Карл Густав Юнг (1875-1961) – швейцарский психолог, в период с 1907-1912гг – ближайший сторонник Фрейда. Создал аналитическую психологию, суть которой в том, что развитие личности определяют противоборствующие силы внутри её самой, и в процессе своего развития личность стремится к обретению так называемой «самости» (индивидуальности). Задачей аналитической психологии Юнг считал толкование врачом архетипических образов, возникающих у пациентов. Он считал, что на архетипической основе покоятся все великие идеи. Если бы все традиции в мире оказались разом обрезанными, писал Юнг, то со следующим поколением вся мифология и история религий началась бы сначала. Структура личности по Юнгу. - эго – центр сознания личности, который представляет собой компонент психики (мысли, чувства, восприятия, ощущения), благодаря которым человек ощущает себя целостным и благодаря которым он может видеть результаты своей обычной сознательной деятельности. - личное бессознательное – включает в себя конфликты и воспоминания, которые когда-то осознавались, но теперь подавлены и забыты. Кроме того, личное бессознательное включает в себя комплексы (т.е. скопления эмоционально заряженных чувств, мыслей и воспоминаний), вытесненных индивидом из своего личного опыта. Однажды сформировавшийся комплекс оказывает большое влияние на жизнь человека и в какой-то момент может осознаваться. - коллективное бессознательное – самый глубокий уровень личности, который содержит в себе воспоминания и образы, передаваемые по наследству (что важно) от наших предков, т.е. наряду с личным бессознательным существует и коллективное бессознательное, которое выражается в народных сказаниях. Этот вывод Юнг сделал, изучая фольклор - мифы, сказки разных народов. Кроме того, естественно, каждая страна имеет свой круг коллективного бессознательного в виде изначальных «психических структур» (архетипов), которые идут из глубины веков, а, следовательно, в них хранится древнейший опыт человечества, обеспечивающий априорную готовность к восприятию и осмыслению мира. Коллективное бессознательное - это такая психическая система, которая «имеет коллективную универсальность и безличную природу, идентичную всем индивидуумам»: 1) своим существованием коллективное бессознательное обязано наследственности; 2) оно не основано на личном опыте и не развивается индивидуально; 3) его содержание представлено архетипами – «образцами инстинктивного поведения». Активизация архетипа происходит, когда возникает ситуация ему соответствующая. Архетипические образы обнаруживают себя через определенные символы во снах, фантазиях и т.д. Архетипы. 1) Персона (маска) – наше публичное лицо, т.е. то, как мы себя проявляем в отношениях с другими людьми. Цель персоны – произвести впечатление на других людей или утаить свою сущность. Юнг утверждал: если человек использует этот архетип слишком часто, то он становится неглубоким и поверхностным. Символ – маска. 2) Тень – скрытые дурные животные качества личности (социально нетерпимые). Однако сознание тени необходимо личности для сознания собственного несовершенства. Юнг рассматривал тень как источник жизненной силы, творческого начала. Символ – Сатана, Гитлер и т.д. 3) Анима и анимус – бессознательное женское и мужское в мужчине и женщине соответственно. Распознать эти образы можно тогда, когда они спроецированы в каком-либо индивиде и помимо его воли выражены в нём. Так, например, анима проявляется в виде иррациональных чувств (нелогичных действий), излишней впечатлительности. Анимус проявляется в виде сдержанности, жесткой организации. Символы: анима – Дева Мария, Мона Лиза; анимус: Дон Жуан, Иисус Христос. 4) Самость – наиболее важный архетип, представляющий собой центр личности, объединяющий в себе все компоненты личности, и в результате развития которой человек становится гармоничным и целостным. Символ – нимб святого, круг. Развитие личности по Юнгу. В отличие от Фрейда, который придавал особое значение ранним годам жизни человека, как основы развития личности, Юнг рассматривал личность как эволюцию на протяжении всей жизни. Развитие личности по Юнгу – попытка обретения самости, полная реализация своего «я», т.е. становление единого и неповторимого индивида. Этот процесс – индивидуация, его итогом выступает личностный рост или самореализация. Именно этот процесс Юнг считал основой психической жизни человека. Однако, это конечная стадия доступна только высокоразвитым и высокоорганизованным людям, которые обладают уникальными способностями, и она недоступна большинству людей. Иррационалистические, мистические стороны концепции Юнга были использованы для теологических спекуляций, для обоснования абстрактного искусства, архаизации искусства, доказательства демонического, бессознательного характера художественного творчества. Вместе с тем работы Юнга способствовали появлению исследований по сравнительной мифологии; получила известность его концепция психологических типов: экстравертированных и интравертированных. Основные сочинения: «Метаморфозы и символы либидо» (1912, с 1952 – «Символы превращения»), «Психологические типы» (1921), «Отношения между Я и бессознательным» (1928).
www.ronl.ru
Международный Славянский институт
Калининградский филиал
ФАКУЛЬТЕТ: ГУМАНИТАРНЫЙ
РЕФЕРАТ
По дисциплине: Психология личности
ТЕМА: Карл Густав Юнг: аналитическая теория личности
Выполнил: студентка 4-го курса
группа: 05-УП(3,6)
Гарина Лада Вячеславовна
Научный
Руководитель: Ст. преподаватель
Настин Игорь Владимирович
г. Калининград
2010 г.
Оглавление
Введение
Глава 1. Подход к бессознательному
1.1Прошлое и будущее в бессознательном
1.2Архетип в символизме сна
1.3 Проблемы типов
Глава 2. Психологические функции
Глава 3.Древние мифы и современный человек
3.1 Герои и их создатели
3.2 Архетип посвящения
Глава 4. Процесс индивидуации
4.1 Осознание тени
4.2 Анима: женщина внутри
4.3 Анумус: мужчина внутри
4.4 Самость: символы целостности
Заключение
Список литературы
Введение
Карл Густав Юнг был одним из великих врачей всех времен и вместе с тем мыслителем нашего века. Он всегда жил стремлением помочь мужчинам и женщинам познать самих себя, дабы это само-пользование вело их к более полной, богатой и счастливой жизни.
Юнговское мышление окрасило мир современной психологии. Как и Фрейд, Юнг посвятил себя изучению динамических неосознаваемых влечений на человеческое поведение и опыт. Однако в отличие от первого, Юнг утверждал, что содержание бессознательного нечто больше, чем подавленные сексуальные побуждения. Это врожденное бессознательное – великий поводырь, друг и советчик сознания, содержит имеющий глубокие корни духовный материал, который и объясняет присущее всему человечеству стремление к творческому самовыражению и физическому совершенству. Согласно Юнговской теории личности известной как аналитическая психология, индивидуумы мотивированы интрапсихическими силами и образами, происхождение которых уходит вглубь истории эволюции. Другой источник разногласий между Фрейдом и Юнгом – отношение к сексуальности как к преобладающей силе в структуре личности. Фрейд трактовал либидо, в основном, как сексуальную энергию, а Юнг рассматривал его как диффузную творческую жизненную силу, проявляющуюся самыми различными путями – как например, в религии или стремлении к власти. В понимании Юнга, энергия либидо концентрируется в различных потребностях – биологических или духовных – по мере того, как они возникают.
Воззрения Юнга на личность человека являются, возможно, наиболее сложными, неортодоксальными и наиболее полемическими в персонологической традиции. Он создал уникальную, представляющую огромный научный интерес теорию заметно отличающуюся от всех других подходов к изучению личности. Юнговские аргументы раскручиваются спирально вверх над предметом подобно птице, облетающей дерево. Вначале у земли она видит лишь неразбериху ветвей и листьев. Постепенно, по мере того, как она кружит все выше и выше, вновь открывающиеся части дерева предстают во все большей целостности и связи с окружающим. В известном смысле сущность всей юнговской философии жизни: человек становится целостным, интегрированным, спокойным, плодотворным и счастливым, когда ( и только тогда) прцесс индивидуации закончен, когда сознание и бессознательное научаются жить в мире и дополнять друг друга.
Глава 1. Подход к бессознательному
1.1 Прошлое и будущее в бессознательном
Человек пользуется устным или письменным словом для того, чтобы выразить смысл, который он хотел бы передать. Наш язык полон символов, но мы также пользуемся знаками и образами не строго описательными. Некоторые являются простыми аббревиатурами, т.е. рядом заглавных букв, таких, например, как ООН, ЮНЕСКО, другие – торговые марки, названия лекарств, эмблемы, знаки различия. Сами по себе бессмысленные, они приобретают узнаваемость в результате общего употребления или преднамеренным образом. Это не символы. Это – знаки, и оно лишь обозначают объекты, к которым относятся.То, что мы называем символами – это термин, имя или изображение, которые могут быть известны в повседневной жизни, но обладают специфическим добавочным значением к своему обычному смыслу. Это подразумевает нечто смутное, неизвестное или скрытое от нас.
Таким образом, слово и изображение символичны, если они подразумевают нечто большее чем их очевидное и непосредственное значение. Они имеют более широкий «бессознательный» аспект, который всякий раз точно не определен или объяснить его нельзя. Когда со всей нашей интеллектуальной ограниченностью мы называем что-либо «божественным», мы всего лишь даем ему имя, которое основывается на вере, но никак не на фактическом свидетельстве.Так как существует бесчисленное множество вещей за пределами человеческого понимания, то мы постоянно пользуемся символической терминологией, чтобы представить понятия, которые мы не можем определить или полностью понять. Это одна из причин, по которой все религии пользуются символическим языком или образами.
Человек, если мы внимательно поразмыслим, никогда ничего полностью не воспринимает и никогда ничего полностью не понимает. Он может видеть, слышать, осязать, воспринимать вкус, но насколько далеко он видит, как хорошо он слышит, что говорят ему осязание и вкус, зависит от количества и качества его ощущений. Они ограничивают восприятие окружающего мира. Более того, существуют бессознательные аспекты нашего восприятия реальности. Когда наши органы чувств реагируют на реальные явления, скажем, изображения или звуки, они переводят их из области реального в область разума. Здесь они становятся психическими явлениями, конечная природа которых непознаваема. Кроме того существуют некоторые события, которые мы не отмечаем в сознании; они остаются за порогом сознания. Мы можем узнать о таких событиях только интуитивно или в процессе глубокого размышления, который ведет к последовательному осознанию того, что они Должны были произойти; и хотя первоначально мы игнорировали их эмоциональное значение, оно все же проступило из бессознательного в виде послемысли. Подобные события могут проявиться, например, в форме снов. Бессознательный аспект любого явления открывается нам в снах, в которых он возникает не как рациональная мысль, а в виде символического образа.
Человек развивал свое сознание медленно и трудно. Эта эволюция и сейчас далека от завершения, поскольку значительные области человеческого разума погружены в темноту. То, что мы называем «психическим», «душой», ни в коей мере не идентично с нашим сознанием и его содержанием. Сознание – относительно недавнее приобретение природы, и оно все еще пребывает в стадии «эксперимента». Оно хрупко, подвержено опасностям и легко ранимо.
Посмотрим теперь более внимательно на те пути, которыми связаны в мозгу сознательное и бессознательное. Возьмем общеизвестный пример. Внезапно вы обнаруживаете, что не можете вспомнить нечто, что только что хотели сказать, хотя перед тем ваша мысль была совершенно ясна и определенна. Вы объясняете это тем, что не можете вспомнить, фактически же мысль стала бессознательной или даже отделилась от сознания. Таким образом, часть бессознательного состоит из множества временно затемненных мыслей, впечатлений, образов, которые, невзирая на утрату, продолжают влиять на наше сознание. Забывчивость есть совершенно нормальный процесс, обусловленный тем, что некоторые сознательные мысли теряют свою специфическую энергию из-за отвлечения внимания. Когда наш интерес перемещается, он оставляет в тени те вещи, которыми мы до этого были заняты. Это и неизбежно, так как сознание может одновременно держать в полной ясности лишь несколько образов, и даже такая ясность неустойчива. Но забытые мысли не перестают существовать. Хотя они не могут быть воспроизведены по заказу, они присутствуют в сублимированном состоянии, — как раз за порогом воспоминания, — откуда могут спонтанно появиться в любое время, часто через много лет полного забвения. Все мы видим, слышим, обоняем множество вещей, даже не замечая их, и все это потому, что наше внимание или отвлечено, или воздействие этих вещей на наши чувства слишком мало, чтобы оставить сознательное впечатление. Бессознательное, однако, замечает их и, собственно, такие неосознаваемые восприятия могут играть большую роль в нашей повседневной жизни. Мы даже не сознаем, как они влияют на наши реакции на людей или события. Многие люди ошибочно переоценивают роль воли и полагают, что ничто не может произойти в их собственном разуме без их решения и намерения. Но следует хорошо различать намеренное и ненамеренное содержание сознания. Первое проистекает из личностного эго; второе, однако, — из источника, который с эго не идентичен, а представляет его «другую сторону».
1.2 Архетип в символизме сна
Сны служат целям компенсации. Это означает, что сон – нормальное психическое явление, передающее бессознательные реакции или спонтанные импульсы сознанию. Многие сны могут быть истолкованы с помощью самого сновидца, поскольку он может дать ассоциации к образам сна и их контекст, с помощью которых можно обозреть все аспекты сновидения.
