Поэзия и музыка словно родились под знаком Близнецов. И хотя совершенно очевидно, что «рождение» этих искусств было вовсе не одновременным, оба означены постоянным тяготением друг к другу. Тайны тут нет: оба этих рода искусства взросли из одного зерна, вышли из одного лона — народного музыкальнопоэтического искусства.
Наши далекие предки не знали поэзии отдельно от музыки. Искусство на первобытной стадии развития представляло собой триединстве музыка — слово — танец. Что же было вначале — поэтическое слово или музыка? Наука дает убедительный ответ на этот вопрос — музыка! Археологи находят в раскопках времен палеолита (40 тыс. лет назад) примитивные музыкальные инструменты: кости птиц с пробитыми отверстиями, звучащие камни. Трудовые выкрики, охотничьи и боевые сигналы были первыми ростками будущей музыки, но как много столетий должно было еще пройти до ее истинного рождения! ' Через ритуальные танцы, боевые песне-пляски, игры в охоту и бои шло человечество к своей будущей музыкальной культуре.
«Для музыковеда, как и для литературоведа, примечательную важность имеет то обстоятельство, — писал А. Сохор, — что для поэзии синкретическое слияние с музыкой было единственной формой ее существования в доисторические времена, тогда как музыка знала уже тогда и иные формы, чисто инструментальные, связанные с сигнальными функциями или сопровождением танцевальных и прочих движений».
А слова? Да, постепенно к напевам присоединялись и слова-заклинания, но можно ли их назвать стихами?
Вот один из таких «стихов»-заклинаний, обращенный к бойцу, разящему врага:
Меть ему в лоб
Меть ему в грудь
Меть ему в печень
Меть ему в сердце
Когда же побежит,
Меть ему в спину,
Ого, ого, ого!
Позже возникло хоровое пение и разделение на два полухория, своеобразный поединок-диалог между двумя группами племени, Вслед за военными песнями-плясками наши предки создавали трудовые, а затем и любовные песни, и песни-славления, и гимны-заклинания.
Сложным, долгим путем шло создание таких уникальных явлений, как народно-песенное искусство и эпос во всем многообразии своих жанровых, поэтических и музыкальных модификаций. В песнях-гимнах героям заложены истоки героического эпоса, в стенаниях по усопшим — песни-плачи, в любовных напевах — зачатки будущей лирической поэзии. В следующие эпохи развитие музыкально-поэтического искусства у разных народов складывалось по-разному. История музыки зафиксировала и проанализировала такие различные (но в чем-то и сходные) явления, как мистерии Древнего Египта, триединое (музыка — слово — танец) искусство народов Индии, лирическая поэзия с музыкой китайской «Книги песен» — «Шицзин», древнеиудейская «Песнь песней» царя Соломона, представляющая собой сборник любовных обрядовых, свадебных песен и псалмы царя Давида, гимнопедии и гипорхемы древнегреческого искусства и, наконец, героический эпос Гомера «Илиада» и «Одиссея».
Поэтическое искусство Древней Греции было поистине уникальным явлением. Недаром Маркс писал, что греческое искусство и эпос «продолжают служить нормой и недосягаемым образцом». Под аккомпанемент лиры, кифары, авлоса пели древние поэты свои песни, и пение это называлось лирикой, кифаристикой, авлетикой в зависимости от аккомпанирующего инструмента. Под аккомпанемент кифары чаще других исполнялись песни, связанные с общественными событиями, а в сопровождении лиры — любовного, элегического характера. Песни-стихотворения, исполняемые под музыку, назывались меликой, мелической поэзией.
Предание рассказывает о хромоногом поэте Тиртее, создателе античного анапеста, со стихами-песнями которого воины шли в бой. При исполнении анапестических стихов в Элладе исполнители не только аккомпанировали себе на каком-нибудь инструменте, но и приплясывали, отбивая такт ногой на последнем слоге (отсюда — поэтический термин «стопа»).
В странах античной культуры, Греции и Риме, существовали развитые многообразные формы вокально-поэтического искусства— сольного и хорового. В Греции (в Спарте) создавались женские и детские хоры, союзы певцов и танцоров. Хоровому искусству придавалось столь важное значение, что даже Платон определял музыку как умение управлять хором. Высшего своего расцвета и подъема хоровая лирика достигает в одах крупнейшего греческого поэта и музыканта Пиндара, создавшего яркие образцы торжественного, приподнятого искусства. Хоровая культура стала основой знаменитой греческой трагедии — вершины мусических искусств. Из хора выделялся запевала, рассказывающий об общественных событиях, боях и победах. Так рождался эпос.
Лирическая же поэзия, сольная и по преимуществу мелическая, т. е. напевная, исполнявшаяся под аккомпанемент музыкального инструмента, нараспев, имела, по-видимому, разнообразные и развитые мелодии, о которых мы, к сожалению, не можем судить — они не дошли до нашего времени. Сохранились лишь более поздние поэтические тексты Алкея, Коринны, Сафо, да и то не в оригиналах, а в папирусах древних переписчиков Александрии.
Огромное значение придавали греки ритму, объединяющему слово, пение, инструментальную музыку и танец. Ритм, по понятиям греков, заключал в себе мужское начало, мелодия — женское. Этот приоритет ритма идет еще от древнейшего праискусства доисторических времен.
