МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ УКРАИНЫ
КИЕВСКИЙ ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ
им. ДРАГОМАНОВА
РЕФЕРАТ
ПО КУЛЬТУРОЛОГИИ
Выполнил студент 33 группы
Ночовний Алексей
Киев 2009
В греческой мифологии Аполлон, один из основных богов греческого культа, кроме всего прочего, был Мусагетом (греч. “водитель муз”). О том, что греки с самых ранних времен понимали сущность искусства, пишет в одном из своих стихотворений знаменитый греческий историк Гесиод (VIII—VII вв. до н. э.):
Много умеем мы лжи рассказать за чистейшую правду.
Если, однако, хотим, то и правду рассказывать можем.
[339, с. 170]
Далее Гесиод говорит и о силе искусства, о том, что если музы благосклонны к поэту, то он может погасить “великую ссору”, дать утешение людям в горе, выносить решенья “с строгой согласные правдой”. Недаром миф о легендарном певце Орфее рассказывает, что он своим пением укрощал диких зверей и двигал камни.
Таким образом, древние мифы показывают, что возникновение искусства в человеческом обществе закономерно, и появляется оно по воле и под покровительством богов.
По поводу происхождения искусства существует большое количество теорий. Практически все они видят его корни в различных сторонах жизни и деятельности первобытного общества.
Одни теоретики выводят искусство из трудовой деятельности, потребности которой вызвали к жизни ритуальные танцы и другие действа, где моделировались, имитировались реальные практические занятия людей. До сих пор известны трудовые песни, сопровождаемые движениями, демонстрирующими тот или иной процесс труда. Эти “игрища” могли носить магический характер, предполагающий, что все совершенные людьми движения и действия затем окажут воздействие на конкретный объект и помогут достигнуть желаемого результата. Считается также, что в древнейших “игрищах” закреплен определенный опыт наших пращуров. Поэтому другие теоретики (Ф. Шиллер, И. Хёйзинга) считают, что в основе первобытного искусства лежит игра как один из факторов развития культуры в целом.
Есть религиозные теории, в которых утверждается, что искусство возникло по воле богов и представляет собой ее проявление. Платон объяснял причины художественного творчества тем, что устами певца — аэда — говорят боги, сам же певец в это время находится в состоянии экстаза, некоего поэтического безумия, и тогда искусство достигает высоких вершин. Аристотель связывал появление искусства с подражанием природе. Некоторые культурологи и искусствоведы предполагают причину возникновения искусства в особом умении художника “предчувствовать”, “вчувствоваться” в сущность вещей и передавать ее в своем творчестве.
Но все теории без исключения отмечают, что искусство представляет собой особый мир, порожденный человеческим духом, особую сферу человеческой деятельности. И если мораль выступает как всепроникающее явление, без которого невозможна никакая форма человеческой жизни и деятельности, то искусство воссоздает в своих произведениях всю Вселенную человека, те ее стороны, которые желанны или нежелательны для него, все формы его поведения. Оно несет в себе огромный мир фантазии и вымысла, с одной стороны, и выступает как Истина, Добро и Красота — с другой.
В этих рассуждениях можно заметить, что искусство, как любой культурный феномен, включает в себя особый вид деятельности, направленной и на окружающий человека мир, который художник познает, оценивает, преобразует, и на самого человека и его отношения с действительностью. При этом окружающее может выступать в искусстве как источник самого искусства, как отражаемое явление и как то, что находится под воздействием искусства. Именно эта сложность и многоплановость искусства позволяет ему быть одновременно явлением, познающим мир в особой форме, о которой мы скажем несколько позже, и явлением, преобразующим мир, оценивающим его. Искусство влияет на жизнь, так как оно несет в себе сильный воспитательный момент, ведь все идеи искусства выражаются в эмоциональной форме. Кроме того, искусство устанавливает “связь времен”, предполагает общение во времени и в пространстве между народами, странами и континентами и разными эпохами. Оно может быть игрой, фантазией, вымыслом и при этом осуществлять в себе функции познания, утверждения нравственных норм, выражения эстетического начала.
Искусство, соединяя в себе реальность и вымысел, объективное состояние мира и субъективный взгляд на него человека, становится особой формой знания, способного воссоздать целостную картину мира. Но если для науки получение знания является основной целью, то в искусстве, помимо самого знания, заключено еще и отношение к нему. Только в искусстве мы сталкиваемся и с осмыслением того, о чем идет речь в художественном произведении, и с отношением к нему автора, и с действующей моделью мира, как его понимает художник.
Как и каждый вид культуры, искусство имеет особую знаковую систему — выразительные средства его разных видов. Эта знаковая система образует не только особый “язык” искусства, но и создает “новую реальность”, не обязательно совпадающую с той, которая называется окружающим миром. В этой “новой реальности” утверждаются ценности, выработанные обществом в различных видах своей деятельности, а также те ценности, которые создает духовный мир художника. Вместе с ценностями искусство несет в себе идеалы своего времени, общества, социальной среды; одновременно оно само может формировать идеалы будущего или переосмыслять идеалы прошлого и настоящего.
Искусство представляет собой творческую деятельность, центральным звеном которой является создание художественного образа. Художественный образ — специфическое явление, присущее исключительно искусству. Ни одна другая человеческая деятельность, репродуктивная или созидательная, не создает такого феномена. В чем же особенность художественного образа?
Художественный образ — это такое сравнение, сопоставление, соединение различных сторон реального или вымышленного мира, в результате которого появляется новый предмет, персонаж или новое качество. В книге Ю. Борева “Эстетика” художественный образ сравнивается со сфинксом. В этом создании древнего искусства соединились человек и животное, древний художник увидел “нечто человеческое во льве и нечто львиное в человеке”. Можно вспомнить также историю создания любого персонажа известными художниками. Множество прототипов имели образы Евгения Онегина, Татьяны Лариной, Анны Карениной и других. Художественный образ существует как элемент или часть произведения и как целая художественная система, составляющая сущность искусства.
Художественное произведение — это целостность, в которой все ее элементы взаимосвязаны, взаимопроникают и взаимодействуют. Обратимся в качестве примера к роману А. С. Пушкина “Евгений Онегин”. Здесь каждый персонаж, даже проходной (например, гости на балу у Лариных), совершенно закончен и самодостаточен для того, чтобы существовать как отдельный образ. Весь мир романа пронизан многообразными связями, один персонаж без другого потерял бы часть своей полноты, наиболее цельно он воспринимается именно в сравнении и сопоставлении со всеми другими персонажами и обстоятельствами. Так, отношениям между Онегиным и его деревенскими соседями посвящена лишь одна строфа:
Сначала все к нему езжали,
Но так как с заднего крыльца
Обыкновенно подавали
Ему донского жеребца,
Лишь только вдоль большой дороги
Заслышат их домашни дроги.
Поступком оскорбясь таким,
Все дружбу прекратили с ним...
[Гл. II, V]
Однако обратите внимание на то, какие простые и точные детали связаны с поведением всех действующих лиц, как в них сразу и окончательно отмечена вся глубина различия между образом их жизни, привычками и даже элементами быта. Другой пример: чаще всего принято сравнивать по сходству или противоположности Татьяну и Ольгу, Онегина и Ленского. Сравнимы даже Онегин и Ольга или же секунданты — Зарецкий и Гильо, сопоставимы и письма, которые пишет каждый из влюбленных героев. В знаменитом письме Татьяны постоянно звучит обращение к возлюбленному:
Я знаю, ТЫ мне послан богом,
До гроба ТЫ хранитель мой…
Не правда ль? Я ТЕБЯ слыхала:
ТЫ говорил со мной в тиши…
И в это самое мгновенье
Не ТЫ ли, милое виденье,
В прозрачной темноте мелькнул,
Приникнул тихо к изголовью?
Не ТЫ ль с отрадой и любовью
Слова надежды мне шепнул?
[Гл. III]
Чувства Онегина совсем иные:
Я знаю, век уж МОЙ измерен;
Но чтоб продлилась жизнь МОЯ,
Я утром должен быть уверен,
Что с вами днем увижусь Я...
[Гл. VIII]
Влюбленный Ленский пребывает в тумане лирических абстракций:
Что день грядущий мне готовит?
Его мой взор напрасно ловит,
В глубокой мгле таится он.
Нет нужды; прав судьбы закон.
[Гл. VI. XXI]
По поводу этого автор иронически замечает:
Так он писал, темно и вяло
(Что романтизмом мы зовем,
Хоть романтизма тут нимало
Не вижу я. Да что нам в том?)
И наконец перед зарею,
Склонясь усталой головою,
На модном слове идеал
Тихонько Ленский задремал.
[Гл.VI, XXIII]
Каждое из писем — маленький шедевр, наполняющий образ героя неповторимым личным содержанием, и без сопоставления этих писем картина была бы не столь совершенно законченной.
И в этом, и в множестве других отношений внутри романа складывается и живет особая целостность, особая модель мира, “новая реальность”, которая создана гением художника и может быть создана только в искусстве.
Художественный образ — специфический сплав реальности и фантазии, в котором мера фантазии связана с целями произведения, определяемыми лишь волей автора.
Поэтому в художественном образе всегда присутствуют и объективное (реальный мир, который является лишь толчком для фантазии), и субъективное, отражающее всю полноту индивидуальности автора. В один и тот же год (1827) два русских художника писали портрет Пушкина. Орест Кипренский (1782—1836) увидел Поэта, которого потребовал “к священной жертве Аполлон”, Пророка, призванного “глаголом жечь сердца людей”. Василий Тропинин (1776—1857) — другого, “человечного” поэта, гения, несущего в себе и черты повседневности, конкретности. Ни один из портретов не грешит против реальности, но каждый из них — взгляд художника и на объект, и в собственный внутренний мир, как бы осветивший каждую работу, изображение поэта и отношение к нему автора.
В. А. Тропинин. Портрет О. А. Кипренский. Портрет
А. С. Пушкина. 1827 год А. С. Пушкина. 1827 год
Еще одно внутреннее единство обязательно для художественного образа: это единство эмоционального и рационального. Если другие виды культуры обращаются и к мысли, и к чувству, то для них это обстоятельство не является специфическим.
Они чаще всего базируются на каком-либо одном из этих моментов, который для них наиболее необходим. Мораль может нести в себе значительную меру рациональности и быть не чуждой эмоциям, а наука — стремится освободиться от “излишних” эмоций во имя истины. Религия невозможна без эмоционального ряда, но в ней может присутствовать (или отсутствовать) и рациональный ряд. Искусство же возможно только в этом сплаве, в котором мера рационального и эмоционального определяется самим создателем произведения. Только в искусстве мысль должна быть окрашена чувством, а чувство — быть “умным”. Иначе страдает сама сущность искусства.
Поэтому, начиная с древнейших времен, самые выдающиеся умы человечества постоянно говорили о том, что без связи с искусством, без его понимания нет не только культурного человека, но и по-настоящему полноценно развитого человека.
Одна из особенностей искусства заключается в том, что при его посредстве каждый из нас прикасается не только к фактам и действиям, которые легли в основание произведения, но и к внутреннему миру, личности и гению автора, к психологическим особенностям народа, создавшего свое искусство.
В повседневной реальной жизни эта сторона обычно скрыта от окружающих, поэтому человек, не понимающий искусства, лишен целой Вселенной и в любом виде деятельности оказывается ограниченным.
Искусство вырабатывает эстетический вкус, ибо одно из его функциональных предназначений — быть носителем эстетических идеалов.
И, наконец, искусство побуждает к творчеству, заставляя сопереживать, “участвовать” в творческом процессе если не создания произведения, то, во всяком случае, понимания, проникновения в сущность вещей, и делает это без формул и методик, требующих специальных навыков.
С другой стороны, оно предлагает свою систему видения мира, вскрывает связи, не доступные науке, развивая тем самым способность каждого к ассоциативному [1] мышлению, без чего нет никакого творчества.
Как и искусство, религия — одна из древнейших разновидностей культуры и существует в обществе на любом этапе его развития.
В религии заложен особый опыт человечества, связанный с видением общей картины мира, с пониманием взаимоотношений природы и человека, космоса и общества. Немецкий социолог и историк Макс Вебер (1864—1920) считал, что основой религии становится поиск смысла многих явлений действительности, в большей мере таких, которые воспринимаются как экстремальные: смерть, страдания, нравственный выбор и др. По его мнению, всем этим сторонам человеческой жизни с древнейших времен придается сверхъестественный смысл. Одновременно появляется и идея спасения людей от бед и несчастий, идея воздаяния за страдания, которая пронизывает повседневную жизнь людей, придавая ей смысл и значение. Французский социолог Эмиль Дюркгейм (1858—1917) полагает, что идея сверхъестественного не характерна для первобытных народов, она возникает лишь при определенных условиях существования общества и на определенной стадии развития.
Современные теории религии связывают ее появление с необходимостью понять положение человека в мире, с возникновением отчуждения (превращения человеческого труда и его результатов в силу, господствующую над людьми), с особой формой отражения мира, в которой он удваивается (в виде естественного и сверхъестественного миров). Среди факторов возникновения религии выделяются:
— зависимость общества и отдельного человека от внешнего мира, наполненного случайностями и непредсказуемостью результатов деятельности на любом уровне развития;
— зависимость каждого человека от существующих общественных отношений, которые также становятся чуждой, вне индивида стоящей силой;
— психологические факторы, связанные как с отдельным человеком, так и с обществом в целом (например, страх, тревога за будущее, смена идеалов в обществе, личное страдание или горе) [231].
Понимание сущности религии оказывается различным в зависимости от того, дается это определение самой религией или религиоведением. Для любой религии она сама представляет собой откровение, воспринятое каким-либо пророком или праведником непосредственно от самого божества. Так, согласно Библии (Ветхому завету) основные положения религии были переданы Моисею; в исламе считается, что Аллах сообщил свою волю Мухаммеду. Для научного взгляда на религию характерно ее понимание как такой формы сознания, в которой мир удваивается, т. е. признается существование естественного и сверхъестественного, земного и потустороннего.
Однако для любого взгляда на религию важно то, что в ней признаются три взаимосвязаных между собой элемента: культ (основные объекты поклонения), вера (особое эмоциональное мировосприятие) и ритуалы (те действия, которые должен исполнять приверженец данной религии).
Культ (лат. cultus “почитание”), сложившийся в каждой религии, в той или иной мере определен традиционным для данного народа способом отношений с миром, представлением о его устройстве, поведением, системой ценностей, идеалами и многим другим. Ни одна религия не является чем-то внешним для данного народа и содержит не навязанную одной частью населения (например, жрецами или привилегированными классами) другой части (остальному населению) систему взглядов. Религия складывалась так же, как и другие типы мировоззрения, естественным ходом развития отношений человечества с окружающей действительностью. Мировые религии (буддизм, христианство, ислам, конфуцианство), как и религии каждого этноса (например, индуизм, иудаизм и др.) связаны с происхождением и становлением всего человечества сложными и крепкими связями и в этом смысле имеют много общего. В культе как бы опредмечиваются представления человека о мироздании, о причинах и следствиях любого рода деятельности, о сущности окружающих человека естественных (природных) и искусственных вещей.
