Безусловно, большинство взрослых людей, понимают, что означает слово «война», здесь нет необходимости что-либо объяснять. Однако совсем недавно на слуху появился новый синтезированный термин «гибридная война», предикат (определитель) которого значительно переосмысливает привычное понятие войны. Концепция целостности данного понятия является предметом для размышления военных деятелей, политологов, аналитиков.
Давайте разберем, что такое гибридная война, как появилось данное словосочетание, какой смысл и содержание заложены в него и в чем его актуальность. Используем при этом здравый смысл, мировой опыт и размышления уважаемых деятелей российской науки.
Как известно военная стратегия включает следующие виды войн: малые войны, обычные войны, региональные войны. Но все данные разновидности относятся к явлениям, когда вооруженные силы одной стороны противостоят вооруженным силам второй стороны.
В таких войнах используются биологические, ядерные, химические и разные, не являющиеся традиционными типы оружия, но, как правило, в классических военных столкновениях используется стандартное оружие или, как называют его на Западе, «летальное вооружение», которое в первую очередь предназначено для гибели солдат и истребления военных сил страны.
Существует также термин «симметричная война», явление, означающее войну вооруженных сил, ведущих агрессивную политику с различными потенциальными противниками, которые впоследствии становятся реальными. Наглядный пример – афганская война, которую вел Советский Союз, и афганская война, до сих пор происходящая в стране.
Можно прийти к выводу, рассматривая понятие гибридная война, что это разновидность войны, объединяющей обширный диапазон воздействий, производимый противником с применением как военных, так и иррегулярных формирований, в которых также принимают участие гражданские компоненты. В трудах военных экспертов попадается близкий к данному термин «война управляемого хаоса».
Широкое распространение сегодня также получает термин «гибридные угрозы», определяющий угрозы, исходящие от противника, способного в одно и то же время применять традиционные и нетрадиционные инструменты в целях, необходимых для достижения.
Традиционное понимание, что такое классическая война, сформировано в нашем гражданском сознании воспитанием и образованием, всегда имевшим патриотическую и историческую направленность. Мы представляем войну, как процесс противоборства двух сторон, находящихся по разные стороны фронта. Враг вторгается на нашу землю, мы отвоевываем ее назад и продолжаем жить дальше.
Однако в настоящее время появляются и реализуются новые виды войны как вооруженного противостояния стран. Что означает гибридная война? Это противостояние, возникше как следствие технологического развития, технического роста уровня оборонительных инструментов, наступательных вооружений, иными словами, технологий противоборства.
При этом значительно изменяются сами цели для поражения. Ими выступают уже не лишение жизни солдат и разрушение материальных объектов. Здесь важнейшими целями является воздействие на массовое сознание общества, экспертные суждения лиц, ответственных за принятие важных государственных решений, включая конгрессменов, министров, депутатов, президентов, когда происходит внушение им определенных теорий, привитие ценностных позиций, которые мотивируют совершать определенные действия. Такое противоборство тоже является государственным.
Что значит гибридная война? Это значит, что также возникает вооруженное противостояние, просто в качестве оружия, помимо традиционного, выступают еще и специальные технологии, информационные, технические и глобальные сетевые устройства.
Мы знаем, что слово «гибрид» означает некоторый вновь произведенный продукт, возникающий, как итог скрещивания разных видов данного продукта. Таким образом, гибридная война может не иметь очевидные черты вооруженного конфликта, но все же представляет собой не что иное, как войну.
Изначально термин «гибридная форма», «гибрид» использовались по отношению к политическим организациям. То есть имелось в виду, что организации, не относятся к числу политических, отвечают при этом за осуществление именно политических функций.
К примеру, в литературе встречается ссылка на организованные группы болельщиков футбольного клуба «Милан», основанного Берлускони. С одной стороны они представляли собой всего лишь интересы болельщиков «Милана», с другой – активно поддерживали политическую деятельность Берлускони, являлись мощной силой для решения его политических задач.
Отметим, что и в СССР был подобный формат организации, образовавшейся во времена перестройки, представляющий себя в начале своей деятельности, как оппозиционное экологическое движение. На первый взгляд оно было направлено на поддержание и защиту окружающей среды, но со временем проявило свою политическую подоплеку, направленную на дестабилизацию общественной обстановки в стране.
Сложно определить, когда произошла первая гибридная война, и вообще, существовал ли подобный факт ранее в истории. Ясно одно, что определенному кругу лиц выгодно применение данной формулировки в современной жизни.
Распространение и учащенное использование понятия «гибридная война» весьма закономерное явление. Важно заметить, что первоначально, когда данный термин только начинал входить в оборот, он абсолютно не применялся относительно России, и его содержание представлялось совершенно другим. Тогда, применяя это понятие, подразумевали, что оно означает соединение классической войны с элементами терроризма, партизанской и кибервойн, то есть совершенно различных компонентов. В частности, ссылались на деятельность «Хэзболлы», осуществляемой в ходе Ливанской войны и прочих региональных конфликтов. Она не участвовала активно в войне, но использовала повстанцев, партизан и так далее.
Если заглянуть в далекое прошлое, то можно обнаружить много исторических примеров, которые описывают подобные явления, к примеру, так называемая «скифская война». Поэтому не стоит относить явление гибридной войны к категории принципиально новых по своему характеру и течению. Однако нынешняя его интерпретация значительно отличается от ранее существовавшей.
Новое понимание вопроса, что такое гибридная война, было рождено заинтересованными лицами в отношении России в связи с событиями 2014 года, произошедшими на Украине. В прессе появилось несколько статей о том, что Россия проводит гибридные войны во всем мире. Обращаясь к информации, опубликованной агентством «Russia Today», можно обнаружить, что наша страна якобы представляется обществу глобальным агрессором, использующим средства пропаганды, киберприемы и многое другое, становясь угрозой планетарного масштаба для сохранения миропорядка. Таким вот «волшебным» образом все военные события, происходящие в мире, можно подписать под гибридные войны России, что сделает ее удобной и оправданной мишенью для всех недоброжелателей.
Итак, рассмотрим систему взглядов относительно гибридных войн за рубежом. Не секрет, что имеются официальные инструкции, содержащие описание стратегии и действий военного командования в ситуациях, подобных гибридной войне. К примеру, «белая книга» командиров спецопераций сухопутных войск Соединенных Штатов Америки, находящаяся в свободном доступе для пользователей «глобальной сети», под названием «Противодействие нетрадиционной войне». Она содержит отдельную концепцию с символическим названием «Победить в сложном мире».
В ней в таком ракурсе рассматривается гибридная война, что это война, в которой реальные военные шаги подразумевают в первую очередь неявные, тайные, однако типичные военные действия, в процессе осуществления которых враждебная сторона нападает на регулярную армию и (или) на государственные структуры противника. Атака происходит за счет сепаратистов и местных мятежников, которые поддерживаются финансами и оружием из-за рубежа и определенными внутренними структурами: организованной преступностью, псевдорелигиозными и националистическими организациями, олигархами.
В этих же документах Америки и НАТО содержится указание, что основополагающую роль для успешного противостояния в ходе гибридных войн играют вооруженные силы дружественных стран, которые на средних и заключительных этапах ведения подобных войн следует объединять под эгидой США наряду с объединением их разведок и правительств. Все это должно происходить в рамках «всеобъемлющей межправительственной, межведомственной и международной стратегии».
Изучая военные доктрины США, можно сделать вывод, что при возникновении гибридных войн к конфликту двух стран подключаются одновременно еще и другие государства. Их действия состоят «в оказании всестороннего содействия повстанцам при вербовке сторонников, их тыловой и оперативной поддержке, подготовке, оказании воздействия на социальную сферу и экономику, координацию дипломатических действий и проведение некоторых силовых операций». Нетрудно заметить, что все эти события, без какого-либо исключения, происходят сегодня на Украине под нескрываемым руководством США. При этом принято делать ссылку, что это гибридная война Путина против суверенитета Украины.
Таким образом, можно сделать вывод, что Запад прекрасно знает схему разжигания гибридных войн, да и сам этот термин пришел к нам именно оттуда. Первые пробы проводились в Сирии, в Ираке и на Украине. Теперь политические утверждения Запада приписывают России гибридную войну с Украиной. Они приводят массу собственных объективных доводов, которые подходят под их определение того, что такое гибридная война. Заметим, что подобное поведение Америка уже демонстрировала миру 30 лет назад, когда в Афганистане находился контингент Советского Союза. Более мягкая и промежуточная форма гибридных войн – это уже хорошо известные миру, так называемые «цветные» революции.
Из всего вышесказанного можно понять, что возникновение словосочетания «гибридная война» имеет достаточную предысторию, заключающуюся в совершенствовании способов и разновидностей противоборства государств. Это понятие отражает имеющиеся в наличии реалии применения инструментов борьбы и последних достижений в сфере соперничества стран.
Чтобы ясно понять, что такое гибридная война, дадим этому термину следующее определение. Это вид военного противоборства отдельных государств, которое вовлекает в вооруженный конфликт, кроме или вместо регулярной армии, спецмиссии и спецслужбы, партизанские и наемные силы, террористические атаки, протестные массовые беспорядки. При этом основной целью чаще всего является не оккупация и присвоение территории, а перемена политического режима или устоев государственной политики в стране, подвергаемой атаке.
Смысл заключительной части определения в том, что традиционные цели войны, такие как захват материальных ценностей, природных ресурсов, территорий, казны, золота и так далее, не канули в лету. Просто агрессивная захватническая вооруженная борьба приобрела другие очертания, и ее цели достигаются теперь иначе. Тактика гибридной войны приводит к тому, чтобы довести политический режим атакуемого государства до состояния десуверенизированного, марионеточного, легкоуправляемого агрессивно напавшей страной, и тогда все решения будут приниматься в ее пользу.
Все мы знаем, как происходила холодная война между СССР и США с его союзниками. И все мы должны понимать, хоть об этом и редко говорится вслух, что в этой войне имеется победитель и побежденный. Наша страна, как это ни печально, оказалась как раз побежденной стороной. СССР расчленен, Россия перекачивает различные виды ресурсов за границу, так называемым странам-победителям. Коэффициент потребительства этих стран или, если быть точными, глобальных стран-паразитов, значительно больше единицы. Такие государства вносят минимальный вклад в мировой баланс, почти ничего не производя, и гораздо больше благ и ресурсов потребляя.
Нетрудно заметить, что положение России в мировом балансе оставляет желать лучшего. Коэффициент потребительства в нашем государстве намного меньше единицы. Иными словами, мы в разы больше продукции производим и отдаем в пользу мирового сообщества, чем потребляем в самой России.
В холодной войне также прослеживается некая концепция гибридной войны. Ее итог продемонстрировал, что ведение «горячей» войны вовсе не обязательно для достижения целей, которые, к примеру, ставил еще Адольф Гитлер. Ему так и не удалось добиться своего, в отличие от Запада. Таким образом, определенно существует явное сходство классической войны, холодной войны и гибридной войны. Общая цель всех этих межгосударственных конфликтов – завладеть благами страны-противника, победить его и сделать управляемым.
В настоящее время происходит все то, что происходило многие годы российской истории. Если перефразировать русского классика Аксакова И. С., то можно сказать, что, если поднимается вопрос о властолюбии и желании России начать войну, то нужно понимать: какая-то из западных или западно-европейских стран готовится бессовестно захватить чью-либо чужую землю.
Сегодня очевидно, что термин «гибридная война» используется против нашей страны. Очевидно также, что данный термин был введен в употребление и окружен всеобщим вниманием для того, чтобы выставить Россию, как агрессора, разжигающего войну. Однако под прикрытием всего этого «политического тумана» происходят совершенно аналогичные действия со стороны западных стран. Может показаться, что ни американцы, ни англичане не участвуют в войне, но на территории Украины неустанно присутствуют военные инструкторы, различные «частные» армии и т.п. Они как бы не воюют, однако в войне принимают непосредственное участие.
На фоне нынешних событий становится актуальным говорить, что западными государствами запланирована и входит в свою начальную стадию гибридная война против России. Происходит всестороннее давление на наше государство, неявное вовлечение в международный конфликт, агрессивное целенаправленное воздействие на экономическое и социальное равновесие.
Достаточно легко понять, какими способами готовится гибридная война НАТО против России. Вникнув в суть данного термина, мы можем наблюдать подготовительные работы повсеместно. Проводятся тренинги, апробации, копятся ресурсы, внутри нашей страны выращиваются соответствующие инфраструктуры.
Подводя итог, можно сделать вывод, что гибридная война является современной эволюционировавшей формой войны. Перечень новейших форм войны, надиктованных Западом, можно также дополнить кибервойной, сетевой, информационной, когнитивной войной, войной на 1-ой фазе в Ираке, дистантной войной, развернувшейся в Югославии.
Но вот что удивительно и поразительно. Если мы прочитаем совершенно свежие государственные документы, разработанные и принятые уже в 2014 году нашим правительством, то ни в «Стратегии национальной безопасности РФ», ни в «Военной доктрине РФ», ни в «Концепции внешней политики РФ» мы не найдем ни одного употребления или расшифровки понятий всех этих войн, в том числе гибридной. Что здесь можно сказать? Остается только подтвердить свои соображения об истоках подобных терминов и целях их использования.
Конечно, гибридная война с недавних пор стала реальностью, четко и уверенно обозначившей свои контуры, мощь влияния и эффективность которой, значительно превышают те же характеристики войны в традиционном понимании. Начальник Генштаба Вооруженных сил РФ генерал армии Герасимов, говоря о гибридной войне, считает ее превосходящей любые военные средства, используемые в процессе реальных военных действий. Поэтому приоритетным направлением в деле укрепления гражданской сознательности является понимание методов и способов ее ведения. Сегодня каждый из нас должен встать на защиту собственного будущего, делать все возможное для сохранения нашей страны, как целостного, суверенного государства, правильно расценивать и спокойно реагировать на все провокации, идущие с Запада.
