Главная »
Реферат »
Суд и законность в художественной литературе реферат
Тема суда и законности в романе л.Н. Толстого «Воскресение». Суд и законность в художественной литературе реферат
Тема суда и законности в романе л.Н. Толстого «Воскресение»
Тема суда и законности в русской художественной литературе затрагивалась чрезвычайно часто с самого момента зарождения этой литературы и до настоящего времени. Писателей, на том или ином этапе своего творчества обращавшихся к теме суда и законности, кажется, невозможно сосчитать. Стоит вспомнить, что античная драматургия, ставшая в какой-то мере основой для всей последующей литературы, русской в том числе, была связана с этой темой чрезвычайно, как на уровне сюжета, так и на уровне формы. Суд, закон, судебное заседание для художественной литературы уже давным-давно стали чем-то близким, даже неотъемлемым, и порой провести грань между юридическим и художественным текстом бывает очень непросто. Так же трудно бывает понять взаимосвязь между этими типами текстов, определить, как одна и другая текстовые традиции влияют друг на друга. Однако в существовании этого влияния сомневаться не приходится. При этом на сегодняшний день фундаментальные труды, которые освещали бы в должной мере образ суда и законности, фактически отсутствуют. Исключениями стали книга И.Т. Голякова «Суд и законность в художественной литературе» и труд Ричарда Познера ‘Lawandliterature’. Первый, однако, слишком узко и предвзято освещает данную тему, а второй говорит, в основном, об англо-саксонской литературной традиции и делает упор на юридический и социальный аспекты, упуская при этом произведения таких авторов, как Достоевский и Толстой. Между тем, описание судебного заседания у этих авторов выполняет чрезвычайно важные, хоть и несколько разные функции. В частности, в романе Л.Н. Толстого «Воскресение» это описание является сюжето- и композиционно- и идейнообразующим.
М.М. Бахтин указывает на то, что наличие в эпиграфе романа евангельских цитат раскрывает основной идеологический тезис Толстого – противоестественность, невозможность любого суда человека над человеком [1: 10]. С невероятной красочностью Толстой описывает зал суда и ход судебного заседания, преследуя при этом одну главную цель – суд над судом, формальным, бесчеловечным и бездуховным, не имеющим права на существование [1: 11]. Основное противоречие уже заключено в основном сюжетном положении: присяжный Нехлюдов, призванный быть судьей над Масловой, сам является преступником – ее губителем. Один из главных приемов описания судебного заседания, подмеченный Бахтиным – действия членов суда, пафос которых никогда не совпадает с их переживаниями. Например, член суда, поднимающийся на судебное возвышение при общем вставании, на самом деле считает шаги и их количеством хочет обосновать свой сегодняшний вердикт.
Нарративная природа судебного заседания заключается, в первую очередь, в построении его на постоянных контрастах, на речах антагонистов – обвинения и защиты [6]. И это еще одна причина, по которой Толстой с такими подробностями описывает внутреннее устройство зала суда. Здесь можно провести параллель с крестьянской избой, которая в своем сакральном смысле представляет собой модель мира. Зал суда, и тот, о котором говорит Толстой, и вообще устроен по принципу контраста. М.М. Бахтин говорит о том, что русская изба как модель мира с самого начала присутствовала в произведениях Толстого, но до «Воскресения» она была эпизодом, появлялась лишь в кругозоре героев иного социального мира или выдвигалась как второй член антитезы, художественного параллелизма. [1: 5] Тем интересней тот факт, что с детальной подробностью описывает в романе Толстой не крестьянскую избу (об устройстве которой, впрочем, должно было быть известно любому его читателю того времени), а зал суда, в котором слушается дело Масловой. Между двумя моделями можно провести вполне очевидные параллели. Даже черты исконного русского трехуровневого восприятия мира находят здесь отражение («Один конец ее был занят возвышением, к которому вели три ступеньки…», «С правой стороны на возвышении стояли в два ряда стулья…», «Задняя же часть вся занята была скамьями, которые, возвышаясь один ряд над другим, шли до задней стены») [5: 25]. По аналогии с устройством избы в правом, «красном» углу суда висят иконы, а северный угол, который в русской избе символизирует смерть, в описываемом зале суда отведен для решетки, за которой должны сидеть обвиняемые («С левой стороны, против конторки, был в глубине столик секретаря, а ближе к публике - точеная дубовая решетка и за нею еще не занятая скамья подсудимых»). Противопоставлены друг другу места для обвинения и защиты, судьи и зрители, подобное расположение известно античных времен. Именно эти противопоставления позволяют говорить о зале суда как о модели вселенной, но отличной от мира русской избы в главном – в отсутствии ощущения «своего». Семейность, домашний очаг, «свой» дом противоположны здесь дому «казенному». Подобное сравнение в пользу крестьянского семейного быта соответствует основной мысли романа, которую Бахтин называет социально-идеологической. Именно в нем заключено отношение Толстого к суду присяжных и суду в целом как к несправедливому и недолжному иметь место, а к крестьянскому укладу – как к единственно верному, т.е., в этом сравнении – фундаментальная мысль романа, сводящаяся к критике и неприятию автором существующего социального строя вообще.
