В истории классического западноевропейского средневековья нет, вероятно, эпохи, более захватывающей воображение своей грандиозностью, размахом и величием, чем эпоха крестовых походов, продолжавшаяся с конца XI до самого конца XIII века. Это было время масштабных военных экспедиций западных держав и католической церкви на Ближний Восток, ставивших своей официальной целью освобождение Святой Земли от неверных — мусульман и завладение общехристианскими святынями, отданными якобы на поругание Исламу[1] .

Следует отметить, что, однако, ни сами участники этих походов, ни современные событиям авторы не называли подобные экспедиции “крестовыми походами». Да, собираясь в Святую Землю, за море они, по терминологии того времени, «принимали крест». Но совершали они, по их мнению, «хождения», «паломничества» и т.п.

Привычное в наше время понятие возникло благодаря сочинению «История Крестовых походов», принадлежащему перу Луи Мембура, придворного историка Людовика XIV.

Хотя крестовые походы на Восток принадлежат давно минувшим дням, однако и до сих пор в нашем лексиконе бытуют выражения «крестовый поход», «крестоносцы». Они применяются не только в прямом, историческом, но и в переносном значении, как метафора, как образ, как символ. Зачастую в них вкладывается самый разный смысл – в зависимости от того, кто, когда и для чего их употребляет. В повседневном обиходе с ними связывается прежде всего представление о крайнем религиозном исступлении – фанатизме, некогда породившем невероятные жестокости и послужившем причиной бессмысленного кровопролития и гибели огромной массы людей на Востоке и в Европе.

Канув в Лету, крестовые походы не ушли целиком в прошлое: они тесно связаны с современностью, в особенности с идеологическим и политическим противоборством, происходящим в мире.

В ходе крестовых походов католическая церковь создала систему идей и воззрений, служащих для оправдания захватнических войн на Ближнем Востоке. В свете этих идей убийство «неверных» было богоугодным делом, сами же крестоносцы, погибавшие в кровопролитной борьбе с мусульманами, становились мучениками, пострадавшими за веру, которым была обеспечена прямая дорога в рай. Таким образом, церковь могла оправдать любые преступления, совершаемые ради «святого дела», в том числе и нарушение главных христианских заповедей. Это актуально и для современного мира. Например, к главным положениям современного ваххабизма относится джихад. Это священная война с иноверцами и еретиками, которую ведут мусульмане.

Целью написания данной работы является выявление целей, причин и итогов крестовых походов.

Объект исследования: крестовые походы.

Предмет исследования: рассмотреть сущность крестовых походов.

В соответствии с целью, объектом и предметом исследования можно выделить следующие задачи:

— раскрыть цели и причины крестовых походов;

— рассмотреть начало и ход первых крестовых походов;

— указать основное предназначение крестовых походов;

— рассмотреть итоги крестовых походов и их последствия.

Структура работы включает: введение, основную часть, состоящую из двух глав, заключение и список использованной литературы.

1. КРЕСТОВЫЕ ПОХОДЫ: ОСНОВНЫЕ ЦЕЛИ И ПРИЧИНЫ

1.1. Источники по изучению истории крестовых походов

Важнейшими источниками для воссоздания истории походов служат латинские хроники, авторы которых являлись современниками или участниками описываемых событий. Имена некоторых из них остались неизвестны. Так, «Деяние франков и прочих иерусалимцев» написал, очевидно, итало-норманнский рыцарь, служивший вначале у князя Боэмунда Тарентского. Судя по рассказу этого Анонима, позднее он воевал в отряде графа Раймунда Тулузского, а затем герцога Роберта Нормандского. Его судьба типична для воинов-крестоносцев, часто переходивших от одного сеньора к другому. Среди свидетельств о Первом крестовом походе хроника Анонима выделяется тем, что принадлежит перу светского автора. Ее отличает также полнота и достоверность сведений о событиях 1097-1099гг. Хотя анонимный автор был, видимо, малообразованным рыцарем, он предстает в своем сочинении человеком ясного ума, наблюдательным и достаточно точным в изображении батальных сцен и быта крестоносцев.

В отличие от названного выше автора многие хронисты брали материал «их вторых рук». Таково «Движение первых пилигримов до начала похода. 1095-1097гг», написанная каноником и хранителем Ахенской церкви Альбертом. Как видно из его собственных слов, он не был очевидцем описанных им событий, но, как современник первого крестового похода, излагал по показаниям людей, участвовавших в завоевании Иерусалима. В его рассказе отразились идеи и воодушевление самих крестоносцев. Автор разделяет предрассудки, ненависть, невежество крестоносцев и стремится превознести их славу и их веру. Но труд Альберта богат историческими и географическими ошибками.

Наряду с повествовательными источниками, современные исследователи широко привлекают данные археологии, нумизматики, геральдики и других вспомогательных дисциплин. Памятники средневековой архитектуры и нормы феодального права (в частности знаменитые «Иерусалимские ассизы) и фольклорные произведения – все эти источники помогают современным ученым уточнить и расширить существующие представления о крестоносном движении. И все же именно западноевропейские хроники, написанные преимущественно самими участниками походов на Восток, дают основной материал об этих событиях.

Научное изучение истории крестовых походов связано с именами немецких историков Леопольда фон Ранке и Генриха фон Зибеля, а также Бернгарда Куглера. Предшественники Зибеля видели свою задачу в том, чтобы по возможности полно и хронологически воссоздать события крестовых походов. При это они, как правило, не отделяли легендарные рассказы от вполне достоверных сведений. Г. Зибель проявил себя тонким аналитиком, сумевшим пересмотреть многие вопросы истории крестоносного движения. Он доказал, что свидетельства Раймунда Ажильского, итало-норманнского Анонима и Фульхерия Шартрского заслуживают большего доверия, чем сообщения других, в начале XIX века более известных средневековых хронистов. Он попытался объяснить причины походов европейских рыцарей на Восток с научных целей, обратив внимание на особенности религиозного мировоззрения той эпохи, политические интересы папства и пр. В изображении немецкого ученого вожди Первого крестового похода выглядят людьми с вполне «земными» устремлениями, а отнюдь не бескорыстными защитниками Византии, хотя Зибель подчеркивает религиозный характер крестоносного движения в целом.

К широкоизвестным и популярным среди историков и читателей изданиям можно отнести книгу «Эпоха крестовых походов» под редакцией Э. Лависса и А. Рамбо. Причина популярности книги заключается в том, что «Эпоха крестовых походов» написана специалистами, которые пользовались мировой ученой славой. Это относится к Жири, Люшеру, Сеньобо и другим авторам книги. В книге широко представлена история всех событий и явлений XI – XIII вв.: показаны феодальный порядок, папство и империя, церковь и папская власть, состояния Германии, Италии, Франции и других государств, судьба древних римских городов и возникновение новых городских центров, происхождение учреждений в них. Большое внимание уделяется показу возрождения промышленности и расширению торговли, особенностям организации труда в средние века. Большое внимание в книге уделено освещению жизни правителей и других выдающихся личностей этого периода.

Говоря о крестоносном движении, его характер часто определяют как «военно-колонизационный», и в этом, безусловно, заключается большая доля правды, если речь идет о европейских феодалах, а также отчасти и крестьянах, участвовавших в походах. Однако стойкость этого движения, особенно на первых порах, нельзя объяснить только стремлением приобрести новые земли на Востоке и интересами международной политики.

1.2. Предпосылки, историческая ситуация, цели и причины крестовых походов

Итак, что же привело к началу столь масштабных, мировых по меркам того времени, экспедиций европейцев на Ближний Восток? Что заставляло на протяжении почти двухсот лет десятки тысяч людей отправляться, зачастую оставив хозяйство, родину и т.д., в малоизвестные многим из них, но сильно манящие земли знойной Палестины?

Регулярные паломничества в Палестину начались еще в первых десятилетиях I века, когда западные христиане приезжали в Иерусалим для того, чтобы поклониться Гробу Господню. Для удобства богомольцев на Святой земле строились многочисленные храмы, большинство из которых воздвигнуто по инициативе римского императора Константина I.

Особенно почитаемо было святилище на родине Христа, в Вифлееме, — храм на горе Масленичной. Здесь периодически проводились пышные торжества в честь Рождества и Вознесения Христова. На праздник собиралась огромная толпа поклонников учения Иисуса, прибывших из всех восточных стран.

В начале V века богомольцев стало так много, что иерусалимское духовенство вынуждено было установить жесткие правила посещения города, но их усилия были напрасны. Паломников стало еще больше, так как именно после введения запретов с Запада хлынули новые толпы христиан, спешивших поклониться Гробу Господню.

Побывавшие в «святых местах» пилигримы рассказывали о сказочных богатствах восточных стран, их городов. В воображении европейцев Восток представлялся земным раем. Завладеть его богатствами стало затаенной мечтой жаждавших добычи рыцарей и феодалов.

Сложившаяся в конце XI века на Ближнем Востоке обстановка вполне благоприятствовала осуществлению этих захватнических планов. Турки-сельджуки захватили Сирию, Палестину с Иерусалимом, где находились главные христианские святыни. Это затруднило посещение паломниками «святых мест» и дало духовенству повод призывать к походу для освобождения «гроба господня» от «неверных». Успеху этой проповеди способствовало обращение за помощью, исходившее от Византии.

Никогда еще Византия не находилась в столь отчаянном положении, как в конце XI века. Турки-сельджуки продвинулись почти до самых проливов и сделали своей столицей город Никею, стоящую от Константинополя не более чем на 100 км. С севера подступили к Константинополю печенеги с половцами. Турецкий эмир договорился с ними о совместном наступлении на Константинополь. Это заставило византийского императора Алексея I просить военной помощи у папы и западноевропейских королей. Эта просьба послужило удобным поводом для реализации плана давно уже затевавшегося крестового похода.

Кроме того, жизнь европейцев в конце Х — начале XI столетия была связана с большими испытаниями. Рубеж тысячелетий как всякая крупная дата прочно утвердил в настроениях большей части общества мысль о близящемся конце света, пророчества о наступлении которого то и дело будоражили сознание людей. И действительно, казалось, что природа, словно повинуясь начертанному свыше плану, являет все признаки этого. На протяжении всего XI века территории Франции, Германии, Англии неоднократно подвергались различным стихийным бедствиям, их население терзали бесконечные эпидемии инфекционных болезней. Практически непосредственно перед началом походов Европу потрясли так называемые «семь тощих лет», когда на ее территорию обрушились наводнения, заморозки и — как следствие этого — голод. В прирейнских областях Германии и Франции в июне выпадал снег, полностью губя урожаи зерновых. Как свидетельствуют авторы средневековых хроник, среди местных жителей тут и там отмечались случаи людоедства, пойманных на месте преступления власти вешали, но ночью на место казни приходили другие, снимали трупы с виселицы и поедали их. Сокрушительные удары наносили повторявшиеся каждые два-четыре года эпидемии чумы, после которых во многих городах и деревнях Запада оставалось не более трети жителей. Повсеместным явлением стал побег крестьян из пораженных голодовками и эпидемиями районов. Понятно, что среди подвергавшихся таким напастям крестьян и бедных горожан апокалипсические настроения не исчезали и усиливались с каждым годом, а стремление вырваться из этого ада, усугублявшееся к тому же не уменьшавшимся гнетом и произволом со стороны своих сеньоров, пусть даже в неизведанные земли Востока, неизбежно должно было найти себе выход. Как пишет в «Истории крестовых походов» Ж.-Ф. Мишо: «Искренность их порыва, звавшего в Святую Землю не только в поисках материального благополучия, но и ради достижения «идеальной» цели — возвращения Гроба Господня христианам, не подлежит сомнению»[2] .

Помимо того, крестьянам крестовые походы давали возможность освободиться от пожизненной крепостной зависимости. В качестве слуг и поваров крестьяне образовывали обоз войска крестоносцев.

Иные цели преследовало шедшее в крестовые походы западноевропейское рыцарство. Можно утверждать, что практически с самого начала в их устремлениях превалировало желание приобрести новые земли, новых подданных, новые богатства, а желание отвоевать христианские святыни, как правило, отходило на второй план, уступая место неприкрытому стремлению к наживе и политической выгоде. Тяга крупных и мелких европейских феодалов к новым землям была вполне понятна. В Европе того времени существовал такой порядок наследования (майорат), при котором вся земля передавалась старшему сыну. Остальные же пополняли ряды безземельного рыцарства, которое, по понятным причинам, не всегда могло найти себе применения на родине. Ситуацию осложняло еще и то, что в самой Европе уже не было возможности для внутренней колонизации, ибо бесхозных земель попросту не было. Помимо расчета на новые земельные приобретения, многих рыцарей манила в Палестину и возможность избавиться от долговых обязательств перед ростовщиками. Привлекали их и рассказы бывавших там паломников о сказочных богатствах, благодатном климате и т.п.

Многим королям и баронам Ближний Восток представлялся миром широчайших возможностей. Земли, доходы, могущество и престиж – все это, полагали они, будет наградой за освобождение Святой Земли. В связи с расширением практики наследования на основании первородства многие младшие сыновья феодалов, особенно на севере Франции, не могли рассчитывать на участие в дележе отцовских земель. Приняв участие в крестовом походе, они уже могли надеяться на приобретение земли и положения в обществе, которым обладали их старшие, более удачливые братья.

