Писатели о природе
Экология… Красивое слово, пришедшее к нам из-за рубежа. И сейчас, пожалуй, не найдешь человека, который не слышал бы его. Оно прочно вошло в нашу жизнь, во все отрасли, в умы людей.
В школе тоже появился такой предмет “ Экология”. В самостоятельную науку она выделилась совсем недавно. Она относится к блоку биологических дисциплин. Но значение этого предмета в школе очень велико. Если на уроках биологии дети в основном узнают строение растений и животных, их эволюцию. То экологическая дисциплина показывает взаимосвязь человека и живой природы, его влияние на окружающий мир. Экология рассказывает о той реальности, в которой мы живем и предостерегает о том, что может быть через несколько лет.
Конечно же, преподавание экологии неразрывно связано с биологией, да и во многих школах этот предмет пока не выделился в самостоятельный. Но тем не менее “Экология” уже существует не только как наука, но и как предмет школьного цикла.
Если посмотреть в целом, то “Экология” — это предмет “черного” цвета. Очень многое написано в черных тонах, хотя это наша реальность, то, что заслужил человек. Благодаря своему “разуму”. Но в школе преподавание экологии не стоит вести только с пессимистической точки зрения. Ученикам нужно показать и рассказать о красоте природы, научить их беречь, то, что у нас еще пока осталось. Если на уроках давать только сухие факты и цифры, это может скоро наскучить, в сознании детей будет мысль о том, что сделать уже ничего нельзя, остается ждать только неизбежного. Но нужно говорить учащимся о том, что пока еще не поздно что-то сделать, все в наших руках. И в этом могут помочь наши и зарубежные авторы, которые создали замечательные произведения о природе, растениях, животных. Они не только описывают красоты нашей планеты, но и текстом между строк предостерегают человека о грозящей опасности, стараются рассказать, что можно сделать, чтобы спасти то, что у нас осталось. Многие из таких авторов уже ушли из жизни, но их бессмертные произведения не потеряли актуальность и в наши дни. Расскажем о некоторых из таких авторов.
Замечательный писатель, ученый, публицист Сергей Тимофеевич Аксаков неразрывными нитями был связан с родной природой. Он стремился постичь ее тайны. Довести до возможно большего числа сограждан, сделанные им открытия. В своих разнообразных охотах – от сбора грибов, ловли бабочек, ужения рыб до промысла крупных хищников – он прежде всего наблюдал, подмечал самые характерные особенности растений и животных – места обитания, жилища, пищу и повадки. Впоследствии свои наблюдения Аксаков описал в книгах, проникнутых любовью к родной природе, трепетным к ней отношением. Его произведения, изобилующие интереснейшими фактами, написаны таким доступным и красочным языком, что до сих пор не потеряли свои значения и ни в чем не уступают книгам А. Брэма или Дж. Даррела.
Современные экологи могут только позавидовать богатству, точности и выразительности приводимых им материалов. В “Записках Ружейного охотника Оренбургской губернии”, “Рассказах и воспоминаниях охотника о разных охотах” он дал подробные характеристики классификации болот (“чистые, сухие, мокрые”), текучих вод, озер, прудов, степей, лесов, животных. Здесь же показано, как в результате измерения человеком естественных угодий исчезают ранее многочисленные животные. Аксаков привлек внимание читателей к тому, что под влиянием загрязнений водоемов в них изменяется видовой состав рыб. Такие же закономерности он отмечал и в отношении грибов. При этом Аксаков подчеркивал, что эти процессы постоянно изменяются, сказываются на хозяйстве человека. Например, состояние степей, их растительности отражается на вкусовых и лечебных качествах кумыса.
Обширны наблюдения Аксакова по биологии отдельных видов. Он приводит не только экологические характеристики животных, но и сведения по их численности, экономическому значению, сезонным и суточным ритмам жизни, миграциям.
Ученый – писатель постоянно подчеркивал значение природы в жизни людей. Леса уменьшают испарение воды, защищают почвы от палящих солнечных лучей и иссушающих ветров. Аксаков возмущался фактами расхищения, уничтожения природы, ненавидел все виды браконьерства, например охоту на тетеревов с чучелами и на зайцев во время половодья. Он считал. Что “это не охота, а промысел”. Аксаков прежде всего был пытливым ученым. Его характеристики животного мира позволяют назвать их автора одним из первых русских фаунистов. Поэтому, отец русской экологии К.Ф. Рулье считал книги Аксакова серьезным вкладом в науку.
Благосклонов Константин Николаевич (1910-1958) – ученый-орнитолог, педагог, исследователь поведения птиц, специалист по охране природы, инициатор и организатор школьных и биологических олимпиад, популярного в стране праздника Дня птиц. Автор ряда книг по орнитологии и охране природы, К. Н. Благосклонов оставил после себя богатое научное наследие. Он долгие годы трудился на кафедре зоологии и сравнительной анатомии позвоночных животных Московского университета, выпускником которого был.
Его кипучая энергия, любознательность, гибкая научная мысль открывали перед молодежью тайны и красоту родной природы, будили горячее желание познать ее и внести свою лепту в ее охрану. Его книги “Охрана и привлечение птиц, полезных в сельском хозяйстве”, “Птицы и вредители леса” (в соавторстве с Б.И. Осмоловской), “Охрана природы” (совместно с Л.П. Астаниным), “Зоология” (совместно с Е.Г. Бацылевым) неоднократно переиздавались и по сей день пользуются у специалистов большой популярностью. Он всегда был среди тех, кто всерьез занимался охраной природы. Вел огромную общественную природоохранительную работу в различных организациях страны – от школы до министерства. Многие его идеи были претворены в жизнь и сейчас продолжают работать в трудах его учеников и единомышленников.
