ГИМНАЗИЯ ИМЕНИ АКАДЕМИКА БАСОВА
Реферат на тему:
Франческо Петрарка
Исполнитель: ученик 7"Б" класса
Рахманин Александр
ВОРОНЕЖ
2000 г.
Эпоха Ренессанса в сознании наших современников обычно ассоциируется с именами Леонардо да Винчи, Рафаэля, Тициана, Микеланджело, Дюрера, Брейгеля, Рабле, Сервантеса, Шекспира, Боккаччо, Эразма Роттердамского, Монтеня… Но ценители истинной поэзии обязательно скажут, что своим культурным возрождением Европа, может быть в первую очередь, обязана великому итальянцу, Франческо Петрарке. Кто же был этот человек, осмелившийся во мраке средневековья зажечь пламень не божественного, но земного, человеческого чувства?
Родился Франческо Петрарка (1304 1374) в городе Ареццо в семье нотариуса Петракко, который в 1302 году был вместе с Данте изгнан из Флоренции за принадлежность к партии белых гвельфов. В 1312 году Петракко переехал с семьей в город Авиньон на юге Франции, где в то время находилась резиденция папы (так называемое "авиньонское пленение" папы). По настоянию отца Франческо изучает право сперва в Монпелье, затем в Болонье, но изучает с неохотой, предпочитая юридическим наукам занятия древнеримской литературой. Отец косо поглядывал на увлечение сына и однажды даже бросил в огонь сочинения Цицерона, Вергилия и других классических авторов. Смерть отца (1326) сразу все изменила. "Сделавшись господином над собою, - говорит Петрарка, - я немедленно отправил в изгнание все юридические книги и вернулся к моим любимым занятиям; чем мучительнее была разлука с ними, тем с большим жаром я снова принялся за них".
Став вскоре клириком, Петрарка не утратил интереса к классической древности. Напротив того, этот интерес все возрастал, пока не превратился в настоящую страсть. Петрарка с восторгом погружался в произведения античных авторов, открывавших перед ним новый и прекрасный мир, столь непохожий на мир средневекового религиозного фанатизма, церковных догм и аскетического изуверства. Античная культура перестала для него быть служанкой богословия. Он первый с такой ясностью увидел, что в ней было действительно самым главным: живой интерес к человеку и окружающему его миру; в его руках классическая древность стала боевым знаменем ренессансного гуманизма.
Горячая любовь Петрарки к древнему миру проявлялась непрестанно. Он писал на языке классического Рима; с редким энтузиазмом разыскивал и изучал древние рукописи и ликовал, если ему удавалось найти какое-нибудь утраченное произведение Цицерона или Квинтилиана. У него была уникальная библиотека классических текстов. Его историческая эрудиция вызывала заслуженное восхищение современников. Деяниям древнеримского полководца Сципиона Африканского Старшего посвятил он свою поэму "Африка", написанную в подражание "Энеиде" Вергилия. Цицерона и Вергилия считал он величайшими писателями мира, их творения непревзойденными образцами литературного мастерства. Петрарка настолько сроднился с древним миром, так вошел в него, что этот мир перестал быть для него древним, ушедшим, мертвым. Он все время ощущал его живое дыхание, отчетливо слышал его голоса. Выдающиеся римские писатели стали его близкими друзьями и наставниками. Цицерона он почтительно называл "отцом", а Вергилия "братом". Он писал им всем дружеские письма, словно они жили с ним в одно время где-то неподалеку. Он даже признавался, что воспоминания о древних и их деяниях возбуждают в нем "великолепное чувство радости" в то время как один облик современных людей его коробит.
Не следует, однако, на основании подобных признаний представлять себе Петрарку педантом, утратившим всякую связь с действительностью. Ведь древние авторы учили его, как писать, как жить. У них он искал ответы на многие волновавшие его злободневные вопросы. Так, восхищаясь величием Древнего Рима, он одновременно горько сетовал по поводу политического неустройства современной ему Италии. Национальным бедствием, вслед за Данте, считал он ее политическую раздробленность, порождавшую бесконечные распри и междоусобные войны, но не знал, да и не мог в тогдашних исторических условиях указать путей, которые бы привели страну к государственному единству. Поэтому Петрарка то горячо приветствовал антифеодальное восстание в Риме 1347 года, во главе которого стоял народный трибун Кола ди Риенци, провозгласивший в Риме республику и объявивший политическое объединение Италии, то возлагал свои надежды на пап Бенедикта XII и Клемента VI, то на неаполитанского короля Роберта Анжуйского, то на императора Карла IV, выдавшего папе Кола ди Риенци. Его политические идеалы не отличались ясностью и последовательностью. Было в них много наивного и утопического, но одно не вызывает сомнений, - это искренняя любовь Петрарки к родине, желание увидеть ее окрепшей и обновленной, достойной былого римского величия. В знаменитой канцоне "Моя Италия" он с большой силой излил свои патриотические чувства:
...В бесчестии всегда сам трус повинен.
Кровь гордая латинян,
Сорви же с плеч навязанный ярем!
Не делай божеством
Тень, видимую глазом!
А если ярость вторгшегося сброда
Пятою давит разум,
geum.ru
Реферат по культурологии
ЮЖНЫЙ ИНСТИТУТ МЕНЕДЖМЕНТА
Кафедра менеджмента
г. Краснодар
2000 г.
1. Эпоха Петрарки — история Петрарки
Возрождение, или Ренессанс (от фр. renaitre — возрождаться), одна из самых ярких эпох в развитии европейской культуры, охватывающая почти три столетия с середины XIV в. до первых десятилетий XVII в. Это была эпоха крупных перемен в истории народов Европы. В условиях высокого уровня городской цивилизации начался процесс зарождения капиталистических отношений и кризис феодализма, происходило складывание наций и создание крупных национальных государств, появилась новая форма политического строя — абсолютная монархия, формировались новые общественные группы- буржуазия и наемный рабочий люд. Менялся и духовный мир человека. Человек эпохи Возрождения был охвачен жаждой самоутверждения, великих свершений, активно включался в общественную жизнь, заново открывал для себя мир природы, стремился к глубокому ее постижению, восхищался ее красотой. Для культуры Возрождения характерно светское восприятие и осмысление мира, утверждение ценности земного бытия, величия разума и творческих способностей человека, достоинства личности. Гуманизм ( от лат. humanus — человеческий ) стал идейной основой культуры Возрождения.
Гуманисты выступили против диктатуры католической церкви в духовной жизни общества. Они критиковали метод схоластической науки, основанный на формальной логике ( диалектике ), отвергали ее догматизм и веру в авторитеты, расчищая тем самым путь для свободного развития научной мысли. Гуманисты призывали к изучению античной культуры, которую церковь отрицала как языческую, воспринимая из нее лишь то, что не противоречило христианской доктрине. Восстановление античного наследия не было для них самоцелью, а служило основанием для решения актуальных проблем современности, для построения новой культуры. Зарождение ренессансной литературы во второй половине XIV в. связано с именами Франческо Петрарки и Джованни Боккаччо. Они утверждали гуманистические идеи достоинства личности, связывая его не с родовитостью, а с доблестными деяниями человека, его свободой и правом на наслаждение радостями земной жизни.
