Лауреат в номинации «Юность» в конкурсе сочинений-эссе на тему: "Милосердное служение" к I Международному Форуму "Милосердие" 1 ноября 2014 г. Всего в номинации 62 работы школьников 9–11 классов средних общеобразовательных школ и студентов с 1 по 4 курс)
В нашей стране, на необъятной земле проживают очень добрые и отзывчивые люди, которые всегда придут на помощь. У русского люда большие сердца, но есть среди них сердца, которые больше всех. Такие сердца бьются у сестер милосердия.Чувство милосердия испытывали осознанно не все, но абсолютно все хоть однажды бескорыстно помогли человеку, то есть проявили милосердие, даже не подозревая об этом. Милосердие — одна из важнейших христианских добродетелей, исполняемая посредством любви к ближнему...
…После того, как Россия 12 апреля 1877 года объявила войну Турции, Юлия Петровна Вревская вступила в отряды добровольцев, неравнодушных к беде братьев-славян.
Юлия Петровна Вревская была дочерью прославленного генерал-майора Петра Евдокимовича Вариховского. Ее семья переехала на Кавказ из Смоленской губернии. Еще в детстве Юлия была заряжена атмосферой героизма, подвигов, страданиях искаженных и раненных. Эти рассказы оставили в сердце доброй и отзывчивой девушки неизгладимый след, взрастили в ней душевную теплоту, которую она стремилась отдать людям.
Она добилась разрешения на свои средства организовать санитарный отряд из 22 врачей и сестер.19 июня 1877 года Юлия Петровна прибыла в румынский город Яссы и приступила к работе сестры милосердия Святой-Троицкой общины. Медицинского персонала не хватало, раненых людей приходило по 11 тысяч. Сестры милосердия раздавали лекарства, кормили тяжелораненых, заведовали кухней, следили за сменой белья.
Но баронесса, придворная дама, привыкшая к роскоши, никогда не жаловалась на военные тяготы. Юлия Петровна работала без отпусков, она знала, что госпитали могут закрыть из-за отсутствия медсестер. Она скупо рассказывала о лишениях. Но подробно, с болью и гордостью писала родным о русских героях: «Это жалости подобно видеть этих несчастных поистине героев, которые терпят такие страшные лишения без ропота, все это живет в землянках, на морозе, с мышами, на одних сухарях, да, велик русский солдат!»
Затем Юлия Петровна оказалась в Беле, фактически на линии фронта, приняла участие в сражении у Мечи, выносила под пулями из боя раненых бойцов и оказывала им первую помощь. Ее призывали ко двору, считали ее долг исполненным, считали ее поведение весьма экстравагантным.
Но Юлия Петровна была возмущена теми речами, которые говорили ей знакомые придворные. Ведь она не считала свои действия героическими. Она полагала, что милосердие и помощь другим людям — это обязанность каждого человека.Условия, в которых проживала тогда Вревская, были ужасными. Раненые и персонал размещались в сырых кибитках, в землянках. Раненые стали заболевать тифом. И слабый организм Юлии Петровны не выдержал. Она тоже заболела тифом. Раненые сами ухаживали за доброй и отзывчивой сестрой. Когда Юлия умерла — в бреду и ужасном состоянии, — они сами выкопали могилу и похоронили ее.
Юлия Петровна Вревская доказала, что нет предела для милосердия и бескорыстия.
Юлия была баронессой, умнейшей женщиной того времени. Она привыкла к роскоши высшего света. Она была молода, красива, известна.
Но в трудную для страны минуту баронесса выбрала другой путь. Путь милосердия.
Для Вревской истинным счастьем была помощь нуждающимся. Она не знала другого счастья.
В сентябре 1878 года, после смерти Юлии, ее близкий друг И. С. Тургенев написал эпическое произведение « Памяти Вревской». Он писал: «Нежное кроткое сердце… и такая сила, такая жажда жертвы! Помогать нуждающимся в помощи… Она не ведала другого счастья… не ведала — и не изведала. Всякое другое счастье прошло мимо. Но она с этим давно помирилась и вся, пылая огнем неугасимой веры, отдалась на служение ближним».
Юлия Петровна Вревская своими поступками показала нам, простым жителям, что нужно нести другим людям любовь, бескорыстие, веру, милосердие и жертвенность. И сестрой милосердия быть не так-то просто. Ты работаешь в тяжелых условиях и даришь каждую секунду кусочек своего сердца тем, кто в этом нуждается.
Я считаю, что каждый должен совершать милосердные поступки. Именно милосердные! И не ждать при этом даже простого «спасибо». Ведь в этом и заключается суть милосердия — совершение бескорыстного поступка во имя добра.
Кристина Кубова,г. Сосновоборск Красноярского края,16 лет, средняя школа № 2, 10 «А» класс.
Итоги конкурса сочинений "Милосердное служение" - список победителей и лауреатов
Ваш кирпичик в строительстве Дома Милосердия. Вложите его прямо сейчас!Помните о лепте вдовы и жертвуйте сколько можете. Если не можете пожертвовать сегодня, воздохните, помолитесь об общем деле. Пожертвуете, когда сможете.Храни вас Господь!
Назад к списку
dommil.com
. Баронесса Юлия Вревская. Акварель Ю. Иванова.. Она ничего не сделала.. Просто была сестрою милосердия в русско - турецкую кампанию, фрейлиной Высочайшего Двора, женою генерала и вдовою барона Вревского, всю жизнь почти прожившего тайно - с черкешенкою, и имевшего от нее троих детей, которым она, законная супруга, дочь прославленного гордого дивизионого командира Петра Варпаховского, по глупости и блажи девической, отдала имение, выхлопотав перед Императорским двором для них, бастардов кавказских, и титул, и право на наследство… Да и прожила она с бароном Ипполитом, завсегдатаем зеленых вистовых столов, всего - то с небольшим, год. Приятная смугляночка, выросшая в тиши смоленской губернии, где долго служил отец, а потом - обожжённая жарким ставропольским солнцем. Кубанскою землею, куда перевели гофмейстера и генерала отца командовать Резервной дивизией.
Хозяйства вести
юная баронесса Юлия Петровна ну никак не умела. Даром, что мать ее была прибалтийскою немкою, а вот курицу у Варпаховских - Вревских часто к обеду
подавали - пережаренною и шитье молодая
баронесса роняла из рук, задумавшись ни о чем над книгою романной.. Все, должно
быть, монастырский, пансионский, бред вспоминала, когда с подружками своими гуляла по парку
институтскому, да собирала листья вязовые и кленовые, чтоб гербариум сделать.
***
А на что еще годны, эти"смоляночки" то? Только что- уставиться большими глазищами на какой нибудь предмет, да путать столовые приборы и чашки сервизные. Ночами
напролет строчить что то в альбомах и тетрадях, и тормошить
расспросами старого супруга: а какой был Мишель Лермонтов, а правда ли, что- сумрачен и невесел, а точно ли, что у него была своя система игры в
штосс и вист, а "Маскераде" своем подглядел он зорко и в еще семейную
драму Пушкина? Ни в чем Ипполита своего не упрекала, ни один карточный долг не
вспомнила, да еще и возилась с детьми его: Машей, Павлушей, Петенькой. То
шарады разыгрывали, то Тальберга терзали
по нотам фортепьянным.. Никто же ведь не знал, что придется Юлии Петровне стать в одночасье, ослепительной и в
трауре, 18 – летнею вдовой!
*** Она ничего не сделала… И матерью то даже не стала… Во чреве ее едва зародилась искра жизни, да алым потоком истекла прочь, только лишь услышала она о жестоком, смертельном ранении Ипполита Александровича в перестрелке с горцами. Хлопотами брата и матери, их настояниями вернулась в Петербург, жила некоторое время в холодном д ворце на Морской, была представлена ко двору. Стала фрейлиною императрицы Марии Александровны. Объездила с нею, уставшей от чахотки и постоянных измен супруга, Государынею, пол – Европы,Ближний Восток, Россию,Балтику. Беседовала с владыками и пашами, визирями и мудрецами.
Увлекалась, с тщанием великим, описанием и собиранием антики и редкостей, пыталась рисовать, делать путевые альбомы… Письма ее почти не сохранились, но мы знаем, что адресатами их были Иван Тургенев и Ференц Лист, и она едва не стала соперницею Мари д Агу и Полины Виардо. Но - не стала. Не захотела с кем то делиться. Столь жадно было ее сердце?
Да полно, она ничего не сделала! Что они могли делать, эти дворяночки? Скакать на лошади верхом, в амазонке бархатной, до одури, по Каменоостровскому, Елагинскому парку, да ждать там, в утаенной беседке - ротонде, свою единственную любовь…Настоящую. Они познакомились на приеме в Мраморном дворце. Константин Романов, великий князь, брат императора Александра Второго. Романтическая встреча при свечах увлекла обоих тотчас, разговор коснулся театра, морских путешествий литературных новинок. Он свободно владел разговором,был ведь поклонником поэзии, сам писал чудно Свободно цитировал Жуковского, при нем как бы ясно ощущалось дыхание Пушкина.
***
Пушкина и
Вяземского, Одоевского и Соллогуба, кстати, часто читали на вечера у
императрицы.. Читали и Жорж Санд, и входящего тогда в моду Достоевского, его " Рождественскую елку". Она
задумывалась о сюжете, но вязь описаний у нового наследника Лермонтова и
Гончарова слегка ее томила. Не утомляла, а именно томила. Она предпочитала
всему ясный и певучий слог Ивана Сергеевича Тургенева. Негромко рассказывала
Константину о красотах Лутовинова, где посчастливилось побывать пять дней–
летних, полных счастливых, ясных, напоенных ароматом липы. Несмотря на то, что
Иван Сергеевич хворал. Не опасно, легко, но неустроенная его жизнь на краю чужого,
хоть и красивого, гнезда, давала себя знать, выглядел и слегка за пятьдесят
семидесятилетним стариком. Она на это не смотрела – живой огонь беседы Ивана
Сергеевича, его ясный, пронзительный ум, мягкость манер, чаровала и увлекала ее
безмеры. И он, казалось, был к ней
неравнодушен, но -не решился на
последний шаг, признание… Они остались хорошими, добрыми друзьями, светскими
знакомыми.. Обсуждали новости и сплетни, театральные премьеры и новые книги.. Она ничего не сделала. Не стала делить яблоко
Париса между двумя, тремя…Ей никогда не хотелось с кем то делить себя.
