговля была очень важна для Руси, была одним из главных источников обогащения народа и казны княжеской; ее поддержание и после было одною из главных забот наших князей, должно было быть и одною из главных забот Ярослава. Греки поссорились с русскими купцами, и один из последних был даже убит в этой ссоре. Русский князь не мог позволить подобных поступков и в 1043[57] году отправил на греков старшего сына своего Владимира, давши ему много войска, и воеводу, или тысяцкого своего Вышату. Владимир пошел в лодках, но на пути от Дуная в Царьград поднялась буря, разбила русские корабли и, между прочим, корабль князя Владимира, так что последний должен был пересесть уже на корабль одного из воевод Ярославовых, Ивана Творимирича. Остальные воины, числом 6000, кроме дружины, были выкинуты на берег; они хотели возвратиться в Русь, но никто из дружины не хотел идти с ними в начальниках. Тогда Вышата сказал: «Я пойду с ними; жив ли останусь, погибну ли — все лучше вместе с своими». Когда греки узнали, что русские корабли разбиты бурею, то император Константин Мономах послал за ними погоню; Владимир возвратился, разбил греческие корабли и пришел назад в Русь. Но не так был счастлив Вышата -его отряд был окружен греками при городе Варне, взят в плен и приведен в Константинополь, где многих русских ослепили; только через три года, когда заключили мир, отпущен был Вышата в Русь к Ярославу. Чем обнаруживалась вражда в продолжение трех лет, неизвестно; на каких условиях был заключен мир, также неизвестно. Вероятно, Ярослав поспешил прекратить вражду с греками.

О набегах печенежских, кроме упомянутых выше при борьбе Ярослава с Святополком, древнейшие списки летописи сообщают известие под 1036[58] годом. Находясь в это время в Новгороде, Ярослав узнал, что печенеги осаждают Киев; он собрал много войска, варягов и новгородцев, и вступил в Киев., Печенегов было бесчисленное множество; Ярослав вышел из города и расположил свое войско так: варягов поставил посередине, киевлян — на правом крыле, а новгородцев — на левом; и началась битва перед крепостью. После злой сечи едва к вечеру успел Ярослав одолеть печенегов, которых погибло множество от меча и перетонуло в реках во время бегства. После этого поражения имя печенегов хотя и не исчезает совершенно в летописи, однако нападения их на Русь прекращаются.

Относительно внутренней деятельности Ярослава упоминаются распоряжения в Новгороде. Сам Ярослав, княжа здесь, отказался платить дань в Киев; ясно, что он не мог установить снова этот платеж, ставши князем киевским, тем более что новгородцы оказали ему такие услуги; вот почему он дал им финансовую льготную грамоту, на которую они ссылаются впоследствии при столкновениях с князьями. Вместо себя Ярослав оставил в Новгороде сначала сына своего Илью, а потом, по смерти его, — другого сына Владимира и по смерти последнего — третьего сына Изяслава. В связи с этими распоряжениями Ярослава находится известие о заточении и смерти Константина, сына Добрыни: Ярослав, сказано в летописи, рассердился на него, заточил в Ростов и потом на третий год велел убить в Муроме. Быть может, Константин хотел большего для новгородцев за их услугу, чем сколько давал Ярослав; быть может также, Константин, как дядя великого князя, как сын Добрыни, хотел большего для себя.

Из дел церковных в княжение Ярослава замечательно поставление митрополита Илариона русина, независимо от византийского патриарха, собором русских епископов, что было следствием недавней вражды с греками. Как видно, поведение прежнего митрополита Феопемта во время этой вражды было таково, что Ярослав хотел на будущее время предохранить себя от подобного в случае нового разрыва.

________________________________________________________________

В 1054[59] году умер Ярослав. Он, как видно, не заслужил такой приятной памяти в народе, как отец его; несмотря на то, и его деятельность имеет важное значение в нашей начальной истории; в скандинавских сагах Ярослава называют скупым, но этот отзыв может служить ему только в похвалу: и отец его, который вовсе не был скуп, не любил, однако, удовлетворять жадности норманских наемников, которые особенно любили приобретать; раздача большой суммы денег новгородцам скорее будет свидетельствовать о щедрости Ярослава. По отзыву летописи, Ярослав был на своем месте: «он был хромоног, но ум у него был добрый, и на рати был он храбр»; прибавлена еще замечательная черта, что он был христианин, и сам книги читал.

Последнее обстоятельство было чрезвычайно важно для преемника Владимирова. В приведенном известии значение христианина тесно связано в Ярославе с чтением книг; Владимир не читал сам книг, он мог только слушать священное писание; сын его Ярослав сам читал книги, был представителем нового поколения грамотных христиан, выученных при Владимире, которые могли находить для себя утверждение в вере в книгах священных. Уже при Владимире греческое духовенство единственным средством распространения и утверждения христианства считало грамотность, учение книгам; сын Владимира сам читал книги, сам был утвержденным христианином, и потому, разумеется, в его княжение христианство и грамотность должны были распространяться. И точно, по свидетельству летописи, христианство начало преимущественно распространяться при Ярославе; при нем начали также умножаться монахи. Ярослав, говорит летопись, любил церковные уставы, очень любил попов, но больше всего монахов; книги читал часто, ночью и днем, собрал много писцов; они переводили книги с греческого на славянский, и переписали много книг, много он и купил их. Отец его Владимир распахал землю и умягчил, т. е. просветил крещением, Ярослав насеял книжными словами сердца верных людей, а мы, прибавляет летописец, пожинаем, принимая книжное учение. Сравнение очень важное: в нем ясно указано значение деятельности Владимира и Ярослава и постепенность движения: при одном имело место крещение, при другом — надлежащее наставление в вере. При книгах нужны были особенно церкви и грамотные священники, которые могли бы учить народ неграмотный. Ярослав строил церкви по городам и местам неогороженным, ставил при них священников, которым давал содержание из собственного имущества, приказывая им учить людей и приходить часто к церквам. При Ярославе в Новгороде было сделано то же, что при Владимире в Киеве: князь велел собрать у старост и священников детей (300 человек)[60] и учить их книгам.

Кроме этой деятельности, княжение Ярослава важно еще в других отношениях: подобно отцу Владимиру, Ярослав не был князем только в значении вождя дружины, который стремится в дальние стороны за завоеваниями, славою и добычею; Ярослав, как видно, был более князем-нарядником страны. Он любил церковные уставы, был знаком с ними: неудивительно, что к его времени относится и первый писаный устав гражданский, так называемая Русская Правда. Подобно отцу, Владимиру, Ярослав следовал совету Добрыни, что народы, ходящие в сапогах, не будут охотно давать дани, и потому не любил войны с ними, а преимущественно обращал свое оружие на варваров — чудь, литву, ятвягов. Мы не знаем, какими собственно расчетами руководился Ярослав в польских отношениях; но знаем, что он, возвратив свое, принял сторону порядка и христианства, не захотел усиливать варварства и победою над Моиславом мазовецким нанес последнему сильный удар. Наконец, Ярослав, подобно отцу своему и вещему Олегу, населял пустынные пространства, строил города; от языческого имени его получил название Ярославль на Волге, от христианского — Юрьев (Дерпт), в земле Чудской; он огородил острожками южную границу Руси со степью; в 1031[61] году поселил пленных поляков по реке Роси, с следующем начал ставить здесь города.

___________________________________________

З аключение.

Пора подвести итоги по нашему вопросу. Что же можно сказать о правлении каждого из князей? Как в их деяниях проявлялся характер? И в конце-то концов выяснить, кто из них был личностью, а кто – нет. И были ли вообще личности в те времена?

Конечно, были! А как же иначе оценивать Олега и Ольгу, проявлявших такие извороты хитрости и ума, которые не под силу многим современным людям. А как же еще назвать Владимира I и Ярослава Мудрого, совершивших культурный, религиозный и общественный перевороты в это древнее время, поднявшие Русь на новый уровень. Ведь это они превратили древнюю первобытную Русь в раннее феодальное государство. А Святослав, князь прославившийся своим патриотизмом и военной мощью, увеличивший размеры русского государства почти в два раза? Разве можно совершить такие перевороты и не быть харизматичным и выдающимся человеком? Лишь только князь Игорь не смог достойно проявить себя. Он слишком бледно смотрелся на фоне Олега и Ольги, княжившими до него и после. Он не добыл такой огромной славы в боях, как Олег, хотя и ходил во много походов. Игорь также ничего не сделал и внутри государства своего, оставляя все эти дела на Ольгу (сам он все время был в походах).

Да, личность проявлялась даже в эпоху древней Руси. Пожалуй, тогда даже в большей степени, чем сегодня. Ведь именно тогда особенно нужны были такие люди, толкающие страну на развитие, вызывающие в обществе коренные перевороты.

С писок использованной литературы.

1. Костомаров Н.И. – «Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей» — М.: Мысль. 1993.

2. Соловьев С.М. «История России с древнейших времен.» — том 1:.1998.

3. Карамзин Н.М. «История государства Российского» — том 1: М. 1989.

4. Кожинов В. «Ярослав Мудрый» // Наш современник – 1991 — №11.

5. Кожинов В. «Цесарь – каган Ярослав Мудрый» // Родина – 1994 — №1.

[1] Карамзин – «История государства российского» — том1 М. 1989 – стр. 99

[2] — Карамзин – «История государства российского» — том1 М. 1989 – стр.100

[3] — Соловьев С.М. «История России с древнейших времен.» — том 1:.1998. – стр.103

[4] — Соловьев С.М. «История России с древнейших времен.» — том 1:.1998. – стр.104

[5] — Карамзин – «История государства российского» — том1 М. 1989 – стр. 103

[6] — Соловьев С.М. «История России с древнейших времен.» — том 1:.1998. – стр. 108

[7] — Соловьев С.М. «История России с древнейших времен.» — том 1:.1998. – стр. 109

[8] — Соловьев С.М. «История России с древнейших времен.» — том 1:.1998. – стр. 109

[9] — Соловьев С.М. «История России с древнейших времен.» — том 1:.1998. – стр. 109

[10] — Соловьев С.М. «История России с древнейших времен.» — том 1:.1998. – стр. 109

[11] — Соловьев С.М. «История России с древнейших времен.» — том 1:.1998. – стр. 110

[12] — Соловьев С.М. «История России с древнейших времен.» — том 1:.1998. – стр.110

[13] — Соловьев С.М. «История России с древнейших времен.» — том 1:.1998. – стр.113

[14] — Соловьев С.М. «История России с древнейших времен.» — том 1:.1998. – стр.114

[15] — Ольга – Божественная.(сканд.).

[16] — Имя скандинавское. Ведь у варягов Рюриковичей было принято женить своих сыновей на девицах со скандинавскими именами.

[17] — проповедь Владимира, архиепископа Ташкентского и Среднеазиатского.

[18] — Соловьев С.М. «История России с древнейших времен.» — том 1:.1998 – стр. 114

[19] — проповедь Владимира, архиепископа Ташкентского и Среднеазиатского.