Есть у нас такие ученые, которых больше знают за рубежом, а не у нас. К ним относится Дементьев Георгий Петрович (1898-1969). Кроме того, он и замечательный писатель. Свободное владение пятью европейскими языками и еще несколькими, на которых он читал, позволило ему быть в курсе всех орнитологических новостей. Прекрасное знание истории, религии, философии, классической художественной литературы дало ему
возможность в своих трудах показать роль птиц в развитии культуры народов мира. О птицах он знал абсолютно все. От экологии местообитания до мельчайших подробностей их образа жизни. Он одним из первых сделал попытку объединить птиц по их местообитанию с экологической точки зрения. Птицы леса, болота, степи – это были не просто группировки, а описаны их особенности, экологическая роль. Знания об отечественных птицах постоянно накапливались. И требовалось их обобщение. Дементьев вместе с А.С. Бутурлиным пишет “Определитель птиц СССР”, составивший пять томов.
Более 450 книг и статей принесли ему признание и у нас и за рубежом. Его избрали своим почетным членом орнитологические общества Франции, США, Германии, Чехословакии и многих других стран. Он оценил всю важность сохранения природы, его экологических взаимосвязей и пропаганды естественнонаучных знаний. С 1973г. решением Всемирного фонда охраны природы его имя внесено в “Галерею Вечной славы деятелей природы”.
Он был готов при любых обстоятельствах помочь знаниями, советом, справкой, книгой из своей обширнейшей библиотеки как специалисту – ученому, так и любителю, юннату.
А знаете ли вы, кого называют отцом русской фенологии? Кайгородова Дмитрия Никифоровича (1846-1924). А дети звали его не иначе, как “лесной дедушка”. И не зря Кайгородов был прекрасным популяризатором. В доступной форме он старался рассказать людям все. Что знал о природе. На его книгах выросли многие поколения юных натуралистов. Они с увлечением читали “Лепестки”, “Дружбу с природой”, “Начальную ботанику”, “ На разные темы”, “Из зеленого царства”, “Растения-мухоеды” и многие-многие другие.
А почему же его называют “отцом русской фенологии”? В 1871г. он начал вести фенологические наблюдения в окрестностях Петербурга и смог увлечь этим делом многих добровольцев-любителей. К 1895г. под его руководством они работали по всей стране. Так была создана система наблюдений за сезонными процессами природы в России, то, что теперь называется иностранным словом “мониторинг”. Фенологические наблюдения Кайгородова печатались в регулярных календарях петербургской весенней и осенней природы, на страницах многих газет и журналов.
Верным последователем Д.Н. Кайгородова был наш замечательный писатель Виталий Бианки. Он не только перечитал все его книги и чуть-ли не наизусть знал все его статьи, но и сам написал великолепную “лесную газету”, которую дети начинают читать уже с детского сада. Все мини-рассказы В. бианки написаны в такой доступной и интересной форме, что прочитав один, сразу же понимаешь, что для этого человека значила природа и как он ее любил. Бианки подмечал такие необычные повадки животных, о которых не всегда прочитаешь даже в энциклопедиях. Выходя в лес или парк, он прислушивался к каждому птичьему писку, всматривался в каждую пролетающую бабочку или муху. Долгие годы на его глазах весна сменяла зиму, лето – весну. Осень – лето и снова наступала зима. Птицы улетали и прилетали, цветы и деревья зацветали и отцветали, а В. Бианки все это аккуратно записывал, собирал, а потом печатал свои наблюдения в газетах и журналах. Через некоторое время у него набралось достаточно материала, чтобы объединить его в одну большую книгу. Так появилась “Лесная газета”. Это замечательное произведение знают не только в нашей стране, оно переведено на несколько языков и издано миллионными экземплярами.
Почти через все рассказы автора проходит экологическая тема. Он не только подчеркивает значимость природы, но и рассказывает детям, как нужно вести себя в лесу, на речке, как помочь животным в трудное время года, как наблюдать за птицами и в то же время самому остаться незамеченным. Если с детства ребенку читать рассказы Бианки, то с уверенностью можно сказать что такой ребенок никогда не будет вредить природе, он будет знать что можно и нужно делать в лесу, а что нет, как вести себя. Вклад В. Бианки неоценим, его “Лесную газету” можно с уверенностью назвать одним из лучших художественных произведений биолого-экологического характера.
О живой природе мы можем прочитать не только у русских писателей. Есть замечательные произведения и у зарубежных. Некоторые авторы нам известны, а о некоторых кто-то, может быть, даже не слышал.
Жан-Анри К. Фабр (1823-1915) – его называют чемпионом среди самоучек, человеком, который сам себя сделал. Сейчас имя Фабра известно биологам всего мира. В переводе с французского его фамилия означает “кузнец”. И он был настоящим кузнецом знаний, которые приобретал благодаря неистребимой любознательности, трудолюбию и упорству. Издал 111 блестящих книг на самые разные темы. Перу Фабра принадлежат 10 томов “Энтомологических воспоминаний” и “Жизнь насекомых”. Практически всю свою долгую жизнь бедствовал. Целыми днями лежал на пустыре и разглядывал в травах козявок. Почти 50 лет скрупулезно изучал насекомых. А когда начал о них писать ученый мир ахнул. Оказалось на своем пустыре он очень многое разглядел, провел тончайшие эксперименты и талантливо обо всем рассказал. Фабр исследовал своих подопечных, что называется с головы до пят. Описал мельчайшие подробности строения, фазы развития, устройства гнезд, выбор пищи. И при этом на столько углубился в изучение поведения насекомых, что буквально открыл на них глаза всему миру. Он не только регистрировал факты, но и размышлял, ставил вопросы, выдвигал прогнозы и гипотезы. Анализировал, чем отличается разум человека от разума животного, что такое инстинкт.