Решающую роль в идеологической подготовке и организации крестовых походов сыграло римское папство. Именно ему принадлежит формулировка официальной идеи «освобождения Гроба Господня» как программного лозунга и знамени этого предприятия. Во многом успех первых походов, активность европейского общества объясняются активной деятельностью римских пап, освободившихся от бремени светской власти, до начала 80-х годов XI века сковывавшей действия епископов Вечного города. Благодаря самостоятельности папского престола, достигнутой усилиями Григория VII и затем Иннокентия III, росту его влияния на королевские дома Европы, на континенте удалось создать атмосферу единого порыва, объединившего на первых порах различные социальные слои западноевропейского общества, способствовавшего достижению целей, которые преследовали сами папы. А цели эти были явно далеки от христианских добродетелей, представляя собой воплощение той агрессивности папства, которую оно проявляло в это время в отношении некатолического мира. Не следует забывать, что прошло всего сорок лет с момента так называемого Великого раскола в христианстве в 1054 году, давшего начало двум большим церквам — римско-католической на Западе и греко-кафолической на Востоке. Римские папы, относясь к восточным христианам как к раскольникам и подчас даже как к еретикам, стремились всеми силами физически подчинить себе восточную церковь и территориально, и организационно, и духовно. Подобная экспансия укладывалась в общую теорию, которой придерживался Рим. «Согласно учению о главенстве римских пап, именно они должны были являться высшими руководителями всего христианского мира, включая, разумеется, и византийские земли», — считает Ж.-Ф. Мишо.[3]

Папство решило укрепить с помощью крестовых походов свое пошатнувшееся положение. Римские иерархи стремились взять на себя политическое руководство раздробленной Европой для того, чтобы впоследствии подчинить своей воле независимых монархов.

Кроме тог, верхушку католической церкви сильно раздражало независимое положение византийских патриархов. Они давно искали возможность и подходящий момент, чтобы добиться власти над всеми христианами, не только западными, но и восточными. А для этого необходимо было поднять народы Европы на священную войну с «неверными» и, добившись победы, тем самым обезопасить праведных христиан от варваров.

Папы и другие вдохновители движения пообещали небесные и земные награды всем тем, кто подвергнет свою жизнь опасности ради святого дела.

Участникам похода предоставлялись большие льготы. Их имущество и семьи на время отсутствия находились под охраной церкви. Принявшие крест освобождались от уплаты долгов на время пребывания в крестовом походе. Последнее особо привлекало множество рыцарей, задолжавших ростовщикам. Крепостные, отправлявшиеся в поход, освобождались от власти своих господ. По инициативе папы во многие районы Европы были отправлены специальные проповедники, которые, повествуя о бывших им якобы видениях и чудесах, означавших необходимость участия в крестовом походе, подталкивали экзальтированные массы к принятию креста. Среди этих миссионеров особо выделялся Петр Пустынник.

Кампания по привлечению добровольцев оказалась особенно успешной благодаря религиозному рвению, которое царило тогда в Европе. Какими бы ни были личные мотивы для участия (а во многих случаях они играли существеннейшую роль), воины Христовы были уверены в том, что сражаются за правое дело. Желавшие участвовать в походе тут же принимали крестоносный обет, заявляя о своем желании встать в ряды защитников правой веры. Знаком принятия обета был красный крест, который рыцари нашивали на свои плащи.

2. ЭПОХА КРЕСТОВЫХ ПОХОДОВ

2.1. Начало и ход крестовых походов

Начало крестовых походов провозгласил на Клермонском соборе в 1095г. папа Урбан II. Он был одним из деятелей клюнийской реформы и многие заседания собора посвящал обсуждению бед и пороков, мешающих церкви и клиру. 26 ноября, когда собор уже завершил работу, Урбан обратился к огромной аудитории, насчитывавшей, вероятно, несколько тысяч представителеей высшей знати и клириков, и призвал начать войну против неверных мусульман, с тем, чтобы освободить Святую Землю. В своей речи папа подчеркивал святость Иерусалима и христианских реликвий Палестины, говорил о разграблении и поругании, которым они подвергаются со стороны турок, и обрисовал картину многочисленных нападений на паломников, а также упомянул об опасности, грозящей братьям-христианам в Византии. Затем Урбан II призвал слушателей взяться за святое дело, пообещав всем, кто отправится в поход, отпущение грехов, а всякому, сложившему в нем голову – место в раю. Папа призвал баронов прекратить губительные междоусобицы и обратить свой пыл на богоугодное дело. Он дал понять, что крестовый поход предоставит рыцарям широкие возможности для обретения земель, богатств, могущества и славы – все за счет арабов и турок, с которыми христианское воинство легко разделается[4].

Папа Урбан II повелел клиру разнести его призыв по всей Западной Европе. Архиепископы и епископы призвали откликнуться на него своих прихожан, а проповедники, вроде Петра Пустынника и Вальтера Голяка, донесли слова папы и до крестьян.

Сам по себе Первый поход, начавшийся весной 1096 года, делится на две части — так называемый «поход бедноты» и собственно рыцарский поход. Прежде всего, в поход стихийно ринулись, привлеченные обещаниями безбедной жизни, крестьянская беднота и представители маргинальных городских слоев. Костяк этого похода составили бедняки северной и средней Франции, привлеченные речами Петра Пустынника. К ним примкнули и крестьяне из ряда районов западной Германии. Собравшиеся толпы пилигримов (как они себя называли) в количестве примерно 30 тысяч человек, практически не вооруженные, двинулись в сторону Константинополя. Душевный порыв этой массы был весьма велик — по свидетельствам современников, многие крестьяне продавали все свое имущество, дома, оставляя себе лишь орудия труда, и в таком виде, с семьями направлялись в неизведанные края. Во главе этого «похода бедноты» стал Петр Пустынник и неимущий рыцарь Вальтер Голяк. Неорганизованная толпа продвигалась по старому пути паломников — по Рейну и Дунаю, зачастую дотла разоряя местности, через которые она проходила, поскольку о снабжении продовольствием и транспортом этой вольницы никто заблаговременно не позаботился.

В начале 1098г. предводитель одного из рыцарских отрядов Балдуин Фландрский завладел богатым городом Эдессой и основал первое государство крестоносцев – графство Эдесское. Тем временем главное войско крестносцев вступило в Сирию и осадило Антиохию – один из крупных и хорошо укрепленных городов. Крестоносцам удалось взять Антиохию только в результате измены начальника одной из крепостных башен. Так было основано второе государство крестоносцев – княжество Антиохийское.

Из Сирии войско двинулось в Палестину. Летом 1099г. крестоносцы штурмом взяли Иерусалим, учинив в городе разгром. Резня, которую они устроили после взятия города, превзошла по своей жестокости антиохийскую. Даже участники похода и латинские авторы, писавшие об истории этого времени несколько десятилетий спустя и, безусловно, оправдывавшие действия своих соотечественников, не умолчали о десятках тысяч мусульман, в том числе женщинах и детях, которые были убиты после завершения штурма, не найдя спасения даже в мечетях. В городе была захвачена огромная добыча. «После великого кровопролития, — писал один из участников похода, — крестоносцы разбрелись по домам горожан, захватывая все, что в них находили. Всякий, кто входил в дом первым… присваивал и самый дом или дворец, и все, что в нем находилось, и владел всем этим как собственным». Жестокость, которую крестоносцы проявили в Иерусалиме, потрясла и ожесточила весь мусульманский мир.

Вскоре после взятия Иерусалима крестоносцы овладели значительной частью восточного побережья Средиземного моря. При помощи флота венецианцев, генуэзцев и пизанцев, которые присоединились к крестоносному движению в надежде извлечь из него выгоду, они захватили многие портовые города. К началу XVII века на Востоке образовалось четыре государства крестоносцев: на территории Южной Сирии и в Палестины – королевство Иерусалимское во главе с Голфридом Бульонским, к северу от него – графство Триполи, княжество Антиохийское и графство Эдесское.

Поделив между собой новые владения, крестоносцы установили в них феодальные порядки, во многом схожие с теми, которые существовали на их родине. Местные крестьяне превратились в лично зависимых, обязанных отдавать господам в виде оброка от трети до половины урожая зерновых и определенную часть фруктов, олив, винограда. Они подвергались жестокой эксплуатации и были совершенно бесправны. Поэтому вся история государств крестоносцев заполнена непрерывной борьбой местного крестьянства против пришлых господ.

В основе политического строя крестоносных государств лежала феодальная иерархия. Первым среди сеньоров считался король Иерусалимский. В вассальной зависимости от него находились три остальных государя, но фактически они были самостоятельны. Вся территория разделялась на рыцарские феоды разной величины, владельцы которых были связаны отношениями вассалитета. Вассалы должны были нести военную службу сюзерену. При этом в отличие от западноевропейских обычаев король имел право требовать ее в течение всего года, так как государства крестоносцев постоянно находились в состоянии войны с соседями. Бароны и другие вассалы обязаны были участвовать в заседаниях феодального совета – ассизах или куриях. Королевская курия – «высокая палата», состоявшая из крупных феодалов, одновременно являлась и феодальным судом, и военно-политическим советом. Она ограничивала королевскую власть. Без ее согласия король не мог принять ни одного важного решения.

Большую выгоду от завоеваний крестоносцев на Востоке получили итальянские торговые города. Пизанские, генуэзские, венецианские купцы заняли в портовых городах отдельные кварталы. Они подчинялись специальным консулам, которые назначались властями их родных городов. Из Европы сухим и морским путем они везли в государства крестоносцев хлеб, оружие, лошадей, ткани. В обратный путь их корабли и повозки загружались бесценными товарами Востока — пряностями, сахаром, фруктами, вином, хлопком, красками, драгоценными камнями, стеклом, шелком. Многие итальянские купцы подчинили себе даже городских ремесленников, которые специально для них производили изысканные изделия, шедшие исключительно на рынки Европы. Между купцами из разных итальянских республик постоянно шло торговое соперничество, порой перераставшее в вооруженные конфликты.

Хотя торговля играла большую роль в хозяйственной жизни Иерусалимского королевства, она не способствовала развитию политической централизации в государстве, так как она была ориентирована на развитие внешнего рынка, а не созданию экономических связей внутри государств крестоносцев.

Церковь приобрела в государствах крестоносцев огромные земельные владения. Католические иерархи составили влиятельную часть феодалов на Востоке. Они собирали большие средства и не платили налоги.

Государства крестоносцев были очень непрочными. С юга им угрожал Египет. С Востока государства крестоносцев то и дело подвергались нападениям сельджукских эмиров. К тому же сами завоеватели враждовали друг с другом.

С целью упрочения положения владений вскоре после Первого крестового похода были созданы особые организации – духовно-рыцарские ордены: тамплиеров и иоаннитов (или госпитальеров). В конце XII века возник еще Тевтонский орден, объединявший немецких рыцарей. Ордены были полувоенными-полумонашескими объединениями. Под монашеским плащом (у тамплиеров – белого цвета с красным крестом, у госпитальеров – красного с белым крестом, у тевтонских рыцарей – белого с черным крестом) скрывались рыцарские латы. Задачей орденов являлась оборона и расширение владений крестоносцев, а также подавление выступлений местного населения. Ордены имели строго централизованное устройство. Они возглавлялись великими магистрами и подчинялись непосредственно папе, не завися от местных властей. Они пользовались множеством привилегий и со временем стали богатейшими землевладельцами не только на Востоке, но и в Западной Европе.

В XII веке ордены являлись наиболее мощной и сплоченной силой Иерусалимского государства. Однако их независимое положение, распри с другими феодалами и между собой в конечном итоге привели к еще большему ослаблению государств крестоносцев.

В результате внутренней слабости крестоносных государств и начавшего сплочения мусульманских княжеств христиане стали терять свои владения одно за другим. В 1144 году эмиром Мосула Зенги (Занги) была взята важнейшая крепость — Эдесса. Эдесское княжество пало. Захват этого города вызвал в Европе бурную реакцию. Печаль по поводу падения первой цитадели крестоносцев на Востоке перемежалась с активными призывами к началу Второго крестового похода.

Духовным вождем этого похода выступил знаменитый французский богослов, деятель монашеского движения Бернард Клервоский. В Европе было объявлено о введении особого налога на снаряжение крестоносного воинства. Впервые со времен начала крестовых походов эту экспедицию возглавили коронованные особы — король Франции Людовик VII и правитель Германской империи Конрад III. Помимо рыцарей в этом походе приняли участие и крестьяне из охваченных голодом районов Европы. Однако рыцарское войско уже смотрело на них как на обузу. Когда выяснилось, что сухопутная дорога через Малую Азию слишком трудна и опасна, рыцари сели на корабли, бросив крестьян на произвол судьбы. Почти все они погибли. Интересно, что в этом походе помимо мужчин приняли участие и многие супруги европейских феодалов. Вместе с Людовиком приняла крест и его жена Элеонора Аквитанская. Для дам французского двора, поехавших с ней на Восток, это предприятие казалось поначалу увеселительной прогулкой. Многие из них взяли с собой лучшие наряды, придворных поэтов и т.д. Но во время перехода через Малую Азию с большей частью груза пришлось расстаться. Огорошенные невиданными трудностями, они остались в Антиохии, а остальное войско двинулось дальше. Результаты этого похода, предпринятого с огромной затратой сил, были плачевными. Своими грабежами крестоносцы восстановили против себя Византию. Потеряв по дороге часть ополчения, они пытались взять Дамаск. О походе в южные земли речи не было. Их усилия оказались тщетны. Бароны Иерусалимского королевства, для которых было выгодно жить с правителем Дамаска в мире, не только не помогали им, но всячески расстраивали их планы. Не добившись поставленной цели, Людовик VII и Конрад III бесславно вернулись в Европу.