Когда дело касается навязчивого сновидения или снов с повышенной эмоциональной окраской, то личных ассоциаций обычно бывает недостаточно для удовлетворительного толкования. Втаких случаях надо принять во внимание тот факт ( впервые наблюдавшийся и откомментированный Фрейдом ), что часто наблюдаемые в снах элементы могут оказаться вовсе не индивидуальными и невыводимыми из личного опыта сновидца. Эти элементы Фрейд назвал «архаическими остатками» — ментальными формами, присутствие которых не объясняется собственной жизнью индивида, а следует из первобытных, врожденных и унаследованных источников человеческого разума.
Человеческое тело представляет собой целый музей органов, каждый из которых имеет за «плечами» длительную историю эволюции, — нечто подобное следует ожидать и от устроения разума. Он не может существовать без собственной истории, как и тело, в котором разум пребывает. Безмерно древнее психическое начало образует основу нашего разума точно так же, как строение нашего тела восходит к общей анатомической структуре млекопитающих. Опытный взгляд анатома или биолога обнаруживает много следов этой исходной структуры в наших телах. Искушенный исследователь разума может сходным образом увидеть аналогии между образами сна современного человека и продуктами примитивного сознания, его «коллективными образами» и мифологическими мотивами.
Архетип является тенденцией к образованию таких представлений мотива, — представлений, которые могут значительно колебаться в деталях, не теряя при этом своей базовой схемы.
Можно уловить специфическую энергию архетипов, когда мы переживаем то особое волшебство, которое их сопровождает. Они, кажется, несут в себе особые черты. Такое качество присуще и личностным комплексам, и так же, как личностные комплексы имеют свою индивидуальную историю, такая же история архетипического характера есть и у общественных комплексов. Но в то время как личностные комплексы характеризуют лишь особенности одного конкретного человека, архетипы создают мифы, религии и философии, оказывающие воздействие на целые народы и исторические эпохи, характеризующие их.
Гетевский Фауст весьма кстати заявил: «В начале было Дело». «Дела» никогда не изобретались, их совершали; с другой стороны, мысли – относительно недавнее открытие человека. Прежде всего побуждением к поступкам служили для него бессознательные факторы, лишь очень длительное время спустя он начал осмысливать причины, двигавшие им; потребовалось еще много времени для возникновения абсурдной идеи, что человек движим сам собой, его разум был не в силах обнаружить мотивирующие силы, кроме своей собственной.
Внутренние мотивы возникают из глубокого источника, не порожденного сознанием и не находящегося под его контролем. В мифологии более ранних времен эти «силы» называли мана, или духами, или демонами, или богами. И сегодня они так же активны, как и прежде. Если они соответствуют нашим желаниям, мы называем это счастливым предзнаменованием или предчувствием, радуясь самим себе; если этого соответствия нет, мы говорим о неудачах или о том, что какие-то люди настроены против нас или что причиной наших несчастий оказывается нечто патологическое. Естественная вещь, которую мы отказываемся признавать, это то, что мы зависим от «сил», которые оказываются вне сферы нашего контроля.
В последнее время цивилизованный человек обрел известное количество воли, свободной энергии, которую он может использовать там, где пожелает. Он научился достаточно эффективно выполнять свою работу, не обращаясь за помощью к пению или барабанному бою, чтобы погрузиться в состояние работы. Он может даже обойтись без ежедневной молитвы о ниспослании божественной помощи. Он может выполнить то, что предполагает сделать, и беспрепятственно перевести свои мысли в поступки, в то время как первобытного дикаря на каждом шагу подстерегают страхи, суеверия и другие невидимые препятствия. Девиз: «Где есть воля, там есть и путь» — суеверие современного человека.
1.3 Проблемы типов
Наиболее известным вкладом Юнга в психологию считаются описанные им две основные направленности, или жизненные установки: экстраверсия и интроверсия. Согласно теории Юнга, обе ориентации сосуществуют в человеке одновременно, но одна из них обычно становится доминантной. В экстравертной установке проявляется направленность интереса к внешнему миру – другим людям и предметам. Экстраверт подвижен, разговорчив, быстро устанавливает отношения и привязанности, внешние факторы являются для него движущей силой. Интроверт, напротив, погружен во внутренний мир своих мыслей, чувств и опыта. Он созерцателен, сдержан, стремится к уединению, склонен удаляться от объектов, его интерес сосредоточен на самом себе.
Экстраверсия и интроверсия – всего лишь две из многих особенностей человеческого поведения. Но именно они довольно часто узнаваемы и очевидны. При размышлении о психологической совместимости различных людей в процессе общей деятельности полезно стремиться к тому, чтобы интровертированность одного уравновешивалась экстравертированностью другого. Согласно Юнгу, значительная часть людей для обогащения внутреннего мира нуждается в том, чтобы присваивать себе объекты, идентифицироваться с ними, поэтому первая половина жизни, как правило, проходит под знаком экстраверсии. После кризиса середины жизни человек больше обращается внутрь себя, переходя от жизни в мире предметов и явлений к жизни духовной, благо что внутренний мир уже обогатился новым содержанием за время существования человека в экстравертированном состоянии. Впрочем, если до середины жизни человек был склонен к интроверсии, то во второй ее половине он имеет шанс стать большим экстравертом, приобрести уверенность во взаимодействии с объектами. Юнг не связывал однозначно экстраверсию – интроверсию ни следствием опыта, ни с наследственностью, подчеркивая, что в разных социально-культурных слоях представители этих установок встречаются в общем равномерно, и в одной семье также могут расти как интроверт, так и экстраверт.
Глава 2. Психологические функции
Вскоре после того, как Юнг сформулировал концепцию экстраверсии и интроверсии, он пришел к выводу, что с помощью этой пары противоположных ориентаций невозможно достаточно полно объяснить все различия в отношении людей к миру. Поэтому он расширил свою типологию, включив в нее психологические функции. Его всегда впечатлял тот факт, что существует удивительное число людей, которые никогда не применяют свой мозг к делу, если этого можно избежать, и одинаковое с ними количество людей, которые непременно им воспользуются, но поразительно глупым образом. Столь же удивительным было обнаружить достаточно много образованных и широко мыслящих людей, которые живут, словно не умея пользоваться своими органами чувств (насколько это можно заметить). Они не замечают вещей перед своими глазами, не слышат слов, звучащих у них в ушах, не замечают предметов, которые трогают или пробуют на вкус. Некоторые живут, не замечая, не осознавая своего собственного тела. Есть и другие, которые, казалось бы, живут в странном режиме своего сознания, будто сознание, в котором они сегодня оказались, было окончательным, постоянным, без какой-либо возможности перемен. Словно мир и психика статистичны и остаются таковыми вечно. Они, казалось бы, избегали любого вида воображения и всецело зависели от непосредственного восприятия. В их мире отсутствовал случай или возможность чего-нибудь, и в «сегодня» не было ни атома «завтра». Будущее оказывалось простым повторением прошлого. Те люди, кто пользовался разумом, были теми, кто думал, т.е. применял свои интеллектуальные способности, пытаясь адаптировать себя к людям и обстоятельствам. Но равно интеллигентными оказались и те люди, которые не думали, а отыскивали и находили свой путь с помощью чувств. Четыре основные функции, выделенные им – это мышление, ощущение, чувство и интуиция.
Мышление и чувство Юнг отнес к разряду рациональных функций, поскольку они позволяют образовывать суждения о жизненном опыте. Мыслящий тип судит о ценности тех или иных вещей, используя логику и аргументы. Противоположная мышлению функция – чувство – информирует нас о реальности на языке положительных или отрицательных эмоций. Чувствующий тип фокусирует свое внимание на эмоциональной стороне жизненного опыта и судит о ценности вещей в категориях «плохой или хороший», «приятный или неприятный», «побуждает к чему-то или вызывает скуку». Когда мышление выступает в роли ведущей функции, личность ориентирована на построение рациональных суждений, цель которых – определить, является оцениваемый опыт истинным или ложным. А когда ведущей функцией является чувство, личность ориентирована на вынесение суждений о том, является ли опыт прежде всего приятным или неприятным.
Вторую пару противоположных функций – ощущение и интуиция – Юнг назвал иррациональными, потому что они просто пассивно «схватывают», регистрируют события во внешнем (ощущение) или во внутреннем (интуиция) мире, не оценивая их и не объясняя их значение. Ощущение представляет собой непосредственное, безоценочное реалистическое восприятие внешнего мира. Ощущающий тип особенно проницателен в отношении вкуса, запаха и прочих ощущений от стимулов из окружающего мира. Напротив, интуиция характеризуется сублиминальным и неосознанным восприятием текущего опыта. Интуитивный тип полагается на предчувствия и догадки, схватывая суть жизненных событий. Юнг утверждал, что, когда ведущей функцией является ощущение, человек постигает реальность на языке явлений, как если бы он фотографировал ее. С другой стороны, когда ведущей функцией является интуиция, человек реагирует на неосознанные образы, символы и скрытое значение переживаемого.
Эти четыре функциональных типа соответствуют очевидным средствам, благодаря которым сознание получает свою ориентацию в опыте. Ощущение (т.е. восприятие органами чувств) говорит нам, что нечто существует; мышление говорит, что это такое; чувство отвечает, благоприятно это или нет, а интуиция оповещает нас, откуда это возникло и куда уйдет.Каждый человек наделен всеми четырьмя психологическими функциями. Однако как только одна личностная ориентация (экстраверсия или интроверсия) обычно является доминирующей, осознаваемой, точно также только одна функция из рациональной или иррациональной пары обычно преобладает и осознается. Другие функции погружены в бессознательное и играют вспомогательную роль в регуляции поведения человека. Любая функция может быть ведущей. Соответственно, наблюдаются мыслящий, чувствующий, ощущающий и интуитивный типы индивидуумов. Согласно теории Юнга, интегрированная, или «индивидуированная» личность для совладения с жизненными обстоятельствами использует все противоположные функции.
Две эго-ориентации и четыре психологических функции, взаимодействуя, образуют восемь различных типов личности. Например, экстравертный мыслительный тип фокусируется на объективных имеющих практическое значение фактах окружающего мира. Он обычно производит впечатление холодного и догматического человека, живущего в соответствии с установленными правилами. Вполне возможно, что прототипом экстравертного мыслительного типа был Фрейд. Интровертный интуитивный тип, наоборот, сосредаоочен на реальности своего собственного внутреннего мира. Этот тип обычно эксцентричен, держится в стороне от окружающих и индифферентен к ним. В данном случае Юнг, вероятно, в качестве прототипа имел в виду себя.
Глава 3. Древние мифы и современный человек
3.1 Герои и их создатели
Древняя история человечества со всей многозначительной выразительностью переоткрыта сегодня в символических образах и мифах, переживших самого древнего человека. У археологов, копающихся в глубоком прошлом, нас интересуют не сами события исторического времени, но мы учимся собирать и хранить сами статуэтки и большие статуи, планы и проекты, храмы языки, рассказывающие о древних верованиях. Другие символы нам помогают обнаружить филологи и религиозные историки, которые способны перевести эти верования в умопостигаемые современные понятия. Они могут показать, что одни и те же символические образы и формы могут быть обнаружены в ритуалах и мифах малых клановых общин все еще существующих, не меняясь столетиями, на задворках цивилизации. Человеческий разум имеет свою собственную историю, и психическое удерживает в своей памяти множество следов, оставленных предшествующими стадиями его развития. Но кроме этого, сами содержания бессознательного оказывают формообразующее влияние на психику. Сознательно мы можем их игнорировать, но бессознательно мы на них реагируем.
Миф о герое является самым распространенным и луче всего известным мифом во всем мире. Его можно обнаружить в классической мифологии Греции и Рима, в Средние века, на Дальнем Востоке и в наших сновидениях. Миф о герое притягателен прежде всего своим драматизмом, но несет в себе, хотя и в менее очевидном виде, но тем не менее очень важный психологический аспект. Мифы о героях невероятно разнообразны по деталям, но чем более внимательно присматриваться к ним, тем более очевидным становится то, что структурно они очень похожи. Они имеют универсальную схему, даже и в тех случаях, когда сюжетно они разрабатывались группами или отдельными авторами без всяких прямых культурных контактов друг с другом, — например, — африканскими племенами или северо-американскими индейцами, или греками, или инками Перу. Снова и снова можно услышать рассказ, описывающий чудесное и незаметное рождение героя, его раннее свидетельство сверхчеловеческой силы, быстрое восхождение к известности или могуществу, его победоносную битву с силами зла, впадение во грех гордости, последующее падение в результате предательства или «героическую» жертву, заканчивающиеся его смертью. Эта схема имеет психологическое значение как для отдельного индивида, который старается обнаружить и утвердить свою личность, так и для всего общества, которое имеет ту же потребность в установлении своей коллективной идентичности. Но и другая важная характеристика мифа о герое дает ключ к разгадке. Во многих подобных историях первоначальная слабость героя уравновешена появлением сильных «покровительских» фигур – опекунов, попечителей – которую дают ему возможность исполнить сверхчеловеческие задачи, которые он не смог завершить, не имея подобной помощи. Среди греческих героев у Тезея был Посейдон, морской бог, как его божество; Персей имел Афину; Ахилл – Хейрона, мудрого кентавра в роли своего учителя.
Эти богоподобные фигуры являются, фактически, символическими представителями целостной психики; большая и более понимающая личность, снабжающая героя той силой, которой недостает его личностному эго. Их особая роль предполагает, что существенной функцией героического мифа является развитие эго-сознания индивида – осознание им своей собственной силы и слабости – причем, таким способом, который вооружит его для осуществления трудных задач, с которыми герою предстоит столкнуться в жизни. Как только индивид пошел инициирующее испытание и вступил в зрелую фазу жизни, миф о герое утрачивает свое предназначение (реальность). Символическая смерть героя становится победой зрелости. Образ героя раскрывается в такой манере, которая отражает каждую стадию эволюции человеческой личности.