Фабр дружил с великими естествоиспытателями. Был знаком с Л. Пастером, переписывался с Ч. Дарвиным. Мировая слава пришла к нему очень поздно, за пять лет до кончины французы вдруг осознали, что сделал для них мудрец из Прованса. К нему хлынули репортеры, знать, ученые, зеваки, члены правительства, приезжал президент страны. Но старого мудреца это не радовало. Слишком поздно… Да и мешали работать. Почитайте его книги. Почитайте о нем самом. Вам многое откроется. Мудрость – редкий дар на земле. Люди, обладающие им, помогают другим найти себя в жизни, не оступиться, стать счастливым.
Еще один малоизвестный писатель, ученый, художник Эрнест Сетон-Томпсон (1860 – 1946). Хотя в Америке редко кто не читал его книги “Животные-герои”, “Маленькие дикари”, “Мустанг-иноходец”, “Животные, которых я знал”, “Прерии Арктики”. Они захватывают читателя сразу, их автор навсегда становится другом и единомышленником. И еще рисунки. Авторские. Необычные. На полях. Не очень броские, но очень привлекательные. Изящные. Документальные. Бегущий лось, следы волка, всадник на лошади, рысь…
Он учился в Париже, где изучал технику изобразительного искусства, а потом стал писателем-натуралистом, крупным исследователем природы, серьезным ученым. Им написан многотомник “жизнь диких зверей”. И в то же время он не переставал быть художником, страстным путешественником, охотником, активным общественным деятелем, организатором многих экспедиций. Общался с замечательными людьми своего времени. Дружил с президентом Рузвельтом, у которого в кабинете висела картина Сетона-Томпсона.
Он любил жизнь, людей, труд. Сам построил себе дом вблизи населения индейцев, дружил с ними. Сетон-Томпсон любим во всем мире. Его почитают ученые-биологи, художники, писатели и многочисленная читательская аудитория. Он не только исследователь и пропагандист природы. Он еще и наставник, которого называют учителем сотни тысяч людей на земле. Его книги помогли выбрать профессию множеству юных любителей природы. И наверняка будут помогать впредь.
А великого немца Альфреда Брема, вероятно, знают очень многие. И не только как великого писателя, но и как прекрасного ученого-биолога. За свою короткую жизнь (55 лет) он сделал столько, что хватит на десяток жизней талантливых людей. Он не только исколесил землю и познал ее живые сокровища, но так подробно, талантливо и интересно описал ее в своем многотомном труде “Жизнь животных”, что эти книги стали настольными для многих любителей природы во всем мире. Более ста лет люди разных стран читают книги Брема как захватывающую художественную литературу, справочники, учебники.
В 18 лет Брем отправился в длительную экспедицию по Африке. Там он сформировался как зоолог, исследователь и описатель царства животных. Странствия стали сутью его жизни. Они давали ему материал для книг, в которых он описал все живущее на планете – от козявки до слона. Последнее путешествие Брем совершил в Россию, побывал в Сибири – Омске, Тюмени, Тобольске. Книги Брема не сухая регистрация фактов, это художественное повествование. Животные у него наделены достоинствами и недостатками, они хитры или доверчивы, жестоки или добросердечны, жадны или щедры, веселы или угрюмы. Читая Брема, вы влюбляетесь в мир природы, делаетесь зорче, добрее и уже никогда не обидите братьев наших меньших. Стать хорошим биологом, не зная Брема, нельзя. Пройти мимо его книг, — значит обделить себя одной из самых ярких радостей жизни.
Блестящий организатор, Брем создал знаменитый Берлинский аквариум, руководил зоопарком в Гамбурге.
Сопоставление человека и природы делает в своих рассказах Джек Лондон (1876-1916). В его произведениях человек находится с природой в постоянной борьбе, и ее исход часто оборачивается не в пользу людей. Д. Лондон показывает, что ждет нас, если мы не прекратим беспощадную травлю всего живого, что значит наша жизнь, если мы останемся с природой один на один, без всевозможных приспособлений и орудий. Вот как он пишет об этом на страницах рассказа “Белое безмолвие”: “У природы много способов убедить человека в его смертности: непрерывное чередование приливов и отливов, ярость бури, ужасы землетрясения, громовые раскаты небесной артиллерии. Но всего сильнее, всего сокрушительнее – Белое Безмолвие в его бесстрастности. Ничто не шелохнется, небо ярко, как отполированная медь. Малейший шепот кажется святотатством. И человек пугается звука собственного голоса. Единственная частица живого, передвигающаяся по призрачной пустыне мертвого мира, он страшится своей дерзости, остро осознавая, что он всего лишь червяк”.
Во многих своих рассказах скрытым подтекстом Лондон призывает человека остановиться уничтожать природу. Он не произносит громких слов, не пишет красивых фраз, рассказывает о том, что есть сейчас, и о том, что может быть через несколько лет. Конечно, нельзя сказать, что это является красной нитью всех его произведений, но их не так уж и мало, чтобы оставить в стороне тему экологизации его рассказов. Во времена жизни Д. Лондона слово “экология” было еще неизвестно, но автор уже тогда так описал последствия деятельности человека, что кажется, будто бы он мог предвидеть на несколько десятилетий вперед.
В 1907 г. Джек Лондон отправился на своей яхте “Снарк” в длительное морское путешествие, продолжавшееся почти 2 года. Побывав на Гавайях, Самоа, Фиджи и Новых Гебридах, он собирал обширный материал, который лег в основу его “Южных рассказов”. Он описал тихоокеанские острова, как царство буйной тропической зелени, цветов и ярких красок, и здесь же пишет, как “нашествие прогресса” оборачивается для туземного населения и островов жестокими трагедиями. Дорогой ценой платит народ острова за “дары цивилизации”.
Творческий путь писателя был неровным и тернистым, но в нем всегда жила любовь к правде и справедливости, которая, по словам его современников, “доходила до страсти”.
Конечно, невозможно перечислить всех писателей, для которых природа играла не последнюю роль. Здесь приведены лишь некоторые из них, имена которых известны не только в их стране, но и далеко за ее пределами. И если в школе на уроках приводить цитаты из их произведений, то это будет прекрасным дополнением к фактам и цифрам учебника.