Хватило того, что в юности за нею по пятам ходили сплетни: отравила, де ,мужа из охотничьего рога для вина, каждый раз подливая яду, да была в сговоре с чеченцем, который и убил его, при атаке на лезгинский аул, а потом, якобы нашли у чеченца в мешке письма от баронессы Вревской..
***Письма, какие письма? Она ничего не сделала, она даже писем личных не сохранила.. Бросала их в печь, в этих бесконечных странствиях и походах… Палестина, Египет, Польша, Крым… Пыталась писать Тургеневу с живостью и шуткой, зная, что все может тронуть его сердце, лечь в копилку романиста. В одном из уцелевших писем Вревской к нему из Ялты Ливадии, есть такие строки: "На днях давал тут концерт виолончелист Мешков, любопытно было слышать рассказы этого кроткого и смирного человека. Вообразите, он был крепостной Лярских, которые ни за какие деньги не давали ему вольной. Брали сбор с концертов и выдали за него обманом незаконную дочь барина, обещав ей и мужу свободу. Бедная так и умерла с горя. Брат Мешкова — скрипач, также не стерпел и умер в чахотке до манифеста 19 февраля. Все это истинная правда, нисколько не разукрашенная. Несчастный артист сед как лунь и очень нервен, у него осталось 6 человек детей, которых он кормит своим трудом, отказывая себе во всем, но смиреннее и незлобивее человека я никогда не видала. Я уверена, что Вам бы он очень понравился."
Тургенев отвечал
неожиданно, яростно, открыто, пылко, чем немного смутил ее..
"С тех пор
как я вас встретил, я полюбил вас дружески — и в то же время имел неотступное
желание обладать вами; оно было, однако, не настолько необузданно (да уж и не
молод я был), чтобы попросить вашей руки, к тому же другие причины
препятствовали; а с другой стороны, я знал хорошо, что вы не согласитесь на то,
что французы называют мимолетной связью… Вот вам и объяснение моего поведения.
Вы хотите уверить меня, что вы не питали «никаких задних мыслей» — увы! я, к
сожалению, слишком в том был уверен. Вы пишете, что ваш женский век прошел,
когда мой мужской пройдет — и ждать мне весьма недолго — тогда, я не
сомневаюсь, мы будем большие друзья, потому что ничего нас тревожить не будет.
А теперь мне все еще становится тепло и несколько жутко при мысли: ну что, если
бы она меня прижала бы к своему сердцу не по-братски? — и мне хочется спросить,
как моя Мария Николаевна в «Вешних водах» — «Санин, вы умеете забывать?» Ну,
вот вам и исповедь моя. Кажется, достаточно откровенно».
*** Она и об этом неожиданном для себя признании великого писателя рассказала позже своему нечаянному царственному поклоннику, зная, как интересен ему будет любой штрих из ее жизни. Он и не ревновал, улыбнулся понимающе, сказав только что за жизнь свою не встречал более пленительной Женщины, чем она, иИвана Сергеевича прекрасно понимает.. И к фотографии не ревновал, что послала потом в Спасское, на память Тургеневу, уничтожив почти всю переписку… Черновики, оригиналы… Сохранились лишь обрывки и копии. Она не хотела никого впускать в свою жизнь до конца. *** Писем Любимого КостИ, кстати, тоже - – не хранила, лишь короткие записки, да какие то сувениры: медальон, кольцо, альбомы, книги.. А потом.. Вместо очередного пылкого свидания, ей назначили встречу в Мраморном дворце.. Холодный прием, ледяная улыбка Великой княгини Елизаветы, которая, глядя ей прямо в глаза, сказала, что "желалабыкак можно скорейшего окончания приключения, дабы она не могла обременить Государыню Императрицу просьбою удалить баронессу отДвора…" Великий князь молод, пылок, романтичен, она все понимает, но просит не писать больше писем, получив которые , он не спит по ночам… Рискует обратиться к Государю с просьбою о назначении вдействующую армию. И это сейчас, когда они в ожидании очередного дитяти, а Государь такпылко влюблен в Катеньку Тютчеву! О, она все понимает, баронессе явно есть с кого брать пример! Княгиня Елизавета Маврикиевна продолжала холодно улыбаться, указав ей рукою на выход и не принимая ее прощального поклона…
*** Она тогда ничего не сделала. Абсолютно. Просто вступила в Крестовоздвиженскую общину сестер милосердья и подала прошение на имя императрицы о разрешении покинуть двор и выехать к местам сражения в качестве сестры милосердья.. Курсы окончила быстро, с жаром душевным. Все ей казалось внятным и ясным. Пока ехали к месту назначения, весело болтали с сестрами, вспоминая прежнюю мирную жизнь: балы, концерты, вечера в опере… А потом.. Потом тон ее писем изменился.. Ведь она ничего не делала. Просто перевязывала раненых. До трех тысяч в сутки…
".. В Фратештах уже увидела я непроходимую грязь, наших сеструшек (как нас называют солдаты) в длинных сапогах, живущих в наскоро сколоченной избе, внутри выбитой соломой и холстом вместо штукатурки. Тут уже лишения, трудности и война настоящая, щи и скверный кусок мяса, редко вымытое белье, и транспорты с ранеными на телегах. Мое сердце екнуло, и вспомнилось мне мое детство и былой Кавказ...» (Из письма Юлии Вревской И.С. Тургеневу от 27 ноября 1877 года). «Я так усовершенствовалась в перевязках, что даже на днях вырезала пулю сама и вчера была ассистентом при двух ампутациях...». (Из письма Юлии Вревской своей сестре Наталии, 5 декабря 1877 года).
Она ничего не
сделала… Просто каждый день мела комнату, топила печи, вела записи в
госпитальном журнале, кормила с ложки самых тяжелых, на ходу учила болгарский,
перевязывала, меняла компрессы… Даже когда уже начинала чувствовать себя плохо,
когда кружилась голова, почти падала, хватаясь за притолоку и вбирая в себя
частым пульсом, жаром лба и подбородка чистый, яблонево – холодный воздух ,
струящийся откуда то с Карпат. Он смешивался с запахом пороха и пота, гноя
инечистот, но все равно струя его была
живительна и прохладна для ее пылающего лба…
«Четыре дня ей
было нехорошо, не хотела лечиться... не знала опасности своего положения; но
вскоре болезнь сделалась сильна, впала в беспамятство и была все время без
памяти до кончины, т.е. до 24 января 1878 года. У нее был сыпной тиф, сильный;
очень страдала, умерла от сердца, потому что у нее была болезнь сердца».
(Из воспоминаний
сестры, Н.П. Вревской).
«Она получила
тот мученический венец, к которому стремилась ее душа, жадная жертвы. Ее смерть
меня глубоко огорчила. Это было прекрасное, неописанно доброе существо. У меня
около 10 писем, написанных ею из Болгарии».
(Из письма И.С.
Тургенева П.В. Анненкову от 11 февраля 1878 года).
____________________________________________
Она ничего не сделала. Жила для себя. И просто умерла в тифозной избе, в местечке Бяла… Гроб до могилы солдаты несли на руках, могилу засыпали розами. До сих пор на этом месте до сей поры – каменная ухоженная стелла с именем баронессы Юлии Петровны Вревской. Русской розы Болгарии, чье имя боготворимо в этой стране, до сей поры, несмотря на все разногласия и войны… А для нас она – ничего не сделала. Абсолютно. Просто была.. Какой то там русской баронессой…
www.chitalnya.ru
Юлия Петровна Вревская умерла от сыпного тифа 24 января (5 февраля) 1878 г., самоотверженно ухаживая за ранеными и больными в одном из госпиталей Болгарии в городе Бела. Героическая жизнь русской патриотки и сегодня вызывает восхищение.
Дочь генерал-майора Варпаховского П.Е., Юлия Петровна очень рано вышла замуж за известного на Кавказе генерал-лейтенанта, барона Ипполита Александровича Вревского, который был намного старше ее (в то время, в 1857 году, ему было 44 года).
Вревский И.А. был человеком далеко не заурядным. Некогда товарищ Лермонтова по Школе гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров, он только годом раньше великого русского поэта, в 1833 году, был выпущен из нее в лейб-гвардии Финляндский полк. Позднее Вревский окончил Академию Генерального штаба и с 1838 г. связал свою судьбу с Кавказом. Он был близко знаком со многими из интереснейших людей того времени.
Вревская Ю.П. — сестра милосердия
Зимой 1840-1841 года в Ставрополе на квартире у Вревского И.А. бывали Лермонтов М.Ю., Дорохов Р.И. (впоследствии прототип Долохова в романе Толстого Л.Н. «Война и мир»), Пушкин Л.С. — брат великого русского поэта, декабрист Назимов М.А. и др. Вревский был одним из образованнейших и умнейших людей своего времени.
Овдовев, Юлия Петровна Вревская вместе с матерью и младшей сестрой приехала в Петербург, где жили ее братья. Как вдова прославленного генерала, она заняла видное место в петербургском обществе. Бесконечно добрая и деятельная по натуре, Юлия Петровна старалась, чем возможно помочь всем тем, с кем она так или иначе встречалась или общалась длительное время.
Походный госпиталь в Зимница, с наброска Каразина Н.Н., 1878 г.
В частности, большой заботой и вниманием окружила она детей своего покойного мужа от его первого брака, считавшегося в условиях России того времени «незаконным». Юлия Петровна добилась (ценою длительных усилий), что сначала Николай и Павел, а затем и их сестра Мария, так называемые «воспитанники» Вревского И.А., носившие фамилию Терских, получили имя и титул отца (это произошло в 1872 и в 1876 гг.).
В это время она уже была знакома с писателем Тургеневым И.С., они дружески переписывались. В 1874-1877 гг. Вревская и Тургенев встречались в орловской деревне и на заграничных курортах, а также в Париже и в Петербурге. Вревская не любила столицу с ее туманами и дождями. В петербургском светском обществе ей было скучно и неуютно.
Письмо с далёкой родины, рисунок Каразина Н.Н., 1878 г.
