Дополнение
В главе, содержащей критический обзор, мы высказали свое отрицательное отношение к двусторонним ваготомиям по Дрегстедту для лечения язвенной болезни. Мы указывали, что теоретические обоснования этой операции с нашей точки зрения не особенно убедительны.
Здесь нам хочется более подробно остановиться на критике теоретического обоснования ваготомий при язвенной болезни.
В нашей клинике Н. В. Хорошко подробно изучила анатомию блуждающих нервов на их пути от бифуркации трахеи до желудка. Е. В. Лоскутова провела тщательные исследования желудочной секреции у больных с гастростомическими свищами до и после двусторонней ваготомий. Обе эти работы вносят очень ценные новые данные в проблему ваготомий, уточняя наши возможности для максимально полного пересечения блуждающих нервов в районе кардии, но главное, давая почти исчерпывающие сведения о влиянии ваготомий на секрецию желудка у здорового человека при испытании этой секреции на все виды пищевых раздражителей.
Нас могут спросить: «Но если вы не скрывали своего скептического отношения к операциям Дрегстедта, то зачем же было предпринимать исследовательские работы, уточняющие технику самих ваготомий?»
В ответ на этот вопрос мы должны сказать, что, скептически относясь к той концепции, по которой двусторонние ваготомии сами по себе могут вылечивать язвенных больных, независимо от местоположения язвы и высоты кислотности, мы абсолютно были уверены, что ваготомия выключит первую, психическую фазу желудочной секреции тем полнее, чем большее количество ветвей десятой пары удастся пересечь на их пути к желудку. И мы не сомневаемся, что такое пересечение блуждающих нервов весьма желательно как дополнительное мероприятие при типичных субтотальных гастрэктомиях у больных с особо выраженной гиперсекрецией соляной кислоты. Мы делаем это уже лет десять.
Наконец, я считаю ваготомии выдающимся достижением в деле лечения маргинальных пептических язв, развившихся после резекций желудка. Подобные случаи встречаются в общем очень редко, зато некоторые из них способны повергнуть и хирурга, и больного в отчаяние вследствие упорных рецидивов. Есть основание верить, что ваготомии могут принести этим больным окончательное избавление.
Итак, изучить варианты ветвления блуждающих нервов нам нужно было, во-первых, чтобы возможно полнее пересекать их попутно при резекциях; во-вторых, чтобы решить вопрос о выборе между субдиафрагмальными и трансторакальными денервациями для лечения послеоперационных язв соустья; наконец, в-третьих, чтобы овладеть способом перерезки обоих блуждающих нервов, так как в это время мы стали производить эту операцию у части больных с Рубцовым сужением пищевода при создании искусственного пищевода из тонкой кишки.
Предпринять эти анатомические проверочные работы нас побуждало и то обстоятельство, что в числе многих аналогичных исследований, опубликованных совсем недавно, можно встретить диаметрально противоположные заключения о преимуществах субдиафрагмального или трансплеврального подхода.
Очень точные и подробные исследования желудочной иннервации были сделаны Мак Кри (Е. D. А. МсСгеа), Митчелом (G. A. G. Mitchell) и недавно Кампмейером (G. Kampmeier). Они показали, что ниже бифуркации оба блуждающих нерва распадаются каждый на 3–4 главные ветки, которые не только причудливо оплетают пищевод снаружи, но часто погружаются внутрь его стенки. Эта сложная нервная сетка дополняется симпатическими ветками, отходящими от пограничного ствола и ганглиев и вплетающимися сюда вдоль всего грудного отдела пищевода. Подходя к hiatus диафрагмы, блуждающие нервы снова собираются каждый в 1–2 главных ствола, которые и направляются поверх кардии к передней и задней желудочной стенке.
Указанные особенности ветвления блуждающих нервов подсказывали необходимость денервации пищевода на весьма значительном промежутке, т. е. трансторакальным путем. К этому же побуждали и соображения о возможности регенерации нервов в случае их простого пересечения, как это было доказано работами Смитвика (R. H. Smithwick). Вот почему первые ваготомии Дрегстедта и его сотрудников производились всегда трансторакально. Мур (F. D. Moore) в Бостоне также разработал специальную технику денервации пищевода на протяжении 2–4 см. (10) выше диафрагмы, причем концы резецированных нервов замуровливались непроницаемыми шелковыми цилиндрами.
Трансторакальные резекции блуждающих нервов рекомендует и Артур Аллен, поддерживая указанную технику Мура — своего коллеги по Массачусетской общей больнице. Аллен считает трансплевральные резекции блуждающих нервов более логичными и ссылается на такое же суждение Черчиля и Суита, возглавляющих отделение грудной хирургии той же больницы.
Как ни авторитетны названные хирурги, особенно в грудной хирургии, тем не менее многие хирурги в самой Америке стали все охотнее переходить на субдиафрагмальные ваготомии. Так, например, в клинике покойного Крайля (Кливленд, Огайо) Джордж Крайль младший со своими сотрудниками Коллинсом и Стивенсоном (Е. N. Collins и С. W. Stevenson) уже в первой полусотне своих ваготомии решительно перешли к поддиафрагмальному пересечению, выполнив лишь 6 раз эту операцию трансплеврально, а 44 раза — снизу. В прениях по их докладу в Ассоциации гастроэнтерологов 9 июня 1947 г. выступил Ральф Кольп, сообщивший, что и в Mount Sinai Hospital на 90 ваготомий 33 первых случая были выполнены трансторакально, а последние 57 — интраабдоминально. И в клиниках Мейо Уолтере (W. Walters) высказывается за поддиафрагмальный путь.
В Англии Битти (A. Davis Beatti) на основе собственных 103 ваготомий решительно высказывается за поддиафрагмальные ваготомии и утверждает, что при трансторакальных резекциях более чем в 10 % случаев неврэктомии окажутся недостаточно полными.
Как видно из всего изложенного, мнения о наилучшем способе ваготомии, гарантирующем максимальное пересечение ветвей обоих блуждающих нервов, были весьма противоречивы. Для уяснения дела не оставалось ничего другого, как предпринять собственные исследования, что и было поручено Н. В. Хорошко. При этом мы имели возможность проверить еще третий способ, связанный с использованием нашего отечественного доступа в заднее средостение после широкой сагиттальной диафрагмотомии по методу Сапожкова-Савиных.
Н. В. Хорошко подробно изучила топографию обоих блуждающих нервов на 200 трупах (150 мужских и 50 женских). При этом она старалась по возможности выдерживать условия и величину разрезов, применяющихся в подобных операциях на живых людях: живот вскрывался из верхнего срединного разреза; рассекалась венечная связка левой доли печени, после чего тупой препаровкой стремились выделить оба блуждающих нерва. В каждом отдельном случае при этом оценивалась возможность обнаружения стволов и крупных ветвей при таком разрезе брюшной стенки.
Далее производилась сагиттальная диафрагмотомия, делавшая возможным обозрение хода ветвей над диафрагмой и выше, вплоть до бифуркации.
При этом было установлено, что в некоторой части случаев только одна из выходящих из-под диафрагмы двух ветвей блуждающего нерва относилась к левому стволу, а вторая представляла собой переднюю крупную ветвь правого блуждающего нерва.
Обнажение правого блуждающего нерва обычно удавалось путем тупой расслойки и образования щели между правой ножкой диафрагмы и кардиальным отделом желудка. Если браншами ножниц отвести стенку желудка влево, то при потягивании желудка книзу становятся отчетливо видны натягивающиеся ветви и самый ствол правого блуждающего нерва.
Все варианты ветвления блуждающих нервов Н. В. Хорошко схематически зарисовывала. Изучение 200 протоколов позволило ей установить следующие типовые варианты, представленные на прилагаемых рисунках (рис. V на цветной вклейке).
Левый блуждающий нерв на уровне диафрагмы может разветвляться по следующим шести типам:
А. Одиночный ствол, лежащий близ правого края кардии. 18 случаев, т. е. 9 %.
Б. Одиночный ствол, лежащий по середине передней стенки пищевода и кардии. Это самый частый вариант, наблюдавшийся в 91 случае, т. е. в 45,59 %.
В. Одиночный ствол, расположенный у левого края кардии. 11 случаев, т. е. 5,5 %.
Г. Две крупные ветви, лежащие на передней полуокружности кардии недалеко друг от друга. 54 случая, т. е. 27 %.
Д. Рассыпной тип, когда 3–4 ветви изолированно пересекают поверхность кардии. Только 2 случая, т. е. 1 %.
Е. Смежное расположение двух ветвей, из которых одна — левого, а вторая — правого блуждающего нерва. 24 случая, т. е. 12 %.
Правый блуждающий нерв на уровне диафрагмы дает гораздо меньше типовых вариантов, чем левый.
А. Одиночный ствол, обнажаемый в щели между правой ножкой диафрагмы и кардией. 105 случаев, т. е. 52,5 %.
Б. Два ствола, интимно близко расположенных там же. 71 случай, т. е. 35,5 %.
В. То же, что два предыдущих, плюс передняя крупная ветвь, отходящая на высоте 2–3 см выше диафрагмы и идущая на переднюю стенку кардии. 24 случая, т. е. 12 %.
Топография блуждающих нервов вдоль грудной части пищевода имеет в основном следующие особенности.
Левый блуждающий нерв, отделившись ниже корня левого легкого, пересекает наискось переднюю поверхность нижнегрудного отдела пищевода в основном магистральным стволом, получая от правого блуждающего нерва не более 1–2 анастомотических ветвей.
В других случаях левый блуждающий нерв спускается к желудку 2–3 ветвями, отдавая кзади тонкие веточки, анастомозирующие с правым блуждающим нервом на задней поверхности пищевода. В то же время сам левый ствол получает вышеназванные веточки от правого блуждающего нерва.
Наконец, иногда левый блуждающий нерв нисходит к желудку, образуя крупнопетлистые разветвления за счет обогащения архитектурного рисунка анастомозами, идущими к правому блуждающему нерву или от него. Однако в большинстве случаев, подходя к отверстию диафрагмы, левый собирается в 1–2 ствола.
В результате проделанных анатомических проверок Н. В. Хорошко пришла к выводу, что принцип поддиафрагмальной ваготомии достаточно обоснован, ибо на этом уровне оба блуждающих нерва в большинстве случаев формируются в магистральные стволы, имеющие достаточно очерченные типовые расположения.
Обратимся ко второй нашей работе — проверке влияния ваготомий на функцию желудка у человека. Опыты эти в подобной форме, по-видимому, еще никем не производились. Все подробности изложены и документированы в докторской диссертации Е. В. Лоскутовой, здесь же будут приведены некоторые из основных выводов.
Вот обстоятельства, при которых подобные исследования на людях оказались возможными.
По схеме наших операций искусственного пищевода мобилизованная кишка проводится на шею, а начальный отрезок тощей кишки включается в систему Y-образным анастомозом. В результате желудок оказывается полностью выключенным для прохождения пиши, притом навсегда. Хотя наш опыт до сих пор показывал, что никаких расстройств питания, обмена или гемопоэза такое полное выключение желудка не причиняет, тем не менее мысль о возможности включения созданного пищевода в имеющийся желудок казалась вполне естественной. Технически включить искусственный пищевод путем гастроэнтеростомии было бы делом совершенно нетрудным.
При этом нами принимались во внимание следующие весьма важные обстоятельства.
На нашем значительном клиническом материале полных стриктур пищевода после ожогов довольно часто приходится иметь дело с желудочными свищами, наложенными в других больницах строго по средней линии, т. е. расположенных прямо на пути, по которому предстоит прокладывать туннель для проведения мобилизованной кишки на шею. Если такие свищи помешаются не слишком близко к мечевидному отростку и находятся ближе к пупку, то иногда еще можно сделать обход внутри брюшной полости и, обойдя подшитый желудок, прокладывать туннель кратчайшим путем, т. е. от вершины стернального угла. Но если, как бывает чаще всего, этот неудачный желудочный свищ расположен в самой вершине реберного угла, то использовать кратчайший путь для проведения мобилизованной кишки совершенно невозможно. Если выделенной кишки по длине достаточно, чтобы провести ее по изогнутой траектории в далекий обход желудочного свища, то вопрос может решиться удовлетворительно. В противном же случае возникает дилемма: либо переставить желудочный свищ на новое место, в сторону, т. е. параректально, либо довольствоваться доведением кишки до уровня ключицы, или еще ниже. Так как во втором случае для завершения создания пищевода совершенно необходимы минимум три сложные операции, то предпочтительно переставить желудочный свищ и избрать более прямой путь для проведения кишки.
Вторым не менее императивным поводом для перестановки свища на новое место оказывается то, что самый свищ неудовлетворителен по своему оформлению, т. е. подтекает мимо резиновой трубки. Это обычно ведет у больных с высокой кислотностью желудочного сока к очень неприятному дерматиту вследствие разъедающего действия желудочного сока на кожу. Площадь таких дерматитов нередко бывает значительной, что весьма затрудняет производство сложной антеторакальной пластики и создает дополнительный риск инфекции. Поэтому вполне целесообразно переделать заново имеющуюся гастростомию, чтобы устранить возможность подтекания мимо трубки.
Но, включая кишечный пищевод в переднюю стенку желудка, мы тем самым обрекаем больных на риск развития пептической язвы соустья, а в случае подобного ужасного осложнения почти невозможно представить себе, что же мы стали бы делать. Ведь терапевтическим мероприятиям эти послеоперационные язвы совершенно не поддаются, а хирургическим путем можно ликвидировать их только радикальным иссечением, т. е. разрушая созданный искусственный пищевод, притом почти непоправимо.
Эти рассуждения отнюдь не чисто теоретические. В давние годы мы лишь очень редко анастомозировали кишечный пищевод с желудком именно из боязни пептических язв соустья. Тем не менее нам пришлось встретить образование этого осложнения даже через несколько лет после окончания создания искусственного пищевода, притом в самой страшной форме, когда, например, у одного юноши такая пептическая язва и изъязвила лапаротомный рубец и привела к полному разрушению всего искусственного пищевода. У больного образовался колоссальный свищ желудка диаметром 8—10 см, через который на глаз можно было видеть одновременно и отверстие привратника, и устье пищевода. Мне все же удалось реконструировать и благополучно воссоздать больному искусственный пищевод. Но, воочию увидев эти ужасающие деструктивные разрушения, причиняемые активным желудочным соком не только слизистой кишке, но и ее брыжейке, а затем брюшине, жировой клетчатке, даже всей толще кожи, и пережив все невероятные трудности реконструктивной пластики в подобном случае, вряд ли захочешь в другой раз анастомозировать кишечный пищевод с желудком.
Итак, либо надо было отказываться от мысли включать желудок при создании искусственного пищевода, либо принимать самые решительные меры против возможности развития пептических язв соустья. Так возникла проблема сопутствующей ваготомии у больных с высокой кислотностью желудочного сока, которая позволила бы в каждом отдельном случае выяснить вопрос о ее влиянии на желудочную секрецию, а вместе с тем и вопрос о возможности или же, наоборот, о рискованности последующей гастроэнтеростомии.
Поэтому, решив производить у части больных с высокой кислотностью желудочного сока при создании им искусственного пищевода сопутствующую ваготомию, мы в первую очередь остановились на больных, у которых необходимо было перемещать желудочный свищ на новое место, и производили двустороннюю ваготомию одновременно с операцией перемещения свища.
План наших действий был следующий. Больные, поступившие для пластики пищевода, подвергались подробному исследованию желудочной секреции через имеющийся желудочный свищ. Из их числа сразу отсеивались те, у которых желудочная кислотность оказывалась пониженной или близкой к норме, ибо у них не было показаний к ваготомии. Среди же больных с повышенной кислотностью надо было делать отбор для ваготомии по двум признакам: во-первых, брались те, у которых гастростомия находилась по средней линии, т. е. мешала пластике и требовала перестановки влево; во-вторых, отбирались те больные, которые по состоянию психики казались подходящими для длительных анализов желудочной секреции при всевозможных пищевых раздражителях до пересечения блуждающих нервов и затем долгое время после завершения создания искусственного пищевода. Вот почему среди не менее 200 больных, обращавшихся к нам в клинику для создания искусственного пищевода в этот период, ваготомия при этой операции была произведена у 22 больных.
К счастью, Е. В. Лоскутова не только очень добросовестно выполняла и регистрировала все сотни количественных и качественных анализов у этих чаще всего капризных больных, но тактично и умело убеждала многих строптивых больных, отказывавшихся от повторных курсов исследования через несколько месяцев после сделанных ваготомии и окончательного создания искусственного пищевода.
Схема исследований была следующая. Так как во всех случаях имелось почти полное заращение пищевода, то заполнение желудка производилось исключительно через отверстие гастростомии. Изучение секреции желудочной слизистой совершалось при особо строгих условиях эксперимента, когда полностью исключалось подмешивание слюны и потому точно отражалась истинная картина желудочной секреции.
Эвакуаторная функция желудка подробно изучалась до ваготомии через имеющийся свищ путем контроля опорожняемости желудка от принятой пиши и при рентгеноскопии с бариевой контрастной массой.
Секреция желудка изучалась при самых разнообразных видах пищевых раздражителей, причем особое внимание обращалось на учет каждой из двух фаз желудочной секреции отдельно. Это значит, что первую, психическую, фазу секреции мы вызывали путем мнимого кормления, когда наши больные разжевывали и проглатывали различную пищу, которая при этом выходила через имеющуюся шейную стому пищевода наружу, не попадая в желудок. Поэтому мы могли наблюдать психическую фазу секреции в идеальной форме, когда желудок оставался совершенно пуст и, следовательно, не было условий для того, чтобы вторая фаза, т. е. химическая, могла бы начаться и маскировать собой кривую секреции первой фазы (рис. 33–40).
Если у некоторых больных не было шейной стомы, то после разжевывания пищи они ее выплевывали наружу, но не вводили через трубку в желудок; случайное проглатывание исключалось вследствие заращения пищевода. Итак, в обоих случаях изучение психической фазы производилось в безукоризненно строгих условиях эксперимента.