Классический период древнегреческого искусства характерен еще одним важным элементом — господством одноголосной мелодики. Она обеспечивала теснейшую связь со стихом, отчетливость произнесения текста. Стихотворный текст рождался прежде музыки или опережал ее сочинение, т. е. стихи диктовали музыкальное воплощение, и метр стиха определял ритм музыки.
Собранные по крохам стихи и сведения о музыке Древней Эллады, а также Древнего Рима представляют собой необычайную ценность для истории поэзии и музыки. Помимо высочайших художественных достоинств, многие из них заключают важнейшие сведения по теории стиха и музыки. Из них мы узнаем, что греки открыли диатонические лады, в основе которых лежал тетрахорд (кварта), ставшие на многие столетия основными для европейской музыки (дорийский, лидийский, фригийский, миксолидийский), знали и применяли энгармонизм и хроматику. Особенно ценной заслугой греков стала разработка теории музыки и музыкальной эстетики, тесно связанной с их философскими учениями, в центре которой лежит понятие об этосе — выразительных возможностях, воспитательном и общественном значении музыки.
«Подобно тому как гимнастика способствует развитию физических качеств, так точно и музыка способна оказать некоторое воздействие на этическую природу», — писал Аристотель, а Платон утверждал: «Ритм и гармония» лучше всего проникают в глубь души и сильнее всего захватывают ее».
Греки же ввели целый ряд музыкальных и поэтических терминов, которые живут по сей день. Употребляя их, мы даже порой не осознаем, что они пришли к нам из такого давнего далека, полагая их терминами русскими или, по крайней мере, русифицированными европейскими: музыка, мелодия, гамма, ритм, хор, строфа, стих, стопа и множество других.
Музыкально-поэтические жанры античного искусства стали основой будущих поэтических жанров: элегии, дифирамба, оды и др. Греки создали не только свой знаменитый гекзаметр, но и целый ряд стихотворных размеров или стоп, в том числе дактиль, хорей, амфибрахий, анапест. Жанр дифирамба был торжественным гимном в честь бога Дионисия и вообще в честь героев сражений. Элегия — грустнолирическая песня (но иногда и боевая, нравоучительная, философская), исполнявшаяся обычно под жалобный аккомпанемент флейты, — стала популярнейшим поэтическим жанром и дошла до XIX столетия: ей отдали дань и русские поэты Жуковский, Пушкин, Лермонтов, Языков, Некрасов, Фет, а в XX в. — Блок. Сохранили по сей день свое непреходящее значение такие жанры, как эпиграмма, ода, застольная песня, гимн. Вершиной музыкальной теории античности стали работы Аристоксена (4 в. д. н. э.), сумевшего понять и раскрыть всю важность и необходимость темперированного строя, на два тысячелетия предвосхитив будущее музыкальной теории.
Высокого расцвета достигла поэзия и в Древнем Риме, где I в. до нашей эры дал такие великие имена, как Катулл, Тибулл, Проперций и особенно Овидий и Гораций. Лирика этих поэтов соединяла в себе элегичность и музыкальность эллинической мелики, остроту восприятия мира, глубину человеческих переживаний. Оды Горация, элегии Овидия, мелические стихи и эпиграммы Катулла принадлежат к выдающимся произведениям мировой литературы.
Более пятнадцати столетий нашей эры поэзия и музыка развивались параллельно, постоянно вступая в контакт, переплетаясь, сливаясь воедино. «Оба этих элемента (ритм, интонация. — Р. П.), присущие поэзии и музыке, проявляются в каждом из искусств своим особым образом, сохраняя при этом черты общности, обусловленные единством истоков — неразделимостью двух начал в древнейшем искусстве — песне» (В. Васина-Гроссман). «Ритмическая организация, — полагает исследователь русской поэзии Г. Поспелов, — возникла в стихах из музыки».
Вокальные сочинения, рождавшиеся на протяжении столетий, можно подразделить на две большие группы по признаку подчиненности. В одной из групп главенствующую роль занимала поэзия, в другой — музыка. В религиозных песнопениях средневековья, как и в античном мелическом искусстве, музыка играла подчиненную роль. В церковных псалмодиях, юбиляциях использовались не произведения поэтического творчества, но молитвы, канонические культовые тексты и поучения. Задача музыки состояла лишь в том, чтобы озвучить текст. И тем не менее в этой прикладной музыке были достигнуты замечательные художественные образцы. Рядом же с культовой музыкой бурно развивалось народное песенное искусство. Круг средневековых песенных жанров был весьма разнообразным: песни любовные, шуточные, сатирические и антиклерикальные. Певшие их крестьяне, школяры, подмастерья, бродячие певцы и актеры подвергались подчас жестоким гонениям. (Вспомним историю гонений скоморохов на Руси, немецких шпильманов в Германии.) Пели былины и эдды, исторические песни, рассказы о «делах давно минувших дней». То были, как правило, простейшие куплетные напевы, расцвеченные повторениями, сопоставлениями, вариантами.