Важно объективно воспринимать сложившуюся ситуацию, рассматривать любое социальное и экономическое явление в первую очередь с позиции гражданина России, которому небезразлична судьба его великой Родины.
fb.ru
Гибридная война- это не новый, но актуальный вид войны, которая ведётся не только и не столько пушками и танками, сколько силами политической пропаганды, террора, дезинформации и экономического давления на противника. Гибридная война включает также подрывную деятельность спецслужб на территории противника и различные техники искажения информации. Само слово «гибридный» означает в данном контексте использование сразу нескольких рычагов давления на противника, среди которых боевые действия составляют хотя и важную, но всего лишь часть.
Пример гибридной войны — продолжающаяся агрессия России против Украины. Официально Россия эту войну как бы не ведёт, однако финансы, оружие и даже кадры в этой войне используются российские. Российское телевидение использует милитаристскую пропаганду для прикрытия или оправдания агрессии, а военная техника и форма солдат маскируются под силы «ополченцев Донбасса», которые на самом деле являются регулярными частями российской армии с вкраплениями местного населения.
Исследование характера будущих войн - коренной вопрос военной науки, ибо только на основе правильной оценки облика вооруженной борьбы будущего можно научно обоснованно определить, какие оборонные задачи предстоит решать российскому государству, какие для этого нужны Вооруженные Силы.
Характер угроз и войн XXI века во многом зависит от того, какими будут мир, расстановка сил на международной арене, место и роль России в новой системе геополитических координат. Рассмотрим фундаментальные обстоятельства, определяющие эти факторы.
Во-первых, это глобализация всех международных политических, социально-экономических, научных, культурных, технологических и информационных процессов. Они таят в себе большой потенциал: как позитивный, так и негативный. Изолироваться или оставаться в стороне от них невозможно. Это то же самое, как если бы кто-то попытался сойти с земного шара... Единственно реальный для России путь - интегрироваться в эти общемировые процессы, стремясь при этом извлечь для себя все полезное и по возможности нейтрализовать отрицательные проявления глобализации.
Во-вторых, военно-политическая обстановка будет определяться стремлением США и ведущих западных стран к доминированию в мире и одновременно объективно действующей тенденцией к многостороннему управлению международными процессами. Такие тенденции не всех устраивают. Многие ведущие государства, и прежде всего Китай, Индия и отчасти стиснутая в рамках НАТО Европа, вряд ли полностью примирятся с монопольным положением одной сверхдержавы, которая уже сейчас начинает злоупотреблять подобным статусом. Делая основную ставку на силовые действия, США под видом борьбы с терроризмом реализуют узкокорыстные национальные интересы, мало считаясь с интересами других стран.
Особенно опасными представляются теория «ограниченного суверенитета» и бесцеремонное силовое вторжение на территории других «неугодных» государств. Тем самым нам как бы дают понять: при определенных условиях такая участь может постигнуть и Россию.
Как реально будут развиваться события в мире - во многом зависит от позиции и политики России. В первую очередь от того, как сложатся ее отношения с США и Китаем. Сегодня много говорят и пишут о неизбежном столкновении этих двух сверхдержав. Но на деле в последнее время не только руководство Китая, но и китайское общество делает все более решительный поворот в сторону сотрудничества с Западом. Главная цель и сокровенная мечта китайского народа, который веками подвергался унижениям и притеснениям со стороны колонизаторов, - создание мощного современного модернизированного государства. А для этого нужны новые технологии, которые можно получить в основном на Западе.
В-третьих, источники противоречий между государствами и народами, конфликтов и войн пока остаются прежними - территориальные претензии, борьба за сырье, межэтнические, социально-политические антагонизмы. Но главными в этом списке в XXI веке будут конкуренция и борьба за энергетические ресурсы. И прежде всего - за нефть, запасы которой при современном уровне потребления все более сокращаются. Именно поэтому США стремятся взять под свой контроль все важнейшие нефтеносные районы мира.
studfiles.net
Релиз с мероприятия по гибридным войнам
«Гибридные войны как феномен 21 века»
Выступающие:
Вступительное слово декана ФСП А.Б. Шатилова
Выступление Соловьева А.В.
Гибридная война – термин, который появился не так давно, в 2012-2013 гг. 21 века. «Родители» этого термина - А.Ф. Расмуссен и Филипп Бридлав. Встает вопрос для чего же нужен этот термин? Существует множество других терминов касаемо войн. Тут важно отметить, что эти термины не могут отразить всю сущность феномена т.н. «гибридных» войн. Гибридная война касается не просто военных столкновений, а столкновений военно-политических, с явной идеологической сущностью.
Классификация войн и их сущность можно проследить в работе Макиавелли «Государь».
*превентивная война – важная составная часть гибридной войны.
Гибридная война - это война с усиленной пропагандой и дезинформацией.
«Гибрид» - понятие сложное, полисемическое, которое имеет множество толкований, оттенков. Ряд экспертов, прежде всего западных считают, что именно РФ активно использует феномен «гибридной войны».
С. Глазьев, академик РАН, сказал, что «американцы ведут против нас гибридную войну».
Вступительное слово Печенкина Н. с приветствие участников круглого стола
Выступление Ястремского А.М. «Политика и некие реалии»
Генсек НАТО Й. Столтенберг заявил, что в ответ на агрессию России на Украине усилит свое присутствие у границ….
Всем известно, что военная безопасность зависит от мощи гос-ва, где, конечно, ключевым фактором является экономика. Экономика РФ находиться не в самом лучшем положении…. На данный момент нам необходимо сконцентрироваться на том, что надо как-то улучшить ситуацию с нашей экономикой, технической отсталостью….
Борьба за захват ресурсов и передел денежных потоков, с применением военной силы. И тут конечно лучшее из лучших по китайской мудрости «Победить противника, не сражаясь…»
Огромную роль должны сыграть в сложившейся ситуации инновации. Инновационность в последнее время играют важную роль в боеготовности и т.д. США по боевой способности превосходят армии всего мира.
В РФ только 4.5 % предприятий осуществляют инновационную политику, разработки. В Германии под 80 %.
Без инновационной составляющей, ее должного развития, не возможно достичь планов Президента к 2025 году России войти в 5 мировых держав.
Внедрение новых инновационных технологий должно идти не только в промышленность, но и в ВПК. Меняется мировая ситуация, и соответственно меняется стратегия, тактика войны. В 2010 году в США было создано отделение по кибернетическому командованию войсками.
Не стоит забывать, что на качество ведения войны влияет человеческий фактор, которому мы на сегодняшний день уделяем не так много внимания.
Выступление А.В. Бреги «Гибридные войны: новая реальность или акцентуация существующего опыта войны».
Хотелось бы обратить внимание на следующее: Что есть гибридная война?
Война – есть достижение политических целей насильственными способами. В последнее время акценты смещаются в сторону нелетальных войн.
Классификация войн: традиционные, мягкие («нетрадиционные»), смешанные.
Лингвистическая новация «гибридная война» - это в большей степени идеологический конструкт. Возьмем нашу военную доктрину: война- это применение прямых и неассиметричных действий….
Так что этот термин больше не для насущных действий, а для идеологического продвижения.
Гибридная война активно использовалась в Чеченскую компанию. Здесь Россия обогнала всех.
Выступление Расторгуева С.В. «Гибридная война на постсоветском пространстве - возможности и угрозы для РФ»
В основном понятие гибридная война используется в отношении России.
Что Расторгуев С.В. вкладывает в понятие: «это прежде всего межгосударственная война, это наличие большой информационной составляющей, (политологический момент) это хрупкие неустойчивые пространства.
Что она дает нам?
- Это способ приводить нужные нам силы в тех или иных странах;
- Это как способ начать войну с КНР и другими;
- Это российский ответ на цветные революции;
- Это мобилизация с помощью СМИ населения. Плюс мы еще ищем идеологию, это может быть «русский мир» и гибридные войны как инструмент реализации. Это выход сил «пассионариев».
Выступление Курочко М.М. «Многомерность человека и общества как основа гибридных войн»
В современных условиях, война превращается в своего рода «лего», когда выбираются конкретные «детали» - методы ведения войны. Цель гибридных войн – не государства, а ТНК.
Выступление В.В. Кафтана «Постмодернитские основания репрезентации современной войны»
«Концепт» множественности истины
Человек с точки зрения постмодерна вторичен, мы то, что мы говорим. Важно не исследование политических процессов, а то что говорят.
Эпистема войны: бессмертный полк – крупный неискусственный дискурс!
Концепт постмодерна – антигуманизм.
Концепт «Смерть автора»
Бинарный способ описания мира
Образ врага
Бинарное перекодирование массового сознания (фильм «Адмирал»)
«Бриколлаж»
Постмодернистская ирония
Деконструкция; автора термина Деррида Жак
Деконструкция героизма
Таким образом, важно понимать, что война – это война прежде всего идей!!!!
Д. Каптарь «Февраль 1917 года как оранжевая революция»
Выступление Я.А. Пляйса
Революция – это очень сложное явление, о котором нельзя сказать однозначно.
Войны были всегда. Скрытые, открытые и т.д. Почему сегодня войны изменяются и каковы их особенности?
Кибер-войны, информационные – очень значимы сегодня. Сочетание внешних и внутренних факторов – средство в политике, достижения геополитических целей крупных держав. Война – это полигон для армии и новых техник ее ведения. Войны будут изменяться всегда. Нужно противостоять таким войнам, опережать ситуацию.
Выступление Матвеева О.В. «Гибридная война в стратегии «управляемого хаоса»»
Все время человечество воюет. Опыт уже накопился. Теория войны определяет войну - как войну смыслов. А ее задача – захват будущего. Информационная война появилась закономерно как новый тип войны. Гибридная война – тип информационной.
Гибридные войны формируют новые стратегии. Ее принцип: можно все что разрешено.
Война нового варварства.
В результате гибридной войны, войны начинаются в головах людей, а далее начинаются хаос и беспорядок.
Управляемый хаос – это информационная составляющая войны.
Несколько определений ГВ.
Гибридная война – лучшее определение современной войны, которое включает в себя партизанство, мятеж, терроризм.
Уроки: разрыв между накопленной военной практикой и современным положением очевиден.
Не вызывает сомнений, что наши геополитические противники хотят у нас майдана. Неоходимо развивать гражданское общество и готовить элиту.
Попов: роль СМИ в милитаризации общественного сознания на Украине.
Ложь, повторенная многократно, становится правдой.
Все украинские СМИ – собственность олигархов. Их главная идея – формирование образа врага в лице России.
Эта пропаганда носит системный характер и является одним из элементов позиции Запада по отношению к России.
Гибридная война способна творить невероятное.
Просеков С.А. «Мягкая сита во внешней политике Китая»
С помощью мягкой силы Китай продвигает свои интересы.
Выступление Карабут С.Э., П2-2.
ifreestore.net
К чему приводит изменение баланса военных и невоенных видов борьбы на современном этапе
Американские танкисты осваивают Прибалтику. Фото Reuters
В военной науке и практике все чаще отмечают проявление тенденции перехода современной войны к стратегиям непрямых асимметричных действий, основанных на комбинации военных усилий с политическими, экономическими и информационными методами воздействия на противника для решения задач, которые прежде решались преимущественно военными методами.
Тенденция с особой силой проявила многомерный характер современной войны, обусловливающий ее воздействие на все сферы общественной жизни государства: административно-политическую, социально-экономическую и культурно-мировоззренческую.
ВОЙНА НА ПОЛЕ БОЯ – ДЕЛО НЕУДАЧНИКОВ
В условиях глобализации и информационно-технологической революции арсенал оружия физического поражения противника дополняется технологиями его символического уничтожения, направленными на духовные, ценностно-мотивационные сферы деятельности людей. Для понимания и осмысления войны главенствующую роль приобретает фактор, обусловливающий вторичность задач оккупации территории противника и захвата ресурсов в противовес задачам установления стратегического, всеохватывающего контроля над сознанием населения страны-мишени и получения полной власти над будущим завоеванного государства. Феномен этот не новый.
На зарождение подобной тенденции указывал в 1830 году Карл фон Клаузевиц: «Мы наталкиваемся еще на одно своеобразное средство: воздействие на вероятность успеха, не сокрушая вооруженных сил противника. Это – предприятия, непосредственно предназначенные для оказания давления на политические отношения... Этот путь к намеченной нами цели по сравнению с сокрушением вооруженных сил может оказаться гораздо более кратким... При известных условиях, кроме уничтожения сил врага, имеются и иные пути достижения поставленной цели, и... эти пути не содержат в себе внутреннего противоречия, не являются абсурдом и даже не составляют ошибки».
Задолго до Клаузевица в китайских исторических и военных трактатах постулировалось, что воевать на поле боя – дело неудачников в политике и стратегии, а сугубо милитаристское целеполагание, связанное с обретением территориального контроля, рассматривается как обуза, выкачивающая ресурсы и ограничивающая свободу действий.
В начале ХХ века Андрей Евгеньевич Снесарев отмечал, что «война пошла вглубь» и все больше ведется «не только мечом».
Таким образом, в течение длительного исторического промежутка времени происходит переосмысление оккупации как социокультурной реконструкции, и результатом этого становится уклонение от физического овладения территорией, прямого боевого столкновения.
На состоявшейся в марте с.г. конференции Академии военных наук говорилось об изменении соотношения вкладов военных и невоенных видов борьбы в общий политический результат войны. По данным российского Генштаба, сегодня такое соотношение составляет 1:4 в пользу невоенных видов борьбы.
Однако основное содержание современной войны сегодня и в обозримой перспективе останется прежним и во многом будет определяться наличием вооруженной борьбы. Сохранение вооруженной борьбы как фактора, оказывающего решающее влияние на ход и исход современных конфликтов, является целеполагающим при решении актуальных вопросов обеспечения обороны страны. Фактор вооруженной борьбы имеет основополагающую ведущую роль при выработке стратегии национальной безопасности и других документов, определяющих работу военного управления и действий войск в различных условиях.
ОПРЕДЕЛЯТЬ БУДУЩЕЕ ВРАГА
Информационная война представляет собой мощное средство непрямого невоенного воздействия на политику отдельных государств и на международную обстановку в целом. Усиливается противоборство в глобальном информационном пространстве, обусловленное стремлением США и НАТО использовать информационные и коммуникационные технологии для достижения целей мирового господства.
С этой целью во все возрастающих масштабах используются технологии манипулирования общественным сознанием как населения собственных стран, так и стран-мишеней с привлечением всего диапазона средств фальсификации истории и искажения фактов.