Явление Петрарки огромно. Оно не покрывается пусть даже самым высоким признанием его собственных литературных заслуг. Личность, поэт, мыслитель, фигура общественная — в нем нераздельны. Вот уже более шестисот лет человечество чтит великого итальянца прежде всего за то, что он, пожалуй, как никто другой, способствовал наступлению новой эпохи открытия мира и человека, прозванной Возрождением.
Франческо Петрарка родился в семье флорентийского нотариуса Петракколо ди Паренцо в понедельник 20 июля 1304 года. Произошло это не во Флоренции: Петракколо был изгнан из родного города одновременно с Данте, — а в Ареццо, городе расположенном одновременно у истоков Арно и Тибра. Франческо исполнилось восемь лет, когда семья переселилась в Авиньон (южная Франция). Изгнанников привлекала тогдашняя столица всея Европы. Столица, разумеется, католического мира — именно там помещался папский престол, а реформа, раздробившая мир на католиков и протестантов — еще не наступила. Когда ребенок подрос, отец отправил его сначала в Монпелье, потом в Болонью — постигать юриспруденцию.
Юристом Франческо не стал. Зато он стал поэтом. 6 апреля 1327 года в его жизни появляется та, кого мир знает под именем Лауры. Знакомство происходит в Авиньоне в церкви Св. Клары. Вечная Возлюбленная — была или не была? Отдельные исследователи полагают, что за героиней фрагментов определенного лица не стоит, более того, некоторые из них считают, что таковая есть чистый символ женственности и никогда эту землю не населяла. Петрарка будучи спрошенным о ней, энергично утверждал противоположное.
В результате столь мощного творческого акта, одновременно высокого и упорного, — героиня не могла не материализоваться. Современники в ее существовании еще сомневаются, но уже в XVI столетии отдельные энтузиасты докопались в архивах до подлинных следов — она безмятежно здравствовала, оказывается, под девической фамилией де Нов, а в замужестве стала мадам де Сад, родила одиннадцать детей в законном браке, а те подарили Франции кучу потомков, среди которых — отец черного юмора и великий писатель — Сад.
Произведенные раскопки вряд ли что-либо добавили в узнавании прекрасной героини петраркова романа. Скорее всего, красавицей она не была. Прекрасной ее делали устремленные на нее глаза Поэта. Та или иная фамилия — какая разница! Другое дело имя. Первоначально Петрарка был представлен девушке с весьма распространенным в Провансе именем Laure — Лор. Постепенно с именем, равно и как с простенькой девушкой происходит замечательная метаморфоза. Девушка превращается в обаятельную куртуазную даму и банальное по своему звучанию имя уже перестает соответствовать образу Прекрасной Дамы. Лора преобразуется в Лауру. Это новое имя постепенно заполняет поэтические тексты Петрарки. Он постоянно обыгрывает его звучание. Особенно часто оно появляется в виде мнимо нейтрального Л'аура ( L' aura...) — дыхание, дуновение. В большинстве фрагментов в звуки этого имени вплетаются аллегория листвы, призванной увенчивать царей и поэтов (Lauro — лавр).
В апреле 1341 года Петрарка был коронован на Капитолийском холме в Риме, коронован лавровым венком, став таким образом первым европейским лауреатом в полном смысле слова. Как и в наше время, за поэзию, за одну поэзию, лавров бы ему не присудили. Он вынужден был готовить себе почву на латыни, которую любил не менее, если не более родного просторечия. Увенчанию лавром способствовали: слава латинствующего эрудита и ритора, известность о замечательной, так и не обнародованной при жизни, поэме «Африка» и некая толика полезных связей.
Умер Петрарка, наскитавшись и наработавшись досыта, в Аркуа возле Падуи в ночь на 19 июля 1374 года. Умер в относительном благоденствии и в безотносительной, беспрецедентной славе.
В невольно возникающем при чтении Петрарки автопортрете бросается в глаза черта: потребность в любви. Это и желание любить и потребность быть любимым. Конкретнее в жизни Петрарки любовь к домашним (матери, брату Герардо, племяннику Франческо), к многочисленным друзьям: Гвидо Сетте, Джакомо Колонна, Джованни Боккаччо и многим другим. Вне дружбы, вне любви к ближним и вообще к людям Петрарка не мыслил себе жизни. Это накладывало определенный нравственный отпечаток на все им написанное, привлекало к нему, повсеместно делало своим, любимым.
Еще одна черта, которую обнажил в себе сам поэт, за которую порой (особенно на склоне лет) себя бичевал: это любовь к славе. Не в смысле, однако, простого тщеславия. Желание славы у Петрарки было теснейшим образом связано с творческим импульсом. Оно-то в большей степени и побудило Петрарку заняться писательством. С годами и эта любовь, любовь к славе, стала умеряться. Достигнув славы беспримерной, Петрарка понял, что она вызывает в окружающих куда больше зависти, чем добрых чувств. В “Письме к потомкам” он с грустью пишет о своем увенчании в Риме, а перед смертью даже готов признать триумф Времени над Славой.
Любопытно, что любовь к Лауре и любовь к Славе между собой не только не враждовали, но даже пребывали в тесном единении, что подтверждается устойчивой в поэзии Петрарки сим великой: Лаура и лавр. Но так было до поры до времени. В годы самоочистительных раздумий Петрарка вдруг почувствовал, что и любовь к Лауре, и желание Славы противны стремлению обрести вечное спасение. И вовсе не потому — а это чрезвычайно существенно для Петрарки! — что они греховны сами по себе. Нет! просто они мешали вести тот образ жизни, который надежно подвел бы его к спасению. Осознание этого противоречия повергло поэта в глубокое душевное смятение, умеряемое, впрочем, писанием трактата. где он пытался со всей откровенностью обнажить свое душевное состояние.
Конфликт этот был лишь частным случаем конфликта более общего и философски более значимого: конфликта между многочисленными радостями земного бытия и внутренней религиозной концепцией.
К земным радостям Петрарка относил прежде всего окружающую природу. Он, как никто из современников, умел видеть и наблюдать ее, умел наслаждаться травой, горами, водой, луной и солнцем, погодой. Отсюда и столь частые и столь любовно написанные в его поэзии пейзажи. Отсюда же и тяга Петрарки “к перемене мест”, к путешествиям, к возможности открывать для себя все новые и новые черты окружающего мира.
К несомненным земным радостям относил Петрарка и веру в красоту человека и могущество его ума. К ним же он относил любое творческое проявление: будь то в живописи (его суждения о Симоне Мартини и Джотто), в музыке, философии, поэзии и т. д. Но все это таило и множество побочных соблазнов, которых, по мнению Петрарки, человеку, по слабости его, трудно избежать. Отсюда и сомнения в абсолютной ценности земных радостей.
Петрарка был поразительно восприимчив ко всему, что его окружало. Его интересовало и прошлое, и настоящее, и будущее. Поразительна и широта его интересов. Он писал о медицине и о качествах, необходимых полководцу, о проблемах воспитания и о распространении христианства, об астрологии и о падении воинской дисциплины, о выборе жены и о том, как лучше устроить обед.
Петрарка превосходно знал античных мыслителей, но сам в области чистой философии не создал ничего оригинального. Критический же его взгляд был цепок и точен. Много интересного написано им о практической морали.
