Махарбек Туганов родился в 1881-м году в интеллигентной дворянской семье. Дед - знаменитый генерал Асланбек Туганов, который в возрасте 4 лет был отдан в аманаты русскому полковнику, служил в Кабардинском полку, охранял императора, участвовал в Кавказской войне, его родственники дружили с А.Ермоловым, памятник которому недавно открыли в Пятигорске. Отец Махарбека был агрономом, получившим образование в Боннском университете, мать - дочерью этнографа Гацыра Шанаева, первого в Осетии собирателя народных сказаний о нартах. В 1900 году Махарбек едет в Петербург для поступления в Горный институт, но не добирает баллов и на следующий год поступает в Академию художеств (в ее стенах он второй осетин после Хетагурова). "Сказать в то время молодому осетину, что он хочет быть художником, было бы равносильно тому, чтобы его объявили кандидатом в сумасшедший дом все его родные и родственники", так позже об этом скажет сам Туганов. Не закончив Академии, в 1903 едет в Мюнхен к педагогу Антону Ашбе, у которого учились Грабарь и Шемякин, чтобы отойти от школы реализма к импрессионизму. Через год после его смерти, в 1907-м, возвращается на родину и организует первую во Владикавказе художественную студию. После революции из-за конфликта с родственниками он уезжает сначала в Баку, потом в Туркмению, позже возвращается, и переезжает в Цхинвали, где в 1937-м создает художественное училище, организует Союз художников республики. Более подробно о жизни и творчестве можно прочитать тут.
Работам Туганова не сильно везло. Часть материалов пропала в Вене накануне Первой мировой войны, другая погибла во время разгрома его дома в 1919-м, в 1930-е картины были уничтожены по политическим соображениям. В музее краеведения Цхинвали часть работ погибла в 1945-м, а в 1991-м оставшуюся часть перевезли во Владикавказ, в художественный музей его имени. В прошлом году в Москве, в Российской Академии художеств, и во Владикавказе проходила выставка его картин, с нее и сделаны мои фотографии.
Портрет Батырбека Туганова (1904)
Одна из первых работ Туганова, образец академического реализма.
Портрет Адильгирея Шанаева (1910)
В этом парадном портрете близкого друга отца художника уже видны широкие мазки импрессионизма.
Портрет старика Гаглоева (1933)
С академичностью покончено, техника упрощена до минимума.
Чермен (1928)
Одна из вершин модернизма Туганова.
Народный суд (1946)
Эту и следующие картины условно можно объединить в историко-этнографический цикл "Уходящая Осетия".
Собачья скала (1941)
Казнь преступника: собаке - собачья скала. Однако бытует мнение, что это фантазия художника, казнь чаще заменяли изгнанием.
Примирение кровников (1944)
На картине изображен обряд усыновления, мать убитого дает убийце пососать свою грудь, тем самым как бы усыновляя его, он становится "молочным братом", что исключает возможность вражды и кровной мести. Но обычно такое примирение было малопопулярно, считалось что на это идут те, у кого нет было мужества достойно отплатить убийце.
Скачки в честь умершего (1946)
Разные виды скачек в честь умершего были популярны и у осетин, и у грузин, и у адыгов. В одних вариантах коня закрывали покрывалом, которое соперники должны были сорвать, или другой предмет, который надо было отобрать, а наездник доставить до места назначения, в других по селу проезжали всадники с елочкой в руке, на которую нанизывались угощения, по время проезда они падали и их собирали односельчане.
Посвящение коня покойнику (1948)
Считается, что этот обряд имеет индоиранское происхождение. Цель состояла в том, чтобы обеспечить умершего человека конем, который должен довести покойного по мистической дороге мертвых. К умершему приводили коня, произносили речь с наставлением "пусть это будет твой конь", затем коня трижды обводили вокруг покойного, давали выпить пива, кормили просом и отрезали ему хвост и кончик уха. После посвящения конь считался собственностью умершего, на земле оставался только его призрак, поэтому осетины во время покупки коней тщательно осматривали ушные раковины, чтобы случайно не купить "чужую" лошадь.
Цоппай (1947)
Этот танец, впервые описанный в 17-м веке одним грузинским географом, связан с языческими верованиями осетин, исполнялся вокруг пораженного молнией человека, которого по народному поверью, выбрало грозовое божество. Впрочем, Коста Хетагуров в ответ на критику "Терских новостей" этого обряда писал: "На Кавказе, по крайней мере у осетин, практикуется для спасения пораженного молнией так называемый «цоппай». Это совсем не языческий какой-то бог, а просто известного рода движение. Если пораженный молнией не убит наповал, то его этим «цоппай» всегда можно спасти. Процедура эта происходит следующим образом: первые, прибежавшие на тревогу, торопливо становятся вокруг пораженного и, держа друг друга за руки, образуют живую цепь и, быстро вращаясь, выкрикивают «цоппай» для более равномерного вращения. Это хотя и делается бессознательно, но такой способ помощи при поражении молнией даже с научной точки зрения, несомненно, заслуживает серьезного внимания. Живая цепь, кружась вокруг пораженного молнией, постепенно выделяет из него электричество, и он через два-три часа такой манипуляции совершенно оправляется. Вот вам и языческий бог «Цоппай»!"
Своз сена зимой (1951)
Портрет Сосланбека Едзиева (1949)
Сосланбек Едзиев (1865-1953) - известный осетинский скульптор, работал в стиле народного искусства, примитивизма.
kara-mussa.livejournal.com
Реферат на тему:
Андрей Константинович Баззаев (творческий псевдоним «СКИФ») — осетинский художник, председатель Осетинского Невского творческого союза «Ас-Алан», руководитель осетинского общества творческих работников «Скиф».
Андрей Баззаев родился 7 октября 1953 года в селении Везур Южной Осетии.
Произведения Андрея Баззаева отличаются широтой замысла и разнообразием красок.
В его творчестве светлая мечтательность соседствует с возвышенной строгостью, иногда в цветовых тонах можно уловить ноты подлинной трагичности, например в таких картинах, как «Ночь в Кударо», «Материнство», «Паганини», «Деревенская икона», «Тайная вечеря Кавказа», «Мой храм», «Три старца», «Рождение скифов», «Импрессионист», «Красный демон». За последние 25 лет творчества автором создано более четырехсот работ - от графических миниатюр до крупных, скрупулезно выписанных колоритных полотен.
Выбор колорита в картинах художника определяется не столько состоянием души, сколько состоянием общественной мысли.
Его работы маслом и акварелью различаются. Художник часто пользуется любимыми световыми гаммами: иссиня-фиолетовой - для отражения тяжелого чувства обреченности; оранжево-желтой - для светлых отношений со внешним миром; ярко-красной - крупные мазки в радуге; спектра «сочных» красок в стиле пуантилистов - для обозначения страстного общения с окружением. И в полотнах на исторические темы остается верным себе. Он добивается необходимого - возникновения желаемых автором эмоций у зрителя цветопластическими решениями, а не композиционной изощренностью и прорисовкой деталей.
В своих произведениях Андрей Баззаев ищет не столько формы изображения действительности, сколько энергию жизненной философии: откуда она питается. Естественно решение принимается с помощью колорита и цветовой гаммы. Андрей Баззаев находит смысл жизни не в конкретных обстоятельствах, как бы существенны они не были для него, а в обобщении своего философского взгляда на жизнь, путем создания палитры красок, где, допустим, желтое выпирает (или, напротив, спрятано) не потому, что ему так хочется, а потому, что это отражает смысл гармонии миропорядка или потуги на разрушение мироздания. Таковы следующие работы: «Взгляд художника», «Купальщицы у реки Паца», «Дубовая роща», «Сумерки в горах», «Скиф на охоте», «Автопортрет», «Гарем», «Скифское поле», «Часовня в горах», «Рокский дьявол», «Девственница», «Взбесившаяся Россия».
Особое место в его творчестве занимают основоположники и классики культуры алан, видные современники, родные и близкие, лица из окружения мастера.
wreferat.baza-referat.ru
ИЗОБРАЗИТЕЛЬНОЕ ИСКУССТВО ОСЕТИИ
Современное состояние осетинского изобразительного искусства было подготовлено не одним поколением художников. Основы его были заложены Коста Хетагуровым, Махарбеком Тугановым, Аслангереем Хоховым, Давидом Дзантиевым, Сосланбеком Тавасиевым, получившими образование в Москве и Санкт-Петербурге. Русская школа дала Осетии и следующее, послевоенного поколение художников, среди которых живописцы А. Джанаев, Б. Калманов, П. Зарон, скульпторы Ч. Дзанагов, С. Санакоев, Б. Шанаев, Н. Баллаева и другие.
Влияние русской профессиональной школы на становление осетинского изобразительного искусства трудно переоценить. Ее доброе семя, упав на благодатную национальную почву, проросло самобытным, глубоко профессиональным осетинским искусством. Коста создал «Детей – каменщиков» и серию портретов осетинской интеллигенции, Махарбек Туганов – «Пир Нартов», Сосланбек Тавасиев – «Памятник К. Хетагурову», а Азанбек Джанаев и Батр Калманов запомнились тем «что в то сложное грустное время официозных картин и портретов, создали свои незабываемые полотна «Аланы в походе» и «Одевание невесты».
60-е годы стали переломными в искусстве страны. Новое поколение художников отвоевывало свои позиции бурно и страстно. В Осетии этот период во многом связан с именем Юрия Дзантиева, тогда только что окончившего Ленинградский художественный институт. В своих работах он провозглашал новое понимание живописи, как искусства свободного, философски осмысленного, сопрягающего человека не просто с социальной средой и ее проблемами, но и с понятием и вечными: природой, временем, вселенном, космосом. Созданная им в то время серия «Годы и люди» стала символом нового времени.
Вскоре в искусство Осетии буквально влилась целая плеяда молодых живописцев, выпускников московских ленинградских вузов – Казбек Хетагуров, Эльбрус Саккаев, Шалва Бедоев, Мурат Кабулов, Магрез Келехсаев, Магомед Чочиев, Таймураз Айларов, Батраз Дзиов, чуть позже Эльбрус и Ирина Цогоевы. Живопись в эти годы достигает в Осетии наивысшего расцвета. Многочисленные выставки как в Осетии, так и за ее пределами заставили говорить об осетинской живописи, как о серьезном глубоком явлении. Почти каждый из этих художников сумел создать неповторимый, яркий, индивидуальный стиль в искусстве, определить свой круг интересов и проблем. Разные, не похожие друг на друга, они делали общее дело, уводя искусство от традиционного внешнего понятия национального, от излишней экзотики и назойливой атрибутики в сторону более глубокого постижения духовных ценностей своего народа. Эти художники во многом определяют уровень и сегодняшнего дня искусства.
В тяжелое для Осетии время люди чаще стали вспомнить своих богов, связывая с ним надежды на мир, добро, благоразумие. Неожиданный, совершенно лишенный героического начала, но исполненный величественной красоты, образ одного из самых почитаемых осетинами богов – Уастырджи создал художник Шалва Бедоев «Уаст Герги».
К теме легендарных предков осетин – нартов обращаются художники Б. Дзиов «Волшебная свирель», Т. Айларов «Тбау – Уацилла», В. Цаллагов «Песня Ацамаза» и другие.
Время своеобразно проявляется в рабах Ушага Козаева, в его взрывах, сверхэмоциональных и, безусловно, высокого уровня абстрактных композициях.
Однако тематический подход к искусству не определяет его сегодняшнего состояния. Художники свободно изъясняются в любых жанрах, любой форме, создавая многочисленные картины, пейзажи, портреты.
Картины-пейзажи Магреза Келехсаева, например, создают свой особый мир удивительных, как бы склеенных кусочков жизни с тонкими подробностями деятельности человека, среды его обитания, быта, объединенных единым временным пространством «Зима Осетии». Уточненные, изящные портреты Эльбруса Саккаева воспевают женскую красоту, и все богатейшие живописные качества художника направлены на достижение этой цели. Очень красивые композиции создает Захар Валиев. В его работах изысканным образом
сочетаются холодная прибалтийская живописи с тонким, едва ощутимы намеком на осетинский колорит.
По-своему решают задачи в живописи Аслан Арчегов и и Юрий Бигаев, Жорж Гасинов и Тузар Засеев, Алан Калманов и Эмма Келехсаева, многие другие художники.
Особого внимания заслуживает имя Юрия Абисалова. С его именем связано новое направление в осетинской живописи, тяготеющее к более условной, как бы очищенной манере письма с опорой при этом на национальный образ, характер, колорит.
Живопись Юрия Абисалова полна тайн, скрытого смысла, она как загадка, которую не легко и просто разгадать, но в процессе «угадывания» испытываешь истинное наслаждение и удовольствие.
Освобожденная от всего лишнего и ненужного, она предельно национальна, но не традиционно архаична, а до крайности обострена, и каждый образ воспринимается как символ, каждая деталь дает особую нагрузку, и в то же время во всех работах есть теплинка, изюминка, не позволяющая образу превратится в заурядный гротеск «Проба араки», «Покой».
У Юрия есть свои ученики и последователи – Ахсар Есенов, Тимур Плиев, Фидар Фидаров - тяготеющие к его манере, но творчески осмысливающие это новое в своих работах.
Основные направления в современной осетинской графике определяют несколько имен. Батраз Дзиов, создавший собственный оригинальный стиль, построенный на удивительной вязи тонких и изящных линий, причудливых сплетений, из которых выступают детали осетинского быта, национальные образы, из них буквально сотканы пейзаж и интерьер. Мурат Джигкаев - один из лучших художников книги, мастер цветной графики, автор многочисленных иллюстраций к нартскому эпосу, острохарактерных карандашных портретов и пейзажей. Валерий Цагараев – мастер изысканной стилистики, художник, острая мысль и высочайшие технические возможности которого находятся в полном согласии. Аслан Арчегов – создатель изящного и тонкого акварельного пейзажа. Заурбек Абоев – автор многочисленных портретов современников, Юрий Бигаев, Николай Василенко, Фатима Цаллагова, Валентина Третьякова, Константин Кокаев – вклад каждого из них в дело осетинской графики значителен и весом.
Народный национальный пласт искусства особенно удачно используется в современной скульптуре. Сама форма деревянных надгробий камней «цырт», близкая им по духу пластика народного мастера Сосланбека Едзиева настолько образна, символична, что обращение к ней, при той же профессиональной культуре, которая присуща большинству наших скульпторов, дает результат удивительный - при внешней архаичности формы – предельно современное звучание.
Заметное влияние на развитие молодых осетинских скульпторов оказали большие мастера современности, московские художники, наши земляки – Владимир Соскиев и Лазарь Гадаев. Опираясь на их опыт и достижения, в столице успешно работают Руслан Тавасиев, Олег Цхурбаев, Билар Царикаев, Казбек Наскидаев, в Осетии – Заур Дзанагов, Станислав Тавасиев – молодые, очень талантливые, разные в проявления чисто художнических интересов и пристрастий, но близкие в желании поднять осетинскую скульптуру на уровень мировых достижений.
Более старшее поколение скульпторов устойчивей в своих интересах и привязанностях. Хорошая реалистическая школа, прекрасное владение портретом, жанровой и исторической композицией, монументальной скульптурой – главные достоинства именитых Чермена Дзанагова, Сергея Санакоева, Михаила Дзбоева, Руслана Джанаева, Владимира Хаева и других.
Большой интерес представляет декоративно- прикладное искусство, которое представлено именами Маирбека Царикаева, Валерия Салиева, Валерия Плиева, Сергея Цахилова, Людмилы Байцаевой, Людмилы Гассиевой, Земфиры Дзиовой, Азамата Кцоева выполнены в лучших традициях осетинского национального декоративного искусства и заслуживают большого внимания.
Искусство Северной Осетии, живет и развивается, анализируя жизнь и просто радуясь ей. У него прекрасное и интересное прошлое, помогающее жить и работать сегодня. Следовательно, оно вправе рассчитывать на будущее, во всяком случае, почву для него подготовило.
infourok.ru
Содержание
Введение
1. Анализ исторической системы ценностей Южной и Северной Осетии
2. Система ценностей современного народов Осетии
Заключение
Список использованной литературы
Осетины – один из самых загадочных и древних народов, живущих на Земле. Не случайно, Николай Рерих писал: «Счастливы должны быть осетины, измеряя славные корни свои» и называл осетинский народ «великим путником». Будучи Посвящённым, он знал о причастности предков осетин к тайным знаниям космоса, с которыми они в незапамятные времена отправились в великое странствие с прародины всех арийских народов.
