B.C. Грехнев
Одной из важнейших задач философии является разработка принципов познания действительности. На всех этапах своего развития философия предлагала немало разных подходов в познании мира, в том числе в познании человека и общества. Однако более основательные подходы в познании собственно социальных явлений были разработаны философией не сразу. Античная мысль, например, не противопоставляла природу и общество, рассматривая их в едином контексте космоса, что, естественно, не влекло за собой понимания своеобразия познания общества, его истории.
Первые попытки разграничить и выявить специфику социального познания можно найти, пожалуй, в философии Нового времени, прежде всего, у Ф. Бэкона. Правда, Ф. Бэкон, как и другие философы Нового времени, распространяет на социальные объекты методы познания механического естествознания. Сомнение в вещи устраняется с помощью разума. Разум — самодостаточен, субстанционален. Сознание, очевидно, является таковым, каким оно предстает перед самим собой. Поэтому для философии эпохи Просвещения, взявшей за основу такого рода рационализм, своеобразным девизом стал принцип: «Имей мужество пользоваться собственным умом». Именно философия Просвещения и построила унифицированный образ науки как универсального, единого знания, которое должно быть очищено от всего второстепенного и субъективного.
Только Кант с его различением мира феноменов и мира ноуменов, показав, что вещи имеют две грани, одна из которых — их значение, то есть то, что они представляют, когда их подвергают истолкованию, а другая — «материальность», то есть то, что их определяет до и сверх любого истолкования, стал говорить не только о познании вещей, но и самопознании состояний познающего сознания. И. Кант, в отличие от Р. Декарта, считавшего субъекта наблюдателем, утверждает, что только в случае, если субъект в некотором смысле «создает» свой объект, этот объект может быть познан. Иначе говоря, пассивного картезианского субъекта он заменяет субъектом, который в своей основе активен. Таким образом, получается, что субъективность и объективность в гносеологии Канта неразрывны.
Согласно Гегелю, строившему свою философию на принципе тождества мышления и бытия, знание заключается в соответствии, но не между сознанием и чем-то внешним для него, а исключительно между нашей точкой зрения на объект и объектом этой точки зрения внутри сознания. Именно поэтому Гегель признает разные перспективы познания, но при этом настаивает на объективном знании. Законы истории должны доказываться фактами и извлекаться из фактов — таков, собственно, гегелевский эмпирический метод. Однако факты, как считает Гегель, сами по себе ничего не раскрывают — они лишь адекватно отвечают на поставленные вопросы. Подлинно научная объективность требует применения строгих категорий, которые организуют данные фактов в их актуальной значимости, а не в их пассивном принятии. По мнению Гегеля, философия и должна вырабатывать такие общие категории для направления исследований во всех специальных областях. Таким образом, Гегель говорит о всеобщем упорядочении знаний, в которых первенствует абсолютное — разум, реализующий себя в истории. «Познай самого себя — эта абсолютная заповедь, — говорит Гегель, — не имеет значения только самопознания, направленного на отдельные способности, характер, склонности и слабости индивидуума, но значение познания того, что подлинно в человеке, подлинно в себе и для себя, — познания самой сущности как духа» [1].
Основываясь на тезисе о том, что актуальным субъектом или движущей силой истории является дух, Гегель утверждает, что всемирно-исторический процесс совершается разумно. Преимущество такого идеализма состояло именно в учете духовной стороны человеческой жизнедеятельности, в признании того, что свобода необходимо предполагает ее осознание. Вот почему философия, считает Гегель, должна изучать общественную историю в том виде, в каком она существовала. Философия должна учить, что все свойства духа существуют лишь благодаря свободе, что все они являются лишь средствами для свободы, все только ее ищут и порождают.
Гегель — диалектик и поэтому он настаивает на том, чтобы философский анализ руководствовался принципом развития. Исторический процесс, подчеркивает Гегель, диалектичен, и философия тоже должна рассматривать его диалектически, показывать в движении и развитии.
Таким образом, задачей философии является выяснение, как сам Гегель выражается, того материала, в котором осуществляется разумная цель. «Всемирная история есть прогресс в сознании свободы, — прогресс, который мы должны познать в его необходимости» [2].
1 Гегель Г. Энциклопедия философских наук. М., 1977. Т. 3. С. 6.
2 Гегель Г. Лекции по философии истории. СПб., 1993. С. 72.
Дальнейшее развитие философии развенчало эти иллюзии, убежденность во всесилии, всевластии разума. Это связано, прежде всего, с тем, что сам рационализм оказывается ограниченным бытием, которое чаще всего не дает возможность осуществить те или иные цели деятельности, порожденные сознанием. Кроме того, рациональное начало человеческой деятельности принципиально зависимо от позиций и самого субъекта, а поэтому оно должно стать предметом исчерпывающего самоанализа. Ведь гегелевский метод при всей его ценности в целом имеет тот недостаток, что рассматривает историю лишь как поток, как бы не исследуя дна, над которым данный поток протекает. В гегелевской философии люди — «агенты мирового духа», не более того. Они жертвы высшей необходимости, которая сама действует, не сообразуясь с их жизнями; они остаются только орудиями исторического процесса. Этот метод по существу превращает и общество, и его историю в непрерывный интеллектуальный акт, каким он не является. Вот этот-то момент и стал исходным пунктом для К. Маркса с его идеей о включенности мышления в практику.
Учение К. Маркса об обществе строилось на основе доказываемого им принципа единства теории и практики. Если у Гегеля объективный источник истории, общества — в духе, мировом разуме, поскольку человечество сознательно и бессознательно есть носитель духа, то у К. Маркса история — развитие, имманентное бытию. Объективный источник развития общества в нем самом, поскольку история общества — это деятельность, преследующего свои цели человека. Согласно Марксу, именно люди являются авторами и актерами своей собственной всемирно-исторической драмы. Следовательно, и в познании этой всемирно-исторической драмы уместно применение логического и исторического методов анализа на основе их взаимодополнительности. Логический метод, используемый в философском осмыслении социальной действительности, есть не что иное, как результат исторического процесса, но данный не в хронологической последовательности со всеми его случайностями и индивидуальными особенностями развития, а в его сущности. Логический (философский) способ анализа — это отражение исправленное, но исправленное соответственно законам, которые дает сам действительный исторический процесс общественного развития.
Марксистская теория познания — это открытие (знание) закона, гносеологических категорий, выражающих объективную, необходимую, существенную, устойчивую и повторяющуюся связь между явлениями действительности. Если природные законы действуют слепо (это чистая объективность), то общественный (исторический, социальный) закон — это закон, реализующийся через сознательную деятельность людей и в самой сознательной деятельности людей. Иначе говоря, общественные законы — это законы самой сознательной деятельности людей. Однако, будучи законами сознательной деятельности людей, общественные законы не теряют своей объективности. Объективность общественных законов состоит в том, что, во-первых, люди всегда действуют при определенных объективных предпосылках, которые, в конечном счете, являются определяющими для этой деятельности. Во-вторых, воля, сознание, намерение людей не играют роли первопричины, ибо, как считает К. Маркс, сами они предопределяются объективными обстоятельствами реального процесса жизнедеятельности — общественного бытия. В-третьих, выражаемые в законах связи не зависят от того, познаны они или нет, знают о них люди или не знают. (Люди ведь могут и не знать и не понимать законов, руководствуясь конкретными объективными обстоятельствами своей особой жизнедеятельности.) Все эти важные моменты в осмыслении действия общественного закона позволили Ф. Энгельсу охарактеризовать социальный закон как некую равнодействующую силу (параллелограмм сил), которая есть объективный общий результат, получающийся из сложения всяких единичных действий (стремлений) людей.