Призывают охранять и любить природу не только авторы – прозаики, но и поэты. Наиболее наглядно это можно показать детям, проведя экологический вечер на тему “Береги свою планету!”. Сценарий такого вечера может выглядеть следующим образом.
www.ronl.ru
Казанцева С. А.
“Вопрос церковного искусства есть вопрос веры, и нет тому более выразительного свидетельства, чем икона”.
Леонид Успенский
В старину иконы называли “книгами для неграмотных”. Сегодня, напротив, тому, Кто и как изображен на иконе, необходимо обучать не только детей, но и взрослых, владеющих грамотой чтения и письма, но отнюдь не “чтения” иконописного изображения. За долгие годы атеистического лихолетья большинство современных людей разучились понимать иконописный образ: им незнакомы ни сюжеты Св. Писания, ни особенности условного символического языка иконы и всего храмового искусства.
Икона (греч. “эйкон”) — “образ”, “изображение”. Икона — это каноническое (живописное) изображение образа Иисуса Христа, Богоматери, святых, а также событий из Священного Писания и Священного Предания, утвержденного Церковью на VII Вселенском Соборе. Икона является неотъемлемой частью религиозного культа в Православной Церкви, в отличие от протестантов, а также представителей других конфессий, отрицающих необходимость и возможность изображения и почитания лика Бога как, например, в исламе, иудаизме и других религиях.
История иконы свидетельствует, что вопрос о возможности изображать лик Бога на протяжении многих веков в раннем христианстве обсуждался очень остро. Не случайно первые иконописцы подвергались гонениям, а их иконы уничтожались, считались идолами, подобными языческим богам, которым поклонялись в античности. Ранних икон практически не сохранилось, и тем большую ценность представляют немногие из них — как, например, чудом сохранившиеся т.н. “синайские иконы” VI-VII в.в. из монастыря Св.Екатерины на Синае. Выполненные в древней технике «энкаустика», когда в разогретый до жидкого состояния воск добавлялись красители и затем слоями наносились на деревянную основу (бук и другие породы деревьев). Размеры ранних икон были сравнительно небольшие. Техника письма восковыми красками была не нова. Подобным способом, как известно, были написаны фаюмские портреты, датируемые II-III вв. В более позднее время иконописцы стали работать в иной технике — «темперы», когда краски замешивались на яичном желтке.
Важнейшим условием для написания иконы уже в древнехристианские времена являлось требование к иконописцу «жити в посте и молитвах и воздержании со смиренномудрием», а также «с превеликим тщанием писати» икону.3 Иконописцы придерживались Догмата «О иконопочитании», принятого VII Никейским Вселенским Собором Св. Отцов Церкви в VIII в., который содержал следующие основные требования:
Иконописное изображение должно быть основано на Св. Писании или Церковном Предании: ”яко повествованию евангельския проповеди согласующее, и служащее нам ко уверению истиннаго, а не воображаемого Бога Слова”, а посему, “со всякою достоверностию и тщательным рассмотрением определяем: подобно изображению Честнаго и Животворящего Креста полагати во святых Божиих Церквах, на священных сосудах и одеждах, на стенах и на досках, в домах и на путях, честныя и святые иконы, написанные красками и из дробных камений и из другаго способного к тому вещества устрояемые” образы Иисуса Христа, Богоматери, ангелов и всех святых преподобных, “честь, создаваемая образу, преходит к первообразу, и поклоняющийся иконе поклоняется существу изображеннаго на ней”.4
Из этого Догмата следовало, что Образ Божий не “доказуется”, а “показуется”, поэтому именно иконе среди других видов храмового искусства отводится особая роль. Для иконописца самым важным являлась святость жизни и особая мистическая интуиция, способность воспринимать и переживать духовный мир, а уже затем ценилось мастерство художника. Духовный опыт общения с миром высших сущностей способствовал “умному деланию”, преображению человеческой личности, и это являлось истинным содержанием иконы. А образец, с которого снимался список, подчинялся канону.
Даже краткий экскурс в историю возникновения иконописного образа свидетельствует о религиозной сущности иконописного образа. Основным назначением иконы является ее участие в богослужении. Являясь неотъемлемой частью литургии, икона выступает посредником между молящимся и Образом, к которому верующий обращает свою молитву.
Однако в иконе, как многосложном явлении, можно обнаружить и эстетический аспект: икона является также особым видом церковного, храмового искусства. Но икона — высшее из искусств. Именно иконописный образ содержит во всей своей полноте метафизическое бытие иной, пре-ображенной духовным светом вещественной реальности, которая является началом всех существующих индивидуальных феноменов окружающего нас мира. Это иное бытие высших сущностей предстает в иконописном образе в превосходной степени во всех лучших своих качествах и характеристиках. Визуально являемый образ в иконописи свидетельствует о присутствии Иного в каждом из них, о связи с Иным, и содержит в себе в символической форме модель этого Иного бытия. Универсальное и типичное содержится в индивидуальном образе-лике через феноменологию предстоящего образа. При этом именно метафизическое составляет основу феноменального, позволяя говорить об образе, как о субстанции столь же истинной и абсолютной, сколь ее основание и первопричина. Само же метафизическое укоренено в сакральные глубины, подверженные лишь историческому их постижению и символическому прочтению и закреплению в образе-знаке, характеризующем природу иконописного образа.
Чтобы «глазами взирая на образ, умом восходить к первообразу», необходимо определенное усилие (и, прежде всего, молитвенное) от воспринимающего иконописный образ. Все, созданное Богом, поистине красиво, ибо святость прекрасна и в ней воплощено единство Истины, Добра и Красоты. Это подлинное единство миропорядка и духовного устроения человека закреплено в икононографическом каноне, который, несмотря на консерватизм своего содержания и формы, никогда не служил помехой для подлинного творчества художника — иконописца.
