lib.1september.ru

Нестандартная дочь

А она еще как была – деловитая, собранная, целеустремленная, верная отцовскому имени и идеалам, жизнь положившая на общественное служение. Поддержать утративших надежду – первая. Устроить на работу перебежчиков и невозвращенцев, накормить, помочь с бумагами – первая. Обратиться по радио к советским солдатам с призывом одуматься и не давить танками братьев-венгров – первая, в прямом эфире, с митинга в Мэдисон-сквер-гарден…

В 1939 году, как только на финской стороне стали появляться пленные красноармейцы, Александра Львовна объявила о создании Толстовского фонда.

Добавим к ее собственному рассказу то, о чем она из скромности умалчивает: за годы Первой мировой Толстая как сестра милосердия была награждена тремя Георгиевскими медалями за личное мужество.

Александра Львовна Толстая с отцом Большевики арестовывали ее пять раз. Но не это подкосило ее, она и в заключении оставалась верна себе. В интервью она рассказывает об истинных причинах эмиграции.

Толстовский фонд (существующий и по сей день) помог десяткам тысяч соотечественников. Александра Львовна умела поставить дело: фонд поддерживали состоятельные и именитые люди – композитор Сергей Рахманинов, общественная деятельница графиня Софья Панина, историк Михаил Ростовцев. Предлагаемое интервью было записано в 1965 году историком Алексеем Малышевым, собиравшим свидетельства о 1917 годе для программ «Радио Свобода». Полностью публикуется впервые.

Александра Львовна, когда вы начали интересоваться политической жизнью России, когда сами начали как-то в ней участвовать?

– Пока отец был жив, я интересовалась постольку, поскольку он касался этих материй в своих писаниях. А он, как известно, много писал о положении рабочих, выступал за конституцию для России. И горевал о нищенской жизни крестьян. Но, не одобряя царского режима, отсутствия свобод, он очень боялся революции и отрицательно относился к социализму. Почему он боялся революции?

– Он говорил, что царское правительство держит власть насилием и жестокостью, а новая власть будет в этом смысле еще хуже. Он это предвидел. Затем, он говорил, что нельзя строить что-либо неумелыми, грязными руками. Он считал, что социалистические руки – грязные. Особенно он ненавидел террористов, убийства. Это было ему противно.

Лев Толстой любил свою младшую дочь…

Где вас застала зима 1916-1917 годов, другими словами, те месяцы или недели, которые предшествовали Февральской революции?

– Я была на фронте, там меня и застала Февральская революция. Я руководила отрядом.

Что это был за отряд?

– Мы перевозили раненых и больных с фронта в тыл. У меня были шесть врачей, сестры, команда из солдат.

Так это был полевой госпиталь?

– Нет, не полевой госпиталь, это был такой передвижной, летучий отряд.

Как долго вы были на фронте?

– Я в самом начале войны ушла на фронт. Работала в санитарном поезде, потом на Кавказском фронте, в Турции, оттуда перешла на Западный фронт и вот тут как раз и узнала о революции. Помню такую сцену. Я была больна, заражение крови, лежала в больнице. Вошел доктор, очень грустный, и говорит: «Вы знаете, что князь Михаил Александрович отказался от престола?». Я на него посмотрела и говорю: «Пропала Россия!». И он мне ответил: «Пропала Россия!» – и вышел из комнаты. А потом началось брожение, неподчинение, в отряде стало очень трудно работать. Особенно когда близилось уже дело к большевистской революции.

Лев Толстой по матери был родственником Александра Пушкина У вас в памяти не остались разговоры с солдатами непосредственно после Февральской революции? Как они ее восприняли?

– Как же, еще бы! Это было так тяжело. Солдаты ничего не понимали. Ведь каждую минуту выскакивали какие-то ораторы, говорили речи. Сначала коммунисты, потом против коммунистов. И солдаты совершенно не могли разобраться, кто к чему призывает. Помню, однажды в мою палатку ворвался солдат с площадной руганью. А мы просто сидели и пили чай – заведующая хозяйством, заведующая транспортом – и все очень перепугались. Я этого солдата знала, он был контуженный, я к нему подошла, положила руку ему на плечо, говорю: «Знаешь что, я к тебе приду в землянку, мы поговорим». И вот тут случилось невероятное: он, как ребенок, зарыдал у меня на плече. «Скажите, – говорит, – мне, где правда, где правда? Они (то есть большевики) говорят, что вы во всем виноваты, что вы буржуи. А я знаю, что вы ко мне хорошо относитесь, скажите мне, где правда?». Что ответишь на такой вопрос? Просто мучительно было смотреть на этих полуграмотных людей, которые не знали, что с ними завтра будет, и боялись. Когда я вернулась из больницы, солдаты меня встретили очень радушно – принялись качать. А потом, когда уезжала в Москву, было собрание. Они меня очень благодарили за то, что все у нас в отряде было в порядке: лошади сыты, продовольствия много. Мы вообще жили дружно. Под конец собрания председатель отрядного комитета сказал от избытка чувств: «Я предлагаю почтить память Александры Львовны вставанием». Все встали, было очень торжественно. И только я уехала, был отдан приказ о моем аресте. Но я уже была в поезде. Вагон был до отказа набит людьми и вещами. Пассажиры начали вышвыривать вещи друг друга, одного офицерика чуть не выбросили вслед за багажом, настроение было совершенно ужасное. Я уже тогда не верила, что из этого выйдет что-то хорошее. Когда вы заметили, что на фронте начала распространяться большевистская пропаганда?

– Пропаганда шла отчаянная везде, по всему фронту. Митинги непрекращающиеся. И эта пропаганда, конечно, достигала своей цели. Что неудивительно: солдаты сидели месяцами в окопах, устали, оголодали. И тут им говорят: «Идите домой, земля будет ваша, фабрики будут ваши, жизнь начинается другая». У вас лично не было конфликтов с солдатами?

– Был такой случай в поезде. Я не знала, что будет. Вошел какой-то тип, очень агрессивный, сел рядом со мной, толкнул. Я подвинулась, ничего не сказала. Потом он захотел ноги положить мне на колени. Я опять отстранилась и опять ничего не сказала. Вокруг солдаты, тоже очень возбужденные. Наконец я говорю: «Вот что, братцы, кто хочет курить, у меня папиросы есть». Я раздала эти папиросы, потом чай. Один солдатик принес кипятку, у меня был сахар. И этот, злой, стал уже подобрее. Мы разговорились. Кончилось тем, что, когда мы приехали в Москву, я знала, кто на ком женат, сколько у кого детей, все решительно про их жизнь, про отца, про мать, про дом, все знала. Может быть, это был единственный раз, когда табак послужил людям на пользу. В сущности, ведь злобы не было. Все это было наносное, результат пропаганды. Им обещали все, что хотите: и фабрики, и заводы, и землю. А они очень хотели уйти из окопов как можно скорее – это и сыграло главную роль, а вовсе не революционные идеи, солдатам абсолютно не понятные.

Лев Толстой в кругу родных и единомышленников. Александра стоит слева

Как менялось отношение солдат к вам, когда они узнавали, что вы дочь Льва Толстого?

– Они, к сожалению, знали о Льве Толстом крайне мало. Очень немногие слышали это имя. Среди тех, кто знал, конечно, отношение было очень почтительное. А в вагоне я сама их сумела так доброжелательно настроить. Но, знаете, не потому, что я какой-то особенный человек, а именно потому, что отец меня научил любить простой народ, понимать его психологию. И вот эту любовь они почувствовали. Только этим я спасалась.

Когда вы покинули фронт и по каким причинам?

– Когда уже невозможно было оставаться, меня бы убили. И работать стало невозможно. У меня в отряде доктор, сестра и еще несколько человек были коммунистами. И они так всех перебаламутили, так настроили солдат, что отряд пришлось распустить.

Вы приехали в Москву летом семнадцатого года?

– Да, там все было разгромлено. У меня не было ничего, только то, что на мне. Надо было работать. И я очень долго жила за счет пасеки в Ясной Поляне, возила кадушки по пятьдесят фунтов в Москву, продавала мед. Вскоре организовалось Общество изучения Толстого, которое было создано рядом ученых – Цявловским, Грузинским, академиком Шахматовым, – а я стала его председателем. Мы принялись разбирать рукописи Толстого. С этого началась подготовка первого полного собрания сочинений – вышло больше девяноста томов, туда вошли все тексты, дневники, письма, все варианты «Войны и мира». Купить я его не могла: во-первых, тираж был очень маленький, а во-вторых, денег у меня не было никаких. Любопытно, что единственный человек, имевший отношение к этому собранию, чье имя в нем ни разу не упоминается, – это я. Так же и в книге воспоминаний моего брата Сергея, которую издали в Москве после его смерти, нет моего имени. Мне здесь, в Америке, предлагали написать предисловие к ее американскому изданию, я отказалась. Меня же не существовало.

Дом-музей Льва Толстого в Ясной Поляне рождался не без проблем…

Работой над рукописями отца вы занимались в 1917 году?

– Да, мы работали в Румянцевском музее, где хранились эти рукописи. Музей не отапливался, мы сидели в шубах, валенках, перчатках. Профессора, как сейчас помню, приносили с собой кто чай из какой-то травы, кто морковку. И рассуждали о том, что морковь очень полезная, очень питательная. Ели мы тогда картошку на постном масле. И еще слава Богу, если на постном масле, а то бывало и на касторовом, и на рыбьем жире, это довольно противно. Моя квартира тоже не отапливалась, спала я под полушубком. Было тяжело. Но сейчас, вспоминая то время, я не думаю о физических страданиях. Самое трудное – это моральные муки. Я работала в Ясной Поляне, создавала школы, музей Льва Николаевича. И вот нас заставляли вставать под Интернационал, мне навязывали какую-то антирелигиозную пропаганду, от которой я, конечно же, уклонялась. Но все-таки совесть катилась книзу. Приходилось делать вещи против совести – для того, чтобы спасти свою жизнь. Это была главная причина, почему я уехала из советской России. Я чувствовала, что это были уже не компромиссы, а насилие над совестью.

Хочу вернуться к 1917 году и спросить, где, как и когда вы впервые услыхали о том, что большевики захватили власть?

– Октябрьская революция меня застала на фронте, но вскоре я оказалась в Москве, где мне совершенно нечего было делать. И вдруг Луначарский назначил меня комиссаром Ясной Поляны, что меня очень насмешило. Тем не менее я старалась привести там все в порядок. Открыла два музея: один мемориальный, в доме, где Лев Николаевич жил, а второй – литературный, посвященный его деятельности, он располагался в здании школы. Там я и работала. Отец считал очень важным образование крестьянских детей, и я считала своим долгом продолжать его дело. Поэтому прежде всего мне хотелось устроить учебное помещение. Для него нашелся только скотный двор, откуда мы вывели коров и там организовали классы. Потом стали своими силами строить здание. Кончилось тем, что Сталин, как ни странно, помог мне получить средства, и у нас появилось большое здание школы второй ступени. Она и сейчас существует. Этим я занималась все время, пока жила в советской России. Работа была очень важная. И оборвалась только тогда, когда советское правительство стало настаивать на продвижении антирелигиозной пропаганды. Как я могла в школе имени Толстого, который был глубоко религиозным человеком, вести антирелигиозную пропаганду? Я боролась до последнего. Но случилось так, что весь мой коллектив, около пятидесяти человек, решил в первый день Пасхи проводить уроки. То есть вся моя борьба рухнула, антирелигиозная пропаганда победила. Я их не виню, они все очень-очень боялись за себя и свои семьи. Один в поле не воин. Вот тогда я решила уехать.

Спальня Льва Толстого В каком году?