То же относится и ко второй фазе, для изучения которой соответствующие раздражители вводились больным сразу через гастростомическую трубку в желудок, минуя рот, т. е. почти совершенно исключая первую рефлекторную фазу. Ведь такие раздражители, как капустный отвар или раствор кофеина, ни своим видом, ни запахом не могли вызывать психическую фазу секреции. Наконец, вызывать и контролировать химическую фазу желудочной секреции можно было даже у спящих больных, вводя им пишу через резиновую трубку в желудок во время сна. Именно так неоднократно и поступала Е. В. Лоскутова.
Упомянем вкратце, что и кишечную фазу желудочной секреции, описанную И. П. Разенковым, можно было изучать на наших больных с искусственными пищеводами в несравненных условиях, т. е. при чисто еюнальном кормлении через конец выведенной кишки, не вводя пищи ни в рот, ни в желудок, но пользуясь имеющейся гастростомией для измерения желудочного сока и его анализа.
Рис. 33.
Когда фазы желудочной секреции на каждый вид пищевого раздражения бывали достаточно изучены при многочисленных пробах, то больные подвергались возможно полной поддиафрагмальной двусторонней ваготомии. Через несколько же дней можно было приступить к тщательному изучению двигательной и секреторной функции «денервированного» желудка и сравнению получаемых данных с тем, что было найдено у тех же больных до производства ваготомии. Приведем краткие итоги.
Рис. 34.
Психическая фаза желудочной секреции после полной ваготомии исчезает полностью. В зависимости от сохранности некоторых веток вдоль заднелевой трети окружности пищевода, куда очень трудно проникнуть для неврэктомии, может сохраниться очень слабая реакция на мнимое кормление. В общем же первая, рефлекторная, фаза секреции после перерезки блуждающих нервов у человека выпадает почти полностью, как это и следовало ожидать по аналогии со знаменитыми опытами И. П. Павлова и его школы, проделанными на собаках. Поясним это положение двумя примерами.
Рис. 35.
У больного О. до ваготомии при мнимом кормлении мясом через желудочный свищ за 2½ часа удавалось собрать от 177 до 216 мл желудочного сока, имевшего общую кислотность до 128, а свободной соляной кислоты до 110. После ваготомии при мнимом кормлении за те же 2½ часа выделилось от 19 до 40 мл сока с обшей кислотностью 10–20 при полном отсутствии свободной соляной кислоты.
Рис. 36.
У другой больной В. до ваготомии при мнимом кормлении мясом за 2½, часа выделилось 100 мл желудочного сока с обшей кислотностью 85 и свободной соляной кислоты 75. После ваготомии при мнимом кормлении за 2½ часа удавалось собирать от 5 до 20 мл желудочного сока с кислотностью 12, но при полном отсутствии свободной соляной кислоты.
Рис. 37.
В общем можно считать твердо доказанным, что психическая фаза секреции после ваготомии выключается сразу и почти полностью. Незначительная сохранность рефлекторной фазы желудочной секреции у единичных больных объясняется сохранностью некоторых ветвей блуждающих нервов, недоступных при операции под диафрагмой на фиксированном желудке.
Рис. 38.
Химическая фаза желудочной секреции после ваготомии сохранялась во многих случаях. При этом не могло быть сомнений, что ваготомия технически удалась, ибо при операции бывали резецированы и гистологически проверены значительные куски обоих стволов. Но, помимо этого, доказательством могли служить полное выключение рефлекторной фазы и резкие расстройства желудочной эвакуации, отмеченные v этих больных.
Рис. 39.
Капустный отвар является весьма надежным химическим раздражителем желудочной секреции. Эта проба после ваготомии давала почти те же данные, что и перед денервацией. Исключение составляют 3 больных, у которых общая кислотность после ваготомии упала до 20, а свободная соляная кислота совершенно исчезла.
Рис. 40.
Мясной бульон у большей части больных продолжал давать ту же кривую секреции, что и до ваготомии. Но у отдельных больных отмечалось значительное снижение обшей кислотности и содержания свободной соляной кислоты иногда до полного ее исчезновения.
После введения завтрака Боаса — Эвальда «в денервированный» желудок кривая секреции оказывалась несколько иной, чем до ваготомии. Отмечалось снижение кислотности в первый час, зато в последующее время цифры обшей кислотности и свободной соляной кислоты обычно достигали уровня, существовавшего до ваготомии. У отдельных больных после ваготомии кислотность снизилась довольно резко и на завтрак Боаса — Эвальда.
Двигательная функция желудка после ваготомий чрезвычайно резко нарушается, и наступающий паралич перистальтики является наиболее постоянным следствием перерезки блуждающих нервов. Правда, и здесь опять, вероятно, вследствие сохранности единичных ветвей блуждающих нервов, через несколько месяцев эвакуаторная функция желудка постепенно восстанавливается. Однако и спустя много месяцев двигательный паралич желудка остается очень выраженным.
Пища, по несколько суток задерживаясь в желудке, неизбежно подвергается брожению и загниванию, что иногда доставляет больным неприятные ощущения переполнения и тяжести в подложечной области и отвращение к еде. Для облегчения своего состояния больные часто сами выпускают через трубку введенную в желудок пищу, при этом можно обнаружить наличие пищи, принятой 3–4 дня назад и даже ранее.
Рентгенологически можно проследить, что у некоторых больных, перенесших ваготомии, налитый в желудок барий задерживается там до 5 суток. Особенно отстает начало эвакуации; чаще всего лишь через 10–12 часов после введения бария в желудок первые порции его начинают понемногу поступать в двенадцатиперстную кишку. С этого момента эвакуация бария из желудка происходит хотя и очень медленно, но равномерно. Через 24 часа в желудке имеется не менее 1/3 введенной контрастной массы. Эвакуация этого остатка обычно длится еще 2–3 суток.
Приведем протокол рентгенологического обследования больного Ч… которое было сделано через 6 месяцев после ваготомии.
Желудок крючкообразной формы с нижним полюсом на 4–5 см ниже гребешковой линии. Контуры ровные. Складки слизистой нормальные. Перистальтика очень вялая. Эвакуация влитого через трубку бария отсутствует. Через 1 час весь барий в желудке; перехода его в двенадцатиперстную кишку не происходит. Через 2 часа 30 минут, 4, 5, 6, 8, 10 часов барий в желудке. Через 10 часов 30 минут выполнилась двенадцатиперстная кишка. Через 12 часов в желудке 2/3, введенного бария; выполнены и тонкие кишки. Через 24 часа в желудке остаток 1/3 введенного бария. Через 48 часов в желудке небольшой остаток бария, который найден там и через 72 часа. Даже через 120 часов остатки бария еще находились в желудке. Только через 168 часов следов бария в желудке не удалось увидеть.Постепенно, к 6–7 месяцам после ваготомии, клинические проявления нарушенной эвакуации сглаживаются. Надо отметить, что состояние больных значительно облегчается периодическим выведением застойного желудочного содержимого и систематическими промываниями через гастростомическое отверстие. К тому же большинство этих больных вскоре после ваготомии начинает питаться через искусственный пищевод, минуя желудок.
Исследование желудочной секреции и эвакуаторной деятельности желудка у этих больных продолжалось через остающийся желудочный свищ.
Оказывается, что у некоторых больных через 6–7 месяцев после ваготомии рентгенологически отмечается некоторое ускорение эвакуации из желудка. Но у большинства резкие нарушения моторной функции желудка держатся упорно. Так, например, начало эвакуации бария лишь через 12 часов и задержка влитого контрастного вещества в желудке до 120 часов отмечались у одного из наших больных через год, у другого — через год и 8 месяцев после ваготомии; у одной больной через 5 лет после ваготомии была длительная задержка эвакуации. И если такой парез желудка у наших больных не может причинить им никакого вреда, потому что они питаются через кишечный пищевод, минуя желудок, то нетрудно представить себе, какие серьезные последствия может вызвать такой стойкий паралич желудка, если вся пища должна неминуемо идти через него.
Легко понять, что принятая пища, часами оставаясь в желудке, начнет бродить тем легче, чем полнее окажется выключенной секреция соляной кислоты. И если вторая фаза желудочной секреции может оказаться не затронутой после сделанной ваготомии, то рефлекторная фаза выделения соляной кислоты окажется безусловно парализованной. Мудрено ли, что эти больные часто будут жаловаться на тяжесть под ложечкой, отрыжку и даже рвоту. Но что еще хуже, так это появление поносов, которые у многих больных не проходят месяцами и могут принять угрожающую форму.
Явления желудочного паралича и появление упорных поносов отмечены как главный и наиболее серьезный недостаток и осложнение после ваготомии, производимых по поводу язвенной болезни желудка и двенадцатиперстной кишки. Эти осложнения описаны всеми авторами, публикующими отчеты о своих первых ваготомиях. Какие бы меры ни принимать — будут ли они направлены на предотвращение вздутия профилактическим отсасыванием через зонд в течение ряда суток или на лечение новейшими современными стимуляторами перистальтики — тяжелые атонии желудка являются прямым и неизбежным следствием перерезки блуждающих нервов. Иначе и быть не может. Вопрос лишь в том, в какой мере переносимы для больных такие желудочные атонии, поведут ли они к заживлению язв и будет ли это заживление носить временный или постоянный характер.
Прежде чем перейти к обзору опубликованных клинических работ о ваготомиях, остановимся на первостепенно важном вопросе о поносах, развивающихся после этих операций. О частоте и продолжительности этих осложнений речь будет ниже; здесь же остановимся на причине таких поносов.
Хотя причина поносов после ваготомии не вполне ясна, тем не менее почти все думают, что эти упорные диарреи являются результатом того, что принятая пища неизбежно загнивает в парализованном желудке. Предположение, что перерезка блуждающих нервов может вредно отразиться на функции самих тонких или толстых кишок, мало вероятно. Попытки найти нарушения в пищеварительной функции печени до сих пор не дали никаких результатов. Наконец, совсем недавно Феликс Мандль проверил влияние ваготомии на функцию поджелудочной железы и убедился, что если диастаза поднялась в 18 из 20 случаев и притом довольно значительно (в среднем 1:128, максимум 1:512), то наивысший подъем наблюдался на 2—3-й день после ваготомии, а затем все входило в норму. У 16 больных диастаза достигала нормального уровня на 5-й день, у двух остальных — на 7-й и 9-й день.
Не может быть сомнений в том, что причина поносов кроется в бродильных процессах пищи, застаивающейся в парализованном желудке. Это может считаться доказанным нашими наблюдениями у больных с искусственными пищеводами. После ваготомии, когда эти больные питались через кишечный пищевод, минуя желудок, то в последнем никакого застоя пиши и загнивания не могло происходить, несмотря на сделанные ваготомии; и мы наблюдали, что при питании через искусственный пищевод, когда пища поступала в кишечник, минуя желудок, как правило, поносов у больных не было.
Переходим к краткому обзору клинических данных. Опубликованные отчеты численно невелики. Так, например, 3 февраля 1948 г. в Королевском колледже хирургов Англии Девис Битти дал сводку английского и американского опыта ваготомий при язвенной болезни, не достигающих даже 1000 случаев.
Dragstedt (Chicago University)……………….. 400
Moore (Harvard University)………………….. 115
Grimson (Duke University)…………………… 96
Walters (Mavo Clinics)……………………… 80
Criel (Cleveland Clinic)……………………… 77
Orr (British Postgrad Scool)………………….. 90
Beatti (Leicester City Hospital)…… 103
Итого… 961
Я не решаюсь добавлять к этой статистике 103 случая Артура Аллена, о которых он докладывал в Королевском колледже 22 сентября 1947 г… ибо думаю, что это те же случаи, которые значатся в числе 115 ваготомий Мура. Точно также в число 100 ваготомий, данные о которых опубликовали Коллинс и Стивенсон, вернее всего, вошли и названные выше 77 случаев Крайля. Если я даже добавлю сюда 90 случаев Р. Кольпа, 101 ваготомию Ф. Мандля, 101 ваготомию проф. А. Н. Бакулева, 40 случаев проф. П. Л. Сельцовского и 50 ваготомий проф. А. Н. Филатова, то все вместе немного превысит 1000 случаев.
Но дело не в том, что численно материал мал. Гораздо важнее то, что отдаленные результаты отсутствуют у большинства авторов, что совершенно исключает возможность делать сколько-нибудь обоснованные выводы о пригодности ваготомий для лечения язвенной болезни. Зато достаточно ясно обозначались некоторые ближайшие последствия и осложнения, сопровождающие перерезку блуждающих нервов.
К числу немедленных следствий ваготомий относится прежде всего двигательный паралич желудка и полное прекращение язвенных болей.
В какой мере понятно первое, в такой же мере непонятно второе. Что пересечение блуждающих нервов выключает главную двигательную иннервацию желудка и сразу создает паралич перистальтики, не вызывает сомнений. Что паралич этот может впоследствии несколько выровняться, это тоже может найти себе объяснение как в сохранности отдельных веток, так и в частичной регенерации пересеченных нервов или, наконец, в том, что и другие нервные элементы желудка могут содержать двигательные волокна.
Но казалось несомненным, что блуждающие нервы не суть чувствительные нервы, а потому недопустимо было думать об аналгезии желудка после ваготомий. Ведь оперируя под местной или спинальной анестезией, которая совершенно не влияет на проводимость блуждающих нервов, мы можем препаровать, прищипывать, пересекать и раздавливать оба ствола и ветви блуждающих нервов у человека, не вызывая боли. Напротив, каждый хирург знает, что защемлять симпатические волокна и сплетения вокруг желудочных сосудов без надлежащего опрыскивания их раствором новокаина — значит причинить больному неизбежную и очень сильную боль.
Итак, немедленное прекращение язвенных болей после пересечения блуждающих нервов не находило логического объяснения. Желудочная аналгезия может и должна наступить после пересечения nervorum splanchnicum или симпатэктомии в районе 7—12-го грудных сегментов. Это и бывает в действительности, например после симпатэктомии, производимых для лечения эссенциальной гипертонии.
Но подобная анестезия после симпатэктомий не только не влечет за собой излечивания язвы, а, напротив, может ухудшить течение язвенной болезни, маскируя это ухудшение тем, что боли могут отсутствовать. Это особенно поучительно и очевидно в случае Риана и ван Гой (Ryan и van Hoy, 1946), у которых больной на 15-й день после правосторонней симпатэктомий, произведенной по поводу эссенциальной гипертонии, умер при явлениях перитонита с ничтожными болевыми симптомами. На вскрытии найдена прободная язва двенадцатиперстной кишки. Яркие симптомы прободения были полностью маскированы вследствие произведенной симпатэктомий.
Интересно, что, создавая анестезию желудка, симпатэктомий не только не улучшают течения язвенной болезни, но могут повести даже к ухудшению. Так, Блиган и Кинтнер (Blegan и Kintner, 1947) привели убедительные данные, согласно которым у двух их больных, оперированных по поводу гипертонии, после обширных дорсолюмбальных симпатэктомий возникли такие ухудшения гастродуоденальных язв, что вследствие массивных кровотечений пришлось срочно прибегнуть к гастрэктомиям.
Сикар, Альбо (Sicard, Albot) и сотрудники сообщают, что, несмотря на полное прекращение язвенных болей после симпатэктомий, рентгенологически язвенные ниши остаются в прежнем виде.
Феликс Мандль тоже должен был вторично оперировать своего больного, которому он перед тем сделал спланхэктомию вследствие эссенциальной гипертонии: вяло протекавшая язва дала резкое обострение.
Исходя из этого и вспомнив работы Гесса и Фальтишека (Hess и Faltitschek, 1924), которые установили, что после блокады седьмого и восьмого грудных симпатических узлов справа повышается желудочная кислотность и появляется энергичная перистальтика, Мандль предлагает пользоваться такой симпатической блокадой в качестве надежного теста полноты сделанной ваготомии. Если пересечение блуждающих нервов — удалось выполнить полностью, блокада грудных симпатических узлов не может оказать ожидаемого действия и повышения желудочной кислотности не наступит.
Возвращаясь к вопросу о прекращении язвенных болей сразу после ваготомии, укажем, что до недавних пор единственным правдоподобным объяснением было то, что в результате наступающего двигательного паралича прекращается раздражение язвы, имевшее место вследствие глубокой перистальтики и спастических сокращений желудка.
Так думали многие авторы. Допустить в какой-либо мере анестезию после ваготомии нельзя было не только потому, что самая грубая травма блуждающих нервов не вызывала боли, но и потому, что даже после пересечения их больные могли отчетливо различать теплоту при вливании горячих жидкостей, чувство распирания при быстром раздувании введенного в желудок баллона; сохранялось также ощущение голода (Дрегстедт).
Очень интересные опыты опубликовал недавно сам Дрегстедт. Он вспомнил про работу Пальмера (W. L. Palmer), который еще в 1927 г. опубликовал так называемую язвенную пробу, т. е. экспериментальное вызывание типичных болей при вливании язвенному больному 200 мл 0,5 % раствора соляной кислоты в желудок через тонкий зонд.
Дрегстедт проделал эти пробы по многу раз у пяти из своих язвенных больных и, получив очень яркие приступы типичных язвенных болей через 30 секунд после введения 200 мл 0,1 н. раствора соляной кислоты в желудок через зонд, проверил эти же пальмеровские пробы после ваготомии. Во всех 5 случаях совершенно типичные язвенные приступы были отмечены больными через 30 секунд после введения кислоты в желудок. Особенно интересен случай с 37-летним врачом, страдавшим тяжелым язвенным заболеванием в течение 10 лет. До операции тесты проводились попеременно то раствором соляной кислоты, то тем же количеством простой теплой воды, причем больной безошибочно сразу определял, что ему вливали через тонкую трубку. Болевые приступы быстро прекращались, если введенную кислоту отсасывали обратно. Язвенный тест кислотой сохранился полностью и в течение первых 3–5 дней после ваготомии. После этого срока кислотная проба перестает давать положительные результаты, как полагает Дрегстедт, вследствие начала заживления самой язвы.
Обратимся к самому неприятному осложнению — атонии желудка вследствие двигательного паралича. Выше были приведены наши экспериментальные данные о степени и сроках такого паралича на выключенном желудке человека. Посмотрим, что показывает клиника, т. е. ваготомии у больных, чей желудок является естественным путем для питания, обойти который невозможно.