Требование следовать канонической форме, в которой закреплено «постижение истины, проверенное и очищенное собором», является не стеснением, а разумным ограничением в рамках его подлинно свободного и в то же время смиренного духовного выбора. Все случайное и несовершенное в индивидуальном (подчас, хаотичном) выборе, которое нередко отождествляют со свободой творчества, в рамках этого естественного и добровольного для духовного человека самоограничения благодаря следованию канону отметается, что позволяет оградить себя от возможных ненужных ошибок и обрести твердую почву под ногами. Истинный художник стремится воплотить в своем творчестве не только свое, индивидуальное видение мира, но и объективно прекрасное в приоткрывшемся ему мире горнем. Далеко не все, созданное художником, несет на себе печать божественной красоты. И только пребраженный духовно, художник способен создать творение, подобное божественному — в противном случае и красота может явиться красотой только плоти, искушая и не спасая человека.
Истинным местом пребывания иконы, ее «домом», является храм, а не музей, не личная коллекция «ценителей» старины. И тем более, не аукцион, где иконе назначается цена в зависимости от ее художественных достоинств, сохранности и проч. В старину на Руси не принято было продавать икону, но только дарить и хранить ее как зеницу ока, относясь к ней как к величайшей святыне и ценности.
Подчеркивая своеобразие иконописного образа как явления многосложного, воплощающего в себе единство религиозных и эстетических черт, икону не следует в то же время рассматривать в одном ряду даже с выдающимися произведениями религиозного искусства, созданными в России и Европе последние несколько столетий. В иерархии высших ценностей они не могут претендовать на ту недосягаемую высоту, которую по праву занимает икона. Образы и сюжеты иконы строго каноничны, соборны, т.е. являются плодом многовекового и даже более чем двухтысячелетнего опыта Православной Церкви. Не только содержание иконописного образа строго канонизировано и определено, но и художественный язык, которым написана икона, особый, условно-символический, содержащий в себе единство божественного и временного, исторического. Отсюда существование такого великого множества иконописных образов Богочеловека, Богоматери, святых, написанных разнообразными иконописными школами, существовавшими в разное время в различных регионах канонического православия, и в самой России.
В то время как образы, написанные не иконописцами, а художниками на религиозные сюжеты, в лучшем случае, являются лишь иллюстрацией тем и сюжетов Св. Писания. Кроме того, художники нередко отступают от канонического содержания и формы и пользуются не символическим, а художественным языком светского искусства — прямой перспективой, свободой в выборе цвета и проч.(как, например, Рафаэль, Васнецов, Нестеров и другие европейские и отечественные художники).
Если от иконописца требуется особое «молитвенное усилие», достигаемое постом, молитвой и благословением, то художники, создававшие картины на религиозные сюжеты, не всегда являлись по-настоящему верующими и воцерковленными. Темы евангельских сюжетов волновали и известных художников XX в. Даже у П. Пикассо и С. Дали можно встретить полотна на тему «Распятия».
Таким образом, не только религиозные, но и светские художники намеренно отходили от традиционного иконописного канона, больше обращая внимания на человеческую, а не божественную сущность в образе святых, их страстную сторону, и создавали произведения, которые уже не могли претендовать на постижение глубины сакрального духовного опыта. В этих произведениях, в отличие от иконы, преобладала эстетическая функция, которая нередко освобождалась от религиозной и нередко доминировала. Превращение иконы в картину на религиозные темы сопровождается подменой духовного уровня телесно-психическим или душевным. “Единство в духе молитвы и созерцания заменяется единством настроения”.5 Живопись на религиозные сюжеты бессильна выразить глубину молитвенного устремления, которая присутствует в иконе. Она может выразить лишь человеческую страстность и привязанность к миру дольнему, с которым она не в силах расстаться, хотя мысленно и стремится к миру горнему. Отсюда та бесстрастность и холодность евангельских образов в картинах С. Дали и П. Пикассо, та сентиментальность и трогательность образов Богоматери у Рафаэля и В. Васнецова. Картины этих художников наполнены, скорее, музыкой душевных ритмов и несут, прежде всего, глубину человеческих чувств и переживаний (хотя нередко это и называют духовной сферой), однако “молящееся сердце почувствует в ней фальшь, сентиментальность, лиричность, самолюбование, чувственную плаксивость, тонкий запах тления.”6
В то время как иконопись – творчество особого рода, соотносимое с определенными правилами, не просто ставшими формальной формой и механически усвоенными иконописцем, но каноническими правилами содержательного, глубинного, метафизического свойства. В иконе отражены онтологические пласты православия, самой сути христианского вероучения и культа, фокусирующего в себе всю историю возникновения Христианской Церкви. Более того, в иконописном визуальном образе символически запечатлена сама история христианства – от споров о возможности выразить невыразимое – до того, какими специфическими средствами это возможно. И если в ранние христианские времена до разделения Церкви на восточную и западную и канон был един, то со временем католический канон стал все более отличаться от канона православного, что явилось отражением в иконописании всего церковного богослужения. В католической церкви канон отразил богочеловеческий образ и всех святых через призму человеческой природы, а не божественной его сущности. Поэтому и образ Богоматери и в поэзии и на картинах художников в послевозрожденческую эпоху все более трактовался в образе Прекрасной Дамы с проявлением чувственности и сентиментальности, в отличие от строгого иконописного образа-лика древних мастеров греческого и византийского письма.
В иконе удивительным и чудесным образом сочетается божественное с человеческим, в том числе и с индивидуальным видением художника-иконописца. Если достигнутое мастерство художника не заслоняет его искренность и веру, то из-под кисти иконописца выходят молитвенные образы. И в этом иконе заметно уступают произведения религиозной живописи (как и всего религиозного искусства), служащие лишь иллюстрацией сцен из Св. Писания или вольной их трактовкой. Являясь неканоническими, они отягощены плотью, индивидуальным видением, что подчеркивает их в первую очередь человеческую, а не божественную суть.