Ожесточенная борьба в информационно-коммуникационной сфере ведется в русле глобальной тенденции, отражающей переход современных конфликтов от классической линейной парадигмы к нелинейной войне нового типа – войне цивилизаций, то есть войне смыслов их (цивилизаций) существования. По утверждению некоторых политологов, победитель в войне смыслов не выигрывает пространство или право распоряжаться ресурсами побежденного государства, а завоевывает себе право определять его будущее.
С такой логикой можно согласиться лишь отчасти. Ресурсы были и остаются главной целью войны, а будущее покоренного народа мало волнует агрессора. Народ завоеванного государства предстоит раздробить, ослабить и низвести до положения раба – исполнителя воли победителей. Значительную часть этих задач предполагается выполнить руками представителей самого народа, для установления контроля над которым и разработаны соответствующие информационные технологии.
Именно поэтому уникальными инструментами для ведения войны цивилизаций являются гибридная война и цветная революция, которые отличаются от других конфликтов тем, что наряду с дозированным применением военной силы и различных форм экономического подавления противника (в гибридной войне) в конфликтах обоих типов широко используются возможности современных информационных технологий.
 |
| Войны прошлого с кровопролитными баталиями сегодня уже не актуальны. Луи Лежен. Бородинское сражение. 1822. Лувр |
Сочетание традиционных и гибридных методов является определяющим фактором для войны в целом. Если применение гибридных методов в конфликтах нового вида позволяет достигать поставленной цели без открытого военно-силового вмешательства (например, в цветной революции), то традиционные конфликты в обязательном порядке включают гибридные технологии.
Важнейшей особенностью гибридной войны (одновременно и скрытой стратегической угрозой) является ее способность при определенных обстоятельствах выступить катализатором крупномасштабного конфликта, вплоть до глобального.
Появление феномена гибридной войны, который заявил о себе как важная составляющая военных стратегий в конце 90-х – начале 2000-х годов, придает новое качество современным многомерным конфликтам. Свойство многомерности предопределяет трансформацию количественных изменений в качественные по мере развития стратегий, сил и средств современных конфликтов. Это свойство связано с новыми измерениями гибридной войны, главными из которых являются:
– всеобъемлющий характер конфликта, который ведется с использованием военных и невоенных форм воздействия с упором на идеологические средства и современные модели «управляемого хаоса».
– война построена на стратегии измора, что придает конфликту затяжной перманентный характер;
– к гибридной войне неприменимы нормы международного права, определяющие понятие «агрессия», в такой войне не существет понятий «фронт» и «тыл»;
– новое измерение войны обладает по отношению к предшествующим статусом и энергией отрицания и формирует качественную основу трансформации конфликта, обусловливает переход от линейной к нелинейной парадигме войны.
Цветная революция также представляет собой новый феномен в спектре современных конфликтов, для которого характерно целеустремленное массированное использование информационных технологий с целью формирования манипулируемой толпы и последующих таранных ударов по власти. Информационные системы и технологии воздействия на противника в обоих видах конфликтов в начале XXI века вышли на новый количественный и качественный уровень, что придает информационному оружию недоступный ранее пространственный масштаб, особую остроту и угрожающую актуальность. Результатом применения информационных технологий является радикальная трансформация всех сфер общественной жизни, в том числе и военной сферы за счет появления новых форм воздействия на противника.
ГЕНЕЗИС ГИБРИДНОЙ ВОЙНЫ
Большинство зарубежных аналитиков пытаются представить гибридную войну как стратегию действий России на Украине и в Прибалтике. При этом замалчивается факт ведения гибридной войны коллективным Западом против России в течение столетий и вплоть до сегодняшнего дня.
Политолог Игорь Панарин, например, называет несколько этапов такой войны: начало гибридным операциям Запада против России положил секретный антироссийский договор между Францией, Австрией и Великобританией (1815) и создание специальных структур русского масонства в целях организации государственного переворота в России. Такая попытка была предпринята декабристами в 1825 году, однако решительные действия императора Николая I помешали реализации планов мировой закулисы. Затем последовал февральский государственный переворот 1917 года как успешная операция гибридной войны против России, осуществленная силами западного масонства и британской разведкой МИ-6. Третьим этапом стали события 1991 года.
Как представляется, истоки стратегии гибридной войны коллективного Запада против России следует отнести к более отдаленному периоду истории нашего государства – Смутному времени с 1598 по 1613 год, когда внутрироссийские неурядицы послужили спусковым крючком для гибридной агрессии внешних сил в лице Польши и Швеции при поддержке Ватикана, который перешел к реализации плана создания польско-литовско-шведской сверхдержавы для сокрушения России и покорения Востока папскому престолу.
Внутренними детерминантами Смутного времени послужили пресечение династии Рюриковичей, борьба между боярами и царской властью, тяжелое экономическое положение государства, глубокий социальный разлад в стране, а также последствия опричнины, подорвавшей уважение к власти и закону.
Однако способность оказывать сокрушающее воздействие на противника гибридные технологии приобрели относительно недавно, в конце XX – начале XXI века, когда стратегия гибридной войны превратилась в своеобразный интегратор военных и невоенных форм, средств, методов и технологий, используемых в современных многомерных конфликтах.
Именно поэтому наши западные геополитические противники активно используют технологии информационного противостояния как ключевого направления гибридной войны против нашей страны для создания атмосферы хаоса и неопределенности, своеобразного зомбирования национальной элиты и народа в целом для подчинения его воле агрессора.
Немалые усилия тратятся на формирование облика России как автора стратегии гибридной войны и инициатора ее использования против «мирных демократических государств».
При этом замалчивается, что именно на Западе была разработана концептуальная модель гибридной войны, которая уже сегодня фактически внедрена в военную доктрину США и их союзников по НАТО и используется на практике, в первую очередь против России и в других местах, где это необходимо. С целью прикрытия своих действий создатели стратегии гибридной войны пытаются возложить на Россию ответственность за «гибридизацию конфликтов» как средство реализации «коварных замыслов Москвы», направленных на создание препятствий для выработки НАТО решения о задействовании против агрессора пункта V своего устава о коллективной защите. Одновременно «пробрасывается» идея, что в условиях нарастания гибридных угроз и повышения неопределенности НАТО должно улучшить способность быстрого реагирования за счет наращивания сил и средств в угрожаемых районах.
Нельзя признать обоснованными и попытки приписать России сомнительную честь авторства гибридных войн. Ведь само понятие «гибридные угрозы» использовалось в трех последних четырехлетних американских обзорах по обороне, вышедших в 2006, 2010 и 2014 годах.
В документах говорится о гибридных противниках и гибридных вооруженных силах, которые следует создать для противостояния существующим и перспективным вызовам, рискам, опасностям и угрозам.
Стратегия национальной обороны США выделяет четыре разновидности существующих и вновь возникающих вызовов, представляющих собой значительную опасность.
Это традиционные, нетрадиционные, катастрофические и разрушительные вызовы.
Традиционные вызовы представляют собой угрозы от государств, обладающих военным потенциалом, силами и средствами для военного противостояния в традиционных (классических) военных конфликтах. Нетрадиционные вызовы исходят от тех, кто использует нетрадиционные (необычные) методы противодействия традиционным преимуществам более сильных соперников.
Катастрофические вызовы включают приобретение, хранение и применение оружия массового уничтожения или методов, применение которых дает эффект, сопоставимый с применением ОМУ.
И наконец, разрушительные вызовы могут исходить от противников, которые разрабатывают и используют прорывные технологии, чтобы свести на нет текущие преимущества США в ключевых областях деятельности.
Ответом США на разнообразные гибридные вызовы и угрозы современности является совершенствование возможностей ВС успешно проводить операции широкого спектра. При этом термин «гибридность» относится прежде всего к боевой обстановке и условиям, к стратегии и тактике противника и, наконец, к типу сил, которые США и их союзники должны создавать и поддерживать.
Таким образом, Вашингтон в течение долгого времени использует гибридные технологии не только для противодействия угрозам национальной безопасности, но и в наступательных, агрессивных целях. Одновременно американцы побуждают своих союзников к разработке и применению стратегий гибридной войны под предлогом, что их страны сами являются объектами гибридных атак со стороны России.
ГИБРИДНЫЕ СТРАШИЛКИ ЗАПАДА
Большинство зарубежных аналитиков придают термину «гибридная война» гипертрофированный идеологический характер и пытаются представить гибридную войну как современную стратегию действий России на Украине и в Прибалтике. Этой цели, в частности, подчинен доклад, подготовленный в начале 2017 года американской исследовательской корпорацией RAND «Гибридная война в странах Балтии. Опасности и потенциальные ответы». В документе нагнетаются страхи вокруг угрозы мифической агрессии со стороны РФ, которая объявляется вполне вероятной.
Однако критически настроенные к подобным информационным вбросам военные в Латвии и Эстонии считают гибридную войну не столь существенной угрозой по сравнению с перспективой массированного нападения с использованием обычных вооруженных сил. Саму концепцию гибридной войны, которой пытаются запугать западные инструкторы, военные называют довольно расплывчатой, беспомощной и содержащей мало нового. Сомнению подвергается понятие «гибридные угрозы» и адекватность способов противодействия им со стороны союзников по НАТО. Считается, что альянс пока не смог создать жизнеспособную интегральную стратегию борьбы с этим видом угроз, которая должна сочетаться с усилиями по предотвращению нападения с использованием обычных сил.
В целом исследователи корпорации RAND полагают, что наиболее существенная угроза странам Балтии со стороны России исходит от обычных вооруженных сил, а не от способности вести нетрадиционную войну или прибегать к политическим переворотам.
Вместе с тем в числе реальных гибридных угроз со стороны России странам Балтии называются несколько сценариев: ненасильственного переворота, скрытых насильственных действий, к которым страны Балтии обладают достаточным иммунитетом, а также сценарий обычной войны в сочетании с политическими подрывными акциями. Подчеркивается, что опасность третьего сценария связана с недостаточностью военных возможностей НАТО в регионе, которые следует наращивать в интересах обычного сдерживания.
На фоне жонглирования виртуальными сценариями представляется справедливым высказанное автором документа вполне здравое опасение, что конфликт может быть развязан в результате ошибочных оценок. Вероятен и непреднамеренный конфликт в результате инцидента, как это было, например, в случае с российским бомбардировщиком в ноябре 2015 года. Наращивание военных приготовлений альянса, полеты боевых самолетов НАТО вдоль границ с Россией создают вполне реальную почву для подобных опасений.
Кроме того, считается, что Россия может быть втянута в войну из-за действий пророссийских групп на территории стран Балтии, которые не контролируются российской стороной. Стремление не допустить поражения этих сил может привести к эскалации военных действий вплоть до обычного широкомасштабного конфликта или ядерной войны.
Цель подобных исследований коррелирована с общей стратегией информационной войны Запада против России и достаточно очевидна: оправдание наращивания военного присутствия НАТО в странах Восточной Европы, развертывание элементов американской стратегической ПРО, проведение военных учений по провокационным сценариям. Одновременно этот документ является еще одной попыткой запугать нейтральные Швецию и Финляндию и подтолкнуть их к вступлению в военно-политический блок.
«АРХАИЧНЫЙ» АЛЬЯНС В УСЛОВИЯХ ГИБРИДИЗАЦИИ КОНФЛИКТОВ
Для сторонников усиления НАТО мощным побудительным мотивом для нагнетания антироссийских настроений и усиления военных приготовлений является скептическое отношение новой американской администрации к «архаичному» альянсу как таковому. Очевидно, что антироссийская истерия не всегда и не во всем срабатывает и, более того, иногда вызывает завуалированное отторжение со стороны Вашингтона.
Однако следует с большой осторожностью относиться к якобы антинатовской риторике администрации США. Альянс был и останется важным инструментом обеспечения глобальных устремлений своего заокеанского лидера. Все упреки в архаичности и несоответствии альянса требованиям современности рассчитаны на то, чтобы как следует встряхнуть союзников и заставить их платить.
Более того, американцы намерены создавать некие аналоги НАТО на Ближнем Востоке и в Юго-Восточной Азии. Уже сегодня приведены в действие опробованные против России в Европе механизмы оказания давления на ключевые страны в этих регионах, прежде всего на Иран и Китай. Способы давления стандартные: политические демарши, санкции, демонстрации силы, развертывание дополнительных подразделений сухопутных войск, ВВС и ВМС. В Южной Корее размещены пусковые установки ПРО THAAD, угрожающие ядерным силам России, Китая и Северной Кореи. Давление на Иран рассчитано на формирование постоянного очага напряженности вокруг страны с целью остановить продвижение Шелкового пути Китая, создать трудности в реализации Москвой и Тегераном договоренностей по Сирии.
Упрек в архаичности в известной мере можно отнести к неготовности альянса при нынешней конфигурации его сил активно подключиться к борьбе с международным терроризмом, которая является одним из заявленных приоритетов внешнеполитической стратегии Трампа. Не факт, что этот приоритет сохранится в обозримом будущем. Хотя в то же время под определение «международный террорист» на основании доморощенной нормативно-правовой базы можно подвести любую страну, что развяжет руки Вашингтону для наказания неугодного государства.
Весьма чувствительным является и отсутствие заметных подвижек в стремлении государств – членов НАТО обеспечить установленный уровень финансовых расходов. В результате США еще долго предстоит быть финансовым донором в бюджет альянса. Трамп явно намерен дать союзникам урок, способный ускорить их выход на нужный Вашингтону курс.
Одним из таких уроков стала угроза Вашингтона понизить уровень своего участия во встрече министров иностранных дел как ключевом мероприятии по подготовке предстоящего саммита НАТО. В результате в Брюсселе пошли на беспрецедентный перенос заседания Совета НАТО на уровне министров иностранных дел с 5-6 апреля на 30-31 марта с целью сделать возможным участие госсекретаря США Рекса Тиллерсона.