После завершения Второго похода ситуация на Ближнем Востоке резко изменилась в пользу мусульман. Во второй половине XII века произошло объединение в одно государство Египта, части Сирии и части Месопотамии. Во главе этого государства стал султан Саладин, курд по происхождению.

Разгромив в 1187 году крестоносцев при Тивериадском озере, он в короткое время захватил Иерусалим. Эти события дали толчок к началу Третьего крестового похода.

Относительный временный успех Третьего крестового похода явно свидетельствовал о том, что европейские государства не остановятся на достигнутом. Однако к началу XIII века стало ясно, что их правители, да и все феодалы уже не придерживались на деле провозглашенной ими цели — освобождения христианских святынь. Взоры крестоносцев все чаще направлялись в сторону Византии, с самого начала крестоносного движения пребывавшей в постоянном конфликте с западными «единоверцами». Это государство уже не могло сопротивляться массированному нашествию всех своих врагов, да и внутренние усобицы, особенно династические перевороты, делали ее весьма привлекательной в качестве объекта нападения. Большую и, увы, весьма неприглядную роль в Четвертом крестовом походе, в частности, в изменении его направления на Константинополь вместо предполагаемого Египта, сыграла извечная торговая противница Византии — Венеция. Именно благодаря ее усилиям войска крестоносцев не пошли дальше Константинополя, а участие европейских держав во внутриполитической борьбе вокруг имперского престола сделали возможным завоевание некогда сильного государства.

После завершения Четвертого крестового похода крестоносное движение пошло на убыль. Несмотря на активность папского престола, его пропаганда за редким исключением уже не находила постоянной и действенной поддержки, привлекавшей различные слои европейского общества к участию в походе за полвека до этого. После военных поражений во Фракии и Малой Азии в начале XIII века многие рыцари уже не видели гарантий безбедного и безопасного существования в этих землях. В связи с ростом городов, окончанием полосы стихийных бедствий и эпидемий внутренняя ситуация в Европе значительно улучшилась. Основная часть буйной феодальной вольницы уже покинула европейские земли и по большей части назад не вернулась, сняв в значительной мере ту напряженность, возникновению которой она так сильно способствовала. Европейские феодалы и католическая церковь вновь открыли для себя сферу применения военно-политических сил на другом направлении — в Прибалтике, действуя огнем и мечом против прибалтийских и славянских народов. Торговые города Италии заключили выгодные договора с мусульманскими правителями и больше не нуждались в особой военной поддержке.

В XIII веке было предпринято еще несколько крестовых походов, однако они фактически ничего не изменили в положении дел на Востоке. Во время Восьмого крестового похода среди крестоносцев вспыхнула эпидемия, от которой погиб и сам король Людвиг IX, возглавлявший поход. После этой неудачи призывы папства к новым крестовым походам не имели успеха. Одно за другим владения крестоносцев на Востоке переходили к мусульманам. В конце XIII века Иерусалимское королевство перестало существовать.

Крестоносное движение, причинившее столько разрушений и бедствий народам Востока и стоившее огромных жертв западным странам, изжило себя и прекратилось. Причиной этого было не только то, что в католическом мире разочаровались в успехах крестовых походов. Коренным образом изменились жизненные условия отдельных слоев феодального общества в Западной Европе. С укреплением королевской власти рыцарство нашло себе лучшее применение на службе у королей или в менее рискованных, чем крестовые походы, военных предприятиях. Для крестьян в условиях развития товарно-денежных отношений и роста городов открывалась возможность приобрести большую хозяйственную самостоятельность или уйти в город. Они разочаровались в наивных надеждах избавиться от феодального гнета, уйдя за море, и становились на путь более активной борьбы. Купцы североитальянских городов тоже потеряли стимулы участвовать в рискованных крестоносных походах и теперь предпочитали заключать с мусульманскими правителями выгодные торговые соглашения, добиваясь прочных позиций на рынках Востока.

Важнейшую роль сыграли политические перемены на Востоке – объединение мусульманских княжеств под эгидой Египта. Крестоносцам нечего было помышлять о новых захватах, они с трудом обороняли остатки своих владений.

2.2. Итоги крестовых походов

Хотя крестовые походы не достигли поставленной цели и, начатые при всеобщем воодушевлении, завершились крушениями и разочарованием, они составили целую эпоху в европейской истории и оказали серьезное влияние на многие стороны европейской жизни.

Самую большую выгоду из крестовых походов извлекли купцы и ремесленники итальянских городов, которые обеспечивали армии крестоносцев снаряжением, провиантом и транспортом. Кроме того, итальянские города, прежде всего Генуя, Пиза и Венеция, обогащались за счет торговой монополии в странах Средиземноморья.

Итальянские купцы установили торговые связи с Ближним Востоком, откуда вывозили в Западную Европу различные предметы роскоши – шелка, пряности, жемчуг и т.п. Спрос на эти товары приносил сверхприбыли и стимулировал поиски новых, более коротких и безопасных путей на Восток. В конечном счете эти поиски привели к открытию Америки. Крестовые походы сыграли также чрезвычайно важную роль в зарождении финансовой аристократии и способствовали развитию капиталистических отношений в итальянских городах.

В крестовых походах погибли тысячи крупных феодалов, кроме того, множество знатных родов разорилось под бременем долгов. Все эти потери в конечном счете способствовали централизации власти в западноевропейских странах и ослаблению системы феодальных отношений.

Если первые походы способствовали укреплению авторитета римского папы, взявшего на себя роль духовного лидера в священной войне против мусульман, то 4-й крестовый поход дискредитировал власть папы даже в лице такого ее выдающегося представителя, как Иннокентий III. Деловые интересы нередко оказывались выше религиозных соображений, заставляя крестоносцев пренебрегать папскими запретами и вступать в деловые и даже дружеские контакты с мусульманами.

При столкновении западного мира с восточной цивилизацией в ходе Крестовых походов в Европу было привнесено много нового.

Несомненно, что западная культура могла бы обогатиться гораздо больше, если бы не ограниченность некоторых деятелей крестоносного движения. Священнослужители предавали огню книги из арабских библиотек; крестоносцы, обуреваемые жаждой добычи, уничтожали многие памятники искусства в завоеванных городах.

Тем не менее Запад перенял у народов Востока многие технические достижения: ветряные мельницы, усовершенствованное водяное колесо, бумагу. С конца VII века на Западе стала применяться голубиная почта. С Востока в европейские страны пришли такие сельскохозяйственные культуры, как абрикосы, лимоны, арбузы, рис, гречиха. Начал употребляться сахар, добываемый из сахарного тростника.

Вероятно, восточная техника оказала немалое влияние на текстильную промышленность и на обработку металлов. Ряд тканей, которые начали изготовляться на Западе, носит восточные названия (дамаск, муслин и т.д.). Текстильная промышленность Запада во многом зависела от ввозимых с Востока товаров. Оттуда прибывали шелк, хлопок, ряд красящих веществ.

Были заимствованы некоторые предметы вооружения, например, арбалет, а также труба и барабан. В Европе распространились и некоторые восточные обычаи: омовение рук перед едой, ношение бороды, горячие бани, обычай носить гербы на щитах и т.д.

Еще сложнее вопрос о влиянии крестовых походов на общественный строй Западной Европы. Изменились потребности господствующего класса. Побывавшие на Востоке рыцари уже не довольствовались грубой домотканой одеждой и плохим вином, выжатым на своих виноградниках, не удовлетворялись своими тесными и неуютными замками. Потребности их теперь увеличились, а вместе с тем умножились способы удовлетворения их благодаря росту товарооборота с Востоком, откуда привозились предметы роскоши, дорогие и редкие вина, а также пряности, на которые был большой спрос в высших классах европейского общества.

Но если крестовые походы оказали известное влияние на культуру Западной Европы, познакомив европейцев с более высокой культурой Востока, то восточным странам они принесли лишь разгром и разорение. В странах мусульманского Востока крестоносцы оставили память о своем варварстве и жестокости. Имя христиан-европейцев, «франков», стало ненавистным и презираемым на Востоке.

Когда-то было принято считать, что именно крестовые походы подвели Европу к Возрождению, однако сейчас такая оценка представляется большинству историков завышенной. Что они несомненно дали человеку Средневековья, так это более широкий взгляд на мир и лучшее понимание его многообразия.

Крестовые походы получили широкое отражение в литературе. О подвигах крестоносцев в Средние века было сложено несчетное количество поэтических произведений. Среди них встречаются подлинно великие произведения, как, например, «История священной войны», описывающая подвиги Ричарда Львиное Сердце, или предположительно сложенная в Сирии «Песнь об Антиохи», посвященная 1-му крестовому походу. Новый художественный материал, рожденный крестовыми походами, проникал и в древние легенды. Так, получили продолжение раннесредневековые циклы о Карле Великом и короле Артуре.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Таким образом, под общим именем крестовых походов обозначают военно-колонизационными предприятия европейцев на Востоке в XI – XIII вв.

В крестовых походах принимали участие самые различные социальные группы феодального общества, и причины, которые заставляли их двигаться на Восток, были различны, хотя их всех объединял один лозунг – освобождение христианских святынь. Для крупных феодалов и рыцарства главным мотивом была нажива, захват земель и богатой добычи. Крупные сеньоры стремились создать на Востоке самостоятельные княжества, а участвовавшие в походах монархи западных стран – колониальные владения. Духовенство ожидало доходных церковных должностей и богатых приходов. Папство, выступая в роли единого руководителя, преследовало цель укрепить свое верховенство не только над католической церковью, но и над всеми западными государствами, а также распространить влияние римского престола в странах Востока.

Для крестьян уход в далекие страны давал надежду обрести свободу, может быть, и разбогатеть. Эти надежды оказались тщетными, и последующие крестовые походы уже не вызывали среди бедноты прежнего энтузиазма. Они стали чисто завоевательными походами феодалов и королей отдельных государств. Потеряли свое прежнее значение и религиозные мотивы походов, превратившихся в обычные грабительские экспедиции.

Крестовые походы принесли много бедствий и разрушений. Однако, они оказали и некоторое положительное влияние на общественное развитие Западной Европы, ускорив те социально-экономические процессы, которые начались уже раньше. Они благоприятствовали росту торговли, ремесла и распространению товарно-денежных отношений на Западе. Ускорился процесс замены натуральной ренты денежной, что способствовало ослаблению крепостной зависимости крестьян. Но вместе с тем рост потребностей у феодалов вызывал усиление эксплуатации крестьян, что приводило к обострению классовой борьбы.

Длительное общение с населением, обладавшим более высокой материальной и духовной культурой, способствовало распространению в Западной Европе многих достижений Востока в области хозяйства и быта.

Крестоносные идеи вскоре утратили прямую связь с походами в Святую землю и стали использоваться в самых разных предприятиях католической церкви. Римская курия приспособила крестоносные призывы для защиты своих политических интересов внутри Западной Европы. Различные феодальные группировки прибегали к идеям крестовых походов в своих целях.

В итоге крестоносные принципы стали универсальными в католическом мире, и любое военное мероприятие, санкционированное апостольским престолом, возводилось в ранг Крестового похода.

А сами крестовые походы, наверное, всегда будут волновать воображение ученых.

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК

Источники

Опубликованные

1. Лемерль П. История Византии / пер. с фр. Т.Б. Пошерстник // На перекрестке цивилизаций. – М.: Весь мир, 2006.

2. Куглер Б. История крестовых походов. – Ростов-на-Дону: Феникс, 1995. – 512с.

3. Мишо Ж.-Ф. История крестовых походов / пер. с фр. – Од.: Студия Негоциант, 2004. – 232с.

4. Эпоха крестовых походов / под ред. Э. Лависса, А. Рамбо. – М.: АСТ; СПб.: Полигон, 2005.

5. Ахенский Альберт Движение первых пилигримов до начала похода. 1095-1097.

Литература

6. Алябьева И.А. Всемирная история: крестовые походы. – М., 1999.

7. Васильев А.А. История Византийской империи: От начала Крестовых походов до падения Константинополя. — СПб, 2000.

8. Виймар П. Крестовые Походы: Миф и реальность священной войны. СПб, 2006.

9. Доманин А.А. Крестовые походы. Под сенью креста. – М.: Центрполиграф, 2003 – 429с.

10. Грицак Е.Н. Краткая история крестовых походов. – М.: РИПОЛ КЛАССИК, 2002. – 480с.

11. Егер О. Всемирная история: в 4 т. Т.2. Средние века. – М.: АСТ, 2000. – 696с.

12. Заборов М. Крестовые походы. — М., 1956.

13. Заборов М. Историография крестовых походов (XV–XIX вв.). — М., 1971

14. Заборов М. Крестом и мечом. — М., 1979.

15. Заборов М. Крестоносцы на Востоке. — М., 1980.

16. История средних веков / сост. М.М. Стасюлевич. – СПб; М.: Полигон: Аст, 1999. – 1376с.

17. Кулидж Оливия Крестовые походы. – М.: Центрполиграф, 2002. – 221с.

18. Литаврин Г.Г. Византия, Болгария, Древняя Русь (IХ – нач. ХII в.). – СПб: Алетейя, 2000.

19. Лучицкая С.И. Образ другого: мусульмане в хрониках крестовых походов. – СПб.: Алетейя, 2001. – 412с.