Сейчас настало время, когда нам, осетинам, для того чтобы суметь идти дальше, необходимо вернуться к своим истокам. Я бы даже сказала, как бы это парадоксально не звучало: нам надо идти назад — в будущее. Потому что именно там, в далёком прошлом были посеяны те таинственные зёрна, только вернувшись к которым, мы сможем найти ключи к разгадке Истины. Там зашифрованы глубочайшие ведические знания. В древние времена, когда появились первые представители 5-ой расы – арийские племена – им были даны знания о космических законах. Эти знания зашифровывались в виде традиций, обрядов, закреплялись в религиозных верованиях. И долгие века именно вера заменяла знания, потому что сознание людей ещё не было подготовлено для восприятия сути космических законов. А сейчас, на заре 3-го тысячелетия, уровень сознания всё большего количества людей расширяется и выходит за рамки узкого религиозного мировоззрения, и сегодня уже многие способны воспринять и Бога, и Ангелов, и Космос, и Вселенную в их неразделимом единстве. Кроме того, необходимо понять, что заповеди, приносимые человечеству Великими учителями (для одних народов это был Христос, других – Кришна, Магомед, Кецалькоатль, Зороастр и т.д.), — говорят об одной и той же реальности: о том, что есть космос — бесконечное множество Вселенных, есть Бог или — Логос, Всевышний, есть строгие законы Космоса, есть Свет и Тьма, а человек, дух которого бессмертен, имеет целью своего пребывания на Земле – совершенствование, эволюцию своей духовной сути.
Таким образом, целью нашего реферата является анализ картины мира и системы ценностей народов Южной и Северной Осетии.
В многочисленных трудах Ж. Дюмезиля рассыпано множество остроумных и даже изящных исторических наблюдений и сопоставлений, представляющих большой интерес для исследователя. Здесь же хотелось бы отметить глубокую веру Ж. Дюмезиля в историческую информативность нартского эпоса осетин: «Преемственность фольклорных традиций осетин выдержала такое испытание временем, равного которому я не знаю»,- пишет он[4]. Эта оценка расходится с утверждением Л. И. Лаврова о том, что фольклор способен сохранять память о событиях и исторических деятелях не дольше 300 лет[4], причем не в пользу последнего (даже и при наличии некоторых оговорок). Конечно, при этом мы далеки от мысли утверждать, что фольклор (в данном случае нартский эпос) представляет собой исторический документ; подобные утверждения способны лишь дискредитировать идею историзма эпоса. Фактор свободного поэтического творчества должен быть учтен, но искусство исследователя заключается в извлечении исторической информации из-под покрова художественно-поэтической формы.
Следует согласиться с Л. И. Лавровым в том, что чем древнее фольклорное произведение, тем это сделать труднее. Но «археология фольклора» — отнюдь не безнадежное занятие; крупнейший немецкий фольклорист Андреас Хойслер образно писал о Сцилле и Харибде немецких ученых в изучении германских сказаний, где Сцилла — мифологическое истолкование, Харибда — историческая интерпретация. Это не значит, что германские героические сказания не черпали материала из истории — достоверные факты учат, что историческое истолкование не всегда является Харибдой[4]. А. Хойслер отмечает в своем труде ряд таких исторических фактов и имен.
Приведенная выше оценка устойчивости фольклорных традиций осетин Ж. Дюмезиля не единична и не исключительна: советский фольклорист М. М. Плисецкий наглядно показал высокую степень устойчивости фольклорных текстов в устной традиции на материале русских былин[5]. Считаем возможным в этом отношении присоединиться к выводам Ж. Дюмезиля и М. М. Плисецкого и, исходя из марксистского теоретического положения о том, что эпос порождается действительностью и отражает ее[5], видеть в материалах нартского эпоса художественно-поэтическое и специфическое по форме отражение нескольких исторических эпох, их особенностей и некоторых вполне реальных событий.
Вернемся к проблеме исторического в осетинском нартском эпосе. Здесь нет возможности рассматривать всю литературу вопроса, она достаточно подробно изложена в книге Ю. С. Гаглойти, и мы остановимся лишь на некоторых трудах.
Прежде всего, несколько слов о термине «нарты», что имеет прямое отношение к интересующему нас вопросу исторического содержания нартского эпоса. Совершенно очевидно, что название эпоса и самоназвание героев эпоса не может быть случайным и не мотивированным.
В современной науке существует два наиболее аргументированных объяснения термина «нарты». В. И. Абаев считает, что он происходит от монгольского «нара» — солнце, с добавлением осетинского показателя множественности «та», и интерпретирует его как «дети солнца»[5]. Слово нар (а), по В. И. Абаеву, «можно рассматривать как монголо-булгаро-аланскую изоглоссу»[5]. Согласно другой версии, термин «нарт», «нарты» имеет своей основой древнеиранское «нар» в значении «мужчина», «отважный воин», «герой-богатырь»[5]. В литературе этот термин известен со времен Геродота, упоминающего скифских «жрецов-энареев»[5] (иран. а-нар, анариа — «не мужчины», «не мужественные»)[5]. На этих позициях стоят В. Ф. Миллер, Ж. Дюмезиль[5]; как отмечает У. Б. Далгат, слово «нарт» повсюду на Кавказе употребляется в значении «герой»[8]. Нам его иранская этимология представляется более убедительной по двум причинам: 1) она полностью соответствует сюжетной и идейной направленности эпоса, воспевающего подвиги идеальных воинов и героев; 2) в доступных нам текстах осетинского нартского эпоса ни один из нартских героев не отнесен к «детям солнца»; к числу последних могут быть отнесены несколько женских персонажей (например, Хорческа и «дочь солнца» — жена Сослана), но они — фигуры второстепенные, и в таком случае трудно понять, почему эпос должен был получить свое название от них.
Выдвинув гипотезу о монгольском происхождении термина «нарт», В. И. Абаев высказал мысль о возможности монгольского происхождения нартских имен Хамыц и Батраз. Однако он тут же подчеркивал: «Анализ собственных имен сам по себе не может вести непосредственно к каким-либо далеко идущим выводам в отношении происхождения эпоса или хотя бы отдельных мотивов и сюжетов»[5].
В 1971 г. вышла в свет книга Т. А. Гуриева, посвященная проблеме генезиса осетинского нартского эпоса[60]. Наблюдения В. И. Абаева о монгольских элементах и влияниях в нартском эпосе для Т. А. Гуриева послужили отправной точкой целой концепции происхождения эпоса. Суть этой концепции сводится к признанию монгольского влияния в качестве одного из трех основных компонентов нартского эпоса, что доказывается не только монгольской этимологией термина «нарт», личными именами монгольского происхождения, но и структурной перестройкой (курсив наш.- В. К.) осетинского нартского эпоса под влиянием фольклора монголов. Пытаясь подвести под свои построения историческую основу, Т. А. Гуриев по сути дела постулирует давно развенчанную и отвергнутую советской наукой идею о культуртрегерской роли завоевателей монголов по отношению к покоренным ими народам, в том числе кавказским. Как справедливо писал В. И. Чичеров, «вместо действительной картины пожарищ городов и деревень, истребления величайших культурных ценностей, народной крови, которую монголы во время нашествия проливали, орошая ею захваченные земли, рисуется картина, в которой нашествие монголов в средневековье изображено нашествием носителей культуры, обогащающих покоряемые ими народы, вдохновляющих их к творчеству. Как можно утверждать подобные вещи — непонятно»[1]. Это действительно трудно понять. Ведь в книге Т. А. Гуриева речь идет не об отдельных монгольских элементах и заимствованиях, а об органическом воздействии монголов на нартский эпос осетин, повлекшем за собой глубокие структурные изменения эпоса. Увлекшись поисками монголизмов в нартском эпосе, Т. А. Гуриев едва коснулся того исторического фона, который должен был сопутствовать «мощному влиянию» монголов на культуру и фольклор осетин. Критикуя сторонников миграционизма в фольклористике, Б. Н. Путилов пишет: «В плане собственно методическом наиболее уязвимыми оказываются в миграционистских исследованиях способы обоснования фактов заимствования и доказательства путей и времени заимствования»[2]. Сказанное полностью относится к монографии Т. А. Гуриева. Прежде всего, возникает вопрос о времени, в пределах которого могло осуществляться активное воздействие монголов на осетин. Согласно самому Т. А. Гуриеву, с первой половины XIV в. «монгольское влияние в Алании уже должно было пойти ка убыль»[3]. Поскольку Алания монголами была завоевана к 1240 г.[4], время этого влияния не превышает столетия. Возможно ли столь глубокое, органическое воздействие одного эпоса на другой за столь незначительный промежуток времени? Каким образом монголам удалось менее чем за столетие привести к «структурным изменениям» эпос, сложившийся явно в домонгольскую эпоху? Это тем более трудно понять и объяснить, когда мы хорошо знаем о длительной и ожесточенной борьбе алан и других народов Северного Кавказа против завоевателей, продолжавшейся по крайней мере до 80-х годов XIII в.[5]
Т. А. Гуриев пытается объяснить этот феномен службой алано-асских воинских отрядов в Монголо-Китайской империи в конце XIII-XIV вв. «Эти аланы,- пишет автор,- и могли стать наиболее вероятными и первыми импортерами легенды (о монгольской красавице Алан-гоа.- В. К) в Аланию, хотя роль самих монголов в формировании мотивов осетинского эпоса непосредственно на Кавказе не может быть исключена»[6]. Но это объяснение неубедительно, ибо мы не знаем ни одного факта возвращения алан-асов из Китая на родину.
В построениях Т. А. Гуриева версия о заимствовании аланами упомянутой монгольской легенды об Алан-гоа занимает одно из центральных мест. Напомним, что согласно монгольской легенде Алан-гоа зачала от луча света, упавшего в ее юрту. Т. А. Гуриев этот сюжет сравнивает с сюжетом нартского эпоса о Дзерассе, также зачавшей от света, проникшего в ее склеп[6]. Рожденные таким чудесным образом мальчик (монг.) и девочка (осет.) становятся впоследствии родоначальниками прославленных богатырей монгольского и осетинского эпосов.
Приведенную легенду об Алан-гоа Т. А. Гуриев считает «одним из наиболее полных проявлений монгольского влияния в осетинском эпосе»[6].
Почему именно монгольского — остается неясным, ибо круг типологических и сюжетных параллелей можно легко расширить, минуя при этом монголов. Так, например, Г. Н. Потанин приводит карачаевское предание, записанное в начале XIX в.: константинопольский император отправил свою дочь Аллемели на остров в море со старухой-мамкой и 15 девушками, чтобы «сберечь честь своего имени». Аллемели вырастает в одиночестве, но в один прекрасный день луч солнца проник к ней в окно, после чего Аллемели зачала и родила сына солнца[69]. Еще один пример: английский путешественник Беллью приводит в своем дневнике рассказ из мусульманского сочинения «Тазкира Бахра-хан», написанного в XI в. и переведенного с персидского на турецкий язык. В нем излагается история царской дочери Аланоры Туркан, которой ночью явился архангел Гавриил и впустил ей в рот каплю света. Через несколько месяцев она родила сына[70].
Известно, что сюжеты о чудесном, небесном зачатии, социально связанные с генеалогиями господствующих слоев и призванные пропагандировать особое, «божественное» происхождение правящих династий, были широко распространены во времени и пространстве, и источник интересующего нас сюжета в осетинском нартском эпосе далеко не ясен. Для утверждения же монгольского приоритета в данном случае оснований нет, ибо приведенные выше параллели не менее доказательны. Они еще раз показывают, что «обычно не представляет большого труда найти параллель к данному мифу или данному мифологическому мотиву в мифологии другого народа»[1].
Концепции Т. А. Гуриева коснулся в своей последней монографии Б. Н. Путилов, обстоятельно разбирающий ошибки миграционистов. Отмечая «немало натяжек в интересной работе» Т. А. Гуриева, он считает, что «… параллели, приводимые автором в доказательство его концепции, в ряде случаев вызывают естественное сомнение. Отправляясь от схождений в именах персонажей монгольского и осетинского эпоса, Т. Гуриев ищет затем схождения на уровне сюжетики». Автор преувеличивает наличие «совпадающих мотивов и ситуаций в монгольской легенде о красавице Алан-гоа и в осетинском сказании о красавице Дзерассе. Те же параллели, которые можно считать реальными, в сюжетном плане отнюдь не уникальны: их можно назвать общефольклорными»[2], что мы и попытались показать выше.
Увлеченность Т. А. Гуриева поисками монголизмов и односторонний подход к анализу нартского эпоса затемнил для исследователя весьма важный аспект темы — тюркский фонд заимствований в нартском эпосе осетин. Известно, что монгольский и тюркские языки близки и, возможно, восходят к единому языку-основе[3]. Поэтому выделение именно монгольских (а не тюркских) элементов в лексике нартского эпоса требует специальной лингвистической аргументации, дабы тюркское не выдать за монгольское. В книге Т. А. Гуриева так получилось с анализом имени одного из нартов — Батраза. Вслед за В. И. Абаевым Т. А. Гуриев разлагает это имя на «Батыр» и «ас»- «богатырь асский» и далее пишет: «… имя Батраза может быть безупречно объяснено из монгольского языка, т. к. первая часть имени соответствует известному монгольскому слову баатар «богатырь», «герой», «витязь», а вторая часть ас вполне соответствует монгольскому ас-асут, как называли осетин-асов (алан) монголы в XIII-XIV вв.»[4].
При этом Т. А. Гуриев не обратил внимания на существенную оговорку В. И. Абаева, отметившего, что элемент «Батыр» представляет вариант общего тюрко-монгольского слова «богатырь»[5]. Действительно, термин-титул «багатур» вошел в обиход у тюрок не позднее VI в., а Кирсте, Бангом и Хеннингом была даже предложена его иранская этимология[6]. Во второй половине I тыс. н. э. интересующий нас титул широко распространился у тюркских племен, и в частности у болгарской знати IX-X вв.[7] Примерно тогда же он появляется у хазар[8]. Вскоре хазарская титулатура (багатар, керкундедж[9]) заимствуется правящей верхушкой Алании, видимо, подражавшей хазарскому двору и поддерживавшей с ним династические связи. В первой половине X в. титул «богатырь», «багатур» зафиксирован у алан Ибн-Русте в форме «багаир»[8], что подтверждается и грузинскими хрониками, на основании которых В. Б. Пфаф считал, что «татарский почетный титул Багатар» у осетинских князей появляется с VIII в. в результате смешения их с хазарами[1]. Наконец, мы встречаем титул «Бакатар» в тексте алано-осетинской Зеленчукской надписи X в., по поводу чего В. Ф. Миллер писал: «… тюркские слова, и в том числе имя Багатар, могли проникнуть в осетинский язык раньше покорения Северного Кавказа татарами в XIII веке. Слово бахатур существовало, по-видимому, у половцев»[2].
Как видим, факты со всей очевидностью свидетельствуют о немонгольском происхождении алано-осетинского титула и имени Батыр-ас. Они указывают на его тюркский (вероятно, болгарский или хазарский) характер. Монголы здесь ни при чем[3].
В противоположность Т. А. Гуриеву мы ставим вопрос не только о монгольских, но об общетюркских элементах и воздействиях на нартский эпос, исторически обусловленных весьма длительными и глубокими контактами предков осетин с тюркоязычными степными народами: болгарами, аварами, гуннами, хазарами, печенегами, половцами, обитавшими в Предкавказье на протяжении всей эпохи раннего средневековья. Без учета этих взаимодействий с древними тюрками многое в нартском эпосе и в истории осетин нам не понять.
Книга Т. А. Гуриева, представляющая открытый рецидив теории заимствования, на наш взгляд, является более чем спорной. Признавая наличие в нартском эпосе общетюркских и некоторых возможных монгольских элементов и заимствований, мы вместе с тем считаем его в основе своей самобытным творением осетинского народа и его этнических предков, развивавшимся в течение длительного времени на почве местной кавказской мифологии и в живом общении с соседними культурами и отразившим главным образом общественную жизнь и быт эпохи «военной демократии». Дальнейшее содержание нашей работы служит конкретным обоснованием этого тезиса.
Из других специальных исследований отметим монографию Р. С. Кабисова[4] (кстати, спорную в ряде исторических взглядов и утверждений автора) и серию интересных статей А. X. Бязрова, к сожалению, опубликованных в основном лишь в периодической печати на осетинском языке и в явно сокращенных вариантах. В небольших, но емких статьях А. X. Бязрова ставятся и отчасти решаются важные вопросы нартоведения, имеющие прямое отношение к истории и близко созвучные интересующей нас теме (например, о гуннах и агурах, аланах и хазарах, расчленение истории нартского эпоса на три периода: скифо-сарматский, алано-тюркский и горно-кавказский, о наследстве древних кобанцев в эпосе и т. д.)[5]. Этнограф Б. А. Калоев опубликовал статьи об амазонских мотивах осетинского нартского эпоса и об утраченных ныне, но зафиксированных в эпосе отдельных чертах народного быта, верованиях и обычаях, представляющих интерес для этнографической науки[6].