Представители света казались Юлии Петровне, обладавшей независимым и гордым характером, пустыми и лицемерными. В ее письмах к Тургеневу, который в эти годы постоянно живет в Париже, лишь раз в год, обычно летом, приезжая ненадолго на родину, все чаще звучат то воспоминания о Кавказе, то мечты о поездках в Индию, Испанию и даже в далекую Америку.
Юлия Петровна много читала, посещала театры (ее восторг вызвала опера Рубинштейна А.Г. «Демон» с замечательным певцом — солистом Мариинского театра Мельниковым И.А.), художественные выставки (на одной из них Вревская познакомилась с известным художником-маринистом Айвазовским И.К.). В числе знакомых Юлии Петровны были и писатели — Григорович Д.В., Полонский Я.П., творчество которых она высоко ценила.
Однако самым близким другом Юлии Петровны был в эти последние годы ее жизни, несомненно, Тургенев. В промежутках между встречами они вели оживленную переписку. В письмах к ней Тургенев нередко цитирует Пушкина и Лермонтова, сообщает о своих впечатлениях от новых литературных произведений («Анны Карениной» Толстого, «Благонамеренных речей» Салтыкова-Щедрина, «Его превосходительства Эжена Ругона» Золя и других). В свою очередь, Вревская огорчается, что не смогла достать номер журнала «Вестник Европы» с рассказом Тургенева «Часы».
В июне 1876 г. Сербия и Черногория объявили войну Турции. Это вызвало сильное возбуждение в русском обществе. Всюду открыто проявлялись симпатии сербам. В Сербию отправлялись добровольцы, деньги, провиант. С середины сентября началась частичная мобилизация русской армии. В феврале 1877 г. разгромленная Сербия подписала с Турцией мир. Продолжала борьбу одна Черногория.
12 (24) апреля 1877 г. Россия объявила войну Турции. Война на Балканском полуострове взволновала 60-летнего Тургенева. Одним из самых ранних откликов писателя явилось стихотворение «Крокет в Виндзоре», написанное 20 июля 1876 г. Непосредственным поводом к его созданию послужило жестокое подавление восстания в Болгарии.
«Сербская катастрофа меня очень огорчает. Будь мне только 35 лет, кажется, уехал бы туда», — пишет он Вревской 27 июля (8 августа) 1876 г. И эти слова писателя произвели глубокое впечатление на его корреспондентку, которая менее чем через год, в июне 1877 г., отправилась на театр военных действий.
Внимательно следя за развитием событий на Балканском полуострове, Тургенев 1 (13) ноября 1876 г. писал Вревской о неизбежности войны, которая «займет все умы».
С глубоким сочувствием относясь к борьбе славянских народов против турецкого ига, писатель 24 ноября (6 декабря) того же года выражал надежду: «Дай бог нашим смиренным героям в больших сапогах действительно выгнать турку и освободить братьев славян!»
19 июня 1877 г. баронесса Вревская Ю.П. вместе с другими русскими сестрами милосердия приехала в Яссы (Румыния) для работы в 45-м военно-временном эвакуационном госпитале. Уже 21 июня в Яссы пришел из Браилова первый санитарный поезд с больными и ранеными. Прибывших переводили из вагона в барак, где их осматривали врачи. Тяжелораненых оставляли в госпитале, а способных к дальнейшей транспортировке отправляли в Россию.
В начале июля, в особенности же после первого штурма Плевны, прибытие двух поездов в сутки стало обычным. Во второй половине июля и в августе количество больных и раненых быстро возрастало. Воинские поезда не успевали вывозить из Ясс массы прибывших туда раненых и больных.
Наиболее горячее время наступило в начале сентября. С 7 по 18 сентября произошел такой наплыв раненых и больных, какого в Яссах еще не бывало. Каждый день приходило не менее трех поездов, а 11 сентября — пять. С 11 до 18 сентября в Яссы прибыло более одиннадцати с половиной тысяч человек раненых. Не лучше было и в последующие дни; 24 сентября Вревская писала сестре: «Мы сильно утомились, дела было гибель: до трех тысяч больных в день, и мы иные дни перевязывали до 5 часов утра, не покладая рук».
Наиболее обременены обязанностями были в Ясском госпитале именно сестры. Они перевязывали раненых, раздавали по назначению врачей лекарства, наблюдали за сменой белья, раздавали пищу, собственноручно кормили трудных больных и тяжелораненых. Некоторые из сестер исполняли обязанности заведующих кухней, буфетом, складом белья.
Все сестры милосердия по очереди назначались сопровождать санитарные поезда, где работа была особенно сложной и тяжелой, так как товарные вагоны были непроходными, а число больных и раненых, находившихся в них, огромным. Количество санитарных поездов ежедневно возрастало, а рейсы их становились все более длительными (Киев, Харьков).
После трудных сентябрьских дней в конце месяца наступило некоторое затишье. Такое положение существовало, однако, недолго. Взятие гвардейцами Горного Дубняка и Телиша 12 (24) октября вызвало новое усиление эвакуации: в последней трети октября в Яссы прибыло около семи тысяч раненых.
Интересно отметить, что вместе с Вревской работала в Яссах (и жила с ней в одной комнате) дочь орловского помещика инженер-капитана Цурикова А.С. Варвара Александровна. Эта молодая девушка (в 1877 г. Цуриковой В.А. было 26 лет) подобно Вревской жаждала общественно полезной деятельности, о чем советовалась с Тургеневым И.С. в своих письмах к нему (лично знакомы они не были). Сестрой милосердия Цурикова стала, как и Вревская, не без влияния образа Елены из романа Тургенева «Накануне». Несколько лет спустя, 10 (22) февраля 1883 г., Тургенев в последнем письме к Цуриковой В.А. писал: «Благодарю за теплые слова о бедной Вревской».
Как и многие другие сестры, Вревская чувствовала сильное переутомление после напряженнейшей и тяжелой четырехмесячной работы в госпитале. Она собиралась пойти в отпуск; однако, получив его на три месяца, не поехала отдыхать. Сначала она прибыла в Бухарест, где от уполномоченного Красного Креста князя Щербатова А.Г. узнала, что многие госпитали закрывают из-за отсутствия средств. Тогда Вревская решила поехать в маленькое болгарское местечко Белу, где не хватало сестер.
Первые болгарские впечатления Вревской нашли яркое отражение в ее письме к Тургеневу И.С. от 27 ноября (9 декабря) 1877 года: «Родной и дорогой мой Иван Сергеевич. Наконец-то, кажется, буйная моя головушка нашла себе пристанище, я в Болгарии, в передовом отряде сестер. До Фратешт я доехала железной дорогой, но в Фратештах уже увидела я непроходимую грязь, наших сеструшек (как нас называют солдаты) в длинных сапогах, живущих в наскоро сколоченной избе, внутри выбитой соломой и холстом вместо штукатурки. Тут уже лишения, труд и война настоящая, щи и скверный кусок мяса, редко вымытое белье и транспорты с ранеными на телегах…
Белая — красиво расположенное местечко, но до невероятия грязное. Я живу тут в болгарской хижине, но самостоятельно. Пол у меня — земляной и потолок на четверть выше моей головы; мне прислуживает болгарский мальчик, то есть чистит мои большие сапоги и приносит воду, мету я свою комнату сама, всякая роскошь тут далека, питаюсь консервами и чаем, сплю на носилках раненого и на сене.
Всякое утро мне приходится ходить за три версты в 48-й госпиталь, куда я временно прикомандирована, там лежат раненые в калмыцких кибитках и мазанках. На 400 человек нас 5 сестер, раненые все очень тяжелые. Бывают частые операции, на которых я тоже присутствую, мы перевязываем, кормим после больных и возвращаемся домой в 7 часов в телеге Красного Креста…»
Юлия Петровна добилась разрешения работать на самых передовых позициях. Теперь Вревская настолько усовершенствовалась в перевязках, что ее назначили ассистентом при ампутациях. Она писала сестре: «Я так усовершенствовалась в перевязках, что даже на днях вырезала пулю сама и вчера была ассистентом при двух ампутациях».
5 (17) января 1878 г. Юлия Петровна Вревская заболела тяжелой формой сыпного тифа, заразившись от одного из больных. «Четыре дня ей было нехорошо, не хотела лечиться… не знала опасности своего положения; вскоре болезнь сделалась сильна, впала в беспамятство и была все время без памяти до кончины, то есть до 24 января 1878 г. У нее был сыпной тиф, сильный; очень страдала, умерла от сердца, потому что у нее была болезнь сердца», — пишет, очевидно, со слов кого-либо из сослуживцев Юлии Петровны ее сестра Вревская Н.П.
Похоронили эту мужественную женщину «в платье сестры милосердия, около православного храма в Беле». Могилу копали раненые, за которыми она ухаживала. Они же несли ее гроб, никому этого не доверили…
Вскоре было опубликовано стихотворение Я. П. Полонского «Под Красным крестом (посвящается памяти баронессы Вревской Ю.П.)». От имени солдата поэт рассказывает о том, как сестра милосердия, сняв с себя рубашку, надела ее на больного:
Она из укромного вышла углаИ светлым виденьем ко мне подошла —И с дрожью стыдливой любви мнесказала:«Привстань! Я рубашку тебе принесла…»Я понял, она на меня надевалаБелье, что с себя потихоньку сняла.Но нет! Не забыть мне сестрицы святой!Рубашку ее сохраню я до гроба.
Эти строки произвели сильное впечатление на Тургенева, который 17 (29) апреля 1878 г. писал Полонскому Я.П.: «Я сам ежедневно с особым чувством скорби и жалости вспоминаю о бедной баронессе Вревской, и твое стихотворение в «Новом времени» вызвало слезы на мои глаза. Чудесное было существо — и столь же глубоко несчастное!»
Тургенев откликнулся на ее смерть одним из самых замечательных стихотворений в прозе «Памяти Ю. П. Вревской»: «…Нежное кроткое сердце… и такая сила, такая жажда жертвы! Помогать нуждающимся в помощи… она не ведала другого счастья… не ведала — и не изведала. Всякое другое счастье прошло мимо. Но она с этим давно помирилась, — и вся, пылая огнем неугасимой веры, отдалась на служение ближним…»
В болгарском городе Бела сохранилась до наших дней могила Юлии Петровны Вревской с памятником на ней. Небольшой из белого камня памятник обвит плющом и увенчан маленьким крестиком. На камне высечены слова: «Сестры милосердия Неелова и Баронесса Вревская. Январь 1878 года.