Сторонясь мирской суеты, Петрарка жил интересами времени, не был чужд и общественных страстей. Так, он был яростным патриотом. Италию он любил до исступления. Ее беды и нужды были его собственными, личными. Тому множество подтверждений. Одно из них — знаменитейшая канцона “Италия моя”. Заветным устремлением его было видеть Италию единой и могущественной. Петрарка был убежден, что только Рим может быть центром папства и империи. Он оплакивал разделение Италии, хлопотал о возвращении папской столицы из Авиньона в Вечный город, просил императора Карла IV перенести туда же центр империи. В какой-то момент Петрарка возлагал надежды на то, что объединение Италии будет проведено усилиями Кола ди Риенцо. Самое страшное для Петрарки — внутренние раздоры. Сколько усилий он приложил, чтобы остановить братоубийственную войну между Генуей и Венецией за торговое преобладание на Черном и Азовском морях! Однако красноречивые его письма к дожам этих патрицианских республик ни к чему не привели.
Петрарка был не только патриотом. Заботило его и гражданское состояние человеческого общежития вообще. Бедствия и нищета огорчали его, где бы они не случались.
Но ни общественные и политические симпатии, ни принадлежность к церковному сословию не мешали основному его призванию ученого и литератора. Петрарка отлично понимал, что для этого нужна прежде всего личная свобода, независимость (тут и он мог бы воскликнуть, что “служенье муз не терпит суеты”). И надо сказать, что Петрарка умел добиваться ее повсюду, где ему доводилось жить. Кроме, понятно, Авиньона — этого “нового Вавилона”, — за что он ненавидел его еще и особенно. Именно благодаря такой внутренней свободе — хотя иной раз дело не обходилось без меценатов — Петрарке удалось создать так много и так полно выразить себя и свое время, хотя многое до нас дошедшее осталось в незавершенном, не до конца отделанном виде. Но тут уж свойство самого поэта: тяга к совершенству заставляла его возвращаться к написанному вновь и вновь. Известно, например, что к таким ранним своим произведениям, как “Африка” и “Жизнь знаменитых мужей”, он возвращался неоднократно и даже уже накануне смерти.
Петрарка был не только великим писателем, но и великим читателем. Так, произведения античных авторов, которые он читал и перечитывал с неизменной любовью, были для него не просто интересными текстами, но носили прежде всего отпечаток личности их авторов. Так и для нас произведения Петрарки носят отпечаток одной из самых сердечных и привлекательных личностей прошлого.
2.«Книга песен» — главное произведение Петрарки
Основная масса произведений Петрарки написана на латыни. Это не только, упоминаемая выше, поэма «Африка», но и сочинения философского характера, эпистолярий, включающий книгу писем «О делах повседневных», «Старческие письма», «Письмо к потомкам» и т.п., а также сочинение под названием «Моя тайна, или Книга бесед о презрении к миру». На итальянском языке написаны только лишь «Канцоньере» («Книга песен») и «Триумфы» (связанный цикл из шести небольших поэм). Но, именно эти вещи написанные, в отличие от всего прочего, на итальянском, в то время, наречии, и являются сутью его вклада в европейскую культуру Нового времени.
Впрочем, сам Петрарка не без иронии обозначил «Канцоньере» как Rerum vulgarium fragmenta, что в переводе с латыни на русский язык можно представить как Осколки на просторечии. «Первая страница романа, которого больше никто уже никогда не напишет», — горько отзывается об этом сборнике стихов блестящий исследователь Петрарки — Ян Парандовский. Итак — страница ненаписанного романа, который непрерывно продолжает писаться.
Да, но о чем же этот роман? И кто герои романа?? Это лирические — герой и героиня. Он — Франческо Петрарка, несостоявшийся юрист в молодости, каноник, поэт, наделенный силой таланта и огромным честолюбием. Она — молодая, или не очень молодая, женщина, обладающая редчайшим совершенством. Вот, собственно, и все. Это канва. Дальше — можно вышивать по ней все то, что заблагорассудится. Времени более чем достаточно — 21 год, пока возлюбленная живет и здравствует, и еще десяток лет, когда она, умершая, все-таки еще сопутствует ему, а он постоянно с ней общается. Канцоньере (фрагменты) состоят из 317 сонетов, 29 канцон, 9 секстин, а также мадригалов и баллад, составляющих в сумме число 11.
Все это изобилие размещено в порядке далеком от строгого. Позднее издатели, дабы раз и навсегда разделить первую, большую порцию фрагментов от второй, маленькой, — дадут им заголовки: «На жизнь мадонны Лауры» и «На смерть мадонны Лауры». У Петрарки — в последнем кодексе этого нет, там просто вшиты чистые листы, как водораздел между Лаурой при жизни этой и Лаурой при жизни иной… Он общался с обеими, разницы большой между той и другой — старался не замечать. Похоже, что мертвой Лауры для него не было, не могло быть. Просто была какая-то другая, но опять-таки живая.
Стихи на итальянском языке (или в просторечии, “вольгаре”) Петрарка начал писать смолоду, не придавая им серьезного значения. В пору работы над собранием латинских своих посланий, прозаических писем и началом работы над будущей “Книгой песен” часть своих итальянских стихотворений Петрарка уничтожил, о чем он сообщает в одном письме 1350 года.
Первую попытку собрать лучшее из своей итальянской лирики Петрарка предпринял в 1336-1338 годах, переписав двадцать пять стихотворений в свод так называемых “набросков” ( Rerum vulgarium fragmenta ). В 1342-1347 годах Петрарка не просто переписал их в новый свод, но и придал им определенный порядок, оставив место для других, ранее написанных им стихотворений, подлежащих пересмотру. В сущности, это и была первая редакция будущей “Книги песен”, целиком подчиненная теме возвышенной любви и жажды поэтического бессмертия.
Вторая редакция осуществлена Петраркой между 1347 и 1350 годами. Во второй редакции намечается углубление религиозных мотивов, связанных с размышлениями о смерти и суетности жизни. Кроме того, тут впервые появляется разделение сборника на две части: “На жизнь Мадонны Лауры” (начиная с сонета 1, как и в окончательной редакции) и “На смерть Мадонны Лауры” (начиная с канцоны CCLXIV, что также соответствует окончательной редакции). Вторая часть еще ничтожно мала по сравнению с первой.
Третья редакция (1359-1362) включает уже 215 стихотворений, из которых 174 составляют первую часть и 41 вторую. Затем следует еще несколько редакций.
Седьмая редакция, близкая к окончательной, которую автор отправил Пандольфо Малатеста в январе 1373 года, насчитывает уже 366 стихотворений ( 263 и 103 соответственно частям ). Восьмая редакция — 1373 год, и наконец, дополнение к рукописи, посланное тому же Малатеста — 1373-1374 годы.
Девятую, окончательную, редакцию содержит так называемый Ватиканский кодекс под номером 3195, частично автобиографический.
По этому Ватиканскому кодексу, опубликованному фототипическим способом в 1905 году, осуществляются все новейшие критические издания.
В Ватиканском кодексе разделение частей сохраняется: в первой — тема Лауры — Дафны ( лавра ), во второй — Лаура — вожатый поэта по небесным сферам, Лаура — ангел-хранитель, направляющий все помыслы поэта к высшим целям.