Наконец, о растущем интересе историков и археологов к нартскому эпосу как источнику исторической информации свидетельствуют статья Л. С. Клейна и ряд исследований Е. Е. Кузьминой и Д. С. Раевского. Л. С. Клейн пытается найти в нартском эпосе отзвуки скифских походов в Переднюю Азию в VII в. до н. э., однако аргументацию автора трудно признать убедительной[7]. Произвольной представляется попытка вывести имя нартского героя Батраза из имени скифского царя Партатуа, а отождествление упоминаемого в эпосе ущелья Царцу с Цуром Прокопия Кесарийского ошибочно, ибо у Прокопия речь идет не о Дарьяльском проходе через Кавказский хребет (как это кажется Л. С. Клейну), а о Дербентском; Цур идентичен Дербенту.
Более удачно использует материалы нартского эпоса и осетинской этнографии Е. Е. Кузьмина[8], находящая в осетинском материале пережиточно сохранившиеся параллели древнеиранской мифологии и обрядности (обычай посвящения коня покойному и т. д.). Тем самым вновь подчеркивается огромная ценность осетинского нартского эпоса и других жанров устного народного творчества, многих архаичных обрядов и обычаев осетин для исследователей древнеиранской проблемы в целом.
Как видим, интересующая нас проблема исторического содержания нартского эпоса давно привлекла внимание исследователей. Сложились различные научные концепции и оценки, относящиеся к этой проблеме. Рассматривая их, мы фиксируем движение научной мысли от нигилистического отрицания историко-познавательной ценности фольклора, через частокол ошибочных представлений, к признанию некоторых жанров фольклора полноправными, хотя своеобразными источниками исторической информации. Одним из первых в ряду этих жанров должен быть назван героический эпос.
Мы начали разговор с того, что именно глубокие знания о законах космоса лежали в основе всего жизненного уклада и миропонимания осетин. Священный порядок «æгъдау» с незапамятных времен диктовал этикет сдержанности во всём: человек постоянно должен был держать под контролем свои действия, эмоции, следить за осанкой, речью, поступками и даже мыслями; нельзя было объедаться, напиваться, вести себя развязно. Каждому члену общества определялось соответствующее место в иерархической ступени. Было уважение к старшему, младшему, женщине, гостю. В книге Даурбека Макеева «Основы вероисповедания осетин» говорится о том, что это было не случайно. Осетины, как и многие другие народы, знали о существовании во Вселенной трёх уровней сил, действующих на человека: высшая, божественная – уац ( Уастырджи, Уацилла), дау (дауджытæ) – материальные пристрастия, привязанности; уайу (уæйгуытæ) – низменные пристрастия. Чтобы быть под защитой высших сил и не подпасть под влияние низших – не стать жертвой низких страстей, эмоций, материальных привязанностей, — надо было, чтобы всегда
Дух руководил телом, а не тело — Духом. Пьянство, наркомания, злоба, ненависть зависть, прочие низменные чувства – все это, естественно, человек делает по наущению темных сил, а значит против воли Божьей – высшей, светлой энергии — к которой только и должен стремиться человек. Поэтому вернуть æгъдау, æфсарм в их первозданном виде – это путь к спасению нации. Пора проснуться, сбросить оковы атеизма, материализма, которые загнали нас в тупик и стали причиной морального растления, и духовного обнищания людей. Раньше пусть и не знания, но слепая вера в Бога заставляла держаться в рамках приличия, соблюдать Божьи заповеди, бояться, наконец, Божьей кары за совершение грехов. Сейчас же настало время, когда нам, для того, чтобы сохранить себя, как уникальный народ, а не раствориться в безликой толпе людей, стремящихся угнаться за последними достижениями современной цивилизации, и потерявшими при этом свою божью суть, (т.к. цивилизация вовсе не есть Культура!) нам необходимо вернуться в прошлое, в котором наши мудрые предки зашифровали для нас, своих потомков, великие законы Вселенной, — вооружиться ими и только так идти вперёд, в будущее.
К сожалению, священных писаний и письменных источников, свидетельствующих об этих знаниях, осетины не сохранили. Но истина, известная им о тайнах Мироздания была когда-то ими зашифрована в виде религиозных символов, обычаев, традиций, обрядов, а также в великом памятнике устного народного творчества осетин «Нартском эпосе». Удивительно, что через многие тысячелетия осетинский народ сумел пронести почти без изменений эти таинственные символы, заложенные в ритуалах поклонения высшим силам. Но, к сожалению, при этом им не удалось сохранить в веках их сакральный смысл. Хотя, возможно, именно это незнание и охраняло тайные знания от безрассудства толпы в разные периоды истории, до наступления суждённого времени, когда потомки должны были достичь определённого уровня сознания и духовного развития, чтобы суметь не только по достоинству оценить, но и попытаться расшифровать унаследованные от предков обычаи и традиции.
Поэтому, когда мы, сегодня говорим о том, что осетины обязаны сохранить свой язык, свою религию, свои обычаи (æгъдæуттæ) речь идёт не о об обычаях 18 -19 веков, которые сегодня многие с высоты 21 века стали воспринимать, как нечто давно отжившее. Мы говорим о знаниях, унаследованных осетинами от своих праотцев — древних Ариев, Нартов, которые наши ближайшие предки до прошлого века сумели сохранить, как великую книгу, которую берегли, как святыню, и не умея её прочитать сами — завещали нам в её первозданном виде. К огромному нашему сожалению, эта первозданность очень быстро, в течение последних 30 лет стала теряться. Поэтому так необходимо сегодня как можно скорее осознать суть этой величайшей, непростительной потери и опомниться, пока ещё не поздно, пока ещё живы хранители нашей великой святыни – æгъдауа, — наши старики, родившиеся в горах, заставшие там настоящую осетинскую жизнь, с соблюдением всех заповедей, традиций и ритуалов.
Анализ этих традиций и обычаев говорит о том, что в них нет ничего случайного. В каждом из них зашифрован определённый смысл. И не просто смысл, а великие космические законы. Самый главный символ, с которым осетины обращаются к Богу – это три пирога. По утверждению Людмилы Магкеевой, более 10 лет занимающеёся расшифровкой тайн осетинского языка, осетинских традиций с помощью эзотерических знаний,- три пирога на круглом осетинском фынге – это образ самого Всевышнего. (У Николая Рериха три круга в круге — символ вечности). Именно с тремя пирогами молились осетины с незапамятных времён (см. «Нартский эпос»). С тремя треугольными пирогами осетины молятся божествам, покровителям материального мира. Необходимыми атрибутами ритуала обращения к высшим силам являлись также специально сваренное пиво, голова, шея, три ребра и определённые части внутренних органов жертвенного животного. При этом каждый этап приготовления, как пирогов, так и жертвоприношения сопровождался чётким соблюдением строгих правил, нарушение которых не допускалось во избежание прерывания канала невидимой духовной связи молящихся с дзуарами – покровителями и Богом.
Наши предки умели достойно жить в ладу и гармонии с Мирозданием, населённым различными по направлению (т.е. Света и Тьмы) силами, а небожители не только в сказаниях и легендах, но и в реальной жизни испокон веков оказывали осетинам помощь, охраняя их в самые тяжёлые времена; и именно горы, в которых строились святилища (причём не по прихоти самих людей, а только «лишь если Бог то место Знаком освятил») неоднократно спасали нацию от коварных и бесчисленных врагов. Спасали, потому что народ, свято хранил древнюю божественную традицию и благодаря этому был чист в мыслях, словах и действиях, а тем самым — достоин покровительства Высших, Светлых сил. В миропонимании осетин всё было взаимосвязано: поклонение богам, обычная каждодневная жизнь, праздники, обряды, морально-этические, нравственные нормы. Вся их жизнь была основана на прочном и надёжном фундаменте вековых законов и традиций, называемых — ирон æгъдæуттæ. А они, как мы уже говорили, благодаря зашифрованным в них ведическим знаниям, требующим от человека определённого поведения, соблюдения нравственных, этических норм, сохранения строгих правил поклонения богам – вели человека по единственно верному пути: к эволюции духа. То есть, быть настоящим осетином – означало быть духовно развитой, благородной личностью.
Здесь уместно вспомнить эпизод из жизни осетинского генерала, участника Русско-Турецкой войны. Покорённый прекрасными манерами горца один из аристократов Петербурга спросил его: «Не скажете ли, в какой академии Вы учились?» На что находчивый генерал ответил: «Я закончил Куртатинскую Академию». Долго ещё, наверное, пытался его собеседник искать в зарубежных странах учебное заведение с таким названием… Для осетин же, живущих по настоящим осетинским законам, даже в самых, казалось бы, далёких от цивилизации горах, эти законы действительно были настоящей Академией, в лучшем понимании этого слова. Академией можно назвать и отдельно взятый — этикет настоящего(!) осетинского застолья.
Пусть там и не давались научные знания, зато на высоте были духовная, нравственная культура и народная мудрость. К тому же народ всегда был талантлив во всём. Попробуйте сегодня представить наше поколение загнанным в горы. Как бы мы смогли там выжить? А тогда они не просто жили, а жили достойно, как подобает сильным Духам. Они создавали великолепные образцы материальной культуры: посуду, утварь, одежду. Прекрасно было развито устное народное творчество: ведь пронести сквозь бесчисленные века, сохранить «Нартский Эпос», сказки, легенды, песни, танцы, музыку – это было под силу только великому народу.
Конечно, мы не призываем сегодня — вновь вернуться на тот уровень развития материальной культуры, при котором приходилось выживать в горах нашим предкам. Всё понятно: превосходство достижений современной цивилизации сегодня никто не станет оспаривать. Другое дело – тот всё более углубляющийся и расширяющийся в прямо пропорциональной зависимости — отрыв цивилизации от уровня культуры, который мы сегодня наблюдаем! В то время как они (цивилизация и культура) по космическим законам должны развиваться только в гармонии. А сегодня наш народ, всегда отличавшийся стремлением к знаниям, ко всему новому, будучи разносторонне одарённым и талантливым, — слишком преуспел в своём устремлении быть первыми. А так как сегодня, когда он живёт уже не уединённо, в горах, а в окружении разных народов, и быть первым по требованию современной цивилизации означает совершенно неприглядный и бесконечно далёкий от наших идеалов образец современных граждан планеты Земля (погрязших во всех пороках и грехах),- то желание не отставать ни в чём, привело наших сограждан к совершенно немыслимым и недопустимым для звания ИРОНа итогам.
К тому же, на священную землю устремились сотни сектантских групп, усиленно зазывающих, завлекающих к себе наших сограждан, нещадно зомбирующих и кодирующих их – тем самым навсегда отрывая осетин от своей родной культуры. И попавшие в их сети осетины, отвернувшиеся от религии предков, предпочтя великому наследию арийской доктрины, заключённой в осетинском æгъдауе, какие-то сомнительные заповеди, весьма далёкие от Истины, или в лучшем случае, — данные Богом, но другим народам, разве не являются они Изменниками?!
И если ты родился осетином
К священной Вере предков причащён,
К чему ей изменять?! Иль став раввином
Надеешься, что будешь ты спасён?
Как же не стонать нашей священной земле, как же не возмущаться нашей природе, как же не сердиться нашим божествам на нас, так непохожих уже на детей Огня – Нартов, которых они были призваны охранять! Многие восклицают: «Никто не молится больше осетин!» Да, мы не забыли, что нам завещано нашими предками молиться над тремя пирогами. Но при этом мы забыли самое главное! Как молиться и чем молиться! Прежде всего, НЕ водкой и аракой, а Пивом молились наши предки. Не пьяный, бездуховный, грешный народ собирался у святилищ, а светлые, чистые Дзуары Лæгтæ возносили молитвы. Не растрёпанные, полураздетые женщины стряпали пироги, а делали их благочестивые женщины, которые одевались во всё чистое, повязывали голову косынкой и с чистыми мыслями, с молитвами готовили ритуальную пищу.
Самое страшное сегодня – не осознать свои ошибки, не покаяться и не пытаться их исправить. Народ, которому было так много дано, который с незапамятных времён шёл по белу свету, распространяя свет божьих заповедей и законов, нёсший народам мира культуру (скифы, сарматы, аланы) сегодня, ходит по золоту своей высокой культуры, а собирает фантики чужой псевдо — культуры и чужого менталитета. Это самая настоящая трагедия, что мы допустили в нашей столице – Владикавказе – открыть заведения самого порочного и низкого уровня. До чего же докатилась нравственная сущность человека, носящего осетинскую фамилию, если он может позволить себе искать радости в мужском и женском стриптизе: если у него есть деньги, которые жалко дать неимущим, но легко проиграть в казино; если он на мир стал смотреть лишь через призму денег и власти, или вообще забыл, что такое Совесть?
Осетинская поговорка гласит: «Дуне сылгоймагæй сæфы». Сегодня она актуальна, как никогда. Выйдите на улицы города и посмотрите, как одеваются наши девушки, потомки царственных, величавых, гордых и неприступных горянок! Как же не понимают, что творят их матери, отпускающие их полуголыми в общество. Прежде всего, вина за уничтожение будущего нашей нации ложится именно на матерей и, конечно, отцов, чьи дочери, выходя с открытыми до лобка животами, с выставленными напоказ пупками и прочими частями тела лишают себя возможности иметь в дальнейшем здоровое, полноценное (прежде всего в духовном плане) потомство. Так как никогда высокий, чистый дух не придёт в лоно недостойной, грязной женщины, а, значит, не будут рождаться уæздан ирæттæ! К тому же ходить с открытой поясницей всю зиму, в нашем сыром климате! Неужели никто из старших не в состоянии объяснить молодым последствия и без того больного поколения? А ведь сегодняшние молодые девочки – это будущие матери! Что с ними будет?! Неужели это никого не волнует? Мы любим быть первыми, вот насмотрелись сериалов, начитались бульварной прессы, взрослым всё недосуг нам объяснить, что сегодня есть определённые силы Зла, ведущие человечество к гибели и, прежде всего, через целенаправленное растление народа, через навязывание низких, порочных страстей, лишение высоких идеалов.
Всё это делается для того, чтобы человек забыл о своей божественной сути, забыл о своём высоком предназначении (эволюции Духа) и жил лишь материальными пристрастиями, ничем не отличающими его от уровня жизни животного. А ведь наши мудрые предки, зная законы Космоса,- не случайно создали женский национальный костюм, скрывающим все чакры (энергетические каналы) женского тела. А в области пупка была не случайно (!) предусмотрена поясная пряжка, которую невеста, кстати, ещё и прикрывала руками, чтобы не допустить проникновения отрицательной энергии в свой центральный канал, через который в лоно женщины спускается дух её будущего ребёнка. Надо и сегодня вместо чтения пустых и заведомо растлевающих газет читать полезную литературу и искать пути к Истине, к осознанию смысла жизни, которым сегодня перестали учить и в школе.Что же касается наших предков, то они, хоть и не умели читать, но свято верили в свою идеологию, религию, в обычаи, которые помогали им быть высоконравственным, высококультурным и мудрым народом. Они, не умея расшифровать тайный смысл обычаев, бережно исполняли их, были им свято преданы, и тем самым сумели сохранить себя как удивительный народ.
Любопытно, что для поминок покупают мягкий стул, ибо он дороже и посвящение дорогой вещи более престижно, а вместо треногого «фынга», мне довелось видеть и журнальный столик. Все это свидетельствует о древности и культурно-исторической устойчивости в быту осетин столиков «фынг» и подводят к мысли о былых его ритуально-культовых функциях, рудименты которых сохранились вплоть до наших дней. В фольклоре, традиционном быту и даже сейчас, в конце XX столетия, понятие «фынг» в сознании осетин сопровождается почтительным отношением, граничащим со святостью. Чтобы не быть голословным, обратимся к сведениям осетинских бытописателей. Сто лет назад, учитель Савва Кокиев (Саукуй Кокити) в очерке «Записки о быте осетин» писал о немногочисленных предметах домашнего обихода следующее: «В числе орудий первое место занимает, по своему высокому религиозному значению, цепь (рæхыс). Она – основание всей домашней жизни, и оскорбление ее считается наравне с убийством.
… Тот не очаг, не дом, где нет цепи, которая постоянно висит над очагом и служит для приготовления пищи. Всякое прикосновение к ней домашних без надобности, даже невинных детей, считается величайшим святотатством. Жертвенное животное непременно перед закланием должно коснуться ее, чтобы быть приятным Богу. Следовательно, она – посредник между человеком и небом.