У могилы и памятника никогда не увядают цветы…
При написании статьи использована книга «Герои Шипки», сборник М., «Молодая гвардия», 1979 г. с. 355-369.
voynablog.ru
ВРЕВСКАЯ ЮЛИЯ ПЕТРОВНА
(род. в 1841 г. – ум. в 1878 г.)
О подвиге «русской розы, погибшей на болгарской земле» (В. Гюго) написано множество статей, поэтических произведений и даже снят художественный фильм. Но ни в одном из литературных источников, ни в одном из писем ее современников нет ни слова о том, что же подвигло блистательную светскую даму Юлию Петровну Вревскую сменить бальное платье на скромный наряд медицинской сестры. Она никогда не распространялась на эту тему, и ее поступок окружила аура загадочности. Это о ней и ее многочисленных подругах (но не столь именитых) главноуполномоченный Общества попечения о раненых и больных П. А. Рихтер писал: «Русская женщина в звании сестры милосердия приобрела… почетную славу в минувшую кампанию, стяжала… неотъемлемое, всенародно признанное право на всеобщую признательность и уважение как лучший друг солдата посреди страданий и болезни». Возможно, что окружавшая Вревскую «военная жизнь» наложила отпечаток на ее характер.
Сведений об этом периоде очень мало. Известно, что Юлия была дочерью прославленного генерал-майора Петра Евдокимовича Вариховского и до десяти лет жила с матерью, братьями и сестрой в Смоленской губернии. Затем вся семья переехала на Кавказ, к месту службы отца. Атмосфера героизма, рассказы о военных событиях и подвигах, страдания искалеченных и раненых – все это не могло не оставить следа в сердце доброй и отзывчивой девушки, взрастило в ней душевную теплоту, которую она стремилась отдать людям.
Несомненно, женское очарование и ум, самоотверженность и доброта, сочетающаяся с пламенным патриотизмом, привлекли внимание к юной Юлии Петровне «одного из образованнейших и умнейших людей своего времени» (по словам декабриста А. П. Беляева) 44-летнего боевого генерала, барона Ипполита Александровича Вревского. Человеком он был незаурядным: в Школе гвардейских прапорщиков и кавалеристских юнкеров учился и дружил с М. Ю. Лермонтовым, поддерживал товарищеские отношения с ним и Р. И. Дороховым (прототип Долохова в «Войне и мире» Л. Н. Толстого). Вревский окончил Академию Генерального штаба, был знаком со многими интересными людьми того времени: братом А. С. Пушкина – Львом Сергеевичем, декабристами М. А. Назимовым, Н. И. Лореном, братьями А. П. и П. П. Беляевыми. С этими людьми общалась и Юлия Петровна, когда в 16 лет стала хозяйкой дома барона. Наверное, она ценила и любила этого человека, если согласилась принять его предложение, зная, что Вревский «женат» на черкешенке (официально брак не был признан) и имеет от нее троих детей. Николай, Павел и Мария считались «воспитанниками» барона и носили фамилию Терских. Впрочем, брак оказался непродолжительным: через год генерал погиб под пулями горцев.
Юлия Петровна вместе с матерью и младшей сестрой переехала в Петербург и как вдова прославленного генерала была ласково встречена в обществе и стала фрейлиной двора императрицы Марии Александровны. «Баронесса… считалась почти в продолжение двадцати лет одной из первых петербургских красавиц. Я во всю свою жизнь не встречал такой пленительной женщины. Пленительной не только своей наружностью, но своей женственностью, грацией, бесконечной приветливостью и бесконечной добротой. Никогда эта женщина не сказала ни о ком ничего дурного и у себя не позволяла злословить, а, напротив, всегда и в каждом старалась выдвинуть его хорошие стороны. Многие мужчины за ней ухаживали, много женщин ей завидовали, но молва никогда не дерзнула укорить ее в чем-нибудь. Всю жизнь свою она пожертвовала для родных, для чужих, для всех…» – так рассказывал о Вревской писатель В. А. Соллогуб, знавший ее еще по Кавказу.
Юлия Петровна спешила делать добро, была щедра и справедлива. Большой заботой и вниманием она окружила детей покойного супруга и приложила массу усилий, чтобы его сыновья и дочь получили имя и титул отца. Доставшееся от мужа имение и состояние Вревская отдала теперь уже законным наследникам Ипполита Александровича.
В течение многих лет баронесса слыла одним из самых блистательных умов Петербурга, и среди ее друзей были писатели Д. В. Григорович, В. А. Соллогуб, поэты Я. П. Полонский, П. В. Шумахер, художники В. В. Верещагин, И. К. Айвазовский. Была она знакома и с Виктором Гюго и Полиной Виардо. Часть времени Вревская посвятила путешествиям по Италии, Египту и Палестине, сопровождая в поездках за границу императрицу.
Но несмотря на постоянный успех, светская жизнь Юлию Петровну не прельщала. При дворе ей было более скучно и неуютно, чем у себя в имении в Мишково (Орловская губ.). В 1873 г. она познакомилась с И. С. Тургеневым и часто общалась с ним в Петербурге. Когда летом 1874 г. Иван Сергеевич заболел, баронесса, пренебрегая светскими условностями, пять дней ухаживала за писателем в его имении Спасском-Лутовинове. Тургенев был откровенно неравнодушен к Вревской и в письмах признавался, что не затруднился бы «отдать яблоко» Париса ей. Только вот Юлия Петровна не согласна была делить «яблоко» с Полиной Виардо, с которой Тургенев фактически состоял в гражданском браке.
Они стали хорошими друзьями и переписывались до последних дней ее жизни. (Сохранились только письма Тургенева.) Вревская оставила «глубокий след» в его душе: «Я чувствую, что в моей жизни с нынешнего дня одним существом больше, к которому я искренне привязался, дружбой которого я всегда буду дорожить, судьбами которого я всегда буду интересоваться».
Юлия Петровна и Тургенев продолжали встречаться в Петербурге, Париже, Карлсбаде. Он хорошо знал о ее увлечении театром, понимал ее мечты о дальних поездках в Индию, Испанию, Америку; они обменивались впечатлениями о книгах и художественных выставках. «Сербская катастрофа» (1876 г.), которая так огорчила Тургенева, стала для Вревской испытанием духа и характера. После того как Россия 12 апреля 1877 г. объявила войну Турции, Юлия Петровна, неожиданно для всех, вступила в ряды добровольцев, неравнодушных к беде братьев-славян. Она добилась разрешения на свои средства организовать санитарный отряд из 22 врачей и сестер. Больше того, баронесса сама «училась ходить за больными и утешала себя мыслью, что делает дело». Она словно повторяла путь Елены Стаховой, описанный Тургеневым в романе «Накануне».
Незадолго до отъезда Юлии Петровны на Балканы писателю было суждено встретиться с ней на даче Я. П. Полонского. Присутствующий там К. П. Ободовский так описал это событие: «Тургенев прибыл не один. С ним вместе приехала дама в костюме сестры милосердия. Необыкновенно симпатичные, чисто русского типа черты лица ее как-то гармонировали с ее костюмом».
19 июня 1877 г. баронесса Ю. П. Вревская прибыла в румынский город Яссы для работы рядовой сестрой милосердия Свято-Троицкой общины в 45-м военно-временном эвакуационном госпитале. Медицинского персонала катастрофически не хватало: в день приходило от одного до пяти поездов с ранеными. Иногда число людей, нуждающихся во врачебной помощи, превышало 11 тысяч. Вревская писала сестре: «Мы сильно утомились, дела было гибель: до трех тысяч больных в день, и мы иные дни перевязывали до 5 часов утра не покладая рук». Кроме того, сестры по очереди раздавали лекарства, кормили тяжелораненых, заведовали кухней, следили за сменой белья. Баронесса, придворная дама, привыкшая к роскоши и уюту, в своих письмах никогда не жаловалась на военные тяготы.
Особенно трудно Юлии Петровне пришлось в декабре 1877 г. После четырехмесячной напряженной работы ей был назначен отпуск, и она собиралась провести его с сестрой на Кавказе. Но, узнав от уполномоченного Красного Креста князя А. Г. Щербатова, что многие госпитали закрываются из-за отсутствия средств и медсестер, изменила свое решение. Юлия Петровна отправилась в небольшое болгарское местечко Бяла. В посланиях к Тургеневу Вревская писала: «…мету я свою комнату сама, всякая роскошь тут далека, питаюсь консервами и чаем, сплю на носилках раненого и на сене. Всякое утро мне приходиться ходить за три версты в 48-й госпиталь, куда я временно прикомандирована, там лежат раненые в калмыцких кибитках и мазанках. На 400 человек нас 5 сестер, раненые все очень тяжелые. Бывают частые операции, на которых я тоже присутствую…» Скупо рассказывала она о своих лишениях и с болью и гордостью – о русских героях: «Это жалости подобно видеть этих несчастных поистине героев, которые терпят такие страшные лишения без ропота; все это живет в землянках, на морозе, с мышами, на одних сухарях, да, велик Русский солдат!»
Юлию Петровну, великолепно справляющуюся с перевязками, назначили ассистентом при ампутациях. Оказавшись в Бяле, фактически на линии фронта, она приняла участие в сражении у Мечки, вынося под градом пуль из боя раненых и оказывая им первую помощь. А ведь императрица передавала баронессе просьбу вернуться ко двору. Вревская была возмущена до предела словами, переданными ей князем Черкасским: «“Не хватает мне Юлии Петровны. Пора уже ей вернуться в столицу. Подвиг свершен. Она представлена к ордену…”. Как меня злят эти слова. Они думают, что я приехала сюда совершать подвиги. Мы здесь чтобы помогать, а не получать ордена». В высшем обществе поступок Вревской продолжали считать экстравагантной выходкой, а она просто делала «дело», не считая это героизмом.