В окончательную редакцию Петрарка включил и некоторые стихотворения отнюдь не любовного содержания: политические канцоны, сонеты против авиньонской курии, послания к друзьям на различные моралные и житейские темы.
Особую проблему составляет датировка стихотворений сборника. Она сложна не потому, что Петрарка часто возвращался к написанному даже целые десятилетия спустя. А хотя бы уже потому, что Петрарка намеренно не соблюдал хронологию в порядке расположения стихотворного материала. Соображения Петрарки нынче не всегда ясны. Очевидно лишь его желание избежать тематической монотонности.
Одно лишь наличие девяти редакций свидетельствует о неустанной, скрупулезнейшей работе Петрарки над “Книгой песен”. Ряд стихотворений дошел до нас в нескольких редакциях, и по ним можно судить о направлении усилий Петрарки. Любопытно, что в ряде случаев, когда Петрарка был удовлетворен своей работой, он делал рядом с текстом соответствующую пометку.
Работа над текстом шла в двух главных направлениях: удаление непонятности и двусмысленности, достижение большей музыкальности.
На ранней стадии Петрарка стремился к формальной изощренности, внешней элегантности, к тому, что так нравилось современникам и перестало нравиться впоследствии. С годами, с каждой новой редакцией, Петрарка заботился уже о другом. Ему хотелось добиться возможно большей определенности, смысловой и образной точности, понятности, языковой гибкости. В этом смысле очень интересно суждение Карло Джезуальдо (конец XVI — начало XVII вв.), основателя знаменитой Академии музыки, прославившегося своими мадригалами. Про стих Петрарки он писал: “В нем нет ничего такого, что было бы невозможно в прозе”. А ведь эта тяга к произации стиха, в наше время особо ценимая, в прежние времена вызывала осуждение. В качестве образца такого намеренного упрощения стихотворной речи приводят XV сонет:
Я шаг шагну — и оглянусь назад,
И ветерок из милого предела
Напутственный ловлю...
Но вспомню вдруг, каких лишен отрад,
Как долог путь, как смертного удела
Размерен срок, — и вновь бреду несмело,
И вот — стою в слезах, потупя взгляд.
В самом деле, отказавшись от стиховой разбивки и печатая этот текст в подбор, можно получить отрывок ритмически упорядоченной прозы. И это еще пользуясь переводом Вяч. Иванова, лексически и синтаксически несколько завышенным.
Странно, что такой проницательный критик и знаток итальянской литературы, как Де Санктис, не увидел этой тенденции в Петрарке. Де Сантосу казалось, что Петрарке свойственно обожествление слова не по смыслу, а по звучанию. А вот Д’Аннунцио, сам тяготевший к словесному эквилибризму, заметил эту тенденцию.
Единицей петрарковской поэзии является не слово, но стих или, вернее, ритмико-синтаксический отрезок, в котором отдельное слово растворяется, делается незаметным. Единице же этой Петрарка уделял преимущественное внимание, тщательно ее обрабатывал, оркестровал.
Чаще всего у Петрарки ритмико-синтаксическая единица заключает в себя какое-нибудь законченное суждение, целостный образ. Это прекрасно усмотрел великий Г.Р.Державин, который в своих переводах из Петрарки жертвовал даже сонетной формой ради сохранения содержательной стороны его поэзии.
Показательно и то, что Петрарка относится к ничтожному числе тех итальянских поэтов, чьи отдельные стихи стали пословичными.
Как общая закономерность слово у Петрарки не является поэтическим узлом. В работах о Петрарке отмечалось, что встречающаяся в отдельных его стихотворениях некоторая “прециозность” носит скорее концептуальный характер. Тут можно было бы сослаться на сонет CXLVIII, первая строфа которого состоит из звучных географических названий.
Интересно, что этот рафинированно-виртуозный, “второй” Петрарка, особенне бросался в глаза и многим критикам, а еще больше переводчикам. Эта ложная репутация, сложившаяся не без помощи эпигонов-петраркичтов, воспринимавших лишь виртуозную сторону великого поэта, сказалась на многих переводческих работах. В частности, и у нас в России. Словесная вычурность, нарочитая усложненность синтаксиса в переводах — болезнь распространенная.
К сожалению, репутация эта оказалась довольно устойчивой. Она надолго если не заслонила, то значительно исказила “первого” и “главного” Петрарку, который и позволил ему стать одним из величайших поэтов мира.
Различные поколения, в зависимости от своего литературного сознания, господствующих эстетических вкусов, прочитывали Петрарку по-разному. Одни видели в нем изощреннейшего поэта, ставившего превыше всего форму, словесное совершенство, видели в Петрарке некую идеальную поэтическую норму, едва ли не обязательную для подражания. Лругие ценили в нем прежде всего неповторимую индивидуальность, слышали в его стихах голос нового времени. Одни безоговорочно причисляли его к “классикам”, другие с не меньшей горячностью к “романтикам”.
3. Петрарка в России
Первое серьезное знакомство с Петраркой в России произошло в начале XIX века, когда восприятие его было в значительной степени подсказано именно “романтической” репутацией Петрарки, сложившейся под пером теоретиков и практиков западноевропейского романтизма. Последующая история русского Петрарки внесла в это восприятие существенные поправки, порой предлагая в корне иные прочтения.
Начало знакомству читающей русской публики с Петраркой положил известный поэт Константин Батюшков, едва ли не первый итальянист в России, автор статей о Петрарке и Тассо. В конце 1800-х годов он предпринимает перевод одного из самых знаменитых петрарковских сонетов (CCLXIX) и пишет переложение канцоны I, названной им “Вечер”. Батюшков не соблюдает тут сонетной формы, а также изменяет содержание сонета “на романтический лад”. Но именно таким пожелал видеть и увидел Петрарку романтический век.
В значительной степени продолжателем такой романтической трактовки Петрарки, только в еще более сгущенном виде, без отрезвляющего батюшковского классицизма, выступил поэт Иван Козлов. Кстати, он перевел тот же CCLXIX сонет, что и Батюшков, добавив к нему еще два четверостишия четырехстопного ямба, а заодно и “мечтание души”, “томление”, “бурное море”, “восточный жемчуг”, “тоску”, “утрату сердца”, “слезы” и “обманчивую красу”. Козлов же переложил еще один сонет Петрарки в стансы. Начинается он так:
Тоскуя о подруге милой
Иль, может быть, лишен детей,
Осиротелый и унылый,
Поет и стонет соловей.
Такое сентиментальное исполнение Петрарки не опровергается и уже настоящим переводом других сонетов Петрарки ( CLIX и CCCII ), сделанным И.Коздовым на этот раз шестистонгым ямбом, имитирующим плавный французский александрийский стих, и с соблюдением сонетной формы.
Нет сомнений, что Петрарка был прочитан как свой, вполне романтический поэт. Петрарка попал в надуманную родословную романтиков “унылого направления. Между тем петрарковское недовольство собой, его acidia, и лежащая в основе “Книги песен” контроверза между влечениями сердца и нравственными абсолютами, земным и надмирным, страстным стремлением к жизни, полной деятельности и любви, и возвышенными помыслами о вечном не имеют ничего общего с ламентациями, разочарованностью и инертностью.