– В 1929 году я уехала в Японию, пробыла там двадцать месяцев, читала лекции, затем уехала в Америку. Вы упомянули о вашем знакомстве с Луначарским. Какое он произвел на вас впечатление?

– Это сложно рассказать. Можно смотреть на коммунистов просто как на злодеев, в которых нет ничего человеческого. Но свою книгу о них я назвала «Проблески во тьме» именно потому, что видела эти проблески. Вы не можете себе представить, какую изумительную речь сказал Луначарский в день юбилея Льва Николаевича в Ясной Поляне, когда мы открывали музей. А потом был обед, куда явились другие представители властей, и он уже говорил совершенно по-другому, понеслась отвратительная коммунистическая риторика. Я видела что-то человеческое и в Калинине. Один раз я пришла к нему просить за семерых священников, приговоренных к смертной казни. Он в какой-то момент вскочил и говорит: «Не мучьте меня, я был единственный во ВЦИКе, кто выступил против казни». Я поблагодарила его и ушла. Говорить больше не о чем было. Даже в Менжинском, звере таком, я видела эти проблески. Я видела их в надзирателях, в солдатах, в красноармейцах, которые меня арестовывали. Но они все находились во власти какого-то гипноза. Я уверена, существо русского человека коммунизм не задел и никогда не заденет. Недаром сейчас в советской России пятьдесят миллионов религиозных людей. А со Сталиным вы встречались когда-нибудь?

– Один раз, когда я просила у него денег на школу. В нем ничего разобрать было нельзя. Конечно, ничего я там человеческого не видела, кроме грузинской вежливости. Он меня встретил, пройдя всю громадную комнату, и так же меня провожал, подал мне стул, был невероятно любезен, исполнил все мои просьбы. О нем больше ничего не могу сказать.

Александра Львовна до конца своей жизни помогала русским за рубежом

А из других деятелей Февраля и Октября вы встречались с кем-нибудь – скажем, с Лениным, Троцким, Керенским? – Керенского я хорошо знаю, конечно. Я считаю, что Керенский не сумел предвидеть, что случится, и поэтому наделал ошибок. Но по существу он неплохой человек и теперь эти ошибки признает. Поэтому я не считаю возможным его осуждать. Ленина я не встречала. Троцкий один раз выступил на суде Тактического центра, где я была одной из обвиняемых, он защищал одного из моих товарищей, которого тоже обвиняли в контрреволюции, сказал очень хорошую речь. Но лично я с ним не общалась.

В книге вы описываете тюрьму. Как вы туда попали и почему?

– Я попала туда как раз по делу Тактического центра. Хотя, собственно, не имела к нему отношения. Вы пишете, что попали за то, что чай варили...

– Совершенно верно. Меня просил мой покойный друг Сергей Петрович Мельгунов, председатель «Задруги», предоставить им квартиру для собраний. Но сами их собрания меня совершенно не интересовали, я, может быть, очень сочувствовала бы заговору и участвовала бы в нем, но как-то не пришлось. Я просто старалась, чтобы им было уютно у меня в квартире. Затем один из моих приятелей описал мою подпольную деятельность в юмористическом стихотворении:

Смиряйте свой гражданский жар В стране, где смелую девицу Сажают в тесную темницу За то, что ставит самовар.

Это было единственное мое участие, я так и ответила прокурору Крылову на суде, когда он меня спросил: «Понимаете ли вы, за что приговорены?». Я ответила: «За то, что ставила самовар». В зале раздался хохот. Как долго вам пришлось сидеть в тюрьме?

– Я была осуждена на три года, но просидела в тюрьме ГПУ на Лубянке два месяца и шесть месяцев в Новоспасском лагере. Это там, где похоронены первые Романовы. А выпустили меня потому, что я там устроила школу. Одна коммунистка приехала, увидела, какую я работу делаю там с уголовными, и решила помочь мне выйти на свободу.

Книга Александры Толстой

Когда вы начали писать книгу «Проблески во тьме»?

– Часть ее написана в Новоспасском лагере. Я пересылала рукопись в бутылке из-под молока. Была у меня очень милая секретарша, мой большой друг. Она приходила, приносила мне передачу, а я обратно посылала листы в пустой бутылке из-под молока.

То есть главы, которые касаются лагеря, как раз и были написаны там?

– Да. Это было рискованно, рукопись могли найти во время обысков, но обошлось, я ее прятала в печке. Там стояли старинные монастырские печи, облицованные кафелем. И вот за этим кафелем я прятала бумаги. А обыски были такие, что все решительно переворачивали, раздевали нас. Но не нашли. Потом, там есть глава «Весна» о детях. А закончила я книгу уже в Америке. Я часто говорю американцам, что русский народ лучше, он так страшно перестрадал, теперь вернулся к религии, и что бы большевики ни делали, они уничтожить религию не могут, она сидит в русском человеке. Вера в Бога, покорность воле Бога так сильны в русском человеке – это мой отец описывал в своих рассказах, – что вытравить их нельзя. В моих воспоминаниях есть глава «Латышка», про женщину, которая была совершенно, как дерево, и все-таки под конец в ней что-то пробудилось, какая-то маленькая искорка блеснула.

Это латышка, которая была заведующей тюрьмой, кажется?

– Одна из надзирательниц. Она была так вымуштрована, что в ней как будто ничего человеческого не осталось. Но и в ней удалось вызвать нечто человеческое. Она вдруг как-то весной принесла ветку черемухи и бросила мне на колени. Поверьте, это для меня был невероятно драгоценный подарок, я бы его не променяла ни какие передачи продуктовые.

Могила Льва Толстого в Ясной Поляне

Вы писали вашу книгу исключительно для эмигрантов или вам хотелось, чтобы она попала в Советский Союз?

– Я ее писала, потому что не могла не писать. Вы знаете, во мне есть, очевидно, маленькая писательская жилка от отца. Конечно, я была бы счастлива, если бы те немногие люди, что меня помнят, прочли эту книгу, но я не вижу возможности этого добиться. Вот я здесь уже тридцать пять лет. Вы думаете, я забыла Россию, забыла русский народ, вы думаете, что я сейчас не мечтаю о том, что, может быть, перед смертью удастся посмотреть еще раз на Россию? Нет, я Россию никогда не забуду. Мне еще год, может, полгода, пять лет жизни – никто не знает, но Россию я не забуду. И русский народ я всегда любила, люблю и буду любить до самой смерти. В книге, я думаю, сквозит моя любовь к России, и вот это главная причина, почему я хотела бы, чтобы русские люди ее прочли…

P.S. Александра Львовна Толстая (1884-1979) – дочь Льва Толстого. Получила прекрасное домашнее образование. Она была трудным ребенком. Ее наставниками были гувернантки и старшие сестры, которые занимались с ней больше, чем Софья Андреевна. Отец в детстве тоже мало с ней общался. Когда Александре исполнилось 16 лет, произошло ее сближение с отцом. С тех пор она всю жизнь посвятила ему. Она выполняла секретарскую работу, освоила стенографию, машинопись.

По завещанию Толстого Александра Львовна получила авторские права на литературное наследие отца. Во время Первой мировой войны она окончила курсы сестер милосердия и ушла добровольно на фронт, служила на Турецком и Северо-Западном фронтах. За участие в войне, за неистощимую энергию, за свои организаторские способности, за самоотверженность и храбрость она была награждена тремя Георгиевскими крестами и удостоена звания полковника. После войны Александра Львовна посвятила себя сохранению и распространению духовного наследия отца, принимала участие в издании «Посмертных художественных произведений Толстого» и подготовке Полного собрания сочинений.

Мемориальная доска в честь Александры Толстой

В 1920 году она была арестована ГПУ и приговорена к трем годам заключения в лагере Новоспасского монастыря. Благодаря ходатайству крестьян Ясной Поляны ее освободили в 1921 году, она вернулась в родную усадьбу, а после декрета ВЦИК стала хранителем музея. За последующие 8 лет она организовала в Ясной Поляне культурно-просветительный центр, открыла школу, больницу, аптеку. В 1924 году в прессе стали появляться клеветнические статьи об Александре Львовне, в которых она обвинялась в неправильном ведении дел.

В 1929 году она решила покинуть Россию, уехала в Японию, затем в США. За границей она выступала с лекциями о Толстом во многих университетах, в 1939 году организовала и возглавила Толстовский Фонд по помощи всем русским беженцам, филиалы которого сейчас находятся во многих странах. В 1941 году она приняла американское гражданство. Ее благотворительная деятельность получила признание во всем мире. Александра Львовна скончалась 26 сентября 1979 года в Валлей Коттедж, штат Нью-Йорк.

telegrafua.com

Какую память о себе оставила младшая дочь Л.Толстого – Александра? | Биографии

Ежегодно 18 июня Яснополянская школа им. Л. Н. Толстого отмечает день рождения своего первого директора Александры Львовны Толстой, дочери знаменитого писателя. Известна как автор книг: «Отец», «Дочь», «Трагедия Толстого» и др. Вот что писал о ней внук Толстого, Сергей Михайлович:

«Саша была девочкой с настоящими мальчишескими замашками. Она была страшная любительница лошадей, верховой езды, балалайки; совершала долгие прогулки в лес за орехами и грибами… Зимой каталась на прудах, летом помогала крестьянам в полевых работах».

Сближение ее с отцом началось, когда она взялась переписывать его рукописи и вести переговоры с многочисленными корреспондентами. До старости Александра Львовна сохранила привычку писать под музыку. Это была отцовская черта. И даже внешне она была похожа на отца: «…крепкого телосложения, плотная, мускулистая. Высокий лоб, толстый нос, большие серые глаза, пенсне…»

Когда в осеннюю ночь 1910 года он вновь решился покинуть Ясную Поляну, Саша помогала ему в сборах. Именно она последние 7 дней и ночей провела у постели умирающего отца в Астапове…

После смерти матери Александра несколько раз встречается с М. Калининым и А. Луначарским, добиваясь принятия постановления ВЦИК о создании в Ясной Поляне музея-усадьбы. Дочь Л. Толстого назначают «комиссаром Ясной Поляны». Известно, что в 1921 году Александра Львовна становится хранителем музея-усадьбы, а потом и его директором. До отъезда из России она стала поистине организатором культурного центра в Ясной Поляне.

Открытие школы — памятник отцу — Александра Львовна стремится осуществить к 100-летию со дня его рождения. Только по инициативе Л. Толстого в окрестностях Ясной Поляны было открыто 20 небольших школ для крестьянских детей. До революции предводитель Крапивенского уезда уже отказал дочери Толстого в этой просьбе. Но и позже ее больше слушают с усмешкой.

Как пишет Александра Львовна в своих воспоминаниях, сначала она вместе с крестьянами хотела приспособить в усадьбе часть здания под школу, которое называлось «скотным» (там всегда ютились коровы, телята, свиньи и овцы), а потом оно было восстановлено и переименовано в дом Волконского. Для школы здание не годилось.

Но школа все-таки была построена на бывшей «Кабацкой горе», недалеко от въездных ворот усадьбы с башенками, благодаря усилиям Александры Львовны. Она позже напишет:

«Хозяйство при музее-усадьбе по распоряжению ВЦИКа должно было обратиться в показательное: для крестьян, туристов и для школы (с огородами, скотоводством и другими отраслями сельского хозяйства). Весь доход должен был идти на содержание музея-усадьбы».

Дочь писателя была возмущена таким отношением к музею.

Но она еще успевает в Ясной Поляне открыть больницу, аптеку. А в Москве вместе с группой ученых создает товарищество по изучению творчества Л. Толстого. Однако в 1929 году Александра Львовна покидает Россию, чтобы уже никогда сюда не вернуться. Но об этом чуть позже…

Литературный музей в школе им. Л. Толстого неформально существовал с 60-х годов. По крупицам собирала материалы для музея учитель Г. Пирогова. Несколько лет она вела поиск школ им. Толстого. Их набралось 32. Они были в Москве, Ленинграде, на Украине, в Белоруссии. Встречи школ стали ежегодными. Теперь эту эстафетную палочку подхватили сотрудники музея-усадьбы.