Условия в Бяле были ужасными. Раненые и персонал размещались в кибитках и сырых мазанках. Силы Вревской были не беспредельны. Когда раненых начал валить сыпной тиф, слабый организм Юлии Петровны не выдержал. «Четыре дня ей было нехорошо, не хотела лечиться… вскоре болезнь сделалась сильна, она впала в беспамятство и была все время без памяти до кончины… очень страдала, умерла от сердца, потому что у нее была болезнь сердца», – писала сестра Вревской со слов очевидцев. Юлия Петровна умерла 5 февраля 1878 г. Раненые сами ухаживали за такой отзывчивой и нежной «сестренкой», сами выкопали могилу в промерзшей земле. Они же несли ее гроб.
Юлия Петровна хотела быть похоронена в Сергиевой пустыне под Петербургом, где покоились ее мать и брат, но судьба распорядилась иначе. Вревскую опустили в землю около православного храма в Бяле. На ней было платье сестры милосердия. М. Павлов писал: «Не принадлежа, в сущности, к Общине сестер, она тем не менее безукоризненно носила красный крест, со всеми безразлично была ласкова и обходительна, никогда не заявляла никаких личных претензий и своим ровным и милым обращением снискала себе общее расположение. Смерть Юлии Петровны произвела на всех нас, оторванных, подобно ей, от всего нам близкого, тяжелое впечатление, и не одна слеза скатилась при погребении тела покойной».
Огорчила эта смерть и Тургенева, откликнувшегося стихотворением в прозе: «Она была молода, красива; высший свет ее знал; об ней осведомлялись даже сановники. Дамы ей завидовали, мужчины за ней волочились…. два-три человека тайно и глубоко любили ее. Жизнь ей улыбалась; но бывают улыбки хуже слез.
Нежное кроткое сердце… и такая сила, жажда жертвы! Помогать нуждающимся в помощи… она не ведала другого счастья… не ведала – и не изведала. Всякое другое счастье прошло мимо. Но она с этим давно помирилась, – и вся, пылая огнем неугасимой веры, отдалась на служение ближним.
Какие заветные клады схоронила она там, в глубине души, в самом ее тайнике, никто не знал никогда – а теперь, конечно, не узнает.
Да и к чему? Жертва принесена… дело сделано».
Так имя баронессы Ю. П. Вревской вошло в историю как символ морального облика медицинской сестры и человеколюбия.
velib.com
19 июня 1877 г. баронесса Ю. П. Вревская прибыла в румынский город Яссы для работы рядовой сестрой милосердия Свято-Троицкой общины в 45-м военно-временном эвакуационном госпитале. Медицинского персонала катастрофически не хватало: в день приходило от одного до пяти поездов с ранеными. Иногда число людей, нуждающихся во врачебной помощи, превышало 11 тысяч. Вревская писала сестре: «Мы сильно утомились, дела было гибель: до трех тысяч больных в день, и мы иные дни перевязывали до 5 часов утра не покладая рук». Кроме того, сестры по очереди раздавали лекарства, кормили тяжелораненых, заведовали кухней, следили за сменой белья. Баронесса, придворная дама, привыкшая к роскоши и уюту, в своих письмах никогда не жаловалась на военные тяготы.Особенно трудно ЮлииПетровне пришлось в декабре 1877 г. После четырехмесячной напряженной работы ей был назначен отпуск, и она собиралась провести его с сестрой на Кавказе. Но, узнав от уполномоченного Красного Креста князя А. Г. Щербатова, что многие госпитали закрываются из-за отсутствия средств и медсестер, изменила свое решение. Юлия Петровна отправилась в небольшое болгарское местечко Бяла. В посланиях к Тургеневу Вревская писала: «...мету я свою комнату сама, всякая роскошь тут далека, питаюсь консервами и чаем, сплю на носилках раненого и на сене. Всякое утро мне приходиться ходить за три версты в 48-й госпиталь, куда я временно прикомандирована, там лежат раненые в калмыцких кибитках и мазанках. На 400 человек нас 5 сестер, раненые все очень тяжелые. Бывают частые операции, на которых я тоже присутствую...» Скупо рассказывала она о своих лишениях и с болью и гордостью — о русских героях: «Это жалости подобно видеть этих несчастных поистине героев, которые терпят такие страшные лишения без ропота; все это живет в землянках, на морозе, с мышами, на одних сухарях, да, велик Русский солдат!»
Юлию Петровну, великолепно справляющуюся с перевязками, назначили ассистентом при ампутациях. Оказавшись в Бяле, фактически на линии фронта, она приняла участие в сражении у Мечки, вынося под градом пуль из боя раненых и оказывая им первую помощь. А ведь императрица передавала баронессе просьбу вернуться ко двору. Вревская была возмущена до предела словами, переданными ей князем Черкасским: «"Не хватает мне Юлии Петровны. Пора уже ей вернуться в столицу. Подвиг свершен. Она представлена к ордену...". Как меня злят эти слова. Они думают, что я приехала сюда совершать подвиги. Мы здесь чтобы помогать, а не получать ордена». В высшем обществе поступок Вревской продолжали считать экстравагантной выходкой, а она просто делала «дело», не считая это героизмом. Условия в Бяле были ужасными. Раненые и персонал размещались в кибитках и сырых мазанках. Силы Вревской были не беспредельны. Когда раненых начал валить сыпной тиф, слабый организм Юлии Петровны не выдержал. «Четыре дня ей было нехорошо, не хотела лечиться... вскоре болезнь сделалась сильна, она впала в беспамятство и была все время без памяти до кончины... очень страдала, умерла от сердца, потому что у нее была болезнь сердца», — писала сестра Вревской со слов очевидцев. Юлия Петровна умерла 5 февраля 1878 г. Раненые сами ухаживали за такой отзывчивой и нежной «сестренкой», сами выкопали могилу в промерзшей земле. Они же несли ее гроб. Юлия Петровна хотела быть похоронена в Сергиевой пустыне под Петербургом, где покоились ее мать и брат, но судьба распорядилась иначе. Вревскую опустили в землю около православного храма в Бяле. На ней было платье сестры милосердия. М. Павлов писал: «Не принадлежа, в сущности, к Общине сестер, она тем не менее безукоризненно носила красный крест, со всеми безразлично была ласкова и обходительна, никогда не заявляла никаких личных претензий и своим ровным и милым обращением снискала себе общее расположение. Смерть Юлии Петровны произвела на всех нас, оторванных, подобно ей, от всего нам близкого, тяжелое впечатление, и не одна слеза скатилась при погребении тела покойной».
Огорчила эта смерть и Тургенева, откликнувшегося стихотворением в прозе: «Она была молода, красива; высший свет ее знал; об ней осведомлялись даже сановники. Дамы ей завидовали, мужчины за ней волочились.... два-три человека тайно и глубоко любили ее. Жизнь ей улыбалась; но бывают улыбки хуже слез. Нежное кроткое сердце... и такая сила, жажда жертвы! Помогать нуждающимся в помощи... она не ведала другого счастья... не ведала — и не изведала. Всякое другое счастье прошло мимо. Но она с этим давно помирилась, — и вся, пылая огнем неугасимой веры, отдалась на служение ближним. Какие заветные клады схоронила она там, в глубине души, в самом ее тайнике, никто не знал никогда — а теперь, конечно, не узнает. Да и к чему? Жертва принесена... дело сделано».
Так имя баронессы Ю. П. Вревской вошло в историю как символ морального облика медицинской сестры и человеколюбия.