Русский религиозный философ П. А. Флоренский (1882—1943) считал культ главной стороной религии, относя к нему процесс богослужения. Каждый культ имеет свой предмет поклонения и в этой связи в различных религиях мира складывается политеизм или монотеизм. Политеизм — вера в существование множества богов, связанных с различными явлениями окружающей природы или с особенностями человеческой деятельности. Например, египетские верования были политеистичны (см. гл. VIII). Монотеизм — вера в единого бога, единобожие. Некоторые религии постепенно или сразу развиваются как монотеистические — иудаизм, христианство, ислам. Существуют религии, в которых практически нет какого-либо конкретного божества,— даосизм, буддизм, конфуцианство. Для них культ связан с определенными мировоззренческими установками.
Всякий культ имеет свои средства — “различные культовые предметы” [231, с. 56], символизирующие главные моменты культа. Например, в христианстве крест представляет собой довольно сложную знаковую систему: с одной стороны — это орудие казни, с другой — символ смерти и воскресения; верхняя короткая перекладина православного креста напоминает о надписи, сделанной над головой казненного (“Иисус Назорей, Царь Иудейский”), нижняя диагональная — о том, что один из тех, кого распяли одновременно с Христом, злословил и поэтому отправился прямо в преисподнюю, другой же, жалевший Христа,— к престолу Всевышнего.
Вера как способ поклонения представляет собой неоднозначное явление. “Вера — это особое психологическое состояние уверенности в достижении цели, наступлении события, в предполагаемом поведении человека, в истинности идеи...” [там же, с. 50], т.е. вера представляет собой эмоциональное состояние приятия какого-либо положения без доказательств, без логической аргументации или подтверждения на практике. (Невозможно логически или иным способом доказать существование Бога, равно как и противоположное утверждение). В вере всегда содержится ожидание желаемого, причем важно и то, насколько значимо это желаемое для человека и общества. Религиозная же вера непременно предполагает возможность общения с сверхъестественными силами, с богами или демонами, возможность существования каких-то свойств, качеств, связей, которые воспринимаются как необходимые, значимые или желаемые, как, например, чудодейственные силы и способности.
Кант различал три типа веры: прагматическую, доктринальную и моральную. Прагматическая (лат. pragma “дело, действие”) — вера из выгоды. Например, когда в языческом Риме император Константин I (ок. 285—337) сделал христианство государственной религией (впрочем, сохранив языческие культы), многие перешли в эту веру. Но часто это были люди неверующие, ищущие выгод, мест в государственной службе и других благ, которые предоставлялись только тем, кто принял новую обязательную религию. Такая вера может сопровождать не только религию, но и стать основой другой идеи, даже связанной с наукой (вспомним “теоретические” изыскания Т. Г. Лысенко в биологии, отношение к философии марксизма и пр.). Прагматическая вера становится основой ханжества в религии.
Доктринальная (лат. doctrina “руководящий принцип”) вера требует закрепления не столько смысла, сколько буквы религии. Каждое ее положение должно быть установлено раз и навсегда, никакие разночтения или трактовки невозможны. Это чаще всего ведет к фанатизму и следующему за ним уничтожению инакомыслящих и инаковерующих.
Моральная вера представляет собой образ жизни данного, конкретного человека. Она не претендует на окончательность и законодательность веры, спокойно относится к другим проявлениям веры и вообще к другим религиям. Здесь религия смыкается с морально-нравственным аспектом культуры, поскольку выступает как свобода совести.
Каждая религия включает в себя и соответствующие обряды — ритуалы (лат, ritualis “обрядовый”), которые предписаны для отправления культа. Это действия, совершаемые верующими в процессе реализации своей веры. Например, верующий мусульманин должен пять раз в день становиться на молитву непременно лицом к востоку и предварительно совершив омовение. Коран специально обращает внимание на то, что если путешествующий в пустыне не имеет воды для омовения, он может использовать песок. Важно, чтобы ритуал был исполнен. Знание ритуалов каждой религии освобождает от многих неловкостей, а иногда и конфликтов, которые возникают на почве взаимонепонимания.
В средневековой Испании даже военные действия прекращались на три дня в неделю: в пятницу не воюют мусульмане, в субботу — евреи, в воскресенье — христиане. До сих пор деловые люди Судана хвалятся тем, что у них возможно решить любое дело в любой день недели, поскольку в каждый из названных дней не работает только часть учреждений.
Кроме того, в каждой из религий непременно есть священные книги, в которых излагаются предания, молитвы, даются предписания, касающиеся жизни верующих. Во многих текстах мы встретимся с описанием истории верующего народа, как, например, в Ветхом завете; в них можно найти советы на все случаи жизни, вплоть до способов приготовления пищи или правил гигиены (например, в Торе — священной книге иудаизма[2] ). В большинстве священных текстов заложены общечеловеческие моральные принципы. Многие из них совпадают, несмотря на различие религий. Так, заповеди, предписывающие не убивать, не красть, не лгать, почитать родителей, можно встретить практически в любой религиозной системе.
Еще одним элементом каждой религии являются различные организации, упорядочивающие саму религиозную деятельность. К ним относятся монастыри, церкви или другие учреждения, сосредоточивающие административную часть религиозных сообществ. Не следует смешивать религию как способ отношения человека с миром и религиозные организации. Цели и задачи последних не всегда находятся в соответствии друг с другом, а иногда — и с основными принципами религии. Так, всему миру известна деятельность инквизиции (лат. inquisitio “розыск”), взявшей на себя функции судейства и казни инакомыслящих.
Как и любой другой вид культуры, религия — одновременно особый тип мировоззрения и особый вид человеческой деятельности, который отражает мир и его устройство и вместе с этим оказывает на него существенное воздействие. В теории культуры нередко всю мировую культуру подразделяют на определенные типы, связанные с какой-либо конкретной религией. Так, выделяют культуру ислама, христианскую культуру, конфуцианско-даосистский тип ее и так далее. В последнее время появляются новые вероучения, ставящие себе цель — избежать разногласий между различными религиями. Например, бахаизм гласит, что Бог един, различаются лишь представления о нем.
Понимание религии, ее основных принципов и особенностей, знание религиозной литературы, культов, особенностей веры, ритуалов и прочего составляет необходимый багаж современного человека. Это в настоящее время становится предпосылкой его развития, понимания сложностей и специфики жизни многих народов мира. С этим положением вплотную связан не только вопрос веротерпимости, но и проблемы национального, политического и нравственного характера.
Использованная литература :
1. Мир культуры (Основы культурологии). Учебное пособие. 2-е Б95 издание, исправленное и дополненное.— М.: Издательство Фёдора Конюхова; Новосибирск: ООО “Издательство ЮКЭА”, 2002. — 712 с.
[1] Ассоциация (позднелат. associatio “объединение”) — связь, возникающая при определенных условиях между двумя и более психическими образованиями (ощущениями, двигательными актами, восприятиями, представлениями, идеями и т. п.). Различают ассоциации по смежности (в пространстве или времени), сходству и контрасту. Термин введен Дж. Локком (1698).
[2] Иудаизм — религия, возникшая в Iтысячелетии до н. э. в Палестине и распространенная главным образом среди евреев. Основные догматы — признание единого бога Яхве и богоизбранности еврейского народа, вера в небесного избавителя (мессию), святость Ветхого завета и Талмуда. Государственная религия Израиля.
www.ronl.ru
МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ УКРАИНЫ
КИЕВСКИЙ ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ
им. ДРАГОМАНОВА
РЕФЕРАТ
ПО КУЛЬТУРОЛОГИИ
Выполнил студент 33 группы
Ночовний Алексей
Киев 2009
В греческой мифологии Аполлон, один из основных богов греческого культа, кроме всего прочего, был Мусагетом (греч. “водитель муз”). О том, что греки с самых ранних времен понимали сущность искусства, пишет в одном из своих стихотворений знаменитый греческий историк Гесиод (VIII—VII вв. до н. э.):
Много умеем мы лжи рассказать за чистейшую правду.
Если, однако, хотим, то и правду рассказывать можем.
[339, с. 170]
Далее Гесиод говорит и о силе искусства, о том, что если музы благосклонны к поэту, то он может погасить “великую ссору”, дать утешение людям в горе, выносить решенья “с строгой согласные правдой”. Недаром миф о легендарном певце Орфее рассказывает, что он своим пением укрощал диких зверей и двигал камни.
Таким образом, древние мифы показывают, что возникновение искусства в человеческом обществе закономерно, и появляется оно по воле и под покровительством богов.
По поводу происхождения искусства существует большое количество теорий. Практически все они видят его корни в различных сторонах жизни и деятельности первобытного общества.
Одни теоретики выводят искусство из трудовой деятельности, потребности которой вызвали к жизни ритуальные танцы и другие действа, где моделировались, имитировались реальные практические занятия людей. До сих пор известны трудовые песни, сопровождаемые движениями, демонстрирующими тот или иной процесс труда. Эти “игрища” могли носить магический характер, предполагающий, что все совершенные людьми движения и действия затем окажут воздействие на конкретный объект и помогут достигнуть желаемого результата. Считается также, что в древнейших “игрищах” закреплен определенный опыт наших пращуров. Поэтому другие теоретики (Ф. Шиллер, И. Хёйзинга) считают, что в основе первобытного искусства лежит игра как один из факторов развития культуры в целом.
Есть религиозные теории, в которых утверждается, что искусство возникло по воле богов и представляет собой ее проявление. Платон объяснял причины художественного творчества тем, что устами певца — аэда — говорят боги, сам же певец в это время находится в состоянии экстаза, некоего поэтического безумия, и тогда искусство достигает высоких вершин. Аристотель связывал появление искусства с подражанием природе. Некоторые культурологи и искусствоведы предполагают причину возникновения искусства в особом умении художника “предчувствовать”, “вчувствоваться” в сущность вещей и передавать ее в своем творчестве.
Но все теории без исключения отмечают, что искусство представляет собой особый мир, порожденный человеческим духом, особую сферу человеческой деятельности. И если мораль выступает как всепроникающее явление, без которого невозможна никакая форма человеческой жизни и деятельности, то искусство воссоздает в своих произведениях всю Вселенную человека, те ее стороны, которые желанны или нежелательны для него, все формы его поведения. Оно несет в себе огромный мир фантазии и вымысла, с одной стороны, и выступает как Истина, Добро и Красота — с другой.
В этих рассуждениях можно заметить, что искусство, как любой культурный феномен, включает в себя особый вид деятельности, направленной и на окружающий человека мир, который художник познает, оценивает, преобразует, и на самого человека и его отношения с действительностью. При этом окружающее может выступать в искусстве как источник самого искусства, как отражаемое явление и как то, что находится под воздействием искусства. Именно эта сложность и многоплановость искусства позволяет ему быть одновременно явлением, познающим мир в особой форме, о которой мы скажем несколько позже, и явлением, преобразующим мир, оценивающим его. Искусство влияет на жизнь, так как оно несет в себе сильный воспитательный момент, ведь все идеи искусства выражаются в эмоциональной форме. Кроме того, искусство устанавливает “связь времен”, предполагает общение во времени и в пространстве между народами, странами и континентами и разными эпохами. Оно может быть игрой, фантазией, вымыслом и при этом осуществлять в себе функции познания, утверждения нравственных норм, выражения эстетического начала.
Искусство, соединяя в себе реальность и вымысел, объективное состояние мира и субъективный взгляд на него человека, становится особой формой знания, способного воссоздать целостную картину мира. Но если для науки получение знания является основной целью, то в искусстве, помимо самого знания, заключено еще и отношение к нему. Только в искусстве мы сталкиваемся и с осмыслением того, о чем идет речь в художественном произведении, и с отношением к нему автора, и с действующей моделью мира, как его понимает художник.
Как и каждый вид культуры, искусство имеет особую знаковую систему — выразительные средства его разных видов. Эта знаковая система образует не только особый “язык” искусства, но и создает “новую реальность”, не обязательно совпадающую с той, которая называется окружающим миром. В этой “новой реальности” утверждаются ценности, выработанные обществом в различных видах своей деятельности, а также те ценности, которые создает духовный мир художника. Вместе с ценностями искусство несет в себе идеалы своего времени, общества, социальной среды; одновременно оно само может формировать идеалы будущего или переосмыслять идеалы прошлого и настоящего.
Искусство представляет собой творческую деятельность, центральным звеном которой является создание художественного образа. Художественный образ — специфическое явление, присущее исключительно искусству. Ни одна другая человеческая деятельность, репродуктивная или созидательная, не создает такого феномена. В чем же особенность художественного образа?
Художественный образ — это такое сравнение, сопоставление, соединение различных сторон реального или вымышленного мира, в результате которого появляется новый предмет, персонаж или новое качество. В книге Ю. Борева “Эстетика” художественный образ сравнивается со сфинксом. В этом создании древнего искусства соединились человек и животное, древний художник увидел “нечто человеческое во льве и нечто львиное в человеке”. Можно вспомнить также историю создания любого персонажа известными художниками. Множество прототипов имели образы Евгения Онегина, Татьяны Лариной, Анны Карениной и других. Художественный образ существует как элемент или часть произведения и как целая художественная система, составляющая сущность искусства.
Художественное произведение — это целостность, в которой все ее элементы взаимосвязаны, взаимопроникают и взаимодействуют. Обратимся в качестве примера к роману А. С. Пушкина “Евгений Онегин”. Здесь каждый персонаж, даже проходной (например, гости на балу у Лариных), совершенно закончен и самодостаточен для того, чтобы существовать как отдельный образ. Весь мир романа пронизан многообразными связями, один персонаж без другого потерял бы часть своей полноты, наиболее цельно он воспринимается именно в сравнении и сопоставлении со всеми другими персонажами и обстоятельствами. Так, отношениям между Онегиным и его деревенскими соседями посвящена лишь одна строфа:
Сначала все к нему езжали,
Но так как с заднего крыльца
Обыкновенно подавали
Ему донского жеребца,
Лишь только вдоль большой дороги
Заслышат их домашни дроги.
Поступком оскорбясь таким,
Все дружбу прекратили с ним...
[Гл. II, V]
Однако обратите внимание на то, какие простые и точные детали связаны с поведением всех действующих лиц, как в них сразу и окончательно отмечена вся глубина различия между образом их жизни, привычками и даже элементами быта. Другой пример: чаще всего принято сравнивать по сходству или противоположности Татьяну и Ольгу, Онегина и Ленского. Сравнимы даже Онегин и Ольга или же секунданты — Зарецкий и Гильо, сопоставимы и письма, которые пишет каждый из влюбленных героев. В знаменитом письме Татьяны постоянно звучит обращение к возлюбленному:
Я знаю, ТЫ мне послан богом,
До гроба ТЫ хранитель мой…
Не правда ль? Я ТЕБЯ слыхала:
ТЫ говорил со мной в тиши…
И в это самое мгновенье
Не ТЫ ли, милое виденье,
В прозрачной темноте мелькнул,
Приникнул тихо к изголовью?
Не ТЫ ль с отрадой и любовью
Слова надежды мне шепнул?
[Гл. III]
Чувства Онегина совсем иные:
Я знаю, век уж МОЙ измерен;
Но чтоб продлилась жизнь МОЯ,
Я утром должен быть уверен,
Что с вами днем увижусь Я...
[Гл. VIII]
Влюбленный Ленский пребывает в тумане лирических абстракций:
Что день грядущий мне готовит?
Его мой взор напрасно ловит,
В глубокой мгле таится он.
Нет нужды; прав судьбы закон.
[Гл. VI. XXI]
По поводу этого автор иронически замечает:
Так он писал, темно и вяло
(Что романтизмом мы зовем,
Хоть романтизма тут нимало
Не вижу я. Да что нам в том?)