Отметив высокий семиотический статус цепи, далее он писал: «Второе место по своему значению в домашней утвари занимает фынг (столик). Акт еды у осетина считается чрезвычайно важным, торжественным, высоким; он не иначе к нему приступает как с своеобразною, продолжительною молитвою, где он, начиная от единого Бога, не забывает ни одного из его служителей – святых и дзуаров… В силу сказанного, конечно, в его глазах играет важную роль фынг, который его постоянно кормит: на нем ему подается пища. Это – небольшой, круглый точеный столик на трех ножках; он его чтит в высшей степени: при еде, безусловно, воспрещаются всякие непристойные разговоры и действия, оскорбления фынг’а хозяин никому не прощает; его именем проклинает, а также божится. Ничто остальное в домашнем обиходе осетина не имеет уже того таинственного, религиозного значения, как цепь и стол» [2].
До настоящего времени в разговорной речи осетин часто употребляются пословицы и поговорки, которые подтверждают сведения С. Кокиева о святости и ритуальной чистоте «фынга». Приведу несколько из них:
«Ирон фынг æгъдауæн у/Осетинский фынг предназначен для адата».
«Ирон фынг зонд амоны / Осетинский фынг учит уму-разуму».
«Фынджы бæркад бирæ у / Безмерно изобилие фынга».
«Алы фынг дæр йæ фарн йемæ хæссы, йе ‘гъдау ын æххæст хъæуы / Фарн каждого фынга неотделим от него, связанный с ним адат необходимо соблюдать».
«Фынджы фарн бирæ уæд, фынг бахатыр кæнæд / Пусть фарн фынга будет больше, да простит (мне) фынг».
«Табу фынджы фарнæн / Почтение фарну фынга».
Употребление перечисленных фразеологизмов связано с тем интересным фактом, что они сопровождают современные трапезы осетин – от повседневных до ритуально-престижных. Таким образом, традиционные стереотипы застольного этикета продолжают жить и в наши дни. Известный советский кавказовед Л. И. Лавров в 1974 г. побывал в г. Орджоникидзе на свадьбе и как этнограф был приятно удивлен сохранившейся обрядности. «Городские условия жизни наложили отпечаток на древний обычай. По-прежнему гостей было много, но площади не хватало. Поэтому для свадьбы были предоставлены все квартиры, расположенные на одной лестнице многоэтажного дома. Гостей разделили по рангам (преимущественно по возрасту и полу), каждому из которых была выделена квартира. Я попал в компанию стариков и почетных гостей. Мы угощались и слушали тосты, так и не увидев новобрачных. За столом строго соблюдался осетинский этикет. Сидели, как в Московской Руси, по правилам местничества, говорили только с разрешения тамады. Им был, конечно, самый старый. Пили осетинскую араку и ели преимущественно осетинские кушанья» [3].
Идеи и нормы, связанные с трапезой, практически не прекращали своего существования, хотя сам круглый столик на трех ножках вышел из активного употребления. В последние десятилетия он начал возрождаться, но уже как материальная оболочка, как знак определенного этапа истории культуры, как этнический и религиозный символ. Местная промышленность Северной Осетии даже освоила производство сувенирных столиков в натуральный размер с инкрустированным орнаментом или горным пейзажем на столешнице. В торговой сети они не задерживаются и быстро раскупаются. Это является показателем их былой значимости в системе культурных ценностей осетин и их далеких предков.
В этой связи обращает внимание устойчивая форма рассматриваемых «фынгов». Основная их масса имеет круглую форму столешницы и три растопыренные для большего упора ножки. Иногда, на традиционных образцах, особенно больших размеров, три ножки бывают соединены между собой Т-образной связной, точеной как и ножки. Симметрично расположенные ножки образуют условную проекцию равнобедренного треугольника. Иначе говоря, две геометрические фигуры: круг и вписанный в него треугольник находятся во взаимосвязи, создавая элемент стихийной геометризации. Обращая внимание читателя на этот факт, должен сказать, что этот принцип геометризации, соединявший реальное и мифологическое освоение пространства, был универсалией, характерной для многих народов мира с глубокой древности.
Числа и геометрические тела и фигуры, такие как сфера, круг, квадрат и другие никогда нe были достоянием одной лишь математики. В них выражалась мировая гармония и они имели определенные магические и нравственные значения. Видный советский историк, автор интереснейших работ по культуре средневековья А. Я. Гуревич отмечал даже существование своеобразной «сакральной математики». Числа воспринимались как мысли богов, поэтому их знание раскрывало для людей таинство самой вселенной.
Геометрические символы и числа в мифологическом мышлении создавали возможность стабильного и точного моделирования. С их помощью человек древности и средневековья отображал окружающий его мир. Естественные желания познать себя, свое место в мире реализовывались в каждой культурной традиции по-своему, однако основные тенденции этого процесса были едины. Мифологический образ модели мира предполагал разделение всего пространства на две противопоставляемые и взаимосвязанные части – освоенного и неосвоенного. Такое противопоставление стало основой для определения парных оппозиций, с помощью которых описывались мироздание, человек и сама возможность метаописаний. В качестве иллюстраций укажу ряд примеров: «верх//низ», «правое//левое», «мужское//женское, «небо//земля», «чистое//нечистое», «сакральное//обыденное», «гармония//хаос», «макрокосм //микрокосм» и др.
Семантика чисел подтверждает тот любопытный факт, что, собственно, счет или исчисление предметов начинается с ‘двух’ и более, тогда как ‘один’ предполагает не счет, а название предмета с помощью его специального обозначения. Число ‘три’ обычно квалифицируется как совершенное число. ‘Три’ – не только образ абсолютного совершенства, превосходства, но и основная константа мифопоэтического макрокосма и социальной организации. В отличие от динамической целостности, символизируемой числом ‘три’, число ‘четыре’ является образом статической целостности, идеально устойчивой структуры.
Специфические знаки числового кода, ориентированные на качественно-количественную оценку модели мира, были тесно связаны с геометрическим кодом. Более того, представляется, что символы двух систем находились в состоянии взаимозаменяемости. В этом отношении, можно сопоставлять число ’один’ не как первый элемент ряда в современном смысле слова, а в качестве целостности, единства с кругом. Вспомним, что круг был выражением идеи единства, бесконечности и законченности, высшего совершенства. Вероятно, в таком восприятии круга основная роль принадлежит циклическому восприятию времени в так называемом мифологическом сознании.
Мышление древних людей принципиально отличалось от современного и было конкретным, предметно-чувственным, охватывая мир в синхронной и диахронной целостности. И в этой связи в сознании средневекового человека образ мира выступал «земным кругом». «Круг земной под куполом неба – таков мир людей и богов языческой эпохи» [4]. Цикличность времени и «круглость» Земли современному человеку понять сложно, но для исследователя традиционных моделей культуры это необходимый уровень знания, своего рода рабочий инструментарий.
Категории мифологического восприятия служили адаптации и содействовали анти стрессовому состоянию человека древности и средневековья в окружающем его мире. В этой связи понятие круга отражает общую исходную схему, которая задает некий общий ритм и пространству, и времени, создает определенную защищенность и гарантированность, настраивает на ожидание того, что уже было, предотвращает ужас, неизменно связываемый человеком космологической эпохи с разомкнутостью, открытостью, особенно с линейностью в чистом виде.
Число ‘три’ непосредственно связано с треугольником. Во многих мифопоэтических системах регулярный треугольник символизирует семантическую нагрузку своего числа, а также плодоносящую силу земли, обеспеченность, физическое совершенство, троицу, три космические зоны. Треугольная форма, как и само числительное ‘три’ были очень популярны в традиционном быту, языке, фольклоре осетин и их предков. Число ‘четыре’ в геометрической символике определяется квадратом или вообще четырехугольником, образом идеально устойчивой структуры статической целостности, соединяющей в себе основные параметры гармонии.
Иными словами, за каждой конкретной числовой или геометрической символикой стоят конкретные факты, явления и образы, которые на уровне универсальных схем подчеркивают нерасторжимое единство, взаимосвязь разных сфер бытия. То есть сочетание символов геометрического кода дает нам более глубинное понимание тождества макрокосма и микрокосма. Поясню примером из традиционного быта. Соотнесенность стен жилища с четырьмя сторонами света не вызывает сомнения. Жилище у народов Северного Кавказа всегда бывало ориентировано фасадом на солнечную сторону. В ориентации жилища со сторонами света преследовались конкретные цели, а именно: включение в целую систему соответствий пространственно-временного, социального, религиозного, экономического, мифологического, космологического, хозяйственно-бытового характера. Аналогичные факты составляют и непременно круглая столешница треногого столика. Сочетание названных фигур образует область символических ассоциаций. Сочетания геометрических символов издревле трактуются как обязательные и истинные. В этом смысле перед нами возникают образы небесного и земного, духовного и материального. Треугольник в квадрате – это сочетание числа ‘три’ и ‘четыре’, составляющие человеческое число ‘семь’. Семерка выражает гармонию человеческого существа и гармонию отношения ко вселенной. Что касается другого сочетания, треугольника внутри круга, то перед нами предстает образ троичности в едином. Таким образом, мы имеем устойчивое сочетание сакральных чисел и соответствующих им геометрических фигур, прослеживаемых в конструкции «фынга» со времен глубокой архаики. Этот факт представляется показательным.
религиозный нартский эпос фольклорный
Сегодня, когда неудержимая сила генетической тяги всё больше привлекает осетин к святым местам, и народ вдохновенно устремляется к тому, что привязывает его к родному этносу,- необходимо, чтобы он при этом ощущал великое назначение исполняемых им ритуалов и осознавал божественный смысл этих обычаев, чтобы предотвратить нарушение их незыблемых законов. Потому что нам, осетинам, сегодня, как никогда, необходимо возвращение к своим корням для осознанного и священного исполнения заветов предков. Чтобы, пока не стало слишком (!) поздно, помочь себе возродиться, как потомкам некогда великого народа!
К сожалению, священных писаний и письменных источников, свидетельствующих об этих знаниях, осетины не сохранили. Но истина, известная им о тайнах Мироздания была когда-то ими зашифрована в виде религиозных символов, обычаев, традиций, обрядов, а также в великом памятнике устного народного творчества осетин «Нартском эпосе». Удивительно, что через многие тысячелетия осетинский народ сумел пронести почти без изменений эти таинственные символы, заложенные в ритуалах поклонения высшим силам. Но, к сожалению, при этом им не удалось сохранить в веках их сакральный смысл.
Список использованной литературы
1. Далгат У. Б. Героический эпос чеченцев и ингушей. М., 1972, с. 107,
2. Абаев В. И. О собственных именах нартовского эпоса.- Язык и мышление, V, 1935, с. 77.
3. Гуриев Т. А. К проблеме генезиса осетинского нартовского эпоса (о монгольских влияниях). Орджоникидзе, 1,971.
4. Чичеров В. И. Некоторые вопросы теории эпоса и современные исследования нартских сказаний осетин,- ИОЛЯ АН СССР, т. XI, вып. 5, 1952, с. 409.
5. Путилов Б. Н. Методология сравнительно-исторического изучения фольклора. Л., 1976, с. 94.
6. Лавров Л. И. Нашествие монголов на Северный Кавказ.- История СССР, 5, 1965, с. 99.
7. Карпин и План о. История монголов. М, 1957, с. 57, 64; Г и л ь о м де Рубрук. Путешествие в восточные страны. М., 1957, с. 111, 186.
8. Потанин Г. Н. Восточные мотивы в средневековом европейском эпосе. М, 1899, с. 26-27.
9. Белль ю. Кашмир и Кашгар. Дневник английского посольства в Кашгар в 1873-1874 гг. Спб., 1877, с. 248.
10. Абаев В. И. Нартовский эпос, с. 27.
11. Кляшторный С. Г. Древнетюркские рунические памятники. М., 1964, с. 113, прим. 174.
12. Moravcsik G. Byzantinoturcica, II. Berlin, 1958, s. 83.
13. Артамонов М. И. Указ. соч., с 241.
14. Минорский В. Ф. Указ. соч., с. 204, прим. 73, с. 221, прим. 23.
15. Кабисов Р. С. К вопросу о мировоззренческих мотивах в осетинском нартском эпосе. Цхинвали, 1972.
www.ronl.ru
Содержание
Введение
1. Анализ исторической системы ценностей Южной и Северной Осетии
2. Система ценностей современного народов Осетии
Заключение
Список использованной литературы
Осетины – один из самых загадочных и древних народов, живущих на Земле. Не случайно, Николай Рерих писал: «Счастливы должны быть осетины, измеряя славные корни свои» и называл осетинский народ «великим путником». Будучи Посвящённым, он знал о причастности предков осетин к тайным знаниям космоса, с которыми они в незапамятные времена отправились в великое странствие с прародины всех арийских народов.
Сейчас настало время, когда нам, осетинам, для того чтобы суметь идти дальше, необходимо вернуться к своим истокам. Я бы даже сказала, как бы это парадоксально не звучало: нам надо идти назад — в будущее. Потому что именно там, в далёком прошлом были посеяны те таинственные зёрна, только вернувшись к которым, мы сможем найти ключи к разгадке Истины. Там зашифрованы глубочайшие ведические знания. В древние времена, когда появились первые представители 5-ой расы – арийские племена – им были даны знания о космических законах. Эти знания зашифровывались в виде традиций, обрядов, закреплялись в религиозных верованиях. И долгие века именно вера заменяла знания, потому что сознание людей ещё не было подготовлено для восприятия сути космических законов. А сейчас, на заре 3-го тысячелетия, уровень сознания всё большего количества людей расширяется и выходит за рамки узкого религиозного мировоззрения, и сегодня уже многие способны воспринять и Бога, и Ангелов, и Космос, и Вселенную в их неразделимом единстве. Кроме того, необходимо понять, что заповеди, приносимые человечеству Великими учителями (для одних народов это был Христос, других – Кришна, Магомед, Кецалькоатль, Зороастр и т.д.), — говорят об одной и той же реальности: о том, что есть космос — бесконечное множество Вселенных, есть Бог или — Логос, Всевышний, есть строгие законы Космоса, есть Свет и Тьма, а человек, дух которого бессмертен, имеет целью своего пребывания на Земле – совершенствование, эволюцию своей духовной сути.
Таким образом, целью нашего реферата является анализ картины мира и системы ценностей народов Южной и Северной Осетии.
В многочисленных трудах Ж. Дюмезиля рассыпано множество остроумных и даже изящных исторических наблюдений и сопоставлений, представляющих большой интерес для исследователя. Здесь же хотелось бы отметить глубокую веру Ж. Дюмезиля в историческую информативность нартского эпоса осетин: «Преемственность фольклорных традиций осетин выдержала такое испытание временем, равного которому я не знаю»,- пишет он[4]. Эта оценка расходится с утверждением Л. И. Лаврова о том, что фольклор способен сохранять память о событиях и исторических деятелях не дольше 300 лет[4], причем не в пользу последнего (даже и при наличии некоторых оговорок). Конечно, при этом мы далеки от мысли утверждать, что фольклор (в данном случае нартский эпос) представляет собой исторический документ; подобные утверждения способны лишь дискредитировать идею историзма эпоса. Фактор свободного поэтического творчества должен быть учтен, но искусство исследователя заключается в извлечении исторической информации из-под покрова художественно-поэтической формы.
Следует согласиться с Л. И. Лавровым в том, что чем древнее фольклорное произведение, тем это сделать труднее. Но «археология фольклора» — отнюдь не безнадежное занятие; крупнейший немецкий фольклорист Андреас Хойслер образно писал о Сцилле и Харибде немецких ученых в изучении германских сказаний, где Сцилла — мифологическое истолкование, Харибда — историческая интерпретация. Это не значит, что германские героические сказания не черпали материала из истории — достоверные факты учат, что историческое истолкование не всегда является Харибдой[4]. А. Хойслер отмечает в своем труде ряд таких исторических фактов и имен.
Приведенная выше оценка устойчивости фольклорных традиций осетин Ж. Дюмезиля не единична и не исключительна: советский фольклорист М. М. Плисецкий наглядно показал высокую степень устойчивости фольклорных текстов в устной традиции на материале русских былин[5]. Считаем возможным в этом отношении присоединиться к выводам Ж. Дюмезиля и М. М. Плисецкого и, исходя из марксистского теоретического положения о том, что эпос порождается действительностью и отражает ее[5], видеть в материалах нартского эпоса художественно-поэтическое и специфическое по форме отражение нескольких исторических эпох, их особенностей и некоторых вполне реальных событий.