[20] — Соловьев С.М. «История России с древнейших времен.» — том 1:.1998 – стр.122

[21] — Соловьев С.М. «История России с древнейших времен.» — том 1:.1998 – стр.122

[22] — Карамзин – «История государства российского» — том1 М. 1967– стр.126

[23] — Карамзин – «История государства российского» — том1 М. 1967– стр.126

[24] — проповедь Владимира, архиепископа Ташкентского и Среднеазиатского.

[25] — проповедь Владимира, архиепископа Ташкентского и Среднеазиатского.

[26] — Карамзин – «История государства российского» — том1 М. 1989– стр.126

[27] — Карамзин – «История государства российского» — том1 М. 1989– стр. 128

[28] — Карамзин – «История государства российского» — том1 М. 1989– стр. 127

[29] — Карамзин – «История государства российского» — том1 М. 1989– стр. 129

[30] Карамзин – «История государства российского» — том1 М. 1989– стр.129

[31] — Костомаров Н.И. – «Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей» — М.: Мысль. 1993. –стр. 5

[32] — Костомаров Н.И. – «Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей» — М.: Мысль. 1993.-стр.6

[33] — Костомаров Н.И. – «Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей» — М.: Мысль. 1993. – стр. 7

[34] — Костомаров Н.И. – «Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей» — М.: Мысль. 1993. – стр. 7

[35] — Костомаров Н.И. – «Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей» — М.: Мысль. 1993. –стр. 6.

[36] — Кожинов В. «Ярослав Мудрый» // Наш современник – 1991 — №11.

[37] — Кожинов В. «Ярослав Мудрый» // Наш современник – 1991 — №11.

[38] — Соловьев С.М. «История России с древнейших времен.» — том 1:.1998 – стр.169

[39] — Костомаров Н.И. – «Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей» — М.: Мысль. 1993. – стр.7

[40] — Костомаров Н.И. – «Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей» — М.: Мысль. 1993. – стр. 7

[41] — Кожинов В. «Цесарь – каган Ярослав Мудрый» // Родина – 1994 — №1.

[42] — Костомаров Н.И. – «Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей» — М.: Мысль. 1993. – стр.11

[43] — Костомаров Н.И. – «Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей» — М.: Мысль. 1993. –стр. 12

[44] — Соловьев С.М. «История России с древнейших времен.» — том 1:.1998 – стр.185

[45] — Соловьев С.М. «История России с древнейших времен.» — том 1:.1998 – стр.186

[46] — Костомаров Н.И. – «Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей» — М.: Мысль. 1993. –стр. 13

[47] — Соловьев С.М. «История России с древнейших времен.» — том 1:.1998 – стр.186

[48] — Соловьев С.М. «История России с древнейших времен.» — том 1:.1998 – стр.186

[49] — Соловьев С.М. «История России с древнейших времен.» — том 1:.1998 – стр. 187

[50] — Соловьев С.М. «История России с древнейших времен.» — том 1:.1998 – стр.188

[51] — Кожинов В. «Цесарь – каган Ярослав Мудрый» // Родина – 1994 — №1.

[52] — Кожинов В. «Цесарь – каган Ярослав Мудрый» // Родина – 1994 — №1.

[53] — Кожинов В. «Цесарь – каган Ярослав Мудрый» // Родина – 1994 — №1.

[54] — Кожинов В. «Цесарь – каган Ярослав Мудрый» // Родина – 1994 — №1.

[55] — Кожинов В. «Цесарь – каган Ярослав Мудрый» // Родина – 1994 — №1.

[56] — Кожинов В. «Цесарь – каган Ярослав Мудрый» // Родина – 1994 — №1.

[57] — Кожинов В. «Ярослав Мудрый» // Наш современник – 1991 — №11.

[58] — Кожинов В. «Ярослав Мудрый» // Наш современник – 1991 — №11.

[59] — Кожинов В. «Ярослав Мудрый» // Наш современник – 1991 — №11.

[60] — Кожинов В. «Цесарь – каган Ярослав Мудрый» // Родина – 1994 — №1.

[61] — Кожинов В. «Цесарь – каган Ярослав Мудрый» // Родина – 1994 — №1.

www.ronl.ru

Реферат - Люди и нравы Древней Руси

Федеральное агентство по здравоохранению и социальному развитию РФ

Северный государственный медицинский университет

Факультет менеджмента

КОНТРОЛЬНАЯ РАБОТА

по дисциплине История Отечества

на тему:

«Люди и нравы Древней Руси»

студентки Бобыкиной Ольги Викторовны

шифр: ЭЗС – 080802

специальность: 080103.65, курс 1

«Национальная экономика»

форма обучения: заочная

Проверила: преподаватель Игумнова М.Б.

Архангельск

2009

СОДЕРЖАНИЕ

Введение

1 Внешний вид древних славян

2 Характер славян

3 Брачные и семейные отношения

4 Хозяйственная деятельность

5 Культура

6 Общественное устройство

7 Религиозные представления

Заключение

Список использованной литературы

ВВЕДЕНИЕ

Нет никаких несомненно достоверных сведений о происхождении славянских племён, так как это было настолько давно, что их не сохранилось, а может, и не имелось. Только у греков и римлян сохранилась информация о нашем древнем отечестве.

Первоначальные сведения о славянах носили мифический и недостоверный характер и относятся к путешествию аргонавтов, совершённому «веков за 12 до Рождества Христова»[1]. Карамзин в своей истории государства Российского пишет: «…великая часть Европы и Азии, именуемая ныне Россиею, в умеренных её климатах была искони обитаема, но дикими, во глубину невежества погружёнными народами, которые не ознаменовали бытия своего никакими собственными историческими памятниками»[2] .

Первые сведения о славянах передал нам Геродот, писавший в 445 г. до н.э., называя их при этом скифами. «Скифы, называясь разными именами, вели жизнь кочевую,…более всего любили свободу; не знали никаких искусств, кроме одного: «везде настигать неприятелей, и везде от них скрываться»[3] .

Говоря о природе «Скифии Российской», Геродот описывал её так: «сия земля … была необозримою равниною, гладкою и безлесною; только между Тавридою и Днепровским устьем находились леса… зима продолжается там 8 месяцев, и воздух в сие время, по словам Скифов, бывает наполнен летающими перьями, то есть, снегом; что море Азовское замерзает, жители ездят на санях через неподвижную глубину его, и даже конные сражаются на воде, густеющей от холода; что гром гремит и молния блистает у них единственно летом»[4] .

Византийские летописи упоминают о славянах уже в конце 5 века, описывая «свойства, образ жизни и войны, обыкновения и нравы Славян, отличные от характера Немецких и Сарматских племён: доказательство, что сей народ был мало известен Грекам, обитая во глубине России, Польши, Литвы, Пруссии, в странах отдалённых и как бы непроницаемых для их любопытства»[5] .

Арабский путешественник Ибн Руста пишет о славянских землях так: «…между странами печенегов и славян расстояние в 10 дней пути… Путь в эту сторону идёт по степям и бездорожным землям через ручьи и дремучие леса. Страна славян – ровная и лесистая, и они в ней живут»[6] .

Карамзин пишет, что славяне «под сим именем, достойным людей воинственных и храбрых, ибо его можно производить от славы, — и народ коего бытие мы едва знали, с шестого века занимает великую часть Европы»[7] .

Таким образом, не имея достаточно сведений о том, откуда и когда славяне появились на территории современной России, рассмотрим, какими они были и как жили задолго до образования государства.

1 Внешний вид древних славян

Несомненно, характер природы, где жили славяне, повлиял и на их сложение, и на быт, и на характер.

Суровые погодные условия сформировали и характер самих движений людей. Если более мягкий климат способствует неторопливым, размеренным движениям, то «житель полунощных земель любит движение, согревая им кровь свою; любит деятельность; привыкает сносить частые перемены воздуха, и терпением укрепляется»[8]. По описанию современных историков, славяне были бодрыми, сильными, неутомимыми. Думается, можно без каких-либо комментариев привести здесь выдержку из «Истории Государства Российского» Карамзина: «Презирая непогоды, свойственные климату северному, они сносили голод и всякую нужду; питались самою грубою, сырою пищею; удивляли Греков своею быстротою; с чрезвычайною лёгкостию всходили на крутизны, спускались в расселины; смело бросались в опасные болота и в глубокие реки. Думая без сомнения, что главная красота мужа есть крепость в теле, сила в руках и лёгкость в движениях, Славяне мало пеклися о своей наружности: в грязи, в пыли без всякой опрятности в одежде, являлись во многочисленном собрании людей. Греки, осуждая сию нечистоту, хвалят их стройность, высокий рост и мужественную приятность лица. Загорая от жарких лучей солнца, они казались смуглыми, и все без исключения были русые, подобно другим коренным европейцам»[9]. В своих примечаниях к изданию вышеназванного труда Карамзин отмечает: «Некоторые пишут, что Славяне омывались три раза во всю жизнь свою: в день рождения, женитьбы и смерти»[10] .

Словом, в описаниях современников мы видим славян здоровыми, крепкими, красивыми людьми.

Что касается одежды, сведений на этот счёт мы почти не имеем. Известно только, что она была достаточно простой и была призвана укрывать от непогоды, минуя роскошь и вычурность: «Славяне в 6 веке сражались без кафтанов, некоторые даже без рубах, в одних портах. Кожи зверей, лесных и домашних, согревали их в холодное время. Женщины носили длинное платье, украшаясь бисером и металлами, добытыми на войне или вымененными у купцов иностранных»[11]. Некоторые историки говорят даже, что одежда менялась только в том случае, когда она уже полностью теряла свою пригодность.

2 Характер славян

Геродот описывает характер древних славян-скифов так: «в надежде на свою храбрость и многочисленность, они не боялись никакого врага; пили кровь убитых неприятелей, выделанную кожу их употребляя вместо одежды, а черепы вместо сосудов, и в образе меча поклонялись богу войны, как главе других мнимых богов»[12]. Послы же описывали свой народ тихим и миролюбивым. Но в 6 веке славяне доказали Греции, что храбрость была их природным свойством. «Несколько времени славяне убегали сражений в открытых полях и боялись крепостей; но узнав, как ряды Легионов Римских могут быть разрываемы нападением быстрым и смелым, уже нигде не отказывались от битвы, и скоро научились брать места укреплённые. Греческие летописи не упоминают ни об одном главном или общем Полководце Славян: они имели вождей только частных; сражались не стеною, не рядами сомкнутыми, но толпами рассеянными, и всегда пешие, следуя не общему велению, не единой мысли начальника, а внушению совей особенной, личной смелости и мужества; не зная благоразумной осторожности, которая предвидит опасность и бережёт людей, но бросаясь прямо в середину врагов»[13] .

Византийские историки пишут, что славяне, «сверх их обыкновенной храбрости, имели особенное искусство биться в ущельях, скрываться в траве, изумлять неприятелей мгновенным нападением и брать их в плен»[14] .

Так же необыкновенно удивляет современников искусство славян долгое время находиться в реках и дышать свободно посредством сквозных тростей, выставляя конец их на поверхность воды, что свидетельствует об их изобретательности и терпении. «Древнее оружие славянское состояло в мечах, дротиках, стрелах, намазанных ядом, и в больших, весьма тяжёлых щитах»[15] .