Другое проявление темы суда в романе прослеживается на уровне композиции, которая во многом совпадает со структурой судебного заседания с участием присяжных. Так, судебное производство начинается со вступительных заявлений обвинителя и защитника, где обвинитель излагает существо предъявленного обвинения и предлагает порядок исследования представленных им доказательств [3]. Толстой же начинает свой роман с краткого жизнеописания Катюши Масловой, довольно беспристрастного и отстраненного, используя в отношении героини юридическую лексику, все время называя ее «арестанткой» и «разбойницей». [5: 6]. В целом всю первую часть романа можно соотнести с основным ходом судебного заседания, в конце которого Масловой выносится приговор. Вторая часть, в которой по сюжету Нехлюдов хлопочет о помиловании для Масловой, можно соотнести с такой частью судопроизводства, как подача апелляции и требование повторного рассмотрения дела. Но приговор остается неизменным и в третьей части он вступает в силу.
Таким образом, мы можем говорить о том, что образ суда в романе «Воскресение» не просто занимает центральную позицию, но и служит основополагающей моделью построения текста, поведения героев и средством выражения авторской идеологии.
Литература
Бахтин М.М., Предисловие, 1930.
Голяков И.Т., Суд и законность в художественной литературе, Государственное издательство юридической литературы, М: 1959.
Особенности судебного следствия в суде с участием присяжных заседателей // Присяжные.рф, URL:http://присяжные.рф/главное/производство(Дата обращения: 01.02.2014)
Почему русская изба является моделью вселенной? // Мир текстов Интернета – 03.03.2013 – URL: http://profitexter.ru/archives/3801(Дата обращения: 07.02.2014)
Толстой Л.Н., Воскресение. Рассказы, Художественная литература, М: 1984.
Третьяков В., Право как литература - и наоборот, «НЛО» 2011, №112.
Ю.А. Коптелова
(ПГГПУ)
studfiles.net
Реферат – Человек и природа и в художественной литературе
1.2. Взаимоотношения человека и земли у В. РаспутинаВ. Распутин обращается к проблеме общения человека с природой во многих произведениях. Например, в "Прощание с Матерой" - книге о том, что взаимоотношения человека и земли - проблема не обычная, а глубоко нравственная. Не случайно слова Родина, народ, родник, природа - одного корня. В повести образ Родины неизменно связан с образом родной земли. Матера - это и остров, и древняя деревенька с таким же названием; Матера должна быть стерта с лица земли. Должно исчезнуть все: дома, огороды, луга, кладбище - вся земля уйдет под воду навечно. С большой тревогой и безнадежной иронией говорит старуха Дарья "Она, жисть ваша, ишь какие подати берет: Матеру ей подавай, оголодела она. Одну бы только Матеру?!"Другая жительница деревни - Анна, как и все старики знает только свою родную Матеру, любит её и не хочет с ней расставаться. По её мнению, самый большой грех на свете - это лишить человека его родины. А старая Настасья от-кровенно тоскует: "Кто ж старое дерево пересаживает?!"Символично, что та весть, которая побудила героев активно действовать, принес Богодул. Этот герой воспринимается не иначе как своеобразный дух Матеры (живет он на острове, одному богу известно сколько). Войдя к сидящим за самоваром старухами, он возвестил: мертвых грабят, наверное многое старухи могли бы снести молча, безропотно, но не это.Когда добрались они до расположенного за деревней кладбища, работники санэпидемстанции "доканчивали свое дело, стаскивая спиленные тумбочки, оградки и кресты, чтобы сжечь их одним огнем". Им и в голову не приходит, что для Дарьи и других сельчан кладбище - нечто святое. Не зря даже сдержанная Дарья, "задыхаясь от страха и ярости, закричала и ударила одного из мужиков палкой, и снова замахнулась, гневно вопрошая: "А ты их тут хоронил? Отец, мать, у тебя тут лежат? Ребяты лежат? Не было у тебя, поганца, отца с матерью. Ты не человек. У какого человека духу хватит ". Её поддерживает вся деревня...Эта сцена в повести дает повод для глубоких размышлений. Не нами начинается жизнь на свете и не нашим уходом она заканчивается. Как мы относимся к предкам, так и к нам будут относиться потомки, беря пример с нас. "Неуважение к предкам есть первый признак безнравственности", писал еще Пушкин.