Первые свидетельства обитания людей в Афинах относятся к эпохе неолита,примерно 4-е тысячелетие до н.э. Во всяком случае, об этом говорят множество археологическихартефактов, найденных во время раскопок Акрополя.
Остатки древних Афин. Акрополь
Во время микенского периода (13-й век до н. э) Афины уже были развитым политическим и культурным центром Греции , о чем свидетельствуют остатки Циклопической стены вокруг Акрополя, трассы и царского дворца. Ну и, конечно же, огромное количество легенд и мифов, дошедших до нашего времени.
По легенде, Афины были населены ионийцами, берущими свое названиеот имени Иона — сына бога Аполлона. Как величайших царей Афин мызнаем Кекропа, Эрехтея, Эгея и Тесея, каждый из которых внес значительный вклад в развитие города. На месте царского дворца сегодня находится знаменитый храм Эрехтейон.
Защитные стены вокруг Акрополя
Главным основателем города считается Тесей, освободивший афинян от оброка, которыйафиняне платили царю Крита — Миносу. Ему также приписывают объединение разрозненных полисов Афин в единое целое.
После смерти Тесея институт царской власти постепенно слабеет и, в концеконцов, власть над городом переходит к нескольким аристократическим семьям. В 594 году до н. э., благодаря реформам Солона, Афины получили Конституцию, Народное Собрание и Верховный Суд. В 560 году до н.э. к власти пришел тиран Писистрат .
Храм Эрехтейон
Под словом «тиран» следует понимать человека, сосредоточившего всюполноту власти в одних руках. Писистрат, по сути дела, стал царем Афин. Писистрат был очень мудрым политиком. Он поддерживал бедняков, поощрял развитие искусств и науки. Именно он воздвигнул первые храмовые комплексы на Акрополе.
Храм Завса Олимпийского
В 490 году до н.э. царь персов Дарий решил наказать Афины за поддержку другого греческого полиса Милета во время восстания греческих городов в Малой Азии. Разведывательная армия персов высадилась вблизи Афин в городе Марафон , где ее уже ждали афинские силы под руководством стратега Милтиада. Произошла битва, в которой афиняне одержали первую победу над персами.
Район города Марафон
Спустя десять лет, после смерти Дария, персы вновь вторглись в Аттику. На этот раз с более значительными силами и непосредственно под руководством царя Ксеркса. После легендарной битвы под Фермопилами, в которой малый отряд спартанцев героическисдерживал всю армию персов, давая время собраться основным греческим силам, персы вошли в Афины и полностью разрушили все храмы Акрополя.
Жак-Луи Давид. Битва при Фермопилах
Переворот в войне произошел после морского сражения под Саламином, в котором объединенные греческие силы под руководством афинского стратега Фемистокла наголову разбили флот перского царя.
Талантливый политик, Фемистокол многое сделал для Афин. Он окружил Афины мощными стенами, построил порт Пирей и добился того, чтобы Афины стали могущественной морской державой.Однако судьба его печальна. Непризнанный афинянами он вынужден былпокинуть город, поступил на службу к перскому царю, где был убитнаемными убийцами. Окончательно изгнал персов из области Аттикистратег Кимон (его могила сохранилась и до наших дней, находится врайоне Акрополя).
Место морского сражения около Саламина
Свой наивысший расцвет Афины достигли в 5 веке до н.э. во время правления Перикла, прозванного в народе “Олимпийским”. Перикл многое сделал во славу Афин, но наиболее значимым достижением, сделавшим славу Перикла бессмертной, следует считать возведение великолепных памятников Акрополя, в особенности Парфенона. В этотже период свой наибольший расцвет переживала также духовная жизнь города, благодаря философам Сократу и Анаксагору, историкам Геродоту и Фукидиду, поэтам Эсхилу, Софоклу и Эврипиду.
Парфенон
Золотой век Афин заканчивается двумя войнами со Спартой, названными Пелопонесскими войнами. Эти войны положили конец политическому могуществу Афин, но, несмотря на это, в культурном плане Афины продолжали оставаться столицей древнего мира. С Афинами этого периода связаны такие имена как Платон, Ксенофонт,Пракситель и Демосфен.
Окончательно Афины утратили свое политическое значение во время расцвета Македонии, во времена правления Филиппа Второго и Александра Македонского. В 146 году до н. э. в Грецию пришли римляне , подчинив, кроме всего прочего, и Афины.
Современный порт Пирей
В 86 году до н. э. римский консул Сулла разграбил город, вывезя бесчисленное количество произведений искусства в Рим. В 276 году нашей эры Афины подверглись новому разрушению. На этот раз уже имперский Рим ничего не смог противопоставить набегу орд эрулов.Но даже после этого события Афины продолжают оставаться духовным центром древнего мира благодаря известным школам философии. После закрытия этих школ в 529 году затихает и слава Афин. Афины стали маленьким провинциальным городком сперва Византийской, а затем Оттоманской империй.
Современные Афины
В 1821 году началась греческая война за независимость, в результате которой произошло становление современной Греции. В 1834 году Афины были провозглашены столицей вновь созданного греческого государства. Начался бурный рост Афин, которыйпродолжается и по сей день.
Вечерние улицы Афин
Сегодня Афины являются огромным мегаполисом, насчитывающим вместе с пригородами более 4 миллионов жителей.
Афины на карте Греции
travels.co.ua
СОДЕРЖАНИЕ.
1. Философия………………………………………………………….4
2. Медицина……………………………………………………………5
3. Математика…………………………………………………………6
4. Историография……………………………………………………...6
5. Греческая литература………………………………………………7
6. Театр …………………………………………………………………7
7. Изобразительное искусство и архитектура………………………8
8. Риторика……………………………………………………………..12
9. Ораторское искусство ……………………………………………..12
Заключение……………………………………………………………...13
Как и в других областях жизни, в античной культуре V в. до н.э. наблюдается сочетание традиционных черт, восходящих к архаической и еще более ранним эпохам, и совершенно иных, порожденных новыми явлениями в социально-экономической и политических сферах. Рождение нового отнюдь не означало гибели старого. Как в городах строительство новых храмов весьма редко сопровождалось разрушением старых, так и в других сферах культуры старое отступало, но обычно не исчезало совершенно. Важнейший новый фактор, оказавший наиболее значительное воздействие на ход культурной эволюции в это столетие, — консолидация и развитие полиса, особенно демократического. Не случайно наиболее яркие произведения материальной и духовной культуры рождались именно в Афинах. Но были и греко-персидские войны, вызвавшие подъем общегреческого патриотизма, осознание ценности эллинского образа жизни и его преимуществ; рост Афинского морского союза, приведший к сосредоточению в Афинах ярких деятелей культуры Греции. Огромную роль сыграла и сознательная политика руководителей Афин, стремившихся сделать родной город крупнейшим народным центром Эллады, средоточием всего ценного и прекрасного, что было тогда в греческом мире.
В философии V в. ведущим направлением осталась натурфилософия, сложившаяся в Ионии в предшествующем столетии. Наиболее яркие представители стихийно-материалистической натурфилософии этого времени — Гераклит Эфесский, Анаксагор и Эмпедокл. Подобно натурфилософам прошлого, философы V в. основное внимание уделяли поискам первичного элемента. Наивысшего расцвета древнегреческий материализм достиг в учении Левкиппа из Милета и Демокрита из Абдер. Левкипп заложил основы атомистической философии. Его ученик Демокрит не только принял космологическую теорию своего учителя, но расширил и уточнил ее, создав универсальную философскую систему.
Демокрит бросил миру великое слово — атом. Он бросил его в качестве гипотезы. Но поскольку эта гипотеза лучше всякой другой отвечала на вопросы, поставленные его предшественниками и его временем, этому брошенному им слову предстояло перейти в века. [N.1, кн.2, с.97]
В V в. продолжалось традиционное противостояние натурфилософии, материалистической в своей основе, и пифагореизма. Пифагорейское учение по-прежнему пользовалось большей популярностью в Великой Греции, чем в собственно Элладе.
Все философские школы начала V в. объединяло стремление создать единую универсальную космологическую и онтологическую концепцию, объяснить единство и разнообразие мира. И в этом они явились бесспорными продолжателями дела философов архаической эпохи. Однако примерно с середины V в. в духовной жизни Греции происходит решительный поворот: отныне в центре философии оказывается не мир, а человек. В этом духовном перевороте немалую роль сыграли софисты (от греч. слова «софос» — «мудрый»).
Непримиримым врагом софистов в Афинах выступил Сократ, хотя с точки зрения обыденного сознания (как, например, оно отражено у Аристофана) сам Сократ — не только софист, но даже и глава их.
Сократ был, скорее всего, не философом, а народным мудрецом, противостоящим софистам, но воспринявшим все то позитивное, что содержало их учение. Сократ не создал своей школы, хотя и был постоянно окружен учениками. Во взглядах Сократа отразились некоторые новые явления жизни греческого общества, в первую очередь афинского. Он подчеркивал необходимость профессиональных знаний для успешной деятельности в любой сфере жизни.
IV век оказался очень плодотворным периодом для развития культуры, особенно философии, ораторского искусства. В это время были созданы две самые известные философские системы — Платона и Аристотеля. Платон (426-347 гг.) принадлежал к знаменитому аристократическому роду в Афинах. Его философская концепция оказалась тесно переплетенной с социально-политическими взглядами. В трактатах «Государство» и «Законы» Платон создал модель идеального полиса с тщательно разработанной сословной системой, строгим контролем верхушки общества над деятельностью низов. Основой верного построения государства он считал правильную трактовку понятия добродетели, справедливости, поэтому во главе полиса должны были находиться философы, люди, обладающие знанием.
Не меньшей популярностью пользовалось учение Аристотеля (384-322 гг.), философа, имевшего давние и прочные связи с македонским двором. Отец его был там придворным врачом, а сам Аристотель провел при дворе Филиппа II восемь лет как воспитатель Александра Македонского. Ученик Платона, Аристотель занимался в Афинах научными исследованиями и преподаванием в гимнасии Ликее.
Аристотель вошел в историю прежде всего как ученый-энциклопедист. Его наследие — настоящий свод знаний, накопленных греческой наукой к IV в.: по некоторым сведениям, число написанных им работ приближалось к тысяче.
Аристотель в отличие от своего учителя полагал, что материальный мир первичен, а мир идей вторичен, что форма и содержание неотделимы друг от друга как две стороны одного явления. Учение о природе предстает в его трактатах прежде всего как учение о движении, и это одна из самых интересных и сильных сторон системы Аристотеля. Он считается выдающимся представителем диалектики, которая была для него методом получения истинных и достоверных знаний из знаний вероятных и правдоподобных.
Учение Аристотеля широко использовалось в европейской философии представителями самых разных направлений. В середине века некоторые его положения легли в основу теологических теорий. На философию Возрождения оказали влияние совершенно иные стороны теории Аристотеля, нежели на средневековых схоластов, они много сделали для издания текстов философа, восстановления его учения в полном объеме. Тогда же было обращено внимание на оппозицию Платон — Аристотель, которая аллегорически представлена Рафаэлем на картине «Афинская школа».
В этот же период Антисфеном (450-360 гг.) и Диогеном Синопским (умер ок. 330-320 гг.) были заложены основы философского учения киников, расцвет которого приходится на более позднее время. Киники IV в. противопоставляли себя традиционным формам жизни и установлениям полиса, учили ограничивать потребности. Основы правильного поведения, по их мнению, следовало искать в жизни животных и на ранних этапах человеческого общества.
2. МЕДИЦИНА.
Особенно показателен прогресс в медицине, связанный в первую очередь с деятельностью Гиппократа.
Было бы большой ошибкой считать, как это иногда делают в наши дни, что греческая медицина возникла в святилищах. В Греции в эпоху рационализма существовали две медицинские традиции: медицина заклинаний, сновидеий, знамений и чудес в орбите святилищ и медицинское искусство независимое и целиком светское, к которому и относился Гиппократ. Они были параллельны, но совершенно отличны друг от друга.
В «Гиппократовом сборнике» можно различить трактаты трех больших групп врачей. Имеются врачи-теоретики, философы-любители умозрительных спекуляций. Им противостоят врачи Книдской школы, у которых уважение к фактам настолько велико, что они оказываются не в состоянии шагнуть дальше их. Наконец, в третьей группе — и к ней принадлежит Гиппократ со своими учениками, то есть Косска школа, — имеются врачи, которые, основываясь на наблюдении, исходя из него и только из него, настойчиво стремятся его истолковать и понять. У этих врачей позитивное мышление: они отказываются от произвольных предложений и постоянной константой считают разум.
Эти три школы в равной мере противостоят медицине святилищ. Но только Косская школа основала медицину как науку.
3. МАТЕМАТИКА.
В течение V в. в самостоятельную научную дисциплину превращается математика, освобождаясь от влияния пифагорейцев и становясь предметом профессиональной деятельности ученых, не примыкавших ни к какому философскому направлению. Важным для развития математики было создание дедуктивного метода (логический вывод следствий из небольшого числа исходных посылок). Прогресс математического знания особенно заметен в арифметике, геометрии, стереометрии. К этому времени относятся также значительные успехи в астрономии. Анаксагор был первым ученым, давшим правильное объяснение солнечным и лунным затмениям.
4. ИСТОРИОГРАФИЯ.
Современные исследователи ставят рождение истории как науки в связь с оформлением демократии и соответственно углублением политического сознания гражданства. Гражданин, создающий своей политической деятельностью современную историю, хотел знать и историю, которую творили его предки. Именно поэтому вершиной греческой историографии стал строго рациональный труд Фукидида. Переходным звеном от логографов к Фукидиду можно считать Геродота, которого Цицерон назвал «отцом истории». Основная тема «Истории» Геродота — греко-персидские войны.
Исторический жанр в IVв. был представлен прежде всего известным историком Ксенофонтом, уроженцем Афин (428-354 гг.). Он происходил из состоятельной семьи, получил прекрасное образование, учился у Сократа. Основная историческая работа Ксенофонта, «Греческая история», хронологически продолжает труд Фукида, охватывая период с конца Пелопонесской войны до битвы при Мантинее, и служит одним из главных источников по истории IV в.
Ксенофонт известен также как автор трактатов о жизни и философии Сократа, военных мемуаров, произведений, посвященных экономике и организации хозяйства, этюда о тирании и специальных работ о кавалерии и охоте.
Значительные перемены, происходившие в греческой культуре на протяжении V в., отчетливо сказываются в литературе. Начало века видит закат хоровой лирики — того жанра литературы, который господствовал в архаическую эпоху; тогда же рождается греческая трагедия — наиболее полно отвечающий духу классического полиса жанр литературы.
Аристократическая по происхождению, идеям, способу выражения хоровая лирика переходит в V в. из предыдущего в лице таких признанных мастеров, как Симонид Кеосский и Пиндар из Фив — последний и наиболее яркий певец греческой аристократии.
Те изменения, которые произошли в обществе IV в., нашли отражение в его культуре. В этот период ораторское искусство, философия, исторические сочинения заняли ведущее место в литературе, явно вытеснив другие жанры — драму и лирику. Хотя театры по-прежнему процветали, даже строились новые, и зрители охотно посещали их, вкусы существенно изменились. Нравственные основы бытия, острые политические и социальные конфликты, проблемы добра и зла в частной и государственной сферах все меньше привлекали внимание. Интересы людей значительно сузились, сосредоточились на частной жизни.
Утратила свою популярность трагедия, зато процветала комедия. К этому времени относятся две пьесы Аристофана — «Женщины в народном собрании» и «Плутос», но зенит творчества драматурга относится к предшествующему периоду. После Аристофана смех перестал быть обличительным, утратил политическую злободневность. Место «древней» комедии заняла «средняя», развлекающая публику обыгрыванием незначительных событий повседневности. До нашего времени не дошли произведения такого рода, известны лишь имена их авторов (Алексид, Анаксандид, Антифан, Евбул) и названия пьес.
Театр занимал особое место в жизни греков и во многом не был похож на современный. В Афинах театральные представления происходили первоначально раз в год (затем — дважды), во время праздника бога Диониса (Великие Дионисии — праздник начала весны, знаменовавший вместе с тем открытие навигации после зимних ветров, когда в течение трех дней с утра до вечера шли спектакли, о которых затем говорили в течение всего года.
Не случайно своего наивысшего расцвета театр в V в. достиг в Афинах, наиболее демократическом из полисов Эллады. Театр стал подлинным воспитателем народа, он формировал взгляды и убеждения свободных граждан Эллады. Театр был общественным институтом, включенным в систему полисных праздников. Театральное зрелище было массовым, зрителями являлась большая часть граждан, организация представлений — одна из самых важных и почетных литургий; со времени Перикла государство давало беднейшим гражданам деньги для оплаты билетов. Театральные представления носили состязательный характер, ставились пьесы нескольких авторов, и жюри, избранное из граждан, определяло победителя.
Трагедия нашла ярчайшее воплощение в творчестве трех крупнейших афинских драматургов — Эсхила, Софокла и Еврипида.
Расцвет греческой трагедии был блестящим, но коротким. Буквально на протяжении одного века трагедия возникла, достигла своих вершин и склонилась к упадку. И хотя в последующие века трагедия продолжала существовать, она никогда более не занимала того места в жизни греков, которое имела в V в.
Рождение комедии как особого жанра, видимо, связано с Сицилией, где протекала деятельность Эпихарма, который первым стал активно разрабатывать пародийно-мифологическую и бытовую тематику в форме целостных пьес.
«Древняя аттическая комедия представляет собой нечто исключительно своеобразное. Архаические и грубые игры празднеств плодородия причудливо сплетены в ней с постановкой самых сложных социальных и культурных проблем, стоявших перед греческим обществом. Афинская демократия подняла карнавальную вольность до ступени серьезной общественной критики, сохранив при этом неприкосновенными внешние формы обрядовой игры.
Несмотря на признанное влияние Эпихарма, аттическая комедия отличалась от сицилийской: ее объект — не мифологическое прошлое, а живая современность, злободневные вопросы политической и культурной жизни полиса, в ней чрезвычайно силен обличительный пафос. В аттической комедии эта обличительная тенденция обычно находит выражение в издевке над конкретными лицами, часто в очень грубой форме. Способом осмеяния общественных явлений и граждан служит, как правило, карикатура. Осмеиваемые лица практически всегда подаются в грубо карикатурном виде, автора комедии мало волнует истинный облик героя. Наконец, сюжет комедии носит нередко фантастический характер. Бурная политическая жизнь Афин давала обильный материал для развития комедии. Наиболее выдающиеся ее представители — Кратин, Евполид и Аристофан.
В эпоху ранней классики полисы Малой Азии теряют ведущее место в развитии искусства, которое они до того занимали. Важнейшими центрами деятельности художников, скульпторов, архитекторов становятся Северный Пелопоннес, Афины и греческий Запад. Искусство этой поры освещено идеями освободительной борьбы против персов и торжества полиса. Героический характер и повышение внимания к человеку-гражданину, создавшему мир, где он свободен и где уважается его достоинство, отличает искусство ранней классики.
Этапными в развитии раннеклассической архитектуры и скульптуры стали такие сооружения, как сокровищница афинян в Дельфах, храм Афины Афайи на о. Эгина, так называемый храм Е в Селинунте и храм Зевса в Олимпии.
Мастер поры ранней классики сделал первый шаг по пути к большому реализму, к изображению личности, и естественно, что этот процесс начался с решения более легкой задачи — передачи движения человеческого тела. На долю высокой классики выпала следующая, более сложная задача — передать движения души.
Утверждение достоинства и величия человека-гражданина становится главной задачей греческой скульптуры эпохи классики. В статуях, отлитых из бронзы или высеченных из мрамора, мастера стремятся передать обобщенный образ человека-героя во всем совершенстве его физической и нравственной красоты. Этот идеал имел большое этическое и общественно-воспитательное значение. Искусство оказывало непосредственное воздействие на чувства и умы современников, воспитывая в них представление о том, каким должен быть человек.
Вторая четверть V в. — годы деятельности самого выдающегося из художников ранней классики — Полигнота. Судя по свидетельствам древних авторов, Полигнот, стремясь показать людей в пространстве, располагал фигуры заднего плана над передними, частично скрывая их на неровностях почвы. Этот прием засвидетельствован и в вазописи. Однако для вазописи этого времени наиболее характерно уже не следование за живописью в области стилистики, а самостоятельное развитие. В поисках изобразительных средств вазописцы не только шли за монументальным искусством, но, как представители наиболее демократического вида искусства, кое в чем и обгоняли его, изображая сцены из реальной жизни.
Искусство высокой классики, подготовленное творческими исканиями художников предшествующего поколения, имеет одну важную особенность — наиболее значительным центром его развития становятся Афины, и влияние афинской идеологии все более определяет развитие искусства всей Эллады.
Искусство высокой классики — явное продолжение того, что возникло ранее, но есть одна область, где в это время рождается принципиально новое, — урбанистика. Хотя накопление опыта и некоторых эмпирически найденных принципов градостроительства было результатом создания новых городов в период Великой колонизации, именно на время высокой классики приходится теоретическое обобщение этого опыта, создание цельной концепции и осуществление ее на практике. Рождение градостроительства как теоретической и практической дисциплины, соединявшей в себе художественные и утилитарные цели, связано с именем Гипподама Милетского. Две основные черты характеризуют его схему: регулярность плана города, в котором улицы пересекаются под прямым углом, создавая систему прямоугольных кварталов, и зонирование, т. е. четкое выделение различных по функциональному назначению районов города.
Ведущим типом зданий по-прежнему оставался храм. Храмы дорического ордера активно строятся на греческом Западе: несколько храмов в Агригенте, среди которых выделяется так называемый храм Конкордии (в действительности — Геры Аргейи), считающийся лучшим из дорийских храмов в Италии. Однако масштабы строительства зданий общественного назначения в Афинах далеко превосходят все то, что мы наблюдаем в других частях Греции. Сознательная и целенаправленная политика афинской демократии, возглавляемой Периклом, — превратить Афины не только в самый могучий, но и самый культурный и прекрасный полис Эллады, сделать родной город средоточием всего лучшего, что есть в мире, — находила практическое воплощение и в широкой строительной программе.
Архитектура высокой классики характеризуется поразительной соразмерностью, сочетающейся с праздничной монументальностью. Продолжая традиции предшествующего времени, архитекторы вместе с тем не следовали рабски канонам, они смело искали новые средства, усиливающие выразительность создаваемых ими сооружений, наиболее полно отражающие заложенные в них идеи. При строительстве Парфенона, в частности, Иктин и Калликрат смело пошли на соединение в одном здании черт дорического и ионического ордера.
В скульптуре искусство высокой классики ассоциируется прежде всего с творчеством Мирона, Фидия и Поликлета. Мирон завершил искания мастеров предшествующего времени, стремившихся передать в скульптуре движение человека. В самом прославленном из его созданий -Дискоболе впервые в греческом искусстве решена задача передачи моментального перехода от одного движения к другому, окончательно преодолена идущая от архаики статичность. Полностью решив задачу передачи движения, Мирон, однако, не смог овладеть искусством выражения возвышенных чувств. Эта задача выпала на долю Фидия — крупнейшего из греческих скульпторов. Фидий прославился своими скульптурными изображениями божеств, особенно Зевса и Афины. Ранние его произведения известны еще мало. В 60-е годы Фидий создает колоссальную статую Афины Промахос, возвышавшуюся в центре Акрополя.
Но, по мнению самих греков, величайшим творением Фидия была статуя Зевса Олимпийского. Зевс представлен сидящем на троне, в правой руке он держал фигуру богини победы Ники, в левой — символ власти — скипетр. В этой статуе также впервые для греческого искусства Фидий создал образ милостивого бога. Статую Зевса древние считали одним из чудес света.
В конце V в. в скульптуре начинают проявляться новые черты, получившие развитие в следующем веке. В рельефах балюстрады храма Ники Аптерос (Бескрылой) на Акрополе Афин особенно бросается в глаза динамизм. Те же черты мы видим и в скульптурном изображении Ники, выполненном Пеонием. Стремлением к передаче динамических композиций не исчерпывались искания скульпторов конца века.
В сознании последующих поколений V век до н.э. ассоциировался с величайшими победами, одержанными греками при Марафоне и Саламине, он воспринимался как время героических деяний предков, отстоявших независимость Эллады, спасших ее свободу. Это было время, когда единая цель — служить родине вдохновляла бойцов, когда высшей доблестью было погибнуть за отечество, а высшим благом считали благо родного полиса.
Показательно, что после Пелопонесской войны в IVв. до н.э. не только сократилось монументальное строительство, но и переместились его центры: вместо Аттики ими стали Пелопоннес и Малая Азия. Павсаний, оставивший описание наиболее известных памятников Греции, самым красивым сооружением Пелопоннеса считал храм Афины Алеи в Тегее, заменивший старый, сгоревший в 394 г. Он был построен и украшен знаменитым мастером Скопасом. Интерес современников вызывала планировка Мегалополя, города, построенного аркадянами как центр Аркадского союза.
Зодчество стало приобретать несколько иной характер: если раньше в нем ведущую роль играли храмовые сооружения, то теперь больше внимания стало уделяться гражданской архитектуре — театрам, помещениям для собраний, палестрам, гимнасиям. Новые тенденции в архитектуре выразились и в стремлении создать общеэллинский стиль — койнэ; здесь происходила та же унификация, что и в языке. К выдающимся архитекторам этого времени относились Филон, Скопас, Поликлет Младший, Пифей.
Подъем переживала архитектура малых форм, имеющая много общего со скульптурой. Ее типичным образцом может служить памятник руководителя хора Лисикрата, сооруженный им в Афинах после победа на состязаниях 335 г. Воздвигались такие сооружения обычно на частные средства.
Популярность в IV в. культа Асклепия, бога врачевания, привела к постройке в Эпидавре (60-30е годы) замечательного архитектурного ансамбля, включающего в себя храм, стадион, гимнасий, дом для приезжающих, театр и фолос, или фимелу (концертный зал).
Новые требования стали предъявляться к скульптуре. Если в предшествующий период считалось необходимым создать абстрактное воплощение определенных физических и душевных качеств, усредненный образ, то теперь ваятели проявляли внимание к конкретному человеку, его индивидуальности. Наибольших успехов в этом достигли Скопас, Пракситель, Лисипп, Тимофей, Бриаксид.
Красота и одухотворенность человека воплощены Праксителем в фигурах Артемиды и Гермеса с Дионисом.
Стремление показать многообразие характеров было характерно для Лисиппа. Плиний Старший полагал, что главная, наиболее удачная работа мастера — статуя Апоксиомена, атлета со стригилем (скребком). Резцу Лисиппа принадлежали также „Эрот с луком“, „Геракл, борющийся со львом“. Впоследствии скульптор стал придворным художником Александра Македонского и изваял несколько его портретов.
Имя афинянина Леохара связано с двумя хрестоматийными произведениями: „Аполлоном Бельведерским“ и „Ганимедом, похищаемым орлом“.
О живописи IV в. можно судить в основном по сведениям, сохранившимся у античных авторов. Судя по ним, она достигла высокого уровня не только в практике, но и в теории. Были широко известны такие картины основателя сикионской школы Евмолпа, ученик которого, Памфил, создал трактат о художественном мастерстве.
Тенденции Скопаса были близки художнику Аристиду Старшему, одна из картин которого изображала умирающую на поле битвы мать, к груди которой тянется ребенок. Произведение Никия „Персей и Андромеда“ скопировано на одной из фресок в Помпеях.
В целом искусство данного периода расценивается исследователями как время принципиальных сдвигов, интенсивных поисков, зарождения тенденций, получивших свое завершение в эпоху эллинизма.
Представителями риторического направления в истории были Эфор и Феопомп. Для их сочинений характерны ярко выраженная тенденциозность и морализирующий тон. Эфор (405-330 гг.) известен как создатель „Всеобщей истории“, от которой уцелели лишь фрагменты. Основой труда послужила история Эллады, однако много внимания уделено описаниям и других народов.
Современник Эфора Феопомп (родился в 378 г.) был автором „Истории Греции“ и „Истории Филиппа Македонского“, тоже не дошедших до нас. Объективность, очевидно, не относилась к числу его достоинств, так как современники единодушно констатировали склонность автора к злословию.
Греция IV в. дала плеяду блестящих ораторов. Начало культивирования устного слова было положено софистами, которые, будучи сами выдающимися мастерами красноречия, обучали и других этому искусству. Они основали школы, где за плату каждый желающий мог узнать правила построения речи, надлежащей манеры ее произнесения, эффектной подачи материала. В Афинах, центре культурной жизни Эллады, все видные политические деятели были превосходными ораторами. Свободно владел словом Перикл; его речи, целенаправленные и убежденные, с точными и образными сравнениями производили на слушателей огромное впечатление.