Русских поэтов того времени привлекали лишь некоторые мотивы, которые они, изъяв из общего художественного контекста вычитали у Петрарки. Так, вычитали они мотив “поэта-затворника”, мотив мирной сельской жизни в противовес суетной городской. Лирику Петрарки прочитали как свою “вздыхательную” ( определение Батюшкова ).
Вторая половина XIX века изобилует переводами из “Книги песен”. Этому способствовало как развитие филологической науки в целом, так и русской итальянистики в частности. Научный и просветительски-популяризаторский подход, мало сообразующийся с потребностями живой отечественной литературы, наложил на новые переводы определенный отпечаток. С точки зрения буквы они стали точнее, быть может, формально строже, но при этом они стали несомненно бездушнее, то есть приобрели культурно-информационный характер, в сущности, не связанный с потребностями живой русской поэзии.
Принципиально новую страницу в истории русского Петрарки открывает XX век. Связана она с русским символизмом, и прежде всего с именем Вячеслава Иванова.
В самом деле, несомненная заслуга Вячеслава Иванова как переводчика Петрарки заключается в том, что он первый из крупных русских литераторов подошел к Петрарке не “вдруг”, а во всеоружии основательнейших филологических и историко-культурных познаний, оставаясь при этом изрядным стихотворцем. Мало того — подчиняя задачи перевода не просто познавательным культурным целям, но насущным потребностям живой отечественной литературы.
Вячеслав Иванов, вернув Петрарку в треченто, сумел внушить русскому читателю живой к нему интерес и веру в реальность печальной повести о Лауре и Франческо.
Путь, проторенный Вячеславом Ивановым, оказался соблазнительным. По нему пошли, в сущности, почти все, кто брался за переводы Петрарки.
Из переводчиков близкого к нам времени больше и длительнее других работал над Петраркой А.М.Эфрос. У него было много данных, чтобы переводить Петрарку: эрудиция, глубокая начитанность в итальянской литературе, великолепное знание культуры Возрождения, итальянского языка. Со всем тем нового слова он так и не сказал. Как переводчик Петрарки, он шел за Вячеславом Ивановым. Ради соблюдения условий стиха ему приходилось порою жертвовать петрарковской легкостью и изяществом. Инверсии, громоздкие словосочетания у А.Э.Эфроса не результат продуманной системы, а следствие непреодоленного сопротивления стихового материала.
Таким образом, и по сей день в более чем полуторавековой жизни Петрарки в русской поэзии наиболее примечательными эпизодами остаются два: первый связан с периодом русского романтизма, второй — со спорами о “новом искусстве”. В обоих случаях русский Петрарка оказался живым участником литературных схваток. Все другие факты из жизни Петрарки в России относятся не столько к истории русской поэзии, сколько к истории русской образованности.
Список литературы:
Абрамсон М.Л. От Данте к Альберти. М.: “Наука”, 1979.
Веселовский А.Н. Петрарка в поэтической исповеди “Canzoniere”. 1304-1904. Спб., 1912.
Ревуненкова Н.В. Ренессанское свободомыслие и идеология Реформации. М.: “Мысль”, 1988
Энциклопедический словарь юного историка / сост. Елманова Н.С., Савичева Е.М. М: “Педагогика-пресс”, 1994.
Ф.Петрарка. Сонеты; Канцоны, секстины, баллады, мадригалы, автобиографическая проза. Предисловие и примечания Н.Томашевского. — М.: Правда.1984.
www.ronl.ru
Реферат на тему:
Франческо Петрарка
Исполнитель: ученик7«Б» класса
Рахманин Александр
ВОРОНЕЖ2000 г.
Эпоха Ренессанса в сознании наших современниковобычно ассоциируется с именами Леонардо да Винчи, Рафаэля, Тициана,Микеланджело, Дюрера, Брейгеля, Рабле, Сервантеса, Шекспира, Боккаччо, ЭразмаРоттердамского, Монтеня… Но ценители истинной поэзии обязательно скажут, чтосвоим культурным возрождением Европа, может быть в первую очередь, обязанавеликому итальянцу, Франческо Петрарке. Кто же был этот человек, осмелившийсяво мраке средневековья зажечь пламень не божественного, но земного,человеческого чувства?
Родился Франческо Петрарка (1304 – 1374) в городеАреццо в семье нотариуса Петракко, который в 1302 году был вместе с Дантеизгнан из Флоренции за принадлежность к партии белых гвельфов. В 1312 годуПетракко переехал с семьей в город Авиньон на юге Франции, где в то времянаходилась резиденция папы (так называемое «авиньонское пленение»папы). По настоянию отца Франческо изучает право сперва в Монпелье, затем вБолонье, но изучает с неохотой, предпочитая юридическим наукам занятиядревнеримской литературой. Отец косо поглядывал на увлечение сына и однаждыдаже бросил в огонь сочинения Цицерона,Вергилия и других классических авторов. Смерть отца (1326) сразу все изменила.«Сделавшись господином над собою, — говорит Петрарка, — я немедленноотправил в изгнание все юридические книги и вернулся к моим любимым занятиям;чем мучительнее была разлука с ними, тем с большим жаром я снова принялся заних»<span Times New Roman",«serif»;mso-fareast-font-family:«Times New Roman»; mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language:RU;mso-bidi-language:AR-SA">[1]
.Став вскоре клириком, Петрарка не утратил интереса кклассической древности. Напротив того, этот интерес все возрастал, пока непревратился в настоящую страсть. Петрарка с восторгом погружался в произведенияантичных авторов, открывавших перед ним новый и прекрасный мир, столь непохожийна мир средневекового религиозного фанатизма, церковных догм и аскетическогоизуверства. Античная культура перестала для него быть служанкой богословия. Онпервый с такой ясностью увидел, что в ней было действительно самым главным:живой интерес к человеку и окружающему его миру; в его руках классическаядревность стала боевым знаменем ренессансного гуманизма.
Горячая любовь Петрарки к древнему миру проявляласьнепрестанно. Он писал на языке классического Рима; с редким энтузиазмомразыскивал и изучал древние рукописи и ликовал, если ему удавалось найтикакое-нибудь утраченное произведение Цицерона или Квинтилиана. У него былауникальная библиотека классических текстов. Его историческая эрудиция вызывалазаслуженное восхищение современников. Деяниям древнеримского полководцаСципиона Африканского Старшего посвятил он свою поэму «Африка»,написанную в подражание «Энеиде» Вергилия. Цицерона и Вергилия считалон величайшими писателями мира, их творения – непревзойденными образцамилитературного мастерства. Петрарка настолько сроднился с древним миром, таквошел в него, что этот мир перестал быть для него древним, ушедшим, мертвым. Онвсе время ощущал его живое дыхание, отчетливо слышал его голоса. Выдающиесяримские писатели стали его близкими друзьями и наставниками. Цицерона онпочтительно называл «отцом», а Вергилия – «братом». Онписал им всем дружеские письма, словно они жили с ним в одно время где-тонеподалеку. Он даже признавался, что воспоминания о древних и их деянияхвозбуждают в нем «великолепное чувство радости» в то время как одиноблик современных людей его коробит.