Восхищало также и мужество славян, так как попавшие в плен «сносили всякое истязание с удивительной твёрдостию, без вопля и стона; умирали в муках и не ответствовали ни слова на расспросы врага о числе и замысле войска их»[16] .

Но в мирное время славяне славились (не принимать за тавтологию!) добродушием: «они не знали ни лукавства, ни злости; хранили древнюю простоту нравов, неизвестную тогдашним Грекам; обходились с пленными дружелюбно и назначали всегда срок для их рабства, отдавая им на волю, или выкупить себя и возвратиться в отечество, или жить с ними в свободе и братстве»[17] .

Столь же редким, по-видимому, в других народах было славянское гостеприимство, которое сохранилось в наших обычаях и характере до сих пор. «Всякой путешественник был для них как бы священным: встречали его с ласкою, угощали с радостию, провожали с благословением и сдавали друг другу на руки. Хозяин ответствовал народу за безопасность чужеземца, и кто не сумел сберечь гостя от беды или неприятности, тому мстили соседы за сие оскорбление как за собственное. Славянин, выходя из дому, оставлял дверь отворенную и пищу готовую для странника. Купцы, ремесленники охотно посещали Славян, между которыми не было для них ни воров, ни разбойников, но бедному человеку, не имевшему способа хорошо угостить иностранца, позволялось украсть всё нужное для того у соседа богатого: важный долг гостеприимства оправдывал и самое преступление»[18]. Кроме того, «славянин считал дозволенным украсть для угощения странника, потому что этим угощением он возвышал славу целого рода, целого селения, которое потому и снисходительно смотрело на кражу: это было угощение на счёт целого рода»[19] .

Соловьёв объясняет гостеприимство целым рядом причин: возможность развлечься, слушая рассказы о путешествиях; возможность научиться многому новому: «бояться одинокого человека было нечего, научиться у него можно было многому»[20]; религиозный страх: «каждое жилище, очаг каждого дома был местопребыванием домашнего божества; странник, входивший в дом, отдавался под покровительство этого божества; оскорбить странника значило оскорбить божество»[21]; и, наконец, прославление своего рода: «странник, хорошо принятый и угощённый, разносил добрую славу о человеке и роде гостеприимном»[22] .

3 Брачные и семейные отношения

Современники древних славян высоко оценивают целомудрие и супружескую верность последних: «Требуя от невест доказательства их девственной непорочности, они считали за святую для себя обязанность быть верными супругам»[23]. В примечаниях к изданию «Истории Государства Российского» Карамзин пишет, что прелюбодеяние наказывалось очень строго и даже жестоко: виновному предоставлялся выбор, стать евнухом или умереть.

С другой стороны, есть сведения, что не все племена славянские чтили институт брака. В русской летописи мы читаем, что «поляне были образованнее других, кротки и тихи обычаем; стыдливость украшала их жён; брак издревле считался святой обязанностью между ними; мир и целомудрие господствовали в семействах. Древляне же имели обычаи дикие, подобно зверям, с коими они жили среди лесов тёмных, питаясь всякою нечистотою; в распрях и ссорах убивали друг друга; не знали браков, основанных на взаимном согласии родителей и супругов, но уводили или похищали девиц. Северяне, Радимичи и Вятичи уподоблялись нравами Древлянам; также не ведали ни целомудрия, ни союзов брачных; но молодые люди обоего пола сходились на игрища между селениями: женихи выбирали невест, и без всяких обрядов соглашались жить с ними вместе; многоженство было у них в обыкновении»[24]. Соловьёв, основываясь на той же летописи, утверждает, что многоженство у славянских племён – несомненное явление.[25]

Таким же несомненным является обычай вдов сжигать себя не костре, вместе с трупом умершего мужа, так как вдова, оставшаяся жить, приносила семье бесчестье. Об этом свидетельствуют многие современники и летописцы. Ибн Руста пишет: «Когда умирает у них кто-либо, труп его сжигают. Женщины же, когда случается у них покойник, царапают себе ножом руки и лица. На другой день после сожжения покойника они идут на место, где это происходило, собирают пепел с того места и кладут его на холм. И по прошествии года после смерти покойника берут они бочонков двадцать или больше мёда, отправляются на тот холм, где собирается семья покойного, едят там и пьют, а затем расходятся… И если у покойника было три жены и одна из них утверждает, что она особенно любила его, то она приносит к его трупу два столба, их вбивают стоймя в землю, потом кладут третий столб поперёк, привязывают посреди этой перекладины верёвку, она становится на скамейку и конец верёвки завязывает вокруг своей шеи. После того, как она так сделает, скамью убирают из-под неё, и она остаётся повисшей, пока не задохнётся и не умрёт, после чего её бросают в огонь, где она и сгорает»[26]. Соловьёв комментирует этот обычай так: «Если женщина выходила замуж в чужой род, то при строгом и ревнивом надзоре новых родичей муж был единственным существом, от которого она ждала любви и покровительства; умирал муж – положение жены, лишившейся единственной подпоры, единственного звена, соединявшего её с чужою семьёю, становилось горько»[27] .

Заслуживает внимания также обыкновение умерщвлять членов своих семей в случаях, предусмотренными негласными законами того времени. «Всякая мать имела право умертвить новорожденную дочь, когда семейство было уже слишком многочисленно, но обязывалась хранить жизнь сына, рождённого служить отечеству»[28]. Существовало также право детей умерщвлять родителей, старых и больных, тягостных для семейства и бесполезных согражданам[29], но в тоже время наши предки «…славились почтением к родителям, и всегда пеклись об их благосостоянии»[30] .

Что же касается внутрисемейных отношений, то мужья считали жён своей собственностью, не смевшей ни жаловаться, ни противоречить, имеющих только одно дело: вести домашнее хозяйство и воспитывать детей.

«Мать, воспитывая детей, готовила их быть воинами и непримиримыми врагами тех людей, которые оскорбили их ближних: ибо Славяне, подобно другим народам языческим, стыдились забывать обиду. Страх неумолимой мести отвращал иногда злодеяния: в случае убийства не только сам преступник, но и весь род его беспрестанно ожидал своей гибели от детей убитого, которые требовали кровь за кровь»[31] .

4 Хозяйственная деятельность

Несмотря на то, что Геродот назвал славян кочевниками, славяне всё же вели не кочевой, а оседлый образ жизни. «Оседлость славян надо понимать в том смысле, что главный капитал их состоял не в стадах и табунах, а в земле, и хозяйство было основано на эксплуатации земли. Но эта оседлость была непрочна, так как, истощив пашню на одном месте, славяне легко покидали своё жилище и искали другого. Таким образом, посёлки славян имели первоначально очень подвижный характер… Области, в которых приходилось жить и пахать славянам, были лесные, поэтому рядом с земледелием возникла и эксплуатация лесов, развиты лесные промыслы, бортничество и охота с целью промышленною. Воск, мёд и шкуры были искони предметами торговли, которыми славилась Русь»[32] .

Ибн Руста пишет: «И нет у них виноградных и пахотных полей. И есть у них нечто вроде бочонков, сделанных из дерева, в которых находятся ульи и мёд… и из одного бочонка добывается до 10 кувшинов мёду. И они народ, пасущий свиней, как мы овец… большая часть их посевов из проса… Рабочего скота у них немного»[33]. Спорное утверждение арабского путешественника об отсутствии пашен, так как купцы, прибывающие в земли славянские, меняли свой товар, среди прочего, на скот и хлеб.

В пище славяне овольствовались простыми продуктами: «В 6 веке Славяне питались просом, гречихою и молоком; а после выучились готовить разные вкусные яства, не жалея ничего для весёлого угощения друзей, и доказывая в таком случае своё радушие изобильною трапезою… Мёд был их любимым питием: вероятно, что они сначала делали его из мёду лесных, диких пчёл; а наконец и сами разводили их»[34]. Об этом же говорит Ибн Руста: «Их хмельной напиток из мёда»[35] .

Таким образом, будучи занятыми земледелием и скотоводством, славяне «имели всё нужное для человека; не боялись ни голода, ни свирепостей зимы: поля и животные давали им пищу и одежду»[36] .

Торговля в славянских землях тоже имела место быть. Обычай гостеприимства и запрет на убийство чужеземцев гарантировали безопасность, и купцы привозили товары и меняли их на «скот, полотно, кожи, хлеб и разную воинскую добычу»[37]. Карамзин отмечает, что денежного обращения славяне не знали, и торговля состояла лишь в обмене. Золото славяне брали только как товар.

Учитывая непостоянное пребывание на одном месте и участие в военных походах, наши предки несколько беспечно относились к построению жилищ. «Самые города Славянские были не что иное, как собрание хижин, окружённых забором или земляным валом. Там возвышались храмы идолов…»[38]

Соловьёв пишет: «Иностранные писатели говорят, что славяне жили в дрянных избах, находящихся в далёком расстоянии друг от друга, и часто переменяли место жительства. Такая непрочность и частая перемена жилищ была следствием беспрерывной опасности, которая грозила славянам и от своих родовых усобиц, и от нашествий чуждых народов. Вот почему славяне вели тот образ жизни, о котором говорит Маврикий: «У них недоступные жилища в лесах, при реках, болотах и озёрах; в домах своих они устраивают многие выходы на всякий опасный случай; необходимые вещи скрывают под землёю, не имея ничего лишнего наружи, но живя, как разбойники»[39] .

5 Культура

Как всякий народ, славяне «имели некоторое понятие об искусствах… Они вырезывали на дереве образы человека, птиц, зверей и красили их разными цветами, которые не изменялись от солнечного света и не смывались дождём. В древних могилах…нашлися многие глиняные урны, весьма хорошо сделанные, с изображением львов, медведей, орлов, и покрытые лаком; также копья, ножи, мечи, кинжалы, искусно выработанные, с серебряною оправою и насечкою»[40]. «Памятником каменосечного искусства древних Славян остались большие, гладко обделанные плиты, на коих выдолблены изображения рук, пят, копыт и проч.»[41] .

Музыка занимала прочное место в жизни славян. Ибн Руста отмечает: «Есть у них разного рода лютни, гусли и свирели. Их свирели длинной в два локтя, лютня же семиструнная»[42]. Музыка, очевидно, сопровождала славянина во всех делах, на протяжении всей его жизни. Есть свидетельства, что инструменты они брали даже в военные походы, и в одном из них так увлеклись пением, что были схвачены противником без всякого сопротивления. Особо нужно упомянуть о пляске: «…она состоит в том, чтобы, в сильном напряжении мышцей, взмахивать руками, вертеться на одном месте, приседать, топать ногами, и соответствует характеру людей крепких, деятельных, неутомимых»[43] .

Карамзин считает, что и игры народные, «борьба, кулачный бой, беганье взапуски, остались также памятником их древних забав, представляющих нам образ войны и силы»[44] .

Говоря о языке древних славян, он же пишет: «Греки в шестом веке находили его весьма грубым. Выражая первые мысли и потребности людей необразованных, рождённых в климате суровом, он должен был казаться диким в сравнении с языком Греческим… Не имея никаких памятников сего первобытного языка Славянского, можем судить о нём только по новейшим, из коих самыми древними считаются наша Библия и другие церковные книги, переведённые в 9 веке»[45]. До 863 года письменности славяне не имели. Считается, что руны, которыми были расписаны идолы и капища, не имеют под собой какой-либо языковой основы.