Образцом для многих европейских стран стало искусство французских трубадуров (X в.), представлявшее собой характерное выражение светской рыцарской культуры. Однако в искусстве трубадуров и труверов во Франции, миннезингеров — поэтов-певцов в странах немецкой культуры (XII—XIII вв.), несмотря на яркость, разнообразие мелодики, большую гибкость интонирования, напевность (мы располагаем большим количеством записанных образцов вокальной лирики средневековья) музыка тем не менее еще не стала равноправным партнером в союзе с поэзией, содержание и сюжет песен играли главенствующую роль. Так, в поэзии трубадуров (музыка и текст, как правило, создавались одним лицом) ритм напева определялся размером стиха и был ему всецело подчинен. Ритмическая организация стиха определяла и характер напева: бодрый, маршеобразный, грустный, скорбный или торжественный. Пение далеко не всегда сопровождалось игрой на инструментах. Инструментальная музыка звучала лишь во вступлении, интерлюдии или постлюдии в таких, например, напевах как канцоны, сервенты, тенсоны.
В те далекие времена рыцарское искусство еще не считалось профессиональным. Исполнение стихов и песнопений в «честь прекрасной дамы» жило параллельно с народным искусством вагантов, шпильманов, жонглеров — этих скоморохов Европы. Но могучий поток рыцарского искусства, охвативший все европейские страны, сливаясь с не дленее мощным потоком народного — городского и сельского музицирования — создал музыкально-поэтическое направление с разработанным комплексом выразительных средств и четкой музыкальной письменностью, что стало основой будущих ролдансов и песен.
Пришедшее на смену одноголосному пению многоголосие продвинуло далеко вперед историю вокальной музыки — церковной и светской. Не менее двух веков был чрезвычайно популярен в Европе жанр мотета — своеобразный романс средневековья, первый, по существу, светский многоголосный жанр (XII — XIV вв.). Мотет дожил до XVII — XVIII столетий, став торжественным и развитым жанром хоровой музыки, в котором работали крупнейшие мастера полифонической музыки, в том числе и И. С. Бах.
В эпоху раннего и позднего Возрождения мы наблюдаем активное наступление жанров светской музыки, подкрепленных новыми возможностями развитого многоголосия.
Светские песенные и танцевальные жанры — французские шансоны, итальянские фраттолы, виланеллы, каччии, баллады, испанские вильянсико и романсы, английские кэчи и раунды, немецкие, чешские, польские песни — отражали все многообразие гуманистических идей эпохи. Именно в это время начинается формирование типа, му-зыканта-профессионала, получающего специальное музыкальное образование в школах и академиях. Бурное развитие инструментальных жанров, создание ансамблей и оркестров и, наконец, рождение оперы (Флоренция, XVI в.) дает толчок развитию новых вокальных жанров; оратории, кантаты, сольной песни.
Италия — родина прекрасного и нежного вокального жанра, не потерявшего своей свежести и привлекательности до наших дней, — мадригала, состоящего из коротких куплетов (2—3 строки) с припевом — ритурнелем. Если мотет мы назвали романсом средневековья, то мадригал — подлинный хозяин и глава камерно-вокальных жанров эпохи Возрождения. Это уже новая и гораздо более высокая ступень развития камерно-вокальной музыки, отличающейся многоголосием, и по своему значению и сложности она приближается к поэтическому тексту, а в чем-то и превосходит его. Свободная мелодика, хроматизмы, увеличенные и уменьшенные интервалы, то убыстрение темпа, то введение более дробных длительностей, вплоть до шестнадцатых (новшество!), — все это говорило о свободе музыкального мышления, раскованности, новом мироощу-щении, свойственном человеку Возрождения. И все эти свойства вобрал в себя скромный и изысканный мадригал! Надо сказать, что народные истоки мадригала вызывали бурную ненависть у защитников старого искусства, называвших мадригалистов «грубиянами, невежами». Высочайших образцов мадригального искусства достиг слепой флорентийский органист Франческо Ландино, автор мадригалов на стихи своего современника, земляка и тезки Франческо Петрарки.
«Сладостная выразительность» мадригалов Ландино, возвышенная лирика Габриелли, Джезуальдо ди Веноза, будущего отца оперы Монтеверди и крупнейшего мастера церковной вокальной музыки Палестрины подняли жанр мадригала на высоту большого искусства. В этом гибком и подвижном жанре музыка уже далеко не служанка, а скорее, госпожа, она сложна и самостоятельна.
В XV—XVI вв. вокальная музыка движется по пути все большего усложнения. Это со всей очевидностью проявилось в творчестве выдающегося нидерландского композитора Жоскена де Пре, автора месс, мотетов, светских песен, и особенно в творчестве крупнейшего автора мотетов, мадригалов, виланелл франко-фламандского мастера Орландо ди Лассо, обобщившего опыт своих предшественников. Песни Лассо «Милому прекрасному вину», «На рынке в Аррасе», «Он старик — я молода» и, наконец, знаменитое «Эхо» — непременный и эффектный номер в программах многих современных хоровых коллективов. Среди мастеров этого времени выделяются Гийом де Мишо, автор многочисленных баллад, и Филипп де Ветри, автор трактата «Арс Нова», давшего название целому направлению в музыке.
Яркость, свежесть мелодии, остроумие и легкость отличают французские шансоны. Одним из ярких представителей этого жанра в XVI в. был Клеман Жанекен, «весельчак и хохотун».
Подлинными соавторами композиторов были поэты Возрождения: Петрарка (1304—1374) в Италии и поэты «Плеяды» во Франции во главе с Пьером Ронсаром. Заметим попутно, что творчество этих поэтов пестрит музыкальными терминами-названиями, определяющими жанровую характеристику их стихотворений: канцоны, баллады, мадригалы, рондо. Пожалуй, именно тогда, в эпоху раннего Возрождения, и начался постепенный процесс отделения поэзии от музыки (определить точные, даже приблизительные границы начала этого процесса невозможно). Появление на рубеже XVI—XVII вв. новых жанров — оперы, симфонии, оратории, кантаты — и стиховых систем нового времени еще более отдалило поэзию от музыки, разделило на два самостоятельных вида искусства, но отнюдь не уничтожило их родовых признаков и взаимного тяготения друг к другу.