Распутин, размышляя об этом, показывает несколько поколений. Получается, что чем дальше, тем связи становятся слабее. Вот старуха Дарья свято чтит память об ушедших. Сын её, Павел, понимает мать, но то, что её волнует, для него не самое главное. А внук Андрей и вовсе не понимает о чем речь. Для него не представляет сложности принять решение устроиться на строительство плотины, из-за которой и будет затоплен остров. И вообще он уверен, что память - это плохо, без нее лучше. Повесть Распутина воспринимается как предупреждение. Такие, как Андрей, будут созидать, разрушая и, когда задумаются чего же в этом процессе больше, будет уже поздно: надорванные сердца не излечиваются. А такие как Петруха (он поджег собственный дом, чтобы поскорее получить за него денежную компенсацию), и не станут утруждать себя созиданием: их устраивает, что за разрушение платят деньги. Своеобразным символом предупреждения нарисован новый поселок, куда должны перебраться сельчане. Поселок, хоть и сработан красиво, домик к домику, да поставлен как-то несуразно, но по-людски. Наверное, и прощаться, в случае надобности с этим поселком будет куда проще, чем с Матерой. А человек обязательно должен чувствовать себя хозяином земли. Иначе, зачем жить? "Если земля - территория и только, то отношение к ней соответствующее. Землю - родную землю, Родину - освобождают, территорию захватывают... Кто мы на этой земле - хозяева или временные пришельцы: пришли, побыли, ни прошлого нам не нужно, ни будущего у нас нет?" Такие размышления вызывает талантливая повесть В. Распутина.
1.3. Отображение проблемы в творчестве Ф. Абрамова
Раскрытие проблем взаимоотношений человека и природы можно проследить в романах Ф. Абрамова "Братья и сестры", "Две зимы и три лета", "Пути-перепутья" и "Дом". Объединенные общими героями и местом действия (северное село Пекашино), эти книги повествуют о тридцатилетней судьбе русского северного крестьянства, начиная с военного 1942 года. За это время состарилось одно поколение, возмужало второе и подросло третье. И сам автор обретал мудрость со своими героями, ставил все более сложные проблемы, вдумывался и вглядывался в судьбы страны, России и человека. Более двадцати пяти лет не расставался автор с любимыми героями, искал вместе с ними ответа на мучительные вопросы: да что же такое, эта Россия? что мы за люди? почему мы буквально в нечеловеческих условиях сумели выжить и победить врага и почему в мирное время не смогли накормить людей, создать подлинно человеческие, гуманные отношения, основанные на братстве, взаимопомощи, справедливости? "Братья и сестры", как и все творчество Абрамова подготавливала общество социально-философски и нравственно к сегодняшним переменам. Хотя все книги объединены в тетралогию, но каждая из них представляет, как подчеркивал не раз автор, законченное художественное целое. Поэтому возможно рассматривать каждый роман отдельно.В «Братьях и сестрах» автор пишет о подвиге - "сражении за хлеб, за жизнь", которое во время войны вели полуголодные бабы, старики, подростки. Абрамов сумел "взглянуть в душу простого человека", он ввел в литературу целый пекашинский мир, представленный разнообразными характерами. Не будь последующих книг тетралогии, все равно остались бы в памяти семья Пряслиных, Анфиса, Варвара, Марфа Репишная, Степан Андреянович.В романе автор размышляет сам и заставляет задуматься читателя о вопросах "бытийных", не лежащих на поверхности, а уходящих корнями в осмысление самой сути жизни и ее законов. Он связывает проблемы социальные с нравственными, философские с общечеловеческими. Подобный подход, как писал сам Абрамов, наводил его на мысль переделать начало: открыть роман поэтически-философской картиной летящих журавлей, соотнести извечные законы природы, которым повинуются мудрые птицы, с варварством людей. «Небывалое, непостижимое творилось на земле. Пылали леса. Вздымались к небу пожарища. Гремели громы не с небес, с земли! Железным дождем секло и снизу и сверху - и тогда падали их неделями летевшие товарищи, клин терял свой изначальный, с незапамятных времен установленный рисунок. С кормежкой было худо - часто не находили былых жировок, им не махали с земли, как прежде, не кричали мальчишки: журавушки, куда вы?.. А они все летели и летели, повинуясь древнему закону, на свои древние гнездовья, в северные леса, на болота, на животворные воды Заполярья».Природа, люди, война, жизнь... Подобные размышления хотел ввести писатель в роман. Об этом - внутренний монолог Анфисы: "Растет трава, цветы не хуже, чем в мирные годы, жеребенок скачет и радуется вокруг матери. А почему же люди - самые разумные из всех существ - не радуются земной радости, убивают друг друга?.. Да что же это происходит-то? Что же такое мы, люди?»