/ Ридер КВ часть 1 / Введение в политологию - 1 курс / Платон Законы. Ничто так не способствует людской добродетели как законодательство реферат


Политическая мысль античности: идеальное государсто Платона - Контрольные работы - Банк рефератов

Политическая мысль античности: идеальное государсто Платона [12.05.11]

Вид работы: Контрольная работа

Тема: Политическая мысль античности: идеальное государсто Платона

Дисциплина: Политология

Скачивание: Бесплатно

Вуз: ВЗФЭИ

Год и город: Ярославль 2011

Дата размещения: 12.05.11 в 22:44

Содержание

Введение 3

1. Учение Платона об идеальном государстве 4

2. Аристотель о сущности и формах государства 9

3. Основные аргументы Платона против демократии 14

Заключение 18

Список использованных источников 19

 

Введение

В глубокой древности, в период возникновения раннеклассовых обществ и государств - впервые появляются попытки осмысления сущности политических явлений. Одной из первых форм объяснения новой социальной реальности стало религиозно-мифологическое истолкование природы властных отношений и социальной иерархии. Согласно древним мифам, земная организация жизни имеет божественное происхождение и является отражением общемирового космического порядка. Боги передают власть земным правителям либо наряду с последними продолжают оставаться вершителями земных дел.

В своей работе мне хотелось затронуть представления  и мысли великих мыслителей античности Платона и Аристотеля. Хочется отметить, что античная политическая мысль отождествляла общество и государство.

С именем Платона связано формирование политической философии. Он стоит у истоков философии государства и права. Им были впервые поставлены и проанализированы на теоретической основе многие фундаментальные вопросы политико-правового профиля, не потерявшие своего значения и для современных исследователей. Всё это я попытаюсь затронуть в данной контрольной работе. Также я хотел бы затронуть подход к поиску идеального государства у Аристотеля.

 

1. Учение Платона об идеальном государстве

Ничто так не способствует людской добродетели, как законодательство и основание государств. Платон.

В трудах мыслителей Древней Греции анализируется античная социально-политическая практика. Государственность этого периода воплотилась в форме полисов - небольших городов-государств и прилегающих к ним селений. Центром древнегреческой цивилизации стал афинский полис периода расцвета демократии (VI-V вв. до н.э.). Демократические процедуры предусматривали участие свободного мужского населения в работе народного собрания и принятии решений, равенство граждан перед законом, право на занятие выборной общественной должности.

Платон, ученик Сократа (427-347 г.г. до н.э.) свои политические взгляды изложил в диалоге «Государство», построив идеальную модель государства.

Философ верил в бессмертие души, он считал, что душа находится под воздействием и  в зависимости от материального блага соблазняется и сбивается с истинного пути приближения к божественному.

 Смерть, как считает Платон, освобождает душу от этой порочной зависимости, но лишь на некоторое время. Потому что, по мнению философа, душа обремененная тягой к материальному все равно будет возвращаться на землю в различных телесных оболочках. Отсюда следует вывод о том, что приблизится к божественному можно только через правильное воспитание души. И такое воспитание является главной целью платоновского государства. Поскольку душе предстоит освободиться от привязанности ко всему телесному, и в наибольшей степени от желаний, то основной задачей идеального государства становится обеспечение умеренной и уравновешенной жизни всех граждан. А для этого все общество должно быть однородным и одинаково  мыслить, чтобы не допускать разногласий и столкновений интересов, вызывающих те или иные чувства, утяжеляющие душу. [см. 6]

В трактате «Государство» Платон пишет о том, что главная причина порчи обществ и государств заключена в «господстве корыстных интересов», обуславливающих поступки и поведение людей. В соответствии с этим основным недостатком Платон подразделяет все существующие государства на четыре разновидности в порядке увеличения, нарастания «корыстных интересов» в их строе.

  1. Тимократия – власть честолюбцев, по мнению Платона, еще сохранила черты «совершенного строя». В государстве такого типа правители и войны были свободны от земледельческих и ремесленных работ. Большое внимание уделяется спортивным упражнениям, однако уже заметно стремление к обогащению, и «при участии жен» спартанский образ жизни переходит в роскошный, что обуславливает переход к олигархии.
  2. Олигархия. В олигархическом государстве уже имеется четкое разделение на богатых (правящий класс) и бедных, которые делают возможным совершенно беззаботную жизнь правящего класса. Развитие олигархии, по теории Платона, приводит к её перерождению в демократию.
  3. Демократия. Демократический строй ещё более усиливает разобщенность бедных и богатых классов общества, возникают восстания, кровопролития, борьба за власть, что может привести к возникновению наихудшей государственной системы – тирании.

Отрицательные формы государственной власти Платон противопоставляет своему видению «идеального» общественного устройства.

  1. Тирания. По мнению Платона, если некое действие делается слишком сильно, то это приводит к противоположному результату. Так и здесь: избыток свободы при демократии приводит к возникновению государства, вообще не имеющего свободы, живущего по прихоти одного человека – тирана.

Платон подводит нас к выводу о том, что в идеальном государстве каждый должен заниматься тем, что у него лучше всего получается. Ремесленник должен заниматься ремеслом, стаж – военным делом, а философы правлением государства. Смена рода деятельности ведет к уменьшению эффективности труда, что наносит вред не только индивиду, но и обществу в целом. Поэтому она распределена при рождении или в ходе воспитания.

В идеальном государстве Платона существуют три сословия:

- правители (философы)

- войны

- производители (ремесленники, торговцы, земледельцы)

Справедливость как принцип совершенного государства заключается в том, что каждое сословие занимается свои делом и имеет свое особое положение в общественной иерархии. [см. 8]

Чтобы не отвлекаться от правления и защиты государства у правителей и воинов должно быть упрощено имущество и семья. Всем необходимым их снабжают производители. Собственность обобщена. А жены у воинов общие.

 В его государстве дети отбираются у родителей при рождении, за детьми наблюдают специальные должностные лица с тем, чтобы определить, кто из них больше приспособлен быть ремесленником, земледельцем, кто воином и защитником государства, а кто способен постичь высшее благо и стать правителем. И система воспитания и отбора, разработанная великим философом, призвана им помочь в этом. Таким образом формируются три класса идеального общества дельцы (ремесленники и крестьяне), стражи и правители. Но каждый родитель имеет, как правило, свои планы относительно будущего своего ребенка, зачастую расходящиеся с задатками мальчика или девочки. Чтобы не допустить вмешательства родительских чувств в процесс причисления ребенка к тому или иному сословию, Платон считает необходимым воспитывать детей всех вместе и так, чтобы взрослые не знали, кто именно является их ребенком.

Платон считал, что допускать человека из низшего сословия, с душой еще далекой от совершенства, к управлению людьми и государством, было бы непростительной ошибкой. Это неизбежно приведет и к злоупотреблениям, и к неверным действиям, продиктованным не божественной необходимостью, а эмоциями, личными отношениями и предвзятыми мнениями. Таким образом, каждый человек в идеальном государстве должен занимать то положение, которому соответствует состояние его души, в этой жизни.

Чем меньше у человека повседневных хлопот, чем меньше он обременен земными заботами, тем свободней становится его душа. И этому способствует, в частности, тщательная регламентация жизни законами. При этом законы должны не только закреплять определенные права и обязанности и определять наказания, но и воспитывать. Закон должен превратиться в мораль, стать священным и непререкаемым, чтобы мысль о недопустимости его нарушения вытесняла страх перед наказанием.

Предназначение каждого человека, и законы должны определять философы. При этом, как мы знаем, Платон понимает под ними не только, и не столько людей знающих или образованных, а людей скорее просветленных, в религиозном смысле этого слова.

Исходя из последних заключений, хочется сказать, что проект Платона, описанный в "Государстве" полностью утопичен и неосуществим на практике. Невозможно сделать государство абсолютно единым, то есть обобществить всю собственность, упразднить институт семьи и т.д. Нельзя заставить правителя отдать своего сына в землепашцы, если тот не окажется способным для несения бремени власти. Нельзя заставить вельмож добровольно расступиться и возвести на трон безродного пахаря только потому, что он по природе своей создан для управления страной. Все это было бы возможно, если бы государство и граждане жили по справедливости, а не по благоразумию.

Предложения Платона обобществить всю собственность. "К тому, что составляет предмет владения очень большого числа людей, прилагается меньшая забота. Люди заботятся всего более о том, что принадлежит лично им; менее заботятся они о том, что является общим. Помимо всего прочего люди проявляют небрежность в расчете на заботу со стороны другого". Опять-таки Платон добился того, чего совершенно не желал. "Государство" Платона, сплошь построенное на противоречиях, являет собой типичный образец утопического проекта. Оно подобно сладкой пилюле для страдающего от несправедливости существующего режима народа.

Итак, мы можем заключить о том, что Платон оставил нам замечательный по степени проработки и последовательности суждений проект государства, которое призвано освободить души своих граждан от всего телесного и чувственного. Для этого все жители должна довольствоваться чем-то средним и умеренным во всем, избегая чрезмерных радостей и страданий. А поскольку сильные желания неизбежно порождают или то, или другое, то в государстве, в котором граждане не испытывает этих желаний души, по мнению Платона, становятся чище и ближе к божественному. Таким образом, идеальное государство Платона – религиозное сообщество целью которого является достижение духовного совершенства всех его членов (если не в этой жизни, то в какой-нибудь из последующих).

Однако и механическое воспроизведение свойств идеального общества единомыслие, регламентированность и т.д. тоже не может привести к освобождению душ, поскольку главное требование главенство во всем людей, познавших божественную истину, не будет соблюдено.

 

2. Аристотель о сущности и формах государства

Аристотель также как и Платон представлял государство как нечто прекрасное по своей сути. "Целью государства является благая жизнь". Он исходил из того понятия, что человек "существо политическое", стремящееся к общению, а потому государство для него необходимо как воздух. "Всякое государство представляет собой своего рода общение, всякое же общение организуется ради какого-либо блага. Больше других и к высшему из всех благ стремится то общение, которое является наиболее важным из всех и объединяет собой все остальные общения. Это общение и называется государством или общением политическим”. [см. 1]

Аристотель хотел отыскать государственный строй отличавшийся от существующих, считая что ныне существующий строй не удовлетворяет своему назначению.

Критерием для определения правильных форм государственного строя Аристотель признает способность формы правления служить делу общественной пользы. Если правители руководствуются общественной пользой, то, согласно Аристотелю, такие формы государственного устроения, независимо от того, правит ли один, или немногие, или большинство, — формы правильные, а те формы, при которых правящие имеют в виду личные интересы — или одного лица, или немногих, или большинства, — являются формами, отклоняющимися от нормальных. Поэтому, согласно теории Аристотеля, возможны всего шесть форм государственного строя: три правильные и три неправильные. Из форм правления, имеющих в виду общую пользу, правильны: 1) монархия (или царская власть) — правление одного, 2) аристократия — правление немногих, но более одного, и 3) политая — правление большинства. Монархия — тот вид единодержавия, который имеет целью общую пользу. Аристократия — правление немногих, при котором правящие (aristoii — «лучшие») также имеют в виду высшее благо государства и входящих в него элементов. Наконец, полития — правление, когда в интересах общей пользы правит большинство. Но высшая степень добродетели для большинства может проявляться в народной массе в отношении к военной доблести. Поэтому в политии высшей верховной властью пользуются лица, имеющие право владеет оружием. [см. 4]

Наибольшие симпатии Аристотеля склонялись на сторону политии. Именно в политии достижим тот строй, при котором власть находится в руках «среднего элемента» общества, так как в политии руководящей силой общества может стать и становится элемент, находящийся между противоположными полюсами чрезмерного богатства и крайней бедности. Люди, принадлежащие обоим этим полюсам, не способны повиноваться доводам разума: трудно следовать за этими доводами человеку сверхпрекрасному, сверхсильному, сверхзнатному, сверхбогатому, или, наоборот, человеку сверхбедному, сверхслабому, сверхнизкому по своему политическому положению. Люди первой категории чаще всего становятся наглецами и крупными мерзавцами; люди второй категории — подлецами и мелкими мерзавцами. Люди сверхбогатые не способны и не желают подчиняться; люди слишком бедные живут униженно, не способны властвовать, а подчиняться умеют только той власти, которая проявляется у господ над рабами. В результате вместо государства из свободных людей получается государство, состоящее из господ и рабов, или государство, где одни полны зависти, другие — презрения. Напротив, в правильно устроенном государстве, кроме власти господствующих классов над рабами, должно существовать правильное господство одних свободных над другими и Правильное подчинение вторых первым. Поэтому человек свободный сам должен научиться повиновению, прежде чем он научится повелевать и властвовать. Проявлять государственную власть правитель должен научиться, пройдя сам школу подчинения; нельзя хорошо начальствовать, не научившись повиноваться. Именно в политии это двойное умение повелевать и повиноваться достигается всего лучше. [см. 1]

Неправильными формами правления Аристотель считает тиранию, олигархию и демократию

При этом тирания — в сущности та же монархическая власть, но имеющая в виду интересы одного лишь правителя; олигархия отстаивает и соблюдает интересы зажиточных «классов», а демократия — интересы неимущих «классов» Одинаковой чертой всех форм Аристотель считает то, что ни одна из них не имеет в виду общей пользы .