И наконец перед зарею,
Склонясь усталой головою,
На модном слове идеал
Тихонько Ленский задремал.
[Гл.VI, XXIII]
Каждое из писем — маленький шедевр, наполняющий образ героя неповторимым личным содержанием, и без сопоставления этих писем картина была бы не столь совершенно законченной.
И в этом, и в множестве других отношений внутри романа складывается и живет особая целостность, особая модель мира, “новая реальность”, которая создана гением художника и может быть создана только в искусстве.
Художественный образ — специфический сплав реальности и фантазии, в котором мера фантазии связана с целями произведения, определяемыми лишь волей автора.
Поэтому в художественном образе всегда присутствуют и объективное (реальный мир, который является лишь толчком для фантазии), и субъективное, отражающее всю полноту индивидуальности автора. В один и тот же год (1827) два русских художника писали портрет Пушкина. Орест Кипренский (1782—1836) увидел Поэта, которого потребовал “к священной жертве Аполлон”, Пророка, призванного “глаголом жечь сердца людей”. Василий Тропинин (1776—1857) — другого, “человечного” поэта, гения, несущего в себе и черты повседневности, конкретности. Ни один из портретов не грешит против реальности, но каждый из них — взгляд художника и на объект, и в собственный внутренний мир, как бы осветивший каждую работу, изображение поэта и отношение к нему автора.
В. А. Тропинин. Портрет О. А. Кипренский. Портрет
А. С. Пушкина. 1827 год А. С. Пушкина. 1827 год
Еще одно внутреннее единство обязательно для художественного образа: это единство эмоционального и рационального. Если другие виды культуры обращаются и к мысли, и к чувству, то для них это обстоятельство не является специфическим.
Они чаще всего базируются на каком-либо одном из этих моментов, который для них наиболее необходим. Мораль может нести в себе значительную меру рациональности и быть не чуждой эмоциям, а наука — стремится освободиться от “излишних” эмоций во имя истины. Религия невозможна без эмоционального ряда, но в ней может присутствовать (или отсутствовать) и рациональный ряд. Искусство же возможно только в этом сплаве, в котором мера рационального и эмоционального определяется самим создателем произведения. Только в искусстве мысль должна быть окрашена чувством, а чувство — быть “умным”. Иначе страдает сама сущность искусства.
Поэтому, начиная с древнейших времен, самые выдающиеся умы человечества постоянно говорили о том, что без связи с искусством, без его понимания нет не только культурного человека, но и по-настоящему полноценно развитого человека.
Одна из особенностей искусства заключается в том, что при его посредстве каждый из нас прикасается не только к фактам и действиям, которые легли в основание произведения, но и к внутреннему миру, личности и гению автора, к психологическим особенностям народа, создавшего свое искусство.
В повседневной реальной жизни эта сторона обычно скрыта от окружающих, поэтому человек, не понимающий искусства, лишен целой Вселенной и в любом виде деятельности оказывается ограниченным.
Искусство вырабатывает эстетический вкус, ибо одно из его функциональных предназначений — быть носителем эстетических идеалов.
И, наконец, искусство побуждает к творчеству, заставляя сопереживать, “участвовать” в творческом процессе если не создания произведения, то, во всяком случае, понимания, проникновения в сущность вещей, и делает это без формул и методик, требующих специальных навыков.
С другой стороны, оно предлагает свою систему видения мира, вскрывает связи, не доступные науке, развивая тем самым способность каждого к ассоциативному [1] мышлению, без чего нет никакого творчества.
Как и искусство, религия — одна из древнейших разновидностей культуры и существует в обществе на любом этапе его развития.
В религии заложен особый опыт человечества, связанный с видением общей картины мира, с пониманием взаимоотношений природы и человека, космоса и общества. Немецкий социолог и историк Макс Вебер (1864—1920) считал, что основой религии становится поиск смысла многих явлений действительности, в большей мере таких, которые воспринимаются как экстремальные: смерть, страдания, нравственный выбор и др. По его мнению, всем этим сторонам человеческой жизни с древнейших времен придается сверхъестественный смысл. Одновременно появляется и идея спасения людей от бед и несчастий, идея воздаяния за страдания, которая пронизывает повседневную жизнь людей, придавая ей смысл и значение. Французский социолог Эмиль Дюркгейм (1858—1917) полагает, что идея сверхъестественного не характерна для первобытных народов, она возникает лишь при определенных условиях существования общества и на определенной стадии развития.
Современные теории религии связывают ее появление с необходимостью понять положение человека в мире, с возникновением отчуждения (превращения человеческого труда и его результатов в силу, господствующую над людьми), с особой формой отражения мира, в которой он удваивается (в виде естественного и сверхъестественного миров). Среди факторов возникновения религии выделяются:
— зависимость общества и отдельного человека от внешнего мира, наполненного случайностями и непредсказуемостью результатов деятельности на любом уровне развития;
— зависимость каждого человека от существующих общественных отношений, которые также становятся чуждой, вне индивида стоящей силой;
— психологические факторы, связанные как с отдельным человеком, так и с обществом в целом (например, страх, тревога за будущее, смена идеалов в обществе, личное страдание или горе) [231].
Понимание сущности религии оказывается различным в зависимости от того, дается это определение самой религией или религиоведением. Для любой религии она сама представляет собой откровение, воспринятое каким-либо пророком или праведником непосредственно от самого божества. Так, согласно Библии (Ветхому завету) основные положения религии были переданы Моисею; в исламе считается, что Аллах сообщил свою волю Мухаммеду. Для научного взгляда на религию характерно ее понимание как такой формы сознания, в которой мир удваивается, т. е. признается существование естественного и сверхъестественного, земного и потустороннего.
Однако для любого взгляда на религию важно то, что в ней признаются три взаимосвязаных между собой элемента: культ (основные объекты поклонения), вера (особое эмоциональное мировосприятие) и ритуалы (те действия, которые должен исполнять приверженец данной религии).
Культ (лат. cultus “почитание”), сложившийся в каждой религии, в той или иной мере определен традиционным для данного народа способом отношений с миром, представлением о его устройстве, поведением, системой ценностей, идеалами и многим другим. Ни одна религия не является чем-то внешним для данного народа и содержит не навязанную одной частью населения (например, жрецами или привилегированными классами) другой части (остальному населению) систему взглядов. Религия складывалась так же, как и другие типы мировоззрения, естественным ходом развития отношений человечества с окружающей действительностью. Мировые религии (буддизм, христианство, ислам, конфуцианство), как и религии каждого этноса (например, индуизм, иудаизм и др.) связаны с происхождением и становлением всего человечества сложными и крепкими связями и в этом смысле имеют много общего. В культе как бы опредмечиваются представления человека о мироздании, о причинах и следствиях любого рода деятельности, о сущности окружающих человека естественных (природных) и искусственных вещей.
Русский религиозный философ П. А. Флоренский (1882—1943) считал культ главной стороной религии, относя к нему процесс богослужения. Каждый культ имеет свой предмет поклонения и в этой связи в различных религиях мира складывается политеизм или монотеизм. Политеизм — вера в существование множества богов, связанных с различными явлениями окружающей природы или с особенностями человеческой деятельности. Например, египетские верования были политеистичны (см. гл. VIII). Монотеизм — вера в единого бога, единобожие. Некоторые религии постепенно или сразу развиваются как монотеистические — иудаизм, христианство, ислам. Существуют религии, в которых практически нет какого-либо конкретного божества,— даосизм, буддизм, конфуцианство. Для них культ связан с определенными мировоззренческими установками.
Всякий культ имеет свои средства — “различные культовые предметы” [231, с. 56], символизирующие главные моменты культа. Например, в христианстве крест представляет собой довольно сложную знаковую систему: с одной стороны — это орудие казни, с другой — символ смерти и воскресения; верхняя короткая перекладина православного креста напоминает о надписи, сделанной над головой казненного (“Иисус Назорей, Царь Иудейский”), нижняя диагональная — о том, что один из тех, кого распяли одновременно с Христом, злословил и поэтому отправился прямо в преисподнюю, другой же, жалевший Христа,— к престолу Всевышнего.
Вера как способ поклонения представляет собой неоднозначное явление. “Вера — это особое психологическое состояние уверенности в достижении цели, наступлении события, в предполагаемом поведении человека, в истинности идеи...” [там же, с. 50], т.е. вера представляет собой эмоциональное состояние приятия какого-либо положения без доказательств, без логической аргументации или подтверждения на практике. (Невозможно логически или иным способом доказать существование Бога, равно как и противоположное утверждение). В вере всегда содержится ожидание желаемого, причем важно и то, насколько значимо это желаемое для человека и общества. Религиозная же вера непременно предполагает возможность общения с сверхъестественными силами, с богами или демонами, возможность существования каких-то свойств, качеств, связей, которые воспринимаются как необходимые, значимые или желаемые, как, например, чудодейственные силы и способности.
Кант различал три типа веры: прагматическую, доктринальную и моральную. Прагматическая (лат. pragma “дело, действие”) — вера из выгоды. Например, когда в языческом Риме император Константин I (ок. 285—337) сделал христианство государственной религией (впрочем, сохранив языческие культы), многие перешли в эту веру. Но часто это были люди неверующие, ищущие выгод, мест в государственной службе и других благ, которые предоставлялись только тем, кто принял новую обязательную религию. Такая вера может сопровождать не только религию, но и стать основой другой идеи, даже связанной с наукой (вспомним “теоретические” изыскания Т. Г. Лысенко в биологии, отношение к философии марксизма и пр.). Прагматическая вера становится основой ханжества в религии.
Доктринальная (лат. doctrina “руководящий принцип”) вера требует закрепления не столько смысла, сколько буквы религии. Каждое ее положение должно быть установлено раз и навсегда, никакие разночтения или трактовки невозможны. Это чаще всего ведет к фанатизму и следующему за ним уничтожению инакомыслящих и инаковерующих.
Моральная вера представляет собой образ жизни данного, конкретного человека. Она не претендует на окончательность и законодательность веры, спокойно относится к другим проявлениям веры и вообще к другим религиям. Здесь религия смыкается с морально-нравственным аспектом культуры, поскольку выступает как свобода совести.
Каждая религия включает в себя и соответствующие обряды — ритуалы (лат, ritualis “обрядовый”), которые предписаны для отправления культа. Это действия, совершаемые верующими в процессе реализации своей веры. Например, верующий мусульманин должен пять раз в день становиться на молитву непременно лицом к востоку и предварительно совершив омовение. Коран специально обращает внимание на то, что если путешествующий в пустыне не имеет воды для омовения, он может использовать песок. Важно, чтобы ритуал был исполнен. Знание ритуалов каждой религии освобождает от многих неловкостей, а иногда и конфликтов, которые возникают на почве взаимонепонимания.
В средневековой Испании даже военные действия прекращались на три дня в неделю: в пятницу не воюют мусульмане, в субботу — евреи, в воскресенье — христиане. До сих пор деловые люди Судана хвалятся тем, что у них возможно решить любое дело в любой день недели, поскольку в каждый из названных дней не работает только часть учреждений.
Кроме того, в каждой из религий непременно есть священные книги, в которых излагаются предания, молитвы, даются предписания, касающиеся жизни верующих. Во многих текстах мы встретимся с описанием истории верующего народа, как, например, в Ветхом завете; в них можно найти советы на все случаи жизни, вплоть до способов приготовления пищи или правил гигиены (например, в Торе — священной книге иудаизма[2] ). В большинстве священных текстов заложены общечеловеческие моральные принципы. Многие из них совпадают, несмотря на различие религий. Так, заповеди, предписывающие не убивать, не красть, не лгать, почитать родителей, можно встретить практически в любой религиозной системе.
Еще одним элементом каждой религии являются различные организации, упорядочивающие саму религиозную деятельность. К ним относятся монастыри, церкви или другие учреждения, сосредоточивающие административную часть религиозных сообществ. Не следует смешивать религию как способ отношения человека с миром и религиозные организации. Цели и задачи последних не всегда находятся в соответствии друг с другом, а иногда — и с основными принципами религии. Так, всему миру известна деятельность инквизиции (лат. inquisitio “розыск”), взявшей на себя функции судейства и казни инакомыслящих.
Как и любой другой вид культуры, религия — одновременно особый тип мировоззрения и особый вид человеческой деятельности, который отражает мир и его устройство и вместе с этим оказывает на него существенное воздействие. В теории культуры нередко всю мировую культуру подразделяют на определенные типы, связанные с какой-либо конкретной религией. Так, выделяют культуру ислама, христианскую культуру, конфуцианско-даосистский тип ее и так далее. В последнее время появляются новые вероучения, ставящие себе цель — избежать разногласий между различными религиями. Например, бахаизм гласит, что Бог един, различаются лишь представления о нем.
Понимание религии, ее основных принципов и особенностей, знание религиозной литературы, культов, особенностей веры, ритуалов и прочего составляет необходимый багаж современного человека. Это в настоящее время становится предпосылкой его развития, понимания сложностей и специфики жизни многих народов мира. С этим положением вплотную связан не только вопрос веротерпимости, но и проблемы национального, политического и нравственного характера.
Использованная литература :
1. Мир культуры (Основы культурологии). Учебное пособие. 2-е Б95 издание, исправленное и дополненное.— М.: Издательство Фёдора Конюхова; Новосибирск: ООО “Издательство ЮКЭА”, 2002. — 712 с.
[1] Ассоциация (позднелат. associatio “объединение”) — связь, возникающая при определенных условиях между двумя и более психическими образованиями (ощущениями, двигательными актами, восприятиями, представлениями, идеями и т. п.). Различают ассоциации по смежности (в пространстве или времени), сходству и контрасту. Термин введен Дж. Локком (1698).
[2] Иудаизм — религия, возникшая в Iтысячелетии до н. э. в Палестине и распространенная главным образом среди евреев. Основные догматы — признание единого бога Яхве и богоизбранности еврейского народа, вера в небесного избавителя (мессию), святость Ветхого завета и Талмуда. Государственная религия Израиля.
www.ronl.ru
Как и каждый вид культуры, искусство имеет особую знаковую систему - выразительные средства его разных видов. Эта знаковая система образует не только особый «язык» искусства, но и создает «новую реальность», не обязательно совпадающую с той, которая называется окружающим миром. В этой «новой реальности» утверждаются ценности, выработанные обществом в различных видах своей деятельности, а также те ценности, которые создает духовный мир художника. Вместе с ценностями искусство несет в себе идеалы своего времени, общества, социальной среды; одновременно оно само может формировать идеалы будущего или переосмыслять идеалы прошлого и настоящего.
Искусство представляет собой творческую деятельность, центральным звеном которой является создание художественного образа. Художественный образ - специфическое явление, присущее исключительно искусству. Ни одна другая человеческая деятельность, репродуктивная или созидательная, не создает такого феномена. В чем же особенность художественного образа? Художественный образ - это такое сравнение, сопоставление, соединение различных сторон реального или вымышленного мира, в результате которого появляется новый предмет, персонаж или новое качество. В книге Ю.Борева «Эстетика» художественный образ сравнивается со сфинксом. В этом создании древнего искусства соединились человек и животное, древний художник увидел «нечто человеческое во льве и нечто львиное в человеке». Можно вспомнить также историю создания любого персонажа известными художниками. Множество прототипов имели образы Евгения Онегина, Татьяны Лариной, Анны Карениной и других. Художественный образ существует как элемент или часть произведения и как целая художественная система, составляющая сущность искусства.