Официально началом открытия музея считался октябрь 1979 года. А месяцем раньше того же года в Америке умирала Александра Львовна Толстая. Два года она боролась за жизнь после инфаркта, но болезнь ее победила. На свой страх и риск учитель школы Галина Пирогова отправляет письмо в Америку (за четыре года до смерти А.Л. Толстой), ведь ее имя было под запретом. Всем хотелось вместе с дочерью писателя порадоваться успехам школы. Потянулось томительное время ожидания. Но ответ пришел. В нем Толстая благодарила учителей, учеников за память о ней, за последовательное продолжение толстовских идей по обучению детей. Переписка с Александрой Львовной продолжалась до тех пор, пока она была жива…

А теперь вернемся к более раннему времени в жизни Александры Львовны. Война, начавшаяся в 1914 году, многое изменила в её жизни. После окончания курсов она уходит сестрой милосердия на фронт. На Кавказе дочь Толстого помогает формировать передвижной госпиталь, санитарный отряд. В короткий срок Александра Львовна со своими помощницами организовали для детей сотни школ-столовых. За участие в войне она награждена тремя Георгиевскими крестами (из записей А.Л. Толстой) и удостоена звания полковника.

В Ясной Поляне, несмотря на разруху после войны, она горячо взялась за работу. В 1920 году дочь Толстого была арестована по делу политической организации «Тактический центр». Как потом вспоминала Александра Львовна, ее судили за то, что она «ставила самовар участникам «центра». Революционный трибунал приговорил ее к трем годам заключения. И лишь по ходатайству крестьян Ясной Поляны Александру Львовну выпускают на свободу.

На свободу ли? Все ее желания создать в Ясной Поляне особый мир, чуждый насилию и «советчине», практически неосуществимы. Александру Львовну одолевают письма и статьи в газетах о бывшей графине, которая «окопалась» в Ясной Поляне. Одна за другой следуют проверки и ревизии. Допрашивают учителей, учеников, созывают бесчисленные собрания. Чиновники роются в ее бумагах и записях, требуют документы на строительство школы. Борьба становится неравной.

Вот что писала Александра Львовна, вспоминая то время:

«Я оторвалась от родной земли, где прожила 45 лет своей жизни, оторвалась от родных, друзей, от всего, что было мне дорого, от родного отцовского гнезда, его могилы…» Она едет в Японию, где прожила 20 месяцев, после пяти арестов и тюремных заключений. В Японии, где она была радушно принята, выступает с лекциями об отце. Но уже вслед за ней приходит предписание явиться в Советское консульство для выяснения ее задержки в Японии. Александра Львовна отказывается возвращаться в Россию «из-за невозможности продолжать работу отца на Родине».

С помощью давних друзей она перебирается в Америку. Ей 47 лет. Приходится снова учиться жить. На скромные средства дочь Толстого вместе со своими помощниками открывает ферму, занимается сельским хозяйством. При участии известных российских деятелей (Б. Бахметьев, С. Рахманинов, С. Панина и др.) она основала Толстовский фонд. Люди, которым она оказала помощь в начале их новой жизни в этой стране, всегда будут помнить Александру Толстую.

Однако создание фонда не прошло мимо советского правительства. Осенью 1948 года на страницах советских газет развернулась клеветническая кампания против дочери Толстого с грязными обвинениями в шпионаже, измене Родине. Толстовский фонд именовался «разбойничьим гнездом».

Когда 30 лет назад (1978 год) Александре Львовне было послано приглашение принять участие в праздновании 150-летия со дня рождения Л. Толстого, она была уже серьезно больна и от приглашения отказалась. Дочь писателя умерла в возрасте 95 лет, 26 сентября 1979 года. Похоронена на кладбище Новодивеевского монастыря (США). Официально А. Л. Толстая была реабилитирована только в 1994 году.

shkolazhizni.ru

Александра Толстая, дочь... - luv_vie

Александра Львовна Толстая  (1884 - 1979)

Александру Л.Н.Толстой любил больше всех из своих дочерей. Но почему же именно о ней мы знаем меньше всего?

В бывшем СССР все долгие 70 лет имя Александры Толстой – сестры милосердия в Первую мировую войну, узницы Лубянки и Новоспасского концлагеря, лауреата Русско-Американской Палаты Славы – вычеркивалось послушным цензорским пером.

После смерти отца Александра Толстая всю свою жизнь посвятила воплощению его замыслов, беззаветному служению людям. Назначенная хранителем музея-усадьбы «Ясная Поляна», она занималась созданием там культурно-просветительного центра, строительством школы, больницы...

В самом начале Первой мировой войны 30-летняя Александра уходит на фронт сестрой милосердия. Матери она сказала: «Я не хочу сидеть сложа руки. Беда общая». Перед отъездом Александра Львовна пошла попрощаться с отцом. На опушке леса собрала скромный букетик полевых цветов и положила на отцовскую могилу.

Бесчеловечность молоха войны была для Толстой очевидной. Как и необходимость помощи солдату. У нее были неплохие медицинские познания, одно время она даже практиковала. И вот санитарный поезд уже колесит по дорогам Северо-Западного фронта, принимая от санитарных отрядов раненых и больных воинов. Своей старшей сестре Татьяне Александра Львовна пишет: «Сначалая боялась операций, даже раз плохо было, а теперь привыкла – я прикомандирована к перевязочной и операционной».

Александра Львовна вспоминала: “Впервые я подошла к отцу, когда мне было 15 лет. Это время я считаю началом моей близости с ним. С годами она все увеличивалась”**. 

В ноябре 1915 г. Главный комитет Всероссийского Земского Союза помощи больным и раненым (ВЗС) избрал Александру Толстую своим уполномоченным. А в конце декабря графиня вместе с санитарным отрядом едет на Кавказский фронт. Уполномоченный ВЗС Т.И.Полнер рассказывал: «Я знал ее еще ребенком. Это была очень строптивая девочка, я бы сказал – с бунтарским характером. Сейчас это энергичная и волевая женщина. Кстати, прекрасная наездница».

Александра Львовна работала почти без отдыха. Уже мозолистыми руками драила окна и двери палат; выхаживала, подвергаясь смертельной опасности, тифозных курдов, армян, русских; ночами просиживала у изголовья раненых. И кто знает, сколько человеческих жизней она спасла, не дав им, словно мотылькам, сгореть в огненных сполохах Первой мировой. За этот самоотверженный труд Толстая была награждена двумя Георгиевскими крестами.

дочери Льва Толстого

А тем временем история продолжала перелистывать свои страницы: февральская и октябрьская революции, кровавое противостояние красных и белых. Толстая не хочет примириться с новой властью, которая насаждала пролетарскую культуру и жестоко преследовала инакомыслящих. Будучи страстной правозащитницей, Александра Львовна, как когда-то ее отец, не могла молчать и открыто выступала против насилия над личностью.

В апреле 1919 г. в России создается оппозиционная большевикам организация – так называемый Тактический центр. ВЧК ответила обысками и арестами. Не избежала этого и Толстая. Первый раз ее освободили за отсутствием доказательств причастности к контрреволюционной деятельности, второй – по подписке о невыезде. Но в ночь с 28 на 29 марта 1920 г. ее вновь арестовывают и отправляют на Лубянку. Александра Львовна продолжала все отрицать. Однако на одном из допросов, узнав, что некоторые арестованные по этому делу уже во многом признались, она подтвердила факт собрания у нее на квартире какой-то группы, назвать фамилии наотрез отказалась. Вины за собой она не чувствовала.

В конце апреля к кампании в защиту Толстой, находившейся во внутренней тюрьме Особого отдела ВЧК (Лубянка, 2), подключилось Толстовское общество в Москве. Тюремное начальство, испугавшись столь пристального внимания общественности к судьбе дочери великого писателя, запросило рекомендации на дальнейшие действия у Кремля. Через несколько дней после обсуждения этого вопроса на заседании Политбюро ЦК РКП(б), состоявшегося 15 мая, Александра Львовна была освобождена, но... только до суда. Дело рассматривалось Верховным революционным трибуналом с 16-го по 20 августа. «Помилование или смерть?» – эта мысль не давала подсудимой покоя. В обвинительной речи Н.В. Крыленко заметил: «Здесь вызвали смех слова гражданки Толстой, когда на мой вопрос, что она делала на совещаниях в квартире, ответила: “Ставила самовар”. Но, исполняя обязанности гостеприимной хозяйки, вы, гражданка Толстая, знали, что предоставляете квартиру для антисоветской организации!» «Конечно, знала», – подумала графиня, но ни один мускул не дрогнул на ее лице. Трибунал постановил: «Заключить А.Л. Толстую в концентрационный лагерь на три года». Местом заключения стал переоборудованный для этих целей Новоспасский монастырь.

Родные, друзья и общественность продолжали хлопотать за Александру Львовну. Даже американец мистер Ярроу пытался помочь. Их свидание (еще в лубянской тюрьме) было коротким, хотя вспомнить было о чем: далекую Армению, американский госпиталь, озеро Ван, эпидемию тифа, заболевших американских врачей, которых выхаживала сестра милосердия графиня Толстая во время пребывания на Кавказском фронте. «Чем я могу вам помочь?», – спросил напоследок американец, протягивая ей огромную коробку с гостинцами. – «Не знаю, – ответила Александра Львовна, тронутая его вниманием. – Обо мне хлопочут, а вам спасибо и за это. Передайте мои наилучшие пожелания вашей жене и детям». 

Помощь узнице все-таки пришла: Александра Коллонтай ходатайствовала во ВЦИК, и Толстая была освобождена из концлагеря досрочно. На свободу она вышла в морозный февральский день 1921 г. «Дух человеческий свободен! Его нельзя ограничить ничем: ни стенами, ни решетками!», – вспомнила она надпись, которую оставила на стене камеры перед выходом с Лубянки, и вслух повторила: «Дух человеческий свободен!» Много лет спустя, Александра Толстая использует черновые записи, сделанные в концлагере, в своей книге «Проблески во тьме».

А в яснополянском музее-усадьбе работы, как всегда, было много. Местные тульские власти продолжали чинить препятствия деятельности Александры Львовны, не гнушаясь и открытой травли. Однако школу, в фундамент которой она заложила первый кирпичик, построили, и первым педагогом в ней стала Толстая. На очереди теперь была больница. Но продолжать борьбу с новой властью, изворачиваться и лгать, чтобы чего-либо добиться, становилось все невыносимее. И в душе Александры Львовны зародилась мысль – покинуть Россию. Решение вызревало долго и мучительно. Несколько раз ей отказывали в выдаче загранпаспорта. Но помог случай: летом 1929 г. Толстая получает приглашение посетить Японию для чтения лекций о Л.Н.Толстом, и нарком просвещения А.В.Луначарский дает, наконец, разрешение на выезд.

Образованная Япония высоко чтила Л.Н. Толстого. Поэтому, когда японцы узнали, что приехала его дочь, многочисленные поклонники таланта русского гения стали дарить гостье произведения ее отца, переведенные на японский язык. Они с огромным интересом слушали лекции о Толстом, которые читала Александра Львовна, просили у нее автографы.

Длительное пребывание графини в стране восходящего солнца не на шутку встревожило советское правительство. И очень скоро от Генерального консула СССР в Токио пришло письмо с требованием явиться в советское консульство. Ответом стало заявление Толстой об отказе вернуться в Россию. Мотивировка была следующая: все толстовские учреждения, в том числе и музей-усадьба «Ясная Поляна», используются властями в антирелигиозной пропаганде, что противоречит самой сути учения Толстого. Местом своего постоянного жительства она решила выбрать США. Однако нескоро Александра Львовна добьется разрешения на выезд, накопит с помощью друзей денег на билет и отправится через океан – из Японии в Америку. 