Однако это решение мало что меняет в позиции американской администрации по отношению с НАТО. При всей важности для США сохранения стратегических связей с НАТО сегодняшний «архаичный» альянс как-то не вписывается в планы Д. Трампа, отдающего приоритет проведению диалога в треугольнике Китай–США–Россия. Более того, своими прямолинейными антироссийскими выпадами, нередко провоцируемыми шумной группой «новичков», военно-политический блок выступает раздражающим элементом в отношениях между РФ и США. Поэтому от альянса требуют принятия экстренных мер по адаптации к современным политическим реалиям.
Наряду с совершенствованием военных возможностей альянса одним из направлений такой адаптации является подготовка НАТО к использованию в противостоянии с Россией современных гибридных технологий, обладающих большей скрытностью. Разработка таких стратегий будет одним из пунктов повестки предстоящего в Брюсселе саммита.
НУЖНЫ НОВЫЕ СТАНДАРТЫ
Значительная часть угроз нацбезопасности России связана с подрывными действиями геополитических противников – отдельных государств и их коалиций в ходе развязанной против нашей страны гибридной войны. Организация отпора требует совершенствования мер по защите государства с учетом нелинейного характера современных конфликтов.
Успешная адаптация системы обеспечения национальной безопасности России к вызовам и угрозам, порождаемым гибридной войной, в решающей степени будет зависеть от знания особенностей современных конфликтов и способности на этой основе выдерживать приоритеты строительства вооруженных сил, укрепления социально-экономической и культурно-мировоззренческой сфер.
Военные ученые России уделяют должное внимание изучению этой проблемы. В 2016 году на базе ВА ГШ при участии Академии военных наук состоялось обсуждение сущности понятия «война» в современных условиях. Данный вопрос рассматривался на заседании секции научного совета при Совете безопасности. В ходе дискуссий выработана общая установка о необходимости анализа характерных черт современных вооруженных конфликтов, выявления тенденций их возникновения и развития.
Основное содержание войн сегодня и в обозримой перспективе останется прежним и определяется наличием вооруженной борьбы. Однако феномен изменения соотношения вкладов военных и невоенных видов борьбы в общий политический результат войны выдвигает в число приоритетных задач изучение и тщательную проработку вопроса о сущности современной войны.
Начальник Генерального штаба генерал армии Валерий Герасимов поставил перед военной наукой ряд актуальных задач по исследованию новых форм межгосударственного противоборства и разработке эффективных способов противодействия им, формированию сценариев, долгосрочных прогнозов развития военно-политической и стратегической обстановки в важнейших регионах мира. Немаловажной является задача обеспечения межведомственной стандартизации военно-политических и военных терминов и определений, включая определения гибридной войны и ее составляющих.
Для успешного решения комплекса поставленных задач необходимо на основе изучения особенностей современных вооруженных конфликтов создать методики работы военного управления и действий войск в различных условиях. Важное значение при этом имеет обобщение опыта действий в Сирии.
Главный акцент следует сделать на следующих ключевых задачах защиты государства:
– обеспечение сбалансированного развития всех видов и родов войск (сил), освоение высокоточного оружия и современных средств связи, разведки, автоматизированного управления и РЭБ;
– способность быстро и решительно реагировать на конфликты, нелинейный характер которых позволяет достигать значительных результатов при относительно небольших возмущающих воздействиях;
– обеспечение возможности оперативного сосредоточения критически важных усилий и ресурсов в наиболее угрожаемом месте. Сегодня это – фронты информационной и экономической войны и обеспечение кибербезопасности критической инфраструктуры;
– повышение мобильности сил и средств для осуществления перегруппировок войск на удаленные ТВД;
– ведение непрерывной разведки и ее тесное взаимодействие со структурами политического и военного управления с целью оперативного создания и использования преимущества на угрожаемом направлении;
– наличие качественного кадрового ресурса, способного обеспечить разработку и реализацию стратегии противодействия гибридной войне.
Такой подход будет способствовать появлению нового знания о современных конфликтах в интересах прогнозирования военных опасностей и угроз и подготовки страны и Вооруженных сил к противодействию вызовам современности.
nvo.ng.ru
Американские танкисты осваивают Прибалтику.
В военной науке и практике все чаще отмечают проявление тенденции перехода современной войны к стратегиям непрямых асимметричных действий, основанных на комбинации военных усилий с политическими, экономическими и информационными методами воздействия на противника для решения задач, которые прежде решались преимущественно военными методами.
Тенденция с особой силой проявила многомерный характер современной войны, обусловливающий ее воздействие на все сферы общественной жизни государства: административно-политическую, социально-экономическую и культурно-мировоззренческую.
ВОЙНА НА ПОЛЕ БОЯ – ДЕЛО НЕУДАЧНИКОВ
В условиях глобализации и информационно-технологической революции арсенал оружия физического поражения противника дополняется технологиями его символического уничтожения, направленными на духовные, ценностно-мотивационные сферы деятельности людей. Для понимания и осмысления войны главенствующую роль приобретает фактор, обусловливающий вторичность задач оккупации территории противника и захвата ресурсов в противовес задачам установления стратегического, всеохватывающего контроля над сознанием населения страны-мишени и получения полной власти над будущим завоеванного государства. Феномен этот не новый.
На зарождение подобной тенденции указывал в 1830 году Карл фон Клаузевиц: «Мы наталкиваемся еще на одно своеобразное средство: воздействие на вероятность успеха, не сокрушая вооруженных сил противника. Это – предприятия, непосредственно предназначенные для оказания давления на политические отношения... Этот путь к намеченной нами цели по сравнению с сокрушением вооруженных сил может оказаться гораздо более кратким... При известных условиях, кроме уничтожения сил врага, имеются и иные пути достижения поставленной цели, и... эти пути не содержат в себе внутреннего противоречия, не являются абсурдом и даже не составляют ошибки».
Задолго до Клаузевица в китайских исторических и военных трактатах постулировалось, что воевать на поле боя – дело неудачников в политике и стратегии, а сугубо милитаристское целеполагание, связанное с обретением территориального контроля, рассматривается как обуза, выкачивающая ресурсы и ограничивающая свободу действий.
В начале ХХ века Андрей Евгеньевич Снесарев отмечал, что «война пошла вглубь» и все больше ведется «не только мечом».
Таким образом, в течение длительного исторического промежутка времени происходит переосмысление оккупации как социокультурной реконструкции, и результатом этого становится уклонение от физического овладения территорией, прямого боевого столкновения.
На состоявшейся в марте с.г. конференции Академии военных наук говорилось об изменении соотношения вкладов военных и невоенных видов борьбы в общий политический результат войны. По данным российского Генштаба, сегодня такое соотношение составляет 1:4 в пользу невоенных видов борьбы.
Однако основное содержание современной войны сегодня и в обозримой перспективе останется прежним и во многом будет определяться наличием вооруженной борьбы. Сохранение вооруженной борьбы как фактора, оказывающего решающее влияние на ход и исход современных конфликтов, является целеполагающим при решении актуальных вопросов обеспечения обороны страны. Фактор вооруженной борьбы имеет основополагающую ведущую роль при выработке стратегии национальной безопасности и других документов, определяющих работу военного управления и действий войск в различных условиях.
ОПРЕДЕЛЯТЬ БУДУЩЕЕ ВРАГА
Информационная война представляет собой мощное средство непрямого невоенного воздействия на политику отдельных государств и на международную обстановку в целом. Усиливается противоборство в глобальном информационном пространстве, обусловленное стремлением США и НАТО использовать информационные и коммуникационные технологии для достижения целей мирового господства.
С этой целью во все возрастающих масштабах используются технологии манипулирования общественным сознанием как населения собственных стран, так и стран-мишеней с привлечением всего диапазона средств фальсификации истории и искажения фактов.
Ожесточенная борьба в информационно-коммуникационной сфере ведется в русле глобальной тенденции, отражающей переход современных конфликтов от классической линейной парадигмы к нелинейной войне нового типа – войне цивилизаций, то есть войне смыслов их (цивилизаций) существования. По утверждению некоторых политологов, победитель в войне смыслов не выигрывает пространство или право распоряжаться ресурсами побежденного государства, а завоевывает себе право определять его будущее.
С такой логикой можно согласиться лишь отчасти. Ресурсы были и остаются главной целью войны, а будущее покоренного народа мало волнует агрессора. Народ завоеванного государства предстоит раздробить, ослабить и низвести до положения раба – исполнителя воли победителей. Значительную часть этих задач предполагается выполнить руками представителей самого народа, для установления контроля над которым и разработаны соответствующие информационные технологии.
Именно поэтому уникальными инструментами для ведения войны цивилизаций являются гибридная война и цветная революция, которые отличаются от других конфликтов тем, что наряду с дозированным применением военной силы и различных форм экономического подавления противника (в гибридной войне) в конфликтах обоих типов широко используются возможности современных информационных технологий.
Войны прошлого с кровопролитными баталиями сегодня уже не актуальны. Луи Лежен. Бородинское сражение. 1822. Лувр
Сочетание традиционных и гибридных методов является определяющим фактором для войны в целом. Если применение гибридных методов в конфликтах нового вида позволяет достигать поставленной цели без открытого военно-силового вмешательства (например, в цветной революции), то традиционные конфликты в обязательном порядке включают гибридные технологии.
Важнейшей особенностью гибридной войны (одновременно и скрытой стратегической угрозой) является ее способность при определенных обстоятельствах выступить катализатором крупномасштабного конфликта, вплоть до глобального.
Появление феномена гибридной войны, который заявил о себе как важная составляющая военных стратегий в конце 90-х – начале 2000-х годов, придает новое качество современным многомерным конфликтам. Свойство многомерности предопределяет трансформацию количественных изменений в качественные по мере развития стратегий, сил и средств современных конфликтов. Это свойство связано с новыми измерениями гибридной войны, главными из которых являются:
– всеобъемлющий характер конфликта, который ведется с использованием военных и невоенных форм воздействия с упором на идеологические средства и современные модели «управляемого хаоса».
– война построена на стратегии измора, что придает конфликту затяжной перманентный характер;
– к гибридной войне неприменимы нормы международного права, определяющие понятие «агрессия», в такой войне не существет понятий «фронт» и «тыл»;
– новое измерение войны обладает по отношению к предшествующим статусом и энергией отрицания и формирует качественную основу трансформации конфликта, обусловливает переход от линейной к нелинейной парадигме войны.
Цветная революция также представляет собой новый феномен в спектре современных конфликтов, для которого характерно целеустремленное массированное использование информационных технологий с целью формирования манипулируемой толпы и последующих таранных ударов по власти. Информационные системы и технологии воздействия на противника в обоих видах конфликтов в начале XXI века вышли на новый количественный и качественный уровень, что придает информационному оружию недоступный ранее пространственный масштаб, особую остроту и угрожающую актуальность. Результатом применения информационных технологий является радикальная трансформация всех сфер общественной жизни, в том числе и военной сферы за счет появления новых форм воздействия на противника.
ГЕНЕЗИС ГИБРИДНОЙ ВОЙНЫ
Большинство зарубежных аналитиков пытаются представить гибридную войну как стратегию действий России на Украине и в Прибалтике. При этом замалчивается факт ведения гибридной войны коллективным Западом против России в течение столетий и вплоть до сегодняшнего дня.
Политолог Игорь Панарин, например, называет несколько этапов такой войны: начало гибридным операциям Запада против России положил секретный антироссийский договор между Францией, Австрией и Великобританией (1815) и создание специальных структур русского масонства в целях организации государственного переворота в России. Такая попытка была предпринята декабристами в 1825 году, однако решительные действия императора Николая I помешали реализации планов мировой закулисы. Затем последовал февральский государственный переворот 1917 года как успешная операция гибридной войны против России, осуществленная силами западного масонства и британской разведкой МИ-6. Третьим этапом стали события 1991 года.
Как представляется, истоки стратегии гибридной войны коллективного Запада против России следует отнести к более отдаленному периоду истории нашего государства – Смутному времени с 1598 по 1613 год, когда внутрироссийские неурядицы послужили спусковым крючком для гибридной агрессии внешних сил в лице Польши и Швеции при поддержке Ватикана, который перешел к реализации плана создания польско-литовско-шведской сверхдержавы для сокрушения России и покорения Востока папскому престолу.
Внутренними детерминантами Смутного времени послужили пресечение династии Рюриковичей, борьба между боярами и царской властью, тяжелое экономическое положение государства, глубокий социальный разлад в стране, а также последствия опричнины, подорвавшей уважение к власти и закону.
Однако способность оказывать сокрушающее воздействие на противника гибридные технологии приобрели относительно недавно, в конце XX – начале XXI века, когда стратегия гибридной войны превратилась в своеобразный интегратор военных и невоенных форм, средств, методов и технологий, используемых в современных многомерных конфликтах.
Именно поэтому наши западные геополитические противники активно используют технологии информационного противостояния как ключевого направления гибридной войны против нашей страны для создания атмосферы хаоса и неопределенности, своеобразного зомбирования национальной элиты и народа в целом для подчинения его воле агрессора.
Немалые усилия тратятся на формирование облика России как автора стратегии гибридной войны и инициатора ее использования против «мирных демократических государств».
При этом замалчивается, что именно на Западе была разработана концептуальная модель гибридной войны, которая уже сегодня фактически внедрена в военную доктрину США и их союзников по НАТО и используется на практике, в первую очередь против России и в других местах, где это необходимо. С целью прикрытия своих действий создатели стратегии гибридной войны пытаются возложить на Россию ответственность за «гибридизацию конфликтов» как средство реализации «коварных замыслов Москвы», направленных на создание препятствий для выработки НАТО решения о задействовании против агрессора пункта V своего устава о коллективной защите. Одновременно «пробрасывается» идея, что в условиях нарастания гибридных угроз и повышения неопределенности НАТО должно улучшить способность быстрого реагирования за счет наращивания сил и средств в угрожаемых районах.
Нельзя признать обоснованными и попытки приписать России сомнительную честь авторства гибридных войн. Ведь само понятие «гибридные угрозы» использовалось в трех последних четырехлетних американских обзорах по обороне, вышедших в 2006, 2010 и 2014 годах.
В документах говорится о гибридных противниках и гибридных вооруженных силах, которые следует создать для противостояния существующим и перспективным вызовам, рискам, опасностям и угрозам.
Стратегия национальной обороны США выделяет четыре разновидности существующих и вновь возникающих вызовов, представляющих собой значительную опасность.