6 Общественное устройство

У славян долгое время не было никакого правителя. Каждая семья жила обособленно, и власть в ней принадлежала мужчинам. «Хозяин господствовал в доме: отец над детьми, муж над женою, брат над сёстрами; всякой строил себе хижину особенную, в некотором отдалении от прочих, чтобы жить спокойнее и безопаснее. Лес, ручей, поле, составляли его область, куда страшились зайти слабые и невооружённые. Каждое семейство было маленькою, независимою Республикою; но общие древние обычаи служили между ними некоторою гражданскою связию. В случаях важных единоплеменные сходились вместе советоваться о благе народном, уважая приговор старцев… вместе также, предпринимая воинские походы, избирали Вождей, хотя… и часто не повиновались им в самых битвах. Совершив общее дело и возвратясь домой, всякой опять считал себя большим и главою в своей хижине»[46] .

Только через несколько веков появилось так называемое аристократическое правление, не выборное, полученное за какие-либо заслуги, а передаваемое по наследству от отца к сыну. Первоначально, не имея судов и законов, при разногласиях соплеменники обращались к своим знаменитым согражданам, так как их знаменитость была основана на подвигах и богатстве, добытых войной. А человек, преуспевший в делах военных, многого стоил в глазах соотечественников. «Наконец обыкновение сделалось для одних правом начальствовать, а для иных обязанностию повиноваться. Если сын Героя, славного и богатого, имел великие свойства отца, то он ещё более утверждал власть своего рода.

Сия власть означалась у Славян именами Боярина, Воеводы, Князя, Пана, Жупана, Короля или Краля»[47] .

Боярин – «происходит от боя, и в начале своём могло знаменовать воина отличной храбрости, а после обратилось в народное достоинство»[48] .

Воевода – так «назывались прежде одни воинские начальники; но как они в мирное время умели присвоить себе господство над согражданами, то сие имя знаменовало уже вообще повелителя и властелина…»[49]

Князь – «родилось едва ли не от коня… В Славянских землях кони были драгоценнейшею собственностию: у Поморян в средних веках 30 лошадей составляли великое богатство, и всякой хозяин коня назывался Князем»[50] .

Пан – «богатый владелец»[51] .

Жупан – «…древнее слово Жупа означало селение, а правители их Жупанами, или Старейшинами»[52] .

7 Религиозные представления

Славяне были язычниками. Они обожествляли силы природы и поклонялись им. Самыми древними божествами были Род и Рожаницы. Род – бог вселенной, живущий на небе и давший жизнь всему живому. Позже – это прозвание Перуна как представителя творческих, плодородящих сил природы[53]. Рожаницы – богини славян, женское рождающее начало, дающее жизнь всему живому: человеку, растительному и животному миру. Позже персонифицировались – получили имена собственные, в частности, Макошь[54]. Также славяне поклонялись Белому богу, или Белобогу, «Коему, по их мнению, горние небеса, украшенные светилами лучезарными, служат достойным храмом, и Который печётся только о небесном, избрав других, нижних богов, чад своих, управлять землёю. Его-то, кажется, именовали они преимущественно Белым Богом, и не строили ему храмов, воображая, что смертные не могут иметь с ним сообщения и должны соотноситься в нуждах своих к богам второстепенным…»[55] .

Как в любой другой религии должен был существовать антипод добра – зло. «Славяне…приписывали зло существу особенному, всегдашнему врагу людей; именовали его Чернобогом, старались умилостивить жертвами и в собраниях народных пили из чаши, посвящённой ему и добрым богам»[56]. «Имея лицо, исполненное ярости, он держал в руке копьё, готовое к поражению или больше – к нанесению всяких зол. Этому страшному духу приносились в жертву не только кони и пленные, но и нарочно предоставленные для этого люди. А как все народные бедствия приписывались ему, то в таковых случаях молились ему для отвращения зла. Обитает Чернобог в аду. Вечно сражаются Чернобог и Белобог, победить друг друга не могут, сменяют друг друга день и ночь – олицетворение этих божеств»[57] .

Белобог печётся о Вселенной, а делами людскими управляют «младшие боги». Перечислим наиболее почитаемых славянами.

Сварог – верховный владыка вселенной, родоначальник всех прочих светлых богов или, как называли его славяне – великий, старый бог, прабог, в отношении которого все остальные боги представлялись его детьми[58] .

Перун – первоначально – сын Сварога-неба, огонь-молния. Молнии были его оружие, радуга – его лук, тучи – одежда или борода, гром – далеко звучащее слово, ветры и бури – дыхание, дожди – оплодотворяющее семя. Это самый главный из младших бог славян. «Кумир его … был деревянный, с серебряною головою и золотыми усами».[59] Позднее распался в народном сознании на богов – собственно Перуна, Сварожича, Морского царя и Стрибога[60] .

Сварожич – огонь, сын неба-Сварога.

Стрибог – бог грозы, появляющийся в бурях и вихрях, верховный царь ветров. Изображали его дующим в рога.[61]

Морской царь (Водяной, Чудо-Юдо) – владыка всех вод на земле; Перун дождящий переходит в властителя морей, рек, источников… Морской царь властвует над всеми рыбами и животными, какие только водятся в морях[62] .

Хорс – божество солнца и солнечного диска. Хорсу посвящены два очень крупных языческих праздника в году – дни летнего и зимнего солнцестояния[63] .

Дажебог (Дажбог, Дажьбог, Дашуба) – солнце, сын Сварога. «Как светило вечно-чистое, ослепительное в своём сиянии, пробуждающее земную жизнь, солнце почиталось божеством благим, милосердым, имя его сделалось синонимом счастья. Солнце – творец урожаев, податель пищи, и потому покровитель всех бедных и сирых. Вместе с тем солнце является и карателем всякого зла»[64] .

Самаргл (Семаргл) – бог огня, бог огненных жертвоприношений, посредник между людьми и небесными богами, священная крылатая собака, охранявшая семена и посевы. Как бы олицетворение вооружённого добра. Имеет способность исцелять, ибо он принёс с неба на землю побег дерева жизни[65] .

Мокош (Мокошь, Макоша, Макеша) – одна из главных богинь восточных славян, жена Перуна. Имя её составлено из двух частей: «ма» — мать и «кошь» — кошелка, корзина, кошара. Мокошь – мать наполненных кошей, мать хорошего урожая. Это не богиня плодородия, а богиня итогов хозяйственного года, богиня урожая, подательница благ. Урожай каждый год определяет судьба, поэтому её ещё почитали как богиню судьбы. Обязательный атрибут при её изображении – рог изобилия. Покровительствовала домашнему хозяйству, стригла овец, пряла, наказывала нерадивых. Изображалась как женщина с большой головой и длинными руками, прядущая по ночам в избе[66] .

Ладо – «бог веселия, любви, согласия и всякого благополучия…ему жертвовали вступающие в союз брачный, с усердием воспевая имя его»[67]

Купала – бог земных плодов[68], плодотворящее божество лета[69]

Коляда – «бог торжеств и мира»[70]. Солнце-младенец, в славянской мифологии – воплощение новогоднего цикла.[71]

«Между богами добрыми славился боле прочих Святовид. Он предсказывал будущее и помогал на войне. Кумир его величиною превосходил рост человека, украшался одеждою короткою, сделанною из разного дерева; имел четыре головы, две груди, искусно счёсанные бороды и волосы остриженные; ногами стоял в земле, и в одной руке держал рог с вином, а в другой лук; подле идола висели узда, седло, меч его с серебряными ножнами и рукояткою»[72] .

Волос – «бог-облачитель, который покрывает небо дождевыми тучами, … выгоняет на небесные пастбища облачные стада… Ради той зависимости, в какой находятся земные урожаи от небесного молока, проливаемого стадами дожденосных туч, Волосу…придано значение бога, помогающего трудам земледельца»[73] .

Все боги изображались в виде идолов – деревянных, как правило, скульптур, при этом идолы считались «не образом, но телом богов»[74]. Храмов, посвящённых этим богам, не было. По крайней мере, не сохранилось никаких сведений о них. Возможно, если вспомнить отсутствие постоянного и крепкого жилища у славян, истуканы перемещались вместе с поселениями славян, и храмов как таковых вполне не могло быть вовсе. Также не было и жрецов, «были одни только волхвы или Кудесники. Волхв – это мудрец, знающий будущее, гадатель, знахарь, ближе смертного стоящий к таинственным силам природы – к божеству…; жрец – избранник Бога, представитель на земле его интересов; знание и могущество жреца исходят непосредственно от Бога»[75] .

Помимо богов были ещё домашние божества, или нежить, или духи; существа без плоти и души, всё, что не живёт человеком, но имеет его облик.

Лешии – «живут будто бы в темноте лесов, равняются с деревьями и с травою, ужасают странников, обходят их кругом и сбивают с пути»[76] .

Русалки – водяные девы; души усопших: детей, умерших некрещенными, либо потонувших или утопившихся девушек. Русалки – представители царства смерти, тьмы и холода. У западных славян русалки – весёлые, шаловливые и увлекательные создания, поющие песни восхитительными и заманчивыми голосами; в Великороссии – это злые и мстительные существа, растрёпы и нечёсы: бледнолицые, с зелёными глазами и такими же волосами, всегда голые и всегда готовые завлекать к себе только для того, чтобы без всякой особой вины защекотать до смерти и потопить[77] .

Домовые – 1) Домовой-доможил – представитель очага, по первоначальному значению есть бог Агни, тождественный Перуну-громовержцу. Как воплощение огня, пылающего на домашнем очаге, домовой чтился как основатель и владыка рода. Это малорослый старик, весь покрытый тёплою, косматою шерстью. Он заботится только о своём доме[78]. 2) Домовой-дворовой – получил своё имя по месту обычного жительства, а по характеру отношений к домовладельцам он причислен к злым духам, и все рассказы о нём сводятся к мучениям тех домашних животных, которых он не взлюбит. Внешним видом похож на доможила. Он в дружбе всегда только с козлом и собакой, остальных животных недолюбливает, а птицы ему не подчиняются. Особенно не терпит белых кошек, белых собак и сивых лошадей – знающий хозяин старается не держать такую живность. Дары ему приносят на железных вилах в ясли[79] .

Кикиморы – дворовый дух, который считается злым и вредным для домашней птицы. Обычное место поселения – курятники, те углы хлевов, где садятся на насест куры. В курятниках вешают камни, так называемые «курячьи боги» для того, чтобы кикиморы не давили кур. Занятие кикимор прямое – выщипывать перья у кур и наводить на них «вертун» (когда они кружатся, как угорелые, и падают околевшими). Кикиморы треплют и сжигают куделю, оставленную у прялок без крестного благословения. Кикимор представляют безобразными карликами или малютками, у которых голова – с напёрсток, а туловище – тонкое, как соломинка. Они наделены способностью являться невидимками, быстро бегать и зорко видеть на далёкие пространства; бродят без одежды и обуви, никогда не стареются и любят стучать, греметь, свистать и шипеть[80] .

