Кальвинизм, среди многообразных течений, созданных реформацией XVI века, занимает совершенно особое и выдающееся место. Его распространение совпало с ростом начавшейся католической реакции, затормозившей успех реформы Лютера, и ему приходилось вести на своей почве особенно интенсивную борьбу, более осложненную, чем та, которая выпала на долю ранних реформаторов. Кальвинистская реформа была столь же национальная вначале, как и реформа Лютера: чисто французская. Но, благодаря полной утрате надежды на поддержку реформы со стороны королевской власти и вынужденному перенесению центра деятельности из Франции в Женеву, она превращалась во все более космополитическую. Женева сделалась центром пропаганды, местом, куда являлись все, примкнувшие к кальвинизму, где они получали должное воспитание и откуда переносили идеи кальвинизма, его организацию уже не в одну Францию, а и в Нидерланды, Шотландию, Англию, даже, хотя и в наиболее слабой степени, в Германию, а также в Венгрию и в Польшу. Здесь, почти повсюду, кальвинизму приходилось встретиться с той уже чисто политической борьбой, которая возникала тогда, с борьбой феодальных элементов общества, стремившихся отстоять свои позиции и вернуться к старым средневековым политическим порядкам, с народившимся абсолютизмом: испанским в лице Филиппа II, английским и шотландским в лице Якова I и Карла I, с французским в лице дома Валуа и Екатерины Медичи. Лютеранство одержало победу в Германии, идя по пути соглашения со светской властью, различными германскими князьями. Для кальвинизма путь этого рода был совершенно закрыт, и ему пришлось почти сразу же, с середины 1530-х годов, вступить в борьбу со светской властью и, поневоле, искать опоры и почвы для своего торжества в рядах оппозиционных сил феодального характера, в союзе с ними, союзе, грозившем создать трения и внутреннюю борьбу между представителями учения и представителями местных интересов.
Портрет Жана Кальвина
В пылу начатой первыми реформаторами борьбы с католицизмом, в виду еще не замерших надежд на примирительный способ урегулирования отношений нового учения с католицизмом, если и были выдвигаемы на первый план решения многих вопросов догмы и учения, то ни вся система догм, ни все учение целиком, как прямой противовес католицизму, выработаны не были: этим занялись деятели первых шагов реформы гораздо позже. И то, чего не сделали они, теперь в виду начавшейся католической реакции, в виду страстного искания всеспасительной догмы, предпринял Кальвин, впервые и в самом широком виде осуществил кальвинизм, попытавшиеся удовлетворить вполне назревшему требование и исканию умов тогдашнего общества. Полный разрыв с католицизмом стал очевидным уже с конца 1530-х годов и особенно с 1540-х, и противопоставление выработанного систематического учения, как единственного средства спасения в будущей жизни, системе католицизма, теперь открыто признанного «идолопоклонством» и подлежащим полному упразднению, явилось настоятельно необходимым. Столь же необходимым являлось и создание противоположной католицизму организации церкви, необходимым еще, вдобавок, в виду неизбежной борьбы со светской властью, которая обманула ожидания кальвинизма и не поддержала его.
Естественно, что все указанные условия не могли не отразиться на кальвинизме.
Учение, догматика – главное, к выработке чего стремился кальвинизм – не было ни чем-нибудь новым, ни оригинальным. Вся догматика его коренилась в прошлом, была заимствована и у старого католицизма (учение Августина), несмотря на решительное его отрицание, и у первых деятелей реформы: Лютера, Цвингли и др. То, что внес сюда кальвинизм, заключалось в систематизации всех этих учений и, главное, в беспощадном логическом доведении прежних учений до крайних их последствий и в соответственных попытках создать применительную к догматике и условиям момента организацию единоспасающей церкви. Согласно учению кальвинизма, единственный авторитет – Священное писание, особенно Ветхий Завет, игравший среди кальвинистов важнейшую роль, служивший главным источником их учения, в особенности в сфере политики. Отсюда отрицательное отношение к церковным преданиям, к учениям отцов церкви, и еще больше, сообразно с господствующими привычками мысли, к разуму и принципу сомнения. Сомнение – дело сатаны. «Лучше невежество верующего, чем дерзость мудрствующего», провозглашено было Кальвином и сделалось одним из важнейших пунктов его учения. Признанием Священного писания единственным источником и авторитетом кальвинизм ставил себя в полную противоположность к католицизму и сектам и провозглашал себя единым средством спасения душ. Спастись можно лишь в лоне кальвинистской церкви, ибо она одна дает истинные основы вероучения.
Собственными силами человек спастись не может – вот, где корень всего кальвинистского учения. Не внешние дела, а лишь вера спасает, учили ранние реформаторы. Кальвинизм идет далее. Все зависит от Бога. Свободной воли нет, и если бы она была, то решение больше зависело бы от человеческой воли, а это, по учению кальвинизма, являлось бы отрицанием и противоречием всемогуществу Бога. Бог, гласит учение кальвинизма, – и здесь заимствование у Августина сказывается особенно ясно, – предопределил в своем всемогуществе судьбы мира и людей. Это не акт предвидения, это реальность. Раз существует первородный грех, люди предопределены Богом: одни к вечному блаженству, другие, для прославления справедливости Божией, – к вечной гибели. Это – избранники (electi), с одной стороны, и отверженные и осужденные (damnati) – с другой; и эти последние уже «осуждены», и «осуждены» раньше, чем они совершили те или иные греховные или добрые дела. Спасения для них нет, считают кальвинисты, и раз данный человек записан в книгу живота, надежды быть вычеркнутым из неё у него нет и быть не может, что бы он ни делал. Он – сосуд дьявола и восполняет своими делами предначертания божества и подлежит вечному мучению. Но эти предначертания – дело одного Бога: человеку не дано знать, к чему предопределил его неисповедимый Промысел. Поэтому-то у него не должно быть места для сомнений. Из этого мрачного и ригористического учения, из этой догматики логически вытекала и обязанность истинно верующего твердо веровать в правоту учения кальвинизма, не щадя жизни защищать и распространять его, бороться со всем тем, что противоречит учению или стремится подавить его. Отсюда и обязанность подчиняться всем правилам истинной морали, вытекающей из оснований кальвинистского учения, согласование всех поступков с этими правилами; отсюда и учение о роли церкви, этого единственного орудия спасения.
Церковь, по учению кальвинистов, не есть нечто невидимое, простое собрание «избранных», познающих Бога. Она – и видимое тело, являющееся собранием всех верующих, объединенных посредством суммы учреждений, установленных самим Богом вследствие «грубости и лености нашего духа, нуждающегося во внешней опоре». Только она служит средством сохранения чистоты учения и открывает путь спасения, вечную жизнь верующим. Лишь тот войдет в вечную жизнь, кто зачат во чреве церкви и вскормлен и воспитан ею. Поэтому тот, кто отступает от церкви, от её учения, уже тем самым осуждает себя на вечную погибель, ибо, толковали кальвинисты в полном согласии и единомыслии с ненавистным им католицизмом, «вне церкви нет оставления и прощения грехов, нет спасения». Неуклонное, безусловное исповедание догматов, установленных церковью, – первейшая обязанность. Нет поэтому большего преступления, чем ересь, и ее обязательно искоренять, а тех: кто создает ее, – казнить, ибо «еретики убивают души, – и их наказывают за это телесно». И в кальвинистской Женеве казнили или пытались казнить инакомыслящих.
Но создание прочной организации церкви было еще недостаточно, по учению кальвинистов, для полного объединения её. Необходимо, чтобы существовало и неуклонное исполнение нравственных обязанностей, т. е. правил дисциплины, этой «сущности церкви, её нерва», без чего никакая церковь существовать не может. Церковь, полагают учителя кальвинизма, не только имеет право, она обязана употреблять все меры строгости по отношению к своим сочленам, постоянно надзирать за ними и в их частной домашней, как и в общественной жизни и деятельности, и в случае сопротивления и ослушания отрезать их от общения с остальными членами, подвергать изгнанию, ибо иначе церковь сделается убежищем злых и дурных, и «бесчестие падет на имя Господне». Этим церковь кальвинистов превращалась в церковь воинствующую, и, как единственно истинная, она должна господствовать везде и повсюду, быть единственной в мире, не допускать существования какой либо другой. Принцип нетерпимости возводится тут учением кальвинистов в догмат, доводится до крайних его последствий, обнимая и охватывая всю жизнь, все её малейшие проявления. Должно отвергаться все, что в жизни есть мелкого, не имеющего прямого отношения к делу спасения, что говорить чувству, удовлетворяет эстетическим потребностям, сообщает жизни комфорт и блеск. То было как бы изгнанием из жизни всего мирского, всего украшающего жизнь, придающего ей веселый колорит. Земля – юдоль плача и искуса, на ней не место веселью... Отсюда регламентация кальвинистами всех, самых мелочных проявлений жизни, в виде выработки железной воли, приучения верных смотреть с презрением на страдания в целях подготовки деятелей «дела» (cause) церкви. То было попыткой несколько иным путем, чем тот, которым параллельно занялись деятели католической реакции в лице Лойолы и его учеников, столь же ярых догматиков, как и кальвинисты, создать бесспорные орудия для всемирного господства «истины».
«Наставление в христианской вере» Кальвина. Женевское издание 1559 г.
В соответственном духе учение кальвинизма разрешает и вопрос, тесно связанный с организацией церкви, вопрос о том, кто должен был поддерживать её единство, в чьих руках должны были сосредоточиваться власть и право карать и миловать. Пытаясь воссоздать церковь в её первобытном виде, в полном соответствии со Священным писанием и вне традиций позднейшего времени, кальвинизм, подобно католицизму, проводил принцип строгого разделения духовной и светской власти, но так же, как и католицизм, в сущности, сводил это разделение лишь к чисто внешним формам, а на деле стремился создать нечто вроде теократии. Недаром основателя кальвинизма называли «женевским папой». На деле вся власть передавалась кальвинистами в руки духовенства, авторитет которого пытались поставить на недосягаемую высоту.