Аллен на своих 103 случаях ваготомии отметил в 56 % временные явления переполнения; в 31 % случаев не отмечено таких расстройств; в 5 % имело место упорное чувство переполнения и отрыжка, а в 8 % случаев вздутие и рвота составляли главные жалобы.
Коллинс и Стивенсон в трактовке своих данных явно хотят преуменьшить значение получающихся атоний, утверждая, что, даже когда явления желудочного стаза отчетливо выражены клинически и рентгенологически, субъективно эти больные чаще всего не испытывают неудобств и не предъявляют жалоб.
Тем не менее, несмотря на то что из 50 больных до ваготомии у 11 были уже сделаны гастроэнтеростомии, а у 7—резекции, при вторичных операциях пересечения блуждающих нервов авторы вынуждены были сделать попутно 22 гастроэнтеростомии, 4 пилоропластики и 3 резекции. При таком добавочном обеспечении эвакуации желудка, может быть, не стоило и говорить о частоте и тяжести застойных явлений. Однако авторы, отмечая закономерность явлений желудочного застоя, пишут, что у 8 больных, «не имеющих добавочной дренажной операции, степень желудочного стаза была большей». Считая эти явления временными, Коллинс и Стивенсон заявляют, что «у многих больных, имевших 100 % шестичасовую задержку при рентгеновском просвечивании на 6-й день, к концу 2 недель бывала лишь 50 % задержка, а в конце 6 недель желудочная опорожняемость была нормальна».
Гораздо более серьезные данные сообщает Битти. «Большинство случаев показали по меньшей мере шестичасовую задержку в первые 4 месяца, хотя это обычно прекращалось к концу первого года. С этим связано ощущение распирания после приема пищи и некоторая степень пустой отрыжки, без сомнения вызванная ферментацией в застойном желудочном содержимом». Но симптомы эти были выражены в сильной степени лишь в относительно небольшом числе случаев, как видно из следующих данных.
Симптомы задержки после ваготомии (вплоть до четырех месяцев): рентгенологически в 80 % случаев имелась 6-часовая, — в 20 %—24-часовая задержка. Субъективно в 74 % случаев не было выраженных симптомов, в 22 % наблюдались умеренные симптомы и в 4 % — тяжелые симптомы задержки.
Чтобы не только облегчить больным тяжесть неизбежных явлений застоя, но и предотвратить перерастяжение желудочной мускулатуры вследствие вздутия, необходимо сразу после операции устанавливать постоянный желудочный аспиратор. Дрегстедт недавно высказал мысль, что главная причина длительных симптомов задержки кроется в том, что, вследствие недостаточно продолжительного курса отсасывания желудочного содержимого, происходит перерастяжение желудочной мускулатуры, а это приводит ко вторичной паралитической дилятации. Последняя лишь очень медленно преодолевается постепенно нарастающим тонусом желудка; для полной же компенсации может потребоваться несколько месяцев.
В упомянутом материале Битти 58 % больных потребовали постоянного отсасывания в течение 36 часов и дольше, причем у 38 % объем отсосанной жидкости составлял 100 мл или меньше, а у 20 % достигал 2 л и более.
* * *
Мы уже упоминали о поносах, развивающихся у больных после ваготомий. Наши наблюдения убедительно доказывают, что причина поносов заключается в ферментации пищи в застойном содержимом желудка, ибо если наши больные после ваготомий питались, минуя желудок, то у них поносов не было. Посмотрим, сколь часты и тяжелы были такие поносы язвенных больных после ваготомий.
Аллен пишет, что диарея случилась у 62 % больных: она была незначительной или временной у 48 %, тяжелой, но улучшающейся у 8 %, тягостной и продолжительной у 6 % больных.
К. Мейер в Cook County Hospital (Чикаго) отмечает жидкий стул дважды в день почти у всех 35 больных после ваготомий; у двух из них поносы оказались изнурительными.
Проф. П. Л. Сельцовский в своем докладе в Московском терапевтическом обществе в сентябре 1948 г. сообщил, что на 40 ваготомий послеоперационные поносы отмечены в 22 случаях.
По данным Мандля, оказалось, что 20 % больных после ваготомий раньше или позже начали страдать диареей. Мандль считает, что эти поносы можно оборвать лечением опиатами, ацидольпепсином или сульфаниламидами. «Все пациенты были вылечены через несколько недель: только один — через три месяца».
В отличие от подобного симптоматического лечения большинство авторов усматривает борьбу с поносами, еще лучше их предотвращение, в мерах против, застоя желудочного содержимого. И когда прекращают многодневную постоянную аспирацию через введенный в нос тонкий резиновый зонд, то стремятся повысить тонус желудочной мускулатуры назначением новейших парасимпатических стимуляторов. Таковыми за последние годы считаются препараты «Urecholine» или «Doryl» (Carbamylcholine). По отзывам многих американских авторов препараты эти могут весьма успешно применяться при явлениях желудочной атонии.
* * *
Обращаясь к суммарной оценке клинических результатов, прежде чем цитировать подробные данные наиболее обстоятельных наблюдений, сделанных проф. А. Н. Филатовым в Ленинграде, приведем немногие предварительные итоги зарубежных авторов.
Аллен цитирует результаты своего коллеги по Массачузетской общей больнице — Мура, который считает, что 87 % больных, подвергавшихся ваготомии (трансторакально!), удовлетворены достигнутым улучшением, Однако, подходя строго критически, сам он вынужден разбить с вой результаты на три группы: 75 % хороших, 18 % удовлетворительных и 7 % плохих. В группе удовлетворительных 3 % больных позднее потребовали наложения гастроэнтеростомий; еще у 3 % в период реконвалесценции были массивные кровотечения; 5 % жаловались на преходящие язвенные боли; наконец, у 7 % имелись длительные симптомы переполнения и диареи.
Плохими результатами считаются те, при которых после ваготомии оказались незажившими желудочные, дуоденальные и пептические маргинальные язвы соустья. Хотя Аллен, как и все авторы, считает причиной неполноту произведенной ваготомии, тем не менее по крайней мере в 2 случаях незаживления язв Аллен подчеркивает уверенность в том, что ваготомия была безусловно полной.
В ряде работ К. Мейер и его сотрудники по Cook Country Hospital в Чикаго показывают, что безуспешность ваготомии при язвах объясняется неполнотой сделанных пересечений блуждающих нервов. Но, как показывают их исследования с инсулиновой пробой, добиться полного пересечения всех ветвей иногда чрезвычайно трудно, а порой просто невозможно. Из 35 больных, перенесших ваготомии, 30 были подробно проверены инсулиновой пробой. У 5 больных ваготомия оказалась явно недостаточной, еше у двух — сомнительной, наконец, у одного больного функция блуждающих нервов вернулась через 9 месяцев. Итак, на 30 проверенных больных было 8 сомнительных или неполных ваготомии; у 4 из 8 больных наступил рецидив язвенных симптомов. Те же авторы указывают, что большинство клинических отчетов о ваготомиях совершенно умалчивает о проценте неполных пересечений и проведенных инсулиновых пробах. Стоит сделать такие пробы и тотчас оказывается, что процент технически неполноценных ваготомии чрезвычайно велик, например, 48 % по данным Холлендера.
Учитывая, что при неполных ваготомиях нельзя рассчитывать на заживление язвы или на достаточное снижение кислотности, довольно рискованно делать сопутствующие гастроэнтеростомий для улучшения эвакуации при имеющихся дуоденальных стриктурах язвенного происхождения или для борьбы с неизбежным желудочным параличом и явлениями стаза. Теперь твердо установлено, что гастроэнтеростомий, сделанные при дуоденальных язвах, очень часто осложняются пептическими язвами соустья. Надо ясно понять и твердо помнить, что неполные ваготомии не могут гарантировать от развития язв соустья при одновременном наложении гастроэнтеростомий.
Обратимся к упомянутым материалам проф. А. Н. Филатова, который любезно прислал нам не только все данные, доложенные им на специальной конференции по язвенной болезни, проведенной в Ленинградском институте переливания крови в декабре 1947 г., но и результаты последующих контрольных наблюдений вплоть до середины июня 1948 г. По тщательности проверки и подробности обследования данные проф. А. Н. Филатова почти не имеют себе равных.
За первое полугодие 1947 г. через клинику, руководимую проф. А. Н. Филатовым, и ее поликлинику прошло 1200 язвенных больных, из которых оперировано 110:60 из них сделаны резекции, а 50—ваготомии. Отбор был весьма строгий, а окончательный выбор операции делали уже при лапаротомии, сообразуясь с подробностями обследования болезненного процесса.
Среди подвергнутых ваготомии было 44 мужчины и 6 женщин, большинство в возрасте 30–50 лет, с ярко выраженным длительным язвенным анамнезом. Локализация язв: 12 желудочных, 8 пилорических, 26 дуоденальных и 4 пептических анастомоза.
Выделение и обработка пересеченных нервов производились строго по указаниям Дрегстедта. Резецированные куски нервов изучены гистологически проф. П. В. Сиповским, нашедшим в 20 % случаев некоторые изменения дегенеративного и некробиотического характера. В 50 % случаев ваготомия дополнена инъекциями спирта в малый сальник.
Послеоперационный период во всех случаях был тяжелый, со значительным вздутием живота и атонией желудка. Всем больным ежедневно двукратно откачивали и промывали желудок в течение всей первой недели, что приносило им значительное облегчение. Все они были выписаны к концу месяца, а ходить начали с 8—10-го дня.
Непосредственные исходы показали полное прекращение болей у 48 больных и недостаточное — у 2, у которых в связи с техническими трудностями ваготомия была, вероятно, неполной.
Из 40 случаев, в которых до операции рентгенологически были ясно видны ниши, в 38 ниши нельзя было обнаружить через 2–3 недели.
Исследование желудочного сока показало, что кислотность до операции была повышенной у 30, нормальной — у 13, пониженной — у 7 больных; после ваготомии: повышенной — у 4, нормальной — у 13, пониженной — у 33 больных.
Таблица 6
Локализация язвы | Непосредственный результат | Всего | ||
хороший | удовлетворительный | плохой | ||
Желудок | 9 | 3 | — | 12 |
Привратник | 6 | 2 | — | 8 |
Двенадцатиперстная кишка | 20 | 5 | 1 | 26 |
Соустье | 3 | — | 1 | 4 |
38 | 10 | 2 | 50 |
Переваривающее действие желудочного сока проверено у 20 больных. До операции оно было повышено у 8, в норме — у 10, понижено — у 2 больных; после ваготомии повышенного действия желудочного сока не отмечено, нормальное действие — у 5 и пониженное — у 15 больных.
Графическая запись сокращений желудка показала резкое ослабление их после ваготомии. Желудочный застой и понижение кислотности приводили к бродильным процессам, газообразованию, отрыжке, поносу и интоксикации.
Оценка результатов при выписке приведена в табл. 6. Все больные повторно контролировались каждые полгода. В середине июня 1948 г. имелись результаты наблюдения над 42 больными через 12 и 18 месяцев после ваготомии; 8 больных ускользнули от наблюдений. Общая оценка представляется так:
Таблица 7
Локализация язвы | Непосредственный результат | Всего | ||
хороший | удовлетворительный | плохой | ||
Желудок | 6 | 4 | 1 | 11 |
Привратник | 2 | 1 | 3 | 6 |
Двенадцатиперстная кишка | 8 | 6 | 8 | 22 |
Соустье | 1 | 1 | 1 | 3 |
17 | 12 | 13 | 42 |
Проф. А. Н. Филатов нам сообщил, что вскоре после выписки из клиники, при первых же нарушениях диеты, у больных быстро возобновились явления атонии желудка и поносы. С течением времени нарушения моторной функции постепенно уменьшились, что доказывалось не только ослаблением диспепсических явлений и прекращением поносов, но также и графическими записями желудочной секреции на ленте кимографа (в 20 случаях имелись гастростомии).
Однако параллельно с уменьшением явлений атонии и прекращением нарушений двигательной функции желудка увеличивается число случаев возобновления болей. Вот данные о 13 больных с плохими результатами:
Ваготомии не помогли сразу; боли и язвы остались прежние….. 2
Боли возобновились через 1–3 месяца……………………….. 3
Боли возобновились через 5–6 месяцев……………………… 3
Язвы рецидивировали (ниша) через 7–8 месяцев……………. 3
Язвы рецидивировали (ниша) через 9-12 месяцев……………. 2
В табл. 8 представлены детали различных симптомов и жалоб больных через 1–1½ года после ваготомии.
Из табл. 7 видно, что в 2/3 случаев результат ваготомии хороший или удовлетворительный, а в 1/3 — плохой. А. Н. Филатов не удовольствовался приведенными выше данными, а подсчитал и зафиксировал все симптомы по мере их нарастания через 5—10 и 12–18 месяцев после ваготомии. Мы не будем приводить всех интересных деталей, подмеченных им, а приведем лишь таблицу последовательной общей оценки полученных результатов ваготомии (табл. 9).
Итак, если при выписке плохие результаты зарегистрированы только в 1/25 всех случаев, то через 5 месяцев их уже 1/10, через 10 месяцев—1/6, а через 18 месяцев уже у 1/3 больных отмечено возобновление язвенной болезни.
Таковы предварительные итоги наблюдений проф. А. Н. Филатова над своими первыми 50 случаями ваготомии. Они были достаточно выразительны, чтобы приостановиться и выждать, каковы будут результаты еще через 1–2 года. Подобная осторожность была тем более понятна, что на 140 типичных резекций у язвенных больных, выполненных за последний год, А. Н. Филатов не имел ни одного случая смерти, а отдаленные результаты при них, как известно, не оставляют желать лучшего.
Таблица 8
Симптомы и жалобы | Результат | |||
хороший | удовлетворительный | плохой | всего | |
Отрыжка: | ||||
Нет | 16 | 5 | 5 | 26 |
Редко | 1 | 6 | 4 | 11 |
Часто | — | 1 | 4 | 5 |
Понос: | ||||
Нет | 15 | 4 | 6 | 25 |
Редко | 2 | 7 | 6 | 15 |
Часто | — | 1 | 1 | 2 |
Боли: | ||||
Нет | 16 | 11 | — | 27 |
Слабые | 1 | 1 | 3 | 5 |
Средние | — | — | 10 | 10 |
Сильные | — | — | — | 0 |
Ниша: | ||||
Нет | 16 | 13 | 6 | 35 |
Есть | — | — | 7 | 7 |
Средняя | 16 | 10 | — | 26 |
Трудоспособность: | ||||
Пониженная | — | 3 | 6 | 9 |
Нет | — | — | 7 | 7 |
Таблица 9
Результат | Хороший | Удовлетворительный | Плохой | Неизвестный |
При выписке | 38 | 10 | 2 | — |
Через 1–5 месяцев | 22 | 20 | 4 | 4 |
Через 6-10 месяцев | 20 | 15 | 7 | 8 |
Через 12–18 месяцев | 17 | 12 | 13 | 8 |
Отрицательную оценку ваготомии встретили и со стороны многих хирургов, выступавших на конференции по язвенной болезни в Ленинграде. И председательствующий проф. Н. Н. Самарин, имевший сам малоутешительные результаты при ваготомиях, в заключительном слове призывал прекратить эти операции, считая, что произведенных ваготомии уже достаточно, чтобы о них вынести окончательное суждение.
К этому же времени, к окончанию наших описанных выше экспериментальных исследований, учитывая данные результатов ваготомии и хирургов, применявших их для лечения язвенной болезни, мы окончательно утвердились в своем ранее высказывавшемся мнении, что ваготомия не может быть операцией выбора при лечении язвенной болезни.
Оценку результатов вновь предлагаемых методов оперативного лечения язвенной болезни придется давать исходя из тех, которые в настоящее время вполне определились при операциях типичных субтотальных гастрэктомий.
Достижения эти дались нелегко и пришли далеко не сразу. Пути исканий оказались долгими и довольно трудными.
Субтотальные гастрэктомии остаются методом выбора не только для очень многих, но безусловно для большинства случаев язвенной болезни (для всех язв желудочной локализации, дуоденальных, осложненных стриктурами и большой деформацией луковицы, глубоких, пенетрирующих, т. е. грозящих грубой деформацией в случае своего заживления, активно кровоточащих и прободных). При перечисленных показаниях операции ваготомии или нецелесообразны, или противопоказаны.
Наконец, как уже указывалось, результаты гастрэктомии должны служить тем строгим мерилом, по отношению к которому будут оцениваться методы лечения язвенной болезни, оперативного или консервативного, которым суждено прийти в будущем.
Зато мы признаем положительную роль ваготомии для таких тяжелых случаев, как послеоперационные пептические язвы соустья, развившиеся после обширных резекций желудка. Однако успехи ваготомии в подобных случаях заставляют сделать еще один очень важный теоретический и практический вывод, а именно: неустраненная психическая фаза секреции у некоторых больных может служить причиной развития пептической язвы соустья даже после обширной резекции, т. е. надежного выключения второй, химической, фазы желудочной секреции. А практически это понуждает нас делать субкардиальные ваготомии систематически при каждой типической резекции у молодых больных с дуоденальными язвами / и особо высокой кислотностью.