20. Поляков А. В краю уцелевших тамплиеров / А.Поляков // Эхо планеты. – 2009. — №13. – С.38-42.

21. Райт Д.К. Географические представления в эпоху крестовых походов: исследование средневековой науки и традиции в Западной Европе. – М.: Наука, 1988. – 478с.

22. Успенский Ф.И. Очерки по истории византийской образованности. История крестовых походов. — М.: Мысль, 2001.

23. Шестаков А. Меченосцы: ливонские походы: хроника XIII в./ А.Шестаков // Исторический журнал. – 2007. — №1. – С.52-73.

[1] Заборов М. История крестовых походов в документах и материалах. — М., 1977. – С. 192.

[2] Мишо Ж.-Ф. История крестовых походов / пер. с фр. – Од.: Студия Негоциант, 2004. – С. 274.

[3] Мишо Ж.-Ф. История крестовых походов / пер. с фр. – Од.: Студия Негоциант, 2004. – С. 275.

[4] Эпоха крестовых походов. — М., 1914. – С. 165.

www.ronl.ru

Реферат по истории на тему Крестовые походы читать бесплатно

Крестовые походы

О зарождении Крестовых походов.

Начало одиннадцатого века характерно тем, что население Европы не очень много знало о существовании другого мира. Средоточием их жизни было только Средиземноморье, которым правил в те времена Папа, так как он был главой христианства. В бассейне моря было две столицы Римской империи - Константинополь и Рим. В распавшейся Римской империи не было единства, так как натянутые отношения были между этими двумя городами, их резиденциями, то есть межу Западом и Востоком.

Значительная роль в развитии идеи крестовых походов принадлежит людям, которые думали, что на Востоке много несметных сокровищ и плодородных земель. Историки указывают на несколько причин, побудивших людей к крестовым походам:1. Значительно усложнилась ситуация, как политическая, так и экономическая.2. Природные катаклизмы.3. Эпидемии.

Конец 1080-х годов и начало 1090 в Европе ознаменован большими катаклизмами: это и несколько наводнений, небывалых до этого морозов, а также эпидемиями «горячки» и чумы. В то время уровень медицины был, скажем так, недостаточным, чтобы справиться с этими болезнями. Плюс господствующее положение церкви, способствующее возникновению отшельничества, религиозной экзальтации, аскетизма в обществе. Все это приводило людей к каким то действиям, недовольству и, в конце концов, привело к военным походам.

Начались они в 1095 году, после произнесенной папой Римским Урбаном II проповеди, в которой прозвучал прямой призыв христианам идти в поход, с целью освободить Святую Землю и Гроб Господний в Иерусалиме. Драгоценные святыни к тому времени заняли мусульмане, но паломники из европейских стран могли их посещать беспрепятственно. Теперь же, во время пришествия новых завоевателей, турков-сельджуков, угрожающих уже самой столице Константинополю, речь Папы была очень своевременной и впечатляющей. Толпа верующих людей дала обет идти в крестовый поход против неверных. Их боевым кличем стали слова: «Так хочет Бог». Люди нашивали себе на одежду кресты, поэтому носили название «крестоносцы», а их походы были названы «крестовыми».

Первый поход был неудачным, так как его участниками были в основном бедные и очень плохо вооруженные рыцари. 1096 год считается годом отсчета военных походов. Теперь войска уже не были похожи на первых, они стали более вооруженными и с большим количеством. В июле 1099 года крестоносцами был взят Иерусалим со страшной резней мусульман и захватом земель. На этих территориях было создано два графства (Триполи и Эдесское), Иерусалимское королевство и княжество Антиохийское. В войске Иерусалимского королевства были Меченосцы, Госпитальеры и Тамплиеры - которые были рыцарями этих духовно-рыцарских Орденов.

Всего за 200 лет из западноевропейских христианских государств на Восток было отправлено восемь крестовых походов. Некоторые из них были возглавлены европейскими государями. Так, например Ричардом Львиное Сердце большая часть его сознательной жизни была проведена в походах, а в самой Англии он почти не был. Короля Франции Людовика IX провозгласили святым за организацию нескольких крестовых походов.

Кроме военных походов на Восток, папой Римским были объявлены походы в Пруссию и Литву против язычников и еретиков, они также были крестовыми.

До сегодняшних дней происходят споры историков о значении и роли крестовых походов. В их королевствах свято чтили европейскую рыцарскую культуру. Подвиги крестоносцев были воспеты в поэзии и описаны в романах. Но были ли они нужны как средства для установления культурного контакта между Востоком и Западом, или они были помехой в этом. Однозначным является полученное усиление позиции католической церкви и увеличение зоны её влияния. Церковью была консолидирована земельная собственность, было создано много новых структур, какими были и духовно-рыцарские ордены. Но наряду с этим было заметно усиление конфронтации Востока и Запада активизация джихада. Это было ответной реакцией восточных государств всему западному миру.

см. также: Все рефераты по историиКраткая история государств, городов, событий

www.sdamna5.ru

Доклад - Первый Крестовый Поход

Движение в пользу крестовых походов было уже довольно заметно в рыцарских замках и в деревнях, когда в нем принял непосредственное участие папа Урбан II[32]. Можно даже думать, что первый крестовый поход осуществился бы и без знаменитой Клермонской речи, как это показывает ход событий. В марте 1095 г. папа Урбан II присутствовал на соборе в Пьяченце, где решались вопросы церковного благочиния — о строгости монашеской жизни, о мире Божием и прочее, и где церковный авторитет обнаружился в некоторых мерах по отношению к германскому императору и французскому королю. Говорят, что в конце собрания была высказана мысль о крестовом походе. Летом того же года папа был в южной Франции, 18 ноября состоялся собор в Клермоне. Действия этого собора далеко не отличаются характером военных решений, напротив, ограничиваются церковной сферой. Здесь снова были выдвинуты церковные вопросы: о прекращении феды[33], о мире Божием[34], произнесено отлучение от церкви короля Филиппа[35]. В конце заседания папа произнес ту речь, с которой обыкновенно начинают историю первого крестового похода. Но о содержании этой речи, сказанной под открытым небом, ибо огромное стечение народа не могло поместиться ни в одном городском здании, нельзя составить точного представления. Правда, речь эта передана тремя писателями Первого похода[36], которые сами присутствовали на соборе и были свидетелями всего происходившего, но содержание речи у всех передано по памяти, со значительными личными вставками и такими отличиями в изложении, которые способны внушить мысль, что все они передают не одну речь, а разные. Само собой разумеется, если бы речь Урбана II действительно имела официальное значение, то она должна была бы сохраниться в каком-нибудь акте, а не в случайном изложении писателей. Точно так же и по отношению к организации крестового похода роль Урбана II сводится к самым незначительным мероприятиям. Правда, он обещал принять под защиту церкви имущество тех, кто отправится в крестовый поход, возобновил распоряжение о прекращении внутренних войн, поручил епископу Адемару[37] произнести отпущение грехов для всех присутствовавших на соборе, но этим в сущности и ограничивалось участие папы в деле такой важности для всего европейского человечества, как организации крестового похода. Нужно было иметь мало политического такта и совсем не понимать готовящихся событий, чтобы оставаться до такой степени безучастным к организации и направлению похода, в котором за отсутствием церковного руководства должны были получить место настроения, несогласные с интересами церкви.

Если таким образом папе Урбану и его Клермонской речи нельзя приписывать решительного значения в деле Первого крестового похода, то остается рассмотреть составные элементы, в которых составилась крестоносная армия, и в них поискать разгадки движения.

В Первом крестовом походе прежде всего выступает на первый план народное движение, оно шло впереди и, по всей вероятности, вызвало движение высших классов. Во главе воодушевленных проповедников, неотразимо действовавших на простой народ, предание ставит Петра Пустынника, или Амьенского. Теперь уже доказано, что сага о Петре Амьенском не имеет фактической достоверности, ибо стало известно, что он не был в Иерусалиме и что рассказ о его видении в храме Гроба Господня есть позднейший вымысел. Тем не менее, участие Петра и подобных ему лиц, красноречиво обращавшихся к массам простого народа с проповедью о борьбе с неверными, более всего содействовало тому, что идея крестового похода стала популярной в народных массах.

Петр Пустынник проповедовал о походе в северной Франции; вокруг него собралось множество народа с полным доверием к нему, как пророку Божию. В то же время некто Вальтер из рыцарского сословия[38], по прозвищу Готшальк (Нищий), собрал массы народа в других местах[39]. К концу зимы он уже имел до 15 тысяч. Готшальк сначала действовал вместе с Петром, потом отделился от него и сам собрал огромную толпу из франков, швабов и лотарингцев. Проходя через Германию, эти толпы нападали на сельских жителей, производили грабеж и вообще не хотели соблюдать приказаний своих малоуважаемых вождей. В прирейнских городах Трире, Майнце, Шпейере и Вормсе толпы крестоносцев напали на евреев, многих перебили и разграбили их имущество. Означенные вожди и их сподвижники, выступившие в поход весной 1096 г., стояли во главе хотя и многочисленного, но самого жалкого сброда, к которому принадлежали преступники, беглые крестьяне и не ужившиеся в монастырях монахи. Эти первые крестоносные толпы не имели с собой ни запасов, ни обоза, не признавали никакой дисциплины и позволяли себе невообразимые насилия на пути, оставляя по себе самую дурную память. С подобными нестройными массами в первый раз знакомятся греки и турки-сельджуки и по ним составляют понятие о целях, средствах и силах крестоносцев.

Когда крестоносное ополчение приблизилось к границам Венгрии, там уже знали, с кем приходится иметь дело, и приняли меры предосторожности. Король Каломан[40] стоял с войском на границе и поджидал крестоносцев. Он соглашался не только пропустить их, но и снабдить съестными припасами, если они не будут позволять себе насилий и беспорядков. Первая толпа, пришедшая в Венгрию, имела во главе Готшалька. Здесь она услыхала, что другой отряд, предводимый графом Эмиконом Лейнинген[41], был почти весь уничтожен в Чехии князем Брячиславом[42]. Тогда ополчение Готшалька, считая своим долгом отомстить за своих собратьев, начало опустошать страну, по которой оно проходило. Каломан напал на крестоносцев и одним ударом решил участь всего отряда. Позже этой же дорогой прошли толпы, предводимые Петром и Вальтером. Наученные опытом, они прошли через Венгрию в должном порядке и без особенных приключений. Но на границе Болгарии их ждал враждебный прием. Петр проходил через Болгарию как через неприятельскую землю и, весьма ослабленный, добрался до границ Византийской империи. Численность крестоносцев, после всех потерь, доходила до 180 тысяч.

Когда ополчение Петра достигло границы Византийской империи, царь Алексей Комнин послал навстречу ему послов и обещал снабжать Петра всеми продовольственными средствами, если он без замедления поспешит к Константинополю. На местах остановок крестоносцы действительно находили припасы, и греческое население относилось к ним с доверчивостью и не разбегалось при их появлении. Только на два дня Петр остановился в Адрианополе и 1 августа 1096 г. прибыл к столице. Здесь к нему присоединились остатки отряда Вальтера, императорские чиновники указали им место остановки и расположения. Император отнесся к этой крестоносной толпе со всей гуманностью и состраданием. Он уговаривал Петра переждать на европейском берегу пролива, пока подойдут рыцарские отряды, ибо плохо вооруженная толпа, каково было почти 200-тысячное войско Петра, не в состоянии сражаться с турками. Призвав к себе Петра и расспросив его, император понял, что он имеет дело с мечтателем, совершенно не знакомым с принятыми им на себя обязанностями предводителя. Алексей, однако, выразил полное расположение к Петру, сделал ему подарок, приказал раздать деньги и припасы его отряду и просил лишь соблюдать порядок и не допускать насильственных действий. Крестоносцы бродили по городу, удивлялись роскоши и богатствам; беднякам нельзя было брать за деньги все, что им нравилось, и они начали брать силой. Последовали неизбежные столкновения с полицией, пожары и опустошения. Благочестивые крестоносцы стали жаловаться, что их против воли удерживают на европейском берегу и не позволяют вступить в борьбу с врагами креста Христова. Что оставалось делать византийскому правительству? Не без удовольствия оно вняло ропоту толпы и дало ей возможность переправиться на азиатский берег. Здесь при Еленополе, на северо-западе от Никеи, крестоносцы расположились лагерем. На неприятельской земле, в виду турок-сельджуков, владения которых простирались тогда почти до самого берега моря, крестоносцам нужно было держаться со всей осторожностью и в полном подчинении одному вождю. Но Петр не сумел сохранить своего влияния: толпы расползлись по окрестностям, грабили селения и опустошали страну, одной удалось даже близ Никеи одержать верх над турецким отрядом[43]. С кичением и самонадеянностью удальцы рассказывали в лагере о своих подвигах; составилась другая толпа охотников, пожелавшая повторить набег. Все это делалось помимо Петра Пустынника, против его советов и предостережений. С огорчением он оставил лагерь крестоносцев и возвратился в Константинополь поджидать рыцарских ополчений. Затем все крестоносное войско постигла самая жалкая участь. Между тем как толпа охотников, запертая в одном укреплении, была уничтожена турками, в Еленопольском лагере был распущен ложный слух, что Никея взята крестоносцами. Все пожелали участвовать в добыче и шумно, без всякого порядка, снялись с лагеря. Путь лежал по гористой местности, которую заняли турки. Нестройная и беспорядочная толпа крестоносцев была перебита в один день, немногие спаслись бегством к Босфору и перевезены на греческих лодках в Константинополь. Это было в первых числах октября 1096 г.