Художественное произведение - это целостность, в которой все ее элементы взаимосвязаны, взаимопроникают и взаимодействуют. Обратимся в качестве примера к роману А.С.Пушкина «Евгений Онегин». Здесь каждый персонаж, даже проходной (например, гости на балу у Лариных), совершенно закончен и самодостаточен для того, чтобы существовать как отдельный образ. Весь мир романа пронизан многообразными связями, один персонаж без другого потерял бы часть своей полноты, наиболее цельно он воспринимается именно в сравнении и сопоставлении со всеми другими персонажами и обстоятельствами. Так, отношениям между Онегиным и его деревенскими соседями посвящена лишь одна строфа:
«Сначала все к нему езжали, Но так как с заднего крыльца Обыкновенно подавали Ему донского жеребца, Лишь только вдоль большой дороги Заслышат их домашни дроги. Поступком оскорбясь таким, Все дружбу прекратили с ним...»
Однако обратите внимание на то, какие простые и точные детали связаны с поведением всех действующих лиц, как в них сразу и окончательно отмечена вся глубина различия между образом их жизни, привычками и даже элементами быта. Другой пример: чаще всего принято сравнивать по сходству или противоположности Татьяну и Ольгу, Онегина и Ленского. Сравнимы даже Онегин и Ольга или же секунданты - Зарецкий и Гильо, сопоставимы и письма, которые пишет каждый из влюбленных героев. В знаменитом письме Татьяны постоянно звучит обращение к возлюбленному:
«Я знаю, ТЫ мне послан богом, До гроба ТЫ хранитель мой... Не правда ль? Я ТЕБЯ слыхала: ТЫ говорил со мной в тиши... И в это самое мгновенье Не ТЫ ли, милое виденье, В прозрачной темноте мелькнул, Приникнул тихо к изголовью? Не ТЫ ль с отрадой и любовью Слова надежды мне шепнул?»
Чувства Онегина совсем иные:
«Я знаю, век уж МОЙ измерен; Но чтоб продлилась жизнь МОЯ, Я утром должен быть уверен, Что с вами днем увижусь Я...»
Влюбленный Ленский пребывает в тумане лирических абстракций:
«Что день грядущий мне готовит? Его мой взор напрасно ловит, В глубокой мгле таится он. Нет нужды; прав судьбы закон».
По поводу этого автор иронически замечает:
«Так он писал, темно и вяло (Что романтизмом мы зовем, Хоть романтизма тут нимало Не вижу я. Да что нам в том?) И наконец перед зарею, Склонясь усталой головою, На модном слове идеал Тихонько Ленский задремал».
Каждое из писем - маленький шедевр, наполняющий образ героя неповторимым личным содержанием, и без сопоставления этих писем картина была бы не столь совершенно законченной. И в этом, и в множестве других отношений внутри романа складывается и живет особая целостность, особая модель мира, «новая реальность», которая создана гением художника и может быть создана только в искусстве.
2.3 Специфика двух способов отражения действительности в искусстве
В искусстве существуют два способа образного отражения мира: реалистический и условный. Основные черты искусства как ядра культуры в Приложении 3.Уже в самых ранних дошедших до нас художественных произведениях палеолита присутствуют оба. Первобытные художники были прекрасными мастерами реалистического изображения, неплохо разбирались в анатомии животных, могли передать движение с исключительной выразительностью. В условных образах фиксируется попытка обобщения, желание выйти за рамки простого подобия, соответствия природе.
В искусстве оба способа отражения действительности присутствуют всегда, либо параллельно, либо один из них является ведущим. Необходимо отметить, что реалистическое искусство не просто слепок с действительности; его художественные образы представляют жизнь как бы в концентрированном виде, фокусируют наиболее значимые для данной культурной эпохи персонажи, события, чувства, идеи, проблемы. Условное искусство дает больше возможностей для расширения и интерпретации содержания художественных образов, может быть символическим. Американский социолог П.Сорокин связывал символическое искусство с идеациональным типом культуры, ориентированным на сверхчувственное, сверхрациональное мироощущение, то есть на Бога. Так, в европейской культуре искусство средневековья было в большей степени условным, символическим: живописные и скульптурные образы, далекие от правдоподобия, служили религиозным идеям, торжеству духа над телесностью. Именно поэтому скульптуры готических соборов столь условны, фигуры скрыты за складками одежды.
В современной художественной культуре реалистическое и условное искусство существуют параллельно: в театральном искусстве - направление, идущее от К.С.Станиславского, стремившегося к правдоподобному воплощению на сцене «жизни человеческого духа», и направление, представленное сторонниками «условного театра», «монтажа аттракционов», созданное В.Э. Мейерхольдом; в кино - фильмы реалистические (как мы говорим «жизненные») и условные, с подтекстом, с использованием специально подбираемой режиссером символики (А.Тарковский, Ф.Феллини). В литературе и живописи на рубеже XIX - XX веков появляется новое художественное направление - символизм (П.Верлен, М.Метерлинк, А.Рембо, А.Блок, А.Белый, М.Врубель, М.Чюрленис и др.). Однако, в широком смысле вся живопись модернизма (сюрреализм, кубизм, экспрессионизм, абстракционизм, фовизм и др.) может рассматриваться как символическое воссоздание отношений человек - мир в наш противоречивый век с сенсационными научными открытиями, достижениями техники, войнами, экологическими катастрофами и кризисом духовности.
Итак, художественный образ - это специфический сплав реальности и фантазии, в котором мера фантазии связана с целями произведения, определяемыми лишь волей автора. Поэтому в художественном образе всегда присутствуют и объективное (реальный мир, который является лишь толчком для фантазии), и субъективное, отражающее всю полноту индивидуальности автора. Так, в один и тот же год (1827) два русских художника писали портрет Пушкина. Орест Кипренский (1782-1836) увидел Поэта, которого потребовал «к священной жертве Аполлон», Пророка, призванного «глаголом жечь сердца людей». Василий Тропинин (1776-1857) - другого, «человечного» поэта, гения, несущего в себе и черты повседневности, конкретности. Ни один из портретов не грешит против реальности, но каждый из них - взгляд художника и на объект, и в собственный внутренний мир, как бы осветивший каждую работу, изображение поэта и отношение к нему автора. Еще одно внутреннее единство обязательно для художественного образа: это единство эмоционального и рационального. Если другие виды культуры обращаются и к мысли, и к чувству, то для них это обстоятельство не является специфическим. Они чаще всего базируются на каком-либо одном из этих моментов, который для них наиболее необходим. Мораль может нести в себе значительную меру рациональности и быть не чуждой эмоциям, а наука - стремится освободиться от «излишних» эмоций во имя истины. Религия невозможна без эмоционального ряда, но в ней может присутствовать (или отсутствовать) и рациональный ряд. Искусство же возможно только в этом сплаве, в котором мера рационального и эмоционального определяется самим создателем произведения. Только в искусстве мысль должна быть окрашена чувством, а чувство - быть «умным». Иначе страдает сама сущность искусства. Поэтому, начиная с древнейших времен, самые выдающиеся умы человечества постоянно говорили о том, что без связи с искусством, без его понимания нет не только культурного человека, но и полноценно развитого человека.
Одна из особенностей искусства заключается в том, что при его посредстве каждый из нас прикасается не только к фактам и действиям, которые легли в основание произведения, но и к внутреннему миру, личности и гению автора, к психологическим особенностям народа, создавшего свое искусство. В повседневной реальной жизни эта сторона обычно скрыта от окружающих, поэтому человек, не понимающий искусства, лишен целой Вселенной и в любом виде деятельности оказывается ограниченным. Искусство вырабатывает эстетический вкус, ибо одно из его функциональных предназначений - быть носителем эстетических идеалов. И, наконец, искусство побуждает к творчеству, заставляя сопереживать, «участвовать» в творческом процессе если не создания произведения, то, во всяком случае, понимания, проникновения в сущность вещей, и делает это без формул и методик, требующих специальных навыков. С другой стороны, оно предлагает свою систему видения мира, вскрывает связи, не доступные науке, развивая способность каждого к ассоциативному мышлению, без чего нет никакого творчества.
Таким образом, культура - целостная система, элементы которой не существуют изолированно друг от друга. Они все взаимодействуют между собой и с культурой в целом. В различные культурно-исторические эпохи на первый план выдвигались те виды искусства, которые наиболее полно выражали данную эпоху. Мы говорим: античная скульптура, средневековая архитектура, живопись Возрождения, подчеркивая, что данные вида искусства были доминирующими, а остальные существовали под их влиянием. Современные представления о мире усложняются, что позволяет говорить о «полифоничности» современной культуры, т.е. это и ее «романизация», и «музыкализация», и «видеолизация», и зрелищность. Отдельные виды художественного творчества сегодня не существуют изолированно друг от друга, что выражается в появлении новых синтетических жанров искусства (симфонии-балеты, мюзиклы), и в интегративности художественного мышления, в расширении художественной сферы (светомузыка, цветомузыкальные фильмы, художественного конструирования, компьютерной графики).
В искусстве естественно и свободно происходит отказ от прошлых завоеваний и находок, когда они не выражают нового мироощущения человека в культуре. Совершенствуются приемы, технологии, способы извлечения звука, цвета, расширяются границы художественной сферы, но само искусство не меняет своей сущности, не становится более или менее прогрессивным.
Развитие искусства происходит в рамках динамических изменений всей культуры. Выяснение закономерностей динамики художественной культуры - одна из актуальных задач современной культурологии. Но сколько бы ни пытались ученые постичь искусство, в нем всегда будет оставаться та тайна, которую невозможно охватить только рациональными методами. Искусство дарует художникам «волны вдохновенья», радуя нас своей непредсказуемостью.
4. Взаимодействие искусства и культуры
В настоящее время можно выявить взаимодействие искуИскусство и политика. Проблема взаимодействия искусства и политики может рассматриваться в нескольких аспектах. Во-первых, это политика государства в отношении искусства и его творцов: возможное ограничение свободы творчества, введение цензуры, финансирование средств из государственного бюджета на развитие художественных институтов. Во-вторых, это проведение идеологических установок через искусство с определенными целями. Примером может служить метод социалистического реализма, утвержденный в качестве догмы (критерии: простота, доступность, массовость, народность, партийность, выражение интересов пролетариата), театрализация политической и общественной жизни, распространенная во время выборных кампаний, съездов, конференций, появление политизированных видов искусства. И, в-третьих, - отношение творцов искусства к политическим событиям в стране.
Взаимодействие искусства и философии имеет свои закономерности. Не случайно искусство, как и философию, можно назвать самосознанием культуры: это как бы художественный взгляд “изнутри” в рамках какой-либо эпохи или типа культуры. Известный философ М. Мамардашвили считал, что благодаря искусству, происходит накопление и передача человеческой чувственности. Но нельзя не учитывать и рациональные моменты в художественном творчестве. Любой художник, обдумывая и создавая свои произведения, в той или иной форме доносит до нас не только свои чувства, но и свои представления о мире, которые могут либо отражать мировоззренческие взгляды эпохи, либо противостоять им в периоды кризисов. Именно с этой позиции следует рассматривать соотношение философии и искусства.
Художественным зеркалом ХХ века считается модернизм. О кризисе искусства заговорили многие мыслители: немецкий философ О. Шпенглер (а еще раньше - Г. Гегель), охарактеризовав разлад, крушение целостности человеческого бытия, конфликтность отношения человека к природе и другим людям, механизацию и утрату творческого начала в искусстве как “закат” европейской культуры; голландский культуролог Й. Хейзинга, усмотревший в утрате игрового начала современного искусства проявление кризисных явлений; испанский культуролог Х. Ортега-и-Гассет, увидевший в современной культуре тенденцию “дегуманизации искусства”; американский социолог П. Сорокин, отстаивавший на примере модернизма концепцию рождавшегося нового, идеационального или идеалистического, типа культуры...
Пессимизм и тяжелые предчувствия пронизывают произведения А. Камю и Ж. Сартра, С. Дали и Э. Ионеско, А. Шенберга и К. Пендерецкого, в кубизме изображение раскладывается на составляющие, в абсурдистском искусстве отрицается всякий смысл человеческой жизни, абстракционисты отказываются от воспроизведения предметности бытия, сюрреалисты в своих произведениях выводят из области подсознания чудовищных химер. Существует ли связь этих художественных явлений с широким распространением идей Ф. Ницше, А. Шопенгауэра, З. Фрейда и М. Хайдеггера? Безусловно. В любом справочном пособии можно прочитать, что мировоззренческой основой модернизма являются иррационализм, психоанализ и экзистенциализм. Однако, взаимосвязь философии и искусства значительно глубже: культура современной эпохи такова, что вместиться в рамки реалистического искусства она не может. Это и есть то опосредованное философское познание действительности, которое дает нам искусство.
myunivercity.ru
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru | 95 |
ей по своей природе. Таким образом, игра рассматривается как импульс возникновения искусства, а игровая природа как одна из граней его существования. Следующая концепция, связанная с генезисом искусства, носит название "имитативной теории". В ней утверждается, что в искусстве проявляется инстинкт подражания (Лукреций Кар, О.Конт, Ж.Л.Даламбер и др.). Античный мылитель Демокрит считал, что искусство возникает из непосредственного подражания животным (именно в античности появляется термин"мимезис" — подражание). Наблюдая за действиями животных, насекомых, птиц, люди научились "от паука — ткачеству и штопке, от ласточки — постройке домов, от певчих птиц — лебедя и соловья — пению"2. Аристотель, рассматривая проблему мимезиса, считал, что в искусстве не просто создаются образы реально существующих предметов или явлений, но и заложен импульс к сравнению с ними.
1Хейзинга Й. Homo Ludens. Опыт определения игрового элемента культуры. М., 1992. С.196-197.
2Лурье С.Я. Демокрит. Л., 1970. С. 352.
147
Некоторые ученые рассматривают искусство как реализацию "инстинкта украшения", средство полового привлечения (Ч.Дарвин, О. Вейнигер, К. Грос и др.).По-видимому,это один из возможных многочисленных вариантов ответа на вопрос о происхождении искусства, ведь нательные украшения и раскраска тела существуют сегодня в культуре племенных народов.
Если рассматривать данную проблему в контексте генезиса культуры в целом, то очевидно, что многие идеи и теории можно экстраполировать в область искусства. Так, в качестве импульсов для возникновения искусства могут выступать рефлексия, труд, расово-антропологическиеособенности, процесс сигнификации, коммуникации, внеземные и сверхъестественные источники.
Различные подходы к пониманию искусства и его возникновения свидетельствуют о множественности его социокультурных смыслов. Л. С. Выготский утверждал, что "искусство первоначально возникает как сильнейшее орудие в борьбе за существование, и нельзя, конечно, допустить и мысли, чтобы его роль сводилась только к коммуникации чувства и чтобы оно не заключало в себе никакой власти над этим чувством. Если бы искусство... умело только вызывать в нас веселость или грусть, оно никогда не сохранилось бы и не приобрело того значения, которое за ним необходимо признать"1.
Мы читаем книги, смотрим фильмы, слушаем музыку, восхищаемся грандиозными архитектурными сооружениями и тем самым расширяем наши знания о мире и о человеке, его чувствах и мировоззрении. Русский литературный критик В. Г. Белинский отмечал, что истина открылась человечеству впервые в искусстве, а немецкий философ Ф. Шеллинг считал искусство высшей формой познания.