www.sestra-miloserdiya.ru
ИЗ ИСТОРИИ МЕДИЦИНЫ© Т. К. Тихонова, В. Г. Абашин,Ю. В. ЦвелевВоенно-медицинская академия, кафедра акушерства и гинекологии им. А. Я. Крассовского, Санкт-ПетербургК 200-ЛЕТИЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ Н. И. ПИРОГОВАЖЕНСКИЙ ТРУД НА ВОЙНЕ (СООБЩЕНИЕ 2). СЕСТРА МИЛОСЕРДИЯ В РУССКО-ТУРЕЦКОЙ (1877−1878) ВОЙНЕ.БАРОНЕССА ЮЛИЯ ПЕТРОВНА ВРЕВСКАЯУДК: 613. 67:616−083:92 ВревскаяРис. 1. Портрет Ю. П. Вревской (художник Ю. В. Иванов)¦ Статья посвящена жизни и работе в качестве сестры милосердия баронессы Ю. П. Вревской при оказании медицинской помощи ранеными больным воинам во время русско-турецкой войны (1877−1878 гг).¦ Ключевые слова: история медицины- русско-турецкая война- сестры милосердия- Юлия Вревская.Русская роза, погибшая на болгарской землеВ. ГюгоВо все века люди преклоняли и преклоняют колени перед теми, кто осознал помощь ближнему как свой долг, принял чужую боль как свою, способен вынести тяжкие испытания и не потерять человечности и доброты. Сестры милосердия… Так называли женщин, которые посвящали себя очень тяжелому, но прекрасному делу — служению людям в те минуты, когда к человеку приходит беда — болезнь.В Крымской войне (1853−1856 гг.) под руководством хирурга Н. И. Пирогова сестры милосердия впервые стали оказывать помощь при проведении боевых действий: выносили раненых с поля боя, до изнеможения ассистировали на операциях, выхаживали самых безнадежных больных. Мы в большом долгу перед представительницами женского милосердия в России. Много женщин прославилось на этом благородном поприще, и многие из них отдали свои жизни во имя человеколюбия. К сожалению, их имена незаслуженно забыты.Имя русской баронессы Юлии Петровны Вревской, принявшей участие в качестве сестры милосердия в русско-турецкой войне 1877−1878 годов за освобождение Болгарии, по праву стало в этой стране символом гуманизма, героизма и самопожертвования всех русских женщин, пришедших на помощь братскому народу в трудную для него минуту. В настоящее время в России даже многие медицинские работники не слышали имени этой замечательной женщины, почти не осталось даже ее изображений, кроме портрета художника Ю. В. Иванова (рис. 1) и нескольких фотографий. Поэтому рассказ о ней, в основном, строится на воспоминаниях ее современников.«Она была молода, красива- высший свет ее знал- об ней осведомлялись даже сановники. Дамы ей завидовали, мужчины за ней волочились… два-три человека тайно и глубоко любили ее. Жизнь ей улыбалась- но бывают улыбки хуже слез» [10]. Юлия Петровна родилась в 1841 году в семье Варпаховских, принадлежавшей к старинному дворянскому роду, из которого вышло немало офицеров. Военную карьеру избрал и брат Юлии Петровны — Владимир. Ее отец, Петр Евдокимович Варпаховский, был родом из польских шляхтичей, которые «по взятии города Смоленска под Российскую державу» выехали в Россию. Дворянин, потомственный военный, генерал П. Е. Варпаховский участвовал в Бородинском сражении и был тяжело ранен. После длительного лечения продолжил военную службу, быстро продвигаясь по служебной лестнице.Ьм* ПГГ" ЬРис. 2. И. А. Вревский (1858)Женился на дочери начальника отделения Главной Контроли царства Польского Ивана Богумила Блех. Получение новых чинов вызывало частые перемещения семьи Варпаховских из одного города в другой. Вот и Юлия Петровна родилась в городе Лубны Полтавской губернии, где стояла в то время дивизия отца, и записана в полковой церкви. В метрической книге значится: «1838 г. генваря 25 числа командира 1 бригады, 7 пехотной дивизии генерал-майора Петра Евдокимова Варпаховского, православного вероисповедания и законной жены его Каролины Ивановны евангелического вероисповедания родилась дочь Юлия». Она была четвертым ребенком в семье: старшие — братья Петр, Иван, сестра Наталья, младшие — братья Евгений и Владимир [1].Заслуженный генерал был беден, недвижимого имущества не имел, содержал большое семейство одним довольствием, получаемым от казны, и периодически был вынужден обращаться к царю за денежной арендой в рассрочку. По этой причине семья жила очень скромно. После получения отцом чина генерал-лейтенанта и назначения его командующим Резервной дивизией Отдельного кавказского корпуса, Варпаховские в 1848 году переехали в Ставрополь, тогда центральный город Кавказской области и центр административного управления военными действиями на Кавказе против Шамиля [4].Училась Юлия Петровна сначала в Одесском институте благородных девиц, ас 10 лет в Ставропольском «Среднеучебном заведении святой Александры» для воспитания женского пола". В 1857 году в шестнадцать лет ЮлияВарпаховская вышла замуж за вдовца — генерал-лейтенанта барона Ипполита Александровича Вревского (рис. 2), который командовал войсками на лезгинской линии Кавказа. Был он намного старше своей юной жены — в 1857 году ему исполнилось уже 44 года. И. А. Вревский — внебрачный сын князя Александра Куракина, друга самодержца России Павла I. В 1822 году он был пожалован баронским достоинством. Далее получил прекрасное военное образование. Учился он вместе с Лермонтовым в школе гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров. Окончил Вревский и Академию Генерального штаба. В Дерптском университете прошел курс медицины [6]. Военную службу барон начал в 1832 г. в школе гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров в чине унтер-офицера лейб-гвардии гусарского полка. В экспедициях и сражениях участвовал с 1838 года. Служа на Кавказе, он сблизился с декабристами Беляевым, Назимовым и другими. В 1840 году на его квартире в Ставрополе бывали Лермонтов, друг и родственник Лермонтова — Алексей Столыпин (Монго), брат Пушкина — Лев Сергеевич. По свидетельству декабриста Беляева, Вревский был «один из образованнейших и умнейших людей своего времени» [4]. Блестящий офицер, он слыл искусным военачальником и человеком непомерной храбрости, трижды награждался золотым оружием с алмазами и надписью «За храбрость». Пользовавшийся симпатией окружающих, сделавший блистательную военную карьеру генерал-лейтенант Вревский сразу привлек внимание своей юной избранницы. В декабре 1857 года Ипполит Александрович пишет брату Борису: «Я еще не известил о моем очень скором браке с Юлией Варпаховской. Я уверен, что ты примешь живое участие в моем счастии, и я хочу надеяться на твое любезное отношение к Юлии, которая со своей стороны расположена к Вам. Жюли будет шестнадцать лет, она блондинка, выше среднего роста, со свежим цветом лица, блестящими умными глазами, добра бесконечно. Ты можешь подумать, что описание это вызвано моим влюбленным состоянием, но, успокойся, это голос всеобщего мнения» [4].Чета была принята при дворе русского императора. Поскольку И. А. Вревский занимал пост начальника округа, они поселились во Владикавказе. Юлия Петровна, по воспоминаниям очевидцев, «сияла молодостью, красотой, образованием и всеми качествами, способными вызвать полнейшую симпатию. С тех пор домашняя обстановка отчасти изменилась… и сам барон стал как будто мягче и приветливее» [4]. Казалось, судьба не сулила ей ничего плохого. Но счастливый брак оказался не-Рис. 3. И. С. Тургенев (фотография С. В. Левицкого, 1856.)долгим. 30 августа 1858 года в дом Вревских доставили депешу, в которой сообщалось, что генерал-лейтенант Ипполит Александрович Вревский смертельно ранен при взятии лезгинской крепости Китури. Несколько дней спустя он скончался на руках у жены. «Это был чуть не единственный пример в Кавказской войне смерти в бою генерал-лейтенанта, главного начальника отряда», — вспоминал А. Зиссерман [4].Двадцатилетняя вдова была в отчаянии. После смерти мужа Юлия вместе с матерью и младшей сестрой переехала в Петербург, надеясь на помощь живших там старших братьев. Квартиру нашли на Большой Морской. Да и государь Александр II не оставил без внимания молодую вдову прославленного генерала: она была назначена фрейлиной ко двору государыни Марии Александровны и заняла видное место в петербургском обществе. В течение многих лет Юлия Вревская была одной из самых блистательных дам великосветского Петербурга [1]. Это была эрудированная, неординарная личность: много читала, посещала театры, художественные выставки. Среди знакомых Вревской были писатели Д. Григорович, Я. Полонский, художник И. Айвазовский, творчество которых она высоко ценила. У Юлии Петровны было много друзей в России и за границей, которые не оставляли ее своим вниманием, и с которыми она старалась поддерживать теплые дружеские отношения. Знакомством с нею дорожил Виктор Гюго. Ее хорошо знал Ференц Лист.Особенно глубокая и искренняя дружба связывала Вревскую с И. С. Тургеневым (рис. 3). Юлия зачитывалась произведениями Тургенева и мечта-ла с ним познакомиться. И вот мечта осуществилась, в одном из салонов Петербурга Вревскую представили И. Тургеневу. Смелые суждения Юлии Петровны в жизненных вопросах, цельность ее натуры, прямой, честный взгляд, изящная внешность увлекли маститого писателя. Тургенев писал: «Я чувствую, что в моей жизни с нынешнего дня одним существом больше, к которому я искренне привязался, дружбой которого я всегда буду дорожить, судьбой которого я всегда буду интересоваться» [11]. В дальнейшем в течение трех лет между ними длилась постоянная переписка, прерывавшаяся только на время приездов писателя в Россию. Какую огромную радость приносили ей его небольшие, шутливые и вместе с тем глубоко лиричные письма! Тоскующий по любимой родине писатель, с жадностью прислушивавшийся ко всем доносившимся до него в Париж вестям, благодарил свою корреспондентку за новости и сообщения, рассказывал ей о своей парижской жизни, обсуждал с ней литературные новинки. Ее письма давали ему значительный материал для размышлений. «Какие Вы хорошие письма пишете, милая Юлия Петровна — с каким удовольствием я их читаю», — замечал он [11]. Таким образом, Вревская была для великого писателя близким и чутким другом, которому он безгранично доверял, с мнением которого всегда считался и встреч с которым ждал с большим нетерпением [7].