Возьмем пример из малоизвестного северо-американского племени индейцев Виннебаго, поскольку в их сказаниях достаточно ясно выделяются четыре стадии в эволюции героя. В этих историях можно увидеть определенную последовательность от самого примитивного до наиболее утонченного понятия героя. Эта последовательность – характерная черта и других героических циклов. Отмечается четыре отдельных цикла в эволюции мифа о герое. Цикл Трикстера (Плута, Обманщика), цикл Кролика (Зайца), цикл Красный Рог и цикл Близнецы (Двойник).
Цикл Трикстера соответствует самой ранней и в наименьшей степени развитму периоду жизни. Трикстер – это фигура, чьи физические страсти, предметы желаний определяют его поведение; его умственное развитие соответствует младенческому. Не имея никаких иных целей кроме удовлетворения своих первичных потребностей, он жесток, циничен и бесчувствен (современные истории о Кролике Брер или Рейнарде Лисе). Этот персонаж, который вначале принимает форму животного, переходит от одной зловредной проделки к другой. Но по мере того, как он все это проделывает, он начинает меняться. И в конце своего жульнического пути он начинает приобретать физическое сходство с человеком.
Следующая фигура – Заяц. Он, как и Трикстер вначале появляется в виде животного. Он еще не достиг зрелого человеческого качества, но тем не менее он выступает как основатель человеческой культуры – Трансформер (Преобразователь). Заяц воплощает социализированное бытие, коррегируя инстинктивные и инфантильные побуждения. Которые господствуют в цикле Трикстера.
Красный Рог – третья в этой героической серии фигура – личность весьма двусмысленная. О нем известно, как о самом младшем брате из общего числа их десять. Он соответствует требованиям архетипического героя: утверждает себя в сражениях и с успехом выдерживает такие испытания, как состязание в беге. Его сверхчеловеческая мощь проявляется в умении побеждать гигантов с помощью коварства или силой. Есть у него и могущественный спутник в образе гром-птицы по кличке «Приносящая бурю», сила, которой всякий раз компенсирует ту слабость, которую испытывает Красный Рог. В случае Красного Рога мы достигаем мира человека, хотя и здесь, чтобы гарантировать человеческую победу над окружающими его силами зла, необходима помощь либо сверхчеловеческих сил, либо богов-«опекунов». В завершении самой истории бог-герой отделяется от Красного Рога и его сыновей, оставляя их на земле. Теперь уже от них самих исходят опасность и безопасность для человеческого счастья.
Эта основная тема – повторяющаяся и в последнем цикле, цикле Близнецов – фактически, поднимает главный жизненный вопрос: сколь долго человеческие существа могут действовать успешно без того, чтобы оказаться жертвами собственной гордости или – на мифологическом языке – своей ревности к богам? Хотя в Близнецах и говорится, что они сыновья Солнца, по своей сути они люди; кроме того, они люди, которые в совокупности составляют одну личность. Изначально единые в материнской утробе, при рождении они были насильственно разъединены. Однако, они продолжают принадлежать друг другу, и необходимо – хотя и трудно объединить их вновь. В этих двух детях мы видим две стороны человеческой природы. Одна из них, Плоть или Тело, податлива, покорна, мягка, кротка и безинициативна; Другая – Пень или Кочерышка – подвижна и мятежна, недисциплинированна и непокорна. В некоторых историях о героях-Близницах эти установки доведены до известного совершенства: одна фигура является интроверта, главная сила которого зиждется в силе его ума и способности к рефлексии, а другая, — экстраверта, человека действия, способного совершать великие дела.Довольно долго оба эти героя оказываются непобедимыми: везде, где они появлялись либо раздельно, либо как двое в одном, они сметали все на своем пути. Однако, как и другие божественные воины в мифологии индейцев Навахо, они в конце концов, устали от злоупотреблений собственными силами и могуществом. Ни в небе, ни на земле не осталось больше никаких чудовищ или монстров, которых они не смогли бы одолеть, после чего их дикое ничем не оправданное поведение привело к заслуженному возмездию. Когда Близнецы убили одного из четырех животных, поддерживавших землю, то наступил момент положить конец их деяниям. И смерть была тем наказанием, которое они заслужили. Таким образом, и цикле Красного Рога, и у Близнецов мы встречаем тему жертвы или смерти героя, как необходимое лечение высокомерия или гордости, превзошедшей самое себя.
В европейской мифологии на примерах предательства или поражения героя тема ритуальной жертвы рассматривается более специфично, а именно, как наказание за высокомерие. Но Виннебаго, как и Навахо не идут столь далеко. Хотя Близнецы и нагрешили, за что получили наказание в виде смерти, они сами оказались настолько напуганными своим безответственным могуществом, что согласились жить в состоянии постоянного покоя: конфликтующие стороны человеческой природы вновь пришли к равновесию.Описание четырех типов героя достаточно ясно демонстрирует паттерн (модель) поведения, возникающий как в исторических мифах, так и в героических сноведениях современного человека.
Обычно мифологический герой выигрывает свое сражение против чудовища. Но существуют и другие мифы о герое, в которых последний уступает чудовищу. Известным примером этого является библейская история об Ионе и ките, в которой герой проглочен морским чудовищем, тащащим Иону в плавание по ночному морю с запада на восток. Последнее обстоятельство символизирует воображаемый переход солнца от заката до рассвета. Герой погружается во тьму, представляющую своего рода смерть.
Сражение между героем и драконом представляет более активную форму этого мифа, и оно более ясно показывает архетипическую тематику триумфа эго над регрессивными тенденциями. Для большенства людей темная или негативная сторона их личности остается бессознательной. Герой же, напротив, должен осознавать, что тень существует и что из нее можно извлечь силу. Он должен найти общий язык с разрушительными силами, если хочет стать достаточно сильным и внушающим страх, чтобы победить дракона. То есть эго может праздновать победу лишь после того, как оно овладеет и ассимилирует саму тень.
В обществе европейского типа девочки разделяют интерес к мужским мифам о герое, потому что, как и мальчики, они также должны развить надежную и прочную эго-идентичность и приобретать знания. Но существует еще и более древний слой разумной жизни, который, по всей видимости, выходит на поверхность в их чувствах с целью обратить девочек в женщин, а не в копию мужчин. Когда такое древнее содержание психического начинает заявлять о своем поведении, современная молодая девушка или женщина может его подвить, поскольку оно угрожает отрезать ее от эмансипированной дружбы и возможности десексуализированного состязания с мужчинами, что стало возможным в нынешних условиях жизни.
Это подавление может протекать столь успешно, что какое-то время девушка способна поддерживать идентификацию с мужскими интеллектуальными целями, которые она усвоела в школе. Даже когда она выходит замуж, то сохраняет некоторую иллюзию свободы, несмотря на показной акт подчинения архетипу брака с его подразумеваемым предписанием становиться матерью. И так уж получается, что сегодня мы достаточно часто наблюдаем, как этот конфликт заставляет молодую женщину вновь обнаруживать свою похороненную женственность, но уже в болезненной форме. По мере того, как Она лучше узнает себя, она понимает, что для мужчины (или для маскулинно натренированного разума у женщины) жизнь представляется чем-то вроде крепости, которую необходимо взять приступом, реализовав свою героическую волю; но для женщины ощущение правоты в жизни наилучшим образом реализуется в процессе утраты иллюзий и чувственного пробуждения.
Универсальный миф, выражающий подобный вид пробуждения, содержится в сказке «Красавица и Чудовище»; русский вариант «Аленький цветочек». История повествует о том, как Красавица, младшая из четырех дочерей, была любимицей у отца из-за своего бескорыстного нрава. Она просит у отца всего лишь белую розу, тогда как другие дочери требуют гораздо более дорогих подарков, и при этом осознает лишь внутреннюю искренность своего чувства. Она не подозревает, что подвергает жизнь отца опасности, а вместе с этим и свои идеальные отношения с ним. Отец похитил белую розу из роскошного сада, принадлежащего Зверю. Зверь страшно разгневан и требует, чтобы отец в течение трех месяцев пришел с повинной для понесения наказания, скорей всего смерти. Позволив отцу вернуться домой и дав ему отсрочку наказания, Зверь играет явно не свойственную ему роль, — он даже предлагает послать и сундук с золотом вслед за возвращающимся домой отцом. Зверь выглядит одновременно жестоким и добрым, об этом говорит и сам отец. Крвсавица настоятельно просит понести наказание вместо отца и по истечении трех месяцев отправляется к Зверю в его роскошный замок. Там ей предоставлена роскошная комната, в которой она живет без всяких хлопот и страха, исключая случайные посещения ее Зверем, появляющимся с одной постоянной просьбой: выйти за него замуж. Она всякий раз отказывает. Как-то раз, глядя в волшебное зеркало и увидев, что ее отец лежит больной, она просит зверя позволить ей вернуться домой и ухаживать за отцом, обещая вернуться через неделю. Зверь разрешает ей отлучиться на неделю, но говорит, что умрет, если она его бросит. Дома ее лучезарное присутствие доставляет радость отцу и зависть сестрам, замыслившим заговор с целью задержать Красавицу дольше оговоренного со Зверем срока. В какой-то момент Красавица видит сон, в котором Зверь в отчаянии умирает. Она осознает, что перебрала отпущенное ей время и возвращается с желанием воскресить Зверя к жизни. Она встречает совершенно забытого умирающего безобразного Зверя и начинает ухаживать за ним. Зверь рассказывает, что тоже не может жить без нее, но теперь он умирает счастливым, поскольку она вернулась. Красавица осознает, что тоже не может жить без Зверя, поскольку влюбилась в него без памяти. Она говорит ему об этом и обещает стать его женой, если только он не умрет. В этот момент замок наполняется сиянием света и звуками музыки, а Зверь тотчас же исчезает. На его месте появляется прекрасный принц, который говорит Красавице, что он был заколдован ведьмой и превращен в Зверя. Заклятие действовало до тех пор, пока красивая девушка не полюбила Зверя за его доброту.
В этой истории, если раскрыть ее символизм, видно, что Красавицей может быть быть любая молодая девушка или женщина, обретшая тесную эмоциональную связь со своим отцом, благодаря своей духовной природе. Ее доброта и великодушие символизируются просьбой о белой розе, но в существенном повороте значения ее бессознательное намерение заключается в стремлении отдать себя и своего отца во власть принципа, выражающего не только великодушие и доброту, но жестокость и доброту вместе. Иначе это выглядит так, как если бы она стремилась избавиться от любви, поддерживая свою исключительную целомудренную и нереальную установку. Научившись любить Зверя, она пробуждается к силе человеческой любви, скрытой и животной (и поэтому несовершенной), но подлинно эротической форме. Можно предположить, что это есть пробуждение ее подлинной функции связующего родственного начала, позволяющего ей принять эротический компонент первоначального желания, подавленного из-за страха инцеста. Оставив своего отца, она должна была принять, так сказать, страх инцеста, позволив себе жить с его присутствием в своей фантазии до тех пор, пока не узнала животного человека и не обнаружила свою собственную подлинную реакцию на него, как женщина. Этим путем она избавила себя и свой образ мужского от сил подавления, осознав свою способность доверять любви, как чему-то, что объединяет дух и природу в наилучшем смысле этих слов.
3.2 Архетип посвящения
В психологическом смысле образ героя не следует рассматривать как идентичный самому эго. Лучше всего его представить как символическое средство, с помощью которого эго отделяет себя от архетипов, внесенных родительскими образами из раннего детства. Юнг предположил, что любое человеческое существо изначально обладает чувством целостности, мощным и полным ощущением Самости. И уже из Самости – психической целостности – появляется индивидуализированное эго-сознание в форме подрастающего индивида.
В работах Юнга и его последователей началось документирование серий событий, с помощью которых на этапе перехода от младенчества к детству и далее подростковому периоду возникает индивидуальное эго. Это возникновение никак не может всецело пройти без серьезного ущерба для изначального чувства целостности. И эго должно постоянно возвращаться к восстановлению своих отношений с Самостью с тем, чтобы поддерживать состояние психического благополучия.
Древняя история и ритуалы современных первобытных общин дают нам богатый материал о мифах и ритуалах инициации, в которых молодые юноши и девушки отлучаются от своих родителей и принудительно делаются членами своего клана или племени. Но в производстве подобного разрыва с миром детства наносится ущерб изначальному родительскому архетипу, и этот ущерб должен быть по возможности максимально смягчен или нейтрализован исцеляющим процессом ассимиляции в жизнь группы.
В племенных сообществах такой «церемонией» является ритуал инициации (посвящения), который наиболее эффективно разрешает проблему. Этот ритуал уводит новообращенного к глубочайшим уровням первоначальной тожественности мать-ребенок или идентичности эго-Самость, принуждая его, таким образом, пережить символическую смерть. Другими словами, его идентичность оказывается временно разорванной на части, расчлененной или растворенной в коллективном бессознательном. Из этого состояния он затем церемониально избавляется ритуалом нового рождения.
Ритуал, реализуемый в племенных группах или в более сложных общественных образованиях, неизменно содержит в себе обряд смерти и возрождения, обеспечивающий новообращаемому «прохождение» из одной стадии в другую, будь это путь из раннего детства в юношество или же из ранней юности в позднюю и далее в зрелость.