Это традиционные, нетрадиционные, катастрофические и разрушительные вызовы.
Традиционные вызовы представляют собой угрозы от государств, обладающих военным потенциалом, силами и средствами для военного противостояния в традиционных (классических) военных конфликтах. Нетрадиционные вызовы исходят от тех, кто использует нетрадиционные (необычные) методы противодействия традиционным преимуществам более сильных соперников.
Катастрофические вызовы включают приобретение, хранение и применение оружия массового уничтожения или методов, применение которых дает эффект, сопоставимый с применением ОМУ.
И наконец, разрушительные вызовы могут исходить от противников, которые разрабатывают и используют прорывные технологии, чтобы свести на нет текущие преимущества США в ключевых областях деятельности.
Ответом США на разнообразные гибридные вызовы и угрозы современности является совершенствование возможностей ВС успешно проводить операции широкого спектра. При этом термин «гибридность» относится прежде всего к боевой обстановке и условиям, к стратегии и тактике противника и, наконец, к типу сил, которые США и их союзники должны создавать и поддерживать.
Таким образом, Вашингтон в течение долгого времени использует гибридные технологии не только для противодействия угрозам национальной безопасности, но и в наступательных, агрессивных целях. Одновременно американцы побуждают своих союзников к разработке и применению стратегий гибридной войны под предлогом, что их страны сами являются объектами гибридных атак со стороны России.
ГИБРИДНЫЕ СТРАШИЛКИ ЗАПАДА
Большинство зарубежных аналитиков придают термину «гибридная война» гипертрофированный идеологический характер и пытаются представить гибридную войну как современную стратегию действий России на Украине и в Прибалтике. Этой цели, в частности, подчинен доклад, подготовленный в начале 2017 года американской исследовательской корпорацией RAND «Гибридная война в странах Балтии. Опасности и потенциальные ответы». В документе нагнетаются страхи вокруг угрозы мифической агрессии со стороны РФ, которая объявляется вполне вероятной.
Однако критически настроенные к подобным информационным вбросам военные в Латвии и Эстонии считают гибридную войну не столь существенной угрозой по сравнению с перспективой массированного нападения с использованием обычных вооруженных сил. Саму концепцию гибридной войны, которой пытаются запугать западные инструкторы, военные называют довольно расплывчатой, беспомощной и содержащей мало нового. Сомнению подвергается понятие «гибридные угрозы» и адекватность способов противодействия им со стороны союзников по НАТО. Считается, что альянс пока не смог создать жизнеспособную интегральную стратегию борьбы с этим видом угроз, которая должна сочетаться с усилиями по предотвращению нападения с использованием обычных сил.
В целом исследователи корпорации RAND полагают, что наиболее существенная угроза странам Балтии со стороны России исходит от обычных вооруженных сил, а не от способности вести нетрадиционную войну или прибегать к политическим переворотам.
Вместе с тем в числе реальных гибридных угроз со стороны России странам Балтии называются несколько сценариев: ненасильственного переворота, скрытых насильственных действий, к которым страны Балтии обладают достаточным иммунитетом, а также сценарий обычной войны в сочетании с политическими подрывными акциями. Подчеркивается, что опасность третьего сценария связана с недостаточностью военных возможностей НАТО в регионе, которые следует наращивать в интересах обычного сдерживания.
На фоне жонглирования виртуальными сценариями представляется справедливым высказанное автором документа вполне здравое опасение, что конфликт может быть развязан в результате ошибочных оценок. Вероятен и непреднамеренный конфликт в результате инцидента, как это было, например, в случае с российским бомбардировщиком в ноябре 2015 года. Наращивание военных приготовлений альянса, полеты боевых самолетов НАТО вдоль границ с Россией создают вполне реальную почву для подобных опасений.
Кроме того, считается, что Россия может быть втянута в войну из-за действий пророссийских групп на территории стран Балтии, которые не контролируются российской стороной. Стремление не допустить поражения этих сил может привести к эскалации военных действий вплоть до обычного широкомасштабного конфликта или ядерной войны.
Цель подобных исследований коррелирована с общей стратегией информационной войны Запада против России и достаточно очевидна: оправдание наращивания военного присутствия НАТО в странах Восточной Европы, развертывание элементов американской стратегической ПРО, проведение военных учений по провокационным сценариям. Одновременно этот документ является еще одной попыткой запугать нейтральные Швецию и Финляндию и подтолкнуть их к вступлению в военно-политический блок.
«АРХАИЧНЫЙ» АЛЬЯНС В УСЛОВИЯХ ГИБРИДИЗАЦИИ КОНФЛИКТОВ
Для сторонников усиления НАТО мощным побудительным мотивом для нагнетания антироссийских настроений и усиления военных приготовлений является скептическое отношение новой американской администрации к «архаичному» альянсу как таковому. Очевидно, что антироссийская истерия не всегда и не во всем срабатывает и, более того, иногда вызывает завуалированное отторжение со стороны Вашингтона.
Однако следует с большой осторожностью относиться к якобы антинатовской риторике администрации США. Альянс был и останется важным инструментом обеспечения глобальных устремлений своего заокеанского лидера. Все упреки в архаичности и несоответствии альянса требованиям современности рассчитаны на то, чтобы как следует встряхнуть союзников и заставить их платить.
Более того, американцы намерены создавать некие аналоги НАТО на Ближнем Востоке и в Юго-Восточной Азии. Уже сегодня приведены в действие опробованные против России в Европе механизмы оказания давления на ключевые страны в этих регионах, прежде всего на Иран и Китай. Способы давления стандартные: политические демарши, санкции, демонстрации силы, развертывание дополнительных подразделений сухопутных войск, ВВС и ВМС. В Южной Корее размещены пусковые установки ПРО THAAD, угрожающие ядерным силам России, Китая и Северной Кореи. Давление на Иран рассчитано на формирование постоянного очага напряженности вокруг страны с целью остановить продвижение Шелкового пути Китая, создать трудности в реализации Москвой и Тегераном договоренностей по Сирии.
Упрек в архаичности в известной мере можно отнести к неготовности альянса при нынешней конфигурации его сил активно подключиться к борьбе с международным терроризмом, которая является одним из заявленных приоритетов внешнеполитической стратегии Трампа. Не факт, что этот приоритет сохранится в обозримом будущем. Хотя в то же время под определение «международный террорист» на основании доморощенной нормативно-правовой базы можно подвести любую страну, что развяжет руки Вашингтону для наказания неугодного государства.
Весьма чувствительным является и отсутствие заметных подвижек в стремлении государств – членов НАТО обеспечить установленный уровень финансовых расходов. В результате США еще долго предстоит быть финансовым донором в бюджет альянса. Трамп явно намерен дать союзникам урок, способный ускорить их выход на нужный Вашингтону курс.
Одним из таких уроков стала угроза Вашингтона понизить уровень своего участия во встрече министров иностранных дел как ключевом мероприятии по подготовке предстоящего саммита НАТО. В результате в Брюсселе пошли на беспрецедентный перенос заседания Совета НАТО на уровне министров иностранных дел с 5-6 апреля на 30-31 марта с целью сделать возможным участие госсекретаря США Рекса Тиллерсона.
Однако это решение мало что меняет в позиции американской администрации по отношению с НАТО. При всей важности для США сохранения стратегических связей с НАТО сегодняшний «архаичный» альянс как-то не вписывается в планы Д. Трампа, отдающего приоритет проведению диалога в треугольнике Китай–США–Россия. Более того, своими прямолинейными антироссийскими выпадами, нередко провоцируемыми шумной группой «новичков», военно-политический блок выступает раздражающим элементом в отношениях между РФ и США. Поэтому от альянса требуют принятия экстренных мер по адаптации к современным политическим реалиям.
Наряду с совершенствованием военных возможностей альянса одним из направлений такой адаптации является подготовка НАТО к использованию в противостоянии с Россией современных гибридных технологий, обладающих большей скрытностью. Разработка таких стратегий будет одним из пунктов повестки предстоящего в Брюсселе саммита.
НУЖНЫ НОВЫЕ СТАНДАРТЫ
Значительная часть угроз нацбезопасности России связана с подрывными действиями геополитических противников – отдельных государств и их коалиций в ходе развязанной против нашей страны гибридной войны. Организация отпора требует совершенствования мер по защите государства с учетом нелинейного характера современных конфликтов.
Успешная адаптация системы обеспечения национальной безопасности России к вызовам и угрозам, порождаемым гибридной войной, в решающей степени будет зависеть от знания особенностей современных конфликтов и способности на этой основе выдерживать приоритеты строительства вооруженных сил, укрепления социально-экономической и культурно-мировоззренческой сфер.
Военные ученые России уделяют должное внимание изучению этой проблемы. В 2016 году на базе ВА ГШ при участии Академии военных наук состоялось обсуждение сущности понятия «война» в современных условиях. Данный вопрос рассматривался на заседании секции научного совета при Совете безопасности. В ходе дискуссий выработана общая установка о необходимости анализа характерных черт современных вооруженных конфликтов, выявления тенденций их возникновения и развития.
Основное содержание войн сегодня и в обозримой перспективе останется прежним и определяется наличием вооруженной борьбы. Однако феномен изменения соотношения вкладов военных и невоенных видов борьбы в общий политический результат войны выдвигает в число приоритетных задач изучение и тщательную проработку вопроса о сущности современной войны.
Начальник Генерального штаба генерал армии Валерий Герасимов поставил перед военной наукой ряд актуальных задач по исследованию новых форм межгосударственного противоборства и разработке эффективных способов противодействия им, формированию сценариев, долгосрочных прогнозов развития военно-политической и стратегической обстановки в важнейших регионах мира. Немаловажной является задача обеспечения межведомственной стандартизации военно-политических и военных терминов и определений, включая определения гибридной войны и ее составляющих.
Для успешного решения комплекса поставленных задач необходимо на основе изучения особенностей современных вооруженных конфликтов создать методики работы военного управления и действий войск в различных условиях. Важное значение при этом имеет обобщение опыта действий в Сирии.
Главный акцент следует сделать на следующих ключевых задачах защиты государства:
– обеспечение сбалансированного развития всех видов и родов войск (сил), освоение высокоточного оружия и современных средств связи, разведки, автоматизированного управления и РЭБ;
– способность быстро и решительно реагировать на конфликты, нелинейный характер которых позволяет достигать значительных результатов при относительно небольших возмущающих воздействиях;
– обеспечение возможности оперативного сосредоточения критически важных усилий и ресурсов в наиболее угрожаемом месте. Сегодня это – фронты информационной и экономической войны и обеспечение кибербезопасности критической инфраструктуры;
– повышение мобильности сил и средств для осуществления перегруппировок войск на удаленные ТВД;
– ведение непрерывной разведки и ее тесное взаимодействие со структурами политического и военного управления с целью оперативного создания и использования преимущества на угрожаемом направлении;
– наличие качественного кадрового ресурса, способного обеспечить разработку и реализацию стратегии противодействия гибридной войне.
Такой подход будет способствовать появлению нового знания о современных конфликтах в интересах прогнозирования военных опасностей и угроз и подготовки страны и Вооруженных сил к противодействию вызовам современности.
topwar.ru
Вооруженная агрессия Российской Федерации против Украины стала долгосрочным фактором влияния на украинскую политическую, экономическую, военную и социальную реальность. Вследствие действий РФ в 2014 г. была деформирована система глобальной и региональной безопасности, а также действующая система международного права. Почти все международные гарантии безопасности для Украины (в частности в рамках Будапештского меморандума) оказались недейственными в условиях, когда агрессором выступил один из гарантов — Российская Федерация.
Россия применила против Украины концепцию «гибридной войны«, которая во многом уникальна со структурно-функциональной точки зрения: по форме она «гибридная», а по содержанию — «асимметричная». Наиболее четко характер нового типа войны продемонстрировали сначала аннексия РФ весной 2014 г. территории Автономной Республики Крым, а затем — поддержка местных радикальных элементов и полномасштабное вторжение российских подразделений в восточные области Украины.
Хотя каждый конкретный элемент этой «гибридной войны» не нов по сути и использовался почти во всех войнах прошлого, однако уникальны согласованность и взаимосвязь этих элементов, динамичность и гибкость их применения, а также возрастание значения информационного фактора. Причем информационный фактор в отдельных случаях становится самостоятельной составляющей и оказывается не менее важным, чем военный.
Хотя многие ученые и исследователи указывают на «гибридный» характер этой войны, концептуализация в этом смысле неоднозначна и неполна. Так, в западной научной мысли ориентировочно уже с середины 2000-х годов появляется понятие «гибридная война», однако во многих случаях она толковалась в других терминах и понятиях, чем это наблюдается теперь. Для характеристики современного противостояния Украины и России могут быть применены такие понятия, как «неконвенциональная война» (unconventional warfare), «нерегулярная война» (irregular warfare) или «смешанная война» (compound warfare), или же спонсируемые государством «гибридные войны» (State-Sponsored Hybrid). Во всех них указывается на «размывание» очертаний военного конфликта и вовлечение в него невоенных средств, которые в обычном состоянии не имеют прямого отношения к классическому военному противостоянию.
Однако меры, которые использовала Россия для осуществления агрессии против Украины, во всей их полноте так и не были до конца концептуализированы ни отечественными, ни западными учеными. Сам генезис формирования российской концепции «гибридной войны», этапы ее развертывания, составляющие , состояние реализации «гибридного» противостояния в Украине и возможные направления противодействия планам Российской Федерации в этой сфере должны быть дополнительно исследованы и проработаны.
Геополитический реванш: от идеи к стратегии
Главное в нынешнем противостоянии Украины и РФ заключается в том, что оно является логическим завершением долгосрочной «геостратегии реванша», которую долго нарабатывала Москва.
Сам генезис российского феномена «гибридной войны» относится к периоду переосмысления Россией своего места в мире и регионе. Главной характеристикой ельцинского периода утрат геополитических позиций, международно-политической статусности и влиятельности было переформатирование европейского геостратегического пространства, которое завершилось значительным расширением НАТО и ЕС. При этом даже объективные составляющие соответствующих геоэкономических, а тем более геополитических тенденций воспринимались преимущественно сквозь субъективную призму обид и ностальгию по утраченному. В концентрированном виде эту ностальгию еще в 2005 г. высказал В.Путин в послании Федеральному Собранию Российской Федерации: «…Мы должны признать, что распад Советского Союза стал наибольшей геополитической катастрофой столетия. Для российского же народа он стал настоящей драмой. Десятки миллионов наших сограждан и соотечественников оказались за пределами российской территории».