Помимо этого, славяне в России «также молились деревьям, особенно дупловатым, обвязывая их ветви убрусами или платами»[81]. Карамзин же отмечает, что «Славяне обожали ещё знамёна, и думали, что в военное время они святее всех идолов»[82] .

К религиозным обрядам следует отнести тризну и сожжение на костре умершего и его вдовы. «Славяне Российские творили над умершими тризну: показывали силу свою в разных играх воинских, сожигали труп на большом костре, и заключив пепел в урну, ставили её на столпе в окрестности дорог. Сей обряд… изъявляет воинственный дух народа, который праздновал смерть, чтобы не страшиться её в битвах, и печальными урнами окружал дороги, чтобы приучить глаза и мысли свои к сим знакам человеческой тленности. Но Славяне Киевские и Волынские издревле погребали мертвых, некоторые имели обыкновение, вместе с трупом, зарывать в землю сплетённые из ремней лестницы; ближние умершего язвили лица свои, и закалали на могиле любимого коня его»[83]. Ибн Руста рассказывает: «При сожжении покойника они предаются шумному веселью, выражая радость по поводу милости, оказанной ему богом»[84] .

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

При изучении литературы по вопросу мы сталкиваемся с довольно малым количеством конкретной информации о славянах: об их внешности, их быте, хозяйстве. Сведения о них туманны и расплывчаты, что объясняется отсутствием письменных источников того времени и давностью лет. В то же время их достаточно, чтобы иметь представление о славянах. Гораздо более подробно мы можем описать религиозные обычаи славян, так как их отголоски сохранились и до нашего времени. Вместе с христианскими обрядами сохранились языческие, они так тесно переплелись в нашей культуре, что остаются в ней до сих пор, хотя православная церковь и не приветствует их.

Знание о прошлом наших предков позволяет иначе взглянуть на привычки людей нашего времени, объяснить многие особенности русского характера, о котором во всём мире говорят, как об особенном и неповторимом. Широта русской души, гостеприимство, открытость, миролюбивость и отчаянное мужество и стойкость в трудные времена – вот то, что отличает русский народ от других народов, то, что позволяет ему выстоять во все века, так как историю нашего государства нельзя назвать простой и лёгкой.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Карамзин Н.М. История Государства Российского в 12-ти томах. Т.1./Под ред. А.Н.Сахарова. – М.: Наука, 1989. – 640 с.

2. Ключевский В.О. Исторические портреты. Деятели исторической мысли. М.: Правда, 1991. – 624 с.

3. Петрухин В.Я., Раевский Д.С. Очерки истории народов России в древности и раннем средневековье. М.: Школа «Языки русской культуры», 1998. – 384 с.

4. Платонов С.Ф. Лекции по русской истории. – М.: ООО Издательский дом «Летопись-М», 2000. – 742 с.

5. Славянская мифология. Словарь-справочник/Сост. Л.М. Вагурина. — М.: Линор&Совершенство,1998. – 320 с.

6. Соловьёв С.М. История России с древнейших времён. В 15-ти томах. Т.1. – М.: Издательство социально-экономической литературы, 1959. – 812 с.

7. Шмурло Е.Ф. История России 862 –1917 гг. – М.: Аграф, 1997. – 736 с.

[1] Карамзин Н.М. История Государства Российского в 12-ти томах. Т.1./Под ред. А.Н.Сахарова. – М.: Наука, 1989. – С.31

[2] Там же, с.31

[3] Там же, с.33

[4] Там же, с.34

[5] Там же, с.40

[6] Петрухин В.Я., Раевский Д.С. Очерки истории народов России в древности и раннем средневековье. М.: Школа «Языки русской культуры», 1998. — С.354

[7] Карамзин Н.М. История Государства Российского в 12-ти томах. Т.1./Под ред. А.Н.Сахарова. – М.: Наука, 1989. – С.40

[8] Карамзин Н.М. История Государства Российского в 12-ти томах. Т.1./Под ред. А.Н.Сахарова. – М.: Наука, 1989. – С.62

[9] Там же

[10] Там же, с.219

[11] Там же, с.67

[12] Карамзин Н.М. История Государства Российского в 12-ти томах. Т.1./Под ред. А.Н.Сахарова. – М.: Наука, 1989. – С.35

[13] Там же, с.62

[14] Там же

[15] Там же, с.63

[16] Там же

[17] Карамзин Н.М. История Государства Российского в 12-ти томах. Т.1./Под ред. А.Н.Сахарова. – М.: Наука, 1989. – С.64

[18] Там же

[19] Соловьёв С.М. История России с древнейших времён. В 15-ти томах. Т.1. – М.: Издательство социально-экономической литературы, 1959. – С.103

[20] Там же

[21] Там же

[22] Там же

[23] Карамзин Н.М. История Государства Российского в 12-ти томах. Т.1./Под ред. А.Н.Сахарова. – М.: Наука, 1989. – С.65

[24] Там же, с.66

[25] Соловьёв С.М. История России с древнейших времён. В 15-ти томах. Т.1. – М.: Издательство социально-экономической литературы, 1959. – С.103.

[26] Петрухин В.Я., Раевский Д.С. Очерки истории народов России в древности и раннем средневековье. М.: Школа «Языки русской культуры», 1998. – С.354

[27] Соловьёв С.М. История России с древнейших времён. В 15-ти томах. Т.1. – М.: Издательство социально-экономической литературы, 1959. – С.108

[28] Карамзин Н.М. История Государства Российского в 12-ти томах. Т.1./Под ред. А.Н.Сахарова. – М.: Наука, 1989. – С.65

[29] Там же

[30] Там же, с.66

[31] Там же, с.65

[32] Платонов С.Ф. Лекции по русской истории. — М.: ООО Издательский дом «Летопись-М», 2000. — С.64

[33] Петрухин В.Я., Раевский Д.С. Очерки истории народов России в древности и раннем средневековье. М.: Школа «Языки русской культуры», 1998. — С.354

[34] Карамзин Н.М. История Государства Российского в 12-ти томах. Т.1./Под ред. А.Н.Сахарова. – М.: Наука, 1989. – С.67

[35] Петрухин В.Я., Раевский Д.С. Очерки истории народов России в древности и раннем средневековье. М.: Школа «Языки русской культуры», 1998. — С.354

[36] Карамзин Н.М. История Государства Российского в 12-ти томах. Т.1./Под ред. А.Н.Сахарова. – М.: Наука, 1989. – С.67

[37] Карамзин Н.М. История Государства Российского в 12-ти томах. Т.1./Под ред. А.Н.Сахарова. – М.: Наука, 1989. – С.67

[38] Там же, с.69

[39] Соловьёв С.М. История России с древнейших времён. В 15-ти томах. Т.1. – М.: Издательство социально-экономической литературы, 1959. – С.108

[40] Карамзин Н.М. История Государства Российского в 12-ти томах. Т.1./Под ред. А.Н.Сахарова. – М.: Наука, 1989. – С.68

[41] Там же

[42] Петрухин В.Я., Раевский Д.С. Очерки истории народов России в древности и раннем средневековье. М.: Школа «Языки русской культуры», 1998. — С.354

[43] Карамзин Н.М. История Государства Российского в 12-ти томах. Т.1./Под ред. А.Н.Сахарова. – М.: Наука, 1989. – С.70

[44] Там же

[45] Там же, с.89

[46] Карамзин Н.М. История Государства Российского в 12-ти томах. Т.1./Под ред. А.Н.Сахарова. – М.: Наука, 1989. – С.71

[47] Там же, с.72

[48] Там же

[49] Карамзин Н.М. История Государства Российского в 12-ти томах. Т.1./Под ред. А.Н.Сахарова. – М.: Наука, 1989. – С.72

[50] Там же, с.73

[51] Там же

[52] Там же

[53] Славянская мифология. Словарь-справочник/Сост. Л.М. Вагурина. — М.: Линор&Совершенство,1998. — С.54

[54] Славянская мифология. Словарь-справочник/Сост. Л.М. Вагурина. — М.: Линор&Совершенство,1998. — С.55

[55] Карамзин Н.М. История Государства Российского в 12-ти томах. Т.1./Под ред. А.Н.Сахарова. – М.: Наука, 1989. – С.76

[56] Там же

[57] Славянская мифология. Словарь-справочник/Сост. Л.М. Вагурина. — М.: Линор&Совершенство,1998. — С.67

[58] Там же, с.56

[59] Карамзин Н.М. История Государства Российского в 12-ти томах. Т.1./Под ред. А.Н.Сахарова. – М.: Наука, 1989. – С.80

[60] Там же, с.49

[61] Там же, с.61

[62] Там же, с.44

[63] Там же, с.66

[64] Там же, с.25

[65] Там же, с.59

[66] Славянская мифология. Словарь-справочник/Сост. Л.М. Вагурина. — М.: Линор&Совершенство,1998. — С.41

[67] Карамзин Н.М. История Государства Российского в 12-ти томах. Т.1./Под ред. А.Н.Сахарова. – М.: Наука, 1989. – С.80

[68] Там же, с.81

[69] Славянская мифология. Словарь-справочник/Сост. Л.М. Вагурина. — М.: Линор&Совершенство,1998. — С.37

[70] Карамзин Н.М. История Государства Российского в 12-ти томах. Т.1./Под ред. А.Н.Сахарова. – М.: Наука, 1989. – С.81

[71] Славянская мифология. Словарь-справочник/Сост. Л.М. Вагурина. — М.: Линор&Совершенство,1998. — С.36

[72] Карамзин Н.М. История Государства Российского в 12-ти томах. Т.1./Под ред. А.Н.Сахарова. – М.: Наука, 1989. – С.77

[73] Славянская мифология. Словарь-справочник/Сост. Л.М. Вагурина. — М.: Линор&Совершенство,1998. — С.23

[74] Карамзин Н.М. История Государства Российского в 12-ти томах. Т.1./Под ред. А.Н.Сахарова. – М.: Наука, 1989. – С.76

[75] Шмурло Е.Ф. История России 862 –1917 гг. – М.: Аграф, 1997. – С.40

[76] Карамзин Н.М. История Государства Российского в 12-ти томах. Т.1./Под ред. А.Н.Сахарова. – М.: Наука, 1989. – С.81

[77] Славянская мифология. Словарь-справочник/Сост. Л.М. Вагурина. — М.: Линор&Совершенство,1998. — С.90

[78] Там же, с.132

[79] Там же, с.133

[80] Славянская мифология. Словарь-справочник/Сост. Л.М. Вагурина. — М.: Линор&Совершенство,1998. — С.83

[81] Карамзин Н.М. История Государства Российского в 12-ти томах. Т.1./Под ред. А.Н.Сахарова. – М.: Наука, 1989. – С.82

[82] Там же

[83] Там же, с.88

[84] Петрухин В.Я., Раевский Д.С. Очерки истории народов России в древности и раннем средневековье. М.: Школа «Языки русской культуры», 1998. — С.354

www.ronl.ru

Доклад - Педагогика Древней Руси

Введение:

В данной работе рассмотрен вопрос зарождения и развития педагогических идей в Древней Руси.