Посвятительные обряды не ограничиваются, конечно, психологией юности. Каждая новая фаза развития на протяжении всей жизни индивида сопровождается повторением первоначального конфликта между требованиями Самости и претензиями эго. Фактически наиболее остро этот конфликт может возникать на этапе перехода от ранней зрелости к среднему возрасту. Переход от среднего возраста к пожилому также вновь создает потребность в утверждении различия между эго и всеобщим психическим; герой получает свой последний призыв действовать в защиту эго-сознания против приближающегося распада жизни и смерти. Новопосвящаемый в обряд инициации призывается оставить волевое устремление и всякое иное желание и полностью подчиниться неизбежности сурового испытания. Он должен быть добровольно готов пережить это испытанте без всякой надежды на успех. Фактически, он должен быть готов умереть; и хотя символически его суровое испытание может быть сравнительно легким или мучительным, сама цель всегда остается той же самой; создать символическое настроение смерти, из которого может возникнуть символическое настроение возрождения.
Тема подчинения как существенной установки по отношению к продвижению к успешному ритуалу инициации ясно просматривается и в случае девочек или женщин. Женщина с готовностью отдается своей женской функции, подобно мужчине, который отдается приписанной ему роли в общественной жизни своей группы. С другой стороны, женщина в не меньшей степени, нежели мужчина, проходит инициирующее испытание силы, приводящее ее к окончательной жертве во имя переживания нового рождения. Эта жертва дает женщине возможность освободиться от запутанности личностных отношений и готовит ее к более сознательной роли в качестве индивида, обладающего своим собственным правом. Мужская же жертва заключается в добровольном отказе от своей священной независимости: он оказывается более сознательно связанным с женщиной.
Здесь мы приближаемся к аспекту инициации, который знакомит мужчину с женщиной, а женщину с мужчиной в том отношении, в котором возможна определенная коррекция исходной оппозиции мужское-женское. Мужское знание (Логос) сталкивается с женским связующим началом родственности (Эрос), и их союз представлен в виде символического ритуала священного брака, составляющего сердцевину инициации, ведущей свое начало от религиозных мистерий античности. Брак – это приемлемое, даже необходимое символическое обнаружение женского компонента в собственной психике мужчины, равно как и приобретение реальной жены. Вполне нормальный молодой человек имеет все основания чувствовать страх по отношению к брачному обряду. В сущности, это женский обряд инициации, и в нем мужчина может и вынужден ощущать все что угодно, кроме чувства героя-завоевателя, героя-победителя. Неудивительно, что в племенных сообществах мы встречаем такие противофобическме обряды, как похищение или насилие невесты. Подобные вещи позволяют мужчине оставаться верным своей героической роли в тот самый момент, когда он вынужден подчиниться своей невесте и взять на себя ответственность за брак. Священный брак как архетипическая форма имеет особо важное значение для психологии женщин, поэтому они готовятся к нему во время своего девичества, переживая многие предшествующие события, носящие инициирующий характер.
Глава 4. Процесс индивидуации
4.1 Осознание тени
Индивидуация – сознательная реализация человеком своей единственной в своем роде психической реальности, включающей как сильные стороны, так и личностные ограничения. Индивидуация ведет к переживанию Самости как регулирующего центра психического.
Тень – обозначает бессознательную противоположность того, что индивид настойчиво утверждает в своем сознании; сумма всех личностных психических элементов в силу несовместимости с избранным сознательным отношением их носителя, не допущенная к жизненному проявлению. Тень всегда выступает компенсаторно по отношению к сознанию, следовательно, ее эффект может быть как негативным, так и позитивным.
Тень не является целым бессознательной личности. Она представляет неизвестные или малоизвестные атрибуты и качества эго – те аспекты, которые, по большей части принадлежат личностной сфере и вполне могут быть сознательными. В некоторых своих аспектах тень включает в себя коллективные факторы, которые проистекают из источников, лежащих за пределами личной жизни индивида.
Когда индивид пытается увидеть свою тень, он отдает себе отчет (нередко, к своему стыду) о тех качествах и стремлениях, которые он отрицает у самого себя, но с легкостью замечает у других: эгоизм, умственную лень, небрежность; далекие от реальности фантазии, схемы, планы; легкомыслие и коварство; беспредельную любовь к деньгам и собственности – все те грешки, о которых он ранее говорил самому себе: «Это не так уж важно, никто их не заметит, да и прочие не лучше».
Если вас охватывает безудержный гнев, когда друг указывает на какую-то вашу ошибку, то вы можете быть уверены, что в этот момент о себе заявляет часть вашей тени, которая вами не осознается. Конечно же, раздражает, когда другие, которые «не лучше», критикуют вас за ошибки вашей тени. В этот момент эго как бы попалось в сети, результатом чего нередко является изумленное молчание. После этого начинается болезненная и длительная работа переобучения – работа, которая является психологическим эквивалентом трудам Геракла. Как мы помним, первым его подвигом было очищение Авгиевых конюшен, которые десятилетиями загаживались многими сотнями коров.
Тень состоит не из одних упущений такого рода. Столь же часто она заявляет о себе в импульсивных и неосторожных действиях. Вы еще не успели подумать, а злобное замечание уже у вас на языке, положено начало интриге, совершен неверный шаг, а потом вы сталкиваетесь с результатами, которые не входили в ваши сознательные намерения и которых вы совсем не желали. Более того, тень значительно подвержена коллективным инфекциям, чем сознательная личность. Например, когда человек в одиночестве, то вроде бы все в порядке, но стоит «другим» начать что-то «первобытное» или «темное», и он уже опасается, что если он к ним не присоединится, то его станут считать дураком. А потому он отдается во власть влечений, которые ему в общем-то чужды. Мы чаще всего натыкаемся на собственную тень и на тень других людей, имея дело с лицами одного с нами пола. Хотя нам видна тень лица противоположного пола, она обычно нас не слишком задевает, мы с легкостью ему прощаем.
Где-то в самых основаниях нашей сути мы обычно знаем, что нам делать, а чего не делать. Но иногда тот клон, коего мы называем «Я», ведет себя таким отвлекающим образом, что мы не замечаем внутреннего голоса.
Иной раз все попытки понять намеки бессознательного неудачны; тогда, столкнувшись с трудностями, приходится просто набраться мужества и делать то, что кажется нам правильным, не утрачивая готовности поменять курс, если подсказки бессознательного неожиданно откроют нам другое направление. Может случиться и так, что индивиду лучше сопротивляться требованиям бессознательного, даже ценою мучений – лучше уж пусть будут они, чем знание того, что ты теряешь человеческий облик.
Быть может, Самость желает того, чтобы эго самостоятельно и свободно принимало решения; либо Самость полагается на человеческое сознание и его выбор, через которые она может проявить себя. Когда дело доходит до столь трудных этических проблем, никто не может верно судить о деяниях других. Как сказал один древний наставник дзэн: мы должны следовать примеру пастуха, смотрящего на своего быка глазами посоха, «чтобы тот не забрел на чужой луг».
4.2 Анима: женщина внутри
Анима (лат «душа» ) – бессознательная, женская сторона личности мужчины. Она персонифицируется в сновидениях образами женщин, варьируя от проститутки и совратительницы до духовного проводника (Мудрости). Анима являет принцип Эроса, так как развитие анимы у мужчины отражено в том, как он относится к женщинам. Идентификация с анимой проявляется как переменчивость в настроении, утрата мужественности («обабивание») и сверхчувствительность.
Сложные и тонкие этические проблемы не обязательно приходят вместе с появлением тени. Часто возникает другая «внутренняя фигура». Если сны видит мужчина, он обнаруживает женскую персонификацию своего бессознательного; в случае женщины это будет мужская фигура. Нередко эта вторая символическая фигура появляется вслед за тенью, принося тем самым новые и несколько иные проблемы.
В индивидуальных своих проявлениях характер анимы у мужчин, как правило формируется его матерью. Если он ощущает, что мать оказывает на него отрицательное влияние, то его анима часто будет проявлять себя в раздражительности, подавленности, неуверенности, обидчивости.(Правда, если он способен преодолевать эти негативные моменты, они могут усиливать его мужественность).
Негативная анима проявляется в мужской личности в форме язвительных, ядовитых замечаний, которые все обесценивают. Замечания такого рода всегда содержат в себе частицу истины, но они утонченным образом деструктивны. По всему миру существуют легенды, в которых присутствует «ядовитая девица». Это прекрасное существо, скрывающее под платьем оружие или яд, которыми она убивает своего любовника в первую же ночь. В этом облике анима холодна и безжалостна.
Если, с другой стороны, опыт собственной матери был положительным, это также придает аниме типичные черты, но уже совсем иные. В результате мужчина либо сам становится женски изнеженным, либо женщины на него молятся, а потому он не способен совладать с трудностями жизни. Анима такого рода делает мужчин сентиментальными, обидчивыми, чувствительными.
Все стороны анимы наделены той же тенденцией, которую мы наблюдали в случае тени: они могут проецироваться. Притом так, что они могут делаться для мужчины чертами какой-то конкретной женщины. Именно анима вызывает внезапную влюбленность в первый раз увиденную женщину – мужчина сразу знает, что это «Она». Он словно всю жизнь уже был с ней знаком, он столь беспомощен в своей влюбленности, что для внешнего наблюдателя это выглядит как совершеннейшее безумие. Такие проекции анамы притягиваются прежде всего «чарующими» женщинами, поскольку мужчины могут придавать практически любые черты этому очаровательно-неопределенному созданию – вокруг нее как бы сами собой сплетаются фантазии.
Положительные стороны у анимы то же имеются. Анима отвечает за способность мужчины правильно отыскать партнера по браку. Другая функция не менее важна: всякий раз, как логический разум мужчины не способен различать скрывающиеся в его бессознательном факты, ему на помощь приходит анима. Еще более важной будет роль анимы, когда она как бы настраивает ум мужчины на подлинные ценности, а тем самым открывает путь к истинным глубинам души. Словно некое внутреннее «радио» настраивается на какую-то волну, исключая отклонения. Позволяя настроить это внутреннее «радио», анима принимает роль проводника, посредника во взаимоотношениях с внутренним миром и Самостью.
4.3 Анимус: мужчина внутри.
Анимус (лат. «дух») – бессознательная, мужская сторона личности женщины. Анимус персонифицирован в принципе Логоса. Идентификация с анимусом делает женщину жесткой, самоуверенной и любящий спорить. В положительном смысле анимус есть внутренний мужчина, который действует, как мост между женским эго и ее собственными творческими источниками в бессознательном.
Мужская персонификация бессознательного женщины – анимус – наподобие анимы у мужчин, проявляет как хорошие, так и дурные стороны. Анимус скорее приобретает форму сокровенного и «святого» убеждения. Когда такое убеждение говорит громким, настоятельным мужским голосом или навязывается окружающим с помощью диких эмоциональных сцен, то в этом легко узнается мужское начало женщины. Но даже у предельно женственной особы анимус может обладать твердой и непреодолимой силой. Неожиданно в женщине просыпается нечто упрямое, холодное и совершенно неприступное. Анимус в основном находится под влиянием отца женщины. Отец наделяет анимус своей дочери особой окраской не подлежащих обсуждению, безусловно «истинных» мнений – убеждений, которые никогда не предполагают личностной реальности самой женщины, как она есть.
Анима иной раз предстает в качестве демона смерти.Например, в цыганской сказке незнакомец останавливается у одинокой женщины, хотя ей снится сон, предупреждающий о том, что это – царь мертвых. После того, как он побыл у нее какое-то время, она настаивант, чтобы он открыл, кто он такой на самом деле. Сначала он отказывается, говоря, что она умрет, если он расскажет. Тем не менее, она настаивает, и вдруг он открывает ей, что является самой смертью. Женщина тут же умирает со страху. С мифологической точки зрения, прекрасный незнакомец, представляет собой языческий образ отца или бога, выступающего как царь мертвых. Однако, психологически, он представляет собой особую форму анимуса, уводящего женщину от всех человеческих взаимоотношений и от всех контактов с действительными мужчинами. О олицетворяет кокон мечтательных размышлений, желаний и суждений о том, «как должно было бы быть», которые открывают женщину от жизненной реальности.
«Внутренний мужчина» в психике женщины может вести к проблемам в супружеской жизни. Особые трудности может вызвать то, что одержимость одного партнера анимусом (или анимой) может автоматически пробуждать одержимость у другого. Анимус и анима всегда склонны низводить разговор до самого низкого уровня, создавая атмосферу разногласий, гнева, эмоций.
Позитивная сторона анимуса может олицетворять дух предприимчивости, межества, правдивости, а в своих высших формах – и духовной глубины.
4.4 Самость: символы целостности
Самость – архетип целостности и регулирующий центр личности. Юнг пишет о Самости, что она «включает не только сознательное, но и бессознательное психическое бытие… Самость является центром суммативной личности, подобно тому, как эго есть центр сознательного разума… Самость является нашей жизненной целью, так как она есть завершенное выражение той роковой комбинации, которую мы называем индивидуальностью.
Если индивид вел долгую и серьезную борьбу с проблемой анимы (или анимуса), так что он (она) уже не отожествляют себя с ними, то бессознатльное вновь мняет свой характер и выступает в новой символической форме – как Самость, как существенное ядро психики. Самость сопровождает нас всю жизнь, но так же она существует за пределами осознаваемого нами потока жизни – а именно он задает наш опыт времени.