Можно даже сказать, что во многом реваншистские геополитические настроения В.Путина и его жесткая позиция к любым «революционным» политическим изменениям обусловлены его личностным опытом: он видел разрушение Берлинской стены, с которым уничтожался весь мир, в котором Путин разбирался и считал своим.
Именно приход к власти В.Путина можно считать началом поиска Москвой собственной «геостратегии реванша», целью которой является комплекс задач, ключевая из которых — постепенное, но неуклонное восстановление российского влияния и значимости на международной арене. Однако в более чем непростых международных условиях, а также учитывая существенную нехватку необходимых ресурсов (от сугубо военно-экономических до информационно-коммуникационных), базой российской «геостратегии реванша» мог быть лишь асимметричный подход.
Период с 2001-го по 2014 гг. можно причислить ко времени поиска форм и методов, которые помогли бы реализовать соответствующие геополитические замыслы. При этом параллельно проводилась и «геополитическая мобилизация» населения государства. Она реализовывалась через классические механизмы навязывания собственному народу образов «внешнего врага», ощущения России как «осажденной крепости» и общее восстановление антизападной (преимущественно антиамериканской) риторики.
Смену политических режимов на территориях СНГ (в Грузии, Украине, Молдове, Киргизии), скорее всего, Россия воспринимала как инспирированную извне угрозу ее идеям геополитического реванша. Это вынудило РФ интенсивнее готовиться к новому большому противостоянию. Тем более что идея «большой войны», о которой еще недавно говорил советник президента РФ С.Глазьев, очевидно, действительно является господствующей в нынешнем российском истеблишменте. И вывод С.Глазьева также, скорее всего, доминирующий среди этих кругов: Россия к такой новой войне не готова (и готова не будет), а значит, должна спровоцировать ее раньше и достичь своих задач уже теперь.
Очевидно, проблемой некоторое время оставался вопрос, как реализовать собственные идеи в условиях довольно ограниченной (а во многом показной) боеготовности, сдерживающих факторов международного права, геополитического статус-кво и как следствие — неготовности реального рразвязывания полномасштабной войны. Можно предположить, что ориентировочно в середине 2000-х гг. такое решение было найдено: «асимметричные ответы» в рамках более масштабной «гибридной войны».
Уместно отметить, что РФ не создала свою стратегию с нуля. Здесь наблюдается определенная преемственность советских практик. Некоторые исследователи относят истоки российских практик «гибридных войн» к 20-м годам XX в. (методы «активной разведки»). Однако, по нашему мнению, целесообразнее обратить внимание на финальные этапы советско-американского противостояния во время холодной войны. Тогда в ответ на анонсированную США программу Стратегической оборонительной инициативы (СОИ) М.Горбачев 12 октября 1986 г., во время пресс-конференции в Рейкьявике заявил: «Ответ на СОИ будет. Асимметричный, но будет. При этом нам не придется жертвовать значительным».
В январе 2013 г. в Москве состоялось общее собрание Академии военных наук, на котором выступил начальник ГШ ВС РФ генерал Валерий Герасимов. Это был своеобразный итог длительной работы военных аналитиков и специалистов-генштабистов, которые какое-то время концептуализировали указанную проблему и искали механизмы ее решения. Именно доклад генерала Герасимова — своеобразная «точка невозвращения» в манифестации российских взглядов на современную войну. В ней было указано на то, как должен разворачиваться современный военно-политический конфликт, какие элементы в нем должны быть задействованы и на каких этапах. В докладе подчеркивалось возрастание роли невоенных методов давления на противника, прежде всего через политический, экономический и гуманитарный элементы. Информационное же противоборство вообще определялось как сквозная деятельность на всех этапах конфликта: его зарождения, сопровождения и в постконфликтный период. Обращается внимание и на «асимметричные меры», к которым были причислены деятельность подразделений специального назначения, развитие внутренней оппозиции, а также неуклонный рост информационного влияния на объект нападения.
Многое из того, о чем говорил в своем выступлении генерал Герасимов (это, в частности, важность невоенных методов давления, информационное противоборство и т.п.), уже использовалось сначала в Крыму, а затем и на востоке Украины. Таким образом, можно констатировать, что против Украины ведется полноценная война — «гибридная» по форме, «асимметричная» по содержанию.
Украинско-российская «гибридная война»: практика применения нового концепта
В целом правильный вывод начальника генштаба генерала Герасимова о войнах нового типа, а именно — что в таких войнах военные силы используются только на завершающих этапах — при условии правильно построенной кампании, оправдался в Крыму, однако не подтвердился на Донбассе.
Аннексия территории АР Крым во многом была удачной благодаря не только подробно разработанному плану действий, но и верно выбранному моменту для его реализации. Это, в частности:
— ослабление центральной власти и частичное «безвластие» на фоне смены власти;
— рост разногласий (а скорее — актуализация уже имеющихся) между Центром и регионами;
— неудовлетворительное психологическое и материально-техническое состояние украинских структур безопасности;
— антагонизм между разными силовыми структурами;
— особенно активная информационно-пропагандистская работа России именно в Крыму на протяжении всех лет независимости Украины.
Все это обусловило если не идеальные, то очень близкие к ним условия проведения специальной операции по аннексии Крыма. Однако уже в событиях, разворачивавшихся в регионах Восточной Украины, значительное количество этих условий не выполнялось, что вынудило Россию перейти к формату традиционного военного вторжения.
И именно масштабное введение военной техники в разных формах (прямой переброс через границу, завоз через «гуманитарные конвои»), однако при полном отрицании такого введения, существенно отличает украинско-российский конфликт от всех других. Безусловно, тактика вооружения террористов, воюющих против твоего противника, далеко не нова. Однако нынешняя ситуация по-своему уникальна и буквально беспрецедентна. Это проявляется, прежде всего, в военном и военно-техническом планах.
Приоритетный характер приобрели действия российских разведывательно-диверсионных групп, совершение террористических актов и применение партизанских методов борьбы с вовлечением в них так называемых ополченцев из местного населения и криминалитета, а также российских наемников. Применяются против украинской армии и батальонные тактические группы российских войск. В частности, это наблюдалось в боях под Иловайском во второй половине августа.
Довольно высокой остается угроза открытия второго фронта на юге Украины (в частности, с юга Ростовской области) в западном направлении с целью создать сухопутный коридор на Крым, а при благоприятных условиях — даже выйти на соединение с Приднестровской Молдавской Республикой.
Россия использует конфликт на востоке Украины и для испытаний нового оружия, отрабатывания новых тактических приемов ведения боевых действий и получения военными частями и подразделениями боевого опыта. На Донбассе воевали силы спецназа почти из всех регионов России. По ротационной схеме в зоне конфликта действуют и подразделения воздушно-десантных войск, морской пехоты.
Таким образом, Россия использует Восточную Украину как большой полигон, на котором оттачивает на практике новые методы и средства ведения войны. И трудно не согласиться с президентом Литвы Д.Грибаускайте, заявившей: «Украина сейчас борется ради всего мира, ради всех нас. Если террористическое государство, которое ведет открытую агрессию против своего соседа, не остановить, она распространится на Европу и дальше».
Кроме сугубо классических военных методов, Россия в рамках «гибридной войны» едва ли не впервые масштабно использовала концепцию «войны трех кварталов». Ее суть сводится к тому, что современный воин должен быть готов: в одном квартале — вести общевойсковой бой, во втором — осуществлять полицейские функции, в третьем — выполнять гуманитарные миссии. Еще в 1991 г. израильский полемолог М. ван Кревельд определил характерный для современного «постпостмодерного» периода тип войн как «нетринитарные», «поскольку они не укладываются в тройственную схему: правительство — армия — население».
О смене парадигмы войны в смысле вовлечения в нее невоенных структур говорит иФ. ван Каппен: «Гибридная война» — это смешение классического типа войны с использованием нерегулярных военных формирований. Государство, которое ведет «гибридную войну», реализует договор с негосударственными исполнителями — боевиками, группами местного населения, организациями, связь с которыми полностью отрицается. Эти исполнители могут делать такие вещи, которые само государство делать не может… Всю грязную работу можно переложить на плечи негосударственных формирований».
Концепция «войны трех кварталов», которую реализует Россия на территории Украины, наглядно демонстрирует справедливость приведенных соображений. Особенно это стало очевидным во время аннексии Крыма. Однако там указанная концепция была реализована не в «пространственном», а во «временном», к тому же «обратном» ее измерении. Сначала «зеленые человечки» появились в Крыму как исполнители квазигуманитарной миссии по обеспечению «прав русского/русскоязычного населения». Однако постепенно перешли к выполнению функций квазиполицейских по обеспечению нужного Москве проведения «референдума». Вскоре они уже выполняли и квазвоенные функции по силовому навязыванию выполнения результатов «референдума».
Однако российская «военно-криминальная» кампания, прошедшая в Крыму почти бескровно, на востоке Украины превратилась в настоящую трагедию. Попытка повторить крымский успех захлебнулась в полномасштабном вооруженном противостоянии. Соответственно, Россия вынуждена возвращаться к классическим сценариям «замороженных конфликтов» наподобие карабахского или приднестровского.
Энергетическая составляющая «гибридной войны»
Важным элементом ведения «гибридной войны», что наглядно продемонстрировала российская агрессия, является и влияние на жизнедеятельность общества. При этом энергетическая инфраструктура стала предметом особого внимания со стороны агрессора, поскольку ее захват (или разрушение) не только наносит значительный экономический ущерб, но и угрожает устойчивому функционированию системы жизнеобеспечения общества в целом.
Следует отметить, что использование потенциала энергетики как «энергетического» оружия было открыто провозглашено в 2003 г. в Энергетической стратегии Российской Федерации до 2020 г.: в документе отмечалось, что мощный топливно-энергетический комплекс России «является базой развития экономики, инструментом осуществления внутренней и внешней политики». И это не просто декларация намерений, а реальный инструмент влияния, который Россия неоднократно использовала в своих интересах (в том числе через ослабление всеми способами энергетической инфраструктуры потенциальных противников).
Примером этого является почти синхронные подрывы энергетической инфраструктуры, которые прекратили поставки природного газа и электроэнергии в Грузию в январе2006 г., что стало элементом дальнейшего давления на Грузию. Взрыв на газопроводе в Туркменистане в апреле 2009 г. помог России приостановить действие неудобного для нее договора с Туркменистаном и фактически устранить конкурента с европейского рынка. Так в 2006 г. был остановлен на ремонт нефтепровод, обеспечивавший поставки нефти на нефтеперерабатывающий завод в Мажейкяй в Литве, причем именно в момент, когда Литва решила продать завод польской компании.
Очевидно, что Россия совершенно сознательно использует атаки против критической инфраструктуры, в частности энергетической, как для достижения своих целей в политической и экономической сферах, так и для снижения военно-экономического потенциала государства в самые сжатые сроки.
Все это можно увидеть и в украино-российском противостоянии. При этом энергетическая инфраструктура (из-за своего географического рассредоточения) может косвенно нести угрозу объектам, расположенным далеко от места непосредственной атаки. Так, аннексируя Крым, военные подразделения Российской Федерации фактически получили контроль над украинскими энергетическими объектами, которые находятся за пределами административных границ Крыма. Вследствие этой аннексии у Украины не просто были захвачены объекты энергетики и территории Крыма, а посредством захвата энергетической инфраструктуры (трубопроводов и компрессорных станций) фактически украдены нефтедобывающие поля на шельфе и непосредственно природный газ в объеме 2 млрд куб. м ежегодно.
В дальнейшем этот элемент ведения «гибридной войны» еще с большим размахом агрессор использовал в отдельных районах Луганской и Донецкой областей. Целенаправленными действиями фактически были разрушены многие угледобывающие предприятия, блокировалась и разрушалась транспортная инфраструктура. В свою очередь, это привело к проблемам с поставкой уже добытого угля потребителям, прежде всего — на тепловые электростанции, что стало вызовом для стабильного функционирования всей объединенной энергетической системы Украины. Как следствие ухудшилась и социально-экономическая ситуация не только в восточных областях, но и во всей Украине. Кроме того, это сформировало долгосрочный вызов энергетической безопасности государства в целом.
Дальше в работу пошла информационная составляющая «гибридной войны»: принятые украинским правительством антикризисные решения в энергетической сфере были активно использованы для формирования негативного отношения к органам государственной власти, должностным лицам и руководству государства. Эта же информация активно использовалась и для формирования негативного имиджа Украины среди стран-соседей и партнеров Украины.
Информационная составляющая «гибридной войны»
Хотя военная составляющая конфликта объективно остается основным фактором ее развертывания, масштабы применения информационной составляющей все больше увеличиваются. О масштабах информационной войны, развернутой Россией против Украины, наиболее точно сказал Главнокомандующий объединенных Вооруженных сил НАТО в Европе Ф.Бридлав: «Это самый удивительный информационный блицкриг, который мы когда-либо видели в истории информационных войн».
Информационный фронт «гибридной войны» разворачивается сразу на нескольких направлениях. Прежде всего:1) среди населения в зоне конфликта; 2) среди населения страны, против которой осуществляется агрессия, однако территория которой не охвачена конфликтом; 3) среди граждан страны-агрессора и 4) среди международного сообщества.
Хотя информационная составляющая действительно стала сквозной темой «гибридной войны», однако она выполняет не самостоятельную, а вспомогательную роль, в большей степени сопровождая военную фазу операции. Однако в украинском случае мы имеем дело не просто с враждебной пропагандой, а с тем, что специалисты-информационщики справедливо характеризуют как «войну смыслов» (начало которой можно условно отнести к 2006–2007 гг.). Для ретрансляции этих смыслов задействовано все множество каналов донесения информации. Основным структурным элементом в этой войне становятся симулякры — образы того, чего в реальности не существует. Примером таких симулякров являются: «фашисты в Киеве», «зверства карательных батальонов», «распятые мальчики», использование Украиной запрещенных вооружений. Стратегическая цель эксплуатации этих симулякров — заменить объективное представление целевых групп о характере конфликта «информационными фантомами», необходимыми агрессору.