В трактовке законов марксизм исходит из того, что природный закон может действовать, если для этого имеются необходимые условия, а может и не действовать, если таковых условий нет. Связь же общественного закона с условиями более гибкая. Общественный закон может не только прекращать свое действие, но и возобновлять его в иных формах в зависимости от условий. Это происходит отчасти потому, что его действие перекрещивается с одновременным действием других законов, отчасти же и вследствие природы общественных законов как понятий. Сила действия общественного закона может уменьшаться или, наоборот, возрастать при наличии (нарастании или снижении) тех или иных неблагоприятных или благоприятных условий. В этом смысле марксизм рассматривает общественные законы исторически, то есть предельно конкретно.
К. Маркс существенным образом расходился с О. Контом. (Конт верит в существование неизменных универсальных исторических законов.) Для К. Маркса неприемлема установка О. Конта, согласно которой на позитивной стадии в научных законах фиксируются «неизменные отношения последовательности и подобия». В соответствии с диалектико-материалистическим методом К. Маркса, научные законы никак не могут рассматриваться как неизменные. Более того, они никогда не могут быть сформулированы окончательно, поскольку люди, в отличие от животных, способны определять законосообразность и создавать противовесы для своих действий, строить их в соответствии с пониманием ситуации, и, таким образом, в принципе нейтрализовать их действие. Именно поэтому марксизм подчеркивает, что общественные законы не имеют иной реальности, кроме как в приближении, в среднем, в тенденции. Правда, из этого не следует, что всякая общественная тенденция является законом.
К. Маркс использует понятия «закон» и «тенденция» как тождественные, когда рассматривает общие, внутренне необходимые, существенные, повторяющиеся, господствующие тенденции развития общества. При этом понятием «тенденция» подчеркивается именно особенность формы проявления общественных законов (т.е. общественный закон осуществляется лишь приблизительно, в виде общей или господствующей тенденции). Иначе говоря, закон-тенденция — это особый вид закона. Данное понятие применяется марксизмом для выделения особой группы общественных законов, для которой характерны следующие признаки:
1) наличие ряда противодействующих факторов. Эти факторы не отменяют закона, но они, понятно, ослабляют его действие и приводят к тому, что закон действует только как тенденция при особых обстоятельствах и в течение определенного периода времени. Другими словами, закон-тенденция — это господствующая тенденция развития, которая, не отменяя и не нейтрализуя действие других противодействующих факторов, тем не менее, является одновременно и законом, ибо обязательно проявляется;
2) закон-тенденция не является непосредственным бытием, скорее всего, он является неким идеалом в смысле среднего, типичного, нормативного. Закон-тенденция имеет статистический характер. Это закон, который, как правило, характеризует массовые действия людей;
3) закон-тенденция выражает активность субъектов в деятельности. Ведь именно субъект общественной деятельности может влиять на процесс проявления закона-тенденции. Он может способствовать или противодействовать его действию.
Исследование законов-тенденций, предложенное К. Марксом, выступает определенной конкретизацией в изучении общественных процессов по сравнению с изучением законов как таковых. Ведь закон (в чистом виде), то есть без учета особенностей его проявления в связи с наличием противодействующих факторов, тождествен чистой необходимости. Такой закон отражает объективную связь между общественными явлениями в наиболее общем, предельно абстрактном виде. В этой связи нельзя не сослаться на известный афоризм: «то, что объясняет все, не объясняет ничего конкретного». Закон-тенденция же отражает связь между явлениями более конкретно, а значит и более приближенно к действительности, ибо он вычленяет и практически учитывает все возможные факторы его действия. Все это, как понятно, имеет эвристическое значение и позволяет широко использовать понятие «законов-тенденций» в социальном познании, социальном прогнозировании и управлении обществом.
Специфика действия социальных законов не может быть объяснена и понята без анализа потребностей, интересов и мотивов действий, поведения людей. Нельзя сказать, что марксизм уходит от этих вопросов. Однако считалось, что субъективные механизмы регуляции деятельности можно понять лишь тогда, когда человек исследуется прежде всего и преимущественно как социальный (классовый) тип. Вполне понятно, что такого рода подходы вызывали критику марксистской философской науки со стороны ученых, которые все более и более ориентировались на позитивистские пути познания социальной действительности, а поэтому стремились предельно снять какие-либо метафизические (умозрительные) устремления, тенденциозность, идеологемы.
Немалый вклад в осмысление данных вопросов и вообще в разработку проблем социального познания внесло неокантианство — философское течение конца XIX и начала XX века. Наибольший интерес в рамках данного течения мысли представляет «Баденская школа» (В. Виндельбанд, Г. Риккерт и др.), определившая задачу философии в разработке методологических и логических основ научного познания. Философы Баденской школы разграничивают науки о природе и науки о культуре не только по предмету, но и по методу исследований. С их точки зрения, науки о природе (естественные науки) — это науки об общем, и они используют номологический, или генерализирующий, метод познания действительности. Этот метод заключается в образовании общих понятий и в формулировании законов. Вместе с такого рода науками имеются так называемые науки о культуре (например, историческая наука), цель которых не установление естественных законов или образование общих понятий. По мнению Г. Риккерта и В. Виндельбанда, в таких науках, как история, например, изучаются неповторяемые единичные события и в них нельзя выявить общие закономерности, поскольку люди не в состоянии предсказать, что последует за достигнутым уже состоянием. Мы можем только лишь post factum, как считают они, указать основания того, что произошло. Вот почему с их точки зрения, эти науки излагают действительность, которая никогда не бывает общей, но всегда индивидуальной. В. Виндельбанд называет эти науки идиографическими, то есть науками только об индивидуальном, единичном и неповторяющемся. Метод, который эти науки применяют, — идиографический, или индивидуализирующий, то есть метод, описывающий исторические явления в их неповторимости.
Характерно, что с точки зрения Г. Риккерта, индивидуальность исторического события, постигаемая нами, не есть действительность, но только наше понимание действительности. Это связано с тем, что историк, занятый описанием единичных событий, должен иметь, кроме формального принципа индивидуализации, еще и дополнительный принцип, дающий ему возможность выделять из бесконечного многообразия фактов то существенное, что может иметь значение исторического события. Ведь в науках о культуре действительность распадается на существенные и несущественные явления. Историк должен произвести данный отбор. По мнению Г. Риккерта, он и делает этот отбор, когда относит события к культурным ценностям. Соответственно, метод отнесения к ценности Г. Риккерт называет индивидуализирующим методом, а сам такой род познания — пониманием. Благодаря отнесению события к ценностям, считает Г. Риккерт, мы только и можем познать уникальные формы культуры. Ведь человеческая культура многообразна и каждый ее тип требует специфического понимания своей уникальности, то есть ценности. Правда, четкого ответа на вопрос о том, что есть ценности, у Г. Риккерта и В. Виндельбанда нет. Они лишь говорят, что ценности вечны и неизменны и не зависят от субъекта. При этом подчеркивается, что независимость состоит не в том, что ценность существует вне индивидуального сознания, а лишь в том, что она обладает обязательной значимостью для всякого индивидуального сознания. Как видим, такой род познания, предложенный В. Виндельбандом и Г. Риккертом, родствен кантовскому практическому разуму: постичь путем интуиции дух человеческой культуры, неподвластный логическим категориям.