Подобно тому, как Самость неполностью содержится в нашем сознательном опыте времени, она также является вездесущей. Более того, она часто предстает в облике, намекающем на особую ее вездещущность: она предстает как гигантское символическое человеческое существо, охватывающее и содержащее в себе весь космос.
Главной целью человека являются не еда, питье т.д. Эта цель – быть человеком. Выше и по ту сторону всех этих влечений лежит наша внутрипсихическая реальность, жизненное пространство которой доступно лишь символическому выражению. Для такого выражения бессзнательное часто избирает могущественный образ Космического Человека.
С точки зрения индусов, не внешний мир однажды растворится в изначальном Великом Человеке, но экстравертивная ориентация эго на внешний мир изчезает для того, чтобы освободить дорогу Космическому Человеку. Дискурсивный поток представлений эго и поток желаний эго останавливаются, когда происходит встреча с Великим Человеком изнутри. Конечно, мы никогда не должны забывать о том, что внешняя реальность существует для нас лишь до тех пор, пока мы воспринимаем ее нашим сознанием; мы не можем доказать, что эта реальность существует «в себе и для себя.
Самость часто символизируется как животное, представляющее нашу инстинктивную природу в ее связи с окружающим миром. Это отношение Самости ко всей окружающей природе или даже к космосу, вероятно, проистекает из того, что «неделимое ядро» нашей психики каким-то образом вплетено в мировое целое. Все высшие проявления жизни как-то настроены на пространственно-временной континуум вокруг нас.
Самость особенно часто символизируется как камень, будь он драгоценным или нет. Кристалл часто символически выражает единство противоположностей – материи и духа.
Тот факт, что высшим и чаще всего встречающимся символом Самости является объект из неорганической материи, указывает на еще одну область исследования и умозрения. Этой областью является по-прежнему неизученное отношение между тем, что мы называем бессознательной психикой, и тем, что мы называем «материей».
Юнг выдвинул новое понятие синхроничности. Этот термин обозначает «значимое, осмысленное совпадение» внешних и внутренних событий, которые сами по себе причинно связаны. Синхроничные события почти всегда сопровождают решающие фазы процесса индивидуации. Но они слишком часто проходят незамеченными, так как индивид не обучен наблюдать такие совпадения и осмыслять их, соотнося их с символикой своих сновидений.
Понятие Самости призвано выразить целостность психического во всех его проявлениях, включая и взаимоотношения человека с природой в целом. Круг – это символ психического. Появляется ли символ круга в первобытном поклонении солнцу или в современной религии, в мифах или сновидениях, в изображениях мандалы, рисуемых тибетскими монахами, в грандиозных планах городов или сферических представлениях древнейших астрономов, он всегда указывает на единственный в своем роде и наиважнейший аспект жизни – ее конечную целостность. В изобразительном искусстве Индии и Дальнего Востока круг в виде четырех ( или восьми) расходящихся лучей выполняет роль основной модели для религиозных образов, используемых в качестве инструмента медитации. Сточки зрения психологического символизма в этой форме находят выражение слияние противоположностей – личного, временного мира эго с неличным, невременным миром не-эго.
Заключение
Отойдя от теории Фрейда, Юнг обогатил наши представления о содержании и структуре личности. Главное расхождение между обоими учеными касается природы либидо. Фрейд видел в последнем, главным образом, сексуальную энергию, в то время как Юнг рассматривал либидо как творческую жизненную энергию, которая может способствовать постоянному личностному росту индивида. Хотя его концепция о коллективном бессознательном и архетипах трудны для понимания и не поддаются эмпирической проверке, они продолжают пленять очень многих. Юнг один из первых признал позитивный вклад религиозного, духовного и даже мистического опыта в развитие личности. В этом состоит его особая роль как предшественника гуманистического направления в персонологии.
Юнг усматривал в личности три взаимодействующие структуры: эго, личное бессознательное и коллективное бессознательное. В зго представлено все, что человек осознает. Личное бессознательное – это хранилище подавленного, вытесненного из сознания материала, а также скоплений связанных между собой мыслей и чувств, называемых комплексами. Коллективное бессознательное состоит из архаичных, изначальных элементов, называемых архетипами. В архетипах заключен опыт всего человечества, начиная от наших древнейших предков, предрасполагающий к реагированию определенным образом на наш текущий опыт. Наиболее значительными архетипами в юнговской теории являются персона, тень, анима, анимус и самость. Символом архетипа является мандала.
Юнг ввел понятие двух типов личностной ориентации, или жизненных установок: экстраверсия и интроверсия.
Рассматривая вопрос о развитии личности, Юнг особо выделяет движение в направлении самореализации посредством уравновешивания и интегрирования различных элементов личности. Для описания происходящего на протяжении всей жизни процесса объединения всех аспектов личности вокруг самости он использовал термин «индивидуация». Процесс индивидуации позволяет самости стать центром личности, а это, в свою очередь, помогает индивидууму достичь самореализации. По мнению Юнга, очень немногие достигают этого высочайшего уровня развития личности.
Список литературы
Л. Хьелл, Д.Эиглер «Теории личности» — СПб: Питер, 2006.
Карл Г. Юнг «Человек и его символы» -СПб.: Б.С.К., 1996.
www.ronl.ru
Карл Густав Юнг был психотерапевтом-практиком, он 60 лет лечил людей. Повоспоминаниям детей Юнга, рабочий день его был таков: с 8 до 10 утра онзнакомился с корреспонденцией, писал сам или диктовал письма; затем три часа дообеда и три после шел прием пациентов. Чтение научной литературы и написаниесобственных трудов протекали в основном уже вечером, после основной медицинскойдеятельности. Лишь в самые последние годы жизни число пациентов пришлосьсократить, но до конца своей жизни он занимался врачеванием. Основные положенияего учения связаны с наблюдениями практикующего врача, они не вымышленысклонным к спекулятивному мышлению теоретиком. Но главным источником знаний очеловеческой душе для Юнга являлся его собственный опыт. Его автобиография незря называется “Воспоминания, сновидения, размышления”. Сновидения являются темподступом к тайникам коллективного бессознательного, без которого невозможнаюнговская психотерапия. В автобиографии очень мало воспоминаний именно в смыслеэтого слова. Это история диалога сознания с глубинами психики, начиная сдетских снов. О внешней стороне жизни читателю приходиться догадываться.
Каждый мыслитель в той или иной мере зависим от социально-экономических иполитических институтов, исторических событий своего времени, духовнойатмосферы. Платон мог неприязненно относиться к афинской демократии, но онникогда не стал бы великим философом в Спарте.
Юнг является европейским мыслителем, но Европа велика, в ней десяткикультурных наций, различные религиозные и научные традиции. Он родился в 1875г. в Швейцарии, прожил в ней, исключая время многочисленных поездок по миру,всю жизнь. То, что в Швейцарии медицинская психология связана в XX в. сразнообразными философскими учениями, пожалуй, не случайно. В конце прошлоговека здесь работал Т.Флурнуа, а в наш век — такие сторонники соединенияпсихоанализа с философией М. Хайдеггера, как Л.Бинсвангер и М.Босс; сугубонаучная психология Ж. Пиаже далека от крайностей бихевиоризма и не исключаетфилософского умозрения. Доныне психологическое образование в Цюрихскомуниверситете предполагает весьма основательный курс философской антропологии:односторонность современной естественнонаучной ориентации восполняется трудамивеликих европейских мыслителей. Чтобы лечить души других людей, нужно знатьсвою собственную, а подобное сознание неизбежно ставит “последние” вопросы,имеющие философский или религиозный характер.
Швейцария — это страна, где с давних пор уживаются протестантские икатолические кантоны, где встречаются друг с другом немецкая, французская иитальянская культуры (есть и еще один, ретороманский, язык, восходящий кнародной латыни). Швейцария, отметившая в 1991 г. семь столетий своего существования,по крайней мере четыре из них не знала феодализма (да и ранее средневековыегородские общины обрели здесь свои основные свободы). Федерализм и демократия —это синонимы для швейцарца. Он принадлежит прежде всего коммуне, обладающейогромной автономией, — хотя бы потому, что половина уплачиваемых им налоговостается в общине. Ей швейцарец принадлежит, как и его дети, даже если онпереехал в другой город. Так, Юнг оставался всю свою жизнь гражданином Базеля:хотя родился он в местечке Кессвил (кантон Тургау), но отец его был базельцем,и он получил это гражданство по наследству. Почетным гражданином небольшогогородка Кюснахт он стал на склоне лет, и это огромная честь для швейцарца,редкое исключение из правила. Швейцарец принадлежит сначала общине, затемкантону (их 25 в этой небольшой стране), а уж потом Швейцарскому Союзу.Понятно, что имеются общие проблемы, будь они экономическими, политическими илиэкологическими. Каждый взрослый мужчина ежегодно отправляется на 2-3-недельныевоенные сборы. Приходилось исполнять эту гражданскую обязанность и Юнгу — отрядового он дорос до “капитана запаса”, если употребить отечественнуютерминологию.
Швейцарцы почитают свою связь собщиной, самоуправляющимся кантоном — этоважная часть их жизни. Они верны традициям, локальнымдиалектам и обычаям,которые сильно различаются от кантона к кантону. Эта привязанность к прошлому,к традиции предполагает и знание своей родословной. Генеалогическое древо напротяжении столетий может быть здесь известно не только потомку какого-тоаристократического рода (дворянство большой роли в Швейцарии никогда неиграло), но и любому бюргеру — такому знанию способствуют тщательные записикакв церковном, так и в гражданском общинном регистре. Этот традиционализм,крепкая связь настоящего с прошлым в какой-то мере отразились и в учении Юнга.Конечно, ему было и тесно в Швейцарии — не зря основную его аудиторию с давнихпор составляли англосаксы, — но, будучи “гражданином мира”, он никогда непревращался в оторванного от всяких корней “призрака” (как он называлобитателей огромных мегаполисов), не помнящего родства, лишенного национальнойкультуры, духовного преемства.
Политика нередко вторгалась в XX в. в святая святых метафизической мысли,литературного творчества. Поддерживать идеи о гармонии противоположностей, иньи ян, света и тьмы в мировом процессе и в душе каждого легче, живя в стране,которую обошли стороной войны и разрушения XX столетия. Однако в центревнимания Юнга не зря находился вопрос: откуда мировое зло? Вопрос отнюдь не толькобогословский. Войны, диктаторские режимы также были предметом пристальноговнимания Юнга. Писал он и по самому широкому кругу актуальных вопросов дня,идет ли речь о массовом обществе, колониальной политике, “женском вопросе” илиидеологиях, апокалиптических чаяниях и т.д.
Подробные сведения о Юнгах относятся к первой половине XVII в.: доктормедицины и доктор юриспруденции Карл Юнг, ректор Майнцского университета,является первым заметным лицом в этом роду Правда, архивы и церковные книгиМайнца сгорели в 1688 г, во время осады города французскими войсками. ПрадедЮнга, врач Франц Игнац Юнг (1759-1831), перебрался из Майнца в Мангейм Во времянаполеоновских походов он руководил полевым лазаретом. Его брат, Сигизмунд фонЮнг (1745-1824), был баварским канцлером и был женат на дочери Шлейермахера(“фон” появился потому, что канцлер был произведен в дворянское звание).
Из всех предков Юнга самым заметным лицом был его дед Карл Густав-старший(1794-1864), перебравшийся в Швейцарию. Его сопровождала легенда, будто онвнебрачный сын Гёте, — основанием для этого служило несомненное внешнеесходство. Ни доказать, ни опровергнуть такого рода легенды невозможно покрайней мере в год, предшествовавший рождению Карла Густава-старшего, Гёте небывал в Мангейме, где безвыездно жило семейство Юнгов. Карл Густав-младшийсчитал легенду “дурного вкуса”. Хоть он безмерно восторгался Гёте с детскихлет, но считал, что род врачей и богословов Юнгов сам по себе достоин уважения.
Дед был личностью замечательной не только по своим научным заслугам. Онизучал в Гейдельберге естественные науки и медицину, уже в 24 года ставдоктором summa cum laude, был и хирургом-практиком и доцентом, преподавателемхимии в Берлине. Здесь он входит в круг романтиков, близко знакомится с братьямиШлегель, Л.Тиком и Ф.Шлейерма-хером (под влиянием последнего он перешел изкатоличества в протестантство). Кое-какие поэтические его опыты былиопубликованы в журналах.
Однако в Берлине Карл Густав-старший прожил недолго, поскольку принималактивное участие в политике — его идеалом была свободная и единая ГерманияКогда же его приятель, студент теологии Карл Занд, заколол Августа Коцебу(1819) и последовали репрессии прусского правительства против “демагогов”, тоЮнг был арестован, да еще с тем отягчающим обстоятельством, что у него нашлиподаренный Зандом молоток для минералогических работ (в полицейских донесенияхименуемый исключительно “топором”). Через год с лишним пребывания за решеткойего 6eз суда и приговора выпустили — с запретом жить в прусских владениях. Сполитической репутацией революционера-“демагога” получить место в любомнемецком княжестве было невозможно, и в 1821 г. Карл Густав оказывается вПариже. Здесь происходит случайная встреча с Александром фон Гумбольдтом,которая и привела к переселению в Швейцарию.