Тирания — наихудшая из форм государственного строя и всего дальше отстоит от его сущности. Тирания — безответственная власть монарха, не направленная на защиту интересов подданных; она всегда возникает против их желания; никто из свободных людей не согласится добровольно подчиняться такого рода власти.

Олигархия — вырожденная форма аристократии. Это своекорыстное господство меньшинства, состоящего из богатых. Демократия — такая же своекорыстная форма господства большинства, состоящего из бедных.

Состав государства, по Аристотелю, сложен. Государство — понятие сложное; оно, как и всякое другое понятие, представляя собой нечто целое, состоит из многих составных частей. Одна из них — народная масса, работающая над продуктами питания; это земледельцы. Вторая составная часть государства — класс так называемых ремесленников, занимающийся ремеслами, без которых невозможно само существование государства; из этих ремесел одни должны, существовать в силу необходимости, другие служат для удовлетворения роскоши или для того, чтобы скрасить жизнь. Третья часть — торговый класс, именно тот, который занимается куплей и продажей, оптовой и розничной торговлей. Четвертая часть — наемные рабочие, пятая — военное сословие.

Необходимые для существования государства классы эти, однако, имеют совершенно различное значение и достоинство. В сущности два главных «класса», согласно мысли Аристотеля, составляют государство-город (полис) в точном смысле слова: это военное сословие и лица, из числа которых выделяется законосовещательный орган, заботящийся об общих интересах государства. В руках обоих этих классов должно быть сосредоточено и владение собственностью, а гражданами могут быть только лица, принадлежащие к этим классам. Ремесленники не имеют прав гражданства, как и всякий другой класс населения, деятельность которого не направлена на служение добродетели. Граждане не должны вести не только такую жизнь, какую ведут ремесленники, но и такую, какую ведут торговцы, — такого рода жизнь неблагородна и идет вразрез с добродетелью; не должны быть граждане и землепашцами, так как они будут нуждаться в досуге и для развития своей добродетели, и для занятия политической деятельностью.

И хотя землепашцы, ремесленники и всякого рода поденщики необходимо должны быть налицо в государстве, но собственно элементами, составляющими государство, являются военное сословие и те, кто облечен законосовещательной властью. И если считать душу человека частью более существенной, чем тело, то и в государственном организме душу государства должно признать более важным элементом, чем все, относящееся только к удовлетворению его необходимых потребностей. А этой «душой» государства и являются, по Аристотелю, военное сословие и то сословие, на обязанности которого лежит отправление правосудия при судебном разбирательстве, и сверх того, сословие с законосовещательными функциями, в чем и находит свое выражение политическая мудрость.

Аристотель, в отличие от Платона, делает попытку определить, что принесет большую выгоду для государства: главенство закона над правителем или наоборот. В результате философ приходит к тому, что в законе он видит нечто устойчивое, объективное, а в правителе преходящее, субъективное. Закон для Аристотеля напрямую связан со справедливостью, ибо устанавливается ради блага множества людей граждан, властитель же обычный человек, а потому ему вполне свойственно ошибаться и иногда впадать в порок несправедливости. На основе этих умозаключений Аристотель пришел к выводу, что "предпочтительнее, чтобы властвовал закон, а не кто-либо один из среды граждан". Аристотель решает спор в пользу закона

Принцип Аристотеля, положенный в понятие гражданства и равенства: принцип, по которому каждый гражданин может стать правителем, решать дела в суде и т.д.

Аристотель подразумевает под гражданами только воинов, чиновников и, возможно, деятелей искусства, стоящих выше обычных ремесленников, которых, как и землепашцев, он сближает с рабами. От общего количества населения в государстве Аристотеля гражданами являются 10-12% жителей.

Политическое учение Аристотеля имеет чрезвычайно большую теоретическую и еще большую историческую ценность. Сжатый проект идеального государства, намеченный Аристотелем, как и всякая утопия, есть, по сути, смесь черт вымышленных, надуманных в отличие от существующих форм государственности, с чертами, отражающими реальные исторические отношения общества, в котором этот проект был разработан. Особенность этого проекта том, что в нем черты реальные, исторические явно преобладают над утопическими. Путь к наилучшему государству лежит, по Аристотелю, через область познания того, что существует в действительности.

 

3. Основные аргументы Платона против демократии.

Из демократии рождается тирания. Платон

В античной теории о трех формах правления демократия - это правление народа, горожан. Она отличается от монархии и аристократии. Одним из первых мыслителей античности, изучавших демократию, был Платон.

Демократический строй в понятии Платона не является идеальным, ибо философ выступает за строгое прикрепление человека к одному роду занятий, а, следовательно, отвергает возможность демократических выборов, когда человек из народа может неожиданно стать стратегом, консулом и т.д. Для идеального государства Платона характерна скорее царская власть, при которой царь "совершенный страж" и философ. Будучи философом, правитель знает мудрость "такое знание, что с его помощью можно решать не мелкие, а общегосударственные вопросы, наилучшим образом руководя внутренними и внешними отношениями".

Идеальный строй для Платона заключается в царской власти. Демократия у него стоит на предпоследнем месте от худшего государственного строя тирании. Многим покажется это парадоксальным, ибо именно к демократии с ее принципами равенства и свободы стремятся и стремились большинство людей и государств. Однако хочется ответить на это уместное недоумение словами других философов: Цицерона и Аристотеля. "Простой народ, являясь монархом, стремится, и управлять по-монаршьему и становится деспотом. И крайняя демократия, и тирания поступают деспотически с лучшими гражданами"; "если народ применил насилие к справедливому царю или лишил его власти, или даже отведал крови оптиматов и подчинил своему произволу все государство, не думай, Лелий, что найдется море или пламя, успокоить которое, при всей его мощности труднее, чем усмирить толпу. Таким образом, величайшая свобода порождает тиранию или несправедливейшее и тяжелейшее рабство". Иными словами, одна крайность дает другую. Правление большинства приводит к тому, что у власти стоят далеко не философы, что все становится вседозволенным, начинается произвол и анархия, и уже на этой почве начинает прогрессировать тирания. При этом тирания может выражаться в совершенно различных видах: диктатура пролетариата, диктатура конкретных людей, вознесенных на гребне анархической волны и т.д. [см. 10]

В целом демократию Платон расценивал как строй приятный и разнообразный, но не имеющий должного управления. "Равенство при демократии уравнивает равных и неравных".

Именно демократию он считает "результатом мятежа бедняков, уничтожающих и изгоняющих противников и делящих с оставшимися власть". Демократия названа им "правлением числа" и "правлением многих".

Платон различает хорошие и плохие формы правления, и демократия признает хуже хороших форм правления, но лучше плохих. Веский аргумент против демократии, по мнению Платона, заключается в том, что "благо или свобода разрушают демократию". Основная масса народа представляет собой толпу, не способную справедливо и эффективно управлять государством. Демократия неизбежно ведёт к тирании, так как "из величайшей свободы возникает величайшее рабство". То, что в порочном государственном строе считают благом и к чему ненасытно стремятся (в тимократии - военные успехи, в олигархии - богатство, в демократии - свобода), именно это и губит данный строй. Каждая форма государства гибнет из-за внутренних противоречий, присущих её собственному принципу, и злоупотреблений последним.

Критикуя олигархию, демократию и тиранию, Платон отмечает, что если все остальные виды государства основаны на законности, то демократия среди них оказывается наихудшим видом, если же все прочие беззаконны, то демократический вид оказывается наилучшим.

И монархия и демократия, с точки зрения Платона, плохи: одна - из-за избытка власти, другая - из-за избытка свободы. В более поздней традиции представление о демократии как о правлении одной части народа, бедной и более многочисленной, сохранилось и стало важнейшей проблемой реальной современной политики - проблемой демократического единства общества и общих демократических ценностей. Решение этой проблемы оказалось не менее сложным, чем переустройство самой формальной организация общества и власти.

Однако и Платон, и Аристотель связывали правление народа не только с определенной формой общественной жизни, но и с некоторыми более глубокими условиями общественного развития. Понятие демократии здесь совпадало непосредственно с понятием демократической формы правления, с понятием непосредственного "народоправства".

В Древнем мире народ составлял меньшинство населения полиса. Под это определение не попадали рабы, женщины и беднейшие слои населения. Принадлежность к народу тоже являлось своего рода привилегией. Античная демократия в отличие от современной, была прямой, но с очень ограниченными избирательными правами. Аристотель в своих трудах отмечал, что ущербность демократии в том, что она в своей основе не несет правления лучших людей, не обязательно аристократии. Народ представлялся в работах античных мыслителях толпой, массой, не способных к управлению государством.

«Демократия... осуществляется тогда, когда бедняки, одержав победу, некоторых из своих противников уничтожат, иных разгонят, а остальных уравняют в гражданских правах и в замещении государственных должностей, что при демократическом строе происходит большей частью по жребию». [см.10]

Что же можно противопоставить Платоновской критике демократии. Со времён Платона многое изменилось, рабовладельческий строй канул в лету (по крайней мере, в большинстве стран), женщины в наше время наделены правами наравне с мужчинами и даже занимают посты президентов, премьер – министров. Я соглашусь с Платоном в том, что демократия своей свободой может вскружить голову человека и довести до крайностей, что не пойдёт на пользу государства. Но ведь человек волен выбирать то занятие или род деятельности, который он хочет, чего – то достичь на выбранном поприще и принести пользу народу. Хотя при демократии тоже существует разница между богатыми и бедными люди живут по своим возможностям, они могут уровняться из бедных стать средним классом, из среднего класса  богатыми. Нет рабов, закон соблюдает справедливость и права всех граждан.

 Платон считал, что при демократии (правлении толпы), толпа не способна эффективно управлять. Хочется противопоставить этому доводу современный общественный демократический строй, когда у власти стоят лица хоть как – то управляющие государством, эффективно они управляют или нет, покажет история, короли и олигархи ведь тоже  правят в своих корыстных целях. А при демократии человеку, жаждущему денег и власти, даётся обязанность заботиться о своём народе и о своей стране, в компенсацию этому он получает деньги и власть. При монархии у власти стоят король и королева, любящие свой народ, они управляют и создают законодательство на благо народа. При демократии, однако, существует возможность управлять государством группе людей имеющих в заграничных банках огромные счета и пляшущих под чужую дудку, о народе они думают в последнюю очередь, считая его бездумным быдлом (а ведь в это быдло людей превратили). Я имею в виду нашу сегодняшнюю действительность……

 

Заключение

Следует отметить, что античные философы все же понимали, что иногда государство может служить для власть имущих средством подавления власть неимущих. Однако они полагали, что это присуще не первозданным моделям государственных устройств, но иногда получается в процессе их развития, когда монархия, аристократия и демократия извращаются и становятся тиранией, олигархией и анархией. Платон и Аристотель, жившие во времена тяжелых кризисов власти, наступавших после периодов расцвета, были склонны рассматривать извращенное устройство не как сущность государства, но как ее искажение. Изначально государство для них являлось справедливым и служило не как машина закрепощения, но как нечто, дающее благо всем гражданам.

Хочется задаться вопросом, почему же так получилось, что ни один из философов не добился своей задачи. Ответ  один: государство, живущее по законам не справедливости, но благоразумия, не может примириться с общечеловеческими, справедливыми или, если угодно, божественными истинами. В лучшем случае между ними будет завуалированное противостояние, в худшем открытая борьба, приводящая государство к краху, а справедливость к временному исчезновению, ибо в гражданской войне нет места этой добродетели.