Известны два основных типа речей — политические и судебные. Высшим достижением ораторского искусства признавались политические речи, а среди них наиболее важными считались совещательные, т. е. посвященные обсуждению конкретных вопросов, которые требовали принятия конкретных мер. Источники показывают, что аттическими ораторами был поставлен и дискутировался вопрос о месте, занимаемом ими в государстве и назначении их выступлений. Большинство из них полагало, что назначение политических речей — приносить благо, а долг оратора как гражданина — обратить дар слова на пользу родному городу. Темой обсуждений были злободневные вопросы современности и более общие проблемы: основы внутренней и внешней политики, принципы межполисных отношений, отношение эллинов к негрекам.
Из представителей старшего поколения ораторов наибольшей известностью пользовались Антифонт, Андокид и Горгий. Выдающимся оратором был Исократ (436-338 гг.), его античные биографы насчитывали до 60 принадлежащих ему речей, до наших дней дошла лишь треть. Демосфен (384-322 гг.) также оставил о себе память как о выдающемся ораторе.
Долгая и частая практика выступлений, появление блестящих и прославленных ораторов не могли пройти бесследно для теоретической мысли. В IV в. появилось фундаментальное исследование, посвященное красноречию, — »Риторика" Аристотеля. В ней дан настолько интересный и глубокий анализ искусства убеждения, что много столетий спустя, в наши дни, специалисты по пропаганде находят там идеи, считавшиеся достижением только нового времени.
Всю историю древней Греции принято делить на две большие эпохи: 1) микенская цивилизация и 2) античная цивилизация.
Характерной чертой раннегреческой культуры было удивительное единство ее стиля, ярко отмеченного самобытностью, жизненностью и гуманностью. Человек занимал значительное место в мировоззрении этого общества; причем художники уделяли внимание представителям самых различных профессий и социальных слоев, внутреннему миру каждого персонажа. Особенность культуры ранней Эллады сказывается в том удивительно гармоничном сочетании мотивов природы и требований стиля, которые обнаруживают произведения ее лучших мастеров искусства
В XXX-XII вв. население Греции прошло сложный путь экономического, политического и духовного развития. Указанный отрезок истории характеризуется интенсивным ростом производства, создавшим в ряде областей страны условия для перехода от первобытнообщинного к раннеклассовому строю. Параллельное существование этих двух общественных систем обусловило своеобразие истории Греции в эпоху бронзы. Необходимо отметить, что многие достижения эллинов того времени явились основой блестящей культуры греков классической эпохи и вместе с нею вошли в сокровищницу европейской культуры.
Затем в течении нескольких веков, называемых «Темными веками» (XI-IX вв.) в своем развитии народы Эллады по неизвестным до сих пор обстоятельствам, можно сказать, отбрасываются к первобытно-общинному строю.
За «Темными веками» следует период Архаики — это время возникновения, в первую очередь, письменности (на основе финикийской), потом философии: математики, натурфилософии, затем необычайное богатство лирической поэзии и др. Греки, умело используя достижения прежних культур Вавилона, Египта, создают свое собственное искусство, оказавшее огромное влияние на все последующие этапы европейской культуры.
В период архаики постепенно была создана продуманная и ясная система архитектурных форм, которая стала основой всего дальнейшего развития греческого зодчества.
О монументальной живописи архаического периода ничего не известно. Очевидно, что она существовала, но по каким-то причинам не сохранилась. Зато мы можем судить о вазописи, которое в отличие от многих других искусств гораздо более динамично, многообразно и быстрее откликается на всевозможные художественные открытия и эксперименты.
Таким образом период архаики можно назвать периодом резкого скачка в культурном развитии Греции.
За архаическим периодом следует период классики (V-IV вв. до н.э.).
В философии V в. основным направлением будет натурфилософия, материалистическая в своей основе и пифагореизм, противостоящий ей. Но чем больше она отрывается от реальных знаний тем больше общественный скептицизм к натурфилософии, выразителями которого стали софисты.
Возникновение софистического движения связано с общим усложнением структуры общества. Они сыграли большую роль в духовном перевороте в греческом обществе в середине V в., в результате которого в центре философии оказывается не мир, а человек.
Конец V-IV в. — период бурной духовной жизни Греции, формирования идеалистических идей Сократа и Платона, развивавшихся в борьбе с материалистической философией Демокрита, и возникновения учения Киников.
1: Андре Боннар, «Греческая цивилизация», изд. «Искусство» 1992 г., I-III книги;
2: В.С.Нерсянц, «Сократ», изд. «Наука»,1984 г.;
3: А.Ф.Лосев, А.А.Тахо-Годи, из серии «Жизнь замечательных людей»-«Платон, Аристотель», изд.«Молодая Гвардия» 1993 г.;
4: Проф. И.М.Тронский, «История Античной литературы», изд. УЧПЕДГИЗ, 1947 г.;
5: Кессиди Ф.Х., «От мифа к логосу», М., 1972, с.68.
www.ronl.ru
***Социально-политическая борьба в Афинах в конце 5 века до н.э.***
Оглавление:
1.Вступление.
2.Эпоха Греко-персидских войн.
3.Греция после Греко-персидских войн.
4.Правление Перикла.
5.Социально-политическая борьба в Афинах во время Пелопоннесской войны.
6.Заключение.
7.Список источников и литературы.
Вступление.
Афины- столица Греции и главный город нома Аттика и Беотия. Афины- один издревнейших городов Греции. Известны со времени микенской эпохи, когда были небольшим поселением. В Древней Греции Афины- крупнейший экономический, политический и культурный центр, город- государство в Аттике. Также нужно упомянуть, что в Афинах существовало классовое общество.
Можно сделать вывод, что раз это классовое общество, то в Афинах со временем должно наступить обстановка социального и политического обострения. Что и случилось в 5 веке, и за чем мы попытаемся проследить.
В курсовой работе изложение будет продолжено как раз, с того момента, когда в ходе длительной и ожесточенной Пелопоннесской войны, вызванной соперничеством Афин и Спарты из- за гегемонии в Элладе, обнаружились явственные признаки разложения и упадка полисного строя. Война и сопутствовавшая ей внутренняя смута в греческих городах поколебали сложившиеся на рубеже архаики и классики систему межполисных и межгражданских отношений, поставили под сомнение незыблемость освященных традицией порядков, законов, норм морали. Но тогда же стали ясны и пагубные последствия развязанной коллизиями реальной политической жизни, поощренной сознанием несовершенства полисного государства, но ничем не связанной и не ограниченной, критической мысли софистов.
Для написания курсовой работы использовались труды Э.Д. Фролова «Социально- политическая борьба в Афинах в конце 5 в. до н. э.», «Огни Диоскуров». В этой работе опубликованы материалы, относящиеся к истории социальная и политическая борьба в Афинах во время ее высшего обострения. Во вступительной статье дается характеристика политического обострения в Афинах, история Сицилийской экспедиции, так называемый «процесс гермокопидов». В работе собраны так же паралельные свидетельства древних авторов о политической борьбе в Афинах в конце 5 века до н.э.
Монография «Огни Диоскуров» так же посвящена общественной мысли и политическим теориям древних греков в позднеклассический и ранеэллинистический периоды (5- 4 вв. до н.э.), разработке в греческой философии и публицистике новых этнических и политических идей .
Из источников я использовала Аристотеля «Афинская полития». Издаваемый трактат Аристотеля «Афинская полития » представляет собой один из важнейших документов из истории античного рабовладельческого общества. «Афинская полития» содержит в себе богатый фактический материал, характеризующий общественное положение афинского государства до периода его разложения.
Идеолог рабовладельческого класса, — " самая всеобъемлющая голова" среди древне- греческих философов, — Аристотель не только дает описание истории афинской демократии, но одновременно развивает свои взгляды по вопросам теории государства.
А так же использовалась хрестоматия 1964 года, содержащая важные факты развития и упадка афинского общества. В ней опубликованы труды древних историков, философов и писателей, таких как Фукидид, Аристотель, Ксенофонт, Плутарх, Геродот.
Эпоха Греко- персидских войн.
ка и Беотия. Афины- один из ________________________________________________________________________________________________Вскоре после бурных событий 6 века до н.э., завершившихся победой рабовладельческой демократии в Аттике, и приведших к окончательному оформлению рабовладельческих полисов в большей части Греции, афинянам вместе с другими греками пришлось защищать свою независимость в напряженной борьбе против агрессии огромной Персидской державы.
Основными источниками о Греко- персидских войнах являются сочинения Геродота, содержащие повествование о событиях до 478 года до н.э. включительно. О ходе военных действий в середине 5 века до н.э. кратко сообщает Фукидид.
И так, Греко- персидские войны (500- 449 гг. до н.э.)- это войны между Персией и древне- греческими городами — государствами. После того как Малая Азия, Вавилон и Египет были завоеваны Киром II и Камбисос II, Дарий I, обладавший сильной сухопутной армией, в начале 5 века до н.э. продолжил экспанистическую политику, при проведении которой он столкнулся с малоазийскими греческими городами и полисами материковой Греции. Персы, в 514 г. до н.э. в походе против скифов овладев Геллеспонтов и завоевав Хиос и Самос, парализовали жизненно важную для прибрежных городов торговлю. Города, пытаясь отстоять независимость и вернуть торговлю, подняли Ионийское восстание, которое поддержали многие из греческих городов, расположенные по берегам Пропонтиды. Но наместники персидского царя жестоко подавили это восстание, а затем поставили в зависимость от персов Фракию и Македонию.
Афиняне решили вступить в войну с персами, во — первых, потому что они понимали неизбежность военного столкновения с ними, а, во- вторых, захват персами Египта, проливов, соединяющих Эгейское море с Понтом, и Фракию лишил афинян свободного провоза хлеба и строительного леса.
Поддержка восставших Афинами и Эретрией послужила Дарию I поводом для того, чтобы ввести войска в Грецию под предлогом возмездия. Персы атаковали Эретрию и взяли ее приступом. Город был ограблен и сожжен, а большинство уцелевших граждан продано в рабство. Вслед за этим персы, по совету Гиппия, прошли через пролив и высадились на равнине подле селения Марафон. Отсюда они начали опустошать соседние районы Аттики.
Когда известие о случившемся было получено в Афинах, подавляющее большинство граждан высказалось за борьбу до конца. Не взирая на враждебные отношения в далеком прошлом, совет стратегов послал всадника- скорохода в Спарту. Но те под предлогом выполнения древних религиозных обрядов эфоры обещали выслать войска только через 10 дней.
Получив неблагоприятный ответ от Спарты, афинские стратеги вынуждены были принять решение о дальнейших действиях.
«109. Мнения афинских стратегов разошлись: одни были против того, чтобы вступать в битву с персами, так как считали, что афинское войско слишком малочисленно по сравнению с мидийским, другие (и среди них Мальтиад) настаивали на том, чтобы дать бой. Итак, мнения разошлись и худшее мнение одерживало верх.
… Надо сказать, что одиннадцатым человеком с правом голоса был афинский полемарх, избранный по жребию. В то время полемархом был Каллимарх, из Афидны. К нему -то и обратился Мильтиад с такой речью: » Теперь в твоей власти, Каллимах, или повергнуть Афины в рабство или защитить их свободу и оставить о себе такую память в веках, какую не оставлял даже Гармодий и Аристогитон. Ныне Афины подвергаются столь большой опасности, какой она не подвергались еще никогда с временем своего основания. Если Афины покорятся персам, то уже решено, какова будет участь этого города, который отдадут в руки Гиппия. Если же наш город победит, то он сможет стать первым из эллинских городов. Каким образом может это произойти и почему все это в твоей власти, об этом я и пришел тебе рассказать. Нас стратегов, десять человек, и мнения наши разделились: одни предлагают вступить в бой, другие- против этого. Если мы не вступим в бой, то я боюсь, что возникнет великий раздор, который смутит умы афинян и склонит наших граждан покориться персам. Если же мы вступим в бой еще до того, как у некоторых из афинян появятся первые мысли, то при беспристрастии богов мы сможем победить персов. Все это сейчас в твоей власти и зависит от тебя. Если ты присоединишься к моему мнению, то и родина наша будет свободна, и город будет первым во всей Элладе. Если же ты согласишься с мнением тех, которые удерживают нас от битвы, то все будет наоборот". 110. Этими речами Мильтиад склонил Каллимаха на свою сторону. Голос палемарха решил дело, и было постановлено дать бой..."(Геродот, История,6, 102- 117).
В сентябре 490 года до н.э. афинское войско. Состоявшее из 10000 гоплитов и некоторого числа легковооруженных воинов, перейдя горы, расположилось в виду персидского лагеря. Афинские стратеги, которые должны были командовать поочередно по одному дню, уступили руководство Мильтиаду, хорошо знавшему персидские военные приемы. Однако последний решил дать бой лишь в день своего очередного командования.
В момент, когда афиняне строились в боевой порядок, к ним на помощь подошло ополчения из небольшого соседнего беотийского городка Платей в количестве 1000 человек. Но даже и с этим подкреплением греки численно значительно уступали персам. Поэтому, чтобы не быть окруженными, Мильтиад растянул линию фронта своего войска, ослабляя центр, но усилив оба крыла. Он же приказал войнам наступать беглым маршем, чтобы не дать возможности персам засыпать их стрелами.
Гоплиты, пройдя беглым маршем значительное расстояние, атаковали строй неприятеля. В центре, где ряды греков были реже, персы и саки прорвали боевую линию. Но на обоих флангах персидские войска были опрокинуты, и это решило исход боя. Персы сбежали к кораблям и стали их спускать на воду. Афиняне преследовали врага. У кораблей загорелась ожесточенная схватка. Здесь были убиты один из стратегов и архонт Каллимах. Афинянам удалось захватить семь персидских кораблей. На поле боя осталось 6400 персидских война и 192 греческих гоплита.
Радость победителей была столь велика, что один из афинских воинов побежал с вестью по горным тропам с поля боя в Афины. Пробежав свыше 42 км., он достиг афинской агоры и воскликнув «Радуйтесь, афиняне, — мы победили!» — упал мертвым.
Похоронив своих павших товарищей, и насыпав большой погребальный курган, сохранившейся до настоящего времени, афиняне быстро двинулись назад, к городу, так как Мильтиад предполагал, что персы сделают попытку атаковать Афины. И действительно, едва афинское ополчение достигло берега, как туда же подошел персидский флот; однако, увидев на берегу греческих гоплитов, персы не осмелились начать высадку, и ушли в Азию.
После отражения персидского нападения афинская знать, возглавленная Мильтиадом, в свою очередь, организовала карательную экспедицию против жителей тех островов, которые оказали помощь персам. Однако, потерпев тяжелый урон при нападении на остров Парос, экспедиция вернулась в Афины. За поражение Мильтиальд был отдан под суд. Но, вернувшись из похода тяжело раненым, он вскоре умер.
После гибели Мильтиальда влиятельным политическим деятелем в Афинах становится Фенистокл. Фукидид считал, что Фенистокл очень быстро вникал в сущность дела, благодаря чему мог судить о настоящем и предугадывать направление развития событий. Фенистокл считал неизбежным в недалеком будущем возобновление войны с Персией.
В течение нескольких лет после битвы при Марафоне казалось, что персы не повторят вторжения в Грецию. Они оставили без внимания нападение афинян на Парос. В 486 г. до н.э. вновь вспыхнуло восстание в Египте. Вслед за тем умер старый царь Дарий I, назначив преемником одного из своих сыновей Ксеркса (485-465 гг. до н.э.). Прошло некоторое время, пока новый правитель Персидской державы укрепился во власти и подавил восстание в Египте (484 г. до н.э.). Только после этого он смог обратиться к вопросу о продолжении войны с греками.
Ксеркс начал грандиозные по тому времени военные приготовления. Финикияне, египтяне, киликийцы, жители Кипра, малоазиатские греки получили приказы строить корабли. Через Геллеспонт и реку Стримон сооружались мосты. По всей Фракии и Македонии стали создаваться склады продовольствия и фуража, сгонялись огромные стада скота. С 483 г. по 481 г. до н.э. строился канал через мыс Акте для того, чтобы персидский флот не подвергался опасности гибели. От всех подвластных народов были затребованы вспомогательные ополчения. Уверенный в успехе Ксеркс не скрывал своих приготовлений к нападению на греков. Когда в 481 г. до н.э. в Сардах были схвачены афинские соглядатаи, то Ксеркс не только отпустил их, но даже приказал показать им все собранные войска. Весной 480 г. до н.э. Ксеркс повел свою армию через Геллеспонт и Фракию на Грецию.
У Герадота мы можем найти подсчет количества воинов персидской армии. «60. Я не могу в точности определить, сколько войска доставила каждая народность, так как об этом не сообщает никто; всего же сухопутного войска оказалось миллион семьсот тысяч человек. Сосчитано было войско следующим образом: собрали в одно место десять тысяч человек, поставили как можно теснее друг к другу и кругом снаружи обчертили их линией; после этого десять тысяч воинов отпустили и по кругу возвели стену такой высоты, что она доходила человеку до пупа; засим вводили в огороженное пространство других воинов, пока таким образом не были сосчитаны все. По окончании счета воины распределены были по народностям.»(Геродот, История, 7, 60-83).
Несмотря на такую огромную персидскую армию Ксеркс потерпел поражение в решающей битве при Платеях, в результате чего Европейская Греция была освобождена. А попытка Ксеркса завоевать ее потерпела полную неудачу.
Греки же в честь своей победы в 479 г. до н.э. сделали посвящение своим богам — Аполлону в Дельтах, Зевсу в Олимпе и Посейдону на Истме.
«Следующие (из эллинов) участвовали в войне (с персами): лакедемоняне, афиняне, коринфяне, тегейцы, сикионяне, эгинцы, мегаряне, эпидарвяне, орхоменцы, флиунтяне, трезенцы, гермионяне, тиринфяне, платейцы, феспийцы, микенцы, кеосцы, мелосцы, теносцы, наксосцы, эретрийцы, халкидяне, стиряне, элейцы, потидейцы, левкадяне, энакторийцы, кифняне, сифняне, амбракийцы, лепрейцы.» (Геродот, 9, 81; Фукидид, 1, 132).
И все же персидские походы против материковой Греции были успешными лишь отчасти и кончались тяжелыми поражениями ( 492г.- Афон; 490г.- Марафон; 480г.- Фермопилы, Артемсий, Саламин; 479г.- Платеи, Микале; 468г.- Евримедон; 450г.- Саламин и Кипр). По условию компромиссного Каллиева мира 449- 448 г. ионийские прибрежные города получили независимость, персидский царь обязывался не вмешиваться в греческие дела, а Эгеида и побережье Малой Азии были закрыты для персидско- финикийского флота. К тому же вся торговля в Эгейском и Черном морях переходила в руки греков. В освободительной борьбе против персидского господства эллины проявили не только стойкость боевого духа и патриотизм, но и изрядную военную мощь, которая вывела их из первоначальной стадии оборонительных военных действий и позволила перейти к действиям наступательным.
Греко-персидские войны оказали большое влияние на внутреннее развитие ряда областей Европейской Греции, в первую очередь на окончательное формирование классической рабовладельческой системы общественных отношений в Аттике, где благодаря большой военной добыче, захвату массы рабов и постоянному спросу на различные ремесленные изделия, необходимые для снаряжения войск и флота, создались благоприятные условия для широкой эксплуатации рабского труда в различных областях хозяйственной деятельности.
Наконец, Греко- персидские войны принесли решительные изменения политической обстановки во всем Эгейском бассейне. Существовавшее ранее политическое преобладание Спарты и Пелопоннесского союза было подорвано в связи с колебаниями внешней политики Спарты. Афины не только заняли равное со Спартой положение в системе греческих городов- государств, но в течении середины и второй половины 5 века до н.э. стремились к установлению своей гегемонии во всей Греции.
Греция после Греко -персидских войн.
Как я уже писала выше, Греко- персидская война принесла огромнейшие изменения политической обстановки во всем Эгейском бассейне.
Период времени от сражения на Саламине и Платеях до начала Пелопоннесской войны ( 479- 431 года до н.э.) в исторической литературе, как уже упоминалось, принято называть «пятидесятилетием» ( по- гречески пентекотаэтия).
К сожалению, этот период истории Греции не достаточно освещен источниками История Геродота оканчивается 478 годом до н.э., а Фукидид, посвятивший свой труд Пелопоннесской войне, дает лишь небольшой экскурс в прошлое. Но этот экскурс является ценным свидетельства современника, мастерски осветившего историю афинского морского могущества и внутриполитической борьбы в Афинах в период ее наивысшего расцвета.
Для истории Афин середины 5 века до н.э. большое значение имеют творения величайших греческих поэтов- трагиков — Эсхила, Софокла и Эврипида, отразившего политические события того времени.
В 478 году до н.э. освобожденные от персидского ига греки островов и малоазийских островов, вынудив удалиться спартанцев, командовавших союзным флотом, заключили союз с Афинами, возникла новая политическая ситуация во всем бассейне Эгейского моря. Долговременная политическая гегемония аристократической Спарты, возглавлявшей сильный в военном отношении Пелопоннесский союз и поддерживавшей тесные связи с оплотом идеологической реакции — дельфийским жречеством, прекратило свое существование.
Военно-политическое объединение островных и береговых полисов во главе с Афинской демократической республикой вызвало враждебную активность спартанских политических руководителей, которые попытались поставить Афинскую республику в зависимость от Спарты.
Спартанская герусия отправила во все разоренные персами греческие города, в том числе и в Афины, послов, предложили грекам при восстановлении городов не строить защищающих крепостных стен. Они выдвигали при этом следующие мотивы. Так как персы были изгнаны из Греции всеми состоявшими в антиперсидском союзе греческими городами, и в том числе войсками Спарты и Пелопоннесского союза, то постройка крепостных стен является выражением недоверия по отношению к союзникам по борьбе с персами.
Это внешне дружелюбное по существу предложение означало стремление Спарты поставить Афины под свой политический контроль, так как, обладая сильнейшим в Греции сухопутным войском, спартанцы в любое время могли бы вмешаться в политическую жизнь Афинской республики. Афиняне, главные военные силы которых еще продолжали войну с персами, не могли противостоять спартанцам в случае, если бы отказ привел к столкновению их с Пелопоннесским союзом.
В этот затруднительный момент ведение переговоров со спартанцами взял на себя Фемистокл. Отправившись во главе афинского посольства в Спарту, он под разными предлогами затягивал переговоры, выигрывая время, нужное для постройки крепостных стен. Нужно упомянуть, что после нашествия Ксеркса Афины были превращены в развалины. Прежде всего нужно было восстановить крепостную стену, окружавшую город. Все афинское население от мала до велика приняло участие в этой работе и закончило ее в один месяц. Длина воздвигнутой стены равнялась 6 км., высота 3 1\2 м., а ширина- 2,5 м. «Что постройка стен возводилась поспешно ,- сообщает Фукидид ,- можно видеть еще и теперь: нижние их слои состоят из всевозможных камней, — в некоторых частях даже не обделанные для укладки, в том виде, в каком приносили их в отдельности. В стену было вложено множество надгробных стел и обделанных для других целей камней» (Фукидид,1, 93, 2 ). Сохранившиеся части Фемистокловой стены подтверждают точность описания Фукидида. Когда же до спартанцев дошли слухи о строительстве укреплений в Афинах, Фемистокл предложил спартанцем отправить ответное посольства для проверки молвы. Приехавшие в Афины спартанские послы были задержаны афинянами как заложники неприкосновенности Фемистокла и его товарищей, находившихся в Спарте. Когда же стены вокруг Афин и длинные стены, ведшие к морю, были построены и могли защитить город, Фемистокл прервал переговоры решительным отказом выполнить спартанское предложение. С этого времени между Афинами и Спартой возобновляется старая вражда.
Одноко вскоре власть в Афинах перешла в руки аристократов. Фемистокл подвергся остракизму. "… После же мидийских войн снова усилился совет ареопага и стал управлять государством, взяв на себя руководство делами не в силу какого-нибудь постановления, но вследствие того, что ему были обязаны успехом морской битвы при Саламине. Стратеги совершенно растерялись, не зная что делать, и объявили через глашатаев, чтоб каждый спасался как может; между тем ареопаг, достав денег, раздал по восьми драхм на человека и посадил всех на корабли. (2) По этой-то причине и стали тогда подчиняться его авторитету, и действительно управление у афинян было прекрасно в эту пору. Им удалось в это время достигнуть успехов в военном деле, приобрести славу у греков и добиться гегемонии на море вопреки желаниям лакедемонян. " ( Аристотель, Афинская полития, 23- 25). Усиление ареопага началось еще в начале 70-х годах до н.э. и развивалось по мере падений политического влияния радикальной демократии. Объяснение этому надо искать в отходе в 70-х годах от демократии части афинского гражданства, в первую очередь крестьянства. Если во время Саламинской битвы и непосредственно после нее почти все население Аттики и даже Аристид поддерживал политику Фемистокла, то после победы над персами политическая ситуация изменилась. Недовольные военными планами Фемистокла, имевшего в виду захватить проливы и отрезать отступление персидского войска из Греции в Малую Азию, крестьянство, которому этот план войны грозил продолжением военных действий, т.е. разорением и опустошением их собственной земли, перестало поддерживать Фемистокла.
Однако господство консервативной аристократии не могло быть продолжительным. Усиление роли ареопага и внешняя политика аристократов, ориентирующаяся на союз с земледельческой Спартой, привело в конце 60-х годов к росту недовольства во всех слоях афинского общества. К числу недовольных, прежде всего, принадлежали граждане из четвертого разряда- фетов. Как уже упоминалось, развитие кораблестроения в Афинах и создание мощного флота, который строился и обслуживался главным образом гражданскими из этого разряда, превратили его в значительную политическую силу, противостоявшую консервативной знати и добивавшуюся демократизации афинского демократического строя.
Проспартанская внешняя политика аристократии шла вразрез с интересами значительной части афинских рабовладельцев- владельцев ремесленных мастерских, судовладельцев, купцов- всех тех, кто был связан с мореплаванием и внешней торговлей. Но как говориться, ближайшей ее задачей в области внешней политики было расширение сферы своего политического и экономического влияния.
Спарта с тревогой наблюдала за ростом афинского влияние, но, скованная борьбой с восставшими, не могла противодействовать Афинам. Только в 457 году до н.э. спартанцы, воспользовавшись незначительным предлогом, направили в Среднюю Грецию большое войско под командованием Никомеда. В Беотии на сторону Спарты ушли Фивы, где у власти стояли олигархи, а также и ряд других враждебно настроенных по отношению к Афинам городов. Но Афины с оружием в руках решили добыть себе господство в Средней Греции. Они мобилизовали ополчения, и. Получив вспомогательные отряды от своих союзников- Аргоса, Фессалии и некоторых городов Афинского морского союза, вторглись в Беотию. Война эта не принесла успеха Афинам. Они потерпели неудачу в битве при Танагре, но и противники их понесли такие большие потери, что отказались от наступления на Аттику отступили в Пелопоннес.
Воспользовавшись заключенным после битвы при Танагре перемирием, афиняне сумели быстро укрепиться и, разбив вражеское войско при Энофитах, восстановили свое влияние в беотийских городах. Верными спартанцам в Беотии остались лишь одни Фивы.
Таким образом, Афинам удалось добиться господства в Средней Греции. Более того, закончив военные действия у границ Аттики, афиняне напали и на сам Пелопоннес. Они опустошили в ряде пунктов спартанское побережье и завладели большим городом Трезеной. В это же время пала осажденная афинянами Эгина.
Для восстановления своего влияния в Восточном Средиземноморье Афины отправили к Кипру большой военно-морской флот во главе с испытанным флотоводцем- престарелым Кимоном, сыном Мильтиада, который незадолго до этого был досрочно возвращен из изгнания. В 449 году до н.э. Кимон разгромил в морском бою близ Саламина персидский флот, но сам был ранен и вскоре умер. Блестящая победа афинян показала, что силы их, несмотря на прошлую неудачу, по-прежнему велики. Затянувшиеся Греко- персидские войны были официально закончены Калиевым миром в 449 году до н.э.
После заключения мира, Перикл в 448 году сделал новую попытку объединить как можно больше греческих городов вокруг Афин. Однако спартанцы, разгадав истинные намерения Перикла, воспрепятствовали созыву совещания и вскоре возобновили враждебные действия против афинян.
Перикл начал преобретать большое влияние после смерти Эфиальта. Перикл- являлся сыном Ксантипа. Свою деятельность он начал с участия в различных военных походах и только в конце 50-х годов до н.э. включился в политическую борьбу в Афинах, причем с самого начала он примкнул к демократической партии.
«27… Он впервые получил известность будучи молодым, когда обвинил Кимона при сдаче им отчета по должности стратега. Тогда государственный строй стал ещеболее демократичным. Перикл отнял некоторые права у ареопагов и особенно активно настаивал на развитии у государства морской силы. ...» (Аристотель, Афинская полития, 26-28).