Историю воспитания и обучения в Древней Руси и Русском государстве до XVII в. невозможно рассматривать вне связи с общим историко-культурным развитием восточнославянских народов, для которых, безусловно, важнейшим событием стало принятие в 988 г. христианства. В общем, этот большой временной отрезок можно разделить на два этапа: дохристианский и христианский, внутри последнего достаточно четко выделяются киевский (X—XIII вв.) и московский (XIV—XVII вв.) периоды, разделенные нашествием монгольского хана Батыя в 1237—1243 гг.

От того времени сохранилось весьма мало свидетельств о воспитании и обучении детей. В летописных источниках той эпохи конкретной информации о школах и обучении практически нет, как и в более или менее официальных документах. Даже в достаточно позднем документальном источнике — постановлении Стоглавого Собора (1551) выражалась только озабоченность плохим состоянием школьного обучения.

В связи с этим важными для истории педагогики являются литературные памятники, такие как «Поучение детям» князя Владимира Мономаха или «Послание архиепископа новгородского Геннадия митрополиту Симону». Однако их авторы отражали события односторонне, не учитывая особенности эпохи. Важным событием для исследователей стало нахождение археологами берестяных грамот, свидетельствующих о распространении грамотности в Древней Руси и существовании каких-то форм обучения.

Недостаточность прямых источников, которые позволяли бы воссоздать картину воспитания и обучения в Древней Руси, приводит к необходимости использовать различного рода косвенные источники — церковно-служебную литературу, записки иностранцев, фольклор, книжные миниатюры, иконописи и т.п.

1.Зарождение и развитие педагогических традиций в Древней Руси

В первом тысячелетии исторического существования отечества можно выделить два периода: древний — до Петра и новый — от Петра до 60-х гг. XIX в. Первый период, в свою очередь, подразделяется еще на три периода: 1) предшествующий монгольскому порабощению, с преобладанием византийского влияния; 2) монгольского владычества; 3) преобладающего влияния южнорусской учености и господства схоластики.

Педагогическая мысль Древней Руси опиралась на воспитательные традиции, насчитывающие более двух тысяч лет. Во второй половине I тысячелетия н. э. завершилось расселение славян и их разделение на три группы: западную, восточную и южную. За длительное время своей истории славяне выработали свою практику воспитания, создали свою культуру, которая выросла из глубин трудовой жизни народа. Воспитание детей происходило в соответствии с необходимостью наследования подрастающим поколением общественно-исторического опыта, накопленного предыдущими поколениями, с целью подготовки к жизни и труду.

Труд составлял основу жизни славян, лишь упорным трудом народ мог обеспечить свое существование, поэтому детей рано включали в трудовую деятельность, воспитывали трудолюбие, развивали трудовые умения и навыки.

Особое значение имела забота о здоровье и физическом развитии детей. Важнейшими средствами физического воспитания были закаливание, подвижные игры и физический труд. Исторические предания, легенды и былины воспевали подвиги богатырей, защищавших русскую землю от завоевателей, воспитывали гордость за свое отечество, формировали патриотическое сознание. Образы былинных героев воспринимались как нравственный идеал. В их подвигах подрастающее поколение находило проявление лучших духовных качеств человека, черпало веру в силу народа, в торжество справедливости.

Особое место занимали на Руси праздники. Составной частью многих русских народных праздников были игры, представляющие сокровищницу народной культуры и педагогики. Неотъемлемой частью педагогического наследия древних славян является устное народное творчество, в котором мир впервые предстает перед ребенком в образах, звуках и красках. Колыбельные песни, потешки, сказки, загадки, пословицы, былины, предания на протяжении веков являлись важнейшими средствами воспитания подрастающих поколений. Через первые поэтические произведения (колыбельные песни, песенки-потешки и частушки), являющиеся средствами развития речи, эмоциональной сферы ребенка, эстетических чувств, познается родная речь. Глубокий нравственный смысл этих произведений служит фундаментом, на котором строится эстетический мир ребенка.

Когда ребенок подрастал, он усваивал первые нравственные заповеди детства: о почитании старших, главенствующей роли отца, повиновение которому было беспрекословным, об уважении к матери, об обязанности беречь достоинство, осознавать сыновний долг, быть благодарным людям. Детей в русских семьях воспитывали в любви и строгости, использовали наказания, в том числе и физические. Но родителям рекомендовалось заботиться о своих детях, воспитывать их добрыми советами, учить «благочинию», а также ремеслу и рукоделию.[4]

2.Влияние Христианской веры на развитее педагогических традиций

Важнейшей основой просвещения на Руси послужила христианская вера (дата крещения Руси 988 г.). Она внесла новые, животворные начала в русское воспитание, определила нравственный характер народной жизни. Христианская вера сообщила религиозно-церковное направление русской жизни. Религиозный дух господствует и в сочинениях духовного содержания, и во взглядах наставников и государственных людей.

Летописи свидетельствуют, что уже Владимир Равноапостольный начал ставить по городам церкви и священников, повсюду начал приводить людей ко священному крещению и повелел отбирать детей у знатных граждан и отдавать их «на ученье книгам». Про Ярослава Мудрого летопись повествует, что при нем начинаются у нас монастыри с училищами и что он любил книги, прилежно читал их и сильно содействовал распространению их перепискою, и очень покровительствовал учению книжному. С самого начала нашего просвещения правительственная власть содействовала успехам воспитания и образования.

Первоначальные русские школы имели две цели: приготовить для церкви сведущих служителей и научить русских людей догмам веры и христианской нравственности. В первые века христианства на Руси в этих школах обучались дети не исключительно духовных лиц, но вообще — всяких званий, даже вовсе неизвестного звания, пленники; вместе с детьми могли учиться и взрослые. По окончании «учения книжного» не все поступали непременно на службу церкви, но шли также и на другие поприща. Призвание, способности и успехи в учении всякому ученику обеспечивали дальнейшую служебную карьеру.

Сами монастыри, при которых устраивались школы, в Древней Руси вовсе не чуждались жизни, не впадали в аскетизм и не ограничивали своей педагогической деятельности тесным кружком специалистов-учителей, но охотно наставляли всех приходивших — вере, благочестию, добрым делам и обучали грамоте. Так велось и в мужских, и в женских монастырях. Летописи сохранили имена многих русских женщин, которые потрудились для обучения девиц ремеслам, пению, рукоделиям, чтению и списыванию книг. К таким личностям принадлежат, например: инокиня Анна Всеволодовна, дочь Великого Князя Всеволода Ярославовича; святая Ефросиния Полоцкая, дочь Князя Ростислава Всеславича и другие.

Кроме того, с самого начала христианства на Руси при церквах и монастырях содержались на церковный счет сироты и дети бедных родителей. Они получали в этих приютах содержание, христианское воспитание и «книжное обучение». Таким образом, церковь для русского народа являлась источником умственного света и добра. Школы получили значение как христианские, педагогические и благотворительные учреждения. Духовенство, естественно, имело в народе высокий нравственный авторитет.

Внутреннее устройство древнерусской школы вначале совершенно соответствовало византийским образцам, так как первые представители православной церкви и первые же наши учителя были, по преимуществу, греки. При дальнейшем развитии школы, в ней, кроме грамоты, преподавались разные учебные предметы, составляющие круг тогдашней византийской учености. И такие училища уже в первые века христианства на Руси существовали не только в Киеве и Новгороде, но и в Курске, Смоленске, Владимире-Волынском, Владимире-на-Клязьме, Галиче, вообще в городах юго-западной и северо-западной Руси.

Дисциплина в древнерусской школе во весь период, предшествующий схоластике, была разумная и кроткая. Из наставления митрополита Михаила учителям видно, что им предписывалось основательно и стройно «учить детей книжному разуму, воспитывать же — в духе заповедей Божьих, в благонравии, правде и любви, ни яростью, ни гневом, ни жестокостью, а снисходительно и кротко», чтобы в детскую душу не западали страх и уныние.

Из учебных предметов псалтырь, церковное пение и письмо с древних времен были наиболее распространены в школе и привлекали особое внимание учителей. Псалтырь в старину была первой настольной книгой для всякого грамотного человека, и простолюдина, и князя. Книга эта, полная религиозного вдохновения и поэзии, имела в старину у нас, как и на западе, глубоко воспитательное и образовательное значение. Пение в старину употреблялось не только в церкви, но и в собраниях, на княжеских и боярских пирах и служило удовлетворением живой общественной потребности, присущей всем людям, не стесняемым в своем естественном духовном развитии. Поэтому и школа была внимательна к этой потребности.

Письмо составляло единственное в то время средство распространения книг святого писания, нравственных поучений и светских сочинений. Понятно, что письму деятельно обучались в школе, а еще деятельнее предавались в монастырях, в княжеских и боярских теремах.

К тому же само писание уставом и полууставом, со всеми ударениями, титлами, строчными и надстрочными знаками, прямо, правильно и отчетливо, составляло занятие гораздо более сложное, нежели теперешнее письмо; оно имело характер скорее черчения или рисования, нежели письма.

Положение учителя в старину на Руси обусловливалось тем взглядом, который народ имел на церковь, школу и духовенство, и тем авторитетом, которым эти учреждения и это сословие, естественно, пользовались в обществе. В тех официальных документах, в которых законодательная или административная власти стараются выяснять отношение народа к церкви, школе и учителям, везде заметно старание поддержать и усилить нравственное влияние последних. Они и называются соответственными, характерными названиями: книжниками, уставодержателями, учительными людьми.

Очевидно, что в то время учитель в своей общине был не то, что мастеровой грамотник, ремесленник-специалист по части обучения, а близкий народу, человек, влиятельное лицо, наставник.

В числе учебных пособий того времени следует назвать, кроме псалтыря, еще и те книги, которые были наиболее распространены в школе и у состоятельных светских людей. Все это больше книги переводные — с греческого, болгарского, сербского, — оригинальных было мало. Сюда относятся патерики, т. е. собрания жизнеописаний разных святых — египетских, иерусалимских, греческих, печерских, — в которых интересно сочетались вымысел и описание реальной жизни, хроники, т. е. летописи; изборники или сборники весьма разнообразного содержания литературно-научного и нравственно-поучительного; повести и рассказы полуисторического, полусказочного содержания; хождения по святым землям, т. е. записки о различных достопримечательностях иерусалимских, царьградских и других святынь; пчелы — сборники множества разнохарактерных отрывочных научных сведений, поучений, афоризмов, замечаний мудрецов и поэтов; азбуковники — род энциклопедий, лексиконов и справочных книг по всевозможным отраслям знаний. Этот запас чтения унаследован русской школой от византийского просвещения. Византийское же влияние господствует в нашем просвещении все первые пять столетий по принятию христианства.

На Руси ценились и такие виды литературных произведений как летописи; апокрифы — переводы канонических изданий с толкованием, например, о мудрости царя Соломона; проповеди священников, например, проповеди Луки Жидяты — Новгородского епископа «Не ссорь других, а примиряй», «Не копай яму другому, Бог тебя туда и бросит»; поучения — наказы молодежи, первый такой педагогический памятник — «Поучение» Владимира Мономаха.[2]

3.Развитие педагогических традиций. Основные деятели педагогики Древней Руси

863 г. — братья Кирилл и Мефодий создают первый славянский алфавит (глаголицу), на основе которого их ученики затем составляют кириллицу. Кирилл (827-869) и Мефодий (815-885) открыли первую школу с преподаванием на славянском языке (в Велиграде, столице Моравского княжества). Заложили основы славянской письменности, литературы, философии, богословия. Канонизированы православной и католической церквами.