Неокантианство в лице В. Виндельбанда и Г. Риккерта, несомненно, внесло значительный вклад в разработку проблем специфики социального познания, хотя бы уже тем, что особо подчеркнуло ценностную природу социального знания. Вместе с тем нельзя не видеть, что противопоставление общего и единичного, предложенное неокантианством в отношении определения особенностей наук о природе и культуре, имеет свои пределы. Абсолютизация единичного, равно как и общего, конечно, для науки недопустима. Не может быть наук, игнорирующих общие связи и рассматривающих только какие-либо конкретные и уникальные факты сами по себе. Уникальное в истории, например, отнюдь не исключает повторяющегося в ней. Ведь нагромождение фактов, просто их описание, не есть еще история. Более того, наверное, имеются различные виды соотношения общего и единичного. Так, в исторических науках, например, единичное событие не может рассматриваться как такой феномен, который будет исчерпан до конца фиксацией во времени и пространстве и не будет более сводим ни к каким другим общим отношениям. Скажем, отмечая уникальность войны 1812 года, мы не можем не видеть, что она несет в себе и родовую определенность «войны вообще», то есть совокупность существенных и повторяющихся признаков, присущих этому историческому явлению в целом. Собственно поэтому и в истории, и в других подобных науках основным является не подчинение отдельного феномена виду явлений, а включенность частного явления в более объемлющее, но столь же единичное целое.
Макс Вебер, отталкиваясь от учения неокантианства, пошел дальше, интерпретируя собственно сам мир ценностей, мотиваций в познании. Он построил теорию так называемого идеального типа как модель для объяснения социальных фактов и их осмысления. М. Вебер был убежден, что, изучая деятельность людей, нельзя исходить из тех же методологических принципов, свойственных естествознанию, поскольку нельзя абстрагироваться от положения о том, что человек — сознательное существо. М. Вебер, также как и Г. Риккерт, разграничивает акты отнесения к ценности и оценку. Он считает, что науки об обществе должны быть так же свободными от оценочных суждений, как и естествознание. Если политик может идти на компромиссы, полагает он, то ученый не может себе это позволить. Правда, в отличие от Г. Риккерта, который рассматривал ценности как нечто надысторическое, М. Вебер трактует ценность как установку той или иной исторической эпохи, как свойственное эпохе направление интереса. По мнению М. Вебера, «интересом эпохи» и является понятие «идеального типа» — особой теоретической конструкции, схемы интерпретации социальных фактов, создаваемой самим исследователем в процессе познания. Согласно М. Веберу, «идеальный тип» как сконструированная модель анализа действительности — это плод умственных усилий субъекта познания. М. Вебер нередко называет такую модель утопией. Эта модель является только средством, а отнюдь не целью его познания. Так, «идеальный тип» может служить для историка средством раскрытия генетической связи уникальных исторических явлений, поскольку эта модель может применяться локально, во времени и пространстве. Детерминация здесь обусловлена предшествующим, то есть тем, что произошло до события. Вместе с тем идеальный тип может быть и средством выявления связи, существующей всюду и всегда, например, для социолога.
Таким образом, М. Вебер своим идеальным типом значительно смягчает противоположность индивидуализирующего и генерализирующего методов познания, поскольку в индивидуальном событии (как в каком-либо историческом событии, имевшем место лишь один раз) ищет характерное общее — идеальный генетический тип связи. На пути же генерализации нелокализованных явлений М. Вебер доходит только до типического, но не до всеобщности закона, ибо считает, что сведение конкретных эмпирических связей к законам бессмысленно в силу их уникальности. Объективность социально-научного знания может быть достигнута идеальным типом — теоретической моделью, которой нет в действительности, но в которой органично сочетается единичное и общее в проявлении социальных явлений.
М. Вебер выделял две взаимосвязанные функции социальной науки: объяснение и понимание. Если объяснение обращается к методам исследования, сравнимым с методами естествознания, то понимание предполагает, что человек выступает как носитель смысла и придает субъективные значения своим действиям. Именно поэтому предмет понимающей социологии (так М. Вебер называет свою философскую теорию общества) — воссоздать значения, вкладываемые людьми в их действия и проанализировать поведение человека как в значительной мере направленное на другого и порождающее их взаимодействие. Как видим, вместо того, чтобы сводить общественные отношения к природным или социальным актам, М. Вебер просто их создает (конструирует) в форме идеального типа интерсубъективных действий, определяя типичные рациональные или эмоциональные мотивации этих действий.
Иную позицию в отношении социального познания занимает Э. Дюркгейм. Он исходит из того, что во всяком обществе существует определенная группа явлений, отличающихся резко очерченными свойствами от явлений, изучаемых естественными науками. Эти явления: способы мышления, деятельности (поведения) и чувствования — социальные факты. Именно они и составляют собственную область социологии. Социальные факты отличаются весьма специфическими свойствами. Они, во-первых, находятся вне индивида, а во-вторых, наделены принудительной силой, вследствие которой они ему навязываются. Именно поэтому, согласно Э. Дюркгейму, социальные факты нельзя смешивать ни с органическими явлениями, так как они состоят из представлений и действий, ни с явлениями психическими, существующими лишь в индивидуальном сознании и через его посредство.
Социальные факты не могут иметь другого субстрата, кроме общества, будь то общество в целом или какие-либо отдельные группы, в него входящие. К социальным фактам принадлежат коллективные верования, стремления, обычаи группы. Это такое состояние группы, которое повторяется у индивидов, потому что оно навязывается им, и свойственно каждому, потому что находится в целом. Таким образом, по Э. Дюркгейму, социальным фактом является всякий способ действий, устоявшийся или нет, способный оказывать на индивида внешнее принуждение. Иначе говоря, «социальный факт» у Э. Дюркгейма — это действие, распространенное на всем протяжении данного общества и имеющее в то же время свое собственное существование, независимое от его индивидуальных проявлений. В этой связи Э. Дюркгейм подчеркивает, что первое и основное правило состоит в том, что социальные факты нужно рассматривать как вещи. Он критикует метод познания, когда наука движется от идей к вещам, а не от вещей к идеям. По его мнению, факты в этом случае являются чем-то второстепенными, ибо они служат тогда примерами или подтверждающими доказательствами, а не предметом науки. Такой метод, считает Э. Дюркгейм, не может дать объективных результатов.
Э. Дюркгейм доказывает, что социальные явления суть вещи, и о них нужно рассуждать как о вещах. Для социолога эти социальные явления — факты, и они составляют единственное datum (данное). Следовательно, рассуждать о явлениях как о вещах — значит рассуждать о них как о данных, составляющих отправной пункт науки. Э. Дюркгейм указывает в этой связи на следующие обязательные правила социального исследования: 1) нужно систематически устранять все предпонятия; 2) объектом исследования следует выбирать лишь группу явлений, определенных предварительно некоторыми общими для них внешними признаками, и включать в это исследование все явления, отвечающие данному определению; 3) при исследовании какого-нибудь класса социальных фактов необходимо стараться рассматривать их с той стороны, с которой они представляются изолированными от своих индивидуальных проявлений.
Оценивая теорию социального познания Э. Дюркгейма, нельзя с ним не согласиться в том, что необходимо рассматривать социальные явления сами по себе, отделяя от сознающих и представляющих их себе субъектов. Конечно, эти факты следует, прежде всего, изучать извне, как внешние вещи, именно в таком качестве как они предстают перед исследователем. Вместе с тем, приверженность Э. Дюркгейма лишь фактам и одним только фактам в познании действительности значительно ограничивает возможности науки, сводит ее преимущественно к процедуре констатирующих описаний, оставляя в стороне объяснение целого ряда вопросов, которые «выходят» за рамки представленных фактов.
Начиная с Э. Дюркгейма, философская теория и ее методология социального познания практически всецело строится на социологистских способах объяснения и понимания действительности. Соответственно, познание рассматривается исключительно как зеркальное отражение данных опыта, как непосредственное объяснение очевидных фактов этого опыта. Наиболее ярко такая позиция нашла свое выражение у П.А. Сорокина.