" Интересы бедняков, — говорил Плутарх, — он поставил выше интересов немногих богачей " (Плутарх, Перикл,7).
Правление Перикла.
Перикл, сын Ксантиппа, происходил из богатого аристократического рода, а по матери был внучатым племянником Клисфена. Перикл был выдающимся политическим деятелем античности. Щедро одаренный природой, он был прекрасным оратором. Среди близких ему людей можно назвать наиболее выдающихся ученых, поэтов и художников того времени: Анагсагора- философа, приближавшегося по своим взглядам к материализму, Сократа, Софокла- автора трагедий, «отца истории» Геродота, жившего одно время в Афинах, скульптора Фидия. Влияние Перикла на народное собрание было огромно. Периклу приходилось участвовать в походах. И командовать большими соединениями: он был хорошим полководцем, хотя и не таким блестящим, как Кимон. "… В начале, как сказано, соперничая со славой Кимона, он старался незаметно войти в доверие народа; но он уступал Кимону в богатстве и средствах, которыми тот привлекал на свою сторону бедных. Именно Кимон давал ежедневно обеды бедным и одежду более пожилым, в своих поместьях снимал заборы, чтобы желающие могли брать плоды. Действуя демагогическими приемами против всего этого, Перикл прибегал к раздаче казенных денег..." (Плутарх, Перикл,9).
И в личной жизни Перикл показал себя передовым человеком, лишенным предрассудков своего времени. Он представлял не крайнюю левую часть морской (демократической) партии, а ее центр. Он действовал в интересах главным образом людей среднего состояния: зажиточных купцов, лавочников, ремесленников, передовых ремесленников, передовых земледельцев, пришедшим к интересным культурам, даже крестьян из тех, которые, оправивших от персидских разгромов, приспособили свое хозяйство к требованиям рынка и были заинтересованы во внешней торговле.
«Опираясь на свой престиж и ум, будучи, очевидно, неподкупнейшим из граждан, он свободно сдерживал народную массу, и не столько она руководила им сколько он ею. По имени это была демократия, на деле власть принадлежала первому гражданину » (Фукидид,2,65).
Все последующие мероприятия по демократическому преобразованию Афинского государства в 5 веке до н.э. связаны с именем Перикла. Его внутренняя политика являлась прямым продолжением и дальнейшим развитием начинаний Эфиальта. Важнейшим из этих мероприятий было введение системы оплат гражданам за отправления ими общественных должностей. Датировать введение оплат различных должностей не представляется возможным. Вознаграждение это выплачивалось посуточно. Присяжные заседатели получали два обола (несколько больше восьми копеек золотом), архонты- четыре обола. Члены совета пятисот получали пять оболов, а пританы- одну драхму. Оплата была невелика, меньше поденного заработка некоторых ремесленников (каменотес получал, например, одну драхму, т.е. шесть оболов в день), но при тогдашних ценах не казалась ничтожной.
Вслед за этим была введена выплата казной небольшой суммы малоимущим гражданам, на приобретение театральных билетов. Выдача «зрелищных денег», теорикона по-гречески, обеспечивало участие в празднествах, сопровождавшихся театральным представлением, трудового афинского гражданства, что имело большое политическое значение. Кроме того, Перикл был инициатором больших общественных работ, которые также давали заработок безработным и нуждающимся, хотя это и не было непосредственной и единственной целью Перикла. На общественные работы затрачивались колоссальные для того времени суммы: постройка одного только парадного входа на Акрополь обошлась в 2012 талантов. Эти деньги в значительной части были выплачены художникам, мастерам, ремесленникам, каменотесам и подсобным рабочим. Все перечисленные выше мероприятия отвечали интересам разорившихся крестьян, фетов и ремесленников.
Уже в 457 году до н.э. впервые на должность архонта был избран зевгит; начали избирать на различные должности и фетов, другими словами, вознаграждение за несение государственных должностей дало возможность и неимущим гражданам использовать это право.
Также был изменен и порядок избрания на высшие должности: теперь не избирали должностных лиц голосованием; почти все должностные лица замещались по жребию. Только на те должности, которые требовали специальных знаний, а именно — стратегов, казначеев и др.- по- прежнему избирали голосованием.
Далее была введена плата членам совета пятисот, архонтам, членам некоторых комиссий и лицам, посылаемым для управления владениями Афин за пределами Аттики. Система оплаты распространилась и на граждан несших военную службу в ополчении, в гарнизонах и во флоте. Было установлено жалование солдатам, матросам и командирам. Гребец, например, получал одну драхму в сутки. Командирам платили вдвое и втрое больше. Все эти нововведения вызывали злобные протесты противников демократов. Они обвиняли Перикла в намерении введением оплаты должностных лиц подкупить народ и приобрести еще большую популярность, «нравственно разложить народ» ( Аристотель, Афинская полития, 27). Резкое выступление врагов демократии понятно, если принять во внимание, что оплата государственных должностей создало возможность рядовым гражданам принимать участие в общественных делах и действительно воспользоваться теми правами, которые давало афинское гражданство.
В результате проведенных Периклом мероприятий в Афинах окончательно сложилось то демократическое устройство, которое было наиболее передовой формой государственного строя в условиях рабовладельческого общества. Описание этого строя мы находим в «Афинской политии» Аристотеля. Он описывает современный ему государственный строй Афин. В государственном строе Афин 5 века до н.э. сохранились все основные принципы старой клисфеновской организации, но они получили свое дальнейшее развитие.
Наряду с новыми государственными органами, в Афинах продолжал существовать ареопаг и по- старому ежегодно избирались девять архонтов.
Таков был государственный строй Афин в классический период. Фукидид устами Перикла характеризует его так: «Наш государственный строй не подражает чужим учреждениям; мы сами скорее служим образцом для некоторых, чем подражаем других. Называется этот строй демократическим, потому что он зиждется не на меньшинстве, а на большинстве их. По отношению к частным лицам законы наши предоставляют равноправие для всех; что же касается политического знания, то у нас в государственной жизни каждый им пользуется предпочтительно перед другими не в силу того, что его поддерживает та или другая политическая партия, но в зависимости от его доблести, стяжающей ему добрую славу в том или другом деле; равным образом скромность званий не служит бедняку препятствием в деятельности, если только он может оказать какую-либо услугу государству. Мы живем свободной политической жизнью в государстве и не страдаем подозрительностью во взаимных отношениях повседневной жизни; мы не раздражаемся, если кто делает что-либо в свое удовольствие, и не показываем при этом досады хотя и безвредной, но все же удручающей другого. Свободные от всякого принуждения в частной жизни, мы в общественных отношениях не нарушаем законов больше всего из страха перед ними и повинуемся лицам, облеченным властью в данное время, в особенности прислушиваемся ко всем тем законам, которые существуют на пользу обиженным и которые, будучи не писаными, влекут общепризнанный позор» (Фукидид, История, 2, 37, 1).
Внешняя политика Афин не исчерпалась только стремлением достичь политического преобладания в материковой Греции; Перикл добивался расширения афинской гегемонии и в Афинском морском союзе. Великодержавная политика Афин по отношению к своим союзникам способствовала постепенному превращению Делосской симмахии в Афинскую Архэ — военно-политический союз городов под гегемонией Афин, в котором союзные города фактически оказались на положении афинских подданных.
Несмотря на тяжесть афинского господства, принадлежность к афинской Архэ давало городам ряд преимуществ. Господство афинян на море обеспечило безопасность морского плавания и морской торговли и облегчало сношения между остальными городами.
Но выгоды союза не могли приостановить роста недовольства проводимой Афинами политики, как и стремление городов восстановить свою независимость. Нередко недовольства выливались в открытые восстания против Афин. Афины обычно сравнительно легко подавляли восстания с помощью флота. Восставший город лишался своих стен, платил контрибуцию. Часто сюда вводился афинский гарнизон и отторгалась часть земли под афинскую клерухию.
Крупнейшим восстанием против Афин было восстание 440- 439 годов до н.э. Оно началось в Самосе и, почти одновременно, в Византии и вызвало отпадение карийских и некоторых малоазийских городов. Афинский флот, посланный на подавление восстания, был разбит у Самоса. Положение было настолько серьезное, что сам Перикл возглавил новую экспедицию против восставших. Самосцы оказали упорное сопротивление. Только после восьмимесячной осады они сложили оружие и сдались на милость победителя. Самосцы были лишены флота, городские укрепления были срыты, а граждане заплатили Афинам большую конребецию.
Широкая внешняя политика Перикла была выгодна не только рабовладельческой верхушке афинского общества. Она соответствовала и интересам широких кругов рядового гражданства. Дело в том, что широкое применение рабского труда и развитие товарно-денежных отношений привело к значительному расслоению афинского гражданства, начался процесс обеднения рядовых граждан, возросла земельная нужда. Великодержавная политика Афин доставляла в виде фороса, торговых пошлин, штрафов и конфискаций, наряду с другими доходами, огромные средства, которые дали возможность Периклу развить интенсивное строительство в Афинах, на котором, как уже упоминалось, были заняты и зарабатывали массы народа. Господство Афин над союзниками позволяло им продолжать вводить на землю союзных городов своих клерухов. Выведение клерухии в известной мере разрешало те социальные противоречия, которые накапливались в афинском обществе.
Однако в 30-е года 5 века до н.э. оппозиционные настроения в Афинах усилились. Они привели к ряду судебных процессов, возбужденных против родственников и друзей Перикла. Видимо, против самого Перикла его противники еще не осмелились в это время выступить. Жена Перикла была обвинена в богохульстве и ее оправдали только вследствие униженных просьб самого Перикла. Отражение политической борьбы 30-х годов мы находим в ранних трагедиях Еврипида.
Оппозиционные настроения внутри самой демократии ускорили военное столкновение Афинской Архэ с Пелопоннесским союзом.
" 28. Пока Перикл стоял во главе народа, государственные дела шли сравнительно хорошо; когда же он умер, они пошли значительно хуже. Тогда впервые народ взял себе в качестве простата человека, не пользовавшегося уважением среди порядочных людей, между тем как в прежнее время демагогами всегда бывали люди достойные" (Аристотель. Афинская полития, 26- 28).
Социально-политическая борьба в Афинах во время Пелопоннесской войны.
Исключительную роль в качестве стимулятора всех этих исподволь развивавшихся, крайне опасных для полиса процессов сыграла Пелопоннесская война (431-404 гг. до н.э.).
Война эта явилась крупнейшим столкновением не только двух наиболее значительных полисов — Афин и Спарты, но и двух важнейших политических и социальных систем — Афинской архэ (державы) с Пелопоннесскою лигой, демократии с олигархией. Глобальный этот конфликт, затянувшийся на долгие годы, резко и непоправимо нарушил равновесие межгражданской и межполисной жизни и уже современниками был воспринят как событие катастрофического характера, как небывалое бедствие, имевшее роковые последствия для всех эллинов, для всей существовавшей тогда системы отношений. Так именно характеризует Пелопоннескую войну ее историк, сам бывший очевидцем и участником описываемых им событий, афинянин Фукидид. Характеристику эту, выразительную и верную по существу, легшую в основу всех последующих оценок Пелопоннеской войны, стоит привести целиком.
«Из прежних событий, — пишет Фукидид, — самое важное — Персидские войны. Тем не менее и они решены были быстро двумя морскими и двумя сухопутными сражениями. Напротив, эта война затянулась надолго, и за время ее Эллада испытала столько бедствий, сколько не испытывала раньше в равный промежуток времени. Действительно, никогда не было взято и разорено столько городов частью варварами, частью самими воюющими сторонами (в некоторых городах после завоевания их переменилось даже население), не было столько изгнаний и смертоубийств, вызванных или самою войной, или междоусобицами. Что рассказывается о прошлом на основании преданий и на деле подтверждается слишком редко, то стало теперь несомненным: землетрясения, охватившие разом и с ужасной силою огромную часть земли, солнечные затмения, случавшиеся чаще сравнительно с тем, как передают по памяти о прежних временах, потом засухи и как их следствие, жестокий голод, наконец, заразная болезнь, причинившая величайшие беды и унесшая немало людей. Все это обрушилось зараз вместе с этой войной». (Фукидид, 1, 23, 1-3).
Присмотримся внимательнее к тому воздействию, которое эта война оказала на жизнь полисных греков. Сделать это необходимо, чтобы представить себе, хотя бы в главных чертах характер той эпохи, когда в полную силу развернулась деятельность софистов, а затем — и в противовес ей — Сократа и его школы. Прослеживая шаг за шагом развитие кризисных явлений в древнегреческом обществе сначала в период самой Персидской войны, а затем и в ближайшие за нею десятилетия 4 в. до н.э., мы тем самым приблизимся к пониманию тех объективных импульсов, которые возбуждали движение греческой теоретической мысли, снабжали ее актуальными темами и указывали возможное направление их разработки. При этом как для времени Пелопоннесской войны, так и для последующего периода будем держаться одного плана — того, которому мы уже следовали при рассмотрении интересующих нас тенденций в эпоху Пятидесятилетия: начнем с основы основ — с области социальной, затем перейдем к проблемам политическим, а завершим все обзором перемен в сфере идеологии.
Итак, прежде всего война резко нарушила и без того достаточно зыбкое равновесие в социальной структуре полиса. Война дала резкий толчок развитию крупного ремесленного производства. Недаром первое по времени упоминание в источниках о крупной рабовладельческой мастерской, и притом именно специализировавшейся на производстве оружия, связано с периодом Пелопоннесской войны. Это — хорошо известный рассказ Лисия о том, как в конце войны, во время свирепствовавшего в Афинах олигархического террора, у него и его брата Полемарха- богатых афинских переселенцев сицилийского происхождения- была конфискована наряду с прочим имуществом большая оружейная мастерская с уже изготовленными 700 щитами и всеми работавшими на ней рабами (Лисий, 12,8 ,12, 19).
Надо думать, что развитие такого рода производства, в свою очередь, сильнейшим образом стимулировало рос торговых и кредитных операций. В этой связи надо отметить значение и того немаловажного фактора, как введение в обращение долговременных государственных накоплений, ранее отложенных в качестве сокровищ.
Способствую обогащению одной части общества и разорению и обнищанию, и притом гораздо большей, война, таким образом, сильно ускорила процесс социальной дифференциации, что в конечном счете должно было поставить под вопрос сложившуюся, жизненно важную для полиса систему внутреннего равновесия. Во всяком случае, все больше сомнений должна была вызывать, способность массы беднеющего народа и впредь нести службу в гражданском ополчении, и стало быть, и далее играть активного члена полисного содружества. Ведь из действительного гаранта традиционной полисной системы эта масса стала превращаться в тягостное для государство бремя. Так или иначе, углубление имущественной и социальной дифференциации в гражданском обществе вело к обострению внутренней обстановки в каждом отдельном полисе, нарастанию напряженности в отношениях между бедными и богатыми гражданами, на практике также между народом и правительством.
Это был вдвойне опасный процесс, поскольку конфликты в гражданской среде развивались перед лицом огромной в сравнении с числом граждан массы рабов. Между тем эти последние именно теперь стали представлять особую опасность для полиса. С одной стороны, сама ситуация военного времени должна была развязывать и поощрять опасную для гражданского общества активность рабов, предоставляя им возможности для бегства к неприятелю, вовлекая их в участившиеся внутренние смуты и тому подобное. С другой- изменились и сами рабы, ибо прекращение наступления на варварскую периферию и обострение межэллинского антагонизма поощрили практику обращения в рабов военнопленных- греков. Для примера сошлемся на случай, о котором упоминается в «Греческой истории» Ксенофонта (1,6,14-15): в 406 году до н.э., после взятия спартанцами города Мефимны на Лесбосе, с аукциона были проданы не только те, кто и раньше был рабом, но и все взятые в плен, воины афинского гарнизона. Понятно, какие опасные последствия могла заключать в себе такая практика для традиционного полисного строя, основанного на классически ясном и четком противопоставлении свободным- эллинов рабам-варварам.
История Пелопоннесской войны насыщена социальными конфликтами до предела. Собственно военные столкновения между двумя противными лагерями- афинским и спартанским — непрерывно чередуются и тесно переплетаются здесь развязанными войною внутренними смутами. Одно сплошь и рядом переходит в другое, и это придает исключительную глубину затянувшемуся на треть века межэллинскому столкновению. Одним из первых и вместе с тем наиболее ярких примеров таких спровоцированных войною внутренних раздоров могут служить события на Керкире в 427 году до н.э. Соперничающие группировки демократов и олигархов, опиравшихся соответственно на поддержку Афин и Спарты, дошли здесь до открытой гражданской междоусобицы, устрашившей современников своим размахом и жестокостью (см.: Фукидид,3,69слл).
Последствия таких общих социально-политических потрясений должны были самым отрицательным образом сказаться на государственной жизни. На самом деле, на долю полисного государства — этой старой, но хрупкой политической миниатюры — в последней трети 5 века до н.э. выпали тяжкие испытания. С одной стороны, затянувшаяся на долгие годы обще-греческая война, сама по себе надорвавшая военные и финансовые силы полиса. С другой- внутриполитические осложнения, вызванные растущими претензиями гражданской массы на вспомоществование со стороны государства и параллельно возросшая эгоизмом состоятельной верхушки, обострившимися ввиду этого противоречиями в гражданской среде, наконец, пробуждением политической активности бесправных и эксплуатируемых слоев населения.
Заключение.
На самом деле, пора высшего расцвета в Древней Греции полисной цивилизации- эпоха так называемого Пятидесятилетия, т.е. время от решающей победы греков в борьбе с персами и до начала междоусобной Пелопоннесской войны ( 479- 431 гг. до н.э.), совпадает с началом развития и таких тенденций, которые скоро должны были подточить самый фундамент этой цивилизации. Скажем яснее: Греко- персидские войны, в ходе которых полисный строй столь убедительно продемонстрировал свои преимущества перед восточной деспотией, резко стимулировали общественный прогресс, и в этом прогрессе и были заложены исторические основания кризиса полиса.
Прежде всего войны сильно ускорили внутреннее развитие греческих общин, как социальное, так и политическое. Открыв пред греческими городами новые возможности для сбыта своей продукции и для приобретения сырья и рабочей силы, война оплодотворила греческое ремесло и торговлю, равно как и некоторые товарные отрасли земледелия ( производство вина и масла), всюду стимулируя рост крупного, рабовладельческого хозяйства. К этому времени относится возникновение крупных состояний в Элладе, как об этом можно судить на примере афинянина Каллия, разбогатевшего за счет добычи, взятой у персов при Марафоне.
Однако, содействуя росту богатства, развязывая конкуренцию и как следствие содействует поляризации собственности, война ускорила естественный процесс социальной дифференциации, что было чревато опасными последствиями для гражданского общества. Конечно, такое полисное государство, как Афины. Могло до поры до времени сглаживать острые углы, с одной стороны, энергично побуждая богачей к несению литургий, а с другой стороны, и еще более, в видах помощи беднякам организуя вывод военно- земледельческих колоний, развивая строительство, вводя дополнительные денежные раздачи. Однако Афины были полисом — гегемоном, руководителем обширной политической системы- Афинского морского союза.
Наряду с социальными в ту же пору обозначились и важные политические сдвиги. Активная внешняя политика, связанная с продолжающейся борьбой с варварами или с обозначившимся уже соперничеством из-за гегемонии в Элладе, способствовала длительному сохранению у кормила правления одних и тех же авторитетных политиков, а в отдельных случаях и превращения их в единоличных вождей. Правда, во всех таких случаях гражданский коллектив, пользуясь у установлениями типа афинского остракизма или как-нибудь иначе, мог пресечь и действительно пресекал слишком авторитетные тенденции. Тем не менее временами эти тенденции принимали достаточно яркое выражение, так что, к примеру, уже современники Перикла задавались вопросом: чем собственно, было его правление в Афинах- демократией или монархией ?
С другой стороны в ту же славную для полиса эпоху явственно проступили признаки начавшегося его преодоления и вовне. Развивающиеся между греческими городами все более оживленные торговые сношения подрывали устои автаркичного существования, между тем как крупнейшие соответственно политические связи, приведшие к созданию такого сравнительно развитого и устойчивого единства, как Афинский морской союз, поставили под вопрос возможность сохранения целым рядом полисов своей автономии.
Параллельно со всем этим шло наступление на полисную идеологию. Не софисты- они выступили позднее, — а практические деятели раннеклассического времени, вроде Фемистокла в Афинах или Павсания в Спарте, были теми, кто первыми высказали пренебрежение к таким классическим полисным нормам, как верность отеческим установлениям и враждебность всему чужеземному. Пример таких деятелей и стимулировал развитие аполитических настроений, поощрил индивидуалистические и космополитические наклонности античных суперменов и в конечном счете способствовал формированию соответствующих софистических доктрин, например, о праве сильного от природы на власть. Впрочем, не только отдельные личности, но и целые государства, и в первую очередь Афины и Спарта, своею великодержавною, империалистическою политикой в самой Элладе способствовали разложению, казалось бы, устоявшихся навеки норм полисной морали и полисной идеологии. До известной степени верно будет сказать, что эти государства сами вызвали к жизни те опасные, разрушительные течения, с которыми им пришлось вести борьбу на рубеже 5- 4 веков.
Список источников и литературы:
1. Аристотель. Афинская полития. Москва,1937.
2. Хрестоматия по истории древней Греции. М.,1964г.с. 27- 32.
3. Э.Д.Фролов. Огни Диоскуров. Ленинградский университет,1984.
4. Э.Д.Фролов. Греческие тираны. Ленинградский университет, 1972.
5. Аристотель. Афинская полития. Москва,1937.
6. Э.Д. Фролов. Социально- политическая борьба в Афинах в конце 5 в. до н. э. Ленинград, 1984.
7. Под ред. Дьяконова. История древнего мира. Изд. 2-е., Москва, 1962г.
www.ronl.ru
Афины после злосчастной войны и тирании Тридцати, представляли печальную картину. Число граждан уменьшилось на треть, если не на половину: оно понизилось до 20 000—25 000. Страна была разорена; земледелие, промышленность, торговля в упадке. Государство, казалось, находилось накануне полного банкротства, казна пуста; доходы крайне ограниченны; Афинский союз не существовал, и не было ни фороса, ни 5% сбора, ни других доходов, получавшихся с союзников. Афиняне лишились владений вне Аттики. Тысячи клерухов принуждены были покинуть свои участки и возвратились в Афины разоренные, без средств к существованию. Многие граждане из прежде богатых фамилий обеднели. Укрепления и Длинные стены были разрушены; не существовало ни флота, ни верфей. Еще недавно могущественные, Афины были теперь политически бессильны. Все приходилось восстанавливать, начинать как бы сызнова. Требовалось много энергии, много жизненности, чтобы хотя бы несколько оправиться, подняться из такого упадка…
В строе Афин со времени восстановления демократии и до конца их независимости не произошло каких-либо существенных изменений. Вот почему и Аристотель исторический очерк в «Афинской политии» заканчивает восстановлением демократии. Шло лишь постепенное развитие в демократическом направлении; масса, как говорит Аристотель, все более и более присваивала себе власть, всем заправляя посредством псефизм и дикастериев (Ath. Pol., 41). Наиболее крупными нововведениями за это время являются, во-первых, плата за посещение народного собрания и, во-вторых, финансовые реформы, о которых скажем далее.
Введение платы за участие в экклесии, народном собрании, было дальнейшим развитием той системы денежного вознаграждения, которая существовала уже раньше со времен Перикла. Плату эту впервые ввел демагог Агиррий около 395 г. По поводу ее Аристофан вспоминает, что в доброе, старое время никто не смел брать деньги за исполнение гражданских обязанностей; а оратор Эсхин сравнивает народное собрание в Афинах с торговым или промышленным товариществом: афиняне, говорит он, выходили из народного собрания, словно из промышленного или торгового товарищества, поделив доходы. Но сама необходимость, сила вещей вела к установлению платы за посещение народного собрания. Даже Аристотель, не сочувствовавший этой мере, признает ее неизбежность: без нее стало трудно собирать экклесию; многие, особенно люди малосостоятельные, уклонялись от участия в народном собрании, не желая терять заработок, бросать свои дела, хозяйство. И вот, чтобы привлечь массу в народное собрание, говорит Аристотель, и придумали эту меру (Ath. Pol., 41). Вместе с тем она служила подспорьем со стороны государства для обедневшего или неимущего населения. Вообще в то время система денежных раздач, теорикона и т. п. достигла еще большего развития, чем прежде, несмотря на тяжелое положение государственной казны. Первоначально введенная Агиррием плата за посещение народного собрания равнялась 1 оболу; затем некто Гераклид Клазоменский предложил увеличить ее до 2 оболов; после этого Агиррий довел ее до 3 оболов. Во времена Аристотеля плата эта дошла до 1 драхмы, а за первое собрание каждой притании даже до 9 оболов, если верить тексту «Афинской политии» (62). Объясняется это отчасти тогдашней дороговизной, повышением цен и понижением ценности денег, характеризующими ту эпоху.
В IV в. в народном собрании и в Совете 500 председательствуют уже не пританы со своим эпистатом, а 9 проедров, выбираемых по жребию из непританствующих фил, и из среды этих проедров избирается их эпистат. За пританами же осталось лишь право созывать заседания, причем их эпистат производил жеребьевку проедров. Таким образом, значение пританов умалилось, и вообще в IV в. влияние Совета падает.
Заветная мысль восстановленной демократии была восстановить и прежний морской союз. Это — господствующее, руководящее стремление афинян той эпохи.
Спартанская гегемония не могла быть прочной. Она оказывалась слишком тяжелой для греков. Вместо ожидаемой свободы Спарта наложила иго еще менее выносимое, нежели иго Афин. Достигнув господства, спартанцы проявили самый грубый произвол и насилие, которые не уравновешивались и не смягчались чертами, свойственными более утонченным и — несмотря на все свои недостатки — все же более гуманным афинянам. Победа Спарты была победой консервативных и олигархических начал. В городах, отторгнутых от Афин, власть перешла к олигархическим комитетам, декархиям (из 10 лиц), и к гармостам. Но для первенства и гегемонии недостаточно одной грубой, материальной силы. Между тем Спарта в отношении образования и умственного развития отстала от многих других греческих общин, была менее культурна, чем большая часть подчиненных ей греческих государств. Ее собственный строй страдал от многих недостатков; ее социальные язвы были велики: среди самих спартиатов к тому времени обнаружилось уже большое неравенство, образовался довольно многочисленный пролетариат, недовольный и революционно настроенный. Спартанскому строю грозила опасность и со стороны Лисандра, самого могущественного человека в тогдашней Греции, задумавшего политический переворот с тем, чтобы лишить царствовавшие в Спарте фамилии их исключительного права на престол и открыть к нему доступ другим спартиатам.
Спарта оттолкнула от себя даже своих прежних союзников в Греции — Фивы, Коринф. Изменились и ее отношения с Персией. Поводом к этому послужило ее косвенное участие в предприятии Кира Младшего («Анабасис») и помощь, оказанная ею малоазийским городам, которых Тиссаферн стремился подчинить персидскому царю. Вскоре сам спартанский царь Агесилай, как новый Агамемнон, явился в Малую Азию и имел некоторый успех. Но в тылу его, в самой Греции, обнаружилось антиспартанское движение и вспыхнула война.
Здесь самым деятельным врагом Спарты оказываются Фивы. Сторонниками союза с ними были афинские демократы и их вожди, не только демагоги Эпикрат, Кефал, но и освободитель Афин, Фрасибул. Войной надеялись не только вернуть Афинам их прежнее политическое положение: от нее масса ждала и материальных выгод, новых источников для своего содержания. Против Спарты образовалась коалиция, в которой приняли участие и ее прежние врага, Афины, Аргос, и ее недавние союзники, Фивы, Коринф. В битве при Галиарте потерпел поражение и пал Лисандр (395 г.), и тогда из Азии спартанцами вызван был Агесилай. При Коронее Агесилай одержал победу над фиванцами и афинянами, но не решительную, не имевшую существенных последствий.