Выбор веры был одновременно и выбором школы, характера образования. В 988 г. Киевская Русь приняла православие и князем Владимиром Святославичем (ум. 1015) была открыта первая школа «учения книжного». Великий князь и его окружение были заинтересованы в распространении новой религии как идеологической основы формировавшегося государства. Владимир заботился о распространении образования, прежде всего среди господствующего сословия. Образование на первых порах насаждалось сверху, так как школа была явлением совершенно новым и воспринималась с опаской. Матери плакали по отданным в школу детям, «аки по мертвецам», не зная, что их ожидает.

Однако определенные результаты не заставили себя ждать: к середине XI в. в Киеве уже появились начитанные, обладавшие довольно широкими знаниями знатные люди: великий князь Киевский Ярослав Мудрый (ок. 978—1054), его дети, окружение. Сын Ярослава, Всеволод, как отмечал Владимир Мономах в своем «Поучении», изучил пять иностранных языков. Была грамотна и Анна, дочь Ярослава, ставшая королевой Франции. Известны документы, подписанные ею: «Анна рыта» (Анна королева), в то же время ее супруг Генрих I ставил лишь крестик.

Занимаясь распространением просвещения, Ярослав Мудрый создал первую библиотеку при Киевском Софийском соборе. Она включала в себя переводные произведения с греческого и с древнеболгарского. Во время своего правления (1019—1054) Ярослав Мудрый открывал школы «учения книжного» не только в Киеве, но и в Новгороде. А к XIII в. школы существовали уже в Переяславле, Суздале, Владимире, Чернигове, Полоцке, Муроме, Турове, Ростове и в других городах. Вначале подобные училища создавались государством при княжеских дворах, но вскоре с упрочением церковной организации на Руси они постепенно переходили в ведение церкви. Это объяснялось двумя причинами: во-первых, освоение христианской книжности было необходимо прежде всего священникам — распространителям православной религии в стране, а во-вторых, обучение грамоте и обучение вере воспринималось как единый процесс. [3]

Владимир Мономах (1053 — 1125) — внук Ярослава Мудрого, Великий Киевский Князь, выдающийся государственный деятель и писатель Древней Руси, человек светский. В своей деятельности опирался на личный опыт и на просвещенных книжников. Его воспитательные взгляды четко выражены в «Поучении». Он выделяет три идеи: отношения к Богу, отношения между властью и ее подданными, отношения человека к самому себе и взаимоотношения между людьми. Одним из главных средств воспитания детей Мономах считал образование: «Не забывайте того хорошего, что вы умеете, а чего не умеете, тому учитесь». Он уделял большое внимание развитию у детей инициативы и самодеятельности, приучению их к преодолению различных трудностей. По убеждению князя, земной мир — мир сложной действительности, где успех жизни зависит от настойчивости и работоспособности, которые формируются под влиянием воспитания. Труд он ставит в обязанность всякому человеку, где бы он ни находился. Дети должны все сами делать для себя и не затруднять других: рано просыпаться, помогать в доме, в боевом походе не снимать оружия, быть бдительными. Он предостерегает от лжи и блуда: «Лжи остерегайтесь, и пьянства, и блуда, от того ведь душа погибает и тело»; от лени: «Бога ради, не ленитесь, молю вас, не забывайте трех дел тех, не тяжки ведь они: ни затворничеством, ни монашеством, ни голоданием, которые иные добродетельные претерпевают, но малым делом можно получить милость Божию»

Мономах считал, что успех воспитания зависит не от отдельных наставлений,- а от совокупности многообразных воспитательных средств, включающих этикет, манеры и тон поведения, а потому необходимо вырабатывать у детей прилежание и учтивость. Идея защиты отечества явилась основой для разработки Мономахом стройной системы военно-физического воспитания, основу которого составляют тренировки и охота, обеспечивающие развитие таких волевых и нравственных качеств человека, как сила, выносливость, быстрота, подвижность, смелость, отвага и храбрость. Для проявления этих качеств необходимы соответствующие условия. Мономах призывал следовать христианской морали и помнить, что «не пост, не уединение, не монашество спасет вас», а лишь добрые дела. [2]

Очень большую роль в развитии образования в средневековой Руси играли монастыри. Они фактически представляли собой бой крупнейшие центры образования того времени. Зачинателем таких монастырских центров считается русский просветитель и религиозный деятель Сергий Радонежский (1314—1391). В них учились не только лица, готовившиеся к принятию духовного звания, но и просто желавшие овладеть грамотой и читать книги. При монастырях получили элементарное образование и воспитание значительное число русских людей.

В этот период именно в среде монахов постепенно укреплялось отрицательное отношение к рациональному знанию, наукам о внешнем мире, строгое следование формуле апостола Павла, который полагал, что все человеческое знание исходит от Бога. Интерес к этическо-нравственным проблемам все менее места оставлял для рассмотрения общефилософских вопросов и дидактических задач. Если в западноевропейских университетах, открывавшихся в это время, обучение преследовало цели вооружения учащихся инструментами познания, методами рационального доказательства, то в монастырях Руси сложилось отношение к книжным знаниям как к духовному сокровищу, которое следует накапливать, «аки пчелы мед с цветков». На Западе формировалось стремление понять и исследовать Священное писание, а на Востоке — следовать ему. Не собственное мышление ученика, а послушание ценилось в монастырских кругах на Руси.

В целом анализ различных источников позволяет говорить о том, что уровень освоения элементарной грамотности в Древней Руси был достаточно высок, грамотность проникала почти во все слои населения.[3]

Татарское нашествие уничтожило материальное довольство русского народа, истребило первые успехи образованности и христианского общежития, повсеместно принизило дух русских людей. В поучениях Владимирского епископа Серапиона, современника нашествия татар, рисуется ужасная картина разрушения на Руси: уничтожены города, села поросли кустарником, кровь русская обильно напоила землю, храбрые в ужасе бежали, люди отведены в рабство, земля и труд сделались достоянием иноплеменников, а «мы сами, — говорит проповедник, — сделались предметом поношения для соседних земель и посмешищем для врагов наших». Татарское иго имело самое, печальное влияние на русскую жизнь вообще и на просвещение в частности.

В монастырях притаились остатки книжного образования и нравственных сил, которые поддерживали в русских людях бодрость и надежду на спасение. Число училищ до такой степени уменьшилось, что с XIV в. летописцы совершенно не упоминают о них.

Уменьшилась грамотность не только в простом народе, но даже в духовенстве и среди князей и бояр. В XV в. — если бы и захотелось кому выучиться грамоте, осуществить это желание было бы негде, за недостатком училищ. Приходилось почти безграмотных людей ставить в священники.

Вся Русь, отрезанная татарами от Византии, а Польшей, Литвой и Ливонией — от образованной Европы, все больше и больше усваивала черты азиатских нравов. Одно только в русской жизни этого периода представляет явление утешительное и многообещающее. В борьбе с татарами окрепла Москва и понемногу сделалась новым средоточием политической силы.

С XV в. начинаются в северо-восточной Руси решительные попытки выйти из долгого невежественного застоя. Новгородский епископ Геннадий усердно хлопочет об учреждении, повсюду хотя бы начальных училищ, в которых можно было бы обучить людей чтению Псалтыри и Апостола, чтобы из таких людей можно было, наконец, ставить грамотных священников. В 1499 г. Геннадий собирает и составляет полный список книг Святого Писания. Максим Грек (1480—1556) усердно исправляет испорченные безграмотными писцами богослужебные книги и старается исправить нравы духовенства. Князь Андрей Курбский убеждает московских бояр не чуждаться науки и не бояться книг.

Одним из выдающихся произведений русской литературы XVI в., являвшегося основным сводом нравственных норм и правил многих поколений российского православного общества, была «Книга, называемая Домостроем, которая содержит в себе полезные сведения, поучение и наставление всякому христианину — и мужу, и жене, и детям, и слугам, и служанкам», — таково полное название этого уникального труда, вобравшего в себя многовековой уклад, традиции, опыт русской семьи, сохранившего немало ценного, практически полезного для современного человека, семьи, общества. С первых строк «Домострой» заставляет размышлять о дне минувшем и сегодняшнем, анализировать, делать выводы. В первом поучении «Наставление отца сыну» указывается, что основная роль в русской семье отведена мужчине, надежному, работящему, ответственному.

Проблемы морали и нравственности русской православной семьи — лишь один из аспектов, затронутых в «Домострое». Всего же в книге наставлений, советов, поучений — 64. Большая часть из них содержит рекомендации по ведению хозяйства, регламентирует отношение к православной церкви, ее служителям, Богу. Вечные истины «Домостроя» способствуют утверждению в обществе согласия и миролюбия, осознанию необходимости трудиться, заботиться о близких, родных, слабых. Пока северо-восточная Русь томилась под татарским игом, постепенно крепла в борьбе с татарами и готовила окончательное свержение ига, юго-западная Русь, составившая с Литвою Великое Княжество Литовское, опередила ее в образованности. В связи с близостью к Польше и Европе, юго-западная Русь легко заимствовала оттуда и научное образование, и европейские обычаи и понятия. Однако в образовании со времени присоединения Литовского Княжества к Польше (1569) начало решительно проявляться польское влияние — в смысле порабощения русской народности, подчинения русского языка польскому, а православия — католицизму. Для этой цели были введены религиозная уния (1596), католическая пропаганда и иезуитское воспитание. Усилия одиночных, хотя и энергичных поборников русской национальности и православия — каковы, например, князь Андрей Курбский со своими соратниками князем Оболенским и бежавшим из Соловецкого монастыря Троицким игуменом Артемием, князь Константин Острожский — конечно, не могли остановить поработителей. Понадобились другие средства — общественные.

Они нашлись в церковных братствах: Львовском, Киевском, Луцком, Могилевском, Оршанском, Брестском и др. До этого времени эти братства существовали отчасти с филантропическими целями, помогать бедным и больным прихожанам, отчасти с целями обеспечения приходу начального образования и подготовки сведущих и образованных священников и дьяконов.

Теперь же эти братства стали заводить училища (братские школы) по образцу иезуитских коллегиумов и в них стали давать такое значительное и многостороннее знание, с помощью которого можно было бы подготовить надежных противников враждебной православию религии, побороться с врагами их же оружием — просвещением, красноречием и диалектикой. В курсы этих училищ вошли языки: греческий, славянский и польский, грамматика, риторика, пиитика, диалектика, нравственное богословие и др. предметы. Первое из этих училищ было основано в Остроге князем Константином Острожским в 1580 г. При нем же была и типография, в которой в 1580—1581 гг. напечатана первая полная славянская Библия. По образцу Острожского училища стали открываться подобные же училища и при других братствах.