Работы философов появились во времена смут, когда Греция и Рим переживали тяжелые времена. Именно тогда человеческие умы искали выхода из сложившегося положения. Платон и Аристотель творили в эпоху заката полисной системы, когда были утеряны основные ее идеалы. Своими работами философы пытались отчасти реанимировать отмирающую структуру, отчасти создать что-то новое.

 

Список использованных источников.

  1. Аристотель. Политика. Афинская полития. – Мысль, 1997.
  2. История политических и правовых учений / Под ред. О.Э. Лейста. – М.: Зерцало, 2006.
  3. История политических и правовых учений / Под общ.ред. В.С. Нерсесянца. - М.:– Норма ,2005.
  4. Лосев А.Ф. Античная философия истории. Алтей, СПб.: Алтей, 2000.
  5. Мухарев Р.Т. История политических и правовых учений. – М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2005.
  6. Платон. Государство:Соч. в 4 т. – М.: Мысль, 1994 – Т.3.
  7. Политология: Хрестоматия / Под ред. М.А. Василика. – М.: Гардарики, 2000.
  8. Чанышев А.А. История политических учений. Классическая западная традиция. – М.: РОССПЭН, 2000.
  9. Семенова Р.У. Некоторые методологические предпосылки изучения соотношения политического и нравственного в античной классике // Вестник ТИСБИ. - 2004. - №4.
  10. Античная политическая мысль [Электронный ресурс]: http://www.ckct.org.ru/study/politology/politology30.shtml

Не подходит Контрольная работа? Вы можете заказать у наших партнеров написание любой учебной работы на любую тему.

Заказать новую работу

0

12.05.11 в 22:44 Автор:RED

Чтобы скачать бесплатно Контрольные работы на максимальной скорости, зарегистрируйтесь или авторизуйтесь на сайте.

Важно! Все представленные Контрольные работы для бесплатного скачивания предназначены для составления плана или основы собственных научных трудов.

Расскажите другим о работе:

Если Контрольная работа, по Вашему мнению, плохого качества, или эту работу Вы уже встречали, сообщите об этом нам.

Похожие бесплатные Контрольные работы:

studrb.ru

Платон Законы Платон-Алквиад 1

более правильный. Если ввести и там и тут некоторую умеренность, в одном из

них ограничить власть, а в другом свободу, тогда, как мы видели, в них

наступит особое благополучие; если же довести рабство или свободу до

крайнего предела, то получится вред и в первом, и во втором случае.

Глава 4 ОглавлениеГлава 1Глава 2Глава 3Глава 4Глава 5Глава 6Глава 7Глава 8Глава

9Глава 10Глава 11Глава 12

Книга 4

Афинянин. Близость моря хотя и дарует каждый день усладу, но на деле это

горчайшее соседство. Море наполняет страну стремлением нажиться с помощью

крупной и мелкой торговли, вселяет в души лицемерные и лживые привычки, и

граждане становятся недоверчивыми и враждебными как друг по отношению к

другу, так и к остальным людям.

Во всяком случае ничто так не способствует людской добродетели, как

законодательство и основание государств.

Я хотел сказать, что никогда никто из людей не дает никаких законов, но

законы все даются нам случайностями и разными выпавшими на нашу долю

несчастьями. Либо какая-нибудь война насильно перевертывает весь

государственный строй и изменяет законы, либо бедствие тяжелой нужды. Да и

болезни - если нападет мор - вынуждают делать много нововведений, так что

иной раз надолго, на много лет, водворяется безвременье. ...Ни один

смертный не дает никаких законов, но все человеческое зависит от судьбы и

случая.

Впрочем, не будем так строги: есть и нечто третье, следующее за ними, -

искусство. В самом деле: своевременное применение искусства кормчего в

случае бури дает, по-моему, большие преимущества. [...]

То же самое действительно и для других дел, особенно же для

законодательства. Чтобы государство благополучно существовало, оно

постоянно нуждается кроме удачного сочетания местных условий еще в в

законодателе, придерживающимся истины.

Нет, рассудительность с самого начала врождена даже животным и детям и

сказывается в том, что одни из них могут, а другие не могут воздерживаться

от удовольствий.

На первое место я ставлю возникновение государства из тирании, на второе -

из царской власти, на третье - из какого-либо вида демократии, на четвертое

- из олигархии. В самом деле, из нее труднее всего возникнуть совершенному

государству, ибо при ней больше всего властителей. Мы же говорим, что

возникновение наилучшего государства произойдет лишь тогда, когда явится

истинный по природе законодатель и когда мощь его будет действовать сообща

с самыми сильными в государстве лицами. А поскольку, чем меньшее число лиц

стоит у власти, тем она крепче, как, например, при тирании, то именно в

этом случае всего быстрее и легче совершается переход.

Друзья мои, не давайте никому себя убедить, будто государство может легче и

скорее изменить свои законы другим каким-то путем, чем под руководством

властителей; нигде этого не случится ни теперь, ни впредь.

...Если у человека величайшая власть соединяется с разумением и

рассудительностью, возникают наилучший государственный строй и наилучшие

законы - иного не дано.

...Никакая человеческая природа - мы говорили об этом - не в состоянии

неограниченно править человеческими делами без того, чтобы не

преисполняться заносчивости и несправедливости; сознавая все это, Кронос

поставил тогда царями и правителями наших государств не людей, но даймонов

- существ более божественной и лучшей природы. Мы в наше время поступаем

так со стадами овец и других домашних животных, ведь мы не ставим быков

начальниками над быками и коз - над козами, но сами, принадлежа к лучшему,

чем они, роду, над ними властвуем. [...] Это сказание, согласное с истиной,

утверждает и ныне, что государства, где правит не бог, а смертный, не могут

избегнуть зол и трудов. А подразумевается здесь, что мы должны всеми

средствами подражать той жизни, которая, как говорят, была при Кроносе...

именуя законом эти определения разума.

...Это не государства, а попросту сожительства граждан, где одна их часть

владычествует, а другая рабски повинуется. Каждое такое сожительство

получает наименование по господствующей в нем власти.

Так как в государствах этих происходила борьба за власть, то победители

присваивали исключительно себе все государственные дела - настолько, что

побежденным, как самим, так и их потомкам, не давали не малейшей доли в

управлении. Всю жизнь они были настороже друг против друга, ибо боялись,

что кто-то восстанет, захватит власть и припомнит им тогда прошлые

злодеяния. А ведь подобное положение вещей, как мы теперь утверждаем, не

есть государственное устройство: неправильны те законы, что установлены не

ради общего блага всего государства в целом. Мы признаем, что там, где

законы установлены в интересах нескольких человек, речь идет не о

государственном устройстве, а только о внутренних распрях и то, что

считается там справедливостью, носит вотще это имя. Я вижу близкую гибель

того государства, где закон не имеет силы и находится под чьей-либо

властью. Там же, где закон - владыка над правителями, а они - его рабы, я

усматриваю спасение государства и все блага, какие только могут даровать

государствам боги.

Мне кажется, что для законодателя, который придерживается тех же взглядов,

что и я, но не может их выразить в форме закона, мной уже дан образец, что

и как следует говорить и ему и тем, для кого он устанавливает законы.

...Поэт, когда садится на треножник Музы, уже не находится в здравом

рассудке, но дает изливаться своему наитию, словно источнику. А так как

искусство его - подражание, то он принужден изображать людей,

противоположно настроенных, и в силу этого вынужден нередко противоречить

самому себе, не ведая, что из сказанного истинно, а что нет. Но

законодателю нельзя высказывать два различных мнения относительно одного и

того же предмета, а следует всегда иметь одно и то же.

Таким-то образом человеческий род бессмертен, ибо, оставляя по себе детей и

внуков, род человеческий благодаря таким порождениям остается вечно

тождественным и причастным бессмертию. В высшей степени неблагочестиво

добровольно лишать себя этого, а между тем, кто не заботится о том, чтобы

иметь жену и детей, тот лишает себя этого умышленно.

Должно ценить, думаю я, не краткое и не подробное изложение, но наилучшее.

...Издавая законы, можно пользоваться двумя средствами - убеждением и

силой, насколько это возможно при невежественности и невоспитанности толпы;

обычно законодатели пользуются только вторым средством.

...У всех законов должны быть вступления и, приступая к любому

законодательству, следует каждому положению предпослать подобающее ему

вводное слово. Ибо слово такое имеет большое значение. Очень важен также

вопрос, будет ли это ясно запоминаться или нет.

Глава 5 ОглавлениеГлава 1Глава 2Глава 3Глава 4Глава 5Глава 6Глава 7Глава 8Глава

9Глава 10Глава 11Глава 12

Книга 5

Афинянин. Из всех достояний человека вслед за богами душа - самое

божественное, ибо она ему всего ближе. Все, что принадлежит каждому

человеку двояко: одна его часть - высшая и лучшая - господствует, другая -

низшая и худшая - рабски подчиняется. Господствующую свою часть каждый

должен предпочитать рабской. Поэтому я прав, требуя, чтобы каждый почитал

свою душу, ведь, как я говорю, она занимает второе место после богов-владык

и тех, кто за ними следует. А между тем никто из нас, можно сказать, не

почитает душу по-настоящему, но только по видимости. [...] Кто думает

возвеличить душу какими-либо речами, дарами, уступками, но ничуть не

старается сделать ее из худшей лучшею, тот почитает ее лишь по видимости,

но не на самом деле. Всякий человек с раннего детства считает себя в

состоянии все познать, думает, что похвалами он возвеличивает свою душу, и

поэтому охотно позволяет ей делать все, что угодно. Мы же утверждаем, что

поступая так, человек вредит своей душе, а вовсе не возвеличивает ее. Точно

так же, когда человек в каждом отдельном случае считает виновником своих

проступков и многих громадных зол других людей, а не самого себя и когда он

постоянно выгораживает себя, точно он вовсе не виновен, он лишь по

видимости почитает душу, на деле же очень далек от этого, ибо он ей вредит.

Так же и в том случае человек вовсе не оказывает ей почета, но бесчестит

ее, наполняя злом и раскаянием, когда он предается удовольствиям вопреки

наказу и одобрению законодателя. И если, наоборот, он не выдержит до конца

одобряемых законодателем трудов, страхов, болей и скорбей, но уступит им,

то этой уступчивостью он тоже не окажет почета своей душе.

Точно так же, если кто стремится неблаговидным путем приобрести имущество и

обладание таким имуществом для него не тягостно, он всеми этими дарами

вовсе не оказывает почета душе, при этом он очень ее унижает, ибо за

небольшое количество золота продает все, что есть в душе драгоценного и

вместе с тем прекрасного. Короче говоря... во всех этих случаях он крайне

бесчестно и безобразно обращается с самым божественным - со своей душой.

Ведь никто, можно сказать, не принимает в расчет того, что почитается

величайшим наказанием за злодеяние; состоит же это наказание в уподоблении

людям, дурным по самой своей сути, и в том, что вследствие этого

уподобления человек начинает избегать хороших людей и их слов, отходит от

них и прикрепляется к дурным людям, ищет их общества. Сроднившись с этими

людьми, он по необходимости должен поступать так, как, согласно со своей

природой, поступают друг в отношении друга и говорят друг с другом подобные

люди, и ждать от них соответствующего обращения с собой. Впрочем, это даже

не правосудие - ибо правосудие и справедливость есть нечто прекрасное, - но

возмездие, иными словами, страдание, сопутствующее несправедливости.

Говоря в целом, честь наша состоит в том, чтобы следовать лучшему и

улучшать худшее, если оно еще может стать совершеннее.

У человека нет ничего, что было бы больше души способно по своей природе

избегать зла, разыскивать и находить высшее благо. ..

Не золото надо завещать детям, а побольше совестливости. ...Ибо юноши

неизбежно будут весьма бесстыдными там, где бесстыдны даже старики.

Наилучшее воспитание молодых людей, да и самих себя, заключается не во

внушениях, а в явном для всех осуществлении в собственной жизни того, что

внушается другому.

Чтобы приобрести расположение друзей и приятелей в житейском общении с

ними, надо оценивать их услуги выше, чем это делают они сами; наоборот,

наши одолжения друзьям надо считать меньшими, чем это полагают наши друзья

и приятели.

Однако любой должен уметь сочетать яростный дух с величайшей кротостью.

