ОпубликоватьМама́й (ок. 1335—1380, Кафа (совр. Феодосия) — беклярбек и темник Золотой Орды.
С 1361 по 1380 год, в период «Великой замятни» (длительной междоусобной войны в Золотой Орде), от имени марионеточных ханов из династии Батуидов управлял западной частью (временами также столицей) Золотой Орды.
Был женат на дочери хана Бердибека (правившего в 1357—1359 годах), со смертью которого пресеклась законная династия Батуидов на престоле Золотой Орды и началась эпоха «Великой замятни», продолжавшаяся вплоть до 1380 года. В течение всего периода «Великой замятни» Мамай, находясь на посту беклярбека, стремился возвратить династию Батуидов на общеордынский престол и в своей части Орды делал ханами представителей именно этой династии.
Со второй половины 1350-х годов Мамай становится наместником Крыма и Северного Причерноморья. С 1357 года при хане Бердибеке занимал должность беклярбека — одну из двух главных в администрации Золотой Орды. В его функции входило руководство армией, внешними делами и верховным судом.
После убийства Бердибека ханом Кульпой в 1359 году Мамай объявил тому войну. В Орде началась, так называемая, «Великая замятня». Поскольку беклярбек не был чингизидом и не мог быть официально ханом, в августе 1361 года Мамай провозгласил ханом Белой Орды своего ставленника Абдуллаха из рода Батуидов. Однако другие претенденты на власть в Золотой Орде воспротивились этому. В период с 1359 по 1370 год Мамаю пришлось с переменным успехом воевать с девятью ханами. К 1366 году ему удалось поставить под свой контроль западную часть государства (от Крыма до правого берега Волги), ослабив тем самым центральную власть.
Временами, в период «Великой замятни» (1363, 1367—1368, 1372—1373), Мамаю удавалось овладевать столицей Сараем на левом берегу Волги. Ставка беклярбека находилась в становище особо преданного ему тумена в городе Замык в низовьях Днепра (в устье реки Конки на месте современного Каховского водохранилища). Не находя поддержки среди восточных ханств, во внешней политике Мамай ориентировался на сближение с европейскими государствами — Генуей, Великим княжеством Литовским, Венецией и рядом других.
В июне 1370 году умер хан Абдуллах. Современники предполагали, что его убил Мамай. Впрочем, убедительных доказательств этому не обнаружено. Новым ханом был провозглашён восьмилетний Мухаммед Булак (Бюлек, по русским летописям также Магомет-Султан) из рода Батуидов, который оставался ханом самопровозглашённой Мамаевой Орды вплоть до 1380 года и погиб в Куликовской битве.
Отношения темника Мамая с Москвой были весьма противоречивыми и изменчивыми. На первых порах своего правления Мамай оказывал поддержку Москве. В 1363 году между ним и митрополитом Алексием, фактическим правителем Московского княжества при малолетнем князе Дмитрии, было заключено докончание (договор) об уменьшении дани, взимаемой с княжества. Также есть версия, что перед этим Мамай способствовал освобождению митрополита Алексия из заточения в Литве, в котором последний находился в 1358—1359 годах.
В 1363 году на переговоры с Мамаем направляется князь Михайло Аланский с богатыми дарами и убеждает Мамая выдать ярлык на великое княжение малолетнему московскому князю Дмитрию, который таким образом признал свою зависимость именно от Мамая и его ставленника — провозглашённого им хана Абдуллаха, а не от законных ханов из Сарая (с точки зрения основанного на Ясе Чингисхана закона Золотой Орды, все провозглашённые Мамаем ханы были самозванцами). Однако в 1370 году темник Мамай отнял у Дмитрия великое княжение и передал его Михаилу Тверскому. Впрочем, уже в 1371 году Дмитрий лично приехал в Мамаеву Орду (самопровозглашённая Мамаем часть Золотой Орды во время междоусобной войны) и, в итоге, получил обратно из рук провозглашённого Мамаем нового хана Мухаммеда Булака ярлык на великое княжение.
В 1374 году происходит окончательный разрыв между Москвой и Мамаевой Ордой и начинается «великое розмирье», окончившееся только в 1380 году победой объединённых русских войск на Куликовом поле.
В 1377 году чингизид Тохтамыш при поддержке войск Тамерлана начал поход по установлению своей власти в Золотой Орде. Весной 1378 года, после того как пала восточная часть государства (Синяя Орда) со столицей в Сыгнаке, Тохтамыш вторгся в западную часть (Белую Орду), контролируемую Мамаем. К апрелю 1380 года Тохтамыш сумел захватить всю Золотую Орду вплоть до северного Приазовья, включая город Азак (Азов). Под контролем Мамая оставались лишь его родные половецкие степи — Северное Причерноморье и Крым.
8 сентября 1380 года войско Мамая было разбито в Куликовской битве во время нового похода на Московское княжество, и его большой бедой было то, что на Куликовом поле погиб провозглашённый им ханом малолетний Мухаммед Булак, при котором Мамай был беклярбеком. Поражение на Куликовом поле для Мамая было ударом тяжёлым, но не смертельным, однако оно помогло утвердиться на золотоордынском престоле законному хану Тохтамышу. Мамай не терял времени, собирая новую армию в Крыму для следующего похода против Москвы. Но в результате войны с ханом Тохтамышем, поддерживаемым Тамерланом, очередной удар Мамая по Руси не состоялся.
Чуть позднее, в сентябре 1380 года состоялась решающая битва между войсками Мамая и Тохтамыша. Историк В. Г. Ляскоронский высказал предположение, что эта битва «на Калках» произошла в районе мелких речек, левых притоков Днепра близ порогов. Историки С. М. Соловьёв и Н. М. Карамзин высказывали предположение, что битва произошла на реке Калке, недалеко от того места, где в 1223 году монголы нанесли русским первое поражение.
Битвы, собственно, не было, так как на поле боя большая часть войск Мамая перешла на сторону законного хана Тохтамыша и присягнула ему. Мамай с остатками верных ему сподвижников не стал устраивать кровопролития и бежал в Крым, при этом его гарем и знатные женщины из рода Джучи, которых опекал Мамай, были захвачены Тохтамышем. Победа Тохтамыша привела к установлению законной власти в государстве, прекращению длительной междоусобной войны («Великой Замятни») и временному усилению Золотой Орды вплоть до столкновения с Тамерланом.
После своего поражения от войск Тохтамыша Мамай бежал в Кафу (ныне Феодосия), где имел давние связи и политическую поддержку генуэзцев, но его не впустили в город. Он пытался проникнуть в Солхат (ныне Старый Крым), но был перехвачен разъездами Тохтамыша и убит. Предполагается, что убит он был наёмниками по приказу хана. Тохтамыш похоронил Мамая с почестями.
Похоронен Мамай в Шейх-Мамае (ныне село Айвазовское Кировского района Крыма возле города Феодосия). Могилу (курган) нашёл впоследствии известный художник И. К. Айвазовский.