Какой увидели графиню американцы? Это была миловидная дама с унаследованными от отца несколько крупными чертами лица. Вьющиеся темные волосы и великолепный цвет кожи, скромная одежда, очки, которыми она иногда пользовалась из-за близорукости. Несмотря на плотную фигуру Толстая была стройна, создавала впечатление деловой и уверенной в себе женщины. Александра Львовна сразу включается в работу: читает цикл лекций об отце, рассказывает о жизни в России. Порой ей дарили море цветов, а порой освистывали или задавали каверзные вопросы, например: «Чем вы объясните, что приехали из голодной страны – Советской России, а вы так упитанны, вы, верно, весите около двухсот фунтов?» – Графиня ответила: «Из голодной Советской России я приехала в капиталистическую Японию, где прожила 20 месяцев. Здесь, в другой капиталистической стране, Америке, я нахожусь тоже несколько месяцев, вот и отъелась здесь на капиталистических харчах». Одна часть публики хохотала, а другая продолжала шипеть. Дебаты шли не только в аудиториях, но и во время встреч в домах и официальных учреждениях, со всеми, с кем приходилось встречаться Александре Толстой, включая и супругу президента США Рузвельта.

В конце 1932 г. русских американцев потрясло известие о расстреле 1200 казаков, восставших на Кубани. И дочь Толстого пишет статьюс заимствованным у отца названием «Не могу молчать», где обращается к тем, кто верит в братство и равенство людей, с призывом «соединиться в одном протесте». А тем временем большая политика продолжала делать свое дело: в 1933 г. правительство США официально признало Советскую Россию.

Наступил 1938 год. Продолжавшиеся в России репрессии больно отзывались в сердце Александры  

Но надежда на победу справедливости не покидала ее никогда. Приезд из Европы ее фронтовой подруги Т.А.Шауфус дал новое направление деятельности графини. Было решено создать в Америке Комитет помощи русским беженцам. Организационное собрание Комитета состоялось ранней весной 1939 г. В память о русском писателе его назвали Толстовским фондом. Он был зарегистрирован в нью-йоркском штате 15 апреля того же года. Огромную роль Толстовский фонд сыграл во время Второй мировой войны, помогая прибывающим в США эмигрантам: русским военнопленным и многочисленным беженцам из оккупированных фашистами стран.

Однако в Советском Союзе реакция была неадекватна: в центральной прессе появляются статьи, «изобличающие» А. Толстую в шпионаже против СССР («Правда», 21 сент. 1948). Отлично понимая, каким путем добиваются подписей под этими «протестами» и «письмами в редакцию», Александра Львовна продолжала творить свои добрые дела: принимает самое активное участие в строительстве жилого комплекса для престарелых, которое было закончено в 1970 г.; в посадке десятков сотен деревьев... К этому времени Толстовский фонд уже насчитывал множество отделений в Европе и Южной Америке, деятельность его все расширялась.

Графиня унаследовала от отца не только бойцовский характер, но и литературные способности. В одном из писем ее старшей сестры мы читаем: «Только на днях прочла твою книгу «Я работала в Советах» и очень ее одобрила. Правда, из всех нас у тебя больше всех литературного дара». Вот и теперь Александра Толстая заканчивала новую книгу «Дочь» – логическое продолжение двухтомных мемуаров «Отец». 

Высокой оценкой огромного вклада в общественную и духовную жизнь США и других стран во имя гуманизма и прогресса стало присвоение Толстой звания лауреата Русско-Американской Палаты Славы. Этого почетного звания могли быть удостоены американские граждане русского происхождения за их вклад в науку, технику, искусство, общественную и духовную жизнь США. 28 октября 1978 г. русские американцы, стоя, приветствовали В.К.Зворыкина, давшего миру телевидение, а 9 июня 1979 г. более 200 членов Конгресса и гостей съехались в Толстовский центр в Вали Коттедж, чтобы поздравить нового лауреата – А.Л. Толстую. Так как болезнь не позволила ей присутствовать на собственном торжестве, ее племянник В.М.Толстой зачитал послание лауреата, которое стало по сути завещанием всему русскому зарубежью.

Александра Львовна умерла 26 сентября 1979 г., спустя несколько месяцев после своего 95-летия. Несмотря на то, что много горестных лет Толстая прожила вне Родины, она преданно служила ей. Вынужденная покинуть Россию, графиня и на чужбине вершила великое дело: не сгибаясь под тяжестью моральных ударов и житейских нужд, она колесила по городам Японии и США, чтобы воспеть доброе имя своего отца – великого писателя и гражданина, рассказать правду о Советской России, протянуть руку помощи всем, кто в этом нуждался.

Роза Чаурина

Литература

1. Толстая А.Л. Дочь. – М.: Вагриус, 2000. 

Источник:

http://lib.1september.ru/2004/08/23.htm 

Оригинал записи и комментарии на LiveInternet.ru

luv-vie.livejournal.com

Сестры милосердия в годы Первой мировой войны

Федеральное казенное общеобразовательное учреждение

«Вечерняя (сменная) общеобразовательная школа №2 ГУФСИН России по Свердловской области»

Реферат на тему:

«Сестры милосердия в годы Первой Мировой войны»

Выполнил: Макеев Антон

ученик 11 класса

Руководитель: Конькова Л. Ю.

заместитель директора по УВР

Кировград 2014 г.

Содержание

Введение…………………………………………………………………………………3

1. История создания Международного общества Красного Креста………………….

2. Сестры милосердия……………………………………………………………………

3. Вклад Царской семьи в милосердие во время Первой мировой войны……………

4. Создание лазаретов для раненых воинов…………………………………………….

5. Воспоминания очевидцев служения августейших сестер милосердия во время Первой мировой войны…………………………………………………………………..

Заключение………………………………………………………………………………..

Список литературы……………………………………………………………………….

Введение

Сестры милосердия, ангелы земные, Добрые и кроткие, грустные немного, Вы, бальзам пролившие на сердца больные, Вы, подруги светлые, данные от Бога. Вам – благословение, сестры душ усталых, Розаны расцветшие, там, на поле битвы, И в крестов сиянии, ярко-ярко алых, Тихо принимавшие раненых молитвы... 

Князь Владимир Палей (1915 г.)

Есть в русском языке одно очень теплое слово – милосердие. Образ женщины, православной христианки, в сознании многих русских людей неразрывно связан с этим понятием. Белые голубки... Так называли женщин, которые посвящали себя очень тяжелому, но прекрасному делу: служению людям в те минуты, когда к человеку приходит беда - болезнь. Сестры милосердия всегда воспринимали помощь ближнему как свой долг, принимали чужую боль как свою, были способны вынести тяжкие испытания и не потерять человечности и доброты. Ярким примером подвижничества, самопожертвования, мужества в тяжелейших условиях войны являлись русские сестры милосердия.

1 августа 2014 года будет отмечаться столетие со дня начала Первой мировой войны. Знакомясь с историей, исследуя различные источники информации, Интернет-ресурсы, я пришел к выводу, что милосердие в те годы проявила Царская семья.

Цель моего реферата – показать роль Царской семьи во время Первой мировой войны. В связи с этим я поставил перед собой следующие задачи:

1.изучить историю создания Международного общества Красного Креста,

2.узнать, как были образованы общества Сестер милосердия,

3.узнать, как происходило создание лазаретов для раненых воинов

4. познакомиться с воспоминания очевидцев служения августейших сестер милосердия во время Первой мировой войны

1. История создания Международного общества Красного креста

В 1859 году житель Женевы, предприниматель Анри Дюнан оказывается проездом на севере Италии, около местечка Сольферино, где только что прошло кровавое сражение. К вечеру он добирается до городка Кастильоне, и его охватывает ужас: на улицах лежат девять тысяч человек мертвых и раненых. Одни стонут, другие кричат.

Дюнан начинает помогать им, приносит воду, пытается промыть раны и сделать перевязку. Он много дней проводит в городе и все время слышит одно и то же: «Что же это происходит, сударь? Мы честно сражались, а теперь… Теперь нас бросили на произвол судьбы». В то время солдат, потерявший способность сражаться, уже был никому не нужен. Санитарные службы при армии были столь малочисленны, что толку от них почти не было.

В 1862 году Анри Дюнан написал книгу «Воспоминание о битве при Сольферино», в которой сделал конкретные предложения, как должно поступать цивилизованное человечество с ранеными. В 1863 году он и еще 4 человека создали Международный комитет помощи раненым, который впоследствии стал Международным обществом Красного Креста. В этом же году был утверждён особый отличительный знак, обеспечивающий правовую защиту: красный крест на поле боя.

Члены Красного Креста сыграли ключевую роль в развитии современного гуманитарного права применительно к вооруженным конфликтам. Общество гарантировало оказание помощи больным и раненым, что позднее стало относиться и к мирным жителям.

В 1867 году император Александр II утвердил устав «Общества попечения о раненых и больных воинах» (в 1879 году его переименовали в «Российское общество Красного Креста»). В него входили все члены семейства Романовых, иерархи церкви и многие высокопоставленные лица. С тех пор и до наших дней отряды Российского Красного Креста принимают участие во всех войнах.

2. Сестры милосердия

Развитие женской благотворительности связано с именем католического священника Винсента де Поля. Его первая попытка организовать женскую общину относится к 1617 году - времени, когда он служил в Шатильоне. Две молодые женщины, которые принадлежали к высшему свету и вели праздный образ жизни, из любопытства зашли в церковь, где в тот момент проповедовал де Поль. Его слова настолько поразили девушек, что они впоследствии решили посвятить себя служению бедным, несмотря на неудовольствие их прежних знакомых. Однажды одна из этих двух женщин, госпожа Шассуанье, попросила де Поля упомянуть в проповеди некое бедное семейство, в котором имелись больные дети. Винсент исполнил просьбу, и после службы сам отправился навестить несчастных. Он с удивлением заметил, что множество людей двигалось в том же направлении, неся съестные припасы. "Можно было подумать, что это крестный ход", - рассказывал он потом.

Постепенно Винсент приходит к идее создания женской организации, члены которой всецело посвятят себя уходу за неимущими больными. Во время миссионерских поездок он часто встречался с простыми женщинами, не желавшими вступать в брак, хотя и не чувствовавших особого расположения к иноческой жизни - на них он и решил опереться в первую очередь. Сначала к нему пришли две крестьянки: одна из них, Маргарита Назо, до этого пасла коров. На новом поприще Маргарита трудилась недолго, так как вскоре заразилась чумой, ухаживая за больной женщиной, и сама с радостью отправилась на лечение в госпиталь Сен-Луи, прекрасно зная, что никогда оттуда не вернется. Днем рождения первой общины сестер милосердия принято считать 1633 год.

Появление нового института - общин сестёр милосердия - во второй половине 19 века было важным этапом в становлении российской медицины. Любая подобная община содержалась на благотворительные средства и открывала для женщин возможность получить новые знания и реализовать свои способности. Возникновение и развитие общин непосредственно связано с изменениями, происходившими в русском общественном сознании. Общины расширили возможности самореализации для женщин разных сословий. Их деятельность объединяла религиозные традиции и светскую благотворительность, европейский гуманизм и русскую набожность. Появилась не только новая медицинская профессия, но и  кардинально изменилось отношение к раненым.

Все общины сестер милосердия в начале XX века находились в ведении Общества Красного Креста под покровительством овдовевшей императрицы Марии Федоровны, супруги Александра III и матери Николая II. Их деятельность регламентировалась Общим уставом общин Красного Креста, утвержденным в 1903 г.