Из всех южнорусских высших училищ особенно прославилось то, которое под именем «Школы эллино-славянского и латино-польского письма» было в 1589 г. учреждено братством при Богоявленской церкви в Киеве. Здесь главным деятелем был митрополит юго-западной Руси Петр Могила. В 1631 г. стараниями и пожертвованиями митрополита школа получила совершенно такое же устройство как высшая иезуитская коллегия и стала называться Киево-Могилянской академией, а с 1701 г. — просто Киевской академией.[2]

В конце XVI в. на Руси появились первые печатные учебники — азбуки. Основоположником отечественного книгопечатания считается. Иван Федоров (ок. 1510—1583). В 1574 г. во Львове и в 1580—1581 гг. в Остроге он издал знаменитые буквари, впитавшие опыт учительской работы мастеров грамоты предшествующих веков. В послесловии к «Букварю» (1574) Иван Федоров изложил некоторые методические требования к использованию этих изданий. Само название послесловия — «Обращение к детям и родителям» — говорит о том, что букварем могли пользоваться и дети и родители, а обучение грамоте рассматривалось как дело семейное.

За религиозное воспитание детей отвечала церковь. В обязанности священников входило обучение основным догматам христианского вероучения, воспитание уважения к церковным и светским властям. Религиозно-нравственное воздействие сочеталось с элементарным обучением, большая часть «училищ» находилась при приходских церквях.

Связь между образованием и церковью все более укреплялась. Грамота по-прежнему изучалась ради возможности читать одобренные церковью книги, чтению и письму обучали, как и раньше, по Псалтыри, Часослову, Евангелию. Формировалось представление о том, что школа есть «церковный угол», и зачастую невозможно было различить, где кончается одно и начинается другое.

Существовавшие тогда способы обучения вполне отвечали потребностям государства и общества, какая-либо новая организация образования казалась ненужной, и до XVII в. государственных школ грамоты в России не было. Повышенный уровень образования был нужен только тем, кому предстояло занять место на государственной службе или в церковной иерархии. Однако людей для государственной службы требовалось в то время немного, чаще всего на нее приглашали иностранцев (медиков, переводчиков, архитекторов и т.п.). Есть сведения о том, что некоторые из русских обучались за границей, в частности есть предположение, что в Краковском университете обучался Иван Федоров. Однако выезды за границу не одобрялись ни церковью, ни государством, к овладению европейскими языками и науками традиционно относились с предубеждением, к тому же православная вера и незнание латыни препятствовали обучению в Европе.

В монастырях можно было получить широкое по тем временам образование. Конечно, акцент традиционно делался не столько на усвоении суммы знаний, сколько на нравственно-религиозном воспитании, духовном самосовершенствовании. Среди всех монастырей того времени выдающимися образовательными и книгописными центрами были Чудов, Спасо-Ан-дрониковский, Троице-Сергиев, Кирилло-Белозерский и некоторые другие, поддерживавшие и развивавшие книжные традиции. По принятым и сохранившимся на Руси византийским правилам монахи были обязаны часть времени, свободного от церковной службы, уделять чтению и переписке книг.

Среди белого духовенства совершенно неграмотных людей, скорее всего, не было, так как иначе они не могли бы выполнять свои обязанности. Вместе с тем существует также мнение о низком уровне грамотности среди священников в этот период. Так, в конце XV в. на это указывал новгородский архиепископ Геннадий, отмечавший, что многие священники не способны правильно читать богослужебные книги, занимать церковные должности, а также не в состоянии бороться с богословски образованными вольнодумцами. Эти факты заставили задуматься о подготовке более образованных священнослужителей. Так Царь Иван Васильевич на Стоглавом соборе (1551) повелевает:

по всем городам ставить грамотных и нравственно-благонадежных священников и дьяконов, у которых в домах и завести училища, чтобы все правильные христиане отдавали им своих детей в учение: читать, писать, знать церковное пение и получать правильное воспитание.

завести грамотных писцов, дурные списки книг отобрать, сверить с хорошими переводами, переписать без ошибок и разослать по всем церквам.

Последняя мера, разумеется, не могла осуществляться за недостатком грамотных писцов и справщиков; но делу помогло учреждение (в 1553 г.) первого печатного двора, т. е. типографии в Москве, благодаря энергичному ходатайству перед царем митрополита Макария. В XVI в., в период правления Ивана Грозного, террор, крестьянские и городские волнения, разруха фактически приостановили экономическое и культурно-образовательное развитие страны.

Московское государство, возрождаясь после потрясений Смутного времени, постепенно стало менять свою политику. Начавшиеся позитивные социально-экономические процессы стимулировали развитие просвещения. Нужда государства в большем количестве людей, обладающих широким кругозором, различными специальными знаниями, могла быть удовлетворена только через овладение западной культурой и наукой. Понятно, что в связи с этим должно было измениться и отношение к получению повышенного образования.

В целом в XVII в. в начальном обучении не произошло каких-либо значительных перемен. Обучение грамоте традиционно осуществлялось в семье, у домашнего учителя, в училище или индивидуально у «мастера грамоты», при монастырях и церквях.

Однако у высших сословий со второй половины XVII в. наметилось стремление давать своим детям повышенное образование, прежде всего обучать иностранным языкам. Государь и его Дума начали устанавливать дипломатические отношения с европейскими странами, принимали иностранные посольства. В боярских семьях появились учителя — иностранцы, помогавшие в овладении западной образованностью. Эта тенденция поддерживалась и царской семьей.

Еще недавно царевич Алексей, будучи наследником престола, получил воспитание и обучение в духе сложившихся традиций: прошел полный курс положенного церковно-бого-служебного образования. На 6-м году жизни его посадили за букварь с подстрочными душеспасительными изречениями, через год он перешел к чтению Часослова, еще через год — к Псалтыри, затем начал учиться писать. На 9-м году стал разучивать церковное пение и в 10 лет окончил положенный общераспространенный курс, изучив и накрепко усвоив порядок церковного богослужения. В результате царя Алексея Михайловича можно было назвать типичным русским образованным человеком, за начитанность его даже прозвали «философом».[3]

В конце XVII — начале XVIII веков петровские реформы свернули русскую школу с самобытного пути развития. Попытка реформировать государственное устройство, придав ему вид хорошо отлаженного «механизма», определяющего все стороны жизни человека, в том числе и духовно-нравственную (церковь

Петр I также попытался превратить в один из государственных аппаратов), объяснялась, прежде всего, стремлением «догнать» Западные страны.

Экономические достижения, развитие наук и искусств, а также сильная армия и государство — все это являлось притягательным примером для подражания.

Реформы, затронув все стороны жизни государства и общества, не могли не коснуться и системы образования. Петру I требовались профессионально подготовленные специалисты для различных областей государственной, военной и промышленно-торговой деятельности. Созданные по его инициативе многообразные учебные заведения отличались друг от друга прежде всего по содержанию образования. Сами названия школ указывают на это различие: архиерейские, адмиралтейские, артиллерийские, гарнизонные, горнозаводские, медицинские, переводческие, типографские, цифирные и т.п.

Необходимо отметить, что само слово «школа» становится широко употребляемым именно в это время, потеснив слово «училище», которым назывались учебные заведения на Руси до эпохи петровских преобразований. Петру I не удалось создать сколько-нибудь стройную систему светского образования. Отдельные академии, школы, училища зачастую создавались под конкретную личность того или иного деятеля образования. Соответственно, взгляды на цели, содержание и организационные формы образования были далеко не одинаковы. Проекты организации образования в России И.Т. Посошкова, Ф. Салтыкова, Ф.

Прокоповича отличались друг от друга так же, как и учебные заведения, созданные Л.Ф. Магницким, В.Н. Татищевым, пастором Э. Глюком.

Идеи западного Просвещения не были востребованы Петром I в полном объеме и глубине. Общегуманистический идеал человека, «общечеловеческая» культура, привносимая иностранным влиянием, сталкивались в России, с одной стороны, с потребностью в «новых людишках государевых», имеющих светское образование, и с другой — с абсолютной императорской властью. Поэтому не удивительно, что Петр I «просвещенных» людей готовил «железную рукою». Он издает целый ряд высочайших указов, по которым за нарушение школьного режима предусматривались суровые наказания, как для «недорослей» — учеников, так и для их батюшек. Ученику за побег из школы грозила смертная казнь, а родителям за ходатайство об отсрочке обучения своего любимого чада

— ссылка. [5]

Вывод:

По результатам выполненной работы можно сделать вывод, что путь развития педагогики в Древней Руси очень сложен и долог. Так же можно выделить ряд факторов наиболее повлиявших на прогресс и развитие педагогики в Древней Руси.

Одними из первых значимых факторов стало создание первого славянского алфавита. Так же в последствии огромное значение на развитие педагогии оказало принятие православия. Очень большую роль в развитии образования в средневековой Руси играли монастыри. Они фактически представляли собой бой крупнейшие центры образования того времени. Так же в разной степени оказывали влияния различные деятели того времени. Следует отметить тот фактор, что нашествие монгольского ига надолго затормозило и приостановило развитие педагогики.

Органическое единство педагогики и православия. Педагогика, понимаемая на Руси как «душевное строение», призвана помочь человеку овладеть христианскими добродетелями, мудростью христианского смирения и любви к Богу. Одновременное сосуществование православной педагогики, опирающейся на духовно-нравственные ориентиры и народной педагогики, помогающей процессу социализации в быту и профессиональной подготовки. Обучение грамоте играло вспомогательную роль и было призвано способствовать изучению религиозных текстов. Внешкольная система обучения. Начиная с XVII века — проникновение европейской образованности, формирование нетипичных для древнерусской педагогической традиции подходов к осмыслению природы человека, целей, путей, способов и средств его воспитания и обучения. Усиление внимания к рациональной познавательной деятельности.

В ХХ веке в русле методологии историзма просвещение в Древней Руси получает достаточно высокую оценку. Признание его непреходящего значения для отечественной культуры базируется на идее типа культурного развития России, формирующегося под влиянием Православной Церкви. Осознание характера книжной культуры, учености и организации школьного дела в контексте исторической жизни России имеет непреходящее значение. Оценка достоинств и недостатков отечественных школьных традиций имеет не только теоретический, но также практический смысл, если мы способны выделить в них различные компоненты, и, прослеживая их генезис, различить относительную ценность, обусловленную историческими обстоятельствами, и ценность непреходящую, укорененную в самом существе культурного бытия России, связанного с православной Церковью.

Список литературы

1.Джуринсий А.Н. История педагогики. – М.: Владос,1999.- 432с.

2.История педагогики и образования. Под ред. Васильевой З.И.–М.: Академия,2008.- 432с.

3.История педагогики и образования. Под ред. Пискунова А.И.–М.: ТЦ Сфера,2005.- 512с.

4.Константинов Н.А. История педагогики. — М.: Просвещение,1982.-447с.

5.Латышина Д.И. История педагогики.- М.: Форум,1998.- 584с.

www.ronl.ru

Смотрите также

..:::Новинки:::..

Windows Commander 5.11 Свежая версия.

Новая версия
IrfanView 3.75 (рус)

Обновление текстового редактора TextEd, уже 1.75a

System mechanic 3.7f
Новая версия

Обновление плагинов для WC, смотрим :-)

Весь Winamp
Посетите новый сайт.

WinRaR 3.00
Релиз уже здесь

PowerDesk 4.0 free
Просто - напросто сильный upgrade проводника.

..:::Счетчики:::..