По учению кальвинистов, пасторы – орудия, связывающие церковь в одно целое. Пасторы – представители божества, а в них и через них «говорит сам Бог». Поэтому знак священства должен служить признаком гораздо большого уважения, чем знаки королевской власти. Кто не уважает пастора, кто презирает его, тот – во власти дьявола. Самый способ избрания пасторов, как он был выработан Кальвином и принят повсюду, куда проникло кальвинистское учение, ясно обнаруживает то значение и ту роль, какую пасторы должны были играть и сыграли в кальвинистской церкви. Чисто демократическое на первый взгляд начало было положено в основу избрания, якобы в духе первобытной церкви. Пастора избирает у кальвинистов народ par acclamation (единодушным одобрением), но представление данного лица к выбору – в руках других пасторов, контролирующих выборы. Всякий иной способ выбора был приравнен к своеволию. Основатель кальвинизма учил, что народ – легкомыслен и невоздержан, и «страшная анархия, неурядица возникает там, где каждому предоставлена, полная свобода». Необходима узда, и она олицетворяется в лице пасторов. Духовное сословие держало, таким образом, в своих руках назначение пасторов и всегда могло противодействовать народным стремлениям, направленным в ущерб его власти. То, как Кальвин ставил преграды к назначению Кастеллиона проповедником, несмотря на желание женевцев, дает не единственную характеристику политики пасторов в кальвинистской церкви. Народу давали лишь формальное право, но зато на него налагали целую сумму многоразличных обязанностей по отношению к пасторам. Каждому верующему учением кальвинизма вменялось в священную обязанность оказывать полнейшее почтение и повиновение пастору, беспрекословно подчиняться всем его приказам. Двери дома верующего должны быть всегда и во всякое время открыты для пастора, и вся жизнь, и все поступки – его контролю.
Правда, право налагать наказания не было предоставлено каждому пастору лично, но он был членом узкой организации, созданной так, что за церковью признавалась полнота власти. Создана была целая специфическая организация. Каждая местная кальвинистская церковь имела свою консисторию, состоявшую под председательством пастора, из пастора и старейшин (anciens), избираемых народом. В руках этой консистории и сосредоточивалась вся власть, карающая и милующая. Ответственность за принятые решения существовала, но лишь опять перед духовными же властями, ибо следующей, стоявшей выше консистории, властью духовной является либо провинциальный синод, составляемый из делегатов от консисторий, либо еще более высокая инстанция – национальный синод или (как в Шотландии) конгрегации, или общее собрание. То был верховный церковный совет кальвинистов, состоявший из делегатов от местных церквей, пасторов и старейшин, обсуждавший и решавший дела, касавшиеся всей церкви, утверждавший все решения консистории и издававший дополнительные, вызываемый обстоятельствами, новые меры дисциплины.
Реформаторы Женевы: Гийом Фарель, Жан Кальвин, Теодор Беза, Джон Нокс. "Стена реформаторов" в Женеве
При такой организации кальвинистская церковь получала громадную власть и могла вполне располагать судьбой человека. Она подвергала за нарушение её постановлений и её дисциплины всей лестнице наказаний, начиная от временного отлучения и до проклятия и извержения из своего лона с последствиями, соответствовавшими тому духу нетерпимости, который лежит в основе церкви. Она в своих консисториях и синодах определяла качество проступка. Исполнение приговора, кара принадлежала государству. Это разделение властей нисколько не умаляло влияния и значения пасторов. Те отношения, в какие учение кальвинизма стремилось поставить церковь и государство, должны были предоставить первой всю силу и все могущество, а из второй – сделать простое орудие, которым должна располагать духовная власть и которое она могла откинуть и изменить в случае нужды. И у кальвинистов, как и у иезуитов, принцип ad majorem Dei gloriam («для вящей славы Господней»), в силу идентичности основного исходного пункта и тех и других, стоял па первом плане. Учение кальвинизма не отрицало государства. Более того: оно отрицательно относилось и резко нападало на тех, кто отвергал государство, гражданскую власть. «Государство, – учит Кальвин, – столь же необходимо для человека, как пища и питье, солнце и воздух», ибо «оно установлено самим Богом», и потому «правительственные лица – представители Бога на земле». И то же и во всей кальвинистской литературе. Отсюда обязанность для членов «истинной» церкви повиноваться властям предержащим.
Но этот, по-видимому, громадный авторитет, придаваемый государственной светской власти, ограничивался одним условием: если государство, в свою очередь, повинуется предписаниям церкви. Только тогда, по учению кальвинизма, его должно считать истинным представителем божества и оказывать ему полное повиновение. Государство, таким образом, является не более, как подспорьем церкви, имеет смысл и значение, как охрана и блюститель церкви. То преобладание церкви, какое Кальвин изгонял из мира, как зло, когда дело шло о католицизме и папстве, выдвигалось всецело вновь, в иных формах, но еще с большей силой, с большей определенностью. Кальвинизм стремился к созданию теократии и ставил, как исключение из повиновения предержащим властям, обязанность повиноваться прежде всего Богу. А волю и веления Божества изъясняла одна лишь церковь, в силу того характера, какой придало ей кальвинистское учение. Отсюда, как возможный вывод, и та теория тираноубийства, на которую только намекал Кальвин, говоря об «избрании Богом одного из числа слуг своих, как исполнителя мщения над тираном», и которую последователи кальвинизма во Франции и в Шотландии превратили в настоящее политическое учение, доведенное до конца иезуитами. Здесь кальвинизм вступал уже на чисто политическую почву.
Но то политическое учение, какое создали Кальвин и его последователи, далеко не было ни столь ясным, ни столь же логическим и столь определенным, каким являлось учение о церкви. Как и все современные ему религиозные течения, кальвинизм стремился приладиться к данным условиям. Если Кальвин и признавал превосходство аристократии над монархией и демократией, то не без колебаний: вначале он стоял за монархию. Верные последователи его учения о церкви сначала стояли на стороне монархии, как в первые годы реформы во Франции, где учение о тираноубийстве применялось лишь к влиятельным лицам (Гизы), а не к представителю монархии. Затем, после Варфоломеевской ночи, кальвинисты превратились в адептов аристократии (почти одновременно во Франции и в Шотландии) и развили уже теорию тираноубийства в полном почти её виде. Еще позже изменения в положении борющихся сил принудили их то искать поддержки в народной массе, являться демократами, как почти исключительно в Шотландии, то, будучи оставленными французскими феодалами в XVII в., вновь рассчитывать на власть и милость короля и даже открыто отвергнуть прежнюю теорию о тираноубийcтве. Более того: на одном из своих национальных синодов кальвинисты должны были признать вредной и пагубной теорию тираноубийства иезуитов и их произведения, проводившие эту теорию.
Как чисто религиозное, догматическое учение, кальвинизм выдвигал на первый план интересы своего учения и той церкви, которая проводила и хранила его в чистоте; этим и определялось его политическое поведение. Оттого только в одной стране, в Шотландии, он явился, – благодаря тому полному преобладание, какое он получил в этой стране, полному и абсолютному господству, – носителем более ярких демократических тенденций, который ему пришлось проводить всякими средствами в борьбе и с местной аристократией, с которой он разошелся уже при Ноксе, и особенно при Мельвилле, и со светской властью в лице Якова I и Карла I, затем и двух английских королей реставрации. Но в других странах, где он временно укрепился было, в особенности во Франции, кальвинизм вынужден был по условиям отношений, с которыми ему пришлось иметь дело, в гораздо большей степени содействовать укреплению старых феодальных отношений, господству знати и аристократы, и оказался неспособным дать сколько-нибудь сильный толчок демократическим идеям и демократии. Правда, и во Франции пасторы пытались вести демократическую по существу борьбу со знатью и крупной буржуазией гугенотских городов из-за вопроса о господстве церкви. Но ни разу церкви не удалось здесь достигнуть того положения, какое она получила в Женеве, превратившейся в космополитический центр кальвинизма, буквально в кальвинистский папский Рим, мало чем, кроме внешности, отличающейся от католического. Не добилось учение кальвинизма во Франции и того безграничного влияния на умы, того авторитета, нарушение которого наполняло ужасом умы верующих, заставляя их покорно и беспрекословно исполнять все приказы пасторов, подчиняться сыску и шпионству, неустанному надзору консисторий и т. п., которого кальвинизм сумел добиться в Шотландии.
Наряду с политическими условиями, помешавшими, во Франции, в особенности, но и в других странах, кальвинизму достигнуть полного и неограниченного господства над умами, значительную и все более и более сильную роль сыграло и то новое, зарождавшееся уже в XVI в., но усилившееся к XVII и особенно к XVIII в., скептическое умственное движение, выставившее на своем знамени принцип сомнения, отрицаемый и кальвинизмом и другими деятелями реформы, как и католицизмом, как наваждение врага рода человеческого. Развитие и усиление этого течения не только содействовало ослаблению той страстности, какая вносилась в борьбу между кальвинизмом и враждебными и ненавистными ему учениями, ослаблению религиозной ревности и страстного искания цельного учения, но влияло наиболее сильным образом на изменение в привычках мысли, все сильнее и сильнее подтачивавших основы учения кальвинизма о церкви и его дисциплину. Во Франции оно уже к середине XVII в. свело кальвинистскую паству к исключительно демократическим элементам, мелкому промышленному классу, оторвало от него значительную часть знати и интеллигенции и дало светской власти могучее оружие для подавления и жесточайшего преследования кальвинистов, отнятия у них тех гарантий, какие давал им Нантский эдикт. Даже в Шотландии с XVIII в., куда проникло новое течение мысли, положению кальвинистской церкви, её преобладающей роли в жизни страны был нанесен сильный удар. На всех пунктах, со всех позиций кальвинизму приходилось отступать и терять все более и более то влияние, какое он имел некогда на умы. Попытка на новых основаниях пересоздать, в соответствии с тенденциями и привычками мысли, старый католический строй оказалась неудачной потому, что она всецело воспроизводила его старые, отжившие уже основы. Только отрицательно, путем требования для себя той свободы совести, в какой оно отказывало всем другим, содействовало учение кальвинизма, хотя почти постоянно борясь с этим, развитию принципа свободы совести. Политические же теории его отчасти способствовали укреплению принципов демократизма и политической свободы. К XVIII и XIX вв. кальвинизм перестал уже играть сколько-нибудь видную роль в политической и даже религиозной жизни тех стран, в которых он сохранил своих последователей, и, нужно добавить, до некоторой степени и там стал подчиняться новым течениям мысли, едва не вызвавшим во Франции, например, в 1872 г., раскола среди кальвинистской церкви между все еще верными последователями исповедания веры Кальвина и противниками его учения, проповедовавшими, в лице Кокереля и его последователей, почти полный деизм.
Кальвинизм имел огромное значение как идеология нарождающегося капитализма и фактор развития «предпринимательского духа».
«Наставление в христианской вере», Кальвина, издания 1535 г. (первое) и последующих годов (в 1541 – издание на франц. языке). Лучшим из сочинений для характеристики учения Кальвина является книга Кампшульте, «Жан Кальвин, его церковь и его государство в Женеве». Кроме того, Генри, «Жизнь Кальвина» и др.; Виппер, «Церковь и государство в Женеве». Об истории политических учений кальвинизма XVI в. – см. Лучицкий, «Феодальная аристократия и кальвинисты во Франции» (1871).
rushist.com
Вслед за лютеранством появляются и другие варианты протестантских учений. Основателем одного из них стал француз Жан Кальвин (1509-1564). Его отец занимал почетную должность церковного казначея, но, несмотря на это, его семья еле-еле сводила концы с концами. Заботясь о будущем своего отпрыска, отец Кальвина отправляет сына в Париж, в коллегию Монтегю, чтобы юноша смог получить образование богослова. В это время идеи Реформации, провозглашенные Лютером, проникают во все слои общества. Заинтересовали они и молодого Кальвина. Но открыто встать на сторону Реформации он еще не решается, так как в учении Лютера не видит законченности и упорядоченности, которая свойственна католицизму. И все же спустя несколько лет Кальвин берется довести начатое Лютером дело до конца.