Вернемся к проблеме исторического в осетинском нартском эпосе. Здесь нет возможности рассматривать всю литературу вопроса, она достаточно подробно изложена в книге Ю. С. Гаглойти, и мы остановимся лишь на некоторых трудах.
Прежде всего, несколько слов о термине «нарты», что имеет прямое отношение к интересующему нас вопросу исторического содержания нартского эпоса. Совершенно очевидно, что название эпоса и самоназвание героев эпоса не может быть случайным и не мотивированным.
В современной науке существует два наиболее аргументированных объяснения термина «нарты». В. И. Абаев считает, что он происходит от монгольского «нара» — солнце, с добавлением осетинского показателя множественности «та», и интерпретирует его как «дети солнца»[5]. Слово нар (а), по В. И. Абаеву, «можно рассматривать как монголо-булгаро-аланскую изоглоссу»[5]. Согласно другой версии, термин «нарт», «нарты» имеет своей основой древнеиранское «нар» в значении «мужчина», «отважный воин», «герой-богатырь»[5]. В литературе этот термин известен со времен Геродота, упоминающего скифских «жрецов-энареев»[5] (иран. а-нар, анариа — «не мужчины», «не мужественные»)[5]. На этих позициях стоят В. Ф. Миллер, Ж. Дюмезиль[5]; как отмечает У. Б. Далгат, слово «нарт» повсюду на Кавказе употребляется в значении «герой»[8]. Нам его иранская этимология представляется более убедительной по двум причинам: 1) она полностью соответствует сюжетной и идейной направленности эпоса, воспевающего подвиги идеальных воинов и героев; 2) в доступных нам текстах осетинского нартского эпоса ни один из нартских героев не отнесен к «детям солнца»; к числу последних могут быть отнесены несколько женских персонажей (например, Хорческа и «дочь солнца» — жена Сослана), но они — фигуры второстепенные, и в таком случае трудно понять, почему эпос должен был получить свое название от них.
Выдвинув гипотезу о монгольском происхождении термина «нарт», В. И. Абаев высказал мысль о возможности монгольского происхождения нартских имен Хамыц и Батраз. Однако он тут же подчеркивал: «Анализ собственных имен сам по себе не может вести непосредственно к каким-либо далеко идущим выводам в отношении происхождения эпоса или хотя бы отдельных мотивов и сюжетов»[5].
В 1971 г. вышла в свет книга Т. А. Гуриева, посвященная проблеме генезиса осетинского нартского эпоса[60]. Наблюдения В. И. Абаева о монгольских элементах и влияниях в нартском эпосе для Т. А. Гуриева послужили отправной точкой целой концепции происхождения эпоса. Суть этой концепции сводится к признанию монгольского влияния в качестве одного из трех основных компонентов нартского эпоса, что доказывается не только монгольской этимологией термина «нарт», личными именами монгольского происхождения, но и структурной перестройкой (курсив наш.- В. К.) осетинского нартского эпоса под влиянием фольклора монголов. Пытаясь подвести под свои построения историческую основу, Т. А. Гуриев по сути дела постулирует давно развенчанную и отвергнутую советской наукой идею о культуртрегерской роли завоевателей монголов по отношению к покоренным ими народам, в том числе кавказским. Как справедливо писал В. И. Чичеров, «вместо действительной картины пожарищ городов и деревень, истребления величайших культурных ценностей, народной крови, которую монголы во время нашествия проливали, орошая ею захваченные земли, рисуется картина, в которой нашествие монголов в средневековье изображено нашествием носителей культуры, обогащающих покоряемые ими народы, вдохновляющих их к творчеству. Как можно утверждать подобные вещи — непонятно»[1]. Это действительно трудно понять. Ведь в книге Т. А. Гуриева речь идет не об отдельных монгольских элементах и заимствованиях, а об органическом воздействии монголов на нартский эпос осетин, повлекшем за собой глубокие структурные изменения эпоса. Увлекшись поисками монголизмов в нартском эпосе, Т. А. Гуриев едва коснулся того исторического фона, который должен был сопутствовать «мощному влиянию» монголов на культуру и фольклор осетин. Критикуя сторонников миграционизма в фольклористике, Б. Н. Путилов пишет: «В плане собственно методическом наиболее уязвимыми оказываются в миграционистских исследованиях способы обоснования фактов заимствования и доказательства путей и времени заимствования»[2]. Сказанное полностью относится к монографии Т. А. Гуриева. Прежде всего, возникает вопрос о времени, в пределах которого могло осуществляться активное воздействие монголов на осетин. Согласно самому Т. А. Гуриеву, с первой половины XIV в. «монгольское влияние в Алании уже должно было пойти ка убыль»[3]. Поскольку Алания монголами была завоевана к 1240 г.[4], время этого влияния не превышает столетия. Возможно ли столь глубокое, органическое воздействие одного эпоса на другой за столь незначительный промежуток времени? Каким образом монголам удалось менее чем за столетие привести к «структурным изменениям» эпос, сложившийся явно в домонгольскую эпоху? Это тем более трудно понять и объяснить, когда мы хорошо знаем о длительной и ожесточенной борьбе алан и других народов Северного Кавказа против завоевателей, продолжавшейся по крайней мере до 80-х годов XIII в.[5]
Т. А. Гуриев пытается объяснить этот феномен службой алано-асских воинских отрядов в Монголо-Китайской империи в конце XIII-XIV вв. «Эти аланы,- пишет автор,- и могли стать наиболее вероятными и первыми импортерами легенды (о монгольской красавице Алан-гоа.- В. К) в Аланию, хотя роль самих монголов в формировании мотивов осетинского эпоса непосредственно на Кавказе не может быть исключена»[6]. Но это объяснение неубедительно, ибо мы не знаем ни одного факта возвращения алан-асов из Китая на родину.
В построениях Т. А. Гуриева версия о заимствовании аланами упомянутой монгольской легенды об Алан-гоа занимает одно из центральных мест. Напомним, что согласно монгольской легенде Алан-гоа зачала от луча света, упавшего в ее юрту. Т. А. Гуриев этот сюжет сравнивает с сюжетом нартского эпоса о Дзерассе, также зачавшей от света, проникшего в ее склеп[6]. Рожденные таким чудесным образом мальчик (монг.) и девочка (осет.) становятся впоследствии родоначальниками прославленных богатырей монгольского и осетинского эпосов.
Приведенную легенду об Алан-гоа Т. А. Гуриев считает «одним из наиболее полных проявлений монгольского влияния в осетинском эпосе»[6].
Почему именно монгольского — остается неясным, ибо круг типологических и сюжетных параллелей можно легко расширить, минуя при этом монголов. Так, например, Г. Н. Потанин приводит карачаевское предание, записанное в начале XIX в.: константинопольский император отправил свою дочь Аллемели на остров в море со старухой-мамкой и 15 девушками, чтобы «сберечь честь своего имени». Аллемели вырастает в одиночестве, но в один прекрасный день луч солнца проник к ней в окно, после чего Аллемели зачала и родила сына солнца[69]. Еще один пример: английский путешественник Беллью приводит в своем дневнике рассказ из мусульманского сочинения «Тазкира Бахра-хан», написанного в XI в. и переведенного с персидского на турецкий язык. В нем излагается история царской дочери Аланоры Туркан, которой ночью явился архангел Гавриил и впустил ей в рот каплю света. Через несколько месяцев она родила сына[70].
Известно, что сюжеты о чудесном, небесном зачатии, социально связанные с генеалогиями господствующих слоев и призванные пропагандировать особое, «божественное» происхождение правящих династий, были широко распространены во времени и пространстве, и источник интересующего нас сюжета в осетинском нартском эпосе далеко не ясен. Для утверждения же монгольского приоритета в данном случае оснований нет, ибо приведенные выше параллели не менее доказательны. Они еще раз показывают, что «обычно не представляет большого труда найти параллель к данному мифу или данному мифологическому мотиву в мифологии другого народа»[1].
Концепции Т. А. Гуриева коснулся в своей последней монографии Б. Н. Путилов, обстоятельно разбирающий ошибки миграционистов. Отмечая «немало натяжек в интересной работе» Т. А. Гуриева, он считает, что «… параллели, приводимые автором в доказательство его концепции, в ряде случаев вызывают естественное сомнение. Отправляясь от схождений в именах персонажей монгольского и осетинского эпоса, Т. Гуриев ищет затем схождения на уровне сюжетики». Автор преувеличивает наличие «совпадающих мотивов и ситуаций в монгольской легенде о красавице Алан-гоа и в осетинском сказании о красавице Дзерассе. Те же параллели, которые можно считать реальными, в сюжетном плане отнюдь не уникальны: их можно назвать общефольклорными»[2], что мы и попытались показать выше.
Увлеченность Т. А. Гуриева поисками монголизмов и односторонний подход к анализу нартского эпоса затемнил для исследователя весьма важный аспект темы — тюркский фонд заимствований в нартском эпосе осетин. Известно, что монгольский и тюркские языки близки и, возможно, восходят к единому языку-основе[3]. Поэтому выделение именно монгольских (а не тюркских) элементов в лексике нартского эпоса требует специальной лингвистической аргументации, дабы тюркское не выдать за монгольское. В книге Т. А. Гуриева так получилось с анализом имени одного из нартов — Батраза. Вслед за В. И. Абаевым Т. А. Гуриев разлагает это имя на «Батыр» и «ас»- «богатырь асский» и далее пишет: «… имя Батраза может быть безупречно объяснено из монгольского языка, т. к. первая часть имени соответствует известному монгольскому слову баатар «богатырь», «герой», «витязь», а вторая часть ас вполне соответствует монгольскому ас-асут, как называли осетин-асов (алан) монголы в XIII-XIV вв.»[4].
При этом Т. А. Гуриев не обратил внимания на существенную оговорку В. И. Абаева, отметившего, что элемент «Батыр» представляет вариант общего тюрко-монгольского слова «богатырь»[5]. Действительно, термин-титул «багатур» вошел в обиход у тюрок не позднее VI в., а Кирсте, Бангом и Хеннингом была даже предложена его иранская этимология[6]. Во второй половине I тыс. н. э. интересующий нас титул широко распространился у тюркских племен, и в частности у болгарской знати IX-X вв.[7] Примерно тогда же он появляется у хазар[8]. Вскоре хазарская титулатура (багатар, керкундедж[9]) заимствуется правящей верхушкой Алании, видимо, подражавшей хазарскому двору и поддерживавшей с ним династические связи. В первой половине X в. титул «богатырь», «багатур» зафиксирован у алан Ибн-Русте в форме «багаир»[8], что подтверждается и грузинскими хрониками, на основании которых В. Б. Пфаф считал, что «татарский почетный титул Багатар» у осетинских князей появляется с VIII в. в результате смешения их с хазарами[1]. Наконец, мы встречаем титул «Бакатар» в тексте алано-осетинской Зеленчукской надписи X в., по поводу чего В. Ф. Миллер писал: «… тюркские слова, и в том числе имя Багатар, могли проникнуть в осетинский язык раньше покорения Северного Кавказа татарами в XIII веке. Слово бахатур существовало, по-видимому, у половцев»[2].
Как видим, факты со всей очевидностью свидетельствуют о немонгольском происхождении алано-осетинского титула и имени Батыр-ас. Они указывают на его тюркский (вероятно, болгарский или хазарский) характер. Монголы здесь ни при чем[3].
В противоположность Т. А. Гуриеву мы ставим вопрос не только о монгольских, но об общетюркских элементах и воздействиях на нартский эпос, исторически обусловленных весьма длительными и глубокими контактами предков осетин с тюркоязычными степными народами: болгарами, аварами, гуннами, хазарами, печенегами, половцами, обитавшими в Предкавказье на протяжении всей эпохи раннего средневековья. Без учета этих взаимодействий с древними тюрками многое в нартском эпосе и в истории осетин нам не понять.
Книга Т. А. Гуриева, представляющая открытый рецидив теории заимствования, на наш взгляд, является более чем спорной. Признавая наличие в нартском эпосе общетюркских и некоторых возможных монгольских элементов и заимствований, мы вместе с тем считаем его в основе своей самобытным творением осетинского народа и его этнических предков, развивавшимся в течение длительного времени на почве местной кавказской мифологии и в живом общении с соседними культурами и отразившим главным образом общественную жизнь и быт эпохи «военной демократии». Дальнейшее содержание нашей работы служит конкретным обоснованием этого тезиса.
Из других специальных исследований отметим монографию Р. С. Кабисова[4] (кстати, спорную в ряде исторических взглядов и утверждений автора) и серию интересных статей А. X. Бязрова, к сожалению, опубликованных в основном лишь в периодической печати на осетинском языке и в явно сокращенных вариантах. В небольших, но емких статьях А. X. Бязрова ставятся и отчасти решаются важные вопросы нартоведения, имеющие прямое отношение к истории и близко созвучные интересующей нас теме (например, о гуннах и агурах, аланах и хазарах, расчленение истории нартского эпоса на три периода: скифо-сарматский, алано-тюркский и горно-кавказский, о наследстве древних кобанцев в эпосе и т. д.)[5]. Этнограф Б. А. Калоев опубликовал статьи об амазонских мотивах осетинского нартского эпоса и об утраченных ныне, но зафиксированных в эпосе отдельных чертах народного быта, верованиях и обычаях, представляющих интерес для этнографической науки[6].
Наконец, о растущем интересе историков и археологов к нартскому эпосу как источнику исторической информации свидетельствуют статья Л. С. Клейна и ряд исследований Е. Е. Кузьминой и Д. С. Раевского. Л. С. Клейн пытается найти в нартском эпосе отзвуки скифских походов в Переднюю Азию в VII в. до н. э., однако аргументацию автора трудно признать убедительной[7]. Произвольной представляется попытка вывести имя нартского героя Батраза из имени скифского царя Партатуа, а отождествление упоминаемого в эпосе ущелья Царцу с Цуром Прокопия Кесарийского ошибочно, ибо у Прокопия речь идет не о Дарьяльском проходе через Кавказский хребет (как это кажется Л. С. Клейну), а о Дербентском; Цур идентичен Дербенту.
Более удачно использует материалы нартского эпоса и осетинской этнографии Е. Е. Кузьмина[8], находящая в осетинском материале пережиточно сохранившиеся параллели древнеиранской мифологии и обрядности (обычай посвящения коня покойному и т. д.). Тем самым вновь подчеркивается огромная ценность осетинского нартского эпоса и других жанров устного народного творчества, многих архаичных обрядов и обычаев осетин для исследователей древнеиранской проблемы в целом.
Как видим, интересующая нас проблема исторического содержания нартского эпоса давно привлекла внимание исследователей. Сложились различные научные концепции и оценки, относящиеся к этой проблеме. Рассматривая их, мы фиксируем движение научной мысли от нигилистического отрицания историко-познавательной ценности фольклора, через частокол ошибочных представлений, к признанию некоторых жанров фольклора полноправными, хотя своеобразными источниками исторической информации. Одним из первых в ряду этих жанров должен быть назван героический эпос.
Мы начали разговор с того, что именно глубокие знания о законах космоса лежали в основе всего жизненного уклада и миропонимания осетин. Священный порядок «æгъдау» с незапамятных времен диктовал этикет сдержанности во всём: человек постоянно должен был держать под контролем свои действия, эмоции, следить за осанкой, речью, поступками и даже мыслями; нельзя было объедаться, напиваться, вести себя развязно. Каждому члену общества определялось соответствующее место в иерархической ступени. Было уважение к старшему, младшему, женщине, гостю. В книге Даурбека Макеева «Основы вероисповедания осетин» говорится о том, что это было не случайно. Осетины, как и многие другие народы, знали о существовании во Вселенной трёх уровней сил, действующих на человека: высшая, божественная – уац ( Уастырджи, Уацилла), дау (дауджытæ) – материальные пристрастия, привязанности; уайу (уæйгуытæ) – низменные пристрастия. Чтобы быть под защитой высших сил и не подпасть под влияние низших – не стать жертвой низких страстей, эмоций, материальных привязанностей, — надо было, чтобы всегда
Дух руководил телом, а не тело — Духом. Пьянство, наркомания, злоба, ненависть зависть, прочие низменные чувства – все это, естественно, человек делает по наущению темных сил, а значит против воли Божьей – высшей, светлой энергии — к которой только и должен стремиться человек. Поэтому вернуть æгъдау, æфсарм в их первозданном виде – это путь к спасению нации. Пора проснуться, сбросить оковы атеизма, материализма, которые загнали нас в тупик и стали причиной морального растления, и духовного обнищания людей. Раньше пусть и не знания, но слепая вера в Бога заставляла держаться в рамках приличия, соблюдать Божьи заповеди, бояться, наконец, Божьей кары за совершение грехов. Сейчас же настало время, когда нам, для того, чтобы сохранить себя, как уникальный народ, а не раствориться в безликой толпе людей, стремящихся угнаться за последними достижениями современной цивилизации, и потерявшими при этом свою божью суть, (т.к. цивилизация вовсе не есть Культура!) нам необходимо вернуться в прошлое, в котором наши мудрые предки зашифровали для нас, своих потомков, великие законы Вселенной, — вооружиться ими и только так идти вперёд, в будущее.