Активная фаза военного противостояния, начавшаяся с конца февраля — начала марта 2014 г., сопровождалась тактической информационной поддержкой, которая точно так же использовала приемы построения и эксплуатации симулякров. Украине удалось довольно быстро адаптироваться и частично отреагировать на этот вызов. «Крымская кампания» показала слабость российской информационной составляющей их версии «гибридной войны» — она не выдерживает постоянного придирчивого медиа-взгляда.
Соответственно, едва ли не первое, что сделали различные «ополченцы» и «зеленые человечки» на оккупированных территориях, — это отключили украинские телеканалы и массированно включили российские. Формирование единого и полностью контролируемого информационного пространства — очевидная стратегия развертывания информационной составляющей конфликта со стороны агрессора. Так что неудивительно, что уже во время событий в отдельных городах Донецкой и Луганской областей боевики наладили процесс поиска проукраинских стримеров и систематически препятствовали их деятельности (например, ситуация с луганскими стримерами или журналистами интернет-телевидения).
Важно отметить, что Российская Федерация развернула один из фронтов «гибридной войны» и против граждан своего государства, формируя там модель поведения, которое во многом отвечает мессиджам федеральной прессы (ей полностью доверяют почти 60 % россиян). Нежелание значительного количества граждан России посмотреть на вещи с другой точки зрения обусловлено и страхом возникновения когнитивного диссонанса между действительностью, формируемой российскими СМИ, и реальными событиями. Так что во многом о россиянах действительно можно сказать как о народе, который «первым пал под натиском собственного телевидения».
Еще один важный информационный фронт — внешний. Масштабы деятельности «фондов», «культурных обществ», «аналитических центров» и просто «экспертов» пророссийской направленности в Европе, а также деятельность канала RT, действительно значительны. Однако даже тут сказывается общая концепция «гибридной войны» «по-русски»: часть таких экспертов просто выдумывают, а от их имени публикуют необходимые комментарии и выводы — последний такой случай был с выдуманным немецким экспертом.
Сейчас обеспокоенность масштабами российского информационного проникновения проявляют и страны Европы. В 2014 г. в Латвии был создан Центр стратегических коммуникаций НАТО (NATO Strategic Communications Centre of Excellence), среди задач которого — обеспечить адекватный ответ на попытки других стран повлиять на информационное пространство членов НАТО. Важность развития стратегических коммуникаций была подчеркнута и после саммита НАТО в Уэльсе. В частности, там прямо отмечалось, что созданный центр должен заниматься вопросами «гибридной войны». На силы Центра в противодействии российской пропаганде надеются и в отдельных странах, в частности в Польше и странах Балтии. Уже несколько предупреждений российскому иноязычному телеканалу RT сделал британский медиарегулятор Ofcom за нарушения во время освещения украинского кризиса.
Важным трансграничным пространством ведения информационного противоборства стала сеть Интернет. Разные реальные и мнимые «хактивисты», «киберпартизаны», «киберополчения», а также специальные подразделения различных ведомств безопасности для ведения противостояния в киберпространстве — все они становятся важным элементом кибератак, а также проведения специальных психологических операций в социальных сетях и сети Интернет в целом (например, организация российскими спецслужбами протестов внутренних войск под администрацией президента в октябре2014 г.)
Однако полностью завоевать информационное пространство России не удалось — многие пропагандистские заявления со стороны российского телевидения по украинской тематике быстро опровергали сами интернет-пользователи, которые все чаще становятся «рядовыми информационных войн».
Выводы для Украины
Еще в 1975 г. британский ученый-международник Э.Макк сделал важный вывод: в большинстве современных ему конфликтов сильные страны не потерпели военное поражение, они потерпели поражение в политическом смысле — не сумели навязать свою волю противнику. Политическая победа слабой стороны заключалась в том, что ей — путем применения асимметричных способов ведения военных действий (преимущественно партизанских) — удавалось истощить волю сильного врага к продолжению войны и достижению поставленных целей.
Соответственно, и двойная задача Украины в нынешнем асимметричном противостоянии — двухмерная. Во внешнем измерении — не поддаться на навязывание нам внешней, бесспорно деструктивной для нашей государственности, политической воли Кремля, однако при этом — истощить противника. А в измерении внутреннем — обеспечить доминирование нашей политической воли в проблемных регионах, не допуская, чтобы они истощили нас экономически и политически.
Вместе с тем, нынешняя приоритетная задача — дать эффективный и содержательный ответ прежде всего на военную, а также на информационную агрессию против нашего государства.
В военной сфере многое будет зависеть от внешних факторов (в частности международной помощи). Скорее всего, Украина будет и впредь нуждаться в существенной поддержке со стороны своих партнеров именно в военной сфере, чтобы быть готовой к военному отпору в случае дальнейшей эскалации военной компоненты «гибридной войны».
Не менее важна задача формирования системы анализа угроз и защиты критической инфраструктуры. Так, очевидно, что защита объектов энергетической инфраструктуры (особенно в зоне, приближенной к АТО) должна стать одним из приоритетов для государства. Учитывая важность энергетической инфраструктуры для жизнедеятельности общества, ее система защиты должна иметь должный уровень. Поскольку сейчас большинство субъектов хозяйствования в энергетическом секторе частные, ответственность за обеспечение защиты критической инфраструктуры страны должны нести как соответствующие органы государственной власти, так и частный сектор (операторы энергетической инфраструктуры). При этом другие заинтересованные субъекты, в частности местные органы власти и население, также должны привлекаться к деятельности в этой сфере.
Более целостной должна стать реакция и на информационную агрессию. Уже принят ряд мер преимущественно ограничительного характера, однако едва ли это может стать исчерпывающим ответом на такие вызовы. Многое будет зависеть от медиа-сектора и общественных активистов, поскольку львиную долю российского агитпропа государство ограничить часто не в состоянии. Однако мы должны создать условия, при которых все это заменит качественный отечественный информационный продукт. Должна быть усилена и реализация государственной информационной политики на оккупированных российскими войсками территориях.
Далеко не полностью использован потенциал информационного сопротивления на внешней арене: МИД Украины хотя и делает много, однако вряд ли сможет закрыть все проблемные направления. Ускоренной реализации требует создание эффективного иновещания — следует признать, что на сегодня оно существует больше де-юре, чем де-факто. Активнее должны использоваться инструменты публичной дипломатии.
Мы должны прекратить игнорировать сложность работы в российском информационном пространстве, хотя последнее Россия активно закрывает от каких-либо сторонних участников. Пример этого — последние законодательные решения по ограничению доли иностранной собственности в СМИ. В интернет-пространстве активную деятельность развернул Роскомнадзор, который прямо занимается цензурой. Однако, несмотря на это, Украинское государство должно найти механизмы информационного взаимодействия с российской аудиторией.
Противостоять России в «гибридной войне» будет трудно. Противник готовился к этому противостоянию годами и четко знает, чего хочет. Однако государство должно научиться противодействовать вызовам «гибридной войны». Если это противостояние не будет выиграно, мы всегда будем иметь дело с самовосстанавливающей гидрой, которая появляется на месте уже якобы побежденного противника.
Источник: Владимир Горбулин, для Зеркала недели
www.stopfake.org
К чему приводит изменение баланса военных и невоенных видов борьбы на современном этапе.
В военной науке и практике все чаще отмечают проявление тенденции перехода современной войны к стратегиям непрямых асимметричных действий, основанных на комбинации военных усилий с политическими, экономическими и информационными методами воздействия на противника для решения задач, которые прежде решались преимущественно военными методами.
Тенденция с особой силой проявила многомерный характер современной войны, обусловливающий ее воздействие на все сферы общественной жизни государства: административно-политическую, социально-экономическую и культурно-мировоззренческую.
В условиях глобализации и информационно-технологической революции арсенал оружия физического поражения противника дополняется технологиями его символического уничтожения, направленными на духовные, ценностно-мотивационные сферы деятельности людей.
Для понимания и осмысления войны главенствующую роль приобретает фактор, обусловливающий вторичность задач оккупации территории противника и захвата ресурсов в противовес задачам установления стратегического, всеохватывающего контроля над сознанием населения страны-мишени и получения полной власти над будущим завоеванного государства. Феномен этот не новый.
На зарождение подобной тенденции указывал в 1830 году Карл фон Клаузевиц: «Мы наталкиваемся еще на одно своеобразное средство: воздействие на вероятность успеха, не сокрушая вооруженных сил противника. Это — предприятия, непосредственно предназначенные для оказания давления на политические отношения… Этот путь к намеченной нами цели по сравнению с сокрушением вооруженных сил может оказаться гораздо более кратким…
При известных условиях, кроме уничтожения сил врага, имеются и иные пути достижения поставленной цели, и… эти пути не содержат в себе внутреннего противоречия, не являются абсурдом и даже не составляют ошибки».
Задолго до Клаузевица в китайских исторических и военных трактатах постулировалось, что воевать на поле боя — дело неудачников в политике и стратегии, а сугубо милитаристское целеполагание, связанное с обретением территориального контроля, рассматривается как обуза, выкачивающая ресурсы и ограничивающая свободу действий.
В начале ХХ века Андрей Евгеньевич Снесарев отмечал, что «война пошла вглубь» и все больше ведется «не только мечом».
Таким образом, в течение длительного исторического промежутка времени происходит переосмысление оккупации как социокультурной реконструкции и результатом этого становится уклонение от физического овладения территорией, прямого боевого столкновения.
На состоявшейся в марте с.г. конференции Академии военных наук говорилось об изменении соотношения вкладов военных и невоенных видов борьбы в общий политический результат войны. По данным российского Генштаба, сегодня такое соотношение составляет 1:4 в пользу невоенных видов борьбы.
Однако основное содержание современной войны сегодня и в обозримой перспективе останется прежним и во многом будет определяться наличием вооруженной борьбы. Сохранение вооруженной борьбы как фактора, оказывающего решающее влияние на ход и исход современных конфликтов, является целеполагающим при решении актуальных вопросов обеспечения обороны страны.
Фактор вооруженной борьбы имеет основополагающую ведущую роль при выработке стратегии национальной безопасности и других документов, определяющих работу военного управления и действий войск в различных условиях.
Информационная война представляет собой мощное средство непрямого невоенного воздействия на политику отдельных государств и на международную обстановку в целом. Усиливается противоборство в глобальном информационном пространстве, обусловленное стремлением США и НАТО использовать информационные и коммуникационные технологии для достижения целей мирового господства.
С этой целью во все возрастающих масштабах используются технологии манипулирования общественным сознанием как населения собственных стран, так и стран-мишеней с привлечением всего диапазона средств фальсификации истории и искажения фактов.
Ожесточенная борьба в информационно-коммуникационной сфере ведется в русле глобальной тенденции, отражающей переход современных конфликтов от классической линейной парадигмы к нелинейной войне нового типа — войне цивилизаций, то есть войне смыслов их (цивилизаций) существования.
По утверждению некоторых политологов, победитель в войне смыслов не выигрывает пространство или право распоряжаться ресурсами побежденного государства, а завоевывает себе право определять его будущее.
С такой логикой можно согласиться лишь отчасти. Ресурсы были и остаются главной целью войны, а будущее покоренного народа мало волнует агрессора. Народ завоеванного государства предстоит раздробить, ослабить и низвести до положения раба — исполнителя воли победителей. Значительную часть этих задач предполагается выполнить руками представителей самого народа, для установления контроля над которым и разработаны соответствующие информационные технологии.
Именно поэтому уникальными инструментами для ведения войны цивилизаций являются гибридная война и цветная революция, которые отличаются от других конфликтов тем, что наряду с дозированным применением военной силы и различных форм экономического подавления противника (в гибридной войне) в конфликтах обоих типов широко используются возможности современных информационных технологий.
Сочетание традиционных и гибридных методов является определяющим фактором для войны в целом. Если применение гибридных методов в конфликтах нового вида позволяет достигать поставленной цели без открытого военно-силового вмешательства (например, в цветной революции), то традиционные конфликты в обязательном порядке включают гибридные технологии.
Важнейшей особенностью гибридной войны (одновременно и скрытой стратегической угрозой) является ее способность при определенных обстоятельствах выступить катализатором крупномасштабного конфликта, вплоть до глобального.
Появление феномена гибридной войны, который заявил о себе как важная составляющая военных стратегий в конце 90-х — начале 2000-х годов, придает новое качество современным многомерным конфликтам.
Свойство многомерности предопределяет трансформацию количественных изменений в качественные по мере развития стратегий, сил и средств современных конфликтов. Это свойство связано с новыми измерениями гибридной войны, главными из которых являются:
— всеобъемлющий характер конфликта, который ведется с использованием военных и невоенных форм воздействия с упором на идеологические средства и современные модели «управляемого хаоса».— война построена на стратегии измора, что придает конфликту затяжной перманентный характер;— к гибридной войне неприменимы нормы международного права, определяющие понятие «агрессия», в такой войне не существет понятий «фронт» и «тыл»;— новое измерение войны обладает по отношению к предшествующим статусом и энергией отрицания и формирует качественную основу трансформации конфликта, обусловливает переход от линейной к нелинейной парадигме войны.
Цветная революция также представляет собой новый феномен в спектре современных конфликтов, для которого характерно целеустремленное массированное использование информационных технологий с целью формирования манипулируемой толпы и последующих таранных ударов по власти.
Информационные системы и технологии воздействия на противника в обоих видах конфликтов в начале XXI века вышли на новый количественный и качественный уровень, что придает информационному оружию недоступный ранее пространственный масштаб, особую остроту и угрожающую актуальность.
Результатом применения информационных технологий является радикальная трансформация всех сфер общественной жизни, в том числе и военной сферы за счет появления новых форм воздействия на противника.
Большинство зарубежных аналитиков пытаются представить гибридную войну как стратегию действий России на Украине и в Прибалтике. При этом замалчивается факт ведения гибридной войны коллективным Западом против России в течение столетий и вплоть до сегодняшнего дня.