Спасаясь от преследований, в 1533 году Кальвин перебирается из Франции в швейцарский город Женеву. Здесь, в Альпийских горах, еще 30 лет назад крестьянские общины и торговые города окончательно отказывались признавать власть императора Священной Римской империи: перестали платить ему налоги и кормить его воинов, идущих через альпийские перевалы. Их ополчения, вооруженные ружьями, неоднократно громили рыцарские войска многих императоров. Крестьянские и городские общины создали собственный государственный союз, который стал называться Швейцария. В каждой швейцарской общине все вопросы решались голосованием на общем собрании всех мужчин.
Здесь и сложилось новое вероучение — кальвинизм.
|
| Жан Кальвин |
 |
| Очистка швейцарской церкви от «идолов» |
Городской совет Женевы разрешил Кальвину провести Реформацию в духе своего учения. Так была создана Кальвинистская церковь. В отличие от лютеранской, здесь каждая община объявлялась самостоятельной и не имеющей верховного управления. При этом самого Кальвина за его влияние на умы протестантов называли «женевским Папой». Избранные проповедники должны были строго следить за нравственностью женевских граждан. Важнейшей их обязанностью стало посещение проповеди, причем только в той приходской церкви, к которой они были «прикреплены». Из всех обрядов сохранялись только крещение и причащение. Были запрещены праздники, кроме воскресенья. Правила устанавливались во всем и для всех: какую прическу должны носить женщины, какого цвета и фасона должен быть костюм. За малейший проступок предписывалось суровое наказание: «Три кожевника присуждаются к трехдневному заключению на хлеб и на воду “за распутство”: они съели за завтраком три дюжины пирожков!». Даже извозчик, в сердцах обругавший свою упрямую лошадь, отправлялся в тюремную камеру. Но самыми страшными смутьянами Кальвин считал ученых, которые осмеливались вступать с ним в спор по вопросам его учения. Один из них даже был признан еретиком и сожжен на костре. Материал с сайта http://doklad-referat.ru
Кальвин был не согласен с Лютером в том, что спасение души обеспечивается верой. Вера — это дар божий, но, по мнению Кальвина, не все это заслужили. Поэтому Бог сам совершает выбор: души одних людей он заранее предопределил к спасению, а души других — к вечной погибели. Исправить это нельзя. Этот догмат получил название «божественного предопределения». Человек не может изменить выбор Бога. Все, что он него требуется, — это вести благочестивую жизнь. Жизнь верующих ограничивалась жесткими рамками, которые оставляли людям только право молиться и работать.
Учение Кальвина прижилось во многих странах. Ведь оно объявляло богоугодными делами труд, расчетливость в делах, бережливость в расходах. Своим трудом человек служит Богу, каждый верующий должен постараться раскрыть в полной мере то, что даровал ему Бог. Знаком того, что человек избран Богом для спасения, считалась его успешность в жизни — в науке, торговле, государственных делах, накоплении богатств. Все это очень нравилось городским торговцам и ремесленникам — буржуа, бюргерам.
Вопросы по этому материалу:doklad-referat.ru
Волны Реформации разошлись по всей Европе. В середине 30-х годов XVI в. ее важным центром стала Швейцария. В отличие от Германии, она не знала давления императорской и княжеской власти и значительно слабее чувствовала влияние католической церкви. Это позволило швейцарским реформаторам действовать решительнее лютеран.
Развитие Реформации в Швейцарии связано с именем Жана Кальвина (1509-1564).
Жан Кальвин родился во Франции в семье юриста. В 14 лет поступил в университет, получил прекрасное гуманитарное и юридическое образование. После того как во Франции начались жестокие преследования сторонников Реформации, Кальвин был вынужден покинуть родину. По приглашению магистрата Женевы он стал проповедником в этом крупном торгово-банковском центре. Суровый аскет с железной силой воли, Кальвин был человеком редкостной трудоспособности: полное собрание его сочинений составляет 59 томов.
 |
| Жан Кальвин |
Кальвин утверждал, что человек не является свободным в выборе своего жизненного пути. Его судьба заранее предопределена Богом: одни обречены на вечное проклятие и скорбь, другим даровано спасение и вечное блаженство. Изменить этот приговор или избежать его никто не в силах. Однако, если человек правильно реализует свое жизненное призвание, он может надеяться на спасение. Каждый — от правителя государства до обычного слуги — должен проявить свои способности, заложенные в него Богом, и стремиться достичь успеха в том деле, которым занимается. Именно в этом заключается его главное служение Богу и вера в него. Лень — это большой недостаток, а заслуги, богатство, успех и даже обычная благодарность — проявление божественной благосклонности, знак будущего спасения души.
Вместе с тем Кальвин требовал от верующих умеренности в трате денег на питание, одежду, украшение жилья. Он считал, что человек работает и копит деньги не для того, чтобы бездумно развлекаться, а для обретения Царства Небесного. В Женеве резко сократилось количество праздничных дней и установился жесткий контроль за поведением жителей. Им запрещалось не только играть в азартные игры и танцевать на пирах, но и читать развлекательную литературу, смотреть спектакли, сопровождать музыкой процессии. Особенно строго следили за посещением церковных служб, поощряя доносы соседей на нарушителей этого правила.
Уклад кальвинистской церкви заметно отличался не только от католической, но и от лютеранской. В ней отсутствовала церковная иерархия. Все дела решала община, объединявшая несколько десятков верующих. Каждая община была самостоятельной и независимой от других, но между собой они поддерживали связи для обмена опытом, а в случае необходимости — и для совместных действий.
Учение Кальвина убеждало в необходимости старательно и плодотворно работать, нацеливало на воспитание в человеке дисциплины, собранности, волевых качеств. Оно нашло понимание и поддержку со стороны бережливого бюргерства и ранних предпринимателей. Наставления женевского проповедника наилучшим образом соответствовали духу и потребностям времени — времени зарождения капитализма. Материал с сайта http://worldofschool.ru
Не существовало у кальвинистов и возведенного в сан духовенства. Отправлял службу и читал проповедь пастор, которого избирали из числа людей образованных и красноречивых. Кальвинистская церковь отличалась более демократичной, чем в других церквях, организацией, и это вызывало симпатии к ней простых людей. Часть дворянства, недовольную усилением королевской власти, привлекало то, что Кальвин признавал за подданными право на свержение правителя. Деловые круги достойно оценили идеалы труда, накопления и бережливости, заложенные в учении Кальвина. Все это обеспечило кальвинизму множество приверженцев. Наряду с лютеранством он распространился на значительные территории. К кальвинизму примкнула часть населения Англии, Франции, Нидерландов, Германии, Скандинавских стран, Шотландии, Венгрии, Чехии, Польши. Со временем европейцы, которым из-за религиозных убеждений пришлось спасаться от преследований власти и эмигрировать, перенесли идеи кальвинизма в Америку.
Вопросы по этому материалу:worldofschool.ru
Реферат на тему:
| Реформация |
Движения и деноминации Протестантизм
Ключевые события
Деятели Реформации
Предтечи Реформации
|
Кальвини́зм — направление протестантизма, созданное французским теологом и проповедником Жаном Кальвином.Основными течениями в кальвинизме являются пресвитерианство, реформатство и конгрегационализм. Вместе с тем, кальвинистские взгляды имеют распространение и в иных протестантских деноминациях, включая баптистов, методистов, пятидесятников и евангельских христиан.
Кальвинизм возник в 1536 в Женеве. Кальвинизм исповедует значительная часть населения Швейцарии, Нидерландов, Шотландии. Также кальвинизм достаточно сильно распространён в ЮАР, США, Канаде, Австралии, Новой Зеландии, Венгрии и Республике Корея (Южной Корее).
В конце XVI — начале XVII вв. с реформатством[уточнить] слилось близкое к нему течение цвинглианства, основанное швейцарским реформатором Ульрихом Цвингли.
Если Мартин Лютер начал протестантскую Реформацию церкви в 16 веке по принципу «убрать из церкви всё, что явно противоречит Библии», то французский юрист Жан Кальвин пошёл дальше — он убрал из церкви всё, что в Библии не требуется. Поэтому протестантская Реформация церкви по Кальвину — кальвинистское богословие — характеризуется склонностью к рационализму и часто недоверием к мистике.
Центральная доктрина кальвинизма, из которой рационально следуют все остальные доктрины — суверенитет Бога, то есть верховная власть Бога во всём. Из этой доктрины следуют главные отличия кальвинизма от других христианских конфессий (католицизма, православия и пр.):
1.9. Непогрешимое правило толкования Писания есть само Писание, и таким образом, когда возникает вопрос об истинном и полном смысле какого-либо места в Писании (которое не бывает многозначно, но однозначно), следует исследовать и познавать другие места, говорящие об этом более ясно[2].
Среди других отличий кальвинизма от иных христианских конфессий можно отметить следующие:
«31.4. Все синоды и соборы, созываемые с апостольских времен, будь то общие или поместные, могут ошибаться и многие ошибались, поэтому их решения не являются сами по себе правилами веры или практической деятельности, но принимаются в помощь им (Ефесянам 2:20; Деяния 17:11; 1 Коринфянам 2:5; 2 Коринфянам 1:24)» (Вестминстерском исповедании веры, Глава 31. О Синодах и Соборах, пункт 4)
«И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их. И благословил их Бог, и сказал им Бог: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею» (Библия, Бытие 1:28)«утешайся женой юности твоей, груди её да упоявают тебя во всякое время, любовью её услаждайся постоянно» (Библия, Притчи 5:18-19)
«Он избрал нас в Нем прежде создания мира, чтобы мы были святы и непорочны пред Ним в любви, предопределив усыновить нас Себе чрез Иисуса Христа, по благоволению воли Своей… верующих по действию державной силы Его» (Библия, Ефесянам 1:4-5,11,19; 2:4-10)«уверовали все, которые были предуставлены к вечной жизни» (Деяния 13:48)«Не вы Меня избрали, а Я вас избрал» (Иоанна 15:16)«Славлю Тебя, Отче, Господи неба и земли, что Ты утаил сие от мудрых и разумных и открыл то младенцам; Ей, Отче! ибо таково было Твое благоволение» (Мф. 11:25-26)
wreferat.baza-referat.ru
Александр Малахов
Деятельность любого реформатора, как правило, приводит совсем не к тем результатам, на которые он рассчитывал, и история с Жаном Кальвином — тому пример. Когда 440 лет назад этот человек скончался, его можно было считать победителем: Кальвину удалось превратить свободомыслящую Женеву в прочное теократическое государство. Можно себе представить, как удивился бы проповедовавший умеренность и благопристойность Жан Кальвин, если бы узнал, что потомки будут говорить о нем как о создателе капиталистической ментальности. Стоило ли ради этого сражаться с римским папой, громить католические храмы и сжигать тех, кто думал иначе?