В сестры милосердия принимались девицы и вдовы всех сословий от 18 до 40 лет, исповедующие христианство, вполне здоровые и грамотные. В столичных организациях женщины обязывались хранить безбрачие, а в небольших провинциальных общинах, где не хватало работников, с разрешения мужей сестрами могли стать и замужние женщины.

Проверочный срок должен был быть не меньше одного года. В этот период сестра проходила обучение под руководством главного врача и настоятельницы, вместе с тем испытывались нравственные качества будущей сестры. Практические занятия назначались в больницах, аптеке или лечебных учреждениях, с которыми у общины существовала договоренность. По окончании курса подготовки испытуемая подвергалась экзамену и затем утверждалась в новом звании Попечительным советом. Женщине выдавалось свидетельство, подтверждавшее ее статус сестры милосердия, а в заведенный на нее послужной список (трудовую книжку) вносилась соответствующая пометка. Это удостоверение хранилось в общине, пока сестра в ней работала, поскольку искомое звание окончательно присваивалось лишь после двух лет службы в общине.

3. Вклад Царской семьи в милосердие во время Первой мировой войны

С самого начала Первой мировой войны повсюду в России стали открываться госпитали для раненых, многие из которых были созданы на частные средства. Пример подала Царская Семья: уже осенью 1914 года в Большом Царскосельском дворце был открыт большой госпиталь имени Императрицы Александры Федоровны. Сама Государыня и ее дочери Великие Княжны Ольга и Татьяна прошли курс обучения хирургической сестры милосердия, получили установленные дипломы и постоянно работали в палатах. Помогали им в госпитале и младшие дочери царя. Сестра императрицы, Великая княжна Елизавета Федоровна, основательница Марфо-Мариинской обители вела жизнь настоящей подвижницы, наравне с другими сестрами ассистировала на операциях, выхаживала самых тяжелых больных.

Устав Марфо-Мариинской обители был утвержден в 1908 году, а сама обитель открылась 10 февраля 1909 года. А уже в апреле Елизавета Федоровна отправила императору Николаю II письмо с первым рассказом о новом учреждении: «В двух словах о том, как проходит наш день: утром мы вместе молимся, одна из сестер читает в церкви в полвосьмого; в восемь часы и обедня, кто свободен, идет на службу, остальные же ухаживают за больными, или шьют, или еще что... У нас немного больных, так как мы берем пациентов, чтобы на практике учиться лечить разные случаи, о которых идет речь в лекциях докторов. Для начала взяли только легких больных, сейчас уже все более и более трудные случаи, но, слава Богу, больница наша просторная, светлая, сестры очень преданы своему делу, и больные прекрасно идут на поправку.  В полпервого сестры садятся обедать, а я ем у себя одна - это мне по душе, и, кроме того, я нахожу, что, несмотря на общежитие, некоторая дистанция все же должна быть. В посты, по средам и пятницам у нас подается постное, в другое время сестры едят мясо, молоко, яйца и так далее. Я уже несколько лет не ем мяса, как ты знаешь, у меня все тот же вегетарианский режим, но те, кто к этому не привык, должны есть мясо, особенно при тяжелой работе. Я касаюсь таких подробностей, потому что людям интересно, как я живу в обители, они не видят нашей жизни и строят догадки, часто совершенно ошибочные. Воображение работает, и многие думают, что мы живем на хлебе, воде и каше, суровее, чем в монастыре. Спим по восемь часов, если кто не засиживается позже положенного времени, у нас хорошие кровати и чудесные комнатки с яркими обоями и летней плетеной мебелью. Мои комнаты большие, просторные, светлые, уютные, тоже какие-то летние, все, кто у меня были, в восторге от них. Мой дом стоит отдельно, потом больница с домовой церковью, дальше дом докторов и лазарет для солдат, и еще дом батюшки, всего 4 дома. После обеда некоторые выходят подышать воздухом, потом все заняты делом; чай подается в четыре, ужин в полвосьмого, потом вечерние молитвы в моей молельной. Спать в 10. Теперь о лекциях: три раза в неделю читает батюшка, три раза - доктора, между лекциями сестры читают или готовятся. Пока у них медицинская практика только в больнице; я их посылаю по домам к бедным лишь для того, чтобы собрать сведения о больных в различных случаях. Понимаешь, сначала они должны выучиться».

Вместе со старшими Великими княжнами Александра Федоровна прошла курс сестер милосердия, который им преподавала главный врач Царскосельского Дворцового госпиталя, выдающийся хирург, княжна Вера Игнатьевна Гедройц. Потом все они поступили рядовыми хирургическими сестрами в лазарет при Дворцовом госпитале и сразу же приступили к работе по перевязкам.

Стоя за хирургом, Государыня, как каждая операционная сестра, подавала инструменты, вату и бинты, уносила ампутированные части тел, перевязывала тяжелые гангренозные раны, при этом, не гнушаясь запахом и ужасными картинами военного госпиталя. Она научилась быстро менять застилку постели, не беспокоя больных, и делать сложные перевязки, чем заработала диплом сестры и нашивку красного креста.

Светлый христианский образ последней русской императрицы Александры Федоровны, супруги Николая II, и ее дочерей с наибольшей силой проявился не только в их мученической кончине, но и в подвиге их самоотверженной деятельности, которой они себя посвятили в годы первой мировой войны. Вместе со своими дочерьми императрица в течение трех лет служила в лазаретах, как простая сестра милосердия. Это уникальный случай в истории. На такое могло решиться только сердце, исполненное христианской любви. Для раненых она была не государыня императрица, а царица-матушка, мать милосердия, а ее дочери были для них родными сестрами, сестрами милосердия. С самого начала войны члены императорской семьи посетили Москву, чтобы у древних святынь помолиться о даровании победы. После этого они переехали в Александровский дворец Царского Села, где провели годы своей жизни до отъезда в ссылку.

Императрица Александра Федоровна писала о своей работе в лазарете: «Слава Богу, за то, что мы, по крайней мере, имеем возможность принести некоторое облегчение страждущим, и можем им дать чувство домашнего уюта в их одиночестве. Так хочется согреть и поддержать этих храбрецов и заменить им их близких, не имеющих возможности находиться около них!».

Приехав в Царское Село, императрица сразу же принялась за работу. В первую очередь - это оборудование лазаретов для раненых. Руководству местного отделения Красного Креста под ее покровительством удалось уже 10 августа организовать два лазарета, а впоследствии их число было увеличено до семидесяти. В то же время оборудовались санитарные поезда для перевозки раненых с мест военных действий. В Екатерининском дворце был открыт склад, снабжавший армию бельем и перевязочными материалами. Для помощи мирному населению император учредил Верховный совет под председательством Александры Федоровны.

Младшие Великие княжны Мария и Анастасия, хотя и не работали в госпитале постоянно, по-своему приносили большую пользу раненым. Рядом с Федоровским собором был построен городок, где располагались пять домов. В двух из них находился госпиталь для офицеров и нижних чинов, там они бывали каждый день. Обладая удивительно жизнерадостным характером, они играли с выздоравливающими в разные игры, или просто беседовали, тем самым, оказывая им неоценимую моральную поддержку.

В 1914 году Великая княгиня Ольга Александровна, сестра Николая II, также ушла на фронт служить сестрой милосердия. Вскоре, на свои собственные средства, она построила госпиталь в Киеве. Ольга Александровна была шефом Ахтырского полка. Все раненые ахтырцы попадали к ней в госпиталь, и она собственноручно обмывала больных, перевязывала раны.

Для женщины ее положения Ольга Александровна была очень скромна. Как-то она посетила свой полк, и, обходя окопы, оказалась под австрийским артобстрелом. В те времена от сестер милосердия не требовалось находиться на передовых рубежах. За проявленную храбрость Великую княгиню наградили Георгиевской медалью, которую ей вручил начальник 12-й кавалерийской дивизии, генерал барон Карл Густав Маннергейм (впоследствии ставший президентом Финляндии). Ольга Александровна считала, что ничего героического в ее поступке нет, и, смутившись, прямо на вручении, положила медаль в карман своей куртки. Лишь по просьбе офицеров Ахтырского полка, уверивших ее, что, награждая шефа полка, награждается весь полк, она надела медаль на грудь.

4. Создание лазаретов для раненых воинов

Во время первой мировой войны Императрица Александра Федоровна организовала особый эвакуационный пункт, куда входило 85 лазаретов для раненых воинов в Царском Селе, Павловске, Петергофе, Саблине и других местах. Многие из лазаретов были сооружены на собственные средства Императрицы. Ее старшие дочери, Ольга и Татьяна, возглавили комитет помощи солдатским семьям и беженский комитет.

Для духовного утешения тяжелораненых была организована передвижная “походная” церковь, а выздоравливающим представлена пещерная церковь Дворцового госпиталя. Императрица повелела обратить новую церковь в храм-памятник, для чего разместить на ее стенах доски с именами всех прошедших через лазареты Царскосельского района воинов, награжденных за боевые отличия, и всех, в пределах района скончавшихся.

30 октября 1914 года в Екатерининском дворце был оборудован и освещен лазарет, куда также приходили августейшие сестры милосердия и ухаживали за ранеными. Они постоянно посещали многочисленные лазареты Царского Села, Петербурга и окрестностей, императрица лично обходила раненых, благословляла иконами, осматривала операционные, беседовала с медицинским персоналом.

Освящение первого в Царском Селе Дворцового лазарета состоялось 10 августа 1914 года (церковь освятили в октябре). Первым его пациентом был корнет лейтенант гвардии Кирасирского Его Величества полка Н. К. Карангозов. Первым, но, увы — не последним. Германия объявила России войну 19 июля, а уже вечером 17 августа к Императорскому павильону Царского Села прибыл первый военно-санитарный поезд. Через 10 дней — еще один...

Полевой Царскосельский военно-санитарный поезд №143 Ея Императорского величества Государыни императрицы Александры Федоровны предназначался для доставки раненых с фронта. Его канцелярия находилась в Федоровском городке Царского Села. Покровительствовала  военно-санитарному поезду сама Императрица. Своим уполномоченным по поезду она назначила полковника, Дмитрия Николаевича Ломана. Он занимался формированием поезда и отвечал за всю его работу.

Военно-санитарный поезд состоял из двадцати одного пульмановского вагона. Он был необычайно комфортабелен: синие вагоны с белыми крышами выглядели очень нарядно. Правда, после налета австрийской авиации крыши были перекрашены в защитный цвет. Поезд был оборудован по последнему слову науки и техники и содержался в безукоризненной чистоте и образцовом порядке.

В конце апреля 1916 года, вскоре после призыва на военную службу, поэт Сергей Есенин был назначен санитаром в шестой вагон данного поезда. В его обязанности входило: поддержание чистоты и порядка в поезде, переноска на носилках тяжелораненых и больных и размещение их в вагонах, погрузка и выгрузка имущества, получение продуктов, раздача пищи и многое другое. Первая поездка Есенина к линии фронта в составе поезда № 143 началась 27 апреля 1916 года. Это была 30-я поездка поезда. На этот раз он двигался по маршруту Царское Село - Москва - Курск - Симферополь-Евпатория, доставив раненых из Петрограда и Царского села в Крымские лазареты. В свою вторую и последнюю поездку  в составе поезда  С.Есенин отправился 28 мая по маршруту  Царское Село - Москва - Курск - Конотоп - Киев - Шепетовка.

Офицерский лазарет № 17 Великих Княжен Марии Николаевны и Анастасии Николаевны  (младших дочерей Николая II) был открыт летом 1916 года в здании Белокаменной палаты Феодоровского городка Царского Села.