Политолог Игорь Панарин, например, называет несколько этапов такой войны: начало гибридным операциям Запада против России положил секретный антироссийский договор между Францией, Австрией и Великобританией (1815) и создание специальных структур русского масонства в целях организации государственного переворота в России.
Такая попытка была предпринята декабристами в 1825 году, однако решительные действия императора Николая I помешали реализации планов мировой закулисы. Затем последовал февральский государственный переворот 1917 года как успешная операция гибридной войны против России, осуществленная силами западного масонства и британской разведкой МИ-6. Третьим этапом стали события 1991 года.
Как представляется, истоки стратегии гибридной войны коллективного Запада против России следует отнести к более отдаленному периоду истории нашего государства — Смутному времени с 1598 по 1613 год, когда внутрироссийские неурядицы послужили спусковым крючком для гибридной агрессии внешних сил в лице Польши и Швеции при поддержке Ватикана, который перешел к реализации плана создания польско-литовско-шведской сверхдержавы для сокрушения России и покорения Востока папскому престолу.
Внутренними детерминантами Смутного времени послужили пресечение династии Рюриковичей, борьба между боярами и царской властью, тяжелое экономическое положение государства, глубокий социальный разлад в стране, а также последствия опричнины, подорвавшей уважение к власти и закону.
Однако способность оказывать сокрушающее воздействие на противника гибридные технологии приобрели относительно недавно, в конце XX — начале XXI века, когда стратегия гибридной войны превратилась в своеобразный интегратор военных и невоенных форм, средств, методов и технологий, используемых в современных многомерных конфликтах.
Именно поэтому наши западные геополитические противники активно используют технологии информационного противостояния как ключевого направления гибридной войны против нашей страны для создания атмосферы хаоса и неопределенности, своеобразного зомбирования национальной элиты и народа в целом для подчинения его воле агрессора.
Немалые усилия тратятся на формирование облика России как автора стратегии гибридной войны и инициатора ее использования против «мирных демократических государств».
При этом замалчивается, что именно на Западе была разработана концептуальная модель гибридной войны, которая уже сегодня фактически внедрена в военную доктрину США и их союзников по НАТО и используется на практике, в первую очередь против России и в других местах, где это необходимо.
С целью прикрытия своих действий создатели стратегии гибридной войны пытаются возложить на Россию ответственность за «гибридизацию конфликтов» как средство реализации «коварных замыслов Москвы», направленных на создание препятствий для выработки НАТО решения о задействовании против агрессора пункта V своего устава о коллективной защите.
Одновременно «пробрасывается» идея, что в условиях нарастания гибридных угроз и повышения неопределенности НАТО должно улучшить способность быстрого реагирования за счет наращивания сил и средств в угрожаемых районах.
Нельзя признать обоснованными и попытки приписать России сомнительную честь авторства гибридных войн. Ведь само понятие «гибридные угрозы» использовалось в трех последних четырехлетних американских обзорах по обороне, вышедших в 2006, 2010 и 2014 годах.
В документах говорится о гибридных противниках и гибридных вооруженных силах, которые следует создать для противостояния существующим и перспективным вызовам, рискам, опасностям и угрозам.
Стратегия национальной обороны США выделяет четыре разновидности существующих и вновь возникающих вызовов, представляющих собой значительную опасность.
Это традиционные, нетрадиционные, катастрофические и разрушительные вызовы.
Традиционные вызовы представляют собой угрозы от государств, обладающих военным потенциалом, силами и средствами для военного противостояния в традиционных (классических) военных конфликтах. Нетрадиционные вызовы исходят от тех, кто использует нетрадиционные (необычные) методы противодействия традиционным преимуществам более сильных соперников.
Катастрофические вызовы включают приобретение, хранение и применение оружия массового уничтожения или методов, применение которых дает эффект, сопоставимый с применением ОМУ.
И наконец, разрушительные вызовы могут исходить от противников, которые разрабатывают и используют прорывные технологии, чтобы свести на нет текущие преимущества США в ключевых областях деятельности.
Ответом США на разнообразные гибридные вызовы и угрозы современности является совершенствование возможностей ВС успешно проводить операции широкого спектра. При этом термин «гибридность» относится прежде всего к боевой обстановке и условиям, к стратегии и тактике противника и, наконец, к типу сил, которые США и их союзники должны создавать и поддерживать.
Таким образом, Вашингтон в течение долгого времени использует гибридные технологии не только для противодействия угрозам национальной безопасности, но и в наступательных, агрессивных целях.
Одновременно американцы побуждают своих союзников к разработке и применению стратегий гибридной войны под предлогом, что их страны сами являются объектами гибридных атак со стороны России.
Большинство зарубежных аналитиков придают термину «гибридная война» гипертрофированный идеологический характер и пытаются представить гибридную войну как современную стратегию действий России на Украине и в Прибалтике. Этой цели, в частности, подчинен доклад, подготовленный в начале 2017 года американской исследовательской корпорацией RAND «Гибридная война в странах Балтии. Опасности и потенциальные ответы».
В документе нагнетаются страхи вокруг угрозы мифической агрессии со стороны РФ, которая объявляется вполне вероятной.
Однако критически настроенные к подобным информационным вбросам военные в Латвии и Эстонии считают гибридную войну не столь существенной угрозой по сравнению с перспективой массированного нападения с использованием обычных вооруженных сил. Саму концепцию гибридной войны, которой пытаются запугать западные инструкторы, военные называют довольно расплывчатой, беспомощной и содержащей мало нового.
Сомнению подвергается понятие «гибридные угрозы» и адекватность способов противодействия им со стороны союзников по НАТО. Считается, что альянс пока не смог создать жизнеспособную интегральную стратегию борьбы с этим видом угроз, которая должна сочетаться с усилиями по предотвращению нападения с использованием обычных сил.
В целом исследователи корпорации RAND полагают, что наиболее существенная угроза странам Балтии со стороны России исходит от обычных вооруженных сил, а не от способности вести нетрадиционную войну или прибегать к политическим переворотам.
Вместе с тем в числе реальных гибридных угроз со стороны России странам Балтии называются несколько сценариев: ненасильственного переворота, скрытых насильственных действий, к которым страны Балтии обладают достаточным иммунитетом, а также сценарий обычной войны в сочетании с политическими подрывными акциями.
Подчеркивается, что опасность третьего сценария связана с недостаточностью военных возможностей НАТО в регионе, которые следует наращивать в интересах обычного сдерживания.
На фоне жонглирования виртуальными сценариями представляется справедливым высказанное автором документа вполне здравое опасение, что конфликт может быть развязан в результате ошибочных оценок. Вероятен и непреднамеренный конфликт в результате инцидента, как это было, например, в случае с российским бомбардировщиком в ноябре 2015 года.
Наращивание военных приготовлений альянса, полеты боевых самолетов НАТО вдоль границ с Россией создают вполне реальную почву для подобных опасений.
Кроме того, считается, что Россия может быть втянута в войну из-за действий пророссийских групп на территории стран Балтии, которые не контролируются российской стороной.
Стремление не допустить поражения этих сил может привести к эскалации военных действий вплоть до обычного широкомасштабного конфликта или ядерной войны.
Цель подобных исследований коррелирована с общей стратегией информационной войны Запада против России и достаточно очевидна: оправдание наращивания военного присутствия НАТО в странах Восточной Европы, развертывание элементов американской стратегической ПРО, проведение военных учений по провокационным сценариям.
Одновременно этот документ является еще одной попыткой запугать нейтральные Швецию и Финляндию и подтолкнуть их к вступлению в военно-политический блок.
Для сторонников усиления НАТО мощным побудительным мотивом для нагнетания антироссийских настроений и усиления военных приготовлений является скептическое отношение новой американской администрации к «архаичному» альянсу как таковому. Очевидно, что антироссийская истерия не всегда и не во всем срабатывает и, более того, иногда вызывает завуалированное отторжение со стороны Вашингтона.
Однако следует с большой осторожностью относиться к якобы антинатовской риторике администрации США. Альянс был и останется важным инструментом обеспечения глобальных устремлений своего заокеанского лидера. Все упреки в архаичности и несоответствии альянса требованиям современности рассчитаны на то, чтобы как следует встряхнуть союзников и заставить их платить.
Более того, американцы намерены создавать некие аналоги НАТО на Ближнем Востоке и в Юго-Восточной Азии. Уже сегодня приведены в действие опробованные против России в Европе механизмы оказания давления на ключевые страны в этих регионах, прежде всего на Иран и Китай.
Способы давления стандартные: политические демарши, санкции, демонстрации силы, развертывание дополнительных подразделений сухопутных войск, ВВС и ВМС. В Южной Корее размещены пусковые установки ПРО THAAD, угрожающие ядерным силам России, Китая и Северной Кореи.
Давление на Иран рассчитано на формирование постоянного очага напряженности вокруг страны с целью остановить продвижение Шелкового пути Китая, создать трудности в реализации Москвой и Тегераном договоренностей по Сирии.
Упрек в архаичности в известной мере можно отнести к неготовности альянса при нынешней конфигурации его сил активно подключиться к борьбе с международным терроризмом, которая является одним из заявленных приоритетов внешнеполитической стратегии Трампа.
Не факт, что этот приоритет сохранится в обозримом будущем. Хотя в то же время под определение «международный террорист» на основании доморощенной нормативно-правовой базы можно подвести любую страну, что развяжет руки Вашингтону для наказания неугодного государства.
Весьма чувствительным является и отсутствие заметных подвижек в стремлении государств — членов НАТО обеспечить установленный уровень финансовых расходов. В результате США еще долго предстоит быть финансовым донором в бюджет альянса. Трамп явно намерен дать союзникам урок, способный ускорить их выход на нужный Вашингтону курс.
Одним из таких уроков стала угроза Вашингтона понизить уровень своего участия во встрече министров иностранных дел как ключевом мероприятии по подготовке предстоящего саммита НАТО.
В результате в Брюсселе пошли на беспрецедентный перенос заседания Совета НАТО на уровне министров иностранных дел с 5—6 апреля на 30–31 марта с целью сделать возможным участие госсекретаря США Рекса Тиллерсона.
Однако это решение мало что меняет в позиции американской администрации по отношению с НАТО. При всей важности для США сохранения стратегических связей с НАТО сегодняшний «архаичный» альянс как-то не вписывается в планы Д. Трампа, отдающего приоритет проведению диалога в треугольнике Китай-США-Россия.
Более того, своими прямолинейными антироссийскими выпадами, нередко провоцируемыми шумной группой «новичков», военно-политический блок выступает раздражающим элементом в отношениях между РФ и США. Поэтому от альянса требуют принятия экстренных мер по адаптации к современным политическим реалиям.
Наряду с совершенствованием военных возможностей альянса одним из направлений такой адаптации является подготовка НАТО к использованию в противостоянии с Россией современных гибридных технологий, обладающих большей скрытностью. Разработка таких стратегий будет одним из пунктов повестки предстоящего в Брюсселе саммита.
Значительная часть угроз нацбезопасности России связана с подрывными действиями геополитических противников — отдельных государств и их коалиций в ходе развязанной против нашей страны гибридной войны. Организация отпора требует совершенствования мер по защите государства с учетом нелинейного характера современных конфликтов.
Успешная адаптация системы обеспечения национальной безопасности России к вызовам и угрозам, порождаемым гибридной войной, в решающей степени будет зависеть от знания особенностей современных конфликтов и способности на этой основе выдерживать приоритеты строительства вооруженных сил, укрепления социально-экономической и культурно-мировоззренческой сфер.
Военные ученые России уделяют должное внимание изучению этой проблемы. В 2016 году на базе ВА ГШ при участии Академии военных наук состоялось обсуждение сущности понятия «война» в современных условиях. Данный вопрос рассматривался на заседании секции научного совета при Совете безопасности. В ходе дискуссий выработана общая установка о необходимости анализа характерных черт современных вооруженных конфликтов, выявления тенденций их возникновения и развития.
Основное содержание войн сегодня и в обозримой перспективе останется прежним и определяется наличием вооруженной борьбы.
Однако феномен изменения соотношения вкладов военных и невоенных видов борьбы в общий политический результат войны выдвигает в число приоритетных задач изучение и тщательную проработку вопроса о сущности современной войны.
Начальник Генерального штаба генерал армии Валерий Герасимов поставил перед военной наукой ряд актуальных задач по исследованию новых форм межгосударственного противоборства и разработке эффективных способов противодействия им, формированию сценариев, долгосрочных прогнозов развития военно-политической и стратегической обстановки в важнейших регионах мира.
Немаловажной является задача обеспечения межведомственной стандартизации военно-политических и военных терминов и определений, включая определения гибридной войны и ее составляющих.
Для успешного решения комплекса поставленных задач необходимо на основе изучения особенностей современных вооруженных конфликтов создать методики работы военного управления и действий войск в различных условиях. Важное значение при этом имеет обобщение опыта действий в Сирии.
Главный акцент следует сделать на следующих ключевых задачах защиты государства:
— обеспечение сбалансированного развития всех видов и родов войск (сил), освоение высокоточного оружия и современных средств связи, разведки, автоматизированного управления и РЭБ;
— способность быстро и решительно реагировать на конфликты, нелинейный характер которых позволяет достигать значительных результатов при относительно небольших возмущающих воздействиях;
— обеспечение возможности оперативного сосредоточения критически важных усилий и ресурсов в наиболее угрожаемом месте. Сегодня это — фронты информационной и экономической войны и обеспечение кибербезопасности критической инфраструктуры;
— повышение мобильности сил и средств для осуществления перегруппировок войск на удаленные ТВД;
— ведение непрерывной разведки и ее тесное взаимодействие со структурами политического и военного управления с целью оперативного создания и использования преимущества на угрожаемом направлении;
— наличие качественного кадрового ресурса, способного обеспечить разработку и реализацию стратегии противодействия гибридной войне.
Читайте также: Почему не все «томагавки» долетели до цели и что в это время делало российское ПВО — мнение (ФОТО, ВИДЕО)
Такой подход будет способствовать появлению нового знания о современных конфликтах в интересах прогнозирования военных опасностей и угроз и подготовки страны и Вооруженных сил к противодействию вызовам современности.
Александр Бартош — член-корреспондент Академии военных наук
rusvesna.su