Согласно родовой легенде князей Глинских, потомки Мамая были служилыми князьями в Великом княжестве Литовском. Глинские, родовые владения которых находились на землях современных Полтавской и Черкасской областей Украины, вели свой род от сына Мамая — Мансура Киятовича. Михаил Глинский устроил в Литве мятеж, после провала которого перешёл на московскую службу. Его племянница Елена Глинская — мать Ивана IV Грозного.
Родственники князей Глинских, русские князья Ружинские, Острожские, Дашкевичи и Вишневецкие сыграли важную роль в развитии казачьего сообщества Поднепровья, становлении Войска Запорожского и подконтрольных ему земель, Запорожья.
worldofaphorism.ru
Реферат на тему:
Мамай — мангытский вождь, один из сыновей, бия Ногайской орды Мусы и его второй жены, дочери Ходжи. Русские летописи называют его мирзой, занимающим княжье место, подчеркивая, что являясь фактическим лидером, он не имел на это законных прав. Один из основных героев фольклорного цикла сказаний «Сорок богатырей». Не следует путать его с братом Шейх-Мамаем.
В первые годы после смерти Мусы и его брта Ямгурчи в условиях междоусобицы в Ногайской орде Мамай не боролся за личное первенство, поддерживая единокровного брата Алчагира, сведения о Мамае носят отрывочный хаарктер. Возможно, в 1511 году вместе с Саид-Ахметом участвовал в налете на крымское войско, возвращающееся к Перекопу из Молдавии. В 1514 году во главе с Алчагиром вместе с Саид-Ахметом и Кель-Мухаммедом откликнулся на призыв астраханского хана Джанибека предлагавшего окончательно разгромить главного конкурента Алчагира Шейх-Мухаммеда. Как известно Джанибек тогда разгромил Шейх-Мухаммеда не дождавшись ногайцев, чем вызвал их раздражение, так как ему досталось и имущество, и улусы Шейх-Мухаммеда. Позднее лишённый всего Шейх-Мухаммед явился с повинной к Алчагиру, но тот, вопреки обычаям, заключил брата в тюрьму. Это вызвало возмущение у многих представителей знати, но Мамай с отрядом в 50 человек силой освободил Шейх-Мухаммеда и вывел его в степь из ставки Алчагира.
После казахского нашествия и гибели основных ногайских вождей Шейх-Мухаммеда, Алчагира роль Мамая возрастает. Предположительно он был одним из первых среди ногайских вождей, которые после смерти казахского хана Касима возглавили борьбу за изгнание казахов.
В 1523 году крымский хан Мухаммед Гирей с помощью ногаев, перешедших во время казахского нашествия в его подданство, предпринял поход на Астраханское ханство. По ряду источников, ногаев в этом походе возглавлял Мамай. Астрахань была сдана без боя, так как сопротивление такой внушительной силе было бесполезным. Однако, через некоторое время после успешного взятия города, ногаи напали на крымского хана, убив его и его наследника Бахадур Гирея, когда те были вне города. Внезапное нападение вызвало беспорядочное и паническое бегство крымских татар. Причины и обстоятельства внезапного поворота событий, а также главных виновников называют по-разному. По одной из версий, в необходимости освободиться от тяготящей власти крымского хана Мамая убедил другой мангытский лидер Агиш. В любом случае Мамай, наряду с Агишем и большеордынским царевичем Шейх-Хайдаром, стали лидерами последующего победоносного вторжения ногайского войска в Крым, когда они ограбили весь полуостров и захватили множество пленников. Уцелели только города и крепости, которых кочевники брать не умели.
После вторжения на полуостров продолжал антикрымскую политику. В конце 1523 г. или в начале 1524 г. неудачно осаждал Астрахань, в которой после бегства оттуда крымского войска воцарился хан Хусейн. Не все ногайские вожди поддержали его в этом походе, отказались Агиш и Хаджи-Мухаммед, а Юсуф участвовал, но независимо, своим отдельным полком. В 1524 году кочевал на Тереке, на старых ногайских кочевьях.
Против Мамая, кочевья которого находились в Поволжье, видимо по инициативе астраханского хана Хусейна собирался союз, к которому привлекались новый крымский хан Саадет Гирей, Московское государство и ногайский бий Агиш. Однако этот союз не состоялся, чему видимо способствовала гибель Агиша. В последующие годы Мамай кочевал в Поволжье, при этом в 20-е годы он занимал в Ногайской орде лидирующее положение, которое основывалось как на авторитете победителя крымского ханства, так и собственно на реальном первенстве, но, вероятно, так и не был признан бием.
С 1524 года в Казани правил Сафа-Гирей, который был ставленником Крыма и противником Москвы. Мамай выдал замуж за него свою дочь, что привело к ухудшению отношений с Москвой. В 1530 году, когда русские под командованием И. Ф. Бельского выступили против Казани, Мамай послал на помощь казанцам отряд в 30000 (по другим сведениям 10000) под командованием своего сына. Отряд был разбит русскими под командованием на Арском поле под стенами Казани, где погибло множество ногаев. Когда в 1531 году казанская знать изгнала Сафа-Гирея, он нашёл убежище у Мамая. Ногаи, кочевавшие в Поволжье, успешно противостояли Крымскому ханству и в целом была ориентированы на добрососедские отношения с Московским государством, так как извлекали существенную выгоду от поставок на Русь скота, в первую очередь коней.
Однако добрососедские торговые отношения Мамая с Москвой прекратились, когда посланный им на Русь около 1531 г. богатый караван был ограблен Касимовскими татарами. После этого Мамай прекратил всякие контакты с Василием III, и стал совершать регулярные набеги на Мещеру. Братья с большим трудом убедили прекратить набеги и не провоцировать Московское государство на широкомасштабную войну. В 1535 году послал к Ивану IV грамоту, в которой обвинял русских в несоблюдении договора и приводил в пример первые годы правления Василия III.
Примерно 1530 г. бием орды стал Саид-Ахмет. Мамай придерживался независимой политики. При консолидации ногайской знати на съезде, проведённом Саид-Ахметом в 1537 году, Мамай остался в стороне, не признавая распределения ролей на съезде и оставаясь неформальным лидером западного (левого) крыла Ногайской орды. Хотя на съезде первым нурадином был назначен Хаджи-Мухаммед, Мамай порой также фигурирует как нурадин, так реально видимо именно он играл ведущую роль на западе орды.
Мамай — один из основных героев народных преданий, входящих в эпический цикл «Сорок богатырей». Ему посвящен дастан «Мамай и Урак». Урак — племянник Мамая и по эпической версии его воспитанник. В целом эпический образ Мамая изображает мудрого правителя, заботящегося о народе. Он лишен эпической легендарной приподнятости. Легендарный Мамай завоевал всё Поволжье и многие русские города. Пригласив крымского хана Пельван-султана на встречу дал ему клятву, но племянник Урак убивает Пельван-султана. Мамай с Ураком завоевывают Крым, но за нарушение клятвы его постигает кара — вскоре он умирает от болезни. Умирая, он делится в Ураком своей нереализованной мечтой — построить новые города, куда бы приезжали богатые купцы.