После июньского отпуска в родное Константиново, Сергей Есенин вернулся в Царское Село и продолжил военную службу в канцелярии Феодоровского собора, исполняя одновременно обязанности санитара лазарета  №17 имени Великих Княжен Марии и Анастасии.

5. Воспоминания очевидцев служения августейших сестер милосердия во время Первой мировой войны

Один из офицеров, находившихся на лечении в лазарете, где сестрами милосердия были Великие княжны, вспоминал: «Первое впечатление о Великих княжнах никогда не менялось и не могло измениться, настолько были они совершенными, полными царственного очарования, душевной мягкости и бесконечной благожелательности и доброты ко всем. Каждый жест и каждое слово, чарующий блеск глаз и нежность улыбок, и порой радостный смех, - все привлекало к ним людей. У них была врожденная способность и умение несколькими словами смягчить и уменьшить горе, тяжесть переживаний и физический страданий раненых воинов. Работа в госпиталях и больницах становилась для них  столь привычной, что неудовольствием встречалась уже сама необходимость «одеться прилично» для лазарета».

Татьяна Мельник, дочка лейб-медика царской семьи Е.С.Боткина, в своих воспоминаниях писала: «Сколько радости и утешения приносили Ее Величество и Великие Княжны своим присутствием в лазаретах! В первые же дни войны после своего приезда в Царское Село, старшие Великие Княжны и Ее Величество стали усердно готовиться к экзаменам на сестер милосердия и слушать лекции, для того чтобы иметь право работать наравне с остальными сестрами. И впоследствии они работали так, что доктор Деревенко, человек весьма требовательный по отношению к сестрам, говорил мне уже после революции, что ему редко приходилось встречать такую спокойную, ловкую и дельную хирургическую сестру, как Татьяна Николаевна».

Княжна Вера Игнатьевна Гедройц, хирург Дворцового лазарета, писала в своем дневнике: «Мне часто приходилось ездить вместе и при всех осмотрах отмечать серьёзное, вдумчивое отношение всех Трёх к делу милосердия. Оно было именно глубокое, они не играли в сестёр, как это мне приходилось потом неоднократно видеть у многих светских дам, а именно были ими в лучшем значении этого слова».

И. Степанов вспоминал первые мгновения в лазарете «Ея Величества»: «Восемь дней, как не перевязывали. Задыхаюсь от запаха собственного гноя. Рубашки не меняли две недели. Стыдно. Пожилая женщина в вязанном чепце с красным Крестом осторожно режет бинты.

Рядом стоит высокая Женщина и так ласково улыбается. Вот Она промывает рану. Напротив две молодые сестрицы смотрят с любопытством на грязные кровавые отверстия моей раны… Где я видел эти лица?.. Меня охватывает сильнейшее волнение… Неужели?.. Императрица… Великая Княжна Ольга Николаевна… Великая Княжна Татьяна Николаевна…

Старший врач наклоняется и тихо шепчет мне на ухо: «Сейчас выну тампон. Будет больно. Сдержитесь как-нибудь»… (…) Ловким движением тампон вырван… Сдержался… Только слёзы брызнули… Императрица смотрит в глаза… и целует в лоб… я счастлив».

«День в лазарете начинался в семь часов, - писал И. Степанов. – Мерили температуру, приводили в порядок постели и ночные столики, пили чай. В восемь часов палаты обходила старший врач княжна Гедройц. Ровно в девять часов слышался глухой протяжный гудок Царского автомобиля. (…) Императрица давала понять, что каждый должен заниматься своим делом и не обращать на Неё внимания. Она быстро обходила палаты с Великими Княжнами Ольгой Николаевной и Татьяной Николаевной, давая руку каждому раненому, после чего шла в операционную, где работала непрерывно до одиннадцати часов. Начинался вторичный длительный обход раненых. На этот раз Она долго разговаривала с каждым, присаживаясь иногда…

…В перевязочной работала как рядовая помощница. В этой обстановке княжна Гедройц была старшей. В общей тишине слышались лишь отрывистые требования: «ножницы», «марлю», «ланцет» и т.д., с еле слышным прибавлением «Ваше Величество». Императрица любила работу. Гедройц уверяла, что у Неё определённые способности к хирургии. По собственному опыту знаю, что её перевязки держались дольше и крепче других».

«Я повздорил с невестой, - вспоминает И. Степанов. – Настроение было скверное. Нога ныла, а тут ещё неожиданно разболелось ухо. Гедройц была занята, и Императрица пришла сама делать вливание в ухо. Видя моё печальное и, вероятно, страдальческое лицо, Она села на кровать и положила мне руку на лоб. Я смотрел Ей в глаза, и странная мысль меня волновала. Как ужасно, что это Императрица: как я хотел бы сейчас сказать Ей все свои горести так, как человеку. Найти у Неё утешение. Она ведь такая заботливая… И вот нельзя ничего сказать. Надо всегда помнить – кто Она. Мы продолжали смотреть друг другу в глаза…

- Невестушка была у Вас сегодня?

- Нет.

- Это нехорошо. Скажите Тале, что нужно каждый день заходить к своему женишку.

На перевязке говорю Государыне:

- Ваше Величество, у меня есть племянник, которого Вы крестили.

- Кто это?

Я назвал фамилию. Она задумалась.

- Помню. Четыре года назад. В последний раз видела отца, когда провожала полк на войну.

Меня поразила Её память. Крестины происходили заочно. И кого только Она не крестила так…»

Иногда вместе с сёстрами в лазарет приходил и Цесаревич. И. Степанов вспоминал: «Нет умения передать всю прелесть этого облика, всю нездешность этого очарования. «Не от Мира сего» - о Нём говорили, - «не жилец». Я в это верил и тогда. Такие дети не живут. Лучистые глаза, печальные и вместе с тем светящиеся временами какой-то поразительной радостью.

Он вошёл почти бегом. Весь корпус страшно, да, именно страшно, качался. Больную ногу Он как-то откидывал далеко в сторону. Все старались не обращать внимания на эту ужасную хромоту. Он не был похож на Сестёр. Отдалённо на Великую Княжну Анастасию Николаевну и немного на Государя».

Фрейлина императрицы С. Я. Офросимова вспоминала: «С горячим восхищением и уважением смотрели все в первые дни войны на женщин в белых косынках, с крестами на груди; всё чаще и многочисленнее мелькали эти косынки на улицах и в домах.

И вот в таких же косынках сестёр милосердия увидела я старших Великих Княжон в мой первый приезд в Царское Село после объявления войны. Полтора года тому назад я оставила их ещё беспечными весёлыми девочками и вдруг увидела совершенно выросших молодых девушек. Я была поражена переменой, в них произошедшей. Больше всего меня поразило сосредоточенное углублённое выражение их немного похудевших и побледневших лиц. В их глазах было совсем новое выражение, и я поняла, что со дня войны для них началась новая жизнь…

…С первого же дня моего приезда в Царское Село я видела, как утром, днём и вечером мимо наших окон проезжал автомобиль, в окнах которого вырисовывались два нежных профиля, обрамлённых то белыми, то чёрными косынками. Весь день Великих Княжон был посвящён раненым; им они отдавали всю любовь, всю ласку и заботу своих богатых любовью и отзывчивостью душ; жизнь раненых стала их жизнью, над ними они склонялись с глубокой любовью и нежностью, у их изголовий проливали слёзы сострадания, из-за них часто не спали ночей, смертью кого-либо из них глубоко огорчались, выздоровлению радовались со всей силой своих впечатлительных душ. Не было ни одного солдата и офицера в их лазаретах, который не был бы ими обласкан и ободрен. Выписываясь из лазарета, каждый раненый уносил с собой какой-нибудь подарок, данный ему на память от всего сердца. Каждый увозил с собой самое светлое, самое радостное воспоминание о Княжнах. Много времени спустя, уже после революции, я встречала солдат и офицеров, лежавших в Царскосельских лазаретах, и каждый раз видела, как при воспоминаниях о Великих Княжнах озарялись их лица, как бы забывались пережитые муки и как светло воскрешались в их памяти те дни, когда над ними заботливо и нежно склонялись Великие Княжны».

Чаще всего раненые вспоминали Великую Княжну Ольгу Николаевну, которую все без исключения обожали и боготворили. С.Я. Офросимова писала о ней: «В строгом смысле слова её нельзя назвать красивой, но всё её существо дышит такой женственностью, такой юностью, что она кажется более чем красивой. Чем больше глядишь на неё, тем миловиднее и приветливее становится её лицо. Оно озарено внутренним светом, оно становится прекрасным от каждой светлой улыбки, от её манеры смеяться, закинув головку слегка назад, так что виден весь ровный, жемчужный ряд белоснежных зубов. Умело и ловко спорится работа в её необыкновенно красивых и нежных руках. Вся она, хрупкая и нежная, как-то особенно заботливо и любовно склоняется на простой солдатской рубашкой, которую шьёт. Её мелодичный голос, её изящные движения и вся её прелестная токая фигурка – олицетворение женственности и приветливости. Она вся ясная и радостная. Невольно вспоминаются слова, сказанные мне одним из её учителей: «У Ольги Николаевны хрустальная душа»». 

«Царская Семья и в мирное время стремилась к самому простому образу жизни, - рассказывала С. Я. Офросимова. – Со дня объявления войны жизнь их стала ещё проще и скромнее. Их пища, их костюмы и выезды были доведены до возможной простоты. Придворный этикет постепенно упрощался, и отношения их к своим подданным становились всё проще и задушевнее.

Я помню, как однажды в Екатерининском лазарете мы были все приглашены в одну из зал, где для солдат и офицеров устроен был кинематографический сеанс. Мне пришлось задержаться с уборкой бинтов в ящики. Я вошла в зал, когда уже было темно. Зал весь был переполнен ранеными; они сидели на скамьях, лежали на койках или полулежали в передвижных креслах. В проходе сидели две сестры милосердия; так как все стулья были заняты, то они сидели просто на полу по-турецки, поджав под себя ноги, и внимательно смотрели картину. Чтобы пройти, я слегка отодвинула их за плечи и села впереди на одно случайно свободное место. Когда кончилась первая часть картины и зал осветился, я увидела, что сидевшие на полу сёстры были Великие Княжны…»

Полковник 20-го Сибирского стрелкового полка Жеймо писал: «…должен сказать: «Чтобы понять, насколько здесь хорошо, нужно побывать в этом лазарете, увидеть и испытать на себе всё, что она даёт раненым и больным». Прошу весь персонал от мала до велика, принять мою глубокую благодарность за тёплое отношение, внимание и заботу.

Пребывание моё в лазарете с 13 марта по 21 апреля оставляет во мне самые дорогие воспоминания, ведь здесь заботятся не только о нас – воинах, но и о наших семьях, для которых создана такая обстановка, о которой многим непозволительно было мечтать. Но для меня, сибиряка далёкой окраины, особенно дороги и памятны те минуты, а их было много, когда я имел величайшее счастье не только видеть Ея Императорское Величество и Их Императорских Высочеств Великих Княжен, но и слышать их ласковые слова, каковые стараешься запомнить навсегда».

Заключение.

Работа по данной теме была мне  интересна. Я с увлечением изучал различные источники информации. Данная работа может быть использована как дополнительный материал на уроках истории и во внеклассных мероприятиях.

                                                   Список литературы

1. «Августейшие сестры милосердия». М.: Издательство «Вече», 2006.

2. «Фрейлина ее величества». М.: Издательство «Харвест», 2002.

3. Постернак А.В. «Очерки по истории общин сестёр милосердия». М.: Издательство «Свято-Димитриевское училище сестер милосердия», 2001.

4. Перфильева Г. М., Камынина Н.Н., Островская И.В., Пьяных А.В. «Теория сестринского дела». Учебник. М.: Издательская группа «Гэотар-Медиа», 2009.