Искусство может рассматриваться как способ коммуникации: в нем закрепляется связь между человеком и обществом; благодаря искусству человек может переноситься в другие эпохи и страны, общаться с другими поколениями, людьми (пусть даже вымышленными), в чьих образах художник отразил не только свои собственные представления, но и современные ему взгляды, настроения, чувства.
1 Выготский Л. С. Психология искусства. С. 312.
148
Воспринимая художественные произведения, мы живем вместе с любимыми героями, качествами которых не обладаем, с детских лет примеряя для себя полюбившиеся образы: это могут быть сказочные персонажи (Иван-царевич),носители доброго начала (Зорро, супермэн). Позднее все нереализованные возможности и скрытые желаниякомпенсируются при общении с искусством (я — следователь, я — президент, я — суперполицейский, я — балерина и т.д.). Кроме того, при включенности в мир художественных образов происходит своеобразнаякомпенсация нашей будничной, подчас однообразной, жизни. В одних видах искусства (литература, театр, кино) эта взаимосвязь более очевидна, в других (архитектура, живопись, музыка) — механизмхудожественно-психологическойкомпенсации более сложен.
studfiles.net
МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ УКРАИНЫ
КИЕВСКИЙ ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ
им. ДРАГОМАНОВА
РЕФЕРАТ
ПО КУЛЬТУРОЛОГИИ
Выполнил студент 33 группы
Ночовний Алексей
Киев 2009
В греческой мифологии Аполлон, один из основных богов греческого культа, кроме всего прочего, был Мусагетом (греч. “водитель муз”). О том, что греки с самых ранних времен понимали сущность искусства, пишет в одном из своих стихотворений знаменитый греческий историк Гесиод (VIII—VII вв. до н. э.):
Много умеем мы лжи рассказать за чистейшую правду.
Если, однако, хотим, то и правду рассказывать можем.
[339, с. 170]
Далее Гесиод говорит и о силе искусства, о том, что если музы благосклонны к поэту, то он может погасить “великую ссору”, дать утешение людям в горе, выносить решенья “с строгой согласные правдой”. Недаром миф о легендарном певце Орфее рассказывает, что он своим пением укрощал диких зверей и двигал камни.
Таким образом, древние мифы показывают, что возникновение искусства в человеческом обществе закономерно, и появляется оно по воле и под покровительством богов.
По поводу происхождения искусства существует большое количество теорий. Практически все они видят его корни в различных сторонах жизни и деятельности первобытного общества.
Одни теоретики выводят искусство из трудовой деятельности, потребности которой вызвали к жизни ритуальные танцы и другие действа, где моделировались, имитировались реальные практические занятия людей. До сих пор известны трудовые песни, сопровождаемые движениями, демонстрирующими тот или иной процесс труда. Эти “игрища” могли носить магический характер, предполагающий, что все совершенные людьми движения и действия затем окажут воздействие на конкретный объект и помогут достигнуть желаемого результата. Считается также, что в древнейших “игрищах” закреплен определенный опыт наших пращуров. Поэтому другие теоретики (Ф. Шиллер, И. Хёйзинга) считают, что в основе первобытного искусства лежит игра как один из факторов развития культуры в целом.
Есть религиозные теории, в которых утверждается, что искусство возникло по воле богов и представляет собой ее проявление. Платон объяснял причины художественного творчества тем, что устами певца — аэда — говорят боги, сам же певец в это время находится в состоянии экстаза, некоего поэтического безумия, и тогда искусство достигает высоких вершин. Аристотель связывал появление искусства с подражанием природе. Некоторые культурологи и искусствоведы предполагают причину возникновения искусства в особом умении художника “предчувствовать”, “вчувствоваться” в сущность вещей и передавать ее в своем творчестве.
Но все теории без исключения отмечают, что искусство представляет собой особый мир, порожденный человеческим духом, особую сферу человеческой деятельности. И если мораль выступает как всепроникающее явление, без которого невозможна никакая форма человеческой жизни и деятельности, то искусство воссоздает в своих произведениях всю Вселенную человека, те ее стороны, которые желанны или нежелательны для него, все формы его поведения. Оно несет в себе огромный мир фантазии и вымысла, с одной стороны, и выступает как Истина, Добро и Красота — с другой.
В этих рассуждениях можно заметить, что искусство, как любой культурный феномен, включает в себя особый вид деятельности, направленной и на окружающий человека мир, который художник познает, оценивает, преобразует, и на самого человека и его отношения с действительностью. При этом окружающее может выступать в искусстве как источник самого искусства, как отражаемое явление и как то, что находится под воздействием искусства. Именно эта сложность и многоплановость искусства позволяет ему быть одновременно явлением, познающим мир в особой форме, о которой мы скажем несколько позже, и явлением, преобразующим мир, оценивающим его. Искусство влияет на жизнь, так как оно несет в себе сильный воспитательный момент, ведь все идеи искусства выражаются в эмоциональной форме. Кроме того, искусство устанавливает “связь времен”, предполагает общение во времени и в пространстве между народами, странами и континентами и разными эпохами. Оно может быть игрой, фантазией, вымыслом и при этом осуществлять в себе функции познания, утверждения нравственных норм, выражения эстетического начала.
Искусство, соединяя в себе реальность и вымысел, объективное состояние мира и субъективный взгляд на него человека, становится особой формой знания, способного воссоздать целостную картину мира. Но если для науки получение знания является основной целью, то в искусстве, помимо самого знания, заключено еще и отношение к нему. Только в искусстве мы сталкиваемся и с осмыслением того, о чем идет речь в художественном произведении, и с отношением к нему автора, и с действующей моделью мира, как его понимает художник.
Как и каждый вид культуры, искусство имеет особую знаковую систему — выразительные средства его разных видов. Эта знаковая система образует не только особый “язык” искусства, но и создает “новую реальность”, не обязательно совпадающую с той, которая называется окружающим миром. В этой “новой реальности” утверждаются ценности, выработанные обществом в различных видах своей деятельности, а также те ценности, которые создает духовный мир художника. Вместе с ценностями искусство несет в себе идеалы своего времени, общества, социальной среды; одновременно оно само может формировать идеалы будущего или переосмыслять идеалы прошлого и настоящего.
Искусство представляет собой творческую деятельность, центральным звеном которой является создание художественного образа. Художественный образ — специфическое явление, присущее исключительно искусству. Ни одна другая человеческая деятельность, репродуктивная или созидательная, не создает такого феномена. В чем же особенность художественного образа?
Художественный образ — это такое сравнение, сопоставление, соединение различных сторон реального или вымышленного мира, в результате которого появляется новый предмет, персонаж или новое качество. В книге Ю. Борева “Эстетика” художественный образ сравнивается со сфинксом. В этом создании древнего искусства соединились человек и животное, древний художник увидел “нечто человеческое во льве и нечто львиное в человеке”. Можно вспомнить также историю создания любого персонажа известными художниками. Множество прототипов имели образы Евгения Онегина, Татьяны Лариной, Анны Карениной и других. Художественный образ существует как элемент или часть произведения и как целая художественная система, составляющая сущность искусства.
Художественное произведение — это целостность, в которой все ее элементы взаимосвязаны, взаимопроникают и взаимодействуют. Обратимся в качестве примера к роману А. С. Пушкина “Евгений Онегин”. Здесь каждый персонаж, даже проходной (например, гости на балу у Лариных), совершенно закончен и самодостаточен для того, чтобы существовать как отдельный образ. Весь мир романа пронизан многообразными связями, один персонаж без другого потерял бы часть своей полноты, наиболее цельно он воспринимается именно в сравнении и сопоставлении со всеми другими персонажами и обстоятельствами. Так, отношениям между Онегиным и его деревенскими соседями посвящена лишь одна строфа:
Сначала все к нему езжали,
Но так как с заднего крыльца
Обыкновенно подавали
Ему донского жеребца,
Лишь только вдоль большой дороги
Заслышат их домашни дроги.
Поступком оскорбясь таким,
Все дружбу прекратили с ним...
[Гл. II, V]
Однако обратите внимание на то, какие простые и точные детали связаны с поведением всех действующих лиц, как в них сразу и окончательно отмечена вся глубина различия между образом их жизни, привычками и даже элементами быта. Другой пример: чаще всего принято сравнивать по сходству или противоположности Татьяну и Ольгу, Онегина и Ленского. Сравнимы даже Онегин и Ольга или же секунданты — Зарецкий и Гильо, сопоставимы и письма, которые пишет каждый из влюбленных героев. В знаменитом письме Татьяны постоянно звучит обращение к возлюбленному:
Я знаю, ТЫ мне послан богом,
До гроба ТЫ хранитель мой…
Не правда ль? Я ТЕБЯ слыхала:
ТЫ говорил со мной в тиши…
И в это самое мгновенье
Не ТЫ ли, милое виденье,
В прозрачной темноте мелькнул,
Приникнул тихо к изголовью?
Не ТЫ ль с отрадой и любовью
Слова надежды мне шепнул?
[Гл. III]
Чувства Онегина совсем иные:
Я знаю, век уж МОЙ измерен;
Но чтоб продлилась жизнь МОЯ,
Я утром должен быть уверен,
Что с вами днем увижусь Я...
[Гл. VIII]
Влюбленный Ленский пребывает в тумане лирических абстракций:
Что день грядущий мне готовит?
Его мой взор напрасно ловит,
В глубокой мгле таится он.
Нет нужды; прав судьбы закон.
[Гл. VI. XXI]
По поводу этого автор иронически замечает:
Так он писал, темно и вяло
(Что романтизмом мы зовем,
Хоть романтизма тут нимало
Не вижу я. Да что нам в том?)
И наконец перед зарею,
Склонясь усталой головою,
На модном слове идеал
Тихонько Ленский задремал.
[Гл.VI, XXIII]
Каждое из писем — маленький шедевр, наполняющий образ героя неповторимым личным содержанием, и без сопоставления этих писем картина была бы не столь совершенно законченной.
И в этом, и в множестве других отношений внутри романа складывается и живет особая целостность, особая модель мира, “новая реальность”, которая создана гением художника и может быть создана только в искусстве.
Художественный образ — специфический сплав реальности и фантазии, в котором мера фантазии связана с целями произведения, определяемыми лишь волей автора.
Поэтому в художественном образе всегда присутствуют и объективное (реальный мир, который является лишь толчком для фантазии), и субъективное, отражающее всю полноту индивидуальности автора. В один и тот же год (1827) два русских художника писали портрет Пушкина. Орест Кипренский (1782—1836) увидел Поэта, которого потребовал “к священной жертве Аполлон”, Пророка, призванного “глаголом жечь сердца людей”. Василий Тропинин (1776—1857) — другого, “человечного” поэта, гения, несущего в себе и черты повседневности, конкретности. Ни один из портретов не грешит против реальности, но каждый из них — взгляд художника и на объект, и в собственный внутренний мир, как бы осветивший каждую работу, изображение поэта и отношение к нему автора.
В. А. Тропинин. Портрет О. А. Кипренский. Портрет
А. С. Пушкина. 1827 год А. С. Пушкина. 1827 год
Еще одно внутреннее единство обязательно для художественного образа: это единство эмоционального и рационального. Если другие виды культуры обращаются и к мысли, и к чувству, то для них это обстоятельство не является специфическим.
Они чаще всего базируются на каком-либо одном из этих моментов, который для них наиболее необходим. Мораль может нести в себе значительную меру рациональности и быть не чуждой эмоциям, а наука — стремится освободиться от “излишних” эмоций во имя истины. Религия невозможна без эмоционального ряда, но в ней может присутствовать (или отсутствовать) и рациональный ряд. Искусство же возможно только в этом сплаве, в котором мера рационального и эмоционального определяется самим создателем произведения. Только в искусстве мысль должна быть окрашена чувством, а чувство — быть “умным”. Иначе страдает сама сущность искусства.
Поэтому, начиная с древнейших времен, самые выдающиеся умы человечества постоянно говорили о том, что без связи с искусством, без его понимания нет не только культурного человека, но и по-настоящему полноценно развитого человека.
Одна из особенностей искусства заключается в том, что при его посредстве каждый из нас прикасается не только к фактам и действиям, которые легли в основание произведения, но и к внутреннему миру, личности и гению автора, к психологическим особенностям народа, создавшего свое искусство.
В повседневной реальной жизни эта сторона обычно скрыта от окружающих, поэтому человек, не понимающий искусства, лишен целой Вселенной и в любом виде деятельности оказывается ограниченным.
Искусство вырабатывает эстетический вкус, ибо одно из его функциональных предназначений — быть носителем эстетических идеалов.
И, наконец, искусство побуждает к творчеству, заставляя сопереживать, “участвовать” в творческом процессе если не создания произведения, то, во всяком случае, понимания, проникновения в сущность вещей, и делает это без формул и методик, требующих специальных навыков.
С другой стороны, оно предлагает свою систему видения мира, вскрывает связи, не доступные науке, развивая тем самым способность каждого к ассоциативному [1] мышлению, без чего нет никакого творчества.
Как и искусство, религия — одна из древнейших разновидностей культуры и существует в обществе на любом этапе его развития.
В религии заложен особый опыт человечества, связанный с видением общей картины мира, с пониманием взаимоотношений природы и человека, космоса и общества. Немецкий социолог и историк Макс Вебер (1864—1920) считал, что основой религии становится поиск смысла многих явлений действительности, в большей мере таких, которые воспринимаются как экстремальные: смерть, страдания, нравственный выбор и др. По его мнению, всем этим сторонам человеческой жизни с древнейших времен придается сверхъестественный смысл. Одновременно появляется и идея спасения людей от бед и несчастий, идея воздаяния за страдания, которая пронизывает повседневную жизнь людей, придавая ей смысл и значение. Французский социолог Эмиль Дюркгейм (1858—1917) полагает, что идея сверхъестественного не характерна для первобытных народов, она возникает лишь при определенных условиях существования общества и на определенной стадии развития.
Современные теории религии связывают ее появление с необходимостью понять положение человека в мире, с возникновением отчуждения (превращения человеческого труда и его результатов в силу, господствующую над людьми), с особой формой отражения мира, в которой он удваивается (в виде естественного и сверхъестественного миров). Среди факторов возникновения религии выделяются:
— зависимость общества и отдельного человека от внешнего мира, наполненного случайностями и непредсказуемостью результатов деятельности на любом уровне развития;
— зависимость каждого человека от существующих общественных отношений, которые также становятся чуждой, вне индивида стоящей силой;
— психологические факторы, связанные как с отдельным человеком, так и с обществом в целом (например, страх, тревога за будущее, смена идеалов в обществе, личное страдание или горе) [231].
Понимание сущности религии оказывается различным в зависимости от того, дается это определение самой религией или религиоведением. Для любой религии она сама представляет собой откровение, воспринятое каким-либо пророком или праведником непосредственно от самого божества. Так, согласно Библии (Ветхому завету) основные положения религии были переданы Моисею; в исламе считается, что Аллах сообщил свою волю Мухаммеду. Для научного взгляда на религию характерно ее понимание как такой формы сознания, в которой мир удваивается, т. е. признается существование естественного и сверхъестественного, земного и потустороннего.
Однако для любого взгляда на религию важно то, что в ней признаются три взаимосвязаных между собой элемента: культ (основные объекты поклонения), вера (особое эмоциональное мировосприятие) и ритуалы (те действия, которые должен исполнять приверженец данной религии).