П. Сорокин отмечает, что социология и смежные общественные науки рассматривают надорганические явления, то есть имеют дело с человеком и созданным им миром. Феномен надорганики включает язык, науку, философию, религию, право, нравы, манеры, технические изобретения и процессы, зодчество, возделывание полей и садов, приручение и дрессировку животных, а также социальные институты. Другими словами, в своих развитых формах надорганика находится исключительно в сфере взаимодействия людей и продуктов их взаимодействия.
Согласно П.А. Сорокину, в большой группе социальных и гуманитарных дисциплин, которые имеют дело с надорганическим миром, особая роль принадлежит социологии, выполняющей свою собственную определенную задачу. В отличие от истории и других индивидуализирующих наук, социология является генерализирующей наукой. Вместе с тем, социология отличается и от таких генерализирующих наук, как экономика, политология, правоведение. Она имеет дело одновременно со всеми сферами социального пространства (в то время как другие генерализирующие социальные дисциплины имеют дело лишь с какой-либо одной сферой социокультурного пространства. Так, например, экономика — только с экономическими отношениями).
По мнению П.А.Сорокина, социология исследует общество как род, с присущими ему свойствами и отношениями, которые обнаруживаются в любом обществе, будь то фирма, церковь, государство, семья и т.п. Социология рассматривает даже циклы и флуктуации (отклонения) как родовой признак социальных явлений, возникающий практически во всех социальных процессах, будь то экономические, политические, религиозные, философские, в их взаимосвязях друг с другом. В этом смысле, подчеркивает П.А. Сорокин, социология изучает человека и социокультурное пространство такими, какими они являются на самом деле, во всем их разнообразии как подлинные сущности, в отличие от других наук, которые в целях анализа рассматривают явления, искусственно выделяя их и полностью изолируя от остальных.
Показывая, что социология осуществляет генерализацию в рамках целостного социокультурного пространства, П.А. Сорокин вместе с тем не считает, что социология должна заниматься всесторонним исследованием всех социальных наук или, что она призвана осуществлять их философский синтез. По его мнению, социология должна оставаться строго специальной наукой и не пытаться выполнять миссию других социальных наук, хотя она в своих генерализациях и зависит от открытий во всех других смежных с ней дисциплинах.
В основу системы своего социологического знания (социальные аналитику, механику, генетику) П.А. Сорокин кладет следующие принципы: 1) социология должна пониматься как наука о поведении людей (формах, причинах, результатах), а не как наука о каком-то едином обществе; 2) социология — наука объективная, она изучает социальные явления как «вещи», а поэтому должна быть свободна от всякого нормативизма и субъективного психологизма; 3) социология должна решительно порвать с дилетантством философствования, полностью отрешиться от всяких предпонятий и отправляться исключительно от факта, идти к фактам и кончать фактами; 4) социология должна покончить с упрощенным монизмом, рассматривающим механизм человеческой истории как уравнение с одним неизвестным. (Такая «простота», пишет П.А. Сорокин, существует только в мозгу адептов монизма, и ее нет в действительности.)
Все эти положения учения П.А. Сорокина можно было бы принять, если бы они относились только лишь к социологии познания общества и не распространялись на социально-философское осмысление его гносеологической теории. Социологистские подходы в философском познании общества в своем стремлении создать надличностную или объективную, «внеценностную» картину социальной реальности в значительной мере ограничивают творческие стремления субъекта познания. Эти подходы всецело делают социальную философию рабой фактов и, самое главное, не дают возможности свободно продуцировать мысль ни в отношении и всякого рода субъективных переживаний, ни в отношении логики выведения различных норм, оценок и понятий. Вместе с тем, в связи с расширением и усложнением объектной сферы науки, ее очеловечиванием (в социальную науку сегодня включаются все новые и новые объекты: социо-природные, социально-психологические, историко-культурные, психолингвистические и другие, непосредственно определяемые человеческой деятельностью), классический принцип познания: «порядок и связь идей совпадает с порядком и связью вещей» уже не всегда может выступать идеальным ориентиром познания во многих сферах человеческой деятельности, современное знание все более требует своей соотнесенности не только со средствами познания, но и ценностно-целевыми структурами деятельности людей. Между тем, деятельностный подход не может быть проведен последовательно, если само социальное познание и его структура рассматриваются в отрыве, например, от разнообразных коллективных характеристик субъектов общественной деятельности. Ведь такие характеристики, как ценности и цели субъекта познания, по самой своей природе социальны, они не существуют независимо от культурных значений, которые люди используют для их интерпретации и, следовательно, для их создания. Это значит, что знание о таких объектах также неразрывно связано с характеристиками познающего субъекта (целями, ценностями), которые ориентируют и сам процесс социального познания. Все это потребовало радикального пересмотра самого понятия субъекта познания, нахождения новых форм субъективности и установления связей субъекта с объективными общественными процессами.
Попытка преодолеть крайности объективизма и субъективизма, натурализма и антропологизма, сциентизма и внесциентизма характерны для современной эпистемологии. Эпистемология (от греч. episteme — знание) — направление в методологии науки XX века, изучающее структуры научного знания и формальные логико-математические аспекты научного метода. После развенчания неопозитивистской доктрины такая эпистемология стала разделом и социальной философии, рассматривающим вопросы природы и логики познания общественных процессов, проблемы объективности научного знания и его структуры.
В современном социальном познании наиболее распространенными являются такие научные методологии как герменевтика, феноменология, структурализм и постструктурализм, постмодернизм.
Так, если, например, говорить о постмодернизме, который в последнее время стал достаточно популярным, благодаря работам Ж. Лиотара, Ж. Дерриды, Ж. Делеза, Ж. Бодрийяра, Р. Рорти и др., то он, также как и другие направления социального познания, ставит своей задачей разработку различных форм выражения научного смысла. Однако в отличие от других методов познания, постмодернизм выдвигает принцип необходимости разрыва с традиционными подходами научного мышления и установлением нового его образа. Именно поэтому независимо от его применения постмодернизм всюду служит для описания философской позиции, направленной на развенчание (точнее, может быть, «переосмысление») общепринятых положений о социальной реальности, знании, истине. Характерно, что постмодернизм своим переосмыслением общепринятых положений не стремится занять освобождающееся место, он ограничивается тем, что постоянно задает вопрос о происхождении этих положений и, убедившись в их социальном, сконструированном характере, отдает предпочтение жизни «без истин, эталонов и идеалов». Более того, если структурализм, например, выделяет в культуре ряд бинарных оппозиций (доминантное — подчиненное, центральное — периферийное и т.п.), то постмодернизм отрицает такое стремление к упорядоченному структурированию. Постмодернизм считает, что упорядочение вообще невозможно, так как всегда возникают некие незаполненные пространства явления, которые нельзя не только отнести, но даже приблизить к одному из членов оппозиции. В этой связи немало тех, кто оценивает постмодернизм как бессодержательную позицию, «болтовню ни о чем». Однако это не совсем верно, так как постмодернизм отражает реалии современного общества. Но в целом постмодернизм, с точки зрения социальной философии, ничего нового не привносит в социальное познание.
Утверждение постмодернизма о том, что ни причинных, ни смысловых связей не существует и все, что есть, это игра, случай, поток неопределенности, также нельзя признать верным. Такой подход в познании есть отказ от четких целей и смыслов обществознания. А это значит, что сама постмодернистская методология познания ориентирована не на глубину постижения действительности, а на скольжение по ее поверхности. Здесь явно видно стремление отказать разуму в его возможности познать современный мир, который представляется постмодернизмом как только мир масок, иронии, цитат, заимствований, передразнивания, заменив разум иррациональной стихией бессознательного. Кроме того, сам принцип постмодернистского мироотношения разоблачать и протестовать любой ценой и по любому поводу, независимо от того делает такая критика общество лучше или хуже, вообще ставит такую философию вне исторической эпохи.