Студиозус по прозвищу Аккузатив Будущий реформатор родился во Франции, в семье церковного чиновника Жерара Ковена, который, став жертвой моды на ученую латынь, превратил свою фамилию из Cauvin в Calvinus. Жан Кальвин был послушным мальчиком, и все решения за него принимал отец. Пристрастия господина Ковена менялись. Сначала он решил готовить сына к церковной карьере, но потом передумал; так или иначе, Жан забросил теологию и приступил к изучению юриспруденции. Молодой человек слушал лекции в университетах Парижа, Орлеана и Бурже. Учился он блестяще, и при этом не мог отказать себе в удовольствии читать мораль окружающим. За любовь к многословным нотациям сокурсники называли его Accusativus, то есть винительный падеж. И нужно сказать, в роли ментора Жан Кальвин охотно выступал до конца своих дней.
Его студенческие годы были временем споров, спровоцированных знаменитыми тезисами Мартина Лютера, как следствие, богословие стало модным занятием. В университетах со страстью обсуждали выступления Лютера, его сторонников и противников. Полемические трактаты шли нарасхват. Даже Маргарита Наваррская (современной публике известная в основном по роману Дюма — как королева Марго) писала, поддавшись моде, духовные стихи. А тут еще один из университетских профессоров начинает убеждать Кальвина, что его призвание — богословие, а не юриспруденция. Пока молодой человек размышлял о своих дальнейших занятиях, пришло известие о смерти отца. Предоставленный сам себе, Жан все время посвятил античным авторам и богословским трактатам. Тогда же, в 1532 году, вышла первая книга молодого ученого — комментарий к трактату Сенеки «О кротости». Правда, надо сказать, что самому комментатору эта добродетель ни в коей мере свойственна не была.
Ранний протестантизм отказывался от католических обрядов и таинств, и чуть ли не единственной формой религиозной жизни стала проповедь. Попытался проповедовать и новообращенный студент, правда эти его выступления принесли не только успех, но и большие неприятности — в Париже гугенотам жилось неуютно. Кальвин был вынужден бежать, он странствовал по Европе и писал свое «Наставление в христианской вере», которое вскоре было издано. Эта книга, ставшая первым изложением принципов реформатского богословия, принесла ему славу как ученому и публицисту. Но ни о какой общественной деятельности Кальвин тогда не помышлял.
Летом 1536 года Кальвин проездом оказался в Женеве, где его взял в оборот реформатский проповедник Гийом Фарель, решивший любой ценой заставить уже известного писателя осесть в Женеве. Так кабинетный мыслитель и толкователь текстов оказался в гуще политической жизни.
Борьба за независимость
Расположенная на пересечении торговых путей, Женева была веселым городом. Она славилась не только ярмарками, но и кабачками, театрами и пышными празднествами. Несмотря на то что Реформация, разделившая Швейцарию на протестантскую и католическую части, не способствовала развитию торговли, город процветал. Сама Женева выбрала протестантизм, но произошло это в значительной степени по политическим причинам. Так сложилось, что борьба городской общины против герцогов Савойских, которым исторически принадлежала эта территория, очень быстро превратилась в борьбу реформатов против католицизма. В результате в список любимых развлечений сторонников независимости вошло уничтожение скульптур и мощей, то есть тех предметов католического культа, которые воинственно настроенные реформаты считали идолами.
Таким образом Женева сделалась привлекательным местом для протестантских проповедников, которые устремились сюда со всей Европы. Гийом Фарель, приютивший Кальвина, приехал в Женеву в 1532 году и прославился там агрессивным поведением. Фарель мог, например, ворваться в храм и, оттолкнув католического священника, начать проповедовать на свой лад. Комсомольский, можно сказать, задор, с которым действовали реформаты, заставил женевского епископа искать защиты у ненавидимых горожанами герцогов Савойских. Жители Женевы логично решили, что независимость и Реформация — это почти одно и то же, а потому предпочли изгнать католическое духовенство.
Результаты такой церковной революции предсказать было несложно. Принятая по чисто политическим мотивам, новая религия не имела глубоких корней. Противопоставить отвергнутым атрибутам католицизма было решительно нечего: требовалось установить порядок в богослужении и составить ясную формулу веры для народа, а местные проповедники умели лишь обвинять во всех грехах «римского антихриста». Городу был необходим лидер, способный разъяснять не политические вопросы, а именно религиозные. Не удивительно поэтому, что когда автор нашумевших «Наставлений в христианской вере» оказался в Женеве, Гийом Фарель вцепился в него мертвой хваткой. Он полагал, что будет весьма полезно, если автор знаменитых Institutio religionis christianae продемонстрирует гражданам Женевы, что Реформация — это не политическая независимость, а особое мировоззрение и образ жизни. Последнее горожане скоро испытали практически, на собственной шкуре.
«В Рону проповедников!»
Трудно представить себе что-то менее привлекательное, чем образ кабинетного ученого в роли публичного политика, заставляющего окружающих жить так, как это следует из его теоретических построений. Кальвин умел четко формулировать задачи, поэтому, раз решив, как должно выглядеть христианское государство, он стал последовательно и педантично создавать его, не брезгуя никакими средствами. Для начала он составил краткое изложение веры и потребовал, чтобы все граждане Женевы присягнули в том, что они верят именно так, а не иначе. Но клятвами и присягами дело не ограничилось. Его ноу-хау сводилось к тому, что церковь и государство преследуют одни и те же цели, поэтому к делу религиозного воспитания граждан следует привлечь органы власти. Для наблюдения за нравственностью и благочестием горожан были избраны специальные наблюдатели (что-то вроде комиссаров), которые пытались наставить на путь истинный своих подопечных. А если им это не удавалось, то за дело бралось государство.
Фарель и Кальвин постоянно произносили увещевательные и обличительные речи в зале заседаний городского совета. В протоколах заседаний зафиксирована масса приговоров, вынесенных под влиянием этих выступлений. Например, азартного игрока выставили у позорного столба с картами, привязанными к шее. А молодая женщина, явившаяся в церковь с завитыми по моде волосами, была осуждена на несколько дней тюремного заключения, причем в ту же тюрьму отправили и парикмахера, соорудившего ей прическу. Категорически была запрещена всякая роскошь в одежде, шумные публичные увеселения и танцы. А те, кто осмеливался хранить у себя дома четки и другие предметы старого культа, объявлялись богоотступниками и подвергались серьезным наказаниям.
Через некоторое время стало очевидно, что проповедники переборщили. Жители Женевы, которые в течение многих лет боролись за свободу своего города, почувствовали, что в создаваемом Кальвином раю свободой и не пахнет. Недовольство проявлялось все более открыто. Сидя дома, Кальвин неоднократно слышал крики с призывами утопить чрезмерно ретивых проповедников в реке Роне и прекрасно понимал, что начнут именно с него. До прямого рукоприкладства дело так и не дошло, но из Женевы ему все-таки пришлось бежать, как тогда казалось, навсегда.
Кальвин стал искать новое место жительства и выхлопотал для себя страсбургское гражданство. Поскольку гражданином Страсбурга мог стать только ремесленник, женевский проповедник записался в цех портных, а вскоре и женился. Однако жизнь в качестве страсбургского обывателя продолжалась недолго — женевские власти позвали его назад. Дело в том, что после изгнания Кальвина в городе начались беспорядки, и перед Женевой замаячила перспектива потери независимости. Теперь о железной руке проповедника в городе вспоминали с нежностью и были готовы сделать что угодно для того, чтобы его вернуть. Он вернулся победителем: городской совет срочно восстановил все законы, отмененные после изгнания Кальвина. Город предоставил ему дом с садом и годовое жалование в 500 флоринов, 12 мер пшеницы и 2 ведра вина, а также подарил новый сюртук. Теперь ничто не могло помешать Жану Кальвину превратить Женеву в самый правильный и счастливый город на свете.
Дух Женевы
Вопреки расхожему мнению, Реформация не означала ослабления влияния церкви в повседневной жизни. Как раз наоборот: на смену относительно мягкого контроля католической церкви приходила жесткая регламентация, проникающая во все сферы общественной и частной жизни. Если католическая церковь осознавала, что она существует в реальном мире, то реформаты не подстраивались под реальность, а перекраивали мир на свой лад. Здесь не было авторитета традиции, а потому воля лидера приобретала статус абсолютной истины.
Просто поражает скрупулезность, с которой Кальвин организовывал городской быт. Его любовь к составлению бесчисленных законов и инструкций несомненно стала следствием юношеских занятий юриспруденцией. Кальвин не поленился даже придумать инструкции для пожарной команды и правила для ночных сторожей. Посещение воскресных богослужений было вменено гражданам в обязанность, а чтобы упростить контроль за ее исполнением, каждого женевца приписали к определенному приходу, который и следил за тем, чтобы явка была стопроцентной.
Женевский кальвинистский рай представлял собой четко функционирующую организацию. Духовными вопросами ведала коллегия проповедников, а воспитанием горожан — консистория, представляющая собой нечто среднее между светским судом и инквизиторским трибуналом. Каждый член консистории давал присягу, что до последней капли крови будет преследовать богохульство, идолопоклонство, безнравственность и все, что противоречит учению Реформации.
Разумеется, один человек, пусть и харизматический лидер, не в состоянии заставить жить по-новому целый город. Кальвин это прекрасно понимал и воспользовался тем, что в Женеву устремились спасающиеся от преследований сторонники Реформации. Их Кальвин всячески поддерживал, помогая получать женевское гражданство. В относящемся к 1555 году протоколе заседания городского совета содержится запись о предоставлении гражданства 300 эмигрантам. Мотивация — эти люди необходимы «для защиты правительства». Получившие гражданство эмигранты исполняли при Кальвине роль штурмовиков — своего рода народной гвардии. В Женеве они были чужаками, что, понятно, способствовало их сплочению.
Личная власть «женевского папы» (так Кальвина называли недоброжелатели) была фактически неограниченной. Институты городского самоуправления ни одного решения не принимали без санкции вождя и учителя. Тотальный контроль, который Кальвин установил в Женеве, объяснялся его представлениями о человеческой природе. По мнению «женевского папы», человек по своей природе склонен ко злу, поэтому государство должно помочь ему оставаться хорошим христианином. Светская власть обязана карать не только за серьезные проступки вроде убийства и воровства, но и за безнравственное поведение. «Женевский папа» ни секунды не сомневался в том, что добро должно иметь большие кулаки, а государственная власть — быть строгой и чуждой милосердия: лучше осудить невиновного, чем оставить без наказания виноватого. И женевские власти послушно следовали этому принципу — так, в 1542 — 1546 годах в городе было вынесено 58 смертных приговоров и принято 76 решений об изгнании. Для вынесения приговора было достаточно подозрения, а доказывать вину было совсем не обязательно. В тюрьме мог оказаться, например, извозчик, в сердцах обругавший свою заупрямившуюся лошадь.