Культ (лат. cultus “почитание”), сложившийся в каждой религии, в той или иной мере определен традиционным для данного народа способом отношений с миром, представлением о его устройстве, поведением, системой ценностей, идеалами и многим другим. Ни одна религия не является чем-то внешним для данного народа и содержит не навязанную одной частью населения (например, жрецами или привилегированными классами) другой части (остальному населению) систему взглядов. Религия складывалась так же, как и другие типы мировоззрения, естественным ходом развития отношений человечества с окружающей действительностью. Мировые религии (буддизм, христианство, ислам, конфуцианство), как и религии каждого этноса (например, индуизм, иудаизм и др.) связаны с происхождением и становлением всего человечества сложными и крепкими связями и в этом смысле имеют много общего. В культе как бы опредмечиваются представления человека о мироздании, о причинах и следствиях любого рода деятельности, о сущности окружающих человека естественных (природных) и искусственных вещей.
Русский религиозный философ П. А. Флоренский (1882—1943) считал культ главной стороной религии, относя к нему процесс богослужения. Каждый культ имеет свой предмет поклонения и в этой связи в различных религиях мира складывается политеизм или монотеизм. Политеизм — вера в существование множества богов, связанных с различными явлениями окружающей природы или с особенностями человеческой деятельности. Например, египетские верования были политеистичны (см. гл. VIII). Монотеизм — вера в единого бога, единобожие. Некоторые религии постепенно или сразу развиваются как монотеистические — иудаизм, христианство, ислам. Существуют религии, в которых практически нет какого-либо конкретного божества,— даосизм, буддизм, конфуцианство. Для них культ связан с определенными мировоззренческими установками.
Всякий культ имеет свои средства — “различные культовые предметы” [231, с. 56], символизирующие главные моменты культа. Например, в христианстве крест представляет собой довольно сложную знаковую систему: с одной стороны — это орудие казни, с другой — символ смерти и воскресения; верхняя короткая перекладина православного креста напоминает о надписи, сделанной над головой казненного (“Иисус Назорей, Царь Иудейский”), нижняя диагональная — о том, что один из тех, кого распяли одновременно с Христом, злословил и поэтому отправился прямо в преисподнюю, другой же, жалевший Христа,— к престолу Всевышнего.
Вера как способ поклонения представляет собой неоднозначное явление. “Вера — это особое психологическое состояние уверенности в достижении цели, наступлении события, в предполагаемом поведении человека, в истинности идеи...” [там же, с. 50], т.е. вера представляет собой эмоциональное состояние приятия какого-либо положения без доказательств, без логической аргументации или подтверждения на практике. (Невозможно логически или иным способом доказать существование Бога, равно как и противоположное утверждение). В вере всегда содержится ожидание желаемого, причем важно и то, насколько значимо это желаемое для человека и общества. Религиозная же вера непременно предполагает возможность общения с сверхъестественными силами, с богами или демонами, возможность существования каких-то свойств, качеств, связей, которые воспринимаются как необходимые, значимые или желаемые, как, например, чудодейственные силы и способности.
Кант различал три типа веры: прагматическую, доктринальную и моральную. Прагматическая (лат. pragma “дело, действие”) — вера из выгоды. Например, когда в языческом Риме император Константин I (ок. 285—337) сделал христианство государственной религией (впрочем, сохранив языческие культы), многие перешли в эту веру. Но часто это были люди неверующие, ищущие выгод, мест в государственной службе и других благ, которые предоставлялись только тем, кто принял новую обязательную религию. Такая вера может сопровождать не только религию, но и стать основой другой идеи, даже связанной с наукой (вспомним “теоретические” изыскания Т. Г. Лысенко в биологии, отношение к философии марксизма и пр.). Прагматическая вера становится основой ханжества в религии.
Доктринальная (лат. doctrina “руководящий принцип”) вера требует закрепления не столько смысла, сколько буквы религии. Каждое ее положение должно быть установлено раз и навсегда, никакие разночтения или трактовки невозможны. Это чаще всего ведет к фанатизму и следующему за ним уничтожению инакомыслящих и инаковерующих.
Моральная вера представляет собой образ жизни данного, конкретного человека. Она не претендует на окончательность и законодательность веры, спокойно относится к другим проявлениям веры и вообще к другим религиям. Здесь религия смыкается с морально-нравственным аспектом культуры, поскольку выступает как свобода совести.
Каждая религия включает в себя и соответствующие обряды — ритуалы (лат, ritualis “обрядовый”), которые предписаны для отправления культа. Это действия, совершаемые верующими в процессе реализации своей веры. Например, верующий мусульманин должен пять раз в день становиться на молитву непременно лицом к востоку и предварительно совершив омовение. Коран специально обращает внимание на то, что если путешествующий в пустыне не имеет воды для омовения, он может использовать песок. Важно, чтобы ритуал был исполнен. Знание ритуалов каждой религии освобождает от многих неловкостей, а иногда и конфликтов, которые возникают на почве взаимонепонимания.
В средневековой Испании даже военные действия прекращались на три дня в неделю: в пятницу не воюют мусульмане, в субботу — евреи, в воскресенье — христиане. До сих пор деловые люди Судана хвалятся тем, что у них возможно решить любое дело в любой день недели, поскольку в каждый из названных дней не работает только часть учреждений.
Кроме того, в каждой из религий непременно есть священные книги, в которых излагаются предания, молитвы, даются предписания, касающиеся жизни верующих. Во многих текстах мы встретимся с описанием истории верующего народа, как, например, в Ветхом завете; в них можно найти советы на все случаи жизни, вплоть до способов приготовления пищи или правил гигиены (например, в Торе — священной книге иудаизма[2] ). В большинстве священных текстов заложены общечеловеческие моральные принципы. Многие из них совпадают, несмотря на различие религий. Так, заповеди, предписывающие не убивать, не красть, не лгать, почитать родителей, можно встретить практически в любой религиозной системе.
Еще одним элементом каждой религии являются различные организации, упорядочивающие саму религиозную деятельность. К ним относятся монастыри, церкви или другие учреждения, сосредоточивающие административную часть религиозных сообществ. Не следует смешивать религию как способ отношения человека с миром и религиозные организации. Цели и задачи последних не всегда находятся в соответствии друг с другом, а иногда — и с основными принципами религии. Так, всему миру известна деятельность инквизиции (лат. inquisitio “розыск”), взявшей на себя функции судейства и казни инакомыслящих.
Как и любой другой вид культуры, религия — одновременно особый тип мировоззрения и особый вид человеческой деятельности, который отражает мир и его устройство и вместе с этим оказывает на него существенное воздействие. В теории культуры нередко всю мировую культуру подразделяют на определенные типы, связанные с какой-либо конкретной религией. Так, выделяют культуру ислама, христианскую культуру, конфуцианско-даосистский тип ее и так далее. В последнее время появляются новые вероучения, ставящие себе цель — избежать разногласий между различными религиями. Например, бахаизм гласит, что Бог един, различаются лишь представления о нем.
Понимание религии, ее основных принципов и особенностей, знание религиозной литературы, культов, особенностей веры, ритуалов и прочего составляет необходимый багаж современного человека. Это в настоящее время становится предпосылкой его развития, понимания сложностей и специфики жизни многих народов мира. С этим положением вплотную связан не только вопрос веротерпимости, но и проблемы национального, политического и нравственного характера.
Использованная литература :
1. Мир культуры (Основы культурологии). Учебное пособие. 2-е Б95 издание, исправленное и дополненное.— М.: Издательство Фёдора Конюхова; Новосибирск: ООО “Издательство ЮКЭА”, 2002. — 712 с.
[1] Ассоциация (позднелат. associatio “объединение”) — связь, возникающая при определенных условиях между двумя и более психическими образованиями (ощущениями, двигательными актами, восприятиями, представлениями, идеями и т. п.). Различают ассоциации по смежности (в пространстве или времени), сходству и контрасту. Термин введен Дж. Локком (1698).
[2] Иудаизм — религия, возникшая в Iтысячелетии до н. э. в Палестине и распространенная главным образом среди евреев. Основные догматы — признание единого бога Яхве и богоизбранности еврейского народа, вера в небесного избавителя (мессию), святость Ветхого завета и Талмуда. Государственная религия Израиля.
www.ronl.ru
МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ УКРАИНЫ
КИЕВСКИЙ ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ
им. ДРАГОМАНОВА
РЕФЕРАТ
ПО КУЛЬТУРОЛОГИИ
Выполнил студент 33 группы
Ночовний Алексей
Киев 2009
В греческой мифологии Аполлон, один из основных богов греческого культа, кроме всего прочего, был Мусагетом (греч. “водитель муз”). О том, что греки с самых ранних времен понимали сущность искусства, пишет в одном из своих стихотворений знаменитый греческий историк Гесиод (VIII—VII вв. до н. э.):
Много умеем мы лжи рассказать за чистейшую правду.
Если, однако, хотим, то и правду рассказывать можем.
[339, с. 170]
Далее Гесиод говорит и о силе искусства, о том, что если музы благосклонны к поэту, то он может погасить “великую ссору”, дать утешение людям в горе, выносить решенья “с строгой согласные правдой”. Недаром миф о легендарном певце Орфее рассказывает, что он своим пением укрощал диких зверей и двигал камни.
Таким образом, древние мифы показывают, что возникновение искусства в человеческом обществе закономерно, и появляется оно по воле и под покровительством богов.
По поводу происхождения искусства существует большое количество теорий. Практически все они видят его корни в различных сторонах жизни и деятельности первобытного общества.
Одни теоретики выводят искусство из трудовой деятельности, потребности которой вызвали к жизни ритуальные танцы и другие действа, где моделировались, имитировались реальные практические занятия людей. До сих пор известны трудовые песни, сопровождаемые движениями, демонстрирующими тот или иной процесс труда. Эти “игрища” могли носить магический характер, предполагающий, что все совершенные людьми движения и действия затем окажут воздействие на конкретный объект и помогут достигнуть желаемого результата. Считается также, что в древнейших “игрищах” закреплен определенный опыт наших пращуров. Поэтому другие теоретики (Ф. Шиллер, И. Хёйзинга) считают, что в основе первобытного искусства лежит игра как один из факторов развития культуры в целом.
Есть религиозные теории, в которых утверждается, что искусство возникло по воле богов и представляет собой ее проявление. Платон объяснял причины художественного творчества тем, что устами певца — аэда — говорят боги, сам же певец в это время находится в состоянии экстаза, некоего поэтического безумия, и тогда искусство достигает высоких вершин. Аристотель связывал появление искусства с подражанием природе. Некоторые культурологи и искусствоведы предполагают причину возникновения искусства в особом умении художника “предчувствовать”, “вчувствоваться” в сущность вещей и передавать ее в своем творчестве.
Но все теории без исключения отмечают, что искусство представляет собой особый мир, порожденный человеческим духом, особую сферу человеческой деятельности. И если мораль выступает как всепроникающее явление, без которого невозможна никакая форма человеческой жизни и деятельности, то искусство воссоздает в своих произведениях всю Вселенную человека, те ее стороны, которые желанны или нежелательны для него, все формы его поведения. Оно несет в себе огромный мир фантазии и вымысла, с одной стороны, и выступает как Истина, Добро и Красота — с другой.
В этих рассуждениях можно заметить, что искусство, как любой культурный феномен, включает в себя особый вид деятельности, направленной и на окружающий человека мир, который художник познает, оценивает, преобразует, и на самого человека и его отношения с действительностью. При этом окружающее может выступать в искусстве как источник самого искусства, как отражаемое явление и как то, что находится под воздействием искусства. Именно эта сложность и многоплановость искусства позволяет ему быть одновременно явлением, познающим мир в особой форме, о которой мы скажем несколько позже, и явлением, преобразующим мир, оценивающим его. Искусство влияет на жизнь, так как оно несет в себе сильный воспитательный момент, ведь все идеи искусства выражаются в эмоциональной форме. Кроме того, искусство устанавливает “связь времен”, предполагает общение во времени и в пространстве между народами, странами и континентами и разными эпохами. Оно может быть игрой, фантазией, вымыслом и при этом осуществлять в себе функции познания, утверждения нравственных норм, выражения эстетического начала.
Искусство, соединяя в себе реальность и вымысел, объективное состояние мира и субъективный взгляд на него человека, становится особой формой знания, способного воссоздать целостную картину мира. Но если для науки получение знания является основной целью, то в искусстве, помимо самого знания, заключено еще и отношение к нему. Только в искусстве мы сталкиваемся и с осмыслением того, о чем идет речь в художественном произведении, и с отношением к нему автора, и с действующей моделью мира, как его понимает художник.
Как и каждый вид культуры, искусство имеет особую знаковую систему — выразительные средства его разных видов. Эта знаковая система образует не только особый “язык” искусства, но и создает “новую реальность”, не обязательно совпадающую с той, которая называется окружающим миром. В этой “новой реальности” утверждаются ценности, выработанные обществом в различных видах своей деятельности, а также те ценности, которые создает духовный мир художника. Вместе с ценностями искусство несет в себе идеалы своего времени, общества, социальной среды; одновременно оно само может формировать идеалы будущего или переосмыслять идеалы прошлого и настоящего.
Искусство представляет собой творческую деятельность, центральным звеном которой является создание художественного образа. Художественный образ — специфическое явление, присущее исключительно искусству. Ни одна другая человеческая деятельность, репродуктивная или созидательная, не создает такого феномена. В чем же особенность художественного образа?
Художественный образ — это такое сравнение, сопоставление, соединение различных сторон реального или вымышленного мира, в результате которого появляется новый предмет, персонаж или новое качество. В книге Ю. Борева “Эстетика” художественный образ сравнивается со сфинксом. В этом создании древнего искусства соединились человек и животное, древний художник увидел “нечто человеческое во льве и нечто львиное в человеке”. Можно вспомнить также историю создания любого персонажа известными художниками. Множество прототипов имели образы Евгения Онегина, Татьяны Лариной, Анны Карениной и других. Художественный образ существует как элемент или часть произведения и как целая художественная система, составляющая сущность искусства.
Художественное произведение — это целостность, в которой все ее элементы взаимосвязаны, взаимопроникают и взаимодействуют. Обратимся в качестве примера к роману А. С. Пушкина “Евгений Онегин”. Здесь каждый персонаж, даже проходной (например, гости на балу у Лариных), совершенно закончен и самодостаточен для того, чтобы существовать как отдельный образ. Весь мир романа пронизан многообразными связями, один персонаж без другого потерял бы часть своей полноты, наиболее цельно он воспринимается именно в сравнении и сопоставлении со всеми другими персонажами и обстоятельствами. Так, отношениям между Онегиным и его деревенскими соседями посвящена лишь одна строфа:
Сначала все к нему езжали,
Но так как с заднего крыльца
Обыкновенно подавали
Ему донского жеребца,
Лишь только вдоль большой дороги
Заслышат их домашни дроги.
Поступком оскорбясь таким,
Все дружбу прекратили с ним...