Мы это делаем уже много лет и может быть именно поэтому не наблюдаем пептических язв соустья после резекций, произведенных в наших клиниках. Сами же ваготомии при этом не могут вызвать ни желудочных атоний, ни сопровождающего их поноса, ибо после обширных резекций и широкого соустья эвакуация из маленькой желудочной культи в полной мере обеспечена.
litresp.ru
10 октября 2011 г. исполняется 120 лет со дня рождения Сергея Сергеевича Юдина, выдающегося хирурга и великой личности ХХ века. Он родился 27 сентября (по старому стилю) 1891 г. в Гороховом переулке в Москве, был крещен в церкви Никиты-мученика. Отец был директором Нижних торговых рядов, директором «металлотянульной» фабрики. С 1911 по 1915 г. С.С. Юдин учился на медицинском факультете Московского университета. После его окончания участвовал в Первой мировой войне, был начальником дивизионного санитарного отряда №101 при 67-й пехотной дивизии, врачом 35-го армейского корпуса. За мужество на фронте награжден Георгиевским крестом. С 1922 г. работал хирургом больницы в Серпухове, с 1925 по 1927 г. он был приват-доцентом в клинике, руководимой Н.Н. Бурденко. С 1928 г. - главный хирург Московского НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского. В 1935 г. С.С. Юдину присвоена ученая степень доктора медицинских наук. В годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. Сергей Сергеевич был старшим инспектором-консультантом при главном хирурге Советской Армии. Академик РАН и РАМН Б.В. Петровский охарактеризовал С.С. Юдина «как величайшего мастера хирургии, достигшего в этой области виртуозной техники и высокого совершенства» [5, с. 356]. Творчеству С.С. Юдина, его судьбе посвящена большая литература [2, 3, 6, 7-9], но лучше всего неповторимое творческое величие ученого можно оценить при знакомстве с его трудами [10-14].
Он отдавал всего себя хирургии, любил и боготворил хирургию, понимал значение для мастерства хирурга сочетания разнообразных талантов и навыков: «Чтобы достичь наибольшего успеха в любом деле, человеку необходимы многие качества, кои все вместе редко кому даются в достаточной степени. Одни умеют тонко наблюдать, другие способны трезво рассуждать, третьи - успешно действовать... Лишь очень редко все три качества встречаются в гармоническом сочетании в одном лице» [13, с. 13].
«Все виды ремесел требуют особых навыков, но ни в одной отрасли человеческой деятельности не соединяется столько различных специальных свойств, как в хирургии. Тут нужны четкость и быстрота пальцев скрипача и пианиста, верность глазомера и зоркость охотника,способность различать малейшие нюансы цвета и оттенков, как у лучших художников, чувство формы и гармонии тела, как у лучших скульпторов, тщательность кружевниц и вышивальщиц шелком и бисером, мастерство кройки, присущее опытным и закройщикам и модельным башмачникам, а главное - умение шить и завязывать узлы двумя-тремя пальцами вслепую, на большой глубине, т.е. проявлял свойства профессиональных фокусников и жонглеров. Ибо очень многие хирургические операции на конечностях уподобляются точнейшим столярным работам, а многие случаи обработки и свинчивания костей требуют не просто слесарных, а тонких механических приемов» [13, с. 16-17]. Проблема способностей, творческих начал неизменно интересует каждого из нас, поэтому так современно звучат мысли С.С. Юдина, когда он говорит о творчестве, творчестве хирурга: «Хирургическое творчество непременно складывается из двух различных элементов: искусства рукодействия и научного мышления. Одно без другого окажется бесплодным» [13, с. 16].
Образ С.С. Юдина, руки Сергея Сергеевича нашли отражение в работах мастеров ХХ века - М.В. Нестерова, В.Н. Яковлева, Н.А. Соколова, А.И. Лактионова, А.М. Герасимова, А.Н. Касаткина, В.Н. Яковлева, П.Д. Корина, В.И. Мухиной, М.П. Оленина. О них писали выдающиеся его современники. М. Востышев статью о С.С. Юдине назвал «Пальцы виртуоза» [1]. В нашей статье представлено несколько фотографий Сергея Сергеевича (рис. 1)Рисунок 1. С.С. Юдин в Новосибирске. Август 1952 г. (фото автора). и его волшебных рук, снимки сделаны мною почти 6 десятилетий тому назад летом и осенью 1952 г. в Новосибирске (рис. 2 и 3).Рисунок 2. Сергей Сергеевич Юдин в операционной. Июль 1952 г. (фото автора).Рисунок 3. С.С. Юдин во время операции выделяет петлю кишки для искусственного пищевода. Август 1952 г. (фото автора). Судьба подарила мне возможность быть рядом с Сергеем Сергеевичем, участвовать в его работе, когда он находился в ссылке в Новосибирске в 1952-1953 гг., и в Москве после его возвращения. Когда минуло тяжелое время и разрешили публиковать материалы тех лет, мои воспоминания появились в печати [2, 3]. Недавно, прочитав книгу профессора В.Н. Петрова [4], посвященную изображению рук хирурга в творчестве выдающихся художников, подумал, что можно представить современным хирургам несколько подлинных снимков С.С. Юдина, его рук (рис. 4),Рисунок 4. С.С. Юдин выполняет анестезию. Август 1952 г. (фото автора). о которых складывались легенды. Эти снимки сделаны были мною во время выполнения им анестезии, при различных операциях, во время отдыха. Несколько слов следует только добавить о судьбе Сергея Сергеевича в Новосибирске.
Возможность рассказать о тяжелых годах жизни С.С. Юдина появилась лишь в период перестройки, моя статья была опубликована в 1989 г. [2], в печати можно найти новые работы, где подробно рассказывается о судьбе С.С. Юдина в эти годы [6]. В числе жертв необоснованных репрессий жестокого режима в конце 40-х годов оказался выдающийся хирург XX века С.С. Юдин, академик АМН СССР, лауреат Ленинской и Государственных премий СССР, почетный член Хирургического общества им. Н.И. Пирогова, Королевского общества хирургов Великобритании, Американского общества хирургов, общества хирургов Каталонии, почетный доктор Сорбонны и Парижской академии. Велик его вклад в разработку хирургических методов лечения язвенной болезни желудка, непроходимости пищевода, он впервые осуществил переливание трупной крови человеку. С.С. Юдин был главным хирургом Института им. Н.В. Склифосовского, читал лекции слушателям Института усовершенствования врачей, в годы Великой Отечественной войны оказал огромное влияние на развитие военно-полевой хирургии. Сергей Сергеевич был поистине выдающейся личностью.
В ночь с 22 на 23 декабря 1948 г. был звонок по телефону с просьбой проконсультировать больного, к нему сейчас придет машина. В ту ночь он был арестован и пробыл в заключении более 3 лет. В марте 1952 г. С.С. Юдин был выслан в город Бердск, что неподалеку от нынешнего Академгородка под Новосибирском. В Бердске Сергей Сергеевич, истосковавшись по работе, обратился к хирургу местной больницы Георгию Петровичу Бадьину за разрешением консультировать больных, оперировать их. Георгий Петрович был знаком с Сергеем Сергеевичем - он слушал его лекции по военно-полевой хирургии в первые месяцы войны.
Через несколько недель в Новосибирске заболела жена второго секретаря обкома партии И.П. Тура. Ей понадобилась хирургическая помощь, и специалисты из Москвы посоветовали делать операцию на месте, вызвав для этого из Бердска С.С. Юдина. Он успешно прооперировал больную, внимательно наблюдал за течением послеоперационного периода. Этот случай сыграл важную роль в судьбе Сергея Сергеевича, вскоре он переехал в Новосибирск, но… регулярно продолжал отмечаться в управлении МГБ.
В Новосибирске С.С. Юдин делал по 4-6 полостных операций в день, работал в онкологическом отделении областной больницы, которая находилась на Красном проспекте. Посмотреть на его операции собирались много врачей и, конечно, мы, студенты. Специалисты восхищались высочайшей техникой и артистизмом Юдина-хирурга, поражала легкость, с которой Сергей Сергеевич оперировал. Удивляла и сила духа Сергея Сергеевича. Будучи несправедливо обвинен, оторван от работы, друзей, изолирован от общества, С.С. Юдин вовсе не озлобился. Попав в Новосибирск, он стремился к полноценной жизни, к труду, был доброжелателен, энергичен, но иногда наталкивался на глухую стену неприятия. Он задумал в этих трудных условиях осуществить широкую программу научных работ, но, не имея штатных помощников, решил привлечь к делу студентов-медиков.
Летом, во время каникул, С.С. Юдин обратился к Лене Тур, дочери И.П. Тура, которая училась на нашем курсе, чтобы она нашла студентов для участия в экспериментальной работе с ним. Мы с радостью откликнулись, в работе приняли также участие В.Н. Понурова, З.Г. Андросова, Т. Максимова, Ю.М. Левин. Работа вместе с Сергеем Сергеевичем продолжалась ежедневно с раннего утра до позднего вечера. Лето кончилось, осенью, когда возобновились занятия в институте, нам запретили работать с Сергеем Сергеевичем. Меня пригласил секретарь парткома ВКПб медицинского института (сейчас он очень известный человек) и поставил условие: или я прекращаю общаться с Сергеем Сергеевичем, или у меня будут серьезные трудности. Я остался с Сергеем Сергеевичем, через несколько дней меня освободили от обязанностей секретаря комсомольской организации III курса, в дальнейшем под сомнение ставилась и возможность обучения. Работа продолжалась дома у Сергея Сергеевича, который жил с Натальей Владимировной на квартире у Е.С. Кролевец. Мы обрабатывали полученные результаты, рисовали графики. Вскоре руководство медицинского института запретило студентам присутствовать и на хирургических операциях С.С. Юдина.
Научные проблемы, которые занимали Сергея Сергеевича в Новосибирске, были посвящены физиологии пищеварения, изучению нейрогуморальной регуляции желудочной и кишечной секреции у человека, роли блуждающих нервов в регуляции деятельности пищеварительных желез. Листая сохранившиеся у меня записи бесед и рукопись работы с С.С. Юдиным, можно точно воспроизвести сформулированные им задачи намечаемого исследования: «Целью проводимой работы является изучение желудочной секреции у людей, используя для этого больных с желудочными свищами на разных этапах операций искусственного пищевода».
По сути дела Сергей Сергеевич продолжал изучение проблем регуляции желудочной секреции при обследовании пациентов. Исследования этих проблем у животных ранее проводил И.П. Павлов и был удостоен в 1904 г. Нобелевской премии. В отличие от него Сергей Сергеевич в Новосибирске мало экспериментировал на собаках, а наблюдал за пациентами, используя возможности, которые открывала этапность хирургического лечения. Так, у некоторых больных, когда проходимость пищевода была нарушена опухолью или стриктурой вследствие ожога и требовалось создание искусственного пищевода, на разных этапах операции создавались уникальные возможности не только для обследования больных, но и для выяснения особенностей секреции сока в желудке и тонкой кишке. Так как в ходе операций в ряде ситуаций возникала необходимость в перерезке нервов, подходящих к желудку, то можно было выяснить их значение в регуляции секреторных процессов. Были разработаны новые методы исследования пищеварения в тонкой кишке.
Большое значение С.С. Юдин в начале 50-х годов придавал изучению роли коры головного мозга в деятельности желудка и кишечника. Для этого выполняли анализы желудочной секреции на разных ее фазах: стимулируя выделение соков сначала обычной пищей, а затем гипнотическим внушением. Эти же исследования проводили у больных и после ваготомии - перерезки в ходе операции (например, удаления опухоли) обоих блуждающих нервов. Благодаря этому удалось выяснить роль симпатических и парасимпатических нервов, гормонов в передаче сигналов, идущих к желудку у человека. В частности, было установлено, что у большинства больных после перерезки блуждающих нервов путем гипноза можно вызвать подъем желудочной секреции. А это меняло взгляд на роль блуждающих нервов в передаче сигналов от мозга к желудку и развитии язвенной болезни. «Наши работы,- писал С.С. Юдин в письме, полученном мною весной 1954 г., - показывают всю безнадежность и бессмысленность операций ваготомий как метода лечения язвенной болезни: пересечение 10-х пар может ослабить только первую фазу и не только не влияет на вторую, химическую фазу желудочной секреции (о чем ныне стало позволительным говорить полным голосом!!), но... ваготомии 2-ю фазу только затягивают и удлиняют вследствие двигательного паралича желудка, замедленной эвакуации, а следовательно, удлинения гормональной фазы».
Программа работ непрерывно расширялась и усложнялась. Когда возникла необходимость в опытах на собаках и Сергей Сергеевич оперировал их в виварии Новосибирского НИИ восстановительной хирургии, травматологии и ортопедии, мы ему ассистировали. Сергей Сергеевич работал с воодушевлением, хотя ему по-прежнему чинили всякие препятствия. В том же письме, присланном мне из Москвы, перечисляя и оценивая сделанное в Новосибирске, он писал: «Вот мы и дошли до главного вопроса, который нам помешали исследовать и разрешить в Новосибирске излишне «бдительные» чиновники. Я имею в виду, конечно, начатую работу по прямым переливаниям крови от голодного и сытого донора до и после ваготомии. Эти работы, так интересно задуманные и столь успешно начатые, были насильственно остановлены вопреки всем моим стараниям и хлопотам». По замыслу Юдина эти опыты должны были прояснить причины возникновения язвенной болезни, а это было целью его тогдашних поисков.
С.С. Юдин был прирожденным клиницистом, его мысли, думы непрестанно возвращались к пациентам, пока состояние их не становилось удовлетворительным. Нечасто в наши суетные дни после тяжелых операций хирург вновь отправляется на вечерний обход в больницу, для Сергея Сергеевича это было правилом. Мне не раз доводилось вечерами провожать Сергея Сергеевича из дома в больницу для обхода, который он проводил вместе с дежурным врачом онкологического отделения.
Прогулки вечером по Красному проспекту Новосибирска после обхода в отделении, беседы остались незабываемыми и по сей день, хотя уже прошло более полувека. В Сергее Сергеевиче поражала необычайная широта интересов, преданность избранному делу, любовь к Родине. Он был хирург божьей милостью, врач и ученый, разносторонне одаренный человек. Он любил музыку и в минуты, предшествующие тяжелой и трудной операции, часто листал партитуру симфоний П.И. Чайковского, особенно он любил Шестую. Это дума о смысле жизни, возможно, музыкальные образы позволяли ему сосредоточиться, собраться с силами, питали его способность к сопереживанию. Он прекрасно знал историю и литературу, обладал тонким чувством художника, свободно владел несколькими европейскими языками, его отличало блестящее мастерство лектора и поразительное чувство языка, чтобы убедиться достаточно взять его «Размышления хирурга» [13] или любой из томов «Избранных произведений», восхищаться иллюстрациями его книг [10, 11].
Публичным выступлениям Сергей Сергеевич придавал очень большое значение, тщательно к ним готовился, его доклады и лекции производили неизгладимое впечатление не только содержанием, но и формой изложения. Во время одной из бесед вечером после обхода Сергей Сергеевич сказал, что лектор в институте или ученый во время доклада отличается от актера тем, что должен совмещать в одном лице и автора, и драматурга, и художника, и режиссера, и актера. В 1954 г., уже вернувшись в Москву, С.С. Юдин вновь читал лекции слушателям ЦИУ, врачам в аудитории Института им. Н.В. Склифосовского на Колхозной площади. Я присутствовал на этих лекциях, в канву рассказа о проблемах хирургии искусно вплетались события русской истории, недавно закончившейся войны, лекции слушались с увлечением. В одной из лекций он стал рассказывать о вкладе в хирургию академика Н.Н. Бурденко. Долго перечислял высокие посты, которые занимал Бурденко, а он был президентом Академии медицинских наук СССР, председателем Ученого совета Наркомздрава СССР, главным хирургом Советской Армии, главным консультантом Военно-санитарного управления... Перечислив, Сергей Сергеевич сказал, что, по его мнению, помимо таланта и феноменальной трудоспособности, одним из секретов успеха Н.Н. Бурденко было то, что, несмотря на все высокие посты, он отстоял свое право лечить и оперировать больных.
Летом 1952 г. в Новосибирск приезжал из Риги академик АМН СССР Павел Иванович Страдынь, известный хирург, историк медицины (рис. 5).Рисунок 5. Акад. АМН СССР С.С. Юдин и акад. АМН СССР П.И. Страдынь на катере во время прогулки по р. Обь. Август 1952 г. (фото автора). Он планировал посетить и Томск, собрать материалы для рижского музея истории медицины, но, встретившись с Сергеем Сергеевичем, решил все время провести в Новосибирске. Он присутствовал на операциях Юдина, много времени гулял с ним по городу. Меня поражала их жажда жизни, интерес к сибирскому укладу, для них не совсем обычному. Павел Иванович приехал с фотоаппаратом, просил показать районы старого города, много снимал разнообразные деревянные дома, которыми так богат был в ту пору Новосибирск. Особенно нравились обоим резные наличники, своеобразие цветных ставен на окнах, которые сибирякам казались такими обычными.
С юношеских лет С.С. Юдин любил и часто посещал театры. Он рассказывал, что видел почти весь репертуар Художественного театра до Первой мировой войны. «Таланты и слава Качалова, Москвина и Станиславского, - говорил Сергей Сергеевич, - росли и развивались на моих глазах». Он любил Малый театр, с восторгом рассказывал о потрясающем впечатлении, которое произвела на него игра В.Ф. Комиссаржевской в «Кукольном доме» Г. Ибсена во время ее московских гастролей. В Новосибирске С.С. Юдин не упускал возможности посещать театры, симфонические концерты; постоянно бывал в Новосибирском оперном театре.
Сергей Сергеевич мог в деталях рассказывать ход Бородинской битвы как с русской, так и с французской стороны, ярко и образно рисовал перипетии жизни европейских стран, не забывая ни дат, ни выдающихся личностей, как будто перед глазами стояла живая «История XIX века» Э. Лависса и А. Рамбо, которую он отлично знал и ценил. Русскую историю он знал досконально. Необыкновенная память выручала Сергея Сергеевича и в дни заключения, когда в камере он писал «Размышления хирурга», цитируя по памяти Байрона и Горького, Шиллера и Пушкина, Шекспира и Ибсена... Это размышления о началах творчества вообще и особенно в медицине. Эпиграфом к очерку «Источники и психология творчества» он взял слова Л.Н. Толстого. «Наука и искусство так же связаны между собой, как легкие и сердце, так что если орган извращен, то другой не может правильно действовать» [13, с. 11]. Каждый, кто прочитает «Размышления хирурга», получит большое эстетическое удовлетворение. Источником размышлений о творческих началах послужило не только блестящее знание лучших достижений творческого гения человечества, но и живые беседы с выдающимися современниками - учеными, поэтами, композиторами, художниками. Неповторимая личность Сергея Сергеевича влекла к нему этих людей искусства.