Видный исследователь ногайского эпоса и истории Ногайской орды В. М. Жирмунский ошибочно отождествлял Мамая с Шейх-Мамаем.
wreferat.baza-referat.ru
Реферат на тему:
Мамай — мангытский вождь, один из сыновей, бия Ногайской орды Мусы и его второй жены, дочери Ходжи. Русские летописи называют его мирзой, занимающим княжье место, подчеркивая, что являясь фактическим лидером, он не имел на это законных прав. Один из основных героев фольклорного цикла сказаний «Сорок богатырей». Не следует путать его с братом Шейх-Мамаем.
В первые годы после смерти Мусы и его брта Ямгурчи в условиях междоусобицы в Ногайской орде Мамай не боролся за личное первенство, поддерживая единокровного брата Алчагира, сведения о Мамае носят отрывочный хаарктер. Возможно, в 1511 году вместе с Саид-Ахметом участвовал в налете на крымское войско, возвращающееся к Перекопу из Молдавии. В 1514 году во главе с Алчагиром вместе с Саид-Ахметом и Кель-Мухаммедом откликнулся на призыв астраханского хана Джанибека предлагавшего окончательно разгромить главного конкурента Алчагира Шейх-Мухаммеда. Как известно Джанибек тогда разгромил Шейх-Мухаммеда не дождавшись ногайцев, чем вызвал их раздражение, так как ему досталось и имущество, и улусы Шейх-Мухаммеда. Позднее лишённый всего Шейх-Мухаммед явился с повинной к Алчагиру, но тот, вопреки обычаям, заключил брата в тюрьму. Это вызвало возмущение у многих представителей знати, но Мамай с отрядом в 50 человек силой освободил Шейх-Мухаммеда и вывел его в степь из ставки Алчагира.
После казахского нашествия и гибели основных ногайских вождей Шейх-Мухаммеда, Алчагира роль Мамая возрастает. Предположительно он был одним из первых среди ногайских вождей, которые после смерти казахского хана Касима возглавили борьбу за изгнание казахов.
В 1523 году крымский хан Мухаммед Гирей с помощью ногаев, перешедших во время казахского нашествия в его подданство, предпринял поход на Астраханское ханство. По ряду источников, ногаев в этом походе возглавлял Мамай. Астрахань была сдана без боя, так как сопротивление такой внушительной силе было бесполезным. Однако, через некоторое время после успешного взятия города, ногаи напали на крымского хана, убив его и его наследника Бахадур Гирея, когда те были вне города. Внезапное нападение вызвало беспорядочное и паническое бегство крымских татар. Причины и обстоятельства внезапного поворота событий, а также главных виновников называют по-разному. По одной из версий, в необходимости освободиться от тяготящей власти крымского хана Мамая убедил другой мангытский лидер Агиш. В любом случае Мамай, наряду с Агишем и большеордынским царевичем Шейх-Хайдаром, стали лидерами последующего победоносного вторжения ногайского войска в Крым, когда они ограбили весь полуостров и захватили множество пленников. Уцелели только города и крепости, которых кочевники брать не умели.
После вторжения на полуостров продолжал антикрымскую политику. В конце 1523 г. или в начале 1524 г. неудачно осаждал Астрахань, в которой после бегства оттуда крымского войска воцарился хан Хусейн. Не все ногайские вожди поддержали его в этом походе, отказались Агиш и Хаджи-Мухаммед, а Юсуф участвовал, но независимо, своим отдельным полком. В 1524 году кочевал на Тереке, на старых ногайских кочевьях.
Против Мамая, кочевья которого находились в Поволжье, видимо по инициативе астраханского хана Хусейна собирался союз, к которому привлекались новый крымский хан Саадет Гирей, Московское государство и ногайский бий Агиш. Однако этот союз не состоялся, чему видимо способствовала гибель Агиша. В последующие годы Мамай кочевал в Поволжье, при этом в 20-е годы он занимал в Ногайской орде лидирующее положение, которое основывалось как на авторитете победителя крымского ханства, так и собственно на реальном первенстве, но, вероятно, так и не был признан бием.
С 1524 года в Казани правил Сафа-Гирей, который был ставленником Крыма и противником Москвы. Мамай выдал замуж за него свою дочь, что привело к ухудшению отношений с Москвой. В 1530 году, когда русские под командованием И. Ф. Бельского выступили против Казани, Мамай послал на помощь казанцам отряд в 30000 (по другим сведениям 10000) под командованием своего сына. Отряд был разбит русскими под командованием на Арском поле под стенами Казани, где погибло множество ногаев. Когда в 1531 году казанская знать изгнала Сафа-Гирея, он нашёл убежище у Мамая. Ногаи, кочевавшие в Поволжье, успешно противостояли Крымскому ханству и в целом была ориентированы на добрососедские отношения с Московским государством, так как извлекали существенную выгоду от поставок на Русь скота, в первую очередь коней.
Однако добрососедские торговые отношения Мамая с Москвой прекратились, когда посланный им на Русь около 1531 г. богатый караван был ограблен Касимовскими татарами. После этого Мамай прекратил всякие контакты с Василием III, и стал совершать регулярные набеги на Мещеру. Братья с большим трудом убедили прекратить набеги и не провоцировать Московское государство на широкомасштабную войну. В 1535 году послал к Ивану IV грамоту, в которой обвинял русских в несоблюдении договора и приводил в пример первые годы правления Василия III.
Примерно 1530 г. бием орды стал Саид-Ахмет. Мамай придерживался независимой политики. При консолидации ногайской знати на съезде, проведённом Саид-Ахметом в 1537 году, Мамай остался в стороне, не признавая распределения ролей на съезде и оставаясь неформальным лидером западного (левого) крыла Ногайской орды. Хотя на съезде первым нурадином был назначен Хаджи-Мухаммед, Мамай порой также фигурирует как нурадин, так реально видимо именно он играл ведущую роль на западе орды.
Мамай — один из основных героев народных преданий, входящих в эпический цикл «Сорок богатырей». Ему посвящен дастан «Мамай и Урак». Урак — племянник Мамая и по эпической версии его воспитанник. В целом эпический образ Мамая изображает мудрого правителя, заботящегося о народе. Он лишен эпической легендарной приподнятости. Легендарный Мамай завоевал всё Поволжье и многие русские города. Пригласив крымского хана Пельван-султана на встречу дал ему клятву, но племянник Урак убивает Пельван-султана. Мамай с Ураком завоевывают Крым, но за нарушение клятвы его постигает кара — вскоре он умирает от болезни. Умирая, он делится в Ураком своей нереализованной мечтой — построить новые города, куда бы приезжали богатые купцы.
Видный исследователь ногайского эпоса и истории Ногайской орды В. М. Жирмунский ошибочно отождествлял Мамая с Шейх-Мамаем.
wreferat.baza-referat.ru
Волков В. А.