Между тем на море произошли важные по своим результатам события. Конон, один из афинских стратегов, участвовавших в битве при Эгоспотамах, нашедший себе приют у владетеля Кипра Эвагора и теперь поставленный во главе снаряженного Персией флота, нанес поражение спартанцам при Книде (394 г.). Для спартанской гегемонии на море это был удар, от которого она уже никогда не смогла вполне оправиться. Греческим городам на островах и в Малой Азии обещана автономия. Еще до битвы при Книде Родос отпал от Спарты; теперь ею утрачены были Хиос, почти весь малоазийский берег до самого Геллеспонта. Тут восторжествовала демократия и спартанские гармосты были изгнаны. Некоторые города заключили между собой союз или вступили в торговые и союзные договоры с Афинами. Конон, вместе с сатрапом Фарнабаэом, содействовавшим всему этому предприятию, отправляется в Эгейское море, освобождает Киклады от спартанского господства, занимает Киферу (на юг от Лаконии) и пристает к Истму, где Фарнабаз входит в сношения с союзным советом, руководившим действиями против Спарты, и дает ему субсидию. Затем Конон направляется к Пирею, к Афинам. Здесь, при помощи денежных средств, предоставленных Персией, при содействии матросов, самих афинских граждан и их союзников, особенно фиванцев, приславших мастеров и рабочих, он восстановляет Длинные стены, разрушенные Лисандром. Это было великое торжество для Афин, и граждане в благодарность воздвигли Конону бронзовую статую на площади, у алтаря Зевса, «Защитника Свободы», за то, что Конон «дал свободу союзникам Афин». Подобную же статую поставили они и его другу, Эвагору — этому предшественнику последующих династов эпохи эллинизма, — который много содействовал Конону.
Так вновь положено было начало афинскому морскому господству, явился первый зародыш их Второго союза, и притом при помощи персов, для борьбы с которыми организован был Первый союз. По побуждению Конона афиняне пытались склонить на свою сторону и могущественного тирана Сицилии Дионисия, но безуспешно.
Война и особенно победа Конона при Книде должны были отразиться на положении афинских партий и их вождей — усилилось более радикальное течение, возобладали демагоги Агиррий, Эпикрат и др. Около этого времени вводится и плата за посещение народного собрания.
Дело Конона продолжал Фрасибул. Во главе вновь возникшего афинского флота он направляется к берегам Фракии и к Геллеспонту, которым так дорожили афиняне, подчиняет Фасос, Херсонес Фракийский, Византий и Халкедон, затем Лесбос, Галикарнасс (389 г.). Он, очевидно, стремился к восстановлению прежней афинской гегемонии. Он взимает 5% сбор, заменявший форос, и 10% пошлину у Босфора с проходящих судов. Чтобы содержать флот, Фрасибул нуждался в деньгах и должен был прибегать к различным поборам и контрибуциям, что вызывало жалобы и дало его противникам желанный повод к обвинениям. Но он вскоре погиб в ночной стычке в далекой Памфилии.
Между тем война на суше, в самой Элладе, сосредоточивавшаяся главным образом вокруг Коринфа (почему она и называется Коринфской), шла с переменным успехом. Афиняне вели ее при помощи наемников.
Наемничество — характерное явление той эпохи. Тогдашнюю Грецию в некоторых отношениях можно сравнить с Италией конца средних и начала новых веков: отсутствие политического единства, раздробленность и жестокая борьба партий, процветание городов и торговли, блестящее культурное развитие и, наконец, в особенности наемничество характеризуют ту и другую; с итальянскими кондотьерами смело можно сопоставить вождей греческих наемников, подобных Ификрату, Хабрию и Тимофею. Наемничество является всюду при наличности известных условий. Стоит вспомнить, помимо Италии, о швейцарцах и немецких ландскнехтах, о Валленштейне и наемных войсках в эпоху Тридцатилетней войны. В Греции наемничество стало развиваться со времени Пелопоннесской войны и было необходимым результатом тогдашних политических и общественных условий. Мирные граждане не могли уже удовлетворять военным требованиям; они не могли надолго бросать свои дела, свое хозяйство и служить по целым годам в войске, где-нибудь вдали от родины. Таким образом, при частых и продолжительных войнах должен был образоваться особый класс людей, посвящавших себя специально военной службе, делавших из войны себе профессию. Являлась необходимость в специалистах военного дела. Кроме того, война и перевороты заставляли многих покидать родину и искать себе дела на чужбине. Прежде такие бездомные скитальцы, изгнанники и недовольные, нередко люди предприимчивые и энергичные, искавшие простора и нового поприща для деятельности, отправлялись в чужие края в качестве колонистов; туда шли и экономически обездоленные, искавшие обогащения или просто средств к существованию. Теперь идти колонистам было некуда. Вследствие изменившихся политических и иных условий основанию новых колоний поставлены были непреодолимые преграды. Нельзя уже было основывать и клерухии. Эмиграция в этом виде должна была прекратиться. Кто раньше шел в колонисты или в клерухи, теперь нередко идет в наемники. В то время как варвары ввозятся в Грецию массами в качестве рабов для работ в поле и в доме, в рудниках и промышленных заведениях, греки уходят служить в чужие страны в качестве наемников.
Наемничество, разумеется, способствовало развитию и усовершенствованию военного дела, но имело много и темных сторон, оказывало вредное влияние. Мирные граждане все более и более отвыкают от войны; без наемников они делались беспомощными и беззащитными. Для содержания наемников необходимы были деньги, и война требует непомерных затрат, громадных денежных средств. Для победы теперь нужны не столько патриотизм энергия и мужество граждан, сколько эти денежные средства, субсидии, большей частью получаемые от Персии, и таким образом Персия является часто вершительницей судеб Греции. От наемников нечего было ждать патриотизма: их отечеством был лагерь, их целью — обогащение и добыча. Они служили из-за денег тому, кому было выгоднее. По выражению Лисия, их тела принадлежали тому, кто лучше платил, а их верность продолжалась до тех пор, пока хватало денег в военной кассе, чтобы им уплачивать жалованье. Правда, и у них был свой кодекс чести; и для них необходима была дисциплина. Но все же это не мешало наемнику переходить из одного лагеря в другой, служить, например, то персидскому царю, то против него. Мы видим даже знаменитых вождей — Ификрата, Хабрия и Тимофея — часто на службе за пределами Греции. Главным поприщем для Хабрия, например, был Египет. А Ификрат, женатый на дочери фракийского владетеля, одно время командовал флотом твоего тестя и укреплял его владения, когда тот находился в войне с Афинами.
Наемники и их вожди были крайне неразборчивы в средствах. Они позволяли себе насилие, произвол и грабеж по отношению к населению, облагали жителей непомерными контрибуциями и поборами. Война для них служила средством для обогащения. В их лагере царили обыкновенно буйство и разврат; целые толпы гетер нередко следовали за отрядами наемников. Вожди наемников славились большей частью своей роскошью и расточительностью. Они так же легко и проживали состояние, как наживали. А состояние их было подчас чисто царское. Они играли вообще видную роль; с ними роднились владетели Фракии; с ними сносился сам персидский царь. Они представляют собой политическую силу, являются как бы династами и владетельными князьями, получают иногда в дар или завоевывают для себя города, ведут свою политику и т. д.
Коринфская война закончилась «постыдным» Анталкидовым миром (387/86 г.), названным по имени его главного виновника, спартанского наварха Анталкида, более всех хлопотавшего о его заключении, или Царским, так как условия его были продиктованы персидским царем по соглашению со Спартой. Персия убедилась, что помогать долее Афинам не в ее интересах, что осуществление планов и могущество афинян может быть опасно для нее. Притом около того времени отношения воюющих сторон перепутались и осложнились. Персия была на стороне Афин и помогала им против Спарты, а Афины помогали в то же время кипрскому владетелю Эвагору, который тогда уже боролся против персов. Поэтому Спарте удалось войти в соглашение с Персией. Царь потребовал, чтобы греческие города в Малой Азии принадлежали ему, а из островов — Клазомены и Кипр; остальные греческие города, большие и малые, должны быть свободны, автономны; только Лемнос, Имброс и Скирос отдавались афинянам. Условия эти сопровождались угрозой — идти войной против тех, кто мира не примет. Положение афинян было затруднительное: в то время Персия, Спарта и Дионисий Сиракузский были заодно, Геллеспонт находился в руках неприятеля, флот отрезан, подвоз к Афинам затруднен; без персидской субсидии афиняне были лишены возможности продолжать войну. С другой стороны, из общего постановления мира — об автономии городов в Греции — в их пользу делалось исключение: им предоставлялись некоторые владения вне Аттики — издавна им принадлежавшие упомянутые три острова. Неудивительно, что афиняне склонились на сторону мира; особенно желал его состоятельный класс.
Итак, малоазийские греки, освобожденные около ста лет перед тем, должны были подчиниться власти персов. Другое постановление Анталкидова мира — о независимости всех больших и малых городов Эллады — удовлетворяло, казалось, заветному стремлению греков к автономии. Но на самом деле оно упрочивало политический партикуляризм, полную раздробленность и слабость Греции и среди этой раздробленности — господство блюстительницы условий Анталкидова мира, Спарты, беззастенчивый эгоизм, произвол и насилия которой достигают теперь своей крайней степени. Занятие Фив среди мира — одно из ярких проявлений этого произвола и насилия. Но в 379 г. Фивы подымаются, освобождаются от спартанского ига и затем наносят окончательный удар гегемонии Спарты. Наступает эпоха фиванской гегемонии в Греции.
После захвата спартанцами фиванской крепости Кадмеи и во время владычества в Шивах олигархов афиняне дали приют фиванским изгнанникам; а когда фиванцы поднялись и осадили Кадмею, то два афинских стратега без разрешения народа самовольно двину. лись даже к ним на помощь. За это, однако, они были преданы суду; один из них казнен, другой бежал. Очевидно было, что афиняне, особенно состоятельные слои населения, при всем сочувствии к Фивам, вовсе не желали тогда разрыва и войны со Спартой. Но сами спартанцы вынудили их к этому. Один из спартанских гармостов, Сфодрий, попытался захватить неожиданно, среди мира, Пирей, подобно тому, как раньше захвачена была фиванская Кадмея, но не успел, а в ответ на жалобы афинян спартанцы оправдали его. Возмущенные этим афиняне примкнули к Фивам и стали действовать против Спарты.
Настал момент, когда афинская демократия могла осуществить наконец свою заветную мысль — восстановить свое господство на море и морской союз с Афинами во главе, хотя и в ином виде, нежели прежде. Общественное мнение Греции было к этому уже подготовлено: еще года за два до того афинский публицист, оратор Исократ, в своем знаменитом «Панегирике», который он отделывал, говорят, в течение десяти или даже пятнадцати лет, проводил идею такого союза и восстановления гегемонии Афин на море. По Исократу, ближайшей задачей национальной политики должно быть восстановление морского могущества Афин; Афины должны стать наряду со Спартой; оба государства должны соединить свои силы и действовать заодно. Тогда могут вернуться времена Греко-персидских войн; можно будет взяться за настоятельную задачу — за освобождение азиатских греков и за завоевание западных областей персидского царства.
Зародыш Второму Афинскому союзу был положен еще победой Конона у Книда и деятельностью Фрасибула. После Анталкидова мира некоторые города — Хиос, Митилена, Мефимна, Родос, Византии — заключили или продлили уже раньше заключенный союз с Афинами. Теперь в архонтство Навсиника (378/77 г.) Второй Афинский союз окончательно был организован и расширен. До нас дошло постановление афинского народного собрания, сделанное по предложению некоего Аристотеля «Марафонца», утверждающее основы, на которых образовался союз. Цель последнего — защита греческой свободы, но не от Персии, как прежде, а от Спарты, «дабы лакедемоняне предоставили эллинам быть свободными, автономными и спокойно пользоваться своими владеяниями». Постановление признает Анталкидов мир и даже господство персов над азиатскими греками: в союз принимались все те из эллинов и даже из варваров на островах и на материке, которые не находились в подданстве персидского царя. Оно гарантирует нерушимость прав и свободы союзников, которые могли иметь форму правления, какую хотят. Ни фороса, ни клерухий, которые вызывали столько раздражения в прежнем союзе, ни афинских властей и гарнизонов, отправлявшихся в союзные города, теперь не должно было быть (вместо фороса существовал денежный сбор, называемый «синтаксис»). Какие имеются владения афинян, частные или общественные, в стране союзников, те остаются за афинянами; но на будущее время ни Афинскому государству, ни частному лицу не дозволялось приобретать каким бы то ни было образом недвижимость, земельный участок или дом в области союзников. В случае такового приобретения всякий имел право донести об этом в союзный совет, тогда недвижимость продавалась и половина вырученной суммы шла донесшему, а другая поступала в общую кассу союзников. Если кто-либо пойдет войной на заключивших союз, против того должны помогать афиняне и союзники, на суше и на море, всей силой по возможности. За нарушение условий грозило тяжкое наказание: если кто из должностных или частных лиц сделает или допустит предложение, противоречащее этому постановлению, чтобы нарушить что-либо из сказанного, тот подвергается атимии, имущество его конфискуется и десятая часть его посвящается богине; он должен быть судим как нарушитель союза и наказан смертью или изгнанием; в случае казни его нельзя было погребать ни в Аттике, ни в земле союзников.
Организация Второго Афинского союза отличалась от организации Первого: в нем не было такой централизации, такого преобладающего господства Афин. В нем было больше равенства: союз состоял как бы из двух равноправных сторон — афинян и прочих союзников. Эти союзники имели в Афинах свое собрание или совет синедрион, состоявший из их представителей. Каждому союзному городу, большому и малому, принадлежало тут по одному голосу. Постановление такого собрания или синедриона переходило потом — через Совет 500, который вносил свою пробулевму, — в афинскую экклесию.
На каменной стеле, на которой начертано постановление, записаны и имена союзных городов; первые в ряду их — уже упомянутые выше Хиос, Митилена, Мефимна, Родос, Византии. К союзу присоединились и некоторые континентальные государства, в том числе Фивы. Всех союзников было до 60, а впоследствии — более 70.
Одновременно с образованием союза, в архонтство Навсиника, происходит преобразование афинской податной системы. Став вновь во главе союза и задаваясь широкими планами, афиняне, естественно, нуждались в больших денежных средствах. Прежде они сравнительно редко прибегали к прямому обложению, к эйсфоре; это была подать чрезвычайная; теперь она становится постоянной и сам порядок ее распределения и взимания изменяется. В податных целях производится оценка земельной собственности, домов и прочего имущества аттических граждан. На основании этой оценки, для более удобного сбора подати, граждане, подлежавшие обложению, разделены были на податные группы или общества, товарищества, так называемые симмории, с приблизительно равным состоянием. Взимаемая сумма раскладывалась между симмориями поровну. Затем между членами симмории, под руководством ее главы или гегемона, раскладка производилась соответственно состоянию или податному капиталу каждого. Заведовало сбором подати государство. Хотя за невзнос подати грозили штраф и даже конфискация имущества, но все же сборы поступали обыкновенно слишком медленно и неисправно. Тогда для большего удобства введен был такой порядок, что в каждом деме кто-либо из более богатых граждан уплачивал вперед причитающуюся с дема сумму, а сам потом собирал ее с демотов. С 360 г. стали возлагать это на 300 богатейших лиц, заранее определенных. Эти 300 приобрели фактически большое влияние на раскладку подати и даже на другие дела.
Победа Хабрия над спартанцами на море при Наксосе (376 г.) способствовала еще большему упрочению и расширению союза; Киклады примкнули к нему. Затем другой известный афинский полководец Тимофей направился на запад и присоединил к союзу Керкиру, нанеся новое поражение спартанскому флоту.
В то время в Греции, рядом с партикуляризмом, с особенной энергией обнаруживается и противоположное стремление — к объединению: идет напряженная борьба сил центробежных с центростремительными. Фивы объединяют Беотию и готовы стать во главе Греции. Кроме них и Афин, выдвигается Фессалия, которую объединяет владетель или тиран города Фер Ясон, задумывавший даже двинуться во главе греков против Персии. Он держал сторону Фив.
Вообще Спарта не могла надеяться на победу. С другой стороны, не в интересах Афин было содействовать дальнейшему росту фиванского могущества. К тому же война истощала их силы. Во главе партии мира или, точнее, тех, кто был против деятельной поддержки Фивам, стоял Каллистрат, выдающийся оратор и государственный Деятель, знаток в деле финансов, противник Тимофея. В 374 г. афиняне заключили было мир, по которому Спарта признала Афинский союз; но мир оказался недействительным: на западе, у Керкиры, где находился Тимофей, военные действия продолжались. Только в 371 г. на конгрессе в Спарте состоялся действительный мир между спартанцами и афинянами; но тут же произошел новый разрыв между Спартой и Фивами. Это был разрыв Фив и с Афинами, которые остались верны заключенному договору и для которых близкие могущественные Фивы казались еще более опасным противником, нежели отдаленная Спарта.
В открывшейся решительной борьбе Фив со Спартой афиняне занимают враждебное положение по отношению к первым. Холодно, с неудовольствием принимают они весть о знаменитой победе Эпаминонда при Левктрах (371 г.), — победе, которая составила эпоху в греческой истории, нанесла решительный удар спартанской гегемонии и дала толчок демократическому движению в самом Пелопоннесе: фиванским послам не было оказано обычных в подобных случаях почестей и предложение союза с Фивами было отклонено. Со Спартой и с Дионисием Сиракузским заключен был формальный союз; Дионисию, против которого раньше афинский оратор Лисий так страстно возбуждал толпу во время Олимпийских игр, теперь даровано было право афинского гражданства со всей его семьей, и — чем особенно дорожил тиран — его трагедия удостоена награды. Еще враждебнее должны были отнестись афиняне к соглашению Фив с Персией — этому «второму изданию Анталкидова мира», — по которому от них требовалось отказаться от Амфиполя и разоружить свой флот, и к попытке фиванцев завести собственный флот, достичь господства и на море. В битве при Мантинее (362 г.) против фиванцев сражались и афиняне.
После этой битвы Греция оказывается еще более слабой и в ней господствует еще большая неопределенность и смута, нежели прежде. Спарта, Афины, Фивы, поочередно пытались установить свою гегемонию, и цель оказывалась недостижимой, задача не по силам. Греческий партикуляризм одерживал верх; могущество Афин пало в борьбе со Спартой, могущество Спарты — в борьбе с Фивами. Величие последних было эфемерным: оно исчезло со смертью Пелопида и Эпаминонда. Теперь уже ни Спарта, ни Афины, ни Фивы не могли восстановить вполне свое прежнее могущество и над разрозненной Грецией устанавливается гегемония Македонии…
В то время как на севере, в Македонии, начал уже действовать Филипп и афиняне вступили с ним в столкновение из-за Амфиполя, Второй Афинский союз стал распадаться (357 г.). Во-первых, сама цель, поставленная первоначально этим союзом, уже была достигнута, и он утратил свой смысл: союз направлен был главным образом против Спарты, а Спарта была теперь вытеснена с моря, разбита даже на суше, ослаблена и не страшна для союзников. Они чувствовали себя вне опасности со стороны Спарты и скорее могли опасаться Афин. Между тем афинская демократия IV в. мало-помалу начала возвращаться к прежним приемам и практике времен Делосско-аттического союза: старые традиции в отношении союзников стали брать верх. Не говоря уже о том, что с союзников взимался если и не форос, то синтаксис, — производились тяжкие поборы, вымогательства, контрибуции; в некоторые города посылались снова афинские должностные лица с гарнизонами и даже клерухи, что прямо противоречило союзному соглашению 378/77 г. Когда, например, в 365 г. Тимофей завоевал Самос, туда посланы были афинские клерухи, а местные жители изгнаны. Потом в Потидею и Херсонес отправлены были клерухи. Правда, эти города не были в числе союзников, включенных в постановление 378/77 г.; но все же такой образ действий мог внушать опасение и остальным союзникам, возбуждать их против Афин. И вот, войдя в соглашение с владетелем Карий, Мавсолом, подобно Эвагору предшественником династов эпохи эллинизма, Хиос, Родос, Кос отпали от Афин, заключив союз между собой и с еще раньше отложившимся Византием. За ними последовали потом и другие крупные союзные общины. Эта Союзническая война для Афин была неудачна. В течение ее они лишились лучших своих вождей — Хабрия, который пал на войне, Ификрата и Тимофея, которые подверглись процессу и сошли со сцены, хотя Ификрат и был оправдан. Война эта стоила афинянам большого напряжения сил и больших расходов на снаряжение флота. В связи с ней находится реформа триерархии.
Прежде триерархия падала всей своей тяжестью на сравнительно немногих, отдельных граждан: корабль снаряжало одно лицо. Понятно, как тяжела была такая повинность, особенно во время финансового и экономического кризиса, при обеднении граждан. Поэтому после Сицилийской экспедиции назначались уже два триерарха для снаряжения одной триеры. Во время Союзнической войны, по предложению Периандра из Холарга, симмории распространены были и на триерархии: для этой литургии назначалось 1200 наиболее богатых граждан, которые разде. лялись на 20 симморий, по 60 членов в каждой, и эти симмории сообща должны были снаряжать требуемое число триер. Для снаряжения корабля члены каждой симмории соединялись в группы, синтелии. Первоначально каждый из упомянутых 1200 граждан участвовал в снаряжении триеры в равной доле, безотносительно к своему имуществу, так что богатым было легче, а менее богатым сравнительно тяжелее. Впоследствии, по закону Демосфена, это было изменено и установлена была известная постепенность в обложении соответственно состоянию каждого: наиболее богатым приходилось теперь снаряжать иногда даже не по одному, а по два корабля; доля же, падавшая на менее богатых, была меньше: эти снаряжали по одному кораблю сообща. Во главе симмории стояли 300 богатейших граждан; на них возложена была теперь новая обязанность, зато расширилось еще больше и их влияние: они составляли силу в государстве, своего рода комитет богачей. От них в значительной мере зависела раскладка повинностей.
В ту пору финансовый вопрос в Афинах был вообще на первом плане. Война при помощи наемников обходилась очень дорого. По словам Исократа, в последние войны более 1000 талантов совершенно бесплодно потрачено было да наем войска. Придумывались меры для изыскания средств и доходов, для пополнения нередко пустой казны, вносились предложения… Так, Лептин провел было закон, которым отменялись прежде дарованные привилегии относительно свободы от податей; по предложению Аристофона учреждена была комиссия по разысканию долгов государству: каждый, кто знал что-либо на этот счет, должен был заявить; отсюда — ряд процессов. Составлялись проекты и в тогдашней литературе.
Мир проповедовал в то время и известный публицист эпохи — Исократ и притом мир не только с хиосцами, родосцами и византийцами, но и со всеми. В своей речи «О мире» он доказывает, что счастье государства основывается на справедливости и что мир лучше ведет к достижению цели.
В трактате «О доходах» и в речи Исократа «О мире» ясно выразилось настроение, которое овладело афинским обществом во время Союзнической войны, и мирная программа Исократа была, можно сказать, выполнена. Афины заключили мир с отпавшими союзниками. Второй союз распался (355 г.), просуществовав немного больше двадцати лет. За Афинами осталось лишь небольшое число союзных городов. Навстречу общественному настроению пошел Эвбул, который пользовался господствующим влиянием в Афинах в течение шестнадцати лет, до последней борьбы их с Филиппом. Он был сторонником мира, и главное внимание его обращено было на финансы, на их упорядочение, пополнение казны и Поднятие материального благосостояния Афин; а с другой стороны, с его именем связано непомерное развитие теорикона, под которым тогда подразумевали не только «зрелищные деньги», но и другие денежные раздачи народу.
Ежегодно сменявшемуся составу Совета трудно было следить за бюджетом, вникать во все его тонкости, вести последовательную финансовую политику. Уже давно чувствовалась необходимость в сосредоточении и объединении финансового управления. Еще до Эвбула, в первой половине IV в., встречается должность «казначея демоса», который заведовал суммами, находившимися в распоряжении народа, иначе народным бюджетом. Союзническая война должна была еще более вызвать сознание необходимости такого сосредоточения, упорядочения и объединения бюджета. Реформа в этом направлении и была произведена при Эвбуле. Если прежде на первом месте по своему влиянию среди должностных лиц стояли в старину архонты, а потом — стратеги, то теперь самыми влиятельными лицами в Афинах являются финансовые деятели, подобные Эвбулу. Он был заведующим кассой теорикона, но ему подведомственно было все финансовое управление: он, можно сказать, ведал бюджетом. Все излишки доходов или остатки от расходов, за удовлетворением бюджетных нужд, должны были поступать в кассу теорикона. Когда сделано было предложение, чтобы такие излишки или остатки в течение войны, которую вели тогда афиняне из-за Эвбеи, были употреблены на военные цели, то это вызвало «обвинение в противозаконии», и лицо, внесшее предложение, присуждено было к уплате 1 таланта. Эвбулу приписывают закон, по которому смертная казнь грозила тому, кто предложит употребить «Теорикон» на войну. В 339/38 г., уже накануне падения независимости Греции, Демосфен достиг отмены этого закона и провел предложение, чтобы излишки или остатки шли на военные нужды, в военную кассу, которой заведовал «казначей военных денег», ставший — на короткое время — главным должностным лицом в финансовой администрации.
Никогда еще теорикон не достигал таких размеров и не раздавался с такой щедростью, как при Эвбуле. Тут в широких размерах применен был уже давно известный в Афинах принцип, по которому излишек доходов составляет достояние граждан и в силу которого между ними когда-то распределялись доходы с Лаврийских рудников. О Эвбуле в исторической науке высказывались Противоречивые мнения. Еще один из древних авторов называл его «демагогом славным, заботливым и трудолюбивым». Из новых историков одни считают его ничтожеством; говорят, что он своей слабой, мирной во что бы то ни стало политикой довел Афины до крайнего унижения и падения, а раздачей теорикона в небывалых еще размерах окончательно деморализовал народную массу. Другие называют его великим финансистом, финансовым гением, который спас Афины от банкротства и привел их финансы в цветущее состояние; сравнивают его с Сюлли и Кольбером и причисляют к наиболее выдающимся деятелям Афин всех времен. Чтобы справедливо судить о Эвбуле, надо припомнить, в каком положении находились тогда Афины, после ряда войн, с пустой, разоренной казной и пошатнувшимся благосостоянием населения; надо иметь в виду то настроение, стремление к миру и материальному благополучию, о котором мы говорили выше. Отдавая излишки массе, в виде теорикона, Эвбул, по словам его защитников, сохранял другие статьи бюджета: если обеспечен был теорикон от каких-либо посягательств на него, то обеспечены были и другие фонды. По выражению одного новейшего исследователя, Эвбул бросал толпе кость, чтобы спасти остальное. При том, благодаря сравнительному миру и умелому ведению финансов, доходы увеличились; одновременно со щедрой раздачей теорикона значительные суммы при Эвбуле расходовались также и на верфи, на сооружение флота, на войско и общественные постройки, что засвидетельствовано надписями. Раздачей теорикона Эвбул привлекал к себе несостоятельную массу, а своими постройками — рабочих и ремесленников; с другой стороны, он опирался и на состоятельный класс, избавив его от бремени литургий и налогов, поддерживая мирную политику, улучшая финансы.
Хотя в Афинах после низложения Тридцати не существует более олигархов как организованной политической партии, и в самом государственном строе не совершается уже крупных перемен, тем не менее и в IV в. мы здесь наблюдаем внутреннюю борьбу, которая ведется подчас с большим ожесточением. Обыкновенно ей сопровождаются перипетии внешней политики Афин и борьба носит характер политический; иногда она принимает характер социально-экономический, классовый, а иногда трудно даже уловить крупный, руководящий ее мотив: дело, по-видимому, идет не столько о принципах и программах, сколько о личном честолюбии и соперничестве, алчности и интригах. Эта внутренняя борьба находит себе выражение в многочисленных процессах стратегов, государственных деятелей, послов и частных лиц, — процессах, которые в IV в. в Афинах были еще чаще, нежели в эпоху кризиса, во время Пелопоннесской войны. Нередко процессы носят просто фискальный характер, ведутся с целью пополнить пустую казну, достать средства, чтобы выдать плату присяжным и т. п. К IV в. еще более применимо известное свидетельство Лисия о том, что дикастам, случалось, прямо говорили, что если они не вынесут обвинительного приговора, то не будет и диэт, и что Совет прибегал к конфискациям для пополнения казны. Теперь система конфискаций в фискальных целях стала практиковаться особенно часто.
В первое время после восстановления демократии главными, наиболее влиятельными лицами в Афинах являлись те, кому они обязаны были освобождением от тиранов, — Фрасибул, Архин, Анит; а вскоре стали приобретать влияние демагоги Агиррий, введший плату за посещение народного собрания, Кефал, гордившийся тем, что ни разу не подвергся обвинению по графэ параномон, и Эпикрат. Фрасибул сознавал свои заслуги и свысока смотрел на массу, на ее вождей, демагогов, а те со своей стороны видели в нем чуть ли не аристократа или даже скрытого тирана. Боязнь тирании и подозрительность в этом отношении замечалась у афинян и раньше, еще в начале Пелопоннесской войны, когда, по выражению Аристофана, тирания была в большем ходу на рынке, чем соленая рыба. Тем более — теперь, когда в Сицилии был живой пример тирании в лице Дионисия и когда условия греческой жизни создавали, казалось, благоприятную почву для нее, хотя по отношению к Фрасибулу подозрение и не имело никакого основания. Враги его воспользовались жалобами на него из-за поборов и контрибуций, к которым он вынужден был прибегнуть, чтобы содержать флот; начальство над флотом передано было Агиррию, а Фрасибул и его товарищи-стратеги призваны к ответу. Велико было негодование в его лагере. Фрасибула побуждали даже обратить оружие против Афин; он на это не пошел и вскоре затем последовавшая смерть освободила его от дальнейших преследований. Но его ближайший товарищ по командованию Эргокл, боровшийся некогда вместе с ним за демократию, и некоторые другие были приговорены к казни. В довершение всего, когда оставшееся после Эргокла состояние оказалось не так велико, как предполагали, против его близких и друзей начаты были новые процессы.