Итак, различные модели социально-философского познания, рассмотренные в исторической последовательности своего изменения, позволяют резюмировать, что социальное познание на всех этапах философствования осмысливалось как процесс духовного овладения человеком закономерностями функционирования и развития людей и общества. При этом главным принципом философствования в области социального познания всегда выступало, лежащее в его основе, отношение объекта и субъекта. Философия исходила из того, что знание о социальных объектах содержит мысль о них самих и его свойствах (нечто объективное, что идет от самих предметов), но одновременно это знание содержит и нечто такое, что привносится познающим субъектом (нечто субъективное, характеризующее особенности субъекта познания).
Вопрос о соотношении объективного и субъективного в знании и познании решался практически на всех этапах развития философии. Если в эпоху Нового времени и Просвещения философия подвергала сомнению лишь сам объект познания, но никогда не сомневалась в разуме субъекта, познающего объект, то уже К. Маркс начинает подвергать сомнению возможности субъекта познания адекватно отражать всю социальную действительность. Но Маркс исключительно важное значение придавал диалектике субъекта и объекта. Он считал, что диалектический метод позволяет проникнуть в сущность исследуемых объектов. Благодаря диалектике субъект познания может и должен строить теоретические модели, более или менее верно отражающие социальную действительность.
Что касается позитивистов, то они в качестве главного принципа познания выдвинули точное изложение фактов без привнесения каких-то субъективных элементов. Никто, конечно, не будет оспаривать необходимость исторической точности и ценность тщательного установления и анализа фактов. Однако стремление позитивизма всецело освободиться от всего субъективного в знании, представить его как предельно объективное, независимое от сознания людей — такая философская методология вместе с критикой метафизики практически отвергла и познание какого-либо смысла тех или иных общих процессов общественной истории. Позитивистское познание все более ориентировалось только на такие социальные объекты, о которых можно было получить верифицируемое знание.
Однако современные общественные процессы, связанные с научно-техническим прогрессом, интеграцией и дифференциацией научного знания, возрождением и развитием многих вненаучных форм знания способствовали смене научного дискурса. Позитивистские, а потом и постпозитивистские (не отрицающие постановку и решение общих проблем действительности, но все равно не выходящие за рамки эмпирии) методы исследования не могли целиком соответствовать бурно развивающейся общественной практике. Имело место несовпадение социальной практики и ее позитивистской рефлексии в социальных науках и философии. Собственно это и способствовало поиску философией нового дискурса.
Современный дискурс в социальной философии основывается на двух взаимодополняющих друг друга ориентациях познания. Если герменевтика, структурализм и постструктурализм исходят из самодостаточности субъекта познания и считают, что он в своих самоописаниях действительно является сотворцом природы, общества, своего собственного развития, то уже феноменология и постмодернизм отмечают неуверенность субъекта познания в своей самости, его децентрированность и плюрализм. На наш взгляд, на стыке этих ориентаций и складывается современное социально-философское знание. Важно также отметить, что социальная философия в своей познавательной деятельности, сегодня все более обращает внимание на «пограничные», находящиеся по ту сторону традиционно принятых в науке форм знания. Все более крепнет убеждение, что если социальная философия ограничивает свои задачи лишь объективным отображением реальности и ее критикой, то она теряет, по существу, основной ориентир методологической рефлексии над наукой. Она потому должна постоянно исследовать и возможности самой науки, своих методов, постигать и оценивать действительность и тем самым утверждать рациональность знания и эффективность разума вообще.
www.ronl.ru
Реферат по курсу «философия»
Министерство Российской Федерации по образованию
Мурманский государственный педагогический институт
Мурманск 2002 г.
Русская философия насчитывает тысячу лет своего существования, десять веков — от десятого до двадцатого.
«Лицом к лицу лица не увидать, \ Большое видится на расстояньи»… Эти слова поэта как нельзя более точно передают наше восприятие духовной культуры этого исторического отрезка времени, в том числе и философии.
Большая часть территории нашей страны заселена позднее, чем регионы мира, в которых сложились главные центры древней мировой культуры и цивилизации. На историческую арену народы России в своем подавляющем большинстве вышли позднее народов, обосновавшихся в этих центрах или вблизи них, причем вышли они в разное время и оказались на неодинаковых уровнях социально-экономического, политического и культурного развития. Подавляющее большинство современных российских народов – исторически молодо по сравнению не только с такими странами, как Индия или Китай, но и с наиболее крупными западноевропейскими народами.
В силу своего запоздалого исторического старта и своей исторической молодости в эпоху, хронологически совпадающую с европейским средневековьем, народы нашей страны оказались весьма специфически связанными с тогдашними центрами мировой культуры и цивилизации, причем с разными центрами.
В силу реальной совместной жизни в рамках одного государства между различными народами нашей страны начали складываться как политико-экономические, так и культурные, в том числе идейно-философские, связи, начался процесс взаимодействия и взаимовлияния философских культур, образовалось общее поле встреч разных культур и цивилизаций, встреч частью дружественных, частью конфликтных, полемических, но затрагивавших общие проблемы, в том числе проблемы философии.
Каковы же черты национального своеобразия русской философской мысли? Интерес к обществу и человеку в нем органически присущ русской философии, более того, самой сущности народного мироощущения. Эта первооснова, далеко не всегда рационально осознаваемая и тем более формулируемая, нашла свое отражение в том, что в русской философии, во всяком случае в лучших ее творческих, а не школярских, не эпигонских образцах, не получили широкого развития ни абстрактно-логические построения, ни индивидуализм.
О развитии русской социально-философской мысли лучше всего могут сказать сами ее творцы.
Ценнейшее свидетельство — статья С. Франка «Сущность и ведущие мотивы русской философии», напечатанная впервые в Германии в 1925 году. Изгнанный незадолго до этого из родной страны, Франк оставался русским мыслителем. Его до конца дней волновали судьбы русской философской мысли, он стремился раскрыть западному читателю совершенно не известную тому область духовной культуры — русскую философскую мысль, опровергнуть ложное мнение, будто философия в России — это копия классических философских систем: шеллингианства, гегельянства, кантианства...
Конечно, идеи немецких и других западноевропейских философов были распространены в России. Но все же оригинальная, самобытная философия существовала в России, и ее высшее достижение относится ко второй половине XIX — началу XX века. Франк совершенно справедливо подчеркивает, что нельзя сводить философию лишь к науке, к научно-систематическому исследованию. Истина, замечает он, может быть постигнута совершенно необязательно в «логических связях и благообразной систематичности». Русская философия, по Франку, это «сверхнаучное интуитивное учение и мировоззрение». Поэтому русская философия — это и художественная литература, пронизанная глубоким философским восприятием жизни (Достоевский, Толстой, Тютчев, Гоголь), это и свободно написанная статья, посвященная философской теме, связанная, как отмечает
Франк, с «новой проблемой исторической, политической и литературной жизни». Тем самым утверждается место и социально-философской мысли. Франк прямо говорил: «Философия истории и социальная философия… — вот главные темы русской философии».
Самое значительное и оригинальное, созданное русскими мыслителям, говорит он, относится к этой области.
Очень важной отличительной чертой русской философии является выдвижение нравственной оценки людей, их деяний, а также событий, в том числе социальных и политических, на первый план. Все эти черты действительно выражают национальное своеобразие русской философии, при условии, что ее развитие не противостоит общим чертам философской мысли других народов и сама русская философия не возвышается искусственно, как самая «высшая» и «глубокая».