Страсть к роскоши, которой отличались богатые женевцы, в прямом смысле выжигалась каленым железом. По своему обыкновению, Кальвин не просто ее осудил, но придал этому осуждению форму законодательного акта. Закон подробнейшим образом регламентировал малейшие детали быта, определяя цвет и фасон костюмов, качество материи, предельно допустимый размер женской прически и даже максимальное количество блюд на пирах. В городском архиве хранится приговор, отправивший трех кожевенников в тюрьму на хлеб и воду «за распутство». Их преступление заключалось в том, что они съели за завтраком 48 пирожков. Несомненно, отсидка в сочетании с диетой не могла не принести пользы их здоровью.
Под запретом оказались танцы, музыка, пение светских песен, свадьбы следовало играть без особого шума. Женева лишилась театральных представлений и народных празднеств, которыми еще совсем недавно гордилась. Закрыты были и все трактиры. Единственным местом, где дозволялись застолья, стали так называемые духовные казино, где можно было чинно общаться под наблюдением следящего за благопристойностью хозяина.
Те, кто не хотел постоянно ходить с постным выражением лица, получили название либертинов. В кальвинистской Женеве они играли примерно ту же роль, которая в СССР отводилась троцкистам, а именно — роль подлежащих уничтожению врагов. В реальности подрывная деятельность либертинов сводилась к скабрезным шуткам, да еще к тому, что имя Кальвин они использовали в качестве собачьей клички. Такие издевательства вызывали у «женевского папы», начавшего литературную деятельность с комментариев к трактату «О кротости», приступы ярости. Однажды во время проповеди он даже потребовал казни 700 слишком уж веселых молодых людей.
Вышколенные Кальвином проповедники были готовы до последнего вздоха сражаться с обжорами, вольнодумными парикмахерами и любителями посмеяться. Правда, вскоре выяснилось, что рисковать жизнью ради паствы никто из них не готов. В 1542 году, во время эпидемии чумы, когда горожане пытались организовать помощь умирающим, лишь один женевский проповедник по имени Бланше согласился посещать чумной госпиталь, а его коллеги предпочли наблюдать за этим подвигом с безопасного расстояния. Кальвин тогда писал: «Если с Бланше случится несчастье, то, боюсь, мне самому придется принять на себя это опасное дело». На следующий год Бланше действительно заразился и умер, однако занять его место Кальвин не спешил. Бескомпромиссные женевские проповедники говорили, что «лучше отправятся на виселицу или к дьяволу, чем в этот зачумленный госпиталь». Тогда городской совет собрал специальное заседание, на котором потребовал, чтобы духовенство послало кого-нибудь в больницу — «за исключением Кальвина, который необходим церкви и в советах которого нуждаются». Однако коллегия проповедников стояла насмерть и предложила поручить это дело какому-то заезжему французу. Городские власти попытались призвать своих духовных наставников к порядку, и тут жители Женевы стали свидетелями того, как духовные наставники, которые силой загоняли их в рай, публично признались в собственной трусости.
Через весь город к зданию городского совета прошла процессия проповедников, впереди которой шел сам «женевский папа». Войдя в зал заседаний участники этой своеобразной демонстрации заявили, что хотя обязанность их заключается в том, чтобы служить церкви и в хорошие, и в дурные дни, они отказываются идти в госпиталь, так как Бог не даровал им достаточно мужества, и просят извинить их. Выслушав проповедников, совет принял замечательное решение: «молиться Богу о ниспослании им впредь большего мужества», а пока прибегнуть к услугам предложенного проповедниками француза. В любом другом случае такая демонстрация наверняка подорвала бы всякое доверие к духовенству, однако созданная Кальвином организация имела достаточный запас прочности. Проповедники-отказники как ни в чем ни бывало продолжали воспитывать жителей Женевы.
Обжалованию не подлежит
В отличие от Лютера Кальвин считал, что решение, будет ли человек спасен или осужден на вечные муки, принимается еще до его рождения. Никакие добрые дела не могут повлиять на этот не подлежащий обжалованию приговор. Жаловаться на его несправедливость, по мнению Кальвина, бессмысленно: не жалуются же животные на то, что они не родились людьми! Отсюда следует, что церковь не может помочь своим членам спастись, при этом, по учению Кальвина, изначально избранные находиться вне церкви не могут.
Для каждого приверженца кальвинизма ключевым является вопрос — «избран ли я? как мне удостовериться в своей избранности? » И здесь на помощь приходит еще одна идея Кальвина, согласно которой мир существует исключительно ради славы Господа. И чуть ли не единственным способом обеспечить такое существование Кальвин считал успешную профессиональную деятельность христиан. Таким образом, профессиональная самореализация становится надежным свидетельством того, что человек относится к числу избранных. Личный успех воспринимается как подтверждение избранности, а нежелание работать — как грех. Один из позднейших реформатских проповедников писал: «Если Бог указует вам путь, следуя которому вы можете без ущерба для души своей и не вредя другим, законным способом заработать больше, чем на каком-либо ином пути, и вы отвергаете это и избираете менее доходный путь, вы тем самым препятствуете осуществлению одной из целей вашего призвания, вы отказываетесь быть управляющим Бога и принимать дары его для того, чтобы иметь возможность употребить их на благо Ему, когда Он того пожелает». Это уже что-то принципиально новое для христианства. Если в системе католических ценностей бедность является благом, то здесь в ней видят желание нанести урон славе Божией. Меняется отношение к нищенству, в котором теперь видят грех и нежелание трудиться.
Конечно, Кальвин, считавший, что «народ надо держать в бедности, иначе он перестанет быть покорным», не собирался реабилитировать накопительство. Однако впоследствии оказалось, что именно аскетическому направлению протестантизма, и в первую очередь кальвинизму, мир обязан тем, что в общественном сознании стремление к обогащению из порока превратилось в добродетель.
Реабилитация богатства
Состояния сколачивались всегда, однако отношение к накопительству до Реформации было не таким, как сейчас. Мораль одинаково осуждала и разбой, и дачу денег в рост, и те, кто решался посвятить себя этим видам деятельности, оказывались вне нравственных устоев. Реформация начала постепенно менять негативное восприятие богатства. Дело в том, что мирская аскеза протестантизма хотя и требовала сократить потребление и бороться с излишествами, объявляла накопительство делом богоугодным. Именно благодаря протестантизму в общественном сознании в качестве идеала утвердился образ кредитоспособного добропорядочного человека, а труд и процветание стали цениться куда больше, чем молитва и пост.
В этом отношении интересно читать сочинения Бенджамина Франклина, который в свободное от писания американской конституции время любил поучать молодежь. Среди прочего, из под его руки вышли " Советы молодым торговцам", которые поразительно похожи на иные протестантские сочинения. «Нужно, — писал Франклин, — считаться с самыми незначительными поступками, от которых зависит кредит. Стук вашего молотка в пять часов утра или в девять часов вечера, услышанный кредиторами, заставит их подождать еще шесть месяцев после срока; но если они увидят вас за бильярдом или услышат ваш голос в кабачке в то время, когда вы должны работать, то они пошлют за своими деньгами на следующий же день и будут их требовать, пока не получат все». Однако сочинения Франклина все же отличаются от протестантских первоисточников. Учителя Реформации считали, что честность, умеренность и трудолюбие представляют ценность сами по себе, а Франклин видел в них лишь средство для преумножения капитала.
Нужно сказать, что деловым качествам протестантов отдавали должное даже их противники. Испанцы еще в XVII веке говорили, что кальвинизм как ничто другое способствует развитию торгового духа. Само собой, способностями к предпринимательству дело не ограничивалось. Даже в конце XIX века на фабрики куда охотнее брали работниц-протестанток, чем католичек. Дело в том, что католички прекрасно выполняли рутинные операции, но даже мало-мальски творческий подход был для них недоступен. Объяснять им, что в результате нововведений труд станет более легким, а заработают они больше, было бесполезной тратой времени. Совсем иначе проявляли себя работницы, получившие протестантское воспитание: они были в состоянии планировать свой заработок, и их легко было заинтересовать в конечном результате труда.
Сейчас трудно себе представить, что введение сдельной оплаты нередко приводило не к увеличению выработки, а к ее снижению. Дело в том, что рабочие считали необходимым заработать ровно столько, сколько было нужно для поддержания привычного уровня жизни. И при повышении зарплаты они сокращали выработку, поскольку необходимую сумму теперь было можно заработать, не тратя лишних сил. Подобные проблемы у работодателей возникали только в тех случаях, когда они имели дело с людьми, получившими традиционное — католическое — воспитание. Протестанты же стремились к увеличению доходов, поэтому на «сдельщине» работали более интенсивно.
Лидеры Реформации хотели увеличить роль церкви в жизни общества, но добились прямо противоположного. Начатый ими процесс разрушения традиционных ценностей быстро стал необратимым, и в итоге человеческая деятельность перестала нуждаться в религиозном оправдании. Теперь богатство и накопительство не нуждались в каких бы то ни было идеологических подпорках. Тем не менее еще в начале XX века представители различных христианских конфессий относились к труду очень по-разному. Например, среди студентов европейских университетов явно преобладали католики, а в училищах, дающих прикладную специальность, было больше протестантов. Объясняется это тем, что родители-протестанты не доверяли отвлеченному умствованию и готовили своих детей к практической деятельности, в то время как католики относились к академическому знанию с куда большим уважением.
Принадлежность к той или иной религиозной общине могла служить деловой рекомендацией. Особенно ярко это проявлялось в США, где вопрос о вероисповедании, как известно, ни в какие анкеты не входил. Однако при ведении деловых переговоров у партнера пытались выяснить, к какому религиозному течению он принадлежит. Дело в том, что многие протестантские общины принимали новых членов в результате очень жесткого отбора, поэтому принадлежность к такой общине была лучшей рекомендацией. Иногда человек присоединялся к ней, просто исходя из интересов дела: так, банкиру, добропорядочность которого подтверждалась подобным образом, охотно доверяли сбережения.