Заключение Анталкидова мира, бывшего победой состоятельного класса и умеренных над более радикальными элементами, сопровождалось опять рядом процессов. В них вылилось недовольство и разочарование вследствие несбывшихся надежд. Пал тогда и Агиррий, присужденный к большому денежному штрафу; до уплаты этого штрафа он должен был просидеть в тюрьме в течение многих лет.
В 70-х и 60-х гг. в Афинах преобладало влияние талантливого оратора и финансиста Каллистрата. Его противником был Тимофей, сын Конона. Каллистрат стоял больше за мирную политику, Тимофей — за войну против Спарты. Богатство и аристократическая гордость Тимофея создали ему много врагов среди демагогов и радикально настроенных демократов. Когда он, не имея денежной поддержки со стороны афинского правительства, действовал во главе флота недостаточно энергично и не оправдал возложенных на него надежд, его предали суду. Процесс этот выдавался среди многих других и привлек к себе общее внимание. Обвинителями Тимофея выступили Каллистрат и Ификрат, а владетель Фессалии Ясон и молосский царь Алкета лично явились в Афины, чтобы свидетельствовать в его пользу. Тимофей был оправдан, но казначей его был приговорен к смерти. Сам Тимофей не был тогда восстановлен в должности стратега и на время удалился из Афин. Влияние Каллистрата еще более возросло. Так продолжалось до середины 60-х гг., когда положение Каллистрата стало колебаться. Вместе с Хабрием он подвергся процессу и был оправдан. Но в конце 60-х гг., после битвы при Мантинее, в Афинах разразилась страстная борьба партий, какой давно уже там не было. Под влиянием неудач на севере Каллистрат был призван на суд, «так как не советовал народу самое лучшее». На этот раз он был присужден к смерти и бежал в Македонию. Когда же спустя несколько лет Каллистрат попытался вернуться в Афины и в качестве умоляющего сел у алтаря богов, то над ним приведен был в исполнение смертный приговор. Так погиб государственный деятель, которого некоторые сравнивают с Периклом. Враги с ожесточением преследовали его, боясь его красноречия и талантов.
Каллистрат сначала опирался на несостоятельную массу, а потом — на более состоятельных. Вообще, обычное мнение что в Афинах в IV в. господствовала чуть ли не охлократия, что всем заправляла масса неимущих, а имущие были вытеснены из управления, далеко не верно или нуждается в оговорках и ограничениях, как доказывают это эпиграфические данные. Из дошедших до нас имен пританов и членов Совета оказывается, например, что в Совете в эпоху Демосфена преобладание принадлежало элементам состоятельным. Плата была не настолько велика, чтобы привлечь беднейших граждан; всецело обеспечить существование она не могла, а среднему классу служила некоторым подспорьем. Послами, ораторами и политиками были тоже преимущественно люди более или менее обеспеченные. О стратегах и финансовых должностных лицах и говорить нечего. Даже в народном собрании в ту пору несостоятельная масса не играла той роли, какую ей иногда приписывают. Политическое влияние принадлежало скорее имущим классам.
Союзническая война сопровождалась внутренней борьбой. Тимофей и Ификрат вместе со своим сыном Менесфеем подверглись обвинению за то, что воздержались от решительных действий и битвы, на которых настаивал Харес. Главным обвинителем их выступил Аристофон. О нем говорили, что он выиграл семьдесят пять процессов по графэ параномон. Некогда он был в числе тех, кто примкнул к Фрасибулу во время борьбы с Тридцатью, и известен своим законом о праве гражданства, изданном в год архонтства Эвклида. Теперь, уже в глубокой старости, он приобрел некоторое влияние. Тимофей присужден был к штрафу в 100 талантов, слишком тяжелому даже для него. Он отправился в Халкиду и там вскоре умер. Ификрат, как и сын его Менесфей, был оправдан, но удалился от дел и тоже вскоре сошел в могилу, а Хабрий незадолго перед тем пал у Хиоса. Так кончили свое поприще эти выдающиеся вожди. Под конец Союзнической войны Аристофон, со своей несколько задорной, воинственной политикой, должен был уступить место такому представителю политики мира, как Эвбул.
Мы видели, что при Эвбуле достигла наибольшего развития та система, которая считается главной язвой Афин, — раздача теорикона, праздничных и иных подачек народу, на что шли непомерные суммы. Хотя бы казна была пуста, доходы уменьшались, но народная масса все-таки ждала празднеств, зрелищ и денежных раздач. К этим подачкам стал стремиться теперь и сельский класс. Не говоря уже о теориконе, издержки на праздничные жертвоприношения в Афинах IV в. возросли на несколько талантов в год по сравнению с прежним. Из документальных данных, сообщаемых надписями, мы видим, как велики, например, были призы победителям в разных состязаниях, какие суммы выручались за кожи жертвенных животных и, следовательно, как многочисленны и богато обставлены были жертвоприношения. К прежним диэтам присоединилась еще плата за участие в народном собрании. Мы знаем уже, что получение этой платы Эсхин сравнивал с дележом барышей в торговой или промышленной компании. Большинство привыкало видеть в пользовании своими гражданскими правами ремесло, удобный случай хотя бы несколько поправить свое имущественное положение, жалуется Исократ. Все более и более применялась та точка зрения, что кто не имеет известного дохода, того должно содержать государство. Идея своего рода государственного социализма не была чужда тому времени.
Жизнь тогда в Афинах стала дороже. Цены повысились: во время Коринфской войны 1 четверик пшеницы можно было купить за 3 драхмы; в эпоху Демосфена 5—6 драхм считалось умеренной ценой, а во время Александра Македонского, в моменты кризиса, платили даже 10 драхм. Соответственно повысилась цена и на скот. Гекатомба во время Великих Панафиней в 410 г обходилась в 5114 драхм, а 109 быков для делосского празднества в 374 г. стоили уже 8419 драхм, следовательно, 1 бык в среднем обходился 77 драхм. Впоследствии цена хорошего быка доходила даже до 400 драхм. Росла и заработная плата. В конце V в. необученый рабочий получал 3 обола в день, впоследствии — 1 драхму, мастер при постройке Эрехеейона — 1 драхму, а спустя 80 лет плата такому мастеру равнялась 2 драхмам. На продовольствие раба полагалось 3 обола. Сообразно с этим повышаются и диэты.
Что касается нравов, то хотя мнение об упадке их в Афинах в IV в. оказывается часто преувеличенным, тем не менее нельзя отрицать, что со времени Пелопоннесской войны нравы ухудшились. Особенно бросается в глаза роскошь в частной жизни. Прежде замечательные памятники и здания созидались для религиозных и государственных целей; теперь для отдельных лиц строятся дома, украшенные фресками, коврами, занавесами, по сравнению с прежними казавшиеся дворцами. Особенно славились своей роскошью дома Хабрия и Тимофея; когда Тимофей строил свой дом, то лес для постройки прислал ему македонский царь. Выставляется как бы на показ дорогая утварь, даются роскошные пиршества; многочисленные слуги-рабы, богатые выезды довершают эту обстановку. Воздвигаются огромные, дорогие надгробные памятники. На гетер, как знаменитая Фрина, Лаиса, Пифионика, тратятся безумные деньги. Им ставятся статуи и памятники. Лаиса одно время была царицей афинского общества. Фрина вдохновляла Праксителя, когда он создавал свою Афродиту Книдскую. Известен процесс Фрины, подвергшейся обвинению во введении новых культов и в кощунстве, — процесс, в котором ее защитником выступил знаменитый оратор Гиперид. Ее статуя, работы Праксителя, была поставлена в Дельфах между статуями царей Филиппа и Архидама. Пифионике воздвигнут был великолепный памятник на священной дороге, ведшей из Элевсина в Афины. Наряду с предметами философскими главные темы разговора в богатом обществе — гетеры, произведения кулинарного искусства, острые словца и т. п. Было даже особое общество остряков, за протоколы которого Филипп Македонский готов был заплатить большую сумму. От государственных дел многие держались в стороне. Сама аттическая комедия после Аристофана утрачивает политический характер и изображает сцены из частной жизни, без политических намеков и нападок. Индивидуализм продолжал развиваться. В искусстве и в литературе обнаруживается особый интерес к человеческой личности, появляются биографии, похвальные слова, некрологи. Преклонение перед личностью доходит до того, что некоторым еще при жизни воздвигаются статуи, посвящаются гимны, устраиваются жертвоприношения. Так было не только в остальной Греции, например, по отношению к Лисандру, но даже и в демократических Афинах, где ставились статуи Конону, кипрскому владетелю Эвагору, Ификрату, гетерам… Новым духом проникалась и реакция: он овладевал и сторонниками старины.
Несмотря на поражение в Пелопоннесскую войну и упадок политического могущества, Афины и в IV в., до времени Александра, были главным умственным центром Греции. Кто желал удовлетворить свои эстетические или философские стремления, умственные запросы или просто послушать и увидеть достопримечательное, тот по-прежнему отправлялся в Афины. Тут Исократ и Платон, позже Аристотель, привлекали массу слушателей и учеников. Исократ явился как бы родоначальником «общего образования». Его школа красноречия имела большое влияние. У него было до ста слушателей, и среди них немало таких, которые на разных поприщах приобрели известность. Он входил в сношения с государственными людьми и царями, обращаясь к ним с письмами, советами, политическими программами. Платон в роще, среди зелени, тенистых платанов и вязов, создал свою знаменитую Академию. Его ученик Аристотель, уроженец далекой Стагиры, поселившись потом надолго в Афинах, основал свой Ликей, свою школу перипатетиков, и в грандиозных размерах организовал научную работу, к которой привлек многочисленных своих учеников. Собой он заменял Афинам как бы целый университет. Но и Академия Платона, и Аикей Аристотеля оставались частными учреждениями, содержащимися на средства основателя или на взносы учеников. В ту пору в Греции не было в обычае, чтобы государство от себя предпринимало что-либо для научных целей.
Кроме Платона и Аристотеля с их учениками, в Афинах были представители и других философских направлений, например, киники, последователи Аристиппа и пр.
Таким образом, в IV в., до основания Александрии, Афины являлись школой высшего образования еще в большей мере, нежели прежде. Чтобы получить это образование, сюда стекались люди со всех концов греческого мира. Оно носило космополитический характер. «Наш город, — говорит Исократ в «Панегирике» (50), — в отношении мысли и слова настолько оставил прочих позади себя, что его ученики стали учителями других, и имя эллин обозначает теперь уже не происхождение, а образ мыслей: скорее эллинами называют тех, кто причастен нашему образованию, нежели тех, кто общего с нами происхождения». К высшему умственному развитию и образованию стремятся и женщины: женская эмансипация выражалась тогда не только в гетеризме. Известно, что у Платона были слушательницы, и одна из них носила мужское платье. Сестра одного из учеников Феофраста, Гиппархия, вместе со своим братом переселилась в Афины и здесь так увлеклась учением киника Кратета, что сделалась его женой, — факт, показывающий вопреки мнению некоторых, что любовь между мужчиной и женщиной не была чужда греческому миру. Тогдашние киники вели нищенскую жизнь, лишенную всяких удобств, и Гиппархия, бывшая сама из знатной семьи, разделяла эту жизнь со своим избранником, мужественно переноса все невзгоды.
Мало-помалу Афины и в материальном отношении оправились от бедствий Пелопоннесской войны. В IV в., до завоевания Востока Александром Македонским, они по-прежнему являлись торговым центром греческого мира. Но стали обнаруживаться и симптомы упадка. Развивался больше Пирей; в самих же Афинах было много пустопорожних мест и необитаемых домов. Некоторые владельцы даже сносили постройки и на их месте разводили сады. Прежние богатые и знатные фамилии обеднели: Никий имел 100 талантов, а его сын — только 14; внук известного богача Каллия жил в бедности. Богатели новые люди, часто из неграждан, вроде, например, вольноотпущенника Пасиона. Земледелие приходило все в больший и больший упадок. Давно начавшийся сельскохозяйственный кризис еще более усилился. Некоторые отрасли производства пали, а из прежних рынков иные были утрачены. А главное — число свободного гражданского населения после первых лет мира по окончании Пелопоннесской войны поднялось было, но затем прирост его остановился, и причина этого лежала не в войнах или эпидемиях, а гораздо глубже — в нравственных и экономических условиях времени. Здесь уже начало того, что позже развилось и по поводу чего историк Полибий делает интересное замечание. Во всей Греции, говорит он, господствует бездетность и малолюдство, города опустели, настали неурожаи, хотя и нет постоянных войн и эпидемий. Причина для Полибия ясна: люди впали в тщеславие, любостяжание и изнеженность, не желают вступать в брак, а если и вступают, то не хотят воспитывать детей, с трудом разве одного или двух, ради того, чтобы оставить их богатыми и воспитать в роскоши, и вот зло незаметно быстро выросло… Начало этого зла относится еще к IV столетию. Зато увеличивалось число рабов: свободный труд все более и более вытеснялся рабским. Нечего говорить, что развитие рабского труда вело к обеднению свободного класса и к унижению свободных рабочих.
В общем, Афины сохраняли еще за собой значение важнейшего торгового и культурного города.
Во взглядах на хозяйство древности среди экономистов до последнего времени господствовала теория, высказанная в 60-х гг. истекшего столетия И. К. Родбертусом, а затем в 90-х гг. развитая и несколько видоизмененная К. Бюхером. По этой теории, античное хозяйство было будто бы «ойкосным», т. е. хозяйством «дома», собственными силами удовлетворяющим все свои потребности; далее зачатков высшей формы и меновых сделок как единичных явлений и лишь в пределах одного города древность, по мнению К. Бюхера, не пошла, так что о народном хозяйстве, постоянной торговле и торговом классе, об экономическом расчленении общества не может быть и речи. Гораздо ближе к истине воззрения таких историков, как Эд. Мейер и Р. фон Пёльман, по мнению которых уже в древности существовали высшие формы экономических отношений, уже тогда были периоды, когда промышленность, торговля, деньги, капитал играли чрезвычайно важную роль, существовал класс промышленников и купцов, были даже и товарищеские предприятия, торговые общества и т. д. По отношению к IV в. это еще более применимо, чем по отношению к V в. О том, например, что в древности существовало разделение труда, ясно свидетельствуют, между прочим, слова Ксенофонта. «В малых городах, — говорит он в «Киропедии» (VIII, 2, 51), — один и тот же человек делает кровать, дверь, плуг, стол, часто он же строит и дома и доволен, если найдет достаточно работодателей, чтобы себя содержать; но невозможно, конечно, чтобы берущийся за многое делал все хорошо. В больших же городах вследствие большого спроса каждому достаточно одного ремесла для своего содержания; часто даже занимаются не всем ремеслом, а один делает мужскую обувь, другой — женскую, один — плетеную, другой — разрезывая кожу, один кроит хитоны, а другой, ничего этого не делая, только сшивает их...» Платон для значительного города считает необходимым обмен товарами, ввоз и вывоз: нужны купцы и мелкие торговцы.
В IV в. производство становится более крупным. Для морской торговли часто составляются торговые компании или товарищества. Какой-нибудь капиталист, а иногда и несколько давали ссуду под залог корабля и груза; при этом величина процентов была в зависимости от риска. По возвращении судна товарищество распадалось и деньги получались обратно. Впрочем, часто одни и те же лица соединялись и для нового предприятия. Составлялись товарищества также для взятия на откуп косвенных налогов, возведения построек и т. п.
В Афинах, как центральном денежном рынке, развилось и банковское дело. Находилось оно преимущественно в руках менял, так называемых трапезитов (от слова «трапеза», стол, у которого сидел меняла). Самым знаменитым банкиром в Афинах был Пасион, сначала раб, потом вольноотпущенник, впоследствии получивший право афинского гражданства. Его называют Ротшильдом того времени. Операционный капитал его банка равнялся 50 талантам. Кроме того, Пасион имел фабрику щитов. Свое дело он передал вольноотпущеннику Формиону. Частные лица иногда держали деньги уже не у себя дома, а в банке.
Вообще, тогдашнее афинское общество можно назвать в значительной мере капиталистическим. Само выражение «плутократия» было уже известно в Афинах: мы встречаем его у Ксенофонта в его «Воспоминаниях о Сократе» (IV, 6, 12).
Общее экономическое положение ухудшилось. В IV в. в Греции происходит процесс социального разложения и обострения экономических противоположностей. Средний зажиточный класс приходит в упадок и почти исчезает; контрасты усиливаются. С одной стороны мы видим богачей, плутократию, торжество капитализма; с другой — их обычных спутников, увеличивающуюся бедность, пролетариев. Земля и капитал все более и более сосредотачиваются в сравнительно немногих руках; растет пролетариат. Были местности, где он составлял половину — и даже более — числа всех граждан. По свидетельству современников, в тогдашней Греции было множество бездомных, бродяг и изгнанников, грабителей и разбойников, которым некуда было деваться. По словам Исократа, из скитающихся вне родины легче набрать войско, чем из граждан в городах. То было время индивидуализма, а в такие времена с особенной силой проявляется эгоизм. Принцип индивидуализма выражался и в Греции иногда в самой беззастенчивой форме; мотивом всех действий провозглашался личный эгоизм. Вспомним личность Алкивиада, слова Калликла в Платоновом «Горгии»…
Пропасть между богатым меньшинством и неимущим или малосостоятельным большинством увеличилась. Греческий полис, по выражению Платона, распался как бы на две половины — бедных и богатых, которые жили вместе, но были враждебны друг другу. Это было как бы два неприятельских лагеря, и борьба общественных классов достигла в Греции еще небывалого ожесточения. Казалось, общество было близко к тому состоянию, которое характеризуется словами: «война всех против всех», — выражение, ставшее столь известным со времен Гоббса (XVII в. по Р. X.), но встречающееся еще у Платона в «Законах» (626). Не говоря уже об ожесточенной до зверства борьбе партий на острове Керкире еще во время Пелопоннесской войны, борьбе, по поводу которой Фукидид делает столь глубокие замечания, достаточно вспомнить об эпизоде, относящемся к рассматриваемой эпохе, о так называемом «скитализме» в Аргосе, когда чернь избила палками более тысячи богатых. Политическая борьба была вместе с тем, в большей или меньшей степени, и борьбой социальной. Целью борьбы было использование власти в интересах одного класса за счет другого. Вот почему в конце V и в течение IV столетия, до самого падения греческой самостоятельности, борьба эта носит такой страстный характер. Во многих городах Греции она сопровождается многочисленными изгнаниями, экспроприациями или конфискациями, казнями, отменой долговых обязательств, переделами земли. Известно, как относились олигархи к демосу, как, по свидетельству Аристотеля, в некоторых городах давали друг другу клятву «быть врагом народа и вредить ему насколько можно». Пролетариат отвечал тем же. Юридически он был свободен; политически в демократиях он был приравнен к богачам; но он чувствовал себя обездоленным и составлял революционный класс, постоянно готовый обрушиться на богатых, как на своих врагов. По словам одного из новейших исследователей, в каждом бедном гражданине тогда скрывался социалист. Одному из демагогов приписывают слова: «Имущественное равенство есть начало свободы, а бедность для неимущих начало рабства». «Высшие сословия на родине все равно, как иноземные неприятели, оказываются прирожденными врагами бедного человека», — говорят также тогдашние демагоги. По словам Исократа, народ в Аргосе тешился избиением богатых граждан и, устраивая такое побоище, радовался сильнее, нежели иные радуются, умерщвляя неприятеля. «В Пелопоннесе, — говорит тот же писатель, — неприятеля боятся меньше, чем своих сограждан. Богачи охотнее бы кинули свое достояние в море, чем отдали бедным; бедные же, напротив, ничего так не желали, как ограбить богатых. Жертвы исчезают на алтарях, люди убивают друг друга: у иного города теперь больше изгнанников, нежели прежде во всем Пелопоннесе». Как велико было число изгнанников вообще в тогдашней Греции, видно из рассказа, что когда на Олимпийских играх был обнародован декрет Александра Македонского о возвращении изгнанных, то таковых собралось там будто бы 20 000, хотя цифра эта, вероятно, преувеличена.
Платон ярко и образно изображает настроение разоренных в обществе, где господствует плутократия, где идолом служат золото и серебро, которые обнаруживают притягательную силу, где жажда стяжания непрерывно растет, где одни чрезмерно богаты, а другие — крайне бедны и где наряду с богачами и круглыми бедняками появляются праздные лентяи и расточители, которых он сравнивает с трутнями, с той разницей, что у пчел трутни без жала, а двуногие трутни есть без жала, но есть и с жалом. И вот, говорит Платон, сидят обедневшие в городе, снабженные жалом и вооруженные, одни обремененные долгами, другие лишившиеся прав, третьи испытывая то и другое, и они ненавидят завладевших их состоянием и всех остальных, злоумышляют против них и жаждут переворота. А ростовщики, нагнувшись и как бы не видя их, каждого нового поддающегося им ранят, впуская серебро, и, наживая огромные проценты, увеличивают в городе число тунеядцев и нищих. Платон — философ-поэт, одаренный богатой фантазией, но в основе его изображения лежит все же действительность.
В Афинах положение не было так остро, как в некоторых других областях Греции; тут не было такого экономического бедствия; противоположности и крайности не выступали так резко. В IV в. и до падения независимости здесь не было революций, массовых конфискаций и изгнаний. Даже такой акт, как восстановление демократии в 408 г., обошелся без них, и Аристотель отмечает это как исключение, противополагая образу действий демократов в других городах. Но все-таки и в Афинах, хотя и в меньшей степени, наблюдается процесс социального разложения, классовая борьба и ухудшение экономического благосостояния массы. «Ни один из граждан не живет приятно и беззаботно; но город полон отчаяния», — говорит Исократ. «Одни жалуются на бедность и нужду и голосят, другие жалуются на множество распоряжений и повинностей, на беды от симморий и пр., и это причиняет такое горе, что имеющим состояние хуже живется, чем тем, кто постоянно находится в бедности». «В старину, в эпоху господства ареопага, — вспоминает тот же автор, — ни один гражданин не терпел недостатка в необходимом и ни один не позорил государства, прося у проходящих милостыню; а теперь нуждающихся больше, чем имущих… Можно простить беднякам, если они заботятся не о государственных делах, но думают только о том, как просуществовать сегодняшний день. Кто не опечалится, когда он видит, сколько граждан ждет жребия перед дикастерием ради хлеба насущного, будут ли они иметь его или нет; как они за плату в золотых одеждах участвуют в хорах, а зиму проводят в одежде, которую я и описать не могу».
Исократ, правда, ритор; можно было бы думать, что он преувеличивает, слишком сгущая краски; он восхваляет старину и тенденциозно противополагает ее современности. Но слова Исократа находят себе подтверждение в других свидетельствах. О бедности массы говорит и автор трактата «О доходах», рекомендующий для борьбы с ней меры государственного социализма. В комедии Аристофана «Богатство» («Плутос»), относящейся в переделанном виде ко времени Коринфской войны, мы не видим уже той зажиточности, которой отличались поселяне прежних Аристофановых комедий, а напротив — рисуется их бедность и горькая нужда.
Кто сам не работает, тот пусть и не ест; справедлив только тот, кто живет трудами рук своих, — этот взгляд встречается уже в Афинах. На богатых смотрят с завистью и раздражением… По словам Аристотеля, равные в одном отношении — именно в отношении свободы — думали, что они должны быть равны и во всем (1280 а): за политическим равенством должно было следовать и равенство социальное.
Среди таких условий и настроений легко могли возникнуть утопии, мечты о совершенно ином, новом строе, о коренном изменении общества на началах имущественного равенства и коммунизма.
Уже у Еврипида мы находим в «Финикиянках» (555 sq.), высказанной мысль, что состояние не составляет полной собственности людей: боги дают им его лишь для временного управления или пользования. Фалеас Халкедонский доказывал необходимость имущественного равенства и в неравенстве имущества видел источник преступлений, вызываемых в существующем обществе «голодом и холодом». Платон в своем «Государстве» проповедовал общность жен, детей и имущества, по крайней мере, для высших классов — правителей и стражей, которые не должны были иметь собственности. Так, по мнению Платона, достигается большая цельность и единство; собственность же порождает несогласия, раздоры, разрывает общество на части, и только уничтожением ее можно положить конец разладу. Впрочем, коммунизм Платона особого рода: не говоря уже о том, что он не распространяется на всех, а только на первые два класса населения его идеального государства, он состоит не столько в праве пользоваться материальными благами, сколько в отречении от них: так обставлена жизнь правителей и стражей.
Список литературы
Бузескул В.П. История афинской демократии; СПб.: ИЦ «Гуманитарная Академия», 2003
www.ronl.ru
Успехи, достигнутые афинским флотом, настолько усилили радикально-демократическую партию, что она снова приобрела почти исключительное влияние на массы. В качестве ее руководителя выдвинулся фабрикант лир Клеофонт — классический пример народного вожака-демагога. После смещения Алкивиада и удаления его из Аттики осенью 407 г. Клеофонт становится основной политической фигурой в Афинах. Он взял на себя роль заведующего государственными финансами и ввел диобелию — раздачу неимущей части населения по два обола в день — меру, которая сразу увеличила его популярность в массах. В вопросах внешней политики Клеофонт настаивал на восстановлении прежнего положения Афин и реставрации Афинского морского союза в прежнем размере. Это соответствовало как интересам финансово-промышленных кругов, которые представлял демагог, так и интересам привыкшего жить за счет государства демоса. Именно из-за него афиняне отклонили мирные предложения Спарты после битвы при Аргинуссах. Поэтому Клеофонта можно с полным правом назвать достойным преемником Клеона и Гипербола.
Разгромленная партия экстремистов с возрождением демократии снова была обречена на вынужденный отказ от участия в политической жизни. Сторонники умеренно-олигархического направления также оказались отодвинутыми от политического руководства, ограничиваясь военными должностями, однако и этого оказалось недостаточно, чтобы оградить их от преследования со стороны радикально-демократической партии, что выразилось в судебном процессе против стратегов- победителей в битве при Аргинусских островах в конце лета 406 г. Хотя главным обвинителем на нем выступал Ферамен, движимый стремлением спасти собственную жизнь, однако дело было начато близким соратником Клеофонта Архедемом, что наводит на предположение о принадлежности других обвинителей к радикально-демократической партии. Итогом стала смертная казнь шести стратегов, в том числе и аристократа, а сам Ферамен, хотя и сохранил жизнь, оказался скомпрометированным и, как следствие этого, был забаллотирован перед судом гелиастов при докимасии стратегов, избранных на место казненных. Таким образом, господство радикальной демократии в Афинах было установлено так прочно, как никогда раньше. Конец ему положило внешнее вмешательство.
В сентябре 405 г. афинский флот был захвачен врасплох и полностью уничтожен спартанцами, возглавляемыми Лисандром, в битве при Эгоспотамах. Из 170 кораблей удалось вырваться только восьми триерам, которые стратег Конон увел на Кипр, да еще «Паралии», доставившей в Афины известие о гибели флота. Это страшное поражение сразу поставило Афины на грань гибели. Все союзники, за исключением Самоса, отпали от них, так как положение стало безнадежным. В начале ноября 405 г., захватив Эгину и Саламин, Лисандр с флотом из 150 триер подошел к Пирею. Одновременно с ним Афины были осаждены с суши спартанскими царями Агисом и Павсанием. По словам Исократа, Лисандр с самого начала блокады издал приказ о смертной казни для любого, кто привезет в Афины продовольствие. С другой стороны, все капитулировавшие афинские гарнизоны, а также афиняне, попавшие в руки лакедемонян по пути следования их флота к Пирею, получили свободу при условии немедленного возвращения в Афины. Эти мероприятия имели целью скорейшее наступление голода в осажденном городе.