Есть только одно средство избежать тяжких, трудноисцелимых и даже вовсе

неисцелимых несправедливостей со стороны других людей - это бороться с

ними, отражать, побеждать и неуклонно карать их. Никакая душа не может

этого совершить без благородной ярости духа. Что же касается тех, кто

совершает несправедливые, но исправимые поступки, то прежде всего надо

знать, что всякий несправедливый человек бывает несправедливым не по своей

воле. Ибо никто, никогда и нигде не приобретал добровольно ни одного из

величайших зол... Человек несправедливый и обладающий злом заслуживает

всяческого сожаления. Но уместно сожалеть лишь о человеке исправимом; надо

укрощать поднимающуюся ярость духа и не поступать под влиянием огорчения

несдержанно, словно женщина. В отношении же человека, не поддающегося

вразумлению, безусловно скверного и злого, надо дать волю своему гневу. Вот

почему мы сказали, что хорошему человеку надо в каждом отдельном случае

быть и яростным, и кротким.

В душах большинства людей есть врожденное зло, величайшее из всех зол;

каждый извиняет его в себе и вовсе не думает его избегать. Зло это

заключается вот в чем: говорят, что всякий человек по природе любит самого

себя и что таким он и должен быть. Но поистине в каждом отдельном случае

виновником всех проступков человека выступает как раз его чрезмерное

себялюбие. Ибо любящий слеп по отношению к любимому, так что плохо может

судить, что справедливо, хорошо и прекрасно, но всегда склонен отдавать

предпочтение перед истиной тому, что ему присуще. Кто намерен стать

выдающимся человеком, тот должен любить не себя и свои качества, а

справедливость, осуществляемую им самим либо кем-то другим.

Из этого же заблуждения проистекает и то, что всем свое собственное

невежество кажется мудростью. Поэтому-то мы и считаем, что знаем все, тогда

как мы не знаем, можно сказать, ничего. Мы не поручаем другим делать то,

что не умеем, пытаемся все делать сами и неизбежно ошибаемся. Вот почему

каждый человек должен избегать чрезмерного себялюбия, всегда искать тех,

кто лучше его, и не стыдиться ставить их выше себя.

...Припоминание есть прилив уходящей разумности.

Но это вещи скорее божественные, человеческих же мы еще не изложили, а

между тем следовало бы. Ведь мы обращаемся к людям, а не к богам.

Преимущественно человеческими по природе являются удовольствия, страдания,

вожделения. Всякое смертное существо неизбежно подвержено им и в своих

устремлениях очень от них зависит. Поэтому должно хвалить наилучшую жизнь

не только за то, что она своим обликом может стяжать добрую славу, но и за

то, что она приведет нас к тому, к чему все мы стремимся, - именно к тому,

чтобы в течение всей жизни испытывать больше радости и меньше скорби...

Следует заметить, что жизнь любого человека от природы заключена в эти

пределы, и надо уяснить, какой именно жизни мы ждем согласно природе. Если

же мы станем утверждать, что желаем чего-либо вопреки природе, то наши

слова будут следствием лишь неопытности и незнания действительной жизни.

Сколько есть родов жизни и какие они, в отношении которых нам следует

заранее совершать выбор и усматривать в них недобровольное, но желательное

и, сделав такую жизнь законом, одновременно избрав милое, приятное, благое

и прекрасное, жить наисчастливейшим образом, насколько это доступно людям?

Мы можем указать на следующие виды: рассудительную жизнь, разумную,

мужественную, здоровую. Этим четырем видам противоположны четыре других:

безрассудная жизнь, разнузданная, трусливая, нездоровая.

Жизнь всякой людской толпы лишена рассудительности либо по невежеству, либо

из-за отсутствия самообладания, либо по обеим этим причинам. [...] Мы же не

хотим избрать такой род жизни, где перевешивают страдания... В целом мы

можем сказать, что жизнь рассудительная перевешивает разнузданную, разумная

- безрассудную, мужественная - трусливую, ибо в первых как удовольствий,

так и страданий меньше, они незначительнее и реже. Но в первых перевешивают

удовольствия, а во-вторых, наоборот, страдания. [...] Поэтому первые виды

жизни приятнее вторых... Словом, жизнь, причастная добродетели, душевной ли

или телесной, приятнее жизни, причастной пороку.

Относительно очищений государства дело обстоит так: полных очищений

существует немало; одни из них легче, другие более тягостны. Тягостные и

наилучшие мог бы установить лишь тот, кто одновременно является и тираном и

законодателем. Законодатель, лишенный тиранической власти, при установлении

нового государственного строя и законов должен удовольствоваться самыми

мягкими способами очищений. Наилучший способ мучителен совершенно также,

как бывает, когда принимают подобного рода лекарства. При этом способе

правосудие влечет за собой справедливое возмездие; возмездие заканчивается

смертью или изгнанием. Так обыкновенно отделываются от величайших, к тому

же неисцелимых, преступников, чрезвычайно вредных для государства. Более

мягкий способ очищения заключается у нас вот в чем: если неимущие люди,

следуя за своими вождями, выкажут из-за недостатка воспитания склонность

выступить против имущих, это станет болезнью, вкравшейся в государство.

Поэтому их надо выслать прочь, делая это, однако, в высшей степени

дружелюбно и смягчая их удаление названием "переселение". Так или иначе

всякому законодателю надлежит это сделать сразу. ...Когда много ручьев или

потоков вливаются в одно озеро и там сливаются вместе, надо прежде всего

следить, чтобы сливающаяся вода была как можно чище, а для этого надо то

вычерпывать, то отводить воду, устраивая каналы. Стало быть, и всякое

устроение государства сопряжено, как водится, с трудом и опасностью.

Впрочем, сейчас мы занимаемся этим лишь словесно, а не на самом деле.

Поэтому предположим, что наши граждане уже собраны и что уже произведено

разумное их очищение. Мы не дали плохим людям, пытавшимся сделаться

гражданами нашего государства, осуществить свое намерение, ибо мы хорошо

распознали их за достаточный промежуток времени путем всяческих испытаний;

наоборот, хороших людей мы привлекли, обходясь с ними по мере сил

дружелюбно и милостиво.

...страшного и опасного спора о переделе земли и о снятии долгов. [...]

Остается, можно сказать, только одно - молиться, чтобы переход этот

осуществился незаметно, мало-помалу и в течение долгого времени.

...Бедность заключается не в уменьшении имущества, а в увеличении

ненасытности.

Создается ли с самого начала новое государство или переустраивается

выродившееся старое, все равно никто из имеющих разум не станет колебать

ничего, касающегося богов и святынь...

...Мы строим государство лишь второе по сравнению с наилучшим. [...]

Наилучшим является первое государство, его устройство и законы. Здесь все

государство тщательнейшим образом соблюдает древнее изречение, гласящее,

что у друзей взаправду все общее. Существует ли в наше время где-либо и

будет ли когда, чтобы общими были жены, дети, все имущество и чтобы вся

собственность, именуемая частной, всеми средствами была повсюду устранена

из жизни? Чтобы измышлялись по мере возможности средства так или иначе

сделать общим то, что от природы является частным, - глаза, уши, руки, -

так, чтобы казалось, будто все сообща видят, слышат и действуют, все

восхваляют или порицают одно и то же? По одним и тем же причинам все будут

радоваться или огорчаться, а законы по мере сил сплотят в единое целое

государство, выше которого в смысле добродетели, правильности и блага никто

никогда не сможет установить. Если такое государство устрояют где-нибудь

боги или сыновья богов и обитают в нем больше чем по одному, то это -

обитель радостной жизни.

Ведь по пословице, даже бог не может противиться необходимости.

...Большинство... считает, будто хороший законодатель должен стремиться

видеть свое государство великим; будто он дает хорошие законы, думая о том,

чтобы государство было как можно богаче, что бы оно обладало золотыми и

серебряными рудниками и владычествовало над большинством государств как на

море, так и на суше. Надо было бы добавить: надлежащий законодатель должен

стремиться к тому, чтобы его государство было наилучшим и счастливейшим.

Это отчасти исполнимо, отчасти нет. Устроитель пожелал бы исполнимого;

желать же неисполнимого было бы тщетно, тут напрасны даже попытки.

Например, устроитель пожелал бы, чтобы граждане стали добродетельными, а

вместе с тем и неизбежно счастливыми; стать же очень богатыми, оставаясь

добродетельными, невозможно - по крайней мере богатыми в том смысле, как

это понимает большинство. Ведь богатыми называют тех избранных людей,

которые приобрели имущество, оцениваемое огромной суммой, хотя бы сам

владелец и был дурным человеком. Но одновременно быть и очень хорошим, и

очень богатым невозможно. ...Если кто приобретает и честным, и бесчестным

путем, его барыши вдвое больше, чем у того, кто приобретает одним только

честным. Издержки же тех, кто не желает тратиться ни на прекрасное, ни на

постыдное, вдвое меньше издержек прекрасных людей на прекрасные нужды. При

таких двойных доходах и половинных расходах одного разве разбогатеет

другой, тот, кто поступает прямо наоборот? [195]

Было бы прекрасно, если бы каждый член колонии обладал и всем остальным

имуществом в равной доле со всеми. Но это невозможно... В зависимости от

величины имущества надо установить четыре класса, назвав их: первый,

второй, третий, четвертый или как-нибудь иначе. Граждане либо пребывают в

своем классе, либо, разбогатев или обеднев, переходят в подобающий каждому

из них класс.

Кроме того, я установил бы как вытекающий из предыдущего и следующий вид

закона: ведь мы утверждаем, что в государстве, не причастном величайшей

болезни, более правильным названием которой было бы "междоусобие" или

"раздор", не должно быть ни тяжкой бедности среди некоторых граждан, ни в

свою очередь богатства, ибо бедность и богатство взаимно порождают друг

друга. Вот и надо теперь законодателю установить пределы бедности и

богатства.

Но мы должны вообще иметь в виду еще вот что: всему указанному сейчас вряд

ли когда-нибудь выпадет удобный случай для осуществления, так, чтобы все

случилось по нашему слову. Найдутся ли люди, которые не возмутятся подобным

устройством общества и которые в течение всей жизни станут соблюдать

установленную умеренность в имуществе и рождении детей, о чем мы упоминали

раньше, или люди, которые расстанутся с золотом и всем тем, что будет

запрещено законодателем? [...] Все это точно рассказ о сновидении или лепка

государства и граждан из воска!

Но я держусь того мнения, что правильнее всего в каждом наброске будущего

не опускать ничего из самого прекрасного и истинного; это будет служить

образцом, к которому мы должны стремиться. Если там встретится что-либо

неосуществимое, то, конечно, его нужно будет избегать и не стремиться к его

выполнению. [...] Ведь даже самый захудалый ремесленник, намереваясь

создать что-либо заслуживающее внимания, должен постоянно сообразовываться

с сутью дела.

Следуя общему правилу, надо считать числовое распределение и разнообразие

числовых отношений полезным для всего, безразлично, касается ли это

отвлеченных чисел или же тех, что обозначают длину, глубину, звуки и

движение - прямое, вверх и вниз или же круговое. Законодатель должен все

это иметь в виду и предписать всем гражданам по мере их сил не уклоняться

от этого установления. Ибо для хозяйства, для государства, наконец, для

всех искусств ничто так не важно и ни какая наука не имеет такой

воспитательной силы, как занятие числами. Самое же главное то, что людей,

от природы вялых и невосприимчивых, это занятие с помощью божественного

искусства пробуждает и делает вопреки их природе восприимчивыми,

памятливыми и проницательными. Если еще с помощью других законов и занятий

mognovse.ru

Глава 4

ОглавлениеГлава 1Глава 2Глава 3Глава 4Глава 5Глава 6Глава 7Глава 8Глава

9Глава 10Глава 11Глава 12

Книга 4

Афинянин. Близость моря хотя и дарует каждый день усладу, но на деле это

горчайшее соседство. Море наполняет страну стремлением нажиться с помощью

крупной и мелкой торговли, вселяет в души лицемерные и лживые привычки, и

граждане становятся недоверчивыми и враждебными как друг по отношению к

другу, так и к остальным людям.

Во всяком случае ничто так не способствует людской добродетели, как

законодательство и основание государств.

Я хотел сказать, что никогда никто из людей не дает никаких законов, но

законы все даются нам случайностями и разными выпавшими на нашу долю

несчастьями. Либо какая-нибудь война насильно перевертывает весь

государственный строй и изменяет законы, либо бедствие тяжелой нужды. Да и

болезни - если нападет мор - вынуждают делать много нововведений, так что

иной раз надолго, на много лет, водворяется безвременье. ...Ни один

смертный не дает никаких законов, но все человеческое зависит от судьбы и

случая.