Стоит подчеркнуть, что господствующее ныне мировоззрение появилось благодаря человеку, строившему не общество потребления, а теократическое государство. В свете чего можно совсем по-другому взглянуть на деятельность современных диктаторов — строителей рая на земле. Она, эта деятельность, видится уже не столь пугающей, ведь результат такого строительства будет каким угодно, но это будет не то, на что рассчитывают сами строители. Можно представить себе, что энергия террористов вызовет к жизни какое-нибудь новое экономическое учение, а воины джихада посвятят свою жизнь сбору нефти с поверхности океана и переработке мусора. И лет этак через триста отцом постиндустриального общества будут считать аяттолу Хомейни. После той трансформации, которая произошла с учением Кальвина, это уже мало кого будет удивлять.
***
Макс Вебер. Протестантские секты и дух капитализма
(1906 Г.) В одно прекрасное воскресенье в начале октября я вместе с несколькими моими родственниками, фермерами из Бушвальда, расположенного в нескольких милях от М. (столицы одного из округов Северной Каролины), присутствовал в послеобеденные часы при обряде баптистского крещения, совершавшегося в пруду… В пруду по пояс в воде стоял проповедник в черном одеянии. В воду после различного рода церемоний по очереди входили человек десять обоего пола в праздничной одежде; они обещали следовать вере, затем погружались с головой в воду — женщин проповедник поддерживал. Люди, отфыркиваясь и дрожа, в мокрой одежде выходили на берег, их поздравляли, быстро закутывали в толстые пледы и увозили домой.
Родственник, стоявший рядом со мной, который, сохраняя верность немецким традициям, был далек от всякой церковности, и поэтому с известной долей презрения наблюдал за всем происходившим, внезапно стал внимательно вглядываться в одного из погружавшихся в воду юношей и проронил: «Взгляни на него. Ведь я говорил тебе». Когда я после окончания церемонии спросил его: «Почему ты это, как ты утверждаешь, предвидел?», он ответил: «Потому что он хочет основать банк в N». — «Разве в этой местности так много баптистов, что они составят достаточную клиентуру для его банка?» — «Нет, конечно. Но, крестившись, он заполучит клиентуру всей округи и побьет всех своих конкурентов». Из ответов на последующие мои вопросы — почему? каким образом? — выяснилось следующее: вступление в данную баптистскую общину, которая еще строго соблюдает верность религиозным традициям и принимает новых членов лишь после самой тщательной «проверки» и педантичного изучения их «образа жизни», начиная с самого раннего детства (беспорядочный образ жизни? посещение трактиров? танцы? театр? карты? неточность в выполнении денежных обязательств? какие-либо иные проявления легкомыслия?), самый факт этого вступления рассматривается как абсолютная гарантия этических качеств джентльмена и прежде всего его деловых качеств. Поэтому-то и упомянутый будущий банкир может с полной уверенностью рассчитывать на вклады всей округи и на предоставление ему неограниченного кредита вне всякой конкуренции. Этому человеку успех гарантирован. Последующие наблюдения показали, что подобные или сходные явления повторяются в самых различных областях страны. Преуспевали в деловом отношении те (как правило, только те), кто принадлежал к методистской, баптистской или к какой-либо иной секте (или к близким им по типу ассоциациям). Если член секты перебирался в другое место или занимал должность торгового агента, он брал с собой рекомендацию своей общины, что обеспечивало ему не только поддержку членов его секты, но и, что более важно, повсеместный кредит.Если он (не по своей вин!
е) испытывал денежные затруднения, то секта способствовала устройству его дел, предоставляя гарантии кредиторам… Однако решающим шансом карьеры были не упования кредиторов на секту, которая, дорожа своим престижем, предохранит их от ущерба, а то обстоятельство, что каждая оберегающая свою репутацию секта примет в число своих членов лишь того, чье «поведение» позволяет с полной уверенностью квалифицировать его как безупречного в нравственном отношении человека.
Журнал «Коммерсант-Деньги» от 10.05.2004
www.ronl.ru
Реферат на тему:
| Реформация |
Движения и деноминации Протестантизм
Ключевые события
Деятели Реформации
Предтечи Реформации
|
Кальвини́зм — направление протестантизма, созданное французским теологом и проповедником Жаном Кальвином.Основными течениями в кальвинизме являются пресвитерианство, реформатство и конгрегационализм. Вместе с тем, кальвинистские взгляды имеют распространение и в иных протестантских деноминациях, включая баптистов, методистов, пятидесятников и евангельских христиан.
Кальвинизм возник в 1536 в Женеве. Кальвинизм исповедует значительная часть населения Швейцарии, Нидерландов, Шотландии. Также кальвинизм достаточно сильно распространён в ЮАР, США, Канаде, Австралии, Новой Зеландии, Венгрии и Республике Корея (Южной Корее).
В конце XVI — начале XVII вв. с реформатством[уточнить] слилось близкое к нему течение цвинглианства, основанное швейцарским реформатором Ульрихом Цвингли.
Если Мартин Лютер начал протестантскую Реформацию церкви в 16 веке по принципу «убрать из церкви всё, что явно противоречит Библии», то французский юрист Жан Кальвин пошёл дальше — он убрал из церкви всё, что в Библии не требуется. Поэтому протестантская Реформация церкви по Кальвину — кальвинистское богословие — характеризуется склонностью к рационализму и часто недоверием к мистике.
Центральная доктрина кальвинизма, из которой рационально следуют все остальные доктрины — суверенитет Бога, то есть верховная власть Бога во всём. Из этой доктрины следуют главные отличия кальвинизма от других христианских конфессий (католицизма, православия и пр.):
1.9. Непогрешимое правило толкования Писания есть само Писание, и таким образом, когда возникает вопрос об истинном и полном смысле какого-либо места в Писании (которое не бывает многозначно, но однозначно), следует исследовать и познавать другие места, говорящие об этом более ясно[2].
Среди других отличий кальвинизма от иных христианских конфессий можно отметить следующие:
«31.4. Все синоды и соборы, созываемые с апостольских времен, будь то общие или поместные, могут ошибаться и многие ошибались, поэтому их решения не являются сами по себе правилами веры или практической деятельности, но принимаются в помощь им (Ефесянам 2:20; Деяния 17:11; 1 Коринфянам 2:5; 2 Коринфянам 1:24)» (Вестминстерском исповедании веры, Глава 31. О Синодах и Соборах, пункт 4)
«И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их. И благословил их Бог, и сказал им Бог: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею» (Библия, Бытие 1:28)«утешайся женой юности твоей, груди её да упоявают тебя во всякое время, любовью её услаждайся постоянно» (Библия, Притчи 5:18-19)
«Он избрал нас в Нем прежде создания мира, чтобы мы были святы и непорочны пред Ним в любви, предопределив усыновить нас Себе чрез Иисуса Христа, по благоволению воли Своей… верующих по действию державной силы Его» (Библия, Ефесянам 1:4-5,11,19; 2:4-10)«уверовали все, которые были предуставлены к вечной жизни» (Деяния 13:48)«Не вы Меня избрали, а Я вас избрал» (Иоанна 15:16)«Славлю Тебя, Отче, Господи неба и земли, что Ты утаил сие от мудрых и разумных и открыл то младенцам; Ей, Отче! ибо таково было Твое благоволение» (Мф. 11:25-26)
Категории: Кальвинизм.
Текст доступен по лицензии Creative Commons Attribution-ShareAlike.wreferat.baza-referat.ru
Александр Малахов
Деятельность любого реформатора, как правило, приводит совсем не к тем результатам, на которые он рассчитывал, и история с Жаном Кальвином — тому пример. Когда 440 лет назад этот человек скончался, его можно было считать победителем: Кальвину удалось превратить свободомыслящую Женеву в прочное теократическое государство. Можно себе представить, как удивился бы проповедовавший умеренность и благопристойность Жан Кальвин, если бы узнал, что потомки будут говорить о нем как о создателе капиталистической ментальности. Стоило ли ради этого сражаться с римским папой, громить католические храмы и сжигать тех, кто думал иначе?
Студиозус по прозвищу Аккузатив Будущий реформатор родился во Франции, в семье церковного чиновника Жерара Ковена, который, став жертвой моды на ученую латынь, превратил свою фамилию из Cauvin в Calvinus. Жан Кальвин был послушным мальчиком, и все решения за него принимал отец. Пристрастия господина Ковена менялись. Сначала он решил готовить сына к церковной карьере, но потом передумал; так или иначе, Жан забросил теологию и приступил к изучению юриспруденции. Молодой человек слушал лекции в университетах Парижа, Орлеана и Бурже. Учился он блестяще, и при этом не мог отказать себе в удовольствии читать мораль окружающим. За любовь к многословным нотациям сокурсники называли его Accusativus, то есть винительный падеж. И нужно сказать, в роли ментора Жан Кальвин охотно выступал до конца своих дней.
Его студенческие годы были временем споров, спровоцированных знаменитыми тезисами Мартина Лютера, как следствие, богословие стало модным занятием. В университетах со страстью обсуждали выступления Лютера, его сторонников и противников. Полемические трактаты шли нарасхват. Даже Маргарита Наваррская (современной публике известная в основном по роману Дюма — как королева Марго) писала, поддавшись моде, духовные стихи. А тут еще один из университетских профессоров начинает убеждать Кальвина, что его призвание — богословие, а не юриспруденция. Пока молодой человек размышлял о своих дальнейших занятиях, пришло известие о смерти отца. Предоставленный сам себе, Жан все время посвятил античным авторам и богословским трактатам. Тогда же, в 1532 году, вышла первая книга молодого ученого — комментарий к трактату Сенеки «О кротости». Правда, надо сказать, что самому комментатору эта добродетель ни в коей мере свойственна не была.
Ранний протестантизм отказывался от католических обрядов и таинств, и чуть ли не единственной формой религиозной жизни стала проповедь. Попытался проповедовать и новообращенный студент, правда эти его выступления принесли не только успех, но и большие неприятности — в Париже гугенотам жилось неуютно. Кальвин был вынужден бежать, он странствовал по Европе и писал свое «Наставление в христианской вере», которое вскоре было издано. Эта книга, ставшая первым изложением принципов реформатского богословия, принесла ему славу как ученому и публицисту. Но ни о какой общественной деятельности Кальвин тогда не помышлял.
Летом 1536 года Кальвин проездом оказался в Женеве, где его взял в оборот реформатский проповедник Гийом Фарель, решивший любой ценой заставить уже известного писателя осесть в Женеве. Так кабинетный мыслитель и толкователь текстов оказался в гуще политической жизни.
Борьба за независимость
Расположенная на пересечении торговых путей, Женева была веселым городом. Она славилась не только ярмарками, но и кабачками, театрами и пышными празднествами. Несмотря на то что Реформация, разделившая Швейцарию на протестантскую и католическую части, не способствовала развитию торговли, город процветал. Сама Женева выбрала протестантизм, но произошло это в значительной степени по политическим причинам. Так сложилось, что борьба городской общины против герцогов Савойских, которым исторически принадлежала эта территория, очень быстро превратилась в борьбу реформатов против католицизма. В результате в список любимых развлечений сторонников независимости вошло уничтожение скульптур и мощей, то есть тех предметов католического культа, которые воинственно настроенные реформаты считали идолами.