Рассказанные события составляют введение в Первый крестовый поход. Большинство участвовавших в этих событиях были люди, которые не возвышались до политических целей и соображений и действовали только под влиянием фанатического чувства; насилия и убийства, совершенные ими в тех странах, через которые они проходили, стремясь к своей цели — в Венгрии, Болгарии и Константинополе, казались им вполне благочестивыми подвигами, непосредственно относившимися к делу. Несчастный опыт, сделанный первыми крестоносцами, послужил уроком для последующих крестоносных войск. Как венгры, болгары, так и сами греки стали недоверчиво относиться к действиям крестоносцев и их целям; по первым толпам они судили вообще о всех крестоносцах. Но кроме этого обстоятельства весьма невыгодно отозвалось на крестоносцах и то, что несчастный исход октябрьской катастрофы, уничтожив сотни тысяч крестоносцев, вселил уверенность в турок. Как у греков, так и у турок возникли новые планы относительно крестоносцев.

События 1096 г. должны были ускорить движение рыцарей. Проповедь о крестовом походе нашла приверженцев и среди высших слоев общества; но она не коснулась тех лиц, которые могли направить движение по одному плану и к одной цели. Ни французский, ни английский, ни немецкий короли не могли принять и не приняли участия в этом движении. Это объясняется тем, что как король французский, так и германский император состояли в неблагоприятных отношениях с римским престолом. Филипп I, король французский, навлек на себя гнев святого престола своим бракоразводным процессом. Германский король Генрих IV находился в самом критическом положении; он был вовлечен в трудную и опасную борьбу за инвеституру и готовился в это время смыть с себя позор каносского свидания[44]. Но, не принимая личного участия, никто из них не мог и остановить начавшегося движения. Среднее и высшее сословия — рыцари, бароны, графы, герцоги — были увлечены сильным движением низших классов, к которым пристали также и города, и не могли не поддаться общему течению. Видя массы народа, которые без оружия, без провизии стремились в неизвестные земли на неизвестное рискованное предприятие, военные люди считали бесчестным оставаться спокойными на своих местах.

Летом 1096 г. началось движение графов, герцогов и князей. В середине августа снарядился в поход Готфрид Бульонский, герцог Нижнелотарингский[45] (племянник Готфрида Бородатого[46], который в борьбе за инвеституру был решительным врагом Григория VII[47]). Готфрид Бульонский имел качества феодального государя, который хотел провести в своих владениях меры, противоположные интересам святого престола, и совершенно не сочувствовал недавней победе папства над светской властью. Но как скоро Готфрид Бульонский принял участие в крестоносном движении, народная сага придала ему церковный характер. В этом облике для историка трудно отличить настоящего Готфрида, отделить действительность от фантазии, истину от вымысла. По позднейшим преданиям, свой род Готфрид ведет от Карла Великого[48]. Он находится в прямой связи с папами, он их помощник и слуга; он строит, одаривает церкви… Но если исключить из образа Готфрида все что приписывает ему сложившаяся позднее мифологическая традиция, то он представляется нам в высшей степени не симпатичным, не идеальным. Он желает на Востоке вознаградить себя за те потери, которые понес в собственных владениях. Чтобы иметь средства для похода, он заложил свои владения епископу Люттиха и Верлюна[49]. Получив за это значительную сумму денег, он собрал вокруг себя многочисленный отряд (до 70 тысяч) из хорошо вооруженных рыцарей и снабдил его провиантом и всем необходимым для дальнего похода.

К нему присоединились его братья Евстафий и Бодуэн, впоследствии король Иерусалимский[50]. Готфрид не был главным начальником всего похода, но во многих случаях князья и бароны спрашивали его совета и руководствовались его мнениями. Он держал путь к Константинополю через Венгрию и Болгарию, то есть шел той же дорогой, что и ополчение Петра, Вальтера и других.

Наследственные земли французской короны того времени выставили отряд под предводительством брата короля, Гуго графа Вермандуа[51]. Это был еще молодой человек, гордый своим происхождением и рыцарской славой, тщеславный и пустой, по свидетельству Анны Комнины. Поход был для него лишь средством для поиска славы и новых владений. Он спешил как можно скорее добраться до Константинополя и предпринял путь через Италию, чтобы отсюда морем переправиться в Византию. Поспешность повредила ему; он действительно первым попал в Константинополь, но в печальном положении: буря прибила его судно к берегу, и он должен был без особенных почестей отправиться в Константинополь по приглашению императорских чиновников.

На севере Франции составилось два ополчения: герцог Нормандии Роберт[52], сын Вильгельма Завоевателя[53] и брат тогдашнего английского короля Вильгельма Рыжего[54], предпринял поход уже совсем не из религиозных побуждений. В своем герцогстве он пользовался весьма ограниченной властью и располагал малыми доходами. Большая часть городов Нормандии принадлежала английскому королю; бароны не оказывали повиновения своему герцогу. Для Роберта поход в Святую Землю казался единственным средством выйти из затруднительного положения, в которое он поставил себя в Нормандии. Заложив английскому королю свое герцогство, Роберт получил необходимую для предприятия сумму и собрал вокруг себя рыцарей Нормандии и Англии. Другое ополчение собралось во Фландрии под предводительством Роберта Фриза[55], сына известного графа того же имени, пилигрима в Святую Землю, находившегося в дружественных отношениях с царем Алексеем Комнином.

Все три ополчения северной и средней Франции направились через Италию, где папа Урбан благословил их предприятие, причем Гуго Вермандуа получил из рук римского епископа священную хоругвь[56].

Из южной Франции составилось ополчение под главенством Раймунда, графа Тулузского[57]. Он уже ранее прославился в войнах с арабами и обладал всеми качествами народного вождя. Стотысячный отряд и строгая дисциплина снискали уважение графу Тулузскому в Греции и в Азии. Он шел через Альпы к Фриулю и потом берегом Адриатического моря через Далмацию. Граф Раймунд Сен-Жиль играет странную роль среди других предводителей крестоносного ополчения. В нем мало энергии, мало предприимчивости; он как бы сам упускал из рук свое главенство и отдавал его другим.

Французские крестоносцы, избравшие путь через Италию, не успели все переправиться в Византию до наступления зимы. Часть их зимовала в Италии. Этому обстоятельству следует приписать движение, появившееся в южной Италии в начале 1097 г. Князь Тарентский Боэмунд[58], сын Роберта Гвискара[59], владел маленьким княжеством, не удовлетворявшим его честолюбию и не соответствовавшим его военной славе. Он вошел в переговоры с оставшимися в южной Италии толпами крестоносцев и убедил их примкнуть к нему и под его начальством начать поход. Значение Боэмунда Тарентского особенно усилилось тем, что с ним соединился для похода его племянник Танкред[60], замечательнейшее лицо Первого похода. Южно-итальянские норманны, самые опасные враги Византии, не один раз уже считавшиеся с ней из-за обладания Далмацией, вносили, в лице своих представителей Боэмунда и Танкреда, новый мотив в крестоносное движение — политические счеты и вражду к Византии. Силы норманнов могли равняться по качеству с силами французских рыцарей. Но предводители их были кроме того чрезвычайно коварны и корыстолюбивы. В особенности Танкред не мог переносить их присутствия, держался во всем походе недоверчиво и не хотел подчиняться выгодам общей пользы. Зимой 1096 г. норманны были заняты общим делом — войной с Амальфи[61]. Боэмунд воспользовался случаем, сосредоточившим в одной местности норманнских рыцарей, и убедил их, что лучше искать счастья в отдаленных землях, чем терять время в осаде Амальфи. Так князь Боэмунд стал во главе южно-итальянских и сицилийских норманнов, вместе с тем в Первый крестовый поход вносился мотив сведения политических счетов с Византией. Все перечисленные отряды преследовали совершенно самостоятельные цели. Общего плана действия и главнокомандующего не было. Даже части отрядов и отдельные рыцари нередко переходили от одного вождя к другому.

В Константинополе заблаговременно получались сведения о движении князей, о числе их войска и направления, какого они держались на пути в Азию. Само собой разумеется, точных известий не могло быть: доносили, что крестоносцев более, чем звезд на небе и песка на берегу моря, подозревали у некоторых вождей враждебные намерения относительно самой столицы Византийской империи. Царевна Анна Комнина так передает впечатление, произведенное крестоносным движением: «Разнеслась весть о нашествии бесчисленных франкских ополчений. Император испугался, ибо знал, каков был этот народ — неудержимый в порывах, неверный данному слову, изменчивый. Не без основания, предвидя важные затруднения, он принял свои меры, чтобы быть готовым встретить вождей крестоносного ополчения»[62].

Византийское правительство упрекают в том, что оно своим недоверием и интригами парализовало действия крестоносцев и одно должно нести ответственность в неуспешности всего предприятия. Вместо того, чтобы вместе с вождями Первого похода идти против турок-сельджуков, император Алексей, говорят, довел до крайних пределов подозрительность и думал извлечь личные выгоды из крестового похода. В дальнейшем изложении мы будем иметь возможность судить о взаимных отношениях византийского правительства и вождей крестового похода; теперь же заметим, что византийцы и крестоносцы иначе понимали весь ход отношений, из чего возникали крупные недоразумения и промахи со стороны тех и других. На первых порах Алексей остановился на мысли — пользуясь разобщением вождей и отсутствием между ними такого руководителя, который заправлял бы всем походом, не допустить, чтобы все отряды в одно и то же время собрались около Константинополя; наблюдать особо за каждым вождем, как скоро явится он в пределах Византии, и стараться по возможности скорее переправить его на азиатский берег. Знакомясь отдельно со свойствами и характером каждого предводителя, Алексей вступил с некоторыми из них в приязнь и завязал дружбу, вследствие чего должен был измениться и его взгляд на поход. Тогда открылась возможность поставить вопрос, чтобы все завоевания, которые могли бы сделать крестоносцы у турок, переходили к византийскому императору и чтобы вожди предварительно дали в этом присягу.

Первым, с кем познакомился Алексей, был Гуго, граф Вермандуа. Еще из Италии он отправил к императору два письма, извещая о своем решении принять крест и о том, что высадится на византийскую землю в Драче (Dyrrachium-Epidamnus). На основании этих писем в Константинополе были сделаны соответствующие распоряжения. Местные власти получили приказание сейчас же по прибытии Гуго дать об этом знать в столицу и стараться без всякой медлительности препроводить его далее. Несколько судов греческого флота крейсировало около берега и наблюдало, когда прибудет Гуго. На беду, Гуго не мог встретить торжественного приема: буря выбросила его корабль на берег, византийская береговая стража нашла его в жалком положении. Сообразно полученным приказаниям, Гуго препроводили в Константинополь, где император устроил ему почетную встречу. Это было вскоре за поражением турками первой крестоносной толпы под Никеей, приблизительно в декабре 1096 г. Император был к нему весьма любезен, оказывал ему почет и внимание и без особенной борьбы убедил его дать вассальную присягу. За Гуго следили и доносили императору обо всем, что он делал и с кем говорил; на Западе из этого распространилась молва, что Гуго находится в плену и что император вынудил его дать ленную присягу.

Готфрид, герцог Нижнелотарингский, был уже в византийских пределах, когда узнал, что сделалось с Гуго и как он дал византийскому царю присягу на верность. Он отправил из Филиппополя посольство в Константинополь, требуя, чтобы Гуго была дана свобода, затем начал опустошать область, по которой проходило его войско. За день до Рождества Готфрид был уже под самым Константинополем. Император Алексей просил его к себе для переговоров; но Готфрид боялся западни и не хотел войти в столицу. Однако же крестоносцам отведено было место для стоянки, так как Готфрид желал дождаться под Константинополем других вождей. Алексею не хотелось иметь в герцоге Нижнелотарингском врага себе, и потому он употреблял все меры предупредительности, чтобы вызвать его на личное свидание. Особенно, когда весной 1097 г. к столице стали подходить остальные вожди, для византийского правительства были совершенно основательные причины бояться их единодушного нападения на столицу. Обмениваясь посольствами с Готфридом, Алексей оцепил его лагерь печенежскими и славянскими наездниками с тем, чтобы совсем изолировать его от отношений с вновь прибывавшими вождями. Между этими последними особенные опасения возбуждал Боэмунд, князь Тарентский. Алексей хорошо знал этого вождя по предыдущим войнам с Робертом Гвискаром. Воззрения на норманнов у византийских писателей выражаются так: «Боэмунд имел старую вражду с императором и таил в себе злобу за поражение, нанесенное ему под Лариссой[63]; общим движением на Восток он воспользовался с тем, чтобы отомстить императору и отнять у него власть. Прочие графы и по преимуществу Боэмунд только для вида говорили о походе в Иерусалим, на самом же деле имели намерение завоевать империю и овладеть Константинополем»[64]. Можно догадываться, в каком тревожном состоянии было византийское правительство, когда Готфрид не подавал надежды на примирение, а Боэмунд приближался к Константинополю. Однако всю зиму Алексей честно выполнял свои обязательства, своевременно доставляя припасы и предупреждая столкновения. 3 апреля 1097 г. Алексей решился принудить силой герцога Готфрида уступить. Правда, соображения византийского императора были весьма негуманны, и византийцы первые начали делать нападения на отделявшихся от лагеря крестоносцев. Алексей думал, что герцог не решится на борьбу с ним, что запертый с одной стороны морем, а с другой — цепью византийского войска, он поймет всю невыгоду своего положения и согласится дать требуемую присягу. Но эти расчеты не оправдались: Готфрид поднял весь лагерь и прорвался через цепь византийских войск. К вечеру того же дня крестоносцы подступили к стенам города. Большой опасности лотарингцы внушать императору не могли, но ему и то уже было неприятно, что дело зашло так далеко, что расчеты его оказались ложны. К тому же было получено известие о приближении Боэмунда и его желании вступить с императором в переговоры. И было чего опасаться: узнай Боэмунд о раздоре между императором и герцогом, тогда соединились бы норманны и лотарингцы и дали ему весьма чувствительный урок. Алексей сделал попытку повидаться с Готфридом и поручил вести переговоры об этом графу Гуго. Но герцог сурово обошелся с Гуго и колко заметил ему: «Ты, сын королевский, ставши рабом, хочешь и меня обратить в рабы! Не хочу я ни ленной присяги давать, ни в Азию переправляться». Тогда император приказал вновь теснить крестоносцев. Ход событий проследить весьма трудно, по последующим событиям можно лишь заключить, что крестоносцы терпели поражения и что ни Готфрид не узнал о приближении норманнов, ни Боэмунд — о затруднительном положении лотарингцев. Герцог согласился, наконец, принять предложение императора о личном свидании и явился во дворец. Император принял франкского герцога сидя, окруженный толпой царедворцев. Готфрид и его свита приблизились к трону и, коленопреклоненные, целовали руку императора. Алексей поговорил с каждым из свиты Готфрида и похвалил герцога за его благочестивую ревность, превозносил его военную славу. Затем Готфрид дал за себя и своих рыцарей ленную присягу, обещая возвратить императору все города, которые ему удастся отвоевать у турок. Не позже 7 или 10 апреля лотарингское войско было переправлено на азиатский берег Босфора. Пример лотарингского герцога, давшего Алексею ленную присягу, имел значительное влияние на сговорчивость последующих вождей, а для императора Алексея это служило прецедентом — от каждого вождя требовать подобной же присяги.