Князь московский и великий князь владимирский Дмитрий Иванович (1350-1389) — был сыном московского князя Ивана Ивановича Красного и его второй жены Александры, внуком Ивана Даниловича Калиты. Родился он 12 октября 1350 году и рано осиротел. Отец его скончался в 1359 году от морового поветрия, но оставил сыну мудрого наставника митрополита Алексия. Именно этот пастырь воспитал юного князя и вложил ему в сердце великую мечту и стремление освободить родную землю от татарского владычества. Руководствуясь советами Алексия, московский князь еще в отроческом возрасте смог отстоять свои права на Владимирское княжение в борьбе с суздальским князем Дмитрием Константиновичем. Замирившись с ним, Дмитрий Иванович, женился на его дочери суздальской княжне Евдокии Дмитриевне. Свадьбу молодые сыграли в Коломне.
Готовясь к решительной борьбе с Ордой, Дмитрий Иванович укреплял не только свое государство, но и его столицу — град Москву. Именно в его княжение в 1367-1368 годах был построен первый каменный Кремль, что позволило ему вступить в борьбу с великим князем литовским Ольгердом, вовсе не желавшим усиления Москвы. Породнившись с тверским князем Михаилом Александровичем, он дважды в 1368 и 1370 годах осаждал Москву. Эти нашествия получили в народе название "Литовщин". В первую "Литовщину" полчища старого Ольгерда и его зятя-союзника Михаила Александровича Тверского три дня стояли под стенами белокаменного Кремля, а затем отступили на свою территорию. Второй раз литовцы осаждали Москву восемь дней и снова, не менее бесславно бежали от ее прочных стен. Неудачи грозного литовского воителя стали сигналом для всех русских князей, почувствовавших силу Дмитрия Московского и решивших встать на его сторону в предстоящей борьбе с татарами. Вынужден был смириться и признать себя младшим братом московского князя даже его старый недруг Михаил Тверской. Особое внимание князь уделял южным границам своего государства. В 1373 году он организовал охрану "берега" — реки Оки, поставив на речных "перелазах" (бродах) крепкую стражу. Самые опасные места были "засечены". Передовые русские дозоры высылались и в степь на реки Дон и Хопер.
Вскоре растущей силы московского князя испугался правивший Ордой эмир Мамай. Особенно после того, как в 1378 года ратью Дмитрия Ивановича было наголову разгромлено посланное им на Русь 50-тысячное войско мурзы Бегича. Москвичи встретили врага еще в Рязанской земле, на небольшой на реке Воже, правом притоке Оки. Несколько дней татары не решались переправляться на северный берег Вожи, где стояли русские полки. Но 11 августа 1378 года Дмитрий Иванович отвел свои рати на версту от берега. Бегич решил, что москвичи отступают и, начав переправу, атаковал русское войско. Однако стремительный удар полков Левой и Правой руки смял ордынцев. Они "на копьях" были сброшены в реку. В этой битве пал не только Бегич, но и все татарские темники. В сражении на Воже московский князь Дмитрий был в гуще боя — рубился с татарами в первых рядах Большого полка.
Встревоженный этим поражением Мамай начал готовить новый большой поход на Русь, мечтая вернуть нашу Родину к страшным временам Батыя. Он собрал все свои войска ("девять орд и семьдесят князей"), усилив их отрядами кабардинцев, осетин, крымских армян и наемной генуэзской пехотой. Летом 1380 года 100-тысячная армия Мамая двинулась в поход. Чтобы не дать татарами соединиться с их союзниками — рязанским князем Олегом Ивановичем и литовским князем Ягайло московский князь со всеми союзными ему князьями вышел навстречу наступающей Орде. На бой с врагом Дмитрия Ивановича благословил великий подвижник Сергий Радонежский, отправивший с ним двух монахов-богатырей Александра Пересвета и Родиона Ослябю.
Местом сбора русских ратей стал город Коломна. Великокняжское войско пришло туда 15 августа 1380 года в день Успения Пресвятой Богородицы. После смотра собравшихся полков на Девичьем поле, 20 августа русская армия двинулась вверх по течению Оки, отрезая дорогу шедшему к границе литовскому войску. У города Лопасни московский князь получил сообщение, что орда Мамая стоит на реке Красивая Меча. Тогда русские князья решили выступить к Дону и на этой реке дать сражение врагу. Переправившись у села Прилуки через Оку полки Дмитрия Ивановича двинулись на юг. 5 сентября они подошли к Дону. Московский князь вновь собрал своих воевод, чтобы решить, где встретить татар. Мнение советников разделились. Некоторые считали, что с татарами надо биться на северном берегу реки, другие предлагали идти за Дон. Их мнение поддержал и Дмитрий Иванович, сказавший: "Братья! Лучше честная смерть, чем злая жизнь. Лучше было не выходить против врага, чем, прийдя и ничего не сделав, возвратиться обратно. Перейдем сегодня все за Дон и там положим головы за православную веру и братью нашу".
В ночь с 7 на 8 сентября 1380 года русское войско переправилось через Дон и начало занимать позиции на Куликовом поле. На следующий день здесь грянула одна из самых знаменитых в русской истории битв. Перед битвой Дмитрий Иванович поменялся доспехами с боярином Михаилом Андреевичем Бренком и выехал в Сторожевой полк, задачей которого было принять первый удар врага. При этом князь сказал пытавшимся его удержать воеводам, что должен "как словом, так и делом прежде всех начать и прежде всех голову положить, чтобы прочие, видя мое дерзновение, так же сотворили с многим усердием!"
Сигналом к началу сражения послужил поединок русского воина-инока Александра Пересвета и татарского богатыря Челубея, прозванного "Темир-мурзой". Оба поединщика погибли, но сначала рухнул на землю Челубей, а затем уже Пересвет; пали они головами к татарским полкам, что воспринято было как предзнаменование русской победы. Удар неприятельской конницы был страшен и врагу удалось смять Сторожевой и Передовой русские полки, а затем прорвать левый фланг русского войска, но контратака Засадного полка опрокинула войско Мамая. Немногие уцелевшие татары бежали, но и русские потери были велики. Только князей было убито 24 из 44 участвовавших в битве. После долгих поисков среди павших воинов Сторожевого полка был найден бесчувственный, но живой князь Дмитрий. Доспех на нем был весь "избит" неприятельскими ударами, но пробить его враги так и не смогли. Шесть дней победители провели на месте боя, "на костях", как тогда говорили, собирая и предавая земле тела павших воинов. Отдав этот скорбный долг героям поредевшее войско двинулись в обратный путь. Отныне и навсегда Дмитрий Иванович Московский заслужил в народе уважительное прозвище "Донской".
Несмотря на грядущие несчастья — вероломный и жестокий набег нового ордынского хана Тохтамыша, в 1382 году сумевшего захватить и разграбить Москву, связанная с этой военной катастрофой необходимость снова просить у хана ярлык и платить ему дань, — все же память о Куликовской битве сохранилась как первый большой шаг к грядущей победе над Ордой. Не случайно она была воспета в замечательных литературных памятниках "Задонщине" и "Сказании о Мамаевом побоище".