Несмотря на отчаянное положение, афинские демократы решили обороняться до последнего. На следующий день после прибытия «Паралии» было созвано народное собрание, на котором афиняне постановили запрудить все гавани кроме одной, привести в боевую готовность укрепления, расставить гарнизоны и осуществить все другие приготовления для обороны города. Вместе с тем, они предпринимали меры по консолидации политических сил: при выборах стратегов осенью 405 г. в числе избранных оказались видные представители умеренных: Стромбохид, Евкрат — брат Никия, Дионисиодор, Каллиад. Народным собранием также была принята так называемая псефизма Патроклида, предусматривавшая отмену атимии в том числе и для тех, кто сохранял верность Совету Четырехсот и за это лишился полных гражданских прав: «Была также категория лиц, подвергнутых атимии по специальному предписанию. Это были все те, кто подвергся атимии не полной, а частичной: например, воины, которым за то, что они остались при тиранах в городе, не разрешалось ни выступать в народном собрании, ни заседать в Совете, хотя в остальном они пользовались такими же правами, как и другие граждане. Согласно Андокиду, амнистия не распространялась на политических изгнанников, которые по-прежнему не имели возможности возвратиться в Афины.
Ю.Белох и У.Хакль считают, что псефизма Патроклида касалась только членов умеренно-олигархической партии, лишенных полных политических прав после восстановления демократии в 411 г. С этим выводом нельзя согласиться, поскольку реставрация демократии не сказалась на политических правах не только рядовых сторонников умеренно-олигархического движения, но и его лидеров, таких как члены Совета четырехсот Ферамен и Агорат, вплоть до 406 г. занимавших ответственные государственные посты.
Псефизма Патроклида усилила позиции умеренно-олигархических элементов в народном собрании, с другой стороны, бедственное положение Афин, все ухудшавшееся по мере продолжения осады, способствовало падению авторитета радикальной демократии в массах. Все же позиции радикалов в экклесии и народном собрании были еще достаточно крепкими, чтобы после первой попытки переговоров отвергнуть требование спартанцев о разрушении длинных стен на расстоянии 10 стадиев. Во время обсуждения этого вопроса в Совете пятисот, предположительно, произошла первая вспышка социальной борьбы между демократами и их противниками, когда некто Архестрат был взят под стражу за предложение о немедленном принятии спартанского ультиматума. Народное собрание не только утвердило предложение Клеофонта об немедленном отклонении требований спартанцев, но и постановило запретить проведение каких-либо дальнейших переговоров с ними.
Однако риторика не могла защитить ни от голода, ни от врагов. Это понимали все, в том числе и вожди радикальной демократии. Поэтому, когда в конце декабря 405 г. голод в Афинах принял катастрофические размеры, было решено возобновить переговоры.
Теперь следует подробнее остановиться на деятельности олигархической оппозиции. Как и в случае с установлением правления Четырехсот, военная катастрофа повлекла за собой активизацию олигархически настроенных сил, увидевших шанс взять ситуацию в свои руки. Также как и в прошлый раз, путь к ниспровержению демократии лежал через установление специального комитета, подменявшего собой официальные магистратуры. Если в 413 г. это была коллегия пробулов, учрежденная решением народа, но ставшая трамплином для перехода к олигархии, то теперь таким комитетом стал эфорат, созданный самими олигархами. Единственные сведения о нем, которыми мы располагаем, содержатся в речи Лисия „Против Эратосфена“.
Времени создания эфората оратор не указывает. Большинство ученых относит его к моменту после капитуляции Афин, мотивируя это тем, что Критий, которого Лисий называет одним из пяти эфоров, не мог возвратиться в Афины до подписания мирного договора, предусматривавшего возвращение политических изгнанников. С другой стороны, Лисий сообщает, что эфорат был учрежден „вскоре после того, как морской сражение и несчастье, постигшее государство, произошло“. Кроме того, он указывает, что эфорат был учрежден „еще при демократической режиме“. Эти указания дают возможность определить время установления эфората как период вскоре после начала блокады Афин, вероятно, не позднее октября 405 г.
Что же касается упоминания Крития в качестве одного из эфоров, то здесь вполне вероятной может быть теория, высказанная У.Хакль: Лисий нигде не говорит, что членами эфората были постоянно одни и те же лица, он также не называет поименно всех его участников, за исключением Крития и Эратосфена, а это позволяет предположить, что Критий мог быть кооптирован в число эфоров на какое-либо вакантное место уже после своего возвращения из изгнания.
Мысль о консолидации олигархических сил и создании единого координационного центра их усилий в создавшейся ситуации просто напрашивается сама собой. Как указывает Лисий, в состав эфората входили олигархи, выдвинутые „из так называемых гетерий“, с другой стороны, одним из эфоров был Эратосфен — сторонник Ферамена, что позволяет сделать вывод об альянсе крайней и умеренной олигархических группировок, заключенном еще до поездки Ферамена к Лисандру.
Относительно функций эфората ученые высказывают различные мнения. Как справедливо заметила У.Хакль, сведения Лисия в этом вопросе носят противоречивый характер, так как автор определяет эфорат, с одной стороны, как официальное, а с другой, как сугубо партийное, притом законспирированное, учреждение. В.Юдейх полагает, что эфоры осуществляли функции промежуточного правительственного органа, подобного коллегии пробулов, в течение 405/404 г. вплоть до прихода к власти Тридцати тиранов. Однако большинство ученых считает, что это был теневой кабинет, производивший закулисное руководство на подготовительной стадии переворота. Мы думаем, что обе эти теории в определенной мере соответствуют действительности: эфорат создавался, конечно, как чисто партийный, полусекретный олигархический институт. Лисий характеризует его членов как „агитаторов среди граждан, лидеров заговорщиков, врагов нашей демократии“, однако после капитуляции Афин эфоры открыто выходят на сцену, именно к этому моменту, видимо, относится назначение ими филархов. Вообще из слов Лисия создается впечатление, что эфоры являлись правителями Афин, „во власти которых было провести любую желательную меру“; их полномочия, конечно, не были утверждены юридически, но существовали de facto, поскольку эфорат признавался спартанским командованием.
Свою первоочередную задачу заговорщики видели в устранении политических противников. В речи „Против Агората“ Лисий ясно говорит о том, кого они видели в этом качестве: „В это время люди, желавшие политического переворота, строили свои козни, полагая, что они теперь дождались самого удобного момента к тому, чтобы именно в это время установить в государстве правление, какое им желательно. По их мнению, единственным препятствием к этому служили только лица, стоявшие во главе демократической партии, да стратеги с таксиархами“. Таким образом, мы видим, что к моменту начала переговоров олигархи уже окрепли настолько, чтобы приступить к решительным действиям, причем они с самого начала ориентировались на иностранное вмешательство во внутриполитическую жизнь Афин, встав на путь государственной измены.
После неудачной попытки сразу добиться принятия спартанского ультиматума, они сумели устроить так, чтобы именно Ферамен был назначен для ведения мирных переговоров. Он сам обратился к народному собранию с предложением направить его к Лисандру для выяснения планов лакедемонян в отношении будущей судьбы Афин. Ферамен обещал афинянам узнать у спартанского наварха, хотят ли лакедемоняне использовать проломы в длинных стенах, чтобы уничтожить Афины, или же стремятся получить надежные гарантии мира. Его кандидатура была утверждена. Видимо, руководители демократического движения считали ее удачной, так как Ферамен, с одной стороны, был близок с лидерами сторонников олигархии, с другой же, они полагали, что после „дела стратегов“ он является их союзником.
В действительности Ферамен и эфоры ставили себе совершенно другие задачи. Во-первых, они рассчитывали, максимально затянув пребывание Ферамена у Лисандра, вынудить афинян пойти на удовлетворение любых требований, продиктованных спартанцами. Во-вторых, оставшиеся в Афинах олигархи должны были обезглавить демократическое движение, физически устранив своего наиболее опасного противника — Клеофонта. Наконец, в-третьих, Ферамен хотел использовать эту поездку для установления контактов с Лисандром, а также с находившимися у него руководителями крайних олигархов, изгнанных из Афин.
Лисандр, не только талантливый полководец, но и расчетливый, хладнокровный политик, придавал, учитывая опыт переворота 411 г., большое значение активизации деятельности афинских олигархических гетерий. С этой целью он не только предоставил убежище ряду видных афинских олигархов, бежавших после свержения правления Четырехсот, но и включил их в состав своего ближайшего окружения. К их числу принадлежали видные деятели крайних олигархов — Аристотель, Ономакл и Харикл. Все они позднее вошли в состав комитета Тридцати.
Во время пребывания Ферамена при штабе Лисандра между ними был согласован вопрос о возвращении политических изгнанников после капитуляции Афин. Пункт о возвращении в Афины изгнанных олигархов был, по-видимому, включен в текст мирного договора по личному постановлению Лисандра. Эта миссия Ферамена продолжалась около трех месяцев, в течение которых экономическая и социально-политическая обстановка в Афинах еще более осложнилась, все больше афинян умирало от голода. Олигархи-заговорщики использовали создавшееся положение, применяя свою испытанную тактику совмещения агитации с запугиванием и террором по отношению к политическим противникам.
Мы не можем сказать точно, когда именно был устранен Клеофонт, так как Лисий смешивает переговоры Ферамена с Лисандром и его посольство в Спарту, а Ксенофонт сообщает только, что Клеофонт погиб „во время мятежа“. Однако нам кажется более вероятным, что это произошло во время пребывания Ферамена у Лисандра, так как по возвращении в Афины он не только не был призван к ответу за неоправданно долгое отсутствие, но его немедленно назначили главой полномочного посольства в Спарту для заключения мира, в каковом качестве он действовал, уже будучи совершенно уверенным в твердых позициях своей партии.
Устранение Клеофонта чем-то напоминало „дело стратегов“. Он был обвинен в том, что не явился в ряды гоплитов. Олигархи подобрали для суда над ним удобный для себя состав присяжных и добились для него смертного приговора. Осуждение Клеофонта показывает, что сторонники олигархии еще до капитуляции Афин подчинили себе Совет и гелиэю. Лисий определенно говорит об этом в речи „Против Агората“, где он прямо называет членов Совета пятисот 405/404 г. „изменниками, в высшей степени желавшими олигархии“ и сообщает, что Клеофонт „выступил против Совета с упреками, что его члены устроили заговор, и что их планы гибельны для государства“.
Между тем Ферамен, затягивая переговоры, сумел добиться желаемого результата — сделать афинян уступчивыми не столько к условиям Спарты, сколько к притязаниям аристократических партий. Условия заключенного наконец мирного договора были тяжелы для Афин: они лишались всех своих внешних владений, кроме острова Саламин, и всего военного флота за исключением двенадцати кораблей, укрепления Пирея и длинные стены, соединявшие его с городом, должны были быть срыты на всем протяжении. Наконец, афиняне должны были заключить военный союз со Спартой. В числе условий имелись такие, которые прямо затрагивали внутриполитическую жизнь Афин и были, очевидно, внесены по настоянию афинских олигархов. Это были пункты об амнистии политическим изгнанникам и возвращении Афин к „отеческим законам“. Эти условия, хоть и не без сопротивления, были приняты народным собранием, после чего начались работы по срытию укреплений под радостные звуки флейт, а Лисандр с флотом торжественно вступил в Пирей. Это событие Плутарх датирует 16 мунихия (24 или 25 апреля) 404 г. Вскоре после этого сухопутные войска Пелопоннесского союза были распущены, а Лисандр отправился осаждать все еще сопротивлявшийся Самос.
Между тем, после снятия блокады и отплытия Лисандра политические страсти в Афинах снова накалились. Вернувшиеся изгнанники вместе с экстремистами, преимущественно членами гетерий, взяли курс на полное уничтожение демократии. Ферамен со своими сторонниками надеялся вновь попытаться установить умеренно-олигархический строй в духе солонова законодательства, но в тот момент они оставались союзниками крайних олигархов. Однако далеко не все умеренно настроенные представители аристократии согласились участвовать в свержении демократического строя. Многие из них, включая стратегов, таких как брат Никия Евкрат, Стромбохид, Дионисиодор и, вероятно, Каллиад, решили оказать сопротивление замыслам олигархов, включая и Ферамена. Из Лисия мы знаем, что именно они выступали против принятия условий мира, привезенных Фераменом. Возможно, они действительно организовали заговор, Ю.Белох полагает даже, что они намеревались физически устранить лидеров олигархии. Так или иначе, но в тот момент сам факт существования оппозиции был для сторонников олигархии достаточным поводом для расправы над ней, тем более, что, как мы показали выше, они изначально видели в демократически настроенных стратегах и таксиархах своих врагов, от которых рано или поздно следовало избавиться.
Для этого олигархи прибегли к своему излюбленному средству — доносу и судебному процессу. Случившееся подробно описано у Лисия в речи „Против Агората“. Согласно ему, некто Феокрит, сын Элафостика, явился в Совет и заявил, что „проводятся собрания с целью помешать делу, приводящемуся теперь в исполнение“, то есть, вероятно, выполнению условий мирного договора, имен заговорщиков, однако, назвать не захотел, сославшись на данную им клятву, но сказал, что „есть другие, которые могут назвать их имена“. Феокрит, вероятно, был афинским гражданином и мог не опасаться пытки; видимо, он указал на Агората как на источник необходимых сведений. Именно ему отводилась главная роль в разыгрываемой драме, и надо сказать, что он для нее идеально подходил. Лисий называет Агората сыном раба, но в тот момент он был свободным человеком и даже претендовал на звание афинского гражданина, ссылаясь на свои великие заслуги перед демократией, в том числе и на то, что он, якобы, участвовал в убийстве Фриниха; по роду же занятий он был профессиональным сикофантом, присужденным в свое время за злостный донос к штрафу в 10 000 драхм.
Комиссия из членов Совета направилась в Пирей, чтобы взять Агората, однако несколько граждан выступили поручителями за него, и затем все они укрылись у алтаря в Мунихии. Некто Аристофан из дема Коллид, один из поручителей, даже распорядился снарядить два корабля, на которых и Агорат, и его поручители могли бы бежать из Афин, однако в замыслы самого Агората это не входило. Он предпочел добровольно отдать себя в руки Совета и сделал донос на стратегов и таксиархов, а также на ряд других граждан, в том числе и на своих поручителей.
Надо иметь в виду, что Совет был настроен проолигархически, на что указывает его переизбрание Тридцатью на 404/403 г. почти в полном составе. Поэтому все, на кого указал Агорат, были схвачены, за исключением тех, кто, подобно Фрасибулу, успел бежать. Арестованных судили уже после прихода к власти Тридцати тиранов, которые своей волей перенесли рассмотрение дела из гелиэи в Совет пятисот, причем сделали голосование открытым. При таком положении дел у подсудимых не было ни одного шанса на оправдание; они все были приговорены к смерти и казнены.
Однако, несмотря даже на то, что оппозиция была так легко подавлена, олигархи продолжали сомневаться в своих шансах и не решались перейти к заключительному этапу государственного переворота, опираясь только на свои силы. Поэтому они обратились за помощью к Лисандру, осаждавшему Самос. Согласно Лисию, Ферамен нарочно затягивал созыв народного собрания, в котором должен был решаться вопрос о новой афинской конституции, до прибытия Лисандра с пелопоннесскими войсками.
Когда же это случилось, было созвано народное собрание, на котором лично присутствовал Лисандр. В ходе него Ферамен предложил избрать коллегию из тридцати лиц, к которой должно было перейти управление государством. Затем некто Драконтид из Афидны огласил проект новой конституции.
Эти предложения вызвали многочисленные протесты со стороны граждан, и тогда Лисандр заявил, что афиняне не выполнили условий мирного договора (вероятно, имелось в виду то, что укрепления, подлежащие срытию, еще не были уничтожены до конца), и поэтому если предложение Ферамена и Драконтида не будет принято, то он станет смотреть на них как на нарушителей клятвы. Стало ясно, что выбора просто не остается, и многие граждане покинули собрание. Псефизма Драконтида была, тем не менее, принята, и коллегия Тридцати назначена.
Сделано это было следующим образом: десять человек указал лично Ферамен, десятерых назвали эфоры, и только еще десять были собственно избраны собранием „из числа присутствующих“ — т.е. тех, кто не стал его покидать после заявления Лисандра.
Мы не знаем содержания псефизмы Драконтида, в отличие от постановления Пифодора, положившего начало правлению Четырехсот. Ксенофонт сообщает о назначении коллегии из тридцати номофетов для составления свода „отцовских законов“, которые должны были лечь в основу нового государственного строя, Лисий и Аристотель говорят о переходе высшей власти в руки этой коллегии. В принципе, само по себе назначение тридцати номофетов не могло вызвать бурных протестов со стороны граждан, так как подобное решение в создавшихся условиях было явлением вполне нормальным. Конечно, возможно и то, что в псефизме Драконтида содержалась развернутая олигархическая конституция, однако маловероятно, что этот факт не был отмечен ни одним из источников, кроме того, мы знаем из Ксенофонта, что такие важные решения, как составление списка трех тысяч полноправных граждан, принимались Тридцатью просто по мере политической необходимости. Дж.Мунро высказал предположение о том, что последовательно существовало две коллегии Тридцати, одна из которых, та, что была избрана при участии Лисандра, являлась действительно законодательным корпусом, а затем появились другие Тридцать — уже как правительство, в несколько ином, чем указано у Ксенофонта, составе, причем при его формировании принцип выборности даже части коллегии был недопустим.
Эта гипотеза интересна, но не кажется нам достаточно основательной. В 411 г. события шли именно по такому сценарию: согласно псефизме Пифодора, была назначена коллегия тридцати номофетов, в которую вошли десять пробулов, эта комиссия выработала конституцию, которую приняло народное собрание, и таким образом власть перешла в руки Совета четырехсот. В 404 г. также была выбрана комиссия из тридцати человек для составления законов, в которую вошел комитет пяти эфоров. Они действительно занимались афинским законодательством. Однако ни о представлении на обсуждение какого-либо проекта конституции, ни об утверждении функций нового правительства (пусть даже это все имело бы вид чистой фикции, как например с принятием самой псефизмы Драконтида или судом над Фераменом) источники ничего не сообщают. Зато мы имеем свидетельство Ксенофонта о том, что коллегия Тридцати, избранная для составления законов, не публиковала никакого их свода, а вместо этого назначила членов Совета и других должностных лиц, а также арестовала сикофантов, которых, как и членов оппозиции, этот Совет осудил на смерть. То есть мы видим, что Тридцать осуществляли функции реального правительства Афин. Аристотель добавляет, что Тридцать взяли себе в помощники десять правителей Пирея, одиннадцать стражей тюрьмы и триста слуг-биченосцев и распоряжались государством по своему усмотрению, „не считаясь ни с какими постановлениями, касающимися государственного устройства“.
Таким образом, можно сделать вывод о том, что коллегия Тридцати, получив в руки реальную власть, не слишком заботилась о ее наружной легитимизации, в отличие от режима, существовавшего в Афинах в 411 г. Это объясняется различием политической ситуации, обусловленным полной победой Спарты в войне. Тридцать действовали как любая из посаженных Лисандром декархий, основывая свою власть на терроре и страхе перед победителями.
Ввиду всего вышеизложенного, мы можем сделать предположение, что псефизма Драконтида, как в свое время постановление Пифодора, содержала только предложение о назначении коллегии номофетов и порядке ее избрания, причем, по-видимому, именно этот порядок, в силу своей недемократичности, и вызвал недовольство афинян.
Имена всех членов коллегии Тридцати перечислены у Ксенофонта, но что касается большинства из них, то это все, что мы знаем. Вероятнее всего, эти люди были если не совсем безвестны, то предпочитали, подобно Антифонту, находиться по возможности в тени. Даже в 404 г., выйдя, наконец, открыто на политическую сцену, они остаются слитыми в единый безликий корпус, который Д.Уитхед не без юмора назвал „политбюро“. Относительно остальных мы имеем также весьма скупые сведения. Это были люди, стремившиеся сделать карьеру еще при демократии, где они занимали высокие государственные должности стратегов, как Евклид, Софокл, Харикл, Ономакл, или эллинотамиев, как Анетий и Аристотель. Мнесилох, возможно, был архонтом во время правления Четырехсот. Годы Пелопоннесской войны дают нам много примеров политических перевертышей, начинавших как демократы, а затем, вследствие расчета или разочарования, перешедших в лагерь экстремистов, стремящихся к сотрудничеству со спартанцами. Аристотель, сын Тимократа, был эллинотамием в 421/20 г., что свидетельствует как о его высоком достатке, который был условием занятия подобного поста, так и о готовности служить интересам народа: должность эллинотамия являлась традиционной и удобной для политиков демократической ориентации. Однако к 411 г. он явно изменил свои взгляды, так как был одним из стратегов у Четырехсот. Ксенофонт называет его в числе трех членов того правления, которые контролировали постройку укрепления на Ээтионейской косе. Вполне возможно, что Аристотель был участником одного из посольств, которые Четыреста отправляли для переговоров со спартанцами, и уже тогда старался обзавестись знакомствами в их стане. Во всяком случае, в течение своего изгнания, с 410 по 404 г., он сблизился с Лисандром и стал его доверенным лицом, так что тот послал его со своей делегацией к спартанским эфорам, а затем, уже после прихода к власти Тридцати, именно Аристотель вместе со своим коллегой Эсхином вел переговоры о присылке спартанского гарнизона.
Другой известный член коллегии Тридцати, Харикл, сын Аполодора, в 415 г. выступал как пламенный демократ в деле гермокопидов, на следующий год был избран стратегом, однако а 411 г. он являлся одним из Четырехсот и был впоследствии изгнан. Мы не можем сказать, в какой мере он был связан с Критием, но эта связь определенно должна была иметь место еще до 404 г. Хотя главой Тридцати принято считать Крития, однако необходимо отметить и традицию, которая отдает предпочтение Хариклу. Ксенофонт говорит о Критии, „ставшем номофетом вместе с Хариклом“. Лисий писал об „оппозиции Хариклу, Критию и их гетерии. Аристотель в “Политике» опускает Крития до общего уровня, говоря о «партии Харикла», а Младший Алкивиад, защищаясь в суде, упоминает о Харикле, готовом быть рабом спартанцев ради управления согражданами.
Ключевой политической фигурой в стане экстремистов в тот момент был все-таки, скорее всего, Критий, сын Колласхра, хотя, вероятно, это было положение первого среди равных. Он отличался древностью рода, его прадед Дропид приходился родным братом Солону. Вероятно, в описываемое нами время Критию было около 50 лет, так как, согласно «Тимею», Критий учился у своего деда, Крития Старшего, которому тогда было 90 лет, а самому Критию — 10. Поэтому годом его рождения предположительно можно назвать 455 г. Возможно, Критий приходился родственником оратору Андокиду, будучи двоюродным братом его отца, тогда он был замешан в дело гермокопидов в связи с доносом Диоклида. Однако хотя теоретически это возможно, но вопрос о тождественности упомянутого Андокидом Крития и Крития, сына Колласхра, остается весьма спорным.
За исключением этих моментов, мы не имеем почти никаких сведений о жизни Крития вплоть до 411 г., когда он впервые появляется на политической сцене. Характер его деятельности является для нас крайне неясным. Согласно Демосфену, Критий занимал среди Четырехсот довольно видное место и находился среди сторонников союза со Спартой. Однако это мнение оспаривается современными учеными: Ф.Оллие и Х.Уэйд-Джери помещают его в ряды умеренных, а Х.Эйвери вообще считает, что он не был членом Четырехсот, а являлся сторонником Алкивиада. Дж.Дэйвис, кроме того, сомневается, что отец Крития Колласхр был одним из ведущих членов коллегии Четырехсот, предполагая, что это был какой-то другой человек с тем же именем.
Как мы сами полагаем, Критий был членом коллегии Четырехсот, однако не играл среди них сколько-нибудь видной роли, чтобы удостоиться упоминания у Фукидида. Принимая во внимание сообщения Демосфена, мы считаем, что будущий «главный ненавистник народа» и тогда примыкал к крайнему лаконофильскому направлению, однако благодаря тому, что в тот период он оставался на вторых-третьих ролях, Критий не был изгнан ни правлением Пяти тысяч, ни восстановленной демократией. Известно, что именно Критий занимался формальным посмертным осуждением Фриниха. Он был одним из тех, кто добивался в 407 г. возвращения из ссылки Алкивиада, с которым его связывало многое, в том числе и принадлежность к сократовскому кружку, и его собственное изгнание часто связывают с изгнанием Алкивиада в 406 г. Это трагическое событие вполне могло быть тем поворотным моментом, сделал из Крития политика, готового, в общем, подобно Алкивиаду, идти на компромисс с различными политическими силами, человека, настроенного резко оппозиционно по отношению к демократии и родному городу.
Относительно того, чем Критий занимался в период изгнания, источники также расходятся во мнениях. Согласно Ксенофонту, в 406 г. он находился в Фессалии, где совместно с неким Прометеем вооружал пенестов против их господ и боролся за установление демократии. Существует другая, может быть, более верная традиция относительно деятельности Крития в Фессалии, согласно которой, его целью там было насаждение и усиление олигархии. Версия Ксенофонта представлена в оправдательной речи Ферамена — образце судебного красноречия, для которого очернение противника, даже в ущерб объективности, было обычным явлением. Отношение самого Ксенофонта к Критию было иным, как мы можем видеть из другого его произведения.
Возможно, именно в изгнании окончательно оформились лаконофильские взгляды Крития, нашедшие свое полное выражение в его литературном творчестве. Критий, сын Колласхра, один из виднейших представителей старшей софистики, является автором двух «Лакедемонских политий», одна из которых была написана в стихах, а другая в прозе. Ими, по всей видимости, пользовались Ксенофонт при написании собственной «Лакедемонской политии» и Платон при работе над «Законами». К моменту возвращения в Афины Критий не делал тайны из своего кредо: «спартанское — это лучшее».
Платон в VII письме пишет: «Во главе происшедшего переворота стояли 51 человек в качестве правителей: одиннадцать в городе, десять в Пирее — каждая из этих коллегий ведала агорой и всем, чем надлежало управлять в [обоих] городах, — Тридцать же стали самодержавно управлять всем». Платон, как и Аристотель, называет Тридцать самодержавными правителями, однако он не отделяет их от коллегии одиннадцати и правителей Пирея.
Здесь прежде всего интересно то, что Пирей как будто приравнивается к Афинам и называется asty. Может быть, это оговорка Платона, но, возможно, Пирей, ввиду его исключительного значения, в то время был действительно выделен в отдельную административную единицу и считался asty, хотя и не имел прав полиса. Десять правителей представляют собой типичную декархию, из тех, что насаждал Лисандр в малоазийских городах. Вероятно, эта коллегия была назначена по его приказу, о чем говорится у Плутарха.
Затем следует отметить роль, которую играла коллегия одиннадцати. Во времена Тридцати тиранов они явно не были просто «стражами тюрьмы», как говорится у Аристотеля. На них, как и на десять пирейских правителей, возлагалась забота о поддержании общественного порядка и внутриполитической безопасности, а также, по-видимому, политический сыск. Платон особо подчеркивает, что к их ведению относилась афинская и пирейская агора — это вполне понятно, ведь агора в античных городах была центром как торговли, так и общественной жизни.
Таким образом, следует признать, что Платон с полным правом мог говорить о правительстве пятидесяти одного, стоявшем во главе переворота 404 г. Это подтверждается и тем, что только на представителей трех этих коллегий не распространялась амнистия, принятая после восстановления демократии.
Список литературы
1. Владимирский М. Ю. Афинская олигархия
www.ronl.ru
В 449 г. до н.э. во главе олигархическое движение в Афинах встал Фукидид, сын Мелесия, которого можно назвать одной из самых загадочных и спорных политических фигур в истории Афин. Фукидид происходил из дема Алопеки, его отцом был Мелесий, знаменитый учитель борьбы, которого несколько раз упоминает Пиндар. Правда, Феопомп называет отцом Фукидида некоего Пантайна. В тех же схолиях к «Осам» Аристофана упоминаются четыре Фукидида: историк, гаргеттиец, фессалиец и сын Мелесия. По одной версии, сыном этого Пантайна был Фукидид-гаргеттиец, по другой, Феопомп нарочно заменил знаменитого Мелесия никому не известной фигурой. Это может показывать отношение Феопомпа к Афинам и их лидерам и подтверждается еще одним аналогичным фрагментом, где Гипербол называется сыном столь же неизвестного Хрема, а не Антифана. Тот факт, что Пантайн упомянут только однажды во всей традиции, в единственном отрывке, вызывает решительный скептицизм.
Мелесий Старший, вероятно, достиг совершеннолетия около 510 г. до н.э., таким образом, он родился после 530 г. до н.э. Как мы уже говорили, он был знаменитым тренером борцов, к 460 г., когда ему было около 70 лет, его ученики одержали, в общей сложности, 30 олимпийских побед. Мелесий I — старший современник Пиндара, они наверняка были лично знакомы, однако утверждение Х.Т.Уэйд-Джери об их близкой дружбе кажется нам малообоснованным.