Зимой 1953 г. шло следствие по делу врачей-шпионов, С.С. Юдина «на всякий случай» лишили возможности проводить любые исследования. Результаты выполненной в Новосибирске работы в переплетенном томе (его копия хранится у меня до сих пор) были переданы в Москву, ответа не было. В конце марта 1953 г. стало «ясно», что близятся перемены, С.С. Юдин, конечно, еще не знал, как сложится его жизнь. В судьбе Сергея Сергеевича многое решилось летом 1953 г. 26 июня 1953 г. был арестован Л.П. Берия. Пленум ЦК КПСС по «Делу Л.П. Берия» начался 2 июля, а уже 4 июля в Новосибирск позвонил заместитель министра внутренних дел генерал-полковник И. Серов с указанием «Освободить 5 июля 1953 г. профессора С.С. Юдина». Ранним воскресным утром Сергею Сергеевичу по телефону предложили прийти в УВД г. Новосибирска: «Вы можете уехать в любой город Советского Союза, но Вас ждет Москва», - сказал ему объявивший о реабилитации начальник управления. Взволнованный долгожданной свободой, С.С. Юдин пошел в областную больницу к тем, кто помогал ему работать и жить. 8 июля С.С. Юдин вылетел с Натальей Владимировной Юдиной в Москву. Вскоре они получили новую квартиру на 9-м этаже в высотном доме у Красных ворот, а Сергей Сергеевич был восстановлен в должности главного хирурга Института им. Н.В. Склифосовского.
После возвращения в Москву Сергея Сергеевича захватил круговорот дел в Институте им. Н.В. Склифосовского. В письме, которое я получил через несколько месяцев после его возвращения в Москву, Сергей Сергеевич так описывает свои дела и заботы: «По поручению министра я бесконечно занят, помимо хирургической и педагогической работы и руководством всей научной работой Института Склифосовского, еще и очень важными делами общественными: подготовкой сессии АМН СССР и перевыборов Президиума, подготовкой XXVI Всесоюзного съезда хирургов, намеченного на конец июня 1954 г. и полной реконструкцией Института Склифосовского по моим прежним проектам, на что правительство отпустило 20 миллионов на 1954 год, необходимо эти суммы использовать и задание правительства выполнить. Мне приходится этим заниматься самому, ибо во многих министерствах - строительных и индустриальных - со мной считаются больше и легче идут на уступки, чем при переговорах с административным директором. Это - моя главная беда».
Сменилось время, еще недавно запрет даже на встречи студентов с С.С. Юдиным теперь сопровождался приветливым отношением к нам руководства медицинского института. Вскоре предложили выступить в институте на научно-студенческой конференции. Я написал об этом Сергею Сергеевичу и получил от него положительный ответ, как обычно он писал на пишущей машинке. 3 февраля 1954 г. на 1123-м заседании Пироговского хирургического общества в огромной 7-й аудитории Первого Ленинградского медицинского института состоялся доклад С.С. Юдина, в котором были материалы, полученные в Новосибирске, - «Экспериментальные данные о нейрогуморальной регуляции желудочной секреции у человека» (рис. 6).Рисунок 6. Повестка дня заседания Хирургического общества Пирогова с докладом С.С. Юдина 3 февраля 1954 г., (из архива автора). Несколько дней спустя, 10 февраля 1954 г. С.С. Юдин обратился к директору ГУМУЗ Министерства здравоохранения СССР проф. А.Н. Новикову с просьбой разрешить командировать нас на Всесоюзную научно-студенческую конференцию в Москву, чтобы мы рассказали о результатах работы, выполненной под его руководством, а телеграммой он просил срочно выслать направление от руководства института (рис. 7).Рисунок 7. Телеграмма С.С. Юдина о подготовке документов для поездки в Москву (из архива автора). Весной 1954 г. нас пригласили на эту конференцию, председателем заседания, где мы выступали, был Б.В. Петровский. С.С. Юдин был в зале и «болел» за нас, он был очень рад, когда работе были присуждены диплом и премия. Много лет спустя в перерывах заседаний в Отделении физиологии АН СССР мы вспоминали с акад. Борисом Васильевичем Петровским С.С. Юдина, к которому он относился с огромным уважением.
Вернувшись в Москву, Сергей Сергеевич много работал над начатыми рукописями. Книгу «Размышления хирурга» [13] С.С. Юдин начал писать в камере, но не успел закончить. Это, по-видимому, послужило одной из причин, что в свет рукопись вышла только в 1968 г., через 14 лет после смерти автора. Небольшая книга была снабжена прекрасной суперобложкой художника А.Г. Альперовича. При взгляде на ее серо-коричневый фон с расплывшимся рукописным текстом у читателя вряд ли возникали ассоциации с рукописью Сергея Сергеевича - художник воспроизвел на суперобложке ту часть текста, которая была написана на серых разноформатных листках... туалетной бумаги. Какую же надо было иметь силу духа и любовь к жизни, чтобы в столь «нетворческих» условиях писать такое глубокое и полное оптимизма эссе о психологии творчества!
Летом 1954 г. С.С. Юдин участвовал в 8-м съезде хирургов в Киеве. На обратном пути у него был сердечный приступ, в аэропорту ему была оказана медицинская помощь, в машине скорой помощи его привезли домой. Вскоре Сергея Сергеевича не стало. После освобождения и приезда из Новосибирска прошел всего один год... После кончины С.С. Юдина скульптор М.П. Оленин работал над барельефом (рис. 8)Рисунок 8. Скульптор М.П. Оленин в мастерской у барельефа С.С. Юдина. Июль 1956 г. (фото автора). для памятника на могиле Сергея Сергеевича на Новодевичьем кладбище. В один из приездов в Москву меня пригласили в мастерскую скульптора вместе с сыном Сергея Сергеевича - Сергеем Сергеевичем (мл.), который позировал скульптору. При обсуждении идеи памятника возник вопрос, почему локоть Сергея Сергеевича выходит за пределы лаврового венка, внутри которого размещен скульптурный портрет Сергея Сергеевича. Ответ скульптора был достойным: «Сергей Сергеевич не помещается ни в какие рамки».
www.mediasphera.ru
История российской хирургии получила особенный расцвет в XX веке, благодаря целой плеяде талантливых и выдающихся специалистов, которые, несмотря на сложную ситуацию в стране, добивались поразительных результатов. И одним из самых выдающихся деятелей науки того времени, безусловно, можно назвать Сергея Сергеевича Юдина – талантливого хирурга, прославившегося своей работой на весь мир. И, несмотря, на выдающийся талант и прогрессивное профессиональное мышление, судьба хирурга оказалась совсем нелегкой, и закончилась трагически, впрочем, обо всем по порядку.
Сергей Юдин родился в Москве в 1891 году в достаточно богатой и известной семье. Его отец был крупным промышленником и занимал должности директора на многих предприятиях города, а потому действительно большая семья Юдиных никогда не знала проблем. Детство молодого человека прошло легко, однако родители постарались дать ему максимально полное образование из-за чего он закончил сначала детскую школу, а потом и гимназию. После этого, по желанию отца, мечтавшего о том, чтобы его дети пошли по его стопам, Сергей Юдин поступил на физико-математический факультет Московского Университета. Впрочем, всегда очень умный и преуспевающий молодой студент учился весьма посредственно на данном направлении, и уже через год по велению сердца перевелся на медицинский факультет, где его успеваемость быстро пошла вверх.
К сожалению, окончить обучение он не успел из-за начал войны, в которой он участвовал со своим старшим братом. Он начал службу в должности зауряд-врача, и уже за первые несколько месяцев смог получить огромный опыт а также доказать свой профессионализм. Его практика позволила ему очень быстро стать начальником санитарного отряда. Уже во время работы на фронте Сергей Юдин продемонстрировал удивительные навыки, ведь даже в полевых условиях он с успехом выполнял такие операции, за которые просто боялись браться другие врачи. Стоит также отметить, что период восстановления его пациентов был намного меньше, чем у других специалистов, что, безусловно, говорило о его аккуратности, точности и профессионализме.
Летом 1916 года Сергей Юдин получил сильную контузию и был отправлен в госпиталь на восстановление, однако еще до этого был награжден Георгиевской медалью за храбрость и самоотверженность на поле боя. После лечения он получил возможность сдать экзамены и получить диплом врача. Конечно же, из-за травмы, Юдин был демобилизован, однако все равно помогал людям справиться с последствиями войны, ведь параллельно с работой в Тульской больнице заведовал местным отделением Красного Креста, в котором оказывали помощь именно людям, пострадавшим во время военных действий.
Несколько лет спустя, доктор Юдин решил работать в Серпухове в фабричной больнице, а с 1925 года начал свою преподавательскую деятельность, вначале в клинике Бурденко, где сразу же прослыл большим специалистом и талантливым преподавателям, умеющим очень быстро донести сложную информацию. Стоит отметить, что на своих лекциях он также касался разработанным им методик, и среди его учеников даже того времени было немало будущих очень известных и талантливых хирургов.
В 1926 году доктор отправляется в командировку в США, где перенимает ценный опыт иностранных коллег, и делиться с ними своими достижениями. По приезду он пишет и издает книгу о своей командировке, в которой излагает самые интересные моменты и успехи, которых смогла достичь западная медицина. Эта работа была очень тепло воспринята отечественным медицинским сообществом, однако в условиях сложной политической обстановки в стране была воспринята некоторыми весьма неоднозначно.
В этот период Юдин стал настоящим мастером, работа которого была у всех на устах. На его успешные операции приглашали смотреть других специалистов, он специализировался на проведении процедур при спинномозговой анестезии и демонстрировал удивительное мастерство. За несколько лет он написал множество научных работ и монограмм, многие из которых стали главными учебными пособиями для молодых хирургов тех времен.
За свои заслуги в 1928 году он был назначен начальником отделения скорой помощи в НИИ Склифосовского, где он избрал для своих исследований хирургию желудка. В этом направлении он также добился больших успехов, выполнив несколько тысяч успешных операций. Также он экспериментировал с переливанием крови, и первый в мире использовал для этих целей кровь только что умершего человека. Долгую и успешную практику, а также, научную работу он по прежнему совмещал с преподавательской деятельностью, несмотря на то, что лишь в 1935 году получил официальный статус доктора наук.
Во времена Второй Мировой войны он занимал должность старшего консультанта главного хирурга Советской Армии. Ну а после окончания войны он немало поездил по Европе, делясь опытом с местными специалистами и помогая в проведении сложнейших операций. За это он удостоился званий почетного члена английского королевского хирургического общества, Парижского Каталонского общества хирургов, Американской ассоциации хирургов и стал почетным доктором Сорбонны.
К большому сожалению, на родине многим не понравилась такая открытость профессора, и в 1948 году он был арестован по ложному обвинению в шпионаже. Его держали в заключении вплоть до 1953 года, а после смерти Сталина он был освобожден, однако из-за плохих условий содержания не смог прожить долго и умер спустя всего лишь год от уже третьего по счету инфаркта.
Вернуться к статьямprofessiya-vrach.ru
ЮДИН Сергей Сергеевич (1891 — 1954) — выдающийся советский хирург, академик АМН (1944), лауреат Государственной премии СССР (1942,1948), Ленинской премии (1962), заслуженный деятель науки. В 1915 году окончил медицинский факультет Московского университета. В первую мировую войну был полковым врачом; контужен, награжден Георгиевской медалью. В 1918—1919 годы служил в Красной Армии, после демобилизации в 1919—1922 годы работал в хирургическом отделении санатория для долечивания раненых «Захарьино». Там наряду с хирургическими навыками приобрел опыт лечения послераневых плевральных свищей, который обобщил в докладе «34 случаях торакопластики при застарелых эмпиемах плевры» на XVI Съезде российских хирургов в 1924 году. С 1922 по 1928 год работал хирургом фабричной больницы в г. Серпухове, успешно выполняя широкий круг оперативных вмешательств. Глубоко изучив вопрос о спинномозговой анестезии, С. С. Юдин обобщил свой опыт в уникальной по информативности и объему диссертационной монографии. Все это выдвинуло его в ряды особо перспективных молодых хирургов Советского Союза. В 1925 и 1928 годы он был командирован в Германию и в США, освоил достижения зарубежной хирургии и подметил ее слабые стороны. В 1928 год: вышла в свет его книга «Пятилетний отчет о деятельности хирургического отделения фабричной больницы Красный текстильщик», подводящая итоги работы в г. Серпухове. С этого же года С. С. Юдин — руководитель хирургической клиники НИИ скорой помощи им. Склифосовского, а с 1931 года профессор, заведующий кафедрой неотложной хирургии ЦИУ. Здесь сложилась возглавляемая им хирургическая школа, представителями которой были Д. А. Арапов, Б. А. Петров, Б. С. Розанов, А. А. Русанов и др. С годами эта клиника приобрела мировую известность.
С. С. Юдин — хирург-мыслитель, не только блестящий практик, но и выдающийся теоретик. Его научные исследования посвящены самым актуальным проблемам хирургической науки и практики. Он не раз поражал иностранных гостей-хирургов виртуозностью техники выполнения операций. Основдое направление его работ — неотложная абдоминальная хирургия, в первую очередь острая патология желудка, с установкой на радикальность вмешательств. Так, при прободении язвы желудка методом выбора стала первичная резекция. Широко вошла в практику срочная лапаротомия при остром желудочном кровотечении. С. С. Юдин внес большой вклад в проблему хиругии пищевода, им разработан оригинальный способ пластического восстановления пищевода. Эта операция стала общепризнанной и нашла последователей во всех странах мира. За исследования по созданию искусственных пищеводов С. С. Юдин был удостоен в 1948 году Государственной премии.
С. С. Юдину принадлежит выдающаяся роль в развитии трансфузиологии и трансплантологии. Первым в мире он применил в клинике переливание фибринолизной крови, за что совместно с В. Н. Шамовым в 1962 году был удостоен Ленинской премии. Это, в частности, доказывало возможность применения в клинике трансплантации трупных тканей и органов. С. С. Юдину принадлежат оригинальные предложения по консервации крови. Он по праву считается в нашей стране одним из основоположников современной анестезиологии. Его монография «Спинномозговая анестезия» (г. Серпухов, 1925) является классическим трудом по этому вопросу; она была удостоена премии Ф. А. Рейна как «лучшее сочинение по хирургии в СССР за 1924—1925 годы» и сохранила свое значение до наших дней. Одним из первых он оценил значение использования закиси азота и внедрил ее в практику обезболивания.
Его произведения, от содержащих важную практическую информацию до очерков о выдающихся деятелях хирургии, блещут безукоризненным литературным языком и нешаблонным стилем.
В годы Великой Отечественной войны С. С. Юдин в звании полковника медицинской службы, в должности консультанта часто выезжал на фронт и оперировал в полевых условиях. Основным направлением в лечении раненых в годы Великой Отечественной войны С. С. Юдин считал широкую хирургическую обработку ран, местное и общее применение сульфаниламидных препаратов, глухую гипсовую повязку. Он предложил оригинальную методику хирургической обработки огнестрельных ранений бедра, что принесло значительный эффект. Для этого он сконструировал специальный походный ортопедический стол, который широко црименялся на фронте. Работы С. С. Юдина по военно-полевой хирургии были удостоены в 1942 году Государственной премии.
С. С. Юдин был почетным членом хирургических обществ ряда городов и союзных республик, Международной ассоциации хирургов, хирургов Америки, Королевского общества хирургов Великобритании, почетным доктором Сорбонны и др.
Награжден орденом Ленина, двумя орденами Красного Знамени, орденом Красной Звезды и медалями.
Портрет см. на вклейке, ст. 432. Соч.: Спинно-мозговая анестезия, Серпухов, 1925; Восстановительная хирургия при непроходимости пищевода, М., 1954; Избранные произведения, кн. 1—3, М., 1960—1962; Этюды желудочной хирургии, М., 1965; Размышления хирурга, М., 1968.
Библиогр.: Арапов Д. А. Жизнеописание Сергея Сергеевича Юдина, в кн.: Юдин С. С. Избр. произв., кн. 1, с. 5, М., 1960; Куприянов П. А. и Ш а н и н Ю. Н., С. С. Юдин и его влияние на становление анестезиологии в СССР, Вестн. хир., т. 87, № 10, с. 25, 1961; Петров Б. А. Биографический очерк С. С. Юдина, Анналы Ин-та им. Склифо-совского, т. 3, кн. 1, с. 1, М., 1942; С и-м о н я н К. С. Путь хирурга, М., 1963.
Д. А. Арапов, М. Б. Мирский, С. А. Русанов.
xn--90aw5c.xn--c1avg
Имя Сергея Юдина знакомо даже далеким от медицины людям благодаря знаменитому портрету кисти Михаила Нестерова. Профессор ПетрГУ, доктор медицинских наук Игорь Григович считает, что деятельность Сергея Сергеевича Юдина выходит за рамки его профессии, а судьба столь необычна, что представляет интерес для всего общества.
О Юдине говорили: «Он жег свечу с обеих сторон».
К 120-летию со дня рождения
Сергей Сергеевич Юдин — гениальный хирург, разносторонне талантливый человек, чьи последние 6 лет жизни были омрачены несправедливым преследованием Режима, лишением возможности работать, развитием на этой почве тяжелых заболеваний, приведших к преждевременной смерти.
Назвав С.С. Юдина гениальным хирургом, я нисколько не погрешил против истины, не преувеличил ремесленную часть его деятельности. Именно так, поскольку хирург в первую очередь ценится за то, что и как он делает руками и какими результатами это часть его работы заканчивается. Хороших хирургов много, талантливых меньше, но также немало, а вот гениальных – единицы. Среди российских могу назвать только двух – Николая Ивановича Пирогова и Сергея Сергеевича Юдина. Имеются объективные критерии для такой точки зрения: признание коллег в своей стране и во всем мире.
О Пирогове написано очень много и подробно, тем более что в 2010 году исполнилось 200 лет со дня его рождения, ООН объявляло Год Пирогова. Именем Пирогова названы улицы во многих городах России и Украины, медицинские институты и университеты, отдельные клиники и кафедры, существуют премии его имени и многое другое, в чем увековечено имя Великого Русского Хирурга, Ученого и Педагога.