Знаменательный факт — умирая, Дмитрий Иванович благословил своего сына Василия Дмитриевича на великое княжение Владимирское, не спрашивая на то ханского позволения. Скончался великий герой Куликова поля 19 мая 1389 года и был погребен в Архангельском соборе Кремля. Шесть веков спустя, в 1988 году московский князь Дмитрий Донской был причислен к лику святых.
Список литературы
Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.portal-slovo.ru/
www.ronl.ru
ОпубликоватьРеферат на тему:
Михаи́л Семё́нович Мама́й (1 декабря 1922 года — 11 июля 2009 года) — советский военачальник, генерал-майор.
Михаил Семёнович Мамай родился 1 декабря 1922 года на Украине, в селе Ковпинка Новгород-Северского района Черниговской области. Отец - Семён Мамай был одним из первых председателей колхоза в УССР. Старший брат - Пётр Мамай - был полковником КГБ во Львовской области. Мамай М. С. служил в частях военно-воздушных сил Черноморского и Северного флотов. Занимал должность члена Военного Совета — начальника политотдела военно-воздушных сил Северного флота. В 1975 году выступил с предложением об открытии музея ВВС СФ на территории бывшего военного аэродрома в посёлке Сафоново Мурманской области. Музей был построен в короткие сроки руками авиаторов-североморцев под руководством М. С. Мамая и открыт 20 августа 1976 года.
М. С. Мамай умер 11 июля 2009 года в г. Москве. Похоронен на кладбище д. Остафьево Московской области, рядом с аэропортом Остафьево, на котором базируются части авиации Военно-морского флота Российской Федерации.
Категории: Персоналии по алфавиту, Кавалеры ордена Красной Звезды, Награждённые медалью В ознаменование 100-летия со дня рождения Владимира Ильича Ленина, Награждённые медалью Тридцать лет победы в Великой Отечественной войне 1941 1945 гг, Награждённые медалью За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941 1945 гг, Награждённые медалью В память 850-летия Москвы, Умершие в 2009 году, Награждённые юбилейной медалью 300 лет Российскому флоту, Награждённые медалью Сорок лет победы в Великой Отечественной войне 1941 1945 гг, Награждённые медалью За боевые заслуги, Родившиеся 1 декабря, Умершие 11 июля, Родившиеся в 1922 году, Награждённые медалью Двадцать лет победы в Великой Отечественной войне 1941 1945 гг, Кавалеры ордена За службу Родине в Вооружённых Силах СССР III степени, Награждённые медалью 50 лет Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг, Награждённые медалью Ветеран Вооружённых Сил СССР, Награждённые медалью Жукова, Награждённые медалью За отличие в охране государственной границы СССР, Награждённые медалью 60 лет Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.
Текст доступен по лицензии Creative Commons Attribution-ShareAlike.wreferat.baza-referat.ru
Волков В. А.
Князь московский и великий князь владимирский Дмитрий Иванович (1350-1389) — был сыном московского князя Ивана Ивановича Красного и его второй жены Александры, внуком Ивана Даниловича Калиты. Родился он 12 октября 1350 году и рано осиротел. Отец его скончался в 1359 году от морового поветрия, но оставил сыну мудрого наставника митрополита Алексия. Именно этот пастырь воспитал юного князя и вложил ему в сердце великую мечту и стремление освободить родную землю от татарского владычества. Руководствуясь советами Алексия, московский князь еще в отроческом возрасте смог отстоять свои права на Владимирское княжение в борьбе с суздальским князем Дмитрием Константиновичем. Замирившись с ним, Дмитрий Иванович, женился на его дочери суздальской княжне Евдокии Дмитриевне. Свадьбу молодые сыграли в Коломне.
Готовясь к решительной борьбе с Ордой, Дмитрий Иванович укреплял не только свое государство, но и его столицу — град Москву. Именно в его княжение в 1367-1368 годах был построен первый каменный Кремль, что позволило ему вступить в борьбу с великим князем литовским Ольгердом, вовсе не желавшим усиления Москвы. Породнившись с тверским князем Михаилом Александровичем, он дважды в 1368 и 1370 годах осаждал Москву. Эти нашествия получили в народе название «Литовщин». В первую «Литовщину» полчища старого Ольгерда и его зятя-союзника Михаила Александровича Тверского три дня стояли под стенами белокаменного Кремля, а затем отступили на свою территорию. Второй раз литовцы осаждали Москву восемь дней и снова, не менее бесславно бежали от ее прочных стен. Неудачи грозного литовского воителя стали сигналом для всех русских князей, почувствовавших силу Дмитрия Московского и решивших встать на его сторону в предстоящей борьбе с татарами. Вынужден был смириться и признать себя младшим братом московского князя даже его старый недруг Михаил Тверской. Особое внимание князь уделял южным границам своего государства. В 1373 году он организовал охрану «берега» — реки Оки, поставив на речных «перелазах» (бродах) крепкую стражу. Самые опасные места были «засечены». Передовые русские дозоры высылались и в степь на реки Дон и Хопер.
Вскоре растущей силы московского князя испугался правивший Ордой эмир Мамай. Особенно после того, как в 1378 года ратью Дмитрия Ивановича было наголову разгромлено посланное им на Русь 50-тысячное войско мурзы Бегича. Москвичи встретили врага еще в Рязанской земле, на небольшой на реке Воже, правом притоке Оки. Несколько дней татары не решались переправляться на северный берег Вожи, где стояли русские полки. Но 11 августа 1378 года Дмитрий Иванович отвел свои рати на версту от берега. Бегич решил, что москвичи отступают и, начав переправу, атаковал русское войско. Однако стремительный удар полков Левой и Правой руки смял ордынцев. Они «на копьях» были сброшены в реку. В этой битве пал не только Бегич, но и все татарские темники. В сражении на Воже московский князь Дмитрий был в гуще боя — рубился с татарами в первых рядах Большого полка.
Встревоженный этим поражением Мамай начал готовить новый большой поход на Русь, мечтая вернуть нашу Родину к страшным временам Батыя. Он собрал все свои войска («девять орд и семьдесят князей»), усилив их отрядами кабардинцев, осетин, крымских армян и наемной генуэзской пехотой. Летом 1380 года 100-тысячная армия Мамая двинулась в поход. Чтобы не дать татарами соединиться с их союзниками — рязанским князем Олегом Ивановичем и литовским князем Ягайло московский князь со всеми союзными ему князьями вышел навстречу наступающей Орде. На бой с врагом Дмитрия Ивановича благословил великий подвижник Сергий Радонежский, отправивший с ним двух монахов-богатырей Александра Пересвета и Родиона Ослябю.