5. Л. Карохин. «Сергей Есенин в Царском Селе». СПб.: Издательство «Облик», 2001.

6. Мельник Т.Е. «Воспоминания о царской семье и ее жизни до и после революции». М.: Издательство «Анкор», 1993.

nsportal.ru

Начальная Windows Commander Far WinNavigator Frigate Norton Commander WinNC Dos Navigator Servant Salamander Turbo Browser Winamp, Skins, Plugins Необходимые Утилиты Текстовые редакторы Юмор		File managers and best utilites Главная » Реферат » Дочь толстого сестра милосердия реферат Сестры милосердия в годы Первой мировой войны. Дочь толстого сестра милосердия реферат Любимая дочь Льва Толстого - MySlo.ru Александра Львовна и Лев Николаевич Толстые за работой. Ясная Поляна, 1909 год. Фото Владимира Григорьевича Черткова. О самой младшей дочери Льва Николаевича и Софьи Андреевны Толстых рассказывает Элеонора Петровна Абрамова, главный хранитель музея-усадьбы «Ясная Поляна».   - Сашенька Толстая родилась 18 июня 1884 года в Ясной Поляне. В детстве она была совершеннейшее очарование. Длинные льняные волосы, чёлка, потрясающей красоты глаза и лицо. Её крёстной матерью стала графиня Александра Андреевна Толстая. Но при рождении и крестинах она не присутствовала — эту роль взяла на себя старшая дочь Толстых — 20-летняя Татьяна. Когда через три года Александра Андреевна впервые увидела Сашу, сказала: «Вы недооцениваете её. У неё в каждом глазу по отцу сидит!» Училась Сашенька плохо, грубиянкой была жуткой. Гувернанток своих доводила до слёз. Но такое протестное поведение было легко объяснить. Саша родилась, когда между маменькой и папенькой случился разлад. Лев Николаевич требовал опрощения жизни, Софья Андреевна была против. На Сашу никто не обращал внимания, а матери она вообще оказалась не нужна — Софья Андреевна отдала её кормилице. Саша стала единственным ребёнком из 13, которого графиня не кормила грудью сама. 4-летняя Сашенька со старшей сестрой Татьяной. Фото Софьи Андреевны Толстой, 1888 год Татьяна Львовна с удовольствием начала «делать воспитание Саши». Но девочка чувст­вовала, что мама её не любит. У неё возникло естественное желание обратить на себя внимание — отсюда бунтарский характер и плохое поведение. Отец тоже мало с ней общался. И только когда Саше исполнилось 16 лет, Лев Николаевич сделал первый шаг к сближению. Он стал звать её на прогулки, за орехами, грибами… Они долго и увлечённо беседовали. Впоследствии Александра Львовна стала выполнять секретарскую работу, писала под диктовку отца его дневник, освоила стенографию, машинопись. По завещанию Толстого именно Александра Львовна получила авторские права на литературное наследие отца. Она была единственной посвященной в тайну его ухода из Ясной Поляны в 1910 году, знала о его местопребывании. По его просьбе приехала к нему и оставалась рядом до последних мгновений его жизни. В начале Первой мировой войны 30-летняя Александра Львовна ушла на фронт сестрой милосердия. Софья Андреевна возмущалась: «Как, ты идешь на войну? Против воли отца? Как ты могла позволить себе такое?» Но она ответила матери: «Я не хочу сидеть сложа руки. Беда общая». Перед отъездом Александра пошла попрощаться с отцом. На опушке леса собрала скромный букетик полевых цветов и положила на его могилу. Толстая служила на Кавказ­ском и Северо-Западном фронтах, сначала медсестрой, затем начальником военно-медицинского отряда. Ей пришлось тяжело. Развороченные тела солдат, черви, гнойники… Своей старшей сестре Татьяне она пишет: «Сначала я боялась операций, даже раз плохо было, а теперь привыкла — я прикомандирована к перевязочной и операционной». Александра Толстая среди служащих полевого госпиталя. Турецкая Армения, 1915 год. Из личного альбома графини Толстой После Белоруссии был турецкий фронт, где самым страшным стали не пули врагов, а вши и сыпной тиф. Толстая писала, что может пережить всё: тяжёлую работу, грязь, голод, газовую атаку, бомбёжки, но только не отсутствие воды… Графиня организовывала столовые, госпитали, полевые кухни, школы для детей. 21 ноября 1915 года Главный комитет Всероссийского Земского Союза помощи больным и раненым избрал Александру Толстую своим уполномоченным. Она работала почти без отдыха: драила окна и двери палат, выхаживала тифозных больных, раненых. За свой самоотверженный труд Толстая была награждена двумя Георгиевскими крестами. В одном из интервью Александра Львовна рассказывала: - Был такой случай в поезде. Вошёл какой-то тип, очень агрессивный, сел рядом со мной, толкнул. Я подвинулась, ничего не сказала. Потом он захотел ноги положить мне на колени. Вокруг солдаты, тоже очень возбуждённые. Наконец я говорю: «Вот что, братцы, кто хочет курить, у меня папиросы есть». Я раздала эти папиросы, потом чай. Один солдатик принёс кипятку, у меня был сахар. И этот, злой, стал уже подобрее. Мы разговорились. Кончилось тем, что, когда мы приехали в Москву, я знала, кто на ком женат, сколько у кого детей, всё решительно… Может быть, это был единственный раз, когда табак послужил людям на пользу… В вагоне я их сумела так доброжелательно настроить не потому, что я какой-то особенный человек. Отец меня научил любить простой народ, понимать его психологию. И вот эту любовь они почувствовали. Только этим я спасалась. После Октябрьской революции 1917 г. Толстая не захотела примириться с новой властью. Она металась между Москвой и Ясной Поляной, на себе таскала в отчий дом мешки с провиантом, спасая родных от голода. Медсестра Александра Толстая на Северо-Западном фронте В 1920 году Александра была арестована по делу «Тактического центра» в Верховном революционном трибунале. На суде графиня заявила, что она «лишь ставила самовар для участников совещаний организации, проходивших в её квартире». Александру Львовну приговорили к трём годам заключения в лагере Новоспасского монастыря. Оттуда Толстая писала Ленину: «Владимир Ильич! Если я вредна России — вышлите меня за границу. Если я вредна и там — то, признавая право одного человека лишать жизни другого, — расстреляйте меня как вредного члена Советской республики. Но не заставляйте меня влачить жизнь паразита, запертого в четырёх стенах с проститутками, воровками, бандитками». Благодаря ходатайству крестьян Ясной Поляны её освободили в 1921 году. Она вернулась в усадьбу и вскоре стала хранителем музея. Организовала культурно-просветительный центр, открыла школу, больницу, аптеку. Но Александру Львовну не оставляли в покое. Стали появляться статьи, в которых она обвинялась в неправильном ведении дел. И в 1929 году графиня покинула Советский Союз — уехала в Японию, где с успехом читала лекции о своём отце. А затем Толстая перебралась в США. Поселившись на заброшенной ферме, она привела её в порядок. Разводила кур, продавала яйца, доила коров, занималась полевыми работами, научилась водить трактор и автомобиль. Вместе с ней жили «две полицейские собаки», которых она обожала, и персидская кошка. Они спасали её от одиночества. В 1934 году Александра Львовна писала сестре Татьяне: «Я работаю с 6 утра и до 10 вечера ежедневно страшным, нечеловеческим трудом, стараясь не только просуществовать, но и помогать другим. Живу до сих пор без ванны, в бараке в одну доску и зиму и лето, не могу купить себе чулок и смену белья. Никогда никого не прошу о помощи. Занимаю деньги в банке и отдаю в срок, никаких „богатых“ американцев не знаю и знать не хочу». Графиня выступала в университетах с лекциями об отце, работала водителем скорой. А в 1939 году организовала и возглавила Толстовский фонд, занимавшийся помощью русским беженцам. Его филиалы есть и сейчас во многих странах. В 1941 году графиня приняла американское гражданство. Она помогла многим русским эмигрантам обосноваться в США, в частности Владимиру Набокову. Это, впрочем, не помешало ему через год вытеснить Толстую из нью-йоркского «Нового журнала»… Личная жизнь у Александры Львовны не сложилась. Она не была замужем, у неё не было детей. Как говорила графиня, «общественная жизнь занимала слишком много времени». Александра Львовна Толстая с внучкой брата Михаила Танечкой Толстой (слева). США, 1949 год В Советском Союзе её убрали из всех фотоснимков и кинохроник. Ситуация изменилась лишь в канун празднования 150-летия Толстого, в 1978 г. Толстая получила приглашение приехать в Москву на юбилей отца. В ответ она, уже прикованная к постели, писала: «Не могу передать, как мне тяжело, что я не могу быть с вами в эти знаменательные дни… Все мои мысли и чувства с вами. Благодарю Бога за то великое счастье, которое Он мне послал, послужить такому человеку, как мой отец… Я была младшей в семье. Но мне досталось великое счастье ухаживать за отцом в течение его последней болезни и закрыть ему глаза. И мне довелось ещё полностью помириться с матерью, за которой я ухаживала до конца её жизни… Мне грустно, что по болезни я уже пять месяцев прикована к постели… Мне тяжело, что в эти драгоценные для меня дни я не могу быть с вами, с моим народом на русской земле. Мысленно я никогда с вами не расставалась». Скончалась Александра Львовна 26 сентября 1979 года в Вэлли-Коттедж в возрасте 95 лет. Похоронена на кладбище Новодивеевского монастыря под Нью-Йорком. Выражая соболезнования осиротевшему Толстовскому фонду, президент США Джеймс Эрл Картер писал: «С её кончиной оборвалась одна из последних живых нитей, связывавших нас с великим веком русской культуры». Фото из фондов музея-усадьбы «Ясная Поляна» myslo.ru Александра Львовна Толстая	Имя в истории Роза Чаурина (1.7.1884–26.9.1979) Дух человеческий свободен! А.Л.Толстая В 2000 году издательство «Агриус» выпустило в свет книгу А.Л.Толстой «Дочь». Автор книги не однофамилица, а младшая дочь великого писателя земли русской. Александру Л.Н.Толстой любил больше всех из своих дочерей. Но почему же именно о ней мы знаем меньше всего? В бывшем СССР все долгие 70 лет имя Александры Толстой – сестры милосердия в Первую мировую войну, узницы Лубянки и Новоспасского концлагеря, лауреата Русско-Американской Палаты Славы – вычеркивалось послушным цензорским пером. После смерти отца Александра Толстая всю свою жизнь посвятила воплощению его замыслов, беззаветному служению людям. Назначенная хранителем музея-усадьбы «Ясная Поляна», она занималась созданием там культурно-просветительного центра, строительством школы, больницы... В самом начале Первой мировой войны 30-летняя Александра уходит на фронт сестрой милосердия. Матери она сказала: «Я не хочу сидеть сложа руки. Беда общая». Перед отъездом Александра Львовна пошла попрощаться с отцом. На опушке леса собрала скромный букетик полевых цветов и положила на отцовскую могилу. Бесчеловечность молоха войны была для Толстой очевидной. Как и необходимость помощи солдату. У нее были неплохие медицинские познания, одно время она даже практиковала. И вот санитарный поезд уже колесит по дорогам Северо-Западного фронта, принимая от санитарных отрядов раненых и больных воинов. Своей старшей сестре Татьяне Александра Львовна пишет: «Сначала я боялась операций, даже раз плохо было, а теперь привыкла – я прикомандирована к перевязочной и операционной». 21 ноября 1915 г. Главный комитет Всероссийского Земского Союза помощи больным и раненым (ВЗС) избрал Александру Толстую своим уполномоченным. А в конце декабря графиня вместе с санитарным отрядом едет на Кавказский фронт. Уполномоченный ВЗС Т.И.