Юлию Петровну отличала какая-то особая прелесть, что-то возвышенное, что особенно привлекало к ней и не забывалось. В. А. Соллогуб писал о Вревской: «Ведя светский образ жизни, Юлия Петровна никогда не сказала ни о ком ничего дурного и у себя не позволяла никому злословить, а, напротив, всегда в каждом старалась выдвинуть его хорошие стороны. Даже самые злонамеренные люди склоняли перед ней головы. Всю жизнь она жертвовала собой для родных, для чужих, для всех. Юлия Петровна многим напоминала тип женщин александровского времени, этой высшей школы вкуса, — утонченностью, вежливостью и приветливостью. Бывало, слушая часто незатейливые, но всегда милые речи, я думал: как желательно в нашем свете побольше таких женщин и поменьше других» [9]. Бесконечно добрая и деятельная по натуре, Юлия Петровна действительно старалась, чем возможно, помочь всем, кто в этом нуждался. Большой заботой и вниманием она окружила детей Ипполита Александровича от первого брака, считавшегося в то время незаконным. Ценой длительных усилий Юлия Петровна добилась, чтобы они были приняты в привилегированные учебные заведения, получили фамилию и титул отца и наследовали земли в Баталпашинском округе, которымибыл награжден их отец [12]. Больная императрица Мария Александровна, тронутая благородным поступком «чудачки», взяла ее фрейлиной во дворец и не ошиблась. В путешествиях по Италии, Франции, Сирии, Палестине Юлия стала не только задушевной подругой высочайшей особы, но и незаменимой сиделкой, когда императрица болела [6].В 1870 году Юлия Петровна попала в опалу и уехала в орловское имение. Возможно, из-за истории неудачного замужества своей сестры Натальи, которая закончилась трагедией. Павел, Николай, Мария — дети Вревского от первой жены. Когда Николай окончил Пажеский корпус, Юлия Петровна женила его на своей сестре Наталии. Наталья была хороша собой и, возможно, в прошлом у нее были какие-то связи. Согласно придворным слухам Наталья Петровна до брака испытала внимание Высокого лица. Николай ревновал ее, бил и без конца упрекал. Служить он не хотел. В конце концов, он покончил жизнь самоубийством, бросившись с моста в воду. Однако, возможно, причина заключалась и в самой Юлии Петровне. Она и сама могла испытать внимание Высокого лица, так как была молода и весьма привлекательна. Возможно, это был великий князь Константин Николаевич, которому она писала по возвращении в Петербург: «Ваше Императорское Высочество, вот уже два месяца, как я в Петербурге, где я снова поселюсь, и до сих пор не имела счастья ни встретить Вас, ни увидать даже издали» [1].Неоднократные встречи с И. С. Тургеневым в Париже, на курортах Европы, в его имении она считала лучшими днями своей жизни после смерти мужа. Это была крепкая, сердечная дружба. И. С. Тургенев письменно признавался Ю. С. Вревской: «С тех пор, как я Вас встретил, я полюбил Вас дружески — и в то же время имел неотступное желание обладать Вами- оно было, однако, не настолько необузданно (да и уж не молод я) — чтобы просить Вашей руки — к тому же другие причины препятствовали- а с другой стороны, я знал очень хорошо, что Вы не согласитесь на то, что французы называют une passade… Вы пишете, что Ваш женский век прошел- когда мой мужской пройдет — и ждать мне весьма недолго — тогда, я не сомневаюсь, мы будем большими друзьями — потому что ничего нас тревожить не будет. А теперь мне все еще пока становится тепло и несколько жутко при мысли: ну, что, если бы она меня прижала бы к своему сердцу не по-братски?» [11]. Ничего баронесса не могла предложить Ивану Сергеевичу, кроме дружеских отношений, оставаясь верной памяти Ипполита Александровича. Хотя она была женой Вревскогонедолго, но была с ним счастлива. Вполне возможно, что муж не раз рассказывал ей о Лермонтове, о декабристах, и эти воспоминания, несомненно, должны были производить сильное впечатление на молодую женщину, которой самой было суждено совершить подвиг. Активная, деятельная натура Вревской не могла примириться с монотонной малосодержательной жизнью, которою вынуждена была жить в Петербурге. Она — вдова прославленного генерала, придворная дама, светская красавица, хочет утолить свою мятущуюся душу сменой впечатлений. Много путешествует. Побывала в европейских столицах, на Кавказе, в Венеции, Крыму, Александрии, Иерусалиме. С жадностью Вревская набрасывается на книги. Читает Пушкина, Жорж Санд, Тургенева, Сервантеса, Гюго, Диккенса, Достоевского… Перед нею проходит вереница героинь и героев прославленных романов, в которых она ищет смысл жизни, идеал, пример для подражания. Начитанность и советы Вревской изумляли даже профессиональных литераторов [6].В 1876 году болгары восстали против турецкого ига, на что турки ответили жестокими погромами. Волна негодования охватила всю Европу. Болгары обратились за помощью к русскому царю. «…Люди русские, да не оскудеет и ныне ваша помогающая рука! Вы спасли от голодной смерти многих и очень многих. Теперь же не оттолкните от вашего сердца припавших к нему болгар», — писали «Санкт-Петербургские ведомости» в июле 1876 года. Известие об объявлении войны всколыхнуло тогда все слои русского общества. В водовороте событий оказались крестьяне и представители родовитого дворянства, члены августейшей фамилии и разночинцы, кадровые офицеры и необстрелянные добровольцы, посланцы казачьих станиц, интеллигенты, православные, иноверцы.Среди этих неравнодушных к чужой беде людей была и баронесса Вревская. Стоит ли удивляться, что Юлия Петровна Вревская — натура деятельная, высокогуманная, наделенная необычной отзывчивостью на человеческую боль и страдание, выросшая под воздействием русской литературы, мечтавшая о подвиге, как только начались военные действия, сразу же решает ехать в лействующую армию. Она добилась разрешения организовать на собственные средства санитарный отряд для оказания помощи раненым. Юлия Петровна продала отцовское имение Старицы в Орловской губернии, чтобы собрать на эти деньги отряд из 22 медицинских сестер для участия в войне за освобождение Болгарии. В то же время, зимой 1877 года Вревская посещает курсы медицинских сестер Свято-Троицкой общины сестерРис. 4. Баронесса Ю. П. Вревская (1841−1878)милосердия, которую возглавляла ее старая приятельница Кублицкая-Пиоттух. В общину Юлия Петровна не вступила, но была прикомандирована к ней.В апреле 1877 года вместе со свитой Александра II Юлия Петровна приехала в Кишинев. Она должна была преподнести подарки солдатам Дунайской армии от имени русского Красного Креста и общества петербургских дам. До наших дней сохранился официальный документ, подписанный Его Императорским Высочеством, великим князем Николаем Николаевичем-старшим, главнокомандующим Дунайской армией:«Главная квартира действующей армии… выражает сердечную благодарность уважаемой баронессе Вревской Юлии Петровне за проявленное ею благородство — решение принять на себя создание отряда, состоящего из двадцати двух сестер и врачей. Его Величество Александр II, Император Всероссийский, выражает свою личную благодарность за благородный гуманный поступок баронессе Вревской Юлии Петровне и ее сподвижникам и благоволит разрешить присвоить отряду имя августейшей императрицы Марии Александровны. Просьба и личное желание баронессы Вревской Юлии Петровны, выраженное в письме, разрешить отряду действовать на передовых позициях, будут рассмотрены дополнительно» [12].Высшее общество неоднозначно истолковало ее поступок. Многие считали, что в экстравагантности Юлия Петровна превзошла самых смелых модниц двора, пора уж и честь знать, а она спасалась отбессмысленной жизни, от бестолковых разговоров и пошлых томных взглядов. Узнав о решении Юлии Петровны ехать на фронт и будучи уверенным в его бесповоротности, И. С. Тургенев написал ей из Парижа: «Мое самое искреннее сочувствие будет сопровождать Вас в Вашем тяжелом странствовании. Желаю от всей души, чтобы взятый Вами на себя подвиг не оказался непосильным — и чтобы Ваше здоровье не потерпело» [11].19 июня 1877 года Ю. П. Вревская вместе с другими русскими сестрами милосердия Красного Креста приехала в Яссы (Румыния) для работы в 45-м военно-временном эвакуационном госпитале (рис. 4). Здесь начался последний недолгий, трагический, полный подвижничества период ее жизни. Неимоверно трудно пришлось Вревской в Ясском госпитале. По просьбе баронессы военное министерство организовало лагерь специально для сестер. Спали они в палатках, питались в основном чаем и сыром. Но Юлия и ее подруга Мария Неелова, превозмогая адскую усталость, постепенно втянулись. И в свободное время умудрялись еще и белье для солдат шить, учились стрелять, петь популярные военные песни, сушить сухари [8]. Кстати, на 400 раненых приходилось всего лишь пять сестер! Юлия Петровна со всей свойственной ей решимостью отправляла своих помощниц отдыхать, а сама дежурила за них до утра. Ее видели всюду — в операционной, перевязочной, дежурной комнате, прачечной. Ей самой приходилось и операции делать, бывала и на передовой, стреляла [2, 5]. Когда начались ожесточенные сражения, ежедневно прибывало три поезда с ранеными солдатами. Персонал санитарного барака работал до изнеможения.Свидетельствами тому являются дневник Юлии Петровны и сохранившиеся ее письма с фронта к родным и друзьям, которые хранятся в рукописном отделе Пушкинского дома в Санкт-Петербурге, но, к сожалению, не в подлиннике, а переписанные рукой старшей сестры Вревской Натальи Петровны. Это прекрасно написанные коротенькие новеллы о беспримерном подвиге и великих муках, выпавших на долю русских солдат. Честность и доброта этих людей из народа волновали Юлию Петровну [6]. Она чувствовала моральное удовлетворение от того, что облегчала страдания несчастных, что находилась там, где трудно. Однако ее не покидает мысль о передовых позициях. Сестер, трудившихся на передовых перевязочных пунктах, подчас под огнем противника, их подруги называли «счастливицами» [8]. Одной из них в ноябре 1877 года становится и Ю. П. Вревская. Получив двухмесячный отпуск и узнав от уполномоченного Красного Креста, что в Болгарии лазареты в ужасном состоянии, а сестерне хватает, Юлия Петровна едет не в Петербург, а в маленькое прифронтовое болгарское местечко Бялу, где скопилось большое количество тяжелораненых. Здесь она работает при несравненно более трудных, чем раньше, условиях в 48-м военно-временном госпитале. Вместо отпуска в Петербург, где были родные, где ожидали ее веселые святочные вечера, балы, танцы, маскарады, Вревская отправилась в прифронтовую полосу в самый разгар боев под Тырновом [12].Эта хрупкая женщина под градом пуль выносила из боя раненых солдат и оказывала им необходимую помощь. В тяжелые минуты мужество не покидало эту замечательную женщину, она была верна своему гражданскому долгу. Жила в крошечной комнатушке без стола и стульев. Умывалась снегом, потому что воды не хватало. С утра до темноты — перевязки, операции, вечерами Вревская шила кисеты для солдат. Трудно, неимоверно трудно. Но Юлия Петровна и не помышляла об отдыхе, тем более о возвращении в тыл. Ее терзало другое — положение раненых, больных солдат, которых прибывало ежедневно от 30 до 100 — «оборванные», без сапог, замерзшие. «Я их пою, кормлю, — писала Вревская. — Это — жалости подобно видеть этих несчастных поистине героев, которые терпят такие страшные лишения без ропота- все это живет в землянках, на морозе, с мышами, на одних сухарях, да велик Русский солдат!» [2, 8].