Мы не ставим своей задачей подробно описывать вокальные жанры в их историческом развитии — это уже сделано историками музыки. Нам было важно подчеркнуть, что синтез поэзии и музыки — процесс живой, изменчивый, что на этом длительном пути появлялись многочисленные формы взаимодействия этих двух искусств Друг с другом: синкретическое искусство античности, двуединство «поэт—композитор» в эпоху средневековья, сочинение вокальной музыки на тексты авторской поэзии в эпоху Возрождения. И параллельно развивающееся по своим законам сильное, мощное народно-песенное искусство.
Р. И. Петрушанская
art.sovfarfor.com
Музыка сопутствует нам в горе и радости, на работе и во время отдыха, в дальних походах и при дружеских встречах.
Сочетание музыки и поэтического слова — это особая область человеческой культуры. Иногда мы слышим: «Музыка стиха. Мелодия стиха. Музыкальность стиха». Подобные выражения воспринимаются как метафора. Но говоря о творчестве таких поэтов, как А. Пушкин, М. Лермонтов, А. Фет, А. Блок, С. Есенин, можно утверждать, что в их стихах звучит музыка.
Поэзия А. Пушкина просто поражает нас своей музыкальностью и мелодичностью. Многие его стихи звучат как музыкальный поток, заключенный в слова.
К строкам из стихотворения «Казак» музыка напрашивается просто сама собой. Даже при чтении в них чувствуется скрытая мелодия народной песни.
Или, к примеру, в следующих строках из стихотворения «Певец»: Слыхали ль вы за рощей глас ночной Певца любви, певца своей печали? Свирели звук унылый и простой Слыхали ль вы?
Веселая легкая музыка звучит и в стихотворении А. Пушкина «Заздравный кубок»: Кубок янтарный Полон давно — Пеной угарной Блещет вино. Света дороже Сердцу оно; Но за кого же Выпью вино?
Конечно, нельзя не вспомнить чувственную лирику, ставшую классикой русского романса: Я помню чудное мгновенье: Передо мной явилась ты, Как мимолетное виденье, Как гений чистой красоты.
Или другое стихотворение, не менее музыкальное: Я вас любил: любовь еще, быть может, В душе моей угасла не совсем; Но пусть она вас больше не тревожит; Я не хочу печалить вас ничем.
Много сказано и написано о мелодичности и музыкальности стихов А. Фета. Свои стихи поэт как будто специально строит по законам музыкального искусства. Может быть, именно поэтому один из критиков сравнил поэзию
А. Фета с «аккордом, в котором на звук мгновенно тронутой струны вдруг гармонически отзываются другие струны». О музыкальности фетовской поэзии писали Д. Мережковский и К. Бальмонт. П.И. Чайковский называл Фета «поэтом-музыкантом, способным создавать произведения на границе между поэзией и музыкой». Стоит вчитаться в строки фетовских стихов, чтобы понять, насколько был прав великий русский композитор:
Солнца луч промеж лип был и жгуч и высок, Пред скамьей ты чертила блестящий песок. Я мечтам золотым отдавался вполне. Ничего ты на все не ответила мне.
Жгучий луч, золотые мечты, блестящий песок. Мелодия льется и звенит как в самом солнечном луче, так и в словах о нем. Стихотворение Фета дышит самой искренней свежестью и обладает чарующей музыкальностью. И неслучайно романсы на стихи А. Фета пела вся Россия.
Нельзя не услышать гармоничного очарования музыки в стихах А. Блока, С. Есенина, М. Цветаевой. Звучат мелодии и в поэзии Б. Ахмадулиной. Даже названия книг поэтессы указывают на непосредственную связь ее стихов с музыкой: «Струна» (1962), «Уроки музыки» (1969), «Звук указующий» (1995). Утонченная, виртуозная поэзия Б. Ахмадулиной движима музыкой, таинством звука, волшебством причудливого переплетения слов. И. Бродский сказал о ней: «Ахмадулина в высшей степени поэт формы, и звук — стенающий, непримиримый, волшебногипнотический звук — имеет решающее значение в ее работе».
Тесное переплетение музыки и слов характерно для поэзии Б. Окуджавы. В ней изначально заложено песенное начало, а потому очень трудно сказать, что в ней главное — мелодия или слово. Неслучайно у Б. Окуджавы в названиях и текстах неоднократно повторяются слова «музыка», «музыкант», «мелодия», «песенка», «песня». А один из циклов книги «Арбат, мой Арбат» поэт так и назвал — «Музыка арбатского двора». В сочетании мелодии и слова Б. Окуджава находит музыкальную гармонию, которая является возвышенным источником веры, надежды и любви: Этот остров музыкальный, То счастливый, то печальный, Возвышается в тиши. Этот остров неизбежный Словно знак твоей надежды, Словно флаг моей души.
Очарование стихов Б. Окуджавы — в простоте и естественности слога. Слова сливаются с мелодией настолько, что невозможно даже вообразить себе их раздельное существование. И в каждой мелодии есть что-то свое, особенное и неповторимое.