Каковы же границы канонического и неканонического в иконописи и религиозном искусстве, границы эстетического и религиозного, соборного и индивидуального видения и усвоения канона? Почему возникает такое множество школ в иконописании даже внутри одной национальной традиции (как, например, в русской иконописи существуют московская, новгородская, псковская, ярославская и др. школы)? Несмотря на своеобразие каждой школы, есть и нечто общее, что отличают русскую икону от византийской. Эта разница существует в рамках единства – единого канона, творчески усвоенного каждой школой. В то время как иконописание и живописный образ на религиозные темы и сюжеты отличается порядком постижения духовной реальности – метафизическим (в иконе) или, скорее, феноменальным (в живописи), религиозно-эстетическим (в первом случае) или ограничиваясь лишь последним (во втором).
В иконе «внешняя красота принесена в жертву религиозной идее», — как справедливо отмечает русский исследователь иконы Ф.Буслаев.7 В русской иконе отсутствует сознательное стремление к изяществу: «Она не знает и не хочет знать красоты самой по себе, и если спасается от безобразия, то потому только, что проникнута благоговением к святости и божественности изображаемых личностей, она сообщает им какое-то величие, соответствующее в иконе благоговению молящегося…Красоту заменяет она благородством».8 И, напротив, чувственность, перешедшая меру грациозного, присутствует во многих произведениях даже выдающихся мастеров мировой живописи (как, например, у Леонардо да Винчи, Рафаэля и других художников). В противовес произведениям религиозного искусства, русские иконы, написанные пусть «неумело» (например, т.н. «северные письма» художников-самоучек Старой Ладоги, Великого Устюга, и других северных отдаленных окраин Древней Руси), лишь на первый взгляд, уступающими в профессиональном мастерстве известным изографам (иконописцам), являются в то же время своего рода шедеврами иконописания. Они подкупают своей непосредственностью и искренностью, своей душевной простотой и сердечностью. Они самобытны и неподражаемы, хотя и написаны пусть неумелой рукой, но художником с молящимся сердцем, устремленным к Богу. Многие из них явили собой примеры чудотворений. Поистине, «Дух Божий дышит идеже хощет» (Ин. 3, 8).
Итак, какой бы красивой и совершенной не являлся иконописный образ, эстетическая функция иконы не имеет того самостоятельного значения, которая эта функция имеет в светском произведении искусства. Ибо икона — не предмет эстетического созерцания и любования, каким является произведение искусства, а, прежде всего, явление культовое, религиозное. Икона — тайна, участвующая в литургическом богослужении, которому подчинено все, происходящее в Храме и сам храм, как некий синтез различных видов религиозного искусства — архитектуры, живописи, музыки, и др. Являясь органической и неотъемлемой частью храмового искусства, икона созвучна покою, вечности и тишине. Она лишена всего временного и преходящего. Так же, как и все храмовое искусство, она построена на камне, а не на песке.
Заметным культурным и историческим событием всей духовной жизни России и Западной Европы стало «открытие» чуда древнерусского иконописания, которое произошло в конце XIX – XX в.в. И сегодня русская икона остается непревзойденным образцом совершенства в создании визуального образа подлинной духовности. Вновь открытая для взора в начале XX в., икона словно является ориентиром и напоминанием художнику и всему миру о том высоком призвании и предназначении, которое он должен выполнить перед людьми, чтобы они не забывали по какому Образу и подобию был сотворен сам человек.
Нередко икону сравнивают с искусством авангарда, усматривая некоторые схожие стороны их языка и даже ставя в один ряд оба явления по своим «художественным достоинствам». Однако следует иметь в виду огромную разницу в природе этих двух феноменов. В действительности, русская икона и русский авангард принадлежат двум разным духовным полюсам. Остановимся на этом подробнее.
Во-1-х, икона — это не только искусство и не столько искусство. У нее множество других функций, помимо художественно-эстетической. Сравнение иконы с авангардом заметно обедняет ее смысл и назначение. Во- 2-х, икона сакральна, т. е. содержит в себе тайну создания Богообраза и святых. Она участвует в молитве как посредник. Икона принадлежит, прежде всего, Церкви и ее главным назначением является богослужебная (литургическая) функция. Поэтому местом пребывания иконы является не музеи и частные коллекции, как в случае с произведениями авангардного искусства, а храм, который и есть ее истинным «дом». В-3-х, икона строго подчинена канону, т.е. определенным законам и правилам, по которым она была создана и которые коллективно (соборно) были установлены Церковью на Вселенских Соборах (напомним, что важнейшими для иконописцев являются II и VII). В-4-х, икона содержит в себе не просто некий смысл, некую духовность, но передает с помощью особого языка содержание Св. Писания.
Что касается авангардного искусства, то это явление целиком принадлежащее светскому миру – миру искусства и современной культуры и не должно претендовать на некую особую роль в жизни человека. Правда, на заре рождения авангардизма, наряду с художественной функцией, ему отводили также активную социальную роль в революционном переустройстве общества. Огромная роль при этом принадлежала самому художнику, его субъективному вкусу и идеологическим устремлениям. Авангардное искусство – это, скорее, эксперимент в области творческого раскрепощения художника, буйство энергии, часто неосознаваемой. В то время как иконописание требует особого «молитвенного усилия» и концентрации всех духовных сил, которым подчинены также душевно-телесные. Имена ранних иконописцев часто безымянны, они были столь смиренны, что не смели ставить свои подписи рядом с образами святых. Этого нельзя сказать о художниках-авангардистах, которые открыто мечтали о славе и еще при жизни были хорошо известны. Конечно, испытывая уважение к отечественной традиции, некоторые художники, возможно, впитали и бессознательно усвоили определенные приемы русских иконописцев, испытали их влияние (как, например, П. Водкин или Н. Гончарова), но это сходство чисто внешнее и не затрагивает сути и глубины создания образа, в котором все едино и взаимообусловлено. Напротив, авангардное искусство как раз стремилось и стремится возможными средствами нарушить эту целостность, перекроить действительность, изменить самого человека. Авангард прежде всего отразил бунт, революцию, жажду всепоглощающего эксперимента, который витал над европейским миром в начале XX в.