Боэмунд шел в Азию с другими намерениями, чем герцог Лотарингский. Он думал основать на Востоке независимое владение, причем рассчитывал не только на норманнские силы, но и на помощь императора. Боэмунду таким образом желательно было прикинуться другом Алексея, для чего он заранее готов был на все уступки. Он отделился от своего отряда, поручив его Танкреду, и в первых числах апреля поспешил к Константинополю, чтобы переговорить с императором и войти с ним в соглашение. Переговоры с Боэмундом были непродолжительны: как император, так и Тарентский князь были лучшими политиками того времени и рассыпались друг перед другом в любезностях. Против ленной присяги Боэмунд не нашел особенных возражений и спокойно назвал себя вассалом императора. Ему было отведено роскошное помещение в Константинополе и посылались кушанья с царского стола. Боэмунд боялся отравы и отдавал приносимые блюда приближенным; тогда из дворца стали доставлять припасы в сыром виде. В тот день, когда Боэмунд дал клятву, император показал ему одну часть дворца, которая ради этого случая была украшена драгоценностями. Золото и серебро лежало здесь кучами. У Боэмунда сорвались слова при взгляде на эти сокровища: «Если бы мне владеть такими богатствами, то давно бы я повелевал многими землями». Ему заметили, что сокровища назначены ему. Раз Боэмунд предложил императору назначить его великим «доместиком Востока»[65]. Алексей не дал на это ни своего согласия, ни резкого отказа, оставляя Боэмунда в надежде получить это важное звание при благоприятных обстоятельствах.

Остальные вожди прибыли в Константинополь по большей части в мае. Роберт Фландрский и Роберт Нормандский дали ленную присягу без особенных колебаний. Только граф Тулузский Раймунд не уступил ни просьбам, ни угрозам, ни даже военной силе. Алексей мог добиться от Раймунда только обещания не предпринимать ничего против жизни и чести императора. Все отряды были перевезены на другую сторону Босфора. С конца апреля лотарингцы и норманны двинулись к Никее, другие отряды пристали к первым уже в походе. Император озаботился доставкой съестных припасов и обещал лично присоединиться к крестоносцам, как скоро сделает предварительные распоряжения.

Алексей мог находить весьма благоприятными для себя обязательства, которые дала ему большая часть вождей. Во всяком случае важнейшие затруднения устранялись, как только западные дружины были перевезены в Азию. Ближайшие отношения византийцев с латинянами не могли, однако, склонить их к взаимному уважению и доверию. Император еще раз потребовал торжественной клятвы от крестоносцев, когда они уже переправились в Азию, причем случилось следующее. Один французский рыцарь, принеся императору ленную присягу, сел на его трон, и император ничего не осмелился заметить ему, «зная высокомерие латинян». После того, как князь Бодуэн взял рыцаря за руку и указал на неприличие такого поступка, рыцарь воскликнул, гневно смотря на императора: «Что за грубый человек, он сидит, когда столь многие знатные стоят перед ним!»

В Малой Азии крестоносцы должны были почти каждый шаг брать с боем. Византийское господство на Востоке во второй половине XI в. было уничтожено турками-сельджуками, которые сделались повелителями всего магометанского и христианского населения в Азии. Широкие полномочия, которыми владели наместники провинций, и отсутствие закона о престолонаследии были, однако, причиной того, что отдельные части обширного султаната распались на независимые владения. Для крестоносцев было весьма важно то, что иконийский эмир, владевший Малой Азией, не мог двинуть против них большие турецкие массы, так как состоял во вражде с соседними магометанскими владетелями Сирии и Армении[66], от султана же был в полной независимости. Император Алексей Комнин, угрожаемый норманнами и печенегами, не имел времени восстановить свою власть на Востоке, хотя внутренние раздоры и усобицы турок не раз давали ему случай без особенного напряжения отнять у них по крайней мере Малую Азию. Крестоносцам пришлось вести дело с эмиром Килидж-Арсланом[67], который утвердил свою столицу в Никее, на восток его эмират простирался до реки Евфрата. Нужно иметь в виду, что магометанского населения, сравнительно с туземным христианским, не могло быть много, что симпатии малоазийского населения скорее всего могли быть в пользу крестоносцев, чем турок завоевателей.

Как ни искренно было желание крестоносцев добраться скорее до Иерусалима, но прошло два года, пока они прибыли в Палестину. События этих двух лет показывают, как между предводителями различных частей крестоносного ополчения развился дух партии, как постепенно изменились стремления и цели предводителей.

Более выдающуюся роль в крестоносном ополчении играют норманны, в лице их предводителя Боэмунда, герцога Тарентского, и провансальцы, предводимые Раймундом. Причины возвышения этих двух вождей среди крестоносного ополчения различны для каждого из них. Провансальцы были хорошо вооружены и вообще отличались всеми необходимыми качествами правильно устроенного войска. Сам их предводитель Раймунд был человек религиозного направления и принял крест, исключительно следуя нравственным влечениям; для религиозных целей он готов был пожертвовать всеми политическими интересами и соображениями. Совершенно противоположного направления были Боэмунд и Танкред, представители норманов: это были князья, видевшие в крестовом походе средство для достижения политических целей. Все их стремления сосредоточивались теперь на Сирии, где они хотели основать независимое княжение. Боэмунд был гениальным человеком как в военном, так и в политическом отношении: где нужно было напряжение сил для победы над сильнейшим врагом, где нужны были серьезные соображения и умно составленные планы действий, там крестоносные вожди обращались к уму Боэмунда. Норманны шли впереди всего крестоносного ополчения; они первые испытывали натиски турок-сельджуков, они же первые подступили к Никее, тогда как другие отряды крестоносного ополчения, оставшись позади, постепенно прибывали один за другим. Мало есть данных, по которым можно было бы судить о численности всего крестоносного ополчения. Можно думать, что из Константинополя отправилось всего до 300 тысяч военных людей, кроме этого, судя по тому устройству войска, которое было в обычае того времени, можно предположить, что в ополчении было еще около 300 тысяч чернорабочих, женщин, детей и других лиц, добровольно приставших к ополчению; следовательно, численность крестоносного ополчения доходила во всяком случае до полумиллиона.

Обстоятельства, можно сказать, благоприятствовали крестоносцам. Килидж-Арслан, уничтожив толпы крестоносцев, предводимые Петром, Фолькмаром[68] и другими, не ожидал новой опасности, был вдали от Никеи, занимаясь набором новых войск. Город Никея расположен на берегу озера, вокруг которого возвышаются крутые горы. Находясь в выгодных условиях, данных самой природой для защиты от внешнего врага, и окруженный стеной, город мог бы выдержать продолжительную осаду, но городской гарнизон был малочислен и слаб. Население, окружавшее город, было преимущественно христианское — греки и армяне, которые, естественно, своими симпатиями были на стороне крестоносцев. Последние могли тем легче приобрести эти симпатии, что вместе с ними следовал маленький греческий отряд, предводимый греческим же стратегом. Первыми подошли к Никее норманны и лотарингцы. Хотя народная сага выдвинула личность Готфрида Бульонского, как играющего первенствующую роль в делах первого похода, но не ему, не лотарингцам принадлежит главная роль: направление делам дают Боэмунд Тарентский и Раймунд Тулузский, норманны и провансальцы.

Южная часть города, обращенная к озеру, была плохо защищена; именно с этой стороны крестоносцы и должны были начать свои военные действия. Так как крестоносцы подходили к Никее отдельными отрядами, далеко не достаточными для того, чтобы окружить город со всех сторон, то они и не могли повести правильной осады. Подойдя в это время к городу Килидж-Арслан, он мог бы нанести крестоносцам значительный урон, и их ошибка надолго осталась бы непоправимой. Боэмунд уговорил вождей, не дожидаясь прихода Килидж-Арслана, дать ему сражение вдали от Никеи. Килидж-Арслан потерпел поражение и должен был удалиться внутрь страны, предоставив Никею ее собственной судьбе.

После поражения Килидж-Арслана, крестоносцы воспользовались лодками, доставленными им по распоряжению греческого императора, для военных операций против Никеи, со стороны Асканиева озера. На 18 или 19 июня 1097 г. был назначен общий приступ, которым заправляли Боэмунд Тарентский и Раймунд Тулузский. Утром того же дня ворота города были отворены, и в город вошел византийский отряд. Греческий стратиг, стоя у стены Никеи, вошел в отношения с комендантом и от имени греческого императора потребовал сдачи города. Крестоносцы были возмущены таким ходом дела. Они рассчитывали на богатую добычу, между тем представитель греческого правительства отнял у них возможность грабежа. На их заявления он ответил напоминанием о ленной присяге и объяснил, что крестоносцы могут требовать удовлетворения от царя и он не откажет им, но что они обязаны исполнять обещание, скрепленное присягой, согласно которой все отвоеванные у мусульман города переходят во власть греческого императора и, следовательно, не должны подвергаться разграблению. Князья должны были уступить и еще раз повторить ленную присягу, от которой на этот раз не отказались и самые упорные, как, например, Танкред. Император со своей стороны обещал впоследствии соединиться с вождями, а в ожидании этого крестоносцам сопутствовал византийский уполномоченный Татикий[69]. Истинная цель миссии Татикия выясняется из дел под Антиохией. По-видимому, он играл роль охранителя интересов византийского императора. Внешним образом его миссия мотивировалась тем, что он, как представитель греческого правительства, мог оказывать большое влияние на православное греческое и армянское население страны, и таким образом крестоносцы, при его помощи, могли пользоваться всеми теми удобствами, каких не могли бы иметь, если бы им пришлось брать все вооруженной силой. Он обязан был вести крестоносцев к Палестине более краткими и удобными дорогами.

От Никеи путь крестоносцев шел через Дорилей, Иконий и Гераклею. Здесь они разделились на два отряда: одни направились на юг, к Тарсу, другие пошли на северо-восток, чтобы, обойдя Таврские горы, спуститься к Антиохии. Килидж-Арслан ожидал крестоносцев при Дорилее, желая преградить их дальнейшее движение. Впереди крестоносного ополчения шел Боэмунд со своим отрядом. Ему и принадлежит честь победы над Килидж-Арсланом при Дорилее. Позднейшие писатели рассказывают, что Боэмунд, отчаявшись в успехе своего предприятия при Дорилее, послал гонцов к крестоносным вождям; гонцы, будто, пришли прямо к Готфриду; последний, посоветовавшись с вождями, отправился лично на помощь Боэмунду и выручил его из беды. Но известно, что Готфрид вовсе не участвовал в битве при Дорилее; Боэмунд разбил Килидж-Арслана, соединившись с провансальцами. Сражением при Дорилее и заканчивается более сильное сопротивление, которое турки оказывали крестоносцам; Килидж-Арслан удалился внутрь страны и ограничивался слабыми нападениями на отдельные отряды крестоносцев. Теперь, когда турки оставили незанятыми области, прилегающие к морю, византийскому императору представилась полная возможность восстановить свою власть на всем побережье Малой Азии без особых жертв и затруднений.

Крестоносцы обратили внимание на армян, которые, естественно, не были довольны магометанским господством. Армяне, ослабленные ударами турок-сельджуков, долго отстаивали свою независимость; но это удалось только тем, кто переселился в Месопотамию, Каппадокию и северо-восточную Сирию, по побережью Средиземного моря. Крестоносцы дали понять армянам, что, если они согласятся действовать заодно с ними, то могут надеяться на освобождение от турецкого ига. Армяне с готовностью приняли предложение крестоносцев: в самое короткое время они выгнали из своих городов турецкие гарнизоны и турецкое население. Та часть крестоносцев, которая направилась на северо-восток от Гераклеи, имела целью поднять на своем пути христианские народности против турок и спуститься к Антиохии, где был назначен сборный пункт крестоносного ополчения.