Таким образом Женева сделалась привлекательным местом для протестантских проповедников, которые устремились сюда со всей Европы. Гийом Фарель, приютивший Кальвина, приехал в Женеву в 1532 году и прославился там агрессивным поведением. Фарель мог, например, ворваться в храм и, оттолкнув католического священника, начать проповедовать на свой лад. Комсомольский, можно сказать, задор, с которым действовали реформаты, заставил женевского епископа искать защиты у ненавидимых горожанами герцогов Савойских. Жители Женевы логично решили, что независимость и Реформация — это почти одно и то же, а потому предпочли изгнать католическое духовенство.
Результаты такой церковной революции предсказать было несложно. Принятая по чисто политическим мотивам, новая религия не имела глубоких корней. Противопоставить отвергнутым атрибутам католицизма было решительно нечего: требовалось установить порядок в богослужении и составить ясную формулу веры для народа, а местные проповедники умели лишь обвинять во всех грехах «римского антихриста». Городу был необходим лидер, способный разъяснять не политические вопросы, а именно религиозные. Не удивительно поэтому, что когда автор нашумевших «Наставлений в христианской вере» оказался в Женеве, Гийом Фарель вцепился в него мертвой хваткой. Он полагал, что будет весьма полезно, если автор знаменитых Institutio religionis christianae продемонстрирует гражданам Женевы, что Реформация — это не политическая независимость, а особое мировоззрение и образ жизни. Последнее горожане скоро испытали практически, на собственной шкуре.
«В Рону проповедников!»
Трудно представить себе что-то менее привлекательное, чем образ кабинетного ученого в роли публичного политика, заставляющего окружающих жить так, как это следует из его теоретических построений. Кальвин умел четко формулировать задачи, поэтому, раз решив, как должно выглядеть христианское государство, он стал последовательно и педантично создавать его, не брезгуя никакими средствами. Для начала он составил краткое изложение веры и потребовал, чтобы все граждане Женевы присягнули в том, что они верят именно так, а не иначе. Но клятвами и присягами дело не ограничилось. Его ноу-хау сводилось к тому, что церковь и государство преследуют одни и те же цели, поэтому к делу религиозного воспитания граждан следует привлечь органы власти. Для наблюдения за нравственностью и благочестием горожан были избраны специальные наблюдатели (что-то вроде комиссаров), которые пытались наставить на путь истинный своих подопечных. А если им это не удавалось, то за дело бралось государство.
Фарель и Кальвин постоянно произносили увещевательные и обличительные речи в зале заседаний городского совета. В протоколах заседаний зафиксирована масса приговоров, вынесенных под влиянием этих выступлений. Например, азартного игрока выставили у позорного столба с картами, привязанными к шее. А молодая женщина, явившаяся в церковь с завитыми по моде волосами, была осуждена на несколько дней тюремного заключения, причем в ту же тюрьму отправили и парикмахера, соорудившего ей прическу. Категорически была запрещена всякая роскошь в одежде, шумные публичные увеселения и танцы. А те, кто осмеливался хранить у себя дома четки и другие предметы старого культа, объявлялись богоотступниками и подвергались серьезным наказаниям.
Через некоторое время стало очевидно, что проповедники переборщили. Жители Женевы, которые в течение многих лет боролись за свободу своего города, почувствовали, что в создаваемом Кальвином раю свободой и не пахнет. Недовольство проявлялось все более открыто. Сидя дома, Кальвин неоднократно слышал крики с призывами утопить чрезмерно ретивых проповедников в реке Роне и прекрасно понимал, что начнут именно с него. До прямого рукоприкладства дело так и не дошло, но из Женевы ему все-таки пришлось бежать, как тогда казалось, навсегда.
Кальвин стал искать новое место жительства и выхлопотал для себя страсбургское гражданство. Поскольку гражданином Страсбурга мог стать только ремесленник, женевский проповедник записался в цех портных, а вскоре и женился. Однако жизнь в качестве страсбургского обывателя продолжалась недолго — женевские власти позвали его назад. Дело в том, что после изгнания Кальвина в городе начались беспорядки, и перед Женевой замаячила перспектива потери независимости. Теперь о железной руке проповедника в городе вспоминали с нежностью и были готовы сделать что угодно для того, чтобы его вернуть. Он вернулся победителем: городской совет срочно восстановил все законы, отмененные после изгнания Кальвина. Город предоставил ему дом с садом и годовое жалование в 500 флоринов, 12 мер пшеницы и 2 ведра вина, а также подарил новый сюртук. Теперь ничто не могло помешать Жану Кальвину превратить Женеву в самый правильный и счастливый город на свете.
Дух Женевы
Вопреки расхожему мнению, Реформация не означала ослабления влияния церкви в повседневной жизни. Как раз наоборот: на смену относительно мягкого контроля католической церкви приходила жесткая регламентация, проникающая во все сферы общественной и частной жизни. Если католическая церковь осознавала, что она существует в реальном мире, то реформаты не подстраивались под реальность, а перекраивали мир на свой лад. Здесь не было авторитета традиции, а потому воля лидера приобретала статус абсолютной истины.
Просто поражает скрупулезность, с которой Кальвин организовывал городской быт. Его любовь к составлению бесчисленных законов и инструкций несомненно стала следствием юношеских занятий юриспруденцией. Кальвин не поленился даже придумать инструкции для пожарной команды и правила для ночных сторожей. Посещение воскресных богослужений было вменено гражданам в обязанность, а чтобы упростить контроль за ее исполнением, каждого женевца приписали к определенному приходу, который и следил за тем, чтобы явка была стопроцентной.
Женевский кальвинистский рай представлял собой четко функционирующую организацию. Духовными вопросами ведала коллегия проповедников, а воспитанием горожан — консистория, представляющая собой нечто среднее между светским судом и инквизиторским трибуналом. Каждый член консистории давал присягу, что до последней капли крови будет преследовать богохульство, идолопоклонство, безнравственность и все, что противоречит учению Реформации.
Разумеется, один человек, пусть и харизматический лидер, не в состоянии заставить жить по-новому целый город. Кальвин это прекрасно понимал и воспользовался тем, что в Женеву устремились спасающиеся от преследований сторонники Реформации. Их Кальвин всячески поддерживал, помогая получать женевское гражданство. В относящемся к 1555 году протоколе заседания городского совета содержится запись о предоставлении гражданства 300 эмигрантам. Мотивация — эти люди необходимы «для защиты правительства». Получившие гражданство эмигранты исполняли при Кальвине роль штурмовиков — своего рода народной гвардии. В Женеве они были чужаками, что, понятно, способствовало их сплочению.
Личная власть «женевского папы» (так Кальвина называли недоброжелатели) была фактически неограниченной. Институты городского самоуправления ни одного решения не принимали без санкции вождя и учителя. Тотальный контроль, который Кальвин установил в Женеве, объяснялся его представлениями о человеческой природе. По мнению «женевского папы», человек по своей природе склонен ко злу, поэтому государство должно помочь ему оставаться хорошим христианином. Светская власть обязана карать не только за серьезные проступки вроде убийства и воровства, но и за безнравственное поведение. «Женевский папа» ни секунды не сомневался в том, что добро должно иметь большие кулаки, а государственная власть — быть строгой и чуждой милосердия: лучше осудить невиновного, чем оставить без наказания виноватого. И женевские власти послушно следовали этому принципу — так, в 1542 — 1546 годах в городе было вынесено 58 смертных приговоров и принято 76 решений об изгнании. Для вынесения приговора было достаточно подозрения, а доказывать вину было совсем не обязательно. В тюрьме мог оказаться, например, извозчик, в сердцах обругавший свою заупрямившуюся лошадь.
Страсть к роскоши, которой отличались богатые женевцы, в прямом смысле выжигалась каленым железом. По своему обыкновению, Кальвин не просто ее осудил, но придал этому осуждению форму законодательного акта. Закон подробнейшим образом регламентировал малейшие детали быта, определяя цвет и фасон костюмов, качество материи, предельно допустимый размер женской прически и даже максимальное количество блюд на пирах. В городском архиве хранится приговор, отправивший трех кожевенников в тюрьму на хлеб и воду «за распутство». Их преступление заключалось в том, что они съели за завтраком 48 пирожков. Несомненно, отсидка в сочетании с диетой не могла не принести пользы их здоровью.
Под запретом оказались танцы, музыка, пение светских песен, свадьбы следовало играть без особого шума. Женева лишилась театральных представлений и народных празднеств, которыми еще совсем недавно гордилась. Закрыты были и все трактиры. Единственным местом, где дозволялись застолья, стали так называемые духовные казино, где можно было чинно общаться под наблюдением следящего за благопристойностью хозяина.
Те, кто не хотел постоянно ходить с постным выражением лица, получили название либертинов. В кальвинистской Женеве они играли примерно ту же роль, которая в СССР отводилась троцкистам, а именно — роль подлежащих уничтожению врагов. В реальности подрывная деятельность либертинов сводилась к скабрезным шуткам, да еще к тому, что имя Кальвин они использовали в качестве собачьей клички. Такие издевательства вызывали у «женевского папы», начавшего литературную деятельность с комментариев к трактату «О кротости», приступы ярости. Однажды во время проповеди он даже потребовал казни 700 слишком уж веселых молодых людей.
Вышколенные Кальвином проповедники были готовы до последнего вздоха сражаться с обжорами, вольнодумными парикмахерами и любителями посмеяться. Правда, вскоре выяснилось, что рисковать жизнью ради паствы никто из них не готов. В 1542 году, во время эпидемии чумы, когда горожане пытались организовать помощь умирающим, лишь один женевский проповедник по имени Бланше согласился посещать чумной госпиталь, а его коллеги предпочли наблюдать за этим подвигом с безопасного расстояния. Кальвин тогда писал: «Если с Бланше случится несчастье, то, боюсь, мне самому придется принять на себя это опасное дело». На следующий год Бланше действительно заразился и умер, однако занять его место Кальвин не спешил. Бескомпромиссные женевские проповедники говорили, что «лучше отправятся на виселицу или к дьяволу, чем в этот зачумленный госпиталь». Тогда городской совет собрал специальное заседание, на котором потребовал, чтобы духовенство послало кого-нибудь в больницу — «за исключением Кальвина, который необходим церкви и в советах которого нуждаются». Однако коллегия проповедников стояла насмерть и предложила поручить это дело какому-то заезжему французу. Городские власти попытались призвать своих духовных наставников к порядку, и тут жители Женевы стали свидетелями того, как духовные наставники, которые силой загоняли их в рай, публично признались в собственной трусости.