К сожалению, священных писаний и письменных источников, свидетельствующих об этих знаниях, осетины не сохранили. Но истина, известная им о тайнах Мироздания была когда-то ими зашифрована в виде религиозных символов, обычаев, традиций, обрядов, а также в великом памятнике устного народного творчества осетин «Нартском эпосе». Удивительно, что через многие тысячелетия осетинский народ сумел пронести почти без изменений эти таинственные символы, заложенные в ритуалах поклонения высшим силам. Но, к сожалению, при этом им не удалось сохранить в веках их сакральный смысл. Хотя, возможно, именно это незнание и охраняло тайные знания от безрассудства толпы в разные периоды истории, до наступления суждённого времени, когда потомки должны были достичь определённого уровня сознания и духовного развития, чтобы суметь не только по достоинству оценить, но и попытаться расшифровать унаследованные от предков обычаи и традиции.
Поэтому, когда мы, сегодня говорим о том, что осетины обязаны сохранить свой язык, свою религию, свои обычаи (æгъдæуттæ) речь идёт не о об обычаях 18 -19 веков, которые сегодня многие с высоты 21 века стали воспринимать, как нечто давно отжившее. Мы говорим о знаниях, унаследованных осетинами от своих праотцев — древних Ариев, Нартов, которые наши ближайшие предки до прошлого века сумели сохранить, как великую книгу, которую берегли, как святыню, и не умея её прочитать сами — завещали нам в её первозданном виде. К огромному нашему сожалению, эта первозданность очень быстро, в течение последних 30 лет стала теряться. Поэтому так необходимо сегодня как можно скорее осознать суть этой величайшей, непростительной потери и опомниться, пока ещё не поздно, пока ещё живы хранители нашей великой святыни – æгъдауа, — наши старики, родившиеся в горах, заставшие там настоящую осетинскую жизнь, с соблюдением всех заповедей, традиций и ритуалов.
Анализ этих традиций и обычаев говорит о том, что в них нет ничего случайного. В каждом из них зашифрован определённый смысл. И не просто смысл, а великие космические законы. Самый главный символ, с которым осетины обращаются к Богу – это три пирога. По утверждению Людмилы Магкеевой, более 10 лет занимающеёся расшифровкой тайн осетинского языка, осетинских традиций с помощью эзотерических знаний,- три пирога на круглом осетинском фынге – это образ самого Всевышнего. (У Николая Рериха три круга в круге — символ вечности). Именно с тремя пирогами молились осетины с незапамятных времён (см. «Нартский эпос»). С тремя треугольными пирогами осетины молятся божествам, покровителям материального мира. Необходимыми атрибутами ритуала обращения к высшим силам являлись также специально сваренное пиво, голова, шея, три ребра и определённые части внутренних органов жертвенного животного. При этом каждый этап приготовления, как пирогов, так и жертвоприношения сопровождался чётким соблюдением строгих правил, нарушение которых не допускалось во избежание прерывания канала невидимой духовной связи молящихся с дзуарами – покровителями и Богом.
Наши предки умели достойно жить в ладу и гармонии с Мирозданием, населённым различными по направлению (т.е. Света и Тьмы) силами, а небожители не только в сказаниях и легендах, но и в реальной жизни испокон веков оказывали осетинам помощь, охраняя их в самые тяжёлые времена; и именно горы, в которых строились святилища (причём не по прихоти самих людей, а только «лишь если Бог то место Знаком освятил») неоднократно спасали нацию от коварных и бесчисленных врагов. Спасали, потому что народ, свято хранил древнюю божественную традицию и благодаря этому был чист в мыслях, словах и действиях, а тем самым — достоин покровительства Высших, Светлых сил. В миропонимании осетин всё было взаимосвязано: поклонение богам, обычная каждодневная жизнь, праздники, обряды, морально-этические, нравственные нормы. Вся их жизнь была основана на прочном и надёжном фундаменте вековых законов и традиций, называемых — ирон æгъдæуттæ. А они, как мы уже говорили, благодаря зашифрованным в них ведическим знаниям, требующим от человека определённого поведения, соблюдения нравственных, этических норм, сохранения строгих правил поклонения богам – вели человека по единственно верному пути: к эволюции духа. То есть, быть настоящим осетином – означало быть духовно развитой, благородной личностью.
Здесь уместно вспомнить эпизод из жизни осетинского генерала, участника Русско-Турецкой войны. Покорённый прекрасными манерами горца один из аристократов Петербурга спросил его: «Не скажете ли, в какой академии Вы учились?» На что находчивый генерал ответил: «Я закончил Куртатинскую Академию». Долго ещё, наверное, пытался его собеседник искать в зарубежных странах учебное заведение с таким названием… Для осетин же, живущих по настоящим осетинским законам, даже в самых, казалось бы, далёких от цивилизации горах, эти законы действительно были настоящей Академией, в лучшем понимании этого слова. Академией можно назвать и отдельно взятый — этикет настоящего(!) осетинского застолья.
Пусть там и не давались научные знания, зато на высоте были духовная, нравственная культура и народная мудрость. К тому же народ всегда был талантлив во всём. Попробуйте сегодня представить наше поколение загнанным в горы. Как бы мы смогли там выжить? А тогда они не просто жили, а жили достойно, как подобает сильным Духам. Они создавали великолепные образцы материальной культуры: посуду, утварь, одежду. Прекрасно было развито устное народное творчество: ведь пронести сквозь бесчисленные века, сохранить «Нартский Эпос», сказки, легенды, песни, танцы, музыку – это было под силу только великому народу.
Конечно, мы не призываем сегодня — вновь вернуться на тот уровень развития материальной культуры, при котором приходилось выживать в горах нашим предкам. Всё понятно: превосходство достижений современной цивилизации сегодня никто не станет оспаривать. Другое дело – тот всё более углубляющийся и расширяющийся в прямо пропорциональной зависимости — отрыв цивилизации от уровня культуры, который мы сегодня наблюдаем! В то время как они (цивилизация и культура) по космическим законам должны развиваться только в гармонии. А сегодня наш народ, всегда отличавшийся стремлением к знаниям, ко всему новому, будучи разносторонне одарённым и талантливым, — слишком преуспел в своём устремлении быть первыми. А так как сегодня, когда он живёт уже не уединённо, в горах, а в окружении разных народов, и быть первым по требованию современной цивилизации означает совершенно неприглядный и бесконечно далёкий от наших идеалов образец современных граждан планеты Земля (погрязших во всех пороках и грехах),- то желание не отставать ни в чём, привело наших сограждан к совершенно немыслимым и недопустимым для звания ИРОНа итогам.
К тому же, на священную землю устремились сотни сектантских групп, усиленно зазывающих, завлекающих к себе наших сограждан, нещадно зомбирующих и кодирующих их – тем самым навсегда отрывая осетин от своей родной культуры. И попавшие в их сети осетины, отвернувшиеся от религии предков, предпочтя великому наследию арийской доктрины, заключённой в осетинском æгъдауе, какие-то сомнительные заповеди, весьма далёкие от Истины, или в лучшем случае, — данные Богом, но другим народам, разве не являются они Изменниками?!
И если ты родился осетином
К священной Вере предков причащён,
К чему ей изменять?! Иль став раввином
Надеешься, что будешь ты спасён?
Как же не стонать нашей священной земле, как же не возмущаться нашей природе, как же не сердиться нашим божествам на нас, так непохожих уже на детей Огня – Нартов, которых они были призваны охранять! Многие восклицают: «Никто не молится больше осетин!» Да, мы не забыли, что нам завещано нашими предками молиться над тремя пирогами. Но при этом мы забыли самое главное! Как молиться и чем молиться! Прежде всего, НЕ водкой и аракой, а Пивом молились наши предки. Не пьяный, бездуховный, грешный народ собирался у святилищ, а светлые, чистые Дзуары Лæгтæ возносили молитвы. Не растрёпанные, полураздетые женщины стряпали пироги, а делали их благочестивые женщины, которые одевались во всё чистое, повязывали голову косынкой и с чистыми мыслями, с молитвами готовили ритуальную пищу.
Самое страшное сегодня – не осознать свои ошибки, не покаяться и не пытаться их исправить. Народ, которому было так много дано, который с незапамятных времён шёл по белу свету, распространяя свет божьих заповедей и законов, нёсший народам мира культуру (скифы, сарматы, аланы) сегодня, ходит по золоту своей высокой культуры, а собирает фантики чужой псевдо — культуры и чужого менталитета. Это самая настоящая трагедия, что мы допустили в нашей столице – Владикавказе – открыть заведения самого порочного и низкого уровня. До чего же докатилась нравственная сущность человека, носящего осетинскую фамилию, если он может позволить себе искать радости в мужском и женском стриптизе: если у него есть деньги, которые жалко дать неимущим, но легко проиграть в казино; если он на мир стал смотреть лишь через призму денег и власти, или вообще забыл, что такое Совесть?
Осетинская поговорка гласит: «Дуне сылгоймагæй сæфы». Сегодня она актуальна, как никогда. Выйдите на улицы города и посмотрите, как одеваются наши девушки, потомки царственных, величавых, гордых и неприступных горянок! Как же не понимают, что творят их матери, отпускающие их полуголыми в общество. Прежде всего, вина за уничтожение будущего нашей нации ложится именно на матерей и, конечно, отцов, чьи дочери, выходя с открытыми до лобка животами, с выставленными напоказ пупками и прочими частями тела лишают себя возможности иметь в дальнейшем здоровое, полноценное (прежде всего в духовном плане) потомство. Так как никогда высокий, чистый дух не придёт в лоно недостойной, грязной женщины, а, значит, не будут рождаться уæздан ирæттæ! К тому же ходить с открытой поясницей всю зиму, в нашем сыром климате! Неужели никто из старших не в состоянии объяснить молодым последствия и без того больного поколения? А ведь сегодняшние молодые девочки – это будущие матери! Что с ними будет?! Неужели это никого не волнует? Мы любим быть первыми, вот насмотрелись сериалов, начитались бульварной прессы, взрослым всё недосуг нам объяснить, что сегодня есть определённые силы Зла, ведущие человечество к гибели и, прежде всего, через целенаправленное растление народа, через навязывание низких, порочных страстей, лишение высоких идеалов.
Всё это делается для того, чтобы человек забыл о своей божественной сути, забыл о своём высоком предназначении (эволюции Духа) и жил лишь материальными пристрастиями, ничем не отличающими его от уровня жизни животного. А ведь наши мудрые предки, зная законы Космоса,- не случайно создали женский национальный костюм, скрывающим все чакры (энергетические каналы) женского тела. А в области пупка была не случайно (!) предусмотрена поясная пряжка, которую невеста, кстати, ещё и прикрывала руками, чтобы не допустить проникновения отрицательной энергии в свой центральный канал, через который в лоно женщины спускается дух её будущего ребёнка. Надо и сегодня вместо чтения пустых и заведомо растлевающих газет читать полезную литературу и искать пути к Истине, к осознанию смысла жизни, которым сегодня перестали учить и в школе.Что же касается наших предков, то они, хоть и не умели читать, но свято верили в свою идеологию, религию, в обычаи, которые помогали им быть высоконравственным, высококультурным и мудрым народом. Они, не умея расшифровать тайный смысл обычаев, бережно исполняли их, были им свято преданы, и тем самым сумели сохранить себя как удивительный народ.
Любопытно, что для поминок покупают мягкий стул, ибо он дороже и посвящение дорогой вещи более престижно, а вместо треногого «фынга», мне довелось видеть и журнальный столик. Все это свидетельствует о древности и культурно-исторической устойчивости в быту осетин столиков «фынг» и подводят к мысли о былых его ритуально-культовых функциях, рудименты которых сохранились вплоть до наших дней. В фольклоре, традиционном быту и даже сейчас, в конце XX столетия, понятие «фынг» в сознании осетин сопровождается почтительным отношением, граничащим со святостью. Чтобы не быть голословным, обратимся к сведениям осетинских бытописателей. Сто лет назад, учитель Савва Кокиев (Саукуй Кокити) в очерке «Записки о быте осетин» писал о немногочисленных предметах домашнего обихода следующее: «В числе орудий первое место занимает, по своему высокому религиозному значению, цепь (рæхыс). Она – основание всей домашней жизни, и оскорбление ее считается наравне с убийством.
… Тот не очаг, не дом, где нет цепи, которая постоянно висит над очагом и служит для приготовления пищи. Всякое прикосновение к ней домашних без надобности, даже невинных детей, считается величайшим святотатством. Жертвенное животное непременно перед закланием должно коснуться ее, чтобы быть приятным Богу. Следовательно, она – посредник между человеком и небом.
Отметив высокий семиотический статус цепи, далее он писал: «Второе место по своему значению в домашней утвари занимает фынг (столик). Акт еды у осетина считается чрезвычайно важным, торжественным, высоким; он не иначе к нему приступает как с своеобразною, продолжительною молитвою, где он, начиная от единого Бога, не забывает ни одного из его служителей – святых и дзуаров… В силу сказанного, конечно, в его глазах играет важную роль фынг, который его постоянно кормит: на нем ему подается пища. Это – небольшой, круглый точеный столик на трех ножках; он его чтит в высшей степени: при еде, безусловно, воспрещаются всякие непристойные разговоры и действия, оскорбления фынг’а хозяин никому не прощает; его именем проклинает, а также божится. Ничто остальное в домашнем обиходе осетина не имеет уже того таинственного, религиозного значения, как цепь и стол» [2].
До настоящего времени в разговорной речи осетин часто употребляются пословицы и поговорки, которые подтверждают сведения С. Кокиева о святости и ритуальной чистоте «фынга». Приведу несколько из них:
«Ирон фынг æгъдауæн у/Осетинский фынг предназначен для адата».
«Ирон фынг зонд амоны / Осетинский фынг учит уму-разуму».
«Фынджы бæркад бирæ у / Безмерно изобилие фынга».
«Алы фынг дæр йæ фарн йемæ хæссы, йе ‘гъдау ын æххæст хъæуы / Фарн каждого фынга неотделим от него, связанный с ним адат необходимо соблюдать».
«Фынджы фарн бирæ уæд, фынг бахатыр кæнæд / Пусть фарн фынга будет больше, да простит (мне) фынг».
«Табу фынджы фарнæн / Почтение фарну фынга».
Употребление перечисленных фразеологизмов связано с тем интересным фактом, что они сопровождают современные трапезы осетин – от повседневных до ритуально-престижных. Таким образом, традиционные стереотипы застольного этикета продолжают жить и в наши дни. Известный советский кавказовед Л. И. Лавров в 1974 г. побывал в г. Орджоникидзе на свадьбе и как этнограф был приятно удивлен сохранившейся обрядности. «Городские условия жизни наложили отпечаток на древний обычай. По-прежнему гостей было много, но площади не хватало. Поэтому для свадьбы были предоставлены все квартиры, расположенные на одной лестнице многоэтажного дома. Гостей разделили по рангам (преимущественно по возрасту и полу), каждому из которых была выделена квартира. Я попал в компанию стариков и почетных гостей. Мы угощались и слушали тосты, так и не увидев новобрачных. За столом строго соблюдался осетинский этикет. Сидели, как в Московской Руси, по правилам местничества, говорили только с разрешения тамады. Им был, конечно, самый старый. Пили осетинскую араку и ели преимущественно осетинские кушанья» [3].
Идеи и нормы, связанные с трапезой, практически не прекращали своего существования, хотя сам круглый столик на трех ножках вышел из активного употребления. В последние десятилетия он начал возрождаться, но уже как материальная оболочка, как знак определенного этапа истории культуры, как этнический и религиозный символ. Местная промышленность Северной Осетии даже освоила производство сувенирных столиков в натуральный размер с инкрустированным орнаментом или горным пейзажем на столешнице. В торговой сети они не задерживаются и быстро раскупаются. Это является показателем их былой значимости в системе культурных ценностей осетин и их далеких предков.