Местом сбора русских ратей стал город Коломна. Великокняжское войско пришло туда 15 августа 1380 года в день Успения Пресвятой Богородицы. После смотра собравшихся полков на Девичьем поле, 20 августа русская армия двинулась вверх по течению Оки, отрезая дорогу шедшему к границе литовскому войску. У города Лопасни московский князь получил сообщение, что орда Мамая стоит на реке Красивая Меча. Тогда русские князья решили выступить к Дону и на этой реке дать сражение врагу. Переправившись у села Прилуки через Оку полки Дмитрия Ивановича двинулись на юг. 5 сентября они подошли к Дону. Московский князь вновь собрал своих воевод, чтобы решить, где встретить татар. Мнение советников разделились. Некоторые считали, что с татарами надо биться на северном берегу реки, другие предлагали идти за Дон. Их мнение поддержал и Дмитрий Иванович, сказавший: «Братья! Лучше честная смерть, чем злая жизнь. Лучше было не выходить против врага, чем, прийдя и ничего не сделав, возвратиться обратно. Перейдем сегодня все за Дон и там положим головы за православную веру и братью нашу».
В ночь с 7 на 8 сентября 1380 года русское войско переправилось через Дон и начало занимать позиции на Куликовом поле. На следующий день здесь грянула одна из самых знаменитых в русской истории битв. Перед битвой Дмитрий Иванович поменялся доспехами с боярином Михаилом Андреевичем Бренком и выехал в Сторожевой полк, задачей которого было принять первый удар врага. При этом князь сказал пытавшимся его удержать воеводам, что должен «как словом, так и делом прежде всех начать и прежде всех голову положить, чтобы прочие, видя мое дерзновение, так же сотворили с многим усердием!»
Сигналом к началу сражения послужил поединок русского воина-инока Александра Пересвета и татарского богатыря Челубея, прозванного «Темир-мурзой». Оба поединщика погибли, но сначала рухнул на землю Челубей, а затем уже Пересвет; пали они головами к татарским полкам, что воспринято было как предзнаменование русской победы. Удар неприятельской конницы был страшен и врагу удалось смять Сторожевой и Передовой русские полки, а затем прорвать левый фланг русского войска, но контратака Засадного полка опрокинула войско Мамая. Немногие уцелевшие татары бежали, но и русские потери были велики. Только князей было убито 24 из 44 участвовавших в битве. После долгих поисков среди павших воинов Сторожевого полка был найден бесчувственный, но живой князь Дмитрий. Доспех на нем был весь «избит» неприятельскими ударами, но пробить его враги так и не смогли. Шесть дней победители провели на месте боя, «на костях», как тогда говорили, собирая и предавая земле тела павших воинов. Отдав этот скорбный долг героям поредевшее войско двинулись в обратный путь. Отныне и навсегда Дмитрий Иванович Московский заслужил в народе уважительное прозвище «Донской».
Несмотря на грядущие несчастья — вероломный и жестокий набег нового ордынского хана Тохтамыша, в 1382 году сумевшего захватить и разграбить Москву, связанная с этой военной катастрофой необходимость снова просить у хана ярлык и платить ему дань, — все же память о Куликовской битве сохранилась как первый большой шаг к грядущей победе над Ордой. Не случайно она была воспета в замечательных литературных памятниках «Задонщине» и «Сказании о Мамаевом побоище».
Знаменательный факт — умирая, Дмитрий Иванович благословил своего сына Василия Дмитриевича на великое княжение Владимирское, не спрашивая на то ханского позволения. Скончался великий герой Куликова поля 19 мая 1389 года и был погребен в Архангельском соборе Кремля. Шесть веков спустя, в 1988 году московский князь Дмитрий Донской был причислен к лику святых.
www.ronl.ru
По вечерам и по ночам - домов в Петербурге больше нет: есть шестиэтажные каменные корабли. Одиноким шестиэтажным миром несется корабль по каменным волнам среди других одиноких шестиэтажных миров; огнями бесчисленных кают сверкает корабль в разбунтовавшийся каменный океан улиц. И, конечно, в каютах не жильцы: там - пассажиры. По-корабельному просто все незнакомо-знакомы друг с другом, все - граждане осажденной ночным океаном шестиэтажной республики. Пассажиры каменного корабля ? 40 по вечерам неслись в той части петербургского океана, что обозначена па карте под именем Лахтинской улицы. Осип, бывший швейцар, а ныне - гражданин Малафеев, стоял у парадного трапа и сквозь очки глядел туда, во тьму: изредка волнами еще прибивало одного, другого. Мокрых, засыпанных снегом, вытаскивал их из тьмы гражданин Малафеев и, передвигая очки на носу, - регулировал для каждого уровень почтения: бассейн, откуда изливалось почтение, сложным механизмом был связан очками. Вот - очки на кончике носа, как у строгого педагога: это Петру Петровичу Мамаю. - Вас, Петр Петрович, супруга дожидают обедать. Сюда приходили, очень расстроенные. Как же это вы поздно так? Затем очки плотно, оборонительно уселись в седле: тот, носатый из двадцать пятого - на автомобиле. С носатым - очень затруднительно: "господином" его нельзя, "товарищем" - будто неловко. Как бы это так, чтобы оно... - А, господин-товарищ Мыльник! Погодка-то, господин-товарищ Мыльник... затруднительная... И, наконец - очки наверх, на лоб: на борт корабля "ступал Елисей Елисеич. - Ну, слава богу! Благополучно? В шубе-то вы, не боитесь - снимут? Позвольте - обтряхну... Елисей Елисеич - капитан корабля: уполномоченный дома. И Елисей Елисеич - один из тех сумрачных Атласов, что, согнувшись, страдальчески сморщившись, семьдесят лет несут по Миллионной карниз Эрмитажа. Сегодня карниз был, явно, еще тяжелее, чем всегда. Елисей Елисеич задыхался: - По всем квартирам... Скорее... На собрание... В клуб... - Батюшки! Елисей Елисеич, или опять что... затруднительное? Но ответа не нужно: только взглянуть на страдальчески сморщенный лоб, на придавленные тяжестью плечи. И гражданин Малафеев, виртуозно управляя очками, побежал по квартирам. Набатный его стук у двери - был как труба архангела: замерзали объятия, неподвижными пушечными дымками застывали ссоры, на пути ко рту останавливалась ложка с супом. Суп ел Петр Петрович Мамай. Или точнее: его строжайше кормила супруга. Восседая на кресле величественно, милостиво, многогрудно, буддоподобно - она кормила земного человечка созданным ею супом: - Ну, скорей же, Петенька, суп остынет. Сколько раз говорить: я не люблю, когда за обедом с книгой... - Ну, Аленька - ну, я сейчас - ну, сейчас... Ведь шестое