Политические эмигранты и в XIX, и в XX в. часто жили в Швейцарии, достаточноупомянуть русских — Герцена, Бакунина, Ленина (а позже и Солженицына). Мало ктоиз этих эмигрантов оказывал какое-то влияние на швейцарскую жизнь — Кальвин являетсяисключением. Из немецких эмигрантов-ученых К. Фогт и К. Г. Юнг-старший были,наверное, самыми заметными фигурами. Гумбольдт искал человека, который мог быреорганизовать медицинский факультет Базельского университета, пришедшего вполный упадок в годы наполеоновских войн. Неустанная деятельность КарлаГустава-старшего сделала его знаменитым, и его внук, обучаясь на медицинскомфакультете почти через полвека после кончины деда, постоянно ощущал духовноеприсутствие знаменитого предка. Нонконформизм, способность к неожиданным дляокружающих поступкам его дед проявлял всю жизнь, но куда любопытнее тот факт,что этот хирург, анатом и химик проявлял значительный интерес к психиатрии. Вчастности, он основал лечебницу для слабоумных детей, подчеркивая при этомзначимость научных наблюдений и психологических методов лечения душевныхболезней. Кстати, отец Карла Густава-младшего, Пауль Юнг (1842-1896) долгоевремя был пастором, обслуживающим и психиатрическую клинику. Этот младший изтринадцати детей знаменитого хирурга и декана был протестантским священником,не лишенным, однако, интереса к науке. Доктором он был не теологии, а филологии(восточные языки) и, судя по “Воспоминаниям, сновидениям, размышлениям”,испытывал сомнения по поводу христианской веры, но бежал от сомнений сподлинным “жертвоприношением интеллекта”. Проблема соотношения знания и верысделается центральной в поздних трудах его сына, который выберет путь знания,гнозиса, а никак не предписываемой лютеранством веры. Первые возражениявозникли еще в юности. “Мне вспоминается подготовка к конфирмации, которуюпроводил мой собственный отец. Катехизис был невыразимо скучен. Я перелисталкак-то эту книжечку, чтобы найти хоть что-то интересное, и мой взгляд упал напараграфы о троичности. Это заинтересовало меня, и я с нетерпением сталдожидаться, когда мы дойдем на уроках до данного раздела. Когда же пришел этотдолгожданный час, мой отец сказал: «Данный раздел мы пропустим, я тут самничего не понимаю». Так была похоронена моя последняя надежда Хотя яудивился честности моего отца, это не помешало мне с той поры смертельноскучать слушая все толки о религии”. Со студенческих лет Юнг просто не заходилв протестантские церкви; этот мир обедненного, “оголенного”, как он писал,христианства был ему духовно чужд. Конфликты с отцом имели, однако, вовсе не“эдиповский” смысл. Позже ему было нелегко принять учение Фрейда об Эдиповомкомплексе уже по той причине, что мягкий и слабохарактерный отец, находившийся“под башмаком” авторитарной жены, болезненный, мучимый сомнениями, никак невызывал ревностного соперничества сына. Трудно сказать, что унаследовал от негосын — разве что способность к языкам, тем более что с 5 лет отец занимался сним латынью. Позже отменное ее знание помогло в работе с колоссальным количествомалхимических трактатов XV-XVII вв. Английским Юнг овладел позже в совершенстве,французский знал, как и положено швейцарцу, но, судя по тексту французских егописем, несколько хуже.
В одном из писем, написанном уже в глубокой старости, Юнг заметил, что унего комплекс скорее “материнский”, нежели “отцовский”. Замечание подобногорода есть и в его “Воспоминаниях...”, где о матери говорится как о раздвоеннойличности, с выраженными парапсихологическими способностями, унаследованными отсобственной матери. Ее отец, дед Юнга, Самуэль Прайсверк (1799-1871) был тоженаделен своеобразными способностями. Этот доктор богословия, составительобразцовой грамматики древнееврейского языка (ему он предавался всей душою,считая, что на небесах говорят именно на этом наречии) был духовидцем. Еслианекдоты о деде с отцовской стороны имеют самый земной характер, то одеде-пасторе, лице духовном, осталось воспоминание в связи с его общением сдухами усопших. В его кабинете, например, всегда стоял стул для духа его первойжены, с коим он раз в неделю обстоятельно беседовал. Мать Юнга рассказываласыну, что в детстве ей часто приходилось стоять в кабинете за спиной пишущегопроповедь деда. Она отгоняла духов, имевших скверную привычку мешать работе.Позднейший интерес Юнга к всякого рода духовидению, “двойному зрению”,раздвоенности личности — все это рождалось и из семейной атмосеры.“Духи”(Poltergeist) часто навещали эту семью. До сих пор в ней хранится стальной нож,который неожиданно с грохотом раскололся в шкафу на 4 куска, словно прямо полезвию его кто-то разрезал. Сохранилось воспоминание Юнга о том, как реагировалгостивший унего Фрейд на явление “полтергейста” (довольно скептически). Словом,оккультные интересы Юнга возникли не случайно.
И отец и мать Юнга происходили из семей, в которых многие поколения предковзанимались умственным трудом, причем оба деда достигли в своих областяхзаметных успехов. Но младшим детям в огромных семьях не досталось в наследствоматериального благополучия. Интеллигенция — если это слово применимо запределами своего исторического возникновения (Россия, Польша) — всегда жиласвоим трудом, лишь изредка выбиваясь на верхние этажи социальной иерархии. Впротестантских странах многие выдающиеся деятели науки и культуры былисыновьями священников — достаточно вспомнить философов и литераторов концаXVIII-начала XIX в. В своем семинаре по произведению Ницше “Так говорилЗаратустра” Юнг делает ряд интересных замечаний об “антихристианстве” Ницше,которое хотя и в форме отрицательной, все же связано с протестантскимблагочестием, немецкой “культурнабожностью”. Это относится и к самому Юнгу. Онс юношеских лет находилсяв конфликте с верой отцов, только бунт его принялиные, чем у Ницше, формы. В семьях священников общий для европейской культуры разрывпо линии вера-знание приобретал личностный характер. В отличие от Ницше Юнг неотрицал христианскую традицию в целом, но искал по-прежнему живые глубинные еекорни.
Итак, Карл Густав Юнг родился 26 июля 1875 г. в Кессвиле, в кантоне Тургау;через полгода семья переехала в Лауфен, а в 1879 г. — в Кляйн-Хюниген, сегодняиндустриальный пригород Базеля, а тогда патриархальную деревню. Здесь он ходилвместе с крестьянскими детьми в начальную школу. Семья занимала старый дом,принадлежавший когда-то рсиу знатных базельских патрициев (но принадлежал онобщине, которая предоставила его своему священнику). Материальное положениесемьи было нелегким. С 11 лет Карл Густав начал учиться в базельской гимназииЭто было трудное для него время. Не столько с точки зрения учебы — лишьматематика вызывала серьезные трудности8. Во-первых, он попал измира патриархальной деревенской школы с крестьянскими детьми в лучшуюбазельскую гимназию, где учились дети местных патрициев. Эти дети с прекраснымиманерами и карманными деньгами, с поездками зимой в Альпы, а летом на мореказались ему поначалу чуть ли не “существами издругого мира”: “Тогда я долженбыл узнать, что мы бедны, что мой отец — бедный сельский священник, а сам я —еще более бедный пасторский сынок с дырявыми башмаками и промокшими носками,сидящий по шесть часов в школе”
Карл Густав был малообщительным, замкнутым подростком. К внешней среде онприспосабливался с немалым трудом, предпочитая общению мир собственных мыслей ифантазий. Словом, представлял собой классический случай того. что сам онназывал впоследствии “интроверсией”. Сновидения и тогда играли огромную роль вего жизни. Чудовищные, страшные образы являлись в снах, происходила, как писалон вспоминая, “инициация в царство тьмы”. В 12-летнем возрасте он “узнал, чтотакое невроз” — полгода он не ходил в школу, пока усилием воли не заставил себяпреодолевать припадки дурноты, возникавшие, как он полагал, в силу “бегства отдействительности”.
В сновидениях той поры важен еще один мотив. Явлен был образ наделенногомагической силой старца, который был как бы его alter Ego. В мелкихповседневных заботах жил замкнутый и робкий подросток, личность №1, а в снахзаявляла о себе другая ипостась, личность №2, обладающая даже своим именем(Филемон). Прочитав под конец обучения гимназии книгу “Так говорил Заратустра”Ф.Ницше, он испугался: у Ницше тоже была личность No 2 по имени Заратустра; онавытеснила личность философа — отсюда безумие Ницше (так считал Юнг ивпоследствии вопреки известному медицинскому диагнозу). Страх перед подобнымипоследствиями “сновидчества” способствовал решительному повороту к реальности.Да и нужда заставляла повернуться к внешнему миру, а не бежать от него
Вскоре после завершения учебы в гимназии и поступления в университет умираетего отец, успев выхлопотать бесплатное место сыну на медицинском факультетеТогда таких мест было мало, их предоставляли исключительно бедным, а бедность истала реальностью после смерти отца. Семья переезжает в маленький дом в деревнюБистнинген, залезает в долги к родственникам Юнгу приходится и подрабатывать ванатомическом театре и лаборатории и напряженно учиться. Уже то, что онзакончил медицинский факультет за 5 лет, было редкостью по тем временам, обычноучились на пару лет дольше
Однако он находил время для участия в студенческой деятельности — не стольков развлечениях, сколько в философских дискуссиях. Уже тематика докладов,сделанных им в студенческом обществе “Zofingia”, говорит о круге его интересов— о границах естественнонаучного познания, об оккультизме К удивлению своихдрузей-студентов, он читает в свободное время прежде всего философов, наряду сдревними философами это прежде всего Шопенгауэр, Кант, Ницше, Э. фон Гартман.Но вместе с тем в круг чтения входят Сведенборг, Юнг-Штиллинг, Месмер и прочие “оккультисты”Начало оккультным штудиям Юнга положило его знакомство с медиумическимисеансами. Его кузина, Елена Прайсверк, неожиданно проявила незаурядныемедицинские способности, заговорила языками различных “духов”. Два года Юнгпосещает этот кружок и ведет наблюдения, которые впоследствии послужатматериалом для его докторской диссертации.
В последнем семестре нужно было сдавать психиатрию. Юнг готовился статьспециалисгом по внутренним болезням и патанатомии, и, хотя он уже прослушалкурс психиатрии, она не вызвала у него какого-либо интереса. Большойпопулярностью в медицинском мире психиатрия не пользовалась, врачи знали о ней,как правило, так же мало, как и все прочие. Взяв в руки учебник Крафт-Эбинга,Юнг прочитал, что психозы — “заболевания личности”. “Мое сердце неожиданнорезко забилось. Я должен был встать и глубоко вздохнуть. Возбуждение былонеобычным, потому что мне, как во вспышке просветления, стало ясно, что дляменя нет иной цели, кроме психиатрии. Только в ней сливались воедино два потокамоих интересов. Здесь было общее для духовных и биологических фактовэмпирическое поле, которое я повсюду искал и нигде не находил. Здесь жестолкновение природы и духа было реальностью”.
После заключительного экзамена Юнг позволил себе “роскошь” сходить в театр(“до того мои финансы не разрешали мне таких экстравагантностей”) В декабре1900 г он занимает место ассистента в Цюрихской клинике Бургхёльцли,руководимой видным психиатром Э.Блейлером.
Базель и Цюрих имели для Юнга символическое значение Культурная атмосфераэтих городов как бы несла на себе отпечаток двух противоположных тенденцийевропейского духа. Базель — живая память европейской культуры. В университетене забывали о преподававшем в нем Эразме и учившемся Гольбейне, нафилологическом факультете еще были профессора, знавшие Ницше, на улицах городаон встречал Я.Буркхардта, внучатый племянник коего Альберт Ори был ближайшимдругом Юнга. Труды другого базельского профессора, Бахофена, о “материнскомправе” уводили в глубь веков вплоть до гипотетического “матриархата” ИнтересЮнга к философии и теологии вызвал недоумение у его приятелей-медиков, нометафизика все же считалась в Базеле необходимой стороной духовной жизни ВЦюрихе же она относилась скорее к непрактичным “излишествам” Кому нужны все этиветхие книжные знания? Наука тут рассматривалась как полезное орудие, цениласьпо своим приложениям, эффективному применению в индустрии, строительстве,медицине Базель уходил корнями в далекое прошлое, Цюрих устремлялся в столь жедалекое будущее
Незадолго до того перестроенный архитектором А.Рютли Цюрих почти без узкихсредневековых улочек, зато с густой сетью трамвайных линий (век назад это былоновшеством!) был городом индустрии и финансов, был нацелен на богатство ивласть. В двух этих городах Юнг видел “раскол” европейской души, новаяпозитивистски-рассудочная“асфальтовая Цивилизация” предает забвению свои корни.И это закономерный исход, ибо душа ее окостенела в догматическом богословии, наместо которого приходит плоский эмпиризм науки. Наука и религия вступили впротиворечие именно потому, что религия оторвалась от жизненного опыта, а наукаведет к тому, что “мы стали богатыми в познаниях, но бедными в мудрости”, какон напишет вскоре. В научной картине мира человек сделался Механизмом среди прочихмеханизмов, его жизнь теряет всякий смысл.
Необходимо найти ту область, где наука и религия не опровергают друг друга,а, наоборот, сливаются в поисках первоистока всех смыслов. Все коренится вчеловеческой душе, и психология как опытная наука должна не толькоустанавливать факты — она должна помочь современному человеку в поискахцелостного мировоззрения, смысла жизни.