Для русских мыслителей характерно то, что кроме понятия «истина», которое есть во всех языках, они пользуются и таким непереводимым словом, как «правда». Это, по Франку, слово ключевое. В нем тайна и смысл национальной русской философии. Русский мыслитель — от простого богомольца до Достоевского, Толстого и Соловьева — всегда ищет правду. Ведь правда — это не только истина, теоретически верный образ мира. Правда — это нравственные основания жизни, это духовная сущность бытия. Правду ищут не ради абстрактного познания, а ради того, чтобы «преобразить мир, очиститься и спастись».
Поиски правды-истины определяли и формы, в которые отличалась русская философская мысль. Это всегда спор, диалог. В них и рождалась правда-истина. Действительно, нестяжатели и масоны, материалисты, Пушкин и Чаадаев, славянофилы и западники, марксисты и народники — спорам не было конца в русской социально- философской мысли.
Философская мысль в России начала зарождаться в XI в. под влиянием процесса христианизации. В это время Киевский митрополит Илларион создает знаменитое «Слово о законе и благодати», в котором развивает богословско-историческую концепцию, обосновывающую «включенность русской» земли в общемировой процесс торжества божественного света.
Своеобразной практической философией отличается «Поучение» князя Владимира Мономаха (начало XII столетия). Это один из немногих текстов, где дан этический кодекс поведения мирян. Мономах исходит из убеждения, что праведная жизнь любого человека достигается «добрыми делами»: «покаянием», «Слезами», «милостыней». Особенностью практической философии Мономаха является слабая расчлененность «этики», «экономики» и «политики», отражающая пронизанность древнерусской культуры традициями родового быта. Максимы личного поведения оказываются одновременно и политическими принципами. Основы «домостроя» во многом определяют этику лица в зависимости от позиции в семье.
Главным итогом развития древнерусской философской мысли оказалась выработка принципиально новых, в сравнении с дохристианскими, представлениями о мире, как о творении бога, о человеческой истории, как арене борьбы божественной благодати и дьявольских козней, о человеке как о двойственном существе, состоящем из бренного тела и бессмертной души. Это обеспечило возможность восприятия в период перехода от культуры древнерусской к русской средневековой новых тенденций.
В XIV веке сильное влияние на русскую мысль оказал исихизм (от греч. безмолвие) – религиозное движение, включавшее в себя монашескую практику безмолвной («умной») молитвы, учение о взаимодействии бога и мира и целостную концепцию человека. Следуя традиции Псевдо-Дионисия Ареопагита, исихасты отрицали возможность познания божественной сущности. Но они различали «сущность» и «энергию», которая пронизывает все сотворенное бытие и дает возможность познавать бога через творение.
Значительный подъем национального самосознания был связан с Куликовской битвой (XV в.), в которой отчетливо определилась историческая роль Руси как защитницы Европы, которая обязана ей возможностью своего Возрождения, расцвета гуманизма.
Конец XV – начало XVI века принесли в Московскую Русь новую философскую традицию, связанную с «новгородско-московской ересью». Среди литературы, использовавшейся еретиками имелся логический трактат, включавший фрагменты сочинений аль-Газали и Моисея Маймонида, а также трактат «Тайная тайных», построенный как наставление Аристотеля Александру Македонскому. Видимо наличие этой книги, содержащей своеобразную «технологию властвования» (вплоть до «науки» физиогномики) открыло им путь ко двору Ивана III. «Политическая философия» еретиков утверждала особый образ государя.
В то же время сформировалась иная версия «политической философии». Новый этап российского возрождения связан с расцветом Московского государства, выдвижением в XVI столетии игуменом псковского Елеазаровского монастыря Филофеем идеи «Москва — третий Рим», в которой звучала не столько апология абсолютизма, сколько идея религиозного и исторического возрождения России, православных народов. Дальнейшее развитие русской философской мысли проходило в русле развития нравственно-практических наставлений и обоснования особого предназначения православия Руси для развития мировой цивилизации.
Реальная практика царствования Ивана IV, как и его экскурсы в область «политической философии», совместили обе эти тенденции, представив московского государя как искусного правителя «святой Руси». Подобный взгляд развивал И.С. Пересветов, сочетавший в «Большой челобитной» «научения веры мудрости» с астрологией. Тот же образ «грозного», но «справедливого» московского государя представлен в сочинениях Ермолая-Еразма («Правительница»). Лишь А.М. Курбский, бежав в Литву, оказался в состоянии вступить в полемику с Иваном IV и отвергнуть принцип неограниченного самодержавия. Некоторые исследователи ведут отсчет появлению западнических идей именно со времен Андрея Курбского.
Эпохой в развитии национального самосознания России явился период петровских реформ, приведших страну к плодотворной модернизации, включению в ткань общеевропейского экономического, научного, культурного прогресса. Этот процесс проходил противоречиво, однако в целом XVIII век — эпоха Просвещения – закрепил статус России в мире, привел к расцвету творческих сил народа — от Ломоносова и Татищева до Радищева и Державина.
Выпускник Московской академии М.В. Ломоносов (1711-1965) прошел курс обучения в Марбургском университете, где профессором философии был Хр. Вольф. Будучи глубоким и всесторонним ученым – естествоиспытателем (трудившимся также в сфере практически всех «гуманитарных» наук того времени), Ломоносов создал основы «корпускулярной философии», базирующейся на атомистической доктрине. В ней он видел возможность примирения научного и религиозного объяснения мира. В русской историографии термин «золотой век» применяется к характеристике не только пушкинского времени, но и периода царствования Екатерины II.
Одним из важнейших этапов роста национального самосознания явился период, начавшийся в 30-х годах XIX века, когда в полной мере был осмыслен и подъем патриотического сознания после победы над Наполеоном, и сила и слабость декабристских идей, и взлет культуры России. Данный период характеризуется зрелым творчеством Пушкина и появлением целой плеяды «поэтов Пушкинской поры», творчеством Росси, Брюллова, Гоголя, Каратыгина.
Оригинальные поиски русской философской мысли продолжались на протяжении XVI-XVIII вв. Эти поиски проходили в атмосфере противоборства двух тенденций. Первая акцентировала внимание на самобытности русской мысли и связывала эту самобытность с неповторимым своеобразием русской духовной жизни. Вторая же тенденция выражала стремление вписать Россию в процесс развития европейской культуры. Представители этой тенденции считали, что поскольку Россия встала на путь развития позже других стран Европы, то должна учиться у Запада и пройти тот же исторический путь.
Наиболее четкое теоретическое и общественно-политическое оформление эти две тенденции получили в 40-60-х годах XIX в. Первую тенденцию представляли славянофилы, а вторую – западники. Идеологию западников поддерживали такие авторитетные мыслители и общественные деятели как В.Г. Белинский, П.Я. Чаадаев, Н.Г. Чернышевский, А.И. Герцен. Все они были крупными литературными критиками, писали философские произведения. Западничество выражало патриотическую ориентацию, оно внесло в отечественную культуру неприятие духовной замкнутости; стремление рассматривать собственное прошлое в особенности его патриархальные формы, как идеал общества. И если бы мы имели достаточное время, то было бы неплохо познакомиться с их философскими трудами. Но мы не имеем возможности это сделать, так как, в противном случае, не успеем познакомиться с оригинальной философской мыслью России. Работы же «западников», в большей мере, воспроизводят уже известные нам идеи крупных западноевропейских философов: Белинский – Гегеля, Чернышевский – Фейербаха, Герцен – французских материалистов и т.д.
Оригинальным русским философско-идеологическим течением является славянофильство А.С. Хомяков (1804–1860), Ю.Ф. Самарин (1819-1876). Славянофилы опирались на «самобытников», на православно-русское направление в общественной мысли России. В основе их философского учения лежала идея о мессианской роли русского народа, о его религиозной и культурной самобытности и даже исключительности. Исходный тезис учения славянофилов состоит в утверждении решающей роли православия для развития всей мировой цивилизации. По мнению А.С. Хомякова, именно православие сформировало «то исконно русские начала, тот «русский дух», который создал русскую землю в ее бесконечном объеме».