На юг от Гераклеи в Киликию направились только Бодуэн, брат Готфрида, и Танкред со своими отрядами; они держали путь к Тарсу, занятому слабым турецким отрядом. Крестоносцы и здесь подняли против турок христианское население, как в стране, прилегающей к Тарсу, так и в самом городе. Турецкий отряд должен был сдаться крестоносцам. Здесь возникли пререкания между Бодуэном и Танкредом из-за права на владение Тарсом. Честь победы была на стороне Танкреда, между тем Бодуэн присвоил себе и победу и право на город. Рассвирепевший Танкред вырезал весь турецкий гарнизон и выгнал Бодуэна. Этот факт свидетельствует о том, что в это время у норманнского вождя уже созревала идея основания независимого владения. Со своей стороны Бодуэн, потерпев неудачу под Тарсом, отправился искать счастья в другом месте. Одержав несколько побед над сельджуками и приобретя расположение армян, Бодуэн вошел в непосредственные отношения с князем Эдессы Торосом и так расположил его в свою пользу, что вскоре был усыновлен им и объявлен наследником княжества. Не довольствуясь этим, Бодуэн убил Тороса и занял его престол. Таким образом с 1098 г. в Эдессе устраивается первое княжение, во главе которого стоит западный герцог. Это княжение имеет важное значение в том отношении, что оно составляло оплот для всех христианских народностей и защищало христиан Малой Азии от ударов турецких волн, которые шли из середины Азии[70].

К октябрю 1097 г. крестоносцы подступили к Антиохии, где провели целый год (с октября 1097 г. по ноябрь 1098 г.). С одной стороны осада города, с другой внутренние раздоры остановили дальнейшее движение. Этот год составляет целую эпоху в истории крестовых походов. Дело в том, что Антиохия, самой природой поставленная в весьма благоприятные условия для защиты от внешнего врага, была укреплена еще и искусством. Город окружали высокие и толстые стены, по которым можно было свободно ехать экипажем в четыре лошади; стены защищались 450 башнями, снабженными гарнизонами. Укрепления Антиохии представляли таким образом страшную силу, преодолеть которую, при недостатке осадных орудий, при отсутствии дисциплины и неимении главнокомандующего, не представлялось никакой возможности. Но и оставить позади себя такой важный стратегический пункт, каким была Антиохия, которая служила оплотом всего мусульманского мира, крестоносцы не могли. Правда, в самом мусульманском мире господствовала анархия, которая была весьма полезна для крестоносцев. Сирия находилась тогда под двойным политическим влиянием, исходившим из Египта и из Багдада. Фатимидский халифат высылал толпы мусульман, которые, завладев некоторыми пунктами в Сирии и заняв Иерусалим, значительно ослабили халифат Багдадский. Эмир Антиохии Баги-Сиан ожидал помощи то от багдадского халифата, то от египетского. Все другие мусульманские владения в Сирии также находились в положении политической раздвоенности. Ожидания Баги-Сианом помощи со стороны египетского или багдадского халифата остались тщетны; правда, несколько раз мусульманские отряды показывались в виду Антиохии, но они были так незначительны, что не осмелились вступить в бой с крестоносцами и не принесли никакой пользы Баги-Сиану.

Осенью 1097 г. армия крестоносцев оказалась в весьма печальном состоянии. Грабежи, отсутствие дисциплины и взаимная вражда заметно расслабляли крестоносное ополчение. Вожди не успели ничего запасти для себя на осень и зиму, между тем в крестоносном войске начались болезни, проявилась смертность, и перед страхом смерти целые толпы и даже отряды, во главе со своими предводителями, обращались в бегство.

Боэмунд, князь Тарентский, который и прежде играл видную роль в крестоносном ополчении, как опытный вождь, как храбрый неустрашимый рыцарь, как устроитель рядов, под Антиохией отличился уже как искусный политик. Боэмунд увидел, что Антиохия со своими неприступными и несокрушимыми укреплениями, со своим выгодным положением (недалеко от Средиземного моря, на реке Оронте, впадающей в море) представляет весьма удобный пункт для основания в ней независимого княжества, что составляло главный предмет всех его стремлений и желаний. Дела его в Эдессе и Тарсе только разжигали честолюбие тарентского князя. При достижении намеченной цели ему могло мешать присутствие в крестоносном войске уполномоченного греческого императора. Роль Татикия, правда, была двусмысленна, но важно то, что он в походе был представителем и защитником интересов греческой империи. С точки зрения Татикия, и Антиохия, подобно Никее, будучи взята крестоносцами, должна была принадлежать греческому императору и никому другому. Положение Татикия среди крестоносного ополчения было довольно влиятельным, он умерял честолюбивые стремления отдельных вождей. Раймунд Ажильский[71], писатель крестовых походов, обвиняет Татикия в том, что он, отчаявшись в успехе осады, подговаривал князей снять осаду с города и расположить войска по окрестным селениям, что он поселил между крестоносцами вражду и измену и скрылся из лагеря. Обстоятельство это очень важно, но оно вообще не вяжется с положением и ходом дел. Анна Комнина прямо обвиняет Боэмунда в вынужденном бегстве Татикия. Эти два противоположных известия возможно объяснить следующим образом. Боэмунд, преследуя свои честолюбивые цели, тяготился присутствием Татикия. Хотя намерения Боэмунда ни для кого не были тайной, крестоносцы всякий раз, когда находились в стесненном положении, вручали ему командование над союзными войсками, вынуждаемые к этому, во-первых, необходимостью, во-вторых, насильственными действиями со стороны самого Боэмунда. Татикий же, представитель византийского императора, был вполне независим и самостоятелен в среде крестоносцев и в то же время пользовался весьма большим авторитетом и мог оказывать влияние на весь ход дел. Боэмунду нужно было во что бы то ни стало устранить это влияние. Когда разнеслась весть о приближении 300-тысячной армии Мосульского эмира Кербуги[72], который шел на выручку Антиохии, Боэмунд начал доказывать вождям, что Кербуга подослан византийским императором, что цель участия Татикия в их войске состоит в том, чтобы возбуждать мусульман против крестоносцев. Все это вызвало в крестоносцах такую неприязнь против Татикия, что он вынужден был бежать. Бегство Татикия имело важное значение для всего хода событий. Крестоносцы нарушили клятву, данную византийскому императору, устранили греческий элемент из своего ополчения и начали действовать на свой собственный страх. После бегства Татикия Боэмунду открылось свободное поле для его честолюбивых замыслов. Боэмунд сыграл здесь роль Ахиллеса под Троей. Обиженный Ахиллес оставил стан греков, провел в бездействии целые месяцы, пока, наконец, греки, теснимые со всех сторон троянцами, не были вынуждены просить его выручить их из беды. Увлекаемый честолюбием Боэмунд, видя, что при той деморализации, которая господствовала среди крестоносцев, нельзя поддержать осаду, и ожидая в то же время с часу на час прибытия сильного мусульманского ополчения под начальством Кербуги, сделал решительный шаг. Он заявил крестоносцам, что если они не предоставят ему главного начальства над всем войском, если не пообещают оставить за ним это главенство и на будущее время для ведения дела крестового похода, если, наконец, не предоставят в его власть Антиохию в случае ее завоевания, то он умывает руки и не отвечает ни за что, и вместе со своим отрядом оставит их. Между тем, среди крестоносцев день ото дня увеличивалась смертность, бегство целых отрядов и вождей. Находясь в таком положении, крестоносцы решили предоставить Боэмунду все полномочия для ведения дела и обещали исполнить все, чего он требовал.

Боэмунд еще раньше вошел в соглашение с одним из офицеров, защищавших антиохийские стены. Это был Фируз, армянин по происхождению. Фируз, как христианин, не мог не питать симпатий к крестоносцам, освободителям всего малоазиатского христианства; кроме того, он питал личную вражду к Баги-Сиану, эмиру Антиохии. Отношения Фируза и Боэмунда держались в тайне, и никто не знал о них. Боэмунд на 2 июня назначил общий приступ на Антиохию. В ночь с 1 на 2 июня он подвел свой отряд к башне, которую защищал Фируз; башня была сдана. С другой стороны в Антиохию ворвались другие крестоносцы, и в городе началась резня; большая часть мусульманского гарнизона, не успевшая спастись бегством, была перерезана и перебита. Сам Баги-Сиан едва спасся бегством, но всего только на несколько дней; его поймали и убили. Таким образом, 2 июня 1098 г. Антиохия была взята. Но немного выиграли крестоносцы, заняв обнищавший, изнуренный голодом, ослабленный продолжительностью предшествовавшей осады город.

На другой день, 3 июня, к городу подошел эмир Мосульский Кербуга с 300-тысячной турецкой армией. Кербуга знал и о слабости крестоносного войска, и о том бедственном положении, в котором оно находилось: крестоносное ополчение насчитывало теперь не более 120 тысяч, остальные 180 тысяч частью погибли в битвах с мусульманами и в трудном переходе по опустошенным областям после Никейского сражения, частью же были рассеяны в различных городах Малой Азии в виде гарнизонов. Но и эти 120 тысяч вошли в город, лишенный всяких средств к пропитанию, притом они были утомлены продолжительной осадой и длинными переходами. Кербуга знал это и твердо решился голодом заставить крестоносцев сдаться. Крестоносцы очутились в самом ужасном, безвыходном положении. Три недели они сидели запертыми в городе, изредка делая незначительные и не имевшие никаких последствий вылазки, пользуясь тем, что город не слишком тесно был окружен врагами. Для крестоносцев оставалось одно средство к спасению: по реке Оронту спуститься к Средиземному морю, в гаванях которого были венецианские торговые корабли. Но этот путь представлял много опасностей, им пользовались, однако, сначала поодиночке, а потом целыми отрядами, были даже случаи, когда князья и знатные рыцари сдавались на милость мусульман или спасались бегством к морю.

К этому тяжкому для крестоносцев времени относится появление саг и народных сказаний, которые были продуктом болезненного, фантастического настроения народных масс. К этому времени относится и происхождение саги о Петре Пустыннике. Исторический Петр Пустынник, спасшись после уничтожения его армии, участвовал, правда, в Первом крестовом походе, но не как вождь, а как простой пилигрим, без особенной силы, авторитета и влияния. Только в весьма немногочисленном кружке простого народа Петр Пустынник пользовался некоторым почетом и уважением, что выражалось в том, что его избирали казначеем. Он был, между прочим, одним из первых, которые решались бежать из Антиохии, и только Боэмунд остановил его. В это же время составилось сказание о святом копье. Раймунд Тулузский, отличавшийся религиозным настроением между остальными крестоносными вождями, вполне искренно верил в святое копье. Но уже Боэмунд, находясь под Иерусалимом, подсмеивался над Раймундом, доказывая ему, что рассказ о святом копье был вымыслом для поддержания упавшего духа и для возбуждения мужества народных масс. Предание о святом копье появилось следующим образом. Однажды приходит к Раймунду Тулузскому один монах[73] и рассказывает, что во время молитвы ему явился святой Андрей и сказал, что в городе есть место, где скрыто копье, которым было прободено ребро Спасителя, что именно в этом копье крестоносцы должны искать свое спасение. Добродушный Раймунд поверил этому; объявили народу, начали искать, нашли действительно заржавленное копье; толпы крестоносцев были воодушевлены этой находкой. Боэмунд, назначенный главным предводителем крестоносного ополчения, решился сделать последнее усилие, чтобы освободить Антиохию от осады. В мусульманском войске между тем происходили раздоры между предводителями, в продолжение трех недель многие из них оставили отряд Кербуга, так что осаждающая армия значительно ослабла. 28 июня 1098 г. крестоносцы сделали вылазку, прогнали мусульман и завладели всем их лагерем. Спасение Антиохии и славная победа над Кербугой была приписана чудесной помощи святого копья, которое с тех пор сделалось палладиумом крестоносцев.

Когда крестоносцы завладели Антиохией, религиозный энтузиазм их вождей значительно ослаб. Целый год они провели в бездействии, во взаимных спорах и распрях из-за обладания Антиохией; они как бы совсем забыли о главной цели своего предприятия — об освобождении от неверных Гроба Господня. Как только миновала опасность от Кербуги, тотчас между сильнейшими вождями — Боэмундом Тарентским и Раймундом Тулузским возник довольно крупный спор, характеризующий обоих предводителей. Боэмунд напоминал теперь крестоносцам об их обещании, данном ему до взятия Антиохии, и требовал исключительного господства в городе. Но у Раймунда Тулузского, представителя законности и рыцарской верности долгу, была многочисленная партия, которая в силу чисто материальных выгод находила требования Боэмунда вполне несогласными с положением крестоносцев. Раймунд и его партия настаивали, ввиду данных византийскому императору обязательств, на том, что Антиохия должна быть передана во власть византийского правительства. Партия Раймунда взяла верх, и в Константинополь было отправлено для переговоров посольство, во главе которого стоял брат французского короля Гуго Вермандуа. О результатах переговоров мы ничего не знаем, так как Гуго не возвращался более в лагерь, он сел на корабль и удалился в отечество. То же сделал и другой вождь Стефан Блуа[74], который, правда, не играл выдающейся роли в ополчении, но участвовал в нем со значительным военным отрядом, так что его удаление не могло не ослабить крестоносное войско. Боэмунд, чтобы отстоять свое право на господство в Антиохии, обратил внимание вождей на поведение византийского императора, свидетельствовавшее о его враждебных чувствах к крестоносцам. В то самое время, когда крестоносцы, лишенные средств к пропитанию, изнемогали под Антиохией, взятие которой замедлялось еще и тем, что они не имели осадных снарядов, византийский император находился вблизи Антиохии со значительными военными силами и осадными машинами и не захотел оказать крестоносцам никакой помощи; между тем при переправе крестоносцев через Босфор он дал слово лично участвовать в их походе. Теперь же, без особенных усилий занимая Эфес, Милет и другие города, без особенных жертв одерживая победы над турками, ослабленными крестоносцами, император ценою крови крестоносцев покупал легкие победы и расширял свои владения. Именно на это обстоятельство указывал Боэмунд, как на бесчестный поступок со стороны византийского императора, и ему удалось убедить князей в том, что передача Антиохии византийскому правительству принесла бы вред делу крестовых походов. Таким образом Антиохия была предоставлена во власть тарентского князя.