[Гл. II, V]
Однако обратите внимание на то, какие простые и точные детали связаны с поведением всех действующих лиц, как в них сразу и окончательно отмечена вся глубина различия между образом их жизни, привычками и даже элементами быта. Другой пример: чаще всего принято сравнивать по сходству или противоположности Татьяну и Ольгу, Онегина и Ленского. Сравнимы даже Онегин и Ольга или же секунданты — Зарецкий и Гильо, сопоставимы и письма, которые пишет каждый из влюбленных героев. В знаменитом письме Татьяны постоянно звучит обращение к возлюбленному:
Я знаю, ТЫ мне послан богом,
До гроба ТЫ хранитель мой…
Не правда ль? Я ТЕБЯ слыхала:
ТЫ говорил со мной в тиши…
И в это самое мгновенье
Не ТЫ ли, милое виденье,
В прозрачной темноте мелькнул,
Приникнул тихо к изголовью?
Не ТЫ ль с отрадой и любовью
Слова надежды мне шепнул?
[Гл. III]
Чувства Онегина совсем иные:
Я знаю, век уж МОЙ измерен;
Но чтоб продлилась жизнь МОЯ,
Я утром должен быть уверен,
Что с вами днем увижусь Я...
[Гл. VIII]
Влюбленный Ленский пребывает в тумане лирических абстракций:
Что день грядущий мне готовит?
Его мой взор напрасно ловит,
В глубокой мгле таится он.
Нет нужды; прав судьбы закон.
[Гл. VI. XXI]
По поводу этого автор иронически замечает:
Так он писал, темно и вяло
(Что романтизмом мы зовем,
Хоть романтизма тут нимало
Не вижу я. Да что нам в том?)
И наконец перед зарею,
Склонясь усталой головою,
На модном слове идеал
Тихонько Ленский задремал.
[Гл.VI, XXIII]
Каждое из писем — маленький шедевр, наполняющий образ героя неповторимым личным содержанием, и без сопоставления этих писем картина была бы не столь совершенно законченной.
И в этом, и в множестве других отношений внутри романа складывается и живет особая целостность, особая модель мира, “новая реальность”, которая создана гением художника и может быть создана только в искусстве.
Художественный образ — специфический сплав реальности и фантазии, в котором мера фантазии связана с целями произведения, определяемыми лишь волей автора.
Поэтому в художественном образе всегда присутствуют и объективное (реальный мир, который является лишь толчком для фантазии), и субъективное, отражающее всю полноту индивидуальности автора. В один и тот же год (1827) два русских художника писали портрет Пушкина. Орест Кипренский (1782—1836) увидел Поэта, которого потребовал “к священной жертве Аполлон”, Пророка, призванного “глаголом жечь сердца людей”. Василий Тропинин (1776—1857) — другого, “человечного” поэта, гения, несущего в себе и черты повседневности, конкретности. Ни один из портретов не грешит против реальности, но каждый из них — взгляд художника и на объект, и в собственный внутренний мир, как бы осветивший каждую работу, изображение поэта и отношение к нему автора.
В. А. Тропинин. Портрет О. А. Кипренский. Портрет
А. С. Пушкина. 1827 год А. С. Пушкина. 1827 год
Еще одно внутреннее единство обязательно для художественного образа: это единство эмоционального и рационального. Если другие виды культуры обращаются и к мысли, и к чувству, то для них это обстоятельство не является специфическим.
Они чаще всего базируются на каком-либо одном из этих моментов, который для них наиболее необходим. Мораль может нести в себе значительную меру рациональности и быть не чуждой эмоциям, а наука — стремится освободиться от “излишних” эмоций во имя истины. Религия невозможна без эмоционального ряда, но в ней может присутствовать (или отсутствовать) и рациональный ряд. Искусство же возможно только в этом сплаве, в котором мера рационального и эмоционального определяется самим создателем произведения. Только в искусстве мысль должна быть окрашена чувством, а чувство — быть “умным”. Иначе страдает сама сущность искусства.
Поэтому, начиная с древнейших времен, самые выдающиеся умы человечества постоянно говорили о том, что без связи с искусством, без его понимания нет не только культурного человека, но и по-настоящему полноценно развитого человека.
Одна из особенностей искусства заключается в том, что при его посредстве каждый из нас прикасается не только к фактам и действиям, которые легли в основание произведения, но и к внутреннему миру, личности и гению автора, к психологическим особенностям народа, создавшего свое искусство.
В повседневной реальной жизни эта сторона обычно скрыта от окружающих, поэтому человек, не понимающий искусства, лишен целой Вселенной и в любом виде деятельности оказывается ограниченным.
Искусство вырабатывает эстетический вкус, ибо одно из его функциональных предназначений — быть носителем эстетических идеалов.
И, наконец, искусство побуждает к творчеству, заставляя сопереживать, “участвовать” в творческом процессе если не создания произведения, то, во всяком случае, понимания, проникновения в сущность вещей, и делает это без формул и методик, требующих специальных навыков.
С другой стороны, оно предлагает свою систему видения мира, вскрывает связи, не доступные науке, развивая тем самым способность каждого к ассоциативному [1] мышлению, без чего нет никакого творчества.
Как и искусство, религия — одна из древнейших разновидностей культуры и существует в обществе на любом этапе его развития.
В религии заложен особый опыт человечества, связанный с видением общей картины мира, с пониманием взаимоотношений природы и человека, космоса и общества. Немецкий социолог и историк Макс Вебер (1864—1920) считал, что основой религии становится поиск смысла многих явлений действительности, в большей мере таких, которые воспринимаются как экстремальные: смерть, страдания, нравственный выбор и др. По его мнению, всем этим сторонам человеческой жизни с древнейших времен придается сверхъестественный смысл. Одновременно появляется и идея спасения людей от бед и несчастий, идея воздаяния за страдания, которая пронизывает повседневную жизнь людей, придавая ей смысл и значение. Французский социолог Эмиль Дюркгейм (1858—1917) полагает, что идея сверхъестественного не характерна для первобытных народов, она возникает лишь при определенных условиях существования общества и на определенной стадии развития.
Современные теории религии связывают ее появление с необходимостью понять положение человека в мире, с возникновением отчуждения (превращения человеческого труда и его результатов в силу, господствующую над людьми), с особой формой отражения мира, в которой он удваивается (в виде естественного и сверхъестественного миров). Среди факторов возникновения религии выделяются:
— зависимость общества и отдельного человека от внешнего мира, наполненного случайностями и непредсказуемостью результатов деятельности на любом уровне развития;
— зависимость каждого человека от существующих общественных отношений, которые также становятся чуждой, вне индивида стоящей силой;
— психологические факторы, связанные как с отдельным человеком, так и с обществом в целом (например, страх, тревога за будущее, смена идеалов в обществе, личное страдание или горе) [231].
Понимание сущности религии оказывается различным в зависимости от того, дается это определение самой религией или религиоведением. Для любой религии она сама представляет собой откровение, воспринятое каким-либо пророком или праведником непосредственно от самого божества. Так, согласно Библии (Ветхому завету) основные положения религии были переданы Моисею; в исламе считается, что Аллах сообщил свою волю Мухаммеду. Для научного взгляда на религию характерно ее понимание как такой формы сознания, в которой мир удваивается, т. е. признается существование естественного и сверхъестественного, земного и потустороннего.
Однако для любого взгляда на религию важно то, что в ней признаются три взаимосвязаных между собой элемента: культ (основные объекты поклонения), вера (особое эмоциональное мировосприятие) и ритуалы (те действия, которые должен исполнять приверженец данной религии).
Культ (лат. cultus “почитание”), сложившийся в каждой религии, в той или иной мере определен традиционным для данного народа способом отношений с миром, представлением о его устройстве, поведением, системой ценностей, идеалами и многим другим. Ни одна религия не является чем-то внешним для данного народа и содержит не навязанную одной частью населения (например, жрецами или привилегированными классами) другой части (остальному населению) систему взглядов. Религия складывалась так же, как и другие типы мировоззрения, естественным ходом развития отношений человечества с окружающей действительностью. Мировые религии (буддизм, христианство, ислам, конфуцианство), как и религии каждого этноса (например, индуизм, иудаизм и др.) связаны с происхождением и становлением всего человечества сложными и крепкими связями и в этом смысле имеют много общего. В культе как бы опредмечиваются представления человека о мироздании, о причинах и следствиях любого рода деятельности, о сущности окружающих человека естественных (природных) и искусственных вещей.
Русский религиозный философ П. А. Флоренский (1882—1943) считал культ главной стороной религии, относя к нему процесс богослужения. Каждый культ имеет свой предмет поклонения и в этой связи в различных религиях мира складывается политеизм или монотеизм. Политеизм — вера в существование множества богов, связанных с различными явлениями окружающей природы или с особенностями человеческой деятельности. Например, египетские верования были политеистичны (см. гл. VIII). Монотеизм — вера в единого бога, единобожие. Некоторые религии постепенно или сразу развиваются как монотеистические — иудаизм, христианство, ислам. Существуют религии, в которых практически нет какого-либо конкретного божества,— даосизм, буддизм, конфуцианство. Для них культ связан с определенными мировоззренческими установками.
Всякий культ имеет свои средства — “различные культовые предметы” [231, с. 56], символизирующие главные моменты культа. Например, в христианстве крест представляет собой довольно сложную знаковую систему: с одной стороны — это орудие казни, с другой — символ смерти и воскресения; верхняя короткая перекладина православного креста напоминает о надписи, сделанной над головой казненного (“Иисус Назорей, Царь Иудейский”), нижняя диагональная — о том, что один из тех, кого распяли одновременно с Христом, злословил и поэтому отправился прямо в преисподнюю, другой же, жалевший Христа,— к престолу Всевышнего.
Вера как способ поклонения представляет собой неоднозначное явление. “Вера — это особое психологическое состояние уверенности в достижении цели, наступлении события, в предполагаемом поведении человека, в истинности идеи...” [там же, с. 50], т.е. вера представляет собой эмоциональное состояние приятия какого-либо положения без доказательств, без логической аргументации или подтверждения на практике. (Невозможно логически или иным способом доказать существование Бога, равно как и противоположное утверждение). В вере всегда содержится ожидание желаемого, причем важно и то, насколько значимо это желаемое для человека и общества. Религиозная же вера непременно предполагает возможность общения с сверхъестественными силами, с богами или демонами, возможность существования каких-то свойств, качеств, связей, которые воспринимаются как необходимые, значимые или желаемые, как, например, чудодейственные силы и способности.
Кант различал три типа веры: прагматическую, доктринальную и моральную. Прагматическая (лат. pragma “дело, действие”) — вера из выгоды. Например, когда в языческом Риме император Константин I (ок. 285—337) сделал христианство государственной религией (впрочем, сохранив языческие культы), многие перешли в эту веру. Но часто это были люди неверующие, ищущие выгод, мест в государственной службе и других благ, которые предоставлялись только тем, кто принял новую обязательную религию. Такая вера может сопровождать не только религию, но и стать основой другой идеи, даже связанной с наукой (вспомним “теоретические” изыскания Т. Г. Лысенко в биологии, отношение к философии марксизма и пр.). Прагматическая вера становится основой ханжества в религии.
Доктринальная (лат. doctrina “руководящий принцип”) вера требует закрепления не столько смысла, сколько буквы религии. Каждое ее положение должно быть установлено раз и навсегда, никакие разночтения или трактовки невозможны. Это чаще всего ведет к фанатизму и следующему за ним уничтожению инакомыслящих и инаковерующих.
Моральная вера представляет собой образ жизни данного, конкретного человека. Она не претендует на окончательность и законодательность веры, спокойно относится к другим проявлениям веры и вообще к другим религиям. Здесь религия смыкается с морально-нравственным аспектом культуры, поскольку выступает как свобода совести.
Каждая религия включает в себя и соответствующие обряды — ритуалы (лат, ritualis “обрядовый”), которые предписаны для отправления культа. Это действия, совершаемые верующими в процессе реализации своей веры. Например, верующий мусульманин должен пять раз в день становиться на молитву непременно лицом к востоку и предварительно совершив омовение. Коран специально обращает внимание на то, что если путешествующий в пустыне не имеет воды для омовения, он может использовать песок. Важно, чтобы ритуал был исполнен. Знание ритуалов каждой религии освобождает от многих неловкостей, а иногда и конфликтов, которые возникают на почве взаимонепонимания.
В средневековой Испании даже военные действия прекращались на три дня в неделю: в пятницу не воюют мусульмане, в субботу — евреи, в воскресенье — христиане. До сих пор деловые люди Судана хвалятся тем, что у них возможно решить любое дело в любой день недели, поскольку в каждый из названных дней не работает только часть учреждений.
Кроме того, в каждой из религий непременно есть священные книги, в которых излагаются предания, молитвы, даются предписания, касающиеся жизни верующих. Во многих текстах мы встретимся с описанием истории верующего народа, как, например, в Ветхом завете; в них можно найти советы на все случаи жизни, вплоть до способов приготовления пищи или правил гигиены (например, в Торе — священной книге иудаизма[2] ). В большинстве священных текстов заложены общечеловеческие моральные принципы. Многие из них совпадают, несмотря на различие религий. Так, заповеди, предписывающие не убивать, не красть, не лгать, почитать родителей, можно встретить практически в любой религиозной системе.
Еще одним элементом каждой религии являются различные организации, упорядочивающие саму религиозную деятельность. К ним относятся монастыри, церкви или другие учреждения, сосредоточивающие административную часть религиозных сообществ. Не следует смешивать религию как способ отношения человека с миром и религиозные организации. Цели и задачи последних не всегда находятся в соответствии друг с другом, а иногда — и с основными принципами религии. Так, всему миру известна деятельность инквизиции (лат. inquisitio “розыск”), взявшей на себя функции судейства и казни инакомыслящих.
Как и любой другой вид культуры, религия — одновременно особый тип мировоззрения и особый вид человеческой деятельности, который отражает мир и его устройство и вместе с этим оказывает на него существенное воздействие. В теории культуры нередко всю мировую культуру подразделяют на определенные типы, связанные с какой-либо конкретной религией. Так, выделяют культуру ислама, христианскую культуру, конфуцианско-даосистский тип ее и так далее. В последнее время появляются новые вероучения, ставящие себе цель — избежать разногласий между различными религиями. Например, бахаизм гласит, что Бог един, различаются лишь представления о нем.
Понимание религии, ее основных принципов и особенностей, знание религиозной литературы, культов, особенностей веры, ритуалов и прочего составляет необходимый багаж современного человека. Это в настоящее время становится предпосылкой его развития, понимания сложностей и специфики жизни многих народов мира. С этим положением вплотную связан не только вопрос веротерпимости, но и проблемы национального, политического и нравственного характера.
Использованная литература :
1. Мир культуры (Основы культурологии). Учебное пособие. 2-е Б95 издание, исправленное и дополненное.— М.: Издательство Фёдора Конюхова; Новосибирск: ООО “Издательство ЮКЭА”, 2002. — 712 с.
[1] Ассоциация (позднелат. associatio “объединение”) — связь, возникающая при определенных условиях между двумя и более психическими образованиями (ощущениями, двигательными актами, восприятиями, представлениями, идеями и т. п.). Различают ассоциации по смежности (в пространстве или времени), сходству и контрасту. Термин введен Дж. Локком (1698).