Не следует, однако, на основании подобных признанийпредставлять себе Петрарку педантом, утратившим всякую связь сдействительностью. Ведь древние авторы учили его, как писать, как жить. У нихон искал ответы на многие волновавшие его злободневные вопросы. Так, восхищаясьвеличием Древнего Рима, он одновременно горько сетовал по поводу политическогонеустройства современной ему Италии. Национальным бедствием, вслед за Данте,считал он ее политическую раздробленность, порождавшую бесконечные распри имеждоусобные войны, но не знал, да и не мог в тогдашних исторических условияхуказать путей, которые бы привели страну к государственному единству. ПоэтомуПетрарка то горячо приветствовал антифеодальное восстание в Риме 1347 года, во главе которого стоял народныйтрибун Кола ди Риенци, провозгласивший в Риме республику и объявившийполитическое объединение Италии, то возлагал свои надежды на пап Бенедикта XIIи Клемента VI, то на неаполитанского короля Роберта Анжуйского, то наимператора Карла IV, выдавшего папе Кола ди Риенци. Его политические идеалы неотличались ясностью и последовательностью. Было в них много наивного иутопического, но одно не вызывает сомнений, — это искренняя любовь Петрарки кродине, желание увидеть ее окрепшей и обновленной, достойной былого римскоговеличия. В знаменитой канцоне «Моя Италия» он с большой силой излилсвои патриотические чувства:
… В бесчестии всегда сам трус повинен.
Кровь гордая латинян,
Сорви же с плеч навязанный ярем!
Не делай божеством
Тень, видимую глазом!
А если ярость вторгшегося сброда
Пятою давит разум, -
Тому виною мы, а не природа!
Я был птенцом не этого ли края?
Не в этом ли гнезде я
Был выкормлен? Не этой ли отчизне
Я помыслы отдал, благоговея?
Мать-родина благая,
Сокрывшая тех двух, что дали жизнь мне!
Дай бог, чтоб укоризне
Ее вы вняли; пусть скорей несет
Ваш промысел народу облегченье:
Он видит избавленье
Лишь в вас да в боге...
У Петрарки был пытливый дух, на который в средниевека смотрели, как на один из наиболее тяжких грехов. Из любознательностиобъездил он ряд стран, побывал в Риме и Париже, Германии и Фландрии,«повсюду наблюдая нравы людей», наслаждаясь созерцанием незнакомыхмест и сравнивая все виденное с тем, что было ему хорошо известно. Круг егоинтересов очень широк: он филолог и историк, этнограф, географ, философ иморалист. Все имеющее прямое отношение к человеку, его уму, его деяниям, егокультуре привлекает пристальное внимание Петрарки. Книга «О знаменитыхмужах» содержит биографии прославленных римлян от Ромула до Цезаря, атакже Александра Македонского и Ганнибала. Со множеством историческиханекдотов, изречений и острот, заимствованных у Цицерона, Светония, Плиния идругих, знакомит книга «О достопамятных вещах». Трактат «Осредствах против счастия и несчастия», касаясь самых разнообразныхжитейских ситуаций, проводит читателя по всем ступеням тогдашней социальнойлестницы.
Между прочим, в названном трактате Петрарка бросилвызов вековым феодальным представлениям, согласно которым истинное благородствозаключается в знатном происхождении, в «голубой крови».«Достоинство не утрачивается от низкого происхождения человека, — писалПетрарка, — лишь бы он заслужил его своей жизнью»<span Times New Roman",«serif»;mso-fareast-font-family:«Times New Roman»; mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language:RU;mso-bidi-language:AR-SA">[2]
.Этой теории личных достоинств человека, намеченной еще Данте, суждено былостать краеугольным камнем европейской гуманистической этики.Если в средние века путь от человека, да и вседругие пути вели непременно к богу, то у Петрарки все пути ведут к человеку.При этом человек для Петрарки – это прежде всего он сам. «Тот не мудрец,кто себя не знает, — писал он в трактате „Об истинной мудрости“. И онанализирует, взвешивает, оценивает свои поступки и внутренние побуждения.Церковь требовала от человека смиренномудрия, прославляя тех, кто отрекался отсебя во имя бога. Петрарка осмелился заглянуть в себя и исполнился гордости зачеловека. В самом себе нашел он неисчерпаемые богатства человеческого разума идуха.С ним, сыном скромногонотариуса, беседовали как с равным знатные вельможи, венценосцы и князьяцеркви. Его слава была славой Италии.
Но средневековье оказывало упорное сопротивлениенатиску гуманизма. Оно надвигалось на Петрарку в образах скульптуры, живописи иархитектуры, настойчиво напоминало о себе с церковных и университетских кафедр,подчас оно громко говорило в нем самом. Тогда великому гуманисту, восторженномупочитателю языческой древности начинало казаться, что он идет по греховному иопасному пути. В нем оживал средневековый аскет, сумрачно взиравший на земноевеликолепие. Он откладывал в сторону сочинения Вергилия и Цицерона, чтобыуглубиться в библию и писания отцов церкви. Эти внутренние противоречияПетрарки коренились в глубоких противоречиях того переходного времени, у негоони только резче были выражены, чем у других. При этом он с тревогой наблюдалза своим „внутренним раздором“ и даже попытался запечатлеть его вкниге „О презрении к миру“ (1343), этой захватывающей исповедимятущейся души.
Но настоящая слава осенила Петрарку, как авторалирических стихотворений, посвященных золотоволосой Лауре, о которых он самотзывался, как о поэтических „пустяках“, словно немного стыдясь того,что написаны они не на классическом латинском, но на повседневном итальянскомязыке. Тем не менее, Петрарка любил эти свои вдохновенные творения, хранил итщательно обрабатывал их.
Так возникла „Книга песен“ (Ilcanzoniere), состоящая из 317 сонетов, 29 канцон, а также секстин, баллад имадригалов. Эта книга также является исповедью Петрарки, только на этот разисповедью лирической. В ней запечатлена любовь поэта к красивой замужнейженщине, происходившей из знатной авиньонской семьи. Она родилась около 1307 года,в 1325 году вышла замуж и умерла в страшный 1348 год, когда во многих странахЕвропы свирепствовала чума. Встреча с Лаурой наполнила Петрарку большимчувством, заставившим зазвучать самые нежные, самые мелодичные струны его души.Когда Петрарка узнал о безвременной кончине своей возлюбленной, он записал вэкземпляре Вергилия: „Лаура, именитая своими доблестями и долгое времяпрославленная в моих стихах, впервые предстала моим взорам в лета моей раннейюности, в 1327 году, утром 6 апреля, в церкви св. Клары в Авиньоне; и в том жегороде, того же месяца и в тот же день и час 1348 года этот светоч был отнят унашего света, когда я был в Вероне, не ведая своей судьбы“.
Сонет
(CCXI)
Любовь ведет, желаньепонукает,
Привычкатянет, наслажденье жжет,
Надеждаутешенье подает
Ик сердцу руку бодро прижимает;
Злосчастныйверит в помощь и не знает,
Чтолживый рок вслепую нас ведет;
Рассудокмертв, ярем страстей гнетет, -
Однамечта другую порождает.