Впрочем, не будем так строги: есть и нечто третье, следующее за ними, -

искусство. В самом деле: своевременное применение искусства кормчего в

случае бури дает, по-моему, большие преимущества. [...]

То же самое действительно и для других дел, особенно же для

законодательства. Чтобы государство благополучно существовало, оно

постоянно нуждается кроме удачного сочетания местных условий еще в в

законодателе, придерживающимся истины.

Нет, рассудительность с самого начала врождена даже животным и детям и

сказывается в том, что одни из них могут, а другие не могут воздерживаться

от удовольствий.

На первое место я ставлю возникновение государства из тирании, на второе -

из царской власти, на третье - из какого-либо вида демократии, на четвертое

- из олигархии. В самом деле, из нее труднее всего возникнуть совершенному

государству, ибо при ней больше всего властителей. Мы же говорим, что

возникновение наилучшего государства произойдет лишь тогда, когда явится

истинный по природе законодатель и когда мощь его будет действовать сообща

с самыми сильными в государстве лицами. А поскольку, чем меньшее число лиц

стоит у власти, тем она крепче, как, например, при тирании, то именно в

этом случае всего быстрее и легче совершается переход.

Друзья мои, не давайте никому себя убедить, будто государство может легче и

скорее изменить свои законы другим каким-то путем, чем под руководством

властителей; нигде этого не случится ни теперь, ни впредь.

...Если у человека величайшая власть соединяется с разумением и

рассудительностью, возникают наилучший государственный строй и наилучшие

законы - иного не дано.

...Никакая человеческая природа - мы говорили об этом - не в состоянии

неограниченно править человеческими делами без того, чтобы не

преисполняться заносчивости и несправедливости; сознавая все это, Кронос

поставил тогда царями и правителями наших государств не людей, но даймонов

- существ более божественной и лучшей природы. Мы в наше время поступаем

так со стадами овец и других домашних животных, ведь мы не ставим быков

начальниками над быками и коз - над козами, но сами, принадлежа к лучшему,

чем они, роду, над ними властвуем. [...] Это сказание, согласное с истиной,

утверждает и ныне, что государства, где правит не бог, а смертный, не могут

избегнуть зол и трудов. А подразумевается здесь, что мы должны всеми

средствами подражать той жизни, которая, как говорят, была при Кроносе...

именуя законом эти определения разума.

...Это не государства, а попросту сожительства граждан, где одна их часть

владычествует, а другая рабски повинуется. Каждое такое сожительство

получает наименование по господствующей в нем власти.

Так как в государствах этих происходила борьба за власть, то победители

присваивали исключительно себе все государственные дела - настолько, что

побежденным, как самим, так и их потомкам, не давали не малейшей доли в

управлении. Всю жизнь они были настороже друг против друга, ибо боялись,

что кто-то восстанет, захватит власть и припомнит им тогда прошлые

злодеяния. А ведь подобное положение вещей, как мы теперь утверждаем, не

есть государственное устройство: неправильны те законы, что установлены не

ради общего блага всего государства в целом. Мы признаем, что там, где

законы установлены в интересах нескольких человек, речь идет не о

государственном устройстве, а только о внутренних распрях и то, что

считается там справедливостью, носит вотще это имя. Я вижу близкую гибель

того государства, где закон не имеет силы и находится под чьей-либо

властью. Там же, где закон - владыка над правителями, а они - его рабы, я

усматриваю спасение государства и все блага, какие только могут даровать

государствам боги.

Мне кажется, что для законодателя, который придерживается тех же взглядов,

что и я, но не может их выразить в форме закона, мной уже дан образец, что

и как следует говорить и ему и тем, для кого он устанавливает законы.

...Поэт, когда садится на треножник Музы, уже не находится в здравом

рассудке, но дает изливаться своему наитию, словно источнику. А так как

искусство его - подражание, то он принужден изображать людей,

противоположно настроенных, и в силу этого вынужден нередко противоречить

самому себе, не ведая, что из сказанного истинно, а что нет. Но

законодателю нельзя высказывать два различных мнения относительно одного и

того же предмета, а следует всегда иметь одно и то же.

Таким-то образом человеческий род бессмертен, ибо, оставляя по себе детей и

внуков, род человеческий благодаря таким порождениям остается вечно

тождественным и причастным бессмертию. В высшей степени неблагочестиво

добровольно лишать себя этого, а между тем, кто не заботится о том, чтобы

иметь жену и детей, тот лишает себя этого умышленно.

Должно ценить, думаю я, не краткое и не подробное изложение, но наилучшее.

...Издавая законы, можно пользоваться двумя средствами - убеждением и

силой, насколько это возможно при невежественности и невоспитанности толпы;

обычно законодатели пользуются только вторым средством.

...У всех законов должны быть вступления и, приступая к любому

законодательству, следует каждому положению предпослать подобающее ему

вводное слово. Ибо слово такое имеет большое значение. Очень важен также

вопрос, будет ли это ясно запоминаться или нет.

studfiles.net

Платон законы (2)

Платон. Законы

Книга 1

победа над самим собой есть первая и лучшая из

побед. Быть же побежденным самим собой всего постыднее и хуже.

О том государстве, где лучшие побеждают большинство худших, правильно

было бы сказать, что оно одерживает победу над самим собой и в высшей

степени справедливо заслуживает похвалы за эту победу; в противном же случае

происходит противоположное. И победа государства над самим собой относится, конечно, не к области наилучшего, но к области необходимого.

Есть два рода благ: одни - человеческие, другие - божественные.

Человеческие зависят от божественных. Если какое-либо государство получает

большие блага, оно одновременно приобретает и меньшие, в противном же случае

лишается и тех и других. Меньшие блага - это те, во главе которых стоит

здоровье, затем идет красота, на третьем месте - сила... на четвертом -

богатство... Первое же и главенствующее из божественных благ - это

разумение; второе - сопутствующее разуму здравое состояние души; из их

смешения с мужеством возникает третье благо - справедливость; четвертое

благо - мужество. Все эти блага по своей природе стоят впереди тех, и

законодателю следует ставить их в таком же порядке.

Воспитание ведет к победе, победа же иной раз - к невоспитанности. Самым важным в обучении мы признаем надлежащее воспитание, вносящее в

душу играющего ребенка любовь к тому, в чем он, выросши, должен стать

знатоком и достичь совершенства. Воспитание же, имеющее своим предметом

и целью деньги, могущество или какое-нибудь другое искусство, лишенное

разума и справедливости, низко и неблагородно, да и вовсе недостойно носить

это имя.

Распознавание же природы и свойств душ было бы одним их самых полезных

средств для того искусства, которое о них печется. А мы, я полагаю,

признаем, что это относится к искусству государственного правления. Не так

ли?

Книга 2

Я утверждаю, что первые детские ощущения - это удовольствие и

страдание, и благодаря им сперва и появляются в душе добродетель и порок.

Ту же часть добродетели, которая касается

удовольствия и страдания, - ... можно... назвать воспитанием.

Итак, верно направленные удовольствия и страдания составляют

воспитание; однако в жизни людской они во многом ослабляются и извращаются.

...В государствах у молодых людей должно войти в привычку занятие

прекрасными телодвижениями и прекрасными песнями.

...Воспитание есть привлечение и приведение детей к такому образу

мыслей, который признан законом правильным и в действительной правильности

которого убедились у тому же на опыте люди самые почтенные и престарелые. И

вот, чтобы душа ребенка не приучалась радоваться и скорбеть вопреки закону и

людям, ему послушным, и чтобы ребенок следовал в своих радостях и скорбях

тому же самому, что и старик, и появились песни.

Каждый человек, взрослый или ребенок, свободный или раб, мужчина или

женщина, - словом, все целиком государство должно беспрестанно петь для

самого себя очаровывающие песни, в которых будет выражено все то, что мы

разобрали.

Достигшие сорока лет могут пировать... Ведь Дионис даровал людям вино

как лекарство от угрюмой старости, и мы снова молодеем и забываем наше

скверное настроение, жесткий наш нрав смягчается, точно железо, положенное в

огонь, и потому делается более гибким.

Стражами, содействующими этим законам, должны быть люди спокойные и

трезвые; именно они должны быть начальниками над нетрезвыми.

Книга 3

Однако большинство требует от законодателей, чтоб они устанавливали

такие законы, которые были бы добровольно приняты большей частью народа.

...Причина гибели царей и всех их замыслов не

трусость и отсутствие военных знаний у правителей и тех, кому надлежит

подчиняться, но всевозможная порочность другого рода, в особенности же

неведение величайших человеческих дел.

невежественным гражданам нельзя поручать ничего относящегося к власти; Людей же противоположного

склада должно называть мудрыми, даже если они, как говорят, ни читать, ни

плавать не умеют; как людям разумным им надо поручать управление.

...Я думаю, должен править сильный, а слабый ему подчиняться.

Есть два как бы материнских вида государственного устройства, от

которых, можно сказать по праву, родились остальные. Было бы правильно

указать на монархию как на первый из них и на демократию как на второй.

Книга 4

ничто так не способствует людской добродетели, как законодательство и основание государств.

Я хотел сказать, что никогда никто из людей не дает никаких законов, но

законы все даются нам случайностями и разными выпавшими на нашу долю

несчастьями. ...Ни один смертный не дает никаких законов, но все человеческое зависит от судьбы и случая.

Впрочем, не будем так строги: есть и нечто третье, следующее за ними, -

искусство.

Чтобы государство благополучно существовало, оно постоянно

нуждается кроме удачного сочетания местных условий еще в в законодателе,

придерживающимся истины.

На первое место я ставлю возникновение государства из тирании, на

второе - из царской власти, на третье - из какого-либо вида демократии, на

четвертое - из олигархии.

Книга 5

Из всех достояний человека вслед за богами душа - самое

божественное, ибо она ему всего ближе. Все, что принадлежит каждому человеку

двояко: одна его часть - высшая и лучшая - господствует, другая - низшая и

худшая - рабски подчиняется. Господствующую свою часть каждый должен

предпочитать рабской.

Ведь никто, можно сказать, не принимает в расчет того, что почитается

величайшим наказанием за злодеяние; состоит же это наказание в уподоблении

людям, дурным по самой своей сути.

Говоря в целом, честь наша состоит в том, чтобы следовать лучшему и

улучшать худшее, если оно еще может стать совершеннее.

У человека нет ничего, что было бы больше души способно по своей

природе избегать зла, разыскивать и находить высшее благо. ..

Наилучшее воспитание молодых людей, да и самих себя, заключается не во

внушениях, а в явном для всех осуществлении в собственной жизни того, что

внушается другому.

Чтобы приобрести расположение друзей и приятелей в житейском общении с

ними, надо оценивать их услуги выше, чем это делают они сами; наоборот, наши

одолжения друзьям надо считать меньшими, чем это полагают наши друзья и

приятели.

В душах большинства людей есть врожденное зло, величайшее из всех зол;

каждый извиняет его в себе и вовсе не думает его избегать. Зло это

заключается вот в чем: говорят, что всякий человек по природе любит самого

себя и что таким он и должен быть. Но поистине в каждом отдельном случае

виновником всех проступков человека выступает как раз его чрезмерное

себялюбие.

Книга 6

всякому ясно, что законодательство - великое дело.

Но если хорошо устроенное государство поставит непригодную власть над хорошо

установленными законами, то законы эти не принесут никакой пользы и

положение создается весьма смешное; более того, это наносит государству

величайший ущерб и приводит его к гибели.

Потому, видишь ли, и надо, чтобы лица, законно домогающиеся

правительственных должностей, предоставили достаточное доказательство

добродетели как своего рода, так и своей собственной, начиная с детства и

вплоть до времени избрания. В свою очередь и будущие избиратели должны быть

хорошо воспитаны, в духе законов, чтобы путем порицания или одобрения либо

выбрать, либо отвергнуть избираемого - смотря по заслугам каждого.

Выборы, проводимые таким образом, занимают середину между монархическим

и демократическим устройством.

В стране надо сделать все непроходимым для врагов, для друзей же

возможно более проходимым - и для людей, и для вьючных животных, и для стад.

Книга 7

...Тщетно было бы надеяться на прочность законодательства в вопросах

общественных, если не предусмотрен надлежащий распорядок в частной жизни.