Он делит все религии на две основные группы: кушитскую и иранскую. Наиболее полно сущность иранства выразило, по мнению А.С. Хомякова, христианство (религия свободы, она обращается к внутреннему миру человека, требует от него сознательного выбора между добром и злом).
Католицизм обвиняется славянофилами в отсутствии церковной свободы, поскольку там существует догмат о непогрешимости папы римского. Протестантизм же впадает в другую крайность – в абсолютизацию человеческой свободы, индивидуального начала, которое разрушает церковность. Только православие, считает А.С. Хомяков, гармонически сочетает свободу и необходимость, индивидуальную религиозность с церковной организацией.
Решением проблемы сочетания свободы и необходимости, индивидуального и церковного начала служит у славянофилов важным методическим принципом для разработки ключевого понятия их религиозно-философских воззрений – понятия соборности. Определяющим признаком соборности служит принцип «единство во множественности». Понятие «соборный» раскрывает не только внешнее, видимое соединение людей в каком-либо месте, но и постоянную возможность такого соединения на основе духовной общности. Соборность проявляется во всех сферах жизни человека: в церкви, в семье, в обществе, в отношениях между государствами и т.д.
Стержнем всего соборного сознания является Никео-царьградский символ веры, лежащий в основе вероучения Русской православной церкви (12 догматов и 7 таинств). Никео-царьградский символ веры был принят на первых семи Вселенских соборах и, следовательно, считают славянофилы, выработан соборным сознанием и является внешним выражением этого сознания, его «свидетельством».
Одной из важных тем размышлений славянофилов была тема гармоничного сочетания соборных истин и рассудочных положений религиозной жизни и светской философии. Славянофилы подвергли резкой критике распространенный в русском православии тезис о существовании непримиримого противоречия между религией и философией. Они признавали важную роль в жизни людей рассудочного начала, философских исканий и призывали к созданию самобытной русской философии как общего основания всех наук и духовного опыта русского народа, ратовали за соединение соборных истин с современным просвещением.
Славянофилы, как бы отстраняясь от исторических реалий, рассматривают народ как некий постоянный набор идеальных качеств, выделяя в нем некую неизменную «духовную сущность», субстанцией которой выступает православие и общинность. Предназначение великих личностей – быть представителями этого народного духа. Их величие, прежде всего, зависит от того, насколько они сумели выразить чаяния и стремление народа. Они считали, что монархия – лучшая форма правления для России. В то же время, по их мнению, царь получил свою власть не от Бога, а от народа путем избрания его на царство (Михаил Романов).
Славянофилы отстаивают тезис о принципиальном отличии развития России от всей западной цивилизации. И здесь на передний план выходит религиозное начало. Западные народы, извратив символ веры, тем самым предали забвению соборное начало. А это, в свою очередь, породило недостатки европейской культуры и прежде всего, распад общества на эгоистических индивидов, преследующих свои меркантильные интересы. Россия же, опираясь на православную духовную основу, идет своим особым путем, который должен привести ее к мировому лидерству. Это высокое предназначение России необходимо осознать ее гражданам, ибо «Право, данное историей народу, есть обязанность, налагаемая на каждого из его членов». Обращаясь к отечественной истории, славянофилы пытались доказать «всесторонность и полноту начал», на которых строилось русское общество. Западные государства, по их мнению, являются искусственными созданиями. Напротив, Россия, сформировалась органически, она «не построена», а «выросла».
Это естественное органическое развитие России объясняется славянофилами, тем, что православие породило специфическую социальную организацию – сельскую общину, «мир». С т.з. славянофилов, сельская община сочетает в себе два начала: хозяйственное и нравственное.
Основываясь на принципиальной установке, что община является лучшей формой социальной организации жизни, славянофилы требовали сделать общинный принцип всеобъемлющим, то есть перенести его в сферу городской жизни, в промышленность. Общинное устройство должно быть также положено в основу государственной жизни и способно, по их словам, заменить собой мерзость административности в России».
Различия между философскими школами в разных странах зависят от специфического выбора предметов исследования, большей или меньшей способности к философским размышлениям, большего или меньшего доверия к различным видам опыта, как, например, чувственному или религиозному и т.д.
По общему мнению, русская философия в основном занимается проблемами этики.
Это мнение неверно.
Во всех областях философии – гносеология[1], логика[2], этика[3], эстетика[4] и история философии – велись исследования в России до большевистской революции. В более позднее время действительно русские философы особенно интересовались вопросами этики.
В русской философии широко распространен взгляд о познаваемости внешнего мира. Этот взгляд часто выражался в своей крайней форме, а именно в форме учения об интуитивном непосредственном созерцании объектов как таковых в себе. По-видимому русской философии свойственно острое чувство реальности и чуждо стремление рассматривать содержание внешних перцепций как нечто психическое или субъективное.
Автор «Истории русской философии» (Первый том которой представлен на соискание степени магистра искусств в Парижскую духовную академию) отец Василий Зеньковский говорит, что в развитии русской философской мысли этика играет особенно важную роль. По его словам даже воинствующие натуралисты и позитивисты считали, что этика занимает в философии господствующее и самостоятельное положение. Полным подтверждением этого служили работы Герцена и в еще большей мере Лаврова, Михайловского, Толстого и др.[5] (в связи с аксиологическими обоснованиями этики будет уместно упомянуть труды Н.О. Лосского) Отец Зеньковский отмечает, что и в наши дни этический персонализм является, по всей вероятности, наиболее характерной чертой русской философии.
В русской философии стремление к цельному познанию и острое чувство реальности тесно сочетаются с верой во все многообразие опыта как чувственного, так и более утонченного, дающего возможность глубже проникнуть в строение бытия. Русские философы доверяют интеллектуальной интуиции, нравственному и эстетическому опытам, раскрывающим нам высочайшие ценности, но прежде всего они доверяют мистическому религиозному опыту, который устанавливает связь человека с богом и его царством.
Главная задача философии заключается в том, чтобы разработать вопрос о мире как едином целом, которая бы опиралась на все многообразие опыта. Религиозный опыт дает нам наиболее важные данные для решения этой задачи. Только благодаря ему мы можем придать нашему миросозерцанию окончательную завершенность и раскрыть сокровеннейший смысл вселенского существования. Философия, принимающая во внимание этот опыт, неизбежно становится религиозной. Только христианство отличается высочайшими и наиболее завершенными достижениями в области религиозного опыта. Все это дает основание полагать, что любая философская система, поставившая перед собой великие задачи познания сокровенной сущности бытия, должна руководствоваться принципами христианства. Ряд русских мыслителей посвятил свою жизнь разработке всеобъемлющего христианского мировоззрения. В этом состоит наиболее характерная черта русской философии.
Те, кто питает симпатии к метафизике и религии, заявляют, что в русской истории не было периода, подобного периоду средневековой схоластики, когда вся умственная энергия людей была сосредоточена на разработке христианской философии.
Русская религиозная философия – не повторение схоластики, ибо она пользуется всеми достижениями науки и современной философии, особенно современной высокоразвитой гносеологии. Поэтому следует сказать, что русская религиозная философия является прогрессивным достижением и способна дать толчок развитию западной мысли.