Музыку называют безмолвным искусством. Но она же и поистине универсальный общечеловеческий язык. Этот язык позволяет выразить самые глубокие чувства.
www.allsoch.ru
Лирика серебряного века многообразна и очень музыкальна. Сам эпитет “серебряный” звучит как колокольчик. Серебряный век подарил нам целое созвездие поэтов. Поэтов-музыкантов. Стихи серебряного века — это музыка слов. В этих стихах не было ни одного лишнего звука, ни одной ненужной запятой, не к месту поставленной точки. В начале XX в. существовало множество литературных направлений. Это и символизм, и футуризм, и даже эгофутуризм Игоря Северянина. Все эти направления очень разные, имеют разные идеалы, преследуют разные цели, но сходятся в одном: необходимо исступленно работать над ритмом, словом, чтобы довести игру, манипулирование звуками до совершенства. Особенно, на мой взгляд, в этом преуспели футуристы. Футуризм напрочь отказался от старых литературных традиций, “старого языка”, “старых слов”, провозгласив основой стихосложения поиск новой формы слов, независимой от содержания, т. е., иначе говоря, изобретение нового языка. Работа над словом, над “приручением” звуков становилась самоцелью, иногда даже в ущерб смыслу. Взять, например, стихотворение В. Хлебникова “Перевертень”, каждая строчка которого — палиндром: Кони, топот, инок. Но не речь, а черен он. Идем молод, долом меди. Чин зван мечем навзничь. Голод чем меч долог? Пал а норов худ и дух ворона лап... Появлялись, изобретались, сочинялись новые слова. Из одного лишь слова “смех” родилось целое стихотворение “Заклятие смехом”: О, рассмейтесь смехачи! О, засмейтесь смехачи! Что смеются смехами, что смеянствуют смеяльно, О, засмейтесь усмеяльно! Культ формы долго не просуществовал, футуризм быстро изжил себя. Но работа футуристов не пропала даром. В их стихах к почти совершенному владению словом добавился смысл, и они зазвучали, как прекрасная музыка. Вспомним стихотворение Бориса Пастернака “Метель”: В посаде, куда ни одна нога Не ступала, лишь ворожеи да вьюги Ступала нога, в бесноватой округе, Где и то, как убитые, спят снега, - Постой, в посаде, куда ни одна Нога не ступала, лишь ворожеи Да вьюги ступала нога, до окна Дохлестнулся обрывок шальной шлеи... Песня метели слышна уже в первых строках. Всего одно предложение, а тебя закружила, понесла метель… Борис Пастернак начинал как футурист. Талант Б. Пастернака и футуристическое владение формой дали потрясающий результат. В отличие от футуризма, символизм провозглашал не только культ формы стиха, но и культ символов: отвлеченность и конкретность необходимо легко и естественно слить в поэтическом символе, как “в летнее утро реки воды гармонично слиты солнечным светом”. Это и происходит в стихах К. Бальмонта, похожих на шелест листвы. Например, его таинственное, загадочное стихотворение “Камыши”: Полночной порою в болотной глуши Чуть слышно, бесшумно кричат камыши. В каждом слове этого стихотворения употребляется шипящий звук. Из-за этого все стихотворение как будто шелестит, шуршит. О чем они шепчут? О чем говорят? Зачем огоньки между нами горят? Мелькают, мигают — и снова их нет. И снова забрезжит блуждающий свет... Разговор камышей, мигание, мелькание огоньков, трясина, сырость, запах тины — все создает ощущение таинственности, загадки. И в то же время от строк В болоте дрожит умирающий лик. То месяц багровый печально поник... И вздох повторяя погибшей души, Тоскливо, бесшумно шуршат камыши… - веет дыханием смертной тоски. Так рождается таинственная, жутковато-притягательная музыка стихотворения... Еще одно стихотворение К. Бальмонта, “Я мечтою ловил уходящие тени...”, построено на повторении слов в каждых двух строчках, что создает как бы переливающийся, журчащий ритм: Я мечтою ловил уходящие тени, Уходящие тени погасавшего дня, Я на башню всходил, и дрожали ступени, И дрожали ступени под ногой у меня. В повторении слов “и дрожали ступени, и дрожали ступени”, “тем ясней рисовались, тем ясней рисовались”, “вокруг раздавались, вокруг меня раздавались” и т. д. употребляются звуки “р” и “л”, за счет чего стихотворение получается похожим на переливы ручья. Я перехожу к акмеизму и к моим любимым поэтам: Николаю Гумилеву и Анне Ахматовой. Акмеизм — стиль, придуманный и созданный Н. С. Гумилевым, подразумевал отражение реальности легкими и емкими словами. Сам Н. С. Гумилев относился к своим стихам критически, работал над формой и над содержанием. Николай Гумилев, как известно, много путешествовал по Африке, Турции, странам Востока. Впечатления от путешествий отразились в его стихах, диких экзотических ритмах. В его стихах звучит и музыка заморских стран, и песни России, и смех и слезы любви, и трубы войны. Одни из самых прекрасных стихотворений об Африке — это “Жираф” и “Озеро Чад”. “Жираф” — это изысканная музыка “таинственных стран”. Все стихотворение особенное: Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд И руки особенно тонки, колени обняв. Послушай: далеко, далеко на озере Чад Изысканный ходит жираф. И начинается особенно таинственная и грустная сказка “про черную деву, про страсть молодого вождя, <...> про тропический сад, про стройные пальмы и запах немыслимых трав...”