Полнер рассказывал: «Я знал ее еще ребенком. Это была очень строптивая девочка, я бы сказал – с бунтарским характером. Сейчас это энергичная и волевая женщина. Кстати, прекрасная наездница». Александра Львовна работала почти без отдыха. Уже мозолистыми руками драила окна и двери палат; выхаживала, подвергаясь смертельной опасности, тифозных курдов, армян, русских; ночами просиживала у изголовья раненых. И кто знает, сколько человеческих жизней она спасла, не дав им, словно мотылькам, сгореть в огненных сполохах Первой мировой. За этот самоотверженный труд Толстая была награждена двумя Георгиевскими крестами. А тем временем история продолжала перелистывать свои страницы: февральская и октябрьская революции, кровавое противостояние красных и белых. Толстая не хочет примириться с новой властью, которая насаждала пролетарскую культуру и жестоко преследовала инакомыслящих. Будучи страстной правозащитницей, Александра Львовна, как когда-то ее отец, не могла молчать и открыто выступала против насилия над личностью. В апреле 1919 г. в России создается оппозиционная большевикам организация – так называемый Тактический центр. ВЧК ответила обысками и арестами. Не избежала этого и Толстая. Первый раз ее освободили за отсутствием доказательств причастности к контрреволюционной деятельности, второй – по подписке о невыезде. Но в ночь с 28 на 29 марта 1920 г. ее вновь арестовывают и отправляют на Лубянку. Александра Львовна продолжала все отрицать. Однако на одном из допросов, узнав, что некоторые арестованные по этому делу уже во многом признались, она подтвердила факт собрания у нее на квартире какой-то группы, назвать фамилии наотрез отказалась. Вины за собой она не чувствовала. Л.Н.Толстой на открытии библиотеки в Ясной Поляне. Вверху справа – А.Л.Толстая 31 января 1910 года. Фото А.И.Савельева В конце апреля к кампании в защиту Толстой, находившейся во внутренней тюрьме Особого отдела ВЧК (Лубянка, 2), подключилось Толстовское общество в Москве. Тюремное начальство, испугавшись столь пристального внимания общественности к судьбе дочери великого писателя, запросило рекомендации на дальнейшие действия у Кремля. Через несколько дней после обсуждения этого вопроса на заседании Политбюро ЦК РКП(б), состоявшегося 15 мая, Александра Львовна была освобождена, но... только до суда. Дело рассматривалось Верховным революционным трибуналом с 16-го по 20 августа. «Помилование или смерть?» – эта мысль не давала подсудимой покоя. В обвинительной речи Н.В. Крыленко заметил: «Здесь вызвали смех слова гражданки Толстой, когда на мой вопрос, что она делала на совещаниях в квартире, ответила: “Ставила самовар”. Но, исполняя обязанности гостеприимной хозяйки, вы, гражданка Толстая, знали, что предоставляете квартиру для антисоветской организации!» «Конечно, знала», – подумала графиня, но ни один мускул не дрогнул на ее лице. Трибунал постановил: «Заключить А.Л. Толстую в концентрационный лагерь на три года». Местом заключения стал переоборудованный для этих целей Новоспасский монастырь. Родные, друзья и общественность продолжали хлопотать за Александру Львовну. Даже американец мистер Ярроу пытался помочь. Их свидание (еще в лубянской тюрьме) было коротким, хотя вспомнить было о чем: далекую Армению, американский госпиталь, озеро Ван, эпидемию тифа, заболевших американских врачей, которых выхаживала сестра милосердия графиня Толстая во время пребывания на Кавказском фронте. «Чем я могу вам помочь?», – спросил напоследок американец, протягивая ей огромную коробку с гостинцами. – «Не знаю, – ответила Александра Львовна, тронутая его вниманием. – Обо мне хлопочут, а вам спасибо и за это. Передайте мои наилучшие пожелания вашей жене и детям». Помощь узнице все-таки пришла: Александра Коллонтай ходатайствовала во ВЦИК, и Толстая была освобождена из концлагеря досрочно. На свободу она вышла в морозный февральский день 1921 г. «Дух человеческий свободен! Его нельзя ограничить ничем: ни стенами, ни решетками!», – вспомнила она надпись, которую оставила на стене камеры перед выходом с Лубянки, и вслух повторила: «Дух человеческий свободен!» Много лет спустя, Александра Толстая использует черновые записи, сделанные в концлагере, в своей книге «Проблески во тьме». А в яснополянском музее-усадьбе работы, как всегда, было много. Местные тульские власти продолжали чинить препятствия деятельности Александры Львовны, не гнушаясь и открытой травли. Однако школу, в фундамент которой она заложила первый кирпичик, построили, и первым педагогом в ней стала Толстая. На очереди теперь была больница. Но продолжать борьбу с новой властью, изворачиваться и лгать, чтобы чего-либо добиться, становилось все невыносимее. И в душе Александры Львовны зародилась мысль – покинуть Россию. Решение вызревало долго и мучительно. Несколько раз ей отказывали в выдаче загранпаспорта. Но помог случай: летом 1929 г. Толстая получает приглашение посетить Японию для чтения лекций о Л.Н.Толстом, и нарком просвещения А.В.Луначарский дает, наконец, разрешение на выезд. Образованная Япония высоко чтила Л.Н. Толстого. Поэтому, когда японцы узнали, что приехала его дочь, многочисленные поклонники таланта русского гения стали дарить гостье произведения ее отца, переведенные на японский язык. Они с огромным интересом слушали лекции о Толстом, которые читала Александра Львовна, просили у нее автографы. Длительное пребывание графини в стране восходящего солнца не на шутку встревожило советское правительство. И очень скоро от Генерального консула СССР в Токио пришло письмо с требованием явиться в советское консульство. Ответом стало заявление Толстой об отказе вернуться в Россию. Мотивировка была следующая: все толстовские учреждения, в том числе и музей-усадьба «Ясная Поляна», используются властями в антирелигиозной пропаганде, что противоречит самой сути учения Толстого. Местом своего постоянного жительства она решила выбрать США. Однако нескоро Александра Львовна добьется разрешения на выезд, накопит с помощью друзей денег на билет и отправится через океан – из Японии в Америку. Какой увидели графиню американцы? Это была миловидная дама с унаследованными от отца несколько крупными чертами лица. Вьющиеся темные волосы и великолепный цвет кожи, скромная одежда, очки, которыми она иногда пользовалась из-за близорукости. Несмотря на плотную фигуру Толстая была стройна, создавала впечатление деловой и уверенной в себе женщины. Александра Львовна сразу включается в работу: читает цикл лекций об отце, рассказывает о жизни в России. Порой ей дарили море цветов, а порой освистывали или задавали каверзные вопросы, например: «Чем вы объясните, что приехали из голодной страны – Советской России, а вы так упитанны, вы, верно, весите около двухсот фунтов?» – Графиня ответила: «Из голодной Советской России я приехала в капиталистическую Японию, где прожила 20 месяцев. Здесь, в другой капиталистической стране, Америке, я нахожусь тоже несколько месяцев, вот и отъелась здесь на капиталистических харчах». Одна часть публики хохотала, а другая продолжала шипеть. Дебаты шли не только в аудиториях, но и во время встреч в домах и официальных учреждениях, со всеми, с кем приходилось встречаться Александре Толстой, включая и супругу президента США Рузвельта. В конце 1932 г. русских американцев потрясло известие о расстреле 1200 казаков, восставших на Кубани. И дочь Толстого пишет статью с заимствованным у отца названием «Не могу молчать», где обращается к тем, кто верит в братство и равенство людей, с призывом «соединиться в одном протесте». А тем временем большая политика продолжала делать свое дело: в 1933 г. правительство США официально признало Советскую Россию. Наступил 1938 год. Продолжавшиеся в России репрессии больно отзывались в сердце Александры Львовны. Но надежда на победу справедливости не покидала ее никогда. Приезд из Европы ее фронтовой подруги Т.А.Шауфус дал новое направление деятельности графини. Было решено создать в Америке Комитет помощи русским беженцам. Организационное собрание Комитета состоялось ранней весной 1939 г. В память о русском писателе его назвали Толстовским фондом. Он был зарегистрирован в нью-йоркском штате 15 апреля того же года. Огромную роль Толстовский фонд сыграл во время Второй мировой войны, помогая прибывающим в США эмигрантам: русским военнопленным и многочисленным беженцам из оккупированных фашистами стран. Однако в Советском Союзе реакция была неадекватна: в центральной прессе появляются статьи, «изобличающие» А. Толстую в шпионаже против СССР («Правда», 21 сент. 1948). Отлично понимая, каким путем добиваются подписей под этими «протестами» и «письмами в редакцию», Александра Львовна продолжала творить свои добрые дела: принимает самое активное участие в строительстве жилого комплекса для престарелых, которое было закончено в 1970 г.; в посадке десятков сотен деревьев... К этому времени Толстовский фонд уже насчитывал множество отделений в Европе и Южной Америке, деятельность его все расширялась. Графиня унаследовала от отца не только бойцовский характер, но и литературные способности. В одном из писем ее старшей сестры мы читаем: «Только на днях прочла твою книгу «Я работала в Советах» и очень ее одобрила. Правда, из всех нас у тебя больше всех литературного дара». Вот и теперь Александра Толстая заканчивала новую книгу «Дочь» – логическое продолжение двухтомных мемуаров «Отец». Высокой оценкой огромного вклада в общественную и духовную жизнь США и других стран во имя гуманизма и прогресса стало присвоение Толстой звания лауреата Русско-Американской Палаты Славы. Этого почетного звания могли быть удостоены американские граждане русского происхождения за их вклад в науку, технику, искусство, общественную и духовную жизнь США. 28 октября 1978 г. русские американцы, стоя, приветствовали В.К.Зворыкина, давшего миру телевидение, а 9 июня 1979 г. более 200 членов Конгресса и гостей съехались в Толстовский центр в Вали Коттедж, чтобы поздравить нового лауреата – А.Л. Толстую. Так как болезнь не позволила ей присутствовать на собственном торжестве, ее племянник В.М.Толстой зачитал послание лауреата, которое стало по сути завещанием всему русскому зарубежью. Александра Львовна умерла 26 сентября 1979 г., спустя несколько месяцев после своего 95-летия. Несмотря на то, что много горестных лет Толстая прожила вне Родины, она преданно служила ей. Вынужденная покинуть Россию, графиня и на чужбине вершила великое дело: не сгибаясь под тяжестью моральных ударов и житейских нужд, она колесила по городам Японии и США, чтобы воспеть доброе имя своего отца – великого писателя и гражданина, рассказать правду о Советской России, протянуть руку помощи всем, кто в этом нуждался. Литература 1. Толстая А.Л. Дочь. – М.: Вагриус, 2000. 2. Толстая А.Л. Отец. – М.: Книга, 1989. 3. Толстой С.М. Дети Толстого. – Приокское книжное изд-во, 1994. 4. Хечинов Ю.В. Крутые дороги Александры Толстой. В кн.: Хечинов Ю.В. Ангелы-хранители. Крутые дороги Александры Толстой. – М.: РИА ДЮМ, 1996. – С. 210–461.

Смотрите также

• 
  Процедурное и декларативное программирование реферат
• 
  Реферат на тему токсикокинетика алкоголя
• 
  Реферат обязанности и права адвоката
• 
  Открытие нового аптечного учреждения реферат
• 
  Реферат радиация как экологический фактор
• 
  Реферат на физру про волейбол
• 
  Стратегии глобализации и россия реферат
• 
  Сестринский уход при атеросклерозе реферат
• 
  Рукопашный бой реферат по физкультуре
• 
  Роль женщин в химии реферат
• 
  Реферат по физкультуре рукопашный бой