Русские православные люди привыкли разрешать религиозные вопросы тем традиционным способом, который был так широко распространен в старых духовных академиях. Поэтому они будут с недоверием относится к различным философским работам, вводящим в религиозное мышление многие черты советской литературы. Однако православным следует напомнить, что в наше время многие люди всех сословий и всех стран отошли от церкви. Они полагают, что христианское мировоззрение несовместимо с наукой и философией. Поэтому религиозная и философская литература должна включать в себя и такие работы, которые могли бы удовлетворить запросы различных общественных кругов. Эти работы должны вызвать чувства симпатии и возбудить интерес к христианству в среде высокообразованных людей, ставших безразличными к религии под влиянием веяний современной цивилизации.
Русская философия — не отдаленная от нас архаичная страница далекого прошлого, которая уже перевернута, поглощена потоком времени. На деле эта философия — живая мысль. Мы вступаем в диалог с ее носителями, находим в сочинениях Иллариона Киевского и Татищева, Ломоносова и Чаадаева, славянофилов и западников, Бердяева и Булгакова ответы на многие современные вопросы.
Русские философы настойчиво преодолевали «комплекс неполноценности» — ложное, но прочное убеждение о вторичности, несамостоятельности русской философской мысли, отстаивая ее самобытность. Это утверждение самобытности русской мысли ocyществлялось в сложной духовной атмосфере, одной из характерных черт которой было широкое распространение в народе утопических идей.
Одно из проявлений утопического сознания — иллюзорное, представление о богоизбранности России, о ее мистической, необъяснимой («умом Россию не понять!») миссии спасать человечество.
Нельзя утверждать, что оно глубоко проникло в народное сознание.
Скромность, даже заниженная самооценка, были характерной особенностью мироощущения трудовой России. Однако черты избранничества, особой роли в мире утверждались некоторыми церковными и государственными деятелями, начиная с XIX века, а в XX столетии произошло своеобразное новое рождение этого мироощущения. Иногда оно обретало такое проявление, о котором философ русского зарубежья Г. Федотов писал: "… Его страна единственно православная, единственно социалистическая — первая в мире: третий Рим. Он с презрением смотрит на остальных, т. е. западный «мир, не знает его, не любит и боится его».
Характерная черта русской философии на всем протяжении еe развития — патриотическая ориентация. Поэтому следует обратить внимание на вопрос о соотношении философии и национального самосознания.
Характерной общей особенностью русской философской мысли является ее связь с искусством, в особенности с литературой. Это не внешняя, а внутренняя, глубоко органичная связь. Она вытекает из того, что в центре русской философии находилась проблема человека. Искусство же обладает неограниченными возможностями в передаче духовного мира человека, всех форм его деятельности. Таким образом, русская философия представляет собой сложную и своеобразную сферу русской национальной духовной культуры. Поэтому она воплощалась в самых разнообразных формах — посланиях, поучениях, письмах, статьях и, конечно, в произведениях художественной литературы.
Глубоким философским смыслом наполнена поэзия Пушкина, Тютчева, Фета, публицистика Гоголя, Тургенева, иконы Рублева, картины Иванова. Связь философии и искусства можно наглядно показать и обращаясь к культуре начала XX века. Разнообразные по форме философские сочинения, как теоретические, так и поэтические, в равной мере отвечали на запросы жизни и отражали главные национальные потребности, в том числе основную из них — освобождение человека, раскрепощение личности.
Русская литература, и прошлая, и современная, была осмыслена, отнюдь не как чистое искусство, а как сфера философских размышлений, пророчества, закрепления социального опыта.
Список литературы
Введение в философию – М.: Политиздат, 1989 / с. 195
Лосский Н.О. История русской философии – М.: Советский писатель, 1991 / с. 469-471
Новая философская энциклопедия, Научно-ред. совет: предс. В.С. Степин, замест. предс.: А.А. Гусейнов, Г.Ю. Семигин, уч. секр. А.П. Огурцов. – М.: Мысль, 2000 В.К. Шохин Аксиология т.1. / с. 62
Радугин А.А. «Философия: курс лекций» -М.: Центр, 2002 / с. 138-142
Русская философская мысль: Очерк истории / В.О. Гошевский и др. Мурманск: Мурманский областной институт повышения квалификации работников образования, 1997 / с. 5-14
Современная философия: Словарь и хрестоматия. Ростов-на-Дону. Феникс, 1995 г. / с. 39, 78, 92
[1] Гносеология (от греч. познание и учение) — раздел философии, в котором предметом исследования является сам процесс познания как таковой, в его целостности, а не отдельные, частные его формы…
[2] Логика (от греч. логос) – в самом широком смысле – наука о мышлении, учение о законах, формах и средствах рассуждений.
[3] Этика (от греч. обычай, нравственный характер) – система учений о морали и нравственности, вытекающая из потребности человека ответить на вопрос: что я должен делать?
[4] Эстетика (от греч. чувственный, чувствующий) – учение о прекрасном в действительности и в сознании человека, о нормах, законах и канонах эстетического отражения.
www.ronl.ru
Идеология развития человечества
Николай Федорович Федоров родился 26 мая 1829 года в селе Ключи Тамбовской губернии. Личность Федорова производила на окружающих неизгладимое впечатление. Писатель Л.Н. Толстой, например, говорил: «Я горжусь...
Истоки и зарождение философии
Впервые в истории духовной культуры теоретически основательно философские проблемы были сформулированы легендарным греческим мудрецом Фалесом из Милета (ок. 624-547 до н.э.), которого справедливо называют одним из первых философов...
Общество и философия
Одним из ключевых образов, во многом определяющих направленность социально-философских поисков последних десятилетий, стал образ «другой истории»...
Основные учения древнекитайской философии
Как очевидно, философская мысль любого общества и любого государства развивалась не сразу. Точно также Китай не сразу прославился своими главными учениями. первые философские компоненты появляются не в самом Китае, а в прогосударстве Шан-Инь...
Особенности и направления русской философской мысли
Русское Средневековье продлилось почти восемь столетий: от «призвания варягов» в 862 г. до избрания на царство династии Романовых (1613 г.). Общей духовной и идейной санкцией феодальной системы явилось христианство...
Природа и философия
Природа - одна из сфер бытия, естественная часть мира, среда обитания человека. В древности силы природы персонифицировались в образах богов, человек ощущал свою слабость в противостоянии им...
Проблема философского понимания картины мира
Исторически первой философской картиной мира была сущностная, предложенная античными мыслителями и включающая в себя: * следы мифологического культурного наследия, например, то...
Проблема человека в философии
С незапамятных времен человек был объектом философских размышлений. Об этом говорят древнейшие источники индийской и китайской философии, тем более источники философии античной Греции...
Учение о бытии в истории философии
бытие философский...
Философия
Философия зародилась на Древнем Востоке в сер. I тыс. до н.э. Наибольшее развитие она получила в Индии и Китае, где она была тесно связана с религией...
Философия в культурно-историческом контексте, ее предмет, функции, структура и основной вопрос
Философия - это самая древняя область знаний. Она возникла в середине первого тысячелетия до нашей эры практически одновременно в трех районах мира - в Китае, Индии и Греции...
Философская проблема человека
Философское познание человека есть по своей сути самосознание человека, а человек может осознавать себя лишь при том условии, что он - познающая личность, т.е. философ, занимающийся антропологией, осознает себя как личность...
Философские школы Китая
философский китай легизм даосизм Отсюда и особенности традиционного философского мышления в Китае, к которым, в частности, можно отнести следующие: 1. Холизм. Мир и каждый индивид рассматриваются как «единая целостность», более важная...
Философский портрет Л. Н. Толстого
Впервые философские интересы пробуждаются в России в 18 в., когда русский ум был, затронут идеями французского Просвещения и просвещенного абсолютизма. На смену им пришел немецкий идеализм. Но ни славянофилам, ни западникам...
Этические учения в истории философской мысли
...
fil.bobrodobro.ru