...Всякая душа, которой свойственен с младенчества страх, с течением

времени еще больше к нему приучается. И любой скажет, что здесь происходит

упражнение не столько в мужестве, сколько в трусости. И наоборот, мы сказали бы, что занятие, с малых лет развивающее мужество, заключается в умении побеждать нападающие на нас боязнь и страх.

Но надо избегать изнеженности, надо наказывать детей, однако так, чтобы

не задеть их самолюбия: не надо позволять тем, кто

наказывает, оскорблять подвергающегося наказанию, так как это вызовет у него

раздражение, но нельзя и баловать отсутствием наказаний.

Согласно моему утверждению, в правильной жизни не надо стремиться к

наслаждениям, и в свою очередь не следует совсем избегать страданий. Надо

довольствоваться чем-то средним, о чем я сейчас упомянул, обозначив это как

радостное...

Небезопасно чтить хвалебными песнями и гимнами живых людей, пока они не

пройдут свой жизненный путь и не увенчают его прекрасным концом.

Каждый должен как можно дольше и лучше провести свою жизнь в мире. Так

что же, наконец, правильно? Надо жить играя. Что ж это за игра?

Жертвоприношения, песни, пляски, чтобы суметь снискать к себе милость богов,

а врагов отразить и победить в битвах.

...Законодатель должен не только

начертать законы, но и, кроме того, включить в свой набросок мнение о том,

что прекрасно и что нет. А образцового гражданина это должно обязывать

ничуть не меньше, чем предписания, за неисполнение которых законы грозят

наказанием.

Книга 8

В самом деле, общность души и тела ничуть не лучше их

разобщения, я это серьезно готов утверждать.

Поэтому государство наше, как и любой отдельный в нем человек, должно

жить счастливо, а те, кто счастливо живет, по необходимости должны прежде

всего не обижать друг друга и не подвергаться обидам со стороны других.

Первое из двух этих условий не столь уж трудное, но очень трудно обладать

такой силой, чтобы не подвергаться обидам.

...Причиной служит также и государственный строй: демократический,

олигархический, тиранический. Впрочем, ни то, ни другое, ни третье не есть

даже государственный строй, все это скорее может быть названо длительной

междоусобицей, ибо ни одно из этих устройств не принимается добровольно, но

держится постоянным насилием и произволом, подавляющим волю подданных.

Таковы две главные причины почти всех бед... Однако

ни той, ни другой причине нет места в том государстве, о котором у нас идет

речь и для которого мы устанавливаем законы. У граждан там будет величайший

досуг; они не будут зависеть друг от друга: думаю, что при таких законах они

совсем не будут сребролюбивыми. Поэтому только такое государственное

устройство из всех существующих ныне, естественное и одновременно разумное,

сможет осуществить то воспитание, о котором мы говорили, и те военные

забавы, обсуждение которых мы правильно завершили в нашей беседе.

Нельзя требовать, чтобы верховный устроитель государства установил

законы для всех мелочей - такие законы по плечу и любому законодателю.

Книга 9

Устанавливать законы для предотвращения подобных проступков и

наказания за них, коль скоро они совершены, в предположении, что такие люди

непременно встретятся, - вот в этом-то, повторяю, и есть что-то позорное. Мы

- люди и даем теперь

законы семени людей; поэтому мы вправе бояться, что у нас встретятся

граждане с природой неподатливой, точно рог, так что их ничем не проймешь.

наказание производит одно из двух действий: оно делает

наказываемого либо лучшим, либо менее испорченным.

Вспомним, что раньше мы прекрасно сказали: относительно справедливости

у нас царит полнейшая сумятица и неразбериха

вред, причиняемый невольно, встречается не реже и вредит не меньше всякого рода добровольно причиняемого вреда. Надо обращать

внимание на две различные стороны: на справедливость и на вред. С помощью

законов надо, насколько возможно, возместить нанесенный вред, спасая то, что

гибнет, поднимая то, что по чьей-то вине упало, и леча то, что умирает или

ранено.

Книга 10

Из прочих зол величайшим является распущенность и дерзость

молодежи, в особенности велико зло, если это проявляется по отношению к

государственным святыням... Вторыми по степени важности являются

оскорбления, наносимые частным святыням и могилам.

Но законам о каре, которую должен понести человек, словом или делом

оскорбляющий богов, надо предпослать наставление. А наставление это будет

таким: никто из тех, кто:, согласно с законами, верит в существование богов,

никогда намеренно не совершит нечестивого дела и не выскажет беззаконного

слова.

Итак, все, что причастно душе, изменяется, так как заключает в самом

себе причину изменения; при этом все перемещается согласно закону и

распорядку судьбы. Если же душа, по своей ли собственной воле или под

сильным чужим влиянием, изменяется больше в сторону добродетели, то,

слившись с божественной добродетелью, она становится особенно добродетельной

и переносится на новое, лучшее и совершенно святое место. В противном же

случае - изменившись в сторону зла - она переносит свою жизнь туда, куда

подобает.

Книга 11

лишь небольшая часть исключительных по своей

природе людей, получивших превосходное воспитание, может держать себя в

надлежащих границах, когда сталкивается с какими-нибудь нуждами и

вожделениями. Люди эти могут оставаться трезвыми, когда представляется

возможность добыть много денег, могут предпочесть умеренное многому.

Богатство развратило душу людей

роскошью, бедность их вскормила страданием и довела до бесстыдства.

Книга 12

Ни в серьезных занятиях, ни в играх никто не должен приучать

себя действовать по собственному усмотрению: нет, всегда - и на войне и в

мирное время - надо жить с постоянной оглядкой на начальника и следовать его

указаниям. Даже в самых незначительных мелочах надо ими руководствоваться. Словом, пусть человеческая

душа приобретет навык совершенно не уметь делать что-либо отдельно от других

людей и даже не понимать, как это возможно. Пусть жизнь всех людей всегда

будет возможно более сплоченной и общей.

studfiles.net

Платон Законы

Вред лишь советы твои принесут, повелитель народа! [6]

707

Значит, и Гомер также признавал дурным, когда на море, невдалеке от сражающихся гоплитов, стоят триеры. С такими привычками даже львы научились бы бегать от ланей. Кроме того, в государствах, обязанных своими силами флоту, почести достаются вовсе не лучшему из воинов: ведь там, где победа зависит от кормчих, пентеконтархов [7] и гребцов,

b

то есть от людей различных и не слишком дельных, вряд ли кто-нибудь сможет надлежащим образом распределить почести. А если государство этого лишено, может ли быть правильным его строй?

Клиний. Пожалуй, это невозможно. Однако, чужеземец, мы, критяне, считаем, что морская битва эллинов варварами при Саламине спасла Элладу [8].

с

Афинянин. Да, так считает большинство эллинов и варваров. Но мы – я и вот Мегилл – думаем, мой друг, что спасению Эллады положила начало сухопутная битва при Марафоне, а завершением его была битва при Платеях [9]. Именно эти битвы сделали эллинов лучшими, а те – нет: я имею в виду обе морские битвы – при Саламине и при Артемисии [10]; таким образом, я охватываю все битвы, способствовавшие тогда нашему спасению.

d

Однако сейчас мы и природу местности, и строй законов обсуждаем с точки зрения наилучшего государственного устройства, ибо мы считаем самым ценным для людей не спасение во имя существования, как это считает большинство, но достижение совершенства и сохранение его на всем протяжении своей жизни. Впрочем, мне кажется, мы уже об этом сказали раньше.

Клиний. Конечно!

Афинянин. Итак, рассмотрим еще только вот что: является ли тот путь, на который мы вступили, наилучшим для основания государств и для законодательства? Клиний. Да, несомненно, он наилучший.

e

Афинянин. Далее, скажи, какой народ сделаете вы поселенцами? Сможет ли быть поселенцем всякий желающий с Крита, если в том или ином городе народа станет больше, чем может прокормить земля? Ведь вы не всякого из эллинов к себе принимаете, хотя я и вижу в вашей стране переселенцев из Аргоса, Эгины и других мест Эллады. Скажи же нам, откуда вы навербуете граждан?

708

Клиний. Со всего Крита, конечно, а из остальных эллинов предпочтение, как мне кажется, будет отдано поселенцам из Пелопоннеса. Ведь, как ты верно заметил, здесь, на Крите, есть выходцы из Аргоса, да и наиболее известное здешнее племя, гортинское, образовано выходцами из пелопонесской Гортины.

b

Афинянин. Основание государств происходит не так легко, если оно не совершается наподобие отроений пчел; хорошо, когда единое племя выселяется из одной какой-то страны, если она тесна, причем друзья отделяются от друзей, или когда какие-нибудь другие подобные обстоятельства вынуждают этот род выселиться. Бывает, однако, что междоусобия заставляют какую-то малую часть граждан переселиться в другое место, а иногда и все граждане какого-нибудь государства бывают вынуждены бежать, наголову разбитые на войне.

c

В одних из этих случаев легче основать поселение и дать ему законы, в других труднее. Единство племени, языка, законов, общность жертвоприношений и других подобных обычаев способствуют дружбе, однако в этом случае нелегко принимаются чужие законы и иное, чем на родине, государственное устройство. Иногда из-за плохих законов и стремления по привычке держаться тех же обычаев, которые привели племя к гибели, происходят даже восстания; это причиняет немало затруднений основателю поселения и законодателю,

d

вселяет к нему недоверие. С другой стороны, когда разноплеменные поселенцы стекаются воедино, они, быть может, более расположены повиноваться новым законам, но трудно создать среди них единодушие – так, чтобы по пословице, относящейся к лошадям, вся упряжка шла на едином дыхании, это требует долгого времени. Во всяком случае ничто так не способствует людской добродетели, как законодательство и основание государств.

Клиний. Возможно. Разъясни нам, что ты имеешь в виду, говоря это?

e

Афинянин. Друг мой, возвращаясь к рассмотрению законодателей, я должен буду, вероятно, указать и на кое-что нехорошее. Но это не беда, лишь было бы кстати. Что же именно мне не нравится? Ведь так, по-видимому, обстоит со всеми человеческими делами,

Клиний. Что ты имеешь в виду?

709

Афинянин. Я хотел сказать, что никогда никто из людей не дает никаких законов, но все законы даются нам случайностями и разными выпавшими на нашу долю несчастьями. Либо какая-нибудь война насильно перевертывает весь государственный строй и изменяет законы, либо бедствие тяжкой нужды. Да и болезни – если нападет мор – вынуждают делать много нововведений, так что иной раз надолго, на много лет, водворяется безвременье. Усмотрев все это, всякий поспешит сказать, как я, что ни один смертный не дает никаких законов, но все человеческое зависит от судьбы и случая.

b

Это утверждение кажется верным в приложении к мореплаванию, кораблевождению, медицине, военному делу, однако оно прекрасно применимо и в настоящем случае.

Клиний. Какое именно утверждение?

Афинянин. Что бог управляет всем, а вместе с богом судьба и благовремение правят всеми человеческими делами [11]. Впрочем, не будем так строги:

c

есть и нечто третье, следующее за ними, – искусство. В самом деле: своевременное применение искусства кормчего в случае бури дает, по-моему, большие преимущества. Не так ли?

Клиний. Да, так.

Афинянин. То же самое действительно и для других дел, особенно же для законодательства. Чтобы государство благополучно существовало, оно постоянно нуждается кроме удачного сочетания местных условий еще и в законодателе, придерживающемся истины.

Клиний. Сущая правда.

d

Афинянин. Итак, тот, кто обладает каким-либо из упомянутых искусств, правильно стал бы молить о таком стечении обстоятельств, при котором испытывалась бы нужда в искусстве?

Клиний. Конечно.

Афинянин. Значит, все упомянутые сейчас люди, если предложить им высказать свое желание, высказали бы именно это? Не правда ли?

Клиний. Как же иначе?

Афинянин. И законодатель, думаю я, поступил бы так же?

Клиний. По крайней мере я так считаю.

e

Афинянин. "Скажи же, законодатель, – обратимся мы к нему, – какое и находящееся в каком состоянии государство надо тебе дать, чтобы, приняв его, ты смог во всем остальном устроить его сам?"

Клиний. Какого ответа, по справедливости, можно на это ждать?

Афинянин. Не ответить ли нам от его имени?

Клиний. Да.