. Потрясают необычные сравнения: Вдали он подобен цветным парусам корабля, И бег его плавен, как радостный птичий полет. Это стихотворение настолько мелодично, что в наше время на него написана музыка и оно стало песней. И вот еще одна таинственная сказка: “Озеро Чад”. Она похожа на любовный роман в стихах. Сюжет его банален и грустен, но язык стихотворения придает ему красоту и необычайность: На таинственном озере Чад Посреди вековых баобабов Вырезные фигурки стремят На заре величавых арабов. По лесистым его берегам И в горах, у зеленых подножий Поклоняются странным богам Девы-жрицы с эбеновой кожей. Таинственное озеро, величавые арабы, странные боги, девы-жрицы — все это создает загадочную и величественную атмосферу, в которую погружается читатель. Вот он видит прекрасную пару: дочь властителя Чада и ее мужа — могучего вождя, и красивого, но лицемерного европейца. Он видит красивый, простой мир Чада и “цивилизованный” грустный мир Европы, где кабаки, пьяные матросы и грязная жизнь. “Озеро Чад” написано столь ярким и выразительным языком, что кажется, перед нами проходит целая жизнь... Н. С. Гумилев пережил первую мировую войну. В своих стихах он показал бессмысленность этой войны, которая принесла только горе, траур в города и села, печальную песню заупокойных… Интересны сравнения войны с образами яз мирной жизни: Как собака на цепи тяжелой, Тявкает за лесом пулемет, И жужжат пули, словно пчелы, Собирая ярко-красный мед. А “ура” вдали — как будто пенье Трудный день окончивших жнецов. О музыке гумилевских стихов можно говорить бесконечно долго и много. Поэзия Николая Гумилева — это вся его жизнь, занятая поисками красоты. Стихи его отразили “не только искание красоты, но и красоту исканий”. Анна Ахматова. Русская Сапфо, жрица любви… Бе стихи — это песни любви. Всем известна ее потрясающая поэма “У самого моря”, в которой слышится шум прибоя и крики чаек... Смешно называть “врагом народа”, “пошлой мещанкой, человека, который создал “Реквием” — страшную правду о России — и который написал стихотворение, в котором выражена красота старинных городов Святой Руси. В двенадцати строчках А. Ахматова смогла описать всю ту благостную, умиротворяющую атмосферу древних русских городов: Там белые церкви и звонкий, светящийся лед, Над городом древних алмазные русские ночи И серп поднебесный желтее, чем липовый мед. Там вьюги сухие взлетают с заречных полей, И люди, как ангелы, Большому празднику рады, Прибрали светлицу, зажгли у киота лампады, И книга благая лежит на дубовом столе... Все стихотворение наполнено рождественским звоном колоколов. Все оно пахнет медом и печеным хлебом, напоминает древнюю православную Русь. Безусловно, во всех стихах А. А. Ахматовой можно найти ту или иную мелодию (даже некоторые ее стихи называются “песнями”, “песенками”). Например, в “Песне последней встречи” слышна тревожная, растерянная музыка: Так беспомощно грудь холодела Я на правую руку надела Перчатку с левой руки. Между кленов шепот осенний Попросил: “Со мною умри! Я обманут своей унылой, Переменчивой, злой судьбой”. Я ответила: “Милый, милый! И я тоже умру с тобой...” А в другом стихотворении, “Широк и желт вечерний свет...”, звучит мелодия счастья, спокойствия после бури исканий: Ты опоздал на много лет, Но все-таки тебе я рада... Прости, что я жила скорбя И солнцу радовалась мало. Прости, прости, что за тебя Я слишком многих принимала. Говоря о музыке в поэзии серебряного века, нельзя не остановиться на стихах Игоря Северянина, короля поэтов, основателя эгофутуризма. В манифете эгофутуризма провозглашалась борьба со стереотипами, поиски новых, смелых образов, разнообразных ритмов и рифм. Игорь Северянин, бесспорно, виртуозно владел словом. Доказательством этому служит потрясающее стихотворение “Чары Лючинь”, где в каждом слове, начиная с названия, есть буква “ч”. Приведу только первые строки: Лючинь печальная читала вечером ручисто-вкрадчиво, Так чутко чувствуя журчащий вычурно чужой ей плач... “Кензель” напоминает своей своеобразной ритмикой, повторениями блюз: В шумном платье муаровом, в шумном платье муаровом По аллее огненной вы проходите морево... Ваше платье изыканно, Ваша тальма лазорева, А дорожка песочная от листвы разузорена - Точно лапы научные, точно лик ягуаровый... Стихотворение “Серенада”, имеющее второе название “Хоровод рифм”, — это действительно хоровод, удивительно гармоничный: “в вечернем воздухе — в нем нежных роз духи!”, “над чистым озером — я стану грез пером”, “перепел — росу всю перепил”, “по волнам озера — как жизнь без роз сера”, и т. д. Я говорил о музыке в стихах серебряного века, но ведь были и стихи о музыке, и их очень много. Это северянинские “Медальоны”, где есть сонеты о композиторах: “Шопен”, “Григ”, “Визе”, “Россини”, где И. Северянин говорит: “из всех богов наибожайших бог — бог музыки...” и “мир музыки переживет века, когда его природа глубока”. Это ахматовская “Песенка о песенке”, которая … сначала обожжет, Как ветерок студеный, А после в сердце упадет Одной слезой соленой. Это гумилевские “Абиссинские песни” с их дивными напевами. Это экзотический “Кек-уок на цимбалах” И. Ф. Анненского, дробный, гулкий, торопливый: Пали звоны топотом, топотом, Стали звоны ропотом, ропотом, То сзываясь, То срываясь, То дробя кристалл. И наконец, поразительное стихотворение В.' Маяковского “Скрипка и немножко нервно”, где музыкальные инструменты олицетворены и представлены как люди, разные, с разными характерами, В. Маяковский предлагает скрипке, как девушке: “Знаете что, скрипка, давайте — будем жить вместе! А?” На этом я хочу закончить сочинение. Как много нового внес серебряный век поэзии в музыку слова, какая огромная проведена работа, сколько создано новых слов, ритмов, что кажется, произошло единение музыки и поэзии.