Юлия Петровна самоотверженно ухаживала за ранеными и больными. Она появлялась всюду — в операционной и перевязочной, дежурной комнате и прачечной, бесшумно и осторожно проходила между койками, склоняясь над каждым раненым… Одна из немногих ходила она и в тифозные бараки, чтобы поддерживать в последние дни, минуты жизни безнадежных больных. Она имела полное право не идти, никто не осудил бы ее — врачей и сестер не хватало, они должны были беречь себя. Но она все равно шла туда. Ни болезни, ни эпидемии, косившие солдат не меньше, чем оружие противника, не останавливали ее, поскольку она была «мужественна, как солдат, и жертвенна, как само милосердие» [12]. «…Тут слишком много дела, чтобы можно было бы решиться оставить, — писала она сестре в своем последнем письме, — все меня тут привязывает, интересует. Труд здешний мне по сердцу и меня не утомляет в том виде, как он тут, а в болезни бог волен. Я очень рада работе.» Так было в каждом письме до конца жизни — жизни короткой и ясной, как утренняя звезда.Эта красивая русская женщина сполна владела драгоценным даром — любовью к людям, и люди отвечали ей тем же [6]. Но, к сожалению, ГосподьБог не уберег Юлию Вревскую: она заразилась сыпным тифом, ухаживая за больными солдатами. В разоренной болгарской деревушке, на грязной сырой соломе, под навесом ветхого сарая, на скорую руку превращенного в походный военный госпиталь, две недели она умирала в полном одиночестве. Вревская была в беспамятстве — «.и ни один врач даже не взглянул на нее- больные солдаты, за которыми она ухаживала, пока еще могла держаться на ногах, поочередно поднимались со своих зараженных логовищ, чтобы поднести к ее запекшимся губам несколько капель воды в черепке разбитого горшка» [11].«. Казалось, болезнь уступала, и температура понизилась, так что все мы верили в благополучный исход, но на 10-й день, как объяснили врачи, вследствие порока сердца у нее сделалось излияние крови в мозг, паралич правой половины, и на 7-й день она тихо скончалась.» — из письма военного врача Михаила Павлова (30 марта 1878 г., г. Бяло, Болгария) [8].24 января 1878 г. не стало сестры милосердия Юлии Петровны Вревской. Ей было всего 37 лет. Ранним утром колокола местной церкви долго протяжно звонили о кончине русской милосердной сестры баронессы Ю. П. Вревской, «положившей душу за други своя» [1]. Она хотела быть похороненной в Сергиевой пустыни под Петербургом, где покоились ее мать и любимый брат Иван, но судьба предопределила другое. Она ушла в могилу не оплаканная ни близкими, ни родными. Ее оплакивали раненые, за которыми она так самоотверженно ухаживала. Похоронили Юлию Петровну около православного храма в селе Бяло. В тот день стоял сильный мороз, необычный для болгарского климата. Могилу для нее в промерзшей земле выкопали раненые, за которыми она ухаживала, и они же несли гроб, не позволив это делать никому другому. Похоронили Юлию Петровну в платье сестры милосердия. Хозяйка дома, где квартировала русская барыня, покрыла покойницу ковром цветущей герани [6]. Так ушла из жизни эта славная дочь России. Свобода Болгарии лишь коснулась ее своими крыльями, не суждено было ей дожить до победы.Юлия Вревская, несмотря на обилие книг, статей, исследований о ней (в 1977 г. вышел даже фильм), осталась одной из самых загадочных фигур русской истории: биографам так и не удалось разгадать тайну ее души — кого она любила, что ненавидела, чем жила. И даже самый близкий для Юлии Петровны человек — И. Тургенев — в посмертном стихотворении в прозе, посвященном Вревской, написал: «Какие заветные клады схоронила она там, в глубине души"[10].Ее смерть была отмечена в русской прессе. В петербургской газете «Новое время» 28 января 1878 года Свято-Троицкая община сестер милосердия с прискорбием сообщала, «что в г. Бяла в Болгарии 24 января скончалась после тяжкой болезни, вследствие неусыпных трудов по уходу за ранеными и больными воинами прикомандированная к Свято-Троицкой общине баронесса Юлия Петровна Вревская» [1]. 26 марта 1878 года в газете «Новое время» появилось стихотворение Я. П. Полонского «Под Красным Крестом», посвященное памяти Ю. П. Вревской, которое как по размерам, так и по богатству содержания скорее можно назвать поэмой. Оно любопытно еще и тем, что его поэтическая тема основана на реальном факте биографии Вревской в период работы ее в городе Бяле. От имени солдата поэт рассказывает о том, как сестра милосердия, сняв с себя рубашку, надела ее на раненого. Вот отрывок из этой поэмы:.А вот подошла и сестра милосердья! — Волнистой косы ее свесилась прядь. Я дрогнул. — К чему молодое усердье? «Без крика и плача могу я страдать. Оставь ты меня умереть, ради Бога!» Она ж поглядела так кротко и строго, Что дал я ей волю и раны промыть, — И раны промыть, и бинты наложить. И вот, над собой слышу голос я нежный: «Подайте рубашку!» и слышу ответ, — Ответ нерешительный, но безнадежный: «Все вышли, и тряпки нестиранной нет!» И мыслю я: Боже! какое терпенье! Я, дышащий труп, — я одно отвращенье Внушаю- но — нет его в этих чертах Прелестных, и нет его в этих глазах! .И с дрожью стыдливой любви мне сказала: «Привстань! Я рубашку тебе принесла». Я понял, она на меня надевала Белье, что с себя потихоньку сняла. И плакал я. — Детское что-то, родное, Проснулось в душе, и мое ретивое Так билось в груди, что пророчило мне Надежду на счастье в родной стороне. И вот, я на родине! — Те же невзгоды, Тщеславие бедности, праздный застой. И старые сплетни, и новые моды. Но нет! не забыть мне сестрицы святой! Рубашку ее сохраню я до гроба. И пусть наших недругов тешится злоба! Я верю, что зло отзовется добром: — Любовь мне сказалась под Красным Крестом.Прочитав эти строки, И. С. Тургенев признавался Полонскому: «Я сам ежедневно с особым чувством скорби и жалости вспоминаю обедной баронессе Вревской — и твое стихотворение в & quot-Новом времени& quot- вызвало слезы на мои глаза. Чудесное было существо — и столь же глубоко несчастное!» [11]. Прекрасным памятником Юлии Петровне и ее подвигу стало написанное И. С. Тургеневым одно из его самых сильных и трогательных стихотворений в прозе: «Памяти Ю. П. Вревской». В нем есть такие слова: «…Но горестно думать, что никто не сказал спасибо даже ее трупу — хоть она сама стыдилась и чуждалась всякого спасибо…» [10]. Великий русский писатель не мог, конечно, предвидеть, каким в действительности глубоким чувством благодарности отзовется в сердце Болгарии жертва, принесенная русской сестрой милосердия Вревской. Не мог он предвидеть и того, что никогда не будут увядать цветы на могильном холмике в заповедном парке болгарского города Бяла. Юлия Петровна Вревская — баронесса, одна из русских сестер милосердия, принявших участие в русско-турецкой войне 1877−1878 гг. Она принадлежала к тем исключительным женщинам из привилегированных классов, которые отбрасывали и «высшее» свое положение, и радости бытия, с ним связанные, во имя человеколюбия.Литература1. Афонин Л. Подвиг Юлии Петровны Вревской // Орловский вестник. — 2002. — № 3.2. Брайнина Б. На Старой Планине. — М.: Советский писатель, 1975.3. Власов П. А. Благотворительность и милосердие в России. — М.: Статус, 2001.4. Головкова Т. В этом году исполняется 125 лет со дня смерти Юлии Вревской. Две светлые повести // Губерния. Прошлое, настоящее и будущее Ставрополья — области, губернии, края… 2003. URL http: //www. stapravda. ru/projects/ history/people/22. shtml5. ЗиссерманА. Двадцать пять лет на Кавказе. — СПб, 1879.6. Кочнева Т. П. Малинники. Усадьба Вульфов. Неизвестное об известном // Я ехал к вам. — Старица, 2006. — С. 36−45.7. КретоваМ. Баронесса Вревская. — М., 1998.8. Ободовский К. Рассказы о Тургеневе // Проза, повести и рассказы. — СПБ., 1882.9. Пастернак А. В. Очерки по истории общин сестер милосердия. — М.: Литература, 2001.10. Проскуровская Ю. И. Сестра милосердия Юлия Вревская // Вопросы истории. — 1992. — № 11−12. — С. 170.11. Тургенев И. С. Памяти Ю. П. Вревской // Сочинения. Т. 10. — М., 1982.12. Тургенев И. С. Письма // Сочинения. Т. 12. — М., 1982.13. Шитков А. Сестра милосердия Юлия Вревская. Герои земли тверской. — Тверь, 2009.Статья представлена Э. К. Айламазяном, НИИ акушерства и гинекологии им. Д. О. Отта СЗО РАМН,Санкт-ПетербургWOMAN'-S WORK IN THE WAR (THE 2ND MESSAGE) SISTERS OF CHARITY IN THE RUSSIAN-TURKISH WAR (1877−1878). BARONESS JULIA PETROVNA VREVSKYT. K. Tikhonova, V. G. Abashin, Y. V. Tzvelev¦ Summary: The article is devoted to baroness J. P. Vrevskoj'-s life and work as a sister of Chiarity in medical treatments to wounded and sick soldiers in russian turkish war.¦ Key words: history of medicine- the Russian-Turkish war- sisters of Charity- Julia Vrevsky.¦ Адреса авторов для переписки —Тихонова Татьяна Кирилловна — к.м.н., доцент кафедры акушерства и гинекологии.Кафедра акушерства и гинекологии Военно-медицинской академии им. С. М. Кирова.194 044, Россия, Санкт-Петербург, ул. Клиническая, 4. E-mail: rdwma@deti-spb. ruАбашин Виктор Григорьевич — д. м. н., профессор, начальник кафедры акушерства и гинекологии Военно-медицинской академии им. С. М. Кирова.194 044, Россия, Санкт-Петербург, ул. Клиническая, 4. E-mail: rdwma@deti-spb. ruЦвелев Юрий Владимирович — академик Российской академии есте-ственных наук, д. м. н., профессор.Кафедра акушерства и гинекологии Военно-медицинской академии им. С. М. Кирова.194 044, Россия, Санкт-Петербург, ул. Клиническая, 4. E-mail: rdwma@deti-spb. ruTiikhonova Tatjana Kirillovna — the candidate of medical sciences, the assistant professor.Obstetrics and Gynecology department of Medical-Military Academy named after S. M. Kirov.194 044 Russia, St. Petersburg, Klinicheskaya st., 4. E-mail: rdwma@deti-spb. ruAbashin Viktor Grigorjevich — MD, professor, chief of department of obstetrics and gynecology of medical-military academy named after S. M. Kirov.194 044 Russia, St. Petersburg, Klinicheskaya st., 4. E-mail: rdwma@deti-spb. ruTsvelyov Yuriy Vladimirovich — member of RANS, MD, PhD, professor. Obstetrics and Gynecology department of Medical-Military Academy named after S. M. Kirov.194 044 Russia, St. Petersburg, Klinicheskaya st., 4. E-mail: rdwma@deti-spb. ru
Показать Свернутьxn----8sbemlh7ab4a1m.xn--p1ai