Афинянин. Так вот его ответ: "Дайте мне государство с тираническим строем. Пусть тиран будет молод, памятлив, способен к учению, мужествен и от природы великодушен; пусть, кроме того, душа этого тирана обладает теми свойствами, которые, как мы сказали раньше, сопровождают каждую из частей добродетели. Только тогда от остальных его свойств будет польза".

710

Клиний. Мне кажется, Мегилл, наш гость говорит о рассудительности как о спутнице добродетели. Не так ли?

Афинянин. Да, Клиний, о рассудительности, и притом в общепринятом смысле слова, а не о той, которую иные торжественно принуждают быть разумением. Нет, рассудительность с самого начала врождена даже животным и детям и сказывается в том, что одни из них могут, а другие не могут воздерживаться от удовольствий.

b

Если эту рассудительность брать отдельно от многого того, что называется благом, то о ней не стóит и говорить. Ведь вы понимаете, что я имею в виду?

Клиний. Да, конечно.

Афинянин. Так пусть у нас тиран обладает и этим природным свойством в придачу к прочим, если только государство должно возможно скорее и лучше получить такое устройство, при котором оно станет самым счастливым. Ведь нет и не будет более удачного положения вещей для скорейшего и наилучшего устроения государства.

c

Клиний. Но как, чужеземец, и на каком основании тот, кто высказывает подобные взгляды, мог бы убедиться в своей правоте?

Афинянин. Легко заметить, Клиний, что, согласно природе, дело обстоит именно так.

Клиний. Что ты разумеешь? Если бы был, говоришь ты, тиран – молодой, рассудительный, способный к учению, памятливый, мужественный, великодушный...

Афинянин. Прибавь: удачливый [12], но лишь в том, что во время его владычества появится славный законодатель и некая судьба их сведет воедино.

d

Если это произойдет, то богом будет совершено почти все, что он делает, когда хочет, чтобы какое-нибудь государство особенно преуспело. На втором месте мы поставим появление двух таких правителей, на третьем – трех; словом, трудностей будет тем больше, чем бóльшим будет число правителей, и наоборот.

Клиний. Оказывается, ты утверждаешь, что наилучшее государство может возникнуть из тирании – благодаря выдающемуся законодателю и рассудительному тирану и что подобный переход там всего быстрее и легче;

e

возникновение же наилучшего государства из олигархии стоит у тебя на втором месте, из демократии – на третьем. Так ведь?

Афинянин. Вовсе нет. На первое место я ставлю возникновение государства из тирании, на второе – из царской власти, на третье – из какого-либо вида демократии, на четвертое – из олигархии. В самом деле, из нее труднее всего возникнуть совершенному государству, ибо при ней больше всего властителей. Мы же говорим, что возникновение наилучшего государства произойдет лишь тогда, когда явится, истинный по природе законодатель и когда мощь его будет действовать сообща с самыми сильными в государстве лицами.

711

А поскольку, чем меньшее число лиц стоит у власти, тем она крепче, как, например, при тирании, то именно в этом случае всего быстрее и легче совершается переход [13].

Клиний. Но каким образом? Мы все-таки не понимаем.

Афинянин. Между тем об этом было сказано у нас не один раз. Но может быть, вы и не видели государства с тираническим строем?

Клиний. Я не слишком большой охотник до подобного зрелища!

b

Афинянин. Но ты увидел бы тогда то, о чем у нас сейчас идет речь.

Клиний. А что именно?

Афинянин. Если тиран захочет изменить нравы государства, ему не потребуется особых усилий и слишком долгого времени. Хочет ли он приучить своих граждан к добродетельным обычаям или, наоборот, к порочным, ему стоит только самому вступить на избранный им путь. Собственное его поведение будет служить

с

предписанием, так как одни поступки будут вызывать с его стороны похвалу и почет, другие – порицание; ослушника же он будет покрывать бесчестьем за всякий его поступок.

Клиний. Но можем ли мы предположить, что остальные граждане поспешат пойти за тем, у кого есть власть не только убеждать, но и принуждать?

Афинянин. Друзья мои, не давайте никому себя убедить, будто государство может легче и скорее изменить свои законы другим каким-то путем, чем под руководством властителей; нигде этого не случится ни теперь, ни впредь. Однако не в этом немыслимость и сложность осуществления.

d

Трудность здесь иного рода, и она редко, на протяжении веков, бывает устранена; зато уж если удастся ее устранить, государство, где это случилось, пользуется бесчисленными и даже всеми благами.

Клиний. О чем ты говоришь?

Афинянин. Это бывает, когда божественная любовь к рассудительным и справедливым нравам зарождается в лицах, облеченных высшей властью, – потому ли, что они монархи, или потому, что выделяются своим богатством и знатностью, –

e

когда кто-нибудь из них возрождает в себе природные свойства Нестора [14], превосходившего всех людей не только силой слова, но еще больше своей рассудительностью. Так было, по преданию, во времена Трои; в наше же время этого вовсе не бывает. Но если подобный человек родился, родится или теперь среди нас существует, то жизнь его блаженна и блаженны люди, внимающие словам, исходящим из рассудительных уст. То же самое можно сказать и о всякой власти вообще:

712

если у человека величайшая власть соединяется с разумением и рассудительностью, возникают наилучший государственный строй и наилучшие законы – иного не дано. Пусть это будет у нас неким священным словом, точно бы возвещенным оракулом; пусть считается доказанным, что хоть и трудно, с одной стороны, стать государству благоустроенным, с другой стороны, если бы случилось то, о чем мы сказали, нет ничего быстрее и легче.

Клиний. Как так?

b

Афинянин. Давайте мы, старики, попробуем, точно дети, создать на словах законы, подходящие твоему государству.

Клиний. Давайте, немедля.

Афинянин. Призовем бога в помощь устроению нашего государства! Пусть услышит он нас и снизойдет к нам милостиво и благосклонно, чтобы совместно с нами упорядочить наше государство и его законы!

Клиний. Пусть снизойдет!

Афинянин. Итак, какого рода государственный строй установим мы мысленно в нашем государстве?

c

Клиний. Разъясни, будь добр, нам свой замысел. Говоришь ли ты о демократии, олигархии, аристократии или о царской власти? Ведь не о тирании же в самом деле станешь ты говорить!

Афинянин. Ну так пусть тот из вас, кто хочет первым ответить на мой вопрос, укажет, какое государственное устройство у него на родине.

Мегилл. Не мне ли как старшему справедливее отвечать первым?

d

Клиний. Пожалуй.

Мегилл. Чужеземец, размышляя о государственном устройстве Лакедемона, я не могу так вот сразу указать, к какому роду его следует причислить. Оно похоже даже на тиранию, так как власть эфоров в нем удивительно напоминает тираническую. А иной раз мне кажется, что моя родина похожа на самое демократическое из всех государств. В свою очередь было бы во всех отношениях странным не признать в ней аристократию.

е

Впрочем, есть у нас и пожизненная царская власть, признаваемая как нами самими, так и всеми другими людьми самой старинной. Так что на этот твой внезапный вопрос я, повторяю, не могу дать точного определения государственного строя моей родины [15].

Клиний. Оказывается, Мегилл, в таком же положении и я, ведь я в большом затруднении, к какому виду можно с уверенностью причислить государственный строй Кноса.

Афинянин. Это потому, дорогие мои друзья, что у вас действительно есть государственное устройство; те же виды, которые мы только что назвали, – это не государства,

713

а попросту сожительства граждан, где одна их часть владычествует, а другая рабски повинуется. Каждое такое сожительство получает наименование по господствующей в нем власти. Если бы и наше государство надо было наименовать таким образом, то дóлжно было бы назвать его по имени бога – истинного владыки разумных людей.

Клиний. Какой же это бог [16]?

Афинянин. Не надо ли снова отчасти воспользоваться мифом, чтобы дать складный и ясный ответ на этот вопрос [17]?

Клиний. Да, надо это сделать.

b

Афинянин. И даже очень. Говорят, что гораздо раньше тех государственных образований, которые мы разобрали выше, существовало, при Кроносе, в высшей степени счастливое правление и общество, которому подражает лучшее нынешнее государственное устройство.

Клиний. По-видимому, очень стоит об этом послушать.

Афинянин. По крайней мере мне так кажется, поэтому-то я и обратил на это особое внимание.

Клиний. Ты поступил очень правильно и сделаешь еще лучше, если расскажешь миф до конца – раз уж он нам подходит.

c

Афинянин. Я должен исполнить ваше желание. До нас дошло предание о блаженной жизни тогдашних людей, о том, как им все в изобилии и само собой доставалось. Причина этому была, говорят, вот какая: Кронос знал, что никакая человеческая природа – мы говорили об этом – не в состоянии неограниченно править человеческими делами без того, чтобы не преисполниться заносчивости и несправедливости; сознавая все это, Кронос поставил тогда царями и правителями наших государств не людей, но даймонов – существ более божественной и лучшей природы.

d

Мы в наше время поступаем так со стадами овец и других домашних животных, ведь мы не ставим быков начальниками над быками и коз – над козами, но сами, принадлежа к лучшему, чем они, роду, над ними властвуем. Точно так же и бог, будучи человеколюбив, поставил тогда над нами лучший род, род даймонов. Сами они с необычайной легкостью, не затрудняя людей, заботились о них и доставляли им

e

мир, совестливость, благоустроенность и изобилие справедливости, что делало человеческие племена свободными от раздоров и счастливыми [18]. Это сказание, согласное с истиной, утверждает и ныне, что государства, где правит не бог, а смертный, не могут избегнуть зол и трудов. А подразумевается здесь, что мы должны всеми средствами подражать той жизни, которая, как говорят, была при Кроносе; мы должны, насколько позволяет присущая нам доля бессмертия, убежденно следовать этой жизни как в общественных, так и в частных делах – в устроении наших государств и домов, – именуя законом эти определения разума [19].

714

Если же какой-то отдельный человек, олигархическая власть или демократия, обладая душой, стремящейся к удовлетворению вожделений, требуют этого удовлетворения, в то же время ничего не могут сберечь и одержимы нескончаемым, ненасытным недугом, и при этом все они, поправ законы, станут управлять государством или каким-либо частным лицом, – тогда, как мы только что сказали, нет средств к спасению.

b

Вот нам и надо, Клиний, рассмотреть это сказание: прислушаемся ли мы к нему или поступим как-то иначе?

Клиний. Необходимо к нему прислушаться.

Афинянин. Ты, конечно, заметил, что иные люди утверждают, будто существует столько же видов законов, сколько есть видов государственного устройства [20]. Сколько видов государственного устройства насчитывает большинство людей, это мы недавно разобрали. Не думай, будто это наше разногласие с мнением большинства незначительно; наоборот, оно очень важно, ибо мы снова разошлись во мнениях относительно того, что надо подразумевать под справедливостью и несправедливостью. Законы, по мнению иных людей, не должны

с

иметь в виду ни войну, ни всю добродетель в целом; люди полагают, что законы должны иметь целью пользу уже установившегося правления, так, чтобы оно оставалось навеки и не было никогда нарушено. Такое определение справедливости они считают наиболее согласным с природой.

Клиний. Какое определение?

Афинянин. Гласящее, что справедливость есть польза сильнейшего [21].

Клиний. Скажи яснее.

Афинянин. Вот в чем дело: они утверждают, что те, кто одержал верх в государстве, и устанавливают там всегда законы. Не так ли?

Клиний. Ты прав.

d

Афинянин. "Не думаете ли вы, – говорят они, – что одержавший победу тиран, народ или другое какое-нибудь правление добровольно установят законы, имеющие в виду что-то иное, кроме их собственной пользы, то есть закрепления за собой власти?"

Клиний. Как может быть иначе?

Афинянин. Значит, тот, кто устанавливает законы, назовет эти законы справедливыми, а нарушившего их станет наказывать как преступника.

Клиний. Это очевидно.

Афинянин. Стало быть, так и всегда обстоит дело со справедливостью.

Клиний. По крайней мере так вытекает из сказанного.

e

Афинянин. А это и есть одна из тех основ власти.

Клиний. Каких?

Афинянин. Тех, о которых мы упомянули, когда разбирали, кому надлежит кем править. Выяснилось, что родители должны править детьми, старшие – младшими, благородные – неблагородными. Помнится, было там немало и других утверждений, причем многие из них противоречили другим. В том числе говорилось там и об этом, и мы сказали, что Пиндар,

715

ссылаясь на природу, оправдывает величайшее насилие [22], так по крайней мере он говорит.