Таким образом, даже самое общее сравнение иконы и произведений светского искусства, включая авангард, показывает существенную разницу между двумя этими феноменами, которые не следует ставить в один ряд и не забывать, что природа иконописного образа несравнимо более сложна и многообразна, чем даже самые выдающиеся произведения мирового искусства, являющиеся творениями рук человеческих. И при этом не следует забывать, что литургической функции иконы подчинено все многообразие других, в том числе и художественно-эстетических.9
Список литературы1. Цит. по кн.: Православная икона. Канон и стиль. Москва 1998, с.6
2. См.: Из Соборного определения о живописцах и о честных иконах 1551 г.- в кн.: Православная икона…с.9
3. там же, с.8
4. там же, с. 75.
5. там же
6. Ф.Буслаев. «Иконе чужда красота»- в кн. Православная икона…. с.187
7. там же
8. там же, стр.190
9. Лепахин В. Значение и предназначение иконы. Спб., 2003.
www.ronl.ru
Пушкин о природе
Пушкинская поэзия открывает нам неповторимую прелесть родной природы. Под влиянием его изумительных стихов мы совершаем путешествие к морю, любуемся с высоты видом Кавказа, отдыхаем в тихом деревенском "пустынном уголке", приводя в порядок свои мысли и чувства, или мчимся по зимней дороге, слыша отдаленный звон колокольчика...
В лирике Пушкина русская природа оживает в своей неброской пленительной красоте. Золотые и багряные краски осени сменяются ослепительной белизной зимы. Любимым временем года была для Пушкина осень. Восприятие природы у Пушкина нетрадиционно и непривычно.
«Лесное озеро»
Опять мне блеснула, окована сном,
Хрустальная чаша во мраке лесном.
Сквозь битвы деревьев и волчьи сраженья,
Где пьют насекомые сок из растенья,
Где буйствуют стебли и стонут цветы,
Где хищными тварями правит природа,
Пробрался к тебе я и замер у входа,
Раздвинув руками сухие кусты.
В венце из кувшинок, в уборе осок,
В сухом ожерелье растительных дудок
Лежал целомудренной влаги кусок,
Убежище рыб и пристанище уток.
Но странно, как тихо и важно кругом!
Откуда в трущобах такое величье?
Зачем не беснуется полчище птичье,
Но спит, убаюкано сладостным сном?
Один лишь кулик на судьбу негодует
И в дудку растенья бессмысленно дует.
И озеро в тихом вечернем огне
Лежит в глубине, неподвижно сияя,
И сосны, как свечи, стоят в вышине,
Смыкаясь рядами от края до края.
Бездонная чаша прозрачной воды
Сияла и мыслила мыслью отдельной,
Так око больного в тоске беспредельной
При первом сиянье вечерней звезды,
Уже не сочувствуя телу больному,
Горит, устремленное к небу ночному.
И толпы животных и диких зверей,
Просунув сквозь елки рогатые лица,
К источнику правды, к купели своей
Склонились воды животворной напиться.
^ Пушкин о родине
Родина для поэта — это не только его родные, друзья, знакомые; родина — это весь русский народ. С самого раннего детства Пушкину были знакомы тяготы простого человека, его угнетенное, бесправное положение. Этому способствовали и рассказы няни, Арины Родионовны, и долгое времяпрепровождение с дворовым «дядькой» Никитой Тимофеевичем Козловым, и наблюдение за жизнью дворовой челяди. Именно благодаря им маленький Александр познал прелесть русского простонародного мира. Проникшись этим миром, окунувшись в него с головой, Пушкин, как никто другой, смог воспеть в своих стихах жизнь родной страны, показал неисчерпаемые духовные богатства русского народа, его красоту и самобытность.Разделяя взгляды передовых людей своего времени, Пушкин очень тонко и безошибочно отразил в своих стихах их мысли и чувства, их стремления и надежды. Благодаря мастерству художника, мы без труда представляем себе характерные черты русской действительности того времени.С глубоким уважением и симпатией относился поэт ко всем нациям своей страны. Перед лицом его музы все народы были равны. Вместе с тем поэт очень тонко подмечал особенности и своеобразие характера каждого народа, его самобытность. То, что все народы — братья и должны жить в согласии убеждало автора и то, как дружно они выступили на защиту Отечества в 1812 году. Вообще эта война, навязанная народам России Наполеоном, позволила поэту еще глубже проникнуться любовью к своим соотечественникам. Как хотелось ему, тогда еще подростку, встать в шеренги защитников, чтобы не словом, а делом доказать свою преданность Отечеству.
«Вольность. Ода»
Беги, сокройся от очей,Цитеры слабая царица!Где ты, где ты, гроза царей,Свободы гордая певица? —Приди, сорви с меня венок,Разбей изнеженную лиру…Хочу воспеть Свободу миру,На тронах поразить порок.
Открой мне благородный следТого возвышенного галла,Кому сама средь славных бедТы гимны смелые внушала.Питомцы ветреной Судьбы,Тираны мира! трепещите!А вы, мужайтесь и внемлите,Восстаньте, падшие рабы!
Увы! куда ни брошу взор —Везде бичи, везде железы,Законов гибельный позор,Неволи немощные слезы;Везде неправедная ВластьВ сгущенной мгле предрассужденийВоссела — Рабства грозный ГенийИ Славы роковая страсть.…
^ Лирика лицейского периода А.С.Пушкина.