Клиника Бургхёльцли, расположенная на дальней окраине тогдашнего Цюриха(примерно в двух часах пешего хода от центра), представляла собой нечто вродемонастыря. Блейлер требовал от ассистентов не только высочайшегопрофессионализма, но и отдачи почти всего свободного времени лечению пациентов.Ежедневно ассистенты должны были докладывать о состоянии больных, 2-3 раза внеделю обсуждались истории болезни новых пациентов; вечерний обход завершался в7 часов вечера, а после этого ассистенты должны были писать истории болезни.Ворота клиники закрывались в 10 вечера, у ассистентов не было ключей. Одним изтребований Блейлера был “сухой закон” — Юнг нарушит его лишь через 9 лет, да ито под настойчивые уговоры Фрейда (впоследствии он не будет себе отказывать встакане вина раз-другой в неделю).
Первые полгода Юнг вообще провел в клинике затворником. Все свободное времяон тратит на 50-годичные тома журнала Allgemeine Zeit-schrift furPsychiatric, знакомится тем самым с публикациями за полвека с началасовременной клинической психиатрии. В автобиографии он подвергает психиатриютого времени самой резкой критике. Во многом эта критика является обоснованной.Для понимания человеческой личности, будь она здоровой или больной, мало формулестествознания, не говоря уж о того сорта психиатрии, которая наклеивает ярлыктого или иного “синдрома” на пациента. Никто не признает хирурга в том, ктовызубрил учебники, но не умеет оперировать; психиатры же нередко ограничивалисьпостановкой диагноза, описанием симптомов в наукообразных терминах. Лечитьсложные психические расстройства они и не думали, да и средств их лечения небыло. Но если брать клинику Бургхёльцли времен Блейлера, то она дала Юнгу оченьмногое. Блейлер ориентировал молодых психиатров на новые методы лечения, он,пусть с оговорками, принял впоследствии психоанализ (не применимый, правда, кбольшей части его пациентов-психотиков). Именно Блейлер обратил внимание Юнгана только что вышедшую книгу Фрейда “Толкование сновидений” — Юнг сделал поэтой книге доклад на одном из заседаний в Бургхёльцли еще в 1901 г.
Работа Юнга в клинике шла во всех отношениях успешно В 1902 г. он защищаетдокторскую диссертацию, быстро идетпо иерархической лестнице и в 1905 гзанимает место старшего врача — второе, после Блейлера, место в Бургхёльцли. Онзаведует амбулаторией, где занимается психотерапевтической пракгикой, руководитлабораторией, в которой разрабатывает психологические тесты В это же время онполучает звание приват-доцента и преподает на медицинскомом факультете местногоуниверситета. В автобиографии упоминается тот факт, что в 1902-1903 гг онполгода стажировался во Франции у П.Жане. В феврале 1903 г он женился на ЭммеРаушенбах, дочери фабриканта. С 1908 г. семья обосновывается в Кюснахте, гдеЮнг возводит по собственному проекту большой дом на берегу Цюрихского озера — здесь он будет жить до самой смерти.
Последователи, Фрейда до сих пор нередко повторяют обвинения, раздававшиесяеще в начале века из среды венских фрейдистов: Юнг, мол, “обокрал” своегоучителя Фрейда и из украденных кусочков сложил собственную систему. Обвиненияэти просто несерьезны. Юнг был очень многим обязан Фрейду, причем и в старостион повторял, что Фрейд был самой крупной личностью, с которой ему доводилосьвстречаться. Однако к моменту их встречи-в 1907 г. основные идеи Юнга ужесформировались, он, кроме опубликованной диссертации (“К психологии и патологиитак называемых оккультных феноменов”, 1902), выпустил две монографии, имевшиеширокий резонанс среди психологов и психиатров. Одна из них была посвященасловесно-ассоциативному тесту, другая — “Психология Dementia Ргаесох” (1907),хотя писалась уже под известным влиянием идей Фрейда, и по своему клиническомуматериалу, и по подходу не была простым повторением психоаналитических идей.Переписка Юнга с Фрейдом показывает, что поначалу он с большими сомнениями иоговорками соглашается лишь с отдельными положениями Фрейда, затем, с 1908 г. ипримерно по конец 1911 г., сомнения отступают, чгобы с новой силойвозобновиться при работе над первой доктринальной книгой Юнга “Трансформации исимволы либидо”.
В феврале 1907 г Юнг приезжает в Вену, беседует с Фрейдом тринадцать часовбез передышки — с этого начинается активная деятельность Юнга в зарождающемсяпсихоаналитическом движении. Фрейд был необычайно заинтересован в помощи Юнга иведомых им “швейцарцев” Как он писал в то время своему последовате1ю Абрахаму,без этой поддержки психоанализ может оказаться в гетто, как “еврейская наука”,со стороны Юнга с его воспитанием, его научной и культурной средой требуетсянемалое мужество, когда он отстаивает психоанализ. Фрейд возлагает на Юнгаогромные надежды, провозглашает его “кронпринцем”, наделяет всяческимиполномочиями. Юнгу приходится заниматься колоссальной организационной работой — он является президентом только что возникшей международной психоаналитическойассоциации, главным редактором ее журнала — и это помимо напряженной врачебной,научной и педагогической деягельности Так что Фрейд не из лести писал Юнгу, что“другого и лучшего продолжателя и завершителя моего дела я бы себе не желал”, апотом озаглавливал письма: “Дорогой друг и наследник” Понятен был и интересЮнга к Фрейду — мыслителю крупному, смелому, сделавшему к тому времени водиночку открытия, перевернувшие пред ставления о психологии и психотерапии.
Но различия в позициях по, целому ряду вопросов хорошо видны и по перепискев период 1908-1911 гг., когда Юнг полностью поддерживал Фрейда. Остаютсяоткрытыми вопросы об этиологии неврозов — сексуальную теорию Фрейда он так доконца и не принял. Расхождения касаются и мировоззренческих вопросов. ДляФрейда и тогда религия была иллюзией, чуть ли не навязчивым неврозом человечества,на место которой должнаприйти наука. Юнг отвечал, что “религия может бытьзаменена только религией”. Фрейд призывал Юнга принять учение о сексуальностикак “укрепление против черной грязной ямы оккультизма”, а для Юнга фрейдовскоепреклонение перед Эросом было не чем иным, как религией, слепой верой.
В личных отношениях этих двух выдающихся ученых слишком многое зависело,однако, вовсе не от научных или философских расхождений. Психоанализосваивается не просто как совокупность научных знаний; врачующий должен сначалаисцелиться сам, пройти курс анализа с учителем. Кстати, именно по инициативеЮнга в подготовку психоаналитиков был введен обязательный (и довольнодлительный) курс “учебного анализа”. Но в те годы техника психоанализа тольковырабатывалась, “подопытными” были сами аналитики, а потому на теоретическиеспоры накладывались эффекты “переноса”, эмоциональные конфликты и отношенияокрашивались в цвета семейной драмы. Отсюда истерические припадки у терявшегосознание Фрейда, видевшего в стремлении Юнга к самостоятельности нечто вродепотаенного желания “отцеубийства”. Сколько бы Юнг ни писал потом о своей полнойдуховной суверенности в тот период, и переписка с Фрейдом, и тяжелыйпсихический кризис после разрыва говорят, что “семейная” привязанность была и унего. Ситуация становилась совершенно непереносимой и из-за открытогонедоброжелательства к Юнгу венского окружения Фрейда — “придворные” интригипоявляются повсюду, где возникает хоть какой-то “двор”. Именно это окружениесоздало впоследствии миф об антисемитизме Юнга. Вполне возможно, что явноеохлаждение во взаимоотношениях произошло “с подачи” этого окружения Фрейда.Теоретические разногласия стали очевидными после выхода второго тома“Трансформации и символы либидо”, но тон писем Фрейда резко меняется не послепрочтения книги, а после поездки Юнга в США. Доброжелатели, как водится, довелидо сведения Фрейда именно те месталекций, где Юнг развивал собственные идеи, ане исполненные благодарности Фрейду похвалы психоанализу в целом.
Этой поездке Юнга в США предшествовала другая, вместе с Фрейдом в сентябре1909 г., когда оба они стали докторами honoris causa и были необычайно теплоприняты американцами. С этого начинается и история психоанализа в США, огромнаяего популярность в стране, которую Фрейд называл “большой ошибкой”. Следуетотметить юнгианство всегда находило больше всего учеников и последователей ванглоговорящих странах.
Каковы теоретические итоги этого первого периода научной деятельности Юнга?Можно считать этот период временем формирования, созревания его собственногоучения. Уже в диссертации он связывает помраченные состояния сознания умедиумов с бессознательно протекающими процессами. Не “духи”, а бессознательнооформившиеся другие “Я”, вытеснившие “Я” медиума (или пророка, основателясекты, поэта, вероучителя), говорят из темных глубин. Малообразованнаядевушка-медиум сама бы не придумала систему мироздания, которую изложил один из“духов”, — систему, которая многими чертами напоминала представления о мирегностиков — валентиниан. Чуть позже один из пациентов Бургхёльцли вгаллюцинации наблюдал малопонятные образы. Они не были ясны и самому Юнгу, покачерез какое-то время не был открыт и переведен один древний текст, где тот жефаллический образ употребляется при характеристике Митры. Ясно, что работавшиймелким клерком пациент представления не имел о митраизме, да и текст был открытнесколько лет спустя. Юнг постепенно подходит к центральному пункту своегоучения, которое позже он назовет учением об архетипах коллективного бессознательного:за порогом сознания лежат вечные праформы, проявляющиеся в разные времена всамых различных культурах. Они как бы хранятся в бессознательном и передаютсяпо наследству от поколения к поколению. Бессознательные процессы автономны, онивыходят на поверхность в трансах, видениях, в образах, создаваемых поэтами ихудожниками. Именно Юнг ввел в психоанализ метод проведения параллелей междусновидениями, фантазиями и религиозно-мифологическими символами (эту егозаслугу Фрейд признавал и после разрыва отношениий между ними).
Понятие “комплекс” было также введено в психоанализ Юнгом по ходу работы надсловесно-ассоциативным тестом. Он послужил отправной точкой для целого рядапроективных тестов и даже созданного впоследствии “детектора лжи”. Тестсодержал обычно сотни слов. Испытуемый должен был тотчас реагировать на каждоеиз них первым пришедшим ему на ум словом. Время реакции замечалосьсекундомером. Затем операция повторялась, а испытуемый должен былвоспроизводить свои прежние ответы. Часто время подбора слова-реакцииудлинялось, испытуемые отвечали не одним словом, а целой тирадой, ошибались привоспроизведении своего ответа, заикались, замолкали, полностью уходя в себя Приэтом они не ощущали, например, того, что ответ на одно слово-стимул занималу нихв несколько раз больше времени, чем на другое.
Юнг полагал, что такого рода ошибки связаны с тем, что слово-стимул задевалотот или иной “комплекс” — пучок ассоциаций, окрашенный одним эмоциональнымтоном. Эти неосознаваемые аффектные состояния, заряженные психической энергией,обладали каким-то ядром — им могло быть и вытесненное в бессознательноепредставление; но они могли образовывать и “маленькую собственную личность”,свое автономное Ego. Если “затронуть” этот комплекс (напомнить словом о вытесненном),то появляются следы легкого эмоционального расстройства вплоть дорегистрируемых физиологических реакций. Так, реакция одного из испытуемых наслова “нож”, “порт” и ряд других была настолько заметной, что Юнг суверенностью сказал испытуемомупосле сеанса, что тот кого-то убил в порту.Изумленный таким всезнанием психолога, тот рассказал, что был матросом идействительно в драке в одном из портовых кабаков убил ножом человека, но вотуже несколько лет живет добропорядочным бюргером и не вспоминает о прежнейматросской жизни. Подавленные воспоминания, однако, продолжали жить вбессознательном. Первоначально Юнг полагал, что этот тест может совершитьнастоящий переворот в криминалистике, но впоследствии признавал, что применениеего имеет свои границы — “комплекс” может не иметь ничего общего сдействительными событиями, но возникнуть в связи с бессознательными фантазиями,подавленными стремлениями, установками. Для разработки теории Юнга этот тестимел то значение, что при проведении эксперимента выявлялись фрагментарные“личности”, которые у нормального человека находятся в тени его сознательного“Я”, но у шизофреника с выраженной диссоциацией личности эти Ego выходят напервый план. И появление “духов” в сознании медиума, и распад личностишизофреника, и “одержимость бесами” получают свое объяснение — весь легион этих“бесов” уже имеется в нашей душе, а наше сознательное “Я” является лишь однимиз элементов психики, у которой есть более глубокие и древние слои.Впоследствии Юнг стал относить комплексы к личному бессознательному, тогда какхарактеристики особых “личностей” сохранились за архетипами коллективногобессознательного.
Ни одна новая теория не возникает на пустом месте, из ничего — у Юнга быломного предшественников, в 1910-1912 гг. он находит время для чтения огромнойлитературы по мифологии, этнографии, религиоведе-нию, астрологии и прочим“тайным наукам”. Книга “Трансформации и символы либидо” была первой попыткойсинтеза, еще весьма несовершенной, но в ней уже очевидно присутствуют далекиеот фрейдовских идеи. Фрейд в это время работал над “Тотемом и табу”, одной изважнейших для психоанализа книг. Для обоих онтогенез повторяет филогенез, обапроводят параллели между мифами, сновидениями, детским и первобытным мышлением.Однако если Фрейд и другие психоаналитики, писавшие в то время о мифах (Ранк,Абрахам), склонны были сводить мифы к индивидуальным детским фантазиям, к“принципу удовольствия”, то Юнг считает мифологию выражениемуниверсально-человеческого, коллективного бессознательного. Отличие отфрейдизма связано как со значительно меньшим интересом к детской психологии,так и с несравнимо более высокой оценкой фантазии. То, что для Фрейда былоиллюзией, для Юнга оказывается родом интуиции. Помимо логическогомышления, ориентированного на приспособление к внешнему миру, имеется иной тип —обращенное вовнутрь “интровертированное мышление”.