Что касается С.С. Юдина, то все значительно скромнее, если не сказать более – почти ничего: памятная мемориальная доска на Институте Скорой Помощи им Н.В. Склифосовского (Юдин был его истинным организатором и проработал в нем почти 25 лет) и памятник в городе Новосибирске перед детской больницей, в которой ссыльный хирург Юдин оперировал в течение двух лет. Может быть, прошло мало времени, а пройдет 200 лет, и наши потомки вспомнят о гениальном хирурге Юдине, кумире своих прапрадедушек, работавших в ХХ веке? Возможно. К 1991 году, к 100-летию С.С. Юдина, библиография посвященных ему работ, насчитывала более 50 наименований. Правда, большинство из них написано прямыми учениками Юдина в хирургических журналах и монографиях. Но ряд статей были опубликованы уже не прямыми учениками и не в медицинских изданиях.
Из наиболее привлекательных для широкого читателя биографических работ можно назвать книгу ученика Юдина Кирилла Семеновича Симоняна «Путь хирурга», опубликованную еще в 1963 году. И, конечно, опубликованные в Интернете в 2008 году «Воспоминания о С.С. Юдине» его племянника, профессора-онколога Игоря Юрьевича и внучатого племянника, доктора медицинских наук, проктолога Вадима Игоревича Юдиных.
К сожалению, мне не пришлось не только быть знакомым с С.С. Юдиным, но даже видеть его. Однако я много слышал о нем от своих учителей в студенчестве и в первые годы после окончания вуза. Мой выбор специальности во многом был связан с их восторженными рассказами об этом ярком и самобытном человеке, с которым мои учителя были лично знакомы. О Юдине в пятидесятые годы говорили часто: самый популярный в то время в СССР хирург, обласканный властью: дважды лауреат сталинской премии, академик, член хирургических ассоциаций почти всех европейских стран и США вдруг был арестован за шпионаж и на 10 лет выслан в Сибирь. Правда, после смерти «вождя народов», в 1953 году реабилитирован, возвращен в Москву, вновь работал и оперировал в «Склифе», но через 11 месяцев умер от инфаркта.
Время, когда все это происходило, было еще свежо в памяти моих учителей, но наступила Оттепель, и они позволяли более свободно говорить на эту тему, с подробностями, о которых писать было еще рано. Ведь Юдин был не один с такой трагической судьбой. Был еще хирург В.Ф. Войно-Ясенецкий (Архиепископ Лука), академик Н.И. Вавилов, авиаконструктор А.А. Туполев, ракетостроитель С.П. Королев, академик Д.С. Лихачев и много других, имя которым легион.
О Юдине мне много рассказывал мой заведующий кафедрой, профессор Федор Маркович Данович. До Петрозаводска он работал на кафедре военно-морской хирургии Военно-Медицинской Академии. Кафедрой заведовал И.И. Джанелидзе, один из немногих, кто поддерживал контакты с Юдиным даже после его ареста. На этой же кафедре работали ученики Сергея Сергеевича – Аркадий Алексеевич Бочаров и Дмитрий Алексеевич Арапов. Арапов был главным хирургом Северного флота и его на этой должности сменил мой шеф. Хорошо был знаком с Юдиным и Станислав Яковлевич Долецкий, с которым я много лет дружил. Кстати, Долецкого за его артистизм, увлечения писательством и дружбу с творческими людьми называли «маленьким Юдиным». Они, действительно, были чем-то похожи. Поэтому о С.С. Юдине я знал из этих разговоров достаточно много еще до того, как были опубликованы работы его учеников и родственников.
Мое желание написать о Сергее Сергеевиче Юдине связано также с тем, что сегодняшнее поколение хирургов, не говоря уже о студентах, помнят только, что «был такой хирург Юдин», но не более.
Сергей, Петр, Глеб, Георгий (Юрий) ЮдиныС.С. Юдин родился в Москве 27 сентября (по старому стилю) 1891 года в богатой семье. Его отец «личный почетный гражданин и «купец первой гильдии» владел канительной фабрикой, многими магазинами по продаже офицерской формы и военных аксессуаров. Мать, также из семьи замоскворецких купцов, получила прекрасное образование в известной немецкой гимназии фон Мекк в немецкой слободе Москвы, всю жизнь посвятила воспитанию детей, которых в этой семье было семеро (4 сына и 3 дочери). Сергей был вторым ребенком и старшим из сыновей.
Позволю сделать некоторое отступление от биографии юбиляра, но имеющее прямое отношение к основной теме. Уже упомянутый мною ранее С.Я. Долецкий одну из своих книг, посвященных воспитанию и здоровому образу жизни, назвал «Все начинается с детства». Автор убедительно доказал, и я с ним полностью солидарен, что многие заболевания, а также черты характера, особенности поведения закладываются с самого раннего детства в семье, особенно многодетной. Известный русский ученый Илья Ильич Мечников, когда писал биографию Л. Пастера, также отметил одну интересную особенность в семьях гениальных и талантливых людей: они рождались не первыми. Так, Моцарт и Вагнер были седьмыми, Шопен – четвертым, Бомарше – седьмым, Шекспир, Вольтер и Гюго – третьими, Петр I – третьим, а Наполеон – четвертым. Добавлю, что Пирогов родился тринадцатым из 14-ти детей в его семье. Вот и С.С. Юдин оказался, правда, вторым, но из семерых детей. Конечно, все это не достоверно с математической точки зрения, но любопытно.
Семья ЮдиныхВ семье Юдиных до поступления в гимназию воспитанием детей занималась мать. Девочки изучали языки, музицировали, учились вести домашнее хозяйство. Четыре мальчика столярничали, выпиливали, украшали мебель, выжигали, рисовали. Сергей среди детей был лучшим художником, прекрасно вышивал, играл на скрипке и гитаре, свободно владел французским и немецким языками (английским овладел позже), посещал музеи и хорошо знал живопись. Он уже тогда развил необычайную подвижность пальцев
В гимназические годы С. Юдин устроил дома в чулане химическую лабораторию, проводил опыты, изучал рецептуру. Самостоятельно изготовил катушку Румкорфа высокого напряжения. Собрал коллекцию насекомых. Разводил фазанов, ухаживал за животными в домашнем зоопарке на даче. Досконально изучил правила охоты. Увлекался рыбной ловлей, сам сделал лодку. В 16 лет репетиторствовал в семье богачей Морозовых и на заработанные деньги приобрел микроскоп. Затем был гувернером четырех детей у помещика в Смоленской области.
Сергей Юдин-гимназистЕще во время учебы в одной из лучших московских гимназий, в которой преподавание велось на двух языках, Сергей обратил на себя внимание великолепной памятью и потрясающей работоспособностью. В гимназии, кроме очень хороших учителей, к преподаванию привлекались профессора из Московского университета. Его привлекали не только гуманитарные предметы, но также физика, математика, химия, которые были ведены в курс обучения этой гимназии дополнительно. В обычных классических гимназиях точным наукам уделялось меньше внимания, чем в реальных училищах (затем их переименовали в «реальные гимназии»). Литературу Сергей знал блестяще: знал наизусть Горация, Вергилия, речи Цезаря и многое другое.
Забегая вперед, скажу, что прекрасная память сыграла свою положительную роль в тяжелые дни жизни С.С. Юдина. Находясь в тюрьме и не имея возможности пользоваться литературой, Сергей Сергеевич написал блестящую книгу «Размышления хирурга», в которой он приводил большое количество цитат великих мыслителей и ученых, используя свою феноменальную память. Кстати, книга писалась им на листках туалетной бумаги, и листы склеивались хлебным мякишем. К счастью, ему удалось сохранить написанное и после реабилитации передать рукопись в руки своей любимой операционной сестры Марины Петровны Голиковой. Книга вышла уже после смерти автора в 1968 году.
С.С. Юдин в 1916 годуВ 1911 году С.С.Юдин поступает на медицинский факультет Московского университета. И в университете он обращает на себя внимание увлеченностью, работоспособностью и своими первыми статьями о холере и дизентерии. Первая мировая война прервала учебу. В 1914 году он был призван в действующую армию. Работал зауряд-врачом в госпитале, оперировал раненых и даже участвовал в боевых операциях. Был награжден за храбрость Георгиевским Крестом, трижды был ранен, один раз тяжело. В 1919 году сдал экзамены и получил диплом. Все последующие 35 лет его жизни были посвящены любимому делу – хирургии.
Самостоятельная хирургическая деятельность С.С. Юдина начиналась в небольших лечебницах Подмосковья, плохо оборудованных и далеких по объему своей работы от столичных клиник. Первой из них был санаторий «Захарьино», в котором находились больные с костно-суставными локализациями туберкулеза, туберкулезными поражениями желудка. Большое количество раненных во время 1-й Мировой войны, у которых возникли гнойные осложнения после огнестрельных переломов костей рук и ног, а также гнойных осложнений травм грудной полости потребовали изменить профиль санатория и госпитализировать в него не только больных, страдающих от туберкулезной инфекции, но и посттравматическими гнойными осложнениями. Начинающий хирург не стал сетовать на плохие условия, дефицит аппаратов и инструментов. Он развил совершенно потрясающую по своему разнообразию и интенсивности активную деятельность.
Во-первых, административно-хозяйственную: он познакомился с наркомом здравоохранения Н.А. Семашко и с его помощью доставал аппараты, инструменты для проведения хирургического лечения своих пациентов. Часть оборудования Сергей Сергеевич делал своими руками. Нарком даже вначале принимал его за какого-то хозяйственника, а не врача.
Во-вторых, Юдин развил бурную хирургическую деятельность: оперировал на костях и суставах, выполнил одну из первых в России резекцию желудка при хронической язве. За очень короткое время он произвел 34 операции при гнойниках грудной полости и сделал об этом доклад на XVI Всероссийском съезде хирургов, положительно оцененный коллегами.
В-третьих, он регулярно бывал в московских музеях, книжных магазинах, коллекционировал редкие издания и произведения живописи. В эти же годы С.С. Юдину удалось побывать в нескольких крупных европейских клиниках и познакомиться с достижениями лучших хирургов этих стран, в частности, он побывал в клиниках корифеев мировой хирургии в Германии, профессоров Фердинанда Зауэрбруха и Августа Бира. Всего он проработал в «Захарьино» четыре года.
Юдин в СерпуховеВ 1922 году С.С. Юдин переезжает в небольшой подмосковный город Серпухов на должность заведующего хирургическим отделением местной фабричной больницы. Здесь он задержится на 6 лет, но какие это были 6 лет! Когда читаешь об этом периоде жизни Юдина, продолжаешь удивляться широте его интересов и объему того, что он делал. А ему был в это время только 31 год. Более 500 операций на желудке, более тысячи различных вмешательств под спинно-мозговой анестезией. Юдин усовершенствовал данный метод обезболивания, предложенный упомянутым выше А. Биром, расширил возможности его применения, практически, для операций на всех органах груди и живота.
Итогом явилась монография «Спинномозговая анестезия», которую он посвятил своей матери Екатерине Петровне, которую нежно любил. Через несколько лет, уже работая в Москве, он прооперирует ее по поводу рака желудка, и она проживет еще много лет. Когда кто-то из учеников спросил, почему он не поручил эту операцию другому хирургу, Сергей Сергеевич ответил: «Тогда только я знал, как это сделать правильно».
Монография о спинномозговой анестезии была признана лучшей книгой по медицине в СССР, и С.С. Юдин был удостоен премии им. Ф.А. Рейна. Денежную часть премии он использовал для поездки в США на шесть месяцев для посещения лучших хирургических клиник. Американская хирургия произвела на Юдина неизгладимое впечатление: своей организацией, техническим оснащением и блестящей оперативной техникой. После возвращения он написал серию очерков «В гостях у американских хирургов», опубликованных в нескольких номерах журнала «Новый хирургический архив» за 1927 — 1928 годы.
Талантливые и яркие статьи, выступления на съездах, заседаниях хирургических обществ Москвы и Ленинграда, а самое главное, блестящая хирургическая техника при операциях, сделала С.С.Юдина чрезвычайно популярным как среди коллег, так и среди всей творческой интеллигенции. К нему, не обремененному степенями и званиями, достаточно молодому хирургу в обычную больницу приезжали смотреть на выполняемые операции такие корифеи отечественной хирургии, как С.И. Спасокукоцкий, В.И. Разумовский, П.А. Герцен (профессор-онколог, внук писателя) и другие известные и неизвестные хирурги из разных городов нашей страны.
Так было и тогда, когда Юдин уже был главным хирургом Института Скорой Помощи им. Склифосовского. Гости выражали свой восторг не только устно, но и письменно, оставляя в журнале посетителей свои записи. Профессор И.И. Джанелидзе в перерыве между заседаниями Всероссийского съезда хирургов оставил следующую запись: «Когда я приезжаю в Москву и считаю своим долгом сходить в Художественный театр и Художественную мастерскую Сергея Сергеевича, куда приходят любоваться работой большого художника даже те, кто его ругает на съезде». Запись профессора В.Ф. Войно-Ясенецкого: «Хирург в прошлом, блестящему хирургу настоящего и будущего. Свидетельствую свое восхищение его блестящей техникой и неисчерпаемой энергией в строительстве новой хирургии нашей великой Родины». И таких записей сотни.
Да, конечно, не мог тогда 26-летний хирург из какой-то фабричной больницы Подмосковья не вызвать раздражения своими яркими выступлениями на крупных собраниях своих коллег. Были и элементы зависти к его популярности среди хирургической молодежи. Так всегда бывает в творческой среде. Однако Юдин всегда выходил победителем во время подобных дискуссий. Мой шеф, профессор Ф.М. Данович, в то время молодой аспирант, рассказывал, что, несмотря на раздраженные реплики оппонентов по поводу его докладов, после заключительного слова С.С.Юдина провожали его овацией и сторонники и противники. Он был еще и очень остроумным полемистом.
Однажды еще в 1922 году, когда он докладывал на 16-м Всероссийском съезде хирургов о результатах 34 операций на грудной клетке при хронических гнойных процессах, оппонентом выступил известный ленинградский хирург профессор Иван Иванович Греков. Он возражал против операций Юдина, считая, что при удалении ребер, которые выполняются при данном вмешательстве у больного деформируется грудная клетка, что создает значительный косметический дефект. В своем заключительном слове С.С. Юдин так ответил на это замечание: «Да, действительно, получается некрасиво, но лучше жить с деформированной грудной клеткой, чем умереть с прекрасным торсом». Греков подошел к Юдину на неофициальном приеме с бокалом шампанского и поблагодарил его за прекрасную работу и блестящий ответ на его замечание.
Сергей Сергеевич Юдин был чрезвычайно артистичен: блестящая и выразительная речь, богатая мимика, пластичная жестикуляция, покоряли присутствующих. Но не следует забывать, что главным оставалась хирургия – операции и их результаты, которые в то время были уникальны и не только для нашей страны.
Не могу вновь не отвлечься от хронологического изложения биографии Юдина и не рассказать о его руках.
Руки Сергея Сергеевича были не только ловкими, сильными и красивыми. Такие кисти рук встречаются достаточно часто и не только у хирургов: у музыкантов, скульпторов, живописцев. Мне приходилось встречать такие руки и у рабочих, чьи специальности связаны с ручным трудом. Но у Юдина плюс ко всему перечисленному пальцы и вся кисть обладали не характерными для нормальных людей физиологическими особенностями. Его пальцы на руках могли сгибаться не только в ладонную сторону, но и в противоположную, как мы говорим, тыльную сторону. Таким же манером могла вести себя и вся кисть, имея возможность сгибаться в тыльную сторону. Остановитесь на минуту и попробуйте произвести подобные движения своими пальцами и кистями рук. Плюс, конечно, постоянные упражнения. Все вместе и позволяло Юдину во время трудных операций использовать такие возможности пальцев и делать руками то, что не может сделать ни один самый совершенный хирургический инструмент.
Он оперировал обеими руками, но более уверенно чувствовал себя, работая правой. Он по этому поводу в своем письме к Николаю Ниловичу Бурденко как-то высказал сожаление, что не может одинаково свободно владеть обеими руками, что было доступно Бурденко. Думаю, Сергей Сергеевич кокетничал и в какой-то степени польстил великому советскому нейрохирургу. Слова эти были написаны в поздравительном письме к старшему по возрасту и по званию. Сергей Сергеевич оперировал обеими руками. Об этом писали его ученики, и это было «задокументировано» многими художниками на портретах.
Во время операции, при накладывании швов, например, он, чтобы лишний раз не брать ножницы для срезывания нитей, постоянно держал их на 4-м и 5-м пальцами левой кисти. Сам я «праворукий» хирург и как-то попробовал срезать нити ножницами, которые я держал этими же пальцами, но правой (основной) руки – ничего не получилось, удается только когда ножницы держишь 1-м и 3-м пальцами, как это делается в бытовых условиях. О руках Юдина ходили легенды, о них рассказывали очевидцы, их пытались особенно подчеркнуть на своих картинах художники, причем такие известные, как П.Д. Корин, А.И. Лактионов, М.В. Нестеров, Кукрыниксы (они рисовали на него дружеские шаржи в операционной) и др. Но все они оставались недовольны своей работой. Многие считают, что наиболее удачными являются два портрета Михаила Васильевича Нестерова, выставленные в Третьяковской галерее.
И еще о руках. Американская журналистка Нила М., во время беседы с Юдиным вдруг вскрикнула и бесцеремонно схватила его за кисти рук. Оправдываясь за свою экзальтированность, она рассказала, что подобные руки она видела только у Чарли Чаплина, у знаменитого немецкого актера Конрада Вейдта (не знаю такого) и у Сергея Рахманинова. Уже позже один из учеников Юдина профессор Кирилл Семенович Симонян, добавил руки Александра Вертинского. В студенческие годы в Ленинграде мне дважды посчастливилось побывать на концертах Александра Николаевича, и сидел я близко, и на руки обращал внимание. Кисти у него, действительно, были крупные, очень выразительные, но каких-то особенностей в движениях пальцев я не заметил.