В этой связи обращает внимание устойчивая форма рассматриваемых «фынгов». Основная их масса имеет круглую форму столешницы и три растопыренные для большего упора ножки. Иногда, на традиционных образцах, особенно больших размеров, три ножки бывают соединены между собой Т-образной связной, точеной как и ножки. Симметрично расположенные ножки образуют условную проекцию равнобедренного треугольника. Иначе говоря, две геометрические фигуры: круг и вписанный в него треугольник находятся во взаимосвязи, создавая элемент стихийной геометризации. Обращая внимание читателя на этот факт, должен сказать, что этот принцип геометризации, соединявший реальное и мифологическое освоение пространства, был универсалией, характерной для многих народов мира с глубокой древности.
Числа и геометрические тела и фигуры, такие как сфера, круг, квадрат и другие никогда нe были достоянием одной лишь математики. В них выражалась мировая гармония и они имели определенные магические и нравственные значения. Видный советский историк, автор интереснейших работ по культуре средневековья А. Я. Гуревич отмечал даже существование своеобразной «сакральной математики». Числа воспринимались как мысли богов, поэтому их знание раскрывало для людей таинство самой вселенной.
Геометрические символы и числа в мифологическом мышлении создавали возможность стабильного и точного моделирования. С их помощью человек древности и средневековья отображал окружающий его мир. Естественные желания познать себя, свое место в мире реализовывались в каждой культурной традиции по-своему, однако основные тенденции этого процесса были едины. Мифологический образ модели мира предполагал разделение всего пространства на две противопоставляемые и взаимосвязанные части – освоенного и неосвоенного. Такое противопоставление стало основой для определения парных оппозиций, с помощью которых описывались мироздание, человек и сама возможность метаописаний. В качестве иллюстраций укажу ряд примеров: «верх//низ», «правое//левое», «мужское//женское, «небо//земля», «чистое//нечистое», «сакральное//обыденное», «гармония//хаос», «макрокосм //микрокосм» и др.
Семантика чисел подтверждает тот любопытный факт, что, собственно, счет или исчисление предметов начинается с ‘двух’ и более, тогда как ‘один’ предполагает не счет, а название предмета с помощью его специального обозначения. Число ‘три’ обычно квалифицируется как совершенное число. ‘Три’ – не только образ абсолютного совершенства, превосходства, но и основная константа мифопоэтического макрокосма и социальной организации. В отличие от динамической целостности, символизируемой числом ‘три’, число ‘четыре’ является образом статической целостности, идеально устойчивой структуры.
Специфические знаки числового кода, ориентированные на качественно-количественную оценку модели мира, были тесно связаны с геометрическим кодом. Более того, представляется, что символы двух систем находились в состоянии взаимозаменяемости. В этом отношении, можно сопоставлять число ’один’ не как первый элемент ряда в современном смысле слова, а в качестве целостности, единства с кругом. Вспомним, что круг был выражением идеи единства, бесконечности и законченности, высшего совершенства. Вероятно, в таком восприятии круга основная роль принадлежит циклическому восприятию времени в так называемом мифологическом сознании.
Мышление древних людей принципиально отличалось от современного и было конкретным, предметно-чувственным, охватывая мир в синхронной и диахронной целостности. И в этой связи в сознании средневекового человека образ мира выступал «земным кругом». «Круг земной под куполом неба – таков мир людей и богов языческой эпохи» [4]. Цикличность времени и «круглость» Земли современному человеку понять сложно, но для исследователя традиционных моделей культуры это необходимый уровень знания, своего рода рабочий инструментарий.
Категории мифологического восприятия служили адаптации и содействовали анти стрессовому состоянию человека древности и средневековья в окружающем его мире. В этой связи понятие круга отражает общую исходную схему, которая задает некий общий ритм и пространству, и времени, создает определенную защищенность и гарантированность, настраивает на ожидание того, что уже было, предотвращает ужас, неизменно связываемый человеком космологической эпохи с разомкнутостью, открытостью, особенно с линейностью в чистом виде.
Число ‘три’ непосредственно связано с треугольником. Во многих мифопоэтических системах регулярный треугольник символизирует семантическую нагрузку своего числа, а также плодоносящую силу земли, обеспеченность, физическое совершенство, троицу, три космические зоны. Треугольная форма, как и само числительное ‘три’ были очень популярны в традиционном быту, языке, фольклоре осетин и их предков. Число ‘четыре’ в геометрической символике определяется квадратом или вообще четырехугольником, образом идеально устойчивой структуры статической целостности, соединяющей в себе основные параметры гармонии.
Иными словами, за каждой конкретной числовой или геометрической символикой стоят конкретные факты, явления и образы, которые на уровне универсальных схем подчеркивают нерасторжимое единство, взаимосвязь разных сфер бытия. То есть сочетание символов геометрического кода дает нам более глубинное понимание тождества макрокосма и микрокосма. Поясню примером из традиционного быта. Соотнесенность стен жилища с четырьмя сторонами света не вызывает сомнения. Жилище у народов Северного Кавказа всегда бывало ориентировано фасадом на солнечную сторону. В ориентации жилища со сторонами света преследовались конкретные цели, а именно: включение в целую систему соответствий пространственно-временного, социального, религиозного, экономического, мифологического, космологического, хозяйственно-бытового характера. Аналогичные факты составляют и непременно круглая столешница треногого столика. Сочетание названных фигур образует область символических ассоциаций. Сочетания геометрических символов издревле трактуются как обязательные и истинные. В этом смысле перед нами возникают образы небесного и земного, духовного и материального. Треугольник в квадрате – это сочетание числа ‘три’ и ‘четыре’, составляющие человеческое число ‘семь’. Семерка выражает гармонию человеческого существа и гармонию отношения ко вселенной. Что касается другого сочетания, треугольника внутри круга, то перед нами предстает образ троичности в едином. Таким образом, мы имеем устойчивое сочетание сакральных чисел и соответствующих им геометрических фигур, прослеживаемых в конструкции «фынга» со времен глубокой архаики. Этот факт представляется показательным.
религиозный нартский эпос фольклорный
Сегодня, когда неудержимая сила генетической тяги всё больше привлекает осетин к святым местам, и народ вдохновенно устремляется к тому, что привязывает его к родному этносу,- необходимо, чтобы он при этом ощущал великое назначение исполняемых им ритуалов и осознавал божественный смысл этих обычаев, чтобы предотвратить нарушение их незыблемых законов. Потому что нам, осетинам, сегодня, как никогда, необходимо возвращение к своим корням для осознанного и священного исполнения заветов предков. Чтобы, пока не стало слишком (!) поздно, помочь себе возродиться, как потомкам некогда великого народа!
К сожалению, священных писаний и письменных источников, свидетельствующих об этих знаниях, осетины не сохранили. Но истина, известная им о тайнах Мироздания была когда-то ими зашифрована в виде религиозных символов, обычаев, традиций, обрядов, а также в великом памятнике устного народного творчества осетин «Нартском эпосе». Удивительно, что через многие тысячелетия осетинский народ сумел пронести почти без изменений эти таинственные символы, заложенные в ритуалах поклонения высшим силам. Но, к сожалению, при этом им не удалось сохранить в веках их сакральный смысл.
Список использованной литературы
1. Далгат У. Б. Героический эпос чеченцев и ингушей. М., 1972, с. 107,
2. Абаев В. И. О собственных именах нартовского эпоса.- Язык и мышление, V, 1935, с. 77.
3. Гуриев Т. А. К проблеме генезиса осетинского нартовского эпоса (о монгольских влияниях). Орджоникидзе, 1,971.
4. Чичеров В. И. Некоторые вопросы теории эпоса и современные исследования нартских сказаний осетин,- ИОЛЯ АН СССР, т. XI, вып. 5, 1952, с. 409.
5. Путилов Б. Н. Методология сравнительно-исторического изучения фольклора. Л., 1976, с. 94.
6. Лавров Л. И. Нашествие монголов на Северный Кавказ.- История СССР, 5, 1965, с. 99.
7. Карпин и План о. История монголов. М, 1957, с. 57, 64; Г и л ь о м де Рубрук. Путешествие в восточные страны. М., 1957, с. 111, 186.
8. Потанин Г. Н. Восточные мотивы в средневековом европейском эпосе. М, 1899, с. 26-27.
9. Белль ю. Кашмир и Кашгар. Дневник английского посольства в Кашгар в 1873-1874 гг. Спб., 1877, с. 248.
10. Абаев В. И. Нартовский эпос, с. 27.
11. Кляшторный С. Г. Древнетюркские рунические памятники. М., 1964, с. 113, прим. 174.
12. Moravcsik G. Byzantinoturcica, II. Berlin, 1958, s. 83.
13. Артамонов М. И. Указ. соч., с 241.
14. Минорский В. Ф. Указ. соч., с. 204, прим. 73, с. 221, прим. 23.
15. Кабисов Р. С. К вопросу о мировоззренческих мотивах в осетинском нартском эпосе. Цхинвали, 1972.
www.ronl.ru
«Счастливы должны быть осетины, измеряя славные корни свои…»Н. Рерих
В самом центре Кавказа, на стыке Европы и Азии лежит древняя осетинская земля. Богата и разнообразна ее природа: исполинские горные хребты, покрытые вечными снегами, стремительные реки, темные глубокие ущелья, светлые зеленые долины, ледники, спускающиеся прямо к заповедным лесам, альпийские луга с причудливыми узорами цветов, звенящие хрустальной чистотой пенистые водопады – все это создает удивительную по красоте картину.
Прекрасна природа Осетии, но не менее интересны и самобытны живущие на этой земле осетины – потомки легендарных алан.
«Давно уж русские поэты прославили Кавказ Они с любовью описали Наш милый край и нас…»
И. Тхоржевский
В 1829 году в Осетии побывал великий русский поэт А. С. Пушкин. «Мы достигли Владикавказа, прежнего Капкая, преддверия гор. Он окружен осетинскими аулами. Я посетил один из них…; женщины их прекрасны», – так писал поэт в «Путешествии в Арзрум».
Позже в «Евгении Онегине» – «энциклопедии русской жизни» – поэт восклицал:
«Так я, беспечен, воспевал И деву гор, мой идеал».
Декабрист Александр Беляев после сибирской каторги служил на Кавказе. Он автор «Воспоминаний декабриста о пережитом и перечувствованном». У переправы через Терек близ Моздока Беляев наблюдал, как осетины вылавливали в реке ветки, используемые в качестве топлива. Он писал: «Особенную ревность и живость тут высказывала одна осетинка лет 17. Это была одна из тех южных красавиц, перед которыми остановишься невольно, где бы ее не встретил. Осетинки вообще очень красивы, но эта перед ними была идеалом. Она была в своем национальном костюме довольно грубой материи, что показывало её бедное положение. Жилищем её была сакля на берегу Терека… Лицо её выражало восхищение, когда ей удавалось перехватить и положить возле себя какой-нибудь сучок. Как смоль черные волосы её, раскинувшиеся от её усиленных и в то же время самых грациозных движений, роскошными прядями падали по её плечам необыкновенной белизны. Она была высока, стройна и вообще прелестна».
Сотник Владикавказско-Осетинского полка А. В. Верещагин, родной брат знаменитого русского художника, принимавший участие в русско-турецкой войне 1877-1878 годов с восхищением писал: «Я побывал в осетинском дивизионе. Какой же видный народ осетины, молодец к молодцу, точно как на подбор. Весь дивизион состоял из охотников. Что мне в особенности бросилось в глаза у осетин, это их осанка и походка. Каждый осетин имел походку точно князь какой и выступал важно, степенно, с чувством собственного достоинства».
Максим Горький, неоднократно бывавший в Осетии, писал: «Я так горячо люблю эту прекрасную страну – олицетворение грандиозной красоты и силы, ее горы, окрыленные снегами, долины и ущелья, полные веселого шума быстрых, певучих рек и ее красивых, гордых детей».
Художники свое восхищение выразили в произведениях изобразительного искусства, на которых запечатлены осетины.
Осетинка, 1790. Раскрашенная гравюра. Местонахождение: Государственный исторический музей.
Потоцкий Ян (1761-1815)
Российский академик, граф из рода польских магнатов, автор знаменитого романа «Рукопись, найденная в Сарагосе», прекрасный рисовальщик. Ян Потоцкий на собственные средства совершил путешествие по Северному Кавказу в 1798 году. В ноябре около двух недель провел в Моздоке, делая записи и зарисовки о своем путешествии.
В 1829 году в Париже вышел его путевой дневник «Путешествие в Астраханские и Кавказские степи». В издание включены изобразительные материалы, которые в настоящее время хранятся в кабинете эстампов Национальной библиотеки Франции, и среди них знаменитый рисунок «Ингуш и осетин» – первое изображение осетина в национальном повседневном костюме: короткой черкеске без выреза на груди, борта которой стянуты тремя парами завязок (в отличие от праздничного костюма – с открытой грудью и газырями).
Потоцкий Я. Осетин, конец XVIII в. Рисунок. Местонахождение: Национальная библиотека Франции. Кабинет эстампов.
Беггров Карл Петрович (1799-1875)
Литограф, акварелист. Учился в Академии художеств у М. Воробьева. В 1818 году обратился к литографии – новой для России технике и зарекомендовал себя как незаурядный литограф. С 1825 года – литограф при Главном управлении путей сообщений. С 1832 года – академик Академии художеств.
Литографии были созданы под прямым воздействием Е. Корнеева, бывавшим на Кавказе, собраны в альбом «Народы, живущие между Каспийским и Черным морями» и изданы Обществом поощрения художников в 1822 году. Альбом находится в Музее книги Российской государственной библиотеки.
Беггров К. П. Осетинка. Начало XIX в. Рисунок. Местонахождение неизвестно.
Челищев Платон Иванович (1804-1859)
Потомок древнего рода, русский офицер, генерал-майор. В 1836 году был командирован на Кавказ. Через год вышел в отставку, путешествовал по Европе. С 1841 года – вновь служит на Кавказе в Грузинском гренадерском полку. Неоднократно гостил у коменданта Владикавказской крепости П. П. Нестерова, написал несколько его портретов, а также одним из первых запечатлел Владикавказ («Вид из окна моей квартиры. 1846 год, окт. 24»).
Стремлением «заглянуть в середку орлиного гнезда, подсмотреть птенцов его врасплох» объяснялось желание Челищева запечатлеть портреты горцев. Так был написан «Осетин в зале у главнокомандующего».
«Ставшие под русские знамена осетины сумели сохранить национальное своеобразие. Это сказывается прежде всего в одежде воина – ладно пригнанной черкеске, украшенной газырями, в характерном жесте руки, даже в мирной обстановке положенной на рукоятку кинжала с всегдашней готовностью обнажить клинок. В постановке фигуры — широко расставленных ногах, придающих ей устойчивость, – видна привычка к седлу; в низком наклоне головы и тяжелом взгляде из-под нависших бровей, в загнутых книзу усах, наконец, в наголо бритом черепе – сильный характер «сынов Кавказа», привыкших к «вольной, свободной жизни», – писала искусствовед А. В. Корнилова.
Рисунки Челищева собраны в альбоме – уникальном историко-бытовом документе эпохи, который хранится в Эрмитаже.
Челищев П. И. Осетин в зале у главнокомандующего, 1836. Акварель. Местонахождение: Государственный Эрмитаж
Гагарин Григорий Григорьевич (1810-1893)
Потомственный князь, сын российского дипломата и сам дипломат. Ученик Карла Брюллова. Вице-президент Академии художеств. Друг Пушкина и Лермонтова.
С мая 1840 по 1856 годы с некоторыми перерывами Гагарин жил и активно работал на Кавказе. Его труды собраны в альбомах «Живописный Кавказ» и «Костюмы Кавказа».
Гагариным оставлены прекрасные портреты горцев в их национальных костюмах, виды Военно-Грузинской дороги, акварели «Владикавказ».
Рисунок, ставший основой герба Владикавказа, выполнен рукой Гагарина. Проект чертил архитектор Самуил Уптон. По проектам Гагарина в кавказских городах построен ряд соборов в «византийском стиле», в т.ч. церковь Вознесения Господня (Алагирский собор) в Осетии.
Гагарин Г. Г. Благородный Хазбулат – осетин, 40-е годы XIX в. Рисунок. Местонахождение : Государственный Эрмитаж.
Гагарин Г. Г. Осетинский князь Казбек, 40-е годы XIX в. Рисунок. Местонахождение : Государственный Эрмитаж.