Честь,доблесть, красота, порыв благой,
Речьсладкая влекли к ветвям меня,
Исердце ждало сладостного плода…
Вгод тысяча трехсот двадцать седьмой,
Вапреле, в первый час шестого дня,
Вошеля в лабиринт, где нет исхода.
В сущности, „Книга песен“ – это преждевсего картина различных душевных состояний Петрарки. На протяжении десятилетийон воспевал женщину, не сказавшую ему, видимо, ни одного ласкового слова. Взеркале любви все время отражался его сложный душевный мир. Поэтический триумфЛауры стал одновременно и триумфом Петрарки. Не случайно в „Книгепесен“ имя Лаура (Laura) так тесно связано со словом лавр (lauro). Подчасстирается даже грань, отделяющая Лауру от дерева славы, прекрасная женщинапревращается в символ земной славы для поэта. Она венчает его чело веткойзеленого лавра, и через тысячу лет люди будут помнить о певце Лауры:
…И,может быть, слезой затмятся очи
Управнуков, чрез тысячные годы,
Увидевтруд, что я понес для лавра.
(СекстинаХХХ)
В России Петрарка бал хорошо известен уже в XIX веке.Его восторженным почитателем являлся поэт К.Н. Батюшков. В статье „Петрарка“(1816) он писал: „Надобно предаться своему сердцу, любить изящное, любитьтишину души, возвышенные мысли и чувства – одним словом, любить сладостный языкмуз, чтобы чувствовать вполне красоту сих волшебных песней, которые передалипотомству имена Петрарки и Лауры“. Итальянского поэта высоко ценил Пушкин,который назвал Петрарку среди величайших европейских лириков в своем сонете осонетах. „С ней обретут уста мои язык Петрарки и любви“, — писал он впервой главе „Евгения Онегина“, а стихотворный отрывок из Петраркипослужил эпиграфом к VI главе этого романа.
Столетия отделяют нас от Италии XIV века. Но через бездну летблагодарное человечество бережно пронесет имя Петрарки как одного из основоположниковгуманизма, поэта, воспевшего не божественное, но радость человеческого бытия,земную любовь человека к прекрасной женщине, его простые и поэтому такиевысокие мысли и чувства.
Списокиспользованной литературы.
1.<span Times New Roman»">
Государственноеиздательство художественной литературы, М. 1963г.
2.<span Times New Roman"">
М., «Советскаяэнциклопедия». 1988г.
<span Times New Roman",«serif»;mso-fareast-font-family: «Times New Roman»;mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language:RU;mso-bidi-language: AR-SA">[1]
М. Гершензон, ФранческоПетрарка (в книге: Петрарка, Автобиография. Исповедь. Сонеты, М. 1915, с.38).<span Times New Roman",«serif»;mso-fareast-font-family: «Times New Roman»;mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language:RU;mso-bidi-language: AR-SA">[2]
А.К. Дживелегов,Возрождение, М.-Л. 1925, с.18.www.ronl.ru
Я – пока еще один из многих, хоть и всеми силами стараюсь стать одним из немногих.
Франческо Петрарка
Итальянский мыслитель и поэт Франческо Петрарка родился 20 июля 1304 года в городе Ареццо, где некоторое время жил его отец, по профессии нотариус, в свое время изгнанный из Флоренции. В 1312 году, когда Франческо было восемь лет, его семья переехала в Авиньон, где тогда находился папский двор. В Авиньоне Петрарка провел все свое детство.
Будучи девятилетним мальчиком, Петрарка заинтересовался изречениями Цицерона, музыкой его слова, с которым его познакомил учитель, Конвеневоле да Прато. Позже он говорил об этом: “Такая ладность и звучность слов сама собой захватывала меня, так что все другое, что я читал или слышал, казалось мне грубым и далеко не таким стройным”. Несомненно, сочинения Цицерона запомнились ему на всю жизнь.
В 1326 году Петрарка принимает духовный сан. Его учителями, мыслям которых он неотступно следовал в религиозном деле, были только древние авторы и основатели ранней церкви (больше всего Иероним и Августин). Тогда же, в 1326 году Петрарка поступает на юридический факультет в Болоньи, где посещал занятия вместе со своим младшим братом, Герардо Петраркой.
Пожалуй, один день – 6 апреля 1327 года стал переломным в жизни Франческо Петрарки. Тогда он встретил женщину, которую он полюбил на всю жизнь. В историю она вошла под именем Лауры. Кто она была – до сих пор достоверно не известно. Вдохновленный своим чувством, Петрарка написал свои первые сонеты, которые не только вошли в золотой фонд “поэтической науки любви”, но и стали великолепным образцом для последователей и подражателей Петрарки и остаются ими по сей день. Известно, что Франческо Петрарка был не только гениальным мыслителем и философом, но и поэтом; он считается родоначальником итальянской национальной поэзии.
В 1330 году Петрарка заканчивает учебу и поступает на службу к кардиналу Джованни Колонне, что дало ему, сыну изгнанника, и определенное общественное положение, и возможность играть заметную роль в жизни современного ему мира.
В начале 1337 года Петрарка впервые посетил Рим. Позже он писал об этом так: “Рим показался мне еще более великим, чем я предполагал, особенно великими мне показались его развалины”. Можно подумать, что мыслитель говорил так шутя, но это совсем не так. Скорее, Петрарка говорил о великом прошлом тогдашней Римской империи. Затем философ поселился в городке Воклюзе, близ Авиньона, где фактически начался расцвет его творчества. Поэтические творения Петрарки приносили свои плоды, и уже 1 сентября 1340 года он получил сразу два предложения венчаться лаврами первого поэта: первое поступило от Парижского университета, второе – из Рима. Петрарка, поразмыслив, отдал предпочтение Риму. В апреле 1341 года Петрарка был увенчан лаврами на Капитолии.
Петрарка был свидетелем страшной чумы, которая в XIV веке унесла жизни более чем трети населения Европы. Только в итальянских городах Сиене и Пизе умерло больше половины жителей. Однако самого Петрарку чума обошла стороной.
В 1351 году флорентийская коммуна направила к Петрарке Джованни Боккаччо (известного мыслителя, впоследствии ставшего близким другом Петрарки) с официальным посланием, приглашавшим поэта вернуться во Флоренцию, откуда были изгнаны его родители, и возглавить созданную специально для него университетскую кафедру. Петрарка сделал вид, что польщен и готов принять это предложение, однако, покинув в 1353 году Воклюз и вернувшись в Италию, он поселился не во Флоренции, а в Милане.
Летом 1356 года Петрарка был с посольством к чешскому королю Карлу IV от государя Милана Галеаццо Висконти.
Весной 1362 года Франческо Петрарка, “уставший от мира, от людей, от дел, уставший до крайности от самого себя”, отправился из Милана в Прагу, следуя троекратному приглашению Карла IV, но по дороге был задержан хозяйничавшими в Ломбардии отрядами наемников и повернул в Венецию, где и поселился.
В Венеции Петрарка был почетным гостем. В решении Большого совета Венеции от 4 сентября 1362 года, когда Республика приняла его план устроения публичной библиотеки, говорилось, что “на человеческой памяти не было в христианском мире философа или поэта, которого можно было сравнить с ним”. В своем завещании Петрарка дарил все свои книги Венецианской республике с условием, что они станут основой публичной библиотеки, устроенной по его плану.