Однако пора возвращаться к биографии юбиляра. Разумеется, успехи молодого и столь популярного хирурга из Серпухова не могли оставаться незамеченными официозом. Так случилось, что в 1928 году умер главный хирург Института им. Н.В. Склифосовского, и нарком здравоохранения Н.А. Семашко пригласил на эту должность С.С. Юдина. В те годы Институт был в основном не хирургическим и включал в себя 96 разнопрофильных коек. Для Юдина в 37 лет открылась колоссальная перспектива для приложения своих неуемных сил.
Не стану описывать подробно все профессиональные проблемы, которыми занимался вновь назначенный главный хирург. Приведу общее представление об этом периоде словами его родственников-биографов. «Юдин не копировал знакомый уже в это время опыт американских хирургов в опросах организации неотложной хирургической службы. Во всех новациях он шел собственным оригинальным путем. Учреждение за год превратилось во Всесоюзный центр по изучению острых заболеваний и травм и неотложной хирургической помощи. Оно стало «хирургической Меккой» страны. Сегодняшняя марка «Склифа», все положительные традиции – в значительной мере заслуга С.С. Юдина».Истории жизни С.С. Юдина в периоде с 1928 по 1948 год может позавидовать каждый, кто добросовестно и с любовью относится к тому делу, которым он занимается. А тем более в такой области знаний и умений, как медицина.
Сказать, что С.С. Юдин был обласкан коллегами, властью, художественной интеллигенцией и не только в СССР, но и за рубежом, значит ничего не сказать. Он буквально купался в славе. Степень доктора медицинских наук ему присвоили без защиты диссертации («Honoris causa»), он был избран профессором кафедры госпитальной хирургии, награжден многочисленными орденами. Получал профессиональные и Государственные премии (две Сталинские 1-й степени при жизни и Ленинскую, увы, посмертно). Он был избран действительным членом вновь образованной в стране Академии медицинских наук и почетным членом хирургических ассоциаций и академий почти всех европейских стран и США. Получил звание заслуженного деятеля науки. Ему разрешается выезжать за рубеж с докладами. Он оперирует практически всех сильных мира сего и их родственников. Все эти радости и благости проливаются на С.С. Юдина не по инерции или благодаря личным симпатиям, а заработаны тяжелейшим физическим и интеллектуальным трудом, отнимающим у него здоровье, за счет сокращения сна, отсутствия отпусков и многого другого.
За эти годы он лично оперировал тысячи больных с заболеваниями желудка и кишечника, сотни (большинство детей) с повреждениями пищевода. За разработку и применение пластики пищевода при ожогах ему была присвоена Сталинская премия 1-й степени (вторая).
М.В.Нестеров. С.С.Юдин во время операции (1933), Государственный Русский музейВ «Склифе» были созданы самые современные клиники, экспериментальные лаборатории, в которых сам Сергей Сергеевич вместе со своими помощниками в опытах на животных проверяли новые идеи.
Еще в 1928 году С.С. Юдин услышал доклад известного ленинградского хирурга профессора Владимира Николаевича Шамова об экспериментах на животных, жизнь которых спасали переливанием крови от уже погибших собак. Сергей Сергеевич загорелся этой идеей, продолжил экспериментальную часть работы, поднял вообще всю возможную литературу по истории переливания крови и пришел к выводу, что подобные переливания могут производиться и у людей.
В 1930 году он решился на такое переливание у молодого человека, почти полностью обескровленного в результате попытки к самоубийству. Донорская кровь уже закончилась, и больной погибал на глазах окружающих его врачей. В это же время в «Склифе» от несовместимой с жизнью травмы погиб пожилой мужчина с такой же группой крови. Юдин решился на переливание от погибшего, но при этом было нарушено законодательство: переливать кровь, не проверенную на наличие сифилиса, было запрещено. Юдин знал это, но решился и… спас больного. К счастью, кровь донора не содержала инфекции. Данное наблюдение было опубликовано и произвело мировую сенсацию.
Метод стал использоваться особенно широко во время Великой Отечественной войны, когда резко возросла необходимость в переливаниях большого количества крови, а доноров было мало. Переливание трупной крови позволило спасти тысячи жизней раненных. Достаточно сказать, что в «Склифе», куда доставлялись особенно тяжелые раненые, ежегодно переливалось около 2 тысяч литров такой крови. Сергей Сергеевич написал на эту тему монографию, которая была переведена вначале на французский, а затем и на многие другие языки.
Уже после смерти С.С. Юдина в 1962 году за это открытие он и В.Н. Шамов были удостоены Ленинской премии. Интересно, что через несколько лет после окончания Второй мировой войны (еще при жизни Юдина) Москву посетил выдающийся борец за мир, настоятель Кентерберийского собора в Англии Хьюлетт Джонсон. Джонсон посетил «Склиф» и оставил в книге отзывов следующую запись. «Какое величие кроется в идее, что еще живущая кровь мертвого человека переливается еще живому, страждущему по ней. С тем большим желанием хочу и я, чтобы после моей смерти и моя кровь была использована с той же целью».
Работал С.С. Юдин на износ. Как выразился кто-то из его окружения: «Он жег свечу с обеих сторон». Кроме чисто хирургической работы, он писал и редактировал книги, статьи, участвовал с докладами и сообщениями на съездах, конференциях, семинарах. Еще до переезда в Москву он был приглашен Н.Н. Бурденко на должность приват-доцента на кафедру и читал лекции студентам и врачам. У него был цикл лекций, которые он называл «покаянными», в которых подробно разбирал собственные диагностические и лечебные ошибки.
Хирурги во всех уголках нашей страны считали С.С. Юдина своим Учителем. Правильнее было бы их назвать сторонниками, подражателями. Но был круг близких, настоящих учеников, которые непосредственно и по многу лет работали рядом с Юдиным, исповедовали его принципы и даже дружили семьями. Почти все они стали со временем профессорами, академиками. Среди них Дмитрий Алексеевич Арапов, Борис Сергеевич Розанов, Аркадий Алексеевич Бочаров, Борис Александрович Петров, Павел Иосифович Андросов. К сожалению, один из них, которого особенно тщательно пестовал Юдин, которому он почти собственноручно сделал докторскую диссертацию, как оказалось впоследствии, был автором ложного доноса на своего шефа, автором юдинской трагедии. После ареста С.С. Юдина его должность в институте занял Б.А. Петров, в дальнейшем присвоивший все, что делал его Учитель. Он был такой не первый и далеко не последний в истории человечества.
Была у С.С. Юдина еще одна страсть, которая проявилась после прихода на работу в «Склиф». Тот, кто знаком с историей Москвы, видимо, знает, что Институт Скорой Помощи им. Н.В. Склифосовского расположен в здании бывшей Шереметьевской больницы («странноприимный дом»), построенной в первом десятилетии XIX века графом Н. Шереметьевым в память жены, крепостной актрисы Прасковьи Жемчуговой по проекту итальянского архитектора Кваренги. Во время Отечественной войны 1812 года здание уцелело, использовалось в качестве госпиталя для русских и французских солдат и офицеров, а с 1923 года в нем был организован вышеназванный институт. Внутренние помещения больницы Шереметьева были расписаны итальянским художником Доменико Скотти.
За прошедшие годы здание серьезно обветшало, росписи были закрашены белилами, лепнина во многих местах обвалилась. С.С. Юдин добился разрешения на восстановление и ремонт здания. Пригласил известных художников и реставраторов, работа закипела. Юдин принимал самое непосредственное участие в восстановлении потолочного плафона, очищая собственными руками слои белил покрывающие живопись Скотти. В ранние утренние часы он забирался на высоченные леса и со свойственной ему скрупулезностью снимал верхние слои штукатурки и отмывал картины и, когда появлялись сохранившиеся краски, радовался как ребенок. Сергей Сергеевич считал, что гениальные творения Скотти должны быть сохранены для нашего народа и помогать выздоровлению пациентов.
Сегодня «Склиф» — это вновь построенное современное здание, напичканное новейшим медицинским оборудованием и удобствами для работающих в нем и больных, которым оказывается помощь. Старое же здание – это прекрасный музей архитектуры, живописи и истории странноприимного дома графа Шереметьева. Без юдинского старания этот музей, конечно же, не состоялся бы, ну, а сегодня – тем более.
С.С. Юдин в 1942 годуВеликая Отечественная война 1941 — 1945 годов внесла изменения в работу самого С.С. Юдина и всего коллектива Института Скорой Помощи, хотя неотложная хирургия и острая травма и без войны – война мирного времени. Только меняются причины полученных повреждений – они являются в основном огнестрельными, меняется количество пациентов – их становится очень много и одновременно. Конечно, есть и другие различия, но во все времена хирургический опыт мирного времени используется на войне и наоборот.
С.С. Юдин был назначен старшим инспектором-консультантом при главном хирурге Красной (потом – Советской) армии, а им являлся Николай Нилович Бурденко. Сергей Сергеевич не стал эвакуироваться и оставался все годы войны в Москве. Правда, он часто выезжал в районы боевых действий, оперировал в госпиталях тяжелых раненных, учил молодых врачей и не только молодых, правилам и принципам военно-полевой хирургии. Уже в 1941 году под его редакцией выходит двухтомное руководство «Заметки по военно-полевой хирургии».
За эту работу С.С. Юдин был удостоен Сталинской Премии 1-й степени. Его ближайшие ученики в это время руководят хирургическими службами фронтов и армий. Какие чудесные письма он им пишет, письма, наполненные теплотой, надеждой на победу и мудрыми советами Учителя. Он одним из первых врачей в нашей стране был награжден боевым орденом – Красной Звезды.
С.С. Юдин в мантии. 1943 годВ 1943 году в Москву приезжают два крупнейших зарубежных хирурга – Главный хирург английского Королевского флота контр-адмирал Гордон Тейлор и Главный хирург США, профессор Гарвардского университета профессор Элиот Катлер. Они приехали специально, чтобы вручить С.С. Юдину дипломы Почетного члена хирургических ассоциаций своих стран. Впервые для вручения подобных регалий руководители зарубежных хирургических организаций выехали в другую страну, обычно эта торжественная процедура проводилась в их странах.
Несмотря на все награды, премии и другие почести, следует отметить два тревожных обстоятельства, которым Сергей Сергеевич не придал значение, а возможно, делал вид, что это его не тревожит. Одно из них заключалось в том, что большинство руководителей хирургических служб фронтов, армий и даже крупных госпиталей в первые годы войны уже имели генеральские звания, а Юдин оставался подполковником от начала и до конца войны. Второе обстоятельство – прекращение его зарубежных поездок, куда его приглашали с докладами на крупные съезды и конференции.
Думаю, приезд в 1943 году Тэйлора и Катлера в Москву был связан с тем, что правительство нашей страны не разрешило ему выехать в США и Великобританию. Многие наши руководители были очень недовольны его личными контактами с послом Гарриманом, частной перепиской с премьер-министром Англии Уинстоном Черчиллем и другими известными зарубежными деятелями.
Сергей Юдин в тюрьмеВсе прояснилось 23 декабря 1948 года. Вечером этого дня за Сергеем Сергеевичем приехала машина, и его пригласили на консультацию к «тяжелому больному», имя которого не называлось по причине его высокой должности. Такое уже случалось ранее, поэтому он сел в машину и был доставлен к …следователю на Лубянку.
Сергей Юдин и Марина ГоликоваВ тот же день таким же образом была арестована старшая операционная сестра Юдина – Марина Петровна Голикова. Она была не только старшей операционной сестрой, но и близким другом Сергея Сергеевича, готовила к печати и редактировала его рукописи, отвечала на некоторые письма, была очень образованным человеком и красивой женщиной. К ней обращались сотрудники Института, когда нужно было чего-нибудь добиться от Юдина. Юдин говорил о ней – «Святая женщина».
Сегодня уже многое известно, и не только из устных рассказов, о том, что происходило с Юдиным в течение трех лет его пребывания в тюрьме и двух лет – в ссылке. Читать об этом больно и страшно.
В ночь ареста начался допрос Юдина старшим следователем полковником Комаровым в присутствии заместителя Берии Абакумова. Полковник избил Юдина, выбив ему почти все зубы, раздел догола и, лежащего на полу, бил резиновой палкой. Был применен к нему и хорошо известный конвейерный метод допроса, при котором круглосуточно без перерыва арестованного допрашивают меняющиеся следователи. Юдин мужественно переносил все, что с ним делали, кроме одного – когда его веки специальными щипцами заворачивали в трубочку, боль при этом возникала такая, что ему приходилось кричать, и он терял сознание.
Юдина обвиняли во вражеских действиях против СССР и шпионаже в пользу английской разведки. Кроме того, в процессе допросов от него требовали компрометирующих данных на крупных военачальников (Жукова, Конева, Толбухина и др.). Он с ними был хорошо знаком, часто встречался во время своих поездок на фронт, высоко ценил их талант полководцев, особенно, Г.А. Жукова, сравнивая его с Суворовым. Ни на кого он не дал никаких порочащих показаний. Но через три года он уже не смог вытерпеть все, что с ним делали в МГБ, и подписал обвинение в своей «шпионской» деятельности. В 1952 году он был осужден на 10 лет ссылки и отправлен в город Бердск Новосибирской области. Его сопровождала и находилась с ним его жена, Наталья Владимировна.
В Бердске администрация больницы вначале не разрешала ему участвовать в лечении больных, но затем местные хирурги сами стали приглашать его в операционную, и он вновь после долгого перерыва стал к операционному столу. Операции проходили при большом скоплении местных врачей. Через короткое время его перевели в Новосибирск. Это произошло после того, как второй секретарь обкома партии обратился в Кремлевскую больницу Москвы с просьбой принять на операцию его жену с тяжелым заболеванием желудка. Из Москвы ответили: «Зачем ее везти в Москву, когда лучшие руки страны находятся от вас в 60 километрах».
Несмотря на разрешение оперировать в Новосибирске, администраторы здравоохранения (главный врач больницы, ректор медицинского института) всячески препятствовали его полноценной хирургической работе, научным исследованиям по изучению секреции желудка и контактам с молодежью. Но студенты все равно старались помогать Юдину в опытах на животных, провожали его домой, интересовались разными хирургическими проблемами и, вообще, любили поговорить с ним о литературе, искусстве.
В 1952 году С.С. Юдину разрешили на несколько дней приехать в Москву, чтобы проводить в последний путь его гимназического друга, известного хирурга Ф.Д. Очкина. Во время похорон на Новодевичьем кладбище при большом скоплении коллег отдельно от всех стоял исхудавший Сергей Сергеевич в какой-то старой шинели и плакал. Никто к нему не подошел. В этот приезд ему удалось передать результаты своих последних исследований академику К.С. Быкову, занимавшему высокий пост в Академии Медицинских Наук. Он рассчитывал, что Быков замолвит за него слово в правительстве и ему разрешат вернуться в Москву. Как потом стало известно, Быков высоко оценил юдинские исследования, но ходатайствовать о нем не стал. Когда же в стране развернулась кампания против «врачей-убийц», которую начал «лучший друг всего человечества», Юдин потерял всякую надежду на возвращение из ссылки.
С.С. Юдин (справа) и Б.А. ПетровОднако вскоре после смерти Сталина Сергея Сергеевича полностью реабилитировали, и он возвратился в свой родной «Склиф», но в должности не главного хирурга, а заведующего хирургическим отделением. Ему еще пришлось пережить тяжелое собрание сотрудников Института, на котором его ученик Б.А. Петров и его немногочисленное окружение пытались доказать, что Юдин был осужден справедливо, так как всегда не любил Власть, хвалил все заграничное и весь Институт работал на его славу. Но справедливость восторжествовала, и Сергея Сергеевича возвратили на его законную должность.
Несколько слов о судьбе М.П. Голиковой. Ее также пытали и требовали материалы об антисоветской деятельности С.С. Юдина. Обещали расстрелять ее мужа, забрать любимую дочь в детский дом, и Марина Петровна сломалась – подписала все, что от нее требовали. Это не спасло ее от ссылки. После реабилитации она находилась в ужасном состоянии за то, что оговорила любимого шефа, каялась, просила прощения. Сергей Сергеевич всё понял и, конечно, ее простил. Она очень много сделала после всей этой страшной трагедии. Она редактировала и готовила к печати написанную в тюрьме книгу «Размышления хирурга», которая вышла в свет уже через 14 лет после смерти автора.
После реабилитации С.С. Юдин прожил всего 11 месяцев. В июне 1954 года он выступил с прекрасным программным докладом о перспективах развития хирургии. Доклад этот был сделан в Киеве, на Съезде украинских хирургов, но, почувствовав боли в груди, он сказал, что не дождется окончания съезда и поедет домой. Перед отлетом попросил отвезти его в старую психиатрическую больницу, чтобы посмотреть неоконченную фреску Врубеля. Долго стоял перед ней. В самолете боли усилились настолько, что экипаж вынужден был снизить высоту, но в Москву он прилетел вновь бодрый, от госпитализации отказался, сказал, что поедет домой, отдохнет и приедет в клинику смотреть больных. Через несколько часов жена зашла в кабинет и увидела, что Сергей Сергеевич мертв. Его похоронили на Новодевичьем кладбище.
Сергей Юдин с женой. 1916 годКогда я готовил эту публикацию, обратил внимание на очень малое количество сведений о собственной семье Сергея Сергеевича. Почти ничего о жене, Наталье Владимировне Платоновой. Они поженились в 1916 году. Наталья Владимировна, студентка какого-то частного университета, дочь очень богатого отца, владеющего множеством грузовых и пассажирских пароходов на Волге, ухаживала за тяжело раненным Юдиным в госпитале. О том, что она была красива, свидетельствуют несколько фотографий. Все, других сведений нет. Да, кто-то из братьев Сергея Сергеевича упоминает, что семья Платоновых была в родстве с семьей фабрикантов Алексеевых, из которой вышел великий русский режиссер и актер Константин Сергеевич Станиславский (это его псевдоним) – один из основателей Московского Художественного театра. Сергей и остальные дети Юдиных называли его «Дядя Кока».