Горшельт Теодор (Федор Федорович) (1829-1871)
Знаменитый немецкий живописец и рисовальщик. Родился в Мюнхене, учился там же в Академии художеств, затем у известного баталиста А. Адана. Любил путешествовать, мечтал побывать на Кавказе. Пламенное желание увидеть Кавказ осуществилось в 1858 году, и средства на эту поездку ему дала продажа трех картин Вюртембергскому королю. Получив в Германии рекомендательные письма к главнокомандующему на Кавказе князю А. И. Барятинскому и Крузенштерну, служившему на Кавказе, художник отправился в путешествие. На Кавказе он не только рисовал, но наравне с солдатами принимал участие в сражениях. За храбрость удостоился высоких воинских наград – орденов Святого Станислава III степени с мечами, Святой Анны III с мечами и Крестом в честь победоносного завершения Кавказской войны.
За пять лет (с 1858 по 1863 годы) Горшельт превосходно узнал Кавказ, его удивительную природу, горцев, познал жизнь солдат. Свои впечатления описал в письмах и отобразил в рисунках, акварелях, картинах, которые затем были собраны в большой «Кавказский военный цикл». По широте и глубине воплощения этой темы никто из русских художников не может с ним сравниться. Кавказские альбомы были приобретены Александром II и переданы библиотеке Академии художеств.Горшельт был лично знаком с Императором и в 1862 году включен в свиту Императора Александра II во время его поездки по Кавказу.
По «высочайшему повелению» Горшельт был назначен академиком батальной живописи Академии художеств.
Горшельт Т. Аслан-Бек, казак конвоя наместника кавказского, 2-я пол. XIX в. Рисунок. Местонахождение неизвестно.
Самокиш Николай Семенович (1860-1944)
Выдающийся баталист, рисовальщик и аквафортист. Уроженец Черниговской губернии, детство провел в Луцке у своего дяди, учителя и библиотекаря, который и дал ему первоначальное образование. Благодаря старинным книгам из дядюшкиной библиотеки, богато иллюстрированным, изображающим военные баталии, воинов в шлемах, с саблями и щитами, которые он усердно копировал, проявилась любовь к рисованию.
Учился в Академии художеств у Б. Виллевальде и П. Чистякова. Был награжден серебряными и золотыми медалями. С 1885 по 1889 годы совершенствовался в Париже у Детайля.
Неоднократно бывал на Кавказе, числясь при войсках для написания батальных сцен, а также с целью сбора материалов для работ, изображающих пребывание Императора Александра III и его супруги на Кавказе. Состоял с художниками Ф. Рубо и М. Зичи членом комиссии по сооружению Тифлисского военного музея в 1888 году.
Художником подготовлены коронационные альбомы Императора Александра III и Императора Николая II; Великокняжеская, Царская, Императорская охота в России в 3–х томах и др.
Увлекаясь аквафортным графированием, Самокиш выпустил в свет более 30 листов, изображающих преимущественно бытовые сцены, в которых участвуют солдаты, крестьяне, лошади.
Слава, известность Самокиша не столько основана на батальных картинах масляными красками («Сражение при реке», «Защита Наурской станицы», «В горах Кавказа» и др.), сколько на эскизах, набросках, виньетках, черненных пером и изображающих с одинаковым мастерством как отдельные военные типы, охотничьи этюды, так и сцены из обычной жизни.
Самокиш – единственный русский художник, который в рисунках пером создал истинные шедевры, среди которых «Юный осетин».
Самокиш Н. С. Юный осетин, 2-я пол. XIX в. Рисунок. Местонахождение неизвестно.
Лансере Евгений Александрович (1848-1887)
Талантливый скульптор. Происходил из французской фамилии, поселившейся в России после Отечественной войны 1812 году. Родился в Моршанске, учился в Санкт-Петербургской гимназии и на юридическом факультете университета. В 1869 году получил степень кандидата.
Любительски занимался лепкой фигурок лошадей и людей. Две поездки в Париж дали ему возможность видеть образцовые произведения мелкой скульптуры в музеях и познакомиться с приемами отливки художественной бронзы.Тематику и сюжеты большинства произведений скульптору подсказывали его богатые впечатления от многочисленных поездок по России. В 1870 году он побывал на Кавказе. Стены мастерской Лансере были увешаны разнообразными предметами, привезенными из этих поездок: холодным и огнестрельным оружием, седлами, одеждами горцев и кочевников, предметами их быта.
«Все более силы и таланта проявил Лансере в передаче разнообразных сцен из жизни… черкесов, грузин, осетин… Их жизнь на воле, среди гор и степей, лесов и долин… Но какой это конь! – полный характера, понятливости, смысла, чувства, самостоятельности. Что значит жить на свободе, в поле и горах, среди табунов, пасущихся на воле!», – писал критик В. Стасов. Таковы работы Лансере «Табун кабардинских коней», «Джигитовка», «Осетин с убитой газелью» и др.
Лансере Е. А. Осетин с убитой газелью, 70-е г. XIX в. : статуэтка : бронза. – Местонахождение: Курская областная картинная галерея.
Ярошенко Николай Александрович (1846-1898)
Кадровый военный. Окончил Михайловскую артиллерийскую академию в Петербурге. В 1892 году вышел в отставку в чине генерал-майора и поселился в небольшой усадьбе в Кисловодске. Будучи военным по профессии, художником по призванию, он всю последующую жизнь посвятил живописи. Учился в Академии художеств.
Ярошенко трижды бывал в Осетии: в 1874 году, в 1886 – вместе с ученым Д. Менделеевым и его дочерью, которая оставила воспоминания об этой поездке; в 1888 – вместе с художниками Н. Н. Дубовским и Н. А. Касаткиным.
В альбоме 1874 года (Государственная Третьяковская галерея) хранятся карандашные наброски: «Аул Эльхот», «Владикавказ», «Дарьяльское ущелье» и др.
К 80-м годам XIX века относятся картины: «Казбек», «В горах Кавказа» (Полтавский художественный музей), «Терек ночью» (Дальневосточный художественный музей), «Терек» (Башкирский музей), «Кавказ» (Музей Республики Беларусь), «Военно-Грузинская дорога», «В Дарьяльском ущелье», «Дарьяльское ущелье» (этюд этой картины в частном собрании М. И. Ильиной, Москва) и др.
В доме Ярошенко гостили все знаменитости, приезжавшие на Кавказские Минеральные Воды. Ярошенко был дружен с семьёй священника Цаликова и Коста Хетагуровым. С Коста они гостили в аулах Урусбиевых и Крымшамхаловых. С известным карачаевским просветителем Исламом Крымшамхаловым вместе писали этюды, дискутировали, удили рыбу, ходили по горам.Полотно Ярошенко «Песни о былом» (Государственный Русский музей) искусствоведы относят к вершине его творчества: в полутемной сакле у очага собрались горцы Северного Кавказа в национальных костюмах послушать сказителя из Осетии, который поет о нартах, о героических подвигах предков, о былой славе края.
В 1962 году в Кисловодске открыт мемориальный музей Ярошенко. В конце 90-х годов XX века кисловодский художник Александр Елдышев сделал копию картины «Песни о былом» специально для музея-усадьбы художника Ярошенко в Кисловодске.
Ярошенко Н. А. Песни о былом, 1894. Холст, масло. – 106х133,5. Местонахождение : Государственный Русский музей.
Верещагин Василий Васильевич (1842-1904)
Известный русский художник. Учился в Академии художеств. Трижды побывал на Кавказе – в 1863, 1865, 1897 годах. В поездках вел походный альбом зарисовок. Выполнил ряд картин, этюдов, отражающих людей, природу, архитектурные памятники Кавказа – «Осетин Измаил», «Армянин из Моздока», «Джигитовка», «Остатки замка царицы Тамары в ущелье Дарьяла», «Гора Казбек» (Государственный Русский музей) и др. Автор трех литературных очерков, содержащих интересную географо-этнографическую информацию о Кавказе.
Верещагин участвовал в военных действиях 1877-1878 годов на Балканах, лично наблюдал добровольцев из «осетинского дивизиона». На картинах Верещагина «Перед атакой. Под Плевной. 1881». (Государственная Третьяковская галерея) и «Шипка – Шейново (Скобелев под Шипкой).1883-1888» (Государственный Русский музей) рядом с генералом Скобелевым изображен его ординарец С. Хоранов, которого называли «летучий сотник». «Хоранов, как буря, носился с приказами генерала по линии войск, не зная устали, совершенно не опасаясь ружейного и пушечного огня», – вспоминал один из участников той войны. С. Хоранов за боевые заслуги получил звание есаула, был награжден высокими боевыми орденами Святой Анны, Святого Станислава и Святого Владимира с мечами и бантом.
Верещагин был знаком с Коста Левановичем Хетагуровым, осетинским поэтом и художником, со времен учебы в Академии художеств. Они неоднократно встречались и позднее. Подтверждают это воспоминания известного русского журналиста М. Ф. Дороновича, работавшего в газетах «Казбек», «Терек», который, в свою очередь, познакомился с Хетагуровым в доме пятигорского врача Иодкевича. В 1904 году М. Доронович виделся в Порт-Артуре с В. Верещагиным и записал в своем дневнике: «В 1904 году посчастливилось мне в Порт-Артуре встретиться с художником В. В. Верещагиным, высоко ценившим Хетагурова. Верещагин очень лестно отзывался о нем, как об одаренном человеке. Мне же, помню, Коста Леванович с большим огорчением жаловался, что подаренный ему Верещагиным ящик с красками у него украли».
Верещагин В. В. Осетин Измаил, 1863. Рисунок. Местонахождение неизвестно.
Горцы Северного Кавказа, конец XIX в. Хромолитография. Местонахождение неизвестно.
Источник
Номера карт в Сбербанке:6761 9600 0163 6006 21 (Осетия)4276 3801 8085 4023 (Москва)*для переводов из других регионов подходят обе карты
zilaxar.com
Реферат на тему:
Коста Хетагуров. Автопортрет
Коста́ (Константи́н) Лева́нович Хетагу́ров (осет. Хетæгкаты Леуаны фырт Къоста; 1859—1906) — основоположник осетинской литературы, поэт, просветитель, скульптор, художник. Осетинское имя поэта — Коста́ — в русских источниках обыкновенно не склоняется.
Традиционно Коста Хетагуров считается основоположником литературного осетинского языка. В 1899 году он выпустил поэтический сборник «Осетинская лира» (осет. «Ирон фæндыр»), в котором, среди прочего, были впервые опубликованы стихи для детей на осетинском языке. Строго говоря, первенство в издании крупного поэтического произведения на осетинском языке принадлежит Александру Кубалову («Афхардты Хасана», 1897 год), однако вклад Хетагурова в осетинскую литературу, его влияние на её дальнейшее развитие несоизмеримо больше.
К. Л. Хетагуров много писал и на русском языке, сотрудничал во многих газетах Северного Кавказа. Его перу принадлежит этнографический очерк по истории осетин «О́соба» (1894).
Коста Хетагуров родился 15 октября 1859 года в горном ауле Нар в семье прапорщика русской армии Левана Елизбаровича Хетагурова. Мать Коста, Мария Гавриловна Губаева, умерла вскоре после его рождения, поручив его воспитание родственнице Чендзе Хетагуровой (урождённая Плиева). Леван Хетагуров женился второй раз, когда Коста было около пяти лет. Его женой была дочь местного священника Сохиева. Позже Коста говорил о ней: «О Хъызмыда (имя его мачехи) нечего и говорить. Она меня … не любила. В раннем детстве я убегал от неё к разным родственникам».
Хетагуров учился сперва в нарской школе, затем, переехав во Владикавказ, стал учиться в прогимназии. В 1870 году Леван Хетагуров во главе безземельных осетин Нарского ущелья переселился в Кубанскую область. Он основал там село Георгиевско-Осетинское (ныне Коста-Хетагурово). Соскучившись по отцу, Коста бросил учёбу и сбежал к нему из Владикавказа. Отец с трудом устроил его в Каланджинское начальное станичное училище.
С 1871 по 1881 год Хетагуров учился в Ставропольской губернской гимназии. От этого времени сохранились лишь два его стихотворения на осетинском языке («Муж и жена» и «Новый год») и стихотворение «Вере» на русском языке.
В 1881 году, в августе, Хетагуров был принят в Петербургскую академию художеств. В 1883 году лишён стипендии и этим почти всех средств к существованию. Вскоре он перестал посещать Академию, а в 1885 году поехал обратно в Осетию. По 1891 год жил во Владикавказе, где была написана значительная часть его стихотворений на осетинском языке. С 1888 года печатает свои стихи в ставропольской газете «Северный Кавказ».
В июне 1891 года за свои вольнолюбивые стихи был выслан за пределы Осетии. Через два года переехал в Ставрополь. В 1895 году в издании газеты «Северный Кавказ» вышел сборник сочинений Хетагурова, написанных на русском языке.
Вскоре Коста заболевает туберкулёзом и переносит две операции. Несмотря на это, он продолжает писать стихи. 29 мая 1899 года прибыл на место ссылки в Херсон. В это время себя очень плохо чувствует. Херсон Коста не понравился: здесь душно, пыльно. Он писал, что на улицах не встретишь интеллигентных людей, а только купцов и торговок.
Коста просит перевести его в Одессу, но туда его отпустить побоялись, разрешили переехать в Очаков. Здесь он снял комнату в доме рыбака Осипа Данилова. Хетагурову очень понравились гостеприимные хозяева, но особенно его покорило море, «которое всей своей ширью расстилалось перед самыми окнами хаты».
Хетагурова очень тронула красота этих мест, и он очень сожалел, что не имел при себе красок. Здесь, в Очакове, в 1899 году Коста узнает что во Владикавказе был издан сборник его осетинских стихов — «Осетинская лира». Но царские чиновники и их осетинские прислужники ненавидели Коста. Многие его стихи были изменены царской цензурой, некоторые же не вошли в книгу вообще ввиду своего революционного содержания. Закончился срок морских купаний, выхлопотанный у властей 5 августа 1899 год и Хетагуров вернулся в Херсон.
В декабре 1899 года Коста получил телеграмму об отмене ссылки, но смог выехать оттуда лишь в марте 1900 года. Сперва поселившись в Пятигорске, затем он переехал в Ставрополь, чтобы возобновить работу в газете «Северный Кавказ».
В 1901 году Хетагуров тяжело заболел. Болезнь помешала ему закончить поэмы «Плачущая скала» и «Хетаг». Осенью этого же года поэт переезжает во Владикавказ, где болезнь окончательно приковала его к постели.
Меньше всего Коста думал о себе. Только в конце жизни он начал строить дом, но не достроил, собрался завести семью — и тоже не успел. Он умер 1 апреля 1906 года, измученный преследованиями и тяжелой болезнью, в селе Георгиевско-Осетинском Кубанской области. По настоянию народа Осетии прах великого земляка был впоследствии перевезен во Владикавказ.
Коста Хетагуров, Перевал Зикара, Северо-Осетинский республиканский художественный музей
Пьеса «Поздний рассвет» была написана в то время, когда он учился в Петербургской Академии Художеств. По словам Сослана Габараева эта пьеса, как и пьеса «Чердак», написанная в то же время, «по своей художественной форме несовершенна», так как эти пьесы были первым опытом Коста.
Главный герой, молодой художник Борис — революционно настроенный юноша, решивший посвятить свою жизнь освобождению народа. Ради достижения этой цели он отвергает любящую его девушку Ольгу. На её вопрос, что он хочет делать, Борис отвечает: «Я хочу служить народу». Он хочет покинуть Петербург навсегда и трудиться на благо народа, что он и считает высшим своим долгом. Ольга старается отговорить его от этих намерений, говоря что «его долг служить общему благу тем, в чём его призвание — высокое свободное искусство», являющееся «лучшим проповедником свободы» и «высоких идей». А его мечты она называет «бредом безумных мечтаний».
Борис всё же уезжает из Петербурга с другом Клавдием, они «уходят в народ».
В этом стихотворении из сборника «Осетинская лира» Коста описывает один вечер из жизни многодетной горянки-вдовы из его родного села Нар. Женщина возится с костром, а вокруг неё — пятеро её детей, босых, голодных. Мать утешает их тем, что скоро будут готовы бобы, и каждый получит вдоволь. Измученные дети засыпают. Мать плачет, зная, что все они погибнут. Потрясает конец стихотворения:
Детям говорила: «Вот бобы вскипят!» А сама варила Камни для ребят.Это стихотворение, пожалуй, выразительней всех его произведений показывает нищету и обездоленность народа.
Памятник на могиле возле осетинской церкви, Владикавказ
Я счастия не знал,Но я готов свободу,Которой я привык,Как счастьем дорожитьОтдать за шаг один,Который бы народуЯ мог когда-нибудьК свободе проложить.
Памятная доска на фасаде дома № 17 по Набережной реки Мойки
Марка СССР, 1960 год
Марка СССР, 1989 год
Марка Абхазии, 1996 год
wreferat.baza-referat.ru