[2] Иудаизм — религия, возникшая в Iтысячелетии до н. э. в Палестине и распространенная главным образом среди евреев. Основные догматы — признание единого бога Яхве и богоизбранности еврейского народа, вера в небесного избавителя (мессию), святость Ветхого завета и Талмуда. Государственная религия Израиля.
www.ronl.ru
Зоя Журавлева, Союз писателей Санкт-Петербурга
Было— так. За дальней мореной в кустax цветущего розмарина раздался протяжный, с переливами, вопль Птеродактиля. Это была обычная его вечерняя песня. Но Некто, кто теперь— мы, вдруг впервые почувствовал красоту ее и печаль как нечто отличное от себя и невыразимо прекрасное. И тут же, мучаясь первой творческой мукой, выцарапал первобытным кайлом на первобытной стене профиль поющего Птеродактиля. Некто, кто теперь— мы, полюбовавшись на дело рук своих, опустил взор долу. И вдруг— впервые— наткнулся взором на собственное Колено, которое вдруг потрясло его сложностью организации, простотой механизма действия, таинственностью и глубиною предназначенья. Или, может, он ощутил вдруг собственную Шею. Ведь можно ее согнуть, почесать, выгнуть, вывернуть и повернуть, оставаясь самим собой. Можно вытянуть, как речную лилию, или спрятать, например, в Плечи, которые тоже— вещь. Это было загадочно, удивительно, необъяснимо, страшно и возвышающе одновременно.
Но тут, предположим, пала мгла ночная, черная, как пещерный угол. И таинственную тишину вселенского мрака прорезал вдруг парализующий душу клац. Это, зевнув, щелкнул зубами Саблезубый Тигр. И почти тотчас огромная Звезда сорвалась с блестящего неба, сверкающе чиркнула и рухнула вниз, может— прямо в голову. Нет, повезло, не попала, свалилась беззвучно где-то за Кривым Папоротником типа баобаб. Некто, кто теперь— мы, преодолевая естественный ужас, прокрался сквозь травы— поглядеть на упавшую Звезду. Но за Кривым Папоротником было темно, сухо, и только Мышь-полевка тихонько копошилась в опавшей хвое. Куда же исчезла Звезда? «Нет, без эксперимента не обойтись,— четко вдруг подумал Некто, кто теперь— мы.— Надо будет спихнуть еще парочку.» И ослабел от собственной смелости. Но все равно еще у него мелькнуло: «Посмотреть бы в лаборатории зуб Саблезубого!» Совсем уж кощунство! Но почему-то легче. Можно попробовать даже выпрямиться. Ух, почти получилось. Странное чувство! После этого Некто, кто теперь— мы, выдолбил первобытным кайлом на первобытной скале почти круглый круг и как бы острые стрелы, торчащие из круга по кругу. До сих пор считается, что это— солнце с лучами. Но это, между прочим, был Саблезубый Тигр и его разящие Зубы.
Так и пошло. С первой рефлексией и с первым, ошарашивающе новым выделением Себя из Мира появились Наука и Искусство— наука возникла из удивления и страха, искусство— из удивления и восторга. Заметьте, что с самого начала оба этих великих пути культуры объединены удивлением, каковое и Аристотель, и я— ставим на первое место среди всех человеческих чувств. Ибо удивление — самое бескорыстное, неутолимое, жизнеутверждающее и неэгоистическое чувство. К тому же всегда побуждающее к развитию— не удивившись, даже малое дитя не потянется к погремушке, будет до старости лежать в колыбели, как полено.
Человечество, как-никак заинтересованное в своем движении, науку, в общем, приняло. Осознает ее пользу, частенько, правда, путая науку с технологией и тогда валя на нее все свои грехи. Именно от науки человечество имеет прогноз погоды и кораблекрушения, кофейный сервиз, Северный полюс, шерстяные носки, карликового пуделя, кварки, мухобойку и Интернет. Но даже не это главное. Главное, на мой взгляд, что именно наука делает все-таки переносимой непереносимую нашу мгновенность посреди непредставимой бесконечности и неумолимой жестокости времени, неутомимо отвечая «что», «почему» и «как», объясняя и не ленясь вдалбливать истину. Неважно, что завтра окажется все иначе, важно, что сейчас— уютнее, что сейчас есть определенные правила, законы и константы, чтоб опереться колотящимся сердцем.
А вот искусство загадочно не выводимо из нужд эволюции: оно не нужно для выживания, не дает прагматических плодов, даже не удовлетворяет зудящей нашей любознательности, ибо сроду не отвечает ни на какие вопросы, а вопросы целеполагания, мол, «зачем» да «для чего», ему вообще противопоказаны, убивают. Меж тем оно запросто деформирует пространство, небрежно покушается на время, рушит причинно-следственные связи и пренебрегает законом сохранения хоть материи, хоть энергии, что уж вовсе свинство. Если наука сводит мир к конкретной задаче исследователя, то искусство редуцирует мир прямо к личности художника как таковой, во всей ее полноте. То есть: редукция искусства иррациональна, многомерна, сакральна и неповторима в своей индивидуальности. Это, небось, никакая уже не редукция, а скорее— крайний эгоцентризм как единственно возможная философия творчества. Эгоцентризм, вбирающий в себя весь мир, и есть открытость художника. Во всяком случае, как это ни назови, энергетическая концентрация столь мощна, что, будучи выплеснутой, продуцирует сияющий кристалл теплоты, каковой— размером в десятки парсеков— может запросто потом держаться в космическом вакууме миллионы лет. Или миллиарды. Не исключено— вечно.
Вообще, по моим наблюдениям, мощь самоорганизации в субъекте искусства должна быть титанической, поскольку он ставит себе задачу необоримую— создание чего-то, чего еще нет, из ничего. Мир в этом случае во всем своем роскошном разнообразии и пусть даже достойной упорядоченности выступает как хаос, из коего этот неведомый порядок и нужно создать. Мир, естественно, сопротивляется. Ах, как я его понимаю! Ведь если чего-то, слава Богу, нету, то его никому и не нужно. Без него— спокойней. Исключительно потому, в целях здорового самосохранения, мир и стремится обычно художника задавить и истребить в зародыше.
Людей искусства выручает, по-видимому, лишь «автономный комплекс» Юнга. Очень я его чту. Это такая иррациональная штука, которая сидит в человеке где-то внутри и неведомо где, сидит себе тихо, как опухоль, ничем вроде не проявляя себя до поры, но необоримо растет. А человек живет себе— хоть бы хны, может, кончает аспирантуру, может, бродит с теодолитом по тундре, может, слоняется промеж тружеников без дела, всех раздражая, или, наоборот, примерный бухгалтер. Но потом этот «автономный комплекс», созрев, подопрет вдруг к горлу и потребует какой-нибудь чудовищной вдруг от тебя реализации. Вся нормальная жизнь— насмарку, наотмашь, вдребезги. А выйдет ли еще чего путное— один этот «комплекс», наверное, только и знает. Вдобавок, что вовсе было для меня открытием, питается исключительно бытовым сознанием, выхватывая целые куски. Отсюда и странности так называемые многих художников.
Иной раз сдается, что, может, искусство тоже по-своему тупо, как люди рационального знания частенько к нему тупы бывают, в своем исконном равнодушии к науке. Нет, все же там что-то есть! Есть соотношение неопределенности Гейзенберга, для искусства крайне, я считаю, ценное. Ибо без него и строчки не сложишь, и арфы не возьмешь в руки. Своим бредово-художественным сознанием я этот принцип ощущаю так. Наличествует огромная, парализующая слабые твои силы культура мира. Где столько уже придумано-написано-сказано-сделано! И существуешь ты— хилый, несопоставимый, о себе, может, мнящий, стремящийся и горящий. Коли можно бы было, без соотношения-то неопределенности, воспринять обе эти величины одновременно, ты ж как порядочный человек просто бы на месте окостенел и даже легкого шарка не смог бы выдавить. Но соотношение тебя от этого коллапса спасает. Ты благодаря ему вправе, даже обязан, смело откинуть всю культуру мира, отринуть, забыть, как ее и не было, и принимать во внимание только себя единственного.
При таком взгляде статус твой мгновенно повышается, ты уже не какой-то там хиляк-недоумок, а вполне даже уникален, величина, тоже имеешь что-то внутри и имеешь все основания себя попробовать. Гете недаром же говорил: «Чтобы хорошо писать, нужно забыть грамматику». Ух, даже грамматику! Тут есть, правда, одна небольшая тонкость. А именно: сколько ты этой самой культуры мира сумел впитать, переварить и вобрать, чтобы было что забывать-то. Если все же сумел, то, забыв, ты на самом-то деле ничего не забудешь, только глубже уйдет, только на нужное время освободишься от расплющивающего гнета мировых достижений духа— для самого себя, изменив внутреннюю ориентацию, за что я не устаю говорить «спасибо» Гейзенбергу.
Еще, по-моему, невозможно обойтись без принципа дополнительности Бора: начисто снимает агрессивное начало, позволяет самое распротивоположное мнение-стиль-идею увидеть как еще одну, из бесконечных, краску яростного разнообразия мира, а не как уничижение твоего, помогает достойно сознавать степень ценности твоего вклада, им не упиваться, соблюсти внутри себя опрятную скромность. Золотой принцип! Бор и сам любил распространять его на искусство. Статьи Нильса Бора таким прозрачным написаны языком, даже и в переводе это не пропадает. Кабы ученые так почаще писали, уверена,— гуманитарии не шарахались бы так от точных наук, шарахаются-то чаще всего от научного косноязычия, от жупелов-терминов, не от мыслей.
Теперь, наконец, о главном. Многие годы меня мучило и свербело, что в искусстве ничего не докажешь. Даже собрату по кисти. Что, мол, это вот— искусство, а вон рядом— никакое уже не искусство, ремесло, поделка, подделка или, в лучшем случае, талантливая имитация. А сведение искусства к эстетическому, чем мы любим себя потешить, якобы что-то проясняя, есть ведь только ловкая подмена: беспробудно таинственного неуловимо загадочным. Как сказал Поэт по совершенно другому, естественно, поводу: «…метафизическая связь трансцендентальных предпосылок». Ибо трудно сыскать что-нибудь более субъективное и ненадежное, чем красота, к тому же столь угодливо зависящее от моды. Есть еще, если память не изменяет, катарсис— вовсе уж темный лес. Очищение или грехопадение переживает зал, когда цепенеет или восторженно ревет на политическом митинге? Или на концерте Киркорова? И чего нам откроет катарсис в самом феномене искусства, коли он даже есть?
Осмелюсь даже заметить, что никакой подсчет нестабильности, а также и неустойчивости, ни на йоту не приближает нас к тайне, к примеру, «Гамлета». Что этот анализ принцу датскому? Нам? Ослабляет художественное впечатление? Усиливает таковое? Пронзает тайну? Позволяет, овладев алгоритмом, написать на даче за время отпуска не хуже? Может, «Гамлета–2»? Сдается, что приблизительно столько же драгоценной информации мы получили бы, подсчитав количество родинок на спине Шекспира и соотнеся их конфигурацию, как сейчас принято, с движением планет.
Все равно колом стоит эта ускользающая загадка: почему одна пьеса-картина-соната-скульптура переворачивает душу, а другая, выполненная по тем же законам, души не затрагивает. Что такое это «чуть-чуть», превращающее нечто в Искусство? Или не превращающее? Существует ли в принципе какой-то критерий, который можно формализовать и предъявить читателям-зрителям-слушателям, чтобы стимулировать их восприятие? Я уж не говорю— понимание, это уж даже и для пустых мечтаний слишком.
Нет критерия и не может быть— до меня наконец дошло.
Мы не там ищем. Мы же относимся к произведению искусства как к стулу. Как к велосипеду. Ну, пусть— как с синхрофазотрону. Неважно! Мол, какой ты ни сложный да иррациональный, а все же вещь. Обмозгуем, расковыряем, разрежем, обсчитаем, поймем. Как бы мы перед искусством ни приседали, ни льстили ему и ни заискивали перед ним, даже его понося, мы к нему относимся как к предмету, где вся власть— наша и мы— всегда выше. А загвоздка, видимо, в том, что произведение искусства— не объект, нами созданный по таким-то и таким-то правилам во вдохновенном экстазе, а равноправный с нами субъект, живой организм, личность-похожая-только-на-самое-себя, вступающая в контакт с нами на равных. Этот «мирный пришлец» (ух, самые те слова, Афанасий Фет!), родившись в душе художника и оторвавшись потом от него, скорее— вырвавшись, живет далее своей, неподвластной нам, самодостаточной и неисчерпаемой жизнью, общаясь с нами охотно и в меру нашей культурной восприимчивости. Может веками и не общаться, коли мы не готовы,— он-то от этого не помрет, скука ему неведома, которой мы от духовной своей бедности порой маемся, а годы его— не нам чета. В искусстве поэтому ничто не ниже и не выше чего-то другого, не проще и не сложнее. Искусство штучно и каждая штука— венец. И если бы из всего древнеиндийского, предположим, искусства до наших времен дошла бы только одна какая-нибудь статуэтка «Шива танцующий», она бы действовала столь же сильно. Произведение искусства каждое— единственно, неповторимо, нерасторжимо и бесконечно в себе, как любой человек, оса или слон. Оно— живое, что никакая никогда не метафора, а пронзительная констатация яви.
Как сейчас кажется, я бы давно должна была это понять. Знаю же я, что персонажи повести, рассказа, чего угодно, самые даже третьестепенные, уже со второй страницы текста начинают вести себя совсем не так, как ты за них решил, а совершенно же так, как считают нужным для себя и естественным. Если ты, конечно, сумел схватить «биоритм», поймать их единственную волну. Знаю же я упорное, избирательное и неодолимое сопротивление текста, коли ты пытаешься подсунуть ему неточное слово. С текстом ведь приходится договариваться на равных, ругаться и спорить, проклиная тупую его неуступчивость, доказывать, убеждать, предлагать ему уйму вариантов. И он— выбирает! Могла бы давно догадаться, что так ведет себя только живое! Открыв наугад незнакомую книжку и наугад выхватив фразу в ней, сразу ведь чувствуешь живую пульсацию или мертвую деревянность. Это— как мимолетно тронуть кого-то за руку: жив, нет?
Говорю про книжки лишь потому, что моя сфера— проза. Но то же самое я всю жизнь слышу от живописцев, скульпторов, музыкантов. Все, кто причастны к искусству и умеют вслушиваться в свою профессию, этот опыт имеют. Но не рискуют додумывать до конца— больно уж дико! Надо и впрямь сделать отчаянный скачок, чтобы признать иную, во всем отличную от твоей и привычной форму жизни, которую сам же и выносил в себе. И потому художник, в муках родив невиданное живое дитя и чуть потом отдышавшись, сам же и спешит определить это дитя по привычному ведомству: классифицировать, поместить в доступные конвенционному сознанию рамки. И называет свое дитя, как принято: поэмой, натюрмортом, симфонией, романом. А эта предательская номинация мгновенно и переводит живое в класс неодушевленных предметов.
И мы сдуру верим.
Хотя именно искусство-как-живой-организм должно бы, на мой взгляд, повысить самоуважение человечества, что так сейчас актуально. С тех пор как шимпанзе Уошо, воспитанница супругов Гарднеров, заговорила на амслене, языке американских глухонемых, образами, миф нашего языкового превосходства над прочим миром рухнул. Язык, это уже ясно, не только наша на Земле привилегия— и у лютика, небось, есть. Но я пока не встречала данных относительно искусства у китов, гремучих змей, большой песчанки и ромашки обыкновенной. Возможно, наше величие, коли оно все же есть, кроется именно в Искусстве, и только Человек в обозримом пространстве достиг таких вершин эволюции, что в состоянии продуцировать иную, вечную и непредставимую форму Жизни.
www.ronl.ru