Его сын, политик Фукидид, родился около 500 г. до н.э. Источники утверждают, что он состоял в родстве с Кимоном: был его kedestes или gambros. Оба эти обозначения могут иметь два значения — муж дочери и муж сестры, каждое из которых хронологически возможно. Если Фукидид женился на дочери Кимона и Исодики, то Мелесий II мог родиться не раньше 465 г., тогда как, согласно датировке, которую дает Уэйд-Джери, опираясь на «Лахет» Платона, Мелесий II должен был родиться около 470 г. Любая же из сестер Кимона, включая Эльпинику, родившуюся около 510 г., была старше Фукидида.
Занятие борьбой было традицией в семье Фукидида, мы знаем, что оба его сына, Мелесий и Стефан, стали со временем лучшими борцами в Афинах. Впрочем, они также занимались политикой: Мелесий II участвовал в правлении Четырехсот, когда ему было около 60 лет. К сожалению, ничего больше ни о нем, ни о его сыне Фукидиде II не известно. Что касается Стефана, который был, видимо, его младшим братом, то он служил секретарем Совета незадолго до 415 г.
Существует также версия, согласно которой историк Фукидид, сын Олора, внука Мильтиада, является по материнской линии внуком Фукидида, сына Мелесия. Это предположение делается на основании того, что мать историка звали Гегесипила, как и мать Кимона, и на совпадении имен историка и политика. Впрочем, версия эта, несмотря на всю свою привлекательность, представляется нам весьма зыбкой. Никакой традиции в подтверждение происхождения матери историка не приводится, и можно предположить, как это делает Дж.Дэйвис, что имя Гегесипила употребляется здесь как часть предания, которое делает Фукидида внуком Мильтиада. Что касается сходства собственных имен, то здесь можно предположить, что Фукидид просто был назван Олором в честь мужа его двоюродной сестры (или тетки), который был очень значительной фигурой как в государстве, так и в семье, не говоря уже о том, что имя Фукидид, согласно тому же Маркеллину, было достаточно распространенным. Впрочем, следует отметить, что теоретически в вышеизложенной версии нет ничего невероятного. Возможно, именно родством объясняется тот факт, что Фукидид в своей «Истории» ни словом не упоминает о деятельности сына Мелесия, не желая, вероятно, ни хвалить, ни порицать его.
Политический наследник Кимона, Фукидид, личность, безусловно, важная для истории олигархической оппозиции. Перечисляя лидеров высших классов после Кимона, Аристотель называет Фукидида, Никия и Ферамена, добавляя, что они были лучшими государственными деятелями с древних времен. «При этом относительно Никия и Фукидида почти все согласно признают, что это были не только „прекрасные и добрые“, но и опытные в государственных делах мужи, отечески относившиеся ко всему государству». Платон в «Лахете» сравнивает Фукидида с Аристидом, а в «Меноне» приводит его в пример, наряду с Фемистоклом, Аристидом и Периклом.
Плутарх пишет, что Фукидид сумел восстановить равновесие сил между обоими движениями. Помимо извечной проблемы власти, наиболее спорными в тот момент были: внешняя политика, взаимоотношения с союзниками и строительная программа. Еще в 454 г. по инициативе Перикла было принято решение о переносе союзной казны в Афины, затем, особенно после провала попытки созвать общеэллинский конгресс и использовать объединенные силы всей Греции для широкомасштабного строительства в Афинах под предлогом восстановления разрушенных варварами святилищ, средства из союзного фороса начинают все больше использоваться на внутренние нужды Афин и, прежде всего, на осуществление строительных проектов, а также для выплаты государственных жалований, которые получали, ко времени Пелопоннесской войны, более 20 000 человек. Эти мероприятия Перикла вызывали ожесточенную критику из противоположного лагеря, представители которого обвиняли Перикла в «насилии над эллинами», подвергающимися по его вине «открытой тирании».
При рассмотрении данного вопроса мнения ученых расходятся. В.П.Бузескул пишет, что Фукидид выступал как защитник равноправного положения союзников; сходную точку зрения высказывает и Х.Т.Уэйд-Джери. Ф.Шахермайр, впрочем, отмечает, что, защищая союзников, Фукидид и его сторонники защищали прежде всего интересы элиты союзных городов.
С другой стороны, еще Фукидид писал: «Союзники были уверены, что „прекрасные и хорошие“ доставят им не меньше неприятностей, чем демократы». Х.Д.Мейер утверждает, что Фукидид, сын Мелесия, здесь отнюдь не выступал в качестве адвоката союзников, более того, он, в принципе, не возражал ни против переноса казны, ни против структуры союза, ни, тем более, не сомневался в целесообразности получения фороса: на все это вполне четко указывает Плутарх. То, что действительно не устраивало Фукидида, — так это способ употребления денег. «Эллины понимают, что они терпят страшное насилие, <...> видя, что на вносимые ими по принуждению деньги, предназначенные для войны, мы золотим и наряжаем город, точно женщину-щеголиху, обвешивая ее дорогим мрамором, статуями богов и храмами, стоящими тысячи талантов. Поэтому, как утверждает Мейер, олигархи были недовольны, во-первых, тем, что Афины слишком явно демонстрируют свое могущество, а во-вторых, расходованием средств „не по назначению“, что прямо шло вразрез с их политикой. И Кимон, и Фукидид стремились к миру с Пелопоннесским союзом и Спартой и к продолжению войны с Персией. Недаром Каллий, автор заключенного в 449 г. мирного договора, был привлечен олигархами к суду по обвинению в получении взятки от персов и едва спасся от смертной казни, выплатив штраф в 50 талантов. Спарта всегда была оплотом олигархических чаяний, кроме того, конфликт с Пелопоннесским союзом угрожал разорением аттических земельных владений аристократии, как это и случилось во время войны. М.С.Корзун также полагает, что, направив все средства союзной казны на военные нужды, олигархи надеялись ослабить обременительную повинность триерархий, к которой ежегодно привлекалось 400 богатых афинян. Развитие восточного направления политики являлось как бы продолжением дела Эллинского союза, обеспечивало захват новых земель и богатой добычи, тогда как западное направление означало дальнейшую эскалацию напряженности в отношениях с Коринфом и всем Пелопоннесским союзом.
Однако поражение в 454 г. в Египте означало потерю для Афин египетского хлебного рынка, между тем, расширение морского союза увеличило потребность в привозном хлебе, в результате всего этого, взоры афинской политики стали все чаще обращаться на западное Средиземноморье. Известия о политических контактах в южной Италии имеются, правда, еще со времен Фемистокла. Постоянные отношения с государствами Сицилии и Южной Италии начинаются в 50-х гг. V в. до н.э. заключением союзного договора с Эгестой. Сохранилось также два декрета о союзе Афин с Регием и Леонтинами, относящихся к 433-432 гг. Идентичность вступлений к ним позволяет предположить, что оба декрета были приняты на одном и том же народном собрании. Кроме того, эпиграфический анализ показал, что вступление к обоим декретам вырезаны на поверхности камня с предварительно выскобленным текстом, что позволяет, с большой долей вероятности, сделать вывод о существовании более ранних текстов договоров, относящихся, как считают специалисты, к 40 гг. V в. до н.э. Одним из наиболее значительных моментов западной экспансии Афин является основание колонии Фурий, события, весьма важного для нас еще и потому, что оно непосредственно предшествовало остракизму Фукидида, сына Мелесия.
Плутарх пишет, что после изгнания Фукидида Перикл управлял государством единолично и пользуясь нерушимым авторитетом в течение 15 лет. Дата, вероятно, округлена, скорее всего, это должно означать, что Перикл 15 раз избирался стратегом, начиная с 443 г. Он был избран в 430 г. на 430/29 г. и снова в 429 — на 429/28. Ни в тот, ни в другой год он не служил полные 12 месяцев, так как был смещен в течение 430 г. и умер в 429/28 г. Но если мы не будем считать эти неполные годы, то первое из ряда избраний и, следовательно, остракизм Фукидида падут на 445 г. Однако большинство ученых признает наиболее вероятной датировкой остракизма Фукидида, сына Мелесия, 443 г. до н.э.
Что касается датировки основания Фурий, то относительно нее существуют две исторические традиции: по одной, отраженной Диодором, события, связанные с основанием города, приходятся на архонтство в Афинах Каллимаха, то есть на 446/45 г., по другой, основание произошло в 444/43 г. Обе эти даты, в принципе, уместны, о чем мы подробнее скажем ниже.
Относительно предыстории возникновения Фурий нужно указать следующее: Сибарис, основанный в конце VIII в. до н.э. ахейцами и трезенцами, в 511/10 г. был разрушен напавшими на него кротонцами. Уцелевшие сибариты неоднократно пытались восстановить свой город, но всякий раз терпели неудачу. В 446 г., согласно Диодору, произошла четвертая по счету попытка заселения Сибариса. Не надеясь обойтись собственными силами, сибариты отправили посольства в Афины и Спарту с просьбой оказать им помощь и принять участие в основании колонии. Согласно Диодору, лакедемоняне дали сибаритам отрицательный ответ, афиняне же приняли их предложение, послав 10 кораблей под командованием Лампона и Ксенокрита. Это согласуется с сообщением Плутарха об отправке Периклом в Сибарис клерухов, правда, если быть точным в определении статуса переселенцев, они не могли быть клерухами, а являлись скорей эпойками — дополнительными переселенцами.
Основатели колонии — Лампон и Ксенокрит — были людьми из ближнего окружения Перикла. На афинский характер колонизации указывает и то, что, отправляясь в колонию, они не обратились в Дельфы, так как после переноса казны с Делоса в Афины Аполлон перестал быть покровителем союза, общесоюзным же культом стал культ Афины-Паллады. Все это вполне укладывается в общие рамки экспансионистской западной политики Перикла, поэтому доводы о том, что он с самого начала поддерживал панэллинский характер этого предприятия, и что Афины основанием этой колонии не преследовали великодержавных целей, кажутся нам малообоснованными.
Далее начинаются загадки. Афиняне, как пишет Диодор, не ограничились посылкой собственных колонистов, но обратились за поддержкой к пелопоннесцам и другим эллинам. Однако те выступили с собственной инициативой основания колонии, обратившись в Дельфы, где получили оракул, предписывавший основать город в том месте, где намереваются жить те, кто пьет в меру воды и съедает безмерное количество мяса. Содержание оракула достаточно тривиально: Аполлон, не давая никаких точных указаний на конкретную местность, советует поселиться там, где есть питьевая вода и плодородная земля.
Колонисты из Пелопоннеса избрали также собственного ойкиста — Дионисия Халка. Прибыв в Сибарис, они вскоре приняли решение перенести колонию на новое место возле находящегося поблизости источника. Афиняне вынуждены были считаться с мнением вновь прибывших, и восстановленный с их помощью город был перенесен, получив название Фурий. Затем произошел конфликт между сибаритами и переселенцами, вызванный претензиями коренных жителей Сибариса на лучшие должности и ряд привилегий. Дело закончилось тем, что сибариты были частично перебиты, частично изгнаны из Фурий. Оставшиеся в живых поселились у реки Траис, где, возможно, с помощью родосцев, был основан город Сибарис на Траисе. Поэтому вопрос с датировкой следует, видимо, решать так: в 446/45 г. сибариты отправили посольство в Афины и Спарту, основание же Фурий произошло в 444/43 г., как и указывает Плутарх.
Изгнав сибаритов, фурийцы пригласили большое количество колонистов из Эллады и разделили государство на 10 фил, дав им название по племенному составу: Аркадия, Ахайя, Эвбея, Беотия, Элея, Афиния, Дорида и другие. Афиняне составляли, таким образом, 1/10 часть колонистов и поэтому не могли иметь преобладающего влияния. Мнение В.Эренберга о том, что они занимали ведущее положение в колонии, стоя во главе четырех фил, образованных выходцами из морского союза: афинянами, эвбейцами, ионийцами и островитянами, — вряд ли обосновано. Во-первых, мы не располагаем какими-либо свидетельствами о привилегированном положении афинян в колонии, во-вторых, афинская архэ в этот промежуток времени переживала кризис: как раз произошло восстание на Эвбее, и колонисты из союзных городов вряд ли добровольно согласились бы с доминированием афинян в Фуриях, и, в-третьих, даже если бы все четыре филы имели единство интересов, они все равно оставались бы в меньшинстве.
Замечание Диодора о том, что фурийцы избрали демократическое устройство, вызывает сомнение, поскольку подробности этого устройства он не сообщает. С другой стороны, из сообщений Аристотеля нам известно, что первоначально в Фуриях установилось олигархическое правление. Принятое там законодательство Харонда имело, скорее, антидемократическую направленность, на это указывает, например, специальный закон против сикофантов. Существовавшая в Фуриях коллегия симбулов, должностных лиц, призванных наблюдать за исполнением и сохранением законов, по своим функциям напоминает олигархическую коллегию пробулов. В конечном счете, приходится признать преобладающее положение пелопоннесцев в колонии, на это указывает и то, что в результате долгих споров о том, кого же все-таки следует считать ее истинным основателем, по прямому указанию Дельф ойкистом был признан сам Аполлон.
Почему же афиняне не ограничились использованием при выведении колонии только собственных колонистов и людей из союзных городов, но обратились за помощью в Пелопоннес и Беотию? Следует помнить, что побережье Тарентинского залива, где был расположен Сибарис и затем возникли Фурии, издавна являлось сферой влияния пелопоннесцев, поэтому полностью афинская по составу колония неизбежно оказалась бы во враждебном окружении. Это, возможно, и не остановило бы Перикла, но афинская морская держава переживала в то время внутренний кризис: на Эвбее разразилось восстание. Вскоре после его подавления, осенью 446 г., был заключен Тридцатилетний мир, и Афины не были заинтересованы в обострении отношений с пелопоннесцами и особенно с Коринфом. Кроме того, в самих Афинах борьба между демократической и олигархической группировками достигла крайней напряженности.
Х.Т.Уэйд-Джери, опираясь на данные анонимного жизнеописания Фукидида предложил теорию, согласно которой Перикл не был избран стратегом на 444/43 г., а руководство государством перешло в руки Фукидида, сына Мелесия, который, как и Кимон, всегда старался развивать восточное направление политики, опасаясь конфликтов с Пелопоннесским союзом. Возможно, идея приглашения колонистов из Пелопоннеса и других мест и придания Фуриям панэллинского характера исходила именно от него. Более того, согласно тому же источнику, он лично посетил колонию (очевидно, весной 443 г.) и был изгнан остракизмом по возвращении оттуда. Любопытно, что изгнание Фукидида предсказал не кто иной, как Лампон, известный в Афинах предсказатель, направленный в свое время в Сибарис в качестве одного из двух ойкистов, а другой ойкист, Ксенокрит, возбудил против него судебное преследование.
Гипотеза Уэйд-Джери интересна и не лишена убедительности, хотя следует признать, что анонимное жизнеописание Фукидида не принадлежит к числу надежных источников. А.Гомм и В.Эренберг в своих работах доказывают также, что даже если Перикл в 44/43 г. и не был избран стратегом, он все равно оставался слишком влиятельной фигурой, чтобы за этот промежуток времени афинская политика кардинально изменила свой характер. Тем не менее, необходимо заметить, что западное направление деятельности Перикла, осуществлявшееся ровно и, в целом, успешно вплоть до заключения в 433 г. договора с Керкирой и начала Пелопоннесской войны, в Фуриях дает явный сбой.
Все же, если верить Плутарху, основным вопросом, вокруг которого развернулась борьба, окончившаяся остракизмом Фукидида и тяжелым поражением олигархического движения, была строительная программа. Если оппозиция склонна была рассматривать и критиковать ее с точки зрения политической морали и вкуса, то Перикл защищал свое дело с экономических позиций и, как это обычно бывает, экономика восторжествовала над этикой. Общие затраты на строительство в Афинах составили с 448 по 432 г. 6300 талантов, что означало не только возведение построек, возвеличивающих могущество Афин и создающих им мировую славу, но и стабильный заработок для тысяч афинских граждан и метеков, составлявших значимый социальный слой и являвшихся, насколько это было возможно, опорой демократии, на что указывает, например, намерение Перикла, в случае необходимости, включить метеков в экипажи боевых кораблей. Олигархи просто не могли предложить никакой равноценной замены социальной программе строительства, поэтому можно сказать, что именно она позволила Периклу победить.
В 1910 г. были найдены черепки с именами Фукидида, Клеиппида, Тейсандра, Евхарида, Дамона и, вероятно, Андокида. Относительно Клеиппида и Дамона мы знаем, что они были приверженцами демократии и входили в группировку Перикла. Плутарх указывает, что Дамон был его учителем музыки, прибавляя, что, будучи замечательным софистом, имел большое влияние на Перикла, являясь его наставником и руководителем в государственных делах. Согласно Аристотелю, именно по совету Дамона Перикл в качестве популистской меры во время борьбы с Кимоном принял решение об установлении жалования для судей. Этот Дамон был изгнан остракизмом, но, хотя точной даты мы не знаем, вероятно, это произошло до 443 г. Дамон вряд ли мог быть изгнан в промежутке между 443 и 433 гг., когда авторитет Перикла был практически непререкаем. Что же касается периода с 433 г. вплоть до смерти Перикла, то он слишком хорошо освещен источниками, чтобы такое событие, как остракизм Дамона могло выпасть из их поля зрения.
Клеиппид, сын Дейния, видимо, избежал остракизма; о нем известно, что в 428 г. он командовал афинской эскадрой, посланной к Лесбосу. Отсутствие черепков с именем Перикла породило мнение, что он сам не подвергался угрозе остракизма. Х.Вильрих считает даже, что сторонники олигархии вообще не надеялись на его изгнание, рассчитывая лишь отвести угрозу от своего вождя Фукидида, добившись остракизма Клеиппида.
Учитывая, что здание Одеона было закончено около 446/45 г., а декрет Морихида, принятый в 440 г., запретил высмеивать в комедиях граждан под их собственными именами, становится наиболее вероятным, что указание Плутарха на личное противостояние Перикла и Фукидида соответствует действительности. Кроме того, теперь нам известны три остракона с именем Перикла.
Мы не знаем, где Фукидид, сын Мелесия, провел годы своего изгнания. Жил ли он в Спарте, на что может косвенно указывать Плутарх, или на Эгине, как указывает Маркеллин, или еще где-либо — проверить этого мы не можем. Согласно Плутарху, изгнание Фукидида надолго поставило точку в политической борьбе в Аттике. Во всяком случае, после остракизма активность олигархической оппозиции резко падает, что заставляет нас согласиться с Мейером в том, что ее функциональные способности в сильной степени основывались на личном политической и организаторском таланте Фукидида. Видимо, не нашлось никого, сравнимого по возможностям и авторитету, кто смог бы его заменить. Однако это отнюдь не означает, что оппозиция вообще исчезла. Гетерии, конечно, продолжали существовать после изгнания Фукидида, как существовали и до его появления на политической арене. Что же касается созданной им партии, то она тоже могла сохраниться, поскольку составлявшие ее люди оставались в Афинах. Возможно она сократилась в числе, но, в принципе, ничто не мешало соратникам Фукидида собираться в народном собрании единой группой. Мы не имеем сведений ни за, ни против этой версии, однако последующие события подкрепляют предположение о сохранении структуры оппозиции.
После окончательного устранения соперников политика Перикла приобретает гораздо более умеренный характер. Он перестает считаться исключительно с мнением демоса; это заставляет согласиться с тем, что демагогия для него всегда являлась лишь средством, а по своим симпатиям и складу характера он был политиком аристократического или даже монархического толка. Этот поворот привлек на его сторону немало состоятельных и образованных людей, таких, например, как отчим Платона Периламп или историк Фукидид, который отзывается о правлении Перикла с уважением и симпатией. Зато он потерял значительную долю популярности у масс. В результате против Перикла и его правления складывается то, что можно назвать ультрадемократической оппозицией, во главе которой стоял богатый кожевенник Клеон, сын Клеенета, человек грубый и малообразованный, но энергичный, беспринципный и обладающий природным красноречием демагог. К тому же, у Перикла по-прежнему оставалось множество врагов из состоятельных классов, которые никогда не могли простить ему того, что он сделал демос руководящей силой в государстве и приучил его жить и веселиться на общественный счет.
В конце 30-х гг. положение Перикла в Афинах начинает явственно колебаться. Это выразилось в целой серии судебных процессов, направленных против близких ему людей. Мы не знаем последовательности этих процессов и их точной датировки, однако ясно, что речь идет о кампании по дискредитации Перикла с использованием той же тактики, которую в свое время применил Эфиальт против Ареопага — удар по ближайшему окружению. Кампания началась, видимо, с декрета Диопифа, постановляющего, чтобы люди, не верующие в богов или распространяющие учения о небесных явлениях, были привлекаемы к суду как государственные преступники. Этот Диопиф, известный в Афинах и во всей Греции прорицатель, был другом Никия и, определенно, принадлежал к афинским олигархическим кругам. Кроме того, он был связан со Спартой и Дельфийским оракулом.
Мишенью декрета Диопифа был, конечно, в первую очередь, Анаксагор, учитель и друг Перикла. Любопытно, что, по свидетельству, приведенному Диогеном Лаэртским, обвинителем Анаксагора был не кто иной, как Фукидид, сын Мелесия, срок изгнания которого должен был истечь в 433 г., что дает возможность датировать эти события 433/32 г. Согласно тому же свидетельству, Фукидид обвинял Анаксагора не только в нечестии, но и в „мидийской измене“. Это дало повод некоторым ученым относить процесс Анаксагора к 449 г., то есть ко времени непосредственно после Каллиева мира. Однако декрет нельзя отнести к более раннему времени, что же касается обвинения в „мидийской измене“, то хотя для 433 г. оно и было уже не актуально, но оставалось вполне стандартным для судебных дел подобного сорта, особенно же в устах только что вернувшегося из 10-летнего изгнания престарелого Фукидида (ему должно было быть около 67 лет). По другой версии, которую тоже приводит Диоген Лаэртский, обвинение в нечестии выдвинул против Анаксагора Клеон. Диодор, правда, рассказывая о процессе Анаксагора, ничего не говорит об участии Клеона. Впрочем, известно, что, согласно афинской конституции, обвинителей могло быть и несколько.
В.П.Бузескул писал о существовании некой „партии религиозной реакции“, являвшейся связующим звеном между силами олигархии и крайней демократии. Мы считаем, однако, что дело тут не в существовании особой темной силы, а просто в том, что идеи, распространявшиеся кружком просветителей, к которому принадлежали и Анаксагор, и Перикл, казались одинаково опасными как невежественной черни и ее вождям, так и консерваторам из числа олигархов, кроме того, дискредитация Перикла была равно выгодна и Клеону, и Фукидиду. Согласно Плутарху, Перикл помог Анаксагору скрыться еще до суда, эта версия находит подтверждение и у Диогена Лаэртского, согласно которому, Анаксагор был заочно осужден на смерть; впрочем, у него же встречается утверждение, что его присудили к штрафу в 5 талантов и изгнанию. Из всего этого становится ясно, что Перикл не смог или даже не надеялся добиться для него оправдательного приговора. Обвинение в нечестии выдвинуто также против Аспасии, жены Перикла. Обвинителем выступал комический поэт Гермипп, который обвинял ее и в развращении свободных женщин, которых она якобы принимала у себя для Перикла.
Фигура Аспасии, бывшей гетеры из Милета и содержательницы девиц легкого поведения, сама по себе не могла вызывать восторга у добропорядочного обывателя, а ее сожительство с Периклом, который ради нее развелся с законной женой, матерью двух его сыновей, являлся, конечно, настоящим скандалом. Кроме того, у Аспасии в доме собиралось нечто вроде салона для интеллектуальной элиты, где бывали многие философы и политики, в том числе и Сократ, а его ученики, как пишет Плутарх, даже приводили своих жен, чтобы послушать ее рассуждения. Ее имя, вместе с именем Перикла, трепали в комедиях. Наконец, недоброжелатели обвиняли Аспасию (и, возможно, не без основания) в том, что она оказывает влияние на политику Перикла, и даже называли ее виновницей войны с Самосом. Деятельность этой блестящей женщины явно подрывала устои афинского общества и, конечно, раздражала очень многих граждан из самых разных социальных слоев, поэтому Периклу, несмотря на все его влияние, ее спасение стоило большого труда и „многих слез“. Вообще же, столь спокойное, мягко говоря, отношение Перикла к религиозным и моральным нормам соотечественников отнюдь не прибавляло ему очков как политику и служило хорошим козырем в руках врагов.
Однако наиболее опасным для него был процесс против Фидия. Метек Менон, один из помощников Фидия, обвинил его в хищении золота, отпущенного для статуи Афины. Перикл же являлся главным распорядителем общественных работ и, следовательно, нес ответственность за использование отпущенных сумм и сохранность материалов. Менон получил разрешение выступить в народном собрании, однако факт хищения не подтвердился; тем не менее, Фидий был обвинен в нечестии на основании того, что изобразил себя и Перикла на щите Афины в сцене битвы с амазонками. Он был брошен в тюрьму, где вскоре и умер, скорее всего, от болезни, хотя, согласно Плутарху, ходили слухи, что Фидия отравили в тюрьме враги Перикла, дабы обвинить его в смерти скульптора как раньше обвиняли в убийстве Эфиальта. Менон же, по предложению Гликона, был освобожден от всех повинностей, и стратегам было приказано заботиться о его безопасности, что, в принципе, должно было означать признание виновности Фидия. Неизвестно, имело ли какие-либо последствия изображение на щите для самого Перикла, но можно полагать, что на него все же легла тень святотатства, тем более тягостная для человека, происходящего из рода Алкмеонидов.
Традиция передает нам информацию о существовании неких „врагов Перикла“, не поясняя, кого конкретно следует иметь в виду. Однако распространение слухов об отравлении Фидия злоумышленниками, массированный характер атаки и хорошая ее подготовка неизбежно наводят на мысль о существовании организованной группы, поставившей перед собой конкретные задачи. Это должны были быть люди, обладающие немалыми денежными средствами, авторитетом и влиянием, чтобы найти и убедить или подкупить обвинителей, свидетелей обвинения, оказать влияние на присяжных и народное собрание. Характер обвинений, время их выдвижения, выбор жертв — трех наиболее близких к Периклу людей, — все это заставляет думать, что все три процесса были организованы одной и той же группой лиц. Из этих процессов, по крайней мере, в деле против Анаксагора, четко прослеживаются действия олигархии, появляются имена Диопифа и Фукидида, с возвращением которого весьма удачно совпадает всплеск злонамеренной судебной деятельности. Поэтому, как нам кажется, не будет слишком смелым сделать предположение о том, что организацией этой кампании занималась олигархическая группировка Фукидида, сына Мелесия.
Чтобы понять подоплеку всплеска напряженности во внутриполитической жизни Афин, следует прежде всего обратить внимание на крайнее обострение внешнеполитической обстановки в этот момент. Сложные отношение с Персией и Фракийским царством Одрисов заставляли Афинское государство во главе с Периклом решительно обратить свои интересы на запад, в Сицилию и южную Италию. К этому решению, по-видимому, усиленно побуждали и вожди „партии Пирея“, возглавляемой Клеоном, заинтересованные в барышах от морской торговли. С другой стороны, олигархические круги, чье благосостояние строилось на земельных владениях, а также, как например у Никия, на разработке серебряных рудников и ростовщичестве, страшились войны с Пелопоннесским союзом и предлагали предпринять новый поход в Египет и попытку поднять восстание в малоазийских владениях Великого царя.
В 433/32 г. Афины предпринимают решительные шаги, чтобы проложить себе дорогу на запад. Заключаются договоры с Леонтинами, постоянным противником дорийских Сиракуз на Сицилии, и Регием, стратегически важным городом в южной Италии, находящимся на берегу Мессанского пролива. На Мегары, отложившиеся от афинского союза в 445 г., но необходимые для выхода в Коринфский залив, оказывается жесточайшее экономическое давление. Еще в 434 г. им был запрещен доступ на афинский рынок, а в 432 г. была принята знаменитая мегарская псефисма, закрывавшая для Мегар все рынки союза, что неминуемо должно было привести их к голоду. Наконец, в 433 г. был заключен оборонительный союз с островом Керкирой, обладавшим сильным флотом и, что главное, лежавшим на полпути между Италией и Грецией. Это привело к вооруженному столкновению с Коринфом в битве при Сиботах, в которой принял участие и афинский флот. Теперь дело было только за Мегарами, и дорога в Италию через мегарскую гавань Пеги, Навпакт, дружественный афинянам, после того как они переселили туда вышедших из Итомы илотов, и Керкиру была бы открыта. Коринф, конечно, никак не мог допустить этого. Ко всему вышеизложенному добавляется также начатая в 432 г. осада Потидеи, коринфской колонии на Халкидике, отпавшей от Афинского морского союза.