издание! Ты понимаешь: "Душенька" Богдановича - шестое издание! В двенадцатом году при французах все целиком сгорело, и все думали - уцелело только три экземпляра... А вот - четвертый: понимаешь? Я на Загородном вчера нашел... Мамай 1917 года - завоевывал книги. Десятилетним вихрастым мальчиком он учил закон божий, радовался перьям, и его кормила мать; сорокалетним лысеньким мальчиком - он служил в страховом обществе, радовался книгам, и его кормила супруга. Ложка супу - жертвоприношение Будде - и снова земной человечек суетно забыл о провидении в обручальном кольце - и нежно гладил, ощупывал каждую букву. "В точности против первого издания... С одобрения Ценсурнаго Комитета"... Ну, до чего приятное, до чего умильное т на трех толстеньких ножках... - Ну, Петенька, да что это? Кричу-кричу, а ты с своей книгой... Оглох, что ли: стучат. Петр Петрович - со всех ног в переднюю. В дверях - очки на кончике носа: - Елисей Елисеич велели - чтоб на собрание. Скорее. - Ну вот, только за книгу сядешь... Ну, что еще такое? - у лысенького мальчика в голосе слезы. - Не могу знать. А только чтоб скорее...- Дверь каюты захлопнулась, очки понеслись дальше... На корабле было явно неблагополучно: быть может, потерян курс; быть может, где-нибудь в днище - невидимая пробоина, и жуткий океан улиц уже грозит хлынуть внутрь. Где-то вверху, и вправо, и влево - тревожно, дробно стучат в двери кают; где-то на полутемных площадках - потушенные, вполголоса разговоры; и топот быстро сбегающих по ступенькам подошв: вниз, в кают-компанию, в домовый клуб. Там - оштукатуренное небо, все в табачных грозовых тучах. Душная калориферная тишина, чуть-чуть чей-то шепот. Елисей Елисеич позвонил в колокольчик, согнулся, наморщился - слышно было в тишине, как хрустнули плечи - поднял карниз невидимого Эрмитажа и обрушил на головы, вниз: - Господа. По достоверным сведениям - сегодня ночью обыски. Гул, грохот стульев; чьи-то выстреленные головы, пальцы с перстнями, бородавки, бантики, баки. И на согнувшегося Атласа - ливень из табачных туч: - Нет, позвольте! Мы обязаны... - Как? И бумажные деньги? - Елисей Елисеич, я предлагаю, чтобы ворота... - В книги, самое верное - в книги... Елисей Елисеич, согнувшись, каменно выдерживал ливень. И Осипу, не поворачивая головы (быть может, она и не могла повернуться): - Осип, кто нынче на дворе в ночной смене? Осипов палец медленно, среди тишины, пролагал путь по расписанию на стене: палец двигал не буквы, а тяжелые мамаевские шкафы с книгами. - Нынче М: гражданин Мамай, гражданин Малафеев. - Ну вот. Возьмете револьверы - и в случае, если без ордера... Каменный корабль ? 40 несся по Лахтинской улице сквозь шторм. Качало, свистело, секло снегом в сверкающие окна кают, и где-то невидимая пробоина, и неизвестно: пробьется ли корабль сквозь ночь к утренней пристани - или пойдет ко дну. В быстро пустеющей кают-компании пассажиры цеплялись за каменно-неподвижного капитана: - Елисей Елисеич, а если в карманы? Ведь не будут же... - Елисей Елисеич, а если я повешу в уборной, как пипифакс, а? Пассажиры юркали из каюты в каюту и в каютах вели себя необычайно: лежа на полу, шарили рукою под шкафом; святотатственно заглядывали внутрь гипсовой головы Льва Толстого; вынимали из рамы пятьдесят лет на стене безмятежно улыбавшуюся бабушку. Земной человечек Мамай - стоял лицом к лицу с Буддой и прятал глаза от всевидящего, пронизывающего трепетом ока. Руки у него были совершенно чужие, ненужные: куцые пингвиньи крылышки. Руки ему мешали уже сорок лет, и если бы не мешали сейчас - может, ему очень просто было бы сказать то, что надо сказать - и так страшно, так немыслимо... Не понимаю: ты-то чего струсил? Даже нос побелел! Нам-то что? Какие такие тысячи у нас? Бог знает, если бы у Мамая 1300 какого-то года были бы тоже чужие руки, и такая же тайна, и такая же супруга - может быть, он поступил бы так же, как Мамай 1917 года: где-то среди грозной тишины в уголку заскребла мышь - и туда со всех ног глазами кинулся Мамай 1917 года и, забившись в мышиную нору, продолжал: У меня... то есть - у нас... Че... четыре тысячи двести. - Что-о? У тебя-а? Откуда? - Я... я понемногу все время... Я боялся у тебя каждый раз... - Что-о? Значит, крал? Значит, меня обманывал? А я-то, несчастная - я-то думала: уж мой Петенька... Несчастная! - Я - для книг... - Знаю я эти книги в юбках! Молчи! Десятилетнего Мамая мать секла только один раз в жизни: когда у только что заведенного самовара он отвернул кран - вода вытекла, все распаялось - кран печально повис. И теперь второй раз в жизни чувствовал Мамай: голова зажата у матери под мышкой, спущены штаны - и... И вдруг мальчишечьим хитрым нюхом Мамай учуял, как заставить забыть печально повисший кран - четыре тысячи двести. Жалостным голосом: - Мне нынче дежурить во дворе до четырех утра. С револьвером. И Елисей Елисеич сказал, если придут без ордера... Мгновенно - вместо молниеносного Будды-много-грудая, сердобольная мать. - Господи! Да что они - все с ума посошли? Это все Елисей Елисеич. Ты смотри у меня - и в самом деле не вздумай... - Не-ет, я только так, в кармане. Разве я могу? Я и муху-то... И правда: если Мамаю попадала муха в стакан - всегда возьмет ее осторожно, обдует и пустит - лети! Нет, это не страшно. А вот четыре тысячи двести... И снова - Будда: - Ну, что мне за наказание с тобой! Ну, куда ты теперь денешь эти твои краденые - нет уж, молчи, пожалуйста - краденые, да... Книги; калоши в передней; пипифакс; самоварная труба; ватная подкладка у Мамаевой шапки; ковер с голубым рыцарем па стене в спальне; полураскрытый м пм.с мокрый от снега зонтик; небрежно брошенный на столе кошн'рт с наклеенной маркой и четко написанным адресом воображаемому товарищу Гольдебаеву... Нет, опасно... И, наконец, около полночи решено все построить на тончайшем психологическом расчете: будут искать где угодно - только не на пороге, а у порога шатается вот этот квадратик паркета. Кинжальчиком для разрезывания книг искусно поднят квадратик. Краденые четыре тысячи ("Нет, уж пожалуйста - пожалуйста, молчи.!") завернуты в вощеную от бисквитов бумагу (под порогом может быть сыро) - и четыре тысячи погребены под квадратиком. Корабль ? 