В романе «Две зимы и три лета» Абрамов ставит самые трудные, болевые вопросы времени. Он говорил о бедственном положении крестьян, о чиновничьем произволе, об опасности возрождения нового культа личности, об уроках нашей истории, о необходимости соблюдения законов, о развитии демократии и гражданского самосознания. Он запечатлел израненную войной, но живую душу народа, не утратившего в пору бед и лишений любовь к земле, чувство ответственности, взаимопомощи, сострадания.Вставал перед Абрамовым вопрос и о герое времени. Выступая против плакатной фигуры бездумного энтузиаста, он хотел ввести думающего героя, начинающего самостоятельно мыслить. Таким дол жен был стать Лукашин. "Нынешний герой - человек противоречивый, рефлектирующий, сомневающийся, начинающий думать, освобождаться от тяжкого груза догм, которые насаждались в нем в течение многих лет. Да и как может быть иначе? Абрамовский Лукашин - думающий человек. Он-то и есть герой современности. Герой еще не тот человек, который умеет только размахивать кувалдой. Но думающий человек пока обречен".Наиболее глубоко проблема думающего человека прозвучит в следующих книгах - "Пути-перепутья" и "Дом". Но и в романе "Две зимы и три лета" она затронута. Лукашин заставляет людей думать о своих правах и самостоятельности, когда возвращает кузнеца Илью Нетесова из леса, когда сам отправляется в лес и оставляет руководителем Михаила Пряслина, когда начинает спорить с Подрезовым, с Ганичевым. Начинают размышлять о жизни и спорить друг с другом Михаил, Егорша, Евсей Мошкин, Илья. Немногочисленные авторские наброски-добавления свидетельствуют об огромной творческой работе художника, о его постоянном стремлении "докопаться до истины", понять "что такое человек", что мешает нам жить по-человечески, разумно, радостно, справедливо. Он раздвигал горизонты нашего мышления, учил думать над сложными проблемами века - социальными, философскими, психологическими.
refbox.org
Методологические аспекты использования литературно-художественного материала при анализе вопросов формирования правосознания
Правовая проблематика в русской художественной литературе. Повышенный интерес и многообразие подходов западных авторов к проблеме взаимодействия литературы и права на фоне практически полного отсутствия российских исследований по данной тематике порождает не только вполне объяснимое желание заняться малоизученной научной проблемой, но и некоторую настороженность - возможно, отсутствие исследовательских работ связано со спецификой самой отечественной литературы, вызвано отсутствием самого предмета обсуждения? Действительно, ведь еще в начале века известный юрист и социолог Б.А. Кистяковский, рассуждая о правосознании российской интеллигенции, вынужден был с сожалением констатировать, что право не входит в число культурных ценностей даже наиболее просвещенной части российского общества, не говоря уж о «народе». И в подтверждение этой мысли Кистяковский предлагал обратить внимание на русскую литературу, которая, в отличие от европейской словесности, демонстрирует полное безразличие к вопросам права. А между тем, именно в литературе, по мнению автора, «прежде всего мы должны искать свидетельство о том, каково наше правосознание»... Может быть, Кистяковский справедливо упрекал русскую литературу в полном безразличии к вопросам права, и тогда нетрудно объяснить, почему российские ученые мало интересовались проблемой «литературно-правового» взаимодействия. Более того, в этом случае сама возможность изучения вопросов влияния художественной литературы на формирование правосознания и отражения правосознания в литературе представляется весьма сомнительной. Знакомство с русской литературой убеждает, однако, в том, что позиция Кистяковского не совсем объективна и мало соответствует действительности. Здесь необходимо учитывать, что Кистяковского как либерала и сторонника реформ не устраивало, в первую очередь, то, что его современники- литераторы уделяли мало внимания новейшим прогрессивным тенденциям в развитии права, правовой науки, в отличие от зарубежных авторов, которых он упоминает в своей знаменитой работе «В защиту права». С этим трудно не согласиться, однако, это отнюдь не означает, что русская словесность вообще не затрагивала никаких правовых проблем. Скорее наоборот, художественная литература в России нередко опережала свое время, проповедуя прогрессивные и даже радикальные правовые идеи. Тот самый «обличительный пафос», который всегда воспевали советские (да и досоветские) критики в качестве несомненного достоинства классической русской литературы был, во многом, результатом осмысления неудовлетворительного положения именно в правовой сфере. В то время, как в российском законодательстве по-прежнему провозглашалась незыблемость крепостничества, судебный процесс мало чем отличался от феодального, а разговоры о необходимости реформ в правовой сфере приводили лишь к усилению реакции, русская литература уже активно обсуждала проблемы естественных, неотъемлемых прав человека, равенства перед законом и судом, вообще законности как таковой, ограничения произвола в судебной сфере и т.