В 1917 году у Юдиных родился сын. По традиции старшего сына в этой семье называли Сергеем. О сыне Сергее известно только, что в 1943 году он приехал с фронта в Москву. Отец обвинил сына в том, что он покинул свою часть, используя для этого имя отца, и выгнал его из дома со словами: «У меня больше нет сына». Дальнейшая судьба этого молодого человека неизвестна. Во время тюремной эпопеи Юдина упоминается «внучка Галя», которую следователи грозились забрать из семьи и отправить в детский дом. О ней тоже ничего не известно.
Кукрыниксы. Шарж на ЮдинаО трудном характере С.С. Юдина написано много и много рассказывалось устно учениками, сотрудниками и просто очевидцами. Это неудивительно: у большинства великих людей, и Юдин не исключение, были трудные, а порой просто ужасные характеры, доставляющие много страданий и неудобств окружающим. Надо ли интересоваться подробностями жизни гения или большого таланта? Мне кажется, надо, поскольку позволяет кое-что понять и объяснить в биографии таких личностей. Правда, вот такой серьезный писатель, как А. Битов считает: «Это пошлость знать подробности о человеке, а не то, что он делает». Наверное, он имел в виду тряску «грязного белья», тогда с ним можно согласиться. Надеюсь, меня не обвинят в пошлости, если расскажу несколько эпизодов, говорящих о трудном характере С.С. Юдина.
Поскольку, как говорилось ранее, Сергей Сергеевич дружил со многими художниками, то они часто ему презентовали свои работы, часть из них он вывешивал в больничных палатах, справедливо считая, что хорошее искусство является одним из факторов, способствующих выздоровлению больных. Однажды Юдин попросил одного из молодых хирургов повесить подарок на стену палаты. Утром, придя на обход, он заметил, что картина повешена криво. Виновник был уволен со словами: «Хирург, не умеющий вбить гвоздя в стену, – это не хирург».
Бывало, что он не щадил даже своих учителей. Так, однажды, когда Юдин был уже академиком и находился в зените славы, во время спора с Т.П. Краснобаевым, у которого он учился, работая в санатории «Захарьино», Т.П. что-то резкое сказал Сергею Сергеевичу, а тот не менее резко ответил. Тогда Краснобаев заметил, что с такими заслуженными людьми, как он, так не разговаривают. Тогда Юдин сказал фразу, прозвучавшую очень обидно: «Так ведь это я вас выдвинул в академики, а не вы меня». Мне показалось удивительной такая бестактность при таком воспитании.
Хорошо известен факт обмена записками между Н.Н. Бурденко, в то время первым Президентом АМН СССР и С.С. Юдиным, младшим и по возрасту и ниже в официальной иерархии. Николай Нилович написал Юдину записку, в которой просил проконсультировать больного с заболеванием желудка. Записка была на официальном бланке, начиналась «Дорогой Сергей Сергеевич», но заканчивалась: Президент АМН, Главный хирург Советской Армии, Герой Социалистического Труда, Лауреат Сталинской Премии и еще что-то. Юдин ответил: «Дорогой и Глубокоуважаемый Николай Нилович». Далее был написан диагноз и подпись — «Ворошиловский стрелок С. Юдин».
Памятник ЮдинуГениям прощается многое и это, конечно, справедливо. Злопамятным С.С. Юдин не был, но донос своему ученику не простил. Когда С.С. вновь стал главным хирургом «Склифа», а ученик переведен в заведующие хирургическим отделением, Юдину принесли на подпись зарплатную ведомость. Против фамилии ученика он приписал: «Этот человек у нас не работает».
Несколько собственных мыслей, связанных с вышеизложенным.
Что меня поразило в биографии Сергея Сергеевича Юдина? В первую очередь, конечно потрясающее трудолюбие при данном Богом таланте. Ни дня без операций, без чтения, ни дня без научного поиска. В любых условиях он сам себе создавал условия, даже, если для этого требовался просто физический труд, далекий от его хирургического рукоделия.
Второе – это широта интересов, далеко выходящая за рамки профессии и это украшало его жизнь, способствовало творческому отношению к основному делу, которым он занимался.
И третье, поразившее меня обстоятельство, уже относящееся не к самому Юдину, а к Власти, при которой он жил. Прочитав за свою жизнь достаточно про жизнь известных врачей, не встретил ни одной истории, когда «лучшие руки страны», которые могут понадобиться в любую минуту (буквально) каждому из смертных, и вождям в том числе, уничтожались или удалялись на расстояние, не позволяющее этими руками воспользоваться. Ведь сколько жизней было спасено благодаря тому, что в момент внезапно возникшей трагедии вблизи находился врач, знания и умение которого позволили вернуть радость жизни. Даже, если врач был «инакомыслящий».
Закончу стихами, которые любил повторять С.С. Юдин после посещения Новодевичьева кладбища:
Ходил по кладбищу я снова,Бродил, скорбя, среди могил.Одним сказал: зачем ты умер!Других спросил: зачем ты жил?
Игорь Григович, доктор медицинских наук, профессор ПетрГУ
gazeta-licey.ru
ПРЕДИСЛОВИЕ
Сергей Сергеевич Юдин умер 14 лет назад, но имя его остается одним из самых популярных не только среди ученых, но и для широкой публики. Это объясняется яркостью и многообразием его таланта. В памяти современников он остается величайшим мастером хирургии, который достиг в этой области виртуозной техники и высокой степени совершенства.
Не менее значительно и научное наследие С.С.Юдина. В многочисленных работах, лекциях, докладах у него всегда сочетается глубина мысли с блеском литературного изложения. В одних работах он выступает как хирург, в других – как физиолог, в третьих – как травматолог и военно-полевой хирург, гематолог.
В течение последних лет издательство «Медицина» выпустило избранные сочинения С.С.Юдина в нескольких томах.
«Размышления хирурга» – последнее из не изданных до сих пор его произведений.
Если Сергей Сергеевич Юдин любил называть работы по изучению посмертной крови своей «патетической симфонией». Действительно, рукопись эта не завершена. Она была задумана как этюды по психологии творчества, создавалась в неблагоприятных условиях, и внезапная кончина ученого не дала ему возможности придать этой работе не только текстуальную, но и композиционную законченность. Рукопись представляет собой отдельные фрагменты, мысли, высказывания, касающиеся творческого процесса вообще и творчества врача и хирурга в частности. В систематизации и восстановлении текста большая работа проведена составителем рукописи, М.П.Голиковой.
У читателя может возникнуть вопрос: почему все же решено издать эту книгу в такой незаконченной форме? Это сделано по следующим соображениям.
В «Размышлениях хирурга» раскрывается в полной мере литературный талант С.С.Юдина. Взлет мысли, меткость жизненного наблюдения, оригинальность и своеобразие постановки вопроса и поиска решения в самых сложных вопросах творчества, яркость образов и манера изложения материала словом, все, что определяет его неповторимый стиль, доставляет эстетическое наслаждение при чтении книги. Широкая эрудиция автора в вопросах искусства – живописи, скульптуры и литературы, отличная память, позволяющая цитировать наизусть целые страницы из поэм, умение убедить слушателя и особенно страстность, с какой он как бы ведет диалоги с читателем, отличают это редкое для врача наших дней произведение.
Читая эту книгу, вспоминаю тот неиссякаемый энтузиазм, с которым отыскал Сергей Сергеевич великолепные фрески работы Доминико Скотти, запрятанные под толстым слоем штукатурки на потолке центрального фойе здания Института имени Н. В. Склифосовского. Нужно было видеть, с каким восторгом он любовался ими во время реставрационных работ и после полного восстановления. Или еще один эпизод, свидетелем которого я был, происшедший за сутки до внезапной смерти Сергея Сергеевича. Он давно мечтал увидеть последнее произведение Врубеля. Оказалось, что это забытая фреска – «Скрежет зубовный» – находилась на стене церкви в психиатрической больнице Киева. В 1954 г. в Киеве работала конференция украинских хирургов, и Сергей Сергеевич, несмотря на занятость (он председательствовал на конференции) и плохое самочувствие, все же нашел время, чтобы осмотреть Киев. Он отыскал эту фреску, и мы долго смотрели тронутое временем и неоконченное произведение великого русского художника. В «Размышлениях хирурга» С.С.Юдин предстает перед нами как философ и ученый. Основная идея книги состоит в страстной убежденности, что между наукой и искусством нельзя проводить грань, что хирургия – это ремесло, которое следует стремиться возвышать до искусства, а искусство сдерживать строгостью науки. Многие врачи, прочитав эту книгу, может быть, не без некоторого удивления сделают для себя вывод о том, что настоящий врач не может работать плодотворно, ограничивая себя рамками узкого профессионализма. Быть настоящим врачом – это значит не только знать свое дело, но читать литературу, интересоваться искусством, что в конечном счете обогащает натуру врача и побуждает к совершенствованию знаний. Эти качества были органически присущи натуре самого Сергея Сергеевича, и в этом лежит причина, почему люди искусства так тянулись к нему.
Если в искусстве хирургии мы можем сравнивать Юдина с другими талантливыми врачами, оставившими после себя громкую славу, то личность Юдина остается неповторимой, несущей в себе особое творческое очарование. Неповторимо и отношение к нему его современников, художников, артистов, скульпторов. Его яркость побуждала к творчеству, и в этом смысле Юдина надо назвать счастливым. Его образ оживает для нас в рисунках и портретах таких выдающихся деятелей живописи, как Нестеров, Касаткин, Корин, Кукрыниксы, Лактионов, в скульптурных изображениях Мухиной, с которыми читатель познакомится в этой книге. Каждый из этих талантливых людей по-своему рассказывает о Юдине, в то время как с читателем говорит он сам.
Отдельные фрагменты этой работы были напечатаны в журнале «Вестник хирургии имени, И.И.Грекова» (1961, 1963) и «Неделе» (1965). Все цитаты приведены в книге так, как они 6ыли записаны автором, зачастую на память.
Закончить эту книгу мы решили переизданием вступительной речи, произнесенной Сергеем Сергеевичем на кафедре госпитальной хирургии Института имени Н.В.Склифосовского в клинике 18 октября 1943 г. В эту речь вложено так много содержания, она так увлекательна и богата фактическими данными, что, несомненно, является наилучшей иллюстрацией правоты его установок, продиктованных педагогам. «Размышления хирурга» доставят большое удовлетворение тем, кто лично знал Юдина, но особое значение они имеют для творческой советской молодежи, которая в своих дерзаниях должна следовать лучшим примерам человечества.
Акад. Б.В.ПЕТРОВСКИЙ
Источники и психология творчества
«Наука и искусство так же связаны между собой, как легкие и сердце, так что если орган извращен, то другой не может правильно действовать».
Л.Толстой. Что такое искусство, 1897
Чтобы достичь наибольшего успеха в любом деле, человеку необходимы многие качества, кои все вместе редко кому даются в достаточной степени.
Одни умеют тонко наблюдать, другие способны трезво рассуждать, третьи – успешно действовать. Очень часто бывает, что человек чрезвычайно тонко анализирует прошлое и поразительно верно предсказывает будущее. Но этот же человек может оказаться беспомощным перед лицом текущих событий и трудностями сегодняшнего дня.
Лишь очень редко все три качества встречаются в гармоничном сочетании в одном лице. Обладая острой наблюдательностью и верным суждением, можно быть отличным теоретиком и прекрасным клиницистом. Но, будучи лишенным умения смело и безошибочно действовать сразу, нельзя стать хорошим хирургом, равно как, будучи выдающимся военным стратегом, можно возглавлять главный штаб в мирное время, но нельзя стать командующим армией и фронтом.
Фантазия и ограниченность кругозора суть противоположные крайности. Из них вторая хуже, она больше вредит прогрессу умственной жизни. Правда, пытливость ума, жадность знания легко ведут к утопиям, но если последние лишь редко бывают достойны практического применения немедленно, именно фантазия плодотворнее всего стимулирует человеческую инициативу и пробуждает к творчеству. Счастье, удача, «везенье» могут играть немалую роль в жизни и работе хирурга. Это – не мистицизм, а совершенно бесспорное и довольно существенное обстоятельство, хотя и совершенно необъяснимое и не поддающееся ни изучению, ни осмыслению. Тем не менее, оно столь же реально, сколько неумолимо и непредотвратимо.
Кто же станет отрицать, что знание и умение суть основные качества, больше всего остального предопределяющие успех работы каждого хирурга? Но при прочих равных условиях в отдельные периоды работы хирурга может или баловать удача, главным образом в сочетании благоприятных, благодарных «случаев», или, наоборот, могут быть периоды (как в картежной игре или рулетке), когда счастье отходит и фатально «не везет». Надо уметь вовремя сократиться и переждать.
www.booklot.ru
Серге́й Серге́евич Ю́дин (1891—1954) — крупный советский хирург и учёный, главный хирург НИИ СП им. Н. В. Склифосовского, директор НИИ хирургии им. А. В. Вишневского. Заслуженный деятель науки РСФСР (1943), дважды лауреат Сталинской премии (1942, 1948), лауреат Ленинской премии (1962, посмертно). Действительный член Академии медицинских наук СССР (1944), почётный член Английского королевского Колледжа хирургов (1943), Американской ассоциации хирургов (1943), хирургического общества Парижского университета (1947), Пражского, Каталонского обществ хирургов, Почётный доктор Сорбонны (1946).[1]
С. С. Юдин родился 27 сентября (9 октября) 1891 года, в многодетной семье богатых купцов и промышленников.[2] Отец его, тоже Сергей Сергеевич,[3] владел канительной фабрикой, изготовлявшей знаки отличия для военнослужащих, был директором Нижних торговых рядов (нынешний ГУМ), директором металлотянульной фабрики, техническим директором фабрики военного обмундирования и председателем купеческого клуба (Малая Дмитровка, 6). Семья жила в доме № 35 на Покровке; контора фабрики располагалась по адресу: Москва, Токмаков переулок, дом № 10.
В 1898 году Сергея отдали в детскую школу Л. Н. Валицкой[4], на Маросейке в которой он был подготовлен к поступлению в гимназию. В августе 1902 года Сергей Юдин был принят в 1-й класс 2-й Московской гимназии.
В 1911 году он поступил на естественное отделение физико-математического факультет Московского университета, поскольку на медицинском факультете ожидался конкурс аттестатов: на 180 свободных вакансий было подано около 230 прошений одними абитуриентами Московского округа; аттестат Юдина был средним.[5] Но через год он перевёлся на медицинский факультет, но окончить академический курс не позволила начавшаяся Первая мировая война: сначала — зауряд-врач 35-го армейского корпуса, затем — Начальник дивизионного санитарного отряда № 101 67-й пехотной дивизии и, одновременно, врач 267-го пехотного полка, где служил его брат Пётр. За проявленную смелость в боях Юдин был награждён Георгиевской медалью. 15 июля 1916 года был тяжело контужен, а выйдя из госпиталя, он с отличием сдал экзамены и, наконец, получил диплом врача. В это же время Сергей Сергеевич Юдин женился на Наталье Владимировне Платоновой, дочери богатого пароходовладельца.
После демобилизации, вызванной последствиями контузии, Юдин был назначен заведующим хирургическим лазаретом Красного Креста на 120 коек, одновременно работая в хирургическом отделении Тульской земской больницы. В 1918 году он вернулся в Москву и сразу же был принят на работу в больницу при подмосковном санатории «Захарьино»[6].
В 1922—1928 годах он работал хирургом фабричной больницы в Серпухове, в 1925—1927 годах в качестве приват-доцента преподавал в клинике Н. Н. Бурденко, в конце 1926 — начале 1927 года был в командировке в США, о которой написал книгу «В гостях у американских хирургов». Много оперировал под входящей в моду спинномозговой анестезией. Его операции приезжали смотреть корифеи хирургии — С. И. Спасокукоцкий, В. И. Разумовский. Юдин часто выступал в Московском хирургическом обществе, делал доклады на съездах в Москве, Ленинграде.
С 1928 года — заведующий хирургическим отделением Московского НИИ скорой помощи им. Н. В. Склифосовского. Здесь он достиг значительных результатов в желудочной хирургии; за десятилетний период он выполнил более 3000 операций на желудке.[7] В 1935 году С. С. Юдину присвоена степень доктора медицинских наук. Впервые применил в клинике переливание крови внезапно умерших людей (1930).
В годы Великой Отечественной войны он — старший инспектор-консультант при главном хирурге Советской Армии.
Дядя Г. А. Рара и протоиерея Кирилла Фотиева.[8]
23 декабря 1948 года С. С. Юдин был арестован НКВД по ложному обвинению, как «враг Советского государства, снабжавший английскую разведку шпионскими сведениями о нашей стране». В период 1948—1953 год был в заключении: сначала в тюрьме на Лубянке, а затем в одиночной камере в Лефортово, где перенёс второй инфаркт. Во время пребывания в тюрьме написал книгу «Размышления хирурга». С 1952 года до освобождения в сентябре 1953 года был в ссылке — работал хирургом в Бердске. Только после смерти Сталина, в 1953 году был освобождён.
Среди учеников С. С. Юдина — известные хирурги Д. А. Арапов, Б. С. Розанов, П. И. Андросов.
Юдин был популярен не только в медицинских кругах, но и среди творческой интеллигенции. М. В. Нестеров, П. Д. Корин, А. И. Лактионов, Кукрыниксы, В. И. Мухина и другие художники и скульпторы создали его портреты; его образ нашёл отражение в пьесе А. Е. Корнейчука «Платон Кречет».
Умер 12 июня 1954 года в Москве. Похоронен на Новодевичьем кладбище.
На фасаде главного здания Института имени Н. В. Склифосовского, в котором располагается ныне Медицинский музей в Москве, установлена мемориальная доска с барельефом С. С. Юдина. Посмертно награждён орденом Ленина.
Основные труды С. С. Юдина по проблемам брюшной, неотложной и военно-полевой хирургии, анестезиологии, по изучению нейро-гуморальной регуляции желудочной секреции. Разработал методики резекции желудка при язвенной болезни, прободной язве желудка и желудочном кровотечении, операции создания искусственного пищевода.Сергей Сергеевич Юдин написал 15 монографий, опубликовал 181 научную работу.
dal.academic.ru