По словам самого Петрарки, его жизнь складывалась нелегко. О своей судьбе он говорил так: “Почти вся моя жизнь прошла в скитаниях. Я сравниваю свои блуждания с Одиссеевыми; будь блеск его имени и подвигов одинаковым, его странствия не оказались бы ни дольше, ни длиннее моих… мне легче пересчитать морской песок и небесные звезды, чем все препятствия, какие ставила завидующая моим трудам фортуна”.
Петрарка как-то обмолвился: “Я хочу, чтобы смерть застала меня или молящимся, или пишущим”. Так оно и случилось. Франческо Петрарка умер в Аркве в ночь на 19 июля 1374 года, не дожив до своего семидесятилетия лишь одного дня.
Все сочинения Петрарки были пропитаны необыкновенным романтизмом и гуманизмом, любовью к окружающему миру. Среди его самых известных сочинений: комедия “Филология”, “Канцоньере”, то есть книга стихов и песен, героическая поэма “Африка”, “Лекарства от превратностей судьбы”, сборники сонетов “На жизнь Лауры” и “На смерть Лауры”, “Книга достопамятных вещей” и неоконченная поэма “Триумфы”.
Франческо Петрарка был первым великим гуманистом, поэтом и гражданином, который сумел прозреть цельность предвозрожденческих течений мысли и объединить их в поэтическом синтезе, ставшей программой грядущих европейских поколений. Своим творчеством он сумел привить этим грядущим разноплеменным поколениям Западной и Восточной Европы сознание — пусть не всегда четкое, но такое, которое стало как бы верховодящим в разуме и вдохновении для них.
Петрарка — родоначальник новой современной поэзии. Его “Канцоньере” надолго определила пути развития европейской лирики, став своего рода непререкаемым образцом. Если на первых порах для современников и ближайших последователей у себя на родине Петрарка являлся великим реставратором классической древности, провозвестником новых путей в искусстве и литературе, то, начиная с 1501 года, когда стараниями типографщика Альдо Мануцио Ватиканский кодекс “Канцоньере” был предан широкой гласности, началась эпоха т. н. петраркизма, причем не только в поэзии, но и в области эстетической и критической мысли. Петраркизм вышел за пределы Италии. Свидетельством тому – творчество таких известных поэтов, как Гонгора (в Испании), Камоэнс в (Португалии), Шекспир (в Англии), Кохановский (в Польше). Без Петрарки их лирика была бы не только непонятной для нас, но и попросту невозможной.
Мало того, Петрарка проторил своим поэтическим наследникам путь к познанию задач и сущности поэзии, познанию нравственного и гражданского призвания поэта.
В невольно возникающем при чтении Петрарки автопортрете бросается в глаза черта: потребность в любви. Это и желание любить, и потребность быть любимым. Предельно четкое выражение эта черта нашла в любви поэта к Лауре, главному предмету сонетов и других стихотворений, составляющих “Канцоньере”. Любви Петрарки к Лауре посвящено неисчислимое количество ученых произведений. Лаура — фигура вполне реальная. Любовь к ней, как это часто бывает в настоящей поэзии, романтическая и стремительная, концу жизни поэта несколько приутихшая и едва ли не слившаяся с представлением о любви райской, идеальной.
Еще одна черта, которую обнажил в себе сам поэт, за которую порой (особенно на склоне лет) себя бичевал – это любовь к славе. Не в смысле, однако, простого тщеславия. Желание славы у Петрарки было теснейшим образом связано с творческим импульсом. Оно-то в большей степени и побудило Петрарку заняться писательством. С годами и эта любовь, любовь к славе, стала умеряться. Достигнув славы беспримерной, Петрарка понял, что она вызывает в окружающих куда больше зависти, чем добрых чувств. В своем “Письме к потомкам” он с грустью пишет о своем увенчании в Риме, а перед смертью даже готов признать триумф Времени над Славой.
Начало знакомству русской общественности с Петраркой положил русский поэт Константин Батюшков, едва ли не первый в России приверженец так называемого итальянизма, автор статей о Петрарке. Батюшков также перевел один из самых его известных сонетов – 269-й, и написал переложение его I канцоны, названной им “Вечер”. Огромнейшая заслуга в ознакомлении с творчеством Петрарки принадлежит поэту Вячеславу Иванову. Пожалуй, основная заслуга Иванова как переводчика Петрарки в том, что он, первый из крупных русских литераторов подошел к Петрарке не “вдруг”, а во всеоружии основательнейших филологических и историко-культурных познаний, оставаясь при этом изрядным стихотворцем.
Несомненно, Франческо Петрарка внес огромный вклад в развитие философии и литературы в целом, прежде всего – как основоположник истинного гуманизма, который, возможно, и оказался тем, что привлекало последователей и подражателей Петрарки в его творчестве.
Франческо Петрарка. LXI сонет (перевод В. Иванова)
Благословен тот край, и дол тот светел,
Где пленником я стал прекрасных глаз!
Благословенна боль, что в первый раз
Я ощутил, когда и не приметил,
Как глубоко пронзен стрелой, что метил
Мне в сердце бог, тайком разящий нас!
Благословенны жалобы и стоны,
Какими оглашал я сон дубрав,
Будя отзвучья именем Мадонны!
Благословенны вы, что столько слав
Стяжали ей, певучие канцоны, —
Дум золотых о ней, единой, сплав!
Мысли и изречения Франческо Петрарки
Жизнь человеческая на земле – не просто воинское служение, а бой.
Личное присутствие вредит славе.
У всех одно правило: гнушаться читать что бы то ни было, если хоть раз в жизни видел автора.
Любовь великолепно умеет побеждать.
Чтить сильных – дешевая услуга, настоящее величие души — оказывать помощь слабым.
Раз человек желает избавиться от своего жалкого состояния, желает искренне и вполне – такое желание не может быть безуспешным.
Природа установила неопределенный конец жизни, чтобы всегда верилось в настоящее и ближайшее будущее.
Часто зло известнее добра, и страшный ураган знаменитее ясной погоды.
Убогие и темные люди почти все делают в тайне – для счастливых нет укрытия, нет умолчания.
Нет ничего настолько исправного, чтобы в нем не было ошибок.
Раз нельзя быть внешне тем, кем хочешь быть, стань внутренне таким, каким должен стать.
Вообще обычное прискучивает, а редкостное захватывает.
Все становится весомей, тяготея к концу, самая гибельная ошибка последняя, и один смертный час выносит приговор всем годам жизни.
Многословие спорщика обычно сродни гневу.
Я понял, что не только людям, но и писаниям выдающаяся форма иногда вредит и надо во всех вещах стремиться к умеренности.
Всякий скорее извинит себя, чем другого, и, наоборот, каждый скорее утешит другого, чем себя.
Всякий век должен довольствоваться своими талантами.
Мир гибнет, и осталось утешаться только тем, что не пришлось родиться позже, когда его состояние будет хуже.
Нас сбивает с пути то, что мы упрямо держимся стародавних мнений и с трудом отрываемся от них.
Для человека нет ничего естественней труда, человек рожден для него, как птица для полета и рыба для плавания.
www.ronl.ru