п. Хорошо известно также, что русская литература оказывала весьма ощутимое влияние на общественное сознание (что заставляло власть пристально следить за развитием художественного процесса и нередко приводило к гонениям на литераторов, чьи идеи казались чересчур радикальными), и в этом смысле можно говорить о своего рода преемственности советской литературы по отношению к русской классике, хотя задачи, методы, формы подобного влияния существенно изменились в советский период. Указанные выше особенности наиболее характерны, конечно, для русской литературы XIX века, однако, весьма показательно, что определенный интерес к вопросам права и законности русская словесность начинает проявлять буквально с момента своего зарождения. Так, уже в древнерусских устных сказаниях, пословицах, преданиях и плачах появляется тема «судейской неправды»: Што неправедные судьи расселяются... Никуды от их, злодеев, не укроешься... Разоблачению судьи-взяточника посвящена и хорошо известная «Повесть о Шемякином суде», написанная в XVII веке и впоследствии неоднократно переписывавшаяся в прозаической и стихотворной формах, поскольку сюжет явно оставался актуальным. Недаром само выражение «Шемякин суд» вошло в поговорку. Обсуждение и осуждение недостатков государственного управления России в целом и правосудия в частности стало одной из заметных тем в литературе XVIII века. Корыстолюбие и продажность судей выступает одним из объектов сатиры известного баснописца И.И. Хемницера: Таким-то и тягаться, Которым кошелек поможет оправдаться, А недостаточные знают: Без денег, как на торг, в суд незачем ходить. Еще более резкая критика «судебной неправды» содержится в произведениях В. Капниста, которому довелось на себе испытать все изъяны российской судебной системы. На материале конкретного судебного процесса основан сюжет комедии «Ябеда», оканчивающейся весьма характерной сценой. Членов судебной палаты за взяточничество отдают под суд, однако - они не сомневаются в благополучном для себя исходе разбирательства: Впрямь: моет, говорят, ведь руку де рука, И с уголовную гражданская палата, Ей-ей частехонько живет за панибрата... Новая эпоха российской правовой истории была ознаменована появлением знаменитого екатерининского «Наказа», открытием заседаний комиссии по составлению нового Уложения и определенным интересом к идеям западных просветителей. Работа комиссии, как известно, не увенчалась успехом, а либеральные настроения пришли в упадок после пугачевского восстания, однако, русская литература теперь уже не просто бичевала отдельные недостатки судебной системы, но говорила о пороках строя в целом, неравенстве, крепостном рабстве и отсутствии гражданских свобод. Подобные взгляды отстаивал, в первую очередь, А.Н. Радишев, говоривший, в частности, о том, что «порабощение есть преступление», и его необходимо искоренить. «Может ли, - вопрошал Радищев, - государство, где две трети граждан лишены гражданского звания и частию в законе мертвы, назваться блаженным?». В таких произведениях, как «Путешествие из Петербурга в Москву», ода «Вольность» и неоконченном публицистическом «Опыте о законодательстве», Радищев, основываясь на исходных положениях теории естественных прав человека и договорного происхождения государства, критикует российское самодержавие и бюрократическую систему, демонстрирует теоретическую и практическую несостоятельность крепостного права, защищает свой социально-правовой идеал -. общество свободных и равноправных собственников. Младший современник Радищева, «российский Эзоп» И.А. Крылов никогда не разделял столь радикальных взглядов, однако в его баснях и на страницах его сатирических журналов («Почта духов», «Зритель») то и дело появлялись весьма критические отзывы о российской правовой и, в особенности, судебной системе. В аллегорической форме высмеиваются в его баснях судебные порядки: Когда-то в старину, Лев с Барсом вел предолгую войну За спорные леса, за дебри, за вертепы. Судиться по правам - не тот у них был прав; Да сильные ж в правах бывают часто слепы. У них на это свой устав: Кто одолеет, тот и прав. Сходные ситуации описаны в баснях «Крестьянин и овца», «Щука», «Волки и овцы», «Пестрые овцы» и многих других. | www.jourclub.ru