Через весь город к зданию городского совета прошла процессия проповедников, впереди которой шел сам «женевский папа». Войдя в зал заседаний участники этой своеобразной демонстрации заявили, что хотя обязанность их заключается в том, чтобы служить церкви и в хорошие, и в дурные дни, они отказываются идти в госпиталь, так как Бог не даровал им достаточно мужества, и просят извинить их. Выслушав проповедников, совет принял замечательное решение: «молиться Богу о ниспослании им впредь большего мужества», а пока прибегнуть к услугам предложенного проповедниками француза. В любом другом случае такая демонстрация наверняка подорвала бы всякое доверие к духовенству, однако созданная Кальвином организация имела достаточный запас прочности. Проповедники-отказники как ни в чем ни бывало продолжали воспитывать жителей Женевы.
Обжалованию не подлежит
В отличие от Лютера Кальвин считал, что решение, будет ли человек спасен или осужден на вечные муки, принимается еще до его рождения. Никакие добрые дела не могут повлиять на этот не подлежащий обжалованию приговор. Жаловаться на его несправедливость, по мнению Кальвина, бессмысленно: не жалуются же животные на то, что они не родились людьми! Отсюда следует, что церковь не может помочь своим членам спастись, при этом, по учению Кальвина, изначально избранные находиться вне церкви не могут.
Для каждого приверженца кальвинизма ключевым является вопрос — «избран ли я? как мне удостовериться в своей избранности? » И здесь на помощь приходит еще одна идея Кальвина, согласно которой мир существует исключительно ради славы Господа. И чуть ли не единственным способом обеспечить такое существование Кальвин считал успешную профессиональную деятельность христиан. Таким образом, профессиональная самореализация становится надежным свидетельством того, что человек относится к числу избранных. Личный успех воспринимается как подтверждение избранности, а нежелание работать — как грех. Один из позднейших реформатских проповедников писал: «Если Бог указует вам путь, следуя которому вы можете без ущерба для души своей и не вредя другим, законным способом заработать больше, чем на каком-либо ином пути, и вы отвергаете это и избираете менее доходный путь, вы тем самым препятствуете осуществлению одной из целей вашего призвания, вы отказываетесь быть управляющим Бога и принимать дары его для того, чтобы иметь возможность употребить их на благо Ему, когда Он того пожелает». Это уже что-то принципиально новое для христианства. Если в системе католических ценностей бедность является благом, то здесь в ней видят желание нанести урон славе Божией. Меняется отношение к нищенству, в котором теперь видят грех и нежелание трудиться.
Конечно, Кальвин, считавший, что «народ надо держать в бедности, иначе он перестанет быть покорным», не собирался реабилитировать накопительство. Однако впоследствии оказалось, что именно аскетическому направлению протестантизма, и в первую очередь кальвинизму, мир обязан тем, что в общественном сознании стремление к обогащению из порока превратилось в добродетель.
Реабилитация богатства
Состояния сколачивались всегда, однако отношение к накопительству до Реформации было не таким, как сейчас. Мораль одинаково осуждала и разбой, и дачу денег в рост, и те, кто решался посвятить себя этим видам деятельности, оказывались вне нравственных устоев. Реформация начала постепенно менять негативное восприятие богатства. Дело в том, что мирская аскеза протестантизма хотя и требовала сократить потребление и бороться с излишествами, объявляла накопительство делом богоугодным. Именно благодаря протестантизму в общественном сознании в качестве идеала утвердился образ кредитоспособного добропорядочного человека, а труд и процветание стали цениться куда больше, чем молитва и пост.
В этом отношении интересно читать сочинения Бенджамина Франклина, который в свободное от писания американской конституции время любил поучать молодежь. Среди прочего, из под его руки вышли " Советы молодым торговцам", которые поразительно похожи на иные протестантские сочинения. «Нужно, — писал Франклин, — считаться с самыми незначительными поступками, от которых зависит кредит. Стук вашего молотка в пять часов утра или в девять часов вечера, услышанный кредиторами, заставит их подождать еще шесть месяцев после срока; но если они увидят вас за бильярдом или услышат ваш голос в кабачке в то время, когда вы должны работать, то они пошлют за своими деньгами на следующий же день и будут их требовать, пока не получат все». Однако сочинения Франклина все же отличаются от протестантских первоисточников. Учителя Реформации считали, что честность, умеренность и трудолюбие представляют ценность сами по себе, а Франклин видел в них лишь средство для преумножения капитала.
Нужно сказать, что деловым качествам протестантов отдавали должное даже их противники. Испанцы еще в XVII веке говорили, что кальвинизм как ничто другое способствует развитию торгового духа. Само собой, способностями к предпринимательству дело не ограничивалось. Даже в конце XIX века на фабрики куда охотнее брали работниц-протестанток, чем католичек. Дело в том, что католички прекрасно выполняли рутинные операции, но даже мало-мальски творческий подход был для них недоступен. Объяснять им, что в результате нововведений труд станет более легким, а заработают они больше, было бесполезной тратой времени. Совсем иначе проявляли себя работницы, получившие протестантское воспитание: они были в состоянии планировать свой заработок, и их легко было заинтересовать в конечном результате труда.
Сейчас трудно себе представить, что введение сдельной оплаты нередко приводило не к увеличению выработки, а к ее снижению. Дело в том, что рабочие считали необходимым заработать ровно столько, сколько было нужно для поддержания привычного уровня жизни. И при повышении зарплаты они сокращали выработку, поскольку необходимую сумму теперь было можно заработать, не тратя лишних сил. Подобные проблемы у работодателей возникали только в тех случаях, когда они имели дело с людьми, получившими традиционное — католическое — воспитание. Протестанты же стремились к увеличению доходов, поэтому на «сдельщине» работали более интенсивно.
Лидеры Реформации хотели увеличить роль церкви в жизни общества, но добились прямо противоположного. Начатый ими процесс разрушения традиционных ценностей быстро стал необратимым, и в итоге человеческая деятельность перестала нуждаться в религиозном оправдании. Теперь богатство и накопительство не нуждались в каких бы то ни было идеологических подпорках. Тем не менее еще в начале XX века представители различных христианских конфессий относились к труду очень по-разному. Например, среди студентов европейских университетов явно преобладали католики, а в училищах, дающих прикладную специальность, было больше протестантов. Объясняется это тем, что родители-протестанты не доверяли отвлеченному умствованию и готовили своих детей к практической деятельности, в то время как католики относились к академическому знанию с куда большим уважением.
Принадлежность к той или иной религиозной общине могла служить деловой рекомендацией. Особенно ярко это проявлялось в США, где вопрос о вероисповедании, как известно, ни в какие анкеты не входил. Однако при ведении деловых переговоров у партнера пытались выяснить, к какому религиозному течению он принадлежит. Дело в том, что многие протестантские общины принимали новых членов в результате очень жесткого отбора, поэтому принадлежность к такой общине была лучшей рекомендацией. Иногда человек присоединялся к ней, просто исходя из интересов дела: так, банкиру, добропорядочность которого подтверждалась подобным образом, охотно доверяли сбережения.
Стоит подчеркнуть, что господствующее ныне мировоззрение появилось благодаря человеку, строившему не общество потребления, а теократическое государство. В свете чего можно совсем по-другому взглянуть на деятельность современных диктаторов — строителей рая на земле. Она, эта деятельность, видится уже не столь пугающей, ведь результат такого строительства будет каким угодно, но это будет не то, на что рассчитывают сами строители. Можно представить себе, что энергия террористов вызовет к жизни какое-нибудь новое экономическое учение, а воины джихада посвятят свою жизнь сбору нефти с поверхности океана и переработке мусора. И лет этак через триста отцом постиндустриального общества будут считать аяттолу Хомейни. После той трансформации, которая произошла с учением Кальвина, это уже мало кого будет удивлять.
***
Макс Вебер. Протестантские секты и дух капитализма
(1906 Г.) В одно прекрасное воскресенье в начале октября я вместе с несколькими моими родственниками, фермерами из Бушвальда, расположенного в нескольких милях от М. (столицы одного из округов Северной Каролины), присутствовал в послеобеденные часы при обряде баптистского крещения, совершавшегося в пруду… В пруду по пояс в воде стоял проповедник в черном одеянии. В воду после различного рода церемоний по очереди входили человек десять обоего пола в праздничной одежде; они обещали следовать вере, затем погружались с головой в воду — женщин проповедник поддерживал. Люди, отфыркиваясь и дрожа, в мокрой одежде выходили на берег, их поздравляли, быстро закутывали в толстые пледы и увозили домой.
Родственник, стоявший рядом со мной, который, сохраняя верность немецким традициям, был далек от всякой церковности, и поэтому с известной долей презрения наблюдал за всем происходившим, внезапно стал внимательно вглядываться в одного из погружавшихся в воду юношей и проронил: «Взгляни на него. Ведь я говорил тебе». Когда я после окончания церемонии спросил его: «Почему ты это, как ты утверждаешь, предвидел?», он ответил: «Потому что он хочет основать банк в N». — «Разве в этой местности так много баптистов, что они составят достаточную клиентуру для его банка?» — «Нет, конечно. Но, крестившись, он заполучит клиентуру всей округи и побьет всех своих конкурентов». Из ответов на последующие мои вопросы — почему? каким образом? — выяснилось следующее: вступление в данную баптистскую общину, которая еще строго соблюдает верность религиозным традициям и принимает новых членов лишь после самой тщательной «проверки» и педантичного изучения их «образа жизни», начиная с самого раннего детства (беспорядочный образ жизни? посещение трактиров? танцы? театр? карты? неточность в выполнении денежных обязательств? какие-либо иные проявления легкомыслия?), самый факт этого вступления рассматривается как абсолютная гарантия этических качеств джентльмена и прежде всего его деловых качеств. Поэтому-то и упомянутый будущий банкир может с полной уверенностью рассчитывать на вклады всей округи и на предоставление ему неограниченного кредита вне всякой конкуренции. Этому человеку успех гарантирован. Последующие наблюдения показали, что подобные или сходные явления повторяются в самых различных областях страны. Преуспевали в деловом отношении те (как правило, только те), кто принадлежал к методистской, баптистской или к какой-либо иной секте (или к близким им по типу ассоциациям). Если член секты перебирался в другое место или занимал должность торгового агента, он брал с собой рекомендацию своей общины, что обеспечивало ему не только поддержку членов его секты, но и, что более важно, повсеместный кредит.Если он (не по своей вин!
е) испытывал денежные затруднения, то секта способствовала устройству его дел, предоставляя гарантии кредиторам… Однако решающим шансом карьеры были не упования кредиторов на секту, которая, дорожа своим престижем, предохранит их от ущерба, а то обстоятельство, что каждая оберегающая свою репутацию секта примет в число своих членов лишь того, чье «поведение» позволяет с полной уверенностью квалифицировать его как безупречного в нравственном отношении человека.
Журнал «Коммерсант-Деньги» от 10.05.2004
www.ronl.ru