Коринф являлся ближайшим союзником Спарты, поэтому спартанцы, конечно, не могли оставаться безучастными ко всему происходящему и к дальнейшему росту могущества Афин, особенно же после того, как коринфяне пригрозили своим выходом из Пелопоннесского союза в том случае, если Спарта не пожелает вмешиваться в борьбу. Их поддержали и другие союзники и тайно прибывшие послы с Эгины. С другой стороны, на Спарту, очевидно, оказывал давление Дельфийский оракул, враждебно настроенный по отношению к Афинам и особенно к Периклу за поддержку фокидян в их борьбе с Дельфами за контроль над оракулом. Именно по совету Дельфийского оракула Эпидамн обратился за покровительством к Коринфу в борьбе с Керкирой, спартанцам же оракул дал прорицание, что они победят афинян, если будут вести войну всеми силами, а Аполлон, званый или незваный, будет оказывать им помощь. Коринфяне, очевидно, не без основания, рассчитывали на финансовую поддержку Дельф при организации флота. Наконец, можно с большой долей вероятности предполагать, что требование спартанцев изгнать из Афин всех „оскверненных“, под каковыми подразумевался, прежде всего, Перикл, в котором, вероятно, видели основную преграду к мирному исходу, было также выдвинуто с подачи Дельф.
Небо над Аттикой дышало войной, это и побудило противников Перикла из олигархического лагеря развернуть столь бурную активность против политической фигуры, которую они, как и пелопоннесцы, считали основным препятствием к миру, стремясь убрать его или, по крайней мере, ослабить влияние. Не следует также упускать из виду, что на Перикла оказывалось давление и с другой стороны с целью заставить его действовать более решительно. Многие историки, с древности до наших дней, упрекают Перикла в том, что он развязал войну с целью упрочить свое пошатнувшееся положение. Об этом трудно судить, но если такое желание у него и присутствовало, то оно не являлось определяющим. Историческая истина состоит не в том, что Перикл стремился удержаться во главе государства и не в его патологической ненависти к Мегарам, а в том, что при сохранении прежнего внешнеполитического курса Афин война была неизбежна.
Тем не менее, сторонники лаконофильской олигархической группировки не собирались так просто сдаваться. Фукидид сообщает, что летом 430 г. после второго вторжения в Аттику пелопоннесцев афиняне, удрученные начавшейся в городе эпидемией и разорением страны, попытались, в обход Перикла, находившегося в это время в походе вместе с флотом, заключить договор с лакедемонянами и даже отправили для этого посольство, но не сумели ничего добиться. Нам неизвестно, какими полномочиями обладали послы и на каких условиях они предлагали мир. Видимо, условия эти были слишком умеренными, чтобы лакедемоняне согласились на них. Однако само отправление посольства не могло обойтись без участия сторонников олигархии.
В одной из речей Перикл упоминает о „некоторых людях“, убеждающих, видимо, отказаться от притязаний на Мегары или даже от владычества над союзом. Конечно, мысль о мире любой ценой не могла разделяться ни демосом, ни даже большинством сторонников олигархии, разве что кучкой радикалов. Неудача посольства и старания Перикла в конце концов убедили афинян в неизбежности продолжения войны; в этой связи показательна позиция ахарнян, состоятельных земледельцев, ставших теперь, после разорения Аттики Архидамом, ярыми противниками мира. Тем не менее, раздражение афинян против Перикла, которого винили во всех постигших город несчастьях, не уменьшалось до тех пор, пока его не привлекли к суду и не отрешили от должности, присудив к денежному штрафу.
Об этом сообщают Фукидид и Плутарх, однако, согласно Плутарху, еще раньше, по-видимому, еще до начала войны, была сделана попытка предать стратега суду. Вопрос этот весьма сложен. Большинство ученых либо отрицает факт первого процесса над Периклом, полагая, что Плутарх допустил хронологическую путаницу, либо вообще игнорирует такую возможность. Однако сообщение Плутарха — единственное, где приводится подробный рассказ о судебном преследовании Перикла. Платон просто упоминает вынесенный ему приговор, Фукидид же, как известно, гораздо больше интересовался внешней политикой и боевыми действиями, чем обстоятельствами внутриполитической борьбы в Афинах. Ярким примером этому может служить то, что первое упоминание о Клеоне у него относится лишь к 427 г. и связано с митиленскими событиями. Поэтому Фукидид мог просто умолчать о первой попытке выдвинуть обвинения против Перикла. Вероятно, она была предпринята в 432 г., одновременно с процессом Фидия, или сразу после его завершения, как это следует из логики обвинения. Драконтид добился постановления, согласно которому Перикл обязан был представить пританам финансовый отчет за годы исполнения своей должности.
Как мы знаем из того же Плутарха, прежде ничего похожего не делалось, и он распоряжался казенными деньгами настолько свободно, что мог позволить себе издержать 10 талантов „на необходимое“, не вдаваясь в объяснения, и, вероятно, делал подобные траты неоднократно, поэтому теперь стратег мог оказаться в весьма затруднительном положении.
Согласно псефисме Драконтида, Перикла должны были судить на Акрополе, причем судьи при голосовании должны были брать камешки с алтаря Богини (оскверненного некогда Алкмеонидами), однако Гагнон предложил, чтобы дело разбиралось судьями в количестве 1500 человек, то есть в тройном составе, что придавало суду исключительное значение, причем Гагнон конкретизировал обвинение, назвав кражу, взяточничество или вообще злоупотребление должностным положением. Ю.Белох и Г.Свобода считают вполне реальной угрозу смертного приговора Периклу. В этом случае подобное предложение могли внести только олигархи, а не крайние демократы, которые не стали бы требовать смерти политика, придерживающегося жесткой линии по отношению к требованиям Пелопоннесского союза.
Оба лица, возбудивших преследование Перикла, — аристократы. Драконтид был одним из военачальников, командовавших афинской эскадрой, отправленной к Керкире, Гагнон, отец Ферамена, был стратегом одновременно с Периклом, давал клятву при заключении Никиева мира в 421 г. и избирался членом коллегии пробулов в 413 г.
Плутарх не сообщает, чем закончилась эта история, был ли Перикл оправдан, или судебное разбирательство вообще не состоялось, возможно, вследствие начала войны. Согласно ему, Перикл опасался суда в связи с делом Фидия. В своей речи у Фукидида Перикл лишь вскользь намекает на подозрения в финансовой нечистоплотности. Платон в „Горгии“ упоминает, что стратег в конце жизни был осужден за воровство и едва избежал смертного приговора, однако это, скорее, относится к судебному процессу 430 г., так как до этого срока он точно не был отрешен от должности.
Что касается данного процесса, то его инициаторами были совершенно другие люди. Плутарх приводит три различных версии, согласно которым, обвинителями на нем выступали или Клеон, или Симмий, или Лакратид, который выведен у Аристофана как предводитель разъяренных попыткой заключения мира ахарнян. Это указывает на то, что смещение Перикла было, очевидно, инспирировано „партией Пирея“, раздраженной его вялой, по их мнению, военной политикой, и, в частности, стремящимся к власти Клеоном, но, во всяком не лаконофильски, а милитаристски настроенным элементом. Каковы были выдвинутые обвинения, мы точно не знаем. Согласно Платону, это было казнокрадство; весьма возможно, особенно если первый суд над Периклом так и не состоялся, что в 430 г. против него были выдвинуты прежние обвинения, или что Платон просто объединил оба процесса. Во всяком случае, известно, что Перикл был лишен полномочий стратега и наказан штрафом от 15 до 50 талантов.
Впрочем, если Перикл действительно надеялся, что в случае войны он станет для афинян незаменимым, то его расчет полностью оправдался, так как вскоре он вновь был выбран стратегом, но уже ненадолго, так как в 429 г. умер от чумы, свирепствовавшей в городе. В его лице Афины потеряли не только талантливого политика и полководца, но и ту силу, которая стояла между двумя враждебными политическими движениями, сдерживая их благодаря своему огромному авторитету и популярности. После ее исчезновения афинское государство уже не могло выдерживать ровную политическую линию, бросаясь из крайности в крайность, что в конце концов едва не привело его к окончательной гибели.
Список литературы
1. Владимирский М. Ю. Афинская олигархия
www.ronl.ru
Министерство Образования и Науки Российской
Федерации
Дальневосточный Государственный Университет
Институт Истории и Философии
Кафедра Всеобщей Истории
Реферативная работа
Культура и политика в Афинах в V веке до н. э.
Студентки группы 411
Шароповой Ульяны.
Проверил
Щербина А. А., ст.
Преподаватель каф.
Всеобщей истории
Владивосток
2010
Содержание
Введение
1. Политика в Афинах в 5 веке до н. э
2. Развитие культуры в Афинах в 5 веке до н. э
Заключение
Список литературы
Введение
Основные черты государств-полисов Древней Греции свидетельствуют о формировании в середине первого тысячелетия до н.э. особой системы отношений, которую исследователи античности определяют как развитое рабовладельческое общество. В наиболее законченном виде эта система сложилась в развитых торгово-промышленных полисах Греции, одним из которых были Афины. Под влиянием многих социально-экономических, этических и политических факторов здесь к тому же сложилась особая политическая система, ставшая первым в истории образцом демократической государственности, способствовавшей в V-IV вв. до н.э. расцвету афинского общества – его производительных сил, полисной организации, древнегреческой культуры.
Политические процессы, изменения в жизни государства – влияют на общество и формируют культуру в тот или иной период времени. Все процессы неразрывно связаны, ярким примером этого служит взаимосвязь политической ситуации в Афинах и расцвета греческой культуры в V веке до н.э.
Политика в Афинах в 5 веке до н. э.
Начало интересующего нас периода в истории Древних Афин было ознаменовано Греко-персидскими войнами, в которых прекрасно себя показали греческие воины и греческая политическая система.
Тем не менее, политическая жизнь в самих Афинах в этот период характеризовалась борьбой двух течений: демократического и олигархического. Демократические тенденции представляли зажиточный демос, ремесленники и крестьяне. Их идеалом был государственный строй, при котором верховная власть принадлежала бы подавляющему большинству граждан, организованным в Народное собрание. Представители олигархического течения (земельная аристократия, крупные землевладельцы) стремились к такому государственному устройству, при котором вся полнота гражданских прав, выраженная, прежде всего в возможности управлять государством, была бы предоставлена лишь наиболее богатой части граждан.
Противоборство двух течений в конечном итоге закончилось победой демократии. Это выразилось, в частности в том, что избрание архонтов путем голосования было заменено избранием посредством жребия, право быть избранными в архонты получили всадники, что свидетельствовало одновременно об упадке института архонтов и возвышении стратегов.
Дальнейшая демократизация политической системы афинского государства в V веке до н.э. была связана с именами Эфиальта и Перикла. О происхождении Эфиальта историкам мало, что известно. Предполагают, однако, что он был представителем высших слоев общества, о чем говорит в частности избрание его на должность стратега. В этой роли Эфиальту, “пользовавшемуся репутацией человека неподкупного и справедливого в государственных делах”[1], удалось провести ряд законов, направленных против ареопага – органа, в свое время заменившего совет старейшин и сохранявшегося как центр консервативного влияния.
Сущность реформы Эфиальта заключалась в том, что он, организовав судебный процесс над коррумпированными ареопагитами, отнял у ареопага право налагать вето на постановления Народного собрания. Принадлежавшее ареопагу право контроля за должностными лицами и надзора за исполнением законов перешло к Совету пятисот и Народному собранию, но главным образом – к гелиэе.
Дело в том, что одной из главных функций ареопага накануне реформы было заслушивание отчетов должностных лиц по истечении сроков их полномочий. Стремясь устранить почву для коррумпирования, Эфиальт усложнил систему отчетов, но одновременно сделал ее более гласной, предоставив демосу право непосредственного контроля за деятельностью должностных лиц.
Параллельно были сужены судебные полномочия ареопага: в его ведении сохранялись лишь религиозные дела и некоторые уголовные. Ареопаг, таким образом, почти полностью был лишен политической власти.
Кроме того, с именем Эфиальта античная традиция связывает обычай выставлять все документы (декреты и постановления) на Агоре для всеобщего ознакомления.
Реформирование афинской демократии продолжил Перикл – выходец из знатного афинского рода, прекрасно образованный и одаренный политик.
С его именем связывают не только проведение реформ, но и разработку новых принципов управления обществом, в основе которых – требование политического профессионализма и формирование новой социальной философии. Перикл, бессменно избиравшийся стратегом в 444/443-429 гг. до н.э., сплотил вокруг себя союз единомышленников, своеобразную политическую и интеллектуальную элиту афинского общества, при поддержке которой он осуществлял все свои внешнеполитические и внутриполитические мероприятия.
Аристотель связывает с именем Перикла два важнейших законодательства: о гражданских правах и об оплате должностных лиц. Прежде всего, была введена плата судьям. Народный суд, учрежденный еще при Солоне, составлял основу всей демократической системы афинского государства. К середине 5 века до н.э. гелиэя объединяла 6 тысяч афинских граждан, которые должны были заседать в различных судебных комиссиях, отрываясь от своих повседневных дел. Роль суда была многогранна: он решал множество вопросов, как между самими афинскими гражданами, так и между союзниками Афин по морскому союзу, превращаясь одновременно в важнейший инструмент контроля над ними.
Следовательно, вводя такое новшество, как оплата труда чиновников, Перикл открывал дорогу для участия в государственных делах самого широкого круга афинских граждан, в том числе – малообеспеченных. Аристотель в сочинении “Афинская полития” описывал это следующим образом: “Жалованье получает, во-первых, народ за рядовые народные собрания – по драхме, а за главные – по 9 оболов. Затем в судах получают по 2 обола; члены Совета – по 5 оболов, пританы – по 6, архонты – по 4.”[2]
В тесной взаимосвязи с началом выплат жалованья чиновникам находилась и другая проведенная Периклом реформа – гражданская. В соответствии с ее требованиями, гражданином Афин мог считаться лишь тот, чьи мать и отец были афинянами. Значение этого нововведения исследователи оценивают по-разному. Согласно Аристотелю, оно было следствием слишком сильно разросшейся гражданской общины, а между тем гражданство древние всегда рассматривали как важнейшее условие успешного функционирования государственного организма.[3] Следовательно, гражданская реформа Перикла преследовала цель формирования наиболее оптимального по численности гражданского коллектива, в чем в тот период был особенно заинтересован афинский демос.
Таким образом, в период правления Перикла происходит более четкое разделение властей: законодательная принадлежала Народному собранию, исполнительная – Совету 500 и магистратам, судебная – гелиэе. Одновременно принцип жеребьевки распространяется на большинство выборных должностей, что также свидетельствует об укреплении демократических начал в управлении.
В целом же можно сказать, что реформы Эфиальта и Перикла завершили процесс формирования системы афинской рабовладельческой демократии, обеспечили механизм ее успешного функционирования. Широкие круги граждан полиса получили возможность принимать участие в государственной деятельности – как через избираемые должности, так и через участие в работе Народного собрания.
Право быть избранным распространялось на всех граждан без ограничения. Введение платы за выполнение общественных функций создавало реальную возможность для политической деятельности малообеспеченных граждан. Был признан и стал реальностью для любого афинского гражданина принцип свободы слова.
Демократизация государственного строя не устранила присущих афинскому обществу социальных противоречий. В социальной структуре афинского общества классической эпохи можно выделить четыре основные категории населения: 1) зажиточные граждане-рабовладельцы, 2) демос – полноправное в политическом отношении, но бедное или среднее по своему имущественному положению население, 3) метеки – свободное, но политически неполноправное население неафинского происхождения; 4) рабы.
Кроме того, проводя социально-ориентированную политику, государство следило, например, за ценообразованием, прежде всего на хлеб – как основной продукт питания. Лица, замеченные в нарушении ценовой политики, подвергались большому штрафу. Для граждан Афин был установлен также так называемый теорикон – выдача денег на посещение театра.
Таким образом, власти Афин сознательно проводили политику, направленную на сглаживание имущественных противоречий и поддержание социальной стабильности. Доказательством могут служить мероприятия, направленные на относительное ограничение прав собственности. Так, среди богатых граждан Афин распределялись обязанности по выполнению особого рода повинностей в пользу государства – литургия. Разновидностями литургии являлись, например, хорегия (обязанность создавать и содержать хор, обеспечивать его участие в празднествах) или триерархия – обязанность оборудовать торговое судно (государство в этих случаях обеспечивало лишь строительство деревянного каркаса судна, а гражданин – его оснастку, эксплуатацию, подготовку и содержание экипажа и т.п.) По большому счету литургия представляла собой своеобразное ограничение частной собственности в интересах всех полноправных членов афинского общества.
В результате подобной политики в Афинах, не было придворной знати, государственной бюрократии, здесь не сформировался слой замкнутого военного сословия или могущественных жрецов, как это произошло, например, в восточных деспотиях.
Следует заметить, что возросшие в период правления Перикла расходы, связанные с проведением демократических реформ, во многом покрывались также за счет имперской внешней политики Афин. Так, входившие в Афинский морской союз АРХЭ союзные города должны были регулярно выплачивать Афинам особый налог – форос.
Таким образом, изменения, происходящие в политической жизни государства не могли, не отражаться и на его культуре.
Рассмотрим процессы, происходившие в культурной жизни Афин на фоне демократизации политики государства.
Развитие культуры в Афинах в V веке до н. э.
Как и в других областях жизни, в культуре V в. до н. э. наблюдается сочетание традиционных черт, восходящих к архаической и еще более ранним эпохам, и совершенно иных, порожденных новыми явлениями в социально-экономической и политических сферах. Рождение нового отнюдь не означало гибели старого. Как в городах строительство новых храмов весьма редко сопровождалось разрушением старых, так и в других сферах культуры старое отступало, но обычно не исчезало совершенно. Важнейший новый фактор, оказавший наиболее значительное воздействие на ход культурной эволюции в это столетие, — консолидация и развитие полиса, особенно демократического. Не случайно наиболее яркие произведения материальной и духовной культуры рождались именно в Афинах.
Необходимо помнить, что были и греко-персидские войны, вызвавшие подъем общегреческого патриотизма, осознание ценности эллинского образа жизни и его преимуществ; рост Афинского морского союза, приведший к сосредоточению в Афинах ярких деятелей культуры Греции. Огромную роль сыграла и сознательная политика руководителей Афин, стремившихся сделать родной город крупнейшим народным центром Эллады, средоточием всего ценного и прекрасного, что было тогда в греческом мире. Наконец, определенное воздействие на развитие культуры оказала Пелопонесская война, породившая чувство безысходности и отчаяния у ряда представителей интеллектуальной элиты.
В первой половине V в. до н.э. происходят важные изменения в религиозной идеологии греков. К сожалению, они известны нам мало и отражаются чаще всего в литературных произведениях. Подъем классического полиса, победа над персами имели важные последствия для народного мировоззрения. Современными исследователями отмечается рост религиозности среди греков. Dажным обстоятельством, связанным с подъемом классического полиса, является чувство исторического оптимизма, которое отразилось и в религиозном сознании. Зевс, все более занимавший доминирующее место в пантеоне, приобретал в мыслях и чувствах греков черты гаранта справедливости. Убежденность в том, что боги помогут человеку, если он лишен гордыни и приемлет свою судьбу, была присуща грекам той поры. Важнейшей особенностью следующего, «Периклова» периода было усиление, по крайней мере в Афинах, тенденции к полному слиянию в рамках единого пантеона полисных и народных божеств. Укрепляется культ Афины. Растет влияние культа Диониса, в котором отчетливо прослеживаются демократические тенденции. Происходит очеловечение религии, она становится мирской. С этого времени государство и боги образуют неразрывное целое. Религиозное чувство уступает патриотизму и гордости граждан, они воздвигают своим богам столь великолепные памятники, явившиеся поводом для пышных празднеств и ставшие предметом восхищения всего мира. Но сливаясь с гражданской гордостью, религия очеловеченных богов уходит из сердца человека и возвеличивает его значительно меньше, чем он себе представляет.
Последняя треть V в. до н.э. позволяет говорить об определенном кризисе религиозного сознания греков, чему было несколько причин. Тяжелейшие бедствия, обрушившиеся на эллинский мир в годы Пелопонесской войны, сломили тот дух оптимизма, который господствовал в предшествующие годы, и одновременно подорвали веру в благость богов — гарантов существующего порядка. Вторая важная причина кризиса — усложнение характера общества, его социальной структуры, которым перестали соответствовать традиционные религиозные идеи, восходящие к глубокой древности. Прежде это несоответствие оставалось вне поля внимания современников, теперь же в новой, чрезвычайно сложной обстановке несоответствие буквально бросалось в глаза. Литература этих лет полна насмешек над богами, традиционными верованиями и ритуалами. Однако парадоксальность ситуации заключалась в том, что те самые граждане, которые вчера смеялись над богами, смотря комедию, завтра участвовали в торжественных религиозных церемониях в честь тех же божеств. Все это свидетельства наметившегося разрыва между религиозными чувствами гражданина и религиозной политикой государства, ранее невозможного в греческом мире. Наконец, в числе причин — и одновременно результатов — духовного кризиса следует назвать критику традиционных представлений и установлений общества, в том числе и религии, со стороны софистов. Софистические идеи более всего распространились среди верхушки общества. Вместе с тем нельзя преувеличивать масштабы и глубину этого кризиса. Именно в обстановке упадка старых представлений рождались новые религиозные идеи. В частности, в это время становится популярной идея о личной связи человека с божеством. Ее мы встречаем, например, у Еврипида, в общем весьма негативно относившегося к традиционным взглядам. Возрастает значение новых культов, например бога врачевания Асклепия. Некоторые старые культы возрождаются в связи с изменением их функций. Упадок традиционных верований приводит к широкому проникновению в Элладу иноземных культов, фракийских и азиатских. Для религиозного сознания эпохи характерно также распространения мистицизма.
В философии Vв. до н.э. ведущим направлением остается натурфилософия, сложившаяся в Ионии в предшествующем столетии. Наиболее яркие представители стихийно-материалистической натурфилософии этого времени — Гераклит Эфесский, Анаксагор и Эмпедокл. Подобно натурфилософам прошлого, философы V в. до н.э. основное внимание уделяли поискам первичного элемента. Гераклит, например, видел его в огне. Согласно Анаксагору мир первоначально представлял собой неподвижную смесь, состоявшую из мельчайших частиц («семян»), которой придал движение ум. Анаксагорова концепция ума оказала значительное воздействие на дальнейшее развитие философской мысли. Эмпедокл видел четыре первичных элемента (он их называл «корнями всех вещей»): огонь, воздух, землю и воду. Все материальные вещи, по Эмпедоклу, состоят из этих четырех элементов, количественно и качественно не изменяемых, соединенных в различных пропорциях. Движение материи (как и у Анаксагора) определяется находящимся вне ее разумом — организующим принципом космоса, преодолевшим начальный хаос. Наивысшего расцвета древнегреческий материализм достиг в учении Левкиппа из Милета и Демокрита из Абдер. Левкипп заложил основы атомистической философии. Его ученик Демокрит не только принял космологическую теорию своего учителя, но расширил и уточнил ее, создав универсальную философскую систему. Демокрит дал миру великое слово — атом. Он дал его в качестве гипотезы. Но поскольку эта гипотеза лучше всякой другой отвечала на вопросы, поставленные его предшественниками и его временем, этому брошенному им слову предстояло перейти в века. Впервые в истории философии Демокрит создал развернутую теорию познания, исходный пункт которой — чувственный опыт. Но истинная «природа» вещей (атомы), по Демокриту, недоступна чувству и постигается лишь с помощью мышления. Большое место в учении Демокрита занимали социальные и этические проблемы. Наилучшей формой государственного устройства он считал демократию, наивысшей добродетелью — безмятежную мудрость. Примерно с середины V в. в духовной жизни Греции происходит решительный поворот: отныне в центре философии оказывается не мир, а человек. Выразителями этой идеи стали софисты. Непримиримым врагом софистов в Афинах выступил Сократ, хотя с точки зрения обыденного сознания (как, например, оно отражено у Аристофана) сам Сократ — не только софист, но даже и глава их. Сократ был, скорее всего, не философом, а народным мудрецом, противостоящим софистам, но воспринявшим все то позитивное, что содержало их учение. Сократ не создал своей школы, хотя и был постоянно окружен учениками. Во взглядах Сократа отразились некоторые новые явления жизни афинского общества. Он подчеркивал необходимость профессиональных знаний для успешной деятельности в любой сфере жизни, откуда делались и политические выводы: руководство государством — это тоже профессия, и необходимо, чтобы ею занимались тоже профессионалы. Эта концепция была абсолютно противоположна основополагающим принципам афинской демократии, согласно которой управление полисом — дело каждого гражданина. Тем самым учение Сократа создавало теоретическую базу для олигархов, что и привело его в конце концов к непримиримому конфликту с демосом, закончившемуся осуждением и смертью Сократа.
В течение 5 в. до н.э. в самостоятельную научную дисциплину превращается математика, освобождаясь от влияния пифагорейцев и становясь предметом профессиональной деятельности ученых, не примыкавших ни к какому философскому направлению. Важным для развития математики было создание дедуктивного метода (переход с частного на общее). Прогресс математического знания особенно заметен в арифметике, геометрии, стереометрии.
Лишь применительно к Vв. до н.э можно говорить о рождении историографии: появляются настоящие историки. Современные исследователи ставят рождение истории как науки в связь с оформлением демократии и соответственно углублением политического сознания гражданства. Гражданин, создающий своей политической деятельностью современную историю, хотел знать и историю, которую творили его предки. Именно поэтому вершиной греческой историографии стал строго рациональный труд Фукидида. До Фукидида мы встречаемся с таким выдающимся греком, как Геродот, который был назван отцом истории. [4]
Труд Фукидида — это современная ему история. Только в самом начале он дает в очень краткой форме общий очерк истории Эллады с древнейших времен, все остальное содержание строго ограничено поставленной задачей. Фукидид сознательно противопоставлял свой метод методу своих предшественников — логографов и Геродота. Его можно считать родоначальником исторической критики. Фукидид свою задачу видит в том, чтобы создать правдивую историю Пелопонесской войны. Отбрасывая все чудесное (занимавшее столь значительное место в труде Геродота), Фукидид пытается объяснить происходившее только «природой человека». Тем самым естественнонаучный метод переносится в сферу политической истории. Значительную роль отводит Фукидид и выдающимся политическим деятелям, особо выделяя их способность осознать направление исторического процесса и действовать в соответствии с ним.
Заключение
Афинская демократия считается самой развитой, самой законченной и самой совершенной формой демократического строя античных государств. Изучая историю древнего мира, мы впервые, говоря об Афинах, встречаем термин «гражданин», который обозначает личность, наделенную неотъемлемыми правами. Представители практически всех сословий участвовали в государственном строительстве. Система афинской демократии V века до н.э. представляла собой хорошо организованную политическую систему, основанную на взаимодействии важнейших демократических институтов афинского полиса – Народного собрания, Совета 500, гелиэи.
Замещение государственных должностей строилось на принципах выборности, срочности, коллегиальности, подотчетности и возмездности. Сложившаяся система предоставляла афинским гражданам право не только участвовать в управлении государством, но и контролировать создание афинского законодательства.
Для своего времени афинская демократическая республика имела самое передовое государственное устройство, в условиях которого все полноправные граждане привлекались к управлению страной. Государство в свою очередь брало на себя обязанности по заботе об их материальном благосостоянии и развитии культуры. По словам Фукидида, преимущество этой политической системы заключалось в том, что она давала людям возможность быть политически и нравственно свободными, создавало условия для раскрытия и совершенствования каждого человека.
Таким образом, политические процессы происходившие в стране, оказывали глубокое влияние на культуру и сложившиеся ранее традиции, видоизменяя их и придавая новое значение. Афины в период 5 века до нашего времени, представляли собой политический и культурный центр Древней Греции.
Список литературы
1.Аристотель. Политика. Афинская полития. М.: Мысль, 2007г.
2.Боннар А.Греческие цивилизации. Т.1М. АСТ, 2005г. 4. Гиро П. Частная и общественная жизнь древних греков. Спб., 2005г.
3. Рожанский И.Д. Античная наука. М, 2007г.
4. Хрестоматия по истории Древней Греции М. Просвещение. – 2005г. 5. Кравчук А. Перикл и Аспазия. М, 1997г.
[1] Хрестоматия по истории Древней Греции М. Просвещение. – 2005г…
[2] Аристотель. Политика.Афинская полития. М.: Мысль, 2007.
[3] Аристотель. Политика.Афинская полития. М.: Мысль, 2007.
[4] Хрестоматия по истории Древней Греции. М. Просвещение. – 2005г… Раздел: Расцвет рабовладельческой демократии (Фукидид, История, II,),
www.ronl.ru