В Антиохии распространилась смертность, которая похитила многих знатных, в том числе и папского легата, духовного представителя в Первом крестовом походе. Крестоносное ополчение терпело большой недостаток в пище и в одежде. Лишения приводили в экстаз простой народ, который приписывал свои несчастья небесной каре за то, что медлили с освобождением Гроба Господня. Выведенный из терпения народ угрожал сжечь Антиохию, если его не поведут дальше. Честолюбивый Боэмунд устоял против искушения и не внял побуждениям долга, Раймунд же Тулузский и другие вожди двинулись дальше. Они направились к Иерусалиму береговой полосой и не теряли надежды вознаградить себя другими земельными приобретениями. Легкие победы над ослабленным турецким населением более их не вознаграждали. Они с завистью вспоминали об Эдессе, Тарсе и Антиохии. В особенности честолюбивыми желаниями горел теперь Раймунд, более всего обиженный судьбой. Он был из сильнейших вождей крестоносного ополчения, он теплее всех относился к делу крестовых походов и, однако, до сих пор он не владел ничем; между тем и менее знатные и менее сочувствовавшие делу похода имели уже независимые владения. Раймунд остановился у Триполи. Уже все было готово для взятия города, как вдруг Боэмунд, зорко и ревниво следивший за тем, чтобы вблизи его княжества не появилось другого самостоятельного владения под главенством западного князя, прислал к Триполи коварного Танкреда, который и помешал плану Раймунда. В крестоносном лагере начались громкие жалобы на князей, простой народ требовал немедленного движения к Иерусалиму. Тогда Раймунд, находя невозможным далее противиться общему желанию, вынужден был оставить Триполи в середине мая 1099 г.

Крестоносцы очень много потеряли в спорах из-за Антиохии и Триполи. Летом 1098 г. Иерусалим, находившийся во власти слабого багдадского халифа, был завоеван сильным египетским халифом[75]. Таким образом, по мере приближения крестоносцев к Иерусалиму, перед ними вырастали новые и сильные преграды. Иерусалим оказался весьма укрепленным, снабженным сильным гарнизоном. Между тем крестоносная армия, пришедшая к Иерусалиму, представляла одни жалкие остатки того блестящего ополчения, которое два года назад переправилось через Босфор. Всех крестоносцев было теперь не более 20 тысяч, и те были изнурены, обессилены длинными переходами, битвами и всякого рода лишениями. В этом ополчении недоставало уже многих знатных; часть погибла от эпидемических болезней, часть осталась в различных завоеванных городах, часть вернулась в отечество. К Иерусалиму из главных вождей пришли только три: Раймунд Тулузский, Роберт Нормандский и Готфрид Бульонский, после присоединился Танкред. Но у них не было ни средств, ни материалов для предстоявших осадных работ. Крестоносцам помогли в этом отношении генуэзцы и пизанцы; они доставили все необходимое для осады и средства к пропитанию. 15 июля 1099 г. Иерусалим был взят приступом.

Взятие Иерусалима крестоносцами. Французская миниатюра

Итак, цель была достигнута, крест восторжествовал над исламом. Город был наполнен враждебным мусульманским населением, завоеватели обошлись с ним в высшей степени жестоко. Как бы в отмщение за свои продолжительные страдания, они предали мечу и огню все, что было в городе мусульманского. Летописцы с удовольствием рассказывают о лужах крови, по которым ходили воины христовы. Кровожадностью и хищностью отличился Танкред, удовлетворивший на этот раз, сколько возможно было, свою жестокость и ненасытную скупость. Первым делом, которое должны были решить крестоносцы, был вопрос об устройстве административной власти в Иерусалиме. Но здесь они снова разделились на две партии: одна стояла за то, чтобы устроить в Иерусалиме церковную республику с патриархом во главе, — это партия духовного господства; другая партия выдвигала светский принцип, эта последняя взяла перевес. Предложили Раймунду Тулузскому принять на себя управление Иерусалимом, но он в силу своих личных нравственных принципов отказался; предложили Роберту Нормандскому, и тот отказался. Остался один Готфрид Бульонский, который и согласился на предложение, заявив, однако, что будет носить титул не Иерусалимского короля, а «защитника Гроба Господня». Таким образом Иерусалим был предоставлен во власть герцога Нижнелотарингского Готфрида Бульонского. Это обстоятельство имеет важное значение для последующей истории государств, основанных западными князьями. В Малой Азии было другое княжество — Эдесса, принадлежавшее брату Готфрида Бульонского — Бодуэну; таким образом, в руках одного дома были два владения, которые при необходимости могли соединяться и оказывать сильное влияние на политику и положение других княжеств. Вручение власти над Иерусалимом Готфриду Бульонскому обусловливало собой усиление лотарингского дома на Востоке. Готфрид Бульонский был человеком добрым, уступчивым, но в то же время весьма недалеким. Он едва не упустил из рук и той незначительной власти, которая ему досталась. В первый же год княжения Готфрида Иерусалимское духовенство в высшей степени систематично начало его стеснять, доводя его власть до минимума.

Самый желательный, естественный ход событий вслед за окончанием Первого крестового похода должен был бы заключаться в дальнейшем проведении того принципа, который поставили себе крестоносцы, — принципа укрепления христианства в Азии и ослаблении мусульман. Именно такой ход событий был желаем и ожидаем всем христианским населением как Европы, так и Азии. Но так как усиление христианского элемента в Азии обусловливало собой в то же время усиление тех княжеств, которые были основаны крестоносцами, и так как это последнее обстоятельство было противно видам и интересам византийской империи, то ход событий принял совершенно иное направление. Византийские императоры всегда стояли на страже своих собственных интересов и препятствовали делу усиления христианства Малой Азии; этим обстоятельством объясняется все негодование, все обвинения, которые направлены против Византии со стороны западно-европейцев.

Турецкий султан Килидж-Арслан, выгнанный из Никеи, стесненный в Иконии, предоставивший всю переднюю Азию ее собственной судьбе, не был уже более серьезным врагом для Византии, которая и поспешила восстановить свои права в Малой Азии. Но раз передняя Азия перешла во владение Византии, политика византийского императора пошла дальше: он начал подумывать о том, чтобы подчинить своей власти Сирию, Палестину и владения, основанные крестоносцами. Вот почему в событиях XII в. мы встречаемся с явлением в высшей степени любопытным. Византийский император, объявляя войну крестоносцам, часто заключает союзы с тем самым народом, который так недавно еще готов был разрушить Византийскую империю, — заключает союзы с турками. То же самое делают и западные князья: при угрозе со стороны Византийской империи они, видя в ослабленных турках менее опасных врагов, чем были для них теперь греки, заключают с турками союзы, чтобы общими силами выжить из Азии беспокойных греков. Именно в этом обстоятельстве и заключается весь трагизм положения дел и интерес изучения эпохи.

Между всеми князьями выдающееся положение занял Боэмунд. Он, устроившись в Антиохии, сохранил отношения с Западной Европой, что доставило ему весьма благоприятные условия и выгодное положение для предстоящей ему деятельности. Боэмунд решился округлить свои антиохийские владения; это и было вполне осуществимо, так как те незначительные и слабые представители мусульманского населения, которые еще остались вокруг Антиохии, не могли оказать большого сопротивления. Но Боэмунд в 1099 г. встретился с неожиданным для него противодействием. Император Алексей, так часто обещавший прислать войско и лично участвовать в походе после занятия Иерусалима крестоносцами, поднял оружие против самих крестоносцев, направив свои действия на первый раз против самого опасного своего соседа князя Антиохийского. Он снарядил флот и приказал осаждать приморский город Лаодикею, занятый отрядом Роберта Нормандского. Отдать Лаодикею греческому императору было далеко не в интересах Антиохийского князя, так как в этом случае он всегда был бы подвержен неприятному соседству и наблюдению со стороны греков. Поэтому взаимные отношения норманнов и греков в 1099 г., принимая все более резкий характер, дошли наконец до полного разрыва. Борьба между противниками возгорелась и привлекла к участию посторонние силы. К малоазийским берегам в это время прибыли корабли генуэзцев и пизанцев, привезшие свежие, хотя и немногочисленные военные силы, направлявшиеся в святую землю. Им Боэмунд и указал, что опасность грозит в настоящее время не от мусульман, а от греков, и легко привлек их к участию в борьбе. Таким образом Боэмунд, сделав свой личный интерес общим делом, выгнал греческий гарнизон из Лаодикеи, а пизанцы начали нападать на приморские города.

Сила Боэмунда была в высшей степени серьезна, другие князья сравнительно с ним не имели значения. У Готфрида, князя Иерусалимского, было не более 200 рыцарей и до двух тысяч мало дисциплинированного войска. При такой малочисленности дружины положение «защитника Гроба Господня» было весьма незавидным. Боэмунд понял это и желал распространить свое влияние на Иерусалим. Для этого он отправился в столицу Готфрида как бы для того, чтобы исполнить тот нравственный долг, который лежал на нем, — поклониться Гробу Господню. Его сопровождала довольно значительная армия, доходившая до 20 тысяч. Боэмунд оказал такое влияние на дела в Иерусалиме, что патриархом Иерусалима был выбран архиепископ пизанский Адальберт[76], человек, вполне преданный Боэмунду. Новый патриарх, честолюбивый и ловкий политик, направил свои действия к тому, чтобы отнять у Готфрида и ту тень власти, которую тот еще имел. Адальберт хотел основать на Востоке святой престол, подобно римскому, ввести в Иерусалим духовный абсолютизм и подчинить себе все светские княжества.

Если мы припомним характер норманнских завоевателей, таких как Роллон[77], основавший свои владения в Нормандии, как Роберт Гвискар, утвердившийся в Италии; если примем во внимание политику и средства, какими пользовались эти князья для достижения своих целей, то мы будем иметь возможность понять и оценить действия Боэмунда. Боэмунд считал себя ничем не ниже Роллона и Роберта Гвискара и хотел повторить в Азии дела, которые его предки совершили в Европе. Боэмунд был уже близок к осуществлению этой своей исторической задачи. Владея сильной армией, он округлил свое антиохийское княжество; здесь были мелкие государства, принадлежавшие турецким эмирам; но эти эмиры не могли оказать Боэмунду сильного сопротивления, так как они были ослаблены войной с крестоносцами, к тому же их силы были разъединены внутренними раздорами. Но стремления Боэмунда имели трагический исход, неблагоприятным образом отразившийся на всем христианском деле. Боэмунд напал на опасного соперника в лице Данишменда Мелика-Гази, эмира Сивасского (на Галисе)[78]. Оставшись позади крестоносцев, Данишменды успели настолько усилиться, что после окончательного ослабления иконийского султана выступили в 1101 г. главным оплотом мусульманства в Азии. Появление этой силы было вполне ново и неожиданно для Боэмунда.

Когда Боэмунд по просьбе армянского князя Гавриила в Малатии пошел войной на Мелика-Гази, то против ожидания встретился с сильным турецким отрядом, потерпел полное поражение, был захвачен со многими рыцарями в плен и отведен в Неокесарию, где содержался около четырех лет (1101-1104). Этот плен имел важное значение для всех христианских земель в Азии: христиане остались без своего главы, были предоставлены собственным силам среди враждебного магометанского населения. Боэмунд, находясь в плену у Мелика-Гази, вполне возможно, сделался его политическим наставником и учителем. Как ни был груб Данишменд, он понял цену своего пленника. Когда византийский император пожелал выкупить Боэмунда, Мелик-Гази потребовал огромную сумму денег. Греческое правительство готово было на все жертвы, лишь бы избавиться от грозного норманна. Но тут Боэмунда спасло совершенно случайное обстоятельство: Мелик-Гази и Килидж-Арслан поссорились между собой из-за того, как должна была быть разделена между ними выкупная сумма за Боэмунда. Боэмунд воспользовался этим обстоятельством, чтобы выставить им на вид опасность со стороны византийского императора. Он выяснил им, что царь Алексей, завладев им, избавится от сильного и грозного врага и направит тогда все свои силы против них; что если они дорожат собственно выкупной суммой, то ее выплатят им друзья его — князья Иерусалима и Эдессы; что в данном случае важнее не деньги, а политические интересы, в достижении которых он может оказать большую услугу всему турецкому народу, соединившись с ним против византийского императора. Боэмунд обещал т

www.ronl.ru

Реферат - Крестовые походы 5