</...>
www.ronl.ru
Мир музыки прекрасен и поистине безграничен. Древние китайцы считали, что музыка — это всегда гармония. Может быть, именно поэтому классические мелодии завораживают нас своей чарующей простотой, неистовостью и разнообразием чувств. Эти звуки способны возвысить человека, поднять его над суетой, освободить от повседневных проблем и забот.
Музыка сопутствует нам в горе и радости, на работе и во время отдыха, в дальних походах и при дружеских встречах.
Сочетание музыки и поэтического слова — это особая область человеческой культуры. Иногда мы слышим: «Музыка стиха. Мелодия стиха. Музыкальность стиха». Подобные выражения воспринимаются как метафора. Но говоря о творчестве таких поэтов, как А. Пушкин, М. Лермонтов, А. Фет, А. Блок, С. Есенин, можно утверждать, что в их стихах звучит музыка.
Поэзия А. Пушкина просто поражает нас своей музыкальностью и мелодичностью. Многие его стихи звучат как музыкальный поток, заключенный в слова.
К строкам из стихотворения «Казак» музыка напрашивается просто сама собой. Даже при чтении в них чувствуется скрытая мелодия народной песни.
Или, к примеру, в следующих строках из стихотворения «Певец»:
Слыхали ль вы за рощей глас ночной
Певца любви, певца своей печали?
Свирели звук унылый и простой Слыхали ль вы?
Веселая легкая музыка звучит и в стихотворении А. Пушкина «Заздравный кубок»:
Кубок янтарный Полон давно —
Пеной угарной Блещет вино.
Света дороже Сердцу оно;
Но за кого же Выпью вино?
Конечно, нельзя не вспомнить чувственную лирику, ставшую классикой русского романса:
Я помню чудное мгновенье:
Передо мной явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.
Или другое стихотворение, не менее музыкальное:
Я вас любил: любовь еще, быть может,
В душе моей угасла не совсем;
Но пусть она вас больше не тревожит;
Я не хочу печалить вас ничем.
Много сказано и написано о мелодичности и музыкальности стихов А. Фета. Свои стихи поэт как будто специально строит по законам музыкального искусства. Может быть, именно поэтому один из критиков сравнил поэзию
А. Фета с «аккордом, в котором на звук мгновенно тронутой струны вдруг гармонически отзываются другие струны». О музыкальности фетовской поэзии писали Д. Мережковский и К. Бальмонт. П.И. Чайковский называл Фета «поэтом-музыкантом, способным создавать произведения на границе между поэзией и музыкой». Стоит вчитаться в строки фетовских стихов, чтобы понять, насколько был прав великий русский композитор:
Солнца луч промеж лип был и жгуч и высок,
Пред скамьей ты чертила блестящий песок.
Я мечтам золотым отдавался вполне.
Ничего ты на все не ответила мне.
Жгучий луч, золотые мечты, блестящий песок. Мелодия льется и звенит как в самом солнечном луче, так и в словах о нем. Стихотворение Фета дышит самой искренней свежестью и обладает чарующей музыкальностью. И неслучайно романсы на стихи А. Фета пела вся Россия.
Нельзя не услышать гармоничного очарования музыки в стихах А. Блока, С. Есенина, М. Цветаевой. Звучат мелодии и в поэзии Б. Ахмадулиной. Даже названия книг поэтессы указывают на непосредственную связь ее стихов с музыкой: «Струна» (1962), «Уроки музыки» (1969), «Звук указующий» (1995). Утонченная, виртуозная поэзия Б. Ахмадулиной движима музыкой, таинством звука, волшебством причудливого переплетения слов. И. Бродский сказал о ней: «Ахмадулина в высшей степени поэт формы, и звук — стенающий, непримиримый, волшебногипнотический звук — имеет решающее значение в ее работе».
Тесное переплетение музыки и слов характерно для поэзии Б. Окуджавы. В ней изначально заложено песенное начало, а потому очень трудно сказать, что в ней главное — мелодия или слово. Неслучайно у Б. Окуджавы в названиях и текстах неоднократно повторяются слова «музыка», «музыкант», «мелодия», «песенка», «песня». А один из циклов книги «Арбат, мой Арбат» поэт так и назвал — «Музыка арбатского двора». В сочетании мелодии и слова Б. Окуджава находит музыкальную гармонию, которая является возвышенным источником веры, надежды и любви:
Этот остров музыкальный,
То счастливый, то печальный,
Возвышается в тиши.