40 - весь как струна, на цыпочках, шепотом. Окна лихорадочно сверкают в темный океан улиц, и в пятом, во втором, в третьем этаже отодвигается штора, в сверкающем окне - темная тень. Нет, ни зги. Впрочем, ведь там на дворе - двое, и когда начнется - они дадут знать... Третий час. На дворе тишина. Вокруг фонаря над поротами - белые мухи: без конца, без числа - падали, вились роем, падали, обжигались, падали вниз. Внизу, с очками на кончике носа, философствовал гражданин Малафеев: - Я - человек тихий, натурливый, мне затруднительно в этакой во злобе жить. Дай, думаю, в Осташков к себе съезжу. Приезжаю - международное положение - ну прямо невозможное: все друг на дружку - чисто волки. А я так не могу: я человек тихий... В руках у тихого человека - револьвер, с шестью спрессованными в патронах смертями. - А как же вы, Осип, на японской: убивали? - Ну, на войне! На войне - известно. - Ну, а как же штыком-то? - Да как-как... Оно вроде как в арбуз: сперва туго идет - корка, а потом - ничего, очень свободно. У Мамая от арбуза - мороз по спине. - А я бы... Вот хоть бы меня самого сейчас - ни за что! - Погодите! Приспичит - так и вы... Тихо. Белые мухи вокруг фонаря. Вдруг издали - длинным кнутом винтовочный выстрел, и опять тихо, мухи. Слава богу: четыре часа, нынче уже не придут. Сейчас смена - и к себе в каюту, спать... В мамаевской спальне на стене - голубой клетчатый рыцарь замахнулся голубым мечом и застыл: перед глазами у рыцаря совершалось человеческое жертвоприношение. На белых полотняных облаках покоилась госпожа Мамай - всеобъемлющая, многогрудая, буддоподобная. Вид ее говорил: сегодня она кончила сотворение мира и признала, что все - добро зело, даже и этот маленький человечек, несмотря на четыре тысячи двести. Маленький человечек обреченно стоял возле кровати, иззябший, с покрасневшим носиком, куцые, чужие, пингвиньи крылышки-руки. - Ну иди уж, иди... Голубой рыцарь зажмурил глаза: так ясно, до жути - вот сейчас перекрестится человечек, вытянет вперед руки - и как в воду с головою - бултых! Корабль ? 40 благополучно пронесся сквозь шторм и пристал к утренней пристани. Пассажиры торопливо вытаскивали деловые портфели, корзиночки для провизии и мимо Осиповых очков спешили на берег: корабль у пристани - только до вечера, а там - опять в океан. Согнувшись, Елисей Елисеич пронес мимо Осипа карниз невидимого Эрмитажа - и обрушил на Осипа сверху: - Уж нынче ночью - обыск наверное. Так пусть все и знают. Но до ночи - еще жить целый день. И в странном, незнакомом городе - Петрограде - растерянно бродили пассажиры. Так чем-то похоже - и так непохоже - на Петербург, откуда отплыли уже почти год и куда едва ли когда-нибудь вернутся. Странные, намерзшие за ночь каменноснежные волны: горы и ямы. Воины из какого-то неизвестного племени - в странных лохмотьях, оружие на веревочках за плечами. Чужеземный обычай - ходить в гости с ночевкой: на улицах ночью - вальтер-скоттовские роб-рои. И вот тут на Загородном - выжженные в снегу капельки крови... Нет, не Петербург! По незнакомому Загородному потерянно бродил Мамай. Пингвиньи крылышки мешали; голова висела, как кран у распаявшегося самовара; на левом стоптанном каблуке - снежный globus hystericus, мучителен каждым шаг. И вдруг подернулась голова, ноги загарцевали двадцатипятилетне, на щеках - маки: из окна улыбалась Мамаю - ... - Эй, зёва, с дороги! - навстречу, напролом краснорожие пёрли с огромными торбами. Мамай отскочил, не отрывая глаз от окна, и чуть только проперли - снова к окну: оттуда ему улыбалась - ... "Да, ради этой - и украдешь, и обманешь, и все". Из окна улыбалась, раскинувшись соблазнительно, сладострастно - екатерининских времен книга: "Описательное изображение прекрасностей Санкт-Питербурха". И небрежным движением, с женским лукавством, давала заглянуть внутрь - туда, в теплую ложбинку между двух упруго изогнутых, голубовато-мраморных страниц. Мамай был двадцатипятилетне влюблен. Каждый день ходил на Загородный под окно и молча, глазами, пел серенады. Не спал по ночам - и хитрил сам с собой: будто оттого не спит, что под полом где-то работает мышь. Уходил по утрам - и всякое утро тот самый паркетный квадратик на пороге колол сладким гвоздем: под квадратиком погребено было мамаево счастье, так близко, так далеко. Теперь, когда все открылось про четыре тысячи двести,- теперь как же? На четвертый день, как трепыхающегося воробья - зажав сердце в кулак, Мамай вошел в ту самую дверь на Загородном. За прилавком - седобородый, кустобровый Черномор, в плену у которого обитала она. В Мамае воскрес его воинственный предок: Мамай храбро двинулся на Черномора. - А, господин Мамай! Давненько, давненько... У меня для вас кой-что отложено. Зажав воробья еще крепче, Мамай перелистывал, притворно-любовно поглаживал книги, но жил спиною: за спиной в витрине улыбалась о н а. Выбрав пожелтевший 1835 года "Телескоп", долго торговался Мамай - и безнадежно махнул рукой. Потом, лисьими кругами рыская по полкам, добрался до окна - и так, будто между прочим: - Ну, а это сколько? Ёк - воробей выпорхнул - держи! держи! Черномор програбил пальцами бороду: - Да что же - для почину... с вас полтораста. - Гм... Пожалуй... (Ура! Колокола! Пушки!) - Что же, пожалуй... Завтра принесу деньги и заберу. Теперь надо через самое страшное: квадратик возле порога. Ночь Мамай пекся на угольях: нужно, нельзя, можно, немыслимо, можно, нельзя, нужно... Всеведущее, милостивое, грозное - провидение в обручальном кольце пило чай. - Ну кушай же, Петенька. Ну что ты такой какой-то... Не спал опять? - Да. Мы... мыши... не знаю... - Брось платок, не крути! Что это такое в самом деле! - Я... я не кручу... И вот, наконец, выпит стакан: не стакан - бездонная, сорокаведерная бочка. Будда на кухне принимала жертвоприношение от кухарки. Мамай в кабинете один. Мамай тикнул, как часы - перед тем как пробить двенадцать. Глотнул воздуху, прислушался, на цыпочках - к письменному столу: там кинжальчик для книг. Потом в лихорадке гномиком скорчился на пороге, на лысине - ледяная роса, запустил кинжальчик под квадрат, ковырнул - и... отчаянный вопль! На вопль Будда пригремела из кухни - и у ног увидала: тыквенная лысинка, ниже - скорченный гномик с кинжальчиком, и еще ниже - мельчайшая бумажная труха. - Четыре тысячи - мыши... Вон-вон она! Вон! Жестокий, беспощадный, как Мамай 1300 какого-то года, Мамай 1917 года воспрянул с карачек - и с мечом в угол у двери: в угол забилась вышарахнувшая из-под квадратика мышь. И мечом кровожадно Мамай прогвоздил врага. Арбуз: одну секунду туго - корка, потом легко - мякоть, и стоп: квадратик паркета, конец.
1920
www.coolreferat.com