Клиний. Да, именно это было тогда указано.

Афинянин. Смотри же, кому нам следует вручить наше государство. Ведь в некоторых государствах многократно случалось вот что...

Клиний. О чем ты говоришь?

Афинянин. Так как в государствах этих происходила борьба за власть, то победители присваивали исключительно себе все государственные дела – настолько, что побежденным, как самим, так и их потомкам, не давали ни малейшей доли в управлении. Всю жизнь они были настороже друг против друга,

b

ибо боялись, что кто-то восстанет, захватит власть и припомнит им тогда прошлые их злодеяния. А ведь подобное положение вещей, как мы теперь утверждаем, не есть государственное устройство: неправильны те законы, что установлены не ради общего блага всего государства в целом. Мы признаем, что там, где законы установлены в интересах нескольких человек, речь идет не о государственном устройстве, а только о внутренних распрях и то, что считается там справедливостью, носит вотще это имя. Мы говорим так потому, что ведь в твоем государстве мы будем предоставлять государственные должности не тем, кто богат, силен, велик ростом,

c

знатен или обладает другим каким-либо из подобных качеств, но тем, кто будет всего более послушен установленным законам и этим одержит победу в государстве. Такому человеку, утверждаем мы, надо первому предоставить верховное служение богам [23]; второе по важности служение – тому, кто был вторым, и так далее, распределяя места по тому же признаку. Не ради нового словца назвал я сейчас правителей служителями законов,

d

я действительно убежден, что спасение государства зависит от этого больше, чем от чего-то иного. В противном случае государство гибнет. Я вижу близкую гибель того государства, где закон не имеет силы и находится под чьей-либо властью. Там же, где закон – владыка над правителями, а они – его рабы, я усматриваю спасение государства и все блага, какие только могут даровать государствам боги.

Клиний. Клянусь Зевсом, чужеземец, ты дальновиден, как это и бывает в твоем возрасте!

e

Афинянин. Когда человек молод, он очень плохо различает подобные вещи, в старости же, наоборот, очень отчетливо [24].

Клиний. Сущая правда.

Афинянин. Что же дальше? Не предположить ли нам, что наши переселенцы уже пришли и стоят перед нами и дальнейшая наша речь должна быть обращена уже к ним?

Клиний. Конечно.

Афинянин. "Поселенцы, – скажем мы им, – бог, согласно древнему сказанию, держит начало, конец и середину всего сущего [25].

716

Прямым путем приводит он все в исполнение, вечно вращаясь при этом [26], согласно природе. За ним всегда следует правосудие, мстящее тем, кто отступает от божественного закона [27]. Кто хочет быть счастлив, должен держаться этого закона и следовать ему смиренно и в строгом порядке. Если же кто, по надменности, кичится богатством, почестями, телесным благообразием или, по молодости и неразумию, распаляет свою душу заносчивостью и начинает считать, что ему не нужен ни правитель, ни руководитель, но он сам годится в руководители другим,

b

то такой будет покинут богом. Покинутый таким образом, он вместе с другими себе подобными мечется, все вокруг сокрушая. Многим он кажется человеком значительным, но в скором времени ему приходится дать должное удовлетворение правосудию; он до основания губит себя самого, свой дом и государство. Вот как обстоит дело. Как же должен здесь поступать и мыслить разумный человек и от чего он должен воздерживаться?"

Клиний. Во всяком случае вот что ясно: всякий человек должен мыслить себя одним из спутников бога.

с

Афинянин. "Какой же образ действий любезен и соответствует богу? Только один, согласно одному старинному изречению: подобное любезно подобному, если оно сохраняет меру; несоразмерные же вещи не любезны как друг другу, так и вещам соразмерным [28]. Пусть у нас мерой всех вещей будет главным образом бог, гораздо более, чем какой-либо человек, вопреки утверждению некоторых. Поэтому, кто хочет стать любезным богу, непременно должен, насколько возможно, ему уподобиться.

d

В силу этого, кто из нас рассудителен, тот и любезен богу, ибо подобен ему, а кто нерассудителен, тот ему не подобен и, наоборот, отличен от него и несправедлив. То же самое положение сохраняется и в остальном. Выведем же отсюда правило, на мой взгляд прекраснейшее и вернейшее из всех: для хорошего человека в высшей степени прекрасно, хорошо и полезно во имя счастливой жизни совершать жертвоприношения богам, общаться с ними путем молитв, приношений и всякого иного служения, ему это особенно подобает.

e

Для человека дурного все по самой природе обстоит наоборот, ибо душа такого человека нечиста, хороший же человек чист, а принимать дары от человека запятнанного не дóлжно ни доброму человеку, ни богу.

717

Поэтому служение богам со стороны людей нечестивых тщетно, со стороны же благочестивых – очень уместно. Вот та цель, в которую мы должны метить. Но что будет нашими стрелами и в каком направлении их надо метать, чтобы вернее всего попасть в эту цель? Благочестивой цели, скажем мы, вернее всего достигнет тот, кто прежде всего вслед за почитанием олимпийских богов и богов – охранителей государства будет уделять подземным богам все четное, вторичное и левое,

b

высшие же почести, противоположные перечисленным, следует уделять тем богам, которые были названы первыми. Вслед за всеми этими богами разумный человек станет почитать священными обрядами даймонов, а после них и героев. Затем следует священное почитание, согласно с законом, частных святилищ родовых богов [29] и почитание тех родителей, что еще живы, ведь священная наша обязанность – выплатить им самые большие и настоятельные долги – древнейшие из всех наших повинностей; мы должны сознавать, что все, чем мы обладаем и что имеем,

c

принадлежит тем, кто нас родил и вскормил; потому-то и дóлжно по мере сил предоставлять все это к их услугам: во-первых – наше имущество, затем – наше тело, наконец – нашу душу. Только этим можем мы отплатить нашим родителям, когда они состарятся и нужды их увеличатся, за их заботливость, за муки родов и давние страдания, которые они претерпели ради нас в нашем детстве. Всю свою жизнь надо с особым благоговением относиться к своим родителям, выражая его в речах, потому что тяжкой бывает кара за легкомысленные, брошенные мимоходом слова:

d

над всем этим поставлена надзирать Немесида [30], вестница Правосудия. Когда родители гневаются, следует уступать их гневу, все равно сквозит он в словах или в поступках, ведь надо признать, что, если отец считает себя обиженным сыном, великий гнев его будет естественным. Когда родители скончаются, то самые скромные похороны – самые лучшие; не следует в пышности превосходить принятое обычаем,

e

но не надо и отклоняться от того, что было установлено в отношении своих родителей нашими предками. Опять-таки дóлжно проявлять ежегодное попечение о покойных, служащее их прославлению. Но высшее почитание заключается

studfiles.net

Глава 4

Книга 4

Афинянин. Близость моря хотя и дарует каждый день усладу, но на деле это горчайшее соседство. Море наполняет страну стремлением нажиться с помощью крупной и мелкой торговли, вселяет в души лицемерные и лживые привычки, и граждане становятся недоверчивыми и враждебными как друг по отношению к другу, так и к остальным людям.

Во всяком случае ничто так не способствует людской добродетели, как законодательство и основание государств.

Я хотел сказать, что никогда никто из людей не дает никаких законов, но законы все даются нам случайностями и разными выпавшими на нашу долю несчастьями. Либо какая-нибудь война насильно перевертывает весь государственный строй и изменяет законы, либо бедствие тяжелой нужды. Да и болезни - если нападет мор - вынуждают делать много нововведений, так что иной раз надолго, на много лет, водворяется безвременье. ...Ни один смертный не дает никаких законов, но все человеческое зависит от судьбы и случая.

Впрочем, не будем так строги: есть и нечто третье, следующее за ними, - искусство. В самом деле: своевременное применение искусства кормчего в случае бури дает, по-моему, большие преимущества. [...]

То же самое действительно и для других дел, особенно же для законодательства. Чтобы государство благополучно существовало, оно постоянно нуждается кроме удачного сочетания местных условий еще в в законодателе, придерживающимся истины.

Нет, рассудительность с самого начала врождена даже животным и детям и сказывается в том, что одни из них могут, а другие не могут воздерживаться от удовольствий.

На первое место я ставлю возникновение государства из тирании, на второе - из царской власти, на третье - из какого-либо вида демократии, на четвертое - из олигархии. В самом деле, из нее труднее всего возникнуть совершенному государству, ибо при ней больше всего властителей. Мы же говорим, что возникновение наилучшего государства произойдет лишь тогда, когда явится истинный по природе законодатель и когда мощь его будет действовать сообща с самыми сильными в государстве лицами. А поскольку, чем меньшее число лиц стоит у власти, тем она крепче, как, например, при тирании, то именно в этом случае всего быстрее и легче совершается переход.

Друзья мои, не давайте никому себя убедить, будто государство может легче и скорее изменить свои законы другим каким-то путем, чем под руководством властителей; нигде этого не случится ни теперь, ни впредь.

...Если у человека величайшая власть соединяется с разумением и рассудительностью, возникают наилучший государственный строй и наилучшие законы - иного не дано.

...Никакая человеческая природа - мы говорили об этом - не в состоянии неограниченно править человеческими делами без того, чтобы не преисполняться заносчивости и несправедливости; сознавая все это, Кронос поставил тогда царями и правителями наших государств не людей, но даймонов - существ более божественной и лучшей природы. Мы в наше время поступаем так со стадами овец и других домашних животных, ведь мы не ставим быков начальниками над быками и коз - над козами, но сами, принадлежа к лучшему, чем они, роду, над ними властвуем. [...] Это сказание, согласное с истиной, утверждает и ныне, что государства, где правит не бог, а смертный, не могут избегнуть зол и трудов. А подразумевается здесь, что мы должны всеми средствами подражать той жизни, которая, как говорят, была при Кроносе... именуя законом эти определения разума.

...Это не государства, а попросту сожительства граждан, где одна их часть владычествует, а другая рабски повинуется. Каждое такое сожительство получает наименование по господствующей в нем власти.

Так как в государствах этих происходила борьба за власть, то победители присваивали исключительно себе все государственные дела - настолько, что побежденным, как самим, так и их потомкам, не давали не малейшей доли в управлении. Всю жизнь они были настороже друг против друга, ибо боялись, что кто-то восстанет, захватит власть и припомнит им тогда прошлые злодеяния. А ведь подобное положение вещей, как мы теперь утверждаем, не есть государственное устройство: неправильны те законы, что установлены не ради общего блага всего государства в целом. Мы признаем, что там, где законы установлены в интересах нескольких человек, речь идет не о государственном устройстве, а только о внутренних распрях и то, что считается там справедливостью, носит вотще это имя. Я вижу близкую гибель того государства, где закон не имеет силы и находится под чьей-либо властью. Там же, где закон - владыка над правителями, а они - его рабы, я усматриваю спасение государства и все блага, какие только могут даровать государствам боги.

Мне кажется, что для законодателя, который придерживается тех же взглядов, что и я, но не может их выразить в форме закона, мной уже дан образец, что и как следует говорить и ему и тем, для кого он устанавливает законы.

...Поэт, когда садится на треножник Музы, уже не находится в здравом рассудке, но дает изливаться своему наитию, словно источнику. А так как искусство его - подражание, то он принужден изображать людей, противоположно настроенных, и в силу этого вынужден нередко противоречить самому себе, не ведая, что из сказанного истинно, а что нет. Но законодателю нельзя высказывать два различных мнения относительно одного и того же предмета, а следует всегда иметь одно и то же.

Таким-то образом человеческий род бессмертен, ибо, оставляя по себе детей и внуков, род человеческий благодаря таким порождениям остается вечно тождественным и причастным бессмертию. В высшей степени неблагочестиво добровольно лишать себя этого, а между тем, кто не заботится о том, чтобы иметь жену и детей, тот лишает себя этого умышленно.

Должно ценить, думаю я, не краткое и не подробное изложение, но наилучшее.

...Издавая законы, можно пользоваться двумя средствами - убеждением и силой, насколько это возможно при невежественности и невоспитанности толпы; обычно законодатели пользуются только вторым средством.

...У всех законов должны быть вступления и, приступая к любому законодательству, следует каждому положению предпослать подобающее ему вводное слово. Ибо слово такое имеет большое значение. Очень важен также вопрос, будет ли это ясно запоминаться или нет.

Hosted by uCoz

philosophy1.narod.ru


Смотрите также