Этот остров неизбежный Словно знак твоей надежды,
Словно флаг моей души.
Очарование стихов Б. Окуджавы — в простоте и естественности слога. Слова сливаются с мелодией настолько, что невозможно даже вообразить себе их раздельное существование. И в каждой мелодии есть что-то свое, особенное и неповторимое.
Музыку назызают безмолвным искусством. Но она же и поистине универсальный общечеловеческий язык. Этот язык позволяет выразить самые глубокие чувства.
vsesochineniya.ru
Мир музыки прекрасен и поистине безграничен. Древние китайцы считали, что музыка — это всегда гармония. Может быть, именно поэтому классические мелодии завораживают нас своей чарующей простотой, неистовостью и разнообразием чувств. Эти звуки способны возвысить человека, поднять его над суетой, освободить от повседневных проблем и забот.
Музыка сопутствует нам в горе и радости, на работе и во время отдыха, в дальних походах и при дружеских встречах.
Сочетание музыки и поэтического слова — это особая область человеческой культуры. Иногда мы слышим: «Музыка стиха. Мелодия стиха. Музыкальность стиха». Подобные выражения воспринимаются как метафора. Но говоря о творчестве таких поэтов, как А. Пушкин, М. Лермонтов, А. Фет, А. Блок, С. Есенин, можно утверждать, что в их стихах звучит музыка.
Поэзия А. Пушкина просто поражает нас своей музыкальностью и мелодичностью. Многие его стихи звучат как музыкальный поток, заключенный в слова.
К строкам из стихотворения «Казак» музыка напрашивается просто сама собой. Даже при чтении в них чувствуется скрытая мелодия народной песни.
Или, к примеру, в следующих строках из стихотворения «Певец»:
Слыхали ль вы за рощей глас ночной
Певца любви, певца своей печали?
Свирели звук унылый и простой
Слыхали ль вы?
Веселая легкая музыка звучит и в стихотворении А. Пушкина «Заздравный кубок»:
Кубок янтарный
Полон давно —
Пеной угарной
Блещет вино.
Света дороже
Сердцу оно;
Но за кого же
Выпью вино?
Конечно, нельзя не вспомнить чувственную лирику, ставшую классикой русского романса:
Я помню чудное мгновенье:
Передо мной явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.
Или другое стихотворение, не менее музыкальное:
Я вас любил: любовь еще, быть может,
В душе моей угасла не совсем;
Но пусть она вас больше не тревожит;
Я не хочу печалить вас ничем.
Много сказано и написано о мелодичности и музыкальности стихов А. Фета. Свои стихи поэт как будто специально строит по законам музыкального искусства. Может быть, именно поэтому один из критиков сравнил поэзию
А. Фета с «аккордом, в котором на звук мгновенно тронутой струны вдруг гармонически отзываются другие струны». О музыкальности фетовской поэзии писали Д. Ме
режковский и К. Бальмонт. П.И. Чайковский называл Фета «поэтом-музыкантом, способным создавать произведения на границе между поэзией и музыкой». Стоит вчитаться в строки фетовских стихов, чтобы понять, насколько был прав великий русский композитор:Солнца луч промеж лип был и жгуч и высок,
Пред скамьей ты чертила блестящий песок.
Я мечтам золотым отдавался вполне.
Ничего ты на все не ответила мне.
Жгучий луч, золотые мечты, блестящий песок. Мелодия льется и звенит как в самом солнечном луче, так и в словах о нем. Стихотворение Фета дышит самой искренней свежестью и обладает чарующей музыкальностью. И неслучайно романсы на стихи А. Фета пела вся Россия.
Нельзя не услышать гармоничного очарования музыки в стихах А. Блока, С. Есенина, М. Цветаевой. Звучат мелодии и в поэзии Б. Ахмадулиной. Даже названия книг поэтессы указывают на непосредственную связь ее стихов с музыкой: «Струна» (1962), «Уроки музыки» (1969), «Звук указующий» (1995). Утонченная, виртуозная поэзия Б. Ахмадулиной движима музыкой, таинством звука, волшебством причудливого переплетения слов. И. Бродский сказал о ней: «Ахмадулина в высшей степени поэт формы, и звук — стенающий, непримиримый, волшебногипнотический звук — имеет решающее значение в ее работе».
Тесное переплетение музыки и слов характерно для поэзии Б. Окуджавы. В ней изначально заложено песенное начало, а потому очень трудно сказать, что в ней главное — мелодия или слово. Неслучайно у Б. Окуджавы в названиях и текстах неоднократно повторяются слова «музыка», «музыкант», «мелодия», «песенка», «песня». А один из циклов книги «Арбат, мой Арбат» поэт так и назвал — «Музыка арбатского двора». В сочетании мелодии и слова Б. Окуджава находит музыкальную гармонию, которая является возвышенным источником веры, надежды и любви:
Этот остров музыкальный,
То счастливый, то печальный,
Возвышается в тиши.
Этот остров неизбежный
Словно знак твоей надежды,
Словно флаг моей души.
Очарование стихов Б. Окуджавы — в простоте и естественности слога. Слова сливаются с мелодией настолько, что невозможно даже вообразить себе их раздельное существование. И в каждой мелодии есть что-то свое, особенное и неповторимое.
Музыку называют безмолвным искусством. Но она же и поистине универсальный общечеловеческий язык. Этот язык позволяет выразить самые глубокие чувства.
www.litsoch.ru