От лицейского периода до нас дошло около 120 стихотворений Пушкина. В VIII главе «Евгения Онегина» поэт, характеризуя лицейский период своего творчества («В те дни, когда в садах Лицея ...»), указывает основные темы этого периода творчества: «пир младых затей», «детские веселья», «слава нашей старины» и «сердца трепетные сны». Это образное поэтическое определение даёт очень верное представление о содержании и токе лицейской лирики Пушкина. Юношеские увлечения, товарищеское веселье, неясные мечты — вот что характеризовало эту лирику.
^ ВОСПОМИНАНИЯ В ЦАРСКОМ СЕЛЕ
Навис покров угрюмой нощи
На своде дремлющих небес;
В безмолвной тишине почили дол и рощи,
В седом тумане дальний лес;
Чуть слышится ручей, бегущий в сень дубравы,
Чуть дышет ветерок, уснувший на листах,
И тихая луна, как лебедь величавый,
Плывет в сребристых облаках.
Плывет — и бледными лучами
Предметы осветила вкруг.
Алеи древних лип открылись пред очами,
Проглянули и холм и луг;
Здесь, вижу, с тополом сплелась младая ива
И отразилася в кристале зыбких вод;
Царицей средь полей лилея горделива
В роскошной красоте цветет.
С холмов кремнистых водопады
Стекают бисерной рекой,
Там в тихом озере плескаются наяды
Его ленивою волной;
А там в безмолвии огромные чертоги,
На своды опершись, несутся к облакам.
Не здесь ли мирны дни вели земные боги?
Не се ль Минервы Росской храм?
Не се ль Элизиум полнощный,
Прекрасный Царско-сельской сад,
Где, льва сразив, почил орел России мощный
На лоне мира и отрад?
Увы! промчалися те времена златые,
Когда под скипетром великия жены
Венчалась славою счастливая Россия,
Цветя под кровом тишины!
…
^ Лирика любви и дружбы
В многообразии лирических тем, пренадлежащих поэзии Пушкина, тема дружбы занимает столь значительное место, что поэта можно было бы назвать ее певцом. Очевидно, истоки умения дружить заложены в самой натуре поэта: отзывчивого, умеющего раскрывать в каждом человеке лучшие свойства его души. У Пушкина было много и близких друзей, и товарищей. Очень широк диапазон его дружеских привязанностей — от простого и внешнего приятельства до высоких степеней требовательной, бес страшной и порой жертвенной дружбы. Пушкин братски любил и мечтательного Дельвига, и наивного Кюхельбекера, и остроумного Вяземского, и буйного Дениса Давыдова, и поэта-гражданина Рылеева, и простодушного Нащокина. Совершенно особое место среди друзей Пушкина занимает П. Чаадаев, который в юные годы был для поэта образцом высокого гражданского мужества и свободолюбия. Пушкиным написано много стихотворений, обращенных к Чаадаеву, проникнутых величайшим уважением, доверием и дружбой. Дружба с Чаадаевым была для Пушкина не просто житейской привязанностью, но прежде всего символом благородных, свободолюбивых идей. Это с особой силой сказалось в одном из ранних стихотворений “К Чаадаеву” (1818 г.). Это послание для последующих поколений стало памятником высокой дружбы, вдохновленной общностью политических идеалов. Пушкин не только любит и ценит своих друзей,-но и не забывает о них тогда, когда они находятся в беде, когда проявление сердечного внимания к ним грозит ему самому большими и опасными неприятностями. Пушкин на глазах жандармов бросается в объятия ссыльного Кюхельбекера. Узнав, что Муравьева едет в Сибирь к мужу, сосланному на каторгу, он шлет через нее друзьям-декабристам стихи, полные глубочайшей уверенности в правоте их героического дела. А на вопрос Николая I, где был бы он 14 декабря, не колеблясь отвечает: “С друзьями!” Среди лучших пушкинских друзей лицейской юности И. Пущин занимал особое место. Он не был поэтом, как Дельвиг или Кюхельбекер, его связывали с Пушкиным не только общелитературные интересы. Это был друг, которому Пушкин охотнее, чем другим, доверял волнения и тревоги своего юного сердца. Память о ночных разговорах с другом остается в сердце поэта на всю жизнь и придает особый тон их отношениям. Правда, виделись друзья после окончания лицея очень редко и мало, но оба они всегда рвались друг к другу. Когда Пушкин узнал о разгроме восстания декабристов, он очень тяжело переживал эту весть. С посланием в Сибирь посылает он стихи Пущину. Мой первый друг, мой друг бесценный! И я судьбу благословил, Когда мой дом уединенный, Печальным снегом занесенный, Твой колокольчик огласил... Молю святое провиденье: Да голос мой душе твоей Дарует то же утешенье, Да озарит он заточенъе Лучом лицейских ясных дней.
Но, пожалуй, еще многообразнее проходит в пушкинской лирике вечная тема любви. Тема любви в творчестве Пушкина — это восторг перед духовной и физической красотой, это гимн возвышающему и облагораживающему человека чувству, это выражение безграничного уважения к женщине. Еще в 1818 году на одном из званых вечеров встретил Пушкин 19-летнюю Анну Петровну Керн. Ее сияющая красота и молодость привели в восторг молодого поэта. Прошли годы... Пушкин в ссылке. Рядом с Михайловским находилось имение помещицы Осиповой. Здесь Пушкин вновь встретился с Керн, такой же обаятельной, как и прежде. Пушкин подарил ей недавно напечатанную главу “Евгения Онегина”, а между страниц вложил стихи, написанные для нее.
Я вас любил: любовь еще, быть может,
В душе моей угасла не совсем;
Но пусть она вас больше не тревожит;
Я не хочу печалить вас ничем.
Я вас любил безмолвно, безнадежно,
То робостью, то ревностью томим;
Я вас любил так искренно, так нежно,
Как дай вам бог любимой быть другим.
www.ronl.ru