Учение о двух типах мышления многими чертами напоминает модные в товремятеории “философии жизни” (Юнг прямо ссылается на Бергсона, писавшего обинтеллекте и интуиции). Влияние на Юнга немецкого романтизма и “философиижизни”, витализма в биологии не вызывает сомнений. Шопенгауэра и Ницше он читалеще студентом, многотомное исследование романтика начала XIX в. фон Шуберта онизучал в 1910-1911 гг. Но очевидны их отличия, связанныё с психологическимподходом Юнга. Так, он часто ссылается на Леви-Брюля, писавшего о первобытноммышлении как мире “коллективных представлений и “мистического соучастия”. Но уЛеви-Брюля подход определяется скорее социологизмом дюркгеймовской школы, тогдакак у Юнга мифологическое первобытное мышление принадлежит не только давнемупрошлому — это биопсихологическая константа, важнейшее измерение человеческогобытия. Человек первобытного племени лишь в незначительной мере отрывается от“матери-природы”, у него еще нет субъект-объектной пропасти, созданной развитымсознанием. Помимо приспособления к внешнему миру, необходимо сохранять гармониюс внутренним, с унаследованными бессознательными детерминантами поведения имышления. Дикарь сохраняет гармонию с помощью мифов, магии, ритуалов: он еще незнает дифференциации внешнего и внутреннего, физического и психического,субъекта и объекта. Отрыв сознания от бессознательного в мифологии частоописывается как“грехопадение”, но столь же часто в мифах содержится и другаяоценка — мифы о героях, поражающих хтонические чудовища, также говорят об этомразрыве с материнской почвой. Даже в Библии в связи с грехопадением говорится“станете как боги” (“знание добра изла”). В первобытном обществе мифы и ритуалы,инициации помогали индивиду в приспособлении к внутреннему миру. Современноечеловечество, сделавшее ставку на покорение внешнего мира силами разума,оказалось в опасном отрыве от жизненной. почвы. Для логического мышленияхарактерна направленность на внешнюю реальность. Такое мышление протекает всуждениях, оно словесно, требует усилия воли, оно утомляет. Требуютсяобразование, воспитание такой направленности — логическое мышление естьинструмент и порождение культуры. Связанные с ним наука, техника, индустриясуть орудия контроля над реальностью. В традиционных обществах логическоемышление было развито значительно слабее, там еще отсутствовала потребность вусиленной “тренировке” интеллекта. Юнг высказывает гипотезу, что средневековаясхоластика была такого рода тренировкой для европейской науки нового времени. Вотличие от античной философии, понятия которой еще не оторвались отклассических образов мифологии, схоластика была чисто понятийной игрой,подготавливая тем самым современную науку. Логическое мышление экстравертивно,т.е. поток психической энергии направлен преимущественно вовне, к внешнемумиру. Западная цивилизация является предельным случаем экстравертивности:знание в ней однозначно связывается с силой, властью над природой, могуществом,рациональным контролем.
Ненаправленное интуитивное мышление представляет собой поток образов, а непонятий. Оно нас не утомляет. Стоит нам расслабиться, и мы теряем нитьлогического размышления, переходя к естественной для человека игре воображения.Такое мышление непродуктивно для приспособления к внешнему миру, зато ононеобходимо для художественного творчества, мифологии, религии, внутреннейгармонии. “Все те творческие силы, которые современный человек вкладывает внауку и технику, человек древности посвящал своим мифами. В сновиденияхконтроль логического мышления ослабевает и у современного человека, он сновавступает в утраченное им царство мифологии. Но современное человечество,совершившее горделивый отказ от “предрассудков”, насчитывает лишь с десятокпоколений. В коллективном бессознательном осели праформы, которые находят своевыражение именно в мифах. Даже если бы все религиозно-мифологические традициибыли одним ударом уничтожены, то вся мифология возродилась бы уже в следующемпоколении, поскольку символы религии и мифологии укоренены в психике каждогоиндивида, они унаследованы нами от тысяч поколений. Массы всегда живут мифами,от них в переходные эпохи могут избавиться лишь небольшие группы людей, да иони крушат старые мифы, освобождая место для новых; но это “новое” вдействительности есть лишь забытое старое.
Эти идеи мы найдем во всех последующих трудах Юнга. Другим важным и решающимдля разрыва с Фрейдом — было положение о несексуальной природе либидо. Фрейдсвязывал в то время психическую энергию с сексуальным влечением (впоследствииим был введен и “инстинкт смерти”). Для Юнга либидо есть психическая энергиявообще, она лишь в отдельных невротических случаях выступает каксексуальноевлечение. Фрейд рассматривал душевные процессы с помощью физикалистской модели,в которой определяющую роль играл жесткий детерминизм. Для Юнга психическиепроцессы наделены целесообразностью; можно сказать, что фрейдовское пониманиепричинности является демокритовским. а юнговское — аристотелевским. Психика являетсядля Юнга саморегулирующейся системой, в которой происходит постоянный обменэнергией между ее элементами. Энергия рождается из борьбы противоположностей.Основополагающей для Юнга является идея “единения”, “сбегания друг к другу”противоположностей. Обособление какой-либо части психики ведет к утратеэнергетического равновесия. Когда сознание отрывается от бессознательного, аименно это происходит у современного человека, бессознательное стремится“компенсировать” этот разрыв. В неожиданных ситуациях, когда возникаютзатруднения, с которыми не в силах справиться сознание, бессознательноепроявляет свою компенсаторную функцию, подключается энергия всей психики. Нужнотолько уметь “слушать”, что говорит бессознательное, прежде всего всновидениях. Давление бессознательного, “вторжения” его содержаний в сознаниемогут вести не только к индивидуальным психозам. но и к коллективному безумию.Светильник разума тогда захлестывают темные воды бессознательного, разного рода“вожди” делаются медиумами до- или сверхчеловеческих сил. Массовые движения,политические события нашего века Юнг объяснял именно такого рода “вторжениями”- основанием для этого служил его личный опыт конфронтациис коллективнымбессознательным.
После разрыва с Фрейдом Юнг оказывается в полном одиночестве. Он уходит совсех постов в Психоаналитической ассоциации, покидает и университет. Отношенияс швейцарскими медиками были давно испорчены (Юнг ушел из Бургхёльцли еще в1909 г.), он сталкивается с полным непониманием во врачебной среде, порываютсяотношения почти со всеми прежними друзьями и знакомыми. Начался критическийпериод, который сам Юнг называл временем “внутренней неуверенности, дажедезориентации”. Этот период длился примерно б лет, до 1918 г., причем начальнаяего стадия была чрезвычайно болезненной, почти психотической. Юнг снимает всезапруды с пути бессознательных образов, отдается их потоку, и они заполняютсознание. Эти образы приобрели особенно чудовищный характер весной и летом 1914г.: вся Европа утопает в крови, в ней плавают обрубки человеческих тел, рекикрови подступают к Альпам. Эти фантазии неожиданно прекратились, когдагаллюцинации стали реальностью первой мировой войны. По воспоминаниям Юнга,войны он никак не ожидал, полагая ее невозможной, и видел в своих виденияхскорее предчувствие социальной революции в какой-нибудь из европейских стран.“Прорыв” бессознательного в его сознание он считал частным случаем того, чтопроисходило с меньшей очевидностью в душах всех европейцев — войны рождаются впсихике индивидов, делающихся игрушками сил, превозмогающих благие сознательныенамерения. Из этого личного опыта конфронтации с бессознательным рождается ився система психотерапии Юнга онпреодолел близкое к психотическому состояниесам, теперь он знал, как лечить других. Итогом шести лет непрерывной медитациибыли составленные в то время (и до сих пор в силу их личного характеранеопубликованные) “красная” книга с записями и рисунками сновидений, а такжеSeptem Sermonesad Mortuos, опубликованная небольшим тиражом — от имени гностикаВасилида Александрийского — книга, в которой нашли отражение и видения тойпоры, сопоставимые с гностицизмом
“Психологические типы” являются первой зрелой работой Юнга, в которой ужереализован синтез его психиатрического и психотерапевтического опыта, научныхнаблюдений, религиозно-философских, культурологических и этнографических идей.Ранее сформулированные идеи об экстравертивном и интровертивном мышленииполучили окончательный вид, проводится детальный анализ психологических типов ифункций. К тому времени круг идей Юнга уже окончательно сформирован, вдальнейшем будет происходить приращение материала и углубление теории, ноосновные контуры последней уже отчетливо видны.
Из книг, оказавших определенное влияние на Юнга в период, непосредственнопредшествующий этой зрелости мысли, следует отметить вышедшую в 1917 г книгунемецкого теолога Р. Отто “Священное” В ней проводится феноменологическоеописание опыта “нуминозного”, божественного как величественного, дающегополноту бытия, но в то же время ужасающего, переполняющего страхом и трепетомНо если у Отто речь идет о восприятии сверхъестественного в духеиудео-христианской традиции, да еще «в специфически лютеранском еепрочтении, то Юнг употребляет термин “нуминозное” в более широком смысле Передтрансцендентным иудео-христианским Богом человек чувствует, что он лишь “прах ипепел”, “персть земная”, тогда как у Юнга нуминозное связывается с опытомархетипов коллективного бессознательного
В мифах, сказках, религиях, тайных учениях и произведениях искусстваспутанные, воспринимаемые как нечто страшное, чуждое нам образы превращаются всимволы, становящиеся все более совершенными по своей форме и все более общимипо своему содержанию. Постепенно формируются мировые религии, которые “содержатизначально тайное сокровенное знание и выражают тайны души с помощьювеличественных образов. Их храмы и священные писания возвещают в образе и словеосвященные древностью учения, сочетающие в себе одновременно религиозноечувство, созерцание и мысль”. Чем прекраснее, грандиознее такой образ, темдальше он от индивидуального опыта, тем больше опасность превращения живойрелигии в окостеневшую догматику. Когда-то античные божества умерли, и на ихместо пришло христианство, которое, впрочем, в своих ритуалах и мистерияхунаследовало очень многое от эллинистических религий. Католицизм был тойформой, которая пронизывала и организовывала все стороны средневековойзападноевропейской жизни. Как и все другие религии, христианство располагалотогда “магической защитной стеной” против жуткой жизненности, таящейся вглубинах души Такой стеной являются символы и догматы, способствующиеассимиляции колоссальной психической энергии архетипических образов.
Историю протестантизма Юнг назвал “хроникой штурма” этих священных символическихстен. Протестанты обескровили церковь, лишили ее языческих обрядов и ритуалов,подорвали авторитет духовенства, избавили прихожан от исповеди, вменив им вобязанность читать Библию и слепо верить. Результатом являются утрата церковнойжизни, омертвелость догматов, развитие историко-филологической критики Библии.Символы утратили свой наглядно-образный характер, стали формулами, совершеннобессмысленными для быстро развивавшегося научного мировоззрения. В традиционномобществе символы, произрастающие из глубин психики, проецируются вовне, образуяупорядоченный космос. В таком мире человеку легко жить, все стоит на своихместах, имеет цель и смысл И дикарь, и человек традиционной культуры каждымсвоим действием воспроизводил мифологический праобраз; он чувствовал себяреальным лишь в той мере, в какой он был причастен божественному порядку,мировым космическим циклам. В иудео-христианском монотеизме эти циклы былиразорваны, мировое время стало линейным, необратимым, но христианство все жепреодолевало, по словам М. Элиаде, “ужас истории”, поскольку обещалоокончательное преодоление времени, победу над тьмой и хаосом, страданием исамой смертью Кроме того, в средневековом христианстве оставалось очень многоязыческого — именно ему объявил войну протестантизм.
С разрушением стены символов “огромное количество энергии тем самымосвободилось и двинулось по старым каналам любознательности иприобретательства, из-за чего Европа стала матерью драконов, которые пожралибольшую часть Земли” За Реформацией последовало Просвещение, стали развиватьсянаука, техника, индустрия. Разложенный на формулы символический космос оказалсячуждым человеку; “расколдование мира” привело к духовной опустошенности,конфликтам, войнам, абсурдным политическим и социальным идеям и, конечно же, кколоссальному росту числа психических заболеваний
Когда символических стен более нет, то энергия архетипов не усваивается, онивторгаются в сознание в виде психотического образа мистических видений,политических пророчеств “вождей”. Понятно, что по своему содержанию последниеостаются мифологическими — Юнг видел в национал-социализме выход на поверхностьгерманского язычества, тогда как в коммунистической идеологии для него былоочевидным присутствие мифа.
ИСПОЛЬЗОВАННАЯ ЛИТЕРАТУРА:1. “Воспоминания, сновидения, размышления”, К.Г.Юнг, Киев,1994 Г.
2. “Аналитическая психология, прошлое и настоящее”, К.Г.Юнг, Москва, 1995 г.
3. “Душа и миф, шесть архетипов”, К.Г.Юнг, Киев—Москва, 1997 г.
www.ronl.ru
